«ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ» И ПОЦЕЛУЙ ИУДЫ
Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, если я предам Его?
Они предложили ему тридцать сребренников;
И с того времени он стал искать удобного случая предать Его.
…
Когда же настал вечер,
Он возлег с двенадцатью учениками;
И когда они ели, сказал: истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня.
Евангелие от Матфея,
Глава 25, стихи 14-16, 20-21.
…Отверженному отраву
В чаше преподнесли.
Сказали ему: «Проклятый,
Пей, осуши до дна…
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна…
Иосиф Джугашвили (Сталин)
В 1953 ГОДУ предпоследний день зимы, 27 февраля, пришелся на пятницу. 28 февраля – суббота, а в воскресенье уже начиналась весна, по крайней мере – официально.
Зима была, считай, прожита.
Сталин в феврале принимал редко, но вряд ли это было признаком нездоровья, особенно если вспомнить свидетельства Браво и Менона. Скорее Сталин обдумывал предстоящие события и не считал разумным тратить силы и энергию раньше их начала. Сил-то с годами не прибывало.
16 февраля он провел в своем кремлевском кабинете совещание с «Тройкой». Берия, Маленков и Булганин были у него недолго. И сама краткость их пребывания у Сталина позволяет предполагать в этом совещании не обсуждение проблем, а оперативный доклад «Тройки» Сталину и получение ей указаний от него.
17 февраля Сталин принимал индийского посла Менона, после чего в сталинском кабинете вновь на 15 минут собралась «Тройка».
Общение же с другими членами высшего руководства было ограничено до минимума.
Еще прошлой осенью, 10 ноября 1952 года, было решено проводить заседания Президиума ЦК раз в месяц, а заседания Бюро Президиума ЦК – еженедельно по понедельникам.
Начиная с первого заседания Президиума ЦК, состоявшегося 18 октября 1952 года, Сталин вел и все последующие заседания, кроме заседания Бюро Президиума ЦК 9 января 1953 года, когда обсуждались пропагандистские мероприятия по «делу врачей».
При этом последнее заседание Президиума ЦК пришлось на начало декабря, а в январе и в феврале Президиум ЦК не собирался.
Что же до Бюро Президиума ЦК, то оно последний раз собиралось 26 января, не собравшись в феврале ни разу. Все это напоминало затишье перед бурей, и это затишье не сулило ничего хорошего только Хрущеву – если иметь в виду высшее руководство.
Сложным оказывалось и положение Игнатьева. Он мог предполагать, что доживает как министр последние дни. «Огрехов» и даже грехов у Игнатьева накопилось к концу зимы 1953 года немало, и он не мог не вспоминать судьбу своего предшественника, экс-министра ГБ Абакумова, ныне сидящего в узилище у пока министра ГБ Игнатьева. А если Игнатьев был хотя бы косвенно связан с заговором против Сталина, то он тем более должен был чувствовать себя не лучшим образом, и это могло отражаться на его поведении так, что оно выглядело еще более подозрительным.
На понедельник, 2 марта 1953 года, хотя по «штатному расписанию» это был день заседания Бюро Президиума, было назначено расширенное заседание всего Президиума ЦК, которого все заждались.
Да, 2 марта должно было решиться многое – как в концептуальном отношении, так и в кадровом. Не могли не рассмотреть на Президиуме и ход следствия по «делу врачей» – с принятием принципиальных по нему решений.
И Сталин решил отдохнуть. Вечером 27 февраля он поехал в Большой театр – посмотреть «Лебединое озеро». В правительственной ложе сидел один, в глубине – чтобы его не видели из зала.
Балет Чайковского Сталин любил и смотрел много раз, но в том, что накануне смерти он смотрел именно его, нет символики и скрытого смысла – Сталин смотрел то, что стояло в репертуаре. Я утверждаю это так уверенно потому, что это подтверждается самим фактом сохранения инкогнито Сталина в тот вечер. Если бы он, допустим, заранее попросил поставить на определенный вечер определенный спектакль, то при любой маскировке его личной в том заинтересованности вряд ли удалось бы полностью скрыть от любопытных факт предстоящего посещения Сталиным Большого театра. Однако все совпало удачно – Сталину надо было наедине с самим собой расслабиться и отдохнуть перед утомительным, эмоционально непростым и длительным заседанием 2 марта, и тут кстати был любимый балет с любимой музыкой.
А В СУББОТУ, 28 февраля, Сталин пригласил к себе на «ближнюю дачу» членов «Тройки», то есть Берию, Маленкова и Булганина, и…
И – Хрущёва.
В своих воспоминаниях, упоминая о которых мне каждый раз хочется взять оба слова – и «свои», и «воспоминания» – в кавычки, Хрущев писал:
«…Он пригласил туда (в кремлевский кабинет. – С.К.) персонально меня, Маленкова, Берию и Булганина. Приехали. Потом говорит снова: «Поедемте покушаем на «ближней даче». Поехали, поужинали… Ужин затянулся… Сталин был навеселе, в очень хорошем расположении духа…»
Жорес Медведев, приводя эти – в данном случае, я уверен, правдивые – строки Хрущева, пишет, что этот ужин, «который выглядел для Хрущева как неожиданный, был, естественно, подготовлен»…
Пожалуй, Ж. Медведев и не догадывается, насколько он тут прав! А, возможно, он все и понимает, но сознательно уводит нас от верной догадки. Нет, дело было не в стремлении, как уверяет Медведев, «…отвлечься, отдохнуть, поужинать с друзьями, выпить вина» перед тем, как принять «после долгого периода раздумий… радикальное решение».
Если бы дело было в желании расслабиться, компания у Сталина была бы наверняка другой – ни один из четырех приглашенных Сталиным на ужин 28 февраля не входил в его душевно близкий.круг. Уж Клима-то Ворошилова с Семеном Буденным, да и Анастаса Микояна с Вячеславом Молотовым Сталин пригласил бы. Современные фальсификаторы образа и эпохи Сталина приписывают ему намерение в те дни чуть ли не отправить троих из этих четверых на плаху, но я не рекомендую никому хоть как-то брать в расчет подобные «версии». Политически Сталин от давних друзей действительно отдалялся, а точнее – они политически не то чтобы отдалялись, но отставали от Сталина… Но Сталин-то – по Хрущеву и Медведеву – хотел просто отвлечься. А Ворошилов, Микоян и Молотов, как и конармеец Буденный, в круг его души входили. Причем уже через день ему не помешало бы их понимание…
Но хотел ли Сталин в последнюю субботу зимы 1953 года расслабиться? Для этого ли он пригласил к себе, кроме членов «Тройки», еще и Хрущева?
Происходившее в тот вечер за столом на даче Сталина осталось между ним, четырьмя его сотрапезниками и Богом. Поэтому то, что сейчас читатель прочтет – лишь догадка автора. Но я надеюсь, что реконструировал суть того исторического вечера верно. И если я не ошибаюсь, Сталин тогда не расслаблялся, не отдыхал, а уже работал!
И работал напряженно!
Великие и деятельные натуры – а Сталин всегда относился к ним – не расслабляются в преддверии больших событий два раза! Это как в нелегком походе. Ты идешь, ты устал. Нужен привал, и ты его делаешь, расслабляясь по возможности максимально – ведь тебя опять ждет нелегкий путь. Но после привала, когда он позади, тут же делать еще один привал глупо. Результатом неизбежно будет не дополнительное расслабление, а утрата нужного тонуса.
Вот Сталин и устроил себе «привал», посмотрев чарующий балет Чайковского, очень для духовной рекреации подходящий. И если бы он хотел сохранить расслабление бойца перед боем 2 марта, то он провел бы субботу 28 февраля и воскресенье 1 марта опять-таки наедине сам с собой.
А он пригласил в субботу «Тройку» и Хрущева – на якобы «расслабляющий» ужин.
Зачем?
По Жоресу Медведеву – чтобы «расслабиться».
А, например, по «генералу» Волкогонову выходит, что Сталин их пригласил чуть ли не для того, чтобы сделать выволочку всем, кроме Булганина. Причем Берию Сталин якобы расспрашивал о «деле врачей», к которому Берия тогда не имел никакого касательства. Волкогонов утверждает, что гости усмотрели в этом некие зловещие намеки па близкие свои аресты и т.д. Мало того, что это – ложь, это еще и глупая ложь хотя бы потому, что через день предстоял бурный Президиум ЦК и Сталин никак не стал бы бросать любые упреки и обвинения в узком застолье, когда все это было уместнее сделать в публичной и официальной обстановке.
НАСКОЛЬКО я понимаю, Сталин к началу весны 1953 года уже полностью сложил для себя все элементы политической «мозаики» – как внешние, так и внутренние, в нечто единое целое.
То есть он убедился в том, что «холодная война», провозглашенная Черчиллем и непрерывно расширяемая Трумэном, начинает достигать своего системного пика. Причем своеобразие ситуации заключалось в том, что впервые, несмотря на все более обостряющуюся ситуацию, ни одна из сторон не могла уже перевести войну двух мировых лагерей из «холодной» фазы в «горячую» без риска получить – говоря языком более поздних времен – неприемлемый для себя ущерб.
Обе стороны уже имели атомное оружие, а США 1 ноября 1952 года испытали в Тихом океане первое в мире термоядерное устройство «Майк» с мощностью в 10 мегатонн, то есть – в 10 миллионов тонн тротилового эквивалента. Правда, это было сооружение весом в десятки тонн, но Сталин знал о возможности создания транспортабельного термоядерного заряда – работы по советской термоядерной бомбе РДС-бс уже подходили к концу.
Возникал «ядерный пат», и тут могло быть два варианта развития ситуации на планете.
Первый – все же «горячий». Сталин знал, что по количеству и суммарной мощности ядерного арсенала Россия сильно уступает Америке. Три с половиной месяца назад – 16 ноября 1952 года США в испытании «Кинг» успешно взорвали бомбу с тротиловым эквивалентом в несколько сотен тысяч тонн, то есть уже имели атомные бомбы такой мощности, которую Курчатов и Берия обещали обеспечить лишь в термоядерной бомбе. И Запад под рукой США мог решиться на «горячий» «крестовый поход» против СССР и социализма – пока он еще имел реальные шансы на успех.
Но более вероятным и выигрышным для Запада – и Сталин понимал это, был бы все же «холодный» вариант постепенного разрушения социализма за счет внутренней подрывной работы в лагере социализма, направляемой и координируемой извне. Бомбы не атомные, не водородные, а идеологические, пропагандистские. Плюс – «пятая колонна»…
Предстояла борьба Мирового Добра и Мирового Зла за умы и души людей на планете, и первый серьезный сталинский удар в этой войне Сталин уже обдумал и был готов его нанести. Лишить врага народов и свободы – империализм – его внутренней агентуры в СССР, и лишить не путем чисток по образцу 1937-1948 годов, а путем скорого и решительного избавления советского общества от переродившейся и шкурной части руководства, лишая ее возможности влиять на общество, – вот каким был замысел этого сталинского удара.
Если бы за счет разворачивания той самокритики, о которой в последнее время много было сказано, но которая пока удавалась не очень, из руководящих и прочих системно значимых кресел были вычищены самодуры, бюрократы, разгильдяи, бездари и рвачи, то среди них автоматически оказались бы многие из уже имеющихся или потенциальных членов «пятой колонны».
Не может иметь успеха тот полководец, который не уверен в своих маршалах и генералах. Этот горький урок Сталину преподал его собственный предвоенный генералитет, «прошляпивший» начало войны. Опираться надо на тех, в ком уверен. Но на кого?
Роль Ставки Верховного Главнокомандования играло теперь Бюро Президиума ЦК, а роль Генерального Штаба – весь Президиум ЦК.
Как мог строить расчет Сталин?
Пожалуй, так…
Бюро Президиума ЦК – это Берия, Булганин, Ворошилов, Каганович, Маленков, Первухин, Сабуров, Хрущев. К ним надо было при серьезном расчете присоединить таких членов Президиума, как Молотов и Микоян.
Берия, Маленков и Булганин – это «Тройка». Худо-бедно, но Сталин решил опереться на нее.
Ворошилов, Каганович и Молотов – старые соратники, которые в решительный момент пойдут за ним, даже не соглашаясь с ним – как раньше истинные большевики-ленинцы шли за Лениным.
Первухин и Сабуров – толковые работники, до высшего государственного уровня пока недотягивающие, самостоятельного политического веса не имеющие, но за Сталиным идущие уверенно и сознательно.
Старый друг Анастас… Давно, 28 марта 1928 года, он написал ему письмо, которое закончил так: «Словом, держись и не унывай - наша должна взять. Твой И. Сталин». Сейчас Анастас сдал… Но он тоже не пойдет против – ни на людях, ни внутри себя. В конце концов все они начинали жизнь и продолжали ее как люди вполне определенной идеи. И от нее никто из старых друзей не отступился – Сталин не для красного словца сказал в прошлом октябре, что Молотов готов в любой момент отдать за партию жизнь. Сталин ведь и сам был готов сделать это в любой момент.
Итак, сомневаться надо было только в Хрущеве. Причем Сталин мог иметь о нем уже и серьезную негативную информацию. Но Сталин верил людям до последнего и был склонен скорее прощать, чем карать, хотя нередко приходилось и карать.
И он решил накануне решительных разговоров 2 марта посмотреть Хрущеву в глаза.
Вот в чем состоял, как я понимаю, смысл той «тайной вечери», на которую Сталин пригласил Хрущева в субботу 28 февраля 1953 года от Рождества Христова.
Жорес Медведев заявляет, что напротив, это Берию и Маленкова Сталин пригласил-де потому, что мог предполагать: «Берию и Маленкова он встречает у себя на даче в последний раз». Сталин, намекает Ж. Медведев, уже решил судьбу обоих так, что она должна была вскоре оборваться по меньшей мере политически, а возможно, и физически.
А ведь все было, как я понимаю, «с точностью до наоборот»! Решалась судьба Хрущева. И он, похоже, это знал заранее или понял в ходе «вечери».
Но вот уж не знаю – понял ли это Сталин…
Из всех членов сталинского Политбюро лишь Хрущев был подлинно талантливым лицемером. Сравним две характеристики его…
Первая:
«Меня подкупала простота и доступность Никиты Сергеевича. Выходец из рабочих, он вел себя очень демократично, и я поначалу был просто влюблен в него. Да и у большинства он вызывал огромные симпатии…»
Вторая:
«Вообще Хрущев был злобным и мстительным человеком. Характерна в этом отношении его расправа с Тевосяном, выдающимся металлургом, умницей, прекрасно знающим мировую практику (работал на заводах Круппа). Как-то он поспорил с Хрущевым по специальному вопросу. Хрущев: «Ты что со мной споришь?» – «Да я же металлург и знаю этот вопрос, а вы чепуху говорите». Через два дня Тевосян был снят и полностью отстранен от дел».
Первая характеристика принадлежит Д.Т. Шепилову и приведена в книге о нем «И примкнувший к ним Шепилов. Правда о человеке, ученом, воине и политике» издания 1998 года на странице 123.
Вторая характеристика принадлежит… тоже Д.Т. Шепилову и приведена в книге о нем «И примкнувший к ним Шепилов. Правда о человеке, ученом, воине и политике» издания 1998 года на странице 134.
Примеры можно продолжить, но стоит ли?
О том, как проходил этот вечер, мы знаем в основном из «воспоминаний» Хрущева, на которые не то что можно полагаться в последнюю очередь, но вообще полагаться нельзя во всем, что касается тогдашних диалогов, атмосферы, реакции Сталина и т.п.
ИТАК, Хрущев был изощренным лицемером – как это часто бывает с людьми, с детства мечтающими об одном – выбиться в люди. «Мыкыта» – как шутливо называл его Сталин, выбился. И, как все люди его склада, после этого жил одним – удержаться.
Он был энергичен, по-своему неглуп и по-своему талантлив, но безусловно талантлив он был в одном – в зверином желании жить. Сказав «в зверином», я имею в виду не безжалостность – хотя Хрущев мог быть и бывал безжалостен; не кровожадность – хотя Хрущев не был чужд и этой черты. Сказав «в зверином», я имею в виду лишь инстинктивность этого нутряного желания Хрущева. Инстинкт самосохранения присущ всему живому, но лишь человек способен преступать его, зажимать его в себе во имя долга или иной нематериальной цели.
Так вот, в этом смысле Хрущев был зверем, а не человеком. Как, впрочем, и все остальные люди его склада и его жизненной философии, если в их случае можно говорить о какой-либо философии.
Сталин же был прежде всего человеком – всегда и во всем, если иметь в виду высокий и точный смысл этого понятия. И поэтому он был проницателен лишь по отношению к врагам. Маяковский написал о Ленине: «Он к товарищам милел людскою лаской, он вставал к врагам железа тверже…» Но это было и обобщенной нравственной чертой всех вообще большевиков-ленинцев и, конечно, Сталина.
Врагам Сталин не доверял никогда, и порой эта его недоверчивость даже играла с ним злые шутки.
А вот своим он доверял всегда – если считал своими.
На его даче всегда стоял, например, электрический чайник на столике и рядом – все необходимое для заварки. Это было сделано для того, чтобы Сталин, работая ночью, мог попить чаю, не беспокоя горничную! Причем около чайника часовой, естественно, не стоял. И это, уважаемый читатель, говорит не о подозрительности, а о доверчивости Сталина – в своем кругу. И эта доверчивость тоже не раз играла с ним злые шутки.
Последний же раз он ошибся с Хрущевым.
И ошибся до смерти.
В своих воспоминаниях Хрущев то и дело в отношении Сталина лжив. Он лжет, например, что во время одного из его приездов на дачу Сталина тот якобы сказал далеко от него севшему Хрущеву что-то вроде: «Почему прячешься? Я тебя не собираюсь арестовывать. Подвинь бумаги и сядь поближе…»
Конечно, это – ложь. Не будучи, естественно, свидетелем описанной Хрущевым сцены, я могу утверждать это уверенно – она абсолютно не в стиле Сталина.
Показательно и то, как Хрущев раз за разом пытается представить Сталина чуть ли не алкоголиком. Вот он вспоминает встречу на «ближней даче» 1953 года и пишет, что Сталин был в хорошем настроении и поэтому-де сам много пил и других принуждал…
А вот как описывает стол Сталина венгр Матьяш Ракоши, долго живший в России:
«Еда и напитки ставились на большой стол, и каждый обслуживал себя сам, в том числе и Сталин… По вечерам Сталин даже (выделение мое. – С.К.) выпивал. Я нередко наблюдал, как из узкой… рюмки он маленькими глотками пил красное цимлянское вино или шампанское. Но это было похоже у Сталина на то, как он курил, больше времени тратя на распечатывание коробки папирос «Герцеговина Флор» и набивку трубки, чем на само курение… Обстановка на таких ужинах была непринужденной…»
Я не знаю, как оно там все было в тот последний сталинский вечер, особенно если иметь в виду его психологический рисунок. И если кто-то уверяет, что он-то знает, такому «исследователю» можно не верить изначально.
Но для Сталина и для всех остальных его сотрапезников это не было дружеским застольем, хотя внешне все выглядело так. Надо сказать, что, кроме хрущевского, мы имеем свидетельство еще одного тогдашнего сталинского гостя – Булганина. Оно дошло до нас, правда, в письменном пересказе – тоже не очень-то достоверном и аутентичном – маршала Жукова, записанном то ли в 1963-м, то ли в 1964 году то ли самим Жуковым, то ли кем-то из его окружения. Двадцать шесть страниц машинописного текста из личного архива Жукова с 1974 года хранились в Общем отделе ЦК, а в 1995 году были переданы в Российский Государственный военный архив из Архива Президента РФ.
Вот фрагмент этой записи:
«Во время похорон СТАЛИНА БУЛГАНИН мне рассказал о той ночи, во время которой со СТАЛИНЫМ случилось несчастье. Вечером у СТАЛИНА на даче собрались ХРУЩЕВ, БЕРИЯ, МАЛЕНКОВ И БУЛГАНИН – три неразлучных друга, как об этом всегда хвастался БУЛГАНИН (это не подтверждается вообще-то ничем. – С.К.). После разговора о делах (выделение мое. – С.К.) все сели за стол ужинать. СТАЛИН был в хорошем настроении и много шутил. Ужин, как это часто бывало у СТАЛИНА, затянулся до 2 часов ночи…».
Мы еще вернемся к этим воспоминаниям Булганина – при всей сомнительности их происхождения я им верю по ряду причин больше, чем многим другим, и уж тем более «воспоминаниям» Хрущева… А сейчас я привел этот фрагмент для того, чтобы показать – внешне атмосфера была действительно открытой, причем сам Хрущев сообщал, что. объектом беззлобных шуток Сталина был чаще всего он. Что ж, и Христос отметил из всех учеников именно Иуду.
Хрущев, конечно, все решил для себя не во время ужина – все было решено им и теми, с кем он был уже «повязан» общим злоумышлением, раньше. Но я не исключаю, что в ходе ужина он еще более укрепился в понимании того, что Сталин должен умереть.
И так ли уж теперь существенно, Хрущев ли влил отраву в чашу Сталина, или это сделал кто-то из персонала или охраны дачи по хрущевскому кивку. А, возможно, все было сделано и без Хрущева – он мог даже не знать, кто именно из окружающих Сталина тот. Но то, что такой или такие на даче есть, Хрущев, как я понимаю, знал.
Потому он так и заискивал, и лебезил перед Сталиным.
Между прочим, у Хрущева – единственного из всех его коллег по высшему руководству, был и личный мотив для убийства Сталина: судьба сына Хрущева. Леонид Хрущев был то ли сбит в бою, то ли просто не вернулся из боя и оказался в плену. История эта темная, что видно и из свидетельств такого, например, информированного человека, как генерал Докучаев, много лет прослужившего в 9-м управлении КГБ СССР.
У Сталина тоже был в германском плену сын Яков. Причем сегодня можно достаточно уверенно говорить о том, что он не погиб, а был именно в плену и вел себя там абсолютно достойно. Однако Сталин не мог предпринимать что-либо для освобождения рядового офицера-артиллериста Джугашвили, и не стал санкционировать какие-то действия на высоком уровне по освобождению из плена рядового летчика, вся «незаурядность» и «значение» которого заключались в том, что он носил фамилию Хрущев.
Хрущев затаил злобу – он ведь был человеком мстительным, но объяснять его участие в заговоре против Сталина личными мотивами было бы легкомысленно. Все было серьезнее и прозаичнее.
НО БЫЛ ли Сталин лишен жизни насильственно? Я на протяжении всей этой книги говорю об этом как о фактически достоверном факте, но так ли это – несмотря на все мои утверждения, несмотря на, казалось бы, подлинные медицинские документы о ходе болезни и о вскрытии тела Сталина после смерти, приведенные Добрюхой-НАДом и т.д.?
О книге Добрюхи и других подобных книгах мы вскоре поговорим… Но, коль уж вопрос затронут, остановимся на нем безотносительно к мнимым и подлинным открытиям Добрюхи.
Так, Молотов, когда его прямо спросили, могли ли Маленков, Берия и Хрущев отравить Сталина, «когда выпивали с ним в последний день перед болезнью», ответил: «Могло быть. Берия, Маленков были тесно связаны, Хрущев примкнул к ним и имел свои цели. Он всех перехитрил…»
Берия и Маленков действительно были дружны – их за много лет не могла не сблизить хотя бы та ответственность, которую они несли за одни и те же или смыкающиеся друг с другом, участки государственной работы. Но их блок с Хрущевым? Да еще с момента образования «Тройки» образца 1953 года? Нет, тут у Вячеслава Михайловича что-то не все связывается. Но само его допущение версии о насильственной смерти Сталина многозначительно.
По подсчетам Ж. Медведева, имеется не менее десяти версий политического заговора против Сталина с целью его устранения. Медведев же сообщает, что предположение об убийстве Сталина можно найти в половине биографий Сталина, изданных на Западе, и даже в краткой биографии Сталина, помещенной в Британской энциклопедии.
Упомянутый выше генерал Докучаев, знавший по службе не одного бывшего охранника Сталина, пишет, что Сталин являлся, несомненно, постоянным объектом покушений на него со стороны троцкистов, репрессированных, агентуры абвера, разведок иностранных государств и, наконец, сионизма. И далее он продолжает:
«Предполагать, что этот гнусный акт (убийство Сталина. – С.К.) совершил кто-то из ближайшего окружения, было бы не логично, но в то же время это предположение остается поводом для определенных размышлений… По рассказам полковника С.В. Гусарова, в то время служившего в охране И.В. Сталина, такая возможность существовала…»
Увы, она не просто существовала, она была реализована. А вот как она была реализована, сейчас вряд ли можно установить, если даже провести тщательное исследование всей массы показаний и «показаний» свидетелей и очевидцев с составлением циклограмм и прочего – даже если этим будет заниматься опытнейшая следственная бригада.
Я тягаться с ней не намерен, ограничившись рядом примеров несоответствия в свидетельствах. А для начала сообщу, что тот же генерал Докучаев свидетельствует: в СССР любые записи даже о незначительных случаях из личной жизни государственных лидеров для работников охраны были строжайше воспрещены, потому что за любой «мелочью» мог стоять государственный секрет, даже устное разглашение которого могло привести, например, к дипломатическим осложнениям с тем или иным государством.
С другой стороны, тот же Докучаев свидетельствует, что ребята в охране работали настолько здоровые, что могли выпить стакан водки и идти на пост, сказав: «А чё со мной будет?»
Вопрос «А чё может быть с подопечным, «охраняемым» телохранителем в таком состоянии?», похоже, не возникал не только у самого охранника, но и у его непосредственного начальства.
Правда, Докучаев оговаривается, что таких, мол, в конце концов увольняли… Но ведь их моральный облик был сомнительным уже и тогда, когда они еще охраняли того или иного государственного деятеля – того же Сталина. А пьющий человек – находка для шпиона и террориста потенциально намного более ценная, чем самый болтливый болтун.
Интересно то, что, рассуждая на тему убийства Сталина в 1995 году, генерал Докучаев был более категоричен в допущении версии убийства, чем через десять лет, в 2005 году. А ведь в 1995 году он хотя и склонен был «повесить» убийство или на Берию, или на Хрущева, склоняясь к варианту Берии, сам же высказал предположение о том, что Берия всего лишь располагал достоверными данными о сговоре против Сталина, в связи с чем Лаврентия Павловича и «убрали с дороги»!
Последнее очень похоже на правду, хотя Берия мешал не только убийцам Сталина, но и всей разлагающейся «партоплазме». Однако то, что он имел возможность разоблачить заговорщиков, тоже имело, конечно, свое значение. Я лишь уточню, что Берия, скорее всего, действительно располагал некими достоверными данными об антисталинском заговоре, но получил их не до, а после убийства, придя в объединенное МВД.
Напраслину на Берию возводят многие, но не исключающий – осторожно – его вины генерал Докучаев чуть ли не единственный среди подобных «обвинителей» заслуживает уважения, хотя он тут и ошибается. Ренегат и прямой государственный преступник Авторханов, предатель-перебежчик Олег Гордиевский, ренегат Волкогонов, хамелеон Радзинский, путаник Добрюха, братья-«историки» Медведевы и т.д. и т.п – вот далеко не полный только «отечественный» перечень тех, кто указывает на Берию, который и не мог, и не был в числе убийц Сталина. Лишь политический хамелеон Леонид Млечин сомневается в вине Берии, да и то, естественно, фарисейски…
При этом было бы смешно, когда б не было грустно то, что Николай Добрюха сообщает о вызывающем даже у него сомнение свидетельстве «причастности Берии к убийству Сталина», исходящем «от живущего на Западе собирателя сплетен Романа Бракмана», и ссылается на стремление дать таким-де образом полную «информационную картину».
Что тут можно сказать? Какая там «полнота»! Одной ложью больше, одной меньше… А вот дезинформационная картина, обрисованная Добрюхой, оказывается на удивление полной: Бракман-де узнал от некоего Нугзара Шария, заслуженного артиста Грузинской ССР и якобы сотрудника грузинской редакции радио «Свобода» в Мюнхене, о том, что что он-де, Нугзар Шария, собственными глаза… пардон, ушами слышал, как его дядя Петр Шария слышал, как Берия «в кругу освобожденных им из тюрьмы мингрельских генералов… хвастался, что он отравил Сталина и спас их от верной смерти, а всех мингрелов от высылки».
Итак: Бракман рассказал то, что слышал от Нугзара Шария, который слышал от Петра Шария то, что последнему сказал Берия.
Н-да…
Но тут, пожалуй, надо кое-что пояснить подробнее…
Петр Шария действительно входил в окружение Берии, был арестован по известному «мингрельскому делу», в апреле 1953 года освобожден, до ареста Берии был одним из его помощников по Совмину, а после ареста Берии был вновь арестован, осужден, в 1963 году освобожден и работал в Академии наук Грузинской ССР, скончавшись в 1983 году на 81-м году жизни.
Однако в весьма запутанном «мингрельском» деле, с которым были связаны хотя и значительные, но не тотальные депортации из Грузии в Казахстан, наметился просвет еще при жизни Сталина. Хронология тут такова…
9 ноября 1951 года Политбюро приняло Постановление «о взяточничестве в Грузии и об «антипартийной группе Барамия», а 27 марта 1952 года – еще одно Постановление «о положении в Компартии Грузии». Но уже 4 июня 1952 года Сталин в своей телеграмме первому секретарю ЦК КП(б) Грузии Мгеладзе и другим членам Бюро грузинского ЦК выразил недовольство деятельностью министра госбезопасности Рухадзе и писал:
«ЦК ВКП(б) считает, что т.Рухадзе встал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных (имеется в виду группа Барамия. – С.К.) в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии… ЦК ВКП(б) не сомневается, что если стать на путь т-ща Рухадзе и привлечь арестованных в качестве свидетелей против т. Рухадзе, то арестованные члены группы Барамия могли бы сказать про него гораздо больше и несравненно хуже. Это факт, что именно они во главе с Барамия требовали снятия т. Рухадзе с поста министра месяцев восемь назад и обвиняли его во всякого рода уголовных делах…».
Это был, с одной стороны, прозрачный намек на то, что не так уж безнадежно черны в глазах Сталина арестованные «мингрелы» и не так уж белоснежен арестовавший их Рухадзе… Сталин ведь знал своих кавказцев!
А 9 июня 1952 года Рухадзе и вовсе был снят и вскоре арестован. Поскольку именно Рухадзе инициировал «дело мингрелов» и вкупе с Игнатьевым его вел, можно было предполагать, что финал этого «дела» будет не таким уж и безрадостным для «мингрелов» независимо от того, жив будет Сталин или нет. К слову, Рухадзе расстреляли по приговору Военной Коллегии Верховного Суда СССР в 1955 году – много позже спустя после смерти и Сталина, и Берии.
Есть, правда, еще одна фигура, повинная – по мнению помянутого выше Леонида Млечина – в смерти Сталина. Это… – сам Сталин, который, по уверениям Млечина, создал вокруг себя такую атмосферу страха, что и охрана, и прибывшие на дачу по вызову члены Бюро Президиума ЦК не решались лишний раз к вождю прикоснуться, чтобы ему помочь. Поэтому-де, Сталин убил себя сам, – глубокомысленно резюмирует Млечин. Вторит ему и «демократический» «историк» профессор Наумов, который заявляет, что в «империи»-де Сталина боялись все, включая самого Сталина.
Млечин, впрочем, как это ни странно, верно отмечает несостоятельность версий о том, что охрана вначале позвонила Берии, и сообщает, что вначале она позвонила, как и положено, Игнатьеву. А тот уж якобы переадресовал ее к Маленкову, который поднял Берию, Булганина и Хрущева. Но далее Млечин – от себя не уйдешь!, повторяет бредни о Берии, якобы то радующемуся беспамятству Сталина, то якобы притворно падающему перед ним на колени…
«Объективности» Млечина есть, пожалуй, объяснение. Он всего лишь следует за «генералом» Волкогоновым, который ссылается на рассказ (или – россказни?) охранника Рыбина, содержащий именно этот алгоритм: звонок Игнатьеву – его совет позвонить Маленкову и Берии и т.д… Волкогонов еще более расцветил этот «рассказ», но об этом – чуть позже.
Что же до списка «обвинителей» Берии, то я забыл упомянуть еще и Никиту Хрущева! Он в «своих» «мемуарах» тоже утверждает, что единственным человеком, заинтересованным в смерти Сталина, был якобы Лаврентий Берия… Но вот уж в этом случае можно точно сказать: «На воре шапка горит…» Хрущев просто взваливал с больной головы да на здоровую.
Да он ведь однажды и прямо проговорился о своей зловещей роли! Речистого Никиту Сергеевича в его поздние годы, когда он возомнил себя великой исторической личностью, иногда «несло» покруче, чем Великого Комбинатора Остапа Бендера. И вот, по свидетельству «внутреннего хроникера ЦК КПСС» Н. Зеньковича, 19 июля 1964 года на митинге в честь венгерской партийно-правительственной делегации Хрущев фактически признался в насильственной смерти Сталина и заявил, что в истории человечества было немало тиранов жестоких, но что все они «погибли так же от топора, как сами свою власть поддерживали топором»…
Топор в руках Хрущева? Что ж, он умел держать в руках туфлю, сидя в зале заседаний Генеральной Ассамблеи ООН, умел держать в руках ружье, метко подшибая цель… И вряд ли он затруднился взять в руки топор против того, кто мог лишить его высокого положения, добытого в жестокой борьбе с жизнью.
Много заниматься криминальной хронологией той роковой ночи, когда происходила «тайная вечеря», я, как уже не раз предупреждал, не буду.
Но вот продолжение рассказа Булганина в пересказе Жукова:
«…В 2 часа ночи первыми от СТАЛИНА уехали они – БУЛГАНИН и МАЛЕНКОВ. Около 3 часов ночи якобы уехали БЕРИЯ и ХРУЩЕВ. После отъезда БЕРИЯ и ХРУЩЕВА, минут через 15-20 в столовую к СТАЛИНУ зашел генерал ВЛАСИК, чтобы помочь СТАЛИНУ лечь в постель, и он увидел СТАЛИНА в обморочном состоянии лежащим на полу…»
Власик, вообще-то, в то время сидел в камере то ли на Лубянке, то ли в Лефортово, но, допустим, тут у Булганина или у Жукова произошла аберрация памяти. Для маршала Жукова и генерал был, как я понимаю, не выше ефрейтора, и хотя Власик был не простым генералом, пусть так… Но уж основную-то последовательность событий и участвующие лица Булганин перепутать мог вряд ли… И его рассказ или опровергает ряд «свидетельств» – как по части хронологии, так и по составу действующих лиц, или же сам принципиально неверен, намеренно или не намеренно:
«ВЛАСИК немедля позвал (вызвал? – С.К.) БЕРИЯ и вызвал врачей. ВЛАСИК и охрана якобы осторожно перенесли СТАЛИНА на кровать.
Прибывшие врачи в присутствии БЕРИЯ, МАЛЕНКОВА И ХРУЩЕВА пытались оказать помощь СТАЛИНУ, но все было тщетно, СТАЛИН был без сознания и у него был установлен паралич. Несколько позже прибыл БУЛГАНИН и другие члены Президиума. Было решено установить около СТАЛИНА постоянное дежурство членов Президиума и профессуры поликлиники Кремля. Через непродолжительное время СТАЛИН, не приходя в сознание, умер».
В рассказе Булганина – нестыковка на нестыковке. Ну, хорошо, Власик, или там охранник Лозгачев, или охранник Рыбин, или еще кто обнаружил Сталина в обмороке и позвал Берию. А как оказались на даче Маленков и Хрущев? И что значит – «через непродолжительное время»? Сутки – это непродолжительное время? Причем из рассказа Булганина вытекает, что о части событий той ночи Булганин мог знать лишь с чужих слов. Причем выходит, что он прибыл на дачу Сталина где-то не ранее чем в начале пятого часа в воскресенье 1 марта.
Но вот генерал Докучаев в 1995 году приводит рассказ одного из тогдашних охранников Сталина полковника С.В. Гусарова… В ночь с 28 февраля на 1 марта, то есть в ночь «тайной вечери», он стоял на посту у входа в главный дом дачи и видел, как выходили примерно в 4.00 Маленков, Берия и Хрущев. И Гусарову запомнилось, что «Маленков тогда облегченно вздохнул»…
Напомню, что в рассказе Булганина в передаче Жукова Маленков уехал с Булганиным, причем в 2 часа ночи.
А вот в книге Николая НАДа-Добрюхи бывший лейтенант ГБ Павел Иванович Егоров из выездной охраны Сталина «готов рассказать о времени с нуля до 2 часов ночи», потому что «именно эти часы» остались-де в его памяти «навсегда».
Но не очень понятно – часы какой ночи остались у него в памяти? По словам Егорова, он стоял «в ту трагическую мартовскую ночь» на посту №6 «как раз у окон той самой Большой столовой, где, как принято считать, и закончилась жизнь Сталина». И как раз в это время первый заместитель начальника выездной охраны «товарищ Старостин» якобы тревожился по поводу того, что свет в столовой-де горит, а там никого нет, и Старостин-де не знает, как подавать Сталину тот чай с лимоном, который ему якобы обычно носила охрана. (Полковник С.В. Гусаров, впрочем, вспоминал, что в кабинете Сталина на столике постоянно стоял электрический чайник со всем необходимым для приготовления чая, и Сталин ночью все делал сам, чтобы не поднимать горничную.)
Но более странно и удивительно другое: ведь по свидетельству и Гусарова, и Булганина (пусть и в пересказе Жукова), и самого Хрущева гости Сталина начали разъезжаться ну никак не раньше 2 часов ночи. Так где стоял Егоров и что видел, и чего не видел?
И как Егорова вообще понимать? Он сообщает, что сменился якобы утром 2 марта, еще ничего не зная о переполохе на даче. И со слов Егорова получается, что «трагическая мартовская ночь» – это ночь с 1 на 2 марта.
Но ведь все произошло вроде бы в ночь с 28 февраля на 1 марта?
НАДЕЮСЬ, читателю уже стало понятно, почему у автора нет желания проводить – по примеру многих других «исследователей» – собственное скрупулезное расследование того, что, когда и как происходило на даче Сталина? Мне пришлось за время работы над этой книгой перечитать по необходимости столько лжи, что без большой нужды перегружать себя и читателя ее разбором у меня, право, охоты нет! Как нет охоты и пытаться устанавливать то, кто конкретно из свидетелей и участников событий той ночи лжет «как свидетель», а кто – как негодяй.
О той ночи нам достоверно известно одно: что она была последней сознательной ночью в жизни Сталина и предвещала ему уже скорую смерть! Причем от рук кого угодно, но только не Берии.
Но еще об одной лжи мне рассказать придется…
Вначале я сознательно не хотел при работе над своей книгой о Сталине обращаться к книге Сергея Хрущева о его отце, Никите Хрущеве. Я отношусь к сыну Хрущева с брезгливостью уже потому, что он покинул Россию. А знакомство с его книгой уважения к ее автору не вернуло, зато еще более усугубило чувство неприязни и отвержения.
«Яблоко», увы, упало от «яблони» недалеко.
Книга Хрущева-младшего лжива на манер книг Волкогонова, Авторханова, Радзинского – то есть она лжива почти постранично, лжива даже тогда, когда автор пишет о том, что имело место в действительности.
При этом она неплохо разоблачает как героя книги, так и ее автора. Показательный пример насчет этого я приведу в последней главе собственной книги, а сейчас обращусь к тому месту воспоминаний Сергея Хрущева, где он пишет о смерти Сталина.
Хрущеву-сыну в 1953 году было 18 лет, и он пишет вот что:
«…Последний раз отец ждал сталинского звонка в начале марта 1953 года, в воскресенье, первого числа. Накануне, вернее, в то утро он вернулся домой на дачу часов в пять (откуда это сыну известно? Он что – отцу в раннее воскресное мартовское утро дверь открывал, что ли? – С.К..), как обычно, когда ужинал у Сталина. Отец не сомневался, Сталин не выдержит одиночества выходного дня, затребует к себе (н-да! – С.К.). Обедать отец не стал, пошел пройтись, наказав, если позвонят оттуда, его немедленно позвать. Такое распоряжение он сделал для проформы, все прекрасно знали, что надо делать в этом случае…»
Но позвольте – ведь Хрущева вызвали к Сталину почти сразу после того, как он с «ближней дачи» уехал? Так когда же он «не стал обедать» и «прогуливался»? И какие он имел основания ждать нового «приглашения на гулянку», когда был прекрасно осведомлен о завтрашнем непростом заседании Президиума ЦК, перед которым Сталин в любом случае не стал бы «собирать стол» – надо было отдохнуть и подготовиться к завтрашнему дню?
Но это не так уж важно, а важно свидетельство сына о том, что отцу после возвращения от Сталина и кусок в рот не лез, и на месте ему не сиделось, и звонка он ждал так нетерпеливо, что даже напомнил о том, что все и так знали…
Это ведь типичное поведение отравителя или соучастника отравления, ожидающего: вышло или не вышло? Читаем далее:
«Звонка отец так и не дождался. Стало смеркаться, он перекусил в одиночестве и засел за бумаги. Уже совсем вечером позвонил Маленков, сказал, что со Сталиным что-то случилось. Не мешкая, отец уехал…»
Так что прав был все же охранник Егоров, и Сталину стало плохо не в ночь с 28 февраля на 1 марта, а в ночь с 1 на 2 марта? По Сергею Хрущеву выходит так, хотя на деле было все же не так. Однако и это здесь не суть важно! Читаем далее:
«…Некоторое удивление вызвало скорое возвращение отца, он отсутствовал часа полтора-два… Молча поднялся в спальню и вновь углубился в свои бумаги (?! – С.К.).
Вторично он уехал почти к ночи и вернулся под утро. И только на следующий день он рассказал, что Сталин болен, состояние очень тяжелое, и они с Булганиным будут дежурить по ночам у постели больного…»
Здесь опять хронология двух дней вывернута самым странным образом. Она дана не так, как она традиционно подается, да и не такой, какой она была на деле…
Но и это, пожалуй, не самое главное. И это еще не всё! Сергей Хрущев написал ведь и так:
«Вечером 5 марта 1953 года отец возвратился домой раньше… Он вошел, устало сел на диван и вытянул ноги. Помолчал, потом произнес:
– Сталин умер. Сегодня. Завтра объявят. Он прикрыл глаза…
Я… помявшись, спросил:
– Где прощание?
– В Колонном зале. Завтра объявят, – как мне показалось, равнодушно и как-то отчужденно ответил отец. Затем он добавил после паузы:
– Очень устал за эти дни. Пойду посплю…»
Хрущев за эти дни действительно не мог не устать очень – в любом случае, при любой внутренней нелюбви или даже ненависти к Сталину он, как и его коллеги, перенес немалые психологические нагрузки. Но даже его сын был обескуражен так, что и через годы вспоминал:
«Я был растерян и возмущен: «Как можно в такую минуту идти спать? И ни слова не сказать о нем. Как будто ничего не случилось!» Поведение отца поразило меня…»
Вот так…
Вот так!!!
Даже сына поразило равнодушие отца в такую минуту… Да, для Хрущева, как и для всех высших лиц в СССР, Сталин был фактически мертв не первый день, и все они с ним про себя уже простились. Но сын-то узнал о смерти товарища Сталина вот только что… Для него-то это была новость ошеломляющая… И у якобы большевика Хрущева не нашлось для сына-комсомольца в такую минуту ни одного слова!
Почему?
В ЕВАНГЕЛЬСКОЙ притче Предатель Иуда выдал Христа, поцеловав его.
Евангелист Матфей описывает это так: «Предающий же Его дал им знак, сказав: Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его» (гл.25, стих 48).
Евангелист Марк повествует далее: «И пришед тотчас подошел к Нему и говорит: Равви! Равви! И поцеловал Его» (гл.14, стих 45).
Евангелист Лука продолжает: «Иисус же сказал ему: Иуда! Целованием ли предаешь Сына Человеческого?» (гл. 22, стих 48).
А евангелист Иоанн заканчивает: «Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса и связали Его» (гл.18, стих 12).
Хрущев же поцеловал на прощание не Иисуса, а Сталина.
Но это тоже был поцелуй Иуды…