Год багульника
Тринадцатая луна
Будь осторожен, ибо выбирая себе женщину, ты выбираешь то, где и кем ты умрешь
…никто не слышал ничего хорошего про кузнечика и дикую кошку…
Джек Лондон «Маленькая хозяйка большого дома»
Бывают на свете существа, столь хилые на вид, что кажется, к ним вообще не стоит прикасаться без лишней надобности, но эти же существа на поверку порой оказываются крепче многих тех, кто занимает куда как больше пространства во Вселенной. Девушка, чью шею сжимали пальцы в кожаной перчатке, была именно из таких образчиков: при необычайно хрупком телосложении она весьма энергично пыталась вырваться из хватки мужчины на две головы выше ее и как минимум втрое шире в плечах. Какие эмоции она при этом испытывала, можно было догадываться только по сверкающему гневом взгляду: ее лицо было наполовину скрыто темным платком, оставляющим на виду лишь огромные, широко расставленные глаза, бледный лоб с веточками голубых прожилок на висках и белые как мел волосы.
— Не советую тебе брыкаться, — спокойно проговорил мужчина.
Рядом с ним стояли еще двое. Все вместе они были так похожи друг на друга, что казались братьями: одинаково растрепанные волосы странного пепельно-серого цвета, одинаковая форменная одежда — длинные плащи из светлого меха поверх коричневых кожаных курток — и одинаково внушительное телосложение.
— Пусть у нас нет разрешения тебя убивать, но ведь никто с нас не спросит, если твое личико помнется по дороге в Цитадель!
Глаза пленницы сверкнули вызовом.
— Как бы там ни было, оно все равно не станет таким мятым, как твоя рубаха! — процедила она, быстро подняла платок и всадила зубы в запястье своего душителя.
Мгновенного замешательства оказалось достаточно, чтобы вывернуться из-под удерживающей руки и броситься наутек. Все трое с рычанием кинулись следом. Хотя они и двигались быстрее, чем добыча, но им приходилось то и дело сбиваться с пути — миниатюрная фигурка меняла направление с ловкостью зайца. И все же расстояние между ними сокращалось. Вскоре один из них — тот самый, от которого только что удалось ускользнуть, догнал беглянку: крупная пятерня потянулась к вороту курточки, но девушка метнулась в сторону, опять сменив траекторию. Белые волосы ярко мелькнули в сгущавшихся сумерках, а пальцы догоняющего ухватили пустоту. Он грязно выругался и снова припустил за ней, сопровождаемый двумя товарищами.
— Заходи справа! — крикнул он одному, и тут же другому: — А ты слева!
Оба кивнули и с быстротой лесных зверей нырнули в темноту. В этот же момент зашуршали кусты — еще несколько солдат бежали на помощь. Хриплый голос из зарослей раздраженно крикнул:
— Где она?!
— Там, впереди! Держите ее!
— Ножи не бросать! — приказал голос. — Князь сказал приволочь живой! Трое за ней, двое наперерез!
Повинуясь приказу, темные фигуры мгновенно растворились в сумерках. Надо сказать, для такого сборища крупных мужчин они двигались на удивление тихо и стремительно. Шагов почти не было слышно, лишь среди деревьев белесыми тенями мелькали меховые плащи, а в шагах в двадцати впереди маячила одетая в мужской костюм маленькая беловолосая фигурка.
Испуганной ланью девушка выскочила на небольшую поляну и едва успела остановиться — прямо перед ней оказались двое солдат, возникшие словно из ниоткуда. Бедняжка попятилась, побежала было назад, но тут ей преградил дорогу третий, уже знакомый ей обладатель мятой рубахи. Она метнулась обратно и замерла от ужаса — там, где только что стояли две человеческие фигуры, теперь темнела пара огромных звериных силуэтов: их очертания напоминали кошачьи; темная шерсть на загривках вздыбилась, глаза сверкали красноватым фосфоресцирующим огнем. Упруго ступая мощными лапами, они направились к девушке, тесня ее к своему товарищу. Тот медленно подошел к остолбеневшей от страха жертве, хищно усмехнулся.
— Послушай, ушастая, мы уже устали за тобой гоняться! От озера, кажись, уже лиронгов пять пробежали?..
В темноте блеснули белые клыки. Девушка сделала еще два шага назад. Взгляд метался, как у затравленного зверя, платок на лице ходил ходуном от бурного дыхания. Не дожидаясь, пока жертва снова ускользнет, мужчина быстро прыгнул вперед и схватил ее за плечо. Она рванулась — в его руке, сорвавшись с тонкого плеча, осталась вышитая сумка продолговатой формы на длинном ремне. В следующий же миг преследуемая с неожиданной смелостью подскочила и резким движением рванула свою собственность из чужих рук. Не ожидавший такой прыти мужчина выпустил сумочку. Этого оказалось достаточно, чтобы девушка отскочила в сторону и снова кинулась убегать; стоявшие на другой стороне поляны звери бросились за ней. Извергая проклятия, вдогонку помчался неудачливый двуногий ловец.
Из чащи справа выскочили еще двое — все так же бесшумно, точно черные тени. Несчастная оказалась совсем в западне: справа, слева, со всех сторон ее окружили. Из-за спин охотников неспешным шагом выступила коренастая плечистая фигура. Этот новый — он умел привлечь внимание, и не только комплекцией. Весь его вид отличался: пышный черный плащ вместо серого, черная, побогаче куртка, необычная, с претензией, прическа в виде высокого «конского» хвоста, да и сами волосы — черные как смоль и гладкие. Но главное — как уважительно расступились перед ним остальные. В этой охоте он, несомненно, был главным.
— Игры закончились, куколка, — хрипло проговорил он. — Ты пойдешь с нами к князю.
Девушка, тяжело дыша, отпрыгнула в середину круга, образованного преследователями, и звонко, с вызовом, выкрикнула:
— У меня на сегодняшний вечер другие планы! И вообще, я не люблю котов…
Обладатель хриплого голоса быстро кивнул:
— Взять ее!
Остальные сделали шаг к загнанной добыче, но маленькая фигурка подняла над головой сложенные ладонями руки — раздался хлопок, похожий на взмах гигантских крыльев, и над поляной вспыхнул ослепительный белый свет. Воины с криком закрыли лица руками, защищая глаза. В следующий миг вокруг снова стало темно. Придя в себя, преследователи кинулись туда, где только что стояла девушка, однако в центре круга уже никого не было. Раздалось яростное хриплое рычание, за ним посыпались проклятья и угрозы. Добыча все-таки ускользнула…
***
Первые лучи солнца еще только начали золотить верхушки деревьев, когда в глубокой, засыпанной прошлогодней листвой лощине послышалось движение. Вслед раздался недовольный заспанный голос:
— Ну, отстань ты! Дай же поспать…
Эти слова были обращены ни к кому иному, как к необычайно рослому коню светлой масти — нерасседланный, он настойчиво фыркал и тыкался мордой в светлые волосы спящей хозяйки; роскошная грива, с вплетенными в пряди синими ленточками, щекотала ее лицо. Мольбы не возымели действия — животное продолжило упорно привлекать к себе внимание, так что девушке пришлось покориться. Стряхнув с себя листья, она сладко потянулась и покрутила красивой головкой: еще несколько сухих листиков опали с прямых белых волос.
— И не стыдно тебе, а? — с укоризной проговорила она, обращаясь к коню так, словно он мог понимать ее. — Я только под утро заснула! И откуда ты только взялся…
Животное тихо заржало, будто посмеиваясь над хозяйкой.
— Ладно, ладно, — согласилась она. — Нам и правда пора ехать — как бы эти зверюги меня снова не выследили…
С этими словами она поднялась на ноги, выпрямившись во весь маленький рост, и, еще раз забавно потянувшись руками к небу, взобралась в седло.
Спустя несколько часов она стояла на пороге большой придорожной харчевни. Видно было, что место популярное: дверь то и дело открывалась, пропуская посетителей самого разного вида и достатка. Поколебавшись мгновение, девушка накинула на голову капюшон плаща и толкнула дверь. Не обращая внимания на приглашение служанки подкрепиться с дороги, она проследовала прямо к кухне.
— Мне надо видеть хозяина! — неожиданно властно донеслось из-под капюшона.
Хозяином оказался упитанный человечек средних лет с добродушным круглым лицом. Завидев закутанную в плащ маленькую, словно детскую, фигурку, он удивленно вскинул белесые брови, но привычка к услужливости взяла верх.
— Чем могу быть полезен, барышня? — вежливо осведомился он. — Могу предложить свежайшие миндальные пирожные. Просто тают во рту. Чудо, а не пирожные! Легкие как облачко, сладкие как поцелуй!
Из-под капюшона сверкнули пронзительные глаза — несомненно, их обладательница явилась сюда отнюдь не за пирожными…
— Мне надо найти кое-кого из Цитадели, — она многозначительно понизила голос. — Его называют Окунем…
Хозяин трактира упер руки в бока.
— Окунь? Эка чего захотели! Он давненько тут не появлялся. Наверное, получил назначение куда-то в глухомань, иначе бы я его видел: цитадельные, они ведь все тут пасутся… Жрут и пьют каждый за четверых, а денег-то ни гроша не платят! — недовольно закончил он и тут же посоветовал: — А вы про Окуня спросите под перевалом, может в Галлемару, к людям, подался, кто его знает.
Маленькая гостья вздохнула.
— Что ж, и на том спасибо.
Она отошла от хозяина и уже сделала пару шагов к двери, но вернулась.
— И заверните мне несколько этих ваших заоблачных пирожных — до Галлемары путь неблизкий…
Глава 1. Друзья
— Имя! — рявкнул грубый голос из-за обитой шипами двери.
— Сигарт. Сигарт Окунь.
Перед сторожевым окошком, согнувшись в неудобной позе, стоял мужчина с перекинутой через плечо дорожной сумкой. В низком хрипловатом голосе путника слышалось раздражение напополам с усталостью, голенища его сапог были по колено заляпаны серой грязью, в которую весенняя распутица превратила дороги, а потрепанная одежда говорила о том, что он в пути уже давно.
Ростом он был заметно выше любого из городских, телосложение — хватит, чтобы шутя завалить быка, лицо — неприветливое: десятой дорогой такого только обходить, а того вернее — лесом…
— Что-то ты мало похож на окуня, — недовольно протянул стражник, высунувшись из окна и окинув пришедшего подозрительным взглядом. — Из остроухих, что ли?
— Нет, из Сиэлл-Ахэль.
При этих словах караульный испуганно дернулся, едва не застряв головой в оконце. Небрежную ленцу сняло как рукой: он вытаращился на пришедшего, точно на невиданного зверя.
— Из Цитадели?! Ну все — если рыси потянулись в город, жди беды! У них ведь на каждом ноже кровь! Слышал, это уже второй! — крикнул он кому-то за дверью. — Утренняя смена говорила, вчера еще один притащился…
Он снова вернулся к окну, на его лице читался явный страх, смешанный с неприязнью.
— Вообще-то в город никого не велено пускать без личного разрешения бургомистра, — уклончиво ответил он стоящему за дверью, — сегодня утром еще несколько женщин пропали… И дружка твоего тоже зря пустили!
— У меня срочное дело к фринну Тиву. Боюсь, он очень расстроится, если вы меня не пропустите.
Эти слова возымели почти волшебное действие: тот, к кому пришел гость, явно славился крутым нравом. Едва услышав его имя, стражник захлопнул окно и, пробурчав что-то насчет того, что «только волчьих жилетов нам и не хватало», отодвинул засов. Странник вошел в город и, не глядя по сторонам, зашагал по улице.
Правда, смотреть-то и впрямь было особо не на что: свинья с семейством возлежала в луже прямо посреди улицы; два облезлых кота, набычившись, стояли друг напротив друга и орали дурным голосом, мимо сновали оборванные дети. В прорехах их не по размеру больших, отцовских, рубах проглядывала побелевшая от постоянного холода и сырости кожа. Едва завидев рослого путника, они тут же бросали свои нехитрые игры и, притихнув, во все глазенки смотрели, как он проходит мимо. Взрослые, наоборот, при встрече отводили взгляды и быстро переходили на другую сторону улицы.
Привлекший внимание детворы персонаж и правда выделялся на фоне горожан. Первым, что бросалось в глаза, была необычная походка: упругая и собранная, как у хищного зверя: при своем росте и сложении он, тем не менее, ступал совершенно бесшумно, немало пугая местных неожиданным появлением. Одежда тоже была не здешняя — рыжая куртка из потертой кожи, стянутая поясом и запахивающаяся на груди, из-под нее выглядывал кусок перевязи — на таких кожаных лентах обычно носили разное мелкое оружие. На правом бедре — большой, почти в полруки, нож на длинном подвесе. Плаща на путешественнике не было, вместо него поверх куртки была накинута свободная распашная одежда без рукавов, представляющая собой жилет из пышного серого меха длиной выше колена. Вероятно, именно эта часть гардероба и породила прозвище, которым его наградил стражник. Одной рукой владелец жилета придерживал ремень заплечной сумки — торчащая из нее крестовина меча свидетельствовала о далеко не мирном характере своего хозяина. Однако не только необычный костюм и наличие оружия заставляли встречных горожан поспешно сворачивать: виной всему было необъяснимое, почти осязаемое чувство угрозы, исходящее от всей его фигуры, подобное тому, что возникает при встрече со зверем в лесной чаще… К счастью, сейчас путник не был настроен на конфликт: не оглядываясь, он двигался по улице быстрым шагом человека, точно знающего куда идти. Запыленное бесстрастное лицо было сосредоточено, а из-под жестких спутанных прядей нехарактерного для жителей этого края пепельно-серого цвета то и дело холодно поблескивали глаза. Он как раз свернул на рыночную площадь, когда его громко окликнули:
— Задери меня сулунг, если это не Окунь! И ты здесь, дружище?!
Странник оглянулся, отыскивая источник звука: расталкивая толпу, к нему пробирался коренастый воин. Он был в схожем облачении, но с небольшой разницей: куртка не рыжая, а черная, посеревшая от пыли. А меховая накидка, доходившая до самых пят, придавала ему одновременно и грозный, и неуклюжий вид. Да и в целом он выглядел куда колоритней товарища: широкоскулое небритое лицо, иссиня-черные волосы, собранные в длинный хвост на макушке… Конец хвоста неистово мотался из стороны в сторону, пока его обладатель прокладывал себе путь через рыночное сборище. Протиснувшись, наконец, к знакомцу, он радостно хлопнул его по плечу, тот обнял в ответ.
— Легок на помине, Барет! Я как раз вспоминал, как ты тогда расправился с гарвами на перевале — с удовольствием сделал бы то же самое с этой людской стражей.
Он улыбнулся, обнажив крепкие зубы, крупные белые клыки были больше остальных зубов, отчего в его улыбке проскользнуло нечто звериное. Притихшие вмиг торговцы испуганно наблюдали за встречей со своих рядов.
— Что, тебя тоже не хотели пускать? — осведомился тот, кого звали Баретом. У него был густой тягучий голос и вальяжная, немного ленивая манера разговаривать, подчеркивающая эту особенность.
— Да вроде того…
— Мне тоже начали рассказывать про женщин и про бургомистра. Пришлось съездить одному по роже, тогда стали сговорчивее.
Сигарт рассмеялся.
— Узнаю твои методы! Ну, не будем задерживаться. Тив, наверное, заждался. Как бы не схлопотать за опоздание, он этого не любит.
Вскоре они уже шли рядом, петляя по лабиринту грязных улочек. Барет едва поспевал за широким шагом приятеля. Низкорослый и плотный, он напоминал откормленного кота, но в хищных раскосых глазах то и дело вспыхивал красноватый огонек, выдавая готовность к прыжку в любой момент.
— А что, тебя тоже сюда вызвали знаком? — поинтересовался он.
— Ну не по своей же воле я приперся в эту дыру, — недовольно мотнул головой Сигарт, откидывая со лба спутанные волосы.
— Ясно. Интересно, а еще кто-то из наших придет? — не унимался Барет, явно обрадованный возможностью потрепаться со знакомым.
— Не думаю, ты же знаешь, хэуры нечасто захаживают в эти края…
— Да уж, — поддержал товарищ, — будь моя воля, я бы и сам убрался из Галлемары куда подальше. Люди — ну точно дикари! Как увидят, так начинают орать, как резаные, — он с презрением сплюнул на мостовую. — Думают, это мы у них баб воруем! То ли дело жизнь в Цитадели, я уже дни считаю до возвращения! Надоели мне людишки хуже порченой рыбы!..
Если Сигарт и был согласен, то ничем этого не показывал — его лицо было скорее задумчиво, нежели недовольно. Впрочем, это не смущало его говорливого друга, он еще долго возмущался пугливыми жителями, тупостью начальства, а закончил — гневной речью в адрес местной еды.
За разговорами они дошли до непримечательного мрачного дома из грязно-серого камня. Сигарт постучал, из-за двери высунулась голова привратника: гладкий блестящий череп был лишен всяких волос, морщины настолько глубоко избороздили лицо старика, что даже глаза утонули в них — лишь их недобрый блеск был виден в слезящихся щелочках. С отвращением друзья отпрянули, однако в следующий же миг Барет быстро вставил ногу между дверью и косяком.
— Вам коней подковать не надо?
— Был один, да и того съели, — скрипучим голосом отозвался старик.
— А что ж нас не позвали?
— Кому надо, сам приходит.
— Кому надо — тот пришел.
Услышав пароль, старик что-то проворчал себе под нос, с явной неохотой впустил их и исчез, словно по волшебству.
— Ты здесь раньше был? — настороженно озираясь, спросил Сигарт вполголоса, его глаза не сразу привыкли к темноте.
— Если не ошибаюсь, нам наверх, — так же тихо отозвался Барет.
Только теперь Сигарт заметил хлипкую деревянную лестницу, ведущую на второй этаж, с первого взгляда он принял ее за выход на чердак.
«Странно, — подумал он, — ведь с улицы дом выглядит одноэтажным».
Поднявшись по ступеням, они оказались в просторной комнате, убранной скромно, возможно, даже чересчур скромно. В дальнем конце находился стол, на котором в полном беспорядке валялось оружие, бумаги, одежда. Между всем этим стояли пустые стаканы и тарелки. Было заметно, хозяин жилища больше привык к жизни в походном шатре, чем в городском доме. Через мгновение показался и он сам: боковая дверь тихо отворилась, впуская в комнату сурового вида воина. Несмотря на солидный возраст, он был удивительно похож на своих гостей, в особенности на Барета — массивная фигура, та же медлительно-напряженная манера держать себя. И одет он был в схожие черные куртку и штаны, разве что немного побогаче.
— Рысям следовало бы поскорее откликаться на знак, — без приветствия холодно заметил он, но гнева в его словах не было. Дежурная острастка для младших по званию.
— Мор андарт, Тив, — с поклоном поздоровался Барет. — Враг умрет!
— В этом мы и не сомневаемся, — махнул рукой хозяин. — Садитесь.
Не найдя ни единого стула, друзья уселись плечо в плечо на пол под холодной стеной. Тив грузно опустился в кресло напротив и, внимательно глядя на них, заявил:
— Вчера явился гонец из Цитадели, он принес новость — я пока не решил, хорошая она или плохая, но уж точно важная.
Сигарт и Барет обратились в слух. Тив снова бросил на них пристальный взгляд, от которого у Сигарта мурашки побежали по спине: он никогда не видел начальника настолько серьезным!
— Скоро взойдет Кровавая луна, — выдохнул Тив.
Друзья вытаращили глаза от изумления. Во взгляде Барета сверкнули алые огоньки.
— Та самая?!
— Та самая. Как мы и думали, ее восход совпадет с днем, когда острова подойдут к берегу. А это значит… это значит, что то, о чем говорит пророчество, скоро сбудется.
Сидящие под стенкой молчали, переваривая услышанное. Новость их впечатлила. Тив продолжил:
— Мы — не единственные, кому это известно, знает об этом и Моррог…
— Этот…?! — Сигарт употребил крепкое словцо.
Барет по-кошачьи фыркнул, презрительно, словно тот, о ком шла речь, не заслуживал даже слов. Тив метнул в его сторону раздраженный взгляд.
— Ты зря недооцениваешь его. С тех пор, как наши отряды в последний раз встречались с этой тварью, утекло много воды — он стал много сильнее и опаснее. Лазутчики из Цитадели докладывали о войске за горами. Сейчас у Моррога почти сто тысяч гарвов, и это только те, о которых мы знаем. А в последнее время он стал больше воровать женщин — верный знак, что он плодит армию. Куда ни ткнись, все говорит о том, что Моррог намерен воспользоваться случаем и, когда острова подойдут к Рысьему долу, попробовать потревожить Непробуждаемых.
Он на мгновение умолк, затем рявкнул, заставив друзей вжаться в стену от неожиданности:
— Вы знаете, чем это грозит?!
Барет пришел в себя первым.
— Заклятие, которое они держат, спадет, и Катхан выйдет на волю, — подняв глаза к потолку, протянул он, точно отвечая заученный урок.
Тив кивнул, подтверждая его слова:
— Да, стоит лишь одному из магов проснуться, как чудовище покинет океан… и уж чем это чревато, страшно представить.
— Кстати, я давно хотел узнать: что пользы в его освобождении?.. — спросил Барет. — Вряд ли монстр станет слушаться хоть кого-то, не пес же. Сожрет Моррога на первый же завтрак!
— Вот и объяснил бы это ему, — цинично ответил Тив, в его темных глазах вспыхнуло раздражение. — Возможно, Моррог считает, что тот из благодарности будет служить ему верой и правдой, а может, и впрямь знает, как его укротить. Как бы там ни было, возвращение Катхана грозит гибелью всему Риану. С таким зверем шутки плохи. Он — сама Смерть! Усвойте это раз и навсегда! Благо, шансы невелики. Пророчество гласит: «Все повторится под Кровавой луной. Прежде чем исчезнуть навсегда, вернется тот, кто давно ушел. Он позовет всех за собой. И Молнией рассеет тьму».
— Ну да, — оживился Сигарт, до сих пор сидевший молча, — это же о возвращении Хэур-Тала!
— Это, — строго, с особенным значением произнес Тив, — о Гастаре, князе Серой цитадели! Все знают, что он Избранный, он — новый Хэур-Тал, вернувшийся, чтобы рассеять тьму.
На некоторое время Тив умолк, видимо, посчитав данный вопрос не подлежащим обсуждению. Притихли и гости. Наконец, хозяин тяжело поднялся с кресла, темные глаза сверкнули.
— Когда-то давно Хэур-Тал одержал победу в Рысьем доле, и эта победа должна повториться, — твердо проговорил он. — Не думайте, что это будет просто. Но мы должны выстоять в этой битве — Великой битве! — во что бы то ни стало. Острова должны уйти обратно в море невредимыми — это приказ! Ясно вам, зайцееды?!
Друзья поспешно закивали. Тив продолжил:
— Значит так… Прежние назначения отменяются, по приказанию Гастара все рыси должны явиться в Цитадель, вне зависимости от того, где они находятся сейчас. И чем быстрее, тем лучше. Там вы получите дальнейшие распоряжения — подготовка к битве идет полным ходом.
Он перевел взгляд на окно, занавешенное плотной тканью и создающее в комнате вечные сумерки.
— Вы двое забрались дальше всех, поэтому советую начинать путешествие прямо сейчас — пока дойдете до гор, пока перевалите — как раз поспеете к всеобщему сбору.
— А, кстати, когда наступит это «скоро»? — поинтересовался Барет.
— Что?!
— Ну, когда взойдет Кровавая луна?
— Ровно через одну зиму.
Он устало замолчал, давая понять, что наставления окончены. Поднявшись на ноги, друзья молча поклонились и направились к двери. Старый вояка неожиданно подхватился из кресла.
— Сигарт, останься. Я должен сказать тебе еще кое-что…
Сигарт переглянулся с Баретом — тот пожал плечами и вышел, оставив его наедине с начальником. Когда закрылась дверь, Тив подошел к столу и тяжело уперся в него руками. Некоторое время он молчал, затем бросил на Сигарта испытывающий взгляд:
— Кровавая луна — не шутки… Надеюсь, ты понимаешь…
Сигарт уклончиво кивнул. Он догадывался к чему разговор, но все же надеялся, что беседа обернется по-другому…
— У нас нынче каждый хэур на счету, — продолжил Тив. — И каждый — должен быть во всеоружии.
Сигарт ощутил легкий холодок на сердце. Тив не останавливался:
— За тобой должок — ты знаешь, о чем я говорю… — он снова многозначительно взглянул на подчиненного, — тебе пора отправится к озеру Мертвых, ты и так долго тянул. Маг Турид покажет все, что нужно. Думаю, у тебя не останется вопросов – воды Озера знают все, что было и что будет, им ведома каждая едва мелькнувшая мысль и даже слово, произнесенное в пустой комнате. Не зря же Турид так охраняет его. Страшно представить, что случится, выйди все эти тайны в мир… И надо сказать, охраняет неплохо — за все время у него была лишь одна осечка.
На этом он снова внимательно взглянул на Сигарта, но тот и ухом не повел.
— Не так давно какому-то эльфу удалось проникнуть на остров Ушедших Душ в обход Турида, — уточнил Тив. — Князь тут же послал за ним отборный клан черных рысей: Цитадель ведь в давней дружбе с Туридом, однако остроухому удалось улизнуть. Гастар пришел в ярость, а стаи росх-хэуров еще долго рыскали по окрестным лесам и холмам, пытаясь поймать наглеца. Кстати, одной из них руководил фринн Барет. Без сомнений, он с удовольствием расскажет о своих успехах…
Старый воин злорадно ухмыльнулся, похоже, он недолюбливал Барета и был рад случаю позубоскалить. Сигарт вздохнул и сделал вид, что не слышал последней реплики. Местные свары мало его занимали, намного больше интересовала тайна загадочного озера.
— А что он такого увидел в этой воде?! — не выдержал он.
— Это как раз Гастар и хотел узнать. Хотя, какое еще знание нужно тому, кто стал новым Хэур-Талом?..
Тив недоуменно пожал плечами. В комнате повисла тишина. Сигарт еще немного потоптался на месте, но уяснив, что это все, поклонился и пошел к выходу.
— Да, и еще! — крикнул вдогонку начальник. — Там местные жители жалуются, что кто-то повадился резать у них коз, — он выразительно посмотрел на Сигарта. — Я-то понимаю, что это волки, но вот народ…
— Ясно, — коротко кивнул Сигарт и вышел из комнаты.
Глава 2. Об опасностях, которые таит в себе темная ночка, и тайнах, поведанных в трактире
— Ну, что он тебе еще наговорил? — живо поинтересовался Барет, едва завидев друга на улице.
— Да ничего особенного. Сказал, чтобы шел к озеру Мертвых, смотреть на своего авлахара.
— Да я тебе давно об этом толкую! Чего ты только ждал все эти годы — ведь давно готов. Я в твои годы уже был фринном, тот остроухий даже пикнуть не успел, — назидательно заявил Барет.
Сигарт неопределенно кивнул, он и впрямь уже наслушался наставлений на эту тему. Кроме того, он знал, что без должной поддержки красноречие Барета быстро иссякнет. Действительно, через минуту тот уже говорил о другом:
— Предлагаю подкрепиться — на голодный желудок на авлахара не ходят.
— Отличная идея, возможно, лучшая из услышанных мной за сегодняшний день! Может быть, ты еще знаешь подходящее место?
— А то!
Они снова нырнули в хитросплетение улиц; с видом идущей по следу ищейки Барет безошибочно указывал путь к трактиру. Все время, пока они шли, рот у него не закрывался: красочные описания радостей, ожидающих двух усталых воинов, перемежались эмоциями по поводу услышанного от Тива.
— Кровавая луна — это да!.. — сверкая глазами, восклицал Барет. — Вот уж повезло, так повезло! Это ж надо, столько лет все говорили об этом пророчестве, а теперь оно сбудется на нашем веку!
Сигарт буркнул что-то вроде «тоже мне радость», но особо спорить не стал. Барет не унимался:
— А Гастар — молодец! Всегда в него верил. Теперь задаст жару этому Моррогу. Гастар, он ведь не такой, как другие князья, он… он особенный!
— Да? — ехидно бросил Сигарт. — И много ты князей на своем веку видал?
— Да уж больше, чем ты, так это точно! Я хотя бы чаще бываю в Цитадели, — в тон ему заметил Барет и, выпрямившись во весь свой небольшой рост, зашагал вперед, естественно, не прекращая вещать. Похоже, его не очень волновало, что покорно бредущий за ним товарищ вовсе не подает голоса: теперь, когда первая волна возбуждения по поводу предстоящей битвы улеглась, все мысли Сигарта были поглощены тем, что сказал ему напоследок Тив…
С самого детства он слышал истории об авлахарах. Впрочем, их слышал любой хэур. Или рысь — так их называли люди. И надо сказать, называли не случайно — некоторые видели собственными глазами, как хэуры самым натуральным образом превращались в рысей. Эти же самые очевидцы утверждали, будто такая «обернувшаяся» рысь едва ли не вдвое больше обычной, лесной, и обладает огромной силой, а потому справиться с ней можно разве что вдесятером, и то не наверняка… Однако, кроме этого факта, люди мало что знали о хэурах: рыси ходили своими путями и в город захаживали только при самой крайней необходимости. Известно было лишь, что живут они далеко на севере, у самых гор — не то в городе, не то в крепости под названием Сиэлл-Ахэль — Серая цитадель; что правит ими некий князь, и задание их — охранять людской край от тех, кто может явиться из-за Перевала. Главного же они не ведали: причины, положившей начало старинной вражде между эльфами и хэурами. Той самой, из-за которой Сигарту теперь надлежало идти к таинственному Озеру. Но, может, это и к лучшему, что люди о ней не знали…
— Слушай, я бы хотел тебе помочь с этим эльфом, честно… — изменившись с лице, Барет вернулся к близкой ему теме. — Не думай, что будет просто: ты же знаешь — чем сильнее ты, тем сильнее он. Будь осторожен — кто знает, может этот красавец тоже идет по твоему следу! Рано или поздно вам все равно придется встретиться, и я точно знаю — обоим вам выжить не удастся. Мне бы очень хотелось, чтобы живым вернулся именно ты.
Он пристально взглянул в лицо Сигарту — тому показалось, что, несмотря на свои слова, Барет заранее прощается с ним. Сигарт не знал, что сказать — он ожидал от своего товарища чего угодно, только не заботы! — а потому только пробормотал:
— Ну, спасибо, я постараюсь это все не забыть, пока дойду до Озера…
— Уж постарайся, — усмехнулся Барет, его лицо снова стало хищным и слегка насмешливым. — Ну а забудешь, так я тебе напомню: думаю, мы теперь будем часто видеться… А теперь, вперед — на трактир! Нас ждет славная добыча и покорные пленницы!
Он толкнул Сигарта в плечо, оба хэура рассмеялись и ускорили шаг. Вскоре они оказались перед видавшим виды трактиром. Широким жестом барышника, представляющего своего лучшего скакуна, Барет распахнул скрипучую дверь и, проталкивая Сигарта внутрь, громогласно объявил:
— Прошу в наш скромный приют!
***
В трактире было людно и весело, запах людей смешивался с ароматом поросенка, вращающегося на вертеле в огромном очаге. Барет подтащил Сигарта к дальнему столу и с видом завсегдатая кивнул симпатичной девушке на разносе. Улыбаясь как старому знакомому, она тут же подошла.
— Господин хэур, какая честь для нас! — лукаво поводя глазами, сказала она. — Чего желаете?
— Все! — широко взмахнул рукой Барет.
Вскоре на столе не было свободного места. Подозрительно поглядывая из-под спутанных волос, Сигарт наблюдал, как служанка ловко подает блюда. С появлением вина обстановка за столом стала более непринужденной, даже Сигарт и тот разговорился. Сидя по разные стороны стола, они с Баретом наперебой вспоминали жизнь в Цитадели и делились новостями.
Теперь, когда они сидели рядом, было ясно видно, насколько они схожи и, в то же время, сколь разнятся меж собой. Звериная мощь, упругая грация движений, которой никогда не достичь ни людями ни эльфам, хищный взгляд — добродушно-безразличный до поры, и всего через мгновение — острый, как бритва: оба хэура несли явный отпечаток происхождения. Звери одной стаи! Однако, в отличие от приятеля, чертами Сигарт почти не походил на рысь: разве что волосы были привычного для рысьего меха пепельного цвета, а верхушки вытянутых, как у эльфа, ушей украшали чуть более темные кисточки. На этом внешнее сходство заканчивалось, ибо в его лице не было ничего кошачьего: звериная природа, столь явно проступающая в чертах большинства хэуров, почти не отразилась во внешности Сигарта — вместо этого она проявлялась в его жестах, походке, движениях.
Во всем остальном он был скорее похож на озерных эльфов из Инкра: обветренная кожа, глубоко посаженные пронзительные серые глаза… Сигарт имел привычку щуриться, будто от яркого солнца, и тогда они совсем суживались в щелочки под прямыми серыми бровями, а от уголков лучами разбегались морщины. Правда, для эльфа его черты были недостаточно тонкими, линия челюсти — слишком тяжелой, да и серая щетина, покрывавшая его подбородок и щеки, едва ли могла принадлежать эльфу, но в подобных тонкостях люди не разбирались, и винить их в этом было сложно — дабы не пугать горожан, хэурам было запрещено без крайней надобности заходить в город. Хотя, если честно, многие хэуры признавали, что людская еда ничуть не хуже свежепойманой добычи, а, возможно, даже и лучше. Именно эта мысль сейчас совершенно явно читалась на довольной физиономии Барета.
— Согласись, в этих людских норах есть своя прелесть, — отхлебнув большой глоток, провозгласил он. — Особенно когда можно набивать брюхо бесплатно…
Его слова были чистой правдой, обеспечение воинов Сиэлл-Ахэль бесплатным кровом и обедом действительно входило в обязанности каждого трактирщика, хотя порой совершенно не радовало оного.
Занятый свиным коленом, Сигарт промычал что-то неразборчивое: даже пышный бюст служанки, склонившейся над столом, чтобы поставить поднос с жареными куропатками, не смог отвлечь его от данного занятия. Зато Барет такого случая упустить не мог — улучив момент, он залепил увесистый шлепок по великолепному девичьему заду. Лицо Сигарта скривилось, пусть он и сам не отличался особой скромностью, но от грубостей товарища его коробило. Если бы он не знал, что перед ним один из самых сильных магов Серой цитадели, росх-хэур — «черная рысь», приближенная к самому князю — то наверняка бы счел, что имеет дело с обычным пошляком, неспособным ни на что, кроме болтовни да нехитрых интрижек в людских харчевнях. Но Сигарт знал, что простецкие замашки Барета не более чем прикрытие, ибо не было противника страшнее черной рыси.
Еще детенышами их отдавали в замок, под личный надзор князя, отбирая среди рысят по более темному меху и характерному взгляду. В отличие от других хэуров их глаза горели не желтым, а кроваво-красным огнем. Князь Сиэлл-Ахэль сам занимался воспитанием избранных, год за годом посвящая их в высшие тайны темной магии, закрытые для простых воинов. Росх-хэуры были гордостью и силой Сиэлл-Ахэль, встать поперек дороги черной рыси было равносильно смерти — о том, что случалось с теми, кто нарушил это правило, боялись даже говорить. И вот теперь эти непобедимые впали в немилость из-за какого-то остроухого, улизнувшего от них.
Тем временем Барет не унимался — он громко рассмеялся, увидев мрачное лицо Сигарта:
— Только не делай вид, что тебе не по нраву этот лакомый кусочек!
Сигарт отметил про себя, что облюбованная его другом часть тела девушки была несомненно хороша. Вильнув взглядом, красотка увернулась от очередной нежности росх-хэура и, потянувшись к Сигарту, обвила руками его шею. Хэур лениво отпихнул ее.
— Дай же поесть спокойно! — с досадой пробурчал он.
— Тоже мне, недотрога нашелся! — заорал Барет. — Может, еще скажешь, что это не ты улепетывал через окно, когда разъяренный муж той красотки с топором ломился в дверь, крича что-то про рысью шапку! Если бы не я…
Он не договорил, захлебнувшись самодовольным хохотом, и, размахивая кружкой с вином, фальшиво затянул:
Те-е-емная ночка, час для охоты
В теплую нору прячется зверь.
Темною ночкой, прячься — не прячься,
Нету спасе-е-енья от рысьих когтей!
Сигарт вздохнул — он уже много раз слышал этот шедевр в исполнении друга. Из-за этой песни тот даже получил себе прозвище: в Цитадели его так и называли — Барет Темная Ночка. Решив, что он еще недостаточно ознакомил посетителей трактира с разудалой жизнью рысей, росх-хэур продолжил:
Темною ночкой плачет красотка,
Порвано платье, смята постель.
Слезы напрасны, он не вернется,
В сто крат милее ему Цитаде-е-ель…
Кое-как допев куплет, Барет закашлялся так, что на глазах выступили слезы, а длинный хвост нечесаных волос затрясся в воздухе, как сумасшедший. Он поспешно отхлебнул большой глоток вина, довольно крякнул, взглянул на Сигарта пьяными глазами.
— Ну что ты на меня так смотришь! Думаешь, я не знаю, чем вы там занимались? Уж явно не песни пели!
— Да пошел ты! — рыкнул тот.
Конечно, все было именно так, но ему вовсе не нравилось, когда Барет припоминал эту старую как мир историю к месту и не к месту. Он решил сменить тему, а заодно поддеть товарища:
— А что это за слухи о том, как вы не смогли поймать остроухого?
Кошачья физиономия Барета скривилась.
— Да уж, чего скрывать, обошла она нас, стерва!..
Сигарт изумленно расширил глаза.
— Так это еще и баба была?! И вы ее упустили?!
— Ага, вот сам бы и попробовал ее поймать, — метнув в него убийственный взгляд, воскликнул Барет. — Верткая, что твоя змея! Хотя я лично думаю, не велика потеря… — он доверительно наклонился через стол к другу: — А вот Гастар, похоже, мыслит иначе — он просто взбесился, когда ему доложили об этом!
Сигарт незаметно обласкал вновь подошедшую девушку — куда нежнее, чем его товарищ — и пожал плечами.
— Ну и что же она хотела там увидеть? Авлахара своего, что ли?
— Вряд ли — с чего б тогда Турид стал шум поднимать? На авлахаров ведь смотреть не запрещено. Нет, тут что-то другое!..
Он зыркнул в сторону Сигарта, точно решая, стоит ли говорить ему, и, видимо, посчитав, что стоит, вполголоса добавил:
— Говорят, Гастар хочет отыскать меч самого Хэур-Тала — Нар-Исталь, Полночную Молнию, о которой говорит пророчество!
Он многозначительно откинулся, оценивая эффект, произведенный этими словами, но Сигарт только усмехнулся в ответ.
— Но ведь его утопили давным-давно: так написано в Книге темных путей, — он наморщил лоб, точно пытаясь что-то вспомнить, — ну, где-то там… перед пророчеством.
— Ну да, написано, — нетерпеливо бросил Барет. — Видимо, у Гастара есть причины думать, что кто-то достал клинок со дна моря и теперь прячет его.
— И кто же это?
— Не знаю, — пожал плечами росх-хэур. — Скорее всего, эльфы — эти малахольные вечно не в свое дело суются! Может, князь как раз и надеялся, что эта красотка с Озера сможет что-то дельное напеть, вот и озверел…
Сигарт с рычанием откусил большой кусок свинины в знак того, что его мало волнуют заботы князя. Барет тоже принялся за еду. Некоторое время оба с аппетитом ели; все еще жуя, Сигарт промычал:
— Кстати… я давно хотел узнать, почему Хэур-Тал выбросил Молнию в море?
Барет описал куриной ножкой в воздухе витиеватую фигуру.
— А кто его знает… Говорят, что когда он стал рысью, клинок потерял свою силу — вот он его и выкинул. Ну, ничего: Гастар достанет его и заставит работать! И тогда даже этим остроухим придется признать, что Хэур-Тал вернулся!
— Не знаю, не знаю, — покачал головой Сигарт. — Что-то кажется мне, что они будут придумывать все, что угодно, лишь бы не признать Гастара… Они ж, поди, считают, что избранный может быть лишь эльфом и никем иным, — он скривился, пытаясь придать своему лицу надменно-застывшее выражение, в его представлении соответствующее выражению лица эльфа. — И ведь доказать-то им ничего нельзя. Ну найдет Гастар меч, ну и что, думаешь, они так сразу ему и обрадуются?
Росх-хэур обреченно вздохнул.
— Темнота ты, одно слово! Интересно, чем ты занимался, пока учителя в Цитадели рассказывали вам про битву у Ин-Ириля? По горам своим лазил, как всегда?..
Сигарт фыркнул в ответ. Барет продолжил:
— Так вот, рассказываю для тех, кто безнадежно отстал — Нар-Исталь и станет доказательством истинности Гастара! Сила, заложенная в этот меч, настолько велика, что он по руке одному лишь Хэур-Талу: схвати его кто другой, он обожжет его, как настоящая молния. Потому он так и называется, усек?
Сигарт на мгновение отвлекся от еды.
— Стало быть, если Гастар — новое его воплощение, значит, он сможет справиться с этой игрушкой, и тогда остроухим не останется ничего, как смириться!
— Вот уж не ждал от тебя такой сообразительности, Окушок, — съязвил Барет. — Ну да! В Книге ясно сказано, что Хэур-Тал вернется аккурат к Кровавой луне — пусть даже и в другом обличье… Так что все сходится — и луна, и Моррог, и новый Хэур-Тал тут как тут! Все прямо как на блюдечке! Ясно тебе?
— Да ясно, ясно! Не мог, что ли, сразу нормально объяснить! А то еще и горы сюда приплел…
— Ладно, не бурчи. Жуй лучше, пока есть что.
Сигарт вернулся к еде, но новая мысль осенила его. Он быстро положил кусок обратно на тарелку.
— Слушай, а вдруг он ее не найдет? Ну, Молнию эту…
— А вот это плохо будет, — нахмурился Барет.
— А нельзя проткнуть Моррога другим мечом? Есть ведь на свете клинки не хуже этого Нар-Исталя. Ну а эльфы… Гур с ними — пусть себе не верят! Главное ведь, чтоб Моррог сдох, так?
Барет снова скроил презрительную мину.
— Сразу видно, высшей магии ты не обучен, иначе бы знал, что пророчества не могут обманывать — их ведь не такие как ты писали! Предсказание не может сбыться иначе, чем написано в пророчестве — или так, или никак. Первый вариант, как ты понимаешь, нам подходит больше… Сказано ведь: когда Нар-Исталь откроется в руке Хэур-Тала, все рыси как одна придут на его зов и будут сражаться за него, как когда-то! А нет меча — и сразу все не то. Так что придется Гастару еще поискать свою Молнию.
— Ну, найдет он ее, а если она так и не «откроется»? — не унимался Сигарт. — Ведь даже сам Хэур-Тал выбросил ее ввиду бесполезности. Почему на этот раз все должно быть иначе? Ведь Гастар тоже рысь, а уж никак ни эльф…
— Да — но рысь особенная, — выразительно изогнул бровь Барет. — Его сила под стать силе Молнии, и у него есть воля и желание владеть ею. Думаю, этого будет достаточно.
Он доел, локтем отодвинул от себя тарелку и откинулся на спинку стула.
— Хорошо, наверное, быть новым Хэур-Талом… — мечтательно протянул он.
— Чего уж тут хорошего? — пробубнил Сигарт, снова принимаясь за поросячью ножку. — Пророчество ж ясно говорит, не дожить ему до конца битвы: «прежде чем исчезнуть навсегда…» То бишь, прежде чем того… к воронам на обед пойти.
Дочиста обглодав кость, он с довольным видом утер губы рукавом.
— Грустно, наверное, знать, что ты скоро помрешь.
Барет издал нечто среднее между презрительным фырканьем и смешком.
— Это тебе грустно, а для Гастара это большая честь! Только представь себе — сам Хэур-Тал!
Некоторое время оба молчали. Сигарт — переваривая услышанное, Барет — флиртуя с вновь подошедшей служанкой. Наконец, взаимопонимание было достигнуто: усадив девушку к себе на колени, он небрежно махнул рукой.
— Да что там думать – пусть Гастар сам ломает голову, как найти Нар-Исталь. Наше дело сторона! Давай-ка лучше разузнаем, нет ли у этой красотки сестры или подружки, а то уж больно ты мрачный стал.
Он снова громогласно рассмеялся, девица смущенно хихикнула. Но Сигарту уже расхотелось щедрых ласк людских красавиц, история о Полночной Молнии неожиданно взволновала его. К тому же, в отличие от друга, он был неразговорчив по натуре — и так уже сказал за этот вечер больше, чем за последние несколько лун. Покончив с едой, он обтер руки о меховой жилет и поднялся из-за стола.
— Я, пожалуй, пойду, не обижайся, Ночка… Не люблю я этих городов, уж больно в них народу много.
Сидящая на коленях Барета девушка проследила за ним погрустневшим взглядом. Этот хэур ей нравился явно больше, чем его незатейливый товарищ.
— Воля твоя! — отозвался Барет. — Остался бы, где еще таких красавиц сыщешь? Ни дать ни взять, свиной окорочок!
— Нет, — Сигарт покачал головой, — это по твоей части. Хороших снов!
Он сгреб в охапку лежащую рядом сумку и стал медленно пробираться к выходу. Пропустив двоих солдат, с трудом вписавшихся в дверь, Сигарт вышел на воздух.
Глава 3. Чем опасен раненый дракон
Нескольких часов, проведенных в городе, вполне хватило для того, чтобы Сигарт успел затосковать по лесам. Выйдя за городские ворота, он сразу почувствовал себя вольготней. День был ясным, высоко в небе прозрачным облачком висела надкушенная луна. Он свернул с раскисшей дороги, изрытой следами колес, и упругим шагом направился в сторону темнеющего неподалеку леса, перепрыгивая через то и дело попадавшиеся канавы.
Как и все рыси, он предпочитал путешествовать в сумерках или ночью, но в краю людей было разумнее бодрствовать днем — в светлое время есть большая опасность столкнуться с людьми, и лучше встретить их во всеоружии. Правда, самого оружия у Сигарта было не так уж и много — в отличие от других хэуров, он не любил обвешиваться им: лишний металл сковывал движения, лишал тело нужной ловкости и вечно цеплялся за ветки и кусты. Из всех видов вооружения он признавал лишь ножи и меч: с таким набором вполне можно было дать отпор как конному, так и пешему противнику, а если надо, и более громоздким тварям, вроде сулунгов.
Пусть оружия было мало, в том, что все же осталось, Сигарту не было равных. Особо ему нравились метательные ножи из темного металла, которые были заложены за широкую перевязь. Сигарт гордился своими клинками — он специально ходил за ними в гномьи мастерские в самом сердце Бурых гор. Острые, словно бритва, точные как сокол, падающий на добычу, они были удобны в обращении: лезвия хэурских ножей делали такого же веса, что и ручку, чтобы их можно было метать, держа за рукоять: клинок неизменно входил в плоть врага острием вперед.
Не меньше гордился Сигарт и скромного вида мечем. В отличие от большинства хэуров, он носил его не на поясе, а в сумке за плечом, чтобы не мешал во время длинных пеших переходов. Несмотря на невзрачный вид меча, глаза знатоков неизменно вспыхивали завистью при виде светлого лезвия с квадратным клеймом мастерской самого Амарда по прозвищу Молот. Это был столь любимый гномьими оружейниками меч-восьмиручка, длиной в восемь ладоней, с прочным тонким лезвием, кромки которого слегка закруглялись к острию. Хотя обычно хэуры предпочитали более длинные мечи, Сигарт выбрал именно его за легкость и гибкость. Его лезвие было практически не тупилось — гномьи мастера довели его до бритвенной остроты на драгоценном точильном камне, истинное название которого было столь сложным, что его никто не употреблял. Вместо этого камень называли йок-ла-йок, в переводе с риани — «сталь-на-сталь» — вероятно, из-за серого металлического отблеска на сколах. За маленький брусок йок-ла-йока можно было прикупить целый табун чистокровных лошадей, но он того стоил: только с него сходили настоящие гномьи клинки — злые и долговечные.
Холодное весеннее солнце начинало постепенно катиться к горизонту, когда, миновав голые покосы и сиротливо чернеющие поля, Сигарт ступил под еще прозрачную лесную сень. Ему не очень нравилась эта местность — плоская, как стол, леса жидкие и невысокие, точно яблоневые сады. Рыси предпочитали густые чащи, где можно часами охотиться скрадом за добычей, не будучи замеченным среди деревьев. К тому же, Сигарт вовсе не горел желанием встречаться с людьми. В таких, как он, жители окрестных сел видели лишь опасность. Посему Сигарт старался держаться подальше от полей и дорог.
Войдя в лес, он успокоился и стал размышлять о предстоящем путешествии. Впрочем, размышлять-то, собственно, было не о чем — дорога к Озеру была только одна, через Галлемару, в Риан, а затем дальше, на север. За годы странствий Сигарт успел досконально изучить местную географию: населенная людьми Галлемара, где он сейчас находился, его не привлекала, куда более по нраву ему был Риан — край, раскинувшийся на север от людских поселений. Конечно, люди добирались и туда, но редко: естественной границей между Рианом и Галлемарой являлся заснеженный хребет, перебраться через который было не так уж и просто. Подобные горные цепи окружали Риан с запада и востока, образуя своеобразную круглую чашу. Горы, расположенные на западе, именовались Бурыми; за ними начинались Пропащие земли. Единственными воротами, соединявшими эти мрачные места с Рианом, был Ненастный перевал — под ним и приютилась рысья Цитадель.
Риан являлся родиной Сигарта и, по его мнению, был много интереснее и разнообразнее, нежели человечьи земли. На обширной территории уместился не один десяток городов, населенных самыми разнообразными существами — от эльфов и хэуров до гномов и странных народностей, названия которых никто даже и не знал. Так что Сигарт с радостью воспринял приказ возвращаться домой и теперь с удовольствием шагал через лес. Через четыре, максимум пять дней пути он доберется до Имрана, грязного городишки по дороге к северной границе людского края… По памяти Сигарт прикинул, что до него не более ста лиронгов. А потом до самых гор встречаются лишь одинокие постоялые дворы, призванные обеспечить путников самым необходимым. Зато какие там леса! Если все пойдет гладко, на третью полную луну он подойдет к подножью гор, перейдет Милданас — перевал, соединяющий южный Риан с Галлемарой — а там все просто! От перевала до самой Сиэлл-Ахэль тянулся основной тракт, на который неизбежно выходили все желающие попасть в земли людей или вернуться обратно. Сигарт недовольно встряхнул головой: только бы спокойно пройти через Серебристый лес, начинающийся прямо от спуска с Милданаса: об этом месте ходила дурная слава, и рыси старались в нем не задерживаться. Но до него еще была не одна сотня лиронгов и не одна луна времени…
По привычке обходя пятна рыхлого снега, чтобы не оставлять следов, Сигарт вспоминал все, услышанное за сегодня. Вспомнив воинственный азарт Барета, он невольно усмехнулся — неплохой он все-таки, хоть и пошловат. Рыси, как и всякий хищник, не сильно жалуют себе подобных, но в глубине души Сигарт был рад встрече с товарищем. Странно, что он до сих пор не сталкивался с ним в этих землях, ведь у них, похоже, было общее задание. «Да уж, скрываться рыси умеют, — подумал Сигарт, — что от чужих, что от своих!»
Из всех воинов Сиэлл-Ахэль Барет был, пожалуй, единственным, кого он мог действительно называть другом. Много зим назад Сигарт помог росх-хэуру в одной неприятной ситуации, и с тех пор их связывали приятельские отношения. Они не раз оказывались вместе в переделках, знали цену друг другу, а главное, им было нечего делить: интересы росх-хэуров пересекались с интересами обычных рысей примерно так же, как интересы медведя и волка — не тронь мою добычу, и я не трону тебя. Правда, в последнее время Сигарт видел товарища крайне редко, с тех пор как его отправили следопытом в Галлемару, он вообще ни разу толком не общался с хэурами. Разве что со скучающим начальством, словно в ссылке сидящим в людских городах — да и то, они лишь равнодушно выслушивали отчеты Сигарта и кивали головой, обещая при первой же оказии доставить их в Сиэлл-Ахэль.
Но, несмотря на вынужденную изоляцию, Сигарт был доволен своей судьбой. Путешествия были ему по нраву, еще в молодости он первым вызывался забирать заказы из оружейных мастерских в Бурых горах; постоянное движение было для него — как воздух, и нынешнее назначение не слишком тяготило. Идеальная бродяжья жизнь — никакой муштры, гуляй себе где хочешь, хоть рысью, хоть человеком, режь сулунгов для собственного удовольствия, да раз в две луны приходи в ближайший город с отчетом. Иногда, правда, Сигарт просыпался от жжения в груди — на коже проступали свежие следы рысьих когтей — значит, следовало срочно явиться в ближайший город для получения особых указаний. Обычно они ограничивались приказом зачистить окрестный лес от сулунгов, неожиданно нагрянувших из-за гор, или проследить за подозрительной магией, замеченной в городе — как бы она ни оказалась происками гарвов, воинов Моррога. Но на сей раз все было куда серьезнее: Сигарт понимал, что его беззаботному бытию пришел конец. Да и не только его… Он ясно чувствовал — то, о чем говорил Тив, изменит жизнь всего Риана. Эта мысль невольно будоражила Сигарта. «Кровавая луна! Даже в голове не укладывается! — думал он. — Столько времени все было тихо-мирно, а тут те раз, и все сразу стало по-другому! И это после тысяч зим ожидания!..»
Все хэуры знали историю возникновения своего народа. Историю, столь же давнюю, сколь и странную. Никто и не ведал точно, когда на небо взошла алая, как кровь, луна, однако она навсегда изменила судьбу Риана. В тот самый год Сын Неба — азарлар Сотт — сразил змея Катхана, вместе с бессчетными темными ордами приплывшего из-за моря на погибель всему живому. По сей день неизвестно, откуда явились на берег Ин-Ириля — Северного моря — непрошеные гости на черных кораблях с носами в виде вороньих голов. Явились, чтобы с помощью непобедимого чудища ширить свою темную власть над землями Риана, растить черные крепости и угонять в плен свободные народы. Никто из живущих ныне не знает, как выглядел монстр — его вид был столь ужасен, что и описывать строжайше запрещено. Его не брала даже смерть, ибо он сам был ее порождением! Не в силах убить монстра, Сотт силой божественного слова заточил его в воды Северного моря. Уходя, он приказал ста высшим магам оберегать это заклятие — с тех пор они пребывают в вечном сне на островах, что качаются на волнах Ин-Ириля; названные Непробуждаемыми, они берегут дыхание самой жизни.
Тяжела была борьба Сотта, но не он один тогда выступил против завоевателей. Плечом к плечу с ним сражался великий воин эльфов, избранный сын лунной богини Эллар — лучезарный Лагх. Много лет правил он Рас-Сильваном — городом лунных эльфов, и когда тьма накрыла Риан, он собрал под своими знаменами все эльфийские народы, объединив их в армию столь могучую, что слава о ней не померкла и доныне. Лагх привел эльфов, всех до единого, сражаться на берег моря. Решающий бой был дан в устье реки Айлит-Ириль, в Рысьем доле — покрытом лесами обиталище бессчетного количества рысей. Здесь, в месте, где могучие ели смыкались с широкими прибрежными дюнами, и сражался Лагх, стоя насмерть перед лицом врага. Стрелы его воинов летели стремительней ветра, заклятия ясноликих дочерей эльфийского народа были прочнее стали, а меч Лагха, прозванный Нар-Исталь — Полночная Молния — разил врагов без счета. Но воля богов жестока: когда змей, прежде чем погрузиться в пучину вод, издал последний ужасающий крик, земля на берегу моря на мгновенье раскололась, и древняя сила, некогда создавшая мир, вырвалась на свободу, смешав все в первозданном хаосе.
Прекрасные леса в мгновение ока погибли, смятые страшной силой; могучие деревья переломились, как тростинки — Рысий дол обратился в голую степь. Но еще печальней оказалась участь отважных защитников Риана. По воле злого рока Лагх и часть его отрядов угодили в разлом. А после того, как трещина закрылась, вновь вернулись в мир, но уже иными, чем ранее. Взметнувшийся вихрь сплавил в едином тигле все живое в округе, и прекрасные тела эльфов оказались навсегда слиты с телами рысей, что обитали в окрестных лесах. Их волосы стали густым мехом, руки — мощными лапами с острыми, словно бритва, когтями, а в груди каждого — билось хищное рысье сердце. Сердце, не ведающие ни любви, ни жалости… Лагх исчез: теперь его называли Хэур-Тал — Князь Рысей, а его братьев и сестер по оружию — хэурами.
Армия хэуров неистовой волной смела остатки темных сил, попытавшиеся укрыться в Бурых горах, и отбила у врага крепость Мар-Тангас. Война была окончена. Но напрасно ждали светлые города возвращения сыновей и дочерей — половина войска не пришла домой. Проклятые, потерявшие свое имя воины и воительницы Лагха не пожелали возвращаться туда, где они ныне были чужими. Большая часть ушла за Бурые горы, искать для себя новые земли и новую жизнь, с тех пор память о них рассеялась в мире, и никто и никогда не слышал более об их судьбе. Но были и те, кто решил остаться — самые непокорные, те, чей дух был дерзок, а сердца навечно впитали в себя ярость битвы. Не эльфы и не звери, они остались на севере, у подножья гор, дабы хранить покой Непробуждаемых. Вместе с ними остался и Хэур-Тал. Он переименовал Мар-Тангас в Сиэлл-Ахэль — Серую цитадель — и превратил ее в город хэуров. Так началась история нового народа, скорбная и славная в одночасье.
За сотни зим воины Хэур-Тала стали сильны и искусны, словно лесные звери, а волю, закаленную в битве, подпитывала древняя магия, открывшаяся Хэур-Талу в Бурых горах. Во всем мире не было равных сему войску — грозному и необычному! Природа хэуров, вместившая в себя черты зверей и эльфов, была столь неустойчива по своей сути, что силы мысли доставало, дабы полностью сменить обличье: схожие с эльфами в обычной жизни, воины Серой цитадели на поле брани обращались в хищников, один вид которых сеял смятение и ужас. Слава о непобедимой армии летела от моря и до гор, точно грозовая туча. Иннаррис — Северный Ветер — называли Князя Рысей в Рас-Сильване, прекрасном лунном городе, который ему более не довелось увидеть… В Книге темных путей записал Хэур-Тал историю своих побед, там же после его смерти неведомая рука начертала пророческие слова, гласящие о возвращении Полночной Молнии в час последней битвы.
Но не только умение жить в зверином теле отличало хэуров от других рас Риана. Вырванные из тел великим хаосом, их души не смогли вернуться в свои жилища — растерянные, они развеялись над полем боя, как дым. Узрев горе своих детей, утративших светлый облик и души, богиня Эллар сжалилась над ними. Она поделила души оставшихся эльфов надвое и наградила ими хэуров. Так появились авлахары — «связанные одной душой». Однако не братьями по духу, а заклятыми врагами стали хэуры для эльфов: обуянные жаждой силы, они стали разыскивать своих «душевных» близнецов, дабы, убив, присвоить себе их души, а вместе с ней силу и знание. Достигших этого величали фриннами, почитали в Сиэлл-Ахэль и боялись за ее пределами.
Вскоре эльфы возненавидели воинов Серой цитадели, и между двумя руслами некогда единой реки пролегла бездонная пропасть вражды. Снова и снова к озеру Мертвых — Синв-Ирилю — приходили и хэуры, и эльфы. Первые — узнать свою жертву, вторые — узреть в озерной глади охотника. Это единственное, что дозволено спросить у темных вод.
И вот Озеро звало Сигарта… На счастье или на беду, он не был одержим жаждой силы, но годы его обучения давно окончились, и теперь ему предстояла встреча с главным противником, равным во всем. Правда, сейчас в лесу это выглядело далеким-далеким будущим, подернутым хмельной весенней дымкой.
Сухие листья были сплошь усыпаны ягодами омелы, под ногами хлюпали лужи — почва не успевала впитывать талую воду. Остановившись, хэур зажмурился и потянул носом — он еще не разучился различать этот пьянящий запах! Влажный ветерок взъерошил пепельные волосы. В этих землях весна наступала быстро — не то, что в Сиэлл-Ахэль. В средине марта там еще все завалено сугробами, а в Галлемаре вовсю журчали ручьи, на темнеющих проталинах деловито копошились грачи в поисках съестного, а солнце даже немного припекало. Настроение Сигарта улучшалось с каждым мгновением. Несмотря на скучные безлистые деревья и неприглядную, сопревшую под снегом, прошлогоднюю траву, он чувствовал — лес полон жизни как никогда! Чувствовал, потому что по своей рысьей природе сам был его частью. Как и сонмища зверей, покидающих свои зимние убежища, он будто просыпался, заслышав звонкий зов весны. И вместе с ним пробуждался голод — тот, который не в силах утолить никакая еда. Голод тела, заставлявший хэуров чаще обычного сворачивать в придорожные трактиры, наперекор своей нелюдимости рыскать по городам и деревням в поисках удовлетворения одного-единственного желания. Сигарт ощущал приближение этой лихорадки, снедавшей его каждую весну, неуемного бурления крови, что отравляло его ядом беспокойства и, в то же время, наполняло всеобъемлющим торжеством. Сама суть этого желания являлась утверждением жизни — мощным, непреложным. Эта могучая стихийная сила всегда вызывала у Сигарта чувство восторженной покорности и безмерной радости бытия. Хотя он давно уже вышел из того возраста, чтобы бесцельно носиться, не зная, куда деть энергию, каждую весну его охватывало это знакомое ощущение беспричинного счастья. От нахлынувшего избытка сил хотелось прыгать, бегать, рычать, визжать, все что угодно — лишь бы сбросить зимнее оцепенение. Почти с жалостью Сигарт подумал о горожанах, запертых в тесных домах: нет уж, увольте — лучше смерть, чем такая жизнь! Спать в лесу, свернувшись в пахучих листьях, смотреть, как поутру перьями поднимается туман, вслушиваться в темноту, улавливая тысячи наполняющих его шорохов — это настоящая жизнь! Бесшумно красться за добычей, упрямо и честно соревнуясь с ней в ловкости, ощущать трепетание плоти в своих зубах — ради этого стоит пройти сотни лиронгов, претерпеть сотни неудач, получить сотни ран!
Не утерпев, Сигарт обернулся рысью и с торжествующим мявом пронесся несколько раз по поляне, разминая сильное тело, а потом упал на спину и покатился по земле, прижмуривая желтые, точно осенние листья, глаза. У него было короткое сбитое туловище, особенно широкое в груди и плечах, и крупная выразительная голова. Еще по-зимнему густой высокий мех шелковисто блестел на солнце. Белоснежный на груди, к спине он становился пепельно-серым с разбросанными по нему темными пятнами; вокруг янтарных глаз тянулись белые обводы, такой же цвет имели и пышные бакенбарды; кончик короткого хвоста и кисточки на ушах, наоборот, были черными, словно кто-то обмакнул их в краску.
Вдоволь поозорничав, огромный пятнистый кот перевернулся на живот и припал к земле, собираясь перед прыжком. Каждая мышца застыла, вибрируя от напряжения. Молниеносно оттолкнувшись, он взвился в воздух, точно спущенная пружина; толстые мохнатые лапы легко подняли мощное тело над землей…
Однако весеннее буйство длилось недолго. Упруго приземлившись после очередного полета, Сигарт застыл и насторожился. Острые уши стрелами вытянулись вверх. Ему показалось, что за деревьями мелькнула чья-то тень — слишком маленькая для человека, но и не звериная. Легкомысленность хэура как ветром сдуло; в несколько прыжков он очутился на месте, где привиделось странное существо, оглянулся по сторонам, но никого не увидел. Лишь прозрачный лес шелестел ветвями под шаловливым весенним ветерком. «Померещилось», — подумал Сигарт, но в следующее мгновение вновь навострил уши. До его слуха совершенно ясно донесся странный звук. На этот раз это было не наваждение — кто-то ворочался среди деревьев, большой и неповоротливый. Охотничий инстинкт вмиг всколыхнулся в Сигарте. Ощетинившись и присогнув мускулистые лапы, он осторожно двинулся в направлении звука, напряженно подрагивая пушистым хвостом.
Источник беспокойства обнаружился неподалеку. В глубокой балке, посреди кустов, сидело существо внушительных размеров: Сигарт различал его шумное дыхание и стоны. Для лучшего обозрения хэур вылез на дерево. Между сплетения кустарников мелькнула лоснистая спина, покрытая мелкой красноватой чешуей, вслед за ней показался толстый хвост, сплошь усеянный острыми шипами. Сомнений быть не могло — виверн, крылатый дракон! Сигарт расслабился — он всегда любил этих больших добродушных животных, сильных и, в тоже время, безобидных, как большеглазые олени. Способные одним ударом ядовитого хвоста убить лошадь, виверны никогда не нападали первыми.
«Странно, что он оказался здесь», — подумал Сигарт. Виверны редко встречались по эту сторону гор — чем больше расселялись люди, тем опаснее становилась жизнь миролюбивых драконов в Галлемаре. Охота на драконов была модным развлечением у людских королей, несмотря на абсолютно несъедобное мясо. Со временем виверны просто переселились за горы, в Риан, где у них не было врагов.
Но этому дракону, похоже, не повезло — он был ранен. Из чешуйчатого бока торчало темное древко от копья, которое виверн тщетно пытался ухватить зубами. Рысьи глаза хэура злобно сощурились при виде оружия: с такими копьями ходили лишь одни воины — гарвы, один вид которых заставлял вскипать кровь Сигарта.
«Мало их, что ли, перебили на Ненастном перевале! Неужели эти стервятники добрались аж сюда, за горы! — с ненавистью подумал он. — Нужно будет вернуться в город, доложить Тиву…»
Жалобный стон виверна прервал его размышления. Хэуру стало жалко бедное животное. Он слез с дерева, принял привычное обличье и принялся медленно подкрадываться к дракону. Даже в таком виде Сигарт ступал совершенно бесшумно, так, что ни одна веточка не хрустнула под его сапогом. Подобравшись сбоку к упитанной драконьей туше, он прицелился и прыгнул.
Бросок оказался удачным — протяжный вопль огласил лес, и черное копье осталось в руке хэура. Однако дракон, похоже, не оценил этой заботы. Обезумевший от причиненной боли, он резко развернулся, стремясь отомстить неожиданному обидчику. Такой прыти от неповоротливого животного Сигарт не ожидал — еще мгновение, и длинный толстый хвост взмахнул в воздухе, сбив его с ног. Острая боль пронзила плечо — несколько шипов, каждый длиной с хороший кинжал, вонзились в него, с легкостью проткнув куртку. Под действием яда кожа вокруг ран быстро начала неметь. Но виверн на этом не успокоился. Сигарт едва успел увернуться от следующего удара: массивный хвост тяжело опустился на землю рядом с ним, оставив во влажной почве глубокую вмятину. Хэур понял, что пора отступать. Он попытался подняться, но ноги подкосились — яд действовал почти мгновенно. Сигарт уже проклял собственную глупость — и надо было соваться к этому дракону! Тем временем виверн разозлился окончательно — не в меру верткая жертва нервировала его. Издав хриплый клекот, он стал бить еще яростней. Избегать ударов становилось все тяжелее — силы Сигарта таяли со страшной скоростью. Рано или поздно грозные шипы снова доберутся до него и тогда… Впрочем, «тогда» уже, наверное, не будет как факта.
Неожиданно удары прекратились. Виверн повел себя очень странно — вдруг отвлекшись от полуживого хэура, он развернулся к нему спиной и угрожающе зарычал в сторону. В следующее мгновение огромная туша слегка отклонилась, и Сигарт понял причину происходящего — прямо за ним кто-то стоял! На какой-то миг Сигарту показалось, что это ребенок! Маленькая фигурка сделала резкое движение рукой, словно набрасывая невидимое покрывало, и через миг густая серебристая сеть окутала виверна с ног до головы. Дракон забил крыльями, одновременно зубами отдирая от тела липкую, как паутина, сетку. Сигарт с ужасом наблюдал, как он легко срывает с себя ее серебристые клочья — неожиданная атака только раззадорила его. Освободившись, он с удивительной для такого огромного тела скоростью метнулся вперед, целясь хвостом туда, где стоял его противник, но промахнулся — тонкая фигурка отпрыгнула в сторону с легкостью кузнечика. Теперь хэур смог разобрать, что это был не ребенок, а девушка. У нее было бледное лицо и длинные гладкие волосы белого цвета.
«Эльфа!» — догадался Сигарт.
Но что ей понадобилось так далеко от дома?! Хотя он не мог не признать, что ее явление оказалось как нельзя кстати.
Она снова бросила белую паутину, но дракон освободился и на этот раз. Хэур попытался подняться, чтобы помочь неожиданной защитнице, однако не смог. От яда мысли его начинали путаться, половина тела онемела. Сосредоточившись на новом противнике, виверн снова двинулся на эльфу, неистово помахивая хвостом. Сигарт приготовился к страшному зрелищу, однако в этот момент произошло нечто, в корне изменившее расстановку сил. Окружающие ложбину деревья неожиданно зашумели, их длинные ветви протянулись к дракону, точно черные змеи. Мгновение, и они крепко оплели мясистую шею, крылья и лапы животного. Не ожидавший такой атаки виверн замотал головой, силясь сбросить цепкие плети — недобитый хэур уже не интересовал его, равно, как и прыгучая эльфа. Наконец, ему каким-то чудом удалось вырваться из древесных пут. Решив, что борьба становится неравной, он быстро взмыл в воздух и, подняв кучу пыли, поспешно покинул поле боя.
Глава 4. Скачка к озеру и новое знакомство
Подождав, пока виверн скроется из виду, девушка подбежала к лежащему хэуру и склонилась над ним. Вслед за ней из-за деревьев вышел крупный конь необычной серебристой масти.
— Чего уставилась?! — кривясь от боли, прохрипел Сигарт.
Его надсадное дыхание срывалось на рычание. Только сейчас он понял, насколько серьезны его раны: холодное покалывание постепенно растекалось по всему телу. Железный организм противился отраве с отчаянным упорством, но смертельный холод распространялся дальше и дальше, отбирая последние силы. Склоненная фигура эльфы качнулась и стала расплываться. «Мор андарт», — прошептал Сигарт, понимая, что надежды на спасение нет. Собственный голос будто издалека долетел до его слуха.
Постепенно он снова начал различать звуки. Они были странными, похожими на приглушенное журчание ручья или плеск воды под ногами. Ему показалось, что тело качается на волнах, став невесомым, будто речная пена. Вода приятно холодила раны, вытягивала боль из раненого тела, унося его далеко-далеко. Внезапно из-за дыхания реки до него донесся чей-то настойчивый голос:
— Вставай! Ну вставай же ты!..
Сигарт с трудом открыл глаза и увидел, что эльфа трясет его за плечи, тщетно пытаясь поднять: она говорила с сильным акцентом, проглатывая окончания, отчего ее речь становилась похожа на птичий щебет. От движения раны хэура снова начали ныть; он разозлился на остроухую, которая не давала ему плыть в прохладной воде — почему бы ей не оставить его в покое! Он дернулся, чтобы освободиться от сжимающих его рук, резкая боль в плече окончательно вырвала его из забытья. Шум воды утих, а тело снова жгло отравой. Сигарт застонал.
— Наул сар Эллар! — продолжала кричать эльфа. — Богиня спасет тебя!..
Почти не отдавая себе отчета в том, что делает, он покорно попытался встать на ноги. Прошло немало времени, прежде чем эльфе удалось усадить его в седло, она почти падала с ног под весом привалившегося к ней тела. Достав откуда-то несколько кожаных шнурков, она быстро прикрутила ими ноги раненого к стременам. В это время разум Сигарта снова начал туманиться, он почувствовал, как его подхватывают набегающие волны. Проваливаясь в их прохладную глубину, он уткнулся лицом в бело-лунные волосы севшей перед ним эльфы. Конь тихо тронулся.
Временами к хэуру возвращалось сознание — словно во сне мимо проносились луга, поросшие неизвестными, не по сезону высокими, фиолетовыми цветами. Сигарту показалось, что деревья смотрят на него, вытягивая ветви вслед за проносящимся мимо конем. Чуткий рысий нюх уловил какой-то нежный сладкий запах, похожий на аромат ночной маттиолы. «Эти фиолетовые цветы… — мелькнуло у него в голове, — никогда не видел таких…» Его удивляла и поступь коня — необычно мягкая и плавная: казалось, он не скакал, а летел, не касаясь копытами земли. Только теперь до Сигарта дошла вся странность происходящего. Всем было известно, что ни один конь не станет нести того, кто родился в Сиэлл-Ахэль: почуяв хищный запах, лошади шарахались от хэуров как от настоящих зверей, а этот скакун, похоже, был вовсе не прочь покатать раненую рысь… Сигарт попытался заглянуть вперед, за плечо эльфы, но в этот миг все опять затянуло туманом. Растворяясь в нем, хэур все еще ощущал поразивший его дивный запах.
Кроваво-красное солнце почти село, а эльфа продолжала пришпоривать коня, и без того летящего, как стрела. В лучах заката его светлая шерсть казалась почти бордовой. Время от времени всадница поворачивала голову, беспокойно глядя то на безжизненно навалившегося на нее хэура, то на половинку луны, с каждой минутой сиявшую все ярче. Сигарт больше не приходил в себя.
Наконец, луга закончились, и они въехали в лес. Под плотно сомкнутыми кронами уже царила ночь, топот копыт разносился ясно и гулко, многократно отраженный древесным сводом. Среди деревьев показался просвет. Лошадь выскочила на небольшую прогалину, посреди которой поблескивало небольшое озерцо. Лунный свет так ярко отражался от водной поверхности, что казалось, она сама излучает серебристое сияние. С радостным криком всадница направила коня прямо к воде. Спешившись у самой кромки озера, она стала осторожно спускать Сигарта на землю. В свете луны эльфа казалась совсем хрупкой, рядом с ней силуэт хэура выглядел, точно тень большой хищной птицы.
Наконец ей удалось подтащить раненого к краю озера. Последним усилием она подхватила его под руки и опустила в воду. Глубина оказалась небольшой — запрокинутая голова хэура покоились на густом мху, покрывавшем берег. Словно почувствовав коснувшееся дна тело, прозрачная гладь ожила — миллионы искр заиграли в толще озера, окутывая Сигарта со всех сторон. С каждой минутой они разгорались все ярче, вскоре в глубине уже невозможно было разглядеть ничего, кроме мятущихся потоков света. Сияние луны сгустилось, столбом белесого света протянувшись между ярким диском и озерцом.
Шум воды, окутывающий Сигарта, нарастал — ему казалось, будто он попал в бурлящий водоворот. Он всем телом чувствовал прикосновение мириадов пузырьков к горящей коже, ощущал, как они обтекают его, щекоча подобно маленьким живым существам. Постепенно это чувство стало настолько явным, что туман в мозгу хэура начал рассеиваться. Закрытые веки его вздрогнули, почувствовав яркий холодный свет, он медленно открыл глаза… Над озером, отражаясь в зрачках хэура, висела похожая на желтую сливу луна. На мгновение Сигарту показалось, что над ним склонилось огромное лицо, чьи светящиеся глаза смотрели прямо в душу: от этого взгляда стало холодно и спокойно: вздохнув, он погрузился в легкий, почти прозрачный сон.
Еще несколько раз Сигарт приходил в себя. Не в силах пошевелиться, он следил, как слепящее пятно постепенно переползает по небосводу. В его путающихся мыслях мелькнуло ленивое удивление: озеро, в котором он лежал, было совершенно не холодным, а ведь весна только лишь начиналась… Наконец, лик луны побледнел, растаяв в лучах рассвета, и Сигарт окончательно проснулся. Звериный инстинкт заставил его насторожиться — на поляне кроме него явно был кто-то еще. Поднявшись из воды, он отряхнулся — вода ручьями струилась с его накидки, куртки, стекала с ног — и стал осматриваться вокруг. Неожиданно будто молния сверкнула в его мозгу: у него больше ничего не болело! Еще вчера вечером он умирал без малейшей надежды на спасение, а сейчас он был бодр и свеж, как после долгого сна!
Постепенно в памяти Сигарта всплыли события этой ночи. Он стал искать глазами маленькую эльфу, что привезла его сюда, и вскоре нашел: она спала под большим деревом на краю поляны, скрутившись калачиком на расстеленном плаще и подложив под голову небольшую круглую сумку; рядом с ней лежал короткий лук. Неподалеку серебристый конь мирно ощипывал почки шелковицы. Завидев хэура, он фыркнул и махнул хвостом. Сигарт осторожно подошел к незнакомке и присел рядом с ней. Как ни старался он ступать бесшумно, она все же услышала его — и мигом вскочив на ноги, кинулась прочь.
— Постой! Я не хотел тебя напугать! Да стой же ты! — закричал Сигарт.
Эльфа остановилась, некоторое время постояла, затем, оправившись от испуга, подошла к нему и боязливо улыбнулась. Ростом она едва доходила до плеча хэура; разделенные на прямой пробор белые волосы длиной до середины спины были немного спутаны со сна, из-под них выглядывали такие же белые острые ушки.
— Ты спасла мне жизнь — я обязан тебе, — как можно мягче сказал Сигарт.
— Ты уже в порядке, как я погляжу. Вчера ты выглядел так, словно… словно на тебя напал виверн, — ответила она, и тут же сама рассмеялась над своей неизобретательностью — смех у нее был звонким и ясным.
— А ты держался молодцом, — она продолжила, — я уж думала, что не довезу тебя. Любой другой бы на твоем месте давно бы помер!
— До сих пор мне везло – я всегда оказывался собой, а не любым другим, — угрюмо произнес Сигарт.
Он обвел глазами поляну, на которой они стояли.
— Кстати, а что это за место?
— Лунный источник — богиня луны, Эллар, наполняет его своей силой. Он способен исцелять многие раны.
— Странно, что я никогда раньше о таком не слышал, — удивился хэур.
— Источники Эллар спрятаны от чужих глаз — лишь эльфы да лесные звери знают, где они находятся. Каждый источник наполняется силой лишь в определенную фазу луны, кроме новолуния, конечно, — тебе повезло, что этот силен как раз в последнюю неделю перед полнолунием…
Она осеклась и опустила глаза, смутившись. На несколько мгновений над поляной повисла тишина. Хэур украдкой рассматривал неожиданную спасительницу своим звероватым взглядом. Хотя в народе и говорили, что лишь родители эльфов знают, сколько лет их детям, Сигарт чувствовал, что она еще очень молода. На ней была бежевая курточка, из тех, что носят охотники, и облегающие штаны такого же цвета. На ногах красовались мягкие кожаные сапожки, а поверх штанов было надето нечто, похожее не то на короткую юбку, не то на передник. Сходя клином наискосок, эта кокетливая деталь одежды едва прикрывала бедра девушки. Единственным ее оружием, кроме лука, был длинный нож, притороченный к поясу. Сигарт отметил, что на правую руку эльфы надета тонкая кожаная крага, защищающая от порезов опереньем во время выстрела. «Странно, — подумал он, — все одевают на левую…»
Его серые глаза мельком окинули ее лицо и фигуру — он все еще никак не мог решить, красива она или нет: уж очень она была непохожа на всех виденных им женщин… Его взгляд любопытно скользил по бескровным губам, маленьким и чуть припухшим, как у обиженного ребенка, рассматривал резковатые, неправильные черты бледного скуластого лица; оно треугольником резко сужалось от скул к острому подбородку. Сигарту пришло в голову, что, коснись он этой тонкой кожи, она окажется прохладной, как вода… Одни лишь глаза горели жизнью на холодном лице эльфы, словно вобрав в себя все его соки. Огромные, широко расставленные, они были удивительного синего цвета, одновременно густого и прозрачного, как сапфировое стекло. Однако, несмотря на всю свою красоту, они не согревали хэура — эльфа смотрела на него прохладно и с вызовом, а в складке губ застыло какое-то упрямое и немного капризное выражение. Нет, она определенно не была красавицей… «Холодная как рыба, — решил про себя Сигарт. — Да еще и гордая, как все остроухие! Было бы чем гордиться, а то ведь кожа да кости — груди попробуй-ка еще отыщи…». И вправду, из-за невысокого, даже для эллари, роста и хрупкого телосложения она казалась почти девочкой. Точно угадав нелестное мнение о себе, эльфа осмелела и вскинула голову.
— Может, в честь чудесного спасения откроешь тайну своего имени? — с чуть заметной иронией предложила она.
— Сигарт. Я из Сиэлл-Ахэль.
Она сощурила глаза и внимательно глянула на хэура, словно сомневаясь в его словах. Ее взгляд стал проворным и острым, как нож.
— Ты — рысь?
— Да. То есть, нет…
— Так да или нет?
— Да.
— Понятно. Моав, — коротко представилась она, протягивая ладошку, настолько тонкую, что хэур пожал ее с явным опасением.
Как ни старалась маленькая эльфа казаться спокойной, Сигарт чувствовал, что она его боится. Уж на что-что, а на это у хэуров нюх точен!.. Тем временем новая знакомая отняла руку и снова воззрилась на него; он решил, что теперь его очередь задавать вопросы.
— Ты…
— Да, — резко перебила она, — я — эллари, лунная эльфа, если тебе так интересно. Еду домой, в Рас-Сильван. Если бы не ты со своим драконом, мой путь был бы значительно короче. А ты что делаешь в Галлемаре? Рыси ведь живут далеко на севере.
Это любопытство начинало раздражать Сигарта.
— Вот туда я как раз и направляюсь, — с подчеркнутой вежливостью ответил он; к его удивлению эльфа неожиданно обрадовалась.
— Стало быть, нам по пути, — заявила она. — Вот и хорошо — вдвоем будет не так скучно! Давай собирайся и идем.
Ее лицо приобрело озабоченное выражение.
— Правда, у тебя нет коня… Ну ничего, до ближайшего города доедем, а там разберемся. А я как раз пополню там припасы — не всем же питаться зайцами.
Она коротко свистнула — оторвавшись от завтрака, конь легкой рысью подбежал к ней. Моав попробовала рукой подпругу, осмотрела стремена и с недовольным лицом обернулась к Сигарту.
— Давай залазь — мы и так уже столько времени потеряли!
Хэур невольно отступил.
— Я уж лучше пешком — так привычнее. Кстати, он ведь меня совсем не боится…
— Чего ему тебя бояться? Это лиаф, потомок коня самого Сотта — они смелее многих ваших воинов! По преданию, он вышел прямо из моря, когда первая земля еще даже не остыла. Лиафы и сейчас рождаются в море — чтобы получить такую лошадку, надо подстеречь ее на берегу и уговорить отправиться с тобой.
Она огладила серебристую шею коня и невольно заулыбалась.
— Его зовут Хож.
Умное животное ответило ей тихим ржанием и смерило Сигарта взглядом выпуклых черных глаз — хэур готов был поклясться, что в них мелькнуло презрение!
— Кажется, он все понимает! — удивленно воскликнул он.
— Еще бы, он, поди, умнее нас с тобой будет, — подтвердила эльфа. — А ты не крути носом — предлагают подвезти, так соглашайся. Хочешь, садись вперед, будешь сам править.
Предложение подвезти было заманчивым — ведь Тив приказал двигаться в Цитадель как можно быстрее… К тому же, если честно, Сигарт с трудом представлял себе, где именно они сейчас находятся, а эльфа могла бы скорее вывести его к знакомым местам. Взяв повод, он молча перебросил его через голову коня, и, прихватив рукой украшенную ленточками гриву, сел в седло и поглубже натянул ремень сумки на плечо. Конь пошевелил точеными ушами, удивленно обернулся, и, увидев хэура, недовольно заржал. Эльфа ласково сказала что-то на эллари, легко запрыгнула и умостилась за Сигартом.
— Ну трогай, что ли… — сказала она, цепляясь с двух сторон за его куртку.
«И как только такое на свете живет?» — невольно подумал хэур, бросив взгляд на тоненькую руку. Не дожидаясь команды, конь плавно двинулся с места.
***
Поездка через лес заняла целое утро. Сигарт не уставал удивляться — он и не думал, что в этих землях бывают такие густые, почти непролазные леса. Низкие ветки то и дело цеплялись за волосы и одежду — что-то в этих деревьях казалось ему странным, но он никак не мог понять что именно. В воздухе продолжал витать знакомый сладкий запах — похоже, эти цветы повсюду! Сигарт никогда еще не бывал здесь, хотя до сих пор был уверен, что знает в Галлемаре каждый уголок: в конце концов, это была его работа. Зато конь ориентировался на местности куда лучше своего наездника — уверено и невозмутимо он шагал прямо сквозь чащу, выбирая самый короткий путь, так что не доводилось даже трогать поводья.
Сигарт едва успел увернуться от очередной ветки, норовившей хлестнуть его по лицу, как вдруг понял, что его так удивляло — все деревья были покрыты маленькими зелеными листочками, — свежими, едва распустившимися — и это в то время как по всей стране лишь сходил снег. Сигарт не знал, что и думать — сначала лунный источник, потом эта странная эльфа, теперь деревья… Он не любил неожиданностей, а за последние сутки их случилось более чем достаточно. К тому же лунных эльфов в Риане считали колдунами и относились к ним с некоторой опаской. Одной Эллар известно, что им может прийти в голову!
Всех этих причин было достаточно для того, чтобы недовольное выражение не сходило с лица хэура — только бы добраться до Имрана, а там уж он сумеет избавиться от эльфы и ее коня.
К полудню лес стал редеть; через некоторое время они, наконец, выехали на опушку, где в зеленеющей траве терялся маленький ручеек. Эльфа что-то крикнула коню, и тот остановился как вкопанный.
— Здесь будем обедать! — объявила она.
От такой непреклонности Сигарт аж растерялся. Обед — это что-то новое! Но пререкаться с капризной девчонкой ему было лень — пусть себе обедает, сколько влезет. Тем более что он сам еще чувствовал себя не совсем здоровым: бодрость, почерпнутая в лунном источнике, начинала улетучиваться.
Выбрав место, Моав принялась разжигать костер. Сидящий поодаль хэур с интересом наблюдал, как из ее кожаной сумки один за другим извлекаются: начищенный чайничек, две чашки, блестящая миска и другие странные предметы, в принципе неспособные поместиться в столь маленьком мешке. Видать, эти эльфы впрямь искусны в колдовстве… Сигарт особо и не удивился, когда из волшебной сумки появился кочан капусты и несколько красных яблок. Она протянула ему одно, он поморщился — такая еда не для рысей. Тогда Моав поднялась, взяла лук и колчан и быстро исчезла в ближайших кустах.
Ее отсутствие оказалось недолгим: ветки зашуршали, и из-за них появилась эльфа с подстреленным кроликом в руках. Сигарт молча следил за ее действиями. Она достала из-за пояса ножик — столь маленький, что хэур до сих пор даже не замечал его — и стала невозмутимо разделывать тушку.
Когда над поляной поплыл аппетитный запах жареного мяса, хэур воспрянул духом. Конечно, рысью он бы съел этого кролика и сырым, но для нынешнего обличья такой вариант был намного приятнее. Привлеченный ароматом, он подошел к костру — настроение было куда лучше, чем с утра.
— Я думал, эльфы не едят мясо, — заговорил он, указывая глазами на подрумянившегося кролика.
— Ты думал правильно: это для тебя.
— Ну, спасибо…
Слегка удивленный, он сел рядом с эльфой. Только теперь, наблюдая, как она ловко переворачивает мясо, он заметил у нее на ладони странный знак: темно-голубой контур обрисовывал распахнутые крылья большой птицы. Она была похожа одновременно на сову и на орла. Сигарт потер лоб, пытаясь припомнить.
— Это значит, что ты владеешь какими-то тайными знаниями? — неуверенно спросил он, показывая рукой на знак.
— Нет, это значит, что я — из детей Эллар.
— А… А я-то думал, ты особенная…
— А вот я зато никогда не думала, что ты особенный, — парировала эльфа.
Не найдя, что ответить — он ведь и впрямь не отличался никакими особыми талантами — Сигарт стал осматриваться по сторонам. Взгляд упал на легкий лук, лежащий на земле. Хэуры никогда не пользовались таким оружием, и ему было интересно. Он взял его в руки. Плечи лука выглядели необычно: грациозно выгнутые вперед, они были похожи на два полукруглых крыла, стянутых посредине. На внутренней части красовались отполированные роговые пластины со вставками из перламутра, а с внешней было прикреплено что-то подозрительно похожее на высохшие сухожилия. Спинка лука была украшена хитрым узором из тонких кожаных шнурков, сплетенных, точно стебли дикого винограда.
— Лук-бабочка, единственный в Рас-Сильване — озерные эльфы делали, — похвасталась эльфа. Было заметно, что она гордится своим луком не меньше, чем Сигарт гномьим клинком. — Почти вечный и в три раза мощнее обычного — выпускает стрелу на триста шагов!
Она отвлеклась от мяса и увлеченно продолжила:
— Понимаешь, когда ты начинаешь тягу, то рог сжимается, а потом с огромной силой распрямляется, добавляя выстрелу дальности. Ну а жилы растягиваются — в принципе, с этой же целью. Правда, и целиться из такого лука труднее — чуть ошибешься и промах!
— И чего тут сложного? — недоумевал хэур.
Моав фыркнула, но тут же снова пустилась в объяснения.
— Понимаешь, выстрел — это как продолжение взгляда, — торопливо заговорила она тоном человека, оседлавшего любимого конька. — Увидев цель, надо представить, что между ней и тобой протянута тонкая нить, вдоль которой и летит стрела. Для этого нужно забыть обо всем, как будто в целом мире есть лишь ты и твоя цель — и больше ничего! Вот это-то и есть самое сложное.
Хэур все еще скептически вертел в руках странное оружие. «Надо как-то попробовать», — решил он про себя.
— Ну ладно. Думаю, с жареным кроликом ты справишься и без оружия, — примирительно улыбнулась эльфа, переворачивая мясо другим бочком к огню.
Положив лук на место, Сигарт взял лежащий рядом футляр со стрелами. Он был удивительно тонкой работы: почти весь расшит прозрачным синим бисером и цветным шелком.
— Красивая у тебя сумка, — отметил Сигарт, вертя в руках этот шедевр.
Эльфа неожиданно рассердилась и быстро выхватила странный предмет из его рук.
— Это не сумка, а колчан! И вообще, отдай сюда — это подарок!
Хэур покорно отдал колчан и сел рядом с костром — наблюдать, как готовится кролик, было куда спокойнее. С минуту оба молчали. Моав сидела, отвернувшись от хэура и глядя в костер, потом взяла нож и надрезала мясо, чтобы посмотреть, готово ли она — взгляд Сигарта упал на ее тонкую руку. Он вспомнил, что его удивило при первой встрече с эльфой.
— Слушай, а почему у тебя перчатка на правой руке, а не на левой, как положено?
— Наверное, потому что я левша, — фыркнула Моав, оставляя кролика в покое. — Все эллари левши. Левой стороной правит луна — ее мир это как будто отражение дневного мира в зеркале ночи. Она противоположна солнцу, как холод — огню, тени — свету, как право и лево. Ясно тебе?
— Чего уж тут не ясного! А я и не заметил, что ты левша…
— Ты вообще много чего не замечаешь, — съязвила она.
— Так тогда зачем же ты тогда взяла меня с собой, раз я такой чурбан? — не спустил хэур.
— Чтобы хоть как-то разнообразить дорогу — зачем же еще! — как само собой разумеется ответила она.
Сигарт лишь вздохнул в ответ — глупо ссориться, когда обед уже почти готов… Погрузившись в молчание, он, за неимением иных занятий, принялся искоса рассматривать эльфу. И чем больше он предавался этому занятию, тем сильнее чувствовал, какая огромная между ними разница. Она ведь — ну точно овечка! Чистенькая, беленькая, а он… Куртка потертая, вся в пятнах, да и вообще весь наряд его уже далеко не первой свежести… И потом, она такая молоденькая — он не удивится, если окажется, что она и с мужчиной-то никогда не спала, — а он уже довольно на жизнь насмотрелся… Нет, не дело такому утенку с чудищем эдаким по лесам шастать! Да еще и весной, когда кровь так и вскипает в венах. Он невольно поежился: ну, ничего, до города уж как-нибудь дойдут, а там — каждый своей дорожкой. Эта мысль немного успокоила его.
Внезапно он вспомнил, что еще до ранения хотел вернуться в город, чтобы доложить фринну о бесчинстве гарвов, напавших на виверна. Он даже дернулся: и как мог забыть о том, что составляло его службу?! Однако в следующий же миг его вспыхнувший было взгляд смягчился и снова устремился на огонь: наверняка Тив уже знает о гарвах и без него… «Едва ли ему стоит поворачивать обратно в город», — подумал Сигарт, и эта мысль ему самому показалась странной.
***
От опушки пришлось ехать по дороге — до самого Имрана тянулись бесконечные поля с крохотными островками лысых деревьев. Не привыкший к открытым пространствам, Сигарт чувствовал себя крайне неуютно. Навстречу им то и дело попадались телеги, влекомые понурыми лошадьми, и всадники. Каждый встречный считал своим долгом пристально рассмотреть хэура и его спутницу. Такое внимание постепенно начинало раздражать Сигарта. Не в пример ему, лиаф чувствовал себя куда спокойнее: исполненный чувства собственного превосходства, он даже не поворачивал головы в сторону прохожих и верховых, по-видимому, не считая их чем-то, достойным внимания.
Между тем, настроение Сигарта стало портиться. Он успел заметить, что они были не единственными, кто направлялся в Имран — вдалеке за ними давно темнели силуэты нескольких всадников. Впрочем, они не слишком спешили — расстояние между ними и лиафом не сокращалось… Передвигаясь шагом по обочине раскисшей дороги, Сигарт уже давно жалел о том, что согласился ехать с эльфой. Один раз он попробовал пнуть коня пяткой, но тот обернулся и окатил его таким высокомерным взглядом, что Сигарт еще больше укрепился в решении во что бы то ни стало при первой же возможности избавиться от этой странной компании. К счастью, ждать оставалось недолго: до города было не больше двух дней пути. Пока же от делать нечего Сигарт как будто ненароком взглядывал через плечо на попутчицу. Надо же, лунная эльфа в краю людей, и еще такая маленькая! И как ей не страшно? Чтобы хоть как-то убить время, он решил немного порасспросить новую знакомую. Он обернулся, его глаза встретились с глазами сидящей за ним эльфы; по спине хэура пробежал холодок, но он тут же овладел собой.
— Слушай, а что ты вообще делаешь в этих землях? Я думал, эльфы и носа не высовывают из своего Рас-Сильвана, а до него отсюда как до неба. Зачем ты сюда явилась, с такими-то ушами?
Он скользнул взглядом по узеньким ушкам эльфы, разделяющим белые волосы; Моав рассмеялась.
— Ну как зачем! Затем, чтобы спасать всяких хэуров от раненых вивернов!
— А если серьезно?..
— А если серьезно — у Рас-Сильвана везде есть глаза и уши, и то, что ты их никогда не замечал, лишний раз доказывает их эффективность. Эльфийских князей касается все, что происходит по ту и по эту сторону гор. Срок моего пребывания здесь истек и теперь я возвращаюсь домой.
— Значит, ты следопыт?
— Кто?!
— Ну, лазутчик, собирающий сведенья.
— Вроде того…
Сигарт напрягся.
— Значит, ты, наверное, уже в курсе насчет луны, ну и всего этого?.. — осторожно спросил он.
— Угу, — кивнула эльфа. — Из Рас-Сильвана недавно сообщили.
Хэур почувствовал, как она выпрямилась в седле за его спиной.
— И что ты думаешь по этому поводу?
— Да что думаю?!.. — резко ответила она — Сигарту даже показалось, что в ее голосе мелькнула нотка раздражения. — Думаю, нам всем надо готовиться к войне! Моррог — это ведь не пара сулунгов!
— Ну да…
Оба притихли. Через некоторое время Сигарт ощутил, как Моав дергает его за куртку.
— Эй, ты чего умолк?
— Я? Да ничего, задумался просто. Моррог ведь не пара сулунгов… — улыбнулся он, обернувшись к ней. — Так что ты там говорила? Ты вроде как тоже следопыт?..
Она кивнула.
— Выходит, мы с тобой коллеги!
— Похоже, что так…
Сигарт ощутил нечто, похожее на симпатию. Бедная малышка! Видать, соскучилась по дому, а до него еще так далеко — даже гор еще не видно, одни поля да хутора из двух-трех покосившихся изб. Он оглянулся назад. Кривая дорога была пустой до самого горизонта, ехавшие за ними поселяне куда-то исчезли — вероятно, устроили привал. И вправду, часом больше, часом меньше — какая разница: когда путь длинен, времени уже не считают…
Вскоре вдали показалась рощица — темный островок среди ржавого луга. На более укромное место для ночлега рассчитывать не приходилось. Путники съехали с дороги и двинулись к деревьям: голые ветви просматривались почти полностью, однако они создавали хотя бы какую-то видимость укрытия. Углубившись в заросли на достаточно большое расстояние, конь остановился безо всякой команды. Эльфа пушинкой скользнула с седла.
— Приехали! С меня костер, с тебя добыча.
Не говоря ни слова, Сигарт слез с коня и побрел обратно в сторону луга: на границе с рощей, где росли молодые деревца, могли пастись зайцы. Отойдя довольно далеко от стоянки, он обернулся рысью — пугать эльфу своим звериным видом ему не хотелось. Как это бывало всегда, превращение влило в него новые силы — в зверином теле он чувствовал себя легче и ловчее. Он упруго и с наслаждением потянулся — сначала передними лапами, затем задними — и бодро потрусил к опушке.
Охотнику повезло: на опушке рощицы он заметил крупного зайца — тот стоял на задних лапках и обгладывал нежную молодую кору. Сигарт напрягся, припал к земле и стал бесшумно подкрадываться к добыче. Заяц вздрогнул, стриганул ушами, собрался бежать, но опоздал. Серой молнией хэур рванулся из укрытия, в два огромных прыжка покрыл разделяющее их расстояние и камнем упал на добычу. Через мгновение острые клыки сжимали дрыгающегося зверька.
Сигарт собрался было возвращаться в лагерь, как вдруг застыл на месте — он явно ощущал на себе чей-то взгляд! Резко вспрыгнув, он развернулся в сторону чащи, готовый ко встрече с противником, но обороняться не пришлось: всего в десятке шагов от него стояла Моав, в ее руках была вязанка дров. Сердце Сигарта упало — ведь не хотел ее пугать! Он не шевелился, лихорадочно думая, что делать дальше. Глупо было, конечно, вот так стоять, но оборачиваться человеком еще глупее — хорош бы он был с зайцем в зубах! Бросать же добычу было жалко — заяц не преминул бы сбежать. Сигарт решил, что лучше всего ничего не делать. Жаль конечно, что пришлось напугать эльфу, но в конце концов он тот, кто он есть, нравится ей это или нет…
Некоторое время они стояли друг напротив друга, глядя глаза в глаза. Моав пошевелилась первой. Она осторожно положила дрова на землю, шагнула в сторону Сигарта. Не выпуская добычи, хэур оскалился и глухо зарычал. Верхняя губа злобно задергалась, хриплое урчание не предвещало ничего хорошего. Заяц на всякий случай притих. Эльфу же эта угроза, похоже, не смутила: пристально глядя в круглые желтые глаза, она сделала шаг вперед, затем еще один. Рычание усилилось. Она шагнула еще, узкая белая рука повисла в воздухе… В следующий миг пальцы Моав коснулись шелковистой шерсти между ушами рыси. Угрожающее низкое урчание перешло в недовольные гортанные звуки и вскоре стихло совсем. Тонкие пальцы осторожно перебрали серебристую шерсть. Все еще не выпуская зайца из зубов, хэур подозрительно обнюхал ее руку. Она заулыбалась и погладила его по голове. От неожиданности Сигарт аж прижал уши — так с ним не обходились даже самые смелые людские жены! Воспользовавшись минутным замешательством хищника, заяц отчаянным усилием извернулся, выскользнул из грозных зубов хэура и дал стрекача. Моав рассмеялась.
— Идем, сегодня на ужин яичница — я нашла в зарослях тетеревиное гнездо, — весело проговорила она и, подобрав дрова, пошла к лагерю.
Когда Сигарт вернулся на поляну, костер уже уютно потрескивал, распространяя благостное тепло. Переглянувшись с эльфой, хэур молча сел у костра.
Скоро ужин из запеченных тетеревиных яиц был готов. Покончив со скромной пищей, Сигарт почувствовал умиротворение. Он лениво вытянул ноги к углям, приятный жар тут же растекся по телу. Ему стало жарко. Сняв меховую жилетку, он бросил ее рядом с собой на землю. Сидящая рядом эльфа брезгливо покосилась на нее.
— Как вы можете носить шкуру убитого животного! Они ведь ваши братья, такие же хищники!
— Это — волк, а волки нам не братья, они извечные враги рысей. В Цитадели говорят: «если ты не убил за день ни одного гарва, убей хотя бы волка».
— И ты сам его убил? — не отрывая испуганного взгляда от серого меха, спросила Моав.
— Ну да, — с гордостью оскалился Сигарт. — Пришлось немного повозиться — матерый попался… Зато мех лучше, чем у молодого! Зимой тепло и спать на нем можно, не хуже постели! Я его не отдам ни за какие окорочка — если его кто-то и снимет, то только с моего трупа.
Моав хмыкнула.
— Да ведь у вас самих такая шерсть, что хоть на снегу спи. Удобно, что ни говори. Интересно, как долго в вашей цитадели учат оборачиваться рысью?
— Никак не долго: хэуры рождаются зверьми и лишь потом учатся принимать второе обличье. Обычно к юности все уже это умеют, ну а особо талантливые — еще в детстве…
Эльфа подозрительно нахмурила лобик.
— А одежда, оружие? Куда это все девается, когда вы становитесь зверьми?
Сигарт пожал плечами.
— Да кто их знает?.. Я никогда над этим не задумывался. Меняя шкуру, я просто хочу, чтобы они исчезли, и они исчезают — а когда надо, снова появляются. Вот и все.
Моав удивленно взглянула на него — Сигарту показалось, даже слишком удивленно. Несколько мгновений она так и стояла, уставившись в его лицо, затем, наконец, проговорила вполголоса:
— Не знала, что вы это умеете…
— Что это?
Она тряхнула головой, точно отгоняя какую-то мысль.
— Ничего!
— Да что?! — продолжал настаивать он.
— Я же сказала, ничего! — вспыхнула она. — Да, кстати…
Она хотела что-то спросить, но Сигарт остановил ее знаком. Только что такой мирный, он внезапно насторожился. Проворно вскочив, он сделал несколько осторожных шагов в сторону зарослей — ему показалось, будто среди деревьев что-то хрустнуло. Некоторое время он стоял, напрягая слух, но все было тихо. Он вернулся к костру.
— Что там?
— Ничего, ложная тревога.
Он поднял жилет и, разложив рядом с собой, улегся на него. Эльфа отошла чуть подальше и тоже стала устраиваться на ночь. Подыскав место посуше, она села на землю, вытащила из сумки шерстяной коричневый плащ и расстелила его. Под удивленным взглядом Сигарта она сняла сапожки, аккуратно поставила их рядом с собой и быстро завернула маленькие голые ноги в край плаща. «Сразу видно — совсем еще девчонка, — подумал хэур. — А если нападет кто ночью, а если бежать!» Ощущение опасности все еще не покидало его, не давали покоя и слова остроухой — и что это они такое умеют?.. Размышляя об этом, он не заметил, как заснул.
Несмотря на вечерние опасения, ночь прошла спокойно. Он проснулся вскоре после рассвета. Эльфа еще спала, конь пасся неподалеку. Заметив шевеление, он повернул породистую голову, но увидев, что это всего лишь Сигарт, шумно выдохнул и снова принялся за завтрак. Хэур скорчил в ответ ему презрительную рожу — не хватало еще, чтоб эта тупая скотина над ним издевалась! — затем встал, потянулся, разминая задеревеневшее со сна тело, взмахнул руками над головой. Морозный воздух приятно колол кожу, бодрил, хотелось идти куда-то, что-то делать. До его обоняния донесся знакомый сладкий запах. Хэур осмотрелся, но ни одного цветка не заметил — видно, скороспелые фиолетовые растения скрывались в самой глубине рощицы.
Его взгляд упал на свернувшуюся клубком эльфу, в глубине души шевельнулась коварная мысль — что ему стоит сейчас незаметно уйти? Он тихо подошел к Моав и присел рядом с ней — она мирно спала, прижав запястье ко лбу. Затаив дыхание, он рассматривал ее тонкое лицо с прохладными, чуть запавшими щеками, наблюдал, как она дышит во сне — тихо-тихо, словно мышонок. Глядя на то и дело подрагивающие выпуклые веки с голубыми прожилками, он пытался представить, где бродят сны маленькой эльфы. Снится ли ей то же, что и ему? Такие же леса, озера, горы?.. А может, эльфам вообще ничего не снится? Чем больше Сигарт думал об этом, тем больше понимал, что таким, как он, нет пути в мир, где живет синеглазая эльфа…
Он отвел взгляд от бледного лица, пробежал глазами по хрупкой фигуре до самых кончиков пальцев на высунувшихся из-под плаща босых ногах девушки. Потянувшись, он осторожно приложил ладонь к белой ступне и покачал головой — его рука была намного больше ножки эльфы… Почувствовав прикосновение, Моав во сне отдернула ногу и улеглась поудобнее. «Спит», — подумал он и осторожно поднялся. Неожиданно эльфа пошевелилась и открыла глаза. Сигарт с досадой вздохнул. Увидев его, Моав улыбнулась — прозрачные синие глаза еще туманились сном.
— Доброе утро. Ты охраняешь меня или изучаешь?
— Не то и не другое — смотрю, спишь ли ты, чтобы незаметно уйти.
Он и сам не понял, что на него нашло. Эльфа смутилась.