Бывальщина и небывальщина. Морийские рассказы

Кругосветов Саша

Рассказы посвящены нравам бывалых, трусляков и балбеев, довольно странных видов Психов, Дураков и Простаков, появившихся в Мории в XIX веке и быстро расширяющих свою территорию групп морийского населения. Точно неизвестно, кто они. Известно, что морийцы. Но на людей они тоже не очень похожи. Саша Кругосветов считает, что у этих существ много общего с фамами, хронопами и надейками Кортасара. С нашей, человеческой точки зрения у этих существ очень странная жизнь. Тем не менее, присмотревшись, мы сможем разглядеть в них хорошо знакомые нам типажи, а также те или иные черты современной действительности и современного общества.

 

Музыка Кортасара, аранжировка неизвестного автора

 

От издателя

Читатель, ты держишь в руках довольно странную на первый взгляд книгу. Морийские рассказы – это книга об очень своеобразной стране, о Мории, плавающем рукотворном острове, свободно дрейфовавшем в недавнем прошлом в Атлантическом и Тихом океанах. Остров был создан в начале XVI века и демонтирован, перестал существовать в начале XX века. Туда в свое время были выселены из Германии больные и дураки. Не так дураки, как скорее люди, отличные от других. Остров дураков, одним словом. Потому и назвали его по имени греческой богини глупости Мории. Во второй половине XIX века остров посетил знаменитый русский мореплаватель капитан Александр. Он оставил наиболее подробные сведения о жизни обитателей этого необычного острова. Не очень ясно и происхождение этой книги. Неясно, как она попала к нам и кто ее автор. Возможно, она принадлежит перу друга капитана Александра, коренному морийцу, поэту-патриоту Дижу Быжу, известному морийскому историку, писателю, философу. Морийский язык близок одному из старейших диалектов немецкого, способ изложения мыслей жителей Мории и их мироощущение очень далеки от нас, от нашей культуры и не всегда воспринимаются современным сознанием. Историограф капитана Александра и острова Мории, детский писатель Саша Кругосветов взял на себя труд и смелость перевести эту книгу с морийского, литературно обработать ее и написал предисловие. Однако, и с самим Сашей Кругосветовым тоже до конца не все ясно. Мы знаем много его книг, знаем его литературный почерк, но не знаем, кто он. Я издаю уже шестую книгу Кругосветова, знаю, как мне кажется, его биографию, но до сих пор не понимаю, кто это и существует ли этот человек на самом деле. Его рукописи приходят в мое издательство «Продюсерский центр Александра Гриценко» с разных ай-пи адресов, книги посвящены разным темам и разительно отличаются друг от друга жанром и стилистикой. Каждый раз, получая предложение от этого автора (может быть, от разных авторов?) об издании его новой книги, я размышляю о том, правильно ли поступаю, соглашаясь на прием новой рукописи? Однако, оригинальность сюжетов и увлекательное изложение каждый раз заставляют меня отбросить сомнения и согласиться с изданием новой книги Кругосветова, втягивающего меня таким образом во все новые круги своих мистификаций. Не стала исключением и эта книга. Не знаю, кому мы обязаны ее появлением – перу Дижа Быжа, воспоминаниям капитана Александра, перу Саши Кругосветова или каким-то другим неизвестным нам современникам – однако же, я как издатель с чистой совестью предлагаю вам для чтения этот необычный сборник рассказов под названием «Бывальщина».

Рассказы посвящены нравам бывалых, трусляков и балбеев, довольно странных видов Психов, Дураков и Простаков, появившихся в Мории в XIX веке и быстро расширяющих свою территорию групп морийского населения. Точно неизвестно, кто они. Известно, что морийцы. Но на людей они тоже не очень похожи. Вернее, похожи, но точно не люди. Эти существа, видимо, имеют что-то общее с грибами. Особи мужского пола выбрасывают споры, а женские особи находятся в постоянном окружении облачка инфузорий-туфелек. Саша Кругосветов считает, что у этих существ много общего с фамами, хронопами и надейками Кортасара. С нашей, человеческой точки зрения у этих существ очень странная жизнь. Тем не менее, присмотревшись, мы сможем разглядеть в них хорошо знакомые нам типажи, а также те или иные черты современной действительности и современного общества.

Издатель, драматург, писатель Александр Гриценко

 

Предисловие

В течение последних нескольких лет я собирал материалы об истории плавающего рукотворного острова Мория, свободно дрейфовавшего в недавнем прошлом в Атлантическом и Тихом океанах. Остров был создан в начале XVI века и демонтирован, перестал существовать в начале XX века. Туда в свое время были выселены из Германии больные и дураки. Не так дураки, как скорее люди, отличные от других. Остров дураков. Потому остров и назвали по имени греческой богини глупости Мории. Во второй половине XIX века остров посетил знаменитый русский мореплаватель капитан Александр. Он оставил наиболее подробные сведения о жизни обитателей этого необычного острова. Во время путешествия по Мории Александра сопровождал его друг, коренной мориец, поэт-патриот Диж Быж, историк, писатель, философ. История становления этой необычной морийской цивилизации, уклад жизни обитателей острова и стиль работы его учреждений, сложившиеся во второй половине XIX века, с трудом воспринимаются современным сознанием и вызывают неизбежный скепсис и критику. Тем не менее, присмотревшись, мы сможем разглядеть в них те или иные черты современной жизни и современного общества.

Книга о Мории была уже почти закончена, когда я получил письмо из Феодосии. Неизвестный мне автор письма сообщает, что из прессы он узнал о моем посещении Феодосии и Керчи, городов, в которых капитан Александр провел последние годы жизни. Видимо, автору было известно и то, что я изучал там архивы и собирал по крупицам материалы, посвященные истории Мории. Вместе с письмом он прислал мне ветхую пожелтевшую рукопись «Морийские рассказы», переданную ему дедом в пятидесятые годы прошлого столетия. Сама же рукопись, по мнению автора письма, может быть датирована двадцатыми годами двадцатого века, когда его дед проживал в Соединенных Штатах Америки. Как попала эта рукопись к его деду, ему неизвестно.

Размышляя об истории этой рукописи и её содержании, я подумал – а уж не перу ли Дижа Быжа принадлежат эти рассказы? Ему в то время могло быть около 80 лет. И, насколько я знаю, он был тогда в зените славы. Так ли это на самом деле, кто написал эти короткие рассказы, – трудно сказать. Я решил литературно обработать и издать часть «Морийских рассказов» в виде отдельной книги «Бывальщина и небывальщина». Возможно, некоторые из этих рассказов покажутся тебе поучительными, мой читатель.

Саша Кругосветов

 

Интродукция

Сиё сочинение посвящено нравам бывалых, трусляков и балбеев, довольно странных видов Психов, Дураков и Простаков, недавно появившихся и быстро расширяющих свою территорию групп морийского населения. Точно неизвестно, кто они. Раз живут в Мории – значит, морийцы. Но на людей они тоже не очень похожи. Вернее, похожи, но точно не люди. Эти существа, видимо, имеют что-то общее с грибами. Особи мужского пола выбрасывают споры, а женские особи находятся в постоянном окружении облачка инфузорий-туфелек. У грибов, правда, собственных инфузорий-туфелек, видимо, нет.

Так что эти существа не грибы. Ну а споры все же есть. Значит, что-то общее с грибами имеется.

Бывалые отличаются особой независимостью и борзотой. Знают наверняка, как решать любые проблемы. У них готов рецепт на все случаи жизни. Если потом выясняется, что нельзя действовать так, как они предлагают, появляется новое решение. Если и это решение неудачно, – находится третий вариант. Почему вы так уверенно предлагали первый вариант? Это было правильное решение в определенных обстоятельствах и в определенный момент, с вызовом отвечают они. Бывалые любят рассказывать бывальщины.

Трусляки не особенно жалуют бывалых, считают себя морально выше бывалых, жалеют бывалых и в противовес им рассказывают небывальщины. Балбейки (женские особи балбейского племени) плохо понимают рассказы и тех, и других. Сами ничего не рассказывают. Не умеют. Да и говорят посредственно. Балбеи тоже, конечно, встречаются в Мории, но их не так много. Мальчики в семьях балбеев стыдятся своего балбейства и мечтают стать бывалыми, в крайнем случае – трусляками, ну, хотя бы, – просто небалбеями. О таких молодых балбеях, которым удалось стать хотя бы небалбеями, говорят – «перебалбесился».

Балбейство похоже на заболевание и может быть заразным. От балбеев во все стороны разлетаются особые инфузории-туфельки, такие маленькие многоногие вошки, которые передают балбейство всем, с кем балбеи входят в контакт, всем, кто хочет всё-таки иметь с балбеями (чаще всего с балбейками) какие-то дела. А некоторые балбейки, надо сказать, настолько привлекательны… Следует констатировать, что ни бывалые, ни трусляки обычно не находят в себе моральных сил, чтобы отказаться от услуг пленительных балбеек. Конечно, в просвещенной Мории разработаны методы профилактики балбейства и средства предотвращения от заражения им. В газетах, журналах и уличной рекламе постоянно размещаются материалы на эту тему, и даже рубрика специальная имеется: «Безопасный балбеизм». Тем не менее, нередки случаи заражения балбейством. Как правило, тот, кто связался с балбейкой, например, сам очень быстро становится полным балбеем. А также – многоного-инфузорие-носителем. Поэтому, если в компании молодежи появляется хоть один балбей, или хотя бы одна балбейка, очень скоро все становятся балбеями. Жители элитных поселков Мории – Щеповки и Попсовки, например, – все, от мала до велика, инфицированы балбеизмом, или балбейством, что, видимо, одно и то же. Бывалые любят поучать, как предохраняться от инфицирования при контактах с балбейками. Им легко рассуждать об этом. Бывалые не боятся связей с балбейками, у бывалых от балбейства иммунитет. Возможно, в действительности, они сами повально заражены балбеизмом и являются его носителями, но скрывают это. Есть мнение, что бывалость – скрытая форма балбейства.

Бывалые любят трусляков и дружат с ними. Очень переживают за них и подробно инструктируют каждого трусляка, если тот решил связаться с балбейкой. Боятся бывалые потерять друга безвозвратно. О чем можно будет говорить с трусляком, если он вдруг станет балбеем? Трусляк, скорее всего, утратит музыкальный слух, которым эти существа обычно изрядно одарены. А если произойдет худшее… Только и сможет бывший трусляк спеть возлюбленной балбейке: «киска моя, я – твой зайчик, балбейка моя, я – твой попугайчик». И вместе с толпой балбеев валом валят такие трусляки (больные! больные!) на концерты попугаистого Филина Крюкова с красным ирокезом. Прогуливается и дружески беседует бывалый с трусляком, а как увидит рядом балбейку – враз замолкает. Не дай бог, трусляк начнет отвечать, откроет рот, инфузория вошистая – раз, и залетела в рот. Или за шиворот, или даже, неудобно говорить, – в трусики трусляка. А там недалеко – может и до сердца добраться.

Многие балбейки живут на мачтах и ночью кутаются в паруса, чтоб не замерзнуть. А где еще жить, если жить негде? Эти самые что ни на есть балбейки, особенно те, что только слезли с мачт, интуитивно тянутся к бывалым (интуитивно – потому что балбеи, как правило, живут инстинктами), в крайнем случае – к труслякам. Трусляки, конечно, – личности более значительные, чем бывалые, но инстинкты тянут балбеек именно к бывалым. У трусляков, даже самых продвинутых и успешных, нет той мужской харизмы, какой обладают центровые парни из бывалых. Бывалые считают особой доблестью как можно шире разбрасывать отряды своих боевых спорозавров навстречу легкой коннице многоногих балбейских инфузорий-туфелек. Бывалые видят тягу к ним балбеек, понимают свои преимущества и пользуются случаем взять хоть в этом реванш над своими более интеллектуальными друзьями-трусляками, компенсировать их моральное превосходство. И бывалые, и трусляки относятся к балбейкам снисходительно и покровительственно, но, скажите на милость, кому могут не понравиться эти шикарные, гламурные и достаточно доступные балбейки? Балбейки взывают к сочувствию: они наивны, беспомощны, неудачливы. На самом деле, они равнодушны ко всему и вся, кроме самих себя. А какой лексикон! Мы-то с тобой, читатель, прекрасно знаем этот лексикон: хо-хо! хамишь, парниша? жуть, уля, как ребенка, кр-р-расота! толстый и красивый… Цели у всех этих существ разные. Балбейки хотят найти состоятельного и состоявшегося бывалого, в крайнем случае – трусляка. Бывалые и трусляки – прислониться к понятным и притягательным прелестям неотразимых балбеек, к их естественной раскованности, к их незатейливому, незамутненному сомнениями и размышлениями, преимущественно тактильному миру. Нам непонятно, как всё это может сочетаться друг с другом, но факт остается фактом – случаи подобных успешных альянсов, мезальянсов, недоальянсов и мимолетных альянсов весьма нередки.

 

Мечты сбываются

Трусляк всегда знает, что будет. Но лучше бы ему этого не знать. Если подумает: «Бедный-бедный трусляк, вот, что с тобой может случиться». Так и случается. Только подумает что-то, именно это самое и получается. Надо постараться ни о чем плохом не думать, тогда и не случится. А как не думать? Трусляки изо всех сил стараются ни о чем не думать. А мысли сами собой так и носятся, так и носятся. Прямо голова пухнет от этих мыслей. И обязательно какая-нибудь пакостная мыслишка забежит. Откуда ни возьмись. Кошмар какой-то. И как раз эта самая пакость и случается.

Трусляки все время сосредоточены на том, чтобы ни на чем не сосредоточиться. Они говорят сами себе: «Вот я смотрю на солнце. Вот я смотрю на зеленое деревце. Вот я смотрю на бабочку. Я ни о чем не думаю. А вот идет прелестная балбейка. Какая же у нее крепенькая попка…» «Куда ты пялишься, безмозглый трусляк?» – набрасывается на трусляка жена. «Опять поймал неприятность на пустом месте. Вот так всегда. Еще и подумать ни о чем плохом не успел – и уже проблемы».

У бывалых все иначе. Бывалый, действительно, ни о чем не думает. Не умеет. Да и не нужно ему. Он знает, что и так все будет хорошо. А если не так, то будет по-другому. Это еще лучше. А если и это не получится, то будет совсем иначе. И тогда уже точно все будет классно. Какая шикарная балбейка! Даже не ожидал встретить такую. Балбейки с первого взгляда отличают центрового бывалого: «Здрав-бвал, не угостишь бедную девушку табачком или чем поинтересней?» – «Как не угостить аппетитную балбейку?» Позитивные устремления, позитивные мысли, позитивные слова, позитивные поступки, позитивные результаты. Это мы так говорим. Бывалый далек от подобных размышлений. Он так живет.

Труслякам иногда приходят в голову перспективные идеи. Сулящие успех, удачу, признание. Можно сказать – мечты. Но они, эти мечты, почему-то оказываются в далеком-далеком будущем. Замечтается, бывало, трусляк. Вот он миллионером станет. Женится на невообразимо прекрасной женщине-лебеде. Выезд у него шикарный… и кучера во фраках. Денег для этого потребуется столько, да столько, считает трусляк. А зарабатываю я столько. Столько-то лет должно пройти, чтобы это случилось. И будет мне тогда годочков девяносто с небольшим. Смогу ли выезжать-то на этом экипаже? У меня к тому времени будут подагра, панкреатит, остеопороз… А барышня-то, лебедь которая, – чо мне с ней делать тогда? Так и она уже, лебедь эта, к тому времени кряквой потрепанной станет. Желание-то сбудется, видать, да уж и не нужно оно будет к тому времени совсем. В грусти и в слезах возвращается трусляк к сегодняшнему дню. «Что приуныл, труслячок? – подбадривает он сам себя. – Ноги еще ходят. Если потребуется, – извозчика нанять можно. Или на конке поехать. А в супружницы – балбейку, подружку свою, возьму. Бойкая бабешка. Хоть и не из попсян, да мне в самый раз».

Бывалый дружит с трусляком. Едут они отдыхать на южный берег Мории. Бывалый каждый божий день новую балбейку находит. И удаляется с ней на дальний безлюдный пляж. Очень переживает трусляк: получится у бывалого с новой подружкой что-нибудь или полный отлуп будет? К вечеру возвращается бывалый с дальнего пляжа усталый. Длинную палку на плече несет. Чтобы издали видно было. Чтоб не волновался трусляк попусту. Если болтаются на конце палки женские трусики, значит – все в порядке, все получилось. Не волнуйся, друг трусляк, попусту. Да что тебе, трусляк, добрая душа, волноваться-то? Все-то у другаря тваво завсегда получится.

 

Почти получилось

Трусляк знает: о чем он подумает, что в будущем могло бы произойти, ровно так оно и случается. Решил трусляк, что будет настраиваться только на позитивные мысли и предчувствия. Тогда сбудется самое невыполнимое. Вот, я вижу центрового бывалого. Огромный качок, к тому же добродушный. Вроде не одолеть его. А я запросто с ним совладаю. Так и будет. Как я решил. В асфальт закатаю. Ты чего? – говорит трусляк могучему бывалому. Кто? Я? Ты, ты! Да я ничего. Оправдываешься – значит, неправ. Да я не оправдываюсь. А, – ты еще и нахал. На счетчик поставлю. Бывалый отвечает: я думал, ты трусляк, оказывается – полный балбей. Так он говорит. Ладно, я лучше пойду. Разворачивается бывалый спиной к собеседнику, да по пути задевает случайно тщедушного трусляка. Чуть-чуть задевает, а, кажется, все ребра переломал. Сидит на земле растерянный трусляк и думает: а ведь могло получиться. Почти получилось. Жаль. В самом начале, видать, мысль ненужная мелькнула: «Невозможно совладать с эдаким здоровяком». Ошибка. Как подумал, так и получилось. Оборачивается бывалый, смотрит на растерянного трусляка. Ничего понять не может. Удивляется: и действительно, чего это я? – говорит он. Руку подает. Вставай, доходяга! Не обижайся. Извини, если что не так. А ведь в конце концов совсем неплохо получилось, думает трусляк.

 

Время трусляков

Утрусляков сложные отношения с временем. Во-первых, они очень любят музыку. И когда поют или играют на народных инструментах, им удается сложить извилистые и корявые тропинки пространства и времени в стройную, прозрачную пространственно-временную решетку, по которой трусляки мгновенно уносятся в далекое будущее. Потом возвращаются. И никак не могут понять, что случилось. Почему они вернулись в прошлое? На много лет назад. Неужели так ничего и не произошло из того, что они уже видели в будущем?

Поэтому они всегда нервничают из-за времени. По пустякам. Если, например, часы трусляка ушли на пять минут вперед, он переживает, что в сравнении с другими он потерял пять минут из прошлого. За эти пять минут он мог сделать так много. Бедный, несчастный трусляк. Плачь, плачь. Эти ужасные часы китайского производства, почему китайского? – китайского, китайского, уж я точно знаю, эти китайцы так и хотят украсть у нас самое дорогое, что у нас есть, – время, ведь время отмерено нам раз и навсегда, а если у нас украли кусочек, так его уже не вернешь. А ведь в это время могло произойти самое, что ни на есть, самое интересное, самое важное, может быть, я, бедный трусляк, встретил бы свою единственную, любимую, может, она пришла в назначенный срок, а меня там нет, меня нигде нет в это время. Потому что у меня это время украдено. Вот она и ушла.

А я остался один-одинёшенек. Никто уже не сможет меня понять так, как поняла бы она. И все из-за китайцев. Сюда, на Морию, их не пускают. Правильно. Так они часы свои шлют. Поэтому-то у них, у китайцев, столько лишнего времени. Украли у каждого по пять минут. А получилось, что у них времени вдвое больше, чем у других. Вот и размножаются сверх всякой меры. А что делать? Ведь это украденное время ничего им не стоит. Растранжиривают это время направо и налево. Им не нужны мои пять минут, во время которых я мог бы встретиться со своей любимой. А мне бы вернуть хотя бы мои пять минут. Но на моих часах на пять минут позже. И со службы в Иоанновском соборе я приду домой на пять минут позже. И кофе, что приготовит мне домашняя балбейка, я получу на пять минут позже. И он будет совсем холодный, этот кофе. И грелка, что будет положена мне в постель, к этому моменту остынет, а ночь будет короче на пять минут. Ведь на работу в свою контору я должен прийти вовремя. А если я буду спать как обычно, у меня не останется времени для завтрака, и я буду одеваться впопыхах и обязательно что-нибудь перепутаю. И опоздаю на утреннюю конку. И придется бежать по Рейнскому проспекту. Буду на работе неопрятно выглядеть, буду помятый, взмыленный. И получу нахлобучку от начальства. Ведь они не знают, что во всем виноваты китайцы.

А если часы трусляка отстают… Да, я вижу: на Домском соборе часы показывают на пять минут больше, чем мои. Теперь, конечно, я обязательно приду туда, куда мне следует прийти. Но я приду на пять минут позже. И моя суженая опять уйдет, не встретив меня. Потому что я еще не пришел. Опять у меня украли пять минут.

Но уже не из прошлого, а из будущего. Ах, я бедный, несчастный трусляк! Нет мне покоя. Каждый самый никудышный китаец норовит украсть у меня время, то из прошлого, то из будущего.

 

Эффект Кирдиана

Морийцы давно уже научились наблюдать движение всемирного духа, который обитает в каждом живом теле. Они придумали специальные приборы, с помощью которых можно наблюдать свечение живого тела. Потому что в процессе жизнедеятельности всемирного духа из тела человека, животного или растения во все стороны разбрасываются всяческие корпускулы и быстро вращающиеся разноцветные маленькие кусочки света. В более поздние времена в Европе переняли достижения морийцев, присвоили себе, как водится, лавры первооткрывателей этого эффекта и назвали его «свечением Кирлиана».

Один трусляк сумел за огромные деньги приобрести такой прибор. Чтобы испытать аппарат, пригласил на обед своего друга бывалого, а также прославленного поэта-патриота Дижа Быжа в качестве, так сказать, интеллектуальной закуски. Дижа Быжа никак нельзя посчитать бывалым. Трусляком – тоже. Тем более, никак не назовешь его балбеем. Диж Быж – во всех отношениях не дурак, хотя и старается казаться таким. Вряд ли можно считать дураком того, кто публично заявляет, что он дурак. Хотя уж кому-кому, а Дижу Быжу никак не откажешь в его морийском, а следовательно – дурацком происхождении. Да ведь всем известно – не такие уж дураки эти морийские дураки.

Вот они, трусляк, бывалый и Диж Быж, едят, пьют, – кушают, одним словом. А блюда им подает балбейка, которая работает прислугой у этого трусляка.

Как хорошо, что мы пригласили Дижа Быжа, думает трусляк. Поэт-патриот соловьем заливается. И говорит, и говорит. Всё-то он знает лучше всех. И о том, и об этом. Да все больше о материи говорит, о сознании и даже о бессознательном. Да еще о внутреннем и внешнем. А также о попытках познания, о возможности познания и, наконец, о понимании. О причинах и следствиях. Трусляк, что пригласил бывалого и Дижа Быжа, – очень неглупое существо. Точно неизвестно, человек ли, но существо неглупое. Слова Дижа Быжа звучат для него подобно музыке. Ничего не понять, а удовольствия – выше крыши. Бывалый, конечно, тоже не молчит, рассказывает бывальщины. Для балбейки слова Дижа Быжа и бывалого звучат как шелест листьев и слабый ветерок в дальнем конце сада. Балбейка, снующая между столовой и кухней, – она тоже имеет свое мнение по каждому вопросу – успевает вставить несколько слов в беседу Совсем не в тему Трусляку очень нравится, что завязался непринужденный общий разговор. Он все время поглядывает на прибор и даже не замечает, что каждый говорит о своем и не слушает другого.

Потом Диж Быж рассказывает о тайнах Тайного Писка (psk, политсыска, – Примечание автора). Тоже очень высокие материи. Он говорит о матерщине, о сознанке и несознанке. О нутрянке и наружке. О пытках, о признании и о понятиях. О следствии и о следаках. Все слушают, затаив дыхание. Очень хочется почувствовать себя хоть чуточку причастным к работе великого ведомства, позволяющего каждому жить спокойно в родной стране. Бывалый тоже, конечно, обо всем этом имеет свое мнение и вываливает ворох бывалыцин. Балбейка, которая считает: «Что-что, а в мужчинах-то я разбираюсь», – с придыханием рассказывает, какие душки эти ребята следаки, ребята из наружки, рассказывает о куме и уж конечно – об очаровашке-сексоте.

Прибор показывает, что бывалый – это гипержизнь, Диж Быж – ультражизнь, балбейка – псевдожизнь, а трусляк, увы, недожизнь, очень слабое проявление жизни (свечения почти совсем нет), да и свечение-то в одной только области, в музыкальной сфере.

Гипержизнь без конца произносит «смешные» тосты, сам себе наливает, сам с собой чокается, сам смеется своим шуткам и смачно закусывает (шутки, то бишь) соленым огурцом. Шутки, кстати, тоже довольно соленые! Он буквально светится в лучах испускаемого им всемирного духа.

Недожизнь перемалывает рождественскую индейку со скоростью молодого мустанга, догоняющего любимую кобылу.

Очень хочется достигнуть более яркого свечения. Балбейка успевает отхватить лучший кусок, пока несет блюдо от кухни до стола. Ультражизнь, Диж Быж то есть, не отстает ни по части выпивки, ни по части закуски, ни по части ущипнуть балбейку за мягкое место, заполняя ее псевдожизнеутверждающими балбейскими взвизгиваниями небольшие паузы между собственными философскими пассажами.

Всё сожрали – сыр, рыбу, огурцы, выпивку, жалкие обломки ненужного уже, недавно еще живого биологического материала, отбросы жизнедеятельности всемирного духа.

После десерта беседа сама собой увяла, гости разошлись, оставив на столе разрозненные кусочки нежизни уже. Совсем уже не жизни. Эффект Кирлиана.

 

Трусляки – плохие друзья

Молодые трусляк и балбей – неразлучные друзья. Решили друзья вместе поехать в отпуск. На южный берег Мории. Покупаться, позагорать. И время хорошо провести. Устроились, осмотрелись. Решили подружками обзавестись на время отпуска. Балбей – мечтатель, романтик. Лежит в тени под тентом, мечтает, что будет у него подружка – красотка, такая, как Таша Кралия или как Анфиска. А если повезет – так не хуже, чем женщина-лебедь. А труслячок тем временем шастает по пляжам и пляжикам, по бухтам и заливчикам. То около одной балбейки якорь поставит, то около другой. Со всеми перезнакомился. Пойдем, говорит он, милая барышня, с другом своим познакомлю. Тебе он понравится – офигительный балбей. Не нравятся, однако, балбею знакомки трусляка. Ни та. Ни другая. У этой голос грубый. У той – попа вислая. У одной ноги некрасивые, у другой – руки. А вот та – красотка, нет слов, мне кажется, не слишком образованна. Из простой семьи, видимо. Правда, я почти не говорил с ней, но и так заметил. После каждой такой встречи с претенденткой достает балбей любимый бутерброд с ветчиной – в утешение себе, чтобы не расстраиваться. Идет время. Молодые люди подружками так и не обзавелись.

– Тебе не угодишь, – говорит трусляк другу. – Я должен о себе позаботиться.

Вскоре находит симпатичную девушку-балбейку. Представляет ее другу.

– О! – радостно встречает их балбей, – это как раз то, что надо.

– Ну, уж нет, – возражает трусляк, – это моя балбейка. Тем более что я ей тоже приглянулся.

– Не зря отец с матерью говорили мне – не водись с трусляками, трусляки – плохие друзья, – бубнит балбей. И достает очередной бутерброд, чтобы скрыть досаду.

 

Американские консервы

Бывалый хочет открыть консервную банку. «Сайра в томате». Странно, раньше всегда была в масле. Если в томате, надо открывать её как-то по-другому. Кто же поставил нам это чудо-юдо? Американцы, что ли? От них всегда жди какой-нибудь каверзы. Наверное, столетней давности консервы. На тебе, боже, что нам негоже. Если в томате, да еще столетней давности, должна быть раздутой. Да нет, банка не взбухшая. Наверное, уже такое старье, что весь томат ссохся, затвердел вместе с рыбкой. Присох к металлу. Обычным консервным ножом не проткнешь и не откроешь. Надо нож наточить поострей. С другой стороны, пожалуй, не стоит этого делать. Если нож будет слишком острым, можно и дно пробить заодно. Если слишком тупой – сминать металл будет. Металл сомнется – никогда уже и ни за что банку не откроешь. Придется обычным ножом. Не тупым, не острым. Надо открывать понемножку. Без резких движений. Небольшими шажками. Вот так. Вот так. Не волнуйся, бывалый. Я в тебя верю, говорит он сам себе. Ты обязательно справишься. Не дергайся, малыш. И не такие проблемы решать приходилось. Уф-ф! Вот и получилось.

После этого случая бывалый подолгу рассказывает друзьям об особенностях открывания консервных банок «Сайра в томате». Учит, как выбирать консервный нож, как грамотно им манипулировать. Все слушают внимательно – бывалый знает. Скажи, бывалый, консервы-то вкусные? А-а, ерунда – обычное американское барахло.

 

«Сайгон»

Балбейки неизменно возмущаются, если какой бывалый начнет танцевать или петь воловяк или коровяк. Что за подлецы! Ничем их не пронять.

То ли дело – трусляк. Ему только скажешь: «Ты чего?» – он сразу и убежит. Неважно, кто и почему скажет, – сразу убежит. Или, наоборот, начнет истерично кричать: «А ничего, ничего, ничего», – и даже стукнет кулачком по столу, а потом испуганно посмотрит по сторонам и, все равно, убежит. Даже если он и не танцевал, даже если не пел – ни воловяк, ни, тем более, коровяк.

Потом пойдет трусляк в кафе «Сайгон», что на углу Рейнского и Виганд-Виртовского проспектов. Там собираются все испуганные и обиженные трусляки. В «Сайгоне» их никто не тронет. Они могут говорить о том, о сем, сколько угодно. Возьмет трусляк чашечку дешевенького кофе и сидит весь день. Никто его не выгонит. Туда еще могут приходить молоденькие балбейки. Очень жалеют они «бедных, бедных трусляков». А центровые бывалые редко заглядывают. Зайдет, бывало, бывалый, посмотрит по сторонам – ничего интересного – и тут же уйдет.

Сидит обиженный трусляк. Тихонько плачет в кулачок. Слушает «Besame, besame mucho». К нему подсаживается молоденькая балбейка: что грустишь, труслячок? Слушаю «Besame mucho». Это песня Серебряной страны. В Серебряной стране нас уважают и любят. В столице Добрых ветров никто не называет нас обидными словами – ни трусляками, ни трусованами. Там нас уважительно зовут хронопами. Потому что мы любим музыку и умеем управлять временем. А вас, глупеньких балбеек, там зовут надейками, потому что вы даете надежду. А как там зовут бывалых, я не знаю. Бывалых там зовут фамами, говорит балбейка, потому что они там, как и здесь, известные авторитеты. А некоторых зовут хамами. Тех, кто плохо себя ведет и танцует на улице воловяк или даже, чего доброго, коровяк. Тебе нравятся бывалые? – спрашивает трусляк. Балбейка мечтательно облизывает языком губы: да нет, мне больше нравятся скромные труслячки. Врет, наверное. Такие, как ты. Вы никогда не обидите балбейку и музыку любите. А ты был в Трусомоле (Трудовой союз молодежи. – Примечание автора)? Конечно. Трусомол ведь специально создавали для того, чтобы трусляки не чувствовали себя обиженными. Я тоже была в Трусомоле, говорит балбейка. А в Единую Морию нас, труслячков, не берут. Туда берут только бывалых. На свои единоморские съезды они обязательно привозят балбеек. Чтобы обстановка была не такой тягостной. И чтоб президиум был более представительным. Особенно любят приводить ладненьких спортсменок. Нас, трусляков, берут в Единоморию только, если кто становится президентом какой-никакой академии, музыкальной академии, академии добрых дел или академии времени. Потому что никаким президентом тебя никак нельзя назначить, если ты не единоморец. А обычного трусляка в единоморцы ни за что не примут. Там одни бывалые. Бывалых всех берут в Единоморию. В крайнем случае – в партию Народной диктатуры. Они и становятся всяческими руководителями и начальниками. Потому и ходят всегда веселыми. Знают, что их будущее нерушимо, оно определено раз и навсегда. Они могут позволить себе быть добрыми.

А откуда ты знаешь, что бывалых в Серебряной стране зовут фамами? – спрашивает трусляк балбейку. Да их так же зовут и в Уругвае, в городе Шестой горы. Это мой родной город. Мы, балбейки, приехали в Морию из Уругвая. Там балбеек очень уважают. Там есть даже полицейские балбейки. Они ходят, перетянутые широкими ремнями: на поясе и крест-накрест. И с огромной кобурой. Что у них там, пистолет? И пистолет. Может и карабин быть. И что, в кого угодно могут выстрелить? – спрашивает трусляк. Конечно. Если кто нарушает общественный порядок – могут и стрельнуть. Соберутся группой больше троих. Или задумают свадьбу на улице устроить. Или, например, начнут петь, да еще кричать: «Да здравствует президент!». А, если кто ведет себя скромно и пиво не пьет на улице, того стрелять не будут. Не грусти, труслячок, может, еще увидимся, вон мои подружки пришли, сказала балбейка и упорхнула.

Трусляк грустно смотрит ей вслед. Балбейка уносит с собой облачко веселых инфузорий-туфелек. Приметлив, очень приметлив бедный труслячок. Каждую инфузорию успевает он рассмотреть, каждую туфельку инфузорную, хотя она, эта инфузория, совсем крошечная, такая маленькая, как самая маленькая капелька. Успевает рассмотреть и пересчитать каждую ножку у каждой многоножки-инфузории и каждую туфельку. Их количество почти совпадает. Почти. Все-таки, как же так, почему на некоторых ножках нет туфелек? Ах, какие эти балбейки обаятельные. Даже и не самые красивые. Наверное, потому, что их окружает облачко этих замечательных инфузорий. Почему так получается, что самые лучшие балбейки достаются бывалым? Бывалые же совсем неинтересные. Неразвитые. Несодержательные. Не умеют по-настоящему чувствовать и переживать. Неужели потому что они поголовно единоморцы?

Трусляк рисует красивые облачка инфузорий, которые колышутся вокруг симпатичных головок балбеек, снующих по «Сайгону» взад и вперед. Настроение трусляка повышается. Он забывает об обиде, нанесенной ему нетактичным вопросом «ты чего?». А потом, позже, когда вспоминает этот вопрос, больше уже не расстраивается. И даже равнодушно говорит сам себе: «А действительно, чего это я?».

 

Семейное счастье бывалого

Часы у бывалого никогда не идут вперед и не отстают. Они показывают точное время. И всегда вовремя заводятся. В общем, с временем у бывалого никаких проблем не бывает.

Бывалый любит порядок. Он хочет, чтобы в доме все вещи лежали на своих местах. И строго параллельно друг другу. Или перпендикулярно. В крайнем случае – «под сорок пять». Балбейка, его жена, следит за тем, чтобы дома у Фама Фамовича, так зовут бывалого, было все, как он хочет. Соседи удивляются порядкам в доме бывалого. Фам Фамыч так любит, Фам Фамычу так нравится, Фам Фамыч привык к этому да к этому, объясняет балбейка.

Перед сном бывалый тщательно осматривает балбейку. Ноготь у тебя на безымянном пальце правой ноги подрезан неаккуратно. Подмышки плохо выбриты. Иди, приведи себя в порядок, а потом приходи. В постель ложатся строго вдоль кровати. Можно – поперек. Ой, как надоело, Фам Фамыч, каждый раз все одно и то же, хнычет балбейка. Ну, ладно. Я, так и быть, лягу прямо, а ты – «под сорок пять». Никаких – «под тридцать».

Хватит капризов. Ты, до встречи со мной, с кем обменивалась своими инфузориями? Со всеми желающими, Фам Фамыч, вы же знаете, сконфуженно говорит балбейка. А теперь с кем? Только с вами одним, Фам Фамыч. А чего ж ты бегаешь к соседу нашему трусляку? Так он такой образованный, так говорит складно. Что ты можешь понять из его философских экзерсисов, глупая ты балбейка? Он мне, Фам Фамыч, никаких «филонских кисок» не рассказывает. Он мне сказки рассказывает. Про любовь. И ручку ласково гладит. Вы мне никогда так не гладите. А никаких обменов инфузориями у нас нет. Да и зачем мне его никудышные спорозавры. То ли дело у вас, Фам Фамыч, у вас такие огромные, могучие спорозавры. И упакованы хорошо, лучше некуда. А у трусляка… это не спорозавры даже, это просто спорозверьки никчемные. И прикид у них так себе, неряшливые какие-то, совсем не такие, как у вас. Правда, шустрые… Балбейка мечтательно закатывает глаза. Тебе-то откуда об этом обо всем известно? Я так думаю. Достаточно один раз посмотреть на этого труслячка – и сразу опытной балбейке совершенно понятно, какие у него хилые спорозверьки.

Ну, ладно, кончай болтать. Сложи свои инфузории в одну коробочку. Аккуратненько. Я их осмотрю. Опять у некоторых не хватает туфелек. Ты знаешь, я этого не люблю. Вот тебе пятищеповик (монета Мории ценой в пять щепов. – Примечание автора), чтобы завтра с инфузориями все было в порядке. Потом бывалый с балбейкой начинают обмен инфузорий балбейки на спорозавров бывалого. Бывалый следит, чтобы обмен был равноценным, одну на одного. Когда обмен закончен, усталые, но довольные, супруги ложатся отдохнуть. Теперь уже строго вдоль кровати. Он уткнулся лицом в её пушистое лоно, она приложила щечку к его шелковистому паху матерого производителя. «Моя балбейка, – ласково говорит бывалый, – моя лежейка, – имея в виду, как хорошо ему лежать с балбейкой. – Моя надейка». – Иногда, он даже называет ее своей любейкой.

Утром Фам Фамович уходит на работу. Жена осмотрит все предметы. Проверит, все ли ровно стоит, подправит картины, фамографии, занавески. Чтобы парфюмерия в туалете стояла ровненько, а не как-нибудь кособоко. Посмотрит на все это балбейка. И заплачет. От счастья, наверное. Утрет слезы, успокоится, попудрит носик, быстро соберется и побежит к соседу трусляку, живущему за стеной. После этого в пустой квартире бывалого за стеной долго слышатся смех и музыка. Танцуют, видимо. Быть может, целуются. Хотя это вряд ли. Балбейка же сказала, что только с Фам Фамычем обменивается инфузориями. Возвращается балбейка от трусляка веселая. Собирает все оставшиеся у нее инфузории и аккуратно складывает их в две коробочки. В одну – полностью упакованные инфузории, у которых сохранились все туфельки. И ставит коробочку на самое видное место. Это для Фам Фамыча. В другую коробочку – более растрепанные и помятые инфузории, некоторые даже не со всеми туфельками. Вторую коробочку относит в туалет и прячет за бачком, чтобы ненароком не попала на глаза бывалому. Теперь эти инфузории будут терпеливо ждать следующего визита к трусляку. Они любят бывать в доме трусляка. Там их не укладывают в коробочку. И не требуют, чтобы на каждой ноге была туфелька. В доме трусляка инфузории могут делать всё, что хочется. Носиться сколько угодно взад-вперед по всей квартире, разбрасывать вещи, хохотать, смеяться и обмениваться с любыми спорами, которые им понравятся, независимо от того, какой у этих спор прикид и хорошо ли они упакованы.

Никакой грусти в глазах балбейки нет и в помине. Непонятно, каких «филонских кисок» имел в виду Фам Фамыч? Никаких «кисок» в квартире у трусляка я не обнаружила. Может, приходят к нему, когда меня нет? Все равно, лучше меня он не найдет, думает балбейка. И совсем не задается вопросом, счастлива ли она.

 

Соприкосновение миров

Балбейка гладит любимого кота. Балбейка любит кота. Коту очень нравится, когда его гладит балбейка. Кот живет только здесь и сейчас. Он не знает, что такое прошлое, настоящее и будущее.

Балбейка знает, что до настоящего было прошлое. А после настоящего обязательно наступит будущее. Она гораздо просвещеннее и поэтому могущественнее кота. В точке касания руки балбейки и шерстки кота происходит соприкосновение двух миров. Кот своим звериным чутьем ощущает могущество балбейки. И правда, кто же охраняет кота и обеспечивает ему благополучную жизнь? Он чувствует себя в безопасности под покровительством балбейки. Воспринимает как должное. Ему нравится, как он устроился. Но любить балбейку? Любовь к балбейке? Это выше его понимания.

Трусляк обнимает балбейку. Трусляк любит балбейку. Балбейке очень нравится, когда ее обнимает трусляк. Балбейка знает, что живет вначале в прошлом, потом в настоящем, потом в будущем. Но не любит думать об этом, живет только в настоящем. Как кот. Трусляк – не такой, он может жить и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Не всегда, конечно. Но часто. И поэтому он гораздо просвещеннее и могущественнее балбейки. Соприкосновение двух миров. Балбейка своим животным чутьем ощущает могущество трусляка. И правда, кто охраняет балбейку и обеспечивает ей благополучную жизнь? Она чувствует себя в безопасности под покровительством трусляка. Воспринимает как должное. Ей нравится, как она устроилась. Но любить трусляка? Балбейка не задумывается об этом. Плохо понимает, что это такое.

Ангел-хранитель присматривает за трусляком. Ему поручено это Создателем. Ангел-хранитель любит своего подопечного трусляка. Хранитель часто посещает трусляка. Трусляк иногда не замечает этого. А иногда замечает. Трусляку очень нравится, когда его посещает ангел-хранитель. Трусляк может жить в прошлом, в настоящем и в будущем. Но чаще всего живет в настоящем, здесь и сейчас, как кот и балбейка. Ангел-хранитель живет одновременно в прошлом, в настоящем и в будущем. И не только в нашем мире, но и в других мирах. И поэтому он гораздо просвещеннее и могущественнее трусляка. Соприкосновение двух миров.

Трусляк, так же, как и балбейка, так же, как кот, ощущает могущество ангела-хранителя. И правда, кто охраняет трусляка, кто обеспечивает ему благополучную жизнь? Трусляк чувствует себя в безопасности под покровительством ангела-хранителя. Воспринимает как должное. Ему нравится, как он устроился. Но любить ангела-хранителя? Трусляк не задумывается об этом. Он плохо понимает, что это такое – любить ангела-хранителя.

Соприкосновение миров. Миры плохо понимают друг друга.

Проснись, трусляк. Ты же умный, душевный, благородный. Не уподобляйся коту и балбейке. Разорви этот порочный круг. Тогда и сам станешь подобным светоносному ангелу.

 

Чуткость бывалого

Выходят бывалый и трусляк из Иоанновского собора по окончании службы. Там непонятно что вытворяли у алтаря балбейки-надейки-верейки. Бывалый говорит трусляку:

– Батюшки-светы, трусляк-трусляк, надейка.

– Вот так клюква, бвал-бвал, верейка, – отвечает ему трусляк.

– Вера, надежда, любовь?

– Верейка, надейка, охальница балбейка, – отвечает ему недоверчивый, ядовитый трусляк.

– Вишь ты, готика, панки, молебен, тропарь.

– Ни хрена себе, скотика, кощуница, феминисток алтарь, – ворчит в ответ недовольный трусляк.

– Воловяк, коровяк, от це гарно, хорошая погода, не правда ли?

– Козляк, скотиняк, дождь как из ведра, не видишь разве, бывляк недотепистый? Ты под зонтом стоишь, а я весь мокрый должен твои глупости слушать.

– Инфузорию? – примирительно говорит бывалый. – Неконтрафактная. У меня контрафактных не бывает. Пастеризована от балбеизма.

– Две. Чтоб все туфельки были. Одну – от крашеной брюнетки, другую – обычную.

– Не боись, моряк трусляка не обидит. Поедем в моем экипаже. Чтоб дождь не попортил инфузории.

Трусляк с волнением прижимает к себе инфузории (одну – от крашеной брюнетки) и ждет, пока кучер бывалого подгонит к собору экипаж.

 

Квартира на Киммерийской

Квартира трусляков на Киммерийской улице. Третий этаж старинного дома. Почему квартира трусляков? Потому что жили там преимущественно трусляки. И трусляки же любили собираться именно в этой квартире. Никто не знал, где она заканчивается. Никто не доходил до ее края. Бесконечные коридоры, закоулки, тупички, переходы, поворотики. И двери, двери, двери. Шикарные, резные, дощатые, ветхие, щелястые, обшарпанные, облупившиеся, обитые железом, крохотные, покосившиеся, с помпезными литыми ручками, с жалкими ручками на одном гвозде, вообще без ручки… Жилые комнаты, чуланы, кладовки, коммунальные кухни, сортиры, убогие закутки, которые с большой натяжкой можно было называть ванными комнатами. За дверьми живут трусляки, одинокие, семьями, за каждой дверью все новые и новые семьи. Молодые трусляки, совсем старые, мыслители, музыканты, учителя, пенсионеры, мелкие клерки, чиновники, медсестры, церковные служки… кто только не обитал за этими дверьми. Бывалых здесь не было замечено. Бывалые не живут в коммуналках. Разве что кто-то забежит по делу, на минутку, и тут же убежит, брезгливо сбрасывая с себя мимолетные впечатления. Балбеи, может, и жили в те времена. Но, видимо, их было мало. Не приживались. Поживут, поживут и переедут куда-нибудь. Поближе к своим, к балбеям. За дверьми тишина. Или тихо звучит музыка. Смех. Всхлипывание, кто-то плачет за дверью. Выбегают и забегают какие-то дети. Кто-то рассказывал, что побывал в комнате, окна которой выходят на Рейнский. Как? Этого не может быть, это же другой район Петромории. Вот так. Все возможно на древней морийской земле.

В парадную дверь дома на Киммерийской входят и выходят, входят и выходят гости, гости, гости. Прямиком на третий этаж. Среднего возраста. Иногда, пожилые. Старые – очень редко. Все больше молодежь. С горящими глазами. Молодые талантливые трусляки. Перспективные. Или считающие себя такими. Глаза их светятся.

Мы в гостях, в семье Филов. У них блок из нескольких комнат, выделенных из большого зала. Лепные потолки, разрезанные перегородками, поднимаются на высоту до четырех метров, может, и выше.

Старший – профессор Фил, философ. Заведующий кафедрой народной диктатуры и перманентного онароднивания земной цивилизации Института культуры Мории и истории гражданских морийских войн. Тема его докторской диссертации, которую он защищал в молодости, – «История переноса народной диктатуры из Мории в Китай». Это было давно. Но до сих пор он постоянно ездит в Китай с лекциями «Антинародные теории антидиктатуры и борьба с ними». Ответственные товарищи из руководства страны, все поголовно бывалые, признают большое значение борьбы с антидиктатурой. Старший Фил – уважаемый человек. Бывалые не могут так складно излагать свои взгляды, извергать такое количество страстных слов в защиту власти народной диктатуры, пылко клеймить антидиктатуру. Фил – пламенный борец! Так он же трусляк, замечают скептики.

Слишком важная идеологическая должность – заведовать кафедрой народной диктатуры. Это управляемый трусляк, отвечают им, он нас не подведет, он даже в гражданских войнах участвовал. Трусляк воевал? Не смешите меня, у него и ранение есть. А ты знаешь это, видел его? Да. Ну и где у него ранение? На заднице…

Фил-мама работает педагогом в школе. Бебой зовет ее сын, неизвестно почему. Конечно, она преподает морийскую литературу. Ученики и ученицы у нее разные: и подростки бывалые, и юниоры трусляки, и милые девочки балбейки. Младший Фил, маленький Фил, сын старших Филов, учится в университете клоунады, скоморошества и музыкального стриптиза. На теоретика, конечно. Ярмарковеда. У младшего Фила много друзей, в основном, из молодых трусляков. Они часто бывают в гостях у Филов. А Филская мама приводит в гости своих учеников, в основном, учениц. Они любят Фил-маму, смотрят ей в рот, ловят каждое слово. Она знакомит их с друзьями младшего Фила, в основном, из педагогических соображений. Познакомьтесь, говорит, вот этот молодой трусляк – всесторонне развитое существо. Он – крепкий и сильный, как бывалый. Умный, как физик, нежный и чувствительный, как лирик. Креативный, каким и положено быть трусляку. Выносливый, непритязательный и сексапильный, словно лучшие балбеи. Неужели такое бывает? – спрашивают ученицы, обращаясь к всесторонне развитому существу. Что делать скромному другу Фила? Он утвердительно кивает головой – он должен поддержать Бебу.

Младший Фил – тоже крепкий малый. Зимой, когда дворники собирают снег кучами вдоль тротуаров, любимое его развлечение – бежать вдоль тротуара, перепрыгивая через кучи снега, как через барьеры.

– Геть-геть, – выкрикивает он при каждом прыжке, – геть-геть, бутсой – по морде, геть-геть, по морде, геть-геть, – вспоминает славную спортивную юность, когда, будучи совсем маленьким, Фил в раздевалке отлупил нахального бывальчика. Короче, он тоже был всесторонне развитым существом. Может быть, и сущностью. И нахальным, почти как бывалый. Входя в магазин, обращался к продавщице балбейке: «Послушай-ка, милочка…». Милочка окончательно балдела и готова была на все, включая публичный обмен инфузориями.

Малыш Фил отличается фантастической активностью. Спускается по лестнице только бегом через две ступеньки. Постоянно приводит домой веселые компании талантливых молодых трусляков и труслячек, актеров, поэтов, танцовщиков. Приходят и другие всесторонне развитые сущности или существа, даже и такие, которые не являются ни актерами, ни поэтами, ни танцовщиками. Здесь, в этой квартире, можно узнать все новости из мира скоморошества и клоунады.

Здесь бывала Нататинья, тогда еще студентка, ныне – прославленная актриса. Играла на фортепьяно и пела популярную песенку: «Я развеселая балбейка, всегда мила, всегда мила». Ее муж, Левый Удод, тоже студент, слушал любимую жену и плакал. Он знал уже, что Нататинья вот-вот покинет его. «Надо было жениться на обычной балбейке, с ней не было бы никаких проблем», – думал он. Как мы теперь знаем, впоследствии он так и поступил. Потому и стал знаменитым режиссером.

Там же бывал и непризнанный тогда поэт Иоссф, а также признанный уже молодой танцовщик Бар Малышников. Иоссф читал грустные стихи: «Мимо цирка и кирхи, хаус и маус мимо, бременем славы томимы, бредут мастера пантомимы». А веселый Бар танцевал между стульями, столами и комодами квартиры танец Кифы Великого. А может быть, это и не Кифы Великого танец, а вождя народной диктатуры. Он крутил фуэте, выбрасывая указующую руку: «Мория, вперед!».

Бывал в этой квартире и мим Толян. Очень талантливый. В белые ночи он бродил по набережным Мории с огромным котом на плече. Думал о том, что здесь, в Мории, его не понимают. Совсем не тянет его, Толяна, к морийскому скоморошеству. Мимов ценят по-настоящему только во Франции. И пора бы уже ему, Толяну, ехать в Париж.

Много молодых талантливых трусляков посещало квартиру Филов. Это было заветное, быть может, сакраментальное место. Приходили туда талантливые существа. То есть, тогда это еще не было точно известно. Впоследствии выяснялось, что они очень талантливы. И поэтому со временем становились популярными. И не только в Мории. Во всем мире. И уважаемыми. Занимали высокое положение в обществе. Большинство из тех, кто не был знаком с ними в молодости, считают их теперь вовсе не трусляками, а бывалыми. Хотя трусляки к этому никогда не стремились. И других друзей младшего Фила многие теперь тоже считают бывалыми. Не могу сказать, что они, друзья Фила, очень этим гордятся. Совсем не гордятся. Ну, пусть считают, раз так хотят. Зачем их переубеждать? – раздражать только.

Когда старших Филов не стало, когда не стало многих других соседей-старожилов, в квартире на Киммерийской больше никто уже не собирался. Младший Фил переехал для проживания в другое место. А кто живет сейчас в квартире на Киммерийской, мы не знаем.

 

Любовный треугольник

Балбейка влюблена в трусляка. Буквально души в нем не чает. Все готова для него сделать. А он – ноль внимания. Без ума от бывалки. Бывалка – ухоженная, классная. Почти недоступная. Муж – состоятельный бывалый. Ну, очень бывалый. Очень состоятельный. Бывалка к трусляку относится так себе. Крутится под ногами какой-то. Пусть крутится. Иногда снисходит к нему, иногда отдает ему свои инфузории. Под настроение. Не лучшие, конечно.

Трусляк бережно хранит инфузории бывалки. Складывает их в одной коробочке.

Чтобы ни ветерок, ни дождик не попортили их. Инфузориям плохо без солнечного света. Они теряют свою зеленую окраску, желтеют. Вянут. Ножки у них скручиваются, теряют туфельки. Да, говорит трусляк, эти инфузории уже никакого вида не имеют. Подарю-ка я их балбейке. Как будет случай. На Рождество. Или на День благодарения. На День солидарности трудящихся, в конце концов.

Балбейка счастлива. Подарок от столь дорогого ее сердцу трусляка. Уж как она следит за инфузориями. Как она их холит, лелеет. И на солнышко выставляет. И розовой водичкой опрыскивает. Оживают инфузории. Силушку набирают. Становятся вполне себе крепенькими, да зелененькими.

Вывалка дружит с балбейкой. Балбейка – добродушная, симпатичная, пухленькая, безотказная. Приглашает бывалка подругу к себе в гости. Поболтать о своем, о девичьем, всем-всем косточки поперемывать.

Берет балбейка с собой инфузории. Какая же взрослая сущность женского пола пойдет куда-то без инфузорий? Инфузории выглядят отлично. Совсем за них не стыдно. Берет их в подарок для бывалки. Умная бывалка с первого взгляда узнает свои инфузории. Все понимает. Но виду не подает.

С грустью говорит она трусляку при встрече: «Сколько в одном месте убудет, столько в другом прибудет. Круговорот веществ в природе». Ничего не отвечает ей трусляк. А сам думает: «Спорозавры мои, или спорозверьки, как вы изволите их называть, любезная бывалка, переданные вам от меня в свое время с нежностью и любовью в обмен на ваши инфузории, тоже ко мне благополучно возвращаются. Через балбейку. Круговорот веществ в природе».

 

Вершина высшей категории

Трусляки любят проводить отпуск в горах.

И забираться на труднодоступные вершины. Так как в Мории нет гор, трусляки едут в Альпы или на Кавказ, в Россию. Самые труднодоступные вершины называются π-вершинами. На них поднимаются наиболее квалифицированные, подготовленные группы. Хотя неизвестно точно, люди ли трусляки, но дышат они, несомненно, как и мы, воздухом. И при подъеме в горы испытывают его недостаток. Когда воздуха не хватает, мысли путаются. И трудно вспомнить то, что твердо знаешь и помнишь, находясь внизу. Каждая вершина имеет свою категорию. Категория определяется наибольшим количеством знаков после запятой в числе π, которые может воспроизвести группа спортсменов, поднявшихся на эту вершину, воспроизвести по памяти, без подсказки. Каждая новая группа стремится побить рекорд предшественников и повысить категорию вершины, то есть вспомнить (без записи, по памяти) большее количество знаков.

Есть вершины менее сложные. Это, так называемые е-вершины. Туда поднимаются менее подготовленные группы. Вершины эти гораздо менее трудные с точки зрения сложности подъема. И знаков там после запятой числа е требуется вспомнить меньше. Члены е-группы могут быть попроще, не такими интеллектуальными, так сказать, как в π-группах, восходящих на π-вершины.

Группа трусляков вздумала покорить π-вершину 13-й категории. В их составе – один бывалый. Обычная практика. В состав любой группы спортивное начальство обязательно внедряет одного-двух бывалых, чтобы обеспечить контроль, а также сохранить правильную идеологию и пролетарский настрой душ спортсменов внутри группы. Бедный бывалый. Он был самым большим и тяжелым в группе и отставал даже от самого слабенького из всех, тщедушного и неопытного труслячка. Полный, грузный, он отдувался, задыхался, потел и пыхтел. Совсем не был подготовлен для покорения вершины 13-й категории. Но считался начальником. Без начальника никуда. Пришлось тянуть его наверх всей группой. Когда втягивать бывалого в гору становилось особенно трудно, тот начинал истошно кричать: «Да тащите вы, тащите, ничтожные вы трусляки. И зачем только я с вами связался».

Наконец, группа достигла вершины. Так хочется побить рекорд. Кто-то вспомнил 10 знаков, кто-то – 11. Бывалый – аж 4 знака. Очередь доходит до трусляка-слабака, самого тщедушного из всех. Тот выдает 14 знаков. Потрясающе! Рекорд! Всеобщее ликование. Группа оставляет на вершине документ, фиксирующий новое достижение. Теперь это вершина 14-й категории.

После спуска вниз бывалый докладывает руководству, что ЕГО группа покорила вершину с выдающимся рекордом. Теперь вершине присвоена высшая, 14-я категория сложности. Начальство поздравляет всю группу. Отдельно вызывают бывалого и вручают ему орден «За выдающиеся спортивные достижения», а также дают звание заслуженного мастера π-восхождений. Начальники доверительно говорят бывалому: «Мы очень хорошо понимаем, как же тебе было трудно, – одному, с целой оравой этих никуда не пригодных трусляков».

А в это время веселые и добродушные трусляки, вместе со своими друзьями и подружками, сидят в «Сайгоне». Отмечают успешное восхождение. Весело смеются, вспоминая неловкого бывалого. Жмут руку герою восхождения – маленькому, тщедушному новичку, и вручают ему шуточный приз «альпинист бывалый».

 

Сны правдолюба

Мечты сбываются. Если бы только мечты. Сбываются и сны. Даже и не очень хорошие. Увы, увы всем труслякам. Сбываются и совсем плохие сны.

Одному трусляку приснился неважный сон. Что он потерялся за рубежом. В незнакомом городе. Корабль, на котором он должен отплыть домой, в Морию, отправляется через час. А где этот чертов порт, он и понятия не имеет. Жители страны говорят на каком-то странном языке. То ли на болгарском, то ли на македонском. Спросить некого. Никто не знает ни морийского, ни испанского, ни английского, тем более – малороссийского. Бежит, бежит трусляк. Проскакивает через какие-то универмаги, переходы, старые лестницы, пролезает через вентиляционные каналы. Просыпается в страхе и смятении.

Думать о сне некогда. Надо на работу собираться. Позавтракать бы успеть. Вот-вот подойдет служебный экипаж, что отвозит его на работу. Трусляк – важное лицо. Уполномоченный по креативу. Лично Великим Канцлером. На работе он должен креативить. Творить, в общем, если говорить по-человечески. По-трусляцки – думать день-деньской. Один день он думает о гравитационной пространственно-временной решетке. Чтобы однажды можно было бы отправить Морию в другое измерение. Кому это нужно? – неясно. Задание такое, одним словом. Другой день он думает о единой лингвистической константе.

Если знать значение этой константы, можно понимать все языки: настоящие, прошлые и будущие. Как это было при строительстве Вавилонской башни. И тогда будет мир во всем мире.

Вот трусляк приезжает на работу, настраивается на серьезный лад, раскладывает на столе все свои причиндалы. Коробочку с инфузориями от любимой балбейки аккуратно кладет в потайной ящичек. Чтоб легче потом найти было. Ставит перед собой фотографию (новейшее морийское изобретение, мало у кого такое есть), фотографию труслячки-жены, конечно же, чтобы не забывать о ней, пока она отдыхает у Геркулесовых столбов. Вот так он готовится к рабочему дню, готовится и думает. Как же это несправедливо, что трусляков зовут трусляками. Будто бы они трусы какие-то. Вовсе мы не трусы. И не паникеры. Я, во всяком случае, почти не мнительный и совсем не паникер. Ведь наше название «трусляк», произошло от двух английских слов truth и like, что означает «правдолюб». Или «правдолюбы». А причина простая: в морийском языке нет звука «th». Вот и склоняют нас, бедных несчастных трусляков, кто как только может. Особенно любят бывалые изгаляться. Тоже мне руководители. Всё руководят и руководят. А никто из них креативить не может. Какие там гравитационные решетки. Или лингвистические константы. Их душеустройство не позволит им даже понять смысл этих проблем. Да что говорить. Они и ключ в замок сами вставить не могут без помощи трусляков, в крайнем случае, – балбеек.

Кстати о ключе. Что-то я не вижу ключа от своей квартиры в кармане куртки. Вспоминает трусляк плохой сон. Так и есть. Сон в руку. Ключ дома забыл в другой куртке. Куртку сменил, а ключ не переложил.

Что же теперь делать? Добро, если и дверь забыл закрыть. А если захлопнул? Как теперь в квартиру войти? Интересно, пришла ли уже домашняя балбейка-уборщица, когда я уходил? Если пришла, тогда я могу попасть в дом, если сейчас вернусь. А как вернуться? Ждать вечерний экипаж? Так балбейка-прислуга уже уйдет. Она-то дверь уже точно захлопнет. Заказать экипаж на пораньше. На сейчас. А где его найти, экипаж-то? Расписание установлено со времен Кифы Великого. Даже начальство мое не знает, где эти экипажи обретаются, кто ими управляет и как с ними связаться. А сам-то я дорогу не найду. Где мой дом расположен – никогда не задумывался, да и контора эта моя, где работаю, – где она? Знаю, что в Петромории. Нет, не зря этот сон был такой зловредный. До дома мне никак самому не добраться. А вечерним экипажем ехать бесполезно. Балбейки-уборщицы уже не будет. Придется мне, бедному трусляку, ночевать в конторе. Не на улице же дрожать под дождем. Одно утешение: товарищи по работе меня в беде никогда не бросят. Останутся со мной ночевать-горевать в конторе. Непонятно, когда и как эта ситуация может разрешиться. Все наши важнейшие государственные программы пойдут насмарку. Из-за одного паршивого сна все будущее великой Мории поставлено под угрозу. Ничего, думает трусляк, сейчас проснусь – и все будет в порядке.

И, действительно, просыпается трусляк. И думает: надо же, какой ужасный сон. Встает, проверяет – действительно, ключ от квартиры на месте, в кармане старой куртки, что висит на рогах оленя в прихожей. Переложу-ка я ключ в новую куртку, чтобы не забыть его дома. Завтракает трусляк, собирается. Смотрит в окно – дождь на улице. Пожалуй, все-таки в старой куртке поеду. И уезжает на работу, забыв, что ключ остался в новой куртке.

На работе раскладывает причиндалы. Инфузории любимой. Фотографию жены. Бац – ключ дома остался. Сон в руку. Одна надежда: то, что было вчера, – всамделе было, а сейчас – сон. Нет, не трусы мы. И не паникеры. Мы – правдолюбы. А правда состоит в том, что дурной сон – в руку. Вопрос только вот в чем: тогда был сон или сейчас я сплю? Без паники. Разберемся как-нибудь. Надо бы понять, какой сегодня день с точки зрения работы: день гравитационной решетки или лингвистической константы. Думал, думал день-деньской. Нет идейки никакой. В размышлениях об этом день-деньской прошел незаметно. Вечерний экипаж почему-то не приходит за трусляком. Впервые за много лет. Кто-то из руководства, из бывалых, заглядывает к трусляку: придется тебе, труслячок, эту ночь на работе перемогаться. Кучер твоего экипажа спился. А и все равно приехать не смог бы – колесо сломалось. Нет, нет, мы здесь с тобой не останемся. Мы по домам поедем – у нас с экипажами все в порядке. А отвезти тебя… мы бы помогли… бесполезно, у тебя ведь дверь дома заперта. Да недолго тебе, бедолаге, мыкаться. Всего-то одну ночь. Завтра контора закрывается. Мы, бывалые, переходим в резерв Великого Канцлера, а твоя должность, уполномоченного по креативу, с завтрашнего дня упраздняется. Страна в твоих услугах больше не нуждается. Прощай, правдолюб хренов.

Хватит уже страхов на сегодня, думает трусляк. Пора просыпаться. А то на работу опоздаю.

 

Жизнь Адама

Водной морийской семье родился мальчик. Мама – скромная труслячка, папа – видимо, балбей. Жили они в районе, где селились только балбей. Их семья тоже считалась балбейской. Хотя точно это неизвестно. В те годы ничего особенно о балбеях не было слышно. То есть, они, видимо, уже были. Но сейчас считается, что тогда их еще не было. Ну вот, значит, родился в этой семье мальчик, и назвали его обычным морийским именем Адольф. Адольфом назвали. Парнишка получился веселый, озорной. Общительный. С огромной удлиненной головой и выпуклыми голубовато-водянистыми глазами. В общем, голова у него была лошадиная. Но сложен был, как бог. Как говорится, не в мать, не в отца, а в проезжего молодца. Свое немецко-морийское имя он не любил и представлялся Адамом. Друзья и знакомые имя Адам всерьез не принимали. Не очень-то Адольф был похож на Адама, прародителя рода человеческого. Да, вроде, и не человек он вовсе. В общем, что тут рассуждать, звали его Адиком. Заглаза – даже Адьётом, иногда. Без злобы, правда. Он-то уж точно был балбеем. Как нам известно. Некоторые считают, что от него именно весь род балбеев и пошел. Больно уж много он раскидал потом во все стороны своих балбейских спорозавров. Продолжаю по порядку.

Адик с детских своих лет ни учиться, ни работать не хотел. Думать не умел. Получить профессию? Даже мыслей таких не появлялось. Болтался по дворам, верховодил малолетками разными. То ларек ограбят, то квартиру обчистят. Адик – добрый и, конечно, добродушный. Никого не обидит. Что добудет – с друзьями делит. Крышует их толстый дядька, что раньше в полиции служил. Ему тоже доля причиталась. С ним тоже Адик делился.

Дети росли. Друзья Адамовы подались, кто куда. Надо и Адику куда-то пристроиться. Подвернулось училище цирковое. Понравилось ему под куполом на трапеции крутиться. Да куда-ж ему, Адику, с его лошадиной головой тяжеленной. Ты когда-нибудь видел, чтобы дрессированные лошади на трапеции крутились? Бегать – да, танцевать – да, петь хором – иногда тоже могут, а на трапеции… нет, голова слишком большая и тяжелая. Вот и у Адика не получилось. Не удержал равновесия на трапеции, да и рухнул. Головой лошадиной стукнулся. Механизмы, правда, не особенно попортились. Да от удара сильного совсем балбеем стал, можно сказать, форменным балбеем.

Подался Адам в ансамбль народного танца Мории. Мастак он оказался кренделя выделывать. И гопак. И воловяк. И коровяк. И хоровяк. И плясак. И перепляс морийский. Платить ему теперь стали кое-что. От привычек вредных избавляться стал Адам, сдвинутый на голову. Правда, нет-нет, да и залезет он в кармашек товарищей по ансамблю. В раздевалке. Когда никто не смотрит. Взаймы брал. Ну, раз никто не видел, – можно и не отдавать. И забыть поскорей об этой ерунде.

Мама Фая ругает Адама: живешь, как полный балбей. В тебе же кровь труслякова. Ты сама-то чего замуж за балбея вышла, или кто там у тебя был на стороне? Молчит Фая, кто отец-то у Адика всамделишный. Может, бывалый крутой. А может, и балбей, особо удалой, да разухабистый. Отвечает так: «Не твоего ума это дело. Жизнь заставила». Надо Адаму куда-то прислониться. В люди выбиваться. Вступил в Трусомол (Трудовой союз молодежи). Встречает он как-то дядька из полиции, что раньше крышевал его компашку. Может, тебе в полицию податься? Будешь порядок в обществе наводить. Избавлять общество от несознательных элементов и нетрудового образа жизни. Получает Адам путевку от Трусомола и идет в самое важное ведомство страны. Работать. В Большой дом. Следаком. Агентом по криминальным делам. Там, как раз, такие и нужны. Трусляков там не любят. Умные больно. Только технические службы, да лаборатории берут трусляков. Бывалые – все в руководстве. А ты, говорят ему, полный балбей, в самый раз нам подходишь. Надо же кому-то криминалистическую работу делать. Ты нам подойдешь. Хоть и не человек ты, вроде. А с виду – как человек. Голова только больно лошадиная.

Сидит Адам в Большом доме. Бумажками шелестит. Повесточками. Вызывает несознательных, недобросовестных, подозрительных, одним словом, – ответь-ка на вопросы, дружок, что, где, да как, с кем и почему, главное. Разберемся, разберемся, не волнуйся. Зря никого не обидим. И вещественные доказательства найдем. На кого работаешь. По чьему заказу. Как до жизни такой дошел. Уж что-что, а как это вы там ларечки грабите, мы-то хорошо знаем. И государственные тайны кому сдаете. С кем в доле, с кем делишься? С умом-то у Адама не очень, а вот хватка! – будь здоров. Да все с шуточками, да с прибауточками. Знает Адам цену острому морийскому словцу.

Ну-ка, барышня, где у тебя вещдоки? Должны быть у тебя. Раздевайся. Сама будешь?

Или попросить, чтоб помогли? Нигде в одежде нет. А должны быть-то. Должны. Где вещдоки, орет, мара, бывалка-давалка? Где? Где? Где? Лярва, шалава, шаболда, лахудра! Орет Адам, не переставая. Подстилка, хипесница, курвега, прошмандовка! Где, где? Понимает барышня, преступница потенциальная, что не отвертеться ей, никак не отвертеться. Где, где? В рифму и отвечает… вот где. Нашлись вещдоки-то. Так и двигался Адам по службе.

Жизнь Адама налаживалась постепенно. Но не сразу. На бывалке жениться не получилось. Хотя любили его за веселый нрав, за нахрапистость, за ладненькое телосложение. И посещал он многих на предмет обмена инфузориями. Да все постарше были. Да при мужьях с положением. С Адамом, стройненьким таким, да рослым, чё не встретиться? Для пользы тела. Мужу говорят – для пользы дела. Адам, из нашего, чай, ведомства. С бывалками всерьёз не получалось. А труслячки, обычно, не особенно хотят за балбея выходить. Вот и ухаживал за бывалками. Одна особо настырная бывалка была у него. Лиличкой звали. Лилит, одним словом. Обучала его всяким фокусам-покусам. Говорят, и детей нарожала от него видимо-невидимо. Умножала род Адамовый. Неофициально, так сказать. Кто-ж были они, те детки: балбеи, бывалые или кто другие? Мы из нашего далека не разберемся теперь и не уследим.

Адама строжат на работе – надо семью иметь, как все, пора уже перебалбеситься. Чтоб чин по чину. Чин чинарем, одним словом. Ну, женился Адам на балбейке. Так он сказал, что на балбейке. Хорошая балбейка. Да откуда могла взяться в те времена балбейка? Род их, балбейский, только-только зарождался. Отшучивался Адам, развеселый мужичок. Из ребра, мол, мне ее сделали. Показывает шрам на груди, что после падения с трапеции появился. Открытый перелом был. Теперь, говорит, у всех балбеев справа на одно ребро меньше станет. В шутку жену зовет Евой. Балбейской Евой. Так что, хорошая жена у него балбейка. Глуповатая. Ничего всерьез не обсуждает. В сам раз ему подходит. Яичницу делает. Дом убирает. Детей рожает. Немного. Одного. Или двоих. Точно не знаем. Теперь-то каждому известно, что балбейки – жены отменные.

Дослужился Адам до постов каких-никаких. Не очень нравится это начальству. Все-таки Адам – он не из наших, не из бывалых. Если б еще на бывалке из хорошей семьи был женат. На нашей Лилит жениться не захотел. А так… Дослужился честно до должности. Работник-то он никакой. Чего его держать? Отправляют Адика на пенсию. Пораньше. С почетом. Премии.

Банкеты. Награды. Звание «почетного бывалого Большого дома». Жена гордится. Дети их (или дите) теперя бывалыми будут. Им в жизнь дорога красным ковриком выстлана.

Адам доволен. Организует ассоциацию ветеранов-криминалистов, куда приглашает многих заслуженных ветеранов сыска. Ассоциация занимается охраной богатых домов, сопровождением кортежей важных лиц. Неплохую денежку, между прочим, зашибают эти ветераны. Работая в ассоциации, Адам проводит занятия с молодыми следаками. Их, по сложившейся к тому времени традиции, из зеленых балбеев набирают. Кому уже надоело по ларькам ошиваться. Обучает приемам сыска. Как документы заполнять. Где злоумышленница может спрятать вещдоки. Как разукрасить речь морийским острым словцом. Дома тоже без дела не сидит Адам. Крышует мелкие группировки юных балбеев. Дело знакомое. Притом, какой-никакой, а тоже приработок.

Вот и пошел род балбеев Адамовых. Кто-то из его детей, внуков и далее, от колена к колену, так и ходит балбеем. Балбейки-то вообще не грустят, спрос на них во всех слоях общества имеется. Чего им унывать? А многие из потомков Адама в бывалые, видать, вышли. Их и не отличишь от настоящих бывалых. Ан, балбеи они, на самом деле. Правду говорят, бывалость – скрытая форма балбейства.

 

Черный Правдолюб

Для гармоничного развития личности необходимо постоянно менять миры обитания. Трусляк живет одновременно во многих мирах. Где эти миры расположены – мы не знаем. Здесь, рядом с нами, в тессеракте, в четвертом, чуждом нам, измерении четырехмерного гиперкуба, или, быть может, на планете звездной системы Альфа Центавра, или еще где-то.

Все, что полезно и необходимо для развития вида, природа делает чрезвычайно привлекательным для особей этого вида. Слава, власть, успех, достаток, любовь, семейное счастье, столь необходимые для жизни разумных существ; достижение всего этого дает нам море удовольствия, погружает субъекта в безбрежную стихию блаженства. Не по этой ли причине так сладостно засыпает трусляк? Космические силы программируют его переход в другие миры. Так же сладостно трусляк покидает свой сон, будь он радостным, этот сон, или тревожным. И попадает в следующий сон. Столь же радостным и духоподъемным, бывает просыпновение – как правило, или очень часто. Отход ко сну, чередование снов, возврат к бодрствованию происходят, как бы сами собой. Трусляк, если захочет, может и сам решить, не поспать ли ему еще. Почему нет, если хочется? Почему его решение (или желание) не может совпадать с диктуемым ему решением неизвестных космических сил? И, когда, на самом деле, он спит? Когда спит (а ему кажется, что бодрствует)? Или, когда бодрствует (а на самом деле – спит)? Вопрос не нов, но ответа пока нет. Быть может, и то сон, и это. И все эти сны – вроде, разная жизнь, все влияют друг на друга.

Трусляк – смертный, как все мы. В положенное судьбой время он уходит из земной жизни, так кажется окружающим, но продолжает жить в других мирах. Может, и в нашем мире тоже продолжает жить.

Какое безобразие, думает трусляк. Ну, никак не удается мне построить нормальную жизнь. Хоть в одном из снов обязательно что-то плохое случится. И повлияет на все остальное. Надо разорвать этот бесконечный круг сансары, может, и не сансары, все равно, – разорвать круг перерождений.

Но вначале ему надо точно знать, когда он, трусляк, спит, а когда – нет. И кто его настоящая жена. Та, с которой он спит здесь, наяву, хотя здесь он тоже спит. Или та, с которой спит, когда спит, то есть во сне. В общем, ерунда какая-то получается. С балбейкой даже переспать не удается нормально. Вроде, переспал. А может, и не переспал вовсе, потому что во сне все это было. И в разных снах балбейки – иногда одинаковые, иногда – разные. А то еще хуже: с одной и той же балбейкой в одном сне спишь, а в другом – не спишь вовсе, просто знаком и только. Ну, инфузории-туфельки в обоих случаях и там, и там имеются. Надо будет в следующий раз спросить балбейку об этом: с ней это было на самом деле или только мне приснилось. А, вдруг, и ей приснилось то же, что и мне, только наоборот? Тогда и вообще не разобраться.

Решил трусляк докопаться, что есть сон, а что не сон. Надо найти Черного Правдолюба, он праотец всех трусляков, то есть правильней говорить – праотец всех правдолюбов. Говорят, что все миры – это сны Черного Правдолюба.

Смотрит трусляк на картину – портрет своего отца. Отец – сильный, волосатый – пьет пиво, таранькой закусывает. В том же возрасте, что я сейчас, думает трусляк. Как же я похож на него, один к одному. Палец левой руки указывает вверх. На руке – татуировка: «Gott mit uns!» (С нами Бог!). У меня такая же. За спиной отца – портрет деда. Тоже очень похож, то ли он на нас с отцом, то ли мы на него, только бакенбарды иначе подстрижены. Те же поза и надпись на руке. И портрет за спиной. На том портрете – такой же портрет за спиной. И так далее. Вся труслякова генеалогия. Берет трусляк лупу – рассмотреть последний, самый мелкий портрет, – там так же, как и в других, портреты в портретах, чередой. В конце обязательно Черный Правдолюб должен быть. Да мелко больно, никак не увидеть. Раз не увидишь, как обратишься? А не обратишься, он и не ответит. Не получится через картину поговорить. Видно, следовало бы вживую его поискать.

Стал трусляк расспрашивать персонажей различных снов, где Черного Правдолюба найти. Есть такие сущности, говорят, что знают о нем. Энтузиасты параллельной истории, авторы новой хронологии академик Ант и неостепененный Глеп, близнецы-братья, они и в явленном мире живут. Знаю, знаю таких, думает трусляк. Идет трусляк к Анту и Глепу. Те долго отнекиваются. А потом говорят: да, нам известна дорога к Черному Правдолюбу. Он живет не во всех царствах сна. Не любит скакать с одного места на другое. Но всеми царствами сна управляет. Можем тебе показать его. Проблема только в том, как нам-то с тобой встретиться хотя бы в одном из этих царств. Будешь нас слушать – все у тебя получится. Как придешь домой, ложись спать, и поведет тебя промысел провидения из одного царства сна в другое. Будь начеку Не проскочи нужное тебе царство. Это сон высшей категории, третьей стадии, сопровождаться будет темно-синим небом и белыми облаками. Освещенными ярко, неизвестно откуда. А внизу земля, лесом покрытая, неосвещенная почти, далеко-далеко. Ты влетишь туда стремительно, прямо в этот мир. Называется это царство Загадочно небесным. Как попадешь туда, не прозевай, не пролети мимо. Снижайся потихоньку. Посреди леса поляну найдешь. Там и будем тебя ждать.

Мы к тебе всей душой. Хоть один мориец доверяет нам, верит в существование параллельных миров, а значит, и параллельной истории. Понимает и любит параллельную историю, а это значит, что и новую хронологию понять сможет.

Так и сделал трусляк-правдолюб, как ему академик и неостепененный сказали. Там, в этом Загадочно небесном царстве, он и встретился с ними, как договорились. Ведут Ант и Глеп трусляка по темному лесу Вдруг, слышат, кто-то пыхтит, чей-то могучий храп раздается. Вот он, Черный Правдолюб, праотец всех трусляков. Огромный, могучий. Нельзя ли, чтоб он потише храпел? Просто волосы дыбом поднимаются от его храпа. А деревья вокруг так и трясутся, того и гляди, ветки ломаться начнут, а деревья падать. Вдруг, он еще громче храпеть начнет? Нельзя ли попросить, хотя бы, чтобы он храпел не более, чем сейчас?

– Не слишком ли ты много на себя берешь? «Чтобы он храпел не более». Может, ты еще скажешь, «чтобы он не храпел более»? – ядовито спросил Ант. – Или ты думаешь, что это одно и то же?

– И задом наперед, совсем наоборот, – поспешно добавил Глеп. – Или ты скажешь еще, «чтобы более он не храпел»? И это тоже будет то же самое, то есть, самое то?

– Успокойтесь, друзья, ничего такого я не думаю.

Ант и Глеп с удовольствием рассматривали Черного Правдолюба: какой милый, ах, какой милый!

Трусляк был другого мнения. Грязноватый, грузный, необъятный, довольно бесформенный, одним словом. Здоровенная башка. Лица не разглядеть – закрыто жокейкой с козырьком. Видны огромные багровые щеки и подбородок, непонятно какой по счету – второй или третий. Что-то не очень похож он на трусляка. Кабы не знал – решил бы, что наглый бывалый. Или балбес, но полный балбес, что почти одно и то же. Наглый бывалый и полный балбес – почти одно и то же. Трусляк не может так отчаянно и беззастенчиво храпеть. Трусляки интеллигентные, тактичные и ненавязчивые. И конституция у нас, трусляков, хрупкая. Если бы трусляк так храпел, а трусляки вообще не храпят, им с детства внушают, что храпеть неприлично, если бы трусляк так храпел, давно бы голову себе отхрапел. Этот храпит, как кабан. Рыкает, как лев. У них, что у кабана, что у льва, шея – о-го-го, они могут себе храпеть или рычать без всякого риска потерять голову. Но, если он, как говорят, праотец всех трусляков, – вполне может быть таким здоровенным. Иначе, как бы он мог один дать жизнь такому огромному племени трусляков всея Мории. А, может быть, и всей Земли. В Южной Америке, я точно знаю, очень большая диаспора трусляков. Слышал я, что и в Европе, и в России трусляки тоже имеются, и очень уважаемые существа притом.

Хватит рассуждений. Раз пришел, надо решать проблему. Надо поговорить с ним. Но как же я поговорю с ним, если он спит? Будить его, что ли? Да и эти, хроноложцы Ант и Глеп, тоже, вроде против. Да мы не против. Ты только смотри – буди его, но только лишь не тогда, когда ему хорошие сны снятся. Как же я узнаю, что ему снится?

Ему снятся все миры. И настоящие миры, и миры снов. Потому что нет никакой разницы между настоящими мирами и мирами снов. Как это нету? А так. Это только считается, что одни миры настоящие, а другие – миры снов. Все миры, и те, что ты называешь настоящими, и миры снов, существуют только во сне. Но не в твоем сне, во сне Черного Правдолюба. То есть, только тогда, когда он спит. И все многочисленные жители этих миров тоже существуют только во сне Правдолюба. А когда он не спит? Ничего об этом сказать нельзя. Потому что мы знакомы только с теми, кто ему снится. И никто из нас, ненастоящих, не может увидеть, что случается, когда он не спит. И я тоже ему снюсь? Как это – я ему снюсь? А, если б он не спал, если б он проснулся? Тогда тебя бы не было. А где бы я был? Нигде. Я был бы там же, где я и есть. Вообще бы тебя не было. Потому что ты ненастоящий. Мы сейчас подуем – и нет тебя. Ты и потухнешь. Нет, не потухну. Как это, я ненастоящий? Я настоящий, настоящий, и трусляк топнул ножкой. Ну, хорошо, – подумав, сказал трусляк. Если я ненастоящий, то кто же вы? То же самое, то же самое. Самое то, самое то. А с кем я встречался, когда договаривался о встрече с вами, с кем я встречался наяву? С нами. С нами. Но это не наяву. Это прошлый сон, сон, сон. И наоборот. Если бы это был не сон, тогда и сейчас была бы явь. И Черный Правдолюб не спал бы. И ты смог бы поговорить с ним наяву. Но, раз он спит, то мы все ему снимся. И можем быть здесь, рядом ним, пока он спит. Или в каком-нибудь другом месте. Неужели не ясно? И наоборот, неужели тебе не ясно, что все неясно?

Не кричите, не кричите, а то вы его разбудите, и нас никого не станет. Тебе-то чего об этом думать? Ведь ты ненастоящий. Ты просто сон. Ну и пусть ненастоящий. Я хочу быть хотя бы ненастоящим. Поэтому не кричите. Что хотим, то и будем делать. Будем кричать. Он всё равно не услышит. Это ненастоящие крики. И наоборот. Если мы замолчим, он увидит это во сне, удивится, решит, что в одном из его миров что-то не так, и проснется, чтобы навести порядок. И тогда конец. И опять наоборот. Если будем кричать, он будет видеть, что мы разеваем рты, значит, все в порядке, и будет спокойно спать. Если он вас не слышит, почему я вас слышу? Это тебе только кажется, что ты нас слышишь. Ты нас совсем не слышишь. Мы тебе уже целый час долдоним одно и то же. А ты ничего не слышишь. Так значит, я ненастоящий? Да. И вы ненастоящие? Да. И Черный Правдолюб ненастоящий? Да.

А как же мы можем ему сниться? Нам снится Правдолюб, а Правдолюбу снимся мы, отвечают хроноложцы.

И этот камень тоже ненастоящий? Настоящий, сказал трусляк и ударил камень ногой. Если камень ненастоящий, то почему мне больно? Если бы я был ненастоящий, я не ударил бы этот камень. А, если настоящий, то почему камень так медленно летит? – ехидно спросили Ант и Глеп. – Вообще остановился и висит в воздухе. Нечего пихать камни. Этим делу не поможешь. И наоборот. Пихать камни – поможет чему угодно, но не делу. Ант взял камень. Передал Глепу. Тот бережно положил на землю. Чтобы камень не сломался, сказал он. Он, ведь, ненастоящий. А потому, очень хрупкий и может легко разбиться. Если бы я был ненастоящий, если бы камень был ненастоящий, я бы не почувствовал боли. Надеюсь, ты не думаешь, что боль настоящая? – сказал Ант с презрением. Я знаю, – грустно сказал трусляк, – что все это вздор.

Что же делать, что же делать? – думал трусляк. Это был очень умный трусляк. Пожалуй, они правы, что я сейчас ненастоящий. И во сне я снюсь сам себе. И мне снится Великий Правдолюб. А до этого была явь. Потому что никакого Правдолюба не было. А сейчас сон. Этот Правдолюб, что снится мне, спит. Судя по тому, как он раскатисто храпит, ему снится много-много миров. И в этих мирах, быть может, есть много-много разных я. Но это не совсем те, и не тот я, который сейчас снится мне самому. Те, другие я, тоже видят во сне Черного Правдолюба, но не совсем того, которого я вижу сейчас сам. И тому, другому Правдолюбу, снятся многие я, но не те я, что сейчас я, и не те я, которые снятся этому Правдолюбу, что сейчас передо мной. И так – до бесконечности.

Эти рассуждения немного успокоили трусляка. Все-таки дела не так уж и плохи. Если проснется этот Правдолюб, что передо мной, то не станет тех я, что ему снятся, и не станет тех Правдолюбов, что снятся им, и так далее. А я-то, как буду гулять по-хозяйски по собственному сну, так и буду. И все в моей власти. Если возьму и проснусь, то не станет этого я, что я сейчас, останусь я в явном виде. А, если эта явь – тоже сон, то и это тоже мой собственный сон. Короче, все миры, и яви и сны, это то, что снится только мне. И все миры появляются только по моей воле, а не по воле и не во снах какого-то Правдолюба, которого, может, и нет вовсе. Во всяком случае, когда я проснусь, этого Прадолюба точно не станет, потому что он мне просто снится. Чего, спрашивается, мне его будить? Чтоб он рассказал о тех, других я, которые ему сейчас снятся? Так они же ненастоящие. О том я, что я сейчас во сне, я и сам знаю, что он может мне рассказать? А про меня настоящего тем более рассказать не сможет. Хоть он и праотец всех трусляков. И чего я уши развесил, слушая этих Анта и Глепа? Это же мой сон. Они тоже ненастоящие. Здесь все ненастоящие, кроме меня, который спит. Я здесь все и определяю. И явь, и сон, и все миры. И от меня зависит, быть ли в этих мирах Черному Правдолюбу, Анту, Глепу, а заодно – быть ли легенде о Великом праотце трусляков, и существуют ли параллельная история и новая хронология. Не знаю, захочу ли я следующий раз встречаться с Великим Правдолюбом. Может, и захочу, все-таки он праотец трусляков. И захочу ли я его разбудить. Может, и захочу. Но не факт. Все-таки, от него мало что зависит. Почти ничего. Может, и нет его на самом деле. Одни иллюзии. Фу – и все. А эти малахольные Ант и Глеп. Их-то уж точно я не возьму больше в свой сон. Зачем они мне сдались? Если встречу их наяву, так и скажу – нечего больше лезть в мой сон. Залезли не к себе, а еще рассуждают. Советуют. Пусть занимаются своими параллельными историями. Которых и не было никогда. А со своими мирами я как-нибудь и сам справлюсь. Мне бы только разобраться со своими балбейками. Вот, где проблема. С кем я сплю, а с кем не сплю. Да не запутаться бы в этом.

Трусляк принял веселый вид, подмигнул Анту и Глепу. Надо поскорей выбираться отсюда. Скоро ночь. Меня мои балбейки ждут. А я тут глупостями занимаюсь с каким-то Черным Правдолюбом. Который безнадежно спит. И которого нет на самом деле. Зачем только он мне приснился?..

 

Заповеди бывалого

Мой сын. Оставляю это письмо в секретере. Ключ от секретера висит у меня на серебряной цепочке рядом с крестиком. Ты откроешь секретер, когда меня уже не будет. И тогда найдешь это письмо. Быть может, ты сочтешь старомодными мои поучения. Прошу только об одном: прочти внимательно всё, что я написал. Мне кажется, что, если ты отнесешься серьезно к моему письму, то сможешь правильно выбрать дорогу в жизни и избежать многих ошибок, которыми изобиловал трудный путь твоего грешного отца.

Оставляю тебе четыре главные заповеди:

– Верь в будущее. Оно тебе обеспечено.

– Береги трусляков. Бывалые благоденствуют, пока живы трусляки.

– Опирайся на балбеев. Будь тверд с балбеями и недоступен.

– Не верь балбеям. Доверяй только труслякам.

Верь в будущее

Не думай о приумножении богатств и не бойся потерять их. Богатство тебе обеспечено.

Не сомневайся в успехе своего дела. Бывалые обречены на успех и удачу. Такова наша природа. Сомнения и страхи только вредят делу.

Не думай о своем положении в обществе. Само провидение уготовило бывалым место на вершине общественной пирамиды.

Береги трусляков

Будь добр и снисходителен к труслякам. Не заносись. Нет причин думать о трусляках, как о соперниках. Что бы трусляк ни сделал, что бы ни предпринял, он никогда не достигнет того успеха, который ожидает тебя.

Дружи с трусляками. Уважай. Поддерживай. Трусляки умнее бывалых, талантливее, способнее. Трудолюбивее. Они честны, благородны, самоотверженны.

У трусляков плохой характер. Трусляк всегда возражает. Не обращай внимания, если трусляк тебя ругает. Пусть ругает. Знай: трусляк – лучший друг бывалых.

Приближай к себе трусляков. Где есть трусляк, там все будет в порядке. Какое бы дело ты ни затевал, трусляки помогут тебе, сделают все в наилучшем виде. Сами отдадут тебе свои достижения. И будут восхвалять тебя за то, что на самом деле сделали они.

Трусляк работает не за деньги. Не ради славы. Не ради почестей. Не ради положения в обществе. Трусляк любит свою работу. Любит трудиться. Творить. Преодолевать трудности. Достигать. Хвалить трусляка – только портить. Не награждай трусляка, не премируй, не чествуй. Не давай ему ни постов, ни наград. Это было бы ошибкой. Не давай трусляку прав. Трусляк проживет и без прав. Права ему не нужны. У трусляка должны быть только обязанности.

Не беспокойся о том, что твоя любимая балбейка может достаться трусляку. Этого никогда не будет. Балбейка всегда предпочтет тебя. Просто потому, что ты бывалый. Это так же верно, как и то, что она будет с тобой, а думать – о нем, о трусляке. Поверь мне – это лучше, чем, если бы она была с ним, а думала о тебе.

Опирайся на балбеев

На важные должности рядом с собой ставь только балбеев. Балбей не возражает. Не перечит. Делает все, что скажешь. Не то, что трусляк. Тебе будет спокойно в окружении балбеев.

Если надо поручить трусляку трудную задачу (в Мории никто, кроме трусляков, не умеет справляться с трудными задачами), пусть об этом ему скажет балбей. Тебе не нужны возражения трусляка, пререкания, споры. Он, трусляк, все равно, согласится и сделает. Пусть балбей будет злым начальником. А ты – добрым.

Если трусляк категорически отказывается от поручения, скажешь ему задушевно: «Конечно, начальник твой – полный балбей, мужлан и бездарность. Но, ведь, есть слово «надо». Надо, дружок, сделать то, что он говорил. Сам знаешь: никто, кроме тебя, не сможет это сделать». И трусляк сделает. А когда сделает – поздравишь его. Обнимешь. Скажешь несколько добрых слов. От души. А орден дашь балбею. Балбей будет гнобить и презирать трусляка. Потому что трусляк, по мнению балбея, полный дурак. Еще больший, чем сам балбей. Трусляк рисковал, не спал ни днем, ни ночью, а награды, деньги и почести получил балбей. Как же трусляка не презирать? И это правильно. На все лучшее в стране имеют право только обычные дураки: бывалые и балбей. А трусляки – какие же они дураки? Они не дураки. Вернее, дураки, но ненастоящие. Потому и претендовать ни на что не могут.

Выдвигай балбея. Любить его не надо, нет такой надобности. Держи балбея в строгости. Чтоб чувствовал твердую руку бывалого. Наказывай балбея почаще. Даже, когда тот не виноват. Наперед. Не жалей балбея. Если один балбей сгинет, на его место придет другой. Мория – неисчерпаемый источник балбеев.

Кому можно доверять

Балбею не доверяй. Балбей истошно возглашает осанну, пока бывалый в силе. Упадешь, не дай бог, – первым вставит тебе вилы в бок. Холопское хамство.

Трусляк – не таков. Пока все хорошо, он будет ругать тебя и всячески поносить. Оступишься – он протянет тебе руку, поддержит. Трусляк никогда не подведет.

Люби и оберегай трусляков. Не станет трусляков – жизнь в Мории остановится. Все рухнет. Мории наступит конец. Если сохранится редкий вид трусляков – Морию ждет благоденствие.

 

Горе от ума

Бежит трусляк по переулочку. В пальтишко короткое кутается. Ветер с дождем бьет в лицо. «Скользко, тяжко, всякий ходок скользит – ах, бедняжка!».

Вдруг, откуда ни возьмись, сверху на трусляка женщина-сфинкс упала. К стене притиснула. Глаза прекрасные с ресницами наклеенными к лицу придвинула. Рот, ярко-красным размалеванный, чуть прикрывает белых зубов жемчуга. Так и пахнуло на трусляка запахами лучшей зубной пасты, духов новомодных гламурных «хо-хо-шинель солдата», да неизъяснимыми запахами женско-львиного естества сфинксова. Ногти пурпурно-кровавые, наращенные, впились в воротник пальто. Прошипела сфинкс угрожающе:

– Ну, труслячок, отгадай-ка мою загадку.

Стоит трусляк, ни жив, ни мертв.

– А что иначе? – шепчет задохнувшимся голосом.

– А иначе – жизни твоей конец. Придется жениться на мне. И весь век рабом верным мне быть, трудиться, не покладая рук, побои терпеть, унижения. А доброе слово лишь иногда услышишь, под мое хорошее настроение.

– А как отгадаю загадку, так что? Со скалы бросишься, что ли?

– Вот еще! Что я, дура слободская, что ли, чтобы из-за тебя со скалы бросаться? Разгадаешь загадку мою таинственную – голову тебе инфузориями своими затуманю, заморочу, задурманю, всех спорозверьков твоих выну из тебя до последнего, замучу, зацелую, помадой всего перемажу, исцарапаю, затискаю, любовью задушу. Выбирай, что более любо, что больше по душе тебе.

– Эх, бедная, бедная ты сфинксша. Ничего-то у нас с тобой не получится. Ни то, ни другое.

– Это еще почему?

– Нет у тебя, милая сфинксюля, загадок для меня. Все-то мне загадки твои ведомы. И твои. И когда ты драконом загадочным прикидывалась. Эдипу загадывала: кто утром – на четырех, днем – на двух, вечером – на трех. Все знают – человек это. Гарри Поттеру загадывала существо из трех слогов: самый быстрый слог, соотношение окружностей и существо мужского пола без национальной принадлежности – скор-пи-он, ответ на загадку. Иванушке-дурачку загадывала: сто одежек, все без застежек, краса-девица, сидит в темнице… Все-все загадки твои известны мне.

Сфинкс, краса-девица, в лице переменилась, побледнела, отпустила трусляка, да как затрясет ладонями, будто в грязную жижу ими попала.

– Фу, какая гадость!

Посмотрела на трусляка надменно, поправила роскошный бюст, немного выпавший из лифчика, развернулась и пошла, не торопясь, покачивая округлыми бедрами, пошла независимой походкой светской львицы.

– Дура я, дура, – думает она, – говорили же подруги: не связывайся с трусляками. Что ты в них нашла? Все тебя к «умным» тянет. Что толку в них? Что толку от ума ихнего? Неужто не хватает тебе бравых, перспективных бывалых?

Смотрит ей вслед труслячок. Провожает грустным взглядом. Смотрит на огромную копну рыжих волос, на обиженный затылок, на прекрасную спину, оголенную до заманчивых окружностей нижнего бюста, очерченных резцом гениального скульптора, и думает в который уже раз:

– Отчего самые налучшие балбейки всегда бывалым достаются? Видно, не в уме дело.

 

Бабочка

Трусляк вышел погулять в городской парк.

Нашел самый удаленный уголок. Лег в траву. Гладил листочки цветов, смотрел в небо. Думал о том, как причудлив и необычен мир, в коем мы все живем.

Вот люди. Мы – трусляки, балбеи и бывалые – так похожи на людей. Почти во всем. И неплохо уживаемся вместе. Откуда люди взялись? Люди произошли от обезьяны «проконсул». Вернее, от ее потомка – водяной обезьяны. Как и дельфины. Один предок, а потомки – такие разные.

А откуда взялись мы – трусляки и наши братья – бывалые и балбеи? Мы все гораздо более древнего рода. Произошли от бабочек, которые жили на Земле, когда никаких животных и птиц и в помине не было. Тоже удивительно. Предки у нас и у людей совсем разные, а получились мы почти одинаковыми. Кто не знает, ни за что нас от людей не отличит.

Рядом с трусляком на травинку садится большая бабочка – бражник «мертвая голова». У нее на животике и крыльях черным на желтом фоне нарисован череп со скрещенными костями. Страшноватая бабочка.

Ну что молчишь, бражник? Не узнаешь своего потомка? Как так получилось, что мы почти ничего от тебя не унаследовали? Крыльев у нас нет. Говорят, что лопатки – атавизм крыльев. Конечностей у нас не шесть, а четыре. Говорят, что ключицы – атавизм недостающих конечностей.

Ну, легкие, глаза и другие органы чувств появились у нас за сотни миллионов лет эволюции бабочек. У трусляка все это – как у людей. Говорят, что наш мозг по форме отличается от человеческого, – очень уж крылья бабочки напоминает. Потому-то, видимо, эти удаленные части мозга, которые крылья напоминают, иногда работают не очень хорошо. Из-за этого и получаются грубоватые, нетактичные бывалые и недалекие балбеи. Я-то на свою голову никак жаловаться не могу. И музыкальные способности, и аналитические у меня повыше многих людей будут. Потому мне и проблемы доверяют такие значительные – гравитационная пространственно-временная решетка, единая лингвистическая константа. Единственное, что точно от вас, бабочек, сохранилось у нас, так это споры и инфузории-туфельки, которыми мы обмениваемся друг с другом. Ты, бражник, я вижу, парень, и хранишь свои споры для какой-нибудь девушки-бражницы. У той девушки ее инфузории-туфельки припрятаны внутри брюшка. Встретитесь и начнете обмениваться. Дальше все идет не совсем как у нас. Вы деток в животе не вынашиваете как мы. Вот играют друг с другом при обмене ваши споры и инфузории-туфельки. Известно, что споры или спорозавры, как теперь любят говорить, не такие ответственные существа, как довольно-таки беззаботные и игривые с виду инфузории-туфельки. Эти последние твердо знают, что именно от них зависит продолжение рода. Они все наблюдают друг за другом, играя со спорозверьками. И вот одна из них видит, что никто из ее подружек инфузорий пока не хочет брать на себя ответственность. Ну что ж, видно, настал мой черед, думает она и принимает решение. А как только примет ответственное решение, так сразу и перестает летать, играть, глубоко задумается и присядет где-нибудь тихонько в уголочке. Бремя ответственности этой такое тяжелое, что у туфельки тут же повышается аппетит. И начинает она есть что ни попадя – и травинки, и зеленые листочки, и цветы, да и корой дерева, если надо, не побрезгует. Очень быстро растет она и превращается в большую зеленую пушистую гусеницу. У гусеницы все – как у бабочки, только ножек много, а крылышек нет, и, конечно, нет ни спор, ни инфузорий-туфелек, потому как она еще не взрослое существо, а просто деточка. А наступит пора – сделает кокон, закуклится, а потом из куколки вылезет взрослая бабочка, то ли мальчик, то ли девочка. Вот так вот. Да ты это и сам знаешь. Что молчишь? Не умеешь говорить?

Все время, пока трусляк рассуждал, бражник, казалось, внимательно слушал. А тут вдруг как закричит. Трусляк даже вздрогнул от неожиданности. Бражник, оказывается, может звуки издавать. И очень пронзительные притом. Да не один-единственный звук, который он испускает ртом, сжимая зоб в животе, а много разных звуков. У бражника – десять пар стигм вдоль брюшка, через которые он воздух для дыхания гоняет. Вот он всеми стигмами создает разные звуки. Да еще крыльями машет с очень большой частотой, создавая ультразвуковые колебания. Трусляк понимает, что это не просто набор разных звуков. Бражник с помощью этих звуков говорит что-то трусляку. Это была не обычная, привычная нам речь. Это была речь на языке свиста, используемом повсеместно людьми и животными когда-то давно, еще до появления фонетических языков. Единый праязык. Трусляк никогда не знал праязыка, но сразу понял его. Древнее знание само поднялось из глубин его подсознания.

Бражник рассказывал трусляку о жизни древнего мира. О тропических лесах из гигантских древовидных плющей и папоротников, заполненных огромными ящерами. О появлении умных, говорящих на языке свиста животных: лошадей, земляных ленивцев, пещерных медведей и волков. О появлении первых людей. О том, что все тогда понимали друг друга, потому что говорили на одном языке. О том, как появились дальние потомки бабочек, ставшие потом трусляками, бывалыми и балбеями. Звали их тогда по-другому: правдолюбы, везуны и беззаботники. А еще – хронопы, фамы и надейки. Хронопы – потому что умели путешествовать во времени, фамы – потому что очень любили известность и популярность, надейки – потому что характер у них был всегда легкий, и они надеялись на авось, да небось. Фамы уже тогда были солидняки и изрядные авторитеты, хронопы – зеленые влажные пушистые фитюльки, а надейки – симпатичные поблескивающие крохотные существа, вечно кружащие в воздухе в сопровождении своих беспокойных маленьких копий – инфузорий-туфелек. Все эти существа понимали, что люди – будущие хозяева Земли. Потомки бабочек старались во всем подражать людям и со временем стали такими, как сейчас, почти неотличимыми от людей. Рассказывал бражник и о том, как однажды люди решили построить башню до небес. Как стали появляться фонетические языки. Каждый народ при этом считал, что его язык лучший, и поэтому вскоре все перестали понимать друг друга и рассеялись по миру. Потомки бабочек смешались с разными народами и стали почти неотличимыми от них. Вспоминай свой родной язык, трусляк, – сказал бражник, вспорхнул и улетел.

– Вот, оказывается, что у нас осталось от бабочек, – знание единого праязыка. Теперь можно определить и искомую единую лингвистическую константу, которая поможет нам установить мир во всем мире. Как это было при строительстве Вавилонской башни, – подумал трусляк и проснулся. Оглянулся по сторонам, но нигде бабочки не обнаружил.

 

Жизнь Фитюлькина

Один маленький трусляк решил стать большим бывалым, очень большим бывалым, ну просто огромным бывляком. Очень уж хотелось ему власти, почестей и денег. И чтобы вся Мория перед ним на коленях стояла.

Во-первых, надо имя сменить. Что это за имя такое, Фитюлькин? Стал Фитюлин. Фит Фитыч Фитюлин. Солидно.

Потом, что это за жена для бывалого? Бывалые никогда не женятся на труслячках. А у него и жена, и две дочки – полные труслячки. Образованные, не от мира сего, в Мории таких не любят. У бывалого жена должна быть бывалкой. В крайнем случае – балбейкой. Трусляк не хотел жены из бывалок. Они правильные, с ними скучно. Лучше на балбейке жениться. С детских лет Фитюлькин любил балбеек. С тех пор, как у него появился интерес к противоположному полу. Ну вот, оставил он первую жену, нашел новую. Та принесла ему двух прелестных детишек. Тоже оказались трусляками. Нет, неудачно он вторую выбрал, видно, когда-то труслячкой была, только скрывала это. Не то, чтобы трусляк не любил соплеменников и соплеменниц, просто у него теперь другие задачи. Ничего личного, просто бизнес. Опять сменил жену. Нашел, наконец, настоящую балбейку. На этом успокоилось пламенное сердце Фитюлькина. Пусть рожает мне балбеев, я из них потом настоящих бывалых сделаю. Другого выхода нет – у трусляков никакие настоящие бывалые с ходу не получаются. Теперь у трусляка на семейном фронте все образовалось. Можно заняться своим общественным положением.

Трусляк упрямо шел к своей цели. Стал вначале олигархом. Потом придумал и организовал Совет Светлого Будущего (ССБ). Создал Союз Независимых морийских Слобод и Провинций (СНС). Потом предложил идею партии Единой Мории (ЕДМО) и объединил в ней все здоровые силы общества для поддержки Великого Канцлера. Сумел оказать другие важные услуги Великому Канцлеру и его окружению. Старания трусляка заметили важные персоны, Фитюлина-Фитюлькина приблизили к Канцлеру и ввели в высшие слои общества. Все теперь были уверены, что Фит Фитыч – самый что ни есть настоящий бывляк. Фитюлькин (на самом деле трусляк этот всегда оставался Фитюлькиным) чувствовал себя на седьмом небе от счастья. Стал он вторым человеком в стране после Канцлера, да и тот, Великий Канцлер то есть, делал только то, что шепнет ему на ухо грозный Фитюлин (так ему, трусляку, казалось, по крайней мере). Вот он, долгожданный момент – вся великолепная Мория стоит на коленях перед маленьким трусляком.

Все было бы неплохо, если бы не особое пристрастие Фита к прекрасным балбейкам, к которым он тянулся с юных лет и теперь тоже не собирался отказывать себе в этом удовольствии. Завел спаленку в своем Доме приемов, да именно на третьем этаже, который не виден снаружи и о котором никто, кроме особо доверенных лиц, ничего толком не знал. Пригласил к себе работать весьма ловкого балбея. Тот умел разыскивать юных симпатичных балбеек. Да чтоб характером были уступчивые и безотказные. Разъяснял им толково, что от них требуется, приводил в чувство их инфузории-туфельки и отправлял их к Фиту, в потаенную спаленку. Фит и сам умел находить балбеек. Увидит, к примеру, что юная балбейка упала с мачты, где она ютилась в морозные ночи среди парусов. А если, чего доброго, ей приходится мучиться и завязывать озябшими руками шнурки на своих ботинках или туфлях… Сострадательное его сердце так и разрывается на части. Нет, видно, стал он теперь настоящим бывалым, сердобольным ко всем окружающим, что к труслякам, что к балбеям. Если бы, например, черствый трусляк, который всегда витает в эмпиреях, увидел бы эту душераздирающую картину, когда упавшая балбейка – вся в слезах и муках – шнурует свои туфли, он бы и внимания не обратил, прошел бы спокойно мимо. Нет, не таков наш Фит, теперь уже совсем настоящий бывляк. Как говорили великие – бытие определяет сознание.

Фит всегда подбирал подобных балбеек. Вел домой. Отмывал. Приводил в порядок их прикид и инфузории-туфельки. И, конечно, время от времени обменивал своих спорозверьков (спорозавров, спорозавров!) на их инфузории. Фит был не жадным, жил на широкую ногу. Ездил с этими балбейками на дорогие курорты, устраивал красивую жизнь – им и их родственникам. Жена его, она теперь считала себя настоящей бывалкой, относилась к этому снисходительно. Я бы даже сказал – с пониманием. Со временем она стала по-настоящему умной особью женского рода. Говорила в таких случаях:

– Дорогой, Фит! Пусть твое тело, все твои органы и даже твои спорозавры, столь близкие моему сердцу, гуляют, где им хочется, важно, чтобы головой ты всегда был дома.

Она даже помогала мужу приводить в порядок только что найденных балбеек и объясняла им, как следует правильно вести себя в их доме и в отношениях с ее мужем.

Что же потом случалось с этими юными балбейками, которых приводил к Фиту специальный человек, или с теми, которых Фит Фитыч сам подбирал с панели и приводил домой? Из них, конечно, никогда не получались настоящие леди. Хотя щедрый Фит и назначал им весьма неслабое содержание, они снова рвались на панель, на мачты и, как им казалось, на свободу. Ах, что за низкие существа! Нет в них благородства – ни тебе уважения, ни благодарности. Иногда они убегали без предупреждения, и знакомые Фит Фитыча видели их вновь на мачтах, где они спали в морозные ночи, закутавшись в паруса. А то и на улице, точнее – на панели, вновь в том же плачевном состоянии, в каком их в свое время впервые встретил наш герой. Будучи умным существом (став бывалым, он не утратил своего природного ума), Фит Фитыч сам отпускал некоторых наиболее эффектных балбеек. Не ожидал, пока они от него убегут. Находил им богатого папика, заботился о том, чтобы они попали в хорошие руки, и, будучи существом практичным, получал за них неплохой выкуп…

Так бы все и продолжалось у Фита Фитыча, если бы он однажды не сделал роковую ошибку. Решил избавиться от своей проверенной, закаленной в испытаниях жены, чтобы уже никто и ничто не мешало ему предаваться любимым забавам с юными балбейками. А чтобы быть подальше от завистливых глаз – перебраться со всеми своими капиталами в Серебряную страну. Жена-то его, даром, что из балбеек, стала уже матерой бывалкой, в высшие эшелоны власти вхожа была. Объяснила она нужным людям – так, мол, и так, уедет стервозный Фитка в Серебряную страну и все свои капиталы из Мории уведет. И никак этого безобразия нельзя допустить. Поняли в высших эшелонах, осознали. Решили помочь Оптовой жене. Организовали все, что нужно. Все прежние жены Фита Фитыча подали в суд на раздел имущества. Одной жене половинку присудили, другой – четвертушку, третьей – осьмушку. Остальное юристы-консультанты съели. Есть мнение, что женам вряд ли что досталось, все Фитово состояние начальство морийское так или иначе по карманам разобрало. Нам-то это не важно. Факт тот, что все капиталы Фита Фитыча в Мории остались и работают теперь на благо трудового народа.

А Фит Фитыч на старости лет ни с чем остался. Какой же он теперь бывляк, если нет капиталов? И со всех должностей его поснимали, поперли, можно сказать. За попытку вывоза капиталов за рубеж. И самого его попросили отбыть в эту самую Серебряную страну, в которую он так рвался. Вот так бывает. Все есть у существа. И капиталы. И куча всяких достоинств. И заслуги перед Отечеством. А есть одна слабинка. Всего-то ничего – молоденьких балбеек жалел. И всячески им помогал. И красоту их ценил. А кто не ценит красоту балбеек? Любому здоровому существу это чувство не чуждо. И все. На такой вот ерунде, можно сказать, оступился. И остался Фит Фитыч у разбитого корыта. Один-одинешек, да еще и на чужбине. Снова стал просто Фитюлькиным. Говорил, что хотел бы в науку вернуться. Раньше-то он среди трусляков мыслителем слыл. Да, видать, не очень наука эта ему нужна была. Была бы нужна, так во времена оны не подался бы в бывалые. Затосковал трусляк. Затосковал, затосковал, да и сгинул. Где он сейчас обретается? Разные мнения существуют. Может, и нет его вовсе. А может, скрылся где-то жизнелюбивый трусляк. Имя изменил. Ему это не в новинку. Стал, к примеру, Федякой, Фитакой или Фюлькитом. Решил жизнь с нуля начать. А вы, читатели, сделайте правильный вывод из всей этой истории. Да уж давно и сделали. Недаром говорят: «Не в свои сани не садись», «Каждый сверчок знай свой шесток». Или: «Рожденный ползать, летать не может». Или, как пел бард: «Не ходить, трусляки, вам в ливреях…»

 

Гудок ушел в гудок

Бывалых, выходцев из вожаков Трусомола, отличает необыкновенная способность. У них всегда готов ответ на любой вопрос. Мгновенно. О чем ни спроси. Особенно хороши Серд Кириёнок (киндер-сюрприз) и Виконт Шандарахнутый (плавленый сырок). Хотя, Валя Сгорякружка – тоже, ой, как хороша.

Бывалые чувствительны к изменению ситуации и постоянно меняют свои убеждения, установки и соответственно меняют свои высказывания. Независимо от того, кто они – про или контра, проправительственно, мэинстримно настроены или оппозиционно. Про и контра синхронно меняют свое мнение. И всегда остаются в противофазе. При смене позиции мэйнстрим утверждает то, что недавно говорила оппозиция, оппозиция – то же, что мэйнстрим. Потом опять меняются.

Герр Гудок дает интервью. Создаётся ощущение запрограммированности. Заданности оппонентской линии. Сейчас – заданности оппонентской линии, через минуту – проправительственной линии. Неопрятные слова. Неопрятные мысли. Неопрятная внешность. Вибрирующее желе с толстыми губами. Привычка сладко есть. В прямом и переносном смыслах. Не аскет. Не подвижник. Наглый, крикливый.

Одна рыжая журналюга из газеты «Новая Мория» спросила Герра Гудка после того, как в течение двадцати минут он дважды менял свою позицию на противоположную по одному и тому же вопросу:

– Герр Гудок, мы внимательно выслушали ваши объяснения в третий раз. Почему вы так уверенно предлагали первый вариант?

– Предлагаемый мной первый вариант был правильным решением в определенных обстоятельствах и в определенный момент. Так же, как второй и третий. Истина всегда конкретна. И переменчива, как сама жизнь. Истина – процесс, а не одноразовый акт постижения объекта в полном объеме. Она зависит от обстоятельств, обусловливается местом и временем и дополняется практической целесообразностью.

Много шума. Просто гудок, одним словом. Гудок ушел в гудок. Остался пшик.

 

Мигранты

Балбеи буквально наводнили Петроморию. Это были не обычные, привычные для Мории балбеи. Приезжие балбеи. Приезжих можно было сразу определить. Отличались они тем, что их спорозавры и инфузории-туфельки их подруг не летали, у них не было крыльев. Раньше эти балбеи жили в районе пупа Земли, в самой центральной части Азии. Очень гордились этим и старались изо всех сил удержаться там. Но климат в тех местах менялся, становилось нестерпимо жарко. Оставалось все меньше воды. Ничего не росло. А семью надо чем-то кормить. Пешком через пустыню, на утлых лодочках, ночью тайно перебирались они на Морию, чтобы получить здесь хоть какую-то работу и заработанные гроши выслать своим семьям, оставшимся жить около пупа Земли. Приезжие брались за все: подметали дворы, строили дороги и дома, носили тяжести. Скромные, пугливые, не знающие морийского языка. На ночь их складывали в трюме поленницей крест-накрест, как дрова. А утром они поднимались и до вечерней зари работали за кусок хлеба. Время шло, приезжие балбеи обживались, привозили в Петроморию свои семьи.

Морийцы возмущались. Местные балбеи считали себя выше приезжих и презирали их. Некоторые приезжие балбеи выбивались в бывалые или в трусляки. Это очень сильно оскорбляло общественность. Однако со временем вдруг оказалось, что коренных балбеев, а также бывалых и трусляков становилось все меньше и меньше. И остались только приезжие азиатские балбеи, бывалые и трусляки. Конечно, их спорозавры и инфузории-туфельки совсем не летали. Прошлое забывается. Все решили – так и должно быть: «Спорозавры и инфузории бывалых, трусляков и балбеев – совсем не летуны, просто пешеходы. А летающих спорозавров, тем более – летающих туфелек, никогда и не было. И быть такого не может в принципе».

 

Воспоминания

Пожилой трусляк собрал своих детей. Он рассказывал о воспоминаниях.

Всем кажется, что они знают, что такое воспоминание, говорил он. Но мало, кто понимает, что такое воспоминание на самом деле.

Воспоминания – такие же существа, как мы с вами. Они живут своей жизнью. Бродят по городу. Встречаются друг с другом. Сидят в кафе. Посещают разные дома. Иногда – совсем разрушенные дома. Иногда – такие дома, которых давно уже нет.

Бывалые сохраняют самые лучшие воспоминания. Воспоминания молодости, когда они были сильными, красивыми, успешными. В окружении лучших друзей. Тоже сильных, смелых, красивых. Ведь самые лучшие и верные друзья всегда в молодости. Бывалые берегут воспоминания, холят их и лелеют. Когда возникают проблемы в жизни и нужно штурмовать новые вершины, они собирают свои хорошие воспоминания и идут на штурм не одни. Целым войском. Вооружившись, так сказать, лучшими воспоминаниями. Иногда воспоминания о лучших женщинах тоже берут с собой. Чтобы поддержать моральный дух войска. Поэтому добиваются всего, за что бы они ни брались. Поэтому бывалые всегда успешны.

Балбеи тоже любят свои воспоминания. Держат их при себе. Не только хорошие, симпатичные и веселые. Но и грустные, иногда – печальные. Они заботятся о своих воспоминаниях. Поэтому воспоминания всегда при них. Балбеи тоже лелеют свои воспоминания, особенно балбейки. Ведь среди их воспоминаний разные невинные шалости, лучшие подруги, свидания при луне, любовные приключения и их персонажи. Балбейки часто собираются вместе. С подругами. На девичник. Щедро дарят друг другу воспоминания. Обмениваются. Делятся своими и получают в ответ воспоминания подруг. Поэтому-то балбейки всем нравятся. Они умеют создавать теплую, непринужденную, дружескую обстановку.

А вы, несчастные мои дети, – вы совсем не дорожите воспоминаниями. Ваши воспоминания бродят сами по себе. Неприкаянные. Обиженные на вас. И в один не самый прекрасный день они соберутся все вместе, чтобы отомстить вам за нанесенные им обиды. Они кричащей толпой ворвутся в вашу жизнь. Причем это случится в самый неподходящий, самый трудный для вас момент. И взорвут ваш мозг.

Берегите ваши воспоминания. Вспоминайте и цените то хорошее, что было в вашей жизни. Пусть и плохие воспоминания останутся с вами в назидание вашей будущей жизни.

Ваши воспоминания – самые ваши близкие друзья и родственники. Они никогда вас не подведут. Не будьте Гансами, не помнящими родства. И тогда станете успешными, как бывалые и всеми любимыми, как балбеи.

 

Сны

Сны имеют много общего с воспоминаниями. Вернее, не сны, а сновидения. Но мы для простоты будем называть их снами. И те, и другие – существа. Сны, как считается, – бестелесные существа, но это заблуждение. Они – вполне телесные, но, конечно, в меньшей степени, чем бывалые, трусляки и балбеи. Те-то уже вполне телесные. Так же, как и все остальные морийцы.

Сны и воспоминания могут приходить тогда/когда ты спишь. В этом случае воспоминания трудно отличить от снов. Если воспоминания или сны приходят во время бодрствования… В этом случае говорят – грезить наяву. Но сны – гораздо более многочисленное и могущественное племя по сравнению с воспоминаниями. Воспоминания – это существа, порожденные нашей прошлой жизнью. А сны рождаются в прошлом, настоящем и будущем. И живут тоже во всех временах. И не только в нашем мире. Но и в других мирах. Сны – это тоже наша жизнь. Жизнь во сне никак не отличишь от жизни наяву. Неизвестно еще, что богаче и интересней.

Бывалый редко видит сны. Спит обычно крепко. Как говорится, «без задних ног». Но это выражение к бывляку, конечно, неприменимо. Известно, что от бабочек им достался атавизм третьей, передней пары ног, превратившихся в ключицы. Так что правильней говорить: спит без передних ног. Бывалому снятся, как правило, торжественные, духоподъемные сны. Вот он, бывалый, на приеме в белоколонном зале Крома. В генеральском мундире. Вся грудь в медалях, орденах, наградных лентах и подвязках. Пуговицы, эполеты так и сияют золотом. Великий Канцлер вручает ему орден Иоанна Летсера. А то и орден самого Себастьяна Бранта первой степени – высшей награды Мории. Или другой сон. Бывалый принимает парад на Красноморийской площади, главной площади Мории. Он опять в мундире. Верхом на любимой белой кобыле. На шляпе – орлиное гнездо со скульптурным изображением орла. Перед бывалым – строй морийских солдат. Вытянулись в струнку, пожирают глазами начальство, как и положено. Опять появляется Великий Канцлер и вручает бывляку опять же высший орден – Себастьяна Бранта – на этот раз уже третьей степени, фантастика! Вот это сцены! Все свои сны бывалый тщательно хранит. Когда просыпается, отдает сны служанке-балбейке. Для стирки, чистки, просушки. Чтобы заделать дырочку, если та образовалась. В общем, для приведения в порядок. Потом балбейка надевает их на распялочку и развешивает на балконе. Чтобы хорошенько просохли и пропитались запахами свободных ветров и горячего солнца.

Конечно, бывалому иногда снятся и неважные сны. Тревожные. Например, что он никак не может найти любимую балбейку. То есть, она есть в принципе, но неизвестно, где она сейчас. А он, бывляк, один в незнакомой местности. И не к кому обратиться, никто не понимает морийского языка. Какое хамство! Он, бывалый из бывалых, и оказался в таком беспомощном положении. Или он оказался голым в толпе незнакомых людей. Это вообще-то стыд-позор. Даже представить нельзя, что с ним такое может случиться. Будто он трусляк какой-то, а то еще и того хуже – просто балбей. Нет, такие сны совсем не нужны бывалому. Как существо очень аккуратное, наутро бывляк тщательно складывает эти неприятные, ненужные сны, заворачивает их в старую газету и отдает служанке-балбейке – вынести все на помойку. Обязательно после этого вымоет руки и лицо, чтобы и следа не осталось от этой неизвестно откуда взявшейся напасти.

Балбейка тоже уважительно относится к своим снам. Но не только хорошим, но и плохим. Не все же смеяться. Ей нравятся и грустные, и даже печальные сны. Что с того, что печальные, – это же ее сны. Ее личные сны! Ей снится, как она, юная, воздушная, бежит по утреннему лугу, едва касаясь ногами прохладной, влажной от росы травы. На ней прозрачная одежда. И вокруг – тысячи бабочек, которые восхищаются ее красотой. А дальше сотни мужских лиц – блестящие бывалые, благородные трусляки, могучие, добродушные балбеи – все в восторге, все аплодируют. Или ей снится, что она рассталась с любимым трусляком, самым близким существом, которого любит много лет. И он ее любит. Но она не может больше обманывать своего Фама Фамыча. Тот ведь ничего плохого ей не сделал. Не заслужил ее легкомысленного поведения. Она плачет во сне оттого, что уже два дня не видела своего любимого, а также оттого, что ее восхищает собственное благородное поведение. Слезы льются из ее красивых глаз. А потом балбейка перестает плакать. Просто она решила: хватит мучить себя и своего любимого. Завтра, когда бедный Фам Фамыч уйдет на работу, она непременно снова встретится с трусляком. И снова балбейка плачет, предвкушая радостную встречу. Тщательно готовит для трусляка свои инфузории-туфельки. И, скажите на милость, разве можно выбрасывать все эти прекрасные сны? Наутро балбейка аккуратно собирает свои сновидения, гладит, складывает их стопочкой, перекладывая ароматной лавандой. Она любит просматривать и перебирать старые сновидения, не истлели ли они, все ли у них в порядке, не завелась ли моль… А ложась спать, вспоминает самые веселые и самые грустные из них. И ночью эти сны обязательно к ней приходят снова.

Трусляки тоже очень любят сновидения. Можно сказать – у них талант путешествовать во сне и открывать новые миры. Путешествовать во сне и открывать новые миры. А, так как снов этих у них очень много, то и относятся трусляки к ним (напомню, что сны – это существа) без всякого пиетета. Как к чему-то само собой разумеющемуся. Сны они не хранят. Наутро сваливают в огромную кучу. Где-нибудь в углу. А, если куча слишком большая и складывать там старые сны уже неудобно, они все время разваливаются и закрывают проход, тогда делают новую кучу. Так получается, что некоторые сны они смотрят по много-много раз. А сновидения, как известно, так же, как и одежда, как и многие другие вещи, портятся от частого употребления, пачкаются, мнутся, рвутся. Их надо стирать, гладить. А трусляк этого никогда не делает. От таких снов, которые смотрят много раз, многократного, так сказать, использования, начинает дурно пахнуть. К тому же трусляк иногда под утро забывает снять некоторые сны. И ходит в них весь день наяву. И от трусляка во все стороны распространяется запах дурно-пахнущих, давно не стиранных снов.

Его жена-балбейка долгое время пыталась навести порядок в этом вопросе. «Отстань, не приставай с глупостями», – только и говорил трусляк. Со временем жена махнула на это рукой. Она видела, что ее мужу уютно и комфортно в царстве грез. И думала: «Пусть живет в пространстве своих непричесанных, неопрятных, но абсолютно гениальных сновидений. Видимо, только в этом мире он чувствует себя счастливым».

 

Преимущество балбейки

Трусляк просыпается утром весь больной.

У него во сне настоящая стопроцентная жизнь. Полная опасностей и борьбы. В сновидениях он борется с неправдой, обличает негодяев, рискует здоровьем при столкновении с криминалом. Открывает новые горизонты и решает нерешаемые проблемы. Он отдается этой жизни в сновидениях со всем жаром, присущим его страстной натуре. Поэтому и просыпается весь больной. Выглядит плохо. Тело болит. Мешки под глазами. В течение дня повседневные заботы заставляют его забыть о ночных переживаниях. Трусляк розовеет. Чувствует свою значимость для общества и для близких существ. А к вечеру становится живым, остроумным, совершенно раскованным и даже, можно сказать, социально востребованным. В общем, никак не сравнишь вечернего трусляка с утренним.

У бывалого все наоборот. Сны ему почти не снятся. А если и снятся, то исключительно духоподъемные. Поэтому просыпается он бодрым, отдохнувшим, веселым. Чуть-чуть дополнительно закабаневшим. Днем на него наваливаются заботы, с которыми он не всегда успешно справляется. Хорошо еще, что рядом с ним его надежные трусляки. Так или иначе, но к вечеру он изрядно устает, кожа его бледнеет, обвисает, голос становится тише… Словом, вечерний бывалый уже никуда не годится. Никак не сравнить его с утренним бывалым. Но уже совсем в противоположном смысле.

Другое дело – балбейки. Сны им снятся приятственные. Да и живут они беззаботно в розовом мире, наполненном веселым щебетом. В общем, ни днем, ни ночью дел у них – никаких. И мировых проблем они не решают. Единственная забота балбейки – всегда быть на уровне, всегда быть в боевой неотразимой женской форме. Как просыпается – тут же к зеркалу. Если во сне была встреча с милым дружком, то и выглядит она отменно. Пусть и без макияжа. Но если даже и так, все равно, первое дело балбейки – привести себя в порядок. Она делает небольшие, чуть заметные движения, смысл которых понятен лишь ей одной. Задача – повысить активность специальных внутренних мышц, которые отвечают за тонус ее женского естества. Потом макияж, притирания. Обсуждения с подругами лучших моментов ее жизни во сне и наяву. Во всяком случае, балбейка никогда не появляется в обществе без боевой раскраски. В процессе дневных эволюций (делами их никак не назовешь) балбейка все время начеку. И если на мгновение теряет свою ударную женскую мощь, – тут же в балбейскую комнату и ну – приводить себя в порядок, да поскорей, чтобы никто этого не заметил. Преимущество балбейки в сравнении с бывалыми и трусляками – очевидно.

 

Ласточка

Один уважаемый правдолюб, трусляк в простонародье, прочел у Кортасара, что «черепахи – большие поклонницы скорости». Как же ты неправ, Хулио Флоренсио, подумал он. Никакие они не поклонницы. Просто самые быстрые животные. Мы-то, трусляки, очень хорошо это знаем. И, как никто, понимаем черепах. Черепахи и предвидят будущее, и творят это будущее. Почище нас, трусляков. Куда нам, труслякам, до черепах. Черепахи все предвидят. И как что подумают, так именно то и сбывается. Потому они и ползут медленно. Каждый шаг и каждую фазу движения обдумывают тысячу раз. Проверяют, не заскочила ли случайная мысль, которая тут же и осуществится и к последствиям приведет нежелательным. Или даже опасным. Не заскочила – можно чуть-чуть двинутся вперед. А заскочила – подождать немного. Чтобы время для этого нежелательного последствия пришло и ушло. И, удостоверившись, что ничего плохого не случилось, можно сделать следующую маленькую часть движения. Движется медленно, а мысли в голове её так и носятся, так и носятся. Потому ответственность свою за будущее планеты черепахи эти ой как осознают.

А если снять ответственность на время. Да расковать её, черепаху эту. Ну, дать ей валерьяночки. Или капельку коньяка. Тут черепашка и помчится. Особенно, если поверхность ровная, да твердая. Она коготочком только касается. А ножки у нее жесткие, негнущиеся. Вот и получается, что трение качения у нее много меньше, чем у других животных будет. И унесется черепашка как молния. Стоит её только расковать. Фьють. И след простыл. Мы-то, трусляки, очень хорошо это животное знаем и понимаем. И силу его предвидения. И возможность формировать будущее. И скорость. И ответственность черепашек. Известно, что Ахилл туповат был. Но очень быстр. Решил он состязаться с черепашкой в скорости, но догнать не смог. И никто бы не догнал. Если бы они стали соревноваться. А соревноваться черепашки не любят. Так что не поклонники они скорости. А скорее противники. Хотя и самые быстрые животные.

Тупые бывалые не понимают этого. Подтрунивают над черепахами. И кто встретит черепашку – тут же нарисует на её панцире гепарда. Для смеха. А правильней было бы ласточку нарисовать, нарисовать с любовью, как рекомендовал Хулио Флоренсио.

Ссылки

[1] Иоанн Летсер – монах-доминиканец, первый капитан острова Мория.

[2] Себастьян Брант – немецкий ученый, гуманист, поэт, канцлер Страсбурга, создатель острова Мория.

Содержание