Конец лета выдался дождливым. Добрых две седмицы дождь то утихал, то принимался с новой силой хлестать по потемневшим крышам; небо непрерывно клубилось тучами, лишь изредка пропуская лучик-другой затерявшегося в облачной круговерти Светила. Поля разбухли от воды, грядки на огородах сочились ею, напоминая забытые под дождем и раскисшие ржаные ломти, по колеям дорог текли бурые ручьи.

У Виана, вернувшегося во дворец вместе с Омелией, почти не было возможности видеться с принцессой. Во-первых, царь отвел заморской гостье покои в дальней части дворца – видать, чтобы держать ее подальше от разобидевшейся Сурочки, и принцесса этих покоев почти не покидала, даром что погода не располагала к прогулкам. Во-вторых, за время Вианова отсутствия на конюшнях накопилось такое множество дел, что парень не то что видеться – вспоминать-то об Омелии не успевал. Впрочем, вспоминал все же, и воспоминания эти его смущали, Порождая в душе незнакомые ранее чувства.

Он, впрочем, успел не только царю-государю, но и друзьям-конюхам в подробностях рассказать придуманную в Эрианте байку про пленение царь-девицы посредством ковра, шатра и яств. В ответ же с удивлением узнал, что в народе уже ходит другая легенда: дескать, приходится царь-девица родней самим Светилам – Солнцу да Месяцу, вот они и попрятались за тучами от огорчения, когда ту девицу пленили да силой в Тищебор привезли. При этом никого не смущало, что чуть не полгорода видели, как Омелия въезжала в ворота Тищебора во главе высланного Власом конного эскорта, улыбаясь и величественно помахивая рукой встречным.

Конек, услышав эту байку, хмыкнул и сказал, что какая-то доля истины в этом есть. Но до подробных объяснений не снизошел. Он вообще появлялся редко и ненадолго – Виан вспомнил, что Лазаро должен как будто бы руководить подчиненными Стасия. При этом парень сильно сомневался, что горбунок каждый раз совершает путешествие до Рачьей бухты или еще куда – прыгает, скорее всего, через портал прямо из конюшни, когда никто не видит. А самому Виану случая попрактиковаться с порталами все не представлялось. Зато свечка перестала превращаться в восковую кляксу, а послушно загоралась и гасла, повинуясь Вианову приказу.

Странные люди в черном, чьи кинжалы перешли теперь в Вианову собственность, а тела, надо полагать, кормили рыб Рачьей бухты, не шли у парня из головы. Однако кто бы ни были их наниматели, они ничем себя не проявляли. Сурочка при редких встречах вела себя как обычно; Пастховы слуги, слава тому же Пастху, обходили дворец стороной, и даже Селиван перестал донимать Виана и совать нос в его дела.

Это были спокойные дни и недели; само время, казалось, уподобилось жидкой грязи в тележной колее – текло медленно и однообразно, маскируя своей непрозрачностью проплывающие мимо соринки событий. Поэтому, когда государь Влас выразил желание лицезреть своего конюха, Виан, чьи мысли были заняты главным образом фуражом и конскими недомоганиями, ничего дурного не заподозрил.

На этот раз государь был в престольном покое один. Даже неизменного Селивана почему-то не было, а про Суру Виан слышал, что с тех пор, как во дворце появилась Омелия, царева фаворитка из своих покоев показывается нечасто.

– А, явился! – как-то несколько рассеянно проговорил царь, ковыряя ногтем подлокотник престола. – Подойди-ка сюда! Тут вот какое дело… – начал он, когда Виан приблизился.

Виан немедленно упал на колени, распознав знакомые интонации.

– Государь-надежа! Ни в чем не бахвалился, клянусь Пастхом, и ничего не обещал!

– Ну так пообещаешь, – государь равнодушно Дернул плечом, – дело это государственное… Да подожди ты причитать, послушай! Омелия – ну, царь-Девица которая – не слишком-то к нашей царской персоне расположена. Так вот, расположения этого думаю я добиться подарком каким. И прознал я, что роду этой девицы принадлежит некий перстень, а также другие безделушки, которые та девица желала бы видеть при себе.

«Что ж она их с собой не прихватила из дворца?» – чуть не вырвалось у Виана, но он вовремя вспомнил легенду про ловчий шатер. Царь между тем продолжал:

– Предметы те, что девице любы, надежно сокрыты от людских глаз, и лишь Месяц знает, где они таятся.

– Кто знает? – не понял Виан.

– Месяц, – терпеливо объяснил царь, – мать нашей будущей королевы. Или ты не знал, что Ночное Светило ей родной матерью приходится?

– И как мне у Светила вызнавать про перстень и прочее? – поинтересовался Виан, чувствуя, что опять попал в переплет, и, похоже, крепче, чем в оба предыдущих раза.

Царь прекратил колупать ногтем престол и пристально посмотрел на конюха.

– Думаешь, мне это интересно? – спросил он и тут же добавил: – Разумеется, интересно. Вот вернешься с перстнем и расскажешь, как с небесной жительницей договаривался. А сейчас поди прочь!

– Э! – Виан благополучно преодолел ужас и отчаяние, ему стало практически все равно, что будет дальше, и одновременно в душе ощутил какую-то бесшабашность. – А сроки? А сборы?

– Седмицы хватит, – отмахнулся царь, – а что до вещей – ежели чего надо будет, выдам. А пока уйди прочь с глаз моих!

Виан равнодушно прошел мимо денников под озадаченными взглядами коней и, добравшись до своей каморки, без сил рухнул на тюфяк. Таким его и застал конек: лежащим на спине, с закинутыми за голову руками и бездумно глядящим в потолок.

– Ты чего это разлегся средь бела дня? – с подозрением поинтересовался Лазаро.

Виан молчал так долго, что конек уже собрался повторить вопрос, однако парень все же пошевелился и проговорил:

– Скоро я пойду рыб в Тище пугать, так чего торопиться?

– С чего бы такие умозаключения? – спросил конек. – И тем более упаднические настроения?

Виан объяснил.

Некоторое время конек чесал копытом щеку.

– М-да, – протянул он. – Интересно, царь это сам придумал, или принцесса наша его надоумила? Но погоди нырять в Тищу – там сейчас вода грязная, противно захлебываться будет. Все не так плохо, как ты думаешь.

– Что, еще хуже? Это же ты, между прочим, был ее придворным магом. Вот и объясни: откуда этот бред про родство со светилами?

Конек негромко хихикнул.

– Это не бред, а недоразумение, – сказал он, – мать Омелии звали Илидией, что в переводе с кхандийского и означает «Месяц».

– О! – Виан сел на тюфяке. – Это, разумеется, Полностью меняет дело! Вместо небесного светила мне всего лишь надо будет поговорить с женщиной умершей… около года назад, я правильно помню?

– Это все-таки проще, чем с настоящим Месяцем. Я тебе по секрету скажу: Месяц – это всего лишь здоровенная глыба камня, летающая в пустоте и испещренная дырками от глыб поменьше, летающих там же. Его спрашивай не спрашивай, все одно ничего не ответит. Так что несравнимо легче вызнать что-либо у настоящей женщины, пусть и умершей.

Он посмотрел на Виана задумчиво, Виан на конька – затравленно.

– Попробую тебе это устроить, – сказал Лазаро, – хотя многое зависит от тебя, я же лишь покажу нужное место и объясню, что делать. Давай-ка лучше подумаем, что нам может понадобиться. Пока государь наш щедр, надо пользоваться.

– Денег попросить? – осторожно поинтересовался Виан, обретший наконец некоторую надежду. – И побольше?

– Деньги тоже могут пригодиться. Беда в том, что я не знаю, куда нас в этот раз занесет во время поисков. Так что понадобиться может многое.

Любая неприятная ситуация меньше действует на нервы, если уже начал предпринимать меры по ее устранению. Виан понемногу приходил в себя, сперва составляя вместе с Лазаро список нужных вещей, а затем эти вещи добывая. Кое в чем конек был уверен: под его диктовку Виан написал письмо травнику, чья лавка располагалась в четверти переклада от дворца, и затем отправил туда кого-то из вертевшихся при конюшне мальчишек. До объяснений, зачем нужны перечисленные в письме порошки и настойки, конек не снизошел.

– Утром отправимся? – спросил Виан, когда суматоха потихоньку улеглась: вещи уложены в дорожную торбу, а указания младшим конюхам розданы.

– Сейчас! – отрезал Лазаро. – Оба предыдущих раза, – пояснил он, – я примерно представлял, что надо сделать и сколько на это уйдет времени. А сколько мы потратим на поиски этого перстня, я понятия не имею, так что медлить неразумно.

– Эта твоя Омелия! – проговорил с обидой Виан. – Ты же ее должен знать как облупленную! Неужели ничего такого не предвидел?

– Не горячись! Во-первых, может, она Власа ни о чем и не просила, так, покапризничала немного, а всю эту ерунду государь уже сам домыслил. А во-вторых, в любом случае она не могла знать, что царь пошлет тебя и какие условия поставит.

Виан вздохнул, еще раз проверяя торбу – все ли взяли хотя бы из того, о чем вспомнили. Вообще-то Омелия ему понравилась – и как собеседница и спутница, и как девушка. Последнее его сильно смущало в течение тех двух дней, что они добирались от Рачьей бухты до Тищебора, поскольку эриантийская принцесса, несомненно, не попадала в число тех особ, с которыми Виан мог держать себя как с ровней – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Одновременно с этим парня преследовали мысли, что уж если бы он хотел с кем-то провести вместе заметно больше, чем две-три ночи, так это с Омелией. К счастью, работы на конюшне хватало, чтобы запрятать все эти соображения на самое дно сознания и не доставать даже чтобы смахнуть пыль.

На небе по-прежнему клубились тучи, поливая раскисшую землю мелким дождем. Солнце, которое, согласно бродившим в народе слухам, тоже приходилось царь-девице каким-то родственником, вероятно, спряталось за окоем, а тучи немедленно поглотили все закатные отсветы, погрузив землю во тьму.

– Самая подходящая погода для прогулок, – Виан зябко поежился, утерев с лица рукавом дождевые капли.

– Прогулки для тебя могут закончиться в Тище, – ответил конек, – так что не гулять вышел, а дело пытать.

– И где же нам это самое дело пытать? Я слыхал, в Эрианте покойников морю отдают, так что госпожу… Как ее? Илидию даже на погосте теперь не сыскать.

– Ты что, некромант, что ль? – поинтересовался конек. – С теми, что на погостах, только колдуны-некроманты беседовать умеют. А тебе дух нужен, которому теперь дела нет до того, гниет ли его бренная плоть в гробу или рассыпалась пеплом по морским водам.

Виан вспомнил, что в какой-то из «запретных» книжиц встречал описание обряда вызывания духа. Есть якобы такие люди, что могут дух умершего к себе призвать и в свое тело на время пустить, чтобы тот с живыми родственниками пообщался. Конек тогда сказал, что, по его мнению, все это фокусы и шарлатанство.

– Это даже хорошо, – говорил между тем Лазаро – что темень такая непроглядная и дождь льет. Значит, можно в любом месте остановиться и портал открыть.

– А куда портал-то? – опомнился Виан.

– А помнишь, я тебе, когда мы на корабле плыли, велел на берег смотреть да что-нибудь приметное запоминать?

Виан порылся в памяти. Парочка приметных утесов, напоминающих громадные каменные книги, там была, но вот представить их себе во всех подробностях у парня не получалось. К тому же видел он их со стороны моря и не был уверен, что мерцающая Дверь не выведет его прямиком в это самое море. Где-нибудь в перекладе-двух от берега.

Непонятно, ощутил ли конек эмоции, отразившиеся на Виановом лице, да и мог ли он вообще что-то видеть в этой темноте. Но, похоже, повисшая в сыром воздухе настороженная пауза навела его на правильные мысли.

– Ладно, в мой портал прыгнешь, – сказал он, – но на будущее память тренируй. Пригодится. И учись развивать пространственное воображение, – добавил он, когда Виан поинтересовался насчет портала, ведущего в море.

– Как это? – не понял Виан.

– Учись представлять, как мог бы выглядеть тот или иной предмет не с той стороны, с которой ты смотришь, а, например, сбоку. Ну да ладно, мне что-то уже надоело стоять в этой слякоти.

Виан, смутно различавший силуэты деревьев и помоек, увидел замерцавший прямоугольник Двери.

За Дверью светлее не стало, а вот дождя не было. Виан некоторое время старательно вглядывался в темноту, пытаясь понять, куда же он попал, однако не видно было ни зги. Где-то рядом зевал конек, шумел ветер, запутавшийся в верхушках невидимых деревьев. Отчетливо пахло морем.

– Лазаро, где мы? – спросил Виан в темноту.

– Примерно напротив того островка, с которого «прыгали» в Эриант, – откликнулся из темноты Лазаро. – До берегового обрыва, который ты не смог запомнить, отсюда переклад или полтора. А туда, куда нам надо, попадем, я думаю, завтра к полудню.

– А что ж ты сразу туда нас не перенес? – удивился Виан, наконец сообразивший, что просто стоять в темноте большого смысла нет, и рывшийся в котомке в поисках жар-птицева пера.

– Ты же помнишь… – наставительно начал конек. Извлеченное из тряпицы перо, хоть и несколько

потертое, озарило ровным желтым светом Виана, конька, кустики полыни и часть ровной каменистой площадки, почти не покрытой растительностью и при этом рассеченной глубокой промоиной. Оба путешественника молча воззрились на уходящую в глубь земли черноту.

– Так вот, я говорю, – начал было конек, – что перенестись можно только туда, где…

– А если бы ты нас туда уронил? – возмутился Виан, показывая на промоину зажатым в руке пером. – Раньше не было, – виновато сознался конек, – я же в этих краях был не год и не два назад.

Вот видишь, какая опасная вещь – ходить через портал в места, где давно не бывал! Что уж говорить про те места, в которых не был вовсе.

Они все-таки вздремнули – ближе к утру, когда небо на восходе начало розоветь, показывая, что тучи наконец-то несколько разошлись.

– Я уж думал, что так до самого снега и будет лить, – проговорил Виан, разглядывая отсветы пробуждающегося Светила.

Он нашел под склоненными кустами местечко посуше, расстелил плащ, улегся и почти мгновенно уснул. Лазаро с легким осуждением посмотрел на спутника, а затем, вспомнив, видимо, что скоро только сказки сказываются да кошки родятся, тоже прилег.

Виана разбудил солнечный луч, пробравшийся между ветками кустарника. Парень некоторое время осоловело моргал, пытаясь понять, где и зачем находится, а затем вспомнил события предыдущей ночи, их с коньком «прыжок» из Тищебора прямо к берегу Соленого моря и блуждание в темноте по тропинкам среди густого грабинника.

Конек спал, свернувшись почти по-собачьи. А вот окружающая природа не спала, радуясь тому, что дождь закончился и снова светит солнце. Дневное Светило уже вскарабкалось на небосвод, разгоняя последние полупрозрачные обрывки облаков.

– Будет жарко, – решил Виан, вылезая из-под Давшего ему краткий приют куста и с хрустом потягиваясь. Затем свернул и убрал плащ и огляделся.

Хотелось умыться, а заодно и попить.

Шагах в тридцати местность шла под уклон. Тропа, по которой в темноте пришли Виан с коньком, извиваясь, уходила куда-то вниз, под своды деревьев. Своды эти Виану показались зеленее, чем у прочей окрестной растительности. Решив, что это свидетельствует о близости ручья, парень не стал будить конька и отправился вниз по тропке.

Вскоре воздух и впрямь стал влажным, а трава у комлей деревьев – зеленей, гуще и выше. Еще шагов через двадцать Виан вышел даже не к ручейку, а к небольшой речке, мелкой и, несмотря на недавние дожди, чистой. Почти у самой воды тропинка пересекалась с дорогой, когда-то явно торной и еще хранящей остатки тележных колей, но ныне густо заросшей травой, бурьяном и даже молодыми деревцами. Там, где бывший тракт и нынешняя тропка сходились, на большом синеватом камне сидела, кутаясь в черную хламиду, сухонькая сгорбленная старушка. Кривой суковатой палкой, видимо служившей ей клюкой, старушка чертила на тропинке никому более не видимые знаки и искоса поглядывала на Виана.

– По здорову ли, бабушка? – поинтересовался Виан, садясь у края воды на корточки. Он ополоснул в речке руки, а затем щедро плеснул студеной водой в лицо.

– Да вроде не жалуюсь, милок, – ответила старушка высоким, чуть надтреснутым голосом. Жизнь идет как идет, не бьет по голове – и славно!

Виан не нашелся, что ответить. Старушка же тем временем как-то кривовато соскочила с камня и, прихрамывая, дошла до воды.

– Вот только, – сказала она, тыча клюкой в реку, – на ту сторону мне перейтить надобно. На другой берег, стало быть. Ты вон молодец добрый да справный, тебе эту речку перейти – что макушку почесать. Так не поможешь ли мне, старой, не перенесешь ли?

Виан прикинул расстояние, всмотрелся в противоположный берег – вот он, рядом, шагов… ну, может, дюжины полторы. На том берегу заросшая дорога с тропкой вновь расходились; видимо, не зря те, кто торил оба пути, сошлись когда-то у этого брода.

– Да я легкая, – уверила старушка, по-своему истолковав Вианово молчание, – ты меня и не заметишь! А то я к внучкам ходила, а вот теперь домой бы попасть, старым косточкам отдых дать… Я и заплатить могу.

– Что вы, что вы, бабушка! – отмахнулся парень. – Вы ж мне и вправду в бабушки годитесь. Была б моя бабка жива, так ей бы кто-нибудь так же подсобил…

И Виан чуть присел, давая старушке возможность забраться к нему на закорки.

Бабка и впрямь оказалась удивительно легкой, а вот впечатление от речки было обманчивым. Холодная вода посередине брода доходила Виану до колен, а сильное течение вынуждало двигаться маленькими Шажками, чтобы не потерять равновесие. Еще хуже были камни и редкие застрявшие между ними ветки. Первые были скользкими и, главное, неслежавшимися и так и норовившими крутануться под ногой, а вторые, прочно застряв, постоянно путались в ногах у Виана. Уже возле берега, когда парень решил, что еще с полдюжины шагов – и он на твердой земле его нога соскользнула с очередного камня. Виан едва не упал, да еще старуха, когда он покачнулся, чувствительно задела его клюкой по руке. Кое-как удержавшись от падения, парень постоял немного, переводя дух, а затем рванулся к близкой уже суше. Застрявший между камней сапог так и остался в реке.

– От спасибо, милок, от уважил старую! – заголосила старушка, едва Виан ее ссадил, и поинтересовалась: – Я тебя не шибко огрела-то? Уж больно упасть испугалась!

– Да нет, все нормально, – Виан потер ушибленное плечо, уныло разглядывая босую ногу.

– Чем же тебя отблагодарить? – не унималась старушка.

– Да ничего не надо, – буркнул парень, – перенес и перенес. Любой бы так сделал.

– Любой – это вряд ли. Такая нонче молодежь пошла – нипочем помощи не допросишься! Так что не отказывайся, ежели тебе в благодарность что предлагают, – закончила старушка.

Голос ее на этой последней фразе так странно изменился, что Виан оторвался от созерцания собственной ступни и обернулся.

Со старушкой происходили быстрые и разительные перемены. Спина распрямилась, плечи расправились; морщины на лице и на руках разгладились, кожа обрела молодой здоровый вид. Капюшон соскользнул, и Виан увидел, как спутанные седые волосы сами собой уложились в аккуратную прическу, напитавшись попутно прямо-таки солнечной рыжиной. Откуда ни возьмись прискакал пестрый кролик и? шевеля бархатными ушками, уселся у ног высокой красивой сероглазой женщины. Которую Виан уже однажды видел…

– Эшта! – парень отступил на шаг и почтительно склонил голову.

– Ну да, – женщина, наклонившись, потрепала кролика по ушам. – Так какой же награды ты хочешь?

Виан подумал, что можно было бы попросить сделать так, чтобы царь не досаждал разными просьбами, явно выходящими за рамки обычных обязанностей конюха, пусть и старшего. Затем пришла мысль об Омелии и их с ней социальном неравенстве.

– Сапог бы достать, – проговорил Виан, – новый он почти, жалко. Да и другого нет.

– Сапог? – изумилась Эшта. – Зато если ты без сапога, с босой ногой, придешь в город Нделы, царь узнает тебя и поймет, что ты его сын, и…

– Э… Вообще-то мой отец – вовсе не царь, а простой селянин. Нарн его зовут. Он меня и не терял в общем-то.

– Не царь? – переспросила Эшта. – Вот незадача, что-то опять напутала!

Она на мгновение задумалась, словно всматриваясь во что-то невидимое Виану, а потом улыбнулась.

– И все же всякий труд должен быть вознагражден, – проговорила она. – Вот, возьми, – и протянула Виану маленькую невзрачную шкатулку размером едва ли больше куриного яйца. Откуда эта шкатулка появилась, Виан не понял, тем более что одежда Эшты тоже преобразилась из черного свободного балахона во что-то светлое и довольно плотно облегающее фигуру. – Мне кажется, это может тебе пригодиться, и довольно скоро, так что не потеряй. А теперь прощай, и да пребудут с тобой боги!

– Ты же сама – богиня! – вырвалось у Виана.

– Я? – Эшта звонко рассмеялась. – Ну что ты! Ее тело вновь стремительно изменилось, и там, где

только что стояла стройная женщина, опустилась на все четыре лапы поджарая рыжая волчица. Зверь на мгновение обернулся, глянув на онемевшего парня серым глазом, а затем двумя мягкими скачками скрылся в кустарнике. Пестрый кролик последовал за ним.

– Э-эй! Ты где там? – вывел Виана из ступора голос конька.

– Здесь я, здесь, – откликнулся Виан, – уже на другом берегу.

Он спрятал коробочку в поясной кошель и полез в речку – выручать свою обувку.

К полудню или, быть может, чуть позже, поплутав в грабиннике, они добрались до места, о котором говорил конек.

– И чем это место так примечательно? – поинтересовался Виан, рассматривая невысокую безлесную горку.

Горка была пологой с одной стороны и довольно круто обрывалась к морю с другой, щетинясь по сторонам от обрыва проступающими сквозь дерн обломками скал. Если напрячь воображение, то в целом эта неровность рельефа чем-то напоминала потягивающуюся кошку.

– Это – очень интересное место, – сказал Лазаро. – Признаюсь, я и сам-то бывал здесь лишь однажды и очень давно.

– И чем же оно интересно? – сколько парень ни рассматривал гору-кошку, ничего особо примечательного он не заметил.

– Это – одно из немногих мест, где можно повидаться с ушедшими от нас, при этом не умирая, – ответил конек.

Пораженный этим сообщением Виан с несколько большим почтением и интересом стал рассматривать горку, к склону которой они подошли уже вплотную. Узкая тропинка, по виду скорее козья, чем людская, делала петлю на наиболее пологой части горки, а затем взбиралась наверх, извиваясь, словно обезумевшая змея. Общий вид местности по бокам от тропки, впрочем, не особо изменился – те же кусты боярышника, желтая трава и торчащие то тут, то там камни. С этой точки зрения горка вовсе не была похожа на кошку – ни на потягивающуюся, ни на какую другую. Чем выше, тем камней становилось больше, а кусты росли более приземистые и кривые.

Со стороны горушка казалась совсем небольшой, но тропка все вилась и вилась, словно вознамерилась привести путников на бог весть какую высоту, чуть не под самое небо. Виан, одетый по вчерашней погоде, весь взмок и уже хотел спросить у конька, долго ли еще, как тропинка внезапно просочилась меж двух высоких камней и закончилась.

– Опа! – вырвалось у парня.

Они с Лазаро оказались на площадке почти правильной круглой формы, шагов двадцать в ширину. Камни, подобные тем, меж которыми они только что прошли, выстроились полукругом, словно ограждая площадку с севера, а на юге простиралось море – синее, подернутое белесой сеткой волн. Морская гладь просматривалась с этой высоты бесконечно далеко, постепенно растворяясь в дымке и сливаясь с синевой неба. Прибрежные скалы и пляжи отсюда были не видны, и синева, начинаясь над головой, без видимых границ уходила куда-то вниз, за поле зрения. Где-то справа единственным пятном на этой синеве темнел одинокий островок.

– Словно на небо шагнул! – восхитился Виан.

– Полагаю, те, кто построил это святилище, такого эффекта и добивались, – сообщил конек.

– Святилище? – оглядевшись, Виан сообразил, что каменные столбы были рукотворными. Как и могучий каменный монолит в центре площадки, в чашеобразном углублении которого сейчас стояла дождевая вода. – А кто и когда его построил?

– Теперь уже и не узнать, – пожал плечами Лазаро, – может, две тысячи лет назад, а может, и больше, когда Угорий еще даже в планах не было.

– В каких планах? – не понял Виан.

– Не важно! – отмахнулся конек. – В каких-нибудь. Ты сюда по делу пришел, так давай делом заниматься.

– Так, может, скажешь, что нужно делать? Следуя указаниям Лазаро, Виан расстелил плащ, достал из котомки заказанные у тищеборского травника порошки, смешал их в глиняной плошке, залив дождевой водой из каменной чаши, затем добавил несколько капель настоя из стеклянного флакончика. Смесь, имевшая неопределенно-грязный цвет, на несколько мгновений стала чисто-белой.

– Ну, что? – подначил Виана конек. – Не напоминает это тебе колдовство и чернокнижество?

– Ох, напоминает, – согласился Виан, продолжая помешивать смесь (два раза посолонь, один раз – против, и обязательно веточкой боярышника).

– Хватит уже мешать, – сказал Лазаро, – готово, можешь пить.

– А потом что?

– А потом ложись и… Отдыхай! Можешь вздремнуть. Если повезет, все получится как надо. Ах да, будешь задремывать – говори: «Илидия, правительница Эрианта». И повторяй так, пока не заснешь. Понял? Все, давай, а я тебя постерегу.

Виан приготовился к тому, что придется глотать горечь, однако на вкус получившаяся болтушка оказалась такой же пресной, как и на вид. Отставив опустевшую плошку, парень улегся на плащ, закинул Руки за голову и принялся смотреть на небо, по которому плыли редкие лоскутки облаков. Было тепло и спокойно. Солнце, заметно перевалившее за полдень, успело прогреть каменистую почву, а дувший с моря легкий ветерок приносил прохладу и запах воды и соли, унимая излишний жар светила. Где-то да-леко-далеко, на границе слышимости, шелестели листьями кусты боярышника и низкорослые вязы, печально перекликались морские птицы…

Одно из облаков отстало от прочих и принялось вытягиваться в длину, одновременно уплотняясь. Прошло, впрочем, минут пять, прежде чем Виан сообразил, что это мост – мост, чем-то похожий на сказочный, хрустальный.

Продолжая поминать покойную правительницу, Виан поднялся и подошел к мосту, чтобы посмотреть на него вблизи. Мост тем временем окончательно уплотнился и лег парню прямо под ноги твердым настилом. Перила моста словно кто-то выточил из прозрачного льда, украсив через равные промежутки высокими фигурами.

Не решаясь ступить на облачный мост, Виан обернулся. Площадка, на которой он прилег, выпив странную смесь, исчезла из вида вместе с каменной чашей, столбами и его, Виана, плащом. Исчезла, растворившись в белесом тумане. Белая дымка скрыла и море. И только хрустальный мост под ногами выглядел абсолютно реальным и материальным, да сверху по-прежнему голубым куполом висело небо.

Виан пожал плечами. В конце концов, это же ему надо было поговорить с покойной правительницей. Парень сперва полагал, что покойная явится к нему, в древнее святилище на вершине холма. Но, видимо, здесь так не принято. Опять же, подумалось Виану, она правительница и наследница правителей, а он кто такой, чтобы она сама к нему являлась?

Месяца три назад, еще в начале лета, Виан бы, может, и запаниковал, оказавшись на мосту, ведущем в иной мир. Тот Виан, нередко обзываемый братьями дураком, еще не видел говорящих лошадей, не летал на крылатом змее, не хватал за хвост жар-птицу и не открывал прямо в воздухе двери, сквозь которые можно шагнуть за сотню перекладов. Но за прошедшее время появился другой Виан, успевший повидать столько нового и изумительного для простого сельского парня, что, похоже, устал удивляться. Нет, его удивляли и даже восхищали некоторые явления и события, но примерно так же, как невиданный ранее цветок или архитектурное сооружение, не переворачивая представления о мироустройстве в целом. Более того, иногда Виану сегодняшнему казалось, что в глубине души зреет какой-то Виан завтрашний, который вновь окажется совсем другим человеком.

И Виан спокойно пошел по мосту.

Белесая мгла под мостом сгустилась, обрела контуры и объем и стала похожа на самые обычные облака. Более того, впереди эти облака посерели, а в глубине стали то и дело беззвучно вспыхивать зарницы. Парень не без любопытства посмотрел через перила моста – видеть облака сверху было интересно. Рассказывают, есть горы, достаточно высокие, чтобы с их вершин открывалось именно такое зрелище, но Виан там не бывал.

Чуть впереди сквозь облака непонятно откуда пробились солнечные лучи, хотя ни самого светила, ни прорех в облачной пелене видно не было. И почти сразу же поперек моста повисла радуга, да такая яркая, какой Виану прежде видеть не доводилось. По ту сторону семицветной дуги тучи уплотнились и потемнели, став похожими на покрытые серым вереском холмы. А в седловине меж двух таких холмов, подсвечиваемый вспышками зарниц, стоял высокий терем, щедро украшенный башенками и шпилями. Хрустальный мост оканчивался прямо у его крыльца.

Едва парень ступил на широкие ступени, как у него возникло странное ощущение, что то ли ему с глаз, то ли со всего окружающего пейзажа убрали пелену: ковер вереска на окрестных холмах позеленел, а кое-где залиловел россыпью соцветий, роспись на стенах терема вспыхнула свежей краской, а флюгеры на шпилях засияли в лучах остающегося невидимым солнца. Виан взбежал на крыльцо и остановился в нерешительности посреди просторного прохладного зала.

– Илидия, правительница Эрианта, – негромко проговорил он.

– Да, это я, – отозвался кто-то, и из сумрака бокового придела зала навстречу парню двинулась женская фигура.

Она была похожа на Омелию, только в зрелости. Высокая, с редкими нитями седины в густых черных волосах, со все еще красивым лицом, почти не тронутым морщинами.

– Приветствую тебя, госпожа! – Виан не придумал ничего лучшего, чем поклониться.

– Приветствую и тебя, Виан, Нарнов сын, – голос у былой правительницы был ниже, чем у Омелии. Про такой говорят: «бархатистый». – Зачем пожаловал?

– Госпожа, – несколько сбивчиво начал Виан, – если уж вы знаете, кто я… У меня есть поручение от государя… Ваша дочь упоминала некий перстень, который меня отправили найти.

– Так, – Илидия посерьезнела, – что там про перстень? И, кстати, про мою дочь.

– Э… – замялся Виан, – в каком смысле? То есть с какого времени вы про Ом… госпожу Омелию не знаете?

– С того момента, как она покинула Эриант. Я знаю, что там ей пришлось, мягко говоря, несладко, так что упрекнуть ее не в чем, но вне родового дворца я не могу за ней наблюдать.

– А внутри могли? – удивился Виан.

– Разумеется! Я сама вплела кое-какие заклинания прямо в его стены. Даже старый пройдоха Лазаро не знает об этом, – не без гордости закончила Илидия.

Все-таки Виана еще можно было удивить.

– То есть вы умеете колдовать? – спросил он.

– Умела, – поправила его правительница, – со смертью, увы, эта способность утрачивается, но пользоваться кое-чем, чем владела при жизни, я могу. Так что там все-таки с моей дочерью?

Виан рассказал, как они втроем с коньком и Омелией перенеслись к Рачьей бухте, как принцесса договорилась со Стасием о какой-то помощи в счет старых договоров, о пути до Тищебора и о том, как Омелию поселили в царском дворце.

– Нашла, за кого замуж идти! – пожала плечами Илидия. – Впрочем, политика – дело тонкое. Я вот умерла совсем недавно, а уже чувствую, что безнадежно отстала от жизни! Надеюсь, она хоть детей не от этого вашего Власа рожать будет.

Виан вовремя вспомнил, что в роду Омелии власть передавалась исключительно по материнской линии, а выбор отца будущей принцессы осуществлялся достаточно неформально. Он сглотнул невысказанную реплику, одновременно обнаружив, что какая-то часть его сознания полностью одобряет последнее высказывание Илидии.

– Так что с кольцом? – спросил парень. – В смысле, госпожа, не поможете ли вы мне советом, где найти тот перстень?

Некоторое время Илидия пристально смотрела на Виана и молчала.

– Помогу, – проговорила она наконец. – Я догадываюсь, о каком перстне речь. Кстати, искренне надеюсь, что это не моей дщери принадлежит идея подобных поисков, да еще и таких спешных.

Она прошлась по залу, словно что-то вспоминая или собираясь с мыслями.

– Если бы речь шла не об этом перстне, я бы даже представления не имела, где и что искать, – сказала она наконец. – Но перстень заключает в себе магию, а это значит, что его можно отыскать, если постараться. Нижняя Угория, как тебе, несомненно, известно, была когда-то протекторатом Эрианта и, соответственно, моей семьи. Империя распалась, Эриант ослабел, а на месте протектората возникли нынешние государства, но кое-какие связи оставались, как и старые обязательства. Одним из таких обязательств была материальная поддержка университета в Тище-Луке.

– В Угории был университет? – изумился Виан и вдруг вспомнил: вот что смущало его в книге Бабена.

Дело там происходило именно в университете и при этом как будто бы в Нижней Угорий.

– Был – до последнего переворота, когда на престол возвели отца вашего нынешнего царя. Так вот, в это достойное учреждение был направлен ларец с драгоценностями. Большая их часть была предназначена для покрытия расходов, но перстень потребовался тогдашнему руководителю университета для исследований свойств этого артефакта. И я не сомневаюсь, что оный руководитель следил за перемещением груза благодаря магической сущности перстня. Тем не менее ларец пропал. Вероятно, корабль, везший драгоценности, наскочил на рифы и затонул.

– И что же, – ужаснулся Виан, – мне теперь на дно морское надо за ним нырять?

– Вряд ли. Когда я была еще жива, я не раз пыталась уловить колебания перстня и определить его местонахождение. Судя по итогам моих изысканий, обобщенным, увы, слишком поздно, перстень долго пребывал в одном и том же месте, вероятно, как раз там, где разбился и затонул корабль. Но, прежде чем я смогла что-то предпринять, он начал перемещаться, причем посредством какого-то живого существа.

– Человека? – удивился парень.

– Нет, что-то гораздо крупнее человека. Возможно, кит. Полагаю, что ларец (или же только перстень) Мог каким-то образом попасть в желудок кита.

– А где он теперь?

– Точно определить не могу, – пожала плечами покойная правительница. – Мертвым очень многое Неподвластно. Но он недалеко переместился от места гибели корабля. Может, на полсотни перекладов, не больше. Могу лишь утверждать, что двигаться он перестал. Я узнавала у моряков: в тех местах часто выбрасываются на берег киты. Может, кит, его проглотивший, свел счеты с жизнью традиционным для этих чудовищ способом?

– И где же? – спросил Виан. Илидия довольно подробно объяснила.

– Извини, карты у меня нет, так что показать не могу, – с сожалением закончила она. – Кстати, твое время истекает, пора возвращаться. Ни угостить, ни даже пожать руку я, извини, не вправе. Так что прощай.

Женщина вновь отступила в тень бокового придела, но Виан еще видел ее силуэт. Он низко поклонился и уже собрался повернуться к выходу, как вдруг Илидия сказала:

– Было очень приятно поговорить с тобой, Нарнов сын. Здесь нечасто удается побеседовать с кем-нибудь живым. Так что будет возможность – навести старуху.

– Это вы-то – старуха? – искренне удивился парень.

– В чем-то ты прав, – усмехнулась из темноты Илидия, – сильнее я уже точно не состарюсь. Запомни: пойдешь – назад не оглядывайся, пока не вернешься на землю, – добавила она, – и присмотри там, на земле, за моей дочкой.

В некотором смятении чувств Виан спустился с крыльца и шагнул на хрустальный мост. Его подмывало еще раз взглянуть на терем, стоящий средь вересковых холмов, но он вспомнил предупреждение Илидии и решительно пошел вперед.

Мост оказался неожиданно коротким, явно короче, чем в прошлый раз. Радуга поблекла и исчезла, едва Виан к ней приблизился, а шагов через десять отчетливо обозначился конец моста, упирающийся в ровную площадку со знакомой каменной чашей на ней. И площадка, и чаша были видны будто сквозь легкий туман, а вокруг все тонуло в матовой белой дымке. Виан шагнул с полупрозрачного настила на твердую землю, не услышав, впрочем, звука собственных шагов. Тотчас белая пелена дрогнула, и сперва неспешно, а потом все быстрее клочья и целые полотнища тумана заскользили вокруг парня.

Виан, вновь подавив желание оглянуться и посмотреть, что стало с мостом, неожиданно почувствовал, что к его спине и затылку прикоснулось нечто твердое. Он протянул руку и ощутил под пальцами каменистый грунт. И почти мгновенно обволакивавший все вокруг туман рассеялся.

Оказалось, Виан не стоит, а лежит посреди древнего святилища на расстеленном плаще.

– Ну как, прогулялся на тот свет? – поинтересовался, склоняясь над ним, конек. – Долго тебя, однако, носило – больше часа.

– Я что, спал? – спросил Виан, садясь.

– Можно и так сказать. Тело-то твое точно спало, а вот сознание… Ладно, рассказывай. Выяснил, куда нам идти?

– «Чудо-юдо-рыба-кит», – нараспев проговорил Виан, шагая рядом с коньком.

Добраться до пограничной речки Умчи труда не составило: Виан еще по прошлому разу в деталях помнил кривую иву и смог бы сам открыть туда портал. Он, кстати, заметил, что с некоторых пор это получается у него довольно легко и, главное, не отнимает столько сил, как раньше. А вот пройти добрых пять дюжин перекладов вдоль извилистого речного русла пришлось на своих двоих. Шли вечер и часть ночи, потом все-таки устроились на ночлег в заброшенной хижине – к вящему ужасу квартировавших там многочисленных мышей. А утром, подкрепившись остатками снеди, пошли дальше.

– Это еще откуда? – спросил конек.

– Что – откуда?

– Про рыбу-кита.

– В книжке было написано, которая у меня в детстве была, – пожал плечами Виан. – Там он нарисован был – огромный, как гора, лежит поперек моря, на спине корабли застрявшие, люди бегают, из дырки в голове вода фонтаном бьет. Ужас, в общем! На меня сильное впечатление произвело.

– По секрету тебе скажу: кит – не рыба, – сообщил Лазаро.

– А кто? – спросил парень

– Морской зверь. И, кстати, лежать поперек моря он не может. Он хоть и большой, да не настолько.

Некоторое время они шли молча. Слева от них плескалась и журчала Умча, вобравшая в себя немало ручьев и разлившаяся втрое шире по сравнению с тем местом, где Виан с горбунком ее когда-то переходили. У каменистых плесов ее отгораживали от окружающего мира заросли ивняка с уже пожелтевшей и пожухщей листвой. Над тропой шумели чуть побагровевшими узорчатыми листьями кряжистые невысокие дубы. В кронах, оглашая долину пронзительными криками, возились сойки, трудолюбиво готовившие запасы на близящуюся зиму.

– Я думал, перстень где-то не в столь экзотическом месте найдется, – нарушил молчание конек. – Как она тебе сказала? В китовом желудке?

– Что ты ворчишь, Лазаро? – отозвался Виан. – Я, признаться, вообще удивлюсь, если нам удастся тот перстень найти! Хотя после того, как я самолично побывал по ту сторону радуги, можно уже ничему не удивляться. А красиво там, – добавил он.

– Где? – не понял конек.

– Ну там, на небе.

– Не обольщайся. Это, знаешь ли, для кого как.

– Слушай, – спросил парень, – а если кита не окажется там, куда мы идем? Месяц-то, в смысле – госпожа Илидия, место только приблизительно указала.

– Придется бодро пробежаться по побережью, – хмыкнул конек. – Пятьдесят перекладов туда, пятьдесят – сюда. За пару дней успеем. Как говорится, никто не обещал, что будет легко!

Некоторое время они шли молча, думая каждый о своем. Пригревало солнышко – приятно, не палило, как летом. Приречные дубравы кончились, уступив место сперва грабиннику, а затем кустарниковым зарослям. Говорливая река вильнула в сторону, дугой огибая скалистый останец, а тропа свернула в другую сторону, взбираясь к седловине между тем же остан цом и его соседом. Где-то орали чайки, шелестела трава, приглаживаемая ладонью ветра. Который, кстати, нес не только запах соли и водорослей.

Конек первым это почуял, остановился и принюхался.

– Что такое? – насторожился Виан.

– Н-да, об этом я как-то не подумал, – пробормотал конек, раздувая ноздри и с сомнением шевеля ушами.

– О чем?

– А вот о чем. Если этот кит действительно выбросился на берег и сдох, мы умрем от вони раньше, чем найдем хоть что-то ценное.

– Скоро мы будем знать это точно, – философски заметил Виан. – А может, – добавил он, принюхавшись, – это сдох другой кит, не наш вовсе?

– Учитывая ситуацию, – наставительно сказал конек, – лично тебе было бы выгоднее, чтобы кит оказался именно «нашим».

Виан был, разумеется, прав – все стало ясно, едва они перевалили седловину.

Берег внизу, образованный тысячелетиями совместных усилий реки и прибоя, действительно служил местом упокоения для многих морских чудовищ. Об этом наглядно свидетельствовали разно размерные скелеты – от небольших, с остов весельной лодки, до не уступавших величиной «Тени чайки». Иные скелеты еще скрепляли иссохшие остатки плоти, другие успели распасться, и в груде костей, смешанных с галькой, лишь с трудом можно было угадать очертания погибшего животного.

Однако сколько бы китов ни выстроилось сейчас очередь на сведение счетов с жизнью, утомленные долгим веком либо гонимые на берег тайными для людей страстями, они, надо полагать, спешно передумали или искали для реализации своих намерений иное место. Потому что сейчас на берегу лежала Туща. Именно так, с большой буквы. Даже конек присвистнул в изумлении.

– Вот это да! – проговорил он. – Это не кит, а какое-то хтоническое чудовище. Левиафан просто!

– Я читал, – сказал Виан, украдкой прикрывая ос ладонью, – что, когда кит спит, к нему порой причаливают корабли, люди высаживаются на его cпину и даже разводят костры.

– До сих пор я полагал это враками, – признался Лазаро, – а вот теперь думаю, что всякое может быть. На спящем ките – вряд ли, а вот на издохшем и плавающем по поверхности…

– Для этого у них должен быть изрядный насморк, – заметил парень.

– Знаешь, – сказал Лазаро, – иногда после долгого плавания на корабле пахнет немногим лучше.

И одновременно обречено вздохнув, они стали спускаться к морю и громадному киту.

Вблизи китовая туша казалась еще больше, выглядела еще отвратительнее, а смердело от нее так, что и Виан, и Лазаро вскоре просто утратили обоняние.

– Смотри-ка, – поделился Виан своим открытием, – у него изо рта торчат бивни, как на той картинке в книжке.

– Это не бивни, – Лазаро бегло оглядел то, что когда-то было пастью животного, – это обломки челюстей, обгрызенные каким-то другим морским чудищем. Он издох не меньше двух, а то и трех седмиц назад, – добавил конек, с сомнением рассматривая раздутое китовое брюхо.

Надо полагать, кит, после того как почил, какое-то время плавал брюхом кверху, пока прилив и волны не вынесли его на эту отмель. Так он и остался здесь лежать – на спине, раскинув в стороны огромные черные плавники.

– И как мы будем проверять, есть ли там ларец? – с беспокойством поинтересовался Виан.

– А вариантов особых нет, – пожал плечами Лазаро. – Будь он посвежее, можно было бы попробовать через глотку пробраться, а так – только вскрывать.

– Это чем же его вскрывать?! – ужаснулся Виан. – Корову-то не всякий нож возьмет, а тут вообще двуручный меч нужен. И то вряд ли справимся.

– А у тебя есть другие предложения? Это не мне, между прочим, в Тищу с камнем на шее нырять.

– После этой вони они меня в Тище топить не рискнут, – мрачно заметил Виан. – Побоятся воду испортить.

– Да, кат к тебе даже подойти не сможет, – согласился Лазаро, – хоть какая-то польза.

Оба уставились на громадного кита в ожидании новых идей.

Большая чернокрылая чайка, охочая до мертвечины, уселась на китовое брюхо. Покосилась на Виана и Лазаро злым желтым глазом, прошлась по громадной туше и, наконец, выбрав место, ткнула в кита клювом.

– Лазаро, – спросил Виан, – он шевельнулся.

– Кто?

– Кит этот. Я видел, как он шевельнулся. Может, он еще живой?

– Если бы ты хоть раз видел живого кита, то знал бы, что они выглядят совершенно иначе. А уж пахнут – вообще не сравнить!

Чайка отщипнула кусочек китовой кожи и проглотила. Затем клюнула тушу вновь.

– Ты тоже слышал этот звук? – поинтересовался конек.

Виан молча кивнул. Чайка озадаченно посмотрела себе на лапы, затем – с подозрением – на Виана и вновь вниз.

– У меня есть предложение, – нарочито спокойным тоном проговорил Лазаро. – Бежим отсюда, потому что интуиция подсказывает, что скоро здесь будет очень грязно.

– Почему? – не понял Виан.

– Отойдем на безопасное расстояние – объясню, – честно пообещал конек, поворачиваясь к киту задом и быстрым шагом двигаясь по галечнику.

Виан последовал за ним, больше не задавая вопросов – он тоже успел услышать подозрительный звук. Где-то шагов через тридцать оба не выдержали напряжения и побежали, скользя на мокрой гальке и спотыкаясь. Отбежать они, впрочем, успели недалеко, когда у них за спиной раздался оглушительный хлопок. Словно не меньше тысячи мальчишек одновременно надули бычьи пузыри, а потом разом, по команде, хлопнули эти пузыри об гвозди. А затем накатила волна совсем уж невыносимой вони, сбивая с ног и в переносном, и в самом прямом смысле.

Первым, что увидел Виан, когда сознание его несколько прояснилось, была морда Лазаро.

– Ну? – спросил конек. Виан потряс головой.

– Что? – переспросил он. Собственный голос звучал как-то странно и приглушенно; так бывает, когда вода во время купания наливается в уши.

– Я спрашиваю, как тебе это удалось? – донесся откуда-то издалека голос Лазаро.

– Это? Что это? – Виан обвел взглядом местность и тут обнаружил, что весь галечный пляж завален, закидан и забрызган… чем-то. Видимо, это что-то в прежние времена составляло весьма обширный внутренний мир громадного кита. Из всех элементов пейзажа не изляпаны в полуразложившихся потрохах были только конек, сам Виан и галька вокруг того места, где стояли искатели ларца.

Слух, видимо, потихоньку возвращался, потому что конек сказал уже почти нормальным голосом:

– Это заклинание на профессиональном жаргоне называется «зонтиком», и, посмотрев под ноги, ты поймешь – почему.

Что такое «зонтик», Виан не знал, но вниз взглянул. Участок чистой гальки не только имел форму правильного круга, но и был отделен от остальной отмели валиком нечистот, словно мало аппетитные

«гостинцы», падая, натыкались на невидимый колпак и соскальзывали по его стенкам. До парня дошло наконец, что произошло.

– В книжке одной прочел, – сказал он.

– Запретной? – уточнил конек. – В отличие от всего предыдущего, это – настоящая магия. Приличный чародей учится ставить такой купол не меньше седмицы, так что даже немного завидно.

– Не знаю, как и получилось, – проговорил парень. – Я раньше-то всего один раз пробовал – и ничего не вышло.

– Про такое и говорят: «Жизнь заставит…», – конек не закончил фразу и, брезгливо переступая, двинулся обратно к китовой туше.

Виан поплелся следом.

Запах уже давно прошел стадии вони, отвратительной вони и чудовищной вони и достиг качественно нового уровня, не воспринимаемого органами чувств. Кит, только несколько минут назад дыбившийся горой, теперь заметно просел и уменьшился. На том месте, где когда-то было брюхо чудовищного зверя, зияла огромная рваная дыра, по краям которой все еще продолжало стекать… Виан постарался не думать об этом, сосредоточившись на возможном содержимом желудка.

– И как мы теперь что-либо найдем? – спросил он. – Если у него в брюхе что-то ценное и было, это раскидано сейчас на полпереклада!

– Во-первых, искомое должно было находиться в ларце, а я представляю, о каком ларце идет речь – его так просто не то что не разломать, а даже и не открыть, – сказал конек, заглядывая в бывшее брюхо кита. – А во-вторых – лопнули кишки, а желудок вот он! Так только, помялся слегка.

Виан вперился взглядом в упомянутый орган. Брезгливость, похоже, собиралась отправиться туда же, куда ушло обоняние. Тем более что глупо было брезговать залезть внутрь дохлого кита, если вся местность вокруг равномерно покрыта тем же самым китом! И парень шагнул через бахрому обрывков кожи и куски сала в скользкое звериное нутро.

Желудок действительно уцелел, его мускулистые стенки не настолько еще разъело гниение. Виан, прикинувший, что таких, как он, в том желудке поместилось бы шестеро-семеро, не меньше, некоторое время примеривался, как бы половчее сделать разрез.

– Встань так, чтобы успеть отпрыгнуть, если что, – посоветовал конек, сам предусмотрительно отошедший шагов на десять.

– Легко сказать, – проворчал Виан и ткнул в скользкую массу нож.

И тут же осознал, что заблуждался, полагая, будто еще сильнее вонять уже не может.

– Ты как? – озабоченно спросил Лазаро. Виан, не отвечая, выбрался из китового нутра, с

трудом оперся рукой о спину конька – и добавил свой последний обед к творившемуся вокруг безобразию. Чуток полегчало, да и ветерок подул, хотя бы немного развеивая стоявший над пляжем смрад.

– Ты белый совсем, – сообщил конек.

– Ничего, уже отпускает, – прохрипел Виан. Он порылся в памяти, не попадалось ли ему в книжках какого заговора для подобных случаев, но на ум ничего не пришло.

Убедившись, что его собственный желудок полностью опустел, парень вновь вернулся к китовому. Из проделанной прорехи выпирали недопереваренные рыбы и какие-то скользкие существа. Превозмогая вновь накатившую дурноту, Виан расширял и расширял разрез, радуясь, что не поскупился когда-то и потратил денежки на хороший нож. Наконец поток тухлой рыбы иссяк. Распихивая последнюю трапезу кита сапогами, Виан принялся искать хоть что-то, похожее на ларец.

– Нет здесь, похоже, ничего, – с трудом проговорил он, чувствуя, что сам уже не сильно отличается от лежалого содержимого желудка. По крайней мере, непосвященный наблюдатель мог и не заметить разницы, если бы ориентировался только по виду и запаху. И тут среди заполнившей остатки желудка жижи что-то блеснуло.

– Смотри-ка, Лазаро, – не то? – парень медленно выбрался из китового нутра и, едва переставляя ноги, добрел до конька.

Конек придирчиво, со всех сторон оглядел колечко, лежавшее на Виановой ладони.

– Не-а, – замотал Лазаро головой, – по-моему, не то. Там же речь о перстне шла, а не о кольце.

– Ну, не знаю, там больше ничего ценного не было, – Виан подбросил колечко на ладони. – Пойдем-ка, отойдем в сторону – очень уж подышать охота.

– Да не отойдем, – откликнулся Лазаро, – а пойдем, поищем место для ночлега. И помыться не мешало бы. Вечереет уже.

– Я заметил, – Виан еще раз подбросил колечко, а затем надел на палец.

– О-па! Я исчез!

Конек завертелся, размахивая ушами и пытаясь обнаружить только что стоявшего здесь Виана. Парень вновь появился – даже немного бледнее, чем был, но несколько оживившийся.

– Ты видел? – спросил он.

– Видел, видел, – кивнул Лазаро, – слыхал я краем уха про такие кольца. В любом случае нас это не касается – пойдем-ка лучше искупаемся, пока не начало темнеть.

– А с этим-то что? – ежесекундно спотыкаясь на камешках, Виан поплелся следом.

– Ничего хорошего я по этому поводу не слышал, – проговорил конек. – Какие-то неприятности были с такими колечками связаны. Да брось ты его, подумай лучше, как ларец с перстнем найти!

Парень пожал плечами, повертел колечко в пальцах, а затем размахнулся и забросил в море.

Когда Виан закончил мыться и стирать одежду, натянул запасные штаны и рубаху и уселся у костра, уже наступила глубокая ночь. На темном покрывале неба разгорелись мириады ярких звезд, показывая, что облачные фронты наконец-то окончательно убрались восвояси. В темноте шумела Умча, переливаясь через скальный порог, перекликались крошечные сычики, где-то вдалеке незримо и – к счастью – почти не обоняемо продолжал догнивать кит.

– Итак, – сказал Лазаро, чертя копытом что-то на земле, – что мы имеем?

– Даже исчезательного кольца не имеем, – сказал Виан, отчасти раскаявшийся в своем поступке. – Это точно был не тот перстень?

– Это вообще был не перстень, уж поверь мне. В перстень должен быть вправлен камень или еще что-то. Так вот, давай рассуждать: мы уцепились за версию с китом, но ведь, сколь я помню, Илидия не утверждала, что это обязательно должен быть кит. Что именно она говорила?

Виан задумался, вспоминая.

– Перстень, а может, и весь ларец долго находился в каком-то одном месте. Затем он стал перемещаться, и его несло живое существо размером много больше человека. Сейчас он пребывает где-то в полусотне перекладов от того места, где лежал раньше.

– Угу, – конек кивнул, – значит, единственное, что мы можем сделать, это отправиться к месту гибели корабля и начать поиски оттуда. Раз существо, проглотившее ларец, не движется – оно, видимо, лежит мертвым на берегу…

– Почему – проглотившее? – вдруг спросил Виан.

– То есть?

– Может, это существо несло ларец… хм… в зубах или в лапах, а потом бросило? Или…

Конек некоторое время ждал продолжения, но Виан впал в глубокую молчаливую задумчивость. Какая-то неясная мысль крутилась у него в голове, словно муха, присаживалась на разные части мозга, щекоча сознание метафорическими крылышками и лапками, но поймать себя не давала.

– Ладно, – нарушил наконец молчание Лазаро, – Илидия ведь объяснила, где, по ее мнению, случилось крушение. Завтра отправимся туда. И будем надеяться, что неведомое чудовище ларец все же проглотило.

– Почему? – не понял Виан.

– Потому что, пройдя по берегу за день полсотни перекладов, мы с легкостью найдем всех погибших крупных животных. А вот если ларец был спрятан или обронен…

– Понял, понял!

– …Тогда придется придумывать что-то другое. А у нас на все про все осталось четыре дня.

– Помню, – поморщился Виан, заворачиваясь в плащ и укладываясь на землю.

Мысль, которая не давала Виану покоя, видимо, порядком подустала, так что, проснувшись, парень сумел-таки ее изловить.

Было еще довольно рано, солнце зевало и потягивалось спросонок где-то за деревьями на другом берегу Умчи. Конек уже проснулся, был бодр и готов действовать.

– Вставай, – сказал он Виану. – Между тобой и жерновом на твоей шее стоят сто перекладов береговой линии, которые нам надо обыскать за трое суток, так что хватит спать. Где, ты говоришь, затонул корабль?

– Где-то возле залива Кайдах, – Виан широко зевнул.

– Кайдах… – Лазаро почесал передней ногой за ухом. – Да, припоминаю, там на входе есть скальная банка. Она вроде бы в отлив торчит островком, а в прилив исчезает под водой, но неглубоко. Однако интересно, что могло понадобиться кораблю, шедшему в Тище-Луку, в Кайдахе?

– Вряд ли мы это узнаем, – пожал плечами Виан.

Он порылся в котомке и извлек листок пергамента, на который как-то раз перерисовал один из земных чертежей, изображенный в «Странах и народах…». Перерисованный чертеж изображал берег Соленого моря от устья Галсаны и до закатной границы кхандийских владений.

Виан разложил пергамент на земле и вперился в него взглядом.

Пойманная мысль прекратила жужжать и вырываться и стала оформляться во что-то внятное.

– Вот тут Кайдах, – конек ткнул краем копытца в чертеж. – Банка у самого его входа, воронки то есть. Хотя кормчий, попавший в Кайдах вместо Большого Лука, мог посадить судно на камни не только на подводной банке…

– Тш-ш! – шикнул Виан, водя пальцем по чертежу и отмеряя расстояние.

– Хватит рассиживаться! – прикрикнул на него Лазаро. – Времени нет!

– Нет, – сказал Виан, – не в смысле – «времени нет», хотя это и правда, а в том плане, что в Кайдах мы не пойдем.

– Это почему вдруг? – изумился Лазаро. – Ты что, решил улизнуть от государя? Вообще, если подсуетиться, можно твое семейство переправить хотя бы в Боданию, там их не достанут, а ты сам…

– Скажи, Лазаро, – перебил его Виан, – чем знамениты огненные змеи? Вспомни их черту, которая более известна и чаще поминается в сказаниях, нежели склонность брать дань в виде невинных дев или юношей?

– Они выдыхают пламя… когда находятся в форме змея. И еще собирают драг…

Лазаро осекся и остановил взгляд на пальце Виана, упиравшемся в то место земного чертежа, где должен был бы располагаться Змеев Перст. От залива Кайдах дотуда было, судя по всему, около полусотни перекладов.

– Вот уж не ждала гостей!

Марая Змеевна, вероятно, занималась уборкой, поскольку в руках у нее была кадушка, наполненная доверху какими-то объедками, пылью и прочим мусором.

– Мы не вовремя? – поинтересовался конек. – Мы и не собирались тебя беспокоить, но возник один вопрос…

– Ну-у, – встрял Виан, – я вообще-то хотел тебя… вас навестить, госпожа Змеевна, да все время выкроить не удавалось. А тут повод есть.

– Марая, – поправила Марая, ставя кадушку с мусором на землю, – а не «госпожа Змеевна». Ну а я вообще-то рада вас видеть. Скучно этим летом было: местные решили, что тебя, – она показала на Виана, – мне в жертву принесли, да и успокоились.

– Мара, – сказал Лазаро, – как я уже говорил, у нас возник вопрос, и этот вопрос – к тебе.

– Ох как официально! – притворно поморщилась Змеевна, вытряхивая мусор из кадушки. Виан так и не понял, чем именно это место пустыря, раскинувшегося перед Змеевым Перстом, заслужило право быть оскверненным. – Пойдем-ка в пещеру, что за разговоры под открытым небом?

В этот раз Виану, уже знавшему устройство пещеры, боязно не было, да и спотыкался он в коридоре гораздо меньше. В самой пещере почти ничего не изменилось: та же мебель, тот же огромный, укрытый шкурами тюфяк, те же не дымящие факелы. Даже красная жидкость в графине на столе была, похоже, та самая, будто и не прошло двух с лишним месяцев.

– Как не уходил никуда, – невольно вырвалось у Виана.

Марая слегка улыбнулась.

– Феникса-то вы тогда изловили? – спросила она, подсаживаясь к столу.

– Как видишь, – ответил Лазаро, – Виан-то жив. Хотя сейчас у него назревает новая неприятность. Судьба у него такая – вечно в неприятности попадать.

– Судьба ли? – усмехнулась Змеевна. – Так что за вопрос?

– А правда, – тут же спросил Виан, – что огненные змеи копят сокровища?

– Отчасти, – Марая пристально поглядела на парня, – если их об этом… ну, скажем так: попросить. Самим нам сокровища ради сокровищ нужны не более, чем прочим.

– Хорошо, – Лазаро кивнул. – А не попадался ли тебе в последние полгода на глаза ларец? Особенный и очень прочный. С весьма ценным содержимым.

– Это тот, что был в остове погибшего корабля, затонувшего в Кайдахе?

И конек, и Виан буквально вперились в Мараю взглядом.

– Я правильно понимаю, – произнес Лазаро медленно, – что твой встречный вопрос означает по сути «да»?

– Лазаро, не томи, – Марая подперла ладонью щеку, изобразив на лице долготерпение. – Что вам нужно из того ларца было? Перстень?

– Ты что, вскрыла ларец? – удивился Лазаро. – Эти ларцы делались специально, даже я…

– Море его вскрыло, без всякой магии. Я тебя уверяю – если морская вода сотню с лишним лет разъедает что-то, одновременно колотя это что-то о камни, никакой «особый» ларец не выдержит! Развалится, как миленький.

Конек подумал некоторое время, разглядывая свои передние копытца и свесив вперед уши.

– И когда он развалился, Илидия смогла почувствовать перстень, – наконец проговорил он, не обращаясь ни к кому. – Вот ведь перечница! Я и не подозревал, что у нее магический дар!

– Так перстень у тебя? – вернулся к прежней теме Виан.

– Ну да. Некоторое время назад я его почувствовала, а потом и найти сумела. Лазаро, а ты знаешь, как он действует?

– Этого, похоже, никто не знает: вроде бы этот перстень и везли в Тище-Луку, чтобы выяснить, на что он способен. – Лазаро почесал ногой за ухом. – Пока что этот перстенек просит наш царь, чтобы подарить дочери Илидии. В порядке ухаживания.

– Он на ней жениться собрался, что ли? – заинтересовалась Марая.

– М-м, – конек бросил косой взгляд на Виана, – ну, вроде того. Как бы ради восстановления эриантийско-угорийских связей и вообще…

– Про «вообще» потом расскажешь поподробнее, а сейчас предлагаю позавтракать.

– А перстень? – спросил Виан.

– Да отдам я его потом, после завтрака, – отмахнулась Змеевна.

– Что, – сощурился Виан, – вот так вот запросто и отдашь?

– Парень, ты что? – возмутился конек. – Зачем он Маре? У нее наверняка куча других есть!

Марая неожиданно улыбнулась непонятно чему.

– И прикарманила бы, – сказала она, – но отдам. Более того – отведу в сокровищницу, там сами и возьмете.

– У тебя есть сокровищница? – удивился конек, в то время как Виан согласно кивнул – то ли Марае, то ли собственным мыслям.

– А как же! Я же все-таки дракон! А ты не знал? – Змеевна взглянула на конька и громко рассмеялась. – А ученик твой хорош, что, впрочем, и неудивительно. Правильно сделал, что мне его не одолжил – только испортила бы парня! Ну что, как насчет кхандийского кофе и жаренной ломтиками свинины?

Пока они завтракали, Виан украдкой поглядывал на Мараю, которая то присаживалась к столу, присоединяясь к общей трапезе, то бегала к очагу за новой порцией превосходного мяса с тонкими прослоечками сала. Сало шипело на раскаленной сковороде, тонко нарезанное мясо изгибалось от жара, покрываясь золотистой корочкой и распространяя по всей пещере восхитительный аромат. Конек, чья диета была предопределена лошадиной физиологией, сидел на полу по-собачьи и с завистью смотрел на парня и Змеевну.

У Виана словно гора с плеч свалилась. Знакомство с подводным миром Тищи его не привлекало, а перспектив найти перстень, обшаривая побережье, было, мягко говоря, немного – это-то Виан отлично понимал. Так что, когда его утром осенила догадка, кто мог быть «существом значительно больше человека», он очень надеялся, что прав. Одновременно Виан испытал странное, уже посещавшее его ощущение, что какие-то изменения происходят или собираются произойти в нем самом. Он некоторое время пытался над этим раздумывать, однако отменно вкусный завтрак не давал сосредоточиться.

Когда наконец, надо полагать к вящему облегчению Лазаро, мясо закончилось, Змеевна жестом позвала за собой и Виана, и конька. И вновь парень не смог понять, что именно Марая сделала: часть стены словно сама собой ушла в сторону, открывая проход в другое подземелье. Здесь было заметно прохладнее, хотя, как и в жилой пещере, воздух оставался свежим и достаточно сухим. А еще здесь было темно даже для Марай – Змеевна, прежде чем самой пройти через дверь между пещерами, вынула из настенного гнезда факел.

– А говорят, – негромко сказал Виан, шагая за Мараей по темному, уходящему все глубже под землю ходу, – что сокровища огненных змеев сокрыты от посторонних глаз и что никто, кроме владельца, не сможет найти к ним дорогу.

– Именно так, – проговорила, не оборачиваясь, Змеевна; голос ее звучал в этом сводчатом коридоре несколько глухо и как-то… печально, что ли?

– Подумай вот над чем, – конек Лазаро трусил рядом с Вианом, поцокивая копытцами о камни, – задача добраться до сокровищницы дракона по своей важности заметно уступает другой: как из этой сокровищницы выбраться.

– Никак, – произнесла Марая, затем все же обернулась и добавила своим обычным голосом: – Но вас двоих это не касается.

Виан обратил внимание, что теперь глаза Змеевны не просто светятся, отражая факел, они прямо-таки полыхали оранжево-желтым.

– Долго еще? – поинтересовался Лазаро. – Ты, кстати, раньше для меня подобные экскурсии не проводила!

– А раньше – это когда? – спросил Виан.

– Раньше – это давно, – сказала Змеевна, – по крайней мере, по меркам Лазаро. И мы уже пришли, любуйтесь!

Откуда взялся еще один проход, ведущий в сторону от основного, Виан так и не успел понять. Просто была глухая стена, и вдруг посреди нее обнаружилось отверстие – как раз взрослому человеку пролезть. А за отверстием…

Виан ожидал чего угодно, но не того, что увидел. Размышляя о сокровищах змеев вообще и Марай в частности, он представлял себе груды золота и серебра, наваленные на полу сырого подземелья, старые сундуки, набитые драгоценными камнями, и ларцы из яшмы и малахита, в которых сокрыты самые разные украшения. Он воображал древние боевые топоры с рукоятками, инкрустированными рубинами; мечи с покрытыми загадочным узором клинками, когда-то принадлежавшие несомненно великим, но – увы – забытым героям; доспехи, богато украшенные чеканкой – по серебру и золоту, разумеется. При некотором напряжении фантазии можно было представить себе и крылатого змея, возлежащего на всех этих богатствах. Хотя Марая, определенно, не обладала привычкой спать на твердых металлических предметах, предпочитая тюфяки помягче и шкуры попушистее.

Однако там, куда попали Виан с Лазаро и довольной улыбающейся Змеевной (что в сочетании с ярко горящими глазами выглядело странно), не было никаких старинных монет и золотых украшений, сваленных грудой на полу, не было серебряных слитков, не было ларцов из яшмы с перстнями, серьгами и цепочками. Пара мечей – действительно старинных и в богато украшенных ножнах – была: они чинно висели крест-накрест на стене. Под мечами, на полу у стены, стоял сундук, не слишком большой, но аккуратный и добротный, окованный металлом. Вдоль большей части стен шли добротно сколоченные шкафы и стеллажи, а на них стояло и лежало стопками больше книг, чем Виан видел за всю жизнь.

– Это и есть сокровищница змея? – полувопросительно-полуутвердительно проговорил парень.

Лазаро прошелся вдоль ближайшего стеллажа, всматриваясь в названия.

– Многое из этого стоит не меньше, чем золото, а то и больше, – сказал он негромко. – Откуда все это, Мара?

Змеевна не ответила, продолжая загадочно улыбаться. Виан извлек из кошеля изрядно помятое перышко жар-птицы и, наугад вытащив несколько книг, пролистал их, почти не вглядываясь в текст. При этом он несколько раз хмыкнул, явно обнаружив то, что искал. Конек некоторое время смотрел на него, ожидая объяснений.

– Ладно, – сказал, не дождавшись, Лазаро, – а где все-таки перстень, который мы ищем?

Как оказалось, золото и серебро в сокровищнице были. И вовсе не в стоящем под скрещенными мечами сундуке, как предположил Виан. Марая прошла вдоль стеллажей с книгами к какому-то одному определенному и, наклонившись, одной рукой выкатила из-под нижней полки плоский широкий короб. Внутри короб оказался разделен на множество ячеек, в каждой лежали рассортированные по одной Змеевне ведомому принципу сверкающие изделия из драгоценных металлов и таких же камней. Марая задумчиво поводила рукой над ячейками, пока не нашла нужную, и извлекла оттуда перстень.

Перстень как перстень, подумал Виан, принимая украшение. Нет, красивый, конечно, похоже – из очень чистого серебра, без красноватого оттенка, насколько можно разглядеть при свете факела и фениксового пера. Линии очень изящные, так и кажется, что это морские травы оплели стеблями сверкающий камень. Это все так, но видел Виан перстни и другие украшения и потяжелее, и с большими камнями, да и сделанные не хуже. Если не сейчас, то в прошлом, несомненно, были и в Угорий свои ювелиры, умеющие и камни гранить так, чтобы они сверкали словно десятки крошечных солнц, и из злата-серебра создавать прихотливые и приятные глазу узоры. На всякий случай Виан попробовал надеть перстень (ему удалось натянуть его только до середины безымянного пальца), но ничего не произошло. Исчезательными способностями, в отличие от выброшенного кольца, перстень не обладал.

– Может, вам еще что-то отсюда нужно? – поинтересовалась между тем Змеевна.

Конек с подозрением посмотрел на нее.

– Вообще-то нет, – осторожно проговорил он. – Что это ты такая щедрая вдруг стала?

– А когда я не была щедрой? – приподняла бровь Марая. – Ну, если ничего не надо, тогда идем.

– А я раньше думал, – вслух сказал Виан, когда все трое оказались в жилой пещере, – что огненные змеи собирают только золото, серебро и всякие драгоценности и буквально спят на них.

– Это ужасно неудобно, наверное, – отозвалась Марая. – Впрочем, никогда не пробовала.

– Госпо… э… Марая, а зачем ты собираешь эти сокровища, включая книги? Ты же сама сказала, что сама бы их собирать не стала.

– Ну-у, – протянула Змеевна, – книг это не касается. Я их как-то с детства уважать научилась.

– А прочее? – не унимался Виан. – Тебя кто-то «попросил»?

– Ну да, – согласилась Марая, – один… человек. Давно.

– А меня, если честно, – сказал Лазаро, – гораздо больше интересует, почему Мара отдала нам этот перстень и готова была отжалеть еще что-нибудь на наш выбор.

– А я, – неожиданно произнес Виан, – кажется, догадываюсь почему.

И Лазаро, и Марая резко повернулись к нему.

– Я читал, – чуть смущенно проговорил Виан, – в одной книге как раз про огненных змеев… Только не знал, что там правда, а что выдумка. А Марая подтвердила… В общем, колдун или чародей может попросить змея охранять сокровища, связав его при этом особого рода нерушимым обетом. И тогда змей, пока обет с него не будет снят, должен оставленное на его попечение добро беречь, не удаляться от сокровища дальше чем на пятьдесят пять перекладов и не покидать свой пост больше чем на сутки. Избавить же змея от обязательств может законный владелец сокровища: либо тот, кто поручал его хранить, либо его наследник.

Виан замолчал. Марая, тоже не говоря ни слова, долго и испытующе смотрела ему в глаза. У нее это получалось лучше, чем у человека: Виана почти загипнотизировали подрагивающие зрачки зеленых немигающих змеиных глаз.

– Да, – медленно произнесла Змеевна наконец, – ты прав. Наполовину.

– Может, вы и мне что-нибудь поясните? – конек постучал копытом по краю стола, привлекая внимание.

– Я подумал, – ответил Виан, – что такой чародей, как ты… Ну, или каким ты был, пока не превратился в… хм… лошадь, вполне мог бы быть наследником того, кто связал Мараю обещанием.

– Это правда? – конек резко повернулся к Змеевне. – Тебе поручил хранить сокровища отец?

– А ты не знал? – удивилась Марая. – Перед пожаром он успел кое-что спрятать в подземельях замка, опечатав их колдовством. И провел ритуал, чтобы я могла самостоятельно проникнуть сквозь его заклинания и перенести ценности в другое, более безопасное место. Предполагалось, что после этого он меня освободит – я и без ритуала бы все сохранила, как могла. Но он умер.

На какое-то время в пещере повисла тишина. А потом Виан, обращаясь к коньку, тихо спросил:

– Твоим отцом был Леск Кошч? Лазаро кивнул.

– А что надо сделать, – спросил он, обращаясь к Марае, – чтобы тебя освободить?

– К счастью, – улыбнулась Марая, – почти ничего. Всего лишь забрать что-то из сокровищницы, имея на это право.

Возвращались они в Тищебор утром, переночевав у Марай в пещере – похоже, к вящему удовольствию хозяйки. Помимо прочего, Змеевна решила продемонстрировать свой талант стряпухи. В результате Виан вынужден был прошагать по лесу переклада три, прежде чем сытая истома отпустила его настолько, чтобы он смог сосредоточиться на создании портала.

– А как Марая сделала такую сокровищницу? – спросил Виан, когда они с Лазаро «шагнули» к деревеньке, в которой когда-то ночевали после охоты на фениксов.

– А? – отвлекся от своих мыслей конек. – Это не она сама делала, это подгорный народ делал.

– Подгорный? Карлики, что ли? А они разве существуют? – удивился Виан.

– А драконы с фениксами существуют? Хотя ты в чем-то прав: в Угорий подгорный народец не живет, они предпочитают селиться действительно под горами. Ну, и людей они не очень жалуют, а потому Даже там, где живут, редко кому на глаза попадаются. А вот то, что они якобы враждуют с драконами, – выдумки. Они вообще жуткие прагматики и Никогда не будут враждовать с тем, кто может заплатить.

– А, – Виан задумался, вспоминая устройство пещеры, – они не могут добраться до сокровищницы? Если они вырыли такую пещеру…

– Сам когда-нибудь у Мары спросишь, – отмахнулся конек. – Может, и могут. Это не моя забота.

– Лазаро, – сказал Виан вкрадчиво, – с Мараи обет снят, а ты – наследник. Так что теперь это именно твоя забота.

Конек остановился как вкопанный и задумчиво пожевал губами.

– М-да, – сказал он наконец, – об этом я как-то не подумал.