Русские сумерки. Клятва трикстера

Кулагин Олег Павлович

Доигрались… Опутавшая планету сеть мю-коллайдеров вошла в резонанс, и на Земле наступила эра Сумерек. Человечество разделилось на обычных людей и «высших» – получивших невероятную силу упырей. Теперь они истребляют «слабых» в рамках программы «Чистое будущее». На территории России особо зверствует клан Питерских. Им противостоят бойцы Невидимой Армии и трикстеры, ходоки в Зоны за бесценными артефактами. Трикстер Глеб Гордеев получает задание доставить в Центр секретный груз, способный спасти тысячи обреченных в Зоне № 9…

 

© Кулагин О., 2015

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

 

 

Пролог

…Огромное тело еще трепыхалось. Когти загребали землю. Но мутноватый зрачок уже невидяще застыл.

Второго зрачка не было – там чернела рана. След от моего выстрела.

Андрюха Демин первым осмелился подойти ближе. Пнул убитого псевдоволка ногой. И удивленно протянул:

– Ли-ихо ты его!

– Разрывная пуля, – усмехнулся я, стараясь успокоить громко колотившееся сердце. А Серега Гилевич глянул на зверя с показным равнодушием:

– Одиночка – старый и больной. Вон шкура – совсем седая…

«Угу, больной. Легко ему теперь рассуждать! Сам-то до сих пор топчется у деревьев – боится выйти на открытое место».

Все случилось за считаные секунды.

Псевдоволк выбежал на нас из-за кустов, у самой опушки. Вряд ли учуял, вероятно, у него и впрямь были проблемы со здоровьем. Пару мгновений смотрел, словно что-то пытаясь понять, а мы ошалело таращились в ответ.

Потом он бросился.

Но я уже успел достать «грач», отцовское наследство. И нажал спуск два раза. Первая пуля сшибла листву в зарослях черники.

Вторая – оказалась точной. Псевдоволк рухнул, будто наткнулся на невидимую стену – когда нас разделяло не более пяти шагов…

Все закончилось так быстро. Но у меня в памяти до сих пор ясно маячила его оскаленная пасть, его взгляд – в то, решающее, мгновение…

Я повертел «грач» в руке и вдруг вспомнил, что пуля, которая уложила зверя, была предпоследней. А если б я промазал?

– Спрячь пистолет, трикстер, – усмехнулся Андрюха. – Теперь не страшно… – Ему пятнадцать, на год взрослее меня, и ко всему в жизни он давно привык относиться философски.

– Ты-то почему не стрелял?

Когда увидели зверя, Демин успел сорвать с плеча свой «калаш» с единственным патроном. А потом опять небрежно закинул за спину.

– На фига тратить боезапас? Все и так отлично обошлось… Трофеи забирать будем?

– Какие еще трофеи? – выдавил я.

– Сразу видно, не охотник. Можно шкуру снять, между прочим, за нормальную – дают сорок баксов. Но у этого она какая-то облезлая… Доставай нож, отрезай ему уши!

– Чего?

– Говорю, твой трофей!

– Да пошел ты… – буркнул я сквозь зубы.

Андрюха беззлобно покачал головой и достал свой тесак из ножен на поясе:

– Тогда заберу себе.

– На фига? – сморщился Серега.

– Оставлю на память, а нет – толкану. Пять баксов на дороге не валяются!

Отрезанные уши он аккуратно уложил в полиэтиленовый пакет и спрятал в рюкзак.

Больше мы не теряли время – сразу двинулись напрямик через поле.

Первый раз шли этим путем, но не заблудились, выбрались точно на старую грунтовку. Правда, сейчас она едва угадывалась – наверное, последняя машина проехала тут еще до Сумерек. Густая трава успела подняться над разбитой колеей, а ноги то и дело проваливались в невидимые колдобины.

– Может, лучше в обход, к шоссе? – предложил Серега, рассмотрев у обочины чьи-то обглоданные кости.

– По шоссе, средь бела дня? – засмеялся Андрюха и добавил с иронией: – Не ссы, псевдоволки тут редкость. Это просто Глебу повезло.

Я промолчал, угрюмо изучая спину Демина, – он пер впереди, как бульдозер, ничуть не сбавляя шага. Ясно, почему такая спешка. Небо туманилось близким дождем, а до поселка – еще семь километров.

– Поднажмем – проскочим, – буркнул Андрюха, задирая голову. И ошибся.

Дождевые струи хлынули на нас прямо посреди поля. Мы достали из рюкзаков пленки, но те слабо помогали – трава тут по пояс, и штаны сразу промокли.

Идти стало тяжело, скользко. Но какое-то время мы упорно топали вперед.

Ведь должен когда-нибудь закончиться этот дождь!

Минута за минутой тянулись в однообразной серой пелене…

– Пора отдохнуть, – наконец решил Андрюха.

– Где, прямо здесь? – усмехнулся я, обходя большую лужу.

– Не надо здесь. – Он махнул в сторону оврага. – Рядом есть заброшенная ферма.

Мы одолели еще метров сто, чавкая ногами в раскисающей целине, потом перебрались через заболоченную низину, взошли на холм…

«Ферма» оказалась грудами битого кирпича, между которыми кое-где возвышались над травой бетонные блоки.

– Говорил, отлично знаешь эти места? – хмуро напомнил Серега.

– Все меняется, – скривился Андрюха.

А ветер усиливался – становился не по-летнему холодным, пронизывающим. Косые струи дождя барабанили по пленкам. Вода уже свободно проникала через залепленные скотчем дырки…

– Идем назад? – спросил я.

– Привал, – сухо объявил Демин.

Мы сбились в кучу под одиноким деревом, присели, кое-как укрываясь пленками от ветра. Все – смертельно усталые и голодные. Солнце еще не взошло, когда ранним утром мы пересекли периметр и возвращаемся из Зоны только под вечер. Одна радость, что не порожняком!

– Глеб, у тебя остались сухари? – уточнил Андрюха.

– Ты третий раз об этом спрашиваешь.

– Извини… наверное, башка не варит с голодухи.

– А у меня есть яблоко, – признался Серега.

– Давай сюда!

Крупное, но кислое и твердое, будто камень, яблоко разрезали тесаком на три части. Кое-как прожевали. Только помогло это слабо – скорее наоборот. В животе у меня заурчало, и есть захотелось еще сильнее.

– А помните, как мы обнаружили армейский склад? – некстати вздохнул Серега.

Вот балбес! Нашел о чем вспоминать…

Месяц назад это было. Одноэтажное здание сгорело дотла, часть его обрушилась, часть – заросла фиолетовой плесенью. Но под развалинами совершенно случайно мы нашли деревянный ящик – обугленный… Зато полный жестяных банок с тушенкой!

До сих пор помню ее вкус…

Кажется, не ел ничего аппетитнее последние лет пять – еще с начала Сумерек. Но думать об этом сейчас – почти мучительно.

Проклятое сознание ярко, в мельчайших деталях рисует волшебный фантом. Полная тарелка картошки, напитанной жиром, перемешанной с кусочками мяса. И запах…

Запах…

– А что вам нравится больше – говяжья или свиная? – с садистской дотошностью не унимался Серега.

– А что тебе понравится – в зуб или в ухо? – процедил Демин. Не выдержал, поднялся, разминая ноги. И вдруг выпалил:

– Смотрите, огонь!

Мы удивленно повернули головы. В той стороне, куда он указывал, правда что-то маячило. Вроде освещенное окошко – где-то далеко во мгле дождевых сумерек.

– Там люди живут? – робко удивился Серега.

– А по-твоему, это псевдоволки решили заселиться? До Сумерек здесь была богатая деревня, – Андрюха мечтательно прищурился. – Вот где мы отдохнем! Еще и перекусим!

– Чего ты гонишь! В округе – ни одного живого села…

– Говорю же – все меняется. Ну что, идем? Отсюда шагов триста, не больше.

Я скептически нахмурился:

– А с чего ты взял, что там кто-то будет тебя кормить?

– А вот это ты видел? – засмеялся Демин и помахал у меня перед носом бумажкой в десять долларов, – хватит на высококалорийный обед?

– С какого перепугу такая щедрость?

– Да очнитесь вы, детки, у нас товара – реально на пять штук баксов! Неужели не заработали хотя бы на сытную кормежку?

Я вздохнул:

– Вот именно – товар…

– Что?

– То самое.

Андрюха сморщился. Он, конечно, и без меня понимал – таким кушем не рискуют. Предыдущие разы наша добыча не тянула даже на пять сотен. И то находились клиенты, мечтающие ею поживиться…

А сейчас у нас и патронов не осталось.

– Ладно, – кивнул он, – спрячем на ферме. Место спокойное, глухое. Отсюда, кстати, и до поселка километра два. Можем вообще тут все хранить, пока не найдем хорошего покупателя…

Об этом мы говорили еще по дороге. Обычно весь товар сразу сбывали Цыпе – не слишком дорого, зато быстро. Но раньше нам так не фартило. Тридцать процентов от пяти штук – это уже о-го-го! Слишком жирно, чтобы делиться с посредником. За такие деньги мы и сами найдем скупщика!

Вернулись к развалинам.

Укрылись за обломком бетонной стены. Выложили товар из рюкзаков, аккуратно упаковали его в пластиковый пакет, пакет положили в большую жестяную коробку – обычно Демин хранил в ней патроны. Сверху завернули все в еще один кулек и зарыли в груду кирпича. Рядом я закопал антикварный кинжал в отделанных золотом ножнах: мой персональный трофей – тот, что я лично выхватил из желтого тумана, рискуя остаться без руки.

– Порядок? – нетерпеливо спросил Андрюха.

– Угу.

Теперь со спокойной душой можно идти греться и сушиться. А может, правда, удастся пожрать?

Ориентир – освещенное окошко – так же маячил в дымке.

Мы двинулись вперед бодрым шагом. И даже не сразу сообразили, что Серега не топает следом.

Оглянулись и увидели, что он до сих пор одиноко переминается под деревом.

– Эй, ты чего?

– Ребята, – тоскливо выдавил Гилевич, – у меня чуйка… Не надо туда ходить!

– Дерьмо, а не чуйка…

– Не надо!

– Вот задолбал! Ты – трикстер или ходячая аномалия?

Серега страдальчески скривил веснушчатую физиономию. Но с места не двинулся.

Там, за периметром, его обостренная осторожность уже не раз спасала нам жизнь. Только столбы периметра остались в десяти километрах за спиной. А нашего товарища, видимо, до сих пор колотит…

Так бывает, когда слишком долго торчишь в Зоне.

– Эй, – подмигнул Андрюха, – сделай вдох и оглянись по сторонам. Что видишь?

Гилевич растерянно заморгал.

– Дождик, травка, – подсказал Демин, – заметь, нормальный дождик, после которого кожа не слазит клочьями. И травка – нормальная, не та, что хочет попробовать тебя на вкус. Мы вернулись, понимаешь?

Серега слабо кивнул.

– Вот и расслабься. Лови фарт, трикстер!

Гилевич шмыгнул носом. И наконец-то заковылял к нам.

– Эх, салаги… – добродушно прищурился Демин, – я ж эти края знаю лучше, чем задницу Люськи-продавщицы. Со мной не пропадешь!

Я криво усмехнулся.

Уже втроем мы спустились в низину.

В сущности, наш «бригадир» сказал правду – это можно признать, несмотря на все наши терки. До Сумерек у него была тут куча родни. Так что места ему точно знакомы. И здешнюю Зону он успел истоптать куда активнее большинства доморощенных сталкеров.

Раньше бы даже у Гилевича не возникло малейших сомнений в нашем вожаке. Но в конце мая без того малочисленная бригада уменьшилась на два человека.

С тех пор и пошло все наперекосяк…

– …Твою мать!

Чавкнула грязь под ногами. Я едва не упал, поскользнувшись на невидимом камне.

– Под ноги смотри, – безмятежно отозвался Андрюха – только что он сам миновал эту лужу и даже не покачнулся.

Я смерил взглядом его спину, обтянутую грязной пленкой, – крепкий, на целую голову выше меня. Рукастый, ловкий. И башка у него варит…

Хорошо иметь такого в компаньонах. Чего ж мы с ним постоянно ругаемся?

Как говорит Гилевич – нет в этом логики…

Ведь если рассуждать логически – кто тогда заставлял Равиля и Никиту соваться в Призрачную Башню? Сами решили по-быстрому разжиться пестрой лентой. А что Андрюха? Он всего лишь не стал им мешать. Да, честно предупредил, что бывает с теми, кто сунется в окутанную маревом многоэтажку, – но все-таки не остановил…

Тут наши понятия расходятся.

«Это, – говорит, – было их право – рискнуть!»

Придурок…

И сегодня пошутил – мол, слабо тебе сгонять в желтый туман? Не слабо! Жаль, разъело рукав куртки… Но в артефактах и аномалиях я все равно разбираюсь лучше! Даже Гилевич с его хваленой чуйкой – тот еще эксперт…

Я оглянулся и с раздражением заметил, что третий член «бригады» опять едва плетется следом.

– Не отставай!

Очертания деревенского «особняка» уже выросли из дождевой пелены.

… – Привет, хозяева! – Андрюха вежливо постучал в светившееся окно.

Ни звука не долетело в ответ.

– Эй, есть кто дома?

Есть, конечно, есть – по ту сторону запотевшего изнутри стекла и плотной занавески. Вон и трава примята, и в почти новенький тазик собирается стекающая с крыши влага…

Почему же никто не отзывается?

Испугались? Ну, пусть хоть в окно глянут – не очень мы и страшные.

Там, внутри – тепло, сухо… И все, что нам надо, – немножко этого тепла.

Бр-р… Чуть унявшийся дождь нахлынул новой неудержимой волной.

Мы торопливо обежали вокруг, поднялись на покосившееся крыльцо. Андрюха забарабанил в облезлую, давно не крашеную дверь.

Никакой реакции.

– А чтоб им! – в сердцах он сорвал с плеча «АКМ».

– Эй, ты чего? – удивился я. Глупо так тратить последний патрон!

– Ничего! – буркнул Демин, замахиваясь на дверь прикладом.

В эту секунду она открылась.

Щелкнул отодвигаемый засов, и кто-то внимательно посмотрел из полумрака.

– Не бойся, свои! – подмигнул Андрюха, поигрывая автоматом.

– Добрый день! – отозвались изнутри. Голос оказался мягкий, вкрадчивый.

– Извините за беспокойство, – как можно вежливее сказал я, – а мы тут ковыляли мимо, попали под дождь…

Я жадно втянул носом воздух – внутри пахло дымом и чем-то съестным. «Это мы вовремя зашли!»

– Да, сегодня отвратительная погода… – Дверь распахнулась шире, и я наконец разглядел хозяина.

На пороге стоял обросший щетиной неопрятный мужик – худой, долговязый, чуть сутуловатый. Или он просто пригибался, оттого что дверной косяк был почти вровень с его макушкой?

– В дом не пригласишь? – оскалился Андрюха.

– Конечно, пожалуйста! – кивнул хозяин и отступил, пуская нас внутрь. Радушно улыбнулся – только взгляд был колючий.

– А вы из Зоны возвращаетесь?

– С чего ты взял? – буркнул Демин, сбрасывая в прихожей мокрую пленку. – Мы что, похожи на идиотов?

– Нет-нет! – верзила торопливо замотал головой.

– Из Сурска идем, работали там на лесопилке.

– Ага, нормальное дело.

– Да уж, не то что по Зонам шариться, жизнью рисковать! Только лесопилка закрылась, вот и решили вернуться в поселок. Ты на автомат-то не смотри, мы – ребята мирные. Это просто чтоб всякая сволочь не цеплялась.

Я уточнил:

– А у вас в деревне – тихо?

– Тихо, – кивнул хозяин, – живем на отшибе, – и грустно добавил: – У нас тут вообще спокойно…

«То есть было спокойно – до нашего визита». Мне стало его жаль. Судя по облику и манерам – хозяин из беженцев, как все мы. И, очевидно, горожанин, непривычный к деревенскому быту. Вселился в пустующий дом, кое-как наладил скудное хозяйство, а тут явились три юных отморозка с автоматом.

Грязные, наглые… Со стороны, не тянем на трикстеров – скорее на банду мародеров.

– Да вы не бойтесь, мы ненадолго. Дождь пересидим – уйдем.

– Конечно! – кивнул Андрюха и принюхался. – А поесть не найдется? – он важно уточнил: – Хотелось бы жареных трюфелей и баранины под земляничным соусом!

– Трюфелей?

– Да расслабься! Шучу, – хихикнул Демин, присаживаясь в кресло, и достал из кармана десятку баксов, – тащи, что есть. Мы заплатим!

…Тусклое сияние окутывает многоэтажку – сквозь этот муторный свет ее очертания размыты. Она колышется, как мираж. А вершина вообще скрыта белесой дымкой. И потому неясно, сколько этажей уходит к низким, свинцовым облакам.

Неясно, насколько тянется огромная трещина вдоль фундамента – дальняя сторона Призрачной Башни всегда затянута мглой.

Лишь изредка вспышки молний очерчивают ее силуэт. В эти мгновения угловатое здание бывшего офисного центра смахивает на огромную колонну, подпирающую небесный купол. И кажется, что она не была создана людьми, что она всегда была частью этого проклятого места.

Какого лешего мы здесь делаем?

На хрена маячим так близко к подрагивающему, будто живому, фасаду?

Пора уходить!

Я хватаю товарищей за плечи – и цепенею, как завороженный. Потому что ясно, как наяву, разбираю голоса – оттуда, из Призрачной Башни: «Не бойся, Глеб… Иди к нам!»

Холодный озноб ползет по спине. Я затыкаю уши, но голоса не умолкают. Никита и Равиль – это ведь их силуэты маячат там, в окне?

«Не бойся. Здесь так хорошо, тихо… Иди к нам, Глеб!»

Я хочу крикнуть. Хочу попросить прощения за то, что так и не смог их остановить.

Но им уже все равно, я знаю.

Они продолжают звать – безмятежными, не ведающими сомнений голосами.

А значит, остается только одно – я осознаю это с мучительной ясностью. И вслед за вожаком бригады делаю шаг – вперед, к фасаду Призрачной Башни…

…Не-е-т!!!

Вместо крика – глухой стон рвется из груди.

Вместо окутанной сиянием Башни – чернильно-плотная тьма…

Б-р-р-р! Холодно!

Почему так холодно и темно? Почему болят руки и невозможно ими толком шевельнуть? А голова гудит, будто колокол…

Мысли спутаны, как моток грязной бечевки. Сон и явь – перемешались, будто картинки из виртуального «шутера». Но я все же вылавливаю последнее реальное воспоминание: мы сидим за столом – расслабленные, веселые. Едим вкусный, горячий суп. Заедаем его настоящим сыром. Андрюха просит добавки, и высокий худой мужик ласково щурится: «Хорошо. Только надо подождать…»

А потом…

Что было потом?

Я вздрагиваю. И, наконец, осознаю, что лежу на чем-то жестком, холодном – кажется, на бетоне. Пытаюсь встать.

Не получается!

Что у меня с ногами?

И руки… Почему они так неудобно заведены за спину?

Я что… связан?!

– Андрюха-а!!! – сиплый неузнаваемый крик вырвался из глотки.

Рядом кто-то застонал.

Я дернулся, опять пытаясь подняться, – веревки на запястьях больно врезались в кожу.

– Глеб… – послышался из темноты слабый голос. – Это ты?

– Ага…

Какое-то движение слева. Я повернул голову. И уловил злое бормотание Сереги:

– Вот же хрень!

То есть мы все в сборе. Все трое – неизвестно где.

– Называется, поели супчика…

Что-то звякнуло рядом. И Андрюха хрипло матернулся:

– Гребаный мудак! На цепь меня посадил – я что, ему собака?! Вот же тварь!..

Я растерянно кашлянул, вспоминая тощую, смиренную физиономию хозяина. Все это не укладывалось в голове – будто нелепый розыгрыш. А Серега вдруг отчаянно заорал:

– Эй, помогите!!!

Неизвестно, кого он звал в мертвой деревне, за пару километров от ближайшего поселка. Но, так или иначе, нас услышали.

Вспыхнул свет – тусклая диодная лампочка, в тот миг показавшаяся ослепительно яркой. Я отчетливо увидел бетонный подвал высотой чуть меньше трех метров и около четырех – в длину и ширину. На стенах угадывались следы – вероятно, от стеллажей, на которых прежние хозяева хранили продуктовые запасы и всякое барахло.

Сейчас барахла не осталось. Только голые стены. И мы трое – на дне каменного мешка.

Я успел рассмотреть бледные, испуганные лица товарищей и крепкую стальную цепь на щиколотке Андрюхи. Успел подняться, опираясь на стену связанными руками.

А через секунду со скрипом распахнулся деревянный люк в потолке. Оттуда, из проема, выглянула спокойная физиономия. Тот самый – высокий, тощий. Накормивший нас охренительно вкусным супом.

– Ты что творишь, гнида?! – ощерился Андрюха. – Ты знаешь, что за такие дела…

– Да все будет нормально, – усмехнулся хозяин. – Не надо за меня переживать.

– Помогите!!! – опять крикнул Серега.

Хозяин вздохнул и поставил в проем деревянную лесенку. Сам спустился вниз. В руках у него – объемистый пластиковый таз. Поверх одежды – грубый резиновый фартук, на руках – перчатки…

У меня в груди шевельнулся холодок, но тощий верзила еще не казался особо страшным – скорее нелепым в таком прикиде. «Зачем это? На фига ему фартук?»

– Нас будут искать, – хрипло выдавил Серега.

– Не будут, – качнул головой хозяин. – Для всех – вы просто сгинули в Зоне.

Поставил таз на пол. Легко схватил щуплое тело Сереги и за связанные ноги подвесил его головой вниз – на торчавшем из потолка стальном крюке.

Пластиковый таз оказался точно под Гилевичем – у самой головы.

– Не трожь его, урод! – выпалил Андрюха.

А Серега успел крикнуть:

– Помоги!!! – но лезвие ножа в руках тощего слабо сверкнуло, отразив электрический свет, и крик оборвался. Широкая красная полоса перечеркнула горло нашего товарища.

Гилевич захрипел. Струйка крови хлынула в аккуратно подставленный таз. Подвешенное тело судорожно дернулось. И почти сразу обмякло. Лишь несколько капель долетели до фартука хозяина…

Я зажмурил глаза, оседая на пол, царапая связанные руки о бетон.

Не хотел, не мог видеть. Зато отчетливо слышал – как хрип утихает, как кровь журчит в тазу.

– Эх, детки – бесстрашные, наглые. А сами такие наивные, – словно откуда-то из удушливой тьмы долетел голос – гнусавый и чуть укоризненный.

– Тварь, – всхлипнул Демин, – гребаный отморозок!

Удары сердца бешеной дробью отдавались в висках.

Очень хотелось проснуться. Вырваться из наваждения – как вырвался из Призрачной Башни, ожившей в моем бреду.

Только проснуться не удавалось.

В тусклом свете лампы я опять увидел плавно качавшееся тело Сереги и худого верзилу, присевшего на ступеньку лестницы. Кажется, он ждал, пока кровь стечет в таз. И буднично, безмятежно размышлял вслух:

– Все имеет свою цену – особенно ошибки. А если нет мозгов – нечего шастать за товаром. Надо сидеть возле мамы и папы.

– У нас нет ни мамы, ни папы… – прошептал Андрюха.

– Давишь на жалость? Глупо, – качнул головой хозяин. – Нынче слабых не жалеют, каждый думает только о себе… – шагнул к бездыханному телу Сереги и деловито начал срезать с него одежду.

– Что… что ты творишь?

Хозяин не ответил.

И молча вспорол голое тело ножом.

Я оцепенел, чувствуя, как тошнота подкатывает к горлу. И все равно, будто загипнотизированный, смотрел на высокую фигуру с паучьими длинными руками.

А он быстрыми, уверенными движениями потрошил Серегу Гилевича – будто тушу на бойне. Отвратительные влажные звуки наполнили подвал.

– Видите, до чего легко? Проще, чем свежевать баранов. Главное, твердая рука и практика… Регулярная практика.

Какие-то красноватые комки полетели в пластиковый таз.

– А дальше – по прейскуранту. Почки – двести пятьдесят, печень – триста баксов, – он с сомнением повертел в руках коричневатый комок. – Нет, эта – паршивая… Может, возьмут хоть за сотку? – швырнул Серегину печень в таз и скупо усмехнулся: – Рынок диктует цену. Даже бесполезные сопляки вроде вас на что-нибудь годятся.

Из кармана фартука он достал белую пластиковую бутылочку и вылил ее содержимое в заполненный таз.

– Нановзвесь, – объяснил будничным тоном. – Дорогая, целых двести баксов за бутылку. Но раз нет стерильности – по-другому не выйдет!

– Ты… – прохрипел Андрюха. – Ты…

– Что я? Всего лишь деловой человек.

– Ты – не человек!

Хозяин засмеялся. Спрятал бутылочку в карман и вздохнул с легкой грустью:

– В том-то и дело, что самый обыкновенный. Представляете, до чего обидно? Мое время, мой шанс – то, о чем с детства мечталось! По всем понятиям и убеждениям мне надо быть с ними – с высшими. А долбаные хромосомы решили иначе.

– Ты… хуже, чем мутанты!

– Это вам только кажется – в силу личной заинтересованности. Конечно, было бы красивее отнимать жизнь мановением руки. Но, – он взмахнул окровавленным ножом, – и по старинке кое-чего можно добиться! Кстати, куда вы дели товар?

– Мы вернулись порожняком, – сипло отозвался Андрюха.

– Зачем врать? В вашей ситуации – бесполезно.

– Ты ведь… в любом случае нас не отпустишь?

– Конечно, – тонкие губы хозяина изогнулись в леденящей усмешке, – но есть один нюанс… – он хлопнул ладонью по обезображенному телу Сереги. – С вашим другом получилось быстро. А можно все делать медленно…

«Мясник» шагнул ближе, нависая огромной угловатой тенью. И вкрадчивым шепотом добавил:

– Очень медленно… И очень больно!

…В подвале опять темнота. Хозяин забрал таз, поднялся наверх. Он дал нам десять минут на размышление – пока будет расфасовывать «потроха», укладывая их в ледник.

Сердце уже не колотится, а едва-едва трепещет – будто я сам почти мертвый.

Рядом звякнул цепью Андрюха – как через вату долетел его слабый голос:

– Прости меня, Глеб…

– За что?

– Это я виноват, я вас сюда привел. Дерьмовый из меня бригадир. И трикстер дерьмовый… Равиля с Никитой тогда не остановил – знаешь почему? Накануне мы сильно поругались…

– Перестань, – прошептал я.

Разве теперь что-то изменишь? Из окружающей тьмы, будто наяву, передо мной опять всплыл силуэт Призрачной Башни – как наше проклятие…

Все мы так и не успели стать ловкачами.

Ведь для этого мало знания даров и ловушек Зоны. Таких сведений даже отморозок может нахвататься. Или обычный наемник на службе корпорации – из тех, кто любит щеголять кличкой «сталкер».

Нет, дело совсем в ином – и потому не каждому под силу. Ведь, чтобы стать настоящим трикстером, сперва надо стать настоящим человеком – так когда-то объяснил мне отец…

– …И за желтый туман прости – за то, что все время тебя подначивал…

Господи, о какой ерунде он болтает. Я проглотил комок в горле и тихо сказал:

– Андрюха… Неужели конец?

Он умолк – на целую минуту. Бесконечно долгую минуту длилась гробовая тишина. Пока он опять не вздрогнул, звякая цепью:

– Ползи сюда! Ближе…

Я придвинулся на его голос. И в темноте он пнул меня ботинком. Что, спятил от страха?

– Эй, ты чего?

– Каблук мой щупай – там, сбоку…

Я развернулся к нему спиной, пошевелил связанными руками и таки ощутил под пальцами что-то твердое – наверное, острую, чуть зазубренную кромку подковки.

Самую малость она выступала сбоку каблука. Но… клянусь Зоной, этого вполне достаточно, чтоб пилить, рвать об нее веревку!

Да! Да!

Через пару минут – руки свободны. Еще немного – и перерезаны путы на щиколотках.

Теперь освободить Андрюху!

Цепь… Проклятая цепь! Она тянется к кольцу – тому, что намертво вделано в бетонную стену. И стальной браслет на щиколотке – тоже не открыть.

– Без толку, – шепчет Демин. – Уходи!

«Как так – уходи?» – застываю я.

– А ты?

– Добежишь до поселка, кого-нибудь приведешь – хоть Карася и Цыпу! Пообещай им долю «товара»…

Наверное, он прав. Вот-вот вернется «мясник»-хозяин. И что я с ним сделаю голыми, пусть и свободными, руками?

Нащупываю в темноте лестницу и нечаянно касаюсь подвешенного тела Сереги. Вздрагиваю, словно от удара током: «Еще теплый…»

Но разводить сопли не имею права. Проворно взбираюсь по лесенке – хорошо, что «мясник» ее не убрал.

– Глеб, – вдруг долетает снизу отчаянный шепот, – только не бросай меня, пожалуйста. Поклянись, что вернешься!

– Даю слово…

– Слово трикстера?

– Да!

Осторожно щупаю крышку люка.

Не заперто!

Угу, хозяин ведь ненадолго отошел…

Бережно ее приподнимаю, и все равно раздается предательский скрип. Я цепенею, затаив дыхание. Аккуратно откидываю крышку.

Кругом сумрак, но можно понять, что комната наверху – вроде чулана. Какое-то старое тряпье по углам, древний комод, заставленный кастрюлями. А главное – есть окошко! Маленькое, но вполне достаточное для моих габаритов…

Я выбираюсь из люка. И ступая на цыпочках, крадусь к окну: «Только бы не оказалось наглухо заколоченным!»

О, черт! Окно держится на согнутых гвоздях.

Я до крови прокалываю пальцы, пытаясь отодвинуть их вбок.

А за дверью уже раздаются шаги – все ближе и ближе!

Проклятие!

Я, как загнанный волчонок, оглядываюсь по сторонам. В чулане негде укрыться. И нечего использовать в качестве оружия – разве вон ту разделочную доску? Сумею я вырубить ею «мясника» с одного удара?

Дергаюсь за доской к комоду и цепенею на полпути: «Нет!»

А дверь в чулан со скрипом начинает открываться…

И я сжимаюсь в углу, зарывшись в кучу старой, провонявшей нафталином одежды. Закрываю глаза – словно это поможет стать невидимым.

Что-то гремит – там, у самого входа. Вроде бы «мясник» взял эмалированную кастрюлю. И опять захлопнул дверь.

Это кажется чудом – но он даже не глянул в мою сторону. Не заметил распахнутой крышки подвального люка!

Я вскакиваю, озираюсь. Мне нужно хоть что-то – тонкое, твердое, чтоб бесшумно поддеть гвозди на окне. И я замечаю в углу край металлической таблички – он торчит из-под старой шубы.

Хватаю табличку. «ЛИПЕЦКГОРГАЗ» – написано там крупными черными буквами. Да хоть «горнефть»!

Поддеваю гвозди – один за другим.

Аккуратно открываю окно. И ужом выползаю наружу, кувыркаюсь в мокрую траву.

Вскакиваю, бегу под косыми струями, не разбирая пути. Падаю в грязь и опять поднимаюсь, петляю по кустам. Скатываюсь в канаву, ползу…

А изувеченное тело Сереги до сих пор, как наяву, маячит перед глазами. И тяжелая поступь «мясника» мерещится за спиной.

Я прихожу в себя только метров за пятьсот, когда проклятый дом скрывается в дымке. Уже вечереет, ранние сумерки опускаются на мертвую деревню. Я стою за околицей – дрожащий от слабости, промокший до нитки.

И четко осознаю: пусть я без роздыха буду лететь до поселка – все равно не смогу ничего изменить. Даже если уговорю Карася и Цыпу на рискованную экспедицию. Даже если их машина не застрянет в грязи…

Туда, обратно – минут сорок раскисшими дорогами.

Элементарно не успею!

Тоска, как глухая боль, охватывает от этой мысли. И такое острое чувство беспомощности, что ноги сами подгибаются. Я сажусь прямо у обочины – едва не в лужу.

Значит, ничего нельзя сделать.

Разве что вернуться – прямо сейчас… От этой мысли сперва обдает жаром, потом холодом.

Что я могу – в одиночку?!

Слезы текут по щекам, смешиваясь с дождевыми каплями.

Только одно не дает разрыдаться. Лишь одно придает силы под этим чугунно тяжелым небом. «Я ведь поклялся… Я дал ему слово!» – гулко, неумолимо стучит в висках, заставляет стиснуть кулаки и зубы.

И я поднимаюсь с земли…

 

Часть 1. Огненная река

 

Глава 1

Чей-то нудный голос ворвался в сон:

– …Сегодня у нас в гостях глава издательского дома «Русский воротила», главный редактор журнала «Гламур» Андрей Мысков.

«Проклятый телевизор…»

Я перевернулся на другой бок и с головой накрылся одеялом. Но голоса все равно долетали из соседней комнаты:

– …Андрей, хотелось бы поговорить с вами о таком понятии, как «высшие», о том, что оно значит в нашей жизни…

– Сразу замечу – мне не нравится этот термин! От него за версту разит мутантофобией.

– Даже так?

– Рассуждая вульгарно, если есть «высшие», значит, большинство оказывается «низшим»? Отсюда вытекает непонимание, даже неприятие… Отсюда рукой подать до злобной клички «упыри»!

– Хм-м… А какое бы название вы предложили взамен?

– Думаю, наиболее точный термин – «креативный класс»…

Я вздохнул. Возникло сильное желание вскочить и вырубить на хрен «зомбоящик». Но я знал, что тогда сон точно убежит, развеется без остатка. И опять полдня придется бродить с тяжелой головой.

«Нервы – ни к черту…»

– … хотелось бы пояснить термин. Все мы знаем, какую особую роль сыграли Сумерки в становлении современной посттоталитарной России…

– Андрей, а как вы относитесь к точке зрения, что Сумерки до сих пор продолжаются?

– Вздор! Они длились максимум год-два. А может – и считаные месяцы. И сейчас, вот уже полтора десятилетия, мы живем в практически нормальной стране.

– Но ведь… миллионы погибли? И до сих пор слабо заселенными остаются целые районы…

– Знаете, все эти разговоры о какой-то трагедии отдают дешевым популизмом! Ведь кто умер в первую очередь? Те, чей организм был ослаблен алкоголем, бездельники, люмпены, неспособные реализовать себя в условиях здоровой конкуренции. Страна и мир избавились от балласта. Разве это плохо?

– Ну, конечно, если смотреть так…

– А по-настоящему деловые, инициативные личности получили колоссальные возможности для самореализации. И дело не только в изменениях на генном уровне, куда важнее – переворот в общественном сознании. За эти годы почти удалось побороть вредный предрассудок о том, что каждый от рождения имеет право на жизнь. Нет, господа ортодоксы, это право еще надо заслужить!

– То есть вы считаете, подобные вопросы должен регулировать свободный рынок?

– Именно! Жизнь – такой же товар. И всякие искусственные ограничения, связывающие энергию креативного класса…

– Выключи его! – процедил Ромка в соседней комнате. – А то я разобью телевизор.

Кид хмыкнул. Приглушил звук и переключил на другой канал.

– …успешно продолжается спецоперация в Серпуховском районе. Благодаря эффективным действиям сотрудников МЧС только за последнюю неделю удалось расчистить от фиолетовой плесени не менее десяти квадратных километров…

– Вранье! – откомментировал Кид.

А телевизор в соседней комнате продолжал бодрым голосом диктора:

– …Наши доблестные бойцы ОКАМа на деле доказали готовность исполнить план президента. Подмосковье будет безопасным! С начала операции уже успешно ликвидированы тридцать восемь псевдоволков, один потрошитель и два живоглота…

– И кто в это поверит? – горячился Кид. – Доблестные брехуны! Два живоглота…

– Ну, может, и не врут, – осторожно допустил Ромка. – Говорят, после того как потрошитель напал на кортеж губернатора, со всей области согнали бойцов…

– Не в этом дело! Это ж тебе не псевдоволков мочить.

– Псевдоволки – тоже не кролики… – судя по голосу, Ромка усмехнулся.

– Да знаю. В свое время завалил их больше, чем ты монстров в «Кровавом тумане». Даже из «АКМ» бывает не с первой очереди.

«Можно и из пистолета… – подумал я, опять проваливаясь в сон. – Даже с одного патрона…»

…Огромное тело еще трепыхается. Когти загребают землю. Но мутноватый зрачок уже невидяще застыл.

Андрюха Демин первым осмеливается подойти ближе. Пинает убитого псевдоволка ногой. А тело зверя вдруг оживает – мощные лапы будто подбрасывают мутанта в воздух, и страшная, похожая на крокодилью пасть клацает зубами в сантиметре от удирающего Андрюхи.

Мы мчимся без оглядки, проламывая чахлые кусты.

Но раненый зверь не отстает.

Мы чуем тяжелую поступь, а сами замедляемся с каждым шагом – ноги вязнут в раскисающей под дождем земле.

И патронов больше нет!

– Туда! – кричит Андрюха, указывая во мглу сумерек, – сквозь дождевую пелену там едва различимо освещенное окошко.

– Нет! – вскрикиваю я от ужаса, – Не надо!

Только не туда!

…Красноватая тьма колыхнулась вокруг. «Не надо! – болезненная вспышка в мозгу. – Пожалуйста, не туда!»

– Куда не туда? – удивился Ромка. И я понял, что говорю вслух.

Открыл глаза. Сел на кровати, успокаивая часто колотившееся сердце.

«Всего лишь сон…»

Причуды усталого сознания. Ведь наяву было не так.

А в соседней комнате по-прежнему бубнил телевизор:

– …Новая волна мирового кризиса уже на подходе. Прошло время популизма! И потому не может быть иных критериев, кроме экономических. Общество должно осознать, что слабость нам не по карману. Тот, кто слаб, не должен рассчитывать на жалость…

Я вскочил с кровати. Шагнул в соседнюю комнату, вырубил телевизор и швырнул пульт в открытое окно.

– Эй, ты чего? – возмутился Кид.

Я не ответил.

Вышел из дома и захлопнул за собой дверь. Тяжело опустился на согретые солнцем ступеньки крыльца.

Октябрьское утро удивительно погожее – ни единого облачка. Бабье лето в разгаре. На улице даже теплее, чем в доме… Сад совсем зеленый, зато на ветках – красные яблоки. Сидеть бы на солнышке и всем этим наслаждаться.

Отчего ж я, будто наяву, вижу давний промозглый день? Я что, до самой смерти обречен вспоминать это?

Чья-то рука легла мне на плечо.

Я вздрогнул, повернул голову.

Ромка глядел на меня внимательно и встревоженно:

– Опять приснился кошмар – да, Глеб?

Он присел рядом на ступеньку крыльца.

Я не ответил, молча рассматривая кружившуюся на ветру паутинку. Говорить не хотелось. Хотелось выпить граммов двести «сталкеровки» и опять провалиться в забытье…

Ромка шмыгнул носом:

– Мы тоже все на нервах. Целую неделю тут кантуемся…

– Шесть дней, – сухо уточнил я.

– Глеб, а вдруг она уже не приедет?

– Что? – я повернул голову и внимательным взглядом смерил его исхудалое лицо. – То есть как не приедет?

– Вдруг… Настя решила не идти против своих?

Я стиснул зубы. Отвел глаза и выдавил – спокойно, как мог:

– У тебя что, после ранения башку переклинило? Каких еще «своих»?

– Ну, бог знает…

Я сгреб его за футболку и хрипло зарычал в самое ухо:

– Мы для нее – свои! Понимаешь?! Мы!

Сзади жалобно скрипнули половицы. Я хмуро оглянулся. На пороге стоял Кид, прислонившись к дверному косяку, засунув руки в карманы потертых джинсов. Солнечные зайчики сверкали на бляхе ремня, а его владелец мрачно рассматривал нас с высоты своего почти двухметрового роста.

Наконец не выдержал и сухо озвучил:

– Что вы с ума сходите, ребята?

– Нормально, – процедил я, выпуская Ромкину футболку. И отвернулся.

На самом деле – мне было стыдно.

Ладно, Ромка – он-то совсем зеленый, на пять лет младше, до этого никогда не попадал в серьезные передряги.

А я… Какого лешего устраиваю сцены?

Подумаешь, ляпнул он глупость – почему меня это так задело?

Нервы расшалились? Или он вслух произнес то, о чем я сам боюсь даже подумать?

К дьяволу!

Я не параноик.

Есть масса других, разумных объяснений…

Шесть дней назад Настя должна была явиться в это чертово заброшенное село. Но вполне могло статься, что она понадобилась в ином месте. Мало ли какие планы у командования Невидимой Армии? Такой ценный человек всегда нарасхват. Особенно если учесть, что она – не совсем человек…

Вон и Кид говорил, что все будет в порядке. И если бы случилось что-то экстраординарное, нам бы давно дали знать – связь-то у нас есть!

– Ромка, оставь его в покое, – негромко сказал Кид. – Пошли в дом…

Скрипнула за ними дверь.

Я целую минуту сидел неподвижно, уставившись в трещину на ступеньке. Потом обошел дом, отыскал в густой траве пульт от телевизора и вернул его на подоконник открытого окна.

Пускай смотрят. Один хрен нечего делать.

Энергии от портативного мю-генератора хватит и на старый телевизор, и на систему оповещения, датчики которой Ромка понатыкал на всех подступах к деревне.

Я сел в траву прямо под окном, привалился спиной к теплым кирпичам.

Мы тут – единственные жители, так что надо расслабиться и сполна насладиться этим солнцем и покоем…

Кид и Ромка о чем-то тихо переговаривались.

Я вслушался.

Нет, не обо мне. Кажется, опять обсуждают спецоперацию ОКАМа…

– …Думаю, чтоб отчитаться, дохлых псевдоволков свезли со всей области.

– Ну, может, и живоглотов пришили где-то в области?

– О чем ты говоришь! Эту нечисть даже огнеметом не возьмешь. Самая страшная тварь!

Я закрыл глаза.

«Самая страшная тварь – вовсе не живоглот…»

…Тусклый свет лампы. Острый запах крови.

Очень хотелось проснуться. Только кошмар не кончался.

Я опять увидел плавно качающееся тело Сереги и худого верзилу, присевшего на ступеньку лестницы. Кажется, он ждал, пока кровь стечет в таз.

– Что… что ты творишь?

Хозяин не ответил.

И молча вспорол голое тело ножом…

…шум ветра в кронах.

Чириканье воробьев.

Безмятежность – легкая и полезная для нервов. Даже голоса из открытого окна больше не раздражают.

– …а помнишь, министр еще летом дал обещание вычистить Подмосковье? Тогда проскользнула инфа о каком-то удивительном спецсредстве…

– Обещал вычистить? – хмыкнул Кид, – Смешно. Нынче даже трикстеры не держат слово!

«Интересно, кого он имеет в виду?..»

…Аккуратно открываю окно. И ужом выползаю наружу, кувыркаюсь в мокрую траву.

Вскакиваю, бегу под косыми струями, не разбирая пути. Падаю в грязь и опять поднимаюсь, петляю по кустам. Скатываюсь в канаву, ползу… А изувеченное тело Сереги до сих пор, как наяву, маячит перед глазами. И тяжелая поступь «мясника» мерещится за спиной.

Я прихожу в себя только метров за пятьсот, когда проклятый дом скрывается в дымке.

Тоска, как глухая боль, сжимает сердце. И такое острое чувство беспомощности, что ноги сами подгибаются…

– Глеб, ты завтракать будешь? – долетел голос Ромки.

Я повернул голову.

Он спрыгнул с крыльца. Подошел, остановился рядом, неуверенно переминаясь. Мне опять стало неловко – даже если нервы расшатаны, глупо срываться на друзьях. Пусть даже они мелют всякую чушь…

– Спасибо, Ромка, но что-то совсем жрать неохота… И вообще так колбасит, словно неделю из Зоны не вылезал.

– Голова болит? Таблетку дать?

– Не болит. Просто сижу и, как дурень, вспоминаю золотые дни детства…

Он насупился, буркнул:

– Ты меня извини, ладно?

– Уже, – усмехнулся я, – тебе еще повезло, что Кид не слышал, а то б он тоже обиделся… Так обиделся, что пришлось бы компресс прикладывать! Он-то Настю давно знает – куда дольше, чем мы с тобой.

Ромка вздохнул и присел рядом:

– Шестой день ждем – наверное, все-таки что-то случилось?

Я глянул в сторону сарая – за ним, под раскидистым деревом, стоит «Газель» с особо ценным грузом. Кид сейчас будет его проверять – обычно он делает это пару раз, утром и вечером. Говорит, для надежности, хотя картинка с внутренней камеры и так транслируется на стоящий в доме ноутбук.

Система хорошо продумана. И те, кто планировал операцию, многое предусмотрели.

Только не все…

Уже давным-давно этому ценному грузу следовало оказаться в Зоне № 9.

– Да, наверное, что-то случилось, – сухо кивнул я.

– Она ведь не оставила бы нас здесь, правда? – вздохнул Ромка. – Настя пошла бы с нами до самого конца? Или ты считаешь, в этом нет смысла?

– Смысл есть всегда…

…утер слезы рукавом. Поднялся с мокрой травы. К отчаянию добавилась злость – на самого себя.

Скользя в грязи, запинаясь в густой траве, я бросился через завесу дождя. Ранние сумерки темнели с каждой минутой. «Лишь бы не заблудиться, лишь бы выйти к развалинам фермы!»

Пару раз я падал, в кровь ободрал руки о кусты терновника и почти уверился, что иду не той дорогой. Но вдруг из дымки появился узнаваемый обломок бетонной стены.

Я подбежал и торопливо стал разгребать битый кирпич.

Есть! Вот он – кинжал в отделанных золотом ножнах. Но главное – с удобной рукояткой. Я вытащил клинок из ножен, попробовал остроту лезвия.

И отложил в сторону.

Начал раскапывать кучу кирпичных осколков рядом. Извлек оттуда жестяную коробку с «товаром». Открыл и глянул внутрь.

Немного «мха», зато целых три «рыбьих чешуи», «наперсток» и «водяной аметист» – все тянет минимум на пять штук баксов. Если на двоих – по две с половиной на брата. Очень много.

А если одному – так вообще целое богатство! Хватит, чтоб купить себе нормальный дом в поселке, еще и на мотоцикл останется…

Я цепенею от этой неожиданной мысли. И стискиваю кулаки.

К черту, к лешему!

Главное – понять, что это за странная фиговина, которую мы обнаружили рядом с «водяным аметистом»? Демин вообще не хотел ее брать – от греха подальше. А я настоял.

Когда-то Петрович показывал мне похожую хрень. Или не совсем похожую?

Трудно рассмотреть в сумерках.

Я достаю из коробки тонкую фиговину, остальной «товар» зарываю на прежнем месте. Сую кинжал за пояс.

И опять двигаюсь последней тропой Сереги Гилевича – к горящему в полумраке, как глаз мутанта, окошку проклятого дома.

Страх и злость гремучим коктейлем отдаются в голове при каждом шаге. Пару раз я обхожу жилье «мясника» кругом, вслушиваясь и обдумывая, как незаметно проникнуть внутрь. Окно чулана уже закрыто – может, и заколочено по-новой? Ясно, что этот путь уже не годится…

«Думай, Глеб!»

Только ничего оригинального на ум не приходит.

А потом я улавливаю звук – оттуда, изнутри. Похожий на сдавленный крик. И просто шагаю к крыльцу, что есть силы начинаю барабанить в дверь:

– Открывай, сволочь!

Чуть отступаю. Но я не прячусь, стою в луче фонаря напротив входа: пусть «мясник» хорошо разглядит мою фигуру – жалкую, грязную, беспомощную…

Я жду. А мелкий дождь вокруг сверкает тысячами алмазных капелек. Это красиво – так красиво, что помогает не чувствовать бешено колотящееся сердце…

Негромко скрипит замок.

Дверь распахивается.

Тощий высокий силуэт возникает из тьмы. Огромная тень падает на крыльцо. Как живая, она тянется к моим ногам. Там, в этой тьме, что-то блестит – нацеленный в меня пистолет. «Грач», мой «грач»…

«Мясник» улыбается. А его палец лежит на спуске.

– Отпусти Андрюху! – хрипло выдавливаю я. – Иначе мои друзья сдерут с тебя кожу… Натянут на барабан и будут играть – пока ты не сдохнешь!

– Вранье, – качает он головой, – ты пришел один! За это время никакая подмога не успела бы добраться из поселка.

– Отпусти, иначе…

– Сопляк! Кого думал взять на испуг?

Дрожащими пальцами я вытаскиваю кинжал.

Верзила скалится в ухмылке:

– Глупый мальчишка… Зачем ты вернулся? Разве сложно усвоить главное правило – каждый сам за себя?

– Я дал слово!

– Какое еще слово?

– Слово трикстера, – шепчу, понемногу освобождая пальцы левой руки. Зажатая между ними тонкая фиговина выпрямляется в его сторону…

И ничего не происходит.

– Что, щенок? Ждешь награду за смелость? – «мясник» до сих пор улыбается, даже шагнул ближе, целясь в меня из «грача». – Ладно, убью тебя быстро!

«Неужели не сработало?!» – мелькает отчаянная мысль. Как завороженный, я смотрю в темный зрачок пистолета. Это длится долго – может быть, целую секунду… И вдруг «мясник» вскрикивает, будто его укусила змея.

Скатывается с крыльца, выронив оружие. Хрипит, корчась. Наверное, ему очень больно – так, словно кто-то невидимым ножом вспарывает его потроха.

Я вздыхаю – глубоко, облегченно. И наконец-то разжимаю сведенные судорогой пальцы – уже бесполезный, тонкий стержень выпадает на траву.

Я не ошибся. Это была «чертова игла» – та самая, о которой рассказывал Петрович. Мне удалось ее активировать. И значит, «мясник» еще пару часов будет хрипеть в невыносимых муках – прежде чем околеет.

Я обхожу его вздрагивающее тело, поднимаю с земли отцовский «грач». Шагаю в дом, пересекаю коридор, распахиваю двери чулана. Спускаюсь в открытый люк. И замираю внизу, будто наткнувшись на невидимую стену.

Подвал – слабо освещен. Но даже тусклого огонька диодной лампочки хватает, чтоб понять…

ОПОЗДАЛ!

Едкие ароматы крови и горелого мяса бьют в ноздри – так что перехватывает дыхание. А в углу скорчилась фигура – почти неузнаваемая…

И все-таки я его узнаю. Все-таки я могу рассмотреть даже то, что не хотел бы видеть, – с непоправимой, мучительной ясностью…

ОПОЗДАЛ!

Несколько секунд я не двигаюсь – будто ноги примерзли к полу. И наконец делаю шаг ближе, стараясь не вступить в широко растекшуюся мутно-бордовую лужу.

Мне страшно и невыносимо горько.

А он, этот полумертвец, вдруг открывает глаза и хрипит радостно:

– Глеб!

Его лицо, бледное, как вечернее небо, почти серое. Но Андрюха улыбается – словно ему полегчало в эти последние минуты.

– Глеб… ты такой молодец… – шепчет разбитыми губами. – А мне казалось… ты уже не вернешься…

Я проглатываю ком в горле. Пытаюсь ответить что-то бодрое:

– Да ладно, Андрюха… Разве я мог по-другому? – и торопливо отворачиваюсь, чтоб он не заметил предательские слезы. – Я ведь дал тебе слово… Слово трикстера!

 

Глава 2

…Солнце поднималось выше. А ветер качал кроны. Золотые листья слетали с веток и порхали, как растревоженные бабочки.

Один из листков опустился прямо в мою ладонь. Он оказался теплым, будто живым.

Я сжал ладонь, впитывая это тепло.

– Смысл есть всегда… Раз обещала – она сделает все возможное. Понимаешь, Ромка, мир не загнулся окончательно лишь потому, что еще есть люди… Люди, которые знают цену каждому слову… Она – из тех, кто знает.

– А ты… знаешь?

Я молчал, вслушиваясь в чириканье воробьев. Меньше всего мне хотелось казаться героем. Герой из меня – еще тот. Наконец озвучил:

– Иногда бывает трудно… почти невозможно оплатить эту цену. Но мы все должны стараться.

– То есть будем ждать дальше… – прошептал Ромка.

– Кид же говорил – неделя крайний срок. Потом он пошлет запрос в Центр – возможно, операцию придется перенести.

– Перенести? А если будет поздно?

Я вздохнул. Мне нечем его успокоить. Разве что в который раз озвучить правильные фразы:

– Центру виднее. Россия большая, а таких, как мы, – очень мало. Вдруг понадобилась срочная помощь в другом месте? Вдруг от этого зависит чья-то жизнь?

– Жизнь? – Ромка сморщился, как от боли. – А что, про тех, кого увезли в Зону № 9, уже забыли? Или их жизни ни хрена не стоят?

Я не ответил.

Что тут вообще скажешь?

Я-то не забыл – ни Алену, ни Женю. Так же, как всех остальных, захваченных бригадами полицаев-«эвакуаторов», – всех, кого мы обязаны спасти. А еще помню про сотни, тысячи других, которые гибнут каждый день. И которых – спасать некому…

Когда мы подписывались на эту операцию, все уже было оговорено – Невидимая Армия отдает приказы, а мы их выполняем.

Это правильно и разумно.

Особенно когда воюешь против целого мира…

Но что толку повторять это лишний раз? Ромка и сам это знает. Знает, но опять видит перед собой лицо Алены. И ее глаза – в тот день, в тот час, когда за ней пришли полицаи на службе упырей…

– Расслабься, – хлопнул я его по плечу. – Мы успеем! Думаю, Настя уложится в сроки…

Его успокаиваю или себя?

Что-то Кид долго ковыряется в машине. Я встал, обошел сарай. Фургон был закрыт, а капот «Газели» поднят. Хмурый Кид стоял рядом и задумчиво вытирал грязные руки ветошью.

– Груз в порядке? – на всякий случай уточнил я.

– А что ему сделается… – сердито отозвался Кид.

Интонация мне не понравилась.

– Случилось чего?

– Мотор накрылся.

– То есть… как накрылся?

Что за пургу он несет? Как такое вообще возможно? Уже шестой день эта чертова «Газель» стоит на приколе!

– Сам глянь, – махнул он рукой.

Я подошел ближе. И оцепенел.

«Тудыть его в качель!» – не зря мне так погано спалось.

Внутренности машины – будто изъедены оспой или побиты шрапнелью. А в моторе чернеет пара сквозных дырок…

– Наверное, мелкие плазмоны, – сухо предположил Кид.

– Да какие плазмоны! Откуда? Видишь, совсем не оплавлено. Да и снаружи – нет входных отверстий…

Он хрипло матернулся. В сущности, без разницы, что это было. Главное – конечный результат.

– …И где мы эту дрянь подхватили?

Я сердито сплюнул. Откуда мне знать? Можно только догадываться.

– Наверное, когда срезали через Синюхинский лес…

– По карте – там чисто.

– Все меняется. На картах многое не указывают.

А я, когда ехали, чувствовал кожей… Чувствовал и понадеялся, дурак, что как-нибудь обойдется.

Подошел Ромка и изумленно глянул под капот. Растерянно выдавил:

– Не понимаю… От Синюхинского леса – тридцать километров. Вы ж помните, оттуда докатились, как по маслу! А здесь на месте я проверял – все было нормально…

– Тогда и было нормально, – буркнул я, – Это ведь не сразу проявляется. Несколько спор железной чумы попали через радиатор. А сейчас видим последствия…

Ромка нервно кашлянул. После ранения, когда волнуется, у него всегда начинается кашель.

– Лекарство прими, – напомнил я. А Кид продолжал мрачно изучать дырявый двигатель. Сухо уточнил:

– Считаешь, чума? – пальцем постучал по нетронутому цилиндру. – Обычно она все подряд съедает…

– Да, если б мы в Зоне нарвались. Там – ест все без разбору, вплоть до змейки на штанах и подковок на ботинках… А тут – для нее некомфортные условия. Кстати, если б мы раньше заметили – хотя бы пару дней назад – достаточно было бы смазать сверху машинным маслом.

– И что, помогло бы? – подавленно спросил Ромка.

– Вполне.

Для этого просто надо было вовремя заглянуть под капот. Только никто не удосужился…

Я вздохнул, отворачиваясь.

– Простите, – тихо сказал Ромка, – это моя «Газель» и моя вина… – он опять закашлялся.

– Расслабься, – буркнул я.

Уж его точно глупо обвинять. А вот мне сам бог велел перестраховаться…

Я глянул в лужу на свое серое нелепое отражение.

Ну что, болван? Захотел поиграть в неврастеника? Вот тебе и реальный повод понервничать…

– Что там с электромотором?

– По-моему, цел, – отозвался Кид.

– А коробка передач, ходовая часть?

– Уже смотрел. Вроде в порядке.

Тогда есть вариант. Наша «Газель» гибридная, аккумулятора хватает километров на семьдесят…

– Можно зарядиться от мю-генератора! – оживился Ромка.

Кид забрался в кабину и щелкнул на панели тумблером, включая электронику. Через секунду мрачно доложил:

– Не выйдет. Аккумулятору, по-моему, тоже кирдык!

– Что, оба модуля… сразу?

– Правый – ноль высвечивает. А левый – только 30 % заряда. – Кид полез под заднее сиденье и вытащил почерневший, усеянный мелкими дырками аккумуляторный модуль. Повертел его в руках и уронил на траву. Сухо сообщил: – Второй – в чуть лучшем состоянии.

Я вздохнул.

Угу. По-другому и быть не могло. Система кондиционирования – чтоб сверхлегкий, но капризный, как девственница, литий-инверсионный аккумулятор работал в оптимальном режиме. Именно так туда проникла железная чума…

30 % емкости, оставшихся в левом модуле, хватит на десяток километров, может, и меньше по этим дорогам. Это не езда. А до Зоны № 9 – почти девяносто…

– У тебя есть запасной модуль? – глянул я на Ромку.

– Нету, – потерянно пробормотал он. – Перед поездкой ведь ставили оба новые… И я не думал, что так скоро…

– А мог бы подумать! – огрызнулся Кид. – Между прочим, не на пикник собирался!

– Хватит, – буркнул я. Мы все хороши. И будет верхом идиотизма выяснять сейчас отношения.

Вернулся в дом, достал из рюкзака карту, внимательно ее изучил.

Ага, не так уж и далеко… За пару часов можно успеть.

Надел куртку и мотоциклетный шлем, накинул лямки рюкзака. Вышел из дома и выкатил из сарая свой «Фалкон».

Кид преградил мне дорогу:

– Что ты задумал?

– Слегка проветрить мозги – психиатры рекомендуют. Заодно куплю новый аккумуляторный модуль…

– Так не пойдет, – качнул он головой. – Сказано было – ждать ровно семь дней. И никуда не высовываться!

– Да, – терпеливо кивнул я, – только ситуация поменялась.

– Ты в розыске, не забыл? Где-нибудь засветишься – поставишь под удар операцию!

– Мы все в розыске. А операция – и так под ударом.

– Есть еще вариант, – вмешался Ромка, – напрямую подключить мю-генератор…

От отчаяния у него мозги переклинило?

Я вздохнул и терпеливо напомнил:

– Электродвигатель – это вам не телевизор. В стационарном режиме – мощности хватит, только чтоб едва ползти. Думаю, максимум километров пятнадцать в час…

– Так увеличим мощность! – Ромка глянул на меня невозмутимо, недоуменно. И я улыбнулся – не очень весело.

Ага, здорово он шарит в технике и электронике. А таким простым вещам – неужели сейчас не учат?

– Тебе напомнить, с чего начались Сумерки? Почему во всем мире отказались от мю-коллайдеров?

– Потому что они взаимодействовали на расстоянии. А Сумерки начались с того, что коллайдеры вошли в резонанс…

– Стыдно, Шепилов, ответ на тройку. Это ж я ни фига не кончал, а у тебя – компьютерный колледж! Когда все началось, коллайдеры пытались заглушить… И не смогли. Чем выше мощность, тем труднее ими управлять.

Кид кашлянул:

– Ты хочешь сказать, одно дело – просто зарядить аккумулятор. А совсем другое – напрямую врубить мю-генератор?

И этот туда же!

Я усмехнулся:

– Возил ты когда-нибудь в машине бутылку с нитроглицерином?

– Думаешь… взорвется?

– Может, просто расплавится… Вместе с «Газелью». Так тебе приятнее?

Кид шумно вздохнул. Почесал затылок. Махнул огромной ручищей:

– Ладно, езжай… Только аккуратнее – без приключений!

Мог бы и не говорить.

От нашего временного убежища – совсем близко до околицы.

Я выехал из деревни и повернул на старую дорогу – ту, что вела прямиком через лес. Судя по карте, он «чистый» – так же, как Синюхинский.

Значит, лучше не расслабляться.

Чем дальше от транспортных магистралей и живых поселков – тем больше сюрпризов. В сущности, это даже на пользу криминальному типу вроде меня. Полиция редко забирается в такую глухомань, а сюрпризы – не любит вообще.

Хотя кто их любит?

Лучше, если без них…

По-летнему горячее солнце взбиралось в синевато-прозрачное небо. А налетавший ветер приятно холодил тело под курткой. Дорога – твердая и ровная. Одинокие лужи легко объезжать стороной.

Не езда, а удовольствие…

Я начинаю думать: не так уж это и плохо – вырваться из проклятой, мертвой деревни хоть на несколько часов…

Вырваться, чтоб опять ощутить, что ты жив.

Пусть проносятся деревья – справа и слева. А наметанный взгляд привычно скользит по окрестностям – выхватывая даже смутные намеки на аномалии или затаившихся мутантов…

Кому, если не мне, кататься по этим заброшенным дорогам? Лететь, словно на крыльях, там, где давно не ступала нога человека…

Может, еще до обеда успею вернуться.

Тем более что погода не обещает перемен – самолет, прочертивший высь серебристой точкой, не оставил следа.

По карте до ближайшего нормального поселка километров двадцать пять. Микулино он называется. Там, еще с досумеречных времен, сохранилась хорошая авторемонтная мастерская. Думаю, новый аккумуляторный модуль у них точно найдется – сейчас даже в провинции полно «гибридов». А в микулинскую мастерскую ездят со всего района.

Информация – относительно актуальна. Более свежая только та, что каждый день обновляется в Интернете. Но покрытия Сети здесь нет, а пользоваться для этого спутниковой связью – лишний риск. Ведь кое-чего и в Интернете не укажут – например границ зоны патрулирования ОКАМа…

Надеюсь, до них еще далеко.

Плохо, что дорога уже едва угадывается – будто тут по ней пару лет никто не ездил. Кое-где прямо посреди колеи выросли кусты…

Я остановился возле небольшого озерца с болотистыми берегами и еще раз сверился с картой. Ага, кажется, пропустил поворот. Но это ничего, повернуть можно и здесь. Километра через три будет западная окраина Микулина.

Хорошее место – бывший райцентр, сохранивший остатки цивилизации и все-таки расположенный в стороне от главных магистралей. Значит, для меня относительно безопасный.

Я опять вдавил кнопку стартера. Выжал газ.

Пару километров одолел за считаные минуты. А потом все изменилось.

Я перебрался через ручей, за которым не стало леса.

Вместо него – обгоревшие стволы и земля, укрытая пеплом. Ни одного свежего следа, ни одной травинки…

То есть все выгорело этой осенью – недавно, может, пару недель назад?

Странное время для лесных пожаров…

Ничего. Лишь бы мастерская работала!

Я проехал еще километр и тогда наконец осознал.

Поселок…

С ним – что-то не то.

Сразу за опушкой виднелись почерневшие коробки кирпичных зданий и груды головешек – там, где стояли деревянные дома… Так бывает, когда горит лес – окраины страдают сильнее всего. Но почему не видно людей?

Я заглушил мотор и ощутил, какая вокруг пронизывающая тишина.

Шепотом матернулся.

Кажется, тут я не достану аккумулятора…

Завел мотор, обогнул крайние развалины и выехал на центральную улицу, машинально прикидывая, где должна располагаться мастерская.

У меня еще теплилась надежда – слабая, призрачная… Но с каждой сотней метров она угасала.

Ничего не могло остаться. Никто не пытался тушить дома. Ведь огонь пришел не из леса.

Это стало очевидно, когда к едкому аромату гари добавился новый запах. Обогнув трехэтажное здание у поселковой площади, я увидел тела… Не меньше десятка. Часть из них – не тронута огнем, зато со рваными ранами на шее. Думаю, они пролежали почти неделю. И все-таки там, на шеях, еще ясно угадывались характерные следы зубов…

Я подъехал ближе и понял, что у нескольких трупов были связаны руки. Среди взрослых рассмотрел тело девочки – она до сих пор сжимала куклу. Розовая пластмасса издали хорошо выделялась среди почерневшей плоти. А еще волосы… светлые волосы девочки – ветер их шевелил, будто у живой.

Я отвернулся и стиснул зубы.

Никаких загадок…

Сначала пришли упыри, а лишь потом случился пожар…

Заметали следы?

Наверное. Только кто-то их спугнул, поэтому часть тел так и осталась неубранной. Кто-то из низших кланов поработал в Микулине. Те, кто из питерского, – до такой грязи давно не унижаются.

Сейчас ведь не первые годы Сумерек.

Давно уже порядок, стабильность… А к услугам солидных господ – вся мощь государства, позволяющая куда эффективнее утилизировать «лишних людей»…

Я оглянулся по сторонам – с яростью и отчаянием.

Неужели никто не выжил?

Полторы тысячи человек тут было… Наверняка часть спаслись. И за целую неделю никто так и не осмелился сюда вернуться? Хотя бы чтоб похоронить тела…

В полицию тоже никто не сообщал. Ведь это глупо… местная полиция, скорее всего, под контролем клана.

А может, это и были разборки между кланами – за подконтрольную территорию. Как там говорил в «зомбоящике» столичный упырек Мысков? «Жизнь – такой же товар».

Вот делят и его, кровососы, рвут на части…

Хватит!

Я отъехал подальше, чтоб не чувствовать запаха. Прислонил мотоцикл к нагретой солнцем стене. Сам сел рядом. Закрыл глаза…

Так нельзя. Надо рассуждать логически. А у тебя одна мысль, одно желание – перестрелять их! Найти нелюдей, которые убивали в Микулине, найти и уничтожить…

Смешно.

Многих ты успеешь прикончить до того, как тебя порвут на куски? Ненависть – хорошее чувство, пока не туманит рассудок.

Подведем итог. Аккумулятор ты не достал. Это раз.

Что-то мрачное надвигается. Это два.

Последний год со всей страны долетают характерные «звоночки». Все больше сгинувших без следа, растерзанных «хищными мутантами». Все больше обезлюдевших деревень. А теперь вот и Микулино…

Еще недавно низшие кланы не осмеливались на такое. Питерские мертвой хваткой обуздывали «энергию креативного класса». А сейчас из-за кризиса дали слабину?

Возвращаются «золотые времена» более чем десятилетней давности? «Светлые дни» моего детства…

Я достал из рюкзака бутылку воды, жадно глотнул и посмотрел в безоблачное небо.

Грядет война кланов?

Что это – окончательный кирдык России? Или уникальный шанс?

Откуда-то из-за угла раздался резкий скрип. Я едва не выронил воду. Подскочил, нащупывая пистолет в кармане куртки.

Но звук повторился – в прежней тональности, и я догадался, что это ветер раскачивает ставню или окно. Вот опять долетело – протяжно, заунывно…

Ветер…

Кроме него и меня – некому тут разгуливать.

Я спрятал пистолет. Вытащил карту, задумчиво на нее глянул. Достал из кармана карандаш и перечеркнул Микулино.

Больше нету такого поселка…

Сколько их еще сотрут с карты России?

Война кланов – это смерть и хаос. Если борются высшие – в первую очередь гибнут люди. Так было во времена моего детства. Так может произойти и сейчас…

Или не может?

Кое-что изменилось за эти годы…

Тогда внезапная катастрофа накрыла страну будто темным покрывалом. Из тех, кто выжил, – едва не половина маялась синдромом. Люди чахли и медленно загибались. А высшие, наоборот, ощутили эйфорию, невиданный прилив сил.

Вон столичный упыреныш Мысков до сих пор с ностальгией вспоминает «времена демократии и неограниченных возможностей»! Время, когда они полностью подчинили мир и страну…

Сейчас им будет куда труднее!

Мы ведь тоже изменились.

И если качнется властная вертикаль, если господство упырей уже не будет единым монолитом, а кланы открыто станут рвать друг другу глотки, – может быть, это и есть единственный шанс… Последний шанс – для нас, людей?

Я опять всмотрелся в карту. Следующий поселок, где можно раздобыть аккумулятор, – в двадцати километрах севернее. Он крупнее, почти целый городок, и главное – ближе к главным магистралям, к заселенным областям… А значит, там куда проще нарваться на дотошных полицаев.

Рискнуть?

Кид был прав, когда говорил, что нельзя ставить операцию под удар. Но какой я трикстер без фарта?

А тут – не тяжелей, чем в Зоне…

Они, серьезные ребята из Невидимой Армии, мне доверяют. Только всей правды не говорят. Спасти тех, кого держат в Зоне № 9, – это прекрасно и благородно. Но есть что-то еще. Что-то очень важное…

Например, неведомый мне козырь, который так важно заполучить до того, как разразится упыриная междоусобица?

Кто знает…

Вдруг я сам себя обманываю? Придумываю фальшивую надежду. Я ведь всего лишь человек, и нервы у меня не стальные. В такие минуты, как сейчас в Микулине, хочется выть раненым зверем. Или поехать в Москву, пробраться в Кремль на сходку представителей кланов и активировать адский огонек!

Умом я понимаю, как это глупо. И все равно ясно представляю голубоватые языки неугасимого пламени – там, за Кремлевской стеной. Ведь должны же когда-нибудь кончиться эти проклятые Сумерки!

Закрываю глаза. Сижу так минуты две…

Господи, до чего ж хочется выпить!

Выпить и провалиться в забытье… Но я встаю, прячу карту в карман. Опять надеваю шлем, лямки рюкзака. И сажусь на мотоцикл.

К черту сопли и нервы!

Сейчас надо сделать так, чтоб все у нас получилось.

 

Глава 3

Я въехал в поселок по разбитой грунтовой дороге, тянувшейся от лесопилки. И сразу решил, что возвращаться буду другим путем – уж больно нехороши толпящиеся рядом с лесопилкой типы.

Там же стоял нелепо роскошный «Кадиллак», чуть в стороне – новенький «Мерседес». А два мордоворота в джинсах и кожаных жилетках что-то горячо «терли» на скамейке под навесом, иногда прикладываясь к баночному пиву.

Мелкий криминалитет – бессмысленный и беспощадный. Никуда он не делся за эти годы – плавно перетек в якобы легальный бизнес и оброс полицейскими крышами.

Спиной чувствую, как таращатся мне вслед.

Мать их так…

Рассмотрели во мне чужака?

Пусть глядят – паханам сейчас не до меня.

Я спокойно доехал до околицы поселка, свернул за угол крайнего дома и лишь там прибавил газу.

Минуты две покружил глухими улочками. Припарковал мотоцикл в скверике, пешком вышел на центральную улицу и без труда отыскал нужный магазин.

Аккумулятор тут был – не совсем такой, как наш, но это без разницы. Один хрен, начинка нашей «Газели» – сплошная импровизация. Изначально это ведь не «гибридная» модель, обычная бензиновая коптилка. Еще Ромкин отец ее когда-то переделывал. Так что справимся, инструмент у нас есть.

Я вместе с продавцом проверил аккумулятор, заплатил четыреста восемьдесят баксов, втолкал плоскую упаковку в рюкзак. Модель – чистый Китай, зато вдвое дешевле.

Поднял, натянул лямки и ясно ощутил за спиной двенадцать с лишним килограммов. Блин, а еще называют их «сверхлегкими»!

И к мотоциклетному седлу эту радость не присобачишь – неудобно, да и, чего доброго, слетит на ходу. Нет, уж лучше не хитрить. Ехать мне меньше часа – как-нибудь вытерплю.

Я вернулся к мотоциклу – за время моего отсутствия с ним ничего не произошло. Вот в чем прелесть таких мелких городков.

Стянул рюкзак и присел на траву. Малость передохну и рвану на юго-запад. Ребята, наверное, заждались…

Тьфу.

Стоило чуть расслабиться, и в голове уже ярко маячит тарелка со жратвой. Из Кида – хреновый кулинар, но сейчас я бы слопал даже похлебку его производства. Все-таки надо было позавтракать.

Покосился в сторону ближайшего продуктового магазина, видневшегося вдалеке у центральной улицы.

Нет, туда не пойду. Достаточно уже здесь светился.

Я встал, опять надел рюкзак, оседлал мотоцикл. И решил – если по дороге встретится какой-нибудь ларек, там и затарюсь…

Только ничего не попалось, даже у заправки, где я притормозил, чтобы дополна залить бак. Лишь у самой окраины, когда до леса оставалось метров пятьдесят, вдруг обнаружилось кафе и магазинчик в одном лице. Смешная, но характерная для провинции вывеска – «Колокольчик» – украшала фасад этого заведения. А у самого входа была припаркована «Ауди» с откинутым складным верхом – дурацкого розового цвета.

Везет мне сегодня на дорогие тачки! Одно хорошо – полицаи на такой красоте вряд ли катаются.

Я все-таки решил рискнуть.

Проехал мимо, остановил мотоцикл в лесу и спрятал его в кустах недалеко от грунтовки.

Надел темные очки. Не снимая рюкзака, вернулся к магазинчику. Оглянулся по сторонам. Вроде все спокойно?

Пятиэтажный и давно не жилой дом через дорогу таращится выбитыми окнами. От частных усадеб рядом остались одни развалины. А вдали на крохотном пруду проплывают гуси и утки.

Тишина.

Стабильность…

Я распахнул металлопластиковую дверь – она отозвалась легким звоночком. Шагнул внутрь. Там меня встретила негромкая, приятная музыка.

В первой комнате «Колокольчика» располагался магазин. В следующей – царил полумрак, на единственном окне были опущены жалюзи, и обстановку озаряли лишь несколько пыльных, стилизованных под свечи светильников. Там, в интимном полумраке, имелось несколько столиков, и два из них были заняты. За одним – двое парней, две девушки. За другим, тем, что ближе к выходу, лысоватый мужик постарше. Этот сразу уставился на меня тяжелым взглядом.

– Добрый день, – сказала продавщица.

– Здравствуйте. Мне, пожалуйста, батон, четыре штуки вон тех плавленых сырков и пакет кефира.

Она сложила все в кулек.

– Спасибо большое, – я дал ей пятисотку и, пока продавщица искала сдачу, еще раз украдкой глянул на посетителей кафе.

Вроде обычная компания, бутылки с пивом и вином, недоеденные пирожные на столе… Только что-то здесь было не так. Два парня, чернявый и рыжий, раз за разом смеялись – по-моему, это чернявый все время шутил. А девушки хоть и улыбались, но как-то через силу, напряженно.

Лысоватый, который сидел отдельно, пил только воду и одновременно не упускал из виду вход в заведение.

– Ну, хватит, Рафик, – зевнул рыжий, толстяк с неприятным лицом, – поехали из этого гадюшника… Вон и девочки заскучали.

– Как скажешь, Колян… – кивнул чернявый, губастый и смазливый.

Оба переглянулись – понимающе. И хихикнули, словно какой-то удачной шутке.

Но первым поднялся лысоватый за крайним столиком.

Следом вскочил рыжий, схватил одну из девушек за руку и, не церемонясь, почти потащил за собой к выходу. Чернявый оказался более галантным – он сам предложил руку спутнице и вежливо сопроводил к выходу.

Когда эта, вторая, проходила мимо, я в мельчайших подробностях успел рассмотреть ее лицо – совсем юное, почти без косметики. Красивые очертания губ, небольшой, чуть вздернутый нос, голубые глаза…

Эти глаза кричали: «Помоги!»

Все длилось не больше секунды. Потом компания вышла, а я отвернулся. И сказал продавщице:

– Добавьте еще, пожалуйста, бутылку сока!

Снаружи долетел смех рыжего толстяка – неприятный, напоминавший визг пилы. А я… Нет, не торопился покидать заведение.

Отличная музыка, уютная обстановка. Вполне могу снять рюкзак, присесть за столик и выпить апельсинового сока – длинными, медленными глотками. Выпить и обождать, пока эта странная компания уберется подальше…

Мать их всех так!

Да, я уловил взгляд той дурехи. Ну и что? Жаль ее, конечно. Обеих – жаль.

Но они не девочки, им лет по двадцать, сами знали, с кем связываться! Неужели я нанимался выручать всяких идиоток?! Тем более рисковать из-за этого аккумулятором, а значит – успехом всей операции.

В конце концов, никто не будет их убивать. В провинции нравы простые – даже у всякой падали. Наиграются и выкинут…

Сквозь негромкую мелодию, наполнявшую кафе, донесся звук мотора. То есть розовая «Ауди» отъехала?

Вот и чудно!

Я проглотил остатки сока и поднялся из-за стола. Надел рюкзак.

Распахнул дверь.

Улица уже пустынна. В безоблачном небе по-прежнему светит солнце, а где-то у пруда беспечно голосят утки. Опять почти деревенский покой.

И совесть у меня – чиста. Даже сомневаться не стоит…

Уверенным шагом я двинулся по грунтовке в сторону леса. Скрипели камешки под ногами, чирикали воробьи.

Стена деревьев смыкалась вокруг. Меня уже не видать из поселка. А дорога впереди делает еще один поворот… Я почти его достигаю, когда улавливаю новые, странные звуки.

«Этого только не хватало!»

Вздрагиваю, опускаю кулек с харчами прямо на пыльную траву. А сам достаю из подмышечной кобуры пистолет и ускоряю шаг.

Впереди, в кустах у обочины, спрятан мой мотоцикл. Что бы ни случилось, я не должен остаться без «коня»!

Стискиваю зубы. Палец немеет на спусковом крючке «беретты»…

У самого поворота я замедляюсь. Что-то там угадывается сквозь желтеющий подлесок?

Неужели…

Розовая «Ауди»!

Как раз рядом с теми кустами, где я оставил своего «Фалкона»… Что за невезение?

Мотоцикл, скорее всего, не тронули, только забрать его незаметно – никак не выйдет.

Ну и хрен с ними! Это ж не полицаи – обычные провинциальные уроды.

Я сплюнул, растер пыль. Сунул пистолет в кобуру. Вернулся, подобрал кулек с харчами и решительно двинулся по грунтовке.

Возле «Ауди» маячил лысоватый – курил и посматривал по сторонам.

Ясно, охранник… Ну и пусть себе охраняет.

Больше никого не видно.

Я топал вперед с беспечностью заурядного туриста. Кулек с продуктами громко шелестел при каждом шаге.

Конечно, лысоватый охранник заметил меня еще издали.

Напрягся и уставился колючим взглядом. Но вряд ли воспринял меня всерьез. Видок у меня вполне ничтожный – грязные вытертые джинсы, линялая куртка, стоптанные кроссовки. Выгоревший рюкзак, еще и дурацкий пакет из магазина – с какой-то мультяшной клоунской мордой…

Не канаю ни на киллера, ни на братка.

По всем понятиям – типичный местный лох.

– Здравствуйте! – кивнул я охраннику с деревенским простодушием.

– Топай отсюда, – буркнул он, выпуская сигаретный дым. Под расстегнутой курткой явно оттопыривалась кобура. Но охранник и не думал доставать оружие.

Молодец.

Я прошел мимо.

Все будет тихо и безопасно. Сейчас просто заберу мотоцикл из вон тех кустов. И гуд бай!..

Что такое?

Сдавленный хрип. Оттуда-то из-за «Ауди», со стороны ближайших зарослей. И еще звуки… Теперь я уже лучше могу их различить…

– Ну, чего встал? – мне в спину угрожающе пробубнил охранник. – Вали куда шел!

«Фалкон» – совсем рядом. Вскочить в седло, воткнуть в гнездо ключ, нажать кнопку стартера… Только меня и видели!

Разве не могу уехать?

Но вместо этого я цепенею, как примороженный. И даже сердце застывает, будто скованное холодом, – звенящей пустотой отдаваясь в висках.

А из-за боярышника опять раздается – то ли крик, то ли хрип…

Я роняю кулек с продуктами.

– Э, да ты не въехал, тормоз! – цедит охранник. Кажется, он рвет из кобуры пистолет.

– Сейчас, – выдыхаю я. И жму спуск «беретты» – не оборачиваясь, просто на звук его голоса.

Выстрел через глушитель звучит, как легкий хлопок, – даже воробья не спугнет. Вдобавок я стрелял прямо через куртку. Придется теперь латать, но это мелочь.

Главное, что дырка во лбу охранника такая же аккуратная. Почти беззвучно он сползает на землю, вытирая спиной запыленное крыло «Ауди». А я срываю с плеч рюкзак. Нащупываю в кармане пластиковый пенальчик – последний резерв, на самый крайний случай…

Снимаю темные очки, засовываю их в карман. Кошачьей походкой обхожу заросли боярышника. И открывается то, что морозом в позвоночнике уже ощутилось там, на дороге.

Я успеваю рассмотреть все с болезненной ясностью – будто лесной сумрак озаряют молнии.

Рыжий, по пояс голый толстяк, склонился над телом девушки. Только теперь он не выглядит заурядным двуногим мудаком – бугры мышц проступают под кожей, как у раскормленного, но опасного зверя. В вытянувшейся физиономии мало человеческого – рот похож на крокодилью пасть с торчащими клыками. Кровь капает с них, брызгает во все стороны из разорванного горла девушки…

Но она еще жива, еще хрипит, вздрагивая обнаженным, мертвеющим телом.

Пока не умерла и вторая. Хотя скорчилась от невыносимой боли возле сухой сосны. А чернявый, смазливый впился пальцами в ее голову и кривит в экстазе пухлые губы, медленно вытягивая ее жизнь. Этот второй – элитная разновидность высших, чтобы убить, ему не надо проливать кровь…

Долю секунды чудится, что меня не видят. Или не придают значения? Кто осмелится их остановить?

Только безумец.

Я жму спусковой крючок – целюсь в толстого. Но его больше нет там, над изувеченным телом. Гулкий хлопок словно запускает заевший стоп-кадр. И два упыря бросаются на меня с нереальной для человека скоростью.

Размазанные по воздуху силуэты. Дуновение воздуха…

Мимо!

Я оказываюсь правее и стреляю еще раз – почти в упор. Вижу, как летящий комочек металла вонзается в тело рыжего.

Отчаянный рев. Ага, непонятки! Ведь человек не может быть таким быстрым! А они начинают казаться мне медленными – слишком медленными для упырей…

Может, оттого что застал их врасплох?

Я успеваю пальнуть третий раз – до того как чернявый, словно выросший из воздуха, одним ударом вышибает мой пистолет. Еще удар – и я оказываюсь на земле – с гудящей, словно колокол, головой, с соленым привкусом во рту.

Вот и все…

Чернявый нависает сверху. Весело оглядывается:

– Он твой!

– Спасибо, Р-р-рафик, – урчит рыжий. Дырка в его боку почти уже затянулась. Он делает ко мне шаг – неторопливо, с ленцой.

Правильно, куда я уже денусь…

Оба оказываются рядом, почти на одной линии.

«Пора!» – отчаянно вспыхивает в мозгу, и непослушные пальцы переламывают стерженек морилки – той самой, что я приготовил еще у дороги.

Острые нечеловеческие клыки мелькают у меня перед лицом. А потом сознание гаснет – словно кто-то нажал выключатель…

Очнулся я от прикосновения ладони. Вздрогнул, открыл глаза. И увидел над собой лицо девушки.

«Что за кукла?» – удивилось сознание. Но тут в мозгах прояснилось, и память подсказала ответ.

Я сморщился.

– Ты как? – встревоженно прошептала девушка.

Дурацкий вопрос.

– Хреново, – отозвался я откровенно. И кое-как сел.

Повернулся и увидел рядом тело толстого упыря – с раздробленной башкой, словно в нее несколько раз пальнули в упор. Хорошо смотрится, оптимистично. «Попробуй теперь регенерировать, козел!»

– Это ты его… уделала?

– Ага, – выдавила девушка.

– Молодец, – я попытался встать, но голова до сих пор кружилась, и пришлось опять неуклюже опуститься на землю.

Сейчас, вот маленько отдохну. Осмотрюсь…

Черт!

– Где второй? – хрипло выпалил я.

– Там, – махнула она ладонью, – Когда рыжий упал… этот, Рафик, он будто окаменел – как статуя…

«Ну да, ведь морилка сработала!»

– …А я… сначала тоже боялась шевельнуться, а потом… – ее подбородок задрожал.

Только истерик нам не хватало.

– Как тебя зовут?

– К-ка… Катя, – всхлипнула она.

– Очень приятно. А меня – Глеб. Значит, когда их вырубило, ты подняла пистолет и прикончила рыжего. А чернявый…

– Он вдруг начал шевелиться…

«Прыткий, гад!»

– И ты в него тоже пальнула? Умница!

– Он упал там, в кустах…

– Хорошо, Катя. А сейчас помоги мне подняться!

Опираясь на ее плечо, я обрел вертикальное положение. И скривился от тупой боли в боку – ребро треснуло или что похуже?

Мир вокруг завращался бешеной каруселью. Я сделал шаг, качнулся в сторону дерева и обнял ствол. Пару мгновений отдыхал, справляясь с тошнотой.

Да, в этот раз «ускорение» далось мне нелегко. Но это мелочь. Куда хуже то, что пришлось истратить единственную морилку…

Я повернул голову. Снова увидел тело другой, мертвой девушки.

Отпустил ствол дерева, шагнул ближе. И почудилось, ее широко раскрытые глаза глянули на меня с немым укором. Я поднял клочья сорванной с нее одежды и прикрыл ее лицо. Кое-как укрыл обнаженное тело – хотя сейчас в этом было мало смысла…

Ей уже все равно.

К ней никто так и не пришел на помощь…

– Глеб… Они… как звери.

– Хуже. Намного хуже, – взял висевшую на сучке куртку мертвого упыря и накинул на вздрагивавшую Катю. Она прижалась ко мне и опять всхлипнула. Я неловко погладил ее волосы:

– Ну-ну… Все ведь позади.

Очень на это надеюсь. Во мне боролись досада и жалость – рвущая душу, недостойная трикстера. «Последняя морилка… Но ведь не зря?»

Забрал у Кати свою «беретту» и глянул в сторону кустов. Второго мерзавца все равно надо проверить. А если что – сделать контрольный выстрел.

Я мягко отстранил девушку и заковылял туда, где должен валяться труп чернявого.

Раздвинул кусты… И оцепенел.

– Катя! – позвал я осипшим голосом.

– Что? – долетел ее испуганный шепот. Она подбежала. И тоже глянула за кусты.

Трупа не было.

Зато след угадывался – едва различимый кровавый след на примятой траве. В сторону поселка.

– Значит, упал, говоришь. Ты куда стреляла-то?

– В спину, – выдавила она растерянно.

Я выругался сквозь зубы.

Все шло кувырком. Рафик оказался умнее. Или трусливее.

– Мы… можем его догнать… – пролепетала Катя.

Я всмотрелся в заросли и качнул головой. Только девушке и позволительно озвучивать такую глупость. До поселка меньше ста метров. И если уж Рафик сумел уползти, значит, давно сумел вызвать своих на подмогу…

– Уходим отсюда!

– А как же Люба? Ее надо похоронить…

Я сгреб блондинку в охапку, слегка встряхнул – может, это и грубо, но время для нежностей кончилось:

– Хочешь, чтоб нас закопали рядом с подругой?

– Нет…

– Тогда делай, как скажу!

Мы вернулись к дороге. Я выкатил из кустов мотоцикл – вроде с ним все в порядке. Забрал у мертвого охранника двадцатизарядный «глок» и бумажник – в нашей ситуации глупо чем-то брезговать. Пистолет вручил Кате, а бумажник сунул себе в карман. Навьючился рюкзаком, кулек с харчами достался девушке:

– Постарайся его не выронить.

Должен я сегодня, в конце концов, позавтракать!

Мы оседлали мотоцикл. Катя робко обняла меня за талию.

– Не-а, так не пойдет. Держись крепче – если слетишь, возвращаться не стану!

Она испуганно обхватила меня изо всех сил. И я вдавил кнопку стартера.

Полотно укатанной грунтовки летело вперед. Набегавший ветер холодил лицо.

Шлем я отдал Кате. Так мне легче следить за дорогой и окружающим лесом.

Пока вокруг обманчивое спокойствие. Пустая дорога и ни души кругом.

Даже сквозь темные очки хорошо просматривается редкий кустарник справа и слева. А лес давно перешел в светлый, наполненный солнцем сосняк и тоже не обещает сюрпризов.

Я помню карту. Через пару километров – свернуть налево. Там старая дорога – сквозь пару мертвых деревень она выведет нас прямиком к точке базирования… То есть меня выведет.

А симпатичную девушку Катю придется высадить где-то по дороге.

Я и так помог ей больше, чем надо…

В книжках это всегда выглядит идеально – смелый герой спасает красавицу. Но в реальности герои только по глупости вляпываются в такие передряги. И один китайский аккумулятор бывает важнее целого гарема спасенных дурочек…

Что это?

Какого лешего она дергает меня за куртку?

Ага, уже и сам могу разобрать.

Характерный гул… Где-то впереди?

Вертолет.

Все ближе… Но пока неразличимый за вершинами деревьев.

Случайность?

Может быть… Посреди редколесья мы как на ладони. Все-таки лучше переждать. Свернуть с дороги, укрыться вон там, в низине среди густого ельника…

Заглушил мотор.

Сделал глоток воды из бутылки.

Пора бы опять рвануться к дороге. Но вместо этого мы до сих пор ждем, затаившись под разлапистыми ветками.

А проклятая «вертушка» наматывает круги – будто огромная хищная птица, высматривающая добычу. За эти минуты я хорошо успел рассмотреть ее закругленные синевато-желтые бока с полицейскими эмблемами.

Откуда такое счастье на наши головы? Ведь не могли они так оперативно среагировать…

Или могли?

Катя за моей спиной негромко всхлипнула. Я поморщился и шепнул:

– Дай сюда кулек.

Поганые предчувствия нарастали, но… К дьяволу! Дадим этим уродам еще минуту. А сами перекусим…

– Будешь сырок? – деловито спросил я спутницу. Вместо ответа она, как припадочная, вцепилась в мое плечо. Что за истерика? – Если не хочешь, просто скажи, – дернул я рукой. Прожевал кусок и запил кефиром.

Порывы ветра от вертолетных винтов раскачивали вершины ближайших сосен. Ничего, нормальная обстановка для завтрака. Куда хуже – сдавленное всхлипывание у меня за ухом:

– Глеб… Они нас найдут… Глеб, надо уходить!

Вот глупая.

– Какая ж погоня на голодный желудок?

Недобитый Рафик успел поднять тревогу максимум полчаса назад. Даже из-за нападения на высших не станут так быстро присылать вертолет…

Вертолеты…

Я вздрогнул, вслушиваясь.

И четко различил вдали еще один источник нарастающего гула.

Тьфу!

Выплюнул кусок батона, торопливо допил кефир. Кажется, завтрак накрылся…

Вторая «вертушка» приблизилась и зависла впереди, точно над дорогой. Эта вторая – куда крупнее. И уже темнеют распахнутые проемы в ее желто-синих боках – оттуда летят, разматываясь, два каната. Проворные фигурки в камуфляже скользят вниз по натянутым «хвостам»…

Быстро. Очень быстро…

Я уронил кулек с оставшимся харчем на землю. Хрипло матернулся:

– Всего-то один дохлый упырь…

– Он… он – племянник губернатора, – сбивчиво зашептала Катя.

Я криво усмехнулся – значит, питерский клан? С каждой минутой все веселее!

– А раньше не могла предупредить?

Хотя… Что бы это изменило?

– Держись! – скомандовал я. И вдавил стартер.

Первую сотню метров мы пролетели незамеченными. Думаю, там, у дороги, рев вертолетных турбин начисто глушил шум от мотоциклетного движка. Тем более что я забирал правее – так, чтоб между полицейским десантом и нами оказалась гряда поросших кустарником низких холмов.

Павшая хвоя проминалась под колесами. Чем дальше от дороги, тем сильнее мы увязали в песке. Но все равно лихо двигались вперед!

Полкилометра… Лишь полкилометра надо одолеть по дуге и опять вырваться на твердую грунтовку, раньше, чем редколесье перейдет в болотистую низину.

«Давай, Глеб, сделай их. Это ведь даже не ОКАМ, обычные полицаи!» – вспыхнула азартная мысль. А миг спустя автоматные очереди ударили слева, вышибая с деревьев щепки и куски коры.

Черт! Наверное, нас засекли с ходившей кругами первой «вертушки» – засекли и сообщили десанту.

Я вдавил газ, вздымая облака песка и пыли из-под колес, выжимая из «Фалкона» все, на что он был способен.

Мы мчались, проламывая кусты боярышника. И все равно – слишком медленно! Это ведь мотоцикл, а не летающий «джетпак»…

Еще одна очередь ударила ближе. Щепки посыпались на голову.

Катя вскрикнула.

«Ранена?»

Нет, по-прежнему сидит, крепко в меня вцепившись, – значит, пустяки! Значит, максимум царапина!

Кусты укрывают нас от тех полицаев, что у дороги… Но не от тех, что в небе! Оттуда, из-за сосновых крон, загрохотало, и рядом взметнулись фонтаны песка.

Я дернул руль влево – так резко, что мы едва не упали. Висок обожгло болью – мелочь, камешком оцарапало. Еще рывок – под вон ту кривую сосну… Едва успеваем ее проскочить, как сосна начинает заваливаться набок. Дровосекам такое не снилось!

«Не укрыться… – отчаянно мелькает в голове, – достанут… Сейчас достанут!»

Но и через десяток секунд мы еще живы.

А многоствольный пулемет продолжает работать, методично вспахивая землю, поднимая тучи пыли и сухих сосновых иголок. Будто в удивительном, смертельном аттракционе, сверху падают срубленные ветви…

Нас гонят к дороге? Неужели и правда решили взять живыми?

Ладно!

Я круче заложил вираж, поворачивая в сторону проселка. Пусть думают, что я сдался!

«Фалкон» проломил кусты у обочины. В эту секунду монотонный голос заревел из полицейского динамика:

– Немедленно остановиться и бросить оружие! Немедленно…

Мотоцикл проскочил кювет, вылетел на дорогу. И длинная пулеметная очередь тут же взрыхлила грунтовку меньше чем за шаг от нас.

– …остановиться и бросить оружие!

Я вывернул руль, резко ударяя по тормозам, – так что взвизгнули колодки. И уперся в землю ногами. Снял очки, аккуратно вытер их от пыли. Оглянулся.

Полицаи уже бежали в нашу сторону. А Катя до сих пор судорожно держалась за мою куртку и смотрела на меня расширенными от ужаса глазами – даже через тонированное, запыленное стекло ее шлема я хорошо чувствовал этот взгляд.

Молча ей подмигнул.

Полез в боковой карман и вытащил оттуда плоскую коробку из серого акрила. Щелкнул крышкой, достал асимметричный шестигранник, блеснувший желтоватым металлом…

Нас и полицаев разделяло теперь около сотни метров – и с каждой секундой они приближались. Я машинально прикинул – человек двадцать.

С избытком хватит, чтоб сделать из нас решето….

Десантной «вертушки» больше не видать. Зато вторая – тут как тут, огромной хищной стрекозой зависает над дорогой. И не собирается упускать добычу.

Пыльный вихрь, поднятый вертолетными винтами, ударил в лицо.

– Заглушить мотор! Отойти от мотоцикла! – пролаял мощный репродуктор.

Я неторопливо надел очки. И поднимая руки, крикнул:

– Сдаемся!

Обернувшись в сторону Кати, добавил:

– Зажмурь глаза!

– Что? – непонимающе выдавила она из-под шлема. Я улыбнулся ободряюще и сквозь зубы повторил:

– Идиотка блондинистая, закрой глаза!

Кажется, она растерянно моргнула.

«Ну и хрен с тобой!»

Сам зажмурился и опять крикнул:

– Сдаемся! – в этот миг золотистый шестигранник хрустнул под моими пальцами. И я просто разжал ладонь, роняя треснувшую вещицу на землю.

Тьма…

Красноватая тьма держится под веками так долго. Жутко долго бегут к нам полицаи в бронежилетах, а мы ясно маячим у них на прицелах. И муторную бесконечность тот, в вертолете, подрагивает пальцем у гашетки, готовый одним движением сделать из нас кровавое месиво…

Но следом в глаза ударяет золото. Прекрасное, щедрое золото, хорошо прожигающее сетчатку на сотню метров вокруг – даже сквозь колпак вертолетной кабины…

Доля секунды… Все решает доля секунды.

Я вдавливаю ручку газа, бросая «Фалкон» вперед. А пулеметная очередь фонтаном взметает землю в считаных сантиметрах за кормой мотоцикла. Я не могу этого видеть, зато чувствую – так ясно, что внутренности сжимает холодным ознобом.

«Успел!» – радостно мелькает в голове. «Успел!!!» – торжествующе поет сознание – при каждом толчке, пока мотоцикл вслепую несется через колдобины.

На целую долю секунды я обогнал палец пилота, ждавший у гашетки.

И потому могу лететь вдоль грунтовки, как на крыльях, словно ангел ада с плотно зажмуренными глазами…

Эйфория кончается, когда мотоцикл слетает в кювет. Меня подбрасывает в седле, швыряет через руль, но каким-то чудом я удерживаюсь. И даже до сих пор ощущаю на талии мертвый захват моей пассажирки.

«Держись, детка!»

Своим шлемом она больно приложила меня по плечу, но это ерунда!

Я открываю глаза – ведь нет больше ослепительного сияния. Зарница редко горит дольше пяти секунд. И теперь я снова могу вести свой «Фалкон»… Вперед, вдоль кювета!

Там, за спиной, длинные очереди раскалывают воздух, фонтаны земли взлетают поперек грунтовки… И крутится в воздухе хищная «стрекоза».

Пускай!

Пусть, как бешеная, плюется огнем, срезая придорожные деревья, роняя на траву килограммы гильз.

Теперь они палят вслепую.

Теперь им, тварям, еще месяц-другой придется все делать на ощупь!

Мы достигаем поворота дороги.

По ту сторону болотистой низины лес становится гуще, а земля тверже. Я сворачиваю на едва различимую тропу: непонятно, куда она ведет, главное – прямо в чащу, подальше от грунтовки.

На ближайшие минуты у меня начисто отбили желание ездить по накатанным трассам. А еще не дает покоя мысль о втором вертолете – тот был достаточно далеко, скорее всего, зарница его не зацепила.

Нет, к чертям главные дороги! Медвежьи углы – вот убежище трикстера. Даже если поставят на уши всю полицию области – пофиг!

Обломаются искать.

Высокая трава летит навстречу, распахивая зеленые объятья, терпкими запахами пронзая ветер. И невидимые под ней колдобины не подбрасывают, а как-то особенно мягко качают мотоцикл, отдаются внутри радостным: «Я таки их сделал!»

Странно, но сейчас на душе у меня куда легче, чем утром в безопасной заброшенной деревне.

Даже в боку теперь почти не болит.

Всего пара очередей из крупнокалиберного пулемета – и какой терапевтический эффект!

Ракетчик бы сказал: «Дураку мало надо для счастья». А умному – еще меньше…

Смешная штука жизнь – только на краю чувствуешь вкус. Или это мозги клинит после муторной, выматывающей недели ожидания?

Плевать! Не морочь себе голову.

Лети вперед – легко, как птица…

«Лови фарт, трикстер!»

Несмотря на давнюю контузию и свежее приключение с упырями – ты еще кой-чего стоишь. И с каждой минутой, с каждым километром – шансы растут…

Что за фигня?!

Я вдавил рукоятку тормоза, заглушил мотор, вывернул руль, прислоняя мотоцикл к дереву. И едва успел подхватить оседающее тело Кати. Ее руки разжались, а голова безвольно свесилась вбок.

Я уложил девушку на траву, кое-как торопливо, неуклюже справился с ремешками и снял с нее шлем. Лицо Кати оказалось мертвенно бледным. Только сейчас я обнаружил, что правая штанина ее джинсов вся пропитана кровью – на черном вельвете это было не так заметно…

«ИДИОТ!» – гулко отдалось в висках. Идиот, возомнивший себя героем.

Там, на дороге, ты почти ловил кайф, оттого что смерть прошла в считаных сантиметрах. Будто азартный игрок, швырнувший все на кон, почти наслаждался близким, холодным дуновением…

Идиот!

Тебя не тронула. А девушку зацепила…

Я сорвал с плеч рюкзак, лихорадочно дернул застежки на липучках, извлекая пластиковую коробку со скудной походной аптечкой.

– Сейчас…

Сперва распороть пробитую штанину. Дырка от пули – выше Катиного колена, отверстие кажется таким маленьким, даже не верится, что через него вышло столько крови. Жгут… перетягиваем бедро выше раны. Делаем укол антибиотика, чтоб не было заражения. Бинтуем ногу.

– Потерпи, милая… – шепчу, словно в бреду, – сейчас… я все сделаю.

И с ужасом понимаю, что сделать-то могу слишком мало.

Больше, чем на лекарства, я всегда рассчитывал на свой фарт.

«Массивная кровопотеря» – так говорят врачи. А у меня в аптечке – только зеленка, антибиотики да промедол. Ни кровезаменителя, ни «нанококтейля», ни хотя бы капельницы с физраствором…

Все это есть в аптечке нашей «Газели» – Кид заранее подготовил. Только сколько уйдет времени, чтобы кружными, безлюдными тропами добраться в нашу деревню?

Я осторожно коснулся руки Кати и нащупал пульс – совсем слабый, редкий… Удивительно, как вообще она продержалась так долго, – километров на пятнадцать успели мы удалиться от дороги.

А сейчас… сейчас она просто будет умирать у меня на глазах.

И я ничего…

– К дьяволу! – прохрипел, сплевывая на траву.

Сорвал с себя куртку. Прямо поверх футболки накинул лямки рюкзака. Бережно поднял Катю, усадил перед собой на мотоцикл.

Она застонала, открывая глаза.

– Потерпи, – шепнул я. Аккуратно обмотал ее тело своей курткой, привязал к себе – рукава крепкие, должны выдержать.

Вдавил кнопку стартера. И через несколько минут повернул мотоцикл на уходившую к северу прогалину – туда, где должен быть ближайший поселок.

 

Глава 4

Мотоцикл подпрыгивал на ухабах, а перед глазами у меня, как наяву, маячила карта.

«Меньше десяти километров!»

Я успею. Обязан успеть.

Есть же еще время до того, как полицаи начнут прочесывать деревни в округе. Должно остаться – хотя бы час…

«Один час!»

Я шептал это вслух – как заклинание, когда из-за крайних деревьев вдали показались дома. Память не обманула!

Я притормозил, внимательно вглядываясь, – поселок лежал в низине, и ближайший его район хорошо просматривался.

Вроде все спокойно. Лениво побрехивают собаки, где-то мычит корова. Безмятежность царит в тронутых багрянцем садах. Почти деревенская идиллия, которую я не собираюсь нарушать…

Плохо, что Катя уже не открывает глаза. Ее тело плотно примотано ко мне курткой, но я почти не чувствую дыхания девушки.

Вперед!

Мотоцикл проломил жидкий кустарник вдоль опушки, мягко съехал по склону, и я вывернул руль, сворачивая на накатанную грунтовку.

Метров через пятьдесят, у обочины, рядом со вспаханным полем, стоял трактор. В его внутренностях увлеченно ковырялся щуплый мужик в телогрейке.

Я остановился, не заглушая мотора.

Тракторист удивленно повернул голову.

– Добрый день, – озвучил я как можно спокойнее, – не подскажете дорогу к фельдшерскому пункту?

Мужик застыл с приоткрытым ртом, рассматривая Катю, безвольно свесившую голову мне на плечо.

– …твою мать! – хрипло, но внятно добавил я. – Ты что – по-русски не понимаешь?

– Понимаю, – сочувственно встрепенулся тракторист, – девчонка совсем плохая, да?

– Где найти доктора?

– Как где? – пожал он плечами. – В райцентре, конечно. Вон там свернешь на главную улицу и прямиком к трассе. А дальше…

Он подробно объяснял, как добраться в тот самый городок, из которого мы едва унесли ноги. А я молчал. И мысленно матерился.

Пометки на карте обманули.

Поднял глаза на тракториста и спросил с угасающей надеждой:

– Есть у вас аптека?

– Есть. Только ее уже лет пять как закрыли.

Я вздохнул, стискивая зубы.

«А чего ты ждал, дурак? Что упыри из «Высшей России» до космических высот подняли провинциальное здравоохранение?»

Смешно. Так смешно, что хочется волком выть.

– У кого-нибудь в поселке можно достать лекарства?

– Лекарства? – задумчиво повторил тракторист, сдвигая на лоб засаленную кепку. В этом положении он оставался целых пять секунд – так что мне захотелось поднять с дороги камень и швырнуть в его грязную телогрейку. К счастью, он очнулся раньше:

– Слушай, а ведь у Галунова все должно быть!

– И где найти этого… Галунова?

– А чего его искать – видишь, большой двухэтажный дом на краю. Вон тот, самый шикарный…

– Вижу, – буркнул я, вдавливая рукоятку «газа».

– Только он все равно не даст, – вдогонку крикнул тракторист.

Ничего, я умею уговаривать!

Уже через пару минут я барабанил в новенькие стальные ворота. Звонок тут имелся, но внутри никакой реакции на вдавленную до отказа кнопку – если не брать во внимание отчаянного лая двух хозяйских ротвейлеров.

Я вздохнул, прислонившись к металлическому забору. Рядом на куртке, постеленной поверх травы, лежала бледная, как мел, Катя. Секунды тянулись, будто резиновые.

«Вдруг и правда там никого нет?»

Я внимательно окинул взглядом ближайшие к забору деревья, безлюдную улицу… И через минуту оказался внутри – на крыше гаража. Как раз в этот момент от крыльца донеслось лениво-сонное:

– Кто там ломает ворота?

– Извините за беспокойство, – хрипло ответил я. – Срочно нужны кровезаменитель и «нанококтейль»…

– Да пошел ты! Здесь не аптека! – на автомате буркнул хозяин и тут только сообразил, что голос доносится совсем с другой стороны. Растерянно повернул голову и вытаращился на меня круглыми глазами. Под разгрузочным жилетом, обтягивающим его упитанный торс, явно угадывалась кобура, но что-то удержало его от необдуманных действий. То ли природная доброта и гостеприимство. То ли маячившая у меня под мышкой «беретта»…

– Собак убери, – мягко предложил я. Вроде мелочь, а неприятно.

Ротвейлеры внизу буквально захлебывались.

Галунов судорожно кивнул и бросился привязывать псов.

Я аккуратно спрыгнул с гаража.

В боку почти не болело, и ничто не мешало конструктивному общению. Хозяин проворно, почти суетливо открыл ворота, и я закатил мотоцикл внутрь. Потом Галунов помог занести Катю в дом.

Здесь нашлось все, что нужно.

Во-первых, я поставил капельницу с кровезаменителем. Раньше у меня был кое-какой опыт, тут главное – попасть иголкой в вену. Пока синеватый живительный химреагент вливался в сосуды девушки, я разрезал бинты у нее на ноге и обработал рану «нанококтейлем». Ранение было сквозное, так что теперь дырка должна быстро затянуться.

То есть дня за два…

Жаль, что столько у нас нет.

Я с сомнением глянул на циферблат хозяйского антикварного будильника. Все, что есть в запасе, – максимум час. И это со скидкой на медлительность провинциальных полицаев.

Сначала дохлый упырь из губернаторской семейки, потом милое приключение с десантниками. Называется – «тихо съездил за покупками»! Даже если б специально хотел разворошить это осиное гнездо – вряд ли управился лучше.

Я устало прикрыл глаза, откинувшись в кресле рядом с диваном, на котором лежала Катя. Трикстеру по кличке Тень опять остается надеяться на удачу – на то, что ее хватит на двоих.

Мы не успеем докапать даже одной упаковки кровезаменителя. Но хоть что-то успеем. Хоть что-то сделаю для девушки, которая поверила в мою помощь…

– Даже не думай! – процедил я сквозь зубы, медленно поворачиваясь к хозяину.

Упитанный Галунов застыл, как примороженный. Я поднялся и открыл дверцу комода, возле которого он сидел, – внутри оказалась портативная радиостанция. Мобильник и пистолет успел отобрать у него раньше.

– Да я ничего, – пробормотал Галунов. – Просто хотел сделать громче… – он кивнул на пульт от телевизора, лежавший на полке комода.

Угу.

«Зомбоящик» по-прежнему работает, и как раз показывают интересную передачу. Я взял пульт и сам добавил громкости.

– …разыскиваются члены банды, виновные в многочисленных грабежах, терактах и убийствах…

А на экране маячила фотография Кати, наверное, взятая с ее страницы в «Фейсбуке» или «Одноклассниках» – там она была улыбающаяся, безмятежно счастливая…

– …уже установлена личность одного из участников банды. Катерина Смирнова лично участвовала в нападении на сотрудников правоохранительных органов.

Это что, губернаторский упырек был сотрудником? Ну-ну… Зато моей фотки пока нет – хоть одна приятная новость.

– …Смирнова и ее сообщники также подозреваются в нападении на поселок Микулино. В результате этого жестокого преступления погибли более ста мирных граждан…

Я вздрогнул. У меня перед глазами с болезненной ясностью встала картина из памяти. Сгоревший поселок… А за большим зданием у главной площади – тела… не меньше десятка тел. Часть из них – не тронута огнем, зато с рваными ранами на шее. С очень характерными ранами – следами от упырьих зубов…

– …Преступники не щадили даже детей и женщин…

Я стиснул кулаки, едва удержавшись, чтоб не запустить в экран хозяйской хрустальной пепельницей. «Твари, до чего ж подлые твари… Значит, вот что хотите на нас повесить?»

Ну да, как еще разжечь ненависть к Невидимой Армии – уж точно не рассказом про убитого высшего…

Я повернул голову, перехватывая взгляд Галунова, и сухо объяснил:

– Вранье. Нас там не было.

– Да, знаю, – с готовностью кивнул он, – Ведь эти микулинские сами нарвались – отказались платить нашему клану…

– Вашему?

– Ну, тем, которые район держат… – торопливо добавил Галунов, – Типа, раз платим питерским, значит, местные не при делах. Еще и в сборщиков стреляли, правильных пацанов искалечили. Совсем оборзели! – Он испуганно моргнул и после паузы уточнил – … В смысле, это ж не по понятиям.

Я растянул губы в улыбке, изучая его рыхлую физиономию:

– А ты, значит, в курсе местных раскладов?

Галунов побледнел. Целую секунду мы молча глядели друг на друга. Нет, я не хватался за пистолет, но, кажется, он что-то рассмотрел у меня в глазах. Потому что вдруг скатился со стула, падая на колени, и полузадушенно захрипел:

– Не при делах я, мамой клянусь!!!

– Это хорошо, что ты вспомнил о матери…

– Честное слово!!!

– Заткнись!

В чистой большой комнате мне вдруг стало мерзко и душно.

Я стиснул зубы. Аккуратно достал «беретту» из кобуры. Глушитель был давно привинчен.

– Пощади! – мертвея лицом, выдохнул хозяин.

Но я не выстрелил, хотя очень хотелось. Вместо этого приложил палец к губам:

– Тс-с…

Какой-то новый звук долетал с улицы. Я убрал громкость телевизора и замер, вслушиваясь.

Похоже на мотоциклетные моторы? Звук нарастал. Кого там еще принесло?

Не упуская Галунова из виду, я шагнул к окну. Жаль, забор – слишком высокий, улица не просматривается…

А моторы затихли. Совсем рядом?

Зарычали привязанные во дворе ротвейлеры. Спустя несколько секунд кто-то позвонил во входные ворота.

Ну-ну… Будем считать, что хозяев нет дома.

Звонок повторился. Потом чей-то кулак забарабанил по металлу.

Настойчивые…

– Ты ждешь гостей? – уточнил я у Галунова.

– Не-ет, – выдавил он.

Дверь загрохотала, словно по ней били куском металла. Или пистолетной рукояткой. Там, на улице, кто-то громко матерился.

«Эти так просто не уйдут…»

Я покосился сначала на циферблат будильника, потом на прозрачную пластиковую емкость, от которой трубка тянулась к руке Кати. Емкость опустела меньше чем на половину.

Любой ценой надо выиграть время.

Я смерил Галунова пронизывающим взглядом:

– Жить хочешь?

– Х-хочу…

– Сейчас выйдешь на крыльцо и очень спокойно спросишь, в чем дело. Только без глупостей! Понял?

– Да, – судорожно кивнул он.

Я пустил его вперед. Галунов остановился у входной двери, щелкнул замком, открывая. Я ждал в темной прихожей за его спиной. Мой палец отдыхал на спусковом крючке.

– Кто там ломится? – угрюмо озвучил Галунов, высовываясь на крыльцо.

– Галун, да ты че, охренел?! Мобильник вырубил, дверь не открываешь! Опять с утра глаза залил?

– Леха? Че за непонятки? Ты ж вроде вечером обещался…

– Варавва тебе объяснит – какие непонятки! – рявкнул невидимый гость. – Гони товар, живо!

Галунов обреченно оглянулся. Я сухо кивнул.

Он крикнул:

– Сейчас! Хоть штаны надену…

– Можно подумать, мы тебя без штанов не видали, – донесся смех с той стороны забора.

Галунов захлопнул дверь и вернулся в дом. Под моим чутким контролем достал из комода сверток, запечатанный в черный пластик, и вернулся в прихожую.

– Отдашь сверток, закроешь ворота и вернешься, – шепотом объяснил я, – Дернешься – и пуля у тебя в затылке… Усек?

– У-усек…

– И морду – проще, – толкнул его в бок, – а то друзья обидятся…

Он спустился с крыльца и открыл стальные ворота. Через узкую щель мне была видна лишь спина Галунова.

– Ну, у тебя и рожа, – буркнул кто-то из гостей.

– А это он после вчерашнего, – хихикнул второй, – сам виноват! Не фиг было полировать коньяк самогонкой! На пару с Жирным выдули полтора литра…

– В натуре? Вот красавцы!

Следующие минут десять они со смаком обсуждали подробности вчерашнего вечера. А я стоял в темной прихожей и мысленно крыл их матом.

«Взяли пакет – и валите! Чего вам еще надо, уроды?»

Наконец радужные воспоминания иссякли. Галунов попятился во двор, но с той стороны его притормозили:

– Че, и в дом не пригласишь? И пятьдесят граммов корешам не набулькаешь?

«Этого только не хватало…»

– Да вас же Варавва заждался…

– Ништяк, успеем!

– А у него, наверное, нету! – с издевкой предположил второй. – Наверное, сам сегодня с бодуна все вылакал!

– Пить без друзей – верная дорога к алкоголизму, – наставительно уточнил первый.

– Голова болит… Давайте завтра.

– Какой-то ты странный, Галун. Случилось чего?

Я прикусил губу. Спина хозяина маячила у меня на прицеле. Жаль, что остальных не видно…

– Да нормально. Говорю же, башка трещит.

– А-а… Ну это неудивительно, – хмыкнули с улицы.

– Ладно, бывайте, пацаны…

– Пока, Галун.

Хозяин уже собрался закрывать ворота, а я почти поверил, что в этот раз обойдется. Но в одно мгновение все пошло кувырком.

Из гостиной долетел стон.

Катя пришла в себя! Молодчина… Жаль, что так не вовремя. А я… я – идиот, не закрывший дверь в холл!

– Э-э, да у него там баба! – обрадовались из-за ворот.

Мягко, кошачьи ступая, я попятился. И не успел еще дотянуться до дверной ручки, когда, холодея, услышал:

– Глеб!

– Какой еще «Глеб»? – возмутились с улицы, – Че за хрень у тебя там творится, а?

Я шагнул ко входу и увидел, что Галунова уже отпихнули в сторону. Здоровый бородач в кожаных штанах и жилетке влетел во двор – в руке у него был помповый дробовик. За долю секунды я хорошо рассмотрел каждый волосок на квадратной физиономии гостя…

И надавил спуск «беретты».

Пара хлопков.

Точно знаю – не промахнулся.

Но бородач, словно не замечает, одним прыжком одолевает крыльцо. Отброшенная мощным ударом дверь сшибает меня с ног. «Бронежилет!» успеваю я сообразить. Но слишком поздно – пистолет вывалился из контуженной руки.

С рефлексами у меня вообще швах – как бывает всегда после «ускорения».

Пытаюсь вскочить и получаю еще удар – кованым сапогом. Оказываюсь на полу в холле. Он покрыт мягким ковром – но от этого нисколько не легче. Потому что бородач скалится, нависая надо мной горой мускул:

– Откуда такой борзый, хиляк?

Я достаю нож из кармана на штанине. Бородач изящно помахивает стволом дробовика и скалится еще шире:

– Ну, попробуй, доходяга!

Ясно, что у меня нет шансов. Правда, у ножа шансов больше.

Я вдавливаю выемку на гарде. Лезвие вылетает из рукоятки. И проносится намного выше фигуры бородача.

– Промазал, идиот! – весело комментирует он. Но я не рассчитывал так его прикончить – и смертельная ножевая рана редко дает гарантию от выстрела в ответ. Тем более что с этого расстояния из дробовика не промахнется даже ходячий труп.

Именно поэтому я целился выше.

И тоже не промахнулся.

Бородач перехватывает мой взгляд, кривится и не выдерживает – недоуменно смотрит вверх. Как раз в тот миг, когда тяжеленная бронзовая люстра падает ему на голову.

– Есть контакт, – шепчу я. Встаю, выдираю дробовик из его скрюченных пальцев. Подбираю с пола лезвие ножа и опять вставляю в рукоятку – ведьмина сталь слишком большая редкость, чтобы ею разбрасываться. Где еще найдешь лезвие, которое бы резало металл, словно картон…

Черт!

Опять падаю на пол. Автоматная очередь бьет по оконным стеклам.

Второй бандит, контролировавший дом с улицы, что-то заподозрил – наверное, вскочил на сиденье мотоцикла и теперь работает поверх забора из «калашникова».

Вслепую шмаляет. Зато патронов, сволочь, не экономит!

Брызги стекла разлетаются по гостиной.

– Мочи их, сук! – злобно и испуганно орет с улицы Галунов. В тон ему захлебываются лаем привязанные во дворе ротвейлеры.

К счастью, диван далеко от окон и частично скрыт массивным дубовым шкафом.

– Лежи, Катя, – выкрикиваю я. А сам взлетаю по лестнице на второй этаж. Распахиваю окно – то самое, которое прячется за разлапистой сосной в палисаднике. Еще с улицы его заметил…

Один прыжок, и я в новой точке, откуда хорошо видны подступы к дому. Бандит с автоматом разворачивается – услышал или догадался? Не важно, ведь я все равно раньше успеваю нажать спуск дробовика.

Минус второй!

Только радоваться глупо. Потому, что Галунова нигде нет. Кругом вообще безлюдно. Нежилые дома равнодушно таращатся выбитыми окнами. Ветер гонит пыль по дороге. Но, если вслушаться, через хриплый лай хозяйских собак можно разобрать, как где-то вдали, за одичалым садом, трещат ветки под быстрыми шагами…

«Называется, пощадил гада! Значит, скоро не только полицаи, скоро все местные бандиты сюда пожалуют…»

Чем дальше, тем веселее!

Я спрыгнул на землю. Вернулся в дом. И понял, что не зря потратил последние полчаса.

Катя сидела на полу и испуганно на меня смотрела. До сих пор бледная, но уже без того тусклого, безнадежного блеска в глазах, который я давно научился угадывать.

– Ты сможешь идти?

– Я попробую…

Вытащил иголку из ее вены, заклеил место укола пластырем. Рану на ноге успел перебинтовать раньше.

Она встала, опираясь на диван, и покачнулась. Я подхватил ее и вынес из дома.

Ничего, будет жить. Конечно, если мы успеем вырваться из поселка!

В этот раз усадил Катю позади – чтоб удобнее маневрировать. Но по-прежнему крепко привязал к себе своей курткой. Сам я надел трофейную, слегка подпорченную дробью кожанку.

Возвращаться тем же путем не стал. Повернул мотоцикл влево, огибая развалины на краю поселка. И опять встретил знакомого тракториста.

Он приветственно помахал рукой.

Я притормозил. А тракторист заговорщицки мигнул:

– Слышал пальбу – значит, ты достал лекарства?

– Какую еще пальбу? А лекарством поделились добрые люди…

– Это Галунов, что ли? – засмеялся мужик.

– Не только. У вас в поселке – вообще такие все милые… Скажи, этой тропой я проеду через болото?

– Ага.

– Спасибо, – кивнул я, выжимая «газ».

– Только у опушки рули направо, – уточнил он вдогонку, – Тропинка влево – к Гиблому лесу!

Натужно гудел мотоцикл, шелестела осока, брызгала грязь из-под колес. Но с каждой секундой мы все ближе к спасительной чаще.

«Фалкон» почти достиг опушки, когда я услышал за спиной рев десятков двигателей. На изгибе тропы оглянулся и вдруг отчетливо понял: оторваться не выйдет.

Все, что я сэкономил, напрямую одолевая болото, – жалкий пустяк. Целая стая мощных мотоциклов, кажется, «Хонд», летела с той стороны камышей – более тяжелые, чем мой «Фалкон», зато куда более скоростные. По длинной дуге они объедут болото вдоль окраины поселка и, вырвавшись на укатанную тропу, за считаные минуты будут у меня на загривке.

«Лошадиные силы» кой-чего значат…

Но я-то – не лошадь!

У развилки путей притормозил. «Как там говорил тракторист – Гиблый лес? Что ж, мне подходит!»

Вдавил рукоятку «газа» и повернул налево.

Этой дорогой точно редко пользовались. А может, и вообще не ездили последние несколько лет. Высокая трава не примята. Иногда поперек пути лежали сломанные ветки. Один раз пришлось объехать поваленное бурей дерево.

Но лес пока не оправдывал громкое название.

Заурядные сосны проносились мимо. Налетавший ветер был пронизан обычным, хоть и густым запахом хвои.

И все-таки я еще надеялся, что у рвавшихся за мной бандитов с этим местом связаны куда более сильные воспоминания. Даже последние сволочи бывают до ужаса суеверными…

Через пару минут стало ясно – зря надеялся!

Рев моторов не думал растворяться вдали. Наоборот, с каждой секундой он нарастал.

«Ищи выход, трикстер…»

В конце концов, несолидно – столько раз ускользать из самых поганых ловушек Зоны и вдруг тупо окочуриться от бандитской пули!

Выход… Только где? Хоть бы кто подсказал.

Сколько ни оглядывайся – направо и налево лишь однообразная стена леса. Но эта дырявая стена не укроет нас от погони…

Стоп! А что это там белеет?

Я круто поворачиваю руль, проламываю тянущийся вдоль тропы кустарник. Одолеваю заросшую болотной травой низину, опять вырываюсь на твердое место. И понимаю, что мне не показалось.

Стена тумана встает впереди – совсем близко, меньше километра!

Я до капли выжимаю из мотоцикла все, на что он способен. И успеваю влететь в молочную пелену как раз тогда, когда сзади начинают грохотать выстрелы.

Кто-то бы удивился – откуда в ясный день это белое, осязаемо плотное наваждение. Но я знаю, что в таких районах бывают вещи и покруче. Целые автоколонны растворяются, будто ложка сахара в кипятке…

Туман – плохое место.

Только не сейчас и не для меня!

Видимость – меньше пяти метров. Стволы деревьев, будто живые, сами бросаются под колеса. И каждое – как готовый памятник на твоей могиле.

Но я не сбавляю скорость.

Ведь тем, кто дышит мне в затылок, – ничуть не легче. И мысль об этом помогает безошибочно выбрать путь, уловить в белом мареве едва различимые стволы сосен, вовремя крутануть руль, объезжая кочки и выбоины.

Грохочут выстрелы. Изредка пули сшибают ветки.

Но я знаю – палят вслепую! Они и друг друга почти не различают…

Звук глухого удара – там, позади.

Ага, минус один! Кто-то из особо рьяных байкеров поцеловался с сосной!

Они сбрасывают скорость – я чувствую это по слабеющему с каждой секундой гулу моторов.

«Оторвался!»

Почти слившись с «Фалконом» в единое целое, я мчусь сквозь дымку, как призрачный парусник, как лист на ветру. И кажется, что сам становлюсь частью этого проклятого и завораживающего места…

Только прикосновение Кати, только тяжесть аккумулятора в рюкзаке за спиной до сих пор связывают меня с реальностью, хрустальным звоном отдаются в висках: «Лови фарт, трикстер, лови фарт!»

Туман – пустяки…

Лес – пустяки.

Я смогу их одолеть. Потом, когда окончательно затихнет растворяющийся звук тяжелых мотоциклов. С каждым метром эта минута ближе…

«ГЛЕБ!» – отчаянный вопль подсознания словно выводит меня из ступора.

Взвизгивают тормозные колодки, руль, как бешеный, идет вбок, едва не ломая пальцы.

Подняв облако пыли, «Фалкон» останавливается.

Замирает на берегу реки – у самого края, над обрывом.

«Называется, приехали!» – облизываю я вмиг пересохшие губы. Достаю флягу и делаю длинный глоток. Озираюсь. Ветер поднимается с реки и чуть разгоняет туман, легкой рябью ложится на гладь. До этой глади вниз – метров десять.

Высоковато пришлось бы лететь!

Очертания берега изгибаются дугой. Я почти у вершины этой дуги. А ее продолжение вправо и влево тает в дымке у меня за спиной. Эта излучина – как западня.

Надо отсюда уматывать, пока банда байкеров не пришла по моему следу!

Направляю «Фалкон» вдоль берега. А река все изгибается в тумане, круче заворачивая на север.

Я уже двигаюсь почти навстречу погоне!

И ясно различаю там, впереди, нарастающий гул моторов.

Фигня! Если сумею с ними разминуться – проскочу. В этой дымке они и своих-то с трудом угадывают!

Я отчаянно успокаиваю себя этой мыслью. Но с каждой минутой ветер разгоняет белую пелену. И становится очевидно – не разминусь…

Там, где река опять начинает поворачивать к западу, я останавливаюсь. По звукам уже ясно – байкеры изменили построение. Лишь часть из них идет моим следом. Остальные широкой цепью прочесывают лес – народу у них хватает. Там, у поселка, я видел не меньше трех десятков мотоциклистов, а Варавва – тот, кто ими командует, – отнюдь не идиот вроде Галунова.

Наверняка он знает про реку. И знает, что отсюда мне некуда деться.

Или почти некуда…

Я оглянулся.

То есть, конечно, можно попробовать спуститься по крутому обрыву. Без тяжелого рюкзака переплыть эту чертову реку.

Я бы, наверное, многое сумел.

Если бы речь шла только о моей жизни…

– Катя, – сказал я, развязывая соединявшую нас куртку. – Ты останешься здесь.

– А ты? – испуганно прошептала она.

– А я чуток прогуляюсь, – улыбнулся, слезая с «Фалкона» и прислоняя его к дереву.

– Ты меня бросаешь, – прозвучало словно утверждение.

– Не-а, этой фазы наш роман еще не достиг. Сиди возле мотоцикла…

Обойдя заросли черники, перебежками, от куста к кусту я двигался на северо-восток – если правильно определил направление. Во всяком случае, звуки моторов нарастали. А я бежал им навстречу. И конечно, не с голыми руками.

Артефакты я уже истратил. Зато разбогател обычным «железом».

Трофейные помповый дробовик, «АКСУ» – укороченный полицейский «калаш», «стечкин» и моя собственная «беретта» – вполне достаточно для того, что я задумал…

Стоп!

На секунду замер, всматриваясь. Ага, вроде удобное место.

Я спустился с пригорка, пересек болотистую низину. Дальше по кочкам рос редкий кустарник, за ним опять болото… В общем, вполне экологичный пейзаж.

Пора было дополнить его новыми деталями. Я вскинул автомат и короткой очередью пальнул в туман, навстречу еще невидимым мотоциклистам. Хрипло заорал:

– Все сюда! Он здесь!

Потом вернулся на пригорок и спокойно залег под кривой сосной.

Ждать пришлось недолго.

Сразу два байкера выросли из тумана: один двигался прямо на меня, другой – метрах в десяти левее. Теперь они не мчались, как стая оголодавших хищников, – нет, ехали осторожно, с опаской, вглядываясь во мглу… А в болотце их мотоциклы вовсе начали буксовать – один успел провалиться по самые оси.

Другой не успел.

Хотя результат оказался одинаков…

Магазин «АКСУ» опустел. Я отсоединил его и аккуратно прищелкнул новый.

Как раз вовремя, чтобы общаться с третьим – он вылетел на меня справа. Этот заметил мертвых подельников, выругался и попытался развернуть тяжелую «Хонду». Только в глубокой грязи у него не слишком получалось…

Во всяком случае, пули долетели раньше.

Минус три!

Я облизал губы. Хорошо, но мало. А по сравнению с тем, что они творили в Микулино, вообще пустяк…

– Здесь он, здесь! – заорал я в туман.

Идите же ко мне, бандерлоги!

Нет, я не надеялся прикончить их одного за другим.

Главное – приманить сюда большую часть стаи. И пока они будут кружить в тумане, ругаться, буксовать в болоте – у меня есть шанс по-тихому ускользнуть. Вернуться к мотоциклу и вырваться из облавы.

Почему бы и нет?

Ведь я не волк, а они не охотники. Они сами – то еще зверье…

Что-то грохнуло за спиной. Я рывком перекатился, вскидывая автомат. И в ту же секунду фонтанчики земли взлетели рядом с головой.

«Обошли!» – успел я подумать, нажимая спуск.

Длинная очередь встретила рождающиеся из дымки силуэты.

Один сразу накренился вбок – его «Хонда» вырвалась из-под седока и, налегке проскочив десяток метров, врезалась в сосну. А второй резко крутанул руль и сумел нырнуть в туман.

«Плохо! Пора менять диспозицию!»

Я метнулся к маячившему вдалеке, заросшему кустарником бугорку. Но не успел еще добежать, когда из пелены вылетел новый противник.

Я упал, вжимаясь в траву, совмещая прицельную планку и мушку поверх размытого темного силуэта.

Байкер мчался прямо на меня, не пытаясь отвернуть в сторону, не вскидывая на ходу дробовик, – хотя, конечно, слышал пальбу. И, конечно, он уже увидел меня в низкой траве.

«Хочешь раздавить мотоциклом? Попробуй!»

Но вместо этого он вдруг притормозил.

«Идиот!» – решил я, дергая пальцем туговатый крючок спуска. Автомат вздрогнул, выплевывая короткую очередь. Я бил наверняка, экономя патроны.

А байкер даже не качнулся. Он проехал еще метров пять и остановился на склоне пологого холма.

Доля нереальности ощутилась в этот миг. Ездок казался совершенно спокоен, словно пули из «калашникова» были чем-то вроде каприза погоды – типа легкого моросящего дождика.

«Опять броник?» – мелькнуло в голове, пока палец второй раз нажимал спуск. Я целился прямо в его ухмыляющуюся рожу. И с этого расстояния трудно было промазать в неподвижную, хорошо различимую мишень.

Очередь расколола воздух – за пару мгновений опустошила магазин, выбила щепки из ближайшей сосны.

А байкер… чертов байкер не шелохнулся. Остался сидеть в прежней расслабленной позе.

Я прикусил губу, чуть поднимаясь над травой: «Что за фигня?» Это казалось бредом – ожившим ночным кошмаром.

«Кто ты, мать твою?» Даже упыри не умеют мгновенно залечивать раны. Любая тварь на его месте давно бы уже корчилась от боли. Любой, кто создан из плоти и крови…

А может, и не из плоти?

Человек или призрак?

Легкий ветерок сильнее проредил туман. И я смог рассмотреть его уверенную физиономию. Слишком уверенную – будто любой мой поступок был ему заранее известен.

Байкер не выглядел туповатым громилой. Черты лица вполне подходили умнику с университетским дипломом во втором поколении. Легкая ухмылка кривила тонкие губы. И темные глаза изучали меня с холодным вниманием, как подопытную зверюшку.

«Ошибся, братан, я не хомячок!» – помповый дробовик, висевший за спиной, уже у меня в руках. Палец лег на спуск.

– А ты – упрямый, – леденяще усмехнулся призрак.

И в ответ ему грохнул выстрел – один… второй…

Верхние ветки полетели с кустов, срезанные зарядом шрапнели, дырками задымилась кора дерева у его плеча…

Третьего выстрела не было. Хотя в магазине еще хватало патронов.

Я опустил дробовик.

– Что, наконец дошло? – иронично подмигнул Варавва.

А кто ж еще? Теперь-то мне удалось разглядеть легкое дрожание воздуха, окутавшее его фигуру в момент выстрела. Комочки свинца разлетались, будто отклоненные неведомой силой…

И уж конечно, эта сила не могла принадлежать рядовому бандиту.

Неведомый артефакт ему помогал или удивительная мутация – один хрен, мне с ним не справиться. «Ну и мать его так!» – я вскочил, бросаясь в туман.

Только почти сразу замер, будто уперся в невидимую стену. Рев десятков мотоциклетных моторов долетел навстречу, а потом десятки силуэтов родились из дымки.

«Все-таки обложили…»

Кольцо замкнулось – пока я бездарно тратил время и патроны.

– Как видишь, глупо дергаться, – объявил Варавва. – Ты проиграл, трикстер!

Я оглянулся. Сейчас единственное, что оставалось, – выдавить кривую ухмылку в ответ:

– Такой большой, а не знаешь простого закона…

– Какого закона?

– Если имеешь дело с трикстером – ни в чем нельзя быть уверенным.

Он презрительно сплюнул на землю:

– Куда ты дел девчонку?

Я улыбнулся еще шире, озираясь вокруг. Больше двадцати человек уже обступили меня плотной цепью. И столько же стволов пытливо таращились на меня черными зрачками.

Можно пока корчить героя. Только себя обманывать глупо – эту цепь мне не разорвать.

Я медленно поднял ствол дробовика и приставил его к своей шее.

– Как это банально, – вздохнул Варавва.

– Ага, и скучно, – подтвердил я. – Может, составишь компанию?

Бандиты хмуро таращились, продолжая держать меня на мушке. А я смотрел поверх их голов – так, будто хотел навсегда запомнить окутанные мглой ветки сосен. Все-таки это нормальный лес – несмотря на туман. Не такое уж плохое место для финала…

– А ты забавный, – оскалился Варавва. – Ладно, дам тебе еще один шанс. – Он махнул рукой. – Расступитесь, пускай идет!

Байкеры переглянулись, но выполнили – в их цепи образовался широкий промежуток.

– Вали на все четыре стороны…

На мгновение наши взгляды встретились. И я вдруг понял. Вдруг ощутил себя самоуверенным дураком… Нет, не за мной шла главная охота. Это Катя вышибла мозги тому упырю – губернаторскому племяннику. И скорее всего, именно за ее голову обещана хорошая награда.

– Ну… – нетерпеливо прищурился Варавва. – А то ведь могу передумать…

Да, он знал, что Кате не уйти в одиночку – думаю, Галунов подробно ему доложил. А еще ему ясно – пока живой, я ее не брошу, сделаю все, чтоб ее спасти…

Он знал, что я приведу их прямо к девушке.

У меня же нет выбора.

– Давай, не тормози… – кивнул вожак байкерской стаи.

И когда я шагнул вперед, уловил в его в глазах радостный огонек.

Теперь Варавва не сомневался – все кончится быстро, без лишней суеты и прочесывания зарослей. Они возьмут нас обоих. И банда даже лишнюю минуту не задержится в этом поганом месте, совсем не зря получившем название «Гиблый лес».

Он заранее просчитал каждый мой шаг…

Я иду мимо байкеров. Они провожают меня взглядами, только ни один не двигается с места. Почти физически чувствую спиной их ненависть. Но, одолев пару десятков метров, останавливаюсь.

За спиной взрыкивает мотор.

Я оборачиваюсь. «Хонда» Вараввы выскочила вперед. Он почти ласково машет рукой:

– Ну, чего ждешь? Лови фарт, трикстер!

– Как скажешь, – шепчу я, отводя от шеи ствол дробовика.

Он ухмыляется:

– Последняя попытка?

Бандиты держат меня на прицеле. Но я и не собираюсь шпиговать кого-то из них свинцом. Знаю, мне не дадут сделать больше одного выстрела – особенно когда заметят то, что я успел увидеть первым.

Несколько секунд назад…

Рассматривать кроны деревьев – полезно не только для нервов.

Ствол дробовика до сих пор задран вверх – куда выше их перекошенных от злобного внимания физиономий. Я очень близко, но теперь нельзя тянуть – они тоже вот-вот разглядят… Всего-то и надо шевельнуть пальцем.

А удается не сразу.

«Слишком близко!» – отчаянно сигналит подсознание.

«Ну и пофиг!» – отвечаю я, нажимая спуск.

Щелкает боек – громко, словно мое сердце. А вместо выстрела – те же удары отдаются в висках.

«Осечка?!» – холодом отзывается внутри.

Палец судорожно давит стальную скобу.

Второй раз – тоже ничего!

Я роняю дробовик на землю. Бандиты начинают смеяться – еще бы, трикстер оказался клоуном.

Я рву из подмышечной кобуры пистолет. Но Варавва качает головой:

– А вот это – лишнее! Медленно положи на землю и отойди в сторону, – его «винчестер» смотрит мне в лицо. Сам вожак байкеров косится вверх. Конечно, он уже заметил над собой притаившийся в сосновых ветвях пузырь.

– Хорошая попытка.

Я молчу, облизывая пересохшие губы. И медленно опускаю «беретту».

– Ну что, теперь ты действительно проиграл?

Пистолет ложится на землю. Я отступаю на пару шагов, сажусь на траву и медленно достаю носовой платок. Утираю пот.

А бандиты буквально угорают – трясутся от смеха, держатся за бока. Потом они обязательно меня убьют – жестоко, без лишней спешки, но сейчас… Сейчас я подарил им несколько секунд реального, по-детски безмятежного счастья.

Никто из них не замечает вывалившийся вместе с моим платком зеленовато-серый шарик.

И я успеваю раздавить его каблуком.

 

Глава 5

Мутная пустота…

Гулкие удары…

Влага…

Я что, упал в реку?

Не помню. Последнее, что отпечаталось в памяти, – я опять притащил из Зоны горсть хлопушек. А отец снова меня отчитывал: «Ты ведь почти взрослый, Глеб, тебе тринадцать, нельзя дурачиться, будто первоклассник!»

Угу, директор уже вызывала его на прошлой неделе – после того как математичка Анна Сергеевна села на хлопушку. Но ведь сама же села! Я ее не заставлял. А визгу было на всю школу – хуже, чем если б математичка увидала живоглота у себя в кабинете.

Подумаешь, одна маленькая хлопушка, которая чисто случайно оказалась на ее стуле. Конечно, она этого не ожидала. Но ведь если б ожидала – согласитесь, было бы не так смешно.

И стоило вообще волноваться? Это ведь не артефакт – безвредная штуковина, похожая на петарду. Даже лучше, чем петарда, – абсолютно безопасная. Конечно, более громкая – хотя еще неизвестно, кто громче – хлопушка или Анна Сергеевна?

Целый день потом звенело в ушах…

В этот раз – звона нет. Только голова слегка болит. И память наконец-то распахивает скрипучую дверцу.

Да, папа, в этот раз мы не трогали математичку…

Почти одновременно с грохотом хлопушки что-то вспыхнуло вверху и опрокинуло меня в темноту.

«Пузырь сработал – от звуковой волны…» – буднично констатирует сознание. И умолкает, опять проваливаясь в забытье.

Неизвестно, сколько это длится. Я открываю глаза оттого, что кто-то тормошит меня за плечо:

– Проснись, Глеб!

Поворачиваю голову, кругом – белизна. Это стены? Не выходит толком рассмотреть – все расплывается перед глазами. Но сейчас мне лучше, намного. Голова прошла… Лежу на чем-то мягком… Кровать? Я что, угодил в больницу?

Кто-то рядом продолжает трясти меня за плечо:

– Глеб, ты что, меня не узнаешь?

Голос вроде знакомый, только лицо нельзя различить сквозь застилающую взгляд пелену.

– Привет… А ты…

– Это ж я – Андрюха!

– Угу, – слабо киваю. И в мозгах будто ржавые шестеренки проворачиваются: «Какой еще Андрюха? Одноклассник? Сосед по больничной палате?»

– Значит, не узнал, – грустно качает он головой.

Я растерянно моргаю. Пелена редеет, а шестеренки в мозгах делают поворот.

– Почему ж не узнал… – Я вздрагиваю.

Он пытливо смотрит мне в глаза:

– Много лет прошло, да, Глеб?

– Много, – выдавливаю в ответ. Теперь я действительно вспомнил, где видел это лицо. Но в тот, последний раз – оно было бледное, как вечернее небо, почти серое…

– Спасибо, что тогда вернулся, – говорит он.

А я молчу. Потому что слишком хорошо помню тело, завернутое в грязную рогожу. Помню торчащую из-под рогожи руку – холодную, как лед. И, как наяву, вижу четвертую от дороги могилу – на новом поселковом кладбище…

– Ты изменился, – говорит он.

– А ты – нет…

Он слабо усмехается:

– До сих пор таскаешь товар из Зоны и бегаешь от полицаев?

– До сих пор, – бормочу я.

– Стал настоящим трикстером?

– Не знаю, со стороны виднее… – Годы, будто один день, проходят перед глазами. И очень мало там светлого, недостойного забвения.

Жизнь до Сумерек – праздничный, нереальный сон. Но иногда кажется, что и в первые, самые страшные годы – мир был лучше. По крайней мере, мама была жива. И упыри еще не убили отца у меня на глазах…

– Говоришь, мир был лучше?

Удивленно поднимаю на него взгляд. Разве я сказал это вслух?

– …А что ты сделал, чтобы он СТАЛ лучшим?

Я пожимаю плечами:

– Один человек может так мало.

– Так мало? – разочарованно моргает Андрюха Демин. И лицо его будто темнеет от гнева. – Нас с Серегой зарезали, как баранов… А ты… Тебе одному выпал шанс! И ты… ни хрена не сделал!

– Я убил «мясника»…

– Прикончить несколько негодяев – и сдохнуть?! – кричит Андрюха, и голос его становится громче с каждой секундой, он уже гудит, как огромная медная труба, – ЭТО ВСЕ, ЧЕГО ЖЕЛАЕШЬ?! ВСЕ, НА ЧТО ТЫ СПОСОБЕН?!

– Сдохнуть? – растерянно бормочу. – Я… не желаю сдохнуть!

– ТАК КАКОГО ДЬЯВОЛА ТЫ ВАЛЯЕШЬСЯ, СЛОВНО КУСОК ДЕРЬМА?! ЖДЕШЬ, КОГДА ОЧУХАЮТСЯ БАНДИТЫ?!

Он нависает надо мной – огромный, как гора, окутанная сияющим ореолом. И взмахом руки швыряет назад – в холод и боль…

Я вздрагиваю среди влажной тьмы. Отчаянным усилием поднимаю голову. Начинаю судорожно кашлять, выплевывая изо рта противную жижу.

«Что это? Где я?»

Утираю лицо от грязи, разлепляю веки. И наконец понимаю – взрывом пузыря меня отбросило далеко в низину. Болото смягчило удар – мышцы ломит, но кости целы.

А в ушах до сих пор гудит.

«Последствия удара», – подсказывает элементарная логика. Но вдруг я цепенею, потому что гудение ясно складывается в слова: «МОСТ ЧЕРЕЗ РЕКУ… ДВА КИЛОМЕТРА НА ЗАПАД…»

Я трясу головой. Наваждение проходит.

Мало ли что померещится после такой контузии…

Озираюсь по сторонам. В десятке метров от меня валяется бандит – этому повезло меньше, он приземлился на твердое и, похоже, сломал шею. Зато его автомат – целый.

Я ползу к нему.

Вооружившись, оборачиваюсь, смотрю назад во мглу. Оттуда долетают какие-то звуки… Стоны? И вроде различимо неясное движение.

Вернуться и попытаться прикончить выживших уродов?

Нет, глупо рисковать.

Глупо тратить драгоценные минуты!

Я вскакиваю и на слабых, подгибающихся ногах ковыляю туда, где оставил возле мотоцикла Катю. Голова до сих пор кружится, едва удается угадывать направление. А плутать мне нельзя – бандиты скоро обнаружат, что я исчез… Когда это произойдет – надо оказаться далеко отсюда.

«Два километра… Так ведь говорил Андрюха?»

Я стискиваю зубы. Не хватало еще спятить, уверовать в собственный бред!

Прибавляю шагу, почти бегу, обдирая лицо и руки о плотный кустарник. В мозгах вроде прояснилось. Только гудящий голос не уходит из памяти. И неотступная мысль лихорадочно стучит в висок: «Галлюцинация… или что-то другое?»

К чертям, к кровососу в глотку!

Соображай, Глеб!

Вот там заросли черники. Похожие, совсем похожие…

Еще несколько шагов… И в лицо мне снизу вверх смотрит двадцатизарядный «глок».

– Привет, – говорю я.

Не опуская оружия, Катя испуганно изучает мое лицо – наверное, вид у меня еще тот. Чувствую, взрыв и купание в болоте радикально облагородили имидж.

Кое-как утираюсь мокрым рукавом, выдавливаю с улыбкой:

– Ну что, теперь узнала?

Морщась от боли, я навьючил на себя рюкзак с аккумулятором. Мы оседлали «Фалкон», проехали около километра на запад. Когда река скрылась в прибрежных зарослях, я остановил мотоцикл.

Катя встревоженно коснулась моего плеча:

– Тебе плохо, Глеб?

Мне хорошо. Так прекрасно, что я молчу, прикусив губу. Ведь это же здорово, когда у тебя есть выбор…

Одно плохо – неясно, что именно надо выбрать. Либо, никуда не сворачивая, продолжаем нестись на запад – мотоцикл бойко идет по редколесью. И возможно, я сумею оторваться от погони.

Либо надо свернуть влево – прямо в заросли. И продираясь через кусты, двигаться вдоль берега целый километр.

Туда, где должен быть «МОСТ ЧЕРЕЗ РЕКУ»…

– Глеб…

– Сейчас, Катя, – прошептал я, вглядываясь и вслушиваясь.

Но подсказок не было.

Точнее, одна была – раньше…

Я криво усмехнулся. Вдавил кнопку стартера, выжал «газ», бросая мотоцикл вперед.

А метров через пять крутанул руль, поворачивая налево.

Несколько следующих минут прошли в треске веток и мысленной ругани.

Человеку свойственно ошибаться. Человеку свойственны суеверия. Но ты-то, хваленый трикстер, на фига ломишься к лешему в зубы? В таком поганом месте пробиваешься в самую чащу? Тратишь драгоценное время, сжигая бензин, лавируя между кустами…

Неужели все оттого, что тебе почудилась какая-то глупость?

«Ты придурок, Тень! Полный идиот!» – громко возмущался здравый смысл. Но руки продолжали сжимать руль, продолжали вести «Фалкон» вдоль берега. И я вглядывался в дымку – до рези в глазах.

Хотя и сам не мог бы дать точный ответ – почему?

Может, потому, что я слишком хорошо помнил тело, завернутое в грязную рогожу. И, как наяву, видел четвертую от дороги могилу – на новом поселковом кладбище…

– Глеб, – чуть толкнула меня в спину Катя.

– Ага, – отозвался я, вглядываясь в паривший над водой туман. Редеющая мгла уже не могла скрыть темные, прямые очертания…

Мост.

«Спасибо, Андрюха, не обманул!»

Никакой подъездной дороги не наблюдалось – даже намека, даже тропинки. Если она и была когда-то – последний раз ею пользовались больше десяти лет назад. А скорее всего – еще до Сумерек.

С тех пор все наглухо заросло терновником и высокой травой.

Обдирая рукава кожаной куртки, я протиснул «Фалкон» к самому берегу и остановился, вглядываясь вперед.

– Красивое место, – прошептала Катя.

– Угу…

Мост оказался подвесной – думаю, вообще пешеходный. Стальные тросы натянуты через реку, закреплены на массивных, глубоко вкопанных в землю железобетонных блоках и металлических балках. Два верхних троса служили в качестве поручней. Через каждый метр они соединялись перемычками с нижними тросами, а эти нижние служили опорой для мостового настила.

Я почесал затылок и сморщился, наткнувшись пальцами на свеженькую гематому. Не многовато ли на сегодня экстрима?

То есть, по изначальной идее, система способна выдерживать легкий мотоцикл вроде моего «Фалкона». Чуть больше двадцати метров – и ты на другом берегу. Река здесь не очень широкая, и это безопасный, вполне комфортный способ ее форсирования.

Был когда-то…

С тех пор сгнила большая часть толстых досок, образующих настил. Через зияющие в нем дыры выглядывают стальные перекладины. Раньше они тоже могли служить опорой для мотоцикла. Но сейчас покрыты слоем ржавчины. Да и сами натянутые между берегами тросы – грязно-бурого цвета.

Один дьявол ведает, какова теперь прочность этого сооружения – особенно в таком замечательном месте, как Гиблый лес.

– Мы поедем на ту сторону? – робко уточнила Катя.

– Обязательно, – выдавил я. Прислонил мотоцикл к дереву. Развязал соединявшую нас «страховочную» куртку. Слез с «Фалкона», подошел к мосту, осторожно постучал ногой по тросу. И медленно двинулся вперед.

Несколько шагов по скрипучим доскам. Обрывистый берег остался позади. Теперь только шаткий настил удерживает меня над рекой…

Стоп!

Я замер, будто споткнувшись. Повернул голову, всматриваясь вниз – в толщу воды. И стоял так целую минуту, пока не почувствовал взбирающийся по спине неприятный холодок.

Нет, гладь реки, до которой тут всего метров пять, выглядела спокойно.

Никаких сюрпризов вроде водяной глотки и прочей мерзости. Да и не любят эти твари подобные места. Им больше подходят пруды, тихие озера… А здесь течение – хоть и слабое, но вполне заметное. Оборванные ветром желтые листочки медленно проплывали под мостом.

Но что-то было не так.

Не знаю, что скрывалось под безмятежной гладью. Зато чутье ясно говорило – лучше бы и на километр не приближаться к этим берегам…

Я медленно выпрямился и облизнул пересохшие губы.

Абсолютно бесполезное открытие. Выбора-то все равно нет.

Аккуратно ступая, двинулся дальше. Гнилые доски подо мной потрескивали, сооружение чуток раскачивалось, но стальные перекладины, соединявшие два нижних троса, еще держались.

«Под человеком не сломаются. А под мотоциклом?»

Я дошел почти до середины реки. И думал проверять до конца – хотя с того края мост выглядел куда целее – но в эту минуту уловил за спиной знакомый поганый звук.

Нарастающий рев моторов.

«Очухались, уроды!» Куда быстрее, чем я надеялся.

– Глеб! – встревоженно позвала Катя.

– Слышу, – ответил я, бросаясь назад.

Байкеры приближались – в этом нет сомнений. Если уж там, в лесу, они напали на мой след – в прибрежных зарослях его тем более трудно потерять. Чересчур много свежих сломанных веток…

Я оседал «Фалкон», привязал Катю курткой. И пару секунд рассматривал мост, прикидывая наш суммарный вес.

– Глеб, – долетел из-за спины испуганный шепот.

Да, милая. Больше нет времени на осторожность. Если вслушаться, можно различить хруст валежника под колесами тяжелых «Хонд».

«Да!»

Разве так трудно – вдавить кнопку стартера, выжать газ?

И… вперед, под уклон!

Стальные тросы исполняют бешеный танец.

Гнилые доски печально всхлипывают, разлетаются щепками, осыпаются трухой… Металлические перекладины внизу пока держатся…

А нам-то и надо – всего несколько секунд!

Дальний берег уже стал близким, вырос из мглы очертаниями деревьев, и волшебную ясность обрели кроны сосен, заросли черники. Мы успеем – раньше, чем гул десятков двигателей за спиной заглушит рычание моего «Фалкона»…

Тр-рам! – лопается перекладина под задним колесом.

Катя вскрикивает.

Тр-р-рам – еще одна. Мотоцикл накреняется.

Пустяки! Ведь там, ниже перекладин – твердая земля. Мы смогли, милая! Промчались над тем неведомым, что до сих пор ледяными мурашками отдается у меня в позвоночнике. Мы одолели этот чертов мост.

И теперь я сделаю все, чтоб ни одной твари не удалось повторить наш подвиг.

Мотоцикл перегнать за прибрежный холм – так, чтоб его не достали пули с того берега. И Катю усадить рядом, строго приказать:

– Жди, не высовывайся…

Хотя она и не в состоянии куда-то идти без посторонней помощи. Скорее, я говорю это по привычке – как сказал бы своему напарнику. Или другу… Удивительно – за те неполные пару часов, что мы путешествуем вместе, я успел привязаться к этой девчонке.

Когда по очереди спасаешь друг другу жизнь – это здорово сближает…

К дьяволу сантименты! Я огибаю холм, проламываюсь через кусты к реке – там, где раньше была дорога. Чуть сползаю по склону, раздвигаю траву, нависающую над ушедшим в землю бетонным блоком. Вот она – толстенная скоба, на которой закреплен один из нижних тросов моста…

Пусть ржавый, но еще крепкий – это если пилить его обычным способом. Нож с лезвием из ведьминой стали намного ускорит процесс…

Я вздрагиваю.

Растерянно ощупываю карман на штанине – наполовину разодранный, пустой… Машинально проверяю другие карманы.

Ножа нет.

Нигде нет!

Вывалился, когда меня отшвырнуло взрывом пузыря… Или когда я продирался через прибрежный терновник? Без толку теперь гадать…

Я до крови кусаю губу, окидывая взглядом мост.

Такой хлипкий на вид. И все-таки слишком, убийственно прочный…

Я не перебью тросы пулей из трофейного автомата – калибр 5.45 хорош только, чтоб дырявить тела. И не смогу раздолбать бетон вокруг проклятой скобы – всех патронов в двух магазинах не хватит!

Была б у меня хоть одна граната… Или побольше патронов… Я стискиваю зубы. Хорошо мечтать – но лучше это делать в безопасном месте. Прибрежные кусты на том берегу уже трещат, а рев моторов становится оглушительным.

Я проворно взбираюсь по склону и занимаю позицию на вершине холма – в траве между кустом и деревом. Мост отсюда – как на ладони. «Хонды» тяжелее моего «Фалкона», но зато у них нет дополнительного пассажира – это минус пятьдесят килограммов. И скорость выше. У них есть шанс проскочить на наш берег.

Реальный шанс для них. И конец путешествия для нас.

В поредевшей дымке я не смогу оторваться от погони. Даже если прямо сейчас оседлаю «Фалкон».

Значит, любой ценой надо остановить их на мосту.

Все решится – именно здесь!

Мокрым рукавом я смахиваю с лица смешанный с грязью холодный пот. Зачем-то опять проверяю трофейный автомат. И негромко говорю:

– Катя, можно тебя спросить… Только обещай, что не обидишься.

– Спрашивай… – долетает от подножия холма.

В сущности, это не имело особого значения. Дурацкая привычка трикстера – вникать в детали. Или просто не хочется молчать: короткая передышка – вдруг это все, что нам осталось?

– Слушай, а как тебя угораздило?

– Чего? – не понимает она.

– Ну… связаться с упырями?

Она не сразу отвечает, и я успеваю пожалеть о своем дурацком любопытстве. Тем более что время для болтовни – на исходе. Почти все моторы на том берегу заглохли. Значит, большая часть уцелевших бандитов уже там – в зарослях над обрывом. Сейчас таращатся в нашу сторону. Или кто-то из них готовится к броску через мост.

Будто фитиль у пироксилиновой шашки, отгорают последние мгновения… А от подножия холма долетает шепот:

– Глеб, спасибо тебе.

– Рано благодарить, – сухо отзываюсь я.

– И прости… за то, что втравила тебя в беду… Моя вина…

– Нет, – качаю головой, – сам ведь на такое подписался.

И произошло это не сегодня. Намного раньше. Думаю, еще в тот день, когда упыри убили моего отца.

– А я… пошла вместе с Любой. Умерла ее тетка, и… брат, двоюродный, остался один. Ему только девять лет, и он… попал под «эвакуацию».

– Ясно, – бормочу в ответ.

Никаких тайн. Все до ужаса привычно.

– Но ведь это вопреки закону… Понимаешь, Глеб? У него же есть… – она запинается и уточняет: —…была двоюродная сестра. Мы с Любой решили просить племянника губернатора, он вроде кому-то помогал раньше… И на вид казался не очень злым…

Я мрачно вздыхаю. «Не очень злым? Тот, раскормленный, рыжеватый упырь?» Как можно быть такой наивной – на восемнадцатом году Сумерек?

Ругательства едва не слетают с языка. Но я вспоминаю растерзанное тело Любы. И молчу.

Ведь легко судить со стороны. А для них… для них – это была их единственная надежда вытащить пацана – за те несколько дней, что его продержат в областном сборном пункте. Потом, из регионального «эвакопункта», охраняемого ОКАМом, возврата уже не бывает. Именно там заканчивается путь для большинства одиноких детей, подростков и стариков. Для всех, кто жизнями оплачивает процветание новой «элиты»…

– Глеб… Мы не думали, что так обернется.

Конечно.

Просто они ухватились за последний, призрачный шанс. Ясно, что «эвакуаторы» особо не разбираются, когда сверху спускают дополнительные квоты. И ребенка взяли, нарушив даже нынешние, упырьи законы. Мне ли не знать?

Две смелые, пусть чуть наивные девушки – единственные, кто вступился за пацана. Именно поэтому одна из них сейчас лежит мертвая, с перекушенным горлом. А вторая…

Вторую я им не отдам!

Смахнул комара, опять вглядываясь в чуть смазанные туманом очертания деревьев на дальнем, обрывистом берегу. Сейчас там вообще тихо.

Чего медлят, твари?

Больше минуты уже прошло. Но до сих пор ни один не осмелился показаться у того края моста. Догадываются, что я не ушел, что жду их с автоматом наизготовку?

Или, может, страшатся лезть на хлипкий мост?

Давайте, рискните! Не до ночи ж мне тут валяться… Хотя я не против. Могу подождать и до ночи. Ночью легко запутать следы. И хрен они меня возьмут!

– Эй, трикстер! – долетело с того берега, откуда-то из зарослей. – Ты ведь здесь?

Я узнал голос Вараввы и ухмыльнулся.

«Хочешь понять наверняка? Давай посылай кого-то из своих ушлепков!»

Если мост выдержит, обещаю его даже не трогать – до середины реки…

– Знаю, что здесь! – засмеялся Варавва. – Ты ведь умный – почти как я! Ну, кто первым сделает ход?

Гребаный шахматист.

Понятно, что люди для тебя как фигурки – с раз и навсегда установленным числом доступных клеток. Об одном ты забыл: я не пешка. Играю не по клеткам. Да и не в твою игру…

У дальнего конца моста колыхнулись заросли терновника.

Я кивнул почти с радостью: «Пешка Е2–Е4!» Но уже спустя секунду ощутил, как холодок подкатывает к сердцу.

Отнюдь не фигурка сделала ход. Сам гроссмейстер скалил зубы с того берега:

– Ну что, ловкач? Проверим, у кого больше фарта?

Я судорожно стиснул рукоятку «калашникова». Хотя и знал, что сейчас от него будет мало пользы. Неужели Варавва рискнет ехать первым? Ведь мост запросто может рухнуть под его тяжелой «Хондой»…

А если нет?

Если нет – то лучше и не придумаешь… Мне ведь не удастся его остановить. Даже если расстреляю по байкеру оба магазина.

«Почему… Ну почему именно такого урода не берут пули?!»

Взрыкнул мотор «Хонды». Варавва вырулил на узенький пятачок травы перед самым мостом. И внимательно глянул вперед – кажется, оценил на глаз прочность настила.

«Слишком прочный…» – скривился я, удерживая Варавву на мушке.

Даже если мост рухнет за его спиной и остальным бандитам придется без мотоциклов сигать с обрыва в реку – результат от этого не изменится. Единственный мой шанс – стрелять прямо перед «Хондой» по стальным перемычкам, соединяющим нижние тросы. Может, тогда они подломятся раньше, чем его мотоцикл успеет их проскочить…

– Эй, трикстер! – сказал Варавва, поднимая глаза. Видеть он меня не мог, но я вдруг почти реально ощутил цепкую черноту его зрачков.

– …ты убил несколько моих людей, но то была правильная, честная схватка. Даже с хлопушкой – признаю, довольно остроумный ход. И конечно, в запасе у тебя найдется парочка ваших обычных, трикстерских подлянок. – Он хмыкнул. – Только нельзя выигрывать вечно. Судьба не лошадь, а ты не всадник. У дьявола тоже хватает тузов в рукаве…

Он сделал паузу, будто ожидая ответа.

И, не дождавшись, добавил:

– На самом деле мы не такие уж разные. Я люблю риск – не меньше, чем ты. И мне плевать, что ты там не поделил с питерскими. Поэтому я сделаю тебе одно конкретное бизнес-предложение. На этой девчонке ты не заработаешь ни хрена, кроме неприятностей. Отдай ее мне и катись на все четыре стороны!

Усмехнулся и уточнил:

– Минута на размышление!

Я дернул пальцем, занемевшим на спусковом крючке. И конечно, не выстрелил. Глупо раньше времени себя обнаруживать – думаю, вон из тех кустов весь мой берег сейчас просматривают через прицелы.

Варавва терпеливо выждал. Глянул на циферблат своих часов и подмигнул:

– Ответ ясен. Значит, скоро увидимся, трикстер!

– Его тут нет, – вдруг послышалось рядом.

Я вздрогнул, поворачивая голову. А откуда-то из зарослей с моего берега опять долетел голос:

– Он уехал и оставил меня одну.

«Не вздумай, дурочка!» – успел я мысленно выругаться, сползая по укрытому кустами склону. Большего не успел.

Потому что через секунду Катя шагнула из зарослей – прямо на открытый пятачок у самой реки.

– Какой сюрприз! – долетел радостный голос Вараввы. – Значит, наш ловкач не настолько идиот? И давно он уехал?

– Сразу… – выдавила Катя. – Как только мы одолели мост…

Ее заметно шатало, но она все еще держалась на ногах, опираясь на подобранную в лесу ветку. А я лежал в высокой траве – совсем рядом. И ни хрена не мог сделать.

Разве что броситься под пули…

– Отлично, детка, – сказал Варавва, заглушая мотор. – А теперь спокойно иди ко мне…

Она осталась на месте. Я не видел ее глаз, но, по-моему, Катя смотрела куда-то в небо – хотя что там можно рассмотреть сквозь молочную пелену…

– Ну, иди же, – ласково повторил Варавва, – Тебе нечего бояться. Я ведь знаю, это ловкач виноват, это он тебя во все втравил… Эй, ты меня слышишь?

Она слабо кивнула.

– Катя, пожалуйста, не надо! – прошептал я, подползая ближе. За травой у склона холма обнаружилось что-то вроде канавы с полузасохшей грязью на дне. И я мягко туда скатился.

Теперь нас разделяло не более метра. Я отчетливо видел бинт на ее ноге и проступающее на нем красное пятно.

«Что ж ты делаешь, глупая…»

Не оборачиваясь, Катя внятно прошептала:

– Уходи… Ты не должен из-за меня гибнуть.

Да, она точно все рассчитала – заполучив «приз», бандиты больше не станут рисковать. Только меня забыла спросить – нужен ли мне шанс такой ценой…

– Уходи, – глухо повторила она.

– Чего бормочешь? Молитву? – Варавва засмеялся. – Ну, это лишнее! Мы отвезем тебя в больницу, ты выживешь, детка. Все будет хорошо!

– Ничего уже… не будет хорошо, – отозвалась Катя. И сделала шаг к мосту.

Второго шага не получилось.

Одним рывком я приподнялся над канавой и повалил девушку на траву.

Загрохотали автоматные очереди, посыпались рядом ветки, пулями срезанные с кустов.

– Стоп! – зло крикнул Варавва. И все стихло.

Мы с Катей сползли на дно канавы.

– Эй, детка, ты цела? – озабоченно уточнил вожак байкеров.

– Что, Варавва, за живую заплатят больше? – хрипло отозвался я.

Он засмеялся:

– Ты все равно не разбогатеешь, ловкач! За нее дадут пол-лимона, а тебя прикончат бесплатно.

– Это вряд ли…

– Думаешь, твоя шкура стоит дороже? Хорошо, могу повторить предложение. Я сегодня щедрый… Оставь девчонку и убирайся!

Пока он говорит, мы отползаем к краю канавы. Теперь надо добраться до кустов. В одиночку мне было бы нетрудно. Но Катя… ее сил едва хватает, чтобы не потерять сознание. Я почти тащу ее за собой. И едва мы начинаем вползать на склон – автоматная очередь взметает перед нами куски земли.

– Не так быстро, – комментирует Варавва, – с этой дистанции я не промахнусь даже по воробью.

Опять скатываемся на дно.

Я морщусь в бессильной ярости. В канаве мы – как в ловушке.

Вожак байкеров громко вздыхает:

– Кто она тебе? Сестра, любовница? Не думаю. Полицаи считают, что она террористка. Устроила заговор, чтобы прикончить губернаторского племянничка… Ерунда! Не верю я в эту ахинею. Слишком много дерьма на земле происходит абсолютно случайно…

– Не веришь? – почти без надежды говорю я, – Тогда дай нам уйти! Это же скучно – все измерять деньгами!

– Ошибаешься, трикстер. Мыслишь узко, как заурядный совок. Большие деньги – большие возможности. Но выше денег – власть. Выше денег – установленный порядок. И у себя в районе я его гарантирую.

– Порядок? – ненависть комком подкатывает к горлу. Перед глазами опять, как наяву, встают сожженные дома и растерзанные тела…

– Да, порядок и закон.

– Как там, в Микулине? – мой палец едва удерживается на спусковом крючке. – Служить упырям – твой закон?

– А как же иначе? Может, в столицах это выглядит благороднее, но главное остается неизменным. Власть принадлежит сильным. И слабые всегда сами виноваты в своих бедах.

– Женщины и дети – тоже?

Голос Вараввы отзывается презрительным холодом:

– Не парь мне мозги, ловкач. Думай лучше о своей шкуре. Никто не заставлял твою девчонку вышибать мозги парню из питерского клана. И теперь ей придется ответить. Так повернулась судьба – у каждого свой жребий… Ты ведь не настолько дурак, чтобы спорить с судьбой?

– А ты… не боишься, что однажды тебе тоже придется ответить?

– За что?

– За все.

Он фыркает:

– Расскажи мне еще о справедливости… Открою тебе тайну, недоумок, – сатана давно владеет этим миром. Считай меня его наместником!

– Тогда отправляйся в ад!

– После тебя! – сухо отвечает Варавва. И спустя секунду, с того берега долетает гулкий рык «Хонды».

Я мрачно улыбаюсь. Да, кое-что мне удалось – хотя бы разозлить его настолько, чтоб у него и мысли не возникло одолеть мост пешком.

– Ты – не ловкач, ты – мертвец!

Тяжелая «Хонда» вылетает на шаткий настил – хрустят доски, скрипит, раскачиваясь, ржавое железо. Пора целиться в стальные перекладины перед ее колесами. С вершины холма я бы не промахнулся, только отсюда обзор хуже. Я пытаюсь чуть подняться над краем канавы.

И автоматные очереди с того берега заставляют меня опять вжать голову в землю.

Варавва уже проскочил над серединой реки. Куски трухлявого дерева брызгами разлетаются из-под колес его мотоцикла. Но перекладины выдерживают. Тросы не лопаются.

Вопреки всем моим надеждам…

Мне его не остановить.

И отбросив «калашников», я выхватываю нож – с лезвием из обычной стали. Это глупо против того, кого не берут даже пули. Но я все-таки жду свой последний призрачный шанс – в миг, когда он вылетит к самому краю моста и затормозит на сломанных перекладинах.

Если я успею прыгнуть раньше, чем он схватится за автомат… Если прочие бандиты не выстрелят, остерегаясь зацепить вожака…

Последняя секунда кажется бесконечной. Изготовившись к прыжку, я буквально врастаю в землю. Мне нельзя его спугнуть, даже выглянуть из канавы – нельзя. И только по звуку я чувствую приближение «Хонды»…

Сейчас!

Взлетаю, словно распрямившаяся пружина. И падаю на траву, отброшенный невидимой силой.

«Проиграл!» – отчаянно вспыхивает в мозгу.

Но что с Вараввой? Его мотоцикл, накренившись, застыл в считаных метрах от берега. Он победил – отчего же у байкера такая перекошенная испугом физиономия?

Значит, еще не все потеряно!

Снова бросаюсь к мосту. С того берега не стреляют, следовательно, есть шанс одолеть эти метры…

Я даже не сразу понимаю, отчего вдруг оказался на земле.

Горячая волна бьет в лицо. Стена голубоватого огня вспыхивает над рекой. И сквозь гудение пламени доносится хриплый вой Вараввы.

А стена огня – все выше. Кажется, что горит сама вода… Странно, что мост при этом не обугливается. И бензобак мотоцикла до сих пор не взорвался.

Вой переходит в какой-то звериный визг. Но постепенно затихает. Только почерневшая, объятая языками пламени фигура продолжает беззвучно корчиться на мосту рядом с опрокинутой «Хондой». Горят его куртка, его бандана, его похожий на головешку череп…

Несколько секунд я вглядываюсь, мокрым рукавом заслоняя лицо от нестерпимого жара.

Но больше там нет ничего интересного.

– Отправляйся в ад, ублюдок…

 

Глава 6

Вытащил из канавы Катю. Хотел взять ее на руки, но она, опираясь на мое плечо, сама заковыляла рядом. Мы уже обошли холм, когда сзади грохнуло. Катя испуганно пошатнулась.

– Бензобак, – успокоил я. Там, за холмом, огненная река дожирала свою добычу. Все-таки я не ошибся – чутье трикстера не обмануло, когда я впервые ступил на этот проклятый мост.

Одного не пойму – как нам-то удалось проскочить? Повезло?

Хотя, может, все проще. Когда-то в Зоне мне попадались ловушки, которые срабатывали только со второго раза…

Мы присели возле мотоцикла. Сейчас, малость расслабившись, я вдруг ощутил, что едва держусь на ногах – от усталости и боли. Все тело до сих пор ломило после взрыва пузыря. Да и раньше хватало приключений…

Достал флягу из рюкзака, напоил Катю, сам сделал жадный глоток.

«Кстати, а почему пламя – синеватое? – мелькнула вдруг дурацкая мысль, – Может, в реке вовсе не вода, может, теперь там – чистый самогон?» Был бы на моем месте Ракетчик – обязательно сходил и проверил. Но мне для кайфа хватает и обычной тепловатой минералки, хватает огненных отсветов на коре ближних сосен…

– А хорошо он горит – ярко, да, Катя? – скупо усмехнулся я, поворачивая голову. И вздрогнул. – Катя!

Едва не выронив флягу, склонился над девушкой.

Она лежала без сознания. Повязка на ее ноге сбилась в сторону и вся пропиталась кровью. Штанина – тоже. Рана открылась…

– Катя… – шептал я, торопливо вытаскивая из рюкзака бинт, – ты только потерпи…

Я – идиот. Разомлел, как сопляк, впервые вернувшийся из Зоны. И забыл, что теперь отвечаю не только за свою жизнь.

– Все хорошо, – бормотал, перевязывая рану, – все будет хорошо…

Хотя сам отлично знал, что все неправильно. Ей бы лежать, а не ковылять пешком. Или тем более – не ползать по траве.

А лекарств никаких. И взять негде. Даже если б я опять осмелился сунуться в какой-то поселок – до него отсюда минимум километров двадцать по бездорожью. Если б еще точно знать, в какую сторону ехать!

– Катя, – тихонько позвал я, смачивая лоб девушки водой из фляги.

Она не открывала глаз.

Я пощупал пульс – слабый, редкий. И прикусил губу, отчаянно отгоняя проклятую мысль: «Неужели все было зря?»

– Катя…

Мне вдруг стало страшно. Куда страшнее, чем под нацеленными в упор автоматами…

– Огненная река пропускает не каждого, – будто в ответ, раздался рядом тихий голос. – Но для тех, кого пропустила, – есть надежда.

Я ошалело глянул на незнакомую женщину. На вид ей – около шестидесяти, сама худощавая. В руке корзинка. Слегка вылинявшее, но чистое платье, косынка, старая растянутая кофта, ботинки – вполне заурядная деревенская внешность.

Одно непонятно. Как же она ухитрилась так близко подойти незамеченной. Чем угодно я мог бы поклясться, что не слышал шагов!

Моя правая рука почти автоматическим движением потянулась к «калашникову».

– Это вместо «здрасьте»? – усмехнулась женщина. – Вот молодежь…

– Здравствуйте, – хмуро отозвался я.

– Можешь звать меня баба Валя.

– Очень приятно.

– А ты…

– Глеб, – неприветливо буркнул я, все-таки не убирая руку с «калашникова». – Вы местная?

– Можно сказать и так, – кивнула она.

– Сколько отсюда до ближайшего поселка? Нам нужны медикаменты… и хорошо бы врача.

– До вечера не доберетесь.

Я нервно кашлянул:

– Пофиг. Буду ехать и ночью, только дорогу подскажите.

– В наших местах ночью лучше не ездить, – качнула она головой и вдруг добавила: – Можно я сама гляну девушку?

– А вы врач? – почти обрадовался я. «Неужели хоть в этом повезло!»

– Не совсем. Но кое-что могу…

Она поставила свою корзину на траву и присела рядом. Взяла Катю за руку – не щупала пульс, а просто положила ее ладонь в свою. Бережно коснулась лба девушки.

Губы бабы Вали шевелились. Не знаю, что именно она бормотала – не мог разобрать ничего внятного.

Сердито шмыгнул носом.

Конечно, спасибо ей за сочувствие. Только у меня имелись большие сомнения насчет эффективности заговоров при такой кровопотере.

– Может, все-таки подскажете дорогу?

Она не ответила, продолжая держать Катю за руку.

– Мы теряем время, – со вздохом напомнил я.

Сейчас каждая минута на счету. До сумерек хотя бы выбраться из этого поганого леса… Вот уж, если с утра не заладилось – целый день словно бешеная карусель. Еще и эта полоумная знахарка на нашу голову!

Я готов был уже бесцеремонно дернуть бабу Валю за плечо, когда услышал испуганный голос:

– Глеб… Ты где?

– Здесь, милая, здесь! – торопливо склонился я над Катей. – А эта… хорошая женщина… тебе помогает.

Недоверчиво прищурился. А ведь правда, что-то она сделала. Катино лицо чуть порозовело.

– Спасибо, – выдавил я. И внимательно глянул на бабу Валю.

– Ей нельзя пока далеко ехать, – сказала знахарка, будто отвечая на невысказанный вопрос. – Девочка потеряла не только кровь, но и жизненную силу…

Я вздохнул. Это была правда – та, о которой не хотелось помнить. Там, у райцентра, я вмешался слишком поздно. Чернявый упырь кое-что успел…

– Скажите, опушка далеко?

– Дотемна вы из леса не выберетесь.

Я хмуро пригладил свои вымазанные в грязи волосы.

Странная нам попалась селянка. Как вообще она тут оказалась? Да, в ее корзинке есть несколько боровиков. Типа, собирала грибы… В таком паскудном районе, за столько километров от ближайшей деревни?

Но Кате она реально помогла.

И этот единственный несомненный факт перевешивает все остальное.

– Тут есть где переночевать?

– Что-нибудь придумаем, – усмехнулась баба Валя.

Я навьючился рюкзаком, перекинул через плечо брезентовый ремень автомата, оседлал мотоцикл и курткой привязал к себе Катю. Вгляделся в стену леса. На этом берегу туман – гуще. И дальше от реки деревья вообще почти неразличимы за мутной пеленой.

– Куда ехать-то? – спросил я.

Дорога от моста, если была, давно заросла. И никаких тропинок тоже не видать, сколько ни всматривайся во мглу.

– Езжай за мной, – отозвалась знахарка.

«Надолго затянется поездка», – мрачно решил я. И посмотрел на индикатор топливного бака – бензина еще больше половины, хорошо что под завязку залил в райцентре…

– Не отставай, – послышался голос бабы Вали.

Я поднял глаза. И едва не матернулся от неожиданности.

Чертовщина!

Только что знахарка была рядом, за считаные метры от меня. А сейчас ее едва видно. И ведь не бежит она – неторопливо ковыляет между деревьями!

Как такое может быть?!

У меня что, после контузии провалы в памяти?

Я вдавил кнопку стартера, запуская двигатель. И выжал рукоятку газа, бросая мотоцикл вслед за растаявшей в дымке фигурой женщины.

Да где ж она?

Вот опять на долю секунды показалась между деревьями. И снова скрылась из виду…

Минута летела за минутой.

«Фалкон» мчался уже на своей крейсерской скорости, изредка подпрыгивая на кочках – так что щепки и сосновые иголки тучей разлетались в стороны. Но фигура бабы Вали оставалась такой же далекой, как вначале.

Будто призрак, будто марево у степного горизонта в раскаленный полдень…

Недостижимая для летящего на полном ходу мотоцикла.

Я что, сплю? Или до сих пор валяюсь в отключке после взрыва пузыря? На скорости семьдесят километров не могу догнать неторопливую деревенскую бабушку!

Вот опять растворилась в тумане…

Взлетаю на вершину пологого холма. И рядом раздается укоризненный голос:

– Зачем так гнать? Не дай бог, растрясешь пассажирку.

Резко притормаживаю. Баба Валя неодобрительно хмурится:

– Лихач!

Я даже не пытаюсь ответить. Только ошалело рассматриваю ее сухонькую фигуру.

– Ну что, двигаем дальше? – кивает она, разворачиваясь.

Тут я не выдерживаю:

– А вы можете идти чуть медленнее?

– А мы и так почти пришли, – усмехается баба Валя. И указывает куда-то вперед. – Вон аккурат за теми кустами – наша деревня…

Здесь было тихо. По-моему, еще тише, чем в лесу.

Ни лая собак, ни кудахтанья кур, ни иных звуков, характерных для деревенского быта…

Силуэты домов, выраставшие из дымки, издали вообще казались миражами.

Но вблизи это выглядело нормально.

Почти все оконные стекла на месте. Даже штакетники – не очень покосившиеся…

Я притормозил у крайнего дома. И потрогал надежную кирпичную кладку – она была шершавая, прохладная, с кое-где вывалившимся на стыках раствором.

Вовсе не фата-моргана, а заурядное сельское строение…

– Чего остановился-то? – удивленно глянула баба Валя. – Нам туда, дальше…

– А где все местные? – уточнил я с подозрением.

– Ушли, – буднично пожала она плечами.

– И почему ж вы остались?

– Кто-то ведь должен присматривать за деревней.

Она зашагала вдоль улицы. Я выждал несколько секунд. Вроде никакой угрозы. Но очень странное чувство холодком подкатывало к сердцу.

«Если сомневаешься – не лезь» – так подсказывал весь мой опыт трикстера. И в другой раз я бы, наверное, развернул мотоцикл и дернул отсюда, выжимая газ, – от греха подальше. Но не сейчас – когда у меня за спиной раненая девушка. Когда сам я едва держусь в седле «Фалкона»…

Всмотрелся в удаляющуюся фигуру бабы Вали и осторожно двинул мотоцикл следом, оглядываясь по сторонам, нервно пытаясь сообразить, какая же это из указанных на карте деревень?

За поворотом улицы я различил силуэт, поднимавшийся на крышами сельских домов. «Откуда здесь такое?»

Сбавил скорость, но почти сразу расслабился.

Силуэт вырос из дымки, обрел ясность – всего лишь церковь. Заурядный деревенский храм с выбеленными стенами и кое-где осыпавшейся штукатуркой.

Я притормозил, запрокидывая голову, – даже позолоченный крест на месте, что удивительно для такого безлюдного уголка. Неужели сюда еще не добрались охотники за металлоломом? Или одинокая хранительница смогла их отогнать?

Крепкий висячий замок уцелел на массивных дверях…

– Хочешь войти?

Я повернул голову.

Нет, баба Валя не шутила. Она смотрела на меня абсолютно серьезно.

– Хочешь поговорить с Богом?

Я усмехнулся и качнул головой:

– Спасибо, когда-то уже общался с ним. И пока мне нечего добавить…

Сейчас мне вообще не до высших материй.

Я закрыл глаза и провел по ним тыльной стороной ладони – будто пытаясь смахнуть накатившую пелену. Удары сердца отдавались в висках, голова шла кругом.

Единственное, о чем теперь мечталось, – забиться в какую-нибудь безопасную нору и отлежаться. Еще немного – и свалюсь с мотоцикла. Блин, отчего меня так развезло? Бывали контузии и похуже.

Я тронул мотоцикл с места и едва не завалился в придорожную канаву.

– Мать его так! – сердито прохрипел, выравнивая «Фалкон».

– Глеб, что с тобой? – испуганно спросила Катя.

– Пустяки…

– Э, милый, – нахмурилась баба Валя, – да тебе самому нужна помощь.

– Справлюсь, – буркнул я.

– Здесь уже рядом. Вон мой дом!

Мы подъехали к обычному деревенскому двору, огороженному чуть покосившимся забором. По ту сторону изгороди – потемневший от времени, но еще крепкий сруб, в глубине двора – сарайчик, поленница под навесом.

Что ж, выглядит все приятно и безопасно.

Конечно, если в принципе можно считать безопасным это диковинное место. Странное чувство меня не отпускало – будто прохладный ветерок гулял по спине.

Но, во всяком случае, тут спокойнее, чем в поселке под властью бандитов…

Я развязал куртку, которой была примотана ко мне Катя, помог ей слезть с мотоцикла. Прислонил «Фалкон» к забору. Сделал шаг и судорожно схватился за деревянный столб ворот. Проклятие! Мир вокруг меня вращался, проваливаясь куда-то в темноту…

– Глеб! – долетел из этой тьмы отчаянный крик Кати. – Глебушка…

Я поднял веки и обнаружил, что сижу на траве, опираясь спиной на забор. Катя и баба Валя встревоженно на меня смотрели.

– Не беспокойтесь, сейчас пройдет…

Прохладная ладонь знахарки легла на мой лоб. Я криво усмехнулся:

– Что там у меня, температура?

– Может, пройдет, а может, и нет… – сухо отозвалась она. – Скажи, ты ведь дрался с упырями?

Я слабо подмигнул:

– Удивительная вы женщина… Ничего-то от вас не скроешь. – Глупо врать в моей ситуации. Бесполезно.

– Думаю, один из них был не простой упырь.

Угу. Тоже мне открытие. Из-за этого сраного губернаторского племянничка я здесь и прохлаждаюсь. Хотя давным-давно обязан был доставить новый аккумулятор для «Газели»…

Я осторожно шевельнулся. Вроде получше себя чувствую?

Попробовал встать и едва справился с тошнотой. Надежная твердая земля подо мной сейчас напоминала палубу утлого суденышка в пятибалльный шторм. А сам я со стороны, вероятно, имел вид пьяного в дрезину боцмана, способного, только опираясь на забор, сохранять вертикальное положение…

Чертовщина!

Я не выдержал – хрипло матернулся. И тут же вяло извинился.

Но, кажется, моим спутницам были пофиг мои фразеологические изыски.

Баба Валя озабоченно качнула головой. Снова провела надо мной ладонью. И тихо, уверенно повторила:

– Это был не простой упырь.

– Да знаю я…

– Когда он бьет – отнимает твою силу. Даже если ты выжил – все равно умрешь через пару часов.

– Неужели? – вздохнул я. – Вообще-то уже прошло часа четыре… или больше.

– Да, – кивнула баба Валя, – кто-то другой на твоем месте – лежал бы уже холодный. Но в тебе есть искра… Ты не из тех, кто сдается. Я всегда могу ощутить частицу божьего огня в человеке.

– Ну, спасибо… Значит, худшее позади?

– Возможно, ты проживешь на несколько часов дольше.

– Серьезно? – скривился я, – Надо же, как повезло…

Расстегнул куртку. Рукавом утер со лба выступивший пот. И опять окинул знахарку взглядом. Вероятно, мне хотелось уловить в ее лице тень сомнения.

Но сомнений у бабы Вали не было. Только жалость угадывалась в плотно сжатых губах.

– И что, ничего нельзя сделать? – прошептала Катя. Сейчас она присела на скамейку рядом с воротами. И смотрела на меня большими, испуганными глазами.

«Девочка будет жить, – мелькнуло у меня в голове. – Значит, кое-что ты все-таки успел…»

– Чего у ворот-то топтаться, – сказала баба Валя, – заходите…

Она помогла мне доковылять до крылечка. Мы поднялись по ступеням, вошли в избу. Я опустился на деревянную лавку вдоль стены и, чувствуя предательскую слабость, стащил с себя увесистый рюкзак.

Баба Валя дала нам напиться прохладной, удивительно вкусной воды. Наверное, от этой воды в голове у меня прояснилось. Пару секунд я сидел, привалившись к бревнам сруба. А потом спохватился:

– Мотоцикл!

Попробовал встать с лавки. Но баба Валя мягко меня удержала.

– Ничего с ним не случится.

– Надо хоть во двор закатить… Если кто увидит – у вас будут большие проблемы.

– Никто не увидит, – спокойно качнула она головой.

Вот и славно.

Я закрыл глаза, вслушиваясь в биение сердца. Что теперь? Остается только ждать?

«Судьба не лошадь, а ты не всадник» – так говорил Варавва. Неужели ублюдок оказался прав?

Слишком часто мне везло.

«Нормальный был мотоцикл… Понадобится он мне еще? Или… уже нет?»

Вдруг ощутил мягкое прикосновение – Катя взяла меня за руку. Я также мягко пожал ее пальцы. Хотелось ее успокоить, хотелось сказать, что все было правильно, – но сил на разговоры почти не оставалось.

– Дайте еще воды, – попросил я.

Баба Валя протянула мне кружку. И пока я пил – чувствовал внимательный взгляд знахарки. Опять пытается оценить, сколько я протяну?

Плевать, пусть смотрит…

Странно, тревожное чувство, не отпускавшее меня с тех пор, как мы въехали в деревню, куда-то ушло. В избе царил почти физически ощутимый покой и угадывались легкие ароматы трав.

Только сидеть мне все тяжелее…

Наверное, баба Валя поняла это. Она отвела Катю в соседнюю комнату. Дала ей выпить какую-то настойку и, кажется, уложила в постель:

– Отдыхай. Сейчас сон для тебя лучшее лекарство.

«А для меня? – проскользнула вялая мысль. – Меня-то она не укладывает. Значит… уже бесполезно?»

Я сам лег на лавку, подложил рюкзак под голову и опустил веки. События такого длинного дня проплывали в памяти, но теперь особо не волновали. Единственное, что не давало провалиться в забытье, – мысль о невыполненном задании. Ребята так и не дождутся нового аккумулятора…

Скрипнули рядом половицы. Я чуть повернул голову и открыл глаза.

Баба Валя присела у стола напротив. И опять я чувствовал ее взгляд – тот самый, проникающий да самых печенок.

Шепнул:

– Приютите девочку – пока она не оклемается… Пожалуйста.

– Катя не сможет здесь остаться, – качнула головой знахарка.

– Жаль. Она пока слишком слабая… чтоб путешествовать в одиночку.

– Твой путь был трудный. Но он еще не закончен.

– Сколько мне осталось? – спросил я без обиняков.

Баба Валя вздохнула:

– Все зависит от того, сможешь ли ты поднять новую ношу.

– Я и чертов рюкзак теперь едва поднимаю.

– Это не то, что снаружи. Это внутри.

Опять загадки. Как я устал от всяких тайн… Гиблый лес с его сюрпризами, потом Огненная река. Теперь вот диковинная знахарка морочит голову. Нет бы честно сказать: надежды практически не осталось, Глеб. Проклятый упырь слишком круто тебя приложил…

– Надежда есть, Глеб.

Она что, читает мысли? Ничему уже не удивляюсь.

– …Но чтобы идти дальше, ты должен измениться. Это новая сила, но и великая ноша. Такая, что не каждому по плечу.

Я заморгал, пытаясь разогнать пелену перед глазами. Солнце, вероятно, шло к закату. В избе становилось сумрачно. Но все равно было понятно, насколько серьезное, почти строгое сейчас лицо у знахарки.

– Что это за сила? – прошептал я.

– В тебе есть искра – как в каждом из тех, кто не смирился. И даже более яркая, чем у остальных. Ты сумел одолеть Варавву – которого даже пули не брали. Ты научился быть таким же быстрым, как проклятые упыри. Но теперь этого мало. Теперь искра вот-вот погаснет – как лучина на ветру…

Она замолчала и глянула куда-то в окно. Там, за стеклом, ветерок шелестел желтой листвой. Поскрипывало где-то вдали сухое дерево – протяжно, будто раненая птица. Муторный звук. И внутри у меня было муторно. Но я не торопил знахарку. Я ждал, и вскоре, поверх всех звуков, опять зазвучал ее негромкий, но внятный голос:

– Иногда нам кажется, что у тьмы нет конца. Что все потеряно и мир уже никогда не станет правильным.

– А думаете… станет?

Она чуть кивнула:

– Трудно сохранить веру там, где победили Сумерки. Но когда весь мир летит к дьяволу в глотку, лишь одно удерживает нас у самого края.

– Вы о чем?

Знахарка повернула голову, опять окидывая меня почти физически ощутимым взглядом. И ответила буднично, без малейшего пафоса:

– О силе родной земли.

– Баба Валя, не надо… я уже не верю в красивые слова.

– А не надо верить в слова. Главное – уметь слушать. Бог по-всякому говорит с нами – иногда через тысячи, миллионы голосов, которые жгут больнее пламени. Но если нет огня – как разогнать тьму?

Я облизал пересохшие губы. Хрипло выдавил:

– Не понимаю… какие голоса?

– За сотни веков у этой земли было много защитников. Неужели ты думаешь, что их сила канула бесследно?

– И вы сумеете?..

– А ты, Глеб, сумеешь принять живую память твоей земли?

Ветер за окном нарастал. Он уже гнул ветки, срывая увядшие листья. А низкие набегающие облака гасили остатки вечернего света. Где-то вдали хлопала ставня.

Баба Валя молчала, словно ждала моего ответа.

Но что я ей мог сказать? И потому тоже молчал.

Вся моя жизнь приучила меня надеяться только на реальное: на себя, на свой фарт, изредка – на верных друзей, готовых в трудную минуту прикрыть тебе спину. В мире, где зло – материально, у добра тоже должны быть кулаки из плоти и крови.

Еще недавно то, о чем поведала знахарка, показалось бы мне чистым безумием.

А сейчас… простая схема мира расплывалась, теряла форму, как рафинад в чашке кипятка.

Опустив веки, я думал об отце, о Петровиче, о сгинувших моих товарищах. А еще о многих тех, которых никогда не знал. Да и никогда, вероятно, не узнаю. О всех, кто когда-то здесь верил, боролся, любил…

Что если знахарка не ошибается?

– И вы считаете… я этого достоин?

– Если тебя это не убьет – сумеешь доказать, что достоин.

Да, если не убьет…

Она сказала: «Живая память». То есть их боль и гнев – тоже.

И все это принять на себя? «Миллионы голосов, которые жгут больнее пламени». Даже от малой доли такого запросто взорвутся мозги. Что хорошего получить великий дар, который тебя же и уничтожит?

Сегодня мне выпал безумно трудный день. И даже на закате, опять впереди новый мост и новый огненный рубеж…

Откуда взять силы для последнего рывка?

Мысли путаются. Умирающее тело жаждет покоя. Хочет расслабиться и провалиться в забытье.

«Аккумулятор… Настя… Зона № 9…» – редкими толчками сердца отдается в висках. Сон и бред сплетаются воедино – я опять вижу гневное лицо Андрюхи Демина. «Прикончить несколько негодяев – и сдохнуть?!» А банда Вараввы снова летит за мной по Гиблому лесу. В этот раз они очень быстрые, слишком быстрые для мертвецов и почти меня настигают, когда голос знахарки разрушает наваждение:

– Глеб, ты готов поднять эту ношу?

Я вздрагиваю. И долго смотрю на огонек свечи в ее руках – такой слабый, едва разгоняющий тьму по углам комнаты.

– Не знаю, смогу ли выдержать… Но я попробую.

Баба Валя дает мне выпить какой-то теплый горьковатый отвар. Может, мне кажется, но я чувствую, как его тепло медленно растекается по всем жилам. Удары сердца становятся частыми и громкими. А в избе становится чуть светлее, хотя по-прежнему горит единственная свеча.

– Как себя чувствуешь? – спрашивает знахарка, тревожно всматриваясь в мое лицо.

– Нормально, – выдавливаю я улыбку, – а можно мне еще отвара?

Вдруг и так станет лучше – без всяких рискованных обрядов?

– Нельзя, – грустно качает головой баба Валя. – Твое тело не выдержит.

Она велит мне задрать футболку. Подносит чашку и капает чем-то обжигающим – неужели расплавленным свечным воском?!

– А-ай!!!

– Терпи, дальше будет хуже, – хладнокровно успокаивает знахарка. Размашисто крестит меня. И начинает негромко бормотать что-то скороговоркой – разобрать удается только отдельные слова:

– …благослови воина Глеба…

Я лежу, морщась от боли в обожженной груди. Пытаюсь вслушиваться в голос бабы Вали. Но вскоре все перекрывает нарастающий гул в ушах.

Комната начинает медленно вращаться, словно корабль, уносимый течением. А потолок… Потолок светится?

Я по-прежнему лежу на лавке, ясно чувствую спиной ее жесткую поверхность. Но одновременно будто поднимаюсь вверх и становлюсь ближе к сияющему потолку.

Там надо мной – жаркое тепло. И что-то еще – пока невидимое, скрытое за сиянием. Я это чувствую.

Всматриваюсь. Но свет становится невыносимо ярким. Заливает комнату – растворяет в себе стены, очертания предметов.

И тело вдруг пронзает резкая боль – каждую клеточку, все мое нутро…

Я словно купаюсь в океане боли – от макушки до самых пят. Я тону в этом океане. И когда почти захлебываюсь в обжигающей глубине, чье-то прикосновение помогает мне вынырнуть.

– Терпи, воин Глеб, – слышится надо мной голос знахарки – такой тихий, что я едва разбираю его сквозь гулкие удары сердца.

Вздрагиваю в холодном поту. Разлепляю веки. Нет, пожар не спалил деревянный сруб. В комнате вообще ничего не изменилось. Тусклый огонь свечи по-прежнему едва ее озаряет.

И глаза бабы Вали также смотрят на меня с жалостью:

– Ты готов идти дальше?

Я морщусь. Каждая клеточка помнит боль. Но сейчас мне не нужна жалость. Сейчас мне надо туда – выше!

– Готов, – выдавливаю сиплым неузнаваемым голосом.

Дышать тяжело – будто воздух сгустился. Очертания комнаты подергиваются рябью. Руки знахарки вычерчивают что-то надо мной в воздухе. Там, где скрыт во тьме дощатый потолок, начинают мерцать искры. И спустя миг длинная молния бьет из потолка – прямо мне в грудь.

Это больно. Так что сердце останавливается. А тело заполняет собой весь дом. Мне слишком тесно в этих бревенчатых стенах, пока голубоватый разряд продолжает терзать мою грудь.

Сквозь пелену в глазах я едва угадываю пальцы бабы Вали – молнии отклоняются под ее рукой, струятся по ее ладони и раскаленными иглами вонзаются в мою кожу.

Наверное, я бы кричал.

Если бы был жив. Но сердце давно провалилось в гулкую пустоту. Тьма сковала все внутри. Отняла силы и швырнула меня на ледяной ветер.

Надо мной темно-синее небо с россыпями звезд. На гладкой равнине качаются сухие травинки. А цепь гор у горизонта дышит вечным покоем.

Никого и ничего… Пустота и безмятежность…

Почему ж я до сих пор чувствую, как разряды проходят сквозь плоть и терзают сердце? Почему мне так больно, Господи?!

Комната, озаренная вспышками. Сосредоточенное лицо знахарки. И молнии, сплетающиеся под ее пальцами…

Теперь я вижу это ясно – будто в замедленной киносъемке. А потом так же ясно звучит внутри незнакомый голос: «Глеб Гордеев, на фига тебе это надо?»

Мне хочется крикнуть в ответ. Хочется выругаться, но тело не слушается. И единственное, что удается, – подумать: «Чтобы дойти до конца! Чтобы одолеть свой чертов путь!»

Комната плывет вокруг меня.

В памяти опять оживают лица товарищей, я чувствую взгляды Алены, Жени и еще тысячи взглядов людей, которых я никогда не знал, но кому больше не на кого рассчитывать. Всех, кого я обязан вызволить из Зоны № 9.

«Не прошу о многом… Только чтоб хватило сил!»

Я вслушиваюсь в звенящую пустоту. Отчаянно пытаюсь разобрать ответ среди моих спутанных мыслей.

Но ответа нет. И тогда я вскакиваю с лавки.

Удивительно, что от единственного этого движения я взлетаю к потолку!

Поворачиваю голову… И обнаруживаю себя – там внизу.

Неподвижное тело осталось на лавке. Несколько секунд я рассматриваю его сверху – отчетливо вижу застывшее лицо с невидящими глазами, сжатые в судороге кулаки… Там, подо мной, огненный водоворот вонзается в мою грудь и под пальцами знахарки вычерчивает что-то на моей коже.

Только теперь мне почти все равно, что осталось внизу.

Боли нет. Бесследно развеялся страх.

Еще одно легкое усилие – и я взлетаю выше избы. Выше неба и звезд – прямо в сияющий свет, в жаркий океан. Все быстрее – к огню и теплу… Что-то важное есть там – по ту сторону живого света.

Сейчас я это узнаю! Сейчас…

Последний рывок…

«Извини, Глеб, твое время пока не пришло», – раздается в сверкающей высоте. И что-то не пускает меня дальше.

Как? Почему?

Обида захлестывает. Я отчаянно рвусь вверх… И вдруг открываю глаза.

Нет, не в избе на жесткой деревянной лавке. На мягкой траве посреди чистого поля, под утренним, свежим небом.

Кто-то склонился надо мной.

– Катя? – шепчу я.

Всмотревшись, понимаю, что ошибся. Медленно, с опаской, приподнимаюсь и сажусь на траву. Девушка в льняной тунике, стянутой на талии кожаным пояском, садится рядом и внимательно меня рассматривает.

Она действительно чем-то похожа на Катю, только взгляд совсем иной – более строгий, жесткий. Два кожаных ремня переброшены через ее плечи – на одном ножны с коротким мечом, а из-за спины выглядывает колчан с луком и стрелами.

Девушка-воин?

Нет, скорее умелая охотница, ставшая воином в час, когда пришла беда.

А до этого она просто мечтала о любви. Широкая пестрая лента туго стягивает светлые волосы выше лба, две золотые спирали блестят у висков – подарок ее жениха, я знаю. И почти ясно могу ощутить короткое, безмятежное счастье, что окутывало их в те дни…

Все оборвалось, когда из степи пришли враги.

Дым пожарищ поплыл в воздухе. Запахло кровью и смертью…

Изрубленное тело жениха удалось опознать только по плетеному ремешку на его запястье – ее подарку, ее о́берегу…

Любовь не спасла.

И тогда девушка начала мстить. За него, за родную землю – до последней своей минуты. Я вижу: бревенчатая башня уже объята огнем, а стрелы до сих пор прицельно летят в черные фигуры. Но колчан пустеет. Все ближе поступь врагов. Одно остается – вскочить на забрало башни и броситься вниз – туда, где крутой обрыв, где под ним несет свои темные воды медленная река…

Стоп!

Что это со мной? Бред, сон наяву?

Вздрагиваю и долго смотрю в серо-голубые глаза девушки. Она молча кивает. Я отвожу взгляд.

Не сон и не бред. Настоящая девушка и история настоящая. Только было это почти три тысячи лет назад.

Воительница встает и без слов указывает куда-то вперед.

– Спасибо… Лада, – шепчу я, тоже поднимаясь с травы.

«Будь здрав, Глеб!»

– Постараюсь.

Иду, не оглядываясь. Уношу с собой часть ее памяти. Ее тоску, гнев. И ее любовь…

Легкий, приятный ветерок шевелит волосы. А идти сперва трудно. Но с каждым шагом дышится легче – словно обретенное знание наполняет меня новыми силами.

Впереди пологий холм.

Кто-то уже спускается по нему – мне навстречу. Скоро удается разобрать, что этот незнакомец одет вполне привычно – джинсы, куртка, старый «АК-47» болтается за плечами на брезентовом ремне.

Мужику лет сорок. И он – мой современник. Я точно это понимаю, когда расстояние между нами сокращается до десятка метров.

Все случилось совсем недавно.

Его звали Григорий. Нет, он не состоял в Невидимой Армии, не имел дел с подпольем. Когда-то служил контрактником в десанте, но почти уверил себя, что эта страница биографии давно перевернута. Теперь он стал обычным крестьянином – вместе с братьями держал молочную ферму на окраине своего поселка. И вообще старался не брать оружия в руки – разве что охотничью двустволку, отгоняя волков от коровника.

Времена не самые лучшие. Но в общем – жить можно.

Размеренный порядок деревенского быта помогал не задумываться. Единственные значимые события происходили только в маленьком уютном мирке, который он сам для себя создал. На творившееся в большом мире ему давно было плевать.

Утро началось как обычно. Он встал ровно в шесть. Пока братья возились с доильными автоматами, Григорий замазывал цементом трещину в стене коровника – все из-за поваленного бурей старого дерева. Говорил же младшему, давно надо было спилить чертов клен…

Ровно без пяти восемь он отложил мастерок. Вышел наружу и остановился у ограды скотного загона, вглядываясь туда, где мелькала среди зарослей тропинка. Это тоже было частью утреннего распорядка.

И, наверное, сейчас самой главной для Григория частью.

Вот-вот должны были появиться жена и сынишка – каждый день в одно и то же время они шли вместе, мимо фермы к поселковой школе. Сыну очень не нравилось, что его провожают, словно маленького, – а ведь ему целых семь лет! Но как забавно смотрелась его важная фигурка, упорно, самостоятельно вышагивающая в стороне от матери. Как светились в эти минуты глаза жены!

Обычно Григорий еще издали различал среди деревьев два родных силуэта. И заранее чувствовал подкатывающую к сердцу теплоту. Пусть весь мир сходит с ума и катится ко всем чертям – туда ему и дорога! Главное, каждый день знать, что у тебя есть два самых близких, самых любимых человека…

Издали повеяло новым запахом. Бензином, что ли, воняет?

Остановившись у ограды, он ощутил неясное чувство тревоги.

С чего бы это?

Ведь все было в порядке – на ферме и дома. И жена с сынишкой не опаздывают – он сам всегда выходил чуть раньше. Откуда вдруг щемящее чувство в груди?

Почему нестерпимо хочется бросить все и метнуться через рощу к дому?

Это глупо.

Вопреки раз и навсегда установленному распорядку… То, чего нельзя нарушать. Ведь именно порядок – одна из основ, на которых держится его надежно выстроенное счастье.

И он сумел совладать с тревогой.

Ежась от утренней прохлады, поднял воротник спецовки. Замер, опираясь на изгородь, и ждал. Это было так разумно – просто ждать.

Даже когда утренний покой нарушил нарастающий рев мотоциклетных моторов, он не двинулся с места. Мало ли кто в этот час гоняет на мотоциклах? Наверняка молодежь, еще не угомонившаяся с ночных гулянок.

Целую минуту стоял, равнодушно вслушиваясь.

Совсем скоро должна была появиться жена с сынишкой. Он успел об этом подумать, когда откуда-то с ближней улицы долетела автоматная очередь. «Какой идиот балуется с оружием?» – мелькнуло в голове.

А мгновение спустя уютный мирок рухнул, осыпаясь тысячами звонких осколков…

Выстрелы. Крики женщин.

Детский плач…

Меньше секунды, чтоб перемахнуть через ограду загона и броситься по тропинке к своему дому.

Он буквально летел через рощу. Так надеялся успеть. Он слишком их любил, чтоб сомневаться в том, что сумеет их уберечь от любой беды…

Я вздрагиваю. Воспоминания – нестерпимо острые, совсем свежие.

Два силуэта на траве угадываются издали. Но он почти не верит. На ватных ногах подходит ближе. Зачем-то подбирает и отряхивает пробитый пулями школьный рюкзачок.

Склоняется над телами и, словно подкошенный, падает на колени…

Закрывает глаза, только это не помогает. Он по-прежнему видит все – даже ярче, чем наяву…

От отчаяния перехватывает дыхание, хочется рыдать, выть раненым зверем. Но для этого уже нет времени. Рядом – объятый пламенем дом. Там, внутри, спрятан под половицами «АК-47». Надо вытащить его и встретить пулями разворачивающихся мотоциклистов.

Ненависть застилает глаза. И все-таки нельзя терять голову – надо бить метко, надо считать оставшиеся патроны.

Падают одна за другой фигуры в байкерских кожанках.

Их слишком много.

А у тебя только два магазина – должно хватить хотя бы минут на пятнадцать, чтобы выжившие успели уйти в лес. И уже без разницы, что будет «после» – когда кончатся патроны, когда из-за фигур мотоциклистов появятся оскаленные рожи упырей.

Никакого «после».

Никакого «потом»…

«Спасибо, Глеб…»

Я растерянно поворачиваю голову. Благодарит меня? За что?

Несколько мгновений Григорий смотрит на меня – совсем спокойно. Вдруг я понимаю, где раньше видел эти дома.

И не только дома… За сожженной школой – тела с рваными ранами на шее. Светловолосую девочку, даже мертвой рукой сжимающую свою куклу…

К черту!

Я не хочу такое помнить. Но забыть – тоже не могу.

Микулино. Тот самый поселок, который я проехал сегодня утром.

Автоматчики на мотоциклах – это ведь банда Вараввы. Кое-кого я все-таки заставил заплатить их погаными жизнями…

«Спасибо, ловкач».

– И тебе… спасибо.

Фермер кивает в сторону холма. Мне надо идти дальше.

Я уношу с собой часть его боли. С этим грузом медленно поднимаюсь в гору. Чувствую, как пружинит под ногами трава зверобой, как сильнее пригревает встающее солнце. Идти трудно, но я сумею!

«Живи и побеждай!» – раздается среди моих мыслей, ударами сердца гулко отдается в висках.

На целую секунду я замираю. Дико хочется посмотреть назад. Хотя каким-то шестым чувством догадываюсь – этого нельзя делать.

И все-таки я оглядываюсь.

Нет, они не исчезли.

Хрупкая девичья фигурка. Широкоплечий силуэт мужчины. Лада и Григорий смотрят мне вслед. Я почти физически ощущаю их взгляды – ведь их память теперь живет и во мне.

Мне хочется сказать им что-то доброе, важное. Но самое главное уже сказано – без всяких слов. И я нелепо взмахиваю рукой на прощанье…

Вершина холма ближе с каждым шагом.

Больше никто не идет навстречу.

«Значит… теперь все?» – мелькает в голове. Но на последнем шаге, по колено в густой траве, я будто спотыкаюсь.

Отсюда, с вершины, далеко видно.

Редкий березняк – справа. Речушка в низине – слева… И целое человеческое море – впереди передо мной.

– Сколько же их? – шепчу я растерянно.

Десятки, сотни тысяч? Или миллионы?

Плотные, стройные ряды тянутся влево и вправо – до самого горизонта. И впереди тоже не видно им края.

Целая армия. Нет, больше чем армия!

Под их взглядами я цепенею, будто примороженный. Как там говорила знахарка? «Миллионы голосов, которые жгут больнее пламени…»

«Еще не поздно повернуть назад», – нашептывает что-то внутри. Знакомый, привычный шепот. Бывало, прежде он спасал мне жизнь. «Хватит! Разве тебе надо больше, чем остальным?»

Я стискиваю зубы. Нет, не больше.

Ровно столько же, сколько надо было Ладе и Григорию.

Одна мера на всех. И земля тоже – одна.

Разве не мой черед освобождать ее от всякой нечисти? Разве не это завещали мне те, кто когда-то здесь верил, сражался и любил?

Я знаю, они сейчас смотрят – ждут моего выбора.

Миллионы защитников и героев.

И я делаю шаг вперед – им навстречу…

 

Часть 2. Аромат смерти

 

Глава 1

Холодно.

Бр-р-р. Чертовски холодно. Вдобавок какая-то хрень щекочет мои пальцы, заползает в рукав куртки…

Тьфу! Я дергаюсь, открываю глаза и вытряхиваю из рукава крупного коричневого жука.

Он недовольно уползает по толстому слою палой хвои. А я сажусь и оглядываюсь по сторонам.

Место незнакомое.

Кругом сосновый лес, редкий кустарник. Только вдали светлеет прогалина. Сейчас вроде раннее утро – лучи низкого солнца едва пробиваются между кронами деревьев.

Кажется, тут безопасно. Я поднимаюсь, разминаю озябшие руки и ноги. Жаль, понятия не имею, как здесь оказался. Упал с мотоцикла и ударился головой?

Не похоже. Мотоцикл аккуратно лежит на боку за пару шагов от меня. Чуть в сторонке рюкзак с аккумулятором, трофейный «калаш» «АК-74». А рядом со мной, замотавшись в мою старую куртку, спокойно спит Катя.

Мы что, остановились на ночлег?

Не помню. В голове будто туман… Последнее отчетливое воспоминание – пылающая на мосту скорченная фигура Вараввы. А дальше…

Я вздрагиваю. Катя! Да ведь вчера она потеряла сознание. И вообще была бледная, словно мел, почти бездыханная на моих руках.

Что с ней сейчас?

Я встревоженно склоняюсь над девушкой. Пару секунд вслушиваюсь в ее дыхание, не выдерживаю и касаюсь ее лица. Щека теплая. И легкий румянец можно различить в неярком утреннем свете.

От моего прикосновения Катя открывает глаза.

– Доброе утро, – я выдавливаю улыбку. Наверное, со стороны выгляжу глупо. Какое на хрен «доброе»?! Вчера у нее на глазах убили подругу, а сама она чудом уцелела. После такого даже здоровые мужики слетают с катушек. Меня и самого до сих пор мутит при воспоминании об упырьих клыках.

Но Катя тоже улыбается в ответ:

– Доброе…

Пару секунд просто смотрим – она на меня, а я на нее. Когда проходишь через такое – начинаешь понимать друг друга без слов. Думать о том, что ждет впереди, – неохота. Как говорил Локки, если солнышко выглянуло из-за туч, пошли всех к черту и сумей насладиться мгновениями.

Жаль, что заканчиваются они слишком быстро…

– Как себя чувствуешь?

– По-моему, лучше…

– Нога не болит?

– Нет.

– Значит… Ехать сможешь? – уточнил я, с сомнением изучая бинт чуть выше ее колена. Вроде не кровоточит.

– Смогу, – кивнула она, поднимаясь. Я торопливо подал ей руку.

– Вот и чудесно.

Хотел было спросить – не помнит она, как мы тут оказались? Но ей-то откуда знать – если она сама со вчерашнего дня была в отключке. Поэтому вслух я просто добавил:

– Пора нам отсюда линять.

И так слишком задержались. Думаю, план «Перехват» теперь объявлен по всей области – бандиты и полицаи землю роют, чтоб выслужиться перед губернатором. Самое веселое еще впереди…

Мы выпили по глотку воды из фляги – охладившейся за ночь и почти свежей.

Я надел рюкзак, помог девушке сесть на «Фалкон». Сам разместился и по привычке начал своей старой курткой привязывать к себе Катю.

– Не надо, – решительно заявила она.

– Ты уверена?

– Я же не кукла, чтоб болтаться у тебя за спиной.

У девочки прорезался характер? Хорошо!

Я хмыкнул в ответ, но куртку отдал ей:

– Накинь, сейчас прохладно.

Мы выехали на прогалину, и я осмотрелся, определив по солнцу стороны света. Понятия не имею, где мы находимся, одно ясно – где-то за рекой.

Карту я помню. Самое оптимальное – двигаться на юго-восток, к ближайшему аномальному району вблизи Мельникова – оттуда рукой подать до заброшенной деревни, где ждут меня Кид и Ромка. За это время и Настя могла объявиться.

По крайней мере, давно пора.

Я вздохнул. Будем надеться на лучшее…

– Куда едем? – спросила Катя.

– Пока – подальше отсюда, – усмехнулся я. – Бензин еще имеется. Так что в людные места можем не соваться.

Больше она вопросов не задавала.

– Держись крепче, – сказал я и пустил мотоцикл через заросшие кустами кочки.

«Фалкон» резко подпрыгивал.

Ветки хрустели, яростно царапая меня по рукавам трофейной кожаной куртки. Но скоро кусты кончились. А через сотню метров и лес поредел.

Конца ему не было видно, но расстояние между соснами увеличилось, и вверху среди крон все больше проглядывало прозрачно-голубое небо.

Еще через полкилометра я заметил в лесу тропу – едва различимую среди папоротника, почти нехоженую. Максимум местные грибники и охотники ее иногда используют. Хороший вариант для тех, кто вроде нас не стремится к публичности. А главное, ведет она в подходящем направлении.

Я крутанул руль и выехал на тропу.

Не худо бы достичь и какой-нибудь деревеньки. Тогда бы я точно определил наши координаты и больше не блуждал наугад.

Интересно, как далеко мы сейчас от бандитского поселка?

Из стаи Вараввы мало кто уцелел, зато выжившие байкеры вполне могут дать наводку полицаям. Тогда те не станут рыскать по всей округе, а навалятся главными силами на конкретный район.

Печальная для нас перспектива…

Двигаясь по тропе, я аккуратно оглядывался по сторонам. Деревья были прямые, неподвижные, ничуть не измененные. И это тоже плохо. Гиблый лес остался позади, а в обычном сосняке мои шансы снижаются.

Но расстраиваться раньше времени глупо. Фарт мне не изменил, да и сам я успел оклематься. Еще вчера вечером едва шевелился от усталости, а сегодня – уже как огурчик. Значит, хорошо выспался этой ночью.

Только одно не дает покоя. Тот провал в памяти – между Огненной рекой и сегодняшним утром…

«Стоп! – трухануло меня будто ударом тока. – А откуда ты знаешь это название – Огненная река»?

Картинка мира будто подернулась рябью. В том, что это именно название, а не просто сочетание слов, у меня не было ни малейших сомнений. Чувствуя на спине холодок, я вдавил рукоятку тормоза – так резко, что Катя с размаху приложилась о мою спину. Извини, милая…

– Глеб, ты чего?!

Ничего, просто я начинаю вспоминать.

Заглушил мотор, не слезая с «Фалкона», прислонился плечом к огромной, почти как башня, сосне. Но в отличие от камня сосна была теплая. И даже через рукав куртки я чувствовал легкую дрожь, которой она отзывалась на ветер где-то высоко в ее кроне. Казалось, что сосна дышит. Я попробовал уловить ее ритм. Это помогало не замечать собственное колотившееся сердце.

Вслух хрипло спросил:

– Катя, а помнишь, как мы приехали в деревню? Помнишь… бабу Валю, которая тебя лечила?

– Какая еще баба Валя? – удивилась девушка, сидевшая за моей спиной. И озабоченно потрогала мой лоб. – Глеб, что с тобой?

Неужели я и впрямь схожу с ума?

Только безумец способен поверить в такой бред.

Разве ты безумец, Глеб Гордеев? Почему ж до сих пор, как наяву, ты видишь человеческое море – бесконечные ряды, уходящие вправо, влево, вперед, до самого горизонта?

И словно опять делаешь тот главный, решающий шаг – по склону холма, им навстречу…

Еще шаг…

Странно.

Ведь идти под гору должно быть легче. А мне все труднее – словно с каждым метром земля кренится в обратную сторону. И горизонт уходит куда-то вверх…

Нет, теперь это не спуск в низину!

Я упорно карабкаюсь по склону. Ряды воинов и гражданских угадываются где-то там, высоко вверху.

А солнце припекает сильнее – будто раскаленная печка у меня над макушкой. В висках гулко стучит. И силы почти на исходе.

Я несколько раз останавливаюсь, чтоб отдохнуть. Жадно глотаю горячий воздух. Но подъем становится все круче. Передо мной уже не холм, а настоящий горный склон.

«Что за хрень? Как такое возможно?»

Я едва двигаюсь, в груди становится больно. Утирая пот, я с отчаянием запрокидываю голову.

Осталось ведь немного! Ряды наверху теперь не сливаются в человеческую массу. Я могу различить их лица.

От всех времен, от разных народов. Мужчины и женщины. Воины в доспехах и крестьяне, вооруженные топорами. Мирные пахари и профессиональные солдаты. А больше всего бойцов и командиров – в пилотках и фуражках с красными звездами.

Многие глядят на меня с сочувствием. Но я знаю, никто не станет мне помогать.

Этот путь я должен одолеть сам.

Последний десяток метров. Последние силы… Главное – не смотреть вниз!

Если сейчас сорвусь – больше не смогу подняться, даже если не разобьюсь.

Давай, Глеб!

Где-то там, среди этой бессмертной армии – мой отец. Я это чувствую. И я просто не могу сейчас оказаться слабаком!

Цепляться за склон и ползти – хотя бы по сантиметру! Только вперед и ввысь – навстречу нестерпимо яркому, озаряющему их фигуры солнцу. Или удивительный свет исходит прямо от людей?

Там, наверху – лучшие. Я это помню.

«За сотни веков у этой земли было много защитников» – так говорила баба Валя. Те, кто смог переступить через боль и страх, отринуть мелкое и суетное…

«Трикстер по кличке Тень, разве тебе стоять рядом с ними?»

Моя собственная память сейчас тянет меня вниз.

Столько лет я просто ходил в Зону за товаром. Мне везло. Я хорошо научился находить артефакты и выгодно их продавать. А смог ли стать настоящим человеком – удалось мне то главное, о чем когда-то говорил отец?

«Недостоин!» – гулко стучит в висках.

Себя не обманешь.

Там, у дороги, когда пулемет с «вертушки» сшибал ветки над твоей головой, разве думал ты о деле, о чьем-то спасении? Нет, наслаждался собственной крутостью. Ловил кайф от адреналина. И Катя едва не погибла – только из-за тебя!

Ради чего ты вообще ввязался в эту борьбу? Просто чтоб испытать фарт? Разве любишь ты кого по-настоящему – даже Настю?

«Эгоист!»

«Придурок!»

«Слабак!»

Нет оправдания. И почти нет надежды, что я сумею подняться по отвесному склону.

Но все-таки я продолжаю карабкаться вверх – цепляясь за одинокие кустики, за толстые пучки сухой травы. Еще немного, еще чуток…

Стебли лопаются, не выдерживая моего веса. «Сейчас сорвусь!» – мелькает в голове.

В этот миг кто-то хватает меня за руку – крепко, надежно…

Я почти с испугом запрокидываю голову. И встречаюсь взглядом с лейтенантом.

Успеваю в мельчайших подробностях рассмотреть его фуражку с зеленым околышем, серп и молот на красной звезде, командирские «кубари» на воротнике гимнастерки…

А в следующую секунду, опираясь на его руку, одним отчаянным рывком я оказываюсь наверху.

Почти не верю своим глазам.

Я стою рядом с лейтенантом! Рядом с остальными. И эти люди одобрительно щурятся, будто считают меня равным.

Меня, обычного охотника за «товаром».

Пограничник слегка улыбается, будто читает мои мысли. А я, словно открытую книгу, могу читать его память. Я знаю, что ровно неделю, с короткими перерывами, длился его бой в том пылающем, будто ад, июне. Я отчетливо вижу: раненый, едва живой от усталости и кровопотери, командир 91-й заставы прикрывает отход товарищей. А когда в его пулемете кончается лента, в комнату залетает граната…

Я вздрагиваю и беру на себя его боль – короткой молнией-вспышкой.

Хотя сам он давно через нее перешагнул. И вместе с его обжигающей памятью в меня входит его сила.

«Ну, здравствуй, Глеб!» – только сейчас лейтенант отпускает мою руку.

– Здравствуй… Андрей, – его зовут так же, как Демина. Я еще многих могу тут угадать по именам. Но вглядываясь в их лица, пытаюсь отыскать единственного человека…

Моего отца.

Я ведь знаю, он – здесь! Обязательно должен был сюда попасть – еще четырнадцать лет назад, в день, когда его убили на моих глазах.

– Папа! – отчаянно выкрикиваю я в это огромное человеческое море. Мне так много надо ему сказать. И попросить прощения – за то, что не сумел его спасти, не смог перехитрить ненавистных упырей. – Папа!

Но налетающий ветер гасит мой голос. Ослепительная вспышка растворяет в себе целый мир.

Полет…

Теплое сияние…

Все выше, выше…

И кто-то невидимый отчетливо произносит в этой сверкающей высоте: «Теперь память твоей земли с тобой, Глеб. Живи и побеждай!»

…Сухое дерево поскрипывает на ветру. Как мохнатые лапы, скребущие небо, раскачиваются кроны сосен. А над ними, среди голубого бархата, проплывает одинокий силуэт ястреба.

Краски и звуки можно чувствовать, как мелодию.

Можно часами смотреть вверх, погружаясь в светлую безмятежность…

Если бы не чьи-то пальцы на моем плече, не испуганный голос у меня над ухом:

– Что с тобой, Глеб?

Зачем повторять это в который раз, зачем тормошить меня, будто пьяного?

Разве нельзя просто спокойно сидеть у меня за спиной?

– …Тебе плохо? – всхлипнула Катя.

– Нормально, – глухо отозвался я. И успокаивающе, мягко сжал руку девушки.

Минуты тянулись. Мы молча сидели на прислоненном к дереву мотоцикле.

Говорить не хотелось.

Хотелось, разбежавшись, прыгнуть в реку, нырнуть с головой в ледяную воду. И плыть, плыть в темной глубине. Пока хватит воздуха, пока вода не очистит душу, не смоет все, что камнем тянет на дно…

Но реки рядом не было.

Только лесная тропа.

И кто-то сейчас приближался по ней – я мог уловить шорох травы под ногами. Катя тоже замерла, напряженно вслушиваясь…

Шаги – ровные, спокойные. Так идут по давно хоженому пути, не боясь потревожить затаившегося врага.

Нет, это не погоня.

Тем более что бандиты и полицаи в одиночку по лесам не шляются. А тот, кто приближался, был один, я понял это еще до того, как он показался из-за дальних кустов.

Человек в полинявшей куртке, в какой-то нелепой помятой шляпе…

Увидел нас и замер, словно вкопанный.

– Здравствуйте! – произнес я как можно более миролюбивым тоном и приветственно поднял ладонь.

Незнакомец вяло шевельнулся.

Я подумал, что сейчас он развернется и бросится наутек. Но вместо этого он отозвался слабым, старческим голосом:

– Добрый день! – и неторопливо стал приближаться.

Когда путник поравнялся с нами, я рассмотрел, что он действительно очень стар – минимум лет семьдесят. Из-под помятой шляпы торчат седые пряди нечесаных волос. В руке корзинка – не плетеная, а синяя пластиковая, похожая на те, что используют в супермаркетах. Только ручка была самодельная – из скрученных в жгуты разноцветных проводов. На ногах незнакомца драные и чиненные с помощью таких же проводов сандалии – обутые поверх толстых вязаных носков.

– Не подскажете, куда ведет эта тропа? – дружелюбно спросил я.

Путник резко притормозил. И внимательно осмотрел нас с ног до головы.

Во взгляде, кроме настороженности, читалось искреннее любопытство.

– В Коровино ведет, – объявил он, наверное, удовлетворенный итогами осмотра.

– Далеко?

– Километров восемь.

Коровино? Было на карте такое название? Кажется, да…

Пока я вспоминал, старик вкрадчиво уточнил:

– Вы сами-то откуда путь держите?

– А мы типа заблудились, – изобразил я растерянную улыбку. – Полночи кружим – еле отыскали тропу…

– И чего ж вас в лес-то понесло – на ночь глядя?

– Вот, думали срезать путь…

– Все-то вы торопитесь! Эх, молодежь-молодежь… – вздохнул он. Лицо оставалось серьезным, но в глазах, сквозь прищур, угадывалась насмешка.

Не верил он ни единому моему слову.

– Всего доброго! – я сухо попрощался. Плевать мне на его недоверие, запущу мотор – и поминай как звали…

– Через Коровино вам лучше не ехать, – вдруг объявил старик.

Я смерил его внимательным взглядом и убрал палец с кнопки стартера.

– Это еще почему?

– А туда нагнали полицаев – как тараканов. Выставили оцепление вдоль опушки. Но соваться в лес боятся… После того как кто-то прикончил Варавву и половину его банды.

– Надо же, – я озабоченно покачал головой, – половину банды… Какой ужас!

Старик улыбнулся:

– Так что вам лучше повернуть направо – километра через полтора, возле болота. Двигайтесь вдоль него и еще через десяток километров попадете на мертвый хутор. А дальше начнется Чертова чаща…

– Оригинальное название.

– Мало кто осмеливается ездить по тем местам. Но вы ведь не боитесь?

Я пожал плечами:

– Спасибо за совет. Мы подумаем…

Он постоял еще немного, рассматривая нас бледно-голубыми, будто выцветшими от времени глазами. Казалось, старик хотел еще что-то сказать. Или спросить.

Но так и не спросил.

Попрощался и двинулся дальше по тропе.

Он удалился почти на десяток метров, когда я крикнул вдогонку:

– Скажите, а не знаете, что за деревня недалеко от Огненной реки?

Старик вздрогнул и замер, будто наткнувшись на невидимую стену. Резко развернулся и уставился на меня острым взглядом:

– Вы видели там деревню?

– Ну, да… – растерянно кивнул я.

– И как эта деревня выглядела?

– Дома – обычные, церковь – высокая, красивая… Там еще резной узор на дверях – будто птицы порхают над цветами…

Старик молча, не мигая, смотрел на меня – так, будто я сообщил ему что-то необыкновенное. Потом выдавил:

– Не возле реки. До реки там десяток километров… И деревни – давно нет. Все местные попали под «эвакуацию». А дома сожгли. Церковь – тоже…

Он опустился на траву, будто ноги перестали его держать, и глухо добавил:

– Никто не спасся. Ни один человек.

– А я видел…

– Врешь, – резко оборвал меня старик. – Не мог ты видеть! – он отвернулся и опустил голову, пряча глаза. А потом и вовсе закрыл лицо ладонями, будто его слепил утренний свет, пробивавшийся между кронами сосен.

Я выждал еще минуту, неловко кашлянул. Старик отнял ладони от лица, медленно повернулся. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Глаза его оказались сухими, и взгляд был пронзительный, совсем не старческий.

Больше я не стал задавать вопросов. Только тихо сказал:

– Спасибо.

– Прощайте, – чуть слышно отозвался он и хрипло напомнил: – От болота надо идти направо…

Все исполнилось в точности.

Очень скоро повеяло сыростью в набегавшем потоке воздуха, а потом справа от тропы замаячили камыши. Полтора километра – как старик и говорил. «Фалкон» пролетел их за считаные минуты.

Я заглушил мотор и осмотрелся.

Вправо тропы не видать, если и была – давно заросла. И верно, кому охота наведываться на мертвый хутор? Но если держаться подальше от края болота – проехать можно.

– Глеб… – тронула меня за плечо Катя.

Ясно. Все время нашего общения с лесным путником она терпеливо молчала. А сейчас не выдержала:

– Глеб… О какой деревне вы говорили?

Угу. Вероятно, со стороны та беседа выглядела чистым безумием.

– Какая деревня? Не знаю, – честно ответил. Может, я и правда контуженый, который видит то, чего видеть не дано? «Резной узор на дверях – будто птицы порхают над цветами…»

Я вздохнул.

Потому что следом из памяти пришло еще одно видение – огненный водоворот, вонзающийся в мою грудь. Я сморщился. Воспоминание – такое ясное, что даже кожа на груди засаднила…

Да, реально засаднила!

Я испуганно пощупал тело сквозь футболку. Чуть-чуть болит…

– Катя, – глухо пробормотал я, – у тебя не найдется… зеркальца?

Конечно, идиотизм.

Отважный трикстер в роли мнительной барышни. Да и откуда у Кати зеркальце? После всех этих передряг.

Но зеркальце нашлось. Совсем крохотное… и вполне достаточное.

Через секунду, задрав футболку, я растерянно изучал чуть припухшие, красноватые линии на своей коже. В том самом месте!

Нет, это был не просто шрам. Линии складывались в фигуру…

– Катя, – выдавил я неловко, – глянь, пожалуйста… Что это за хрень?

– Клещ? – встревожилась она.

Соскочила с мотоцикла, обошла его и озабоченно уставилась на мою «разукрашенную» грудь. Потом недоуменно подняла взгляд:

– Татуировка воспалилась? Болит, да?

Я едва не выругался. Но все-таки сдержался. Глупо. Хотя как ей объяснишь, чтоб не выглядеть психом? Я ведь и сам в себе до конца не уверен.

– Катя… а что это за фигура? Это чего-нибудь значит?

Она улыбнулась:

– Ну ты даешь! Забыл, что сам себе наколол? Это ж Крест Богородицы, древний символ света и возрождения… Да ты не волнуйся. Красиво получилось. И скоро заживет.

– Да, заживет, – сухо кивнул я, одергивая и заправляя футболку в джинсы. А в голове опять звучали голоса – отчетливые, будто наяву.

«Все зависит от того, сможешь ли ты поднять новую ношу…»

«Благослови воина Глеба…»

«Живи и побеждай!»

Значит, смог? Значит, благословили?

Значит, не пригрезилось?

 

Глава 2

Не по-осеннему горячее солнце высоко встало над горизонтом. Но в Чертовой чаще веяло прохладой. Здесь еще с ночи хранился густой полумрак. И ничто не могло потревожить нечеловеческую гармонию, даже крик одинокой птицы.

Изогнутые ветви слегка покачивались. А листочки подрагивали, жадно расправляя к солнцу зеленые ладони.

Чаща радовалась погожему деньку.

Только мерный рокот «Фалкона» нарушал ее безмятежность. Мотоцикл бойко летел между кривыми, будто изломанными стволами.

Деревья росли тут не густо, под их тенистым пологом в избытке хватало места. Хоть пять километров, хоть десять – по твердой земле, как по дороге. Монотонная картинка справа и слева расслабляла внимание.

Но это было неправильно – я чувствовал до холодного озноба по спине…

– Пригнись! – успел крикнуть, когда «Фалкон» взлетел на небольшой пригорок. Катя взвизгнула.

Толстая ветка просвистела в считаных сантиметрах.

Я на максимум выжал газ. Вдруг накренившийся, как живой, ствол остался позади.

Но впереди имелись другие…

Будто толстые змеи, укрытые за листвой, десятки веток уже тянулись со всех сторон. И оттуда, из зелени, щупальцами вырастали зазубренные, острые сучья.

– Глеб, что это?! – отчаянный голос Кати за спиной.

Я не ответил. Мне теперь не до болтовни.

Нужно с ювелирной точностью угадывать движение зеленой рати. С каждым мгновением свободный зазор становится меньше – словно я веду «Фалкон» по узкому коридору с живыми, жадными стенами…

– Ай! – испуганный крик девушки.

Холодея, я дергаю руль. «Ошибочка!» Ближайшая ветка чиркнула слева – выдирая клочья грубой кожи из рукава моей куртки.

Как сказал бы Локки, не нравится мне здесь. Пора отсюда выбираться – только куда?

Я лихорадочно озираюсь по сторонам.

И обнаруживаю что-то вроде просвета – далеко впереди, где-то на северо-востоке.

– Пригни голову! – командую пассажирке, бросая «Фалкон» в последний отчаянный рывок.

Несколько веток-змей одна за другой хлещут по обтекателю. Пара сучьев атакуют рукава. Левое плечо пронзает болью. Хрустят сломанные ветки, брызгает в лицо едким соком.

А что-то, раздирая куртку, ползет по спине. Один из оторванных сучьев?

Кажется, он мечтает впиться мне в загривок…

Но мы прорываемся!

Вылетаем на простор и мчимся между оживающими деревьями. Резко сменив траекторию, я выиграл у Чащи пару минут. И сумел вывести «Фалкон» на обширную прогалину.

Стоп!

Резко бью по тормозам. Катя выдыхает ругательства и что есть сил колотит меня по шее.

Ну да, проклятый сучок. Он уже пробил воротник, нацеливаясь мне в артерию. Я успеваю перехватить его голой рукой. Сдираю с куртки и швыряю подальше в траву.

Брезгливо отряхиваюсь.

– Больше там ничего не ползает? – хрипло уточняю, перематывая окровавленную ладонь носовым платком.

– Ничего, – кивает Катя. Она молодец, еще неплохо держится. Даже у крепких мужиков в подобных случаях, бывает, сдают нервы…

Я оглядываюсь. Деревья позади жадно вытягивают кроны в нашу сторону. Но мы теперь – в недосягаемости. А в редколесье за прогалиной – измененных деревьев куда меньше.

«Можно сказать, ушли…» – вспыхивает в голове беспечная мысль.

За секунду до того, как что-то острой болью обжигает голень.

– Твою мать!

Я отчаянно дергаю ногой, вырывая ее из плотной зелени. Трава! Как мог про нее забыть?! Несколько жестких стебельков пробили плотную штанину, остальным почти удалось проскользнуть ниже, впиваясь в щиколотку.

– Глеб! – взвизгивает Катя, разом теряя неженское самообладание.

Чертова трава! Так не хочет с нами расставаться – зеленая масса сумела уже оплести оба колеса мотоцикла. Я вдавливаю рукоятку газа… И ничего!

– …

Лишь со второй попытки резко двигаю «Фалкон», «с мясом» выдираю из земли проклятую зелень.

Вперед! Теперь никакая «ботаника» нас не остановит.

…Солнце – все ближе к зениту.

В налетающем потоке воздуха – опять хвойный аромат. Лес кажется привычным, почти родным. Полсотни километров остались позади.

Индикатор бензина – у отметки 7 %. Но мы, можно сказать, приехали.

Я сбросил скорость, всматриваясь в просветы между ельником, густо покрывающим низину. С этой точки раньше не приближался к «нашему» селу. Но точно уверен – вон за теми деревьями должны показаться крыши крайних домов…

Да, так и есть!

Мы не заблудились.

Пару секунд я всматривался, изучая подступы к селу. А потом уверенно повернул руль, пуская «Фалкон» через кустарник на месте заброшенных огородов.

Явиться незваным гостем я не боялся.

Наверняка датчики движения и скрытно установленные видеокамеры уже известили товарищей о нашем прибытии.

Все должно быть нормально. И только одно отзывалось тревогой где-то на периферии сознания – я приехал с пассажиркой. Как отреагирует Кид на ее появление? В Невидимой Армии принято долго проверять новичков. А я привожу неизвестно кого… Да при этом еще и ставлю на уши полицаев всей области, рискую успехом важнейшей операции.

Глупо. Непрофессионально… Как поступил бы на моем месте опытный подпольщик?

Во-первых, объехал всех упырей десятой дорогой. Именно так… «Ради главного – жертвовать малым» – любимая поговорка Кида.

Ну и к черту его опыт!

Я вернулся – это главное. Я привез новый гребаный аккумулятор!

Стоп.

Вон же тот самый дом. Почему никто не реагирует?

Полузаросшая малинником улица абсолютно пустынна.

Я заглушаю мотор и замираю, вслушиваясь в чириканье воробьев, в скрип сухой липы…

– Слезай, – командую Кате. Закатываю мотоцикл в ближайший сад.

– Жди здесь, – шепчу приказ. А сам снимаю рюкзак и налегке глухими задворками пробираюсь к «нашему» дому.

Целых пять минут, беззвучно ступая, всматриваясь, я строю самые жуткие догадки.

Пока вдруг не становится ясно.

«Газели» за сарайчиком нет. Зато на траве есть свежий след от колес…

Уехали. Не дождались.

Хотя должны были оставаться еще хотя бы до вечера – семь дней истекают лишь сегодня в 19.00.

Я вошел в дом. Убогая мебель на своих местах, даже дверца рассохшегося шкафа все так же подперта колченогим табуретом. Никаких признаков обыска. Ни ОКАМа, ни полиции тут не было.

Что ж спугнуло Кида и Ромку? Неужто просто не выдержали нервы?

В области сейчас переполох – пока мы добирались до Чертовой чащи, пару раз слышали гул вертолетов. А один раз даже пришлось затаиться – полицейская машина мелькнула совсем близко, едва не касаясь вершин деревьев.

Так что причин волноваться в избытке.

И все равно – на Кида это не похоже…

Я вернулся к мотоциклу. Катя встретила меня испуганным взглядом.

– Да, все нормально, – буркнул я, хотя и не был в этом уверен. – Просто мы чуть разминулись с моими друзьями…

«Газель» уехала недавно – максимум пару часов назад, и скорость с подключенным напрямую мю-генератором у нее всего километров двадцать в час. В принципе догнать – не проблема.

Конечно, если знать, в каком направлении двигаться. И если мне хватит оставшегося бензина…

Я сел на траву, достал из рюкзака карту.

Помню, где резервная точка, – это километров пятьдесят на юго-восток. Такой же заброшенный хутор, окруженный аномальными зонами. Маршрут вполне ясен… Только одно не дает покоя.

Большие сомнения, что Кид направился именно туда. Я и сам толком не понимаю, откуда это чувство. Но оно почти перерастает в уверенность…

Я достал флягу и сделал жадный глоток воды. Спохватился и предложил Кате. Она чуток отпила и внимательно на меня посмотрела:

– Глеб… Ты что, не знаешь, куда ехать дальше?

Я криво усмехнулся:

– Вариантов не так уж много…

На самом деле вариантов – до фига. Если уж Кида что-то согнало с места до условленного времени, один дьявол знает, куда его понесло дальше! И теперь… теперь, если я его не найду, операция действительно под угрозой срыва.

Из-за идиотского аккумулятора!

Твою мать, ну что его, дурака, заставило уехать?

Полицаи еще бы хоть год могли искать наше убежище!

– Ты, это, пока отдохни… – хмуро предложил я Кате. А сам утер вспотевший лоб жестким рукавом куртки и снова всмотрелся в карту.

Хватит истерить, ловкач! Попробуй, кроме чувств, включить логику.

Да, обычную «Газель» спрятать можно где угодно – в любых зарослях. Но сохранность нашего груза требует немало энергии. Значит, посреди аномальных территорий надо выбирать участки, где легче добиться стабильной работы нашего мю-генератора.

Второе условие – возможность оперативной и безопасной переброски груза к Зоне № 9.

Пространство решений большое, но не бесконечное…

Вот мы. А вот внешний периметр Зоны.

«Газель» едва тащится, и вряд ли Кид выбрал особо дальний маршрут. Но если не поехал на резервную точку, тогда и ближайшие к ней подходящие места отпадают. Значит, либо у Мельникова болота, либо за Шершавой Падью, либо в Буревом лесу…

Тьфу, от такой «ясности» – не легче. Это разброс километров на триста. А бензина у меня в баке максимум на полчаса езды.

Хоть запрашивай Центр – туда-то Кид должен был сообщить?

Только как этот запрос отправить? Спутникового телефона у меня нет. Лишь выключенная «чистая» мобила с вынутой батарейкой – в запасе на самый крайний случай.

Допустим, этот случай наступил. Но до ближайшего района мобильного покрытия – почти час езды. Значит, топать пешком? Туда, где сейчас точно не протолкнешься от бандитов и полицаев?

– Глеб, у тебя вся куртка исполосована, – вывел меня из задумчивости голос Кати, – а на левом рукаве вообще кусками висит.

– Пустяки…

– У меня – иголка и нитка. Если б ты снял, я могла бы чуток приметать…

Иголка и нитка – интересно, откуда? Ее сумочку мы давно потеряли – еще на дороге, когда удирали от вертолета. Или она успела все, так же, как зеркальце, переложить в карман штанов?

Молодец, хозяйственная…

Я равнодушно скинул куртку:

– Давай… – Лишь бы сейчас меня не трогала. Лишь бы ничто не вклинивалось в поток мыслей…

Нет, запрос в Центр отпадает. Слишком рискованно. И главное, долго.

А я должен сегодня, сейчас перехватить нашу «Газель»…

Перехватить!

Я напряженно всмотрелся в карту. Ну да. Фургон – это не мотоцикл. Им поневоле придется выбирать наиболее надежный путь. И если они двинулись к северо-востоку – я могу срезать вот в этом месте… Пройти напрямую через Шершавую Падь!

В конце концов, я – трикстер или сопливый новичок?

Но что, если они двинулись к югу?

Тогда весь риск – коту под хвост, вместе с оставшимся бензином.

На юге их реально перехватить только через измененный лес у мертвого села Демидово…

Я вздохнул, потирая бинтованную платком руку. Рана саднила. Но хуже, чем она, садняще, невыносимо отдавался в мозгу вопрос: «Шершавая Падь или Демидово?»

Хотя бы намек на подсказку…

Я лег на траву и опустил веки. Иногда это помогает, когда долго не можешь найти ответ – просто послать все к черту и расслабиться.

Щебетали птички. Пригревало солнышко. Красота! Только перед закрытыми глазами у меня до сих пор проносились деревья Чертовой чащи. И ветки-змеи тянулись ко мне со всех сторон…

Тьфу!

Не выходит. Значит, опять придется доверить все фарту.

Я открыл глаза и поднялся с земли.

– Катя, едем отсюда.

– Сейчас, заканчиваю рукав…

Пару минут я смотрел на ее пальцы – вместо наперстка она ухитрялась использовать обычную монетку. Швы получались удивительно аккуратными. В этом были своя логика и красота – как в любом точном движении.

Что ж, простая геометрия – тоже критерий.

На юге – две возможные точки. На северо-востоке – три. Значит, и больше вероятность, что Кид избрал одну из них…

– Готово! – улыбнулась она, протягивая куртку. И я нашел силы улыбнуться в ответ.

«К Шершавой Пади!»

…До Сумерек, то есть до того, как мю-генераторы по всей Земле вошли в резонанс, тут имелось обычное озеро, окруженное лесом. Бог ведает, как тогда, почти пятнадцать лет назад, звали его аборигены.

На моей карте – нет таких подробностей.

Зато нынешняя кличка вполне подходила этому месту – огромная впадина, окруженная поваленными и частью горелыми, частью словно высушенными деревьями. Когда мы подъехали и остановились у того, что раньше было берегом, ее серая, бугристая поверхность тускло блестела в солнечном свете.

Вокруг царил мертвый покой – ни птички, ни букашки. Только ветерок гонял песчинки между буграми Пади. И изредка оттуда долетало что-то вроде долгого вздоха.

Я всмотрелся. Кое-где серая поверхность ритмично колебалась – едва заметно. Но в целом выглядело все достаточно безобидно.

Катя испуганно склонилась к моему плечу:

– Мы что, поедем прямо туда?

– А чего тратить время? – прищурился я и мягко добавил: – Ты, главное, крепко держись…

Вправо и влево Падь тянулась далеко – в общей сложности километров на пятнадцать, захватывая поймы когда-то впадавших в озеро рек. Но если по прямой – тут и двух километров не будет.

Когда-то я уже одолевал подобные места. Плохо, что сюда приехал впервые и могу лишь догадываться о безопасной траектории…

– Готова? – прошептал я.

Вместо ответа Катя крепче обняла меня за талию. И я запустил мотор.

Пару десятков метров двигались вдоль берега. Я выбирал подходящий склон для спуска – чтоб пологий и чтоб рядом не колыхались бугорки. Наконец пустил «Фалкон» вниз.

Хрум! – что-то отдалось под колесами, будто мы заехали на тонкий лед. Но поверхность выдержала. Только чуть колыхнулась, рябью разошлась по всем впадинам и холмикам.

Вперед!

Хрясть! Хр-рум!

Мотоцикл подпрыгивает на неровной серой корке. Иногда из-под колес брызгает буроватая жижа. Но метр за метром мы уверенно двигаемся к дальнему берегу.

Все-таки под нами не лед. Поверхность Пади кое-где пружинит, но не проваливается. Только с каждой минутой сильнее вздрагивает, раскачивая «Фалкон». Берег впереди уже можно различить. Он более крутой. И в ближайшей к нам полосе вообще обрывистый.

Значит, надо двигать левее!

Туда, где серая корка начинает растрескиваться, разлетаться осколками…

– Глеб! – вскрикивает Катя. Но я и сам вижу. Поверхность Пади вздыбилась, лопнула, и наружу полезло что-то бурое, бесформенное…

Я вдавливаю рукоятку газа. Прибавляю скорость на максимум – надо объехать это по длинной дуге, выруливая к пологому склону с перекошенными чахлыми остатками леса…

Проклятие!

Сильный толчок швыряет мотоцикл в воздух.

Нас переворачивает.

К счастью, приземляемся отдельно от «Фалкона» – на что-то резко пахнущее торфом, мягкое, словно резина. Мотоцикл падает набок метрах в пяти, продолжая бешено вращать колесами.

Я выбираюсь из вязкой массы на серую корку бывшего озера. Рядом барахтается Катя. Я подаю ей руку:

– Цела? – и не дождавшись ответа, бросаюсь к «Фалкону». Переключаю движок на холостые обороты, поднимаю своего железного коня, вскакиваю в седло. Чего мешкает Катя?

Торопливо озираюсь и цепенею.

Там, где секунды назад был горб посреди озера, вырос огромный цветок. Если это можно так назвать. Темная, влажно блестящая на солнце поверхность и огромный нераскрывшийся «бутон» на толстой, как бетонная колонна, «ножке». «Цветок» медленно тянется вверх, и рябь идет по чаше «бутона». Словно он вот-вот раскроется…

– КАТЯ! – зову я хриплым, неузнаваемым голосом. Но она уже рядом, оседлала мотоцикл у меня за спиной. И я судорожно вдавливаю рукоятку газа.

«Фалкон» летит, подпрыгивая на бугристой «шкуре» Пади. Эта корка вся сейчас идет волнами. Но самое худшее происходит за спиной – этого я не вижу, но чувствую затылком.

Остались секунды, а до пологого берега – несколько сотен метров!

Гулкий хлопок бьет по ушам.

Что-то происходит там, в центре бывшего озера. И оттого холодные мурашки бегут по спине – несмотря на увесистый рюкзак, несмотря на плотные объятия прижавшейся ко мне девушки…

Вздыбливается впереди серая корка, и я бросаю мотоцикл еще левее. Он мчится почти параллельно обрывистому берегу. Спасение близко – я отчетливо вижу зеленые ветки сосен над обрывом, до них метров пятьдесят, не больше. И все-таки пять метров вверх по круче делают их недостижимыми…

Теперь опасность не за спиной.

Теперь мне достаточно чуть повернуть голову, чтоб увидеть трещины, которые ползут по «бутону» огромного цветка. А вся Падь будто сходит с ума. Словно невиданный шторм раскачивает ее изнутри – пока что медленно, но с каждой секундой волны становятся круче. Фонтанами бьет из глубин бурая жижа. И настоящий девятый вал катит навстречу, готовый отшвырнуть нас к центру Пади!

Чтоб его объехать, надо еще сильнее отдалиться от берега. И с болезненной ясностью я понимаю – так вырваться не удастся.

Самонадеянный болван!

Сумасшедшие, нереальные события последних суток вспышкой проносятся у меня в мозгу. И где-то вдалеке – вся моя никчемная жизнь, до последних, озаренных огнем смысла месяцев.

«Ну уж нет!» – со злостью мелькает в голове.

Я успеваю ощутить горечь. Успеваю подумать о Кате, свято верящей в фарт никчемного охотника за товаром. И круто закладываю руль, направляя мотоцикл навстречу новой волне.

Это кажется безумием.

Но мы еще живы.

Взлетаем по бугристому склону – серая корка на поверхности волны хрустит, но все-таки выдерживает. А мы уже у гребня, с каждым мгновением выше над Падью. Я не сбавляю скорость и до ломоты в пальцах стискиваю руль. Мы летим вверх, каждую секунду рискуя сорваться и разбиться в кровавую лепешку.

Берег теперь близко – волна несет нас мимо, хотя так же нереально далеко.

Я поворачиваю руль, каким-то чудом удерживая «Фалкон» на вершине гребня. Стрелка спидометра ползет к отметке «100» – это максимум! Через долю мгновения мы слетим вниз, камнем рухнем к серой, в бурых потеках, шкуре ожившей Пади…

И последним движением я выправляю руль навстречу пустоте.

Катя отчаянно вскрикивает.

Бесконечную пару секунд мы летим по воздуху – по длинной дуге, будто сложившая крылья чайка.

Только у нас нет крыльев. И хрястнув амортизаторами, «Фалкон» приземляется на обрывистый берег.

От удара темнеет в глазах. Болью пронзает все тело – от пяток и хребта до последней косточки скелета. Но руки продолжают намертво сжимать руль.

«Фалкон» уже проломил чахлый молодой сосновый подлесок, несется, вздымая пыль и песок, сшибая хвою с низко нависающих веток. И несмотря на боль, каждый толчок, каждая выбоина в надежной земле радостно отзывается внутри.

Вперед!

Сквозь лес, сквозь колючий боярышник, отматывая километр за километром.

Лишь бы мотор не заглох!

Я останавливаю мотоцикл только у опушки – рядом с едва различимым в зарослях проселком. Теперь, когда от бывшего озера нас отделяет почти десяток километров, я оглядываюсь. Там, за спиной, какие-то неясные звуки – то ли вздохи, то ли шорохи. Будто что-то невидимое следует за нами по пятам.

– Мне страшно, – шепчет Катя.

– Теперь не бойся, – глухо отзываюсь я.

– Что это было?

– Какая разница…

К дьяволу проклятую Падь! К чертям наверняка распахнувшийся темный «бутон». Я не желаю знать, что он скрывал. Летучие твари хлынули из «цветка» или попрыгунчики, за пару минут даже от слона оставляющие обглоданный костяк.

Пускай сейчас жрут хвою и высохшую осеннюю травку!

Пусть роятся по нашему следу – все равно далеко не отойдут от берега. Эта мерзость слишком привязана к аномальному участку и к своему огромному телу – проклятой Шершавой Пади…

Я запускаю мотор и направляю «Фалкон» вдоль заброшенного проселка.

Я стараюсь не думать о том, что осталось позади.

Сейчас главное – перехватить нашу «Газель». И чтоб для этого хватило оставшегося бензина…

 

Глава 3

Всего через сотню метров мы выехали к развилке.

Надо же, хотя от Пади я летел почти наугад – с направлением не ошибся. То самое, указанное на карте место, где дорога разделяется.

– Привал, – негромко объявил я.

Спрятал мотоцикл в придорожных зарослях, велел Кате сидеть рядом и быть начеку. А сам малость прогулялся пешком, озираясь и вслушиваясь.

Кажется, мы не опоздали.

На высокой траве, которой давно заросла грунтовка, свежих следов не видно. То есть «Газель» тут точно не проезжала.

Но вполне может проехать. Другого пути они не отыщут.

Налево – дорога ведет к заброшенному лесничеству, до него километров пять, не больше. Направо – еще через сорок километров, за Мельниковым болотом, есть подходящее место на берегу пруда. Оттуда легко уйти в случае опасности. И рукой подать до внешнего периметра Зоны № 9…

Я бы именно то, последнее, место выбрал в качестве базы. Но посмотрим, что взбрело в голову Киду. Что, если он таки решил ехать на юг?

Глупо строить догадки.

Надо просто чуток выждать…

Я глянул в прозрачно-голубое небо. Октябрь в этом году удивительно теплый, сухой. Сейчас бы расслабиться, может, даже вздремнуть пятнадцать минут – это хорошо помогает восстанавливать силы…

Но не выйдет.

Сейчас точно не смогу заснуть. И ясная погодка в первую очередь навевает мысли о полицейских вертолетах. «Газель» – слишком крупная цель, ей труднее затеряться на лесных дорогах. Даже здесь, в аномальном районе, над которым вертолеты почти не осмеливаются летать…

Я замер, напрягая слух.

Нет, сейчас только ветер привычно поет в кронах сосен. Почему ж вдруг ощутимо повеяло холодком опасности?

Я взял автомат наизготовку и медленно двинулся вдоль кустов у обочины дороги. Внимательно проверял справа и слева. Везде было чисто – то есть вообще никаких следов людей. И никакой, даже захудалой аномальщины.

Я дошел так до развилки дороги. И двинулся левее – почти десяток метров прошел вдоль пути, который вел в заброшенное лесничество.

Шелестел ветерок, колыхались листочки, и какая-то мелкая пичужка перепархивала вверху среди веток… Здесь тоже все было в порядке.

Но где-то на десятом шаге я оцепенел. Вдруг понял, что не могу идти дальше – от нахлынувшего чувства угрозы.

Я почти физически ощутил – что-то поганое таилось впереди.

«Чертовщина!»

Растерянно привалился к дереву, чувствуя, как холодная струйка пота стекает за воротник. А еще невыносимо саднила кожа на груди – как раз там, где имелась «татуировка».

Нервы расшалились?

Я осторожно выглянул из-за дерева и целых пять минут рассматривал заросли, почти скрывавшие заброшенный проселок.

Ничего и никого…

Тогда я аккуратно опустился на землю, в густую траву и дальше двинулся ползком. Одолел еще метров десять. Больше не смог. И не захотел.

Морщась, задрал футболку и потрогал кожу на груди. Она была чуть теплой под пальцами. И при этом я едва мог терпеть боль – казалось, что злосчастная «татуировка» сейчас пылает огнем. Паскудное чувство… Но главное, вместе с болью пришло ясное знание – впереди, у заброшенной пасеки, сейчас слишком опасно. Туда нельзя, ни под каким видом!

«ОПАСНО!»

Я медленно отполз назад. Сел спиной к дереву. И боль сразу притихла, обернулась легким покалыванием.

Пару минут я сидел, почти не веря. А потом набрался наглости и повторил эксперимент…

Так что даже в глазах потемнело. Шепотом матернувшись, я отскочил к развилке дорог.

Теперь не боялся шуметь. Потому что точно мог сказать – до опасности минимум несколько километров. Черт его знает, откуда пришла такая точность! В одном я уже не сомневался: огненный шрам у меня на груди имеет к этому самое прямое отношение…

Я облизал пересохшие губы. Утер взмокший лоб.

И опять подумал о словах Кати.

Значит, «древний символ света и возрождения»?

А что еще эта фигура может символизировать? Мою шизофрению?

Или те крепкие нити, через которые КТО-ТО может превратить меня в послушную марионетку?

Я вздохнул. Сорвал травинку и посмотрел в безмятежное небо.

В конце концов, что мне известно о событиях прошлой ночи? Только собственные видения – надо сказать, ясные до жути. Но от галлюциногенных грибов приходы бывают и круче. Этим меня не удивишь – в нежной юности до фига перепробовал бьющей по мозгам дряни…

И Катя ничего не помнит.

Красивая история – знахарка спасает жизнь раненому воину… Я скривился, словно от зубной боли. Откусил травинку, пожевал и нервно выплюнул.

«Слишком красиво!»

А как там было на самом деле?

Слегка нас подлечили и сделали придурку трикстеру стильную татуировку? Ага, чтоб этот удивительный крест мог предупреждать его об опасности… Или чтоб управлять каждым его шагом?

…Солнце уже стояло близко к зениту.

Я медленно, будто нехотя, вернулся к спрятанному в кустах «Фалкону». Мрачно посмотрел на Катю.

«Толку с того, что ты защитил ее от упырей? Может, теперь, рядом с тобой, ее судьба – в не меньшей опасности?»

Я достал из рюкзака флягу и глотнул успевшей нагреться, почти противной на вкус воды. Опять покосился на девушку.

Красивая, хотя по-своему, не так, как Настя. У этой черты лица мягче и взгляд… Такой, что не верится во все с ней случившееся. С ее лицом и голосом надо нянчить детишек – своих или чужих. Надо читать им вслух добрые сказки, в которых не бывает «Высшей России» и упырьих кланов.

Нет, все худшее – не для нее!

При первой же возможности залью в бак горючки и сам отвезу ее в соседнюю область – есть у меня там давние знакомые…

– Глеб, – нарушила молчание Катя, – мы кого-то ждем, да?

– Моих друзей.

Она кивнула, будто соглашаясь, и вдруг сказала:

– Ты столько для меня сделал…

– Не надо, – качнул я головой, – не надо благодарить. Я делал лишь то, что считал нужным…

– Понимаю. И у меня к тебе еще одна… очень важная просьба.

Я слегка напрягся:

– Какая?

Попросит связаться с ее родней? Исключено. Их будут проверять в первую очередь. Для их же безопасности пусть пока считают ее погибшей…

– Глеб, я хочу быть с тобой.

– В смысле? – растерянно пробормотал в ответ.

– С тобой и твоими друзьями… С подпольем и Невидимой Армией!

Я поморщился. Ага, как раз ее нам не хватало – для полной победы.

Вслух ответил:

– Ты ошибаешься. Я ничего не знаю ни про какое подполье.

– Считаешь меня дурочкой? – усмехнулась она.

– Считаю этот разговор бессмысленным.

Катя опустила глаза. И тихо уточнила:

– А в чем, по-твоему, есть смысл? В том, чтоб стоять в стороне, когда кого-то убивают у тебя на глазах? И радоваться, что до тебя пока не дошла очередь? Думаешь, я смогу так жить?

– Другие живут, – сухо сказал я и отвернулся. Чтоб она не видела моего лица. В памяти опять, как наяву, чернели сожженные дома. И опять среди пепла угадывались человеческие останки… А еще я помнил взгляды – тысячи взглядов, которые ждали моего выбора. И невыносимо ясно звенело в ушах: «ЖИВИ И ПОБЕЖДАЙ!»

Все это было. Было со мной…

И с Катей… Разве ее не зацепило огненным крылом?

Почему ж только худшее кажется мне реальным?

Ракетчик когда-то сказал: «Выросший в сумерках никогда не поверит в солнце…» Неужели это про меня?

К лешему!

Не время терзаться сомнениями. Я знаю, что Невидимая Армия – всего лишь горстка бойцов. Что очень немногие могут выдержать войну против целого спятившего мира. Войну, в которой большинство – пассивные наблюдатели и жертвы…

Сейчас я все это спокойно объясню Кате – без эмоций, без дешевого пафоса.

Посмотрел на нее. Вздохнул, мысленно пытаясь подобрать нужные слова. И вздрогнул, оборачиваясь.

Едва различимый, но с каждым мгновением нарастающий гул мотора долетел из-за деревьев.

Мы опустились на траву – с проселка ни нас, ни «Фалкон» увидеть невозможно. Я знаком велел Кате оставаться на месте, а сам приблизился к обочине с автоматом наизготовку. Место я выбрал удачное – отсюда дорога просматривается в обе стороны не меньше чем метров на пятьдесят.

Звук мотора доносился с юго-запада. Как раз оттуда и мы приехали…

А вот кто нагрянул следом?

Тянулись томительные секунды… Звук был необычный – какой-то глухой, неровный.

На мотоцикл – непохоже. На «Газель» – тоже…

Мой палец нервно подрагивал у спускового крючка. Нет, принимать бой я не собирался. Идеальный вариант – пропустить неведомых гостей. И проследить, куда они повернут – направо или налево?

Зашуршали ветки, низко нависавшие над дорогой – там, за ближайшим поворотом. Я вжался в землю.

Сейчас…

И оцепенел, почти не веря своим глазам.

Несколько секунд всматривался в лобовое стекло едва тащившейся машины. А потом встал и, уже не скрываясь, двинулся навстречу.

«Газель» остановилась шагов за десять. Спустя пару секунд левая дверца распахнулась, и наружу проворно вылетел Кид.

Все-таки наши! Я точно рассчитал. Не ошибся!

Только почему этот балбес прыгнул в канаву у дороги и оттуда орет:

– Ни с места! Автомат на землю!

У него что, проблемы со зрением?

– Расслабься, это же я… – видок у меня еще тот, драная куртка с чужого плеча, грязная, исцарапанная физиономия. Но все равно, не настолько же я изменился?

– Глеб! – радостно закричал Ромка, выбираясь из «Газели». Он-то меня узнал! И я шагнул ближе – ему навстречу.

Но обняться мы не успели. Потому что Кид рявкнул:

– Стоять! – и в подтверждение слов демонстративно щелкнул затвором «АКМ».

– Ну ты, обормот! Совсем от страха спятил?

– Ромка, назад! А тебе, если рыпнешься, вышибу мозги!

– Придурок! – терпеливо вздохнул я. – Расскажи лучше, какого хрена вы не дождались, дернули с «точки» раньше срока? А, Кид? Так наложил в штаны, что не смог оставаться на месте?

Командир нашей группы ответил злым смешком:

– Плохо подготовился, гнида. Срок вышел еще вчера!

Я застыл, как примороженный.

Внимательно посмотрел на Ромку и хрипло уточнил:

– Какое сегодня число? Одиннадцатое?

– Двенадцатое, – пробормотал он растерянно, – двенадцатое октября… – и потихоньку стал пятиться назад, к машине.

Я вздохнул. Мысли разбегались, как тараканы от света вспыхнувшей лампочки. И единственное, что неумолимо звенело в голове: «Целые сутки!»

Это что же – целые сутки я неизвестно где провалялся без сознания?

В несуществующей деревне. Под действием непонятных сил…

А теперь… теперь вдруг нарисовался неизвестно откуда – посреди лесной дороги. Хотя не мог знать маршрута.

Даже если про деревню им неизвестно, стал бы я сам себе доверять в подобной ситуации? Или для надежности пальнул на поражение?

Думаю, Киду легко сделать выбор.

– Но ведь он выполнил задание, он привез вам аккумулятор! – раздалось у меня за спиной.

Я поморщился, словно от боли. Куда она лезет, дурочка?!

– А это еще кто? – мрачно спросил командир группы.

– Не обращайте внимания, так, мимо проходила, – буркнул я, оглядываясь. Катя уже выбралась из кустов и, несмотря на нацеленный автомат, приближалась, с трудом волоча по траве увесистый рюкзак:

– Вот, смотрите!

– Назад, девочка!

Но она будто не слышала. И я начал постепенно смещаться в сторону – так, чтобы оказаться между ней и Кидом. Мурашки ползли по спине, а в голове мелькнуло: успею я броситься к ней, прикрывая телом, увлекая за собой в кювет?

Вряд ли…

Зрачок «АКМ» пытливо, внимательно посмотрел мне в лицо.

– Эй ты, стоять!

– А я ее знаю! – вдруг торопливо вмешался Ромка. – В новостях по телику видел – ее ищут полицаи!

Трудно было понять, поверил ему Кид или нет. На его каменной физиономии не читалось эмоций. Невыносимо долгую минуту, пока Ромка сбивчиво излагал содержание полицейских новостей, командир нашей группы даже не шевельнулся. И автомат не опустил.

– Они все врут! – подытожила Катя. – Настоящие лживые шакалы…

Что-то ее потянуло на поэзию. Ну и ладно, пусть говорит, лишь бы не делала резких движений…

– Несколько раз эту муйню крутили, – добавил Ромка.

– Угу, – буркнул Кид. И вдруг поднялся с земли, сел на краю заросшего травой кювета. Не убирая руку с «АКМ», кивнул в мою сторону:

– А теперь хочу услышать твою версию.

Я пожал плечами и стал рассказывать.

Недоверчиво хмурясь, Кид слушал.

История вышла вполне бестолковая – как это часто бывает в жизни. Ведь о «чудесным исцелении» я упоминать не стал…

Хотя, кажется, это не очень помогло.

Нет, Кид не пытался ловить меня на деталях и ни в чем не обвинял. Только я чувствовал, что стена между нами не становится ниже. И почти явственным был холод, которым веяло из его прозрачных глаз.

– Это все? – сухо уточнил он, едва я умолк.

– Да.

– Роман, проверь. что там в рюкзаке…

Тот торопливо шагнул ближе, заглянул и кивнул утвердительно:

– Аккумуляторный модуль!

– За десять минут управишься?

– Да хоть за пять! – радостно выпалил Ромка. Он – единственный, кто не чувствовал скрытого, будто пропитавшего воздух напряжения.

– Сейчас… – хлопотливо пробормотал, вытаскивая модуль из рюкзака.

Щелкнула, распахнувшись, задняя дверца кабины, скрипнуло сиденье, открывая нишу аккумуляторного отсека.

– От Насти не было весточки? – спросил я негромко.

Кид качнул головой.

Я вздохнул – так и не появилась в условленный срок…

– Из Центра – тоже ничего?

– Ничего, – отозвался он. И вдруг добавил:

– Да ты не переживай – приедет. Она ведь не воюет с упырями… из-за подгулявших девиц.

Я стиснул зубы, угрюмо рассматривая его.

Нет, на лице Кида не было улыбки. Он озвучил все с прежней, каменной физиономией. И я не стал спорить.

Оглянулся на Катю. Она сорвала цветок и беззаботно помахивала им в воздухе. Ей почти удавалось делать вид, что она не слышит нашего разговора. Разве что побледневшие щеки ее выдавали…

– Так уж вышло, – сухо сказал я.

– Да, бывает, – Кид сплюнул на траву, – когда не думаешь о деле. Когда тебе насрать на людей, которые тебе доверились… – он поднялся с травы и спросил, едва не со злостью: – Ромка, долго ты еще будешь возиться?!

– Сейчас! – торопливо отозвался наш механик. И испуганно закашлялся, щелкая креплениями аккумуляторного отсека. Скрипнуло, возвращаясь на место заднее сиденье.

– Готово! – доложил Ромка.

Отлично, теперь у нас – полноценный правый модуль и левый, хоть и изъеденный железной чумой, но пока на треть сохранивший емкость. Теперь не надо подключаться напрямую от мю-генератора и ползти с черепашьей скоростью.

Я все-таки выполнил задание. И плевать на слова Кида, я готов терпеть его болтовню – если это поможет довести операцию до конца!

– Ромка, в машину, – приказал Кид. Сам шагнул к двери и занял водительское место.

– Погодите, – спохватился я. – У моего «коня» бензин почти на исходе. Давайте сюда канистру…

– Обойдешься, – буркнул Кид.

– В смысле?

– Без смысла, – он повернул голову и, почти крикнул Ромке: – Шепилов, поставь канистру на место и сядь в машину! – Кид вдавил кнопку, запуская мотор «Газели», сейчас ее нутро отозвалось ровным, негромким гулом.

Я шагнул вплотную, наклонился к его двери:

– Ты рехнулся?

– Нет, это ты рехнулся, возомнил себя непобедимым героем. Или, может, решил, как детстве, поиграть в войну?

– В детстве мне некогда было играть. Я ходил в Зону и приносил товар…

– Значит, сейчас вздумал наверстать? Как хочешь – только без нас!

Он ошибался. Сейчас мне хотелось иного – вытащить его из машины и пару раз приложить головой о капот. Да, Кид выше меня ростом, шире в плечах, но мне кажется, я бы справился.

И все-таки сдержался.

Стать настоящими друзьями мы до сих пор не успели. Но раньше думалось, что всегда сумеем найти общий язык. Я выдавил натужную улыбку:

– Не болтай чепухи. Без меня вы провалите дело. Кто лучше знает Зону № 9?

Он смерил меня хладнокровным взглядом и процедил:

– Поверь, ты не единственный ловкач на этой Земле… Эй, Ромка, ты что, оглох?!

Тот все еще топтался рядом с «Газелью», растерянно переводя глаза с меня на командира группы. И тогда Кид объявил сухим, официальным тоном:

– Данной мне властью Глеб Гордеев отстранен от операции. Его поступки рассмотрит товарищеский суд…

– И кто судья? Неужели ты?

– …А если вздумаешь мне помешать – ответишь как за предательство, – автомат все еще лежал у него на коленях – нацеленный в мою сторону. И палец уже отдыхал у спускового крючка…

Ромка приоткрыл рот, будто пытаясь возразить.

Кид даже не повернул головы. Лишь нахмурился презрительно:

– Шепилов, что тебе еще неясно? Сегодня утром из Москвы дополнительно перебросили два полка полицаев… Ему скажи спасибо! Он нас подставил – из-за этой крали. Забыл обо всем – и об Алене тоже!

Ромка нервно кашлянул, болезненно скривил губы. И молча сел в машину.

В следующий миг «Газель» рванула с места.

А я остался.

Со сжатыми челюстями и стиснутыми кулаками – как пугало, торчал посреди дороги и просто смотрел вслед.

Наверное, лицо у меня было не очень. Потому что Катя робко тронула меня за рукав:

– Не переживай. Они тебя поймут, когда во всем разберутся…

Я не ответил.

Чувствуя, как холод ползет по затылку, я таращился перед собой – на «Газель», которая уже достигла развилки. И сейчас поворачивала…

НАЛЕВО!

– Оставайся здесь! – на ходу крикнул Кате. А сам поднял из травы свой «калашников» и метнулся к мотоциклу, с болезненной ясностью ощущая покалывание на груди – там, где под одеждой пряталась «татуировка».

Завел мотор, выехал на дорогу – к этому времени «Газель» давно исчезла из виду.

– Глеб, я с тобой! – испуганно бросилась навстречу моя спутница.

Я качнул головой и повернул руль, направляя мотоцикл мимо – вслед за машиной.

Вдавил кнопку газа, до предела набирая скорость. Это было не слишком разумно – множество выбоин таилось в высокой траве древнего проселка.

Но подпрыгивая на рессорах, каждую минуту рискуя вылететь из седла, я все-таки не сбавлял хода.

Бензина почти не осталось, но я надеялся их догнать – любой ценой. И к черту слова Кида, к черту его автомат! Сейчас я точно знал, главное – вернуть их – пока еще не поздно, пока их не встретила таившаяся впереди неведомая опасность…

Лишь пара километров в моем распоряжении. И несколько минут – на все!

Дорога делает поворот, огибая заросший кустарником холм.

И я бросаю мотоцикл напрямик, срезая несколько сотен метров. Двигатель «Фалкона» натужно взрыкивает – будто жалуясь на безумного седока. Я взлетаю вверх по склону, проламывая плотный боярышник. Обдираю недавно заштопанные Катей рукава, чувствую, как острые сучья пробивают куртку, но не снижаю скорость. Выжимаю из моего «коня» все, на что он способен. И даже больше, чем задумывали сотворившие его китайские умельцы!

За считаные секунды я перемахиваю вершину холма. Вырываюсь в прозрачный сосняк. Метров сто в бешеном темпе мчусь под уклон. Пару раз едва удерживаю верткий, словно оживший руль. Каким-то чудом перемахиваю огромную колдобину. А когда впереди за придорожными кустами уже ясно угадывается линия проселка – мотор «Фалкона» кашляет, издает пару предсмертных звуков и глохнет.

Индикатор бензобака с жесткой определенностью высвечивает 0 %. Но мотоцикл продолжает катиться под уклон. И за несколько мгновений я достигаю придорожной канавы.

Роняю «Фалкон» набок, выпрыгиваю из канавы.

Все-таки я успел!

«Газель» только в эту минуту показывается из-за поворота. Но движется она быстро. И, стоя посреди проселка, я уже ясно могу различить каменную физиономию Кида за стеклом кабины.

Вскидываю автомат и целюсь прямо ему в лицо. Как еще остановить этого упрямого барана?! Не стрелять же по колесам – запаска у нас имеется, только нельзя рисковать мобильностью фургона и грузом. Особенно теперь, когда неведомая опасность так нереально, обжигающе близка! Мало ли кто нагрянет сюда, привлеченный звуками выстрелов?!

«Давай же тормози, придурок!»

Это все, что мне нужно. Я смогу, сумею найти слова – те, что не успел найти там, перед развилкой. И если не уговорю Кида, хотя бы Ромка должен мне поверить! Уехать без него – командир не рискнет!

«Татуировка» на груди вовсю пылает, но я уже научился справляться с этой болью. И чьим бы жестоким даром она ни была, я знаю, что со мной у моих товарищей больше шансов. Я еще могу все исправить!

Лишь бы сейчас «Газель» остановилась.

Отчаянно взмахиваю левой рукой:

– Тормози! Понимаешь ты, идиот?! Туда нельзя!

Он будто не слышит. Или слышит, но делает по-своему – не сбавляет ход, а, наоборот, ускоряется.

«Газель» летит мне навстречу, как спятивший железный зверь. Я до сих пор целюсь в лобовое стекло. А Кид лишь ухмыляется в ответ – в мельчайших подробностях я успеваю рассмотреть эту спокойную ухмылку, его пальцы, крепко сжимающие руль… И расширенные от ужаса глаза Ромки.

Сейчас…

«Сейчас!»

Последняя секунда растягивается в бесконечность. И мир опрокидывается мощным ударом…

Очнуться удается уже в придорожной канаве. Поднимаю гудящую голову. Вроде кости целы. Хотя при попытке встать в боку оживает боль. Но это не самое худшее.

Дрожащий от бессильной ярости и отчаяния, я смотрю вслед удаляющейся «Газели».

Они не остановились.

В последний миг Кид чуть вильнул рулем и зацепил меня только по касательной. А я… Не решился в него выстрелить!

Он все точно рассчитал. Или прочел в моих глазах, что я так и не осмелюсь нажать спуск. Теперь небось радуется, что меня перехитрил.

Идиот!

Я хрипло матерюсь, обкладываю его трехэтажными загибами – длинно, почти витиевато, насколько хватает злости и фантазии. Так, словно это может хоть что-то изменить.

НАПРАСНО!

«ВСЕ НАПРАСНО…» – будто тяжелым молотом отдается в висках.

И я умолкаю.

Низко нависающие над дорогой ветки еще покачиваются. А машина уже исчезла. Остался один звук мотора, который можно различить сквозь бешеные удары сердца…

Опираясь на автомат, стиснув зубы от боли, я поднимаюсь и делаю шаг вслед этому звуку.

Метр за метром, раскачиваясь, словно пьяный, упрямо ковыляю вдоль свежей колеи в высокой траве.

«Татуировка» на груди пылает все сильнее. Но я почти свыкаюсь с невидимым пламенем. Я сам иду ему навстречу, вслушиваясь в дальний, едва уловимый гул мотора. И когда к звуку машины добавляется раскатистый грохот автоматной пальбы, срываюсь на отчаянный бег.

 

Глава 4

Больше километра – глотая вязкий, обжигающий воздух, наперегонки с собственным сердцем. Левый, ушибленный бок пылает болью, а тысячи иголок словно пронзают грудь, впиваясь в легкие, но я одолеваю эту дистанцию быстрее, чем на дорожке стадиона.

И оказываюсь рядом в тот самый миг, когда несколько фигур в камуфляже вырастают у обочины – на пути у сдающей задом «Газели».

Я жму спуск, работая короткими, экономными очередями.

Двое валятся на землю, остальные убегают в кусты. И я провожаю их, расходуя остатки магазина.

Достаю из куртки, прищелкиваю новый. Подбегаю к неуклюже пятящейся машине… И многое становится ясно.

Лобовое стекло пробито пулями. А Кид… Все его лицо залито кровью – даже удивительно, как в таком состоянии ему удается управлять «Газелью».

Что с Ромкой? Забился в угол, неуклюже прижавшись к двери. Переклинило от страха? Узнать не успеваю.

Заросли впереди шевельнулись. Я отскакиваю от машины и посылаю длинную очередь вдоль придорожных кустов. Оттуда долетает сдавленная ругань.

Попал?

Хрен его знает. Плохо, что «Газель» начинает съезжать с проселка в кювет. Кид безвольно свешивается на приборную панель – кажется, потерял сознание.

– Ромка! Сядь за руль!

– Не… могу…

Что значит не могу? Я сердито бросаюсь к машине, собираясь подзатыльником вывести его из ступора. Распахиваю дверь и вижу, как Ромка закрывает руками живот, – темное пятно под его пальцами растекается по синей футболке.

– Понятно, – бормочу я.

В эту секунду лес вокруг оживает автоматными вспышками. Я падаю в придорожную канаву. И, вжимаясь в землю, пытаюсь понять – сколько их?

Вероятно, не меньше десятка.

Нет, это не случайная встреча. Они точно ждали нашу «Газель». А когда поняли, что я один, – опять полезли…

Минимум двоих потеряли, но отступать не собираются. И патронов не жалеют.

Пули срезают сучья над головой, выбивают щепки из стволов сосен. Но, кажется, ни одна не попадает в остановившуюся у обочины машину.

Да, кое в чем еще можно быть уверенным. Им нужен груз – тот самый, который мы должны доставить в Зону № 9. Тот, без которого вся наша операция не имеет смысла…

Пока лишь единственное работает в нашу пользу – это не спецназ ОКАМа и даже не полицаи. Наверняка большая часть – обычные бандиты. И с дисциплиной у них не очень.

Вот кто-то вырвался вперед – здоровяк в куртке цвета хаки. Поливает мою канаву огнем и короткими перебежками от дерева к дереву движется вперед. Детина явно привык тренироваться в меткости, стреляя по безоружным…

Ловлю момент, когда он опять показывает из-за сосны свою бритую башку. И жму спуск, всаживая пулю точно посреди низковатого лба.

Выпучив глаза, здоровяк мешком валится на траву. «Минус три!»

Плохо, что остальные не такие смелые. Или имели опыт где-нибудь в горячих точках, работая наемниками для упырьих кланов. Пока несколько держат меня под огнем, не давая поднять головы, остальные охватывают с флангов.

Готовятся взять в мешок.

А патронов у меня все меньше…

Я гляжу в сторону «Газели». Добраться до водительского места – последний мой шанс. На узкой грунтовке толком не развернешься, деревья стоят почти вплотную к обочине – но если сдать задом всего на десяток метров, можно достичь прогалины. Там угадывается если не дорога, то хотя бы старая просека. Если сумею вывести туда наш фургон…

Легко сказать.

Всего несколько метров отделяет меня от кабины – но как их одолеть под плотным огнем?

И Ромка уже не воин. Через разбитое стекло кабины я вижу его лицо – белое как мел. Он не сможет меня подстраховать.

Значит, остается рискнуть самому.

Стиснув зубы, я чуть приподнимаю голову, вглядываясь в заросли впереди вдоль обочины. «Длинную очередь вдоль тех колыхнувшихся веток. И одним прыжком – под машину. Потом переползти на сторону Кида».

Если б я мог ускориться – как там, с упырями… Только вряд ли.

Знахарка меня спасла. Но форму я до сих пор не набрал. И вдобавок истратил остатки сил в последнем марш-броске…

То есть почти наверняка получу пулю. Но хотя бы не зря, не забившись, как крыса, в щель!

Удары сердца отсчитывают секунды.

Я нажимаю спуск. Очередь сшибает целый куст, и кто-то тяжелый с хрипением заваливается – там, в чаще. Но когда я почти готов метнуться к «Газели», что-то мелькает в воздухе, и я инстинктивно врастаю лицом в землю.

Оглушительно грохнуло.

Сверху сыпануло землей и сосновыми иголками.

«Граната?!»

И летела она вовсе не со стороны бандитов.

Я приподнимаю голову, озираюсь и вдруг понимаю, что Кида не видно в машине. А откуда-то из-за колеса по придорожным зарослям начинает работать второй «калашников».

Это кажется невероятным. Я же видел, в каком состоянии наш командир…

Но удивляться некогда.

И, расстреляв по кустам остатки магазина, прыжком я перелетаю дорогу, падаю рядом с «Газелью». Ползу под машину. Пули срезают рядом траву, взметают в воздух фонтанчики земли… Но ни один из выстрелов не задевает колеса.

Ага! Им нужна наша машина – целая и по возможности невредимая. Думаю, их предупредили, что не на всякой колымаге можно перевозить наш груз.

– Глеб… – долетает сиплый, едва различимый стон, так не похожий на голос прежнего Кида.

Я переползаю ближе, на его сторону. Теперь хорошо могу рассмотреть его похожее на кровавую маску лицо. Сейчас оно озаряется страшноватым подобием улыбки:

– Не ожидали, суки… А у меня еще есть… гранаты…

Да, вижу. Целый вещмешок лежит рядом с ним в траве. Плюс второй автомат и несколько запасных магазинов. Похоже, в этой поездке он держал весь комплект рядом со своим сиденьем.

Я вытаскиваю несколько «РГД-5». Достаю из кармана на вещмешке запалы и торопливо привинчиваю. Кид берет одну из гранат и неуклюже, морщась от боли, швыряет в кусты. А пока мы вжимаемся в землю, бормочет:

– Уходи… Глеб. Спасай груз!

Близкий разрыв бьет по ушам. Но я все-таки продолжаю слышать голос командира. Будто что-то вспомнив, он тревожно вздрагивает и хрипло выдыхает:

– Моя вина… Это я передал в Центр…

– Угу.

Он хватает меня за руку, почти умоляюще:

– Новые координаты… Понимаешь? – каждое слово дается ему с трудом. Кид кашляет, выплевывая кровь.

Я молча отворачиваюсь. Совсем недавно сам готов был пальнуть в этого высокого, крепкого, как скала, и упрямого, как баран, типа. А сейчас… сейчас мне больно оттого, что он умирает. И некогда разбирать, кто в чем виновен. Вместо болтовни я привычно меняю магазин в своем «калаше».

Бандиты опять смелеют, и мы встречаем их щедрыми очередями. Но поливая заросли свинцом, я не забываю слова командира. «Он передал в Центр… И здесь нас ждали…»

Значит, вовсе не моя бурная активность привлекла сюда эту сволочь? Значит, сволочью оказался кто-то из наших друзей?

Очевидный, простой до ужаса план – на глухой лесной дороге расстрелять водителя с двумя пассажирами и угнать фургон с грузом. Может, для этого и Настю задержали в другом месте – чтоб выманить нас с подготовленной точки? И чтоб четвертая участница группы не помешала. Она-то еще за сотню шагов могла учуять засаду… Или не только учуять.

Я вот тоже заранее ощутил, а ни хрена не смог!

«Татуировка» давно не пылает невидимым огнем. Даже не саднит… Единственное, что пока нас выручает, – канава, куда сползла «Газель», довольно глубокая. А подступы к ней относительно хорошо простреливаются.

Мы еще сдерживаем натиск – до тех пор пока не кончатся патроны и гранаты.

Но я знаю – это ненадолго…

Еще одна «РГД-5», запущенная Кидом, летит над высокой травой.

Он судорожно толкает меня в плечо.

Да, я готов. Сейчас! Почти одновременно с разрывом вскакиваю и прыгаю в кабину.

– Прости, Глеб! – через звон в ушах успеваю различить сиплый, отчаянный голос.

А в следующую секунду весь окружающий лес будто раскалывается злым грохотом «АКМ» и гулкими хлопками «М-19».

Они все-таки нас обошли.

Взяли в кольцо с флангов и тыла. Когда, пригнувшись ниже панели, вжимаясь в сиденье, я попытался сдвинуть «Газель» с места – разбрызгивая остатки стекол, пули начали долбить кабину со всех сторон.

– Эй, уроды! – крикнул я, утирая кровь из рассеченной стеклом брови. – Если сейчас взорву груз – вам точно ни хрена не обломится!

Помогло.

Пальба затихла. И чей-то нагловато-безмятежный голос долетел из леса:

– В натуре непонятки вышли, пацаны! Оставьте тачку и валите на все четыре стороны. Мы не тронем!

Угу, «непонятки».

Зато Кид все понял правильно. Швырнул им в подарок еще одну «РГД-5». Сил у него уже было мало, и она разорвалась слишком близко – так что осколки зазвенели по бамперу.

Но получилось кстати. Я успел выехать на дорогу из кювета и резко сдать «Газель» назад.

Лишь несколько метров…

Машина почти пролетает их, подпрыгивая на ухабах. И все равно они кажутся бесконечными…

Справа стена леса светлеет. Просека! Я резко выворачиваю руль и, проломив кусты бампером, увожу «Газель» в лес.

Несколько пуль бьют по кабине. Но почти сразу пальба стихает. И к мерному гудению нашего двигателя добавляется новый звук – рев мотоциклетных моторов.

Выслали наперерез?

Автоматные очереди начинают грохотать где-то за спиной. Понятно, Кид отсекает мотоциклистов. Молодец, дает нам оторваться!

Еще километр я слышу его за спиной. А потом вдруг наступает тревожная, рвущая душу тишина – на несколько секунд. И следом – раскатистый, будто удар грома, взрыв.

Сильный. Намного сильнее, чем от одной гранаты…

Я судорожно, до белизны костяшек, сжимаю руль. И машинально начинаю вспоминать – сколько там, в мешке, оставалось?

Не меньше двух гранат плюс толовая шашка…

А еще перед глазами опять встает похожее на кровавую маску лицо Кида. И его последние слова: «Прости, Глеб!»

Может, это и выглядит глупо, но сейчас я шепчу:

– И ты прости… – оглядываюсь на бледного, как полотно, Ромку и приказываю: – Достань из аптечки инъектор – вколи себе один промедол. Возьми пластырь, вату – заклей рану… Пожалуйста, Ромка! Надо выжить – Кид этого хотел!

Мотоциклетные моторы позади становятся глуше.

Оторвались?

Или бандиты просто решили не связываться с добычей, которая слишком дорого им обходится?

Хочется верить. Хочется успокоить гулко стучащее в висках сердце…

Налетающий через разбитое стекло ветер холодит лицо, только я все равно уже взмок под курткой – хоть футболку выжимай! То и дело взвизгивают на ухабах рессоры, хрустят под колесами сучья поваленных деревьев, но я не сбавляю скорость.

Скорость – это наше единственное спасение!

Оглядываюсь на своего спутника. Ага, молодец – на полу кабины уже валяется использованный флакончик из-под обезболивающего. И несколько кусков ваты, пропитанных кровью. Сейчас, кусая губы, Ромка широким медицинским пластырем заклеивает дырку в животе.

Лицо у него чуть порозовело… или мне кажется?

Во всяком случае, думаю, печень не задета. Иначе бы он давно потерял сознание. Если выберемся – отвезу его в больницу, в соседнюю область. Там его подлатают!

Дождавшись, когда Ромка кончает возню с пластырем, я киваю на бардачок:

– Достань карту!

Я ведь понятия не имею, куда ведет просека, – и это плохо.

Ромка слабо кивает. Опускает задранную футболку, даже пытается заправить ее в штаны и лезет за картой…

Но раньше, чем он успевает открыть бардачок, я резко сбрасываю скорость. И, не заглушив электромотор, останавливаю фургон.

Несколько секунд всматриваюсь через разбитое стекло.

– Вот карта… – шепчет Ромка.

– Спасибо, уже не надо, – бормочу я.

Распахиваю дверцу, выпрыгиваю наружу. И иду вперед несколько метров – пока кроссовки не начинают проваливаться в болотную грязь.

Разросшаяся лоза. За ней – высокий тростник и вдали – темнеющее под ряской зеркало воды. Шелест камышей, дальний крик птицы, одинокий силуэт цапли в воздухе.

Место – почти идиллическое…

Хорошее для того, чтоб отдыхать, думать о вечном… И хрипло материться сквозь зубы!

Теперь ясно, почему мотоциклисты не особо гнали за нами по пятам.

На фига лететь по колдобинам, ежеминутно рискуя сломать шею?

Куда мы от них денемся!

Впереди болото, а по бокам от просеки чащоба, через которую – только на танке. Поваленные деревья, обвитые кустарником, чуть дальше – молодой ельник…

Десяток метров я прошел вдоль зарослей тростника. Словно еще не верил в очевидное. Потом пришел назад и сел на древний, рассохшийся пень.

Я сидел так минуты две. А мысли в голове кружились, как шумное, бестолковое воронье над павшим зверем. Кружились и возвращались к одному и тому же.

Идеальная западня! Нам не вырваться.

И что дальше? Развернуть «Газель» на тесной просеке и на полной скорости двинуться навстречу погоне?

Красиво. Очень! Жаль, недолго.

Второй раз шантаж взрывчаткой не проканает. Да, им удобнее было б сохранить «Газель» на ходу, но если нельзя иначе – сойдет и так. И кончится все в считаные секунды – пулей водителю или очередью по колесам.

Без вариантов…

Точнее, один имеется. Самый простой. Бросить машину с грузом, оставить раненого Ромку и удирать, спасая шкуру. Вдоль болота вполне можно уйти…

Думаю, именно на это они и рассчитывают.

Я криво усмехнулся. Медленно встал с пенька. Машинально потрогал рассеченную бровь – кажется, кровь уже не идет…

Оглянулся, вслушиваясь.

Ага. Нарастающий звук моторов. Легки на помине!

Значит, все уже решено?

Или не все…

– Что будем делать? – тихо спросил Ромка.

– Главное, сиди в кабине и не высовывайся, – ответил я. Сердце тревожной пташкой колотилось в груди, но голос прозвучал безмятежно. И это было правильно.

– Слышишь? Что бы ни случилось – просто сиди… – повторил я.

Вырубил двигатель «Газели» и забрал ключи с брелоком.

Те, кто двигались по нашему следу, были уже очень близко. Я понял это по тому, что рев моторов вдруг резко оборвался. Конечно, ведь, дальше им надо идти пешком – зарослями подкрадываясь к болоту…

То есть самое время – затевать разговор.

Я выждал немного, пока не уловил шорохи в кустах, и крикнул:

– Эй! Передайте вашему главному – у меня есть к нему пара слов!

Никто не ответил.

Еще минуту, лежа за пеньком, я вглядывался в чащобу. Потом оттуда долетел спокойный, уверенный голос:

– А я думал, ты уже слинял, фраерок. А ты, оказывается, совсем глупый…

– Фраерки не положили бы столько твоих шестерок!

Он ответил пренебрежительным смехом:

– Вот именно – шестерок. Чего их жалеть? Зато все нормальные пацаны – при мне! Так что бросай «волыну» и уходи. Даю десять секунд на размышление, я – пока добрый!

– Сперва потолкуем.

– И о чем нам толковать, фраерок? – судя по звуку, он пренебрежительно сплюнул.

– Сколько тебе обещали?

– Ты столько не заработаешь…

– Понтами вздумал мериться? Давай. У меня тут есть замечательная коробочка – с двумя кнопками. Если вдавить их одновременно и чуток подержать – ты больше ни хрена не получишь за груз. Даже ломаного цента!

Это была правда.

На брелоке действительно имелись две кнопки – красная и синяя. И сейчас мои пальцы почти касались их удобной поверхности из шершавой резины.

Он ответил не сразу и теперь не настолько уверенно:

– Блефуешь, фраерок? Как раньше, со взрывчаткой?

– Не блефую. А честно предупреждаю.

Несколько секунд длилось молчание. Потом опять зазвучал его голос – с совсем иной интонацией:

– Меня кличут Карен Седой. А ты что за гусь?

– Трикстер Тень.

Он хмыкнул:

– Тот, что обул на триста кусков Большого Аслана?

– На сто пятьдесят, – сухо поправил я.

– Да, честность – лучшая политика, – кажется, Седой усмехнулся. – А мы думали, здесь только идейные… Какие твои условия, Тень?

– У меня есть покупатель. И он заплатит больше твоих заказчиков.

– Больше миллиона? – в его интонациях прорезался интерес. «Клюнуло!» – подумал я и вслух озвучил:

– Три с половиной лимона, – и торопливо добавил: – Из них – один мой!

Он не ответил.

Я ждал, облизывая пересохшие губы.

Кругом царила безмятежность. Какая-то мелкая пичужка щебетала за спиной, и ветерок шелестел камышами. От болота веяло прохладой, но все равно было душно.

Я скинул кожаную куртку и ее подкладкой утер пот. В ближних зарослях хрустнула ветка. Я прищурился, всматриваясь, и ближе подвинул к себе взятую из бардачка «Газели» последнюю гранату.

А из кустов вдруг долетел задумчивый голос:

– Целый лимон – тебе одному? Жирно не будет?

Я криво усмехнулся – разговор пошел в нужном направлении. Но вслух я почти возмутился:

– Это мой покупатель. Без меня вам вообще ни хрена не светит!

– Ладно. Давай так – мы забираем груз. Ты приводишь барыгу. Честно делим бабки и разлетаемся, как птицы!

Хорошо. Он уже считает меня почти компаньоном, которого можно легко «кинуть». Пора закреплять эффект.

– Думаешь, если у тебя будет груз – ты и сам сумеешь договориться с заказчиком? – прочитал я его мысли.

Он засмеялся. А я холодно уточнил:

– Ты, видно, кое-что не уловил, Седой. Думаешь, главное – получить груз? Нет, намного труднее его продать… И при этом сохранить целой свою башку.

Где-то левее хрустнула веточка – может, какой мелкий зверек… а может, двуногие хищники уже пытаются обойти меня с фланга.

Я облизал губы и хрипло озвучил:

– Хотите получить бабки – не устраивайте дешевые игры!

Из зарослей передо мной послышалась какая-то возня, негромкая ругань. Кажется, о чем-то они спорили.

– И ты с нами не играй! – долетел вдруг оттуда новый голос, резкий и требовательный.

– Я честно изложил весь расклад…

– А что это за груз, за который отвалят такое сладкое лавэ? Сдается, пургу гонишь, фраерок…

Мне стало почти весело.

То есть особо радоваться было нечему, но в главном я не ошибся – тот, кто нанял бандитов, использовал их втемную. Хоть в чем-то мне повезло.

Вслух я объявил:

– А про груз вам знать не обязательно. Меньше слышал – крепче спишь!

В ответ вмешался Карен Седой:

– Так не пойдет, Тень. Пацаны имеют право знать!

– Да, и пусть нам по ушам не ездит, а откроет фургончик, – добавил кто-то из зарослей.

Серьезно? К чему такая спешка?

– Разве вас не предупредили? Фургон открывать нельзя.

Седой уточнил:

– Это правда, что там устройство самоликвидации?

– Хотите проверить?

– И, конечно, ты не знаешь, как его отключить?

Я выдержал актерскую паузу. И объявил:

– Знаю.

– Тогда открой.

– Не могу.

– Почему? Там действительно радиация?

– При чем тут радиация? Просто НЕЛЬЗЯ.

Из кустов опять долетела приглушенная ругань. И требовательный голос процедил:

– Это можешь лохам втирать. Не хочешь по-доброму, сами проведаем, из-за какой хрени лезли под «волыны»!

– Замок – с «секретом», потеряете груз!

– Ничего, мы – тоже не пальцем деланные…

В кустах кто-то хихикнул.

Я выждал, словно обдумывая, и наконец мрачно ответил:

– Как хотите. Но я вас предупредил!

Надел куртку, медленно поднялся с земли и отряхнул штаны. Чувствуя злые внимательные взгляды, двинулся к «Газели».

Автомат остался лежать на траве. Брелок – у меня в руке, а в кармане куртки – граната. Вряд ли я успел бы ее использовать, но пока они не собирались стрелять. Я мог разобрать приглушенный разговор у себя за спиной:

– Что за непонятки…

– Шето, не лезь!

– Он ведь ловкач…

Когда я был уже у дверей фургона, резкий голос меня одернул:

– Погодь, фраерок! Не так быстро…

Сзади захрустели ветки. Я оглянулся. Несколько фигур приближались к машине вдоль просеки. Еще двое подходили с флангов. Все держали оружие наготове. И кажется, кто-то наблюдал за мной из кустов.

«Многовато…»

По крайней мере, я надеялся, что их осталось меньше.

Целая стая вооруженных субъектов взяла «Газель» в кольцо. Разного вида и возраста, они имели кое-что общее, ясно читавшееся в глазах, – все напоминали оголодавших мутантов, почуявших легкую добычу.

– А что твой корефан не выходит? – осклабился щуплый пожилой бандит с редкими рыжеватыми усами. Голос был знакомый – один из тех, кто требовал показать груз.

Я глянул в сторону кабины – там уже крутилась пара бандитов – и вздохнул:

– Не надо его трогать – ранили вы его. В больничку бы надо парню…

– Не тронем, – еще шире и неприятнее оскалил тип желтоватые зубы. – Будет вам и больничка! Я, Шето Приморский, честных пацанов не обижаю… Открывай!

Тщедушная его фигура казалась абсолютно расслабленной. Но два ближайших молодых бандита целились в меня из автоматов – почти в упор. А их пальцы нервно подрагивали на спусковых крючках.

– Не тяни… – лениво прищурился Шето.

Я пожал плечами, развернулся к машине и набрал кодовую комбинацию. Взялся за ручку, но щуплый меня опередил:

– Стоп, ну-ка отвали! Нэд, сынок, глянь, что там!

Крепкий детина с физиономией счастливого придурка шагнул к дверцам. А сам щуплый остался на месте, шагов за десять от «Газели» – за спинами молодых бандитов.

Я усмехнулся и медленно попятился вбок. Два «калашникова» почти синхронно отследили это движение. А придурок Нэд, которого Шето, очевидно, не особо берег, дернул за ручку фургона.

Тяжелая дверца подалась, и он заглянул в образовавшуюся щель. Но там мало что можно было увидеть – внутреннее освещение и все остальное я отключил еще до появления бандитов.

Нэд посильнее распахнул дверцу. Недоуменно уставился внутрь, но света все равно было мало. И тогда он широко распахнул обе створки дверей фургона. Несколько секунд таращился перед собой, а потом обиженно выдавил:

– Че за гнилая подстава?

 

Глава 5

– Отойди, – сухо приказал Шето. Молодой придурок послушно отступил, давая остальным возможность изучить внутренности фургона. И еще пару секунд бандиты тупо смотрели туда, где за вторыми решетчатыми дверцами скорчилась в углу человеческая фигура.

– Это какая-то шутка? – одаривая меня ледяным взглядом, первым нарушил молчание щуплый.

Ну да, они-то ожидали увидеть внутри редчайший артефакт. Или хотя бы тактический ядерный заряд. А не странного типа в поношенном, измятом и замызганном костюме с чужого плеча, с грязным галстуком, надетым прямо на голое тело.

Явный псих!

Кроме галстука, на нем еще и ошейник, похожий на собачий, – только из металла. Вполне подходящее украшение для существа, которое сейчас забилось в дальний конец фургона и испуганно таращится на незнакомых гостей.

Какой идиот заплатит три с половиной лимона за этого чмошника?

– Никаких шуток, – качнул я головой, – можете сами заглянуть и все проверить.

Щуплый криво усмехнулся и приказал:

– Открой!

Я шагнул к фургону и большим ключом, висевшим на связке вместе с брелоком, открыл решетчатые дверцы. Бандиты оттолкнули меня в сторону, распахнули дверцы и выволокли «пассажира» из клетки. Затем тщательно обыскали содержимое фургона и не нашли ничего, кроме алюминиевой миски, больничной утки и грязного матраца.

Содержимое утки они выплеснули на землю. Матрац распороли ножом и начали вываливать на траву подгнившую вату. Пока двое бандитов этим занимались, остальные взялись за психа. Они тщательно его обыскали, и один отвесил узнику звонкую оплеуху:

– Кто ты такой? Отвечай, дерьмо!

– Я-а? Я-а… Анатолий Бори-и-исович! – выдавил тот сиплым голосом. Он выглядел почти смешным в своем великоватом полуистлевшем костюме, разметавшиеся рыжие патлы и грязное лицо делали его похожим на испуганного клоуна, толком не успевшего смыть грим.

Лишь глаза…

Там было что-то иное – словно темное пламя тлело на дне зрачков. К счастью, бандиты не умели читать взгляды.

– Как это понимать, а, Тень? – долетел из-за их спин знакомый голос.

Угу, наконец-то! Из укрытия осмелился выйти Карен Седой – самый хитрый и осторожный.

Среднего роста, действительно седой и не слишком похож на армянина. Отнюдь не атлет – впрочем, так же, как два сопровождавших его немолодых бандита. Но судя по тому, как притихли остальные, именно эти трое – тут самые авторитетные.

– Вы хотели увидеть груз? – равнодушно отозвался я. – Он перед вами.

– Да ты гонишь, падла! Этот хмырь?! – возмутился один из ближайших мордоворотов и в сердцах отвесил рыжему узнику подзатыльник.

– Я-а – Анатолий Борисович… – снова проблеял тот – настолько измученным голосом, что его нельзя было не пожалеть. И какой черствый человек смог бы хладнокровно смотреть на его обидчиков?

Только не я.

Наши взгляды встретились. Я повыше поднял руку с брелоком. Рыжий вздрогнул, будто впиваясь зрачками в кнопки – красную и синюю.

– Дай сюда эту штуковину! – приказал Карен, кажется, он что-то начинал понимать. И сразу несколько бандитов, как вышколенные псы, реагируя на его голос, кинулись ко мне с разных сторон.

– Возьмите, – усмехнулся я и разжал пальцы, роняя брелок в высокую траву.

Догадывался, что случится потом. Нет, даже знал наверняка. И все равно едва увернулся от автоматного приклада, нацеленного мне в затылок.

Прыгая в сторону, успел сообразить, что по-любому пропускаю еще удар – прикладом в живот.

Но второго удара так и не последовало.

Бешеный вопль. Испуганная ругань. Последний хрип из разорванного горла.

Все эти звуки почти сливаются в один.

И перекрываются отчаянной автоматной пальбой.

Мелькание тел, брызги крови, оторванные конечности в считаные секунды заполняют пространство, отделяющее меня от распахнутых дверей фургона. Несколько шальных пуль бьют в землю рядом. Но пуль я не боюсь.

Куда опаснее тот, кто идет ко мне, расчищая дорогу почти неуловимыми глазу движениями.

Одно хорошо – кровь.

Густой запах и вкус с голодухи пьянит его сильнее, чем спирт алкаша в завязке. Нас разделяет всего несколько метров, но сперва он должен утолить голод.

Сперва вовлеченные в смертельный водоворот бандиты разлетятся в стороны истерзанными кусками плоти.

Значит, пара секунд есть в запасе – чтобы отползти под фургон и дождаться развязки. Искать брелок в траве глупо. Особенно если учесть, что я вытащил оттуда батарейку. А второй брелок лежит во внутреннем кармане моей куртки. Я почти достал его…

Удар.

Тупая боль в груди.

Успеваю заметить перекошенное злостью и страхом лицо Шето Приморского, рассмотреть пистолет в его руке – прежде чем темный силуэт, мелькнувший в воздухе, перечеркивает, половинит щуплую фигуру Шето…

Пуля из его «беретты» летела мне в сердце.

Но я пока жив.

Хотя это ненадолго. Вытаскиваю из кармана пробитый и теперь бесполезный металлический брелок. Пулю он остановил. Но ни на что больше не годен. Значит, вслед за бандитами – моя очередь.

Второй брелок – там, в высокой густой траве. Где-то перед трупом с полуоторванной головой…

Всего несколько шагов, но для меня – бесконечность!

«Сейчас!» – мелькает в мозгу.

Отчаянным броском оказаться там, среди крови и бестолковых, отрывистых автоматных очередей. Нащупать в траве обтекаемый, гладкий корпус брелока, сунуть туда батарею и вдавить кнопки – красную и синюю…

Это почти нереально за оставшиеся мгновения!

Но я должен.

Ради Ромки, ради Кида, ради всех, кто мне доверился, – выжить, не поймать еще одну пулю и отыскать этот чертов коробок!

Есть!

Оттолкнув чье-то изломанное, но еще теплое тело, я поднимаю брелок, дрожащими руками извлекаю из кармана маленький, скользящий в пальцах аккумулятор…

Темный силуэт нависает зловещей тенью, удар почти выбивает из меня сознание. И в следующий миг я взлетаю вверх.

Правда, длится этот полет недолго.

Рыжий держит меня за куртку одной рукой – так, что ноги едва достают до земли. Во второй его руке каким-то чудом уже оказался брелок.

– Тварь… – шепчу я в бессильной злости.

– Нет, – качает он головой, – меня зовут Анатолий Борисович, – и скалит зубы. Сейчас они длинные, похожие на крокодильи, с них капает кровь. Даже в вытянувшихся по-звериному челюстях эти клыки едва помещаются. И красное стекает на подбородок, на замызганный галстук и пиджак, в котором добавились новые дырки – следы от пуль.

– Тупой совок! Кого думал перехитри-ить? Меня, гениального топ-менеджера! – ему смешно, очень смешно. Наверное, это единственное, что еще осталось в нем человеческого. Да еще длинные рыжие волосы напоминают запуганного и безобидного узника фургона.

Он победил.

Многократно усилился жизненной энергией убитых и полусъеденных им бандитов. Распрямился, стал шире и заметно выше ростом. Огромные бугры мышц почти разрывают по швам когда-то великоватый ему костюм.

Только стальной ошейник остался прежним.

Но разве такая мелочь теперь его остановит?

Рыжий швыряет брелок на землю и расплющивает ударом пятки.

Еще крепче, так что в глазах темнеет, стискивает меня в ручищах и легко отрывает от земли. Шепчет, приблизив клыкастую морду, так что меня начинает мутить от запаха свежего мяса:

– Говори код! И не вздумай соврать – я умею различать ложь.

Всматриваюсь в его зрачки. И выдавливаю усмешку.

Нет, не все еще решено. Он бы давно уже снял стальное «украшение» – поднапрягся и просто разорвал пополам. Если б не один бонус от инженеров… Надо ввести код, иначе сработает взрыватель. Сто граммов пластида – сущие пустяки, но выращивать заново оторванную голову… Даже для рыжего это слишком.

– Код! – кривит он губы. – Если хочешь умереть быстро!

– А я… не тороплюсь.

Когда заряд в аккумуляторе ошейника упадет ниже критического – бомба тоже сработает. Так что без подзарядки – с введением кода – рыжий проживет лишь на несколько часов дольше.

Даже после нашей гибели мы не выпустим эту тварь.

– Упрямый совок… – щурит он рысьи глаза. – Тогда я проведу несколько реформ в твоем теле. Ты ведь знаешь, у меня к этому талант!

Левой рукой удерживая меня над землей, правой проводит по моей футболке. И легким движением ногтя распарывает ее пополам.

Я бью его ногой – носком кроссовки с размаху в живот.

С тем же успехом можно было лупить о стену.

Рыжий грустно вздыхает:

– Ты меня огорчил, нет в тебе ни капли толерантности. Поэтому я вырву и съем твою печень. Она вкусная у таких недоумков. Но не сейчас… Потом, когда ты сам попросишь о смерти! – щелкает пальцем и, словно сухую травинку, ломает мне ребро.

С удовольствием щурится, изучая мое искаженное болью лицо:

– В России было около сотни крупнейших госпредприятий – я справился с ними года за полтора. А в твоем теле две сотни костей. Думаешь, будет быстрее? – он наклоняет свою пасть ближе к моему уху и вкрадчиво шепчет: – Обещаю, для тебя это продлится вечность!

Хрустит под его пальцами еще пара моих ребер – при каждом вдохе будто огонь полыхает внутри. А он жадно всматривается в мои глаза:

– Думаешь, это я сделал больно? Нет, ты сам! Как все, кто идет вопреки законам рынка.

Рыжий смеется:

– Знаешь главный закон? Ты – дерьмо, как все. Так устроен мир-р-р! Но ты слишком гордый, чтоб это признать! И потому будешь умирать долго… Очень долго!

Он встряхивает меня, словно куклу. В глазах темнеет. Я мечтаю провалиться в забытье. Но не выходит. Вкрадчивый голос продолжает звучать даже во тьме, долетая через звон в ушах:

– Скажи код, и все кончится… Боль кончится, слышишь ты, тупой совок?!

Темные шестеренки проворачивают тело. Швыряют меня в темный водоворот. Но я опять из него выныриваю. И сил еще хватает, чтоб прошептать:

– Танцуй, упырь… Пока не сядет батарейка!

– Это только начало, совок. Сейчас ты узнаешь настоящую бо-о-оль! – последнее слово переходит в звериное завывание. И я падаю… кажется, что падаю целую вечность.

Но вдруг приземляюсь на траву.

Морщась от сломанных ребер, озираюсь по сторонам. И совсем рядом замечаю огромную, скорченную на землю фигуру.

Рыжего трясет, как в лихорадке. А из-под ошейника, словно светлый ореол, сжимающий его глотку, выбиваются плотные снопы голубоватых искр. Рыжие волосы дыбом встают на его загривке. Красная пена пробивается между клыками.

Я поворачиваю голову.

И встречаюсь глазами с Ромкой. Бледный, как полотно, он сидит у кабины, тяжело привалившись к колесу «Газели». А его пальцы, наверное, из последних сил, давят на две кнопки – красную и синюю.

Третий, последний брелок! Я думал, что он остался у Кида.

Стиснув зубы, поднимаюсь с земли.

– Ромка, ты молодец… Я сейчас!

Раскачиваясь, как пьяный, успеваю сделать один шаг к кабине. И застываю, будто примороженный.

Потому что еще одна фигура возникает из-за ближайших кустов.

Карен Седой – живой и невредимый. Благополучно слинявший при первом же шухере и дождавшийся своего часа.

Он без труда вырывает брелок из ослабевших пальцев Ромки. И приставляет пистолет к его голове:

– Ну что, Тень, теперь нам не помешают. Можем продолжить переговоры!

– Не трогай парня!

Он насмешливо щурится:

– Извини, но этой мой козырь.

Какое-то шевеление сбоку. Карен скалится, левой рукой вдавливая кнопку на брелоке. И рыжий упырь опять затихает.

Качаю головой:

– Предупреждал вас. Не надо было открывать фургон.

– А я не в обиде, – смеется бандит, – но согласись, теперь у нас иной расклад. Я хочу знать код!

– На фига?

– Все просто. Хочу свой миллион.

– На фига? – глухо повторяю, облизывая губы. И делаю шаг ближе к кабине.

– Стой, где стоишь! – хмурится Карен. – Я старый человек, у меня слабые нервы. А у этого «вальтера» очень легкий спуск…

– Думаешь, сорвал куш? – киваю в сторону растерзанного тела Шето Приморского. – Он тоже верил, что разбогатеет.

– Шето – наглый дурак. А мы сейчас играем по моим правилам. Они простые. Говоришь код, и я отпускаю парня. Отпускаю вас обоих! Молчишь или говоришь неверный код – парень умирает. А я продолжаю задавать вопрос, – на физиономии Седого опять расползается ухмылка. – В магазине пятнадцать патронов – хватит для вдумчивой беседы!

Я качаю головой:

– Хватит, чтоб застрелиться. Думаешь, тебе действительно заплатят? Скорее, по-тихому прикончат… Знаешь, кто это? Сколковский упырь, один из питерского клана.

Карен мрачнеет:

– А мне плевать! Хоть из самого Кремля…

– Он убил многих. Женщин и детей – тоже. И будет служить злу дальше, если ты передашь его своему заказчику. Неужели тебе все равно?

– Не гони фуфло! Можно подумать, ты работаешь не за деньги?

– Я хочу спасти людей. Для этого нужен чертов упырь. Я не отдам его тебе – даже если ты выпустишь в меня все пули!

– Не торопись, – скалится Карен, – начнем-то мы с твоего друга! – легонько тыкает стволом в висок Ромки. А тот вдруг шепчет:

– Давай… стреляй!

И с ужасом я понимаю, что Ромке действительно все равно – так, словно, выбираясь из машины и обуздав упыря, он истратил последнюю свою надежду.

Палец бандита вздрагивает на спуске «вальтера», почти его нажимает. Но выстрела все нет. Я замечаю, что улыбка Седого становится каменной, а по щеке ползет капелька пота.

Сухо киваю:

– У тебя еще есть шанс, Карен. Забудь обо всем, ляг на дно…

– Об убитых пацанах тоже предлагаешь забыть? Кто заплатит их семьям?

– Не я заставлял их выбирать такое поганое ремесло.

Карен стискивает зубы и убирает пистолет от головы Ромки. Теперь он целится в меня:

– Правильно, никто их не заставлял. И тебя не силком сюда притащили… Думаешь, пошумели и разбежались? Так не бывает. Кто-то должен расплачиваться!

Несколько секунд мы смотрим друг на друга. А потом хлопает выстрел – совсем негромкий после бешеного грохота «АКМов», почти ненастоящий.

Но Седой, как подрубленный, падает на траву.

Целую секунду я почти не верю своим глазам. Пока из кустов за его спиной не выходит Катя.

Стыдно признаться, я почти забыл о ней.

А она… она второй раз спасла мне жизнь. Как за такое отблагодарить? Разве что выдавить нелепое:

– Спасибо!

Шагнуть к Седому и вырвать брелок из его скрюченных пальцев. Забрать «беретту».

Устало опереться о фургон и перевести дыхание.

Получилось!

Упырь – под контролем, бандиты мертвы…

Только Катя все еще стояла с «глоком» наизготовку – закусив губу и сумасшедшим взглядом окидывая просеку. По-моему, лишь страх удерживал ее от того, чтоб немедленно упасть в обморок.

– Можешь опустить пистолет, – вздохнул я.

Но она будто не слышала. Да уж, картинка не для впечатлительных – разорванные тела, кровь, внутренности и рядом – пускающий пену монстр…

Я шагнул ближе и мягко ее обнял:

– Убери оружие. Теперь все в порядке.

Слабое утешение. Но единственное, на которое я теперь способен. Из-за сломанных ребер каждое движение дается с трудом. А Ромка… Ромка – совсем бледный, почти серый! И, кажется, потерял сознание.

Я падаю рядом с ним на колени, пытаюсь нащупать пульс. Для меня так важно услышать его сердце… А сверху, будто из неведомой дали, раздается чуть слышный голос:

– Глеб, что здесь было?

«К черту!» – едва не вырвалось у меня в ответ. Но я сдержался – потому что Катя не виновна в моих ошибках.

– Объясню позже… Помоги, его надо усадить в машину.

– Не надо, – вдруг прошептал Ромка. Открыл веки и посмотрел на нас очень спокойным, каким-то нездешним взглядом. – Уже не надо, Глеб…

– Ты это брось! У нас есть деньги – за деньги сейчас кого угодно… Медицина… Она так продвинулась! Ты даже не представляешь…

Он слабо улыбнулся, будто старик, слушающий нелепую болтовню ребенка. И негромко сказал:

– Глеб, я хочу тебя попросить.

– О чем угодно!

– Сперва выслушай… Не отступай, не сдавайся, Глеб. Знаю, это трудно… Почти невозможно… Но ты же умеешь делать невозможное?

– Умею, – глухо выдавил в ответ.

– Спаси Алену! И остальных… пожалуйста…

– Я сделаю все, Ромка. Даю тебе слово!

Он улыбнулся еще шире, да так и замер – с улыбкой на губах…

Целую минуту я сидел неподвижно. Катя опустилась на траву рядом. Мы просто молчали – будто все на свете слова разом утратили смысл.

И ни одного звука не долетало посреди просеки.

Пока сбоку не раздался какой-то шорох. Я повернул голову и увидел, что Карен Седой открыл глаза.

Острая, как нож, обида подкатила к сердцу.

Ромки нет, а этот – живет, несмотря ни на что!

Я поднялся и с трофейным «вальтером» шагнул ближе. Остановился над раненым бандитом. Прицелился ему в лоб.

Металл спускового крючка приятно холодил мой палец.

А Седой угрюмо смотрел куда-то в зрачок ствола. И не просил пощады – будто заранее смирился с неизбежным. Словно по-другому и быть не могло.

«Так устроен мир-р-р!» – вдруг всплыло из памяти рычание Сколковского упыря. Неужели тот был прав?

Я сплюнул на траву. И медленно опустил пистолет.

– Катя… Перевяжи его!

– Что? – удивленно захлопала она ресницами.

– Перевяжи, – мрачно повторил я, – аптечка в кабине!

Пока она возилась с бинтами и медицинским пластырем, я обыскал Седого. Но обнаружил только бумажник с десятью тысячами рублей и кредитной карточкой. Еще там имелась фотография – аккуратно упакованная под прозрачный пластик. Счастливые мальчик и девочка обнимаются на фоне моря.

– Твои? – спросил я.

– Внуки, – коротко отозвался Седой.

– И дети, наверное, есть?

– Нету… Упыри их сожрали. Еще в первую войну кланов.

Я умолк, рассматривая фотографию. Потом вернул бумажник ему в карман.

Сухо спросил:

– Ты ведь – единственная их опора, кроме тебя, у них никого? Как же ты ввязался в такое поганое дело?

– Будто сам не знаешь. Я стар для всего. Большой риск – большой куш. Хватит, чтоб уйти на покой…

Я мотнул головой. Может, у кого-то хватило бы терпения это выслушивать – только не у меня и не сейчас:

– Кто был заказчик? Откуда вы узнали наш маршрут?

Седой поморщился:

– Не моя была затея. Счастливчик все замутил.

– Хорошая у него кликуха…

– На самом деле он – Лаки-бой. Прожил двенадцать лет в Лондоне, говорят, обделывал дела для тамошних кланов.

– Ага, надежный кореш, – кивнул я с издевкой.

– А мы с ним не корешились. Это у Шето были завязки. Он и меня втравил в историю.

– Очень удобно переводить стрелки на покойника.

– Можешь не верить – твое право. Но если б я накануне не потерял три сотни штук за одну полицейскую облаву – хрен бы на такое подписался. Я гниль за версту чую!

– И сколько вам дали аванса?

– Сто штук – на всю орду.

– Негусто.

– Так и дело, казалось, плевое. Счастливчик говорил – для крепких пацанов на пять минут. Отобрать груз у троих «идейных».

– А куда самих «идейных»? В землю? – мрачно усмехнулся я. – Говори как есть.

– Со мной речь шла конкретно о грузе. А уж о чем они с Шето столковались…

– Место для засады ты выбирал?

– Я, – не стал он юлить, – и найти нормальных пацанов помогал. Но Шето все равно набрал всякой сволочи, которую и в расход не жалко. Делиться он не любил. С-сука!

– Ага, – сплюнул я, – прямо паршивая овца в вашем кристально чистом коллективе…

Жадность. Обычная жадность.

Вот что их погубило. Сначала заставило подписаться на гнилое дело, потом открыть фургон – вопреки инструкциям заказчика. Людские пороки – единственное, что делало людьми эту стаю шакалов.

Но их след – все, что у меня есть.

– А где найти этого… Лаки-боя?

– Зачем тебе? Он же только посредник. И по-моему, вообще в глаза не видел заказчика…

– Это по-твоему, – сухо оборвал я.

Катя заканчивала перевязку. Рана у Седого отнюдь не смертельная. За пару недель останется максимум отметина. И что потом? Будет дальше мутить крутые дела, зарабатывая на спокойную старость?

Шанс уцелеть у него небольшой, но у живого всегда есть шанс…

А у Кида и Ромки никогда уже не будет. И если теперь я остановлюсь, значит, погибли они зря.

Тогда победа будет за рыжим… Но разве я подарю ему нашу победу?

Покосился на упыря в отключке. С этим тоже ничего особенного. Во всяком случае, для поставленных целей – вполне пригоден.

Пока жив хоть один из нашей группы – операция будет продолжаться…

– Карен, ты хочешь увидеть, как взрослеют твои внуки?

– Вопрос, полагаю, риторический?

– Нет, конкретный. С того момента, как вы подписались на это дерьмо, – вы все покойники. И с тобой – только временная задержка. Заметь, без всякого моего напряга. Могу хоть сейчас отпустить тебя на все четыре стороны. Проживешь ты недолго – ровно до того момента, как заказчики узнают, что ты уцелел.

– Пусть сперва найдут.

– Эти – найдут!

Я почти не сомневался, кто за всем стоит. Точно не питерский клан, мечтающий освободить рыжего собрата, – иначе сюда явились бы не бандиты, а до зубов вооруженный спецотряд ОКАМа.

Лаки-бой – очень говорящее погоняло. И биография у него – тоже интересная.

Служил тамошним кланам?

Может быть. И наверняка не только англичанам. Лондон – любимое место для тех, кто мечтает подвинуть питерских. Там полно беглецов из кланов-конкурентов. Имеющих тут, в России, очень хорошие связи.

Втемную использовать банды наемников – это в их стиле.

Не знаю, на кой ляд им понадобился рыжий – как разменная фигура в торге с питерскими или для иной комбинации? В остальном – расклад ясный…

– Чего ты от меня хочешь, Тень? – вздохнул Седой, осторожно прислоняясь спиной к колесу «Газели».

Я моргнул, всматриваясь в его застывшую, как маска, физиономию:

– Хочу увеличить твои шансы.

Он качнул головой. И скупая улыбка морщинами прорезала его лицо:

– Хочешь, чтоб я помог отыскать среди ваших «крысу»?

Несмотря на ранение, соображает быстро. Только в моей ситуации глупо так далеко загадывать.

– Пока что мне нужен Счастливчик.

Он скептически вздохнул:

– Думаешь, так мои шансы уцелеть вырастут?

– Думаю, в этом случае главные проблемы будут у Лаки-боя.

Седой закрыл глаза, словно разговор его утомил. Но я знал, что это всего лишь игра. И криво усмехнулся:

– Разве ты упустишь случай поквитаться с тем, кто тебя подставил?

Он слабо шевельнул рукой:

– В моем возрасте месть уже не такая сладкая…

Ага, видели мы, каким прытким ты бываешь «в твоем возрасте». Да и месть для тебя – вовсе не пустой звук.

Говоришь, Шето набрал всякой сволочи, которую не жалко? Зато свою шкуру ты весьма ценишь. И несколько верных твоих подельников легли на этой просеке. За них, а главное, за себя ты кому угодно оторвешь башку…

Молчишь?

Ладно, я подожду.

Наверняка хозяева Лаки-боя выслали ликвидаторов вслед за первой группой. Но раз те до сих пор не вмешались – значит, они еще в пути.

Пара минут у нас есть…

Скрипнула рядом сухая ветка.

Я не обернулся, знал – это Катя. Словно сомнамбула, бродит у края просеки, не рискуя приближаться к красным пятнам на траве, стараясь глубоко не вдыхать воздух, пропитанный запахами крови, плоти и дерьма – едким ароматом смерти.

И опять у нее в руке трофейный «глок»…

– Расслабься, – шепнул я. Прозвучало нелепо – жаль, что по-другому я сейчас не умею.

– Мне страшно, Глеб. Поедем отсюда!

– Обязательно, – кивнул я. И глянул на Карена Седого.

Тот оставался в прежней позе. Устало привалившийся к колесу, казавшийся безобидным, раненый старик. Но я помню всех, кто перечеркнул жизнь Ромки и Кида. Даже если б хотел – не смогу забыть.

– Ты говорил, мечтаешь уйти на покой? – сплюнул я на траву. – Дорогое удовольствие в наше время…

Он поднял веки и смерил меня внимательным взглядом.

Там, на дне его зрачков, читалось многое. Старый волк слишком хорошо все понимал.

Знал, что помощи от своих мне не будет.

Едва Кид успел передать в Центр новые координаты, бандитов оперативно направили нам навстречу. То есть враг плотно держит под контролем наш канал связи…

Знал, что для своих я скоро стану чужим.

«Крыса» в Центре весьма информирована. Выходит, пользуется там абсолютным доверием. А я – никто. Трикстер с сомнительной репутацией. Меньше месяца напрямую имею дела с Невидимой Армией.

Да и дела – слишком сильно сказано! Привлекли для единственной операции – как знатока Зоны № 9. И вот результат: остальные погибли, а я… самый ненадежный из группы – почему-то вовремя оказался в другом месте. Выжил, вопреки всякой логике.

Еще и в компании подозрительной девицы.

Именно так это будет выглядеть со стороны!

Даже если удастся найти новый канал связи – кому они поверят там, в Центре? Точно не мне…

Единственный мой шанс – любой ценой добыть реальные доказательства.

Я стиснул кулаки, отводя взгляд, пытаясь сдержать подкативший к горлу злой комок.

– Тот, кто думает отсидеться в щели, как таракан, часто и заканчивает, как таракан.

– Не надо меня агитировать, – вздохнул Карен.

– Не буду, – сухо выдавил я, – но если дело в бабле – не вопрос. Ты знаешь, я фартовый… За год добывал товара на пол-лимона зелени. И еще достану – не сомневайся!

– Чего ж с такими способностями ты ввязался в такое гиблое дело?

– Трудно понять тому, кто меряет все деньгами…

Усмешка опять тронула его губы:

– А ты объясни – может, я не настолько тупой.

– Просто не хочу, чтоб эти, – кивнул на рыжего упыря, – владели миром… А еще они убили моего отца.

– Думаешь, до них мир был лучше?

– Не важно, каким он был. Главное, каким он ДОЛЖЕН стать.

– Это хорошо, что ты так уверен.

– А ты сам… вообще ни во что не веришь?

– В себя, – прищурился он, – и в то будущее, которого я хочу для своих внуков… Осторожно!

Последнее его слово вырвалось одновременно с отчаянным вскриком Кати.

Но я и сам успел заметить.

Неуклюжий прыжок Анатолия Борисовича оборвался под вспышки молний, окутавших его ошейник. Упырь рухнул набок и забился в конвульсиях, бешено лязгая клыками.

При этом он продолжал ползти в нашу сторону.

Я брезгливо сморщился, добавил мощности разряда, пока он опять не отрубился, и глянул на Седого:

– Ты хочешь будущего? Какого? Неужели вечной «стабильности» – с этими во главе?

– Не бывает ничего вечного. И эти… тоже не вечные. Но знаешь… – Седой криво усмехнулся, – иногда хочется ускорить процесс.

Он осторожно приподнялся и вдруг протянул мне ладонь. Целую секунду я глядел непонимающе. Тогда, уже без тени усмешки, он добавил:

– Я помогу тебе, трикстер Тень, не ради бабла. Ради внуков… и ради моих детей…

Мы смотрели друг на друга. А рядом лежал мертвый Ромка. И где-то за пару километров – то, что после взрыва осталось от Кида.

Я чувствовал все почти физически ясно.

Я не мог забыть. Да и не собирался…

Но в эту секунду я протянул ладонь в ответ. И пожал руку Карена Седого.

 

Часть 3. Цветы на костях

 

Глава 1

Мотодрезина едва тащилась. Натужно урчала и раскачивалась на неровностях полузаброшенной колеи, но все равно давала не более тридцати километров в час.

Пару раз двигатель вообще глох, и в блаженной тишине мы катились по инерции – замедляясь до полного слияния с окружающей обстановкой. Это здорово расслабляло – можно было улечься на мешок с соломой и рассматривать прозрачно-голубое небо, а можно срывать ягоды прямо с подступавших вплотную к колее кустов.

Хорошо, но недолго…

Максимум полминуты. Пока Егорыч, наш пилот и по совместительству владелец дрезины, с проклятиями вновь не запускал капризное устройство.

Карен хмурился, но молчал.

Выбирать-то все равно не проходится.

Из хозяев двух относительно исправных дрезин только Егорыч согласился отправиться с нами к мосту. Причем без малейшей задержки и за умеренную плату. Можно сказать, нам неслыханно повезло: за каких-то сто баксов мы получили максимально доступный в этих краях сервис – два относительно чистых мешка с соломой, на которых вполне удобно сидеть, плюс самого Егорыча – не только как водителя, но и как приятного попутчика.

– Хлебнете? – предложил он, замасленными пальцами отвинчивая крышечку фляги.

– Спасибо, – улыбнулся я.

– А мне налей, – пробормотал Карен. Заметно было, что он до сих пор нервничает.

Глупо.

Быстрее, чем на дрезине, к мосту не доберешься.

Железная дорога – вообще единственная местная коммуникация, сохранившаяся среди болот и аномалий. Так что оставить мотоциклы в поселке – вполне разумно.

Не ехать же за сто километров в объезд, рискуя нарваться на полицейский патруль или на кого похуже?

– Часто тут катаетесь? – спросил я.

– Раньше бывал чаще, – усмехнулся Егорыч, сверкая целехоньками, будто у молодого, зубами. – Однажды вот везли матерого кабана…

– Кабана?

– Ага, у Темной балки завалили. Живность тут имеется. Если появится желание, могу за двести баксов такое сафари устроить!

– Спасибо, мы подумаем.

– Если с ночевкой – всего двести пятьдесят.

– Угу, это по-божески.

Хотя не уверен, что мне бы понравилось ночевать в этом райском уголке. Я глянул на подступавшую почти вплотную к насыпи стену леса. Сафари? Что ж, когда нет людей, зверья всегда в избытке – нормального, четвероногого…

– Ты не волнуйся, вдоль дороги тут безопасно, – успокоил пилот дрезины. – И в лесу тоже, если места знать.

Я кивнул. Святая правда: когда знаешь места, везде безопасно.

Карен сморщился, допивая стаканчик местного самогона. И Егорыч предложил ему горбушку ржаного хлеба из собственных запасов.

– Не надо, – отмахнулся Седой. Опять угрюмо уставился перед собой.

Не нравится мне его настроение.

Пока неделю отлеживались в глухой деревушке и Катя отпаивала нас целебными отварами из местных трав, я почти привык видеть рядом физиономию Седого. Привык делить с ним и еду, и боль. Я даже научился искренне смеяться, слушая эпизоды из его богатой биографии.

Нет, мы не подружились.

Это не слишком подходящее слово. Но так бывает, что абсолютно чужие люди, даже враги, иногда могут ощутить симпатию к тому, кто повязан с тобой самым крепким – своей и чужой кровью.

Чувствует ли Карен Седой эту связь?

Должен.

Ведь с мозгами у него в порядке.

Это почти банальная арифметика: если задумает откупиться моей головой, свою все равно не спасет.

– А можно мне кусочек? – повернулся я к Егорычу.

Он протянул кулек, и я отщипнул от горбушки.

Медленно стал жевать. Люблю этот вкус – чуть сладковатый, густой. Выпекать ржаной хлеб умеют только в глубинке. В Москве и Нижнем – давно сплошной суррогат…

Хорошо.

Как говорил Локки, надо ценить такие мгновения.

Я откинулся на мешок с соломой и посмотрел в небо. Тучи натягивает. Только бы не снова дождь…

Полночи сегодня мы тряслись на мотоциклах под проливными струями. Отличная погода для того, чтоб объезжать полицейские блокпосты. Но теперь я мечтаю о солнце – ярком, почти летнем…

Пару дней тепла – разве это несбыточное желание? После Сумерек российская осень стала заметно мягче – единственное, что изменилось к лучшему.

Хорошо хоть успели просушиться. И плотно позавтракали дома у Егорыча. Заплатили всего двадцать баксов, но внутри до сих пор блаженное ощущение сытости. Одно худо – чай у него дрянь. То есть, конечно, лесные травы – это приятно. Только ни хрена не бодрит. А дорога – однообразна, безопасна. И веки после бессонного ночного марш-броска сами собой начинают слипаться…

Я полез в карман куртки и достал плеер – старенький корейский, с трещиной в корпусе, залепленной скотчем.

Ромкино наследство.

Надел наушники, включил плеер. Запустил какую-то бодренькую попсу. Но минут через пять понял, что от нее еще сильнее хочется зевать. Я чуть приглушил звук, начал листать список на экранчике. И курсор почти случайно остановился на той самой песне.

Той, которая была последней в жизни Ромки…

– Музыку слушаешь? – будто через вату, долетел голос Егорыча. – Может, врубишь на громкую, чтоб веселее ехать?

Я вздрогнул, оглядываясь на его улыбчивую физиономию, и качнул головой:

– Веселее не будет…

Подумал и сухо добавил:

– Не хочу вас отвлекать.

– От чего отвлекать-то? – удивился он. – Это ж не проспект в Москве – обгона по встречке не будет. А поезда тут уж лет десять не ходят!

– Извините, батарейка почти сдохла, – криво усмехнулся я. Снял наушники и вместе с плеером спрятал в карман.

Будто в ответ на мои желания, утреннее солнце понемногу наливалось слепящим огнем. Тучи ползли с запада, обходили справа и слева, но в небе над нами пока маячил просвет голубого неба. И через этот островок тепла доходило в избытке.

Пропитанный влажными испарениями ветерок не разгонял духоты.

Я расстегнул куртку, поудобнее взбил мешок с соломой и умостился так, чтобы хорошо все видеть слева от насыпи. Мимо проносились кусты, а за ними – ползла однообразная стена хвойного леса.

Кустарник тут был совсем чахлым, и сосны чуть дальше стояли свободно. Так что вся округа отлично просматривалась метров на пятьдесят от полотна.

Хорошо и спокойно. А ехать нам еще не меньше получаса.

Я снова широко зевнул. Однообразная картинка леса плыла, затягиваясь пеленой перед глазами.

Может, зря мы не остались в поселке? После тяжелой ночи не помешала б хоть пара часов сна…

Нет.

И так потеряли целую неделю.

Вот сейчас пожую серого мха – у меня еще немного осталось, и дремоту как рукой снимет. Сейчас… Только чуток отдохну.

Я опустил веки.

Спать не собирался. Просто вспоминал события последнего месяца и прокручивал в голове план действий. Слишком многое теперь надо наверстать. И пусть чистая логика подсказывает, что план нереальный, но Ромка был прав – надо делать невозможное. Я еще смогу их переиграть. Ведь сильный козырь до сих пор у меня на руках – рыжий упырь укрыт в надежном месте.

И даже Карен не знает где…

Что-то кольнуло в груди. Наверное, плохо зажившее ребро.

Морщась, я открыл глаза.

И растерянно моргнул.

Мотодрезина плавно, будто парусник по волнам, катилась среди облаков – так высоко, что земли не видно. А рядом со мной сидели прекрасная охотница Лада, угрюмый фермер Григорий и молодой лейтенант Андрей в фуражке со звездой на синем околыше.

Я видел их ясно, как наяву, – до последней морщинки на кожаной портупее лейтенанта. А меня будто не замечали – все смотрели туда, где с каждой минутой сужался просвет между облаками.

Пряди волос Лады развевались на ветру, ее рука сжимала короткий кривой меч. Григорий взял автомат наизготовку. Андрей передернул затвор ТТ.

Что они могу разобрать там, впереди?

Сколько ни вглядываюсь – ничего. Лишь клок ясного неба. Лишь молнии проскакивают вокруг в густеющих тучах. Грома не слыхать, но дрезина чуть вздрагивает, как на невидимых ухабах…

Еще вспышка. И снова резкий толчок.

– Ого! – я торопливо хватаюсь за поручни. Как бы не вылететь вниз!

Лада оборачивается на звук моего голоса.

Гнев и испуг мелькают в ее огненно-голубых глазах. Целую секунду мы смотрим друг на друга. Она что-то взволнованно говорит, только я ни хрена не могу разобрать. Глупо улыбаюсь, теряя чувство реальности происходящего. Ведь нельзя же поверить в летящую по небу дрезину!

И нахмурив брови, Лада бьет меня рукояткой меча – прямо в грудь. По не зажившему ребру!

– А-ай! – боль, реальная боль пронзает тело. Что ж ты творишь, дурочка?!

Я дергаюсь… И открываю глаза.

– Опять заныло? – сочувственно спрашивает Карен.

Однообразная стена леса ползет мимо. Егорыч насвистывает себе под нос что-то бодрое. И убаюкивающе гудит мотор дрезины.

«Все-таки заснул! Идиот!»

Я окидываю окрестности лихорадочным взглядом.

В воздухе разлита безмятежность, а высоко поднявшееся солнце так же пригревает. Все идет гладко. Почему ж я не могу совладать с нарастающей тревогой?

И до сих пор, как наяву, вижу огненно-голубые, испуганные глаза Лады?

Сердце бестолково колотится, струйка пота сползает за воротник куртки.

Должно быть, со стороны напоминаю психа. «Ты трикстер или истеричный сопляк?!» Возьми себя в руки, вон и Карен уже недоуменно косится.

«Расслабься!» – командую я сам себе.

Но вместо этого вскакиваю на ноги – так, словно неведомая сила меня подбрасывает. До рези в глазах вглядываюсь вперед. И хватаю Егорыча за плечо:

– Тормози!

– Что? – удивленно поворачивает он голову.

– ТОРМОЗИ! – отчаянно ору я. И он испуганно хватается за массивный рычаг, опуская тормозные колодки, вырубая двигатель на холостой ход.

Дрезина начинает замедляться.

Но слишком долго. Полотно тут идет под уклон, а Егорычу все-таки удалось на полную мощность раскочегарить мотор колымаги. Мы не успеем!

В долю секунды я успеваю это оценить и командую:

– Прыгаем!

– Да что случилось-то? – бормочет Карен. Ни он, ни пилот нашего «болида» пока ни черта не смогли рассмотреть. А когда поймут – будет поздно. Я почти не сомневаюсь в этом, хотя сам увидел ненамного больше.

– Объясню потом.

Седой бросает на меня внимательный взгляд. И в следующий миг, подхватив свой рюкзак, соскакивает, катится в густой траве вниз по насыпи. Егорыч изумленно трясет головой:

– Наркоты вы объелись, ребята?

– Ты тоже прыгай! – хрипло выдыхаю, всматриваясь вперед. – Сейчас, слышишь?

Он бы мог догадаться – по призрачному колыханию воздуха над рельсами, меньше чем за сотню метров от нас. Только старик не хочет видеть. И тем более не желает бросать свою драгоценную колымагу.

– Прыгай, Егорыч!

– Ага, размечтался! – зло скалится он, вырывая из-под замасленного бушлата обрез винтовки. – Сам прыгай!

Логичное, разумное предложение. Если человеку плевать на свою жизнь, если ему втемяшилось, что таким оригинальным способом я мечтаю завладеть его самоходной телегой – да ради бога! На фига мне рисковать, тратить драгоценное время?

Но я поступаю нелогично.

Бросаюсь к нему, перехватив оружие. Егорыч отчаянно сопит, не сдаваясь, – лицо его краснеет от праведного гнева:

– ЭТО МОЯ ДРЕЗИНА! Вали отсюда, обкурок!

– Да кому нужна твоя таратайка! Глянь вперед, упрямый баран! – мне почти удается развернуть его лицом по движению – туда, где уже начинает обугливаться трава, где плывет, искажается в мареве дорога и насыпь…

В тот же миг Егорыч бьет меня локтем в живот – с совсем не старческой силой.

В глазах темнеет, потеряв равновесие, я лечу вниз через хилый бортик дрезины. Приземляюсь на жесткую щебенку – больно ударившись плечом, лишь чудом не свернув шею.

«Старый дурак!» – рвутся наружу злость и обида. Но слова застревают в глотке, когда я поднимаю лицо.

Там, за несколько шагов от меня, раскаленное марево уже окутало дрезину. Фигура Егорыча как-то странно вздрагивает – будто от легкого толчка. И вместе с колымагой скрывается за изгибом дороги.

Я цепенею, почти не дышу. А марево надвигается, обдавая жаром.

Несколько секунд кажется, что оно идет прямо на меня.

Но нет, проплыло мимо… Дрожит над рельсами, с легким шипением ползет вдоль полотна. И вдруг исчезает с громким треском.

Тишина и покой воцаряется кругом. Только я не рискую шевелиться. Жду, отсчитывая время ударами сердца…

Сзади что-то хрустит. Я едва не прыгаю в сторону, как заяц. Но обернувшись, понимаю, что это всего лишь Карен.

Прикладываю палец к губам.

Мы ждем, вслушиваясь, еще целую минуту. И лишь тогда осторожно поднимаемся насыпью.

Если не считать обугленной травы, особых следов там нет. Может, не настолько плохо дело?

Идем вдоль полотна. Лишь метров через сто, за поворотом, там, где опять начинается небольшой подъем, обнаруживаем остановившуюся дрезину.

Издали кажется, что все в порядке.

Разве что фигура Егорыча странно неподвижна. Он стоит спиной к нам, схватившись руками за поручни. Воротник бушлата, как было и раньше, поднят, грязноватая кепка красуется на голове…

– Эй! – зову я с некоторой опаской – чего доброго, развернется да пальнет из обреза. Но старик остается неподвижным. Тогда я подхожу ближе, легонько касаюсь его плеча…

И вся фигура Егорыча осыпается на платформу дрезины – будто обломки неумело склеенного манекена.

Нелогичное, паскудное зрелище. Под чуть обуглившейся одеждой – оскаленная, почерневшая, распадающаяся на куски мумия…

Несколько секунд молчания.

Потом Карен выдавил:

– Что это было?

– Похоже на плазмон, – буркнул я.

– А почему одежда и волосы не сгорели?

– Не знаю, – честно ответил я, – говорят… есть плазмоны, которые любят живую плоть.

Звучало по-дурацки. Но покрытые черной коркой куски скелета у наших ног придавали моему ответу определенную логику.

Мы собрали их и аккуратно уложили на платформу. Прикрыли бушлатом.

На душе стало муторно. Почти как там – возле пробитой пулями «Газели». Опять я заранее ощутил беду… и опять не смог спасти.

Но разве я не пытался?!

Сел с краю дрезины. Поднял флягу, выпавшую из прожженного кармана Егорыча. Удивительно, но внутри что-то плескалось. Плазмонам такое не по нутру? А мне в самый раз. Отвинтил крышечку и осушил флягу почти до дна.

Спохватился и оставил глоток Седому. Он допил и вернул флягу на бушлат покойника. Вздохнул:

– Плохое начало.

– Хорошее, – через силу пробормотал я, – мы ведь живы…

Он почесал затылок:

– Знаешь, что-то не хочется дальше ехать на дрезине.

Я уставился в набухающее тучами небо. Просвет между ними опять напомнил мне огненно-голубые глаза Лады. О чем еще она хотела предупредить?

Хрен догадаешься! Пока не ощутишь на своей шкуре.

Вслух я сказал:

– Да, иногда по кайфу пройтись пешком… – И без колебаний двинулся вдоль полотна.

До моста – не меньше двух километров.

Реально было б чуток срезать через лес, но я не рискнул. Все-таки на открытом месте легче разглядеть аномалии.

Засады я не боялся. Никто нас там, впереди, не ждет – тем более со стороны моста.

Вдобавок есть надежда, что нас уже не числят среди живых. В мешанине человеческих останков, над которой потрудился рыжий упырь, трудно опознать отдельные тела.

Ни там, ни здесь – зависнуть между мирами. Это лучшее для того, кто хочет казаться тенью…

Пока не отстаем от графика.

Можно считать, что здесь на дороге были мелкие осложнения. Главное, мы почти одолели аномальный район. И скоро будем на той стороне реки.

Жаль, погода продолжает портиться. Налетавшие порывы ветра уже приносят капельки влаги.

– Паскудная осень в этом году… – тихо пробормотал Карен. – Веришь, самая худшая в моей жизни!

Я сморщился, но не стал оглядываться или, тем более, поддерживать беседу. Я слышал за спиной его размеренные шаги – шаги крепкого, выносливого, несмотря на возраст, субъекта. И плевать мне на его обычные жалобы о том, что все это не для него, что он слишком стар для таких приключений.

Я знаю, что рана у него практически зажила. И Седому вполне под силу топать еще хоть десять километров.

– Слушай, Тень, а как тебе удалось догадаться о плазмоне?

Угу, вторая его любимая тема – всю эту неделю Карен осторожно, но последовательно выпытывал у меня подробности трикстерского ремесла. Наверное, считал меня кем-то вроде ловкого фокусника и мошенника.

Не он первый.

Многие полагают, что достаточно выучить набор хитрых трюков – и, вуаля, крекс-пекс-фекс! Сможешь шутя обходить любые ловушки Зоны, щедро затариваясь дорогущими артефактами.

Иногда, усвоив такие понятия, глупцы осмеливаются идти за периметр.

В 99 случаев из 100 для них все заканчивается в первую же ходку. Хорошо, если только увечьями. Везет считаным единицам, и лишь немногие из них со временем начинают понимать Зону.

– …Ты ведь бывал раньше в этих местах – да, Тень?

– Никогда.

– Но, вероятно, встречал что-то подобное? Знал какие-то признаки?

Я усмехнулся.

И ведь этот Карен – вовсе не дурак. Мозги у него заточены под вполне конкретную тематику, но я-то могу понять, что его уголовный имидж – больше для общения с коллегами. Когда он говорил, что окончил три курса университета – думаю, сказал истинную правду.

Вопреки сложившимся стереотипам образование – хороший бонус даже для бандита.

Но, несмотря на весь свой ум, Седой продолжает спрашивать:

– Там, на рельсах… имелись какие-то особые отметины, да?

– Серьезно? Молодец, наблюдательный. А я вот ни хрена не заметил…

Он озадаченно умолк.

Наконец-то!

Теперь могу просто наслаждаться ароматами соснового леса и вспоминать улыбку Кати.

«Даже выпутываясь из дерьма – думай о хорошем» – так говорил Ракетчик.

Катя…

Она – молодец. Как добрая заботливая фея, выхаживала и меня, и своего подранка Седого. Это удивительно, но ветхая избушка в глухой деревне на несколько дней стала чем-то вроде родного дома. И запах прелого сена – того, что сгодилось вместо матрацев, – сейчас кажется родным…

А еще странно, что за эту неделю я лишь несколько раз думал о Насте.

– Ого, – пробормотал Карен, – вот же хрень! Еще и светится… Ты раньше такое видел?

О чем это он?

Я раздраженно передернул плечами. И нехотя обернулся.

Седой стоял у подножия высокой сосны, таращился куда-то вверх. Я тоже запрокинул голову. И, холодея, крикнул:

– В сторону!

Карен, словно ужаленный, отпрыгнул от сосны и уставился на меня, как на идиота. А облако, похожее на кусок серого тумана, озаренный искорками, медленно подплывало к макушке дерева.

И уже наливалось изнутри синеватым огнем.

– БЕГИ! – выпалил я и, не дожидаясь, пока Седой среагирует, сам бросился к нему, схватил за куртку, потащил за собой к насыпи. Продираясь через траву, мы взлетели к рельсам. И едва перемахнули через них – сзади вспыхнуло, грохотом ударило по ушам.

Жесткие стебли травы полоснули по лицу – будто огромная ладонь швырнула нас вниз по склону…

Уф-ф…

Звон в голове.

Железный привкус во рту.

Я сплюнул и осторожно вдохнул, пытаясь ощутить ребра. Вроде все целые, кроме одного – того, что никак не заживает целую неделю…

Повернул голову. Рядом ошалело моргал Карен.

– В порядке? – буркнул я.

Он молча кивнул.

«А что ему, хрычу, сделается? – подумал я раздраженно. – Такого и из пушки не прошибешь…»

Выждал еще секунду, баюкая ноющее ребро. Потом мы поднялись.

Медленно вскарабкались назад, к полотну дороги. И увидели ту самую сосну – больше всего напоминавшую обгорелую головешку. Земля вокруг тоже слегка дымилась. А с влажной травы поднимался пар.

Порыв ветра донес резкий аромат озона.

Карен запрокинул голову, всматриваясь. Облако ищет?

Я криво усмехнулся:

– Не бойся, старичок, – уже разрядилось.

Вспыхнуло и развеялось, сгорело почти без остатка. Максимум, что остается, – хлопья сажи в воздухе…

Карен нервно передернул плечами. И хмуро выдавил:

– Спасибо.

Дальше мы шли молча. Дождь то усиливался, то опять исчезал, растворяясь в воздухе, неуловимой моросью проникая за воротник. Карен топал за моей спиной, теперь не отступая ни на шаг.

Иногда я затылком чувствовал его тяжелый взгляд.

Злится на меня?

Ну и дурак!

Я ведь честно все объяснил, когда выбирали этот путь. Неужели надо повторить?

Оглянулся на каменную физиономию Седого. И хрипло буркнул:

– Это не Зона, но район – поганый. Минимум пятый уровень по шкале аномальной активности. Из-за этого и половина местных деревень пустуют – уже лет десять, даже там, где народ не загнулся от синдрома.

Карен хмыкнул:

– Может, им просто скучно жить в такой глуши?

– Ты разве не понял, старичок? Тут не соскучишься. Если видишь непонятную хрень – просто обходи стороной.

– Я думал, это нормальное облако.

– С искрами?

– Ты сам говорил – тут полно атмосферного электричества.

– А ты сравни скорость ветра и скорость той фиговины. На такой высоте клочья тумана проносятся, как листья на ветру. А та пакость едва ползла…

Седой кашлянул и сплюнул. Но ничего не ответил.

Ясное дело. Кому нравится признавать ошибки?

Я оглянулся и добавил как можно мягче:

– Знаю – ты тертый тип и многое повидал. Но здесь твой опыт не проканает – это тебе не лопатники в подворотнях отжимать. Если видишь непонятки – не лезь сам. Лучше не стесняйся, спроси у меня. Поверь, старичок, так безопаснее – и для твоей, и для моей шкуры. Вот когда перейдем мост…

– А мы уже почти пришли, – сухо перебил Карен.

Я всмотрелся. И действительно увидел сквозь кроны придорожных осин прямоугольные очертания.

– Укладываемся в график, – кивнул я, ускоряя шаг.

– Погоди, – раздалось за спиной.

– Чего еще? – буркнул я недовольно. Он поравнялся со мной и окинул внимательным взглядом:

– Должен тебя предупредить.

– О чем, старичок?

– Отжимать лопатники – не мой профиль…

Я улыбнулся, останавливаясь.

Только его физиономия была неподвижной. И голос звучал сухо и бесстрастно:

– …Начинал я вообще трупоукладчиком.

– Кем?

– Киллером, по-народному…

Моя улыбка слегка притухла. А Седой продолжал тем же холодновато-безмятежным тоном:

– Ты хороший профи, Тень. Но из-за периметра Зоны жизнь выглядит иной, чем она есть на самом деле. Как видишь, в ней хватает своих непоняток. Особенно там, за мостом.

– Я в курсе…

Губы его наконец-то изогнулись в усмешке:

– Если что – сам не дергайся. По ту сторону моста я – Карен Седой. Даже понтовые фраера знают это имя. А вот твое – вряд ли слыхали.

– Понял.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом он сухо добавил:

– Будут вопросы – спрашивай, не стесняйся. И еще одно. Ты все правильно растолковал. Здесь, среди аномалий, канает лишь твое ремесло. А я точно немолод для таких фокусов. Мой младший сын… сейчас был бы твоим ровесником. Но больше не называй меня старичком.

– Не буду, – выдавил я и едва не добавил «старичок».

Вовремя прикусил язык.

 

Глава 2

Темные издали очертания моста вблизи оказались неопределенно бурого цвета, кое-где щедро разбавленного красным.

Ржавчина…

Но это не главная проблема.

Когда мы подошли достаточно, чтоб расступилась висевшая над рекой дымка, я понял, что изрядного куска моста просто не существует. Так, словно чьи-то огромные клыки перекусили, вырвали из середины толстые стальные балки и надломили бетонную опору.

Почти десять метров пустоты.

А вниз… Вниз – еще больше.

Я крепко вцепился в кусок гнутой стали, торчащий у самого края, и глянул себе под ноги – туда, где клубилась туманом свинцово-серая гладь реки.

Аномальщины вроде нет. И хорошо, что обломки опоры с торчащими штырями арматуры – чуть в стороне.

Вода наверняка ледяная… Вообще – высоковато.

Но бывало и хуже.

Веревка и крюк в рюкзаке Седого имеются. Все, что надо, – один удачный бросок.

Зацепиться на той стороне – вон за те шершавые от ржавчины балки. Человеческий вес они еще должны выдержать. Пять минут акробатики – и я на той стороне. Даже с ноющим ребром…

Способен мой спутник повторить такое?

Я покосился на Карена.

Он казался совершенно спокойным. И внимательно всматривался куда-то на ту сторону.

Чего там смотреть?

И так мало времени. Если придется возвращаться в поселок – мы должны успеть еще засветло.

– Доставай веревку, – сказал я.

– На фига? – пожал он плечами и махнул рукой куда-то в пустоту. – Я – Карен Седой! В гости к Цебелю!

Разумеется, никто не ответил. Ведь с той стороны моста не было ни души.

Я криво усмехнулся.

Если б ранее чуток не успел узнать своего напарника, подумал бы, что у «старичка» галлюцинации. Нормальный такой делирий, когда некоторые способны и с обрыва сигануть.

Но Карен прыгать не собирался. Вместо этого – удобно присел на рельсу.

– И что дальше? – пробормотал я.

– Ждать, – буднично отозвался он.

Я посмотрел туда, где сквозь дымку маячило продолжение моста. И сел рядом.

Так прошло минут десять.

Это начинало надоедать. Только Карен нервничать не собирался.

– Может, все-таки достанем веревку и крюк? – осторожно напомнил я.

– Не суетись, – морщины на его лице собрались в едва уловимую усмешку.

Я сплюнул, опять посмотрел вниз.

Кое-где в разрывах тумана можно различить, как ветер гонит по реке рябь. Но видимость ухудшалась с каждой минутой. Дымка густела.

Интересно, как он вообще думает оказаться на той стороне? Ждет, что кто-то пришлет за ним вертолет?

Какой-то маразм…

– Давно бы уже были за рекой.

– Будем… – успокоил Седой. И вздрогнул, поворачивая голову на новый звук.

Да, я тоже услышал – еще пару секунд назад. Мерное гудение, едва уловимый шелест, а теперь и хорошо различимый лязг. Он долетал из тумана, окутывавшего ту сторону моста.

Все громче и громче…

Спустя мгновение я понял: нечто приближается к нам оттуда – прямо через зиявшую пустоту.

Я вскочил на ноги, вглядываясь. Но волноваться было рано.

Всего лишь выдвижной мостик.

Стальные рейки попали в надежные, кем-то раньше установленные выемки. И получилось продолжение железной дороги – прямо через разрушенный кусок моста.

– Удобно, – буркнул я, – тут бы и на дрезине проехали…

– Ты еще не накатался? – поморщился Карен. И приветственно помахал рукой.

Наверное, надеялся, что видеокамеры с той стороны достаточно хорошо видят через дымку.

Искаженный динамиками голос долетел в ответ:

– Можете идти!

Какое радушие…

Пока я обдумывал заманчивое предложение, Карен первым двинулся вперед.

Перил, разумеется, не было. Одолеть десяток метров над пустотой – не так уж трудно. Когда-то я сильно боялся высоты. А сейчас… сейчас надо просто особенно не всматриваться себе под ноги – туда, где между широкими стальными перекладинами угадывается далекая поверхность реки.

И лучше не думать о том, что ждет впереди…

Ведь поворачивать назад все равно поздно.

Есть!

Перешли. Снова под нами надежный железобетон.

Теперь я и сам вижу небольшие видеокамеры, закрепленные на стальных балках. Могу в тонкостях изучить механизм, приводящий в движение мостик. На кожухе электромотора хорошо видна надпись с инвентарным номером и принадлежностью «В/ч 43081».

Угу, само собой – мотор позаимствовали из той воинской части, что когда-то размещалась меньше чем за полкилометра отсюда… Молодцы, чего добру пропадать?

Пока я изучал самодельную машинерию, из-под выкрашенного серой краской кожуха опять долетел мерный гул. И выдвижной мостик с лязгом вернулся на свою сторону.

Холодок пробежал по спине.

Но это была чисто рефлекторная реакция. Ведь мосты назад уничтожены не сегодня. Намного раньше…

Я посмотрел через дымку, скрадывавшую очертания берега впереди.

Странно, что до сих пор вокруг ни души.

– А где же встречающая делегация?

– Будет, – сухо пообещал Карен. И небрежно скинул рюкзак с плеча. – Держи. Твоя очередь его таскать.

Насчет «делегации» Седой не обманул.

Едва мы достигли оконечности моста, четыре дюжих амбала, словно призраки, выросли из тумана. И быстро доказали свою реальность, проворно обшмонав нашу одежду и рюкзак.

Пистолеты и ножи они забрали. Глушилку тоже.

Карен усмехнулся:

– Так вы встречаете друзей?

– Не обижайся, – сверкнул золотой фиксой тот, кто, очевидно, был старшим над этой оравой, – такой порядок. Стволы и товар потом отдадим…

– Цебель у себя?

– Конечно, – торопливо кивнул фиксатый, – примем вас, как дорогих гостей, не сомневайтесь…

Остальные мордовороты тоже попытались изобразить радушие на физиономиях. Но лучше бы они этого не делали.

Очень скоро микроавтобус с «дорогими гостями» и почетным эскортом подъехал к КПП бывшей воинской части. Фиксатый выпрыгнул из машины и скрылся за небольшой стальной дверцей слева от ворот.

Бог знает, о чем он там говорил целую минуту. Но до того, как массивные ворота отъехали в сторону, я успел окинуть обстановку внимательным взглядом.

Часть – точно бывшая. А вот КПП – очень даже действующий.

Более того – с тех пор как отсюда ушли военные, окружающий строения периметр многократно усилился. По относительно свежей кладке можно понять, что высоту забора увеличили на целых полтора метра, а вдоль него добавили несколько бетонных башен, оснащенных бойницами и пулеметными гнездами. Сверху это все художественно украшено спиралями колючки. А по вон тем проводам с фарфоровыми шишечками изоляторов наверняка проведен ток…

Богато. Надежно.

Ракетчик сказал бы, что чувствуется тонкий вкус владельца.

Бывшая воинская часть превращена в реальную крепость.

Теперь ясно, что Карен не приукрашивал. Цебель – действительно серьезная персона. Это хорошо. Только такой и может позволить себе ввязаться в наше дело.

Плохо, что до сих пор неясно – какую плату он попросит взамен?

Что, если она в точности равна цене наших голов?

– Проходите, – радушно оскалился фиксатый.

Нас ввели в просторный, ярко освещенный холл на первом этаже пятиэтажного здания. Бог ведает, что тут было раньше – по-моему, здание сильно переделали, и в дальнем его конце реконструкция еще шла полным ходом, из-за крыши виднелся башенный кран, и здание было окутано строительными лесами. Зато там, где мы находились, все уже выглядело как в приличном офисе солидной фирмы: мягкое ковровое покрытие, удобные кресла и диваны, журнальные столики с хрустальными пепельницами.

Дополнительно перед нами выставили вазу с фруктами и минералку.

– Угощайтесь, – улыбнулась симпатичная девушка в строгом жакете и длинной, ниже колен, юбке.

– Составите нам компанию? – выдавил я любезно.

– Нет, извините.

Сказала и ушла, вильнув юбкой, а вот мордовороты в кожаных куртках никуда не делись.

Маячили у всех дверей. И у окон тоже. Хотя стальные жалюзи тут были опущены – так, словно местные каждую минуту готовились выдержать атаку.

– Придется чуток обождать, – объяснил фиксатый. И тоже исчез за дверями.

Мы с Кареном переглянулись.

Я нервно дернул бровью. Он успокаивающе подмигнул. И как ни в чем не бывало налил себе минералки в высокий стакан.

Карен пил ее долгими неторопливыми глотками.

А я прокручивал в голове то, что знал о Цебеле. Собственно, знал я немного – и все со слов моего напарника. Раньше у них с Седым были общие дела – на этой почве и скорешились. Потом дорожки разошлись, но все равно какие-то завязки остались. И вероятно, завязки серьезные – раз Карен на него рассчитывал.

С такими людьми только голой дружбы – мало. Всегда должен работать личный интерес.

Плохо, что я о нем не догадываюсь.

Зато знаю, что нас Цебель не ждал – ни сегодня, ни вообще.

Почти неделю назад хорошие друзья Седого вышли на него и изложили печальный расклад – типа сгинул с концами твой дорогой кореш. И подставил его Лаки-бой.

Ответом они оказались довольны. Ответ был такой, что Карен со спокойным сердцем отлеживался эти дни в глухой деревне. Еще и травил мне анекдоты из своей богатой биографии.

Пока он оставался «мертвецом», живые должны были хорошо поработать.

Но сейчас пришло время воскреснуть.

Я вздохнул и нацедил себе минералки. Без газа, холодная и чуть солоноватая. Или это от моей треснувшей губы? Понять я не успел. Едва сделал глоток, чьи-то шаги долетели из небольшого вестибюльчика перед лифтами.

Я повернул голову.

Мужчина средних лет и моложавого вида возник в дверях – этот был не в куртке, а рубашке и дорогом костюме. И вместо короткого ежика у него – модельная прическа, холеные усы и бородка. Незнакомец остановился и пару секунд рассматривал нас внимательным взглядом.

– А чего как неродной? – усмехнулся Карен, медленно вставая с кресла. – Давай хоть поздороваемся, Кот!

Тот изобразил ответную улыбку и не спеша направился к нам.

«Кот! – вспомнил я. – Бывший полицай, сейчас начальник личной охраны Цебеля».

Конечно, кто ж еще должен проверять нарисовавшегося ниоткуда ходячего «покойника».

Они с Седым обнялись. Мне Кот подал руку, а мой спутник представил:

– Это Тень, трикстер.

Начальник охраны слегка нахмурил брови, будто что-то вспоминая, и кивнул. А Карен добавил:

– Тень в курсе проблемы. И это он спас мне жизнь.

Угу, надеюсь, я об этом не пожалею.

А сейчас надо изобразить на лице старательное внимание.

– Шеф вас примет, – объявил Кот. – Пока присядьте, а я ему доложу…

Опять исчез.

Мы вернулись в кресло.

Я взял из вазы сочное яблоко. И успел его съесть до того, как один охранников, повинуясь отданному в наушнике приказу, махнул рукой:

– Пожалуйста, проходите.

Под его чутким присмотром мы прошли к лифту и поднялись на пятый этаж.

Здесь тоже имелись вестибюль и крепкие ребята в кожанках, под которыми угадывались кобуры.

Мы проследовали через массивные стальные двери и оказались в небольшом «предбаннике» – комнате без окон, ярко освещенной диодными светильниками в углах. Прямо по курсу имелась массивная двустворчатая дверь – почти антикварное сооружение, щедро украшенное резными дубовыми панелями.

Именно на эту роскошь указал охранник:

– Вам сюда, – и распахнул одну из створок.

Сам остался снаружи, а мы нырнули в полумрак. Там, впереди, подсвеченные огоньками диодов, угадывались еще одни двери. Тьфу! Кем этот Цебель себя возомнил – средневековым бароном или диктатором из двадцатого века?

Я успел об этом подумать, успел даже вспомнить похожие картинки из сетевых игр и просмотренных еще в детстве фильмов… А через миг будто споткнулся, оцепенел от пронзившей грудь боли.

Нет, это было не злосчастное покалеченное ребро. Я понял это почти сразу. Кое-что другое – куда худшее…

Я схватил Карена за рукав.

Он удивленно обернулся.

– Не надо туда лезть, старичок… – собственный голос показался мне чужим. Словно шелест сухих листьев на ветру.

В тусклых отсветах голубых диодов лицо Карена исказила гримаса раздражения:

– Заткнись и просто иди за мной!

Щелкнул замок – путь для нас был открыт. И ничего уже нельзя изменить?

Седой дернул за ручку, распахивая дверь.

Я стиснул зубы, двигаясь следом.

После тесноватого предбанника кабинет Цебеля выглядел огромным и прямо-таки залитым светом. Дубовые панели на стенах будто светились изнутри медовым блеском. И даже массивный стол в этом сиянии казался почти легким и воздушным.

Только самого Цебеля за ним не было.

– Проходите, – мягко улыбнулся Кот.

Карен пересек комнату, аккуратно ступая по коричневато-рыжему, под оттенок панелей, ковру.

Я держался в нескольких шагах позади.

Вроде все нормально. Броневые жалюзи на окнах опущены. А яркий свет идет только от ламп. Было б удивительно, если б иначе… Думаю, вон из тех дверей впереди должен появиться хозяин кабинета.

Обстановка – почти интимная, как сказал бы Ракетчик…

Почему ж мне настолько неуютно оттого, что два охранника – те, что стоят справа и слева от входа, – теперь оказались за спиной? Почему я почти физически чувствую их взгляды?

Нервы совсем расшатались?

Так нельзя, Тень, соберись. Ты ведь не суеверная бабка.

Ты, в общем, молодой парень, который практически оклемался после всех передряг. И даже жжение на месте чертовой «татуировки» – вполне объяснимо. После общения с рыжим упырем ты вообще пару дней лежал пластом. А было это лишь неделю назад…

– Ну, и где шеф? – чуть раздраженно поинтересовался Карен.

– Здесь, – еще шире улыбнулся Кот.

– Что за игры. Так с друзьями не общаются. Цебель, ау! Хватит таращиться через свои камеры! Это ведь я, – Седой шагнул к столу. – Выходи, потолкуем, как люди… – последнюю фразу он явно оборвал, так и не добавив в конце ругательство.

Чего это с ним?

Почему Седой оцепенел, рассматривая что-то по ту сторону хозяйского стола и кресла?

Я поставил рюкзак на ковер, осторожно ступая, одолел пару метров, отделявшие меня от Карена…

И тоже увидел.

Хозяин кабинета точно был здесь. Отдыхал на полу в крайне неудобной позе. Хотя, вероятно, ему без разницы. Так ли уж существенна поза – когда из груди, как раз напротив сердца, торчит рукоятка ножа?

Красное пятно на рубашке и темное – на ковре смотрятся совсем небольшими. А в зрачках Цебеля застыло удивление.

Казалось, еще чуток, и он встанет, отряхнется и скажет: «Извините за маленькое недоразумение». Но он все не вставал.

А мы молчали.

Целых пять секунд в комнате царило безмолвие – настолько плотное, вязкое, что хриплые вздохи, вырывавшиеся у Седого, казались почти громкими.

Наконец мой напарник пошевелился, стряхивая с себя оцепенение, и глухо выдавил:

– Кот, неужели ты думаешь, что тебе это так сойдет?

– Что именно? – прищурился начальник охраны.

– Ты завалил Цебеля, и его ребята порежут тебя на ремни…

– Я завалил? – оскалился Кот и качнул головой. – Нет, это ты его взял на перо. Узнаешь ножичек? Тот самый, что мы вытащили у тебя полчаса назад – на нем даже пальчики сохранились…

– Никто тебе не поверит!

– Да все просто, как дважды два. Бабки, оставшиеся от локтевского общака, – все знают, что они твои. И все помнят, что их забрал Цебель. Ты ведь пришел именно за своими бабками, да, Карен? А старый друг их зажал. В натуре, обидно. Так обидно, что тебе пришлось вспомнить свое старое ремесло!

– С-сука!

– Ругань не поможет… Где груз, который вы должны были взять?

Я оглянулся.

Охранники уже не маячили живыми статуями. Оба шагнули ближе. И оба держали нас под прицелами пистолетов.

– Твар-р-рь, – прохрипел Седой. И вдруг зашатался, нелепо дернулся к окну, будто хотел его открыть и вдохнуть свежего воздуха.

– Хватит ломать комедию, – лениво пробормотал Кот.

Карен не ответил. Схватился за грудь. А в следующий миг медленно присел и с остановившимися зрачками повалился набок – между столом и стеной. Недалеко от тела Цебеля.

Кот поморщился и скомандовал одному из охранников:

– Проверь!

Сам остался на месте, только вытащил из-под пиджака новенький «глок». Второй его подручный держал на мушке меня.

Похоже, Седой не подавал признаков жизни. Охранник пару раз пнул его ногой и констатировал:

– Кажись, склеил ласты старикан…

– Печально, – вздохнул Кот. – Но, может, оно и к лучшему… – Перевел взгляд на меня. – Твои шансы уцелеть выросли вдвое. Нам нужен груз.

Я выдавил кривую ухмылку.

Как раз теперь шансов практически не осталось. Даже если вообразить, что связанный, как баран, я бы привел их к «Газели» с отдыхающим в фургоне рыжим упырем…

Неужели начальник охраны считает меня идиотом?

Хотя… У края смерти многие глупеют.

Я покосился на черные зрачки пистолетных стволов. Так вышло, что сейчас трикстер Тень – единственный и неповторимый объект их внимания. А еще очевидно, что я не способен «ускориться» – до сих пор не вернул форму после объятий рыжего.

Все против меня.

И потому остается улыбаться.

– Чего смешного, придурок? – нахмурился Кот. – Надень-ка на него «браслеты»…

Один из охранников, тот, что был на голову выше меня, спрятал пистолет в кобуру и вытащил наручники. Шагнул ближе, схватил меня за плечо. И получил локтем в живот.

Это его только разозлило:

– Ах ты, гнида!

– Серый, помоги. – Ленивый голос начальника.

– Не дергайся, падла! – второй подскакивает слева, замахиваясь мне в висок рукояткой «беретты». И в ту же секунду один за другим хлопают несколько выстрелов.

Какую-то долю мгновения чудится, что стреляют в меня. Но оба охранника начинают валиться на пол. И я валюсь вместе с ними – успевая перехватить в воздухе выпадающий из руки Серого пистолет.

 

Глава 3

Когда выбираюсь из-под еще теплых подрагивающих тел – начальника охраны уже нет в кабинете.

А Карен стоит возле запертой двери в углу комнаты и свирепо бормочет:

– Ушел, гнида!

Я лихорадочно озираюсь.

Все выглядит почти нереально. Те, что минуту назад держали меня на «мушке», сами стали трупами. А тот, кого я так легко списал со счета, наваливается плечом на дверь. Еще и шепчет под нос ругательства:

– Сука полицейская… Пронырливая тварь! Почти ведь его зацепил!

«Пистолет… Откуда у Карена пистолет?» – удивленно бьется у меня в мозгу. Но вслух я говорю:

– Ключи должны быть у Цебеля, – и бросаюсь к бездыханному телу хозяина кабинета. Проверяю его карманы, разжимаю стиснутые пальцы.

Ничего. Только карточка из желтоватого картона скомкана в его ладони – там напечатан небрежный, словно детской рукой сделанный рисунок: солнце-смайлик, поднимающееся между двумя холмами. И ниже адрес в скайпе: merry_valley11.

Понятия не имею, что это значит, – разбираться будем позже. Я прячу карточку себе в карман. Оглядываюсь на Карена:

– Ни хрена. Сейчас гляну у охранников…

– Да бесполезно. По-моему, он закрылся на засов.

– А прострелить дверь?

– Невозможно. Дерево – только декорация! Тут под низом – везде сталь… – Карен указывает на свежие пулевые отметины. – Цебель на безопасность не скупился…

– Куда ведет дверь?

– В его личные апартаменты.

Рация начальника охраны валяется рядом – вероятно, выронил в спешке. Хорошо, значит, пока у нас фора…

– Оттуда есть еще выход?

– Один перекрыт – из-за стройки. А второй ведет на крышу.

А вот это хреново!

Наверное, Кот уже поднимает охрану. Кому они поверят? Ясно, что не нам.

Значит, остальное – дело времени.

Входная дверь пока заперта изнутри. Но выкурить нас отсюда будет не так уж сложно. Например, достаточно пустить газ по вентиляции…

Я качнул головой и присел прямо на пол, прислонившись к дубовой панели. Будто ноги вдруг перестали держать.

«Татуировка» не обманула. И совсем не зря у Карена было плохое настроение.

– Ты чего? – буркнул Седой, сверху вниз рассматривая мое лицо.

– Ты был прав. Из-за периметра жизнь выглядит иной, чем она есть на самом деле. И я… привел нас в западню.

Карен поморщился:

– А я б с тобой не пошел – если б сам не был уверен.

Конечно, откуда нам было знать, что у Счастливчика и начальника охраны Цебеля окажется общий хозяин.

– Игра еще не сыграна, Тень…

Я поднял голову. Наши взгляды встретились. И Седой уточнил:

– Знаю наверняка – из этой комнаты должен быть третий выход. Кот не успел его запереть.

– Что это изменит? – выдавил я.

– Шевели мозгами. Если выберемся на крышу – там «джетпаки»! Улетим, как на крылышках!

Я недоверчиво моргнул. И вскочил с пола.

Следующие две-три минуты ушли на лихорадочное обстукивание дубовых панелей. Где-то за ними должна быть потайная дверь…

Это кажется глупостью. И я почти теряю надежду. А Карен вдруг спохватывается и, переступая через тело Цебеля, опять идет к письменному столу:

– Ну, конечно, как я не сообразил… – отпихивает кресло в сторону, хватает мертвого за руку, подтаскивает ближе и его пальцами нажимает что-то под крышкой стола.

Одна из дубовых панелей вдруг отъезжает в сторону. За ней открывается проход в узкий, неярко освещенный коридорчик.

– Цебель любил такие «фишки», – криво усмехается Седой. Отпускает руку трупа, и та мягко бьется о ковер. Целую секунду Карен рассматривает безмятежное лицо хозяина кабинета и вдруг добавляет:

– Тот еще был тип… А знаешь, где я взял пистолет? В нише под столом. Эти псы не догадались туда глянуть, а я был уверен – он обязательно что-то приготовит для беседы со старым другом…

Да, все они хороши. Но вечер воспоминаний отложим на потом.

Пока Седой шурует в ящиках стола, пытаясь что-то отыскать – деньги, документы? – я шагаю в открывшийся коридорчик.

С каждой стороны – несколько дверей. Распахиваю их одну за другой. Даже выключателем щелкать не надо – лампы зажигаются автоматически.

Ванна и туалет. Комната отдыха без окон – зато с диваном, креслами и огромным, на полстены, телевизором. Большая фотография какой-то голой девицы – явно не из семейного альбома…

К черту! Где же выход?

Третья дверь открывается так же легко.

За ней – почти нет мебели. Всего одна простая кровать и стул. А рядом на полу – тело человека.

Нет сомнений, почему он прилег не на кровати. Во лбу незнакомца красуется аккуратное пулевое отверстие.

Угу, кто-то еще, кроме хозяина, был лишним в раскладе. А на запястьях трупа – ссадины и кровоподтеки, явно следы от наручников.

Стоп. Раньше я видел его лицо?

Точно видел! Только где?

Да плевать! Главное, выхода на крышу тут нет!

Уже в сердцах захлопываю дверь, когда Карен смотрит мне через плечо и ошеломленно выдыхает:

– Счастливчик!

– Да, ему повезло… – криво усмехаюсь. И вдруг до меня доходит. Я изумленно оглядываюсь на Седого, а он, отстранив меня вбок, шагает в комнату.

Несколько секунд стоит над телом – то ли изучает, то ли сам не верит своим глазам.

– Цебель обещал разобраться… Но я не думал, что он так легко разделается со Счастливчиком…

– Не так, – качаю я головой. И прислонившись к дверному косяку, вытираю на лбу капельки пота. То ли в комнате без окон слишком жарко для моей плотной куртки, то ли воспоминания подкатили…

– Ты о чем? – непонимающе оборачивается Карен.

– Это не Лаки-бой, – говорю я уверенно.

…Электрическая буря налетела неожиданно, словно июльская гроза. Жаль, что ее нельзя переждать – как грозу. Особенно такую – когда стаи плазмонов злыми осами роятся в воздухе. Между огненными стволами молний – как в диковинном, смертельном саду…

Раскаты грома – сильнее пушечных орудий.

Это и правда похоже на войну. На заранее проигранное сражение. Когда отступление превратилось в бегство. Когда ты летишь по мертвым кварталам, вжимая голову в плечи. А враг идет по пятам…

Кажется, что огненные шары чуют плоть.

Чуют то, что еще способно гореть. И, пронзая пустые глазницы домов, выжигают внутри все – до черного пепла, до стеклянной корки…

– Не успеем выйти на тропу, – прыгая через канаву, хрипло выдохнул Локки.

Буря застигла нас врасплох уже на пути к периметру.

– Срежем через промзону, – на ходу успокоил я.

– Черта с два! Надо двигать на восток, – прошептал Джокер.

Никто не стал с ним спорить. И он упрямо повторил:

– Через Верхние Печеры…

«Тоже мне, следопыт», – подумал я с раздражением.

Раньше мы друг друга почти не знали и искали «товар» в отдаленных районах Зоны – это сегодня буря смешала все карты. Сегодня она свела вместе даже тех, кто на трикстерских поминках всегда держался в разных концах стола…

Впереди сверкнуло. Оглушительный грохот ударил по барабанным перепонкам.

Локки выругался.

Мы нырнули в один из домов, быстро пролетели его насквозь – внутри не сохранилось ничего, кроме почернелых стен. Лишь у пролома, выходившего на север, мы замешкались.

Дом стоял на холме, и раньше через пролом открывался хороший вид.

А сейчас зрелище было паскудное.

Темные языки бури, все в искрах молний и огненных точках плазмонов, уже нависли над северо-восточной промзоной. Ветер гнал клубящиеся облака нам наперерез – облака, из которых до сих пор не упало ни единой капли…

Мы не успеем выйти к Волге.

Даже если будем лететь на крыльях – один черт, угодим в самое пекло.

Я глянул на Локки – он пожал плечами. Тогда я оценивающе зыркнул на Джокера и хрипло спросил:

– Раньше ты ходил через Верхние Печеры?

Он молча кивнул.

И времени на дальнейшие расспросы не было.

Теперь мы повернули на восток. Теперь именно Джокер вел за собой нашу маленькую группу. Легко находил единственно возможный проход среди зарослей «фиолетовой плесени», окутывавших целые кварталы. И точно угадывал безопасную полосу между «жучиными» гнездовьями и полями «дробилок».

Буря шла за нами по пятам. Грохотала, сверкала, дышала в затылок испепеляющим жаром плазмонов…

Но сейчас у нас имелся шанс быстрее нее добраться до периметра. И вырваться из такой негостеприимной сегодня Зоны.

Мы спешили, только город не давал поблажек. Подсвеченный вспышками молний, он казался огромным, гибельным аттракционом. После руин торгового центра, кое-где окутанных маревом «линз», начались кварталы с удивительно сохранившимися домами – стекла блестят в окнах, только сами дома до крыши оплетены сероватой «паутиной». Лишь коснись ее – и больше не выберешься. Навсегда останешься рядом с теми скелетами в переплетении чутких нитей.

Смертельные узоры – справа и слева…

Зазор между ними становился все уже. Наша тропа петляла, иногда проваливаясь в воронки, иногда взбираясь на проржавелые остовы автомобилей. Мы с Локки взмокли от чувства близкой, царапающей сердце опасности.

Но Джокер не мешкал и не боялся. Он безошибочно вел нас туда, где у края «паутины» начиналась обычная зеленая трава.

Там, впереди – чистая земля.

Совсем рядом!

– Стоп! – вдруг выпалил я. У самого края этой манящей зелени.

Джокер недоумевающе оглянулся. А мы с Локки молча рассматривали широкую проплешину прямо перед нами.

Налево тяжелые клубы «желтого тумана». Направо опять заросли «фиолетовой плесени». И только впереди – как будто совершенно безопасный участок.

Раньше, до Сумерек, тут имелась обычная спортплощадка. Вон те развалины точно были школой. А здесь… здесь даже турники и футбольные ворота сохранились, как новые. Блестят веселенькой оранжевой краской!

Хотя стальная ограда в считаных метрах отсюда давно превратилась в ржавую труху.

– Расслабьтесь, – усмехнулся Джокер, – не первый раз тут шастаю…

Локки тяжело вздохнул. Словно эхо, ему отозвались вспышка и одновременно раскатистый грохот.

«Уже близко…»

Я обернулся.

Темная стена бури с каждой секундой вырастала из-за крыш домов. Лихорадочной дрожью всколыхнулась «паутина» – так, словно она корчилась от боли. Думаю, меньше чем за сотню метров от нас плазменные шары сейчас превращали ее в дым.

Кажется, легко уловить в воздухе запах паленой псевдоплоти – едкий, противный. Но человеческая – пахнет не лучше.

Мы с Локки посмотрели друг на друга. Выбор-то – небогатый. Надеяться уцелеть в буре? Или довериться фарту одного из тех новичков, которые каждый месяц исчезают в Зоне?

Разве это выбор?

– В чем дело? – непонимающе спросил Джокер. В глазах его нет страха – только азарт удачливого игрока.

Локки сплюнул. И хрипло озвучил:

– Веди!

Наш новый компаньон кивнул. Без колебаний двинулся через заросшую травой спортплощадку. Мы ковыляли следом, отставая метров на пять.

Высокие стебли мягко пружинили под ногами. Не пытались пробить ткань штанов, впиваясь в кожу. Не плевались кислотой. Самая обычная трава.

И с каждым шагом такими нелепыми чудились наши страхи.

Еще один бросок, еще пара кварталов… и все!

Когда до конца спортплощадки оставались считаные метры, когда уже отчетливо виднелась каждая царапинка на практически новых футбольных воротах – я почти убедил себя, что худшее позади…

Но в эту секунду Джокер провалился в землю – ухнул туда сразу по пояс!

Мы оцепенели.

А он ругался и барахтался, пытаясь выбраться. Только с каждым мгновением уходил глубже. И заросшая травой земля, такая устойчивая на вид, колыхалась вокруг – словно растревоженная гладь болота.

– Не дергайся, – посоветовал я. Мы с Локки аккуратно двинулись вперед, обходя опасное место. Джокер притих, провожая нас растерянным взглядом.

– Вы меня бросите? – потерянно забормотал он, едва мы прошли мимо. Я отмахнулся:

– Щас вон там срежем длинную ветку…

Отчаянный вопль Джокера заглушил конец фразы.

Мы удивленно оглянулись – не мог же он так быстро спятить от страха?

– Черт… – только и вырвалось у Локки.

На наших глазах компаньон быстро уходил в землю – словно его что-то тянуло снизу. А вся поверхность спортплощадки уже шла ходуном, вздыбливалась и трескалась – комья глины брызгами разлетались в стороны.

Только голова и руки Джокера еще торчали над травой.

Не сговариваясь, мы упали плашмя и поползли к нему. Мы спешили, но когда добрались, голова уже скрылась из виду. Только руки еще судорожно цеплялись за тонкие стебли.

Мы схватили его запястья. И потянули на себя.

Несколько секунд казалось, что нам не хватит сил.

Потом его лицо возникло над поверхностью – грязное, перекошенное от ужаса. Главное, что живое. Он кашлял, выплевывая землю, и барахтался, как раненый лось. А едва мы его вытащили, едва его ноги в разодранных джинсах оказались сверху – бросился вперед без оглядки. Сначала на четвереньках, потом – на двоих, будто ошпаренный, выскочил на твердое место.

У нас так быстро не получилось.

Когда достигли «берега», земля перед нами лопнула. Широкая трещина преградила путь. И оттуда, из глубины, повалила густая, зеленовато-серая масса.

«Протоплазма».

Она отрезала нас, как на крохотном острове. Пучилась, бурлила, обдавая едким ароматом. Перехлестнулась через деревянную скамейку, растворила ее до черных головешек. И, пожирая траву, вытянула языки к нашим ногам…

Говорят, в такие секунды вся жизнь проносится перед глазами.

А я лишь успел пожалеть о том, что сегодня надел новые ботинки – хорошие, крепкие, с надежной толстой подошвой и при этом удивительно легкие. Ведь зря пропадут, зря!

«А мог бы оставить Ракетчику в наследство…»

Не знаю, что успел подумать Локки. Слишком мало времени было на обмен впечатлениями. Секунду спустя из-за угла ближайшего дома выскочил Джокер – тот, кого мы вообще больше не надеялись увидеть.

Но он вернулся.

И не с пустыми руками: покраснев от натуги, тащил кусок стальной трубы – широкий, не меньше тридцати сантиметров, и длинный – без малого в два своих роста. Как он вообще умудрился его поднять? Но удивляться хорошо потом. А сейчас… Сейчас, хрипло ругаясь, он поставил трубу вертикально у самого края трещины. И уронил ее в нашу сторону.

Конец трубы упал на пятачок травы посреди наступающей «протоплазмы».

Это был мост.

Шаткий, ненадежный, но все-таки мост!

И пару секунд спустя мы с Локки оказались на том «берегу».

Как раз, когда тьма окончательно накрыла небо и ослепительный столб огня ударил в дерево на дальнем конце сквера. Грохотом заложило уши, мир словно накренился, раскалываясь.

Зато дорога была открыта. И мы не бежали, а почти летели, жадно хватая пропитанный озоном воздух.

Пока последние дома города не остались за спиной. Пока свинцовая гладь Волги не открылась впереди.

Там, над рекой, прозрачная синева светилась в разрывах облаков. А буря… буря осталась за покосившимися башнями периметра – по ту сторону древней, наполовину съеденной ржавчиной колючки.

По крутому берегу мы скатились к реке. И в тот же миг выглянуло солнце – ласковое, летнее.

Никогда прежде я так не радовался этому не смертельному теплу…

Мы упали на траву, переводя дух. А Джокер вдруг сказал:

– Знаете, после такого мы – реально братья.

– Братья навек! – засмеялся Локки. И по-медвежьи облапил нас сильными ручищами.

«НАВЕК!» – беззвучным эхом ответила зеленая даль на том берегу…

…Я шагаю ближе. Опускаюсь рядом с телом, опять внимательно смотрю.

– Ты что, встречался с ним раньше? – удивленно бормочет Карен.

Я вздыхаю.

Что ж, смерть никого не красит – особенно когда тебе с близкого расстояния, почти в упор, стреляют в лоб из пистолета, а до этого бьют по лицу. И все-таки его можно узнать – несмотря на синяки под глазами и распухшую губу, несмотря на то что он изменился за те шесть лет, что мы не виделись. Похудел, сменил прическу, отрастил короткую щетинистую бороду…

Тогда мы еще полгода вместе ходили в Зону. Потом Джокер заболел – стали отказывать ноги, объеденные протоплазмой. Долго лечился в Нижнем – без особого успеха. И мы собрали ему денег – всей артелью. Отправили его в Москву – в лучшую клинику.

Потом я потерял парня из виду.

Наверное, это не очень хорошо забывать о товарищах. При моей профессии – объяснимо и все равно – плохо.

А Локки с ним несколько раз пересекался. Даже, помню, передавал от него привет…

– Это не Счастливчик, – повторил я. Задрал штанину мертвеца и увидел то, что должен был, – шрамы. Там, где его «поцеловала» протоплазма.

– Непонятки… – мрачно прошептал Карен. – Я ведь тоже еще не впал в деменцию. Именно этот тип был на «стрелке» – когда мы с Шето…

– Его там не было! – резко перебил я.

– Считаешь меня слепым?

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом я отвернулся.

И правда, чего так распереживался?

Шесть лет прошло. Немалый срок…

Особенно в наше время.

Подумаешь, кто-то работает на младшие кланы упырей. Подумаешь, несколько человек угодили в западню. Это только для меня событие – для того, у кого на глазах они умерли… Куда более жуткие вещи творятся с легкостью и проходят почти незамеченными. В Микулине вырезали целый поселок – и что?

Разве народ в области поднял восстание?

Разве не продолжают местные спокойно есть и пить, поругивая власть на кухне?

Иногда кажется, что такие, как столичный упырек Мысков, правы, что людская жизнь сейчас – просто товар. И стоит он очень дешево.

Каждый год миллионы мрут от болезней, медленно загибаются от последствий сумеречного синдрома. Кто о них помнит? Кто их оплакивает, кроме самых близких?

Баба Валя говорила о силе родной земли.

Но где она, эта сила? Почему огненной очистительной бурей она еще не прошлась по стране?

Я опять посмотрел в мертвые глаза Джокера.

Там не было ответа.

Я встал, содрал с кровати одеяло и накрыл его лицо.

«Братья навек» – очень красивые слова. Но много ли они стоят в нашем искалеченном мире, где наверху – упыри, а внизу – всем друг на друга плевать?

– Ты его карманы проверил? – напомнил Седой.

Да, карманы…

Это надо сделать.

– Ничего у него нет, – доложил я через минуту. И добавил: – Не мог он быть Счастливчиком – он обычный, не слишком удачливый трикстер.

– Может, в другой специальности ему повезло больше…

Я качнул головой:

– Ты говорил, несколько лет назад твои знакомые встречали Лаки-боя в Лондоне. И жил он тогда в особняке на Ист-Энде. А я, приблизительно в то же время, вместе с ним, – кивнул на тело, – ходил в Нижегородскую Зону.

– И что сие доказывает?

– По-твоему, он после ходки бежал в аэропорт и срочно летел в Англию? Ты сам-то хоть раз бывал в настоящей Зоне?

Карен улыбнулся:

– Ты веришь в своего друга – это хорошо. Но иногда мы плохо знаем даже друзей. Иногда они меняются… И не в лучшую сторону.

Я стиснул зубы, поправляя одеяло на трупе.

Потом все-таки ответил:

– Слишком простая версия.

– А правда – вообще простая штука… – Седой замер, вслушиваясь. Нахмурился, и, по-кошачьи ступая, исчез из комнаты.

Я остался.

Еще несколько секунд смотрел на укрытое с головой тело. А перед глазами у меня до сих пор была прозрачная синева в разрывах облаков и зеленая даль на том берегу…

– Тень, помоги! – долетел голос Карена.

Я вздрогнул, стряхивая оцепенение. И вышел из комнаты.

Седой тащил тело Цебеля ко входу в коридор.

– На фига? – пробормотал я.

– Дверь, – без лишних слов объяснил Карен.

И я включился в процесс. Некрупный на вид хозяин кабинета оказался тяжелым, как бревно. Но мы все-таки заволокли его внутрь коридора. Прислонили к стене, и Карен вытянул ладонь покойника к имевшейся у входа сенсорной панели.

Это удалось не сразу, и Седой, чертыхаясь, подтащил тело ближе.

Есть!

С легким шелестом дверь двинулась вбок.

Проход в кабинет снова перекрыт. Дополнительный слой стали отделил нас от охраны Цебеля.

Но вообще странно, что до сих пор так тихо. Хотя прошло уже минут семь. Кот наверняка успел поднять тревогу. Почему никто не барабанит в двери кабинета? Не требует сдаться?

Начинаю уже скучать без таких милых подробностей…

– Тащим дальше, – сказал Седой и кивнул в конец коридора, – там должен быть выход на крышу…

И мы снова взяли за руки и ноги злосчастного хозяина апартаментов. Капли его крови, словно дорожная разметка, указывали наш путь на янтарно-медовом паркете. «Линия крови… – подумал я с мрачной усмешкой, – будто в песне…»

Вслух буркнул:

– Проще отрезать руку.

Карен изумленно на меня уставился. И я пояснил:

– Вдруг там впереди будут еще сенсорные замки?

Он ничего не ответил.

Мы подтащили тело к запертой двери. И приложили ладонь покойника к серому квадрату рядом на стене.

Ничего не произошло.

Карен матернулся, протер сенсорную панель рукавом и собрался повторить попытку. Но в эту секунду что-то грохнуло – с такой силой, что казалось, дом пошатнулся. А из вентиляционного отверстия у потолка выползло облачко пыли.

Лампы слабо мигнули и потухли. Коридор погрузился во тьму.

– Это в кабинете, – озвучил я то, что и так было ясно. – Наверное, взорвали входные двери…

Карен мрачно засопел. По-моему, он и в темноте упорно пытался приложить ладонь мертвеца к злосчастному квадрату.

– Кина не будет, – вздохнул я. – Электричество кончилось…

Седой ответил длинной хриплой тирадой – если исключить из нее матерные слова, осталось бы всего несколько междометий.

По-моему, он заметно упал духом.

Но я сдаваться не собирался. Ведь я дал Ромке слово. Слово трикстера. И такая мелочь не могла меня остановить.

 

Глава 4

Пока Карен безуспешно пытался совладать с сенсорным замком, я, опираясь во тьме на стену, вернулся по коридору и нащупал валявшийся на полу рюкзак.

Потом, так же вдоль стены, доковылял к двери ванной.

Распахнул и вошел.

Разумеется, внутри ничуть не светлее, чем в коридоре. Но главное я успел запомнить.

Пересек ванную и нащупал рычаг на стене – под имевшимся почти у самого потолка крохотным оконцем. Дернул рукоятку вбок, и ванная озарилась сумрачным светом – броневые жалюзи приподнялись на пол-ладони.

Хорошо! Старая добрая механика работала без всякого электричества.

Я повернул рычаг до упора, и стальное забрало на крохотном оконце полностью ушло вверх.

За стеклом проглянул кусочек укрытого пеленой неба.

Я обернулся. В неяркой полосе дневного света обнаружился табурет из резного дерева – почти антикварный, но на вид вполне крепкий. Я поставил его к стене, вскарабкался и повернул ручку на окне. Распахнул его – в лицо повеяло свежим, напоенным влагой ветром.

Я надел кепку козырьком назад, схватился за край оконца, подтянулся, опираясь левой ногой на умывальник. И начал протискиваться наружу.

Вряд ли архитекторы предусматривали для этого крохотного проема такое назначение. Но я сумел блеснуть оригинальностью – правда, не сразу. Пришлось скинуть куртку и повторить попытку.

Сначала одно плечо, потом – второе.

Плохо зажившее ребро отзывается болью, но мне под силу ее перебороть, погасить, как тлеющее внутри пламя…

Готово!

Я высунулся наружу почти по пояс. И полюбовался восхитительным видом с пятого этажа здания.

Самое приятное в открывшемся пейзаже – плотный туман. Пока мы ждали разговора с Цебелем и тесно общались с Котом, дождливая дымка сгустилась почти до молочной вязкости.

Наверное, меня могли бы рассмотреть со двора, но для этого надо специально маячить под окном и таращиться вверх через туман. А во дворе пусто, никому неохота торчать под мелким дождем. И удачно, что окно выходит на сторону, удаленную от проходной и гаражей.

Я повернул голову.

Хм-м… Вон с того башенного крана мое окно как на ладони. Но в кабинке сейчас пусто. Будем надеяться, что у крановщика не скоро кончится перерыв. Прочие строительные детали однозначно работают в нашу пользу.

Самое время ими воспользоваться!

Я осторожно постучал носком кроссовки по стене – не хотел тратить время, спускаясь назад в ванную. Карен понял – думаю, он уже закончил бестолковую возню с сенсорной панелью. Я различил снизу его настороженный вопрос:

– Ну, что там?

– Облачность и умеренные осадки. Веревку давай, – ответил я вполголоса. Не орать же на весь двор.

Но Карен меня услышал. Снизу долетела какая-то возня – вероятно, он впотьмах расстегивал рюкзак. Спустя пару секунд в щель между оконным проемом и моим телом просунулась свернутая веревка с привязанным на конце крюком.

– Ага, – шепнул я, хватая веревку. Там, у моста, она нам не пригодилась, а сейчас – в самый раз. Я прикинул расстояние от окна до ржавой и хлипкой, но все-таки ведущей на крышу пожарной лестницы.

«Метров шесть. Должно хватить!»

Ниже четвертого этажа от лестницы остались только несколько штырей, торчащих из кирпичной кладки.

«Уже сняли… или сама обвалилась?»

Сейчас узнаем…

Я выгнулся, изворачиваясь в неудобном проеме, аккуратно размотал веревку. И вдруг торопливо спохватился:

– А конец-то ты закрепил?

– Считаешь меня идиотом? – долетел снизу сердитый голос Карена, – Конечно, привязал к полотенцесушителю.

Да, помню – никелированная, изогнутая змейкой труба…

Я размахнулся и бросил крюк.

Он не долетел. Почти беззвучно ударился о стену рядом с лестницей, скользнул, царапая кирпичную кладку. И прежде чем я успел потянуть веревку на себя, качнулся рядом с окнами нижних этажей. К счастью, они закрыты броневыми жалюзями…

Твою мать!

Кусочек древнего кирпича сорвался со стены – в том месте, где ее зацепил крюк. Холодея, я проводил камешек взглядом. Он упал на полоску асфальта между домом и ухоженным газоном.

Вроде негромко. Но внутри у меня отозвалось, словно от грохота лавины.

Я перевел дух, облизывая губы. И вдруг понял, что страшно хочу пить. А еще – как можно скорее выбраться из этого дурацкого окна.

Наверное, я отличная мишень, даже через туман.

Из ближайшей башни периметра меня не видно – под этим углом сквозь ее амбразуры просматриваются только первые четыре этажа. Но если охрана услышит шум и выйдет посмотреть наверх…

Следующая попытка почти удалась. Крюк зацепил пожарную лестницу. «Есть!» – радостно застучало сердце. Но когда я, проверяя, натянул веревку – крюк сорвался.

«А чтоб ему!» Руки уже начинают коченеть. Тонкая футболка – плохая защита от пронизывающего ветра.

Но я все равно достану эту чертову лестницу.

– Тень, – долетел снизу встревоженный голос Карена. – По-моему, они начинают пилить дверь…

Угу, какой-то подозрительный гул я чувствую даже телом – стена отзывается мелкой вибрацией.

Я успею. Должен успеть. Всего-то и делов – размахнуться сильнее и точно бросить проклятый крюк…

Только с третьей попытки все вышло.

– Готово! – сообщил я Седому. И почувствовал, как веревка заползает в окно, натягивается – вероятно, он приматывал и закреплял ее на том же полотенцесушителе.

Ничего, выдержит…

– Порядок! – сообщил Карен.

Я схватился за натянутую веревку и начал вылезать в окно. Свесил наружу левую ногу и неуклюже уселся в оконном проеме – если можно так назвать эту позу.

– В чем дело? – нетерпеливо спросил Карен.

– Подай куртку и рюкзак!

По этой погоде в одной футболке долго не побегаешь – да и второй трофейный пистолет, который спрятан во внутреннем кармане куртки, мне еще пригодится. Аналогично – дождевик и GPS-навигатор в рюкзаке.

Карен не стал спорить – просунул все в оконце.

Я оделся и накинул лямки рюкзака – в подобной позе, удерживаясь то левой, то правой рукой за веревку, это само по себе было чудом акробатики. Так что шесть метров на руках до пожарной лестницы показались не такими уж длинными – только вниз я старался не смотреть…

Есть!

Упираюсь подошвой, хватаюсь за шершавые от ржавчины и мокрые от дождя перекладины.

Остатки лестницы, разумеется, ни разу не красили и не ремонтировали еще со времен воинской части. На фига? Думаю, если б строители закончили ремонт в этой части здания – тут в принципе осталась бы лишь голая евроштукатурка. Слишком близко к кабинету Цебеля…

Но не закончили – и спасибо…

И будет вообще здорово, если лестница не развалится прямо подо мной!

С каждым метром вверх она понемногу начинает раскачиваться – словно хлипкие штыри, соединяющие ее со стеной, едва держатся в древней кирпичной кладке. А ржавые ступени-перекладины чуть слышно поскрипывают под моим весом…

Вверх!

У самого края крыши – там, где начинается ограждающий ее бетонный бортик, – я достаю из-под куртки «беретту» и замираю, вслушиваясь. Впереди, само собой, должна быть охрана. Ведь ангар с «джетпаками» без присмотра не оставят…

Но никаких подозрительных звуков разобрать не удается – ничего, кроме монотонного голоса ветра.

И я поднимаюсь на последнюю ступень лестницы. Осторожно выглядываю из-за бортика.

Никого!

Одним прыжком перемахиваю бортик.

Ныряю в укромный уголок между краем крыши и какой-то надстройкой. Вокруг по-прежнему тихо – разве что дождь опять накатывает и с каждой минутой сильнее шуршит по крыше.

Вжавшись в стену, я смотрю из-за угла надстройки. И обнаруживаю первый труп.

Дымка скрадывает очертания, но что это именно труп, можно не сомневаться. Темный силуэт покоится рядом с раскрытой дверью. Не отдыхать же он сюда прилег?

Я шагаю ближе.

Крепкий мужик в непромокаемой куртке с накинутым капюшоном. Валяется лицом вниз. Вооружен автоматом. И по-моему, он даже не пытался снять его с плеча.

Я аккуратно изымаю оружие. Теперь могу рассмотреть на капюшоне охранника небольшое отверстие – след от пули.

Второго я нахожу рядом с воротами ангара – такой же крепкий мордоворот в аналогичной куртке. И опять автомат – на ремне через плечо.

Вся разница, что второго застрелили прямо в лоб. С близкого расстояния.

Значит… стрелял кто-то хорошо ему знакомый. Тот, кому он полностью доверял…

Я морщусь.

Меня вдруг начинает знобить. И как-то нехорошо покалывает «татуировка» на груди.

Ворота в ангар для «джетпаков» приоткрыты. «Что, так просто – входи и улетай?»

Я криво усмехаюсь. И с автоматом наизготовку заскакиваю внутрь.

Это глупо.

Но я все равно держу палец на спусковом крючке, все равно до рези в глазах всматриваюсь в ярко освещенный ангар. Как будто надеюсь обнаружить там что-то иное…

Но нет, расклад прост. И мертвенно банален.

Ровный ряд «джетпаков» на аккуратных тележках. Одного не хватает. А остальные…

Я вздрагиваю и резко оборачиваюсь.

Голоса?

Да, мне не послышалось…

Осторожно выглядываю из-за ворот. На крыше по-прежнему никого, кроме трупов. Я выхожу из ангара и делаю несколько шагов к остаткам пожарной лестницы. Теперь я могу узнать голос.

Голос Карена Седого…

Только с кем он, интересно, там общается?

Я облизываю губы. На пару секунд запрокидываю голову, ловлю ртом несколько дождевых капель. И усаживаюсь прямо на крышу рядом с поручнями лестницы.

Голосов больше не слыхать. И мрачная улыбка опять кривит мне губы: «Значит… Уже договорились?»

А на что я, дурак, рассчитывал – на честность бандита?

Это ведь даже не смешно.

Стоп.

Еще какие-то звуки. Со стороны лестницы.

Я беру автомат наизготовку. И когда голова Седого показывается над бортиком крыши, зрачок ствола смотрит ему в лицо.

– Ты чего? – удивляется Карен.

– С кем ты там болтал?

– С нашими друзьями – с кем же еще? – хмыкает он.

– И о чем?

– Может, дашь мне подняться?

Я отступаю в глубину крыши.

Он с молодым проворством карабкается наверх. «Крепкий хрыч!» – мелькает у меня раздраженно. Я думал, он хотя бы запыхается, но нет. Шесть метров по веревке и пара вверх по лестнице – нисколько его не утомили. Еще и подмигивает:

– Эта хрень подо мной едва не обвалилась…

Я молча киваю. Только ствол не думаю опускать. Карен делает шаг ближе, и я выразительно качаю автоматом:

– Не надо. Стой, где стоишь…

– Ты офонарел, Тень?

– Нет, – я внимательно всматриваюсь в его глаза, – просто любопытно – за какую цену ты выкупил у них свою шкуру?

Он мрачнеет.

Медленным движением достает из кармана рацию.

– Твоя? – сухо уточняю.

– Сдурел? Трофейная, взял у одного из подельников Кота…

Угу. Вроде такие же были у убитых охранников в кабинете.

– …Я тебе говорил, Тень. Ты слишком долго торчал в Зоне. Это плохо влияет на мозги…

– Спасибо за консультацию. А теперь ответь – что ты им рассказал?

– Ничего! Взял рацию, передал, что Цебель выжил. И что мы ему башку отвинтим, если они вздумают ломать двери!

Я моргаю.

«Логично…»

Так, что даже удивительно – почему я не придумал такую штуку? Цебель наверняка уже холодный. Только они-то об этом не знают. Об этом вообще никто не знает – кроме нас и Кота.

А значит, такая ложь подарит нам драгоценное время. Точнее – могла бы подарить…

Карен тревожно озирается по сторонам:

– Охранники…

– Да нет здесь никого, – бормочу я, опуская автомат.

Вероятно, стоило бы ему объяснить. Но на фига? Пусть сам оценит расклад.

Торопиться-то некуда…

Остается наблюдать. Со стороны это даже забавно – будто все происходит не здесь и не сейчас. Будто ты где-то в цифровой игрушке или на 3D-сеансе.

Вот крутой профи Карен прошел вдоль стены надстройки. Вот отставной киллер глянул из-за угла – естественно, увидел трупы. Обрадованно прошептал:

– Молодец! Быстро справился.

– Это не я.

Он растерянно оглянулся. В несколько прыжков одолел несколько метров до ворот ангара и бесшумной тенью проскользнул внутрь.

Далее – «безмолвная сцена» – кажется, так говорят в классических пьесах?

Но я не стал тянуть паузу:

– Ну что, теперь понял? – угрюмо спросил, входя следом.

Карен не обернулся.

Он молча рассматривал ряд оставшихся «джетпаков» с раскуроченными внутренностями – из-под открытых кожухов на моторах неряшливо торчали перерезанные провода.

Восемь реактивных ранцев – на каждом по два турбовентиляторных двигателя. Коту пришлось быстро работать. Но он все сделал на совесть. И успел улететь, напялив девятый ранец…

– Сука! – хрипло выдавил Карен.

– Еще та, – кивнул я.

Несколько секунд мы молчали.

Потом Седой оглянулся – уже с другим лицом. Так, будто за одну минуту он постарел еще лет на десять. Опустил плечи и потерянно забормотал:

– Это что… из-за меня? Кот правда поверил, что его хозяин смог выжить?

Я качнул головой:

– Когда ты с ними базарил – Кота уже здесь не было.

По лицу Карена пробежала гримаса:

– Трусливая полицейская тварь! Наложил, гнида, в штаны…

– Это вряд ли. Скорее, оценил обстановку и понял, что ему тут не фиг больше ловить.

Седой моргнул и отвернулся, сжимая кулаки в бессильной ярости. Конечно, он знал бывшего начальника охраны лучше меня. Но сейчас ему было не до логики. Сейчас его душило отчаяние – я понял это по вздувшимся на его шее венам.

Какое-то время мы ковырялись в моторах.

Был бы на моем месте Ромка – может, он чего-то бы и придумал. Ромка вообще здорово сек в технике… А для нас это было безнадежно.

Карен матернулся и бросил отвертку в дальний угол ангара.

Да, хватит себя обманывать!

Мы вышли из ангара и опять вдохнули свежего ветра пополам с дождем. В сущности – это единственное, что нам оставалось.

Сколько там впереди?

Полчаса? Десять минут?

Седой перерезал за собой веревку, даже крюк прихватил, но конец по-прежнему свисает из открытого окна ванной. Скоро его заметят. Тогда даже идиот сообразит, что Цебеля нет в живых.

Все выходы на крышу заперты на крепкие засовы – вероятно, Кот постарался.

Только долго ли они выдержат?

Мы присели на деревянный ящик под козырьком надстройки. Ветер сюда не задувал, и лишь отдельные дождевые капли прилетали в лицо холодными брызгами, собирались в мелкие лужицы на черном рубероиде крыши…

Вода – это хорошо.

Я достал из рюкзака флягу, сделал глоток и передал Карену. Закрыл глаза, вслушиваясь в шорох дождя…

Два автомата у нас, на каждого – по два запасных магазина. Плюс два пистолета.

Еще есть рация. Только переговоров уже не выйдет – исчезновение Кота расклада не изменило. Скорее наоборот. Парочку мертвецов на крыше тоже запишут на наш счет.

Значит, все, что остается, – девяносто патронов на брата. Пистолеты выносим за скобки…

– Уйдем с музыкой, – глухо пробормотал Карен.

Да, этого мало, чтоб проложить дорогу по трупам. Зато достаточно, чтоб прихватить с собой несколько рьяных приверженцев Цебеля.

Я открыл глаза и посмотрел в небо. Низкие облака ползли с запада на восток.

Скучная, муторная погода. И дело нам предстояло скучное, противное…

Убивать и умирать.

С музыкой?

Можно и с музыкой…

Я достал из кармана рюкзака плеер. Несколько секунд рассматривал маленький исцарапанный корпус. Потом подключил наушники. Нажал play, и в уши полилась мелодия – та самая:

Рухнул мир, сгорел дотла. Соблазны рвут тебя на части. Смертный страх и жажда зла Держат пари. В темноте рычит зверье — Не видно глаз, но все в их власти! «Стань таким, возьми свое Или умри!»

Последняя песня, которую слушал Ромка.

Даже не верится, что написана много лет назад, – Ромка рассказывал, еще до Сумерек. Говорил – она звучит, как напоминание. «Понимаешь, Глеб, песня-то – про главный выбор!»

Тогда мне это казалось глупостью. Юношеским бредом. Но теперь… Я знаю: хоть и был он моложе, зато лучше успел понять наш искалеченный мир.

Будь наготове, Всюду рыщет стража! Линия крови Путь тебе укажет…

Нет, вовсе не случайно досталась мне в наследство старая песня.

Она была как Ромкино завещание. Словно даже мертвый он шел рядом. И каждая капля его крови, крови Кида огненными росчерками озаряли мне дорогу.

Неужели я не смогу пройти ее до конца? Неужели так и не сумею выполнить обещание?

«В темноте рычит зверье – не видно глаз, но все в их власти…»

Карен тронул меня за рукав. Я повернул голову, сквозь музыку разобрал его неуверенный голос:

– А можно… и мне?

Я кивнул, снял наушники и передал ему вместе с плеером. Дальше – не так важно. Дальше – про тех, кто в этой борьбе сделал иной выбор. Все слова отложились в памяти, а мелодия до сих пор звучит у меня внутри:

Да, ты был одним из нас — Жаль, ангел тебя не спас.

Выходит, что написано про другого моего товарища? Почти брата, связанного со мной самым крепким, что есть на свете, – благословением Зоны?

Неужели именно он погубил нас всех?

Я не хочу об этом думать. Но лицо Джокера с синяками, с дыркой от пули во лбу опять встает перед глазами.

Люди иногда меняются, но разве настолько? Как он мог вляпаться в такое поганое дело? Что заставило его служить одному из упырьих кланов?

Теперь я уже никогда не узнаю…

– Хорошая песня, – сказал Карен, снимая наушники.

Я молча кивнул. И опять спрятал плеер с наушниками в непромокаемый карман рюкзака.

Плеер принадлежал тому, чья гибель была и на совести Седого. Только сейчас не хотелось об этом говорить. Хотелось просто смотреть в небо – надеясь, что дымка хоть на пару секунд развеется и откроет даль за рекой в скупом сиянии октябрьского солнца…

Жаль, просвета не было.

Облака все ползли и ползли – осязаемо, свинцово тяжелые. Капли дождя сливались в косые струи. Росчерк молнии озарил их на долю секунды. И вслед за ней долетел раскатистый гром.

Почти без паузы, будто эхо, послышался удар в дверь – ту, что вела на лестницу с пятого этажа. Кажется, боевики Цебеля уже все поняли. Сейчас они всерьез возьмутся за дело…

Я затаил дыхание, вслушиваясь.

Да, сквозь кирпичи и железо можно различить монотонный гул.

Мы с Кареном молча переглянулись. И остались сидеть под навесом.

Минут десять у нас еще было.

Целая вечность…

Прежде чем охрана справится с первой дверью, войдет в надстройку и начнет алмазной фрезой вскрывать вторую стальную дверь – ту, что маячит в нескольких шагах от нас.

Опять сверкнуло в облаках – теперь ближе.

И вместо грома вдруг раздался надтреснутый голос Седого:

Где-то далеко-далеко идут грибные дожди! В маленьком саду созрели вишни, наклонясь до земли… [5]

Он пел хрипло, отчаянно фальшивил, раскачиваясь с автоматом в такт. Но почему-то мурашки бежали по спине от его голоса.

Что-то с грохотом упало там, в надстройке. Они покончили с первой дверью? Быстро…

А Седой, кажется, не заметил. Все так же сидел, опираясь на АКМ, и словно не пел, а отчаянно молился:

Я прошу, хоть ненадолго, Грусть моя, ты покинь меня! Облаком, сизым облаком ты полети отсюда к дому… Отсюда к родному дому!

Скрежет по металлу. Противный визг – это фреза вгрызается в сталь… Последняя дверь толстая, как в сейфе, – сантиметров шесть, не меньше. Но хватит ее ненадолго.

Я поднялся с ящика и попятился к углу надстройки.

Карен проводил меня равнодушным взглядом. И тоже неторопливо, нехотя, поднялся с ящика:

Ты, гроза, напои меня – допьяна, но не до смерти!

Косые струи дождя пеленой размывали горизонт – словно серый занавес опускался над миром. А облака ползли все ниже – казалось, их можно достать рукой.

«Прости меня, Ромка. Ты говорил – я умею делать невозможное. Но, видно, растратил свой фарт…»

Вот опять, как в последний раз, я все гляжу куда-то в небо, Как будто ищу ответа…

Ветер слепил, швырялся в лицо холодными брызгами. Едва я вышел из-под козырька, мокрые объятия ливня окутали тело. Только я не пытался накинуть капюшон. И целых пять секунд стоял не двигаясь, почти не веря глазам, – прежде чем хрипло выдохнул:

– Карен!

Седой вяло оглянулся. Автомат в его руках уже нацелен в сторону двери, и разве могло быть что-то важнее этого последнего дела?

– Смотри! – сказал я, подходя к бортику крыши.

Но Карен даже не шевельнулся.

Ему некогда было разглядывать пролетавшие над крышей клочья тумана. И доказать правоту я мог единственным способом.

Вскочил на бортик и прыгнул вниз…

 

Глава 5

Холодно…

Кажется, лежу на бетоне.

Темный подвал едва озарен светом тусклой диодной лампочки.

Не знаю, как это случилось. Не помню, как снова угодил в ловушку.

Тощая фигура нависает надо мной. Начальник охраны Цебеля? Странно, сейчас он кажется выше ростом. Без холеных усов и бородки. Но все равно я могу его узнать.

Быстро же он меня нашел…

– Где ты спрятал груз? – лениво щурится Кот.

Я хочу выругаться в ответ.

И вдруг замечаю, что мы не одни. Еще чье-то тело привязано вниз головой к крюку в потолке. Оно раскачивается. Свет тусклой лампочки озаряет лицо. Да ведь это… Джокер!

Старый мой товарищ… Живой, но беспомощный, с заклеенным скотчем ртом.

Я уже не смогу его спасти.

Начальник охраны улыбается и невероятно длинной рукой достает из-под резинового фартука нож:

– Стань таким, возьми свое. Или…

…Холодно!

Почему так холодно?

И свет… будто от тусклой диодной лампочки?

Я дергаюсь и вскакиваю. Целых пять секунд сижу на полу и дико озираюсь по сторонам.

Тьфу, припадочный, возьми себя в руки! Раздели явь и сон!

Никакой это не подвал «мясника». Всего лишь заброшенная панельная высотка, которую ты сам же выбрал для ночлега.

Луна заглядывает в окно. В ее сиянии легко различить все признаки подмосковного комфорта: стены с ошметками обоев, бетонный пол с остатками линолеума. А в качестве мебели – драный, изъеденный мышами матрац.

Еще можно увидеть блеск инея на старом одеяле, в которое ты упорно пытаешься закутаться. Откуда иней? Осень внезапно превратилась в зиму?

Преодолевая озноб, я тянусь к куртке, которую с вечера повесил на гвоздь в стене. Надеваю ее поверх свитера, застегиваюсь и снова укрываюсь.

Становится теплее.

Настолько, что я опять решаю заснуть, подложив рюкзак под голову.

Только лунный свет не дает расслабиться. Приходится встать и передвинуть матрац подальше в тень.

Дремота окончательно развеивается.

В памяти оживают события вчерашнего дня…

…Секунду я стоял на бортике крыши, раскачиваясь от порывов ветра, сквозь струи ливня всматриваясь вниз. Но для сомнений уже не было времени.

И я сделал шаг. Всего один – в пустоту.

Полетел вниз.

Кажется, у Седого вырвался вздох. А я… упал на мягкую, как надувной матрас, поверхность облака.

Под клубящимся туманом она оказалась достаточно упругая и колыхалась подо мной, будто живая. Понятия не имею, почему эту хрень занесло так далеко от аномального района. Но главное, она меня выдержала! Не взорвалась плазменным разрядом!

Значит, я определил все точно – ближайшие минуты облако сохранит стабильность.

– Карен! – взмахнул я рукой, пытаясь подняться, чтоб он меня увидел, чтобы тоже понял.

Только это никак не удавалось. Серое желе под бугристой коркой уходило из-под ног. А ветер нес облако дальше. Стремительно росла отделявшая меня от здания пустота.

Надо бы крикнуть громче…

Нельзя.

Охрану внизу легко заинтересовать странным облаком. Тогда хватит одной автоматной очереди – даже не прицельной. Лишь одна пуля в бугристую поверхность – и вспышка плазмы поставит всему жирную точку…

– Карен! – отчаянно повторил я.

В эту секунду его удивленная физиономия возникла над бортиком крыши. Теперь нас разделяло более двух метров. И с каждым мгновением это расстояние увеличивалось.

Объяснять что-то – уже бесполезно.

Но Седой и не нуждался в лишних словах. Он просто вскочил на бортик и прыгнул.

Да, я знал, что возраст ему не помеха, – только, честное слово, даже вообразить не мог ТАКОГО прыжка!

Как диковинный мутант или киношный герой, он перемахнул эту неодолимую пустоту и плюхнулся у самого края облака. Почти соскользнул вниз – к счастью, я успел схватить его за руку и потащил на себя.

Есть!

Он рядом. Мы распластались, переводя дух, вжимаясь в серую упругую поверхность.

Мы ждали, отсчитывая время ударами сердца. Если снизу заметили его прыжок – все должно закончиться быстро…

А облако плыло сквозь косые струи ливня. И равнодушно клубилось над нами грозовое небо.

Минут пять прошло. Или более?

Ничего не происходило.

Я выждал еще столько же. Лишь тогда осмелился поднять голову и увидел, что мы уже пролетели над охранным периметром цебелевской «крепости». Высокий забор с колючкой и сторожевые башни угадывались позади. Но их очертания понемногу таяли в дымке.

Пулеметы с башен – только они могли нас достать.

Еще одна минута – длинная, вязкая, как смола. Выстрелов не было…

Все!

«Крепость» скрылась из виду – словно зловещий мираж. Осталась лишь пелена дождя. И заросший кустарником косогор – в десятке метров под нами.

Я вздохнул.

Не то чтоб расслабился – глупо расслабляться, когда сгусток аномальной плазмы несет тебя по воздуху. Во всяком случае, поверил, что с каждой секундой мы дальше от тех, кто жаждет порезать нас на ремни.

Карен негромко засмеялся:

– Почти как в песне!

– Что? – не сообразил я.

И он, едва слышно, опять фальшиво завел:

Облаком, сизым облаком ты полети отсюда к дому…

– …Отсюда – к родному дому! – неожиданно для себя подпел я хриплым, срывающимся голосом. Хотя и знал, что на целой Земле нет места, которое я мог бы так называть.

Черт…

Не о том думаю. Я надеялся, что постепенно мы будем снижаться – все-таки облако за счет нас здорово потяжелело. Только ниже десяти метров эта хрень упорно не опускается!

Хотя мы отмахали уже километра два от резиденции Цебеля.

«Остановите поезд – нам пора сходить…»

Пора!

Только из невероятных рассказов, из трикстерских баек, где к реальности всегда примешана хвастливая выдумка, слыхал я о смельчаках, оседлавших облако. Но почему-то в этих рассказах всегда упускали важную деталь – как лихим героям удалось вовремя слинять с такого шаткого транспорта?

Аномальная плазма – вещь нестабильная…

Очень капризная. И то, что более двадцати минут она не переходит в «нормальное», огненное состояние – само по себе щедрый подарок судьбы…

Я опять глянул вниз.

Десять метров.

Четвертый этаж…

Вполне достаточно, чтоб свернуть шею, – даже при падении на склон, заросший буровато-зеленой осенней травой. В лучшем случае – переломы конечностей…

Когда-то в подобной ситуации мне сильно повезло.

И я не могу опять напрягать удачу!

«Судьба не лошадь, а ты не всадник», – говорил мне бандит Варавва. Та еще мразь, но дураком он не был.

Кажется, ветер несет нас к лесу. Темная масса впереди понемногу вырастает из дымки, обретает очертания…

Сосновый бор.

Я помню, как прошлый раз мы встретили облако. Помню, что случилось, едва оно зависло над верхушкой сосны. Но, может, мы раньше успеем присмотреть подходящее высокое дерево?

Да, не слишком удобный способ десантирования. И все-таки тормозить о крону приятнее, чем лететь до самой земли…

– Тень, смотри! – прошептал Карен.

Указывал он совсем в другую сторону. Я повернул голову и похолодел.

Дальний от нас край облака подсветился изнутри бледными огоньками. И с каждой секундой их становилось больше.

– Что это? – потерянно пробормотал Седой. На идиотский вопрос – идиотский ответ:

– Скоро узнаем, – выдавил я.

Веселые искорки одна за другой проступали сквозь туманный ореол – все ближе к нам.

А косматая стена леса – слишком далеко.

Но понемногу мы туда движемся. Если бы еще ветер посильнее, если б проклятое облако шло, как парусник, – по прямой, не выписывая длинные зигзаги…

Ага, по моим молитвам – настоящий, пронизанный ливнем шквал!

Мы вжимаемся в облако. Кажется, еще чуток, и нас начнет сдувать с его неровной, тепловатой поверхности.

Брызги воды застилают глаза. Но когда я опять поднимаю голову – с ужасом вижу, лес почти не приблизился.

Так, словно аномальной плазме под нами плевать и на ветер, и на мой страх…

Голубоватое сияние расползается под клубами тумана, среди которых мы лежим – две жалкие фигурки на готовой взорваться электрической бомбе.

– Надо прыгать! – кричу я сквозь дождевой шквал.

И Карен смотрит на меня растерянным, остановившимся взглядом.

До земли сейчас метров пятнадцать – потому что облако пролетает над оврагом. Зато через пару секунд мы будем над вон тем одиноким деревом.

Давай, ветер! Быстрее гони наш обреченный корабль.

Бугристая поверхность, на которой мы лежим, уже ощутимо нагрелась…

А чтоб тебе!

Проклятый ветер!

Теперь он сменился на северо-западный. С отчаянием я понимаю, что нас несет влево.

Одинокая ель уже где-то сбоку. И недоступная стена леса опять уходит в дымку.

Медленно наливаясь огнем, облако движется вдоль оврага.

Пятнадцать метров до чахлых кустов, до пожухлой осоки внизу склона. Почему, почему я не «сошел», когда вниз было только десять?

Сердце гулкими ударами отмеряет наш путь.

А что это желтеет там впереди?

Я отчаянно вглядываюсь.

Но мгла опять все скрывает. И очень скоро мы входим в нее вместе с облаком. Дождь опять слабеет до противной мороси. Земля и небо растворяются в тумане.

Я утираю лоб рукавом – пот смешался с дождевой водой.

Сколько сейчас до земли?

Я не знаю – ни черта не рассмотреть в этом белом молоке…

– Тень… – бормочет Седой, трогая меня за рукав.

– Тише, – и сам вижу полосу яркого света, медленно приближающуюся к нашему краю облака. А еще, затаив дыхание, я вслушиваюсь.

Секунда… Вторая…

Хотя что там надеюсь разобрать сквозь стук сердца в висках?

Стоп. Угомонись, «пламенный мотор», гоняющий кровь по жилам… Я почти не дышу.

Показалось?

Или нет.

– Прыгаем! – хрипло озвучил я за пару мгновений до ослепительной вспышки и раскалывающего мир грохота…

…Вода.

Она везде. Не дает дышать, холодной массой забивая горло. Тянет вниз – в зеленоватую тьму.

Но я еще жив.

И потому в несколько мощных гребков достигаю поверхности. Выныриваю, отфыркиваюсь, откашливаюсь…

Я жив!

Ведь все угадал точно – смог уловить за густой дымкой чуть слышный плеск воды. Облако взорвалось, уже когда я падал в реку.

Автомат потерял, но это мелочь. Главное, я дышу!

Кожу на руках и лице печет, но не сильно. Кажется, меня обожгло. Здорово, что одежда раньше успела промокнуть под дождем. И хорошо, что электрический разряд не ушел в реку, – иначе бы тут плавал труп.

Кстати…

А не плавает ли он рядом?

Я ведь не знаю – успел ли Карен прыгнуть вместе со мной? Если замешкался хоть чуток…

Я оглянулся по сторонам. Мгла слегка поредела после взрыва, но опять быстро затягивалась. И там, где я мог видеть, – была только темная речная гладь.

– Карен! – позвал я.

Плеск воды, и ничего.

– Седой! – крикнул я громче.

Никто не ответил. «Значит, не успел…»

Я выждал еще немного, плавая кругами по ледяной воде. И двинулся прочь через туман.

Рюкзак тянул меня вниз, но я не собирался его бросать. Хотя понятия не имел, где берег. Главное, что где-то он есть!

А спустя пару минут я увидел моторную лодку.

В ней сидел человек в брезентовом прорезиненном плаще с капюшоном. По-моему, его слегка контузило. Когда я начал карабкаться в лодку, он медленно повернулся, глянул на меня осоловелыми глазами и выдавил что-то испуганно-невнятное.

Я перелез через бортик, тяжело плюхнулся на скамью и сказал:

– Добрый день.

Снял рюкзак. Расстегнул куртку, как бы невзначай поправил кобуру. Вода уже вылилась из пистолетного ствола, и оружие опять готово к делу – но сейчас это и не требовалось. Хозяин лодки, мужик лет пятидесяти в латаном плаще, – точно не из бандитов. На носу лодки – рыбачьи снасти, а вон там, на борту, закреплен решетчатый судок для улова.

Ага, не пустой.

Только сегодня, боюсь, клева уже не будет.

Я тронул хозяина за плечо:

– Дружище, мне надо к пристани…

– А может, сперва меня подберем? – послышался рядом недовольной голос.

Я дернулся, оборачиваясь. Почти не поверил глазам. И засмеялся, подавая Карену руку:

– Что, такие, как мы, не горят?

– Главное, что не тонут… – пробурчал он, забираясь в лодку.

В его коротких седых прядях запутались водоросли, рукав куртки почти оторвался, и все-таки Карен был цел. Взрывом его отшвырнуло в другую сторону. Но получается, что даже в тумане он плыл мне навстречу.

Видать, надолго повязала нас судьба.

Невидимыми ниточками, которые бывают крепче стали…

– Запускай мотор, – приказал я контуженому рыбаку и подкрепил слова энергичными жестами. Тот испуганно кивнул.

Двигатель затарахтел. Лодка плавно двинулась вверх по течению.

Карену я объяснил:

– Поднимемся вверх до излучины, а там от старой пристани километров семь по лесу…

– По аномальному лесу? – мрачно уточнил он, оглядываясь на проплывающую во мгле стену деревьев. Берег – тот самый, с которого мы пришли в логово Цебеля, думаю, до железнодорожного моста тут всего минут пятнадцать на моторке. – Извини, Тень, но больше я туда не сунусь…

– То есть как? – опешил я.

Седой поежился – то ли от холода, то ли от воспоминаний – и качнул головой:

– Не те у меня годы… Хватит на сегодня приключений!

– Забыл? Мы оставили в поселке мотоциклы.

Он криво усмехнулся и вдруг полез во внутренний карман своей куртки – извлек оттуда герметично перемотанный скотчем файл. Внутри были упакованы какие-то бумаги и пара банковских карточек:

– Сейчас я могу купить тебе хоть десять таких мотоциклов!

Понятно. Не зря он так долго рылся в столе Цебеля.

– И что ты предлагаешь?

– Поднимемся прямиком до Лебяжьего, а там разживемся транспортом.

Я вздохнул.

На мой взгляд, особого выигрыша в этом не было – по безопасности, так точно. Нет аномалий, зато место людное.

Одно здорово – не надо тащиться пешком. Да еще в насквозь мокрой одежде. После купания мышцы буквально сводит судорогой, все тело ноет. Вероятно, меня все-таки зацепило взрывом.

– Согласен, – кивнул я.

Помню карту – до Лебяжьего хорошей моторке полчаса ходу. Там, если что, легко будет разжиться и сухой одеждой. А еще в городке имеется банк…

– Прибавь жару своей колымаге! – фыркнул Седой на лодочника.

Ну да.

Мне стало почти смешно. Понятно, почему мой компаньон навострил лыжи именно в речной городок. Ему не терпится заняться обналичкой. Несмотря ни на что – Седой все-таки в выигрыше.

Мой напарник ставил вполне конкретные цели. И уверенно шел к их достижению.

А вот куда идти мне?

Теперь, когда со смертью Цебеля и Джокера обрублены все концы этой паскудной и запутанной истории?

Куда?

Я снял куртку, футболку, кое-как отжал воду и опять напялил на себя влажную одежду. Сел, обхватив плечи руками и пытаясь согреться.

Получалось не очень. Вдобавок опять заныло ребро. И, кроме муторного настоящего, впереди маячило такое же темное будущее.

Я выжил. Но еще дальше от разгадки, чем сегодня утром…

Единственный уцелевший из моей группы. И по-прежнему главный кандидат на роль предателя. Обреченный бегать и от своих, и от чужих – пока реальная, неведомая мне «крыса» продолжает вольготно сидеть в Центре и вести новые группы к гибели.

Я не смог этого изменить…

– Ты чего опять смурной? – подмигнул Карен.

– Холодно, – глухо ответил я. Отвернулся и долго смотрел на проносившийся в тумане берег.

Будто надеялся увидеть там подсказку.

«Эх, Ромка… Как же мне исполнить свое обещание?»

Закрыл глаза и долго сидел, вслушиваясь в мерное гудение мотора.

Потом вдруг вспомнил.

И достал из кармана небольшую мятую карточку – ту, что я нашел зажатой в мертвых пальцах Цебеля. Она чуть размокла, но все-таки рисунок вполне читался на желтоватом картоне – небрежный, словно детской рукой сделанный – солнце-смайлик, поднимающееся между двумя холмами. А ниже адрес в скайпе: merry_valley11.

Не все концы обрублены.

Одна, самая тонкая, нить уцелела.

Линия крови

Путь тебе укажет.

– …Линия крови, – прошептал я вслух. Поднялся с драного матраца и сел, прислонившись спиной к холодной бетонной стене, – я чувствовал этот холод даже через одеяло и куртку.

Да, зима решила нагрянуть внезапно.

Через разбитые стекла ветер заносил крупные снежинки. В лунном сиянии они сверкали, как крохотные алмазы.

Из темной половины комнаты я следил за их беззвучным полетом. И вспоминал события прошедшего дня – не упустил ли что-то важное?

В Лебяжьем все прошло гладко.

Так что с деньгами у нас теперь нет проблем.

Проблемы совсем в другом. Утром я начну их решать.

Хотя и понятия не имею, как это сделать.

Интернет я уже прошерстил, теперь имею массу ценной информации про merry_valley, «веселую долину» по-русски. Так называется гостиница в Ирландии. Еще есть сеть продуктовых маркетов в Швеции – весьма обширная, со своими фермами по производству экологических чистых фруктов и овощей.

Можно сказать, я на верном пути. Ведь все знают: сбывать просроченные баклажаны и слегка подгнившие яблоки – офигенно прибыльный и очень криминальный бизнес…

Тьфу!

Кроме этого, масса всякой англоязычной лабуды – от салона эротического массажа во Флорида-Бич до лагеря скаутов под Монреалем.

В русскоязычном – подобный мусор, только его меньше. Лишь единственное упоминание на московском форуме хоть как-то заслуживает внимания.

Xenia_shelott> что, тоже решил намылиться в Веселую Долину?

Hobober> не-а, я еще столько не заработал.

Это больше месяца назад.

С тех пор Hobober исчез из Сети, а Xenia_shelott активно предавалась обычной бабской болтовне – о музыке, кофточках и котиках. Даже разыскивать в реале ее было неохота. Ясно, что ни фига путного я из нее не вытяну.

Холостой заряд, как сказал бы Ракетчик.

Пустота…

Я поежился, плотнее кутаясь в одеяло.

Снежинки алмазным вихрем кружились по комнате. Падали и превращались в капли воды на грязном линолеуме.

Белое становилось серым. Красота превращалась в грязь…

Зачем?

Я вздохнул. Не выдержал и опять достал из кармана мятую карточку с номером скайпа. Повертел в пальцах, в который раз изучая буквы и цифры, тисненные по картону. Так, словно надеялся – они заговорят. Но они молчали.

Эти молчаливые знаки – по-прежнему самое ценное, что у меня есть.

Кстати, номер скайпа в Сети вообще не засвечен. Жаль, что там никто не отвечает. Хотя я набирал номер уже раз двадцать.

Молчание.

Пустота…

Есть лишь один человек, способный даже по этим крупицам отыскать для меня верную тропинку. Человек, который так много знает про упырьи кланы, что давно считается покойником.

Но он жив. И сегодня утром я с ним встречусь.

А пока надо вздремнуть хотя бы пару часов.

Я встал, нашел в соседней квартире несколько старых портьер, замотался в них поверх одеяла, свернулся калачиком на матраце и опять провалился в сон – глубокий, безмятежный, исцеляюще крепкий…

 

Глава 6

Новый день рождался под одинокими звездами – в морозном хрусте, в убранстве инея. Он шел мне навстречу по улицам, белым от выпавшего за ночь снега. Весело выплескивал багряные отсветы на крыши домов. И будто говорил: здравствуй, человек. Так здорово, что я тебя встретил – единственную фигурку на мертвых улицах.

Кто-то ведь должен радоваться рассвету и ясному небу – даже в этой пропахшей смертью провинциальной дыре. Морозно и солнечно – хороший подарок после целой недели непогоды…

Но я бы предпочел туман.

Слишком уж далеко меня видно. Слишком явно читаются мои следы на снегу.

Сегодня я был тут первым пешеходом.

Егорьевск – один из типичных подмосковных городков. Раньше на его улицах кипела жизнь – громада торгового центра, которая маячит вон там, в конце квартала, до сих пор впечатляет. А сейчас не осталось ни торговцев, ни покупателей – только притаившаяся в разбитых окнах черная пустота…

Синдром выкосил слишком многих. И когда наполовину обезлюдевший Егорьевск оказался отрезанным от сохранившихся магистралей, никто не стал прокладывать новую дорогу в обход аномалий.

Зачем?

«Это невыгодно», – решили топ-менеджеры правящего клана. И немаленький городок быстро превратился в огромный мемориал досумеречной эпохи.

Затерянный среди лесов, в последние годы он и сам начал зарастать лесом.

Но это – по окраинам.

А здесь – только голые улицы, кое-где перекрытые скелетами сгоревших машин и завалами из обрушившихся зданий.

Думаю, в этом районе местных почти не осталось. Холодное безмолвие висит в воздухе. Такое впечатление, что слабый хруст снега под моими подошвами разносится на целый километр.

Поневоле начинаешь ступать, как кошка, поневоле жмешься к обшарпанным стенам…

Пустой город всегда напоминает мне Зону. Мертвые дома равнодушно таращатся глазницами окон. Ветерок шевелит какое-то тряпье у перекрестка – то ли гора мусора, то ли чье-то тело.

В общем, привычная картина. Даже не верится, что до Москвы километров восемьдесят, не больше…

Стоп. А что это мелькнуло в темной подворотне?

Нет, оглядываться глупо.

Я прошел за угол и остановился, вслушиваясь. Что-то скрипнуло?

Вот опять!

Снег под чужой подошвой?

Фигня… Всего лишь сухой клен раскачивается на ветру.

Я выждал еще минуту. Пластиковая рукоятка пистолета удобно лежала в обтянутой перчаткой ладони.

Никого?

Вроде так…

Немногие оставшиеся местные должны досматривать в этот час беспокойные сны. Если кто и высунулся из своей каморки – какой ему резон следить за одиноким прохожим?

А если не местный?

Если мой визит к Отшельнику заранее просчитали?

ОКАМ или кланы-конкуренты. Не так уж важно кто – но если им удалось взломать нашу переписку…

К черту!

Я нырнул в ближайший подъезд. Достал из бокового кармана рюкзака флягу и отпил полглотка ледяной воды. Прислонился к стене.

«Спокойно, Тень. Спокойно…»

Холодная голова – первая доблесть ловкача. Отшельника года три уже ищут. И не могут найти. «С чего ты взял, что сегодня им повезет больше?»

До городка «хвоста» за мной не было – это верняк.

«Тебе так нужна эта встреча. Неужели откажешься?»

Из-за чего? Из-за собственной паранойи?

Я спрятал флягу. Стараясь ступать беззвучно, вошел в одну из квартир и выпрыгнул из окна с дальней стороны дома. Проскочил через двор и резко бросился влево. Едва не упал, поскользнувшись на повороте. Быстро обогнул развалины панельной многоэтажки. Миновал полувырубленный сквер с большой свалкой и нырнул в подъезд ближайшего дома. Память не подвела, он был сквозной – так что я оказался в следующем квартале.

По длинной дуге я обошел полрайона.

Если б следом волочился «хвост», я должен был его заметить.

Не заметил.

Простая логика говорит, что волноваться не о чем. Почему ж в каждой подворотне мне мерещатся темные силуэты? Так бывает, когда впереди нависло что-то поганое…

Или когда шалят измочаленные нервы.

В сущности, Егорьевск – тихий городок, я успел изучить его в прошлые визиты. Но даже на территории, которую я раньше считал безопасной, мне бы не помешал прикрывающий спину напарник.

За эти дни я убедился, что он у меня есть. И точно бы взял с собой Карена.

Если бы встреча планировалась не с Отшельником…

Красное солнце уже выглянуло между мертвыми домами. Оно звало меня вперед – словно указующая путь метка.

Нет, я не поверну к окраине – туда, где в полуразрушенной многоэтажке спрятан мой мотоцикл…

Теперь – только напрямик.

Дорога отлично сохранилась в памяти. В прошлом году я был здесь летом, но пейзаж мало изменился. Егорьевск – вообще не то место, чтоб радовать глаз сезонными красками.

Особенно этот район. Большую часть деревьев вырубили, когда еще наполовину заселенный городок остался без газа и электричества. Лишь трава осталась нетронутой – на газонах, на треснувшем асфальте. Сейчас желтая, припорошенная снегом, она отлично гармонировала с грязными обшарпанными стенами…

«От развалин рынка – идти налево».

Что-то хрустнуло под ногами. Лед на луже?

Нет, какие-то кости – в колдобине под сугробом. «Зверь или человек?»

В прошлый раз их не было.

Значит, я не прав. Этот район не такой уж мертвый. И даже здесь продолжается лихорадочная борьба за существование.

Я оглянулся. Ветер гнал поземку вдоль разбитого тротуара. Какая-то деревяшка однообразно постукивала в развалинах.

На свежем снегу не видно волчьих следов. Уже хорошо…

Метров через сто я достиг улицы, с одной из сторон которой теснились частные одноэтажки. Тут дорога шла под уклон. А в конце, за поворотом, должна быть действующая колонка. Те немногие, кто обитает в округе, ходят сюда за водой…

Ага.

Я не заблудился. Колонка – на месте. И даже одинокая фигура с ведром маячила рядом.

Услышала хруст ледяной корочки под моими ногами, обернулась и торопливо засеменила прочь. Женщина или подросток? Под бесформенным тряпьем, надетым в несколько слоев, издалека фиг разберешь.

Ну и пусть себе идет.

Догонять, расспрашивать не стану.

Полиции местные боятся не меньше, чем незваных гостей. И если кто-то здесь до сих пор живет – значит, Егорьевск еще не утратил статус тихого городка.

Я двинулся через уцелевший парк.

Кое-где от деревьев остались только пеньки, зато тонкие, молодые стволы уже успели над ними подняться. Кустарник превратился в настоящие заросли, сухая трава – мне по пояс.

В прошлом году, летом, я делал крюк, обходя чащобу.

Но сейчас, когда листья опали, метров на двести все отлично видно. И на свежем снегу нет человечьих следов – только птицы и мелкое зверье торопливыми узорами успели тут отметиться.

Мирно чирикают воробьи. Сорока отзывается на мои шаги тревожным стрекотом. А впереди доносятся еще звуки… Обычные для такого времени года.

Визг пилы.

Я замираю, всматриваясь.

Два людских силуэта угадываются на краю парка.

Похоже, работают двуручной…

Медленно приближаюсь и замечаю третьего – этот сидит на пеньке рядом…

Охраняет?

До двора Отшельника уже рукой подать. Трудно проскользнуть туда незамеченным. Только я и не собираюсь прятаться.

Без резких движений иду по мягкому неглубокому снегу. Мои руки в перчатках чуть раскинуты в стороны – чтоб даже издали было ясно, что я не вооружен.

И все равно третий – тот, что сидел на пеньке, – вскакивает с тревожным возгласом. Целится в меня из автомата.

Два «лесоруба» с двуручной пилой прекращают работу, внимательно на меня смотрят.

Я подхожу ближе – неторопливым уверенным шагом. Солнце уже взошло, уже выглядывает ослепительным золотом из-за крыш домов – так, что меня отлично видно. И я тоже могу разглядеть всю эту компанию.

Они – подростки, почти дети. Самому старшему – тому, что раскрасневшийся, в одной рубашке и жилетке стоит рядом с надпиленным сухим кленом, – максимум лет пятнадцать. А девочке… именно девочке с испуганными глазами, которая целится в меня из автомата, – лет двенадцать, не больше.

Правда, застрелить незваного гостя она сумеет – в этом лучше не сомневаться.

И потому я не испытываю судьбу – останавливаюсь шагов за тридцать:

– Добрый день! А вы – ранние пташки…

– Кто рано встает – того Бог ведет, – за всех отвечает старший.

Ну да – одна из любимых поговорок Отшельника. И второй, младший паренек – я ведь помню его с прошлого лета.

Значит, хватит церемоний. Можно говорить напрямик:

– Я пришел к Учителю, – так они его называют.

Парнишки переглядываются.

Младший что-то бормочет вполголоса. Все-таки меня узнал?

Только взгляды остаются тревожными. И девочка не опускает автомат.

Несколько секунд длится пауза – такая долгая, что поневоле начнешь ждать чего угодно.

Тонкий палец чуть заметно дрогнул на спусковом крючке…

– Иди, – наконец сказал старший.

Махнул рукой девочке, и она послушно опустила оружие.

Странно, но в этот раз никто из них не стал меня провожать. И к старому трехэтажному зданию на краю парка я шел, чувствуя на спине неприятные мурашки.

Наверное, подростки смотрели мне вслед.

Ну и пусть, лишь бы не стреляли.

Я знаю: до того как Отшельник стал их Учителем, многим из них пришлось испытать такое, что и не всякий взрослый выдержит, – достаточно, чтоб навсегда утратить доверие к чужакам…

…В темной подворотне из разбитого автомобиля и дощатых поддонов была организована настоящая баррикада. Я замедлил шаг, ожидая, что из сумрака кто-то обязательно окликнет, прицелится, вскидывая автомат. Но часового в подворотне не оказалось.

Странно.

Порядки изменились с прошлого раза?

Я пересек пустынный двор.

Открыл тяжелую стальную дверь подъезда с давно не работающим кодовым замком. Вытер ноги о ветхий коврик. И начал подниматься по крутой лестнице со стертыми от времени каменными ступенями – неудивительно, ведь лестница не моложе дома. Ей лет восемьдесят, не меньше – живой экспонат из середины двадцатого века…

Впрочем, внутри чисто. Такое впечатление, что тут периодически подметают и моют.

Грязи Отшельник не любит…

И у стальной двери на втором этаже имеется аналогичный половик.

Я машинально вытер ноги еще раз и собрался постучать – насколько я помню, исправный и надежный замок здесь в наличии…

Стоп. А дверь-то открыта!

И даже не на защелке.

Приличный зазор между ней и стальным косяком легко рассмотреть даже в сумраке, окутывающем площадку второго этажа…

Я оцепенел, вслушиваясь.

В подъезде – абсолютная тишина. Только с улицы сквозь разбитое и наполовину заколоченное досками окно долетает знакомый визг пилы. Ребята продолжают работать в парке…

Смех.

Беззаботный детский смех.

Я вздохнул и дернул за ручку, распахивая дверь.

Прошел через темную прихожую и увидел озаренный утренним солнцем силуэт напротив кухонного окна.

– Здравствуй, Тень, – долетел негромкий низкий голос.

Отшельник меня не видел. Продолжал смотреть в окно.

Как он меня узнал?

По шагам?

Впрочем, общаясь с ним, я уже давно устал удивляться.

– Здравствуй… Отшельник.

Нелепая кличка. Только как мне иначе его звать?

Когда он еще был трикстером и наравне с другими ходил в Зону за товаром, братство дало ему имя Историк. Потому что он и впрямь был историком – в те почти легендарные времена, когда упыри еще до конца не ликвидировали Российскую академию наук.

Зона его приняла.

Он стал одним из нас – неплохим охотником за артефактами, честным товарищем, соблюдавшим все негласные заповеди. Пока однажды не выбрал иной путь. И с тех пор он утратил право на свое имя.

Теперь его нарекли Отшельником…

Я помялся в дверях.

Я ждал, что он обернется. Но он все так же смотрел вниз, в парк – туда, где напротив его окна среди разросшихся кустов белели руины церкви. Я знал, что он может смотреть на них бесконечно долго. И потому, не ожидая приглашения, скинул рюкзак и опустился на исцарапанный, потемневший от времени табурет.

– Почему ты шел так долго?

– Долго? – моргнул я.

– От дома, где ты ночевал, пятнадцать минут ходьбы. А ты топал почти час – наматывал круги по городу?

Я криво усмехнулся.

Да, не надо удивляться тому, что ОКАМ и полицаи не могут его отыскать уже три года.

– Мне казалось, что за мной «хвост»…

– Но «хвоста» не было.

– Все чисто, я проверял…

– Конечно, Глеб. Ведь боялся ты не ОКАМа… Себя боялся!

Он развернулся и глянул на меня пронзительным взглядом из-под густых бровей.

Не было во внешности Отшельника ничего загадочного – плотная фигура, округлое лицо, седая, чуть неряшливая борода и усы. И одет как бомж: затрапезная меховая жилетка, накинутая поверх штопаного свитера… Разве похож он на тех, чьи слова жадно ловят и отмеряют на вес золота?

Пусть детишки, которых он спас, зовут его Учителем. Я не зову!

Отчего ж таким холодом повеяло по спине? И собственный голос кажется чужим, будто древняя магнитофонная запись.

– Ты чего-то путаешь, Отшельник…

Он качнул головой.

– Боишься… Себя. И того пути, что сам выбрал. Тебе страшно не удержать эту ношу.

Откуда-то с улицы опять долетел смех.

Но здесь, в кухне, царило гулкое безмолвие.

Я расстегнул куртку – озноб отступил, и теперь мне по-настоящему стало жарко. А всходившее солнце все ярче заливало огнем комнату, даже не верилось, что за окном – снег.

Только фигура Отшельника оставалась темной. Нависала надо мной, как живое изваяние.

И взгляд казался бритвенно острым – словно он мог рассечь меня, заглянуть внутрь и прочитать, как раскрытую книгу.

Я отвел глаза.

Посмотрел на ржавую газовую плиту. На кухонный шкафчик с покосившейся дверцей. На ломоть ржаного хлеба.

Я смотрел очень долго, словно надеялся увидеть там что-то важное. И вслушивался в чириканье воробьев за стеклом – будто они могли заглушить голос памяти.

«…Великая ноша. Такая, что не каждому по плечу…»

Странная знахарка баба Валя меня предупредила. А Отшельник… зачем ему знать? Разве кто-то сумеет вместо меня пройти этот путь?

Все, что мне нужно, – конкретная помощь в конкретном деле.

Я потянулся к чайнику с ручкой из проволоки. Налил себе воды в алюминиевую кружку. Глотнул и хрипло выдавил:

– Мои личные проблемы обсудим позже…

Отшельник не ответил. Вместо него сказал другой:

– Ошибаешься! Это уже не только твои проблемы.

Я обернулся. Давно почувствовал – в квартире есть еще кто-то. Хотя не думал увидеть именно его.

– Локки… дружище! – Я вскочил с табурета. Все-таки почти месяц не виделись, и никто из нас не был уверен, что опять встретит другого живым.

Захотелось его обнять.

Но холодный взгляд побратима меня остановил.

Да, это был Локки. Длинные русые волосы собраны в косу на затылке – месяцами он не стрижется, «чтоб не спугнуть удачу». И на плечах у него – та самая видавшая виды куртка из коричневой замши. Я знаю – на левом ее боку пара аккуратно зашитых пулевых отверстий, а правый рукав прожгло углями, когда мы вместе ночевали у костра…

Мой старый товарищ почти не изменился за этот месяц. Только никогда прежде я не видел у него такого лица.

Я вздохнул:

– Ну, здравствуй! Тут какими судьбами?

Он не ответил.

Я протянул ему руку. Локки не стал ее пожимать.

Прошел мимо меня в угол, уселся на колченогий стул и процедил сквозь зубы:

– Вчера ОКАМ взял двоих наших. Меня тоже чуть не повязали. Знаешь, из-за чего? Из-за тебя!

Вот как?

Я скупо усмехнулся. Отшельник качнул головой:

– Волки нападают не оттого, что их кто-то зовет. А потому, что голодные…

Локки сморщился.

Наверное, ему дико хотелось выругаться. Но он знал, что Отшельник не терпит матерщину. И потому вслух он озвучил:

– Такие байки годятся для твоих детишек. Мне их не рассказывай! И ребятам, которым сейчас вышибают мозги в ОКАМе, они не помогут.

– А что поможет?

– Точно не болтовня. Ты сам знаешь правду – зверье идет туда, где кто-то оставил след. Кровавый след…

Я отвернулся, рассматривая треснувшую кафельную плитку в углу за шкафчиком. К горлу подкатил муторный комок. Вдруг захотелось встать и уйти.

На фига я сюда притащился? Почему не сдох еще в резиденции Цебеля? Не взорвался вместе с облаком, не утонул в реке?

Неужели – ради того, чтоб выслушивать это?

– …Я и Ракетчик всегда прикрывали его задницу. Но нельзя помогать сумасшедшему! Тень, знаешь, почему за мной пришли? Потому, что я был твоим другом…

Значит, «был»?

– …Мало того что связался с Подпольем, но ты еще и ухитрился стать личным врагом питерского клана. Скажи, какого лешего втравился в это дерьмо? Человек не может воевать с целым государством! Кем ты себя возомнил? Богом?

– Ну, извини… за то, что доставил тебе проблемы.

– Да засунь себе в зад свои извинения!

Я выдавил ухмылку:

– В следующий раз скажи им, что мы никогда не были друзьями. И это не я вытаскивал тебя из полыньи в Нижегородской Зоне…

– Чушь не мели!

– …Не я волок раненого до самой Ржавки. Глупость, правда? Если будешь такой же убедительный, как сейчас, – в ОКАМе тебе точно поверят. Кстати, можешь прямиком туда и топать!

Локки стиснул зубы. Несколько секунд мы смотрели друг на друга: я – почти равнодушно, а он – прищурившись от злости.

Все знают – дерется он редко. Любой из нижегородских трикстеров мог бы позавидовать его хладнокровию. Но в это мгновение я был уверен, что Локки вот-вот бросится на меня с кулаками.

Отшельник встал между нами.

– Поговорили, и хватит.

Почти приказным тоном добавил:

– А сейчас будем завтракать…

Он достал из шкафчика тарелки, ложки, нарезал ржаной хлеб. В три тарелки наложил гречки – еще теплой, дымящейся из-под крышки паром. Достал кастрюльку с тушенной в подливе мелко нарезанной свининой и положил в каждую тарелку по полчерпачка.

Локки, демонстративно игнорируя все эти приготовления, смотрел куда-то в пол. Кажется, изучал дырки на линолеуме.

А я зевал.

Отшельник перекрестился на икону в углу и сел за стол – между нами. Сердито дернул бровью:

– А вы что? Ждете особого приглашения?

Локки кашлянул и, не глядя на меня, вместе со своим колченогим «постаментом» придвинулся ближе:

– Спасибо… А ребята твои хоть ели?

– Ребята в отличие от крутых трикстеров не пьют по ночам и потому не дрыхнут без задних ног…

– Понятно, – буркнул Локки. Дальше, не касаясь скользкой темы, он налил себе большую кружку воды и жадно осушил в два глотка.

Но Отшельник так просто «с базара не съезжал»:

– У кого в голове порядок, у того и в жизни все ладится. Это тебе не артефакты за бабло таскать. Мои ребятки и позавтракать успели, и еще много чего успеют – будь уверен. У них сегодня – математика, физика и география.

– Географию – ты сам, – догадался я. – А остальное?

– Математику-физику – Витальевич из соседнего квартала. Бывший профессор МГУ.

– Из вашей общины?

– Пока нет, – признался Отшельник. – Гордый старик… Но мы его подкармливаем. Дровами делимся.

Я кивнул.

В характере Отшельника всегда поражало сочетание высокого мистицизма и крайней практичности. Не знаю, кем бы он стал в иной жизни. Но в этой – почему избрал свой единственный путь?

Судьба или случайность?

Однажды у автобуса «экологической резервации» забарахлил мотор – как раз на той дороге, по которой ехал Отшельник. Вместе с товарищами возвращался он после очередной ходки за товаром.

Дело оказалось успешным, и Отшельнику полагалась приличная доля.

Жизнь преуспевающего ловкача не так уж плоха… И все, что было надо, – просто отвернуться. Не заметить автобус с закрашенными белым окнами и веселенькой эмблемой федеральной программы «Чистое будущее».

Как старается их не замечать большинство.

Он не отвернулся. И успел увидеть в углу закрашенного окна процарапанную полосу, а сквозь нее – чьи-то заплаканные, умоляющие глаза…

– Что с генератором? – спросил я.

– Купили, – кивнул Отшельник. – Спасибо за помощь.

Месяц назад я дал ему контакты надежного поставщика. Достать портативный мю-генератор стало настоящей проблемой после того, как ОКАМ накрыл завод в Челябинске. А в прошлом году я передавал ему артефакты на реализацию. И я не единственный, кто ему помогает.

У Отшельника – немалые расходы. Горстке храбрецов трудно бороться против такого отлаженного, защищенного государством бизнеса…

Три года назад, под Самарой, ему просто повезло.

Когда товарищи уехали, а он в одиночку вернулся по лесной дороге – БТР с конвоем уже скрылся из виду, не дожидаясь последнего автобуса. Там оставались только четверо «эвакуаторов». Отшельника они не восприняли всерьез – он и раньше выглядел таким же увальнем.

Автоматы против ножа. У него не было шансов.

И все-таки он перерезал охрану, только один полицай успел прострелить ему руку.

Отшельник спас двадцать пять детей.

Некоторые остались с ним. Остальных он переправил в безопасные места – но до сих пор помнит их по именам, до сих пор каждую ночь видит их глаза.

Нет, все-таки не случайность…

Ведь потом были еще автобусы. И появились люди, которые стали ему помогать – по всей России.

Особенно – в глухой провинции.

Там «эвакуаторы» вообще не церемонятся. Упырьи законы – плохая защита от слуг упырей. Когда клану требуется прилив жизненной силы – горе тем, кто окажется на их пути. Недаром деревни пустеют, когда разносится слух о предстоящих зачистках. «Слабые всегда сами виноваты в своих бедах» – так, кажется, говорил бандит Варавва.

Я сумел отправить мерзавца в ад. Но разве удалось хоть на миллиметр пошатнуть подлый порядок? Разве тут, на Земле, зло не стало обыденным и привычным, как дождь или ветер?

В сущности, столичный упырек Мысков недалек от истины – в наши дни жизнь действительно стала товаром. Недорогим товаром… И дешевле всего жизни одиноких стариков и сирот.

В том первом автобусе были сироты. Те, чьи родители загнулись с голодухи, от синдрома. Или просто сгинули от пуль отморозков из эвакуационных бригад…

Высшие забирают чужие жизни – об этом не говорят по телевидению, не пишут в газетах и даже в Сети мало кто осмеливается. Но все давно знают, ради чего в каждом регионе построен «эвакопункт» – хорошо охраняемый лагерь за бетонным забором, окруженный рядами колючки и датчиками движения. Время от времени туда въезжают дорогие автомобили. Никто не видит пассажиров за темными тонированными стеклами. Но все догадываются…

И молчат.

После кровавого хаоса в первые годы Сумерек пришла она, долгожданная стабильность…

Я искоса глянул на Локки, сосредоточенно жующего кусок мяса. Когда-то спьяна он ляпнул: «И с упырями можно жить!» А трезвый – разве иначе думает?

Я знаю, что он тоже помогает Отшельнику, как многие наши, – деньгами, артефактами на реализацию… Хороший способ откупиться от своей совести?

Трикстеры не воюют с упырями. И даже с ОКАМом не сражаются…

Они просто ходят в Зоны за товаром. И продают его за немалые «бабки».

Нелегальный рынок артефактов – тоже часть системы.

Смешно сказать, но высшие нуждаются в нас – точнее, в нашем товаре. И потому, несмотря на все спецоперации ОКАМа, братство ловкачей до сих пор живет. Хотя и с каждым днем все больше платит крышующим силовикам.

Негласный договор, установленный порядок вещей поддерживают это хрупкое равновесие.

И первым его нарушил не я.

Первым – был Отшельник.

– …Братство не станет тебя прикрывать, – подкладывая себе гречки, объявил Локки.

– Разве кто-то просил их о помощи? – пожал я плечами.

– Ты что, не въехал? – сморщился Локки. – Теперь никто из наших не вправе тебя выручать – даже куском хлеба. И в Глушь тебе тоже дорога закрыта. Аналогично – и в Темную Волю. Теперь ты официально чужак – так решили авторитеты.

Я мрачно усмехнулся.

Не то чтобы неожиданно, но уж больно круто. Даже Отшельника они сперва предупредили. А меня, выходит, сразу вчистую списали?

– Землекоп и Чахлый – того же мнения?

У этих – давние счеты с упырями.

– Ага, – вздохнул Локки, – сейчас авторитеты были едины.

Редкий случай.

Кто-то их здорово напугал? Всерьез прищемил и финансово, и шкурно…

И совсем не надо гадать кто.

Я отодвинул опустевшую тарелку и взял из вазы яблоко – Отшельник щедро выставил на стол несколько штук. Люблю этот сорт – красное, твердое, но сочное, с легким ароматом меда. Особенно хорош его вкус в такие дни – будто кусочек сада, пронизанного июльским зноем, тает у тебя на языке.

Красота…

Одного не могу понять – с чего вдруг такой переполох? С какого бодуна питерские начали так активно давить на братство?

Обычно они действуют намного тоньше, аккуратнее.

Да и авторитеты удивили. Так откровенно «ложиться» под клан – значит всерьез рисковать репутацией.

Когда-то юным зеленым ловкачом я следовал за ними искренне, безоговорочно. Тогда они казались почти легендарными фигурами, первопроходцами Зоны. Глупо звучит, но я готов был ловить каждое их слово. Я верил им, как родным отцам…

А сейчас…

«Родные отцы» готовы продать «сынка»?

Теперь можно не сомневаться – есть среди них те, кто готов работать с питерскими. Я почти уверен – кое-кто уже работает…

Но им-то, тайным двурушникам, тем более нельзя действовать в лоб.

Ясно, что они исполняют приказ. Только на фига правящему клану раскрывать собственных агентов влияния? Ради чего? Ради убитого губернаторского племянничка?

Точно, нет.

Такая сволочь не стоит того, чтоб ставить под удар отлаженный рынок артефактов.

Значит, все-таки рыжий упырь…

Это выглядит нелогично. Столько лет кровожадная тварь убивала и пряталась в подмосковных лесах. И никому из правящего клана не было до нее дела.

Да, он – один из питерских, он связан с ними крепкими, хотя и незримыми энергетическими нитями. Но если Анатолий Борисович так важен – почему они давным-давно не отловили его сами и не упрятали в какую-нибудь особую упырью «дурку»?

Какого дьявола спохватились именно сейчас?

Неужели случилось худшее – неужели «крыса» в Центре узнала подробности нашей операции в Зоне № 9?

…Отшельник снял с подставки закипевший электрочайник – еще один плюс от обладания портативным мю-генератором.

– Чаю? Кофе?

– Чаю, – глухо отозвался я.

Струя кипятка закружила чаинки в водовороте. Из большой фарфоровой чашки повеяло неплохим цейлонским ароматом. Отшельник иногда позволял себе эти мелкие радости.

– А мне кофе, – мотнул пальцем Локки, небрежно посмотрел на меня и добавил: – Кстати… Авторитеты просили тебе передать – отдай груз.

– Чего-чего? – нахмурился я. А он вдруг полез в карман своих потертых джинсов, вытащил оттуда сложенную вчетверо бумажку, протянул мне через стол.

– Это что такое?

– Е-мейл, скайп, телефон. Чахлый передал. Можешь обращаться в любое время. Скажи, где груз, который вы взяли пару недель назад, – и все кончится. ОКАМ перестанет нас прессовать. А тебя… тебя авторитеты обещали снова принять в братство.

Я прислонился к кафельной стенке кухни.

А мог бы и свалиться с табурета – от смеха.

Локки, нахмурившись, наблюдал за мной. Потом сухо выдавил:

– Неужели ты еще не понял, насколько все серьезно?

Я аккуратно помешал чай. Согнал улыбку и снова посмотрел в глаза бывшему побратиму:

– А ты… Ты знаешь, что это за груз?

– Понятия не имею.

Он не лгал – все ясно читалось на его классически правильном лице.

– Твое счастье, что не имеешь, – пробормотал я.

– Сейчас это вообще не важно, – качнул головой Локки.

– А что важно – сохранность ваших шкур? Ты знаешь, какие люди погибли, чтобы я смог завершить дело? Ты знаешь, ради чего они отдали свои жизни?

Он не ответил. Молча отвел взгляд.

Пригубил своего растворимого кофе. И вдруг встал из-за стола. Неловкими руками начал застегивать куртку.

– Ты куда? – спросил Отшельник.

– Пора мне. Засиделся я у тебя. Всего доброго, спасибо за ночлег и завтрак!

Он вышел из кухни. Скрипнули половицы в прихожей. Я не стал оборачиваться, не стал смотреть вслед. Ведь самое главное уже было сказано.

– Прощай, Тень!

– Прощай… – сухо отозвался я.

Но он все не уходил.

Будто что-то его не отпускало. Я слышал его мрачное сопение, и старые половицы протяжно вздыхали под его кроссовками. Наконец Локки пробормотал:

– В Саратовской Зоне видели первый знак невидимки.

– Мне-то что?

– В ближайшую пару дней она проявится. Не упусти шанс!

Сказал и щелкнул замком. С глухим стуком захлопнул за собой стальную дверь.

Солнце уже высоко поднялось над парком. Мы с Отшельником молча допивали свой чай. Давно я не пробовал такого – настоящего горного, крупнолистового.

И давно не слыхал про невидимку…

– Зря ты с ним так, – сказал Отшельник.

– Как? – буркнул я. – Может, мне еще прощения у него попросить? За то, что когда-то был его другом?

– Обида ослепляет. Он сейчас тоже в розыске, но, несмотря на это, пришел сюда. Пришел, чтоб найти тебя. Хотя мог бы отсиживаться где-нибудь в тихом месте.

– Спугнули его с тихого места. Потому и прибежал. А еще небось хотел выслужиться перед авторитетами…

– Ничего ты не понял, – вздохнул Отшельник.

Я стиснул зубы. И не ответил.

Просто подлил себе уже остывшего кипятка.

Позади была длинная дорога – сквозь холод и опасность. Но та, что ждет впереди, – вряд ли будет легче. И потому надо вволю насладиться минутами тепла и покоя…

Отшельник допил чай. Отодвинул пустую чашку. Посмотрел на икону, перекрестился, что-то прошептал. Кажется, молитву.

Встал. Подошел к окну. Глянул в парк и сказал:

– Локки – не трус. Он реально думал, что тебе помогает.

– Хватит о нем, – выдавил я, – лучше поговорим о деле…

 

Глава 7

…Ночь оказалась звездной. И уже надкушенная луна далеко озаряла степной простор. Думаю, с вертолета меня легко могли бы заметить. Но вертолеты тут не летают – электроника шутя отрубается, моторы стопорятся. В первые годы, когда еще не так серьезно к этому относились, говорят, чуть ли не каждый месяц гробился «кукурузник» или «вертушка».

Так что теперь воздушные патрули курсируют за десятки километров отсюда. Сюрпризы могли ждать только на земле. Но я знал расположение всех блокпостов и выбирал путь глухими проселками, едва различимыми тропами, а то и просто – напрямик через заросшие сорняком поля.

В морозную ночь даже раскисшее бездорожье превратилось в отличную опору для колес мотоцикла. Погода – на моей стороне. А еще – относительно свежая карта аномалий. В Саратовской Зоне все меняется быстро, но тут, на ее окраине, за пару недель метаморфозы – не настолько крутые.

Заросли фиолетовой плесени привычным глазом легко угадываются в лунном сумраке. Теперь они начисто закрыли проезд вдоль старого проселка, зато вон там, левее, спокойно можно миновать их по дну оврага.

Я бросаю мотоцикл вниз по крутому склону. Обжигающие, жадные до людской плоти побеги шевелятся справа и слева. А я проскакиваю между ними. Рядом в спутанной сухой траве мелькают человеческие кости…

Старые, давно выбеленные солнцем и дождями.

На выезде из оврага я почти машинально дергаю руль и огибаю несколько мелких дробилок – их можно различить по чуть заметному колебанию воздуха.

Стоп!

Резко вдавливаю рукоятку тормоза. Всматриваюсь вперед.

И понимаю, что дальше – целое поле этой хрени. Трава – совсем чахлая, местами примятая. А звезды… Звезды дрожат, перемигиваясь так, словно здесь, внизу, полыхает огромный невидимый костер.

Тот, кто неосторожно ступит на это поле, за доли секунды превратится в раздавленный, залитый кровью мешок с костями.

Такой глупый конец лучше оставить для патрульных полицаев – если кто-то из них все-таки осмелился увязаться следом…

Я включаю смартфон и сверяюсь с картой. Да, если проскользнуть вдоль оврага, можно отыскать проход. И я круто поворачиваю, бросаю мотоцикл по старым, превратившимся в ледяные бугорки кротовинам.

Ветер усиливается – холодный, пронизывающий и сквозь меховую куртку. Налетевшее облако гасит луну и звезды.

Только я не сбавляю ход.

Снимаю шлем, чтоб улучшить обзор, и вдавливаю рукоятку газа.

Никто, даже из лучших трикстеров не осмелился бы продолжать путь в таком поганом месте. Но я – Тень. Я умею делать невозможное.

И мне надо успеть.

Ради Ромки и Кида… Ради всех, за кого должен отомстить.

Лишь перед рассветом из-за горизонта вырастают крайние дома Саратова. Разумеется, ни один огонек не светится среди темных промышленных районов, похожих издали на причудливую горную гряду.

В местной Зоне эта часть города считается самой опасной. Ловкачи, которых тут на порядок меньше, чем в Нижнем, десятой дорогой обходят здешние кварталы.

Товара мало. А добираться сюда трудно.

Именно потому большая часть полицейских постов размещена с другой стороны Саратова. Там, в свободных от аномалий районах, ютятся и двести тысяч уцелевшего населения.

Этому месту вообще не повезло с началом Сумерек. Аномалии распространялись тут скачкообразно – так что до хрена народу полегло, не успев эвакуироваться. Почти как в моем родном городе…

В центре Саратова даже сейчас настоящий ад. И с каждым годом Зона растет, захватывая целые кварталы. Новый расклад смертельных ловушек образуется так стремительно, что даже привычные местные ловкачи рискуют соваться максимум на пару километров вглубь. Так и топчутся вблизи хилого периметра, добывая мелочевку и этой же мелочевкой откупаясь от полицаев…

Только безбашенные, конченые психи осмеливаются идти дальше.

Я ходил.

Год назад выполнял трудный, хотя и денежный заказ. Есть ведь еще одна особенность Саратовской Зоны – здесь, если хватит фарта, можешь найти то, что редко встретишь в любом ином месте.

Помню маршрут с прошлого раза.

Тогда было лето. Утренняя июньская прохлада. И степь вся зеленая – в россыпи мелких полевых цветов…

Тогда у меня имелась свежайшая, трехдневной давности карта. И все было конкретно – на отработанных до автоматизма навыках, почти на инстинктах. Привычно для того, кто истоптал не одну тропу в смертельных лабиринтах Зоны.

А сейчас…

Морозный ветер, бьющий в лицо. И слабое представление о том, что меня ждет там, впереди.

Предутренние сумерки…

Хорошее время – чтоб вспоминать свою жизнь, смотреть на звезды в прозрачном небе и мечтать о тихом, безмятежном будущем… Хотя довольно паскудный час, чтоб топать через изменившуюся Зону.

Густые тени перечеркивали путь, прятали неведомые сюрпризы. А серый полумрак, казалось, глотал шаги и звуки.

Фонарик помогал мало. Чутье – главное, что оставалось…

Мотоцикл я спрятал в кусты на прежнем месте – к счастью, на кирпичном заводе все было почти таким же. Только появились рядом со ржавым грузовиком побеги чертовой ягоды. Я легко угадал их по непривычно яркой зелени на фоне пожухлой осенней травы.

Двинулся в обход – не напрямик через ворота, а сквозь пролом в стене. Дальше тянулись развалины. Проходы между ними оказались плотно усеяны жучиными бугорками. Я ступал аккуратно, но иногда комья земли взлетали в воздух и наружу лезли щупальца и хитиновые жвалы. Пару раз довелось даже прыгать, уворачиваться, ожидая, пока чертовы мутанты успокоятся.

«Какие-то они здесь нервные!»

И все-таки я благополучно одолел промзону. Только на выходе едва не вляпался в кофейную жижу – зато срезал путь через двор сгоревшей школы. Миновал несколько затянутых паутиной кварталов.

Одинокая высотка уже маячила впереди. Я повернул к ней, налево, и тут дорога уперлась в линзу. Искаженная улица изгибалась по дуге и почти перпендикулярно уходила в небо.

Но оптические эффекты – самое малое, что ждало впереди…

К дьяволу такие аттракционы!

Что теперь? Возвращаться к жучиным гнездовищам?

Ну уж нет!

Я прошелся вдоль фасада здания, оплетенного тонкими белыми нитями, и отыскал между ними просвет. Увы, довольно узкий. Одно неосторожное движение – и эта хрень меня зацепит, тогда точно будешь трепыхаться, как муха в паутине…

Темно, слишком темно.

Но не ждать же рассвета. Особенно когда кусочек солнца у тебя в кармане.

Я вскарабкался на подоконник – стекла тут давно не было – и достал из кармана газовую зажигалку. Щелкнул кремнем, выставил пламя на максимум, спрыгнул внутрь и двинулся насквозь через дом – к зиявшей на его противоположном конце дырке в стене.

Пока шел – зажигалка ощутимо нагрелась в руке. Помню, Кид выменял ее у одного мутного барыги на пару ведьминых глазок. Это ведь необычная штуковина, с каким-то хитрым артефактом внутри – поэтому газа должно хватать на целый месяц. А пламя – будто от настоящего факела!

Белые нити направо и налево испуганно съеживались, сами расходились в стороны, освобождая дорогу. А я вдруг вспомнил, как Кид хвастался своим приобретением. И какое обиженное у него было лицо, когда я сморозил, что его надули – всучили дешевку за немалую цену.

Смешно, но в поганом уголке поганой Зоны мне стало почти неловко. Так, будто Кид сейчас укоризненно на меня посмотрел.

Не люблю, когда покойники смотрят такими глазами…

«Прости, дружище, я болтал чепуху, а ты был прав – пригодилось».

Вот и все.

Я выпрыгнул с той стороны дома. Перевел дух, спрятал наследство в карман и двинулся через скудно освещенный восточным заревом пустырь.

Теперь я шел в хорошем темпе, наверстывая упущенное в промзоне время. Не мешкая, перескакивал мелкие дробилки, на ходу уворачивался от бивших из земли огненных столбов.

«К рассвету – быть на точке…» – эта мысль вела не хуже компаса.

Пара крупных ежей, проплывших в ореоле электрических разрядов, не заставила сбавить ход.

Я спешил, как на свидание с любимой девушкой. Ведь с каждой минутой, кроме рассветных, ярче становились другие небесные отблески – от никогда не замирающего сердца Саратовской Зоны…

Кое-что остается неизменным даже тут – несколько огромных мясорубок, пульсирующих с разной периодичностью. И пара выжженных, перепаханных следов на искалеченном теле города – там, где ранее были такие же выбросы разрушительной энергии.

Пятно, что лежит восточнее, меня не интересует.

А вот второе, до которого остался всего километр… Именно оно подходит по всем параметрам.

Когда-то Валкер, почти легендарный ловкач-первопроходец, изложил свой богатый опыт на бумаге. Там было почти все, что ему удалось узнать о Зоне, – артефакты, аномалии, мутанты… Вышло одиннадцать исписанных мелким почерком тетрадей.

Валкер не утаил добытые знания. Те, кому он доверял, получили доступ к записям. А в прошлом году он сгинул – просто исчез, как в воздухе растворился.

Слух о двенадцатой тайной его тетради пережил самого Валкера.

Да, когда-то он и сам рассказывал о ней – но звучало это как шутка. А после его исчезновения – как одна из связанных с его именем легенд.

Я тоже думал, что двенадцатая тетрадь – выдумка. Пока около месяца назад она чудом не попала ко мне в руки. На обычных страницах в клеточку были собраны записи о самом невероятном – то, о чем не слыхали и опытные ловкачи. А если слыхали – наверняка считали заурядным враньем.

Это ведь одна из примет нашего ремесла.

Вернувшись из смертельных объятий Зоны, слишком многие любят прихвастнуть. Даже если топтался возле периметра и притащил дешевку – удобнее рассказать о жутких мутантах, помешавших тебе разжиться крутым товаром. А можно еще сгородить сказку о чудесном, невиданном артефакте, который почти-почти дался тебе в руки…

История про невидимку – одна из таких давних полулегендарных историй. Мало кто в нее верит. Большинство считают частью фольклора.

Я верю.

А Валкер не только верил, но еще и описал в последней своей тетради основные признаки рождения артефакта.

«Это случится там, где будет след от мясорубки. В очень холодный рассвет. Когда после выброса исказится пространство. И первым знаком станут огни мертвого путника…»

Насчет пространства – точно. Раньше тут не было таких огромных линз. А огни… Да, вижу!

Искры среди серых развалин.

Локки не обманул. Он ведь тоже читал двенадцатую тетрадь. И, конечно, не рискнул бы шутить с такими вещами…

Теперь осталось уже немного.

Покосившиеся многоэтажки впереди облеплены бесформенными комками. Гнезда прыгунцов. Налетев целой стаей, за пару секунд они разрывают человека на куски. А сейчас они спят.

Но я не собираюсь их тревожить.

Не сворачиваю, иду между колышущимися бугристыми выступами. Сердце гулкими ударами отмеряет путь, а ноги аккуратно ступают и словно сами ведут меня вперед. Ведь там, за черными многоэтажками, плывут по воздуху гирлянды зеленоватых огоньков. Я не могу их потерять.

И с каждым минутой я ближе к тому месту, где должен появиться второй знак.

Мне – двадцать семь. В наши дни – не так уж мало. И большую часть своей жизни я ходил за периметр. Приносил оттуда товар – сперва мелочь, потом редкостные, дорогие артефакты. Я пил вино риска, смотрел в глаза тьме и часто кожей чувствовал гибельный холод…

Но никогда и ни о чем я не просил Зону.

Мудрые физики считают, что за периметром начинается грань между нашим миром и чуждыми вселенными. А мне Зона всегда казалась живым существом – огромным, могучим. Перед которым люди – не более чем микробы. И все эти мясорубки, обманки, прочие смертельные сюрпризы – они как защита от нас, заслуженная кара для непрошеных гостей…

Что с того, что когда-то это было нашими городами?

Мы ведь сами утратили право на эту землю, когда понастроили огромные мю-коллайдеры и взорвали ткань пространства, когда ради шкурного интереса впустили зло в свой мир.

И теперь… мы здесь чужие.

Глупо о чем-то просить Зону.

Крохотному существу, затерянному среди ее жестоких чудес, опасно лишний раз привлекать к себе внимание. Но я помню, как щедра она была ко мне все эти годы. Ведь самое мне дорогое отняла не она. И когда я почти утратил веру и надежду – именно на гибельных просторах Зоны вновь обрелось то, ради чего стоит жить.

А потому, одолевая разлом, на дне которого уже хищно вздымается протоплазма, балансируя на шатком бревнышке, я мысленно говорю: «Будь милостива, Зона…» И когда вновь под ногами оказывается твердая земля, пробираясь между гигантскими кротовинами огненных червей, я повторяю, как молитву: «Будь милостива и дай мне взять твой самый заветный дар!»

Невидимка…

Легендарный артефакт.

Удивительное порождение Зоны, дарующее своему обладателю почти сказочные способности. Тот, кто его получит, станет неуязвимым для пуль и для большинства аномалий, сможет проходить сквозь стены, быть невидимым для людских глаз и систем слежения.

Невидимка – единственный мой шанс выжить и выполнить задание…

«Отдай ее мне, Зона!»

Все ближе рассвет. А чернота вокруг меня словно сгущается. Огни мертвого путника давно погасли.

Неужто я ошибся?!

«ОТДАЙ!» – почти умоляю, почти кричу я вслух. Но вокруг некому ответить.

Только остовы домов нависают справа и слева – перекошенные, зияющие огромными дырами, будто исполосованные чудовищным лезвием. И я одиноко бреду между ними – маленькая фигурка в глухой тьме.

Ориентиров больше не осталось…

Но вдруг я замираю, словно от легкого толчка в грудь. И резко поворачиваю в боковой переулок.

Я не знаю, что меня ведет. Что заставляет включить фонарик. Я почти не верю глазам. А там, в развалинах… Да, цветы! Ярко-красные бутоны посреди грязи и талого снега. Такие больше нигде не растут. Из давнего горя, из хаоса и перемолотых мясорубкой людских костей – нездешняя, неземная красота.

И это второй знак.

…Вчера Отшельник молча выслушал мой рассказ. Так, будто заранее угадывал даже мелкие подробности. Повертел в руках карточку с эмблемой и сетевым адресом «Веселой Долины». Глухо ответил:

– Кое-что слышал про то место. Даже приблизительно могу догадаться, где это.

– В какой-то из Зон?

– Если бы… У тебя не хватит сил. И фарта не хватит.

– Ты плохо меня знаешь, Отшельник.

– Я знаю, что лезть туда – все равно как совать башку в пасть живоглоту.

– Поможешь мне?

У него не меньше двадцати человек – не подростков, настоящих бойцов, закаленных в горячих точках, Зонах, бандитских разборках. А если Отшельник бросит клич – то и целая сотня наберется!

– Ты просишь послать людей на верную гибель?

Кривая усмешка расползлась по моим губам:

– Разве мы рискуем не ради общего дела?

Он уронил карточку с адресом на драную клеенку. Поднялся из-за стола и отвернулся к окну. Я знал, что он опять смотрит на припорошенные снегом развалины церкви. И ждал.

Голос Отшельника показался ровным и бесстрастным:

– Тень, мы ведь уже говорили на эту тему. У нас с Невидимой Армией – разные задачи. Вы хотите победить. А для нас главное – спасти.

– Разве это не одно и то же?

– Иногда… Но не в данном конкретном случае. Для чего тебе лезть в «Веселую Долину» – чтоб доказать, что ты не предатель?

– Предатель в нашем Центре! Из-за него гибнут люди.

– Вы сами виноваты – потому что хотите победить любой ценой.

Я сморщился.

Хотелось выругаться. Встать и уйти. Но карточка из руки мертвеца до сих пор лежала на столе. Она меня сюда привела. И отпечатанные на ней символы удерживали меня, как древнее заклятие.

– Любой ценой? – выдавил я хрипло. – А ты знаешь ее – реальную цену?

Да, Невидимая Армия не щадит ни себя, ни врагов. Но кто скажет, сколько стоит будущее для целого мира – даже если сейчас этому миру плевать на нашу жертву?

Неужто Отшельнику не под силу такое уразуметь?

– Когда товарищи умирают у тебя на глазах, ты просто идешь и завершаешь их дело. То, ради чего они жили… Какой гребаный бухгалтер способен рассчитать эти затраты?

Он обернулся и молча на меня глянул. Сухо пробормотал:

– Чтоб собрать информацию по Долине, потребуется пара дней. Но предателя найдут и без тебя – рано или поздно. Зло всегда всплывает.

– Пока я под подозрением – он в безопасности.

– Хочешь снова быть чистым перед своими друзьями? Похвально. Но мои люди не должны ради этого умирать…

Коротко и ясно.

– Спасибо за откровенность, – вздохнул я. Одним глотком допил чай и встал из-за стола. – За угощение тоже благодарю…

Прямо в окно светило утреннее солнце. Но мне оно показалось тусклым, будто день уже догорал.

– Уходишь? – нахмурился Отшельник.

– Через пару дней вернусь. А сейчас… не хочу отнимать твое время. Да и своего у меня не так много.

– Пойдешь в Саратовскую Зону?

– Такой случай нельзя упустить. Локки сказал правду.

– Ни ему, ни тебе пока не дано понимать изнанку вещей.

Меня уже тошнило от его наставлений. Но я сдержался. И, аккуратно застегивая куртку, сухо ответил:

– Ты ведь сам говорил… Мне нужна сила.

– Она бывает разной.

– Плевать!

– Даже Валкер не ввязывался в эти поиски. Считал это плохой затеей… И бессмысленным риском.

– Смысл есть всегда, – качнул я головой.

Он пожал плечами:

– Ты не все знаешь. Невидимка дает многое. Но кое-что забирает взамен.

– Что?

– Часть самого тебя.

– Теперь без разницы, – буркнул я. – Взять ее – единственный мой шанс.

А болтовня – сидит уже в печенках.

– Я буду за тебя молиться, – сказал Отшельник.

– Ну, спасибо.

– И когда вернешься… – он запнулся, словно сам не очень в это верил, – тогда мы кое-что придумаем.

Я окинул его насмешливым взглядом. Только лицо Отшельника оставалось серьезным.

– Людей я тебе не дам. Но, думаю, сумею помочь по-иному.

Проводив меня до лестницы, уже стоя в дверях, он бросил вдогонку:

– Бог по-всякому говорит с нами. Когда будешь делать выбор, всегда слушай свое сердце…

Хороший совет. Очень полезный.

Только ни хрена не помогает. Я наматываю уже второй круг вокруг поляны цветов, огненно-алых в луче фонарика. А сердце ничего не подсказывает…

И в двенадцатой тетради Валкера лишь вскользь об этом упомянуто.

Зато в легендарных байках говорили не раз – о тайных проходах, которые открываются для немногих фартовых ловкачей.

Третий знак появится там – за одним из таких проходов.

Отсюда он невидим для людского глаза. И если не найду этой чертовой пространственной дыры – я и невидимку не получу. Тогда весь безумный рывок из Подмосковья в Саратов – точно будет бессмысленным риском. Как предсказывал Отшельник.

«Накаркал, святоша!»

В это мгновение я почти его ненавижу.

Небо на востоке светлеет с каждой минутой. Когда солнце покажется из-за домов – все будет кончено. И лузер по кличке Тень безвозвратно упустит свой шанс…

Осталось меньше часа.

А пока еще не истекло время, я медленно бреду по краю цветочной поляны.

Есть среди легенд Зоны одна давняя и глупая – о ловкаче, которому удалось-таки получить невидимку. Он реально стал крутым и неуловимым. Но кроме того – злобной, безжалостной тварью, погубившей свою девушку и друзей. А кончил вообще плохо – среди людей ему не было места, потому пришлось поселиться в Зоне и стать мутантом. Там он и сгинул во время одного из выбросов.

Весьма поучительно. Жаль, что вранье…

Год назад я встретил свидетеля – старика, лично знакомого с тем фартовым ловкачом. Оказывается, и до злосчастной находки был тот трикстер не шибко приятной личностью. Хотя, возможно, обладание невидимкой испортило его до конца.

Выходит, что не прав Отшельник.

Тот, кто с самого начала шел по темной стороне, – не свернет и далее. Какой бы сильный артефакт ни влиял на мозги – разве под силу ему изменить людское нутро?

Разве стану я другим, если получу невидимку?

Забуду жалость?

Пускай!

Может, если б я был злее, если б тогда, на лесной дороге, не остановился, чтоб защитить двух наивных дурех, все сложилось бы иначе? В округе не начались бы облавы, Кида и Ромку не спугнули бы с подготовленной точки. И предатель не узнал бы наш новый маршрут.

Да, глупо гадать… Но, может, тогда бы и Ромка с Кидом были сейчас живы?

Я оглядываюсь на темно-бордовые в сумерках цветы. Они – как моя память. Выросли на кровавых ошибках…

Не надо мне такой паскудной жалости! Слишком дорого она стоит.

«Слышишь, Зона?! Отдай мне невидимку!»

Я мысленно твержу эту молитву. Вслушиваюсь в удары сердца, в дыхание ветра. И, вытянув перед собой руки, как слепой, продолжаю мерить шагами оттаявшую землю вокруг цветочной поляны.

Я должен найти чертов невидимый вход!

Я верю, что найду его… Но вдруг словно спотыкаюсь.

Потому что боковым зрением угадываю человеческий силуэт в ближайших руинах. Лишь на долю секунды возник он в оконном проеме. И уже опять растворился в сумраке.

Только ясное чувство, что за мной наблюдают, никуда не уходит.

Я стискиваю зубы.

Ну да…

Этого следовало ожидать.

Если Валкер сумел овладеть тайной, если нам с Локки и Ракетчиком удалось прочитать его записи – глупо было надеяться, что кто-то еще не узнает.

Может, и о моем прибытии стало заранее известно?

А сейчас… этот кто-то дожидается, когда же ушлый трикстер Тень откроет проход в изнанку, – такое не каждому по плечу. И когда откроет – можно тихо войти следом.

«Это ведь куда легче – догнать конкурента, прикончить ударом в спину и самому забрать невидимку…»

Я не оглядываюсь на развалины. Продолжаю идти по кругу как ни в чем не бывало. Хотя злой комок подкатывает к горлу. А руки сами собой сжимаются в кулаки.

Врешь, тварь!

Это мое. Мое по праву – как наследство Ромки и Кида. За это я и сам убью, вырву глотку любому!

«Слышишь, Зона? Ты – мой свидетель!» – еще шаг. И будто ярость туманит глаза…

Но нет.

Настоящая мгла.

Спустя миг она рассеивается. А вокруг уже совсем другой пейзаж.

Изнанка…

С удивлением оглядываюсь по сторонам. Неужели именно этим пугал меня Отшельник?

Изнанка?

«И совсем она не страшная…»

Даже наоборот. Вокруг меня тот же двор – я легко могу узнать расположение зданий. Только здесь эти дома не превратились в почернелые коробки с зияюще пустыми глазницами окон.

«Странно, даже стекла на месте! И фасады – как новенькие…»

В рассеянном свете, похожем на тот, что бывает в пасмурный день, хорошо можно все рассмотреть.

Между домами – аккуратные асфальтовые дорожки. Зеленеют кусты, травка. И никаких зловеще алых, выросших на перемолотых костях цветов.

На месте их поляны тут обычная детская площадка, аккуратные скамейки, чистенький желтый песок.

А еще тут заметно теплее. И скоро вообще должно стать горячо.

Я расстегиваю куртку и достаю из-под нее трофейный «глок». С оружием наизготовку выбираю удобную позицию за раскрашенным металлическим домиком. Семнадцать патронов в магазине – хватит, чтоб сделать решето из того, кто вслед за мной войдет в изнанку…

Я жду.

Всматриваюсь в прозрачный воздух.

Но никто не торопится идти через невидимый проход.

Криво усмехаюсь.

«Умный…» Даже слишком.

Но дурак и не сумел бы сюда добраться.

Ладно. Если он понял, что я его заметил, значит, не будет лезть на рожон. Черт с ним! Ведь времени и так мало. А я еще не отыскал третий знак.

Пора уже покинуть этот уютный дворик.

Город вокруг меня совсем не похож на территорию, искалеченную аномалиями. Но странное чувство нарастает с каждым шагом. Легкое головокружение, мурашки по спине и необъяснимая тревога…

Карабкаясь по ступеням на склоне холма, я запрокидываю голову. И вдруг понимаю, что именно не так с этим местом.

Там, у меня над головой, нет неба.

Вообще нет.

Не дымка, не туман. Не облака. А точно такой же город – только опрокинутый. С тянущимися вниз многоэтажками.

Как в моем давнем сне…

Странно. Здесь должна царить кромешная тьма. Но света более чем достаточно. Откуда? Может, от зеркальных шаров, похожих на огромные капли ртути, окруженные сияющими ореолами, они парят в воздухе высоко над крышами домов. Точно на середине расстояния между городом и его верхним двойником.

Трудно понять, что это такое. Есть лишь догадки, и абсолютно нет желания их проверять.

В одном можно не сомневаться: следующий знак – где-то рядом.

Я почти физически чувствую, как тает запас отпущенных мне минут. Без устали наматываю круги по лабиринтам пустых улиц. Отчаянно пытаюсь уловить хоть какую-то подсказку, хоть слабый намек…

Есть!

Красноватый отсвет мелькнул слева в зеркальной витрине магазина. И я бросаюсь к перекрестку. Выбегаю на проспект – там, в его конце, маячит озаренное багрянцем облако.

Третий, последний знак.

Теперь никто, ни одна тварь меня не остановит!

Я ускоряюсь, будто огромные крылья несут меня вперед. Я знаю, что по праву заслужил обещанную легендами силу и власть…

Что это?!

Каждый мой шаг начинает отдаваться вибрацией в таких незыблемых на вид бетонных высотках справа и слева. Штукатурка сыплется со стен, дребезжат стекла. Вихрем кружится осыпающаяся с деревьев листва.

Но я не сбавляю темп.

Ведь осталось совсем немного!

А земля под ногами – уже как палуба корабля в шторм. С каждым шагом встает дыбом! Идиллическая, аккуратная картина безлюдного города, словно мозаика, начинает распадаться на куски.

Смерч поднимает облака пыли.

Осколки зданий и улиц кренятся, перемешиваются в адском аттракционе. Отрезки улицы и внутренности домов образуют ступенчатые вершины и пропасти. И двигаются, непрерывно двигаются.

Будто части огромного механизма, который я невольно запустил.

Я падаю, поднимаюсь, опять бегу, прыгаю, снова падаю. И все-таки приближаюсь к своей цели.

Врешь! Так просто меня не остановить. Не запугать!

Даже теряя из виду багровое облако, я чувствую его нутром. Будто стрелка компаса где-то в сердце ведет меня сквозь нагромождение бетонных плит, сквозь хаос разлетающегося стекла и парящих в воздухе комьев земли.

Осколком чиркнуло по щеке.

Потекла кровь. А в плечо больно ударила сломанная ветка. Но я смеюсь.

Теперь, после того что пришлось одолеть, эта встряска – как дружеский привет.

Вот опять кусок асфальта провалился подо мной. Опять я повис на руках над многометровой пропастью. С хрипением карабкаюсь вверх…

Я живу!

Иду к цели. Боль и страх – ничто.

Куда хуже то, что открывается, когда взгляд случайно направляется в небо.

Там, будто в зеркале, – такое же кипение земли и бетона, бешеная лихорадка распадающегося мира. Но главное, что угадывается за тучами пыли, – одинокая фигура в синей куртке.

А чтоб ему!

Соперник…

Теперь понятно, что глупо было ждать его на детской площадке. Открытый мной невидимый проход впустил его прямиком в верхнюю часть изнанки.

Будто мой дублер, он точно так же пробирается через опрокинутый город. И идет туда, где два города, верхний и нижний, сливаются в бешеном танце бетонных глыб, – где в красноватых отсветах багрового облака ждет самый заветный приз.

Награда победителю в этой адской гонке…

Моя награда – не его!

Ярость придает силы.

Я не отдам то, что почти в руках у меня!

Теперь птицей перелетаю с одного уступа на другой, не сбавив темпа, одолеваю пропасти и уклоняюсь от проносящихся по воздуху обломков. Я не чувствую боли в ободранных руках и разбитых коленках. Не ведаю усталости. Легко проскальзываю между сдвигающимися, словно огромные челюсти, бетонными плитами. И успеваю проскочить через оконный проем за миг до того, как он рушится в пустоту.

Кажется, что еще минута, и туда же провалится весь этот безумный, рожденный изнанкой город.

Но это не важно.

Лишь одно сейчас имеет значение – сколько осталось до цели и как близко к ней мой соперник.

Иногда я бросаю короткие взгляды в фальшивое, каменное небо.

Там фигурка в синей куртке, точно как я, не ведает усталости, двигаясь через бетонно-асфальтовый водоворот. И точно так же не останавливают его вырастающие на глазах горы и пропасти.

Понятия не имею, кто это может быть. Ясно, что он не слабее.

Теперь мы идем почти вровень!

А верхний и нижний города все ближе друг к другу.

Значит, скоро нам придется сойтись в смертельной схватке. Если только я не вырвусь вперед, если первым не овладею невидимкой…

До багровой туманной завесы – теперь уже немного. Глаза слепнут от пота и пыли, в голове звенит от ударов камней, от грохота рушащихся зданий, и сердце бешено подпрыгивает в груди. Но я уворачиваюсь от куска стены, словно от огромной ладони. Запрыгиваю внутрь падающей набок высотки и по кренящемуся полу пробегаю ее насквозь – среди опрокидывающихся шкафов и сползающих диванов, среди хаоса, оставшегося от чужих загубленных жизней…

У меня лишь несколько секунд, чтоб выпрыгнуть с той стороны.

Но распахнув новую дверь ударом ноги, я вдруг цепенею. Потому что узнаю комнату.

А еще узнаю людей, сидящих за столом, – папу и маму, совсем молодых, лишь ненамного старше меня сегодняшнего. Двадцать лет назад, в новогодний вечер.

Гостиная в моей квартире, в моем родном городе…

«Где же ты ходишь, Глеб?» – хмурится отец.

А мама улыбается: «Руки помыл?»

На столе меня ждет любимый «Киевский» торт. Там – мандарины и жареная утка. Все как тогда, рельефно отпечатанное в детской памяти.

Я знаю, что это не может быть настоящим, я помню о каменном водовороте за пределами комнаты. Но тут, внутри, теплая реальность кажется почти незыблемой – и старый стол с резными ножками, и ровное пламя свечи на столе, и взгляды родителей.

«Скорее садись!»

«Извини, мама… Я не могу».

Ее глаза становятся грустными. А отец кусает губы и молча теребит бахрому дешевой китайской скатерти.

«Ты устал, Глеб, – вздыхает мама, – может, передохнешь с нами – хоть чуток?»

«Не теперь…»

Мне так хочется задержаться в этой комнате – хоть на минуту.

Или навсегда.

Я чувствую… Нет, знаю, что тут меня не достанут все проклятые чудеса Зоны. И пусть рушится к дьяволу в пасть весь призрачный город изнанки, доля секунды снаружи – здесь, внутри, легко растянется в целую вечность.

Просто сидеть за столом, чувствовать тепло маминых ладоней и слышать голос отца…

Разве не об этом я мечтал еще подростком – голодными и холодными ночами кутаясь в тряпье возле самодельной буржуйки?

Всего доля секунды – на то, чтобы вернуться домой.

Но у меня ее нет – даже этой доли…

И я делаю шаг вперед – к балконным дверям за фиолетовыми занавесками.

«Мы очень за тебя переживаем, Глеб», – говорит мама.

«Я знаю», – не оглядываюсь и все равно, будто наяву, вижу ее печальные глаза, родинку на ее правой щеке…

«Ты уверен, что не сбился с пути?» – долетает встревоженный голос отца.

Мне так хочется что-то ему сказать, но вдруг я понимаю – у меня нет ответа. Единственное, что остается, – отдернуть занавеску, распахнуть балконную дверь и прыгнуть вперед – в хаотичное мелькание каменного ада…

Бетонные блоки летят в пыльную бездну, но я перескакиваю по ним через пустоту. Уворачиваюсь от искрящего кабеля, протискиваюсь через узкий, сдвигающийся на глазах лабиринт рухнувших многоэтажек.

Верхний и нижний города перемалываются тут в одну смертельную кашу. А верх и низ несколько раз меняются местами – будто две змеи, свившиеся в одну спираль.

Я падаю, вскакиваю и опять бегу, карабкаюсь, прыгаю.

Каждый миг, каждую секунду иду у края гибели и теряю чувство времени. Лишь одно имеет значение – я должен быть первым!

И вырвавшись из облака стеклянных осколков, изрезанный, залитый кровью, я вдруг понимаю, что успел. Подхожу к обрыву над клубящейся бездной. Там, впереди, красноватая завеса, к которой я шел, – безмятежная среди хаоса, манящая…

Лишь узенький мостик из рухнувшего бетонного столба отделяет меня от нее. И на этой пыльной дорожке, перекинутой через пропасть, не видно следов.

Я оказался перед ней раньше соперника!

Осторожно пробую опору ногой – массивный столб даже не шелохнется. Значит, вперед! Я проскочу его за пару секунд…

Но цепенею у самого края.

Острая боль пронзает кожу на груди. Проклятая «татуировка»! Я почти забыл о ней. Казалось, она давно зажила, и тут, в Саратовской Зоне, я еще ни разу ее не ощутил – даже когда впереди были смертельные ловушки-аномалии. Даже когда я шагнул в изнанку…

Что же не так сейчас?

Крест Богородицы, въевшийся в мою кожу, о чем ты пытаешься меня предупредить? Какого лешего тебе неймется, жестокий и почти бесполезный дар таинственной знахарки?

Ты не помог мне спасти друзей. И от предательства не уберег…

Баба Валя говорила о «силе родной земли». Но разве я могу верить в нее теперь? Разве может указывать мне путь какой-то бестолковый узор на коже?

Я заглядываю вниз, в бездну. Там, среди пыли и темных смерчей, проскакивают голубоватые искры. Всего метров пять идти над ними – такое даже ребенку под силу…

Но я отступаю от «мостика». Иду вдоль края. И останавливаюсь там, где чуть заметная туманная полоска тянется от багрового облака.

Смерчи проходят через нее насквозь. Она чуть колеблется над пустотой. Но все-таки никуда не исчезает. Как марево, как легкая дымка… Я швыряю на нее пригоршню песка и, не задержавшись, он падает в никуда.

А потом я заношу подошву над этой туманной полосой. И делаю шаг вперед.

 

Глава 8

Нет ни Зоны, ни изнанки, ни постылых развалин с аномалиями…

Окраина Колядинска, поселка из моего детства. Где-то в стороне, за промзоной и лесом, – бывший родной город, огороженный ржавой колючкой периметра. А здесь, за покосившимся штакетником, несколько серых приземистых зданий – поселковый рынок.

Я помню, что там можно было найти все – от китайских тапочек до польского маргарина. На рынке работала мама, и я иногда прибегал к ней после школы, помогал толкать тяжелые тележки с товаром. Хозяин расплачивался со мной куском колбасы. И я торопливо съедал его в закутке за ларьком вместе с тарелкой сушеной картошки. Иногда в придачу – салат из свежих овощей. Он казался особенно вкусным – может, оттого, что был приготовлен заботливыми мамиными руками.

Я помню все ясно – так, словно это было лишь вчера.

А сегодня на рынке пусто – лишь ветер гоняет пыль и клочья старых газет.

Потому что смерть пришла из леса. Я видел накрытые простынями тела, которые грузили в машины. Красные пятна издали четко выделялись на белом… Ближе меня не подпустили.

Кажется, до сих пор на треснувшем асфальте за штакетником угадываются следы крови.

Меньше ста метров до опушки леса…

Смерть пришла оттуда. И сейчас я иду ей навстречу.

Огромные силуэты вырастают из дымки. Уже можно различить по-крокодильи вытянутые морды, уже угадываются длинные клыки…

Не знаю, кто дал им это название – псевдоволки.

Они слишком не похожи на обычных зверей – проклятые твари, порождение Сумерек. Не знаю, мутанты они или нечисть из иного мира. Главное, я должен их остановить.

Должен отомстить…

За маму!

За всех, кого они убили!

Мутные зрачки пристально следят за мной. Стая рассыпается, широкой полосой охватывая меня справа и слева.

А у меня всего лишь пистолет. Даже с разрывными пулями – недостаточное оружие для такой схватки. Удобная рукоять из термопластика кажется игрушечной.

Псевдоволки будто чувствуют мои сомнения. Скалят пасти. Обходят с флангов. Вот-вот бросятся, за считаные секунды одолев разделяющие нас метры.

Они знают, что у слабого двуногого нет шансов.

«Добыча! – жадно блестит десяток пар глаз. – Легкая добыча!»

Человеку не победить.

Значит, я перестану быть человеком…

Роняю пистолет на траву и делаю шаг навстречу оскаленным пастям.

Они недоумевающе цепенеют. Наверное, им кажется, что жертва ополоумела от страха.

Но я уже не добыча. И с каждым шагом я меняюсь – темная ненависть придает мне силы. Темная ненависть творит и заново рождает меня в этот мир.

Псевдоволки глухо рычат. Похоже, они начинают понимать.

Слишком поздно.

Я бросаюсь им навстречу. Короткими ударами сворачиваю им хребты, разрываю их пасти. Я едва ощущаю боль – стальные мышцы укрыты прочной, как броня, шкурой. Зато почти физически чувствую их страх и ярость. Такие обжигающие, что одно это способно убить.

Но что их жалкая ярость против моей?

В несколько прыжков я догоняю тех, кто оказался умнее. Сильные и жестокие твари визжат, как щенки. Только меня не обманут. Я знаю, даже сейчас они – опасная нечисть. Желающая дотянуться до моего горла…

Но что их клыки и когти против моих?

Я перешагиваю через звериные трупы. Иду вперед, и лесная опушка вдруг становится улицей города. Моего родного города, ставшего смертельно опасной Зоной. И самое худшее тут – не аномалии.

Куда хуже – двуногие, решившие взять Зону под контроль. Вот уже выходят из переулка. Я всматриваюсь в их лица – будто надеюсь отыскать там что-то зловещее. Ведь эти не похожи на Сколковского упыря. Нет, внешне они не отличаются от людей.

Хотя я видел, как в их руках медленно умирал мой отец. Как страшно и мучительно вытягивали из него жизнь.

Трое в темной униформе. Вооружены автоматами. Но главное их оружие – вовсе не это.

Растворились в воздухе! И вдруг возникли в нескольких шагах от меня.

Тот, что со шрамом на щеке, с вечной ухмылкой, затаившейся в уголке рта, подмигивает:

– Ты ведь не оставишь своего отца, мальчик?

Не оставлю. И в миг, когда, ускоряясь, превратившись в почти неуловимые тени, они бросаются на меня с трех сторон, я тоже превращаюсь в тень.

Мелькают рядом ножи. Мелькают искаженные лица высших.

Будто дикий танец, будто соревнование, награда в котором – смерть.

Я чувствую их расчетливую злость.

Но разве сравнится она с моей? И что их хищный голод против моего?

Я уворачиваюсь и бью. Прыгаю и снова уворачиваюсь. А тело обрастает чешуей с острыми краями – словно сотни ножей, способные вспарывать их регенерирующую плоть.

Один за другим упыри валятся на землю. Но на смену тут же появляются новые.

Неужто надеются меня остановить?

Неужели думают, что я не возьму свое?

Воздух пронзают пули. Тускло сверкают ножи. И распахиваются клыкастые пасти.

Упыри, бандиты, хищные мутанты…

Они накатываются волнами – со всех сторон. Но, перешагнув через трупы врагов, я продолжаю идти вперед. А великая животворящая ненависть продолжает менять мой облик.

Чем меньше человеческого – тем лучше.

Там, где властвует зверье, я сам буду сильнейшим зверем.

Я забуду про жалость, про любовь, про все, что так долго делало меня слабым. И поднимусь туда, где на горе сияет прекраснейший цветок.

Единственный приз для единственного победителя. Власть, сила и слава, скрытые в алом бутоне.

Невидимка…

Взбираться по склону. И не смотреть назад.

Прошлого нет. Есть лишь будущее, рожденное в цветке.

Те, кто владели тобой прежде, просто не умели тобой пользоваться.

Слабаки… Ничтожные людишки…

Но ведь я-то больше не человек. И потому я сумею. Надо лишь задавить в себе голос проклятой памяти. «Когда будешь делать выбор – слушай свое сердце…»

Какая глупость! Ведь у меня больше нет сердца.

Умерло вместе с Ромкой и Кидом. Или еще раньше, когда отца пытали и убивали у меня на глазах…

«Ты уверен, что не сбился с пути?»

Замолчи!

Не время сомневаться, когда до цели осталось так мало. Когда сердца давно нет. И в груди вместо него – приятная холодная пустота.

Все выше и выше – к сиянию в высоте. К огромному алому бутону, озаренному изнутри огнем. И не надо больше искать смысла. Не надо спрашивать – ради чего?

Единственный смысл там – вверху, за полупрозрачными лепестками.

И так легко идти на этот свет…

В чем дело?

Обо что я споткнулся?

Наклонив голову, смотрю под ноги и понимаю, что гора, на которую я восхожу, состоит из бетонных обломков, из мелких кусков разрушенных домов. И все это перемешано с внутренностями тех самых домов: кое-где торчат остатки мебели – именно о деревянную спинку кровати я зацепился. Тут и там выглядывает тряпье, какие-то провода, клочья одеял, одежды…

А вон торчит кукла. Заурядное пластиковое изделие с акриловыми волосами. Но почему она так привлекает внимание?

Я подхожу, выдергиваю искалеченное, оплавленное кукольное тельце. Всматриваюсь в пластиковые глаза на уцелевшей головке. И вдруг вспоминаю.

Отчетливо, как наяву.

Микулино… За сожженной школой – тела с рваными ранами на шее. А среди них светловолосая девочка, даже мертвой рукой сжимающая свое богатство – точно такую же куклу.

Я озираюсь.

Этого не может быть. Случайное совпадение…

Но будто пелена спадает с глаз. И я наконец различаю то, что казалось мелкими камнями.

Осколки костей – там и тут среди мусора, среди бетонной крошки и останков убитого города. До самой вершины, до самого сияющего алого цветка куски бетона перемешаны с человеческими костями.

И сжав в руке куклу, я сажусь на склон. Будто силы кончились, словно ноги вдруг перестали держать.

Наверное, я сижу долго – целую минуту.

«Ты уверен, что не сбился с пути?»

Я не знаю.

Голоса… Правду сказала старая знахарка – иногда они обжигают больнее пламени. Темная завеса, которая закрывала мое прошлое, растворяется, уносится с потоком памяти.

Вот что-то шевельнулось в груди. И горячее катится по щеке.

Кто я? Зачем я здесь?

Всматриваюсь в лицо куклы, будто надеюсь прочесть ответ в акриловых зрачках, надеюсь вдохнуть жизнь в изломанную фигурку… Но пластик в моих руках кажется холодным, как лед.

«Тень, помоги…»

Я вздрагиваю.

Нет, это не из памяти. Кто-то из живых – совсем рядом зовет и умоляет: «Помоги!»

Выронив куклу, я встаю. Откуда голос?

В ушах звенит, меня шатает. И опять неудержимо тянет вверх – к полупрозрачным сияющим изнутри лепесткам. Но я закрываю глаза и все-таки улавливаю направление. Медленно двигаюсь вниз по склону.

И с каждым шагом смертоносная чешуя, покрывающая мое тело, осыпается, как сухая листва.

Гулкие удары отдаются в груди и висках.

Почему так тяжело? Словно я не под гору иду, а выбираюсь из воронки. Она глубокая – глубже, чем пасть живоглота, и темная, как сердце ночи.

Пот заливает глаза. Ноги подгибаются.

«Не оглядываться… Главное – не оглядываться!»

Хотя даже спиной я чувствую, что на дне этой жуткой воронки пылает такой манящий, такой смертельно прекрасный алый цветок…

…Мне тринадцать. Я потерял тропу в незнакомом лесу. Бродил целый день и уже вечером, усталый, опустился на поваленное дерево. Даже плакать не было сил. Острая, как боль, тоска сжимала сердце. Я – один. И не только в лесу. Один – на всем свете, перед лицом наступающей черноты.

Я сидел так, пока не зашло солнце. Потом, в сумерках, смог отыскать дорогу по звездам.

Тьма надвигается и теперь. Почему же не видно звезд? И нет тропинки.

Только перемешанные с бетоном кости…

Человеческие кости под ногами. И чей-то слабый зов:

– Помоги! Пожалуйста…

Я до крови кусаю губу, чтоб не потерять сознание. И продолжаю идти на голос, карабкаться по склону. Не останавливаюсь, даже когда красноватая пелена затягивает все вокруг.

Еще шаг, еще…

И вдруг я оказываюсь по ту сторону пропасти – там, откуда начал восхождение к невидимке.

Тяжело оседаю на кусок бетонной плиты.

Перевожу дух. И понимаю, что только сейчас могу вдохнуть полной грудью. Словно там, в дымке, что-то мертвой хваткой сдавливало мое сердце.

А теперь отпустило…

Хорошо-то как!

Даже изрезанное стеклом лицо совсем не болит…

Я подношу к глазу руку – обычную человеческую руку. И понимаю, что она кажется мне почти странной – без отливающей металлом чешуи и когтей…

Стоп!

Потом будем радоваться. Где тот, кто звал меня на помощь?

Сколько ни озираюсь – вокруг ни души. Только тускло мерцает над пропастью призрачный, туманный мост. И серебристые, «ртутные» шары висят в воздухе над развалинами.

Никого…

Может, мне померещилось?

Будто в ответ на сомнения – хриплый отчаянный вопль:

– Тень! – и следом неразборчивая матерная ругань.

Откуда? Из-под земли?

Я зябко повожу плечами и поднимаюсь. После всего начнешь верить в любую чертовщину. Но сделав пару шагов, понимаю, что мистики тут мало.

Там, где был прочный бетонный столб, перекинутый через пустоту, остался жалкий обломок. Я склоняюсь над обрывом и обнаруживаю под ним человеческую фигуру. Каким-то чудом она держится на почти вертикальной стене. Вероятно, бедняга успел зацепиться, когда под ним рухнул бетонный «мостик».

И не надо гадать, как сюда занесло этого смельчака.

Знакомая синяя куртка.

Мой соперник.

Удивительно – еще недавно я готов был его прикончить. А сейчас… Сейчас я должен его спасти.

Стаскиваю с себя меховую куртку. После всех приключений на пути к невидимке от нее должны были остаться жалкие лохмотья. Но до сих пор она выглядит довольно крепкой, несмотря на свежие дыры после путешествия через изнанку. Это кажется не меньшим чудом, чем мое возвращение из красного тумана. Или все битвы с мутантами и упырями были только у меня в голове? Но почему тогда исчез пистолет, который я выронил перед схваткой с псевдоволками?

Нет времени об этом думать.

Мой соперник и так едва держится. Отчаянно стонет:

– Помоги…

Я распластываюсь у обрыва и протягиваю ему куртку.

Не слишком удачная альтернатива веревке, но свой рюкзак я оставил перед входом в изнанку, так что выбирать не приходится.

– Хватайся!

Чуть больше метра ему надо подтянуться по отвесному склону. Авось куртка не успеет расползтись и я сумею его удержать – судя по габаритам, весит он раза в полтора больше меня.

– Давай, не тормози!

Незнакомец несмело разжимает закостеневшие на бетонном выступе пальцы и тянется к спасительному меховому краю. Хватается сначала левой, потом правой рукой. Ну, давай! Для тренированного крепкого мужика – не такая уж трудная задача. Чуток подтянуться, упираясь ботинками в шершавый склон. А там, выше – еще один выступ. Если до него добраться – одним рывком реально оказаться наверху…

Ну, чего он медлит?

Не могу же я так долго удерживать на весу его сто с лишним кг!

– Живее! – я начинаю злиться.

Как этому увальню вообще удалось пройти изнанку – почти на равных со мной?

– Я… не могу, – бормочет он, словно пьяный. И я наконец, понимаю, что он ранен – левая штанина вся в дырках, будто дробью посеченная.

– Сможешь, – твердо говорю я. – Раз сюда добрался… значит, сумеешь.

Уверенность – это хорошо. Но что-то паскудное уже творится ниже, в глубине бездны – клочья тумана то и дело озаряются голубоватыми сполохами. Ощутимо пахнет озоном.

Я стискиваю зубы и начинаю понемногу отползать от края, по миллиметру втягивая его наверх. Куртка начинает трещать. А я стараюсь не вслушиваться, не думать о том, что не выдержит раньше – куртка или мои пальцы.

– Сделаем рывок на счет «три», – выдавливаю я. – Слышишь?

– Да…

– Раз… Два…

Сказать «три» я не успеваю. Ослепительная вспышка с грохотом раскалывает воздух. Меня отшвыривает в сторону от обрыва. И все-таки я не выпускаю куртку. Но, пока перемаргиваю круги перед глазами, уже ясно чувствую, что она свободно болтается в моих руках.

Твою мать! Не вышло.

Хана сопернику…

В сердцах я сплевываю песок. Курткой вытираю лицо.

– Спасибо, Тень, – долетает вдруг откуда-то слева.

Я поворачиваю голову. И наконец могу вблизи рассмотреть того, кто так долго оспаривал у меня единственный, манящий приз.

– Не за что, – кривлюсь я. И коротким броском оказавшись сверху, выдергиваю из-под его синей лыжной куртки двадцатизарядный «зигзауэр».

Отскакиваю в сторону.

– Я тебя… напугал? – скалит зубы незнакомец.

– Не люблю, когда что-то мешает разговору.

У меня ведь оставался только нож. А теперь расклад выправился. Но сил для общения все-равно пока мало. И мы молча лежим рядом на бетонных плитах – переводя дух, блаженно расслабившись.

Целых пятнадцать секунд.

– Это круче секса… Да, коллега? – бормочет спасенный. Кажется, он пытается шутить. Достает из кармана флягу, делает жадный глоток и протягивает мне.

Я тоже промачиваю горло.

Во фляге обыкновенная вода. Но сейчас она вкуснее отборного коньяка.

Приподнявшись на локте, я вглядываюсь в лицо соперника. Оно в грязи, в темных разводах – там, где грязь смешалась с потом, и в свежих ссадинах, кровоподтеках. Я уже понял, что встреча наша – далеко не первая. Но лишь теперь память начинает подсказывать остальное.

– Не узнаешь? – удивляется тип в синей куртке и утирает грязь на лице рукавом.

Я мрачно киваю:

– Ну, здравствуй, Доктор.

Что ж, крепкого соперника послала судьба.

– Здравствуй, Тень, – голос чуть изменился – может, простужен или у него здорово пересохло в горле.

Но все-таки это он – один из лучших трикстеров, можно сказать – живая легенда Зоны. Так же, как Валкер и Чахлый, – основатель братства. Только Валкер пропал без вести, Чахлый не на шутку расхворался, а Доктор – живой, здоровый. И даже вполне упитанный.

С последней нашей встречи заметно набрал вес, как-то расплылся, округлился, стал похож то ли на китайскую статую Будды, вдруг отрастившего короткую бороду и усы, то ли на персонажа читанной в детстве книжки про милого безобидного волшебника.

Внешность вообще бывает обманчива.

Безобидность – это ведь точно не про него. И буддийским смирением в темных пристальных глазах даже не пахнет. В апреле стукнуло ему сорок пять – возраст немаленький, но, думаю, в братстве до сих пор не сыскать ловкача с таким фартом. И таким звериным чутьем на товар.

Раньше мы не были конкурентами. Близкими друзьями – тоже. Но я всегда его уважал. А однажды он серьезно меня выручил.

Правда, многое с тех пор изменилось. И братство уже не то, и Доктор последние годы в Зоне бывал редко. Зачем рисковать семейному человеку, успевшему сколотить миллионное состояние?

Разве что ради невидимки…

– Ты взял ее? – негромко уточнил Доктор.

Он произнес это почти без интереса. Но я без труда уловил жадный блеск в его зрачках. Врать не было смысла:

– Не захотел.

– Что? – округлил он глаза. И даже приподнялся от такой новости. – Просто не сумел – скажи честно!

– Лучше ты ответь – зачем тебе невидимка?

Он хмыкнул:

– Спроси еще, на фига мы таскаем товар!

– А правда, на фига, Доктор?

– Тебя контузило? Невидимка – королева артефактов.

Да, то, чего никто не видал, но о чем все мечтают, мало задумываясь о цене. Я раздраженно кивнул:

– А ты не думал, почему Валкер, который в совершенстве умел различать знаки, так и не принес ее из Зоны?

Доктор улыбнулся. Сел, прислонившись к куску железобетона, и вдруг сказал:

– Хороший был день… Не сейчас – десять лет назад, у Сахарного Дола. Когда один неплохой трикстер спас зеленого новичка от обманки. И помог ему взять первый большой куш.

– Я помню.

– Так какого дьявола пудришь своему крестному мозги?! Валкер, упокой его душу, вообще был со странностями. Но ты – другой, – он въедливо подмигнул и даже погрозил пальцем. – Я вижу насквозь. Только блаженный откажется от власти и силы. Хочешь меня одурачить, как последнего сопляка? Ты ведь ее взял, правда?

– А если ради власти и силы надо идти по костям?

Несколько секунд он молча, зло прищурившись, смотрел мне в глаза. Потом вскочил, несмотря на раненую ногу, и бодро заковылял вдоль обрыва. Прямиком к туманному «мостику» через пропасть:

– Надо же, как элементарно… Почему я сам не догадался?

– Стоять! – хрипло приказал я. И прицелился в него из «зигзауэра» – знаю эту модель, даже с предохранителя снимать не надо, достаточно крепко обхватить пальцами рукоятку.

Он оглянулся – с легким презрением:

– Тебе-то что? Сам ведь говорил – тебе она без надобности. Кишка тонка – да, Тень?

– А ты… Не боишься отрастить когти и клыки?

– Смешно. Пока я схожу – придумай еще пару анекдотов.

– Поверь, Валкер не ошибался. Игра того не стоит!

Он витиевато выматерился и глухо добавил:

– Игра только начинается… Неужели думаешь, что отступлюсь?

Не отступится – теперь, пройдя через все, перед главным призом в своей жизни. Это я знал точно. В другом не был уверен. У первого владельца невидимки хотя бы хватило сил исчезнуть из мира людей, навсегда уйти в Зону. А хватит ли сил у Доктора?

Вдруг ему понравится собирать цветы, растущие на костях?

– Еще один шаг, и я всажу тебе пулю между лопаток!

Он засмеялся:

– Для чего ты меня спас – чтоб прикончить?

– Даже не сомневайся.

– Станешь стрелять в спину? В безоружного? Для этого – ты слишком хороший ловкач… – сказал и шагнул к призрачному «мостику».

Мой палец сдавил спусковой крючок, передавая в руку холод металла – глубоко, почти до сердца…

И замер.

Нет, я не передумал, хотя целился не в спину, а в здоровую ногу Доктора. Просто красноватое сияние, озарявшее туман впереди, вдруг погасло. И сразу бесследно исчез призрачный мостик – тот, что вел над пропастью к дымчатой стене.

Невидимка опять стала невидимой…

– Из-за тебя! – со злостью прорычал Доктор. – Все из-за тебя!

Наверное, он бы на меня бросился – не чувствуя боли, как раненый медведь, всеми своими ста двадцатью килограммами – если б не нацеленный в него «зигзауэр».

А я, хотя и не опускал пистолет, думал уже об ином.

Что теперь случится с изнанкой?

Еще выбравшись из марева вокруг алого цветка, я заметил, что удары и гул от хаотического движения расколотого города стали заметно тише. А сейчас там вообще ничто не шелохнется. Даже облака пыли над каменным лабиринтом начинают понемногу оседать. Не слышно и треска электрических разрядов.

Гнетущее безмолвие повисло над всей изнанкой. И чувствую – это еще хуже царившего ранее грохота.

По сути, сейчас единственным источником звука оставался Доктор:

– …Трусливый болван! – вот самый мягкий эпитет из его длинной фразы.

Я поморщился. Неужели до него еще не дошло?

– Пора нам отсюда убираться.

Он сплюнул:

– Вот и иди на хрен!

Нет, так вопрос не стоял. Главное, успеем ли мы добежать до выхода?

– Счастливо оставаться, – сухо попрощался я.

И торопливым шагом двинулся в обратную сторону.

Каменный лабиринт, в который превратился город, – не то место, где могла сохраниться исходная детская площадка. Но направление я приблизительно помнил.

Метров через сто услышал за собой шаги.

В этот раз Доктор не звал на помощь – сам упорно карабкался через застывший бетонный хаос. Только иногда долетали сопение и негромкая матерная ругань.

Думаю, ему нелегко с покалеченной ногой взбираться по гладким стенам и протискиваться сквозь узкие щели, через которые я сам едва проскальзывал.

«Так тебе и надо!» – подумал я с раздражением. Но еще через десяток шагов все-таки остановился.

Присел на бетонную плиту, терпеливо ожидая, пока он одолеет разделявшие нас метры.

Драгоценное время уходило.

Я знал, что глупо задерживаться. Даже самые строгие ревнители трикстерских понятий согласились бы, что я за него не в ответе. Более того, он сам нарушил неписаный кодекс – когда ринулся в открытую мною изнанку, когда попытался выхватить артефакт у меня из-под носа.

Но сейчас, кусая губы, я его ждал.

Хотя и сам не мог себе ответить – зачем? Может, оттого, что есть на свете кое-что и кроме понятий.

– Давай руку! – сказал я, когда он появился внизу, перед грядой из кусков бетона. Он угрюмо засопел, ничего не ответил. Сам попробовал вскарабкаться, съехал вниз, морщась от боли, и только после этого принял помощь.

Какое-то время мы двигались молча.

Он хромал все сильнее, но старался справляться сам. Лишь изредка опирался на мою руку.

Еще метров через пятьдесят он остановился. Опустился на камень, морщась и массируя ногу. Я терпеливо ждал.

Он махнул рукой:

– Иди… Я сам.

– Ты не успеешь.

– А так не успеем оба. Глянь вверх!

Но я уже и без него видел. Торчащие вместо неба куски верхнего города понемногу опускались ниже. А серебристые «ртутные» шары, висевшие уже почти на одном уровне с железобетонными «горами», заметно тускнели.

С каждой минутой тени вокруг сгущались.

Спектакль почти кончен. И горе зазевавшимся зрителям…

– Пошли! – скомандовал я, почти силком взваливая его руку себе на плечо.

По застывшему хаосу пробираться легче. Мы шли вперед, я кое-как находил ориентиры, и точка назначения становилась все ближе.

Холодная голова – вот доблесть трикстера, так меня учил отец. Даже вдвоем с Доктором у нас еще есть возможность вернуться. А когда впереди показалась сильно искореженная, но до сих пор узнаваемая лестница с детской площадки – я понял, что шансы не так уж малы.

– Поднажмем, – процедил я. И очередной подъем мы одолели почти без заминок, как заправские альпинисты.

Потом, кривясь от боли, Доктор проковылял до вздыбленного куска асфальта, тяжело сел. А я стал наматывать круги вокруг гнутой стали, до сих пор радующей глаз веселенькой желтой раскраской.

– Ты уверен, это то место?

– Уверен, – буркнул я.

Но минута шла за минутой – и ничего не происходило.

Ни холода, ни тепла, ни марева, ни дымки… Никаких намеков на портал, через который я вошел. И через который так надеялся покинуть изнанку.

Доктор сочувственно следил за моими попытками. Наконец не выдержал и озвучил то, о чем я сам начинал догадываться:

– Вход не обязательно должен быть выходом.

Я мрачно оглянулся, а Доктор пожал плечами:

– Иногда фарт изменяет. В любом случае спасибо за помощь… и за игру.

Нет, он не шутил. Сейчас был совершенно серьезным и казался намного старше своих сорока пяти – как древний, припорошенный пылью Будда с седоватыми усами и бородой.

Я качнул головой: «Игра? Сам же говорил – она только начинается…»

Хотя Доктор прав. Что значит вход в изнанку, даже если он уцелел в каменном шторме?

Об этом не сказано в тетради Валкера. Но и так ясно – тот, первый обладатель невидимки, не возвращался старым путем. Зачем? Скорее, без труда покинул изнанку, пользуясь обретенным даром.

А те, кто не обрели, – просто никому уже ни хрена не рассказали…

Я присел на камень.

Опустил веки, пытаясь сосредоточиться, пытаясь хоть что-то придумать. Но вместо свежих мыслей откуда-то из глубин подсознания вдруг выполз непобедимый зверь в смертоносной чешуе. Выполз и ехидно подмигнул: «Неужели там, в красноватом тумане, ты сделал неправильный выбор?»

Я сплюнул.

И услышал рядом задумчивый голос Доктора:

– Что ж, в любом случае стоило попробовать… Скажи хоть, как невидимка выглядела?

– Огромный алый цветок на вершине горы.

– Красиво, очень красиво…

Я мрачно посмотрел в глаза бывшему сопернику:

– А знаешь, на каких удобрениях выросла эта красота?

– Чего тут гадать? – усмехнулся Доктор. – Все Зоны когда-то были нашими городами. И удобрения – везде одинаковы.

Да, он знал. Но такие подробности его давно не впечатляли.

Прав был во многом Отшельник. Невидимка бьет по мозгам – дурманит, как наркотик, ведет вперед, не оставляя выбора, затягивая, словно в темную воронку. Но в зверя превращает не она.

Что ж такое случилось с миром – еще до взорвавшихся мю-коллайдеров? Если даже Доктор, в сущности, не злой человек, готов идти к цели, не замечая, что там хрустит у него под ногами?

Я посмотрел вверх.

Каменное небо медленно опускалось. И «ртутные» шары, теснившиеся уже совсем рядом с вершинами развалин, казались тусклыми, будто погасшие звезды.

Вместо пасмурного дня наступали настоящие сумерки.

Доктор запрокинул голову и вздохнул:

– Да, солнышка теперь не увидим. Но, может, это и лучше…

– Чем лучше?

– Честнее. Только в детстве не различаешь полутонов. А когда доживаешь до моих лет, осознаешь: день и ночь – просто иллюзия.

– А что реальность?

– Сумрак. Один сплошной сумрак… Свет и тьма давно заключили договор. И оставили нам только это.

– Дешевая болтовня… – буркнул я.

– А ты не повзрослел за десять лет. Хотя тогда ты мне верил. Поверь и сейчас: мы все неотделимы от этого сумрака – и трикстеры, и высшие, и даже ненавистный тебе питерский клан… – Он качнул головой, всматриваясь в каменное небо. – Ни света, ни тьмы…

Мне захотелось выругаться. Обложить многоэтажным сгущавшуюся пелену, крикнуть проклятие миру, где зло и добро сплелись в один клубок, смешались, будто в помойной яме. Миру, где я не хочу жить. И умирать тоже не хочу.

Но кускам вздыбленного асфальта и обломкам железобетона было все равно. А Доктор глянул на меня с едкой усмешкой.

Он давно уже решил для себя, давно понял порядок вещей.

Я прочитал все в его глазах. И выдавил ответную улыбку.

Ведь то был его затхлый мир – не мой. В моем – еще ждал целый океан тепла, света и бесконечная высота, по ту сторону холода и тьмы…

…Я опустил веки. Вспомнил, как поднимался по зеленому склону. Отчетливо, будто наяву, увидел стройные ряды – влево и вправо, и впереди – до самого горизонта…

Больше чем армия. Сильнее холода, забытья.

От всех времен, от разных народов. Воины в доспехах и крестьяне, вооруженные топорами. Мирные пахари и профессиональные солдаты. А больше всего бойцов и командиров – в пилотках и фуражках с красными звездами.

Бесконечными рядами – знаменосцы, победители. Миллионы защитников и героев…

Я чувствую их взгляды – те, что обжигают больнее пламени.

Кто я?

Простой ловкач, столько лет за деньги таскавший из Зоны товар. Ни особой веры, ни настоящей любви… И все-таки я прошу у них помощи. Не ради себя.

Ради тех, кому я поклялся.

Чтоб до конца одолеть этот длинный, трудный путь.

Фарт все-таки кончился.

Сам я уже не выберусь из западни. Все предрешено – так считает Доктор. И мое чутье, хваленое чутье, столько раз помогавшее ускользать из пасти судьбы, балансировать у самого края – оно не в силах подарить даже тень надежды…

Я встаю с камня.

Смертельный сумрак сгущается кругом. Только я вижу иное.

Сверкающее солнце в бескрайней синеве. И плотные ряды – до самого горизонта. Трудно, почти невозможно выдержать их взгляды.

Но я смогу.

Все, что мне надо, – хоть малая доля их силы, хоть немного живой памяти моей земли…

– Чего ты там бормочешь? – удивился Доктор. – Молишься? Что ж… самое время.

Я пошевелился, стряхивая оцепенение.

Ничего не изменилось. Ни во мне, ни снаружи.

Я все еще был внутри изнанки. И даже татуировка на груди, животворный Крест Богородицы, когда-то принесший мне исцеление, сейчас молчал. Никаких подсказок, намеков на выход…

Я грустно усмехнулся.

Что ж. Однажды мне уже сделали щедрый подарок. У меня был шанс многое исправить.

И я его бездарно профукал.

Верхний и нижний города почти сблизились, соприкоснулись вершинами бетонных гор – как две огромные, шершавые ладони. Уже долетает треск камня, гудит асфальт под ногами. Верх и низ скоро сольются. А мы с Доктором останемся между ними…

Кусок бетона падает совсем рядом.

Я отступаю в сторону. А Доктор равнодушно сидит на месте – наверное, ему не хочется тревожить ногу в последние минуты.

Я отчаянно оглядываюсь по сторонам.

Никаких знамений.

То есть скоро все кончится…

– Без толку дергаться, – бормочет Доктор.

Я не отвечаю. И делаю еще шаг – прямо навстречу нарастающему потоку камней с ближайшей вершины. Они катятся, падают, почти задевая мои кроссовки. А я стою, запрокинув голову, – пытаюсь разглядеть то, что едва угадывается в тускнеющих блесках больших «ртутных» капель…

Проклятие! Погасли.

Будто-то кто щелкнул рубильником.

В кромешной тьме оборачиваюсь к Доктору:

– Там, наверху… Ты успел заметить?

– Что заметить? – недоумевает он.

Но объяснять некогда. Удача! Теснящиеся между верхними и нижними развалинами шары опять тускло вспыхивают. Я всматриваюсь долю секунды и хрипло приказываю:

– Идем!

– Куда?

Хватаю его за плечо и, несмотря на солидные габариты Доктора, почти волоку его за собой. Он матерится, хромает, но не сопротивляется. Только бормочет:

– Что там?

Не видит.

Ни хрена не видит. Значит, объяснять бесполезно. Да и нет времени!

Мы карабкаемся по обломкам бетонных плит, перешагиваем через торчащие куски мебели, через клочья одежды и барахла, взбираемся все выше и выше – навстречу опускающемуся каменному небу. В этом нет логики – будто мы сами торопимся навстречу гибели.

Доктор ругается.

А я молчу.

Ведь если расскажу, он подумает – я спятил от страха. И начал видеть призраков.

Как еще объяснить девичью фигуру у самой вершины искусственной горы?

Она смотрит вниз, машет рукой. И кажется, я почти узнал ее, почти могу различить платье или тунику, стянутую поясом на талии…

Свет опять гаснет.

Доктор спотыкается обо что-то и громко матерится. Но даже во тьме мы продолжаем упорно лезть вверх по склону.

И через пару секунд шары зажигаются – будто перегорающие лампочки, в четверть накала…

На вершине никого нет.

Я изумленно моргаю. Не могу поверить своим глазам.

Поднявшись наверх, озираюсь.

Никого…

Неужели я и впрямь начинаю сходить с ума?

– Ну? – морщится Доктор, вглядываясь в такую близкую крышку нашего огромного каменного гроба. – И на фига ты меня сюда притащил?

Я без единого слова топчусь кругами, меряю шагами вершину.

Если я еще не псих, если это все же была подсказка… Что именно хотели мне сообщить?

Вокруг нет и намека на портал – ни дымки, ни дрожания воздуха. Вообще ничего приметного – эта гора, будто из неровных кубиков, сложена из обломков обычной панельной многоэтажки, тут и там торчат куски арматуры, выглядывает какое-то тряпье…

Склон дрожит под ногами.

С грохотом начинает рушиться соседняя вершина. А совсем уже рядом надвигается та, что вот-вот припечатает нас сверху.

– Извини, я не тороплюсь… – шепчет Доктор и делает шаг вниз по склону.

– Сюда, живее! – сухо приказываю я.

Он смотрит на меня почти с испугом.

Да, думаю, со стороны я кажусь буйным сумасшедшим. И нет логики в том, что я тянусь к такому близкому теперь «ртутному» шару. В обхвате эта хрень не менее полутора метров. Когда-то я сталкивался с подобным, и опыт был не самый приятный. Но сейчас…

Сейчас это единственное, на что могла намекать девушка-призрак.

Моя рука в перчатке вздрагивает – я жду, что поверхность шара будет обжигающей, как расплавленный металл.

Только она просто теплая – наверное, там внутри догорают последние капли энергии. Еще она жидкая – как густой кисель…

Рука свободно проходит через гладь шара, он подергивается рябью. Я чувствую, как что-то начинает мягко тянуть меня внутрь. И протягиваю вторую руку, делаю глубокий вдох.

Склон подо мной начинает ползти, осыпаться. Каменное небо все-таки надвинулось – огромная ладонь опускается сверху.

Но когда опора почти уходит из-под ног, я успеваю оттолкнуться и прыгнуть вперед – навстречу ртутно-блестящей поверхности…

 

Глава 9

Тьма. Вспышки.

Искры? Звезды?

Полет через пустоту…

Кажется, кто-то невидимый на меня смотрит – оценивающе, внимательно. Будто пытается что-то обо мне понять.

Да, я – тот еще тип, адреналиновый наркоман, расчетливый циник… И просто упрямый дурак.

Но мне нужен… так нужен еще один шанс.

Чтоб все не кончилось на половине пути. Чтоб не стала бессмысленной гибель Кида и Ромки.

Ведь тогда победит рыжий упырь…

Нет!

Так не должно, так не может быть.

Я вздрагиваю, чувствуя бешеные удары сердца.

Как стоять, как быть миру, в котором побеждают упыри? Как не провалиться ему в удушливую бездну?

Еще рывок.

И тьма вдруг расступается. Я вываливаюсь в сумрак, падаю на что-то твердое. Жадно хватаю ртом свежий морозный воздух.

Сначала все плывет перед глазами. Но едва пелена спадает – как чудесное знамение, я различаю над крышами домов лучики звезд. А в другой стороне – светлеющее перед рассветом небо.

Отдышавшись, встаю, оглядываюсь по сторонам. Пытаюсь понять, куда именно меня забросило? Похоже, я до сих пор в Саратовской Зоне. Только, по-моему, далековато от поляны цветов, где я вошел в изнанку и оставил свой рюкзак.

Хотя черт с ним!

Я смотрю вверх – на ту неразличимую область в воздухе, из которой сам недавно вывалился. Успел Доктор увидеть путь к спасению? Успел ли метнуться вслед за мной к «ртутному» шару?

Я жду.

Но проходит целая минута, и воздух даже не шелохнется.

«Неужели раненая нога ему помешала?»

Я ежусь – то ли от морозца, пробирающегося через дырявую куртку. То ли от того, что ясно представляю, как верхний и нижний города с грохотом сходятся, расплющивая развалины. Возможно, на данном этапе Доктор еще будет жив – если сумеет забиться в какую-то щель.

Только вряд ли он станет это делать. Мало радости быть заживо погребенным…

Зачем оттягивать?

Ведь потом… Никто не знает, что будет потом. Даже Валкер в своей тайной тетради об этом почти не писал.

Скорее всего, изнанка с хрустом начнет сжиматься в огромный комок, где бетон перемешан с землей, асфальтом и домашним скарбом, где расплющенная людская плоть почти незаметна, словно ушедшая в песок капля.

«Интересная физическая задача», – сказал бы Ракетчик. Он любил такие нюансы. Он бы обязательно красочно рассказал, как все будет уплотняться – сперва до размеров дома, потом – до футбольного мяча. И наконец стянется в точку-сингулярность, затерянную где-то среди молекул морозного воздуха, того самого, что я сейчас вдыхаю…

Но я не Ракетчик. Мне плевать на сингулярности.

Я всматриваюсь в сумрачную пустоту между домами. Я до сих пор жду. И, как наяву, вспоминаю того веселого, фартового трикстера, на которого когда-то хотел быть похожим. Того, кто спас меня от обманки. Кем я искренне восхищался.

И того, кто за эти годы так сроднился с сумраком, что давно разучился верить в свет…

Минута идет за минутой. Воздух остается прозрачным. И не дрожат звезды на утреннем светлеющем небе.

«Ничего, кроме сумрака?» – я поднимаю воротник куртки. И отворачиваюсь.

Что ж, Доктор, похоже, твое желание исполнилось…

Я уже готов уйти из этого двора – тем более что за ближайшими домами возникло неприятное голубоватое свечение. «Еж? Или что похуже…» Но напоследок я все-таки оглядываюсь. И цепенею, сперва не понимая, в чем дело.

Потом подпрыгиваю и хватаюсь за кисть руки – торчащую прямо из воздуха на высоте более двух метров. Я почти повисаю на ней.

Через секунду вслед за рукой с хриплым вскриком вываливается остальное. Доктор падает на мерзлую землю, чуть не придавив меня увесистым телом, – я едва успеваю уклониться. И тут же приседаю рядом, вглядываюсь в его лицо.

Он жив, но пока не замечает ничего вокруг – только тяжело дышит.

Я жду. И наконец уточняю:

– Цел?

В ответ – тихая, но витиеватая матерщина. Доктор делает решительную попытку подняться.

Я усмехаюсь, подавая ему руку. А что ему, такому кабану, сделается!

– Пошли отсюда.

– Погоди… – шепчет он. Хромая, делает пару шагов, приваливается к кирпичной стене. – Дай хоть оклематься…

Нет, маячить на виду не стоит.

Я оглядываюсь на приближающиеся голубоватые отсветы и киваю в сторону дверного проема:

– Переждем…

Входим в подъезд – тут давно сгорело, обрушилось все что можно, и даже крыши не осталось – через огромные дыры заглядывает восточное светлеющее небо. Зато внутри можно осмотреться, не рискуя влезть в какую-то смертоносную гадость…

Присаживаемся.

Ждать приходится недолго.

Через пару секунд снаружи долетает характерное шипение. Я не пытаюсь выглядывать, но и так знаю: опираясь на синеватые огненные язычки, во двор выкатился еж.

Не самое поганое творение Зоны. Сам уйдет – надо просто не высовываться…

Ага. Шипение понемногу слабеет…

Готово.

Затихло. И отсветов не осталось.

Я встаю. Но Доктор качает головой:

– Не дергайся.

– Времени мало.

– Ничего… Главное, район мне знакомый, – он остается на месте – баюкает раненую ногу. И бормочет: – Шестнадцатый сектор, до периметра рукой подать. Считай, мы уже выбрались…

Я вспоминаю, что во внутреннем кармане куртки у меня завалялась капсула-инъектор с промедолом. Редко кто использует такое в Зоне – мозги должны оставаться ясными.

Но, наверное, теперь можно.

Отдаю ему обезболивающее:

– Вколи половину.

– Спасибо, – бормочет Доктор. И вкалывает целую дозу через дырку в штанине.

Поднимает на меня глаза:

– Знаешь, а я ведь было решил – все… Честное слово – даже с женой и детьми мысленно простился.

Я молчу. Кажется, ему хочется выговориться – так иногда бывает. Но мне не до болтовни – сейчас я думаю о об оставленном рюкзаке и мотоцикле, спрятанном километров за пять отсюда.

– Скоро рассветет, – напоминаю я.

– Удивительно, – кивает Доктор, – мы полезли в изнанку перед рассветом, бродили там минимум несколько часов, а такое впечатление, что здесь прошло не более минуты.

– Да, – сухо киваю я, – сам знаешь, время в Зоне – особая категория…

– И не только в Зоне. Десять лет прошло – с той нашей встречи, а кажется, будто один день…

– Мне пора, – почти невежливо перебиваю я. – Ты ведь сможешь сам отсюда выбраться?

Он, морщась, встает. Едва не падает. Хватаясь за стену, виновато объясняет:

– Нога как деревянная. И голова кружится…

Я кусаю губы. Этого только не хватало. Реакция на промедол? Или контузия так проявилась?

Самым разумным было бы просто развернуться и уйти – авось отлежится, оклемается. В конце концов, это не беспомощный инвалид, а один из лучших трикстеров, хоть и слегка помятый жизнью и временем.

Но я все-таки взваливаю его руку себе на плечо:

– Пошли…

Мы пересекли двор. Я притормозил, оглядываясь. Места не совсем чужие – только бывал я тут слишком давно. А с таким «балластом» и вовсе трудно маневрировать…

– Будешь подсказывать дорогу.

– Без проблем, – улыбнулся Доктор. Что-то слишком он веселый – промедол точно шибанул по мозгам.

Мы вышли на улицу, одна сторона которой почти целиком заросла фиолетовой плесенью. Едкий характерный запах висел в воздухе, а побеги жадно подрагивали, когда мы проходили мимо.

– Здесь налево, – предупредил Доктор, когда мы поравнялись с перекрестком. И вдруг добавил:

– Тень, ты меня извини…

– Уже.

– Нет, ты не знаешь, за что, – пробормотал он. – А я ведь хотел тебя остановить – еще там, у поляны цветов. Хотел сказать, что невидимка все равно не решит твои проблемы.

– И чего ж не остановил?

– Я знал, что ты обязательно придешь, я ждал. Несколько часов. И пока ждал – думал…

– О чем?

– О том, что это последний мой шанс, – выдавил он с усмешкой.

Мы подошли к пустырю, тусклые утренние звезды над которым дрожали в мареве дробилок. Пока ковыляли обходным путем, Доктор молчал.

Но я и так все знал – как он сам пытался открыть проход в изнанку. Как шепотом матерился, обходя по кругу поляну с выросшими среди мерзлой земли цветами. Пытался… и все-таки не сумел. А заметив меня, не смог побороть искушение. Выждал, пока я справлюсь, и проскользнул вслед.

Почти банальная история…

– Теперь напрямик, – махнул рукой Доктор.

Мы кое-как миновали то, что когда-то было огромным торговым центром. Когда спускались по обвалившейся стене, Доктор чуть не упал. Я успел его удержать. А он скривился:

– Считаешь меня старым никчемным дураком, да? Может, и прав… Но ты должен знать – невидимка затягивает хуже наркоты.

– Я знаю. А ты не прибедняйся. В этой гонке ты почти меня сделал.

Он кивнул, пряча довольную ухмылку. И указал на развалины то ли клуба, то ли ресторана с уцелевшей ржавой вывеской «Белуга»:

– Тут малость передохнем. Тихое место…

Мы вошли. Доктор тяжело опустился на подоконник. Глянул на восточное светлеющее небо и вдруг буркнул:

– Чего ж ты не спрашиваешь, откуда мне было известно?

– О том, что я приду? А хрена тут гадать – это ведь ты кинул Локки инфу о появившихся знаках…

Все просто – рыбка не могла не заглотить наживку.

Он повернул голову, щуря свои без того узковатые глаза. И негромким, почти вкрадчивым тоном перешел к главному:

– Тогда, наверное, догадываешься – ради чего я сюда притащился?

– То есть невидимка была тебе совсем до лампочки? – простодушно улыбнулся я.

– Можешь считать – совместил приятное с полезным. Но ты зря так радуешься. Уцелеть в Зоне бывает легче, чем за периметром…

Ага. Вот и главное.

– Спасибо за напоминание, Доктор. И ради этого ты полез к дьяволу в пасть? Напрасно…

Он пристально на меня глянул:

– Может, и нет.

Я вздохнул:

– Локки уже передавал мне предложение авторитетов. Оно меня не заинтересовало…

– Авторитетам тоже далеко не все известно.

Я отвернулся, морщась.

На что трачу время? Ведь мог бы еще до рассвета успеть к спрятанному мотоциклу…

– Название «Микулино» тебе что-нибудь говорит?

Я вздрогнул – будто морозом дохнуло в самое сердце. И молча посмотрел на Доктора.

Его голос казался ровным, почти бесстрастным:

– Местный клан там хорошо порезвился… Уцелевшие пару недель боялись возвращаться. А сейчас – вернулись.

Вот как?

Я зябко передернул плечами. Из памяти, как наяву, выплыло наполовину обгорелое лицо девочки – той, что никогда уже не вернется.

Мне захотелось встать и уйти. Оборвать этот идиотский разговор. Но я не двинулся с места. Просто прислонился спиной к закопченному оконному проему. И сухо уточнил:

– На фига ты мне об этом рассказываешь?

– Думал, тебе будет интересно…

– Мне не интересно!

– А знаешь, почему вернулись жители? Потому что ОКАМ уничтожил верхушку местного клана. И перебил бандитов – тех, что уцелели после общения с тобой.

В выгоревшей комнате то ли клуба, то ли ресторана стало тихо. Так тихо, что я услышал свое дыхание. Смог разобрать далекий гул мясорубок из горячего, вечно беспокойного нутра Зоны. А еще – раздражающее царапанье ногтя Доктора по вмятому боку фляги.

Я усмехнулся:

– Что ж, война кланов – добрая новость. Люблю, когда упыри уничтожают упырей.

– Настоящая война – только на подходе, – качнул головой Доктор. – И в ней питерский клан – единственная наша надежда.

– «Наша»? А ты ничего не перепутал?

– Я ведь тебе говорил: свет и тьма – абстрактные категории. В реальной жизни полно полутонов.

– Добро и зло – тоже абстракция? – Я со злостью плюнул. – Знаешь, Док, когда нечисть, гребаный мутант у тебя на глазах вырывает девушке горло – становятся пофиг любые, самые чудесные оттенки…

– А ты знаешь, что дядю этой нечисти, областного губернатора, сняли и отдали под суд?

– Вранье!

– Нет, правда. Они больше не собираются покрывать даже своих.

– Что, – выдавил я ухмылку, – для питерского клана настолько запахло жареным?

– Иногда мне кажется, что не было этих десяти лет. Что ты так и остался талантливым, но зеленым щенком…

– А в кого превратился ты, Док?

– В толстого неуклюжего увальня – зато с мозгами в отличие от тебя. Тень, ты хоть иногда смотришь новости? Знаешь, что творится в мире? Неужели не понимаешь, что станет с Россией, когда грянет новая война кланов?

– Одна война уже была, – пожал я плечами. – Когда в начале Сумерек они дрались за власть. Пока люди валялись с синдромом и гибли миллионами – эти твари делили страну.

– Да, делили… И верх взяли те, у кого сохранились мозги. Я не стану говорить, что они добрые существа. Но они – точно разумные…

– Вообще не люди!

Он сморщился, словно глотая кислую ягоду:

– А смогли бы люди без них поддерживать хоть какой-то порядок, уничтожать хищных мутантов и понемногу одолевать хаос? Ты сам знаешь ответ. Пока большая часть человечества едва выживала, именно они, высшие, неподвластные синдрому, сохранили цивилизацию.

– Давно ли ты полюбил упырей?

– Ты не ловкач – ты упрямый идиот.

– До свидания, – вздохнул я, поднимаясь с грязного подоконника. – Тут уже рядом. Думаю, сам доковыляешь…

Быстрым шагом я двинулся к выходу.

– Постой, – сердито сказал он. И захромал вслед с неожиданным проворством. – Весь мир живет по этим правилам, Россия не может быть исключением. Потому что ее съедят!

– А ее и так жрут, – процедил я сквозь зубы.

– Программа «эвакуации» была уступкой младшим кланам – иначе бы их не удалось обуздать. Временной уступкой…

– Программу отменят?

– Да, если в грядущей схватке мы заключим союз с питерским кланом – единственным, для которого мы не просто пища. И для которого будущее страны не пустой звук!

– Смешно. Ты сам-то веришь в свои слова? Упыри перестанут убивать, а псевдоволки начнут щипать травку?

– Питерские считают – вполне достаточно, чтобы погибали уголовники, всякие отморозки… Вроде уничтоженного тобой Вараввы. Но чтобы это случилось – им придется одолеть остальные кланы. Понимаешь? Без нашей помощи они не победят!

Я сошел по ступеням и остановился, выжидая, пока Доктор меня нагонит. Я всмотрелся в его лицо – уже хорошо, рельефно различимое в светлеющих сумерках.

– И ради этого святого союза надо освободить рыжего упыря?

Нет, ни один мускул не дрогнул у Доктора. В отличие от моего бывшего друга Локки он прекрасно знал, какой «груз» я должен отдать:

– Именно так – Анатолия Борисовича надо вернуть питерским…

Мне захотелось крикнуть от ярости.

«Как, Доктор? Почему?!» Ты, кого я столько лет уважал, и злобное рыжее чудовище – как получилось, что теперь вы в одной связке? Что ж такое случилось с нашим миром?!

Но кричать было глупо. Глупо и бессмысленно. Тем более что мы – все еще в Зоне, метров за шестьсот от периметра. И я просто стоял посреди грязной улицы с треснувшим, вздыбленным асфальтом, между мертвых домов с черными пустыми окнами. Слушал частые удары своего сердца и всматривался в неподвижное лицо Доктора.

Наконец глухо процедил сквозь зубы:

– Ты сам-то понимаешь, за кого вступаешься?

– Понимаю…

Пару секунд мы молча смотрели друг другу в глаза. И неподвижная «буддийская» маска его лица понемногу начинала оплывать – как воск над огнем.

Наконец он опустил глаза. Мрачно выдавил:

– Я все знаю… сколько тысяч людей он сожрал… знаю, что его именем теперь пугают детей в окрестностях Сколкова. Но главное…

Доктор не успел договорить. Я схватил его за плечо и потащил за собой.

Облако желтого тумана, вынырнувшее из бокового переулка за его спиной, надвигалось стремительно, как дым на ветру. Только ветра не было. А Доктор едва мог бежать. Проклятие! Если б это был кто-то полегче – я бы просто взвалил его себе на спину…

Все ближе. От едкого запаха уже щиплет ноздри.

Я не оглядываюсь, но и так знаю – сухая трава вдоль улицы съеживается, чернеет на глазах, обугливаются тонкие веточки на уцелевших деревьях.

Сейчас главное – добежать до перекрестка, метнуться влево, насколько успеем, чтоб зацепило только по касательной…

Проклятие!

Я застываю на миг перед вырастающей на глазах желтой пеленой. Откуда-то изнутри она подсвечена голубоватым мерцанием. Смертельно красивая картинка отпечатывается в мозгу. А ноги уже сами ведут вправо.

Собственно, иного пути для нас не осталось – желтый туман сейчас охватил весь микрорайон. И лишь единственный просвет еще угадывается впереди в конце боковой улицы.

– Быстрее, Доктор!

Он хромает все сильнее. Я буквально волоку его за плечо – метров двадцать. Потом он отталкивает мою руку и тяжело приваливается к стене дома.

Долю секунды мы смотрим друг другу в глаза. Слов не нужно – все ясно без них. Он срывает с шеи серебряный крестик и сует мне в ладонь:

– Передашь…

Я не спрашиваю, кому? – и так знаю. Но все же не двигаюсь с места. Хотя пелена становится гуще. Просвет впереди сужается с каждой секундой.

Доктор матерится, толкает меня ладонью. А я вглядываюсь в пространство за его плечом. Сосредоточенно хмурюсь. И наконец выдавливаю:

– Там, в развалинах, – линза.

Доктор озирается – кажется, он еще не понял.

– …Она перебросит нас через туман, – объясняю я почти уверенно.

Куда увереннее, чем есть на самом деле.

Обломок стены за несколько шагов от нас и правда искажен, будто в кривом зеркале.

Доктор кусает губу – наверное, пытаясь в уме оценить расклад. Если повезет – нас перекинет до самого Змеиного болота, идущее снизу тепло не дает ему замерзать, и посадка будет относительно мягкой.

Даже с десяти метров.

А если везения не хватит…

Доктор решительно двигается к искаженным очертаниям зубчатой стены, мне на ходу машет рукой:

– Беги, еще успеешь…

– Уже нет.

Просвет в конце улицы, метрах в ста от нас, затягивается туманом. И островок чистого воздух вокруг тает на глазах. Когда-то в подобной ситуации мне удалось отсидеться на верхнем этаже панельной высотки.

Только здесь высоток не осталось…

И мы делаем шаг к линзе, чувствуя комок тошноты, подкатывающий к горлу. Это нормально, «вестибулярка» играет – точь-в-точь как во время полета на поганом «кукурузнике»…

Я помогаю Доктору вскарабкаться по груде кирпича. Кажется, что до линзы еще пара шагов. Но искаженное пространство умеет обманывать. И долей секунды спустя меня швыряет вверх.

Какое-то мелькание… Радужные круги перед глазами… Перекошенное лицо Доктора… Моя рука, до сих пор судорожно вцепившаяся в его плечо…

Кажется, я успеваю ощутить испуг. Не за себя – за свое сердце, которое словно провалилось куда-то вниз, в темную пустоту.

А потом я и сам проваливаюсь – не в пустоту. Во что-то теплое, мягкое, черное.

Воняющее дегтем…

…Светлую лодку медленно несет по темной реке. Берегов не видать, они где-то там – за плотной пеленой. Сколько ни вглядывайся – никаких ориентиров. Я пытаюсь грести, но весла едва удается двинуть в странно густой воде. Толчок… Еще толчок! Болят руки, я взмокаю от напряжения, а лодка даже на сантиметр не отклоняется к невидимому берегу. Как будто неумолимая сила продолжает катить ее вниз по темной реке…

В отчаянии я роняю весла.

Столько усилий, и все напрасно. Такой длинный путь никуда не привел. Ради чего рисковал я жизнью?

Ради чего сгинули товарищи?

Не осталось сил. И надежды не осталось…

Я закрываю глаза, будто сам хочу раствориться в густом тумане. Но вдруг чувствую – кто-то еще есть в лодке.

Я поднимаю голову. И цепенею.

А Ромка Шепилов глядит на меня внимательно, строго.

Он бледный, очень бледный. И на нем – та самая, пробитая пулей, синяя футболка.

Я приоткрываю рот, только язык словно прилипает к небу. Целых пять секунд Ромка смотрит на меня, а я даже не могу шевельнуться. Наконец хрипло выдавливаю:

– Прости…

Он не отвечает. Лишь глядит на меня с немым укором, с болью. И темное пятно медленно расползается по его синей футболке.

– Прости… – отчаянно повторяю я, – отсюда нельзя выбраться…

Ромка молчит.

Потом так же молча встает, перешагивает через борт лодки и уходит – уходит по воде. Гладь под его ступнями в кроссовках едва колышется, а туманная пелена медленно растворяет фигуру.

Как завороженный, я смотрю вслед. Вскакиваю, бросаюсь за ним. И с головой проваливаюсь в черную, воняющую дегтем бездну…

Вверх!

«Ромка!»

Глотнуть воздуха.

«Ромка! Не оставляй… меня…»

Воздуха! Воздуха! Хотя бы пронизанного стальным привкусом Зоны…

– Надеюсь, она лечебная, – буркнул Доктор, отплевавшись от грязи.

– Сто процентов… – Я выбрался на твердую почву рядом и сел на травку – мягкую, свежую, несмотря на глубокую осень. Тут, в округе Змеиного болота, не водится никаких змей. Зато теплые потоки воздуха круглый год бьют из трещин. Это удобно – можно даже скинуть куртку и просушиться.

Плохо, что умыться тут реально только в старой луже. Хотя вообще грех жаловаться.

Я достал из внутреннего кармана платок – замечательный светлый платок, подаренный чудесной девушкой, – и утер свою кое-как промытую физиономию.

– Удачная нам попалась линза, – буркнул Доктор, вытираясь полой куртки. – А однажды в Нижегородской Зоне…

– Солнце вот-вот взойдет, – сухо напомнил я.

– Подумаешь, оно всегда всходит… Портки сперва просуши!

– Свои суши… – отмахнулся я.

Теперь-то ему нетрудно будет обойтись без моей помощи. Даже минуту задерживаться не стану. Здесь метров пятьсот до периметра. И километра полтора-два до ближайшего блокпоста полицаев – мимо них как-то приятнее топать в сумерках.

– Стой! – почти испуганно окликнул Доктор.

– Что еще?

– Верни то, что взял.

Я молча достал из кармана тускло блеснувший серебряный крестик на потемневшей от времени цепочке, аккуратно положил на кирпич. Сделал шаг, и вдогонку долетело – на этот раз почти требовательно:

– Мы еще не закончили разговор!

– Я закончил.

– Это тебе кажется…

Опять?

Я сморщился.

Почти то же чувство, как перед желтой дымкой, подсвеченной изнутри голубоватым мерцанием… Но дымка была позади – прошла мимо и развеялась на пространстве Зоны. А это…

Это все еще оставалось со мной.

Я развернулся и глянул на его замызганную физиономию:

– Черта им лысого, а не рыжего упыря! Так и передай…

– Дело не в них. Дело в нас!

– С чего бы так?

– Проиграют они – и мы останемся одни против низших кланов. Против тех, кто убивал в Микулино, – без союзников.

– В гробу я видал таких союзников… Хуже все равно не будет!

– Будет. Вспомни, что творится на Украине.

Угу. Безупречный аргумент. Все помнят лужи крови на площадях Киева и Донецка, помнят толпы вурдалаков, средь бела дня устраивающих охоту на улицах украинских городов.

Это реально паскудно. Даже думать о таком невыносимо…

Только при чем тут рыжее чудовище?

– Столько лет эта нечисть бегала по лесам, втихомолку жрала людей, и родному клану было на него плевать. А сейчас… без него им просто край? Убийца вдруг оказался великим воином? – я сплюнул в сердцах. – Скажи, Док, тебе самому не противно это повторять?

– Мне известно, что жизнь рыжего – ключ к огромному резервуару силы.

«Вранье!» – чуть не крикнул я в ответ.

Вранье! Ведь я до сих пор чувствовал взгляд Ромки – так ясно, будто сейчас он стоял рядом. А еще я знал, что рыжий упырь – наша «отмычка», та, что откроет портал в Зоне № 9. Один из питерского клана… Этого они испугались, суки?

«Вранье!»

Ведь там, за порталом, – Алена, девушка Ромки. Там – тысячи других, ставшие расходным материалом в жуткой, нечеловеческой игре.

Неужели приславшие Доктора надеются, что я смогу об этом забыть?

«Вранье!» – бешено стучало внутри, заставляло сжать кулаки и зубы. Будто мне опять было семнадцать и лишь вчера я встретил живую легенду Зоны. Человека, которому раньше так верил и который сейчас со спокойным лицом повторял:

– Вот цена нашего с ними союза. Цена, которую мы обязаны заплатить…

Он говорил и говорил – хладнокровным, уверенным тоном. И звучало это вполне правильно, логично.

А я стоял – сжав кулаки, щурясь, как от ветра… И в голове у меня звенели слова Отшельника: «Когда будешь делать выбор – всегда слушай свое сердце…»

Что ж, свой выбор мы с Доктором уже сделали. Именно это разделило нас крепче каменной стены. Будто невидимая преграда выросла до самого неба. И пусть через нее можно перекрикиваться, можно ругаться матом, выпуская ярость.

Главного – уже не изменить…

– Послушай, Док, – расцепил я зубы, когда поток его красноречия наконец иссяк, – мы не договоримся.

– Почему?

– Просто я люблю солнышко. И ненавижу сумрак – с детства.

Развернулся и двинулся вверх по склону холма. А Доктор крикнул вслед. Кажется, что-то смешное – о том, что теперь он не даст и клочка мха за мою жизнь…

Пусть не дает.

Мне по барабану…

Я шагал, больше не оглядываясь. Даже когда голубоватые вспышки озарили округу и воздух раскололи удары электрической бури.

В Саратовской Зоне это нормально, как дождь осенью. А судя по задержке между вспышками и ударами грома – буря надвигалась неторопливо, давая время добраться до периметра.

Где-то там, у меня за спиной, молнии били в уцелевшие деревья, в торчащие над развалинами куски арматуры. Дотла выжигали фиолетовую плесень и остатки желтого тумана. Взрывали, расплескивали таившиеся в тумане голубоватые искорки.

Электрическая буря несла Зоне очищение.

И внутрь ко мне тоже приходила ясность – чистая, как безоблачное небо.

Союзников у меня не будет. Невидимая Армия и братство уже одинаково считают меня предателем. Друзья… те, что живы, – теперь перекочевали в разряд бывших.

Но разве это меняет главное? Пока жив хоть один участник группы – операция продолжается…

И не важно, что ноги едва двигаются от усталости. Я просто передохну и пойду дальше.

 

Глава 10

Небо впереди светлело с каждой минутой. Только ржавой колючки периметра пока не видать. Склон холма круче уходил вверх – он тоже был порождением Зоны, земля вздыбилась тут как раз в день, когда рванули мю-коллайдеры.

Но все-таки иные запахи витали теперь в воздухе – дуновение свежего ветра доносило ароматы трав, чистое дыхание степи. Пробираясь между хаотично торчащими кусками асфальта и полуобвалившимися домами, я уже отчетливо слышал чириканье воробьев.

Сумерки – поганое время. Но есть в них волшебная пора – это минуты перед рассветом…

И пофиг, что «татуировка» на груди понемногу начинает ныть.

Все равно ведь нет другого пути.

Поля дробилок – налево от холма. Жучиные логовища – направо…

– Здравствуй, Тень! – долетело откуда-то сбоку.

Я оцепенел на мгновение. И повернул голову.

Автоматное дуло пристально глянуло мне в лицо – из ближайшего оконного проема.

Я усмехнулся. И слегка попятился, отступая за бетонную плиту.

Теперь затвор щелкнул с другой стороны.

– Не дергайся!

Ясно. Обложили.

Их так много, что сейчас они уже не считали нужным прятаться. Человек восемь вывалило из развалин – впереди, справа и слева.

Даже в сумраке я многих узнал – ведь помнил их не первый год. А они хорошо знали меня…

В сущности, глупо было ждать чего-то другого. Не зря же Доктор привел меня именно сюда. И уж конечно, не в одиночку ему решать задачу, поставленную перед целым братством…

– Ну, здравствуйте, ребята.

– Медленно положи пистолет на землю!

До чего ж сухо и конкретно.

Прищурившись, я всматривался в их лица – кое с кем не раз доводилось сиживать на дружеских сходках в Глуши, обсуждать цены на товар, запивать эту беседу сталкеровкой. А сейчас… Сейчас я сам был для них товаром – чем-то вроде особо редкого артефакта.

Хотя и не первой свежести. После всех приключений – даже по-настоящему разозлиться не осталось сил.

Я взвесил доковский «зигзауэр» в руке – двадцать патронов, больше двух на каждую грешную душу.

– Извините, ребята… Пистолет мне самому пригодится.

– Не делай глупостей, – качнул головой Макаронник. – У тебя нет шансов.

– Это у вас нет шансов… Нет шансов взять меня живым.

Он скривился, из-под насупленных бровей пронзая холодным взглядом. И буркнул:

– Кому нужна твоя жизнь? Отдай груз – и все будут довольны.

– Не все, далеко не все… Но кое-кого я с собой заберу – это обещаю точно!

Хриплая ругань прилетела в ответ. Колыхнулись зрачки стволов. И задрожали пальцы на спусковых крючках.

Только Макаронник казался спокойным:

– Наверно, ты не в курсе достижений медицины? Хорошая порция нанококтейля – и мозг будет жить еще целый час – даже после того, как мы сделаем из твоего тела решето. Вполне достаточно, чтоб получить информацию…

– Попробуйте, – сухо кивнул я.

Он мрачно улыбнулся.

Повисло натянутое, как струна, молчание… Целых несколько секунд – только скрип сухой деревяшки где-то на ветру. Прежде чем откуда-то из-за моей спины не донеслись тяжелые шаги. И следом – раздраженный знакомый голос:

– Всем опустить стволы, придурки!

Угу, как же без него?

На физиономиях спецгруппы прочлось что-то вроде недовольства. Понятное дело, кому ж охота делиться трофеем?

А массивная фигура Доктора вдруг выросла рядом и встала между ними и мной:

– Хватит! Вы что, забыли, кто мы? Мы все!

– Это ты, наверное, забыл, – зло сплюнул Макаронник. – Забыл, что из-за таких, как он, подставляющих братство, – нормальным ловкачам не стало жизни.

– Хренов воин за правду! – скривился Комар. – А спросил он у нас – нужна нам его правда?

– Вижу, что не нужна… – кивнул я.

– Волчина ты, – вздохнул Макаронник, – волчина по жизни – готов рыскать сутками напролет. Ни дома, ни семьи… Гребаный борец за счастье! А про нас ты подумал? Про тех, кто хочет нормальной, сытой жизни?

– Баксов тридцать у меня завалялось – подкинуть тебе на хлебушек?

– Видишь, Док?! Он еще издевается! – взвился Комар. – Да, нам есть о ком заботиться в отличие от тебя. Мы – люди простые. Нам без разницы, какая власть – хоть питерские, хоть нью-йоркские, пусть хоть вся страна провалится к живоглоту в брюхо! Жалеть будем не страну, а своих детей.

– То есть чужих – не жалко?

Несколько голосов ответили яростной бранью – через которую отчетливо долетел лязг автоматного затвора.

– Тихо! – рявкнул Доктор. – Здесь нет святых, но и мерзавцев нет! Мы связаны братской клятвой. И мы обязаны договориться…

– Братство его исключило, ты забыл? – хмуро шевельнул черной бровью Макаронник. – Все авторитеты за это проголосовали… И ты – тоже.

– Я просил дать мне хотя бы три дня.

– Давно истекли, – усмехнулся Комар.

– Не гони пургу! Авторитеты собирались позавчера…

– Это ты гонишь. А мы вторые сутки здесь торчим! И еще человек тридцать наших кантуются вдоль периметра.

– Я вас сюда не приглашал.

– А нам плевать на твое приглашение. Есть среди авторитетов нормальные люди, которые растолковали, куда и зачем ты намылился…

Доктор качнул головой:

– Вот и дайте мне время все уладить – хотя бы до среды…

– Тебя контузило? Сегодня – четверг!

Доктор растерянно оглянулся. А я вдруг понял, почему рассвет так и не наступил, пока мы болтались в изнанке. Трикстеры, караулившие отступника, сказали правду: пока мы гонялись за невидимкой, тут, в нормальной Зоне, прошло ровно пять суток. И значит, отведенный срок давно миновал.

Я криво усмехнулся, прикидывая, сколько раз успею выстрелить – хотя бы полмагазина в рожи бывших товарищей. Будет ли мне их жаль? Наверное.

А еще гадко, тошно и противно.

Но они сами сделали выбор. Я их сюда не звал…

Доктор обернулся и пристально посмотрел мне в глаза. Несколько секунд это длилось – целую вечность.

Потом он отвернулся. И глухо, так, будто каждое слово давалось с трудом, озвучил:

– Извините, ребята, – я вам его не отдам.

Трикстеры молча, угрюмо стояли с оружием наизготовку. Пока Макаронник первым не расцепил зубы:

– Ты спятил, Док?

– Если хоть чуть меня уважаете – дайте ему уйти.

– Покажет, где груз, и пусть топает на все четыре стороны.

– Вы ведь знаете – он не отступится.

– Мы – тоже. Он подставил братство!

– Нас всех подставили. И не сейчас – намного раньше. В день, когда по всей земле гробанулись мю-коллайдеры…

– Это философия, Док, – раздраженно почесал небритую щеку Макаронник. – А у нас тут все конкретно.

– Хорошо, – кивнул Доктор, – будет конкретно!

Он вдруг попятился, спиной ко мне, и в правой его ладони обнаружилось что-то очень похожее на…

Прежде чем я успел сообразить – вспышка озарила улицу. Не голубоватый разряд электрической бури, а ярко-красный огонь.

Багровая слеза. Артефакт редкий, но действенный.

Словно посреди улицы лопнул сияющий шар, а мы с Доктором оказались в самом эпицентре. В ушах зазвенело, радужные пятна запрыгали перед глазами.

Досадно. Но тем, по кому ударила красная волна, сейчас намного хуже.

Я моргнул, всматриваясь через пелену.

Восемь ловкачей лежали среди кусков треснувшего асфальта. Неуклюже подогнув конечности, запрокинув головы – у некоторых текла из носа кровь. Хотя это не главное. Главное – автоматы вывалились у них из рук.

– Ничего, – прошептал Доктор. – Оклемаются… – Он хотел еще что-то добавить.

Не успел.

– Ах ты гад! – заорал кто-то сзади. И почти одновременно воздух расколола длинная очередь. Я прыгнул в сторону, разворачиваясь в полете, вскидывая «зигзауэр».

Но Доктор среагировал раньше.

Два коротких пистолетных хлопка почти затерялись в раскатистых громах «АКМ». И вдруг все затихло.

Фигура в камуфляже метров за двадцать от нас уронила автомат, накренилась и рухнула – затылком на бетон.

Я бросился к ней – короткими перебежками между кусками бетонных плит. «Багровая слеза… Мертвая зона радиусом чуть более метра. И область поражения – до двадцати…»

Там, за пределами этой области, вполне мог быть кто-то еще. Каждое мгновение я ждал нового выстрела. Пригибаясь, всматривался во мрак за оконными проемами мертвых домов.

Но вместо выстрела услышал только чьи-то торопливые шаги. Они уже удалялись – в сторону периметра Зоны. Обманул, сумел проскочить мимо по развалинам!

– Док, он слева! – крикнул я, разворачиваясь, бросаясь вдогонку.

Только Доктор не вскочил на перехват. Вместо этого он до сих пор сидел на асфальте, неловко подогнув ногу.

Я подбежал и увидел, как из-под его левой руки, прижатой к боку, неровными толчками вытекает что-то темное.

– Вот глупость, – слабо выдохнул Доктор, – все-таки зацепило.

В предрассветных сумерках у крови неяркий цвет…

Я метнулся к лежавшим без сознания ловкачам. Распотрошил их рюкзаки, вытащил бинт, вату, медицинский пластырь. Отыскал инъектор с «нанококтейлем», промедол.

Ножом разрезал на Докторе футболку. Рана оказалась сквозная, и я прямо в нее вколол все, что было, – двести кубиков «нанококтейля». Потом залепил все пластырем и кусками ваты, сверху замотал бинтом.

Но это так, половинчатая мера – внутреннего кровотечения даже «коктейлем» не остановишь.

– Спасибо, – шепнул Доктор. – И уходи.

– Тебя бы в больничку. Иначе…

– Скоро здесь будут полицаи.

Угу, до ближайшего поста – менее двух километров. А бывшие «братья» могут успеть еще раньше. Ведь беглец знает самый короткий путь.

– Уходи, – вздохнул Док и тихо выругался. – …Чего ждешь, долбаный ты идиот?! – Он с усилием приподнял руку и прицелился в меня из миниатюрного «Глока-26», того самого, что я не заметил в изнанке, что все время был при нем.

– Вали, пока я не передумал.

Палец Доктора лег на спуск. Только я знал, что он не выстрелит. И еще несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. Потом он безвольно уронил руку с оружием:

– Прощай, Тень.

– И ты прости…

Я медленно поднялся, забрал один из трофейных автоматов, перекинул брезентовый ремень через плечо, запасной магазин сунул в карман и двинулся вдоль улицы.

Вершина холма – совсем близко. До нее оставалось несколько шагов, когда сзади раздалось:

– Ну, почему… почему?

Я обернулся. Пару мгновений смотрел на его фигуру, неуклюже привалившуюся к куску бетонной плиты. И тихо ответил:

– Просто я поклялся. Дал слово.

Он шевельнулся недоуменно:

– Какое еще… слово?

– Самое крепкое на свете – слово трикстера.

Доктор засмеялся. Потом закашлялся и глухо выдавил:

– А разве ты – трикстер? Ты – идиот. Вали с моих глаз!

Я молча двинулся вверх по улице. И вслед долетело:

– Чтоб попасть в «Веселую Долину» – свяжись с начальником охраны клуба «Медведь». Скажешь, от меня – десятилетний должок… Запомни, десятилетний!

– Я запомню.

– Только конченый дурак туда полезет… Но ты – именно такой! Я в тебя верю, Тень…

– Спасибо, Док, – шепчу, не оглядываясь.

Вершина холма осталась позади.

Я ускоряю шаг. Сворачиваю в переулок, обходя заросли фиолетовой плесени. Пробираюсь через развалины супермаркета «Тройка» и по заросшему кустарником склону спускаюсь к ручью. По дороге одолеваю периметр – покосившиеся столбы со свисающей ржавой колючкой.

Разумеется, никакая сигнализация давно не работает. Но я застываю, вслушиваясь, прежде чем выйти на открытое место.

Район слишком поганый, чтоб кто-то из полицаев вздумал тут караулить. Да и окамовские патрули не осмеливаются сюда лезть. Ржавый проволочный забор давно только на бумаге числится преградой.

Деньги на его ремонт, на восстановление сигнализации успешно разворованы. И в негустом лесу впереди скорее нарвешься на аномалию, чем на двуногого с автоматом.

А вдруг ради меня сделают исключение?

Я до рези в глазах всматриваюсь в серую предрассветную картинку. И, отмерив еще десяток шагов, подхожу к ручью.

Вода тут чистая, а горле пересохло. Присев на корточки, я зачерпываю ладонью и жадно пью ледяную прозрачную влагу.

Кажется, что вместе с ней в меня вливаются силы. Удары сердца становятся редкими и ровными. Я смогу, я выберусь…

Одно худо – в моем отражении чудится лицо Доктора. Будто он опять пристально смотрит мне в глаза. «Какого дьявола!» – хочется крикнуть в темную глубину. Я сделал для тебя все что мог. Даже больше!

Кто виноват, что теперь нас разделила невидимая стена? Что бы изменилось, если бы я сумел тебя вытащить?

Да ни хрена!

Отчего ж так муторно на душе? Отчего?!

Сколько ни вглядывайся – отражение не даст ответа. Все призрачно, зыбко – там, в глубине…

Только вкус ледяной воды остается реальным. И расплескав свой отраженный силуэт, я опять делаю глоток.

Влага проходит внутрь, а я цепенею. Различив кое-что еще в отражении, медленно поднимаю глаза.

Нет, это не фантомы, не игра усталого ума – все ясно и реально, до мороза по коже. Аккуратно, стараясь не делать резких движений, я тянусь к брезентовому ремню, на котором висит заброшенный за спину «АКМ».

Одна секунда, чтоб сорвать его с плеча. И еще мгновение, чтоб успеть вскинуть ствол, посылая длинную очередь – прямо в оскаленные пасти псевдоволков.

Целый миг – это так много.

А их четверо – здоровых тварей, внимательно следящих за каждым моим движением. Вероятно, спустились на водопой из леса на той стороне ручья…

Неужели изнанка достала меня даже здесь?

Как я мог не услышать? Увлекся разборками с совестью?

«Док был прав – идиот!» – проносится в сознании, пока пальцы сами рвут с плеча автоматный ремень. Будто в замедленной съемке, я вижу могучие лапы, бросающие в воздух ближайшего ко мне псевдоволка.

Два метра над узким руслом…

И падая назад, я понимаю, что не успею прицелиться. Уже нет. А значит, пули не попадут в мутные «гляделки» зверя – самое уязвимое его место.

Длинный грохот выстрелов раскалывает воздух. С истошным визгом псевдоволк летит в ручей, холодные брызги разлетаются в стороны. Вторая очередь – более меткая! Следующий, как подрубленный, валится на том берегу.

И оружие в моих руках замолкает.

Я лихорадочно рву из кармана запасной магазин. Мне даже удается его прищелкнуть и передернуть затвор – в миг, когда оскаленное чудище смертельной тенью падает сверху…

Грохочет автомат.

И тяжелая туша едва меня не придавливает. Полумертвая, скулящая – с кровавыми отметинами на черном.

Хотя я так и не успел нажать спуск!

Откатившись вбок, прикрываюсь телом издыхающего зверя. Четвертый, последний псевдоволк уже торопливо уносит ноги, ныряя в кусты за изгибом ручья. А я угадываю на краю леса темный силуэт.

Не зверь – человек. То есть одно из самых опасных существ.

Несколько секунд мы целимся друг в друга. Потом я опускаю оружие и медленно встаю:

– Спасибо за удачный выстрел!

– Не за что, – долетает в ответ. – Честно говоря, думал, ты нарисуешься метров на пятьдесят левее.

Я не верю своим ушам:

– Ты? Откуда?

– Да просто гулял мимо. И четверть часа назад услыхал пальбу.

– Гулял? Поганое место ты для этого выбрал.

– Хватит маячить, топай сюда! – в сумраке белеет овал его лица. Кажется, там улыбка.

Только мне не до смеха. Неужели и он – один из охотников на «предателя»? Что дальше – опять будем выяснять отношения? Или снова стрелять?

– Зачем ты здесь? Уходи… – бормочу почти умоляюще.

– Так встречаешь друзей? – удивляется Локки и добавляет куда-то в сторону: – Типичное хамло из Зоны. А ты не верила!

Да, он не один. Из густой тени мне навстречу уже шагнула вторая, хрупкая фигура:

– Глеб… – долетает робкий голос.

– Катя? – По скользким камням я перепрыгиваю ручей. Поднимаюсь по склону.

– Глеб! – бросается она мне на шею. – Прости… Ради бога! Почти неделю тебя не было, и я…

Молча киваю. Сам виноват – бросил девчонку караулить фургон с чудовищем. И оставил ей свою записную книжку – на случай, если не вернусь. А в книжке записаны многие сетевые координаты – в том числе друзей.

Настоящих. И бывших…

Левая рука обнимает девушку, я чувствую, как бьется ее сердце, чувствую тонкий аромат пшеничных волос. Но моя правая – снова сжимает рукоять «АКМ»:

– Локки, ты ведь понимаешь… Я не отдам тебе груз.

В светлеющем сумраке блестят его веселые карие глаза:

– А Ракетчику отдашь?

– Что? – бормочу я растерянно. Перевожу взгляд на Катю. – Ты… неужели, все им рассказала? И привела к фургону?

– Видишь? – констатирует Локки. – Он не только хамло, он еще и тормоз.

Я слегка отстраняю девушку, забрасываю «АКМ» на ремень за спину. Качаю головой:

– Здесь не будет никакого навара. Такое не для тебя.

Лицо Локки становится хмурым.

– Хочешь меня разозлить? Прошлый раз мы друг друга не поняли. Хоть сейчас не будем тратить время на глупости!

– Это не ваша с Ракетчиком боль. И не ваша тропа…

– Иногда тропы сходятся.

Мы смотрим друг на друга – без единого слова. И оба поднимаем глаза в небо, на восток – оттуда идет нарастающий гул. Вертолеты?

Плохо. Обычно они боятся летать так близко к Зоне…

– Пора на колеса, – бормочет Локки.

– Езжайте. А я без «мотора»…

– Какие проблемы? – щурится он. – Мы тебя подвезем.

Несколько десятков шагов в глубину леса, и там действительно обнаруживаются два мотоцикла.

– Ты умеешь водить? – удивленно спрашиваю у Кати.

– Чуть-чуть…

– Прибедняется, – без тени сомнений говорит Локки. – Вообще ты гад – скрывал от нас такую девчонку!

Она улыбается. Но я чувствую ее волнение.

Садимся на «Хонду», я проверяю бензобак – больше половины. Катя обхватывает меня руками, крепко прижимаясь к моей спине – так, будто еще не верит, что я сумел вернуться из-за периметра.

– На север едем – вдоль Петровской трассы, – уточняет Локки.

– Солнце уже всходит, – качаю я головой, – Там будем как на ладони.

– Отсюда нет другого пути.

– Есть – на северо-запад. Через Мертвую Пустошь…

Он оборачивается и изумленно смотрит на меня несколько секунд. Наконец выдавливает:

– Ты уверен?

Хороший вопрос. На который я не рискну ответить. Только в одном можно не сомневаться:

– Это единственный шанс уйти от вертолетов.

Гул моторов все ближе. Нет, совсем не случайно поднялись они в воздух.

Локки молча кивает.

– Идешь за мной – колесо в колесо. – Я направляю мотоцикл влево.

Сотню метров двигаемся наискосок, потом сворачиваем к опушке, идем напрямик, пока лес не расступается. Впереди кустарник, одинокие развалины маячат у горизонта. И утренние звезды дрожат в мареве над полями дробилок.

Я заглушаю двигатель. Внимательно всматриваюсь, прикидывая нашу траекторию. Я знаю, что впереди не только дробилки. Там, за полуобвалившимся сараем, пространство искажено линзой. А в трещинах асфальта кое-как сохранившейся дороги чернеет что-то поганое.

И это лишь с краю. Один дьявол ведает, сколько подобных сюрпризов ждет впереди: бьющие из-под земли столбы белого огня, спрятанные в траве зубастые глотки, невидимые издали электрические завесы.

Мертвая Пустошь не считается Зоной. Но все равно гиблое место – даже для пешего путника.

Тем более для дикой гонки на мотоциклах…

Доктор сказал, что верит в меня. И мои товарищи – тоже верят. Погибшие и живые.

«Хватит ли у тебя сил, чтоб поднять эту ношу?» – опять звучит в памяти пытливый голос знахарки.

Я закрываю глаза, прислушиваясь к себе. И «татуировка» на груди постепенно наливается теплом.

Я должен быть спокойным и сильным. Очень сильным…

Поднимаю веки и опять смотрю вперед.

Да, это кажется безумием. Но нет иного выхода – кроме как спастись и победить.

А еще я знаю, что мы не одни.

Оглядываюсь вправо и влево – они сейчас рядом. Девушка-воин на белом коне. Лейтенант-пограничник на трофейном мотоцикле. И бывший десантник на пробитой пулями «Хонде».

Окутанные светлым ореолом. Вечно живые. Как звезды и ветер, как земля под ногами. Родная земля…

Я вижу все отчетливо – до вздрагивающих волосков в гриве белого коня. Он нетерпеливо бьет копытом. Девушка взмахивает мне рукой. А угрюмый фермер и лейтенант в фуражке с зеленым околышем кивают и ожидающе всматриваются.

Я киваю в ответ.

Первый красный луч рождается на востоке. И вместе с солнцем оттуда идет совсем близкий вертолетный гул.

Вслушиваясь, я шепчу:

Будь наготове, Всюду рыщет стража! Линия крови Путь тебе укажет.

По-моему, так было в любимой Ромкиной песне?

Все точно. Линия крови наших товарищей. А еще память нашей земли – та, что всегда с нами, что горячей волной смоет любую усталость и боль…

– Чего ждем? – нервно бормочет Локки.

Я оглядываюсь – горизонт уже пылает алым огнем. Тает сумрак. И кажется, что нам не укрыться от приближающейся по воздуху смерти.

– Глеб, мне страшно, – вздрагивает Катя.

Мягко касаюсь ее руки:

– Ты ведь помнишь, я – трикстер, я умею делать невозможное.

Теперь пора!

Запускаю двигатель и, выжав газ, бросаю мотоцикл вперед…

Ссылки

[1] Трикстер – от англ. trickster, дословный перевод – «ловкач».

[2] ОКАМ – Отдел по Контролю за Аномалиями и Мутантами.

[3] «Сталкеровка» – спиртовая настойка на сером мхе . Обладает слабонаркотическим действием.

[4] Lucky boy – счастливчик ( англ. ).

[5] «Песня о далекой Родине» из фильма «Семнадцать мгновений весны», стихи Роберта Рождественского.