Идем Атлантическим океаном на северо-запад. Не жарко. Температура воздуха 13°, ветер и волна 5 баллов. Небо серое, облачное, иногда выглядывает солнце. Ветер постепенно усиливается. Держим курс на Иберийскую котловину, что лежит уже севернее Пиренейского полуострова. Здесь на глубине свыше 5000 м намечена очередная станция. Ходу туда больше суток.

29 марта. Работаем на Иберийской котловине в Атлантическом океане. Наши координаты 45°03 с. ш., 12°52 з. д. Глубина — 3500 м. Погода улучшилась. Все шло хорошо, но немного подвела поспешность, хотя спешить-то было некуда, просто нетерпение.

Зоологи спустили трал Сигсби, траление уже закончилось. Не дождавшись поднятия его на палубу, геологи начали спускать дночерпатель. Было вытравлено уже несколько тысяч метров троса, как вдруг что-то случилось с геологической лебедкой и трос оборвался на верху у лебедки. Дночерпатель с тросом сцепились с тралом, шедшим на подъем. Немало времени ушло на приведение их в порядок.

Несколько раз на различные уровни опускали разноглубинный трал Айзекс-Кидда, и каждый раз он приносил каких-нибудь специфических для данной глубины рыб, то лампаниктусов, отличных от добытых нами ранее, то топориков, то других рыб, так что материала для работы нам хватало. Траления здесь веселее, чем в Средиземном море: Атлантика все же гораздо богаче жизнью.

Четверо суток, день и ночь, все отряды работают на этом полигоне. С глубины более 5000 м удачно подняли трал Сигсби. В нем оказалась довольно крупная, более 35 см, глубоководная и, как говорят ихтиологи, редкая рыба из семейства бротулид, самая глубоководная из пойманных за весь рейс. Да и попалась она случайно, зацепившись за наружную сетку трала.

Успешно поработали на разных горизонтах отряды планктона, гидрофизический, гидрохимический и др. Это все очень существенно для сопоставления условий жизни в Средиземном море и Атлантическом океане.

…В задачи 65-го рейса «Витязя» входило заполнить некоторые «белые пятна» в наших знаниях о Средиземном море. Конечно, короткий рейс не позволил проводить сколько-нибудь длительную работу на намеченных глубоководных полигонах, но все же были внесены существенные коррективы в имеющиеся представления о бентосе моря.

Сведения о гидрофизических и геологических условиях в этом море более полны, имеются современные сводки И. М. Овчинникова, Е. Н. Емельянова и других, освещающие абиотические условия среды обитания организмов. Но во многих отношениях Средиземное море остается слабо изученным. Это касается прежде всего закономерностей количественного распределения бентоса. Поэтому мне хочется кратко рассказать о некоторых результатах работ отряда бентоса, проведенных под руководством одного из ветеранов «Витязя», Н. Г. Виноградовой, и ее неутомимыми помощниками О. Н. Зезиной, Р. Я. Левенштейн, М. Н. Соколовой, Ф. А. Пастернаком.

Глубоководный бентос Средиземного моря изучался ими в дночерпательных пробах (количественный учет бентоса) и в уловах донных тралений в Адриатическом, Ионическом, Тирренском морях, море Альборан и в Алжиро-Прованской котловине. Для сравнения со Средиземным морем ими были проведены сборы материала в Иберийской и Западноевропейской котловинах Атлантического океана.

Советские исследования в Эгейском и Адриатическом морях показывают низкую продуктивность моря — порядка 0,5–5,0 г/м2 органического вещества бентоса, что подтверждает ранее имевшиеся данные. В наиболее продуктивном районе Эгейского моря, к западу от острова Лемнос, выход органического вещества немного выше 5 г/м2. Величины эти даже ниже, чем в Черном море, хотя Черное море уступает Средиземному по числу видов в сборах бентоса.

В глубоководных котловинах Средиземного моря прежде брались дночерпательные пробы (в том числе и советскими исследователями); представления об их очень низкой продуктивности были столь укоренившимися, что маститый французский биолог и океанограф Ж.-М. Перес считал глубоководные районы восточной части Средиземного моря вообще безжизненными.

Но эти категорические выводы были все же ошибочными, что показали более тщательные исследования глубоководного бентоса, проведенные с французского экспедиционного судна «Жан Шарко» в 1970 г. Сборы придонной фауны в западной и восточной частях Средиземного моря на глубинах 1600–3700 м приносили разнообразную фауну — полихет, изопод, танаид (род ракообразных), кумацей, моллюсков, реже иглокожих и асцидий.

Исследования, проведенные в 65-м рейсе «Витязя», подтвердили эти наблюдения. В собранных дночерпательных глубоководных пробах беспозвоночные имелись всегда и, как правило, нескольких видов. В Ионической котловине с глубины 3650 м дночерпатель принес немало губок и полихет. В Тирренском море (глубина 3540 м) обнаружились губки, кишечнополостные, двустворчатые моллюски, сипункулиды. Беднее оказались придонные пробы в Алжиро-Прованской котловине (глубина 2850 м), где в дночерпателе оказался лишь один экземпляр двустворчатого моллюска.

На более мелководных станциях в Средиземном море дночерпатель приносил более разнообразную и многочисленную фауну, содержащую почти все основные составляющие группы бентоса.

Исследования биомассы бентоса в глубоких котловинах Средиземного моря подтвердили факт очень малой величины биомассы. Несмотря на разнообразие форм, общая ее величина определялась в пределах 0,01—0,48 г/м2. Что касается зонального распределения бентоса в Средиземном море, то анализ всех имеющихся данных по количественному распределению бентоса не подкрепляет мнение о каких-либо закономерных изменениях общей величины или изменениях составляющих бентос групп по мере продвижения от западных частей моря к восточным. Основные причины, обусловливающие низкую продуктивность глубоких котловин Средиземного моря, здесь, как и в других районах Мирового океана, лежат, по-видимому, в недостатке и качестве пищи на дне. Здесь играют, конечно, роль и гидрофизические условия, прежде всего относительная гомотермия подповерхностных и глубоких вод этого бассейна, не способствующая оседанию биогенного органического вещества. Наконец, с проблемой продуктивности связана, по-видимому, и геологическая история всего Средиземного моря, на что обращает внимание и Н. Г. Виноградова.

Изучение глубоких буровых колонок, добытых со дна различных районов Средиземного моря буровым судном «Гломар Челленджер» в 1970 г., привело к неожиданным и крайне интересным выводам. Приходится признать, что, по-видимому, б — 7 млн. лет тому назад весь бассейн Средиземного моря представлял собой пустыню с отдельными солеными озерами в понижениях грунта. Колонки глубокого бурения из разных районов Средиземного моря приносили веские доказательства прогрессирующей стагнации вод с неизбежным вымиранием донных обитателей. Все это приводит к мысли, что после того, как произошло последнее заполнение Средиземноморского бассейна атлантической океанской водой и началось новое заселение абиссальных его глубин, вновь пришедшие придонные обитатели не имели достаточно времени для сформирования разнообразной и богатой фауны бентоса. Отсюда и его относительная бедность.

В Восточной Атлантике «Витязь» проводил сборы придонной фауны в двух районах — в Иберийской котловине и в так называемой Западноевропейской котловине (об этих работах будет сказано далее). Дночерпательные сборы и траления разными типами тралов давали относительно богатые уловы разнообразной фауны, в том числе и немало крупных форм, в частности два экземпляра плавникового осьминога. Так, например, на станции в Иберийской котловине, на глубине 5430–5450 м, трал принес 965 животных, относящихся к 102 видам, 30 отрядам, и общий вес улова равнялся 342 г. На другой станции, в Западноевропейской котловине, траление дало тоже разнообразный улов, хотя и несколько более бедный, чем в Иберийской котловине. В трале оказалось 276 животных, относящихся к 58 видам, 27 отрядам, общий улов весил 106 г. Разница по сравнению с уловами в Средиземном море огромная. Сборы показывают, что в восточноатлантических котловинах фауна макробентоса ни по богатству, ни по разнообразию не уступает бентосу гомологичных областей Тихого или Индийского океанов.

Надо еще отметить, что Н. Г. Виноградова проводила в дночерпательных пробах отбор так называемого мейобентоса, т. е. очень мелких форм, стоящих по размерам между одноклеточными организмами и формами размером 0,45 мм. Мейобентос играет очень большую роль в жизни Мирового океана.

Новым в методике работ с донными тралами в 65-м рейсе «Витязя» было регулярное применение гидроакустического индикатора дна (ГИД-78). С помощью этого прибора, подвешенного на рабочем тросе трала, можно непрерывно следить за положением орудия лова относительно дна. Использование ГИД-78 помогло регулировать длину вытравленного троса и избежать обычных (при работе «вслепую») рывков и неудач, сопровождающих эти работы при значительных глубинах.

Работами отряда Л. А. Пономаревой (отряд планктона) подтвержден известный ранее факт о бедности планктона в Средиземном море, что согласуется и с бедностью бентоса. Обилие планктона и донной фауны, обнаруженное в районе Иберийской котловины, резко контрастировало с наличием их в Средиземном море.

Несколько слов о работах других отрядов. Гидрохимиками были проведены массовые определения форм соединений железа, марганца, серы и впервые в судовых условиях осуществлено определение селена в осадках. На борту было налажено определение абсолютного возраста донных проб грунта радиоуглеродным методом. В частности, установлен возраст вулканических пепловых прослоек, связанных с извержениями Везувия, в том числе и в историческое время.

Широкое использование гидрофизическим отрядом зонда «Аист», непрерывно регистрирующего распределение температуры и солености по глубине, позволило подтвердить чрезвычайно однородную температуру до глубины 1000 м.

Эти краткие сведения о работе некоторых отрядов в 65-м рейсе «Витязя» показывают, что проведенные исследования внесли новые факты в наши знания о Средиземном море.

…1 апреля у нас праздничный день — тридцатилетний юбилей «Витязя». В 8 часов утра весь состав экспедиции выстроен на палубе, состоялся торжественный подъем флага Советского Союза и вымпела Академии наук. Было зачитано приветствие от президента Академии наук академика А. П. Александрова. Естественно, что завтрак и обед были праздничными, и наш кок не ударил в грязь лицом. Вечером было организовано торжественное заседание, на котором зачитали приказ по экспедиции и огласили приветственные телеграммы, в частности от других экспедиционных судов Академии наук, плавающих в различных районах Мирового океана. Вечер закончился выступлением наших самодеятельных артистов. Редакция нашей стенгазеты выпустила номер, посвященный юбилею «Витязя».

А тем временем «Витязь» шел полным ходом на север, к берегам Великобритании. Нам дали разрешение на заход в порт Дувр.

Вышли на траверс Бискайского залива, известного своим «плохим характером». Редко суда проходят Бискайский залив без шторма или хотя бы без хорошей болтанки. И в нашем случае было так же. Хотя погода скверная, не стихает ветер, небо серое, в тучах, все же решено было сделать станцию в районе, который может быть условно назван Западноевропейской котловиной. В 13 часов остановили ход, глубина около 5000 м. Отряд бентоса начал траление. Несмотря на ветер и волну, траление прошло успешно и был добыт материал по разным видам беспозвоночных. Рыб не было.

Это была последняя работа «Витязя». В 20 часов подняли трал на борт, дали гудок и пошли курсом на север.

3 апреля. Ночью разыгрался шторм, ветер достиг 8 баллов; качка боковая, с борта на борт. Все, что могло падать, падало. В моей каюте стоит тяжелое кресло. Как только наклонит корабль на один борт, кресло падает, при крене корабля в обратную сторону оно само встает. Пожалуй, это была самая сильная качка за весь рейс. Штурман передает по внутреннему радио штормовое предупреждение: «Женщинам соблюдать осторожность при хождении по коридорам. Не ходить на каблуках, не выходить на палубу». Крен достигает 30°. Конечно, этой качке далеко до тех штормов, которые «Витязю» приходилось испытывать в Тихом или Индийском океанах. И каждый раз поражаешься остойчивости корабля. Глядишь в окно, выходящее на прогулочную палубу, и видно, как надвигается большущая многометровая волна, — вот-вот сейчас положит на борт, но «Витязь» только вильнет своим корпусом и опять идет прямехонько.

Мы вошли в циклон, надвигается дождь, небо обложено тучами.

Анатолий Петрович Андриашев, вообще человек ловкий и тренированный, идя на обед в кают-компанию, спускался по широкому трапу, самоуверенно не держась за перила. Как на грех, качнуло. Он поскользнулся и упал. Ушиб лицо, повредил ребро. Вернулся в каюту, лежит. Наш молодой судовой врач оказал первую помощь. Наутро положение больного не улучшилось, и пришлось дать телеграмму в советское посольство в Лондоне и морскому агенту о том, что на борту больной и нужен врач.

За ночь шторм «выдохся», ветер постепенно стих, и море стало успокаиваться. На севере небо ясное, но здорово похолодало. В 7 часов утра температура воздуха всего 4°. Выпал снег. По метеосводкам, холод идет из Гренландии.

К утру подошли к Ламаншу, или, как его называют англичане, к Английскому каналу. В канале очень оживленно. Все время идут встречные суда — танкеры, контейнеровозы, траулеры, лайнеры. С утра шли средним ходом, чтобы не прийти в Дувр слишком рано, но после того, как было принято решение ускорить прибытие, дали полный ход. Рассчитываем прийти в порт завтра утром.

5 апреля. Тихая погода, слабый туман.

Часам к десяти утра стали видны берега Франции, район Кале, со стороны Великобритании — знаменитые белые скалы Дувра. Прошел паром на воздушной подушке, соединяющий Кале и Дувр, и быстро скрылся из глаз. Эти суда на воздушных подушках ходят очень быстро и поддерживают пассажирскую связь между английским Дувром и портами Франции, Бельгии, Нидерландов — Кале, Булонью, Дюнкерком, Флиссингеном, Остенде.

Нашла хмара, темная туча, полил дождь, и берега скрылись из виду. Но вскоре опять видимость стала хорошей. Подошел лоцманский катер, лоцман поднялся на борт и повел судно, описывая большую дугу (вероятно, из-за мелей), в Дуврский порт, в восточную гавань, к самому дальнему от города причалу.

Ошвартовались. Вскоре подъехала машина, с пирса перекинули на борт длинный трап, и вот уже к нам поднялись врач и морской агент. Врач осмотрел больного, выслушал, выстукал и посоветовал срочно госпитализировать его. Часа через два приехала машина, и Андриашева перенесли в нее на носилках. С ним поехали судовой врач и Н. В. Парин, знающий английский язык.

После ужина, получив от портовых властей пропуска, пошли в город. Долго идем портовыми путями. Мимо проносятся огромные грузовые фургоны, везущие товары с разгружающихся судов, а чаще в загруженном виде переплывающие Ламанш на специальных грузовых паромах. Фургоны не только английские, но и других стран — из ФРГ, Франции, Нидерландов, Италии, изредка видели и наши международные машины Совтрансавто. Паромы — огромные суда водоизмещением в несколько тысяч тонн. Они пристают к причалу кормой, которая раскрывается, как широкие ворота, и машины выезжают прямо на слип причала. В паром входит до двухсот легковых и грузовых машин, устанавливаемых в два зтажа. Один такой причал был почти рядом со стоянкой «Витязя», и мы постоянно наблюдали, как в течение дня раз десять, а то и больше подходили набитые автомобилями паромы одной и той же фирмы, но несущие разные порядковые номера.

До въезда в город дорога километра два идет доками, складами, причалами, подъездными путями и т. п. Интересно, что она проложена под высокими отвесными меловыми обрывами, характерными для Дувра. На обрывах гнездится огромное количество чаек, которые криками заглушают даже гул автомобильных моторов.

Прошли проходную в порт. Полисмены крайне вежливы, предупредительны: проверили наши пропуска, узнали, что мы с советского судна, — рассказали нам об автобусном сообщении с Лондоном. Время уже позднее, пропуска у нас действительны до 20 часов, и поэтому экскурсию пришлось отложить. Встретились с Н. В. Лариным и доктором, которые шли из больницы. У Андриашева на рентгене обнаружили перелом ребер, что означает не менее чем недельное пребывание в больнице.

На следующее утро пошли в город. Дувр симпатичный типично английский небольшой городок. Прошлись по главным торговым улицам. Я люблю заходить в магазины металлических изделий, смотреть инструменты, ножи и т. п. Эти магазины очень хороши в Англии. Купил шведское полотно для лучковой пилы (для пилки дров). Ни в Марселе, ни в Испании, ни в Португалии я не встречал такого полотна. А тут, в единственном в Дувре магазине железных изделий, вдруг нашел. Не удержался и купил товарищу хороший большой складной нож. Спросил продавца, почему все товары лежат открыто, их можно брать в руки, осматривать, а вот ножи лежат в витрине запертые на замок. Ответ был интересный: «Ничего не крадут, а вот ножи хорошие крадут, их нельзя не держать под запором».

На следующий день намечена экскурсия в Лондон. Все желающие разбиты на группы в 45 человек, по числу мест в автобусе. Расстояние от Дувра до Лондона — 75 миль, т. е. около 135 км. Дорога интересна и приятна. Дувр находится в одном из самых зеленых графств Англии — Кенте. Тут мало промышленных предприятий, преобладает сельскохозяйственный пейзаж. Много хмельников, которые поставляют хмель пивоваренным заводам, садов, поднимающихся по склонам живописных холмов. Недаром это графство называют «садом Англии». На огороженных зеленых пастбищах пасутся стада темно-бурых коров, овец. Проезжаем небольшие деревни, городки. Дома сложены из камня и кажутся одинаковыми. Около некоторых из них лежит сельскохозяйственный инвентарь, стоят тракторы, сеялки и т. п.

Начинается пригородная зона Большого Лондона, плотно застроенная однообразными домами, наполненная сутолокой автомобилей, грузовиков, автобусов. Незаметно оказываемся в центральной части города. Перед нами знаменитый Гайд-парк с его просторными лужайками, на одной и? которых мы останавливаемся, чтобы отдохнуть.

Нас троих привлекает Национальная галерея, где мы провели несколько часов. Национальная галерея в Лондоне — один из богатейших художественных музеев Европы. Я в Лондоне бывал, жил однажды несколько месяцев, так что многое было мне знакомо. Но спутники мои здесь впервые, поэтому прежде всего посмотрели, как это принято у туристов, смену караула у Букингемского дворца. Полюбовались водоплавающей птицей: дикими утками, гусями, живущими в прудах прилегающего к дворцу парка круглый год,

Проходя вдоль Темзы, видели ошвартованную у набережной знаменитую шхуну «Дисковери» — судно капитана Р. Скотта, на котором он вместе со своими товарищами плавал в Антарктиду. Испытывая огромные трудности и лишения, они пешком добрались до Южного полюса, но там их ожидал удар: норвежский флаг подтвердил опасения, что несколькими месяцами раньше здесь побывал Амундсен. Это было тяжелое потрясение для честолюбивого англичанина. На обратном пути к ледовому барьеру, где оставался корабль, капитан Скотт погиб. В Лондоне ему установлен памятник. На «Дисковери» нас, к сожалению, не пустили, так как на корабле шел ремонт.

В другом месте Темзы мы видели стоящую на приколе знаменитую «Кэти Сарк» — парусную трехмачтовую шхуну, долгое время державшую мировой рекорд по скорости. Среди парусных судов, возивших чай из Цейлона в Лондон, ни одно не могло обогнать «Кэти Сарк» на переходе из Австралии в Англию. На парусных судах чай сохранялся лучше, чем на пароходе, где чай сорбирует запахи масла, угля и т. п. Но и на паруснике от долгого лежания в сыром трюме чай портился, поэтому особенно ценился тот «чайный клипер», который быстрее всех доставлял чай в Лондон.

На следующий день мы не поехали на экскурсию в город, а остались на судне в ожидании прибытия интересного для меня и Т. С. Расса гостя. Это был мистер Алан Дэвидсон, большой знаток рыб и в то же время не меньший знаток рыбных блюд, приготовляемых во всех странах. И то и другое, т. е. ихтиологию и рыбную кулинарию, он изучает со всей основательностью ученого и является признанным авторитетом.

В прошлом дипломат, мистер Дэвидсон сменил работу в различных дипломатических представительствах

Англии на любимую ихтиологию. Около 12 часов мы встретили Дэвидсона, прибывшего с женой и двумя взрослыми дочерьми, одна из которых хорошо знала русский. Она изучала его в Кембридже, на кафедре русского языка, работала в Москве. Встреча была очень сердечной.

Гости детально осмотрели корабль, о котором Дэвидсон немало читал. Мы побеседовали о наших работах и договорились завтра встретиться в Лондоне на конечной станции автобусов, прибывающих из Дувра. Назавтра мы сели в автобус в Дувре и точно в назначенное время прибыли на автобусную станцию, где нас встретил мистер Дэвидсон на своем видавшем виды, но еще честно служившем «бьюике».

Мы направились в скромный район английской столицы Челси, где Алан живет со своей семьей. Типичный лондонский скромный дом, обилие книг по специальности; некоторые из них принадлежат перу самого хозяина. На стенах старинные рисунки, часто религиозного содержания, сделанные его теткой, художницей.

После ленча, на который хозяйка предложила жареную рыбу (треску) и жареный, мелко нарезанный картофель (все очень вкусное), Дэвидсон осведомился, что мы хотели бы посмотреть в Лондоне больше всего. Наиболее важным для нас было, конечно, посещение знаменитого Британского музея естественной истории в Кенсингтоне. Но это уже было предусмотрено нашей общей программой на ближайшие дни. Не бывавший в Лондоне Т. С. Расе выразил желание посетить широко известный Музей восковых фигур мадам Тиссо. Сделав большой крюк по Лондону, Алан Дэвидсон подвез нас к музею.

Нас встретило великое множество различных фигур в присущем им одеянии, составляющих подчас целые сцены из истории. На наш взгляд, не все фигуры выполнены безупречно. Некоторые из них поражают сходством с оригиналом, а вернее, со сложившимся у нас образом того или иного исторического лица. Другие фигуры гораздо менее удачны. Экспозицией охвачены все народы и эпохи, но, конечно, более всего внимания уделено выдающимся личностям из истории Англии.

Уже на автобусной станции мы договорились ветретиться еще раз, так как нам хотелось осмотреть богатую библиотеку ученого и побеседовать о его работе.

Перед тем как рассказать о поездке в Музей естественной истории и вторичном посещении Дэвидсонов, остановлюсь немного на городе Дувре, его истории, и очень недалеко лежащем от него городке Кентербери.

Город Дувр (графство Кент) лежит в устье долины, подходящей к самому узкому месту пролива Па-де-Кале. Поселение на месте Дувра существовало еще до завоевания Британии римлянами. Именно здесь римляне впервые высадились на британскую землю, и отсюда началось завоевание страны. На скалах Дувра римляне соорудили маяк. В IV в. н. э. тут находился укрепленный форт — один из опорных пунктов защиты побережья. После завоевания Англии норманнами в 1066 г. Дувр стал крупным английским городом. На высоком меловом берегу в XI–XII вв. был выстроен укрепленный замок, откуда в ясный день можно различить берега Франции. Дуврский замок, охраняющий подступы к английским берегам со стороны материка, стал считаться «ключом к Англии».

В XI в. Дувр и еще четыре приморских города были возведены в почетный ранг приморских городов, отвечающих за морскую безопасность Англии. На эти города был возложен целый ряд обязанностей по снабжению кораблей, обеспечению их командами и некоторые другие функции, а за это они получали различные привилегии. Главным лицом в Дувре был констебль дуврского замка.

Дувр — первый порт Великобритании по числу прибывающих в страну пассажиров и главный порт автомобильных паромов, пересекающих Па-де-Кале. Население Дувра небольшое — насчитывает 35 тыс. человек. Во время второй мировой войны фашисты неоднократно бомбардировали город с воздуха, а также подвергали его артиллерийскому обстрелу с французской стороны пролива. В городе имелись значительные разрушения.

Недалеко от Дувра, примерно в 30 км, лежит город Кентербери, который мы проезжаем по пути в Лондон. Кентербери, административный центр графства Кент, — один из старейших городов Англии. Как показывают археологические раскопки, старинное поселение в устье реки Стур существовало на месте нынешнего города еще за 200 лет до н. э. Император Клавдий в 43 г. н. э. основал здесь лагерь, в котором был выстроен большой амфитеатру Город был окружен стеной. После падения Рима Кентербери становится в конце VI в. столицей княжества Кент. Папа римский послал для распространения христианства свою миссию во главе со святым Августином. Августин основал Бенедиктинский монастырь и построил собор. Благодаря их сооружению Кентербери сохранял значение важного культурного и религиозного центра в течение всего англосаксонского периода английской истории. Даже после прихода норманнов под предводительством Вильгельма Завоевателя и битвы при Гастингсе (1071 г.) Кентербери продолжал играть немалую роль в разных событиях британской истории — крестьянских восстаниях, войне Алой и Белой розы и др.

Во время религиозных войн в Европе беглецы из Франции и Нидерландов, гугеноты и другие протестанты, в большинстве ткачи, принесли с собой умение и профессиональные навыки, и в Кентербери развилась текстильная мануфактура. До сих нор сохранилась старинная прядильня XIV в.

Кентербери — небольшой уютный городок, население которого достигает почти 100 тыс. человек. Для туристов он интересен прежде всего своим знаменитым собором. Постройка его была начата еще в VI в. В 1174 г. его частично уничтожил пожар, но собор был восстановлен. Разные архиепископы в течение нескольких веков перестраивали его. Собор производит сильное впечатление своей величественностью и в то же время пропорциональностью. Внутри он несколько необычен и состоит как бы из двух частей, отражающих разные периоды строительства. В храме в качестве отделки применено много темного мрамора, который контрастирует с другими частями собора, построенными из светлого камня.

В соборе имеется гробница архиепископа Томаса Бекетта (XII в.). Рядом с ней гробница Эдуарда — Черного принца, умершего в 1376 г.,— с рельефным его портретом. Там же хранятся его доспехи — шлем, щит, меч и др. Неподалеку могилы короля Генриха V (1413 г.) и королевы Иоанны Наваррской.

Кентерберийский собор занимает особое положение в церковной иерархии англиканской церкви. Архиепископ Кентерберийский является архиепископом Англии.

В один из последних дней стоянки в Дувре поехали в Лондон, в Британский музей естественной истории. Там особое наше внимание привлекли отделы рыб, птиц, млекопитающих. Когда-то это был самый богатый музей в мире, теперь с ним может потягаться и нью-йоркский музей, и наш ленинградский. Среди экспонатов самым замечательным является латимерия — кистеперая рыба, существовавшая уже 4 млн. лет назад. Латимерия — живородящая рыба, она производит на свет всего 8—10 детенышей за всю жизнь. Эти сведения были установлены сравнительно недавно. Несколько лет тому назад, когда мне пришлось быть в этом музее, латимерия уже была выставлена, но рядом с ней не было ни детенышей, ни яиц. Эта рыба встречается только у Коморских островов, в Индийском океане. В 1960 г., во время плавания «Витязя», в том районе была выловлена и успешно законсервирована одна из первых латимерий. «Ископаемое» животное, которое считалось вымершим несколько десятков миллионов лет тому назад, латимерия, как и все кистеперые, считается предком всех наземных позвоночных.

Научной библиотеке музея была нами передана многотомная монография «Тихий океан», тома монографии «Океанология» и другие издания Института океанологии АН СССР. Этот дар был с благодарностью принят, отмечено его значение не только для сотрудников музея, но и для ученых всего мира, систематически работающих в стенах музея.

Назавтра на борту «Витязя» советские ученые принимали своих коллег из Британского музея, Океанографического института в Вормли, представителей прессы и телевидения.

…После осмотра Британского музея, который очень интересен и где всегда увидишь что-нибудь новое, мы уехали с мистером Дэвидсоном, который снова привез нас к себе домой. После радушного обеда ознакомились с его богатой библиотекой. Дэвидсон — большой любитель книг. Он подарил написанную им книгу о рыбах Средиземного моря и о рыбных блюдах, которые готовят во всех странах этого региона. Казалось бы, тема прозаическая, но когда автор в душе поэт, то книга, в особенности предисловие и вступление, читается как поэтическое произведение, написанное знатоком.

Мистер и миссис Дэвидсон довезли нас троих до автобусной станции, тепло простились с нами, выразив надежду встретиться в Москве и Ленинграде. Прибыли на судно уже к вечеру.

Нужно сказать, что мы стояли в Дувре дольше, чем предполагали. Причин для такой долгой стоянки у нас в сущности нет. На борт принято все необходимое, все деловые встречи уже состоялись, а нас держат в Дувре, не давая «добро» на отход. А. П. Андриашев уже вернулся на судно, чувствует себя хорошо, неприятные последствия его падения позади.

13 апреля. Погода хорошая, можно бы отправляться, но, по разговорам, капитан не хочет уходить 13-го числа. Правда это или неправда, не знаю. Но вот наступило 14-е число, а мы все стоим. Капитан сказал за обедом, что Копенгаген, куда мы должны идти, не дает «добро» на приход, так как сейчас пасха, в порту некому будет нас принимать, лоцманы и прочие портовые работники празднуют. Мы недоумеваем, как это большой порт международного значения может вот так, из-за пасхи приостановить работу. Но делать нечего.

После ужина на борт явился лоцман, подошел буксир, и мы стали отваливать. В 18 часов были уже в море, в Ла-манше, где оказалось гораздо холоднее, чем в порту Дувр. Идем в Па-де-Кале и далее Северным морем.

В этом рейсе «Витязя», как и в прошлых, была хорошая традиция: в свободные от работы дни, например во время перехода между станциями, некоторые ученые читали для состава экспедиции лекции или делали научные доклады. Так, И. М. Овчинников сделал для нас интересный доклад о Средиземном море, исследованию которого он посвятил немало труда. Иван Михайлович рассказал об особенностях моря, его районировании, течениях, о взглядах на природу этих течений, термохалинную или ветровую, об его гидрологии и биологии.

В другой раз, уже к концу плавания, Олег Георгиевич Сорохтин, крупный специалист в области геологии и геофизики океана, прочитал нам интереснейшую лекцию о новых, современных взглядах на геофизические процессы, происходящие на Земле, о тектонических литосферных плитах, о происхождении океанов, о рифтовых зонах и т. п. Мне очень трудно восстановить в памяти все рассказанное им (к сожалению, я не вел записи его лекции). Но частные беседы с Олегом Георгиевичем, моим соседом по каюте, просвещавшим меня по всем этим вопросам, и чтение некоторых из его работ, бывших у него с собой в плавании, несколько облегчают мою задачу. Мне хочется рассказать о содержании этой лекции, так как уверен, что она была интересной не только для меня.

До конца 60-х годов геология как область знаний о Земле во многом еще носила описательный характер и еще не имела единой научной теории. За последние 15–20 лет, главным образом благодаря изучению геологического строения дна Мирового океана и применению новых геофизических методов исследования, были получены совершенно новые данные, заставившие отказаться от многих старых представлений о происхождении земной коры и о природе геодинамических процессов, развивающихся в литосферной оболочке Земли.

Прежде чем перейти к краткой характеристике новых представлений, новой теории, получившей название концепции тектоники литосферных плит, целесообразно кратко остановиться на современных представлениях о строении Земли.

Земной шар состоит из:

1) земной коры (слой А), средняя толщина 33 км;

2) мантии с глубиной нижней границы 2900 км. Мантия делится на верхнюю (слой В с глубиной нижней границы 410 км), среднюю (слой С, залегающий на глубинах от 410 до 1000 км) и нижнюю (слой D с глубинами от 1000 до 2920 км). Верхняя часть верхней мантии (до глубины 100–300 км) вместе с земной корой называется литосферой;

3) ядра, состоящего из внешнего жидкого слоя (слой Е на глубинах 2920–4980 км), переходного (слой F между внешним и внутренним ядром, 4980–5120 км) и внутреннего твердого ядра (слой на глубине 5120–6371 км).

Таким образом, Земля представляет собой довольно сложную механическую систему: вращающийся толстостенный шар (кора и мантия) с внутренней полостью, заполненной тяжелой жидкостью (слой Е), в которой плавает небольшое шарообразное твердое ядро, удерживаемое в центре системы силами ньютоновского тяготения, но могущее вращаться иначе, чем мантия.

Кора состоит из легкоплавких силикатов с преобладанием алюмосиликатов. Концентрация основных химических элементов в земной коре (по Виноградову): кислорода — 43,13 %, кремния — 26,7, алюминия — 7,4 % (кислород в виде окислов). Континентальная кора резко отличается от океанской. Она значительно толще (25–75 км против 6—10 км), разнится и по некоторым формам рельефа.

Состоит мантия в основном из силикатов. Состав ядра очень гипотетичен. По-видимому, ядро состоит из железоникелевого сплава с небольшой добавкой легких элементов.

Согласно этой теории, Земля, ее литосфера, разбита на ряд плит толщиной от 10 до 80 км под океанами и до 300 км под континентами. Горизонтальные размеры плит могут быть от нескольких сот до 10–15 тыс. км. Под влиянием конвективных течений мантийного вещества литосферные плиты перемещаются по земной поверхности со скоростями порядка нескольких сантиметров в год. За время развития геологических процессов (порядка сотен миллионов лет) такие перемещения могут достигать многих тысяч километров. Этим явлением объясняется и дрейф континентов.

В тех местах, где плиты расходятся, между ними возникают разломы — шрифтовые зоны Земли. По этим разломам горячее глубинное вещество поднимается вверх. Охлаждаясь и кристаллизуясь, оно наращивает края плит и образует новые участки литосферы с океанской корой, на которых в дальнейшем формируются срединно-океанские хребты и океанские впадины. Там, где плиты сближаются и наползают друг на друга, возникают островные дуги и образуется континентальная кора (в основном благодаря переработке пододвигаемой под эти структуры океанской коры). За счет этого процесса возникает и большая часть эндогенных полезных ископаемых.

Ведущим процессом геологического развития Земли является плотностная дифференциация земного вещества на окисножелезное ядро и остаточную силикатную оболочку Земли — ее мантию, в которой возникают благодаря этому процессу конвективные течения, приводящие к движению литосферные плиты.

Новая теория помогла за короткое время и с единых позиций объяснить практически все известные глобальные геологические процессы, а многие из них удалось даже количественно рассчитать. Существенный вклад в разработку теории тектоники литосферных плит внесли советские исследователи. Теория подвижности плит неразрывно связана с идеей мобилизма в форме гипотезы дрейфа материков. Ее рождение обычно связывают с именем Вегенера и его работами (1912–1915), хотя двумя годами раньше американец Тейлор опубликовал статью, содержащую аналогичную мысль.

Вегенер (как и Тейлор) был поражен прежде всего удивительным сходством очертаний континентов, разделенных Атлантическим океаном. Естественно напрашивался вывод о том, что Атлантический и Индийский океаны возникли в процессе распада Гондваны, гипотетического древнего суперконтинента, объединявшего материки южного полушария и Индостана, причем этот распад произошел в результате раздвижения. Развернувшиеся сейсмические исследования подтвердили предсказания Вегенера о коренных отличиях (по составу и мощности) океанской коры от континентальной. Эти выводы были подтверждены данными донного драгирования и особенно глубоководного бурения. Можно сказать, что свою наиболее основательную проверку теория глобальной тектоники прошла в процессе осуществления программы глубоководного океанского бурения.

За 1968–1976 гг. было пробурено около 400 скважин во всем Мировом океане, многие из которых вскрыли весь осадочный слой и вошли в базальтовый. Поддержка идеи мобилизма пришла и из другой области — из палеомагнитных исследований. Проверка сходства формы материковых глыб была проведена силами геофизиков. Итогом явилась знаменитая реконструкция Булларда, в которой края Атлантики совпали по большей части периферии океана почти идеально.

С гидродинамической точки зрения подтверждается деление океана на котловины, ограниченные срединно-океанскими и другими подводными хребтами, которые возвышаются над дном абиссальных котловин на 3–4 км и нарушают непрерывность глубинной циркуляции океанских вод. Срединно-океанские хребты образуют единую планетарную цепь длиной около 60 тыс. км. Они занимают срединное положение в молодых океанах (Атлантическом, Индийском, Северном Ледовитом) и несимметричное в более древнем Тихом океане. Хребты сложены преимущественно базальтом.

Глубоководные желоба — узкие депрессии дна шириной всего в несколько десятков километров, наибольшие — до 11 км. Они расположены на периферии океанов и окаймляют с океанской стороны островные дуги.

Вдоль гребней хребтов, как правило, протягиваются рифтовые долины — грабены с крутыми стенками и свежими, часто зияющими трещинами разрывов. Рифтовые зоны — это явные структуры растяжения.

Согласно теории литосферных плит, океаны образуются путем последовательного расширения рифтовых зон за счет раздвижки обрамляющих их континентальных глыб. Рифт Красного моря представляет собой раннюю стадию раздвижения континентальной коры и образования океана. Изучение рифтовых зон представляет большой интерес не только для проверки той или иной геофизической теории, например концепции литосферных плит или представления о рифтовой зоне как о зарождающемся океане, но и для биологии глубоких слоев моря. Это районы интенсивного магнетизма, выбрасывания на дно моря расплавленных пород из глубоких слоев коры или даже мантии. Интереснейшие явления наблюдали участники франко-американской экспедиции на исследовательской подводной лодке «Альвин» в районе Восточно-Тихоокеанского подъема на глубине около 3000 м, о чем красноречиво рассказывает со слов участника этой экспедиции, французского океанолога Тьерри Жюто, А. С. Монин в своей статье в «Вестнике АН СССР» (№ 3, 1981):

«Перед глазами гидронавтов предстала такая картина: из образований, напоминающих термитники трех-пятиметровой высоты, вверх вырывалась, словно клубы дыма, черная вода, осаждавшаяся затем в виде холмиков конической формы. Когда же подводная лодка вплотную приблизилась к подводной «Дымовой трубе», немедленно сработала температурная защита, предупреждающая о резком повышении температуры океанской воды. На следующий день исследователи погрузились снова и с помощью специального термистора, вынесенного достаточно далеко от «Альвина», измерили температуру черной воды. Измерения показали 400°. Разумеется, обычная морская вода с обычным солесодержанием, даже находящаяся под давлением 200–300 атм, не могла иметь такую высокую температуру. Анализ черной воды показал, что ее состав необычен: она обогащена такими металлами, как медь, цинк, железо, серебро, кобальт и кадмий. Вблизи подводного гейзера были обнаружены целые колонии донных организмов гигантских размеров. Горячая вода, выбрасываемая из недр, насыщена большим количеством хемосинтезирующих серобактерий, которые и служат пищей для бентоносных животных-фильтратов. Биологи выделили эти организмы в особый биоценоз гидротерм».