Мэтт взобрался на богатое кожаное сиденье рядом с Келли, и тут же раздался удар вожжей. Лошади тронулись. Две электрические лампочки мягко освещали интерьер кэба и походили на настоящие газовые светильники. Дорогие кремовые занавески обрамляли окна. Напротив них с Мэттом было отделение для ручной клади. Ковер с длинным ворсом кофейного цвета нежил ноги Келли. Она не могла представить себе более комфортной езды — даже с цоканьем лошадиных копыт по бетону и асфальту. Они будто летели по улицам. За окнами проплывала панорама вечернего города.

Мэтт создал эту сказку для нее. Словно она была не в Сент-Луисе, а ехала по лондонским улицам XIX века к «Ковент-Гардену».

Мэтт достал из шкафчика бутылку холодного шампанского и бокалы, а затем коробочку с теплыми канапе и поставил на откидной столик, искусно скрытый в интерьере.

Он подал ей бокал и поднял свой, чтобы произнести тост.

— За мечты, — улыбнулся он. Его глаза сияли мягким, обманчивым светом.

Келли не удержалась от ответной улыбки.

— На сей раз я полностью согласна. Мне твой тост нравится. — Келли сделала маленький глоток, и тепло изысканной влаги согрело холодную тревогу, прятавшуюся глубоко в душе. — У тебя привычка — делать сюрпризы, подобные сегодняшнему, не так ли?

— Конечно, — восхищенно глядя на нее, улыбнулся он. — Это традиция, которой я придерживаюсь.

— Чья? Дугласа Фэрбенкса или Кэри Гранта?

— Моего отца. Больше тридцати пяти лет он делал подобные подарки моей матери. Отец соблюдал этикет Белого рыцаря.

— А я решила, что это твоя собственная выдумка, — игриво заметила она.

Мэтт снова наполнил ее бокал, прежде чем она успела отказаться. Келли не ела почти весь день, и вино ударило ей в голову. Зато согрело.

— Да нет, у меня не такая богатая фантазия. А вот когда ты сказала репортерам, что получила эти серьги в коробке из-под крекера, я прямо поразился: откуда ты знаешь, как мой отец подарил маме обручальное кольцо?

Келли засмеялась, обрадованная таким забавным совпадением.

— Ты придумал лучше — стащил драгоценности у Мередит. Она не удивится, увидев их на мне?

— Нет. Она считает излишним украшать себя. Келли вспомнила почти пустую гримерную Мередит и подтвердила:

— Датская обстановка.

— Что-что?

Она засмеялась, увидев смущение на лице Мэтта.

— А вот Мисси поняла бы меня сразу, потому что мы сто лет знаем друг друга. Я хотела сказать, что у Мередит простая и строгая натура. Без прикрас. У нее датский стиль.

— О, — Мэтт отправил канапе в рот и проглотил его, — я как-то не задумывался об этом, но ты права. Иногда мне кажется, что она упускает слишком многое. Но у каждого, как говорится, свой заскок.

Келли задумчиво кивнула.

— Раньше я бы тоже это так назвала, но теперь я ее понимаю. Я не могу даже в ванную зайти — тут же в форточку всовываются десять человек и предлагают свою помощь, если я хочу договориться о тайном рандеву с тобой.

— Потому, что я Мэтт Хеннеси, а вовсе не потому, что я не умею сам строить свою личную жизнь.

— Не спорю. Давай вернемся к истории про Белого рыцаря. Пожалуй, я проинформирую о ней прессу.

— Это не столь забавно, как тебе представляется, — ответил Мэтт неожиданно серьезным тоном. Келли покачала головой и сделала глоток вина.

— Ты прав, мы слишком много веселимся. В ответ он широко улыбнулся.

— Ну что ты! Я очень рад — наконец-то развеселил тебя. А то я, честно говоря, боялся, что уже ничто, не сможет вернуть тебя к жизни.

Келли вскинула брови:

— Но мне действительно не нравится видеть себя в газетах и на экране!

— Может быть, именно этим ты и поразила меня, — сказал он, снова доверху наполняя бокалы. Она покачала головой.

— Я просто работающая женщина, которая ценит тишину и покой.

— Нет, — возразил он. — Не совсем так. Знаешь, что я увидел сегодня вечером?

— Результат трехчасовой работы Мисси плюс великолепный наряд, усмехнулась она.

Однако Мэтт не желал шутить на эту тему. Поставив бутылку на место, он вновь повернулся к ней и взял за руку. Келли потупилась: ее покорила грация сильных музыкальных пальцев, которыми он мог бы выражать образы своей богатой фантазии. Он сжал ее руку, как будто хотел наделить Келли собственной жизненной силой. И Келли непроизвольно придвинулась к нему.

Когда он поднял на нее глаза, они поразили ее искренней заботливостью.

— Сегодня вечером — впервые с тех пор, как я тебя встретил, — тихо произнес он, — я увидел предвкушение радости. До сих пор я тянул тебя как на аркане, а ты нехотя поддавалась. Сегодня вечером — понимаешь ты это или нет ты преодолела свою зависимость и согласилась с тем, что вправе снова наслаждаться жизнью. Это больше, чем просто преодолеть свою боль.

Не в силах видеть участие в его глазах, Келли отвернулась к окну. В розовато-лиловых и коралловых сумерках сквозь чуть заметные колебания ветра мерцали светом дома. Машины проплывали мимо, и водители приветствовали карету гудками, удивляясь и радуясь неожиданной встрече.

— Я не совсем понимаю тебя, Мэтт, — помолчав, проговорила она. Голос ее звучал напряженно. — Почему ты так беспокоишься? С Мередит все в порядке. К тому же тебе не откажется помочь любая девушка. Мисси, например, готова попытать счастья.

Он мягко сжал ее руку.

— Потому что ты не такая, как все. Ты заставила меня понять: Мэтт Хеннеси не исчерпывается теми дифирамбами, которые можно прочесть о нем в «Ньюсуике». Келли, ты для меня важнее, чем все, с кем я имею дело каждый день. И ты заслуживаешь большего, чем имеешь. — Его улыбка становилась все более теплой и открытой. — Миф о Мэтте Хеннеси развеивается. И это всего за неделю, проведенную с тобой. Я ощущаю себя ближе к своим корням. Мне так хорошо, как никогда.

Келли слушала его, затаив дыхание, и готова была умереть от полноты чувств. Светящиеся нежностью и теплотой глаза не отпускали ее, а угадывавшаяся в них страсть передавалась и ей. Слова Мэтта напугали ее, но не потому, что она не хотела слышать их, нет! Именно этих слов она ждала.

И в то же время боялась верить им, потому что произносил их знаменитый актер. Человек, который всегда играет. Память не позволяла ей забыть, что с самого начала, когда он был рядом с ней, то принимал вид безумно влюбленного и смотрел на нее почти такими же глазами.

— На прошлой неделе, — тихо сказала она, глядя на богатый черный бархат, ниспадавший на ее колени, — тебе удалось выбить меня из привычного русла.

Он снова взял ее за руку:

— Страшно?

Она глубоко вздохнула — сердце билось так, что он наверняка слышал.

— Ужасно. Почти два года я жила как во сне. Мэтт приподнял ее голову за подбородок:

— Я уже говорил, Келли, наслаждайся жизнью!

Келли сомневалась в том, что еще дышит. Глаза Мэтта пылали. Она видела в них страсть, нежность и какое-то удивление. Они сидели слишком близко друг к другу, но ей так не хотелось отодвигаться! Впрочем, она и не смогла бы этого сделать: тело больше не повиновалось ей. Чувствуя осторожные прикосновения пальцев Мэтта, она не знала, была ли когда-нибудь счастливее, чем сейчас. Но ее пугала растущая откровенность его пристального взгляда. Это было больше того, о чем она мечтала, и больше того, с чем она смогла бы справиться.

Келли и не заметила, как экипаж остановился. Но вот распахнулась дверца, и Келли увидела кучера, готового помочь им выйти.

Мэтт поднес руку Келли к своим губам.

— Настало время разделить тебя с обществом других. — В его голосе слышалось явное сожаление, а глаза в неверном свете говорили Келли, что придется разыграть очередную сцену для публики. Они сказали ей и то, что сцена эта не будет игрой.

Келли поразилась. Она осушила бокал и только тогда нашла в себе силы ответить.

— Благодарю за поездку, Мэтт, — улыбнулась она теперь уже с едва заметным волнением, пытаясь не выйти за рамки игры. — Ты чудовищно развращаешь меня, но мне это нравится.

— Я счастлив, дорогая. — Его голос звучал мягко. Келли стало очень спокойно. Пожалуй, она выпила слишком много вина, чтобы справиться со своей ролью в предстоящем спектакле.

Мэтт потянулся к ней и дотронулся до волос. Он смотрел на нее так, будто открыл сокровищницу.

— Блеск твоих волос подобен блеску драгоценных камней. Я подарю тебе топазы и бриллианты, чтобы ты украсила прическу.

Он вновь дотронулся до ее волос. Ей было так приятно и так легко с ним. Но искорки юмора пропали из его глаз, и Келли увидела в них одно только желание. Она смотрела на Мэтта и слушала шепот кончиков его пальцев в своих волосах, испытывая ответное чувство. И ее уже не коробило, что вот сейчас предстоит изображать эту страсть для посторонних. Она хотела быть с ним. Хотела, чтобы он запускал пальцы в ее волосы и небрежно тянул их. Хотела ощущать его руки на своей коже — чтобы страсть разгоралась, как симфония.

Но она испугалась собственной страсти: прежде ничего похожего не случалось с ней с такой неотвратимостью, угрожающей ее самообладанию. Келли в ужасе закрыла глаза.

Мэтт мягко привлек ее к себе. Он склонился над ней, ища ее губы короткими поцелуями и обвив ее руками. Ее словно током ударило, когда она почувствовала его руки на своей обнаженной спине. Она вздрогнула, и тут его губы приникли к ее губам, заглушив слабый возглас удивления. Он прижимал ее к себе все крепче, пока пуговицы от его рубашки не отпечатались на ее полуобнаженной груди. Казалось, их сердца бьются в унисон — именно это через несколько мгновений они должны были играть для публики.

— Пошли все к черту! — хрипло прошептал он, щекоча ее шею губами. Поехали домой.

Келли позволила своим пальцам побродить в его коротких густых волосах, наслаждаясь обладанием. Провела рукой по его виску, а потом погладила его ухо большим пальцем и потянулась к его щеке для поцелуя. Однако из глубины сознания пришла мысль, что где-то поблизости стоит мощный автомобиль, который после завершения этой сцены должен отвезти их на берег реки.

Она опять поцеловала Мэтта, ощущая солоноватость его кожи и понимая, что ее внезапный испуг не просто ответная реакция на его страсть. Настойчивое давление его губ разделило ее губы внезапным поцелуем. Она коснулась своим языком его языка — только на миг, и это угощение оказалось выше ее сил.

— Нет! — оторвавшись от него, задыхающимся голосом выпалила она. И отодвинулась — настолько, насколько было возможно, не в силах отвести глаз от всесокрушающей тоски, появившейся в его глазах. — Они ждут тебя, любовь моя. Мы поедем домой позже.

И, не в силах совладать с собой, медленно обвела указательным пальцем линию его губ, таких мягких и чувственных, чтобы запомнить их навсегда.

— Мы поедем домой позже, — повторила она. Большой автомобиль, стоявший на перекрестке, принадлежал владельцу сети местных кинотеатров. Остаток пути Мэтт и Келли провели в компании маленького лысеющего человека и его жены, обязанной красотой и молодостью успехам пластической хирургии.

В машине супруги то и дело наливали им шампанское и без устали твердили о том, как им повезло, что они заполучили Мэтта Хеннеси на премьеру. Это будет гвоздем сезона. Каждое известное имя увеличивает прибыли Ассоциации Харта. Но, поскольку принять участие в этом шоу согласился сам Мэтт Хеннеси, число желающих присутствовать превзошло все ожидания. Люди с энтузиазмом заплатили по максимуму за право провести время с кинозвездой и его новой леди. Ассоциация Харта благодарна Мэтту Хеннеси, владелец кинотеатров благодарен Мэтту Хеннеси, да и весь Сент-Луис — тоже…

Непрекращающийся монолог лысого человечка напоминал ритуальное песнопение. От шампанского Келли расслабилась и была точно во сне. Ей уже не казалось нереальным, что она едет на премьеру вместе с Мэттом и наслаждается его обществом, не опасаясь последствий. Все отрицательные эмоции она отложила до завтра.

Через пятнадцать минут они добрались до старинной липовой аллеи, тянущейся вдоль набережной. Ночь была великолепная, огромная луна сияла над рекой. Фонари на мосту изящно нависали над своими отражениями. А ниже по реке сверкали огоньками речные суда: «Роберт Ли», «Прекрасная Анжелика», «Сэм Клеменс», «Золотая удочка»… И, наконец, «Королева Дельты». Ее огни сияли, как звезды, и отражались в воде. Келли услышала музыку, доносящуюся с борта: регтайм, исполняемый на фортепьяно и банджо. Вдоль пристани прогуливалась публика, чье внимание распределялось между демонстрацией богатства приглашенных и еще более впечатляющей иллюминацией.

Палубы «Королевы Дельты» были расцвечены указателями и устланы звериными шкурами, что изумило Келли. Организаторы устроили экстравагантное торжество с изысканным буфетом в самом большом зале. Помимо того, публику увеселяли два джазовых оркестра. Официанты обходили гостиные с полными подносами, следуя инструкции не оставлять ничьи руки пустыми. Едва первая команда встречающих поприветствовала Келли и Мэтта возле трапа, Келли обнаружила в своей руке бокал шампанского. Мэтт вел ее бережно, защищая свою даму от жадных глаз и вопросов.

Он-то давно уже к этому привык, а Келли немного нервничала, переходя от одной группки гостей к другой, с Мэттом или без него. К вящему ее удивлению, вскоре она почувствовала себя очень комфортно с новыми знакомыми. Она не делала покупок в фешенебельном магазине Сакса и не входила ни в один из элитарных клубов, но ее отличала образованность, к тому же она обнаружила у себя талант к адаптации. Мисси похвалила бы ее!

Наконец Мэтт решил дать ей отдохнуть.

— Ты ведешь себя очень естественно, крошка, — отметил он, беря ее руку в свою и ведя к двери. — Ты всех покорила.

— После шампанского я стала более раскованной, — согласилась она, улыбаясь двум женщинам, с которыми только что познакомилась. — Теперь я знаю, как чувствует себя Золушка, знакомясь с семьей принца.

Вместо ответа Мэтт увлек ее за собой на верхнюю палубу — туда, где играл оркестр. Они выбрали скамейку в дальнем конце палубы и сели в тени пароходной трубы. В ярком лунном свете река скользила перед ними подобно расплавленному олову. И лишь несколько звезд взирали на них с неба.

— Держу пари, ты устроил и это! — Келли показала рукой на роскошную ночь за бортом.

Оркестр начал блюз, и Келли захотелось танцевать. Она допила шампанское, поставила бокал и прильнула к Мэтту. Ночной ветерок холодил ее обнаженные руки и спину. Мэтт быстро обнял ее и прижал к груди.

— Скажи мне правду, — потребовал он, поставив ноги на поручни, — тебе нравится бал? Келли секунду помедлила с ответом.

— Он оказался не таким страшным, как я думала. Великое множество шумных людей.

Мэтт рассмеялся, прижав лицо к ее волосам, и принялся растирать ее руки в своих теплых ладонях. На мгновение Келли испугалась, что чудесный сон кончится, но ей было так хорошо, что она успокоилась.

— Ты часто бываешь на многолюдных сборищах? — поинтересовалась она.

— Насколько это возможно, я избегаю их. Она не смогла сдержаться:

— Могу констатировать, что у тебя хорошая работа.

— Бурная, — возразил он веселым голосом. — Недавно я присутствовал на присуждении премий. Там я сидел рядом с Ракель Вэлч — ни больше, ни меньше. Так на следующей неделе каждый встречный и поперечный утверждал, что у нее будет от меня ребенок.

Келли засмеялась:

— Вот здорово — ее рыжие волосы и твои зеленые глаза. И как вы его назовете?

— Да-а, тебе палец в рот не клади!

Она повернулась, увидела морщинки у его глаз, ямочки на щеках и белозубую улыбку. И засмеялась в ответ.

— Отчего ты так развеселилась? — спросил он.

— Не знаю, — ответила Келли, поднимая голову, чтобы видеть блеск его зубов. Он был невероятно привлекателен в призрачном лунном свете, и Келли была счастлива, что сидит рядом с ним. — Я не пила столько шампанского со времени моей свадьбы. Боюсь, что наделаю глупостей.

— Ноги еще держат тебя, — подбодрил ее Мэтт с благодарной улыбкой. — Хотел бы я увидеть, как ты делаешь глупости.

— Мистер Хеннеси! — Перед ними возникла запыхавшаяся юная женщина в мерцающем серебряном платье. Было очевидно, что краска на платье напылена. Келли удивленно подняла брови: сама она выглядела бы смехотворно в подобном туалете. Еще нелепее для нее было бы покрасить волосы в тот же цвет, что избрала для себя незнакомка. Келли широко улыбнулась, приветствуя молодую женщину, однако та сразу погасла.

— Да? — выпрямился Мэтт. И Келли в очередной раз изумилась тому, как быстро он вернулся в свой сценический образ. Мгновенно напрягся и за какие-то доли секунды стал тем, кого она не знала.

— Скоро начнется фильм, — выдохнула женщина, словно только что пробежала Бостонский марафон.

На лице Мэтта вспыхнула улыбка, казалось предназначенная только ей одной, а затем он опять повернулся к Келли:

— Пошли, старушка, надо отрабатывать угощение. Он помог ей встать, но палуба закачалась у нее под ногами сильнее, чем прежде.

Кинозвезд окружало море шампанского. Келли подумала, что ее печень не выдержала бы такого образа жизни. Под руку с Мэттом она вошла в зал, отделанный красным бархатом, и восторженно улыбнулась, когда все стоя зааплодировали им. Драгоценные камни сверкали в желтом свете, имитирующем газовый, набриолиненные головы кивали и улыбались, когда они с Мэттом проходили мимо. Мэтт подвел ее к креслу и поцеловал, прежде чем оставить одну. Он поднялся на сцену для краткого выступления, предваряющего премьеру фильма.

— Я привез сюда Келли, чтобы представить ее вам, — обратился он к зрителям, засунув руки в карманы брюк и демонстрируя свое всем известное пренебрежение светскими условностями. — Но, похоже, она не разделяет моей потребности во внимании публики.

Келли кивнула ему с выражением «ты опять за свое» и вежливо улыбнулась. Все вокруг зашептались. Ее поразило, что те же самые люди, которые завтра не узнают ее в продуктовом магазине, сегодня заискивают перед ней, словно она принцесса, — лишь из-за того, что она пришла сюда с Мэттом.

— Келли взяла на себя труд стать моим гидом по Сент-Луису, — продолжал Мэтт, и выражение лица у него было точь-в-точь как на той фотографии в газете. — Я вынужден признаться во всеуслышание, что, пока не встретил ее, я не представлял себе, что за чудесное место ваш Сент-Луис. Она по праву гордится этим городом. Здесь я замечательно провел время и был бы счастлив, если бы получил возможность повернуть его вспять.

Аудитория была в восторге — так, словно Мэтт пригласил их всех к себе в гости.

Келли не знала, когда она попадет домой. Судно причалило, но вечеринка продолжалась. Лишь оркестры сменились. После фильма и обеда начались танцы, и Келли пришлось порядком поволноваться: у нее оставалось мало шансов потанцевать с Мэттом. Он, разумеется, пользовался большим успехом, а когда вернулся к ней с двумя бокалами пунша, то разговорился с весьма известным адвокатом по разводам, запретив Келли танцевать с кем бы то ни было.

И вот наконец настала очередь Келли. Мэтт оказался непревзойденным танцором. Келли знала, что не следует удивляться этому, но все равно была поражена. Она не встречала мужчины, который мог бы танцевать с подобной грацией, без видимых усилий. И это доставляло ей удовольствие. В детстве Келли наивно полагала, что Фред Астор — инопланетянин, поскольку никто не мог отплясывать чечетку, как он. Если это на самом деле так, Мэтт родом с той же планеты.

Люди, собравшиеся в бальном зале, расступились, давая простор элегантной танцующей паре — Мэтту и Келли, и у нее перехватило дыхание от волнения и радости.

Во время танца Мэтт, наверное, слишком близко прижимал ее к себе. Ей нравилось, как он поглаживает ее талию своими чуть шероховатыми пальцами. Нравилось прижиматься щекой к его груди, ее сводил с ума хмельной аромат его одеколона.

Когда же музыканты перестали играть, Келли дорого дала бы за то, чтобы они заиграли снова. Может, это от шампанского у нее было такое приподнятое настроение, но ей подумалось, что Элиза Дулитл наверняка чувствовала себя так же. После вечера, проведенного в объятиях Мэтта, Келли не могла думать ни о чем другом.

Они попрощались с гостями и отбыли в оставленном для них лимузине киномагната — усталые и довольные. Мэтт обнимал Келли, и они вместе напевали мелодии, под которые только что танцевали.

Келли не сомневалась, что переживает счастливейший момент в своей жизни.

— Я не отпущу мою Келли, — сказал Мэтт, когда они добрались до ее дома. А машина и здесь переночует.

Встав на тротуар, Келли не торопясь вдохнула ночной воздух, чтобы привести в порядок свои чувства. От выпитого шампанского звенело во всем теле.

— Лучше не оставлять машину у моего дома, — заметила она.

— Им и так все известно, — улыбнулся Мэтт, беря ее сумочку, чтобы вытащить ключ. — Великое дело для имиджа: Мэтт Хеннеси будет спать на твоем ложе.

— Ты просишь чудовищно много, — укорила она.

Их голоса разбудили нескольких птиц, обрушивших на них все свое негодование. Мэтт отпер дверь и увлек Келли за собой.

— Эй, смотри! — Он повел ее в гостиную, где на кофейном столике стояла бутылка «Каберне Совиньон». — Это от Мисси. Я ее откупорю.

— От Мисси?

Мэтт подал Келли записку: «Я не могу оставить белое вино для Мэтта Хеннеси не охлажденным. Загляните в морозильник: там есть лед».

Келли фыркнула, сердясь на проницательность подруги, и сбросила туфли на высоких каблуках. Паркет приятно холодил горячие ступни.

Мэтт откупорил бутылку и протянул Келли бокал, свободной рукой развязывая галстук.

— Давай присядем.

Келли вытянула ноги в чулках, потерла друг о друга затекшие ступни. И сделала глоток, хотя, конечно же, ей было уже достаточно. Мэтт скинул пиджак и сел рядом, расстегивая тугой воротник рубашки.

— Не забудь взять драгоценности, — напомнила она, вопреки собственному желанию. Сапфиры и бриллианты поблескивали на ней, как звезды на ночном небе. Она отпила еще глоток, поставила бокал на край стола и посмотрела на Мэтта. Спасибо за чудесный вечер.

Он улыбнулся ей, скользя руками по кушетке сзади нее.

— Это и мне доставило удовольствие: ты показала себя выше всяческих похвал, как я и думал.

— Знаешь, оказалось, что все не так уж трудно. Единственная проблема в нашей инспектрисе. Сестра Агата убеждена в том, что ты собираешься появиться в больнице в один из ближайших дней и обесчестить меня прямо на рабочем месте.

Он улыбнулся, и на щеках обозначились ямочки. Келли захотелось поцеловать их.

— Национальная пресса не поднимет этой темы до понедельника — до тех пор, пока не выйдут журналы. Вот когда ты по-настоящему окажешься в фокусе.

Она покачала головой:

— Ты не предупредил меня. Не надо было приходить ко мне в больницу.

Он отпил глоток и откинул голову назад, смакуя вино.

— Тебе бы неплохо исчезнуть из «Скорой помощи» на недельку-другую. Может, тогда ты избежишь самого трудного.

Келли нахмурилась, потянувшись за своим бокалом.

— Я работаю, дружище. И не могу исчезать, когда мне хочется.

— Разве у тебя не бывает отпуска?

— Я приберегла его на Рождество. Собираюсь в Колорадо.

Мэтт кивнул и выпил еще бокал. Келли поразилась: сколько же нужно алкоголя, чтобы свалить его? Сегодня он выпил так много…

— Там твоя семья? — спросил Мэтт.

— Нет! — резко ответила она и сама на себя рассердилась за подобную невежливость.

Но, к счастью, он не придал этому значения, поскольку ничего не знал о ее отношении к Рождеству, о том, как больно ей видеть знакомые улицы Сент-Луиса тщательно принаряженными. Не знал Мэтт и о том, как сильно Келли надеялась, что Майклу удастся разогнать тени ее прошлого. А он погиб и лишь увеличил ее горе.

— Нет, — повторила она более ровным голосом. — На Рождество я еду кататься на лыжах. С Мисси.

Родные Мисси забыли о ней, а у Келли их вообще не было. Поэтому каждый год они проводили отпуск вместе.

— А где твоя семья?

Келли будто окаменела. Почему это так важно для него? Это не его дело. Это никого не касается. Ей захотелось еще вина — может, хоть оно немного облегчит ее бремя?

Повернувшись к нему для ответа, Келли выдавила из себя печальную улыбку:

— Мэтт, все серьезнее, чем ты думаешь. Я не касаюсь этой темы, когда мне весело.

— Значит, для тебя это еще тяжелее, чем несчастье с Майклом? — догадался он. Его голос дрогнул:

— Что произошло тогда, Келли?

Она отвернулась — от боли, отразившейся в его глазах. Да, тяжелее, он прав. Мэтт затронул то, о чем со времени гибели Майкла она не позволяла себе даже думать — за исключением кабинета доктора Мартинсона. Если бы Мэтт попытался ворошить прошлое Келли, он встретил бы суровый отпор. В этом случае она не подпустила бы его к себе так близко. Но он незаметно пробрался сквозь защитную броню, и он так добр к ней… Да, он имеет право знать все.

Потирая лоб, чтобы унять боль, Келли начала свой рассказ. Тепло его участия согревало ее, как солнечный луч. А он слушал с тем заботливым вниманием, с каким джентльмен открывает перед своей леди закрытые двери.

— Был канун Рождества. Мама с папой уехали в гости.

Она помолчала, вспоминая. Ее родители, Эдни и Фрэнсис, экономили всегда и на всем, чтобы послать Келли в частную школу и колледж. Чтобы дать ей то, чего не имели сами. Отец Келли был постовым полисменом, всего лишь сержантом, а мать — домохозяйкой и до рождения Келли потеряла двух детей. Ее никогда не покидала тоска по умершим детям, она скорбела о том, что никогда не увидит их взрослыми. Эдни и Фрэнсис очень хотели, чтобы Келли училась. Они хотели гордиться дочерью.

Келли посмотрела на свой пустой бокал — ободок блестел, как бриллианты на ее браслете.

— Они задержались в гостях и спешили домой, так как я должна была поехать на вечеринку. Их сбил пьяный водитель. — Келли слышала вой сирены и шум толпы на площади. Но никак не ожидала, что в автомобильную катастрофу попали ее родители. — Мать умерла у меня на руках. — Так же, как и Майкл, добавила она про себя. — А отец выжил. Он снова женился, на миловидной женщине с кучей детей. Они живут в Чикаго, отец оттуда родом.

Голос Мэтта прозвучал невероятно мягко:

— Отец винит во всем тебя? Она зябко передернула плечами:

— Полагаю, что бессознательно. Ему приходится кого-то винить, ведь он любил мою мать с двенадцати лет.

С тех пор Рождество для Келли стало периодом жестокого одиночества и комплекса вины. Она выучилась на медсестру, пошла работать в «Скорую помощь» и думала, что сможет справиться со своим горем при поддержке Майкла, надеялась, что его сострадание исцелит ее. Но после смерти Майкла ей стало еще хуже, и она сдалась на волю судьбы.

— Майкл погиб тоже в канун Рождества? Келли не могла представить себе более мягкого голоса. Она чувствовала, что успокаивается в нежных объятиях Мэтта.

— Нет, после. Видишь, тебе повезло, что мы встретились не в декабре. Я не живу в это время.

Рыдания стояли у нее в горле, но Мэтт взял ее лицо обеими руками и бережно притянул к себе. Его улыбка была по-прежнему мягка, а сине-зеленые глаза приняли в себя ее муку.

— Келли, — сказал он тихо, — больше я не сделаю ничего, что могло бы расстроить тебя. И обещаю не приставать с вопросами.

Его глаза смотрели на нее с теплотой и участием, и Келли почувствовала, как застарелая боль рассасывается, точно нарыв. Мэтт был так близко! Он разделил с нею ее страдания. И когда он улыбался, глядя на нее, она чувствовала, что погружается в него и становится сильнее вместе с ним Он наклонился над Келли, поцеловал одну ее щеку, а затем другую, собирая слезы. Келли сидела неподвижно. Боль понемногу стихала. Его руки касались ее, подобно исцеляющему огню. Келли закрыла глаза и подняла лицо к Мэтту, ища его губы такие мягкие и сильные одновременно. Однако вновь инстинктивно отшатнулась, упершись руками в его грудь и чувствуя, как сильно бьется его сердце. Между ее пальцами — там, где был расстегнут воротник рубашки, — курчавились мягкие волосы. Близость к Мэтту взбодрила ее, и, едва он снова прикоснулся к ней, все ее чувства обострились. Она разомкнула губы, пробуя теплоту его кожи и упиваясь сладостью единения с ним, как будто он вернул ей жизнь. Внезапно Келли пришло в голову, что она уже давно отчаянно нуждается в этом.

Мэтт медленно повернулся к ней всем телом. Его губы осторожно искали ее глаза и шею. Он поцеловал ее в ушко и одним движением распустил волосы — они упали и гладкой волной накрыли плечи. Он поцеловал ее снова и погладил ее волосы, словно дорогой шелк. Потом провел пальцем по мочке уха и шее. Поцеловал плечо и руку — неспешно, словно запоминая их вкус и очертания.

Келли обняла Мэтта за плечи, пытаясь обхватить их широту своими маленькими руками. Потрогала пальцами выпирающие через накрахмаленную рубашку мускулы. Она растворялась в его жизненной силе и всеми порами впитывала его нежность. Келли потянулась к его горлу и поцеловала впадину меж ключиц. Она обрела покой в гавани его груди. Поглаживая грудь Мэтта, наслаждаясь его мускулатурой, она постепенно спустилась к животу.

— Келли, — шептал он в ее волосы. Его язык щекотал ей ухо. — О, Келли! Одной рукой он прижал ее к себе, а другой почти благоговейно ласкал ее. Его пальцы пробегали по ее спине, вызывая дрожь во всем теле. Но вот он осторожно спустил с ее плеч платье, и пальцы коснулись обнаженного плеча — сначала одного, потом другого.

Келли трепетала от желания, как никогда в жизни. Она жаждала, чтобы Мэтт взял ее всю, без остатка. Впервые за два года она испытывала наслаждение от прикосновения мужчины. В глазах Келли появились слезы.

Он поцеловал ее. Его язык бегал по ее губам, а руки ласкали шею. Его прикосновения были мучительно легки, его пальцы обводили ее плечи, гребень ключицы, потом он открыл прелесть чувствительной кожи ее груди. Обвел соски слегка шероховатыми пальцами, а затем взял в ладони нежнейшую плоть.

Вся дрожа, Келли закрыла глаза. Ласка Мэтта отозвалась внизу живота горячей волной. Она чувствовала себя так, словно стала гибким инструментом удовольствия в уверенных руках Мэтта. Открыв глаза, она увидела его темную взъерошенную голову на своей груди и с трудом удержалась от крика. Долго не удовлетворяемое желание, которое он разбудил, билось в ней сладкой болью, и она знала, что нет для нее никого на свете, кроме Мэтта — Мэтта, ласкающего ее. В нее будто вонзили нож удовольствия. Когда Мэтт осторожно сжал ее напряженные соски зубами, она изогнулась дугой, откинув голову назад. Руки Матта были дерзки и нетерпеливы. Его губы, язык и зубы дразнили ее груди до тех пор, пока она не забыла себя.

— О Боже, Келли, — шептал он. Его прекрасное лицо прижалось к ней. — Я хочу тебя. Я хочу выпить боль из твоих глаз.

Келли не могла в это поверить. Слова Мэтта, такие искренние и горячие, мгновенно укротили бурю в ее душе. Она вся похолодела и с трудом дышала. Он не мог! Боже, он не мог сказать такое. Она поняла, что любит его, и ужаснулась: это катастрофа.

— Келли…

Она увидела в его лице смущение и отвернулась.