Пора назвать имя клеветника: это был П.А.Катенин ; он и до сих пор считается едва ли не лучшим другом Пушкина. Такое отношение к Катенину в нашем пушкиноведении привело к тому, что его воспоминания и отзывы о Пушкине рассматривались некритично; между тем в них содержалась сознательная ложь, направленная на то, чтобы не допустить истинного понимания их взаимоотношений, а также идеологии и эпиграмматической направленности «ЕВГЕНИЯ ОНЕГИНА» (а вместе с ним – и «БОРИСА ГОДУНОВА» , «МЕДНОГО ВСАДНИКА» , «ПОВЕСТЕЙ БЕЛКИНА» и других произведений Пушкина). И, надо сказать, довести это непонимание до нашего времени Катенину удалось. Только публикация книги Баркова «Прогулки с Евгением Онегиным» в 1998 году положила начало переосмыслению истинного содержания пушкинского романа и места борьбы с Катениным в жизни и творчестве Пушкина.

Пушкин был «арзамасцем», Катенин – одним из идеологов «Беседы любителей русского слова», и они были литературными врагами. Борьба «арзамасцев» с архаистами «Беседы» была весьма серьезной, с эпиграмматическими переходами «на личности»; эпиграммы зачастую были зело ядовиты, однако на дуэль за них вызывать было не принято: считалось, что на эпиграмму можно отвечать только в литературном же ключе. Принимая активное участие в борьбе с архаистами «Беседы», Пушкин тем не менее заглядывал и на «чердак» к Шаховскому, где коротко сошелся с Катениным, с которым познакомился в театре. Надо сказать, что как раз в отношении Катенина Пушкин в своих эпиграмматических выпадах был достаточно сдержан в выражениях и старался оставаться в пределах чисто литературной борьбы. Катенин был старше более чем на 6 лет, храбро воевал и был для юного Пушкина окружен героическим ореолом.

Тем не менее в 1815 году, только-только войдя в кружок «арзамасцев», Пушкин пишет стихотворную пародию на балладу Катенина «Наташа». Вот краткое содержание катенинской баллады. Наташа любит жениха, началась война, он почему-то на войну не идет, она говорит, что и ему надо бы идти сражаться за родину:

Он отвечает ей, что уж и сам так подумал, да ему было ее жаль; «Ты согласна, слава богу!» Они прощаются, он уезжает – и гибнет; Наташа сохнет, жених приходит к ней во сне и зовет ее в рай, она во сне умирает: «Тут во сне перекрестилась: Как сидела, как спала, К жизни с милым умерла». Баллада была написана местами достаточно живым, в общем, неплохим языком (Катенин был несомненно литературно способным человеком), с минимумом архаизмов и любимых им галлицизмов, и все бы ничего, если бы не ее умозрительный, пародийный ура-патриотический замысел; первая же строфа в балладе с таким сюжетом – и сама почти автопародия:

Вот это-то начало баллады и стало объектом издевки юного Пушкина:

Вряд ли можно назвать эту пародию удачной – зрелый Пушкин был и кратче, и хлестче, – но в ней была подмечена основная писательская слабость Катенина. Из-за умозрительного подхода к сюжету ему не удавалось органично выстраивать композицию своих вещей, ему не хватало вкуса – вот и в этом случае он провалился. Именно эти слабости впоследствии постоянно обстреливались Пушкиным, но тогда ему и в голову не приходило, что этой забавной безделкой (его эпиграммы были куда как острее) он рисковал нажить нешуточного врага: он еще не знал особенностей катенинского характера, которые потом стали предметом изображения в «ОНЕГИНЕ» , – таких, как тщеславие, самомнение и – прежде всего – мстительность . Впоследствии Вигель писал о Катенине: «У него было страшное авторское самолюбие: мне случалось от него самого слышать, что он охотнее простит такому человеку, который назовет его мерзавцем, глупцом, чем тому, который, хотя бы по заочности, назвал его плохим писателем; за это он был готов вступиться с оружием в руках. Если б он стал лучше прислушиваться, то ему пришлось бы драться с целым светом!»

Однако же одно дело – назвать человека плохим писателем, а другое – при этом посмеяться над ним. «…Человек осмеянный считает себя человеком оскорбленным» , – мог бы повторить Катенин слова Евгения из «Тристрама Шенди» Лоуренса Стерна. Это и есть ключ к пониманию того, что произошло впоследствии между Пушкиным и Катениным, и к верной оценке их взаимоотношений, которые наши пушкинисты до сих пор считают дружбой.

Еще в Лицее Пушкин подливает масла в огонь, «зацепив» Катенина в своем послании к В.Л.Пушкину (1817), открывавшемся строфой:

А в 1820 году он уезжает в ссылку, и в столице, уже без него, издается поэма «Руслан и Людмила», где в сцене Людмилы и Черномора последний был изображен импотентом :

И для «арзамасцев», и для архаистов было совершенно очевидно, что имеется в виду импотенция литературная : имя героини поэмы – Людмила – с легкой руки Жуковского стало символом романтизма, и неудачная попытка старика (читай – архаиста) овладеть Людмилой символизировала беспомощность в попытке овладеть жанром романтической баллады. Возможно, Пушкин имел в виду и чью-нибудь физиологию или обыгрывал чье-то имя; Лацис, например, полагал, что Пушкин под карлой подразумевал и Карла Нессельроде, который в Министерстве иностранных дел противостоял начальнику Пушкина графу Каподистриа (а под Наиной – его жену), и по этой причине в первом издании поэмы, резвясь, вместо «карлы» везде использовал «карла» : не «с карлой за спиной» , а «с карлом за спиной» – и не один раз (в том числе – «И кто-то карла вызывает…» ). Впоследствии Пушкин это место из поэмы убрал (как и процитированную нами строфу из послания Василию Львовичу Пушкину) – чтобы лишить Катенина какой бы то ни было моральной мотивации в его нечистоплотных выпадах. Однако в тот момент литературный адрес этого места в поэме и стал последней каплей в формировании отношения к Пушкину Катенина, принявшего эту оскорбительную с его точки зрения шутку про литературную импотенцию на свой «физиологический счет»: отныне Пушкин становится его смертельным врагом , а их внешне дружеские отношения скрывают постоянную подспудную и далеко не шуточную борьбу.