4. Переосмысления, сдвиги в семантике слов
4.1. Существенные перемещения лексических массивов, стилистические сдвиги, разнообразные семантические преобразования могут быть признаны весьма активным явлением в современном языкотворчестве – даже на фоне всеохватывающего обращения к нелитературным сферам языка или на фоне бурных процессов в словообразовании. Они наиболее прямолинейно, иной раз зеркально отражают происходящее в обществе, возникающие и уходящие потребности коммуникации, речевые вкусы, новое языковое чутье (см.: Ю. А. Бельчиков. «Что было выражено словом, то было и в жизни…» РР, 1993, 3; ср. также Р. Н. Попов. Новые слова на газетной полосе. РЯШ, 1993, 1).
В целом активно развернувшиеся процессы в семантической сфере можно охарактеризовать как диаметрально противоположные тем, что сознательно были запущены в советском обществе. Они имели целью создание базы для идеологической индоктринации людей, языковые механизмы которой убедительно исследованы в книге Н. А. Купиной «Тоталитарный язык» (Екатеринбург – Пермь, 1995). В настоящее время происходит последовательное разрушение описанных ею «идеологем», особенно созданных в политической, философской, религиозной (точнее: антирелигиозной), этической и художественной сферах, а также критический, часто сатирико-юмористический пересмотр соответствующих прецедентных «сверхтекстов». Полное развитие получают тенденции, скрыто наметившиеся в языке времен тоталитаризма.
Здесь трудно не вспомнить общеизвестную работу В. Клемперера «Lingua tertium imperii» (Berlin – Frankfurt/M., 1949). Семантико-языковые явления, связанные с тоталитарным обществом («язык тоталитаризма и тоталитаризм языка»), а затем с их преодолением в посттоталитарном обществе вызывают сейчас обостренный интерес не только в России, но и других странах, особенно в Польше и Украине. Достаточно назвать работу А. Вежбицкой «Антитоталитарный язык в Польше: механизмы языковой обороны» (ВЯ, 1993, 4); сборник «Мова тоталiтарного суспiльства (Киiв, 1995) и другие публикации.
Характерно замечание Б. Н. Ельцина: «Термин “оппозиция” у нас имеет неприятный оттенок. Произносят его с трудом. На полпути были найдены слова “альтернатива” и “плюрализм”. На реплику интервьюера: «Мне кажется, что “оппозиция” и “альтернатива” – это одно и то же, – Ельцин продолжил: «В принципе да. Но никто не хочет это признавать. Такие слова, как “оппозиция”, “фракция”, внушают некоторым страх. Они тут же ассоциируются со словами “враги народа”. Однако необходимо привыкнуть к тому, что в демократизирующемся обществе все это – реальные факты. И если сегодня кое-кому не удается произнести это слово, со временем он научится» (АиФ, 1989, 27).
Обсуждение подобных противопоставлений встречается беспрестанно: …поставил в один смысловой ряд такие понятия, как «оппозиция» и «экстремизм» . Здоровая, нормальная, товарищеская оппозиция – величайшее изобретение демократии. Но пока живо поколение, что изучало «Краткий курс истории ВКП(б)», слова «оппозиция» , как и «фракция» , вселяют суеверный ужас и для употребления не годятся (Изв., 5.7.89). Надо было по всем линиям подчеркивать не оппозицию , а противостояние (АиФ, 1994, 8).
Уход от классового принципа понимания социального устройства ведет последовательно к диаметральному семантико-оценочному пересмотру таких слов, как, с одной стороны, плюрализм, капиталист, империализм, социал-демократический, национализм, коммерсант, фермер, торговец, миллионер, рынок (рыночная экономика, нравы свободного рынка), приватизация, разгосударствление, частный (частная собственность, частная торговля, частная фабрика), с другой стороны, социализм, ленинизм, пропаганда, коммунистический, диктатура, пролетарский, суверенитет, патриотизм, советский, плановый (плановое хозяйство, пятилетний план, перевыполнение плана), соцсоревнование. Сменили знак полярности, как бы обменялись местами в оценочно-идейном плане понятия верный ленинец, атеист, коммунист, комсомолец, пионер и антисоветчик, верующий, социал-демократ, диссидент, бой-скаут.
Изменение отношения к обозначаемым реалиям, меняет содержательную оценку и стилистическую окраску слов акция, биржа, маклер, безработица, забастовка, стачком, голодовка, демонстрация (демонстрация протеста, несанкционированная демонстрация), оппозиция, конфронтация, суверенитет, сепаратизм, консолидация, полиция, чиновник. Напротив, такие нейтральные слова недалекого прошлого, как большевизм (необольшевизм), номенклатура (партноменклатура), аппарат (советский аппарат, партаппарат), обком, райком, партком и под., получают резко негативную окраску.
В то же время по существу сходные реалии меняют свой словесный облик, подчеркивая переход в принципиально иную понятийно-идеологическую систему. Так, слово соборность заменяет коллективизм, утрачивая свойственную людям советского воспитания ассоциацию со словом собор, с названием церкви. И не случайно читательница задает вопрос: «В одной из телевизионных передач услышала слово “соборность”, хотя речь шла не о религии, а об охране природы. Как это понять?»
Газета помещает такой ответ: Термин «соборность» в русской религиозной философии означал свободное единение людей на основе любви друг к другу и к Богу. В современном языке религиозный смысл понятия, как это нередко случается, отошел на задний план. Под соборностью все чаще начинают понимать добровольное объединение усилий для достижения каких-либо жизненно важных целей… Идея собирания, «соборности» сейчас чрезвычайно актуальна. Моральное оздоровление общества, борьба против загрязнения среды, за возрождение полузабытых культурных ценностей – все это настоятельно требует свободного союза людей независимо от их убеждений и жизненной ориентации (Пр., 3.3.89).
Сходным образом слово духовность успешно вытесняет былые партийность и народность, оказавшись, как это ни странно, вполне взаимозаменяемым с ними в нынешней официальной риторике. Монолитное единодушие и единомыслие предстают авторитарностью и тоталитаризмом, «одноглазым» или «однополушарным» мышлением. Одно и то же событие, именовавшееся революцией, теперь обозначается как переворот.
Это хорошо ощущается журналистами, вызывая замечания вроде: Сегодня соцсоревнование стали называть рейтингом (АиФ, 1994, 5). Победа иностранного аналога в параллелях, рассмотренных в 3.1, объясняется именно вкусовым желанием людей уйти от словоупотребления советской эпохи.
Старый партийный термин отмежеваться заменяется заимствованным аналогом дистанцироваться, впервые отмеченном в 1971 году (Словарь-справочник «Новые слова и значения», М., 1984), массово употребляемым (без кавычек) с начала 90-х годов: Себя называет лейбористом и резко дистанцируется от коммунистов (РВ, 20.10.93). В силу своих религиозных убеждений, вековых традиций и обычаев старообрядцы дистанцируются от политики (Голос Родины, 1993, 44). Партия «Выбор России» начинает раскалываться. Одна часть дистанцируется от Ельцина, другая намерена быть в открытой оппозиции Черномырдину (Пр., 21.1.94). Ельцин в послании дистанцируется от правительства (Пр., 1.3.94). Николаеву, если он собирается «служить до генералиссимуса», сподручнее дистанцироваться от нынешней президентской команды (Изв., 9.2.95). Он дистанцировался от наиболее влиятельных структур и людей (Изв., 15.2.95).
Постоянно возникают своеобразные семантико-лингвистические конфликты. Перестали, например, соответствовать традиционной противопоставленности в качестве политических терминов прилагательные левый (теперь – демократ, либерал, революционер) и правый (теперь – коммунист, «державник», совсем парадоксальное «красно-коричневый»). Развернутую игру с применением этих слов и цветообозначений в политике дает статья «Радикальные центристы и романтические прагматики»: Необычайную путаницу вносит определение «правого» и «левого»… Наша шкала политических движений «перевернута» по отношению к западной, в «леваках» у нас ходят верные тэтчеровцы, а в «крайне правых» – «багровые» большевики… «Западную» шкалу можно представить в виде радуги – «красные» – коммунисты, «оранжевые» – левые социалисты и анархисты, «желтые» – социал-демократы, «зеленые» – либералы, «голубые» – либеральные консерваторы, «синие» – правые консерваторы, «фиолетовые» – правые радикалы и фундаменталисты. Обрамляют этот спектр инфракрасные сталинисты (маоисты) и «ультрафиолетовые» наци… Наши демократы переливаются всеми оттенками «зеленого» – от «салатовых» из блока «Новая Россия» до изумрудных «демороссов» и сторонников «экономической свободы» цвета «морской волны». А сбоку – «посиневшим» Аксючицем к ним притиснут «ярко-голубой» Травкин… Гражданский союз ходил бы в «желтых» и «розовых», считаясь левой социал-демократией, еврокоммунистами, короче – «лево-левым центром» (РВ, 15.9.93).
Обдумывая перемещение понятий такого рода, В. Аксенов в сочинении «В поисках грустного беби» (New York, 1990) замечает: «В мире в виде фона для вполне отчетливой и наглой политики царит терминологическая, семантическая, лингвистическая и эстетическая неразбериха» (сс. 62–63). Кроме слов левый и правый это иллюстрируется такими примерами путаницы со словами наши, ваши, новые и старые русские: «Ты говоришь “наши” про “наших”? Про наших советских или про наших американских?… Давай договоримся: их наши – это уже не наши, а наши наши – это наши, о’кей?» (сс. 254–255); «“Новые американцы” или, если угодно, “новые русские”» (в противоположность «старым» американцам русского происхождения – с. 262).
Изменили свой смысловой статус и слова демократ, консерватор, причем последнее по-прежнему хранит оттенок „ретроград, враг прогресса“ и тем отличается от своего значения на Западе – „защитник частной собственности перед государственной“. Порой наивное, но всеохватывающее стремление уйти от «тоталитарного языка» от свойственных ему семантики и словоупотребления, а где возможно и от материальных слов, активизирует понятие пере и самоё приставку. Крайней иллюстрацией стал великолепный глагол военного быта 1993 года – переприсягнуть, как и слово перестройка, ставшее лозунгом последнего периода истории СССР.
Здесь можно говорить об омонимичности или о «контрастивной полисемии» – смысл слов для разных социальных групп и для разных этапов истории общества в целом различен до полярности.
Целые группы наиболее употребительных слов и фразеологии выходят из обихода, приобретают анахронический оттенок устарелой чужеродности. Так, практически вышли из общего употребления и воспринимаются как архаизмы названия еще недавно официальных учреждений, вроде ЦК КПСС, КГБ, обком, райком, народный контроль. Эти процессы монографически исследованы в кандидатской диссертации Е. Ю. Красниковой «Влияние современных общественно-политических факторов на развитие и функционирование социально-оценочной лексики русского языка» (М., 1994). Автор отмечает
(1) расширение семантического объема слов, создание новых кругов значений: в словах, в которых основное значение нейтрально, а оценочный компонент связан с одним из лексико-семантических вариантов – застой, застойный, перестройка, перестроечный, аппаратный, аппаратчик, очеловеченный, капитализация, а также сталинский, хрущевский, брежневский; в словах, в которых оценка выражена имплицитно и содержится в коннотации – собственник, частный, частнособственнический, рынок, рыночный, бизнес, бизнесмен, большевизм, большевистский, товарищ, функционер, номенклатура, номенклатурный, административный, унитарный, революционный, коммунистический, социалистический;
(2) оживление вышедших из употребления слов, изменение их оценочной окраски: господин, предприниматель, предпринимательство, частник, собственник, а также фракция, оппозиция;
(3) появление новообразований с оценочным значением: брежневизм, рашидовщина, чурбановщина, номенклатурщина, митинговщина, номенклатурщик, приватизатор, теневик, совок, совковый;
(4) появление заимствований для обозначения и оценки новых явлений общественной жизни: мэр, спикер, приватизация, конверсия.
Все эти изменения подтверждаются анализом стилистических помет в современных словарях, а также системных отношений – синтагматических (изменения в словосочетаемости), парадигматических (антонимические, синонимические, гипонимические), сигматических (отношение к обозначаемым реалиям), прагматических (отношение участников общения; говорящего к а) действительности, б) содержанию высказывания, в) адресату).
4.2. Принято мнение, что доля новых значений в общей массе лексических новаций невелика (составители серии «Новое в русской лексике» оценивают их не более 10 %, причем преимущественно в общественно-политической терминологии) и что переосмысления не всегда дают действительно новое номинативное значение. Вопреки ему нынешний фактический материал свидетельствует об активизации расширения, углубления семантической структуры слов, актуализации их второстепенных, малоизвестных значений, возникновения совсем новых значений (обычно под иноязычным или каким-либо иным влиянием – областническим, жаргонными, профессионально-терминологическим) именно как о магистральных путях сегодняшней динамики всего русского словаря.
Наибольшую группу составляют новые значения или переосмысления, служащие средством номинации новых реалий. С лингвистической точки зрения мы имеем здесь дело с разнообразными явлениями энантиосемии и ономасиологии (ВЯ, 1993, 1, с. 157). В большинстве случаев причиной тут выступают потребности политического развития, меняющихся институтов власти и социальных структур. Однако затрагиваются и иные словарные пласты, например обозначения новых предметов быта. Расширяется и специализируется значение многих слов, по той или иной причине попавших в общественно значимый контекст. При этом даже явные новые значения, не говоря уже о только формирующихся и не отграничившихся еще от существующих, оказываются столь естественными для нынешнего языкового вкуса, что не воспринимаются говорящими как новые.
Так, не сразу был отмечен новый собственно именной смысл слова перестройка как политико-экономического термина, обозначающего реформу или реконструкцию жизни нашей страны – с известной аналогией китайскому термину гайгэ „реформа, реконструкция с китайской спецификой“ (между прочим, и свободу слова, обозначенную у нас как гласность, в КНР тоже назвали с подчеркиванием китайской специфики – кайфан „открытость“ – Изв., 19.5.88). Отсюда, кстати, понятно, почему другие языки эти слова не переводили, а заимствовали: перевод невозможен «по той простой причине, что в жизни других народов и государств отсутствуют соответствующие явления, а значит, для них нет и названия» (Л. П. Катлинская. Новое ли слово «перестройка»? РЯ, 1991, 1, c. 24). По той же причине этот термин стал вскоре архаизмом и на родине.
В значении, отличном от первоначального отглагольного, оно было использовано М. С. Горбачевым на июньском пленуме ЦК КПСС и, отрываясь от непосредственных связей с перестроить(ся), вступая в соотношение с именами реформа, преобразование, обновление, реконструкция и под., быстро нейтрализовало естественные для отглагольного существительного связи управления, легко утратило дополнения, приобрело принципиально новую сочетаемость (уроки перестройки, в духе перестройки, партия перестройки, творчеством масс сильна перестройка, перестройка и новое мышление, противники перестройки), породило производные (перестройщики, перестроечный, антиперестроечный, доперестроечный, ср. новейшее постперестроечный). Апофеозом можно считать дефиницию Перестройка есть соединение социализма и демократии в книге «Перестройка и новое мышление для нашей страны и всего мира» (М., 1987; ср.: Краткий политический словарь, 4-е изд., М., 1987).
Являясь в этом смысле неологизмом, слово немедленно стало интернационализмом и столь же немедленно историзмом – в полном соответствии с яркостью и преходящностью обозначенного явления.
Справедливости ради следует отметить, что слово перестройка знало пору актуализации в качестве политического термина и раньше, в середине 20-х годов, когда вообще в моде были понятия строить, стройка, строительство: вся страна – одна великая стройка, партстроительство, языковое строительство, новостройки и т. д. Им обозначали качественное превращение (сейчас бы сказали: перерождение) партии из общественно-политической организации в «партию-государство». Слово это произнесено 57 раз в докладе Л. Кагановича партсъезду, который узаконил перестройку функциональных отделов обкомов, крайкомов и ЦК ВКП(б) в целостные производственно-отраслевые отделы. Как и нынешняя, та перестройка имела роковые последствия для нашей страны.
Интересными примерами появления новых значений могут послужить слова подвижка и прорыв (см.: В. Г. Костомаров. Перестройка и русский язык. РР, 1987, 6, сс. 3–11). Словари толкуют первое как геологический термин; его нормальное значение таково: В результате активных подвижек земной коры Австралия… стала приближаться к Японии (Изв., 29.12.87). В эпохи, когда шли подвижки континентов и менялись их конфигурации, океан влиял на колебания климата более активно (Изв., 16.7.89).
Очевидно его необычное значение в таких контекстах: Утверждение суверенитета республик начинает, кажется, вызывать подвижки и в союзных структурах (Изв., 25.10.90). Есть какие-то подвижки и в других областях советско-американских отношений (М. С. Горбачев. Пр., 8.4.85). Обозначились подвижки и по проблемам Корейского полуострова (Пр., 22.5.89). Мы видим реальные подвижки в улучшении снабжения и обслуживания людей (Изв., 3.7.89). Нет существенных подвижек и в вопросе о нашей задолженности (Изв., 23.9.92). Сократилось число ДТП… Аварии, конечно, происходят. Но главное, говорят, наметилась подвижка (Изв., 19.1.93). В ходе переговоров с украинской делегацией по стратегическим силам… никаких существенных подвижек в лучшую сторону в течение двух дней не произошло (Изв., 4.3.93). Нормативно понятие успеха, изменения к лучшему, шага к достижению цели по-русски обозначается словом продвижение (в речи того же Горбачева: Мы не можем отрицать наших больших продвижений – Пр., 14.1.90), но подвижка кажется свежее, «ароматнее».
Не менее желанным представляется современному языковому вкусу в близком значении „крупный успех, принципиальное достижение“ слово прорыв, определяемое нормативными словарями как „место, где что-то прорвано“ и „нарушение хода работы, срыв, остановка в работе“ и даже в специальном военном значении прорыв фронта, прорыв из окружения отнюдь не имеющее обязательно положительного характера (поэтому оправдано уточняющее обстоятельство, вскоре, впрочем, утраченное: Значительного прорыва вперед не было – Изв., 20.7.89): Решение главы государства Шри-Ланки… расценивается как крупный прорыв в урегулировании этнического конфликта (Пр., 18.4.89). В 20-е годы мы добились крупных прорывов в биологии, физике, экономике (Изв., 3.7.89). Формулировка: строить «социалистическую рыночную экономику» рассматривается как теоретический прорыв (о XIV съезде Компартии Китая. Изв., 19.10.92).
Новое значение слова прорыв позволительно интерпретировать не только как самобытное развитие семантики, но и как результат американского влияния. Вот авторитетное свидетельство: В 1946 году Небольсин основал свою компанию. Вскоре произошло то, что американцы называют словом «прорыв» . «Ю. С. стил корпорейшн» заказала компании проект… (Пр., 3.11.89). В самом деле, для публицистики США обычны такие контексты, как Major technological breakthroughs, such as the ones in electronics, that have occured in our era, inevitably alter man’s image of himself and of his environment… a list of recent Russian breakthroughs that have found demand on the world market (We/Мы, 1993, 17). Такое употребление естественно у русских эмигрантов (например, в эссе Ю. Мамлева «В поисках России» говорится, что при чтении русской классики за рубежом «возникновение новых духовных прорывов неизбежно – тем более что вы подсознательно соотносите вселенную русских книг, их подтекст с окружающим миром» – ЛГ, 1989, 39), а также и у журналистов-международников, от которых идет и в более широкий обиход.
Многие исследователи отмечали специфическое развитие семантики слов застой и гласность, которые послужили ключевыми символами эпохи, оставшейся в памяти как «Горбачевская перестройка», и стали уже если не архаизмами, то историзмами: Перестройка сформулировала теоретические концепции прорывного характера – и натолкнулась на живучесть догматических настроений, на доперестроечный идеологический фундаментализм (А. Н. Яковлев. Пр., 8.2.90).
Новые значения – путеводный знак дня. С перестройкой, гласностью, подвижками и прорывами связаны лишь несколько своеобразных лет 1986–1990 гг. Трудно угадать, выживут ли они действительно как явления лексикона; в повседневном обиходе они уже кажутся устарелыми, скомпрометированными и в обиход нового поколения могут, видимо, войти лишь как окрашенные принадлежности прошедшей эпохи. В то же время примеры свидетельствуют, что тот же прорыв сохраняет свое в известной мере странное, но эмоциональное значение положительного достижения – уже вне ясных ассоциаций с употреблением М. С. Горбачева и его единомышленников, но в явном согласии с языковыми вкусами и настроениями эпохи, с общими устремлениями к либерализации средств выражения, к опрощению и нелитературной экспрессии.
Много новых значений связано с различного типа переносами. Новые экономические условия существования людей породили, например, в слове челнок (ср. челночный „регулярно перемещающийся туда и обратно“; тут возможно и влияние американского употребления слова shuttle – „поезд, самолёт, совершающий частые рейсы между двумя пунктами“) обозначение лица, занимающегося переброской товара для выгодной продажи через границы страны: Тем, кого в народе зовут «челноками», не нужны никакие двусторонние межправительственные соглашения… Посадка «челноков» на рейс Москва – Пекин закончилась чуть ли не дракой (МН, 1993, 17). Наши российские коробейники (на жаргоне новоявленных «бизнесменов» – «челноки» ) не вызывают положительных эмоций (Пр., 11.1.94). Сошедшие с поезда челноки располагались тут же, на привокзальной площади и торговали продуктами в жуткой грязи (Изв., 16.11.94). «Челноки» сделали турецкие гардины весьма популярным товаром в России. Историческая роль «челночной» торговли еще ждет своего описания (Изв., 29.3.95). Поезд Гомель – Москва набит людьми, которых прежде звали презрительно «мешочниками», а теперь они – «челноки» , коммерсанты (Изв., 31.3.95).
4.3. К семантическим процессам, активно развернувшимся в современном русском словаре, следует отнести актуализацию отдельных единиц. Ярким примером служат уже рассмотренные нами смены ориентаций и оценок в терминах и формулах обращения, а также реабилитация массы топонимов. К жизни вернулись многие слова, которые, казалось, навсегда вышли в тираж: гильдия, купец, негоциант, гувернантка, гимназист, гимназия, лицей и др. Возрождаются, на глазах утрачивая насаждавшуюся их увязку с враждебным миром насилия, забытые дореволюционные и новые заимствования типа акцептант, аукцион, брокер, дивиденд, менеджмент, корпорация, концерн, трест и под.
Это остро ощущается всеми – с осуждением ли, с одобрением, удивлением: Бонна, гувернантка, экономка – слова дореволюционного лексикона. Но запестрели они в газетных объявлениях (АиФ, 1994, 5). На смену многолетнему, как фикус, социалистическому понятию «достал» всплыло и пошло в обращение – «купил». Удивительно, право. Пошел и купил. (Изв., 20.10.94). Ср. и такую оценку: Она мало чего знала про американский бизнес , тогда и слово-то это было почти ругательным (Форум, 1993, 4, с. 55).
Наводится порядок в новом распределении власти, что сопровождается возвращением в обиход слов мэр, мэрия, префект, субпрефект, префектура, департамент, муниципальный и пр. В ходе ликвидации в конце 1993 года параллелизма властных структур устраняются советы, а самое это слово и сочетания с ним заменяются иными: администрация, дума, глава администрации, губернатор и т. д.
Громадные массивы слов переходят из пассивного словаря в активный или из узкой, по большей части оценочно окрашенной сферы функционирования в общее употребление. В первую очередь это лексика, сознательно устранявшаяся из обихода из-за своей действительной или мнимой принадлежности к отвергаемым и даже к разрушаемым социальным институтам.
Ярким примером служит актуализация конфессиональной лексики и идиоматики: ад, аллилуйя, алтарь, амвон, аминь, ангел, апостол, архимандрит, (архи)епископ, благовест, благодать, Бог, вера, вериги, вечеря, владыка, всенощная, геенна, Господь, грех, греховный, духовник, заповедь, заутреня, звон, исповедь, киот, ковчег, коленопреклоненный, колокольный, крест, крестить и креститься, лампадный, литургия, мирской, митрополит, молитва, монастырь, настоятель, нимб, обряд, осанна, окропить, освятить, отпевать, пастырь, патриарх, покаяние, поститься, праведник, православие, приснопамятный, провидение, промысл, пророк, (прото)иерей, протопоп, рай, риза, рождество, святой, священник, складень, Спас, судный, суетный, схима, таинство, упокой, херувим, хоругвь, храм, церковь.
Все эти термины в словарях советской эпохи имели пометы типа арх., стар., устар. В дореволюционной России:… У верующих:… Все они сейчас выписаны нами из текущей периодики, и эти пометы, конечно, уже никак не соответствуют их восприятию. Нормой сейчас стало, например, нейтральное употребление многих слов и выражений, которые в советскую эпоху имели насмешливо-иронический оттенок: праведник, праведный, вечная память, почить в бозе, ничтоже сумняшеся, как на духу и подобные.
Сюда примыкают и восстанавливаемые (ибо их незаконно зачисляли в религиозную лексику из-за старославянского происхождения и преждевременно обращали в архаику) общелитературные слова из старой книжности с высокоторжественным, поэтическим и иногда ироническим оттенком: благорасположенность, благотворитель, воистину, вопрошать, глашатай, гордыня, деяние, державный, духовный, жертвенный, инакомыслие, кончина, лик, милость, нетленный, падший, подвижник, покаяние, покаянный, ратный, стезя, судилище, супостат, учтивость и т. д.
Важно заметить, что церковно-славянизмы, в отличие от предшествующей эпохи, не воспринимаются как сугубо книжные и не создают эффекта пестроты текста. Это стоит в связи с общей стилевой тенденцией к все более дробным текстам, включающим на меньших отрезках контрастные единицы, прежде всего совмещающие книжные и разговорные элементы. Ее действие усиливается тем, что, сразу приняв эти средства выражения естественными словами жизни, лишь временно находившимися под искусственным запретом, люди предпочитают их даже, когда имеются более нейтральные синонимы (скажем, стеречь, метать, а не охранять, бросать).
Оживают даже специфические слова вроде аскеза „отказ от благ, подвижничество“. Во всяком случае, вполне нормально сейчас воспринимаются такие, например, фразы, в которые автор не вкладывает и из которых читатель не извлекает иронии: Что касается рекламы, то и она не должна безобразить лик стольного града (Куранты, 1993, 31). Торжествующему вкусу соответствуют призывы вернуться к сочетанию сестра милосердия (вместо медсестра) или к словам прошение, проситель (вместо заявление, заявитель).
Заметно ускоряется, вообще-то идущий беспрерывно, процесс уточнения многих наименований. Поиск исходного, «верного» значения слова становится доминантным и всеохватывающим, приобретая нередко и тенденциозную односторонность. Устанавливая, скажем, что вроде бы нейтральное слово мероприятие происходит от выражения принять меры (я знал, что это значит, когда в детстве отец грозил: смотри – приму меры!), люди сегодня склонны приписать ему неприятный оттенок дисциплинарности: принять меры, прежде всего, значит „приструнить, наказать“.
Люди уже избегают употреблять это слово в контекстах вроде план мероприятий профкома, провести собрание и другие мероприятия и обозначают им только карательные милицейские акции: Находясь в нетрезвом состоянии, три гражданина в штатском обыскали задержанного, вывернули ему карманы… В ходе проведения этих мероприятий довольно быстро выяснилось, что никаких наркотиков у прохожего нет (Изв., 22.10.92). Был предъявлен ордер на обыск его квартиры… «Добро» на это мероприятие дал МБР Генеральный прокурор… Обыск был абсолютно бессмысленным мероприятием , поскольку МБР обнаружило только огромное количество папок с научными работами (Изв., 23.10.92). Проводилось мероприятие под кодовым названием «Гастролеры». Говоря по-простому, в Москве была облава на иногородних преступников (Изв., 27.1.93).
Бывший вице-премьер, отстаивая опущение слова народного в названии Министерство образования, заметил: «Разве бывает антинародное образование?» В этом, несомненно, отразилось общее настроение, но отнюдь не вдумчивый анализ, который подсказал бы более уместный антоним ненародный, и уберег бы министра от вряд ли им осознанного, но по небрежности формулировки ощутимого призыва к замене образования эгалитарного, всеобщего элитарным, избранным. Вызывают сомнение и возражения против словосочетания ответственный работник на том основании, что нет, де, безответственных, но это антоним для значения „имеющий развитое чувство долга“, здесь же в виду имеется значение „принимающий по должности решения“ (антонимы технический, не-ответственный). Самое сочетание отвращает, потому что много бед принесли эти номенклатурные ответработники, но это уже не лингвистическая проблема.
Уходя от двоемыслия и деформации общечеловеческих понятий идеологическими шорами, только естественно стремиться к новым нескомпрометированным словам или к «очищению» старых слов. Наиболее серьезны процессы своеобразного восстановления первоначального смысла во многих словах, деформированных в смысловом отношении внесением идеологического ограничителя. Так, понятия справедливости и правосудия сужались определениями советская справедливость, пролетарское правосудие, а самые слова как бы теряли полный диапазон своей семантики; ср.: выдающийся виртуоз, монументальный памятник, реальная действительность, а теперь и альтернативные выборы.
Философ М. Капустин в статье «Однополушарное мышление» указал на ненаучность и нелогичность соединения гетерогенных понятий, находящихся в разных плоскостях, например в распространенных определениях меньшевиствующий идеализм, социалистический реализм и под. (ЛГ, 1989, 24). Обеднение содержания понятий определениями типа социалистический реализм, социалистический гуманизм, социалистический интернационализм, социалистическая демократия поясняется так:
«Социалистический реализм – это не какой-то более богатый и глубокий реализм, чем все его прежние разновидности, не тот реализм, который в максимальной степени отражает всю правду жизни, а тот, который отражает требования из 5–7 пунктов, сформулированных разными Ждановыми и Ермиловыми… Социалистический гуманизм – это не какое-то там “абстрактное” (“трухлявое” или как там еще?) человеколюбие, ставящее превыше всего жизнь и счастье человечества и отдельного человека, но “гуманизм”, на знамени которого написано “Кто не с нами, тот против нас”… Социалистическая демократия часто означала не ту, которая выше, шире, глубже не-социалистической и до-социалистической (“буржуазной”, “рабовладельческой” и т. п.), а ту, которая у́же, которая “не для всех” и которая приводила в итоге к ситуации “человека-винтика”, которая прекрасно уживалась с уничтожением крестьянства, травлей интеллигенции, обожествлением Вождя» (Г. Водолазов. Ленин и Сталин. «Октябрь», 1989, б, с. 4).
К сожалению, пример заразителен, и мода давать подобные определения не изжита; социализм продолжают называть бюрократическим, государственным, авторитарным, деформированным… «Возникают в итоге определения, разрушающие сами себя. Бюрократический (т. е. не демократический) социализм – это же не социализм, это все равно, что «горячий лед» или «холодный огонь» (там же, с. 28).
Снятие прежней идеолого-политической печати со словосочетаний такого типа увязывается как с признанием приоритета общечеловеческих ценностей (их называли классово-враждебными или абстрактно-гуманными), так и с тяжелыми воспоминаниями действительности, маскировавшимися этими формулами (ср.: Бурные дебаты идут у нас вокруг места общественных наук… начать переход высших учебных заведений на новую систему преподавания гуманитарных и социально-политических наук, как их теперь называют – Изв., 25.10.90).
Выражение культ личности появилось как обозначение величайшего достижения гуманистической культуры при смене классицизма – возвышения человека, личности как высшей ценности; советская эпоха вложила в него прямо противоположный смысл (народная мудрость среагировала на эту подмену известным анекдотом брежневских времен: был в Москве, рукоплескал лозунгу «все для блага человека» и даже видел… самого человека).
Соответственно семантические процессы приобретают болезненную остроту и протекают чрезвычайно бурно, с перехлестами. Так, стремление уйти от политико-управленческого значения слова советский приводит вообще к отказу от этого прилагательного, к образованию нового производного от слова совет, когда это необходимо по стечению обстоятельств: Безнаказанное распространение околосоветовской группировкой огульных обвинений… стало чуть ли не нормой (о процессах, инспирированных Верховным Советом РФ. РВ, 18.8.93). Один из лидеров верховносоветовской группы (РВ, 21.8.93).
Беда еще и в том, что отмежевание новых словоупотреблений, их идеологическая стерилизация сопровождается сплошь и рядом их новой идеолого-политической односторонностью. Об этом хорошо сказано в статье «Оборотни в мире слов»: Люди, которым слова – профессиональный инструмент, в кошмаре: слова, на вид надежные, пахнут ложью… Омонимы: наш спикер ничего общего со speaker’ом не имеет… Назвав государственный бандитизм «административно-командной системой», его укрепили… Мэр, президент, субпрефект – маскировка, ибо на деле у нас это не полнокровные слова. Консерватизм в мире слов отражает отсутствие динамики в мире реальности. Нынешняя политика увлечена экспортом слов, потому что иного экспорта нет, – реформа, приватизация, ваучер. «Ваучер» не является ваучером, «приватизация» – приватизацией, «парламент» – парламентом. Каждый удав именует себя брандспойтом (МН, 1992, 51–52).
Слова, получившие новое значение, употребляются и в прежнем, но со временем второе может стать нежелательным и устаревшим, даже забытым. Время может превратить устойчивые лексико-семантические варианты слова в разные слова-омонимы.
По аналогии с термином «советизмы», т. е. слова, отразившие события и преобразования жизни после 1917 года, анализируемые нами актуализирующиеся значения, переосмысления, возвращенные в живой обиход забытые слова и т. д. могут рассматриваться как «постсоветизмы» или даже «антисоветизмы», ибо их семантика содержит долю «несоветское» вместо «советское». Они отрицают то, что называлось «советским образом жизни» с его собственно идейно-социалистическими и иными характеристиками; «не наше» изображается в них как «наше» и наоборот. Скажем, дефиниция слова биржа сейчас нейтрализована, тогда как в словарях советской эпохи была идеологизирована (вводилась пометой «В буржуазных странах:…»). И, напротив, слова, обозначавшие советские реалии, теперь «напрашиваются» на ограничительную помету (пионер – член детской организации, существовавшей…).
4.4. На общей волне наблюдается семантическое развитие и слов, непосредственно не отягченных очевидными идеологическими или социально-политическими коннотациями. Показательны такие употребления: К итогам референдума надо подходить взвешенно, очень взвешенно … Итоги референдума отнюдь не однозначны … Прилагательные взвешенный и неоднозначный явно приобретают новое для себя значение „осторожный, продуманный, некатегоричный“, но лишенное их определенности.
Можно напомнить уже рассмотренное драматически (принципиально лучший), асимметричный (совершенно неожиданный), качественно (в принципе – иначе: Ей надо было придумать, как теперь говорят, что-то качественно новое (Форум, 1993, 4, с. 54). Привычные огласить, про(за!)читать решительно заменились стилистически нейтрализованным озвучить: Президент же свою новость – а он подчеркнул, что озвучивает ее впервые, – подал не в условном, а в изъявительном наклонении… В сущности, ничего специфического в этом вечном процессе обновления приевшихся средств выражения (о вечном поиске «свежих слов» писал Л. А. Булаховский в «Курсе русского литературного языка», М., 1937, сс. 60–61) нет, кроме необычно высоких темпов его нынешнего развертывания.
Волна обновления захватила как бы заодно с идеологически окрашенными и совершенно немаркированные, вполне нейтральные средства выражения. Появляется, например, техническое значение „присоединяемая аппаратура различного назначения“ у слова периферия: Компьютеры, принтеры, периферия по самым низким ценам (Изв., 14.10.92). Во многих подобных случаях (ср. ставшее важным не только для перелетов в самолете, но и для тривиальной поездки в автомашине приказание Застегните ремни, которое привело бы в недоумение русского человека еще десятилетие тому назад) достаточно трудно с определенностью говорить о сдвигах в семантической структуре слова (например, слова ремень), хотя налицо чувствительные стилистико-оценочные и смысловые изменения.
Любопытно употребление слова оригинальный в значении „фирменный“ (иноязычное влияние?): Постоянно в продаже оригинальные запасные части для автомобилей «Шкода» (Экстра-М, 1998, 24; там же: драматическое видение от «Самсунг»).
Типичны такие замены, как разнорабочий (вместо чернорабочий – устранение неуважительного оттенка в именовании профессии), работодатель (заменяющее слово наниматель с его неприятной ассоциацией с синонимичными, в сущности, словами хозяин, эксплуататор). Слово промышленность совсем, кажется, вытеснило свой синоним индустрия, и сейчас говорят тяжелая промышленность, а сочетание легкая индустрия вообще не кажется возможным. Кино у нас уже не художественное (в отличие от документального), а игровое, как и анимационное вместо мультипликационного. Неверие в правильность привычных средств выражения доходит до абсурда, заставляя обсуждать грамматические формы типа проезд автобусов/автобусам запрещен или заменять общеизвестное сокращение ЧП, че-пе (чрезвычайное происшествие) сокращением ЧС (чрезвычайная ситуация), видимо, для того, чтобы не путать первое с чрезвычайным положением (после ГКЧП).
Вкус произволен, мода прихотлива, и иной раз трудно уловить причины предпочтений. Так, приобрели популярность слова незатейливый, незатейливо в значении „простой, бесхитростный“: Ну совсем незатейливые избранники. Взяли и переименовали Савельевский переулок в Пожарский переулок (Изв., 25.5.93). Бывшие партийные и советские номенклатурщики таким незатейливым образом высказали свою тоску по былой послушной прессе (Изв., 15.6.93). Мы можем сделать незатейливый вывод, что, несмотря на конфликт с президентскими структурами, Лужков хорошо контролирует ситуацию в Москве (Изв., 25.3.95). Ясно, конечно, что это слово может быть употреблено и иронично о чем-либо сложном и хитром, отчего и возникает привлекающая к нему экспрессия «затейливости».
Весьма актуализировалось слово неоднозначно, часто эвфемически замещающее более конкретные резко критически, с возмущением (Забастовка была воспринята неоднозначно). Употребляют слова логично, натурально в значении „естественно, конечно“: Вкладчики, натурально , бросились к кассам (Изв., 22.2.95). Вместо исходный, начальный стали говорить стартовый (стартовая ситуация), вместо например – условно говоря и примерно: Есть и сейчас счастливые люди, такие же, примерно , как деловой Ярмольник (АиФ, 1994, 17).
О связи модных слов и значений с социальной престижностью прекрасно писала Г. А. Золотова, анализируя современное употребление слова сложно там, где должно быть в согласии с существующей семантической нормой слово трудно (Что сложно, а что трудно? РР, 1993, 2).
Прилагательное риско́вый стало явно популярнее, чем рискованный (см.: В. Г. Костомаров. Рисковый – где ударение и чем отличается от рискованный? РЯЗР, 1989, 2), комфортный – чем комфортабельный, центровой – чем центральный. Видимо, людям нравится более краткий, выразительный, не совсем, если угодно, литературный вариант; при этом происходят и некие семантические процессы, глубину которых, впрочем, вряд ли правильно преувеличивать. Так, нельзя утверждать, что центровой значит «из центра» – уже потому, что в первом примере это явный синоним центрального: «Секстон-ФОЗД», центровой московский рок-клуб, планирует устраивать утренники специально для детей (Куранты, 1993, 8). Досье на центровые фигуры советской разведки (АиФ, 1991, 51). Еще недавно забитая и неотесанная провинциалка превратилась в длинноногую и высокомерную «центровую» проститутку (РВ, 24.7.93). Его новоиспеченной супругой стала центровая проститутка (РВ, 28.7.93).
Журналисты, в деятельности которых стремление к обновлению вообще увязывается с конструктивным принципом ухода от штампа, со всей очевидностью действуют по принципу «только не так, как было». Желание сказать необычно, уйти от привычного и надоевшего становится всеохватным. Если, скажем, традиционно французских королей по-русски называют Людовиками, а английских Генрихами, то нынешний газетчик обязательно напишет Луи и Генри: Монополист ведь всегда действует по пословице короля Луи XV – после меня хоть потоп (Куранты, 20.5.92); ср.: Сегодня в Малом академическом театре Петербурга представляется комедия Генриха фон Клейста (по-теперешнему – Кляйста) «Разбитый кувшин» (Сегодня, 30.4.93). Ср. также: Чарлз Дарвин (Изв., 9.10.89) вместо привычного Чарльз.
По той же логике, правда, наряду с привычным названием – Финляндия, репортер пишет: В самой же Суоми коммунисты долгие годы работали в подполье (Изв., 16.11.92). Американский штат Виргиния теперь назовут Вирджиния, название города и известной ткани произнесут не Босто́н, а Бо́стон, как и Лос-Анджелес (Изв., 15.5.93; МП, 2.12.92) вместо Лос-Анжелос, ланч вместо ленч, джаз-бэнд (Коммерсант, 1992, 33) вместо джаз-банд.
Тут, конечно, работает и упоминавшийся фактор «выправления по оригиналу», который, впрочем, постоянно наталкивается на сопротивление традиции – как в общем, так особенно в индивидуальном употреблении. Так, например, несмотря на практику газет и телевидения, многие учебники, карты и книжные издания придерживаются традиционного названия штата в США: Уголовный кодекс штата Виргиния ставит под запрет «коррупцию или взяточничество для всех лиц, кроме кандидатов на выборах» (Л. Дж. Питер. Принцип Питера. М., Прогресс, 1990, с. 99. Перевод Л. В. Степанова).
Любопытным примером подчинения моде на обновление во что бы то ни стало может служить вопрос, приписываемый газетой профессору экономики: Что скрывается за убойной критикой российского экспорта? (Сегодня, 14.5.93). Разумеется, значение „губительный, смертоносный“ есть в употребленном прилагательном, связанном все же прежде всего со значением „предназначенный для убоя“, но предпочтено оно более нормативному для данного контекста убийственный, несомненно, только для ради свежести. Иной раз в ослеплении модой журналист не замечает прямой нелогичности или даже противоречивости используемых «свежих» слов: Проблема не в том, чтобы сгладить очередной прокол , а в том, чтобы исключить вероятность самого появления таких накладок (Изв., 19.5.93) – прокол оказывается синонимом накладки!
Речевое чутье часто воспринимает замены или подмены, рассматриваемые в данном разделе, как неправильности, но социально-политические причины обычно оправдывают многие, казалось бы, незаконные расширения активности одного за счет другого. Сила распространяющегося вкуса не дает задуматься над оттенками установившегося смысла, она, скорее, придаст ему новые оттенки, видоизменит его. В модных предпочтениях – свидетельство состояния духа, интеллекта, нравственных побуждений, коммуникативных интенций, свойственных времени и обществу.
В общем поиске новых, «нескомпрометированных» слов наиболее «чистыми», не отягченными неприятными обертонами, но, напротив, ассоциируемыми с заморскими образцами, которым многие жаждут подражать, а, следовательно, наиболее модными предстают иностранные слова. Именно этим объясняется широкий поток или даже потоп англоязычных заимствований, который замечен и обеспокоил всех ревнителей чистоты русской речи. Это влияние хорошо ощутимо и в нынешнем семантическом развитии русских слов, и не будет, очевидно, ошибкой квалифицировать многие из приводимых ниже примеров как калькирование или косвенное заимствование.
Такие случаи весьма разнотипны, и, если глагол бежать в значении „баллотироваться, выдвигать свою кандидатуру“ (Но как бы силен ни был Бейкер, не он «бежит» в президенты. Бежит Буш, и перед ним стоит теперь сверхзадача: создать такой лозунг, который, будь он брошен в массы, массами будет подхвачен – Изв., 17.8.92) остается экзотической калькой, то модное употребление слова вызов в значении английского challenge нельзя не признать очевидным и перспективным развитием семантики русского слова: Мы должны действовать очень ответственно с тем, чтобы мы были на высоте вызова времени (М. С. Горбачев на пресс-конференции на Мальте. Пр., 4.12.89). Новые вызовы времени диктуют необходимость переосмысления нашего отношения к ООН (Изв., 9.1.91). Если же для того, чтобы эти выборы состоялись, в качестве последнего аргумента, нравственного вызова Борису Ельцину понадобится выставить и свою кандидатуру на перевыборы, думаю, на это надо идти (Г. Э. Бурбулис. РВ, 7.9.93). Современная мировая система капитализма справится с вызовами начала XXI века (Свободная мысль, 1994, 12–28, с. 125).
Точно так же прочно укореняется коммерчески-организационная формула базирующийся в… (based in…): Дж. Сорос решил стать акционером базирующейся в Денвере золотодобывающей компании (ФИ, 1993, 26). Она приобретает актуальность в условиях монополизации, свойственной свободному рынку, и децентрализации, но в достаточно упорной конкуренции с иными возможностями обозначения нужного смысла – со штаб-квартирой в… с главной квартирой в… квартирующее в… центральный офис которой находится в…: «Правительство национального единства», квартирующее в общественном центре Моссовета (Сегодня, 1993, 8). Русский Дом Селенга, квартирующий в Волгограде… Товарищество, зарегистрированное в г. Волгограде (Изв., 9.4.93). Федерация кикбоксинга со штаб-квартирой в Киеве (Изв., 10.4.93). Лидер «Вьетнамской партии возрождения», имеющей штаб-квартиру в Калифорнии (Изв., 24.4.93). Тут хочется вспомнить сомнительный, но популярный и всепригодный оборот получить (иметь) постоянную прописку в…
Из-за конкурсов красоты, поразивших вначале воображение неожиданностью и потребовавших для выхода на международную арену унифицированного термина – названия участницы, у нас распространяется с 1990 года новое значение слова модель опять же по английскому образцу. Вообще случаи объединения или совмещения под влиянием языка-донора в одном слове значений, для которых в языке существуют разные слова, крайне редки и, строго говоря, противны здравому смыслу. Они, очевидно, возможны при очень сильном, граничащем с поклонением, стремлении к подражанию.
Факт остается фактом: в соответствии с многозначностью model как обозначения лица без дифференциации значений натурщица и манекенщица встречаем и русское слово в таких ранее невозможных контекстах: Модели или, скорее, натурщицы фотографа (Пр., 21.5.88). Мисс фотомодель Таллинн-88… Лучшей моделью года среди профессиональных манекенщиц признана Гунита… (Пр., 1.1.89). Москвичка Н. – « Супермодель России»!.. Девушка будет представлять Россию на ежегодном конкурсе « Супермодель мира» в Лос-Анджелесе (МП, 2.12.92). Требуются не стандартные фотомодели или манекенщицы, а девушки с весьма пышными формами. Их намерены искать в российской глубинке (Коммерсант, 1993, 6). В мире, где полным-полно моделей и супермоделей , натурщицы и натурщики выглядят анахронизмами… Труд натурщиков оплачивается так, что не идет ни в какое сравнение с сотнями тысяч долларов, которые платят в час модным манекенщицам (Нью-Йорк таймс, русское недельное обозрение. 12–25.10.93). В. Юдашкин… провел несколько кастингов среди московских манекенщиц ; фотографии отобранных моделей будут переданы в Париж (Сегодня, 1994, 178).
История некоторых семантических явлений достаточно сложна. В слове команда развивается значение „группа ближайших помощников политических деятелей, руководителей“ (А. Г. Голодов. Команда – политический термин? РЯШ, 1989, 6), но толчком к его развитию, видимо, послужило употребление слова team. Уже не менее двух десятилетий в словах присутствие, присутствовать медленно, но определенно развивается по английской модели дипломатическое значение каких-то форм военно-политического иностранного вмешательства. Это значение охватывает и новые зоны приложения, например: «Самсунг» расширяет свое присутствие на Дальнем Востоке (Об открытии в Хабаровске торгового дома; Сегодня, 13.4.93).
Разумеется, далеко не всегда стимул к развитию нового значения можно с уверенностью обнаружить в иноязычном образце. К рассмотренным примерам, вроде подвижка, можно добавить раунд „этап переговоров“, мораторий „прекращение испытаний“, афганец „участник афганской войны“, диалог, конверсия, спектр, накопитель. Однако не подлежит сомнению, что основная масса новых значений в последние годы формируется по англо-американским образцам (ср. визитница, органайзер из кожи – Лидер, 1995, 1).
Вновь напрашивается аналогия с калькированием французского словоупотребления в XVIII–XIX вв., которое оказалось глубже, нежели просто заимствование (вспомним, хотя бы влиять на, трогательный, утонченный). Сегодня англо-американское влияние распространяется даже на, казалось бы, сверхрусские реалии: Шопперы – так цивилизованные люди называют хозяйственные авоськи (Экстра-М, 1994, 50). Оно прослеживается не только в прямых и, конечно же, в большинстве своем преходящих заимствованиях, но в менее заметных и более глубоких явлениях – в предпочтении определенных семантических типов и образов, в прагматике употребления, в синтаксисе, в стилистике.
4.5. Показательными примерами могут послужить сверхмодные значения слов обвал, обвалом, обвально и обвальный, связанное с американским выражением by landslide, и крутой, отражающее специфику tough (В. Г. Костомаров. Нерусские русские слова. РЯЗР, 1992, 5/6. Ср. также: Е. Н. Геккина. Обвальный. РР, 1993, 5).
Вероятно, не все русские сознательно ощущают, что слово крутой приобретает новое значение, даже если учесть его известные переносные значения „суровый, своевольный, резкий“ (крутой мужик, человек крутого нрава, а также крутые меры, крутые перемены), но нижеследующие контексты отмечаются только с конца 80-х годов:
Мужской клуб «Супер» – журнал для крутых бизнесменов (Реклама по телевидению – январь 1992 г.). Это не значит, что я такой э-э-э крутой – ну, в смысле хороший, верный жене (Интервью известного актера в новогодней телепередаче 31.12.91). У обывателей представление такое: телохранители – это здоровенные крутые костоломы (Столица, 3.1.92). КГБ и милиция провели в Москве серию громких арестов крутых и не очень крутых владельцев видеотехники (о «пиратском бизнесе» копирования видеолент с сексом и насилием. Изв., 14.2.92). В Питер приехала американская дама Джоанна Стингрей. Знаете, из тех герл, что очень хотят быть крутыми , но таланта-то нет. Она попыталась начать карьеру поп-певицы в Америке, но не вышло… Чтобы считаться крутым , мало только слушать записи или щеголять на крутом прикиде, надо ездить по городам, чтобы видеть своих кумиров живьем. Но это в последние годы с поездками стало легко, а в 70-х и начале 80-х надо было действительно быть крутым , чтобы попасть на фестиваль, скажем, в Ленинград (В. Марочкин. Рокеры – это вам не брокеры! День, 1992, 12). Ты стал крутым непонятно с чего (модная песня А. Пугачевой «Мимоходом», весна 1992). Тибальт – он всего лишь подкрученный дядька, а Ромео – крутой по-настоящему, почти Брюс Ли (КП, 25.3.92). «Разговор двух крутых мужчин» – так обозначил Б. Ельцин характер переговоров в Кремле с президентом Польши (Изв., 23.5.92). Крутым группировкам, успешно занимающимся перераспределением рыночных богатств в свою пользу, становится тесно в пределах родной Москвы (Куранты, 1993, 5). Сцена в бане смутила, как мне показалось, даже вполне «крутого» Александра Политковского (Изв., 23.1.93). Отныне есть кому приструнить « крутых ребят» из иных коммерческих структур (Изв., 18.2.93). Народ нынче пошел крутой – без ножа никуда не ходит (Куранты, 1993, 14). За преступниками гонятся два крутых детектива (Куранты, 1993, 28). Некая крутая структура «приговорила» журналиста (Изв., 3.3.95). Люди с крутым коммерческим прицелом сумели пройти напролом через все (Изв., 28.3.95). В храм науки приезжает отдохнуть душой и телом весь цвет московской крутоделовой интеллигенции (Педагогический калейдоскоп, 1994, 3).
Это значение, появившееся в среде просвещенной молодежи, увлеченной детективными романами, фильмами и песнями из США, развивается под несомненным влиянием американизмов a tough, a tough customer, tough guys (ср., впрочем, и жаргонное употребление hard-boiled). На это влияние указывает А. Д. Васильев в заметке «Крутой» (РР, 1993, 6), приводя свидетельство из молодежных романов 70-х годов, в частности из текстов В. Аксенова: круто сваренный парень и тафгай.
В словах крутой, крутизна ловко и привлекательно сочленяются положительные представления о силе, решительности, физической закалке и об агрессивности, опасной злости, просто бандитизме. Если угодно, здесь подспудно живет американский идеал сильного и доброго героя-ковбоя; его индивидуализм очень привлекает после переувлечения коллективизмом. Такой герой естественно противопоставляется слабаку, размазне.
Соответственно можно ожидать яркого, того же стиля и экспрессии, антонима, и он отыскивается, например, в жаргонизме лох: «Лох» на жаргоне крутых парней означает простака, обычного человека (Реклама фильма «Лох – повелитель воды», выпущенного на экраны в начале 1992 г.). Мы не хотим быть такими, как все, – мы просто желаем поиздеваться над вами, лохами (КП, 28.1.92). По Москве лохи шастают косяками. Операция по ограблению стариков и прочих лохов прошла с успехом (ВМ, 25.2.95; о вкладчиках прогоревших фирм). Лох пьет на халяву жадно и много… Слегка протрезвевший «лох» на «автопилоте» возвращается домой (АиФ, 1994, 6). Для утонченного профессионала-мошенника грубо обобрать лоха – все равно что расписаться в собственном бессилии. (АиФ, 1994, 12). Ср. использование уголовных жаргонизмов в политической статье Г. Попова «О кидалах, куклах и лохах»: На жаргоне «кидал» подмену пачки денег пакетом нарезанной бумаги называют «куклой» , которую вручают обманутому покупателю ( «лоху» – на том же жаргоне). Не хотелось бы проводить аналогию, определяя, кто в данном случае «кидала» , кто «кукла» , а кто «лох» . (Изв., 13.1.96).
Это слово, особенно в форме лоха, известно по диалектам в значении „простак, слабак, дурак“ (ср. лоший „плохой, дурной“); В. И. Даль видит в слове уменьшительное от названия рыбы – „отощавший лосось после нереста“.
C известной долей смелости во внезапной актуализации этого диалектизма тоже можно увидеть иноязычный стимул: хронологически она совпала с актуализацией американского жаргонизма wimp „cлабак, простак“ (cp. „мягкотелый“) в президентской кампании Дж. Буша, которого подозревали в недостаточной твердости. В американском политическом узусе связь между понятиями „cлабак“ и „крутой“ очевидна: A wet or a wimp is one who is opposed to a particular hard-line policy of a political party (W. R. Lee. New Words and Phrases in English. «Praxis», 1992, 3, p. 170). Разумеется, не исключаются и самобытные стимулы, например литературно-ироническое и просторечное употребление созвучного прилагательного лохматый в значении „необразованный, тупоумный“. Ср. также: Но не думайте, что Евтушенко, как положено поэту, хлюпик по определению. В иных ситуациях он по-своему крутой парень (РВ, 21.8.93).
Популярность сочетаний рассмотренного типа пробудила новые оттенки и в приложении определения крутой к названиям не-лиц, причем с чрезвычайным разнообразием смысловых оттенков, точнее – с чрезвычайно расплывчатым, но ярко эмоциональным смыслом. Можно сказать, что с учетом наметившихся семантических сдвигов оно все больше входит в моду, а частотность его применения, расширение круга его сочетаемости в свою очередь закрепляет и углубляет эти сдвиги:
Все зависит… от того, насколько крута модель его штанов (АиФ, 1991, 42). В центре… самое крутое движение в мире (КП, 4.1.92). Цены на кладбище крутые (ВМ, 4.1.92). Такие крутые условия добычи, как на сахалинском шельфе, встречаются не часто (так как бывают землетрясения, идет подвижка льдов. Изв., 12.2.92). С большим интересом читает об этой крутой дискриминации подросток… (Изв., 24.2.92). Нам дали крутого пинка (Огонек, 1992, № 11). «Крутой» ностальгии по Родине, совмещенной с неудовлетворенностью бытием, в «Тамарине» не чувствуется (Изв., 3.9.92). Ну вот, высказала самое рискованное – теперь бейте, поклонники «крутого» голливудского кино (Изв., 18.9.92). Самые «крутые» подробности из жизни рок-звезд (ВМ, 23.12.92). А призы! Тут тебе и чеки на тысячу долларов, и авиабилеты на Канарские острова… и самая крутая электроника (РВ, 11.9.93). В иные слова мы вслушивались совсем не так внимательно, воспринимая их как нечто необязательное, как добавление к крутому тексту (Третье сословие, 1993, 1). Рейд идет как-то буднично, ни тебе угроз, ни крутых задержаний… (Изв., 1993, 27). Она просто пообещала сопернице « крутую разборку» (Куранты, 1993, 31). Французский социализм никогда не был столь « крут », как совдеповский (Куранты, 1993, 35). Именно здесь предприняли столь крутой шаг (о провозглашении Вологодской области государством. Изв., 18.5.93). Депутат Думы… сделал ряд крутых заявлений (ВМ, 24.3.95). В бумагах был крутой компромат на весьма высокопоставленных лиц (КП, 5.10.95).
Многозначность или, точнее, эластичность, легкая растяжимость семантики распространяется и на производные: Крутые люди… Считается, что крутизна – это modus vivendi (т. е. более 300 долларов США на члена семьи в месяц). На самом деле крутизна – это состояние души. И это состояние часто приводит людей в суд. Самые крутые дела, как правило, доходят до Верховного суда России, откуда мы, в основном, и взяли всю эту галерею крутых лиц… Четырежды судимые люди обычно скрывают свою крутизну (Сегодня, 21.5.93, 18). «Телезахват» был подан очень круто – около 2 миллиардов милиция изъяла у бандитов с лету (Коммерсант, 1–7.3.93, 9)… Человека, в чем-то замешанного. Долг там не отдал или в крутизну пошел, беспредел за собой ведет (АиФ, 1994, 13).
Примеры, как говорят британцы, рассказывают свою историю, и их список показательно завершить такими словами видного лингвиста: «В нем (в городском просторечии. – В. К.) есть… и здоровые элементы, которые, пользуясь именно этими элементами, можно было бы назвать “крутой” образностью» (Ю. Д. Апресян. Интервью. РР, 1992, 2, с. 52. Подчеркнуто нами как компетентная стилевая квалификация нового значения слова крутой).
Модная ориентация на сниженный и оригинально-вольный стиль ведет к превращению сочетаний типа крутые ребята, крутая разборка в устойчивые. О высокой степени освоенности этого прилагательного, о его соответствии сегодняшнему общественному вкусу говорят и многие другие факты. Оно все чаще пишется без кавычек, его свободно приписывают лицам, вряд ли на самом деле им пользующимся. Так, если верить интервьюеру, директор Эрмитажа академик М. Пиотровский сказал: Страховые оценки наших «крутых» шедевров доходят до 60 млн. долларов, а, скажем, картины Леонардо да Винчи идут вообще без всяких оценок (АиФ, 1993, 3). Впрочем, кого сегодня у нас удивишь стилистической слепотой профессионалов пера или даже бранью, слетающей с уст хотя бы и профессора!
Модное, актуализированное слово легко перенимается, расширяя сферу своего влияния, затмевая другие возможности выражения данного смысла, безусловно, избираясь всякий раз как уникальная единица, предпочитаемая синонимам, соотносительным или параллельным средствам выражения, не имеющим и подобия экспрессии, столь соответствующей языковому вкусу сегодня. Так, на месте привычного высокие темпы читаем крутые темпы падения нефтедобычи , ибо подчеркивается оттенок „опасные, угрожающие“ (здесь нет возвращения к основному конкретному значению: крутой берег, обрыв, поворот!) и вместо падение добычи – обвал начинается и в других добывающих регионах (Изв., 18.2.92).
Последний пример приводит нас к рассмотрению столь же модного и развивающегося по тому же сценарию нового значения в словах обвал, обвалом, обвальный: Наши потенциальные партнеры и кредиторы не будут спешить ни с выводами, ни с «обвальной» помощью (Изв., 13.1.92). Все заявления об «обвальной» приватизации торговли являются чистейшей воды авантюрой. План «обвальной» приватизации был именно долгосрочным… Или слово «обвальная» кому-то эстетически не пришлось? (МН, 2.2.92). Обвал в нефтяной промышленности – это другой случай (Изв., 24.2.92). Об опасностях, связанных с такой крайностью, как приватизация обвалом , то есть непоследовательно, непланомерно, мы, поверьте, не думали (Изв., 26.2.92). Отметил свой трудовой путь актом обвальной приватизации государственного дачно-приусадебного хозяйства (Изв., 28.2.92). Происходит обвальный вывоз национальных ценностей из России (Изв., 4.6.92). Обвальная фермеризация невозможна (Изв., 17.9.92). В КНР… не будет обвальной приватизации госсобственности (Изв., 19.10.92). Резкий спад экономики и обвальный рост преступности – таковы реалии сегодняшнего Таджикистана (Изв., 11.11.92). Процесс дезинтеграции сделается тогда просто обвальным , и никакая сила (да ее и нет) уже не удержит Федерацию от распада (Изв., 12.11.92). Происходит обвальное падение курса рубля (Изв., 24.11.92). Произошло, как сейчас выражаются, обвальное падение выпуска книг (РГ, 29.12.92). Обвального выезда российских граждан за границу, слава Богу, сейчас нет (Куранты, 1993, 13). Игра на временное удорожание с последующим обвальным обесценением (Пр., 30.7.93). «Обвально» этот процесс не пошел (Куранты, 1993, 28). На это раз «обвал» случился не с рублем, а с бензином (ЛГ, 1994, 45).
Словари ничего похожего на подобное значение слова обвал („падение большой оторвавшейся от чего-л. массы“ и „груда камней, земли, снега, обрушившаяся с гор“, т. е. „обвалившееся место и то, что обвалилось“) не фиксируют, а прилагательного обвальный даже в естественном значении „к обвалу относящийся“, как и наречия обвалом вообще не регистрируют (отмечаются обвальчивый „рыхлый“ и обвалистый „легко обваливающийся“).
Перенос собственного значения обвала, оползня, подвижки какой-то массы, лавины на общественные явления наблюдается со всей очевидностью в американской политической образности: landslide (любопытно, что британский вариант этого слова landslip такого значения не приобрел) все словари отмечают в специфическом значении термина избирательных кампаний – „an overwhelming majority of votes for а political party or candidate“, „an election that sweeps a party or person into office“ и даже просто „any great victory“. Типичный для выборов в США контекст REPUBLICAN LANDSLIDE. The Republicans swept the nation, won overwhelmingly at all the stages… находит свое отражение и в русских текстах: По словам сенатора Бейкера, который в новом 97-м конгрессе США станет лидером на сей раз республиканского сенатского большинства, если выборы в Белый дом ознаменовались «лэндслайдом» (по-русски «обвал», политический термин, означающий сокрушительную победу или поражение), то выборы в конгресс были политическим землетрясением (Изв., 17.1.93).
Термин пришелся к месту при избрании Б. Н. Ельцина весной 1989 года. В его поразительно быстром распространении сыграли роль и тогдашнее всеобщее доброжелательство публики к новому вождю, и ее вкусовое пристрастие к американским порядкам, желание им подражать. В то же время термин родствен той фразеологии, от которой общество жаждет, но, как это ни забавно, никак не может уйти: обвал корреспондирует с образом давления, с подавляющим большинством при голосовании.
Его укоренению содействовало и то, что он впервые для русской семантики удачно сочленил идею „моментальности, разовости и неожиданности“ с идеей „всеохватности, масштабности“ обозначаемого действия. Это, между прочим, ощутимо на таком примере употребления наречия: Начинается главное: восстановление частной собственности, причем уже не в опереточных масштабах, а, можно сказать, обвально (Изв., 22.9.92).
Поскольку landslide фактически то же, что avalanche, можно было бы ожидать активизации в русской речи слова лавина (известная популярность наречия лавинообразно отмечается!). Однако экспрессия концентрируется, видимо, преимущественно на одном конкретном слове, теряя свою силу не только на смежных, но и ближайших однокорневых словах. Семантическое расширение слов крутой, круто, крутизна тоже лишь в небольшой степени затрагивает подходящие для этого русские слова: лихой или бесшабашный, видимо, слишком фольклорно маркированы; а дерзкий и лютый дают нежелательно однозначный акцент на грубости и на безжалостности.
Для рассуждения на эту тему любопытно добавить такие примеры, в которых по сегодняшней моде можно было бы описать прилагательное крутой: Сидят в уголке крепкие ребята и все примечают. И если у подгулявшего «лоха» есть что взять – они тут как тут (АиФ, 1994, 6). Не самое строгое , но звучное блюдо – бифштекс «Нью-Йорк» (МН, 1990, 23, с. 11). «Лихие» люди верх берут (Труд, 20.4.94). Это одна из разновидностей новых российских деловых людей… Осторожно! Лихие люди (МП, 27.5.93).
Заметим, что инициатор рассматриваемого значения В. Аксенов первоначально употреблял транслитерацию тафгай и переводил ее как жесткий парень. В начале века в сходном смысле употреблялось слово резвый: Мы вчетвером поедем в какое-нибудь резвое место (В. Набоков. Человек из СССР. В кн.: Пьесы. М., Искусство, 1990, с. 243).
Вкусовая увлеченность позволяет не замечать удивительного расширения семантической применимости слова и поразительно злоупотреблять им; в одном тексте находим: У нас крутой продюсер!.. Тачка, надо признать, была крутая . За рулем мужик такой холеный… Я в самой крутой группе играю… Это у нас самая крутая газета… Знают о цене, что ты платишь за эту внешнюю крутость (Новый взгляд, 1993, 39).
