Отстав — полоска плотной бумаги или картона, наклеиваемая на корешок переплетной крышки для придания ему прочности и упругости.

— 1 —

8 июня 2016 года, среда.

'У вас никогда не возникало ощущения, что судьба затягивает вас в центрифугу событий, а жизнь вдруг превращается в бомбу с часовым механизмом, которая вот — вот рванёт? Это именно то, что чувствую сейчас я. Кусаю губы, тру лоб, пытаюсь оценить последствия своего поступка и наконец набираю номер, указанный в письме.

— Алло, — манерно тянет женщина.

— Добрый день, это Наташа?

— Да. А это кто?

— Меня зовут Катя. Вы просили меня позвонить.

— Как хорошо, Катенька, что вы мне набрали, — медовым голосом поёт в трубку женщина. — Итак, во сколько и где мы встречаемся?

— А встречи не будет, — преспокойно отвечаю я, успев к тому времени обрести душевные силы.

— Но… как же? — удивляется женщина.

— А так, — откидываюсь на спинку кресла. — У меня, к сожалению, нет времени, и к тому же я… — делаю паузу, — не люблю встречаться с посторонними мне людьми.

— Но я думала… — растерянно тянет Наташа.

'Знаю я, что ты думала: что я по первому свисту полечу слушать гадости о людях, общением с которыми я дорожу. Нет уж, милая.'

— Наташа, — задушевно начинаю я, — вот смотрите, как я это вижу. Во — первых, у вас откуда‑то есть мой имейл, но я с вами не знакома. Во — вторых, вы написали мне письмо, где намекали, что можете рассказать мне нечто нелицеприятное про некоего Германа. Но у меня много знакомых мужчин, которые носят это имя. А в — третьих, мы с вами разговариваем уже целую минуту, но вы так и не удосужились сказать мне что‑нибудь конкретное, зато с завидным упрямством тянете меня на встречу. Ну и как, по — вашему, всё это выглядит со стороны?

На другом конце линии молчание. Видимо, до моей собеседницы с лисьим голосом начинает доходить, что её авантюра не пройдёт и надо срочно менять тактику.

— Да, вы правы, Катя, — наконец, неохотно соглашается Наташа. — Я как‑то не подумала… Ну, а если так: я хочу поговорить с вами о хозяине портала 'Звёзды самиздата'?

'О! Это уже кое‑что.'

— Простите, вы девушка Германа? — Напрямик спрашиваю я. — Если так, то вам лучше решать ваши проблемы вместе с ним, потому что я не…

— Кто 'девушка Германа'? Я? — Наташа заходится в смехе и, видимо, обретает былую уверенность. — Нет, Катенька, к вашему сведению, я встречаюсь совсем с другим человеком. И этот человек очень хорошо знает вас. И вы, судя по всему, тоже неплохо знаете этого человека, раз он решил заплатить вам целых два миллиона за…

— Что? — Я распахиваю глаза.

— … два миллиона рублей за какой‑то дурацкий сценарий.

— Так. Я подумаю и перезвоню вам, — обрываю свою собеседницу я.

— Собираетесь сначала переговорить с Германом? — Прямо вижу злорадный блеск в глазах этой женщины. — А настоящий Герман Дьячков не в курсе, что вы вообще существуете на свете. Так что предлагаю всё‑таки встретиться. Просто, — женщина на секунду задумывается, — мне надо с вами кое‑что обсудить. И если я права, то попробовать с вами договориться.

Откровенно говоря, встречаться с этой странной особой мне совершенно не улыбается, но фамилия 'Дьячков' и таинственная история о том, как эта Наташа проведала про два миллиона, заставляют меня пойти на уступку.

— Ладно, — неохотно соглашаюсь я. — Предлагаю встретиться в 'Старбакс' на Ленинградском проспекте. Сегодня, в шесть вечера. Вас устроит? Знаете, где это?

— Знаю, — с непонятным мне раздражением отзывается женщина, — там мой молодой человек по утрам кофе любит пить. И, как я понимаю, делает он это вместе с вами.

'Час от часу не легче…'

— Наташа, — тяжело вздыхаю я, — я не знаю, что любит делать по утрам ваш молодой человек, но раз вы в курсе, где находится это кафе, то я буду там ровно в шесть.

— Круто, — ёрничает Наташа.

— Рада, что вам понравилось. Кстати, а как я вас узнаю?

И тут эта стерва медовым голосом поёт:

— Не беспокойтесь, Катенька, я вас сама найду — я видела вашу фотографию у своего молодого человека.

Пока я пытаюсь осмыслить и переварить эту новую для меня информацию, Наташа победоносно фыркает и вешает трубку.

Ровно в шесть, перебрав в голове все версии относительно того, чем закончится эта встреча, паркую 'ауди' в вечно забитом машинами Авиационном переулке. Вхожу в 'Старбакс'. Маленькое кафе переполнено юными девицами, которые с наигранной надменностью рассматривают серьёзных молодых людей с 'маковскими' планшетниками. Оглядываюсь, пытаясь вычислить в толпе свою недавнюю собеседницу, которой, по моему мнению, должно быть около тридцати лет.

— Катя, — слышу знакомый голос. Поворачиваюсь и замечаю девчонку лет восемнадцати. С изумлением понимаю, что я видела её в 'Меге' недели две тому назад.

— Катя, Наташа — это я. — Девушка одаряет меня снисходительной улыбкой.

Первое, что приходит мне в голову — это немедленно развернуться и уйти. Второе — прямо сейчас позвонить Герману и посоветовать ему выбирать себе не 'заек', а женщин постарше и, желательно, поумней.

— Катя, идите сюда, — настаивает девчонка. Она приподнимается со стула, очевидно, собираясь при моём отступлении рвануть за мной. Представив себе, как эта нелепая сцена будет выглядеть со стороны, смиряюсь со своей незавидной участью, подхожу к девушке и сажусь за стол. Наташа тут же начинает разыгрывать роль хозяйки заведения:

— Вы ничего не хотите? Латте тут, кстати, неплохой. А вот капучино я не рекомендую.

— Спасибо, я ничего не буду. — Откидываюсь на стуле.

Растерявшись от холодности моего тона, Наташа начинает хищно грызть губки. А я разглядываю её и отчего‑то думаю, что, когда она вырастет, то будет очень похожа на бывшую жену Димки. Как это ни странно, но Наташа действительно напоминает Аллу: те же серые глаза, та же томность во взоре, и тот же пунцово — алый рот хищницы — из той породы, что всегда с добычей в зубах. Наташа в свою очередь мажет по мне глазами, жадно ощупывает моё лицо и, кажется, даже пытается заглянуть под стол, чтобы разглядеть мои ноги. Кладу правую руку на стол, указательным пальцем левой постукиваю по циферблату наручных часов:

— Наташа, у нас мало времени.

Девчонка вспыхивает.

— А вы красивы, — ни с того, ни с сего злобно заявляет она. — Я‑то думала, что на снимке фотошоп, или это эффект умело наложенной косметики, но у вас даже блеска для губ нет… Впрочем, вы гораздо старше меня, — злорадно заключает Наташа и откидывается на стуле так, как это секундой ранее сделала я. — Вам, если не секрет, сколько лет?

— Секрет, — без улыбки отвечаю я. — Так о чём мы будем разговаривать?

Наташа нервно трёт загорелые ручки, после чего решительно ставит локти на стол и сводит кисти в замок:

— Германа Дьячкова на самом деле зовут Артём. А Артём — это мой парень, — упирая на местоимение 'мой', произносит 'зайка'.

— Поздравляю, — благосклонно киваю я. — Ещё какие новости?

— А вы, кажется, даже не удивлены? — Наташа изгибает бровь. Я тяжело вздыхаю.

— Милая девушка, — в своей излюбленной манере начинаю воспитание зарвавшейся молодёжи я. — Прежде, чем мы обсудим вашего молодого человека, разрешите сказать вам, что мне известна одна милая привычка современных и — увы! — избалованных вниманием девушек мужчин. И эта манера заключается в том, чтобы представляться 'зайкам' различными именами. Например, Герман мог сказать вам, что он — Артём. Вы понимаете, к чему я веду?

— Нет, — узит глаза Наташа. — И к чему же?

— А к тому, что так молодым людям проще отказаться от надоевшего им знакомства. И если вы имели в виду этот обман Дьячкова, то я его переживу, потому что это ко мне не относится.

— Скажите честно, вы спите с Артёмом?

'Нет, она всё‑таки ненормальная!'

— Нет, Наташенька, — качаю головой я. — Но я вспомнила, где я вас видела. Это было в 'Меге' пару недель назад. Некий юноша познакомился с вашей подругой, а вас отвёл к Герману. Ну, а потом, — я небрежно покачиваю ногой, — вы, очевидно, переспали с Дьячковым, а он бросил вас, и вы решили, что это из‑за меня. Так?

Хищно поджав губки (и что за привычка дурацкая?), Наташа медленно кивает.

— Наташа, вы поверите мне, если я скажу, что я не встречаюсь с Дьячковым, потому что у меня есть жених? — Наташа молчит. — Вы знаете, почему я вообще пришла сюда?

— Чтобы узнать про Артёма?

'Господи ты боже мой…'

— Нет, Наташа, — терпеливо, уже по новой начинаю объясняться с этой дурочкой я. — Меня заинтересовало, откуда у вас мой электронный адрес, и как вы узнали про два миллиона?

Наташа бестолково таращится на меня, и вдруг, к моему удивлению, начинает давиться хохотом.

— Нет, я точно дура, — смеётся она. — Так Артём, получается, не солгал: у вас с ним действительно ничего не было. И вы ему так, просто мечта… дурацкая фантазия… на пустом месте!

— Вы не ответили на мой вопрос. — Вот теперь я точно злюсь.

— Катя, — Наташа победоносно глядит на меня и придвигается ближе, — обманывали вас, а не меня. Потому что ваш Герман Дьячков — это и есть мой Артём. Артём Соболев. Теперь всё ясно?

Пауза. После чего у меня возникает стойкое ощущение, что выложенный коричневой плиткой пол в 'Старбакс' летит у меня из‑под ног вместе со стулом, на котором сижу я, потому что в моей голове всплывает фраза, сказанная мне папой: '…при создании сервисного центра Бергера поручителем перед партнёрами выступал некто Соболев Артём Александрович, москвич, 1989 года рождения'.

— Катя, очнитесь, — Наташа щёлкает пальцами перед моим носом. — Повторяю: Артём Соболев — это мой молодой человек. И это он настоящий хозяин 'Звёзд самиздата' — того портала, для которого вы написали сценарий.

— Книгу, — автоматически поправляю я.

— Что 'книгу'? — не понимает Наташа.

— Я написала книгу.

— Ой, да мне‑то какая разница? — Наташа небрежно машет рукой. — Важно другое: Артём меня не обманывал.

Вот тут я и беру себя в руки.

— Наташа, — стараясь говорить равнодушно, спрашиваю я, — а чем вы можете доказать, что мой Герман Дьячков — это ваш Артём Соболев?

— А зачем это вам? — прищуривается Наташа.

— Ну, видите ли, у меня с Дьячковым был один джентельменский договор. А с учётом того, что вы мне сейчас сказали, я понимаю, что наше с ним соглашение будет расторгнуто, и мой сценарий летит в трубу.

Наташа морщит лоб:

— Честно говоря, я не очень понимаю, о чём вы… Но если вы мне пообещаете, что вы не будете подлаживаться к Артёму, то я могу вам кое‑что рассказать.

''Подлаживаться' к Артёму? Что‑что, а вот этого точно не будет. К тому же, я даже не знаю, как он выглядит.'

И я говорю:

— Безусловно, я вам обещаю.

Наташа вглядывается в моё лицо:

— Странно, но я почему‑то вам верю… Есть в вас что‑то такое, искреннее… Ну ладно, была не была. — 'Зайка' поворачивается и тянет к себе модную сумку, висящую на спинке её стула. Ставит сумку на стол, копается в ней, после чего извлекает на свет золотистый iPhone.

— Артём подарил, — перехватив мой взгляд, поясняет Наташа и принимается увлечённо копаться в своём телефоне. — Вот, нашла… Ну, Катя, как по — вашему выглядит Герман Дьячков?

— Светлые волосы, светлые глаза, коренастый, выше среднего роста.

— Правильно, — одобрительно кивает Наташа. — Герман такой. А вот это — Артём. Мой мальчик. — Она умильно улыбается и придвигает ко мне мобильный.

Ощущение того, что мир, дав мне под дых, окончательно ушёл у меня из‑под ног, усиливается, потому что на фотографии — мальчишка, которого видела в 'Меге'.

— Это и есть Соболев? — сглотнув, спрашиваю я.

— Ага. Здесь я Артёма ещё в первый день нашего знакомства сфоткала, — хвастается Наташа. — А вторая фотография сделана в день нашего первого свидания. Он тогда мне ещё тюльпаны подарил. Ну и мы… — Наташа с таинственным видом замолкает.

'И вы переспали.'

Поднимаю на Наташу растерянный взгляд:

— Ясно. А ещё какие‑то доказательства того, что это Соболев, есть?

— Есть. Вот на какой номер вы звоните Артёму? — Наташа прищуривается.

Помедлив, называю цифры с кодом 'Мегафон'.

— А на самом деле, у Артёма 'МТС'. А номер, по которому звоните вы, куплен на имя Аллы… Аллы, Аллы… как её там? О, вспомнила… Аллы Бергер.

— Что? — смотрю на убивающую меня каждой фразой девчонку, а та вдруг начинает оправдываться:

— Кать, я не знаю, что это за Алла, но я была у Артёма дома, и видела, как он копался в письменном столе, откуда и вытащил и эту сим — карту, и телефон, и конверт с копией паспорта этой Аллы, и… А вы что, знаете её? — соображает Наташа. — Алла — она очень симпатичная? — Наташа ревниво прикусывает губы.

— Ничего не могу сказать, — слабым голосом отзываюсь я. — Просто я растерялась, услышав про… номер. — У меня дрожат руки, и я сцепляю их в замок: — Наташа, а если не секрет, кто дал вам мой электронный адрес и рассказал про деньги? Это ваш Соболев расстарался?

— Нет. Я вчера залезла в компьютер Артёма, — Наташа невозмутимо глядит на меня. — Просто пару дней назад у нас… — она хмурится, — в общем, у нас с ним вышла небольшая размолвка. Вот я и решила, что у Артёма есть отношения с кем‑то ещё. Искала данные этой Аллы, а в итоге нашла всю вашу с ним переписку. Вы не представляете, какой я закатила Артёму скандал, — смеётся Наташа. — А вообще‑то Артём очень хороший. Он — человечный. И у него тоже слабости есть.

— Правда? — слабо отзываюсь я, пытаясь увязать разбегающиеся от меня мысли о том, что сейчас всё встало на свои места: и таинственность Соболева, и грустная история моего Димки.

— Правда — правда. Представляете, Артёму уже двадцать семь, а водительских прав у него до сих пор нет, — доносится до меня жизнерадостный голос Наташи. — Но самое забавное в том, что… Короче, знаете самую популярную в Москве систему онлайн — заказа такси? — Киваю, продолжая размышлять о своём. — Так вот, её мой Артём придумал, когда в пятый раз на права не смог сдать, — умильно хихикает Наташа. — Это мне, кстати, Герман под большим секретом поведал. Он всегда к Артёму ревновал. Завидует, наверно.

Если бы не трагизм ситуации, я бы расхохоталась.

— Ну, что, повеселила я вас? — Наташа лукаво изгибает бровь. — Не жалеете, что пришли? По — моему, мы неплохо провели время.

— Это точно, — эхом отзываюсь я. — Но мне, к сожалению, уже пора. — Поднимаюсь со стула.

— Но только чур Артёму обо мне ни — ни, — предупреждает Наташа. — Вы обещали. Или же я от всего отопрусь, а вы…

— Мы с вами не соперницы, — помедлив, говорю я. — На мой взгляд, вы с Соболевым очень друг другу подходите.

Я хотела сказать это с сарказмом, но мой голос меня подвёл. Не разгадав в моей фразе второго дна, Наташа благосклонно кивает:

— Я тоже так думаю. Ну, до свиданья, Катя. Звоните, если что.

— Спасибо. И прощайте.

Оказавшись на улице, я сбрасываю маску невозмутимости, которую с переменным успехом носила последние полчаса. Сжимаюсь в комок. Мне больно. Мне очень плохо. Почему, спросите вы? Скажу. Есть такая средневековая немецкая легенда: искусный крысолов решил отомстить магистрату немецкого Гамельна за отказ выплатить ему вознаграждение и под звуки колдовской дудочки увёл из города всех детей, чтобы они безвозвратно сгинули. А моего персонального крысолова зовут Артём Соболев. И он — мальчишка, ставший моим наваждением. Человек, который играл со мной. Обманщик, заманивший меня в западню. Профессиональный лгун, которого я так и не разгадала.

Поймав жадные взгляды любопытных прохожих, понимаю, как я выгляжу со стороны: я — смешна и жалка. И я поднимаю вверх голову и марширую в сторону Авиационного переулка. 'Лжец… грязный лгун… лжец, — кричат слова в моей голове в такт каждому моему шагу, — а ты, DUO, даже не добыча — ты просто приманка, потому что Соболеву с самого начала был нужен сервисный центр Бергера, чтобы разобрать его по частям и пустить на дно и так уже тонущий Димкин бизнес'. Давя в себе ком из гнева, ярости и проклятых слёз (дурацкая женская слабость!), останавливаюсь рядом с 'ауди', сдёргиваю с плеча сумку, пытаюсь найти в ней ключи от машины. Слышу трель мобильного. Выхватываю из кармана юбки телефон. Не глядя на определитель, рявкаю: 'Да!', всем сердцем желая, чтобы позвонил тот, на ком я сейчас по праву могу сорваться.

— Катя, привет! — 'Господи, вот спасибо тебе за этот подарок!' — Ты звонила мне, но я был в метро. Что ты хотела? — интересуется мой крысолов Соболев.

— Ну здравствуй, Дьячков, — тоном, не предвещающим ничего хорошего, чеканю я.

— Э — э… Катя, прости, у тебя всё хорошо? — любезно интересуется этот 'Мюнхгаузен'.

— Да как тебе сказать? — злобно отзываюсь я. — На фоне того удовольствия, которое получал ты, когда водил меня за нос, я чувствую себя полной идиоткой.

— Ты это о чём? — недоумевает профессиональный враль.

— О чём? — И тут мой взгляд падает на ключи от 'ауди', зажатые в моей руке. — А ну‑ка скажи мне, если у тебя автоматическая коробка передач, то в каком положении должен быть рычаг, когда ты заводишь машину?

— Что? — сглатывает он.

— Отвечай! — Я уже ору в трубку.

— Э — э… Я на механической езжу, — отзывается этот 'темнила'.

— Правда? Клёво! — от злости у меня даже зубы начинает ломить. — Тогда тот же вопрос, но относительно механической коробки передач.

— На…э — э… на первой. То есть на нейтральной… Слушай, Кать, да какая разница?

— Что, не знаешь? — Я уже топаю ногами, разгоняя бешеным взглядом ошарашенных моим криком прохожих. — Ах да, и как я забыла: рождённый ездить на такси — водить машину не может. Да?

— Что? — фыркает он. — Слушай, Кать…

— Я знаю, что меня зовут Катя! — рычу я. — А тебя как зовут? Ты же не Герман. Ты же Артём Соболев.

Пауза. А я мигом теряю весь свой запал. Мне не хватает воздуха. Пытаюсь набрать его в лёгкие — и, к своему ужасу, всхлипываю. Глаза заволакивает влажная плёнка, из правого глаза падает слеза, а я, к своему ужасу, беспомощно хлюпаю носом.

— Кать, ты что, плачешь? — тихо спрашивает 'Дьячков'.

— Нет!

— Кать…

— Всё, хватит. — Собираюсь повесить трубку и слышу прямо‑таки командный тон:

— Катя, ты сейчас где?

'Срифмовать тебе?' А Соболев продолжает наседать на меня:

— Ты где? Я кого спрашиваю?

— На парковке, Авиационный переулок, напротив дома четырнадцать. Стою и раздумываю, где тут отделение милиции, — вредным голосом отзываюсь я.

— Подожди секунду.

— Что, струсил? — Я злобно тру правый глаз.

— Нет. Скажи, твой 'ауди' золотистого цвета?

— Что? — от удивления я даже всхлипывать перестала. — Подожди‑ка, — осеняет меня, — ты что, ещё и следил за мной?

— Стой, где стоишь, — приказывает этот гад.

— Знаешь, что? Да пошёл ты к чёрту! — Бросаю трубку. Дрожащим пальцем пытаюсь попасть в кнопку сигнализации, но, видимо, нажимаю сразу на два 'ключа', потому что 'ауди' издаёт мощный рёв.

— Чёрт… чёрт… вот чёрт, — задыхаюсь я и пытаюсь справиться с непослушной машиной. 'Ауди' орёт дурным голосом, на вопли машины собирается толпа, я краснею от злости, и…

— Дай мне. — Перед моим носом возникает смуглая мужская рука, которая ловко выдёргивает брелок из моих скрюченных пальцев. После чего мой нежданный спаситель, видимо, жмёт на нужный 'ключ', потому что 'ауди' затихает как трусливый пёс, признавший хозяина.

А я медленно оборачиваюсь. Первое, что я вижу — вздымающуюся после бега жёсткую грудную клетку, выглядывающую из‑под наспех надетой рубашки. Свет буквально пронизывает тонкую ткань, создавая эффект истончающейся одежды, за которой угадывается смуглое, поджарое, гибкое тело. Мои глаза невольно ощупывают обнажённую шею и поднимаются на уровень подбородка, полуоткрытого полного рта и изящного носа, украшенного аккуратной горбинкой. Мгновение — и мой растерянный взгляд утыкается в карие глаза, в которых плещется искорка здорового юмора.

— Ну, привет, — моё темноволосое наваждение забавно морщит нос. — А ловко ты меня сделала, с машиной… Кстати, если не секрет, как ты узнала про меня?

— Не секрет. Мой папа — зампрокурора, — зловредным голосом сообщаю я.

— Да ладно. — Соболев улыбается. Представляете? Он — улыбается!

— Не веришь? — злобно прищуриваюсь я. — А хочешь, сейчас спрошу у отца, сколько лет тебе за обман 'светит'?

— Кать, да перестань, — фыркает Соболев. — Я же ничего такого не сделал.

— На портале ты значишься как Дьячков, — напоминаю непримиримым тоном.

— Модератор не успел имя хозяина на сайте сменить, — невинно улыбается Соболев.

— Ты писал мне от имени Германа, — обвиняющим голосом режу я.

— Ага. А ты подписывалась, как DUO.

— Да ты же выдавал себя за другого человека! — Я чуть ногами не топаю.

— Это разрешено. Запрещено паспорт другого человека показывать… Кать, ну успокойся. На, держи, — он возвращает мне брелок и смотрит на меня так, точно трогает. Я невольно отступаю и отчего‑то вспоминаю, каким я увидела его в первый раз. Он был в костюме, а не в рубашке и джинсах, в которых он кажется таким естественным. И настоящим.

— А знаешь, Соболев, — ещё пытаюсь ехидничать я, — костюм тебе не идёт. А вот в этом наряде ты вполне в своём возрасте.

— Знаю, — он смущённо вздыхает и трёт лоб.

— Вот и я так и знала, — зачем‑то признаюсь я.

— В смысле? — Мальчишка моментально ловит меня в капкан своих глаз.

— Забудь. — Пытаюсь распахнуть дверцу 'ауди', чтобы уехать, но Соболев придерживает её:

— Кать, ну раз уж ты приехала, то давай где‑нибудь посидим. И по — настоящему познакомимся. — Он на секунду задумывается. — Хочешь, пойдём в 'Старбакс'?

'Очень смешно!'

— Нет уж, спасибо. Я уже упилась кофе.

— А хочешь, можем подняться ко мне?

И тут до меня доходит, каким образом этот мальчишка увидел мой 'ауди' на парковке…

— Ты что, тут живёшь?! — Соболев кивает и суёт руки в задние карманы брюк. — И ты приглашаешь к себе меня? Меня?!

— Ну да. А что тут такого? К тому же, в моей квартире тебе будет удобней орать на меня. Это ведь то, чего тебе сейчас больше всего хочется?

— Знаешь что, Соболев? — Набираю в грудь воздух, но обречённо машу рукой, распахиваю дверцу машины, зашвыриваю в салон сумку и готовлюсь последовать за ней. Мальчишка быстро перехватывает меня за локоть.

— Руки, — дёргаюсь я. Но Соболеву до лампочки. Более того, он умильно склоняет голову к плечу.

— Кать, я понимаю, что ты обиделась, — объясняет он мне, как маленькой девочке. — Но ты же всё поняла. Я…

- 'Поняла'? — Я воинственно стряхиваю его руку, которая жжёт меня даже через ткань моей блузки. Но Соболев не отступает. И я опираюсь спиной о тёплый бок 'ауди' и сую ладони в карманы юбки, почти в точности отзеркалив его позу.

— Ну что ж, Артём, давай побеседуем по душам, — с наигранным спокойствием соглашаюсь я. — Что я, по — твоему, должна была понять? Что ты создавал сервисный центр для — уже бывшей — жены моего Бергера? — К моему изумлению, Соболев кивает мне так, точно мы говорим о погоде. — Или я должна была понять, что ты сдуру вложил в дело свои 'кровные', которые впоследствии решил вытрясти из меня, узнав, что я собираюсь замуж за Димку? — В карих глазах мелькает недоумение. — Да, мне нужны два миллиона рублей, — отчаянно признаюсь я. — Мне очень нужна эта сумма, потому что тех, кто мне дорог, я просто так не бросаю… И если б ты был нормальным, взрослым мужчиной, а не мальчишкой, который никак не наиграется с 'зайками'… — Я намеренно делаю паузу. Соболев со свистом втягивает воздух в лёгкие, но продолжает упрямо смотреть мне в глаза, — если б ты не был мальчишкой, погрязшим в своих комплексах, то ты бы уже давно понял, что не все женщины такие, как Алла. — Соболев сжимает рот, но взгляда с меня не сводит. 'Нет, я тебя достану!', — уже с остервенением думаю я и повышаю голос: — Впрочем, я знаю, что представляла из себя Алла Бергер. Ты, кстати, ей под стать: спал с ней, хотя знал, что она замужем. Да? — В карих глазах Соболева — вспышка боли, но он не отступает. И я решаю его 'дожать'. — Знаешь, Артём, — раздумчиво произношу я, — я только одного понять не могу: а с чего ты так обиделся на Бергера? Ведь он был мужем Аллы, а не ты. Ты был любовником… А Димка стал третьим лишним.

Пальцы Соболева вдруг разжимаются. Но вместо того, чтобы уйти, он придвигается ко мне вплотную, и я в немом протесте вскидываю вверх руки.

— Не подходи, — я упираюсь ему в грудь.

— Что бы я тебе сейчас ни сказал, ты ведь мне не поверишь, да? — Он наклоняется и произносит слова еле слышно, но с таким отчаянием, силой и напором, что я почти глохну. — Впрочем, я знал, что именно так всё и будет. Только на минуту позволил себе усомниться, когда увидел тебя здесь, внизу. Я решил, что ты… Впрочем, это уже неважно. — Он раздражённо дёргает подбородком и отступает назад, выпуская меня из капкана своих рук. — Похоже, по — твоему правду надо доказывать… Хорошо, в таком случае завтра утром получишь свои два миллиона рублей.

— Что? — не верю своим ушам я.

— Ты меня слышала, — уже спокойней произносит Соболев. — Единственное, о чём я тебя попрошу: пожалуйста, прежде, чем отдавать деньги Бергеру, покажи ему договор, который я присылал тебе. И предложи ему подписать это соглашение. И если я ошибся в нём, то я готов за это заплатить. Но если я прав, то мы с тобой ещё встретимся.

Последнее сказано с уверенностью человека, знающего обо мне что‑то такое, чего не знаю даже я. Пока я, растерянно моргая, таращусь на него, Соболев приближает к моему уху свои губы.

— Прости за то, что я сейчас делаю, но ты не оставляешь мне выбора. Прости меня, хорошо? — Он мягко треплет меня по плечу. Ошарашенно открыв рот, взираю на него с изумлением. Артём же быстро, коротко кивает мне, разворачивается и уходит. Его удивительно прямая спина и развёрнутые плечи через мгновение скрываются в толпе людей и исчезают в периметре старого, уютного двора. А я ловлю себя на мысли о том, что я — как бы ни старалась! — уже не могу бросить ему вслед обидное и жалкое слово 'мальчишка'.

От раздумий меня отвлекает звонок. Смотрю на определитель: 'Димка'. Беру трубку:

— Привет.

— Ага, — раздражённо произносит он. — Ну, что у тебя случилось?

— Что за тон? — холодно осведомляюсь я.

— Прости, я замотался, — недовольно винится Бергер. — Я деньги ищу, но у меня ничего не получается. Ни — че — го.

— Завтра я привезу тебе сумму, — помолчав, отзываюсь я.

— Кать, что, правда? — Такое ощущение, что у Бергера лампочка внутри зажглась.

— Правда, Дим. Только… — и тут я всё‑таки решаюсь. — Только сначала нам нужно кое‑что обсудить. И, лучше всего, сделать это сегодня.

— Как скажешь, — радуется Димка. — Ты приедешь ко мне?

— Да. Через час буду.

Через час обретаю себя в сервисном центре Бергера.

— Проходите, Дмитрий Владленович вас ждёт, — улыбается секретарша.

'Ну, ещё бы', — невольно думаю я. Стучу в дверь, открываю — и опля! — Димка с распростёртыми объятиями спешит ко мне.

— Моя спасительница, — шутит он и пытается меня обнять.

— Дим, давай после, а? — Я отступаю в сторону.

— Ух, какая деловая, — наигранно смеётся он. — Сначала дела, да, Катя?

— Да, сначала дела, — отвечаю я, невольно сравнивая двух мужчин. Один — ещё совсем молодой, но знающий себе цену. Второй — взрослый, харизматичный, представительный, но внутри у него не стержень, а пружина. Вот только первый обманывал меня, а второй?

Поглядывая на Димку, прохожу в кабинет, украшенный сертификатами, создающими видимость, что бизнес держится на плаву. Сажусь за стол. Бергер обегает вокруг меня и плюхается в кресло.

— Ну, — потирая руки, начинает он, — что ты придумала?

— Дим, — рассматриваю оживлённое лицо Бергера, — я сейчас перешлю тебе одно соглашение. Его надо подписать для того, чтобы получить два миллиона.

— Прекрасно, — Димка снисходительно пожимает плечами и придвигается к монитору компьютера. Открываю мобильный, выуживаю договор и отправляю Димке на почту. Бергер утыкается в ноутбук, а я встаю и подхожу к окну. Опершись ладонями о подоконник, разглядываю пустую парковку, год назад ещё полную машин, нуждавшихся в услугах центра.

'Почему всё так? — думаю я. — В чём причина, что у одного всё получается, а второй бьётся как рыба об лёд, но не может сдвинуться с мёртвой точки? Неужели всё дело в судьбе? Или — это какая‑то особенная черта характера, которая заставляет одного следовать своей цели, создавать и идти наперекор трудностям и недоброжелателям, в то время как второй компенсирует собственную слабость тем, что со злобой набрасывается на успешных? Какой странный человеческий магнит: слабых тянет к сильным, только сильным они не нужны'.

— Прочитал, — отвлекает меня голос Димки.

Оборачиваюсь: Бергер нещадно грызёт колпачок ручки, а его пальцы комкают ткань брюк дорогого костюма. — Кать, — он цепко ловит мой взгляд, — кто составлял это соглашение?

— Юрист, — помедлив, отвечаю я.

— Да уж, не подкопаешься… И так всё лихо закручено. А почему вообще возник этот договор?

— Ну, мой кредитор не уверен, что я смогу вернуть ему заём в срок. Вот и хочет обезопаситься.

— Понятно… А ты, случаем, не хочешь получить долю в моём деле? — Димка неприязненно смотрит на меня.

— Нет, не хочу, — качаю головой, — мне твой бизнес не нужен. Но это — условие договора, под который мне дают нужные тебе два миллиона.

— Ясно… Ну что ж, делать нечего… В конце концов, сначала деньги… А потом, когда всё закончится, ты напишешь мне дарственную и вернёшь мне свою долю. И дело с концом. — Выдав это, Бергер снисходительно пожимает плечами.

— Дим, — откликаюсь я, — а ты не хочешь спросить, как я нашла эти два миллиона?

— У знакомых заняла, — небрежно бросает Димка, — ну, или попросила. В общем, потом сама всё расскажешь… Так, стоп. В договор надо паспортные данные внести. Ты захватила свой паспорт? Давай! — не глядя на меня, тянет ладонь Бергер.

— Я продала свою книгу на сценарий, — не двигаясь, признаюсь я. — Свою первую книгу.

— Вот как? Ну, значит, ты у меня талантище… Кать, ты дашь мне свой паспорт?

— Дим, а что, если я откажусь возвращать тебе твою долю? — не меняя позы, тихо спрашиваю я.

Пауза. Бергер бледнеет, точно я ударила его по лицу:

— Кать, что ты сказала?

— Ну, что если я откажусь возвращать тебе свою долю? Что тогда будет, Димка? — Я приваливаюсь бедром к подоконнику.

— Та — ак, — глубокомысленно тянет Бергер. — Тебе что же, лавры моей бывшей спокойно спать не дают? — Бергер откидывается на кресле и кладет ногу на ногу. — Алла тоже вечно уверяла меня в своей любви, а в итоге сопротивлялась до последнего, лишь бы оставить себе кусок в моём деле, — с ледяной улыбкой произносит он. — Впрочем, Алла и отдала‑то мне свою часть только потому, что я пригрозил ей судом, на котором выложу всё про её похождения. А ты что задумала? Удержать меня тем, чтобы войти в моё дело? Если так, то не беспокойся, Кать: я от тебя никуда не денусь, — Димка высокомерно хмыкает.

— Дим, — прерываю его веселье я, — а как ты получил этот центр?

— Что? — Бергер моргает так, точно перед ним выросла кирпичная стена. — Ты это о чём, Катя?

— Ну, есть история, которую ты рассказал мне в день нашего знакомства. И есть версия, которую ты выложил моему отцу. Так какая же из них честная?

Бергер смотрит на меня, я — на него.

— Дим, скажи мне правду.

— Правду? — Димка ставит локти на подлокотники кресла, сцепляет пальцы в замок, смотрит на меня исподлобья. — Ну что ж, раз уж ты так хочешь, скажу. Мне, в общем, тоже врать надоело… Да, я получил этот бизнес из рук Аллы. Ну и что? К тому времени я уже охладел к ней, но она продолжала меня любить. И, по её мнению, если бы мы владели общим делом, то это сблизило бы нас. А кто бы на моём месте поступил бы иначе, ну‑ка ответь? — Димка презрительно улыбается.

— И что, Алла сама создала этот центр?

— Кто‑кто? Алка? — Димка брезгливо морщит нос. — Нет, Кать, у Аллы на это не хватило бы мозгов. Зато хватило хитрости подсуетиться и найти себе юного 'спутника жизни', который отличался смазливой мордашкой и талантом на почве коммерческой деятельности. Но самое смешное, что он был настоящим сопляком, и когда Алла его бросила, он заявился прямо сюда, ко мне. Представляешь? Решил поиграть в казаки — разбойники.

— Он просил тебя вернуть ему центр?

'Господи, пусть Димка скажет 'да'. Пусть только скажет 'да'…'

— Нет. Деньги сопляка не интересовали. Он просил отдать ему Алку. Как будто это я её держал. — Димка пренебрежительно фыркает.

— И — что же ты сделал? — Я до боли в суставах сжимаю пальцами край подоконника.

— А я объяснил ему, кто он такой. Сказал ему, что он — третий лишний. Видела бы ты его лицо: его чуть удар не хватил от горя. Ха! Он даже за дверной косяк схватился, чтоб не упасть, а потом выполз из моего кабинета, и…

— И — как его звали? — перебиваю я.

— Артём его звали, — небрежно бросает Бергер и тут же прикусывает язык.

— Артём Соболев? — уточняю я.

— Да. А откуда ты знаешь? — Бергер скидывает ногу с ноги и впивается в меня острым, неприятным взглядом, за которым угадывается страх.

— Откуда? — эхом отзываюсь я. — А разве не ты, две недели назад, сидя вот в этом кресле, в этом самом кабинете, разговаривал со своей Аллой, которой и велел найти некоего Артёма Соболева, чтобы тот вытащил твой бизнес из дерьма? Помнишь это, Димка?

— Ах да, помню. Вот чёрт. — Бергер прикусывает губы.

— Дим, это подло.

— Подло? Ну ты даёшь, Катя. — Бергер закидывает голову назад и наигранно смеётся. Впрочем, его искусственный хохот обрывается так же быстро, как и начался, потому что Димка вскакивает на ноги и направляется ко мне. — Подло? Нет, мне так не кажется. Этот сосунок спал с моей женой. Целый год. Понятно?

— Подожди. То есть ты с самого начала знал, что у них была связь? — Бергер кивает. — И молчал? — Бергер вздрагивает. — Знал и молчал… Значит, тебя это устраивало… Дим, а сколько тогда этому Артёму было лет?

— Да какая мне разница? — хорохорится Бергер.

— Ты говорил, что он тебя младше.

— Двадцать пять ему было. Ясно?

— Совсем юный мальчик… А ты использовал его. Ты, а не Алла… Алла просто искала отдушину, а ты занёс ей в голову мысль о сервисном центре? И не появись этот Соболев, возник бы кто‑то другой… Просто так сложилось, что этот мальчик был ещё и коммерсант… как ты говорил, от Бога. Так получается, Димка?

— Всё, хватит, Катя. Мне не в чем перед тобой оправдываться. Я тебе уже объяснил своё отношение к этому дерьму. К тому же, твой Соболев сам виноват! — Димка повышает голос.

— В чём? Что ты им воспользовался? — склоняю к плечу голову. — Скажи, а этот Артём знал, что Алла была замужней женщиной?

— Знал — не знал. Что это меняет?

— Многое меняет.

— Например? — Димка надменно изгибает бровь.

— Например, Соболев мог отказаться создавать этот центр, если бы знал, что женщина, ради которой он ввязывается в дело, его обманывает.

— Ты по себе, что ли, судишь? — Бергер с глумливой улыбкой глядит на меня.

— По себе? Да, наверное… — Перевожу взгляд в окно и нахожу свой 'ауди'. Я любила эту машину, привыкла к ней.

'Как я без неё буду? Впрочем, Бог с ней, придумаю что‑нибудь. В конце концов, научусь на такси ездить…'

— Ну и что ты предлагаешь сейчас? — находит меня голос Димки. — Мне прислать твоему Соболеву свои глубочайшие извинения?

— Просто вернуть ему этот центр. Он ведь по праву принадлежит ему. Этот бизнес — не твой, Димка.

— Это мой центр! Мой! — Бергер бьёт ладонью по стеклу, рядом с моим ухом. — Мой? Понятно тебе? Я — бизнесмен. Я — коммерсант. Я вложился в этот проект, я…

— Ты всё продул, Димка. У тебя ничего нет. А то, что осталось, 7 июля заберет за долги банк.

В глазах Бергера — молния. Димка выпрямляется, разворачивает плечи, и я вижу, как его холёная рука сжимается в кулак:

— Не смей так говорить, Катя! Не смей, поняла? Или я…

— Что? — склоняю голову к плечу. — Ты меня ударишь? Только попробуй. Я, к твоему сведению, не сирота, и у меня отец есть.

При напоминании о моей семье Бергер сдувается как воздушный шарик.

— Кать, прости. Я не хотел. Я погорячился. Просто это обидно слышать. Хорошо, давай я подпишу этот чёртов договор. Давай сделаем, как ты хочешь. Сейчас нужно удержать бизнес на плаву, это — самое важное, а потом мы с тобой сами как‑нибудь разберёмся. Ты меня любишь, я тоже тебя люблю, и… — Поймав мой взгляд, Димка кусает губы, разворачивается и пулей несётся к компьютеру. Садится за стол. — Вот смотри: сейчас я внесу в договор свои паспортные данные и всё подпишу. Сколько экземпляров тебе нужно?

— Ничего не будет, Димка.

— Что? — замирает Бергер.

— Не получится у нас ничего. — Я отталкиваюсь от подоконника, подхожу к стулу, беру свою сумку. Ищу в ней ключи и документы на 'ауди'. Кладу их стопкой на стол, сверху добавляю ключи от его квартиры. — Держи, Дим. Конечно, продажа машины принесёт небольшие деньги, но, может, это спасёт 'твой' бизнес?

— Что? — замирает Бергер. Потом жалко морщится: — Нет, ты не можешь так поступить. Ты не можешь уйти.

— Я уже это сделала… И пожалуйста, я тебя очень прошу: ты не звони мне больше. А за своими вещами я кого‑нибудь пришлю.

Подхватываю сумку, под взглядом Бергера иду к дверям и выхожу на улицу. Смотрю на небо, на пустую парковку, со страхом жду приступ боли и паники — и с удивлением ощущаю только огромное облегчение, словно Димка и я никогда не должны были быть вместе'.

— 2 —

8 июня 2016 года, среда.

' 'Артём, я была не права. Я всё поняла'.

'Артём, давай встретимся'.

'Артём, ну не молчи'.

'Артём, да, я виделась с Катей. Она мне всё рассказала, и мне очень, очень жаль, что я тебе не поверила'.

'Прости меня'.

'Я люблю тебя'.

'Не бросай меня!'

'Ты не можешь быть таким жестоким'.

'Знаешь, я подумала: а ведь прыгнуть вниз с десятого этажа — это же не больно'.

И наконец: 'Передай моей маме, чтобы хоронили в закрытом гробу, а то будет не эстетично'.

'Заканчивайэто', — быстро, в одно слово печатаю я и переворачиваю мобильный, чтобы не видеть Наташины сообщения. Судя по вибрации iPhone, 'зайка' выдаёт ещё пару слезливых писем и наконец отступает от меня. А я кладу руки на стол и опускаю в ладони голову.

В чём я ошибся? Неужели в том, что я всегда старался выбирать себе женщин, которые, как я считал, идеально мне подходили, в то время как сам я нуждался в той, которую просто хотел чувствовать?

После истории с Аллой что‑то хрустнуло в моей душе, сломавшись раньше времени. И до сегодняшнего дня я даже не догадывался, что я испытывал к Кате. Не собирался встречаться с ней, избегал личных тем, задушевных разговоров. Но стоило мне понять, что она может остаться с Бергером, и я задохнулся от ревности. Заблудившись в лабиринте из собственных чувств, я попытался найти выход совсем в другой стороне, хотя все мои ощущения упрямо вели меня только к ней. А потом я увидел её внизу — и пропал. Не захотел отпускать её. А сейчас я, кажется, вообще дошёл до того, что был готов пообещать Кате 'навсегда' прямо здесь и сейчас, лишь бы она вернулась ко мне.

'Ты влюбился?' — спросите вы. 'Нет, — отвечу я. — Но я был близко, очень'. И дело не в том, что Бог создал Катю по стандартам идеальной красоты — она была из той редкой породы людей, которые заслуживают счастье больше других, точно знают, какое оно, это счастье.

Когда‑то я и сам хотел найти это счастье. Верил, что оно бывает, и, может, именно поэтому никогда не отдавал себя целиком ни одной женщине. Даже с Аллой, которой я буквально бредил, я держал пусть маленькую, но дистанцию. А может быть, всё дело в том, что, когда после разрыва с Аллой мои останки приползли в мой дом, я понял: счастье — это не соло, не третий лишний, а только дуэт из доверия и взаимности.

Прижавшись лбом к своим холодным рукам, рассматриваю умерший монитор компьютера. Мои размышления прерывает звонок. Гляжу на определитель: 'Катя'. Помедлив, беру трубку.

— Привет, — отзываюсь я.

— Привет, у тебя есть время? — устало спрашивает она.

— Есть. — Не в состоянии усидеть на месте, я встаю и начинаю кружить по кухне.

— Артём, я встречалась с Бергером. Я показала ему соглашение по разделу центра, и он… в общем, он мне всё рассказал — про тебя, про себя, про Аллу. Прости, я не знала. Мне очень жаль.

— Забудь, — отзываюсь я. — Скажи, я правильно понял, что ты ушла от Бергера?

— Да, — помедлив, признаётся Катя. — Выходит, ты знал, что у меня с Димкой закончится именно так?

— Догадывался.

— Ты посчитал его альфонсом? Но он же не такой, — защищает Бергера Катя. — Просто ему не повезло, а он очень любил этот центр.

— Да нет, я не говорю, что Бергер был у тебя на содержании, — я невольно морщусь. — Просто он из тех, кто любит всегда производить впечатление. Любым способом демонстрировать, что он выше других, что он — особенный. Избранный. А поскольку себя он оценил высоко, то не смог смириться с уценкой.

'Я просто знал, что он — слабак, и что ты поймёшь это…'

— Артём, а тебе никогда не рассказывали, что у тебя в кустах даже не рояль, а целый симфонический оркестр? — грустно смеётся Катя. — Впрочем, ты во всём оказался прав. Даже в том, что скажи ты мне сразу про Димку, — я бы тебе не поверила.

— Ну, просто в него ты верила больше…

Мы молчим. Катя первой прерывает паузу:

— В общем, как бы там ни было, я звоню тебе, чтобы поблагодарить и сказать, чтобы ты не переводил мне деньги.

— А это было не для Бергера. Это оплата за сценарий, — напоминаю я.

— Артём, не будет сценария, — тихо говорит Катя. Но голос, которым она произносит слова, звучит так, точно она уже приняла решение. — Ты, пожалуйста, извинись перед теми людьми из 'Мосфильм', которых ты нашёл, и скажи им, что я отказалась. Просто… всё дело в том… в общем, у меня всегда была мечта: я хотела написать книгу. Просто книгу — чтобы издать её, чтобы она понравилась. Чтобы взять её в руки. Чтобы ощутить хоть раз, что это такое. И сейчас, когда всё закончилось, я больше не хочу продолжать играть в то, что мне совсем не нужно.

— Ясно, — отзываюсь я. — И что, если не секрет, ты теперь собираешься делать?

— Ну, сначала внесу в свой роман кое — какие правки, а потом отправлю рукопись в какое‑нибудь издательство.

— А на моём портале ты свою книгу разместить не хочешь?

— Нет, уже не хочу, — грустно фыркает Катя.

— Боишься, что читатели не оценят? — пытаюсь шутить я.

— Нет. Боюсь, что ты тогда от меня никогда не отвяжешься… Ну что ж, давай прощаться. Ещё раз спасибо тебе и удачи. Прощай. — Катя первой вешает трубку.

'Почему ты не остановил её? — спросите вы. — Почему даже не попытался?' Ну, в отличие от вас я очень давно понял, что иногда единственным средством, позволяющим зажить прежней, нормальной жизнью, является забвение. Катя нуждалась в нём, а мне требовалось время. К тому же, я не всегда играл честно. И прежде, чем прийти за Катей и обещать ей счастье и небо в алмазах, я должен был вернуть ей мечту, которую я украл у неё'.