Режиссер Кен Рассел.

В ролях: Дороти Тьютин, Скотт Энтони, Хелен Миррен, Линдси Кемп, Питер Вон.

М — 3; Т — 3; Дм — 4; Р — 3; Д — 4,5; К — 5. (0,708)

Название ленты как нельзя лучше характеризует фигуру самого режиссера, претендующего благодаря своему изощренно-неукротимому, выспренно-витиеватому, скандально-субъективному стилю на "дикарское мессианство", на "Евангелие от дьявола ".Это второй так называемый биографический фильм К.Рассела, чрезвычайно вольно, в угоду собственным художественным амбициям и маниям трактующего истории жизни и творчества известных деятелей культуры. Картина посвящена рано ушедшему из жизни (в возрасте двадцати четырех лет)

талантливому французскому художнику и скульптору Анри Годье-Бжешка, который взял вторую фамилию в честь своей жены Софьи Бжешка, старше его на двадцать лет.

Атмосфера вызревающего в недрах искусства декадентства и модернизма, разброд и смятение в умах и настроениях людей накануне и во время первой мировой войны, крах буржуазных ценностей и моральных норм — все это привлекает и волнует режиссера с момента создания ленты "Влюбленные женщины" (1969). "Несерьезность" К.Рассела позволяет ему свободно, без оглядки на авторитеты и не соблюдая исторической и даже художественной точности, творить фантазии на тему взаимоотношения искусства и реальности, творческой судьбы художника и его личной жизни.

Смущающая общественное мнение якобы платоническая любовь юного скульптора к женщине, годящейся ему в матери, весьма вероятно, выдуманная режиссером, — всего лишь предлог для воспроизведения "декаданса морали" эдвардианской Англии, которая пришла на смену "золотой поре" викторианского правления. Расселовский "портрет художника в юности" имеет неджойсовскую католическую и мифологическую символику, а подспудную ниспровергательскую сущность, свидетельствуя не о "падении Икара", а о крушении, упадке, "закате Европы" (по Шпенглеру) или "сумерках богов" (по Ницше). Сотрудничая, как и в фильме "Дьяволы" (1971), с художником Д.Джарменом, будущим режиссером, К.Рассел добивается того, что сдерживает по возможности свое визуальное неистовство, буйство фантазии, эклектику стилей, хотя и выражает себя на странном барочно-маньеристско-модернистском языке, предвосхищая более поздние откровения молодых постмодернистов 80-х годов.