1

Допрос чужеземца Барама убедил меня в неизбежности столкновений с захватчиками из Лон-Сера в будущем. Ситуация, сложившаяся в Лон-Сере и ставшая причиной попытки уничтожить Орден и добиться контроля над Тобин-Сером, уже более двух столетий оставляет желать лучшего. В последнее время положение ухудшилось. Думаю, за четыре года наши противники оправились от поражения и накопили новые силы. Полагаю, в наших интересах самим выработать условия неизбежной схватки. Мы можем ждать их очередного удара, рискуя оказаться не в состоянии отразить нападение, но мы также можем атаковать первыми и навязать свои правила игры. Я думаю, моих друзей не удивит то, что я выступаю за второй вариант.

Из девятой части «Доклада Магистра Бадена

Безупречно белый лист бумаги поражал своим совершенством. Прямые, как лучи солнца, края, уголки — острые как лезвие бритвы. Сонель сказали, что рано утром его доставил в Великий Зал Амарида торговец из Аббориджа, который проплыл с этим сообщением через море Арика, через пролив Абборидж и обогнул северную оконечность Тобин-Сера по безбрежному океану Дуклеи. Цилиндр, перевязанный шелковой лентой, сверкающий позолотой, не потерял своего блеска даже после столь долгого пути. В этом письме не было ни одного изъяна, своей лаконичностью оно приводило в ярость. Сонель знала о том, что содержат эти красивые, витиеватые буквы еще до того, как приступила к чтению. Это был ответ на ее послание, отправленное несколько месяцев назад. Вспомнив свое письмо, она почувствовала досаду. Его писал самый искусный писец Амарида на лучшем в стране пергаменте. Следуя правилам внутренней переписки Ордена, она перевязала это письмо тонкой голубой атласной лентой. Но красота ее эпистолы тускнела на фоне этого послания из Лон-Сера. Теперь ей казалось, что пергамент выглядел выцветшим, что края его были потрепаны, почерк — груб и неровен, а голубой атлас — недостаточно гладок для такого исключительного сообщения. Письмо от правителей Лон-Сера словно насмехалось над ее стараниями.

Конечно, в этом крылся намек. Четкие фразы под золотой печатью Совета Правителей Лон-Сера объясняли все.

Премудрой Сонель.

В ответ на Ваше послание, которое получили этой зимой, мы имеем сообщить, что не владеем информацией о фактах, изложенных Вами, равно как и не имеем желания быть замешанными в события, которые скорее всего есть не что иное, как внутренние беспорядки, столь часто беспокоящие Тобин-Сер.

И ничего больше, за исключением даты, указанной в незнакомой Сонель системе летоисчисления, и второй печати из золотого воска внизу послания.

Сонель откинулась на спинку кресла и закрыла глаза, вдыхая запах чая шань и сладких хлебцев, лежащих на столе перед ней. Она так ни к чему и не притронулась, и все уже давно остыло. Утро заканчивалось, а она не могла заставить себя пошевелиться. Дважды Бейса подходила к дверям, приносила завтрак и предлагала помощь в приготовлениях к завтрашней Церемонии Открытия Собрания, но Сонель просила оставить ее. Скоро она придет снова. Сонель вновь перечитала послание, хотя проделала это уже несколько раз. Это был отказ разговаривать по существу, холодный и надменный. Уклончивый, но в то же время предельно ясный. Она не могла сказать точно, какого ответа ждала, хотя и догадывалась, что он не будет слишком любезен. Однако такого развития событий она не могла себе представить даже в страшном сне.

Мысль написать письмо впервые пришла ей в голову поздней осенью, во время одного из частых визитов Бадена в Амарид. В очередной раз он приехал в город Первого Мага для продолжения беседы с чужестранцем Барамом. С каждым визитом Бадена Магистр и Премудрая проводили все больше времени вместе, и воспоминания Сонель о том самом дне были еще очень свежи. Улыбка заиграла на ее губах, несмотря на то что глаза продолжали рассматривать послание из Лон-Сера

К тому времени прошло уже несколько лет с тех пор, как она не сходилась с мужчиной, и еще больше с той ночи, когда она была близка с Баденом. Она улыбнулась шире, но когда от ночи любви ее воспоминания обратились к тому, что за нею последовало, улыбка исчезла с ее лица

Они лежали вместе в этой самой комнате, свет луны струился из чистых прозрачных окон, освещая ворох простыней и переплетение обнаженных ног. Сонель говорила Магистру о том, что ей грустно наблюдать бездействие Ордена в течение последних четырех лет. С тех самых пор, как предатель Сартол был уничтожен в Великом Зале совместными силами Ордена, а отряды чужестранцев, с которыми изменник заключил союз, были разбиты у Отрога Фелана, она пыталась убедить Орден обратить внимание на угрозу, исходящую от Лон-Сера. Премудрая делала все возможное, но любое ее предложение натыкалось на яростное сопротивление небольшой, но весьма авторитетной группы старших магов и магистров. Большинство членов Ордена соглашалось с тем, что необходимо что-то предпринять, но ни один конкретный план действий не получил поддержки всего Собрания. Сложностей не убавилось и после того, как прошлым летом умер Магистр Одинан, и старшие маги лишились своего лучшего оратора Более того, его кончина, казалось, только придала им новых сил, сделав старого магистра символом, вокруг которого они смогли объединиться. После его ухода из жизни вперед выдвинулся новый лидер — Эрланд, который оказался человеком весьма энергичным и решительным, хотя он и пользовался меньшей поддержкой, чем Одинан.

— Мы так ничего и не предприняли, — сокрушалась Сонель той осенней ночью. Отчаяние переполняло ее. Она провела рукой по волосам цвета золотистой пшеницы. — Вполне вероятно, что чужестранцы уже в Тобин-Сере, а мы бездействуем.

Баден смущенно прочистил горло, прежде чем огорошить ее своим признанием.

— Очень может быть, что они что-то затевают, — сказал он, взяв ее за руку. — Они даже могут быть уже в пути, но до нас они еще не добрались. Это мы знаем наверняка.

Так Сонель впервые узнала о ментальной границе, которую Баден со своими товарищами воздвиг на западе Тобин-Сера. Они использовали старинный тип магии, которую практиковал сам Амарид после смерти своего друга и соперника Терона, когда его последователи ушли из Тобин-Сера. Первый Маг опасался, что ученики Терона вернутся и попытаются отомстить за своего предводителя. Тогда и была впервые установлена ментальная связь между всеми оставшимися магами страны. Эта сеть соединяла их души в единое целое, что позволяло контролировать границы страны. Орден сохранил эту связь и после смерти Первого Мага. Почти три столетия ментальная граница Амарида охраняла страну, но она требовала огромного напряжения сил как магов, так и их птиц, и в конце концов ее решили ослабить, а затем и вовсе убрать.

Баден и его соратники создали подобную заставу в западной части Тобин-Сера. Конечно, она была не такой мощной, как та, что существовала во времена Амарида, но все же работала достаточно эффективно. Маги не имели на это никакого права, поэтому все сохранялось в тайне. За прошедшие несколько лет Орден несколько раз отклонял предложения о восстановлении ментальной границы, хотя этот вопрос продолжал оставаться предметом жарких споров. Некоторое время, когда маги еще не осознали, что именно чужестранцы ответственны за нападения на Тобин-Сер, сам Баден выступал против этой идеи. Впоследствии он изменил свою точку зрения но противников создания границы все же оставалось слишком много. Баден и его друзья решились нарушить законы Ордена.

Он не должен был так поступать. Однако внезапно возникшее в душе Сонель чувство облегчения и благодарности по отношению к Бадену затмило все остальные чувства.

— Ты имеешь полное право быть недовольной нами, — произнес Баден. Его светло-голубые глаза испытующе смотрели на нее, на худощавом лице отражалось волнение. — Во всяком случае мною — это была моя идея. Однако если Эрланд и его сторонники узнают о ментальной заставе, их не будет волновать то, что ты в этом не замешана. Они обвинят тебя в первую очередь.

Сонель позволила себе улыбнуться в ответ на его откровение. Ей было приятно, что он боится подвергнуть ее опасности. Его первым порывом всегда было и осталось до сих пор желание защитить ее. Затем она вновь нахмурилась.

— Если они узнают о заставе, я скажу им, что знала обо всем с самого начала и вы пользуетесь моим покровительством, — заверила она Бадена не терпящим возражений тоном. — Потому что, если бы я знала, вы бы его получили. — Она помолчала, наслаждаясь его улыбкой, в которой смешались удивление и гордость. — Так что лучше посвяти меня во все подробности, — добавила она секундой позже. — Мне бы хотелось выглядеть как можно более убедительно.

Ее не удивило то, что Транн и Радомил приняли в этом участие. Черный маг из Великой Пустыни был лучшим другом Бадена во всем мире. Радомил, этот величественный человек с неизменной аккуратной бородкой, раньше служил Лесу Леоры. Он был так же беззаветно предан своей стране, как и все известные ей маги, только он никогда не выставлял этого напоказ. То, что Джарид и Элайна примкнули к ним, также не было неожиданным для Премудрой. Джарид, племянник Бадена, был учеником Магистра. Элайна когда-то служила Сартолу, но потом они вместе принимали активное участие в борьбе против заговора магов и в изгнании чужестранцев. Теперь Сонель хорошо понимала, почему молодые маги предпочли служить Южным Землям, а не вернулись в свои родные места, — для Элайны это был пролив Аббориджа, а для Джарида — лес Леоры.

Сюрпризом для Сонель стало то, что к тайному обществу Бадена присоединились также Оррис, Урсель и Меред. Последняя обычно старалась не вмешиваться в разного рода политические интриги, а Урсель никогда не казалась Сонель человеком, способным совершить столь дерзкий поступок. Однако в свое время она сражалась против чужеземцев в битве при Отроге Фелана и поддерживала хорошие отношения с Оррисом и другими молодыми магами.

Наконец, сам Оррис. Конечно, этот могучий маг участвовал вместе с Баденом, Транном, Джаридом и Элайной в походах к лесу Терона. Он, Баден и Транн когда-то сообща выступили против Сартола после того, как отступник обвинил их в измене и убийстве. Однако Оррис и Баден никогда не были друзьями и часто принимали различные стороны во время жарких споров на Собраниях Ордена. Даже при том, что Баден и Оррис плечом к плечу сражались против Сартола и чужеземцев, их было трудно воспринимать как союзников.

— Этот альянс не слишком надежен, — согласился Баден, когда она спросила о маге. — Но Оррис родом из тех же мест, что Джарид и Элайна, да и с Транном он всегда был в хороших отношениях.

— Поэтому он и согласился с вами сотрудничать? — предположила Сонель.

В ответ Баден покачал головой:

— Он делает это, потому что верит в то, что правда на нашей стороне. Я никогда не встречал человека, который относился бы к клятве служения своей родине более серьезно. чем Оррис.

Сонель задумалась на минуту, разглядывая филина и сову, сидящих рядом на подоконнике в дальнем конце комнаты, словно на насесте. Ей все еще было непривычно видеть Бадена с новой птицей, хотя прошло уже целых три года с тех пор, как он впервые установил с нею связь. Его филин напоминал того, с которым была связана Джессамин, предшественница Сонель в качестве Премудрой. Это была величественная птица, размерами куда больше, чем напарник Сонель, с белыми как снег перьями и яркими желтыми глазами. Через некоторое время Сонель вновь взглянула на Бадена мысленно возвращаясь к угрозе, исходящей от Лон-Сера:

— Так вы ничего не заметили? Никаких следов чужестранцев?

— Никаких.

Пока. Конечно, он не произнес этого вслух, но все было ясно без слов. Рано или поздно они здесь появятся. Это слышалось в звуке его голоса, об этом говорили черные искорки, притаившиеся в его глазах.

Казалось, Магистр угадал ее мысли.

— Мы продолжаем наблюдать, только и всего. Мы ничего не сделали для предотвращения грядущего нападения.

Сонель глубоко вздохнула:

— Я знаю. Я уже давно думаю о том, чтобы созвать Орден в Амариде.

— Зачем?

Вопрос удивил ее.

— Для того, чтобы оценить наши возможности. Наконец, для того, чтобы разработать план действий против Лон-Сера

— Почему ты думаешь, что мы сможем добиться большего успеха, чем прошлым летом?

— Что ты хочешь сказать?! — рассердилась она — То, что мы должны и дальше бездействовать? Сидеть сложа руки и ждать, когда они нападут?

— Я просто спросил, зачем тебе понадобилось вновь созывать Собрание, — возразил Магистр тихим, ровным голосом. — Ты — Премудрая. Ты — глава Ордена Я думаю, твой статус позволяет принимать решения, не испрашивая одобрения Собрания всякий раз. — Он ослепительно улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой, которая была так хорошо ей знакома.— Таковы мои мысли.

Теперь, сидя в своих апартаментах за чаем и хлебцами, она вспомнила эту последнюю фразу и улыбнулась. Таковы мои мысли. Пожалуй, никогда Бадену не удавалось придумать лучшего завершения для своих слов. Эти самые мысли преследовали Сонель на протяжении еще нескольких дней, мельтеша в уголках сознания, словно назойливое, капризное дитя.

Со времени того разговора не прошло и недели, как другой человек принес ей вести, которые заставили Сонель вспомнить о совете Бадена и о своем недовольстве бездействием Ордена. Именно после этого визита у нее и возникла мысль связаться с Советом Правителей Лон-Сера.

Стоял один из тех серых, холодных осенних дней, когда начинает чувствоваться приближение зимы. Сонель сидела в кресле перед камином, вытянув ноги к огню, закутавшись в свой зеленый плащ. В дверь постучали, и Бейса объявила о приходе гостя. Сонель дважды просила ее повторить имя, но даже после того, как она услышала его в третий раз, не смогла поверить своим ушам. Минуту спустя в апартаменты Премудрой вошла Линни — Главный Хранитель Храма Арика, Старейшая из Богов, как гласил ее полный титул. На ней была серебристо-серая мантия, величественно обволакивающая ее нескладную фигуру.

В детстве Сонель некоторое время училась при Храме рядом со своим домом, и сейчас она едва удержалась от того, чтобы не упасть на колени перед Хранительницей. Вместо этого она встала, широко улыбнулась и протянула руки в приветствии. Когда Старейшая подошла к ней, Сонель слегка поклонилась, демонстрируя свое уважение Храму и положению Линни. Слегка, чтобы напомнить о значимости Ордена, главой которого она являлась.

Такой баланс в отношениях Ордена и Детей Богов существовал уже почти целое тысячелетие. После появления в Тобин-Сере могущественного Амарида отношения между двумя общинами очень осложнились. Храмы с самого начала с опаской относились к волшебству Сынов Амарида и рассматривали их деятельность как угрозу своей власти. Если маги могли предложить народу Тобин-Сера исцеление от болезней и ран, а также защиту от внешних врагов, то Храмы предлагали всего лишь знания и веру. Сыны и Дочери Богов не могли состязаться на равных с обладателями Волшебной Силы, и их авторитет пошатнулся. Однако Орден никогда не был уличен в открытом посягательстве на власть Хранителей, скорее наоборот — маги не прекращали попыток заключить союз с Храмами.

За последние несколько лет ситуация сильно изменилась. Когда на Тобин-Сер напали чужеземцы, которые тоже владели магической силой, Орден не сумел дать им достойный отпор. Народ Тобин-Сера начал испытывать разочарование в магах и оказывать предпочтение Храмам. Истерзанные войной и опозоренные, маги надеялись, что их победа при Отроге Фелана поможет им вернуть расположение народа Но этого не произошло, хотя положение магов несколько улучшилось. Например, когда Баден потребовал, чтобы Барама, единственного уцелевшего чужестранца, взяли под стражу для допроса, эту вполне законную просьбу выполнили, хотя народ требовал казни последнего врага.

Неудивительно, что Хранители ликовали по поводу падения престижа магов и пытались усилить свои позиции. Они смаковали каждую неудачу Ордена и настаивали на смерти Барама. Никогда отношения между Сынами Амарида и Детьми Богов не были столь натянутыми, и Сонель не предполагала, что когда-нибудь они могут стать еще хуже.

Тем не менее это случилось. Вскоре после того, как Сонель стала главой Ордена, умерла Райна, которая занимала должность Старейшей вот уже несколько десятилетий. Тогда и появилась Линни. Если Райна часто шла на компромисс и была терпимой настолько, насколько можно было пожелать, Линни имела репутацию совершенно непримиримого человека Она ненавидела Орден. Баден с Транном часто говаривали, что только по этой причине Хранители и выбрали ее, закрыв глаза на довольно молодой возраст (Старейшая — это всего лишь титул). За время своего правления Линни несколько раз доказала свою непримиримость, не упустив ни одной возможности напомнить народу о неудачах Ордена

В то утро Сонель встретила Старейшую со всеми подобающими почестями. Она терялась в догадках относительно цели ее визита.

— Старейшая, — с улыбкой произнесла Сонель,— добро пожаловать в Великий Зал. Твой визит — большая честь для меня.

Премудрая повернулась к дверям, где все еще ожидала ее помощница. Бейса смотрела на двух женщин с плохо скрываемым любопытством.

— Бейса! — сказала Сонель повелительным тоном, напоминая молодой служанке о ее обязанностях. — Принеси нам горячего чаю и чего-нибудь перекусить.

Бейса покраснела:

— Сию минуту, Премудрая.

Линни проводила ее взглядом. Ее широкое бледное лицо расплылось в ехидной улыбке.

— Тебе не кажется, что она ведет себя немного дерзко? — бросила Старейшая, когда Бейса закрыла дверь. В ее голосе сквозило высокомерие.

— Я бы не стала называть ее дерзкой, — ответила Сонель, с трудом скрывая свой гнев. Жестом она предложила Линни присесть в кресло. — Она еще молода и очень впечатлительна.

Линни уже погрузилась в кресло и хотела что-то возразить, но затем передумала. Она устроилась поудобнее, оправила свою мантию неловкими движениями толстых пальцев и осмотрелась вокруг. Сонель размышляла над тем, что же было причиной ее визита.

— У вас, я полагаю, все в порядке? — небрежно спросила Линни, когда взгляд ее выцветших голубых глаз остановился наконец на лице Сонель.

— Да, Старейшая, благодарю. А у вас?

— Все хорошо. — Затем, словно случайно вспомнив, она промямлила: — Благодарю.

Какое-то время эта массивная женщина возилась со своим одеянием, затем все-таки собралась с мыслями и глубоко вздохнула.

— Премудрая, — произнесла она, к удивлению Сонель назвав ее официальный титул, — я пришла просить… — Тут она замолчала, услышав стук в дверь.

В комнату вошла Бейса. Она несла перед собой хрустальный поднос с фруктами, сыром, хлебцами и кувшином горячего чая шань. Быстрыми, умелыми движениями девушка поставила поднос на низкий столик перед Премудрой и Старейшей. Затем она наполнила обе чашки, словно не замечая пристального взгляда Линни, следившей за каждым ее движением с явным недовольством.

— Спасибо, Бейса, — произнесла Сонель, когда та закончила. — Можешь идти.

Бейса кивнула и вышла, тихо затворив за собой дверь. Линни хотела было отпустить очередной комментарий по поводу ее поведения, но вместо этого глубоко вздохнула, словно пытаясь восстановить душевное равновесие. Затем она принялась изучать свои руки.

— Как я уже сказала, я пришла просить твоего… совета в одном деликатном вопросе,— неловко произнесла она.

Сегодня от Линни стоило ждать сюрпризов.

— Я слушаю тебя, — ответила Сонель. — Можешь не сомневаться, я сделаю все, что будет в моих силах…

Хранительница посмотрела на нее и кивнула в знак благодарности.

— Ты помнишь Кайлин?

— Конечно, — ответила Сонель, стараясь, чтоб ее голос не задрожал от волнения. Образ маленькой девочки возник в ее памяти. Прямые черные волосы, красивое открытое лицо и светло-голубые глаза, похожие на глаза женщины, сидящей сейчас перед Сонель. И печаль в этих глазах. Кайлин была единственным человеком, пережившим резню в Каэре.

Это дитя видело, как ее родное селение было стерто с лица земли всего лишь за одну страшную ночь, полную крови и огня. Ее родителей, друзей, весь мир, который она знала, уничтожили два человека, которые называли себя магами. Она осталась единственным воспоминанием о существовании Каэры. Чужестранцы избрали ее своей вестницей и потому оставили в живых. Кайлин занимала особое место в их планах уничтожения Ордена.

Впоследствии девочку вернули в Амарид, и Орден взял на себя заботу о ее воспитании. Однако Кайлин продолжала обвинять Сынов Амарида в смерти своих родителей, хотя ей много раз объясняли, что люди, уничтожившие Каэру, не имели права называть себя магами. Когда Хранители из Храма Арика пришли с требованием отдать им Кайлин, Сонель им отказала. Но она не смогла отказать, когда та сама попросила разрешения покинуть Великий Зал. В конце концов Сонель пришлось передать Кайлин Хранителям, которые не преминули сделать ее символом своего самопожертвования и неспособности Ордена защитить Тобин-Сер.

— Да, я помню ее, — повторила Сонель. — Сколько же ей сейчас лет? Десять?

Линни кивнула с отсутствующим видом:

— Да, десять, я думаю.

— У нее все в порядке?

— Разумеется, у нее все в порядке! — вспыхнула Линни, сверкнув глазами и покраснев. — Хранители поклялись, что будут заботиться о ней! Как ты посмела усомниться в наших словах! Может быть, ты думаешь, мы настолько бессердечны, что не способны воспитать ребенка?

— Ничего подобного, Старейшая, — мягко ответила Сонель. — Я не хотела оскорбить тебя. Ты пришла ко мне за советом и спросила, помню ли я Кайлин. Разве я не имела права поинтересоваться, как она поживает?

Линни закрыла глаза и ничего не ответила. Через некоторое время она печально усмехнулась и покачала головой:

— В твоем вопросе не было ничего оскорбительного, Премудрая, просто все это… нелегко для меня. — Она подняла глаза. — Прими мои извинения.

— Разумеется, — заверила ее Сонель, улыбнувшись. — Теперь, пожалуйста, расскажи мне о Кайлин.

— Она прекрасная девочка, очень красивая, какой была и всегда, очень умная. Кайлин все схватывает на лету, любит читать и уже хорошо считает. В силе и ловкости она не уступит любому мальчику при Храме. — Линни задумчиво улыбнулась, и Сонель показалось, что она искренне волнуется за судьбу девочки. Однако улыбка тут же исчезла с лица Старейшей, и она вновь нацепила на себя маску равнодушия. — Хотя, как и можно было ожидать, в ней осталась какая-то тоска Она проявляется внезапно, при совершенно различных обстоятельствах. Кайлин может смеяться, оживленно пересказывать последнюю прочитанную книжку и вдруг замолчать, погрузившись в какую-то темную область своей души. — Хранительница отпила глоток чаю. — В последнее время эти приступы меланхолии стали сопровождаться проявлениями агрессии, чего раньше никогда не случалось.

— Именно поэтому ты и пришла ко мне? — поинтересовалась Сонель, поправляя свои светлые волосы.

Линни вяло улыбнулась.

— Я и прежде имела дело с непослушными детьми, Сонель, — спокойно сказала она. — Я бы не беспокоила тебя по таким пустякам.

— Значит, что-то еще?

— Да — Старейшая замялась на секунду. — Я не знаю, как подойти к этому издалека, поэтому скажу прямо: уже больше года в Кайлин проявляются признаки обладания Силой. Сперва мы хотели все хорошенько обдумать и не обращаться к вам до поры до времени, однако месяц тому назад она установила связь с ястребом. Она — маг.

Удивление Сонель было так велико, как если бы Линни сказала, что сама вошла в контакт с ястребом. Но в следующее мгновение изумление сменилось гневом и возмущением. Уже целый год! Месяц назад!

— Вы должны были немедленно известить Орден об этом! — обрушилась она на Старейшую.

— Я ставлю вас в известность сейчас! — оборвала ее Линни.

Сонель резко поднялась и начала прохаживаться перед камином.

— Я требую, чтобы ее немедленно возвратили в Великий Зал!

Линни бросила на нее дерзкий взгляд:

— Я не позволю сделать этого!

— Вы обязаны!

— Ничуть. К тому же это не понравится Кайлин.

— Ты не можешь этого знать! — ответила Сонель уже без прежней уверенности в своих словах.

— Я знаю, — ответила эта массивная женщина, словно почувствовав сомнение в голосе Сонель. — И я еще не все сказала, Сонель.

Премудрая остановилась напротив Старейшей, скрестив руки на груди, как будто защищая сердце от удара.

— Говори, — потребовала она.

Линни собралась с мыслями.

— Что бы вы ни думали о нас, знайте, что мы не дураки и не способны недооценивать силу, которой вы обладаете. Сейчас мы не можем позволить вам забрать Кайлин, как не можем и разрешить ей использовать Волшебную Силу в качестве игрушки. Мы объяснили ей основные принципы Ордена и рассказали о Законах Амарида. — Линни помолчала секунду. — Она отказалась им подчиняться.

— Что? — простонала Сонель.— Этого не может быть!

— Но это так. Она все еще возлагает вину за убийство родителей на Орден.

— Конечно! — воскликнула Сонель. — Я уверена, что вы позаботились об этом!

Линни вскочила, ее лицо налилось яростью. Она ткнула толстым пальцем в сторону Сонель:

— Ты не имеешь права обвинять меня, Премудрая! Орден сам навлек на себя гнев этой бедной девочки!

— Мы не убивали ее родителей и не разрушали ее дом! Вы знаете это и все-таки продолжаете лгать!

— Мы никогда не обвиняли Орден в разрушении Каэры, — возразила Старейшая, усмирив свой гнев и успокоившись. — Мы не могли бы этого сделать, даже если бы захотели.

Сонель открыла было рот, чтобы возразить, но Лин ни остановила ее резким жестом:

— Позволь мне закончить! Мы не обвиняем вас в убийстве родителей Кайлин, но считаем, что вы в ответе за то что не смогли исполнить свои обещания. Вы, маги, утверждали, что посвятили себя защите нашей страны, и целую тысячу лет вам оказывали почести, главным образом из уважения к заслугам ваших предков. Но нынешний Орден, такой, каким его узнала Кайлин за свою еще короткую жизнь, показал свою неспособность защитить народ Тобин-Сера Кайлин не считает вас убийцами родителей, хотя когда-то она и верила в это. Сейчас, спустя несколько лет, она знает, что это были чужестранцы, выдававшие себя за магов. Но всю ответственность за случившееся она возлагает именно на вас. Если честно, то и я тоже!

Линни хотела сказать что-то еще, но замолчала. Искры гнева потухли в ее водянистых глазах, уступив место какому-то странному выражению. Это не было похоже на высокомерие или на радость оттого, что ей удалось задеть Сонель. Это было выражение боли.

Сонель не нашла достойного ответа на слова Старейшей. Ее поразил необычный взгляд этой неуклюжей женщины. Уже четыре года они с Баденом так же точно думали о ситуации, сложившейся в Ордене. Линни сказала правду. Внезапно Сонель почувствовала сильную жажду, как будто только что наглоталась песку. Она отпила большой глоток чаю. Во всем ее теле ощущалась усталость, и, когда она заговорила, в ее голосе послышался какой-то надлом.

— Итак, ты хочешь знать, что теперь делать с Кайлин? — спросила она — Каким образом можно обуздать ее силы?

— Да.

— Вообще-то, вы не сможете что-либо изменить,— начала Сонель, снова поправив прядь волос на лбу.— Мы в состоянии друг друга контролировать. Объединенная мощь всех магов Ордена никогда не позволит отдельной личности нарушить клятву, благодаря которой мы носим свои мантии. В самих же законах Амарида нет ничего сверхъестественного. В его словах не заключено ничего магического, они лишь формируют честь и совесть каждого мага. Твой рассказ о Кайлин дает мне основания надеяться, что она постигнет дух Закона одной только силой своего характера и ей не нужно будет давать клятву.

— Будем надеяться, — задумчиво отозвалась Линни.

— Опасность заключается в ее возрасте и в той агрессии, о которой ты говорила. Столь юное дитя, независимо от характера, может легко пойти на поводу у своей ярости. Именно этого вам следует опасаться. Вы должны научить ее обуздывать свои порывы. Мне даже страшно подумать о том, что может начаться, когда она подрастет еще немного. — Сонель покачала головой и протянула руку к своей сове, усевшейся над камином. Птица открыла глаза и принялась чистить перья.

— Я никогда раньше не слышала, чтобы кто-нибудь устанавливал связь с птицей в таком юном возрасте, — едва слышно прошептала Сонель. — Так ты говоришь, что это был ястреб?

— Да, правда небольшой. Скорее даже пустельга.

Сонель покачала головой:

— Удивительно!

— Можешь ли ты еще что-то добавить, Премудрая? — Линни поднялась с кресла, шурша одеждами.

— Боюсь, что не очень много. Честно говоря, мне было бы спокойнее, если бы Кайлин осталась в Великом Зале под нашим наблюдением, но я понимаю, что она не согласится на это. Из чего следует, что вы можете продолжать воспитывать ее так же, как прежде. Относитесь к ней как к обычному ребенку в той мере, в какой это возможно. Не позволяйте ей почувствовать свою исключительность и ваш страх перед ее возможностями. — Сонель вздохнула и слегка улыбнулась. — Я не могу позавидовать тебе, Старейшая, но, если понадобится еще совет, смело обращайся ко мне.

С минуту Хранительница молча смотрела на нее.

— Спасибо, Сонель. Я буду держать тебя в курсе событий. — Она собралась было уходить, но, подойдя к двери, остановилась. Затем обернулась и снова посмотрела Сонель в глаза: — Не знаю, поверишь ли ты этим словам, но Храм не желает падения Ордена. Конечно, мы воспользовались потерей уважения к вам, и за это я не стану приносить тебе извинения. Но в конечном счете мы верим в то, что для процветания Тобин-Сера необходимы как сильный Храм, так и сильный Орден. Мы преследуем одни и те же цели. Я давно жду наступления дня, когда эта мечта станет реальностью.

Ошеломленная ее словами, Сонель несколько секунд не могла оторвать взгляд от Старейшей. Она понимала что Линни говорит от чистого сердца, но все же нелегко было поверить в то, что эта женщина способна на проявление подобных чувств. Наконец она отвесила легкий поклон в знак признательности и с неподдельным сочувствием в голосе произнесла:

— Я тоже жду этого дня, Старейшая.

Хранительница ушла, не проронив больше ни слова Прислушиваясь к ее удаляющимся шагам, Сонель приняла решение.

Она знала — несмотря на то что они расстались со словами примирения на устах, испорченные отношения между Храмами и Орденом будет нелегко восстановить. Равно как вернуть за одну ночь былое влияние Сынов Амарида. Орден по-прежнему бездействует, в то время как в Храме Арика, всего лишь в нескольких милях от города, десятилетняя девочка упражняется в магии без присмотра опытного учителя. Настало время действовать.

Подойдя к раскладному столику у кровати, Сонель взяла в руки пергамент и грифель и принялась составлять письмо в Совет Правителей Лон-Сера. Она не имела полномочий вступать в переговоры без разрешения Собрания. После разговора с Баденом Сонель много думала о том, что нужно написать в этом послании, и слова легко приходили ей в голову.

Совету Правителей Лон-Сера.

Ваш друг Сонель

Я пишу эти строки как представитель народа Тобин-Сера и как глава Ордена Магов и Магистров этой страны.

Премудрая Тобин-Сера

Четыре года назад некоторые жители Лон-Сера проникли в пределы нашей страны и, выдавая себя за магов, устроили жестокую и кровавую бойню. Нам удалось отбить их атаку и уничтожить пришельцев, за исключением одного человека, который взят в плен. Однако материальный ущерб и людские потери огромны.

Мы не требуем компенсации за совершенное против нас преступление, но мы хотим предотвратить возможное столкновение. Я предлагаю организовать встречу, место и время проведения которой устроило бы обе стороны, для обсуждения того, что уже произошло, и для устранения всех неразрешенных конфликтов между нашими народами.

Мы не ищем предлога для войны и не желаем дальнейшего противостояния. Но знайте: наше стремление к миру основано на стремлении сохранить свою независимость.

К концу следующего дня письмо было переписано и отправлено. Сонель не сказала об этом никому, даже Бадену, который, однажды открыв ей душу, никогда больше не касался этой темы. Разговор с Линни она тоже скрыла от всех. О связи Кайлин с птицей можно было сообщить только на Собрании Ордена.

Вот так она и ждала, храня эти тайны глубоко в себе. Когда наступила пасмурная, промозглая осень, когда пошел снег и задул холодный зимний ветер, со страхом и надеждой Сонель ожидала посыльных из Храма, приносивших ей изредка вести о Кайлин. Ответ из Лон-Сера, о котором она думала постоянно, все не приходил. Однако, когда последние тучи отнесло на восток и задул теплый ветерок, предвещавший скорое наступление лета, нетерпение Сонель уступило место дурным предчувствиям. Зимой она следила за приближением каждого торгового корабля с надеждой, что именно на нем прибудет долгожданный ответ Совета. Сейчас же ей было страшно смотреть в сторону причалов, и несколько часов после разгрузки каждого нового судна она не могла найти себе места.

По иронии судьбы судно, которое привезло ответ, прибыло глубокой ночью, когда Сонель крепко спала. Это случилось за день до Солнцестояния. Содержание письма повергло ее в отчаяние. Она не могла поверить в то что прочитала уже несколько раз. Осторожно разгладив белоснежный лист бумаги, Сонель снова пробежалась взглядом по строкам послания. Она подумала, что для нее было бы лучше не получать ответа вовсе, потому что теперь она не представляла, что ей делать дальше.

Третий раз за утро Бейса постучала в дверь. Сонель поначалу никак не отреагировала, затем неохотно встала. Она знала, что скоро прибудут первые посетители. Маги и магистры, прибывшие в Амарид, всегда старались поскорее попасть в Великий Зал, чтобы засвидетельствовать свое почтение и узнать мнение Сонель относительно самых животрепещущих вопросов. Этот традиционный ритуал первых дней Собрания соблюдался всегда, как и Церемония Открытия. Его выполнение было такой же обязанностью Сонель, как и наблюдение за законностью действий магов.

Она все еще помнила, как, будучи простым магом, сама бывала на аудиенциях у Джессамин, когда та была главой Ордена. Вдруг ей пришло в голову, что за сердечным гостеприимством этой миниатюрной светловолосой женщины могло скрываться такое же тягостное чувство, какое сейчас не дает ей покоя.

— Наверное, так оно и было, — проговорила Сонель, протягивая руку к своей черной сове. — Почему бы мне думать, что я особенная?

Птица подлетела к ней и уселась на плечо, не издав ни звука.

В дверь снова постучали, на сей раз сильнее.

— Да, Бейса, — откликнулась Сонель, грустно улыбнувшись. — Можешь войти.

Девушка нерешительно приоткрыла дверь. Казалось, она удивлена тем, что Сонель уже поднялась с кресла.

— Извините за беспокойство, Премудрая, но к вам пришли.

Сонель улыбнулась, чтобы успокоить ее. В конце концов, девушка всего лишь выполняет свои обязанности.

— Ты не помешала мне, Бейса. Предложи им войти.

— Сию минуту, Премудрая.

Сонель посмотрела ей вслед, затем услышала приближающиеся голоса и только тогда вспомнила, что все еще сжимает в руке белоснежный лист бумаги. Быстрым, неприметным движением она спрятала письмо Правителей Лон-Сера в складках мантии. Всему свое время, подумала Сонель. Наступающий день был днем приветствий, днем встречи старых друзей.

Однако, когда первые посетители подошли к дверям, она вдруг подумала о том, что если в Лон-Сере не обратили внимания на письмо, то, быть может, их отношение изменит появление посланников…

 

2

Брагор-Налъ — государство с поразительно сложной системой управления, чего никогда нельзя было сказать о Тобин-Сере. Подобную структуру мы можем наблюдать только в Королевстве Абборидж, где уже много веков процветает вассальное землевладение.

Из пятой части «Доклада Магистра Бадена о допросе

Барам сообщил, что в Брагор-Нале, как и в Абборид-же, монарх, официально именуемый Правителем, обладает абсолютной властью. Он является главной фигурой в сложной иерархии оверлордов, лордов, вассалов и наемников. Правитель Брагор-Наля заинтересован в соперничестве между своими подданными, поэтому поощряет его различными способами. Подобная ситуация сложилась и в Абборидже, однако на этом сходство заканчивается.

чужеземца Барама», представленного на рассмотрение

Монарх королевства Абборидж умножает свои богатства путем сбора дани с подданных, причем размер ее ограничен. Благодаря этому в стране редко вспыхивают народные волнения и экономика государства достаточно стабильна. Правители Брагор-Наля придерживаются совершенно иной политики. Они обогащаются за счет коррупции и грабежа, сохраняя свою власть только при помощи устрашения и насилия.

1014-го Собрания Ордена. Весна, 4625 год Богов.

Мелиор вошла в бар и с безразличным выражением на лице осмотрелась вокруг. Она хотела выглядеть как можно более незаметной. На ней была легкая накидка пурпурно-голубого цвета, какие носили девушки-вестра, которая делала менее заметными аметистовые серьги и сапфировые линзы, скрывавшие ярко-зеленый цвет ее глаз. В родном квартале Наля эта маскировка едва ли смогла бы кого-нибудь обмануть. Любой его житель ужаснулся бы при мысли, что может случайно заглянуть ей в глаза. Но этот бар находился на расстоянии нескольких квадов от дома Мелиор. Здесь ее никто не знал, и она могла легко раствориться в толпе.

Это была самая обычная пивная. Тускло мерцавшая над стойкой бара старая вывеска освещала посетителей. Подобную публику она могла встретить в любом баре Четвертого квартала Наля. Его населяли вестры и изгои, местные пьянчуги, уже изрядно накачавшиеся, и прочий сброд. Единственное отличие этого заведения от всех остальных было в том, что здесь она могла встретиться с Сэвилом. Мелиор знала, что он не ожидает встретить ее в своих владениях, равно как и она не стала бы искать его в своих, но все же следовало быть начеку.

Подавив улыбку, она еще раз оценила обстановку. Пьяницы, конечно, не представляли опасности, а изгои, похоже, были заняты своими делами и не проявляли по отношению к ней никакого любопытства. Правда, за соседним столиком гуляла компания, которая уже больше часа вела себя крайне вызывающе. Вскоре соседи стали посматривать в сторону Мелиор и других девушек. Подобные взгляды были ей очень хорошо знакомы, но она решила до поры до времени не обращать на это внимания. Сэвил пока что не появлялся.

— Эль, — произнесла она в микрофон автомата, стоящего перед нею. Его хромовое покрытие давно потускнело от времени.

— Светлый или темный? — раздался металлический голос.

— Темный. И не охлажденный, — добавила Мелиор, предупреждая следующий вопрос.

— Наличными или в кредит?

Она чуть было не совершила ошибку. Обычно она все брала в кредит, потому что в ее Четвертом квартале никто не платил наличными. Лорды Наля пользовались многими привилегиями, даже в барах. Здесь же, в квартале Сэвила, Мелиор И Лакин не могла назвать свое настоящее имя даже автомату. Слишком долго она вынашивала свой план и слишком близка была цель, чтобы позволить всему рухнуть из-за такой ерунды.

— Наличными, — ответила она, вынула две серебряные монеты из маленького кошелька на поясе и бросила их в щель возле динамика. Мгновение спустя она услышала звон жестяной кружки и мягкое шипение эля.

Вынув кружку из автомата, Мелиор невольно усмехнулась. Вместе с пеной она была наполнена лишь на три четверти. Некоторые вещи везде одинаковы, подумала она, потягивая эль.

Вновь бросив взгляд по сторонам, Мелиор увидела свое отражение в зеркале у противоположного конца стойки. Яркая косметика придавала резкость мягким чертам ее лица, что выглядело весьма непривычно. Ее мягкие волнистые волосы янтарного цвета были теперь почти белыми и завиты в колечки. Мелиор осталась довольна своей новой внешностью и слегка улыбнулась, проведя ладонью по локонам. Она отлично смотрелась.

Пожалуй, даже слишком, подумала Мелиор, усмехнувшись про себя. Она увидела в зеркале, как один из сидевших за соседним столиком мужчин встал, осушил свой стакан и вальяжной походкой направился к ней. Она спокойно поставила кружку на стойку бара и сделала глубокий вдох. Внимание, сказала она самой себе.

— Ты новенькая, — произнес мужчина, присаживаясь за стойку рядом с ней. Он сел так близко, что Мелиор почувствовала на себе его дыхание, в котором было больше виски, чем воздуха.

— Тебе так кажется? — ответила она, даже не посмотрев в его сторону, затем отодвинулась.

— А как же! — ответил он и снова придвинулся ближе. — Это моя работа — знать всех вестр в этой части Наля. Особенно таких хорошеньких. Раз я тебя не помню, значит, ты здесь в первый раз. Мое имя Доб, и я был бы рад познакомиться с тобой.

Быстрым оценивающим взглядом Мелиор осмотрела Доба с ног до головы и только после этого взглянула в его холодные голубые глаза. Это был крупный мужчина, широкий в плечах, с огромной грудной клеткой и ростом на целую голову выше ее. У него были длинные черные волосы, которые небрежно спадали на плечи и лоб. Как и все бандиты в Нале, он носил бороду, правда довольно аккуратную: его бородка скорее походила на недельную щетину.

Впоследствии Мелиор пришла к выводу, что подобная внешность была очень популярна в преступном мире Наля. Правда, в отличие от своих собратьев по цеху с переломанными в двух-трех местах носами, Доб был обладателем прямого, аристократического носа Это говорило о том, что либо он новичок в своем деле, либо очень хорошо разбирается в нем. Мелиор решила, что первое более вероятно. Уж слишком он был уверен в себе.

Все эти выводы она сделала, бросив на Доба лишь мимолетный взгляд. Правда, два обстоятельства были для нее гораздо важнее, чем все остальные.

Во-первых, бандит был неплохо вооружен. На поясе у него висел лучемет, на бедре болтались ножны с длинным кинжалом. Носки его черных сапог оканчивались остро заточенными шипами. Похожие иглы украшали обшлага рукавов длинного черного плаща. Во-вторых, он был левшой. На это указывало то, как он носил кинжал и свой лучемет.

— Мое имя Келлин, — холодно произнесла Мелиор. Она представила себе длинное, тонкое лезвие превосходного кинжала, который был спрятан в отвороте ее сапога. От него исходил приятный холодок, рождавший чувство уверенности. Взять другое оружие она не рискнула, опасаясь разоблачения. Вестры обычно не были вооружены, они в этом не нуждались. А кинжал легко можно спрятать.

Все же Мелиор слегка забеспокоилась. Она не сомневалась, что лезвие ее клинка достаточно длинное, но все же пускать его в ход не хотелось. Особенно сейчас, с подобным противником. Потягивая эль, она вновь нетерпеливо огляделась по сторонам. Где же Сэвил?…

— Откуда ты, Келлин?

— Раньше я работала в нескольких барах в Трестор-Пропере, — ответила она, с отсутствующим видом водя пальцем по краю кружки.

— Двадцать шестой квартал? — спросил Доб, запустив руку в свою кустистую бороду.

— Вообще-то Двадцать четвертый. Но там стало чересчур тесно. Большая конкуренция, слишком много девушек… Я решила махнуть сюда.

— Двадцать четвертый квартал, — задумчиво повторил Доб. — Это территория Брэна, не так ли?

Мелиор кивнула.

— Ты никогда не встречала там бандита по имени Лэврик?

Она повернулась к Добу, скривив губы в презрительной усмешке:

— Да, я знаю его. Это настоящая свинья. Он должен мне за два раза. Хотя, если честно, мужик он никакой.

Доб уставился на нее, словно не мог поверить своим ушам, и вдруг дико расхохотался. Он смеялся все громче и громче, пока из его глаз не потекли слезы. Краем глаза Мелиор заметила, что его друзья за соседним столиком тоже бьются в истерике. Очевидно, их разговор внимательно слушали. Значит, скоро об этой беседе будет знать каждая собака.

Немного погодя хохот начал стихать. Доб положил руку на обнаженное плечо Мелиор и продолжил разговор.

— А ты мне нравишься, Келлин! — сказал он. Взгляд его голубых глаз опустился на ее грудь. — Ты мне очень нравишься! Если ты впервые во Втором квартале, ты не можешь себе представить, как тебе повезло, что ты встретила меня. Я — большой человек. Здесь у меня много друзей, и некоторые очень могущественны!

Он придвинулся поближе, не убирая руки и продолжая рассматривать ее прелести.

— Мы должны стать друзьями, — многозначительно добавил он.

— Насколько я понимаю, мы уже друзья, Доб, — с очаровательной улыбкой ответила Мелиор и сняла его руку со своего плеча. — Я очень рада нашему знакомству. Теперь я чувствую себя здесь как дома.

Она повернулась к стойке и протянула руку за кружкой. Доб схватил ее за запястье. За соседним столиком раздался ехидный смешок.

— Ты меня неправильно поняла. — В тоне бандита

появились ледяные нотки, хотя он продолжал улыбаться — я хочу, чтобы мы стали друзьями. Но ты понимаешь, у дружбы всегда есть цена, как у золотой шахты. Ее нужно заработать.

Мелиор высвободила руку, на этот раз более осторожно, затем взглянула на него:

— Я не люблю подобные игры, Доб. — Она даже на старалась скрыть холодного презрения в голосе. — Если тебе что-то нужно, попроси. Или же убирайся.

Бандиты за столом опять заржали, но Доб сразу помрачнел. В первый момент Мелиор решила, что за этим последует удар, и приготовилась защищаться. Вдруг Доб широко улыбнулся и захохотал:

— Я не ошибся, ты мне нравишься все больше, Келлин! — Он оглянулся и подмигнул своим собутыльникам. — Ну хорошо, ты человек прямой. И я тоже! — Он помедлил, взъерошив свои длинные черные волосы, снова посмотрел на коллег и заявил: — Я предлагаю сделку. Моя дружба и все вытекающие из нее блага в обмен на твои услуги сегодняшним вечером.

Мелиор мило улыбнулась:

— Звучит очень заманчиво, Доб.

— Ты не сможешь мне отказать. — На его лице не осталось ни малейшего следа веселости; в холодных, безжалостных глазах застыло зловещее выражение. Он ждал ответа

Мелиор выпрямилась и спокойно посмотрела на Доба:

— Боюсь, что сегодня я не смогу оказать тебе эту услугу.

— Почему? — Его голос звучал угрожающе.

— Я жду одного человека, — сухо заявила она. — Сегодня я должна обслужить его.

Бандит прищурил глаза:

— И кто же это?

— Лорд Сэвил.

Сначала лицо Доба выражало искреннее удивление Затем он рассмеялся.

— Сэвил? — подозрительно переспросил он. Остальные изгои тихо хихикали за своим столиком. Доб повернулся к ним: — Вы слышали, она ждет лорда Сэвила! — повторил он, не скрывая сарказма в голосе. Смех усилился. Изгой снова посмотрел на Мелиор и укоризненно покачал головой.

— Ты очень хорошенькая, Келлин, — произнес он. — Может быть, даже слишком. Но тебе следует получше узнать наш околоток. Сэвил — самый влиятельный человек в этом квартале. Никто, кроме оверлорда и самого Правителя, не может приказывать ему. И уж конечно, твои прелести вряд ли смогли бы его соблазнить. К его услугам все вестры квартала, а ты нам заявляешь, что он выбрал тебя. Здесь ты — пустое место, Келлин, всего лишь одна из сотен вестр. Будет удивительно, если Сэвил когда-нибудь посмотрит в твою сторону. — Доб снова покачал головой. — Это было бы смешно, если бы не было грустно.

— Похоже, ты ревнуешь, Доб, — холодно ответила Мелиор. — Я задела тебя за живое? Может, ты хотел сам провести эту ночь с Сэвилом?

Приемами уличного боя она владела в совершенстве, это было частью ее подготовки. К тому же в ее стройной фигурке скрывалась недюжиная сила. Однако, хоть она и была готова к нападению, быстрота реакции Доба удивила ее. Не успела Мелиор произнести последнее слово, как громила схватил ее за волосы мускулистой рукой и рванул на себя. Сверкающие шипы на его рукаве остановились прямо перед ее лицом.

— Я убивал и за меньшее оскорбление! — прошипел он, сдавив ее горло свободной рукой.

— Не сомневаюсь, — спокойно ответила она. — Но на этот раз тебе, вероятно, придется немного повременить.

— Что? — Доб презрительно фыркнул.

Вместо ответа Мелиор слегка ткнула кинжалом, который давно уже держала наготове, прямо Добу в пах. Он опустил глаза и сдавленно охнул. Страх и неуверенность застыли в его глазах.

— Вели своим людям отойти, — тихо скомандовала Мелиор, заметив, что дружки бандита уже начали собираться вокруг. — Потом отойди от меня. И спокойнее, Доб. Не в твоих интересах испытывать мое терпение.

Он не сдвинулся с места, и Мелиор слегка надавила на рукоять.

— Хорошо, хорошо! — Ответа не пришлось долго ждать.

— Давай, Доб, скажи это им, а не мне, — ласково приказала она.

— Все в порядке! — крикнул он громко. — Все в полном порядке! — Затем он осторожно ослабил хватку и отпустил голову девушки.

Освободившись от объятий Доба, Мелиор шагнула в сторону и с улыбкой посмотрела ему в глаза. Бандит прерывисто дышал, губы его были плотно сжаты, на лице смешались досада, гнев и уязвленное самолюбие. Его друзья неподвижно стояли, время от времени неуверенно посматривая на Доба, словно не могли поверить, что инцидент исчерпан и драки не будет.

— Ты неплохо управляешься с этой штукой, — произнес наконец бандит, наблюдая за тем, как Мелиор прячет кинжал в отворот сапога. — Обычные вестры так себя не ведут. — Было ясно, что Доб начинает что-то подозревать.

— В Трестор-Пропере мне часто приходилось защищать свою жизнь, — небрежно ответила Мелиор. — Тамошние жители обычно ведут себя не столь дружелюбно, как здешние. — Она не спускала глаз с Доба и его собутыльников, ожидая новой атаки.

Казалось, Доба это объяснение вполне устроило. Во всяком случае, он не подал виду, что заметил иронию в голосе Мелиор.

— Надеюсь, ты понимаешь, что сегодня у тебя стало одним врагом больше, — спокойно сказал он.

Мелиор позволила себе рассмеяться, впервые с того момента, как повстречала Доба. Услышав ее непринужденный смех, изгой пришел в бешенство. Лицо его почернело.

— Извини, Доб, я не хотела оскорбить тебя. Просто я с самого начала догадывалась, чем закончится наш разговор.

Эти слова не произвели никакого впечатления на изгоя, и Мелиор продолжила:

— Может, тебя успокоит то, что я никогда не задерживаюсь долго на одном месте. Очень скоро я уберусь отсюда, и ты легко сможешь вычеркнуть из памяти этот неприятный случай. Не думаю, что когда-нибудь мы повстречаемся вновь.

В сказанном была доля правды. Во всяком случае, это были самые искренние слова из всех, которые Мелиор произносила в тот день. Однако она не надеялась, что Доб и его дружки смогут когда-нибудь забыть нанесенное им оскорбление. Они будут помнить об этом всю свою жизнь.

Злобное выражение не исчезало с лица Доба. Он хотел было что-то ответить, но в этот момент дверь заведения распахнулась, и в бар вошло несколько человек. Мелиор повернулась в сторону входа и тут же поняла, что ее ожиданию пришел конец.

Доб и другие изгои замерли с выражением глубокого почтения на лицах и не отрываясь смотрели на человека, который, по-видимому, был предводителем вошедшей компании. Все разговоры вокруг разом стихли. Человек вошел в сопровождении нескольких девушек-вестр, изгоев и телохранителей. Он был вооружен лучеметом и кинжалом, как Доб.

Даже если бы Мелиор не приходилось раньше видеть снимков Сэвила, она смогла бы догадаться, что за человек стоит перед ней. Он был очень похож на своего кузена Калбира, бывшего лорда Второго квартала. Те же волосы и бородка песочного цвета, та же крепкая фигура сильного и опытного бойца, которую не могли скрыть даже длинный черный плащ и свободные брюки. Непроницаемый взгляд его черных глаз и манера держаться выдавали в нем человека, привыкшего к власти. Все это были черты, которыми обладал и Калбир, предшественник Сэвила. Если верить донесениям разведчиков, Сэвил был еще более честолюбив и безжалостен, чем Калбир. В умении убивать ему не было равных.

Сэвил остановился в дверях и оглядел заведение, словно человек, изучающий меню в автомате. Наконец его взгляд остановился на Мелиор и Добе. С улыбкой на хищном лице он подошел к ним и протянул руку Добу, не отрывая глаз от Мелиор.

— Добро пожаловать, лорд! — произнес Доб, не в силах скрыть боль унижения в голосе. Ненавидящим взглядом он покосился на девушку.

— Здравствуй, Доб! — ответил Сэвил.

Ростом он был чуть ниже Доба, но в присутствии лорда это разница не ощущалась. Напротив, казалось, что Сэвил выше на целую голову. Это заставило Мелиор подумать, что опасность, которой она подвергалась во время схватки с громилой, не шла ни в какое сравнение с той, что исходила от этого невысокого человека, правителя Второго квартала.

— Твой визит — большая честь для нас, лорд! Что мы можем сделать для тебя? — Голос Доба был неестественно напряжен. Мелиор могла себе представить, как повлияет на дальнейшую судьбу Доба недавний позор.

Сэвил широко улыбнулся. Было заметно, что делал он это крайне редко.

— Не волнуйся, Доб! Все в порядке, — ответил лорд. Мелиор усмехнулась про себя: то же самое говорил изгой пару минут назад.

— Ты не мог бы представить меня своим новым друзьям? — Сэвил посмотрел на Мелиор и еще более широко улыбнулся.

— Она мне не друг! — злобно ответил Доб. Сэвил резко взглянул на него, и изгой пожалел, что позволил себе проявить слишком сильные чувства.

— Понятно, — резюмировал Сэвил. Затем он снова повернулся к Мелиор: — Кто ты такая?

— Лорд, мое имя Келлин. Я ждала твоего прихода.

— Она утверждает, что пришла из Двадцать четвертого квартала, лорд, — поспешно заметил Доб. — Но я не доверяю ей. Она похожа на наемного убийцу, в ее правом сапоге спрятан кинжал.

Сэвил изумленно приподнял брови:

— Он говорит правду, Келлин?

Мелиор очаровательно улыбнулась в ответ.

— Да, это правда, лорд. У меня есть кинжал. А насчет всего остального… Ты понимаешь, что я могу дать только один ответ, какова бы ни была истина.

Сэвил долго смотрел на Мелиор непроницаемым взглядом, затем кивнул и, слегка усмехнувшись, вновь обратился к бандиту:

— Благодарю тебя, Доб. Ты славно поработал. — Это означало, что Доб свободен. Лицо громилы налилось краской, он хотел что-то сказать, но Сэвил взглядом остановил его. В последний раз посмотрев на Мелиор, Доб отошел в дальний угол бара. Его компания молча отправилась вслед за ним.

— Можно взглянуть на твой клинок? — попросил Сэвил. Он все еще усмехался, но в глубине его черных глаз появилось какое-то жестокое выражение.

— Конечно же, лорд! — ответила Мелиор. Она ловко извлекла кинжал из сапога и протянула его Сэвилу рукояткой вперед. — Я буду счастлива, если ты оставишь его себе!

— Думаю, в этом нет необходимости, — сказал Сэвил, внимательно изучая лезвие. — Хотя, пожалуй, я возьму его на память о сегодняшнем вечере. — Он поднял глаза и опять улыбнулся. — На всякий случай.

Мелиор одарила его ответной улыбкой и нежно провела пальцем по подбородку Сэвила.

— Значит ли это, что мы уйдем отсюда вместе?

Он окинул Мелиор жадным взглядом, упиваясь ее красотой, и произнес:

— Чем скорее, тем лучше. — Он обернулся и посмотрел на свою свиту. Затем попросил: — Подожди немного, и мы уйдем.

Сэвил подошел к одному из своих телохранителей и что-то сказал ему на ухо. Это был огромный человек с большой серьгой в ухе и с лучеметом, размеры которого произвели бы впечатление на кого угодно. Он выслушал своего Лорда, бесстрастно посмотрел на Мелиор и кивнул. Сэвил вернулся, взял Мелиор под руку и вывел ее на улицу.

После шумного бара на улице оказалось очень тихо и спокойно. Воздух еще был пропитан влагой недавно прошедшего дождя. Такие проливные дожди редко случались в середине лета и словно служили напоминанием о весне. От темного тротуара, точно дым от костра, поднимались клубы пара. Вода медленно стекала с ровных металлических стен упирающихся в небо зданий, высившихся по обеим сторонам проспекта. Мимо промчался мобиль. Пассажиры, приникшие к маленьким окнам, напоминали портреты в картинной галерее. Даже после того, как он скрылся из виду, в воздухе долго висел едкий запах выхлопов, щекотавший ноздри и разъедавший глаза. Было еще слишком рано, поэтому прохожих не было видно.

Сэвил свернул на одну из улочек, ведущих от центра города. Мелиор последовала за ним. Похоже, лорд направлялся в свою резиденцию.

— Я не знаю, что произошло в баре, Келлин, — спокойно произнес Сэвил. — Но ты явно не понравилась Добу.

Мелиор усмехнулась:

— Я понимаю, хотя в этом моей вины нет. Просто Доб не умеет спокойно относиться к поражениям.

— Никто из моих людей не умеет прощать. Этому они научились у меня. Кстати, расскажи подробнее, чем ты насолила Добу? — поинтересовался Сэвил.

Мелиор секунду помедлила с ответом.

— Скажем, так: Доб не умеет признать себя побежденным, вне зависимости от того, кто нанес удар.

Сэвил холодно улыбнулся:

— Еще один результат моего влияния. Мои люди тяжело переживают неудачи, потому что им известно, что я никогда не проигрываю. Разве твои информаторы не сообщали об этом… Мелиор И Лакин!

На этот раз она испугалась по-настоящему, впервые за этот вечер. Уже в следующее мгновение она смогла подавить страх, но от Сэвила не укрылось ее замешательство. В конце концов, он ожидал подобной реакции.

— Что ты делаешь в моих владениях, Мелиор?

Сэвил все время держал руки в глубоких карманах своего долгополого черного плаща. Там они оставались

и после вопроса, однако Мелиор показалось, что на нее наставили дуло огромного лучемета.

— Давно ты меня вычислил? — спросила она, пытаясь отвлечь его внимание.

— В тот момент, когда ты показала мне кинжал. Ты достала его из ножен и подала мне таким привычным движением, на которое вестра не способна.

— То же самое сказал Доб, — вздохнула Мелиор.

— Надо будет похвалить его за наблюдательность.

— Но ведь ты мог принять меня за наемного убийцу. Как ты догадался, кто я на самом деле? — настаивала Мелиор

Сэвил помедлил секунду, затем ответил:

— Калбир рассказывал мне о тебе. До сегодняшнего дня я не мог понять, зачем он делал это. Он говорил, что видел однажды, как ты сражалась на ножах против какого-то изгоя, который был намного сильнее. Тебе удалось убить его, хотя он и ранил тебя. Калбир сказал, что тот убийца рассек твою правую ладонь, в которой был кинжал. По его словам, это был лучший бой на ножах из всех, что он видел за свою жизнь. Теперь я понимаю, что этим он хотел предостеречь меня. — Сэвил помолчал. Потом указал на правую руку Мелиор: — Я видел два шрама на твоей руке.

Мелиор подняла руку, посмотрела на рубцы и печально усмехнулась:

— Они служат мне напоминанием, что не стоит быть излишне самоуверенной. Поэтому я и не избавилась от них. Хотя, думаю, в любом случае я не смогла бы стать похожей на настоящую вестру.

Сэвил остановился и поднял глаза. Он оглядел ее с ног до головы жадным взглядом, не пытаясь скрыть этого. Мелиор заметила, что они дошли до конца переулка

— Ты очень красива, Мелиор, — сказал Сэвил.— Мне говорили об этом, но ты превзошла все мои ожидания. Ты прекраснее любой вестры из всех, что встречались на моем пути.

Мелиор не могла не уловить двусмысленность в словах Сэвила. Внезапно она ощутила смущение. Конечно, одежды вестры были необходимы как маскировка, но сейчас они заставляли ее чувствовать себя слабой. Они ставили ее в невыгодное положение.

Казалось, Сэвил почувствовал это. Он усмехнулся, испытывая явное удовольствие от ее неловкости. Но вскоре улыбка исчезла с его лица

— Но этот разговор мы продолжим только после того, как ты скажешь мне одну вещь. — Он посмотрел Мелиор в глаза и ледяным голосом произнес: — Я хочу знать, что ты делаешь в моем квартале!

Они стояли и смотрели друг на друга, не отрывая глаз. Мелиор помедлила пару секунд, прежде чем ответить:

— Уже давно не секрет, что Седрик хочет назначить тебя командующим нашими силами для предстоящего вторжения в Тобин-Сер,— серьезно сказала она — Я пришла предложить тебе кое-что. Мне кажется, в этом деле тебе не помешает партнер.

Сэвил расхохотался:

— Партнер? Неужели ты думаешь, что мне не справиться без помощника?

— Это непростая задача, Сэвил. Не каждый сможет справиться с ней.

— Ты хочешь сказать, что мне она не под силу? — гневно спросил Сэвил.

— Калбиру она оказалась не по плечу… Мне не хотелось бы стать свидетельницей очередного поражения.

Лорду такой ответ не понравился. Он плотно сжал губы и продолжал смотреть ей прямо в глаза, не скрывая своего раздражения. Наконец он спросил:

— В чем заключался твой план? Если тебе не удастся убедить меня, что тогда?

Мелиор пожала плечами:

— Тогда я собиралась убить тебя.

Сэвил недобро усмехнулся и покачал головой.

— Я не верю тебе, — произнес он. — Есть множество других способов предложить мне сотрудничество. Ты же предпочла личный визит; пришла, изменив внешность, и к тому же с кинжалом в сапоге. Я думаю, ты с самого начала хотела убить меня, чтобы Седрик обратился за помощью к тебе. Скорее всего ты хотела затащить меня в постель и перерезать мне глотку, безоружному и ничего не подозревающему.

— Может быть, ты и прав, — ответила Мелиор, загадочно улыбаясь. Она поправила свои белые локоны, которые были всего лишь маскировкой. — Но сейчас гораздо важнее то, что мы здесь вдвоем и что я предлагаю тебе сотрудничество.

— Ты предлагаешь мне поделиться тем, что уже принадлежит мне. Ты сама это отметила. Что от этого смогу выиграть лично я?

— Я уже говорила, ты взялся за слишком большое дело для одного человека Если ты примешь меня, вместе мы наверняка добьемся успеха.

Сэвил опять покачал головой. Его лицо по-прежнему было искривлено жестокой усмешкой.

— Нет, — сказал он. — Мне не нужна ничья помощь. И если честно, Мелиор, я не могу доверять тебе и не думаю, что ты стала бы хорошим партнером. Все это кончилось бы тем, что в один прекрасный день я бы проснулся с кинжалом в спине.

Мелиор молча смотрела на него, затем пожала плечами.

— Ну хорошо. — Она склонила голову набок и улыбнулась. — Вернее, очень плохо, Сэвил. Я думала, мы сможем неплохо повеселиться вместе. Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти. — Она повернулась, собираясь уйти.

— Мелиор! Мы еще не закончили разговор, — окликнул он ее таким тоном, что у Мелиор похолодело внутри. — Боюсь, я не могу позволить тебе уйти.

Она повернулась к Сэвилу. Тот уже держал свой лучемет на изготовку.

— Я никогда не стал бы заключать с тобой союз. Но сегодня ты выставила на посмешище одного из моих лучших людей. Я не могу позволить себе оставить в живых свидетельницу такого позора. — Затем он мрачно добавил: — Ты понимаешь, что мне придется тебя убить.

Мелиор кивнула:

— Да, Сэвил, я понимаю. Я бы на твоем месте сделала то же самое.

Она произнесла эти слова, соглашаясь с возможностью собственной гибели, и знакомое чувство уверенности вновь к ней вернулось. Так случалось довольно часто. Сэвил продолжал что-то говорить. Он сожалел, что им не придется подняться к нему в апартаменты вдвоем, ему бы очень хотелось этого, но… Мелиор не следила за его словами. Когда наконец он поднял руку с лучеметом, она уже прыгнула.

Пригнув голову, она увернулась от огненной струи, вырвавшейся из дула оружия. Пламя прошло мимо плеча Мелиор, не задев ее. Она резко развернулась с опорой на правую ногу, распрямив левую в длинном, стремительном ударе. Сэвил не растерялся и приготовился увернуться, резко изогнувшись. Он хотел защитить то самое место, куда, по его мнению, целилась Мелиор. Однако, еще не доведя ногу до цели, она чуть изменила направление удара. Совсем чуть-чуть, но достаточно для того, чтобы попасть ему прямо по почкам.

Лорд упал на колени, судорожно хватая ртом воздух. Он зажмурил глаза и выпустил из рук свой лучемет. Оружие с глухим стуком упало на тротуар. Не в силах подняться, он тщетно пытался достать клинок из ножен на щиколотке. Мелиор пресекла эти поползновения очередным сокрушительным ударом. На этот раз она целила ему в горло. Позвоночник Сэвила с хрустом сломался. Он опрокинулся на спину, хриплое дыхание с трудом вырывалось из его груди. В глазах его застыл неописуемый ужас.

— Ты был прав, Сэвил, — сказала Мелиор, поднимая с земли лучемет. — Я на самом деле собиралась убить тебя сегодняшней ночью. Седрик ошибся, решив послать тебя в Тобин-Сер. Ты был обречен на неудачу, как и твой кузен в свое время. В общем-то, ты в этом не виноват. Но для успеха в подобном мероприятии требуется некая гибкость ума, которой вам обоим так не хватало. — Она улыбнулась. — Прости…

Лорд изо всех сил пытался подняться на ноги. Мелиор подошла поближе, грустно посмотрела на него сверху вниз. Лишь где-то глубоко в уголках ее глаз скрывалось презрение.

— Перед тем как ты умрешь, я должна сказать тебе еще кое-что, — произнесла она. — Это секрет. Ты не первый, кому я говорю эти слова, но все остальные тоже слышали их незадолго до смерти. Поэтому тайна до сих пор остается тайной.

Мелиор помолчала, глубоко вздохнула, а затем сказала те самые слова, которые уже произносила много раз. Она с удовольствием отметила, что глаза Сэвила расширились от ужаса после того, как он услышал их. Поэтому она убила его быстро, выстрелом в сердце. Обычно она старалась как можно дольше продлить агонию тех, кто воспринимал ее сообщение равнодушно.

Дело было за малым: выбраться из квартала Сэвила и вернуться в свою резиденцию. Там Мелиор сняла голубые линзы, скинула платье вестры и смыла краску с волос. Потом она растянулась на кровати, очень утомленная, но довольная тем, как прошел вечер.

Завтра Седрик даст о себе знать, подумала она, предчувствуя победу. Конечно, это может случиться и через день, что для нее не так уж и важно. Она улыбнулась в темноте, закрыла глаза и утонула в объятиях сна. Перед тем как заснуть, она с сожалением вспомнила, что оставила свой кинжал во владениях Сэвила.

 

3

В наших беседах мы затрагивали самые разнообразные вопросы, и мне удалось узнать много нового про Лон-Сер. Про огромные города этого государства. Барам называл их Палями. Про необычайно высокий уровень техники. Я начал изучать их язык и уже могу довольно сносно изъясняться. Правда, успехи Барама в овладении нашим языком куда больше моих.

Из третьей части «Доклада Магистра Бадена

Большую часть этой информации я получил с помощью глубокого зондирования мыслей чужеземца. Однако поначалу мне удалось добиться его согласия на обычную беседу, и мы успели о многом поговорить. Эти беседы оказались намного продуктивнее и приятнее, чем зондирование. Впоследствии, правда, Барам стал более скрытным, и нам все реже удавалось побеседовать откровенно.

о допросе чужеземца Барама», представленного

Тем не менее я продолжаю считать, что чужеземца все еще полезен для Тобин-Сера. Поэтому я не могу согласиться с теми, кто продолжает требовать его немедленной казни.

на рассмотрение 1014-го Собрания Ордена.

Мысли о том, каково это — быть Премудрым, когда-то довольно часто посещали Бадена. Так часто, что вряд ли он смог бы признаться в этом кому-нибудь из сидящих с ним рядом в этом зале. Он предвидел будущее Ордена и в свое время внес большой вклад в дело вплетения Волшебной Силы в культуру Тобин-Сера.

Баден видел, с какими трудностями сталкиваются Джессамин и Сонель, его лучшие друзья, и никогда не считал, что нести бремя власти легко. Однако это не мешало ему время от времени представлять себя в подобной роли. У него были на это свои основания. Например, Баден знал, что четыре года назад, когда Магистры и маги выбирали главу Ордена, его кандидатура была на первом месте. Но Премудрой стала Сонель.

Ему удалось добиться доверия как со стороны старых магов, так и со стороны молодежи, что в Ордене случалось достаточно редко. Многие думали, что Баден сможет разрешить противоречия, за несколько лет расколовшие Орден на куски. Его не выбрали Премудрым только потому, что его птица погибла в битве при Отроге Филана Сонель знала причину его неудачи. Через год после избрания она несколько раз намекала на это в разговоре, хотя и косвенно. Баден рассматривал эти признания как свидетельство прочности их дружбы. Ему хотелось верить, что никакие обстоятельства не смогут разрушить эти отношения.

В то время он не мог позволить себе упасть духом. Хотя скорее всего переживания от потери Анлы оттеснили на второй план все остальные проблемы, и его не сильно расстроило решение магов. На самом деле сова Бадена не просто умерла. Он сам убил ее, не в силах вынести ее мучений. Не сделай он этого, в следующее мгновение Анлу бы заживо разорвал жуткий огромный механизм, который уже схватил ее стальными когтями.

Впоследствии, когда все обстоятельства происшедшего стали известны Ордену, в оценке поступка Бадена возникло множество разночтений. Дело в том, что Законы Амарида запрещают магу причинять вред своей птице. Однако в конце концов маги оправдали действия Бадена. Но боль утраты от этого не стала меньше. Он знал, что не будет избран Премудрым, но это было уже не важно.

Прошло несколько месяцев, и Баден убедил себя в том, что он принесет больше пользы Ордену и народу Тобин-Сера, если останется простым магом и не будет скован официальными политическими узами. Свобода действий Премудрого всегда ограничена. Осознав это, Баден сосредоточился на тайном создании ментальной заставы в восточной части Тобин-Сера. Будь он главой Ордена, он никогда не смог бы осуществить свой план.

Но все это время он не переставал думать о том, что когда-нибудь ему предоставится еще один шанс стать Премудрым. Об этом Баден не говорил никому, даже Сонель. Он не желал ей ничего плохого, но здравый смысл подсказывал ему, что наступит время, ее птица умрет и Ордену придется выбирать нового лидера. Возможно, к тому времени он будет во всеоружии. Во всяком случае так он считал все эти четыре года.

Четыре года уже прошло, и сейчас Баден стоял за столом Совета в Великом Зале Амарида. Рядом с ним на спинке кресла сидел Голив, большой белый филин. Шел первый день Собрания. Баден вспоминал о былом, и все происшедшее казалось ему таким далеким, словно свершилось в другой жизни.

Взгляды всех магов были устремлены на него. Собрание ожидало, что скажет Магистр. Одни смотрели на Бадена с выражением открытой враждебности, другие не выражали никаких эмоций. Но ни в одном взгляде не было теплоты. Вглядываясь в лица магов, чувствуя на себе их холодные глаза, Баден подумал о том, как быстро они забыли все то хорошее, что он сделал для Ордена, как сильно изменилось отношение к нему за четыре года.

Конечно, у него до сих пор оставались друзья: Джарид, Элайна и Транн. И Сонель. Он убедился в доверии к нему некоторых магов, когда родился план ментальной заставы. Порой он находил сочувствие там, где никак не ожидал, как было в случае с Орриссом. Но на этом все хорошее заканчивалось. Большинство магов отвернулось от Бадена.

Старшим не нравилось, что он выступал за нападение на Лон-Сер для предотвращения угрозы, исходящей оттуда. Они считали, что Волшебная Сила должна играть весьма ограниченную роль во внутренних делах Тобин-Сера, и видели большую опасность в отступлении от этого правила. Молодые же в свою очередь были недовольны тем, что действия Бадена мешали их приготовлениям к тотальной войне с Лон-Сером.

Он безуспешно пытался найти компромисс, который устранил бы противоречия между двумя фракциями, но вместо этого добился только враждебности с обеих сторон. К тому же то, что он оставил Барама в живых, вызвало сильное недовольство в народе. Все это привело к тому, что сейчас едва ли не каждый член Ордена относился к Магистру крайне отрицательно, и это его не удивляло.

— Вам предоставили слово, Магистр,— мягко повторила Сонель, обращаясь к Бадену. — Можете говорить.

Баден натужно улыбнулся и постарался придать своему голосу как можно больше проникновенности:

— Спасибо, Премудрая. — Он оглядел всех сидящих за столом. — Друзья мои, сегодня я хочу представить на ваше рассмотрение доклад о содержании допросов чужеземца Барама. Надеюсь, это поможет вам по-новому взглянуть на угрозу нападения на Тобин-Сер.

Баден бросил доклад на стол. Это была толстая книга в кожаном переплете, который изготовил один из лучших переплетчиков города Он был в большом долгу перед Магистром. Переплет поражал изысканностью работы.

— Я прошу прощения за его большой объем, — продолжил Баден. Он взглянул на Транна, который удивленно вскинул брови, увидев доклад. — Я не прошу вас читать его целиком. Мне удалось обобщить главные выводы в предисловии. Сейчас же я введу вас в курс дела, расскажу о самом важном и дам некоторые рекомендации к изучению этой работы.

— Едва ли в этом есть необходимость, Баден, — прервал его голос, который был ему очень хорощо знаком. Когда его обладатель поднялся, Баден сразу узнал его. Это был Эрланд, сидевший недалеко от почетного места Сонель. Он был уже совсем седой, с аккуратной серебристой бородкой, однако смотрелся довольно молодо. Высокий и подтянутый, крепкого сложения, с черными проницательными глазами, он занимал одно из самых почетных мест за столом, что свидетельствовало о высоком положении в иерархии Ордена. Сейчас он стоял, всей своей фигурой выражая уверенность, опираясь пальцами о стол и сардонически усмехаясь.

Пожалуй, никто из присутствующих в этом зале не злорадствовал так по поводу падения авторитета Бадена. Несколько лет назад Эрланд был всего лишь обычным Магистром. Он почти не имел влияния на дела Ордена, и Баден даже не догадывался о том, насколько амбициозен этот человек. Однако после смерти Одинана Эрланд стал одним из главных ораторов со стороны старших магов и в короткий срок проявил себя ярым защитником их интересов.

Его успех заключался не столько в ораторском искусстве, которым блистал некогда Сартол. Эрланд обладал вполне заурядным голосом, и ему явно не хватало изящества и утонченности в оборотах, которые в полной мере были свойственны покойному Одинану. Скорее дело было в присущей ему живости ума, сарказме опытного человека и наглости. Все это, вместе взятое, давало потрясающий эффект. Он любил скрытые намеки и преувеличения, был абсолютно беспринципен в выборе аргументов в защиту своей точки зрения.

Баден считал его самым опасным человеком в Ордене и нисколько не сомневался, что Эрланд лелеет надежду в будущем занять место Сонель в качестве Премудрого. Во всяком случае, это объясняло то, почему старый маг сосредоточил всю свою ненависть на Бадене. Он сам был Магистром и знал, насколько Баден приблизился к получению титула Премудрого четыре года назад. Теперь же, когда репутация его противника заметно пошатнулась, он хотел окончательно разрушить ее.

Эрланд не упускал ни единой возможности упрочить свое влияние за счет втаптывания Бадена в грязь. За это Магистр ненавидел старика больше всего. Его начинало трясти от гнева при одном виде Эрланда. Даже то, что птица старого Магистра была как две капли воды похожа на его погибшую Анлу, не могло смягчить ярость Бадена. Он долго не мог оправиться от пережитой потери, но ко времени Собрания смог смириться с горем и полюбить своего Голива почти так же сильно. Баден видел иронию судьбы в том, что такой человек, как Эрланд, смог установить связь с настолько прекрасной птицей.

Так что не было ничего удивительного в том, что старый Магистр начал нападки на доклад еще до того, как Баден сказал что-либо по существу.

— Я думаю, что нет необходимости комментировать результат вашей писательской деятельности перед Собранием,— заявил Эрланд, указывая на документ. — Мы все хорошо знаем, к каким выводам вы пришли.

— В самом деле, Эрланд? — ехидно спросил Баден. — Я польщен. Вы, вероятно, уже прочитали мой доклад?

— Зачем? — ответил Эрланд. Его ухмылка стала шире, он удивленно развел руками. — В этом-то вся его прелесть: мне не нужно читать это произведение. — Он отошел от стола и принялся прохаживаться взад-вперед. Его ироничный тон оскорбил Бадена куда больше, чем слова — Даже не глядя на эту книгу, я могу с уверенностью сказать, что мы в ней найдем. В своем докладе вы утверждаете, что мы стоим перед угрозой нападения Лон-Сера, о которой мы узнали совсем недавно исключительно благодаря вашей мудрости и дару предвидения. Об этой угрозе вам поведал Барам, которого вы предусмотрительно оставили в живых, чтобы добыть ценные сведения. — Эрланд выдержал паузу, интонации его голоса менялись, как у хорошего актера в театре. — От него, от этого невинного мальчика, испорченного жестоким обществом, мы узнали о государственной системе Лон-Сера, о его культуре, о чудесных технических достижениях. Теперь мы должны действовать, утверждаете вы. Мы должны использовать все, что мы знаем, для того, чтобы не подвергнуться новому нападению. И наконец, — голос мага стал приторно-грустным, — мы должны действовать именно так, как вы сочтете нужным, иначе все будет потеряно. Ибо вы один…

— Достаточно, Эрланд! — гневно оборвала его Сонель.

Магистр поглядел на нее, победно ухмыляясь. Он слегка кивнул Премудрой, вернулся к своему месту за столом и неторопливо опустился в кресло.

— Продолжайте, Баден, — добавила Сонель, повернувшись к нему.

Баден пребывал в замешательстве. Несмотря на то что Премудрая прервала его речь, Эрланду все-таки удалось добиться своего. Эта пародия на представленный Собранию доклад довольно точно отражала все то, что хотел высказать Баден. Если сейчас он повторит то же самое, то Эрланд выставит его на посмешище. Если же он откажется комментировать свой труд, это будет выглядеть как капитуляция перед старшими магами. Ни то, ни другое Бадена не устраивало. Пока он собирался с мыслями, маги в ожидании смотрели на него.

— Похоже, что происходящее сильно веселит Эрланда,— начал он наконец.— Похоже, он может смеяться над трагическими событиями в Тайме, Каэре и Вотерсбанде. Он думает, что имеет право шутить по поводу убийства Наэля, смерти родных Орриса и гибели моей семьи…

— Это ложь! — вскричал Эрланд, резко поднявшись из кресла

Но он опоздал. Внимание магов уже было приковано к Бадену. Они все еще были настроены прохладно и скептически, но слушали его с большим уважением.

— Все мы хорошо знаем, — продолжил Баден, не обращая внимания на протест Эрланда, — все мы понимаем, что, так или иначе, столкновение с Лон-Сером неизбежно. — Баден понимал, что он слегка преувеличивает. За этим столом сидело много людей, которые не разделяли его точку зрения и не видели никакой угрозы. Тем не менее он продолжал: — Как верно заметил Эрланд, в этом докладе я говорю о необходимости немедленных действий. Со времени Отрога Фелана прошло уже целых четыре года. Мы ждали слишком долго. Однако я не имею права навязывать вам свой план действий. Я думаю, что за этим столом мы должны принять решение, которое устроило бы каждого.

Конечно, в моем докладе есть много полезных сведений о народе Лон-Сера, о его системе управления, о технических достижениях. Но есть в нем вещи и гораздо более важные. — Баден выдержал многозначительную паузу. — То, о чем не сказал Эрланд. В докладе указаны причины, из-за которых произошло первое вторжение в наши земли.

Огромные города Лон-Сера слишком перенаселены. Леса в этой стране уничтожены почти полностью, воздух и вода отравлены. Именно это послужило толчком к завоеванию новых земель. Во всяком случае, Барам утверждает, что именно поэтому его отряд был послан в Тобин-Сер. У нас нет оснований считать, что проблемы Лон-Сера разрешились сами собой за эти четыре года. Эрланд может сколько угодно иронизировать или не замечать опасности, предполагая, что она пройдет стороной. — Баден покачал головой. — Но это невозможно. Скоро они будут здесь.

— Пускай приходят! — воскликнул кто-то из молодежи.— Однажды мы победили их, справимся и на этот раз!

Несколько магов кивнули в знак согласия. Но тут поднялся Оррис и молча обвел их уничтожающим взглядом. Это был широкоплечий, сильный человек с острой бородкой и длинными золотистыми волосами. Несмотря на грозный внешний вид вполне взрослого человека, он до сих пор пользовался большим влиянием среди молодых магов. Они ловили каждое слово, каждый его жест.

— Смелые слова, Арслан, — мрачно произнес маг. Он посмотрел на молодого оппонента в упор. — Но это не слова думающего человека.

Арслан тоже встал, словно принимая вызов Орриса. Это был молодой человек с мальчишеским лицом и копной непослушных рыжих волос.

— Вы сомневаетесь в наших силах?

Оррис грустно усмехнулся:

— Совсем нет. Но мне страшно подумать о цене войны, о которой вы так сильно мечтаете. Четыре года назад заплатили Каэра и Вотерсбанд. Какой будет плата на этот раз?

— Но сейчас мы готовы встретить их! — уверенно воскликнул кто-то из молодых магов. Снова послышался одобрительный шепот, некоторые закивали в знак согласия.

— Возможно. — К спору присоединился Транн. Он был мрачен как туча. — Но вы не думали, что у них тоже было достаточно времени на подготовку? Четыре года назад их было шестнадцать человек с механическими птицами и оружием, которое Барам называл лучеметами. Что если на этот раз их будет пятьдесят, сто или тысяча? Что если у них будет вооружение, которого мы даже не можем себе представить?

— Они не осмелятся на такое! — не сдавался Арслан — Терон говорил Джариду и Элайне, что чужестранцы боятся магии. Иначе почему бы они использовали подобную тактику? Пока Волшебная Сила стоит на страже Тобин-Сера, мы в безопасности.

— Терон говорил также, что Ордену стоит изменить свою политику, — заметила Элайна. — Он говорил о том, что нам нельзя игнорировать происходящее за пределами Тобин-Сера.

Взгляды магов устремились в ее сторону. Все те, кто спорил стоя, немедленно уселись по местам. Баден тоже опустился в свое кресло, отметив, как выросло влияние Джарида и Элайны за последнее время. После победы над Тероном и битвы при Отроге Фелана они стали героями, и с тех пор к ним относились как к уважаемым Магистрам. Многие считали, что кто-нибудь из этих двоих магов обязательно станет Премудрым. Джарид и Элайна как будто не замечали всеобщего уважения, что, конечно, было самой верной реакцией.

— Что ты хочешь предложить, Элайна? — спросил Арслан.

— Точнее, что я предложу после того, как все мы прочитаем доклад Бадена? — ответила она, широко улыбаясь. Кто-то тихонько засмеялся, Баден с благодарностью посмотрел на Элайну. Однако через минуту в Великом Зале Амарида вновь воцарилась тишина. Элайна пожала плечами, нервно провела рукой по своим длинным черным волосам. Этот жест был хорошо знаком Бадену.

— Не знаю, — тихо сказала девушка. Затем добавила твердым голосом: — Но мы уж точно не должны бездействовать. Прошло слишком много времени. Чем скорее мы примем решение, тем лучше.

Джарид встал рядом с ней, и Баден в который раз отметил, как повзрослел его племянник за прошедшие четыре года. Он прибавил в весе, раздался в плечах, мускулы на руках стали рельефнее. Лицо, хотя и выглядело достаточно молодо, было уже отмечено печатью мудрости, подбородок начал приобретать квадратные очертания — как у его отца Хотя Джарид был похож скорее на Драину, свою мать, чем на Бернела, из-за серого цвета глаз и длинных каштановых волос, собранных сзади в хвостик.

Однако изменилась не только внешность Джарида, и Баден хорошо это знал. У молодого мага появилась уверенность в своих силах, которой ему так недоставало четыре года назад, когда Баден впервые увел его из Аккалии. В нем чувствовалась внутренняя сила и целеустремленность, заменившие необузданный пыл молодого мага, столь свойственный ему в юности. Баден понимал, что во многом эти перемены произошли благодаря красивой черноглазой девушке, с которой Джарид разделил свою жизнь и которая стояла сейчас рядом с ним.

— Элайна права, — произнес Джарид. Баден заметил, что голос его тоже стал более мужественным. — Чем дольше мы ждем, тем больше рискуем проиграть.

Несколько молодых магов, сидевших рядом с ними, кивнули в знак согласия.

— При всем уважении к моим молодым соратникам,— возразил Эрланд, деланно улыбаясь, — я считаю, что не стоит действовать только ради самого действия. Это нелогично и глупо. Пока у нас нет четкого плана, осторожность — лучшая политика

— При всем уважении к вам, Эрланд, — парировал Джарид, пародируя манеру старого мага, — я считаю, что вы сказали бы то же самое, даже если бы войска Лон-Сера стояли уже в Ястребином лесу!

Молодые маги рассмеялись, Баден присоединился к ним. Эрланд в свою очередь по-прежнему старался сохранять невозмутимый вид. Он продолжал улыбаться.

— Похоже, вы много переняли у своего отца, маг. Вам должно быть стыдно, ибо подобные комментарии не идут на пользу делу. — Он помолчал, ожидая, пока в зале стихнут последние смешки. В наступившей тишине он заметил, что некоторые товарищи Джарида почувствовали неловкость за свое поведение. — Позвольте мне еще раз напомнить вам, почему я выступаю противником любых предложений, связанных с так называемой угрозой Лон-Сера. Я напомню вам также, почему до сих пор большинство магов поддерживало именно мою точку зрения. — Он холодно посмотрел на Бадена. — В то время как некоторые утверждают, что им известен ход мыслей лидеров Лон-Сера, мы все-таки не можем знать, что конкретно они планируют предпринять. И планируют ли вообще что-либо. Насколько нам известно, битва при Отроге Фелана покончила с этой угрозой. Если это так, то любая превентивная акция будет воспринята как провокация и приведет к новой войне. — Эрланд помолчал. — К тому же мы не должны забывать, что наша страна целую тысячу лет процветала без всякого вмешательства извне. — Он взглянул на Джарида и Элайну. — Да, я слышал о предупреждении Терона, которое передали наши молодые друзья. Но ведь старый Магистр не намекал на то, что нам следует втягивать страну в конфликты с соседями. — Он вновь посмотрел в сторону двух молодых магов. — Или я не прав?

Джарид с Элайной переглянулись.

— Да, вы правы, Магистр, — согласился Джарид.

— Конечно, — произнес Эрланд. — Одно дело уделять внимание происходящему в мире вокруг нас, совсем другое — нарушать традиции, разумность которых доказана веками, и пускаться в безрассудное путешествие через море Арика. — Эрланд снова улыбнулся и кивнул, как будто соглашаясь с мудростью собственных слов. — А теперь я хочу сказать о самом главном: мы не правительство Тобин-Сера. Мы его стражи и слуги, но не вожди. Амарид ясно дал это понять еще в те дни, когда он основал Орден. И, несмотря на восстановление доброго имени Терона, я не склонен разделить взгляды Магистра на нашу роль в происходящих событиях. Может быть, когда-нибудь нам придется положить конец так долго существовавшим в нашей стране традициям независимости и невмешательства в чужие дела. Но это случится, только если народ Тобин-Сера сам того пожелает. Мы не вправе принимать подобного рода решения.

— Я не могу согласиться с вами, — заявил Оррис, вставая с места. — Я размышляю над этим со времени прошлого Собрания. В Законах Амарида не сказано, что мы всего лишь стражи этой страны. Нам предписано быть арбитрами в любых внутренних спорах в случае их возникновения. Возможно, что многие из присутствующих здесь правы и война с Лон-Сером неизбежна. Но она еще не началась, и, пока есть время, нам следует заняться поисками мирного решения конфликта. Я думаю, Амарид видел бы в этом прямую обязанность Ордена, это следует из Законов, которые он оставил нам. Именно мы должны не допустить войны и заключить мир с народом Лон-Сера.

Баден повернулся к Транну и встретил задумчивый взгляд ярко-зеленых глаз черноволосого мага. Оррис предложил весьма интересное толкование Первого Закона Амарида. Если его аргументы будут сочтены верными и Совет поддержит их, позиции Эрланда и его союзников могут сильно пошатнуться.

Эрланд словно почувствовал то же самое.

— Это немыслимо, Оррис! Думаю, вы сами это понимаете! — с жаром воскликнул он. — В Законах Амарида говорится о внутренних разногласиях Тобин-Сера, а не о конфликтах с нашими соседями!

— Вам это точно известно, Эрланд? — спокойно по-итнересовался Транн, слегка усмехнувшись. — Вы смогли проникнуть в самые сокровенные мысли Первого Мага и постигнуть скрытый смысл его работ?

— Нет, — серьезно ответил Эрланд. — Но я изучал его наследие еще до вашего рождения, Транн. И я не вижу оснований, достаточных для того, чтобы принять подобное толкование Первого Закона Амарида.

— Вы можете указать на что-либо прямо противоречащее толкованию Орриса? — продолжал настаивать Транн.

Эрланд ничего не ответил, и маг попытался закрепить свои позиции:

— Я был бы удивлен, удайся вам это. Формулировка Закона сама по себе весьма расплывчата: «Маги должны служить народу страны. Они должны быть арбитрами в спорах». Скорее всего Амарид имел в виду любые споры или конфликты, касающиеся безопасности Тобин-Сера. Я не думаю, что он хотел как-то ограничить действие Закона.

— Это полная чушь! — снова воскликнул Эрланд. Хотя в его голосе уже не было такой уверенности в своих словах, как минуту назад.

— Предположим на мгновение, что вы с Оррисом правы, Транн. — В спор вступил Арслан, не обратив никакого внимания на протест Эрланда. — Что вы предлагаете предпринять в таком случае?

Транн плотно сжал губы и слегка пожал плечами:

— Трудно сказать. Твое мнение, Оррис?

— Мне тоже ничего не приходит в голову. — Маг глубоко вздохнул.

— У меня есть кое-какие соображения.

Услышав эти слова, удивились все, включая Бадена. Последний был особенно поражен. Говорила Сонель. Он посмотрел в ее сторону, поймав на себе ее взгляд. Она загадочно улыбалась.

— У вас, Премудрая? — переспросил Радомил, в искреннем недоумении поглаживая свою бородку.

— Да, — ответила Сонель, не отрывая глаз от Бадена. — Но перед тем, как я выскажу свое мнение, мне бы хотелось сообщить вам о моей недавней переписке с правительством Лон-Сера.

Зал погрузился в напряженную тишину.

Наконец Эрланд недоверчиво возгласил:

— Премудрая, не могли бы вы повторить сказанное еще раз?

— Конечно, Эрланд, — спокойно ответила Сонель. — Я сказала, что мне следует рассказать вам о моей недавней переписке с Советом Правителей Лон-Сера. В конце прошлой осени я отправила им письмо, в котором речь шла о преступлениях, которые совершили чужестранцы в нашей стране. Также я просила о встрече, на которой мы могли бы обсудить конфликт между нашими государствами.

В зале снова воцарилось молчание. Слова Сонель до глубины души потрясли всех присутствующих в зале. Казалось, что степень испуга на лицах магов зависит от места за столом Совета. Старые маги, сидевшие ближе к креслу Верховной, были более встревожены неожиданным открытием, чем молодые, сидевшие поодаль.

— Кто вас уполномочил на подобную переписку? — гневно спросил Эрланд.

— Я сама! — выпалила Сонель, сверкнув зелеными глазами. — Я — глава нашего Ордена, официально избранная на эту должность вами, Эрланд, и другими Магистрами! Вы хотите изменить свой выбор?!

— Совсем нет, Премудрая, — тихо ответил Магистр, нервно поглядывая на собравшихся. — Но меня удивляет то, что вы не сочли нужным посоветоваться с нами перед тем, как отправить это письмо.

— Никто не сообщал мне, что я обязана делать это! — возразила Сонель, словно вонзая каждое слово в грудь Эрланда — Однажды мне показалось, что настало время связаться с правительством Лон-Сера. Я решила, что титул Премудрой не только дает мне право сделать это, но и обязывает к принятию такого решения!

— Вы получили ответ? — спросил Баден.

Прежде чем ответить, Сонель еще некоторое время продолжала сверлить Эрланда взглядом.

— Да, сегодня утром.

Баден увидел, как она извлекла из складок мантии белоснежный пергамент и развернула его.

— «Премудрая Сонель, — начала она — В ответ на Ваше послание, которое получили этой зимой, мы имеем сообщить, что не владеем информацией о фактах, изложенных Вами, равно как и не имеем желания быть замешанными в события, которые скорее всего есть не что иное, как внутренние беспорядки, столь часто беспокоящие Тобин-Сер».

Сонель подняла глаза. Пергамент снова свернулся в трубочку. Несколько секунд все молча смотрели на нее.

— И это все? — спросил наконец Баден. — Все, что они ответили?

— Да.

— Но ведь это ложь! — воскликнул кто-то из молодых магов. Его поддержали еще несколько голосов.

Баден также задумчиво покачал головой.

— По крайней мере, кто-то из них лжет, — сказал он скорее себе самому, чем остальным собравшимся.

Сонель нахмурилась:

— Что вы имеете в виду?

— Мы не должны забывать о том, что представляют собой Лон-Сер и его правительство.

Баден встал. Взгляды всех присутствующих обратились на него. Они ловили каждое его слово. Многие Бадена недолюбливали, но всем собравшимся в этом зале было известно, что во всем Тобин-Сере нет человека, который знал бы об их враге больше, чем знал Магистр.

— Правящий орган этого государства известен под названием Совет Правителей, что очень точно отражает его сущность. Каждый из трех Налей — огромных городов, о которых я уже упоминал прежде, — является независимым образованием. В каждом городе свой правитель, свои традиции и культура, свои собственные проблемы. Правители собираются в Совете для решения политических вопросов страны в целом, но они защищают различные, а подчас и противоположные интересы. Из того, что Барам сообщил мне, я могу заключить, что они не всегда сходятся во мнениях. Они никогда не обмениваются своими техническими новинками, потому что каждый видит в другом своего конкурента. Когда-то они даже воевали между собой.

— Таким образом, — предположил Транн, — вы думаете, что правитель какого-нибудь Наля мог атаковать Тобин-Сер без одобрения двух остальных?

Баден ответил:

— Это вполне возможно. Барам родом из Брагор-Наля. Это самый большой из всех трех городов и, как он утверждает, самый сильный. — Баден повернулся к Сонель. — Этот ответ может быть подписан только одним из трех правителей.

— В таком случае наши проблемы могут быть связаны не со всем Лон-Сером, а только с одним Налем, — заключила Сонель, продолжая мысль Бадена.

— Совершенно верно. Скорее всего с Брагор-Налем.

— Это всего лишь ваши предположения, — протестующе вставил Эрланд. — Вы ни в чем не можете быть уверены.

— Вы правы, — спокойно согласился Баден.

— И все-таки вы требуете от нас активных действий! Основываясь только лишь на предположениях!

— Должен сказать, Баден, что в данном случае я полностью согласен с Эрландом, — снова вмешался в спор Арслан. Маги, как молодые, так и старые, одобрительно загудели. В зале зазвучало одновременно множество голосов, каждому хотелось высказаться.

Минуту спустя Эрланд развел руками и с усмешкой произнес:

— Вот видите! У нас недостаточно информации для немедленного принятия решения.

— Сейчас говорю я, Эрланд! — Транн повысил голос, перекрикивая шум в зале. — Я хотел бы выслушать предложения Премудрой, а потом уж признать нашу неспособность что-либо изменить.

— Я согласен, — отозвался Оррис.

— Когда я впервые подумала об этом, я не предполагала, что ответственность за нападение на Тобин-Сер может лежать только на одном из Правителей, — начала Сонель. Голоса в зале стихли. — В свете того, что я хочу предложить вам, это не очень важно. — Она помолчала, словно наблюдая за реакцией Ордена. — Я предлагаю отправить наших послов в Совет Правителей.

На несколько секунд в зале воцарилось молчание, за которым последовала буря протеста и негодования. Эрланд перекрикивал всех:

— Зачем? — громко спрашивал седовласый маг.— Что даст нам эта авантюра? Что может иметь значение большее, чем жизни тех, кого мы пошлем туда?

— У нас нет оснований думать, что наших посланников обязательно убьют! — возразил Оррис.

— Но с другой стороны, — настаивал Магистр, — у нас есть сто причин предполагать именно это! Вспомните Каэру! Вспомните Вотерсбанд! Даже после этого вы смеете полагать, что подобное предприятие может пройти мирно, без кровопролития!

— Эрланд прав! — воскликнул какой-то Магистр.— Мы можем ничего не добиться, но при этом потерять все!

— Это не так! — возразил Баден, пытаясь перекричать шум, поднявшийся в зале после предложения Сонель. — Мы можем добиться очень многого! Одно дело — не обратить внимания на письмо из далекой страны, другое — игнорировать комиссию магов!

Баден тут же пожалел, что произнес слово комиссия. Он огляделся в надежде, что никто не обратил на это внимания. Его ожидания не оправдались.

— Комиссию? — язвительно повторил Эрланд с горькой иронией в голосе. — А помните ли вы, Баден, как когда-то вы точно так же просили нас отправить комиссию, чтобы проверить ваши предположения? Мы все надолго запомнили это. Мы никогда больше не видели Джессамин, Передура и Ньялля.

— Вы не можете говорить так! — взорвался Джарид. — Если вы хотите обвинить кого-нибудь, вините Сартола! Баден неповинен в случившемся!

— Возможно, — неохотно согласился Эрланд. — Но правда остается правдой: подобные предприятия всегда заканчиваются трагично.

Джарид хотел было возразить, но не смог придумать ничего стоящего. Ни у кого из присутствовавших не нашлось возражений. Было не столь уж важно, на ком лежит ответственность. Имело значение лишь то, что Джессамин мертва, как и другие маги. А также то, что на протяжении четырех лет Эрланд и его союзники вспоминали о гибели старой Премудрой всякий раз, когда им нужно было оправдать свое бездействие.

То, что последовало в дальнейшем, было вполне предсказуемо. Баден уже много раз с грустью наблюдал подобную картину. Снова и снова звучали все те же старые, затертые аргументы, из-за чего заседание становилось похожим на одну из комедий Цирбала, где актеры читали отлично заученный текст, но никто не слушал друг друга.

Баден уже не пытался доказать свою правоту. Он сидел и смотрел на Сонель, руководившую всем происходящим. Должность Премудрой обязывала ее выслушивать всех и каждого, она не могла, как Баден, позволить себе отчужденно наблюдать за происходящим. Она сидела выпрямившись в конце стола, красивая, как всегда. Баден смотрел на ее золотистые волосы, на гладкий, чистый лоб, в ее зеленые глаза, которые прекрасно сочеталить с цветом мантии. Но он слишком хорошо знал Сонель, чтобы не заметить печали, переполнявшей ее. Она словно внезапно осознала всю тщетность усилий Собрания, на котором она председательствовала. В какой-то момент их взгляды встретились, она грустно улыбнулась и покачала головой, словно спрашивая — неужели все это вызвано моим предложением! Он попытался улыбнуться в ответ, но не смог. Слишком многое было поставлено на карту, но почти никто из присутствующих этого не понимал. Уже в который раз за последние четыре года Баден спрашивал себя, сможет ли Орден вовремя остановить чужеземцев, или враги Тобин-Сера уже добились своего. Может быть, Волшебная Сила уже не поможет в противоборстве. Конечно, Орден выстоял в битве, но сейчас он парализован нерешительностью и внутренними раздорами.

Если его опасения оправдаются и падение Ордена неизбежно в скором времени, возможно, что женщина, сидящая напротив него, единственная женщина, которую он любил по-настоящему, войдет в историю как последняя из Премудрых. Это было невыносимо. Несколько раз за последние месяцы он давал сабе клятву, что не допустит этого. Сейчас он сделал еще одну попытку. Но он понимал, что клятвами и благими намерениями вряд ли удастся уберечь Орден от внутренней слабости. Только не сейчас и не с подобным противником. Надвигалось что-то ужасное. Баден чувствовал это, когда путешествовал по стране, прогуливался по улицам Амарида. Даже сейчас, сидя в Великом Зале Первого Мага, он чувствовал это. Сам воздух был пропитан запахом неизбежности. Баден еще не знал, какую форму примет угроза и откуда она придет, но он уже слышал первые раскаты далекого грома. Они не заставят себя долго ждать.

 

4

Барам — человек двойственный и противоречивый. Пожалуй даже, было бы преувеличением называть его мужчиной. Когда он попал к нам в плен, ему еще не исполнилось восемнадцати. Прошло четыре года, но и теперь, погружаясь в воспоминания о родителях, о своем доме, он временами становится похож на подростка. С другой стороны, кровь стынет в жилах, когда Барам принимается бесстрастно описывать ужасные преступления, совершенные им в Брагор-Нале, где он имел статус «изгоя». Черты юности и невинности исчезают с его лица, когда он начинает рассказывать о жестокой бойне, которую устроили в нашей стране его соотечественники и в которой он принимал добровольное участие. В такие моменты он превращается в кровожадного убийцу, в человека, внушающего ужас… Самое печальное заключается в том, что с каждым днем в Бараме все меньше остается от юноши. С каждым днем он все сильнее напоминает убийцу.

Из четвертой части «Доклада Магистра Бадена о допросе

Оррис был в ярости. Он сидел в «Гнезде Ястреба» за слабо освещенным угловым столиком и пил эмерийский эль в компании Джарида, Элайны, Бадена, Транна и Урсель. На улице уже стемнело. Несколько часов назад Собрание закончилось, маги решили собраться еще раз на следующий день, но мысленно Оррис был все еще там, в Великом Зале. Он вспоминал сегодняшнюю «горячую дискуссию». В его ушах все еще звучали самодовольные голоса Эрланда и его сторонников, их глубокомысленные доводы, направленные только на то, чтобы оправдать бездействие и малодушие. Все это не раз повергало Орриса в уныние, но сегодня он был просто взбешен.

Они же давали клятву защищать Тобин-Сер! Они посвятили свои жизни учению Первого Мага! А теперь, когда страна стоит перед лицом опасности, величайшей за тысячу лет существования Тобин-Сера, они не предпринимают абсолютно ничего! Неужели они ничего не видят? Неужели все их клятвы просто пустые слова?

Как и следовало ожидать, Арслан и его друзья только все испортили своей безудержной жаждой мести и слепой верой в непобедимость Волшебной Силы. Вполне возможно, что несколько лет назад Оррис встал бы на их сторону и рассуждал точно так же. Когда-то и он был воинственным, безрассудным, упрямым молодым магом. Но с тех пор прошло много времени, он стал взрослее и гораздо серьезнее. Он был в лесу Терона, когда Сартол уничтожил Джессамин и Передура Ему была знакома внезапная боль утраты, пронзившая его сердце, когда филин Сартола убил Пордата, его первую птицу, в то время как сам Оррис пытался спасти Джарида и Элайну от предателя. Он своими глазами видел кровавую резню в Вотерсбанде, видел развалины домов и обугленные тела людей, оставшиеся после нападения чужестранцев. Все пережитое не могло не умерить его юношеский пыл, каким бы горячим он ни был.

В сущности, он не имел ничего против Арслана В молодом маге было много энергии, что не могло не восхищать Орриса. Когда-нибудь ее можно будет направить в нужном направлении. Но сейчас его горячий характер только мешал. Было грустно осознавать, что ни молодые, ни старики не способны удержать Орден на плаву. Усилия обеих сторон могли привести только к полному уничтожению как Ордена, так и всего Тобин-Сера. Было не столь уж важно, как это произойдет: в пожаре войны или в ходе внутреннего разложения.

Больше всего Орриса раздражало то, что все эти склоки не прекратились даже после того, как Премудрая решилась наконец действовать. Он считал разумным предложение Сонель отправить в Лон-Сер посольство. Это был компромисс между тактикой выжидания и наступления. В былые времена Орден непременно одобрил бы решение об отправке комиссии. Сейчас все обстояло иначе. Даже Оррис старался не употреблять таких слов, как комиссия, хотя он не винил Бадена в том, что произошло четыре года назад. Само это слово напоминало о смерти Джессамин и других посланников.

Трагедия сделала раскол в Ордене еще глубже. Теперь Оррис верил, что проблема заключается не в том, что компромисс еще не найден. Просто Орден больше не способен прийти к какому-либо решению, которое устроило бы обе враждующие стороны. Сейчас Оррис был разозлен утренними дебатами, но он знал себя слишком хорошо, чтобы не почувствовать страх, который скрывался за этой яростью.

— Сейчас на нашей стороне Премудрая, — говорил Джарид, сосредоточенно поглаживая своего большого серого ястреба. — Нам есть на что опереться.

— Возможно, — с сомнением произнес Баден. Он глотнул эля и продолжил: — Но я не уверен, что у Сонель достаточно влияния в Собрании.

Несмотя на то что они с Баденом целых четыре года работали бок о бок, создавая ментальную заставу, и за это время между ними установилась некая связь, Оррис был удивлен. Он всегда чувствовал себя неловко, когда понимал, что полностью согласен со словами Магистра. Старую вражду забыть нелегко.

— Боюсь, что Баден прав, — проговорил Оррис, изучая дно своей кружки. — Эрланд, похоже, не собирается сдаваться, и я сомневаюсь, что нам. удастся получить поддержку Арслана. Он рвется в бой, не думаю, что его устроят переговоры.

— Все это очень печально. — Транн задумчиво покачал головой. — По-моему, план Сонель очень хорош.

— Он более чем хорош, — сказал Баден. — Если я правильно понял смысл полученного сегодня письма и если нападение на Тобин-Сер было организовано лишь одним Налем, мы можем попытаться привлечь на свою сторону два других.

— Ты думаешь, они захотят помогать нам против своего союзника? — спросил Джарид.

Баден покачал головой:

— Они будут смотреть на это несколько иначе. В их глазах нападение на Тобин-Сер станет попыткой добиться военного и экономического превосходства со стороны конкурента. Они постараются ни в коем случае не допустить этого. Но сначала нам придется убедить их в том, что мы говорим правду. Вот почему так важно послать в Лон-Сер нашу комиссию. Только так мы сможем представить доказательства своей правоты правителям Налей.

— Какие доказательства? — спросила Элайна. — То, что осталось от механических птиц? Не думаю, что это сочтут убедительным.

Элайна была права, и Оррис знал это. Да, в их распоряжении было оружие чужестранцев, обломки их страшных металлических ястребов, но еще пару лет назад Оррис узнал от одного знакомого торговца из Аббориджа по имени Кроб, что подобное оружие весьма распространено среди наемных солдат его королевства, где между монархами шли непрерывные войны. А из этого следует, что будет очень нелегко доказать, будто привезенные образцы принадлежали именно захватчикам из Лон-Сера

Оррис подумал о том, как стремительно меняется мир. Он уже с трудом поспевал за ним. Но важнее всего было то, что эти перемены не могли больше обходить стороной Тобин-Сер.

— Не думаю, что оружие или птицы смогут быть полезны для нас, — согласился Баден, загадочно улыбаясь. — Но я могу предложить кое-что взамен.

— Что же? — поинтересовалась Урсель, с трудом скрывая нетерпение.

— Барама.

— Барама? — Транн был потрясен. Его зеленые глаза засверкали. — Неужели ты всерьез считаешь, что Сонель согласится на это?!

— Конечно нет, — мягко ответил Баден. — Об этом не может быть и речи, во всяком случае сейчас. Но в конце концов, — добавил он с уверенностью, — она придет к тем же выводам: Барам — это все, что у нас есть. Это единственное доказательство, которое мы можем представить Совету Правителей. Единственное оружие против правителя Брагор-Наля. Я уверен, что два других правителя встанут на нашу сторону, но они никогда не поверят нам на слово.

— Даже если Премудрая нас поддержит, маги никогда не согласятся с подобным решением! — воскликнул Оррис несколько более яростно, чем следовало бы.

— Им придется сделать это! — возразил Баден. — Это единственный…

— Я не спорю с твоими доводами, Баден, — прервал его Оррис. — Скорее всего ты совершенно прав. Я всего лишь утверждаю, что Орден никогда не пойдет на это. В этом я убежден. Против нас будут и Эрланд, и Арслан, и все его юнцы. Они хотели казнить Барама четыре года назад, и тебе с большим трудом удалось добиться, чтобы его оставили в живых. Неужели ты думаешь, что сегодня они согласятся его освободить!

Баден хотел было возразить, но Оррис жестом остановил его:

— Ты можешь испытывать самые лучшие побуждения, но результат будет именно таким.

Магистр смотрел на Орриса, и огонь в его ярко-голубых глазах постепенно затухал. Он устало вздохнул и кивнул в знак согласия.

— Да, это будет непросто, — произнес он.

— Как ты думаешь, план Сонель может сработать без Барама? — спросила Урсель, обращаясь сперва к Бадену, а затем и ко всем остальным.

— Они как слепые котята, — печально произнес Баден, словно не услышав вопроса. — Мы пытаемся защитить страну, а взамен получаем ненависть всего Ордена. Это же абсурд!

Долгое время присутствующие молчали. Баден, печальный и усталый, с отсутствующим видом изучал кувшин, стоящий на столе.

— Думаю, что это возможно,— несколько неуверенно произнес Транн, отвечая наконец на вопрос Урсель.— Когда я услышал предложение Сонель, оно сразу показалось мне вполне разумным. Я даже и не думал, что с посольством можно отправить Барама. Должны же быть другие способы добиться успеха! — Он пожал плечами. — Возможно, будет достаточно материальных свидетельств, а посланники как-нибудь смогут убедить Правителей в искренности наших слов.

— Возможно, — согласилась Элайна. — Но после доводов Бадена у меня поубавилось уверенности.

За столом вновь воцарилась тишина. Слова Элайны довольно точно передали настроение всех собравшихся. Даже Оррис, который считал предложение Сонель лучшим способом сохранить мир, ясно осознавал, что без Барама посольство вряд ли будет успешным. Он также понимал, что Орден ни за что не разрешит Бараму вернуться на родину.

Ничего не получалось. Они не смогут предпринять ничего стоящего. Именно этого и добивался Эрланд. До тех пор, пока старый Магистр будет ставить им палки в колеса на каждом шагу, а ему это всегда удавалось, у них ничего не получится. Эта мысль снова разожгла в душе Орриса уже утихшее было пламя. Но вместе с яростью ему в голову пришла некая безумная идея. Нельзя сказать, что эта идея ему очень нравилась, но она вселяла надежду. Он решил сохранить ее в тайне до того времени, пока не будут исчерпаны все другие аргументы.

— Уже поздно, — заметил Джарид. Он допил свой эль и поднялся. — Завтра нам тоже придется несладко, спор еще не окончен.

Элайна тоже встала и взяла Джарида за руку.

— Доброго вам отдыха, — произнес Баден. Он постарался согнать с лица мрачное выражение и вяло улыбнулся. — Может быть, завтра даст нам ответы на все вопросы.

Элайна широко улыбнулась:

— Будем надеяться, Баден. — Она ободряюще положила ему руку на плечо, еще раз одарила всех своей лучезарной улыбкой и, пожелав всем спокойной ночи, направилась вверх по лестнице вместе с Джаридом.

— Думаю, мне тоже стоит постараться заснуть, — широко зевнув, произнес Транн.

Оррис неожиданно рассмеялся, затем серьезно сказал:

— Да, неплохая идея.

Наконец Урсель тоже отправилась спать. Оррис с Баденом остались одни в полутемном углу. Оррис хотел было извиниться и оставить Магистра размышлять в одиночестве, но Баден неожиданно предложил:

— Возьмем еще эля? — и подозвал жестом служанку.

Оррис неопределенно хмыкнул.

— Я нуждаюсь в компании, — добавил Баден.

После недолгих колебаний маг согласился. Магистр улыбнулся в ответ:

— Отлично!

Баден снова обернулся к девушке за стойкой и поднял вверх два пальца.

Некоторое время они сидели молча. В воздухе повисла напряженная тишина. Лишь однажды ее нарушила служанка, принесшая эль. Оррис изучал свои руки, изредка поглядывая на Бадена. Полностью погруженный в свой мысли, Магистр, казалось, ничего не замечал. Когда он наконец заговорил, его вопрос застал Орриса врасплох.

— Ты сказал, что большинство молодых магов желают смерти Барама, — начал он. — А как ты?

Оррис несколько секунд не отрывал от Бадена глаз.

— Мне раньше этого хотелось, — спокойно произнес он. — Я был очень зол, — пояснил он после короткой паузы. — К тому же я потерял Пордата.

Оррис замолчал, вспоминая своего красивого серого ястреба. Прошло уже много лет, и на плече у него сидел прекрасный черный ястреб, очень похожий на птицу Терона, во всяком случае так уверяли его Джарид и Элайна. Но он до сих пор не мог без тоски вспоминать о своей первой птице, погибшей в бою.

— В первый раз это особенно тяжело, — сказал Баден, словно прочитав его мысли.

— Я знаю. — Оррис не хотел продолжать разговор на эту тему. — В любом случае я был неправ, — наконец заключил он.

— Возможно.— Магистр пожал плечами.— Мне трудно сказать, насколько полезным было оставить Барама в живых. — Он вновь принялся рассматривать свою кружку, но Оррис успел заметить в сверкнувших на мгновение глазах Бадена невысказанную мысль. А цена этого для меня была велика.

— Но ведь ты сам говорил, что, не будь Барама, нам не удалось бы собрать столько нужных сведений.

Баден пристально посмотрел на него. В темноте таверны его худое лицо приобретало сходство с хищной птицей.

— А что толку в этих сведениях, если никто не желает воспользоваться ими!

Бородатый маг ничего на это не ответил. Несколько мгновений спустя сердитое выражение исчезло с лица Бадена, уступив место усталости.

— Но все-таки остается возможность, что Орден воспользуется твоими советами, — предположил Оррис, хотя сам понимал, что это не так. — К тому же я могу ошибаться насчет Арслана. Возможно, мне удастся добиться его поддержки в деле освобождения Барама.

Баден покачал головой:

— Вряд ли. Ты был прав тогда, они никогда не согласятся. Мне следовало бы подумать об этом раньше и не тратить нервы попусту.

— Раньше? — Оррис нахмурился. — Ты хочешь сказать, что предвидел развитие событий? — спросил он, озаренный внезапной догадкой. — Именно поэтому ты так отчаянно защищал жизнь Барама?

Баден грустно усмехнулся.

— Я не великий мудрец, — сказал он. — И у меня нет дара предвидения, чтобы заглядывать в будущее. — Он задумался на минуту. — Конечно, я могу оценить варианты, но не более того. Я верил в то, что в Бараме — ключ к выживанию Ордена. Я и сейчас не перестаю верить в это. Я всегда считал, что живой он принесет нам куда больше пользы, чем мертвый, взять хотя бы его рассказы о Лон-Сере. Именно поэтому я и боролся за его жизнь. Я пошел против большинства членов Ордена и против самой Премудрой, чтобы уберечь его от казни.

Оррис внимательно слушал, медленно потягивая эль. В тот момент он понял, что Баден — едва ли не самый мудрый и смелый человек из всех, что встречались на его пути, хоть сам он и отрицал это. Его поражал размах того, что сделано Баденом за четыре года, он вспоминал, как сам когда-то упорно противостоял Магистру, и это заставляло Орриса чувствовать себя зеленым юнцом, ничего не понимающим в жизни.

— Если бы ты только смог объяснить тогда… — смущенно проговорил Оррис.

— Объяснить что? — Баден мягко улыбнулся. — Что у меня есть какие-то смутные предчувствия насчет того, что в будущем Барам сможет помочь нам заключить мир с Лон-Сером? Что я не только хочу оставить его в живых, но когда-нибудь отправить его обратно в Брагор-Наль? — Он провел рукой по своим рыже-серым волосам и вновь усмехнулся. — Не думаю, что, сославшись на смутные предчувствия, я смог бы привлечь на свою сторону больше голосов.

Оррис рассмеялся.

— Конечно нет! — согласился он. Глотнув эля, он продолжил: — Что же мы будем делать сейчас? Как нам справиться с целым Собранием?

Магистр беспомощно развел руками:

— Я не вижу других способов, кроме как продолжать убеждать Собрание в нашей правоте. Мы будем бороться до тех пор, пока не добьемся успеха.

— А если мы все же потерпим поражение?

— В таком случае мы восстановим ментальную заставу на востоке Тобин-Сера, как сделали это четыре года назад.

— Ты думаешь, это поможет? — с жаром воскликнул Оррис.

Баден посмотрел на него пронизывающим взглядом. Оррису показалось, будто Магистр видит его насквозь. Словно все его мысли, даже самые сокровенные, лежат перед Баденом как на ладони. Он подумал о том, что будет, если Баден узнает о плане, который недавно пришел ему в голову и который он решил приберечь для самого крайнего случая.

— Я не знаю, что ты задумал, Оррис, — тихим голосом произнес он, — и не думаю, что мне следует об этом знать. Может быть, тебя несколько удивит то, что я сейчас скажу, но я не собираюсь идти против воли Ордена. Да, когда-то я организовал создание ментальной заставы, но мне меньше всего нравится нарушать законы Ордена. Я дал клятву служить Тобин-Серу и защищать его, и я пойду против Ордена, только если это поможет исполнению моей клятвы. Я считал, что имел право на создание ментальной заставы. Думаю, каждый маг может выбирать свой путь служения в соответствии со своими возможностями. Ты меня понимаешь?

Оррис молча кивнул. Во рту у него пересохло.

— Я вижу, что ты принял какое-то решение, — продолжил Баден, — и мой тебе совет: обдумай его хорошенько. Ни я, ни Транн, ни Джарид с Элайной не будем тебя осуждать. Но остальные… Я заплатил свою цену за спасение жизни Барама, и скорее всего всем нам еще предстоит поплатиться за устройство ментальной заставы. То, над чем ты раздумываешь, что бы это ни было, тоже имеет свою цену. Помни об этом. Я не собираюсь тебя отговаривать, но хочу предупредить о последствиях.

Маг посмотрел в глаза Бадену.

— Как ты узнал? — спросил он. В голосе его сквозили одновременно страх и удивление.

Баден мрачно усмехнулся.

— Я ничего не узнал. — Он встал из-за стола и поднял руку. Большой белый филин взлетел с подоконника и опустился ему на запястье. — Думаю, нам тоже пора спать, — продолжил он. — Но сначала я хочу сказать тебе вот что: не отворачивайся от своих товарищей. Время для этого пока не пришло. Я знаю, что печалит тебя, но дай им еще один шанс. Дай им еще один день, прежде чем предпринять то, о чем ты можешь пожалеть.

— Спасибо, Баден, — ответил Оррис. — Спокойной ночи!

— До завтра.

Оррис проводил взглядом худощавую фигуру Магистра. Он подумал о том, какие все-таки странные отношения установились между ними. Даже в те времена, когда они открыто враждовали, очень часто Оррис замечал, что никто во всем Тобин-Сере не понимает его лучше, чем Баден. Как еще он мог объяснить состоявшийся разговор?

Ему всегда было сложно находить себе друзей. Даже Джарид и Элайна, которых он считал самыми близкими людьми, когда-то были неприятны ему только из-за того, что слишком уж легко они стали одними из самых влиятельных магов в Ордене. Много лет он боролся за лидерство среди магов, а эти двое, как ему тогда казалось, просто пришли в Великий Зал с Ястребами Амарида на плечах, и ни с того ни с сего их включили в комиссию, которую отправляли в лес Терона. А это была, возможно, самая важная страница истории Ордена. Конечно, они целиком оправдали доверие, возложенное на них Джессамин. Джарид и Элайна не только встретились с Неприкаянным духом Терона, но и убедили его помочь Ордену. Но даже несмотря на то, что он понимал все их заслуги, Оррису трудно было отделаться от чувства обиды. Прошло много времени, прежде чем он смог считать их своими друзьями. То же самое было и с Баденом: только теперь Оррис начал понимать, что этот человек значит для него очень много.

Еще одна мысль не давала Оррису покоя. Слова Бадена несколько отрезвили его, заставили задуматься о масштабе того, что он задумал, но в то же время расставили все по своим местам. Он принял окончательное решение, и теперь ему нужно было разработать план действий. Заказав еще эля, он пересел за маленький столик в самом дальнем углу таверны. Ему было над чем поразмыслить.

Двадцать в длину, шестнадцать в ширину. Двадцать в длину, шестнадцать в ширину. Он сидел в абсолютной темноте с открытыми глазами, прислонившись поясницей к холодной шероховатой каменной стене, подобрав колени к подбородку, и мерно раскачивался. Он снова и снова повторял эти слова нараспев, словно священник в каком-нибудь храме Лон-Сера. Снаружи до него доносился стрекот сверчков, приносимый прохладным ночным летним ветерком, что дул из окна над его головой. Иногда он слышал, как переговаривались филины в ночи. Но звуков, издаваемых человеком, здесь не было — кроме его собственного голоса.

Двадцать в длину, шестнадцать в ширину. Двадцать в длину, шестнадцать в ширину.

Он пел каждую ночь. У него было очень много времени. И мотив его песни никогда не менялся. Он знал, что начал свой ночной ритуал слишком поздно, но не мог позволить себе нарушить обычай. Если он сделает это, пропустит хотя бы одну ночь, они непременно вернутся за камнями, как уже делали раньше. Он не знал, как им это удавалось, но был уверен, что они пользовались ведовством и приходили, только когда он спал. Он не мог забыть то утро, когда проснулся и увидел, что его камера стала меньше, чем была день назад. Он пытался убедить себя, что это ошибка, игра воображения, но все оказалось правдой. То же самое произошло на следующую ночь и еще через одну…

Каждое утро он просыпался и замечал, что стены придвигаются ближе друг к другу. Как-то раз серым, холодным утром он принялся считать камни, ползая по полу камеры, как насекомое. Это нелегко ему давалось: он постоянно сбивался со счета. Он делал это множество раз, до тех пор, пока его колени не растерлись в кровь о каменный пол.

Оставалось триста восемнадцать камней. В дальнем углу комнаты была канализационная труба, которая занимала место в два камня. Запомнить размер сторон оказалось легче: двадцать в длину, шестнадцать в ширину.

С того дня он решил не спать по ночам. Он выпевал числовые значения размеров камеры, словно заклинание, и это не давало ему заснуть. Вот и сейчас он сидел в темноте и повторял цифры. Он охранял то, что осталось. Он решил, что больше его врагам не должно ничего достаться.

Он спал днем, хоть и не слишком долго. Он боялся, что они догадаются и станут приходить за камнями и днем.

Он пел до тех пор, пока первые лучи солнца, серебристые и призрачные, не заглядывали в окно камеры. Они были похожи на призрак повелителя волков, Фелана, как называл его Баден, и на его огромного волка, которого Барам не мог забыть с той ночи, как попал в плен. На рассвете он замолкал. Во всяком случае пытался. Обычно через некоторое время, когда в камере было уже совсем светло, он ловил себя на том, что продолжает напевать. Сегодня ему удалось остановиться. Он знал: дело было в том, что эти слова продолжали звучать в его голове, хотя он и не произносил их вслух.

Он, как всегда, смотрел на стены и ждал. Если серебристый свет станет золотым, значит, будет солнечный день. Тогда он медленно встанет, разомнет затекшие ноги, уляжется вдоль соседней стены и будет ждать, пока солнце поднимется высоко в чистом небе Тобин-Сера и дрожащий прямоугольник света опустится по камням и коснется его щеки, словно теплыми, нежными пальцами Богини.

Если свет останется тусклым, серым, холодным и унылым, значит, будет дождь. Тогда он не сдвинется с места Капли дождя будут падать на его лицо, разбиваясь о решетку, стуча о подоконник.

Больше всего он любил последние дни лета, когда по утрам светило солнце, а днем часто гремели грозы, принося с собою прохладу. Зиму он не любил. Ночи были очень длинными, дни — серыми, и от холода не спасало даже дополнительное одеяло, которое ему выдавали.

Сегодня стояла самая середина лета, и похоже, что день выдался ясный. Он осторожно поднялся на ноги и прошелся по камере. Затем прислонился к противоположной стене. Он стоял, задрав голову, и смотрел в окно. Длинная борода и волосы доходили ему до пояса. Он ждал прикосновения солнечных лучей.

Может быть, сегодня ему разрешат выйти из камеры и немного прогуляться по внутреннему дворику тюрьмы. Возможно, ему даже предложат помыться. Он знал, что существует определенное расписание. Ритм тюремной жизни. Но он давно уже запутался в нем и потерял счет времени. Так было легче. Ждать солнечного света ему было тяжко, ждать банных дней — просто невыносимо. Теперь он перестал ждать, все случалось само собой.

Он услышал звук засова и скрип открывающейся железной двери. Звук шагов охранника по каменному полу разнесся по коридору. Завтрак.

— Опять разговариваешь сам с собой, сумасшедший ублюдок? — Голос охранника из глазка в двери вернул Барама к реальности Тобинмира. Изуродованное шрамами лицо охранника скрылось за прорезью. Секунду спустя внизу двери открылась решетка, и в камеру скользнул поднос с едой.

— Завтракать, чужестранец. Сегодня ты сможешь прогуляться. Чуть позже.

Решетка закрылась, Барам услышал удаляющиеся шаги охранника. Затем стукнула входная дверь и послышался звук запираемого засова. Он снова остался один. Он не стал подходить к еде: пускай сначала солнце коснется его лица. Хотя он бросил взгляд на еду: заплесневелый сыр, черствый хлеб, ломтик копченого мяса, немного сушеных фруктов и вода, одно и то же изо дня в день. Однако его желудок тут же дал о себе знать.

Сегодня ты сможешь прогуляться, сказал охранник. О ванне он ничего не сказал, но, быть может, они и это разрешат. Иногда они разрешали сразу и то, и другое. Было бы неплохо. Хотя он будет счастлив и просто прогуляться.

Раньше он боялся, что они станут воровать камни, когда его будут выводить на прогулку или мыться. Он старался поскорее вернуться в камеру и бросался считать камни в полу. Но до сих пор они никогда не предпринимали ничего днем. Может, они знали, что он догадался. Как бы то ни было, сейчас он уже не боялся покидать камеру, и это существенно облегчило его существование. Бараму было очень тяжело жертвовать радостями прогулки или ванны ради защиты своих камней.

Но больше всего он ждал визитов Бадена. Хотя в последнее время они доставляли ему все меньше удовольствия и становились все скучнее. Вопросы больше не интересовали его. Воспоминания о Лон-Сере стали тусклыми и далекими, ему все труднее было вызвать к жизни образы своей родины. Иногда ему даже казалось, что колдун знает о Лон-Сере больше, чем он сам. Он еще мог вспомнить убийства, хотя и эти воспоминания стали слишком туманными. Лица людей, которых он убивал здесь, в Тобин-Сере, стерлись и смешались с лицами его жертв в Нале. Все другие образы были еще более призрачными. Может быть, именно поэтому Баден все чаще прибегал к тому, что он называл «зондированием». Барам ненавидел эту процедуру. Она не причиняла ему боли, он вообще практически ничего не чувствовал, наоборот, в его голове все прояснялось и вспоминать было легче. Но зондирование возмущало его. Это было как вторжение в родной дом, как кража камней его камеры.

Колдун, видимо, чувствовал это. Он каждый раз извинялся, часто приносил подарки: еду, теплую одежду. Иногда они изучали язык друг друга, иногда Баден, задав серию вопросов, пускался в рассказы о прошлом Тобин-Сера, об истоках Волшебной Силы. Такие визиты нравились Бараму больше всего.

Он почувствовал, как солнце коснулось его головы теплыми и нежными лучами, и закрыл глаза. Тепло заструилось, как мед, по его лицу, тронув сперва лоб, затем нос. Он увидел оранжевый свет сквозь опущенные веки и на мгновение приоткрыл глаза, чтобы в мозгу остался сияющий след от яркого света. Волна тепла докатилась до его губ, и он открыл рот, чтобы попробовать свет на вкус. Он поднял голову, и свет прошелся по его подбородку, шее и начал спускаться к груди. Тепло покатилось дальше, по всему телу, словно прикосновения любимой. Оно согрело его торс, живот, и, как случалось каждым солнечным утром, он почувствовал эрекцию. Он повернул ладони рук, вытянутых вдоль туловища, чтобы потрогать тепло кончиками пальцев. Он растворился в свете и тепле, сейчас они были для него всем. Он видел их сквозь опущенные веки, он чувствовал их вкус и запах, он ощущал их ласку. Они обволакивали его целиком. Наконец холодная тень коснулась его макушки и начала сползать на лицо. Все кончилось.

Минуту спустя, испустив печальный вздох, он направился к подносу с едой. Давление в ветхих брюках ослабло.

Он вяло принялся за еду, пытаясь сберечь только что пережитые ощущения, думая о предстоящей прогулке. Пережевывая какой-то фрукт, он представил, как солнце и ветер будут ласкать его тело, как он увидит деревья, растущие на холмах неподалеку, и заснеженные вершины гор, возвышающиеся за ними. После прогулки ему станет по-настоящему хорошо. Ждать осталось совсем немного. В общем, день обещал быть неплохим.

 

5

Пять лет прошло с того дня, как Калбир со своими людьми отправился в Тобин-Сер. Я вынужден признать, что его миссия потерпела крах. Даже если принять во внимание время, необходимое на дополнительную тренировку, постепенное усиление натиска на Тобин-Сер и уничтожение Ордена, стоящего на страже этой страны, невозможно объяснить столь длительное молчание Калбира. Я склонен полагать, что он либо убит, либо находится в заточении. Это печально. Реализация Проекта отняла у нас бездну времени, было потрачено немало ресурсов, да и Калбир был способным и многообещающим лордом.

Дневник Седрика И Врана, оверлорда первого доминиона

Но я не хочу сворачивать Проект из-за неудачи, хотя многое придется пересмотреть, я понимаю теперь, что отбор исполнителей был недостаточно тщателен. Но я убежден, что, если мне удастся найти достойного лидера и собрать подготовленный отряд, Тобин-Сер будет захвачен.

Брагор-Наля. 5-й день 2-й недели. Зима, 3059 год.

Вызов пришел скорее, чем ожидала Мелиор. Тихий гудок говорящего экрана вырвал ее из объятий сна очень рано, когда на улице за окном еще царила тишина. Еще не было слышно ни гула людских голосов, ни звуков проносящихся мобилей. Она грациозно выпорхнула из постели, завернулась в шелковое покрывало и прошла по деревянному полу в дальний угол своей обширной спальни к мраморному столику, на котором стоял экран. Сердце учащенно билось в груди. Я так долго ждала, подумалось ей. Она постаралась успокоиться. Именно ради этого я пробиралась вчера во Второй квартал.

Она подошла к столику, включила видеоустройство и уперлась взглядом в суровое квадратное лицо одного из телохранителей Седрика. Он был гладко выбрит, с каменными чертами лица, холодными серыми глазами и коротко подстриженными светлыми волосами. На экране были видны его массивные плечи и сильная шея, мускулы играли под безупречно отутюженным мундиром.

Мелиор стало стыдно за свой внешний вид. Спохватившись, она попыталась привести в порядок прическу. Телохранитель ухмыльнулся:

— Мелиор И Лакин?

— Да.

— Вас хочет видет оверлорд Седрик.

— Когда?

— Прямо сейчас, — ответил он голосом, не терпящим возражений, так что она почувствовала себя неловко. — Вам следует немедленно прибыть в его апартаменты.

Секунду спустя телохранитель исчез, но Мелиор еще некоторое время продолжала смотреть в пустой экран, мерцающий голубым светом. Она неподвижно стояла и думала, как хорошо было бы всадить кинжал в глотку этого наглого головореза. Потом она вспомнила, что у нее больше нет кинжала, и почувствовала, как к ней подбирается страх, словно капля холодной воды, стекающая по позвоночнику.

— Именно к этому я так стремилась, — сказала она себе, как будто, произнесенные вслух, эти слова могли помочь ей успокоиться.

Вас хочет видеть оверлорд Седрик. Мелиор усмехнулась. Да, черт возьми, он хочет этого.

Она отвернулась от экрана и подошла к шкафу возле кровати. Быстрыми движениями она накинула просторную тунику, надела брюки и обулась. Закрепив на руке лучемет, Мелиор собрала волосы хвостиком на затылке. Она знала, что Седрику это не понравится: он любил, когда волосы рассыпались по ее плечам. Но сегодня она хотела, чтобы он увидел в ней больше чем просто «своего прекрасного лорда», как он часто называл ее.

Мелиор прошла из спальни в гостиную, где ее приветствовал Джибб, начальник ее службы безопасности, человек внушительных размеров. Она не могла не улыбнуться, увидев, как он неловко сидит на покрытом шелком диване в дальнем углу комнаты. Он обладал несколько странным обаянием. В Джиббе не было изящества, присущего Сэвилу, но в то же время он не был похож и на того неотесанного громилу, Доба. У него было лицо юноши, с мягкими чертами и добрыми карими глазами, обрамленное непослушными кудрями. Несмотря на то что стояла середина лета и в комнате было довольно душно, Джибб по-прежнему был облачен в длинный черный плащ поверх белоснежно-белой куртки и черных брюк. Обут в черные сапоги на шипах. Обычная униформа изгоя, слегка удивившись, подумала Мелиор. Он напомнил ей внушительную фигуру телохранителя Седрика, хоть на нем и не было безупречно подогнанного черного мундира. В вопросах этикета, безусловно, человек Седрика был натаскан гораздо лучше, но Мелиор не сомневалась, что в открытом бою, будь то врукопашную, на ножах или лучеметах, Джибб одержал бы победу. Она готова была поставить на него все золото, какое имела.

Мелиор вспомнила, как впервые увидала его в бою. Это случилось почти четыре года назад, когда она уже полгода была лордом Четвертого. Она выпивала в компании своих людей в одном из ее любимых заведений, где в тот день оказался Джибб. Он держался независимо, дерзко и самоуверенно. До того ему не приходилось бывать в Четвертом квартале, и он понятия не имел, кто такая Мелиор. Только поэтому его предложение, хоть и достаточно грубое, не было оскорбительным. Но тогда Мелиор, совсем недавно почувствовавшая силу своей власти, приказала своим людям убить его.

Их было семеро хорошо вооруженных и, как она думала, отлично подготовленных мужчин. Трое погибли во время первой же атаки на этого дюжего незнакомца, не причинив ему ни малейшего вреда Еще двое упали перед тем, как Мелиор приказала уцелевшим отступать. Джибб не получил ни единой царапины, причем ему даже не понадобился лучемет. Он пользовался только двумя кинжалами и шипами на сапогах.

В тот момент она поняла, что встретила совершенного телохранителя. Но сперва нужно было завоевать его доверие. Мелиор подошла к нему, незаметно зажав в руке кинжал.

— Ты отлично владеешь собой, — сказала она. — Мне нужны такие люди, как ты.

— А мне нужна такая женщина, как ты. Я уже говорил тебе об этом перед тем, как ты спустила на меня своих головорезов.

Мелиор мрачно усмехнулась:

— Но сперва тебе стоило бы кое-что узнать об этой части Наля. — Она кивнула на его кинжалы. — Почему бы нам не попробовать схватиться один на один?

— Мне с драться тобой? — недоверчиво переспросил Джибб. Он рассмеялся, и Мелиор не стала упускать возможности. Резко повернувшись на правом каблуке, она выбила оба кинжала из рук Джибба ударом ноги. Почти то же самое она проделала с Сэвилом прошлой ночью. Ни на секунду не останавливаясь, она продолжала двигаться, ощущая себя фонтаном перед зданием резиденции Правителя. Раскрутившись еще раз, она ударила изгоя в висок рукояткой кинжала. Джибб свалился на грязный пол таверны. Она прыгнула на него, схватив одной рукой за черные кудри, и приставила к его горлу лезвие кинжала

— Мое имя — Мелиор И Лакин, — спокойно сообщила она, ровно дыша. — Я лорд этого квартала, и я хочу, чтобы ты выбрал: умереть прямо здесь или дать клятву верности мне и стать моим телохранителем.

В карих глазах здоровяка мелькнуло изумление, немного смешанное со страхом, но его слова, произнесенные уверенным тоном, удивили ее.

— Значит, о том, чтобы уложить тебя в постель, не может быть и речи?

Мелиор расхохоталась, но не ослабила хватки.

— У тебя есть чувство юмора, — сказала она. — Мне это нравится. А еще мне нравится, когда мои люди относятся ко мне с должным уважением. — Она потянула его за волосы. — Я жду ответа.

Несколько секунд Джибб рассматривал ее с серьезным выражением на лице. Все разговоры в баре умолкли.

— Я клянусь в верности тебе и буду исполнять любые твои приказы, но при одном условии.

Мелиор вскинула брови:

— Ты что, всегда торгуешься с кинжалом у кадыка?

Джибб ничего не ответил. Подождав немного, Мелиор кивнула ему:

— Говори.

— Я отвечаю за всех своих людей. Я лично отбираю их, тренирую и воспитываю так, как считаю нужным. Никто не вмешивается в мою работу, даже ты.

— По рукам, — согласилась Мелиор. Она ослабила давление на его глотку. — Нам стоит попробовать.

Она решила не вмешиваться в его работу в течение месяца, хотя и не возлагала на это особых надежд. Однако месяц растянулся на годы. Условия их соглашения остались прежними, и Мелиор ни разу не пожалела, что наняла этого головореза к себе на службу.

Лорды часто пользовались услугами изгоев. За первый год после вступления в должность начальника службы безопасности Джибб предотвратил пять покушений на жизнь Мелиор. На следующий год — еще два. Потом покушения прекратились. Служба безопасности Мелиор стала считаться лучшей во всем Брагор-Нале, что целиком было заслугой Джибба. Поговаривали, что у самого Седрика и двух других оверлордов нет таких преданных телохранителей. Ее охрана уступала только службе безопасности Правителя. Мелиор никогда сама не распускала подобных слухов, но и не пыталась их опровергнуть.

Часто ее раздражали излишние меры предосторожности, даже если она и соглашалась с их необходимостью. Иногда она действовала не советуясь с Джиббом, как это случилось прошлой ночью, когда она в одиночку отправилась в квартал Сэвила. Но, как правило, она целиком и полностью полагалась на него, позволяя налаживать ее охрану так, как он считал нужным.

Увидев, что вошла Мелиор, Джибб тут же вскочил.

— Доброе утро, лорд, — отрывисто сказал он. — Как вам спалось?

Мелиор усмехнулась про себя. Столько лет прошло, а он так и не научился вести себя раскованно. Сколько раз она просила называть ее просто Мелиор, особенно в неформальной обстановке, но он никогда не позволял себе этого.

— Спасибо, Джибб. Все нормально.

Он посмотрел на лучемет в ее руке:

— Мы куда-то едем, лорд?

— Да. Седрик хочет меня видеть.

Джибб пристально посмотрел ей в глаза:

— Это как-то связано с тем, что произошло прошлой ночью?

Мелиор пожала плечами. Джибб слелал шаг вперед.

— Лорд! — серьезно сказал он. — Я не смогу защитить вас, если не буду знать, насколько опасно положение, в котором вы сейчас пребываете. Я понимаю, что ваши планы могли требовать очень большой секретности, но… Сегодня вы должны рассказать мне все. Позвольте мне с честью выполнить свою работу.

— Джибб, — вздохнула Мелиор, — не думала, что это так сильно беспокоит тебя.

Он покраснел и отвернулся.

— Я должен беречь свою репутацию, — неуклюже ответил он. — Мне не хочется, чтобы ваша беспечность разрушила все, чего я добился.

Мелиор рассмеялась, затем они долгое время молчали. Джибб тоскливо посмотрел на нее.

— Прошу вас, лорд, вы наняли меня не от скуки.

Мелиор плотно сжала губы. Такие разговоры случались уже не раз, и обычно Джибб был абсолютно прав.

— Хорошо, — сказала она со вздохом. — Седрик хочет видеть меня, потому что вчера в своем собственном квартале был убит лорд Сэвил. Возможно, он думает, что я тому виной.

Джибб сдавленно вздохнул, слегка скрипнув зубами, но выражение его лица не изменилось. Секунду спустя он коротко кивнул, словно осознав смысл сказанного.

— Ты сам просил меня все рассказать, — произнесла Мелиор.

— Вы давно планировали это? — спросил он наконец.

— Да, — холодно ответила она. — Он покусился на то, что я считала своим.

Джибб кивнул, затем покачал головой.

— Ты как будто сам с собой разговариваешь, Джибб,— улыбнулась Мелиор.— Люди подумают, что работа слишком тебя изнуряет.

Громила скривил губы:

— Пускай хоть на денек влезут в мою шкуру, тогда им все станет ясно.

Мелиор рассмеялась.

— Нам нужно идти, — сказала она. — Не стоит заставлять Седрика ждать.

Рука Джибба потянулась проверить на месте ли лучемет. Этот жест Мелиор наблюдала уже тысячу раз.

— Я готов, — сказал он.

— Я в этом не сомневалась, — с улыбкой ответила Мелиор.

Вдвоем они вышли из комнаты и проследовали в самую большую из трех прихожих, к выходу из квартиры. В этих комнатах обычно размещались люди Джибба во время дежурства. Сейчас в центральном вестибюле было полно вооруженных людей, одетых в точности как их начальник.

— Отправляемся! — приказал он, войдя в комнату. — Первый и второй отряды идут со мною и лордом. Остальные ждут моего сигнала!

Комната оживилась, и в следующее мгновение позади Джибба и Мелиор, даже не сбавивших шаг, выстроилась колонна людей. Два отряда, заметила про себя Мелиор. Дюжина человек. Вдвое больше, чем обычно. Возможно, причина подобного положения крылась в цели визита: поездка к Владыке могла заставить нервничать даже самого опытного начальника службы безопасности. Но скорее всего Джибб перестраховался из-за ночного происшествия; Мелиор была в этом уверена. Существовала очень большая возможность того, что кто-нибудь из людей Сэвила, например Доб, попытается отомстить за своего лорда, чтобы затем занять его место и получить контроль над Вторым кварталом. Джибб удвоил охрану, узнав, что вчера ночью Мелиор нажила себе новых врагов.

Они вышли из комнаты в сопровождении двенадцати охранников и прошли к лифту по длинному коридору. Спустившись на первый этаж, они увидели, что их уже ожидает личная капсула лорда.

— Резиденция Владыки Седрика, — приказала Мелиор водителю, устраиваясь на сиденье. Джибб сел рядом с ней, двое наемников расположились напротив. Остальные разместились в капсуле сопровождения.

Двигатели заработали, наполнив воздух низким ровным гулом, и обе капсулы пришли в движение. Преодолев крутой подъем, мобили выскочили из гаража и заскользили по дороге, направляясь к главной улице квартала, которая постепенно наполнялась толпой из изгоев, торговцев и рабочих. Мимо проносилось множество частных и общественных мобилей. Пробившись через утренние пробки, они поднялись на второй уровень дороги. Теперь был открыт путь к верхней магистрали, по которой они могли беспрепятственно добраться до границы, оставив внизу бесконечное переплетение запруженных переулков и дорог.

Остюда, сверху, Наль напоминал огромные пчелиные соты, какие Мелиор видела однажды, когда была на Ферме. Посмотрев на юго-запад, она увидела величественное сооружение из стекла, поднимавшееся высоко в желтом, мутном тумане, который всегда висел над Брагор-Налем. Там находился сельскохозяйственный комплекс города.

Когда она была еще ребенком, ей удалось побывать на Ферме в сопровождении отца В то время он был уже Владыкой, и сам Правитель разрешил им эту экскурсию. Мелиор надолго запомнила огромные поля пшеницы, по которым проходили волны искусственного ветра, заросли сосен, елей, пихт, кленовые и дубовые леса, поднимающиеся высоко в небо, накрытое стеклянным куполом. Там были здания, наполненные ароматом цветов фруктовых деревьев, загоны для скота, где держали коров, овец и поросят. Она видела пчелиные ульи и слышала гудение миллионов пчел, которое трудно было перекричать.

Но больше всего ее поразило количество охраны на Ферме. Суровые лица наемников встречались повсюду. Они стояли группами и поодиночке, облаченные в строгую синюю форму с нашивками Правительственной Службы Безопасности. Мелиор никогда раньше не видела таких мощных лучеметов, как у них. Когда они вернулись домой, Мелиор спросила отца, зачем на Ферме столько солдат.

— Ферма — это сердце Брагор-Наля, — ответил отец. Он присел на край кровати, свет из прихожей освещал угловатые черты его лица и седые волосы, которые казались совсем белыми. — Ее нужно хорошо охранять.

— От кого? — не отставала Мелиор. Ей очень нравилось ездить куда-нибудь с отцом, обычно у него не было времени на это, и сегодня она хотела побыть с ним подольше.

— От многих людей. У Правителя множество врагов в Уэрелла-Нале и в Сгиб-Нале. Все они хотели бы уничтожить снабжение Брагор-Наля и захватить нас. Два других Владыки тоже могут угрожать Ферме, чтобы захватить больше территории и власти.

— Ты бы так поступил?

— Нет, — с улыбкой ответил отец и покачал головой. — Мне хватает того, что у меня есть.

Отец поцеловал ее в лоб, поправил одеяло и пожелал ей спокойной ночи. Он сказал, что утром у него будет важная встреча, но в обед он обязательно побудет с ней. Больше Мелиор никогда его не видела. Утром наемный убийца взорвал мобиль отца, а человек, подославший его, стал следующим Владыкой. Несколько лет спустя он также пал жертвой убийцы, нанятого Седриком, который в свою очередь занял место Владыки. Мелиор тогда жила в другом районе Наля у сестры отца, которая осталась единственным близким ей человеком после смерти родителей. Свою мать Мелиор не помнила: она погибла во время неудачного покушения на ее мужа много лет назад.

Все это было частью жизни Брагор-Наля.

Мелиор задумалась, глядя сквозь затемненные окна капсулы на стеклянные здания Фермы. Женщина, ставшая сиротой по воле наемных убийц, спешила на встречу с человеком, который добился власти с помощью убийства, чтобы обсудить убийство конкурента, которое она совершила прошлой ночью. В другое время эта ситуация могла бы показаться забавной.

Мелиор посмотрела на часы, закрепленные над лобовым стеклом. Со времени разговора с человеком Седрика прошло уже полчаса, и пройдет не меньше времени, прежде чем они доберутся до резиденции Владыки. Первый квартал, владение Седрика, граничил с Четвертым на юге, но ехать до него было довольно далеко. Брагор-Наль был огромным городом. Мелиор начала беспокоиться: она знала, что Седрик не любит ждать.

— Мы успеваем, — успокоил Джибб, заметив, как напряглась Мелиор. — Седрик знает, сколько времени нужно на дорогу.

Она кивнула в ответ, вяло улыбнулась и снова принялась смотреть в окно. Ей казалось, что капсула движется слишком медленно. Я сама хотела этого, уже в который раз за утро подумала она, повторяя эту фразу про себя как заклинание.

Мелиор показалось, что прошла целая вечность, когда наконец они остановились перед величественным мраморным сооружением со стальными дверями и зеркальными окнами. Она пулей вылетела из своей капсулы и стремительно направилась ко входу в здание. Джибб и его люди едва поспевали за ней. Охранник Седрика остановил процессию на мраморной лестнице.

— Лорд, — сухо произнес он, — вас ждут. Можете взять с собой троих человек, остальным придется остаться здесь.

— Хорошо, — ответила Мелиор. — Я знаю правила. Она обернулась и сделала знак Джиббу. Тот в свою

очередь тихо сказал что-то сопровождающим. Затем он кивнул Мелиор, и она снова обратилась к охраннику:

— Мы готовы.

Человек у входа проговорил что-то в передатчик на плече. Тут же раздался мягкий щелчок замка в гладкой металлической двери. Охранник толкнул ее и жестом пригласил их войти внутрь. Мелиор набрала в грудь побольше воздуха и переступила порог. Следом за ней вошел Джибб с двумя телохранителями. Это были те же наемники, что ехали с ними в капсуле. В здании их встретили еще шесть охранников, в сопровождении которых они вошли в большой лифт, отделанный изнутри медной чеканкой, зеркалами и черным деревом. Один из людей Седрика коснулся незаметного красного кружка над панелью управления. Двери кабины тут же закрылись, и лифт поехал вверх.

Ехали молча. Мелиор с невозмутимым выражением лица изучала ровную полированную дверь. Лифт продолжал подъем, от скорости закладывало уши. Через некоторое время кабина сбавила скорость и наконец остановилась. Двери лифта мягко открылись.

Наверху их уже ждала другая группа из шести охранников. Старшим был тот самый телохранитель, что разговаривал с Мелиор рано утром.

— Лорд! — сказал он, приветливо улыбаясь, словно они были старыми друзьями. — Владыка счастлив узнать, что вы приняли его приглашение и прибыли столь быстро.

— Как я могла не ответить на подобную любезность! — спокойно ответила Мелиор, выходя из лифта. — Я обязательно расскажу Владыке о безупречных манерах его стражей.

Охранник уловил иронию в ее голосе, и улыбка сошла с его лица. Квадратное лицо побледнело.

— Сюда, лорд, — произнес он, указывая влево слегка дрогнувшей рукой.

Мелиор холодно посмотрела на него и прошла мимо.

— Я знаю дорогу, — бросила она через плечо.

Она решительно зашагала по длинному коридору в приемную Седрика. Случайно обернувшись, она заметила, что охранник едва поспевает за ней. Мелиор прибавила шагу.

Еще шесть человек ждали ее в конце коридора Мелиор мысленно отметила, что Седрик тщательно заботится о себе. Она знала, что в его распоряжении находятся десятки тысяч человек. С армией такого масштаба она спокойно могла бы появиться в квартале Сэвила среди бела дня, а не скрываться ночью под маской. Она усмехнулась. Когда-нибудь это произойдет, подумала она, когда-нибудь.

Она остановилась перед охранниками и оглядела черное кубическое сооружение перед дверью. Это была довольно большая будка восьми футов в высоту и двух в ширину, в которой легко мог уместиться самый здоровый из телохранителей Седрика. На черных полированных стенах выделялись только переговорное устройство и две лампочки над входом: красная и голубая. Голубая лампочка горела ровным светом.

— Вам известно о комнате оружейного контроля, лорд? — задал вопрос один их охранников, человек с мрачным взглядом, казавшийся старше остальных, но такой асе огромный.

Конечно же, Мелиор знала об этом, и не только потому, что уже бывала здесь раньше. Об этом помещении в резиденции Седрика знал каждый житель Наля. Несколько лет назад наемному убийце удалось пронести бомбу в кабинет Владыки и взорвать ее рядом с Седриком. Этот человек тут же скончался, но ему почти удалось прихватить с собой в небытие и свою жертву. Владыка лишился правого глаза и получил множество тяжелых ранений. После того случая Седрик и стал прихрамывать на правую ногу.

Этот инцидент заставил Владыку принять новые меры личной безопасности. Некоторые были вполне стандартными, другие совершенно непредсказуемыми. Того изгоя подослал лорд по имени Ваннивер, долгое время накачивая его сильными наркотиками, подчиняющими человеческую волю. Ваннивер, конечно, сразу же был схвачен и доставлен к Седрику, который еще не оправился от ран.

Никто и представить себе не мог того, что Седрик сделал с ним. Вместо того чтобы убить Ваннивера, Владыка подвесил его обнаженного за запястья под крышей резиденции. Вот и все. Лорд провисел там несколько месяцев, начиная с середины лета. Несмотря на голод и жажду, на жару и грозы, Ваннивер больше недели оставался в живых. Когда он умер, его оставили висеть на прежнем месте. Тело начало разлагаться, целыми днями его клевали вороны, но Седрик не давал приказа убрать труп.

В конце концов, в начале весны, иссохшиеся кости не выдержали и скелет упал на дорогу перед зданием, рассыпавшись на тысячу кусков. Но Седрик запретил своим людям убирать мусор. Мобили крошили останки бедного лорда до тех пор, пока они не превратились в пыль и дожди не смыли их с дороги. Веревки на крыше тоже никто не трогал, и ходили легенды, что они по сей день висят под крышей.

Но это было только начало. Седрик считал, что два десятка охранников, те, что несли дежурство в день покушения, виноваты в случившемся не меньше самого Ваннивера. И каждый день, пока он оправлялся от ран, он вызывал их к себе по одному и простреливал каждому правый глаз. Два телохранителя пытались бежать. Люди Седрика, напуганные происходящим до смерти, поймали обоих и привели ко Владыке. Седрик и для них припас подходящее наказание за предательство: этих двоих ослепили, отрубили им правые ноги и руки. Их оставили в живых.

Но даже эти карательные меры казались Седрику недостаточными. Он задался целью создать совершенную систему безопасности. Так и появилась комната контроля — самый эффективный инструмент обнаружения скрытых орудий убийства во всем Лон-Сере. Эта комната была предметом зависти многих. Когда о ней узнал Правитель, он приказал Седрику оборудовать такое же помещение в его дворце.

Конечно, эта комната не исключала возможности покушения, но, по крайней мере, Седрик теперь был уверен, что он единственный вооруженный человек в своих апартаментах. В Лон-Сере не было такого оружия или взрывчатки, которые смогли бы миновать контроль. Никто не мог быть уверен в этом на все сто, но за восемь лет существования комнаты ни один убийца не рискнул проверить на себе ее действие.

— Я уже была в этой комнате, — сказала Мелиор охраннику, с улыбкой передавая ему лучемет.

Старший телохранитель принял оружие и указал на вход в большой черный куб.

— Тогда прошу вас.

Мелиор оглянулась на Джибба и двух наемников. Она знала, что им не разрешат сопровождать ее.

— Все нормально, — сказала она, встретившись взглядом с Джиббом. — Со мной все будет в порядке.

Джибб вздохнул и кивнул головой. Как только Мелиор вошла в помещение, дверь плавно закрылась и вокруг стало темно. Она ничего не почувствовала, и через пару секунд перед ней открылась другая дверь. Старший охранник был уже там, загораживая проход в комнаты Седрика.

— В вашем правом ботинке пустые ножны! — злобно сказал он. — Где кинжал?

— Я его потеряла, — ответила Мелиор.

Охранник недоверчиво посмотрел на нее.

Мелиор развела руками:

— Но это правда. Ведь ваша машина не засекла ничего, верно? Разве здесь можно что-нибудь утаить?

Охранник немного успокоился.

— Хорошо. — Он посмотрел на ее сапоги. — Но обувь вам придется снять, лорд. — Он протянул ей пару мягких туфель из черной ткани. — Взамен вы можете надеть вот это.

Мелиор задумчиво посмотрела на туфли, кивнула и приняла их от охранника. Это было что-то новенькое. Седрик никогда не был таким дотошным. Внезапно ею овладели дурные предчувствия: именно в этих сапогах вчера она нанесла сокрушительный удар Сэвилу. Неужели Седрику известны подробности? Возможно ли это? Сердце Мелиор отчаянно застучало, когда она стала переобуваться.

— Она готова, — тихо сказал охранник в передатчик на плече.

Мелиор услышала, как щелкнул замок. Телохранитель развернулся и подождал, пока дверь полностью откроется, затем отошел в сторону и рукой указал на вход в апартаменты Правителя. Мелиор осторожно переступила через порог, словно опасаясь неожиданного удара. Когда дверь позади нее закрылась, она сделала еще шаг вперед, затем остановилась, чтобы успокоить сердцебиение, и осмотрелась вокруг. В прихожей Правителя мало что изменилось со времени ее последнего визита. Тот же длинный диван и три огромных, роскошных кресла с серебристой обивкой, круглый столик из стекла. Стены украшали картины с видами Наля, писанные пером и чернилами. Мягкий ворсистый ковер на полу гармонировал с цветом кресел и дивана. Дальняя стена была целиком сделана из стекла, откуда открывалась потрясающая панорама южной части города и виднелись скрытые желтыми клубами кислотного тумана высокие пики Гор Зеленой реки.

В комнате царила безупречная чистота, ни единой пылинки, словно никто не заходил сюда очень долгое время. В который раз Мелиор отметила про себя, что это место могло принадлежать кому угодно. Ее всегда поражало, что в апартаментах Седрика, о жестокости которого ходили легенды, стены не были увешаны кинжалами, лучеметами и батальными сценами. Хотя, возможно, многие жители Четвертого удивились бы, увидев ее собственное жилище, еще более скромное, чем это.

— Прошу вас! — раздался голос из соседней комнаты. Это был голос Седрика, чистый и теплый. Он всегда напоминал Мелиор голос отца. — Я в библиотеке. Присоединяйтесь!

Она прошла в кабинет Правителя, размышляя над тем, что никогда не встречалась с ним в других комнатах. Правда, он частенько предлагал ей отправиться вместе с ним в спальню, но после первого отказа эти предложения напоминали скорее шутливые заигрывания, которые она со смехом отвергала, не опасаясь нанести оскорбление Седрику. Мелиор так и не смогла определить, что скрывалось за этой внешней беспечностью Правителя, потому что, к ее облегчению, он скоро прекратил попытки завлечь ее в постель.

Подойдя к библиотеке, Мелиор тихонько постучала в деревянный косяк, хотя дверь и была открыта. Седрик сидел за своим столом в черном кожаном кресле, которое слегка скрипнуло, когда он откинулся на спинку. Стол из черного дерева с сетью прожилок был очень древним. Седрик однажды сообщил Мелиор, что ему уже несколько сот лет. На столе ровными стопками были разложены бумаги, стояли лампа из полированной меди и переговорный экран, точно такой же, как дома у Мелиор. Ковер, покрывавший всю прихожую, заканчивался у двери. В библиотеке пол был деревянный, цветом чуть светлее, чем письменный стол. Одна из стен также была стеклянной, как и в прихожей, только вид открывался уже на восточный Брагор-Наль и Срединные горы. Вдоль другой стены располагались сработанные из дерева книжные полки, от пола до потолка заставленные толстыми томами.

Услышав стук, Седрик посмотрел на Мелиор своим единственным глазом, быстро оглядев ее с головы до ног. Он широко улыбнулся.

— Мелиор, моя дорогая! — приветливо сказал он, вставая из-за стола. На нем были широкие брюки и свободная рубашка черного цвета. На бедре болтался лучемет. Она подошла и протянула руку, которую он тут же поцеловал. У Седрика всегда были рыцарские замашки, весело подумала Мелиор, хотя сердце ее все еще билось сильнее обычного.

— Я так рад, что ты приехала, — сказал он, снова устраиваясь за столом. Он указал ей на одно из черных кресел рядом со столом.

— И с большим удовольствием, Правитель, — ответила Мелиор, усаживаясь в кресло. — Ваше приглашение — большая честь для меня.

Седрик снова улыбнулся, хотя на этот раз в его единственном глазе появилось странное выражение.

— Конечно. К тому же, ты, вероятно, ожидала его? Это был даже не вопрос.

— Да, я предполагала, что вы свяжетесь со мной, — согласилась она — Хотя и не думала, что так быстро.

Ухмылка исказила покрытое шрамами лицо оверлорда

— Я рад, что все еще могу удивить тебя. — Он посмотрел на кипу бумаг на столе. — Я получил твою дань, — сообщил он. — Вовремя, как всегда. Твои платежи растут с каждым месяцем, моя дорогая. Я доволен тобой.

— Благодарю вас, Правитель.

— Что касается твоей просьбы об увеличении средств на ремонт Верхней магистрали и жилых районов, мне нужно посоветоваться с Дюреллом, но я думаю, проблем не возникнет. — Он внова пристально посмотрел ей в глаза и улыбнулся. — По правде говоря, иметь дело с бюрократами — ваша забота.

Мелиор кивнула. Самым сложным в подобных делах было не получить согласие и деньги Седрика, а вложить эти самые средства куда нужно. Необходимо было заполнить уйму документов, нанять рабочих и проделать еще массу вещей. Некоторых лордов подобные занятия раздражали до ужаса, но Мелиор очень ловко справлялась со всеми этими мелочами. В то время как другие часто применяли угрозы и насилие, чтобы заставить чинуш быстрее выполнять свою работу, Мелиор пользовалась взятками и лестью. Многие годы эта система работала безупречно, чему, правда, в немалой степени способствовала и грозная репутация Джибба, ее правой руки.

— Может быть, тебе еще что-нибудь нужно? — спросил Седрик. — Например, туннель отремонтировать?

Мелиор начала нервничать. Уж лучше бы Седрик скорее покончил с прелюдиями и перешел к настоящему разговору.

— Нет, спасибо. Только дороги и жилой сектор.

— Очень хорошо, моя дорогая. — Он улыбался все шире. Ему явно доставляло удовольствие заставлять Мелиор ждать. Секунду спустя он развернулся вместе с креслом к стеклянной стене, показав Мелиор свой гладко выбритый затылок.

— Вчера я потерял хорошего человека, Мелиор,— начал Седрик. Он слегка повернул кресло, чтобы держать ее в поле зрения. — Может, тебе уже известно кое-что? — Он посмотрел в окно. — Мне грустно видеть, как гибнут такие люди, как Сэвил, хоть я и понимаю, что в Нале часто случаются подобные вещи. Такова природа мира, в котором мы живем. Сэвил был незаурядным человеком. Но больше всего я огорчился, узнав, что Сэвил погиб в результате нелепого спора, который вполне можно было бы разрешить мирно. Почему люди не могут сдерживать свои эмоции…

Мелиор открыла было рот, чтобы ответить, но Седрик, не оборачиваясь, поднял руку, словно прочитав ее мысли.

— Позволь мне закончить, — приказал он.

Мелиор смолкла. По какой-то причине она посмотрела на стол перед собой и только сейчас заметила, что кроме бумаг на нем лежало еще кое-что. От ужаса у нее закружилась голова.

На столе лежал ее кинжал. Прямо возле лампы. Острие угрожающе смотрело в ее сторону.

Седрик снова говорил что-то о пагубном влиянии традиций изгоев на государственные дела Брагор-Наля, которые он так стремился содержать в полном порядке. Мелиор должна была слушать хотя бы для того, чтобы выказать свое почтение Правителю, но она не могла оторвать глаз от лезвия кинжала на столе и думала о возможном развитии событий.

Он должен был знать, что это ее оружие, хотя у Мелиор не было абсолютной уверенности. Она не могла вспомнить, видел он его раньше или нет. Неужели он думает, что она захочет вернуть кинжал? Если она заберет его, будет ли это признанием вины? С другой стороны, если у него есть доказательства того, что она убила Сэвила, а она уйдет без кинжала, не будет ли это воспринято как попытка обмануть оверлорда? Что если сделать вид, что она ехала сюда, зная, что Седрик разоблачил ее, но в любом случае она собиралась все рассказать ему?

Седрик любил игры, особенно такие, которые заставляли его врагов или подчиненных испытывать страх. Он, конечно же, давно почувствовал, что Мелиор напугана, и наслаждался этим. Что было ей только на руку. Потому что она хранила страшную тайну, которую она поведала Сэвилу перед тем, как добить его. И если Седрик когда-нибудь узнает… Она содрогнулась. Не хотелось даже думать об этом.

Седрик любил игры: кинжал, забытый на столе, сальные шуточки, которые он постоянно вставлял в разговор, десятки других способов, которыми Правитель терзал своих лордов, — все это позволяло Мелиор скрывать затаенный страх быть разоблаченной этим коварным человеком.

Наконец она заставила себя не смотреть на кинжал и попыталась прислушаться к словам Правителя. Кинжал был частью игры, забавы, которой Седрик тешил свое тщеславие. Она разберется с этим перед уходом, а пока у нее есть более важные заботы.

— Со смертью Сэвила начнется долгая кровавая борьба между претендентами на его место, — говорил Седрик, продолжая смотреть в окно. — Как минимум шесть человек считают, что они достойны стать лордами. В этом тоже заслуга Сэвила и отчасти Калбира, его предшественника. Они умели вдохнуть в своих людей веру в то, что каждый может возвыситься. Все его люди верили, что Сэвил станет Правителем после меня и назначит преемника из их числа. Это заставляло их повиноваться, исполнять любое его желание, при этом испытывая гордость за свое положение. Поэтому квартал Сэвила был самым прибыльным. — Седрик обернулся. — Более прибыльным, чем твой, моя дорогая. Хотя и не слишком. — Он развернул кресло, чтобы видеть ее целиком. — Не то чтобы иссяк поток богатств в мою казну. Однако мне придется привыкать к новому управляющему. А может, к управляющей, — добавил он, ухмыляясь. — Это займет какое-то время, а мое время стоит денег, — он пристально посмотрел на нее своим единственным голубым глазом. Колко и проницательно, следя за малейшими изменениями в лице Мелиор. — Итак, — заключил он, — теперь ты понимаешь, почему меня так огорчила безвременная смерть Сэвила, когда все можно было решить мирно.

Седрик замолчал и вопросительно взглянул на Мелиор, словно ожидая ответа. Ее сердце снова забилось в тревоге. Это был страх ожидания, смешанный с предчувствием, что наконец-то может осуществиться план, который она вынашивала целых два года. Это то, чего я хотела. Она перевела дух и, стараясь вложить в свой голос как можно больше уверенности, сделала следующий ход:

— Есть и другие причины, по которым Сэвил был так дорог вам?

— Что ты хочешь этим сказать? — полюбопытствовал Седрик.

Мелиор подавила улыбку. Ей следовало бы догадаться, что все будет совсем не так просто.

— Разве не он должен был возглавить следующую экспедицию в Тобин-Сер? Вы же прочили его на место Калбира, а теперь его смерть спутала ваши планы, не так ли?

Седрик усмехнулся:

— Значит, слухи дошли уже и до Четвертого квартала.

— Во всяком случае до меня, — ответила Мелиор, посмотрев Седрику в глаза.

— Понимаю, — кивнул Правитель. Он встал и подошел к окну, снова повернувшись к ней спиной. — Да, ты права. Теперь мне нужен новый человек для того, чтобы выполнить Операцию.

Мелиор замерла. Ее сердце застучало, словно кузнечный молот.

— Может быть, я могу быть тут чем-то полезна?

Он обернулся и натянуто улыбнулся. Мелиор поняла, что игра еще не закончилась, а просто перешла на новую ступень, каковых могло быть сколько угодно.

— Ты? — переспросил Седрик удивленно и в то же время с интересом.

— Я не думаю, что Сэвил был идеален для Операции. Он был неплохим лордом, но ему всегда не хватало воображения.

Лицо Седрика потемнело.

— Ты ставишь под сомнение мой выбор, Мелиор?

— Вовсе нет, — быстро ответила она. — Я уверена, Сэвил отлично справился бы с задачей. Просто я думаю, что такое интересное дело достойно более находчивого человека. Сэвил был безжалостен, ему беспрекословно повиновались, но для Операции нужно еще кое-что. Вам нужен изобретательный, дерзкий и проницательный человек, который, или которая, не растеряется при любых обстоятельствах. Другими словами, Правитель, — продолжила она, пристально глядя ему в глаза, — вам нужен кандидат, которому вы всецело доверяете, который все сделает так, как сделали бы вы сами. Мне кажется, что я пригожусь вам больше Сэвила.

— Возможно, ты права, Мелиор, — спокойно ответил Седрик. — Все это полезные качества, и я знаю, что ты в полной мере ими обладаешь. Но человеку, который возглавит Операцию, требуются еще два качества: осторожность и ловкость. Я не могу отправить в Тобин-Сер того, кто оставляет улики на каждом шагу, словно обертки от конфет.

Мелиор не удержалась и посмотрела на свой кинжал. Может все-таки это была и не совсем игра.

Седрик никак на это не отреагировал.

— Он или она должны действовать разумно, не позволять эмоциям брать верх над собой, — продолжал он уже более резким голосом. — Насилие ради насилия хорошо работает здесь. — Он указал рукой на панораму Наля. — Но Операция требует некоторой изощренности.

Мелиор стиснула зубы. Почти то же самое она говорила Сэвилу. А потом забыла свой кинжал возле покалеченного тела лорда.

Большей глупости я не совершила ни разу в жизни. Видно, всему свое время. Она грустно покачала головой. Она могла знать точно, чего оверлорд ожидал от встречи, но все ее планы рушились на глазах из-за единственной глупой ошибки. Но сдаваться было уже слишком поздно: все зашло слишком далеко. Мелиор решила играть в открытую.

— Не знаю, поверите вы мне или нет, Правитель, но я могу быть одновременно и ловкой, и осторожной! — спокойно сказала она. — Иначе я не добилась бы своего положения. Мне нужно ваше согласие, а вам нужна я! Я — лучший лорд из всех, что служат вам, и это известно всем! Во всяком случае, я никогда не позволила бы убить себя в собственном квартале!

Мелиор смолкла. Седрик смотрел на нее, стиснув зубы и сжав руки в кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Она зашла слишком далеко. Теперь Правитель имел полное право наказать ее за преступление, в котором она призналась. Но Мелиор слишком хорошо знала Седрика, чтобы поверить в то, что он захочет ее убить. И вправду: через несколько секунд оверлорд расслабился и даже слегка улыбнулся.

— Я рад, что ты так хорошо держалась, Мелиор. Если бы все мои лорды имели такую веру в свои силы… — Он устроился в кресле поудобней и положил свои большие, холеные руки на стол. — Должен тебе сказать, что согласен почти с каждым твоим словом. Убийство Сэвила разочаровало меня. Он не оправдал моих надежд.— Седрик замолчал и принялся изучать свои руки. Молчал он довольно долго. Когда он наконец заговорил, Мелиор была совершенно обескуражена его словами.

— Тебе придется назначить временного лорда, — сказал Седрик, не отрывая взгляда от своих рук. — Тебе лучше знать, кто сможет управлять твоим владением без снижения прибылей. — Он усмехнулся и поднял взгляд от стола. — Это должен быть человек, которому ты доверяешь. Он должен править кварталом не хуже тебя, но отдать власть без боя, когда ты вернешься. У тебя есть подходящая кандидатура?

Мелиор должна была обрадоваться, но почувствовала лишь облегчение, хотя этих слов она ждала уже целых два года Не позволяя эмоциям вырваться наружу, она задумалась над вопросом оверлорда. В голове крутилось только имя Джибба кто еще мог подойти на эту роль?

Мелиор кивнула:

— Да, у меня есть кое-кто на примете.

— Я так и думал, — ответил Седрик. — Когда вы сможете приступить к учениям?

— Через пару дней. Мне нужно уладить несколько важных дел и подготовить своих людей. Вас это устраивает?

— Даю вам три дня, — ответил Правитель. — Времени У нас мало, но я хочу, чтобы ты полностью сосредоточилась на Операции и не беспокоилась о своем квартале.

Седрик встал, давая понять, что разговор окончен.

— Я хочу, чтобы через три дня ты стояла передо мной в этой же комнате, — приказал Седрик. — Мы обсудим все детали Операции, и я отвезу тебя на полигон… Я и еще кое-какие влиятельные лица полностью обеспечим ваш отряд оружием, обмундированием и провиантом. Но если тебе нужно что-то еще, не забудь взять это с собой: ты не скоро сможешь вернуться. Не говори никому о наших планах. На все вопросы отвечай, что выполняешь особое задание оверлорда. Все ясно?

— Да, повелитель.

— Отлично. — Седрик улыбнулся. — В будущем нам часто придется работать бок о бок. Думаю, из нас получится неплохая команда.

Он опустил взгляд и принялся внимательно разглядывать Мелиор. Подавив внезапную дрожь, она сдавленно улыбнулась.

— Я очень на это надеюсь, Правитель.

— И пожалуйста, называй меня просто Седриком, дорогая.

Мелиор коротко кивнула, как положено воину.

Больше Седрик не произнес ни слова, продолжая смотреть на нее в ожидании. Оставалось еще кое-что. Мелиор приблизилась к столу и забрала свой кинжал. Затем она молча повернулась и направилась к выходу.

 

6

Средства связи, которые использовал Калбир в Тобин-Сере, были довольно примитивны. Они позволяли передавать только шифрованную информацию, но зато не могли вызвать подозрений. Мы считали, что любое дополнительное оборудование будет нарушать маскировку, которой придавалось большое значение. Теперь я понимаю, что ошибался.

Дневник Седрика И Врана, оверлорда первого доминиона

Калбиру не удалось рассказать подробно о Тобин-Сере в коротких шифрограммах, и сейчас я по-прежнему не имею необходимых данных. Я очень смутно представляю себе, как далеко продвинулся их отряд к тому времени, когда связь внезапно оборвалась. Не знаю даже, насколько мы преуспели в разрушении Ордена. Мне лишь точно известно, что Калбир провел в Тобин-Сере больше года и все время выдерживал намеченный график. Это все, что я знаю.

Брагор-Наля. 6-й день 9-й недели. Весна, 3060 год.

Но даже эти крохи информации вселяют в меня уверенность, что следующая экспедиция будет гораздо успешнее.

Джарид ждал этого Собрания с огромным нетерпением, так же как и трех предыдущих. Почти так же, как своего первого Собрания, на котором он присутствовал как ученик Бадена. Это было четыре года назад.

Он ждал этого Собрания с благоговением, хотя знал и о глубочайшем кризисе в Ордене, и о расколе между магами. Он не питал особых иллюзий, но думал, что эти три дня празднеств, церемоний и горячих споров станут таким же ярким событием в его жизни, как было раньше.

Джарид сумел сохранить любовь к этим дням со времени того первого Собрания, когда он был еще учеником мага. Он приехал в большой город, полный надежд на великое будущее, которое пророчил ему Баден, и с горячим желанием оправдать эти предсказания. Три дня Собрания полностью изменили жизнь Джарида. После стычки с бандитами в лесу Хоксфайнд он почувствовал в себе Волшебную Силу и уже на следующее утро установил связь с Ишаллой, своей первой птицей. Так он стал полноценным магом. На церемонии закрытия ему вручили зеленый плащ, что символизировало вступление в ряды Ордена, и он дал клятву служения народу Тобин-Сера. Но самое главное: там он впервые встретил людей, которые впоследствии стали его лучшими друзьями. Он познакомился с Транном, Оррисом, Урселью и, конечно, с Элайной. Джарид влюбился в нее с той самой ужасной ночи, которую они провели вместе в лесу Терона. Четыре года назад, после праздника Леоры, она стала его женой.

Все последующие Собрания были полны споров и разногласий, маги уже не пытались скрывать вражду. Но все-таки для Джарида Собрания оставались временем встречи старых друзей, временем, когда он пытался укрепить свою веру в способность Ордена противостоять любым испытаниям судьбы.

Так было до сих пор.

То ли напасти стали вовсе невыносимыми, то ли терпение Джарида иссякло, но на этот раз всё церемонии и ритуалы Собрания казались ему бессмысленными. Даже вид знакомых лиц не поднимал настроения. Споры были слишком ожесточенными и не могли привести к согласию. Раскол принял ужасающий размах и казался необратимым. Каждый старался обвинить соседа, вместо того чтобы искать правду.

Первый день Собрания был настоящим кошмаром. Ночью Джарид отдыхал в «Гнезде Ястреба» вместе с Элайной. Она согласилась, что озлобленность и жестокость дошла до предела, какого никогда не видели в Великом Зале. Но они все же надеялись, что утро принесет новые решения и согласие между магами.

Как только утром маги вновь собрались, посыпались новые обвинения в адрес Сонель. Эрланд, возглавлявший оппозицию, назвал любые попытки примирения с Лон-Сером неоправданным риском и заявил, что Орден не вправе принимать такие решения. Единственной искрой надежды стало то, что Арслан и его группа оказали неуверенную поддержку предложению Премудрой. После ночи бурных дебатов они решили, что если прозвучат более весомые аргументы в пользу отправки комиссии, эту идею можно одобрить.

Как и ожидал Баден, скоро стало ясно, что будет очень сложно предоставить Правителям Лон-Сера достаточные доказательства вторжения со стороны одного из Налей. Маги единодушно сошлись на том, что от обломков оружия и механических птиц будет мало толку. Несколько часов подряд выдвигались все новые и новые предложения, из которых самое разумное исходило от Транна: послать вместе с комиссией свидетелей разрушения Вотерсбанда. Со стороны Эрланда и его соратников тут же последовала волна протеста. Они утверждали, что Орден не должен ставить под угрозу жизни простых людей. Предложение было отвергнуто.

Джарид по большей части молчал. Он был за отправку комиссии, но план Транна ему тоже не нравился. Путешествие в Лон-Сер было рискованным даже для опытных магов, а для людей, не владеющих Волшебной Силой, тем более. В случае опасности они не смогут защитить себя и поставят под удар не только свои жизни, но и жизни всех остальных посланников. Однако Джарид предпочел оставить эти соображения при себе, чтобы не подливать масла в огонь. Ему ни в коем случае не хотелось становиться на сторону Эрланда. Он молчал и смотрел на Бадена, который во время дискуссии также не проронил ни слова.

По лицу Магистра было видно, что в его душе происходит тяжелая борьба. Ее выдавали острый взгляд, направленный внутрь, наморщенный лоб, непроизвольные движения скул. Джарид знал, что терзает Бадена Сухопарый Магистр понимал, что присутствие Барама — единственное средство, способное убедить Совет Правителей. Об этом он говорил прошлой ночью в «Гнезде Ястреба». Он понимал, что того во что бы то ни стало необходимо послать вместе с комиссией. Но Баден уже достаточно пострадал из-за усилий спасти жизнь чужестранца — он подвергался многократным нападкам в стенах этого зала, его чучела сжигали на улицах Амарида. Что же начнется, когда он предложит отправить Барама на родину? Эрланд и Арслан растерзают его. Они так и не осознали реальность угрозы нападения. Джарид почувствовал горечь несправедливости. Он знал, что никто не отдавал так много сил делу служения Тобин-Серу, как Баден. И никто так жестоко не поплатился за это.

Джарид понимал бессмысленность своего поступка, но все же сделал то, что считал правильным. Он дождался момента, когда дядя наконец решился, а по выражению безысходности на его лице было ясно, что он задумал, и опередил его. Сонель даже не успела предоставить Бадену слово.

— Премудрая! — выкрикнул он, встав во весь рост. — Есть еще кое-что, что мы можем показать Совету. И его члены не смогут опровергнуть это доказательство!

Зал смолк.

— Джарид, не делай этого, — тихо попросил Баден. — Не пытайся взвалить на себя мою ношу.

Но Джарид не отрываясь смотрел на Премудрую, которая не могла скрыть своего любопытства.

— Говори, — сказала она. — Что может нам помочь?

— Это чужеземец. Барам.

День назад Джарида поразила бурная реакция магов на предложение Сонель отправить комиссию в Лон-Сер, за последние несколько лет такое довольно часто бывало на Собраниях магов. Но ничто не могло сравниться с яростным возмущением, которое вызвали его слова.

Маги и магистры выкрикивали оскорбления в его адрес, называли предателем. Некоторые даже лезли к нему с кулаками, и их приходилось успокаивать. Один из старых друзей Эрланда так безумствовал, что чуть не опрокинулся вместе с креслом, чем слегка напугал собравшихся. Но это ничуть не разрядило атмосферу. Оррис и Транн пытались поддержать Джарида, но им не дали говорить. Оррис чуть не подрался с Арсланом. Даже Сонель не могла утихомирить зал.

Наконец яркие искры извивающегося магического огня, вырвавшиеся из хрустального наконечника посоха Элайны, заставили всех замолчать. Струя пламени пронеслась через стол совета к дальней стене зала, где разбилась о черный массивный Созывающий Камень.

— Прекратите! — стальным голосом приказала Элайна. — Все вы! Довольно!

Маги уставились на нее. После дикого грохота тишина казалась пугающей и нереальной.

— Во что мы превратились! Неужели мы разучились разговаривать? Во имя Богов, мы же маги! На нас с надеждой смотрит весь Тобин-Сер, народу нужны совет и защита, а мы не можем обсудить собственные проблемы, не разрывая при этом друг друга на части! — Она смолкла на секунду, глядя в зал уничтожающим взглядом. — Я не думала, что когда-нибудь мне придется сказать это, — твердым голосом продолжила Элайна, хотя в глазах ее стояли слезы. — Мне стыдно быть членом Ордена.

Она молча подняла руку, и Филимар, ее величественный серый ястреб уселся ей на запястье. Элайна развернулась и пошла к выходу.

— Элайна, пожалуйста, не уходи! — окликнула ее Сонель.

Девушка остановилась и секунду спустя повернулась лицом к магам. Она уже не могла сдерживать слезы, но голос ее был по-прежнему тверд:

— Извините, Премудрая, но я не вижу причин оставаться. Мы не делаем ничего полезного. Мне больно сидеть и смотреть, как все то, что я любила, рушится из-за бессмысленных склок.

— Если ты уйдешь, то нанесешь Ордену еще один сокрушительный удар! Ты подумала об этом? — спросил Транн. В голосе его звучала отчаянная мольба, а в глазах застыло выражение печали и страха.

— У нас разные точки зрения по многим вопросам, Элайна, — произнес Арслан. — Скорее всего я так и останусь при своем мнении. Но Транн прав. Если хоть один из нас уйдет, особенно в такой момент, это будет началом конца.

Элайна долго стояла, переводя взгляд с одного лица на другое, словно пытаясь найти в них нечто вселяющее надежду. Наконец, в последний раз посмотрев в сторону двери, она вздохнула и прошла к своему месту за столом.

— Так у нас ничего не получится, — произнесла Элайна, обращаясь ко всем магам.

Ее ястреб снова уселся на жердочку, закрепленную над креслом.

— Это противостояние не даст нам ничего хорошего. — Она взяла Джарида за руку. — Вы не имеете права называть его предателем. Ни его, ни Орриса, ни Транна, ни Бадена. Можно не соглашаться с их точкой зрения, но не опускаться до личных оскорблений.

— Ты права, — согласился Арслан. Он обратился к Оррису и Джариду: — Я приношу свои извинения. Многое из того, что я сказал… было чересчур резким.

Джарид кивнул. Оррис также принял извинения. Арслан же взглянул на Элайну и продолжил:

— Тем не менее я не собираюсь уступать вам.— В голосе его уже не было мягкости. — Бараму нельзя позволить вернуться в Лон-Сер, даже если это может быть для нас выгодно. Мы оставили его в живых, хотя я считаю, что он заслуживает казни. Думаю, этого достаточно. Пока у меня есть право голоса, я не дам ему выйти на свободу.

— Полностью с вами согласен, — вставил Эрланд, посмотрев на Бадена. Он словно хотел показать, что знает, кто подсказал Джариду эту идею. — Независимо от решения Собрания по поводу комиссии, а я надеюсь, что никого никуда посылать не будут, я не допущу, чтобы чужестранцу позволили вернуться на родину.

— Кто думает так же? — спросила Сонель, обводя взглядом присутствующих.

Большинство магов подняли руки.

— В таком случае обсуждение закончено, — мрачно произнесла Премудрая.

Поднялся Оррис.

— Могу я попросить слова? — спросил он.

— По вопросу Барама?

Маг кивнул. Сонель со вздохом ответила:

— Никогда раньше я не препятствовала дискуссии. Все получали возможность высказаться, не существовало никаких ограничений. Но сегодня мы должны прекратить этот спор. Я не даю вам права голоса. Извините, но мы все равно не сможем прийти к согласию.

Оррис ничего не ответил. Некоторое время он стоял плотно сжав губы, вперив в Сонель уничтожающий взгляд черных глаз. Руки его сжались в кулаки. Он медленно опустился в кресло, словно боялся случайно выпустить наружу свой гнев, который ему нелегко было держать под контролем.

— Да, это и вправду самый неожиданный день для всех нас! — саркастически усмехнулся Баден. Он не мог скрыть горечи в голосе. — Мы видели, как одна из нас была настолько оскорблена происходящим, что едва удалось уговорить ее остаться. Мы видели, как другому магу не дали слова Такого еще не случалось никогда, — добавил он и посмотрел на Сонель. — Сегодня мы видели, как маги бросаются друг на друга с кулаками. — Он покачал головой. — Что мы еще увидим? Какое небывалое зрелище?

— Ты кое-что забыл, Баден, — презрительно заметил Эрланд. — Мы также видели, как один из нас проявил поразительное малодушие. Один из Магистров, человек достаточно влиятельный, позволил молодому магу высказать отвратительное предложение, которое к тому же достаточно опасно для всех нас. Я думаю, что знаю, кто настоящий автор этого предложения.

Джарид вскочил с протестующим криком, но Баден осадил его.

— Не сейчас, Джарид, — попросил Магистр. Его голубые глаза не отрываясь смотрели на Эрланда, худые черты лица скривились в злой усмешке. — С сегодняшнего дня я буду бороться в одиночку.

— Но не в этом зале! — оборвала его Сонель. — Не на Собрании! — Она посмотрела на Бадена, затем на Эрланда: — Неужели вы ничему не научились! Как вы могли пропустить мимо ушей то, что говорила Элайна? Я не позволю и дальше разрушать Орден, мы и так уже изрядно постарались…— Она повернулась к Бадену, сверкнув зелеными глазами: — Да, я не позволила Оррису говорить. Надеюсь, он простит меня. И я сделаю то же самое сколько угодно раз, если это поможет сохранить спокойствие в зале! — Она оглядела магов.— Думаю, вы меня правильно поняли.

Слова Сонель гулко отдавались под сводчатым потолком, расписанным сценами из жизни Первого Мага, и возникало впечатление, что говорит сам великий Амарид. Маги долго молчали, и Джариду показалось, что тишина длится целую вечность. Все старались не смотреть друг на друга, только Элайна взяла руку Джарида и крепко сжала ее.

— Думаю, нам не помешает перерыв, — сказала наконец Сонель и позвонила в хрустальный колокольчик, который лежал на столе перед ней. В то же мгновение появились слуги Великого Зала, облаченные в голубые мантии. Они несли подносы с чаем шань и сладкими хлебцами. Постепенно разговор возобновился, уже на пониженных тонах.

Весь остаток дня дискуссии проходили довольно мирно, правда вопросы так и остались неразрешенными. Баден, Оррис и Эрланд мрачно молчали. Джарид, Арслан и многие другие были настолько опустошены утренними баталиями, что также не находили слов. Споры по поводу предложения Сонель стихли. Те, кто обычно смотрел на Орриса или Эрланда, боялись выступать самостоятельно, пока их вожаки молчали. В конце концов поздно вечером все разошлись, так и не приняв никакого решения.

Ночной Праздник Дуклеи прошел очень мрачно, чего никогда еще не случалось. Тосты казались неискренними и вымученными. Музыканты играли отменно, как всегда, но их традиционные песенки непристойного содержания, прославляющие плодородие земли и людей, не вызывали в магах ответного отклика. Праздник закончился рано, и Джарид с Элайной вернулись в свою комнату в «Гнезде Ястреба». Не прошло и пяти минут, как в дверь резко постучали.

Элайна тревожно взглянула на Джарида. Он понимал, что ее беспокоит. Еще до того, как Эрланд обвинил Бадена в трусости, все знали, кто придумал послать с комиссией Барама. Но все-таки именно Джарид отважился предложить это вслух, и у него могли появиться новые враги. После всего, что произошло за два дня, могло случиться все, что угодно.

— Кто там? — с опаской спросила Элайна

— Впустите меня! — из-за двери послышалось знакомое ворчание.

Они с улыбкой переглянулись, и Элайна открыла дверь, пропуская Орриса в комнату.

— Мы не видели тебя на Празднике, — заметила Элайна, закрывая дверь. — И решили, что ты справляешь ритуалы плодородия в одиночестве.

Было заметно, что Оррис до сих пор не отошел после горячих споров. В нем еще сохранялись следы гнева, который он тщетно пытался побороть. Но шутка Элайны дико развеселила его. Он смущенно покраснел и рассмеялся. За Элайной это водилось — она могла рассмешить кого угодно, даже если человеку было совсем плохо. После общения с ней грусть улетучивалась и все проблемы казались легко разрешимыми. Может, поэтому Джарид так любил ее. Элайна отвечала ему взаимностью, поэтому его не беспокоило то, что Оррис тоже немного влюблен в нее.

— Вообще-то я прогуливался,— объяснил Оррис, снова погружаясь в свои мрачные мысли. Он присел рядом с Джаридом. — Мне нужно было слегка проветриться после Собрания.

Элайна села в кресло у окна и откинула свои длинные черные волосы за спину.

— Ну как, помогло? — поинтересовалась она.

— Не очень. — Оррис покачал головой и скривил лицо. — Видимо, тут нужно нечто большее, чем просто прогулка

— Не думаю, что Сонель хотела оскорбить тебя,— заверила его Элайна

— Я знаю, — согласился он. — Меня беспокоит совсем другое. — Он посмотрел на Джарида, словно ожидая, что тот ему что-то скажет. — Конечно, это расстраивает меня, но я прекрасно понимаю Премудрую,— грустно улыбнулся он. — Не могу сказать, что я собирался предложить что-то очень уж конструктивное.

Джарид с Элайной усмехнулись, но промолчали. Тогда Оррис продолжил:

— Вчера, когда мы сидели внизу, я подумал, что уже не верю в то, что в Ордене когда-нибудь наступит перемирие между фракциями. — Уставившись в пол перед собой, он задумчиво поглаживал своего ястреба под клювом. — Сегодняшний день только подтвердил мои опасения. Раскол стал слишком глубоким, и никто не пытается возводить мосты над пропастью…

— Мы с Элайной прошлой ночью думали о том же, после того как все разошлись, — сказал Джарид. — Но что мы можем сделать?

Оррис мельком взглянул на него и опустил глаза.

— Не знаю, — ответил он. — Мне очень хотелось бы найти ответ, но…

Джарид почувствовал фальшь в голосе друга. Прежде, чем ответить, Оррис думал чуть дольше, чем следовало.

— Тогда зачем ты пришел? — наудачу спросил Джарид.

Оррис задумчиво посмотрел ему в глаза.

— Как получилось, что вы с дядей так хорошо меня понимаете? — Дюжий маг тряхнул головой. — Впрочем, неважно, — вздохнул он. — Я здесь потому, что мне нужно побыть с друзьями. А ваша парочка — лучше всех.

— Печально, — сказала Элайна. — А ты нам совсем не симпатичен.

Все трое рассмеялись, Оррис схватил с кровати подушку и запустил ею в Элайну.

— Я был бы не прочь выпить, — предложил он, когда они перестали возиться. — И мне бы не помешала компания.

Все закончилось поздней вечеринкой. Транн и Баден вернулись в таверну, как раз когда трое друзей спускались по лестнице. Они заказали эль и в первый раз за несколько лет провели всю ночь обмениваясь шутками и рассказывая истории, словно забыв о проблемах Тобин-Сера и Ордена. Это был настоящий праздник. Даже у мрачных Орриса и Бадена поднялось настроение. Собрание совершенно истощило обоих, и Джарид был счастлив видеть, как его дяде удалось наконец-то расслабиться и отдохнуть.

Когда они с Элайной поднялись наверх, она тут же заснула глубоким сном. Однако Джарид никак не мог забыть загадочные слова Орриса. В особенности его заинтриговала странная фраза насчет того, что они с Баденом слишком хорошо его понимают. Джарид чувствовал, что за этим кроется что-то очень важное, что это как-то связано с унылым настроением друга. Но он слишком устал, чтобы долго размышлять над всем этим, к тому же эмерийский эль сильно затуманивал мозги. Джарид уснул, так ничего и не придумав.

Последний день Собрания начался, как и следовало ожидать, с нового спора о плюсах и минусах отправки комиссии в Лон-Сер. Некоторое время всем удавалось держать себя в руках, но вскоре враждебные настроения снова прорвались наружу. Ближе к полудню всем стало ясно, что маги не смогут прийти к согласию. После обеда Сонель громко заявила об этом и прекратила дискуссию.

На любом другом Собрании это означало бы конец пререканиям. Но на сей раз все было иначе. Казалось, неприятности сыплются на Орден одна за другой.

— Есть еще одна проблема, которая не терпит отлагательства, — начала Сонель, не давая магам оправиться от предыдущей словесной баталии. — Я должна сообщить вам еще кое-что.

По залу прокатилась волна шепота. Джарид взглянул на Бадена: тот с интересом наблюдал за Сонель. Видимо, он тоже ничего не знал.

— Не так давно мне нанесла визит Линни, Старейшая из Богов. Она принесла новости о Кайлин, девочке, выжившей после резни в Каэре.

Джарид хорошо помнил ее: необыкновенно красивую, с глубоким взором. Они с Элайной видели Кайлин всего один раз, но часто вспоминали ее за последние четыре года.

— Девочка понемногу взрослеет, — продолжила Сонель. — Ее душевные раны заживают, как и следовало ожидать. — Она помолчала. — Но случилось кое-что, чего никто из нас не мог предвидеть: Кайлин установила связь с ястребом.

Это известие стало большой неожиданностью для всех: все-таки она еще совсем ребенок. К тому же за три дня горячих споров энергия магов порядком истощилась, так что это известие вызвало довольно вялую реакцию. До Джарида с трудом доходил смысл сказанного. Некоторое время все молчали, словно сомневаясь, что сообщение имеет под собой реальные основания.

— Ей не может быть больше десяти! — сказал Баден, глядя на Сонель.

— Недавно Кайлин исполнилось одиннадцать, — поправила его Сонель. — Но все же ты прав. Она слишком молода, чтобы устанавливать связь.

— Кто учит ее овладению Волшебной Силой? — поинтересовался Эрланд. — Надеюсь, что вы, Премудрая? — мрачно добавил он.

Сонель помедлила с ответом.

— Кто-то же должен за ней наблюдать? — настаивал Эрланд.

— Конечно, — ответила наконец Сонель. — Но этот человек не из Ордена.

— Что?! — проскрежетал седовласый Магистр. — Она должна быть под наблюдением мага, в совершенстве владеющим Волшебной Силой!

— Эрланд прав, Премудрая, — заметил Баден.

— Я прекрасно это понимаю! — взорвалась Сонель. Она вся дрожала от негодования.— То же самое я сказала Линни несколько месяцев назад, — продолжила она, успокоившись. — Поверьте мне, я сделала все, что могла, чтобы убедить ее в том, что у Кайлин должен быть опытный наставник! Но до тех пор, пока девочка не станет совершеннолетней, за ее воспитание отвечает только Старейшая. И мы тут ничего не можем поделать.

— Нужно потребовать, чтобы она спросила саму Кайлин! — сказал Баден. — Пусть девочка решает, нужен ли ей наставник!

— Да, мы можем спросить ее, — произнесла Сонель. — Но, если честно, я сомневаюсь, что она захочет иметь с нами дело. Она даже не захотела давать клятву следовать Законам Амарида.

— Не может быть! — воскликнул Эрланд.

— Боюсь, это так. Хотя я уверена, причина не в том, что она имеет что-то против Законов. Кайлин до сих пор не избавилась от ненависти к Ордену. Но Линни поддерживает со мной постоянную связь и держит в курсе событий. Как ни странно, в этом деле она поразительно уступчива.

— Возможно, она тоже боится, — воскликнул Эрланд. — Она должна понимать, что ситуация может выйти из-под контроля!

Сонель кивнула:

— Думаю, вы правы. В первый раз она приходила ко мне за советом и до сих пор им руководствуется. Пока все в порядке: Кайлин вовсе не злой ребенок. Из того, что мне рассказывали, я заключила, что она очень живая, добрая, относится к воспитателям с уважением. Правда, она винит нас в разрушении родной деревни, и это мешает ей принести клятву верности. Я не думаю, что Кайлин представляет большую угрозу для Тобин-Сера.

— Ты не думаешь, что она представляет большую угрозу? — отозвался Баден. — Я бы предпочел, чтобы ты была в этом уверена.

Сонель вздохнула:

— Я тоже. Даже самое ангельское дитя одиннадцати лет все же остается ребенком. В этом кроется некоторая опасность.

— У нее есть церилл, Премудрая? — обеспокоенно спросил Транн.

Джарид взглянул на свой церилл — сверкающий голубой сапфир, вставленный в деревянный посох. Эти камни позволяли магам концентрировать свою энергию, чтобы держать ее под контролем и в то же время достигать небывалой мощи. Если у Кайлин появится церилл, она может стать намного сильнее.

— Я так не думаю, — быстро ответила Сонель. — Во всяком случае, мне ничего подобного не сообщали. Почему вы спросили об этом?

Транн пожал плечами:

— Простое любопытство. Я пытаюсь решить, что пугает меня больше: ребенок, обладающий силой, но не знающий, как с ней управляться, или ребенок, который может направлять свою силу куда захочет. Тревожит и то, и другое.

— Безусловно, — вставил Радомил. — К тому же, не могу сказать, что мне нравится то, что у Хранителей появился доступ к Волшебной Силе. Кайлин может стать пешкой в старом конфликте.

— Я разделяю ваши опасения, Радомил, так же как и беспокойство Транна, — согласилась Сонель. — Но должна сказать, что не вижу причин для паники. Тем более что мы ничего не можем поделать. Если честно, было довольно тяжело держать груз этого знания в себе, и я рада, что поделилась с вами. Но сейчас мы не в силах что-либо изменить. Должно пройти какое-то время.

— Возможно, если бы вы рассказали об этом раньше, некоторые из магов согласились с необходимостью послать комиссию в Лон-Сер, — мягко заметил Баден.

— Не смешите нас! — воскликнул Эрланд. — Это ничего не меняет! Идея с комиссией никуда не годилась вчера, и она не станет лучше ни сегодня, ни завтра — никогда! То, что девочка наладила связь, совершенно ничего не меняет!

Баден задумчиво покачал головой.

— Как знать… — тихо произнес он.

Через некоторое время Сонель объявила о том, что Собрание закончено. Она пожелала всем хорошо провести день. Вечером должны были состояться Шествие Света и праздник закрытия Собрания. Джарид с Элайной решили прогуляться по рынкам старого центра Амарида. Они всегда это делали, когда приезжали в столицу. Они позвали и Орриса, но тот снова был не в настроении и пробурчал что-то насчет того, что у него еще есть дела. Прогулка не доставила им такого удовольствия, как раньше. Собрание прошло слишком напряженно, и они никак не могли отвлечься от мрачных мыслей об упадке Ордена.

На закате, когда небо окрасилось в оранжево-красные тона, они вернулись в Великий Зал. Войдя внутрь, Джарид увидел, что все маги уже заняли свои места у стен Палаты Собраний. Напротив каждого стоял чугунный подсвечник, их заранее расставили слуги Великого Зала, пока маги занимались своими делами. Джарид и Элайна быстро прошли к своим местам и вместе с остальными стали ждать возвращения распорядителей, которые должны были принести тонкие голубые свечи.

В зале было очень тихо. Обычно маги и Магистры болтали друг с другом в ожидании начала последней церемонии Собрания. В этом году все молча стояли в пугающей тишине. Джарид попытался освежить в памяти предыдущие церемонии закрытия и вспомнил свое первое Шествие Света. Тогда они с Элайной были самыми молодыми в Ордене. Никто, даже Баден, не рассказывал им ничего о церемонии, так что красота Шествия их просто ошеломила. Все городские огни были потушены, и единственный свет в темноте давали луна и наконечники посохов процессии магов. Но не только это запомнилось Джариду. Перед началом церемонии им выдали корзины, и, когда они вместе со старшими товарищами пошли по улицам города, люди бросали перья в эти корзины. Так приветствовали новых магов Ордена. Это была славная ночь.

Сейчас, четыре года спустя, даже эти приятные воспоминания не могли поднять настроение Джарида. В этом году, как и в прошлом, в Ордене не завелось новых членов. Это показалось Джариду мрачным предзнаменованием. К тому же молодая девушка по имени Ронвин, которая вступила в Орден два года назад и была последней из новичков, прошлой осенью заболела и умерла. Это случилось после того, как ее птицу случайно подстрелил охотник в лесу. Теперь дух этой девушки стал Неприкаянным и обречен вечно бродить по земле. Джарид покачал головой и опечалился еще больше. С тех пор не объявилось ни одного новичка. Кроме Кайлин. Об этом ему даже думать не хотелось.

— Оррис не пришел, — прошептала Элайна, с трудом скрывая волнение в голосе.

Джарид непроизвольно посмотрел туда, где обычно виднелась внушительная фигура Орриса. Уже стемнело, и в зале сложно было что-либо разглядеть. Вдруг, словно по команде, вошел первый слуга и начал зажигать свечи и помещать их в светильники. Джариду вспомнились слова Орриса о том, что он и Баден слишком хорошо его понимают. Что бы это могло значить?

— Я сейчас вернусь, — сказал он Элайне и направился к Бадену, который стоял на другой стороне зала.

— Ты не видел Орриса? — с ходу спросил он Магистра.

Было довольно темно, но Джарид заметил, как Баден внезапно побледнел. Он бросил быстрый взгляд в ту сторону, где должен был стоять Оррис.

— Я надеялся, что он посоветуется со мной, прежде чем что-либо предпринять, — прошептал он так тихо, что Джарид едва расслышал его.

— Что ты имеешь в виду? — спросил он. — О чем Оррис должен был с тобой посоветоваться? Что вообще происходит?

Баден помедлил с ответом, словно сомневаясь, стоит ли поднимать эту тему.

— Если честно, то я сам не знаю, — тихо сказал он. В его глазах отражалось пламя свечей. — Оррис был очень подавлен бездействием Ордена.

— Все мы подавлены этим! — резко ответил Джарид. — Это не нравится никому, но Оррис больше других склонен к необдуманным действиям.

Баден посмотрел на него:

— Ты прав. Но я понятия не имею, что он задумал. Может, у вас с Элайной имеются какие-нибудь предположения?

— Нам он тоже ничего не сказал. Только спросил меня, почему мы с тобой так хорошо понимаем его. Что он имел в виду?

— Не знаю. — Баден хотел что-то добавить, но передумал. Он посмотрел Джариду за спину и ухмыльнулся: — Почему бы тебе не спросить у него самого?

Джарид обернулся и увидел бородатого Орриса, который пересекал центр зала и направлялся к своему месту. Они с Баденом подошли его поприветствовать. Оррис слегка улыбнулся, но ничего не сказал.

— Мы рады тебя видеть, — сказал ему Джарид с нескрываемым облегчением. — Мы беспокоились, что ты выкинешь что-нибудь эдакое.

Оррис нахмурился.

— Теперь-то вы видите, что все в порядке, — глухо сказал он. — Вам не о чем беспокоиться.

Бэйеден прищурился:

— Неужели?

Оррис отвел глаза и избегал смотреть в их сторону.

— Шествие начинается. Мы можем поговорить позже.

Джарид посмотрел на дядю, который в ответ только пожал плечами. Его сердце екнуло.

— Ну хорошо, — снова обратился к Оррису Джарид. — Но на празднике ты будешь сидеть рядом с нами, не так ли? — спросил он, вспомнив о ночном договоре.

Оррис кивнул, не поднимая глаз:

— Хорошо, если это имеет значение.

Джарид помедлил немного, повернулся и пошел на свое место, где его ждала Элайна. Баден некоторое время следовал за ним.

— Я боюсь того, что он может натворить, — прошептал он. — Не спускай с него глаз.

Джарид кивнул, а Баден направился к голове процессии.

— Что происходит? — спросила Элайна, как только Джарид подошел.

— Мы сами не знаем. Оррис какой-то странный. Видно, он что-то задумал.

— Например?

Джарид пожал плечами.

Все свечи уже зажгли и вставили в подсвечники. Маги молча стояли, ожидая, когда Сонель начнет церемонию. Она потушила свечу и подняла свой посох с сияющим цериллом. Эту церемонию Джарид любил больше всего, но сейчас он не мог перестать думать об Оррисе и о зловещем выражении его глаз. Он должен был испытывать опасения, тем более что Бадена испугало поведение мага, но в его душе зашевелились совсем другие чувства.

Когда Сонель подняла свой перилл и начала Шествие, Элайна наклонилась к нему и прошептала:

— Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось, но кто-то же должен начать действовать!

 

7

Подготовить отряд Сэвила к походу в Тобин-Сер будет непросто. Необходима хорошая физическая подготовка, хотя многие люди Сэвила преуменьшают ее значение, утверждая, что готовы и без того. Изгои привыкли полагаться только на собственные инстинкты и жестокую суть, поэтому будет нелегко заставить их сосредоточиться на изучении языка, карт и т. п.

Дневник Седрика И Врана, оверлорда первого доминиона

Но самое сложное заключается в том, что этих людей нужно научить проникновению в совершенно чуждую им культуру. Они должны понимать, что их задача намного серьезнее, чем боевые операции в королевстве Абборидж. Им придется органически влиться в народ Тобин-Сера. Они должны чувствовать себя в диких лесах этой страны как рыба в воде. Самая незначительная ошибка с их стороны может привести к краху Миссии, если кто-нибудь из местных жителей опознает в них чужаков.

Брагор-Наля. 4-й день 1-й недели. Лето, 3060 год.

Он принял решение прошлой ночью, во время разговора с Баденом в «Гнезде Ястреба». Но до сих пор в нем шла мучительная борьба, он никак не мог определиться. Однако, когда Сонель распустила собрание до начала Шествия Света, все наконец встало на свои места.

Он так и не понял до конца, почему решил пройтись до тюрьмы. Он знал только, что это необходимо, что это каким-то образом поможет ему. Так и получилось.

Тюрьма была меньше, чем он ожидал. Она нелепо торчала посреди поляны, утопающей в зелени и цветах. За ней виднелись темные предгорья и блистающие пики горной гряды Парне, уходящие высоко в небо. Но даже здесь, в месте, залитом солнечным светом, тюрьма казалась мрачной и унылой. Вид громоздких каменных плит и узких прорезей зарешеченных окон заставили Орриса непроизвольно вздрогнуть.

И все же отнюдь не чувство сострадания помогло ему принять решение. Самоуверенность тут тоже была ни при чем: здание выглядело впечатляюще, но совсем не дружелюбно. В стене была единственная стальная дверь, в которую легко смогла бы въехать повозка. Она закрывалась на тяжелый железный замок, который открывался только изнутри, и два огромных засова, за которыми приглядывали два охранника снаружи. На зубчатой стене стояли шестеро лучников, а недалеко от двери виднелось караульное помещение, в котором запросто уместилось бы несколько десятков солдат. Убежать из такого места было невозможно даже при помощи извне.

Скорее всего окончательное решение пришло, когда он убедился, что тюрьма существует на самом деле. Внутри был Барам. Благодаря ему и другим, кто пришел в Тобин-Сер четыре года назад, названия Тэйма, Вотерсбанда и Каэры стали синонимами разрушения, убийства и кровавой резни. Оррис осознавал весь риск предприятия и понимал возможные последствия. Но когда он стоял и смотрел на черное здание, вспоминая лицо чужестранца, он знал, что принял единственно верное решение. Так или иначе, сегодня он отправится в Лон-Сер. И Барам будет его сопровождать.

Во время долгого пути от тюрьмы до Великого Зала Амарида Оррис размышлял над тем, с чем ему придется столкнуться, когда он будет освобождать Барама. Думал он и о том, что будет нелегко убедить чужестранца добровольно отправиться с ним в качестве проводника. Однако он совсем не ожидал, что сложнее всего будет ускользнуть незамеченным с Праздника.

Как только Шествие Света закончилось, Джарид и Элайна подошли к Оррису и повели его к столу в форме подковы, за которым уже собрались большинство магов. Вся компания уселась рядом: к ним присоединились Транн, Урсель, Баден, Меред и Радомил — все те, кто принимал участие в создании ментальной заставы на западе Тобин-Сера. Эти люди очень хорошо знали Орриса. Пожалуй, даже слишком хорошо. Скрыть от них свои намерения, а тем более встать и уйти, не вызвав подозрений, было почти невозможно.

Так что Оррис остался за столом. Он мало ел, еще меньше пил, старался не прикасаться к крепким винам, которые лились рекой. Он спокойно наблюдал, как Сонель поднялась и произнесла речь. Она говорила, что хотя в Ордене и не прибавилось новых лиц, он остался сильным и жизнеспособным. Что присутствие старых и опытных магов в сочетании с энергичными и молодыми дает прекрасные результаты. Сонель сказала, что не стоит позволять мелким разногласиям подорвать сплоченность и товарищеские отношения в Ордене. Все это, конечно, было правильно и вполне соответствовало случаю, но к речи Сонель отнеслись довольно прохладно. Оррис подумал, что, если период всеобщего согласия и наступит когда-нибудь, это случится очень не скоро и сам он вряд ли доживет до того времени.

Он уходил надолго. Он даже не мог себе представить, когда сможет вернуться. Друзья хотели, чтобы Оррис тоже что-нибудь сказал, но он не смог придумать ничего подходящего.

— За последние несколько дней я изрядно устал, — отрывисто произнес он, как только Сонель закончила выступление и зазвучала музыка. — Пожалуй, я пойду спать.

Джарид с Баденом переглянулись.

— Хорошо, — с улыбкой сказала Элайна. — Но мы еще увидимся утром, не так ли?

— Конечно! — пробурчал Оррис, вставая и протягивая руку к своему ястребу. — Спокойной ночи.

Он медленно зашагал по саду между деревьями и факелами, обходя столы, за которыми пировали горожане. Отовсюду доносились приветственные возгласы: люди чествовали своих защитников. Оррис отвечал кивками и изредка помахивал рукой. Он шел не оборачиваясь, хотя чувствовал, что Джарид следует за ним по пятам. И ему совсем не нравилась мысль о возможном столкновении.

Оррис вышел из сада и пошел по булыжному тротуару, прибавив ходу. Он свернул в первый же переулок и приглушил свет своего перилла, но это не помогло.

— Оррис! — послышался позади голос Джарида.

Не останавливаясь, он свернул в другой темный проулок.

— Оррис! — снова позвал Джарид. Он был уже совсем близко.

Оррис с неохотой остановился и развернулся.

— Не пытайся меня остановить, Джарид! — предупредил он, поднимая посох.

— И что же ты будешь делать? — спросил Джарид. В свете, излучаемом камнем, лицо его казалось совсем худым и юным. — Хочешь сжечь меня волшебным огнем? Или натравить своего ястреба? — Он покачал головой, темные локоны упали на лоб. — Не думаю, что тебе этого хочется.

— Я сделаю все, что сочту необходимым, — зловеще произнес Оррис.

Вообще-то, он знал, что победить Джарида в магическом поединке будет почти невозможно. Оррис был свидетелем того, как четыре года назад, в Великом Зале Амарида, его друг сражался с отступником Сартолом, который пропустил свою энергию через Созывающий Камень, чтобы убить Бадена. Конечно, ему на помощь пришли другие маги, но сначала Джариду удалось создать магический щит невиданной силы, о который разбилась первая сокрушительная атака Сартола. А ведь в то время он был совсем молод и еще не познал всех тонкостей магии. Не было никаких сомнений в том, что за четыре года его сила стала во много раз больше.

— Я пришел не сражаться с тобой, Оррис, — сказал Джарид.

— Как же ты собираешься остановить меня?

— Я пришел не для этого.

— То есть? — подозрительно спросил Оррис.

— Я здесь не для того, чтобы остановить тебя, — продолжил Джарид. — Это правда. — Он ухмыльнулся. — Мне прекрасно известно, что тебя бесполезно переубеждать.

Оррис невольно улыбнулся:

— Так чего же ты хочешь?

— Кто-то из нас должен знать, что ты задумал.

— На случай, если план не сработает?

Джарид пожал плечами. Он чувствовал себя не в своей тарелке.

— Если у меня ничего не выйдет, друг мой, — продолжил Оррис, скривив губы, — то я — покойник. И вам не поможет знание моих планов.

Джарид промолчал. Он пристально смотрел Оррису в глаза, и через некоторое время тот сдался.

— Ну хорошо… Я направляюсь в Лон-Сер. Думаю, ты и сам уже догадался.

Джарид кивнул и слегка улыбнулся.

— И пока я не знаю, что предприму. У меня не имеется четкого плана. Путь туда долгий, будет время поразмыслить.

— Ты хоть знаешь что-нибудь о том месте, куда идешь?

— Только то, что расказывал Баден. А еще я прочитал первую часть его доклада. Все, что успел.

— Слишком мало.

— Я знаю. Он хотел, чтобы мы знали все, но у меня вряд ли хватило бы терпения… — (Оба рассмеялись.) — В любом случае кое-что я смог запомнить.

Они помолчали. Затем Джарид задал вопрос, которого боялся больше всего:

— А как насчет доказательств? Ты захватишь их оружие? Или обломки механических птиц?

Оррис замотал головой и отвел глаза.

— Нет, — тихо ответил он. — Это ни к чему.

— То есть как? Конечно, тебе нужно что-то взять с собой! Иначе как ты… — Джарид смолк. Он внезапно все понял сам.

Оррис смотрел на него и едва сдерживал смех. Лицо друга выглядело довольно комичным.

— Как ты хочешь это сделать?

— Ну уж нет, — сказал Оррис, снова качая головой. — Чем меньше тебе об этом будет известно, тем лучше.

— Наверное, ты прав, — вздохнул Джарид.

Они еще немного постояли молча, затем Джарид сделал шаг вперед и крепко обнял Орриса.

— Да защитит тебя Арик! — с трудом выговорил он. — И да поможет он твоему возвращению.

Оррис долго не шевелился, украдкой вытирая слезы.

— Вы с Элайной берегите друг друга.

— Хорошо.

— Мне нужно время, Джарид, — попросил Оррис. — Не рассказывай никому, кроме Элайны. По крайней мере до тех пор, пока вы не вернетесь в Нижний Рог, пока не будет восстановлена ментальная застава. Этого времени мне вполне хватит.

Джарид кивнул. Оррис повернулся, чтобы уйти.

— Постой!

Оррис остановился.

— Терон кое-что сказал мне и Элайне. Он сказал, что старыми методами Орден не сможет победить своих врагов. — Молодой маг помедлил, словно вспоминая точные слова Магистра.

Оррис невольно бросил взгляд на посох своего друга. Когда-то он принадлежал Терону. Верхушка его обуглилась от древнего проклятия, которое Неприкаянный дух хозяина произнес тысячу лет назад. Теперь там сиял голубой церилл Джарида.

— Ордену придется приспосабливаться, — Необходимо изменяться. Вот что он сказал. Думаю, он одобрил бы твой поступок. Помни об этом.

Оррис кивнул:

— Я буду помнить. Арик да защитит тебя!

Он повернулся и направился к ближайшим воротам, ведущим из города, оставив Джарида в узком переулке.

В темноте дорога до тюрьмы показалась Оррису гораздо длиннее, один раз он даже решил, что выбрал не ту тропинку, пока шел через лес. Наконец он вышел на поляну. Луна стояла высоко. В серебристом свете черное здание выглядело массивным и грозным, не то что днем. Оранжевый свет факелов слабо струился из окон, только фонарь возле караульного помещения ярко освещал дверь. Оррис подошел поближе.

— Кто там? — спросил охранник. Голос был молодой и нервный.

— Свои, — мягко ответил Оррис. — Маг Оррис. Меня послала Премудрая Сонель. Забрать чужестранца.

— Маг? — переспросил охранник. Он во все глаза смотрел, как Оррис приближается к двери. Больше всего его, по-видимому, интересовали посох и ястреб Орриса. Наконец он уставился на самого мага. Лицо его было таким же юным, как и голос, но он был крепко сложен, с большим квадратным лицом и мускулистыми руками. Он уже успел достать свой огромный меч из ножен и стоял, держа его наготове в правой руке.

— Да. Кстати, можешь убрать меч.

— О да, конечно! — заикаясь, пробормотал юноша, дрожащими руками пытаясь вставить меч обратно в ножны. — Прошу прощения, маг, — воскликнул он, не прекращая возиться с оружием. — Командир стражи не предупреждал о вас. Иначе я не…

— Никто не в курсе, — успокоил его Оррис. — Это не было запланировано. Сегодня Премудрая решила перевести чужестранца в Великий Зал, чтобы ей было проще вести допрос.

— Но почему в такое позднее время?

— В городе все еще много людей, готовых растерзать Барама, — ответил Оррис, решив, что это вполне подходящее объяснение. — Ночью безопаснее.

Охранник понимающе кивнул.

— Дверь? — вопросительно произнес Оррис. В голосе его сквозило нетерпение.

Охранник подскочил.

— Конечно, маг!

Он подбежал к двери, открыл оба засова и постучал по стали своим увесистым кулаком.

— Шефтон! Открывай! — Он явно нервничал. — Поторапливайся!

— Все в порядке! — послышалось изнутри. — Что вы там шум поднимаете!

Раздался звук приближающихся шагов, который эхо разносило по всей тюрьме. Затем открылось окошечко на уровне глаз и показалась голова второго охранника.

— Что происходит? Чего шумим?

— Открывай дверь, Шефтон! — снова сказал молодой охранник, с опаской посматривая на Орриса. — Здесь Сын Амарида! Маг пришел забрать чужестранца!

— Сын Амарида, говоришь? — переспросили из-за двери. Второй охранник принялся рассматривать Орриса.

— Да! Открывай, пока он не рассердился!

Шефтон отпрянул от двери, забыв закрыть окошко, и Оррис услышал звяканье ключей. Наконец тяжелая дверь с грохотом распахнулась. Охранник вышел и еще раз внимательно посмотрел на Орриса. Он был старше, со светлыми волосами, но в темноте сложно было определить его возраст. Бледное лицо от глаза до верхней губы украшал длинный шрам. Ростом он был невысок, однако носил меч ничуть не короче, чем у товарища. Оррис не сомневался, что он умеет с ним обращаться.

— Вы, э-э-э… пришли за чужестранцем? — настороженно спросил он.

— Да. Премудрая решила перевести его в Великий Зал, чтобы допросить лично.

— Командир стражи ничего не говорил об этом.

Оррис широко улыбнулся:

— Я уже объяснил вашему юному другу, что об этом не знает никто. Сонель приняла решение только сегодня вечером.

Человек кивнул и некоторое время молча смотрел на Орриса, размышляя. Сердце мага забилось от волнения. В горле пересохло, и задергались мышцы на щеке. Вряд ли Шефтон что-то заподозрил, просто он старался здраво оценить ситуацию. В конце концов он обратился к молодому охраннику:

— Жди здесь. — Он повернулся к Оррису и махнул рукой: — За мной, маг!

Шефтон открыл дверь и провел Орриса в большую, освещенную факелами прихожую с высоким потолком. В грубой каменной кладке стен по всей длине комнаты с обеих сторон были прорезаны высокие узкие амбразуры, и Оррис заметил, что в маленьких нишах перед ними стояли лучники.

— Я должен доложить командиру, — сказал Шефтон, оглядываясь через плечо. — И мне надо сообщить, кто забирает чужестранца. То есть ваше имя.

Маг слегка поколебался. Он уже назвался молодому охраннику и поэтому не мог воспользоваться вымышленным именем.

— Да, конечно, — ответил он, заставляя себя улыбнуться. — Меня зовут Оррис.

Шефтон кивнул.

— Сюда, — сказал он, подходя к узкому коридору в конце прихожей.

Здесь потолок был намного ниже, и звук шагов Шефтона гулко отдавался под каменным сводом.

— Если хотите знать, я из тех, кто думает, что его надо было прикончить, — объявил Шефтон, хоть его никто и не спрашивал.

— Но решение уже давно принято, — хмуро ответил Оррис.

Стражник остановился перед еще одной закрытой стальной дверью.

— Да, маг, я знаю. Только не понимаю, что толку держать его здесь, глядя, как…

— Мы уже пришли? — нетерпеливо перебил Оррис.

— Да, маг, — ответил он, опять шаря в поисках ключей. — Это здесь.

За дверью находился второй тесный коридор, во тьме которого горел только янтарный церилл Орриса.

— Взять факел, маг?

— Нет, — ответил Оррис, мысленно приказывая кристаллу светиться ярче. — Проведи меня к узнику.

Человек кивнул и прошел в конец темного коридора. Здесь он отпер третью дверь. Когда она отворилась, в нос так резко ударило отвратительным смешанным запахом мочи, фекалий, пота, протухшей пищи и Арик знает чего еще, что Оррис отшатнулся.

Стражник осклабился:

— Воняет немного, да?

Оррис ничего не ответил. Из камеры вместе со зловонием доносилось бормотание, одна и та же фраза повторялась снова и снова. Оррис не понял ни слова.

— Что он говорит?

Шефтон пожал плечами:

— Кто знает? Болтает не по-нашему. Никто из наших не понимает, что это значит.

Оррис сделал шаг вперед, стараясь не обращать внимания на ужасающее зловоние, и высоко поднял посох, освещая цериллом камеру. У дальней стены, обхватив руками колени, на полу сидел человек, в котором он с большим трудом признал Барама. Покрытые грязью борода и волосы узника свисали до земли, лицо и руки были в язвах, одежда изодрана в клочья. Он мельком взглянул на Орриса, очевидно привлеченный светом, но не прекратил своего заунывного бормотания. Его глаза по-прежнему были пусты и смотрели в никуда.

— Прежде, чем я его заберу, его нужно вымыть и дать новую одежду.

— Но, маг, сейчас глубокая ночь.

Оррис круто развернулся к охраннику:

— Ты думаешь, он может предстать перед Премудрой в подобном виде?

— Нет, конечно, но…

— Сейчас же! — рявкнул Оррис.

Охранник кивнул и поспешил прочь, оставив Орриса наедине с Барамом.

Несколько неуверенно маг приблизился к заключенному и протянул руку:

— Пойдем, чужестранец. Пора.

Человек посмотрел на него, не переставая нараспев повторять одно и то же. Оррис подумал, что это могла быть какая-то религиозная процедура.

— Ты пойдешь со мной, — повторил он и оглянулся через плечо. Они были одни; голос Шефтона, отдававший отрывистые команды стражникам снаружи, доносился издалека. — Я хочу увести тебя отсюда. Обратно домой, в Лон-Сер.

Бормотание прекратилось.

— Баден? — проскрипел человек.

— Нет. Меня зовут Оррис. Я друг Бадена. — Он снова протянул руку. — Вставай, нам пора.

Барам покачал головой и что-то произнес, показывая рукой вокруг.

Оррис схватил его за плечо и поднял рывком.

— Пойдем, говорю! — приказал он, пытаясь увести чужестранца силой.

Но этот человек оказался на удивление крепким, несмотря на свой потрепанный вид; он вырвался из руки Орриса, выкрикивая все те же непонятные слова. Оррис опять попытался схватить его, но Барам отскочил. Его глаза блестели, как у обезумевшей от страха лошади, напуганной молнией в грозу.

Барам сказал еще что-то, уже сердито, и погрозил магу пальцем. Оррис развел руки в примирительном жесте, и какое-то время они внимательно разглядывали друг друга, тяжело дыша. Потом Оррис услышал стук сапог по каменному полу — кто-то уже бежал к камере. Через секунду в дверном проеме показался Шефтон.

— Простите, что оставил вас одного, маг. Надо было все подготовить.

— Он не идет со мной, — сказал Оррис. По телу его прошла дрожь — он никак не предполагал такого поворота событий.

— Временами этот малый себя странно ведет, — ответил стражник. — Но он очень любит мыться. Ради этого он за вами точно пойдет.

— Мыться? — тут же переспросил у стражника чужеземец.

— Да, Барам, — откликнулся Оррис, снова взглядывая на него.

— Купанье, а потом в путь. Ты меня понимаешь?

Барам задержал на нем взгляд, потом посмотрел на Шефтона. — Купанье, — повторил он.

Оррис приказал стражнику вывести узника. Они вдвоем пошли к темному коридору, а маг слегка задержался, чтобы осмотреть маленькую вонючую камеру. «Провести здесь четыре года», — подумал он, покачав головой. Четыре года

Допросы в общем закончились, доклад он уже написал. И все же Бадена неудержимо тянуло еще раз посетить Барама перед возвращением в западный Тобин-Сер; он чувствовал, что обязан чужестранцу хоть этой малостью. Утром он уже простился с Джаридом и Элайной, Транном и Урселью. Конечно, через несколько недель они восстановят ментальную связь, но это не могло сравниться с живым общением. Именно поэтому Собрания, несмотря ни на что, были по-прежнему драгоценны для него.

Прошлой ночью Оррис ушел очень рано, и Баден встревожился, а сегодня утром, когда Джарид сообщил ему, что их могучий друг с рассветом отбыл в местность под названием Слезы Дуклеи, его тревога только возросла. Но Джарид смог убедить его, что все хорошо, что Оррис решил воздержаться от опрометчивых поступков, по крайней мере на время, и Баден успокоил себя тем, что в сложившихся обстоятельствах на большее надеяться не приходилось.

Магистр добрался до здания тюрьмы к полудню. Когда он подошел к большой стальной двери, его приветствовал начальник стражи, коренастый Шон.

— Магистр! — прокричал охранник с широкой улыбкой на загорелом обветренном лице. Баден заметил про себя, что этот малый необычайно жизнерадостен, учитывая, в каком месте он служит.

— Привет, Шон. Рад тебя видеть.

— И я, господин. Хоть, признаться, и не думал, что снова увижу вас.

Бадену показалось, что над ними пронеслась какая-то тень, хотя небо по-прежнему было безоблачным и безмятежно голубым.

— Не понимаю, — выжидающе произнес он.

— Ну раз Барама забрали в Великий Зал, я решил, что вы уж больше здесь не появитесь. Хотя мне приятно вас видеть. Здесь всегда рады Сынам Амарида.

Бадена будто ударили в живот. Страшно захотелось сесть и перевести дыхание, и он испугался, как бы ему не сделалось плохо.

— Что с вами, Магистр? — озабоченно спросил Шон. — Выглядите вы неважно.

— Все хорошо, — ответил Баден, силясь улыбнуться. — Все хорошо.

— Но вы же знали, что Барама забрали в Зал, не так ли? — В голосе охранника послышались нотки испуга. — Выпустил-то его не я. Этой ночью была не моя смена. Вот я и удивился, когда мне сказали, что кто-то другой приходил вместо вас. Я надеюсь что все в порядке?

— Конечно, — заверил его Баден. — Все прекрасно. Ему надо было поразмыслить. Должно быть, Барама

забрал Оррис. Уж лучше Оррис, чем Арслан или кто-то из его сторонников.

— Так ночью приходил кто-то незнакомый? — спросил он, стараясь соблюдать спокойствие.

— Да, господин. Но ведь так и следовало?

— Конечно, Шон. Все правильно. Просто я не думал, что его переведут раньше следующей недели. Новость слегка меня обескуражила, вот и все.

Стражник улыбнулся с явным облегчением:

— Конечно, господин. Так оно всегда и бывает.

— Кстати, ты не помнишь имени этого мага?

— Само собой. — Он помедлил. — То есть, кажется, помню.

— Может быть, маг Оррис? — подсказал Баден. Лицо Шона расплылось в улыбке.

— Оррис, точно! Так его звали, господин.

Баден вздохнул. По словам стражника, маг приходил ночью. А Джарид уверял его, что распрощался с Орри-сом сегодня утром.

— Спасибо, Шон. Прости за беспокойство.

— Ну что вы, господин! Жаль только, что вам пришлось столько пройтись понапрасну.

Магистр принужденно улыбнулся и, похлопав малого по плечу, повернулся и пошел по дорожке обратно в лес. Он старался шагать легко, чтобы стражник ничего не заподозрил. Но, войдя в лес и убедившись, что его никто не видит, он сошел с тропы и уселся на бревно. Баден чувствовал стеснение в груди и весь трясся от страха, гнева и тех усилий, которые он приложил, чтобы сохранить самообладание в разговоре с охранником.

Он немного отдохнул, потому что для того, что он намеревался сделать, ему были нужны силы. Обычно он старался не прибегать к Магической связи. Это требовало непомерной траты энергии, истощая и мага, и его птицу. Но теперь выбирать не приходилось. Сначала он решил связаться с Оррисом, но не был уверен, куда именно тот пошел, к тому же сейчас он был слишком зол. Вряд ли его гнев произведет на Орриса впечатление. Поэтому он связался с Джаридом.

Закрыв глаза, он ощутил, как исходящая из его ястреба Голива энергия вливается в него наподобие прохладного ветра, овевающего склоны гор, до тех пор, пока он с трудом мог ее сдерживать. Задержав ее в себе, сколько хватало сил, Баден высоко поднял свой церилл и послал Волшебную Силу на запад, к подножию хребта Парне, туда, где, как он знал, пройдут Джарид и Элайна. Его сознание и внутреннее зрение последовали за этой волной, чтобы отыскать ярко-синюю точку церилла Джарида. Но он ничего не увидел — только темноту, и уже начал думать, что они пошли другой дорогой.

Потом он все же разглядел их. Не самих магов, или их птиц, или горную тропу, по которой они двигались, а только цериллы — пурпурный Элайны и синий Джарида. Сосредоточившись на синем, Баден влил в него оранжевое пламя своего церилла, и камень тут же изменил цвет.

Потом он подождал немного, не открывая глаз. Почти сразу в его голове прозвучал голос Джарида, и было странно слышать его так ясно и громко, как будто юный маг стоял неподалеку от Бадена в лесу.

Баден?

Ты солгал мне! — сделал посыл Баден, вложив в него все свое возмущение и гнев.

Последовало молчание, потом ответ:

Да.

Как ты мог поступить словно легкомысленный глупец?

Оррис попросил меня никому не говорить, пока мы не восстановим ментальную связь. Мне казалось, я должен был отнестись к этой просьбе с уважением.

«Должен был»? — бушевал Баден. — Это не игрушки, Джарид; мы не можем следовать какому-то школярскому кодексу чести! Жизнь Орриса в опасности! И ты смог просто так отпустить его?

Ты уже все знаешь? — Тон Джарида стал ледяным.

Да, — после короткой заминки сообщил Баден.

Хорошо. А теперь ответь мне: как бы я мог его остановить? Волшебным огнем? Или грубой силой? Открыться тебе? И ты полагаешь, что смог бы его переубедить? А может, надо было отправиться прямиком к Сонель? Или Эрланду?

Баден притих; по правде сказать, он и сам не знал, что мог сделать Джарид. Кроме того, что он сделал.

Не думаешь ли ты, — не унимался молодой маг, — что он все равно исполнил бы то, что задумал, вне зависимости от того, что могли сказать или сделать мы? И, учитывая все это, не считаешь ли ты, что он заслужил право на попытку добиться успеха? Может, все получится, Баден. Благодаря ему. Неужели дело того не стоит?

Возможно, — откликнулся Баден, на сей раз более сдержанно. — Но он слишком многого не знает. Да и никто из вас не знает.

Ну, ты нам достаточно рассказал. К тому же перед уходом он прочел кое-что из твоего доклада.

Баден покачал головой, хотя Джарид и не мог этого видеть.

Я не имею в виду доклад, — передал он, пытаясь дать понять, насколько он расстроен и озабочен. — Там не все сказано.

То есть не все о Лон-Сере?

И о Лон-Сере тоже. Но главное — о Бараме.

А что с Барамом? — спросил Джарид, и Баден ясно почувствовал, что в мысли мага прокрался страх.

Магистр немного помедлил, собираясь с духом.

Баден? — звал Джарид. — Так что с Барамом?

Баден вздохнул. Все равно он не сможет этого скрыть.

Он помешался. Барам — сумасшедший.

 

8

Я питал надежду познакомиться с историей Лон-Сера благодаря Бараму, полагая, что эта информация может оказаться полезной в поисках выхода из создавшегося кризисного положения. К несчастью, чужестранец мало знает о прошлом своей родины. Несколько раз он упоминал об эпохе, известной под названием «Объединение», которая на деле являлась, насколько я понял, периодом затяжной гражданской войны, длившейся сотню лет с лишком и завершившейся подчинением меньших городов тремя главными Налями. Это «Объединение» состоялось более двух веков назад, и с тех пор ненадежное внутреннее спокойствие поддерживается уцелевшими Налями. Но этим, как ни печально, и исчерпываются исторические познания Барама.

Из шестого раздела «Доклада Магистра Бадена

Однако есть еще один важный пункт, достойный упоминания: Барам говорил о людях, известных в его стране как «гилдрины», или в просторечии «Прорицатели». Он говорит, что известно о них немного, но, полагаясь на то, что Барам мне сообщил, я подозреваю, что их история может внести неожиданные и важные поправки в представления о нашем собственном прошлом.

о допросах чужеземца Барама», представленного

В этом году холодный ветер, пронзительно воющий на перевалах Даалмара, напоминая предсмертный вопль горной кошки, подул очень рано. Гвилим лежал на тюфяке под толстым одеялом, и ему было тепло, но он никак не мог уснуть, прислушиваясь, как ветер остервенело треплет полог их матерчатого жилья. Он слышал, как спокойно и ровно дышит рядом во сне Герта, безразличная к буйству стихии. Он хотел было потихоньку разбудить ее ласками и поцелуями, как в самом начале их совместной жизни, когда Нелия и Идвал были еще малы и им приходилось украдкой наслаждаться минутами близости в тихие часы перед рассветом. Но разум требовал молитвы, и, вопреки мимолетному желанию, он тихо встал с постели, надел плащ и вышел на холод и ветер.

Небо было чистым, только несколько небольших облаков мчались высоко вверху, как ястребы, летящие вслед за потоком воздуха. Над снежными вершинами, окружавшими поселок, ярко сияла луна Дуклеи, еще почти круглая после полнолуния, заливая окрестности своим серебристым светом и затмевая почти все звезды, кроме немногих, самых больших. Гвилим сообразил, что забыл свой посох, и подумал вернуться. Хотя это и был только символ, и, по существу, он был ему не нужен, без него Гвилим чувствовал себя слегка неуверенно. Герту бы позабавило его тщеславие.

— Смотрите — это Гвилим, Хранитель Камня! — сказала бы она насмешливо, но с гордостью во взгляде. — Он шагу не ступит без своих регалий!

Он улыбнулся про себя собственной ребячливости. Было уже очень поздно — не спал он один. Все равно его никто не увидит. К тому же он может разбудить Герту.

Поэтому он никуда не пошел и стал на небольшой площадке перед входом в свое жилище, откуда был виден весь поселок гилдринов, которым он управлял. Другие хижины, лепившиеся вокруг каменных выступов горного амфитеатра и низких кривых деревьев, были похожи на его собственную: небольшие, сооруженные из дерева и войлока, но достаточно прочные, чтобы выдерживать жестокие бури, бушевавшие в горах зимой. В центре небольшой долины стояли общественные постройки — деревянные зал собраний и коптильня и каменный арсенал. По краю долины были выстроены каменные сторожевые башни, и только в них, наверное на многие мили вокруг, еще кто-то, кроме Гвилима, не спал. За жилищами, сбившись тесными кучками и согревая друг друга боками, ночевал скот.

Гвилим уже несколько дней плохо спал. Само по себе это не было редкостью. В трудные времена раздумья частенько не давали ему покоя. Нередко он забывал поесть — что при его дородности было и неплохо, — а ночью лежал без сна рядом с Гертой на тюфяке или же одиноко бродил по поселку.

Странным было то, что сейчас ничто не предвещало особых невзгод. Несмотря на холод, погода была хорошей. Лето выдалось на редкость плодородное, закрома были полны припасами на зиму. Люди были здоровы, его семья тоже процветала. На прошлой неделе пришли сообщения от Вейны, Освина и старейшин двух других поселений гилдринов в Даалмаре. Во всех говорилось одно и то же: народ доволен, лето выдалось щедрым и ни у кого в общинах не было зловещих видений.

Самого Гвилима видения не посещали уже несколько недель. Никакие, ни злые, ни добрые. Это было немного странно, но не настолько, чтобы встревожить его или объяснить преследовавшее его беспокойство.

Герта почувствовала его состояние еще за ужином. Они были одни; у Нелии теперь свое жилье, где она обитает с Квимом, а Идвал в эту ночь дежурит в башне. Гвилим и Герта некоторое время сидели молча, он был рассеян и с отсутствующим видом ковырял копченое мясо и тушеные коренья.

— В тарелке никого нет, — не выдержала в конце концов Герта, наблюдая, как он — Арик ведает — сколько перебирает еду, — я проверяла

— Да, я знаю, — не задумываясь ответил он и поднял глаза. И рассмеялся, увидев лукавую улыбку на ее милом, круглом лице. — Прости. Я задумался.

— Да что ты? А я и не заметила. — Ее глаза хитро блестели. Но в следующую минуту лицо стало серьезным. — У тебя было видение? — озабоченно спросила она. Он понимал ее тревогу. Среди людей, обладавших провидческим даром, такое поведение настораживало.

Гвилим покачал головой:

— Нет. Видений нет уже несколько недель.

— Тогда в чем дело?

Он только развел руками:

— Не знаю. — Он помедлил. — Это лишь предчувствие, и только.

Она пристально смотрела на него, отложив нож и вилку и опершись локтями на стол.

— Предчувствие чего-то плохого?

— Не обязательно плохого, — отозвался он, чувствуя, как глупо это прозвучало, и понимая, что такие ответы взволнуют ее еще больше. — Но очень важного. «Чего-то такого, что изменит нашу жизнь», хотел он сказать. Но нельзя же так вдруг делать подобные заявления, даже ему, Хранителю Камня. Это прозвучало бы нелепо, как в дурной мелодраме. Но хоть он и не высказал мыслей вслух, они преследовали его неотступно. Приближалось нечто, что могло круто изменить их жизнь и жизнь всех гилдринов Лон-Сера. Сейчас, после целой тысячи лет. А он даже не мог сказать жене, каких событий приходится ожидать.

Сколько помнил Гвилим, еще задолго до рождения прадеда его прадеда, гилдрины жили в горах Даалмара, скрывшись от жестокого преследования, с которым они столкнулись в равнинных Налях. Когда Гвилиму исполнилось четырнадцать, отец рассказал ему предания о том, как наемные убийцы из Брагор-Наля и Стиб-Наля устраивали настоящую охоту на семьи гилдринов, а уцелевшие вынуждены были спасаться бегством, прячась в горах Срединного хребта и Гринвотера, а позже, когда оказалось, что и там не спастись от преследования, осели в горах Даалмара.

Отец рассказывал и другие истории, веками передававшиеся из поколения в поколение. В истории народа Гвилима были не только страдания и притеснения. Когда-то он пользовался властью и славой.

Согласно легенде, тысячу лет назад они были изгнаны из Тобин-Сера, и Гилдри привел свой народ в Лон-Сер. Никто не знает, отчего это случилось, но говорилось, что гилдрины владели Волшебной Силой, которую якобы до сих пор практикуют кудесники Тобин-Сера. Некоторые поговаривали, что гилдрины первыми освоили ее, и многие в Тобин-Сере считали их черными магами. С такими же страхами гилдрины столкнулись и в Лон-Сере. Гилдри и его сторонники были встречены враждебными и подозрительными местными жителями, боявшимися пришельцев и считавшими их необычные способности дьявольскими. Поэтому гилдринам пришлось скитаться по стране, и в конце концов они попали ко двору Государя, который побудил своих вассалов нанимать чародеев в качестве целителей и советчиков. Гилдринов такое положение устраивало, и они разделились, небольшими группами отправившись в каждый из шести существовавших тогда Налей.

Какое-то время они пользовались большим почетом и уважением со стороны аристократии Лон-Сера за свои знания и способность предсказывать будущее. Однако их высокое положение и значительное влияние оказались недолговечными. В Лон-Сере никогда не практиковали Волшебной Силы, и спустя несколько лет необычные способности гилдринов стали ослабевать. За исключением провидческого дара Только немногие чародеи, чьи наниматели еще доверяли их мудрости и предвидению, на какое-то время сохранили достойное положение. Но большинство, в том числе и Гилдри, были изгнаны, а некоторые, на свое несчастье служившие при дворах наиболее безжалостных правителей, были казнены якобы за предательство. Теперь им был закрыт вход в покои сильных мира сего, деревенские жители также их не жаловали, и гилдринам пришлось снова скитаться, оседая то там, то сям и пытаясь без особого успеха смешаться с населением Лон-Сера. На несколько веков их имя исчезло из исторических анналов Лон-Сера.

За это время Нали из разбросанных поселений превратились в большие городские зоны, захватившие в свою орбиту гигантские территории. Одновременно непрерывный технический прогресс подчинил себе экономику и культуру Лон-Сера. Торговля стала весьма прибыльной, и многие в стране скопили значительные богатства. Но неумолимая индустриализация жизни Лон-Сера вызвала наряду с процветанием и жесткую конкуренцию Налей между собой, которая нередко грозила вылиться в гражданскую войну. Правда, Государям всегда удавалось добиться единства Совета Правителей и выработать соглашения, благодаря которым мир все-таки удавалось сохранить.

Однако в 2614 году по летосчислению, идущему от момента формального разделения Лон-Сера на шесть первоначальных Налей, умер Грейсон, последний из Государей. Так и не придя к согласию по поводу его замены, Совет Правителей решил и вовсе устранить монархию. Последовавшая за этим череда беспорядков и национального раздора позже стала иносказательно называться Объединением. На деле это была полоса кровавых разрушительных войн, длившаяся ни много ни мало свыше ста шестидесяти лет.

Когда не осталось Государя, смирявшего постоянные схватки между вассалами, любые раздоры, вызванные элементарной завистью и жаждой первенства и наполнявшие теперь все заседания Совета, перерастали в вооруженные столкновения, вскоре охватившие все земли. С ростом насилия и жестокости даже Правители начали осознавать, что само существование их Налей поставлено на карту, и тогда любое преимущество перед соперником стало цениться необычайно дорого. Поэтому-то и начались в Лон-Сере поиски людей с провидческим даром.

Как-то все согласились, что люди, обладавшие этой способностью, являлись потомками гилдринов. Доказать это было невозможно, да и невероятно, чтобы столь многочисленное племя могло происходить от тех немногих сторонников, что Гилдри привел с собой из Тобин-Сера. Но все же именем Гилдри называли людей, считавшихся ведунами. Управляющие и даже сами Наль-лорды прибегали, как и их предшественники, к помощи гилдринов в своей борьбе за власть и богатство. Поэтому впервые за пятьсот лет провидцы вновь приобрели в Лон-Сере значительное влияние. Тогда, будучи частью грязных интриг и подлостей эпохи, они сами становились их жертвами. За ними охотились наемные убийцы, в особенности за теми, кто состоял на службе в Брагор-Нале или у его влиятельных соперников. Жить становилось все опаснее, и потому многие из них бежали от этого государства и общества, по нисходящей спирали погружавшегося все глубже в хаос животного существования. Они удалились в ближайшие горы, где попытались создать собственные независимые поселения. Они сохранили отношения с единственным правительством — матриархатом Наля Уэреллы, которое не замарало себя физическим уничтожением врагов. На службе у Уэрелла-Наля гилдрины не состояли, поскольку во всем остальном он ничем не отличался от других Налей эпохи Объединения, но связей не прерывали. Как следствие, подозрительные главы других Налей, подстрекаемые Брагором, начали планомерное преследование людей, которые могли оказаться провидцами, и гилдринам ничего в конце концов не оставалось, как уйти на север, в малодоступные горные долины хребта Даалмар севернее Уэреллы-Наля. Там они основали пять поселков и жили в строгой изоляции от насилия и деспотии государства.

Плащ Гвилима трепетал и хлопал под порывами холодного ветра. Он никогда особо не размышлял о Налях и их роли в судьбе его собственного народа. Он и сейчас с улыбкой заметил, что эти рассказы, звучавшие в его сознании, были произнесены голосом отца.

Почему же именно сегодня? Найдя в ночном небе на востоке яркие звезды созвездия Арика над самой линией горизонта Гвилим с мольбой простер руки:

— Чего желаешь ты? Что ты хочешь мне поведать?

Новый порыв холодного ветра заставил Гвилима поежиться. Полог над входом в его жилище захлопал на ветру, словно маня к себе. Гвилим вздохнул. Иногда власть, которой он был наделен, была ему в тягость. Знание будущего подчас было не только даром, но и нелегким грузом, а видения всегда истощали его физически и духовно, вне зависимости от того, были они благоприятными или зловещими. Видение нельзя было вызвать, но он редко ложился спать, если надеялся, что оно его посетит. Однако сегодня он решил вернуться в постель. «Если бы только я мог уснуть», — подумал он, улыбнувшись при свете луны. Еще раз обведя взором весь поселок, Гвилим возвратился в теплое жилье и попытался заснуть, надеясь обрести ясность понимания, которое сон иногда приносил ему.

Как он и думал, видений в эту ночь не было, не было и на следующую. Но на третью ночь они наконец его посетили.

Как всегда, сперва он увидел своих родителей. Их волосы были снежно-белыми, а на морщинистых лицах играли улыбки. Они стояли посреди этого самого амфитеатра меж гор, где раскинулся их поселок, и протягивали ему посох, увенчанный большим самоцветом. И, как всегда взяв посох в руку, Гвилим заметил, что камень изменил цвет отца — темно-зеленый — на его собственный, золотисто-коричневый, похожий на выжженную солнцем траву горных склонов. Гвилим приблизил лицо к камню и долго вглядывался в него, пока не перестал различать ничего, кроме его слабого сияния. В этот момент он обычно переносился в свое видение. Иногда перед ним представали один из поселков или какая-то местность далеко в горах. Временами он перемещался в другую часть долины или же вообще никуда не двигался, но зато день был другой. Однако на этот раз он увидел то место, где ни разу в жизни не побывал, — Брагор-Наль.

Он понял, что находится в Нале, почувствовав исходившую отовсюду угрозу, а также по отвратительному запаху. Он не мог сказать, почему он подумал, что это был именно Брагор-Наль, но все же он знал это наверняка. Он стоял в тесном переулочке, по обе стороны которого возвышались громадные строения, затмившие своей густой тенью даже сияние его камня. Шел дождь, и было холодно; в промозглом воздухе Наля зябко было даже под теплым плащом, так хорошо согревавшим его на высотах Даалмара. С одного из зданий откуда-то сверху прямо ему на лысину капала ледяная вода. Ему страшно хотелось развернуться и уйти, вернуться домой, в горы. Но он кого-то ждал. Ждал человека, нуждавшегося в его помощи; и если он не поможет, тому грозит смерть.

Поэтому он остался и прижался к стене. На влажной мостовой отражался тусклый желтый свет ближайшего фонаря с треснувшим стеклом и облезшей краской. До Гвилима донесся отдаленный женский смех и шум сердитой перебранки двух мужчин с другой стороны улицы.

Потом он различил легкие скорые шаги. Повернувшись на звук, он увидел человека, и тут его сердце бешено забилось, а сам он от изумления открыл рот. Потому что это был Гилдри. По крайней мере так показалось Гвилиму. На человеке был плащ цвета лесной зелени, только тоньше и лучше сшитый, чем те, что носили гилдрины. На его плече сидел великолепный темный ястреб, а в руке он держал почти такой же посох, как у Гвилима, с похожим кристаллом янтарного цвета Он был мускулистым и широкоплечим, но двигался легко, как человек, совершенно уверенный в себе и в собственных силах. Его борода была коротко острижена, а длинные золотистые волосы собраны сзади в пучок. Глаза незнакомца были темны, смотрели настороженно, но без малейшего страха.

Гвилим почти поверил, что это и есть Гилдри, но голос другого Гвилима, лежащего на тюфяке в горах Даалмара, говорил, что этого не может быть. Раз это видение, то все должно быть настоящим. И хоть ему было необычайно приятно тешить себя мыслью, что он увидел легендарного предка своего народа, все же Гвилим понимал, что это не так. К тому же в преданиях говорилось, что Гилдри был худощав и темноволос и владел светлой птицей.

Нет, это был живой человек, но родом не из Лон-Сера. Как и Гилдри, он был знаком с Волшебною Силой, но на этом сходство заканчивалось. Однако между ними было еще нечто общее, то, что Гвилим смутно предчувствовал уже за ужином с Гертой, но пока что не понимал. Этот человек мог вмешаться в историю Лон-Сера, как и Гилдри, и навсегда изменить течение жизни его потомков. Гвилим смотрел на идущего по переулку человека и необычайно ясно это предчувствовал, и в его душе расцветала надежда, как распускаются навстречу летнему солнцу люпины и астры на лугах Даалмара.

Но в следующее мгновение страх сдавил его сердце, словно кто-то вырвал цветы с корнем. Он увидел, как из темноты в переулок шагнули двое. Вполне согласованно, столь привычным и твердым движением, что это было даже красиво, оба вынули из-под плащей оружие, одновременно прицелились и выстрелили в незнакомца.

Гвилим очнулся, потрясенный и напуганный, его лицо было покрыто потом, руки и ноги дрожали. Под пологом горела одна-единственная свеча, Герта сидела рядом на тюфяке и нежно обтирала ему лоб. Он попытался сесть, но она покачала головой и удержала его.

— Отдохни, — прошептала она. — Не двигайся. Ты довольно долго отсутствовал.

Гвилим закрыл глаза и прокашлялся.

— Можно воды? — попросил он изменившимся голосом.

Герта помогла ему слегка приподняться и поднесла к губам стакан холодной воды. Он жадно выпил и снова упал на постель. Открыв глаза вновь, увидел, что Герта не отрываясь смотрит на него, а на ее обычно спокойном лице застыло тревожное выражение.

— Это было видение, которого ты так ждал, — произнесла она без всякой вопросительной интонации.

— Да.

— Ты уже знаешь, что оно означает? — Она изо всех сил старалась говорить сдержанно, словно боялась собственной реакции на то, что он ответит. Он редко видел ее такой взволнованной, и ему стало еще больше не по себе.

— Кажется, да, — осторожно начал он.

— Каково же наше будущее, надеюсь, хорошее?

Гвилим ничего не ответил, только взял ее за руку и переплел свои пальцы с ее. Они молчали довольно долго.

— Придет один человек, — сказал он наконец. — По-моему, из Тобин-Сера.

Она изумленно раскрыла глаза:

— Из Тобин-Сера? Не может быть!

— У него есть птица и посох, как у меня.

— Чародей, — едва слышно произнесла Герта.

— Да, — откликнулся Гвилим. — Я не знаю, зачем он придет — этого я не видел, — но его приход будет много значить для нашего народа.

Герта кивнула, все еще не в силах поверить.

— Чародей! — повторила она — Да еще к нам пожалует!

Гвилим вздохнул. Теперь будет сложнее.

— Нет, Герта, не к нам.

Она уставилась на него:

— Но ведь ты сказал…

— …Что он придет из Тобин-Сера, но не сказал, что сюда — Он помедлил. Как бы ей сообщить? — Я видел его в Брагор-Нале.

Краска сошла с ее лица.

— То есть ты тоже туда отправишься?

— Так надо, Герта. Я видел, что на него покушались двое. — Гвилим резко поднялся на постели, так резко, что почувствовал дурноту, но все равно продолжал: — Я не знаю, убили его или нет, — я слишком рано очнулся. Но я должен там быть и помочь, если получится.

Герта встала и отвернулась. Он понял, что она плачет — она всегда при этом прятала лицо.

— Но почему ты думаешь, что этот человек так уж важен? — спросила она дрожащим голосом. — А вдруг ты заблуждаешься? Может, для нас его приход ровно ничего не значит? — Она вновь обернулась к нему. По ее щекам текли слезы. — А может, он и вправду изменит нашу жизнь, но только к худшему? Может, смерть ему предначертана? Об этом ты подумал?

— Герта, — очень мягко сказал он, протянув ей руку. Она неохотно сделала шаг и сжала ее. — Он кудесник, — напомнил Гвилим, — как и Гилдри. Он придет в Лон-Сер, и кто-то попытается его убить. Неужели ты думаешь, что боги явили мне это видение просто так?

Она отвела глаза и спустя мгновение спросила:

— И когда же?

— Не знаю. Скоро. Было холодно, но кажется, что зима уже пошла на убыль.

Он с удивлением прислушивался к собственным словам. Он не подумал о времени года, лишь заметил, что было холодно и мостовая была мокрой. Но каким-то чутьем он знал, что эти события произойдут ранней весной. А значит, ему и вправду вскоре необходимо отправляться, ведь предстояло пройти несколько сот миль.

— Утром начнешь собираться, — сказала она, подняв на него темные глаза — Скоро зима, и у тебя не так много времени, чтобы добраться до Наля к началу весны.

— Да, ты права.

Они молча сидели при свете свечи, глядя в глаза друг другу. «Я не могу оставить ее, — подумал Гвилим. Но тут же сказал себе: — Я — Хранитель Камня. Я должен».

— Надо бы поспать, — промолвила Герта. — Но я почему-то совсем не чувствую усталости.

Он усмехнулся и вскинул бровь:

— Разве?

Она смущенно улыбнулась и тут же рассмеялась, хотя из глаз ее снова полились слезы.

— Нет, — тихо ответила она, задувая свечу. — Совсем. Утром Гвилим и Герта долго лежали в постели, боясь

разнять объятия, но и потом, начав сборы в дорогу, старались не отходить друг от друга. Они приготовили много припасов для путешествия — сыр, копченое мясо, сухофрукты и коренья, сухари; вместе с едой сложили в заплечный мешок Гвилима веревки, кремень, кожаные мешки для воды, одежду и туго скрученное одеяло. Гвилим помог Герте собрать и принести остатки урожая с их делянки. Хотя срок для некоторых растений еще не настал, одной Герте было бы с этим не справиться. Ближе к вечеру вернулся Идвал, они также позвали Нелию с Квимом для последнего ужина всей семьей.

Когда стало смеркаться, Гвилим пошел к залу собраний и ударил в висевший рядом колокол, созывая всех жителей. Многие, кто встречал его в течение дня, уже догадывались, что он собирается в дорогу, и эта новость быстро разнеслась по поселку. Но все же он хотел лично об этом сказать и как-то обосновать свой уход. Кроме того, в его отсутствие кто-то должен будет заменить его, вопрос этот был деликатным, и он сам хотел с ним разобраться, осторожно, но достаточно твердо.

Эхо колокольного звона еще не смолкло в долине, а Гвилим уже вошел в зал и занял свое обычное место у дальней стены. Почти сразу же стали появляться сельчане, жившие неподалеку. Они молча входили, с нескрываемым любопытством глядя на своего предводителя. Обычно в зале до начала собрания звучали смех и разговоры, но сегодня было тихо. Из поселка никто не уходил уже много лет, только вестники отправлялись с поручениями в другие деревни да пастухи угоняли стада в теплое время года. Сколько Гвилим себя помнил, не только Хранитель Камня не покидал поселения. Поэтому он молча выдерживал пристальные взоры, пока люди заполняли зал.

Среди последних вошли Герта, Нелия и Идвал, и по лицу Герты было видно, что она опять плакала. «Что ж поделать», — подумал Гвилим, и ему стало легче от мысли, что Идвал и Нелия рядом и поддержат ее.

— Похоже, все в сборе, Гвилим,— раздался голос Уриса от задней стены. Гвилим нашел его глазами. Парень прислонился к стене и, благодаря своему огромному росту, смотрел поверх голов. Бледно-зеленые глаза в упор глядели на Гвилима В последнее время повелось, что Урис стал представлять младшее поколение гилдринов. Когда-нибудь из него получится хороший старшина. «Может, даже очень скоро — сегодня вечером, если все за него проголосуют», — подумал Гвилим и улыбнулся про себя.

— Спасибо, Урис, — произнес он вслух. Он глубоко вздохнул и обвел взглядом такие знакомые лица. С первой скамьи смотрела на него слезящимися глазами старая Эмлин. На ее лице застыла гримаса, похожая на беззубую улыбку. Она принимала роды у матери Гвилима и помогла появиться на свет почти всем здесь сидевшим. Рядом были Герта, Нелия, Квим и Идвал. Позади них сидел Сарл, друг его детства. Он был шафером на их с Гертой свадьбе, а потом, через несколько лет, когда Нелия ушла слишком далеко от поселка перед началом ужасной бури, спас его дочь, рискуя собственной жизнью. Это был его народ, единственный, который он знал. Вместе с этими людьми он веселился на свадьбах и радовался рождению их детей. С ними он скорбел о смерти родителей, жен, мужей и родных. Каждое мгновение его жизни было неотделимо от их жизней. А сейчас он должен уйти от них. Гвилим содрогнулся от этой мысли, и на него накатила дурнота.

— Даже не знаю, с чего и начать, — немного растерянно произнес он.

— В чем причина? — мягко спросил Сарл. — Почему ты нас покидаешь?

— Да, — поддержал кто-то. — Что за прозрение тебя посетило?

— Один человек пришел в Брагор-Наль, точнее, придет, — сказал он. — И его жизнь в опасности.

— Как и любого человека в Брагор-Нале, будь то мужчина, женщина или ребенок, — заметил Урис.

Гвилим слегка улыбнулся:

— Ты прав, но это не простой человек. Это чародей из Тобин-Сера.

По рядам прошел шепот удивления, но Гвилим смотрел только на Герту, пытаясь по ее глазам угадать, было ли им сообщенное так уж важно, чтобы оправдать то, что он ее покидает.

На худом лице Уриса, с резкими чертами, делавшими его чем-то похожим на ястреба, отразилось живейшее любопытство. Он отлепился от стены и, шагнув вперед, спросил:

— А для чего он придет?

— Этого я не знаю, — ответил Гвилим. — Но уверен, что его появление в Лон-Сере предвещает большие перемены в жизни нашего народа. Поэтому я должен попытаться помешать покушению. Я должен сделать хоть что-нибудь.

— Но Брагор-Наль слишком опасен, Гвилим, — вступил Сарл. — Разве нельзя помочь ему без этого путешествия?

Многие закивали в знак согласия.

— Как бы я сам этого желал, мой друг. Честное слово. Но я не знаю, что еще можно предпринять, поэтому выбора у меня нет.

— Но тогда, — сказал Квим, — разреши, по крайней мере, кому-нибудь тебя сопровождать.

Еще больше слушателей закивали и стали предлагать себя в спутники.

Гвилим едва удержался от слез. Вот он, его народ! И еще он в который раз подумал, что его дочь выбрала себе хорошую пару. Он улыбнулся Нелии, одобряя ее выбор.

Потом поднял руки, призывая к спокойствию.

— Благодарю вас, друзья мои. Если бы я мог взять с собой кого-нибудь из вас, этот путь был бы намного приятнее и легче. Но я не могу.

Возник шумный спор, особенно рьяными были Урис и Сарл. При всеобщей поддержке Квим стал возражать:

— Но послушай, Гвилим, лето было отличным, мы легко можем освободить нескольких людей, чтобы отправить с тобой.

Гвилим снова поднял руки.

— Лето и вправду было прекрасным, — сказал он очень громко, чтобы утихомирить зал, — и мы собрали хороший урожай. Но зима непредсказуема Не мне вам говорить, что хорошее лето отнюдь не предвещает легкую зимовку, а в этом году воздух рано похолодал. — Он покачал головой и решительно произнес: — Нет. В конце концов, я — Хранитель Камня, и я принял решение. Отправлять нескольких человек слишком опасно. Я должен идти один — так я буду в ответе лишь за себя.

Но тут Урис сменил тему:

— Ты хочешь взять с собой Камень, Гвилим?

— А ты думаешь, может быть иначе? — парировала Герта, не дав Гвилиму и рта раскрыть. — Мы избрали его Хранителем, и это его право — распоряжаться Камнем!

Парень примирительно вскинул ладони:

— Я не хотел никого оскорбить, Герта. Клянусь,— добавил он, посмотрев в сторону Гвилима.

— Конечно, Урис, — успокоил тот и взглянул на Герту, как бы приказывая ей держать себя в руках. Урис никогда ей не нравился. Она считала его наглецом, который всегда был готов оспаривать решения Гвилима. Возможно, в этом была большая доля правды. Но Гвилим предпочитал относиться к этому иначе. В будущем Урис сам вполне мог стать Хранителем, а такой человек должен иметь смелые и независимые суждения. Сарл как-то открыл ему, что прежде, чем Гвилиму доверили камень, многие пожилые гилдрины считали его надменным и заносчивым. Сначала это здорово задело Гвилима, но потом он признал, что у стариков были основания думать о нем такое.

К тому же сейчас озабоченность Уриса была оправданна. Гвилиму предстоял долгий путь в опасное и враждебное место, откуда он мог и не вернуться. А камень был единственным сокровищем и святыней всего поселка. Даже сама личность Хранителя была не так важна. Ведь это один из тех камней, что принесли из Тобин-Сера Гилдри и его последователи. Сейчас их осталось только пять. Каждый был водружен на подлинный посох, и все распределены между пятью поселениями. И Гвилим был ответствен за его сохранность перед всеми жителями как старейшина и Хранитель. Именно этим вопросом — имеет ли он право взять камень с собой — он и мучился почти весь день. Хоть его земляки и избрали его Хранителем, но камень принадлежит деревне, а не ему.

Об этом Урис сейчас и говорил:

— Камень не покидал долину с незапамятных времен. Магнетизм всех Хранителей привносил в его цвет новые оттенки. Он — часть нас самих, нашего народа Я не собираюсь оспаривать твою власть, Гвилим, или сомневаться в мудрости твоих суждений, но ведь может так случиться — прости, Герта, я говорю без обиняков, — что ты не вернешься домой. И тогда мы потеряем камень навсегда.

Рокот разгневанных голосов заставил Уриса умолкнуть.

— Не искушай богов! — сердито рявкнул Сарл. Его темные глаза под гривой серебряных волос метали молнии. — Ничего с Гвилимом не случится, будь спокоен за свой бесценный камень.

— Твои бы слова да богам в уши, — с благодарной улыбкой ответил Сарлу Гвилим. — Но Урис прав — я могу и не вернуться, тогда камень пропадет.

В зале повисла напряженная тишина, все в ожидании не отводили глаз от старейшины.

— Я уже думал об этом, — продолжил он, — и решил, что как бы я ни поступил, это будет правильно. С одной стороны, камень — наша общая собственность, он принадлежит всему поселку. Но он также неотделим и от своего Хранителя, а кроме того, он может понадобиться мне, чтобы заставить чужака поверить в мое дружелюбие и желание помочь.

Урис отрывисто кивнул и бросил, словно уличал Гвилима:

— И ты решил взять его с собой.

Лицо Гвилима помрачнело — хорошего понемножку!

— Да, — энергично отрезал он. — Я решил забрать его, это мое право как Хранителя и старейшины этой деревни. Но это решение я принял не сам, если тебе это так уж интересно, Урис. Камень был со мной в посланном богами видении. По-видимому, какой-то смысл в этом есть.

— Тогда это решает все споры, — тут же вмешался Сарл. Большинство собравшихся согласно загудели, и Урис, оставшись в меньшинстве, тут же умолк.

— Ну что ж, раз мы пришли к согласию, — помолчав, начал Гвилим, когда все внимание вновь обратилось на него, — осталось только решить, кто останется руководить поселком на время моего отсутствия.

— А кого ты предлагаешь? — спросил Квим.

Гвилим покачал головой и хитро улыбнулся:

— Ну нет, в это я вмешиваться не буду.

— Трус! — выкрикнула Герта, вызвав всеобщее веселье. Она встала и уже серьезно сказала: — Может быть, Сарл? Думаю, он отлично справится.

Сарл стал пунцовым и как-то туповато заулыбался. Но возражать и отказываться не стал, и, перебрав еще пару-тройку имен, поселяне остановились на его кандидатуре.

— Я надеюсь, что буду находиться на этом посту очень недолго, — сказал Сарл Гвилиму после окончания собрания, когда оба вышли в прохладную и ветреную, но безмятежно ясную ночь.

Все уже разошлись по домам. Герта тоже вернулась в жилище и не ляжет, пока не дождется Гвилима, он это знал. Но ему хотелось побыть немного со своим старым другом и попрощаться. Сарл добавил:

— Я вполне доволен тем, что нахожусь у тебя в подчинении.

— Я знаю,— ответил Гвилим, поплотнее запахиваясь на ходу в свой плащ. На его памяти еще не случалось настолько холодной осени. А может, он просто стареет и стал более чувствителен к непогоде? Он беспрерывно допытывался у себя, способен ли он совершить столь трудное путешествие?

Сарл продолжал что-то говорить, но Гвилим не слышал. Старый друг протянул руку и тронул его за рукав:

— Что с тобой, Гвилим?

Гвилим тряхнул головой и слабо улыбнулся:

— Да нет, ничего. Но это так тяжко — оставить Герту, нашу деревню. Прости, я не расслышал, ты что-то сказал?

Сарл махнул рукой:

— Да ерунда. — Он помолчал. — Тебе страшно?

— Очень, — откровенно сознался Гвилим. — Сам посуди, Сарл, — сказал он, пухлой рукой похлопывая себя по выступающему животу, — ну какой из меня путешественник? И уж тем более — герой. И вот я собираюсь отправиться в самое средоточие ужасов Лон-Сера, чтобы спасти жизнь незнакомца, о возможностях и силе которого я могу только гадать. Разве я не чокнутый?

Верный друг коротко хохотнул:

— Многое можно сказать о тебе, Гвилим, но что ты не чокнутый — это точно. Я знаю тебя много лет и не припомню за тобой ни одного безрассудного поступка. Тебя, похоже, пугает это предприятие, но, мне кажется, в глубине души ты считаешь, что выбора у тебя нет.

Гвилим провел рукой по лысой макушке: — Это уж точно.

— Однако, — добавил Сарл, пристально глядя на Гвилима из-под развевавшихся на ветру серебристых прядей, — еще есть время передумать и взять с собой кого-нибудь.

— Нет, невозможно, — промолвил Гвилим.

— Да почему?

— Я ведь уже объяснил, там, на собрании.

Сарл энергично помотал головой:

— Да разве в этом дело? Ну подумаешь, суровая зима? Разве мы не справимся, если отпустим одного человека? — Он снова покачал головой. — Скажи это кому-нибудь другому, только не мне!

— И все же тебе придется этим удовлетвориться, — резко отозвался Гвилим.

Он двинулся было прочь, но Сарл снова ухватил его за руку и дернул, заставив обернуться и посмотреть ему в глаза.

— Возьми меня с собой! — с жаром воскликнул он.— Не меня, так Квима или Уриса! Да хоть старуху Эмлин, только не ходи один!

Гвилим прикрыл глаза и вздохнул.

— Я должен, — ответил он слабым голосом.

— Но почему?

Гвилим открыл глаза и увидел искаженное болью лицо Сарла.

— В том видении со мною не было никого, — произнес он. Это была правда, но не вся. Сарл знал его слишком хорошо, чтобы это понять.

— Но ведь настоящая причина не в том.

— Да, ты прав. — Гвилим вздохнул. — Мне явился этот волшебник, а потом двое мужчин, которые хотели его убить. Но я слишком быстро очнулся. Не знаю, смогу ли я помешать убийству. — Он судорожно сглотнул.— И не знаю, останусь ли сам в живых после этого.

— Тем более ты должен взять кого-то с собой! — подхватил Сарл.

Гвилим очень медленно покачал головой:

— Вряд ли что-нибудь изменится оттого, что нас будет несколько, а я не хочу подвергать опасности жизнь Квима или твою. — Он усмехнулся. — И даже Уриса.

Сарл хихикнул, но тут же снова посерьезнел:

— Но разве в этом случае не нам решать?

— Нет, мой друг. Это решение из тех, что должен принимать Хранитель. И прошу тебя отнестись к нему с уважением.

Сарл долго смотрел на Гвилима. Потом он глубоко вздохнул и произнес:

— Ладно. Но, может, я могу быть чем-то полезен? Гвилим кивнул:

— Да. — Он секунду поколебался, а потом добавил шепотом: — Позаботься о ней. Береги Герту. — И внезапно он расплакался, давая выход тоске и страху, которые так тщательно скрывал ото всех.

— Обещаю, — сказал старый друг, и его голос пресекся. — Мы все будем оберегать ее.

На несколько секунд в воздухе повисло неловкое молчание. Потом Гвилим прижал Сарла к груди и крепко обнял его. Долго они стояли обнявшись, затем Гвилим нехотя разжал руки, повернулся и, не сказав больше ни слова, пошел к себе, где уже давно ждала его Герта.

Гвилим отбыл рано утром, едва солнце показалось из-за зубчатой полосы покрытых снеговыми шапками вершин на востоке. Они с Гертой не спали вовсе и после ночных рыданий и близости оба чувствовали себя чересчур опустошенными, чтобы слишком сильно переживать прощание.

— Сделай то, что должен, — тихо сказала она, укрытая его теплыми объятиями от холодного утреннего воздуха, — а потом вернись ко мне, вернись домой. Не пытайся повернуть ход истории в одиночку. Пусть этим займется тот чародей.

— Что ж, мне так никогда и не стать героем? — шутливо поинтересовался он, чтобы немного смягчить грусть расставания.

— Нет, — слегка откинувшись назад, ответила она, заглядывая ему в лицо. Ее покрасневшие от слез и бессонной ночи карие глаза не смеялись. — Никаких подвигов. Не нужен мне герой, мне ты нужен.

Он кивнул, но ничего не ответил, чувствуя, что по щекам снова потекли слезы. Да и что можно было сказать? Он крепко поцеловал ее напоследок, повернулся и отправился в долгий путь к Брагор-Налю.

Сначала он думал идти вдоль небольшого ручья, вытекавшего из круглого амфитеатра, где расположилось селение, до края долины. Там ручеек вливался в больший, приведший бы его к самому западному из Кисельных озер и левому притоку полноводной реки Враден. Но, чувствуя сильную усталость после ночи, проведенной без сна, он передумал и направился к деревне Освина, которая лежала на юго-востоке, всего в одном дне пути от его селения. Там бы он смог выспаться в удобной теплой постели и в последний раз поесть домашней пищи. Это также позволило бы ему еще несколько дней не покидать своей гористой страны, а потом через несколько перевалов спуститься к центральному Кисельному озеру и выйти прямо к главному течению Врадена. Этот путь был более утомительным, но зато не петлял. К тому же ему очень хотелось переговорить с Освином прежде, чем покинуть Даалмар.

Небо весь день было ясным, легкий ветерок приносил холодное дыхание севера, и Гвилим без труда добрался до поселения Освина за час до наступления темноты. Молодой стражник на внешней стене тут же узнал его по сияющему на посохе цериллу, поприветствовал и провел к жилищу Освина, также расположенному выше других в поселке. Парень пошел доложить о прибывшем, а Гвилим остался снаружи и огляделся. Этот поселок был почти таким же, как его собственный. Все общественные постройки и войлочные жилища были ориентированы на юг, чтобы в холодное время солнце согревало их как можно дольше. По краю долины через равные промежутки возвышались сторожевые башни, а в густой траве пасся скот.

Отличались селения только размерами. Это было самым крупным из пяти. Точнее — самым населенным. Но хотя его населяли почти вдвое больше жителей, чем в деревне Гвилима, оно занимало не намного большую площадь. Все здесь было более скученным: жилища расположены очень близко друг к другу, дым от очагов смешивался в сплошную пелену неразличимых запахов, над долиной стоял шум детских криков и окликов родителей, призывающих своих отпрысков.' Гвилим подумал, что не очень хотел бы здесь жить. Хотя эта мысль и была забавной, если учесть, куда он направлялся.

— Гвилим! — раздался возглас у него за спиной.— Чему я обязан неожиданным удовольствием видеть тебя?

Обернувшись, Гвилим увидел выходящего ему навстречу Освина. В одной руке он держал увенчанный большим бирюзовым камнем посох, а в другой — кружку с горячим вином. Освин был высок и крепко сложен, но, несмотря на обычный румянец на щеках, он выглядел несколько постаревшим за те годы, что они с Гвилимом не встречались. Освин владел своим камнем дольше всех остальных Хранителей, и поэтому его можно было бы назвать вождем всех гилдринов. Гвилим предполагал, что Освин лет на пятнадцать, а то и больше старше его, хотя не был в этом уверен. Поэтому неудивительно, что волосы его поредели и начали седеть, а сам он немного ссутулился. Но на лице у него по-прежнему играла приветливая улыбка, а глаза оставались живыми и ясными.

— Рад тебя видеть, Освин, — ответил Гвилим, сделав шаг вперед и обняв другого Хранителя за плечи. Кивком указав на кружку с вином, он заметил: — Надеюсь, не оторвал тебя от ужина.

— Ни в коем разе, — с улыбкой успокоил его Освин. — Мы с Бреттой отмечали конец сбора урожая. Выпьешь с нами вина?

— Спасибо. С удовольствием.

— Бретта, любимая! — крикнул Освин, повернувшись к своему жилищу. — У нас гость! Принесешь еще вина?

— Иду! — откликнулся мелодичный женский голос.

— А ты почему не дома, самое время собирать урожай, — снова обернувшись к Гвилиму, спросил Хранитель. — Оставил на Герту всю тяжелую работу?

При упоминании ее имени сердце Гвилима болезненно сжалось. Но он все же попытался улыбнуться. Освин это заметил, его лицо сразу стало серьезным, и он с тревогой посмотрел на гостя. Но прежде, чем он успел что-нибудь спросить, вышла Бретта с еще одной кружкой и, увидев Гвилима, широко улыбнулась.

— Гвилим! Какой приятный сюрприз! — воскликнула она, быстро шагнув к нему и слегка обняв, а потом протянула ему дымящуюся кружку с напитком. Прошедшие годы наложили свой отпечаток и на Бретту. Она всегда была изящной, но теперь стала казаться болезненно хрупкой, а в золотистых волосах уже проглядывала седина. Но нежные черты лица и светло-зеленые глаза ничуть не изменились, и она по-прежнему была очень привлекательна. Бретта быстро огляделась и снова обратилась к Гвилиму: — Разве Герта не с тобой?

Гвилим отвел глаза:

— К сожалению, нет. Но она передавала вам обоим привет. — Это было отчасти правдой: Герта бы так и сделала, знай она, что он их увидит.

Они молча стояли втроем и потягивали вино, чувствуя нараставшую неловкость.

— Я, пожалуй, оставлю вас вдвоем ненадолго, — в конце концов спасла положение Бретта. — Пойду-ка погляжу, что удастся состряпать из тех кореньев и зелени, что мы сегодня принесли. — Она улыбнулась Гвилиму: — Ты ведь останешься на ужин?

— Почту за честь, Бретта, — последовал ответ.

— Наверное, надо вытащить и еще один тюфяк, дорогая, — поддержал ее Освин. — Полагаю, нашему другу потребуется местечко, где можно преклонить голову. Разве нет?

Гвилим неохотно засмеялся:

— Боюсь, ты прав. Странствующие друзья — обуза, верно?

— Чушь! — фыркнула Бретта, направляясь ко входу. — Нам это в радость, Гвилим. И не верь, если мой ворчливый муж скажет обратное!

Теперь Хранители остались наедине.

— Спасибо, Освин, — сказал Гвилим, глотнув еще вина. — Вы с Бреттой всегда были ко мне добры.

Освин улыбнулся, хотя взгляд его ясных глаз оставался серьезным:

— Она права — мы рады тебе. Но любопытство не дает мне покоя. Куда это ты собрался с полным мешком за плечами, когда зима уже на носу?

Гвилим успел забыть о своей ноше, но с напоминанием опять почувствовал, насколько тяжел мешок. Он протянул кружку Освину, сбросил ношу с плеч и тут же почувствовал, как от холодного воздуха побежали мурашки по мокрой от пота спине.

— Он не такой уж и тяжелый, — бросил Гвилим, быстро взглянув на пожилого человека, терпеливо ожидающего ответа. — Но без него лучше.

— Не сомневаюсь,— отозвался Освин, возвращая ему кружку.

Гвилим тяжело вздохнул.

— Я направляюсь в Брагор-Наль, — сказал он. — Мне было видение, и теперь выбора у меня нет.

Освин никак не выдал своих чувств, лишь слегка поднял брови и попросил:

— Расскажи мне, что же ты видел.

Гвилим с легким сердцем мог пересказать видение человеку, которого не приведет в смятение его намерение покинуть Даалмар, и он описал увиденное во всех деталях. Освин слушал сдержанно, только иногда задавал уточняющие вопросы или просил что-нибудь повторить. Беседуя, они обошли кругом пологий холм, на котором стояло жилище Освина, и вернулись ко входу в жилище как раз к концу рассказа.

— Я решил, что тебе должно быть известно, куда я иду и зачем, — закончил Гвилим, когда они остановились. — У меня не было времени послать вестников к тебе и другим Хранителям. Ты можешь сообщишь им вместо меня?

— Конечно, — кивнул Освин.— Согласен, после подобного видения необходимо действовать незамедлительно, — рассудил он. — И, учитывая, что именно тебе оно послано, выбора у тебя и впрямь нет. Был бы я в твоем положении — и помоложе, — я бы поступил точно так же.

Гвилим слабо улыбнулся.

— Рад это слышать, — с чувством ответил он. — Но если бы ты оказался в моем положении, взял бы ты с собой камень?

Освин слегка склонил голову:

— Сложный вопрос. — Он немного помолчал, как бы взвешивая все в уме. — Возможно, — наконец произнес он, — раз в видении он был. Но я бы мучился, прежде чем на это решиться, как, похоже, и ты.

— Некоторые в моем селении считают, что это неоправданный риск, — пояснил Гвилим. — Я и прежде-то сомневался, а они мне уверенности не прибавили.

— Дай-ка подумать, — с усмешкой сказал Освин. — Уж не Урис ли это?

Гвилим расхохотался и кивнул.

— Так я и думал. — Они посмеялись вместе еще немного, потом веселье исчезло из глаз высокого Хранителя, и он внимательно посмотрел на своего младшего коллегу. — Это большой риск, Гвилим. Ты и сам это понимаешь. Думаю, ты прав, что решил взять его с собой, но, если передумаешь, можешь оставить его здесь. Я лично верну камень в ваш поселок.

— Спасибо, — ответил Гвилим. — Но я обычно не меняю своих решений.

— Вот и хорошо, — кивнул Освин. Он помедлил, что-то обдумывая. — Ты когда-нибудь слышал о Сети? — наконец задал он вопрос.

— О Сети? — переспросил Гвилим. — Нет, никогда.

— Я тоже, — усмехнулся собеседник. — То есть я узнал о ней этим летом. Пошли, — добавил он, двинувшись к центру долины. — Я хочу тебя кое с кем познакомить.

Гвилим прошел следом за Хранителем через всю деревню до самого дальнего конца. Дальше уже были только пастбища для скота. Они подошли к небольшому, по-видимому, недавно сооруженному жилищу, у порога которого склонился над очагом здоровенный мускулистый мужчина с длинными растрепанными светлыми волосами. Увидев Освина, он тепло улыбнулся, хотя взгляд его голубых глаз был жестким. Он быстро окинул взором Гвилима, но на его лице ничто не отразилось.

— Здравствуй, Кам! — приветствовал его Освин, когда они подошли поближе. — Мы не помешали?

— Ничуть, Освин, — отозвался великан. Он говорил не повышая голоса, но звук его разносился далеко.— Я ужин готовлю. Составите компанию?

— Нет, спасибо, — отказался Освин.— Нас ждет Бретта. — Он показал рукой на Гвилима — Кам, это Гвилим, Хранитель из ближайшего поселка

Незнакомый богатырь поднялся, протянул левую руку и крепко пожал ладонь Гвилима. Его правая рука ¦ была сильно искалечена и вся покрыта шрамами и, похоже, не действовала.

— Кам пришел к нам в самом начале лета, — пояснил Освин, когда огромный детина снова уселся. — Но что самое важное — он всю жизнь прожил в Брагор-Нале. Он, что называется, совершил преступление, которое заключается в том, что у него прорезался провидческий дар. Судя по его словам, таких, как он, там немало.— Освин повернулся к Каму: — Гвилим остановился у нас по дороге в Брагор-Наль. Я хочу попросить тебя рассказать ему о Сети.

Кам осмотрел Гвилима с головы до пят, как бы сравнивая его с каким-то невидимым образцом.

— Вы бывали в Нале прежде? — спросил он.

Гвилим покачал головой.

— Тогда, наверное, у вас есть веская причина, чтобы туда идти.

— Да, есть, — вмешался Освин, прежде чем Гвилим смог ответить. — Я буду тебе очень благодарен, если ты окажешь ему любую помощь, Кам.

Здоровяк помедлил, что-то прикидывая. Потом кивнул и начал рассказывать, повернувшись к Гвилиму:

— Сеть существует во всех Налях. Но в Брагор-Нале она самая мощная, потому что там больше всего ненавидят нас, прорицателей. Как правило, благодаря ей можно найти безопасное место, где не придется скрывать своих способностей. Но она также оказывает поддержку тем, кого обнаружили, или помогает бежать тем, кто, как я, решил покинуть Наль.

— Сколько в Брагор-Нале гилдринов? — спросил Гвилим.

Кам пожал плечами:

— Много. Думаю, десятки тысяч. — (Гвилим широко раскрыл глаза, и великан ухмыльнулся.) — Это только звучит так впечатляюще. Это много для здешних мест, а в Нале такое количество людей — почти ничто.

Гвилим судорожно сглотнул и кивнул. Похоже, он совсем не готов к тому, с чем ему придется встретиться за пределами Даалмара.

— Как Гвилиму обнаружить Сеть? — спросил Освин.

Кам еще раз придирчиво оглядел его:

— Вы в таком виде и пойдете?

— Да.

— Тогда беспокоиться не о чем — они сами вас найдут. Если ПСБ не найдет вас раньше.

— Что такое ПСБ?

— Правительственная Служба Безопасности. — Кам смотрел в костер, и его лицо помрачнело. Он рассеянно поглаживал искалеченную руку. — Поддерживать мир не их специальность, но они прекрасно умеют пытать, — с горечью произнес он. — Особенное удовольствие им доставляют издевательства над гилдринами.

— Нам бы хотелось, чтобы с Гвилимом этого не случилось, — тихо промолвил Освин. — Ты можешь нам помочь?

Кам снова о чем-то задумался. Потом он резко встал и пошел в свое жилище. Спустя минуту он вернулся с кипой каких-то карт, отпечатанных на необыкновенно красивой тонкой бумаге, какой Гвилим никогда и не видел. Он встал на колени и разложил карты на траве перед Хранителями.

— Первое, что нужно сделать, — начал он инструктировать Гвилима, — это войти в контакт с Сетью в Уэрелла-Нале. Там намного спокойнее и безопаснее, но будет лучше, если вы пересечете его территорию под их охраной. — Он ткнул в отмеченное на карте Уэреллы место, где река Глубокого Каньона пересекала границу Наля. — Здесь больше всего шансов найти их. Они проведут вас к Срединному хребту, покажут нужный перевал и расскажут, куда идти, когда вы попадете в Брагор-Наль. Это понятно?

Гвилим кивнул, не отрывая глаз от карты.

— Можете взять ее с собой, если хотите, — добавил Кам. — У меня есть еще, но надеюсь, что больше они мне не понадобятся.

Он оглянулся через плечо и мимоходом улыбнулся Освину. Потом снова посмотрел на Гвилима:

— Не буду вас обманывать: вы идете в очень опасное место. Я счастлив, что выбрался оттуда живым. Вы очень хотите туда попасть?

Гвилим невесело улыбнулся:

— Вообще-то, я очень не хочу туда попадать. Но мне было видение, из которого следует, что я должен это сделать. Раз вы тоже одарены способностью прозрения, думаю, вы поймете меня.

— Знаете, я еще не научился доверять своим видениям, — признался Кам. — По крайней мере в той же степени, что и вы.

— Для этого нужно время, — успокоил его Гвилим. — Я бы не смог на это решиться в вашем возрасте. Это само по себе печально, потому что сейчас я, пожалуй, слишком стар для такого предприятия.

Кам рассмеялся, Освин тоже.

— Ты можешь еще что-нибудь нам сообщить, Кам? — спросил старший Хранитель. — Что еще небесполезно будет знать Гвилиму?

Великан покачал головой:

— Карты, наверное, не будут лишними, но главное — доверять людям, входящим в Сеть. Раньше мы по многу раз в год меняли маршруты и места встреч, чтобы эти головорезы из Безопасности нас не нашли. Не исключено, что все, о чем я вам рассказал, не будет стоить и выеденного яйца. Кроме этого места на Глубоком Каньоне. Эту точку не переносят на случай, если такие, как я, решат вернуться. Если вам удастся туда добраться, все будет хорошо.

— Я постараюсь, — кивнул Гвилим. — Спасибо, Кам.

Мужчина сложил карты, встал и протянул их Гвилиму:

— Не за что. Счастливого пути. Да хранит вас Арик.

Освин тут же пожал великану руку, и Хранители повернулись и пошли наверх, к жилищу Освина и Бретты.

Ужин был готов, и Бретта уже ждала их. Кушанья были вполне приемлемы, хотя Гвилим заметил про себя, что они были не так вкусны, как те, что они готовили вместе с Гертой. Подумав об этом, он почувствовал прилив страшной тоски по дому и вскоре после ужина, оправдываясь тем, что рано утром нужно отправляться, извинился и пошел спать.

Однако он довольно долго лежал без сна. И несмотря на то, что пронзительно скучал по Герте, большая часть его мыслей вертелась вокруг недавнего разговора с Камом. Хотя Гвилим и запомнил все, что великан говорил об осторожности, но на душе у Хранителя полегчало, когда он узнал о существовании Сети и составил некоторое представление о том, что такое Наль. Впервые с той ночи, когда ему было видение, он стал надеяться, что сможет найти незнакомца, пока не будет слишком поздно, и вернется живым из этого путешествия. Раз за пределами Даалмара жили гилдрины, люди, похожие на него самого, они, вероятно, поймут важность его задачи и необходимости спасти от смерти волшебника с соломенными волосами.

 

9

Я неоднократно излагал аргументы против необдуманных действий в ответ на жестокости, приписываемые захватчикам из Лон-Сера. Нет необходимости вновь приводить их. Время лишь подтвердило их неоспоримость. Однако я принужден высказать некоторые замечания по поводу смущающего умы предложения, высказанного на последнем летнем Собрании, а именно что Барам может служить неким мандатом, который будет предъявлен правителям Лон-Сера нашими посланниками, если мы, конечно, окажемся настолько неразумны, что решим их отправить. Мне не следовало бы напоминать сторонникам этой ужасной идеи, что чужестранец обвиняется в наиболее гнусных преступлениях против нашей страны и народа. Сама возможность того, что он может быть освобожден и вернется на родину, оскорбляет память Джессамин, Передура, Ньялла и тех мужчин, женщин и детей, которые прямо или косвенно стали жертвами его злодеяний. Граждане Тобин-Сера спят спокойно, зная, что чужестранец в тюрьме, и их сон станет еще более безмятежным, когда его приговорят в конце концов к смертной казни, что и нужно было сделать уже давно.

Из «Ответа на доклад Магистра Бадена

Он помешанный. Совершенно точно.

Оррис довольно быстро это понял, хотя неделю или даже две не хотел себе в этом признаваться. В конце концов, что он мог поделать? Обратиться за помощью было не к кому, а отказываться от задуманного он тоже не хотел. Да и дороги назад уже не было. Не мог же он просто вернуть Барама в тюрьму со словами: «Простите, я не должен был его похищать, но я же не знал, что он абсолютно сумасшедший». Оррису казалось, что у него только два пути: убить чужестранца и идти в Лон-Сер одному или же сделать все возможное, чтобы Барам не покалечил себя, или его, или кого-нибудь еще, и надеяться, что со временем его рассудок начнет проясняться, не будучи подавленным тюремными стенами. Он выбрал второе, хотя ему и пришлось долго себя уговаривать.

Он должен был понять, во что впутывается, еще той ночью в тюрьме. Должен был заметить, как вздрагивали охранники при каждом внезапном движении Барама. Должен был уловить, как вымученно они шутили по поводу его непредсказуемого поведения. И ему бы следовало задуматься, чем вызвано монотонное заунывное бормотание чужестранца. Где-то в глубине души он понимал истинную причину, но убедил себя в том, что сумеет с этим справиться. «Все это оттого, что он так долго пробыл в заключении», — уговаривал он себя, хотя, возможно, и был прав. Но это ничуть не облегчало положения.

Первые полтора дня прошли достаточно гладко. Даже помывшись, Барам не очень охотно покинул здание тюрьмы — и это тоже должно было натолкнуть Орриса на размышления, — но прогулка ночью под открытым небом отвлекла его. Правда, по мнению Орриса, они двигались слишком медленно. Он и так никогда не причислял себя к терпеливым людям, а той ночью было отчего нервничать. Но после проведенных в камере четырех лет чужестранец был в ужасающей физической форме и не обладал ни силой, ни выносливостью, необходимыми для долгого путешествия, вдобавок ему досаждали отвратительные язвы, покрывавшие стопы. Оррис залечил бы их, но Барам не давал магу не то что тронуть, но даже приблизиться к нему. Тем не менее они все же отошли на заметное расстояние от тюрьмы и через Ястребиный лес по слегка уходящей вверх тропе направились к предгорьям хребта Парне.

Когда небо на востоке начало разгораться, Барам потребовал сделать остановку. Точнее, он просто встал как вкопанный, и никакими силами магу не удавалось сдвинуть его с места. Чужестранец стал лицом к восходящему солнцу, закрыл глаза и опустил руки вдоль тела, развернув их ладонями к свету. Оррис уговаривал его двигаться дальше, приводя сотню различных доводов, потом стал кричать и угрожать, но все было без толку. Маг попытался увести Барама силой, но тот просто вывернулся из его крепких рук, как ночью в камере, и снова застыл в той же позе. В конце концов Оррис махнул на него рукой, надеясь, что этот странный ритуал скоро закончится, и решил воспользоваться случаем и перекусить.

Услышав, как Оррис зашуршал оберткой, Барам, кажется, несколько позабыл о своей церемонии. С жадностью глядя на сушеное мясо и сыр в руке мага, он даже сделал к нему неуверенный шаг. Но тут же снова повернулся навстречу медленно поднимающемуся над горизонтом солнцу, слегка запрокинул голову и выпятил грудь, словно стараясь впитать свет и тепло каждой клеточкой своего тела. Барам стоял так несколько минут, потом неожиданно открыл глаза, встряхнулся, как животное, отряхивающее со шкуры воду, и пошел к Оррису с широко открытыми глазами и протянутой рукой.

— Что, проголодался? — с усмешкой поинтересовался маг.

Чужестранец с готовностью кивнул, и Оррис протянул ему мешочки с припасами. Барам плюхнулся на землю и стал лихорадочно рыться в пакетах, пригоршнями загребая еду и забрасывая в рот без разбору сушеное мясо, сыр и сухофрукты.

— Эй! — закричал Оррис, выхватывая у него мешки. — Не налегай так, чужеземец! А то у нас ничего не останется!

Барам с ненавистью поглядел на него, пережевывая то, что ему удалось прихватить, но не попытаться отобрать пакеты, пока Оррис распихивал их по карманам одежды.

— Пошли, — скомандовал маг, жестом приказывая Бараму встать. — Мы и так потеряли много времени.

Барам неохотно поднялся и поплелся вслед за Оррисом. Остаток дня они медленно, но верно поднимались в гору. К счастью, несмотря на их нестерпимо медленное передвижение, чужестранец, кажется, был искренне признателен Оррису за освобождение из тюрьмы. Он почти все время не отрывал глаз от неба и расстилавшихся перед ними пейзажей, с такой жадностью вбирая в себя все, что видел, как пересохшая, истрескавшаяся земля впитывает летний дождь. Во время привала он ложился на землю, закрывал глаза и подставлял лицо солнцу. А когда ближе к вечеру прошел краткий ливень и размыл тропу, Барам не побежал в укрытие, а мок под дождем, словно наслаждаясь каждой упавшей на его кожу каплей. Оррис подумал, как странны иногда повороты жизни: человек, принесший с собой в Тобин-Сер одни разрушения, сейчас с такой жадностью вбирает в себя дары этой земли. Но счастье вновь обретенной свободы сделало Барама более покладистым, магу это было на руку, и, хотя они не стали двигаться быстрее, в этот день чужестранец шел вперед с большей готовностью.

Однако ночью начались неприятности. Покончив с легким ужином, Оррис, как мог, объяснил чужеземцу, что пришло время спать. Но вместо того, чтобы последовать примеру мага и растянуться около костра, Барам сел, поджав колени к груди, и почти сразу же начал раскачиваться взад-вперед, напевая шепотом. Он бормотал не так громко, как в своей камере, но Оррис различил знакомые, хоть и непонятные слова. Маг снова подумал о какой-то неизвестной религиозной практике, но, наблюдая при свете костра, как нервно бегают из стороны в сторону его глаза, Оррис засомневался. С неприятным холодком в сердце он вдруг осознал, что это вовсе не ритуал, а какое-то болезненное нарушение психики, вызванное заточением и одиночеством, и тотчас же догадался, что вряд ли оно пройдет в ближайшем будущем. Вспомнив, что в камере, когда он пришел за узником, была кромешная тьма, Оррис предположил, что чужестранец будет бормотать до самого рассвета.

А это, раздумывал маг, лежа без сна у костра, уже серьезное препятствие. Пока чужестранец бодрствовал, Оррис не мог себе позволить заснуть. А если оба они не будут по ночам спать, то днем далеко не уйдут. Об этом Оррису даже думать не хотелось. Им необходимо было торопиться. Если их обнаружат, его снова обвинят в государственной измене, исключат из Ордена и, вполне вероятно, казнят. Ну и Барама, конечно, тоже. Поэтому как можно скорее необходимо было добраться до перешейка Лон-Тобин, а это без малого четыреста лиг.

К сожалению, он не мог принудить Барама спать. Возможности мага простирались далеко, но не настолько. Он мог бы заставить его ненадолго потерять сознание — мера, которую, уже после нескольких минут беспрерывного подвывания, ему захотелось применить, — но больше он ничего сделать не мог, и оставалось только терпеливо сносить его и надеяться, что в конце концов изнеможение победит одержимость Барама

Под конец маг все-таки не выдержал и заснул, хоть и неглубоко. Он провалился в дремоту незадолго до рассвета и с испугом пришел в себя, вдруг осознав, что монотонного бормотания больше не слышно. В панике он едва не вскочил, но тут же рассмотрел чужестранца, сидящего в прежней позе у догоревшего костра Барам не проронил ни слова, когда Оррис уставился на него, и только разглядывал его со спокойным интересом. Вскоре они свернули лагерь и снова отправились в путь, остановившись лишь для того, чтобы чужеземец мог повторить свой странный ритуал встречи солнца Но, несмотря на столь раннее начало пути и кратковременность остановки, они прошли не больше, чем в предыдущий день. В последующие дни их продвижение ничуть не ускорилось. Не раз Оррис жалел, что у них не было лошадей, но даже если Барам и умел сидеть верхом (в чем маг сомневался), он все равно не выдержал бы такого способа передвижения.

К тому же им приходилось путешествовать как беглецам, сходя с тропы всякий раз, когда на ней появлялся путник; они больше шли ночью, чем днем, и обходили стороной деревни и города. Вряд ли, конечно, кто-то мог узнать Барама или понять, что он чужестранец. Но, появись кто-нибудь и начни задавать вопросы, на них сразу стали бы смотреть с подозрением. В тюрьме Оррис приказал охранникам постричь узника и привести в порядок его бороду, но, даже чисто вымытый, в новой одежде, Барам выглядел не так, как все. Пугал какой-то дикий взгляд его серых глаз, да и двигался он неуклюже, как человек, не вполне владеющий своим телом. К тому же маг не имел представления, насколько он понимает язык Тобин-Сера. Всего этого было достаточно, чтобы стараться избегать встреч с местными жителями.

В те ночи, когда они делали остановку, отдыха не было все равно. Хоть Оррис и позволял себе вздремнуть пару часов, полагаясь на Анизир, он с каждым днем чувствовал, что усталость все нарастает. Маг никак не мог понять, каким образом чужестранцу удается сохранять жизнеспособность, вовсе обходясь без сна. Каждый день, глядя на ссутуленную спину и тяжелую поступь идущего впереди Барама, Оррис надеялся, что сегодня он сломается. И каждую ночь оказывался неправ. Барам съедал все, что Оррис ему предлагал, садился у огня в привычную позу — коленями к груди, руками крепко обхватывал ноги — и начинал раскачиваться, напевая и настороженно поглядывая на мага светлыми серыми глазами.

Одной из таких бесконечных ночей магу вдруг пришло в голову, что чужеземец, возможно, не спит по той же причине, что и он. Ведь особого доверия между ними не было. Баден утверждал, что Барам понимает язык Тобин-Сера, но сам Оррис не имел случая в этом убедиться. Барам говорил редко, и если и произносил что-нибудь кроме своего еженощного заклинания, то всегда на своем родном языке, которого маг совершенно не понимал. В основном они общались при помощи жестов и кивков, да еще интонации. Оррис, никогда не бывший особенно разговорчивым, с удивлением обнаружил, что ему не хватает общения. И не только потому, что отношения с Барамом были такими напряженными, но еще и из-за ощущения собственного одиночества. Он знал, что Джарид и Элайна, часто сетовавшие на его замкнутость, сочли бы это забавным. Но ему отнюдь не было смешно.

Зато он остро чувствовал всю горькую иронию своего положения. Он был в Вотерсбанде. Он видел, что учинили с городом и его жителями захватчики из Лон-Сера. Он до конца жизни будет помнить обгорелые руины домов, опустошенные поля, обугленные тела людей. Правда, в этом погроме Барам не участвовал — те двое, что уничтожили Вотерсбанд, были мертвы. Их убил предатель Сартол, чтобы скрыть свою измену. Но Барам сделал то же самое с другими городами, и, если бы не вмешательство Терона, Фелана и других Неприкаянных, он бы, возможно, не остановился на этом.

Оррис был согласен с доводами Бадена и понимал, что причины, по которым чужестранцу сохранили жизнь, достаточно вески, но, несмотря на это, какая-то часть его существа желала ему долгой и мучительной смерти. А он вместо этого вел его со всеми предосторожностями обратно в Лон-Сер, кормил и оберегал от тех, кто мог бы воздать чужеземцу за грехи. «Да простят меня боги»,— частенько вполголоса бормотал Оррис в первые дни их совместного путешествия.

На двенадцатую ночь после выхода из тюрьмы Барам наконец-то уснул. С наступлением темноты он опять начал свои заунывные причитания, но внезапно погрузился в глубокое забытье. Голова его упала на грудь, а потом и сам он боком повалился на землю. В такой позе он провел остаток ночи и проснулся, когда солнце уже высоко встало над горизонтом. Оррис тоже выспался, и с этой ночи назойливое бормотание чужеземца постоянно звучало лишь перед сном, но не вместо него.

Семью днями позже путешественники наконец прошли горы Парне и вступили в сумрачный и влажный лес Тобина Теперь они передвигались быстрее. Дело было не в смене ландшафта просто Барам стал спать по ночам и день ото дня становился все крепче. Оррис видел, насколько увереннее он теперь шагает по тропе, и чувствовал, что за дневной переход они покрывают гораздо большее расстояние. Нетерпение и раздражительность Орриса пошли на убыль. Хотя нельзя сказать, что он был доволен. Несмотря на некоторый прогресс, спустя месяц они по-прежнему шли лесом Тобина. Будь он один, Оррис уже дошел бы за это время до Берегового хребта

К тому же, хоть и отпала проблема сна, возникли новые сложности. Чем больше Барам осваивался со своей свободой, тем труднее становилось с ним ладить. При переходе через Священный лес он стал сопротивляться требованиям Орриса отправляться в путь по утрам. Он просто отказывался вставать или специально слишком медленно ел. Потом Барам стал настаивать на более длительных дневных привалах. Когда они наконец вышли из леса Тобина и начали подъем на Изумрудные холмы, Барам стал совершенно неуправляем. Он мог загасить костер, залив его водой или забросав грязью, хоть и знал, что Оррису не составит труда развести его вновь. Иногда он намеренно расплескивал запасы питьевой воды или опрокидывал вертела, на которых жарилось мясо.

Пока они пересекали степь, отделявшую Изумрудные холмы от Великой пустыни, Оррису удавалось держать себя в руках, несмотря на нескончаемые выходки чужестранца. Понимая, что Барам провоцирует его, маг решил не обращать на него внимания.

Однако во время первой же ночевки в пустыне Барам перешел все границы. День был долгим и изнурительно жарким, да еще и утомительным из-за бесконечных задержек в пути. Они, правда, прошли довольно много, но не так много, как надеялся Оррис. В конце концов, когда погас последний луч света, маг, хотя и неохотно, подал знак сделать привал, и они разбили лагерь на берегу Длинной реки. Он послал Анизир поймать какую-нибудь дичь на ужин и развел огонь. Барам был как-то подозрительно тих, и Оррис решил, что он просто измотан переходом. Анизир вскоре вернулась с большой жирной уткой, Оррис быстро разделал ее и насадил на вертел. Отвернувшись от костра, маг стал собирать ветки карликовой сосны, чтобы подбросить в огонь, и не видел, как Барам одним прыжком оказался у костра. Оррис обернулся, когда было уже слишком поздно. Не обращая внимания на окрики Орриса, Барам сбил вертел с распорки и вместе с почти готовой уткой забросил его в реку.

В другой день Оррис, возможно, и стерпел бы потерю ужина, но сейчас он не выдержал и взорвался. Не раздумывая, он схватил Барама за плечо, круто развернул его и с размаху заехал по лицу. Чужеземец подался назад и упал на спину. Из носа потекла кровь.

— Ублюдок! — стоя над ним и тяжело дыша, рявкнул Оррис. Руку саднило, но Оррис этого ни за что не показал бы. — Я сыт по горло твоими выходками, чужеземец! Ты слышишь это? Довольно! В следующий раз будет хуже, клянусь Ариком!

Барам поднес руку к лицу и с изумлением уставился на стекавшую по пальцам кровь. Злобно процедив что-то на своем языке, он поднялся и угрожающе двинулся к Оррису. Анизир расправила крылья и зашипела, а маг направил посох Бараму в грудь. Тому пришлось отступить.

Оррис мрачно усмехнулся:

— Ты ведь помнишь, что может сделать с человеком Волшебный огонь, а, чужеземец?

Барам не отрываясь, зло смотрел на него, струйка крови стекала по лицу и исчезала в усах и бороде, но двинуться с места он не решился. Так они и смотрели друг на друга, пока Барам не развернулся, буркнув что-то, признавая себя побежденным.

Остаток ночи показался нескончаемым. Оррис снова послал Анизир на охоту, чтобы все-таки приготовить еду. Она принесла зайца, Оррис его приготовил и предложил часть Бараму, думая, что тот откажется. Но чужестранец взял, и они поели в молчании, стараясь не смотреть друг другу в глаза. После еды они, как обычно, продолжали исподтишка наблюдать друг за другом. Но в эту ночь в их взаимной настороженности появилось нечто новое, Оррис это хорошо почувствовал. Впервые Барам не повторял свои заунывные заклинания, а просто тихо сидел. Но главное — сами взаимоотношения изменились, причем по вине Орриса. Они, конечно, никогда не были друзьями, их и товарищами было бы трудно назвать, разве что формально. Но открытой вражды между ними тоже никогда не проявлялось. До сегодняшнего дня. Оррис пересек некий невидимый барьер, позволив себе ударить чужестранца, — и теперь они стали врагами. Сейчас он чувствовал, что Барам выжидает, когда он заснет, возможно, чтобы убить его.

Ночь превратилась в состязание их выносливости и воли, оба старались не уснуть изо всех сил, и оба ждали, когда же другой не выдержит и задремлет. Оррис, конечно, не сомневался в бдительности Анизир, но боялся, что сам он спросонья не сможет сразу сориентироваться, даже если она его и разбудит. Вот и вышло, что оба так и не сомкнули глаз и даже почти не двигались. Оррис лишь время от времени протягивал руку за очередной щепкой, чтобы маленький костерок совсем не погас, но не решался отойти подальше, боясь, как бы чужестранец не напал на него или не попытался сбежать. Они просто наблюдали друг за другом. И когда небо на востоке наконец начало светлеть, оба одновременно повернули головы в сторону поднимающегося над зарослями шалфея и можжевельника солнца.

Мужчины молча встали на затекшие ноги. Оррис развязал мешок с припасами, вытащил горсть сухофруктов и передал сумку чужестранцу. Тот кинул на него угрюмый взгляд, но еду взял и вернул мешок.

— Уж не знаю, понимаешь ли ты все, что я говорю, чужестранец, — жуя, произнес Оррис, — но подозреваю, что почти все, хоть ты этого и не показываешь. Поэтому слушай: сегодня я больше не потерплю никаких вывертов. Нужно наверстать упущенное время, мы слишком много его потратили, пока сюда добрались. И мне наплевать, что для этого потребуется. Пусть мне даже придется избить тебя до полусмерти и тащить на себе. Поэтому, когда я говорю: «Идем», ты идешь, без всяких отговорок и фокусов. Будешь делать то, что я прикажу. Ясно?

Барам глазел на него с прежним выражением лица. Но, однако, они отправились к югу восточным берегом реки без промедления, и весь день Барам беспрекословно слушался Орриса. Хотя совершенно очевидно было, что он не испытывает от этого особой радости, диковатые серые глаза смотрели зло и вызывающе, и после завтрака он больше не принимал никакой пищи. Но все же им удалось пройти почти шесть лиг, столько они еще никогда не преодолевали. Был поздний вечер, длинные лучи солнца золотили заросли шалфея и спокойные воды реки, и Оррис, очень довольный результатом дня, стал раздумывать о происшествиях минувшей ночи. Он действительно разрушил их прежние взаимоотношения, не сдержавшись и ударив Барама, но, может, оно и к лучшему? По словам Бадена, порядки на родине этого человека были жестокими. Возможно, размышлял маг, как раз и требовалось применить силу, чтобы чужестранец признал его старшинство? Оррис ухмыльнулся про себя. Он, может, и не понимает нашего языка, но разбитый нос, похоже, — неплохой аргумент.

Они остановились в сумерки и снова разбили лагерь на берегу. Оррис вновь отправил Анизир на поиски добычи, а сам стал собирать хворост для костерка, бдительно следя за Барамом. Вскоре птица вернулась, неся довольно упитанную куропатку, и маг опять приготовил дичь на вертеле. Но на этот раз Барам сидел спокойно. Он перебрался поближе к костру, наблюдал, как Оррис готовит пищу, и не мешал. Оррис отдал ему половину тушки, и чужеземец с жадностью накинулся на еду. А маг снова подумал, что их ссора, вероятно, пошла на пользу.

Они покончили с едой и продолжали сидеть у костра, как и раньше, за исключением последней ночи. Оба молчали. Оррис рассеянно ворошил угли длинной палкой, вспоминая друзей из Ордена.

Вдруг он поймал себя на том, что не слышит бормотания Барама. Он быстро посмотрел в его сторону и успел перехватить его взгляд, хотя чужестранец тут же отвел глаза. Однако этого было достаточно. Глаза спутника были пугающе холодными, такое же выражение Оррис замечал у своей птицы, когда она отправлялась на охоту. Маг глубоко вздохнул. Значит, ударив чужеземца, он ничего не добился, и сейчас ему показались смешными и глупыми мысли о каком-то преимуществе. Барам желал убить его ничуть не меньше, чем накануне, только ждал, когда Оррис заснет.

— Ну нет, — громко произнес Оррис. Барам воззрился на него. — Нет, — повторил маг, качая головой. — Больше я тебе этого не позволю. — Он поднялся, и Барам, тихо зарычав, попытался отползти. — Не двигаться! — приказал маг и направил на чужестранца посох, отчего камень наверху засиял недобрым медовым огнем.

Барам потихоньку отползал, сверля Орриса глазами.

Маг вытащил из-под плаща длинный кусок веревки, кинжалом разрезал его на две части и двинулся к чужеземцу. Барам снова попытался встать на ноги и спастись бегством, не слушая приказов Орриса Тогда маг послал ему вслед вспышку волшебного пламени, чувствуя, как по телу, словно ветер над долиной Тобина, пронеслась волна энергии. Тут же Барам как подкошенный упал на землю, прикрыв руками голову и подтянув колени к груди. Оррис бросился к нему и быстро связал руки за спиной. Барам яростно брыкался и несколько раз стукнул Орриса по ногам и телу. Тогда маг ударил его кулаком в живот. Чужеземец стал судорожно хватать ртом воздух и перестал пинаться, а Оррис туго связал его щиколотки. Барам взвыл и попытался освободиться, но веревка была очень прочной.

— Сегодня выспимся, — встав и пытаясь восстановить дыхание, удовлетворенно произнес Оррис.

Он вернулся к костру и прилег. Барам еще долго рычал и дергал путы, но Оррис не обращал на него внимания, зная, что никуда он не денется. Кажется, Барам тоже это понял, лег и затих. Вскоре Оррис услышал, что дыхание его стало медленным и размеренным, и улыбнулся в темноту. Сегодня выспимся.

Маг открыл глаза, когда солнце уже давно встало. Он уж и позабыл, когда высыпался так хорошо. Барам уже проснулся. Каким-то образом он ухитрился сесть и теперь хмуро наблюдал за Оррисом.

— Как спалось, чужеземец? — весело спросил Оррис.

Барам отвернулся и сплюнул.

Оррис искренне опечалился.

— Я это заслужил, — честно сознался он. — Но ты сам вынудил меня связать тебя. Мы не сможем идти дальше, если не будем спать. Поэтому имей в виду: я сделаю то же самое и сегодня, и завтра, и послезавтра, пока не смогу убедиться, что тебе можно верить.

Он встал и подошел к Бараму. Сев на корточки, он распутал узлы на его запястьях и положил веревку в карман. Барам мигом развязал ноги, скомкал веревку и закинул в реку.

Покачав головой, Оррис сделал мысленный посыл Анизир, сидевшей на небольшом камне невдалеке. Самка ястреба взмыла в воздух, покружила над рекой и, ринувшись вниз, выхватила веревку из воды и вернулась к Оррису, зажав ее в когтях Маг поднял руку, чтоб птица села

— Молодчи… — не договорив, Оррис покатился на землю, сбитый с ног налетевшим на него Барамом. Чужестранец кувыркнулся и, стремительно вскочив, помчался к берегу и бросился в воду.

— Наказание божье! — рявкнул Оррис, тоже вскочил и рванулся следом. У самой кромки воды он сбросил одежду и нырнул.

Река казалась спокойной, но, погрузившись в воду, Оррис понял, что течение на самом деле довольно сильное. Барам плыл уже в нескольких ярдах. Оррис никак не мог к нему приблизиться, мешали встречные течения и водовороты, хотя несло их ничуть не медленнее. Хорошо, что плавать он учился в Мориандрале, еще мальчиком, быстрая вода была ему знакома. Барам же чувствовал себя в реке неуверенно, колотил вокруг себя руками, и Оррис наконец смог его нагнать.

И, только подплыв к чужестранцу совсем близко, Оррис понял, что тот вовсе и не пытается плыть. Он изо всех сил старался не пойти ко дну, но у него это неважно получалось.

— Хватай меня за руку! — заорал Оррис, дотянувшись до тонущего.

Барам обернулся на его голос и принялся так отчаянно молотить руками, что было непонятно, то ли он пытается спастись, то ли не подпустить к себе Орриса. Маг попробовал приблизиться и поддержать его, но чужестранец стал его топить. Оррис вывернулся и вынырнул, жадно глотая воздух. И тут ему захотелось все бросить. От Барама были одни неприятности с того самого дня, как они покинули Амарид. Пускай себе утонет, а Оррис сам выполнит то, что задумал. Но тут он вспомнил о Бадене. Магистр слишком многим пожертвовал, в одиночку борясь за жизнь чужеземца. Значит, надо спасти этого упрямца, пусть даже он и не хочет, чтобы его спасали. Вновь подплыв к Бараму, Оррис нырнул и обхватил его за грудь, пропустив руку под мышками. Чужеземец отбивался, наугад лупя руками и ногами. Но Оррис теперь крепко держал его и потихоньку поплыл со своим грузом к берегу.

Барам вдруг перестал сопротивляться. Стало несколько легче, но много сил уходило на борьбу с течением. Добравшись наконец до берега, Оррис сбросил Барама на песок и сам без сил свалился рядом, еле переводя дыхание. Если бы Барам надумал сейчас сбежать, Оррис уже не смог бы помешать ему. Но чужестранец и сам выдохся и сейчас лежал рядом с магом, кашляя и выплевывая воду. Анизир стремительно спустилась на землю неподалеку от них, по-прежнему не выпуская из когтей веревку. Я цел, — почувствовав ее тревогу, мысленно сообщил ей Оррис. — Только очень устал. В ответ он получил изображение своего посоха и плаща, которые остались почти в миле вверх по течению. Я помню. Надо вернуться.

Он сел и взглянул на Барама. Тот не шелохнулся. Он лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал. Выглядел он еще более потрепанным, чем обычно.

Оррис с трудом поднялся.

— Надо трогаться, чужеземец.

Барам открыл один глаз и искоса глянул на него.

— Вставай! — прикрикнул Оррис.

Человек медленно сел и глубоко вздохнул.

— Зачем? — спросил он.

Оррис застыл на месте, решив, что ослышался.

— Что ты сказал? — едва слышно произнес он.

— Зачем? — повторил Барам. — Зачем ты вытащил меня из воды?

У него был довольно сильный непривычный акцент, и Оррис не сразу понял смысл.

— То есть почему я не дал тебе утонуть?

Чужестранец кивнул, пристально глядя на мага.

Оррис помолчал. Неожиданный вопрос попал в точку. Он ведь почти бросил его.

— Не знаю, — наконец ответил он. — Не мог же я просто смотреть, как ты тонешь.

Но чужестранец по-прежнему не сводил с него глаз и ждал чего-то.

— Наверное, потому, что ты мне нужен, — сознался Оррис. — Мне понадобится твоя помощь в Лон-Сере.

Барам кивнул, удовлетворенный ответом.

Оррис прищурился, словно впервые видел своего спутника:

— Ты говоришь на нашем языке! Ты понимаешь все мои слова?

— Да.

— И ты понимал все, что я говорил, с тех самых пор, как забрал тебя из тюрьмы?

— Да.

Оррис в замешательстве тряхнул головой:

— Так ты все время знал, что мы идем в твою страну? Зачем же ты мне мешал?

— Я тебе не верю, — ответил чужеземец. — По крайней мере не верил до сегодняшнего дня.

Оррис невесело рассмеялся:

— Ты мне не верил? Значит, в этом все дело?

— Нет, — промолвил Барам, и его взгляд помрачнел. — Я узник. Ты вытащил меня из камеры, но я все равно узник. Вот почему я тебе вредил.

Маг внимательно посмотрел на него. Звучит правдоподобно. Наверное, он бы сделал то же самое на месте Барама

— Ну что ж, понятно, — подытожил он. — Но ведь теперь ты мне веришь? Ты ведь знаешь, что мы идем домой?

— Теперь я знаю, что нужен тебе живым, — осторожно ответил Барам. — Вероятно, мы действительно идем домой. Не знаю, может быть. Только не понимаю зачем.

Маг снова помолчал. Он чувствовал, что сейчас все может рухнуть.

— Ты пришел к нам с войной, — начал он, необычайно тщательно подбирая слова, — вместе с другими чужестранцами. Я веду тебя назад, чтобы заключить мир. Я хочу, чтобы ты отвел меня к своим правителям, чтобы мы договорились больше не воевать. — Он хотел еще что-то сказать, но передумал. Вместо этого он спросил: — Ты меня понимаешь?

Чужестранец, похоже, обдумывал сказанное, потирая рукой подбородок, чем вдруг стал странно похож на Бадена. Наконец он кивнул.

— Теперь ты прекратишь сопротивляться? — спросил Оррис, стараясь, чтобы это было не слишком похоже на просьбу. — Можем мы жить, не ссорясь?

Барам с достоинством посмотрел на мага и потер запястье:

— Тогда больше не связывай меня.

— Обещаю, — ответил Оррис, — но только если не будешь нападать на меня. — Он замолк, внимательно глядя на чужестранца. — Мир?

— Что это значит?

Оррис усмехнулся:

— Это значит, что мы больше не будем враждовать. Барам бросил быстрый взгляд на реку.

— Мир, — согласился он, посмотрев Оррису в глаза. Маг вздохнул. Ему страшно хотелось верить этому

человеку. Слишком много времени ушло на препирательства. Скоро осень, а впереди еще почти двести лиг до перешейка. Если они не пересекут Береговой хребет прежде, чем выпадет снег…

— Мир, — тихо повторил он, стараясь улыбнуться. Он протянул руку, чтобы помочь спутнику встать. — Пойдем, чужестранец. Пора двигаться.

Тот не шевельнулся.

— Барам, — поправил он. — Меня зовут Барам.

— Хорошо, — помедлив, согласился Оррис. — Барам так Барам.

Чужеземец ухватился за протянутую руку и рывком встал, и оба пошли вверх по течению, туда, где бросили плащ и посох Орриса.

Они вернулись в лагерь только в полдень. Собрав вещи, перекусили и снова тронулись в путь. Они опять пошли к югу вдоль реки и прошагали до темноты, несмотря на то что поздно вышли, почти четыре лиги. На следующий день они повернули на запад, перешли реку вброд и по пересохшей долине направились к кучке деревьев, которые Оррис приметил еще с берега. Здесь, как маг и ожидал, они обнаружили родник и пополнили запас питьевой воды, которую Оррис налил в старый винный мех. В последующие дни путешественники не сходили с сильно петлявшей, но все же ведшей к югу тропы, которая вилась по пустыне от оазиса к оазису. Когда оазисы перестали попадаться, они направились строго на запад, экономно расходуя воду и с надеждой высматривая, не покажутся ли где кроны деревьев.

Южные Береговые горы показались на восьмой день после происшествия у реки. Когда начались холмы, им стала чаще попадаться вода. Хотя восточные склоны Берегового хребта были суше, чем западные, все же с гор текло немало ручьев, и бурдюк путешественников не пустовал.

Достигнув холмов, странники повернули на юг, следуя линии гор. Оррис очень спешил перейти через горы до того, как похолодает, но хотел сделать это южнее, ниже Южного Приюта и Нижнего Рога, так как это были одни из самых густонаселенных мест Тобин-Сера. После разговора у Длинной реки Барам вел себя более уравновешенно. Они бы даже могли встречаться с местными жителями и не возбудить лишнего внимания. Все равно бы им со временем пришлось это сделать: запасы еды подходили к концу, а одежда Барама так истрепалась, что он замерз бы, когда наступят холода. Надо было найти какую-нибудь деревню или хотя бы мелочного торговца, а их было предостаточно по ту сторону Слез Дуклеи. Но Оррис все никак не мог решиться.

Они уже десять дней шли западными предгорьями, медленно передвигаясь все дальше к югу, пока Оррис не решил, что они уже достаточно удалились от Южного Приюта. Только тогда они повернули на запад и стали понемногу подниматься вверх по склонам Берегового хребта. Карабкаясь все выше в поисках перевала в этом нагромождении заснеженных вершин, они заметили, что воздух стал значительно холоднее. Альпийские луга еще были покрыты ковром люпина и клевера, но осины и клены уже украсились по-осеннему золотистыми и оранжевыми листьями. Оррис подумал, что уже парой недель позже здесь все будет в снегу. И вправду с северо-запада дул слишком холодный для этого времени года ветер. Зима обещала быть суровой.

На девятый день путешествия по горам пошел снег, но к этому времени они уже миновали наиболее сложные участки и стали медленно спускаться в Слезы Дуклеи, местность, сплошь изрезанную речками и ручьями, берущими начало в горах и несущими свои воды в бухту Риверсенд. Теперь они шли довольно скоро, Оррис даже и в одиночку вряд ли двигался бы быстрее. Этот долгий переход занял все лето и отнял много сил, но теперь они наконец притерлись друг к другу и шли вперед без конфликтов и проволочек. Но самое главное — размышлял Оррис, глядя на редкий снег, — что теперь есть надежда добраться до густых лесов перешейка Лон-Тобин до начала зимы. Может, они и немного выиграют, но все же успеют.

Позади уже лежало четыреста лиг, и маг предполагал, что до больших Налей Лон-Сера оставалось примерно столько же. Но в некотором смысле это было только начало настоящего путешествия. Шагать по родной земле — одно, а оказаться за ее пределами — совсем другое. Оррис никогда не бывал дальше Слез и слышал только туманные рассказы о дебрях Перешейка. И конечно, он вовсе ничего не знал о Лон-Сере, кроме того, что рассказывал Баден. Все это время он был провожатым и защитником Барама. Но больше так не будет. Очень скоро он будет вынужден все больше и больше полагаться на чужестранца и то зыбкое содружество, что установилось между ними в пустыне.

С тревогой глядел Оррис на запад, словно стараясь рассмотреть что-то за громадами облаков и тонкой пеленой снега. Он не мог даже представить себе, как выглядит эта земля за горизонтом. Страна, состоящая из городов, каждый размером с Долину Тобина. Страна без полей и лесов. Он тряхнул головой. На что же она похожа? Он снова посмотрел вперед. Барам шел впереди, как всегда молчаливый и замкнутый, обняв себя руками и поеживаясь от холода. Маг тяжело вздохнул. «Ну, чужестранец, — подумал он, чувствуя, как страх камнем ложится на душу, — похоже, скоро будет моя очередь».

 

10

Самым сложным для моего разумения, исключая, пожалуй, только необыкновенные технические изобретения Лон-Сера, была организация товарного и денежного обмена на родине Барама. Они настолько отличаются от существующих в нашей стране, что я с трудом могу подыскать аналогии для лучшего понимания их структуры. Сложность заключается еще и в том, что товарный и денежный оборот в Лон-Сере неотделимы от управленческой элиты. Как и Потентаты Аббориджа, лорды Брагор-Наля собирают дань со своих подчиненных. Часть ее они в свою очередь передают Правителю, также в качестве дани. Еще часть оставляют для личного пользования, а остальное возвращают управляющим рангом ниже, чтобы они употребили эти средства на поддержание порядка во вверенной им части Наля. До сих пор соответствия между структурой экономики Наля и системой Аббориджа очевидны. К сожалению, данную аналогию нельзя продолжить, так как сложность экономики Налей обескураживает.

Из пятого раздела «Доклада Магистра Бадена

Он сидел на большом валуне, глядя во тьму и прислушиваясь к мягкому плеску волн, набегавших внизу на каменистый берег. С моря Арика дул прохладный влажный бриз, пахнувший солью и водорослями. Несколько ярких звезд сияли высоко в небе, остальные заволокло легким туманом, повисшим между Северным и Южным Приютами.

Куда ты пропал, Баден? — пришло послание от Джарида, переданная мысль была слегка окрашена его веселостью.

Магистр улыбнулся во тьме.

Я здесь, — закрыв глаза и снова отпуская сознание за пределы своего тела, ответил он. — Хотел немного насладиться одиночеством. Но пока все вы, ребята, толчетесь в моей голове, вряд ли это будет возможно.

Незачем грубить, — вступил Транн. — В конце концов, все это ты придумал.

Лично меня уже тошнит от одиночества, — добавил Джарид.

И меня, любимый, — откликнулась Элайна.

Ну, будет вам, голубки, — встрял Меред. — А то я сейчас заплачу.

Баден рассмеялся вслух и почувствовал, что остальные тоже смеются. Хоть он и ощущал усталость после сеанса связи с другими магами и сильно хотел спать, он был рад, что может разделить с друзьями их мысли. Он больше привык скитаться, чем сидеть на месте. Ему нравилось переходить из деревни в деревню, встречаться в пути с разными людьми. В терминологии Ордена он был странствующим, а не оседлым. Но ради налаживания ментальной связи он изменил своим привычкам. Уже почти год он оставался на берегу моря Арика, служа нескольким рыбацким деревенькам, но большую часть времени был предоставлен самому себе. В каком-то смысле он расценивал установление связи как некую награду за свою маленькую жертву.

Во многом эта связь была похожа на ту, что существовала между ним и Голивом или его прежними птицами. Он ощущал мысли и чувства других магов так же, как ощущал мысли и чувства большого белого филина, сидевшего на его плече. Он даже ощущал, правда поверхностно, связь магов с их птицами, и частенько перед ним проносились беспорядочные мысли и образы, родившиеся в сознании не Голива или магов, а их птиц. С появлением связи труднее стало контролировать свой собственный разум. Именно поэтому ее поддержание было таким изматывающим делом. Но зато между ними появилась близость, которую маги часто разделяли с птицами и почти никогда — с другими людьми. И точно так же, как связь с Голивом расширяла представление Бадена о том, что творилось вокруг, ментальная застава давала возможность контролировать все западное побережье Тобин-Сера. Каждый маг был связан с сознанием двух ближайших к нему магов. Для Бадена это были: с севера — Меред, который находился на южной оконечности Верхнего Рога, а с юга — Джарид на побережье у Южного Приюта. Они в свою очередь посылали мысли Бадену и в другую сторону, Меред — Радомилу в лес Леоры, а Джарид — Элайне, находившейся в южной части Нижнего мыса. При помощи этой цепочки маги наблюдали за западной границей страны.

Они замечали все, что казалось им странным. Четыре года назад несколько магов, посланных Орденом к Отрогу Фелана, узнали от Неприкаянного духа Волчьего Магистра, что он и еще один Неприкаянный выследили чужестранцев благодаря необычному оружию и механическим птицам, которые были с ними.

— Они не похожи ни на что в этой стране, — объяснял Фелан, — хотя сами люди мало чем отличаются. Мы настроились на них и теперь можем не упускать из виду.

Несколькими днями позже, когда в его голове только начал складываться план построения ментальной сети, Баден подумал, что раз Неприкаянные, по словам Терона, «суть ходячие воплощения искусства магии», то, следовательно, маги, как и Неприкаянные, могут ощущать чужеродные предметы. Для проверки своей теории Баден спрятал сломанную механическую птицу в одном безлюдном переулке Амарида. Потом он поставил Радомила и Транна в противоположных концах города, и они установили между собой ментальную связь. Как Магистр и ожидал, оба мага почувствовали присутствие машины и смогли с точностью до нескольких десятков ярдов определить ее местоположение. Если новое войско завоевателей придет в Тобин-Сер, у них, несомненно, будет оружие. А раз так, Баден и его друзья смогут их выследить.

Сидя в темноте и тумане над каменистым пляжем, Магистр был, однако, уверен, что в эту ночь в Тобин-Се-ре все спокойно. Я не чувствую ничего необычного, — наконец отправил он. — Наверное, на сегодня все. Остальные маги согласились и один за другим стали покидать сознание Бадена. Последними остались Джарид и Элайна. Спокойной ночи вам обоим, — пожелал Магистр, прежде, чем оставить их наедине.

Спокойной ночи, Баден, — одновременно откликнулись они.

Баден знал, что эти двое поступились гораздо большим, чем остальные, ради сохранения ментальной связи. После исчезновения Орриса Бадену некого было поставить на его место. Правда, он и не пытался искать. После состоявшегося Собрания было бы трудно сблизиться еще с кем-то. Теперь он не знал, кого еще можно привлечь. Поэтому семеро оставшихся: Баден, Транн, Радомил, Урсель, Меред и двое юных магов — растянули стену своего сознания и сознания своих птиц еще дальше, чем прежде, до предела истощая себя и своих пернатых.

Чтобы облегчить участь остальных, Джарид и Элайна решили покинуть свой новый дом на побережье Южного Приюта, и один из них отправился севернее, а другая обосновалась на Нижнем Роге. В благодарность старшие маги договорились давать им несколько дней отдыха каждые две недели, чтобы они могли побыть вместе. Такая организация была далека от совершенства, но единственно возможна в создавшейся обстановке. По крайней мере, лето они выстояли. Все же Баден часто сетовал на отсутствие Орриса.

Как всегда, вспомнив о маге с золотыми волосами, Баден перенесся мыслями на юг. Если все складывалось благополучно, он и Барам сейчас уже должны быть на Перешейке. Но Баден слишком хорошо знал Барама, чтобы надеяться на благоприятный ход событий. В течение четырех лет, пока длились допросы, магистр мог наблюдать пугающие метаморфозы в личности чужеземца. В общем-то, с Баденом узник вел себя корректно, несмотря на все возраставшую подозрительность. Но к охранникам он проявлял откровенную враждебность. Когда же Барам стал туманно намекать на то, что некто крадет камни его камеры, Магистр понял, что рассудок уже не вполне ему подчиняется. Последний год с лишним беседы с Барамом не давали почти никаких новых сведений. Барам помнил так мало, что временами Бадену казалось — он знает Брагор-Наль лучше чужестранца.

Баден никому не говорил об этом, боясь, как бы Эрланд и его сторонники, узнав, что допросы уже бесполезны, не стали бы решительней требовать казни чужеземца. Он и подумать не мог, что Оррис заберет узника в Лон-Сер. Даже во время разговора на Собрании, когда Оррис намекнул о своем намерении что-то предпринять, самым худшим предположением Бадена было то, что Оррис похитит обломки механических птиц и попробует представить их Совету Правителей Лон-Сера. Магистр покачал головой.

— Храни тебя Арик, Оррис, — вслух промолвил он, уже не в первый раз после окончания Собрания.

Магистр устало поднялся и собрался идти к деревеньке, где он остановился. Обычно до холодов он спал под открытым небом, в лесу или в поле. Но в этом году похолодало рано, к тому же он никак не мог привыкнуть к влажному приморскому климату. Он печально усмехнулся.

— Наверное, я просто старею, — обратился он к Го-ливу. Белый филин мигнул, но никак не ответил.

Однако, сделав пару шагов, маг заметил зеленоватое свечение в ровном оранжевом сиянии церилла. Он вновь улыбнулся, поняв, чей это цвет. Он был сильно утомлен, да и час был поздний, но все же он остановился и с радостью приготовился ответить на призыв Сонель.

Тебе уже пора спать, — мягко пожурил он ее.

Не могу заснуть. И я почувствовала, что ты еще не лег. — В ее мыслях отчетливо чувствовалось напряжение.

Что случилось?

Сегодня приходил Эрланд.

Да уж, этот кому угодно испортит весь день, — сообщил он и почувствовал, что она улыбнулась. — Но ведь он служит в лесах севернее Лариана. Думаю, он нередко тебя навещает, — продолжил он после короткой паузы.

Так и есть. Но сегодня он представил мне официальный ответ на твой доклад о Бараме. Я еще не успела его внимательно прочитать, но после беглого просмотра поняла, что это просто очередная нападка на тебя и прежнее требование казнить Барама.

Баден тихо засмеялся.

А чего ты ожидала?

Да нет, — ответила Сонель, — ничего. Но что-то в тоне ее сообщения заставило его похолодеть.

В чем дело, Сонель? — потребовал он ответа. — Ты чего-то не договариваешь?

Премудрая колебалась.

Ты правильно сделал, Баден, что сохранил Бараму жизнь. Благодаря ему мы многое узнали. Хоть тебе и пришлось за это дорого заплатить, но ты был прав.

Итак? — поторопил ее Баден, чувствуя, как при упоминании о чужестранце учащенно забилось сердце. Сонель снова медлила. — Говори же. — В его сообщении отчетливо слышалась мольба.

Но он ведь уже рассказал тебе все, что знал. Ты сам говорил, что обеспокоен его поведением, что он многое забывает и странно себя ведет…

Но ты же не сказала об этом Эрланду? — перебил ее Баден.

Конечно нет! — возмутилась она. Он понял, что глубоко оскорбил ее этим вопросом. Довольно долго они молчали.

Прости, — в конце концов сделал первый шаг Баден. — Продолжай, пожалуйста.

Она не отвечала. Баден ясно представил, какая боль застыла сейчас в ее ясных зеленых глазах, и обругал себя за легкомыслие и несдержанность.

Прошу тебя, Сонель, — еще раз передал он.

Не знаю, — со все еще ощутимой обидой начала она. — Мы не вытащим из него больше ничего нового, а Эрланд, Арслан и остальные никогда не дадут вернуть его в Лон-Сер. И я уже не понимаю, что толку оставлять его в живых.

То есть?

Ну, ему никогда не жилось здесь очень сладко. Он же заключенный, Баден. Я знаю, что тебе хочется защитить его, ты всегда надеялся, что когда-нибудь он начнет доверять и помогать нам. Но этого не случилось. — Она остановилась. Баден понял, что это еще не все. — Но как Премудрая, я обязана заботиться о том, что хорошо для страны и магического искусства. И я обеспокоена всеми этими партиями, на которые начинает раскалываться Орден.

Ты полагаешь, что убийство Барама снова сплотит нас? — обрушился он на нее. — Хорошо же будет наше единство, ничего не скажешь!

Это несправедливо, и ты сам это знаешь! — ответила она с не меньшим пылом. — И тебе лучше многих известно, каким сложным был для нас этот вопрос! Цель не в том, чтобы убить его! Но это положит конец разногласиям и, между прочим, будет возмездием! Неужели ты этого не понимаешь? Разве ты не видишь, сколько людей желают смерти этому чужестранцу?

Баден начал было возражать, но сам себя оборвал. В следующий раз, когда они с Сонель встретятся, он собирался рассказать ей о том, что сделал Оррис. Однако грубоватый маг ушел, поддерживать ментальную связь было очень тяжело, и встреча состоялась бы не скоро, возможно только во время следующего Собрания. Но он не мог ждать так долго.

Я знаю, что для тебя это будет ударом, — неправильно поняв его молчание, продолжила она, — но, думаю, я дам согласие на казнь.

Это невозможно, — отозвался он.

Я знаю, что…

Нет, не знаешь. — Он сделал глубокий вдох. — Ты не можешь ничего знать. И виноват в этом я.

Я не понимаю…

Он хотел как-нибудь подготовить ее к своему сообщению, но — не умел.

Барама здесь больше нет. Оррис забрал его из тюрьмы в ночь Праздника Света и повел в Лон-Сер. Я не представляю себе, где они сейчас. Может быть, они уже покинули Тобин-Сер. Но даже если это не так, мы все равно ничего не сможем сделать.

Сонель так долго ничего не отвечала, что Баден уже подумал, что она просто прервала связь.

И ты ничего не предпринял! — Ее упрек вошел в сознание, как порыв ледяного ветра. — Ты просто устранился и дал его увести!

Да, — ответил Баден, стараясь соблюдать спокойствие. — Именно это и произошло.

«Именно это и произошло»! — передразнила она. — И что это означает?

Я устранился и дал Оррису возможность увести Барама в Лон-Сер, вот и все, что тебе нужно знать.

Сонель опять замолчала на некоторое время.

Прости, — в конце концов послала она ему, уже спокойнее. — Расскажи, как это случилось.

Баден глубоко вздохнул и уселся на землю. И он, и Голив уже слишком устали. Баден уже несколько часов истощал сознание психическим общением.

Это не так уж и важно, — утомленно начал он. — О том, что Барам исчез, я узнал лишь на следующий день, но я бы мог попытаться их задержать. По крайней мере предостеречь Орриса.

О чем предостеречь? — тревожно спросила Премудрая.

Состояние Барама еще хуже, чем я тебе говорил, — пояснил Баден. — По крайней мере так было, когда я видел его в последний раз. Полагаю, в заточении он сошел с ума.

О боги! Ты что-нибудь знаешь об Оррисе? Ты не пробовал с ним связаться?

Нет. — Баден уже чувствовал тупую боль в голове. Долго он так не выдержит. — Постарайся как-то скрыть это от Эрланда. Кто знает, что он выкинет, когда все узнает. А Оррис заслужил того, чтобы хотя бы попытаться.

Боюсь, Оррис заслужил кое-чего другого, — парировала она. — Одно дело — ментальная застава. Пусть ты скрыл это от Ордена, но это ни на ком не отразилось. Но теперь… — Она не закончила мысль, и Баден ясно представил себе, как она качает головой.

Что ты скажешь Эрланду? — спросил он, пытаясь не обращать внимания на пульсирующую боль в голове. Голив жалобно пискнул, он тоже держался с трудом.

Еще не знаю. Не волнуйся — что-нибудь придумаю. Но ты ведь понимаешь, это невозможно будет долго скрывать. Кто-нибудь обязательно обнаружит исчезновение одного или другого.

Да, — еле сумел ответить ей Баден.

Она сразу забеспокоилась и спросила:

Ты себя плохо чувствуешь?

Просто устал.

Конечно, ментальная цепь. Я сама должна была догадаться, Баден. Иди отдыхай.

Теперь боль невыносимо стучала в висках. Каждый удар пульса грохотом отражался в мозгу, но он заставил себя послать ей еще кое-что.

Сонель, прости меня. Клянусь, я собирался все тебе рассказать. Но времени… — Он осекся — излагать мысли ясно ему уже было чересчур трудно. — Прости, — повторил он.

Я понимаю, — отозвалась она. — Думаю, что я все понимаю.

Он почувствовал всю глубину ее печали. Надо было что-то ответить, но он с трудом мог принимать даже ее посылы.

Всего хорошего, Баден. Отдыхай.

Она отключилась, и Баден навзничь упал на холодную влажную землю, едва не застонав от боли. Голив приземлился рядом, и он ласково потрепал птицу под клювом. Потом его рука бессильно упала, и он лежал не шевелясь, выжидая, когда утихнет пульсация в голове.

Спустя какое-то время он очнулся. По-прежнему было темно, и он не знал, сколько времени провел в таком положении. Туман сгустился, и звезд уже не было видно. Он медленно сел. Боль несколько стихла, но все еще настойчиво стучала в висках. Он взглянул на своего филина, очерченного во тьме оранжевым сиянием церилла, и увидел, что птица не спит и внимательно смотрит на него круглыми ярко-желтыми глазами.

— Наверное, ты выглядишь получше, чем я. — Его слова прозвучали очень громко в тишине ночи. — И уж наверняка самочувствие твое лучше, чем мое.

Птица смотрела на него не отрываясь.

Маг проворно вскочил, с радостью заметив, что боль от этого не усилилась. Он протянул руку, Голив привычно уселся ему на плечо, и они пошли к деревне. Баден старался не вспоминать о Сонель и Оррисе, а думать только о своей теплой уютной постели в маленьком трактире. Но он никак не мог забыть то, что сказала Сонель: «Это невозможно будет долго скрывать. Кто-нибудь обязательно обнаружит исчезновение одного из них» -. Конечно, она права. На следующем Собрании Оррис не появится. Но он был почему-то уверен, что его отсутствие обнаружится еще раньше. А как только это произойдет, Тобин-Сер изменится навсегда.

Они неподвижно стоят на окраине деревни, хмуро обозревая нагромождение низких крыш, дымящихся труб, разбросанных тут и там лоскутков огородов. Рядом с деревней, весело блестя на солнце, протекает небольшая речушка Холодно, хотя и теплее, чем в горах, а небо сияет невыносимой синевой. Людей почти не видно — большинство, наверное, еще не вставали. И только двое или трое из тех, что уже вышли из своих домов, заметили их.

— Много времени это не займет, — говорит Сын Амарида немного нервно. Его плащ, посох и птица остались в лесу. Без них он выглядит странно. Вместо них у него в руке на веревке висят пять птиц, добытых ястребом. Другую руку он кладет на плечо Бараму и поворачивает его лицом к себе. — Помни, что я сказал: не отходи от меня и молчи.

Барам кивает. Он открывает рот, чтобы что-то спросить, но потом раздумывает и снова кивает.

Сын Амарида хмурится.

К ним бежит маленький мальчик, показывая на них пальцем и что-то крича, обернувшись, женщине, стоящей рядом с одним из домов.

— Вы охотники? — спрашивает мальчик, остановившись и подняв пыль столбом.

Маг едва заметно медлит с ответом.

— Да, — с улыбкой отвечает он. — Мы ставили ловушки в горах, а теперь спустились, чтобы кой-чем запастись. Тебя как звать?

— Родри.

— Приятно познакомиться, Родри. Меня зовут Оррис, а моего друга — Барам.

Оррис. Барам вдруг понимает, что впервые слышит имя мага Интересно, настоящее ли оно.

— Я так и понял, что вы охотники, когда увидел у вас перепелов, — хвастается мальчишка, показывая на дичь. — Я и маме сказал. — Он поворачивается и машет женщине.

— Что это за место, Родри? — спрашивает маг.

— Клаудсден. А вы ставите ловушки на диких котов? — с увлечением спрашивает он. — Наверняка ставите!

Оррис кивает:

— На диких котов, бобров, сурков и еще много на кого.

Глаза мальчишки округляются.

— А медведя вы когда-нибудь ловили?

— Нет, — качает головой маг. — Медведя никогда.

На лице мальчика появляется разочарованная гримаса.

Маг садится перед ним на корточки.

— Родри, здесь есть мелочная лавка?

— Нет, — трясет головой мальчишка.

Выражение лица мага не меняется, но Барам видит взгляд его темных карих глаз и непроизвольно вздрагивает. Двадцать в длину, шестнадцать в ширину. Двадцать в длину, шестнадцать в ширину. Он больше не произносит этого вслух, но слова по-прежнему успокаивают его, и он повторяет их про себя, встречаясь глазами с магом.

— Кто-нибудь в селении может продать нам провизию и теплую одежду? — спрашивает Оррис мальчика.

— А зачем вам провизия? — с сомнением спрашивает мальчишка. — Разве вы не едите свою добычу?

Оррис улыбается одними губами:

— Конечно едим. Но ведь хорошо иметь кусок сыра или сухофрукты для разнообразия. Ты как думаешь? Или ты ешь одно и то же каждый день?

Мальчик пожимает плечами и бормочет:

— Наверное, вы правы.

Бараму кажется, мальчик думает о том, что Оррис не похож на охотника.

— Ну так кто же, Родри?

— Там живет старый Албан, — говорит он, показывая на маленький домишко у реки. — Он торгует с коробейниками, которые здесь бывают по весне. — Глаза мальчика опять становятся круглыми. — Я однажды слышал об охотнике, который поймал медведя лишь при помощи западни и ножа! — восхищенно говорит он.

— Да что ты? — притворно изумляется Оррис.

Мальчик кивает и выжидательно смотрит на них, словно надеясь услышать какую-нибудь подобную байку.

— Говоришь, Албан живет вон там? — переспрашивает Оррис, указывая на небольшой дом.

— Да-а-а, — разочарованно тянет мальчишка.

Оррис встает, треплет его по волосам и указывает Бараму идти в ту сторону.

— А можно посмотреть, что вы еще поймали? — кричит мальчик вслед.

— Остальное мы оставили в лагере, — не останавливаясь, отвечает Оррис через плечо. Он поднимает связку повыше. — Это все, что мы с собой взяли.

— Этого хватит? — тихо спрашивает Барам.

Маг слегка поводит плечами:

— Хотелось бы.

В конце концов оказывается, что за пять птиц дают грубую шерстяную куртку и небольшую головку сыра. Оррис пытается убедить несговорчивого старого торговца, лысого человечка с беззубой улыбкой, отдать им еще пакет сухофруктов. Но Албан не поддается, и Оррис отступает, так как ему не терпится покинуть деревню и снова тронуться в путь. Албан задает кучу вопросов о пушной торговле с Аббориджем, и Оррису не сразу удается закончить разговор.

Барам и маг выходят из домика торговца и кратчайшим путем покидают деревню несмотря даже на то, что теперь им придется сделать крюк по лесу, чтобы забрать посох и плащ. Ястреб сразу же нашел их, он садится Оррису на плечо и поднимает головку, чтобы маг почесал его под клювом.

— Оррис, — произносит Барам.

Маг изумленно смотрит на него.

— Твое имя. Оррис.

Оррис кивает и слегка улыбается:

— Да

По дороге Барам надевает шерстяную куртку. Она колется, но в ней тепло, и он благодарен за нее.

Холод напоминает ему о зимах в Нале, когда в больших мусорниках жгли всякий хлам и можно было погреться рядом; или когда он выходил из своего любимого кабака во Втором квартале с повисшей на руке вестрой и торопливо шагал в промозглом воздухе в свою теплую конуру. Теперь он все лучше и лучше вспоминает то время. С того случая у реки многое в его памяти прояснилось и стало понятней. Он не знает отчего. Возможно, из-за потрясения, когда он чуть не утонул, или оттого, что маг сказал ему, что они идут домой. Но, как бы то ни было, воспоминания снова живут в его душе, как и раньше, еще до тюрьмы. Он ясно видит изящное совершенство возносящихся над улицами зданий, видит великолепный изгиб Вершины, парящей над кварталом. Чувствует, как мягко вибрирует в руке лучемет. Если как следует постараться, то можно даже услышать шипение автомата в кабаке и почувствовать густую сладость темного эля на губах.

Он еще много что помнит. Имена. Лица. Чем он занимался до того, как Калбир дал ему задание в Тобин-Сере. И он начинает понимать, что это значило и что он будет делать, когда вернется назад.

Он знает, что нужен этому магу. Он сам так ему сказал. Но теперь Барам понимает, что это не вся правда. Мне нужно, чтобы ты помог мне сделать в Лон-Сере то, что я должен — так он сказал. — Я веду тебя домой, чтобы заключить мир. Так-то так. Но еще Барам нужен как провожатый. Без него маг просто потеряется в Нале. Барам мрачно усмехается при этой мысли.

Маг кормил его и оберегал, а теперь, думает Барам, посмотрев на новую куртку, еще и одевает. Он даже спас ему жизнь. Но все это по одной-единственной причине — без Барама ему не справиться. И хоть сейчас они вроде живут в согласии, Барам не забыл, как маг ему угрожал, бил и связывал веревкой. Он до сих пор чувствует себя пленником, не зная страны и боясь магического искусства спутника. Но скоро они окажутся на земле Барама, в Брагор-Нале. Он снова ухмыльнулся, зная, что идущий позади Оррис этого не понимает. Посмотрим, каково играть по моим правилам, Сын Амарида, подумал он. Посмотрим, сможешь ли ты выжить в Нале в одиночку.

 

11

Нападения чужестранцев были чудовищны, и трудно сказать, что внушает сильнейший ужас — мощь их оружия, сверхъестественная способность их «птиц» вести себя как живые или хитроумие стратегии, — так или иначе, все это, и по отдельности, и вместе взятое, заставляет содрогнуться. И все же одна черта их жестоких набегов более всего поражает — их подготовленность. Чужестранцы точно имитировали нашу одежду, обычаи, хорошо знали, где можно встретить магов. Они уверенно передвигались по нашей земле, а это значит, что они прекрасно осведомлены о Тобин-Сере. Бесспорно, не обошлось без помощи предателя Сартола. Но Барам утверждает, что с Сартолом они встретились только по прибытии в нашу страну, тогда как основной план нападения был составлен еще в Лон-Сере. Барам не может сказать, откуда его руководство получило столь точные сведения об Ордене и стране, но, судя по тому, какую тщательную подготовку он прошел перед тем, как был отправлен сюда, наши враги знают о нас значительно больше, чем мы о них.

Из шестого раздела «Доклада Магистра Бадена

Она проснулась, судорожно хватая ртом воздух, сразу очутившись после яркого света видения в кромешной тьме. Ее трясло, волосы прилипли к мокрому от пота лбу, рот и гортань пересохли. Она с усилием села и потянулась за чашкой с водой, которую всегда ставила у кровати. Схватив ее, залпом осушила и откинулась к стене, стараясь выровнять дыхание и успокоиться.

Так бывало после каждого пророческого видения, и никаких подтверждений их истинности ей не требовалось. Она распознавала их с самого начала. Она была гилдрином, и видения являлись ей всю жизнь, хотя она не сразу научилась понимать их.

Она взглянула на светящийся циферблат часов на ночном столике. Рассветет еще не скоро. Подготовка была изматывающей и физически, и духовно, и поспать было просто необходимо: ведь командиру не пристало тащиться позади бодро шагающих солдат. Но видение не шло из головы, а она слишком хорошо знала, что не сможет сосредоточиться на чем-то другом, пока не обдумает увиденное. Усталость преодолима, а вот рассеянность может оказаться гибельной.

Поэтому Мелиор включила свет, вылезла из постели и накинула халат. Подойдя к единственному в холодной комнате окну, она невидящим взглядом смотрела на огни Наля и перебирала в памяти подробности сна.

Ей явился крепкого телосложения мужчина с длинными соломенными волосами, темными задумчивыми глазами и густой бородой. На плече у него сидел большой темный ястреб, а на вершине посоха в его руке сиял крупный кристалл золотисто-медового цвета. На нем был зеленый плащ, похожий на те, что Мелиор и ее подчиненные надевали во время тренировок. Еще год назад она бы испугалась, увидев такое, но теперь, принимая во внимание, где она должна была оказаться в ближайшем будущем, даже не удивилась. Странным было то, что волшебник явился ей не в лесу или горах Тобин-Сера, а здесь, в Нале, правда в незнакомом районе. И почему-то он был ей не враг, напротив, они сражались бок о бок, и она видела, как из ее лучемета и его посоха одновременно вырвались два смертоносных луча, красный и янтарный, разя невидимого врага.

Что это означает, она и представить себе не могла, но не сомневалась лишь в одном — присутствие чародея в Лон-Сере подорвет ее планы. Тот факт, что они почему-то сражались заодно, не сулил ничего хорошего ее карьере. А если незнакомец пришел в Лон-Сер с миротворческой миссией, что было весьма вероятно в свете

последних событий, то вся операция «Тобин-Сер» будет поставлена под угрозу. А вот этого допустить нельзя. Операция была основой ее притязаний, единственной задачей, ради которой она столько готовилась и работала

Если все пройдет успешно — а в этом Мелиор не сомневалась, — она сможет претендовать на любую власть и богатства. Седрик почти наверняка станет Правителем, когда Дарелл освободит пост или умрет, и она займет его место оверлорда А потом, когда закончится срок правления Седрика, естественным образом заменит его. Когда-нибудь править Брагор-Налем будет она. А значит, и всем Лон-Сером.

Любой здравомыслящий человек без труда разобрался бы в соотношении сил в Совете Правителей. По всем важным вопросам Марар, Правитель Стиб-Наля, придерживался точки зрения Дарелла, благодаря чему Брагор-Наль играл ведущую роль во внутренней политике Совета Так сложилось уже давно, еще до прихода к власти Дарелла, Марара и Шивонн, главы Уэрелла-Наля. Такое положение вещей сохранялось с эпохи Объединения. Когда Дальрек, в те времена Правитель Брагор-Наля, понял, что ему не удастся разгромить Уэрелла-Наль, он предоставил независимость аннексированному Стиб-Налю, а взамен предложил его главе сделку: самостоятельность в обмен на полную поддержку Брагор-Наля в Совете. Правителю Стиб-Наля ничего не оставалось, кроме как согласиться, и с тех пор Правители Уэрелла-Наля в решении всех вопросов неизменно оставались в меньшинстве. И так будет впредь, пока крошечный Стиб-Наль отделен от мощного соседа лишь узким горным хребтом.

Поэтому успех операции может повести ее к вершинам власти в Лон-Сере. Но не так давно Мелиор начала обдумывать и еще один возможный ход событий. Если в результате успешной операции Лон-Сер завладеет Тобин-Сером, там необходимо будет образовать свое правительство. Так она предполагала Правда, Седрик об этом молчал, но такой ход был бы разумен. А кому же возглавить местное правительство, как не человеку, шедшему во главе завоевателей? Оттуда уже прямой путь в Совет Правителей. Ведь со временем заморская провинция могла бы занять в Совете равное место, и место это будет принадлежать ей по праву.

Она еще точно не знала, каким образом достигнет столь страстно желаемых положения и влияния, но была уверена, что операция в Тобин-Сере станет первым шагом на этом пути. И не в меньшей степени она была убеждена, что чародей из ее видения может расстроить ее триумфальное восхождение еще прежде, чем оно началось. Следовательно, его надо уничтожить. Но как?

Она никому не могла рассказать о его приходе, не открыв своей тайной сути. Из живых об этом не знал никто, даже Джибб. Те, кого она, как Сэвила, посвятила в свою тайну, были обречены. Мелиор достаточно хорошо знала историю гилдринов и понимала, что ей грозит в случае разоблачения. Прорицателей преследовали уже тысячу лет, а здесь, в Нале, где каждый житель был потенциальным соперником или шпионом Правительственной Службы Безопасности, тайна ее происхождения являлась смертельно опасной.

Она усмехнулась и прислонилась лбом к прохладному оконному стеклу. Тайна ее происхождения. Она и сама ее не знала, просто привыкла считать, что гилдрином была ее мать, хотя не была уверена, что в отце не текла кровь прорицателей. Однако Мелиор знала его довольно хорошо, несмотря на то что была еще очень юной, когда отец погиб. Все же, как ей казалось, он не обладал Даром прозрения и не был похож на человека, скрывавшего подобную тайну. Хотя, конечно, утверждать это наверняка невозможно, да оно и не важно. Теперь это был ее секрет, и она во что бы то ни стало должна была придумать, как устранить незваного чародея и при этом никому не открыться, что в нынешних обстоятельствах было почти невыполнимо.

Невероятных размеров тренировочный центр Седрика находился в самом сердце Первого квартала. Если мерить квадами, то от Четвертого рукой подать, однако не в расстоянии дело. Седрик ясно дал понять, что, переступив порог центра, она не покинет его до самого отправления в Тобин-Сер. Ни одной живой душе не должно быть известно, где она и что делает. Четвертый квартал теперь был целиком в распоряжении Джибба, и на текущие дела она уже никак не влияла. Связаться же со своим телохранителем значило бы нарушить приказ оверлорда и навлечь на себя его гнев.

Мелиор передернуло, словно от резкого порыва холодного ветра. Нужно быть предельно осторожной и все же попробовать сделать это. Но когда именно? День был заполнен до предела. Они вставали на рассвете, и утро начиналось с пробежки — сорок кругов вокруг центра, что равнялось десяти квадам. После легкого завтрака проходил двухчасовой инструктаж. Здесь они заучивали рельеф Тобин-Сера, работали с картами, составленными картографами Седрика по описаниям торговцев Аббориджа и брагорских шпионов, которые под видом купцов десятилетиями бороздили воды Дуклеи. Здесь они зубрили язык Тобин-Сера, изучали магические практики, обычаи местного населения, и все это они должны были усвоить так, чтобы от зубов отскакивало.

После инструктажа переходили на боевые полигоны, где в течение двух часов оттачивали умение обращаться с длинными лучеметами, имитировавшими посохи, и по очереди учились работать с двадцатью механическими ястребами, специально созданными для предстоящего нападения. Седрик рассказывал ей, что эти птицы и оружие были гораздо совершеннее тех, которыми пользовались Калбир и его злополучные спутники. Во-первых, на лучеметах были укреплены разноцветные камни, как и на посохах тобинских чародеев, а в группе Калбира камни у всех были красные. Птицы тоже отличались по форме и оперению, у Калбира все они были большими и черными. Но, несмотря на различия, все эти создания были в равной степени великолепны. Они мгновенно реагировали на команды, а летали с не меньшей грацией и совершенством, чем настоящие ястребы, которых еще изредка можно было увидеть в небе над Налем.

В полдень Мелиор и ее людей ждал плотный второй завтрак, затем следовал еще час инструктажа, а потом — снова три часа на боевом полигоне. После завершающих двадцати кругов вокруг здания центра они обедали, после чего могли разойтись по своим комнатам, и два часа были свободны, пока во всем здании не гас свет.

Назвать такую жизнь изнурительной значило ничего не сказать. В самом начале Седрик поставил под ее начало семьдесят изгоев; тогда была середина лета Пришла зима, и осталось только двадцать шесть. Многие из ушедших попросту не выдержали переутомления. У нескольких обнаружились какие-нибудь физические или психические дефекты, и их исключили. Иные ушли, потому что не хотели выкладываться с такой силой неведомо зачем, другим больше хотелось завалиться в койку с вестрой, чем заработать хорошие деньги. Шестеро получили увечья во время боевых тренировок. Трое были убиты.

Седрик хотел послать в Тобин-Сер двадцать человек, по числу механических птиц: Мелиор и девятнадцать лучших изгоев. Но Мелиор сомневалось, что к весне, когда Седрик планировал отбытие, они еще останутся в нужном количестве. У Калбира было всего лишь пятнадцать человек, а она не была уверена, что возглавит хотя бы равный по численности отряд.

— После первых недель энтузиазм, конечно, падает, — еще недавно успокаивал ее Седрик. — Пройдет немного времени, мы отсеем придурков и слабаков и наберем из оставшихся отличную команду. Вот увидишь,— добавил он, чувствуя, что она не разделяет его оптимизма, — здесь есть отличные ребята.

Но людей выбывало все больше. Последнее время даже Седрик казался озабоченным. Он стал еще более несдержанным и вспыльчивым, и любые неудачи приводили его в бешенство. Она и представить себе не могла, что он с ней сделает, если узнает, что она связалась с Джиббом ради организации покушения на чародея. Она улыбнулась. Вообще-то, Седрик был ей не очень страшен: вряд ли, потеряв столько людей, он рискнул бы лишиться еще и командира.

Она тряхнула головой и отошла от окна. Когда понадобится, она сможет снестись с Джиббом так, чтобы Седрик об этом не узнал. Правда, она еще не знала, каким образом. Но время подумать у нее еще было. Судя по явленному ей во сне, немного, но вполне достаточно.

Она сбросила халат, снова забралась в постель и свернулась под одеялом калачиком. Появление кудесника с ястребом — досадная помеха, но не более того. Джиббу может показаться странным, что она заранее знала о чародее, но он предан ей и умеет хранить секреты, поэтому не станет влезать в детали. Связаться с ним будет непросто, однако не труднее, чем войти и выйти незамеченной из квартала Сэвила Правда, она кое-что знала о Волшебной Силе и понимала, что убить колдуна будет нелегко, но это уже забота Джибба В делах такого сорта она ему полностью доверяла Скоро препятствие будет устранено.

Мелиор закрыла глаза, надеясь снова заснуть. Но беспокойные вопросы продолжали тесниться в ее голове. А что если у Джибба не получится? Может, именно это видение и означает? Иначе почему она сражалась бок о бок с этим чародеем? Как вообще такое способно произойти? Что может их связывать? Против кого они будут драться? Она снова села на кровати.

— Мне надо поспать! — громко произнесла она, словно прося мага оставить ее в покое, потерла рукой лоб и выругалась сквозь зубы. Потом она встала во второй раз, накинула халат и снова подошла к окну.

Хоть Мелиор и полагалась на Джибба всецело, все-таки нужно приготовиться к тому, что затея может сорваться. Она ясно видела, что была с чародеем заодно, а ее видения, хоть и не всегда их можно было толковать буквально, обычно оказывались довольно точны. Значит, более чем вероятно, что она сама встретится с незнакомцем. Поэтому возникал новый вопрос: с какой стати она будет на его стороне? Конечно, все может произойти не совсем так, как ей привиделось, но в главном она не сомневалась — они станут союзниками. Непонятно почему, но она ему чем-то поможет. Внезапно ее осенило, и она похолодела от страха. А вдруг это он ей поможет, вероятно даже спасет ей жизнь. И если она пошлет Джибба убить его…

— Хватит! — оборвала она себя; думать об этом было отвратительно. — Довольно!

Если Джибб все провалит, тогда она сама будет иметь дело с чародеем, но надо дать телохранителю возможность все сделать как надо. Наконец-то, столько промучившись, она на чем-то остановилась. Глубоко вздохнув и тоскливо посмотрев на кровать, она промолвила

— Мне просто необходимо выспаться.

Но что-то еще не давало ей покоя. Закрыв глаза и снова в подробностях вспоминая видение, она поняла, что дело в самом чародее, точнее, в том, кем он был.

Она никогда особенно не задумывалась над тем, что была гилдрином, знала лишь, что открыть этот секрет было бы очень опасно. До нее доходили слухи о существовании в Нале какой-то тайной организации прорицателей, она называлась Сетью. Иногда Мелиор думала, каково было бы встретиться с другими людьми, наделенными Даром. Но ее любопытство никогда не было настолько сильным, чтобы заставить ее что-нибудь предпринять. Хоть и принадлежа к гилдринам, прежде всего она была лордом. Первое сулило угрозу преследования и смерти, второе — золото и власть. Выбор был очевиден. До сегодняшнего дня.

Потому что, закрывая глаза, она видела не только строгое и красивое лицо ведуна. Еще она видела свою мать. Мелиор всегда была похожа на отца: ее отец, лорд, виртуозно владел ножом и лучеметом, а когда речь заходила о делах, становился практичным и проницательным. Она так долго прожила с ним вдвоем, что ей стало казаться, будто так было всегда. Но, как каждая женщина в Лон-Сере, она носила имя матери. Ее звали Мелиор И Лакин. И хотя она почти не помнила свою мать — а может, как раз поэтому, — носила это имя с любовью и гордостью. Оно было частью того небольшого наследства, что досталось ей от матери: имя, зеленые глаза, янтарно-рыжие волосы и Дар.

Первое видение у нее было в девять лет. Она была ошеломлена яркостью увиденного, но еще больше ее поразило, что на следующий день все произошло на самом деле. Первое прозрение было связано с незначительным происшествием — сгорел бар на соседней улице. Чем старше она становилась, тем более важных вещей касались видения: перестрелки между лордами во вверенном отцу районе, внезапные визиты Правителя и, наконец,

взрыв отцовского мобиля, но в тот раз видение пришло слишком поздно, предотвратить опасность было нельзя, и ей оставалось только дожидаться дурных вестей. Она стала бояться этих видений, опустошавших все ее существо, и изматывающего ожидания исполнения предначертанного. Именно после смерти отца, не в силах справиться с горем и чувством вины, она и совершила неудачную попытку самоубийства

Правда, Мелиор так и не смогла довести попытку до конца, но зато ей удалось, вероятно за счет силы воли, прогнать видения. Ее способность прозревать будущее исчезла на несколько лет. Память о прежних видениях поблекла, и она даже стала сомневаться, наделена ли она провидческим даром, или все было плодом воображения ребенка, напуганного слишком правдоподобными кошмарами и трагическими совпадениями.

Тем временем она сбежала из дома своей тети, вернулась в Наль и в пятнадцать лет стала изгоем. Глядя из окна на панораму Наля, она усмехнулась своим воспоминаниям. Чтобы стать изгоем, требовалось носить черную одежду, грубить в разговоре и совершить что-либо противоправное, предпочтительно жестокое. Первым преступлением Мелиор было прозаическое уличное ограбление. Она выбрала по виду зажиточного, средних лет прохожего, избила до бесчувствия и забрала его деньги. Вот так она и стала изгоем.

Но она никогда не забывала, что ее отец был оверлордом, поэтому не могла удовлетвориться незначительными преступлениями и сомнительным существованием отщепенца. Конечно, некоторые из них многого достигали, но для этого нужно было быть таким, как Джибб: умным, необычайно сильным и при этом отличным бойцом. А у пятнадцатилетней Мелиор не было подобных достоинств. Для большинства изгоев единственной возможностью сколотить неплохие деньги и занять известное положение является членство в банде. Притом надо найти главаря, подчиняющегося непосредственно лорду, и добиться, чтобы он нанял тебя. Несколько месяцев она шлялась по Налю, питаясь чем придется и скрываясь от ПСБ, которая вдруг становилась ярым поборником закона, когда брала изгоев на месте преступления, и ждала подходящего случая. Он представился в Четвертом квартале, где она познакомилась с главарем банды по имени Мирк. По крайней мере она думала, что случай представился подходящий.

Мелиор увидела Мирка в баре, назвалась и под издевательский смех его людей попросила принять ее в банду. Мирк, казалось, отнесся к ее словам всерьез. Он кивал, пока она говорила, смотрел на нее с одобрением, а потом сказал, что этой ночью им предстоит провернуть одно дело, но он будет рад продолжить разговор завтра вечером у него на квартире. Не веря в свой успех и не сомневаясь, что ее скоро примут в банду, Мелиор вернулась в комнату, которую снимала, и легла спать.

В эту ночь, впервые почти за четыре года, ей было видение. Мирк насиловал ее, пригвоздив к грязному полу своей дешевенькой, плохо освещенной квартиры. Она проснулась, дрожа и взмокнув от пота, и от досады, что глупо доверилась главарю, закричала. Что делать, она не знала Идти было страшно, а не явиться значило навлечь на себя подозрение, и Мелиор приняла единственно возможное решение: она пошла на встречу, но спрятала в сапоге еще один клинок. Когда Мирк, как она и ожидала, набросился на нее, она внезапно развернулась и, прежде чем он успел ее схватить, всадила кинжал ему в сердце.

— Как… — выдохнул он, оседая на пол с расширенными от ужаса глазами.

— Как я узнала, что ты хочешь меня изнасиловать? — переспросила она, пнув его в бок носком сапога — Я гилдрин, мразь! Вот как!

Глаза Мирка раскрылись еще шире, и он умер.

Мелиор сбежала из квартиры, но люди Мирка слышали их разговор в баре накануне. На поиски у них ушло меньше двенадцати часов. Однако они ее не убили, чего она опасалась, а привели к Юмелю, лорду Четвертого квартала. Он был поражен, что такая хрупкая девочка завалила одного из его лучших людей, и, очевидно угадывая за ней большое будущее, сделал ее главой банды. Это и было необходимым началом. Шестью годами позже, когда Юмель был убит — никто так никогда и не узнал, чьих это рук дело, — Седрик сделал Мелиор лордом вместо него.

Не менее важно, что случай с Мирком научил Мелиор, что Дар может быть ее союзником, может даже спасти ей жизнь. Она стала гордиться своей тайной, и, после случая с Мирком, открывать ее жертвам превратилось у Мелиор в некий ритуал.

Чем больше она узнавала о гилдринах и их истории, тем ближе чувствовала себя к матери. Она понятия не имела, знал ли отец о способностях Лакин. Девочкой Мелиор стоило огромного труда скрывать от него свой Дар. Она стала старше, но так и не узнала, было ли это необходимо — скорее всего, о Даре матери отец тоже не подозревал. Она предпочитала верить в это. У Мелиор и Лакин только и было что этот секрет, их объединявший. Ведь мама умерла так давно, а с отцом у нее и так было столько общего.

С тех пор она черпала силу и спокойствие в этом ощущении связи с матерью. Теперь ей было легче воспринимать свои видения, поскольку ей казалось, что она не одинока, однако она твердо решила не пытаться войти в Сеть. Она считала, что своим успехом обязана обоим родителям — от Фиссара она узнала, как управлять кварталом и доминионом, а от Лакин получила способность прозрения.

Мелиор покачивала головой, глядя на огни Наля. Впервые со времени Гилдри в Лон-Сер придет чародей. И теперь внутри нее боролись две половины — дочь Фиссара и дочь Лакин. С его приходом все может рухнуть. Надо его уничтожить. Но у него на плече сидит птица, и он владеет Волшебной Силой. Его силы и Дар Мелиор в основе едины. Связь между ними древняя и очень зыбкая, но все же она существует, и Мелиор это чувствует.

Она отвернулась от окна и принялась нетерпеливо расхаживать туда-сюда.

— Но это нелепо! — оборвала она себя. — Два последних года жизни целиком потрачены на то, чтобы добиться хоть малейшей возможности попасть в Тобин-Сер и уничтожить эту Волшебную Силу! А теперь я распускаю сопли из-за устранения одного-единственного чародея!

Она круто остановилась и разразилась проклятиями. Времени мало. Надо каким-то образом снестись с Джиббом завтра или послезавтра ночью и сказать ему, что колдун скоро будет здесь. Телохранитель, конечно, удивится, но ему она вполне доверяла. Зато можно будет больше не мучиться. Когда придет время, Джибб убьет незнакомца, и все будет кончено.

Сняв халат и бросив его на пол, она упала в кровать. Она снова прикрыла глаза, хотя и знала, что это без толку. Все равно не заснет. Мелиор стала про себя зубрить Тобинмир. Так хоть время пройдет не совсем бесполезно, и к тому же она сможет ни о чем не думать. Даже о грядущем кудеснике.

 

12

Я допускаю, что в докладе, представленном на Собрании Магистром Баденом, содержатся интересные сведения о системе управления Лон-Сером и сложностях, одолевающих это отдаленное государство. Однако мой ответ касается не этих сторон доклада. Меня беспокоят рекомендации, которые Баден предлагает в своем докладе…

Из «Ответа на доклад Магистра Бадена

Возможно, что в будущем, когда народ Тобин-Сера сочтет это возможным, мы отправимся за пределы наших границ, как и предлагает Баден. Но сейчас мы к этому не готовы. В нашей стране скопилось немало проблем, которые должны быть разрешены в первую очередь, и не последняя из них — тревожаще раннее развитие ребенка, в настоящее время находящегося под опекой Хранителей Храма Арика.

о допросах чужеземца Барана», представленного

Внезапная и суровая зима накрыла Ястребиный лес и холмы над Амаридом. День за днем сильный ветер со снежной гряды вершин Парне приносил студеный воздух и сухой колкий снег. Даже толстые каменные стены стонали под напором ветра и не спасали от холода. В святилище по стенам были развешаны ковры, и обычно мороз отступал перед поблекшими изображениями четырех богов и сотворения Тобин-Сера. Однако в этом году не спасали и толстые драпировки.

Закутавшись в толстое шерстяное одеяло, Кайлин сидела у самого огня в своей маленькой комнатке и пыталась сосредоточиться на чтении пьесы. Это было одно из лучших произведений Сирбола Она уже прочитала «Корону Аббориджа», «Плач по Леоре», «Боги в долине» и другие. Читать их было легко. Но сейчас она держала в руках одну из самых ранних вещей, не такую веселую и интересную, как остальные, и называлась она вполне подходяще — «Безумство младенца». Не первый раз за это утро Кайлин уносилась мыслями куда-то вдаль, глядя в огонь невидящими глазами, а открытая книга, подаренная Старейшей из Богов Линни, сиротливо лежала у нее на коленях. Ей так хотелось убежать на поляну за храмом, выпустить Маркрана в небо и смотреть, как он застывает, несомый ветром, или внезапно бросается на незадачливого воробья.

Она взглянула на маленького ястреба, сидевшего в изголовье ее кровати. Его большие глаза были прикрыты, цветные перья слегка взъерошились. Он был чуть больше сойки и не шел ни в какое сравнение с теми величественными птицами, которых она видела в Великом Зале. Кайлин знала, что маги чаще устанавливают связь с самками, а не с самцами. Но ей это было безразлично. Для нее это была самая лучшая и красивая птица на свете, и девочка не переставала любоваться ее цветным опереньем: на груди и спине перышки были коричневыми, на крыльях — серо-голубыми, а хвост был красно-черным. По бокам и животу были рассыпаны черные крапинки, а на головке, пониже рыжевато-голубого хохолка, шли две темные полоски. Он был похож на лицедеев в пестрых одеяниях, каждый год дававших представление на Пиру Арика. А в полете он был подобен радужной комете, чиркнувшей по небу.

Они были связаны только год, но Кайлин казалось — гораздо больше. Сейчас ей уже трудно было припомнить, на что была похожа ее жизнь без Маркрана. Точнее, это касалось только жизни здесь. Она по-прежнему так отчетливо вспоминала Каэру, словно это было вчера. Но все, что произошло после той страшной, пылающей ночи, положившей конец ее детской жизни, было размыто. Пока она не нашла ястреба.

В тот день она была на своей любимой поляне. Она частенько туда ходила еще до появления Маркрана. Поляна была окружена деревьями, но здесь, в лесах Амарида, не существовало другого места, напоминавшего ей долины, где она выросла. Только здесь она не плакала, думая о родителях. Но в тот день она не вспоминала о доме. Стояла осень, девочка сидела на опушке и смотрела, как прохладный ветер срывает с деревьев рыжие, коричневые, золотистые листья и как они, кружа и танцуя в воздухе, падают наземь.

Вскоре она почувствовала, что на поляне кто-то есть. Она даже не знала, почему ей так показалось, просто была уверена в этом. Оглянувшись, она увидела ястреба. Он сидел на одной из нижних ветвей дерева, росшего неподалеку, и не мигая смотрел на нее большими темными глазами. Зачарованная и слегка испуганная, она застыла, боясь шелохнуться, чтобы не спугнуть его, и тоже смотрела на него во все глаза.

В следующее мгновение ее захлестнула волна несвязных образов и переживаний, подавляя ее собственное сознание. Теперь она превратилась в ястреба, парящего над лугом и приготовившегося кинуться вниз на полевую мышь, а потом крючковатым клювом в клочья рвущим шкурку и плоть. Потом она почувствовала, что летит, ловя восходящие потоки воздуха и поднимаясь все выше, пока облака не стали ближе, чем земля; вот она, распустив когти, раскрыв клюв и яростно крича, бросается на большого ястреба; с жадностью терзает еще теплую тушку зяблика; дерется с маленьким ястребом.

Образы сменяли друг друга так стремительно, что она даже не все понимала, лишь чувствовала смятение в груди. Один раз она даже увидела саму себя и вскрикнула Девочка была не в состоянии обуздать этот поток и чувствовала, что проваливается куда-то. Мир ускользал, как будто она, словно ястреб, взмывает в небо и больше никогда не вернется. Еще чуть-чуть, и она потеряет сознание.

Она услышала свое имя, кто-то настойчиво взывал к последним остаткам ее разума. На секунду ей показалось, что это мама, и от этой мысли ее сознание еще больше помутилось. Но она быстро сообразила, что ее зовет Ирриан, прислужница в храме и ее ближайшая подруга.

Кайлин хотела откликнуться, но не смогла вымолвить ни слова Она не могла отвести даже взгляда от ястреба. Но птица сама отвернулась, когда Ирриан подошла ближе, и мгновенной остановки в потоке образов было достаточно. Кайлин снова стала собой, сидела на поляне и смотрела на маленького переливчатого ястреба. А когда птица снова повернула к ней головку, девочка уже успела приготовиться. Но новых образов не последовало, ястреб сорвался с ветки, поднялся высоко в небо, немного покружил в вышине и пропал за деревьями.

— Кайлин! — донесся голос девушки от кромки леса. — Ты почему не отвечаешь?

Кайлин проводила ястреба взглядом и посмотрела на прислужницу. Голова кружилась, тело била легкая дрожь.

Ирриан немного раскраснелась, взбираясь по лесистому склону на лужок, и ее коротко стриженные светлые волосы растрепались на ветру.

— С тобой все в порядке? — спросила молодая женщина, добравшись до поляны. На ее круглом лице была написана озабоченность.

Кайлин кивнула. Говорить было очень трудно.

— Тогда почему ты здесь сидишь?

Девочка повела плечами.

— Просто смотрю, как падают листья, — с небольшим усилием произнесла она, сама не зная, зачем врет.

Ирриан склонила голову набок.

— Ага, листья, — недоверчиво повторила она, в упор глядя на Кайлин.

Девочка промолчала и не опустила глаз.

Прислужница медленно обвела взглядом поляну и глубоко вдохнула чистый воздух.

— Понимаю, почему тебе здесь нравится, — тихо произнесла она, и ее карие глаза снова остановились на Кайлин. — Но пора идти заниматься. — И подала ей руку.

Кайлин встала несколько неуверенно и ухватилась за протянутую ладонь.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — поинтересовалась Ирриан.

Девочка снова кивнула.

Они ушли с поляны и направились вниз, к Храму. Все еще слегка дрожа, Кайлин взглядом искала ястреба среди ветвей, но так и не увидела его.

— Да тебя всю трясет, — обеспокоенно сказала Ирриан, сдвинув брови. — Замерзла?

— Нет. — Кайлин попыталась унять дрожь, но не смогла. Она все больше пугалась, вспоминая о встрече с ястребом. Об Амариде она читала. В Храме ей даже рассказывали о Волшебной Силе, и эти истории о Первом Маге зачаровывали ее, несмотря на то что случилось с ее семьей и деревней, а может, как раз поэтому. Она даже начала читать страшно утомительное жизнеописание Амарида, им самим и написанное. Закончить так и не смогла, но главу о первой связи прочитала целиком. Поэтому она знала, что сегодняшнему происшествию есть только одно объяснение. А ведь были еще и видения.

Прошлой осенью ей привиделись прорезывавшие тучи молнии и потоки воды, и на следующий день сильнейший ливень, необычный для этого времени года, залил все лесные пожары и вызвал разлив Лариана. В начале весны ей приснились диковинные лакомства и заморские материи, и днем позже в Храме неожиданно появился коробейник с тончайшими тканями и деликатесами из Аббориджа. А последним видением было нападение на Каэру, оно часто ей снилось. Но на этот раз она сама сражалась с нападавшими, на ее плечах был плащ, похожий на орденский, только не зеленого, а синего цвета. Огромная коричневая птица восседала на ее плече, а из посоха в ее руке вырывалось ослепительное золотистое пламя, разя людей и уничтожая их странных смертоносных птиц.

После этого видения Кайлин наконец рассказала Ирриан о двух первых, а та в свою очередь доложила обо всем Сыновьям и Дочерям Богов. С тех пор никто не заговаривал с ней о видениях и никто не обмолвился, что они об этом думают.

Третье видение, о котором она умолчала, все расставило на свои места.

Сама мысль об этом ее ужасала, и к горлу подступала тошнота. Она их ненавидела, всех ненавидела. И при этом она может стать одной из них, тоскливо размышляла она, шагая рядом с Ирриан. Слезы навернулись на глаза, и девочка с трудом удержалась, чтобы не расплакаться.

— Наверное, я все же не совсем здорова, — сказала она послушнице, когда в просветах между деревьями замаячил Храм.

— Я так и думала, что ты от меня что-то скрываешь. — Остановившись, Ирриан присела и потрогала ее лоб. — Небольшая температура есть, — сказала она, еще больше нахмурившись. — Когда вернемся в Храм, пойдешь к себе. Я пошлю за кем-нибудь из Хранителей.

— Хорошо, — согласилась Кайлин.

Спустя пару минут они подошли к святилищу, и девочка поспешила в свою комнату. Закрыв дверь, она растянулась на кровати и стала судорожно всхлипывать. Как могут боги быть так жестоки к ней? Ведь по вине Сынов Амарида погибли ее мать и отец и остальные жители Каэры. Все кроме нее, только ей повезло. Кайлин стала живым свидетельством неспособности Ордена защитить страну, ее имя служило магам укором в нарушенных ими обещаниях и предательстве. И вот теперь она оказывается одной из них.

Кто-то постучал в дверь. Кайлин рывком села и вытерла слезы.

— Войдите, — отозвалась она нетвердым голосом.

Дверь приоткрылась, и показалась Зира, одна из младших Дочерей Богов.

— Привет, Кайлин, — произнесла хрупкая женщина, сочувственно улыбаясь. — Ты, кажется, приболела?

Кайлин покраснела.

— Я… Да нет, все хорошо… — промямлила она. — Ирриан говорит, что у меня температура.

Зира вытянула руку и показала дымящуюся чашку:

— Я принесла тебе чаю. Можно войти?

Девочка кивнула, Зира закрыла за собой дверь и села рядом с Кайлин на кровать. Она протянула ей чашку с чаем и тыльной стороной ладони потрогала ее щеку.

— Да, ты немного горячая, — подтвердила она. — Как себя чувствуешь?

Кайлин открыла рот, чтобы ответить, и вдруг разразилась рыданиями, сотрясаясь всем телом. Зира неловко обняла ее за плечи и попыталась успокоить, но Кайлин ее даже не слышала. Она опять вспоминала Каэру, в который раз переживая ту жуткую последнюю ночь. Но теперь, как и в летнем видении, она представлялась себе вызывающей волшебный огонь и посылающей его на чужеземцев. Это просто невозможно вынести!

— Уходи, пожалуйста, — попросила она, всхлипывая. — Я хочу побыть одна.

Зира немного помедлила, но потом тихо поднялась и выскользнула из комнаты. Услышав стук закрывшейся двери, Кайлин бросилась на кровать и заплакала в полный голос, пока наконец не забылась в беспокойной дремоте.

Она очнулась, когда во дворе Храма зазвонил колокол к ужину. Последние дневные лучи прорывались через окошко, наполняя комнату призрачным серебристым светом. Девочка не спеша села и зевнула, потом спустила ноги на холодный каменный пол и прошлепала к стоящему в углу умывальнику. Плеснув в лицо водой, поежилась от холода и вытерлась висевшим рядом полотенцем.

Глубоко вздохнув, она почувствовала, что ей уже лучше. И вдруг приняла решение. Завтра она вернется на поляну. Если Дети Арика и научили ее чему-то, так это тому, что от предначертанного богами будущего не скроешься, что бы оно ни сулило. Но раз уж избежать его нельзя, то в ее силах повернуть его по-своему. Только это ей и оставалось. Она соединит свое сознание с ястребом, как Амарид в свое время, и станет магом, но на своих условиях. Никогда она не вступит в Орден, не наденет мантию и никогда не произнесет клятву подчинения Законам Амарида

Весь вечер девочка не выходила из комнаты. Ирриан принесла ей поесть, но Кайлин не хотелось. Она рано легла и встала с рассветом, бесшумно выскользнула из святилища и помчалась к поляне по еще блестевшим от росы траве и палым листьям.

Ястреб сразу нашел ее, как она и ждала. Он подлетел к девочке с дальнего края лужка, пронесся низко над землей и уселся на стоящий неподалеку пенек.

С бешено колотящимся сердцем, Кайлин все не могла решиться поднять на него глаза, зная, что произойдет, когда их взгляды встретятся. Теперь, когда пришло время раз и навсегда изменить свою жизнь, ее одолели сомнения. Маги не уберегли Каэру от огня. Они не уберегли от смерти ее родителей. И теперь боги зачем-то хотят сделать ее такой же, как они. Весь ее горький жизненный опыт советовал девочке бежать отсюда, пока не поздно. Но, зная, что ястреб здесь, Кайлин ничего не могла с собой поделать. В конце концов она глубоко вздохнула и посмотрела на птицу.

И снова утонула в вихре воспоминаний и ощущений, который ястреб передавал ее сознанию, хотя и была к этому готова. Она снова взмывала, парила, охотилась, вступала в схватки с другими птицами. От ястреба не исходило никакой угрозы, но ее разум был порабощен, и она изо всех сил старалась не утратить самоосознание. И вдруг в бешеном вихре образов она начала узнавать картины предыдущего дня. В них была какая-то последовательность, птица пыталась ей что-то сказать.

Как будто почувствовав, что она поняла, ястреб передал ей изображения в другом порядке. И теперь Кайлин уже узнавала их. Она увидела Ирриан и Зиру. Видела других детей, живущих при Храме. Увидела Великий Зал Амарида. Потом Равнину Тобина и дома Каэры. И под конец, чуть не расплакавшись, с болезненной ясностью увидела дом и своих родителей. Это была ее жизнь, такой ее видел ястреб, она проносилась перед ее глазами таким же потоком, как и его жизнь. Девочка вдруг поняла, что его зовут Маркран. Изображения снова сменились другими. Полет, охота, парение, схватка. Но теперь в них заключался смысл.

Постепенно череда образов замедлилась, и Кайлин снова смогла видеть и шевелиться. Но она уже не была прежней: осталось чувство, что ястреб неотлучно пребывает в ее сознании; она понимала его мысли; ее ощущение реальности стало резче, обостренное восприятием птицы. Она вздохнула, захваченная неразберихой чувств, но на сей раз собственных, которые боролись между собой, как войска в аббориджийской войне. Кайлин стала магом. Хорошо это или плохо, но она стала магом.

Тогда она не подозревала, что появление Маркрана положит конец горю и глубокому одиночеству, омрачавшим ее жизнь со дня смерти родителей. Теперь он никогда не покидал девочку — сидел ли у нее на плече или только присутствовал в ее мыслях. Кайлин по-прежнему вспоминала родителей и тосковала по ним, но больше не чувствовала себя бездомной сиротой. Она была неотделима от Маркрана, а он от нее. Он стал ее семьей.

Также она не догадывалась, как сильно изменится ее жизнь в Храме из-за птицы. Из истории Тобин-Сера ей было хорошо известно, что Сыны Амарида и Дети Богов — непримиримые соперники с тех самых пор, как Амарид открыл Волшебную Силу. Поэтому она понимала, что Хранители Храма вряд ли будут в восторге от ее поведения, но надеялась, что ее похвалят за нежелание подчиняться Законам Амарида. Девочка никак не могла ожидать, что в Храме ее будут бояться и попытаются принудить следовать законам Ордена.

За первые три года, проведенные здесь, Кайлин всего два или три раза видела Старейшую из Богов, Линни. Теперь женщина стала приходить к ней ежедневно, якобы для проверки ее успехов в учебе. Но девочка прекрасно понимала настоящую цель этих «проверок». Кайлин не могла не заметить, как неуютно чувствуют себя рядом с ней Сыновья и Дочери Богов, особенно когда она волнуется или сердится. Даже дети стали вести себя с ней по-другому. Правда, в отличие от взрослых, они не казались напутанными, но больше не брали ее в свои игры. С ней даже почти не разговаривали, только иногда спрашивали разрешения подержать Маркрана или погладить его перышки. Сперва ей хотелось угодить им, и она позволяла. Но дети по-прежнему не играли с ней, и тогда она стала отказывать. Кайлин и Маркран все чаще и чаще оставались одни. И чем более одинокой становилась девочка, тем чаще приходила к ней Линни.

В общем-то, Старейшая нравилась Кайлин. В отличие от остальных эта грузная женщина была к ней добра и не боялась оставаться с ней наедине. Но она беспрестанно задавала Кайлин вопросы. Иногда она просто спрашивала об уроках или других детях, но чаще вопросы были неприятного личного толка. Она могла попросить: «Расскажи мне о твоей дружбе с ястребом» — или спросить: «Ты уже научилась использовать свои способности?». Несколько раз Линни предлагала привести в Храм мага.

— Они научат тебя управлять Волшебной Силой, — объясняла она — В этом мы тебе не помощники.

И тогда Кайлин поняла, что Линни, хоть и выглядит спокойной, боится ничуть не меньше других. До расспросов Старейшей девочка не задумывалась, на что способна Она не то чтобы не старалась развивать скрытые в ней таланты, просто толком не знала, в чем они заключаются. Ей было вполне достаточно Маркрана, сама же Волшебная Сила ее настораживала Кайлин казалось, что пользоваться ею — грех. Но сейчас ей стало интересно. Она не представляла себе, каким образом проявляется волшебство, знала только, что происходит это благодаря Маркрану, точнее, благодаря установившейся между ними связи. Вот только посоха у нее не было, и девочка сомневалась, что без него что-нибудь получится.

Несколько месяцев эти мысли не давали ей покоя. Ночью она часто лежала без сна, размышляя, каково это — творить волшебство, и в конце концов решила все узнать сама. На следующий день после уроков она тайком убежала на поляну. День был изумительный, светило солнце, и дул необычайно мягкий для ранней весны ветерок. Но Кайлин, усевшуюся на землю и положившую перед собой кучку палочек и сухих листьев, била дрожь возбуждения и сосредоточенности. Толком не зная, что ей следует делать, девочка пристально глядела на хворост, думая, что если просидит так достаточно долго, он сам загорится. Но ничего не случилось. Она закрыла глаза и представила огонь. Снова ничего не произошло.

Она нахмурилась и открыла глаза.

— Наверное, нужен посох, — громко произнесла она. В ответ Маркран тихонько цвиркнул.

И в ту же секунду Кайлин придумала. Закрыв глаза и снова представляя себе огонь, она соединила свое сознание с сознанием ястреба, как всегда, когда хотела, чтобы он подлетел к ней или унесся в небо. Тут же она почувствовала, как по телу прошла волна необыкновенного тепла и силы, словно через нее лились солнечные лучи. Она услыхала потрескиванье и, открыв глаза, увидела, что сучки и листья загорелись.

Она вскочила и затоптала огонь. Тяжело дыша, оглянулась, стыдясь того, что сделала Но никого не было, никто ее не видел. Чувствуя одновременно отвращение и влечение, потрясение и замешательство, она набрала еще веточек и снова их зажгла. В этот раз было проще, но от напряжения закружилась голова. И она снова быстро потушила огонь.

— Хватит на сегодня, — произнесла она, словно уговаривая Маркрана. — Нам пора домой.

Кайлин вернулась на поляну на следующий день, потом снова. Вскоре она ходила тренироваться туда ежедневно, даже если шел дождь. Она обнаружила, что даже без посоха может кроме воспламенения еще и придавать форму разным деревяшкам, а также заживлять свои порезы и ссадины. Поначалу было трудно. Она быстро уставала, иногда от усталости начиналось такое сильное головокружение, что ей приходилось несколько минут ждать, прежде чем предпринять новую попытку или хотя бы встать. К тому же она еще плохо владела своими способностями. Чурки, которым она пробовала придавать форму предметов, получались такими грубыми, что ей хотелось их тут же спалить. А однажды, пробуя развести небольшой костер, она подожгла целое дерево. На ее счастье, оно так быстро прогорело, что огонь не успел перекинуться на соседние деревья.

Но чем больше она тренировалась, тем лучше получалось, и девочка все больше входила во вкус. Она уже ждала того ощущения, когда по ней прокатится волна силы. Ей казалось, что ее тело работает, как призма, фокусируя свет и видоизменяя его, наделяя ее собственными качествами. В такие мгновения ее близость с Маркраном была не сравнима ни с одним чувством, что она испытывала к людям или другим существам. И с каждым днем ее силы возрастали.

Она все еще стыдилась того, что с нею происходит, хотя уже меньше. Другие хоть и боялись ее, но не считали связь с Маркраном чем-то постыдным. А когда Кайлин созналась Линни, что уже несколько раз применяла свои способности, Старейшая, казалось, была довольна больше всех. Она назадавала Кайлин вопросов о том, что она чувствовала, используя свой Дар, и чего достигла. И если Старейшей что-то и не понравилось, то никто об этом не узнал.

Сейчас, сидя у себя в комнате и завернувшись в теплое одеяло, Кайлин улыбалась, вспоминая начало связи с Маркраном и свои первые опыты. Казалось, все это было так давно. Она уже привыкла думать, что она — маг. Правда, некоторая двойственность в отношении к этому факту еще оставалась, но совсем незначительная. Ей казалось, что главное не в наличии Дара, а в том, как его использовать. Девочка не считала свою связь с Маркраном изменой памяти родителей. А вот вступление в Орден было бы предательством с ее стороны, и этого она делать не собиралась. Она найдет свой собственный путь служения своей земле и почитания богоданной силы.

Ее отец, даже убедившись, что Орден предал Тобин-Сер, продолжал почитать Амарида и все свершения Первого Мага. «Несмотря ни на что, Амарид был величайшим из уроженцев Тобин-Сера», — сказал он ей в ту самую гибельную ночь, пытаясь объяснить, что Дар Амарида — это благословение, пусть даже Сыны Амарида и нарушили свою клятву служения земле. Тогда она не поняла его слов, а спросить уже так никогда и не смогла Только связав свой разум с ястребом, Кайлин постепенно стала понимать, что имел в виду отец. Несмотря на все деяния Ордена, отношение Первого Мага к Волшебной Силе оставалось незапятнанным. Священный Дар Леоры не был собственностью Ордена, и маги не могли изменить его сущности, как бы ни коверкали его. Он принадлежал земле. Сейчас, самостоятельно обнаружив его и чувствуя, как Волшебная Сила пульсирует в ее жилах, Кайлин была уверена, что природа ее добра. Если только владеющий ею человек имеет благие намерения.

Девочка захлопнула сборник пьес, забытый на коленях, и отложила его в сторону. Потом встала, потянулась и вздохнула, натягивая одеяло на плечи. Она никак не могла избавиться от беспокойства. Кайлин с завистью посмотрела на Маркрана, спокойно спавшего в изголовье ее кровати. Вот бы ей научиться так легко впадать в дрему, тогда эти нудные зимние вечера проходили бы быстрее. Но спать не хотелось. Чего ей хотелось, так это попасть на заветную поляну. Однако снаружи, не утихая, завывал ветер, и сухой снег сыпал в оконное стекло. Девочка покачала головой и, смирившись, снова села у камина и взяла книжку. Но, еще не успев ее открыть, услышала легкий стук в дверь.

— Войдите, — откликнулась она, в который раз откладывая книгу.

Дверь распахнулась, и в комнату заглянула Линни.

— Не помешаю, Кайлин?

— Старейшая! — воскликнула Кайлин, вскакивая и уронив одеяло. — Нет-нет, что вы! Я просто читала. Входите, пожалуйста.

Лицо Линни казалось озабоченным, но она улыбнулась и осталась в дверях.

— Садись, дитя, — как-то рассеянно произнесла она. Старейшая оглянулась через плечо. Потом женщина снова взглянула на девочку: — Я привела кое-кого к тебе в гости, Кайлин. Она проделала долгий путь ради тебя, и мне хотелось бы, чтобы ты поговорила со своей гостьей.

— Конечно, Старейшая, — улыбнулась Кайлин. — А кто это?

Вместо ответа Линни шагнула в комнату, жестом приглашая войти посетительницу. В следующее мгновение в дверях появилась женщина. Она была высока ростом и стройна и держалась с необыкновенным достоинством. Но внимание Кайлин больше привлекли ее одежда и то, что было в руках у женщины: зеленая мантия, длинный деревянный посох, увенчанный сияющим зеленым кристаллом, и в довершение на ее плече сидела большая сова с круглой головой. Кайлин с трудом отвела глаза от великолепной птицы и посмотрела в лицо вошедшей. Она была примерно того же возраста, что и Линни, но с более резкими чертами лица, хотя взгляд ее был добрым. Глаза у женщины были ярко-зелеными, волосы цвета пшеницы собраны в пучок. Стоя рядом с Линни, она открыто улыбалась Кайлин.

— Это Премудрая Сонель,— представила Старейшая, ее блеклые голубые глаза с беспокойством обратились к девочке. — Премудрая, это Кайлин.

Премудрая, улыбаясь, шагнула вперед.

— Здравствуй, Кайлин.

Кайлин промолчала Премудрая Сонель. Конечно, она не сомневалась, что ее отказ вступить в Орден и принести клятву верности Законам Амарида обеспокоит магов. Она уже давно ждала посетителей из Великого Зала, но никак не думала, что это будет сама Премудрая.

Сонель оглянулась на Старейшую.

— Что ж, — вдруг сказала Линни, чувствуя себя несколько неловко, — пожалуй, я вас оставлю.

— Как вам угодно, Старейшая, — вежливо ответила Сонель.

Кайлин хотелось бы, чтобы Линни осталась, но она не осмелилась попросить.

Зашуршав серебристыми одеждами и бросив на Кайлин и Сонель последний озабоченный взгляд, Линни вышла, закрыв за собой дверь.

Сонель обвела глазами маленькую комнатку.

— Ты позволишь мне сесть? — спросила она, указывая на постель Кайлин.

Девочка пожала плечами, снова усаживаясь поближе к огню.

Премудрая села, еще раз сдержанно улыбнувшись, и положила посох на кровать, устроив камень на подушке. Заметив Маркрана, она почесала его под клювиком. Ястреб проснулся от испуга и, увидев сову Сонель, жалобно крикнул.

— Красивый ястреб, — спокойно сказала Сонель. — Как его зовут?

Кайлин растерялась. Она ожидала, что Премудрая начнет убеждать ее, как важно вступить в Орден и следовать его законам. Ведь за этим она и пришла. И девочка заранее решила, что будет молчать. Но к такому простому и безобидному вопросу она не была готова.

— Маркран, — наконец очень тихо произнесла она.

— Маркран, — повторила женщина-маг. — Мне нравится. — Она снова погладила перья птицы, и на этот раз ястреб вытянул шейку и закрыл глаза, совсем как если бы Кайлин ласкала его. — Это здорово, правда? — спросила она, немного помолчав.

— Что?

— Быть связанной с ястребом, — ответила Сонель, и ее лицо озарила улыбка. — Летать, благодаря ему. Охотиться. Я так это люблю. А ты?

Кайлин кивнула, слегка улыбнувшись помимо воли.

— Я обнаружила, что могу несколько часов подряд пользоваться Глазом Ястреба и не уставать, — продолжала Премудрая с все возраставшим воодушевлением. — Столько времени используя силу на что-либо другое, я бы чувствовала себя опустошенной, а вот с Глазом Ястреба — нет. — Она задумчиво покачала головой и взглянула на свою сову.

— А что такое «Глаз Ястреба»? — не удержалась Кайлин, немного смутившись оттого, что не знает.

— Глаз Ястреба — это способность мага смотреть глазами своей птицы. Ты можешь так же использовать связь с Маркраном, чтобы обострить свое зрение.

Кайлин нахмурилась:

— Я не понимаю.

— Это нелегко понять, пока не попробуешь, — ответила Сонель. — Скажем, ты хочешь что-то разглядеть на куполе Храма. Для этого надо изо всех сил напрячь зрение или забраться на крышу. Но можно связаться с Маркраном и увидеть это так, как видит он.

— Все равно не понимаю.

Сонель улыбнулась.

— Ну что ж, можно попробовать сейчас, — предложила она. — Закрой глаза и соедини сознание с Маркраном.

Кайлин так и сделала, приняв в себя уже знакомую череду образов и чувств, врывавшихся в ее сознание всякий раз, когда она устанавливала связь с ястребом.

— Теперь дальше, — велела Сонель спустя несколько секунд. — Надо выйти за пределы обычной связи, пока не увидишь то, что он видит сейчас на самом деле.

Так и не поняв, что подразумевала Премудрая, Кайлин погрузилась глубже в поток мыслей и ощущений, несшийся к ней от Маркрана. Ей показалось, что они стали совсем отрывочными, как в самом начале. Но птица словно почувствовала, чего Кайлин добивалась, и повела ее через сумятицу образов, пока внезапно девочка не увидела саму себя, сидящую на полу у огня.

— Получилось! — громко крикнула она, напугав Маркрана, и видение исчезло. Но теперь она знала, как его найти, и миг спустя она вновь смотрела на себя со стороны. — Получилось, — тише повторила она.

— Очень хорошо! — похвалила Сонель.

Кайлин повернулась к ней. Точнее, Маркран повернулся. Премудрая казалась другой, незнакомой — глаза птицы слегка искажали ее наружность, но тем не менее изображение было необычайно жизненным. Даже цвета выглядели иначе. Маркран снова посмотрел на Кайлин, и девочка почувствовала головокружение. Ей трудно было удерживать связь, а еще сложнее было ориентироваться, глядя вокруг глазами ястреба. И через несколько секунд Кайлин прервала напряженное общение с птицей, открыв глаза

— Тяжело, — сказала она, обращаясь к Сонель. — Голова кружится.

— Нужно время, чтобы привыкнуть. Но потом ты это полюбишь. Представь, каково летать вместе с ястребом!

— А вы умеете? — спросила Кайлин, даже представить не в силах, на что это похоже.

— И ты умеешь! Это невероятное ощущение! — Сонель взглянула на окошко. — Было бы на улице потеплее, я бы тебе прямо сейчас показала

— А весной покажете?

— С удовольствием.

Премудрая дала согласие, и Кайлин вдруг разозлилась на нее, а еще больше — на себя. Она ведь собиралась не раскрывать рта все время, что Премудрая будет

здесь! А вместо этого сама только что пригласила ее прийти в Храм снова.

Кайлин сердито посмотрела на Сонель:

— Я знаю, чего вы добиваетесь!

Улыбка медленно сошла с лица Премудрой.

— Я просто пытаюсь подружиться с тобой, Кайлин.

— Вы хотите со мной подружиться только затем, чтобы заставить меня вступить в Орден!

Печаль появилась в зеленых глазах женщины, и она покачала головой:

— Я хотела бы стать твоим другом оттого, что Старейшая рассказала мне, какая ты замечательная девочка. А еще я подумала, что тебе было бы приятно иметь друга, который понимает, что значит быть связанным с птицей.

Кайлин осеклась было, но тут же выпалила, глядя в сторону:

— Не надо мне никаких друзей! И вы мне тоже не нужны!

— Но я и не говорила, что нужна, — примирительным тоном ответила Сонель. — Я не сомневаюсь, что от Маркрана ты получаешь больше, чем от любого из людей. Но в том, чтобы иметь в друзьях мага, есть своя прелесть. Я могу многому тебя научить, — мягко закончила она, — не только Глазу Ястреба.

Одинокая слеза покатилась по щеке девочки, и она нетерпеливо смахнула ее. Кайлин не знала, почему плачет, и злилась, что Премудрая видит ее слезы.

— Вы научите меня всему, а я взамен вступлю в Орден, так?

— Никто не может принудить тебя к этому, Кайлин, — ответила Сонель. — Прежде, чем маг облачится в мантию, он должен принести клятву верности Законам Амарида, но сделать это нужно добровольно.

— Я никогда этого не сделаю!

— Я знаю.

Кайлин посмотрела на нее с подозрением.

— Линни сказала мне, — пояснила Премудрая. — Она сказала, что твое решение твердо. Если честно, то я тебя в чем-то понимаю.

— Я вам не верю, — пробормотала Кайлин, снова отводя глаза.

— Если бы ты познакомилась со мной поближе, дитя,— осадила ее Сонель, и в ее голосе появилась гневная нотка, — то вскоре поняла бы, что я никогда не лгу! — Кайлин промолчала, и Сонель продолжила через мгновение, уже совершенно спокойно: — Я не могу заставить тебя вступить в Орден, и даже пытаться не буду. Но я должна знать, насколько ты овладела Волшебной Силой, даже если ты не даешь на это согласие.

— И даже если я не состою в Ордене?

— Тем более если ты не состоишь в Ордене. Моя обязанность, как Премудрой, следить, чтобы Законы Амарида чтились и исполнялись.

Кайлин хотела возразить, но Сонель сурово взглянула на нее и жестом остановила:

— Мне безразлично, произнесешь ты клятву или нет. Я должна быть убеждена, что ты следуешь духу Законов, — и Линни поклялась мне в этом помочь. — Очевидно, Премудрая заметила, как удивилась Кайлин, потому что остановилась и, улыбнувшись, сказала: — Да, Кайлин, несмотря на наши разногласия, в этом мы с Линни едины. Речь идет о слишком важных вещах, чтобы позволить мелким ссорам мешать нам. И если мы решим, что ты нарушила один из законов Первого Мага, — предупредила она без улыбки и довольно холодно, — то мы заберем у тебя Маркрана и сделаем все возможное, чтобы ты и впредь не установила связь с птицей. Понятно?

Кайлин вдруг показалось, что кто-то ледяной рукой сдавил ей сердце и сжимает пальцы так, что кровь вот-вот остановится в жилах. Мы заберем у тебя Маркрана. Во рту у девочки пересохло, и она стояла, не сводя с Премудрой глаз. Скорее всего она уже нарушила все Законы Амарида, и теперь они могут забрать ее бесценного ястреба.

Сонель задумчиво наблюдала за ней.

— Ты знакома с Законами Амарида, Кайлин? — спросила она, будто прочитав ее мысли. — Ты знаешь, о чем в них говорится?

Кайлин вспыхнула и прошептала:

— Нет.

Она думала, что Премудрая разгневается, но женщина вместо этого улыбнулась:

— Не страшно. Они очень простые и в то же время очень мудрые. Я думаю, тебе несложно будет следовать им, даже если ты и не принесешь клятву. В них говорится только, что мы должны использовать свою силу, чтобы помогать людям, что мы никогда не должны ее использовать, чтобы стать выше тех, кто слабее нас. Мы не должны использовать силу друг против друга, и мы не должны причинять вред нашим птицам.

— Это все? — спросила Кайлин.

Сонель усмехнулась:

— Все. Это и есть Законы Амарида. Ты будешь им подчиняться?

Кайлин недоверчиво посмотрела на нее:

— Знаете, я не такая дура.

— Я не пытаюсь обманом заставить тебя произнести клятву, не думай, — успокоила ее Премудрая. — Давая клятву, маг вслух проговаривает все законы, слово в слово. Мне только нужно знать, сможешь ли ты жить в соответствии с этими правилами.

— Думаю, да, — помолчав, ответила Кайлин. — Я бы все равно не сделала ничего похожего.

Сонель, оценивая, посмотрела на нее:

— Я тоже так думаю.

Обе замолчали. Сонель смотрела в окно, на кружащийся за стеклом снег, а Кайлин на прогоревший камин, в котором осталась теперь только кучка красных углей и дымчато-серой золы. Время обеда уже давно прошло, и девочка почувствовала, как посасывает в пустом желудке. Она уже устала от этого разговора и хотела, чтобы Премудрая поскорее ушла.

— Что ты уже умеешь делать? — ни с того ни с сего спросила Сонель, снова взглянув на Кайлин.

Теперь запираться было бы смешно, похоже, Сонель это предусмотрела.

— Я могу вызывать огонь и менять форму деревяшек, — безразлично ответила Кайлин. — Если надо, могу залечить себе ранку.

Премудрая кивнула и снова посмотрела в окно.

— Хорошо, — произнесла она отрешенно, — это очень хорошо.

Снова настала тишина, и Сонель встала, зашуршав мантией.

— Теперь я пойду, — сказала она, подняла посох и направилась к двери. Взявшись за ручку, она вдруг остановилась. — Что бы ты ни думала, Кайлин, — начала она, снова посмотрев на девочку, — я бы хотела стать твоим другом.

Кайлин молча смотрела на нее. Лучше бы она ей не верила. Чуть помедлив, девочка кивнула.

Сонель улыбнулась, хотя глаза ее были печальны, и отворила дверь.

— Почему вы пришли сегодня? — неожиданно спросила Кайлин.

Премудрая растерялась.

— Старейшая уже давно знает о моих способностях, — продолжала Кайлин. — Почему вы не приходили раньше?

Женщина тихо стояла, не выпуская дверную ручку.

— Я боялась, — наконец вымолвила она.

Кайлин прищурилась:

— Боялись?

Сонель улыбнулась и прикрыла дверь.

— Да, Кайлин, — ответила она. — Я боялась встречи с тобой. Я знаю, что тебе пришлось пережить и какого ты мнения об Ордене. Отчасти поэтому я и боялась.

— Тогда почему вы вообще пришли?

Премудрая пожала плечами:

— Я тебе уже сказала, я обязана следить, как развиваются твои способности. — Она поколебалась. — И есть еще другие… причины, по которым я решила прийти сейчас.

— Чужеземцы? — прошептала Кайлин с неподдельным ужасом.

— Нет, — быстро ответила Сонель, энергично помотав головой. — Не нужно пугаться. Мы больше не позволим им застать нас врасплох. Это совсем другое. Тебе нечего бояться.

Однако голос у Премудрой был озабоченный, и Кайлин испугалась еще больше.

Сонель вздохнула.

— Я тебя напугала, — извиняющимся тоном произнесла она. — Правда, детка, ничего страшного не случилось. Просто внутренние дела Ордена, и все. — Она выдержала взгляд широко раскрытых глаз девочки. — Честное слово.

Поняв по ее тону и глазам, что женщина не лжет, Кайлин почувствовала облегчение.

Премудрая снова открыла дверь.

— Всего хорошего, Кайлин, — попрощалась она, тепло улыбнувшись. — Да хранит тебя Арик.

Кайлин не ответила, продолжая смотреть ей в лицо. Сонель отвела взгляд, на губах ее играла улыбка, но в глазах снова застыла печаль. Не сказав больше ни слова, она повернулась и вышла.

Кайлин долго сидела на том же месте, кутаясь в одеяло и наблюдая за спящим ястребом. Потом в желудке заурчало, девочка встала и, стряхнув одеяло, протянула руку и позвала Маркрана. Выйдя из комнаты и направляясь на кухню, она все размышляла о том, что беседа с Премудрой повернулась не так, как она себе представляла, но Кайлин была уверена, что Сонель тоже представляла себе этот разговор иначе. Неизвестно почему, девочке это было приятно.

В такие дни, когда ветер, как дикая собака, воет у дверей, а на оконные стекла, словно стремясь вломиться внутрь, налипают снег и лед, Эрланд особенно радовался, что у него теперь есть свой маленький дом. Несколько лет назад в подобный день он был бы вынужден искать приюта в какой-нибудь затхлой вонючей харчевне в какой-нибудь деревеньке или надеяться на прием радушных друзей. Но сегодня он наслаждался теплом своего собственного очага и в своей гостиной поливал и подрезал принесенные на зиму в дом цветы из своего личного сада. Три года тому назад жители Пайнхевена впервые предложили ему выстроить дом в знак признательности за его многолетнюю службу их деревне и Ястребиному лесу, но тогда он отказался. Их предложение привело его в замешательство, он побоялся, что, согласившись, нарушит Первый Закон Амарида. Но жители настаивали, уверяя, что добровольно хотят сделать ему подарок, побуждаемые дружбой и благодарностью.

Больше не сомневаясь в искренности предложения, Магистр признался себе, насколько оно привлекательно. Последние годы он стал уставать от бездомной жизни. В конце концов, он уже не молод, а настоящего дома у него не было уже лет тридцать. Поселившись же в нескольких милях от Пайнхевена, он не оставит этих славных людей, которым так долго служил. Эрланд видел, что происходило с теми Магистрами, что предпочли обосноваться в Амариде и отказались от активного служения: они становились ленивыми и безразличными и бесцельно доживали последние годы, не испытывая никакого интереса к жизни. Эрланд представлял свою старость иначе. Ему еще столько нужно было сделать! И в конце концов он сдался и разрешил поселянам выстроить дом для него.

Это было очень скромное жилье, но вполне приспособленное к его нуждам. Там была маленькая гостиная, небольшая столовая с очагом и очень удобная спальня. Дом был сработан из обтесанных бревен и утрамбованной глины, как и большинство домов в Пайнхевене. Труба сложена из кирпичей, а крыша крыта дранкой. Единственным отличием было обилие окон. Жители деревни прорубали одно-два на весь дом, а в доме Эрланда было по два в каждой комнате. Маг иногда думал, что таким образом они позаботились о своей безопасности, полагая, что так он сможет внимательнее наблюдать за окрестностями. Но, как бы то ни было, из-за множества окон дом не стал менее прочным. Он уже выдержал не одну жестокую бурю, а этой зимой ураганный ветер испытывал его каждый день. И тем не менее дом выстоял.

Парадокс, однако, заключался в том, что Эрланд, хоть и не намеревался прозябать в Амариде, вовсе не горел желанием провести в этом доме все отпущенные ему дни. Такой соблазн был, когда он только что въехал сюда. Он до сих пор помнит, как всю ночь ходил из комнаты в комнату и пытался привыкнуть к мысли, что это его последнее пристанище, что здесь он и умрет.

Вспомнив об этом, Эрланд усмехнулся и покачал головой, продолжая общипывать отцветшие цветки водосборов. Даже странно, что когда-то он мог поддаться подобной слезливой жалости к самому себе. Но тогда еще был жив Одинан, а теперь вожаком старых Магистров стал Эрланд, и, похоже, он единственный олицетворял собой голос разума в Палате Собраний, где все сейчас старались перекричать друг друга Тогда Эрланду и в голову не приходило, что единственная возможность не дать Бадену стать Премудрым и привести тем самым Орден и страну к сокрушительному столкновению с Лон-Сером — это самому возглавить Орден. Да, ни прозябание, ни тихая кончина в этом уютном доме никак не входили в его планы. Он умрет в Великом Зале, скорее всего в покоях Премудрых. А разве у него оставался какой-то выбор?

Но пока до этого было далеко, предстояло еще много сделать. К счастью, большая часть задуманного может подождать. Сонель — грамотный руководитель, но трусовата. Она не способна к решительным действиям. В противном случае она бы давно уже что-то предприняла. Зная, что Сонель и Баден были любовниками — удивительно, что никто этого не заметил при всей очевидности их взаимоотношений, — Эрланд был уверен, что Магистр воспользуется преимуществом и склонит Премудрую последовать его рекомендациям, изложенным в этом мерзком докладе. Однако, к чести Сонель, она на это не пошла. Конечно, Сонель поразила весь Орден, и Эрланда в том числе, своей перепиской с Советом Правителей Лон-Сера, но продолжить ведь она не решилась. Перед сумятицей последнего Собрания она явно спасовала и постаралась поскорее замять разногласия.

Зато, как считал Эрланд, неспособную к смелым и дерзким поступкам Сонель можно направить в нужное русло и заставить двигаться вперед мелкими шагами. Без сомнения, она решилась отправить это злополучное письмо в Лон-Сер благодаря влиянию Бадена. Но тогда не исключено, что Эрланд тоже сможет склонить ее к некоторым действиям. Магистр решил начать с Барама.

Эрланду казалось оскорблением памяти всех тех, кто погиб в Каэре и Вотерсбанде, то, что он еще жив. Каждым своим вздохом Барам умалял жертвы, принесенные Передуром, Джессамин и Ньяллем. Неужели Баден этого так и не понял? А ведь он и Джессамин были близкими друзьями. Да и у самого Бадена погибла птица у Отрога Фелана. И тем не менее он продолжал бороться за жизнь чужестранца, теряя собственные позиции в Ордене. Этого Эрланду было не понять.

Идея же возвращения Барама в Лон-Сер не просто оскорбительна, это уже святотатство. При одной мысли об этом Эрланд приходил в ярость. Он трупом ляжет, чтобы этого не произошло, даже доведет Орден до раскола, если будет необходимо. А все к тому и шло. На его памяти, маги не оказывались в более опасном положении.

И Эрланд решил ради уменьшения нависшей над ними угрозы любыми средствами добиться казни Барама Другого выхода у Ордена нет, а кроме того, это их общий долг. Одно простое решение, и они добьются многого: отомстят за нападение на их землю и смерть Магистров; вернут расположение и доверие народа; избавятся от угрозы распада Ордена. Старого Магистра удивляло, что такая очевидная и логичная мера до сих пор не принята Надо признать, Баден умел убеждать. Несмотря на то что на последнем Собрании его доводы на большинство не произвели впечатления, Сонель он все же сумел склонить на свою сторону. И когда маги уже были готовы проголосовать за смертный приговор Бараму, она вмешалась и, по праву Премудрой, проявила милосердие.

Но Эрланд тоже мог быть убедительным. К тому же он был твердо уверен, что выражал мнение большинства магов. Поэтому во время своего последнего путешествия в Амарид, предпринятого под предлогом представления официального ответа на доклад Бадена, Эрланд потихоньку начал склонять Сонель к своей точке зрения.

— Это не имеет ни малейшего отношения к нашим давним разногласиям с Баденом, — убеждал он ее, сидя в покоях Премудрой за чашечкой травяного чая.— Я даже признаю, что изначально ошибался и Баден не напрасно считал, что, сохранив чужестранцу жизнь, мы в чем-то выиграем. Однако те времена прошли, Сонель. Ты сама это понимаешь. Сейчас Барам — жернов у нас на шее. Пока он жив, народ не будет нам верить и конца раздорам между магами тоже не будет.

Эрланд вспоминал сейчас, стоя над розовым кустом в своем уютном теплом доме, выражение нерешительности и беспокойства, мелькнувшее на лице Премудрой. Правда, она быстро взяла себя в руки и сменила тему, не дав ему возможности продолжать. Однако позже, провожая его до тяжелых резных дверей Великого Зала, она вернулась к этому и сказала: «Я подумаю над твоими словами о Бараме. Не буду ничего обещать, но подумаю».

Однако лицо ее говорило гораздо больше. Эрланд понял, что теперь вопрос не в том, казнят ли Барама, вопрос — когда.

Наверное, этим летом, думал он, стараясь дотянуться до сухого цветка в самой середине куста. А может, и раньше, надо только еще пару раз наведаться в Амарид. Ему даже пришло на ум организовать пикеты у тюрьмы. Он глянул в окно на серое небо и летящий в стекло снег. Не сейчас, конечно, а весной. Подобные действия ускорят развязку. Если жители Амарида будут громко требовать смерти Барама, долго убеждать никого не придется. Да, пикеты — это блестящая мысль.

Садовым ножом он срезал мертвый цветок и порезал палец. Быстро отдернув руку, старый Магистр посмотрел на выступившую каплю крови. Пососав ранку, улыбнулся собственной неосмотрительности. Вот тебе урок, подумал он. Не отвлекайся от ближайшей задачи, неважно, подрезаешь цветы или сражаешься. Улыбка на его старом лице стала еще шире. Говорят, кровопускания иногда полезны.

 

13

Принимая во внимание все, что мы знаем о вторгшихся в нашу страну чужестранцах, и сведения, изложенные в предыдущих разделах, само собой напрашивается предположение, что Брагор-Наль населен исключительно ворами и убийцами. Однако, по словам Барама, такие, как он, изгои, а также начальники и Правители являются ничтожной частью населения. Подавляющее большинство жителей Брагор-Наля задействованы в сложнейшей системе производства и торговли, результатом функционирования которой и являются их необыкновенные достижения. Эти люди законопослушны, они ежедневно встают с рассветом и много работают, чтобы прокормить себя и свои семьи. В этом и во многих других отношениях, не столь, однако, очевидных, Лон-Сер мало чем отличается от Тобин-Сера. В то время как рядовое население Брагор-Наля в массе своей — честные мирные люди, находящиеся у власти — преступны, и именно это делает его столь опасным и чуждым нашей цивилизации.

Из восьмого раздела «Доклада Магистра Бадена

— Пора, Хранитель, — тихо сказал худощавый парень, и Гвилим едва расслышал его слова из-за грохота машин и свиста ветра, бушевавшего в опорах виадука. Он огляделся, но ничего не увидел. С уверенностью можно было утверждать, что время ночное, поскольку Гвилим стоял на лестнице, ведущей из подземного перехода, и его голова слегка возвышалась над уровнем мостовой. Но он научился доверять людям из Сети, до сих пор сопровождавшим его, и поэтому не стал ни о чем спрашивать.

Худощавый парень перебежал на ту сторону широкой дороги, к ограде из металлических листов. Гвилим набрал побольше воздуха в грудь, поправил мешок за спиной, проверил чехол на камне, вышел из перехода и тоже побежал, низко пригнувшись к земле. Когда он оказался у забора, его провожатый уже раздвинул листы и получился узкий лаз — хотя скорее всего он всегда там был, только замаскированный. Бдительно глядя по сторонам, худощавый жестом велел Гвилиму лезть туда. Для Хранителя отверстие было узковато, а проводник пролез без труда и тут же снова загородил лаз листами.

Гвилима охватило то ощущение, которое, наверное, испытывают выходящие из тюрьмы, и он глубоко вдохнул ночной воздух. Вот он и за пределами Уэрелла-Наля. С того времени, как он пересек границу Наля у реки Глубокого Каньона и впервые встретился с членами Сети, прошло месяца полтора, но наконец-то этот участок пройден. Он двигался вперед пешком и на транспорте, над землей и под землей, иногда приходилось переодеваться, иногда — ехать в мешках, ящиках, наполовину наполненных жидкостью цистернах. Множество людей сопровождали и оберегали его, и никто из них не просил ничего взамен. А он ведь даже не знает их имен. Но таково основное правило Сети.

Как и наставлял его Кам, он пришел на указанное им место и снял тряпки с камня. Через пару минут к нему подошла красивая женщина с живыми глазами, но совершенно ничего не выражавшим лицом.

— Вам нужна помощь, Хранитель? — вежливо поинтересовалась она, не отрывая взгляда от сияющего коричневого кристалла.

— Да, благодарю, — ответил он. — Я…

— Никаких имен! — перебила она, строго посмотрев на него. — Мы будем обращаться к вам «Хранитель», а вы называйте нас братьями и сестрами. Так безопасней.

Гвилим кивнул и продолжил:

— Меня послал сюда… — он запнулся и сглотнул слюну, — один друг. Мне необходимо попасть в Брагор-Наль к началу весны. Туда должен прийти человек…

Она поднесла палец к губам и покачала головой:

— Это все, что мне нужно знать: Брагор-Наль, начало весны. Пошли, — позвала она, повернувшись и направляясь к проходу, которого Гвилим не заметил, — вас покормят и найдут вам ночлег.

С тех пор так и повелось. Один за другим они кормили его, оберегали, вели из одного пункта в другой, а там передавали следующему. Провожатых было так много, что вскоре он перестал различать их лица. Молодые и старые, светлокожие и смуглые, они мелькали в его жизни, как лица пассажиров в быстроходных повозках, проносившихся по улицам Наля. Он постоянно помнил только два лица — своего очередного проводника и молодой женщины, первой встретившей его у Глубокого Каньона. Но все эти люди, как и он, были гилдринами, а значит, в какой-то степени его родней. В этом, наверное, и было все дело.

— Сюда, Хранитель, — тихо позвал худощавый. Теперь его голос звучал уже не так напряженно.

Они шли по равнине с иссохшей землей, покрытой чахлым кустарником. Ночь была безлунной, но свет Наля отражался от висевшего над головой серого смога, так что вполне можно было разглядеть кусты и покрытые сухой травой кочки и лавировать между ними. Впереди сквозь туман и облака слабо вырисовывались голые скалы и покрытые снегом вершины Срединного хребта.

— Здесь мы в безопасности? — слегка задыхаясь, спросил Гвилим. Его проводник двигался вперед длинными уверенными шагами, и Гвилим едва поспевал за ним.

— В относительной, — ответил проводник. Из-за ветра его было плохо слышно. — Службу безопасности Уэрелла-Наля не слишком волнуют те, кто покидает его пределы. Их беспокоят входящие. Так что вряд ли они нам повстречаются.

— А как же ты вернешься назад?

Худощавый мрачно ухмыльнулся:

— Вернусь осторожно.

Гвилим вспомнил кредо Сети: чем меньше слов, тем лучше.

— Другое дело — брагорская Служба безопасности, — помолчав, продолжил его проводник. — Ее бдительность и рвение всему Лон-Серу известны. Им есть дело до всего, что происходит на границах Наля и внутри него. Поэтому будь осторожен. — Он говорил будничным тоном, но Гвилим уже хорошо понимал почему: сама жизнь людей из Сети зависела от того, насколько невозмутимо они выглядят и как хорошо умеют смешиваться с остальным населением. Они всегда помнили, что за ними могут наблюдать, поэтому не могли себе позволить оплошности, выдать себя голосом или взглядом. Даже будучи уверены, что лишних глаз и ушей нет, они говорили о конспиративных встречах и рейдах ПСБ так, как другие говорят о погоде.

— Я буду осторожен, — пообещал Гвилим, стараясь говорить так же непринужденно. — Спасибо.

Больше они не обменялись ни словом и примерно через час дошли до края равнины и стали медленно подниматься в гору. Низкорослый кустарник и трава сменились карликовыми соснами и можжевельником, земля стала неровной и каменистой. Никаких знаков и указателей не было, но проводник шел вперед уверенно, как по шоссе. Наконец они ступили на узенькую, но вполне заметную тропку, терявшуюся среди холмов. Гвилим снова почувствовал прилив гордости, как уже не раз было во время путешествия через Уэреллу. Эти смелые люди — тоже его народ, хоть его семья и друзья и остались в Даалмаре.

Проводник остановился:

— Дальше я пойти не могу, Хранитель. Тебе придется одному идти через горы. Прости.

— «Тебе ли просить прощения?» — с умилением подумал Гвилим. — Все в порядке, — с едва скрываемым волнением сказал он. — Вы все и так уже много сделали для меня… — Он тряхнул головой. Что бы он сейчас ни сказал, все равно никакими словами не выразить ему свою благодарность. Лучше последовать их примеру и промолчать.

— До первой вершины тропинка разветвляется трижды и еще дважды — на спуске к Брагор-Налю, — наставлял его проводник, пристально глядя Гвилиму в глаза, как будто надеялся впечатать слова в его память. — Всегда поворачивай налево. Это удлинит путь, но зато ты обойдешь стороной лагеря рудокопов на западе.

Гвилим кивнул.

— Отсюда и до реки по ту сторону гор, — продолжал худощавый, — можешь пользоваться камнем, чтобы освещать дорогу. Здесь нечего бояться. Но когда дойдешь до реки Трех Налей, надо быть осторожным.

— Понятно. А с кем я там встречусь?

— Они сами тебя найдут. Эта тропа обрывается у крутого поворота реки. Оттуда на юге уже виден Брагор-Наль. Там, у поворота, ты заметишь огромный трухлявый пень, его невозможно ни с чем спутать — все остальные по сравнению с ним крошечные. Рядом лежит куча камней. Положишь камень на середину пня и вернешься назад по тропинке на двести шагов. Кто-нибудь к тебе подойдет.

Гвилим снова кивнул. Больше и сказать-то нечего.

— Прощай, Хранитель, — сказал худощавый, потрепав Гвилима по плечу. — Храни тебя Арик.

— И тебя, — отозвался Гвилим.

Не сказав больше ни слова, проводник повернулся и тронул назад к Уэрелла-Налю. Гвилим посмотрел ему вслед, потом смотал с камня тряпку и пошел по тропинке, ведущей к холмам. Подъем был довольно крутым, а Гвилим устал и измучился за долгий день. Он шел меньше часа, потом остановился и сбросил мешок. Все взятые из дома вещи были целы, а люди из Сети дали ему с собой достаточно еды на следующий отрезок пути, так что со временем его груз легче ничуть не стал. Зато он окреп и привык нести за плечами тяжесть, но годов-то это ему не убавило.

Он распаковал одеяло и вытащил кое-что из припасов. Еда в Налях была непривычной и неаппетитной. В ней не было ни запаха, ни вкуса, хотя проводники настойчиво внушали ему, что она очень питательная. Все было упаковано в тонкую прозрачную пленку, где, как его заверяли, пища может сохраняться бесконечно долго. И все же он отдал бы что угодно за кусок твердого сыра или сушеного мяса, а еще лучше — за тарелку рагу из баранины, которое так хорошо готовила Герта.

Как всегда, воспоминание о ней отозвалось болью в сердце. Боль не была уже такой острой, как в самом начале. Сейчас она стала ноющей, словно клинок из груди вынули, а рана никак не хотела заживать. Она стала уже частью его существа, как неотступное напоминание о любви и той жизни, что осталась позади. Он цеплялся за нее, как за драгоценную память. Раз уж Герты нет рядом, он будет хранить верность страданию, пришедшему на смену любви и страсти.

Он откусил несколько кусочков и сунул еду обратно в мешок. Гвилим уж и припомнить не мог, когда в последний раз действительно хотел есть. Он просто чувствовал пустоту в желудке и забрасывал в него что-нибудь, но ни разу после ухода из дома не ел с удовольствием. И при этом он все время чувствовал себя измученным. Он просыпался уже усталым и с каждым часом утомлялся все больше. Но спал все равно плохо — по ночам ныло сердце. Ему часто снилась Герта — он вдруг случайно обнаружил, что может сознательно вызывать сны о ней. Чаще всего они разговаривали или прогуливались по лугу над их поселком. Иногда занимались любовью среди цветов и травы. Когда он просыпался утром, все было по-прежнему — одиночество, и боль, и такая усталость, что снова хотелось закрыть глаза. Все равно каждый день с наступлением ночи он снова мечтал увидеть ее во сне.

Гвилим лег и уставился в темноту. Даже здесь, в предгорьях, смог Наля закрывал звезды. Была видна только рука Арика над западным горизонтом, и все. Ну и ладно, нужно поспать. Идти еще долго, а времени оставалось все меньше. Он закрыл глаза, гадая, увидит ли во сне Герту.

Но когда он наконец забылся, ему приснился совсем другой сон. Он стоял на оживленной улице, среди тысяч спешащих мимо незнакомых людей. Посохом раздвигая толпу, он медленно шел вперед. Улица была широкой, а тротуары покрыты голубыми и золотистыми плитами. Сколько видел глаз, вдоль улицы вытянулись ряды огромных, покрытых яркой молодой зеленью деревьев, а вдалеке блестели на солнце небоскребы в центре Уэрел-лы.

Сначала его никто не замечал. Никто не смотрел ему в лицо, никто не обращался к нему, хотя воздух вокруг гудел от разговоров, как от мух в летнюю жару. Но потом вдруг все остановились и уставились на него. А Гвилим, словно ждал этого момента, высоко вскинул посох и с размаху воткнул его в землю.

Почему-то он легко вошел в тротуар, а камень внезапно изменил свой цвет с коричневого на алый. Больше ничего не произошло, только посох, слегка наклонившись, все еще немного дрожал от толчка. Но что совершенно невероятно, Гвилим развернулся и пошел прочь, оставив на улице Наля посох, принадлежавший его отцу и деду и всем Хранителям, бывшим до него.

Он проснулся, весь дрожа, еще и оттого, что под влажную от пота одежду немилосердно задувал ветер. Он завернулся в плащ, но теплее не стало. Тогда он сел и, достав из сумки сухую рубашку, быстро переоделся. Гвилим подумал даже развести костер, но ему было лень. Вместо этого он снова лег и свернулся клубком, рассеянно глядя на мерцающий рядом с ним на земле камень.

С той самой ночи в родном поселке видения больше не посещали его. По крайней мере, он мог успокоиться, что этот странный тревожный сон не был пророческим. К нему, как перед каждым видением, не пришли родители, не протянули ему посох. «Это просто сон, и все»,— уговаривал он себя.

Потому что во всем остальном сон был похож на прозрение. Образы были столь же ярки, он так же чувствовал себя опустошенным духовно и физически. К тому же в глубине души Гвилиму казалось, что сон этот сбудется.

Но это невозможно. Не может быть, чтобы посох вошел в тротуар, как в масло. Не может быть, чтобы от этого камень изменил свой цвет, как будто гилдрин взял его в руки. Не может быть, чтобы Гвилим ушел, оставив на улице, словно кучу мусора, самую дорогую реликвию его предков. Понять этого он не мог, а тем более представить, что это сбудется.

Он тряхнул головой, обескураженный неоднозначностью сна и собственной неспособностью растолковать его. «Я же Хранитель Камня, — с досадой подумал он. — Должен же я уметь растолковать собственные видения».

И тут внутри себя он услышал голос отца. Может, и так, — произнес он, — но ты вдали от дома; вдали от своей постели, своей женщины, народа, который не дает тебе забыть, кто ты на самом деле. Твой дар в такой же степени связан с ними, как и с тобой самим.

Лежа на холодной земле и чувствуя, как ветер бьет об него, как вода о камень, Гвилим тоскливо улыбнулся. По крайней мере, он еще способен распознать истину, когда ее слышит. Глядя на туман и тусклые звезды, он подавил очередной приступ тоски по дому и подумал о том, где сейчас может быть чародей с соломенными волосами. Может, уже в Брагор-Нале? Интересно, остались ли у него в Тобин-Сере жена и дети, или его выбрали для этого путешествия оттого, что он одинок?

— Ты хоть понимаешь, чем я пожертвовал ради тебя? — громко спросил Гвилим, как будто незнакомец мог его слышать.

На дереве рядом засвистела птичка, и откуда-то издалека ухнула сова.

Ты делаешь это не ради него, — уточнил внутренний голос. — И не ради себя. Неплохо бы это запомнить.

Гвилим нахмурился. Его отец всегда был раздражающе проницателен.

Спать уже не хотелось, сон теперь был не ближе, чем Даалмар. Приняв решение, Гвилим поднялся, скатал одеяло и надел на плечи мешок. Раз спать он точно не будет, нечего лежать тут без толку. Затянутое дымкой небо еще отражало свет Наля, и камень хорошо освещал тропинку. К тому же на ходу он сможет получше обдумать свой сон. И по крайней мере, в это утро ему не придется проснуться в тоске и одиночестве.

Еще не вполне проснувшись, он понял, что в спальне кто-то есть. Уняв сердцебиение и медленно открыв глаза, Джибб обнаружил, что в комнате по-прежнему темно. Ну что ж, это дает ему преимущество, правда ничтожное. Лучемет лежал в ногах, а кинжал, как всегда, был спрятан под подушкой. Если бы он точно знал, где стоит незваный гость, то мог бы успеть использовать и то, и другое, прежде чем броситься вниз и спрятаться за кроватью.

Он лежал на правом боку, под шелковой простыней и легким одеялом. Медленно и бесшумно Джибб вытянул левую ногу и нащупал лучемет, а рукой одновременно скользнул под подушку и ухватил кинжал большим и указательным пальцами за острие. Одно незаметное движение, сказал он себе, глубоко и тихо вздохнув. Одно неза…

— Если бы я пришла тебя убить, — прошептал над ухом очень знакомый голос, а в обнаженную спину ткнулось дуло лучемета, — ты был бы уже трупом. Сколько раз я тебе говорила, что лучемет надо держать под подушкой вместе с кинжалом?

Изящная рука дотянулась через него до кнопки ночника. Он перевернулся и увидел сидящую на краю его постели Мелиор. На ее безупречно красивом лице играла усмешка.

— Привет, Джибб, — негромко поздоровалась она.

— Лорд! — воскликнул он, мигом сев. Вдруг вспомнив, что на нем ничего не надето, вспыхнул и туго завернулся в одеяло. — Что ты здесь делаешь?

— В чем дело, Джибб? — насмешливо спросила она, слегка потянув одеяло. — Ты от меня что-то прячешь?

Джибб покраснел еще сильнее, а Мелиор рассмеялась.

— Что ты здесь делаешь? — несколько резче повторил он.

Она встала и начала расхаживать по комнате. Даже мешковатые черные штаны и белая свободная туника не скрадывали грациозно точные кошачьи движения и не могли скрыть контуров ее гибкого, крепкого тела. Она остановилась у его стола и рассеянно повертела в руках стеклянную статуэтку.

— Замучила тоска по дому, — наконец произнесла она, оглянувшись и блеснув глазами из-под рыжей волны волос. — Соскучилась по Четвертому кварталу.

Джибб смотрел на нее и молчал. Мелиор принужденно хохотнула и вернулась к кровати. Вблизи Джибб заметил, что под ее яркими зелеными глазами появились темные мешки, а черты по-прежнему прекрасного лица заострились.

— Окажи мне услугу, Джибб.

— Конечно, лорд, — не раздумывая ответил он. — Все, что угодно.

Она улыбнулась ему:

— Теперь лорд не я, а ты, Джибб. Наверное, пора уж называть меня Мелиор.

Он кивнул:

— Хорошо. Ты выглядишь утомленной. Тебе уже пора лежать в постели — где бы она ни была.

Мелиор скривилась:

— Я только попросила тебя звать меня по имени, а не рассказывать, как я дерьмово выгляжу.

Джибб пожал плечами и сонно улыбнулся:

— Прости. Так чего ты хочешь?

Она тряхнула головой:

— Сначала пообещай мне кое-что — не задавать вопросов, держать все в тайне и дать задание только твоим лучшим людям.

— Даю слово, — пообещал Джибб. Он прищурился. — Я весь внимание.

— Я получила разведданные о том, что в Наль направляется незнакомец, — начала она. — Может быть, он уже здесь, не знаю. Это чародей из Тобин-Сера.

Джибб вскинул бровь, но перебивать не стал, слушал дальше.

— Не имею понятия, зачем он придет, но его присутствие может повредить… проекту, в котором я сейчас занята. — Она помедлила в нерешительности, но всего лишь на миг. — Я хочу убрать его, Джибб, но сделать это надо быстро и без шума. Ни следов, ни улик. Ясно?

— Да.

— У него желтоватые волосы и борода. Крепкого телосложения. Одет в зеленый плащ, на плече сидит большой темный ястреб.

— Это тоже было в донесении? — уточнил Джибб.

Мелиор слегка зарделась и погрозила ему пальцем:

— Я же сказала — никаких вопросов. — Она быстро отвела глаза. — Прости, Джибб. Больше я ничего не могу сообщить.

— Не нужно извиняться, ло… Мелиор. — Он посмотрел на часы рядом с экраном переговорного устройства. Полночь. — Утром мои лучшие ребята этим займутся. Ты довольна?

Мелиор кивнула, и смутная улыбка пробежала по ее губам.

— Конечно. Полагаю, не мне говорить тебе, что с Волшебной Силой не стоит шутить. Будь осмотрителен.

— Ладно. Не беспокойся, я все сделаю, как надо.

— Знаю. Спасибо, Джибб. — Казалось, она хочет что-то добавить, но передумала. — Мне надо вернуться, пока меня не хватились.

— Куда? И что ты сейчас делаешь?

Она улыбнулась, хотя в глазах была грусть.

— Этого я тоже не могу тебе сообщить. Извини. Хотела бы, но… — Она запнулась.

Джибб жестом отклонил ее оправдания:

— Я не должен был спрашивать. Тебе нужна моя помощь, чтобы вернуться? Мобиль или водитель?

— Нет, — мотнула она головой. — Лучше уж я сама. — Она встала и пошла к открытой двери, ведшей в другие комнаты. У косяка она приостановилась. — Ты отличный друг, Джибб, — не оборачиваясь, произнесла она. — Не думай, что я этого не ценю.

— Не думаю, — ответил он. — Береги себя, Мелиор. И больше об этом не беспокойся — я все сделаю.

Она кивнула еще раз и вышла из спальни.

Джибб выключил свет и лег, присушиваясь, как откроется и затворится входная дверь.

В Наль придет чародей, размышлял он. С самого детства он слышал сказки о Волшебной Силе, а недавно до него дошли слухи о якобы готовящейся операции по захвату Тобин-Сера. Однако тогда он решил, что это домыслы. Но ведь, если Мелиор сказала, что появление незнакомца может расстроить то, чем она занята, о чем же еще может идти речь? Неудивительно, что она исчезла из Четвертого квартала. Если захват будет успешным, она станет первой в очереди на место Седрика, когда сам он сделается Правителем, а он им уж точно сделается. И раз присутствие колдуна в Брагор-Нале ставит операцию под угрозу, то Мелиор права — его надо немедленно убрать.

Джибб никогда не тешил себя мыслью, что однажды встретится с чародеем, и уж тем более не собирался ни одного из них убивать. Но Мелиор он сказал правду — для нее он сделает все, что угодно. И дело даже не в ее красоте и в том, что он был отчасти влюблен в нее. Она была лучшим лордом в Брагор-Нале. Джибб и прежде полагал, что когда-нибудь она станет оверлордом. А раз она готовится к завоеванию Тобин-Сера, не исключено, что ей удастся когда-нибудь стать Правителем. Каких бы высот она ни достигла, Джибб намеревался быть рядом. Он уже давно связал свою судьбу с ее участью и ни разу об этом не пожалел. Если бы Мелиор попросила его устроить покушение на самого Седрика, он бы и на это пошел, только для такой операции ему понадобились бы семь-восемь человек на подхвате. Для чародея же будет достаточно и двоих. Лучше всего поручить дело Дурелу и Чеву — они сообразительны и умеют действовать осторожно, а от их лучеметов никто не уйдет живым. Да, пожалуй, они подойдут. Он усмехнулся в темноте и громко сказал: «Я замышляю убийство чародея».

Джибб больше не прислушивался к двери — прошло несколько минут, он знал, что Мелиор ушла, однако не услышал ни звука.

Тебе стоило прежде тысячу раз подумать. — Наль купался в золотистом утреннем свете, а Седрик смотрел в окно и думал, как он бросит это в лицо Мелиор.— Могла бы догадаться, что за тобой наблюдают: я знаю о твоем уходе, я знаю, где ты была, и видел, как ты прокралась в центр на самой заре. Надо было думать раньше. Как ему хотелось наорать на нее, обругать за глупость и дерзость. Он собирался доверить ей задание, требовавшее терпения и точного следования инструкциям, а она тут скачет вокруг центра, как девочка-переросток. Как ему хотелось наказать ее, причинить ей боль! Он хотел разбить ее лицо в кровь, преподать ей такой урок, который она будет помнить до конца своих дней. Чего он только не придумывал сотворить с ней! И лишь Арик знает, как ему хотелось войти в нее!

Но больше всего Седрик хотел знать, что она замышляет. Он был готов к тому, что Мелиор выкинет что-то подобное до отбытия в Тобин-Сер. Оверлорд достаточно ее изучил. Она, конечно, отчаянная, но это скорее следствие ее смелости и находчивости. Мелиор была права насчет Сэвила, он плохо подходил для грядущей работы — слишком уж был предсказуем, хотя Седрик никогда не признался бы в этом ей… Все, что ему нужно было знать о Сэвиле, оверлорд понял уже в первый раз, проговорив с ним пять минут; за Мелиор же ему пришлось долго и пристально наблюдать, чтобы научиться предугадывать ее поступки.

Он знал, что она попытается улизнуть из центра потому, что сам практически подбил ее на это. Он много рассуждал о надежности охраны и о необходимости оставаться в здании центра на протяжении всего тренировочного периода. Для женщины такого склада, как Мелиор, это был вызов. Теперь она не могла удержаться, чтобы не сбежать. И сделала она это с невероятной легкостью и совершенством.

Однако это не отменяло того факта, что она его ослушалась. Непослушания Седрик не выносил. Когда он был еще молод и старался самоутвердиться на месте лорда, он, не рассуждая, убивал изгоев, хотя бы слегка отступивших от его указаний. Даже став оверлордом, он жестоко и без промедления наказывал своих подчиненных за непослушание. До своего злосчастного путешествия в Тобин-Сер Калбир из всех лордов был его любимцем, и однажды они заспорили из-за какой-то никчемной мелочи, Седрик сейчас уж и вспомнить не мог, в чем было дело. В результате до конца своих дней лорд носил большой белый шрам, пересекавший лицо от левого виска до угла рта

Став старше, Седрик научился сдерживаться; вполне вероятно, что Мелиор так никогда и не узнает, как он сейчас зол. Сам бы он, будучи месяцами заперт в тренировочном центре, с перспективой отправиться в неведомую страну, где ждали невиданные опасности, тоже попытался бы сбежать. Всего лишь на одну ночь, чтобы выпить, переспать с какой-нибудь девицей, просто пошляться по Налю, чтобы еще раз глотнуть воздух свободы.

Его беспокоило, что Мелиор ничего подобного не сделала. Верный Седрику человек донес, что она отправилась на квартиру своего телохранителя и оставалась там лишь пару минут. Напиться за такое время не успеешь, на интимную встречу тоже не похоже, но зато вполне достаточно, чтобы отдать указания, получить или передать информацию.

Оверлорд не знал, что и думать. Мало кому удавалось застать его врасплох; неожиданности, как он усвоил из неудачного покушения несколько лет назад, могут быть смертельными. Тем не менее сегодня Мелиор удивила его, несмотря на его прогнозы и долголетние наблюдения за ней.

Он ненадолго нахмурился. В Брагор-Нале почти ничто не происходило без его ведома. И что бы там ни замышляла эта девчонка, он об этом узнает. Один раз она его удивила, но больше этого не случится.

 

14

Хотя размер Налей Лон-Сера превышает всякое воображение, их структура, если верить Бараму, довольно проста. Нали организованы наподобие гигантских сот, где каждая ячейка называется «квадом». Каждый квад состоит из квадратной площади, окруженной необычайно высокими зданиями, где размещаются жилые и деловые помещения. С другими квадами его связывают широкие улицы, отходящие от каждого из четырех углов. Между зданиями проложены более мелкие улицы, образующие сеть переулков, одинаковую в каждом кваде. Благодаря абсолютной одинаковости этих ячеек, термин «квад» используют также как единицу измерения. В этом случае он соответствует не самой квадратной площади, а стороне всей «сотовой ячейки», включая площадь и улицы. Я так и не смог выяснить точную длину квада, но, судя по описанию Барама, он равен приблизительно одной нашей миле. Основываясь на этом, при помощи чужестранца я подсчитал, что только Брагор-Наль занимает площадь около двухсот тысяч квадратных миль.

Из пятого раздела «Доклада Магистра Бадена

Зимы в джунглях перешейка Лон-Тобин были довольно теплыми, но чересчур влажными. В холодные месяцы перешеек терзали жестокие бури, поскольку на севере находилось море Арика, а с юга — теплые воды бухты Риверсенд и Южного океана. Но благодаря тем же мощным теплым ветрам, обрушивавшим ливни на узкую полоску земли, прогревался и воздух.

По крайней мере так Оррису рассказывали торговцы из Аббориджа и капитаны кораблей, ходившие в этих водах. Но в нынешнем году северный ветер, принесший снег к подножию Прибрежного хребта, вызвал похолодание и здесь. Все время, пока Барам и маг шли по тонкой полоске суши, соединявшей Лон-Сер и Тобин-Сер, снега не было, зато почти ежедневно шли ледяные ливни и дул холодный, пронизывающий ветер. Много дней небо было серым и сплошь покрытым облаками, так что Оррис уже почти забыл, каким голубым оно бывает и как ласково солнце согревает лицо и спину. Когда прояснялось, ветер все равно не ослабевал и гнал по небу следующую череду облаков, неумолимо приближая новую бурю.

Плотные кроны огромных необычных деревьев, росших по всему перешейку, защищали от непогоды, но лишь отчасти. Немного проку было и в плаще Орриса и шерстяной куртке Барама — хотя без них путешественники точно погибли бы; мерзли они постоянно. Оррису частенько казалось, что их одежда, волосы и еда никогда не просохнут, и вечером, когда они наконец останавливались, маг разжигал костер и звал Барама сесть поближе к огню. Оррис был уверен, что вылечит Барама, если у того начнется лихорадка, но боялся, как бы не заболеть самому или, Арик сохрани, не случилось бы чего с Анизир, потому что тогда обоим придется худо.

Единственное преимущество оказаться на перешейке в разгар зимы состояло в том, что им не пришлось встретиться с опасными обитателями джунглей. Оррис слышал много баек о роящихся на перешейке насекомых, по сравнению с которыми твари Южного Болота, с которыми они столкнулись во время похода в Лес Терона, были совершенно безобидны. А еще дебри перешейка пользовались дурной славой рассадника невероятно больших ядовитых змей разных видов. Но Бараму и Оррису, видимо из-за холодов, не пришлось встретить ни одной. Однажды в начале зимы Барам нечаянно залез в заросли ядовитых колючек, но рану даже не потребовалось залечивать, Оррис просто вытащил из его руки все колючки с крючками и тщательно отсосал отравленную кровь. После этого происшествия никаких столкновений со смертоносными обитателями джунглей не было.

Невзирая на отвратительную погоду и почти непроходимые дебри, состоящие из корней, лиан и подлеска, путешественники продвигались вперед довольно споро. Как-то, стоя на песчаном южном побережье перешейка как раз в день Пира Тобина, отмечаемого в середине зимы, Оррис прикинул, что они прошли уже больше половины пути в Лон-Сер. Маг не потерпел бы такой малой скорости в лесу Тобина или в Великой Пустыне, но здесь быстрее двигаться было невозможно.

В сплошных зарослях перешейка не было ничего, даже отдаленно напоминавшего тропинку, им приходилось вилять между плотными чащами деревьев, обходить участки раскисшей грязи и песка и огибать густые заросли ядовитых колючек. Чуть быстрее они двигались в ясные дни, когда можно было идти вдоль берега, наслаждаясь относительно прямой дорогой и возможностью видеть чуть дальше собственного носа. Но неизбежно снова начинался дождь, и путешественникам приходилось вновь прятаться под ненадежное укрытие деревьев. Оррису иногда казалось чудом, что они вообще не застряли здесь навсегда. К концу каждого дня оба бывали настолько измотаны, что жаловаться на отсутствие скорости не приходилось.

Его больше беспокоили взаимоотношения с чужестранцем. Вскоре после происшествия в Великой Пустыне Оррис убедил себя, что их отношения значительно улучшились, уже одно то, что Барам позволил ему залечить свои раны, говорило о многом. Но со временем кое-что стало казаться Оррису подозрительным. Например, они всегда говорили на языке Тобин-Сера Даже после того, как маг заявил, что хочет знать родной язык Барама, тот не взялся его учить. Барам также избегал любых разговоров о Лон-Сере и на все расспросы Орриса о стране или языке отвечал, что забыл. Но, самому себе противореча, он еще чаще, чем прежде, принимался бормотать что-то на своем языке. Оррис был не дурак и прекрасно понимал, что чужеземец использовал его. Барам охотно принимал пищу, что добывала Анизир, и грелся у огня, который разводил Оррис. Он даже не противился, когда маг лечил его при помощи Волшебной Силы. Зато упорно отказывался говорить с Оррисом о том, что могло бы помочь тому при путешествии через Брагор-Наль.

Сначала маг думал, что подобное упорство лишь следствие его помешательства, которое сделалось не таким заметным, но не прошло окончательно. Когда же миновала середина зимы и дни начали становиться длиннее, Оррису пришлось признать, что есть гораздо более серьезная и грозная причина подобного поведения чужеземца. Постепенно, день за днем, миля за милей, доверие к спутнику, которое Оррис с таким усердием пестовал с того самого случая в пустыне, стало испаряться. Столько месяцев магу не терпелось поскорее попасть в Лон-Сер, ведь чем скорее он окажется перед Советом Правителей и заключит с ними какое-нибудь соглашение, тем скорее сможет вернуться домой, к друзьям. Теперь же чем ближе к Лон-Серу они подходили, тем страшнее ему становилось. Он понятия не имел, с чем ему придется столкнуться в Брагор-Нале, но был почти убежден, что сделать это ему предстоит в одиночку.

Через месяц после Пира Тобина стало ясно, что зима заканчивается. День выдался теплый и солнечный, и путешественники шли вдоль линии берега, наслаждаясь мягким бризом. Впервые за долгое время настроение Орриса улучшилось. Он понимал, что бури еще не закончились, уже видна была новая череда угрожающе-темных туч, сгущавшихся на юге над островами Ожерелья Дуклеи. Но ветер переменился; следующий шторм придет уже с юга, неся с собой теплый воздух.

Глядя на море, Оррис вдруг увидел немного западнее нечто, отчего сердце тоскливо сжалось, — земля, не такая яркая, как поросшие лесом острова, но значительно ближе их.

Чужеземец заметил, куда он смотрит. Показывая пальцем на бледно-зеленый выступ, он произнес что-то непонятное. Оррис не сразу понял, что тот говорит на своем языке.

— Что? — переспросил маг.

Барам повторил. Потом улыбнулся:

— На вашем языке это звучало бы как Мыс на Перешейке.

У Орриса вдруг пересохло во рту.

— Ты знаешь это место?

— Конечно. Это Лон-Сер.

— Как ты назвал это место на своем языке?

— Мыс на Перешейке.

— Нет, раньше. Как ты его назвал в первый раз?

Чужеземец тряхнул головой и зашагал вперед.

— Это не важно.

Оррис догнал его, схватил за руку и рванул на себя.

— Нет, это важно, — настойчиво повторил он. — Мне нужно выучить твой язык!

Чужеземец секунду безмятежно глядел ему в глаза, потом демонстративно высвободил руку.

— Ты же собирался вести меня с собой в Лон-Сер, так?

Маг сощурился:

— Так.

— Тогда к чему тебе учить Лонмир?

— Лонмир? — Оррис тут же ухватился за незнакомое слово.

Лицо Барама слегка порозовело.

— Так называется наш язык, — все же ответил он, отведя взгляд. Но тотчас же снова посмотрел на Орриса из-под растрепанных ветром волос: — Так отвечай, к чему?

Маг помолчал. Ему не хотелось открывать Бараму свои подозрения.

— Это важно, — осторожно начал он, — потому, что с тобой может что-нибудь случиться, а мне все равно будет необходимо закончить то, ради чего я здесь оказался.

— А что может со мной случиться? — поинтересовался Барам, сузив белесые глаза.

— Надеюсь, ничего! — раздраженно воскликнул Оррис. — Но Наль очень опасен, так ведь? — (Чужеземец не ответил.) — Я просто хочу все предусмотреть, — устало закончил маг.

— Я все предусмотрел, — произнес Барам, повернулся и снова пошел вдоль берега. — И это главное.

Оррис какое-то время глядел ему в спину, потом побрел следом. Он вдруг почувствовал тяжесть Анизир на плече, остроту ее когтей, проникавших сквозь ветхий плащ, и присутствие ее сознания в своем. Ее близость, как всегда, ободрила его. Но другая мысль внушила ему смирение, потому что, взглянув на свою мантию и посох, он печально подумал, что все равно не сможет быть незаметным в Нале. И если ему с Анизир придется дальше идти одним, а в этом Оррис не сомневался, он все равно не сможет ничего сделать, не привлекая всеобщего внимания.

Анизир вдруг сорвалась с его плеча и исчезла в дебрях

Провожая ее взглядом, маг озабоченно думал: найдется ли в Нале пища для Анизир? И для него, это тоже важно. Денег у него нет; он даже не знает, какая валюта имеет хождение в Лон-Сере. Оррис глубоко вздохнул и пробормотал:

— Похоже, я плоховато подготовился.

Он вдруг вспомнил о Бадене и представил, какую гримасу состроил бы Магистр, узнав о такой беспечности. «Как-нибудь справлюсь, — сказал он себе. — Всегда ведь справлялся. К тому же возвращаться уже слишком поздно».

На следующий день, хоть и было тепло, снова разыгралась буря, а дождь лил, казалось, еще сильнее, чем в начале зимы. Путешественникам пришлось шагать под покровом листвы, и минуло еще почти две недели, прежде чем заросли начали редеть и непривычные деревья и лианы джунглей сменились лесом, похожим на леса Тобин-Сера. Они пошли теперь значительно быстрее, провели в лесу всего четыре дня, а потом оказались на краю невероятно большой трясины. По календарю Тобин-Сера было начало весны.

Выйдя из леса, Оррис созерцал раскинувшееся впереди болото, покрытое травой. Наверное, летом, когда печет солнце и тучами вьются насекомые, эта топь выглядела и благоухала бы так же, как Южная Трясина в Тобин-Сере. Отдалившись от перешейка, Оррис и Барам почувствовали, что воздух снова стал холоднее. Насекомых не было, а исходящий от болота запах был хоть и неприятен, но терпим. Идти через болото придется долго и тяжело, но это предприятие было им по силам.

Подойдя к магу, Барам показал что-то на горизонте. Там висело тяжелое коричневое облако, как дым над гигантским пожаром.

Оррис вопросительно посмотрел на него:

— Что это?

Барам ухмыльнулся:

— Брагор-Наль. — Он повернулся к магу: — Теперь уже недалеко — это Сторожевая трясина. Пройдем ее — и мы в Нале.

— Какая у нее ширина?

Чужеземец пожал плечами:

— Около двадцати ваших миль, не больше.

Оррис проглотил ставший в горле ком и кивнул.

— Тогда пошли, — хмуро бросил он и зашагал впереди.

Первые два дня идти было даже легче, чем Оррис ожидал. Черная грязь под ногами была довольно прочной и выдерживала их вес, иногда в ней встречались широкие острова, заросшие высокой, по пояс, травой, по которым они шли еще быстрее. Деревьев почти не было, торчали только трухлявые пни, и ничто не защищало от холодного северного ветра, доносившего со стороны Наля едкие запахи. Правда, несмотря на затянутое тучами небо, во все время пути дождя не было, и они не особенно мерзли.

На третий день болото стало зловонным, и Оррис понял, что дело не в погоде и изменениях ветра, а в близости Наля. Трясина воняла отбросами, а редкие островки воды были покрыты жирной пленкой и какой-то вонючей тиной. Чем ближе к громадной метрополии, тем сильнее смердело, теперь это была какая-то невообразимая смесь запахов, которые Оррис уже не различал. Грязь местами была покрыта неестественно яркими, блестящими пятнами розового, голубого, желтого и оранжевого цвета. Трава еще встречалась, только теперь, словно отравленная едким воздухом, она была коричневой и чахлой. Оррис подумал, что гнус здесь, наверное, и летом не живет. Коричневый смог, теперь висевший прямо у них над головами, был таким темным и густым, что маг даже не мог разглядеть, ясное или облачное небо сегодня; впрочем, это, по-видимому, не имело большого значения. По ночам плотный покров тумана отражал огни города и странно переливался желтыми, красными, голубыми отсветами, главенствовал же над ними все тот же густой коричневый цвет.

Утром пятого дня стал виден и сам Наль, неясно вырисовывавшийся над горизонтом. Очертания массивных темных построек скрадывались загаженным воздухом, как контуры гор — туманом. Над всей этой громадой изящно изогнулось странное сооружение, как будто кто-то протянул над Налем гигантскую ленту: оно было светлее городских строений, высокое и хрупкое, и держалось на опорах, напоминавших длинные тонкие ножки. «К ночи мы туда доберемся, — подумал Оррис и слегка поежился от ветра. — Наверное, осталось не больше трех-четырех миль».

Стоя сейчас на маленьком островке жухлой травы, глядя на темную дымку, как старое одеяло накрывшую Наль, и на загаженное болото вокруг, Оррис вспомнил, как Баден рассуждал о причинах вторжения Лон-Сера на их земли. Тогда они все вместе сидели за угловым столиком в «Гнезде» в Амариде с Джаридом, Элайной и Транном. Баден, только что закончивший первый допрос Барама, казалось, был потрясен тем, что от него услышал.

— Нали перенаселены, — рассказывал он. — Люди отравили воздух, которым дышат, и воду, которую пьют. В общем, им нужен новый дом или, по крайней мере, дополнительный. И наша страна им как раз подходит.

Оррис нисколько не усомнился в словах Бадена, но никогда не представлял себе, что на самом деле за ними скрывалось. Сейчас окружающее подавляло его, и он чувствовал беспокойство Анизир, и понимал, что не мог вообразить себе ничего подобного. Ничто в Тобин-Сере даже отдаленно не напоминало здешний пейзаж. Больше всего на свете ему захотелось вернуться назад, домой. Но, снова и снова вспоминая слова Бадена, он еще яснее понял, как необходимо то, что он задумал. Совершенно очевидно, обитатели Брагор-Наля не справились со своими трудностями, значит, Тобин-Сер им по-прежнему нужен. Мысль, что его любимая родина может превратиться в гигантскую помойку, наполнила его яростью и укрепила решимость.

Он взглянул на Барама и обнаружил, что тот давно не сводит с него диковатых блеклых глаз, словно выжидая чего-то. Ему, видимо, хотелось что-то сказать, но он молчал.

— Ну вот, ты почти дома, — сказал Оррис, еще раз посмотрев в сторону Наля. — Он сильно изменился?

Барам перевел взгляд с мага на видневшиеся вдали здания. Оррису показалось, что он вздрогнул, словно ему стало больно от этого зрелища. Помолчав, чужеземец сказал:

— Очень большой. Тогда он был меньше.

Оррис показал пальцем на лентовидную конструкцию и спросил:

— А это что?

Барам произнес что-то на своем языке, потом повернулся к Оррису и добавил:

— Это дорога

— Дорога, — эхом повторил маг, недоумевая, что ж это за дорога, которая висит в воздухе. Чутьем он сразу понял, что по ней ездят не только лошади и торговые повозки. — Дорога, — произнес он еще раз, качая головой.

Барам усмехнулся, а Оррису стало не по себе от выражения его лица.

Они чуть-чуть постояли и снова пошли по направлению к мегаполису. Оррис пропустил чужестранца вперед. Барам вел себя странно, часто оглядывался, что-то еле слышно бормотал, а иногда громко смеялся. Оррису не хотелось, чтобы сейчас чужеземец шел позади, и предпочитал не выпускать его из поля зрения. Правда, больше его заботила Анизир. Еще накануне вечером, прежде чем они увидели Наль, он почувствовал, что птица встревожена. Теперь же ее тревога настолько возросла, что замутняла его собственные ощущения. Ястреб замкнулся в себе, как бы отказываясь принимать незнакомую страну.

Ты очень нужна мне, — сделал Оррис мысленный посыл, стараясь нарушить отчужденность птицы. — Я без тебя не справлюсь.

В ответ он увидел каменистый пляж. Высоко взметая пену, волны бились о берег, а неподалеку стоял темный хвойный лес. В этом месте родилась связь между ними.

Оррис грустно улыбнулся:

Понимаю. Я тоже скучаю по тем местам. Обещаю, что мы туда вернемся. Но прежде нам нужно сделать дело.

В его сознании появился другой образ: Анизир, терзающая теплую тушку перепелки.

Оррис вдруг почувствовал, что его охватывает паника, и постарался немедленно ее подавить. Незачем показывать Анизир, как он напуган. Болото становилось все грязнее, и почти никакой живности не осталось. Оррис уже сутки не видел ни одной птицы, а Анизир почти два дня ничего не ела И сейчас маг переживал, что в Брагор-Нале лучше не станет. Его ястреб ждал ободрения, а он не знал, что сказать. Лицемерить с птицей всегда нелегко.

Я сделаю все, что смогу, — постарался внушить он ей. — Если пища там есть, мы ее добудем.

Вместо ответа птица потыкалась клювом ему в висок. Маг улыбнулся, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

Ты самая храбрая птица на свете, — искренне сказал он. — У нас все получится.

Ближе к вечеру вязкая каша под ногами сменилась сухой твердой землей. Широкая река медленно несла в болото отходы из Наля, но остальной пейзаж казался не таким загрязненным. В отдалении показалась громадная стена, загородившая величественные здания и дороги. Увидев ее, Барам остановился.

— Что? — спросил Оррис. — В чем дело?

Чужеземец снова пробормотал что-то на своем языке, как всегда теперь делал прежде, чем ответить Оррису.

— Стража, — произнес он. — Стража Правителя.

— Но я никого не вижу, — ответил маг, тщательно осмотрев стену.

Барам взглянул на него:

— Здесь это не имеет никакого значения.

Маг вопросительно посмотрел на него и промолчал, надеясь, что чужеземец еще что-нибудь скажет. Это было наиболее полное сообщение о Нале из всего, что Оррис смог выжать из него за зиму.

Но Барам только жестом пригласил следовать за ним и пошел на запад, параллельно южной границе Наля, не сводя глаз со стены.

— Куда мы идем? — поинтересовался Оррис, тоже внимательно наблюдая за стеной.

— Есть место получше.

— Для чего?

Барам посмотрел на него, как на слабоумного:

— Чтобы попасть внутрь.

— Откуда ты знаешь? — стал настаивать Оррис. — Тебя не было целых четыре года! Может, все уже изменилось?

Барам остановился и уставился своими белесыми глазами на Орриса, затем посмотрел на город. Потом развернулся и пошел в другую сторону.

— Подожди! — крикнул Оррис, и чужеземец снова остановился. — Мне нужно попасть в Совет Правителей. К чему же мне тогда бояться правительственной стражи?

— Ты говорил, что хочешь, чтобы я был твоим провожатым? — резко отозвался Барам. — Ты хочешь, чтобы я отвел тебя к Правителям, так?

Растерявшись, Оррис кивнул.

— Тогда следуй за мной!

Немного подумав, Оррис сказал:

— Ты прав. Проведи меня в Наль. Я буду слушаться.

— Тогда пошли, — скомандовал Барам, повернулся и снова пошел на запад.

Они шли еще часа два, глядя, как огромное ржавое солнце медленно опускается за горизонт прямо перед ними. Потом они слегка свернули и снова пошли к Налю, направляясь к одному из изгибов стены. Скоро стемнело, и Оррис понял, что Барам просто тянул время до сумерек. Сам Наль был залит огнями, а стена и все вокруг были совершенно темными. Сейчас вероятность проскользнуть внутрь незамеченными была намного больше.

Словно в подтверждение, Барам глянул на него через плечо и громким шепотом спросил:

— Можешь немного притушить свой камень?

— Да.

— Тогда давай, а то стража может нас увидеть.

Маг подчинился. Правда, он считал, что бояться ему

нечего, но Барам явно опасался. И Оррис решил, что лучше пока довериться его инстинкту, несмотря на все свое недоверие. Лучше уж иметь дело с врагом, которого изучил, чем быть схваченным другими, возможно гораздо более опасными.

Оррис предполагал, что им придется карабкаться на стену, но, подойдя ближе, понял, что это невозможно. Стена была еще выше, чем казалась издалека, и абсолютно гладкой.

Они стояли у ее основания, укрытые густой тенью.

— Веревку? — тихо спросил Оррис.

Барам покачал головой. Он помялся, словно подыскивая подходящее слово.

— Она… острая наверху, — промолвил он наконец.

Оррис удивленно воззрился на него:

— То есть?

Чужеземец нахмурился и показал пальцем вверх. Оррис отошел на несколько шагов и, задрав голову, увидел поблескивавшие в отсветах огней Наля лезвия, торчащие из стены.

— Ясно, — сказал он. — Что тогда?

— Иди за мной.

Чужеземец подошел к самой стене и медленно двинулся вдоль нее, что-то высматривая под ногами. Вскоре он остановился, с торжествующей улыбкой посмотрел на мага, нагнулся и поднял какой-то камень. Оказалось, это была ручка дверцы над люком в земле.

Оррис от изумления раскрыл глаза:

— И стража об этом не знает?

— Ею пользуются только члены банд, — ответил Барам, словно это что-то объясняло. Он стал на первую ступеньку и спустился под землю. — Поторапливайся! — велел он Оррису и махнул рукой.

Оррис спустился за ним и оказался в темном узком переходе.

— Камень, — прошептал Барам.

Оррис снова заставил церилл гореть ярче, чтобы осветить путь. Какое-то время, очевидно на ширину стены, коридор вел прямо. Потом он стал шире и разделился. Сворачивая в одно из ответвлений вслед за Барамом, Оррис заметил, что другие туннели тоже ветвятся, и, видно, не один раз. Он понял, что они находились в самом начале громадного лабиринта, протянувшегося, возможно, от одного конца Наля до другого. Поежившись, он подумал, что заблудиться здесь проще простого.

На первой развилке Барам пошел налево, а на следующей свернул направо. Вскоре они оказались перед темной лестницей.

— Сюда, — прошептал его спутник.

Они поднялись на несколько ступенек и очутились перед еще одной небольшой дверцей. По краям ее пробивался свет. «Сейчас я окажусь в Брагор-Нале», — подумал Оррис.

Барам оглянулся:

— Камень.

Оррис приказал кристаллу погаснуть.

Барам удовлетворенно кивнул, осторожно открыл дверь, и они вышли наверх.

Это был маленький переулок, зажатый между двумя громадными сооружениями из стекла и какого-то переливчатого металла. С обоих концов стояли высокие столбы с маленькими светящимися стеклянными шарами наверху. Дальше начиналась гладкая черная дорога, по которой с глухим гулом проносились какие-то закрытые повозки из стекла и металла. Внутри сидели люди.

— Что это? — показывая в их сторону, спросил Оррис, едва дыша.

Но Барам нервно оглядывался по сторонам и, кажется, не расслышал.

На той стороне дороги виднелись другие здания, такие же огромные.

Оррис был оглушен, хотя еще не успел ступить и шагу. Анизир настороженно озиралась, а когда одна из повозок промчалась мимо их переулка, тихо вскрикнула. Маг попытался ее успокоить и ласково потрепал птице шейку, и тут внезапно все и случилось.

В конце переулка вдруг вспорхнула стая серых голубей и полетела к дороге. Увидев их, Анизир немедленно взвилась, сильно оттолкнувшись от плеча Орриса и глубоко поцарапав его когтями через ветхую ткань. Вздрогнув и схватившись за плечо, он, сам того не подозревая, непроизвольно заслонился от кулака Барама, метившего ему в челюсть. Чужеземец прошипел, по-видимому, какое-то проклятие и попытался вырвать посох из руки Орриса.

Маг уже успел понять, что происходит. Он ухватился крепче, и оба покатились по земле, не выпуская посоха из рук. Преимущество было на стороне Барама — он оказался сверху, но Оррис был сильнее. Маг услышал, как закричала Анизир, поспешившая на помощь. Барам тоже ее увидел. Оттолкнув мага и ударив его напоследок по лицу, чужеземец вскочил на ноги и быстро убежал. Оррис поднялся и рванулся было за ним, но тут же остановился. Пусть даже он поймает Барама сейчас, все равно он снова попытается сбежать. В следующий же раз, возможно, так легко он уже не отделается. Оррис осторожно потрогал разбитую до крови губу.

— Ублюдок, — процедил он сквозь зубы. Сидевшая у ног Анизир наблюдала за ним умными темными глазками. — Отправляйся за голубями, — мягко обратился он к ней. — Со мной все в порядке.

Ястреб еще раз взглянул на него и полетел за добычей. Оррис тяжело облокотился на стену одного из домов и глубоко вздохнул. Он давно подозревал, что произойдет что-то подобное. Где-то в глубине души даже был уверен. Но все-таки от этого не легче. Теперь они с Анизир одни в Брагор-Нале.

 

15

Я вполне отдаю себе отчет, что многое в моем докладе вызовет бурную критику со стороны моих товарищей по Ордену. И я отчетливо осознаю, что наиболее спорным будет мое утверждение о сходстве народа Лон-Сера и нашего. Но мы не должны забывать, что у наших стран общее происхождение. До того, как Арик в гневе своем разделил земли, данные им своим сыновьям, Тобин-Сер и Лон-Сер были едины. Поэтому неудивительно, что наши языки в чем-то похожи или что люди там служат тем же богам, что и мы, только почитают при этом не Тобина, а Лона. Бесспорно, опираясь на полученные от чужестранца сведения, мы должны заключить, что с тех пор, как Арик отделил нашу землю от их земли, наши пути были различны. Однако, если мы стремимся найти мирное решение недавно возникшего конфликта, нам стоит больше внимания обращать на наше сходство, а не на различия.

Из первого раздела «Доклада Магистра Бадена

Было ранее утро, и тихо загудевший экран переговорного устройства разбудил его. Он медленно поднялся и включил прибор, прикидывая сквозь охватившее его чувство досады, кто мог побеспокоить его в такую рань. В течение нескольких недель после посещения Мелиор он с пересохшим ртом и бешено колотящимся сердцем опрометью бросался к столу на каждый сигнал экрана. Но скоро впечатление от разговора с лордом поблекло, рассосалось напряжение, вызванное предполагаемым появлением колдуна.

— Я получила разведданные о том, что в Наль должен прибыть незнакомец, — так сказала она, и тогда у Джибба не возникло никаких подозрений. Все-таки это слова Мелиор, да и описание чужака довольно подробное.

Но время шло, и он понял, что описание слишком уж подробно, обычно донесения разведки более расплывчаты. Он числил за Мелиор склонность к суевериям и считал это серьезным недостатком ее характера как руководителя, даже несмотря на то что решения, принятые на основании ее предрассудков, многие годы оказывались весьма дальновидными. Теперь же дело было, видимо, исключительной важности. Иначе не стоило так рисковать, чтобы пробраться к Джиббу. Неужели только ради того, чтобы поделиться опасениями, рожденными сном, расплывчатой интуицией?

Но именно так Джибб теперь и считал. Однако, включив экран и увидев круглое изуродованное шрамом лицо Чева, понял, что Мелиор уже в который раз оказалась права.

— Доброе утро, лорд, — с кривой ухмылкой на лице поздоровался громила. — Простите, если разбудил.

— Все в порядке, Чев, — ответил Джибб. Лорд. Все никак не привыкнет, что его теперь так называют. — Докладывай.

— Мне тут шепнули с час назад: чародея видели в Нале, лорд.

Джибб перевел дыхание. Невероятно.

— Где? — спросил он.

— В Двадцать первом квартале. Неподалеку от пограничной стены.

Джибб кивнул:

— Хорошо. Значит, он здесь недавно.

— Пожалуй, не больше двух дней, господин. Он еще не добрался до доминиона Седрика Надо ли подождать?…

— Нет, — прервал его Джибб. — Это нам только на руку. В свое время я потрудился в этой части Наля и знаком с ней. А для нашего дела даже лучше, чтобы быть подальше от оверлорда.

Чев недоуменно уставился на экран:

— Не понял?

У Джибба была привычка размышлять вслух, но теперь, став лордом, надо было с ней покончить.

— Да так, ничего, Чев. Встретимся с тобой и Дурелом в Двадцать первом после обеда. В юго-восточном кваде есть один бар, там еще светящееся изображение мобиля в витрине… Забыл, как называется.

— «Гудок», господин. Я его хорошо знаю. — Чев осклабился, увидев, что Джибб удивленно поднял бровь. — Я когда-то болтался в Двадцать первом, — пояснил он.

— Заметно, — усмехнувшись, сказал Джибб. — Надеюсь, к тому времени ты точно будешь знать, где найти колдуна. — И добавил суше: — Все ясно?

Чев кивнул:

— Конечно, лорд. Дурел сейчас следит за ним.

— Рад это слышать.

— Тогда до встречи, господин.

— До встречи. Да, Чев…

— Что, господин?

Джибб слегка улыбнулся:

— Молодцы.

— Спасибо, господин.

Экран погас. Лорд отошел от стола к окну и раздвинул занавески. День стоял пасмурный. Шел дождь, и проносящиеся мимо окон мобили поднимали брызги фонтаном. Все как всегда в начале весны в Нале.

Только сегодня — точнее, сегодня ночью — Джибб убьет чародея. Он покачал головой, в который раз поражаясь неизменной точности разведывательных данных Мелиор. Если только они действительно шли из разведки. Ему было трудно увязать ее подверженность суевериям с подобным совершенством шпионской сети. Джибб частенько размышлял, нет ли другого объяснения постоянной готовности Мелиор ко всему, что происходит в Нале. Но ничего стоящего не придумал. Была единственная возможность, но настолько невероятная, что Джибб ее отбросил как совершенно фантастическую. Даже Мелиор, несмотря на свой гибкий ум и обостренную интуицию, не смогла бы так долго держать это в секрете. Тем более от Седрика.

Он вновь покачал головой. Какая, собственно, разница, разве ему больше не о чем думать? Мелиор опять оказалась права в вопросе чрезвычайной важности. Значит, у Джибба появились дела в Двадцать первом квартале.

Проснувшись, он понял, что это тот самый день и прежде, чем ему снова доведется заснуть, он спасет светловолосому чародею жизнь или умрет. Гвилим сидел в маленькой комнате в подземном лабиринте на юго-востоке Брагор-Наля, по-прежнему под защитой людей из Сети. Они тоже были гилдринами, но от своих собратьев по ту сторону Срединного хребта отличались так же, как отличался этот огромный мегаполис от своего северного соседа. Сдержанное добросердечие гилдринов Уэрелла-Наля уступило место настороженной молчаливости жителей Брагора. Здешние гилдрины, за исключением передачи сведений или указаний, почти не разговаривали друг с другом. Но необходимую информацию они сообщали бесстрастной скороговоркой, так что угадать их чувства было невозможно. Члены Сети в Уэрелле были бдительны, здесь же людьми владела скрытая паника, так что Гвилим вскоре начал подскакивать при каждом неожиданном звуке. Жизнь прорицателей Уэрелла-Наля была полна предосторожностей, жизнью прорицателей Брагор-Наля владел постоянный и темный страх.

Только проведя в Брагор-Нале несколько дней, Гвилим понял, чего ему нужно опасаться. Даже прожив какое-то время в Уэрелле, он был абсолютно не готов к тому, с чем ему пришлось столкнуться по эту сторону Срединного хребта. Отравленный нечистый воздух, грязные запущенные улицы, постоянная угроза насилия, которую он явственно ощутил даже за кратковременное пребывание на поверхности, — все это делало Брагор-Наль похожим скорее на тюрьму, чем на город. Разветвленная система переходов и комнат под землей была ненадежной защитой, потому что и здесь сновали изгои, которые, как казалось Гвилиму, пользовались большей свободой, чем обычные законопослушные граждане.

Несколько раз банды вооруженных людей чуть не обнаружили Гвилима и его молчаливых проводников. Дважды из укрытия он видел, как кого-то убивали, а однажды двое стреляли в них из оружия, извергавшего полоски красного огня. Только благодаря невероятной удаче Гвилим был еще жив. Но, несмотря на все опасности и кажущееся безразличие людей из Сети, он довольно споро продвигался вперед. Его хорошо кормили и всегда находили ему ночлег. «Мне грех жаловаться, — убеждал он себя. — Ведь чародей прошел еще больше».

С этой мыслью он встал с узкой раскладушки, взял посох и мешок и вышел в тускло освещенный коридор, где пахло мочой и прокисшим элем. У стены стояла незнакомая женщина. Она была коротко острижена, а на фоне темных волос заметно выделялись несколько седых прядей. У женщины было бледное, изрезанное морщинами лицо, но светло-голубые глаза смотрели поразительно молодо.

— Хотите есть, Хранитель? — бесцветным голосом поинтересовалась она, протягивая ему большой ломоть черного хлеба, кусок сыра и запечатанную емкость с водой.

— Спасибо, — поблагодарил он, взяв пищу, и начал жевать на ходу. — Мне надо сегодня быть наверху, — сказал он ей, идя следом по темным переходам.

Она оглянулась, лицо ее не выражало совершенно никаких чувств.

— Вы считаете, это разумно, Хранитель? — спросила она.

— Наверное, нет… конечно нет, — ответил он с улыбкой. Женщина не ответила, и он продолжал: — Но, как бы то ни было, выбора у меня нет. Сегодня должно произойти то, что явилось мне в видении.

Она снова бросила на него взгляд и кивнула. Пусть эти прорицатели не так дружелюбны по сравнению с уэрелльскими, но им ничуть не хуже известно, что такое Дар.

— Хорошо. Где это должно случиться?

Гвилим покачал головой:

— Я точно не знаю. На юге, в той части Наля, что ближе всего к перешейку Лон-Тобин. Переулок между двумя высокими домами. И там еще желтый фонарь…

На лице женщины появилась гримаса. Гвилим не сразу понял, что она должна была обозначать улыбку.

— Это может быть где угодно на юго-востоке Брагора. Надо бы указать поточнее.

— Просто проведите меня наверх, — сказал он.— А остальное предоставьте богам.

Несколько секунд она разглядывала его, но ничего не ответила и лишь пожала плечами.

Как показалось Гвилиму, шли они довольно лолго, хотя ориентироваться во времени в кромешной темноте туннелей было довольно сложно. Где-то через час после начала пути они прошли маленький синий маячок, который, как знал Гвилим, отмечал границу между кварталами Брагор-Наля. Его спутница едва подняла голову, чтобы, не сбавляя шага, посмотреть на синий огонек. Женщина совершенно уверенно передвигалась по изгибам и поворотам коридоров, не задумываясь выбирая ту или другую развилку. Гвилим не сомневался, что они идут в верном направлении, хотя и не мог бы проверить этого. В который раз после ухода из Даалмара ему оставалось лишь положиться на знания и добрую волю других людей. Это не всегда давалось ему легко, поскольку, будучи главой поселения, он привык, что люди, наоборот, ждут его защиты и руководства.

Вскоре Гвилим перестал думать об идущей впереди женщине и дороге в бесконечном подземном лабиринте. Сегодня он опять плохо спал и к тому же был совершенно измотан долгим путешествием. Вот-вот он встретится с человеком, чье вторжение в его сон заставило Гвилима бросить жену и дом, а он только и способен на то, чтобы спешить следом за своей провожатой, стараясь не оступиться. Как он может спасти этого чародея? Проклиная собственную глупость, Гвилим покачал головой. Разве он справится в одиночку, а ведь о помощи просить некого. Эти люди и так делают все, что могут. Умело скрывать свое происхождение и членство в Сети для всех гилдринов, а в Брагор-Нале особенно, было вопросом жизни и смерти. Как-то, несколько недель назад, одна необычно разговорчивая женщина рассказала ему: «В швах одежды у нас спрятаны таблетки с ядом на случай, если поймают. Говорят, что Правительственная Служба Безопасности так преуспела в пытках потому, что они получают от них особое удовольствие. Если одного из нас поймают, погибнуть могут все».

Женщина остановилась, а Гвилим, глядевший себе под ноги и по-прежнему ругавший себя, чуть на нее не налетел. Перед ними посреди коридора стоял худощавый юноша, но, пока он не заговорил, Гвилим его не заметил.

— Вы опоздали, — глядя темными глазами на жен-щину-провожатую, тихо произнес парень.

— Знаю, — ответила та. — Но так получилось. — Она слегка мотнула головой в сторону Гвилима, словно говоря, что это его вина. Ему пришлось признать про себя, что это правда — она-то была готова идти еще до того, как он проснулся.

— Ладно, — помолчав, сказал парень. Он взглянул на Гвилима: — Пойдемте, Хранитель. Я проведу вас до следующего пункта.

— Ему надо торопиться, — сказала женщина, когда Гвилим прошел мимо нее к новому проводнику. — Сегодня вечером он хочет выйти на поверхность.

Парень холодно посмотрел на Хранителя:

— Зачем?

— Нужно, — ответил Гвилим и улыбнулся про себя. Глядите-ка, и я тоже могу быть загадочным.

— Где? — спросил новый провожатый.

Гвилим беспомощно посмотрел на женщину:

— В юго-восточном углу Наля. Точнее сказать не могу.

— Значит, Двадцать первый квартал, — произнес парень, размышляя вслух. — А мы сейчас в Двадцатом. Ну что ж, это не так сложно. — Он снова глянул на Хранителя: — Я могу раздобыть мобиль, но вам придется подождать здесь.

— Хорошо.

Парень скрылся в темном коридоре, которого Гвилим сначала не приметил, и они с женщиной остались вдвоем. Сесть было не на что, и они стояли в неловком молчании, ожидая, когда проводник вернется. Время тянулось медленно, но парень вскоре возвратился.

— Достал, — сообщил он, держа в руках темное пальто на застежке. — Мобиль там, наверху. Вы готовы, Хранитель?

— Да

— Отлично, — сказал парень, протягивая пальто Гвилиму. — Наденьте это и спрячьте камень.

Хранитель нацепил на себя пальто, спрятал под ним посох, прижав его к боку, и подхватил мешок. Парень выскользнул в узкий коридор и жестом приказал следовать за ним.

— Прощай, — обратился Гвилим к женщине. — Спасибо тебе.

Она кивнула, потом повернулась и пошла назад.

— Скорее, Хранитель! — шепотом поторопил его парень из глубины коридора. — У нас впереди еще долгий путь.

Гвилим поспешил за ним и поднялся по лестнице. Проводник уже ждал его на верхней ступеньке, держась за ручку маленькой двери. Он оглядел Гвилима с головы до ног, как видно, решил, что он не привлечет слишком пристального внимания, и толкнул дверь.

Яркий дневной свет ослепил Гвилима после столь долгого пребывания под землей. Глаза привыкли не сразу, а потом он увидел, что они стоят в переулке между двумя большими зданиями. На улице было мокро, но дождь перестал. Присмотревшись, Гвилим понял, что это место очень похоже на то, что было в его видении. Слишком похоже, подумал он, чувствуя, как сжалось вдруг сердце. Они ведь еще не добрались до нужного района, а он уже нашел улицу, в малейших деталях похожую на виденную им во сне. Похоже, женщина была права — вряд ли ему удастся найти нужную улицу, опираясь только на видение. Просто проведите меня наверх, а остальное предоставьте богам, — сказал он ей. Тогда он так и думал, но сейчас собственные слова показались ему глупыми и самонадеянными.

— Садитесь же, — сказал парень, открыв дверцу маленького, полуразвалившегося мобиля. Гвилим послушался, стараясь ничем не показать, что эта развалина не вызывает у него большого доверия.

Но, несмотря на жалкий вид, мобиль тут же рванул с места. Гвилим еще не успел прихлопнуть дверцу, а они уже выскочили из переулка на большую дорогу. Оттуда они поднялись на другую, которую проводник назвал Верхней. По ней, как он объяснил, можно мигом добраться до Двадцать первого и не плутать среди квадов.

С высоты дороги на Наль открывался поразительный вид. Отсюда были ясно видны точнейшая симметрия и завораживающее сознание единообразие бесконечно тянувшихся квадов. Посмотрев вверх, Гвилим увидел, что они стали ближе к коричневому облаку, вечно висящему над Налем. Почему-то оно напомнило ему о темных грозовых облаках, клубящихся зимой над Даалмаром. Он грустно улыбнулся, недоумевая, почему эта масса вонючего воздуха вызвала такие воспоминания.

Они ехали по Верхней дороге добрый час, пока не увидели на юге огромную грязного цвета равнину.

— Это Сторожевая трясина, — ответил на вопрос Гвилима темноглазый проводник. — Мы сейчас над Двадцать первым, но я хочу подъехать ближе к границе Наля, а потом уже спуститься с Верхней.

Гвилим кивнул, хотя слушал теперь не очень внимательно. Сердце вдруг стало гулко биться в груди, словно кровь, которую оно гнало по жилам, сделалась гуще. В глазах стало двоиться, и на миг ему показалось, что он заболевает. Но дело было в другом. Хотя зрение и затуманилось, чувства были обострены, как никогда. Внезапно он ощутил, что светловолосый волшебник уже здесь, близко, и блуждает сейчас по сплетениям улиц и площадей. Несмотря на тяжесть в груди и пересохшее горло, Гвилим улыбнулся. Похоже, боги все-таки его не оставили.

— Не надо нам ехать дальше, — негромко сказал он, глядя в окно. Мобиль слегка притормозил.

— Что? — повернулся парень.

— Он рядом, — ответил Гвилим. — Нужно спускаться с дороги.

— Кто рядом? — спросил проводник. — С чего вы вдруг это взяли?

Гвилим посмотрел на него:

— Просто знаю. Тот человек, из-за которого я и прибыл в Наль, — там, внизу. Надо съехать с Верхней. — Гвилим говорил негромко, но голос его, видимо, звучал убедительно, потому что парень кивнул и на ближайшем повороте повернул руль.

Внизу он остановил мобиль и снова посмотрел на Гвилима:

— Куда теперь, Хранитель?

Гвилим снова усмехнулся про себя. Впервые за весь день в голосе проводника прозвучало нечто похожее на уважение.

— Сюда, — ответил он, показав рукой. — Но недалеко.

— Это на север, — отозвался парень.

— Значит, на север.

Маленький механизм снова тронулся с места и влился в поток мобилей, несшихся по улицам Двадцать первого квартала. Гвилим внимательно рассматривал лица людей на тротуарах. Конечно, чародея здесь быть не может. К этому времени он уже должен был понять, что безопасней двигаться дворами и переулками. Но Гвилим все равно смотрел во все глаза, пытаясь не пропустить ни малейшего намека на то, где можно найти чародея.

Они долго колесили по квадам, внимательно осматривая каждую улочку. Уверенность Гвилима, что заклинатель именно здесь, уступала растерянности и страху, с которыми он так свыкся за последнее время. Он вел поиски — уже без всякой надежды — в громадном городе, размеров которого он даже не мог себе представить, одного-единственного человека. Отчаяние ледяной струйкой вползало в сердце. Вспомнилась Герта, и он подумал, что она, наверное, плачет.

Зажглись фонари, когда они въехали в следующий проулок, и Гвилима вдруг поразило что-то странное и знакомое одновременно. Дальний конец был освещен хуже, и, приглядевшись, Хранитель понял почему. Стеклянный колпак фонаря треснул и был чем-то заляпан с одной стороны, в точности как в его видении.

— Здесь! — воскликнул он так неожиданно, что водитель вздрогнул, и они чуть не врезались в другой мобиль.

— Вы его видите? — спросил парень, внимательно оглядывая переулок.

— Нет! — Гвилим еле сдерживал возбуждение. — Видишь разбитый фонарь, — показал он, — там мне и надо быть.

Парень смотрел на него с нескрываемым сомнением на худом лице:

— Вы в этом уверены?

Гвилим еще не успел ответить, как на улице пошел дождь и по стеклу заструилась вода. «Вот оно, мое видение, — подумал Гвилим. — Сейчас все и произойдет».

— Да, — просто ответил он и взялся за дверную ручку. — Я здесь сойду.

— Вы знаете, как снова к нам добраться? — Посмотрите на эту улочку, — сказал парень, не дождавшись ответа и указывая на проход на полпути между мобилем и фонарем. — Найдете такую же через три квада западнее и два севернее, — наставлял он, часто поглядывая на дорогу. — Там увидите небольшую дверь точно посредине улицы. Постучите один, а потом два раза, и я вас впущу.

Гвилим кивнул и вполголоса повторил указания. Взглянув туда, куда показывал парень, он тяжело вздохнул. Квады были совершенно одинаковы и симметричны — ему очень трудно в них ориентироваться. Он отнюдь не был уверен, что найдет такую же улицу в соседнем кваде, не то что через несколько.

— Хорошо, — сказал он, стараясь придать своему голосу решительный тон. — Спасибо тебе за все.

Парень отвернулся, будто смутившись, и сказал, останавливая мобиль:

— Выходите, Хранитель. Не показывайте камень и берегите себя.

Гвилим получше устроил посох в складках пальто, покрепче ухватил мешок за ручки и выбрался из мобиля под холодный дождь. Маленькая развалина дернулась с места, а он поспешил на тротуар и зашагал к разбитому фонарю. Небо быстро темнело, и Гвилим вдруг подумал, что не знает, когда ждать чародея. В его видении была ночь, значит, он мог прийти в любое время между сумерками и зарей. Он ускорил шаг.

В начале переулка он оглянулся, чтобы убедиться, что никто за ним не следит. Но, войдя в улочку, он почувствовал, как часто бьется его пульс. Ведь убийцы уже могут ждать здесь. Изо всех сил стараясь шагать непринужденно, Гвилим прошел до самого конца улочки, упиравшейся в какой-то закоулок, и повернул обратно. Убедившись, что вокруг никого, он решил найти место, чтобы спрятаться и подождать. Он вдруг услышал звук капающей воды, пошел на него и обнаружил то самое место, где видел себя во сне. Оно показалось ему не слишком уютным, и Гвилим решил разыскать другое укрытие.

Но тут же услышал позади голоса и спрятался. В переулок вошли трое, и двоих из них Гвилим узнал, потому что это были люди его видения. У одного, невысокого роста и среднего телосложения, были круглое лицо со шрамом и темные волосы. Другой был повыше ростом и худой, со светлыми волосами и глубоко посаженными злыми глазами. Но Хранитель не мог оторвать взгляда от третьего мужчины. Если бы он его видел, то непременно запомнил бы. Темноглазый мускулистый гигант двигался с такой легкостью, что его массивность не бросалась в глаза. Вьющиеся волосы были растрепаны. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что из всех троих он — самый опасный. Но при этом у него были очень располагающее лицо и весьма добродушная улыбка, игравшая на губах даже сейчас, когда он отдавал своим подручным указания об убийстве человека

От досады на собственную глупость Гвилим тряхнул головой. Он ведь с самого начала решил, что нападающих будет лишь двое, и целиком положился на видение. Теперь ясно, что он ошибся, перед ним трое, а не двое вооруженных убийц. Может, он еще что-то пропустил? И теперь он сидит на корточках между водосточной трубой и мусоросборником, и единственное, что ему остается, — ждать, когда жуткая сцена разыграется перед ним еще раз.

Троица обменялась еще несколькими словами, а потом разошлась по своим местам — двое встали в конце переулка, а кудрявый великан — совсем рядом с укрытием Гвилима. Он слышал, как гигант возился, устраиваясь поудобнее. Наступила тишина, слышался только шум дождя и струящейся с крыш воды. Ноги у Гвилима затекли, спина начала болеть, а промокшее пальто не спасало от холода. Ему нестерпимо хотелось вытянуть ноги или хотя бы слегка изменить позу, но он боялся даже шелохнуться, чтобы не привлечь внимания убийцы. Время ползло еле-еле, отмечаемое только его дыханием, ставшим вдруг необычайно громким, и все большим онемением в конечностях.

Дождь усилился, вода с крыши капала теперь Гвилиму прямо на голову. Послышался женский смех. Вдали заспорили двое мужчин. Гвилиму показалось, что сердце его остановилось и весь мир замер в ожидании. Он знал, что услышит сейчас, и все же чуть не упал от неожиданности, когда донесся звук легких, негромких, но таких узнаваемых шагов. Гвилим подождал, пока человек подойдет ближе, хотелось действовать наверняка. Оттуда, где скрывался убийца, послышался шорох. Пора. Он глубоко вдохнул, в последний раз представил себе лицо Герты, а потом выскочил на улицу, чтобы криком остановить чародея и погибнуть в следующий миг.

Оррис стоял в переулке и ждал возвращения Анизир, не зная, что предпринять. Губа еще кровоточила. Оррис понятия не имел, где он и как добраться до Совета Правителей. Улицы были безлюдны, не считая пассажиров в этих странных быстроходных повозках, но, наверное, с наступлением утра появится множество народа. Его совершенно не заботило, как они будут смотреть на незнакомца в мантии мага, с крупным ястребом на плече. В любой момент можно вернуться в туннель через маленькую дверь, из которой они с Барамом вышли, но он понимал, что не заблудиться в подземном лабиринте будет еще сложнее, чем на улицах Брагор-Наля.

Появилась Анизир с голубем в когтях. Она приземлилась у его ног и сразу же стала рвать клювом тушку.

Оррис улыбнулся. По крайней мере одной заботой стало меньше — птица не умрет голодной смертью. Мимо пронеслось еще одно приспособление на колесах. Странно, он был в пути большую часть года, только что подрался с Барамом и при этом чувствовал необычайный прилив сил — теперь оставалось сделать только самое главное.

— В конце концов нас кто-нибудь заметит, — произнес он. — Остается лишь ждать.

Анизир мельком взглянула на него и продолжила свою трапезу.

Оррис тихо засмеялся:

— Ну что ж, будем считать, ты согласна.

Через пару минут ястреб расправился со своей добычей и вспорхнул к нему на плечо. Маг огляделся в последний раз и пошел в том направлении, где скрылся Барам. Однако когда Оррис дошел до конца переулка и выбрался на одну из главных улиц, у него перехватило дыхание. По обе стороны дороги, сколько видел глаз, высились грандиозные строения, и Оррис едва устоял, чтобы снова не отступить в переулок. Мимо мчались повозки разных форм и размеров, из некоторых на него глазели люди. Оррис заметил, что на той стороне улицы начинается еще один переулочек. Он быстро пересек дорогу и пошел вдоль переулка, пока не уперся в еще одну улицу, поменьше, тоже с обеих сторон зажатую огромными домами. Здесь он повернул направо и дошел до конца улицы. Потом налево, на другую улицу, снова направо и затем опять налево.

Повернув последний раз, он увидел вдали еще одну большую дорогу и поспешил туда Но, оказавшись на месте и оглядевшись, Оррис не поверил своим глазам. Это была та самая улица, на которую он попал, выйдя из первого переулка Оррису показалось, что он бредит, и он уже было решил, что каким-то образом сделал круг и вернулся к началу пути. Внимательно присмотревшись, он увидел еще один переулок на другой стороне. На сей раз, внимательно запоминая свой маршрут, пошел по той же траектории, как и в первый раз, и очутился опять на широкой оживленной улице, абсолютно похожей на две предыдущие.

Он отступил в переулок и перевел дыхание. Не может быть, чтобы он все время ходил кругами, в этом он был уверен. Из этого следует, что все дороги и здания смотрятся одинаково. Оррис тряхнул головой. Как же эти люди умудряются возвращаться в свои дома? Еще раз выглянув на улицу, маг заметил укрепленный на фонарном столбе знак, на котором было написано: «ЮВ — 27». Из чистого любопытства, даже не пытаясь вникнуть в устройство Наля, Оррис снова повторил свой маршрут. Попав на следующую улицу, он тут же нашел еще один знак. На этом было написано: «ЮВ — 26».

— Все-таки какой-то порядок здесь есть, — громко произнес он, и Анизир тихонько вскрикнула Он потрепал перышки на ее шейке, прошептал несколько ласковых слов и направился к следующему перекрестку, держась прежнего направления.

Когда рассвело и он смог сориентироваться по солнцу, Оррис взял немного в сторону. Прежде он шел строго на запад, а теперь двинулся на северо-запад. Он выбрал путь по наитию, совершенно не представляя себе, где окажется. Единственное, что было ясно: если удаляться от болота, то попадешь в глубь Наля. По крайней мере, это лучше, чем стоять на месте.

Небо светлело, и на улицах появилось больше людей. Они смотрели на него с нескрываемым любопытством, некоторые даже что-то выкрикивали на своем языке. Его это не волновало — Волшебная Сила никуда не пропала, и постоять за себя он всегда сумеет. Теперь он начал понимать, как устроен Наль, и был уверен, что сможет вернуться назад. Ближе к полудню усталость после бессонной ночи дала о себе знать. Оррис обнаружил еще одну маленькую дверь в туннель, спустился под землю, нашел укромный уголок, лег и немедленно провалился в крепкий сон без сновидений.

Он проснулся от голода и быстро уничтожил остатки еды. Сейчас он насытился, но попозже надо будет еще что-нибудь раздобыть. Когда Оррис выбрался на улицу, оказалось, что уже стемнело; и он даже представления не имел, сколько проспал. Анизир внушила ему образ серых голубей и сорвалась с плеча в воздух. Через пару минут он сориентировался, и, когда птица вернулась с добычей и поела, они пошли дальше, держась небольших улочек и переулков. Всю ночь Оррис шагал, на следующий день остановился на ночлег и опять двинулся в путь с наступлением сумерек.

Маг двигался вперед с угрюмым упорством. Он так ничего и не ел и уже стал подумывать, не разжечь ли костер и не зажарить ли одного из голубей. Идея была не слишком-то соблазнительной, потому что птицы были худосочны и казались малосъедобными, к тому же ему не хотелось привлекать к себе общее внимание. Но тоска, его охватившая, с каждым часом возрастала.

Все еще взвешивая, стоит ли разводить костер, он вошел в следующий переулок. Он сделал всего несколько шагов, и вдруг какой-то человек выскочил на дорогу прямо перед ним. Мужчина был уже в возрасте и довольно тучен. На одежду, напоминающую плащ мага, было накинуто темное пальто, и, что уже совсем невероятно, в руке он держал посох с цериллом, цветом похожим на кристалл Орриса. Он что-то неистово кричал магу, но тот не понимал ни слова. И тут Оррис увидел, как позади полного мужчины возникли два других, с оружием.

Оррис поднял посох, намереваясь поразить их Волшебным Огнем, но толстяк снова закричал, и маг услышал за своей спиной какой-то шум. «Ловушка», — подумал он, и вдруг два нападавших спереди выстрелили, появились две огненные красные полосы. Маг бросился вперед, прижав толстяка к земле, и одновременно создал вокруг себя переливающийся оранжевый шар, отразивший выстрелы спереди и сзади.

Он услышал, как нападавшие вскрикнули от изумления, и, пользуясь их замешательством, бросился за какую-то металлическую коробку, от которой сильно несло тухлятиной. Оррис установил связь с кружившей над головами Анизир и велел ей напасть на того, кто подкрался сзади. Этот человек что-то зарычал от злости и стал орать на своих помощников. Один из них что-то проговорил в ответ. Но тут Оррис выскочил из укрытия и направил на двоих нападавших столб янтарного огня, у самой цели разделив его на два потока Один успел уклониться, а другой — нет и был сбит, словно ударом гигантского сияющего кулака в грудь, волной Волшебного Огня.

К этому времени третий убийца смог наконец оторвать от себя Анизир, оставившую глубокую отметину у него на лбу, и теперь без остановки палил по птице. Она металась из стороны в сторону между лучами алого пламени, но с каждым разом уклоняться ей было все труднее.

— Эй! — закричал Оррис, бросившись к нему и метнув в убийцу огненный шар. Тот отпрыгнул в сторону, сделал кувырок и выстрелил в мага, вскочив на ноги. Оррис снова создал отражающее силовое поле. Но он чувствовал, что Анизир очень устала. К тому же пришел в себя еще один нападавший. Перевес был не на их стороне.

Оррис услышал шипение за спиной, и красная вспышка ударила в стену над тем местом, где спрятался толстяк. Секундой позже в его защитное поле попал выстрел главаря. Оррис снова швырнул в него огненный шар, но громила опять отскочил. Не раздумывая, маг развернулся, и как раз вовремя — другой нападавший выскочил на открытое пространство. Увидев Орриса лицом к лицу, он попытался броситься обратно, но маг уже послал волну волшебного пламени. Удар пришелся нападавшему прямо в подбородок, и Оррис отвернулся, чтобы не видеть, что стало с его головой.

Но зато это хорошо видел третий убийца и тут же пустился бежать, и скрылся за углом, а в переулке остались только маг и человек, спасший ему жизнь.

Медленно и как-то смущенно толстяк встал на ноги, поднял с земли свой посох и подошел к Оррису. Маг тяжело дышал. Анизир опустилась к нему на плечо, и он проверил, не ранена ли она.

Тучный незнакомец остановился перед Оррисом и протянул ему руку. Маг пожал ее и слегка улыбнулся, сказав:

— Спасибо. Если бы не ты, я бы погиб.

Толстяк слегка сдвинул брови. У него было приятное круглое лицо, и Оррис тут же вспомнил Радомила. Точно, у них были одинаковые круглые животы и лысины, незнакомцу недоставало только бородки и усов, чтобы во всем походить на Радомила. Только, кажется, из сказанного Оррисом он ничего не понял.

— Я не говорю на вашем языке, — громко произнес Оррис. И, вспомнив разговор с Барамом на перешейке, добавил, покачав головой: — Лонмир — нет.

Толстый незнакомец грустно улыбнулся и, тоже тряхнув головой, произнес какую-то фразу, заканчивавшуюся на «Тобинмир».

— Великолепно, — пробормотал Оррис. — Мы смогли сообщить друг другу, что разговаривать мы не можем.

Похоже, толстяк разгадал смысл его слов, потому что засмеялся и снова покачал головой.

Но, несмотря на невозможность общаться, Оррис почувствовал большую симпатию к этому человеку. Конечно, немало значило и то, что незнакомец спас ему жизнь.

Полный мужчина сказал что-то еще и робко протянул руку к Анизир. Оррис кивнул и велел птице дать себя потрогать. Она вытянула шейку и ждала, пока незнакомец погладит ее перышки.

Потом толстяк посмотрел на Орриса и жестом показал ему идти следом за ним к главной улице. Потом вдруг произнес:

— Гвилим. — Это было похоже на имя.

— Оррис, — ответил маг, протягивая руку.

Гвилим пожал ее и улыбнулся.

Оррис улыбнулся в ответ. Может, когда-нибудь им удастся поговорить. Зато теперь они с Анизир не одиноки.

 

16

Я много раз пытался понять по описаниям Барама, что представляют собой необыкновенно сложные товары и орудия, используемые в их стране, но они настолько не похожи ни на что в Тобин-Сере, что в нашем языке им трудно подобрать соответствие. Можно сказать, что эти люди умеют создавать вторую природу и вся их жизнь строится на этом, но все же это выражение слишком пресно для того, чтобы передать сложившееся у меня после разговоров с Барамом представление о жизни в Лон-Сере…

Из пятого раздела «Доклада магистра Бадена

…Я многое узнал от чужеземца, и сейчас меня больше волнует вопрос не «На что похожа такая жизнь?», а «Как им удается совладать с теми ограничениями, что установила природа и над которыми они не властны?». Если все луга и сельскохозяйственные угодья у них уничтожены, откуда они получают пишу? Если они отравили реки, что они пьют? Если извели все леса, каким образом они могут производить изделия из дерева? Ответив на эти вопросы, мы, может быть, сможем думать, что наши враги тоже люди. А со временем, вероятно, перестанем видеть в них только врагов.

о допросах чужеземца Барама», представленного

Такого с Мелиор еще никогда не случалось. Конечно, как и у всех, у нее были повторяющиеся сны, навязчивые кошмары, вновь и вновь посещавшие ее по ночам. Например, день, когда погиб отец, снился ей бессчетное количество раз. Но то были обычные сны, видения никогда не повторялись дважды.

Однако сегодня она снова видела чародея, и это было тем более странно, что сейчас он должен быть уже мертв. Видение во всех подробностях повторяло то, что явилось ей несколько недель назад. Едва проснувшись, вся в поту и тяжело дыша, Мелиор уже знала, что это может значить. Джибб не справился. Она попыталась разжечь в себе ярость, но вместо этого почувствовала смутное облегчение. «Идиотка! — обругала она себя. — Из-за этого все может рухнуть! И все же…»

Она тряхнула головой и посмотрела на часы. Еще не очень поздно. Времени в обрез, но можно успеть. Она выскочила из кровати, набросила что-то на себя и прокралась к двери своей комнаты. Как обмануть систему электронных замков, она поняла уже на второй день пребывания в тренировочном центре, а проскользнуть мимо охранников, днем и ночью не спускавших глаз с Мелиор и ее подчиненных, вообще было проще простого. Именно это она и сделала, когда в прошлый раз была у Джибба. Самым сложным было пройти мимо наблюдательных устройств и сигнализации, установленных на входах в сам центр. В прошлый раз у нее получилось, но она потеряла слишком много времени. Сегодня позволить себе такую роскошь невозможно. К тому же Мелиор почувствовала какие-то странные нотки в голосе Седрика на следующее утро, а это могло значить, что ее тайную прогулку заметили.

Поэтому сегодня она решила сделать иначе. Как и тогда, она прошла к лифту по залитому светом коридору, вошла и нажала кнопку первого этажа, где располагались залы для отработки боевых приемов. Внизу, убедившись, что лифт ушел, она раздвинула двери в шахту и по аварийной лестнице спустилась до второго подвального этажа, снова раздвинула двери и вышла. Отсюда, как она и предполагала, можно было выбраться из центра незамеченной через вентиляционные трубы.

Быстро добежав до ближайшего переулка, оттуда подземными туннелями Мелиор добралась до небольшого неприметного мобиля, который она оставила в безлюдном тупике в паре квадов от центра Спустя час, играючи взломав замок, она была уже в квартире Джибба.

Хотя, как выяснилось, могла бы и постучать, потому что громила уже — или, может быть, еще — не спал, развалившись на диване в гостиной. Он выглядел усталым, темные кудри были растрепаны больше обычного, над левым глазом зияла страшная рана, а на лице запеклась кровь.

— Можно подумать, что ты меня ждешь, — бросила Мелиор, прикрыв за собой дверь и упав в большое мягкое кресло.

Джибб не изменился в лице.

— Так и есть.

— Как тебя понимать?

— Я жду тебя, — повторил он. — Я знал, что ты придешь, чтобы узнать, что случилось.

— Не понимаю, — с трудом выговорила Мелиор. Во рту ее сразу пересохло, а сердце бешено заколотилось в груди. — Я пришла узнать, что с чародеем, полагаю, ты его уже прикончил?

— Хватит шутить со мной, Мелиор! — рявкнул Джибб, вскакивая с дивана. Он сунул руки в карманы куртки и начал расхаживать по комнате. — Ты знаешь, что я облажался, и пришла выведать почему!

— Джибб…

— Не надо! — резко остановившись, перебил он и ткнул в нее пальцем.— Ты знала, что он придет; ты знала, как он выглядит; тебе, наверное, даже было известно, где его искать. А теперь ты узнала, что я провалил это дело.

Мелиор затрясла головой:

— Нет. Я только…

Он жестом остановил ее:

— Все произошло сегодня, Мелиор, лишь пару часов назад. И вот ты здесь. Как ты это объяснишь?

Она не знала, что отвечать. Потом решила сказать правду, хотя и не ту, что он от нее ожидал.

— Никак, — мягко произнесла она. — Не могу. Хотела бы, но не могу.

Джибб собирался что-то сказать, но передумал и снова стал мерить шагами комнату.

— Расскажи, что случилось сегодня, — ласково попросила она — Я должна знать, а времени у меня не так много.

Он молча расхаживал по комнате.

— Там был еще второй, — наконец начал он, — я думаю, другой чародей.

— Что? — еле вымолвила она. — Ты не ошибся?

— Нет, конечно, — фыркнул он, оскорбившись. — Ты думаешь, я вру, чтобы спасти свою задницу?

Мелиор покачала головой:

— Я не это имела в виду, Джибб. Ты уверен, что этот второй тоже кудесник?

— А кто же еще?

— Может быть… — Она осеклась. Все равно нет на это времени, нетерпеливо сказала она себе. — Ладно, неважно. Так что же произошло? — спросила она, стараясь, чтобы он не заметил тревоги в ее голосе.

Джибб повел плечами:

— Дурел следил за колдуном несколько часов и выяснил, как и куда он передвигается. Он шел только по небольшим улочкам и все время на северо-запад. Вот мы и устроили ему западню в одном переулке в Двадцать первом. В десятом юго-восточном кваде. Чев и Дурел засели в конце переулка, а я — в начале. Чародей появился через час или два после того, как стемнело, как мы и рассчитывали. Мы уже собрались захлопнуть мышеловку, и тут выскочил этот, другой, и криком предостерег чародея.

— Почему ты думаешь, что он тоже кудесник?

— У него тоже была палка с блестящим камнем. Как и у первого. И такая же зеленая мантия под пальто.

Мелиор сосредоточенно нахмурилась:

— У него была мантия?

— Да.

— А птица?

Джибб потрогал раненый лоб.

— Нет, — ответил он, подумав немного. — Только палка и накидка. Птицы не было.

Прищурившись, Мелиор подалась вперед:

— Ты понял, что он кричал чародею?

— Да, — кивнул Джибб. — Что-то о ловушке и чтобы чародей защищался.

Мелиор снова откинулась в кресле, обдумывая то, что рассказал ей Джибб.

— Хранитель, — пробормотала она себе под нос. — Похоже, это был Хранитель.

Джибб уставился на нее:

— Кто?

— Ты ведь слышал о гилдринах, верно? — спросила она вместо ответа.

Его глаза вдруг беспокойно забегали.

— Само собой, — ответил он каким-то чужим голосом.

Тут она поняла, о чем он подумал, точнее, о чем он думает с самого ее появления в квартире. Она тщетно попыталась подавить проснувшийся в душе страх.

— Глав поселений гилдринов в Даалмаре называют Хранителями Камня, — объяснила она, с удовольствием прислушиваясь к тому, как спокойно звучит ее голос. — Как гласит легенда, это настоящие камни, из тех, что принесли с собой в Лон-Сер Гилдри и его последователи. Этот второй человек в переулке, должно быть, и был Хранителем.

— С какой стати? — Вопрос Джибба прозвучал почти дерзко.

— Но тогда все сходится, Джибб, — с некоторым раздражением ответила Мелиор. — Он говорит на нашем языке, следовательно, он вряд ли из Тобин-Сера. Посох у него есть, зато птицы — нет. К тому же из твоего рассказа следует, что он пришел отдельно от чародея.

Немного подумав, Джибб, словно нехотя, согласился.

Мелиор взглянула на настенные часы.

— Расскажи все остальное, — попросила она более мягким тоном. — Мне пора возвращаться.

Телохранитель тяжело опустился на диван.

— Поскольку мы не смогли напасть на него неожиданно, шансов у нас не было. Он пользуется этой своей колдовской силой и для защиты, и для нападения. Он убил Дурела и Чева. А на меня напала птица, — добавил он, показав на лоб.

Мелиор едва заметно усмехнулась:

— Я поняла.

И что теперь?

— Честно говоря, не знаю. Если Хранитель ухитрился попасть в Двадцать первый квартал так, что ты о нем даже не слышал, ему, стало быть, кто-то помогает.

— Сеть?

— Вероятно. Но это значит, что сейчас он может быть где угодно.

Джибб вздохнул и стал внимательно изучать свои ладони.

— Прости, лорд.

На нее снова накатила волна облегчения, но она сейчас же попыталась об этом забыть.

— Ты не виноват, Джибб. Мы же не привыкли иметь дело с волшебством. А здесь, похоже, ты был бессилен. Такие вещи нельзя предвидеть, — добавила она и тут же пожалела, что выбрала не самое лучшее слово.

Джибб бросил на нее пытливый взгляд, и Мелиор внутренне приготовилась к граду вопросов. Но, как уже не однажды за четыре года их знакомства Джибб ее удивил:

— Если хочешь найти мне замену, я пойму.

Мелиор посмотрела на него сердито:

— С чего бы вдруг?

— Я тебя подвел, — просто ответил гигант. — Ты поручила мне такое важное задание, а я не справился.

— Я не хочу искать тебе замену, Джибб, — сказала она, и это значило: Ты мой лучший друг. — Я тебе полностью доверяю. — Она помолчала, глядя ему в глаза. — Может быть, это тебе нужен другой наниматель?

Он поерзал.

— Мне — нет. Зачем?

— Ну, мало ли… — протянула она.

Он отвел глаза:

— Не вижу причины.

Мелиор поднялась и направилась к двери.

— Хорошо. Рада это слышать.

— Мелиор! — окликнул он ее уже у самых дверей. Она обернулась. Джибб пристально смотрел на нее и словно никак не мог на что-то решиться. И снова он ее поразил, когда, наконец, пробормотал: — Будь осторожна, — и отвел глаза. — Седрика вряд ли можно назвать великодушным.

— Я всегда осторожна. — На секунду ей захотелось, чтоб Джибб узнал, но оба сказали не то, что хотели.

Не произнеся больше ни слова, она вышла из квартиры, села в мобиль и помчалась к центру. До рассвета успеет, но времени было впритык.

Мчась по Верхней, она вдруг снова почувствовала странное удовлетворение оттого, что чародей избежал западни. Наконец завершилась внутренняя борьба — унаследованные от отца и матери части ее существа больше не враждовали. Конечно, из-за провала, допущенного телохранителем, возникнет множество сложностей, и не малых. Но сейчас Мелиор об этом не думала. Она думала о том, что по какой-то безотчетной причине она заодно с тем необычным человеком и его прекрасною птицей. Да еще об этом Хранителе. Значит, гилдрины Лон-Сера в союзе с чародеем. Может быть, маг покончит с тысячелетними гонениями на гилдринов? И поэтому она станет сражаться на его стороне?

Занятая своими мыслями, она быстро добралась до центра. Оставив мобиль в укромном месте, помчалась подземными туннелями и переулками, пока снова не добралась до вентиляционных труб. Оттуда она проделала путь в обратном порядке, удостоверилась, что лифт остановился на первом этаже, а потом поднялась в свою комнату.

И уже с порога поняла, что, несмотря на все предосторожности, ее ждут неприятности. Пищал экран переговорного устройства, и только Арику ведомо сколько. Дрожащей рукой она включила прибор и, не сильно удивившись, получила сообщение от Седрика.

Там было только два слова: «Ко мне».

Имелось в виду «немедленно». Однако она залезла под душ, потому что он был ей необходим после ночной гонки, а кроме того, именно это она и должна была сделать, если бы действительно была в тренировочном зале. Все это игра, точнее, продолжение той игры, что они с Седриком вели уже долгие годы. Если Седрик знал, что ее не было в комнате, а он скорее всего знал, учитывая, как странно он себя вел после ее первой отлучки, он первым делом проверил бы залы для отработки техники боя. И, соответственно, не обнаружил бы ее там. Но в том маловероятном случае, если ее хитрость сработала, нужно было играть до конца.

Она поднялась на три этажа выше, к кабинету Седрика, и мускулистые охранники с каменными лицами приняли у нее лучемет, кинжал и сапоги и дополнительно обыскали. Даже здесь, в центре, Седрик не хотел рисковать.

Мелиор вошла в комнату и застала Седрика стоящим у окна в его обычной позе, занятым созерцанием Наля. Это помещение мало напоминало кабинет в его личных апартаментах. Пол, как и в ее комнате, был устлан коврами, мебели было немного, зато изысканная. Но в пышности оно значительно уступало привычной оверлорду обстановке.

— Садись, — не оборачиваясь, бросил он.

Мелиор похолодела и попыталась унять сердцебиение.

— У нас непредвиденное затруднение, — сказал оверлорд, продолжая обозревать панораму за окном. — С ним надо покончить быстро, но тихо.

— Ты меня заинтриговал,— ответила Мелиор, все еще стараясь взять себя в руки.

Седрик развернулся и уставился на нее, как будто надеялся пронзить ее насквозь своим единственным глазом. Мелиор довольно долго выдерживала этот взгляд, но потом отвела глаза. Снова подняв взгляд, она заметила пробежавшую по его губам довольную улыбку. «Он все знает, — подумала она — Теперь эта игра — сплошное притворство, он знает все».

— В Брагор-Нале объявился человек, владеющий чародейством,— наконец произнес Седрик. — Он здесь уже три или четыре дня.

— Чародей? — Она постаралась изобразить изумление. — Это точно?

— Мелиор, у меня повсюду свои люди. В Нале почти ничего не происходит без моего ведома.

В его словах Мелиор послышалось предостережение, но она решила, что пока это не самое главное.

— И где же этот мужчина? — спросила она и тут же закусила губу. Мелькнула мимолетная надежда, что Седрик не заметит ее промашки, но оверлорд был не таков. Вряд ли он достиг бы такого высокого положения, если бы упускал чужие ошибки.

— Мужчина? — Оверлорд тут же ухватился за это слово. — Почему ты решила, что это мужчина? — спросил он, усмехаясь.

Мелиор почувствовала, что кровь отлила от лица.

— Мне так просто подумалось, — с трудом произнесла она.

Губы Седрика искривились в хищной улыбке.

— Ах подумалось? — повторил он, подняв бровь. Несколько секунд он не сводил с нее глаз, а потом отвернулся к окну. — Как бы то ни было, ты права — это мужчина. Его видели в Двадцать первом квартале — лордство Виндона, — но вчера ночью его след потерялся. Сейчас он может быть где угодно, — подытожил он теми же словами, что она чуть раньше сказала Джиббу.

Мелиор выжидательно смотрела на оверлорда. Он глянул на нее через плечо:

— Хочешь знать, как ему удалось ускользнуть?

— Я думаю, ты сам скажешь, когда сочтешь нужным, — несколько резко отозвалась она.

— Действительно,— произнес он с каменным лицом. — Очевидно, несколько изгоев устроили покушение на него.

— И он остался цел? — невинно поинтересовалась Мелиор.

— По-видимому, да. Мы обнаружили два трупа — надо сказать, они так искалечены, что с трудом поддаются опознанию, — и кровь еще одного человека. Но ничто не указывает на то, что чародей был убит. Вероятно, ему удалось воспользоваться неразберихой после перестрелки и сбежать.

Мелиор ждала, что он еще скажет, и гадала, известно ли Седрику о Хранителе. Но оверлорд в свою очередь посмотрел на нее, чего-то ожидая.

— Ну? — спросил он.

Мелиор вскинула брови:

— Что «ну», оверлорд?

Он отвернулся к окну, и видно было, как на шее у него напряглись мышцы. Мелиор играла с огнем.

— Тебе не кажется странным то, что покушение устроено вскоре после прибытия чародея в Наль?

Мелиор пожала плечами:

— Я подумала, раз ты знаешь о его появлении, ты и отдал приказ убить его.

— Нет, не я! — круто развернувшись, выпалил он.

Мелиор невольно отшатнулась в кресле.

— Возможно, это было случайное столкновение, — промямлила она, чувствуя, как колотится сердце.

— Это была ловушка! — бушевал Седрик. — Они поджидали его в переулке! Сидевшие в засаде погибли, а их глава смылся!

— Может, это Вилдон приказал, — предположила она, все еще ошарашенная неожиданной вспышкой оверлорда. — Это ведь было в его лордстве.

Седрик нетерпеливо махнул рукой и схватился за спинку стула

— Вилдон не смог бы отличить настоящего мага от гилдрина, — пренебрежительно бросил он, отчего у Мелиор по спине побежали мурашки. К счастью, оверлорд на нее не смотрел. — Он мог бы отдать приказ убить чужака, но с какой стати посылать за ним троих громил, если не знать, что это колдун? — Он покачал головой. — Нет, засаду устроил кто-то другой. — Он поднял на нее свой единственный ярко-голубой глаз. — Где ты была сегодняшней ночью, Мелиор?

Игра окончена, подумала она, ошеломленная прямотой вопроса. Лгать не имеет смысла.

— Я ездила к Джиббу, — простодушно заявила она.

— Зачем?

— Мне нелегко окончательно забросить управление кварталом.

Седрик недоверчиво сощурил свой единственный глаз:

— Что?

— Вообще-то, это не в первый раз, — созналась она. — Я к нему уже однажды ездила. Я доверяю Джиббу, но не могу…

— Постой-ка, — перебил он, покачав головой, и, обойдя стол, встал прямо перед ней. — Ты хочешь сказать, что дважды улизнула из центра только ради того, чтобы проверить, как идут дела в твоем квартале?

Мелиор едва удержалась, чтобы не хихикнуть. Это звучало нелепо, настолько нелепо, что Седрик, кажется, купился.

— Да, — ответила она. — А еще мне хотелось проверить, смогу ли я отсюда выбраться, — с улыбкой добавила она.

Оверлорд молча посмотрел на нее, его лицо было непроницаемо. Потом сказал:

— Ну, последнее-то я понял.

— Значит, ты знал, — заметила она.

— Что ты покинула центр? Да. — Он наконец улыбнулся. — Но не расстраивайся. Выбраться из центра так, чтобы не сработала система безопасности и не заметила охрана, — это уже немало.

Она улыбнулась в ответ, стараясь казаться польщенной. Однако оверлорд что-то придерживал напоследок, она ясно уловила это по тону его голоса и поведению. Ей удалось отвлечь его от основного, но она прекрасно понимала, что получила лишь временную передышку.

— Ну и как идут дела в твоем квартале? — спросил Седрик, удобно расположившись на стуле.

— Отлично. Я убедилась, что беспокоиться не о чем.

— Джибб — подходящая замена?

Мелиор начала ерзать. Ей не слишком нравилось направление, которое принял разговор.

— Да, вполне.

— Хорошо. Я знаю, как он тебе дорог.

Мелиор засомневалась, послышалась ли в этих словах угроза или нет. Достаточно хорошо изучив Седрика, она решила, что нет. Не смей его трогать, ублюдок. Если хочешь чего-то, бери меня, но его не тронь.

— Он исполнительный подчиненный, — сказала она, стараясь придать своему голосу максимум безразличия.

— Да, и очень занятой.

Она вдруг поняла, что сама попала в ловушку, но было уже слишком поздно.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она, заранее зная, что он ответит.

— Ничего особенного, кроме того, что вместе с донесением о колдуне мне сообщили, что Джибб вчера ошивался в Двадцать первом квартале. Там он встретился с двумя твоими людьми — прошу прощения, его людьми-и скрылся в туннелях. — Оверлорд соединил кончики пальцев и помолчал, не сводя глаз с ее лица. — Не правда ли, занятное совпадение, что Джибб и двое его людей оказались в том же самом квартале всего лишь за несколько часов до покушения?

Мелиор сидела неподвижно, лихорадочно ища выхода Существовало лишь две возможности, и обе не слишком привлекательные. Можно солгать, что Джибб действовал по собственной инициативе. Зная своего телохранителя, она была уверена, что он примет на себя всю ответственность за то, что упустил чародея, но не предаст ее. Или можно сознаться, что он действовал по ее приказу, и тогда самой отвечать за исчезновение чужака. Так и надо поступить — она слишком многим обязана Джиббу. Но в этом случае неизбежно встанет вопрос, на который она не может ответить: откуда ей было известно, что маг в Брагор-Нале?

— Чего ты добиваешься, Седрик? — спросила она, надеясь еще раз обезоружить его своей прямотой.

И похоже, у нее это получилось.

— Ты знаешь, где сейчас чародей? — с живостью спросил он, сильно подавшись вперед.

Мелиор покачала головой:

— Нет. Полагаю, что он с людьми из Сети, но где — я не знаю.

— Согласен, — поддержал Седрик. — Он должен быть связан с Сетью. Иначе как бы ему удалось так быстро испариться? — Он встал и в который уж раз подошел к окну. — Я хочу его видеть, Мелиор. Мне наплевать, как ты это сделаешь, но ты должна организовать нам встречу. Надо узнать, зачем он здесь и что ему известно об операции.

— А как же тренировки? — спросила она, тоже поднимаясь.

— Об этом не волнуйся. Я сам прослежу за твоими подчиненными. Сосредоточься на поисках чародея.

— Мне можно выходить из центра?

Он повернулся и улыбнулся одними губами:

— Странно, что теперь ты об этом спрашиваешь. Мелиор зарделась, а Седрик опять отвернулся.

— Да, ты можешь покидать центр, — ответил он наконец. — Можешь задействовать Джибба или кого и что угодно. Только приведи мне этого колдуна.

Мелиор все еще стояла перед начальством.

— Это все, Мелиор, — сказал в конце концов Седрик. — Можешь идти.

Она развернулась и шагнула к двери.

— Мелиор! — снова окликнул он. Она ждала, не оглядываясь. — Не подведи меня.

Она кивнула и торопливо выскользнула в коридор. Получив у охранников оружие и обувь, Мелиор поспешила к лифту. Только оказавшись внутри его и дождавшись, когда сомкнутся двери, она позволила себе облегченно вздохнуть и прикрыть глаза. Каким-то непостижимым образом ей удалось покинуть кабинет оверлорда и при этом избегнуть вопросов о своем происхождении. Она и сама не понимала, как это вышло. По-видимому, чистая удача, редкостный недосмотр со стороны Седрика, который больше не повторится. Передышка продлится только до их следующей встречи.

Когда лифт остановился, она открыла глаза, снова нажала кнопку и поехала на первый этаж. Чародея необходимо найти, это нужно не только Седрику, но и ей самой. Внезапно она поняла, что в Нале у нее нет будущего, — всего лишь вопрос времени, когда Седрик узнает о ее тайне. Узнав же, либо убьет ее, либо попытается использовать ее Дар в своих целях, например ради перевеса в сражениях с магами. А это значит, что она все равно отправится в Тобин-Сер, когда станет тепло. В любом случае ее будущее зависит сейчас от этого чародея, невзирая на то, предназначено ли ей быть по ту сторону моря Арика или здесь, рядом с тем ведуном, бороться против неведомых врагов.

На первом этаже она прошла к усиленному посту охраны, караулившему главный вход. Как она и ожидала, Седрик уже дал им указание выпустить ее из здания центра.

— Ваш мобиль ждет, лорд, — доложил один из крепко сбитых парней.

Она на секунду растерялась, представив свою маленькую машину у входа, и удивилась, как они нашли ее в том глухом закоулке. Однако сразу сообразила, что он имел в виду персональный мобиль с водителем. «Я снова лорд, — подумала она, чувствуя одновременно удовольствие и некоторую неуверенность после непрерывных зимних тренировок и почти полной изоляции. — Хорошо, — сказала она, чуть помедлив. — Спасибо».

Парень махнул рукой другому охраннику. Ворота и пуленепробиваемые стеклянные двери поста охраны разъехались, и Мелиор шагнула на улицу, окутанную холодным серым туманом.

Большой черный мобиль стоял посреди двора тренировочного центра. Она села на заднее сиденье и посмотрела на водителя. Это был один из людей Седрика. Она его не узнала, но это не значило, что они не встречались. Все они были для нее на одно лицо: мускулистые, гладко выбритые, с холодными красивыми, но отталкивающими лицами и неизменно одетые в черное.

— Куда вас отвезти, лорд? — спросил он.

— К Джиббу, — не задумываясь, ответила она. — Мне необходимо его видеть.

— Слушаюсь, лорд, — неуверенно отозвался он. — Но где?…

Она нетерпеливо тряхнула головой. «Пора бы уже начать соображать, — обругала она себя. — Слишком многое поставлено на карту».

— Четвертый квартал, — сухо произнесла она. — А там я скажу.

— Хорошо, лорд, — ответил водитель, и мобиль рванул с места.

Пока машина мчалась вокруг центра и по одной из дорог, ведущих на Верхнюю, Мелиор рассеянно смотрела в окно. Потом она откинулась на мягкое кожаное сиденье и стала вспоминать любые мелочи, которые она когда-либо слышала о Брагорской Сети гилдринов.

 

17

Я попытался как можно больше узнать о гилдринах, но Барам мало что мог сказать об их истории и обычаях. Все, что с ними связано, окутано тайной, а чужеземец не слишком-то сведущ в истории. Поэтому было бы очень рискованно полагаться на те незначительные подробности, что мне удалось выяснить. Тем не менее не могу удержаться, чтобы не сделать несколько общих выводов.

Из пятого раздела «Доклада Магистра Бадена

Гилдрины обладают некоторыми магическими способностями, хотя трудно сказать, как далеко они простираются. Однако гилдрины определенно обладают даром предвидения — и поэтому их часто называют «прорицателями», — хотя они не носят посохов и не устанавливают ментальную связь с другими существами. Несмотря на то что их возможности ограничены, все-таки именно из-за обладания ими гилдрины являются отверженными. Многие из них бежали из Налей в отдаленную горную местность на севере. Те же, кто остался, вынуждены скрывать свой дар из страха преследований. Из того, что сообщил мне чужеземец, я заключаю, что их положение не меняется уже на протяжении нескольких столетий. Если народ Тобин-Сера когда-либо почитал их или хотя бы терпимо к ним относился, те времена давно прошли.

о допросах чужеземца Барама», представленного

Все же сам факт их существования воодушевляет меня. Ибо, если по-прежнему боги наделяют их властью, хотя бы отдаленно напоминающей Волшебную Силу, возможно, пропасть между Лон-Сером и Тобин-Сером не так глубока.

на рассмотрение 1014-го Собрания Ордена.

Мелиор уже вышла, а Седрик все смотрел на дверь, представляя себе ее гибкую, стройную фигуру под свободной одеждой. Как бы ему хотелось один-единственный раз прикоснуться к этому телу, которое он так ясно видел в воображении, сжать ладонями тугие груди, войти в нее и погрузиться как можно глубже. Один-единственный раз, а потом убить ее.

Само собой, она была опасна — никто не может стать лордом, не научившись отлично владеть клинком и лучеметом. Те, кто видел в Мелиор всего лишь красивую хрупкую женщину, слишком недооценивали ее и жестоко за это расплачивались,, последний пример тому — Сэвил. Седрик же был достаточно умен, чтобы отдать должное ее безжалостности и способности быть жестокой. Но даже его поразили строки из доклада следователя о смерти Сэвила. Перед смертью, — гласила бумага, — которая наступила в результате единственного выстрела лучемета в грудь, покойный получил разрывы почки и гортани. Учитывая серьезность телесных повреждений, можно сделать заключение, что потерпевший уже был недееспособен, когда получил смертельное ранение. На теле не было ни крови, ни ножевых ранений. Из всех лордов в Нале Сэвила боялись больше всего, а Мелиор убила его голыми руками.

Теперь-то уж Седрик никогда не усомнится в ее боевой доблести. Но не это было главным. Седрик был достаточно уверен в своих собственных силах, чтобы ни перед кем не испытывать страха Гораздо больше его тревожило, что она чересчур умна, отчего он, собственно, и принял решение ее убрать. А теперь он стал подозревать за ней и еще кое-что, но это было настолько неожиданно и невероятно, что он сам почти отказывался в это верить.

Седрик привык управлять всеми разговорами, в которых участвовал. Неважно, с кем он их вел — с изгоями, лордами, другими оверлордами, даже с самим Правителем, — он всегда сам выбирал русло для беседы и решал, когда она закончится. Тем невероятней была сегодняшняя выходка Мелиор. Годами они состязались в проявлениях воли и хитрости. Мелиор, к удовольствию Седрика, всякий раз бросала ему вызов, и каждая их встреча была незримым противоборством. Но сегодня было иначе, сегодня она одержала верх, и с этим он смириться не мог. Он намеревался спросить ее, откуда она знала о ведуне. Как получилось, что она приказала Джиббу с подручными убить его, когда сам Седрик впервые услышал о его появлении в Нале всего за несколько часов до покушения? Он просто обязан был это узнать и не собирался отпускать ее, пока не получит объяснения. И тем не менее ее здесь нет, а он так ни о чем и не спросил. С помощью своего коварства и очарования, с помощью иезуитских манипуляций ей удалось совершенно уклониться от этой темы.

Она это сделала намеренно, он даже не сомневался. Она вовсю старалась увести его от обсуждения этих тем. Отсюда вставал другой вопрос: почему? С тех самых пор, как Мелиор стала лордом, Седрик не уставал изумляться ее интуиции, ее сверхъестественной способности угадывать промахи врагов или быть готовой извлечь выгоду из таких обстоятельств, которые невозможно было предусмотреть. Это отличало ее еще до того, как она стала самой заметной среди лордов, но оверлорд никогда не интересовался, как ей это удается. Однако последний случай с чародеем был просто из ряда вон, и бесспорный ум Мелиор или случайная удача здесь ни при чем.

Не исключено, конечно, что у нее есть своя разведывательная сеть, превосходившая по эффективности его собственную. Но в это Седрик не мог поверить. Если бы она даже и существовала, ему об этом было бы давным-давно известно. Но тогда оставалось только две возможности. Она могла связаться с самим чародеем или кем-то другим в Тобин-Сере, от кого и узнала о его скором прибытии в Брагор-Наль. То есть предала бы операцию и самого Седрика. Но в этой версии было несколько неувязок. Как мог некто из Тобин-Сера связаться с Мелиор при абсолютном отсутствии техники в этой стране? Если же им в руки попало какое-то переговорное устройство, скажем, от Калбира, то почему они связались с рядовым лордом, а не с ним, Седриком, или, что было бы правильнее всего, с одним из Правителей? И если по какой-то причине они все же пошли на контакт с Мелиор, то почему приборы в тренировочном центре не зафиксировали передачу? «Слишком много вопросов»,— покачав головой, решил Седрик, глядя на нависшее над серыми зданиями Наля сумрачное небо.

Поэтому Седрик снова, с неохотой и некоторым трепетом, обратился к другому объяснению: Мелиор узнала о появлении мага…каким-то сверхъестественным способом. Как ни странно, это было гораздо резонней, чем предположение об измене их планам или обладании сетью шпионов, охватывавшей весь Наль. При этом допущении множество странных событий, происшедших в его доминионе за последние четыре года, становились настолько понятными, что Седрик удивлялся, как эта мысль не пришла ему в голову раньше.

Мелиор была гиддрином. Вне всякого сомнения. Значит, она была самой ценной из его подначальных и одновременно самой опасной. Но пока ее полезность гораздо выше удовольствия видеть ее мертвой. Седрику нужна помощь Мелиор, чтобы узнать, зачем явился этот колдун и как это может сказаться на операции. К тому же у него не оставалось времени, чтобы найти нового командира отряда. Но позже он ее непременно убьет. Если операция окажется успешной, Мелиор превратится из подчиненной в соперника, который в состоянии помешать исполнению его честолюбивых намерений.

Седрика передернуло. Он не был подвержен иррациональным страхам, но древний дар прозревать будущее, которым обладали гилдрины и Мелиор, пугал его. Одно дело — послать отряд головорезов через море Арика, чтобы разгромить ведунов. И совсем другое — ежедневно работать с женщиной, в чьих жилах течет кровь волшебников, или привести одного из них в свой кабинет для милой беседы. А ведь этот чародей не далее как сегодня ночью убил двоих людей Джибба. Так искалечены, что с трудом поддаются опознанию, вспомнил он. Глядя на снимки двух трупов, не так уж трудно поверить, что эти люди погибли в перестрелке с магом. Но только сейчас до Седрика наконец дошло, что это значит. Тот человек смертоносен сам по себе. В его теле заключена сила древнее всех дорог и сооружений Брагор-Наля. Он способен вызывать огонь из ничего.

Оверлорд тряхнул головой.

— Почему я не приказал ей убить его? — вслух сказал он. — Чем я думал?

Оррис находился в вонючих темных туннелях уже добрых два дня, следуя в этой ошеломляющей путанице развилок и поворотов за людьми, появлявшимися из тени и исчезавшими, как Неприкаянные. Его кормили и давали ночлег, и, хотя пища была непривычной и безвкусной, а тюфяки совершенно неудобными, жаловаться было грех. Только оставаться в этой каменной клетке было невыносимо, без дневного света можно сойти с ума. Правда, когда тьму становилось совсем невозможно терпеть, он зажигал свой церилл, заливавший коридор янтарным светом, чем вызывал недовольные взгляды проводников. Все же волшебный свет был лишь жалкой заменой солнечного. Правда, хоть Оррису нестерпимо хотелось выбраться на поверхность, он понимал, что сможет оставаться под землей сколько потребуется. Зато Анизир не могла. С тех пор, как они оказались в туннеле, она проявляла все большее беспокойство, часто кричала и теребила его, словно прося ободрения. Все-таки она была диким существом, ей было еще трудней оставаться в темноте. Но еще больше птице необходимо летать и охотиться.

Оррис попытался рассказать все это Гвилиму, пока они шли за очередным проводником, коренастым человеком со всклокоченными каштановыми волосами. С самой первой их встречи в переулке Гвилим ни на шаг не отходил от Орриса Магу даже казалось, что этот толстяк вроде как решил отвечать за его безопасность, и, надо сказать, его присутствие было Оррису по душе. Он положил руку на плечо Гвилиму и остановил его. Тот повернулся и крикнул что-то проводнику, который тоже остановился.

Оррис показал на ястреба:

— Анизир надо поесть. — И он руками сделал жест, будто что-то кладет в рот.

Гвилим понял. Он развел ладонями, как бы спрашивая, что она ест.

Оррис вздохнул и, посмеиваясь над собой, замахал руками, имитируя крылья, и ткнул пальцем в потолок.

Гвилим озабоченно сжал губы, подумал немного и обратился к проводнику. Судя по поведению того, Гвилим все понял правильно, потому что их провожатый энергично замотал головой и начал спорить. Но через пару минут толстяк развернулся к Оррису и кивнул, что должно было означать согласие.

Втроем они поднялись по темной лестнице. У двери, однако, Гвилим дотронулся до Орриса, показал на Анизир и снова кивнул, потом ткнул пальцем в самого мага и покачал головой. Очевидно, это значило: можешь выпустить птицу, но сам оставайся здесь.

Оррис согласился. Гвилим что-то сказал третьему, и тот открыл дверь. Оррис передал в сознание Анизир образ голубя, и птица сорвалась с его плеча и исчезла в сером тумане. Проводник хотел закрыть дверь, но Оррис не позволил. Тот опять начал ругаться с Гвилимом, но упитанный друг Орриса снова сумел его убедить. Всем своим видом выражая недовольство, человек сошел вниз по лестнице, предоставив друзьям одним ждать возвращения ястреба.

Оррису хотелось так много узнать у Гвилима, что он не знал бы, с чего начать, даже если бы овладел языком Лон-Сера. Была ли их встреча случайной, или он знал, где найдет Орриса и то, что ему понадобится помощь? Куда они сейчас направляются? Кто все эти люди? И кем были те, что хотели его убить? Откуда у Гвилима плащ и посох? Оррис улыбнулся про себя — из всех вопросов это был самый малозначительный и при этом больше всего волновал его.

Перехватив взгляд Гвилима, Оррис показал на его посох с блестящим золотисто-коричневым камнем. Гвилим протянул его магу, а Оррис в ответ отдал свой. Посох Гвилима был довольно легким, а дерево отполировано настолько, что стало гладким, как стекло. Да и кристалл тоже казался древним — его ребра и углы заметно скруглились. Когда-то на древко были нанесены руны, но сейчас они почти стерлись. Резьбу можно было разглядеть лишь у самого торца, правда знаки потемнели и различались с трудом. Внимательно приглядевшись, Оррис был изумлен до предела. Это был Мирель, древний язык Тобин-Сера.

Он недоуменно воззрился на Гвилима, который внимательно наблюдал за ним темно-карими глазами.

— Это из Тобин-Сера, — прошептал Оррис.

Гвилим согласно кивнул.

— Как же это может быть?

Гвилим что-то произнес, и Оррис не сразу понял, что он назвал чье-то имя.

— Что?

— Гилдри, — повторил толстяк.

Оррис пожал плечами:

— Гилдри? Но кто, во имя Арика… — И вдруг осекся. Точно, в Ордене был один Гилдри, еще на заре существования Волшебной Силы. Он был горячим приверженцем Терона и вместе с ним боролся против Амарида за первенство в Ордене. Когда дружба Амарида и Терона распалась из-за различного понимания роли Волшебной Силы в жизни Тобин-Сера, их сторонники тоже разделились, и недавно созданному Ордену угрожал раскол. Противоборство достигло наивысшей точки, когда Терона судили за убийство человека в его родной деревне Рольде. Возглавляемое Амаридом большинство магов проголосовало за смертный приговор Терону. В ответ Терон наслал заклятие быть вечно Неприкаянными на тех магов, которые умрут не будучи связаны с птицей, а затем лишил жизни свою птицу и покончил с собой, став первым Неприкаянным. После этих трагических событий небольшая группа ярых приверженцев Терона под предводительством Гилдри покинула Орден и, как все считали, границы Тобин-Сера. История умалчивает о том, что произошло с ними позже, — никто в Тобин-Сере больше никогда о них не слыхал.

И вот теперь, посреди гигантского отравленного мегаполиса, стоит Гвилим и утверждает, что он — хозяин посоха Гилдри. И Оррису, имея перед глазами древний кристалл и посох, ничего не остается, как верить ему.

— Но это невозможно!

Гвилим напряженно хмурил брови.

— Гилдри, — повторил он.

— Гилдри. Да понял я! — ответил Оррис, раздосадованный тем, что они не могут нормально разговаривать. — Но как он к тебе попал?

Толстяк развел руками и покачал головой. Оррис попытался улыбнуться.

— Ну, ничего, — мягко сказал он, протянул посох Гвилиму и взял свой. Но не мог оторвать взгляда от мерцающего коричневатого церилла Гвилима, удивляясь, как мог у него очутиться посох сподвижника Терона

Он внимательно посмотрел на плащ толстяка, скрытый темным пальто. Он был попроще, чем его собственный, но все же очень похож. Возможно ли, что столетия тому назад у Гилдри появились последователи? Существует ли здесь по-прежнему Волшебная Сила или хотя бы ее подобие? Гвилим еще ни разу не продемонстрировал, что обладает какими-то необычными способностями, да и птицы у него нет. Может, он просто не связан сейчас? Это тоже могло объяснить отсутствие магических сил, но, возможно, власть, которой обладал Гилдри, понемногу ослабла за тысячу лет? Как же Оррису хотелось расспросить Гвилима обо всем, а вместо этого он стоит, прислонившись к каменному косяку в подземелье, и проклинает Барама за то, что тот так и не научил его своему языку.

Через несколько минут вернулась Анизир, зажав в когтях упитанного голубя. Птица приземлилась на тротуар и начала так остервенело терзать тушку, что Оррис рассмеялся. Ястреб в два счета расправился с добычей и снова взмыл в воздух за новой жертвой.

Гвилим посмотрел на мага и несмело улыбнулся. Оррис усмехнулся в ответ, и лицо толстяка вдруг выразило облегчение. Очевидно, он принял досаду Орриса по поводу их обоюдной немоты на свой счет. Оррис почувствовал себя виноватым. Уже не впервые он отпугивал возможных друзей своей подверженностью настроениям и бурным темпераментом. Элайна и Джарид не раз говорили, что с ним трудно сходиться.

— Извини меня, — сказал он толстяку, но тот явно не понял. Оррис снова усмехнулся, вызвав ответную улыбку. Ну что ж, будем довольны и этим — больше ничего не остается, подумал маг.

Снова прилетела Анизир, мгновенно покончила и со вторым голубем, потом подлетела и опустилась на плечо Орриса, очень, довольная. Мужчины спустились вниз. Проводник зло посмотрел на Гвилима, тот только повел плечами. Провожатый развернулся и снова повел их вперед.

Они шли, наверное, несколько часов, потом перекусили в небольшой нише, где кто-то оставил им еду. Оррис точно не знал, куда они направляются, но уже понял, что идут они не наугад. Проводник уверенно ориентировался в изгибах, поворотах и развилках. Оррис вдруг почувствовал себя спокойно. Ему не особенно нравился их теперешний провожатый, но маг не сомневался, что человек он хороший. К тому же Гвилим ему доверял, и этого было достаточно.

Они шли еще около часа и встретились с высоким смуглым мужчиной, который, видимо, поджидал их, стоя посреди коридора. Гвилим слегка встревожился было, но проводник явно был знаком с этим человеком, хотя тоже удивился, увидев его здесь. Незнакомец и проводник поговорили немного, потом провожатый вернулся к ним и что-то сказал Гвилиму. Толстяк сильно разволновался, и тогда незнакомец присоединился к их разговору. Похоже, успокоить Гвилима ему не удалось, зато он смог его в чем-то убедить, поскольку толстяк скинул свой мешок и уселся на холодном каменном полу. То же сделали проводник и незнакомец, и Оррис последовал их примеру, устроившись рядом со своим другом.

Он посмотрел в лицо Гвилиму, пытаясь понять, что происходит, но тот только слабо улыбнулся в ответ и отвел глаза Так они и сидели в темном коридоре. Потом Оррис различил слабые голоса, которые становились все ближе. Затем послышались шаги, и вскоре показались две женщины. Одна была невысокого роста, с темно-карими глазами и смуглая, как и ожидавший их незнакомец. Черные волосы были убраны назад и открывали худое лицо.

Но Оррис сразу обратил внимание на вторую женщину. Она тоже была невысокой и стройной, но, несмотря на свободную тунику и штаны, маг понял, что она очень сильна и проворна. На боку у нее было закреплено какое-то оружие, и Оррис почему-то решил, что где-то у нее спрятан еще и кинжал. К тому же он был уверен, что она умеет отлично с ним обращаться. Волосы у нее были золотисто-рыжими, но частично спрятаны под черным платком, закрывавшим глаза.

Все мужчины встали, и незнакомец коротко обменялся несколькими фразами со смуглой женщиной. Потом он что-то сообщил Гвилиму, отчего тот сразу побледнел, что было заметно даже в слабом свете церилла. Очевидно, толстяк колебался, но потом согласился. Тут же смуглые незнакомцы и проводник, страшно изумив Орриса, ушли и оставили их одних с женщиной с завязанными глазами.

Гвилим тяжело вздохнул, потом отцепил оружие с ее бедра, протянул его магу, и развязал платок. Посмотрев на него, женщина что-то сказала и бегло улыбнулась. Затем она повернулась к Оррису и стала разглядывать его с откровенным любопытством. Женщина была довольно красива, с безупречно очерченным лицом, ярко-зелеными глазами и полным, чувственным ртом. Но, посмотрев ей прямо в глаза, Оррис почувствовал смутную угрозу. В ней было что-то холодное и непреклонное, и он вдруг подумал, что встреча с такой красоткой может оказаться смертельной.

— Мне очень хотелось встретиться с вами, — обратилась она к нему. — И увидеть вашу птицу.

Оррис не верил своим ушам.

Она усмехнулась:

— Да, я знаю ваш язык. Вы удивлены? — У нее был необычный акцент, но Оррис легко ее понимал.

— Немного, — наконец вымолвил он. — Вы здесь первый человек, который им владеет.

— Неудивительно, — ответила она. — Мой народ не очень-то жалует чужаков. — Она протянула ему руку. — Меня зовут Мелиор.

— Оррис, — ответил маг, тоже протягивая руку, которую она довольно крепко пожала. На ее запястье он заметил два параллельных шрама, словно следы порезов ножом.

Заметив, куда он смотрит, Мелиор отдернула руку.

— Какая красивая у вас птица, — любезно сказала она.

— Спасибо. Если хотите, можете погладить ее. Она не против.

Мелиор вдруг занервничала.

— Нет, спасибо. — Она оглянулась на Гвилима. — А как вы встретились с Хранителем?

— Как вы его назвали? — в свою очередь спросил Оррис.

— Хранитель. Его полный титул — Хранитель Камня.

Не сводя с нее глаз, маг подошел к ней поближе.

— Что вы знаете об этом камне? — настойчиво спросил он.

Она таинственно улыбнулась:

— Многое, и мне будет чрезвычайно приятно рассказать вам все, что вас интересует. Но не сейчас. — Она жестом подозвала Гвилима поближе и продолжила: — Меня прислал сюда другой человек. Он мой друг и очень важная фигура в Брагор-Нале, он ищет встречи с вами.

Глаза мага сузились.

— Зачем? Кто он такой?

— Его зовут Седрик. Он уже давно испытывает интерес к Тобин-Серу и живущим там чародеям, особенно его интересуют природа вашей силы и ваши птицы. Он поручил мне договориться о встрече и примет вас в любое время.

По телу Орриса внезапно поползли мурашки, как будто по туннелям понесся холодный ветер. Он уже давно испытывает интерес к Тобин-Серу.

— Похоже, мне надо с ним встретиться, — согласился Оррис.

— Я рада, что вы так думаете. — Мелиор повернулась к Гвилиму и что-то ему сказала. Хранитель покачал головой, но женщина повторила свои слова и как бы для подтверждения указала на мага. — Ваш друг не горит желанием встретиться с Седриком, — сказала она Оррису. — Он боится за вашу жизнь.

— А есть основания?

Она замялась:

— Я понимаю его чувства…

— Я не об этом спрашиваю, — оборвал Оррис. — Откуда мне знать, что этот ваш друг — как бишь его? Седрик? Откуда мне знать, что Седрик не собирается попросту прикончить меня?

— Я даю вам слово, — заверила Мелиор.

Оррис покачал головой:

— Вас я знаю не лучше, чем его. С чего это я должен вам верить?

Мелиор долго смотрела на него. Потом повернулась к Гвилиму и что-то ему сказала Глаза Хранителя вдруг широко раскрылись, и он о чем-то ее спросил. Она утвердительно кивнула, добавила что-то еще, затем снова обернулась к Оррису:

— Полагаю, теперь ваш друг мне доверяет.

Оррис быстро взглянул на Гвилима, тот неуверенно наклонил голову, очевидно, еще не успев прийти в себя от того, что она ему сообщила.

— Что вы ему сказали? — поинтересовался маг.

— Я открыла ему один секрет. Если о нем узнает еще кто-нибудь, мне конец.

— Это интригует. А мне не откроете?

Женщина улыбнулась:

— Боюсь, что пока вы этого не поймете. Достаточно сказать, что меня с вашим другом связывают некоторые узы, к которым имеет отношение и его камень.

— Понятно, — протянул Оррис. — Ошибусь ли я, предположив, что мы с вами тоже в некотором роде связаны узами?

Мелиор вдруг смертельно побледнела и долго не могла сказать ни слова.

— Нет, — произнесла она еле слышно. — Вовсе не ошибетесь.

 

18

Чужеземцы впервые проявили себя больше пяти лет назад, напав на небольшой городок Валани на Нижнем Роге. Как и другие первые набеги, этот был похож скорее на чью-то грубую выходку — повреждены несколько домов, порезаны рыболовные сети, подожжено несколько лодок. Таким было начало конфронтации с людьми из Лон-Сера, хотя это происшествие не имело ничего общего с последовавшими позднее ужасами. В течение года нападения становились все более жестокими. Через полгода после Валани в Вудресте, в лесу Тобина, впервые были разрушены дома. Еще через полгода в деревне Серн были убиты мужчина и его маленький сын. За последние пятьсот лет это первые люди, погибшие от рук захватчиков. Спустя всего несколько недель деревня Тайма была целиком стерта с лица земли, но самыми безжалостными оказались ужасающие нападения на Каэру и Вотерсбанд.

Из второго раздела «Доклада Магистра Бадена

К счастью, они же оказались и последними, но никто не может сказать, какими извращенно жестокими могли бы стать новые набеги, хотя ничего страшнее происшедшего и вообразить себе невозможно. Несмотря на то что этот кошмар закончился уже более четырех лет назад, боль утрат до сих пор свежа… Но от нас зависит, чтобы наше горе и наш гнев обратились в стремление к обновлению и готовность бдительно охранять наши рубежи, или мы по-прежнему будем пестовать эти чувства, пока они не перерастут в такую же темную силу, как и вызвавшая их жестокость.

о допросах чужеземца Барама», представленного

Призыв был получен ночью или перед самым рассветом. Баден поздно лег, поэтому точно не знал. Когда он вернулся в таверну после обычной ночной связи с остальными магами, цвет церилла не менялся, а проснувшись, он увидел, что оранжевый кристалл уже пульсирует, сигналя об общем сборе. Сонель использовала Созывающий Камень, когда было необходимо провести срочное Собрание Ордена. Видимо, что-то случилось. Баден тут же подумал об Оррисе, уже не в первый раз за эти дни. Если он жив, то должен быть в Лон-Сере. Баден тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли — нечего кликать беду.

Торопясь, Магистр умылся и оделся, быстро собрал свои скудные пожитки, позвал Голива к себе на плечо и вышел из маленькой уютной комнаты, где провел несколько долгих месяцев. В кухне он столкнулся с Периттой, рассудительной хозяйкой таверны, которая убирала его комнату и готовила еду. Она стояла у весело потрескивавшей печки и мешала ароматное рагу в горшке.

— Доброе утро, Магистр, — улыбнулась она беззубым ртом. — Не хотите ли… — Она замолчала, заметив церилл. Ее лицо сразу стало серьезным. — Похоже, вы нас покидаете?

— К сожалению, — ответил он, а сам подумал с беспокойством: «Зачем же Сонель объявляет сбор?»

Старуха пристально посмотрела на него:

— Надеюсь, не по поводу вторжения чужеземцев?

Магистр постарался беззаботно улыбнуться и заверил ее:

— Конечно же нет.

— Ну что ж, хорошо, — раздраженно произнесла женщина. — Я так думаю, что этого чужака давно надо было порешить. И на кой держать его в тюрьме? Чтобы они снова пришли и освободили его?

— Я сейчас ухожу, — произнес Баден, не обращая внимания на ее выступление. — И хотел поблагодарить тебя за гостеприимство, а еще спросить: не подскажешь, кто бы мог продать мне лошадь?

Она насупилась и поцокала языком.

— Можете со мной не соглашаться, Магистр, — сухо сказала она. — Но не я одна тут так думаю. Оставить этого чужеземца в живых было бы просто глупо.

— Лошадь, Перитта, — напомнил он.

Она безразлично передернула плечами:

— Можно спросить у Колтона, кузнеца. Он живет на противоположном конце деревни. Только он вам какую-нибудь доходягу предложит.

— Мне сойдет, — ответил Баден. — Еще раз спасибо тебе, Перитта.

— Не за что. Можете взять с собой еды, если хотите,— сказала она, поворачиваясь к плите. — Там на столе сладкий хлеб, а в буфете — сухие фрукты и копченое мясо.

Магистр улыбнулся:

— Ты необыкновенно добра. Пожалуй, я немного возьму.

Он быстро побросал в кожаные мешочки, что носил в карманах, сухофрукты и мясо и наполнил винный мех, спросив разрешения у Перитты. Также он взял большой кусок необыкновенно вкусного сладкого хлеба, еще совсем свежего, сразу же надкусил и, покинув таверну, пошел по главной улице к кузне Колтона.

Оказалось, что кузнец не собирается продавать лошадь, но он направил Бадена к одному фермеру, у которого было на продажу несколько старых лошадок. На ферме Магистр быстро подобрал себе серого в яблоках мерина с черной гривой, который, вероятно, выдержал бы переход почти через всю страну. Скорым такое путешествие, конечно же, не назовешь, но все-таки быстрее, чем на своих двоих. К радости Бадена, фермер дал ему в придачу потрепанное, но еще крепкое седло, а в обмен маг при помощи Волшебной Силы заделал бреши в деревянной ограде и залечил фермеру сильный ожог, от которого тот уже два дня мучился. Оба решили, что теперь они в расчете, и Баден меньше чем через час тронулся в путь.

Перед тем как отправиться в Амарид, он еще раз спустился на тот скалистый пляж, откуда вместе с товарищами поддерживал ментальную заставу. Небо было тусклым из-за плотного тумана, повисшего над берегом, но воздух был теплым, и в нем уже едва ощущался запах весны. Дожди прекратились почти полмесяца назад, и сейчас понемногу начинали раскрываться набухшие почки кленов и дубов, росших вдоль берега. Подъехав почти к самой кромке воды, Баден спешился и присел на большой камень. Как всегда, он охватил своим сознанием область к северу, до Верхнего Рога, где с прошлого лета обосновался Меред, и к югу до Южного Шелтера, где был дом Элайны и Джарида. Как и следовало ожидать, Меред был уже в пути и на севере никого не оказалось. Джарид все еще был на месте.

Ждешь Элайну? — спросил Баден племянника.

Да, — пришел ответ. — Она должна прибыть сегодня к вечеру. Мы выедем завтра утром. Но так тяжело ожидание. Как только гляну на церилл, так и хочется вскочить на лошадь и мчаться в Амарид.

Баден усмехнулся. Забавно, что Джарид так невозмутимо рассуждает о переходе верхом через всю страну. Еще не так давно, пять лет назад, вид взнузданной лошади пугал его больше, чем перспектива встретиться с Неприкаянным духом Терона.

День или два ничего не решат. Все равно вы там будете раньше меня.

Ты идешь пешком?

Нет. Но то, на чем я еду, трудно назвать лошадью.

Не говори ничего подобного Транну, — отозвался молодой маг, и Баден почувствовал, что он смеется. — А то он назовет тебя бездушным.

И даже хуже, — согласился Баден.

Тон мыслей Джарида стал серьезным.

Как ты думаешь, в чем дело, Баден?

Представления не имею. Я думал, что Сонель со мной свяжется, поэтому и пришел на берег. Она обычно здесь меня ищет.

Наверное, все из-за Орриса. Кто-то разнюхал, что он увел Барама.

Может быть. Но скоро мы это узнаем. — Магистр испустил глубокий вздох. Если племянник окажется прав, это заседание будет самым бурным из всех. — Береги себя, Джарид, — передал Баден напоследок.

И ты, Баден. До скорого.

Их сознания разъединились, и Баден остался один на берегу моря Арика. Туман рассеивался. Солнце прорывалось сквозь его пелену, и день расцветал. Позже станет тепло. Баден сидел на выступающем уступе скалы, слушал, как разбиваются волны у его ног, и ждал, неотрывно глядя на свой церилл, когда же придет сигнал от Сонель — такое узнаваемое зеленое мерцание в оранжевом цвете его кристалла. Долго ждать не пришлось.

Я ждал тебя, — сказал он, посылая свое сознание ей навстречу в ответ на вызов. Баден не любил пользоваться связью через церилл из-за того, что этот способ общения обессиливал и мага, и птицу, но за последние пару лет прибегал к нему часто.

Я так и думала, — ответила она сдержанно. Этот отстраненный тон сохранялся между ними с той ночи, когда Баден сообщил ей об Оррисе. Все же подобная холодность с ее стороны по-прежнему ранила. Он тосковал по их близости почти так же сильно, как об Анле, пока не нашел Голива. — Я бы связалась с тобой раньше, — продолжала Сонель, — но здесь почти все утро был Эрланд. Только несколько минут назад он ушел.

Это он инициировал сбор?

Ну да, можно сказать и так, — ответила она. — Два дня назад он попробовал устроить пикет у тюрьмы в знак протеста против нашего нежелания расправиться с Барамом. Но стражники сказали ему, что чужеземца там больше нет, и Эрланд явился ко мне требовать объяснений, почему я позволила перевести его в Великий Зал.

Значит, Джарид был прав, подумал Баден.

Ты сказала ему правду? — спросил он Сонель.

Сонель замялась.

Перестань, — подбодрил ее Баден. — Я бы на твоем месте тоже сказал.

Я старалась как можно дольше таить это от него, — призналась она. — Но Эрланд продолжал настаивать на том, чтобы лично видеть Барама. «Я хочу взглянуть в глаза этому мяснику», — все повторял он. В конце концов мне ничего другого не оставалось.

Барам попытался представить себе, как это выглядело, но не смог.

И как Эрланд отреагировал? — с неподдельным любопытством поинтересовался он.

Потерял дар речи, — ответила Сонель, — наверное, впервые в жизни!

Баден расхохотался и почувствовал, что Премудрая тоже смеется. Это был самый светлый эпизод за многие месяцы их общения. Как нелепо, что это случилось именно сейчас, когда все так тревожно.

Но когда он оправился, — сказала Сонель, возвращая обоих на землю, — он много чего наговорил. Он официально потребовал созыва Собрания, чтобы Орден провел дознание, как такое могло случиться. Он хочет обвинить Орриса в измене и добиться, чтобы его арестовали и судили, как только он вернется в Тобин-Сер. А еще он говорил о необходимости выявить остальных заговорщиков.

«Заговорщиков»! — повторил Баден. — Он употребил это слово?

Да, — ответила Премудрая. — Он сказал, что подозревает Орриса «в организации заговора с целью свержения власти Ордена и предательства интересов страны». А в довершение всего напомнил мне, что измена карается смертью.

Баден лишь усмехнулся. И сомневаться не нужно, что Эрланд только и ждал подобного случая все последние пять лет.

Он не назвал твоего имени, Баден, — продолжала Сонель, словно читая его тайные мысли, — но я уверена, что он тебя подозревает.

Да, тут двух мнений быть не может, — ответил Магистр. — Но я больше беспокоюсь не за себя, а за Джарида.

За Джарида? Почему?

Это ведь он сказал мне, что Оррис отбыл. Он был последним, кто говорил с Оррисом перед самым освобождением Барама. Джарид, не думая о себе, станет выгораживать Орриса, и столкновение с Эрландом его не испугает. Он слишком похож на своего отца.

И на своего дядю, — мягко добавила Сонель.

Да, и на своего дядю, — ухмыльнувшись, согласился Баден.

Они помолчали, а потом Сонель заторопилась.

Ладно, хватит разговоров, мы оба скоро устанем, а тебе еще предстоит долгий путь.

Да, но я рад, что мы поговорили, мне этого не хватало.

Мне тоже, — помолчав, созналась Сонель. — Всего хорошего, Баден. Приезжай поскорее, пожалуйста.

Он улыбнулся:

Хорошо.

Их сознания разъединились, и Баден вновь оказался в одиночестве у кромки воды. Несмотря на то что переговоры с Джаридом и Сонель были краткими, он чувствовал себя усталым. Старею, подумал он, встав и влезая на старую фермерскую клячу.

В первый день они проскакали немного. Баден устал, к тому же им с лошадью пришлось приспосабливаться друг к другу. Но чем ближе к Береговому хребту, тем живей они двигались. Баден довольно скоро перешел Береговые горы, несмотря на то что снег еще сохранялся на лугах, и спустя две недели спустился к Изумрудным холмам.

Через несколько дней Баден миновал холмы и вышел к долине Сапфировой реки. Весна сюда еще не пришла, но даже зимой холмы завораживали тонкой, пронзительной красотой. Деревья на лесистых склонах стояли серые и голые и, словно руки, тянули ветки к влажному небу. Так же выглядел и лес Тобина, когда Баден вступил в него, но через девять дней путешествия воздух заметно потеплел, и почки священных деревьев стали наливаться соками.

До сих пор дорога была однообразной. Магистр почти не встречал людей, те же редкие прохожие, кого он видел, были почтительны, но не слишком приветливы. Так, впрочем, относились к членам Ордена очень многие жители Тобин-Сера после жестоких набегов чужеземцев. Баден обходил стороной деревни и города — печально раздумывая над тем, что не сделал бы этого еще несколько лет назад, — и питался скромною пищей, которую дарил лес и добывал Голив. Дни текли спокойно, только было немного одиноко, а ночь оставалась для сна и созерцательных раздумий.

Но в последнюю из проведенных в лесу Тобина ночей все изменилось. Ближе к вечеру он добрался до предгорий Парне и остановился здесь, решив больше не утомлять мерина Сумерки едва наступили, а он уже сидел у костра и доедал зайца, пойманного совой, как вдруг боковым зрением заметил странную пульсацию своего камня. Она была едва уловимой, и, внимательно глядя на кристалл, Баден уж было решил, что ему примерещилось. В костре полыхали и потрескивали сухие дрова, возможно, его ввела в заблуждение игра отблесков на гранях церилла Но когда он готов был на этом и успокоиться, то снова увидел прерывистое мерцание внутри камня.

И обомлел. В ярком оранжевом цвете его церилла были видны слабые, но все же вполне отчетливые вспышки янтарного цвета Орриса Баден даже вообразить не мог, какое напряжение потребовалось магу, чтобы распространить свое сознание так далеко, через половину Тобин-Сера и все море Арика Сонель связалась с ним из Амарида, находившегося в трехстах лигах к северо-востоку от его деревушки, к тому же она точно знала, где его искать. И тем не менее на поддержание связи понадобилось колоссальное усилие с обеих сторон. Оррис же сейчас, по всей вероятности, был в Лон-Сере и не имел представления, где находится Баден. Это чудо, что он вообще его нашел.

Магистр тут же с готовностью раскрыл сознание навстречу Оррису, предполагая, что установить связь будет нелегко. И необычайно изумился, когда услышал голос грубоватого мага почти сразу, как если бы тот прятался за дальними деревьями.

Оррис! Боги мои! Ты цел, здоров?

Да, — ответил маг. Его голос был затуманен чрезвычайным напряжением. Так он долго не выдержит. Баден взял часть энергии на себя, пытаясь хоть немного облегчить состояние Орриса. — Спасибо, — услышал он секундой позже, и голос уже не казался таким подавленным.

Ты в Лон-Сере?

Да. Я в Брагор-Нале.

Барам все еще с тобой?

Нет. — Похоже, маг рассмеялся, хотя в тоне его мыслей ощущалась горечь. — Наши с Барамом дорожки разошлись сразу по прибытии в Брагор-Наль.

Так ты один?

Вообще-то нет. Я свел дружбу с людьми, которые имеют старинную, но туманную связь с Орденом.

Гилдрины! Ты их нашел! Я очень надеялся, что так и будет.

Оррис казался ошарашенным.

Так ты о них знал?

Слушай, а ты доклад мой читал? — раздраженно отозвался Баден.

Ну, в отрывках.

Баден сокрушенно вздохнул.

Представляю твое лицо сейчас, Баден.

Вот и хорошо. Тогда я могу ничего не говорить.

Оррис снова рассмеялся.

Как бы там ни было, — продолжал он, — один из них спас мне жизнь и привел к остальным. Они меня кормят и помогают пробраться через Наль, но не понимают нашего языка, а Барам не научил меня своему за время путешествия.

Непросто с ним было. — Бадену даже не стоило спрашивать.

Да, но сейчас это неважно. Подождет до моего возвращения.

Баден опять почувствовал, что Оррис устает. Он и сам утомился.

Я связался с тобой, потому что мне нужно кое-что узнать.

Все, что угодно. Спрашивай.

В ваших разговорах упоминал ли Барам когда-нибудь человека по имени Седрик?

Баден задумался, перебирая в памяти свои беседы с чужеземцем. Похоже, этого имени он не слышал.

Нет, — ответил он наконец. — По крайней мере я не помню. Он часто называл имя Калбир, тот был главным среди них. Барам мало кого вспоминал из оставшихся в Лон-Сере. — Баден помолчал. — Он называл Калбира лордом. Лорд подчинялся оверлорду, а тот в свою очередь Правителю. Это тебе как-то поможет?

Вероятно, — с явным разочарованием ответил Оррис. — Я не знаю, какой титул носит Седрик.

А как ты с ним встретился?

Мы еще не встречались, но я познакомился с женщиной, которая, видимо, работает на него. Она единственная из всех, кого я знаю здесь, говорит на нашем языке.

Баден почувствовал, что у него по спине побежали мурашки.

Как ее зовут? — спросил он, стараясь, чтобы Оррис не почувствовал его беспокойства

— Мелиор.

Магистр разочарованно тряхнул головой. Этого имени он тоже не слыхал.

А как она нашла тебя?

Хороший вопрос. Я думаю, она как-то связалась с этими гилдринами. Они ее ко мне и привели. Она утверждает, что имеет к ним какое-то отношение, но вполне очевидно, что они ей не доверяют.

А ты?

Баден почти увидел, как Оррис неуверенно пожимает плечами.

Не знаю. Поэтому я и связался с тобой. Она утверждает, что Седрик «давно интересуется Тобин-Сером и его чародеями», особенно, как она говорит, нашей силой и птицами.

Баден поежился, даже несмотря на жарко пылавший перед ним огонь.

Как ты думаешь, что это значит? — спросил он, снова пытаясь не выдать своего страха

Сложно сказать, но я, как и ты, подумал, что именно этот человек мог послать в Тобин-Сер чужеземцев.

Ты сказал, что еще не встречался с ним. А собираешься?

Мы должны увидеться завтра, — ответил Оррис. Баден помолчал.

Ты осознаешь, что если это он прислал сюда Барама и его дружков, то тебя убьет, не задумываясь? Может, для того он и подослал эту женщину.

Да, знаю, — откликнулся Оррис. Баден понял, что он ухмыляется. Иногда ему казалось, что Оррису нравится чувство опасности. — Но я не вижу альтернативы. Это все равно, как ты требовал отправки экспедиции в рощу Терона: есть единственно возможное решение, которое перевешивает любой риск. Если это действительно тот, кто отправил чужеземцев, то рано или поздно мне придется с ним столкнуться. А если не он, то он может знать, кто это был. Мелиор известен наш язык, а поскольку больше никто им не владеет, единственная надежда узнать побольше о наших врагах — быть с ней рядом. Гилдрины ко мне добры, но мы не можем общаться, поэтому здесь они мне не помощники.

Баден вздохнул:

Это справедливо, но хочу напомнить, что ты был против похода в рощу Терона и оказался прав. Я надеюсь, встреча с Седриком оправдает себя.

Я тоже.

Баден ощущал, что связь слабеет. Усталость стремительно нарастала, а Оррису было еще тяжелее, чем ему.

Что я могу для тебя еще сделать, Оррис?

Ничего. Только скажи остальным, что я думаю о них. Ментальная застава задержала кого-нибудь?

Нет.

Казалось, Оррис что-то уловил.

А как со всем остальным?

Баден на секунду замялся.

В чем дело, Баден? — Оррис вдруг вспомнил. — Когда я наконец обнаружил твой церилл, он ведь горел? Что-нибудь случилось с Сонель?

У Сонель все хорошо. Но есть некоторые сложности. Эрланд узнал в конце концов о том, что ты сделал, и потребовал, чтобы Сонель созвала Собрание. Он убежден, что ты — один из участников заговора, и хочет обвинить тебя в государственной измене.

Оррис долго не отвечал, а услышав его, Баден был изумлен тем, какое направление приняли его мысли.

Тебе придется защищать Джарида, Баден. Тебе и остальным. Он не будет отпираться, что видел, как я уходил, и уж тем более не станет просить прощения за то, что не попытался удержать меня.

Баден не смог сдержать улыбки:

Знаю. То же самое я передал Сонель. Не беспокойся, мы его в обиду не дадим.

И себя тоже береги. Эрланд накинется на тебя еще более жадно, чём на меня или Джарида. Связь стала совсем слабой. Голос Орриса доносился как будто издалека.

Спасибо, я постараюсь. Храни тебя Арик, Оррис. Возвращайся скорее.

Зачем? — ответил Оррис с таким знакомым сарказмом. — Чтобы меня снова судили как предателя?

Связь оборвалась, Магистр открыл глаза. Пламя слепило глаза, голова гудела Он взглянул на Голива, сидевшего на плече, и, слабо улыбнувшись, погладил его перышки. Он чувствовал, что птица устала не меньше его.

— Спасибо, — произнес он тихим и усталым голосом. Баден немного посидел, но головокружение не прекращалось. Страшно хотелось вскочить на лошадь и немедленно двинуться к Амариду, но отдохнуть все-таки было нужно. Он неохотно растянулся у костра и мгновенно провалился в глубокий сон. Завтра утром он встанет пораньше, успокоил он себя прежде, чем окончательно забыться, и пересечет горы Парне так быстро, как только позволит старая фермерская лошадь. Путь предстоит еще долгий, и слишком многое оказалось брошенным на карту.

 

19

Как я уже неоднократно отмечал, способы производства товаров и обмена ими в Брагор-Нале настолько превышают наше понимание, что для их описания даже трудно подобрать подходящие слова. Это еще более справедливо по отношению к сельскому хозяйству в Лон-Сере.

Из пятого раздела «Доклада Магистра Бадена

Сельскохозяйственные угодья там давно уже поглощены невероятно разросшимися Налями. Но пища народу по-прежнему необходима. По словам Барама, все пищевые культуры в Брагор-Нале выращиваются в обширной части города, называемой «Ферма». Ферма состоит из нескольких грандиозных сооружений, где размещаются леса, поля, пастбища для скота, виноградники, фруктовые сады и тому подобное. Когда Барам впервые рассказал мне об этом, я решил, что он шутит. Я спрашивал, как это возможно, чтобы строительный лес, фрукты, пшеница могли расти под крышей в достаточных количествах, чтобы накормить всех жителей? Каким образом внутри здания можно воспроизвести природные явления — солнце, дождь, подходящую температуру, — столь необходимые для хорошего урожая? К сожалению, его ответ был для меня почти непонятен из-за глубокого различия наших языков. Правда, он уверил меня, что это не шутка.

о допросах чужеземца Барама», представленного

Оррис и Гвилим встали рано, и новый провожатый привел их в переулок, где должна была ждать Мелиор, чтобы отвести к Седрику. Стоя в ожидании условного стука перед дверью на верхней ступеньке лестницы, Оррис чувствовал, что усталость после вчерашнего общения с Баденом еще не прошла. Он никогда не простирал сознание так далеко и надеялся, что больше этого не понадобится. Слишком много сил потрачено, а результат почти никакой. К счастью, Анизир уже полностью оправилась.

Оррис ничего не узнал от Бадена о Мелиор и Седрике, но, несмотря на это, чувствовал себя странно умиротворенным. Реакция Бадена на слова Мелиор о Седрике в точности соответствовала его собственной. Оррис почувствовал страх в мыслях Магистра и поэтому еще больше укрепился в мысли быть сегодня настороже, но зато он удостоверился, что его чутье по-прежнему остро, несмотря на то что он пребывает вдали от дома и друзей. Пусть, как и раньше, он ничего не знает о Мелиор и Седрике, но, по крайней мере, вполне уверен в себе.

Раздался единственный сильный стук в дверь, отчего Оррис вдрогнул, а сердце его бешено забилось. Почувствовав волнение мага, Гвилим положил руку ему на плечо. Открыв дверь, они увидели стоящую на улице Мелиор. Как и в первый день, она была одета в широкие черные брюки и свободную рубашку цвета слоновой кости. Золотисто-рыжие волосы волнами спадали ей на плечи, и легкий ветерок играл прядями. На боку болталось оружие.

Она приветливо улыбнулась и сказала Гвилиму что-то, с чем он согласился. Потом женщина обратилась к Оррису:

— Доброе утро.

— Доброе утро, — ответил маг и тоже вышел на тротуар.

Она показала рукой в сторону одной из тех быстроходных повозок, которые Оррис уже видел. Эта была большой и черной и тихо гудела, беспрерывно выбрасывая струю гадко пахнущего пара.

— Пойдем,— с непривычным акцентом сказала она — Седрик вас ждет.

Она пошла к этой странной штуке на колесах, а Гвилим — за ней.

Оррис не двинулся с места, только спросил:

— Мы что, поедем вот в этом?

Мелиор приостановилась и обернулась, в глазах промелькнуло озорное любопытство. — Даже если ехать по Верхней, придется преодолеть не меньше четырехсот квадов. Неужели вы думаете идти пешком?

Оррис припомнил, что в своем докладе Баден говорил, что квад приблизительно равен миле. Значит…

— Через сколько дней мы туда попадем?

Мелиор секунду недоуменно смотрела на него, потом расхохоталась. Гвилим что-то спросил у нее и тоже засмеялся. Оррис покраснел.

— Если воспользоваться мобилем, — успокоившись, пояснила Мелиор, — то мы будем на месте через четыре-пять часов.

Оррис энергично покачал головой:

— Это невозможно.

Мелиор снова жестом пригласила его к машине.

— В Тобин-Сере, наверное, невозможно. Но не здесь. Садитесь, и я все объясню.

Очень неохотно маг послушался.

— Это называется мобиль, — сказала Мелиор, открывая дверцу сбоку и показывая Гвилиму и Оррису на сиденья. — На нем можно проехать большое расстояние за очень короткое время.

— Но четыреста квадов…

— Мне приходилось проезжать за день и в два раза больше.

Оррис растерянно раскрыл глаза. Восемьсот за один день! Наверное, некоторые здешние изобретения не так уж плохи. Он перевел взгляд на повозку, уже не скрывая восхищения.

— Замечательно, — едва слышно сказал он.

Мелиор улыбнулась, кажется искренне:

— Садитесь. Вы увидите еще много замечательных вещей.

Гвилим уселся на одно из сидений позади, а Оррис занял переднее место и захлопнул дверцу. Потолок мо-биля был очень низким, поэтому Анизир слетела к Оррису на колени и нахохлилась. Мелиор села в машину с другой стороны, перед большой полукруглой ручкой. Она дернула рычаг, торчавший между ней и Оррисом, и мобиль плавно понесся вперед, как челнок, плывущий вниз по быстрой реке. Анизир вонзила когти в бедро Орриса, чтобы удержать равновесие, и издала испуганный жалобный писк, который маг часто слышал от нее в последний дни.

— С птицей что-то не так? — встревожившись, спросила Мелиор.

— Все хорошо, — ответил Оррис, внимательно следя за всем, что она делает. — И как это работает? — поинтересовался он.

— Вы спрашиваете, за счет чего она движется или как я ею управляю?

— И то, и другое.

— Это не так просто объяснить человеку, который почти незнаком с нашей… — Она помедлила, подыскивая слово. Мобиль выскочил из переулка на широкую дорогу. — Нашими достижениями. Мобиль сжигает горючее, что приводит в действие ряд механизмов внутри, они и крутят колеса. — Она поглядела на него и свернула на другую улицу. — Понятно?

— Не очень, но продолжайте.

Она кивнула на полукруг, который держала одной рукой:

— При помощи этого я поворачиваю мобиль. Вот этот рычаг помогает сбавить скорость или остановиться. Педали внизу для того, чтобы ехать вперед или назад.

Оррис не все понял, но кивнул. Лошадь намного проще. Но четыреста лиг за четыре часа…

— А что она ест?

Оррис недоуменно уставился на Мелиор:

— Кто?

— Ваша птица. Что она ест?

— Ее зовут Анизир, — ответил Оррис. — Обычно она охотится на других птиц: уток, перепелов, фазанов. Здесь она ловит голубей. Похоже, здесь нет других птиц.

— Анизир, — протянула Мелиор. — Красивое имя. А что оно значит?

— Не знаю.

— Ясно. Вы назвали ее в честь кого-то?

— Вы не поняли. Я ее не называл.

— А кто же? — мельком глянув на него, поинтересовалась женщина.

— Никто.

— Но вы ведь сейчас сказали…

— Что ее зовут Анизир, правильно, — перебил Оррис. — Но никто ее так не называл. Это просто ее имя.

— Откуда же вы это знаете, если не давали его?

Оррис улыбнулся:

— Она сама мне сказала.

Мелиор рассмеялась, Оррис безмятежно наблюдал за ней. Женщина замолчала.

— Это шутка, да?

— Нет, — с улыбкой ответил Оррис. — Шутник из меня неважный.

— Вы хотите сказать, что она умеет говорить?

Теперь был черед Орриса расхохотаться.

— Нет, — все еще смеясь, ответил он. — Маг и птица связаны. Мы знаем мысли друг друга.

Мелиор смотрела на него с открытым ртом.

— Но каким образом? — спросила она, переводя взгляд на дорогу.

— Этого я не знаю. Но так повелось со времени Амарида.

— Амарид, — неуверенно повторила она. — Это птица?

— Нет. Человек. Великий человек. Он открыл Волшебную Силу, так мы называем наши способности.

Мелиор молчала. Она повернула на плавно уходившую вверх дорогу, которая перешла в белое широкое шоссе, парящее над Налем. Оррис вдруг вспомнил, как они с Барамом стояли посреди болота и смотрели на громадный город и тонкую белую ленточку дороги, дугой поднявшуюся над домами. Теперь он по ней ехал.

— Эта дорога называется Верхней, — объясняла Мелиор. — Так мы минуем посты внизу и быстрее доберемся до Седрика.

Верхняя была непомерно огромной. По ней в двадцать рядов ехали мобили, десять в одном направлении и десять — в противоположном. Оррис вскоре понял, что это не одна дорога, а скорее сеть дорог, которые вливались в Верхнюю и ответвлялись от нее над каждой частью Наля. Он представить себе не мог, чтобы кто-то был способен выносить такой замысел, не то чтобы воплотить.

Сам Наль поражал не меньше. Размеры города ошеломили Орриса еще несколько дней назад, когда он только приблизился к его наружной стене. Но лишь сейчас, мчась по Верхней, он начал понимать, насколько он огромен. Город простирался под ними до самого горизонта во всех направлениях, как бескрайний океан. Конца ему не было, и глазу не на чем было отдохнуть от жуткой повторяемости одинаковых домов, выстроенных одинаковыми квадратами. Хорошо еще, что горизонт казался ближе из-за коричневого тумана, поглотившего отдаленные районы, но было непонятно, как далеко тянется эта страшная каменная громада. Оррису вдруг показалось, что все его предприятие совершенно безнадежно. Невозможно склонить к чему-либо людей, выстроивших этот монстр. Они уничтожили все дары своей земли ради Наля, Тобин-Сер для них ничто, и никакая магия в мире будет не в состоянии долго противостоять им. Орриса замутило.

Каким-то образом Гвилим почувствовал его состояние, потому что наклонился вперед и положил руку магу на плечо. Оррис обернулся и хотел улыбнуться, но не смог. И тут он вдруг вспомнил, что Мелиор говорила о цели их путешествия.

— Куда, вы сказали, мы едем? — спросил он у женщины.

— В доминион Седрика. Он управляет северо-восточной частью Наля.

Оррис подозрительно прищурился:

— А какой у него титул?

Мелиор с интересом поглядела на него:

— А вы настолько хорошо знакомы с нашей правительственной системой, что его титул что-то вам скажет?

Маг почувствовал, как краска бросилась ему в лицо. Надо быть осторожней.

— Я просто хочу знать, как к нему обращаться, — объяснил он. — Когда мы встретились, вы сказали, что это очень важная фигура. Мне бы не хотелось оскорбить его.

Мелиор отвернулась к дороге.

— Это не страшно. Седрик — оверлорд, — помолчав, продолжила она. — Он один из трех оверлордов Брагор-Наля, и самый могущественный из них.

Оверлорд. Как рассказывал Баден, человек, возглавлявший банду убийц, пришедших вместе с Барамом, подчинялся оверлорду.

— А у вас тоже есть титул?

— Да. Я — лорд.

— Надеюсь, я не обидел вас тем, что называю просто по имени.

— Вовсе нет. А как вас называют в Тобин-Сере?

— Я маг. Некоторые называют меня Сыном Амарида, но большинство обращаются просто по имени.

Мелиор внимательно выслушала, и настала тишина. Оррис смотрел в окно и весело отмечал изумление, написанное на лицах пассажиров других мобилей, когда они замечали ястреба. Гвилим вскоре начал громко храпеть, и Оррис и Мелиор молча обменялись беглыми улыбками. Чуть позже маг заметил, что серая монотонность зданий нарушилась каким-то свечением вдали. Как айсберг над серым морем каменных строений, посреди Наля стоял грандиозный комплекс стеклянных сооружений. Они были не намного выше остальных зданий, а некоторые даже и уступали им по высоте. Но ширина их была необъятна, многие по площади значительно превышали квады.

— А там что? — шепотом спросил Оррис, показывая в ту сторону.

Мелиор улыбнулась уголком рта.

— Мы называем это Фермой, — тихо ответила она. — Там мы выращиваем зерно и скот.

— Что, внутри зданий?

— Да. — Она наклонилась вперед и потянула затекшую спину. — Скоро мы будем у Седрика. Остановимся недалеко от Фермы.

Оррис продолжал смотреть на странные сооружения. Очень далеко за ними он заметил цепь высоких гор, едва различимую за плотным туманом. Все-таки Наль не бесконечен.

Меньше чем через полчаса Мелиор свернула с Верхней. После нескольких поворотов на улицах Наля она затормозила перед высоким зданием из стекла и мрамора, стоявшим в центре одного из квадов. Тут же к мобилю двинулись шестеро высоких крепких мужчин, одетых в черное. У каждого на поясе было закреплено какое-то оружие внушительных размеров.

— Охрана Седика, — тихо пояснила Мелиор.

Оррис кивнул:

— Впечатляет.

— Но они слишком высокого мнения о себе, — не скрывая презрения, заметила женщина.

Оррис бросил на нее пристальный взгляд, но ничего не сказал. Дверь в здание снова раскрылась, выпустив еще несколько дюжих охранников, а за ними вышел невысокий лысый человек. На нем были надеты свободные черные рубашка и брюки, а на боку закреплено такое же оружие, как у Мелиор. Он заметно прихрамывал, но все его движения были полны достоинства и сдержанности, делавшие этот физический недостаток незаметным. Когда он подошел поближе, Оррис увидел, что правая часть его лица изуродована шрамом и на месте правого глаза осталась только поврежденная красноватая кожа.

— Седрик, — сказала Мелиор, хоть в этом и не было нужды. Оррис уловил некоторое напряжение в ее голосе и сам насторожился.

Женщина открыла дверцу и вышла из машины. Оррис сделал то же самое.

— Добрый день, оверлорд, — громко произнесла Мелиор. Даже зная ее совсем немного, Оррис понял, что улыбается она несколько напряженно.

— Привет, Мелиор, — ответил лысый приятным низким голосом. Оррис даже не сразу понял, что они говорят на его родном языке.

— Маг Оррис, прибыл из Тобин-Сера, — официально представила Мелиор.— Седрик И Вран, оверлорд первого доминиона Брагор-Наля.

Оверлорд остановился перед Оррисом и протянул узкую, но крепкую ладонь:

— Маг, это большая честь для меня. — Он широко улыбнулся, радушно блестя единственным ярко-голубым глазом. — Позволите называть вас Оррис?

— Да, оверлорд, пожалуйста.

— Прошу вас, зовите меня Седрик. — Он перевел взгляд на Анизир: — Какое великолепное создание.— Он протянул было палец, чтобы почесать ей шейку, потом спохватился и спросил: — Вы позволите?

— Она не возражает, я тоже.

Анизир смотрела настороженно, но позволила до себя дотронуться.

— Спасибо,— произнес Седрик и, взглянув на ястреба, с улыбкой добавил: — Вам обоим.— Потом он повернулся к Гвилиму и с такой же очаровательной любезностью поприветствовал и его, хоть Оррис не понял ни слова

— Мне не терпится лично побеседовать с вами, Оррис, — снова обратился оверлорд к магу. Он блестяще владел языком Тобин-Сера, даже лучше Мелиор. — Но, полагаю, мы могли бы начать с непродолжительного осмотра этой части Наля.

— Согласен. Мне особенно интересно посмотреть Ферму.

— Ферму? — повторил Седрик с неподдельным изумлением. — Какая чудесная мысль! Мелиор, ты не подбросишь нас туда?

— Конечно, оверлорд.

Они снова забрались в мобиль. Седрик занял место спереди, а Оррис с Гвилимом сели позади. Еще одна машина с четырьмя охранниками Седрика неотлучно следовала за мобилем Мелиор по бесконечным поворотам улиц. Приблизительно через полчаса они добрались до границы, отделяющей Ферму от остального Брагор-Наля.

Вход на Ферму строго охранялся стражниками в светло-голубой форме, с суровыми лицами, вооруженной до зубов. Но они сразу же узнали Седрика и взмахами рук разрешили обоим мобилям проехать в хорошо укрепленные ворота. За воротами машины еще некоторое время выруливали между различными строениями.

— Как вы можете судить, видя принятые нашим Правителем охранные меры, — по ходу дела объяснял Седрик, — Ферма — это наиболее важная часть Наля. Здесь выращиваются пищевые культуры, скот, древесина — все, что необходимо нам для жизни.

— Мне хотелось бы узнать, как вам удается культивировать все это внутри строений, — сказал Оррис, глядя в окно.

— В целом это не так уж сложно. Здесь направо, Мелиор, — бросил Седрик. — Остановимся перед первым домом строительного леса

Женщина послушалась и затормозила перед громадным стеклянным строением в виде цилиндра. Оно было невероятно высоким, а его диаметр Оррис не мог оценить даже приблизительно.

— Какой же величины этот дом?… — прошептал маг.

— Не думаю, что вам будут понятны наши меры величины, — ответил Седрик, — но сюда бы легко вместилось восемь квадов. А на Ферме многие сооружения в десятки раз больше.

Оррис готовился увидеть что угодно, но то, что предстало его глазам, он даже отдаленно не смог бы представить. Вступив под крышу здания, они попали под дождь. Не очень сильный, но вполне ощутимый. Капли воды мягко шлепались на листья высоченных кленов и дубов. Где-то вдали стучал дятел, над головой громко трещала стайка соек, встревоженных появлением Анизир. Птица жадно следила за ними, а потом передала Оррису, как она разогнала бы этих болтунов в разные стороны.

Нет, любимая, — стал увещевать ее маг, — здесь нельзя охотиться.

Птица тихонько вскрикнула

— Что-то не так? — забеспокоился Седрик, глядя на Анизир.

— Нет, — сказал Оррис. — Просто она проголодалась. Я отпущу ее поохотиться, когда мы отсюда выйдем.

— Она может охотиться здесь. Другие ястребы так и делают.

— Здесь есть ястребы? — До крайности изумившись, Оррис оглядел высокие кроны и обтер со лба дождевые капли.

— Ястребы, совы, лисы, даже пара диких котов здесь живет. Этот лес такой же населенный, как и любой лес в Тобин-Сере.

Оррис пристально посмотрел на оверлорда, а тот в ответ загадочно улыбнулся.

— Прошу вас, — настаивал Седрик, — пустите ее поохотиться. Мне бы хотелось посмотреть, как она летает, должно быть, это незабываемое зрелище.

— Хорошо, — согласился маг. Он мысленно разрешил Анизир лететь, и она тут же сорвалась с его плеча и исчезла в листве, а во все стороны рассыпались сойки. Люди молча следили за ней.

— Пойдемте, — нарушил молчание Седрик, указывая на вившуюся среди деревьев тропинку. — Дождь скоро кончится.

Оррис пошел вслед за оверлордом, а Мелиор и Гвилим шли позади, тихо переговариваясь на языке Лон-Сера. Седрик и маг некоторое время молчали. Маг чувствовал, что лысый оверлорд внимательно наблюдает за ним уцелевшим глазом, но не замечал его, слишком ошеломленный тем, что видел вокруг. Он находился в доме — и при этом бродил по лесу! Под ногами росли мох и папоротники. Дубы и клены были необыкновенно высокими и ровными, а между ними рос плотный подлесок из сассафраса и хоббельбуха. То тут, то там мелькали белки и бурундуки, и где-то распевали невидимые дрозды.

— Он ничем не отличается от любого из лесов Тобин-Сера, не правда ли? — спросил Седрик, перешагивая через узкий быстрый ручеек.

— Вы бывали в Тобин-Сере? — не отвечая, спросил Оррис, глядя ему в глаза. — Или только так предполагаете?

— Нет, конечно, — дружелюбно ответил оверлорд. — Я там не был, но много слышал о вашей стране от торговцев из Аббориджа и других путешественников.

Оррис пристально посмотрел на него, потом снова перевел взгляд на деревья и кусты с маслянисто блестевшими от дождя листьями. Как легко забыть, что это не настоящий лес. Слишком легко.

— Да, полагаю, он мало чем отличается от лесов Тобин-Сера. Для этого он и предназначен?

— Нет. Он предназначен заменить леса, когда-то росшие здесь, в Лон-Сере.

— И как, похож?

Седрик слегка напрягся и холодно улыбнулся.

— Не знаю, — промолвил он, помолчав. — Я их уже не застал.

Несколько минут они шли, не разговаривая. Мелиор с Гвилимом тоже замолчали. Сознание мага соединилось с сознанием Анизир, и через мгновение послышалось хлопанье крыльев ястреба. Птица села к Оррису на руку, перебралась на плечо и начала чистить перья. Перышки на ее груди были забрызганы свежей кровью, а к клюву прилип пух.

— Похоже, охота была удачной, — заметил Седрик с ледяной улыбкой.

— Похоже, — согласился маг.

Дождь вдруг прекратился, и Оррису показалось, что солнце вот-вот появится из-за пелены облаков, но он тут же напомнил себе, что это всего лишь рукотворная иллюзия. Показав на небо, он поинтересовался:

— Что там происходит?

Оверлорд усмехнулся, на этот раз искренне:

— А как это выглядит? Солнце выходит из-за туч, дождь ведь закончился.

— Но это невозможно!

— Неужели?

Они несколько мгновений смотрели друг на друга. Потом Оррис закрыл глаза и сделал мысленный посыл Анизир. Подчиняясь, она взмыла вверх, сделала круг над их головами и исчезла за кронами. Оррис глубже проник в сознание птицы и стал смотреть ее глазами. И увидел нечто с трудом доступное пониманию. В противоположном конце здания под крышей размещалась гигантская круглая рама, забранная тонкой сеткой. Внутри медленно вращался какой-то предмет, составленный из четырех широких лопастей. Еще выше, удерживаемые тонкими металлическими нитями, спускавшимися с прозрачного потолка, висели пересекавшиеся крест-накрест полированные металлические трубки, из которых еще сочилась вода. Над этой решеткой, растянувшейся над всем лесом, были укреплены лампы, сиявшие так ярко, что Оррис чуть не ослеп, когда Анизир на них посмотрела Изучив все при помощи птицы, маг даже представить не мог, как все это действовало и для чего предназначалось. Но о главном он догадался: все эти приспособления должны были имитировать ветер, дождь и солнечный свет.

Он позвал Анизир и открыл глаза.

— Невероятно, — выдохнул он, взглянув на Седрика и Мелиор.

Оверлорд сощурился.

— Вы это видели? — спросил он голосом, в котором сквозили изумление и страх.

— Да

— Как же это возможно?

Оррис кивком указал на возвращавшуюся Анизир:

— Между мной и моей птицей существует совершенно особая связь. Она читает мои мысли, а я — ее. Иногда, когда это необходимо, я могу также видеть окружающее ее глазами.

— Это тоже невероятно.

— Эти штуки, которые я видел, — спросил Оррис, показывая пальцем вверх, — они могут производить снег?

Седрик ответил не сразу. Похоже, он раздумывал над тем, что ему сейчас рассказал маг.

— Снег? Ах да, — наконец отозвался он. — Можно создать снег, снег с дождем, метель, ураган. В лесных помещениях поддерживается смена времен года. Мы полагаем, что в таких условиях лес лучше растет. В других помещениях, где содержат скот, растят фрукты и зерно, создана стабильная умеренная температура.

Они снова шагали по тропинке, уводившей вглубь леса. Ярдов через сто клены и дубы очень резко сменились кедрами и пихтами. Пока это было единственным признаком искусственности насаждений.

— Нам необходимы разные сорта древесины, — как бы извиняясь, пояснил Седрик, словно угадав мысли Орриса. — Но переходы не всегда удается сделать незаметными.

Вскоре они дошли до развилки и свернули на тропинку, ведшую назад ко входу в здание.

— Мне бы хотелось еще кое-что вам показать, — заметил оверлорд.

Снова сев в мобиль, они проехали к другому строению. Оно тоже было сооружено из стекла и занимало огромную площадь, но было сравнительно невысоким — только чуть выше Великого Зала Амарида. Внутри него колосились громадные золотистые поля пшеницы, клонившейся и переливавшейся на ветру, который гнали несколько предметов с лопастями, таких, как Оррис видел в лесном помещении. Над головой висела такая же металлическая решетка, но сейчас она бездействовала, а с потолка изливался теплый свет, как будто там сияли сотни крошечных солнышек.

— В этом здании еще тридцать этажей, — сказал оверлорд. — Они все под нами.

— И на всех пшеничные поля?

Седрик повел плечами:

— Нам надо кормить много народа.

Оррис только судорожно вздохнул. Все это одновременно было чарующим, поразительным и пугающим. И при этом мага больше интересовало не то, что он видел, а то, зачем ему решили все это показать.

— Почему вы мне все показываете? — повернувшись к Седрику, спросил он. — Насколько я понял, в Лон-Сере много усилий употребляется на то, чтобы хранить в секрете технологию ваших достижений. А вы мне рассказываете все о самой, как вы сказали, важной части Брагор-Наля. Мне это непонятно.

— Вы здесь гость, — с подкупающим радушием ответил Седрик. — Думаю, посети я вашу страну, вы тоже показали бы мне свои достопримечательности.

— Нет, — быстро ответил Оррис. — Я вам не верю. Причина не в этом.

Улыбка сошла с лица оверлорда, и взгляд единственного глаза стал жестким и пронзительно синим.

— Почему вас сюда пустили? — переспросил он. — А зачем вы вообще пришли в Брагор-Наль?

Оба не двинулись с места, но магу померещилось, что они обнажили клинки и, кружа друг перед другом, пытаются обнаружить слабые места в защите соперника и нанести удар. Он почувствовал, что Мелиор следит за ними затаив дыхание. Даже Гвилим насторожился, хотя ничего и не понял из их разговора.

— Какая между этим связь? — требовательно спросил Оррис, не отрывая взгляда от лица Седрика.

— Никакой. И в то же время очень большая. Вы здесь как посланник мира или завоеватель?

Оррис громко рассмеялся.

— Завоеватель? — не веря своим ушам, повторил он. — Я один против громадной страны, размеры населения которой мне даже трудно представить, оснащенной таким вооружением и орудиями, о назначении которых я и не догадываюсь. И вы можете думать, что я пришел как завоеватель?

— Пусть вы один, чародей, но я сам видел, на что способны вы и ваша птица.

— Видели? — спросил Оррис, подозрительно сузив глаза. — Что вы видели?

Седрик вытащил из кармана две бумажки и протянул магу. Они были похожи на маленькие портреты, но ни одно из произведений искусства, виденных доселе магом, не могло бы сравниться с ними в ясности и точной передаче деталей. Тела были изображены так достоверно, что Оррис только мельком глянул на них и вернул Седрику.

— На этих снимках останки тех двоих, что вы убили в Двадцать первом квартале, — с угрозой произнес оверлорд. — Вряд ли это можно назвать жестом доброй воли.

— Они на меня напали! — огрызнулся Оррис.

— Я вам верю, но дело не в этом. Вы сказали, что наши достижения вам непонятны. Но мы знаем о ваших силах еще меньше.

Оррису показалось, что это не так, но виду он пока не подал.

— Отвечая на ваш вопрос, — продолжал Седрик, — могу сказать, что показываю вам Ферму затем, чтобы вы восприняли это как знак доверия и в свою очередь больше рассказали мне о вашей магии и Сынах Амарида

Оррис бросил пронзительный взгляд на Мелиор. Чуть раньше она вела себя так, будто никогда не слышала об Амариде. Но раз о Первом Маге знает Седрик, значит, известно и ей? Когда Мелиор отвела глаза и ее красивое лицо побледнело, Оррис понял, что это правда. Седрику ли говорить о доверии?

— Возможно, — холодно ответил Оррис. — Но какова бы ни была ваша цель, я уже достаточно видел. Полагаю, мы можем поговорить где-нибудь в другом месте.

Кода они вернулись к дому Седрика, было уже темно. Не останавливаясь перед мраморным фасадом, они проехали в большое подземное помещение, где находились десятки таких же повозок, как та, в которой приехали они. Мобиль остановился, и сразу же несколько охранников подскочили, чтобы открыть дверцы. Когда из мобиля вылез Оррис с сиявшим на конце посоха цериллом и птицей на плече, ближайший к нему детина отшатнулся, изумленно уставившись на него.

Седрик что-то отрывисто приказал на языке Лон-Сера, охранник вздрогнул и стал пунцовым.

— Сюда, — позвал их Седрик к дверям небольшой комнатки неподалеку и жестом пригласил всех войти. Вместе с двумя охранниками все четверо втиснулись в маленькое помещение, которое казалось больше, чем на самом деле, из-за зеркальной задней стены. Боковые стенки были из темного полированного дерева, а все помещение элегантно отделано полированной латунью. Когда все вошли, один из охранников нажал красную кнопку на желтой металлической пластинке на стене. Словно по мановению невидимой руки, откуда-то из боковой стены появилась дверь и плавно закрылась. В следующее мгновение у Орриса противно засосало под ложечкой, и комната поехала вверх. Они с Гвилимом беспокойно переглянулись.

— Это называется лифт, — по ходу дела объяснил Седрик. — С его помощью можно быстро попасть на верхние этажи, не поднимаясь по лестнице.

Спустя несколько секунд лифт остановился, и маг почувствовал, как внутри него что-то нехорошо подскочило.

— Не самое приятное изобретение, — сказал он, выходя в открывшуюся дверь.

Седрик привел их по длинному коридору к какому-то приспособлению, похожему на еще один лифт, но Оррис понял, что у него другое назначение. Седрик быстро переговорил со стоявшей рядом охраной и сделал знак Мелиор.

— Хранитель останется здесь, — сказал оверлорд, когда Оррис тоже ступил внутрь темной комнатки.

— Почему?

Седрик замялся:

— Ну… нам, возможно, придется обсуждать деликатные темы. Лучше, если посторонних при этом не будет.

— А Мелиор?

— Мелиор, вероятно, сможет дополнить нашу компанию.

Оррис мотнул головой:

— Но это нелепо. Он ведь даже не понимает моего языка.

Седрик поджал губы:

— Тем не менее я вынужден настаивать.

Маг тяжело вздохнул.

— Ладно, — раздраженно бросил он. — Скажите это ему.

Оверлорд повернулся к Хранителю и что-то ему сказал. Гвилим разволновался и, когда Седрик закончил, стал что-то быстро-быстро говорить, обращаясь к Оррису.

Оррис обернулся к Мелиор, уже стоявшей по ту сторону темной кабинки:

— Что он говорит?

Она кашлянула, вернулась к ним и вопросительно посмотрела на Седрика. Тот легонько кивнул.

— Он беспокоится о вашей и своей безопасности. Он говорит, что не доверяет оверлорду, и считает, что вам нужно немедленно уйти.

Оррис посмотрел в глаза Хранителю и проникновенно улыбнулся:

— Со мной ничего не случится, — потом показал на Анизир и добавил: — С нами ничего не случится. Мы сможем за себя постоять. — Затем взглянул на Мелиор: — Переведите.

Женщина снова бросила взгляд на Седрика.

— Не спрашивайте его! — прикрикнул на нее маг прежде, чем оверлорд сделал знак. — Просто переведите Гвилиму то, что я сказал!

Она что-то произнесла, и Оррису показалось, что она все точно передала.

Маг повернулся к Седрику:

— Теперь ваша очередь. Скажите своим стражникам, чтобы они относились к Хранителю с почтением. Я не захватчик, но, если с Гвилимом что-нибудь случится, я взорву это здание и вас вместе с ним. Понятно?

Седрик пристально посмотрел на него и, не оборачиваясь, что-то негромко приказал охранникам.

Оррис положил руку Гвилиму на плечо и спросил:

— Так лучше?

Мелиор перевела, и Хранитель нехотя согласился.

Маг сжал его плечо и улыбнулся.

— Вот и отлично. Я готов, — произнес он, повернувшись к Седрику.

Седрик открыл дверь за темной кабинкой и пригласил Орриса и Мелиор войти. Они вошли, как показалось магу, в гостиную. Пол устилал серебристый ковер, безупречно подобранная мебель поражала роскошью, но Оррис почти не обратил на это внимания. Его сразу привлек пейзаж, открывавшийся из огромного окна. Отсюда можно было видеть весь Наль, так ярко освещенный огнями, что магу на мгновение показалось, что мир перевернулся и у его ног рассыпались звезды с небосклона Леоры.

Но греза тут же исчезла, а к Оррису подошла Мелиор, тоже зачарованно глядя на улицы города.

— Это один из самых красивых видов Наля, — тихо произнесла она.

Оррис промолчал.

— Скоро подадут ужин, — объявил Седрик из другого конца комнаты. — Можно пока угостить вас вином, Оррис?

— Да, благодарю, — ответил маг.

— Простите, что солгала вам сегодня, — едва слышно промолвила Мелиор. Маг подумал, действительно ли она боится, что оверлорд услышит, или это очередная уловка.

— Значит, вы знаете об Амариде.

— Да.

— Зачем же прикидывались?

— Не знаю. Наверное… — Она задумалась, потом тряхнула головой. — Не знаю.

Оррис посмотрел на нее. Женщина следила за ним с каким-то беззащитным выражением в красивых зеленых глаз. «Я наедине с двумя совершенно незнакомыми людьми, — подумал он, — и даже не знаю, кто из них более опасен».

— Хотел бы я знать, можно ли вам верить, — сказал он, отвернулся и отошел от окна.

Седрик уже стоял с бокалом светлого вина.

— Прошу, присаживайтесь, — пригласил он, протягивая Оррису бокал. Маг опустился в большое уютное кресло. Сам оверлорд расположился на стоявшем у стены длинном диване, по другую сторону низкого стеклянного столика, а Мелиор заняла второе кресло.

Маг пригубил из своего бокала. Там оказалось отличное сухое вино.

— Вам нравится? — поинтересовался Седрик.

— Да, оно великолепно.

Оверлорд самодовольно усмехнулся:

— Как правило, из того, что дают наши виноградники, выходит обычное пойло. Но на некоторых выращивают хорошие сорта винограда И есть один, — добавил он, махнув на свой бокал ухоженной рукой, — где производят исключительное вино. Каждый год я посылаю дюжину таких бутылок нашему Правителю на День Лона.

— Расскажите мне что-нибудь о Правителе, — попросил Оррис как бы между прочим.

— О Дарелле? — безразлично переспросил Седрик. — Он приятный человек и опытный руководитель.

— Не слишком-то красноречивая характеристика.

Седрик некоторое время изучающе разглядывал мага.

— Если вы думаете, что я могу назвать его самым мудрым и авторитетным из всех Правителей Наля, — с каким-то удивительным простодушием произнес наконец он, — то это не так. Он вполне удовлетворительно справляется со своими обязанностями и не совершил ничего, что пошатнуло бы ведущее положение Брагор-Наля в Лон-Сере. Пока оверлордов это устраивает. Но я не берусь предсказать, сколько еще продлится его правление.

Оррис сделал второй глоток.

— Разве вы можете повлиять на срок его пребывания у власти?

— Не исключено, — ответил Седрик, с таинственной улыбкой отхлебнув из своего бокала.

Они молча сидели втроем, потягивая вино и избегая смотреть друг другу в глаза, пока охранники не подали ужин. Тогда перешли в столовую. Здесь также лежал серебристый ковер, а из окна открывался величественный вид. Стол и стулья были сделаны из темного дерева отличного качества. Анизир сразу примостилась на одном из свободных стульев рядом с Оррисом и задремала.

На ужин подали жареное мясо, салат из вкусной горьковатой зелени, незнакомой Оррису, и тушеные овощи, похожие на те, что готовили в Тобин-Сере.

— Вот мы сейчас вновь мирно беседуем, — начал Седрик, орудуя ножом и вилкой. — Скажите, Оррис, зачем вы все-таки прибыли в Брагор-Наль?

Оррис наколол было на вилку кусочек мяса, но снова положил ее на тарелку. Видимо почувствовав, как он напрягся, Анизир проснулась и перепорхнула к нему на плечо.

— Я здесь в качестве представителя моего народа, — сдержанно начал он. — И надеюсь найти ответы на некоторые вопросы, связанные с недавними событиями в Тобин-Сере.

Седрик понимающе наклонил голову:

— Ясно. Возможно, мы с Мелиор в состоянии помочь вам.

Оррис натянуто улыбнулся:

— Вы очень добры. Но мне все же хотелось бы задать эти вопросы Совету Правителей.

Оверлорд быстро обменялся с Мелиор несколькими репликами на родном языке. Не понимая, о чем идет речь, Оррис сообразил, почему Седрик не пустил сюда Гвилима Посовещавшись, Седрик снова обратился к магу:

— Совет чрезвычайно загружен текущими делами. Могут пройти недели или даже месяцы прежде, чем вы добьетесь аудиенции.

— Я понимаю, — ответил Оррис и под влиянием не вполне ясного порыва добавил: — Но глава моего Ордена уже обменялась с Советом письмами по этому вопросу. Я думаю, у них найдется время, чтобы меня выслушать.

Седрик перестал жевать и судорожно сглотнул:

— Повторите, что вы сейчас сказали.

— Глава Ордена Магов и Магистров направила вашему Совету послание и получила ответ. Полагаю, что Правители захотят со мной говорить, когда я перед ними предстану. — Оррис, конечно, блефовал. Ответ Правителей ясно давал понять, что они не желают ничего об этом знать, но маг рассчитывал, что Седрику это неизвестно.

— Вы в курсе, о чем говорилось в этих посланиях? — спросил Седрик с нескрываемым интересом.

Маг усмехнулся:

— Да, само собой.

Оверлорд подождал немного, но скоро понял, что Оррис не собирается ему ничего рассказывать. Его лицо покрылось красными пятнами, а взгляд стал ледяным.

— Да будет вам известно, чародей, что я не люблю подобных игр, — раздраженно выпалил он.

— Как раз наоборот, Седрик, — произнес Оррис, чувствуя, что преимущество на его стороне, — мне показалось, что вам очень нравится играть в игры. Это проигрывать вы не любите. — Седрик молчал, и маг с улыбкой продолжил: — В Тобин-Сере есть такая плутовская игра, она называется рендра. Главная цель в ней — одурачить соперника, заставив его поверить, что у вас выигрышные карты, тогда как на самом деле это не так. Думаю, вы бы в ней преуспели.

— Подозреваю, вы тоже играете в эту игру.

— Конечно, и весьма неплохо. — Взглянув на Мелиор, маг увидел, что она с легкой улыбкой наблюдает за ним. Седрик тоже это заметил. — Выйди, Мелиор, — холодно приказал он. — Я хочу поговорить с Оррисом с глазу на глаз.

Мелиор послушно встала, не сводя с мага озабоченного взгляда. Оррис снова засомневался, можно ей верить или нет.

Похоже, и это от Седрика не укрылось.

— Быстрее, Мелиор, — жестко сказал он.

Девушка вышла из-за стола, и через несколько секунд хлопнула входная дверь. Оверлорд смотрел на ее пустой стул, и по его лицу невозможно было понять, о чем он думает.

— По-видимому, вы произвели на нее впечатление, — наконец произнес он таким тоном, что было ясно: он этому совсем не рад. — Может быть, и она на вас? — Оррис промолчал, а лысый оверлорд ухмыльнулся. — Не нужно смущаться, — снисходительно бросил он,— не вы первый. Но пока вы не наделали глупостей, не хотите ли узнать, кто подослал к вам убийц несколько дней назад?

Оррис почувствовал комок в горле и опустил вилку на тарелку.

Седрик довольно улыбнулся.

— Значит, вы хотите говорить с Советом Правителей, — вкрадчиво продолжал он. — Вероятно, чтобы просить о мире?

— Возможно, — ответил Оррис, раздумывая над тем, что только что сказал оверлорд. Не хотите ли узнать, кто подослал к вам убийц несколько дней назад… Неужели Мелиор?

— А если они ничем не смогут вам помочь?

Оррис озадаченно посмотрел на него.

— Ах, вам это даже в голову не приходило! — протянул Седрик. — Вы считаете, что добьетесь желаемого только потому, что Совет — самая высокая инстанция в этой стране? — Он тряхнул головой. — Лон-Сер — громадная страна, Оррис, ее сложно подчинить централизованной власти. Далеко не все, что здесь происходит, находится в ведении Совета. — Он помолчал, наколол кусочек мяса и отправил его в рот, запив вином. — Вам, вероятно, непросто это понять, поскольку у вас на родине люди, не имеющие отношения к Ордену, ничего не значат. Но здесь не обязательно быть Правителем, чтобы влиять на судьбы государства и обладать значительными возможности.

Маг поднес ко рту бокал и с удовлетворением отметил, что его рука не дрожит.

— Похоже, вам известно немало о моей стране, Седрик. — сказал он. — Откуда такой интерес?

Оверлорд пожал плечами:

— Я вам уже сказал, не обязательно быть Правителем, чтобы обладать большими возможностями.

— Меня интересует не то, как вы добываете сведения, а почему вы это делаете.

— Да, я слышал, — наслаждаясь ситуацией, ответил Седрик.

— Что ж, если все сказанное вами о Совете — правда, то что предложите вы? — спросил Оррис, так и не дождавшись ответа.

Седрик развел руками:

— Вы почти ничего не рассказываете мне о цели своего прихода, поэтому судить трудно. Быть может, если вы поведаете мне больше…

Оррис мрачно усмехнулся:

— Вряд ли. Уж лучше я попробую договориться с Советом.

Лицо оверлорда мгновенно окаменело.

— Попытайтесь, — процедил он сквозь зубы. — Но не забывайте, что Брагор-Наль — опасное место. Особенно для пришлых.

Оррис поднял руку и потрепал перышки на шейке Анизир, не сводя взгляда с изувеченного шрамом лица собеседника.

— Вы мне угрожаете, Седрик?

— Нет, я только прошу вас подумать, насколько рискованно отказываться от моей дружбы не только для вас, но и для тех, кто от вас зависит.

Оррис не сразу понял, что Седрик имел в виду Гвилима. Он ткнул пальцем ему в грудь и сказал:

— Если с ним что-нибудь случится, клянусь Ариком, я тебя убью!

— Не понимаю, что вы так всполошились, Оррис. И о ком вы говорите? Я только сказал…

— Я прекрасно слышал, что ты сказал! — выкрикнул маг, поднимаясь и схватив свой посох. — Повторяю, если ты хоть пальцем тронешь Хранителя, даже если только подумаешь причинить ему вред, я тебя уничтожу! Я тебя уничтожу, пусть мне придется камня на камне не оставить от этого здания!

Маг круто повернулся и направился к двери, но Седрик рассмеялся ему в спину:

— Как только выйдешь за дверь, колдун, ты останешься один. Никто тебе не поможет и нигде ты от меня не спрячешься!

Оррис помедлил, держась за дверную ручку.

— Боюсь, ты знаешь о Тобин-Сере еще меньше, чем я думал, Седрик, — сказал он, чувствуя, как Анизир впилась когтями в его плечо. — Маг никогда не бывает один. — С этими словами он вышел за дверь.

 

20

Как я уже указывал выше, правительственная система Брагор-Наля держится исключительно за счет насилия и страха. Но поскольку удержать власть может лишь тот, кто сильнее и внушает наибольший ужас, очевидна непрочность подобного правления. Как волны в Океане Дуклеи, на смену сильному неизбежно приходит кто-то более сильный, более хитрый и лучше владеющий оружием, — это лишь вопрос времени. Следовательно, жестокость, обеспечивающая системе относительную стабильность, одновременно представляет для нее и основную угрозу, поскольку в любой момент может ввергнуть ее в состояние хаоса. Из этого противоречия вытекают два основных правила жизни в Нале. Во-первых, никому нельзя верить. Во-вторых, безразлично, высоко или низко стоишь ты сегодня, ведь никому не ведомо, что будет завтра.

Из пятого раздела «Доклада Магистра Бадена

Седрик не спешил подниматься из-за стола. Он не торопясь выпил вино и доел все, что оставалось на тарелке, и только потом встал и прошел в кабинет, к переговорному устройству.

Была надежда, что сегодняшний день сложится удачнее и прежде, чем убить Орриса, оверлорду удастся побольше вызнать о том, что ему и другим магам известно об Операции. Ну что ж, иногда не все складывается так, как задумано. Это не меняет главного — колдуна надо уничтожить. И чем быстрее, тем лучше.

Он включил экран и набрал код, предназначенный для подобных случаев. Через несколько мгновений перед ним возникло знакомое худое лицо.

— Да, оверлорд. Чем могу служить?

— Пора, Лезвие, — ответил Седрик. — Хочу покончить с этим быстро и без шума.

— Само собой, оверлорд. Как и договаривались — двоих?

Седрик минутку подумал, потирая холеной изящной рукой высокий лоб.

— Нет,— решил он.— Прибавим еще и третьего. Женщину.

Лезвие кивнул:

— Нет вопросов. Одним больше, одним меньше.

— Точно.

— А как зовут женщину?

Седрик вздохнул. Конечно, с его стороны это опрометчиво и Операцию придется отложить на месяцы. Но после того, что он видел сегодня, выбирать не приходится. — Мелиор И Лакин.

Человек на экране изумленно вытаращился:

— Такой третий дорого станет!

— Вот это меня не волнует, — усмехнулся Седрик. — Я хочу знать, что все трое мертвы.

Убийца цинично усмехнулся:

— Да, оверлорд.

— Не забудь, — добавил Седрик. — Возьми вдвое больше людей, чем обычно. Колдун опасен.

— Известное дело, — отмахнулся Лезвие. — Откровенно говоря, не понимаю, зачем мне восемь молодцов на одного колдуна, но раз там будет Мелиор, так и быть, возьму.

— Хорошо. Сообщишь, когда все исполнишь. — Седрик нажал красную кнопку, и худощавое лицо исчезло. Надо сделать еще один звонок. Щелкнув по клавише, Седрик пробежался по списку кодов всех изгоев своего доминиона. Вскоре он нашел и набрал нужный.

Экран долго безответно пищал. Седрик тихо выругался и собрался выключить прибор, но тут на экране появилось грубоватая физиономия. Тяжелый квадратный подбородок покрыт щетиной, и странно смотрится на этом лице прямой, аристократический нос. Темные, встрепанные волосы падают на глаза и плечи. Изгой был гол по пояс, и Седрик сообразил, что он, должно быть, беззаботно развлекался с вестрой.

— Оверлорд! — растерянно вскрикнул изгой, увидев лицо Седрика. — Простите! Я… Чем могу служить?

Несмотря на мрачные размышления по поводу задуманного, Седрик ухмыльнулся:

— Добрый вечер, Доб. Кажется, я не вовремя?

Парень беспокойно глянул через плечо.

— Нет, оверлорд, — повернувшись к экрану и выму-ченно улыбнувшись, ответил он. — Конечно нет.

— Ну и прекрасно. Мне надо с тобой кое-что обсудить.

Она тщетно пыталась унять дрожь, покинув комнаты Седрика. Даже идти ей было трудно. Миновав контрольную кабину, она увидела встревоженного Хранителя, сразу же поспешившего ей навстречу. Мелиор махнула трясущейся рукой, чтобы показать, что все в порядке.

— Ну, как там? — с какой-то безнадежностью спросил он.

— Хорошо,— выдавила она из себя. — Все хорошо. — И отвернулась. Затягивать разговор не хотелось.

— Но чародей! — волновался Гвилим. — Он же остался там! Совсем один!

— С ним ничего не случится! — отрезала она.

Гвилим растерянно поглядел на нее и, покраснев, пошел прочь.

Мелиор вздохнула. Зря она так. Надо бы догнать и извиниться, но она не сдвинулась с места Да и что она ему скажет? Имела ли она право обнадеживать его? Она сама вовсе не была уверена, что с чародеем ничего не случится. Даже наоборот, считала, что Седрик выпроводил ее, чтобы самому убить мага.

Но потом, тряхнув головой, она отбросила эту мысль. За прошедший день Мелиор успела убедиться, что Орриса голыми руками не возьмешь. Кроме того, подобный поступок был не в характере Седрика. Она прикрыла глаза, пытаясь успокоить себя, но ничего не достигла. От страха за жизнь Орриса все ее тело била крупная дрожь.

Почему-то угроза, которую она прочитала в глазах оверлорда, когда тот ее отослал, не пугала ее, хотя бояться было чего. Он был взбешен настолько, что с легкостью убил бы ее. И все же не по этой причине у девушки холодели руки и колотилось сердце.

Пока Седрик и Оррис вели в покоях оверлорда словесные баталии, она вдруг поняла, что с ней случилось нечто столь странное и пугающее, что самой верилось с трудом. И все же это было так же верно, как то, что ее звали Мелиор И Лакин.

Она начала страстно желать, чтобы все, что задумал маг, у него получилось. Если он хотел мира, пусть будет мир. Если он пришел сровнять с землей весь Брагор-Наль, она поможет ему.

Бессмыслица какая-то. Столько лет, бессчетно рискуя собственной жизнью и без всяких сомнений лишая жизни других, она неуклонно приближалась к цели, мечтая о радужных перспективах, которые откроет перед ней операция «Тобин-Сер». Мелиор собиралась стать овер-лордом, а может быть, даже Правителем. Это стремление было ее единственной путеводной звездой.

Но, сидя за столом с Седриком и Оррисом, она почувствовала, что воспоминание о видении неотступно преследует ее. Прозрение ясно говорило, что чародею и ей суждено стать союзниками. С той ночи она уже успела смириться с тем, что какие-то неизвестные обстоятельства вынудят их быть заодно. Но никогда не предполагала, что сознательно решит связать свою судьбу с судьбой мага.

— Я — лорд! — гневно урезонивала она себя. — И собираюсь захватить Тобин-Сер!

А внутри слышался другой голос, похожий на материнский: Ты — гилдрин. Пора бы уж это признать.

Долгие годы Дар для Мелиор был почти тем же, что лучемет и кинжал — средством достижения успеха. Всего пару дней назад она беззастенчиво воспользовалась им, чтобы добиться расположения Хранителя. К тому же со времени происшествия с Минком о Даре знали все ее жертвы. Признать свое происхождение? Да разве она не признавала его все эти годы?

Конечно, в глубине души она сознавала, что применять свои способности — одно, а думать о себе как о гилдрине — совсем другое. Но сегодня, глядя, с какой легкостью и достоинством маг выдерживает все вопросы и угрозы оверлорда, она почувствовала необъяснимую гордость, словно это касалось и ее. В каком-то смысле так и было. Оррис, не позволяя Седрику, считавшему ничтожеством всех в Брагор-Нале, подчинить и унизить себя, защищал и достоинство тех, в чьих жилах текла кровь Гилдри. Мелиор впервые в жизни подумала, что она не только лорд, но и гилдрин, и ей вдруг страшно захотелось, чтобы Оррис это узнал. Пусть этот чародей поймет, что она на его стороне. Поэтому она и улыбнулась ему тогда, надеясь улыбкой выразить все, что не могла сказать на словах.

Понял ли это Оррис, она не знала, но вот Седрик — вне всякого сомнения. Совершенно ясно, что, становясь на сторону мага, она приобретала в лице оверлорда смертельного врага. Но при этом была уверена, что Оррис, пожалуй, единственный человек в Брагор-Нале, способный ее защитить.

Она еще раз глубоко вздохнула и наконец почувствовала, что успокоилась. Теперь ее жизнь страшно усложнилась, но она сама сделала выбор и почему-то почувствовала от этого облегчение.

Мелиор подошла к Хранителю, стоявшему в сторонке и не сводившему взгляда с коричневатого свечения своего камня. Дотронувшись до его руки, она сказала:

— Простите, Хранитель. Я не хотела вам нагрубить. Он молча посмотрел на нее, потом ответил:

— Ничего, — и добавил, взглянув на охрану и двери в комнаты Седрика: — Только хорошо бы отсюда поскорее убраться.

— Я тоже так думаю, — тихо согласилась Мелиор.

Он бросил на нее удивленный взгляд, но ничего не ответил. Так они и стояли молча в ожидании Орриса.

Он появился очень скоро и, глядя вперед, быстро прошел мимо стражи, не обращая на нее никакого внимания. Ястреб хищно обозревал коридор с его плеча, словно готовый кинуться на любого, кто приблизится. Миновав Мелиор и Хранителя, Оррис не замедлил шаг и не сказал им ни слова, так что они просто поспешили за ним к лифту. Только когда дверь закрылась и кабина двинулась вниз, Гвилим нарушил тишину.

— Спросите его, что случилось, — попросил он Мелиор. Ей было сложно разбирать его странный говор, но теперь она стала привыкать. — Спросите, что случилось! — нетерпеливо повторил он.

— Что он говорит? — спросил Оррис на Тобинмире.

— Он хочет знать, что произошло между вами и Седриком, — ответила она. — И я тоже.

Маг взглянул на Гвилима и ободряюще улыбнулся:

— Скажите, что нам с оверлордом не удалось поладить и скорее всего больше мы с ним не увидимся.

Мелиор стиснула зубы. Седрик умел удивлять, уж ей-то это известно. И если он вдруг снова решит повидать Орриса, тому вряд ли удастся избежать встречи. Тем не менее она повернулась к Хранителю и в точности перевела ответ.

— Вот и хорошо, — довольно согласился Гвилим. — Не нравится он мне.

Выслушав перевод, Оррис кивнул:

— Мне тоже. — Он посмотрел на Мелиор долгим взглядом. — Спроси, верит ли он тебе по-прежнему, — наконец велел он, переходя на «ты».

Женщина молча воззрилась на него. Надо же, а она-то была готова поведать ему о своем видении, сказать, что они должны быть союзниками! Но чародей словно вылил на нее ушат холодной воды. И это ради него она готова была отказаться от единственной цели в жизни, — собственно, уже отказалась. А Оррис даже сомневается, можно ли ей верить. И это при том, что Седрик строил против нее козни. «Какая же я дура, — подумала она. — К тому же теперь меня еще и убьют».

Лифт остановился, и дверь открылась. Они вышли и, сопровождаемые дюжими охранниками, втроем быстро покинули здание. У подножия мраморной лестницы ожидал мобиль Мелиор, и люди Седрика предупредительно распахнули дверцы. Гвилим забрался на заднее сиденье, а Мелиор и Оррис снова сели впереди.

— Спроси, верит ли он тебе, — повторил маг, когда она завела мобиль.

Она покачала головой:

— Нет. Я тебе не переводчик и не слуга. Сам спрашивай.

— Боишься, что он скажет, да? — мрачно усмехнулся Оррис.

Она выругалась сквозь зубы.

— Чародей хочет знать, доверяешь ли ты мне, — зло произнесла она, оглядываясь на Хранителя. — Похоже, сам-то он мне не очень верит.

Гвилим замялся, переводя взгляд с одного на другого.

— Скажи, что я не знаю, — наконец тихо ответил он.

— Да пошли вы оба… — огрызнулась она, чувствуя, как все переворачивается внутри, и на глаза наворачиваются слезы.

— Что он сказал? — тут же спросил Оррис.

— Он сказал, что не знает,— перевела она, останавливая мобиль в каком-то переулке. — Ну и прекрасно. Проваливайте. Хоть сдохните оба под забором, мне начхать.

Оррис не двинулся с места, оценивающе глядя на нее.

— Ну давай, выкатывайся, — повторила Мелиор, повысив голос.

— Сначала ответь мне на пару вопросов, — сдержанно попросил Оррис. — Зачем ты подослала ко мне убийц?

Мелиор вдруг напряглась, как будто маг приставил ей нож к горлу.

— Это он тебе сказал! — прошептала она.

— Вообще-то, нет. Он только намекнул. До этой минуты я не был уверен.

— О чем вы там говорите? — поинтересовался Гвилим.

— Зачем ты это сделала? — не обращая на него внимания, повторил Оррис.

— Это была ошибка, — ответила она чистую правду, хотя и не надеялась, что он поймет.

— Потому, что из этого ничего не вышло?

— Нет. Потому, что я отстаивала нечто, в чем теперь нет никакого смысла.

— Что это значит? — настаивал маг. — Что ты отстаивала?

— Да в чем дело? — забеспокоился Гвилим, наклоняясь вперед.

Оррис, не сводя взгляда с Мелиор, поднял палец, прося Хранителя помолчать.

— Говори же, — обратился он к ней.

Женщина перевела дыхание. Так и должно было случиться, подумала она. Не стоило рассчитывать, что все получится легко и просто.

— Седрик — тот самый человек, что отправил захватчиков на вашу землю, — начала она. — Перестав получать сведения от главы первого отряда, он решил снарядить второй. Я должна была руководить им.

— Что"? — прошипел Оррис, глядя на нее с ненавистью и омерзением.

Мелиор смотрела в окно, больше не в силах поднять на него глаза.

— Если бы все удалось, я стала бы новым оверлордом, может, со временем даже Правителем, — тихо продолжала она, проведя языком по вдруг пересохшим губам. — Я знала, что ты придешь в надежде заключить мир, и постаралась этого не допустить.

— Поэтому и попыталась меня убить.

— Да.

Повисла тревожная тишина. Чуть подождав, Гвилим кашлянул, чтобы обратить на себя внимание.

— Расскажи это ему, — сказал Оррис, не глядя на женщину. — Все.

Она заговорила, и, когда она закончила, Хранитель откинулся на сиденье и присвистнул, глядя в окно.

Однако, помолчав немного, он повернулся к ней и посмотрел прямо в глаза:

— Скажи чародею, что теперь я тебе верю.

Мелиор зажмурилась, думая, что ослышалась.

Гвилим усмехнулся:

— Скажи.

— Ты, наверное, усомнишься, — обратилась она к Оррису, — но Гвилим говорит, что теперь верит мне.

Оррис тут же повернулся к Хранителю, и тот кивнул.

— Скажи, — продолжил Гвилим, — что, раз ты созналась в этом, у тебя больше не может быть секретов.

Мелиор улыбнулась и в точности повторила его слова.

— Разумно, — согласился маг.

— То есть, ты тоже веришь мне?

Оррис снова посмотрел на улицу.

— Пока нет. Но можно попробовать еще раз.

— Ну что ж, все предельно ясно, — помолчав, произнесла Мелиор, снова завела мобиль и выехала на главную улицу. — Надо двигать. Седрик пошлет за нами людей.

— У меня новости, Доб, — продолжал Седрик, отчего у изгоя сердце чуть не выскочило из груди, — правда, одна плохая, но другая — очень хорошая.

Доб попытался сглотнуть образовавшийся в горле ком, но язык присох к гортани. Вот оно! Как же долго он ждал, кого наконец назначат лордом Второго квартала после смерти Сэвила. Кажется, прошло больше полугода? Сразу после той невероятной ночи, когда тот погиб, претендентов было шестеро. Но вскоре их осталось только двое: Доб и жилистый смуглый Бовен.

До гибели Сэвила Доб встречался с ним дважды или трижды и один раз видел, как Бовен дерется. Этот парень ему нравился, его было за что уважать. Бовен отличался острым умом и не стеснялся прислушиваться к чужому мнению. Он виртуозно владел кинжалом, быстротой и хитростью компенсируя недостаток силы. Исход той драки, что видел Доб, был решен с самого начала, несмотря на то что противник Бовена был значительно выше и крепче. Все быстро закончилось, и здоровяк остался лежать в растекавшейся под ним луже крови.

Но, несмотря на уважение, Доб яростно сражался с конкурентом, потому что положение и богатство лорда были несравнимы с тем, что имели даже наиболее отъявленные изгои. Соперники подсылали друг к другу убийц; отправляли банды своих людей на территорию противника, провоцируя перестрелки; давали взятки и расточали щедрые обещания другим изгоям, претендовавшим на лидерство во Втором квартале, за то, чтобы они сошли со сцены или упрочили их собственные силы. Борьба продолжалась всю осень, и зиму, и часть весны. Снова и снова преимущество переходило от одного к другому. Например, пару недель назад Доб уже решил, что выиграл битву, но серия ответных ударов, завершившаяся ночью, когда несколько засад и стычек лишили его одиннадцати человек, совсем выбила его из колеи и заставила занять оборонительную позицию. В последнее время он пытался вернуть утраченное положение при помощи некоторых ответных действий, но пока добился немногого.

Учитывая все это, ему было от чего разволноваться, увидев Седрика на переговорном экране.

— Тебе известно, Доб, — торжественно продолжал Седрик, — что я пристально слежу за всем, что происходит во Втором квартале. Несмотря на излишнее рвение, и ты, и Бовен продемонстрировали похвальную решимость, изобретательность и упорство. Все эти качества я высоко ценю в своих лордах. Ничуть не сомневаюсь, что вы оба прекрасно справились бы с этой работой.

Внимательно слушая, Доб старался держать себя в руках. Он знал, что за этим последует.

— Однако, — не спеша, продолжал Седрик, — боюсь, что я все же склоняюсь в пользу Бовена. Вы оба потеряли достаточно людей, и я не хочу новых кровопролитий. Продолжение борьбы будет… непродуктивным. И надеюсь, ты согласишься, что в настоящий момент перевес на стороне Бовена.

— Но небольшой! — тут же вскинулся Доб. — Оверлорд, мне бы еще недельку, и я уверен…

— И я уверен, Доб, — перебил одноглазый. — Но пора положить этому конец. Кроме того, у меня для тебя припасена другая работенка

Доб уставился на экран.

— Другая работенка? — тупо переспросил он.

— Да. Это и есть та хорошая новость, о которой я говорил. — Оверлорд многозначительно помолчал и улыбнулся. — Доб, как ты посмотришь, если я предложу тебе Четвертый квартал?

Казалось, громила проглотил язык. Он молча глазел на экран, как будто Седрик вдруг заговорил с ним на незнакомом наречии.

— Доб! — теряя терпение, окликнул его Седрик.— Ты меня слышишь?

— Д-да, оверлорд. Да, конечно.

— И что скажешь?

— Но Четвертый — это квартал Мелиор.

— Спасибо, Доб, — раздраженно ответил оверлорд. — Без тебя я бы не догадался.

— Простите, — едва выговорил изгой. — Я только… я слышал… я знаю, что сейчас Четвертым управляет Джибб.

— Тебе это сказал кто-то более сведущий, чем я?

Доб прикрыл глаза и провел рукой по темным спутанным волосам. Надо же быть таким тупицей!

— Конечно, нет, оверлорд, — снова глядя на Седрика, ответил он. — Простите. Я просто растерялся.

— Нечего тут теряться! — нетерпеливо оборвал его одноглазый. — Я предлагаю тебе Четвертый. Отвечай, согласен ты или нет?

Доб по-прежнему не понимал, что происходит, но сейчас, похоже, это не имело значения.

— Да, согласен.

— Прекрасно, — подвел итог Седрик таким тоном, словно и спрашивать было не о чем. — Тогда быстренько собери туда своих людей. Мелиор действительно, оставила Четвертый на Джибба, и он пока не в курсе, что я хочу его заменить.

— Понимаю.

— Ой ли? — с сомнением спросил Седрик. — Действительно понимаешь?

— Да, оверлорд, представьте себе! — начиная выходить из себя, огрызнулся детина. Конечно, перед ним Седрик, но у него тоже есть гордость. — То, что вы сказали, значит, что Джибб воспримет мое появление в своем квартале как набег. Поэтому мне нужно либо взять достаточно людей, чтобы подавить сопротивление, либо сперва убить его, а потом, во время неразберихи, захватить власть.

Седрик откинулся в кресле и улыбнулся:

— Молодец, Доб. Именно об этом я и говорил.

— Сложность в том, оверлорд, что у меня мало людей. Эта стычка с Бовеном мне дорого стоила.

— Да, Доб, я знаю, — ответил Седрик. Он взял в руку какую-то бумажку со стола, словно считал разговор оконченным. — Я дам тебе людей, оружие, деньги — столько, сколько потребуется. Теперь ты доволен?

— Да, оверлорд! Спасибо, оверлорд!

— Надеюсь, ты быстро покончишь с этим делом, Доб, — заметил Седрик, даже не глядя на экран. — Самое лучшее — завтра. Но не позднее чем послезавтра Ясно?

— Да, оверлорд, — ответил Доб, и видя, что тот уже занес руку, чтобы отключиться, добавил: — Простите…

— Что еще, Доб? — Седрик был явно раздосадован.

Изгой молчал.

— Ну?

Доб тряхнул головой и слабо улыбнулся.

— Да нет, пустяки. Спасибо, оверлорд.

Седрик нахмурился, и через секунду его лицо поплыло и пропало с экрана.

Громила откинулся на спинку стула и судорожно вздохнул. Ему никогда прежде не доводилось разговаривать с оверлордом, но многие говорили, что это занятие не для слабонервных. Теперь он сам в этом убедился. Ощущение было такое, словно он только что долго дрался на ножах, таким вымотанным Доб себя чувствовал. Он долго сидел, закрыв глаза, и приходил в чувство. Оглядевшись наконец, он увидел, что в квартире уже довольно темно, только слегка светится экран перед ним. Доб запоздало отметил, что забыл его выключить, но даже не пошевелился. Он бессмысленно смотрел на экран, пытаясь понять, в какую сторону меняется его жизнь. После окончания разговора девчонка — Доб совсем забыл, как ее зовут, — дважды окликала его из постели, но он не ответил. Сейчас она, наверное, уже спит. Хотя какая, собственно, разница. Когда на экране появилось лицо Седрика, ему было уже не до нее.

Все-таки какая ирония в том, что оверлорд предложил ему квартал Мелиор, ведь именно она убила Сэвила. Парень до сих пор винил себя в его смерти. Та девица в баре, она была одета как вестра, у нее был другой цвет глаз и волос, и звали ее Келлин, но он нисколько не сомневался, что то была Мелиор. Доб и остальные ребята видели, что Сэвил и Келлин вышли вместе, и с тех пор никто не видел лорда в живых. Все считали, что он убит Мелиор. Значит, Келлин и Мелиор — одно лицо.

— Надо было убить ее, когда представилась такая возможность, — сквозь зубы пробормотал Доб, уже в который раз упрекая себя. И, как всегда, вынужден был признать, что это всего лишь тщеславие. Пока была такая возможность. Какое бахвальство! Да не было у него никаких шансов против Мелиор И Лакин и быть не могло. Он до сих пор живо помнил, как перепугался, когда она приставила кинжал ему между ног, и то унижение, которое он испытал, когда ему пришлось отпустить ее на глазах своих парней. Знать, что та девица была Мелиор и это она чуть позже прикончила Сэвила, было бальзамом для его уязвленной гордости. Но ничего не меняло в его жизни, которая с той ночи превратилась в сплошной сумбур.

Все это время не прекращалась война с Бовеном. А нынче, похоже, он проиграл. Доб вдруг понял, что Седрик только что спас ему жизнь. Проигравшие битву за власть над кварталом редко выживали, когда приходил новый лорд. Слишком уж опасным местом был Наль, чтобы позволить себе роскошь проявлять милость к побежденным врагам. Едва Бовен узнает о решении Седрика, он подошлет убийц к Добу и его верным людям. Во Втором квартале будущего у Доба нет. Правда, ему не сильно верилось и в светлые перспективы в Четвертом. Даже если удастся убрать Джибба — не такое уж пустячное дело, учитывая его репутацию наиболее отъявленного изгоя во всем доминионе Седрика, — останется по меньшей мере полдюжины других, более законных претендентов на то, чтобы взять Четвертый в свои руки, и вряд ли они будут в восторге от вмешательства чужака. Шансы выжить в такой обстановке были не намного выше, чем во Втором, даже с обещанной Седриком поддержкой.

Седрик должен был прекрасно понимать это; наверняка он осознавал, что появление Доба в Четвертом квартале чревато затяжной полосой волнений и переворотов. Громила лишь пожал плечами. Он не понимал мотивов Седрика, да и какое это имеет значение? Четвертый можно потерять, но если его завоевать, он принесет ему намного больше, чем Второй квартал, хоть это и очень опасно.

К несчастью, здесь оставалось еще одно незаконченное дельце. Доб хотел обсудить его с оверлордом, но побоялся его рассердить. Да и вряд ли оно стоит того, чтобы беспокоить оверлорда. С какой стати его должен интересовать какой-то помешанный в странных лохмотьях, утверждающий, что он бывший изгой и бежал из тюрьмы Тобин-Сера? Добу и в голову не пришло бы доносить эту нелепицу до слуха Седрика, но этот безумец без умолку твердил, что в Брагор-Наль только что проник чародей. Доб, хоть и не верил не единому слову, все же слышал, что Седрика в последние годы очень интересовали колдуны Тобин-Сера. «Да ладно, — подумал Доб, — скажу в следующий раз. Куда спешить-то?»

В спальне послышались возня и шорох простыней, и чуть позже в комнате появилась сонная голая вестра. Спутанные пряди рыжих волос падали ей на спину.

— Так ты идешь в койку или как? — зевая, поинтересовалась она. — Учти, платить все равно придется. Мое время стоит денег, хочешь ты развлекаться или нет. Не сердись, сладенький, но тут у меня твердо: пусть ты даже лорд, все равно плати.

Доб усмехнулся и встал, чувствуя, как в штанах сразу стало тесно.

Вестра зашла сбоку, и положила одну ладонь ему на руку, а другой стала гладить грудь.

— Пойдем же, — мурлыкала она. — Что ты сидишь за этим дурацким столом, со мной ведь намного лучше.

— Надеюсь, — с ухмылкой ответил он, схватил ее за грудь и попытался поцеловать девушку. Она укусила его за губу, и, хихикая, потащила за собой в постель. Он не стал сопротивляться, но на этот раз не забыл выключить экран.

 

21

Просматривая донесения разведки по Тобин-Серу, я с тоской убеждаюсь, что они безнадежно стары. Жаль, что с отбытием Калбира пришлось приостановить деятельность разведки, но тогда это была необходимая предосторожность. По совести говоря, я был уверен в успехе предприятия. Как оказалось, чересчур уверен.

Из личного дневника Седрика И Врана,

Все же, снова и снова перечитывая данные по Тобин-Серу за последние несколько лет, я постоянно натыкаюсь на одно и то же: эта страна меняется чрезвычайно медленно. И люди, и учреждения нашего восточного соседа, включая и сам Орден, скованы бесчисленными традициями и потому весьма неохотно воспринимают все новое. Пока непонятно, послужит это нам на пользу или нет, когда настанет время дискредитировать Орден, но сейчас меня несколько успокаивает, что сведения нашей разведки, вероятно, не совсем утратили свою ценность даже по прошествии нескольких лет.

оверлорда первого доминиона Брагор-Наля.

Джарид и Элайна никогда еще не пересекали Тобин-Сер с такой быстротой. Меньше полутора месяцев они добирались от своего маленького дома на побережье Южного Шелтера до восточных склонов гор Парне. Завтра они уже будут в Амариде, и сейчас, сидя у небольшого костра и глядя на яркие звезды, Джарид холодел от мысли, что их там ждет. Он по-прежнему не сомневался, что неожиданный вызов Сонель означал, что кто-то узнал о поступке Орриса. И даже догадывался, кем был этот кто-то, хотя, собственно, какая разница. Скоро весь Орден узнает, и насколько бурной будет реакция, трудно даже предсказать.

Он все еще отчетливо помнил, что сказали друзья, с которыми они поддерживали ментальную заставу, когда он наконец объяснил им, почему Оррис больше им не помогает. Элайне и Бадену, само собой, все уже было известно, а Транн отнесся к этой новости с обычной невозмутимостью. Зато остальные в выражениях не стеснялись. Меред просто вышел из себя, узнав, что Джарид, Элайна и Баден даже пальцем не шевельнули, чтобы удержать Орриса и снова водворить Барама в тюрьму.

Одно дело — ослушаться Орден и создать ментальную заставу! — бушевал он так сильно, что даже трудно было разобрать его слова. — Но вызволить Барама — совсем иное! Это уже похоже на государственную измену!

Согласна, — всех поразив, вступила Урсель. — Я очень редко расхожусь с Оррисом во мнениях и считаю его отличным другом. Но сделанное им — просто непростительно!

Даже Радомил потерял обычное спокойствие, а ведь Джарид знал лысого мага уже много лет, поскольку тот служил его родной деревне Аккалии еще до его рождения, и он никогда прежде не видел, чтобы Радомил выходил из себя.

— О чем он только думал, не понимаю! Так нельзя поступать! И я думаю, что вы, Джарид с Баденом, зря не остановили его.

Большую часть той ночи Джарид с дядей пытались оправдать Орриса в глазах остальных. Магов они так и не убедили, но заставу удалось сохранить. Элайна тогда молчала, и лишь позже, когда они с Джаридом уже лежали в постели, она призналась ему, что тоже осуждает невероятный поступок их друга

— Я очень надеюсь, что у него что-нибудь получится, — запальчиво добавила она, — и, хорошо зная Орриса, я понимаю, что вы с Баденом вряд ли могли остановить его, но, по-моему, он перешел все границы, уведя Барама из тюрьмы.

Джарид промолчал. Все, что сказали Элайна, Меред, Урсель и Радомил, лишь отражало его собственные внутренние сомнения, поэтому спорить было не о чем. Сейчас же, несколько месяцев спустя, пребывая в горах над Амаридом, глядя на звезды и вспоминая ту ночь, он так и не мог побороть страх перед предстоящим Собранием. Если уж близкие друзья Орриса так бурно отнеслись к этому известию, что могут сказать остальные маги и Магистры? В свое время Оррис многих из них настроил против себя грубыми манерами и заносчивостью. Его и раньше-то не сильно жаловали, особенно старые Магистры. Теперь же, похитив Барама, Оррис дал им повод добиться его исключения из Ордена, а то еще чего похуже.

— Ты слушаешь меня или нет? — спросила Элайна, легонько ткнув его локтем.

— Нет, — отозвался Джарид, наклоняясь и целуя ее в макушку. — Прости, пожалуйста. Что ты сказала?

— Да ладно, бог с ним. Все важное я оставлю до времени, когда мы снова будем поддерживать ментальную связь. Так хоть я буду знать, что, хочешь не хочешь, ты меня выслушаешь.

Джарид рассмеялся и взял руку Элайны в свою.

— Я думал об Оррисе, — сказал он, помолчав.

— Ты по-прежнему считаешь, что нас собирают из-за него? — бросив быстрый взгляд на лежащие на земле цериллы, спросила она.

— Да. Этой ночью он снова мне приснился. Это седьмой раз с тех пор, как мы вышли из дома.

Элайна затаила дыхание.

— Это было видение?

— Нет. Такой же сон, как и остальные.

— Значит, нельзя сказать уверенно.

— Видимо нет, — согласился он. Она права, раз это обычные сны, нельзя придавать им слишком большого значения. Но хоть их и не назовешь провидческими, Джарид все же хорошо знал себя и свои магические способности, чтобы просто их игнорировать. Будущее Собрание созывают из-за Орриса.

— Как ты думаешь, с ним все хорошо? — тихо спросила Элайна.

— Не знаю, — ответил он. — Хотелось бы верить, но он так далеко, да и что это за страна, в которую он отправился, мы не знаем. — Джарид вздохнул, и девушка склонила голову к нему на плечо. — Но если кто-то и может добраться до Лон-Сера и вернуться, так это Оррис. Никого более смелого и сильного, чем он, я не знаю.

— Это правда, — тихо сказала она. — Надеюсь, там эти качества не окажутся бесполезными.

На следующее утро они открыли глаза, едва только первый луч солнца позолотил небо на востоке, а из леса внизу донеслись ранние птичьи трели. Быстро поднявшись, они перекусили и через полчаса уже были в седле; им предстоял последний перегон в долгом пути до Амарида.

К полудню они въехали в Ястребиный лес и проскакали недалеко от того места, где Джарид установил связь с Ишаллой пять лет назад. Ястреб узнал родные места и теперь парил над их головами, зорко вглядываясь в окрестности, кружа и бросаясь из стороны в сторону, словно он был вне себя от радости.

Джариду было необыкновенно приятно видеть свою птицу такой счастливой, но он не мог разделить ее восторга Нынче ночью образы Орриса и темной, враждебной страны снова преследовали его. К тому же чем ближе к Амариду, тем сильнее становилась его тревога по поводу предстоящего Собрания.

Однако, лишь оказавшись в городе, молодые маги окончательно поняли, насколько серьезно положение. В Амарид они прибыли вскоре после обеда. Небо, такое чистое утром, стало затягиваться облаками, а между домами старой части города дул резкий ветер. Лошадей маги оставили в конюшне у кузнеца, много лет тому назад согласившегося присматривать за их животными в обмен на любую помощь: лечение, заживление ран, а однажды, в одно особенно влажное лето, он даже просил их разжечь огонь. Сами же они направились в харчевню «Гнездо», где всегда останавливались, приезжая в город Первого Мага. В харчевне до боли знакомо пахло жареным мясом, вином и дымом, а за маленьким столиком у двери в одиночестве сидел Транн, немедленно замахавший им руками.

Он с улыбкой обнял их, но его зеленые глаза были серьезны.

— Рад вас обоих видеть, — тепло сказал он, положив руки на плечи Элайны и Джарида. — Застава, конечно, спасает от тоски, но все равно, она не заменяет удовольствия видеть вас.

Джарид согласно кивнул и переглянулся с Элайной. Им-то лучше других известно, какие ограничения накладывает ментальное общение.

— И мы очень рады тебе, Транн, — ответила Элайна. — Рейвлад тоже радуется, — сказала она, посмотрев на светло-коричневого ястреба мага.

Транн задумчиво потрепал перья своей птицы.

— Хорошо, что она еще раз выдержала это путешествие, — с нежностью произнес он. — Она была мне хорошим другом.

Джарид встревоженно посмотрел на него:

— Она больна?

— Да нет. Старая просто. Честно говоря, я и не надеялся, что она доживет до середины лета. — Он тряхнул головой. — Единственная радость от всего этого, что мы с Рейвлад последний раз сможем вместе поприсутствовать на Собрании.

— Единственная радость? — переспросила Элайна. — А ты знаешь, зачем Сонель нас собрала?

Транн оглянулся по сторонам, и его смуглое лицо посуровело.

— Да, — сказал он и показал на один из столиков в глубине. — Но давайте обсудим это без посторонних.

Троица направилась к одному из столов в дальнем конце сумрачного помещения, но, еще не дойдя до него, они услышали из-за стойки громогласный рев Маймуна, хозяина «Гнезда».

— Маг Джарид! Маг Элайна! — орал он, идя им навстречу с радушной улыбкой на широкой физиономии и протягивая огромные волосатые ручищи. — Как поживают мои любимые пташки-милашки? Пташки-милашки! — с удовольствием повторил он и гулко захохотал над собственной шуткой, в ожидании одобрения поглядывая на Транна. На самом деле каламбур был уже донельзя заезжен.

— Спасибо, Маймун, — ответил Джарид. Несмотря на фамильярное поведение, Маймун ему нравился. А вот Элайна его недолюбливала. Да и Баден тоже. Правда, дядя останавливался в «Гнезде» каждый год, но неуклюжий громогласный хозяин, кажется, с каждым разом нравился ему все меньше.

— Я оставил для вас комнату, — продолжал Маймун, — самую лучшую. — И подмигнул Элайне. Та только сдержанно улыбнулась в ответ. — Магистр Баден тоже остановится с вами?

— Только не в нашей комнате, — ответил Джарид, — но думаю, он тоже здесь поселится.

Хозяин оглушительно расхохотался и так сильно хлопнул Джарида по спине, что тот чуть не упал, а Ишалла испуганно забила крыльями, чтобы удержаться на его плече.

— С твоего разрешения, Маймун, — миролюбиво начал Джарид, когда раскаты хохота смолкли, — мы хотели бы присесть за дальним столиком и обсудить наши личные дела. Можно подать нам обед туда?

Маймун, как всегда готовый угодить магам, энергично кивнул.

— Конечно, маг Джарид. Сию минуту.

Он тут же ушел, а маги направились к свободному столу.

— Эрланд узнал, что Барам исчез, — без предисловий начал Транн, едва они сели.

Элайна на секунду зажмурилась, а Джарид судорожно вздохнул.

— Так я и думал, — сказал он. — Откуда он узнал?

— Он хотел устроить у тюрьмы беспорядки.

— Ясно, — сказала Элайна. — Так чего же он хочет? Исключить Орриса из Ордена?

Транн хмуро посмотрел на нее:

— Если бы только это. — Служанка принесла жареную дичь на блюде, черный хлеб и дымящийся горшок с овощным рагу, и смуглый маг замолчал. Вторая служанка подоспела с тремя кружками амарийского эля. Маги ждали, когда все будет расставлено, и девушки уйдут.

— Значит, Эрланд не просто хочет выгнать Орриса из Ордена? — уточнила Элайна, когда они снова остались одни.

— Он хочет, чтобы Орриса судили за государственную измену, — кивнул Транн.

— Измену?! — вскричал Джарид.

Транн бросил на него суровый взгляд и оглянулся. Маймун и одна из девушек смотрели на них из-за стойки, но больше, кажется, никто не обратил внимания на неожиданную вспышку Джарида.

— Неужели он действительно рассчитывает, что у него получится, — несколько тише продолжил молодой маг. — Пусть Оррис нарушил волю Ордена, но он делает это для блага страны.

— Об этом знаем мы трое, да Баден, да еще несколько магов, — сказал Транн. — Думаю даже, что Сонель тоже так считает, хотя никогда и не признается в этом публично. — Он отхлебнул эля из кружки. — Но совсем другое дело — Эрланд со своими сторонниками и Арслан с другими юнцами. Им важен сам факт, что Оррис освободил явного врага Тобин-Сера. Формально, по закону, это и есть государственная измена.

— Ты хочешь сказать, что Эрланд и Арслан заодно? — подавшись вперед, спросила Элайна.

— Точно не знаю, — пожав плечами, осторожно ответил Транн. — Думаю, это вполне возможно.

Обдумывая все, что услышал, Джарид рассеянно ковырял вилкой в тарелке. Если Эрланд, предводитель старых Магистров, и Арслан, наиболее заметный среди молодых магов, объединятся против Орриса, тому грозит нешуточная опасность.

— Транн, ты чего-то не договариваешь? — пристально глядя на смуглокожего мага, спросила Элайна.

С минуту Транн колебался.

— Опять же, я ни в чем не уверен, — наконец, сказал он. — Я лишь знаю о том, какие слухи ходят в Великом Зале.

— Что за слухи? — не отступала Элайна.

— По-видимому, Эрланд считает, что Оррис был только одним из действующих лиц большого заговора. Он упомянул имя Бадена, как будто тот знал о планах Орриса еще до его ухода, и намекнул еще кое на кого, включая и нас троих.

Не веря своим ушам, Джарид смотрел на друга. Пять лет назад Бадена, Транна и Орриса уже судили перед лицом Ордена по ложному обвинению. Но тогда все было иначе. Их обвинитель, Сартол, сам был предателем, и этот его ход был частью хитроумного плана завоевания лидерства в Ордене и захвата власти над Тобин-Сером при помощи Созывающего Камня.

Сейчас же, Джарид был убежден, никаких коварных происков и в помине не было. Нет причин предполагать, что Оррис предал страну. Старый Магистр, очевидно, и вправду боялся заговора. Но тогда это еще страшнее.

— Ну так что будем делать? — пригладив рукой темные волосы, спросила Элайна звенящим от волнения голосом.

— Трудно сказать, — откликнулся Транн. — Эрланду не терпится открыть Собрание, и он пытается склонить Сонель открыть заседания немедленно. Однако Премудрая настояла, что она объявит Собрание открытым, когда соберется не меньше трех четвертей всех членов Ордена. Пожалуй, через неделю мы узнаем, что задумал Эрланд.

Джарид отставил тарелку. Есть почему-то расхотелось.

— Ты что-нибудь слышал от Бадена? — спросил он Транна.

— Ничего. Надеюсь, он скоро прибудет.

— Я тоже. Я связался с ним перед отъездом из Южного Шелтера. Он был несколько озабочен предстоящим путешествием, похоже, что доставшаяся ему лошадь его не слишком-то вдохновляла.

Транн хихикнул:

— Эти животные его никогда не вдохновляют. — Он отщипнул кусочек хлеба и отправил в рот. — Полагаю, Баден знает, как мы будем защищаться против нападок Эрланда. Очень на это надеюсь, так как сам-то я в таких вещах не силен. А пока, думаю, надо внимательно следить за своими словами, даже в разговорах с теми магами, которым мы доверяем.

Элайна и Джарид кивнули в знак согласия. Продолжая смотреть на Транна, девушка взяла мужа за руку, словно ища поддержки:

— Ты уже разговаривал с Урсель, Мередом и Радо-милом?

— Только с Урсель. Меред и Радомил никогда… особенно не приветствовали поступок Орриса. Вряд ли будет разумно с ними это обсуждать.

Джарид задумчиво покачал головой и тихо сказал:

— Оррис не предатель. То, что он совершил — пример безграничной храбрости.

— Но это не значит, что он прав, — ответил Транн, тоже понизив голос.

Джарид отшатнулся, как будто тот его ударил.

— Что, и ты его осуждаешь?

— Я не знаю, что и думать, Джарид. С тех самых пор, как ты рассказал мне, меня одолевают сомнения. — Он хотел что-то добавить, но сам себя оборвал: — Не знаю.

Джарид не ответил — что тут говорить, — и остаток обеда прошел в молчании.

Баден прибыл в Амарид спустя три дня и, едва встретив их в «Гнезде», тут же сообщил о поразительном общении с Оррисом.

— Он и вправду нашел гилдринов? — несказанно удивившись, переспросил Транн, когда Баден замолчал.

— А кто такие гилдрины? — озадаченно посмотрел на них обоих Джарид.

Дядя нахмурился и перевел взгляд на Элайну, в чьих глазах тоже застыло недоумение.

— Да вы что, не читали мой доклад? — повысив голос, спросил Магистр.

Джарид с Элайной переглянулись, стараясь не рассмеяться.

— Даже отвечать не стоит, — гремел Баден, — может, тогда вы его внимательно прочтете. — Посмотрев на Транна, он увидел, что тот отвернулся и хихикает. — Спасибо, ты мне очень помог, — сердито сказал ему Баден и, повернувшись к юным магам, начал: — Из истории Проклятия Терона вам должно быть известно, что после его смерти небольшая группа сподвижников Терона покинула Орден.

— Это ведь из-за них Амарид создал ментальную заставу, верно? — перебил Джарид.

— Да, — кивнул Баден. — Возглавлял ушедших человек по имени Гилдри.

— Точно, — прошептала Элайна. Еще с детских лет, став потом ученицей Сартола, она изучала историю Проклятия Терона и Законов Амарида. Отчасти поэтому ее и включили в состав экспедиции в Рощу Терона. — Как же я забыла?

— Потомки и последователи Гилдри по-прежнему живут в Лон-Сере, — продолжал Баден.— По словам Барама, многие называют их Прорицателями, значит, они обладают Даром прозрения, хотя и растеряли остальные способности.

— Так они помогают Оррису? — спросил Джарид.

Баден лишь развел руками:

— Насколько это возможно. Они не понимают нашего языка, а Оррис не знает их наречия. К тому же гилдринов долгие века преследовали, так что они не имеют в Брагор-Нале никакого влияния. Зато они предоставляют ему пищу и кров, а это уже немало.

Элайна тряхнула головой, отбрасывая волосы с лица.

— Как ты считаешь, этот человек, о котором он спрашивал, опасен?

— Седрик? Думаю, да. Я не помню, чтобы слышал его имя, но у меня дурное предчувствие.

— Похоже, у Орриса тоже, — заметил Транн, — иначе он не наладил бы с тобою связь.

— Может быть, ты прав, но он все равно собирался встретиться с Седриком. — Магистр нервно потер подбородок.

— Ну что ж, мы ничем не можем помочь Оррису в Лон-Сере, — подытожил Транн. — Надо помочь ему разобраться с неприятностями здесь.

Следующие три дня, ожидая, когда соберутся остальные маги, Джарид, Элайна, Транн и Баден большую часть времени проводили в Великом Зале, обсуждая с другими приближающееся Собрание и стараясь разузнать мнение магов. По вечерам, собираясь в «Гнезде» за ужином и элем, они рассказывали друг другу все, что смогли узнать.

Однако Джарид вскоре понял, что его совершенно не волнует, что думают другие. Все равно ничто не повлияет на его поведение на Собрании. Он не станет ни лгать, ни скрывать свою точку зрения ради того, чтобы выгородить себя; он не будет отрицать, что виделся с Оррисом накануне его ухода, а также, что в некоторой степени оправдывает его действия. Оррис это заслужил; они все были обязаны ему, но, похоже, понимали это только он да Баден.

Действительно, чем больше другие маги видели в поступке Орриса измену, тем больше Джарид оправдывал его. Не раз в течение этих трех предшествовавших Собранию дней он вступал в споры с магами, защищая Орриса с гораздо большей горячностью, чем сам от себя ожидал, учитывая, что еще недавно и у него были определенные сомнения. Отстаивая своего друга перед оппонентами, он как бы спорил с той частью самого себя, которая до сих пор не находила тому оправдания.

На третий день Сонель наконец объявила, что Собрание начнется на следующее утро. Ночью Джарид и Элайна сидели в постели в «Гнезде» и размышляли, что может случиться завтра, и Элайна с беспокойством сказала, что его растущая воинственность может иметь плохие последствия.

— Если ты и дальше будешь им противоречить,— сказала она с досадой и тревогой, — они накинутся на тебя не меньше, чем на Орриса!

— Возможно, — спокойно согласился Джарид, — но ведь кто-то должен защитить его. А иначе все сойдет им слишком легко.

— Сойдет слишком легко? — сощурилась Элайна. — Не поняла.

— Я попробую объяснить, хотя и не уверен, что получится. Поступок Орриса — это реакция на бездеятельность Ордена, так ведь? — (Она согласно кивнула). — Тогда позволить им обвинить его в измене — значит потакать этому благодушному ничегонеделанию. Мы все в ответе за то, что Барам оказался в нашей стране. Мы все в ответе за то, что не разгадали гнусный план Сартола с самого начала; мы все в ответе, что чужеземцы нанесли нашей земле такой урон. И все из-за нашей бездеятельности. А Оррис пытается извлечь из этого положения хоть какую-то пользу. Он надеется, используя Барама, подхлестнуть руководителей Лон-Сера к позитивным действиям. Если Эрланд и все остальные признают Орриса виновным в измене, то снимут с себя всякую ответственность и по-прежнему будут вести себя так, словно Орден ни в чем не виноват. А единственного решительного человека — Орриса — покарают. — Помолчав, он добавил: — Он мой друг. Я не могу им этого позволить. И я не хочу, чтобы они прикрывали свою леность и трусость.

Элайна долго смотрела на него, а потом нагнулась и нежно поцеловала в губы.

— Это еще за что? — спросил Джарид, бегло улыбнувшись.

— За твою страстность, за твою верность и за способность видеть вещи на новый лад.

— Это означает, что ты со мною согласна?

— Это означает, что я люблю тебя, — ответила она, обвив его руками, — и я изо всех сил буду защищать тебя, даже если и не согласна с тобой.

На следующее утро их разбудил звон колоколов Великого Зала. Транн и Баден уже ждали их внизу, и вчетвером они поспешили в Палату Собраний. Друзья прибыли в числе последних, и, едва они успели занять свои места, Сонель объявила Собрание открытым. Никаких церемоний и помпы не было, она сообщила, что заседание открывается, и сразу же пригласила Эрланда выступить перед Орденом.

— Мы собрались здесь по твоему требованию, Магистр, — обратилась она к нему. — Полагаю, ты объяснишь, по какой причине.

— Благодарю тебя, Премудрая, — начал седовласый маг, встав со своего стула и проведя рукой по аккуратной белой бороде. — Я глубоко сожалею, что мне пришлось обратиться с требованием, о котором упомянула Премудрая. Я бы предпочел сидеть дома, ухаживать за своим садиком и тихо служить жителям деревень в окрестностях Ястребиного леса. Но я узнал о событии, чреватом столь грозными последствиями, что мне представилось необходимым привлечь к нему всеобщее внимание. — Он помолчал немного. — Чужеземец исчез, и у меня есть основания полагать, что его освободил один из наших товарищей.

Если Эрланд ожидал бурной реакции присутствующих, то, должно быть, он был разочарован, потому что в ответ раздалось лишь несколько приглушенных реплик. Новость уже успела устареть.

— Эрланд, как ты узнал, что именно Оррис увел Барама? — спросил один из магов помоложе.

— Мы отправились довольно большой группой к тюрьме, чтобы выразить наше недовольство излишней терпимостью, проявленной к этому хладнокровному убийце.

— Вот как он ухаживает за своим садиком, — наклонилась к Джариду Элайна. Он едва слышно хохотнул, а потом вновь обратил все внимание на Эрланда.

— Однако, когда мы туда прибыли, стража сообщила, что чужеземец переведен в Великий Зал, с тем чтобы Премудрая лично могла продолжить допросы. По словам стражников, увел его Оррис. — Эрланд обвел сидящих темно-синими глазами. — Я предполагаю, что он забрал узника в Лон-Сер, несмотря на то что уважаемое Собрание вполне ясно отвергло эту возможность. Правда, это всего лишь моя догадка — Его взгляд обратился к Бадену. — Думаю, кое-кто из присутствующих в этом зале может сказать нам, правда ли это.

Джарид понял, что его время пришло. Если он не заговорит первым, Баден примет всю вину на себя. Этого нельзя допустить. Ведь Баден тоже осуждал план Орриса, по крайней мере в начале.

— Да, Эрланд, — согласился Баден, поднявшись и принимая вызов старика. — Я знаю, куда Оррис повел чужеземца.

— Баден, не надо! — вмешался Джарид.

— Все в порядке, Джарид, — успокоил его дядя. — Я знаю, где находится Оррис, потому что не так давно он связался со мною через церилл.

Недоуменная тишина, последовавшая за этим сообщением, взорвалась бурей выкриков и вопросов. Конечно, подумал Джарид, только так и можно избежать обвинений в заговоре. Он посмотрел на Эрланда — старый Магистр не шелохнулся. Эрланд растерянно смотрел на Бадена, и видно было, что он совершенно не ожидал такого оборота. Очевидно, на это Баден и рассчитывал.

— А с какой стати он связался с тобой? — наконец, резким тоном спросил Эрланд, и в Палате Собраний установилась мертвая тишина. Все взоры обратились к Бадену.

— Он собирался встретиться в Лон-Сере с человеком, который, как он подозревает, имеет отношение к организации набегов на нашу страну, — объяснил худощавый Магистр. — Он хотел узнать, знакомо ли мне его имя из разговоров с Барамом.

— И что же, знакомо?

— К сожалению, нет.

— Итак, — презрительно фыркнул Эрланд, — Оррис распространяет свое сознание через море, чтобы задать тебе вопрос, на который ты не можешь ответить, и ты надеешься, что мы поверим, что именно по этой причине ты оказался посвященным в планы Орриса? — На его лице появился угрожающий оскал. — Что-то слабо верится.

Глаза Бадена гневно сверкнули, но голос прозвучал поразительно ровно.

— Ты намекал, что кто-то в этом зале может знать, куда Оррис увел чужеземца. Я всего лишь рассказал, что мне известно от самого Орриса. Что до всего остального, мне нет дела, веришь ты мне или нет.

— Когда ты с ним разговаривал, чужеземец по-прежнему был с ним? — спросил Арслан.

Баден замялся, но лишь на мгновение.

— Нет. Правда, он не рассказывал, что произошло, но я так понял, что Барам улизнул от него, едва они попали в Лон-Сер.

— Кулак бога! — рявкнул Арслан. — Так, значит, он теперь не только на свободе, но и у себя дома! — Он с силой хлопнул ладонью по столу. — Оррис за это заплатит!

Еще несколько магов возмущенно роптали.

— До Орриса дело дойдет в свое время! — выкрикнул Эрланд, перекрывая нараставший гомон. — Но здесь есть и другие, кто в не меньшей степени заслуживает наказания! — Он развернулся к Бадену и ткнул пальцем в его сторону. — Начнем с тебя, Баден! — Он снова усмехнулся, и глаза его победоносно заблестели. — Я упустил одну существенную деталь в рассказе о посещении тюрьмы, — сказал он, обводя глазами зал и возвысив голос так, чтобы все его слышали. — Один из стражников крайне удивился, что я не слышал об исчезновении чужеземца. Похоже, на следующий день после похищения Оррисом Барама Баден приходил в тюрьму. И по словам охранника, Магистр утверждал, что ему известно о приказе перевести чужеземца в Великий Зал. — Он снова посмотрел на Бадена, и все присутствующие также воззрились на сухопарого Магистра. — Может, стражник солгал, а, Баден? — насмешливо поинтересовался Эрланд.

Баден глубоко вздохнул и покачал головой.

— Нет, — тихо ответил он. — Я действительно сказал ему, что мне известно о переводе.

— Я знаю, зачем ты солгал! — выкрикнул Джарид, вскакивая на ноги. — Баден солгал стражнику, покрывая Орриса. Он ничего не знал о его намерениях.

— А тебе-то откуда это известно? — недоверчиво спросил Арслан.

— Потому что именно я рассказал Бадену о том, что совершил Оррис.

Арслан вскочил с места:

— Ты знал?

— Да. Я разговаривал с Оррисом незадолго до того, как он ушел.

— Ты попытался его остановить? — спросил Эрланд.

— Нет. Я заявил, что поддерживаю его.

— Что?! — в один голос закричали Арслан и Эрланд. Многие другие маги тоже повскакали со своих стульев и стали выкрикивать оскорбления в адрес Джарида, называя его предателем и еще того хуже. Джарид взглянул на Элайну, смотревшую на него с унынием в темных глазах.

— Зачем ты это сделал, Джарид? — негромко спросила Сонель, и ропот немедленно смолк.

Джарид чувствовал, что все буквально буравят его взглядами, но сам он смотрел только на Премудрую. В ее взгляде был живейший интерес, а на губах — тень улыбки, словно она заранее знала, что он ответит.

— Когда мы с Элайной разговаривали с Тероном, — заявил Джарид, — он предрек, что для разгрома врагов Орден должен измениться. Еще он предостерегал, что если мы будем упорно не желать видеть ничего дальше своих берегов, то обречены на гибель. «Мир стал другим, — привел Джарид слова Магистра, до сих пор отчетливо слыша, как его голос громом отдается в его сознании, — хоть Тобин-Сер и не меняется. Вы очень рискуете, не желая замечать этих изменений». — Он замолчал, прислушиваясь, как нахлынули на него воспоминания о той встрече с Тероном. Какой далекой она казалась. — Мне кажется, Терону бы понравился поступок Орриса. Я даже думаю, что нечто подобное Магистр и имел в виду. Я так и сказал тогда Оррису.

Некоторое время маги молчали, как всегда бывало, когда он или Элайна упоминали о разговоре с Неприкаянным духом Терона. Даже по прошествии пяти лет те две ночи, проведенные в роще, и посох, доставшийся Джариду в знак доброй воли легендарного Магистра, по-прежнему выделяли их среди остальных магов. Джарид никогда не привлекал имя Терона для придания веса своим словам или для упрочения своего положения. Но все же ему было приятно видеть, какой эффект произвело его выступление на Эрланда, Арслана и других магов.

— Никто из нас не сомневается в мудрости Магистра, — начал Эрланд после продолжительного молчания. — Мы также помним, в каком долгу все мы перед тобой и Элайной за то, что вам удалось договориться с ним во время той встречи. Но я отказываюсь признавать, что тогдашние слова Терона могут как-то оправдывать содеянное Оррисом и в данном случае тобой, когда ты позволил ему уйти. Ты нарушил волю Ордена, и на этом основании можешь быть исключен из его состава.

— Насколько я помню, Премудрая, — выкрикнул Транн, — не было никаких официальных дебатов и голосования по поводу того, можно или нет забрать чужеземца в Лон-Сер. Всякие обсуждения закончились прежде, чем кто-то стал действовать. Раз нет ясно выраженной воли Ордена, то нечего и нарушать.

— И мне так помнится, — поддержал Радомил.

— Но это правильно только с формальной точки зрения! — вскинулся Арслан. — Премудрая прекратила дебаты, когда большинство из нас уже ясно дали понять, что мы никогда не согласимся, чтобы чужеземец вышел из тюрьмы!

— Нет, Транн, — вступил Эрланд, с достоинством качая головой. — Тебе не удастся выгородить себя и своих друзей при помощи казуистики. Дело намного серьезней, чем просто нарушение воли Ордена — Эрланд повысил голос, снова обводя глазами зал. — Как я уже сказал, до Орриса дело дойдет, когда он вернется, но есть и другие, о действиях которых нужно говорить здесь и сейчас. Раз Оррис предал нас, то предатели и те, кто ему помогал, пусть даже помощь эта заключалась лишь в том, что, прекрасно понимая его намерения, они не сделали попытки его остановить. Именно так и поступили Баден и Джарид, хотя мне больно это говорить.

— Что ты имеешь в виду, Эрланд? — суровым тоном спросил Транн. — Что Баден и Джарид — предатели?

Магистр погладил серебристую бороду и тяжело вздохнул:

— К сожалению, да

— Да что за нелепица! — взорвался Транн. — Я не знаю никого, кто так же болел бы за судьбу страны!

— Я знал, что ты это скажешь, Транн. Вы с Баденом близкие друзья, так ведь? И мне с трудом верится, что он утаил от тебя такие важные сведения.

— Полагаю, ты и меня подозреваешь, Эрланд,— смертельно побледнев, вмешалась Элайна, но голос ее звучал по-прежнему сильно. — Раз Транн виновен лишь из-за дружбы с Баденом, то меня-то уж точно можно обвинить в чем угодно, раз я замужем за Джаридом.

— Так и есть, — как бы между прочим бросил Эрланд.

— И где же тогда конец подозрениям? — Показав на сидевшую с ней рядом девушку, Элайна сказала: — Нейса — моя подруга Может, она тоже виновна? Предатель — каждый, кто не согласен с тобой, или он обязательно должен быть одним из наших друзей?

— Я не судья! — огрызнулся Эрланд.

— Ты только что обвинил Джарида и Бадена в измене! — запальчиво выкрикнула девушка.

— Но они сами признались, что помогали Оррису! Я нисколько не сомневаюсь в их виновности! А что касается остальных, то лишь тщательное расследование установит, предатели они или нет!

— Мы не предатели! — перебил Джарид. — Включая Орриса. Как ты не понимаешь? Он хочет спасти, а не погубить Тобин-Сер! — Он обвел глазами зал, как бы ища поддержки. — Может, у него получится, — почти с мольбой произнес он.

— Да он уже потерпел неудачу! — загремел Эрланд. — Сам Баден сказал, что чужеземец сбежал! Он снова на свободе! Чем он поможет Оррису?

Джарид хотел было ответить, но осекся. Говорить было нечего. Есть надежда, что это предприятие окончится успешно, но Эрланд прав — Барам здесь будет ни при чем. Наверное, его освобождение из тюрьмы было ошибкой, хоть ее и не назовешь государственной изменой.

— Магистр Эрланд, — вмешалась Сонель, и голос ее звучал устало, — как ты представляешь себе дальнейшее заседание? Ты только что сделал несколько весьма серьезных заявлений, однако я не вполне согласна с утверждением, что Оррис или кто-то еще предал нашу страну. Но, согласно нашим правилам, ты можешь потребовать официального расследования любого вопроса. Тогда все вещи будут названы своими именами.

— Одного расследования недостаточно! — парировал Эрланд. — Я требую, чтобы Джарида и Бадена официально обвинили в государственной измене!

— Но для такого требования нет никаких оснований! — сжав кулаки, вскочил Транн.

— Они признали, что знали о планах Орриса и даже не подумали остановить его! Джарид заявил, что сам подстрекал его! Это достаточное основание! — Эрланд с вызовом посмотрел на Сонель. — Ты слышала мое требование, Премудрая. Ты сформулируешь обвинение?

— Нет, Эрланд, я этого не сделаю.

— Но ты обязана! — вышел из себя седовласый Магистр. — Они отпустили врага Тобин-Сера и предали страну!

— Ты не представил достаточных доказательств, чтобы делать подобные заявления! — осадила его Сонель. — И пока ты этого не сделаешь, я не произнесу никакого официального обвинения!

Эрланд немного помолчал. Его обычно румяное лицо сейчас пылало, и он с трудом переводил дыхание.

— Я надеялся, Премудрая, что до этого не дойдет, — наконец произнес он с горечью. — Но, боюсь, ты не в состоянии принять правильное решение. Я требую, чтобы ты сдала полномочия и отдала право вести обсуждение Магистру Тойнан.

— Что? — уставилась на него Сонель, не веря своим ушам.

— Это уж чересчур, Эрланд, — покачал головой Арслан.

— Неужели? — оглянувшись на рыжеволосого мага, спросил Магистр. — Она только что доказала, что не может быть беспристрастной в этом вопросе. И я знаю, почему ей не меньше Бадена хочется, чтобы правда не вышла наружу.

— Да что ты плетешь? — не выдержал Радомил.

Эрланд зло усмехнулся;

— О том, что сделал Оррис, я впервые узнал от Премудрой. Хотелось бы знать, откуда ей это стало известна — Он снова обернулся к Сонель: — Я полагаю, это закономерный вопрос и в процессе детального расследования он наверняка всплывет.

— Теперь понятно, чего ты добиваешься, Эрланд, — с каменным лицом произнес Баден. — Это всего лишь попытка захватить власть. Ты сам знаешь, что Премудрая не совершила ничего предосудительного.

— Тогда откуда ей это стало известно? — отчеканивая каждое слово, повторил Эрланд и дерзко взглянул на Сонель: — Может, Оррис обсуждал с тобой свои планы или ты обо всем узнала в постели?

Сонель вскочила так резко, что опрокинула стул. Ее лицо побагровело от ярости.

— Да как ты смеешь? — прошипела она Обведя зал сверкающими от гнева глазами, она с горечью произнесла: — Во что мы превратились? Неужели мы стали настолько подозрительны, что в каждом видим врага и готовы воспользоваться любыми сведениями, чтобы всадить другому нож в спину?

Некоторое время все хранили молчание, и никто не смел поднять глаз на Сонель.

— Эрланд позволил себе лишнее, Премудрая, — сказал Арслан, — но, признаюсь, я разделяю его тревогу. Если тебе было известно о поступке Орриса, мы имеем право знать, откуда и почему ты утаила это от нас? Пока мы не получим ответы на все вопросы, будет лишь справедливо, если Магистр Тойнан пока займет твое место.

Сонель стояла совершенно прямо рядом с опрокинутым стулом, только взгляд ее метался по залу.

— Ну, что ж, — наконец произнесла она, и голос ее звучал напряженно, как будто она изо всех сил сдерживала свои чувства. — Я уступаю место Тойнан. — И, повернувшись к Тойнан, она кивнула.

Тойнан внимательно посмотрела на нее и поднялась с места

— Я не вижу необходимости в дальнейшем обсуждении, — буднично заявила седая женщина — Мы достаточно спорили, теперь надо голосовать. — Она снова бросила взгляд на Сонель: — С твоего позволения, Премудрая, мы решим этот вопрос тайным голосованием.

Сонель с минуту подумала

— Наверное, это лучшее решение, — сказала она и, взяв со стола хрустальный колокольчик, позвонила.

Тут же в Палату Собраний вошли слуги в светло-голубых одеждах и принесли бумагу и грифели.

— Вопрос следующий, — объявила Тойнан, — может ли быть предъявлено официальное обвинение в государственной измене Джариду и Бадену. — И, взглянув на Джарида и его дядю, она сказала: — Вы в голосовании не участвуете.

Все маги вновь заняли свои места, и мертвая тишина повисла над залом, пока они заполняли свои листки и опускали их в одну из двух хрустальных чаш, с которыми слуги обходили стол. Джарид никогда прежде не видел тайного голосования, потому что прежде для него не возникало повода. Он подумал, что это символизирует глубину раскола в Ордене.

Когда все маги проголосовали, слуги отнесли чаши Тойнан, и та начала подсчитывать результаты. Все молчали. Слышался только шелест бумаги в руках Мудрой да шорох птичьих перьев. Элайна взяла Джарида за руку, и они с тревогой переглянулись.

— Ходатайство об обвинении отклоняется, — внезапно объявила Тойнан, подняв взгляд от бумаг. — Двадцать четыре голоса «за» и двадцать девять — «против».

— Кулак бога! — прошептал Эрланд. Оглядев зал, он покачал головой в унынии: — Да ведь это больше чем заговор. Вы забыли клятвы о служении своей земле!

— Это несправедливо, Эрланд, — гневно ответил Меред. — Мы не согласны с тобой, но это не значит, что мы приветствуем поступок Орриса!

Эрланд широко развел руками:

— Но все к тому идет! Если Джарид и Баден не сделали, по вашему мнению, ничего плохого, то, может, и Оррис не виновен? — Он снова обратился к Сонель: — Я настаиваю, чтобы Бадена и Джарида обвинили если не в измене, то, по крайней мере, в нарушении воли Ордена. Это единственный способ докопаться до истины!

— Я уже сказала, что никаких обвинений предъявлено не будет, пока не представлены веские доказательства, — покачала головой Сонель.

— Это окончательное решение? — торжественно спросил Магистр.

— Именно.

— Тогда у меня нет выбора, — вздохнул Эрланд. Он встал, протянул руку, и крупная коричневая сова вспорхнула с места и села к нему на плечо. Он обвел взором зал, и Джариду показалось, что в его глазах застыла неподдельная печаль. — Когда я стал членом Ордена, — очень тихо начал Эрланд, — я поклялся служить народу Тобин-Сера и повиноваться законам, установленным Амаридом. Теперь же я пришел к выводу, что, оставаясь членом Ордена, я не смогу быть верным этой клятве. — И, не сказав больше ни слова, он круто развернулся, взмахнув плащом, и покинул Великий Зал.

На несколько мгновений все застыли. Затем, как по сигналу, одновременно встали еще четыре Магистра, призвали своих птиц и вышли вслед за Эрландом на улицы Амарида.

В Палате по-прежнему царило гробовое молчание. Все словно ждали, что на этом исход не закончится, и думали, кто окажется следующим.

Следующим был Арслан. Какое-то время он катал желваки на щеках, внимательно изучая свои руки, потом встал, взял на плечо большого темного ястреба и нервно оглядел темными карими глазами присутствующих из-под копны рыжих волос.

— Арслан, прошу тебя! — воскликнула Элайна, когда маг направился к двери.

Он остановился, не оглядываясь.

— Прости, Элайна, — тихо ответил он. — Так надо.

— Помнишь, как прошлым летом я тоже хотела уйти, и ты меня удержал? Ты тогда сказал: «Если хотя бы один из нас уйдет, вред будет непоправимым». Разве что-то изменилось? Разве ты не понимаешь, что станет с Орденом, если ты уйдешь?

— Вред уже нанесен. — Он обернулся, и на его лице были тоска и горечь. — Это сделали Оррис, Джарид и Баден. И ты виновата не меньше их. — Он отвел взгляд. — Может, и надо было отпустить тебя тогда.

Он снова пошел к двери, и, прежде, чем он ступил за порог, еще семь магов поднялись и вышли из-за стола. Через несколько минут за ними последовали еще шестеро Магистров, включая Мудрую Тойнан. Всего одиннадцать Магистров и восемь магов покинули Собрание, да и Орден, возможно, тоже. Почти все, кто голосовал «за».

Казалось, молчание длилось вечно, как будто оставшиеся не в силах были осознать, что только что произошло под большим изображением Амарида, украшавшим потолок Великого Зала.

— Что же теперь нам делать? — наконец спросила Урсель, нарушив гнетущую тишину.

Сонель пожала плечами и повернулась к Бадену в ожидании ответа.

Но Баден лишь растерянно посмотрел на всех, покачал головой и прошептал:

— Я не знаю. Просто не знаю.

 

22

Просматривая сейчас свои записи, я вижу, что часто пользовался словами «Брагор-Наль» и «Лон-Сер» как взаимозаменяемыми. Это может вводить в заблуждение, поскольку есть еще два Наля — Уэрелла и Стиб, — и хотя Брагор самый крупный из них, это не значит, что остальные во всем похожи на него. Однако знания Барама о двух других, а следовательно, и наши знания о них крайне ограничены. Похоже, это прямое следствие особенностей правительственной системы Лон-Сера. Все три Наля соперничают в политике и экономике. Они хранят в секрете друг от друга свои достижения, между ними нет почти никакого культурного и социального обмена. Даже перемещения людей между Налями ограничены и строго контролируются полицией.

Из пятого раздела «Доклада Магистра Бадена

Из того, что поведал мне Барам, я могу вывести несколько предварительных заключений. Все три Наля, оставшиеся после так называемого «Объединения» (о котором я неоднократно писал), разделены естественными границами, по большей части горными хребтами. Стиб-Наль, как я узнал, самый маленький из трех и почти не имеет веса. Но Уэрелла-Наль, расположенный к северо-западу от Брагор-Наля и управляемый матриархальной династией, гораздо влиятельнее и постоянно соперничает с Брагор-Налем.

о допросах чужеземца Барама», представленного

Проследить за ними не составляло труда, даже когда Мелиор сменила громоздкий черный мобиль на маленький и более маневренный белый. К тому же Хранитель и чародей на улицах Наля были все равно что вестры в храме Лона Правда, Мелиор, казалось, не подозревала, что ее преследуют. Она соблюдала некоторую осторожность, но знай она, что у нее на хвосте Лезвие, вела бы себя совсем иначе. Вряд ли она ограничилась бы переменой машин, редкими спусками с Верхней дороги на улицы и петлянием в квадах. Лезвие мог внушить страх кому угодно, даже Мелиор И Лакин.

Он так долго жил с этой кличкой, что уже никто не помнил его настоящего имени. Оно и к лучшему: прозвище ему нравилось, а если учесть, чем он зарабатывал на жизнь, то и подходило как нельзя кстати, даже несмотря на то что он предпочитал пользоваться не ножом, а громадным ручным лучеметом. Сейчас в его черных волосах уже пробивалась седина, и недавно ребята стали называть его Серебряным Лезвием. Сначала он решил, что это признак неуважения, и запретил им так его называть. Хуже нет для наемного убийцы, если люди будут знать, что он стареет. Но вскоре он понял, что это скорее знак отличия, дань его невероятной способности выжить в профессии, которая вовсе не способствовала долголетию. Серебряное Лезвие. В конце концов он заключил, что достоин такого отличия — ведь он ветеран. А его успех основан на одном простеньком правиле: никогда не берись за работу, которую не сможешь выполнить.

Но теперешнее дело было опасным. Когда Седрик сообщил, кто будет третьим, Лезвие захотел было отказаться от заказа. Связаться с гилдринами и колдуном — это уже не сахар, слишком много непредвиденного риска Он не слишком-то верил в байки о пророческих снах и волшебстве. Скорее был убежден, что многовековые притеснения гилдринов основываются на чистейших домыслах и предрассудках. Пока что ему не приходилось сталкиваться с прорицателями, и вопрос, есть у них сверхъестественные способности или нет, не слишком-то его волновал. Однако это вовсе не означало, что он жаждет иметь с ними дело. Но ему нужно убить не только Хранителя и тобин-серского чародея, но и самого лучшего уличного бойца из всех лордов Седрика. Заказ стал слишком уж трудоемким. Оверлорду придется выложить за него немалые деньги.

Он обнаружил их уже на следующее утро после ночного разговора с Седриком. Переговорив с оверлордом, Лезвие сразу же разослал своих людей следить за квартирой Мелиор, конторой Седрика, тренировочным центром и, поразмыслив, отправил еще нескольких к квартире командира ее телохранителей, Джибба. Оказалось, что именно здесь Мелиор, Хранитель и чародей и провели ночь. Узнав об этом, Лезвие сообразил, что Джибб может присоединиться к ним, что еще больше усложнит задачу. Но позже соглядатай донес, что рано утром они вышли из квартиры втроем, без телохранителя. Люди Лезвия сели им на хвост и последовали за ними на Верхнюю, где Лезвие с восьмью головорезами в двух мобилях и перехватил их через пару часов.

Мелиор чуть было не оторвалась от них, когда пересела в другой мобиль, но Лезвие за долгое время так поднаторел в преследованиях, что такая простая уловка не могла сбить его со следа. Вскоре он снова обнаружил ее и теперь держался на достаточном расстоянии, чтобы не спугнуть, но в то же время успеть быстро среагировать, если она обнаружит погоню.

Все это было уже почти два часа назад.

— Как мы это провернем, Лезвие? — спросил Ульбин по рации, до неузнаваемости изменявшей его низкий голос.

Лезвие слегка поразмыслил.

— Похоже, я понял смысл ее перемещений, — наконец сказал он. — Она двигается на северо-запад по Верхней где-то в течение часа…

— А потом низом четыре-пять квадов на восток,— перебил Ульбин, договорив за командира. — Я тоже заметил. Любопытный образец нестандартного запутывания следов. — (Лезвие живо представил, как Ульбин от удовольствия прищурился, оценив хитрость Мелиор. Они с Ульбином долго проработали вместе.) — Прихватим их внизу?

Лезвие снова взвесил все возможности. В другой раз это не имело бы значения. На Верхней несчастные случаи происходят каждый день, было бы несложно покончить с ними здесь, не вызывая особых подозрений. Но Седрик ясно дал понять, что все должно быть выполнено чисто и тихо. А платит — он.

— Да, именно внизу, — ответил будущий лорд. — Раз она проезжает четыре-пять квадов, прижмем их посреди третьего. Устроим обычную ловушку и нападем. Ты стой в засаде, а я их загоню.

— Неплохо, — отозвался Ульбин. Лезвие представил, как он снова удовлетворенно жмурится, как всегда, когда план ему нравится или работа выполнена удачно. — Чем будем их кончать — лучеметами?

— Уложим их лучеметами, а потом закидаем взрывчаткой, — ответил Лезвие.

— «Хлопушкой»? — удивленно спросил Ульбин.— А на кой?

— Так надо. Не хочу неожиданностей. И чем меньше от них останется, тем лучше. Пусть ПСБ несколько дней попотеет, выясняя, кто это был, а уж потом займется розысками тех, кто их прикончил.

Ульбин и ребята в его мобиле дружно рассмеялись.

— Слушай, Лезвие, ты собираешься пришить Мелиор И Лакин. Все сразу поймут, что это ты. Ведь ты — единственный наемник, который в таком деле не сдрейфит.

— Тем более надо обо всем позаботиться, — невольно улыбнувшись, ответил Лезвие. Чем дольше они будут выяснять, что это Мелиор, тем дольше не всплывут наши имена.

— Не пойму, чего ты суетишься, — ответил Ульбин, — это только укрепит легенду о твоем всемогуществе. К тому же мы сможем заломить за это дельце любую цену. — В мобиле Ульбина послышался слитный рокот голосов.

— Может и так, — ответил Лезвие, — но Седрик хочет, чтобы все было тихо.

Ребята Ульбина сразу замолкли. Эти парни хорошо знали свое дело, но все они боялись оверлорда На их месте Лезвие тоже боялся бы. Но он обязан не испытывать страха ни перед кем, даже перед Седриком. Такая уж у него работа, да и живет он в таком месте. Вполне вероятно, что в скором будущем кому-нибудь захочется убрать Седрика, и заказ получит он. Негоже лучшему наемному убийце Брагор-Наля бояться потенциальной жертвы.

Мобиль Мелиор начал постепенно перестраиваться в крайний правый ряд. Через несколько квадов будет спуск, а она едет по Верхней уже почти час. Значит, там и порулит вниз.

Лезвие почувствовал, что его пульс слегка участился, как всегда перед близким убийством. Волнение не ослабляло его готовности, наоборот, лишь обостряло чутье и ясность сознания, на которые в подобные моменты он полагался всецело.

— Не спускать с нее глаз, — велел он своим людям.— Теперь уже скоро.

Из окна мобиля Гвилим смотрел на проносящиеся мимо здания Наля и далекие горы, кожей ощущая отчужденное молчание, установившееся между Мелиор и Оррисом. Разочарование и безнадежность росли. Он по-прежнему был уверен, что в чародее — последняя надежда положить конец гонениям на его народ. А в последние несколько дней уверился, что эта женщина тоже сыграет какую-то роль в будущем гилдринов. Какую, он даже не представлял, но давно научился уже доверять в подобных случаях своей интуиции. Однако, каким бы образом эти двое ни принесли освобождение гилдринам, в которое Гвилим верил всей душой и ради которого оставил свою прежнюю жизнь и любимую женщину, ничего не получится, если раздор между ними не прекратится.

Но, к глубочайшему разочарованию Хранителя, все говорило за то, что это вряд ли произойдет. Едва ему начинало казаться, что чародей и лорд вот-вот придут к согласию, как случалось нечто вновь возводившее между ними стену. Прошлой ночью, когда Мелиор, сидя в мо-биле, рассказала им о плане завоевания Тобин-Сера и ее участии в нем, Гвилим был убежден, что теперь между ними не осталось секретов. Если после подобных откровений эта парочка найдет общий язык, думал он, ничто в будущем уже не испортит их отношений.

Но он ошибся и понял это, едва они переступили порог дома телохранителя и увидели, кто был этот Джибб, о котором она говорила. Оррис тут же узнал в нем одного из нападавших, его темные глаза сверкнули гневом, он тут же направил в грудь здоровенного детины свой посох с угрожающе переливавшимся кристаллом. Похоже, и ястреб его узнал, судя по резкому крику, который издала птица, когда увидела Джибба.

Видя, с какой враждебностью мужчины сверлят друг друга взглядами, и слыша, как умоляюще звучит голос Мелиор, что-то объясняющей Оррису, Гвилим раздумывал, кто из двоих его спутников больший глупец. Выслушав незадолго до того признание Мелиор, Оррис должен был понять, что она доверяла людям, покушавшимся на него. Но в то же время Мелиор, которой так нелегко было добиться доверия чародея, могла бы догадаться не приводить его в дом Джибба, по крайней мере пока. В ту секунду Гвилим едва не решил все бросить. Эта парочка неисправима. Но все же они ему необходимы, так же как и он им. Поэтому он решил сделать первый шаг к примирению. Он подошел к Джиббу и дружески протянул ему руку.

После мгновенного колебания и быстрого взгляда в сторону Мелиор Джибб пожал его руку и улыбнулся. Оррис очень неохотно последовал примеру Гвилима, но остаток вечера не разговаривал с Мелиор, за исключением коротких просьб передать что-нибудь Гвилиму. После того как они покинули квартиру Джибба и переменили мобили, напряженность между ними не спала Хранитель понял, что они направляются к далеким горам, неясно вырисовывавшимся на севере сквозь ржавую дымку. Каким-то образом Оррис с Мелиор умудрились договориться об этом, но с тех пор они молчали, предоставив Гвилиму, сидевшему в одиночестве на заднем сиденье, развлекаться разглядыванием проносящегося за окном пейзажа.

— Куда мы едем? — решил наконец поинтересоваться Хранитель, несмотря на то что знал ответ, чтобы хоть как-то нарушить молчание.

Оррис оглянулся и выжидательно посмотрел на Мелиор. Она что-то сказала на его языке, а потом бросила на Гвилима быстрый взгляд через плечо.

— Оррис пришел сюда — я имею в виду в Лон-Сер, — чтобы предстать перед Советом Правителей и убедить их воздержаться от новых нападений на его землю, — начала она. — Я объяснила ему, что набеги на Тобин-Сер совершались по приказу Седрика, без ведома Совета. Я даже не уверена, что Дарелл о них знал.

— Дарелл? — переспросил Гвилим.

— Дарелл — это Правитель Брагор-Наля.

— Ясно. Продолжай, пожалуйста.

— Ну вот, я сказала об этом Оррису, но он, похоже, не слишком проникся. Он считает, что раз Совет — высшая власть в Лон-Сере, Правители могут заставить Седрика не нападать на Тобин-Сер.

— А разве он не прав?

— Может, в какой-нибудь идеальной стране так и есть, — досадливо поморщилась она, — но политическая обстановка в Совете не так проста.

— Извини, пожалуйста, — грустно улыбнувшись, сказал Гвилим, — но эта самая политическая обстановка понятна мне не лучше, чем Оррису.

Она вздохнула и провела рукой по золотистым локонам.

— Я знаю, — ответила она, стараясь говорить без раздражения,— что в Совет входят Правители всех трех Налей. Это тебе известно? — Гвилим кивнул, и она продолжала: — Формально каждый из них имеет один голос в решении вопросов, но на деле у Брагор-Наля всегда два голоса — свой и Стиб-Наля, а у Уэреллы — только один.

— Как так? — не понял Гвилим.

— Это долгая история, так сложилось еще со времен Объединения. Проще сказать, Правители Стиб-Наля уже несколько веков уступают свои голоса в Совете в обмен на независимость. Стиб слишком мал и слаб, чтобы отважиться нам противоречить, поэтому он всегда принимает сторону Брагор-Наля.

— Это значит, — перебил Хранитель, — что если Дареллу известно о деятельности Седрика, Совет не сделает ничего, чтобы остановить его.

— Совершенно верно, — кивнула Мелиор. — Но даже если Дарелл сейчас и не знает, то скоро догадается, что за этим делом стоит Седрик, и все равно не станет ему мешать.

— А как он догадается?

Она грустно улыбнулась:

— Этот план — мы назвали его «Операция» — слишком в его стиле. Любой, кто знает оверлорда так же хорошо, как Дарелл, немедленно поймет, кто за ним стоит. К тому же в Лон-Сере слишком мало людей, у кого достанет средств и наглости для подобного предприятия.

Гвилим задумался, а Мелиор тем временем начала перестраиваться к правому краю дороги. Похоже, она готовилась снова спуститься вниз, в квады. Гвилим плохо понимал, к чему эти петляния переулками, но Мелиор объяснила, что так отрядам безопасности будет трудней их найти. Поскольку Хранитель был наслышан о Службе Безопасности от людей из Сети, он не стал спорить.

— А ты рассказала Оррису все, что сейчас говорила мне? — спросил Гвилим, возвращаясь к разговору.

— Да, еще вчера, когда мы ехали к Джиббу.

— И что, ты его убедила?

— Похоже.

— Тогда, — усмехнулся Гвилим, — я возвращаюсь к первоначальному вопросу: куда мы едем?

Мелиор тихонько хохотнула — она была необыкновенно красива, когда смеялась:

— Мы едем в Уэрелла-Наль и попытаемся там встретиться с Правительницей Шивонн. Если нам удастся ее убедить, что предприятие Седрика может повредить ее Налю, возможно, она найдет какой-нибудь способ помешать ему.

— Ты думаешь, на это можно рассчитывать?

— Не знаю, — честно призналась она. — Это чистой воды авантюра. Но после вчерашней ночи здесь нам лучше не задерживаться.

По спине у Гвилима поползли мурашки, он вдруг почувствовал опасность.

— Ты думаешь, Седрик собирается что-то предпринять, — произнес он без вопросительной интонации.

— Я бы удивилась, если б было иначе, — ответила она с заметным напряжением в голосе. — Оррис — живая угроза всему, что важно для Седрика. К тому же оверлорд знает, что не сможет подчинить его. Поэтому убить — единственный способ остановить Орриса.

Гвилим кивнул, словно понял все, о чем она ему толковала. Отчасти он действительно понял, и это его испугало. Его мир, оставшийся в Даалмаре, не имел ничего общего с царившими в Нале насилием и жестокостью. Но он так долго пробыл в страшной дали от дома, что существовавшие здесь порядки стали казаться ему в чем-то логичными. Он вдруг почувствовал себя испачканным нечистотами и с тоской подумал о прозрачных холодных источниках в горах недалеко от его поселка.

Мелиор свернула на одну из дорог, спускавшихся с Верхней в сумятицу и шум квадов. Там она быстро повернула в ближайший переулок и снова запетляла по узким улочкам.

Кудесник что-то сказал ей, и она несколько секунд не сводила с него недоуменного взгляда. Потом покачала головой и что-то резко ответила. Оррис сердито повторил ту же фразу, и Мелиор снова отрицательно тряхнула головой.

— В чем дело? — устало спросил Гвилим, уже не в силах выносить их перебранки.

— Он хочет, чтобы я остановилась, потому что птице, видите ли, надо охотиться, — обернувшись к Гвилиму, бросила Мелиор таким тоном, словно думала, что Оррис тронулся.

— Но она должна есть, так же как и мы, — возразил Хранитель.

— У нас нет времени! — вспылила женщина. — Это может подождать.

— Ему лучше знать, когда ей питаться, — ответил Гвилим, стараясь казаться рассудительным, несмотря на то что разделял тревогу Мелиор и предпочел бы не делать остановки. — Я мало знаю о магии Тобин-Сера, но похоже, что Волшебная Сила исходит от ястреба. И если он ослабеет от голода, возможно, сила чародея тоже уменьшится. А она может нам пригодиться.

Мелиор выругалась и, резко дав по тормозам, остановила мобиль.

— У нас нет времени, — раздраженно бормотала она, пока Оррис вылезал из машины и отпускал птицу.

Несколько минут все молчали. Гвилим тоже вышел и встал рядом с чародеем, а Мелиор осталась на своем месте, что-то приговаривая себе под нос и время от времени бросая на Орриса испепеляющие взгляды. Анизир вернулась через несколько минут, зажав в когтях голубя. Опустившись на груду покореженного металла неподалеку, она с торопливой жадностью разорвала тушку. Закончив, отерла острый клюв о перья и перелетела на плечо Орриса.

Гвилим снова занял свое место, а Оррис, садясь, сказал что-то Мелиор с самодовольным выражением на бородатом лице. Она промолчала, но, пока чародей еще даже не успел захлопнуть дверь, так резко рванула мобиль вперед, что его отбросило назад, словно куклу.

Оррис возмущенно посмотрел на нее, и по лицу женщины скользнула быстрая довольная улыбка. Некоторое время, пока мобиль колесил переулками, все молчали. Но после нескольких поворотов, собираясь пересечь широкую улицу, Мелиор притормозила и нагнулась, внимательно вглядываясь через лобовое стекло в странную сцену впереди. По ту сторону дороги в начале узкого переулка, загораживая въезд, стоял длинный черный мобиль. Одна дверца была открыта, и рядом стоял высокий мужчина с черными с проседью волосами. К его поясу был прикреплен большой лучемет. Он что-то кричал другому человеку, с короткими светлыми волосами, стоявшему у такого же мобиля, припаркованного в дальнем конце переулка. Тот, тоже вооруженный, разводил руками и, словно в недоумении, качал головой.

— Что это они там делают? — тихо спросила себя Мелиор.

И тут светловолосый их заметил. Он окликнул второго и показал на мобиль Мелиор. Темноволосый резко обернулся. У него было худое хищное лицо и светлые холодные глаза.

— Ох, черт! — выдохнула Мелиор. — Это Лезвие!

Машина рванула назад, а Гвилим спросил:

— Кто такой Лезвие?

Темноволосый сорвал оружие и прицелился в них, одновременно что-то крича своим товарищам.

— Вниз! — рявкнула Мелиор и потянула за собой Орриса, сама низко пригибаясь.

Гвилим нырнул на пол мобиля как раз вовремя. В ту же секунду, с шипением воды на раскаленной сковородке, вспышка алого пламени пробила лобовое и заднее стекла, разбрызгивая по всему салону дождь стеклянных осколков.

Держа в руке лучемет, Мелиор быстро выпрямилась, чтобы сделать ответный выстрел. Но Гвилим схватил ее за плечо и вырвал оружие из рук.

— Давай лучше убираться отсюда! — крикнул он. — Я сам ими займусь!

Оррис тоже что-то закричал. Глянув вперед, Гвилим понял, что нападающий снова выстрелил. Он хотел броситься на пол, но не успел, потому что тяжело навалился грудью на спинку переднего сиденья. Красное пламя неслось прямо на него, и Хранитель закрыл глаза, приготовившись умереть. Но вместо ожидаемого взрыва боли и жара в своем теле, почувствовал, что мобиль подался от силы удара. Открыв глаза, он увидел, что чародей выставил вперед посох, а Мелиор уставилась на него, словно он вдруг стал то ли чудовищем, то ли богом.

Она что-то пробормотала на его языке, а он в ответ свирепо усмехнулся.

— Пора убираться отсюда! — с отчаянием повторил Гвилим, видя, что темноволосый прыгнул в машину, с визгом и облаком серых выхлопов рванувшую с места.

Мелиор не могла развернуться, потому что переулок был слишком узок, поэтому дала задний ход, на полной скорости царапая мобиль о стены домов и врезаясь в кучи мусора и изуродованного металла.

Черный мобиль противника мчался к ним через широкую улицу. Но прежде, чем он достиг въезда в их переулок, Оррис поднял посох и выпустил в преследователя сгусток янтарного огня. Огромный мобиль успел вовремя вильнуть в сторону, но при этом врезался в угол одного из зданий. Смяв левое крыло, он почти тотчас же рванул назад и снова пустился в погоню за ними. Мелиор в это время добралась до встречного закоулка и, въехав в него задним ходом, смогла наконец повернуть и помчаться туда, откуда они только что приехали. Гвилим слышал, как другой мобиль с визгом и скрежетом нагоняет их, и через мгновение увидел, как он выскочил из-за угла, выбросив на повороте сноп белых искр.

— Кто они? — пытаясь перекричать рев двигателя и свист ветра, врывавшегося через разбитые стекла, спросил Гвилим у Мелиор.

— Наемные убийцы! — вцепившись в руль побелевшими от напряжения руками, выкрикнула она. — Похоже, Седрик хочет прикончить нас всех разом!

— Тебя-то ему зачем убивать?

— Может, он догадался, что я гилдрин, или из-за того, что я стала помогать Оррису.

Гвилим согласился про себя, снова удивившись, как просто ему стало понимать порядки Наля. Он оглянулся на преследователя. Мелиор никак не удавалось от него оторваться, но приблизиться он тоже пока не смог. Вслед им полетела струя алого пламени и ударилась в стену одного из домов впереди.

— Чуть не попал! — крикнула Мелиор. — Ну-ка задай им перцу!

— Что? — не поняв, спросил Гвилим.

— Да стреляй же!!!

— Ах да! — Он развернулся и стал палить в противников. Первые выстрелы попадали в стены домов и летели выше крыши мобиля. Целиться было трудно, потому что мобиль на бешеной скорости лавировал между кучами отбросов, к тому же у лучемета была сильная отдача. Но после нескольких неудачных попыток Хранитель начал понимать, как с ним управляться. Ему даже удалось попасть в цель, и лобовое стекло черного мобиля разлетелось вдребезги.

Он повернулся, чтобы сказать об этом Мелиор, и в тот же миг перед ними возник второй мобиль, преграждая путь. Жутко ругаясь, Мелиор тоже остановилась и крикнула Гвилиму, чтобы он спрятался, как раз в тот момент, когда из черного мобиля выпрыгнули четверо мужчин и стали обстреливать их мобиль из лучеметов.

Оррис возвел перед ними оранжевый энергетический щит, но сзади остановилась машина Лезвия, он со своими людьми выскочил и тоже атаковал их. Гвилим сначала попытался отстреливаться, но он не слишком-то хорошо был приспособлен к подобным стычкам и вскоре почел за лучшее спрятаться на дне мобиля и прислушиваться, как огненные залпы сотрясают его корпус. Вскоре, однако, толчки стали тише, и, подняв голову, Гвилим увидел, что Оррис окутал весь мобиль волшебным полем.

Мелиор что-то спросила у мага, и он отозвался.

— Надо выбираться отсюда, — обратилась женщина к Хранителю. — Оррис говорит, у него с птицей хватит сил держать защиту лишь несколько минут.

— А корпус мобиля нас не защитит?

— Ты когда-нибудь видел, что бывает, если попасть из лучемета в топливный бак?

— Нет.

— Да по сравнению с этим ручная «хлопушка» покажется простой погремушкой.

— Чего? — Гвилим подумал, что Мелиор ненароком перешла на язык Орриса, потому что ровным счетом ничего не понял.

— Да взрыв бывает! — гаркнула Мелиор. — Происходит большой взрыв!

Хранитель кивнул — это понятно.

— Так как же нам выбраться? Мобиль можно использовать?

— Как? Они же перекрыли выезд с обеих сторон.

Оррис надорванным голосом окликнул Мелиор. Его

лицо было покрыто потом. В вытянутых руках он держал перед собой посох, и крепкие мускулы дрожали от неимоверного усилия, которого ему стоило удерживать защиту. Похоже, что и его величественная птица изнемогала от напряжения. Она сидела рядом с Оррисом на спинке сиденья, закрыв глаза и открыв клюв, словно задыхалась. Выстрелы нападавших по-прежнему тонули в волшебном щите, но его янтарное сияние уже стало тускнеть. Время стремительно утекало.

Выглянув из окна, Гвилим разглядел сквозь оранжевое мерцание одну из тех маленьких дверей, что вели в подземелье.

— Мелиор, — позвал он, показывая ей в ту сторону.

Она посмотрела в том направлении, а потом повернулась к Гвилиму.

— Что? Ты хочешь скрыться под землей? Да ты с ума сошел. Они же нас мигом найдут. Выследить тебя и чародея с вашими камнями будет легче легкого. К тому же нам нужен мобиль. Без него нам все равно не добраться до Уэрелла-Наля.

— Это я беру на себя, — ответил он, сам удивляясь собственной уверенности.

— Ты?

— Люди Сети помогут нам достать мобиль. Надо только с ними связаться.

— Сеть, — тихо повторила Мелиор. Об этом она и не подумала. — Полагаешь, они нам помогут?

— Ну я же здесь как-то оказался, — пожал плечами Гвилим.

Раздался оглушительный взрыв, и мобиль швырнуло с такой силой, что Гвилим испугался, не пробили ли убийцы защитное поле. У чародея вырвался нечленораздельный вопль то ли боли, то ли гнева, то ли невероятного напряжения. Но, как бы то ни было, янтарный щит выдержал.

— Вот это и есть «хлопушка», — с тревогой глядя на Орриса, сказала Мелиор. Она что-то спросила у него, и он отчаянно помотал головой. — Все же, по-моему, спуститься под землю — не самый хороший выход, — произнесла она, чуть помолчав, — но другого у нас нет. — Кивнув в сторону лучемета в руках Гвилима, она сказала: — Дай-ка его сюда.

Взяв оружие, она положила руку на плечо Орриса и что-то прошептала. Он кивнул. Женщина еще что-то добавила, и маг слабо улыбнулся и на секунду приоткрыл глаза.

— Что ты ему сказала? — поинтересовался Гвилим.

— Я рассказала, что мы хотим сделать, — глядя в глаза ведуна, ответила Мелиор. — И спросила, хватит ли у него сил сделать еще пару этих его волшебных залпов в мобиль перед нами. — И, усмехнувшись, добавила: — А еще я сказала, что его удобно иметь под рукой, несмотря на его несносное высокомерие.

Гвилим тоже улыбнулся. Может, хоть теперь они поладят.

— Мы с Оррисом их отвлечем, — продолжала девушка, — а тебе нужно как можно быстрее добраться до двери и открыть ее.

— Сделаю, — согласился Гвилим.

— Хорошо. — Посмотрев на Орриса, она произнесла: — Приготовься, Хранитель. По моему сигналу Оррис уберет защиту, и мы побежим.

Она снова взглянула на Орриса. Он выглядел бледным и обессилевшим, и Гвилим усомнился, сможет ли он бежать, не то, что поражать нападавших.

— Давай! — рявкнула Мелиор.

В ту же секунду янтарное сияние исчезло, а с ним и все посторонние мысли Гвилима. Единственное, на чем он сосредоточился, — открыть дверцу мобиля и добраться до двери в подземный лабиринт. Пока Хранитель сидел внутри, расстояние до нее представлялось небольшим, но, когда он, едва не упав, выкарабкался из мобиля, путь показался неизмеримо далеким. Он слышал, как из посоха Орриса вылетели сгустки огня и как Мелиор одновременно выстрелила из лучемета. Один раз он почувствовал на шее жар ответного залпа. Добежав до двери в туннель, он повернул ручку и навалился на нее всем телом. Дверь не поддавалась. Он толкнул ее еще и еще раз, пока не вспомнил, что все другие двери в лабиринт открывались наружу.

— Да что же ты делаешь? — пронзительно закричала Мелиор, отстреливаясь от врагов.

Гвилим рванул ручку на себя и нырнул внутрь, и в тот же миг огненная вспышка проплавила дыру в листовом металле, покрывавшем дверь, чуть повыше ручки.

— Бегите! — закричал он своим товарищам, холодея от ужаса, что его промедление могло стоить им жизни.

Мелиор подтолкнула Орриса ко входу в туннель, и побежала следом, отстреливаясь направо и налево. Последней, низко скользя над землей и уклонясь от лучей алого пламени, полетела Анизир. Убедившись, что все добрались благополучно, Мелиор спряталась за дверью и дважды неудачно выстрелила в свой мобиль. Но с третьего выстрела машина с оглушительным грохотом взорвалась слепящей желтой вспышкой. Мелиор с размаху захлопнула дверь, и все трое поспешили по лестнице вниз, в туннели.

— Бегите! — крикнула Мелиор. — Я вас догоню!

— А куда? — спросил Гвилим.

— На север, — ответила она и, предвосхищая следующий вопрос, добавила — Это направо.

Одной рукой поддерживая Орриса и освещая дорогу золотисто-коричневым сиянием камня, Гвилим двинулся вперед. За спиной он услышал серию глухих ударов, а потом — рокочущий звук, почему-то напомнивший ему лавину в Даалмаре. Чуть позже, улыбаясь и тяжело дыша, Мелиор поравнялась с ними.

— Я обрушила вход и лестницу,— объявила она, пристегивая оружие к поясу. — Пока они проберутся мимо горящего мобиля и груды камней за дверью, мы успеем оторваться от них.

— Ты знаешь, как связаться с Сетью? — спросил в ответ Гвилим.

— Ты же сказал, что все берешь на себя!

— Да, когда мы найдем Сеть. Они нам помогут, не сомневайся, — заверил ее Хранитель. — Но я не знаю, как их разыскать.

— Я тоже, — потерев лоб, ответила Мелиор. — На то она и Сеть. — Она оглянулась вокруг: — Я даже не могу определить, в каком мы квартале. Наверное, это Двадцать третий, хотя точно и не знаю. Думаю, связаться с Сетью здесь практически невозможно.

— Но ты же как-то вышла на них, — напомнил Гвилим. — Они помогли тебе найти Орриса и меня.

— Да, но это было в Четвертом, в моем собственном квартале! Мы же в сотнях квадов оттуда! Это даже не доминион Седрика. К тому же посланцы от Сети всегда настаивали на встречах в людных местах, сажали меня в мобиль и завязывали глаза. — Покачав головой, она добавила: — Не надо было соглашаться на это.

— Полагаю, выбирать не приходилось, — мягко сказал Гвилим. — Насколько я знаю, они не слишком-то сговорчивы.

Мелиор тихо и грустно усмехнулась.

Они подошли к развилке туннелей, и, поколебавшись всего мгновение, Мелиор повела их налево.

— Куда мы идем? — спросил Хранитель, бросив на нее озадаченный взгляд.

— На север, — буднично сообщила она. — Мы попытаемся выйти на людей из Сети по дороге, но двигаться будем в направлении Уэрелла-Наля.

Казалось, они шли уже довольно долго, молча, время от времени сворачивая, но всегда придерживаясь левой стороны. Никто им не встретился. Мелиор шла быстрым шагом впереди и, похоже, все больше нервничала. Гвилим не мог ее упрекать. Его и самого-то не сильно радовала возможность пробираться под землей пешком до самой границы Брагор-Наля. Он плохо представлял себе, как это далеко, но зато хорошо помнил, какими далекими казались горы с Верхней дороги. Идти придется несколько дней, а может, и дольше.

— Но это просто нелепо! — не выдержав, нарушила молчание Мелиор. — У нас так мало времени! — Она поглядела на Орриса и Гвилима. — Мы имеем дело с Лезвием и его молодчиками, а не какими-нибудь обычными изгоями! Туннели не защитят нас от них. Даже в Уэрелла-Нале мы не будем в безопасности, — пробурчала она себе под нос, — если, конечно, туда доберемся.

Прислушавшись к ее словам, Гвилим вдруг впервые понял, что за один-единственный день она пала с высоты власти до положения отверженной, и жестокое общество, частью которого она была еще вчера, сегодня объявило на нее охоту. Правда, связав свой жребий с чародеем, она сама избрала такую судьбу, как и Гвилим, оставивший дом и Герту. Но он, если выживет, сможет вернуться в Даалмар. Мелиор же некуда будет идти. Она потеряла свое положение так быстро, что дух захватывало. И, внезапно поняв это, Гвилим почувствовал к Мелиор жалость и рассердился на себя за накатившее на него раздражение.

Краем глаза взглянув на Орриса, он заметил, что и тот смотрит на него. Могучий маг слегка мотнул головой в сторону девушки и сделал сочувственное лицо. Похоже, по тону ее голоса он, даже не зная Лонмира, понял, о чем она говорила. Гвилим кивнул и пожал плечами, словно давая понять, что не знает, чем ей помочь. Оррис сделал то же самое и, слегка пожав плечо Хранителя, отвернулся. Гвилим улыбнулся про себя, — похоже, они отлично понимали друг друга, несмотря на то что не могли разговаривать.

Вскоре троица поравнялась с лестницей, ведущей наверх. Мелиор прошла мимо, но потом остановилась посреди коридора, о чем-то задумавшись.

— Ждите здесь, — наконец бросила она Гвилиму, взбежала по лестнице и пропала в гаснущем дневном свете.

Хранитель и маг переглянулись. Потом у Орриса тоже появилась какая-то мысль, и он поднялся по лестнице. Гвилим — за ним.

Как оказалось, Оррис просто решил воспользоваться возможностью и дать Анизир поохотиться. Едва они выглянули на улицу, ястреб сорвался с его плеча и исчез в поисках еды. Убедившись, что с ближайшей улицы их не видно, и ожидая возвращения птицы, Гвилим и Оррис стояли рядом у входа в туннель.

Так они и стояли, когда подкатил мышиного цвета мобиль, побольше того белого, что принадлежал Мелиор, и остановился возле них. Оттуда вылезла раскрасневшаяся Мелиор и вытаращилась на них.

— Да вы что, оба с ума сошли? Хотите, чтобы нас всех поубивали? Я же велела ждать… — Она сама себя оборвала и нахмурилась. — Что, снова ястреб? — спросила она Гвилима. — Поэтому вы здесь?

Словно в подтверждение ее слов, прекрасная птица появилась в небе, неся в лапах упитанную голубку.

Ястреб принялся за еду, а Гвилим спросил: — Где ты раздобыла мобиль?

— А что тут сложного? — таинственно улыбнулась женщина. — Они, знаешь ли, есть повсюду.

Гвилим понял не сразу.

— Ты что, украла его? — побелев, спросил он, не веря собственным словам.

Мелиор расхохоталась:

— Ну конечно! А куда, по-твоему, я ходила?

— Да я… я и подумать не мог! — запинаясь, ответил Хранитель. — Я решил…, — Не договорив, он посмотрел на мобиль и покачал головой. — Так нельзя, — промолвил он наконец. — Я бы никогда этого не сделал.

— А что, есть из чего выбирать? — спросила Мелиор, и ее взгляд стал жестким.

— Есть! Я в ворованный мобиль не сяду.

Мелиор только руками всплеснула:

— Да ты что, шутишь? Нас же всех могут убить только потому, что твои дурацкие принципы не позволяют тебе ехать в украденном мобиле!

Гвилим ничего не ответил, а Оррис о чем-то спросил женщину. Она молча посмотрела на него, а потом снова повернулась к Гвилиму.

— Давай спросим, что думает Оррис, — предложила она. — Если у него тоже сложности с моралью, я придумаю что-нибудь другое. Но если он согласится, тогда твои принципы останутся в этом переулке.

— Ладно, — согласился Гвилим, проглотив комок в горле.

Мелиор обратилась к Оррису и стала что-то оживленно рассказывать ему, показывая то на мобиль, то на Хранителя.

Оррис стоял очень прямо, и по его лицу непонятно было, как он отнесся к ее словам. Когда она замолчала, он, с оценивающим взглядом, обошел мобиль кругом. Потом что-то спросил у Мелиор, и та неожиданно расхохоталась.

— Что он сказал? — нетерпеливо спросил Гвилим.

Все еще посмеиваясь, девушка повернулась к нему:

— Он спросил, почему я не выбрала цвет поприятнее.

— Значит, он не против? — спросил Хранитель, переводя взгляд на мага.

— Пока не сказал. — Она снова заговорила с чародеем, и он подошел к Гвилиму и положил ладонь ему на плечо. Глядя ему в глаза, он что-то сказал Мелиор.

— Он говорит, что понимает твои чувства, — перевела она. — И в другое время он бы ко всему отнесся так же. Но он согласен, что сейчас выбирать не приходится.

Оррис добавил что-то еще, и Мелиор молча и удивленно посмотрела на него. Немного подождав, маг утвердительно кивнул и произнес еще одно слово.

— Еще он говорит, — тихо сказала она, — что, зная, как много я потеряла за вчерашний день, вам обоим надо постараться, насколько возможно, облегчить мне жизнь.

Гвилим посмотрел Оррису в глаза.

— Скажи, что он прав, — тоже негромко ответил он. И, обернувшись к Мелиор, добавил: — И пожалуйста, прости меня.

Она отвела глаза и кивком дала понять, что принимает извинения.

— Поехали, — сказала она, обойдя мобиль и залезая в него.

Оррис позвал ястреба, и вскоре они уже снова виляли переулками и узкими неприметными улочками, пока не добрались до дороги, ведущей на Верхнюю. Мелиор молчала, и Оррис с Гвилимом тоже тихо смотрели в окна. Темнело, и они мчались к далеким горам, казавшимися огромной черной громадой на фоне огней Брагор-Наля.

— Хранитель, — позвала Мелиор, вдруг нарушив тягостную тишину, — ты попал в Брагор-Наль, перейдя Срединный хребет?

— Да. — После долгого молчания Гвилиму показалось, что его голос звучит слишком громко, даже несмотря на гудение мобиля.

— Тебя провели люди из Сети?

— Нет, они рассказали мне дорогу, но шел я один.

— Тебя кто-нибудь встретил на этой стороне? — не успокаивалась Мелиор.

— Да

— А где?

Гвилим прикрыл глаза, стараясь получше вспомнить.

— Около старого пня сразу после крутого поворота реки.

— Какой реки?

Гвилим усердно ворошил память, но так и не смог вспомнить названия.

— Не помню, — наконец признался он.

— Это была река Трех Налей или…

— Точно! — радостно воскликнул он, весь подавшись вперед. — Река Трех Налей!

— Хорошо, уже что-то. Но у этой реки несколько притоков. Ты знаешь, вдоль какого шел?

— Нет, — откинувшись на сиденье, разочарованно произнес Гвилим. — Понятия не имею.

— А что ты о самой реке помнишь? По пути она соединялась с какими-нибудь притоками?

— Да, один раз, — немного подумав, ответил он.

— Это было еще за границами Наля?

— Да.

— Хорошо, — снова сказала женщина. — А с какой стороны света текла эта речка?

— С севера, — почти не задумываясь, ответил Гвилим. — Она текла с севера.

— И ты шел вдоль течения до самого Наля?

— Да.

— Отлично. Теперь я точно знаю, куда нам ехать.

Хранитель заулыбался, и Мелиор, оглянувшись, улыбнулась в ответ.

— Тебе придется замолвить за нас словечко, — помолчав, сказала она. — Тебе Сеть охотнее поможет, чем мне.

— Думаешь, они тебя узнают?

— Вполне возможно, — ответила она. — Правда, до моего квартала далеко, но я — довольно известная фигура.

— Уверен, что они все равно нам помогут, — заверил Гвилим. — Особенно если узнают, что ты одна из нас.

Мелиор круто обернулась, открыв рот. Но потом взяла себя в руки и снова отвернулась к дороге.

— Прости, Мелиор, — извинился Гвилим. — Собственно, сообщать им это не обязательно.

Она с деланным равнодушием пожала плечами:

— Пожалуй, сейчас это уже не важно.

Вскоре Оррис задал Мелиор вопрос, показывая на что-то за окном, и они разговорились. Гвилим поудобнее устроился на своем сиденье и быстро задремал под убаюкивающий звук их голосов. Он просыпался лишь однажды, когда Мелиор, подъезжая к заправке, попросила их с Оррисом лечь на пол. Но когда они снова тронулись в путь, он опять провалился в глубокий сон.

Когда Хранитель проснулся, было уже раннее утро и над ними висело небо грязно-серого цвета Мобиль не двигался, и, сев, Гвилим обнаружил, что они уже съехали с Верхней и стоят в каком-то переулке.

— Мы на границе Наля, Хранитель, — тихо сказала Мелиор.

Под ее красивыми зелеными глазами залегли темные тени, а лицо было бледным и усталым. Но, несмотря на это, она улыбалась, и Гвилим мимоходом подумал: «Интересно, о чем они с Оррисом разговаривали ночью?» При этом он осознал, что Орриса в мобиле нет.

— Он с птицей ушел, — словно прочитав его мысли, сказала Мелиор. — Ей охотиться пора.

Надо же, подумал Гвилим, ее это больше не раздражает.

Она протянула ему кусок мягкого хлеба и какие-то консервированные фрукты, к которым он так привык за последние недели:

— Ты, наверное, тоже проголодался.

— Спасибо.

— Теперь нам придется хитрить, — сказала она, когда он начал есть. — Чтобы покинуть пределы Наля, надо пройти контроль ПСБ. Раньше меня пропустили бы без задержек — мое имя кое-что значило. Может, оно по-прежнему произведет на них впечатление, но я не уверена. Им уже может быть известно, что я в немилости у Седрика.

— Но лучше не рисковать, — подсказал Гвилим, раздумывая, к чему она клонит.

— Да, — отвела взгляд Мелиор. По ее лицу было не понять, о чем она думает, но в этот момент Гвилим вдруг увидел, что она еще страшно молода для такой ноши. — Я никого не боюсь. Но теперь, похоже, все открыли на меня охоту: Седрик, Лезвие, ПСБ. — Она посмотрела через стекло на Орриса. — Дело в том, что я, боюсь, не смогу нас отсюда вытащить. Все, что могла, я уже сделала Теперь твоя очередь.

Гвилим проглотил кусочек хлеба.

— Но я не знаю, где искать Сеть. Я думал, ты довезешь нас до того изгиба реки, о котором мы говорили ночью.

— Мы уже у реки. Она по ту сторону домов, — сказала она, показывая пальцем через окно. А граница Наля отсюда меньше, чем в кваде пути. Это все, что я могла сделать.

Хранитель вздохнул и потер глаза Он еще не совсем проснулся, но, даже находясь в ясном сознании, он задумался бы, может ли он теперь отвечать за всех. Но все же, после того как он так долго полагался на других — Сеть, Мелиор, Орриса, — Гвилиму хотелось попытаться. Там, в Даалмаре, он был главным: на него смотрели и ждали решений. Ему не хватало этого ощущения. Сейчас Мелиор давала ему возможность его вспомнить.

— Ладно, — наконец сказал он. — Сейчас доем, и пойдем.

Его поразило, какое облегчение выразилось в ее глазах, когда она с улыбкой произнесла: «Спасибо».

Когда Анизир и Гвилим позавтракали, трое спутников через дверь неподалеку от угнанного Мелиор мобиля снова спустились в туннели. Едва очутившись под землей, Гвилим почувствовал запах реки, точнее, речной сырости, стоявший в каменных коридорах. Он хорошо его запомнил, когда попал в Брагор-Наль.

— За пограничной стеной есть вход в туннели, — тихо сказал Хранитель. — Он приблизительно в пятидесяти ярдах к западу от реки.

— Тогда нам сюда, — сказала Мелиор и пошла по коридору. Оррис с Гвилимом последовали за ней. Гвилим не любил передвигаться под землей — он уже успел потерять ориентацию и повел бы их в противоположном направлении.

Они прошли совсем немного, как впереди послышались голоса Мелиор тут же схватилась за лучемет, а Оррис поднял посох.

— Может, это члены Сети, — прошептал Хранитель.

— Ага, или молодчики из охранки, — шепотом ответила Мелиор. — Или изгои.

— А как нам узнать?

Мелиор что-то прошептала на ухо Оррису, он кивнул и закрыл глаза Ястреб тут же слетел с его плеча и полетел вперед, скользя над самым полом. Потом чародей что-то сказал. Мелиор задала вопрос, маг односложно ответил.

— Похоже, там не эти подонки, — произнесла женщина. — По крайней мере на них нет формы. — Снова спросив что-то у Орриса и получив тот же короткий ответ, она повернулась к Гвилиму. — И оружия у них нет, — выжидательно глядя на него, сказала она.

— Из тех членов Сети, что я встречал, мало кто носил оружие.

Мелиор опять что-то сказала Оррису. Он лишь кивнул, и пару секунд спустя ястреб бесшумно вернулся к нему на плечо.

— Что будем делать? — спросила Мелиор, прислушиваясь к приближавшимся голосам.

— Надеюсь, вы с Оррисом в любом случае сможете отбиться, — сказал Гвилим. — Поэтому предлагаю назваться, на случай, если это люди из Сети.

— Хорошо. Давайте так и сделаем, — согласилась Мелиор.

— Скажи Оррису, чтобы пока спрятал камень, пусть подойдут ближе, — попросил Гвилим, прикрывая свой кристалл. — А то они убегут, даже не зная, кто мы такие. Когда я скажу, пусть вытащит камень и засветит его поярче.

Мелиор все передала Оррису, и тот не стал возражать.

Они подождали, пока голоса приблизятся. Похоже, людей было только двое, оба мужчины, и даже на расстоянии было слышно, что переговаривались они негромко. Чуть позже на фоне темного коридора появились две черные тени. Гвилим и не заметил бы, если бы он их не ждал. Похоже, незнакомцы их не видели.

Хранитель молчал, хотя теперь мужчины были всего в нескольких шагах. Потом он вытащил свой камень и на Лонмире крикнул Оррису сделать то же самое. Оррис каким-то образом его понял, и в ослепительном свете янтарного церилла, подобно восходящему солнцу осветившего туннель, они увидели двух молодых ребят со светлой кожей и темными волосами.

Оба они сдавленно вскрикнули и бросились наутек.

— Подождите! — прокричал Гвилим. — Я — Гвилим, Хранитель Камня! Мы просим вашей помощи!

Беглецы даже не замедлили шаг. Они уже почти добежали до конца коридора, когда луч алого пламени ударил между ними в каменную стену коридора Незнакомцы тут же остановились и повернулись к Гвилиму с товарищами, широко открыв глаза и едва переводя дыхание.

— Так-то лучше, — с улыбкой сказал Хранитель. — Как я уже сказал, меня зовут Гвилим, я Хранитель Камня и пришел из Даалмара. Со мной Оррис, чародей из Тобин-Сера, и… — запнулся он, глянув на Мелиор.

— Келлин, — подсказала она.

— И Келлин, — повторил Гвилим. — Она тоже гилдрин, как и я. — Он шагнул навстречу молодым ребятам, которых словно парализовало. — Полагаю, вы оба из Сети?

Ребята одновременно кивнули.

— Чудесно! — воскликнул Хранитель, широко улыбаясь. — Нам нужно как можно быстрее попасть в Уэрелла-Наль и связаться с тамошней Сетью. Вы можете нам помочь?

— К-конечно, Хранитель, — еле вымолвил один из них. — Мы слышали, что в Нале появились Хранитель и чародей, но даже не думали, что можем с ними встретиться. Простите, что мы задали стрекача, но вы нас очень напугали.

— Понимаю и прошу прощения. Мы не хотели вас пугать, но обнаружить себя раньше времени тоже боялись, поскольку на вашем месте мог быть… кто-то другой.

Оба парня понимающе заулыбались, и Гвилим решил, что они братья, скорее, даже близнецы.

— Идите сюда, Хранитель, — уже спокойнее сказал один из них и указал в направлении, куда они собирались сбежать. — Мы проведем вас за стену и расскажем, как найти Сеть в Уэрелла-Нале, но вам придется оставаться под землей до самой темноты.

Гвилим взглянул на Мелиор, и та кивнула.

— Прекрасно, — ответил он, обращаясь к новым провожатым. — Ведите.

Весь день они провели с братьями в подземелье, выслушивая указания, где пересечь Срединный хребет, и наполняя провизией и питьем мешок Гвилима. Мелиор вела себя чрезвычайно тихо. Похоже, она нервничала в преддверии путешествия по горам, к тому же она явно чувствовала себя скованно, несмотря на то что братья считали ее гилдрином. Перед наступлением сумерек один из проводников вдруг оставил их, уйдя по коридору в направлении Наля, и Мелиор проводила его подозрительным взглядом.

— Куда это он? — спросила она у второго брата.

Парень, помогавший Гвилиму загружать мешок, равнодушно посмотрел вслед своему брату.

— Не знаю, — сказал он. — Мы должны патрулировать туннели под северной частью Двадцать третьего квартала. Наверное, пошел на обход.

Мелиор снова посмотрела туда, куда он ушел.

— Ну ладно, — с явным недоверием произнесла она.

Гвилим подошел к ней поближе и шепотом спросил:

— Что случилось?

— Не знаю, — тихо ответила она. — Наверное, ничего. Но он какой-то странный.

— С ними непросто, — согласился Гвилим, вспоминая собственные первые впечатления от членов брагорской Сети. — Когда я сюда попал, то не знал, что и думать о них. Но они каждый день жизни проводят в строжайшей секретности и страхе быть обнаруженными. Все равно как если бы они одновременно жили в двух мирах. Не представляю себе, как им это удается. — Он улыбнулся, пытаясь подбодрить ее. — Но они привели меня к чародею, приведут нас и в Уэрелла-Наль.

Мелиор посмотрела на Хранителя и принужденно улыбнулась:

— Наверное, ты прав. Похоже, что все в порядке.

— Пора идти, — позвал их второй парень. — Сумерки — самое лучшее время: уже довольно темно, и головорезам из Безопасности будет трудно нас заметить, но все же света еще достаточно, и прожектора пока не включают — толку мало.

Хранитель поправил мешок за спиной, пытаясь приноровиться к грузу, — он уж и забыл, когда мешок был таким тяжелым. Потом все трое пошли за проводником, хотя напоследок Мелиор еще раз оглянулась, ища глазами второго брата.

Разговор будет недолгим — оверлорд всегда краток. Самым трудным для Джерона было отойти от брата и путешественников на приличное расстояние, чтобы его никто не услышал. Брат бы этого никогда не смог понять. Ловел добрый малый, и Джерон его любил. Кроме друг друга, у них в этом мире никого не было. Но Ловел так безнадежно наивен и, если быть честным, слегка туповат. Он никогда не спрашивал, откуда у Джерона деньги на новый мобиль или как они могут позволить себе содержать одну из лучших квартир в кваде на свою зарплату рабочих на Ферме. Кстати, Ловел никогда не интересовался, как им удалось без связей и опыта получить такую престижную работу. Он принимал все как должное.

Но это и неплохо. Иначе как бы Джерон все ему объяснил? Не мог же он просто сказать: «У нас есть все — работа, деньги, квартира — потому, что я предал Сеть и стал доносчиком Седрика». Пусть уж лучше это остается тайной, — кто знает, сколько тайн может скрываться в одном человеке? — и Ловел так и продолжает считать, что мир не такое уж паршивое место даже для парочки гилдринов.

С самого начала Джерон настоял на обещании оверлорда, что Ловелу не причинят никакого вреда, поставив это условием своего сотрудничества. Не то чтобы он верил, будто слово Седрика чего-то стоит, или тешил себя нелепой надеждой, что сможет как-то надавить на оверлорда и настоять на выполнении обещания. Но так ему было чуточку легче смириться с собственным предательством. Потом выяснилось, что Седрика совершенно не интересовало преследование гилдринов. Ему просто спится спокойнее, если он каждую секунду знает, чем занята Сеть, — таково было его объяснение. По Налю всегда ходил слух, что у Седрика пунктик по поводу личной безопасности.

А еще Джерон слышал, что после почти удавшегося покушения оверлорд чуть не погиб и с тех пор был обезображен шрамами. Хотя сам этого никогда не видал — они с Седриком никогда не встречались. Его завербовали через посредников, а все переговоры велись через портативное устройство связи, которое он прятал в штанине.

Как правило, разговор происходил раз в неделю, причем Джерон сам звонил в условленное время. Но два дня назад оверлорд лично вызвал его и приказал ловить любые слухи о Хранителе, кудеснике и сопровождающей их женщине, как понял Джерон, весьма заметной личности.

— Я хочу быть в курсе всего, что до тебя дойдет, Джерон, — сказал Седрик. — Смотри не разочаруй меня во второй раз.

При воспоминании о первом разе Джерон покрылся холодным потом. Тогда Седрик пришел в ярость из-за того, что Джерон не доложил ему о появлении Хранителя в Брагор-Нале. Гилдрин пытался оправдываться тем, что сам узнал об этом лишь спустя несколько дней, а потом подумал, что подобные сведения не представляют особой важности. Чем могло присутствие Хранителя грозить Седрику, да и вообще кому бы то ни было в Брагор-Нале? Он высказал эти свои соображения оверлорду, и сразу понял, что свалял дурака, потому что в ответ услышал такую яростную и ядовитую отповедь, что плюхнулся на переговорное устройство, чтобы заглушить звук и не разбудить спавшего в соседней комнате Ловела.

Поэтому новый разговор был чрезвычайно важен. Нельзя сердить Седрика дважды.

— Слушаю, Джерон, — послышался голос Седрика после первого же гудка. — Предупреждаю: для тебя будет лучше, если ты запасся новостями.

— Они есть, оверлорд, — безуспешно пытаясь придать твердость своему голосу, ответил Джерон.

— Тебе известно, где они?

— Я только что от них. Мой брат их сейчас провожает.

— Провожает? — угрожающе повысив голос, переспросил Седрик.

— Да, оверлорд, — еле слышно подтвердил Джерон. — Они собираются перейти Срединный хребет и попасть в Уэрелла-Наль. Хотите, я их задержу? Можно придумать что-нибудь насчет Правительственной Службы Безо…

— Не надо, — прервал его Седрик и надолго замолчал, так что парень даже подумал, не прервалась ли связь. — Не надо, — наконец задумчиво повторил оверлорд. — Так даже лучше. Лишний шум мне не нужен. Поэтому разумнее всего сделать это в другом Нале.

Джерон кашлянул:

— Простите, оверлорд?

— Ничего, — сухо ответил Седрик. — Ты хорошо поработал, Джерон. Следующий разговор через неделю в обычное время.

Резкий щелчок — и Седрик отключился. Парень осел на каменный пол коридора, прикрыл глаза и перевел дыхание. «Но разве иначе мы могли бы позволить себе мобиль и квартиру? — в который раз спросил он себя.— Разве иначе мы получили бы работу на Ферме? Я это делаю для Довела».

 

23

Как в докладе Бадена, так и во время дебатов в Великом Зале прозвучало предположение, что среди убийц и преступников Лон-Сера можно найти потенциальных союзников, которые, подобно нам, настроены против негодяев, четыре года назад напавших на нашу страну, и даже могли бы помочь нам в борьбе против захватчиков. На мой взгляд, подобное предположение является верхом легкомыслия, целиком и полностью основано на стремлении выдать желаемое за действительное и вносит значительное смятение в умы. Это предположение построено на догадках и противоречит тем фактам, которыми мы располагаем. Достаточно внимательно осмотреть оружие чужеземцев, чтобы понять — эти люди пришли к нам из страны, где правят жестокость и насилие. Все Нали нам одинаково враждебны, и любой из жителей Лон-Сера — потенциальный враг нашей страны. Отправлять за море Арика посланцев в поисках друзей и союзников было бы наивно и глупо. Таких в Лон-Сере попросту нет.

Из «Ответа на „Доклад Магистра Бадена

Ему было плохо в Нале. С самого первого дня он ощущал на себе гнетущую тяжесть громоздких зданий, как будто тащил их на спине. Ему было неприятно видеть коричневый туман, подобно заразе покрывавший небо, а постоянный шум, к которому он никак не мог привыкнуть, доносился до его ушей даже здесь, в душной вони и непроглядной тьме туннелей, где он и провел большую часть времени. Оррис болезненно воспринимал все, что было ему противно в этом чужом месте, но даже не осознавал, как сильно тоскует по дому, пока не вырвался за пределы гигантского города, сюда, в скалы гигантской горной цепи, которую Мелиор назвала Срединным хребтом.

Наль еще виделся позади, а когда затихал прохладный ветер, дувший с каменистых склонов, Оррис отчетливо чувствовал его запах. В небе были еще различимы грязные полосы коричневого тумана, хотя оно и принимало теперь свой обычный голубой оттенок. Зато под ногами снова были земля и камни. Над головой, согреваемые солнцем, качались на ветру кроны осин и елей. Было слышно пение птиц, а несколько раз им даже повстречались семьи оленей. С каждым вздохом он чувствовал, что воздух становится чище.

Однако облегчение, которое испытал Оррис, выбравшись наконец из Наля, было не сравнимо с чувствами Анизир. Много дней ее мысли были затуманены постоянным страхом — с той самой минуты, как они увидели Наль со стороны трясины, — так что Оррис начал забывать, какой была их связь до того, как они попали в Лон-Сер. Но теперь, взбираясь по узкой тропинке, убегавшей все выше в горы, Оррис, Гвилим и Мелиор с такой радостью любовались на то, с каким самозабвением темный ястреб парит в высоте, то кружа, то внезапно бросаясь вниз, что даже Мелиор засмеялась. Время подступало лишь к полудню, а Анизир с рассвета охотилась уже в третий раз. И Оррис, и птица по-прежнему были страшно далеки от своей родины, но в это утро расстояние не казалось им таким уж огромным.

Все утро и большую часть дня они довольно бодро продвигались вперед, только дважды делая короткие остановки, чтобы перекусить. Оррис ожидал, учитывая тучность и возраст Гвилима, что он устанет первым. Однако Хранитель с такой легкостью тащил свой тяжелый мешок и так уверенно двигался по неровной тропе, что в нем сразу узнавался житель гор. Зато Мелиор оказалась не слишком приспособленной к подобному путешествию. Черные сапоги с шипами на носках были не лучшей обувью в этой местности, и хотя она не жаловалась и старалась не отставать от Гвилима и Орриса, уже к полудню раскраснелась и выдохлась.

Ближе к вечеру, когда косые лучи солнца окрасили деревья и скалы ярким золотым цветом, они наконец сделали привал. Мелиор тут же свалилась на землю и, улегшись на спину, закрыла глаза, что-то раздраженно бормоча себе под нос.

— С тобой все в порядке? — спросил Оррис, присев рядом с ней и протянув сухари.

Она приоткрыла один глаз и зло посмотрела на него. Потом взяла сухарь и сунула в рот.

— Хочешь знать, все ли в порядке, — переспросила она и села. — А ты сам как думаешь? — Она нагнулась и, поморщившись, быстро сняла один сапог. Белый чулок на ноге порвался в нескольких местах и пропитался кровью. Потом она сняла и оставшиеся от чулка лохмотья, и Оррис увидел, что кожа во многих местах содрана, а ноги покрыты кровавыми волдырями. Еще удивительно, как она смогла столько пройти. Со второй ногой дело обстояло еще хуже.

Оррис присвистнул и, взяв в ладони одну стопу, сказал:

— Ну, с этим я справлюсь.

Она отдернула ногу, снова поморщившись.

— Ну что ты, — постарался он ее успокоить. — Я тебя вылечу.

— Нет! — Она так сильно затрясла головой, что волна золотистых волос закрыла ее лицо.

— Зачем тебе мучиться?

— Нет, — повторила она, правда, уже спокойнее.

Маг пожал плечами и встал.

— Ну, как хочешь, — сказал он, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Погоди! — окликнула она его, чуть помедлив.

Оррис обернулся, изо всех сил сдерживая улыбку.

— Ты сказал, что можешь меня вылечить, — неуверенно начала она, глядя на него изумрудными глазами, — это при помощи… Ты хочешь воспользоваться… — Смешавшись, она ткнула пальцем в Анизир, кружившую над их головами.

— Да. При помощи магии, — согласился Оррис.

— А получится?

— Раньше всегда получалось, — рассмеялся маг. Он тепло взглянул на нее: — Дашь попробовать?

Она слегка покраснела и отвела глаза, и Оррису показалось, что в жизни он не видел женщины прекраснее. Она была даже красивее Элайны, хотя раньше он думал, что такое невозможно. И при этом он не мог полностью довериться ей. Даже зная, что, связав свою жизнь с ним и Гвилимом, она пожертвовала всем. Даже будучи уверенным, что наемные убийцы там, в Брагор-Нале, хотели убить и ее. Каким бы положением она ни обладала, будучи подчиненной Седрика, теперь от него ничего не осталось. Он понимал, что Гвилим доверял ей, потому что она призналась ему, что она — гилдрин, и тем самым установила между ними прочную связь. Все это Оррис знал: чтобы верить ей, причин было более чем достаточно. Но ему было трудно забыть, что это она подослала к нему убийц и собиралась напасть на Тобин-Сер. Маг не мог вычеркнуть из памяти то, кем она была до встречи с ним, даже несмотря на все испытания, что выпали им за последние несколько дней.

— Попробуй, — наконец сказала она, посмотрев ему в глаза. И, улыбнувшись, добавила: — Пожалуйста.

Он тихонько прижал ладони к ее стопе. Соединив свое сознание с сознанием Анизир, почувствовал, как сила вливается в него, словно теплый ветер Равнины Тобина, и перетекает из его рук в кожу Мелиор. Через несколько секунд он ощутил, что раны начинают затягиваться. Какое-то время он не двигался, привязанный к земле плотью Мелиор и уносимый ввысь сознанием Анизир, и наслаждался ощущением парения между ними. «Как мне этого не хватало, — подумал он. — Маг должен использовать свою силу не только в сражениях».

Когда он отнял руки, волдыри сошли и на их месте остались только темноватые отметины. Гвилим тихо ахнул за его спиной, а Мелиор изумленно переводила взгляд с лица Орриса на свою ногу и обратно.

— Пятна сойдут через несколько дней, — заверил ее маг.

— Больше не болит, — не веря самой себе, сообщила Мелиор. — Совсем не болит. — Она посмотрела на Гвилима и что-то сказала ему таким же полным благоговения голосом. Хранитель что-то тихо пробормотал в ответ. — Спасибо, — произнесла Мелиор, снова посмотрев Оррису в глаза.

В жизни он не видел женщины прекраснее… — Давай вторую ногу, — сказал маг, пересев и глядя в сторону.

Оррис залечил раны Мелиор, и путешественники разбили лагерь. Маг послал Анизир раздобыть какой-нибудь дичи, и, пока Гвилим собирал коренья, Мелиор и Оррис принесли дров для костра. Когда стало темнеть и в темно-синем небе зажглись первые бледные звезды, на шампурах уже жарились два перепела

Они молча съели свой ужин. Мелиор казалась усталой и озабоченной, и неудивительно. Странно то, что Гвилим тоже был замкнут. Из разговоров с Мелиор Оррис понял, что Хранитель жил в горах где-то на севере, и он ожидал, что Гвилиму будет приятно оказаться за пределами Наля в местах, напоминавших его родину. Но, судя по поведению его лысого друга, произошло как раз обратное. По-видимому, окружающее отзывалось в нем болью, и Оррис вдруг решил узнать, что за жизнь осталась у него позади.

— У тебя есть семья? — внезапно спросил он. — Жена? Дети?

Глянув на него, Гвилим посмотрел на Мелиор, которая перевела вопрос. Снова повернувшись к нему, Хранитель что-то сказал негромко, и Оррис увидел, что по его щеке, блеснув в свете костра, покатилась слеза.

— Детей двое,— глядя на Хранителя, произнесла Мелиор. — Ну и жена, разумеется. — Она что-то спросила у него и, заметив: «Так я и думала», повернулась к Оррису: — Он Хранитель, а это значит, что одновременно он — глава поселения. Чтобы прийти сюда, ему пришлось многое оставить.

— А почему ты ушел? — спросил Оррис.

Маг подождал, пока Мелиор переведет, и потом дождался ответа.

— Из-за сна, — сказала она. — Ты ему приснился. Оррис уставился на нее, а потом на Гвилима:

— Что?

— У нас, гилдринов, тоже есть одна сверхъестественная способность. — она улыбнулась, но в глазах затаилась печаль. — Мы называем ее Даром прозрения.

— Маги тоже ею обладают, — кивнул Оррис.

— Понятное дело, — как-то загадочно сказала она. — Гвилиму было видение, как двое моих людей напали на тебя, и он пришел в Брагор-Наль, чтобы спасти тебя.

— Но почему?

Мелиор с Гвилимом снова проговорили пару минут, а Оррис прислушивался. Он начинал уже понимать кое-что из того, что слышал. Немного, правда, но все же между языками Лон-Сера и его существовало некоторое сходство, что и неудивительно, учитывая их родственное происхождение. Он уже узнавал слова, которые в Лонмире обозначали «камень», «страна» и «смерть», а еще одно звучало почти как «жизнь» в его языке. Но уловить общий смысл речи Гвилима он был не в состоянии.

Когда Хранитель замолчал, Мелиор вздохнула:

— Ответить на твой вопрос непросто, — начала она, на свой особый лад выговаривая тобинские слова. — Для этого надо рассказать историю нашего народа. — Она нахмурилась. — Боюсь, у меня получится не очень вразумительно. Мы обладаем Даром, и в древности моих соплеменников за него очень ценили, главы Налей даже специально выискивали их, чтобы использовать их способность прозревать будущее для собственного обогащения и стяжания власти. Но наряду с этим нас боялись, и в конце концов этот страх стал причиной притеснений и преследований. Когда же во время гражданской войны кровь стала литься рекой, многие гилдрины бежали в самую отдаленную область нашей страны, горы Даалмар. Тем же, кто остался в Налях, пришлось скрывать свое происхождение и провидческий дар из страха заключения и казни.

Гвилим говорит, что это видение, в котором он увидел тебя, значило для него нечто большее, чем просто необходимость помочь чародею. Он решил, что ты — тот человек, в чьих силах повернуть историю Лон-Сера и прекратить гонения на гилдринов.

— Но ведь я совсем один, — запротестовал Оррис. — Я даже не уверен в том, что смогу воспрепятствовать новым набегам на мою собственную страну. Как же я могу изменить что-то в Лон-Сере?

— Не знаю, — тихо ответила Мелиор. — Но, может, тебе надо исполнить то, ради чего ты пришел сюда, а остальное получится само собой?

Оррис внимательно посмотрел на нее, раздумывая над ее словами.

— Может быть, — помолчав, согласился он. Потом он слегка наклонился к Гвилиму и попросил женщину: — Спроси, откуда у него этот камень.

— Это я тебе и сама расскажу, — улыбнулась Мелиор. — Легенды гласят, что Гилдри и его последователи, придя из Тобин-Сера, все владели такими же посохами и имели таких же птиц и плащи, как у тебя. Птицы, само собой, поумирали, плащи истлели, но осталось несколько посохов с камнями в навершии. Теперь они принадлежат Хранителям, возглавляющим гилдринские поселения в Даалмаре.

— А камень всегда был такого цвета?

Мелиор спросила Гвилима, тот покачал головой и что-то ответил.

— Он говорит, что, когда посох принадлежал его отцу, камень был зеленым. Когда Гвилим его принял, он стал коричневым.

— Значит, он связан с камнем! — едва слышно произнес Оррис.

Мелиор недоуменно посмотрела на него:

— Не поняла.

— Я маг, и я в равной степени связан и с цериллом, и с птицей. Благодаря цериллу я могу управлять своей энергией, концентрировать ее. Камень настроен только на меня; никто другой не сможет им воспользоваться. — (Она по-прежнему вопросительно глядела на него). Оррис потер лоб и попробовал объяснить иначе: — Когда я нашел этот камень, он был бесцветным, как стекляшка. Но едва я взял его в руки, он стал золотистым. Если бы его поднял другой маг, то и цвет был бы другим. Пока я жив, этот камень будет настроен на мою энергию.

— Ты хочешь сказать, что Хранитель тоже обладает магическими силами?

— Не совсем так. Но в его крови определенно содержится часть мощи Гилдри. Иначе его камень так не сиял бы. — Он посмотрел на нее, и по выражению ее необыкновенно красивого лица понял, что она подумала о том же, что и он. — И в твоей крови тоже, — мягко произнес он.

— Я знаю.

Гвилим спросил ее о чем-то, и некоторое время они беседовали на Лонмире.

— Он хотел знать, о чем наша беседа, — пояснила она. — В Даалмаре говорят, что Хранитель объединен с камнем, и они считают, что такое объединение — наследство Гилдри и его сторонников.

Оррис взглянул в сторону Гвилима и кивнул. Тот, однако, испытующе смотрел на него.

— Он хочет спросить тебя, — продолжала Мелиор, — какую роль сыграл Гилдри в вашей истории?

Маг напрягся. Он с тревогой ждал этого вопроса с той самой минуты, как узнал, что народ Гвилима — наследники Гилдри.

— Боюсь, это, в общем, непросто, — предупредил он. — И мой рассказ может ему не понравиться.

Мелиор передала его слова Гвилиму, и тот сдержанно произнес что-то.

— Это неважно. Он хочет знать все.

— Ну что ж, — согласился маг.

С ночного неба светили звезды, вместе и знакомые, и чужие, и Оррис повел рассказ об Амариде и Тероне: как они повстречались еще мальчиками, оба изгнанные из дома своими добропорядочными семьями из-за способности к странному, темному волшебству; как с годами окрепла их дружба выросшая из одиночества и владения обоюдоострым Даром. Он рассказывал, как Амарид и Терон, странствуя по стране, встретили других людей, тоже связанных с ястребами, и как юные друзья собрали этих магов вместе и основали Орден. Еще Оррис рассказал, как их дружба дала трещину, когда Амарид женился на Дакии, и разрыв еще углубился из-за постоянных споров по поводу будущего Ордена и его роли в жизни Тобин-Сера. А в самом конце Оррис поведал им о преступлении Терона, убившего своего соперника, о суде над ним и проклятии, наложенном Тероном после смертного приговора суда.

Оррис часто останавливался, чтобы Мелиор успевала переводить Гвилиму. Переплетение их голосов придавало рассказу странное, чарующее звучание, и казалось, что воздух и горы застыли, прислушиваясь.

— После суда и смерти Терона, — продолжал Оррис, глядя, как тонкий дым от раскаленных алых углей поднимается в темное небо, — несколько его верных сторонников под предводительством Гилдри отказались от членства в Ордене и покинули Собрание. Больше никаких упоминаний о них в истории Тобин-Сера не сохранилось. Я узнал, что с ними произошло, только когда повстречал Хранителя.

Мелиор пересказала все это Гвилиму и замолчала. Хранитель сидел, не двигаясь, и смотрел на догорающий костер, раздумывая над услышанным. Он заговорил не сразу, глядя на горячие уголья, и голос его был глухим и надтреснутым.

Мелиор смотрела на него с сочувствием на лице и, когда он замолчал, сжала его руку.

— Что он сказал? — спросил Оррис.

— Он часто думал, что, возможно, Гилдри и его друзья первыми открыли вашу магию и за это были изгнаны из своей страны. Он никогда не предполагал, что они сбежали от других чародеев.

— И не надо так думать о нем, — покачал головой маг. — Гилдри покинул Тобин-Сер, потому что так велела его совесть. Ему было бы проще остаться, но тогда он перестал бы быть верен себе. К тому же, — тепло улыбаясь, добавил Оррис, — я вижу, что, судя по тем гилдринам, которых я встретил, он оставил прекрасных последователей на своей новой родине.

Мелиор перевела, и лысый Хранитель несколько секунд не отрывал взгляда, выражающего и признательность, и разочарование, от чародея. Потом он встал и тихо скрылся во тьме.

— Спасибо, — негромко сказала Мелиор.

— За что?

— За то, что ты сказал ему правду, — глядя в сторону, пояснила она — Надеюсь, со временем он с этим смирится. И я тоже.

— Я тоже надеюсь.

Она вдруг улыбнулась, и даже в красноватых отсветах пламени было видно, что ее щеки покрылись румянцем.

— Не только у Гвилима было видение о тебе.

— То есть?

— У меня тоже. Я видела, как мы сражались вместе. Ту стычку с Лезвием.

— Когда ты это видала? — спросил он, даже не пытаясь скрыть своего изумления.

Она покраснела еще сильнее:

— Не так давно.

Видя, что она уходит от ответа, он хотел было проявить настойчивость, но передумал. Наконец-то они достигли какого-то взаимопонимания, и ему не хотелось снова начинать перебранку. Поэтому маг промолчал.

Так они и сидели в тишине, слушая, как потрескивают угли. Даже не глядя на Мелиор, Оррис чувствовал каждое ее движение. Где-то далеко в горах ухнула сова, и сидевшая на земле неподалеку от мага Анизир встрепенулась и внимательно вгляделась в темноту.

— Ты знаешь, о чем она думает? — спросила Мелиор, мотнув головой в сторону птицы.

— Да, хотя суть не в том, что она думает, а как.

— Не поняла

— Ястребы чрезвычайно умны — даже умнее многих людей, — но их разум устроен иначе. Мы формулируем наши мысли с помощью слов, а они передают свои посредством образов и ощущений.

— А о чем она подумала когда только что услышала крик какой-то другой птицы?

— О многом, — улыбнулся Оррис. — Сначала она вспомнила об одной сове в Тобин-Сере, которая кричит похоже. Потом — о схватке с одной такой птицей еще до нашей связи. А еще она вспомнила сову, которую она видела на Собраниях Ордена

— И сколько ей надо времени, чтобы все это рассказать?

— Одну-две секунды.

— И она так быстро успела все это передать? — изумленно уставилась на него Мелиор.

— Да.

— А как же ты все это понимаешь?

— Со временем сам приучаешься думать подобным образом, это становится частью твоего собственного сознания. Помню, когда я несколько месяцев был несвязанным…

— Что значит «несвязанным»?

— Мой первый ястреб умер, и у меня не было птицы, пока я не нашел Анизир. Это и значит быть несвязанным.

— Ясно.

— Так вот, в то время, — продолжал Оррис, — мне было гораздо сложнее мыслить четко, чем тогда когда я был с птицей. Просто привыкаешь иметь в голове как бы два мыслительных ряда. Для меня это так же естественно, как дышать.

— А она тоже читает твои мысли?

— Да.

Мелиор посмотрела на него с недоверием.

— Не веришь? — усмехнулся маг.

— Ты же сам сказал, что птицы не пользуются человеческим языком. Я вот уже несколько дней живу пытаясь говорить и думать на двух языках и скажу, что это очень непросто. А ей ведь, должно быть, еще труднее.

— Может, и так, но именно это она и делает, — возразил Оррис. — Она показывала мне картины моих собственных воспоминаний. Она послушна моим мыслям, как если бы понимала слова: я могу приказать ей что-нибудь, могу успокоить, когда она взволнованна

— Но как это получается? — не унималась Мелиор.

— Понятия не имею. Вероятно, наши мысли формируются сначала как чувства и желания и лишь потом облекаются в слова. — Он пожал плечами: — Не знаю. Но я совершенно уверен, что мои мысли — такая же часть ее сознания, как и ее мысли — моего.

Мелиор приготовилась сказать еще что-то, но тут к огню возвратился Гвилим и озабоченно сообщил ей о чем-то. Она тоже вдруг посерьезнела и задала ему пару вопросов.

— Что случилось? — спросил Оррис.

Мелиор и Хранитель еще о чем-то переговорили, и потом женщина повернулась к магу. В отсветах догорающего огня и магических кристаллов ее лицо казалось очень бледным.

— Гвилим считает, что кто-то идет следом за нами. Он поднимался на невысокий уступ здесь, неподалеку, и видел свет небольшого костра у подножия горы.

— Но ведь это может быть кто угодно?

— Вряд ли, — ответила Мелиор. — Очень немногие люди покидают Наль. Я спросила, не могут ли это быть те гилдрины, что помогли нам бежать, но он говорит, что гилдрины, которых он встречал, идя в Брагор-Наль, никогда не разводили костров из страха быть обнаруженными ПСБ. Да и рудокопов на востоке быть не должно. — Она помолчала, хмуро разглядывая свои босые ноги. — Хранитель полагает, что нам надо тотчас же отправляться и постараться уйти как можно дальше.

— А ты что думаешь?

Она закусила губу:

— Я устала от этого бесконечного бегства. Думаю, надо принять бой. Преимущество на нашей стороне — мы наверху.

— Ты сказала об этом Хранителю?

— Да.

— И что он ответил?

— Он не хочет драться. Мы ведь не знаем, сколько их там.

— Он прав, — сказал Оррис как можно мягче. — Твоего оружия и моей магии может оказаться недостаточно.

На ее лице отразилось чувство неуверенности, и он снова подумал, как ей, должно быть, сложно со всем этим мириться. Всего несколько дней назад она была лордом, а теперь вынуждена бежать горами, как загнанный зверь. Ему хотелось как-то подбодрить ее, но как — он не знал. Несмотря на некоторое улучшение их отношений, неловкость все равно оставалась.

— Слишком темно, — наконец произнесла она — Сейчас нельзя идти по тропе — фонариков-то у нас нет.

Заслоняя церилл своим телом, чтобы его не могли видеть со стороны, Оррис заставил камень ярко сиять.

— В этом загвоздки не будет,— лукаво улыбаясь, сказал маг. — Я могу держать камень поближе к земле и освещать тропу, тогда наши преследователи его не увидят.

Гвилим усмехнулся в ответ и с готовностью сделал то же самое.

Мелиор безнадежно посмотрела на одного, потом на другого, и сказала, неохотно подбирая свои чулки и сапоги:

— Ладно. Пошли.

Она стала натягивать на ноги изодранные окровавленные чулки, но потом передумала, швырнула их в костер и надела сапоги прямо на босые ноги.

— Ты ведь подлечишь меня еще разок? — спросила она, протягивая Оррису руку, чтобы он помог ей подняться.

— Сколько понадобится, — подтвердил он.

Троица спешно собрала вещи, вынутые из мешка Гвилима, и через пару минут все уже снова шли по тропинке, почти прикасаясь плечом к плечу.

Они остановились ненадолго перед самым рассветом, а потом прошагали еще несколько часов. К полудню они добрались до вершины гряды, снова остановились, чтобы поесть, и подлечить раны Мелиор. Еще некоторое время они шли вдоль края гряды, затем спустились в небольшую котловину, откуда начали новый подъем. Голодные и измотанные, но довольные, что смогли немного оторваться от своих преследователей, они сделали привал уже перед самым наступлением темноты. Съев ровно столько, сколько нужно чтобы заглушить голод, Мелиор и Хранитель тут же легли, а Оррис с Анизир остались на вахте. Через несколько часов маг разбудил Гвилима.

Так продолжалось несколько дней. Они вставали с рассветом, шли так быстро и так долго, как только могли, потом делали привал и спали по очереди. В первые дни Оррису приходилось часто залечивать раны Мелиор, но потом ее кожа огрубела, а других неприятностей у них на пути не оказалось. Никаких признаков преследования они больше не замечали, но все же считали, что за ними идут. Даже Оррис, который сперва не верил в это, стал допускать, что кто-то следует за ними по пятам от самого Наля. Это было логично. Седрик, если верить Мелиор, вложил все надежды, все силы, большинство средств и свое имя в операцию в Тобин-Сере. Он просто не мог допустить, чтобы Мелиор, Оррис и Гвилим помешали исполнению его замыслов, после того как им удалось выскользнуть из Брагор-Наля.

К вечеру восьмого дня, стоя на скалистом утесе, они наконец увидели Уэрелла-Наль и иссохшие холмы, отделявшие их от него. При виде еще одного гигантского города сердце Орриса сжалось. Как и над Брагором, над Уэреллой висела отвратительная плотная коричневая пелена, и огромные, утомительно одинаковые здания тянулись до самого горизонта. Увидев подобие Брагор-Наля, Анизир тихо вскрикнула Оррис попробовал ее подбодрить лаской и тихими словами, но сам чувствовал себя неспокойно.

Гвилим указал рукой вниз и что-то сказал Мелиор.

— Он считает, что надо идти по склону вдоль вон того ручья, а потом через низкий перевал — до Наля, — передала она Оррису, отбрасывая со лба золотисто-рыжие пряди. — Он говорит, что между Налем и предгорьями лежит открытая равнина и нам надо будет пересечь ее ночью.

— Хорошо, — сдержанно ответил Оррис. — Тогда пошли.

— Как ты? Держишься? — озабоченно поинтересовалась Мелиор.

— Да, все нормально, — раздраженно ответил маг.

— Прости за бестактность! — бросила женщина, повернулась и пошла вперед.

Оррис вздохнул и прикрыл глаза.

— Извини, — остановил он ее. — Мне тошно в Нале. Оттого-то я и не слишком радуюсь, что скоро туда попаду.

Мелиор бросила на него быстрый взгляд и слегка улыбнулась:

— Да уж чего непонятного. Я испытываю то же самое в горах. — И, снова отвернувшись, пошла дальше.

Маг испустил тяжелый вздох и увидел, что Гвилим смотрит на него, сочувственно улыбаясь.

— Все в порядке,— махнул рукой маг. Жестом он показал, что надо идти, и оба тронулись вслед за Мелиор.

Ночью они разбили лагерь среди холмов, понимая, что возможным преследователям легко заметить их сверху. Огонь не разводили, а Гвилим и Оррис тщательно укрыли свои цериллы. Они немного поели, почти что прикончив остатки еды, взятой в дорогу, а потом устроились на ночлег.

С первыми лучами солнца путешественники проснулись, свернули лагерь и тронулись в путь на голодный желудок. Дорога была намного ровнее, чем в горах, и по большей части равномерно спускалась вниз, в долину. Но земля была сухой, покрытой пылью и осыпавшимися камнями, отчего быстро передвигаться было довольно сложно.

— Мы поднимаем много пыли, — с беспокойством сказал Оррис после нескольких часов пути. — Слишком заметны, если смотреть с горы.

— И что ты предлагаешь? — спросила Мелиор из-за его спины.

Маг огляделся. Земля пересохла и потрескалась даже между можжевельниками и карликовыми соснами, росшими вокруг. Если они сойдут с тропы, лучше не станет, только идти будет еще труднее.

— Мне нечего предложить, — наконец признался он.

— Тогда выкинь это из головы.

Он оглянулся через плечо и, увидев ее усмешку, сам чуть не рассмеялся. Покачав головой, он снова отвернулся.

— Что с тобой? — спросила она.

— Ничего.

— Скажи же, в чем дело? — потребовала она, догнав и поравнявшись с ним.

— Смешная ты.

Искоса глядя на него, она снова усмехнулась:

— Что это значит?

— Только то, что ты смешная. Разве слово не может значить именно то, что человек и хотел сообщить?

— В Нале — нет, — быстро ответила она. — К тому же я неплохо освоила твой язык и понимаю, что это слово может означать разные вещи. Ты имел в виду то, что я забавная или странная?

— Обязательно сделать выбор?

Она посмотрела в сторону, пытаясь спрятать улыбку.

— А теперь ты и сам смешно выглядишь.

— Я имел в виду, — стал объяснять Оррис, — что мне непонятно, когда ты и вправду сердишься, а когда только притворяешься.

— А я и не хочу быть понятной, — ответила Мелиор. — Я — лорд, и, надо сказать, неплохой. — Хохотнув, она поправилась: — По крайней мере была Если бы люди всегда понимали, что у меня на уме, я никогда бы этого не достигла. Честность в Нале — непозволительная роскошь. Это слишком опасно.

— Но должен же быть кто-то, кому ты веришь. У тебя есть семья?

— От взрыва, который устроили, чтобы расправиться с отцом, погибла мама, когда я была еще маленькой. Папу убили, когда мне было одиннадцать лет. Ни братьев, ни сестер у меня нет. Есть тетя, у которой я жила после смерти отца, но я сбежала от нее, когда мне исполнилось пятнадцать. С тех пор мы не виделись.

Оррис испытующе посмотрел на нее. Все это она сказала с совершенным равнодушием, но он представил себе, каким жутким было ее воспитание.

— А друзья? — спросил он.

— У меня есть один друг — Джибб, ты его видел. — Она усмехнулась. — Тот, что чуть тебя не убил.

— И все?

Мелиор искренне удивилась:

— Да это счастье, что у меня есть он. Он бы больше всех выиграл от моей смерти, но при этом я каждый день вверяла ему свою жизнь. Очень мало людей в моем положении могут похвастать такой удачей.

— В странной стране ты живешь, — тихо произнес Оррис, пытаясь понять то, что она сказала. — Думаю, я бы здесь долго не протянул.

— А я думаю, ты бы здесь неплохо прижился.

Теперь Оррис удивился:

— Правда?

— Да Ты хорошо держался с Седриком. Ты мало что рассказал ему, гораздо больше узнав о нем самом. Немногим это удается.

Он подумал, а потом поблагодарил ее:

— Спасибо. Я — член Ордена, и мне частенько приходится вести переговоры с другими магами по спорным вопросам. Тут уж хочешь не хочешь — научишься немного понимать человеческую природу. Думаю, за дол-гае годы я даже преуспел в общении с людьми, к которым не испытываю доверия.

Они шли некоторое время молча И Оррис снова поймал себя на том, что чувствует каждый ее жест и взгляд, даже не глядя на нее.

— Ну а ты? — неожиданно спросила она, быстро взглянув на небо, словно чтобы проверить положение солнца.

— Что — я?

— Есть у тебя семья? Жена? Дети?

— Нет, — покачал он головой. — В этом мы с тобой похожи. Я был единственным ребенком. Отец заболел и умер, еще когда я был младенцем, а мама скончалась несколько лет назад, после болезни.

— А жены нет?

— Нет.

— Друзья?

— Не много, — ответил он, думая о Джариде, Элайне, Транне и, как ни странно, Бадене.

— Ну, — подытожила она, — может, наши страны не так уж и отличаются.

— Нет, — ответил Оррис. — Наши страны очень разные. Просто мы с тобой похожи.

Они немного отдохнули днем и прикончили остатки еды. Через несколько часов трое спутников оказались у подножия холмов на краю огромной бесплодной равнины, местами покрытой спутанной сухой травой и кустами с жесткими, точно проволока ветками. Огромное оранжевое солнце, затуманенное коричневой дымкой, клонилось к горизонту, и Наль вставал прямо перед ними, возвышаясь над окружавшей его железной оградой. Как Гвилим и предупреждал, спрятаться здесь было негде, и пришлось ждать наступления ночи.

Видя теперь Уэрелла-Наль вблизи, Оррис понял, что он не так похож на Брагор, как ему вначале показалось. Воздух здесь тоже был загрязнен, но не так сильно. В Брагор-Нале лучи солнца не могли пробиться сквозь густой туман, а здесь закатный свет золотил железные листы ограды и стекла домов, делая гигантский город похожим на драгоценность. Как и в Брагор-Нале, здесь была подвесная дорога, только безупречно белая. По ней двигался какой-то странный предмет, напомнивший Мелиор мобиль, только по бокам у него имелись длинные отростки, наподобие рук, на концах которых крепились лопасти, так бешено вращавшиеся, что их было почти не видно. Предмет был красного цвета и казался очень чистым и добротным, как и многое другое, что видели путешественники. Может, этот Наль окажется лучше, чем Брагор, подумал Оррис.

Анизир, в отличие от него, ничуть не испытывала облегчения от того, что видела. Она снова сдавленно вскрикнула и послала магу образ места их связи на скалистом берегу Нижнего Рога, которое она часто вспоминала в последние дни, предчувствуя, что путешествие в горах скоро закончится.

Полегче, — попробовал урезонить ее Оррис. — Мы ведь за этим и пришли. Надо сделать дело.

Он услышал, что Гвилим о чем-то тихо беседует с Мелиор, и через секунду женщина легко коснулась плеча мага:

— Хранитель говорит, чтобы ты не волновался. — Здесь не так плохо, как в Брагор-Нале. К тому же здесь есть птицы. Серые, как те, что она ловила в Брагор-Нале.

— Спасибо, — поблагодарил Оррис. И, посмотрев на Гвилима, повторил то же самое на Лонмире, отчего оба его спутника заулыбались.

Еды больше не осталось, поэтому они просто сели, укрываясь за последними чахлыми деревцами, и стали ждать наступления сумерек. Говорили мало, и Оррис чувствовал, что всем им не по себе, несмотря на заверения Гвилима, что здесь лучше. Они понимали, что если им не удастся заручиться поддержкой Правительницы Уэрелла-Наля, то дела их плохи. Даже если получится вернуться в Брагор-Наль невредимыми, невозможно будет помешать Седрику без помощи Совета. Это была последняя возможность предотвратить новые нападения на Тобин-Сер, признался себе Оррис. Он по-прежнему не знал, что можно сделать, чтобы прекратить гонения на народ Гвилима или как вернуть Мелиор к обычной жизни, но понимал, что в его успехе они оба видят залог своего.

Время тянулось мучительно медленно, но наконец солнце село за горизонт, и на небе стали появляться бледные звезды. Гвилим и Оррис накрыли цериллы, и странники начали переход через равнину. Спрятаться здесь было негде, поэтому они стремились побыстрее преодолеть эту часть пути.

Гвилим, как сказала Мелиор, точно не помнил, где они с проводником проникли через железную стену, окружавшую Наль, но он почему-то был уверен, что они выйдут неподалеку от того места и он легко отыщет лаз. Оррис, не сбавляя шага, подумал, правда, что Хранитель сам себя обманывает: уэрелльская стена, хоть и не такая грандиозная, как та, что опоясывала Брагор-Наль, была начисто лишена опознавательных знаков. Каждая часть была абсолютной копией другой.

Они пересекли равнину меньше чем за час. Освещения Наля, отражавшегося от плотной пелены смога, было достаточно, чтобы различить дорогу. Когда они подошли к стене, Гвилим осмотрел ее с явной растерянностью. Оррис глянул на Мелиор, та в ответ пожала плечами. Немного подумав, Гвилим медленно пошел влево, внимательно разглядывая железные листы. Оррис, сомневаясь все больше, нехотя последовал за ним. Но вскоре, к его удивлению, они обнаружили лист с незакрепленным углом. Похоже было, что его неоднократно отгибали и потом снова ставили на место.

Гвилим просто сиял от радости и тут же начал что-то столь оживленно рассказывать Мелиор, что та прижала палец к губам, чтобы он говорил потише.

— Говорит, что это здесь, — сказала женщина Оррису, хоть и так было ясно.

— Скажи, что я рад, — ответил маг.

— Потом скажу, — пообещала Мелиор, беспокойно оглядываясь. — Надо побыстрее попасть в Наль и найти Сеть. Мне не очень-то нравится торчать здесь.

Оррис отогнул лист и пропустил своих спутников внутрь. Потом, мысленно подбодрив Анизир, и сам пролез следом.

По ту сторону стены проходила широкая грязная дорога, ничуть не отличавшаяся от тех, что Оррис видел в Брагор-Нале. Рев бешено несущихся мобилей отражался от стен близлежащих домов, а над головой изгибалась Верхняя. Путешественники перебежали через дорогу к маленькой двери, похожей на те, что вели в брагорское подземелье. Гвилим уверенно распахнул ее и по лестнице спустился в темный коридор. Здесь не так сильно воняло, как в Брагор-Нале, но ощущение темницы было ничуть не слабее, и Анизир стала теребить Орриса, ища утешения.

Гвилим открыл свой церилл, Оррис сделал то же самое. В туннеле было пусто.

На круглом лице Гвилима обозначилась тревога, и он что-то сказал.

— Он говорит, что встретился с проводником именно здесь, — перевела Мелиор. — Он точно знает, что люди из Сети тут бывают, но не знает, часто ли.

— Тогда подождем, — предложил Оррис.

— Не знаю, разумно ли это, — ответила она, не переводя сказанного Гвилиму. — А вдруг здесь и еще кто-нибудь бывает. В Уэрелла-Нале тоже есть Служба Безопасности. Пусть она и не такая страшная, как в Брагор-Нале, но все же лучше с нею не связываться.

— Но почему? Нам ведь нужно встретиться с Шивонн. А люди из Безопасности почти наверняка доставят нас к ней.

Мелиор некоторое время не сводила с него глаз, потом сказала:

— Занятная точка зрения.

Она пересказала это Гвилиму, и тот, выслушав ее, дал какой-то короткий ответ.

— Он с тобою согласен, — криво улыбнувшись, сказала Мелиор.

— Тебе это неприятно?

— Да нет. Но и не радует.

Долго ждать не пришлось. Через несколько минут в туннеле раздались голоса, и в стену из встречного коридора ударили лучи света. Оррис предположил, что это гилдрины, вспомнив братьев-близнецов.

Но когда из-за угла показались шестеро мужчин в форме и свет фонариков блеснул им прямо в глаза, он понял, что ошибся. Люди в форме тут же вскинули оружие, и один из них что-то крикнул путешественникам. Мелиор ответила им, но охранник повторил то же самое, только более резко. Тогда Мелиор отцепила свой лучемет и бросила на каменный пол.

Человек гаркнул что-то еще, и Гвилим медленно, трясущимися руками, опустил на пол свой посох. Мелиор прикоснулась к руке Орриса.

— Они требуют, чтобы ты положил посох, — тихо, но с некоторым раздражением произнесла она. — Мы арестованы.

 

24

Самым лучшим способом воспрепятствовать намерениям наших врагов в Лон-Сере, по моему мнению, будет последовать их примеру. Другими словами, так же, как они пытались подорвать репутацию Ордена и воспользоваться недоверием, которое народ стал проявлять к магам, нам следует попытаться использовать те слабости, что присущи экономике, социальной и правительственной системам Лон-Сера. Сложность, однако, как я отмечал и раньше, в том, что наши знания в этой области чрезвычайно ограничены. Мы даже точно не знаем, кто приказал отправить захватчиков в нашу страну. Но все же, опираясь на то, что я услышал от Барама, полагаю, что с наибольшей вероятностью повлиять на ситуацию в Лон-Сере можно, воспользовавшись следующим: страшной нестабильностью системы власти, постоянным ухудшением жизненных условий, а также соперничеством и подозрительностью в отношениях между Налями.

Из девятого раздела «Доклада Магистра Бадена

Мелиор много лет была изгоем, а потом лордом, но ни разу за это время она не попадала в тюрьму, даже в самом начале, будучи независимой, когда молодчики из Безопасности чаще всего хватают изгоев. Но она была знакома со многими, кто там был, и прекрасно знала, что брагорские тюрьмы — жуткие, грязные вертепы, где мужчины умирали если не от болезней, то от каждодневных побоев, а женщин постоянно насиловали охранники. Одни тюрьмы были хуже, чем другие, но хороших не было точно.

И уж конечно, они не были похожи на ту, куда их доставила уэрелльская Служба Безопасности. Отсюда точно не убежишь, достаточно взглянуть на толстые стальные решетки и массивные каменные стены, — ее могут держать здесь сколько понадобится. Но она никогда не думала, что в тюрьме может быть так чисто и так светло. Полированные железные прутья блестели, каменная кладка была безукоризненно ровной. Стальная кровать, стоявшая в ее камере, была твердой и холодной, но чистой. Принесший еду охранник хоть и пожирал ее взглядом, но прикоснуться не посмел. Даже еда была пусть безвкусной, но довольно сытной, а порция — внушительной. Для тюрьмы прекрасные условия. Но только для тюрьмы.

Гвилима и Орриса, очевидно, увели в мужской блок, и Мелиор была этому даже рада. Ей не очень-то хотелось видеть их сейчас. Если бы не эти двое, они все были бы сейчас свободны и благополучно пробирались бы подземными коридорами к дворцу Правительницы.

— Нечего было слушать их, — пробурчала Мелиор себе под нос и не сразу поняла, что говорит на языке чародея.

Утро почти наступило. Через решетчатое окно под потолком камеры проникал серебристо-серый предрассветный свет. Она пролежала пять или шесть часов, но заснуть так и не смогла Если их преследовал Лезвие, то в тюрьме он, конечно, их не достанет. Однако, если он прослышит об их аресте, найти их будет легче легкого. К тому же после освобождения лучемет, клинки и посохи могут не вернуть, и тогда он прикончит их сразу, как котят.

Не первый раз за последние дни вслед за мыслями о Лезвии пришел страх за жизнь Джибба. Она хорошо изучила Седрика и знала, как он делает дела. Если он — а кто еще это мог быть? — послал за ней убийц, то никто не помешает ему подослать наемников и к Джиббу. Слишком уж велик риск убить ее и оставить в живых верного телохранителя. Интересно, что с ним, подумала она. Жив ли он, сместили ли его с управления Четвертым кварталом? В любом случае она ему ничем не поможет. Она бессильна сделать что-либо даже для себя и своих спутников. А об этом в первую очередь и следует беспокоиться. Она заставила себя не думать о Джиббе и попыталась сосредоточиться на своем собственном положении.

Надо как-то убедить охрану, что им необходимо встретиться с Шивонн или, на худой конец, с одной из ее подчиненных, — кажется, в Уэрелла-Нале их называют Наместницами. Но никто из стражников не показывался с тех самых пор, как тот неуклюжий парень принес ей еду. Она слышала, как в коридоре лязгали стальные двери, однажды до нее донеслись всхлипы какой-то женщины — видимо, заключенной, — а потом звук, как будто кого-то рвало. Но все это слышалось издалека в ее отделении, похоже, никого не было.

Мелиор еще час или два пролежала на железной койке, глядя, как разгорается небо за окном. И вдруг где-то поблизости со скрежетом отворилась дверь, а затем послышались шаги двух человек.

Завтрак, подумала она, садясь.

Но, как оказалось, еду два вошедших не принесли, и вообще они были не из тюремной охраны, а из Службы Безопасности, о чем говорили их опрятные малиновые мундиры.

— Ты нам нужна, — произнес один из них с непривычным уэрелльским акцентом.

— Это зачем? — настороженно глядя на него, спросила Мелиор.

— Мы не понимаем одного из твоих приятелей, того, кто владеет мерзкою птицей.

Мелиор не слишком внимательно разглядела бравых парней. Оба они были крепко сбиты и хорошо сложены, как охранники в апартаментах Седрика Но тут женщина заметила, что у одного из них на виске красуется свежая рваная рана. Она чуть не рассмеялась.

— Похоже, он нас тоже не понимает, — продолжал парень, — но мы хотим, чтобы он утихомирил свою птицу, иначе мы ее убьем.

Мелиор тут же выпрямилась:

— Вы этого не сделаете.

— Это почему же? — прищурился второй.

— Потому что он чародей из Тобин-Сера, — ответила она. — К тому же, — добавила Мелиор, понимая, что ведет опасную игру, — он приглашен Правительницей Шивонн. Как, впрочем, и все мы.

— Если вы — гости Правительницы, зачем было прятаться в туннелях? — недоверчиво глядя на нее, спросил он.

— Нам удалось уйти незамеченными из Брагор-Наля и перевалить через хребет, но мы полагаем, что нас преследуют наемные убийцы. От них мы и прятались.

— Что-то не верится, — объявил первый.

Мелиор судорожно сглотнула. Она бы тоже не поверила, но зато она знала, как обращаться с людьми из Безопасности. — Вас нельзя за это винить, — бесхитростно согласилась она. — Но ведь вы можете и ошибаться.

Это сработало, и мужчины переглянулись.

— Может, стоит доложить Наместнице? — негромко предложил один из них.

— Да, стоит, — поддержала Мелиор. — А я тем временем хотела бы увидеть своих друзей. Я уговорю чародея вести себя спокойнее.

Ей по-прежнему не хотелось видеть эту парочку, но, раз она надеялась на освобождение, помощь Орриса могла ей понадобиться.

Люди в мундирах снова переглянулись, но ничего не ответили. Она зародила в них некоторое сомнение, а если повезло, то и страх.

— Ну, не знаю, — наконец нерешительно произнес один из них.

— Но мы же в тюрьме, правильно? — уговаривала она их. — Они, наверное, в соседних камерах? — (Один из парней кивнул). — Ну так поместите меня в соседнюю.

— Так ведь они в мужском блоке!

Мелиор начала терять терпение.

— Слушайте, они в камерах. И я тоже буду в камере. — Она заговорщически подмигнула: — Я, конечно, способная девочка, но не настолько же, чтоб сбежать!

Второй парень покраснел до ушей, но первый оставался невозмутимым.

— А ты сможешь держать этого чародея в узде? — спросил он.

— Я его успокою, — ответила она, посерьезнев. — Но удержать его в узде не сможет никто. — Она хотела что-то добавить, но передумала Лучше недоговорить, чем сболтнуть лишнее. По крайней мере, полезней будет, если люди из Безопасности и охрана будут бояться сверхъестественных способностей Орриса

Мужчины в который раз неуверенно переглянулись. В конце концов первый сказал:

— Может, попробуем? Неохота снова связываться с этой дурацкой птицей.

Второй согласился, и один из них нажал на какую-то кнопку в наружной стене. Стальная решетка отъехала в сторону, и Мелиор смогла выйти в коридор.

— Сюда, — приказал охранник, жестом указав дорогу. Пройдя через несколько дверей и длинных коридоров, они попали в мужской блок. Здесь все было несколько более запущенным, а само отделение — переполнено. Все камеры были заняты, а в нескольких содержались даже по два или три человека

Заключенные стали свистеть и улюлюкать проходящей мимо Мелиор. Кое-кто выкрикивал непристойности. Когда-то Мелиор приходилось выслушивать подобное, но, став лордом, даже за менее грубые слова в свой адрес она мужчин убивала Рука машинально опустилась туда, где обычно висел лучемет, но ни его, ни кинжала, само собой, не было, и без них она почувствовала себя все равно что голой.

— Может, зря мы это затеяли, — прошептал один из парней другому, видя, что мужчины за решетками уже просто беснуются.

— Заткнись и шагай, — огрызнулся другой. — В последнем отделении будет спокойно.

Они прошли через пост охраны, и дежурные, даже не пытаясь усмирить заключенных, откровенно наслаждались написанным на лицах провожатых Мелиор беспокойством.

Еще через несколько минут за ними закрылась тяжелая стальная дверь, крики и свист прекратились, как и предсказывал один из парней. Это отделение ничем не отличалось от остальных, разве что было почти безлюдным, как и женская половина. Заняты были только две последние камеры, в них и держали ее спутников.

Хотя Мелиор до сих пор сердилась на Орриса и Гвилима за то, что из-за них они все оказались в тюрьме, все же она была рада их видеть.

— Слышала, ты доставляешь нашим хозяевам изрядные хлопоты, — обратилась Мелиор к Оррису на Тобинмире.

Маг усмехнулся, хотя темные глаза смотрели жестко.

— Старался, как мог. Ты поэтому здесь? Попросили меня приручить?

— Ну да, что-то вроде того. — Она повернулась к Гвилиму. Он был бледнее обычного, но держался молодцом. — Привет, Хранитель, — сказала она ему на родном языке. — Как дела?

— Спасибо, хорошо. Я переживал за Орриса. Боялся, как бы его не ранили. — Он слабо улыбнулся.

— Рад тебя видеть, Мелиор. Думаю, и Оррис тоже.

— Спасибо, — произнесла она, улыбнувшись в ответ. — Я тоже рада видеть тебя.

Первый парень отпер дверь в соседнюю камеру и жестом приказал Мелиор в нее пройти.

— Не давай им спуску, — сурово велел он. — А нам надо переговорить с Наместницей.

Когда оба офицера Службы Безопасности удалились, Мелиор спросила Орриса:

— Ты знаешь, что они чуть не убили твоего ястреба? — и с удовольствием увидела, как смертельно побледнело его красивое лицо.

— Нет. Я видел, что они разозлились, но не думал, что они могут убить Анизир.

— Удивительно, что они этого не сделали, — сказала Мелиор, отбрасывая назад волосы. — Видно, тот, кому они подчиняются, приказал им не трогать вас.

— С чего бы это?

— Из любопытства, наверное. В конце концов, не каждый день в здешних туннелях появляются Хранитель, чародей и дамочка из Брагор-Наля.

— Что будем делать?

— Ждать, — ответила Мелиор, укладываясь на железную койку. — Я сказала им, что мы гости Правительницы. Может, это привлечет чье-то внимание.

Но, похоже, ничего не вышло. Путешественники провели в тюрьме весь день и следующую ночь. Оррис, послушавшись Мелиор, вел себя тихо. На вопросы они отвечать отказывались.

— Мы — гости Правительницы Шивонн,— говорила Мелиор. Но с каждым часом ей становилось все тревожнее. Если уловка не сработает, неизвестно, сколько они могут здесь просидеть.

Однако утром следующего дня парни в малиновых мундирах вернулись, а с ними еще четверо товарищей и высокая женщина в длинной черной мантии и черном головном уборе. Из-под него выбивались несколько прядей золотистых волос, обрамляя привлекательное, но суровое лицо с голубыми глазами и довольно большим ртом.

Она молча рассматривала Мелиор и ее друзей, как бы оценивая их.

— Я — Наместница Вирсия, — наконец промолвила она. — И пришла, чтобы проводить вас к Правительнице.

Мелиор вскочила, не веря своим ушам:

— К Правительнице?

Наместница смерила ее презрительным взглядом:

— Но ведь именно этого вы и добивались?

— Да, — подтвердила Мелиор, стараясь справиться с первоначальным изумлением, — но я… — И, не зная, что сказать, замолчала.

Высокая женщина холодно улыбнулась.

— Но вы не ожидали, что вашу просьбу удовлетворят, — договорила она.

На лице Мелиор тоже появилось непреклонное выражение.

— Я не знала чего ожидать, — возразила она. — Трудно проникнуться доверием к Правительнице и ее… слугам, учитывая прием, который нам до сих пор оказывали.

— Полагаю, — не растерявшись, парировала Вирсия, — прием, который вам до сих пор оказывали, намного лучше того, на который могла бы рассчитывать я в качестве гостя вашего Правителя и его слуг.

Мелиор молча посмотрела на женщину из-за блестящей стальной решетки. Что она могла возразить?

— Что происходит? — спросил Оррис на Тобинмире.

— Они собираются доставить нас к Правительнице, — ответила Мелиор.

— Что, так сразу? И ты ей веришь?

Закономерный вопрос, но она не знала, что на него

ответить.

— Нам лучше оставаться здесь? — с некоторым раздражением ответила она.

— Это не аргумент.

— Знаю. Но другого у меня нет.

— Так бы и сказала, — усмехнулся Оррис.

— Значит, это и есть чародей, — подходя к камере Орриса, произнесла Вирсия.

— Небось по птице догадались, так? — саркастически заметила Мелиор.

Наместница ответила ей ледяной улыбкой и приказала сопровождавшим ее мужчинам вывести заключенных из камер. Сама она пошла впереди и вывела их из тюрьмы другой дорогой, так что им не пришлось идти мимо битком набитых камер мужского блока.

Из тюрьмы они попали в большое подземное помещение, где уже ждали два больших черных мобиля. Один, длинный и блестящий, предназначался для рослой Наместницы. В другом разместились шестеро охранников, Гвилим, Оррис и Мелиор. Как только все расселись, мо-били рванули с места и вывезли их сначала на улицы Наля, а затем на ослепительно белую Верхнюю.

По Верхней дороге они поехали на север, удаляясь от Срединных гор. Отсюда Уэрелла-Наль показался Мелиор очень похожим на ее дом. Квады были почти такими же, как и в Брагор-Нале, хоть здания и сияли на солнце. И лишь когда мобили снова спустились на городские улицы, она поняла, что ошиблась. Вдоль многолюдных улиц каждого квада росли деревья, уже покрывшиеся молодой зеленью. Нигде не было мусора. Тротуары были красиво выложены синей, золотой и красной плиткой.

Вскоре они подъехали к большому озеру. Ветер гнал по голубой воде рябь, весело блестевшую в утренних лучах. Озеро окружали высокие раскидистые деревья и большой зеленый газон, за которым высился огромный дворец из белого мрамора.

Мелиор проверила, видит ли все это Оррис, но тот сидел с закрытыми глазами, как будто медитируя. Зато Хранитель во все глаза смотрел на все, что проплывало за окном, только без всякого восторга. Руки его дрожали, а лицо было бледным, как в тюрьме.

— Что-то случилось, Хранитель? — с тревогой спросила Мелиор.

Он покачал головой и попытался улыбнуться, но отвечать не стал, и Мелиор, подождав немного, снова отвернулась к окну.

Они подъехали к дворцу, видимо резиденции Правительницы Шивонн. Несмотря на внушительные размеры, здание было довольно скромным и по сравнению с Золотым дворцом, где жили Правители Брагор-Наля, казалось даже бедным. Гладкий белый фасад украшала только незатейливая резьба вокруг дверей и больших окон. Но зато дворец был окружен громадным садом; Мелиор раньше и не подозревала, что в природе существует столько цветов, сколько росло здесь.

Мобили въехали на круглую площадку перед дворцом и остановились у главного входа Когда Мелиор и ее спутники выбрались из мобиля, их встретил большой отряд в малиновых мундирах офицеров Службы Безопасности. Шестеро из них проводили бывших заключенных во дворец и остановились в огромной приемной с высоким резным потолком и множеством портретов, развешанных по стенам. Мелиор решила, что это изображения прежних Правительниц, судя по одинаковым красным мантиям, похожим по цвету на форму офицеров Службы Безопасности.

Они просидели здесь всего несколько минут, когда из двери в другом конце приемной вышла Наместница Вирсия, приблизилась к ним и торжественно объявила:

— Сейчас Правительница примет вас. — Взмахнув полами мантии, она круто повернулась, бросив: — Следуйте за мной.

Она провела их в другой зал за высокими белыми дверями. Вместо дальней стены в этой комнате было гигантское окно, из которого открывался великолепный вид на роскошные сады и уэрелльское небо. В зале были полы темного дерева, а по стенам висели прекрасные гобелены. Тут и там были расставлены стулья, диваны и столики, а в центре стояло простое деревянное кресло, на котором восседала женщина в малиновой мантии.

Мелиор за десять лет много слышала о Шивонн, Правительнице Уэрелла-Наля. Говорили, что это женщина железной воли и острейшего ума, умевшая вести бескомпромиссные переговоры, не терпевшая глупости и не щадившая врагов. И вот она сидит перед ними, приземистая полная тетка с доброжелательным круглым лицом, большими карими глазами и очень светлыми, почти белыми, волосами. У нее была довольно привлекательная наружность, и она вполне могла бы оказаться чьей-то доброй, еще нестарой бабушкой. Но уж кого она точно не напоминала — так это главу мощного Наля.

Правительница несколько мгновений внимательно изучала посетителей. Потом взглянула на Наместницу и обратилась к ней низким, чуть скрипучим голосом:

— Ты можешь идти, Вирсия. И прихвати с собой стражу.

— Слушаюсь, Правительница, — поклонившись в пояс, ответила женщина и, сделав знак охранникам, вышла из комнаты.

Заключенные остались с Шивонн наедине. Некоторое время все молчали. Шивонн сидела в кресле с безмятежным выражением лица, переводя взгляд с одного на другого.

— Скажи ей, кто мы, — не выдержав, громко прошептал Оррис Мелиор. — Скажи, что мы пришли просить помощи.

Шивонн быстро глянула на Орриса, потом выжидательно посмотрела на девушку.

Мелиор неловко кашлянула и неуклюже воспроизвела поклон Вирсии.

— Приветствуем вас, Правительница Спасибо, что удостоили чести, приняв нас. Мой друг хотел…

— Я поняла, что он сказал, — перебила Шивонн.

Мелиор от изумления открыла рот:

— Вы понимаете его язык?

— Да. И говорю на нем. Похоже, ты удивлена?

— Я… да, пожалуй.

— Мой второй муж был торговцем из Аббориджа, — пояснила Правительница, рассеянно водя пухлым пальцем по подлокотнику кресла — Он научил меня Тобинмиру и аббориджийскому языку. Кроме того, — продолжила она, вдруг впившись взглядом в лицо Мелиор, — я Правительница и обязана много знать. Но для брагорийского лорда подобное знание удивительно, ты не находишь, Мелиор? Может, расскажешь, где ты выучила этот язык?

Мелиор хотела ответить, но не смогла вымолвить ни слова. Во рту пересохло, и сердце неистово колотилось в груди. Что она может ей сказать? Поразительно, как быстро Шивонн поставила ее на место, вынудив оправдываться.

Правительница холодно улыбнулась.

— Но это подождет, — сказала она. И, повернувшись к Оррису, обратилась к нему на безупречном Тобинмире: — Какая прекрасная птица. Как ее зовут?

— Благодарю вас, Правительница, — невозмутимо ответил он. Если Оррис и удивился, что Шивонн знает его язык, то и виду не показал. — Ее зовут Анизир.

— А тебя?

— Я — маг Оррис.

Правительница смерила его взглядом, как уличный боец оценивает противника прежде, чем выхватить нож:

— Зачем ты здесь, Оррис?

— Полагаю, вы сами знаете, — с тонкой улыбкой ответил маг.

— Ах да По поручению вашей Премудрой. Значит, вы не поверили, что нам ничего не известно об описанных ею событиях?

— Нет, — без обиняков ответил Оррис. — У тех людей было иноземное оружие. У них были механические птицы, каких не смог бы изготовить ни один ремесленник в Тобин-Сере. Откуда же они могли прийти, как не из Лон-Сера?

— Понятия не имею,— прямодушно призналась Шивонн. — Но это не доказывает, что они прибыли отсюда.

— Одного из чужеземцев мы взяли в плен, — продолжил Оррис. — Он из Лон-Сера и много рассказал нам о своей стране. Я привел его с собой, но он сбежал, едва мы попали в Брагор-Наль.

— Что? — перебила Мелиор. — Ты мне ничего об этом не рассказывал!

Оррис зло посмотрел на нее, но потом снова повернулся к Шивонн, не добавив больше ни слова.

— Премудрая только упомянула, что, за исключением одного человека, все захватчики мертвы, — строго произнесла Шивонн. — Я не знала, что вы взяли пленника и что он лон-серского происхождения. Тем не менее этого недостаточно, чтобы утверждать, будто его послал кто-то из нашей страны. Многие наши люди становятся наемниками. Потентаты Аббориджа могут это подтвердить.

— Он был послан моим оверлордом, — вмешалась Мелиор, перейдя на Лонмир. — Его зовут Седрик.

— Ты это знаешь наверняка? — посмотрев на нее с нескрываемым любопытством, уточнила Шивонн.

— Да.

— Откуда же?

— Они провалили задание, — вздохнув, ответила Мелиор. — Я должна была возглавить новый отряд.

Глаза Шивонн округлились. Потом она задумчиво кивнула:

— Так вот откуда твое владение языком.

Мелиор молчала.

— Зачем же ты помогаешь кудеснику? Думаю, мне понятно, почему Хранитель здесь, — сказала она, жестом указав на Гвилима. — Но ты? Что заставило Мелиор И Лакин бросить все, что она имела, ради столь сомнительного предприятия?

— Вы, вероятно, полагаете, что знаете обо мне все, — спокойно ответила Мелиор, — но вы ошибаетесь. Возможно, у вас на меня собрано солидное досье, поэтому вам и известно, кто я. И пусть каждое слово там чистая правда, все же вы не знаете, кто я на самом деле.

— Может, ты и права, — немного подумав, произнесла Шивонн, посмотрев Мелиор в глаза. — Но я повторю вопрос: зачем ты это делаешь?

Мелиор решила, что скрывать не имеет смысла Теперь уже не имело значения то, что ее секрет станет всем известен, она уже и так достаточно натворила с тех пор, как Оррис появился в Брагоре. — Я гилдрин, — призналась она и с удовольствием заметила что это заявление потрясло Правительницу, однако та быстро справилась с собой и снова приняла прежнее безмятежное выражение.

— Теперь вы верите, Правительница? — нетерпеливо спросил Оррис.

— В то, что ты сказал о нападениях на вашу страну? — с легкостью переходя на Тобинмир, уточнила Шивонн. Немного помолчав, покусывая губу, что как-то не вязалось с поведением второго по важности человека во всем Лон-Сере, она ответила: — В свете всего, что сообщили вы с Мелиор, другого мне не остается. Жаль, что я не знала этого, когда было получено послание Премудрой.

— Вы бы дали другой ответ? — тут же спросил маг.

Шивонн встала, подошла к окну и задумчиво посмотрела на садовую зелень.

— Трудно сказать, — призналась она. — Это совершенно разные вещи: то, что считаю я, и что — Совет Правителей. — Она снова обернулась к посетителям: — Знай я тогда об этом — и весь Совет тоже, — скорее всего мало что изменилось бы. Я бы, вероятно, настаивала на более сердечном ответе, но Дарелл точно воспротивился бы, а Марар бы его во всем поддержал.

— Да, — искоса взглянув на Мелиор, ответил Оррис. — Я кое-что слышал о порядках в вашем Совете.

— В таком случае ты поймешь меня, когда я скажу, что ничем не могу вам помочь.

— Но вы же знаете, что я говорю правду! — настаивал Оррис. — Вы, по крайней мере, могли бы попытаться убедить остальных Правителей!

— Зачем? — беспомощно разведя руками, спросила Шивонн.

— Ведь Седрика необходимо остановить, — сказал Оррис, и голос его зазвенел.

— Но я ничуть не сомневаюсь, что Седрик действовал по приказу Дарелла! — парировала Шивонн.

— Нет,— перебила Мелиор. — Я точно знаю, что Седрик действовал сам по себе и Дарелл об этом не знает.

Шивонн на мгновение замолчала.

— Это все равно ничего не меняет,— возразила она.— Даже если Дарелл и не знал ничего, он не позволит Совету пресечь действия Седрика. От этого предприятия он слишком много выигрывает и ничего не теряет. Попыткой убедить Совет я ничего не достигну, — подытожила она. — Мне очень жаль.

— Но ведь можно попробовать, — не отступал Оррис. — Чем вы рискуете?

— Многим, — ответила Правительница, снова сев в кресло. — Раз Мелиор разъяснила внутреннюю политику Совета, ты должен понимать, что Уэрелла-Налю приходится с боем добиваться всего, что нам необходимо. Если я употреблю все свое влияние на заведомо безнадежное дело, вдобавок поставив при этом Дарелла в неприятное положение, мне будет трудно требовать того, что действительно необходимо моему народу. Прежде всего я должна заботиться об Уэрелла-Нале.

В устах другого Правителя эти слова позвучали бы лживо и напыщенно. Но Шивонн Мелиор почему-то верила.

— Мне очень жаль, — снова повторила Правительница — Правда. Я не держу зла ни на тебя, ни на твой народ. Но у меня нет ни одной весомой причины, чтобы помогать вам, зато их предостаточно, чтобы от этого воздержаться. Я понимаю, это звучит жестоко, но это правда

Оррис молчал, словно размышляя над словами Правительницы, но по его темным глазам Мелиор догадалась, что он обдумывает следующий ход.

— Из сказанного следует, что наш враг не Совет, а Брагор-Наль. Так?

Лицо Шивонн прояснилось.

— Да! — с готовностью подтвердила она. — Именно так! Я так рада, что ты это понял!

— Значит, в каком-то смысле, — продолжал маг, — у наших народов — общий враг?

— Ну…

— Если Брагор-Наль захватит Тобин-Сер, это даст ему колоссальное преимущество перед вашим Налем, верно? У него будет больше средств и ресурсов.

Мелиор отметила, как трезво оценивает Оррис положение, и вспомнила их недавний разговор, когда маг признался, что «преуспел» в политических тонкостях. Сейчас она поняла, что он сильно поскромничал.

— Более того, — добавила она. — Мы решим проблему перенаселения. Можно будет переместить людей в Тобин-Сер, подальше от отравленных вод и воздуха, а Наль использовать исключительно в промышленных целях. Думаю, что со временем эта отрава через горы распространится и к вам. А наши сточные воды в первую очередь достигнут Стиб-Наля.

Шивонн печально покачала головой.

— Ты очень умен, — обратилась она к Оррису. — Вы оба, — поправилась она, глянув на Мелиор.

— Дело здесь не в уме, — с достоинством ответил Оррис. — Простая логика. Помогая мне, вы помешаете возвыситься вашему сопернику и не дадите ему отравить вашу землю. И к тому же, вероятно, даже выиграете от этого.

— Каким же образом? — прищурившись, спросила Шивонн.

— Я мало что видел в вашем Нале, — сказал Оррис, — но, по-моему, он сильно отличается от Брагор-Наля.

— Мы этим очень гордимся.

— Я думаю, важно рассказать моему народу, что не все Нали похожи на помойки и наводнены преступниками. Раньше мы считали, что технические достижения превращают людей в ничтожества и никакой пользы от них нет. Но, возможно, со временем мы поймем, что это не так. Может, оказанная вами помощь станет началом налаживания добрых взаимоотношений между нашими странами, а со временем и торговли.

— Полагаешь, это возможно? — с живейшим интересом отозвалась Шивонн.

— Да. Но от вас потребуется терпение. Мой народ недоверчив к чужакам, а после вторжений из Лон-Сера отношение к ним лишь ухудшилось. Но, думаю, постепенно оно изменится.

Правительница некоторое время смотрела на него. Ее заинтересованность пропала, и лицо приняло прежнее непроницаемое выражение. Потом она улыбнулась и сказала

— Заманчивое предложение. И твое заключение тоже верно: выигрыш Брагор-Наля означает наши потери.

— Но…

— Но я все равно бессильна. Ты сам сказал, что ваш враг — Брагор-Наль, точнее, один оверлорд. Повлиять на него не в моей власти. Я не имею права указывать Дареллу, как вести свои внутренние дела Он не позволит мне требовать чего-то от его подчиненных, равно как и я никогда не позволю ему командовать моими. По закону это может сделать лишь Совет, чего, как я уже объяснила, никогда не произойдет.

— Вы не думаете, что Марару не понравится то, что замышляет Седрик? — спросила Мелиор.— Ведь это принесет вред и его людям.

— Марар — дурак и трус, — презрительно бросила Шивонн. — Но у него хватает мозгов, чтобы понять: лучше уж Брагор-Наль завоюет Тобин-Сер, чем пойдет войной на Стиб-Наль. — Она снова тряхнула головой и в который раз повторила — Мне очень жаль.

В зале повисла напряженная тишина. К всеобщему удивлению, ее нарушил Хранитель, молчавший с того момента, как они переступили порог дворца

— Простите, Правительница, — почтительно начал он. — Я мало что понял из вашей беседы, но мне вполне ясно, что вы отклонили нашу просьбу.

— Да, Хранитель. К сожалению, так и есть.

— Тогда зачем вы позвали нас? — спросил Гвилим. — К чему было попусту тратить ваше и наше время?

Шивонн бросила на него пронзительный взгляд, и Мелиор испугалась, что Хранитель рассердил ее. Но она лишь грустно улыбнулась:

— От надежной Наместницы и ее подчиненных я получила сообщения, что у границы Наля в туннелях схвачены три человека, один из которых — Хранитель, другой похож на чародея из Тобин-Сера, а третья — брагорийская жительница, странно напоминающая одного тамошнего лорда, пользующегося весьма дурной славой. Разве я могла удержаться и не встретиться с вами лично? Может, это не самый удовлетворительный ответ, но это правда.

— А что вы теперь с нами сделаете? — спросил Хранитель.

— Не поняла?

— Мы проникли в ваш город незаконным путем. Вы сами сказали, что у Мелиор дурная репутация, вдобавок она из враждебного Наля. К тому же она гилдрин, как и я, а в Уэрелла-Нале никогда не любили мой народ, хоть и не преследовали так жестоко, как в Брагоре. Оррис — вообще из другой страны, где чужеземцев не сильно жалуют. Вот я и спрашиваю: как вы с нами поступите?

— Приму вас как почетных гостей Матриархии, — не медля ответила Правительница. — Вы можете оставаться в Уэрелла-Нале столько, сколько пожелаете. Во дворце для вас уже приготовлены комнаты. И вы можете осмотреть все, что захотите.

— Возможно, за нами следят наемные убийцы, — сказала Мелиор. — На нас покушались еще в Брагор-Нале, и похоже, что кто-то преследовал нас в горах.

— Да, Вирсия упомянула о чем-то в этом роде. Думаю, это вы сообщили мальчикам из Службы Безопасности. Как раз когда представились моими гостями,— добавила она, приподняв брови.

Мелиор вспыхнула:

— Прошу прощения, Правительница. Мне казалось, это единственный способ привлечь ваше внимание.

Шивонн усмехнулась и подошла к стоявшему в углу столу. Там она нажала кнопку на стене.

— Я назначу одного из моих личных телохранителей, а также наряд Службы Безопасности сопровождать вас. С ними вам ничто не грозит.

— Нам могут вернуть наше оружие и посохи моих спутников?

Шивонн не ответила, потому что в дверь постучали. В маленькую дверь вошел подтянутый мускулистый парень с темными волосами.

— Вызывали, Правительница? — спросил он, поклонившись.

— Да, Ивон. Позаботься о моих гостях. Сопровождай их, куда бы они ни пошли. И возьми еще команду охранников: есть вероятность, что их преследуют люди из Брагор-Наля.

— Да, Правительница

Шивонн хмуро глянула на Мелиор:

— И принеси их оружие. Оно может им пригодиться.

— Слушаюсь, Правительница,— сказал парень и исчез.

— Вообще-то, это не в моих правилах, Мелиор, особенно принимая во внимание твою репутацию. Я уступаю твоей просьбе лишь ввиду особых обстоятельств.

— Понимаю, Правительница. Благодарю вас.

— Но вы должны знать, — сурово продолжала Шивонн, словно и не слыша что сказала Мелиор, — что охранники будут не только оберегать вас, но и следить за вами.

— Раньше охранникам не слишком-то удавалось меня контролировать,— усмехнулась Мелиор. — Но вам не о чем беспокоиться, Правительница.

— Надеюсь, — сухо ответила Шивонн. — Очень надеюсь.

 

25

Со времен нашего сражения с чужеземцами у Отрога Фелана меня мучат два вопроса. Почему они пришли в нашу страну именно тогда, ведь внутренним противоречиям, вынудившим их вторгнуться на нашу землю, уже не один десяток лет. И почему при этом они предпочли действовать исподволь, если в состоянии создавать оружие сокрушительной силы?…

Из второго раздела «Доклада Магистра Бадена

В некоторой степени на них ответил Неприкаянный дух Терона в разговоре с магами Джаридом и Элайной. Он утверждал, что чужеземцы понимали, что не смогут победить Волшебную Силу лобовой атакой, и поэтому пытались незаметно подорвать позиции Ордена.

о допросах чужеземца Барама», представленного

Однако Барам предложил другое объяснение. Все три Наля Лон-Сера боятся друг друга больше, чем любого внешнего врага. Они тщательно оберегают друг от друга секреты своих технических достижений, прилагая к тому большие усилия. При этом они изо всех сил пытаются поддерживать то, что Барам называл «равновесием», держащимся на равных военных ресурсах Брагора и Уэреллы. Открытое нападение любого из Налей на нашу землю нарушило бы это «равновесие», а также столь важную для них секретность.

на рассмотрение 1014-го Собрания Ордена.

С того самого момента, как мобиль съехал с Верхней и по освещенным солнцем улицам покатил к дворцу Правительницы, он не мог справиться с дрожью. Разговор Шивонн с Оррисом и Мелиор оказался неутешительным. Ни его друзья, ни Правительница в этом не виноваты. Гвилим надеялся, что Оррису и Мелиор удастся пресечь завоевательные планы Седрика и одновременно что-то сдвинется в лучшую сторону в отношении его народа, но теперь все это его больше не заботило. Он вдруг осознал, что единственными значимыми вещами в его жизни были дом в Даалмаре и люди, которые там жили и которых он любил. Все, чего ему хотелось, — вернуться в горы, обнять Герту и увидеть вокруг знакомые лица. Орриса он спас, значит, то, ради чего он сюда пришел, выполнено. Пора возвращаться домой.

Герта сказала ему на прощание: «Никаких подвигов. Сделай, что должен, и возвращайся ко мне, домой». Мудрая женщина

Все остальное — «Операция» Седрика, политика Налей, даже судьба Мелиор — от него не зависело. Здесь он бессилен. Как бессилен и против сковавшего его ледяного первобытного ужаса

Правда, камень снова был с ним и Оррису с Мелиор тоже вернули посох и оружие, но никакого облегчения это не принесло. Даже присутствие Ивона и отряда хорошо вооруженных мужчин, сопровождавших их по дороге из дворца к так называемому Озерному кварталу, окружавшему резиденцию Шивонн, его не успокаивало. Возвращение на улицы Наля с красивыми постройками лишь усилило страх, камнем лежавший на сердце и заставлявший кровь стыть в жилах. Но иначе и быть не могло…

Ведь первая же улица, по которой они пошли, с трехрядной проезжей частью и украшенным разноцветной плиткой тротуаром, заполненная жителями Уэрелла-Наля, оказалась той самой улицей из его видения, явившегося ему в иссохших холмах предгорий Срединного хребта, когда он еще только шел в Брагор-Наль. Он все еще болезненно ясно помнил тот сон: громадные здания блестели в полуденных лучах совершенно так же, как теперь, посох, с силой воткнутый в землю, слегка покачивался от мощи удара, а камень изменил цвет на алый; он помнил, что при этом почувствовал, но неприятнее всего было вспоминать то равнодушие, с каким он оставил свою драгоценную реликвию посреди улицы.

Он безуспешно пробовал убедить себя, что это всего лишь кошмарный сон. Пусть он не увидел, как обычно, своих родителей, но Гвилим чувствовал, что сон был пророческим, и еще раз убедился в этом, когда увидел улицу из окна мобиля. Значения сна он по-прежнему не понимал, только внутри все холодело, как будто он вышел голым на пронизывающий даалмарский ветер, от мрачного предчувствия.

Гвилим слышал, как переговариваются его спутники, и через минуту Мелиор коснулась его рукава.

— Что-то случилось, Хранитель? — тихо спросила она. — Ты не заболел? Оррис за тебя волнуется. Ты такой бледный и молчишь все время. — Чуть помолчав, она добавила: — Я тоже беспокоюсь.

Он взял ее руку в свои и нежно пожал.

— Я не болен, — ответил он, тщательно подыскивая слово. — Я… боюсь.

— Чего?

— Этого места, — сказал он, махнув рукой в сторону улицы. — Я видел его во сне.

Мелиор побледнела. «Она же гилдрин, — подумал он, — и хорошо чувствует власть видений».

— А что ты видел? — едва слышно произнесла она.

— Да какую-то бессмыслицу, — чуть улыбнувшись, сказал Гвилим. — Этот сон был даже не похож на видение.

— И тем не менее мы здесь, — сказала она, угадав его мысли, — видение совпало с реальностью.

Хранитель молча кивнул.

Она повернулась и что-то передала Оррису. Когда она замолчала, маг повернулся к Гвилиму, серьезно и задумчиво посмотрев на него. Чародей тоже хорошо понимал власть видений. Он тихо обратился к Мелиор.

— Он говорит, можно вернуться во дворец, если хочешь. Он не против, — перевела она. — Я тоже.

— Нет, — ответил Гвилим, вздыхая. — Вы же оба понимаете, это не поможет. Судьбы, предначертанной богами, не избежишь, можно лишь отсрочить неизбежное. Гилдрины знают, что от Дара не спрячешься и от того, что пророчат видения, тоже.

Мелиор все перевела Оррису, тот грустно улыбнулся и что-то сказал в ответ.

— Он говорит, что быть магом и быть гилдрином почти одно и то же. — Посмотрев на Ивона, терпеливо ждавшего, когда они закончат разговор, она обратилась к нему: — У нас есть основания думать, что здесь находиться опасно. Поэтому просим тебя и твоих людей быть предельно внимательными ко всему необычному.

— Конечно, госпожа — слегка кивнув, ответил Ивон.— Не хотите ли вернуться в покои Правительницы?

— Нет.

— Слушаюсь. — Ивон обменялся несколькими фразами с начальником отряда Безопасности, который передал указания своим подчиненным. Тут же шестеро здоровяков перестроились, кольцом окружив гостей Шивонн.

Ивон, держа наготове лучемет, по-прежнему шагал рядом с Мелиор, рассказывая историю Озерного квартала, который, как оказалось, был самой древней частью Наля, построенной даже раньше старейших квадов. Озеро было создано по повелению самой Правительницы Уэреллы и называлось Озером Матрон. Основательница Уэрелла-Наля выросла неподалеку от Бухты Бурь и в последние годы жизни мучилась, разрываясь между желанием провести остаток дней при шуме и запахе воды и убеждением, что Правитель должен жить среди своего народа.

Гвилим пытался прислушиваться к рассказу телохранителя, но, когда тот перешел от Правительницы Уэреллы к ее преемницам, потерял нить. Несмотря на то что охранники тесно сомкнулись вокруг них, несмотря на уверенность, что Мелиор и Оррис смогут его защитить, Хранитель чувствовал себя беззащитным. Но зато первоначальный страх испарился, сменившись чувством настороженного мрачного ожидания. От назначенного судьбой не уйдешь. Нечто произойдет, и что толку пытаться предотвратить неизбежное. Лучше уж быть настороже и постараться не дать застать себя врасплох.

И поэтому он, как ни странно, был готов, когда, откуда ни возьмись, возник красный огненный луч и поразил начальника отряда прямо в грудь. Тот упал на спину — на малиновом мундире все еще дымилась обугленная кровавая дыра. Спустя миг множество красных струй хлестали воздух вокруг них, и пахло жареным мясом. Еще один охранник с горящим кольцом вокруг раны упал к ногам Гвилима Шальными выстрелами задело нескольких прохожих, и весь Озерный Квартал обуяла паника: люди с воплями и визгом разбегались в стороны.

Ивон криком приказал четырем оставшимся охранникам открыть ответный огонь, но никто из них не понял, откуда стреляли нападавшие. Хотя даже если бы и поняли, сейчас их в первую очередь заботило, как бы поскорее спрятаться за деревьями и припаркованными вдоль тротуаров мобилями. Мелиор с Оррисом тоже нырнули под защиту длинного черного мобиля. Гвилим кинулся к ним, и они втроем осторожно высунули головы, пытаясь разглядеть, кто на них напал.

Ивон снова закричал на подчиненных, но с новой серией выстрелов внезапно упал, как подкошенный. Гвилим не видел, что с ним, но решил, — парень мертв.

— Вылезайте! — заорала Мелиор охранникам. — Вызывайте огонь на себя, если нужно! Мы должны видеть, где они прячутся!

Никто из мужчин не шелохнулся. Они лишь переглянулись, словно прикидывая, стоит ли вообще слушать эту женщину.

— Быстро! — взорвалась Мелиор, направив на них лучемет. — Или я сама вас перестреляю!

Четверо парней, видно, подумали, что она помешалась, и сочли за лучшее подчиниться. Едва они попробовали переместиться, убийцы снова открыли огонь.

— Вон там! — прошипела Мелиор, указывая на два переулка, сходящиеся к невысокому зданию на другом конце улицы. — Они около того голубого дома! — прокричала она, чтобы охранники ее услышали. — В переулках!

Может, стражи Правительницы и не слишком охотно слушали приказы Мелиор, но свое дело знали хорошо. Они открыли огонь по переулкам еще прежде, чем Мелиор успела договорить. Она тоже стала стрелять, а Оррис создал целый каскад янтарных огненных сгустков.

Все они были так поглощены стрельбой, что никто не заметил приближающихся к ним с другой стороны четырех мужчин, пробиравшихся с обнаженными клинками сквозь толпу бегущих. Никто, кроме Гвилима, который громко закричал.

Двое убийц кинулись на охранников прежде, чем те успели среагировать. Другие два бросились к Гвилиму и его друзьям.

Лучемета у Хранителя не было, а если б и был, то он не стал бы стрелять, боясь ранить ни в чем не повинных прохожих. Ножа он тоже не носил. Зато у него был посох, и в юности, когда он был стройнее и проворнее, в Даалмаре, бывало, отбивался им от диких котов и медведей. Крепко сжав посох двумя руками, он выпрямился, чтобы встретить бегущих к нему убийц. Бросив взгляд через плечо, он увидел, что Оррис тоже встал и держит свой посох наизготовку. Маг посмотрел на него со свирепой ухмылкой, и оба одновременно пригнулись, заняв боевую позицию. В следующий миг Гвилим уже ничего не видел, кроме высокого мускулистого темноволосого парня, бежавшего к нему.

Приблизившись, наемник занес нож, словно намереваясь воткнуть его Хранителю в глотку. Гвилим машинально поднял посох, чтобы защититься, и тут же получил сильный удар в живот.

Он упал на тротуар, дыхание перехватило, и только благодаря чистому везению он успел откатиться на спину за миг до того, как нападавший резко нагнулся, чтобы ножом перерезать ему горло. Гвилим ухитрился ударить его посохом по руке, а потом попытался ткнуть камнем в лицо. Но убийца моментально сориентировался и сделал кувырок, избежав удара.

Так и не восстановив дыхание после пинка между ребер, Гвилим с трудом поднялся и встал напротив противника. Парень дышал совершенно ровно, на лице его застыл хищный оскал, почти как у Орриса минутой раньше. Они несколько секунд кружили друг против друга, Гвилим с посохом наперевес, а убийца — демонстративно перебрасывая нож из руки в руку. Хранитель слышал за спиной шипение лучеметных выстрелов, но не отваживался отвести взгляд от противника. Ему лишь оставалось надеяться на то, что в него не попадут и что его друзья пока еще живы.

Убийца, широко размахнувшись правой рукой с зажатым в кулаке ножом, снова бросился на него, целясь Гвилиму в грудь. Хранитель поднял посох, опять открыв тело для удара, и получил кулаком по почкам слева, отчего вновь упал на колени. Прежде, чем он успел двинуться, убийца полоснул его ножом, правда задел только кончик уха. Горячая кровь хлынула рекой, залив щеку, шею и намочив одежду. Все еще стоя на коленях, Гвилим ткнул посохом в ногу противника, но парень, усмехаясь, легко отскочил в сторону.

Гвилим медленно, мучительно встал, опираясь на посох, как на палку, и хмуро глядя на ухмыляющегося врага.

Он вдруг снова вспомнил слова Герты. Никаких подвигов. Он чуть не рассмеялся вслух. Вот уж о чем не надо беспокоиться. Уж на что-что, а на подвиг эта схватка совсем не похожа.

Гвилим услышал звук удара посоха по телу откуда-то сзади и сбоку. Хорошо, хоть Оррис умеет драться.

— Ты ж все равно помрешь, толстяк, — скаля зубы в жестокой ухмылке, обратился к Гвилиму противник.— Дай я просто тебя прикончу, чего зря рыпаться?

Гвилим промолчал. Вместо ответа он снова пригнулся и начал обходить парня.

Тот рассмеялся и, словно уступая капризу, тоже стал заходить сбоку.

В ухе пульсировала боль, и дышать ровно Гвилим все еще не мог. Очевидно, хорошо это чувствуя, высокий убийца не стал тянуть время и снова бросился на него, нацелившись блеснувшим на солнце ножом Гвилиму в грудь.

Гвилим хотел отразить удар, но на этот раз послушался чутья и понял, что это обманный ход. Парень хотел пнуть его ногой в бок. Он опустил посох на ногу противника и сам пнул его ногой в колено с такой силой, какой в себе и не подозревал.

Взвыв от неожиданности и боли, здоровяк свалился на спину. Он попытался перевернуться, но Гвилим его опередил, подскочил и, не раздумывая, со всей силы всадил посох ему в грудь. Тот издал какой-то жуткий, животный визг, эхом отразившийся от стен домов. Тело дернулось несколько раз, как выброшенная на берег рыба, и нападавший затих, выгнув спину, открыв рот и глаза.

Гвилим, не в силах двинуться с места, смотрел на то, что сотворил. Посох торчал из груди наемника слегка под углом, все еще дрожа от мощи удара. Ошеломленный и напуганный, Хранитель узнал свое видение и понял, какой жуткий смысл в нем содержался. Именно так все и привиделось. Только посох был в теле человека, а не в тротуаре, и камень по-прежнему оставался коричневым, а не алым.

Он даже не сразу понял, что схватка еще не закончилась. По-прежнему звучали лучеметные залпы, и Гвилиму показалось, что кто-то выкрикнул его имя. Он обернулся и увидел, что Оррис по-прежнему дерется с убийцей. Удивившись в первую секунду, что маг никак не может с ним справиться, он тут же увидел у его ног два трупа.

Кто-то продолжал звать его. Он еще раз оглянулся и заметил Мелиор, согнувшуюся за мобилем и стрелявшую в направлении переулка. Один из охранников Правительницы тоже целился в убийц. Остальные были мертвы: двое от ножевых ранений, другие — от огнестрельных.

— Ложись! — заорала Мелиор. Видимо, это она его и звала. — Ложись, не то тебя убьют!

Но Хранитель ее не послушался, а поспешил к Оррису, думая ему помочь. Однако, едва он к нему подскочил, ослепительной рыжей вспышкой взорвался один из мобилей неподалеку от Мелиор, выбросив густое облако черного дыма. Силой взрыва охранника и Мелиор отбросило назад на несколько ярдов, Гвилим почувствовал мощный толчок в спину, а Оррис со своим противником свалились на землю. К счастью, чародей упал сверху и, пользуясь преимуществом, сразу вонзил ему в горло кинжал.

Мелиор с охранником как будто остолбенели и не двигались, а Оррис вскочил на ноги и вынужден был тут же создать заградительный щит против двух залпов из лучемета. Гвилим тоже встал и увидел, что через улицу к ним приближаются два человека, держащие в руках какие-то громадные стволы. Он сразу же узнал в них людей, напавших на них в Брагор-Нале. Один был великан с короткими светлыми волосами, но Гвилим лучше запомнил второго — сухопарого мужчину с резкими чертами лица и черными с проседью волосами. Помнится, Мелиор назвала его Лезвием. Гвилим внимательнее всмотрелся в его лицо и был поражен холодной беспощадной жестокостью в его светлых глазах. Глаза убийцы, подумал он, наблюдая, как человек, подобно волку, трусит по улице, держа оружие на изготовку.

Оррис вскинул посох и послал в их направлении огненный шар, но оба уклонились и моментально спрятались за тем самым мобилем, где еще недавно укрывалась Мелиор.

Когда Гвилим это увидел, его неожиданно поразила одна мысль. Он побежал к Мелиор, выхватил у нее лучемет и принялся палить по машинам. Убийцы показались над крышей мобиля, чтобы выстрелить, но Оррис предупредил залп, загнав их назад при помощи магического огненного потока, разделившегося на две половины и едва не разнесшего им головы. Гвилим все стрелял, да так часто, что оружие нагрелось в его руках. Наемники снова поднялись для новой попытки, но в этот миг Гвилиму наконец удалось взорвать мобиль. Взрыв был страшным. Убийцы взлетели в воздух, как тряпичные куклы, а огонь взметнулся так высоко, что опалил верхушку одного из деревьев, росших вдоль улицы. Светловолосый как-то нелепо грохнулся посреди мостовой, да так и остался лежать. Лезвие же приземлился, сделал кувырок и вскочил, стреляя, несмотря на то что один из его рукавов горел.

Но Оррис уже был готов к атаке. Он снова создал янтарное заграждение, а в следующее мгновение сам послал струю пламени в наемника. Лезвие не успел отреагировать. Огненный залп ударил его в грудь, силой удара приподнял над землей и бросил на мостовую в огненном вихре.

Чародей глубоко вздохнул, а ястреб, круживший во время боя в небе, приземлился к нему на плечо и нежно потерся о его волосы. Гвилим тоже испустил вздох, подошел к Оррису и положил руку на плечо силачу магу.

— Отличная работа, — произнес он.

Кажется, чародей его понял. Он улыбнулся и, с сильным акцентом выговаривая незнакомые слова, сказал на Лонмире:

— Спасибо.

Вдвоем они направились к Мелиор и помогли ей встать. Она казалась ошеломленной, но улыбнулась им в ответ. Концы ее волос и брови были опалены взрывом, а на лбу краснел свежий порез от осколка стекла.

— Отличный выстрел, Хранитель, — похвалила она.

— Спасибо, — застенчиво улыбаясь, ответил он и протянул ей лучемет. — Стрелять по мобилям легче, когда они стоят.

Мелиор засмеялась и повернулась, чтобы что-то сказать Оррису. Гвилим услышал голоса, приближающиеся от дворца Правительницы, и, оглянувшись, увидел бегущий к ним большой отряд Службы Правительственной Безопасности. Он поднял руку и открыл рот, чтобы поприветствовать их, но в этот миг жаркая белая боль разорвала его голову, и ему вдруг показалось, что в его мозгу загрохотал горный обвал.

Он понял, что лежит на мостовой лицом вниз. Странно, он не помнил, как упал. Потом почувствовал, что его кто-то перевернул, и увидел лица склонившихся над ним Орриса и Мелиор. У девушки тряслись губы, а по щекам мага катились слезы.

«Это тот светловолосый, — подумал Гвилим, — дружок Лезвия. Он это сделал».

Гвилим повернул голову в сторону человека, которого он убил, и от неимоверного усилия голову пронзила ослепляющая адская боль. Посох все еще торчал из его тела, как и во сне, слегка наклонно, но камень по-прежнему был коричневым. «Значит, я не умер, — подумал он. — Пока».

И вдруг он понял. Понял смысл видения и что надо делать. Все равно камень уже не вернется в Даалмар.

Он снова посмотрел на Мелиор, и от этого простого движения из его груди вырвался стон.

— Он мертв? — прохрипел он, надеясь, что женщина поймет, о ком он говорит.

Она кивнула, и слезы ручьем полились по ее щекам. Какая она все-таки красивая.

Он с трудом заговорил снова:

— Ты должна кое-что сделать. — Он закрыл глаза. «Как больно».

— Все, что скажешь, — всхлипнула она. Голос доносился как будто издалека. В голове по-прежнему гремел камнепад.

— Мой камень.

Он подождал и снова открыл глаза. Оррис исчез, но Мелиор все стояла над ним на коленях.

— Мой камень, — повторил он резче.

— Оррис сейчас принесет.

Гвилим облизнул губы. «Извиняться нет сил. Наверное, она поймет».

Оррис почти сразу вернулся с посохом Гвилима и попытался вложить в его руку. Но Хранитель качнул головой — такая боль уже выше человеческих сил — и посмотрел на Мелиор.

— Твой, — прошептал он.

— Нет, — ответила она, недоуменно глядя на него. — Нет. Он принадлежит тебе и твоему народу.

— Твой, — повторил он, попытавшись подтолкнуть посох к ней, но руки больше не слушались.

Оррис все понял и осторожно передал реликвию Мелиор. Плача, она нехотя протянула руку. И как только пальцы коснулись дерева, камень вспыхнул ярким белым светом. А когда свет погас, кристалл был уже не коричневым, а алым. Этого Гвилим и ожидал. Таким он и видел его во сне.

— Твой, — произнес он в последний раз.

Потом закрыл глаза и вызвал в сознании образ Герты. И волны боли словно расступились, пропуская ее. Она шла по лугу неподалеку от поселка, волосы трепал легкий ветерок, все ее нежное лицо было озарено неподражаемой, одной ей присущей улыбкой, а в глазах сияла любовь. И, глядя на нее так, словно ничего больше не осталось в мире, кроме этого милого образа, он успокоился, и тьма поглотила его.

Мелиор было странно чувствовать посох в руках. Он был очень легким и казался живым, словно дышал, словно в нем текла кровь. Это была кровь Гвилима, ее, и ее матери, и всех остальных гилдринов, когда-либо живших в Лон-Сере. Даже кровь самого Гилдри, роднившая ее со стоящим рядом чародеем, тоже струилась в этом куске дерева Поэтому так символично, что граненый кристалл на его верхушке, на который она то и дело взглядывала, был кровавого цвета.

Она вспомнила, как Седрик рассказывал, что у подчиненных Калбира, отправленных в Тобин-Сер, тоже были красные камни. Наверняка они были похожи на ее кристалл. Глядя на него, она уже не сомневалась, что посох был ей предназначен. Это казалось неправдоподобным, и все же боги, наверное, когда-то решили за нее.

Мелиор поймала себя на том, что подобные мысли еще несколько дней назад показались бы ей дикими.

Оррис нежно коснулся ее руки. На его щеках еще не высохли слезы, но на губах уже сияла добрая улыбка.

— Что мне с ним делать? — обратилась она к нему на Тобинмире. — Отнести в Даалмар? Расхаживать с ним по Налю? Зачем он мне его отдал?

Оррис кивнул в сторону кристалла, как будто в нем и заключался ответ:

— Он знал, что камень принадлежит тебе.

— Он не мой.

— Камень говорит иное.

Она открыла рот, чтобы возразить, но остановилась, чувствуя, как из глаз снова полились слезы.

— Я всю жизнь притворялась, что не имею ничего общего с гилдринами, — вымолвила она наконец. — Я недостойна быть Хранителем.

Чародей молчал, и Мелиор затаила дыхание, с тревогой ожидая, что он ответит.

— Я убежден, что это решение богов, — сказал он, — и в таких вещах они преследуют свои собственные цели. В Тобин-Сере я знаю многих людей, между прочим очень хороших, которые больше всего на свете хотели бы стать магами. Но боги обходят их своим вниманием. И я знал некоторых, точнее, одного избранного, который оказался способен на такую жестокость, изворотливость и ложь, что я до сих пор спрашиваю себя, куда смотрели боги, наделяя его своим даром. — Он тряхнул головой, как бы отгоняя неприятные воспоминания. — По-моему, — продолжал он, — гадать, почему боги решили поставить тебя на место Гвилима — пустое занятие. Просто прими это и старайся поступать так, как поступал бы он. Возможно, зная историю его… — Он, улыбнувшись, поправился: — Зная историю твоего народа можно предположить, что пришло время для того, чтобы в Брагор-Нале появился гилдрин с твоими навыками и способностями. Может, это и окажется началом восстановления справедливости, о которой так мечтал Гвилим.

Мелиор почувствовала облегчение и улыбнулась:

— Может быть. Спасибо тебе.

Она повернулась к прибежавшим из дворца охранникам, молча обозревавшим кучи тел на улице восемь убитых наемников и пять охранников; Ивон, которому выстрелом разнесло полголовы; Гвилим.

— Отведите нас к Правительнице Шивонн, — обратилась она к ним на Лонмире.

Несколько мужчин остались проследить, чтобы тела Гвилима, Ивона и охранников доставили во дворец, а небольшой отряд людей в форме проводил Мелиор и Орриса мимо Озера Матрон в правительственную резиденцию.

Когда они вошли в зал, Правительница нетерпеливо шагала перед большими окнами, выходящими в сад. Увидев их, она торопливо пошла к ним навстречу.

— Что произошло? — требовательно спросила она на Лонмире. — Где Ивон?

— На нас напали убийцы, — ответила Мелиор на родном языке Орриса. — Ваш телохранитель убит. Хранитель тоже погиб, а также все ваши охранники, кроме одного.

Кровь отлила от лица Правительницы, и она как-то неловко подалась вперед, как будто ее ударили в живот, и прошептала:

— Кулак бога!… — Чтобы не упасть, женщина оперлась на спинку кресла, а потом тяжело опустилась в него. — Кто они такие? — бесцветным голосом, глядя в пол, спросила она, тоже переходя на Тобинмир.

— Наемные убийцы из Брагор-Наля,— ответила Мелиор, — со своим главарем, известным под прозвищем Лезвие. Я вам уже говорила, что они уже совершили покушение на нас, и мы подозревали, что они пойдут через горы вслед за нами.

— Да, я помню, — глухо сказала Шивонн. — Кто их послал?

— Не уверена, но думаю, это Седрик.

Правительница долго молчала, только сидела и качала головой, глядя в пол.

Оррис не выдержал и кашлянул.

— Выходит, теперь у нас общий враг, Правительница. Если Седрик посылает захватчиков в Тобин-Сер и убийц к воротам вашего дворца, кто знает, на что еще он способен? Теперь можно попытаться обратиться к Совету и навсегда положить этой угрозе конец.

На щеках Правительницы выступили красные пятна, и она бросила на Орриса гневный взгляд:

— Я только что потеряла дорогого мне мальчика, маг! Как вы смеете в такую минуту говорить мне об общих врагах и политике Совета?

Оррис распрямился, вздернув бороду.

— А вы знаете, сколько людей погибло в Тобин-Сере из-за амбиций Седрика, Правительница? — запальчиво возразил он. — Сотни. Были разрушены целые деревни. Взрослых и детей убивали прямо на улицах, без разбору. Несколько членов моего Ордена тоже погибли. Мне очень жаль, что Ивон умер, и по Хранителю я тоже скорблю. Но их всего лишь двое из того множества несчастных, кого Седрик раньше времени отправил к богам. И если мы с вами сейчас что-нибудь не предпримем, погибших будет значительно больше. Можете мне поверить.

— Оррис прав, — поддержала его Мелиор. — Думаю, вы и сами это понимаете, Правительница.

Шивонн продолжала грозно смотреть на них, потом отвела глаза.

— Знаю, — со вздохом признала она. Затем вскочила со стула и принялась нервно шагать по комнате. — Ну что ж, может это даст хорошую возможность, — задумчиво произнесла она — Совет мало в чем достигал согласия за последние годы, но зато довольно ревностно соблюдал закон, запрещающий гражданам одного Наля участвовать в нападениях на граждан другого. Ты уверена, что главным в этой бойне был этот самый… Лезвие? — спросила она, обращаясь к Мелиор.

— Да.

— И ты полагаешь, что он работает на Седрика?

— Да, — ответила Мелиор, хотя не могла знать наверняка.

По-видимому, Шивонн почувствовала ее неуверенность. Она остановилась прямо перед девушкой и пытливо вгляделась в ее глаза:

— Мелиор, мне нужно знать точно. Есть вероятность, что Лезвие действовал сам по себе или что его нанял кто-то другой?

— Лезвие — наемник; сам по себе он ничего не делает. Кто-то ему заплатил, а в Брагор-Нале очень мало людей могут себе это позволить, только Седрик, Нювелл, Вилдон, Дарелл да пара-тройка лордов. Но из них Седрику выгоднее всех было отправить убийц по нашему следу.

Во взгляде Шивонн все еще читалось сомнение.

— Клянусь, Правительница, — настаивала Мелиор, — это был заказ Седрика.

Приземистая женщина помолчала, потом нахмурилась:

— Кажется, мне ничего не остается как верить тебе. — Она снова начала мерить комнату шагами. — Если ты права, то Брагор-Наль нанес нам весьма серьезное оскорбление. Я потребую, чтобы Седрика наказали и чтобы Брагор-Наль выплатил народу Уэрелла-Наля репарацию. Если он откажется, я буду настаивать, чтобы Совет применил по отношению к нему санкции.

— А как же Марар? — спросила Мелиор. — С чего вдруг он станет вас поддерживать, если всегда принимает сторону Брагор-Наля?

— Потому что Дарелл ему так прикажет, — ухмыльнулась Шивонн.

Мелиор не сводила с Правительницы недоумевающего взгляда.

— Но это же бессмыслица. Зачем Дареллу велеть Марару поддерживать вас?

— Взаимоотношения внутри Совета довольно странны, моя милая, — сказала Шивонн таким тоном, будто это все объясняло. — Ради других оверлордов Дарелл может отказаться публично признать вину, но он уступит моим требованиям, если я докажу, что оружие нападавших сделано в Брагор-Нале. — Она сама себя перебила.— Я ведь могу это доказать, не так ли? — (Мелиор кивнула). — Прекрасно. В былые времена Нали вели войны между собой и по меньшим поводам. Несмотря на то что Наль Дарелла могуч, он не готов сейчас воевать со мной. По крайней мере пока. Поэтому он может прикидываться, что не признает моих требований — может даже заиграться настолько, что вынудит меня потребовать применения санкций, — но в конце концов он разрешит Марару присоединить свой голос к моему. Таким образом, я буду удовлетворена, его оверлорды тоже, и все снова станет на свои места, что Дареллу и требуется.

— А что делать нам, покуда вы не встретитесь с Дареллом? — спросил Оррис.

— Вы — гости Матриархии, — просто сказала Шивонн. — Ничего не изменилось. Я бы посоветовала оставаться здесь, пока Мелиор не сможет без опаски возвратиться домой.

— Спасибо, Правительница, — поклонился чародей.

Шивонн махнула рукой, подошла к маленькому столику в углу и нажала кнопку на стене, которой вызывала Ивона.

Мелиор хотела спросить, как ей вообще возможно вернуться в Брагор-Наль. Неужели Шивонн не понимает, что Дарелл ничего не сможет сделать с Седриком? Неужели она не видит, что операция «Тобин-Сер» и смерть Хранителя только подтверждают это? Правда, это была не ее забота. Правительница сделает все, что в ее силах, но в конечном счете Мелиор придется взять Седрика на себя. И если ей повезет, Оррис поможет.

 

26

Принимая во внимание полноту доклада Бадена, можно лишь поражаться обилию несообразностей в нем. Барам — наемник, способный на неслыханные проявления жестокости, и при этом он просто мальчишка, до сих пор тяжело переживающий раннюю потерю родителей. Брагор-Наль — место, где правят законы насилия и мести, и при этом нам предлагается сделать попытку понять тамошних жителей, чтобы мы могли «видеть в них не только врагов». В погоне за устрашающими «техническими достижениями» и производством смертоносных орудий народ Лон-Сера отравил свои землю, воздух и воду, чего люди Тобин-Сера никогда не допустили бы. И тем не менее, говорит нам Магистр, у нас так много общего с этим народом, что дружеские взаимоотношения не только возможны, но даже и неизбежны.

Из «Ответа на „Доклад Магистра Бадена

Похоже, наш друг никак не может договориться с самим собой, тщетно пытаясь примирить противоположные устремления. С одной стороны, тот Баден, которого мы все уважаем за его долголетнюю службу нашей земле, мудрый и образованный человек, предлагает нам весьма содержательную оценку культуры, и политики Лон-Сера. С другой — ценность его работы заметно умаляется полемикой с другим Баденом, ставшим в последние годы объектом презрения и насмешек за его непримиримое отстаивание крайних и вопиюще несостоятельных взглядов.

о допросах чужеземца Барама"»,

Всякий раз, как он подходил к Золотому Дворцу и смотрел на его мерцающий резной фасад, видел охрану Правителя в голубой униформе, вытянувшуюся у громадных золотых дверей, у Седрика начинала кружиться голова от уверенности, что все это однажды будет принадлежать ему.

И всякий раз, когда охранники провожали его внутрь здания, тогда как его собственные люди должны были ждать снаружи, и оставляли в необъятной помпезной гостиной рядом с кабинетом Дарелла, оверлорд внутри весь кипел, оттого что этот день еще не настал. Наплевать, что ему суждено было унижение: ждать такого ограниченного человечка, как Дарелл, — это он мог понять. Это была часть протокола. Правитель, даже еще не появившись, должен демонстрировать подчиненным свою власть, особенно таким, как Седрик, который никогда и не пытался спрятать свое честолюбие. А оставить посетителя ждать неизвестно сколько в зале, чья славная история и невероятные размеры подавляли, — лучший способ показать эту самую власть.

Но Седрику действовало на нервы, что Дарелл испортил этот зал. Место, внушавшее некогда благоговение, теперь стало почти нелепым. Седрику довелось видеть на снимках, как выглядела Западная гостиная Золотого Дворца до начала правления Дарелла Стены были увешаны великолепными портретами прежних Правителей, принадлежавшими кисти величайших художников Лон-Сера. Двери и окна обрамляли наличники светлого дерева с искуснейшей резьбой, чудесно сочетавшиеся с фактурой старинных дубовых полов. А у дальней стены находился знаменитый камин. По имени второго Правителя Наля, сына Брагора, его называли Камин Тимура, и соорудил он его, чтобы увековечить свершения своего отца. Облицовка его была высечена из уникальной цельной глыбы розового хрусталя и на протяжении тысяч лет была едва ли не самым примечательным предметом обстановки дворца. Рядом с этим камином все Правители после Тимура официально вступали в должность. В этом зале Дальрек принял капитуляцию Эйнара, что стало официальным окончанием Объединения. Из всего, что Седрик читал и слышал, было ясно, что ни один человек не мог переступить порог этого зала и не почувствовать себя ошеломленным его красотой, изысканностью и мощью.

Но так было, пока Дарелл не стал Правителем. То ли из тщеславия, то ли из-за неуверенности в себе Дарелл приказал снять все портреты и вместо них развесил изображения своей семьи и свои собственные, намалеванные каким-то бездарным мазилой, чей единственный талант заключался, очевидно, в том, что он умел закрывать глаза на физические недостатки Правителя. Резьбу вокруг окон и дверей покрыли позолотой: «в конце концов, это же Золотой Дворец», говорил тогда Дарелл. Но наибольшим кощунством было то, что он велел «украсить» облицовку Камина Тимура крохотными золотыми фигурками нагих девушек в различных фривольных позах, для чего пришлось насверлить дырок в хрустале.

Входя в эту комнату, Седрик всегда скрипел зубами от злости. Каждый раз ожидание Дарелла превращалось для него в пытку; взглядывая на облицовку знаменитого камина, он живо воображал визг дрели, так что ему казалось, будто сверлят его собственный череп. Первое, что он предпримет в качестве Правителя, еще прежде чем сделает что-либо для Наля, — это вернет Западной гостиной былое великолепие. Золотую мазню с наличников надо будет снять, вернуть на место портреты Правителей. И отреставрировать Камин Тимура Он уже разговаривал с одним знакомым скульптором и узнал, что это возможно.

Правда, другие части дворца тоже нуждаются в переделке, включая и кабинет Дарелла, стены которого были раскрашены в какой-то похоронный густой свекольный цвет. Но гостиная — прежде всего.

Распахнулась дверь в другом конце зала, и охранник сделал Седрику знак следовать за ним, торжественно сообщив: «Правитель Дарелл готов вас выслушать».

«Выслушать? — весело заметил оверлорд про себя. — Он сам меня вызвал». Седрик удержался, чтобы не улыбнуться, так как знал, что охранник говорит это всем посетителям. Он шел следом за ним, по привычке пытаясь нашарить на бедре отобранный при входе лучемет. У Дарелла была своя контрольная кабина, в которой не спрячешь никакое оружие.

Когда Седрик вошел, Правитель стоял у стола, проглядывая какие-то бумаги, и даже глаз не поднял. Однако оверлорд заметил, что он плохо выглядит. Казалось, брюхо отросло еще больше, рыжие с проседью волосы были растрепаны, а лицо опухло и посерело от бессонницы. «Ты стар, Дарелл, — удовлетворенно подумал Седрик. — Может быть, эта высшая должность уже чересчур тяготит тебя. Может, пора более молодому занять твое место».

— Сядь, Седрик, — велел Дарелл бесцветным голосом, нарушив размышления оверлорда. Седрика такое необычно грубое приветствие поразило. Он предполагал, что встреча с Правителем будет совершенно рутинной; он даже не удосужился обеспокоиться, чем она вызвана. Видимо, зря. Оверлорд почувствовал, что заинтригован, и молча опустился в роскошное кресло у стола.

Правитель некоторое время еще читал бумаги. Когда же он наконец посмотрел на Седрика, в его глазах был такой гнев, в каком оверлорду доводилось его видеть всего один или два раза,

— Это послание — от Шивонн, — сказал он, кивнув на листок в руке.

— В самом деле? — с легкомысленной дерзостью ответил Седрик. — И как дела у королевы гномов?

— Между прочим, она — Правительница! — взорвался Дарелл. — Такая же, как и я! И будь добр выказывать нам обоим почтение, которого мы заслуживаем!

— Конечно, Правитель, — примирительно произнес Седрик, — прошу прощения.

Дарелл смотрел сердито, и на его щеках ходили желваки.

— У вас новости от Шивонн, Правитель? — напомнил оверлорд.

— Ты ведь и сам должен осознавать это, Седрик? — повысив голос, продолжал Дарелл, словно не слыша его. — Ты сознаешь, что я — Правитель, а ты — оверлорд? Всего лишь один из троих, смею заметить.

— Конечно, Правитель, — заверил его Седрик и обвел жестом комнату. — Невозможно находиться здесь и забыть об этом, — добавил он, тщательно подбирая слова. — Печать вашей личности на всем так… очевидна, что ее ни с чем не перепутаешь.

— Приятно слышать, — ответил Дарелл.

Седрик едва удержался от улыбки. Этому человеку ирония незнакома.

— Но я хотел бы, — продолжал Правитель, — чтобы ты проявлял уважение не только на словах, но и на деле.

— Уверяю вас, Правитель, я так и поступаю, — перебил Седрик, увлекаясь игрой.

— Не лги мне, Седрик! — оборвал его Дарелл.— Я не такой дурак, как ты думаешь! Думаешь, мне не известно о твоей распрекрасной Операции?

Благодаря разговору с чародеем, Седрик был готов к такому обороту беседы.

— Да, Правитель, я предполагал, что вы знаете. Ведь в Нале почти все попадает в поле внимания ПСБ.

Правитель уселся за стол, не спуская с Седрика глаз.

— Раз ты догадывался, что я знаю, почему сам не рассказал?

— По той же причине, по какой вы меня не спрашивали, — совершенно непринужденно соврал Седрик. — Если бы Операция провалилась, вина легла бы лишь на меня.

— А если бы увенчалась успехом?

— Не буду хитрить, Правитель. Не секрет, что я тешу себя надеждой когда-нибудь жить в Золотом Дворце, совершенно так же как Вилдон и Нювелл. Если Операция закончится успешно, выиграет весь Брагор-Наль…

— А больше всех — ты.

— Но это справедливо, — холодно улыбнувшись, возразил Седрик. — Я разработал этот план, я предоставил средства для его осуществления. А посему я имею право получить от него какую-то выгоду. Я не требую многого. Все, чего я прошу, — чтобы вы назначили меня своим преемником, когда покинете пост. Это разумные условия, не так ли?

— Весьма. И еще пару дней назад я бы согласился на них не колеблясь.

Пару дней назад… Седрик почувствовал, как что-то сжалось в груди.

— Не понимаю, — сказал он, стараясь держать себя в руках. — Что изменилось?

Дарелл потряс в воздухе письмом Шивонн.

— Похоже, Операция не единственная твоя авантюра за последнее время?

— Что вы имеете в виду?

— Разве Мелиор И Лакин не одна из твоих лордов? — спросил он, снова просматривая бумагу.

Седрик хотел взять письмо, но Дарелл не отдал.

— Да, — пробурчал оверлорд, — из моих.

— А убийцы, напавшие на нее в Уэрелла-Нале, были наняты тобой? — Седрик замялся, и Правитель ответил за него: — Ну конечно, тобой. Не так много людей в Брагор-Нале могут позволить себе воспользоваться услугами Лезвия.

— Почему вы решили, что его нанял кто-то из Брагора? — наудачу спросил Седрик, заранее зная, что ответит Правитель.

— Да брось, Седрик! — рявкнул Дарелл. — Зачем кому-то в Уэрелла-Нале нанимать брагорского убийцу, чтобы убить брагорского же лорда?

Сидя в кресле и потирая рукой обезображенное лицо, оверлорд не ответил.

— Мелиор мертва? — спросил он наконец.

У Дарелла отвалилась челюсть.

— Что? — спросил он, не веря своим ушам. — Тебя интересует Мелиор? Да ты хоть представляешь себе, сколько у меня теперь из-за тебя будет хлопот?

— Нет, Правитель, не представляю, — с презрением ответил Седрик. — Но не сомневаюсь, что вы мне все расскажете. Однако сначала я хочу знать, мертва ли Мелиор.

Дарелл смерил его взглядом и покачал головой:

— Нет, Мелиор жива, чародей — тоже. Лезвие и все его люди погибли, а также Хранитель, один из личных телохранителей Шивонн и несколько человек из Службы Безопасности.

— Кулак бога! — еле слышно пробубнил Седрик.

— Поверь мне, Седрик, Мелиор — самая последняя из твоих забот.

— То есть?

— То есть, послав убийц в Уэрелла-Наль, ты нарушил несколько пунктов Прокламации Зеленой Зоны!

— Не смешите меня! — фыркнул Седрик.— Прокламация дозволяет каждому Налю преследовать своих граждан, даже если ради соблюдения закона придется вторгнуться в другой Наль. Мелиор — предательница Она нарушила бесчисленное количество законов в моем доминионе. Я только хотел взять ее под стражу.

— При помощи убийц? — повысив голос, спросил Дарелл. — И ты думаешь, Шивонн в это поверит? Параграф Прокламации, где говорится о беглецах, вполне определен: ты должен послать в чужой Наль представителей Службы Безопасности, причем по согласованию с Правителем Наля.

— Но это же формальность! — отмахнулся Седрик.

— Нет, Седрик,— покачал головой Правитель.— Прокламацией тут не прикроешься.

— Тогда скажите, что Мелиор была шпионом и что Шивонн сама платила ей за информацию. Предъявите встречное обвинение. Решение будет оставлено для обсуждения Советом, а вы сами знаете, чью сторону возьмет Марар.

— Такой подход слишком рискован. Шивонн угрожает мне войной, Седрик, а я пока еще к ней не готов.

— Тогда что, по-вашему, мы должны делать?

— Думаю, в этом случае,— начал Правитель, вставая и подходя к ближайшему окну, — разумнее всего будет уступить ее требованиям.

— Каковы же они? — насторожился Седрик.

— Обычные для подобного случая, — пожал плечами Дарелл. — Официальные извинения, контрибуция и наказание виновных: — Он снова повернулся лицом к Седрику: — Что значит — тебя.

— Что? — прошипел оверлорд и вскочил на ноги. — Неужели вы это серьезно? Вы позволите Матриархии указывать вам, как править Брагор-Налем?

— Само собой, нет! — нетерпеливо ответил Дарелл. — По крайней мере это ненадолго. Я думаю, что лучше всего будет, если ты временно сложишь полномочия оверлорда, может, до осени, пока все немного не утрясется.

— Да ни за что! — выпалил Седрик, посерев от одной мысли об этом. — Вы знаете, что за это время Нювелл и Вилдон сотворят с моим доминионом?

Дарелл равнодушно повел плечами:

— Значит, выбери себе подходящую замену. Принимай это как репетицию к тому дню, когда ты станешь Правителем и должен будешь выбрать постоянного преемника.

— Я не позволю вам этого сделать!

Безвольное лицо Правителя посуровело.

— Не тебе решать, Седрик, — ответил он ледяным тоном. Похоже, какие-то остатки характера в нем еще сохранились. — Может, в следующий раз ты как следует подумаешь, когда захочешь перейти границы дозволенного!

— Уж лучше перейти границы, чем бояться угроз какой-то старухи!

— Довольно, оверлорд!

Оба замолчали, сверля друг друга взглядами и выжидая, кто сделает следующий ход. Время шло, решимость в серых глазах Правителя таяла, и наконец он позволил себе улыбнуться.

— Полагаю, тебе пора идти, Седрик, — сказал он слегка дрожащим голосом.

— Но мы еще не закончили, — тихо ответил Седрик.

Правитель подошел к письменному столу и нажал красную кнопку у переговорного экрана, пристально глядя на Седрика. Через пару секунд вошли несколько охранников.

— Вызывали, Правитель?

— Да, — ответил Дарелл, фальшиво улыбаясь. — Оверлорд уже уходит. Будьте добры проводить его.

— Слушаемся, Правитель.

Все трое подошли к оверлорду, на ходу похрустывая новенькой формой. Один указал на дверь:

— Сюда, оверлорд.

Дарелл и Седрик продолжали буравить друг друга глазами. Улыбка сошла с губ Правителя, и он снова казался бледным и усталым стариком. В одном Дарелл был прав: к войне он совсем не готов. Тем хуже, потому что сейчас он как раз ее начал.

— Плохо, что вы поснимали со стен все портреты, Дарелл, — негромко произнес Седрик. — В этом дворце лишь они чего-то да стоили.

Он повернулся и пошел прочь, но Дарелл окликнул его на выходе.

— В твоем распоряжении три дня, Седрик! Я тебе уступаю и даю возможность выбрать преемника, но, если ты будешь тормозить дело или в чем-то меня ослушаешься, я буду вынужден взять твой доминион под свое покровительство и разделю его между Нювеллом и Вилдоном. Ты понял?

Седрик остановился у косяка и, оглянувшись через плечо, холодно улыбнулся:

— Я понял, Правитель. Ровно три дня.

Он вышел и быстрым шагом прошел через Западную гостиную, но у Камина Тимура приостановился и на ходу осмотрел хрусталь и наляпанные на него золотые финтифлюшки.

— Пожалуйста, не останавливайтесь, оверлорд, — сурово обратился к нему один из провожатых.

— Да-да, — рассеянно ответил Седрик, чуть задержавшись у камина. Потом с ухмылкой взглянул на охранника: — Знаешь, его можно восстановить.

Они входят в покои Седрика, и лорд стоит позади него. Бараму неприятно его присутствие за спиной, как будто ему между лопаток приставили дуло лучемета. Сейчас он жалеет, что дал себя изловить, но тогда это казалось правильным. Он же все-таки изгой. Пусть его долго не было, но что это меняет? Изгоем он был дольше всего в своей жизни, даже дольше, чем заключенным.

Но Наль больше не похож на тот, что он покинул вместе с Калбиром, Киганом и остальными. Все лорды, которых он знал, сменились. Улицы кажутся другими, все какое-то чужое. Даже рубашка и штаны, выданные ему Добом перед визитом, какие-то неудобные, хотя он помнил, что именно такие и носил перед тем, как покинуть Наль. Ему не хватает шерстяной куртки, подаренной магом. Похоже, единственное, что осталось здесь прежним, — Седрик все еще управляет этой частью Наля. Барам отлично помнит Седрика, точнее, то, что о нем слышал. Поэтому совершенно не понимает, зачем Седрику понадобилось его видеть.

— Садись сюда,— ворчливо приказывает Доб, показывая на длинную банкетку, обитую серебристым плюшем, и, подождав, пока Барам сядет, кричит: — Оверлорд!

— Одну минуту, — слышится голос из другой комнаты.

Доб искоса смотрит на него, потом утомленно закатывает глаза. У Барама появляется мимолетная мысль, что его сюда привели, чтобы убить. Почему-то он даже не волнуется.

Через несколько секунд входит Седрик, и Доб нетерпеливым жестом приказывает Бараму встать. Барам поднимается и поворачивается к оверлорду.

Он слышал раньше о неудачном покушении на оверлорда, изуродовавшем его лицо, но не был готов к тому, что видит теперь. Всю правую часть лица лысого человека покрывает обезображенная кожа, как будто растерзанная диким зверем. Барам старается не глядеть пристально.

— Ты опоздал, — говорит Седрик Добу, холодно глядя на него единственным ярко-голубым глазом.

— Простите, оверлорд, — отвечает Доб и показывает на Барама: — Он… Его надо было вымыть и переодеть.

— Лорд не должен винить в своих промахах других, Доб, — наставительно говорит Седрик. — По крайней мере мой лорд.

Доб мельком взглядывает на Барама и тот отчетливо видит ненависть в его глазах.

— Да, оверлорд, — отвечает он.

Седрик внимательно разглядывает Барама, а потом снова обращается к Добу:

— Еще раз расскажи, как ты его нашел.

— Это не я, оверлорд, а один из моих людей. Он шлялся по улицам в каких-то отрепьях и болтал что-то о колдунах и тобин-серских тюрьмах. Мой человек привел его, и я подумал, что стоит сообщить вам о нем. — Доб улыбается. — Я слышал, что у вас особый интерес к Тобин-Серу, — доверительно добавляет он.

Седрик, похоже, раздосадован.

— Это было в Четвертом?

— Нет, оверлорд, во Втором.

— Во Втором? — грозно нахмурившись, переспрашивает Седрик. — Значит, он уже был у тебя, когда мы говорили о квартале Мелиор? И ты ничего не сказал мне?

— Но я… Простите, оверлорд, — заикаясь, отвечает Доб. — Вы закончили разговор прежде, чем я смог вам сообщить о нем. А потом я был занят Четвертым кварталом, как вы и велели.

— Ну да, конечно, — презрительно откликается Седрик. — Нашел Джибба?

— Нет пока, оверлорд. Но найду, будьте покойны.— На секунду Доб умолкает, а потом добавляет: — Может, если бы ваши люди остались в Четвертом еще ненадолго…

Лысый коротко и жестко смеется.

— Если ты до сих пор не нашел его, то уже не найдешь. Даже если я тебе всю армию отдам, ничего не изменится. И на твоем месте я бы берег свою задницу.

Доб нервно покашливает, но молчит.

— Оставь нас, — приказывает Седрик не глядя, махнув в сторону двери. — Я хочу поговорить с ним наедине. Возвращайся в Четвертый. Я позову, если понадобишься.

— Слушаюсь, оверлорд, — отвечает лорд. Он бросает еще один ненавидящий взгляд на Барама и разворачивается. — До свидания, оверлорд.

— Вот придурок, — замечает Седрик, когда Доб уходит. — Странно, что он еще жив. — Удивительно изящной для мужчины рукой он взмахивает в сторону банкетки: — Присаживайся, пожалуйста. Чего-нибудь хочешь?

Барам качает головой, и Седрик опускается в широкое удобное кресло.

— Как тебя зовут? — спрашивает он, тепло улыбаясь.

— Барам, — отвечает он каким-то чужим голосом. Он все никак не привыкнет разговаривать на Лонмире.

— Ты — один из людей Калбира?

— Да. — Барам пытается не смотреть на обезображенную половину лица Седрика но взгляд то и дело перескакивает на страшную яму на месте второго глаза

— Что произошло, Барам? Что случилось с Калбиром и остальными?

Он молчит. Все это было так давно, да и рассказывать нелегко.

— На нас напал призрак, — наконец отвечает он.

— Призрак? — резко наклонившись вперед, переспрашивает оверлорд. На его лице недоуменное выражение.

— Точнее, два: человек и волк. Маги завели нас к этому призраку, потом он появился, мы хотели его убить, но не смогли, а потом маги нас победили.

— Так это маги победили вас с помощью волшебства? — хмурясь, уточняет Седрик.

— Да И еще с помощью призрака. — Он понимает, что в сказанном трудно разобраться, но вид пустой глазницы его нервирует.

Седрик вздыхает.

— А что случилось потом? Тебя взяли в плен?

Он молча кивает.

— И отправили в тюрьму?

Снова кивок.

— Сколько ты там пробыл?

Барам задумывается. Он помнит, как в первые несколько дней заключения считал дни, но быстро сбился. Потом он стал считать камни.

— Не знаю. Несколько лет, наверное. Долго.

Седрик изображает сочувствие. Взгляд его единственного глаза добр и почему-то кажется знакомым. Барам спрашивает себя, может, он видел его прежде, да забыл.

— Наверное, это было ужасно, — говорит Седрик. — Ты сильно ненавидишь их теперь?

Барам пожимает плечами и отводит глаза. Он вдруг понимает, что никогда раньше не встречал оверлорда. Просто у Бадена глаза того же цвета.

— Ну и хорошо, что нет, — продолжает Седрик. — А ты им много рассказывал о причине прибытия в Тобин-Сер?

Барам замирает и молчит.

Седрик протягивает руку и похлопывает его по колену, словно бы сопереживая.

— И это ничего, — говорит он и снова откидывается в кресле. — А как ты попал обратно?

— Меня маг привел, — быстро отвечает Барам.— В Брагор-Нале обретается маг!

Удивительно, но Седрик кивает.

— Да, я знаю. А он говорил тебе, зачем он идет сюда?

— Хочет заключить мир, — настороженно отвечает Барам. — А я ему был нужен, чтобы провести через Наль.

— Ты веришь, что он действительно хочет мира?

— Не знаю.

— Этот маг тебе нравится, Барам? Он твой друг?

— Нет, — говорит Барам, качая головой. — Когда мы сюда пришли, я сразу от него смылся. Я говорил людям, что он здесь. И лорду говорил.

— Лорду… — повторяет Оверлорд, сузив глаза. — То есть Добу?

— Да, Добу. Я ему говорил, но он не слушал. Он очень сильный.

— Ты имеешь в виду мага?

— Да. У него такая сила, что… — Он встряхивает головой, пытаясь найти нужное слово. Потом оставляет безуспешные попытки. — Он очень сильный.

— Все маги такие же сильные, как он?

— Да, — торопливо отвечает Барам. Потом запинается. — Мне так кажется. А Сартол, наверное, был еще сильнее.

— Кто такой Сартол? — с неподдельным интересом спрашивает оверлорд.

— Это маг, который нам помогал. Они с Калбиром были заодно, хотя и недолюбливали друг друга.

— Вы нашли предателя в Ордене? — опешив, спрашивает Седрик.

Барам кивает, сразу испугавшись, что сказал что-то не то. Оверлорд пристально смотрит на него, словно увидев нечто, чего раньше не замечал.

— Что ты помнишь о Тобин-Сере, Барам?

Тот нервно вздрагивает и начинает покусывать губу.

— Местность помню. Помню их язык. Еще как маги должны себя вести.

— А как там можно передвигаться, помнишь? Ну, где там расположены города, большие деревни, реки?

Барам утыкается взглядом в свои ладони и раздумывает. По тону Седрика он понимает, как важен для него ответ.

— Наверное, — не сразу отвечает он. — Думаю, да.

Седрик поднимается и начинает расхаживать по комнате, бросая взгляд на ярко освещенный Наль, видный из большого окна, и на ходу поправляя картины на стене, и без того висящие ровно.

— Не знаю, интересно ли тебе, Барам, но я готовлю новый отряд для отправки в Тобин-Сер. Я надеюсь, что они закончат то дело, что начали ты, Калбир и все остальные. — Он мимоходом взглядывает на Барама через плечо: — Тебе об этом говорили?

— Нет.

— А как ты считаешь, на сей раз получится?

— Возможно, — отвечает он, подумав минутку. — Если не связываться с призраками. Баден говорит, что народ больше не верит Ордену. Он говорит, это из-за нас.

— Кто такой Баден?

Барам прячет глаза.

Седрик усаживается на краешек кресла.

— Ну, что ты, Барам. Баден был твоим другом?

— Да

— Он тоже маг?

— Да. Он приходил ко мне в тюрьму.

— Ты по нему скучаешь?

— По тюрьме я не скучаю, — отвечает он, глядя оверлорду прямо в глаза.

— Я не об этом спросил.

— Нет, об этом.

— Кажется, я понимаю, — говорит Седрик с улыбкой и снова встает. — Не хочешь ли ты помочь мне, Барам? Я недавно потерял командира нового отряда. И чтобы подготовить нового, мне нужна помощь. Твое знание Тобин-Сера было бы просто неоценимо.

Барам волнуется. Он ведь только вернулся в Наль после такого долгого отсутствия.

— Я не хочу снова уезжать, — говорит он, глядя в сторону. — Я хочу остаться в Нале.

Седрик смеется, но как-то мягко, непохоже на Доба и его дружков.

— Я и не собираюсь отправлять тебя назад, Барам. Но если ты нам поможешь — если расскажешь все, что помнишь о Тобин-Сере, — я дам тебе жилье и еду, пока ты… пока ты не устроишься. И еще я заплачу тебе много денег… — Подойдя ближе, он вопросительно смотрит на Барама. — Ну, как тебе это? По рукам?

Слишком уж это заманчиво, и Барам с сомнением смотрит на оверлорда

— А-а, — протягивает Седрик, проницательно улыбаясь, — ты мне не веришь, да? — Он даже не ждет, пока Барам ответит. — Я бы на твоем месте тоже не поверил, особенно после того, что ты, наверное, слышал обо мне в квадах. И особенно после всего, через что тебе пришлось пройти, когда непонятно, кто друг и кто враг. — Он достает из кармана несколько золотых и серебряных монет и протягивает Бараму: — Возьми, в знак моего расположения.

Барам берет деньги, но ничего не отвечает.

— Ты можешь идти, Барам. Подумай пару дней над моим предложением. Можешь оставаться в Первом квартале или где угодно. Делай что хочешь. Если решишь, что мое предложение тебе подходит, возвращайся. Стража на входе пропустит, а я буду рад снова видеть тебя.

— А если я откажусь?

— Я буду разочарован, и только, — говорит он, по-прежнему улыбаясь. — Деньги в любом случае можешь оставить себе.

Барам не может решиться. Много лет никто не предоставлял ему свободы. Даже Баден, у которого глаза того же цвета

— Можешь идти, — повторяет Седрик, и на этот раз Барам понимает, что разговор окончен.

Он поспешно встает.

— Прости, Барам. Я не хотел тебя прогонять, но у меня слишком много дел. Завтра у меня очень важный день.

— Да, оверлорд. Спасибо.

— Подумай о том, что я тебе сказал, — говорит Седрик, приобняв его за плечи и ведя к двери. — И сообщи, что надумал.

Дверь открывается. За ней стоят несколько охранников.

— Накормите Барама и проводите на улицу, — приказывает Седрик одному из них. — Если ему что-нибудь потребуется, дайте.

— Да, оверлорд, — говорит охранник, быстро окинув Барама взглядом с головы до ног.

Седрик бегло улыбается гостю и уходит в свои покои. Барам остается с охраной.

— Сюда, — говорит один из охранников. Он проходит через кабину контроля и идет по коридору, а Барам послушно следует за ним.

Когда они доходят до лифта, Барам оборачивается и смотрит на дверь апартаментов Седрика. У него такое чувство, что он только что выпустил из рук драгоценную возможность.

 

27

Я всегда говорил, что, когда настанет время занять принадлежащее мне по праву место в Золотом Дворце, никто не станет у меня поперек дороги. Я слишком много работал и многое вынес, чтобы позволить кому бы то ни было, даже целой армии, разрушить мою мечту.

Из личного дневника Седрика И Врана,

Но не так давно я понял, что назначить время должен я сам. Я предпочел бы подождать, когда Операция принесет свои плоды, дав Брагор-Налю неоспоримое преимущество перед всем Лон-Сером. Мне было бы сложно целиком посвятить себя Операции, когда я буду Правителем, и Совет будет постоянно заглядывать мне через плечо, а передоверить это дело кому-то другому я не хочу.

оверлорда Первого доминиона Брагор-Наля.

Но если Дарелл умрет прежде, чем закончится это предприятие или возникнет другая настоятельная необходимость, чтобы я занял должность, я, конечно, так и поступлю. Вилдона и Нювелла можно даже не брать в расчет; Дарелл — просто вывеска, так что Дворец мой в любое время.

1-й день 6-й недели. Весна, 3060 год.

Я часто представлял себя стоящим у Камина Тимура в окружении голубых мундиров ПСБ, держащим в руке письмо Совета Правителей, извещающее меня о том, что я утвержден в должности Правителя Брагор-Наля. Я не гилдрин, но знаю, что это видение сбудется.

Их было девять, все мужчины, хотя Мелиор тоже могла бы быть одной из них, если бы не оказалась способной на большее. Все они виртуозно владели кинжалом и лучеметом и были довольно умны, хотя ни один не стал бы достойным лордом. Седрик вызывал их нечасто. В обычной жизни они были охранниками и телохранителями, и их товарищи даже не подозревали, что у них есть и другие обязанности. Но время от времени, когда возникала необходимость, Седрик вызывал их в свой кабинет и оттуда направлял на особые задания, к которым они усердно готовились во время ночных тренировок.

Теперь такая необходимость снова возникла.

День начался очень рано с долгой поездки на мобиле в Двадцать третий квартал в Трестор-Пропере. Здесь Седрик и пятеро здоровяков бесшумно проскользнули в усиленно охранявшееся здание, оставили в одном из мо-билей маленькую, но очень мощную бомбу и так же тайком выбрались наружу. Бомба была собственным изобретением Седрика Как правило, все взрывчатые устройства для мобилей срабатывали, когда включалось зажигание. Обычно взрывом бывал убит водитель и разгромлен подземный гараж, но сама жертва выживала. Седрик же придумал бомбу, чувствительную к давлению. Она устанавливалась под задним сиденьем и взрывалась лишь тогда, когда пассажир усаживался на место. Хорошо зная расписание дня Нювелла, Седрик подсчитал, что к тому времени, как устройство сработает и соперник погибнет, он со своими людьми будет уже в трехстах квадах.

Через несколько часов он был уже в другом месте, в Двенадцатом квартале, к югу от Фермы, на южной окраине Брагор-Пропера С Вилдоном у Седрика была старинная вражда, поэтому для него он разработал более изощренный план.

Они поставили мобили в полукваде от апартаментов Вилдона и переулками пробрались к заднему входу в здание. Эта дверь тоже усиленно охранялась, как Седрик и предполагал. Они с Вилдоном были во многом похожи.

Но как и в его собственных апартаментах, охранная система Вилдона была нацелена на то, чтобы предотвратить не открытое, а тайное нападение. Первым взрывом ручных «хлопушек» Седрик с отрядом убили не меньше десяти охранников. Вторым обезвредили еще пять. И когда оверлорд со своими солдатами, через дымовую завесу паля из лучеметов направо и налево, ворвались в здание, страже ничего не оставалось как отступить. Две бомбы разнесли пост охраны на первом этаже, и к тому времени, когда Седрик с парнями добрались до лифта, большинство охранников Вилдона лежали убитыми и ранеными в грудах камней и щебня.

Еще двумя «хлопушками» они разрушили кабину лифта, пробрались в шахту и по стальной аварийной лестнице стали карабкаться наверх. Остальные парни работали на лестнице — это был отвлекающий маневр. Как и у Седрика, в доме Вилдона камеры слежения были установлены и в лифте, и на лестницах. Седрик надеялся, что его соперник, видя, что лифт разрушен, а на лестнице идет сражение, направит все силы к двери на лестницу, а про лифт даже не подумает. С самого начала нападения в здании было столько дыма, что Вилдон не сможет вычислить, сколько нападавших на самом деле. Люди Седрика будут как можно дольше отвлекать внимание на лестнице, чтобы дать Седрику время добраться до кабинета Вилдона.

Пока все шло, как он и рассчитывал. Для подобного нападения здание действительно не было подготовлено, так же как и собственные апартаменты Седрика, он это отлично знал. Он и спланировал-то все, прикидывая, как можно организовать покушение в его доме. Несмотря на кабину контроля оружия, он был в безопасности, пока работали охранные системы и стража на первом этаже. Хорошо еще, что ни у кого в Брагор-Нале пока что не нашлось достаточно пороха для такого налета.

Карабкаться пришлось долго, особенно тяжело было Седрику из-за поврежденной ноги. Он уже начал уставать, а ведь это было только начало, но все же он был доволен, потому что сейчас уже редко брался за такую работу. Несколько раз ему приходилось отдыхать по пути. К счастью, его люди были не только отлично тренированы, но и умели молчать, когда их не спрашивали. Они не выражали недовольства по поводу медлительности и частых остановок, а просто отдыхали вместе с Седриком и продолжали подъем, когда тот был готов снова двигаться. Но сам оверлорд остро чувствовал свою немощь. Для таких вещей он стал слишком стар. Похоже, в нужное время он предпринял этот демарш.

Когда они попали на этаж, где располагался кабинет Вилдона, и раздвинули дверцы лифта, их встретила пальба из лучеметов. Седрик не сразу понял, что на самом деле стреляют всего двое, только очень часто. Прятаться в шахте было неудобно, потому что приходилось одной рукой держаться за лестницу, а другой отстреливаться. Но оверлорд все еще отлично умел управляться с лучеметом, несмотря на усталость и старые раны. Он забрался чуть повыше, чтобы его боевики тоже могли добраться до двери, и через несколько минут с обоими охранниками было покончено. Они выскочили в коридор и бесшумно двинулись в его противоположный конец. Но за поворотом их снова ожидало сопротивление.

Между ними и контрольной кабиной перед кабинетом Вилдона сгрудилось не меньше двадцати вооруженных бойцов. Правда, коридор был узким и в некоторой степени делал численное преимущество не таким уж существенным. Но в перестрелке Седрик и его люди все равно были бы разбиты. Поэтому, пока оба парня отстреливались, Седрик выдернул чеки из двух «хлопушек» и метнул их вперед, приказав своим людям спрятаться. Втроем они снова нырнули за угол, и мгновением позже все здание содрогнулось от взрывов. Пока дым не рассеялся, они лежали не двигаясь.

Выждав минуту-другую, все трое осторожно высунулись из-за поворота Ни одного выстрела не последовало. Тогда они двинулись вперед, пробираясь между трупами и мусором. Один из охранников Вилдона пошевелился, и люди Седрика одновременно разрядили ему в грудь свои лучеметы.

Контрольная кабина стояла нетронутой, но Седрик ее обезвредил двумя меткими выстрелами. Потом он разрушил блокирующее устройство на двери в кабинет, и парни вышибли ее ногами.

— Ждите здесь, — приказал он им. — Я через минуту вернусь.

Бледно-голубой кабинет Вилдона был отделан с большим вкусом. В комнате стояли отличная мебель из натурального дерева и красиво подсвеченные стеклянные статуи. Седрику тоже понравилась бы такая отделка, и он еще раз отметил, что у него с противником много общего.

Наверное, именно поэтому он как раз вовремя посмотрел направо и камнем кинулся на пол, едва избежав выстрела из лучемета, который Вилдон нацелил ему в голову. Он неловко упал, но все же успел откатиться в сторону от второго выстрела, сам стал палить, не целясь, и попал Вилдону в ногу. Долговязый оверлорд застонал от боли и упал на колено. Он снова поднял оружие, но Седрик уже успел вскочить и разрядил свой лучемет раньше Вилдона. Красное пламя ударило Вилдону в плечо правой руки. Он грузно завалился на спину, а оружие отлетело в дальний угол комнаты.

— Черт! — прошипел Вилдон, морщась от боли и тяжело дыша. Глаза у него были закрыты, а бородатое лицо мгновенно покрылось потом. — Черт!

— Что, очень больно? — с улыбкой поинтересовался Седрик.

— Да, ублюдок, сукин ты сын, чертовски больно!

— Вот и хорошо.

— Что, Седрик, метишь во дворец, а? — процедил Вилдон сквозь стиснутые зубы, не обратив внимания на последнюю реплику.

Седрик отодвинул стул и сел.

— Да вроде того.

— А что Нювелл?

— Думаю, уже мертв. Представляешь — бомба в мобиле.

— Как оригинально, — издевательски заметил Вилдон.

— Что поделаешь. Я слишком торопился к тебе. Мне хотелось отметить нашу встречу чем-нибудь необычным.

— Я польщен, — фыркнул Вилдон, открыв один глаз.

— Я так и думал, — ухмыльнулся Седрик.

Веко раненого оверлорда снова опустилось.

— А как же Дарелл?

— У Правителя сегодня встреча с Советом. Я нанесу ему визит вечером.

— Ты знаешь, Седрик, я всегда тебя ненавидел, — вымолвил Вилдон. — Но Дарелла я ненавидел еще больше. Поэтому я рад, что он скоро умрет.

Седрик тихо захихикал. Как они с Вилдоном похожи! Потому что этот дологовязый во время своей тирады незаметно подбирался незадетой рукой к висящему на поясе кинжалу.

Седрик дал ему ухватиться за рукоятку и только потом выстрелил во второе плечо.

— Черт!!! — заорал Вилдон, извиваясь на полу. — Что же ты меня просто не прикончишь?

— Не-ет, — ухмыляясь, протянул Седрик. — Еще рано.

— Чего ты хочешь?

— Ответь мне на один вопрос. Я всегда думал, что Ванниверу кто-то помогал, сам бы он не додумался, как меня можно убить. Это был ты?

Вилдон перестал вертеться и открыл глаза. Но ответа не последовало.

Седрик снова выстрелил, теперь в здоровую ногу.

Раненый оверлорд почти завизжал от боли.

— Ладно, ладно! Это был я!

— Я всегда так думал, — спокойно произнес Седрик, на минуту опуская оружие.

— Что же не убил меня раньше?

— Я же точно не знал, — пожал плечами Седрик. — И доказать не мог.

— Принимаю это как комплимент.

— Да принимай как хочешь.

Седрик услышал, что где-то далеко взорвалась «хлопушка», и подумал о своих людях, до сих пор дравшихся на лестнице.

— Мне пора идти, Вилдон, — сообщил он, встав, и разминая затекшие ноги.

— Когда-нибудь с тобой случится то же самое, что и со мной, Седрик, — тяжело дыша, с трудом произнес Вилдон. — Однажды кто-нибудь разобьет твою стражу и твою контрольную кабину и убьет тебя.

— Возможно, — с достоинством согласился Седрик. — Но это будешь не ты.

Он снова поднял лучемет, целясь оверлорду в сердце. Но в последний момент передумал и чуть переместил ствол. Когда он нажал на спуск, луч красного пламени ударил Вилдону в правый глаз.

Она стояла на балконе, смотрела на море и слушала, как волны внизу бьются о каменистый берег. Плечи и спину согревало теплое послеполуденное солнце. Над головой кричали дравшиеся из-за клочков съестного чайки, а теплый ветер с легким свистом задувал между резными каменными столбами балюстрады, на которую она опиралась. Один раз позади послышались шаги прошедшего мимо двери на террасу Марара, но больше ни единый звук не напоминал ей о присутствии других людей.

Ее всегда раздражала манера Дарелла опаздывать, собственно, она знала, что именно поэтому он так и делал. Но сегодня ожидание не вызывало досады. Спокойствие и одиночество в последнее время стали недоступной роскошью. Она глубоко вздохнула, наслаждаясь свежим воздухом и запахом моря, и повернулась, чтобы уйти с балкона.

Когда-то, сотни лет назад, здесь жили Государи Лон-Сера, а сам береговой выступ назывался Мысом Лона. После низвержения монархии и последовавшим за этим кровавым Объединением резиденция монарха была заброшена и сделалась пережитком ушедшей эпохи, куда охотно наведывались всякое ворье и вандалы. Только после Объединения оставшиеся Правители взяли здание под свою опеку и объявили его местом встреч Совета. Мыс, прежде носивший имя бога, был из тщеславия переименован в Мыс Правителей.

Снаружи строение отличалось простой величественной красотой: творения древних архитекторов Лон-Сера не были тяжеловесны и гармонично вписывались в природное окружение. Выстроенное целиком из камня и вознесенное на вершину скалы, здание стояло словно на краю мира. И, несмотря на близость моря, дворец оставался невредим почти три тысячи лет.

Внутри же он был голым. В здании оборудовали современную кухню на месте старинных каменных печей, шесть из семнадцати спален обставили мебелью и оснастили удобной простой деревянной мебелью зал, где проходили совещания Совета. Но все остальные помещения резиденции были заброшены. В общем, это понятно — ею пользовались только Правители и их свита, а они бывали здесь не чаще семи-восьми раз в год. Но Шивонн не могла избавиться от ощущения, что дворец бессмысленно гробят.

Она еще раз оглянулась, чтобы посмотреть на море Арика. Мимо пролетела небольшая стая бакланов, отбрасывая черные тени на бледно-зеленую воду. Может, он вообще не появится, подумала Шивонн. Тогда я простою здесь весь день.

И тут же, само собой, услышала голос Дарелла откуда-то изнутри. Всегда он опаздывает, подумала она, качая головой. И всегда прибывает, когда она его и не ждет.

Послышались шаги за балконной дверью.

— Он уже здесь, — объявил Марар.

Она развернулась, чтобы ответить, но Правитель Стиб-Наля успел уйти. Она пожала плечами и не двинулась с места. Все равно им надо побыть вдвоем. Ведь Дареллу нужно дать Марару необходимые указания, с грустью улыбнулась она про себя. Вот и правь после этого.

Ждать пришлось меньше, чем она думала. Вскоре Дарелл сам вышел на террасу со снисходительной улыбкой на лице. Лицо его казалось более опухшим, чем обычно, в свете яркого солнца на коже проступили болезненные пятна, и вообще он плохо выглядел.

— Здравствуй, Шивонн, — обратился он к ней, беря ее руку в свои. — Я хочу, чтобы ты знала — мне ужасно жаль, что все так обернулось. Я даже понятия не имел, что мой оверлорд замешан в чем-то подобном. Обещаю, это больше не повторится.

— Оставь, Дарелл, — холодно ответила Шивонн, отнимая руку. — Тебе жаль только потому, что тебя уличили.

Улыбка тут же сошла с лица Дарелла.

— Чего же ты хочешь, Шивонн? Я уже наказал Седрика — он снят с должности. Я выплачу все репарации, предусмотренные законом, и я уже извинился. Не заносись, Правительница. Я по-прежнему все решаю в Совете и по-прежнему обладаю самой сильной армией в Лон-Сере.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Шивонн. — Но думаю, ты не хочешь, чтобы пришлось пустить ее в ход.

В серых глазах Дарелла появилось сомнение.

— Чего же ты хочешь, Шивонн? — повторил он вопрос, но уже совсем другим тоном.

Она пошла внутрь, минуя его.

— Пойдем. Обсудим все вместе с Мараром.

Правитель Стиб-Наля уже сидел за большим столом

темного дерева, вокруг которого они обычно рассаживались во время обсуждений. Из-за узких ссутулившихся плеч и худого костистого лица он выглядел еще более ничтожным, чем был на самом деле. За столом также сидел секретарь, но никто из Правителей, как всегда, не обратил на него ни малейшего внимания.

— Надеюсь мы здесь собрались по важному поводу, — раздраженно заметил Марар, когда два других Правителя заняли свои места. — Вам обоим ничего не стоит добраться сюда, а мне пришлось проделать приличный путь.

— Замолчи, Марар, — тихо, но веско сказал Дарелл.

Марар бросил на него страдальческий взгляд и замолчал.

— Я собрала вас, — начала Шивонн, — потому что жители моего Наля подверглись нападению со стороны убийц, нанятых одним из оверлордов Дарелла. Я требую выплаты репараций, официального извинения и наказания ответственного за это преступление, как и предписывается Прокламацией Зеленой Зоны.

— Как я уже сказал, — нетерпеливо кивнув, вступил Дарелл, — я согласен со всеми требованиями. И делу конец.

— Да нет, — отозвалась Шивонн, покачав головой. — Целью покушения была Мелиор И Лакин, брагорский лорд. Мелиор утверждает, что была задействована в проекте, организованном тем же оверлордом и нацеленном на завоевание Тобин-Сера, чтобы впоследствии Брагор-Наль мог занять его территорию.

— Что? — вскричал Марар с неподдельным испугом и, глядя на Дарелла, спросил: — Это правда?

— Мелиор — предательница, — спокойно ответил Дарелл, не обращая внимания на волнение Марара. — Седрику не следовало посылать в Уэрелла-Наль изгоев, и именно поэтому я стремлюсь уладить дело. Но эта женщина — убийца и известная лгунья. Не рассчитывай, что Совет примет на веру ее слова, особенно подобную чушь.

Шивонн посмотрела на заметно побледневшего Марара, беспокойно переводившего взгляд с нее на Дарелла.

— Ее утверждения не кажутся мне такой уж чушью, — сказала Шивонн. — Они вполне совпадают с содержанием письма Премудрой из Тобин-Сера, которое мы получили в прошлом году. И они подтверждаются моими беседами со спутником Мелиор, чародеем из Тобин-Сера по имени Оррис.

— Ты разговаривала с кудесником? — придушенным шепотом спросил Марар.

— Да, разговаривала. Он и Мелиор хотят предотвратить новое нападение и прибыли просить моей помощи.

— Но это полная ерунда! — перебил Дарелл со смешком. — Зачем же Мелиор хочет помешать этому предприятию, раз она заявляет, что сама в нем участвует?

Шивонн на мгновение замялась. Она предполагала, что один из Правителей задаст этот вопрос. На него существовал лишь один убедительный ответ, и Шивонн только и оставалось что дать его, несмотря на то что Мелиор это могло поставить в трудное положение в будущем.

— Мелиор — гилдрин. И после встречи с чародеем она поняла, что больше не может участвовать в захватнических планах Седрика, — сказала она.

Шивонн была вознаграждена — для Дарелла это было ударом. Совершенно ясно, что он не был к этому готов. Марар тоже был изумлен, но не больше, чем всеми последними новостями.

— Я полагаю, утверждения Мелиор небеспочвенны, — спеша воспользоваться преимуществом, гнула свое Шивонн. — Как ты и сказал, Дарелл, она сама участвовала в этом предприятии, и могла бы иметь с него неплохой барыш, но она поняла, что это неправильный путь, и изменила свою позицию. Но, кроме моральной оценки этого предприятия, — продолжала Шивонн резким тоном, — следует сознавать, что оно угрожает нарушить тот хрупкий баланс, который поддерживается между нашими тремя Налями уже несколько веков. Я не могу допустить, чтобы это произошло. В качестве возмещения ущерба за происшествие в Озерном Квартале Уэрелла-Наля я официально требую прекращения разработки операции против Тобин-Сера. Если это требование не будет удовлетворено, Матриархия Уэрелла-Наля сочтет это достаточным поводом для войны.

Дарелл зло посмотрел на нее, но Шивонн больше интересовала реакция Марара. В разговоре с Мелиор и Оррисом несколькими днями раньше она сказала, что Правитель Стиб-Наля дурак и трус, хотя у него достало бы ума позволить Брагор-Налю завоевать Тобин-Сер, если при этом будет сохранена его независимость. Но позже Шивонн поняла, что в действительности перед Мараром встанет более трудный выбор: не препятствовать Брагор-Налю в захвате Тобин-Сер или сохранить статус-кво. И она спрашивала себя, достаточно ли дальновиден Марар, чтобы понять, чем в будущем грозит его Налю успех соседа. Само существование Стиб-Наля было возможно благодаря соперничеству между Уэреллой и Брагором и тому, что брагорским руководителям всегда требовался перевес в Совете. Если же завоевательный поход закончится удачно, то у Брагор-Наля появится колоссальное экономическое и военное преимущество перед Уэрелла-Налем, и тогда Стиб-Наль окажется просто не нужен. И сейчас, глядя на озабоченное лицо Марара, Шивонн подумала, что он все это понимает.

Похоже, и Дарелл размышлял о том же.

— Я хочу сделать перерыв, чтобы все как следует обмозговать, — сердито объявил он, поднимаясь со стула.

— Нет, — спокойно ответила Шивонн.

— Что?

— Я сказала: «нет», — повторила она, глядя на него. — Не хочу давать тебе возможность запугать Марара и заставить плясать под твою дудку. Я требую немедленного голосования по этому вопросу.

— Не понимаю, о чем ты, Шивонн, — натянуто улыбаясь, ответил Дарелл. — Никто не мешает Марару голосовать так, как он считает нужным, что он и делает всегда, по всем вопросам, встающим перед Советом.

— Прекрасно. Тогда ты не станешь возражать, чтобы мы проголосовали до перерыва.

Дарелл стиснул зубы и пару секунд стоял молча, потом снова тяжело плюхнулся на свое место.

— Марар, — обратилась к нему Шивонн, — то, как собираемся голосовать мы с Дареллом, — очевидно. Что скажешь ты?

Третий Правитель откашлялся и бросил беспокойный взгляд на Дарелла

— Я бы сказал, — робко начал он, снова кашлянув, — что, если бы эти утверждения оказались истинными, нам всем следовало бы встревожиться. — Он как-то странно скривился. — Скажем, если бы один из моих подчиненных пустился в такую авантюру — без моего ведома — поспешно добавил он, быстро взглянув на Дарелла, — так вот, если бы подобное произошло в моем Нале, я был бы встревожен не меньше, чем остальные Правители в подобной ситуации. Поэтому если это правда, то, узнав об этом, я полагаю, что Правитель, на котором лежит ответственность за эту дерзкую авантюру — то есть, я хочу сказать, Правитель, в чьем подчинении находится лицо, ее предпринявшее, поскольку ни один Правитель сам не совершил бы ничего подобного, — так вот, Правитель, ответственный в этом случае, постарался бы положить этому проекту конец, пока еще он не зашел слишком далеко. Если это правда конечно. Нам, само собой, следует определить, правда ли это.

К счастью, поток слов остановился. Шивонн едва удержалась, чтобы не рассмеяться, и стала наблюдать, как отнесся к этому выступлению Дарелл. Несмотря на постоянные отступления и жуткую манеру строить предложения, Марар все же дал понять, что в данном случае может проголосовать против Дарелла Но еще важнее то, что он дал ему возможность достойно выйти из этого положения: если бы мой подчиненный предпринял подобную авантюру без моего ведома…

Теперь дело было за Дареллом. Он сидел очень прямо, глядя прямо перед собой и положив на стол сцепленные кисти рук. Он не произнес ни слова, и все сидели в неловком молчании. Потом он взглянул на Шивонн, но заговорил, обращаясь к Правителю Стиб-Наля:

— Я понимаю твою тревогу, Марар. Я прекрасно осознаю, насколько эти новости могут беспокоить соседей Брагор-Наля. — Он испустил глубокий вздох. — Не исключено, что Мелиор говорит правду, — наконец признал он, — и что письмо Премудрой, следовательно, основывалось на реальных событиях. Седрик — сложный человек и вполне способен совершить нечто в равной степени возмутительное на свой собственный страх и риск.

— Все это понятно, — ледяным тоном заметила Шивонн, не желая отступать ни на йоту. — Вопрос в следующем: как ты собираешься с ним поступить?

Лицо Дарелла налилось краской, и Шивонн на миг испугалась, что слишком уж давит на него. Но тон его, когда он заговорил, был на удивление миролюбивым:

— Я отстранил Седрика от должности. Изначально я рассчитывал, что это будет временная мера, — может, благодаря этому он научится держать себя в рамках. Но, учитывая все то, что я сегодня услышал об Операции «Тобин-Сер», я думаю, что разумнее всего будет навсегда лишить его полномочий. Не имея источников средств и сил, которыми он располагал в качестве оверлорда, он не сможет осуществить свои дерзкие намерения. — Он пристально посмотрел на Шивонн. — Ты удовлетворена, Правительница?

Дураку понятно, что он пытается их обмануть. Естественно, ему было известно об Операции — слишком уж невероятным казалось обратное. Но Шивонн решила дать ему насладиться маленькой победой и потому ответила:

— Да, Правитель. Вполне.

Дарелл резко отодвинул свой стул, вскочил и направился к двери.

— Хорошо, — коротко бросил он через плечо. — Тогда я возвращаюсь в Брагор-Наль.

Он скрылся, и Шивонн с Мараром остались за столом наедине. Они переглянулись, и Марар слабо улыбнулся.

— Ну что ж, думаю, все прошло неплохо, — безмятежно изрек он. — А ты как считаешь?

Шивонн громко рассмеялась. Она вдруг почувствовала к этому худосочному Правителю какое-то доселе неведомое уважение. Вероятно, он был более искушен в политических играх, чем она подозревала.

Было уже почти совсем темно, когда кортеж подъехал к Золотому Дворцу, и Дарелл чувствовал себя очень усталым. Недавно он заметил, что собрания Совета стали его утомлять. Дело было не только в долгой дороге, хотя и она тяжело ему давалась, не спасали даже аэромобили, заметно сокращавшие время в пути. Шивонн в последнее время стала слишком заноситься, а Марар в эти месяцы проявлял раздражающую непокорность. Сегодня же Брагор-Наль фактически потерял один голос. Конечно, в официальном протоколе это не было отражено — они не стали проводить формальное голосование. Уж неизвестно, сознательно или нет, но Шивонн избавила его от этого унижения. Однако все трое знали: если бы дошло до официального голосования, Дарелл оказался бы в меньшинстве.

Да теперь еще надо как-то сообщить Седрику, что тот больше никогда не станет оверлордом, а Операция будет приостановлена. От этой мысли Правителя передернуло. Он боялся Седрика, хотя, конечно, никому никогда не сознался бы в этом, но понимал, что Седрик это знает. Разве можно его за это упрекать? Этот оверлорд — человек выдающийся, бесстрашный и одержимый, а все эти качества слишком уж опасная смесь. Шивонн вынуждает его отстранить Седрика от власти. «Да он убьет меня», — думал Правитель, поднимаясь по дворцовой лестнице в свою спальню.

Если ты первый не убьешь его, — послышался голос в его голове. Он даже на миг остановился, занеся ногу над следующей ступенькой. Конечно! Пусть Лезвие и погиб, но в Брагор-Нале десятки наемных убийц, и любой из них будет счастлив выполнить заказ самого Правителя. Само собой, он вполне мог позволить себе нанять кого-нибудь. Мог даже заставить их соперничать: объявить вознаграждение за голову Седрика, и тому, кто его убьет, достанется обещанное золото. Улыбаясь про себя, Дарелл стал подниматься дальше, заметно повеселев.

И только когда он вошел в спальню, закрыв за собой дверь, то вдруг понял, что ему не встретился ни один охранник от самого входа во дворец. Похолодев от ужаса, он круто развернулся и, рванув дверную ручку, выкрикнул имя начальника стражи.

Однако на пороге стоял Седрик, целясь в голову Правителя из лучемета.

— Здравствуй, Дарелл, — спокойно произнес одноглазый. Он вошел в комнату, и Правителю пришлось отступить. — Как прошло совещание Совета?

— Как ты сюда попал? — сердито спросил Дарелл. — И где моя стража?

— Знаешь, забавная штука, — заметил оверлорд тоном, невозмутимым настолько, что он мог бы привести в ярость кого угодно, — я ожидал, что охрана Правителя — профессионалы высокого класса. По крайней мере, ни за что не поверил бы, что войско простого оверлорда может с ними справиться. И тем не менее… — Он не договорил и усмехнулся.

— Что, всех? — задушенным шепотом спросил Правитель. — Ты их всех убил?

— Вообще-то у них была чересчур слабая подготовка, — почти благодушно произнес Седрик. — Когда стану Правителем, обращу на это особое внимание.

Дарелл лишь молча смотрел на него.

— Садись, Дарелл, — приказал Седрик, ткнув лучеметом в сторону стула у большой кровати. — Расскажи мне о совещании.

Дарелл медленно опустился на стул, но ничего не ответил.

— Ты согласился на требования Шивонн? Небось пообещал отстранить меня от власти?

— Временно, — тут же солгал Дарелл. — Только до осени.

Седрик недоверчиво вскинул бровь:

— И она согласилась? Да ладно тебе, Дарелл.

— А какая разница? — с жаром возразил Правитель. — Ты же сам говорил: не она правит Брагор-Налем.

Седрик усмехнулся, хотя взгляд единственного глаза оставался ледяным.

— Да, я помню, что так сказал. Кажется, это было сразу перед тем, как ты выставил меня из дворца.

— Д-да? Ну…

— Я бы не стал вспоминать наш последний разговор, — предостерег Седрик. — Он был не из приятных.

— Чего ты хочешь, Седрик? Хочешь, чтобы я сложил полномочия и поставил тебя на свое место? Отлично. Я так и сделаю. Даже с радостью.

— Кто бы сомневался,— заметил оверлорд с прежней холодной ухмылкой на изуродованном лице. — А потом наймешь кого-нибудь меня убить и снова станешь Правителем.

— А что сделают Нювелл и Вилдон, если ты попросту меня устранишь и захватишь власть? — несмело спросил Дарелл. — Кивнут походя и займутся своими делами? Вот уж вряд ли! Но если тебя назначу я, они смирятся.

Седрик захихикал, и у Дарелла по спине побежали мурашки.

— Вилдон и Нювелл ничего не будут иметь против,— сказал он так уверенно, что Правитель понял: два других оверлорда мертвы.

— Когда ты ворвался, моих лучших охранников здесь не было, — с отчаянием в голосе сказал Дарелл. — Они сопровождали меня, но сейчас они здесь. Они не позволят тебе бунтовать. — Он, конечно, знал, что угроза пустячная, но ему больше нечего было выложить.

Седрик откровенно забавлялся происходящим.

— Ты же не хуже меня знаешь, что ПСБ подчиняется Правителю, кем бы он ни был. Когда я объявлю себя законным главой Брагор-Наля, твои молодчики станут на мою сторону.

— Шивонн все известно об Операции! — выпалил Правитель. — И чтобы не допустить ее осуществления, она готова даже объявить войну! Но мы с ней пришли к определенному соглашению, я могу поговорить с ней от твоего имени! Я уговорю ее отступить!

— Видишь ли, Дарелл, в этом и заключается разница между нами, — сказал Седрик все с той же сводящей с ума безмятежностью. — Тебя пугает война с Матриархией. А меня — нет. Она может стать мне в копеечку, может продлиться очень долго. Но зато есть возможность победить. А по мне, только победа имеет смысл.

Во время разговора лысый оверлорд опустил руку с лучеметом, но теперь снова направил оружие Дареллу в лицо.

Правитель дернулся и заслонился рукой.

— Не надо, Седрик! Прошу!

— В этом еще одно наше отличие. Если можно выбирать, то я, конечно, предпочту жизнь, а не смерть. Но смерти я не боюсь.

В устах другого человека брошенная Седриком фраза прозвучала бы пустой бравадой. Но его лицо — шрамы, голубой холод уцелевшего глаза, бесстрастное выражение, когда он говорил о смерти, убийствах и войне, — убедило Дарелла, что он не лжет. Они действительно были разными. И это было главной причиной того, что Седрик вскорости станет Правителем, а Дарелл умрет.

И вероятно, именно поэтому Правителю в последние мгновения жизни захотелось оказать услугу своему убийце. — Марар становится чересчур самоуверенным, — как бы между делом заметил он. — Прежде, чем займешься Шивонн, прими меры, чтобы приструнить Стиб-Наль.

Седрик посмотрел на него с неподдельным удивлением и даже на секунду опустил оружие.

— Спасибо, Правитель, — сказал он. — Я так и сделаю. И за это я постараюсь покончить с тобой как можно быстрее и безболезненнее.

Оверлорд снова поднял лучемет, и последнее, что увидел Дарелл, — это легкое движение пальца Седрика, нажавшего на спусковой крючок.

— И в конце, — говорила Шивонн на Тобинмире, подводя итог рассказу о вчерашней встрече Правителей, — Дареллу не оставалось ничего, кроме как принять мои требования.

Она стояла у большого выходящего в сад окна в своей комнате. Похоже, Правительница была довольна собой и казалась более раскованной, чем Оррис запомнил ее после первой встречи.

— Марар действительно принял вашу сторону? — недоверчиво переспросила Мелиор со своим сильным акцентом. — Никогда бы не подумала, что он может сделать что-нибудь наперекор Дареллу.

— Это, конечно, нельзя назвать апофеозом самоутверждения, — улыбаясь, заметила Шивонн, — но по-своему Марар дал понять Дареллу, что Брагор-Наль переходит все границы.

— Так вы считаете, что Седрик больше не представляет собой угрозу Тобин-Серу? — спросил Оррис, очень надеясь, что это так и, в то же время боясь в это поверить.

Шивонн повернулась к магу, и лицо ее посерьезнело.

— Мне бы очень хотелось, чтобы это так и было, маг, но Дарелл слишком много лгал мне и раньше. Я бы сказала так: он казался искренним, к тому же поведение Марара ясно дало ему понять, насколько серьезно относится население Стиб-Наля и Уэрелла-Наля к этому вопросу. Но боюсь, придется подождать, прежде чем мы узнаем, чего стоят его обещания. Мне бы очень хотелось сообщить что-нибудь более обнадеживающее.

— Я понимаю. Что бы ни случилось, я благодарен вам за все, что вы сделали для моего народа. — И, не дав ей возразить, прибавил: — Хоть я и понимаю, что вы это сделали не для моего, а для своего народа.

— Может, и не совсем, — улыбнулась Правительница и повернулась к Мелиор: — Прости, лорд, но мне пришлось открыть Дареллу и Марару тайну твоего рождения. Это была единственная возможность убедить их в том, что твои рассказы об Операции не выдумка. Я прошу прощения.

Мелиор безразлично пожала плечами и задумчиво посмотрела на сияющий красный кристалл на вершине своего посоха.

— Не надо извиняться, — грустно улыбнулась она. — Все равно с посохом в руке я больше не смогу держать это в секрете.

— Значит, ты решила оставить его себе? — тихо спросил Оррис.

Она повернулась к нему, и ему показалось, что в ее зеленых глазах стоят слезы.

— Я полагаю, что Гвилим сам так решил. Кто я такая, чтобы с ним спорить?

— Тогда я еще раз прошу прощения, — торжественно изрекла Шивонн. — Я назвала тебя лордом, хотя мне следовало бы обратиться к тебе — «Хранитель».

— Я еще к этому не привыкла, — густо покраснев, ответила Мелиор.

— Привыкнешь со временем, — улыбаясь, заверила ее Шивонн. Потом снова обратилась к Оррису, неловко кашлянув: — Я надеялась, маг, что мы могли бы обсудить возможности торговли между нашими народами, о которых ты упомянул при первой встрече. Меня очень заинтересовало твое предложение.

Оррис улыбнулся. Он уже понял, что Шивонн ему нравится. С самого начала она была прямодушна, даже когда отказывалась им помочь. Оррис очень ценил это качество. Ордену как раз не хватало таких людей, как она

— Я был бы рад поговорить об этом, Правительница, — ответил он. — Но вы должны понимать, что я всего лишь маг и не уполномочен говорить за народ Тобин-Сера. Лично я считаю, что пришло время выйти за пределы наших границ не только в смысле торговли, но и во многом другом. Однако в Ордене очень немногие согласятся со мной, а люди в моей стране слишком напуганы недавними столкновениями с чужеземцами. Все же я попытаюсь. Мне бы хотелось что-то сделать для вас.

Правительница открыла рот, чтобы ответить, но тут в дверь постучали.

— Войдите! — громко сказала она. Потом, улыбнувшись, повторила еще раз, уже на своем языке.

Вошел молодой слуга, слегка растерянный и, как показалось Оррису, испуганный. В дрожащей руке он держал маленький сложенный листок бумаги.

Правительница ласково заговорила с ним и жестом подозвала к себе. Он быстро подошел к ней и, вручив бумагу, тут же снова отошел к двери. Шивонн, казалось, позабавила такая нерешительность, и она еще раз улыбнулась слуге, прежде чем развернуть бумагу.

Но едва прочитав ее, она тяжело оперлась на свой стол, кровь отлила от ее лица, а в глазах появилась тревога. Она взглянула на Мелиор и Орриса, а потом перечитала письмо, словно надеясь, что его содержание могло измениться за этот миг.

— Что там, Правительница? — спросил Оррис, хотя в глубине души уже знал, каким будет ответ, несмотря на то что еще плохо понимал жизнь в Нале и здешние обычаи.

— Дарелл мертв,— сообщила Шивонн бесцветным голосом. — Двое из трех оверлордов Брагор-Наля — тоже.

— Само собой, Вилдон и Нювелл, — как будто новость не была для нее сюрпризом, заметила Мелиор. — Нет смысла убивать Дарелла, не убрав их с дороги.

— И что это значит? — спросил Оррис, хотя и сам уже понял все.

— Это значит, что Седрик теперь — новый Правитель Брагор-Наля, — сказала она, глядя на мага с неподдельным ужасом в глазах.

 

28

Мы основали Лигу не по своей воле. Каждый из нас предпочел бы остаться членом Ордена Магов и Магистров и вести реформы изнутри. В самом деле, мы до самого конца пытались что-то предпринять, но наши усилия встретили решительный отпор. Поэтому нам пришлось с прискорбием заключить, что мы больше не можем носить наши зеленые мантии с чистой совестью. Мы убеждены, что Волшебная Сила должна служить Тобин-Серу так, как завещал Амарид: вне зависимости от личной славы, положения и влияния…

Из Первой Статьи «Устава и Постановлений Лиги Амарида»,

Каждый новый член Лиги должен подчиняться Законам Амарида, за исключением Третьего Закона, в который внесены поправки в соответствии со Второй Статьей, поскольку настоящая организация — единственный истинный восприемник наследия Первого Мага, а его члены — истинные Сыны Амарида. Смысл существования Лиги состоит единственно в служении народу Тобин-Сера, его защите и исцелении, разрешении споров, в соответствии с желанием самого Первого Мага. Мы не стремимся править и не собираемся безответственно принуждать простых людей к неразумным авантюрам за пределами границ страны. Это противоречило бы стремлениям народа Тобин-Сера и не соответствовало бы представлению Амарида о предназначении Волшебной Силы.

принятой на Первом ежегодном конклаве Лиги Амарида.

Маркран кружил в вышине, и яркое полуденное солнце блестело на его красновато-коричневых перышках,

как будто сама Леора погладила его спинку. Он завис над головой Кайлин на несколько секунд, а потом тесно прижал крылья к телу и кинулся вниз.

Закрыв глаза, Кайлин вошла в глубокую связь с его сознанием, как научила ее зимой Премудрая. Сейчас это уже легко ей давалось — она много тренировалась. Девочка тут же превратилась в птицу, несущуюся к земле выпустив когти, чтобы схватить маленькую зеленую змейку. Она вонзила клюв между туловищем и головой твари и убила ее. Точнее, Маркран. Но в такие минуты Кайлин не смогла бы сказать, где заканчивается ее личность и начинается ястреб. Они снова поднялись над землей, таща мертвую змею на другую сторону лужайки. Едва приземлившись, они начали рвать ее кожу и мясо, несмотря на то что змея еще извивалась у них в когтях.

Кайлин показалась, что теплая сладкая кровь вливается в ее рот, и, как всегда в этот момент, она прервала связь. Ее не тревожило ни убийство, ни вкус крови, как раньше. Она давно с этим свыклась. Скорее, наоборот. Охота Маркрана опьяняла ее. Кайлин тяжело дышала, щеки у нее пылали, и ей было чуть-чуть стыдно. Это нехорошо, так нельзя делать. Однако она не могла удержаться, чтобы не слить свое сознание и его, когда видела, что он камнем готовится пасть на очередную жертву.

Она открыла глаза и направилась к ястребу. Однако не успела она сделать и пары шагов, как позади кто-то захлопал в ладони. Девочка стремительно обернулась, почувствовав, что ее лицо стало пунцовым, и испугалась, что это ее выдаст.

— Потрясающе! — донесся мужской голос откуда-то из-за деревьев.

Кайлин не сразу увидела его, но мужчина вышел из чащи, и она смогла как следует разглядеть его. Это был высокий и крепкий старик со снежно-белыми волосами и короткой бородой. На его плече восседала большая сова с крупной головой, а в руке он держал посох, увенчанный сияющим серым кристаллом. Кайлин сразу поняла, что это Магистр. Но мантия его была почему-то не зеленого, как у всех членов Ордена, а небесно-голубого цвета, с замысловатой черной вышивкой по воротнику и краям рукавов.

— Потрясающе! — повторил подошедший, широко улыбаясь и аплодируя. — Твоя птица не только красива, она еще и прекрасный охотник.

— Кто вы? — настороженно спросила Кайлин, пытаясь унять сердцебиение и моля Арика, чтобы кровь отлила от щек.

— Меня зовут Эрланд, — ответил человек, с улыбкой шагнув к ней. — А ты, должно быть, Кайлин. Я много слышал о тебе.

Да уж конечно, чуть не сказала она. Как и все остальные, по крайней мере ей стало так казаться. Любой взрослый, с кем она встречалась в последнее время, говорил ей примерно то же самое. Должно быть, ты Кайлин, та самая малышка с ястребом. Я так много о тебе слышал. Люди говорили ей нечто подобное бессчетное количество раз. Наверное, это лучше, чем быть известной как сирота из Каэры, но все же ей было неприятно.

— А почему у вас такой плащ? — спросила она, пропустив последнее замечание мимо ушей. «Раз это всем известно, зачем подтверждать очевидное», — решила она про себя.

— Хороший вопрос, — загадочно улыбнувшись, сказал он. — Но прежде, чем ответить на него, я сам хочу спросить тебя кое о чем. Как ты относишься к Ордену, Кайлин?

— Вы новый Премудрый? — спросила девочка, недоверчиво разглядывая его мантию.

— Скажи, как ты относишься к Ордену? — с улыбкой, но настойчиво повторил он.

Она бросила взгляд на Маркрана, от всей души желая, чтобы этот человек оставил их в покое и они могли бы еще поохотиться и полетать вдвоем.

— Я никогда в него не вступлю! — резко ответила она.— Ненавижу Орден! И никто не заставит меня произнести эту клятву! — Раз уж ему так хочется знать, что она думает об Ордене, пусть слушает.

— А почему ты так ненавидишь Орден? — спокойно поинтересовался человек.

Кайлин чуть не задохнулась от возмущения. Ведь он же сам знает, кто она такая! Он же знает, что ей пришлось вынести!

— Потому, что из-за него не стало моих родителей! — как недоумку, стала объяснять она — Потому, что из-за него разрушены мой дом и вся деревня! А ведь маги обещали защищать нас! Кто вы? — с сердцем спросила она. — Что вам от меня нужно?

— Я же сказал: меня зовут Эрланд, — примирительно ответил старик, поглаживая свою сову.

— Я не это имела в виду! Почему на вас такая одежда?

— Знаешь, что я думаю, Кайлин? Я думаю, что одна из причин твоей ненависти к Ордену — не считая того, что случилось с Каэрой, — это то, что, отказываясь вступать в Орден, ты вынуждена оставаться в одиночестве, без общения с другими магами. — Он жестом остановил ее и покачал головой. — Пойми меня правильно: никто не упрекает тебя в том, что ты не хочешь произнести клятву. Но мне кажется, иногда ты чувствуешь себя очень одинокой, когда рядом нет никого наделенного подобным даром.

Кайлин упорно смотрела на носки своих башмаков, чтобы не встретиться с Эрландом взглядом. Она не знала, что о нем думать, но довериться ему она точно еще не могла. И все же…

— Зимой ко мне приходила одна женщина, — тихо произнесла она — Премудрая Сонель. — Она быстро глянула на седовласого мага, чтобы увидеть, как он это воспримет. Но тот продолжал невозмутимо улыбаться. — Она пообещала, что поговорит со мной о магии, когда только я захочу.

— Не сомневаюсь, — сказал он. — А как ты думаешь, зачем она это сделала?

Кайлин повела плечами, глядя в сторону.

— Наверное, потому, что хотела, чтобы я вступила в Орден, — сообщила она, хоть ей и не хотелось верить в собственные слова. За те месяцы, что прошли после посещения Сонель, она пыталась убедить себя, что эта женщина с изумрудными глазами действительно искала ее дружбы. Но если это так, почему она больше ни разу не приходила к ней? Ответ был очевиден.

Эрланд понимающе кивнул.

— Они не так уж честны с тобой, Кайлин. Тебя хотели использовать и подчинить, но не отнеслись к тебе по-доброму. А знаешь почему?

Кайлин помотала головой.

— Потому что они боятся тебя. Им не нравится то, что ты стала магом, но отказываешься быть с ними. Однако это не главное. Ты очень известная девушка, Кайлин. По всей стране люди знают, кто ты такая, и они видят в тебе больше чем просто ребенка, даже больше чем единственного человека, уцелевшего после нападения чужеземцев. Для большинства ты — живой символ того, что Орден не способен защитить нашу землю. Вот почему Орден боится тебя, особенно сейчас, когда ты сама стала магом.

Она не отрываясь смотрела на него, пораженная, что взрослый человек, маг к тому же, может так разговаривать с ней. Никто никогда не был с ней так откровенен. Ни родители, ни Линни, ни другие Дети Богов и уж, конечно, ни Сонель.

— Кто…

Он поднес палец к губам, не дав ей договорить:

— Еще один вопрос Кайлин, а потом я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

Она вдруг поняла, кто он такой и зачем пришел. Она внезапно вспомнила свое видение, явившееся ей уже много месяцев тому назад, еще до встречи с Маркраном. Она отбивала нападавших на Каэру смертоносным золотым огнем, и на ней был голубой плащ, в точности похожий на тот, что носит Эрланд. Она замолчала, как он и просил, и ждала, хотя уже догадалась о том, что он скажет. В некотором смысле она давно это знала

— Что бы ты сказала, если бы тебе предложили присоединиться к магам, не имеющим с Орденом ничего общего? Совершенно ничего.

— Вот почему у вас голубая мантия, — еле слышным шепотом произнесла девочка.

— Да, — ответил он с таинственной улыбкой на румяном лице. — Несколько магов покинули Орден и основали Лигу Амарида, как мы ее называем. Сейчас в нее входят двадцать три мага и Магистра. И нас становится все больше. Мы подчиняемся Законам Амарида, но наша цель не только служение стране. Мы также намерены следить за Орденом, чтобы быть уверенными, что его члены не нарушают клятву, и не дать им и дальше погрязнуть во зле, принесшем нашей стране столько страданий в последние годы.

— Вы — Премудрый Лиги Амарида?

— Да, я — Первый Магистр Лиги. — Он помолчал и шагнул к ней. — И я пришел спросить тебя, Кайлин, согласишься ли ты вступить в наши ряды. Если ты откажешься, мы поймем. Вне зависимости от твоего решения, никто не станет настаивать, ведь мы все знаем, что тебе пришлось пережить. — Он сделал еще шаг и мягко положил ладонь на ее плечо. — Но мы не Орден. Мы попросим тебя принести клятву верности Законам Амарида, но на этом наше сходство заканчивается. Лига — нечто совершенно новое, и я больше чем уверен, что со временем она заменит собой Орден и станет единственным блюстителем Волшебной Силы в Тобин-Сере.

Кайлин задумчиво покусывала губу, глядя в сторону.

— Предположим, я в нее вступлю, — наконец сказала она. — Тогда мне надо будет покинуть Храм?

— Нет. Линни и я уже об этом говорили. Мы оба не возражаем против того, чтобы ты осталась здесь.

Девочка снова замолчала. Мысли Маркрана коснулись ее сознания, и через секунду он опустился на ее плечо. Кайлин поморщилась от боли — его когти больно впились в кожу, несмотря на то что одна из швей при Храме подшила подушечки на плечи ее блузы.

— А еще ты получишь мантию, — добавил Эрланд с доброй улыбкой, — с кожаными нашивками на плечах.

Кайлин рассмеялась и почесала головку Маркрана. Потом она снова задумалась над предложением старого мага. Дети Богов ей нравились, но их, похоже, беспокоили ее присутствие и ее способности. Было бы неплохо иметь друзей-магов; они бы поняли характер ее взаимоотношений с Маркраном и научили чему-то новому. Да еще это видение. Она глубоко вздохнула.

— Хорошо. Я согласна.

Эрланд широко заулыбался, а в его голубых глазах словно заиграли искорки солнечного света и сияния церилла.

— Я очень рад, — сказал он. — Просто счастлив. Остальные тоже обрадуются.

Девочка слегка порозовела от удовольствия.

— Вообще-то, — продолжал он, — я хочу еще кое-что у тебя спросить. — Он вдруг стал говорить с заметным смущением. — Опять же никто слова не скажет, если ты откажешься, но мои друзья хотели, чтобы я спросил.— Старый маг умолк на секунду. — Учитывая все происшедшее с тобой и твои выдающиеся достижения — ведь ты установила связь в столь юном возрасте, — мы бы хотели просить тебя стать Первым Магом Лиги.

— Первым Магом? — опешила девочка

— Да,— непринужденно подтвердил старик.— Но, конечно, только если ты сама этого захочешь.

Кайлин была ошеломлена. Ведь Первым Магом в Тобин-Сере называли самого Амарида, и вот теперь глава новой Лиги просит ее принять то же звание. Невозможно — это уже слишком. Но все же, как это заманчиво.

— А что мне надо будет делать?

— Да почти ничего. В твои обязанности не будет входить ничего такого, с чем ты не сможешь справиться. Ты должна будешь возглавлять наши процессии, призывать конклав к порядку. А во время обсуждений ты будешь сидеть со мной и Вторым Магистром Тойнан во главе стола заседаний.

— Это все? — улыбнулась Кайлин.

— Все.

— Вроде бы ничего сложного.

— Особенно для такой девушки, как ты. Однако это не значит, что твои новые обязанности не будут иметь высокого смысла, — посерьезнев, продолжал он. — Положение Первого Мага имеет большое символическое значение. Лига удостаивает тебя высочайшей чести.

— Я понимаю!

— Ну так что, согласна? — спросил он, подняв седые брови.

— Да, — ответила она, еще немного подумав.

— Хорошо, — удовлетворенно произнес Магистр. — Остальные тоже будут довольны. — Он оглядел ее с головы до ног. — Тебе нужна мантия, и надо как-то раздобыть тебе церилл.

— Для этого нужно ехать на Цериллон?

— Когда-то так и было, — ответил Эрланд, — но сейчас мало кто из магов сам отправляется в путешествие. Большинство покупают камни у купцов, которые плавают на остров, а иногда старшие маги дарят им лишние цериллы, которые они сами когда-то приобрели. — Он хитро улыбнулся: — У меня тоже такой есть.

— Лишний церилл? — живо спросила Кайлин.

Вместо ответа Эрланд вытащил из кармана кристалл размером с кулак девочки. Он был прозрачен, как горный родник, и поблескивал на солнце, разбрасывая на траву радужные пятна.

— Какой красивый, — едва дыша, прошептала Кайлин.

— Если нравится, бери.

Она с трудом оторвала взгляд от кристалла и посмотрела на Эрланда, думая, что он ее дразнит. Но он глядел на нее с доброй улыбкой, без тени насмешки. Она снова перевела взгляд на церилл, слишком потрясенная, чтобы сказать хоть слово.

— Не стесняйся, — подбодрил старик. — Ты же видишь — у меня уже есть церилл. А этот только копит пыль у меня дома.

— У меня нет посоха, — смутившись, сказала она.

— У меня тоже не было, когда появился камень. Но ты же знаешь, как придавать дереву желаемую форму?

— Да, но у меня еще плохо получается.

— Прекрасный повод попрактиковаться. Возьми,— протянул он ей камень. — Прошу тебя.

Кайлин все никак не могла решиться. Слишком уж необычным был подарок. Хорошо было бы спросить кого-нибудь, можно ли взять. Но Дети Богов вряд ли поняли бы ее — это же связано с Волшебной Силой. Она вдруг с болью в сердце подумала, что папа с мамой дали бы ей правильный совет. И, пытаясь справиться с внезапной сильной болью при мысли о них, она вдруг решилась.

— Хорошо, — сказала она, протягивая руку, — спаси…

Но как только она коснулась кристалла, он вспыхнул ярким пламенем. Теперь из него лился золотистый свет, как будто в руку Магистра упал кусочек солнца. В следующий миг сияние немного померкло, но не исчезло. Прежде чистый бесцветный камень горел ровным золотым огнем.

Девочка отдернула было руку, но Эрланд снова протягивал ей кристалл.

— Поздравляю тебя, Кайлин. Теперь ты связана с камнем так же, как связана с птицей. И пока ты жива, твой церилл будет сиять твоим особенным цветом, и ни один другой маг не сможет им воспользоваться.

Очень несмело, будто боясь обжечься, Кайлин взяла церилл. Он был тяжелее, чем она думала, и прохладным на ощупь, несмотря на то что так ярко полыхал. Девочка поднесла его к глазам и стала вертеть в пальцах, разглядывая каждую грань и поражаясь совершенству кристалла.

— Теперь у тебя есть все, что нужно магу: твоя внутренняя сила, птица и камень. Это и есть три составляющие Волшебной Силы.

— А как он действует? — спросила Кайлин, не отрывая глаз от золотого кристалла. — Что мне надо делать?

— Используй, как обычно, свою силу, только фокусируй ее через кристалл.

— Что?

— Попробую объяснить по-другому, — улыбнулся Эрланд. — Что ты делаешь, когда хочешь зажечь огонь?

— Соединяюсь с Маркраном, — чуть подумав, ответила Кайлин, — а потом представляю себе огонь.

— И что происходит?

— Трудно описать. Я как бы вталкиваю свою силу в кусок дерева, и он загорается.

— А бывало при этом так, что ты не могла справиться со своей силой?

Кайлин отвела глаза, покраснев при воспоминании о дереве, которое она сожгла осенью.

— Ничего страшного, Кайлин. С каждым из нас это когда-нибудь случалось. Но если у тебя есть церилл, подобное вряд ли повторится. Когда ты, как говоришь, «вталкиваешь» свою силу, просто направляй ее через камень. Ты увидишь, кристалл увеличивает и концентрирует твою силу, наподобие того как линза фокусирует солнечные лучи и делает их обжигающими. Ты меня понимаешь?

— Пожалуй, — ответила Кайлин.

Эрланд легонько потрепал ее по плечу.

— Прекрасно. Потренируйся пока. А мне пора идти. — И он повернулся, собираясь покинуть поляну.

— Подождите! — крикнула Кайлин, сделав шаг следом. — А что мне теперь нужно делать, раз я… — Она хотела сказать: «раз я Первый Маг Лига». Но она не могла заставить себя произнести эти слова. Трудно было поверить, что все случившееся с ней за этот день не сон.

Но Эрланд, кажется, понял, о чем она.

— Я пошлю за тобой. Конклав состоится через несколько недель, приблизительно в день рождения Амарида. Я отправлю послание Старейшей, а она проследит, чтобы тебя доставили к месту собрания.

— А где оно будет проходить?

— На первый раз — в моем доме в Пайнхевене. Это небольшая деревушка к северу от Храма. Но надеюсь, что в следующем году уже в самом Амариде к этому времени будет готов Зал Лиги. — Он по-прежнему с улыбкой смотрел на Кайлин, хотя она чувствовала, что ему не терпится уйти. — Прощай, Кайлин. Храни тебя Арик.

— И вас, Магистр.

Он молча кивнул и повернулся, чтобы уйти.

— Спасибо, Магистр! — прокричала она ему вслед. — За все!

— Не за что, детка, — полуобернувшись, ответил он. Она проводила его взглядом, пока он не скрылся в

лесных зарослях. Потом, ласково погладив шейку Маркрана, снова посмотрела на прекрасный камень. Теперь у тебя есть все, что нужно магу.

— Еще не все, — вслух произнесла она. И, чуть дрожа от возбуждения, стала внимательно выискивать на краю полянки какое-нибудь деревце или сук, достаточно длинный и ровный, чтобы сделать себе посох.

Старейшая уже часа полтора караулила его у входа в Храм, когда он наконец появился. Заметив его голубую мантию в густой листве, она быстро скользнула внутрь, боясь, что Магистр заметит, как она сгорает от нетерпения. Она подождала немного, а когда услышала шаги, то вышла, будто направляясь куда-то по делу.

— Магистр! — улыбнулась она с наигранным изумлением. — Я не ждала тебя так скоро! Ты ее нашел?

— А что, Старейшая, — саркастически произнес он, — по-твоему, я целый час беседовал с деревьями? — Он остановился напротив нее. — К тому же сейчас ко мне надо обращаться — Первый Магистр Эрланд, раз уж Лига все-таки существует.

— Да-да, конечно, — чересчур уж приторным голосом поспешила согласиться она. — Как прошла встреча с Кайлин?

— Прекрасно. Ты была права: она исключительная девочка.

— Она согласилась вступить в твою Лигу?

— Само собой, — сказал Эрланд с победоносной улыбкой, и у него даже глаза заблестели. — А как же она могла отказаться? Я предложил ей возможность общения с другими магами и сделал ее Первым Магом Лиги.

— Первым Магом? — с тревогой переспросила Линни. — А это еще что значит? Ты разве не понимаешь, что ей всего лишь…

— Успокойся, Старейшая, — со смехом ответил Эрланд. — Это не значит почти ничего. У нее будет несколько церемониальных обязанностей, и только. Но она будет выступать во главе наших процессий и занимать почетное место за столом собраний.

— Говоря иначе, это всего лишь повод выставить ее на всеобщее обозрение, как военный трофей.

Улыбка вдруг сошла с лица Магистра.

— Это слишком грубое сравнение для того, что все мы считаем высокой честью.

— Возможно, — холодно согласилась Линни. — Зато, по-видимому, точное?

Эрланд презрительно поджал губы и промолчал.

— Понятно, — пробормотала Линни.

— Ей не причинят никакого вреда, — пообещал Магистр. — Пусть тебе не нравятся наши побуждения, но к девочке будут относиться хорошо.

— Ах, я не сомневаюсь, — быстро ответила Старейшая. — Если бы у меня были хоть малейшие подозрения на этот счет, я бы никогда не позволила тебе говорить с ней.

— Ну, тогда ты понимаешь, что Лиги ей нечего бояться.

— А вот этого я не сказала, — покачала головой Линни. — Она еще ребенок, и мне совершенно не нравится, что ты прикрываешься ею в ссоре с Сонель.

— Это больше чем ссора, Старейшая, — раздраженно возразил Эрланд. — Не нужно недооценивать значение Лиги. Впервые за тысячу лет кто-то бросил вызов праву Ордена быть единоличным хранителем Волшебной Силы. Последствия совершенного нами даже трудно себе представить. Они затронут каждого жителя Тобин-Сера. И даже Детей Арика, — добавил он, пристально глядя на нее.

— Тем более не следовало бы впутывать в это ребенка, — сказала она, спокойно выдержав его взгляд.

Эрланд с досадой вздохнул.

— У нас много общего, Линни, — прямодушно заявил он. При других обстоятельствах Старейшая не стерпела бы подобной фамильярности, но сейчас решила не обращать внимания. — Мы оба руководители, мы оба глубоко любим и хорошо понимаем нашу страну и ее народ. Но главное — у нас общий враг, — Орден. Нам стоит сотрудничать. Признаться, я удивлен и разочарован, что ты сама еще не заметила этого.

— Прости, если я тут же не бросилась в твои братские объятия, Эрланд, — с издевкой ответила она, — но еще совсем недавно ты и сам был одним из членов Ордена. Не думай, что доверие Храма можно завоевать, просто объявив себя врагом Ордена. Если ты ищешь союза с Хранителями, то нужно заслужить их доверие.

— Прекрасно. Каким же образом?

— Ну, можно начать хотя бы с того, чтобы внушить твоим сторонникам и жителям Тобин-Сера, что Лига не заинтересована в управлении страной и что она признает в Храме равного партнера, прилагающего все усилия для служения гражданам Тобин-Сера и их защиты.

— Это уже включено в наш устав, — с улыбкой ответил Магистр.

— Неужели? — с искренним удивлением спросила Линни.

— Мы никогда не хотели править страной, Старейшая. И в этом одна из причин, по которой мы вышли из Ордена Мы считаем, что Сонель и ее последователи, а особенно субъект по имени Баден, стремятся превратить Орден в нечто вроде всевластного правящего совета и, используя свою власть, втянуть нас в опасный поход за пределы страны. Мы же хотим, чтобы Волшебная Сила применялась в соответствии с принципами, утвержденными Амаридом, получившим этот дар Леоры тысячу лет назад.

— Каковы же они?

— Служить народу этой страны. Быть судьями в спорах. Использовать наши силы для помощи людям и облегчения страданий, когда это потребуется.

Даже Линни поняла, на что это похоже: Законы Амарида, почти слово в слово.

— Эрланд, — с усмешкой спросила она, — ты, случаем, не фанатик?

— Я — маг, — с достоинством ответил старый Магистр.

Линни поежилась. Скрестив руки на груди, она спрятала дрожащие ладони в широких рукавах серебристо-серого одеяния.

— Вступление Кайлин в Лигу будет решающим шагом на нашем пути к успеху и поражению Ордена,— продолжал Эрланд. — В нашей стране нет более значительного символа неспособности Ордена выполнить свою клятву служения людям Тобин-Сера. После гибели ее деревни и смерти родителей ты взяла ее под свою опеку. Но сейчас она установила связь с птицей, и я тоже в ответе за нее.

— Ты или Сонель, — заметила Линни, сама удивляясь собственным словам.

— Что? — зашипел Эрланд. — Что ты сказала? Она не была уверена, что именно имела в виду. Ни

то, ни другое не казалось ей слишком заманчивым. Она вряд ли согласилась бы советоваться с Орденом по вопросам воспитания Кайлин, но Эрланд казался ей неуравновешенным и даже опасным. Линни могла бы еще какое-то время держать девочку при Храме, но со временем, когда ее способности окрепнут, ей придется выбирать между этими двумя.

— Я сказала, — ответила она как можно решительнее, — что за Кайлин пока отвечаю я. Я, и только я буду решать, что для нее лучше.

— Тогда поторопись, — выпалил Эрланд. — Она — маг и с каждым днем будет становиться все сильней. Особенно теперь, когда у нее есть церилл.

— Ты дал ей церилл? — Линни почувствовала, что вся кровь отлила с ее лица.

— Да, Раз она станет Первым Магом, ей не обойтись без церилла и посоха. Я предполагал, что камня у нее пока нет, и специально прикупил один у аббориджийского торговца.

— Но Сонель сказала мне, — нерешительно произнесла Старейшая, — что ей еще рано иметь церилл. Ребенку ее возраста сперва надо научиться владеть своей силой.

— Полнейшая нелепица, — отмахнулся седой маг. — Она никогда не научится владеть своей силой, если ей не на чем ее сфокусировать. А именно для этого церилл и предназначен. — Он сердито тряхнул белой головой. — Сонель и Баден хотят подчинить ее, как и всех в Тобин-Сере. — Он сделал шаг вперед, и Линни с трудом удержалась, чтобы не отступить. — Надо остановить их, Линни. Нельзя, чтобы Орден и дальше шел по этой скользкой дорожке. Объединившись, Храм и Лига смогут это сделать. Я уверен, что со временем мне удастся переманить еще больше людей из Ордена, и он попросту станет не нужен. Но для этого мне необходима Кайлин. В ней ключ ко всему.

Линни показалось, что он взял ее за горло. Дышать было трудно. У Кайлин теперь есть церилл. Линни надеялась, что у нее и других Хранителей еще имеется время, чтобы принять решение. А его вдруг не оказалось. Внезапно, без всякого предупреждения. И все из-за церилла. Она вдруг подумала, не спланировал ли Эрланд это с самого начала: дать девочке камень, чтобы заставить Линни поступить так, как было выгодно ему. Но какая сейчас разница? Неважно, по какой причине, но он поступил именно так.

— Ты можешь сопровождать ее на конклав, — предложил он. Магистр уже улыбался. По-видимому, он все прекрасно понял по выражению ее лица. — Само собой, на заседания тебя не допустят. Но ты можешь поехать с ней и заботиться о девочке все остальное время.

Она ничего не ответила на это, только смотрела поверх его плеча в лесную чащу, представляя себе Кайлин на полянке. Она почти наяву видела ее голубые глазки с солнечными искрами в зрачках, ее волосы, развевающиеся на ветру. Линни, кажется, даже улыбнулась.

— Я знаю, как эта девочка дорога тебе, Старейшая, — тихо произнес Эрланд. — Прекрасно, что ты так сильно любишь ее. Уверен, что я буду чувствовать то же самое, когда узнаю ее поближе. Может, это и станет основанием нашей дружбы.

— Может быть, — прошептала Линни, по-прежнему глядя на деревья.

— Значит, ты разрешишь ей вступить в Лигу?

— Но ты ведь уже сказал ей, что она принята, — холодно парировала она — Ты даже сделал ее Первым Магом. Ты дал ей церилл. Что мне остается?

Эрланд усмехнулся, и Линни показалось, что в его голубых глазах мелькнула угроза.

— Ничего, — ответил он. — Пожалуй что ничего.

Они решили не возвращаться пока на запад Тобин-Сера. Даже верхом они доберутся в свой дом на побережье Южного Шелтера лишь тогда, когда пора будет поворачивать назад и снова мчать в Амарид на очередное летнее Собрание. Меред, Радомил и Урсель сделали то же самое. Баден, которого Сонель назначила на место Первой из Мудрых Тойнан, еще не решил, как поступить. А Транн вернулся в Великую пустыню, прикинув, что лучше побыть с женой и детьми недолго, чем вовсе не видеть их. Джарид понимал, что они с Элайной приняли правильное решение, но он беспокоился, что пройдет слишком много времени, когда они возвратятся в родные места после Собрания. А вдруг там что-нибудь случится? Внезапная буря, или пожар, или землетрясение? Кто тогда позаботится о людях Шелтера и Южного Рога?

Элайна, конечно, тоже волновалась. И тогда они решили на остаток весны превратиться из оседлых магов в кочевых. Они проедут через Ястребиный лес и горы до леса Тобина и, может, даже до границ Равнины Тобина. Они будут предлагать свои услуги во всех деревнях и поселках по пути. Может, это отчасти заменит им привычную жизнь и позволит принести пользу хотя кому-нибудь.

В первые недели все так и складывалось, как они задумали. Они проехали через Ястребиный лес и оказались в лесу Тобина, время от времени залечивая людям несерьезные раны и приводя в порядок сломанные орудия и ограды. И хотя люди благодарили их довольно сдержанно, Джарид радовался, что они приносят хоть какую-то пользу. Весна продолжалась, воздух стал теплее, а тени в Священном лесу — гуще, но жители, встречавшиеся им по пути, стали относиться к магам со все большей настороженностью. Сначала маги решили, что сюда дошли слухи о расколе в Ордене. Но вскоре поняли, что дело не только в этом.

Впервые они услышали о новой Лиге Амарида, основанной Эрландом, когда были в маленькой деревушке на берегу реки Четырех Водопадов. Странствующий торговец, шедший из Амарида в Слезы Дуклеи, рассказал им о том, что Лига приняла Устав и претендует на то, чтобы считаться единственным истинным хранителем Волшебной Силы.

— Неужели Эрланд и вправду верит, что Лига может заменить Орден? — обратилась Элайна к Джариду, пока коробейник с откровенным любопытством наблюдал за ними, ожидая, что они скажут.

— У него нет другого выхода, — ответил Джарид. — Не может же он после всего происшедшего вернуться в Орден. По крайней мере не сейчас, поэтому он и его сторонники решили сплотиться. Не бродить же им по стране?

— Я лично думаю, что это мудрый ход, — вставил торговец. Взоры обоих магов обратились к нему. — После набега этих чужеземцев и всего, что тогда случилось, люди не очень-то рассчитывают на Орден. Но мы все же хотим, чтобы маги нам помогали. Поэтому, — осмелев, продолжал торговец, — я не удивлюсь, если через пару лет Лига сместит Орден. — Он хотел что-то добавить и уже открыл рот, но вдруг покраснел, вспомнив, что разговаривает с членами Ордена. — Простите, маг, — обратился он к Элайне, — я не хотел вас обидеть.

— Я понимаю, — ответила девушка. — Ничего страшного. — Она ободряюще улыбнулась ему, но Джарид заметил, что в ее темных глазах появилось беспокойство. Следующие несколько дней Джариду казалось, что, куда бы они ни поехали, люди везде только и делали, что говорили о Лиге. Сначала беседы об Эрланде и его организации были открытыми, но потом оживленные разговоры стали резко замолкать, когда деревенские жители замечали приближавшихся Элайну или Джарида. Те немногие, что решались рассуждать с ними о Лиге, делали это с каким-то вызовом и пренебрежением, словно радуясь ее соперничеству с Орденом.

— Вам, магам из Ордена, давно есть о чем задуматься, и сейчас вам предоставляется хороший повод для этого, — высказалась одна прямодушная женщина в деревне недалеко от Слияния Рек. — Может, хоть сейчас вы начнете делать то, чего хотим мы, а не думать лишь о себе.

— А что из того, чего вы хотите, мы еще не выполнили? — мягко спросила Элайна, вдруг побледнев.

— Ну, не знаю, — неуверенно ответила женщина — Для начала неплохо было бы наказать того чужеземца так, как он заслуживает.

Джарид с Элайной переглянулись и подумали об одном и том же: «Еще хорошо, что они пока не знают об Оррисе».

К вечеру того же дня они встретили на дороге компанию странствующих музыкантов, четверых мужчин с инструментами и двух женщин-певиц. Они были настроены к магам чуточку доброжелательнее, чем деревенские жители, и рассказали им неутешительные новости. Эрланд стал везде и всюду рассказывать о том, что сделал Оррис, и открыто бросать обвинения в заговоре в адрес членов Ордена. Пожилой лютнист, которого, похоже, остальные особенно уважали, сказал, что люди, от которых он это слышал, с готовностью верили в самые тяжкие обвинения в адрес Ордена.

— То, что сказано об Оррисе, — правда, — признался Джарид. — Но мы поддерживаем его и не считаем его поступок изменой. Он пытается спасти Тобин-Сер.

— Я склонен вам верить, — ответил бард, — но я в меньшинстве. Даже мои друзья со мной не согласны.

Джарид посмотрел на других артистов и увидел, что те из них, что помоложе, разглядывали их с Элайной с явным недоверием.

— Я, конечно, не знаю, что произошло в Великом Зале, — продолжал пожилой музыкант. — Но людям сейчас и не важно, на чьей стороне правда. Эрланд предложил Тобин-Серу какую-то замену Ордену, а это как раз то, чего многие ждут уже не первый год.

Со времени набега чужеземцев. Оба мага понимали, что имел в виду музыкант, ему даже не стоило произносить это вслух. Когда они отъехали от бардов на приличное расстояние, Джарид наконец высказал то, что уже несколько дней тревожило его:

— Знаешь, сейчас почти не имеет значения, удастся ли Оррису выполнить задуманное или нет. Чужеземцы достигли того, чего хотели. Если все так и будет продолжаться, то пославшим первый отряд даже не потребуется посылать новый.

— Я думала о том же, — скорбно поглядев на него, ответила Элайна. — Но потом я вдруг поняла, что Эрланд совершенно прав.

— То есть? Я не понял.

— Ну сам посуди. Чужеземцы пытались подстроить все так, чтобы люди начали бояться самой Волшебной Силы. И они решили, что лучше всего для этой цели развалить Орден. Но они ошиблись. Волшебная Сила — нечто гораздо большее, чем Орден. И подтверждение этому в том, что столько людей сейчас поддерживают Лигу. Даже если Лига и встанет на место Ордена, земля не останется без защиты и у чужеземцев опять ничего не выйдет.

— Может, оно и так, — согласился Джарид, — но это не значит, что Эрланд прав.

— Разве? Конечно, Эрланд — напыщенный гордец, и ему повсюду мерещатся заговоры, я и сама это знаю. Но зато он понял, что Орден и его члены почти ничего не значат в сравнении с Законами Амарида и Волшебной Силой. Мы служим этой земле и обязаны уважать ее законы. А все так зациклились на том, чтобы оградить Орриса от нападок Эрланда, что как-то об этом позабыли.

— Но Оррис понимает это как никто другой. Ради того, чтобы спасти родину, он поставил на карту все и забрал Барама с собой, пусть ему даже пришлось пойти против воли Ордена.

— Ты прав, — ответила Элайна — Мне кажется, у Орриса и Эрланда много общего, хоть они сами никогда бы этого не признали.

— Надо сказать ему, когда вернется, — ответил Джарид. — Он от души повеселится. Так как нам теперь поступить? — немного помолчав, спросил он.

— Ты имеешь в виду, что делать с Лигой?

— Да.

— Боюсь, тут мы ничего не сможем сделать. Нам надо продолжать служить земле и надеяться, что со временем Орден удастся восстановить. Что бы мы ни думали об Эрланде, мы — и наша страна — сильнее, когда мы едины.

Джарид был согласен с ней, однако с каждым днем дела складывались все хуже. Через два дня после встречи с музыкантами юные маги добрались до края Равнины Тобина и въехали в довольно большой поселок у подножия Изумрудных холмов. На главной площади стояла большая толпа и громко переговаривалась с худощавым седым человеком в длинной серебристой мантии Хранителя городского Храма Арика.

Когда маги подъехали поближе, над площадью установилась мертвая тишина.

— Приветствуем вас! — бросив настороженный взгляд на Джарида, доброжелательно заговорила Элайна. — Я — маг Элайна, а это маг Джарид. Мы хотим предложить поселку наши услуги.

Никто из жителей не ответил, а Джарид увидел, что на лице Хранителя мелькнула едва заметная довольная улыбка.

— Может, мы приехали в неподходящее время? — так ничего и не дождавшись, предположила Элайна.

— Наоборот, прекрасное время, — ледяным голосом ответил человек в мантии. — Мы вас не знаем. Раньше здесь служила женщина по имени Нейса. Она по-прежнему член вашего Ордена?

— Да, — ответила Элайна, не обращая внимания на издевку. — Но ведь ее сейчас нет. Думаю, она где-то среди холмов, — добавила она, махнув рукой на запад.

— Ну что ж, — ответил седой с фальшивой учтивостью, — если нам что-то и нужно, я уверен, это может подождать до ее возвращения.

Джарид с Элайной переглянулись. Оставаться не было смысла. Есть и другие деревни.

— Тогда мы поедем, — сказала Элайна Хранителю, натянуто улыбнувшись, и они развернули коней.

— А вы не хотите узнать, о чем мы говорили перед вашим приездом? — крикнул им в спину жрец.

Маги снова вернулись. Седой откровенно ухмылялся, очевидно забавляясь происходящим. Поселяне посматривали на магов выжидательно, но у некоторых губы недобро кривились.

— Но вы замолчали, когда увидели нас, — стараясь сохранять миролюбивый тон, ответил Джарид. — Мы решили, что нас это не касается.

— Как раз наоборот. Вам это было бы особенно интересно.

Джарид молча ждал, готовясь услышать все, что угодно. После неожиданного созыва Сонель и всего после этого случившегося его, наверное, ничто уже не могло удивить.

— Вы помните Кайлин, маленькую сироту, оставшуюся без крова после зверств, учиненных в Каэре?

— Конечно, — осторожно ответил Джарид. — А что с ней такое?

— Она установила связь с ястребом. Она теперь маг.

— Да, мы это знаем, — кивнул Джарид, чувствуя, как полегчало на душе. Если все это только…

— Эрланд убедил ее присоединиться к Лиге.

Джарида как будто пнули сапогом в живот. Он почувствовал мгновенную тошноту и чуть не задохнулся. Если Кайлин теперь в Лиге, то все отвернутся от Ордена Он вдруг вспомнил слова встреченного ими недавно коробейника: Я не удивлюсь, если через пару лет Лига заменит Орден. Теперь все может произойти гораздо быстрее.

Наблюдая за ними, Хранитель громко рассмеялся:

— Судя по выражениям ваших лиц, вы этого еще не слышали.

— Нет, — тихо ответил юноша. — Мы об этом и понятия не имели.

— Это неправда, — обреченно произнесла Элайна. — Этого не может быть. Кайлин никогда бы не вступила ни в какую организацию магов.

Седой мужчина достал пергаментный свиток из складок плаща.

— Вот послание от самой Старейшей Линни, в котором она сообщает сестрам и братьям Храма о решении Кайлин. Она пишет, что Эрланд посетил ее в Храме всего несколько дней назад в надежде уговорить девочку вступить в Лигу. Похоже, его слова были весьма убедительны. — Он усмехнулся и протянул свиток Элай-не: — Хотите прочитать?

Она покачала головой.

Мужчина повернулся к Джариду, но тот тоже отказался. К чему доказательства? Несмотря на то что это казалось невероятным, Джарид вполне понимал, что руководило девочкой. Это был самый лучший способ отомстить Ордену за то, что он не смог спасти Каэру.

— Раз Кайлин в Лиге, дни Ордена сочтены! — выкрикнул кто-то из поселян, а остальные согласно закивали.

— Не могу не согласиться, — церемонно подхватил человек в серебристой мантии.

— Пока маги Ордена служат этой стране, — произнес Джарид, — большинство жителей будут воспринимать их как истинных наследников Волшебной Силы.

— Не обязательно, — возразил Хранитель, и взгляд его стал тяжелым. — Что если мы не примем вашей помощи?

Джарид похолодел.

— О чем ты? — спросила Элайна.

— Что если никто в этом поселке не примет никакой помощи от мага из Ордена? Если мы пустим в наши дома и посвятим в свои заботы только членов Лиги? Что останется делать Ордену?

Джарид и Элайна с тоской переглянулись, но промолчали. Большой серый ястреб девушки сидел на ее плече неподвижно, как статуя, а Джарид почувствовал, как когти Ишаллы впились в его кожу даже через специальную подкладку.

— Мы считаем, — продолжал служитель Храма Арика, — что Сонель и ее сподвижники предали наше доверие. Мы уже несколько лет догадывались об этом, но теперь наше терпение кончилось. Волшебная Сила нужна нам, но ею всегда владел Орден. — Он улыбнулся, но в его взгляде была холодная ярость, как во взоре хищной птицы. — Но теперь у нас появилась возможность выбирать. И наша деревня выбирает Лигу! — победоносно закончил он, и ему ответил согласный рев голосов. — Мы верим Эрланду, — после короткой паузы продолжил седой. — Он настоящий вождь, как сам Ама-рид.

— А как же Нейса? — обратилась Элайна к жителям. — Она ведь столько сделала для вас за все эти годы! Неужели она не заслужила вашего доверия?

— Это уж ей решать, — сдержанно ответил Хранитель. — Если она хочет сохранить наше доверие и продолжать служить нашему поселку, тогда ей придется покинуть Орден и вступить в Лигу.

— А если она откажется?

— Тогда ее сюда больше не пустят. — Он долго смотрел Элайне в глаза, а потом сказал, обращаясь к Джариду: — Не пренебрегайте этим, маги. Пусть мы сейчас говорим о Нейсе, но поверьте мне — вас ждет то же самое.

Юноша посмотрел на свою жену и понял, что она, как и он сам, знает, что так оно и будет.

 

29

Безвременная кончина Правителя Дарелла потрясла и опечалила весь Брагор-Наль. Не менее прискорбны злополучные происшествия, унесшие жизни двух из наиболее чтимых брагорских руководителей. Вследствие этих трагедий некому стало направлять нас в это смутное время. Еще вчера мы наслаждались покоем и уверенностью, которые несет сильное и надежное правление; сегодня мы потеряли все.

Официальное прошение о допуске в Совет Правителей,

Кто-то должен выйти вперед и заслонить эту брешь, успокоить народ Брагор-Наля, а также наших соседей на севере и на юге. Как единственный оставшийся оверлорд, я понимаю, что это бремя ляжет на мои плечи, хотя и не могу сказать, что меня радует подобная перспектива. Я принимаю его не по своей воле, зная лишь, что нельзя допустить, чтобы Брагор-Наль лишился своего положения наиболее мощного и влиятельного Наля Лон-Сера…

представленное Седриком И Враном,

Поэтому, согласно процедуре, утвержденной в Договоре Мыса Звезд от 2802 года, настоящим я препровождаю Совету Правителей Лон-Сера официальное прошение утвердить меня в качестве Правителя Брагор-Наля, приняв в свои ряды.

оверлордом первого доминиона Брагор-Наля.

Все началось через пару часов после наступления темноты. Нападение было столь неожиданным, четким и дерзким, что Джиббу и его людям пришлось почти сразу занять оборонительные позиции. Будучи застигнутым врасплох, лишенным свободы передвижения и проигрывая в количестве солдат, Джибб потерял два из двенадцати отрядов в первый час схватки. Вынужденный уйти из квартиры Мелиор и прилегающих строений, Джибб отступил и попытался перейти в контрнаступление. Попытка оказалась неудачной, и он потерял еще одиннадцать человек. Остальным удалось скрыться, и они рассредоточились по туннелям квартала, как и было предусмотрено в подобном случае. Но ущерб был более чем ощутим. Джибб еще не успел заменить Чева и Дурела, а теперь, после столкновения с Добом, у него осталось только семь полных отрядов и один, укомплектованный пятью солдатами вместо шести. Всего сорок семь человек, явно недостаточно, чтобы отвоевать квартал. А утро еще даже не наступило.

Джибб решил, что остается только бежать. Он увел своих людей под сомнительную защиту подземелья и тронул к югу, намереваясь добраться до Пятого квартала Но через две ночи люди Доба чуть не поймали их здесь. Поэтому следующие несколько дней — Джибб даже не знал, сколько именно, так легко было сбиться в подземном лабиринте, особенно когда тебя преследуют, — Джибб двигался в обратном направлении, сначала на север, а потом повернул к западу. Он обошел стороной коридоры под территорией Фермы, наводненные ПСБ, и обогнул Брагорский лес.

Ему даже показалось, что он сумел оторваться от преследователей, но они снова настигли его в Третьем квартале. Здесь Джибб попытался собрать своих людей и дать отпор, но противники вновь превосходили их числом. Люди Доба заставили их отступить в северо-западный угол Третьего, очевидно надеясь достать их у Золотого фьорда, где заканчивались туннели. В конце концов, Джиббу с его бойцами удалось ускользнуть, но для этого им пришлось уйти в Двадцать второй. Доб вытеснил их из доминиона Седрика.

И тогда Джибб окончательно уверился в том, что подозревал с самого начала: Добу кто-то помогал, вероятно сам Седрик, хотя Джиббу и не верилось, что ПСБ тоже задействована. Все же, кто бы это ни был, благодаря ему Доб победил. Он был довольно способным воякой, а его подчиненные отлично натасканы. Но даже в лучшие времена он бы не смог тягаться с армией Джибба. А у Доба дела обстояли далеко не лучшим образом после соперничества с Бовеном за обладание Вторым кварталом. И вдруг обычный изгой появился в Четвертом с таким войском и вооружением, которыми даже многие лорды не могли бы похвастаться.

В Четвертом никто не стал бы помогать Добу, хотя многие и желали смерти Джибба. Многих изгоев уязвляли его близкие отношения с Мелиор, и их наверняка приводило в ярость то, что он так неожиданно стал лордом. Но ни один из них и пальцем бы не шевельнул, чтобы помочь чужаку вроде Доба. Они могли бы сплотиться под руководством кого-нибудь из Четвертого, да и то маловероятно.

К тому же бойцы, которых видели Джибб и его парни, были слишком уж вышколены и последовательны для заурядных изгоев. Налицо была отличная подготовка, какую обычно проходили головорезы из Безопасности или охрана Седрика. А против сил такого уровня у Джибба и его людей, измотанных и понесших большие потери, просто не было шансов.

По крайней мере, именно это сообщил Джибб остаткам своей армии, вместе с ним скрывшимся в туннелях под доминионом Нювелла. Ошеломленный всеми этими событиями и поддавшийся жалости к самому себе, Джибб готов был все бросить.

«Можно начать все сначала, — думал он. — Найти какую-нибудь работенку в Трестор-Пропере; наняться к Брену или другому лорду Нювелла. В этой части Наля наверняка есть чем заняться».

Но вскоре он все же отбросил подобные мысли. Ведь захватили не его квартал, а Мелиор. Джибб понимал, что это нападение было направлено не против него, а против Мелиор, хоть ему и пришлось принять бой. Значит, Добу скорее всего помогал Седрик. Если Мелиор вела с искалеченным оверлордом какие-то опасные игры, то финалом их стал захват Четвертого квартала И Джибб не сумел это предотвратить. Скорее всего он и виноват во всем. Если бы он тогда убил колдуна, ничего подобного не произошло бы. Правда, между Мелиор и чародеем потом появилось нечто вроде взаимопонимания, но все же когда-то она так отчаянно хотела убрать его с дороги, что чуть было не призналась Джиббу в том, что она гилдрин.

Поэтому, отказавшись от мысли начать новую жизнь в другом доминионе, Джибб разрешил своим людям отдохнуть пару дней в Двадцать втором, а потом шаг за шагом повел их обратно в Четвертый, по пути обдумывая, как отбить квартал Мелиор. Сначала в голову не приходило ничего стоящего. Решимость вернулась, но людей было мало, а враг силен и к этому времени уже, вероятно, успел утвердиться на новом месте. Ему оставалось только надеяться, что Седрик отозвал свою стражу для другого задания после того, как они помогли Добу вытеснить Джибба с его территории. Против солдат Седрика Джибб ничего бы сделать не смог, но Доба он мог одолеть. Главное — надо было выяснить, каково положение дел на месте. Если его расчеты окажутся неверны и они напорются на людей Седрика, тогда и он, и его ребята скорее всего погибнут.

Все выяснилось через несколько дней, когда Джибб со своими людьми уже был в первом доминионе, направляясь через третий к кварталу Мелиор. Один из патрулей, которые он выслал вперед, чтобы разведать, что делается в туннелях, принес новость о том, что Правитель убит в Золотом Дворце несколько дней назад, а Вилдон и Нювелл тоже погибли. Похоже, Седрик был занят кое-чем покруче, чем Четвертый квартал. Джибб понимал, что оверлорд не решился бы провернуть такой дерзкий маневр, не бросив всю личную стражу на охрану собственных апартаментов. Ведь он умышленно погрузил весь город в хаос. Во всех трех доминионах не осталось оверлордов. Теперь лорды по всему Налю будут соперничать за преобладание в доминионе, а все изгои будут метить на место лордов, ставших оверлордами, а также тех, кто погиб во время этого кровавого соревнования, и все это затянется на недели.

Блестящая стратегия! Пока в Нале будет идти гражданская война, Седрик обеспечит себе надежную поддержку, предлагая помощь тем лордам и изгоям, которых сочтет достойными доверия, а потом будет наслаждаться долгим и беспечным правлением. Но при всех очевидных преимуществах этого хода план Седрика был чреват и многими опасностями. Еще юношей Джибб увлекался историей Объединения и много читал о героях, негодяях и битвах того времени. Невозможно было изучать этот период лон-серской истории и не проникнуться здоровым уважением к непредсказуемости междоусобиц. Если Седрику удастся руководить всеми событиями, он станет самым сильным Правителем Брагор-Наля со времен Дальрека, правившего в конце Объединения. Но для того чтобы его самого не поглотил водоворот жестокости и насилия, им самим же и созданный, Седрику потребуются все силы и средства.

А это значит, что Доб был предоставлен самому себе.

Еще это означало, что Джиббу и его людям можно немного расслабиться и не тратить столько сил на изучение туннелей, а вместо этого сосредоточиться на том, чтобы поскорее добраться до Четвертого квартала. У Доба сейчас слишком мало солдат, чтобы еще и патрулировать туннели. К тому же сейчас, когда все в Нале пришло в движение, Доб будет не так подозрителен. Правда, теперь каждый встречный мог оказаться врагом, но по крайней мере их больше не преследовали.

Через полтора дня они были на западной границе Четвертого, а еще через день — недалеко от квартиры Мелиор. Джибб предполагал, что к этому времени Доб уже начал предпринимать какие-то шаги, чтобы стать оверлордом. И наверняка он не ожидает так скоро снова увидеть Джибба. Стоя у развилки, откуда можно было попасть к дому Мелиор, Джибб ждал возвращения одного из разведывательных отрядов. Лучше бы Доб занялся укреплением своих позиций в квартале. Он ведь еще новичок, к тому же еще не оправился после схватки с Бовеном. Ему все равно не одолеть давно правящих лордов первого доминиона. Но Джибб прекрасно представлял себе ход мысли такого человека, как Доб, хотя почти и не знал его. Как и любой изгой, парень был неспособен проявить сдержанность. Он станет добиваться контроля над всем доминионом и окажется беззащитен перед нападением Джибба.

«Хотя, — тихо рассмеявшись и покачав головой, подумал Джибб, — шансы Доба не меньше, чем у остальных». Сэвил мертв, о Мелиор давно не слыхать, и на старой территории Седрика не осталось ни одной выдающейся личности. Если бы Мелиор была здесь, она стала бы почти бесспорным претендентом на место одноглазого оверлорда. Все же остальные были практически равны в своем ничтожестве. Джибб подумал, что это несправедливо — Мелиор заслуживала этого положения больше остальных. И в тысячный раз после той ночи, когда она заявилась к нему с Хранителем и чародеем, Джибб спросил себя, где она может быть.

Позади послышались шаги, Джибб резко обернулся и увидел Премеля, шедшего во главе своей группы. Еще пару недель назад его сердце заколотилось бы при звуке шагов, но теперь, после стольких дней бегства, у него развилось какое-то шестое чувство. Джибб больше не паниковал без нужды и предчувствовал неприятности, когда они действительно надвигались.

— Докладывай, — велел он, когда Премель вытянулся перед ним. Его обычно бритая голова обросла коротким темным ежиком.

— Не встретилось ничего необычного, — с готовностью ответил изгой. — Зато есть новости сверху. — Он замолчал для пущей выразительности. Премель был отличный парень, но слишком склонен к театральным эффектам.

— Не тяни, Премель.

— Похоже, что Бовен не участвует в сваре за место оверлорда. Он поддерживает Энрека, и тот пообещал ему за это отдать Второй и Четвертый кварталы, если станет оверлордом.

Джибб взвесил все вновь услышанное. Вполне разумно. Сам по себе Энрек вряд ли мог претендовать на большее, чем остальные. Даже наоборот, его положение было хуже, чем у других, потому что Шестой со всех сторон окружали враги. Но с Бовеном в тылу он получал солидное преимущество. А Бовен делал как раз то, что надо: тянул время, собирал силы и готовился стать преемником Энрека, если их план сработает.

— Ты выяснил, чем занят Доб? — спросил Джибб, все обдумав.

Изгой осклабился, обнажив острые желтые зубы:

— Само собой, готовится к бою. Теперь, заняв Четвертый, он, видно, считает себя непобедимым.

Другие ребята согласно загудели.

— И с кем же он собирается воевать?

— Со всеми, как ты и предсказывал.

Остальные засмеялись.

— Отлично. Мы еще немного пробудем под землей. К полуночи пусть по два отряда будет в каждом кваде, граничащем с домом Мелиор. Я сам с неполным отрядом буду в северо-восточном кваде. Остальные могут распределиться как хотят, но только все делать быстро. Я хочу, чтобы к рассвету все было кончено. Ясно?

Премель кивнул с голодным блеском в глазах. В ухе сверкнуло большое золотое кольцо, напомнив в темном коридоре блеск кинжала.

— Хорошо, что больше не надо бежать, — сказал он.

— Хорошо, — с улыбкой согласился Джибб. — Мы пробыли… — И вдруг он застыл, чувствуя каждый тяжелый удар сердца в груди. Премель тоже стоял, не шелохнувшись и вытаращив глаза от изумления. Звук был очень тихим, и две-три недели назад Джибб даже не услышал бы его. Но, скрываясь в туннелях так долго, он стал кожей чувствовать звуки и не мог ошибиться.

Шаги, причем недалеко. Он сразу понял, что они приближаются из левой развилки.

— Я думал, ты проверил туннели, — с искаженным от гнева лицом произнес Джибб одними губами.

Премель развел руками и в растерянности покачал головой.

Они одновременно выхватили лучеметы, и пятеро парней последовали их примеру.

— Твои люди отлично обучены, — отражаясь от стен коридора, послышался до боли знакомый, но совершенно неожиданный голос. — И меня это не удивляет. Но как же вы дали нам подойти так близко? Между прочим, вас могли убить.

Джибб открыл было рот, но не смог вымолвить ни слова. На миг ему показалось, что он сейчас закричит от счастья.

Из тени туннеля показалась Мелиор с распущенными по плечам золотистыми волосами и кривой ухмылкой на безупречно красивом лице. За ее спиной был чародей, прятавший в складках плаща церилл в навер-шии посоха. На его плече, настороженно вглядываясь в Джибба и его людей темными глазками, сидел величественный ястреб.

Джибб сделал шаг к Мелиор, чтобы обнять ее. Но потом резко остановился. И его парни одновременно с ним заметили то же, что и он, судя по волне перешептываний. Джибб посмотрел девушке в глаза, но их выражение оставалось спокойным, и он не смог удержаться, чтобы не взглянуть снова на вещь в ее руке — это был старинный деревянный посох с сияющим красным камнем наверху. Джибб не сразу понял, откуда он.

— Хранитель? — спросил он, снова поглядев ей в глаза.

— Убит в Уэрелла-Нале, — ответила она бесцветным голосом.

— Но разве этот камень не был?…

— Теперь это мой камень, — сказала она таким тоном, словно это объясняло, почему кристалл сменил коричневый цвет на алый.

Джибб почувствовал комок в горле. Ему все еще было нелегко мириться с тем, что она — гилдрин. А еще он с испугом понял, что его ребята ничего подобного не ожидали. Премель и остальные смотрели на своего лорда со смешанными чувствами благоговения, страха и отвращения.

— Наш лорд вернулся! — объявил Джибб, отбросив сомнения и переводя взгляд с одного парня на другого. — Мы снова служим Мелиор И Лакин!

Все молчали. Потом Премель тихо и неуверенно произнес:

— Но ты сам посмотри, что у нее. Она же гилдрин!

Джибб хотел ответить, но Мелиор вышла вперед.

— Да, Премель, — непринужденно начала она, — я — гилдрин. И всегда им была, но это не мешало мне быть вашим лордом. Однако теперь у меня есть камень, и это значит, что обращаться ко мне надо — «Хранитель».

— Но… но ты же никогда не говорили нам!!!

— А это вас не касалось, — тем же тоном ответила она. — Это была моя тайна, но теперь я могу ее раскрыть.

— Это ничего не меняет! — с жаром вмешался Джибб. — Она тот же самый человек, и мы по-прежнему работаем на нее! А те, кто откажется, будут иметь дело со мной!

Мелиор обернулась к нему с грустной улыбкой. Джиббу показалось, что никогда еще она не была так прекрасна.

— Боюсь, ты ошибаешься, мой друг, — тихо сказала она. — Я теперь — другой человек, и то, что у меня есть посох, меняет очень многое. Столетиями гилдринов у нас преследовали. Нельзя же надеяться, что за одну ночь все переменится. — Она посмотрела на Премеля и других: — Мне страшно нужна ваша помощь, ребята, но я не могу вас заставить драться за меня. Сами решайте. Если ты тоже не захочешь больше работать на меня, — продолжила она, обращаясь к Джиббу, — я пойму. Я прекрасно знаю, как ты относишься к гилдринам.

— Думаю, гилдрины не так уж плохи, — усмехнулся он. — Но ты права — твой посох кое-что меняет.

Она улыбнулась с чувством невероятного облегчения. Но через мгновение ее лицо приняло озабоченное выражение.

— В чем дело? Почему вы оказались в туннелях?

— Ты слышала о Дарелле?

— Да. И о Вилдоне с Нювеллом тоже.

— Ну вот, перед тем, как напасть на них, Седрик помог изгою по имени Доб завоевать Четвертый квартал.

Мелиор смотрела на него, не веря своим ушам, а потом коротко и звонко рассмеялась:

— Доб? Ты шутишь, наверное?

— Ты его знаешь? — сощурился Джибб.

— Наткнулась на него во Втором, как раз когда искала Сэвила.

— Ага, — тихо сказал Джибб. — Об этом я и забыл.

— Мы с ним слегка повздорили, — со значением улыбнулась она.

— Думаешь, поэтому Седрик и выбрал его?

— Кто знает? Но он любит такие штучки. Ты говоришь, Седрик помог ему, — снова становясь серьезной, продолжила она. — Что ты имел в виду?

— Он дал ему людей, оружие и, возможно, помог спланировать нападение.

— Уверен?

— Ты же встречалась с этим типом, — рассмеявшись, ответил Джибб, — думаешь, иначе он победил бы меня?

— Да нет, пожалуй, — тоже засмеялась Мелиор. И, поглядев в сторону Премеля и его подчиненных, добавила: — Полагаю, у тебя еще есть люди?

— Не шути, — сказал Джибб, и улыбка его погасла. — Только за одну первую ночь я потерял почти четыре отряда.

Мелиор побледнела, отчего стала казаться удивительно хрупкой.

— Кулак бога, — прошептала она. Она задумчиво смотрела на свой кристалл, как будто там можно было разглядеть подробности ночной схватки с Добом. — Это я виновата, — наконец промолвила она тихим голосом. — Я его ослушалась, а потом сбежала. Прости меня.

Джибб не знал, что и сказать. Раньше ее никогда не расстраивала гибель изгоев. Конечно, любому лорду или изгою было неприятно терять подчиненных, но то была неизбежная часть жизни Наля. «Это Мелиор изменилась», — понял он и не знал, что подумать об этом превращении.

Но в следующий момент ее лицо снова стало жестким, каким он хорошо его помнил.

— Как я уже сказала, — произнесла она, поворачиваясь к Премелю и стараясь говорить громче, чтобы все остальные тоже слышали, — я никого не буду принуждать работать на меня. Но вы мне нужны не только затем, чтобы отвоевать Четвертый, но еще для того, чтобы отплатить Седрику.

— Седрику? — недоверчиво переспросил Джибб.— Надеюсь, ты не всерьез?

— Ты же сам сказал, что он забрал у нас квартал! А еще он пустил по нашему следу Лезвие, и в результате Хранитель погиб в Уэрелла-Нале!

— Но нам не справиться с людьми Седрика, — возразил Премель. — Это было невозможно даже в лучшие времена!

Мелиор хищно ухмыльнулась, и Джибб с улыбкой облегчения подумал, что она не так уж и изменилась.

— Я, может, и Хранитель теперь, Премель. Но я не дура.

— Что вы, лорд, — торопливо сказал изгой, — конечно нет.

— Я вовсе не собираюсь приступом брать резиденцию Седрика.

— Тогда что ты надумала? — спросил Джибб.

— Мы тут с Оррисом сочинили один план, и не исключено, что он сработает.

Джибб бросил быстрый взгляд на чародея, все так же стоявшего за спиной девушки. Неизвестно, понимал ли этот здоровяк то, что они обсуждали, но смотрел он на всех с живым интересом. Увидев, что Джибб глядит на него, маг слегка склонил голову, и телохранитель сделал то же самое, хотя и не мог отделаться от воспоминаний о столкновении в одном из переулков Двадцать первого квартала Казалось, целая вечность минула с той поры.

— Расскажешь, в чем он заключается? — спросил он Мелиор.

— Со временем, — ответила она. — Сначала мне нужно знать, сколько у меня будет людей. — Она выжидательно посмотрела на изгоев. — Вы все знаете, как я дерусь, — без аффектации произнесла она. — Также вы знаете, что все, за что берусь, я довожу до конца Так оно и останется. Я понимаю, что чародей вам совершенно незнаком, но поверьте, у него больше причин ненавидеть Седрика, чем у любого из нас, а степень его мощи даже оверлорд не вполне себе представляет. Нам лишь нужна ваша помощь, чтобы проникнуть в апартаменты Седрика; все остальное мы с Оррисом берем на себя. Но вы нам необходимы.

Джибб затаил дыхание. Он представлял себе, что сейчас чувствуют его ребята. Если бы дело было только в этом, он легко убедил бы их и они пошли бы за ним без разговоров. Но еще это были парни Премеля. Если он откажется, они не будут знать, чью сторону принять. А в случае, если этот отряд не станет работать с Мелиор, остальные скорее всего тоже откажутся. В одночасье все вдруг стало зависеть от слова Премеля.

Похоже, Мелиор тоже это поняла.

— Я помню, как мы с тобой встретились, Премель, — сказал она, сделав шаг к нему. — В той мерзкой забегаловке на границе между Вторым и Четвертым. Мы с Джиббом видели, как ты одолел двух мужиков с помощью шипов на сапогах и единственного ножа, и я тут же решила нанять тебя. Надо было только его убедить,— она махнула рукой в сторону своего телохранителя,— он сказал, что у тебя слишком необычная техника и тебе будет трудно тренироваться с остальными его подчиненными. Но я все же его убедила.

Джибб улыбнулся.

— Я никогда об этом не жалела, — продолжала Мелиор, — и не пожалею, вне зависимости от того, что ты решишь. Но я прошу тебя положиться сейчас на меня, так же как тогда я поверила в тебя. Мне без тебя не обойтись, Премель.

Изгой едва заметно покраснел. Все остальные не спускали с него взглядов, и он это чувствовал. Тянулось томительное молчание. Потом парень тяжело вздохнул.

— Ладно, — наконец сказал он, на секунду посмотрел в лицо Джибба и тут же отвел глаза. — Согласен.

— Спасибо, — широко улыбнулась Мелиор и посмотрела на других изгоев: — Ну а вы?

Один за другим они тоже выразили согласие, хотя двое сделали это с явной неохотой. Но Джибб хорошо знал этих ребят — оба были мастерами своего дела и вполне надежны. Когда понадобится, они сделают все, что Мелиор прикажет.

— Что дальше? — спросил Джибб, почувствовав какое-то лихорадочное воодушевление. В Четвертом засел Доб, а Мелиор собирается идти войной на самого, пожалуй, опасного человека в Лон-Сере. Но зато они снова вместе.

— Сначала надо отобрать у Доба Четвертый, — решительно ответила Мелиор.

— Разумеется.

— Ты сказал, что Седрик помог ему захватить квартал. А управлять он ему помогает?

— Думаю, нет. Учитывая, во что он ввязался, убив Дарелла, Вилдона и Нювелла, он должен был отозвать всех своих бойцов.

— Вероятно, ты прав, — согласилась Мелиор. — Седрику еще долго будет безразлично, жив Доб или нет. Он добился от Доба всего, что ему было нужно.

— То есть забрал у тебя квартал? — уточнил Джибб.

— Так ты думаешь, что он именно этого добивался? — с искренним изумлением спросила Мелиор.

— Да. А чего же еще?

— Ты себя слишком недооцениваешь, Джибб.

— Что?

— Когда, говоришь, Доб напал на тебя? — усмехнувшись, спросила Мелиор.

— Недели три тому назад, — подумав, ответил Джибб.

— Примерно тогда же Седрик послал и Лезвие за мной. Не у меня он хотел отобрать квартал — ведь он был уверен, что я погибла. Тебя он боялся, тебя и того, что ты мог сотворить, дойди до тебя слухи о том, что Седрик наслал на меня убийц. Думаю, ему даже не слишком важно было, чтобы Доб убил тебя, ему просто надо было отвлечь тебя на какое-то время.

— Седрик боялся меня? — недоуменно тряхнув головой, спросил Джибб.

— Ну, в той мере, в какой он боится всех и каждого.

Премель кашлянул:

— Гм, лорд… то есть Джибб.

Джибб посмотрел на изгоя и сочувственно улыбнулся. Тяжело же приходится его парням. Еще несколько минут тому назад они звали его лордом, но теперь Meлиор вернулась, и неудивительно, что они в некоторой растерянности.

— Что, Премель?

— Это… я понимаю, что тебе и… — Он посмотрел на Мелиор и осекся. — Я понимаю, что вам двоим многое надо обсудить, но, может, пора уже двигать? На следующем перекрестке нас уже другие патрули ждут, наверное.

Джибб и Мелиор переглянулись.

— Спасибо, Премель, — сказала женщина. — Ты совершенно прав. Показывай дорогу.

Изгой ухмыльнулся.

— Слушаюсь, лорд, — ответил он, не задумываясь.

Премель с отрядом пошли впереди, остальные следом. Джиббу было странно чувствовать, что Оррис с птицей на плече идет всего в паре шагов за ним, освещая стены коридора неярким блеском своего камня.

— Как думаешь, что у Доба на уме? — пройдя немного, обратилась к Джиббу Мелиор.

— Премель говорит, в квадах болтают, будто он метит на место оверлорда.

— Оверлорда? — со смехом переспросила она. — Вот и говори потом, что кто-то зарывается — Она искоса глянула на своего телохранителя: — Надеюсь, ты не будешь брать с него пример?

— Не беспокойся. Я, скорее, буду действовать, как Бовен.

— Кто такой Бовен?

— Изгой, который вышиб Доба из квартала Сэвила. Он поддерживает Энрека в обмен на управление Вторым и Четвертым одновременно, если у Энрека получится возглавить доминион.

— Тебя это тревожит? — вскинула брови Мелиор.

Посмотрев на нее, он улыбнулся:

— Теперь уже нет.

Волшебник окликнул Мелиор, произнося ее имя на свой странный манер, и, когда она обернулась, о чем-то кратко переговорил с ней.

Джибб хотел спросить, о чем они говорили, но почему-то не смог произнести ни слова. Он вдруг, сам не ожидая от себя ничего подобного, понял, что ревнует. У него не было причин считать, что Мелиор и этот колдун — любовники, к тому же он не имел на нее никаких прав. За то время, что он работал на нее, она сменила несколько мужчин. Но теперь все это не имело для него никакого значения. Прислушиваясь к их разговору, он упорно представлял их в постели, и от этого сердце его сжималось от боли, как от прямого попадания лучемета.

— Что с тобой? — заметив его состояние, спросила Мелиор.

— Все в порядке, — ответил он, борясь с собой и пытаясь выжать улыбку. — Мне стало интересно, о чем это вы разговаривали.

Она посмотрела на него так, будто видела перед собой сумасшедшего: — А не проще было спросить у меня?

— Ты права, — вымученно рассмеялся он. — Так о чем вы говорили?

— Не твое дело.

Он вытаращился на нее, думая, что ослышался, а она разразилась хохотом.

— Да шучу я, Джибб! Похоже, вместе с кварталом ты потерял и чувство юмора.

Парень промолчал, и она продолжала:

— Чтобы тот план, что составили мы с Оррисом, сработал, нам нужна помощь кого-то, кому Седрик поверит. Раньше я говорила магу, что ты можешь предложить кого-нибудь, и он просто напомнил, чтобы я тебя об этом спросила. Но я сказала ему, что нам, может, и не придется искать союзника.

— Почему?

По лицу девушки скользнула та самая чудесная, неповторимая улыбка.

— Я думаю, что он у нас уже есть ну или вскоре будет.

Джибб глядел на нее, не вполне понимая. Вскоре будет. Они должны были вот-вот встретиться с остатками его войска. Может, она имела в виду одного из этих людей?

— Ты все еще не понимаешь, о ком я?

— Н-нет. Я… — Он оборвал себя, вдруг поняв, кого она имела в виду, и резко остановился, так что чародей чуть не налетел на него. — Да ты шутишь! — воскликнул он, хотя уже начинал понимать, что в том, что она сказала, есть смысл. Кто-то, кому Седрик поверит. Она могла бы добавить, что этому человеку будет так же страшно отказать им, как и солгать одноглазому оверлорду.

— Ну что, разумно, не правда ли? — В ее глазах играли красноватые отблески кристалла.

Он не мог отвести от нее взгляд. Она была само совершенство, и он любил ее. Он любил ее даже несмотря на то, что могло происходить между ней и чародеем. Тут уж ничего не поделаешь.

— Да, — после долгой паузы произнес он. — Разумно.

— Труднее всего будет внушить Добу, что лучше работать с нами, чем хранить верность Седрику.

— Не так, — поправил ее Джибб. — Труднее всего будет не дать моим парням прикончить его.

 

30

Я снова и снова возвращаюсь мыслями к Золотому Дворцу. Понимаю, что это безответственно и мне стоило бы получше сосредоточиться на Операции и благоустройстве моего доминиона, ведь в этом — залог моих будущих достижений. Но я все равно сижу и представляю себе тот день, когда предприму решительные шаги. Мне нужна продуманная стратегия не только для того, чтобы захватить Дворец, но и для того, чтобы удержать его. И кое-что у меня в голове уже складывается…

Из личного дневника Седрика И Врана,

Я вспоминаю один старый афоризм, родившийся, кажется, в эпоху Объединения: «Хаос подобен огню. Горе врагам того, кто способен его обуздать. И горе тем, кто обуздать его не способен».

оверлорда первого доминиона Брагор-Наля.

Самым отвратительным было ожидание. Он предпочел бы сам оказаться в гуще сражения, участвовать в перестрелках и забрасывать переулки ручными «хлопушками». Но столько его отрядов было рассеяно по всем квадам, что он не мог себе позволить надолго отлучиться из своих апартаментов. К тому же наличие людских ресурсов теперь не представляло проблемы. С тех пор как он стал лордом, всякие головорезы в буквальном смысле выстраивались в очередь, чтобы попасть к нему на службу. Парни отлично управлялись с кинжалами и лучеметами и там, на улицах, не нуждались в нем. Он был необходим здесь, в бывшей квартире Мелиор, чтобы координировать их действия. А его это просто бесило.

Несмотря на то что в последнее время все существование Доба было посвящено захвату власти над доминионом, он не переставал спрашивать себя, подходит ли ему звание оверлорда. Он любил драться. Он любил выпивать с ребятами после хорошей драки. Он любил спать с вестрами после хорошей попойки. А руководство действиями солдат из пустой квартиры, с постоянной оглядкой через плечо в ожидании очередного покушения совсем не соответствовало его представлениям о хорошем времяпрепровождении. С той ночи, когда Седрик предложил ему Четвертый, Доб ни разу не спал с женщиной, и к тому же вообще почти не спал. И это, по-вашему, справедливо? Так что если ему и дальше суждено обходиться без женщин и без сна…

Он беспокойно мерил шагами пол в квартире Мелиор. К тому же теперь вероятность занять место оверлорда сделалась почти нулевой. Со дня смерти Правителя, Вилдона и Нювелла прошла всего неделя или чуть больше, а он уже понял, что совершенно не готов тягаться с другими за титул оверлорда Он уже готов был все бросить и смириться с людскими и материальными потерями, сочтя их расплатой за суровый урок, но как раз тогда Энрек отправился к Бовену и в обмен на поддержку посулил ему Четвертый квартал вдобавок к его Второму, если он станет оверлордом, и Добу ничего не оставалось, кроме как драться. Он послал пару отрядов в Шестой, чтобы они докучали людям Энрека и одновременно облегчали бы участь лордов Восьмого и Десятого кварталов, теснимых Энреком. Но большая часть его бойцов находились сейчас во Втором, чтобы Бовен не наслаждался бездельем и не мог послать подкрепление Энреку. Ему казалось, так будет лучше. Второй квартал был ближе, чем Шестой. К тому же его люди там лучше ориентировались.

В квартире для безопасности оставался только один отряд, хотя Доб и понимал, что с его стороны это опрометчиво. Зато в столь бедственном положении, как у него, были и свои выгоды: никто из лордов с ним всерьез не считался. Он был настолько мелок, что к нему даже не стоило подсылать наемных убийц. Правда, оставался Джибб. У Доба в ушах до сих пор сигналом тревоги звучали слова Седрика: Если ты до сих пор не нашел его, то уже и не найдешь. И на твоем месте я бы берег свою задницу. Из-за этого предостережения он несколько дней не мог спать, но телохранитель Мелиор по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Никто о нем не слышал после того, как он скрылся где-то в туннелях под доминионом Нювелла. С каждым днем Доб все настойчивей убеждал себя в том, что Джибб больше никогда не вернется. Может, он уже мертв, — его могли убить свои же парни за то, что он втянул их в эту заваруху. А может, он решил, что устроиться в Трестор-Пропере будет проще, чем отбить Четвертый квартал. Как бы то ни было, Добу очень хотелось верить, что о Джиббе можно больше не думать.

Однако он перестал мерить шагами комнату и вгляделся в ночь за окном, как будто собирался увидеть там Джибба и его людей, крадущихся к его квартире. Потом, сам удивившись своей глупости, снова зашагал. Даже если бы в его мозгу не звенели слова Седрика, Доб не смог бы полностью успокоиться. Репутация Джибба могла напугать кого угодно. И его люди никогда не восстали бы против него: об их преданности ему и Мелиор в Нале слагали легенды. К тому же знаменитый телохранитель не был способен так просто самоустраниться — ни один уличный боец с его силой и выносливостью не испугался бы жаркой схватки. Доб умудрился до сих пор не сойти с ума благодаря тому, что убедил себя, будто Джибб ему больше не страшен. Потому что при настоящем раскладе Бовен вместе с Энреком представляли собой гораздо большую опасность.

Частое попискивание устройства связи прервало его невеселые размышления и приступ жалости к самому себе, и Доб с гулко бьющимся сердцем бросился к столу, где стоял переговорный экран. Он включил его, но звук не прекратился, и только тогда он понял, что это пищит карманный передатчик. Он выхватил его из кармана и некоторое время возился, пока не нащупал сбоку нужную кнопочку. Как он ненавидел эти штуковины, но не пошлешь же ребят драться в квады с переговорными экранами в руках?

— Что там? — рявкнул он. — Докладывай!

— Нас оттеснили, лорд! — раздался в ответ измененный устройством голос. Доб слышал смутные крики и свист лучеметных залпов.

— Кто это? Вы сейчас где?

— Это Хонид, лорд! Одиннадцатый отряд! Я во Втором с отрядами номер девять и десять! Но люди Бовена отрезали нас от остальных!

Доб испустил тяжкий вздох. Хонид был неплохим бойцом. Нельзя сказать, что выдающимся: он был смел и недурно владел оружием, как и все подчиненные Доба, но ему не хватало творческой жилки. Пошли его назад, так скорее всего погибнет весь отряд, да и он сам в придачу.

— А как там девятый и десятый?

— Я… я не знаю, — В голосе изгоя появились панические нотки.

— Ладно, — со вздохом сказал Доб. — Выбирайтесь оттуда. Мне все равно нужна дополнительная охрана.

— Слушаюсь, лорд! — с заметным облегчением выкрикнул Хонид. — Уходим!

Доб отключил переговорник и с отвращением швырнул его на стол. На черта ему охрана? Все равно долго он в Четвертом не продержится.

— Похоже, трудный выдался денек.

Доб мгновенно обернулся на голос, уже зная, кого увидит, и лихорадочно нащупывая лучемет.

— Не надо, Доб, — спокойно произнесла Мелиор И Лакин.

Он сразу же остановился, держа левую руку на оружии, которое так и не успел отстегнуть.

— У Джибба руки чешутся пристрелить тебя, только дай повод, — предупредила Мелиор. — Собственно, как и у остальных пятидесяти. Так что лучше не зли их.

Доб промолчал, но видно было, что он все понял.

— Возьми ствол правой рукой, брось на пол и оттолкни ногой.

Он медленно выполнил указание и повернулся к ней. Прежде он только однажды ее видел, к тому же тогда она была переодета вестрой. В ту ночь она назвалась Келлин, и он, помнится, подумал, что она хорошенькая, но теперь понял, что линзы и крашеные волосы только портили ее. Она стояла перед ним в брюках и свободной рубашке, с лучеметом на боку. Глаза у девушки были ярко-зеленого цвета, а золотисто-медовые волосы мягкими волнами падали на плечи. Вот она, мечта изгоя: бесстрашная, прекрасная и смертоносная. И Доб сразу подумал, что Сэвил обречен.

Рассмотрев ее получше, он заметил странную вещь. В ее руке была старая деревянная палка со светящимся красным камнем на конце. А за ее спиной вместе с Джиббом и другими охранниками стоял незнакомец, от одного присутствия которого в Нале Добу показалось, что весь привычный мир вдруг куда-то уходит из-под ног. Колдун был одет в зеленый плащ, а в его руке была такая же палка, как у Мелиор, только с желто-коричневым камнем. Доб заметил это мимоходом, потому что взгляд его был прикован к величественной темной птице. Он никогда не видал таких больших птиц, да еще с настолько разумным взором. «Кудесник», — с трепетом и почти без страха подумал изгой. Выходит, этот безумец, найденный им во Втором квартале и доставленный к Седрику, не совсем спятил. Но что общего у колдуна с Мелиор и зачем ей эта палка? Он даже хотел спросить, но передумал. Существовали вещи и поважнее.

— Что ты сделала с моими людьми? — спросил он, проклиная предательскую дрожь в голосе.

Чуть-чуть насмешливая улыбка заиграла на губах Мелиор. Он хорошо ее помнил с той ночи, когда погиб Сэвил.

— Приятно слышать, — произнесла она без тени издевки, — что в первую очередь ты подумал о людях. Может, из тебя еще и получится неплохой руководитель.

Доб побагровел и уже не первый раз пожалел, что не попытался ее убить, когда представилась такая возможность.

— С твоими людьми все в порядке, Доб, — наконец ответила женщина. — Мы их обезоружили и закрыли в складском помещении внизу. Но, должна сказать, тебе лучше побеспокоиться о себе.

Он постарался с равнодушным видом пожать плечами, но его тело била крупная дрожь.

— Я напал на Джибба. Я захватил твой квартал. Чего трепыхаться, все равно я труп.

Мелиор подошла к его столу — точнее, своему столу-и непринужденно села.

— Ну, это мы всегда успеем, — миролюбиво глядя на парня, произнесла она. — Собственно, об этом даже вопрос не стоял бы, но время сейчас не совсем обычное, ты и сам это знаешь.

Доб не поверил своим ушам. Едва он увидел Мелиор и Джибба, то решил, что его жизнь окончена, и только прикидывал, как бы, умирая, прихватить их с собою, да еще и парочку их людей в придачу. И вдруг она предлагает ему слабую надежду на спасение.

— Чего ты хочешь? — поспешно спросил он, даже не пытаясь скрыть своей заинтересованности.

— Сначала ответь на несколько вопросов. Ты не знаешь, перенес Седрик свою резиденцию или еще нет?

— Сначала уточним, о чем идет речь,— возразил Доб.— О помиловании? Или ты предлагаешь нечто другое?

Глаза Мелиор гневно сверкнули, и она вся подалась вперед.

— Я тебе еще ничего не предлагала, — сказала она так, будто наотмашь ударила его по лицу. — Более того, я бы с удовольствием пришила тебя и нашла кого-нибудь другого, кто лучше умеет отвечать на вопросы. — Она кивнула Джиббу, тот вышел вперед, схватил Доба за волосы и прижал дуло лучемета к его виску. — Ну что, готов отвечать?

— Да

— Прекрасно. — Мелиор с улыбкой снова откинулась на спинку стула. — Седрик уже перенес свою резиденцию?

— Нет, — хрипло ответил Доб. — Он все еще в Первом.

— Почему?

— Мне известно лишь то, о чем говорят на улице, — развел руками изгой. — Клянусь, я уже много дней не разговаривал с Седриком.

— Да ладно, я тебе верю. А о чем говорят на улице?

— Что он ждет ответа Совета на его прошение, — нервно облизнул губы Доб. — Еще я слышал, что он приводит в порядок Золотой Дворец и не хочет переезжать, пока работы не закончены.

— Ну что ж, это похоже на правду, — с усмешкой заметила Мелиор. — Он все еще тебе помогает?

Несмотря на свое положение, Доб громко, но невесело рассмеялся.

— А ты как думаешь? — сказал он, жестом указывая на беспорядок в квартире. — Если бы Седрик по-прежнему меня поддерживал, вы бы смогли так легко сюда войти?

Джибб, еще сильнее потянув его за волосы и плотнее прижав лучемет к его голове, прорычал:

— Отвечай!

— Не надо, Джибб, — остановила его Мелиор. — Он прав: дурацкий вопрос.

Джибб слегка ослабил хватку.

— Последний раз он интересовался моими делами за пару дней до убийства Дарелла.

— А кто придумал захватить Четвертый квартал?

— Он, — быстро ответил Доб.

— Ну-ну, — саркастически процедил Джибб.

Доб прикрыл глаза и с трудом перевел дыхание.

— Клянусь всем, что у меня есть, это была его идея. Я тогда дрался за Второй квартал. Седрик позвонил, сказал, что отдает Второй Бовену, а мне предложил Четвертый. Что мне оставалось делать? Отказаться и пусть бы Бовен пришил меня или выпер из квартала?

— А он не сказал тебе, зачем ему это надо? — поинтересовалась Мелиор, не обращая внимания на последнюю фразу.

— Нет.

— Значит, — с усмешкой подытожила Мелиор, — ты уже целую неделю пробыл лордом, а теперь метишь в оверлорды? Я права?

Он понял, что она издевается, и отвел глаза. Похоже, она отлично знает, как на самом деле разворачиваются события.

— Так было только вначале, — тихо ответил он. — Сейчас я пытаюсь сохранить свой квартал и не отдать его Энреку и Бовену.

— Квартал, которым наделил тебя сам всемогущий Седрик, — поддразнила она его.

— Слушай! — выпалил Доб, не обращая внимания на то, как больно Джибб сжал его пальцы. — Я бы не смог захватить квартал без помощи Седрика, это так, но мы с ним отнюдь не сообщники! Я даже думаю, что его теперь не волнует ни моя судьба, ни судьба Четвертого, если принять во внимание, что он целится на весь Наль! И, сунув меня сюда, он превратил мою жизнь в кошмар!

— Рада это слышать, Доб, — подняв брови, сказала Мелиор. — Очень рада. — Она встала и подошла поближе. — Нам нужна твоя помощь, Доб. Мы хотим отобрать у Седрика Наль, но ты должен нам помочь.

Он решил, что она шутит, и неуверенно хихикнул. Остальные даже не улыбнулись, и парень осекся, одновременно почувствовав, как подкосились его ноги.

— Ты сама-то хоть понимаешь, что говоришь? — Он заискивающе смотрел в лица других незваных гостей, но ни от кого не получил поддержки. — Да вы что, все с ума посходили? Не знаете, о ком говорите, что ли?

— Конечно знаю, — невозмутимо ответила Мелиор. — Я бы даже сказала, что знаю значительно лучше тебя.

— Но тогда ты должна понимать, что он просто одержимый! — Доб снова засмеялся, надеясь, что его поддержат. — Это же Седрик! Вы рассчитываете запросто отобрать у него Наль, как у старого затюканного изгоя? — Помолчав, он продолжил: — Я знаю, что ты убила Сэвила. Это впечатляет, поверь. Но Седрик — совсем другое дело. Ведь у него лучшие солдаты во всем Нале. — Он бросил косой взгляд на Джибба: — Твои парни, конечно, молодцы, Джибб. Но ты сам видел людей Седрика и знаешь, сколько их. Даже и думать нечего одолеть их.

— Это ты ей скажи, — ответил телохранитель. — Я-то с тобой согласен.

Доб снова перевел взгляд на Мелиор:

— Даже если вам удастся попасть в Первый квартал, в чем я сомневаюсь, вы и близко не подойдете к его резиденции. Но если вдруг и это получится, не забывай, что придется пройти через контрольную кабину. — Он попытался покачать головой, забыв, что Джибб держит его за волосы. — Нет, это невозможно.

— Но для этого ты и нужен нам, Доб. Именно ты можешь провести нас в кабинет Седрика.

— Я?!

— Да, — спокойно ответила Мелиор. — От тебя требуется только сообщить Седрику, что ты поймал нас, когда мы пытались незаметно проскользнуть в Четвертый квартал. А мы с магом сделаем все остальное.

— Ты думаешь, что я пойду с вами в кабинет Седрика? А ты помнишь, что он сделал с охранниками, дежурившими в день покушения?

— Доб…

— Не стану я этого делать! — уперся Доб. — Ни за что я с вами туда не пойду!

— Обещаю тебе, — сказала Мелиор, — у нас получится. Тебе не о чем беспокоиться.

— Да не верю я тебе! И помогать не стану!

— Отлично! — резко прикрикнула Мелиор. — Тогда умрешь прямо сейчас! — Она сделала знак Джиббу и молча направилась к двери.

— Как мне с ним расправиться, по-быстрому? — обнажая зубы в хищной ухмылке, спросил Джибб.

— Мне все равно, — бросила Мелиор через плечо. — Можешь не спешить, если хочешь; нам с Оррисом надо многое обсудить.

Джибб рассмеялся и, когда за женщиной и магом закрылась дверь, швырнул Доба на пол. Мгновенно подскочили трое его ребят и снова поставили Доба на ноги. Джибб медленно приблизился к нему, продолжая улыбаться. Лучемет он отложил и теперь лениво поигрывал длинным кинжалом. Доб попытался высвободиться из хватки трех молодцов, но они крепко держали его за руки и за ноги.

— Надо было соглашаться, Доб, — тихим, не сулившим ничего хорошего голосом произнес Джибб.

— Что, воевать против Седрика? — спросил парень, тяжело дыша и не отрывая взгляда от клинка. — Я не сумасшедший!

— Может, и нет, — согласился Джибб с глухой угрозой в голосе. — Но чем бы тебе ни грозил Седрик, это детские забавы в сравнении с тем, что приготовил для тебя я!

— Подожди! — взмолился Доб. — Я заплачу, сколько скажешь!

— Ты имеешь в виду, из того, что ты наворовал в моем квартале? — поинтересовался Джибб, остановившись прямо перед ним и приблизив к нему свое лицо. — Не слишком заманчивое предложение. — И неуловимым движением, так что Доб успел заметить уголком глаза лишь короткий серебристый блеск, Джибб рассек ему щеку.

Парень почувствовал резкую острую боль, и сразу по щеке полилась кровь.

— Да ты чокнутый! — прошептал он, вылупив от страха глаза.

— Зря ты так сказал! — поцокал языком Джибб и располосовал ему вторую щеку.

— У меня есть золото! — отчаянно заверещал Доб. — Свое собственное! Клянусь! Забери все!

Не отвечая, Джибб взмахнул кинжалом в третий раз и срезал парню кусок уха.

— Хорошо, хорошо!! — завопил Доб. — Зови Мелиор! Может, договоримся!

— Поздно, — усмехнулся телохранитель и поднес кинжал к левому глазу Доба.

Доб отвернулся, но подчиненные Джибба схватили его за волосы и подбородок и заставили снова смотреть на своего мучителя. Парень зажмурился и заорал:

— Все что хотите! Я сделаю все, что вы хотите!

— Отлично, — раздался совсем рядом голос Мелиор. — Именно это нам и требуется.

Он стоит в переулке рядом с главной улицей квада, прислонясь спиной к гладкой каменной стене здания, закрыв глаза и подняв к небу лицо. С узкого карниза срываются последние капли дождя, прошедшего рано утром. На миг ему кажется, что он снова в тюремной камере в Тобин-Сере и наслаждается каплями летнего ливня, стоя у маленького решетчатого окошка под потолком. Эта стена не такая грубая, и света здесь гораздо больше, но, если очень постараться, можно забыть о том, где он.

Большой пассажирский мобиль проносится мимо, гремя и воняя, и греза исчезает. Он открывает глаза и успевает заметить испуганные лица людей внутри, как будто все они ожидают, что в любую секунду выстрел из луче-мета может разнести стекло. Наль охвачен войной, и эти люди в мобиле мечтают хотя бы дожить этот день до конца.

Барам тоже.

Он знает, что Правитель мертв, как и два других оверлорда. Еще он слышал, что Седрик жив, и понял, что это означает: Седрик убил или приказал убить их всех. Еще он понимает, с трудом припоминая свое прошлое, что, случись это несколько лет назад, сам он сейчас в составе одной из банд ночами слонялся бы по улицам в надежде завязать перестрелку.

А теперь он скрывается от них, передвигаясь переулками и таясь на лестницах, ведущих в подземелье. Он хотел бы снова уйти в туннели, там было бы безопаснее и легче спрятаться. Но однажды он уже попробовал, когда начались первые бои. От воспоминания об этом его передергивает. Он смутно помнит, как бежал туннелями много лет назад, еще даже не став изгоем, и скрывался от ПСБ. В этот раз, спустившись туда, чтобы уйти подальше от сражения, он заблудился. Барам блуждал по темным коридорам много часов, а может, и дней — он не понял, сколько времени прошло, — и искал выход наверх. Наконец ему повезло, и он наткнулся на маленькую лестницу, выведшую его на поверхность, и больше уж он не спускался под землю.

При одной мысли о подземных туннелях он чуть не впадает в панику, подступающую к горлу, как дождевая вода к воронке забитого желоба. Он запачкался, и одежда до сих пор воняет, хотя он уже несколько раз чистил штаны.

В животе глухо урчит, и он вспоминает, что сегодня еще не ел. Он заставляет себя отлепиться от стены и тащится к главной улице. В его кармане позвякивают золотые и серебряные монеты, что дал ему Седрик. Надо было их потратить. Надо было купить новую одежду. Но он позволил себе только немного еды и стакан эля. Остальные монеты он бережет. Расценивай их как знак моего расположения, сказал оверлорд. Может, они еще спасут ему жизнь.

Он больше не ходил к оверлорду, но и пределов Первого квартала тоже не покидал. За исключением того времени, что провел под землей, — тогда он мог оказаться где угодно. Последние дни он все раздумывал, наймет его Седрик или время ушло. Они разговаривали не так давно, но с тех пор многое случилось. Однако, пока в кармане бренчат монеты, он верит, что перспектива остается. И чем дальше, тем больше он склоняется к тому, чтобы работать на Седрика.

Хотя ему все равно страшно. Неудач Седрик не потерпит, а Барам уж и позабыл, когда ему что-либо удавалось. Но, может, как раз настала пора попытаться. Прошлой ночью банда изгоев выследила его в переулках и загнала в угол, и тут же, рассмотрев его получше, все парни опустили лучеметы, хохоча и тыча в него пальцами. В квадах ему не выжить.

Монеты звенят, как колокольчики.

Когда он переходит улицу и снова углубляется в переплетение переулков, опять начинается дождь. Подняв голову навстречу каплям, он замечает уличный знак и, прочитав его, понимает, что находится всего в паре ква-дов от резиденции Седрика. Он внимательно осматривается и видит множество охранников оверлорда, одетых в тугую черную форму, покрытую мокрыми пятнами.

Барам идет к одному из них, высокому смуглокожему тренированному мужчине со светло-зелеными глазами.

— Я хочу поговорить с Седриком, — обращается он к нему.

Охранник мерит его взглядом, потом морщит нос, и на его лице появляется гримаса отвращения.

— Ну и вонища от тебя, — говорит он, отступив на шаг и размахивая рукой перед носом.

— Я хочу видеть Седрика, — повторяет Барам. — Он сказал, что я могу прийти к нему и он даст мне работу.

— А когда он тебе это пообещал, от тебя так же несло? — со смехом спрашивает охранник.

Барам открывает рот, чтобы ответить, но потом понимает, что парень издевается.

— Эй, давайте сюда! — машет рукой охранник, подзывая своих друзей.

Подходят еще несколько мужчин, тоже все в черном и как один здоровые и мускулистые. Барам по сравнению с ними просто ребенок. Шестнадцать в длину, двенадцать в ширину. Шестнадцать в длину, двенадцать в ширину.

— Фу-у! — восклицает один, тоже обмахиваясь рукой. — Где ты его откопал, Оделл?

— От него несет, как от кучи дерьма, — добавляет другой. Все ржут.

— Вы только послушайте, — говорит Оделл. — Только послушайте, что он говорит. — Он поворачивается к Бараму: — Ну-ка повтори.

Барам упорно смотрит вниз и осторожно перебирает в кармане монеты, стараясь, чтобы они не звякнули.

— Я хочу видеть Седрика, — снова говорит он.

Мужчины хихикают, но Оделл явно ожидал более бурной реакции.

— Все говори! — хрипло приказывает он.

Барам закусывает губу.

— Он сказал, что даст мне работу, — едва слышным шепотом отвечает он.

Теперь все покатываются от хохота, и Оделл выглядит довольным.

— А когда это случилось? До или уже после того, как ты стал вонять, как отстойник? — ткнув пальцем ему в грудь, спрашивает один из них.

Новый взрыв хохота

— До, — отвечает Барам, но им до него уже нет никакого дела Он пытается вырваться из их круга, но его не пускают. Шестнадцать в длину, двенадцать в ширину.

— Не торопись, Вонючка, — говорит другой, толкая его. — У нас приказ отлавливать таких беспризорных, как ты.

— Да, — соглашается Оделл. — Думаете, его возьмут в тюрьму?

— Погодите! — вступает другой. — Знаю! Можно доставить его на Ферму и пустить на удобрения!

Все охранники заливаются оглушительным хохотом.

И тут среди смеха раздается незнакомый голос:

— Что происходит?

Охранники мгновенно смолкают. Барам поднимает глаза и видит человека постарше, тоже одетого в черную форму. Он так же крепок, хотя ростом пониже своих молодых товарищей. Но зато взглядом он может осадить любого здоровяка.

— Я задал вопрос. Что здесь происходит? — резко повторяет он. Кивком он показывает на Барама: — Это кто?

— Бродяга, командир, — отвечает Оделл. — Мы собирались его арестовать.

— Что, впятером? — сердито спрашивает начальник. — Неужели он такой страшный?

Оделл не отвечает, и остальные тоже смущенно молчат, стараясь не поднимать на командира глаз.

— Ну? — говорит старший.

— Он утверждает, что знает оверлорда, командир, — наконец произносит Оделл. — Говорит, что оверлорд предлагал ему работу. Но вы сами посмотрите на него!

Командир так и делает, подходя к Бараму поближе. На его лице тут же появляется гримаса омерзения, но он внимательно разглядывает Барама и слегка прищуривается, задержавшись на его лице. Он задумчиво кивает:

— Я его помню. — Он бросает взгляд на Оделла. — Он действительно знаком с оверлордом. Уж не знаю, как там насчет работы, но оверлорд приказал помочь ему, если он чего-то попросит.

— Я хочу видеть Седрика,— обращается Барам к командиру, не глядя на остальных.

Командир вздыхает и быстро осматривается кругом.

— Ладно, — говорит он. — Я тебя отвезу. Оделл, ты со мной. — Он смотрит на оставшихся охранников и хмуро приказывает: — Остальные — по местам!

Охранники быстро расходятся, спеша отойти подальше от Барама и неприятностей, в которые они чуть не влипли.

Оделл и командир ведут Барама, сажают его на заднее сиденье, а сами устраиваются впереди. Оделл демонстративно открывает окно, и командир, хоть и смотрит на него осуждающе, делает то же самое.

Они оказываются возле дома Седрика через несколько минут, и мужчины быстро проводят его внутрь к посту охраны у главного входа. По приказу командира один из охранников вызывает оверлорда.

Раздается несколько гудков, прежде чем Седрик наконец отвечает.

— В чем дело? — доносится его раздраженный голос.

Слыша его, Барам вздрагивает. Кажется, оверлорд рассержен. Глядя на дверь, Барам думает, успеет ли еще убежать.

— Вас хотят видеть, оверлорд, — смиренно отвечает охранник.

— Кто там еще?

Охранник вопросительно взглядывает на командира, а тот в свою очередь на Барама:

— Как тебя зовут?

— Барам.

— Говорит, что его зовут Барам, оверлорд.

Повисает долгая пауза. Охранники тревожно переглядываются.

Но вот снова раздается голос Седрика. Теперь он звучит заметно спокойнее.

— Отправьте его наверх.

Оделл и командир ведут Барама к лифту, и втроем они едут на самый верхний этаж. Двери открываются, и они выходят в широкий коридор, а потом к контрольной кабине. Спутники Барама оставляют свои лучеметы страже и через пропускное устройство подходят к двери в покои Седрика. Командир осторожно стучит, и через несколько секунд дверь распахивается и они видят оверлорда. Он одет так же, как и в тот раз: черные штаны, свободная черная рубашка, а на боку — лучемет. Барам опять не может оторвать взгляд от правой изувеченной половины его лица.

Оверлорд жестом приглашает их войти.

— Рад снова видеть тебя, Барам, — говорит он с легкой улыбкой, закрывая за ними дверь. — Ты как раз вовремя.

Барам непонимающе смотрит на него, но тут видит, что они в комнате не одни. Здесь еще незнакомая женщина. Она очень красива, но смотрит на Барама с выражением изумления, смешанного со страхом, как будто его появление перевернуло всю ее жизнь. Еще здесь имеется глядящий на него с откровенной ненавистью Доб, которого он отлично помнит. Но третий из присутствующих поражает Барама больше всего, потому что он и не думал встретить его когда-либо вновь. Он чувствует, что начинает мелко дрожать от страха и ярости.

— Здравствуй, Барам, — говорит чародей, безуспешно пытаясь улыбнуться.

 

31

Когда я перебираю в уме, из-за чего могло провалиться задание Калбира, я снова спрашиваю себя, в чем ошибался лорд, а в чем была моя ошибка. Я должен был настоять, чтобы отряд был снаряжен более совершенной техникой связи. Я не должен был уступать требованию дать всем его людям одинаковые камни. Пусть это помогало им опознавать своих, но, насколько мне известно, все маги Тобин-Сера владеют камнями своего особого цвета. Вполне вероятно, что появление множества кристаллов рубинового цвета вызвало подозрения у настоящих магов, и тем самым предприятие было обречено.

Из личного дневника Седрика И Врана,

Я теперь понимаю, почему Калбир мог допустить такую существенную ошибку. Несмотря на его бесспорные способности, он мало внимания обращал на подобные детали. Он был великолепным уличным бойцом, умным стратегом и хорошим руководителем. Но природа не наделила его исключительным интеллектом. А я, со своей стороны, должен был это учесть.

оверлорда первого доминиона Брагор-Наля.

Они понимали, что шансы на успех очень незначительны. Все работало против них, и предстояло слишком многим рискнуть, чтобы победить оверлорда, так что вполне можно было допустить вероятность отрицательного исхода

Понимая, что у Седрика имеются все основания подозревать ее и Орриса, Мелиор была уверена, что он примет их только в кабинете, поскольку благодаря контрольной кабине мог убедиться, что при них нет ни лучеметов, ни ножей. К тому же Мелиор знала, как трудно лгать Седрику даже в мелочах. У него был какой-то поразительный талант угадывать чужие мысли. Она до сих пор не понимала, как ей удалось так долго хранить втайне от него свое происхождение. А им с Оррисом для успеха задуманного надо было наврать с три короба, да еще при этом приходилось полагаться на Доба, весь вид которого говорил, что его сюда привели буквально под дулом лучемета.

И Джибб, и Оррис, отличавшийся особым чутьем на людей, без устали предостерегали ее от излишней доверчивости по отношению к темноволосому изгою. Да Мелиор и сама знала, что они ничем не смогут помешать Добу сдать их Седрику прямо в его резиденции. Мелиор даже призналась своим друзьям, что за подобное предательство Седрик мог бы наградить Доба так, как ему и в самых смелых мечтах не виделось.

— Думаешь, Доб это понимает? — спросил ее маг рано утром, когда на Наль обрушился ливень и по окну ее квартиры заструилась вода.

— Если нет, то он совсем дурак.

— Но тогда мы еще большие дураки, если доверились ему, так?

— Возможно, — ответила она с усмешкой, надеясь, что выглядит увереннее, чем чувствует себя. — Значит, надо внушить Добу, что свой последний вздох ты употребишь на то, чтобы заставить его собственной жизнью заплатить за предательство.

— Это я могу, — тоже с ухмылкой ответил Оррис.

Несмотря на внешнюю браваду, они с радостью отказались бы от этого плана, если бы был еще хоть какой-то. Но ничего лучшего придумать не удалось. Оррис, похоже, не хуже ее понимал, что тянуть с исполнением нельзя. Если Седрик переедет в Золотой Дворец и его и без того внушительное войско еще пополнится за счет ПСБ, он станет совершенно неуязвим. Нападать нужно было сейчас, другого выхода не было.

Поэтому они и стояли в гостиной квартиры оверлорда, а рядом с ним трясся бледный, встревоженный Доб.

— Так, говоришь, ты сам их поймал? — спросил Седрик, всем своим видом показывая, что не верит ни единому слову.

— Да, оверлорд, — ответил Доб. — Я со своими ребятами.

— А откуда порезы на щеках? — с тонкой улыбкой спросил Седрик.

Доб стал пунцовым, но промолчал. Седрик слегка покачал головой.

Мелиор и сама не поверила бы Добу. Если бы ему действительно удалось захватить Мелиор И Лакин и колдуна, он скакал бы сейчас по комнате, как мальчишка, совершивший первое убийство и ставший изгоем. А он был похож на школьника, уличенного во лжи. Она искоса взглянула на Орриса, но тот совершенно не обращал внимания на происходившее вокруг него. Мелиор знала почему, и это лишь усилило ее страхи.

— Что-то не верится, что тебя так легко схватить, — заметил Седрик, глядя на нее. — Если только все эти годы я не переоценивал тебя.

— У меня было всего несколько человек, — тихо ответила она. — Я рассчитывала, что маг поможет отбить нападение. Но один из людей Доба подстрелил его птицу.

— Ах да, — промолвил Седрик и повернулся к Оррису. — Ну и каково тебе без ястреба, маг? — спросил он на Тобинмире.

Оррис не ответил, с тех самых пор, как они переступили порог кабинета Седрика, в его глазах застыло странное отчужденное выражение.

— Маг? — окликнул его оверлорд.

— Что? — вздрогнув и словно лишь сейчас заметив Седрика, отозвался Оррис.

— Я спросил, как ты себя чувствуешь без птицы?

Оррис посмотрел на него с неприкрытой неприязнью:

— Я уже был одинок. С магами такое случается.

Седрик пристально поглядел на него. Потом подошел к своему столу у большого окна гостиной и стал внимательно изучать лежавшие на нем посохи, один с красным камнем, а другой — с янтарным.

— Так, значит, ты теперь Хранитель, — заметил он, снова переходя на Лонмир и беря в руки посох Гвилима. — Я прав, Мелиор?

Мелиор поймала взгляд чародея, и они обменялись мимолетными улыбками. Она хотела ответить оверлорду, но в этот момент в кабинете Седрика запищало переговорное устройство.

— Кулак бога! — выругался Седрик. Задержав взгляд на посохе, он положил его на стол и двинулся в кабинет. Аппарат не переставал гудеть, пока не послышался голос оверлорда. Мелиор не могла разобрать, что он говорил, но через пару минут Седрик возвратился в гостиную, загадочно улыбаясь.

— Какой удивительный день! И с каждым часом становится все интереснее, — сухо бросил он. Ничего больше не поясняя, Седрик вернулся к столу и снова занялся изучением посохов. — Скажи, дорогуша, — обратился он к Мелиор, даже не глядя в ее сторону, — давно ты знаешь, что ты гилдрин?

— Много лет, — ответила она, испытывая странное удовлетворение оттого, что наконец сказала ему.

И была вознаграждена отразившимся на одноглазом лице Седрика изумлением.

— Что, еще до того, как стала лордом?

— Я знала, даже будучи маленькой девочкой, — усмехнувшись, сказала она, — хотя сама себе не признавалась в этом, пока мне не исполнилось пятнадцать.

Он молча кивнул и снова повернулся к посохам. Что-то не давало ему покоя, но он сам еще не понял что. Чем дольше он будет отвлекаться, тем лучше.

Рано утром, перед тем как покинуть свою квартиру, Мелиор уговорила Орриса поменяться камнями, поместив янтарный кристалл мага на посох Гвилима, а камень Мелиор — на его. Оррис не видел в этом никакого смысла, но она настаивала

— Он же видел меня с цериллом,— напомнил ей Оррис— Помнишь, тогда на Ферме? И знает, какой цвет — мой.

— В тот день он видел два камня, — ответила она — Твой и Гвилима. Тогда оттенки были близки, а теперь цвет одного кристалла изменился. Когда Седрик узнает, что я стала Хранителем, это наверняка выбьет его из колеи. Ему понадобится время, чтобы с этим освоиться, а потом еще немного — чтобы вспомнить, какой у какого камня какой был цвет. Нам ведь не нужно дурачить его долго, всего несколько минут, пока ты не убьешь его.

Теперь Мелиор видела, что все сделала правильно. Седрик был растерян и, несмотря на то, что не поверил Добу, похоже, принял за правду, что птица Орриса погибла. Иначе он уже уничтожил бы оба камня. Вместо этого он склонился над ними, не в силах противостоять тому неодолимому очарованию, которое всегда имела над ним магия Тобин-Сера. Мелиор предвидела, что так и будет. Все шло как задумано.

Кроме того, что ястреб до сих пор не появился. Она посмотрела на мага, который опять ушел в себя. Он пытался найти свою птицу и соединить сознание с ней и заранее предупредил Мелиор, чтобы она не волновалась. Но ястреб по-прежнему летал далеко, иначе Седрик уже был бы трупом.

Чтобы выдумка о смерти ястреба казалась правдоподобной, они выпустили Анизир на границе между кварталами Мелиор и Седрика, съехав для этого с Верхней в узенький переулочек. Оррис хотел проехать еще несколько квадов, но Мелиор опасалась, что в квартале Седрика они могут напороться на ПСБ или солдат оверлорда. А ей бы не хотелось объясняться с ними по поводу своего необычного поведения.

Однако было очевидно, что они значительно усложняли свой замысел, отпуская Анизир так далеко. Оррис должен был объяснить ей, как добраться до дома Седрика, но он сам был почти незнаком с Налем и его устройством. Даже выслушав подробное описание Мелиор и передав ее указания птице, маг тревожился, что Анизир будет трудно их разыскать.

— Даже если она не задержится в пути, — сказал он, пока Доб снова выводил мобиль на Верхнюю, — мы окажемся там значительно раньше ее. Она не может так быстро лететь.

Мелиор довольно легкомысленно ответила ему на То-бинмире:

— Тогда будем тянуть время, — о чем теперь сожалела.

Потому что все лимиты были исчерпаны. В любую секунду Седрик мог вычислить, где чей камень, и немедленно уничтожить кристалл Орриса, лишив их единственной возможности справиться с ним.

Все некоторое время молчали. Седрик был занят посохами, а трое его посетителей тихо стояли в гостиной. Доб беспокойно переминался с ноги на ногу, Оррис пытался найти свою птицу, а Мелиор во все глаза смотрела на оверлорда, стараясь угадать, до чего он додумался. Она едва не подпрыгнула, когда стук в дверь нарушил мертвую тишину.

— Ну вот, — с улыбкой сказал Седрик, идя к двери. Взявшись за дверную ручку, он помедлил, обернувшись к ним с веселой ухмылкой. — Какое замечательное совпадение, — негромко пробормотал он и открыл дверь.

Она не могла видеть, кто пришел, и не слышала, что говорил Седрик. Но когда в гостиную вошли два охранника и оборванный человек, от которого исходило зловоние, она почувствовала себя так, будто ей в сердце вонзили кинжал. Меньше всего им нужны были дополнительные затруднения, особенно в виде здоровенных охранников. Только она не сразу поняла, что бояться надо не их.

У третьего из вошедших были длинные сальные волосы и спутанная клочковатая борода. Одежда на нем была рваной и грязной, а пахло от него так, словно он валялся в сточной канаве. Она задержала взгляд на его глазах, круглых и светлых, смотревших с каким-то диковатым выражением. В следующую секунду он поймал ее взгляд, но тут же снова посмотрел в сторону. Однако этого Мелиор хватило, чтобы ясно понять: сумасшедший. Интересно, известно ли об этом Седрику.

У Доба с незнакомцем тоже было что-то общее. Изгой посмотрел на вошедшего с неприкрытой ненавистью, и, встретив его взгляд, тот заметно вздрогнул. Мелиор повернулась в сторону мага, чтобы проверить, заметил ли это он, и была испугана выражением его грубоватого лица. Оррис словно увидел привидение. Он был бледен, а расширившиеся темные глаза казались почти такими же дикими, как у незнакомца. Было похоже, что оборванца встреча с Оррисом потрясла не меньше. Руки у него затряслись, и он оскалился, словно беззвучно зарычав на мага. Но лишь когда Оррис назвал пришедшего по имени, Мелиор поняла, что все пропало.

— Барам, — повторила она вслед за магом, не замечая, что говорит вслух.

— Да, — подтвердил Седрик. — Это Барам, мой друг. Барам, это Мелиор. А Доба и Орриса ты, я думаю, знаешь.

Барам мельком глянул на нее лишь для того, чтобы показать, что слышал слова оверлорда. Казалось, он не мог оторвать глаз от Орриса.

«Ну конечно, Барам», — подумала Мелиор. Оррис лишь однажды упоминал его имя, но она узнала его по описанию. Это же тот самый заключенный, которого маг привел с собой в Лон-Сер в качестве провожатого. Каким-то образом Седрик с ним подружился. И совсем уж невероятно, по какой прихоти богов он оказался в кабинете оверлорда в одно время с Оррисом. Седрик назвал это «замечательным совпадением». «Вот уж едва ли замечательное», — с горечью подумала Мелиор. Но она утешалась тем, что Седрик хотя бы не подстроил все заранее. Однако обидно, что он победил их при поддержке слепой удачи.

Седрик снова прошел к столу через всю комнату, и Мелиор бросила взгляд на Орриса. Тот только хмуро покачал головой. Оба знали, что теперь произойдет.

— Барам, подойди сюда на минутку, — позвал Седрик, махнув рукой. — Я хочу тебе что-то показать.

Барам не шелохнулся, не сводя глаз с лица Орриса.

Седрик обернулся к нему и издал тихий смешок:

— Не беспокойся, Барам. Он никуда не уйдет.

Барам не сразу отвел взгляд от Орриса, а потом сошел с места, где стоял, с таким заметным усилием, будто это причинило ему боль. Он прошаркал к столу, несколько раз оглянувшись через плечо, как бы убеждаясь, что Оррис не намеревается сбежать.

— Ты какой-нибудь из них узнаешь? — спросил оверлорд, показывая на посохи с сияющими камнями.

Барам тут же вытянул палец, но потом задумался и склонился над столом. Несколько минут он молчал, внимательно разглядывая камни и несколько раз оглядываясь на Орриса

— Я знаю этот камень, — указал он на янтарный церилл и, повернувшись, свирепо посмотрел на мага, — но он не от этого посоха.

— Спасибо, Барам, — торжествующе улыбнулся Седрик. — Я и сам так думал, но ты развеял мои последние подозрения. — Поверх оборванца он посмотрел на Орриса и Мелиор, подняв старинный посох Гвилима вверх, так что венчающий его камень засиял, как звезда, у него над головой. — Какая хитроумная уловка, — произнес он на Тобинмире, чтобы маг тоже мог понять. — Но только к чему тратить силы, пытаясь провести меня, если птица действительно мертва? — Улыбка исчезла с его лица, и он гневно сверкнул единственным глазом. — Где она? — резко потребовал он. — Где твоя птица?

— Не здесь, — вызывающе ответил Оррис. — Будь она тут, я бы тебя уже убил.

— Она погибла?

Оррис замялся, и Седрик вновь победоносно улыбнулся.

— Значит, нет! — воскликнул он, отвечая на собственный вопрос. — Ты сам себя выдал, маг, своей нерешительностью!

Оррис по-прежнему молчал. И, внимательно взглянув на него, Мелиор поняла, почему. Он почувствовал своего ястреба. Анизир приближалась, и чародей старался соединить свое сознание с ней и с камнем в руках Седрика. Похоже, оверлорд тоже понял — что-то не так. Он сощурился и, сделав шаг вперед, положил ладонь на рукоять лучемета.

— Смотрите! — воскликнул один из охранников, показывая в окно.

Круто развернувшись, Мелиор стала беспокойно обозревать небо за стеклом. Сначала она ничего не увидела, но потом тоже заметила птицу. Анизир летела прямо на окно, расправив гладкие темные крылья и, как будто в крике, открыв клюв.

Мелиор крутнулась к магу и закричала:

— Давай же! Убей его!

Она тут же услышала нечленораздельный рев, вырвавшийся из груди Седрика. Оглянувшись, она увидела, что рукав его рубашки полыхает, но оверлорд со всей силы размахнулся и швырнул посох в громадное окно. В тот момент, когда посох коснулся стекла, из кристалла вырвался огненный сгусток, и окно разорвалось на мириады крошечных осколков. Однако пламя ударило в стену, никого не задев, и оставило на ней огромное черное пятно. Седрик тут же бросился на пол и стал кататься, прибивая огонь, пожиравший его одежду.

Но камень Орриса пропал, потому что посох, вращаясь и крутясь, упал на мостовую шестьюдесятью этажами ниже.

Вскочив на ноги, Седрик уже держал оружие в руках. Он тяжело дышал, и Оррис увидел, что его рука от запястья до локтя почернела и обожжена. Но он был жив, а в его единственном глазу отражалась едва сдерживаемая ярость.

— Ты только что заработал себе мучительную смерть, маг! — очень тихо и внятно произнес он, направляя лучемет в грудь Орриса. — И твои друзья тоже! — добавил он, мотнув головой в сторону Доба и Мелиор.

Оррис не ответил. Вместо этого он послал образ Анизир, парившей за окном и взволнованно кричавшей.

— Но сначала, — продолжал Седрик, — я пристрелю этого ястреба.

Одноглазый повернулся к окну, но Анизир уже сложила крылья и на головокружительной скорости камнем бросилась на него, распустив когти. Седрик вскинул здоровую руку, чтобы заслониться, и отчасти ему это удалось. Одной лапой ястреб лишь разорвал рукав рубашки, зато когти другой оставили на лысой макушке Седрика три глубокие параллельные раны, из которых мгновенно хлынула кровь.

Оверлорд чертыхнулся, вывернулся и выстрелил в птицу, лишь чуть-чуть не задев ее. Оррис хотел броситься на него, но был тут же схвачен сзади. Кто-то бросил его на пол и тяжело навалился сверху. Маг пытался вырваться, но напавший — очевидно, один из охранников — крепко прижал его к полу. В спину уперлось колено, а вокруг горла сомкнулись мощные пальцы. Оррис занес назад руки и обхватил крепкие плечи противника, но даже сдвинуть его не смог. Чужие пальцы сильно сдавили ему глотку.

Он слышал, как Седрик многократно разряжал оружие, и от Анизир знал, что тот по-прежнему занят ею. Еще он слышал, что Мелиор с Добом боролись со вторым охранником, и Оррис решил, что на него напал тот, что казался постарше и пониже, хотя это было слабое утешение.

Оставалось только одно. Он чувствовал, что Анизир устала, ведь она так долго сюда летела. Ее крик становился все беспокойнее, и в ее сознании появилось отчаяние. Без церилла они мало что могли, поэтому лучше было разрешить ей улететь, пока один из красных лучей не поразил ее. Но прежде надо сделать еще кое-что.

Он сам почувствовал отчаяние. Легкие горели от недостатка кислорода, и казалось, что охранник вот-вот продавит ему горло. Он закрыл глаза, представил себе картину и послал ее Анизир.

Жар оказался слишком сильным, и, открыв глаза, Оррис увидел, что огонь вспыхнул ближе, чем он рассчитывал. Однако это оказалось ему на руку. Нападавший тут же вскочил, и Оррис перевернулся на спину и пнул его в живот. Он был бос — перед входом в комнаты Седрика все должны были снять обувь, — но удар получился основательным.

Человек согнулся и упал на колени. Оррис хотел ударить его по голове, но тот уже очнулся и, отразив удар, ударил его кулаком по почкам. Хватая ртом воздух, маг попытался встать, но охранник бросился на него, снова сбил на пол и стал лупить кулаками по лицу и голове. Оррис заслонялся от большинства ударов, но больше ничего сделать не мог. Пламя позади уже обжигало кожу, но охранник, похоже, совершенно не обращал внимания на огонь.

В конце концов Оррису удалось схватить его за запястье. Мужчина попытался вырваться, но маг лишь крепче сжал пальцы. Тогда его противник зарычал от досады и наклонился, намереваясь ударить Орриса головой в лицо. Маг в последний миг увильнул, и охранник с размаху врезался лбом в пол. Он тут же поднял голову, но видно было, что он несколько потерял ориентацию. Пользуясь преимуществом, Оррис вывернулся из-под него и одновременно толкнул его в огонь. Человек взвыл и тут же откатился обратно, но его рубашка и штанина уже полыхали. Все же он бросился на мага, по-видимому намереваясь как следует отколотить его.

Но Оррис уже был на ногах и, когда противник подлетел к нему, нырнул под его занесенную руку и всадил кулак охраннику в живот. Тот снова согнулся пополам, и теперь Оррис с размаху съездил ему коленом по лицу. Звук был впечатляющим. Охранник свалился на пол и замер.

Подняв глаза от распростертого тела, Оррис увидел, что огонь быстро распространился по полу и отрезал стоящих в углу Седрика с Барамом от тех, кто был в другой части комнаты. Анизир без устали бросалась на оверлорда, но перья на ее хвосте были опалены и дымились.

Анизир, лети! — мысленно приказал ей Оррис. — Улетай скорее! Птица вскрикнула еще раз, но сразу же послушалась, вылетела в разбитое окно и мгновенно взмыла вверх и в сторону. Седрик изогнулся и послал ей вдогонку еще два выстрела, но промахнулся.

Оррис оглянулся и увидел, что Доб с Мелиор уже расправились со вторым охранником, он лежал на полу посреди комнаты, и языки пламени уже лизали его тело. Воздух наполнился запахом паленого мяса и удушливым вонючим дымом, поднимавшимся от горевшего на полу ковра. Оррис повернулся, чтобы взглянуть на оверлорда.

И едва успел броситься на пол, чтобы избежать выстрела из лучемета. Упав, он мигом перекатился в сторону, и тут же в пол ударил рассекший языки пламени красный луч. Согнувшись и пытаясь использовать огненную завесу как прикрытие, Оррис перебрался за массивное широкое кресло. Высунувшись, он заметил, что Мелиор с Добом тоже прятались за мебелью.

Седрик беспрестанно стрелял, все чаще нажимая на спуск. Похоже, он не целился, а лишь наугад палил сквозь огонь, надеясь попасть в Орриса или его товарищей. Маг подумал, что, будь он на его месте, сделал бы то же самое. Лысый оверлорд оказался в ловушке в собственной гостиной, отрезанный стеной огня, откуда не было никакого выхода, за исключением разбитого окна Ему больше ничего не оставалось как в отчаянной ярости разряжать оружие.

Так думал Оррис. Но в следующую минуту в потолке раскрылись небольшие отверстия, которых маг раньше не заметил, из них выдвинулись какие-то металлические предметы, из которых вниз веером полилась вода. Огонь распространился очень быстро и местами уже доставал до потолка, но все же водой его стало мгновенно прибивать. Пламя сдавалось медленно, но верно.

За завесой огня Седрик, не переставая стрелять, расхохотался.

— Погоди, маг! — выкрикнул Седрик. — Ты не сможешь прятаться вечно, особенно когда твой огонь потухнет!

Оррис посмотрел на Мелиор. У нее были мокрые волосы, а в глазах застыло отчаяние.

— Что ж ты будешь делать, а, маг? — громче закричал Седрик. — Теперь-то огонь тебе не поможет!

Он выстрелил еще несколько раз. Один залп попал в кресло, за которым прятался Оррис, пройдя сквозь него, как нож сквозь масло, и едва не задев голову мага.

— Я тебе скажу, что тебе остается! — смеясь, крикнул Седрик. — Только умереть!

 

32

Как единственный из чужеземцев, оставшихся в живых, Барам стал для народа Тобин-Сера не просто человеком, а символом. Он — живое напоминание о разрушении Таймы и зверствах в Вотерсбанде и Каэре. Поэтому за всю историю Тобин-Сера ни один человек, включая даже Терона, не заслужил столько поношений, сколько он. На него было обращено столько ненависти, что она затмила в памяти многих подлость Магистра Сартола, чьи преступления, на мой взгляд, были более гнусными. Но я прекрасно понимаю, почему люди ненавидят Барама столь сильно, даже несмотря на то что я старался, как мог, не допустить его казни.

Из пятого раздела «Доклада Магистра Бадена

Тем не менее для меня Барам всегда был не просто врагом, и даже не просто «чужеземцем». Он — единственный из живых, проведший много времени и в Лон-Сере, и в Тобин-Сере. Он в каком-то смысле является мостом между нашими странами, и я надеюсь, что в будущем нам может понадобиться его помощь в разрешении конфликта с Лон-Сером. Однако я опасаюсь, что, если он еще некоторое время останется в тюрьме, от него будет мало проку, когда наступит нужное время. Человек не может находиться в заключении так долго и не повредиться рассудком.

о допросах чужеземца Барама», представленного

Выхода у них не было, Седрик это знал. Дверь была рядом, но они ничего не смогут сделать против нескольких десятков человек охраны, стоявших в коридоре, ведь камень Орриса разбился, а птица улетела. Теперь они были обречены в той же мере, что и сам он несколько минут назад, с той лишь разницей, что у оверлорда было оружие, а у них нет.

Но все не повернулось бы таким образом, если бы не сработала пожарная система И пока языки пламени вздымались все выше и распространялись по ковру, все больше оттесняя Седрика к разбитому окну, оверлорд пытался вспомнить, удивляясь собственной отрешенности, когда же он в последний раз проверял, работает ли система. Его настолько беспокоили возможные покушения — и не зря, надо сказать, — что на другие охранные системы он годами не обращал внимания. В Налях время от времени случались пожары, землетрясения, ураганы. Но Седрик их игнорировал, словно намеренно искушая богов.

Ему никогда не приходило в голову, что он может погибнуть в результате умышленного поджога. Блестящее решение, хотя и весьма рискованное. Но Седрик не мог предпринять для своего спасения ровным счетом ничего. Ему оставалось только стрелять сквозь огненную завесу вслепую, надеясь, что Оррис, Мелиор или Доб тоже умрут вместе с ним, а еще, что пожарная система все же заработает. Но по большому счету, он был беспомощен. А к подобным ощущениям он не привык.

Поэтому когда наконец люки в потолке открылись и включились разбрызгиватели, Седрик едва удержался, чтоб не издать вопль ликования. Скоро огонь погаснет, и ничто не помешает ему прикончить колдуна и его приятелей. Вот в чем заключалась вся прелесть контрольной кабины. Вот почему он потратил столько времени на ее разработку и сборку.

Седрик был не из пугливых, но он никогда еще не был так близок от смерти в своих собственных апартаментах. А пульсирующая боль в обожженной руке неотступно напоминала, что Оррис чуть было его не убил. Можно понять, почему он так радовался победе над магом.

Однако Оррис не отвечал на выкрики Седрика. Он стал гадать, уж не убил ли колдуна одним из выстрелов.

— Ну, когда ты начнешь умолять о пощаде, маг? — крикнул он на Тобинмире, вглядываясь в гаснущее пламя, надеясь заметить Орриса или Мелиор. — Или хотя бы молить о пощаде твоим друзьям. — Знаешь, я бы, может, и отпустил их. Мелиор мне всегда нравилась, а Доб сослужил мне хорошую службу.

Ничего. Пламя уступало потокам воды, и Седрик подошел ближе к границе огня, по-прежнему зорко вглядываясь в глубину комнаты. Неужели ж он умудрился убить всех троих случайными выстрелами? На обугленном полу лежал обгорелый труп, но Седрик понял, что это охранник. Он видел и второго, неподвижно лежащего по ту сторону огня с лицом, залитым свернувшейся кровью. Но где же Мелиор, Оррис и Доб?

За спиной он услышал тихий вскрик и, повернувшись, увидел, что Барам, прислонившись к стене у окна, смотрит в небо. Проследив за его взглядом, он увидел ястреба Орриса, парящего совсем недалеко. Оверлорд вскинул лучемет и мгновенно выстрелил, но птица метнулась в сторону. Потом она снова начала кружить, уже выше, так что он едва видел краешек ее хвоста. Седрик сделал пару шагов к окну и выстрелил снова. Но снова промазал, а птица поднялась еще выше. Он снова сделал шаг и вдруг остановился, понимая, что натворил. Точнее, что эта чертова тварь заставила его сделать.

Он развернулся так быстро, как только позволяла хромая нога, но было уже поздно. Сжав зубы, Оррис несся на него сквозь опалившее ему волосы и бороду пламя, вскинув руки. Седрик не успел ни поднять лучемет, ни напасть первым, потому что даже не успел восстановить равновесие после поворота. Он ничего не мог сделать.

Оррис ударил его в грудь с такой силой, что Седрик, падая в окно, почувствовал, как пятки его оторвались от пола. Он выпустил из пальцев лучемет и стал лихорадочно размахивать руками, пытаясь ухватить мага за волосы, одежду, лицо. Уцепиться хоть за что-нибудь, чтобы не упасть или хотя бы утащить его за собой. Он неловко приземлился на верхнюю часть спины и еще немного проехал к окну по пропитанному водой ковру, покрытому мелкими осколками. Он остановился, лишь зацепившись лопатками за металлическую раму, на которой прежде держалось окно.

Оррис упал почти рядом с ним и моментально попытался вскочить. Седрик пнул его здоровой ногой в висок, и тот снова растянулся на полу. Оверлорд с трудом поднялся, но сразу почувствовал внезапную острую боль в спине. Круто развернувшись, он увидел улетающего ястреба с измазанными кровью когтями. И прежде, чем успел снова повернуться, что-то обрушилось на его спину.

Он наклонился вперед, бешено размахивая руками в тщетной попытке не потерять равновесие. Но падение было не остановить. Он чуть оглянулся и увидел Мелиор, во второй раз замахнувшуюся посохом с красным камнем. В виске разорвалась страшная боль, и в следующее мгновение он уже не ощущал ничего, кроме свиста ветра, врывавшегося в уши и трепавшего одежду. Тротуар подскочил к нему, и оверлорд, закрыв глаза, закричал.

Вода льется на него, как дождь в летнюю грозу, и от ветра, врывающегося сквозь огромную дыру на месте окна, становится холодно. Женщина и маг стоят у края и смотрят вниз на тело Седрика.

Но взгляд Барама зацепило что-то другое, гораздо более близкое и ценное. Как долго он был вдали от своей страны. Его били и связывали; заставляли идти через горы Тобин-Сера и дебри перешейка; как котенка, швырнули снова в знакомый, но от этого лишь еще больше пугающий Наль, который когда-то был его домом, а теперь стал чужим; охранники и изгои насмехались над ним, смеялись и оскорбляли. И все потому, что этот колдун влез в его жизнь и увел из надежной и тихой камеры.

Но вдруг теперь, прилипнув спиной к стене комнаты Седрика, всего в нескольких шагах от себя он видит нечто, что поможет ему избавиться от мага навсегда. На полу возле металлической рамы, среди мерцающих стеклянных осколков, лежит лучемет Седрика. Лежит очень близко, гораздо ближе к нему, чем к магу или женщине.

Медленно, чтобы не привлекать внимания, он делает шаг вперед, нагибается и хватает оружие. И вот он стоит с направленным на них лучеметом, а они пока еще не понимают, что он совершил.

Видя, что их глаза теперь широко раскрыты, а радость от смерти Седрика на их лицах сменяется, при взгляде на него и оружие в его руках, ужасом, Барам громко смеется.

— Барам, не надо, — произносит маг. — Пожалуйста. В этом нет никакого смысла.

— Я хочу, чтобы ты умер! — кричит Барам на языке чародея. — Хочу, чтобы тебя больше никогда не было!

— Понимаю, но ведь так оно и будет. — Он показывает на окно: — Седрик погиб. Мне больше незачем здесь оставаться. Я уйду, и ты меня больше никогда не увидишь.

— Седрик хотел дать мне работу, — говорит Барам, — а ты убил его.

— Я могу дать тебе работу, — сказала женщина на Лонмире. — Мне понадобится много людей.

— Ты — гилдрин, — с отвращением говорит Барам. — Как же ты дашь мне работу?

— Может, я и гилдрин, — отвечает она, — но я еще и Мелиор И Лакин. Если я сказала, что могу нанять тебя, значит, так и есть.

«Мелиор И Лакин», — повторяет он про себя. Он знает это имя еще из прошлого. Она лорд, а сейчас и кое-кто поважнее. Он хочет спросить, какую работу она сможет ему предложить, но потом понимает, что это не важно. Ничто не важно, пока маг жив.

Задумавшись, он опустил оружие и даже не заметил этого. Теперь он снова поднимает лучемет, собираясь выстрелить в мага.

Но прежде, чем он нажимает на курок, что-то большое и тяжелое ударяется ему в плечо, сбивая с ног. Стул. Доб швырнул в него стул. Он пробует выпрямиться, но изгой подскакивает к нему и толкает к краю. Барам поскальзывается, роняет лучемет и вываливается из комнаты. Он едва успевает зацепиться одной рукой за карниз, чтобы не упасть на улицу.

Маг оказывается над ним в ту же секунду. Женщина тоже.

— Хватай мою руку! — стараясь перекрыть свист ветра, кричит маг.

Барам качает головой.

— Ты меня убьешь! — кричит он в ответ.

— Я не убить тебя хочу, а спасти! Держи же руку! Я втащу тебя обратно!

— Нет!

— Не будь идиотом, чужеземец! — вопит маг. — Хватайся!!

— Меня зовут Барам, — с улыбкой говорит он, а потом разжимает пальцы и летит вниз.

Несмотря на то что Седрика больше не было, Мелиор не хотелось выходить к охране безоружной. К счастью она знала, что под ящиком письменного стола у оверлорда закреплен запасной лучемет, и, когда пламя окончательно угасло, она прошла в его кабинет и принесла оружие.

Доб и Оррис стояли в гостиной лицом к лицу. Доб оценивающе рассматривал мага, будто готовясь к драке. Маг же был просто рассержен. Ястреб сидел в обычной позе у него на плече.

— Скажи ему, что я не хотел, чтобы Барам погиб, — произнес Оррис. — Нечего было стульями швыряться.

— Он говорит «спасибо», за то, что спас нам жизнь,— сказала Мелиор изгою.

— Что-то не очень это похоже на благодарность,— недоверчиво глянув на нее, сказал изгой.

— Тобинмир — довольно странный язык, — пожала плечами Мелиор.

Она взяла посох и направилась к двери, а Оррис — следом.

— Ты сказала ему не то, что я просил, — упрекнул он ее. — Я знаю, как на Лонмире будет «спасибо».

Она так резко остановилась, что он чуть не налетел на нее.

— Тебе следовало поблагодарить его! — сердито ответила она. — Барам чуть тебя не убил!

— Но я бы его отговорил.

— Нет, — энергично покачала она головой. — Он — помешанный, да к тому же еще и ненавидел тебя! Никакими словами ты бы его не остановил! — Она вздохнула. — Я понимаю, что тебе хотелось ему помочь. И я понимаю, что ты в какой-то мере чувствуешь себя в ответе за него. Но Доб сделал то, что нужно. — И она посмотрела ему в глаза, выдержав долгий пристальный взгляд.

Оррис оглянулся на изгоя, повернувшись так, что Мелиор стала видна ссадина у него на виске, и пробурчал:

— Спасибо.

Доб кивнул, как будто понял его.

Мелиор прошла вперед и решительно открыла дверь.

— Что произошло? — тут же спросил один из охранников. — Где оверлорд?

— Седрик мертв, — объявила она. — Меня зовут Мелиор И Лакин, и теперь я — ваш оверлорд.

Охранник моргнул, но ничего не ответил. Стоявшие в коридоре позади него начали перешептываться.

— Тем, кто хочет остаться и работать на меня, — добро пожаловать, — продолжала Мелиор. — Если кто-то желает уйти, держать не буду. Только верните оружие, выданное вам Седриком. — Для большего впечатления она выдержала паузу. — Если кто-нибудь из вас попытается меня остановить, убью.

Она еще чуть-чуть постояла, а потом пошла мимо охраны к лифту вместе с Добом и Оррисом.

— Что ты им сказала? — спросил Оррис, когда закрылись двери лифта.

— Сказала, что я их новый оверлорд, — пояснила она. — И поставила их перед выбором между работой на меня, уходом и смертью.

— Похоже, твое имя имеет здесь вес, — подняв брови, заметил маг.

— Не без этого, — с усмешкой ответила она.

— И как они поступят, ты думаешь?

— Полагаю, большинство из них останется. Многим неприятно будет работать на гилдрина, но сейчас не то время, чтобы бросать хорошую работу, учитывая, во что Седрик превратил Наль.

— Они будут оспаривать твое право занять его место?

— Они считают, что я убила его. Это делает меня законным преемником оверлорда, — мрачно усмехнувшись, сказала она.

Оррис не ответил. И в этот момент Мелиор с болью поняла, какая пропасть отделяет ее мир от его. Даже сомневаться нечего, что он очень скоро покинет Наль.

Они молча доехали до нижнего этажа Дверцы лифта открылись, Мелиор вышла и повторила свою речь перед большим отрядом солдат, встретившим их. Потом вместе со своими спутниками вышла на улицу.

Седрик лежал посреди дороги, раскинув руки и ноги, и смотрел невидящим взглядом в грязное небо. Из его головы все еще медленно струилась кровь. Барам лежал неподалеку, и его конечности и тело также были растерзаны и странно вывернуты. Но глаза оборванца были закрыты, а на лице была написана безмятежность.

Между двумя телами валялся посох Гвилима с кристаллом Орриса. Точнее, то, что от них осталось. Камень рассыпался на множество крошечных осколков, а посох был расколот по всей длине и держался только за счет нескольких тонких щепочек. Там, где камень ударился в тротуар, осталась большая вмятина, от которой во все стороны разбегались трещины.

Мелиор и Оррис стояли, не двигаясь, и молча смотрели на сломанный посох и осколки кристалла Птица издала тихий крик, и Оррис нежно потрепал ее шейку.

— Мне очень жаль, что с твоим камнем так получилось, — сказала наконец Мелиор.

Оррис молчал.

— Ты сможешь найти другой?

— Я знаю одного торговца из Аббориджа, который их продает иногда. Или, если нужно, я всегда могу еще раз поехать в Пещеру Цериллов.

— А новый камень окажется такого же цвета? — спросила Мелиор, посмотрев на свой красный кристалл.

— Не знаю, — ответил Оррис. — За свою жизнь маги по несколько раз теряют птиц, но редко остаются без цериллов. Я не знаю, каким будет новый.

Она наклонилась и подняла сломанный посох.

— Я так хотела вернуть свой камень на посох Гвилима, — сказала она, покачивая головой. — Они же неразделимы.

— Это можно сделать, — сказал Оррис.

— Даже без твоего камня?

— Будет немного сложнее, и он, вероятно, будет небезупречен, но это я могу.

— Я была бы очень счастлива, — улыбнувшись ему, ответила Мелиор.

Она протянула посохи магу, и он отошел в сторонку и сел на поребрик, положив сломанный посох на колени. Анизир спорхнула с его плеча и села рядом, а маг опустил ладони на дерево и закрыл глаза.

— Что это он делает? — спросил Доб.

— Чинит мой посох.

— Чем? — подозрительно прищурившись, спросил изгой.

Мелиор рассмеялась.

— Он же чародей.

Похоже, Добу было трудно это уразуметь, и Мелиор сочувственно улыбнулась. В Нале не было места магии, особенно для такого человека, как Доб. Немного спустя он, похоже, вспомнил, что она гилдрин, и отшатнулся от нее.

— Поэтому ты тогда и победила меня? — спросил он. — При помощи магии?

Забавно было слышать это слово из его уст.

— Гилдрины не владеют магией, — сказала она, смеясь. — У нас иногда бывают пророческие видения.

— И все? — уточнил он, немного подождав, но так и не дождавшись продолжения.

— И все. И только из-за этого гилдринов преследуют уже несколько сотен лет. — Она помедлила, давая ему возможность усвоить. — Что касается твоего вопроса,— продолжила она, — в ту ночь я одержала над тобой верх, потому что я умнее и лучше управляюсь с ножом. — И чтобы смягчить обиду, добавила: — Поэтому я и над Сэвилом одержала верх.

Доб некоторое время смотрел на нее со страдальческим выражением, потом отвернулся и тяжело вздохнул.

— Ну, что ж, теперь ты оверлорд, Джибб вернулся в Четвертый, а мне ничего хорошего не светит.

— Не обязательно.

Он снова посмотрел на нее, но уже с живейшим интересом.

— Оррис питал какие-то надежды на спасение Барама, — доверительно сказала она, махнув рукой в сторону мага.— Но я лично считаю, что он был безнадежен. Барам жаждал убить нас, и я убеждена, что ты нас спас, когда бросил в него этот стул. Хотя, конечно, раньше ты напал на Джибба и присвоил мой квартал. — Она на секунду замолкла, словно что-то обдумывая. — Полагаю, одно стоит другого. Так что будем считать, что мы квиты.

— Ты на это согласна? — изумленно вытаращившись на нее, спросил изгой.

— Да, при условии, что Джибб тоже согласен. Он может потребовать некоторого возмещения ущерба или чего-нибудь в этом роде. Например, поработаешь на него несколько месяцев без зарплаты…

— Так, значит, ты разрешишь мне остаться в твоем доминионе изгоем Джибба? — У него был такой тон, словно ему только что предложили целый квартал. На самом деле именно это она и собиралась сделать.

— Низко метишь, Доб, — усмехнулась она.

Он озадаченно посмотрел на нее и тряхнул головой:

— Не понял?

— Ну, скажем так: я собираюсь пробыть оверлордом день-два, не больше.

— А почему?

— Потому, что я надеюсь быть принятой в Совет Правителей.

Он замолчал. Все-таки парень был не дальнего ума. Зато в свое время он был предан Сэвилу, а после того, что она ему предложит, Мелиор надеялась, что и ей он будет верен. А это немаловажно, учитывая, какие планы в отношении всего Наля были у нее на уме.

— Так, значит, если ты будешь Правительницей, то Джибб станет оверлордом, тогда я… — Он расплылся в улыбке и, несмотря на накачанные мускулы и грубые манеры, стал похож на маленького мальчугана в День Лона. — Ты отдаешь мне Четвертый, да? — сам себе не веря, спросил он. — После всего, что случилось, Четвертый все-таки будет моим? — Он откинул назад спутанные пряди и расхохотался. — Ну, Бовен, я тебе еще покажу!

— Нет! — так сурово оборвала она, что улыбка мгновенно испарилась с его лица. — Больше такого не будет! Саморазрушение в нашем Нале зашло слишком далеко. Теперь все изменится: я не допущу войн и убийств! Надеюсь, это умрет вместе с Седриком! А если ты не будешь подчиняться правилам, которые я установлю, тогда освобождай квартал и отправляйся в ссылку в Стиб-Наль! Ясно?

Он некоторое время смотрел на нее, потом кивнул:

— Да, оверлорд, ясно. Может, оно и к лучшему,— тихо добавил он.

Мелиор бросила на него внимательный взгляд, думая, уж не разыгрывает ли он ее. Но изгой, похоже, был искренен. В конце концов, она, возможно, недооценила его.

Доб махнул головой в сторону мага:

— Вон твой друг идет.

Мелиор повернулась и увидела Орриса. Он нес по посоху в каждой руке. Посох Гвилима был целым, и на нем снова сиял красный камень.

— Ты его починил! — воскликнула она на Тобинмире, и ее лицо озарила радостная улыбка. — Спасибо тебе!

— На здоровье, — ответил Оррис. — Но не спеши радоваться, лучше посмотри на него повнимательнее. Я не смог вернуть ему прежний вид.

Взяв посох в руки, она поняла, что он имел в виду. По всей длине посоха, там где он был расколот, шла еле заметная темная линия, а в месте соединения камня с деревом остались маленькие трещинки.

Маг наблюдал за ней, пока она изучала его работу.

— Прости, пожалуйста, — сказал он. — Но я предупреждал.

Она оторвала взор от посоха, взяла его руки в свои и нежно пожала.

— Не надо извиняться. Получилось просто чудесно. — Она провела пальцем по темной полоске: — Это будет всегда напоминать мне о тебе.

Маг покраснел и отвел глаза.

— А о чем вы тут говорили? — спросил он как можно небрежнее.

— Я рассказывала Добу, что собираюсь стать Правительницей.

Оррис открыл рот: — Ты что, серьезно?

— А что такого? — с наигранным негодованием спросила она. — Хочешь сказать, из меня выйдет плохая Правительница?

— Нет! — поспешно возразил маг. — Я не это…

Она рассмеялась. Оррис тоже улыбнулся и сказал таким тоном, что она покраснела

— Ты будешь прекрасной Правительницей. Но ты уверена, что люди Брагор-Наля готовы к тому, чтобы ими правила гилдрин?

— Для них будет лучше, если готовы, — ответила она, усмехаясь.

 

33

Допустим, наш народ по зрелом размышлении откажется идти на любые переговоры относительно судеб наших стран с руководителями Лон-Сера. Допустим, наши враги не будут больше предпринимать нападений на Тобин-Сер, даже если не смогут разрешить те внутренние противоречия, что вынудили их к этому. Но мы должны признать, что данное происшествие оставило огромный след в жизни нашей страны, так что последствия его скажутся и в будущем. Я сейчас говорю не только о жестокости и унижениях, которые нам пришлось вынести, не о потрясении, испытанном нами, когда после стольких веков мира мы вновь вынуждены были отбивать атаки захватчиков, хотя раны от этого, несомненно, глубоки и потребуется много времени, чтобы залечить их. Я говорю о менее очевидных, однако более коварных последствиях. Наш народ своими глазами видел мощь и беспощадность изобретенных в Лон-Сере орудий. Люди видели необычное, страшное оружие, разрушившее их дома и унесшее жизни их близких. Они столкнулись с силами, подражающими природе и одновременно убивающими ее. Видя такую силу, зная о ее существовании, наш народ больше никогда не будет воспринимать мир по-прежнему. Даже если нам больше не придется испытать действие этой силы на себе, мы больше не будем прежними, раз однажды увидели ее сокрушительные возможности.

Из девятого раздела «Доклада Магистра Бадена

Несмотря на апломб, с которым Мелиор говорила с Оррисом и Добом о намерении стать Правителем, ее мучили сомнения. Правда, Оррис неправильно поставил вопрос. Гораздо важнее было, что думают о Правителе-гилдрине руководители ПСБ и оставшиеся в живых лорды, чем народ. А она прекрасно знала, что они думают.

Как она и сказала магу, хорошо, что они убили Седрика собственноручно. Как одноглазый стал естественным преемником Дарелла, убив его, так же и Мелиор, вполне очевидно, должна была занять его место. На руку было и то, что слава о ней выходила далеко за пределы Четвертого квартала, и даже за пределы первого доминиона. Любой лорд и изгой в Брагор-Нале слышал о Мелиор И Лакин. Ее хитрость и блестящее владение кинжалом и лучеметом были хорошо известны, к тому же она успешно управляла одним из самых прибыльных кварталов Седрика. Конечно, сейчас уже должны были поползти слухи, что она в придачу еще и гилдрин, и Хранитель камня, но она надеялась, что будет принята в Совет прежде, чем они дойдут до Трестор- или Мерне-Пропера.

Как она и предсказывала, большинство людей Седрика остались при ней, и вместе с людьми Джибба они составили внушительную армию. Но ПСБ и другие лорды пока были под вопросом. По крайней мере она так думала

На следующий день после смерти Седрика Мелиор просматривала его бумаги и прикидывала, что можно сделать, чтобы привести в божеский вид ее временную резиденцию, когда неожиданно запищал переговорный экран на столе оверлорда

Мельком глянув на Джибба и Орриса, тоже находившихся в кабинете, она передернула плечами и включила прибор. Перед ней возникло лицо, многократно виденное ею на снимках, но с самим этим человеком она никогда не встречалась. По сравнению с тем, что она видела на снимках, он здорово постарел. Волосы приобрели стальной оттенок, щеки вытянулись и впали, придав ему пугающее сходство с мертвецом. Однако взгляд темных глаз, неподвластный возрасту, выдавал человека острейшего ума и абсолютно уверенного в себе. А в отлично сидящем голубом мундире ПСБ он выглядел весьма представительным, даже на экране. Мелиор невольно зажмурилась, тщетно пытаясь унять участившееся сердцебиение.

— Добрый день, оверлорд, — поздоровался человек с улыбкой, сделавшей его похожим на вурдалака.

— Добрый день, генерал Слевин, — спокойно ответила Мелиор. — Чем могу служить?

— Собственно, я связался с вами, чтобы задать тот же вопрос.

У Мелиор едва не отвисла челюсть, и она решила, что ослышалась.

— Гм, я… боюсь, я не вполне вас поняла.

— Вы хотите сказать, что не намерены подавать прошение о допуске в Совет? — спросил он, хотя по тону, каким был задан вопрос, было ясно, он знает, что это не так.

— Я рассчитывала отправить его завтра, — откровенно ответила она, поскольку отрицать этот факт не было никакого смысла.

— И я на это рассчитывал, — заметил он, снова ухмыльнувшись.

«Да уж конечно», — подумала она. Сколько лет он стоит во главе ПСБ? Интересно, случалось ли вообще, чтобы он был удивлен чем-то происходящим в Нале, но потом взглянула на чародея и поняла, что такое случилось не так давно. Параллельно мелькнула мысль, нет ли в ее кабинете системы наблюдения, одновременно и позабавив ее, и приведя в замешательство.

— Я лишь хотел уведомить вас, оверлорд, — продолжал Слевин, — что силы безопасности поступают в ваше распоряжение, как только прошение будет принято.

— Спасибо, Слевин. Я рада это слышать.

— Но пока этого не произошло, — добавил генерал, — если вам что-то потребуется — все, что угодно, — я буду счастлив оказать вам помощь. Само собой, в частном порядке.

Сюрпризам нет конца.

— Конечно, Слевин. Еще раз спасибо.

Кивнув, он исчез с экрана. Она отключила устройство и посмотрела на Джибба с растерянной улыбкой.

— Что это с ним? — спросила она.

Здоровяк лишь пожал плечами:

— Ты сейчас самый могущественный человек в Нале. Чему удивляться? С этого момента люди будут соответственно к тебе относиться.

— Изгои и лорды — понятно, — отмахнулась она. — Но ПСБ? Это же сам Слевин!

— А ты — Мелиор И Лакин, — парировал он. — К тому же ты Хранитель.

— А это здесь при чем? — прищурилась она.

— Люди боятся тебя, Мелиор. Они не понимают, чем грозит то, что ты гилдрин. Они только знают, что ты убила Седрика. — Он подбородком указал на Орриса: — К тому же тебе помогал чародей. Люди вроде Слевина, Брена и Энрека не понимают, что это значит. Зато они изо всех сил будут стараться не злить тебя. Поверь мне, Слевин окажется не последним из тех, кто предложит тебе свою поддержку. Собственно, я даже не удивлюсь, если никто не возразит против твоих притязаний на Золотой Дворец. — Он помолчал. — Но поверь мне еще в одном: каждый, кто обещает тебе помощь, будет выискивать любую возможность убить тебя. Включая Слевина.

Мелиор задумчиво посмотрела на него. Он прав. Она всегда рассматривала свою принадлежность как помеху, и во многих случаях так оно и оказывалось. Из-за этого она всегда ходила словно под прицелом. Но в скором будущем это могло оказаться и значительным преимуществом.

Она слегка улыбнулась Джиббу.

— Полагаю, из этого следует, что мне понадобятся верные оверлорды, — многозначительно произнесла она.

— Да, это точно. Но я не хочу быть одним из них.

Мелиор просто ушам своим не поверила.

— Я много думал об этом, — с достоинством продолжал Джибб. — И решил, что, став оверлордом, не смогу заниматься своею прямой работой.

— Какой работой?

— Охранять тебя.

Она начала было смеяться, но увидела, что он говорил серьезно.

— И что же ты предлагаешь?

— Слевин позвонил сегодня, потому что беспокоится за свое место. Это понятно. Новые Правители обычно ставят во главе ПСБ своих людей. Этого я и хочу.

Если бы Мелиор хорошенько поразмыслила, то ожидала бы такого предложения со стороны бывшего телохранителя.

— Я назначу тебя на любую должность, какой только ты сам пожелаешь, и тебе это прекрасно известно. Но неужели тебе и вправду нравится ПСБ?

Он рассмеялся.

— Для меня это будет наилучшим назначением. Безопасность — мое призвание. К тому же оттуда я смогу наблюдать за тобой.

Последнюю фразу он сказал таким тоном, что она на секунду задумалась. Но только на секунду. Будь на его месте кто-то другой, она бы еще сомневалась, истинны ли причины, по которым он хочет стать во главе ПСБ. Но только не Джибб.

— Если ты этого действительно хочешь, — произнесла она, — место твое.

— Спасибо. — Джибб посмотрел на чародея с ястребом, обозревавшего вид за окном и не обращавшего ни малейшего внимания на их беседу. — Пожалуй, я пойду,— сказал он несколько неохотно, словно вдруг перестал доверять Оррису. — Премель пытается вдолбить мои представления об охране людям Седрика, но они что-то не слишком хорошо схватывают.

— Ну что же, иди, — подбодрила она. — Не переживай за нас.

Он кивнул, снова бросил взгляд на Орриса и, не сказав больше ни слова, вышел из квартиры Седрика.

Мелиор подошла к чародею и встала рядом с ним, глядя на простиравшийся внизу Наль.

— На что смотришь? — спросила она на Тобинмире.

— Ни на что, — не двигаясь, ответил он. — Здесь все одинаковое. Как будто вглядываешься в туман: пытаешься найти нечто, за что можно зацепиться взглядом, но не можешь.

Она почувствовала, как к горлу подкатил ком, так ей не хотелось задавать следующий вопрос, но он был неизбежен.

— Когда собираешься уходить?

Он повернулся к ней, на мгновение задержав взор темных глаз на ее лице, а потом снова отвернулся к окну.

— Думаю, завтра. Ну, может, послезавтра. Путь неблизкий, а мне еще нужно столько рассказать своему народу.

Она неловко кашлянула:

— Когда Совет примет мое прошение, я собираюсь покинуть Наль на короткое время. Хочу разыскать поселение Гвилима и рассказать его жене о том, что с ним случилось. — Она искоса посмотрела на него и облизнула вдруг пересохшие губы. — Я надеялась, что ты поедешь со мной.

Оррис тяжело вздохнул.

— Я бы хотел, — сказал он. — Но мне не терпится добраться до дома

Мелиор молча кивнула.

— Какая-то часть меня хочет остаться здесь, Мелиор, — сказал он. — Надеюсь, ты это знаешь. — Он как-то беспомощно дернул рукой, что было странно для такого могучего мужчины. — Но… это… место. Оно слишком отличается от того, к чему я привык. — Он вытянул руку и погладил перышки на спинке ястреба. — Да и Анизир здесь долго не выдержит.

— Точно, — согласилась Мелиор. — Иначе тут скоро не останется голубей.

Оба невесело засмеялись.

— Но хотя бы позволь мне доставить тебя до перешейка в аэромобиле, — попросила она.

Он колебался. Она знала, что ему и в обычных-то мобилях неуютно.

— Прошу тебя, — настаивала она. — Мне хочется сделать хотя бы такую малость для тебя, а ты быстрей доберешься. К тому же возможность пользоваться аэромобилями — одна из привилегий Правителя, и я хочу ее испытать.

— Согласен, — улыбнулся он.

— Я хотела бы обсудить с тобой еще кое-что, — продолжила Мелиор, отходя от окна и пытаясь взглянуть на чародея как на делового партнера. — Когда мы были у Шивонн, ты говорил с ней о возможностях торговли между твоей страной и Уэрелла-Налем.

— Я сказал ей, что это возможно, — поспешно поправил ее Оррис. — И попытался внушить, что для этого потребуется не один год. Мой народ будет против. Пройдет много времени, прежде чем он хотя бы задумается над этим. В любом случае я ничего ей не обещал.

— Понимаю, — улыбаясь, произнесла Мелиор. — Я только хотела спросить, существует ли такая возможность и для Брагор-Наля.

— Не знаю, Мелиор. После того что Седрик натворил в моей стране, я ничего не могу обещать.

— Ты можешь пообещать хотя бы попытаться.

Оррис помолчал, глядя на нее.

— Обещаю, — сказал он. — Я попытаюсь.

— Спасибо, — пробормотала Мелиор.

Они довольно долго молча стояли рядом, потом Оррис снова отвернулся к окну, а Мелиор вернулась к бумагам Седрика.

Как и предсказывал Джибб, в этот день много людей связалось с Мелиор, включая шестерых лордов и многих наиболее заметных из брагорских изгоев. Все они предлагали ей помощь и поддержку, и, выслушивая каждого, Мелиор понимала, что за их словами скрывается нечто совсем иное. Угроза покушения всегда была неотъемлемой частью ее жизни. Лорд, который вовремя этого не понял, был дураком или трупом. Но Мелиор начала понимать, что, став Правителем, она должна будет относиться к вероятности покушения гораздо серьезнее. И очень приятно было осознавать, что Джибб стал теперь начальником Службы Безопасности.

В то же время она снова почувствовала привычную несвободу, которую накладывали на нее требования Джибба. Он упорно не поддавался ее уговорам по поводу путешествия в поселок Гвилима, говоря, что, путешествуя пешком по незнакомой местности, она окажется беззащитной перед любыми нападениями.

— Ты даже не знаешь, где искать эти поселки!

— Нет, но я знаю кое-кого из Сети, кто мне поможет, — ответила она. Он хотел что-то возразить, но она его осадила: — Я это сделаю, Джибб! — Она подняла посох и показала на сиявший на его вершине алый кристалл. — Я должна!

— Тогда, по крайней мере, разреши мне пойти с тобой! — не отступал он. — Мы возьмем пять-шесть лучших отрядов…

— Нет, — перебила она. — Ты мне нужен здесь. Я больше никому не могу доверить Наль на время своего отсутствия.

— Ладно, — не унимался Джибб. — Тогда отряды поведет Премель или кто-то другой!

Мелиор бессильно покачала головой:

— Я не хочу брать с собой в горы солдат. Неужели ты не понимаешь, что так мы только привлечем к себе лишнее внимание? Разве не безопаснее будет идти одной? Никто даже не заметит.

Джибб тут же открыл рот, чтобы возразить, но потом задумался. — Это интересно, — через минуту согласился он. — Пожалуй, будет разумнее взять только нескольких охранников.

— А совсем без охранников будет еще лучше, — гнула свое Мелиор.

— Это даже не обсуждается.

— Не обсуждается? — переспросила она. — Ты, похоже, забыл, что разговариваешь с будущим Правителем! Я тебя наняла! — И едва слова сорвались с ее губ, Мелиор пожалела о них. Она никогда не позволяла себе говорить ему ничего подобного.

— Я знаю, — тихо произнес он, очевидно больно задетый. — Но или ты даешь мне выполнять свои обязанности главы твоей Службы Безопасности, или ищешь на это место кого другого.

Это положило конец спору. Мелиор согласилась, что ее будут сопровождать трое лучших парней Джибба и что она отправит Шивонн послание с просьбой разрешить им четверым пролететь над Уэрелла-Налем до границы Даалмарских гор в аэромобиле. Но даже когда Мелиор извинилась за свои необдуманные слова и Джибб заверил ее, что он нисколько не обижен, она почувствовала, что их дружба дала трещину.

Она не переставала думать об этом на следующий день, когда они с Оррисом летели на юг к перешейку Лон-Тобин. Мелиор пыталась убедить себя, что все будет по-прежнему, когда она вернется в Наль с родины Гвилима, но никак не могла избавиться от гадкого чувства, что их отношения изменились навсегда.

— Что-то ты притихла, — заметил Оррис под ровный гул лопастей с каждой стороны корпуса мобиля, пока они летели над домами и квадами.

Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться, но не смогла. Впервые в жизни она настроила против себя лучшего друга, а теперь еще и Оррис покидает ее. Она даже не знала, что хуже. Одним своим присутствием этот человек побудил ее принять свое происхождение. Он навсегда изменил ее жизнь и постепенно помог осуществить самое ее главное устремление. Ведь благодаря ему она скоро будет Правителем Брагор-Наля. Но все это ничего не значило в сравнении с тем, что он уходит. Прежде она никогда не была влюблена, поэтому сравнивать было не с чем, но слово «влюбленность» казалось ей наиболее соответствующим ее теперешнему состоянию.

— Мы с Джиббом вчера поссорились,— пояснила она, надеясь убедить его, что ее тревожит только это. — Я наговорила ему липшего и теперь жалею.

— А из-за чего была ссора?

— Он не разрешал мне идти одной в горы.

— Джибб — умница, — отворачиваясь к окну, сказал Оррис.

— Надо было держать язык за зубами, — тяжело вздохнув, заключила Мелиор, сердясь на саму себя.

— У тебя нет опыта путешествия в горах, — продолжал чародей. — Никому не следует предпринимать такой переход в одиночку.

— Но ты путешествуешь один! — Мелиор бросила на него недовольный взгляд.

Он улыбнулся и ласково почесал шейку ястреба.

— Маг никогда не бывает один.

Несколько недель назад Мелиор бы просто не поняла его фразы, но теперь она многое узнала. Как странно, если бы ей привелось быть главой Операции, она стала бы убивать, чтобы добыть те сведения о Тобин-Сере и магии, которыми сейчас обладала. Но, получив их на самом деле, она похоронила Операцию и прикончила ее вдохновителя. А все из-за Орриса. Она посмотрела на свой посох и вздохнула.

— Джибб лишь хочет обеспечить твою безопасность, — проговорил Оррис. — А это непросто.

Несмотря на свои мрачные раздумья, она рассмеялась.

— Да нет. Это преувеличение. Он чересчур серьезно относится к своей работе.

— Работа здесь ни при чем.

— То есть? А что же еще?

— Неужели ты сама этого не видишь? — спросил он с загадочной улыбкой.

— Чего не вижу?

— Джибб любит тебя.

Она смотрела на него открыв рот. Пару недель тому назад она просто рассмеялась бы, но теперь, учитывая странное поведение телохранителя в последнее время, решила, что, возможно, чародей прав.

— Что же мне делать? — спросила она.

— Следовать голосу сердца.

Она отвернулась.

— Если бы я следовала голосу сердца, то оказалась бы в Тобин-Сере, — сказала она и тут же спохватилась. Слова сорвались с ее губ непреднамеренно. «Вот дура!» — обругала она себя. Уже второй раз меньше чем за сутки она брякнула что-то, не подумав. Хорошо хоть, на этот раз она никого не обидела своей глупостью.

— Я не могу здесь жить, Мелиор, — тихо сказал Оррис. — Так же как и ты не сможешь жить в моей стране.

Она опустила голову, все еще не решаясь посмотреть на него.

Мобиль приближался к Сторожевой трясине. Теперь скоро. Мелиор начала дрожать.

— Ты вернешься когда-нибудь? — с надеждой спросила она, поворачиваясь на сиденье, чтобы взглянуть ему в лицо.

— Не знаю. Мне здесь… тяжело,— показал он на Наль за окном и повторил: — Я не могу здесь жить.

— Все изменится, — уверенно отозвалась она. — Я все изменю.

Их глаза встретились, и Оррис произнес:

— Я тебе верю.

Она чуть не спросила, значит ли это, что он вернется, но сама себя одернула. Лучше не знать ответа.

Пилот посадил машину у южной границы трясины, в нескольких сотнях ярдов от Южного строевого леса Мелиор и Оррис выбрались из аэромобиля, и на них тут же налетели комары и москиты. «Хорошо, хоть я недолго здесь пробуду», — подумала Мелиор.

— Всего хорошего, Мелиор, — сказал Оррис, беря ее за руку. — Я никогда тебя не забуду. — Он замялся, а потом грустно улыбнулся: — И пусть это ни к чему не приведет, но знай, что Джибб не единственный, кто любит тебя.

Удивительно, как одна-единственная фраза могла так глубоко ранить ее и в то же время заставить счастливо улыбнуться. Слова были не нужны. Она сделала шаг вперед, тихо поцеловала его в губы и хотела отойти.

Ей хотелось вернуться в защищенную кабину, но Оррис не отпустил ее руку. Она неохотно повернулась к нему, и его лицо приняло торжественное выражение.

— Передай, пожалуйста, семье Гвилима, что я скорблю по нему и что я очень горжусь тем, что могу назвать Хранителя своим другом.

— Передам.

Он выпустил ее руку, повернулся и пошел прочь, неся ястреба на плече, вещмешок, набитый едой, которой она снабдила его на дорогу, и посох без камня. Мелиор провожала его взглядом, пока он не вошел в лес. Потом она снова влезла в кабину и приказала пилоту доставить ее в резиденцию.

Мелиор со своими сопровождающими добралась до первого поседения гилдринов спустя четыре недели. Люди рассматривали ее и бойцов Джибба с испугом и любопытством, но подлинность посоха и камня ни у кого не вызывала сомнения. Однако никто не хотел ей показывать дорогу к поселению Гвилима Глава поселка, высокий седоволосый человек по имени Освин, державший посох с бледно-голубым кристаллом, засыпал ее вопросами о Гвилиме и о том, что с ним случилось. Она честно отвечала, надеясь победить его подозрительность, но Хранитель и те из поселян, что слышали их разговор, похоже, не торопились верить ей. Столетия преследований сказывались даже здесь, в горах Даалмара.

— Так ты пришла, чтобы вернуть камень в его деревню? — помолчав, спросил Освин.

— Нет, — ответила Мелиор. — Я оставлю его у себя. Когда Гвилим передал его мне, камень изменил цвет. Полагаю, это означает, что теперь он мой.

Седой Хранитель согласно кивнул.

— Тогда зачем ты пришла?

— Я хочу повидаться с семьей Гвилима. Хочу рассказать, что произошло, и попросить у них прощения за то, что не могла спасти Хранителя.

— Я сам могу это им передать.

Мелиор была так утомлена путешествием и расстроена неподатливостью Освина, что отвернулась, испустив громкий вздох. Через минуту она хотела возобновить спор, но тут заметила в толпе мужчину огромного роста. Он как-то не вязался с этим местом, и Мелиор некоторое время разглядывала его.

Освин проследил за направлением ее взгляда и махнул великану рукой.

— Подойди, Кам. Может, ты нам поможешь. Кам когда-то жил в твоем Нале, — пояснил он Мелиор, когда толпа расступилась, пропуская его. Мужчина встал перед ними, и Мелиор заметила, что его правая рука искалечена.

— Ты знаешь эту женщину, Кам? — спросил Хранитель.

— Не уверен, — ответил верзила, отбросив назад длинные светлые волосы и внимательно глядя на Мелиор.

— Но ты, наверное, слышал мое имя, — сказала она.— Я — Мелиор И Лакин.

Кам широко раскрыл глаза.

— Так ты ее знаешь? — повторил Освин.

— Да, — ответил великан приглушенным голосом. — Она лорд из Брагор-Наля.

— Вообще-то, я теперь Правительница.

— Правительница? — еле слышно повторил Кам. Он нерешительно взглянул на Освина: — Не знаю, что и сказать, Хранитель. Я слышал, что она один из самых опасных лордов Наля. Но если она говорит правду и она теперь Правительница-гилдрин, тогда Наль слишком изменился с тех пор, когда я там жил. Ничем не могу вам помочь.

— Твой друг во многом прав, — подтвердила Мелиор. — Я всегда была хорошим бойцом, и на мне висит не одно убийство. Но я сильно изменилась с тех пор, как получила этот камень, и я собираюсь изменить также и Наль.

Освин долго не отрываясь смотрел на нее, словно взвешивая ее слова. Потом он принял решение.

— Я скажу тебе, как добраться до поселка Гвилима при одном условии.

— Говори.

— Ты оставишь твоих сопровождающих и оружие здесь. А Кам тебя проведет.

— Нет, Правительница, не соглашайтесь! — взмолился один из бойцов Джибба.

Но Мелиор пропустила его мольбу мимо ушей.

— Принимается. Спасибо, Хранитель.

Поселок Гвилима оказался всего в дне пути. Мелиор и Кам вошли в маленькую долину перед самым закатом и тут же были окружены толпой любопытных жителей. Но вот кто-то увидел ее посох, и тут же воцарилась глубокая тишина.

От толпы сразу отделилась невысокая полная женщина и стала напротив Мелиор. У нее были глубокие карие глаза и мягкие черты лица. Темные волосы уже подернулись сединой, а простая одежда ничем не отличалась от одежды других поселян. Но Мелиор сразу поняла, что она и есть жена Гвилима.

— Мой муж умер, — тихо произнесла она.

— Да.

— А камень теперь твой.

Раздались протестующие выкрики, но женщина остановила их одним взглядом.

— Так он мне сам сказал перед смертью.

Женщина склонила голову, и по ее щеке покатилась слеза.

— Да будет так, — произнесла она и, обняв Мелиор за плечи, повела ее к матерчатому жилищу, расположенному выше остальных. — Меня зовут Герта, — сказала она. — Мне было видение о тебе.

 

34

Все члены Лиги в момент посвящения должны принести клятву верности постановлениям, перечисленным на этих страницах. Они также дают торжественное обещание следовать Законам Амарида, записанным им самим, за следующим исключением.

Из Второй Статьи «Устава и постановлений Лиги Амарида»,

Третий Закон Амарида гласит: «Маги никогда не должны использовать свою силу друг против друга. Споры между магами должен разрешать Орден». Мы изменили Третий Закон, и теперь он звучит следующим образом: «Маги Лиги никогда не должны использовать свою силу друг против друга. Споры между магами Лиги должны разрешать члены Лиги, не заинтересованные в их предмете».

принятой на 1-м ежегодном Конклаве Лиги Амарида.

Кроме того, мы вносим Пятую поправку в этот Закон Амарида, гласящую следующее: «Маги Лиги должны, насколько возможно, воздерживаться от использования своей силы против других магов. Но если маги Лиги посчитают, в соответствии с принесенной ими клятвой служения земле, что они должны воспрепятствовать действиям других магов, то они должны применить силу при полном самообладании и так, чтобы нанести наименьший ущерб народу Тобин-Сера.

Весна, 4626 год Богов.

Во время путешествия по перешейку погода была мягкой и не преподносила никаких сюрпризов, так что Оррис и Анизир продвигались довольно быстро. Обильные послеполуденные ливни обеспечивали их водой, и охлаждали воздух. Но все же Оррис предпочитал держаться изрезанной заливами береговой кромки, нежели пробиваться сквозь густые заросли в самый разгар лета.

Это удлиняло путь; несмотря на то что Оррису не терпелось вернуться домой, и маг, и его ястреб наслаждались дорогой. После гнетущей тени и вонючего воздуха Наля Оррис с удовольствием вдыхал запах моря Арика и чувствовал согревающие спину лучи солнца Анизир носилась в небе и охотилась с такой жадностью, какой он за ней никогда не замечал. Он по большей части готовил еду из уток и другой дичи, которую приносила Анизир из своих частых вылазок в джунгли или полетов над морем, и лишь иногда ел ту пресную пищу, что дала ему с собой Мелиор.

Ночью, сидя у маленького костра, разведенного из плавника, маг думал о Мелиор, спрашивая себя, удалось ли ей найти поселение Гвилима, и пытаясь представить, каково это быть Правителем целого Наля. Он ничуть не жалел, о том что покинул Лон-Сер, но понимал, что пройдет еще немало времени, прежде чем он сможет смотреть на другую женщину и не думать при этом о Мелиор.

К началу осени они добрались до восточного края перешейка, и с севера задул прохладный ветер. Волнуясь накануне скорого возвращения домой, маг повернул в леса Слез Дуклеи и заторопился. Ему не терпелось разыскать Джарида, Элайну и других друзей, а также разузнать новости об Ордене.

Два дня Оррис шел вдоль западного склона Берегового хребта, пока не набрел на деревушку. Она примостилась у небольшой речушки в самом начале Нижнего Рога. Чем ближе он подходил к маленьким деревянным домикам, тем ощутимее был слышен в прохладном воздухе запах стряпни. На поляне по ту сторону речки раскинулись общественные огороды. Вдалеке раздавались удары кузнечного молота. На площади посреди деревушки бродили несколько человек, но сперва никто из них не приметил мага. Оррис улыбнулся и прибавил шагу. Наконец-то он дома.

Пройдя мимо нескольких домов, он заметил нечто странное и остановился посреди дороги. Над дверью каждого дома, колышимые ветром, висели простые квадратные лоскуты голубой материи. В центре поселения Оррис увидел Храм Арика, над шпилем которого развевался такой же лоскут, только побольше.

У Орриса вдруг что-то екнуло внутри, и не первый раз после ухода из Брагор-Наля он пожалел, что у него нет церилла. Почувствовав его беспокойство, Анизир издала тихий жалобный крик. Оррис рассеянно почесал ее шейку.

Все хорошо, — задумчиво передал он ей, хотя отнюдь не был в этом уверен. Но не спеша двинулся дальше.

Однако не успел он пройти и нескольких шагов, как один из жителей заметил его и что-то закричал остальным, показывая на него пальцем. Мгновенно собралась толпа. Из храма вышла женщина в серебристой мантии, обменялась несколькими словами со стоявшими рядом с ней людьми, а потом пошла к Оррису во главе толпы.

— Что-то не нравится мне это, — пробормотал маг, снова остановившись. Анизир вскрикнула еще раз.

— Приветствую, Хранительница! — выкрикнул он, заставив себя улыбнуться, когда люди подошли ближе.— Я — маг Оррис, я был…

— Что тебе здесь нужно? — неприветливо перебила женщина, остановившись в нескольких шагах от Орриса. Она была невысокой, с темными стрижеными волосами и большими широко расставленными карими глазами. Вряд ли она была старше Джарида и Элайны.

— Я пришел издалека, — сказал Оррис, и улыбка сошла с его лица. — И надеялся раздобыть у вас немного еды и эля. Само собой, в обмен на мою помощь.

— Это деревня Лиги, — резко ответила женщина. — Ты разве не видишь голубые флаги?

Оррис окинул взглядом дома и кивнул:

— Да, я их вижу. Но я не понимаю, что они значат. Может, вы не откажетесь объяснить мне…

— Это деревня Лиги, — уже сердито повторила женщина, но в глазах ее появился страх. — Ты должен сейчас же уйти!

Маг прикрыл глаза и тяжело вздохнул. Он никогда не отличался большим терпением.

— Меня очень долго не было в Тобин-Сере, — снова стал разъяснять он. — Я понятия не имею, что такое Лига, но, возможно, я могу оказать вам какую-то помощь.

— У тебя зеленая мантия, — произнесла женщина.

Оррис ошалело уставился на нее. Да что она, спятила? Может, они все повредились в уме? Говорят, такое иногда случается с целыми деревнями.

— Да, — осторожно ответил он. — У меня зеленая мантия.

— Значит, ты член Ордена.

— Ну конечно.

— А я тебе говорю, — с заметным нетерпением сказала она, — что это деревня Лиги.

— Да что за Лига, Арик ее побери?! — взорвался Оррис.

Она посмотрела на него так, будто это он сошел с ума. Похоже, они все сумасшедшие.

— Лига Амарида, — произнесла она так, будто это все расставляло по своим местам. — Ее основали Первый Магистр Эрланд и Первый Маг Кайлин.

Лига Амарида. Первый Магистр Эрланд. Ну, конечно, это все объясняло. Кроме Кайлин. Но потом Оррис подумал и понял, что и это вполне понятно. Ноги его вдруг стали ватными.

— Так, значит, теперь есть деревни Лиги и деревни Ордена? — спросил он ничего не выражавшим голосом.

— Да, — отозвалась женщина. — А ты ничего об этом не знал?

«Именно это я и пытался вдолбить тебе!» — чуть было не выкрикнул Оррис, но силы вдруг оставили его. Он даже побоялся, что не сможет идти. Мучительно захотелось опуститься прямо на пыльную дорогу, но еще больше хотелось уйти отсюда. Надо только еще кое-что разузнать.

— Когда это случилось? — медленно спросил Оррис. Ему вдруг показалось, что его сейчас вырвет.

— В конце весны, — ответила Хранительница. Она внимательно посмотрела на него. — Лига открыта для всех магов. Уверена, что Первый Магистр Эрланд примет тебя.

В конце весны. Оррис хорошо помнил, как связывался с Баденом. Это тоже было весной. «Эрланд узнал, что ты сделал, — сказал тогда Магистр. — Он убежден, что ты участник заговора, и намерен обвинить тебя в государственной измене». Неужели все из-за этого? Оррис понимал, что Джарид с Элайной никогда не позволили бы Эрланду и его приспешникам обвинить его в измене. Но тогда старый Магистр мог и их обвинить в предательстве. Оррис тряхнул головой. Неужели все это из-за него? Неужели из-за него распался Орден?

— А что Кайлин? — спросил он. — Давно она в Лиге?

— Да почти с самого начала. А ты ее знаешь?

— Не очень хорошо. — Он не видел Кайлин с тех самых пор, как она покинула Великий Зал и стала жить с Хранителями Храма. Но он хорошо помнил ее лицо, и помнил ту ночь, когда узнал о нападении на ее деревню. Он тогда был в лесу Терона с Джессамин, Передуром и другими. И во всем винил Бадена.

— Спасибо, — сказал он женщине и повернулся. — Я ухожу из вашей деревни.

— Подожди! — окликнула его Хранительница.

Оррис оглянулся.

— Ты вступишь в Лигу?

— Боюсь, что меня не примут, — попытался улыбнуться он, но не смог.

Он поспешно покинул деревню и пошел дальше на север, все также нетерпеливо желая разыскать Джарида и Элайну, но теперь уже не только потому, что соскучился.

Несколько дней спустя он увидел бухту Южного Шелтера и повернул внутрь материка к восточному берегу. Со времени разговора с Хранительницей он прошел несколько деревень, но везде были вывешены голубые флаги. Он даже не был уверен, остались ли еще деревни, приверженные Ордену.

Еще через полтора дня он пришел в ближайший к дому Джарида и Элайны поселок и с облегчением увидел, что здесь на домах развевались зеленые флаги. Он быстро миновал поселок и по узкой просеке в лесу добрался до дома своих друзей. Сердце радостно забилось от мысли, что он вот-вот увидит их.

Дом был в точности таким, каким он его помнил: маленький, но очень уютный, с красивым видом на Южный Шелтер и легким дымком, вившимся над трубой. Оррис некоторое время стоял за оградой садика, любуясь домом. Наконец-то, — послал он Анизир свою мысль. — Наконец мы вернулись.

Несколько минут спустя из дома вышла Элайна с ведром помоев. Длинные темные волосы были связаны в хвост, на тонких руках от усилия напряглись мышцы. Великолепный серый ястреб сидел на ее плече, и именно птица первой увидела Орриса.

Элайна заметила его секундой позже. Она поспешно опустила ведро на землю, кликнула Джарида и так быстро побежала обнять его, что ястребы обоих вспорхнули, чтобы не столкнуться друг с другом.

— О боги! — прошептала девушка, обхватив его руками. — О боги!

У Орриса ком подступил к горлу. Он только молча обнял ее.

— Элайна? — отозвался из дома Джарид. — Что случилось?…

Оррис посмотрел через плечо Элайны и увидел, как юноша застыл в дверях. Волосы у него стали длиннее, а лицо казалось более твердым и зрелым.

— Я знал, что ты вернешься, — едва слышно произнес молодой маг. И бросился к ним, заключив в объятия обоих.

Так они и стояли втроем, боясь разнять руки.

— Что нужно сделать гостю, чтобы его накормили? — в конце концов спросил Оррис.

Все рассмеялись, и Элайна высвободилась и отошла Щеки у нее были мокры от слез.

— Мы уже обедали,— сказала она — Но в доме всего вдоволь. Даже для твоих аппетитов.

Они провели его внутрь и усадили за стол. Пока Элайна выставляла перед ним миски и тарелки, они засыпали его вопросами о путешествии. Оррис рассказал все, что мог, кратко описав свои похождения в Брагор-Нале и уверив их, что со смертью Седрика опасности для Тобин-Сера больше нет. Потом он поднял руку, предупреждая новый поток вопросов.

— Дайте же мне поесть! — жалобно попросил он, и оба мага заулыбались. — Остальное расскажу после того, как закончу! — Он отхлебнул вина. — А вы тем временем расскажите о Лиге.

Джарид с Элайной переглянулись. Их улыбки тут же испарились, и они начали рассказывать о том, что случилось весной на созванном Сонель Собрании. Говорили по очереди, и оба явно избегали главного. Поэтому Оррис сам спросил их:

— Это все из-за того, что я увел Барама?

Маги обменялись беспокойными взглядами.

— Да к этому давно шло, — нерешительно вступил Джарид.

— Знаю. Но это не ответ на мой вопрос.

— Думаю, Эрланд лишь ждал, чтобы случилось что-то подобное, — сказала Элайна — Ты только дал ему повод.

Оррис задумался.

— И насколько все плохо? — спросил он.

— Трудно сказать, — пожал плечами Джарид. — Во многих местах люди еще не определились. Но сейчас деревень Лиги больше тех, что заняли сторону Ордена.

— Это даже я заметил, — вставил Оррис.

— Ты шел от Слез Дуклеи? — спросила Элайна.

— Да.

— Нельзя судить только по тому, что ты видел. Во многих областях большинство поселений по-прежнему стоят за Орден: на Северной Равнине, в северной части леса Тобина и в большей части Великой пустыни. Джарид прав: за Лигу, вероятно, стоит большинство поселков, но все не так однозначно, как тебе показалось.

— А что происходит с магами, которые принадлежат к Ордену, но служат в областях, где преимущество за Лигой?

— По-всякому, — ответил Джарид. — Те, кто не хочет покидать Орден, обычно находят новое место.

— А остальные? — поднял брови Оррис.

— Остальные вступают в Лигу.

Ему очень не хотелось задавать следующий вопрос, но это было необходимо.

— И сколько же нас осталось?

Джарид промолчал.

— Двадцать пять, — ответила Элайна. — Самое большее — тридцать.

— Двадцать пять — это даже меньше половины, — со вздохом заметил Оррис.

— Знаю, — кивнула Элайна.

Оррис встал и подошел к двери. Снаружи было уже темно. Над головой сияли звезды, и Леора вновь начала свой бесконечный танец.

— У меня сложилось такое чувство, что я погубил Орден, — сказал Оррис.

— Из того немногого, что ты успел рассказать, — возразил Джарид, — скорее следует, что ты спас Тобин-Сер.

Оррис обернулся. Как ему хотелось им верить; верить, что не он всему виной. Но он знал, что это не так. Может, в глубине души Джарид с Элайной тоже знали это, только скрывали от него.

— Верь ему, — сказала Элайна, словно прочитав его мысли. — Тебя не в чем упрекнуть.

Несмотря на тяжесть на душе, Оррис улыбнулся:

— Как мне вас не хватало.

— Мы тоже скучали по тебе, — с улыбкой ответила девушка.

Он тяжело вздохнул. Надо бы сменить тему.

— А как поживают Транн с Баденом?

— Хорошо, — ответила она. — С Транном мы должны скоро связаться.

— Вы до сих пор поддерживаете заставу?

— Если это можно так назвать, — со смешком сказал Джарид. — Без тебя и Бадена нас осталось только шестеро. Боюсь, от нас мало толку.

Элайна посмотрела на мужа:

— Но я так понимаю, что больше в этом и нет нужды?

— Видимо, — отозвался молодой маг.

— Погодите, — спохватился Оррис. — Так что, Баден больше не участвует в ментальной цепи? С ним все в порядке? — вдруг встревожившись, спросил он.

— Да, у него все хорошо. Но он теперь Первый из Мудрых при Сонель и большую часть времени проводит в Великом Зале.

— А что случилось с Тойнан? Когда я уходил, она была Первой из Мудрых.

— Она теперь в Лиге.

Хорошо, что с Баденом все благополучно, но причиненному им, Оррисом, вреду, похоже, не будет конца.

— Неужели вы не можете сообщить мне ничего хорошего? Происходит здесь хоть что-нибудь, в чем не замешаны Лига и Эрланд?

Молодые маги обменялись быстрыми взглядами.

— Есть хорошая новость, — с лучистой улыбкой сообщила Элайна; Оррис сразу понял, о чем она собирается сообщить, и его губы сами собой расползлись в улыбке. — У нас будет ребенок.

Он посмотрел на Джарида, который сиял, как дурачок.

— Это прекрасно, — только и смог сказать Оррис. Он хотел еще что-нибудь добавить; он видел, что они этого ждут, но больше ничего не мог придумать. В другое время он высказался бы в том духе, что их ребенок просто обречен стать магом или даже Премудрым, но сейчас это казалось неуместным. Ведь он был почти уверен, что к тому времени, когда их дитя проявит Волшебную Силу, Орден перестанет существовать. Он просто представить себе не мог Тобин-Сер без Ордена. Даже и не пытался никогда, до сегодняшнего дня. «Я все уничтожил», — подумал он с яростью и болью в сердце.

Они молча смотрели на него и ждали. Надо же что-то сказать.

— Это прекрасно, — наконец повторил он, надеясь, что они не уловят в его словах той безнадежности, которую он ощущал.

 

35

Доклад Орриса о его невероятном путешествии представляет собой настолько исключительное чтение, что я посчитал необходимым предоставить Хранителям Храма Арика и членам Лиги возможность прочитать его. Я взял на себя труд позаботиться о создании нескольких копий и настоящим препровождаю тебе одну из них в качестве жеста доброй воли со стороны Ордена.

Письмо Магистра Бадена, Первого ив Мудрых Ордена,

Как ты увидишь, несмотря на мрачные предсказания по поводу последствий неординарных, но не злонамеренных действий Орриса, впервые за последние десять лет мы можем не опасаться угрозы со стороны Лон-Сера. Человек, задумавший и обеспечивавший набеги на нашу страну, мертв. Новая Правительница Брагор-Наля поклялась в первую очередь заняться решением тех проблем, которые привели к нападениям на Тобин-Сер. Правительницы Уэрелла-Наля и Брагор-Наля ясно выразили заинтересованность в установлении мирных отношений с нашей родиной. И наконец, Барам погиб, и, хотя мне грустно это признать, данный факт положит конец болезненному разладу в истории нашей страны.

Первому Магистру Лиги Амарида Эрланду.

Коротко говоря, все спорные вопросы, вызвавшие расхождения между нами в последние годы, теперь решены. И я надеюсь, что по прочтении настоящего доклада вы согласитесь, что пришло время залечить возникший между нами болезненный разлад.

Весна, 4627 год Богов.

Песни зябликов и соек носились по комнате, как пух одуванчиков, призывая его выйти в сад. Весенние дожди кончились. Травы и деревья за стенами дома купались в теплом солнечном свете. Ему бы сейчас заниматься своими розами. Но Эрланд не мог оторвать глаз от доклада этого предателя и сопровождавшего его злорадного письма Бадена.

Они ничего не меняли, несмотря на то что Баден утверждает обратное, на его пустую мольбу о примирении и приписываемые Оррису успехи. Маг предал волю Ордена. Он помог врагу страны. Этот чужеземец заслуживал смерти, а Оррис его освободил и вернул на родину. Смерть Барама не искупала совершенного Оррисом преступления.

Но где-то в глубине души тоненький голосок нашептывал ему не переставая: «Это меняет дело.»

В Лиге сейчас состояло тридцать пять членов, а может, и больше; точно станет известно после следующего конклава. Он был уверен, что в Лиге по меньшей мере на десяток человек больше, чем в Ордене. И разрыв все увеличивается. Эрланд надеялся, что к середине лета Ордену придется отказаться от своего обязательства служить всей стране. Как могут двадцать магов — а если повезет, то и меньше — рассчитывать охватить такую необъятную землю? Это невозможно. Сонель и Бадену придется оставить западное побережье. Между Слезами Дуклеи и лесом Леоры меньше десяти деревень оставались преданы Ордену отчасти потому, что здесь люди были особенно беззащитны перед нападениями со стороны моря Арика. Но поскольку все больше магов покидало Орден, Сонель и Баден не захотят зря тратить свои слабые силы на области, которые могли так мало дать им взамен. Правда, Орден по-прежнему силен в Великой пустыне, частично в лесу Тобина и на Северной равнине, но когда западное побережье будет принадлежать Лиге, за ним последует и остальной Тобин-Сер. Может, в следующем году уже и самого Ордена не останется. Так ему хочется думать.

Эрланд покачал головой. Ему было трудно представить, как один-единственный маг в чужой и враждебной стране, каким описан Лон-Сер в нудном докладе Бадена, мог вызвать такие сокрушительные перемены. И почему Оррис так уверен, что эта Мелиор не возьмется за старое и не возобновит свою захватническую кампанию? Разве она представила какие-то гарантии? А Правительница Уэрелла-Наля — Шивонн, кажется, — если уж она с такой симпатией относится к нам, как говорит маг, почему не помешала предыдущим нападениям? Эрланд не верил ни единому слову. А даже если б и верил, он не хотел допустить, что в Лон-Сере не найдется других, кто продолжит гнусное дело Седрика. Эти люди живут в громадных городах, покрывающих собой всю страну. Они научились создавать оружие, способное разрушить целые деревни в считанные секунды. Подобным людям нельзя доверять. И любой, кто обладает здравым рассудком, должен это понимать.

А народ Тобин-Сера, несомненно, именно здравомыслящ. Он даже слышать не захочет обо всех этих Налях, Правителях и технических достижениях. Поэтому люди и поддерживают Лигу. Они понимают, что Тобин-Сер должен следовать основам, провозглашенным самим Амаридом, которые с такой доблестью отстаивали Фордел, Декла и Гленис. Сам Первый Маг и трое Премудрых страны посвятили свои жизни защите неприкосновенности Тобин-Сера. Но, кроме того, они неустанно заботились, чтобы никакие чуждые влияния не проникли в местные обычаи и культуру.

Нападения чужестранцев ясно показали, чем грозит уклонение от этих основ. И никакие приводимые Баденом доводы не заслонят неопровержимую истину. Безопаснее всего для Тобин-Сера будет не стремиться по ту сторону моря Арика, дабы заключить в объятия живущих там монстров, но охранять свои границы с усиленной бдительностью, чтобы вновь не стать жертвами звериной жестокости чужаков.

Народ Тобин-Сера обладает природной мудростью. Он все понимает, даже если Орден не хочет замечать очевидного. Он должен все понимать. Слишком многое поставлено на карту. Жители Тобин-Сера знают, что Лон-Сер населен грубыми тварями и управляется Правителями, поощряющими насилие и жестокость. Вот почему Лига одержит верх, просто обязана это сделать.

— Народ отворачивается от Ордена, — вслух произнес Эрланд, и мирно спавшая над холодным камином сова посмотрела на него круглыми глазами. — Может, он еще и продержится недолго, но в конце концов Лига останется единственным хранителем наследия Амарида.

Он посмотрел на свою птицу, словно предупреждая несогласие с ее стороны. Она тоже смотрела на него не мигая, а потом почистила перья и опустила веки.

Магистр признавал, что успех Орриса может перетянуть на сторону Ордена некоторых из новых членов. Для многих прекращение угрозы со стороны Лон-Сера — если, конечно, россказням Орриса можно верить — оправдывало предательство мага Да, пожалуй, те, кто никогда не был уверен в том, что правильно поступил, оставив Орден, могут вернуться.

Но на каждого мага, готового простить Оррису содеянное, найдется другой, который будет желать ему смерти. На каждую деревню, готовую снова выразить свою верность Ордену, найдется другая, где больше никогда не примут человека в зеленой мантии. Сама возможность Ордена выжить зависела от его способности победить страхи и сомнения народа Тобин-Сера. Лиге нужно лишь разжигать эти сомнения и ждать.

А в докладе Орриса как раз была одна стоящая зацепка. Крохотная деталь, скрытая за другими темами последнего раздела. Но она немедленно остановила взгляд Эрланда, как сорняк среди пионов его сада

Магистр снова раскрыл доклад и перечитал:

«Так же стоит упомянуть, — писал Оррис, — что я обсуждал с Правительницами Уэрелла-Наля и Брагор-Наля возможность налаживания торговых отношений между Тобин-Сером и Лон-Сером. Я не дал никаких заверений, скорее, дал понять, что вероятность подобных отношений — дело далекого будущего, если они вообще возможны. Но я верю, что когда-нибудь наша страна выиграет от торговли с нашим западным соседом точно так же, как от торговли с Аббориджем».

Эрланда не удивляло, что Оррис имел наглость обсуждать такие важные вопросы с Правительницами. Этот тип никогда не считался с тем, что дозволено и уместно. Но Магистра поразило, что он решил сообщить об этом в докладе. С его стороны это было либо проявлением невероятного высокомерия, либо потрясающей глупостью. Даже намек на торговые отношения с Лон-Сером после недавних набегов чужеземцев в любом разумном жителе страны вызовет в лучшем случае презрение. Одно дело мир, но торговля — совсем другое. Народ никогда не пойдет ни на что подобное. А если Баден, Оррис и другие будут настаивать, это лишь ускорит падение Ордена.

Я верю, что наша страна выиграет от торговли с западным соседом».

— Ну уж нет, — прошептал Эрланд.

Сова приоткрыла один глаз и снова задремала.

Магистр тряхнул головой, взял со стола садовый нож, лежавший рядом с докладом Орриса, и вышел в сад.

Он подумает об этом позже, после того, как навестит свои цветы и деревья. Должен быть способ обратить неосторожную фразу на пользу Лиге. Надо только подождать, пока ум прояснится. Ощутив тепло солнечных лучей на лице, Эрланд остановился и закрыл глаза. Он глубоко вдохнул теплый благоуханный воздух, пытаясь обрести душевный мир и покой. Вокруг все так же звенели птичьи трели, и он надеялся, что звонкие переливы заглушат надоедливый голосок совести в его голове.

 

Приложение