Глава 1

Чей-то нудный голос ворвался в сон:

– …Сегодня у нас в гостях глава издательского дома «Русский воротила», главный редактор журнала «Гламур» Андрей Мысков.

«Проклятый телевизор…»

Я перевернулся на другой бок и с головой накрылся одеялом. Но голоса все равно долетали из соседней комнаты:

– …Андрей, хотелось бы поговорить с вами о таком понятии, как «высшие», о том, что оно значит в нашей жизни…

– Сразу замечу – мне не нравится этот термин! От него за версту разит мутантофобией.

– Даже так?

– Рассуждая вульгарно, если есть «высшие», значит, большинство оказывается «низшим»? Отсюда вытекает непонимание, даже неприятие… Отсюда рукой подать до злобной клички «упыри»!

– Хм-м… А какое бы название вы предложили взамен?

– Думаю, наиболее точный термин – «креативный класс»…

Я вздохнул. Возникло сильное желание вскочить и вырубить на хрен «зомбоящик». Но я знал, что тогда сон точно убежит, развеется без остатка. И опять полдня придется бродить с тяжелой головой.

«Нервы – ни к черту…»

– … хотелось бы пояснить термин. Все мы знаем, какую особую роль сыграли Сумерки в становлении современной посттоталитарной России…

– Андрей, а как вы относитесь к точке зрения, что Сумерки до сих пор продолжаются?

– Вздор! Они длились максимум год-два. А может – и считаные месяцы. И сейчас, вот уже полтора десятилетия, мы живем в практически нормальной стране.

– Но ведь… миллионы погибли? И до сих пор слабо заселенными остаются целые районы…

– Знаете, все эти разговоры о какой-то трагедии отдают дешевым популизмом! Ведь кто умер в первую очередь? Те, чей организм был ослаблен алкоголем, бездельники, люмпены, неспособные реализовать себя в условиях здоровой конкуренции. Страна и мир избавились от балласта. Разве это плохо?

– Ну, конечно, если смотреть так…

– А по-настоящему деловые, инициативные личности получили колоссальные возможности для самореализации. И дело не только в изменениях на генном уровне, куда важнее – переворот в общественном сознании. За эти годы почти удалось побороть вредный предрассудок о том, что каждый от рождения имеет право на жизнь. Нет, господа ортодоксы, это право еще надо заслужить!

– То есть вы считаете, подобные вопросы должен регулировать свободный рынок?

– Именно! Жизнь – такой же товар. И всякие искусственные ограничения, связывающие энергию креативного класса…

– Выключи его! – процедил Ромка в соседней комнате. – А то я разобью телевизор.

Кид хмыкнул. Приглушил звук и переключил на другой канал.

– …успешно продолжается спецоперация в Серпуховском районе. Благодаря эффективным действиям сотрудников МЧС только за последнюю неделю удалось расчистить от фиолетовой плесени не менее десяти квадратных километров…

– Вранье! – откомментировал Кид.

А телевизор в соседней комнате продолжал бодрым голосом диктора:

– …Наши доблестные бойцы ОКАМа на деле доказали готовность исполнить план президента. Подмосковье будет безопасным! С начала операции уже успешно ликвидированы тридцать восемь псевдоволков, один потрошитель и два живоглота…

– И кто в это поверит? – горячился Кид. – Доблестные брехуны! Два живоглота…

– Ну, может, и не врут, – осторожно допустил Ромка. – Говорят, после того как потрошитель напал на кортеж губернатора, со всей области согнали бойцов…

– Не в этом дело! Это ж тебе не псевдоволков мочить.

– Псевдоволки – тоже не кролики… – судя по голосу, Ромка усмехнулся.

– Да знаю. В свое время завалил их больше, чем ты монстров в «Кровавом тумане». Даже из «АКМ» бывает не с первой очереди.

«Можно и из пистолета… – подумал я, опять проваливаясь в сон. – Даже с одного патрона…»

…Огромное тело еще трепыхается. Когти загребают землю. Но мутноватый зрачок уже невидяще застыл.

Андрюха Демин первым осмеливается подойти ближе. Пинает убитого псевдоволка ногой. А тело зверя вдруг оживает – мощные лапы будто подбрасывают мутанта в воздух, и страшная, похожая на крокодилью пасть клацает зубами в сантиметре от удирающего Андрюхи.

Мы мчимся без оглядки, проламывая чахлые кусты.

Но раненый зверь не отстает.

Мы чуем тяжелую поступь, а сами замедляемся с каждым шагом – ноги вязнут в раскисающей под дождем земле.

И патронов больше нет!

– Туда! – кричит Андрюха, указывая во мглу сумерек, – сквозь дождевую пелену там едва различимо освещенное окошко.

– Нет! – вскрикиваю я от ужаса, – Не надо!

Только не туда!

…Красноватая тьма колыхнулась вокруг. «Не надо! – болезненная вспышка в мозгу. – Пожалуйста, не туда!»

– Куда не туда? – удивился Ромка. И я понял, что говорю вслух.

Открыл глаза. Сел на кровати, успокаивая часто колотившееся сердце.

«Всего лишь сон…»

Причуды усталого сознания. Ведь наяву было не так.

А в соседней комнате по-прежнему бубнил телевизор:

– …Новая волна мирового кризиса уже на подходе. Прошло время популизма! И потому не может быть иных критериев, кроме экономических. Общество должно осознать, что слабость нам не по карману. Тот, кто слаб, не должен рассчитывать на жалость…

Я вскочил с кровати. Шагнул в соседнюю комнату, вырубил телевизор и швырнул пульт в открытое окно.

– Эй, ты чего? – возмутился Кид.

Я не ответил.

Вышел из дома и захлопнул за собой дверь. Тяжело опустился на согретые солнцем ступеньки крыльца.

Октябрьское утро удивительно погожее – ни единого облачка. Бабье лето в разгаре. На улице даже теплее, чем в доме… Сад совсем зеленый, зато на ветках – красные яблоки. Сидеть бы на солнышке и всем этим наслаждаться.

Отчего ж я, будто наяву, вижу давний промозглый день? Я что, до самой смерти обречен вспоминать это?

Чья-то рука легла мне на плечо.

Я вздрогнул, повернул голову.

Ромка глядел на меня внимательно и встревоженно:

– Опять приснился кошмар – да, Глеб?

Он присел рядом на ступеньку крыльца.

Я не ответил, молча рассматривая кружившуюся на ветру паутинку. Говорить не хотелось. Хотелось выпить граммов двести «сталкеровки» и опять провалиться в забытье…

Ромка шмыгнул носом:

– Мы тоже все на нервах. Целую неделю тут кантуемся…

– Шесть дней, – сухо уточнил я.

– Глеб, а вдруг она уже не приедет?

– Что? – я повернул голову и внимательным взглядом смерил его исхудалое лицо. – То есть как не приедет?

– Вдруг… Настя решила не идти против своих?

Я стиснул зубы. Отвел глаза и выдавил – спокойно, как мог:

– У тебя что, после ранения башку переклинило? Каких еще «своих»?

– Ну, бог знает…

Я сгреб его за футболку и хрипло зарычал в самое ухо:

– Мы для нее – свои! Понимаешь?! Мы!

Сзади жалобно скрипнули половицы. Я хмуро оглянулся. На пороге стоял Кид, прислонившись к дверному косяку, засунув руки в карманы потертых джинсов. Солнечные зайчики сверкали на бляхе ремня, а его владелец мрачно рассматривал нас с высоты своего почти двухметрового роста.

Наконец не выдержал и сухо озвучил:

– Что вы с ума сходите, ребята?

– Нормально, – процедил я, выпуская Ромкину футболку. И отвернулся.

На самом деле – мне было стыдно.

Ладно, Ромка – он-то совсем зеленый, на пять лет младше, до этого никогда не попадал в серьезные передряги.

А я… Какого лешего устраиваю сцены?

Подумаешь, ляпнул он глупость – почему меня это так задело?

Нервы расшалились? Или он вслух произнес то, о чем я сам боюсь даже подумать?

К дьяволу!

Я не параноик.

Есть масса других, разумных объяснений…

Шесть дней назад Настя должна была явиться в это чертово заброшенное село. Но вполне могло статься, что она понадобилась в ином месте. Мало ли какие планы у командования Невидимой Армии? Такой ценный человек всегда нарасхват. Особенно если учесть, что она – не совсем человек…

Вон и Кид говорил, что все будет в порядке. И если бы случилось что-то экстраординарное, нам бы давно дали знать – связь-то у нас есть!

– Ромка, оставь его в покое, – негромко сказал Кид. – Пошли в дом…

Скрипнула за ними дверь.

Я целую минуту сидел неподвижно, уставившись в трещину на ступеньке. Потом обошел дом, отыскал в густой траве пульт от телевизора и вернул его на подоконник открытого окна.

Пускай смотрят. Один хрен нечего делать.

Энергии от портативного мю-генератора хватит и на старый телевизор, и на систему оповещения, датчики которой Ромка понатыкал на всех подступах к деревне.

Я сел в траву прямо под окном, привалился спиной к теплым кирпичам.

Мы тут – единственные жители, так что надо расслабиться и сполна насладиться этим солнцем и покоем…

Кид и Ромка о чем-то тихо переговаривались.

Я вслушался.

Нет, не обо мне. Кажется, опять обсуждают спецоперацию ОКАМа…

– …Думаю, чтоб отчитаться, дохлых псевдоволков свезли со всей области.

– Ну, может, и живоглотов пришили где-то в области?

– О чем ты говоришь! Эту нечисть даже огнеметом не возьмешь. Самая страшная тварь!

Я закрыл глаза.

«Самая страшная тварь – вовсе не живоглот…»

…Тусклый свет лампы. Острый запах крови.

Очень хотелось проснуться. Только кошмар не кончался.

Я опять увидел плавно качающееся тело Сереги и худого верзилу, присевшего на ступеньку лестницы. Кажется, он ждал, пока кровь стечет в таз.

– Что… что ты творишь?

Хозяин не ответил.

И молча вспорол голое тело ножом…

…шум ветра в кронах.

Чириканье воробьев.

Безмятежность – легкая и полезная для нервов. Даже голоса из открытого окна больше не раздражают.

– …а помнишь, министр еще летом дал обещание вычистить Подмосковье? Тогда проскользнула инфа о каком-то удивительном спецсредстве…

– Обещал вычистить? – хмыкнул Кид, – Смешно. Нынче даже трикстеры не держат слово!

«Интересно, кого он имеет в виду?..»

…Аккуратно открываю окно. И ужом выползаю наружу, кувыркаюсь в мокрую траву.

Вскакиваю, бегу под косыми струями, не разбирая пути. Падаю в грязь и опять поднимаюсь, петляю по кустам. Скатываюсь в канаву, ползу… А изувеченное тело Сереги до сих пор, как наяву, маячит перед глазами. И тяжелая поступь «мясника» мерещится за спиной.

Я прихожу в себя только метров за пятьсот, когда проклятый дом скрывается в дымке.

Тоска, как глухая боль, сжимает сердце. И такое острое чувство беспомощности, что ноги сами подгибаются…

– Глеб, ты завтракать будешь? – долетел голос Ромки.

Я повернул голову.

Он спрыгнул с крыльца. Подошел, остановился рядом, неуверенно переминаясь. Мне опять стало неловко – даже если нервы расшатаны, глупо срываться на друзьях. Пусть даже они мелют всякую чушь…

– Спасибо, Ромка, но что-то совсем жрать неохота… И вообще так колбасит, словно неделю из Зоны не вылезал.

– Голова болит? Таблетку дать?

– Не болит. Просто сижу и, как дурень, вспоминаю золотые дни детства…

Он насупился, буркнул:

– Ты меня извини, ладно?

– Уже, – усмехнулся я, – тебе еще повезло, что Кид не слышал, а то б он тоже обиделся… Так обиделся, что пришлось бы компресс прикладывать! Он-то Настю давно знает – куда дольше, чем мы с тобой.

Ромка вздохнул и присел рядом:

– Шестой день ждем – наверное, все-таки что-то случилось?

Я глянул в сторону сарая – за ним, под раскидистым деревом, стоит «Газель» с особо ценным грузом. Кид сейчас будет его проверять – обычно он делает это пару раз, утром и вечером. Говорит, для надежности, хотя картинка с внутренней камеры и так транслируется на стоящий в доме ноутбук.

Система хорошо продумана. И те, кто планировал операцию, многое предусмотрели.

Только не все…

Уже давным-давно этому ценному грузу следовало оказаться в Зоне № 9.

– Да, наверное, что-то случилось, – сухо кивнул я.

– Она ведь не оставила бы нас здесь, правда? – вздохнул Ромка. – Настя пошла бы с нами до самого конца? Или ты считаешь, в этом нет смысла?

– Смысл есть всегда…

…утер слезы рукавом. Поднялся с мокрой травы. К отчаянию добавилась злость – на самого себя.

Скользя в грязи, запинаясь в густой траве, я бросился через завесу дождя. Ранние сумерки темнели с каждой минутой. «Лишь бы не заблудиться, лишь бы выйти к развалинам фермы!»

Пару раз я падал, в кровь ободрал руки о кусты терновника и почти уверился, что иду не той дорогой. Но вдруг из дымки появился узнаваемый обломок бетонной стены.

Я подбежал и торопливо стал разгребать битый кирпич.

Есть! Вот он – кинжал в отделанных золотом ножнах. Но главное – с удобной рукояткой. Я вытащил клинок из ножен, попробовал остроту лезвия.

И отложил в сторону.

Начал раскапывать кучу кирпичных осколков рядом. Извлек оттуда жестяную коробку с «товаром». Открыл и глянул внутрь.

Немного «мха», зато целых три «рыбьих чешуи», «наперсток» и «водяной аметист» – все тянет минимум на пять штук баксов. Если на двоих – по две с половиной на брата. Очень много.

А если одному – так вообще целое богатство! Хватит, чтоб купить себе нормальный дом в поселке, еще и на мотоцикл останется…

Я цепенею от этой неожиданной мысли. И стискиваю кулаки.

К черту, к лешему!

Главное – понять, что это за странная фиговина, которую мы обнаружили рядом с «водяным аметистом»? Демин вообще не хотел ее брать – от греха подальше. А я настоял.

Когда-то Петрович показывал мне похожую хрень. Или не совсем похожую?

Трудно рассмотреть в сумерках.

Я достаю из коробки тонкую фиговину, остальной «товар» зарываю на прежнем месте. Сую кинжал за пояс.

И опять двигаюсь последней тропой Сереги Гилевича – к горящему в полумраке, как глаз мутанта, окошку проклятого дома.

Страх и злость гремучим коктейлем отдаются в голове при каждом шаге. Пару раз я обхожу жилье «мясника» кругом, вслушиваясь и обдумывая, как незаметно проникнуть внутрь. Окно чулана уже закрыто – может, и заколочено по-новой? Ясно, что этот путь уже не годится…

«Думай, Глеб!»

Только ничего оригинального на ум не приходит.

А потом я улавливаю звук – оттуда, изнутри. Похожий на сдавленный крик. И просто шагаю к крыльцу, что есть силы начинаю барабанить в дверь:

– Открывай, сволочь!

Чуть отступаю. Но я не прячусь, стою в луче фонаря напротив входа: пусть «мясник» хорошо разглядит мою фигуру – жалкую, грязную, беспомощную…

Я жду. А мелкий дождь вокруг сверкает тысячами алмазных капелек. Это красиво – так красиво, что помогает не чувствовать бешено колотящееся сердце…

Негромко скрипит замок.

Дверь распахивается.

Тощий высокий силуэт возникает из тьмы. Огромная тень падает на крыльцо. Как живая, она тянется к моим ногам. Там, в этой тьме, что-то блестит – нацеленный в меня пистолет. «Грач», мой «грач»…

«Мясник» улыбается. А его палец лежит на спуске.

– Отпусти Андрюху! – хрипло выдавливаю я. – Иначе мои друзья сдерут с тебя кожу… Натянут на барабан и будут играть – пока ты не сдохнешь!

– Вранье, – качает он головой, – ты пришел один! За это время никакая подмога не успела бы добраться из поселка.

– Отпусти, иначе…

– Сопляк! Кого думал взять на испуг?

Дрожащими пальцами я вытаскиваю кинжал.

Верзила скалится в ухмылке:

– Глупый мальчишка… Зачем ты вернулся? Разве сложно усвоить главное правило – каждый сам за себя?

– Я дал слово!

– Какое еще слово?

– Слово трикстера, – шепчу, понемногу освобождая пальцы левой руки. Зажатая между ними тонкая фиговина выпрямляется в его сторону…

И ничего не происходит.

– Что, щенок? Ждешь награду за смелость? – «мясник» до сих пор улыбается, даже шагнул ближе, целясь в меня из «грача». – Ладно, убью тебя быстро!

«Неужели не сработало?!» – мелькает отчаянная мысль. Как завороженный, я смотрю в темный зрачок пистолета. Это длится долго – может быть, целую секунду… И вдруг «мясник» вскрикивает, будто его укусила змея.

Скатывается с крыльца, выронив оружие. Хрипит, корчась. Наверное, ему очень больно – так, словно кто-то невидимым ножом вспарывает его потроха.

Я вздыхаю – глубоко, облегченно. И наконец-то разжимаю сведенные судорогой пальцы – уже бесполезный, тонкий стержень выпадает на траву.

Я не ошибся. Это была «чертова игла» – та самая, о которой рассказывал Петрович. Мне удалось ее активировать. И значит, «мясник» еще пару часов будет хрипеть в невыносимых муках – прежде чем околеет.

Я обхожу его вздрагивающее тело, поднимаю с земли отцовский «грач». Шагаю в дом, пересекаю коридор, распахиваю двери чулана. Спускаюсь в открытый люк. И замираю внизу, будто наткнувшись на невидимую стену.

Подвал – слабо освещен. Но даже тусклого огонька диодной лампочки хватает, чтоб понять…

ОПОЗДАЛ!

Едкие ароматы крови и горелого мяса бьют в ноздри – так что перехватывает дыхание. А в углу скорчилась фигура – почти неузнаваемая…

И все-таки я его узнаю. Все-таки я могу рассмотреть даже то, что не хотел бы видеть, – с непоправимой, мучительной ясностью…

ОПОЗДАЛ!

Несколько секунд я не двигаюсь – будто ноги примерзли к полу. И наконец делаю шаг ближе, стараясь не вступить в широко растекшуюся мутно-бордовую лужу.

Мне страшно и невыносимо горько.

А он, этот полумертвец, вдруг открывает глаза и хрипит радостно:

– Глеб!

Его лицо, бледное, как вечернее небо, почти серое. Но Андрюха улыбается – словно ему полегчало в эти последние минуты.

– Глеб… ты такой молодец… – шепчет разбитыми губами. – А мне казалось… ты уже не вернешься…

Я проглатываю ком в горле. Пытаюсь ответить что-то бодрое:

– Да ладно, Андрюха… Разве я мог по-другому? – и торопливо отворачиваюсь, чтоб он не заметил предательские слезы. – Я ведь дал тебе слово… Слово трикстера!

 

Глава 2

…Солнце поднималось выше. А ветер качал кроны. Золотые листья слетали с веток и порхали, как растревоженные бабочки.

Один из листков опустился прямо в мою ладонь. Он оказался теплым, будто живым.

Я сжал ладонь, впитывая это тепло.

– Смысл есть всегда… Раз обещала – она сделает все возможное. Понимаешь, Ромка, мир не загнулся окончательно лишь потому, что еще есть люди… Люди, которые знают цену каждому слову… Она – из тех, кто знает.

– А ты… знаешь?

Я молчал, вслушиваясь в чириканье воробьев. Меньше всего мне хотелось казаться героем. Герой из меня – еще тот. Наконец озвучил:

– Иногда бывает трудно… почти невозможно оплатить эту цену. Но мы все должны стараться.

– То есть будем ждать дальше… – прошептал Ромка.

– Кид же говорил – неделя крайний срок. Потом он пошлет запрос в Центр – возможно, операцию придется перенести.

– Перенести? А если будет поздно?

Я вздохнул. Мне нечем его успокоить. Разве что в который раз озвучить правильные фразы:

– Центру виднее. Россия большая, а таких, как мы, – очень мало. Вдруг понадобилась срочная помощь в другом месте? Вдруг от этого зависит чья-то жизнь?

– Жизнь? – Ромка сморщился, как от боли. – А что, про тех, кого увезли в Зону № 9, уже забыли? Или их жизни ни хрена не стоят?

Я не ответил.

Что тут вообще скажешь?

Я-то не забыл – ни Алену, ни Женю. Так же, как всех остальных, захваченных бригадами полицаев-«эвакуаторов», – всех, кого мы обязаны спасти. А еще помню про сотни, тысячи других, которые гибнут каждый день. И которых – спасать некому…

Когда мы подписывались на эту операцию, все уже было оговорено – Невидимая Армия отдает приказы, а мы их выполняем.

Это правильно и разумно.

Особенно когда воюешь против целого мира…

Но что толку повторять это лишний раз? Ромка и сам это знает. Знает, но опять видит перед собой лицо Алены. И ее глаза – в тот день, в тот час, когда за ней пришли полицаи на службе упырей…

– Расслабься, – хлопнул я его по плечу. – Мы успеем! Думаю, Настя уложится в сроки…

Его успокаиваю или себя?

Что-то Кид долго ковыряется в машине. Я встал, обошел сарай. Фургон был закрыт, а капот «Газели» поднят. Хмурый Кид стоял рядом и задумчиво вытирал грязные руки ветошью.

– Груз в порядке? – на всякий случай уточнил я.

– А что ему сделается… – сердито отозвался Кид.

Интонация мне не понравилась.

– Случилось чего?

– Мотор накрылся.

– То есть… как накрылся?

Что за пургу он несет? Как такое вообще возможно? Уже шестой день эта чертова «Газель» стоит на приколе!

– Сам глянь, – махнул он рукой.

Я подошел ближе. И оцепенел.

«Тудыть его в качель!» – не зря мне так погано спалось.

Внутренности машины – будто изъедены оспой или побиты шрапнелью. А в моторе чернеет пара сквозных дырок…

– Наверное, мелкие плазмоны, – сухо предположил Кид.

– Да какие плазмоны! Откуда? Видишь, совсем не оплавлено. Да и снаружи – нет входных отверстий…

Он хрипло матернулся. В сущности, без разницы, что это было. Главное – конечный результат.

– …И где мы эту дрянь подхватили?

Я сердито сплюнул. Откуда мне знать? Можно только догадываться.

– Наверное, когда срезали через Синюхинский лес…

– По карте – там чисто.

– Все меняется. На картах многое не указывают.

А я, когда ехали, чувствовал кожей… Чувствовал и понадеялся, дурак, что как-нибудь обойдется.

Подошел Ромка и изумленно глянул под капот. Растерянно выдавил:

– Не понимаю… От Синюхинского леса – тридцать километров. Вы ж помните, оттуда докатились, как по маслу! А здесь на месте я проверял – все было нормально…

– Тогда и было нормально, – буркнул я, – Это ведь не сразу проявляется. Несколько спор железной чумы попали через радиатор. А сейчас видим последствия…

Ромка нервно кашлянул. После ранения, когда волнуется, у него всегда начинается кашель.

– Лекарство прими, – напомнил я. А Кид продолжал мрачно изучать дырявый двигатель. Сухо уточнил:

– Считаешь, чума? – пальцем постучал по нетронутому цилиндру. – Обычно она все подряд съедает…

– Да, если б мы в Зоне нарвались. Там – ест все без разбору, вплоть до змейки на штанах и подковок на ботинках… А тут – для нее некомфортные условия. Кстати, если б мы раньше заметили – хотя бы пару дней назад – достаточно было бы смазать сверху машинным маслом.

– И что, помогло бы? – подавленно спросил Ромка.

– Вполне.

Для этого просто надо было вовремя заглянуть под капот. Только никто не удосужился…

Я вздохнул, отворачиваясь.

– Простите, – тихо сказал Ромка, – это моя «Газель» и моя вина… – он опять закашлялся.

– Расслабься, – буркнул я.

Уж его точно глупо обвинять. А вот мне сам бог велел перестраховаться…

Я глянул в лужу на свое серое нелепое отражение.

Ну что, болван? Захотел поиграть в неврастеника? Вот тебе и реальный повод понервничать…

– Что там с электромотором?

– По-моему, цел, – отозвался Кид.

– А коробка передач, ходовая часть?

– Уже смотрел. Вроде в порядке.

Тогда есть вариант. Наша «Газель» гибридная, аккумулятора хватает километров на семьдесят…

– Можно зарядиться от мю-генератора! – оживился Ромка.

Кид забрался в кабину и щелкнул на панели тумблером, включая электронику. Через секунду мрачно доложил:

– Не выйдет. Аккумулятору, по-моему, тоже кирдык!

– Что, оба модуля… сразу?

– Правый – ноль высвечивает. А левый – только 30 % заряда. – Кид полез под заднее сиденье и вытащил почерневший, усеянный мелкими дырками аккумуляторный модуль. Повертел его в руках и уронил на траву. Сухо сообщил: – Второй – в чуть лучшем состоянии.

Я вздохнул.

Угу. По-другому и быть не могло. Система кондиционирования – чтоб сверхлегкий, но капризный, как девственница, литий-инверсионный аккумулятор работал в оптимальном режиме. Именно так туда проникла железная чума…

30 % емкости, оставшихся в левом модуле, хватит на десяток километров, может, и меньше по этим дорогам. Это не езда. А до Зоны № 9 – почти девяносто…

– У тебя есть запасной модуль? – глянул я на Ромку.

– Нету, – потерянно пробормотал он. – Перед поездкой ведь ставили оба новые… И я не думал, что так скоро…

– А мог бы подумать! – огрызнулся Кид. – Между прочим, не на пикник собирался!

– Хватит, – буркнул я. Мы все хороши. И будет верхом идиотизма выяснять сейчас отношения.

Вернулся в дом, достал из рюкзака карту, внимательно ее изучил.

Ага, не так уж и далеко… За пару часов можно успеть.

Надел куртку и мотоциклетный шлем, накинул лямки рюкзака. Вышел из дома и выкатил из сарая свой «Фалкон».

Кид преградил мне дорогу:

– Что ты задумал?

– Слегка проветрить мозги – психиатры рекомендуют. Заодно куплю новый аккумуляторный модуль…

– Так не пойдет, – качнул он головой. – Сказано было – ждать ровно семь дней. И никуда не высовываться!

– Да, – терпеливо кивнул я, – только ситуация поменялась.

– Ты в розыске, не забыл? Где-нибудь засветишься – поставишь под удар операцию!

– Мы все в розыске. А операция – и так под ударом.

– Есть еще вариант, – вмешался Ромка, – напрямую подключить мю-генератор…

От отчаяния у него мозги переклинило?

Я вздохнул и терпеливо напомнил:

– Электродвигатель – это вам не телевизор. В стационарном режиме – мощности хватит, только чтоб едва ползти. Думаю, максимум километров пятнадцать в час…

– Так увеличим мощность! – Ромка глянул на меня невозмутимо, недоуменно. И я улыбнулся – не очень весело.

Ага, здорово он шарит в технике и электронике. А таким простым вещам – неужели сейчас не учат?

– Тебе напомнить, с чего начались Сумерки? Почему во всем мире отказались от мю-коллайдеров?

– Потому что они взаимодействовали на расстоянии. А Сумерки начались с того, что коллайдеры вошли в резонанс…

– Стыдно, Шепилов, ответ на тройку. Это ж я ни фига не кончал, а у тебя – компьютерный колледж! Когда все началось, коллайдеры пытались заглушить… И не смогли. Чем выше мощность, тем труднее ими управлять.

Кид кашлянул:

– Ты хочешь сказать, одно дело – просто зарядить аккумулятор. А совсем другое – напрямую врубить мю-генератор?

И этот туда же!

Я усмехнулся:

– Возил ты когда-нибудь в машине бутылку с нитроглицерином?

– Думаешь… взорвется?

– Может, просто расплавится… Вместе с «Газелью». Так тебе приятнее?

Кид шумно вздохнул. Почесал затылок. Махнул огромной ручищей:

– Ладно, езжай… Только аккуратнее – без приключений!

Мог бы и не говорить.

От нашего временного убежища – совсем близко до околицы.

Я выехал из деревни и повернул на старую дорогу – ту, что вела прямиком через лес. Судя по карте, он «чистый» – так же, как Синюхинский.

Значит, лучше не расслабляться.

Чем дальше от транспортных магистралей и живых поселков – тем больше сюрпризов. В сущности, это даже на пользу криминальному типу вроде меня. Полиция редко забирается в такую глухомань, а сюрпризы – не любит вообще.

Хотя кто их любит?

Лучше, если без них…

По-летнему горячее солнце взбиралось в синевато-прозрачное небо. А налетавший ветер приятно холодил тело под курткой. Дорога – твердая и ровная. Одинокие лужи легко объезжать стороной.

Не езда, а удовольствие…

Я начинаю думать: не так уж это и плохо – вырваться из проклятой, мертвой деревни хоть на несколько часов…

Вырваться, чтоб опять ощутить, что ты жив.

Пусть проносятся деревья – справа и слева. А наметанный взгляд привычно скользит по окрестностям – выхватывая даже смутные намеки на аномалии или затаившихся мутантов…

Кому, если не мне, кататься по этим заброшенным дорогам? Лететь, словно на крыльях, там, где давно не ступала нога человека…

Может, еще до обеда успею вернуться.

Тем более что погода не обещает перемен – самолет, прочертивший высь серебристой точкой, не оставил следа.

По карте до ближайшего нормального поселка километров двадцать пять. Микулино он называется. Там, еще с досумеречных времен, сохранилась хорошая авторемонтная мастерская. Думаю, новый аккумуляторный модуль у них точно найдется – сейчас даже в провинции полно «гибридов». А в микулинскую мастерскую ездят со всего района.

Информация – относительно актуальна. Более свежая только та, что каждый день обновляется в Интернете. Но покрытия Сети здесь нет, а пользоваться для этого спутниковой связью – лишний риск. Ведь кое-чего и в Интернете не укажут – например границ зоны патрулирования ОКАМа…

Надеюсь, до них еще далеко.

Плохо, что дорога уже едва угадывается – будто тут по ней пару лет никто не ездил. Кое-где прямо посреди колеи выросли кусты…

Я остановился возле небольшого озерца с болотистыми берегами и еще раз сверился с картой. Ага, кажется, пропустил поворот. Но это ничего, повернуть можно и здесь. Километра через три будет западная окраина Микулина.

Хорошее место – бывший райцентр, сохранивший остатки цивилизации и все-таки расположенный в стороне от главных магистралей. Значит, для меня относительно безопасный.

Я опять вдавил кнопку стартера. Выжал газ.

Пару километров одолел за считаные минуты. А потом все изменилось.

Я перебрался через ручей, за которым не стало леса.

Вместо него – обгоревшие стволы и земля, укрытая пеплом. Ни одного свежего следа, ни одной травинки…

То есть все выгорело этой осенью – недавно, может, пару недель назад?

Странное время для лесных пожаров…

Ничего. Лишь бы мастерская работала!

Я проехал еще километр и тогда наконец осознал.

Поселок…

С ним – что-то не то.

Сразу за опушкой виднелись почерневшие коробки кирпичных зданий и груды головешек – там, где стояли деревянные дома… Так бывает, когда горит лес – окраины страдают сильнее всего. Но почему не видно людей?

Я заглушил мотор и ощутил, какая вокруг пронизывающая тишина.

Шепотом матернулся.

Кажется, тут я не достану аккумулятора…

Завел мотор, обогнул крайние развалины и выехал на центральную улицу, машинально прикидывая, где должна располагаться мастерская.

У меня еще теплилась надежда – слабая, призрачная… Но с каждой сотней метров она угасала.

Ничего не могло остаться. Никто не пытался тушить дома. Ведь огонь пришел не из леса.

Это стало очевидно, когда к едкому аромату гари добавился новый запах. Обогнув трехэтажное здание у поселковой площади, я увидел тела… Не меньше десятка. Часть из них – не тронута огнем, зато со рваными ранами на шее. Думаю, они пролежали почти неделю. И все-таки там, на шеях, еще ясно угадывались характерные следы зубов…

Я подъехал ближе и понял, что у нескольких трупов были связаны руки. Среди взрослых рассмотрел тело девочки – она до сих пор сжимала куклу. Розовая пластмасса издали хорошо выделялась среди почерневшей плоти. А еще волосы… светлые волосы девочки – ветер их шевелил, будто у живой.

Я отвернулся и стиснул зубы.

Никаких загадок…

Сначала пришли упыри, а лишь потом случился пожар…

Заметали следы?

Наверное. Только кто-то их спугнул, поэтому часть тел так и осталась неубранной. Кто-то из низших кланов поработал в Микулине. Те, кто из питерского, – до такой грязи давно не унижаются.

Сейчас ведь не первые годы Сумерек.

Давно уже порядок, стабильность… А к услугам солидных господ – вся мощь государства, позволяющая куда эффективнее утилизировать «лишних людей»…

Я оглянулся по сторонам – с яростью и отчаянием.

Неужели никто не выжил?

Полторы тысячи человек тут было… Наверняка часть спаслись. И за целую неделю никто так и не осмелился сюда вернуться? Хотя бы чтоб похоронить тела…

В полицию тоже никто не сообщал. Ведь это глупо… местная полиция, скорее всего, под контролем клана.

А может, это и были разборки между кланами – за подконтрольную территорию. Как там говорил в «зомбоящике» столичный упырек Мысков? «Жизнь – такой же товар».

Вот делят и его, кровососы, рвут на части…

Хватит!

Я отъехал подальше, чтоб не чувствовать запаха. Прислонил мотоцикл к нагретой солнцем стене. Сам сел рядом. Закрыл глаза…

Так нельзя. Надо рассуждать логически. А у тебя одна мысль, одно желание – перестрелять их! Найти нелюдей, которые убивали в Микулине, найти и уничтожить…

Смешно.

Многих ты успеешь прикончить до того, как тебя порвут на куски? Ненависть – хорошее чувство, пока не туманит рассудок.

Подведем итог. Аккумулятор ты не достал. Это раз.

Что-то мрачное надвигается. Это два.

Последний год со всей страны долетают характерные «звоночки». Все больше сгинувших без следа, растерзанных «хищными мутантами». Все больше обезлюдевших деревень. А теперь вот и Микулино…

Еще недавно низшие кланы не осмеливались на такое. Питерские мертвой хваткой обуздывали «энергию креативного класса». А сейчас из-за кризиса дали слабину?

Возвращаются «золотые времена» более чем десятилетней давности? «Светлые дни» моего детства…

Я достал из рюкзака бутылку воды, жадно глотнул и посмотрел в безоблачное небо.

Грядет война кланов?

Что это – окончательный кирдык России? Или уникальный шанс?

Откуда-то из-за угла раздался резкий скрип. Я едва не выронил воду. Подскочил, нащупывая пистолет в кармане куртки.

Но звук повторился – в прежней тональности, и я догадался, что это ветер раскачивает ставню или окно. Вот опять долетело – протяжно, заунывно…

Ветер…

Кроме него и меня – некому тут разгуливать.

Я спрятал пистолет. Вытащил карту, задумчиво на нее глянул. Достал из кармана карандаш и перечеркнул Микулино.

Больше нету такого поселка…

Сколько их еще сотрут с карты России?

Война кланов – это смерть и хаос. Если борются высшие – в первую очередь гибнут люди. Так было во времена моего детства. Так может произойти и сейчас…

Или не может?

Кое-что изменилось за эти годы…

Тогда внезапная катастрофа накрыла страну будто темным покрывалом. Из тех, кто выжил, – едва не половина маялась синдромом. Люди чахли и медленно загибались. А высшие, наоборот, ощутили эйфорию, невиданный прилив сил.

Вон столичный упыреныш Мысков до сих пор с ностальгией вспоминает «времена демократии и неограниченных возможностей»! Время, когда они полностью подчинили мир и страну…

Сейчас им будет куда труднее!

Мы ведь тоже изменились.

И если качнется властная вертикаль, если господство упырей уже не будет единым монолитом, а кланы открыто станут рвать друг другу глотки, – может быть, это и есть единственный шанс… Последний шанс – для нас, людей?

Я опять всмотрелся в карту. Следующий поселок, где можно раздобыть аккумулятор, – в двадцати километрах севернее. Он крупнее, почти целый городок, и главное – ближе к главным магистралям, к заселенным областям… А значит, там куда проще нарваться на дотошных полицаев.

Рискнуть?

Кид был прав, когда говорил, что нельзя ставить операцию под удар. Но какой я трикстер без фарта?

А тут – не тяжелей, чем в Зоне…

Они, серьезные ребята из Невидимой Армии, мне доверяют. Только всей правды не говорят. Спасти тех, кого держат в Зоне № 9, – это прекрасно и благородно. Но есть что-то еще. Что-то очень важное…

Например, неведомый мне козырь, который так важно заполучить до того, как разразится упыриная междоусобица?

Кто знает…

Вдруг я сам себя обманываю? Придумываю фальшивую надежду. Я ведь всего лишь человек, и нервы у меня не стальные. В такие минуты, как сейчас в Микулине, хочется выть раненым зверем. Или поехать в Москву, пробраться в Кремль на сходку представителей кланов и активировать адский огонек!

Умом я понимаю, как это глупо. И все равно ясно представляю голубоватые языки неугасимого пламени – там, за Кремлевской стеной. Ведь должны же когда-нибудь кончиться эти проклятые Сумерки!

Закрываю глаза. Сижу так минуты две…

Господи, до чего ж хочется выпить!

Выпить и провалиться в забытье… Но я встаю, прячу карту в карман. Опять надеваю шлем, лямки рюкзака. И сажусь на мотоцикл.

К черту сопли и нервы!

Сейчас надо сделать так, чтоб все у нас получилось.

 

Глава 3

Я въехал в поселок по разбитой грунтовой дороге, тянувшейся от лесопилки. И сразу решил, что возвращаться буду другим путем – уж больно нехороши толпящиеся рядом с лесопилкой типы.

Там же стоял нелепо роскошный «Кадиллак», чуть в стороне – новенький «Мерседес». А два мордоворота в джинсах и кожаных жилетках что-то горячо «терли» на скамейке под навесом, иногда прикладываясь к баночному пиву.

Мелкий криминалитет – бессмысленный и беспощадный. Никуда он не делся за эти годы – плавно перетек в якобы легальный бизнес и оброс полицейскими крышами.

Спиной чувствую, как таращатся мне вслед.

Мать их так…

Рассмотрели во мне чужака?

Пусть глядят – паханам сейчас не до меня.

Я спокойно доехал до околицы поселка, свернул за угол крайнего дома и лишь там прибавил газу.

Минуты две покружил глухими улочками. Припарковал мотоцикл в скверике, пешком вышел на центральную улицу и без труда отыскал нужный магазин.

Аккумулятор тут был – не совсем такой, как наш, но это без разницы. Один хрен, начинка нашей «Газели» – сплошная импровизация. Изначально это ведь не «гибридная» модель, обычная бензиновая коптилка. Еще Ромкин отец ее когда-то переделывал. Так что справимся, инструмент у нас есть.

Я вместе с продавцом проверил аккумулятор, заплатил четыреста восемьдесят баксов, втолкал плоскую упаковку в рюкзак. Модель – чистый Китай, зато вдвое дешевле.

Поднял, натянул лямки и ясно ощутил за спиной двенадцать с лишним килограммов. Блин, а еще называют их «сверхлегкими»!

И к мотоциклетному седлу эту радость не присобачишь – неудобно, да и, чего доброго, слетит на ходу. Нет, уж лучше не хитрить. Ехать мне меньше часа – как-нибудь вытерплю.

Я вернулся к мотоциклу – за время моего отсутствия с ним ничего не произошло. Вот в чем прелесть таких мелких городков.

Стянул рюкзак и присел на траву. Малость передохну и рвану на юго-запад. Ребята, наверное, заждались…

Тьфу.

Стоило чуть расслабиться, и в голове уже ярко маячит тарелка со жратвой. Из Кида – хреновый кулинар, но сейчас я бы слопал даже похлебку его производства. Все-таки надо было позавтракать.

Покосился в сторону ближайшего продуктового магазина, видневшегося вдалеке у центральной улицы.

Нет, туда не пойду. Достаточно уже здесь светился.

Я встал, опять надел рюкзак, оседлал мотоцикл. И решил – если по дороге встретится какой-нибудь ларек, там и затарюсь…

Только ничего не попалось, даже у заправки, где я притормозил, чтобы дополна залить бак. Лишь у самой окраины, когда до леса оставалось метров пятьдесят, вдруг обнаружилось кафе и магазинчик в одном лице. Смешная, но характерная для провинции вывеска – «Колокольчик» – украшала фасад этого заведения. А у самого входа была припаркована «Ауди» с откинутым складным верхом – дурацкого розового цвета.

Везет мне сегодня на дорогие тачки! Одно хорошо – полицаи на такой красоте вряд ли катаются.

Я все-таки решил рискнуть.

Проехал мимо, остановил мотоцикл в лесу и спрятал его в кустах недалеко от грунтовки.

Надел темные очки. Не снимая рюкзака, вернулся к магазинчику. Оглянулся по сторонам. Вроде все спокойно?

Пятиэтажный и давно не жилой дом через дорогу таращится выбитыми окнами. От частных усадеб рядом остались одни развалины. А вдали на крохотном пруду проплывают гуси и утки.

Тишина.

Стабильность…

Я распахнул металлопластиковую дверь – она отозвалась легким звоночком. Шагнул внутрь. Там меня встретила негромкая, приятная музыка.

В первой комнате «Колокольчика» располагался магазин. В следующей – царил полумрак, на единственном окне были опущены жалюзи, и обстановку озаряли лишь несколько пыльных, стилизованных под свечи светильников. Там, в интимном полумраке, имелось несколько столиков, и два из них были заняты. За одним – двое парней, две девушки. За другим, тем, что ближе к выходу, лысоватый мужик постарше. Этот сразу уставился на меня тяжелым взглядом.

– Добрый день, – сказала продавщица.

– Здравствуйте. Мне, пожалуйста, батон, четыре штуки вон тех плавленых сырков и пакет кефира.

Она сложила все в кулек.

– Спасибо большое, – я дал ей пятисотку и, пока продавщица искала сдачу, еще раз украдкой глянул на посетителей кафе.

Вроде обычная компания, бутылки с пивом и вином, недоеденные пирожные на столе… Только что-то здесь было не так. Два парня, чернявый и рыжий, раз за разом смеялись – по-моему, это чернявый все время шутил. А девушки хоть и улыбались, но как-то через силу, напряженно.

Лысоватый, который сидел отдельно, пил только воду и одновременно не упускал из виду вход в заведение.

– Ну, хватит, Рафик, – зевнул рыжий, толстяк с неприятным лицом, – поехали из этого гадюшника… Вон и девочки заскучали.

– Как скажешь, Колян… – кивнул чернявый, губастый и смазливый.

Оба переглянулись – понимающе. И хихикнули, словно какой-то удачной шутке.

Но первым поднялся лысоватый за крайним столиком.

Следом вскочил рыжий, схватил одну из девушек за руку и, не церемонясь, почти потащил за собой к выходу. Чернявый оказался более галантным – он сам предложил руку спутнице и вежливо сопроводил к выходу.

Когда эта, вторая, проходила мимо, я в мельчайших подробностях успел рассмотреть ее лицо – совсем юное, почти без косметики. Красивые очертания губ, небольшой, чуть вздернутый нос, голубые глаза…

Эти глаза кричали: «Помоги!»

Все длилось не больше секунды. Потом компания вышла, а я отвернулся. И сказал продавщице:

– Добавьте еще, пожалуйста, бутылку сока!

Снаружи долетел смех рыжего толстяка – неприятный, напоминавший визг пилы. А я… Нет, не торопился покидать заведение.

Отличная музыка, уютная обстановка. Вполне могу снять рюкзак, присесть за столик и выпить апельсинового сока – длинными, медленными глотками. Выпить и обождать, пока эта странная компания уберется подальше…

Мать их всех так!

Да, я уловил взгляд той дурехи. Ну и что? Жаль ее, конечно. Обеих – жаль.

Но они не девочки, им лет по двадцать, сами знали, с кем связываться! Неужели я нанимался выручать всяких идиоток?! Тем более рисковать из-за этого аккумулятором, а значит – успехом всей операции.

В конце концов, никто не будет их убивать. В провинции нравы простые – даже у всякой падали. Наиграются и выкинут…

Сквозь негромкую мелодию, наполнявшую кафе, донесся звук мотора. То есть розовая «Ауди» отъехала?

Вот и чудно!

Я проглотил остатки сока и поднялся из-за стола. Надел рюкзак.

Распахнул дверь.

Улица уже пустынна. В безоблачном небе по-прежнему светит солнце, а где-то у пруда беспечно голосят утки. Опять почти деревенский покой.

И совесть у меня – чиста. Даже сомневаться не стоит…

Уверенным шагом я двинулся по грунтовке в сторону леса. Скрипели камешки под ногами, чирикали воробьи.

Стена деревьев смыкалась вокруг. Меня уже не видать из поселка. А дорога впереди делает еще один поворот… Я почти его достигаю, когда улавливаю новые, странные звуки.

«Этого только не хватало!»

Вздрагиваю, опускаю кулек с харчами прямо на пыльную траву. А сам достаю из подмышечной кобуры пистолет и ускоряю шаг.

Впереди, в кустах у обочины, спрятан мой мотоцикл. Что бы ни случилось, я не должен остаться без «коня»!

Стискиваю зубы. Палец немеет на спусковом крючке «беретты»…

У самого поворота я замедляюсь. Что-то там угадывается сквозь желтеющий подлесок?

Неужели…

Розовая «Ауди»!

Как раз рядом с теми кустами, где я оставил своего «Фалкона»… Что за невезение?

Мотоцикл, скорее всего, не тронули, только забрать его незаметно – никак не выйдет.

Ну и хрен с ними! Это ж не полицаи – обычные провинциальные уроды.

Я сплюнул, растер пыль. Сунул пистолет в кобуру. Вернулся, подобрал кулек с харчами и решительно двинулся по грунтовке.

Возле «Ауди» маячил лысоватый – курил и посматривал по сторонам.

Ясно, охранник… Ну и пусть себе охраняет.

Больше никого не видно.

Я топал вперед с беспечностью заурядного туриста. Кулек с продуктами громко шелестел при каждом шаге.

Конечно, лысоватый охранник заметил меня еще издали.

Напрягся и уставился колючим взглядом. Но вряд ли воспринял меня всерьез. Видок у меня вполне ничтожный – грязные вытертые джинсы, линялая куртка, стоптанные кроссовки. Выгоревший рюкзак, еще и дурацкий пакет из магазина – с какой-то мультяшной клоунской мордой…

Не канаю ни на киллера, ни на братка.

По всем понятиям – типичный местный лох.

– Здравствуйте! – кивнул я охраннику с деревенским простодушием.

– Топай отсюда, – буркнул он, выпуская сигаретный дым. Под расстегнутой курткой явно оттопыривалась кобура. Но охранник и не думал доставать оружие.

Молодец.

Я прошел мимо.

Все будет тихо и безопасно. Сейчас просто заберу мотоцикл из вон тех кустов. И гуд бай!..

Что такое?

Сдавленный хрип. Оттуда-то из-за «Ауди», со стороны ближайших зарослей. И еще звуки… Теперь я уже лучше могу их различить…

– Ну, чего встал? – мне в спину угрожающе пробубнил охранник. – Вали куда шел!

«Фалкон» – совсем рядом. Вскочить в седло, воткнуть в гнездо ключ, нажать кнопку стартера… Только меня и видели!

Разве не могу уехать?

Но вместо этого я цепенею, как примороженный. И даже сердце застывает, будто скованное холодом, – звенящей пустотой отдаваясь в висках.

А из-за боярышника опять раздается – то ли крик, то ли хрип…

Я роняю кулек с продуктами.

– Э, да ты не въехал, тормоз! – цедит охранник. Кажется, он рвет из кобуры пистолет.

– Сейчас, – выдыхаю я. И жму спуск «беретты» – не оборачиваясь, просто на звук его голоса.

Выстрел через глушитель звучит, как легкий хлопок, – даже воробья не спугнет. Вдобавок я стрелял прямо через куртку. Придется теперь латать, но это мелочь.

Главное, что дырка во лбу охранника такая же аккуратная. Почти беззвучно он сползает на землю, вытирая спиной запыленное крыло «Ауди». А я срываю с плеч рюкзак. Нащупываю в кармане пластиковый пенальчик – последний резерв, на самый крайний случай…

Снимаю темные очки, засовываю их в карман. Кошачьей походкой обхожу заросли боярышника. И открывается то, что морозом в позвоночнике уже ощутилось там, на дороге.

Я успеваю рассмотреть все с болезненной ясностью – будто лесной сумрак озаряют молнии.

Рыжий, по пояс голый толстяк, склонился над телом девушки. Только теперь он не выглядит заурядным двуногим мудаком – бугры мышц проступают под кожей, как у раскормленного, но опасного зверя. В вытянувшейся физиономии мало человеческого – рот похож на крокодилью пасть с торчащими клыками. Кровь капает с них, брызгает во все стороны из разорванного горла девушки…

Но она еще жива, еще хрипит, вздрагивая обнаженным, мертвеющим телом.

Пока не умерла и вторая. Хотя скорчилась от невыносимой боли возле сухой сосны. А чернявый, смазливый впился пальцами в ее голову и кривит в экстазе пухлые губы, медленно вытягивая ее жизнь. Этот второй – элитная разновидность высших, чтобы убить, ему не надо проливать кровь…

Долю секунды чудится, что меня не видят. Или не придают значения? Кто осмелится их остановить?

Только безумец.

Я жму спусковой крючок – целюсь в толстого. Но его больше нет там, над изувеченным телом. Гулкий хлопок словно запускает заевший стоп-кадр. И два упыря бросаются на меня с нереальной для человека скоростью.

Размазанные по воздуху силуэты. Дуновение воздуха…

Мимо!

Я оказываюсь правее и стреляю еще раз – почти в упор. Вижу, как летящий комочек металла вонзается в тело рыжего.

Отчаянный рев. Ага, непонятки! Ведь человек не может быть таким быстрым! А они начинают казаться мне медленными – слишком медленными для упырей…

Может, оттого что застал их врасплох?

Я успеваю пальнуть третий раз – до того как чернявый, словно выросший из воздуха, одним ударом вышибает мой пистолет. Еще удар – и я оказываюсь на земле – с гудящей, словно колокол, головой, с соленым привкусом во рту.

Вот и все…

Чернявый нависает сверху. Весело оглядывается:

– Он твой!

– Спасибо, Р-р-рафик, – урчит рыжий. Дырка в его боку почти уже затянулась. Он делает ко мне шаг – неторопливо, с ленцой.

Правильно, куда я уже денусь…

Оба оказываются рядом, почти на одной линии.

«Пора!» – отчаянно вспыхивает в мозгу, и непослушные пальцы переламывают стерженек морилки – той самой, что я приготовил еще у дороги.

Острые нечеловеческие клыки мелькают у меня перед лицом. А потом сознание гаснет – словно кто-то нажал выключатель…

Очнулся я от прикосновения ладони. Вздрогнул, открыл глаза. И увидел над собой лицо девушки.

«Что за кукла?» – удивилось сознание. Но тут в мозгах прояснилось, и память подсказала ответ.

Я сморщился.

– Ты как? – встревоженно прошептала девушка.

Дурацкий вопрос.

– Хреново, – отозвался я откровенно. И кое-как сел.

Повернулся и увидел рядом тело толстого упыря – с раздробленной башкой, словно в нее несколько раз пальнули в упор. Хорошо смотрится, оптимистично. «Попробуй теперь регенерировать, козел!»

– Это ты его… уделала?

– Ага, – выдавила девушка.

– Молодец, – я попытался встать, но голова до сих пор кружилась, и пришлось опять неуклюже опуститься на землю.

Сейчас, вот маленько отдохну. Осмотрюсь…

Черт!

– Где второй? – хрипло выпалил я.

– Там, – махнула она ладонью, – Когда рыжий упал… этот, Рафик, он будто окаменел – как статуя…

«Ну да, ведь морилка сработала!»

– …А я… сначала тоже боялась шевельнуться, а потом… – ее подбородок задрожал.

Только истерик нам не хватало.

– Как тебя зовут?

– К-ка… Катя, – всхлипнула она.

– Очень приятно. А меня – Глеб. Значит, когда их вырубило, ты подняла пистолет и прикончила рыжего. А чернявый…

– Он вдруг начал шевелиться…

«Прыткий, гад!»

– И ты в него тоже пальнула? Умница!

– Он упал там, в кустах…

– Хорошо, Катя. А сейчас помоги мне подняться!

Опираясь на ее плечо, я обрел вертикальное положение. И скривился от тупой боли в боку – ребро треснуло или что похуже?

Мир вокруг завращался бешеной каруселью. Я сделал шаг, качнулся в сторону дерева и обнял ствол. Пару мгновений отдыхал, справляясь с тошнотой.

Да, в этот раз «ускорение» далось мне нелегко. Но это мелочь. Куда хуже то, что пришлось истратить единственную морилку…

Я повернул голову. Снова увидел тело другой, мертвой девушки.

Отпустил ствол дерева, шагнул ближе. И почудилось, ее широко раскрытые глаза глянули на меня с немым укором. Я поднял клочья сорванной с нее одежды и прикрыл ее лицо. Кое-как укрыл обнаженное тело – хотя сейчас в этом было мало смысла…

Ей уже все равно.

К ней никто так и не пришел на помощь…

– Глеб… Они… как звери.

– Хуже. Намного хуже, – взял висевшую на сучке куртку мертвого упыря и накинул на вздрагивавшую Катю. Она прижалась ко мне и опять всхлипнула. Я неловко погладил ее волосы:

– Ну-ну… Все ведь позади.

Очень на это надеюсь. Во мне боролись досада и жалость – рвущая душу, недостойная трикстера. «Последняя морилка… Но ведь не зря?»

Забрал у Кати свою «беретту» и глянул в сторону кустов. Второго мерзавца все равно надо проверить. А если что – сделать контрольный выстрел.

Я мягко отстранил девушку и заковылял туда, где должен валяться труп чернявого.

Раздвинул кусты… И оцепенел.

– Катя! – позвал я осипшим голосом.

– Что? – долетел ее испуганный шепот. Она подбежала. И тоже глянула за кусты.

Трупа не было.

Зато след угадывался – едва различимый кровавый след на примятой траве. В сторону поселка.

– Значит, упал, говоришь. Ты куда стреляла-то?

– В спину, – выдавила она растерянно.

Я выругался сквозь зубы.

Все шло кувырком. Рафик оказался умнее. Или трусливее.

– Мы… можем его догнать… – пролепетала Катя.

Я всмотрелся в заросли и качнул головой. Только девушке и позволительно озвучивать такую глупость. До поселка меньше ста метров. И если уж Рафик сумел уползти, значит, давно сумел вызвать своих на подмогу…

– Уходим отсюда!

– А как же Люба? Ее надо похоронить…

Я сгреб блондинку в охапку, слегка встряхнул – может, это и грубо, но время для нежностей кончилось:

– Хочешь, чтоб нас закопали рядом с подругой?

– Нет…

– Тогда делай, как скажу!

Мы вернулись к дороге. Я выкатил из кустов мотоцикл – вроде с ним все в порядке. Забрал у мертвого охранника двадцатизарядный «глок» и бумажник – в нашей ситуации глупо чем-то брезговать. Пистолет вручил Кате, а бумажник сунул себе в карман. Навьючился рюкзаком, кулек с харчами достался девушке:

– Постарайся его не выронить.

Должен я сегодня, в конце концов, позавтракать!

Мы оседлали мотоцикл. Катя робко обняла меня за талию.

– Не-а, так не пойдет. Держись крепче – если слетишь, возвращаться не стану!

Она испуганно обхватила меня изо всех сил. И я вдавил кнопку стартера.

Полотно укатанной грунтовки летело вперед. Набегавший ветер холодил лицо.

Шлем я отдал Кате. Так мне легче следить за дорогой и окружающим лесом.

Пока вокруг обманчивое спокойствие. Пустая дорога и ни души кругом.

Даже сквозь темные очки хорошо просматривается редкий кустарник справа и слева. А лес давно перешел в светлый, наполненный солнцем сосняк и тоже не обещает сюрпризов.

Я помню карту. Через пару километров – свернуть налево. Там старая дорога – сквозь пару мертвых деревень она выведет нас прямиком к точке базирования… То есть меня выведет.

А симпатичную девушку Катю придется высадить где-то по дороге.

Я и так помог ей больше, чем надо…

В книжках это всегда выглядит идеально – смелый герой спасает красавицу. Но в реальности герои только по глупости вляпываются в такие передряги. И один китайский аккумулятор бывает важнее целого гарема спасенных дурочек…

Что это?

Какого лешего она дергает меня за куртку?

Ага, уже и сам могу разобрать.

Характерный гул… Где-то впереди?

Вертолет.

Все ближе… Но пока неразличимый за вершинами деревьев.

Случайность?

Может быть… Посреди редколесья мы как на ладони. Все-таки лучше переждать. Свернуть с дороги, укрыться вон там, в низине среди густого ельника…

Заглушил мотор.

Сделал глоток воды из бутылки.

Пора бы опять рвануться к дороге. Но вместо этого мы до сих пор ждем, затаившись под разлапистыми ветками.

А проклятая «вертушка» наматывает круги – будто огромная хищная птица, высматривающая добычу. За эти минуты я хорошо успел рассмотреть ее закругленные синевато-желтые бока с полицейскими эмблемами.

Откуда такое счастье на наши головы? Ведь не могли они так оперативно среагировать…

Или могли?

Катя за моей спиной негромко всхлипнула. Я поморщился и шепнул:

– Дай сюда кулек.

Поганые предчувствия нарастали, но… К дьяволу! Дадим этим уродам еще минуту. А сами перекусим…

– Будешь сырок? – деловито спросил я спутницу. Вместо ответа она, как припадочная, вцепилась в мое плечо. Что за истерика? – Если не хочешь, просто скажи, – дернул я рукой. Прожевал кусок и запил кефиром.

Порывы ветра от вертолетных винтов раскачивали вершины ближайших сосен. Ничего, нормальная обстановка для завтрака. Куда хуже – сдавленное всхлипывание у меня за ухом:

– Глеб… Они нас найдут… Глеб, надо уходить!

Вот глупая.

– Какая ж погоня на голодный желудок?

Недобитый Рафик успел поднять тревогу максимум полчаса назад. Даже из-за нападения на высших не станут так быстро присылать вертолет…

Вертолеты…

Я вздрогнул, вслушиваясь.

И четко различил вдали еще один источник нарастающего гула.

Тьфу!

Выплюнул кусок батона, торопливо допил кефир. Кажется, завтрак накрылся…

Вторая «вертушка» приблизилась и зависла впереди, точно над дорогой. Эта вторая – куда крупнее. И уже темнеют распахнутые проемы в ее желто-синих боках – оттуда летят, разматываясь, два каната. Проворные фигурки в камуфляже скользят вниз по натянутым «хвостам»…

Быстро. Очень быстро…

Я уронил кулек с оставшимся харчем на землю. Хрипло матернулся:

– Всего-то один дохлый упырь…

– Он… он – племянник губернатора, – сбивчиво зашептала Катя.

Я криво усмехнулся – значит, питерский клан? С каждой минутой все веселее!

– А раньше не могла предупредить?

Хотя… Что бы это изменило?

– Держись! – скомандовал я. И вдавил стартер.

Первую сотню метров мы пролетели незамеченными. Думаю, там, у дороги, рев вертолетных турбин начисто глушил шум от мотоциклетного движка. Тем более что я забирал правее – так, чтоб между полицейским десантом и нами оказалась гряда поросших кустарником низких холмов.

Павшая хвоя проминалась под колесами. Чем дальше от дороги, тем сильнее мы увязали в песке. Но все равно лихо двигались вперед!

Полкилометра… Лишь полкилометра надо одолеть по дуге и опять вырваться на твердую грунтовку, раньше, чем редколесье перейдет в болотистую низину.

«Давай, Глеб, сделай их. Это ведь даже не ОКАМ, обычные полицаи!» – вспыхнула азартная мысль. А миг спустя автоматные очереди ударили слева, вышибая с деревьев щепки и куски коры.

Черт! Наверное, нас засекли с ходившей кругами первой «вертушки» – засекли и сообщили десанту.

Я вдавил газ, вздымая облака песка и пыли из-под колес, выжимая из «Фалкона» все, на что он был способен.

Мы мчались, проламывая кусты боярышника. И все равно – слишком медленно! Это ведь мотоцикл, а не летающий «джетпак»…

Еще одна очередь ударила ближе. Щепки посыпались на голову.

Катя вскрикнула.

«Ранена?»

Нет, по-прежнему сидит, крепко в меня вцепившись, – значит, пустяки! Значит, максимум царапина!

Кусты укрывают нас от тех полицаев, что у дороги… Но не от тех, что в небе! Оттуда, из-за сосновых крон, загрохотало, и рядом взметнулись фонтаны песка.

Я дернул руль влево – так резко, что мы едва не упали. Висок обожгло болью – мелочь, камешком оцарапало. Еще рывок – под вон ту кривую сосну… Едва успеваем ее проскочить, как сосна начинает заваливаться набок. Дровосекам такое не снилось!

«Не укрыться… – отчаянно мелькает в голове, – достанут… Сейчас достанут!»

Но и через десяток секунд мы еще живы.

А многоствольный пулемет продолжает работать, методично вспахивая землю, поднимая тучи пыли и сухих сосновых иголок. Будто в удивительном, смертельном аттракционе, сверху падают срубленные ветви…

Нас гонят к дороге? Неужели и правда решили взять живыми?

Ладно!

Я круче заложил вираж, поворачивая в сторону проселка. Пусть думают, что я сдался!

«Фалкон» проломил кусты у обочины. В эту секунду монотонный голос заревел из полицейского динамика:

– Немедленно остановиться и бросить оружие! Немедленно…

Мотоцикл проскочил кювет, вылетел на дорогу. И длинная пулеметная очередь тут же взрыхлила грунтовку меньше чем за шаг от нас.

– …остановиться и бросить оружие!

Я вывернул руль, резко ударяя по тормозам, – так что взвизгнули колодки. И уперся в землю ногами. Снял очки, аккуратно вытер их от пыли. Оглянулся.

Полицаи уже бежали в нашу сторону. А Катя до сих пор судорожно держалась за мою куртку и смотрела на меня расширенными от ужаса глазами – даже через тонированное, запыленное стекло ее шлема я хорошо чувствовал этот взгляд.

Молча ей подмигнул.

Полез в боковой карман и вытащил оттуда плоскую коробку из серого акрила. Щелкнул крышкой, достал асимметричный шестигранник, блеснувший желтоватым металлом…

Нас и полицаев разделяло теперь около сотни метров – и с каждой секундой они приближались. Я машинально прикинул – человек двадцать.

С избытком хватит, чтоб сделать из нас решето….

Десантной «вертушки» больше не видать. Зато вторая – тут как тут, огромной хищной стрекозой зависает над дорогой. И не собирается упускать добычу.

Пыльный вихрь, поднятый вертолетными винтами, ударил в лицо.

– Заглушить мотор! Отойти от мотоцикла! – пролаял мощный репродуктор.

Я неторопливо надел очки. И поднимая руки, крикнул:

– Сдаемся!

Обернувшись в сторону Кати, добавил:

– Зажмурь глаза!

– Что? – непонимающе выдавила она из-под шлема. Я улыбнулся ободряюще и сквозь зубы повторил:

– Идиотка блондинистая, закрой глаза!

Кажется, она растерянно моргнула.

«Ну и хрен с тобой!»

Сам зажмурился и опять крикнул:

– Сдаемся! – в этот миг золотистый шестигранник хрустнул под моими пальцами. И я просто разжал ладонь, роняя треснувшую вещицу на землю.

Тьма…

Красноватая тьма держится под веками так долго. Жутко долго бегут к нам полицаи в бронежилетах, а мы ясно маячим у них на прицелах. И муторную бесконечность тот, в вертолете, подрагивает пальцем у гашетки, готовый одним движением сделать из нас кровавое месиво…

Но следом в глаза ударяет золото. Прекрасное, щедрое золото, хорошо прожигающее сетчатку на сотню метров вокруг – даже сквозь колпак вертолетной кабины…

Доля секунды… Все решает доля секунды.

Я вдавливаю ручку газа, бросая «Фалкон» вперед. А пулеметная очередь фонтаном взметает землю в считаных сантиметрах за кормой мотоцикла. Я не могу этого видеть, зато чувствую – так ясно, что внутренности сжимает холодным ознобом.

«Успел!» – радостно мелькает в голове. «Успел!!!» – торжествующе поет сознание – при каждом толчке, пока мотоцикл вслепую несется через колдобины.

На целую долю секунды я обогнал палец пилота, ждавший у гашетки.

И потому могу лететь вдоль грунтовки, как на крыльях, словно ангел ада с плотно зажмуренными глазами…

Эйфория кончается, когда мотоцикл слетает в кювет. Меня подбрасывает в седле, швыряет через руль, но каким-то чудом я удерживаюсь. И даже до сих пор ощущаю на талии мертвый захват моей пассажирки.

«Держись, детка!»

Своим шлемом она больно приложила меня по плечу, но это ерунда!

Я открываю глаза – ведь нет больше ослепительного сияния. Зарница редко горит дольше пяти секунд. И теперь я снова могу вести свой «Фалкон»… Вперед, вдоль кювета!

Там, за спиной, длинные очереди раскалывают воздух, фонтаны земли взлетают поперек грунтовки… И крутится в воздухе хищная «стрекоза».

Пускай!

Пусть, как бешеная, плюется огнем, срезая придорожные деревья, роняя на траву килограммы гильз.

Теперь они палят вслепую.

Теперь им, тварям, еще месяц-другой придется все делать на ощупь!

Мы достигаем поворота дороги.

По ту сторону болотистой низины лес становится гуще, а земля тверже. Я сворачиваю на едва различимую тропу: непонятно, куда она ведет, главное – прямо в чащу, подальше от грунтовки.

На ближайшие минуты у меня начисто отбили желание ездить по накатанным трассам. А еще не дает покоя мысль о втором вертолете – тот был достаточно далеко, скорее всего, зарница его не зацепила.

Нет, к чертям главные дороги! Медвежьи углы – вот убежище трикстера. Даже если поставят на уши всю полицию области – пофиг!

Обломаются искать.

Высокая трава летит навстречу, распахивая зеленые объятья, терпкими запахами пронзая ветер. И невидимые под ней колдобины не подбрасывают, а как-то особенно мягко качают мотоцикл, отдаются внутри радостным: «Я таки их сделал!»

Странно, но сейчас на душе у меня куда легче, чем утром в безопасной заброшенной деревне.

Даже в боку теперь почти не болит.

Всего пара очередей из крупнокалиберного пулемета – и какой терапевтический эффект!

Ракетчик бы сказал: «Дураку мало надо для счастья». А умному – еще меньше…

Смешная штука жизнь – только на краю чувствуешь вкус. Или это мозги клинит после муторной, выматывающей недели ожидания?

Плевать! Не морочь себе голову.

Лети вперед – легко, как птица…

«Лови фарт, трикстер!»

Несмотря на давнюю контузию и свежее приключение с упырями – ты еще кой-чего стоишь. И с каждой минутой, с каждым километром – шансы растут…

Что за фигня?!

Я вдавил рукоятку тормоза, заглушил мотор, вывернул руль, прислоняя мотоцикл к дереву. И едва успел подхватить оседающее тело Кати. Ее руки разжались, а голова безвольно свесилась вбок.

Я уложил девушку на траву, кое-как торопливо, неуклюже справился с ремешками и снял с нее шлем. Лицо Кати оказалось мертвенно бледным. Только сейчас я обнаружил, что правая штанина ее джинсов вся пропитана кровью – на черном вельвете это было не так заметно…

«ИДИОТ!» – гулко отдалось в висках. Идиот, возомнивший себя героем.

Там, на дороге, ты почти ловил кайф, оттого что смерть прошла в считаных сантиметрах. Будто азартный игрок, швырнувший все на кон, почти наслаждался близким, холодным дуновением…

Идиот!

Тебя не тронула. А девушку зацепила…

Я сорвал с плеч рюкзак, лихорадочно дернул застежки на липучках, извлекая пластиковую коробку со скудной походной аптечкой.

– Сейчас…

Сперва распороть пробитую штанину. Дырка от пули – выше Катиного колена, отверстие кажется таким маленьким, даже не верится, что через него вышло столько крови. Жгут… перетягиваем бедро выше раны. Делаем укол антибиотика, чтоб не было заражения. Бинтуем ногу.

– Потерпи, милая… – шепчу, словно в бреду, – сейчас… я все сделаю.

И с ужасом понимаю, что сделать-то могу слишком мало.

Больше, чем на лекарства, я всегда рассчитывал на свой фарт.

«Массивная кровопотеря» – так говорят врачи. А у меня в аптечке – только зеленка, антибиотики да промедол. Ни кровезаменителя, ни «нанококтейля», ни хотя бы капельницы с физраствором…

Все это есть в аптечке нашей «Газели» – Кид заранее подготовил. Только сколько уйдет времени, чтобы кружными, безлюдными тропами добраться в нашу деревню?

Я осторожно коснулся руки Кати и нащупал пульс – совсем слабый, редкий… Удивительно, как вообще она продержалась так долго, – километров на пятнадцать успели мы удалиться от дороги.

А сейчас… сейчас она просто будет умирать у меня на глазах.

И я ничего…

– К дьяволу! – прохрипел, сплевывая на траву.

Сорвал с себя куртку. Прямо поверх футболки накинул лямки рюкзака. Бережно поднял Катю, усадил перед собой на мотоцикл.

Она застонала, открывая глаза.

– Потерпи, – шепнул я. Аккуратно обмотал ее тело своей курткой, привязал к себе – рукава крепкие, должны выдержать.

Вдавил кнопку стартера. И через несколько минут повернул мотоцикл на уходившую к северу прогалину – туда, где должен быть ближайший поселок.

 

Глава 4

Мотоцикл подпрыгивал на ухабах, а перед глазами у меня, как наяву, маячила карта.

«Меньше десяти километров!»

Я успею. Обязан успеть.

Есть же еще время до того, как полицаи начнут прочесывать деревни в округе. Должно остаться – хотя бы час…

«Один час!»

Я шептал это вслух – как заклинание, когда из-за крайних деревьев вдали показались дома. Память не обманула!

Я притормозил, внимательно вглядываясь, – поселок лежал в низине, и ближайший его район хорошо просматривался.

Вроде все спокойно. Лениво побрехивают собаки, где-то мычит корова. Безмятежность царит в тронутых багрянцем садах. Почти деревенская идиллия, которую я не собираюсь нарушать…

Плохо, что Катя уже не открывает глаза. Ее тело плотно примотано ко мне курткой, но я почти не чувствую дыхания девушки.

Вперед!

Мотоцикл проломил жидкий кустарник вдоль опушки, мягко съехал по склону, и я вывернул руль, сворачивая на накатанную грунтовку.

Метров через пятьдесят, у обочины, рядом со вспаханным полем, стоял трактор. В его внутренностях увлеченно ковырялся щуплый мужик в телогрейке.

Я остановился, не заглушая мотора.

Тракторист удивленно повернул голову.

– Добрый день, – озвучил я как можно спокойнее, – не подскажете дорогу к фельдшерскому пункту?

Мужик застыл с приоткрытым ртом, рассматривая Катю, безвольно свесившую голову мне на плечо.

– …твою мать! – хрипло, но внятно добавил я. – Ты что – по-русски не понимаешь?

– Понимаю, – сочувственно встрепенулся тракторист, – девчонка совсем плохая, да?

– Где найти доктора?

– Как где? – пожал он плечами. – В райцентре, конечно. Вон там свернешь на главную улицу и прямиком к трассе. А дальше…

Он подробно объяснял, как добраться в тот самый городок, из которого мы едва унесли ноги. А я молчал. И мысленно матерился.

Пометки на карте обманули.

Поднял глаза на тракториста и спросил с угасающей надеждой:

– Есть у вас аптека?

– Есть. Только ее уже лет пять как закрыли.

Я вздохнул, стискивая зубы.

«А чего ты ждал, дурак? Что упыри из «Высшей России» до космических высот подняли провинциальное здравоохранение?»

Смешно. Так смешно, что хочется волком выть.

– У кого-нибудь в поселке можно достать лекарства?

– Лекарства? – задумчиво повторил тракторист, сдвигая на лоб засаленную кепку. В этом положении он оставался целых пять секунд – так что мне захотелось поднять с дороги камень и швырнуть в его грязную телогрейку. К счастью, он очнулся раньше:

– Слушай, а ведь у Галунова все должно быть!

– И где найти этого… Галунова?

– А чего его искать – видишь, большой двухэтажный дом на краю. Вон тот, самый шикарный…

– Вижу, – буркнул я, вдавливая рукоятку «газа».

– Только он все равно не даст, – вдогонку крикнул тракторист.

Ничего, я умею уговаривать!

Уже через пару минут я барабанил в новенькие стальные ворота. Звонок тут имелся, но внутри никакой реакции на вдавленную до отказа кнопку – если не брать во внимание отчаянного лая двух хозяйских ротвейлеров.

Я вздохнул, прислонившись к металлическому забору. Рядом на куртке, постеленной поверх травы, лежала бледная, как мел, Катя. Секунды тянулись, будто резиновые.

«Вдруг и правда там никого нет?»

Я внимательно окинул взглядом ближайшие к забору деревья, безлюдную улицу… И через минуту оказался внутри – на крыше гаража. Как раз в этот момент от крыльца донеслось лениво-сонное:

– Кто там ломает ворота?

– Извините за беспокойство, – хрипло ответил я. – Срочно нужны кровезаменитель и «нанококтейль»…

– Да пошел ты! Здесь не аптека! – на автомате буркнул хозяин и тут только сообразил, что голос доносится совсем с другой стороны. Растерянно повернул голову и вытаращился на меня круглыми глазами. Под разгрузочным жилетом, обтягивающим его упитанный торс, явно угадывалась кобура, но что-то удержало его от необдуманных действий. То ли природная доброта и гостеприимство. То ли маячившая у меня под мышкой «беретта»…

– Собак убери, – мягко предложил я. Вроде мелочь, а неприятно.

Ротвейлеры внизу буквально захлебывались.

Галунов судорожно кивнул и бросился привязывать псов.

Я аккуратно спрыгнул с гаража.

В боку почти не болело, и ничто не мешало конструктивному общению. Хозяин проворно, почти суетливо открыл ворота, и я закатил мотоцикл внутрь. Потом Галунов помог занести Катю в дом.

Здесь нашлось все, что нужно.

Во-первых, я поставил капельницу с кровезаменителем. Раньше у меня был кое-какой опыт, тут главное – попасть иголкой в вену. Пока синеватый живительный химреагент вливался в сосуды девушки, я разрезал бинты у нее на ноге и обработал рану «нанококтейлем». Ранение было сквозное, так что теперь дырка должна быстро затянуться.

То есть дня за два…

Жаль, что столько у нас нет.

Я с сомнением глянул на циферблат хозяйского антикварного будильника. Все, что есть в запасе, – максимум час. И это со скидкой на медлительность провинциальных полицаев.

Сначала дохлый упырь из губернаторской семейки, потом милое приключение с десантниками. Называется – «тихо съездил за покупками»! Даже если б специально хотел разворошить это осиное гнездо – вряд ли управился лучше.

Я устало прикрыл глаза, откинувшись в кресле рядом с диваном, на котором лежала Катя. Трикстеру по кличке Тень опять остается надеяться на удачу – на то, что ее хватит на двоих.

Мы не успеем докапать даже одной упаковки кровезаменителя. Но хоть что-то успеем. Хоть что-то сделаю для девушки, которая поверила в мою помощь…

– Даже не думай! – процедил я сквозь зубы, медленно поворачиваясь к хозяину.

Упитанный Галунов застыл, как примороженный. Я поднялся и открыл дверцу комода, возле которого он сидел, – внутри оказалась портативная радиостанция. Мобильник и пистолет успел отобрать у него раньше.

– Да я ничего, – пробормотал Галунов. – Просто хотел сделать громче… – он кивнул на пульт от телевизора, лежавший на полке комода.

Угу.

«Зомбоящик» по-прежнему работает, и как раз показывают интересную передачу. Я взял пульт и сам добавил громкости.

– …разыскиваются члены банды, виновные в многочисленных грабежах, терактах и убийствах…

А на экране маячила фотография Кати, наверное, взятая с ее страницы в «Фейсбуке» или «Одноклассниках» – там она была улыбающаяся, безмятежно счастливая…

– …уже установлена личность одного из участников банды. Катерина Смирнова лично участвовала в нападении на сотрудников правоохранительных органов.

Это что, губернаторский упырек был сотрудником? Ну-ну… Зато моей фотки пока нет – хоть одна приятная новость.

– …Смирнова и ее сообщники также подозреваются в нападении на поселок Микулино. В результате этого жестокого преступления погибли более ста мирных граждан…

Я вздрогнул. У меня перед глазами с болезненной ясностью встала картина из памяти. Сгоревший поселок… А за большим зданием у главной площади – тела… не меньше десятка тел. Часть из них – не тронута огнем, зато с рваными ранами на шее. С очень характерными ранами – следами от упырьих зубов…

– …Преступники не щадили даже детей и женщин…

Я стиснул кулаки, едва удержавшись, чтоб не запустить в экран хозяйской хрустальной пепельницей. «Твари, до чего ж подлые твари… Значит, вот что хотите на нас повесить?»

Ну да, как еще разжечь ненависть к Невидимой Армии – уж точно не рассказом про убитого высшего…

Я повернул голову, перехватывая взгляд Галунова, и сухо объяснил:

– Вранье. Нас там не было.

– Да, знаю, – с готовностью кивнул он, – Ведь эти микулинские сами нарвались – отказались платить нашему клану…

– Вашему?

– Ну, тем, которые район держат… – торопливо добавил Галунов, – Типа, раз платим питерским, значит, местные не при делах. Еще и в сборщиков стреляли, правильных пацанов искалечили. Совсем оборзели! – Он испуганно моргнул и после паузы уточнил – … В смысле, это ж не по понятиям.

Я растянул губы в улыбке, изучая его рыхлую физиономию:

– А ты, значит, в курсе местных раскладов?

Галунов побледнел. Целую секунду мы молча глядели друг на друга. Нет, я не хватался за пистолет, но, кажется, он что-то рассмотрел у меня в глазах. Потому что вдруг скатился со стула, падая на колени, и полузадушенно захрипел:

– Не при делах я, мамой клянусь!!!

– Это хорошо, что ты вспомнил о матери…

– Честное слово!!!

– Заткнись!

В чистой большой комнате мне вдруг стало мерзко и душно.

Я стиснул зубы. Аккуратно достал «беретту» из кобуры. Глушитель был давно привинчен.

– Пощади! – мертвея лицом, выдохнул хозяин.

Но я не выстрелил, хотя очень хотелось. Вместо этого приложил палец к губам:

– Тс-с…

Какой-то новый звук долетал с улицы. Я убрал громкость телевизора и замер, вслушиваясь.

Похоже на мотоциклетные моторы? Звук нарастал. Кого там еще принесло?

Не упуская Галунова из виду, я шагнул к окну. Жаль, забор – слишком высокий, улица не просматривается…

А моторы затихли. Совсем рядом?

Зарычали привязанные во дворе ротвейлеры. Спустя несколько секунд кто-то позвонил во входные ворота.

Ну-ну… Будем считать, что хозяев нет дома.

Звонок повторился. Потом чей-то кулак забарабанил по металлу.

Настойчивые…

– Ты ждешь гостей? – уточнил я у Галунова.

– Не-ет, – выдавил он.

Дверь загрохотала, словно по ней били куском металла. Или пистолетной рукояткой. Там, на улице, кто-то громко матерился.

«Эти так просто не уйдут…»

Я покосился сначала на циферблат будильника, потом на прозрачную пластиковую емкость, от которой трубка тянулась к руке Кати. Емкость опустела меньше чем на половину.

Любой ценой надо выиграть время.

Я смерил Галунова пронизывающим взглядом:

– Жить хочешь?

– Х-хочу…

– Сейчас выйдешь на крыльцо и очень спокойно спросишь, в чем дело. Только без глупостей! Понял?

– Да, – судорожно кивнул он.

Я пустил его вперед. Галунов остановился у входной двери, щелкнул замком, открывая. Я ждал в темной прихожей за его спиной. Мой палец отдыхал на спусковом крючке.

– Кто там ломится? – угрюмо озвучил Галунов, высовываясь на крыльцо.

– Галун, да ты че, охренел?! Мобильник вырубил, дверь не открываешь! Опять с утра глаза залил?

– Леха? Че за непонятки? Ты ж вроде вечером обещался…

– Варавва тебе объяснит – какие непонятки! – рявкнул невидимый гость. – Гони товар, живо!

Галунов обреченно оглянулся. Я сухо кивнул.

Он крикнул:

– Сейчас! Хоть штаны надену…

– Можно подумать, мы тебя без штанов не видали, – донесся смех с той стороны забора.

Галунов захлопнул дверь и вернулся в дом. Под моим чутким контролем достал из комода сверток, запечатанный в черный пластик, и вернулся в прихожую.

– Отдашь сверток, закроешь ворота и вернешься, – шепотом объяснил я, – Дернешься – и пуля у тебя в затылке… Усек?

– У-усек…

– И морду – проще, – толкнул его в бок, – а то друзья обидятся…

Он спустился с крыльца и открыл стальные ворота. Через узкую щель мне была видна лишь спина Галунова.

– Ну, у тебя и рожа, – буркнул кто-то из гостей.

– А это он после вчерашнего, – хихикнул второй, – сам виноват! Не фиг было полировать коньяк самогонкой! На пару с Жирным выдули полтора литра…

– В натуре? Вот красавцы!

Следующие минут десять они со смаком обсуждали подробности вчерашнего вечера. А я стоял в темной прихожей и мысленно крыл их матом.

«Взяли пакет – и валите! Чего вам еще надо, уроды?»

Наконец радужные воспоминания иссякли. Галунов попятился во двор, но с той стороны его притормозили:

– Че, и в дом не пригласишь? И пятьдесят граммов корешам не набулькаешь?

«Этого только не хватало…»

– Да вас же Варавва заждался…

– Ништяк, успеем!

– А у него, наверное, нету! – с издевкой предположил второй. – Наверное, сам сегодня с бодуна все вылакал!

– Пить без друзей – верная дорога к алкоголизму, – наставительно уточнил первый.

– Голова болит… Давайте завтра.

– Какой-то ты странный, Галун. Случилось чего?

Я прикусил губу. Спина хозяина маячила у меня на прицеле. Жаль, что остальных не видно…

– Да нормально. Говорю же, башка трещит.

– А-а… Ну это неудивительно, – хмыкнули с улицы.

– Ладно, бывайте, пацаны…

– Пока, Галун.

Хозяин уже собрался закрывать ворота, а я почти поверил, что в этот раз обойдется. Но в одно мгновение все пошло кувырком.

Из гостиной долетел стон.

Катя пришла в себя! Молодчина… Жаль, что так не вовремя. А я… я – идиот, не закрывший дверь в холл!

– Э-э, да у него там баба! – обрадовались из-за ворот.

Мягко, кошачьи ступая, я попятился. И не успел еще дотянуться до дверной ручки, когда, холодея, услышал:

– Глеб!

– Какой еще «Глеб»? – возмутились с улицы, – Че за хрень у тебя там творится, а?

Я шагнул ко входу и увидел, что Галунова уже отпихнули в сторону. Здоровый бородач в кожаных штанах и жилетке влетел во двор – в руке у него был помповый дробовик. За долю секунды я хорошо рассмотрел каждый волосок на квадратной физиономии гостя…

И надавил спуск «беретты».

Пара хлопков.

Точно знаю – не промахнулся.

Но бородач, словно не замечает, одним прыжком одолевает крыльцо. Отброшенная мощным ударом дверь сшибает меня с ног. «Бронежилет!» успеваю я сообразить. Но слишком поздно – пистолет вывалился из контуженной руки.

С рефлексами у меня вообще швах – как бывает всегда после «ускорения».

Пытаюсь вскочить и получаю еще удар – кованым сапогом. Оказываюсь на полу в холле. Он покрыт мягким ковром – но от этого нисколько не легче. Потому что бородач скалится, нависая надо мной горой мускул:

– Откуда такой борзый, хиляк?

Я достаю нож из кармана на штанине. Бородач изящно помахивает стволом дробовика и скалится еще шире:

– Ну, попробуй, доходяга!

Ясно, что у меня нет шансов. Правда, у ножа шансов больше.

Я вдавливаю выемку на гарде. Лезвие вылетает из рукоятки. И проносится намного выше фигуры бородача.

– Промазал, идиот! – весело комментирует он. Но я не рассчитывал так его прикончить – и смертельная ножевая рана редко дает гарантию от выстрела в ответ. Тем более что с этого расстояния из дробовика не промахнется даже ходячий труп.

Именно поэтому я целился выше.

И тоже не промахнулся.

Бородач перехватывает мой взгляд, кривится и не выдерживает – недоуменно смотрит вверх. Как раз в тот миг, когда тяжеленная бронзовая люстра падает ему на голову.

– Есть контакт, – шепчу я. Встаю, выдираю дробовик из его скрюченных пальцев. Подбираю с пола лезвие ножа и опять вставляю в рукоятку – ведьмина сталь слишком большая редкость, чтобы ею разбрасываться. Где еще найдешь лезвие, которое бы резало металл, словно картон…

Черт!

Опять падаю на пол. Автоматная очередь бьет по оконным стеклам.

Второй бандит, контролировавший дом с улицы, что-то заподозрил – наверное, вскочил на сиденье мотоцикла и теперь работает поверх забора из «калашникова».

Вслепую шмаляет. Зато патронов, сволочь, не экономит!

Брызги стекла разлетаются по гостиной.

– Мочи их, сук! – злобно и испуганно орет с улицы Галунов. В тон ему захлебываются лаем привязанные во дворе ротвейлеры.

К счастью, диван далеко от окон и частично скрыт массивным дубовым шкафом.

– Лежи, Катя, – выкрикиваю я. А сам взлетаю по лестнице на второй этаж. Распахиваю окно – то самое, которое прячется за разлапистой сосной в палисаднике. Еще с улицы его заметил…

Один прыжок, и я в новой точке, откуда хорошо видны подступы к дому. Бандит с автоматом разворачивается – услышал или догадался? Не важно, ведь я все равно раньше успеваю нажать спуск дробовика.

Минус второй!

Только радоваться глупо. Потому, что Галунова нигде нет. Кругом вообще безлюдно. Нежилые дома равнодушно таращатся выбитыми окнами. Ветер гонит пыль по дороге. Но, если вслушаться, через хриплый лай хозяйских собак можно разобрать, как где-то вдали, за одичалым садом, трещат ветки под быстрыми шагами…

«Называется, пощадил гада! Значит, скоро не только полицаи, скоро все местные бандиты сюда пожалуют…»

Чем дальше, тем веселее!

Я спрыгнул на землю. Вернулся в дом. И понял, что не зря потратил последние полчаса.

Катя сидела на полу и испуганно на меня смотрела. До сих пор бледная, но уже без того тусклого, безнадежного блеска в глазах, который я давно научился угадывать.

– Ты сможешь идти?

– Я попробую…

Вытащил иголку из ее вены, заклеил место укола пластырем. Рану на ноге успел перебинтовать раньше.

Она встала, опираясь на диван, и покачнулась. Я подхватил ее и вынес из дома.

Ничего, будет жить. Конечно, если мы успеем вырваться из поселка!

В этот раз усадил Катю позади – чтоб удобнее маневрировать. Но по-прежнему крепко привязал к себе своей курткой. Сам я надел трофейную, слегка подпорченную дробью кожанку.

Возвращаться тем же путем не стал. Повернул мотоцикл влево, огибая развалины на краю поселка. И опять встретил знакомого тракториста.

Он приветственно помахал рукой.

Я притормозил. А тракторист заговорщицки мигнул:

– Слышал пальбу – значит, ты достал лекарства?

– Какую еще пальбу? А лекарством поделились добрые люди…

– Это Галунов, что ли? – засмеялся мужик.

– Не только. У вас в поселке – вообще такие все милые… Скажи, этой тропой я проеду через болото?

– Ага.

– Спасибо, – кивнул я, выжимая «газ».

– Только у опушки рули направо, – уточнил он вдогонку, – Тропинка влево – к Гиблому лесу!

Натужно гудел мотоцикл, шелестела осока, брызгала грязь из-под колес. Но с каждой секундой мы все ближе к спасительной чаще.

«Фалкон» почти достиг опушки, когда я услышал за спиной рев десятков двигателей. На изгибе тропы оглянулся и вдруг отчетливо понял: оторваться не выйдет.

Все, что я сэкономил, напрямую одолевая болото, – жалкий пустяк. Целая стая мощных мотоциклов, кажется, «Хонд», летела с той стороны камышей – более тяжелые, чем мой «Фалкон», зато куда более скоростные. По длинной дуге они объедут болото вдоль окраины поселка и, вырвавшись на укатанную тропу, за считаные минуты будут у меня на загривке.

«Лошадиные силы» кой-чего значат…

Но я-то – не лошадь!

У развилки путей притормозил. «Как там говорил тракторист – Гиблый лес? Что ж, мне подходит!»

Вдавил рукоятку «газа» и повернул налево.

Этой дорогой точно редко пользовались. А может, и вообще не ездили последние несколько лет. Высокая трава не примята. Иногда поперек пути лежали сломанные ветки. Один раз пришлось объехать поваленное бурей дерево.

Но лес пока не оправдывал громкое название.

Заурядные сосны проносились мимо. Налетавший ветер был пронизан обычным, хоть и густым запахом хвои.

И все-таки я еще надеялся, что у рвавшихся за мной бандитов с этим местом связаны куда более сильные воспоминания. Даже последние сволочи бывают до ужаса суеверными…

Через пару минут стало ясно – зря надеялся!

Рев моторов не думал растворяться вдали. Наоборот, с каждой секундой он нарастал.

«Ищи выход, трикстер…»

В конце концов, несолидно – столько раз ускользать из самых поганых ловушек Зоны и вдруг тупо окочуриться от бандитской пули!

Выход… Только где? Хоть бы кто подсказал.

Сколько ни оглядывайся – направо и налево лишь однообразная стена леса. Но эта дырявая стена не укроет нас от погони…

Стоп! А что это там белеет?

Я круто поворачиваю руль, проламываю тянущийся вдоль тропы кустарник. Одолеваю заросшую болотной травой низину, опять вырываюсь на твердое место. И понимаю, что мне не показалось.

Стена тумана встает впереди – совсем близко, меньше километра!

Я до капли выжимаю из мотоцикла все, на что он способен. И успеваю влететь в молочную пелену как раз тогда, когда сзади начинают грохотать выстрелы.

Кто-то бы удивился – откуда в ясный день это белое, осязаемо плотное наваждение. Но я знаю, что в таких районах бывают вещи и покруче. Целые автоколонны растворяются, будто ложка сахара в кипятке…

Туман – плохое место.

Только не сейчас и не для меня!

Видимость – меньше пяти метров. Стволы деревьев, будто живые, сами бросаются под колеса. И каждое – как готовый памятник на твоей могиле.

Но я не сбавляю скорость.

Ведь тем, кто дышит мне в затылок, – ничуть не легче. И мысль об этом помогает безошибочно выбрать путь, уловить в белом мареве едва различимые стволы сосен, вовремя крутануть руль, объезжая кочки и выбоины.

Грохочут выстрелы. Изредка пули сшибают ветки.

Но я знаю – палят вслепую! Они и друг друга почти не различают…

Звук глухого удара – там, позади.

Ага, минус один! Кто-то из особо рьяных байкеров поцеловался с сосной!

Они сбрасывают скорость – я чувствую это по слабеющему с каждой секундой гулу моторов.

«Оторвался!»

Почти слившись с «Фалконом» в единое целое, я мчусь сквозь дымку, как призрачный парусник, как лист на ветру. И кажется, что сам становлюсь частью этого проклятого и завораживающего места…

Только прикосновение Кати, только тяжесть аккумулятора в рюкзаке за спиной до сих пор связывают меня с реальностью, хрустальным звоном отдаются в висках: «Лови фарт, трикстер, лови фарт!»

Туман – пустяки…

Лес – пустяки.

Я смогу их одолеть. Потом, когда окончательно затихнет растворяющийся звук тяжелых мотоциклов. С каждым метром эта минута ближе…

«ГЛЕБ!» – отчаянный вопль подсознания словно выводит меня из ступора.

Взвизгивают тормозные колодки, руль, как бешеный, идет вбок, едва не ломая пальцы.

Подняв облако пыли, «Фалкон» останавливается.

Замирает на берегу реки – у самого края, над обрывом.

«Называется, приехали!» – облизываю я вмиг пересохшие губы. Достаю флягу и делаю длинный глоток. Озираюсь. Ветер поднимается с реки и чуть разгоняет туман, легкой рябью ложится на гладь. До этой глади вниз – метров десять.

Высоковато пришлось бы лететь!

Очертания берега изгибаются дугой. Я почти у вершины этой дуги. А ее продолжение вправо и влево тает в дымке у меня за спиной. Эта излучина – как западня.

Надо отсюда уматывать, пока банда байкеров не пришла по моему следу!

Направляю «Фалкон» вдоль берега. А река все изгибается в тумане, круче заворачивая на север.

Я уже двигаюсь почти навстречу погоне!

И ясно различаю там, впереди, нарастающий гул моторов.

Фигня! Если сумею с ними разминуться – проскочу. В этой дымке они и своих-то с трудом угадывают!

Я отчаянно успокаиваю себя этой мыслью. Но с каждой минутой ветер разгоняет белую пелену. И становится очевидно – не разминусь…

Там, где река опять начинает поворачивать к западу, я останавливаюсь. По звукам уже ясно – байкеры изменили построение. Лишь часть из них идет моим следом. Остальные широкой цепью прочесывают лес – народу у них хватает. Там, у поселка, я видел не меньше трех десятков мотоциклистов, а Варавва – тот, кто ими командует, – отнюдь не идиот вроде Галунова.

Наверняка он знает про реку. И знает, что отсюда мне некуда деться.

Или почти некуда…

Я оглянулся.

То есть, конечно, можно попробовать спуститься по крутому обрыву. Без тяжелого рюкзака переплыть эту чертову реку.

Я бы, наверное, многое сумел.

Если бы речь шла только о моей жизни…

– Катя, – сказал я, развязывая соединявшую нас куртку. – Ты останешься здесь.

– А ты? – испуганно прошептала она.

– А я чуток прогуляюсь, – улыбнулся, слезая с «Фалкона» и прислоняя его к дереву.

– Ты меня бросаешь, – прозвучало словно утверждение.

– Не-а, этой фазы наш роман еще не достиг. Сиди возле мотоцикла…

Обойдя заросли черники, перебежками, от куста к кусту я двигался на северо-восток – если правильно определил направление. Во всяком случае, звуки моторов нарастали. А я бежал им навстречу. И конечно, не с голыми руками.

Артефакты я уже истратил. Зато разбогател обычным «железом».

Трофейные помповый дробовик, «АКСУ» – укороченный полицейский «калаш», «стечкин» и моя собственная «беретта» – вполне достаточно для того, что я задумал…

Стоп!

На секунду замер, всматриваясь. Ага, вроде удобное место.

Я спустился с пригорка, пересек болотистую низину. Дальше по кочкам рос редкий кустарник, за ним опять болото… В общем, вполне экологичный пейзаж.

Пора было дополнить его новыми деталями. Я вскинул автомат и короткой очередью пальнул в туман, навстречу еще невидимым мотоциклистам. Хрипло заорал:

– Все сюда! Он здесь!

Потом вернулся на пригорок и спокойно залег под кривой сосной.

Ждать пришлось недолго.

Сразу два байкера выросли из тумана: один двигался прямо на меня, другой – метрах в десяти левее. Теперь они не мчались, как стая оголодавших хищников, – нет, ехали осторожно, с опаской, вглядываясь во мглу… А в болотце их мотоциклы вовсе начали буксовать – один успел провалиться по самые оси.

Другой не успел.

Хотя результат оказался одинаков…

Магазин «АКСУ» опустел. Я отсоединил его и аккуратно прищелкнул новый.

Как раз вовремя, чтобы общаться с третьим – он вылетел на меня справа. Этот заметил мертвых подельников, выругался и попытался развернуть тяжелую «Хонду». Только в глубокой грязи у него не слишком получалось…

Во всяком случае, пули долетели раньше.

Минус три!

Я облизал губы. Хорошо, но мало. А по сравнению с тем, что они творили в Микулино, вообще пустяк…

– Здесь он, здесь! – заорал я в туман.

Идите же ко мне, бандерлоги!

Нет, я не надеялся прикончить их одного за другим.

Главное – приманить сюда большую часть стаи. И пока они будут кружить в тумане, ругаться, буксовать в болоте – у меня есть шанс по-тихому ускользнуть. Вернуться к мотоциклу и вырваться из облавы.

Почему бы и нет?

Ведь я не волк, а они не охотники. Они сами – то еще зверье…

Что-то грохнуло за спиной. Я рывком перекатился, вскидывая автомат. И в ту же секунду фонтанчики земли взлетели рядом с головой.

«Обошли!» – успел я подумать, нажимая спуск.

Длинная очередь встретила рождающиеся из дымки силуэты.

Один сразу накренился вбок – его «Хонда» вырвалась из-под седока и, налегке проскочив десяток метров, врезалась в сосну. А второй резко крутанул руль и сумел нырнуть в туман.

«Плохо! Пора менять диспозицию!»

Я метнулся к маячившему вдалеке, заросшему кустарником бугорку. Но не успел еще добежать, когда из пелены вылетел новый противник.

Я упал, вжимаясь в траву, совмещая прицельную планку и мушку поверх размытого темного силуэта.

Байкер мчался прямо на меня, не пытаясь отвернуть в сторону, не вскидывая на ходу дробовик, – хотя, конечно, слышал пальбу. И, конечно, он уже увидел меня в низкой траве.

«Хочешь раздавить мотоциклом? Попробуй!»

Но вместо этого он вдруг притормозил.

«Идиот!» – решил я, дергая пальцем туговатый крючок спуска. Автомат вздрогнул, выплевывая короткую очередь. Я бил наверняка, экономя патроны.

А байкер даже не качнулся. Он проехал еще метров пять и остановился на склоне пологого холма.

Доля нереальности ощутилась в этот миг. Ездок казался совершенно спокоен, словно пули из «калашникова» были чем-то вроде каприза погоды – типа легкого моросящего дождика.

«Опять броник?» – мелькнуло в голове, пока палец второй раз нажимал спуск. Я целился прямо в его ухмыляющуюся рожу. И с этого расстояния трудно было промазать в неподвижную, хорошо различимую мишень.

Очередь расколола воздух – за пару мгновений опустошила магазин, выбила щепки из ближайшей сосны.

А байкер… чертов байкер не шелохнулся. Остался сидеть в прежней расслабленной позе.

Я прикусил губу, чуть поднимаясь над травой: «Что за фигня?» Это казалось бредом – ожившим ночным кошмаром.

«Кто ты, мать твою?» Даже упыри не умеют мгновенно залечивать раны. Любая тварь на его месте давно бы уже корчилась от боли. Любой, кто создан из плоти и крови…

А может, и не из плоти?

Человек или призрак?

Легкий ветерок сильнее проредил туман. И я смог рассмотреть его уверенную физиономию. Слишком уверенную – будто любой мой поступок был ему заранее известен.

Байкер не выглядел туповатым громилой. Черты лица вполне подходили умнику с университетским дипломом во втором поколении. Легкая ухмылка кривила тонкие губы. И темные глаза изучали меня с холодным вниманием, как подопытную зверюшку.

«Ошибся, братан, я не хомячок!» – помповый дробовик, висевший за спиной, уже у меня в руках. Палец лег на спуск.

– А ты – упрямый, – леденяще усмехнулся призрак.

И в ответ ему грохнул выстрел – один… второй…

Верхние ветки полетели с кустов, срезанные зарядом шрапнели, дырками задымилась кора дерева у его плеча…

Третьего выстрела не было. Хотя в магазине еще хватало патронов.

Я опустил дробовик.

– Что, наконец дошло? – иронично подмигнул Варавва.

А кто ж еще? Теперь-то мне удалось разглядеть легкое дрожание воздуха, окутавшее его фигуру в момент выстрела. Комочки свинца разлетались, будто отклоненные неведомой силой…

И уж конечно, эта сила не могла принадлежать рядовому бандиту.

Неведомый артефакт ему помогал или удивительная мутация – один хрен, мне с ним не справиться. «Ну и мать его так!» – я вскочил, бросаясь в туман.

Только почти сразу замер, будто уперся в невидимую стену. Рев десятков мотоциклетных моторов долетел навстречу, а потом десятки силуэтов родились из дымки.

«Все-таки обложили…»

Кольцо замкнулось – пока я бездарно тратил время и патроны.

– Как видишь, глупо дергаться, – объявил Варавва. – Ты проиграл, трикстер!

Я оглянулся. Сейчас единственное, что оставалось, – выдавить кривую ухмылку в ответ:

– Такой большой, а не знаешь простого закона…

– Какого закона?

– Если имеешь дело с трикстером – ни в чем нельзя быть уверенным.

Он презрительно сплюнул на землю:

– Куда ты дел девчонку?

Я улыбнулся еще шире, озираясь вокруг. Больше двадцати человек уже обступили меня плотной цепью. И столько же стволов пытливо таращились на меня черными зрачками.

Можно пока корчить героя. Только себя обманывать глупо – эту цепь мне не разорвать.

Я медленно поднял ствол дробовика и приставил его к своей шее.

– Как это банально, – вздохнул Варавва.

– Ага, и скучно, – подтвердил я. – Может, составишь компанию?

Бандиты хмуро таращились, продолжая держать меня на мушке. А я смотрел поверх их голов – так, будто хотел навсегда запомнить окутанные мглой ветки сосен. Все-таки это нормальный лес – несмотря на туман. Не такое уж плохое место для финала…

– А ты забавный, – оскалился Варавва. – Ладно, дам тебе еще один шанс. – Он махнул рукой. – Расступитесь, пускай идет!

Байкеры переглянулись, но выполнили – в их цепи образовался широкий промежуток.

– Вали на все четыре стороны…

На мгновение наши взгляды встретились. И я вдруг понял. Вдруг ощутил себя самоуверенным дураком… Нет, не за мной шла главная охота. Это Катя вышибла мозги тому упырю – губернаторскому племяннику. И скорее всего, именно за ее голову обещана хорошая награда.

– Ну… – нетерпеливо прищурился Варавва. – А то ведь могу передумать…

Да, он знал, что Кате не уйти в одиночку – думаю, Галунов подробно ему доложил. А еще ему ясно – пока живой, я ее не брошу, сделаю все, чтоб ее спасти…

Он знал, что я приведу их прямо к девушке.

У меня же нет выбора.

– Давай, не тормози… – кивнул вожак байкерской стаи.

И когда я шагнул вперед, уловил в его в глазах радостный огонек.

Теперь Варавва не сомневался – все кончится быстро, без лишней суеты и прочесывания зарослей. Они возьмут нас обоих. И банда даже лишнюю минуту не задержится в этом поганом месте, совсем не зря получившем название «Гиблый лес».

Он заранее просчитал каждый мой шаг…

Я иду мимо байкеров. Они провожают меня взглядами, только ни один не двигается с места. Почти физически чувствую спиной их ненависть. Но, одолев пару десятков метров, останавливаюсь.

За спиной взрыкивает мотор.

Я оборачиваюсь. «Хонда» Вараввы выскочила вперед. Он почти ласково машет рукой:

– Ну, чего ждешь? Лови фарт, трикстер!

– Как скажешь, – шепчу я, отводя от шеи ствол дробовика.

Он ухмыляется:

– Последняя попытка?

Бандиты держат меня на прицеле. Но я и не собираюсь шпиговать кого-то из них свинцом. Знаю, мне не дадут сделать больше одного выстрела – особенно когда заметят то, что я успел увидеть первым.

Несколько секунд назад…

Рассматривать кроны деревьев – полезно не только для нервов.

Ствол дробовика до сих пор задран вверх – куда выше их перекошенных от злобного внимания физиономий. Я очень близко, но теперь нельзя тянуть – они тоже вот-вот разглядят… Всего-то и надо шевельнуть пальцем.

А удается не сразу.

«Слишком близко!» – отчаянно сигналит подсознание.

«Ну и пофиг!» – отвечаю я, нажимая спуск.

Щелкает боек – громко, словно мое сердце. А вместо выстрела – те же удары отдаются в висках.

«Осечка?!» – холодом отзывается внутри.

Палец судорожно давит стальную скобу.

Второй раз – тоже ничего!

Я роняю дробовик на землю. Бандиты начинают смеяться – еще бы, трикстер оказался клоуном.

Я рву из подмышечной кобуры пистолет. Но Варавва качает головой:

– А вот это – лишнее! Медленно положи на землю и отойди в сторону, – его «винчестер» смотрит мне в лицо. Сам вожак байкеров косится вверх. Конечно, он уже заметил над собой притаившийся в сосновых ветвях пузырь.

– Хорошая попытка.

Я молчу, облизывая пересохшие губы. И медленно опускаю «беретту».

– Ну что, теперь ты действительно проиграл?

Пистолет ложится на землю. Я отступаю на пару шагов, сажусь на траву и медленно достаю носовой платок. Утираю пот.

А бандиты буквально угорают – трясутся от смеха, держатся за бока. Потом они обязательно меня убьют – жестоко, без лишней спешки, но сейчас… Сейчас я подарил им несколько секунд реального, по-детски безмятежного счастья.

Никто из них не замечает вывалившийся вместе с моим платком зеленовато-серый шарик.

И я успеваю раздавить его каблуком.

 

Глава 5

Мутная пустота…

Гулкие удары…

Влага…

Я что, упал в реку?

Не помню. Последнее, что отпечаталось в памяти, – я опять притащил из Зоны горсть хлопушек. А отец снова меня отчитывал: «Ты ведь почти взрослый, Глеб, тебе тринадцать, нельзя дурачиться, будто первоклассник!»

Угу, директор уже вызывала его на прошлой неделе – после того как математичка Анна Сергеевна села на хлопушку. Но ведь сама же села! Я ее не заставлял. А визгу было на всю школу – хуже, чем если б математичка увидала живоглота у себя в кабинете.

Подумаешь, одна маленькая хлопушка, которая чисто случайно оказалась на ее стуле. Конечно, она этого не ожидала. Но ведь если б ожидала – согласитесь, было бы не так смешно.

И стоило вообще волноваться? Это ведь не артефакт – безвредная штуковина, похожая на петарду. Даже лучше, чем петарда, – абсолютно безопасная. Конечно, более громкая – хотя еще неизвестно, кто громче – хлопушка или Анна Сергеевна?

Целый день потом звенело в ушах…

В этот раз – звона нет. Только голова слегка болит. И память наконец-то распахивает скрипучую дверцу.

Да, папа, в этот раз мы не трогали математичку…

Почти одновременно с грохотом хлопушки что-то вспыхнуло вверху и опрокинуло меня в темноту.

«Пузырь сработал – от звуковой волны…» – буднично констатирует сознание. И умолкает, опять проваливаясь в забытье.

Неизвестно, сколько это длится. Я открываю глаза оттого, что кто-то тормошит меня за плечо:

– Проснись, Глеб!

Поворачиваю голову, кругом – белизна. Это стены? Не выходит толком рассмотреть – все расплывается перед глазами. Но сейчас мне лучше, намного. Голова прошла… Лежу на чем-то мягком… Кровать? Я что, угодил в больницу?

Кто-то рядом продолжает трясти меня за плечо:

– Глеб, ты что, меня не узнаешь?

Голос вроде знакомый, только лицо нельзя различить сквозь застилающую взгляд пелену.

– Привет… А ты…

– Это ж я – Андрюха!

– Угу, – слабо киваю. И в мозгах будто ржавые шестеренки проворачиваются: «Какой еще Андрюха? Одноклассник? Сосед по больничной палате?»

– Значит, не узнал, – грустно качает он головой.

Я растерянно моргаю. Пелена редеет, а шестеренки в мозгах делают поворот.

– Почему ж не узнал… – Я вздрагиваю.

Он пытливо смотрит мне в глаза:

– Много лет прошло, да, Глеб?

– Много, – выдавливаю в ответ. Теперь я действительно вспомнил, где видел это лицо. Но в тот, последний раз – оно было бледное, как вечернее небо, почти серое…

– Спасибо, что тогда вернулся, – говорит он.

А я молчу. Потому что слишком хорошо помню тело, завернутое в грязную рогожу. Помню торчащую из-под рогожи руку – холодную, как лед. И, как наяву, вижу четвертую от дороги могилу – на новом поселковом кладбище…

– Ты изменился, – говорит он.

– А ты – нет…

Он слабо усмехается:

– До сих пор таскаешь товар из Зоны и бегаешь от полицаев?

– До сих пор, – бормочу я.

– Стал настоящим трикстером?

– Не знаю, со стороны виднее… – Годы, будто один день, проходят перед глазами. И очень мало там светлого, недостойного забвения.

Жизнь до Сумерек – праздничный, нереальный сон. Но иногда кажется, что и в первые, самые страшные годы – мир был лучше. По крайней мере, мама была жива. И упыри еще не убили отца у меня на глазах…

– Говоришь, мир был лучше?

Удивленно поднимаю на него взгляд. Разве я сказал это вслух?

– …А что ты сделал, чтобы он СТАЛ лучшим?

Я пожимаю плечами:

– Один человек может так мало.

– Так мало? – разочарованно моргает Андрюха Демин. И лицо его будто темнеет от гнева. – Нас с Серегой зарезали, как баранов… А ты… Тебе одному выпал шанс! И ты… ни хрена не сделал!

– Я убил «мясника»…

– Прикончить несколько негодяев – и сдохнуть?! – кричит Андрюха, и голос его становится громче с каждой секундой, он уже гудит, как огромная медная труба, – ЭТО ВСЕ, ЧЕГО ЖЕЛАЕШЬ?! ВСЕ, НА ЧТО ТЫ СПОСОБЕН?!

– Сдохнуть? – растерянно бормочу. – Я… не желаю сдохнуть!

– ТАК КАКОГО ДЬЯВОЛА ТЫ ВАЛЯЕШЬСЯ, СЛОВНО КУСОК ДЕРЬМА?! ЖДЕШЬ, КОГДА ОЧУХАЮТСЯ БАНДИТЫ?!

Он нависает надо мной – огромный, как гора, окутанная сияющим ореолом. И взмахом руки швыряет назад – в холод и боль…

Я вздрагиваю среди влажной тьмы. Отчаянным усилием поднимаю голову. Начинаю судорожно кашлять, выплевывая изо рта противную жижу.

«Что это? Где я?»

Утираю лицо от грязи, разлепляю веки. И наконец понимаю – взрывом пузыря меня отбросило далеко в низину. Болото смягчило удар – мышцы ломит, но кости целы.

А в ушах до сих пор гудит.

«Последствия удара», – подсказывает элементарная логика. Но вдруг я цепенею, потому что гудение ясно складывается в слова: «МОСТ ЧЕРЕЗ РЕКУ… ДВА КИЛОМЕТРА НА ЗАПАД…»

Я трясу головой. Наваждение проходит.

Мало ли что померещится после такой контузии…

Озираюсь по сторонам. В десятке метров от меня валяется бандит – этому повезло меньше, он приземлился на твердое и, похоже, сломал шею. Зато его автомат – целый.

Я ползу к нему.

Вооружившись, оборачиваюсь, смотрю назад во мглу. Оттуда долетают какие-то звуки… Стоны? И вроде различимо неясное движение.

Вернуться и попытаться прикончить выживших уродов?

Нет, глупо рисковать.

Глупо тратить драгоценные минуты!

Я вскакиваю и на слабых, подгибающихся ногах ковыляю туда, где оставил возле мотоцикла Катю. Голова до сих пор кружится, едва удается угадывать направление. А плутать мне нельзя – бандиты скоро обнаружат, что я исчез… Когда это произойдет – надо оказаться далеко отсюда.

«Два километра… Так ведь говорил Андрюха?»

Я стискиваю зубы. Не хватало еще спятить, уверовать в собственный бред!

Прибавляю шагу, почти бегу, обдирая лицо и руки о плотный кустарник. В мозгах вроде прояснилось. Только гудящий голос не уходит из памяти. И неотступная мысль лихорадочно стучит в висок: «Галлюцинация… или что-то другое?»

К чертям, к кровососу в глотку!

Соображай, Глеб!

Вот там заросли черники. Похожие, совсем похожие…

Еще несколько шагов… И в лицо мне снизу вверх смотрит двадцатизарядный «глок».

– Привет, – говорю я.

Не опуская оружия, Катя испуганно изучает мое лицо – наверное, вид у меня еще тот. Чувствую, взрыв и купание в болоте радикально облагородили имидж.

Кое-как утираюсь мокрым рукавом, выдавливаю с улыбкой:

– Ну что, теперь узнала?

Морщась от боли, я навьючил на себя рюкзак с аккумулятором. Мы оседлали «Фалкон», проехали около километра на запад. Когда река скрылась в прибрежных зарослях, я остановил мотоцикл.

Катя встревоженно коснулась моего плеча:

– Тебе плохо, Глеб?

Мне хорошо. Так прекрасно, что я молчу, прикусив губу. Ведь это же здорово, когда у тебя есть выбор…

Одно плохо – неясно, что именно надо выбрать. Либо, никуда не сворачивая, продолжаем нестись на запад – мотоцикл бойко идет по редколесью. И возможно, я сумею оторваться от погони.

Либо надо свернуть влево – прямо в заросли. И продираясь через кусты, двигаться вдоль берега целый километр.

Туда, где должен быть «МОСТ ЧЕРЕЗ РЕКУ»…

– Глеб…

– Сейчас, Катя, – прошептал я, вглядываясь и вслушиваясь.

Но подсказок не было.

Точнее, одна была – раньше…

Я криво усмехнулся. Вдавил кнопку стартера, выжал «газ», бросая мотоцикл вперед.

А метров через пять крутанул руль, поворачивая налево.

Несколько следующих минут прошли в треске веток и мысленной ругани.

Человеку свойственно ошибаться. Человеку свойственны суеверия. Но ты-то, хваленый трикстер, на фига ломишься к лешему в зубы? В таком поганом месте пробиваешься в самую чащу? Тратишь драгоценное время, сжигая бензин, лавируя между кустами…

Неужели все оттого, что тебе почудилась какая-то глупость?

«Ты придурок, Тень! Полный идиот!» – громко возмущался здравый смысл. Но руки продолжали сжимать руль, продолжали вести «Фалкон» вдоль берега. И я вглядывался в дымку – до рези в глазах.

Хотя и сам не мог бы дать точный ответ – почему?

Может, потому, что я слишком хорошо помнил тело, завернутое в грязную рогожу. И, как наяву, видел четвертую от дороги могилу – на новом поселковом кладбище…

– Глеб, – чуть толкнула меня в спину Катя.

– Ага, – отозвался я, вглядываясь в паривший над водой туман. Редеющая мгла уже не могла скрыть темные, прямые очертания…

Мост.

«Спасибо, Андрюха, не обманул!»

Никакой подъездной дороги не наблюдалось – даже намека, даже тропинки. Если она и была когда-то – последний раз ею пользовались больше десяти лет назад. А скорее всего – еще до Сумерек.

С тех пор все наглухо заросло терновником и высокой травой.

Обдирая рукава кожаной куртки, я протиснул «Фалкон» к самому берегу и остановился, вглядываясь вперед.

– Красивое место, – прошептала Катя.

– Угу…

Мост оказался подвесной – думаю, вообще пешеходный. Стальные тросы натянуты через реку, закреплены на массивных, глубоко вкопанных в землю железобетонных блоках и металлических балках. Два верхних троса служили в качестве поручней. Через каждый метр они соединялись перемычками с нижними тросами, а эти нижние служили опорой для мостового настила.

Я почесал затылок и сморщился, наткнувшись пальцами на свеженькую гематому. Не многовато ли на сегодня экстрима?

То есть, по изначальной идее, система способна выдерживать легкий мотоцикл вроде моего «Фалкона». Чуть больше двадцати метров – и ты на другом берегу. Река здесь не очень широкая, и это безопасный, вполне комфортный способ ее форсирования.

Был когда-то…

С тех пор сгнила большая часть толстых досок, образующих настил. Через зияющие в нем дыры выглядывают стальные перекладины. Раньше они тоже могли служить опорой для мотоцикла. Но сейчас покрыты слоем ржавчины. Да и сами натянутые между берегами тросы – грязно-бурого цвета.

Один дьявол ведает, какова теперь прочность этого сооружения – особенно в таком замечательном месте, как Гиблый лес.

– Мы поедем на ту сторону? – робко уточнила Катя.

– Обязательно, – выдавил я. Прислонил мотоцикл к дереву. Развязал соединявшую нас «страховочную» куртку. Слез с «Фалкона», подошел к мосту, осторожно постучал ногой по тросу. И медленно двинулся вперед.

Несколько шагов по скрипучим доскам. Обрывистый берег остался позади. Теперь только шаткий настил удерживает меня над рекой…

Стоп!

Я замер, будто споткнувшись. Повернул голову, всматриваясь вниз – в толщу воды. И стоял так целую минуту, пока не почувствовал взбирающийся по спине неприятный холодок.

Нет, гладь реки, до которой тут всего метров пять, выглядела спокойно.

Никаких сюрпризов вроде водяной глотки и прочей мерзости. Да и не любят эти твари подобные места. Им больше подходят пруды, тихие озера… А здесь течение – хоть и слабое, но вполне заметное. Оборванные ветром желтые листочки медленно проплывали под мостом.

Но что-то было не так.

Не знаю, что скрывалось под безмятежной гладью. Зато чутье ясно говорило – лучше бы и на километр не приближаться к этим берегам…

Я медленно выпрямился и облизнул пересохшие губы.

Абсолютно бесполезное открытие. Выбора-то все равно нет.

Аккуратно ступая, двинулся дальше. Гнилые доски подо мной потрескивали, сооружение чуток раскачивалось, но стальные перекладины, соединявшие два нижних троса, еще держались.

«Под человеком не сломаются. А под мотоциклом?»

Я дошел почти до середины реки. И думал проверять до конца – хотя с того края мост выглядел куда целее – но в эту минуту уловил за спиной знакомый поганый звук.

Нарастающий рев моторов.

«Очухались, уроды!» Куда быстрее, чем я надеялся.

– Глеб! – встревоженно позвала Катя.

– Слышу, – ответил я, бросаясь назад.

Байкеры приближались – в этом нет сомнений. Если уж там, в лесу, они напали на мой след – в прибрежных зарослях его тем более трудно потерять. Чересчур много свежих сломанных веток…

Я оседал «Фалкон», привязал Катю курткой. И пару секунд рассматривал мост, прикидывая наш суммарный вес.

– Глеб, – долетел из-за спины испуганный шепот.

Да, милая. Больше нет времени на осторожность. Если вслушаться, можно различить хруст валежника под колесами тяжелых «Хонд».

«Да!»

Разве так трудно – вдавить кнопку стартера, выжать газ?

И… вперед, под уклон!

Стальные тросы исполняют бешеный танец.

Гнилые доски печально всхлипывают, разлетаются щепками, осыпаются трухой… Металлические перекладины внизу пока держатся…

А нам-то и надо – всего несколько секунд!

Дальний берег уже стал близким, вырос из мглы очертаниями деревьев, и волшебную ясность обрели кроны сосен, заросли черники. Мы успеем – раньше, чем гул десятков двигателей за спиной заглушит рычание моего «Фалкона»…

Тр-рам! – лопается перекладина под задним колесом.

Катя вскрикивает.

Тр-р-рам – еще одна. Мотоцикл накреняется.

Пустяки! Ведь там, ниже перекладин – твердая земля. Мы смогли, милая! Промчались над тем неведомым, что до сих пор ледяными мурашками отдается у меня в позвоночнике. Мы одолели этот чертов мост.

И теперь я сделаю все, чтоб ни одной твари не удалось повторить наш подвиг.

Мотоцикл перегнать за прибрежный холм – так, чтоб его не достали пули с того берега. И Катю усадить рядом, строго приказать:

– Жди, не высовывайся…

Хотя она и не в состоянии куда-то идти без посторонней помощи. Скорее, я говорю это по привычке – как сказал бы своему напарнику. Или другу… Удивительно – за те неполные пару часов, что мы путешествуем вместе, я успел привязаться к этой девчонке.

Когда по очереди спасаешь друг другу жизнь – это здорово сближает…

К дьяволу сантименты! Я огибаю холм, проламываюсь через кусты к реке – там, где раньше была дорога. Чуть сползаю по склону, раздвигаю траву, нависающую над ушедшим в землю бетонным блоком. Вот она – толстенная скоба, на которой закреплен один из нижних тросов моста…

Пусть ржавый, но еще крепкий – это если пилить его обычным способом. Нож с лезвием из ведьминой стали намного ускорит процесс…

Я вздрагиваю.

Растерянно ощупываю карман на штанине – наполовину разодранный, пустой… Машинально проверяю другие карманы.

Ножа нет.

Нигде нет!

Вывалился, когда меня отшвырнуло взрывом пузыря… Или когда я продирался через прибрежный терновник? Без толку теперь гадать…

Я до крови кусаю губу, окидывая взглядом мост.

Такой хлипкий на вид. И все-таки слишком, убийственно прочный…

Я не перебью тросы пулей из трофейного автомата – калибр 5.45 хорош только, чтоб дырявить тела. И не смогу раздолбать бетон вокруг проклятой скобы – всех патронов в двух магазинах не хватит!

Была б у меня хоть одна граната… Или побольше патронов… Я стискиваю зубы. Хорошо мечтать – но лучше это делать в безопасном месте. Прибрежные кусты на том берегу уже трещат, а рев моторов становится оглушительным.

Я проворно взбираюсь по склону и занимаю позицию на вершине холма – в траве между кустом и деревом. Мост отсюда – как на ладони. «Хонды» тяжелее моего «Фалкона», но зато у них нет дополнительного пассажира – это минус пятьдесят килограммов. И скорость выше. У них есть шанс проскочить на наш берег.

Реальный шанс для них. И конец путешествия для нас.

В поредевшей дымке я не смогу оторваться от погони. Даже если прямо сейчас оседлаю «Фалкон».

Значит, любой ценой надо остановить их на мосту.

Все решится – именно здесь!

Мокрым рукавом я смахиваю с лица смешанный с грязью холодный пот. Зачем-то опять проверяю трофейный автомат. И негромко говорю:

– Катя, можно тебя спросить… Только обещай, что не обидишься.

– Спрашивай… – долетает от подножия холма.

В сущности, это не имело особого значения. Дурацкая привычка трикстера – вникать в детали. Или просто не хочется молчать: короткая передышка – вдруг это все, что нам осталось?

– Слушай, а как тебя угораздило?

– Чего? – не понимает она.

– Ну… связаться с упырями?

Она не сразу отвечает, и я успеваю пожалеть о своем дурацком любопытстве. Тем более что время для болтовни – на исходе. Почти все моторы на том берегу заглохли. Значит, большая часть уцелевших бандитов уже там – в зарослях над обрывом. Сейчас таращатся в нашу сторону. Или кто-то из них готовится к броску через мост.

Будто фитиль у пироксилиновой шашки, отгорают последние мгновения… А от подножия холма долетает шепот:

– Глеб, спасибо тебе.

– Рано благодарить, – сухо отзываюсь я.

– И прости… за то, что втравила тебя в беду… Моя вина…

– Нет, – качаю головой, – сам ведь на такое подписался.

И произошло это не сегодня. Намного раньше. Думаю, еще в тот день, когда упыри убили моего отца.

– А я… пошла вместе с Любой. Умерла ее тетка, и… брат, двоюродный, остался один. Ему только девять лет, и он… попал под «эвакуацию».

– Ясно, – бормочу в ответ.

Никаких тайн. Все до ужаса привычно.

– Но ведь это вопреки закону… Понимаешь, Глеб? У него же есть… – она запинается и уточняет: —…была двоюродная сестра. Мы с Любой решили просить племянника губернатора, он вроде кому-то помогал раньше… И на вид казался не очень злым…

Я мрачно вздыхаю. «Не очень злым? Тот, раскормленный, рыжеватый упырь?» Как можно быть такой наивной – на восемнадцатом году Сумерек?

Ругательства едва не слетают с языка. Но я вспоминаю растерзанное тело Любы. И молчу.

Ведь легко судить со стороны. А для них… для них – это была их единственная надежда вытащить пацана – за те несколько дней, что его продержат в областном сборном пункте. Потом, из регионального «эвакопункта», охраняемого ОКАМом, возврата уже не бывает. Именно там заканчивается путь для большинства одиноких детей, подростков и стариков. Для всех, кто жизнями оплачивает процветание новой «элиты»…

– Глеб… Мы не думали, что так обернется.

Конечно.

Просто они ухватились за последний, призрачный шанс. Ясно, что «эвакуаторы» особо не разбираются, когда сверху спускают дополнительные квоты. И ребенка взяли, нарушив даже нынешние, упырьи законы. Мне ли не знать?

Две смелые, пусть чуть наивные девушки – единственные, кто вступился за пацана. Именно поэтому одна из них сейчас лежит мертвая, с перекушенным горлом. А вторая…

Вторую я им не отдам!

Смахнул комара, опять вглядываясь в чуть смазанные туманом очертания деревьев на дальнем, обрывистом берегу. Сейчас там вообще тихо.

Чего медлят, твари?

Больше минуты уже прошло. Но до сих пор ни один не осмелился показаться у того края моста. Догадываются, что я не ушел, что жду их с автоматом наизготовку?

Или, может, страшатся лезть на хлипкий мост?

Давайте, рискните! Не до ночи ж мне тут валяться… Хотя я не против. Могу подождать и до ночи. Ночью легко запутать следы. И хрен они меня возьмут!

– Эй, трикстер! – долетело с того берега, откуда-то из зарослей. – Ты ведь здесь?

Я узнал голос Вараввы и ухмыльнулся.

«Хочешь понять наверняка? Давай посылай кого-то из своих ушлепков!»

Если мост выдержит, обещаю его даже не трогать – до середины реки…

– Знаю, что здесь! – засмеялся Варавва. – Ты ведь умный – почти как я! Ну, кто первым сделает ход?

Гребаный шахматист.

Понятно, что люди для тебя как фигурки – с раз и навсегда установленным числом доступных клеток. Об одном ты забыл: я не пешка. Играю не по клеткам. Да и не в твою игру…

У дальнего конца моста колыхнулись заросли терновника.

Я кивнул почти с радостью: «Пешка Е2–Е4!» Но уже спустя секунду ощутил, как холодок подкатывает к сердцу.

Отнюдь не фигурка сделала ход. Сам гроссмейстер скалил зубы с того берега:

– Ну что, ловкач? Проверим, у кого больше фарта?

Я судорожно стиснул рукоятку «калашникова». Хотя и знал, что сейчас от него будет мало пользы. Неужели Варавва рискнет ехать первым? Ведь мост запросто может рухнуть под его тяжелой «Хондой»…

А если нет?

Если нет – то лучше и не придумаешь… Мне ведь не удастся его остановить. Даже если расстреляю по байкеру оба магазина.

«Почему… Ну почему именно такого урода не берут пули?!»

Взрыкнул мотор «Хонды». Варавва вырулил на узенький пятачок травы перед самым мостом. И внимательно глянул вперед – кажется, оценил на глаз прочность настила.

«Слишком прочный…» – скривился я, удерживая Варавву на мушке.

Даже если мост рухнет за его спиной и остальным бандитам придется без мотоциклов сигать с обрыва в реку – результат от этого не изменится. Единственный мой шанс – стрелять прямо перед «Хондой» по стальным перемычкам, соединяющим нижние тросы. Может, тогда они подломятся раньше, чем его мотоцикл успеет их проскочить…

– Эй, трикстер! – сказал Варавва, поднимая глаза. Видеть он меня не мог, но я вдруг почти реально ощутил цепкую черноту его зрачков.

– …ты убил несколько моих людей, но то была правильная, честная схватка. Даже с хлопушкой – признаю, довольно остроумный ход. И конечно, в запасе у тебя найдется парочка ваших обычных, трикстерских подлянок. – Он хмыкнул. – Только нельзя выигрывать вечно. Судьба не лошадь, а ты не всадник. У дьявола тоже хватает тузов в рукаве…

Он сделал паузу, будто ожидая ответа.

И, не дождавшись, добавил:

– На самом деле мы не такие уж разные. Я люблю риск – не меньше, чем ты. И мне плевать, что ты там не поделил с питерскими. Поэтому я сделаю тебе одно конкретное бизнес-предложение. На этой девчонке ты не заработаешь ни хрена, кроме неприятностей. Отдай ее мне и катись на все четыре стороны!

Усмехнулся и уточнил:

– Минута на размышление!

Я дернул пальцем, занемевшим на спусковом крючке. И конечно, не выстрелил. Глупо раньше времени себя обнаруживать – думаю, вон из тех кустов весь мой берег сейчас просматривают через прицелы.

Варавва терпеливо выждал. Глянул на циферблат своих часов и подмигнул:

– Ответ ясен. Значит, скоро увидимся, трикстер!

– Его тут нет, – вдруг послышалось рядом.

Я вздрогнул, поворачивая голову. А откуда-то из зарослей с моего берега опять долетел голос:

– Он уехал и оставил меня одну.

«Не вздумай, дурочка!» – успел я мысленно выругаться, сползая по укрытому кустами склону. Большего не успел.

Потому что через секунду Катя шагнула из зарослей – прямо на открытый пятачок у самой реки.

– Какой сюрприз! – долетел радостный голос Вараввы. – Значит, наш ловкач не настолько идиот? И давно он уехал?

– Сразу… – выдавила Катя. – Как только мы одолели мост…

Ее заметно шатало, но она все еще держалась на ногах, опираясь на подобранную в лесу ветку. А я лежал в высокой траве – совсем рядом. И ни хрена не мог сделать.

Разве что броситься под пули…

– Отлично, детка, – сказал Варавва, заглушая мотор. – А теперь спокойно иди ко мне…

Она осталась на месте. Я не видел ее глаз, но, по-моему, Катя смотрела куда-то в небо – хотя что там можно рассмотреть сквозь молочную пелену…

– Ну, иди же, – ласково повторил Варавва, – Тебе нечего бояться. Я ведь знаю, это ловкач виноват, это он тебя во все втравил… Эй, ты меня слышишь?

Она слабо кивнула.

– Катя, пожалуйста, не надо! – прошептал я, подползая ближе. За травой у склона холма обнаружилось что-то вроде канавы с полузасохшей грязью на дне. И я мягко туда скатился.

Теперь нас разделяло не более метра. Я отчетливо видел бинт на ее ноге и проступающее на нем красное пятно.

«Что ж ты делаешь, глупая…»

Не оборачиваясь, Катя внятно прошептала:

– Уходи… Ты не должен из-за меня гибнуть.

Да, она точно все рассчитала – заполучив «приз», бандиты больше не станут рисковать. Только меня забыла спросить – нужен ли мне шанс такой ценой…

– Уходи, – глухо повторила она.

– Чего бормочешь? Молитву? – Варавва засмеялся. – Ну, это лишнее! Мы отвезем тебя в больницу, ты выживешь, детка. Все будет хорошо!

– Ничего уже… не будет хорошо, – отозвалась Катя. И сделала шаг к мосту.

Второго шага не получилось.

Одним рывком я приподнялся над канавой и повалил девушку на траву.

Загрохотали автоматные очереди, посыпались рядом ветки, пулями срезанные с кустов.

– Стоп! – зло крикнул Варавва. И все стихло.

Мы с Катей сползли на дно канавы.

– Эй, детка, ты цела? – озабоченно уточнил вожак байкеров.

– Что, Варавва, за живую заплатят больше? – хрипло отозвался я.

Он засмеялся:

– Ты все равно не разбогатеешь, ловкач! За нее дадут пол-лимона, а тебя прикончат бесплатно.

– Это вряд ли…

– Думаешь, твоя шкура стоит дороже? Хорошо, могу повторить предложение. Я сегодня щедрый… Оставь девчонку и убирайся!

Пока он говорит, мы отползаем к краю канавы. Теперь надо добраться до кустов. В одиночку мне было бы нетрудно. Но Катя… ее сил едва хватает, чтобы не потерять сознание. Я почти тащу ее за собой. И едва мы начинаем вползать на склон – автоматная очередь взметает перед нами куски земли.

– Не так быстро, – комментирует Варавва, – с этой дистанции я не промахнусь даже по воробью.

Опять скатываемся на дно.

Я морщусь в бессильной ярости. В канаве мы – как в ловушке.

Вожак байкеров громко вздыхает:

– Кто она тебе? Сестра, любовница? Не думаю. Полицаи считают, что она террористка. Устроила заговор, чтобы прикончить губернаторского племянничка… Ерунда! Не верю я в эту ахинею. Слишком много дерьма на земле происходит абсолютно случайно…

– Не веришь? – почти без надежды говорю я, – Тогда дай нам уйти! Это же скучно – все измерять деньгами!

– Ошибаешься, трикстер. Мыслишь узко, как заурядный совок. Большие деньги – большие возможности. Но выше денег – власть. Выше денег – установленный порядок. И у себя в районе я его гарантирую.

– Порядок? – ненависть комком подкатывает к горлу. Перед глазами опять, как наяву, встают сожженные дома и растерзанные тела…

– Да, порядок и закон.

– Как там, в Микулине? – мой палец едва удерживается на спусковом крючке. – Служить упырям – твой закон?

– А как же иначе? Может, в столицах это выглядит благороднее, но главное остается неизменным. Власть принадлежит сильным. И слабые всегда сами виноваты в своих бедах.

– Женщины и дети – тоже?

Голос Вараввы отзывается презрительным холодом:

– Не парь мне мозги, ловкач. Думай лучше о своей шкуре. Никто не заставлял твою девчонку вышибать мозги парню из питерского клана. И теперь ей придется ответить. Так повернулась судьба – у каждого свой жребий… Ты ведь не настолько дурак, чтобы спорить с судьбой?

– А ты… не боишься, что однажды тебе тоже придется ответить?

– За что?

– За все.

Он фыркает:

– Расскажи мне еще о справедливости… Открою тебе тайну, недоумок, – сатана давно владеет этим миром. Считай меня его наместником!

– Тогда отправляйся в ад!

– После тебя! – сухо отвечает Варавва. И спустя секунду, с того берега долетает гулкий рык «Хонды».

Я мрачно улыбаюсь. Да, кое-что мне удалось – хотя бы разозлить его настолько, чтоб у него и мысли не возникло одолеть мост пешком.

– Ты – не ловкач, ты – мертвец!

Тяжелая «Хонда» вылетает на шаткий настил – хрустят доски, скрипит, раскачиваясь, ржавое железо. Пора целиться в стальные перекладины перед ее колесами. С вершины холма я бы не промахнулся, только отсюда обзор хуже. Я пытаюсь чуть подняться над краем канавы.

И автоматные очереди с того берега заставляют меня опять вжать голову в землю.

Варавва уже проскочил над серединой реки. Куски трухлявого дерева брызгами разлетаются из-под колес его мотоцикла. Но перекладины выдерживают. Тросы не лопаются.

Вопреки всем моим надеждам…

Мне его не остановить.

И отбросив «калашников», я выхватываю нож – с лезвием из обычной стали. Это глупо против того, кого не берут даже пули. Но я все-таки жду свой последний призрачный шанс – в миг, когда он вылетит к самому краю моста и затормозит на сломанных перекладинах.

Если я успею прыгнуть раньше, чем он схватится за автомат… Если прочие бандиты не выстрелят, остерегаясь зацепить вожака…

Последняя секунда кажется бесконечной. Изготовившись к прыжку, я буквально врастаю в землю. Мне нельзя его спугнуть, даже выглянуть из канавы – нельзя. И только по звуку я чувствую приближение «Хонды»…

Сейчас!

Взлетаю, словно распрямившаяся пружина. И падаю на траву, отброшенный невидимой силой.

«Проиграл!» – отчаянно вспыхивает в мозгу.

Но что с Вараввой? Его мотоцикл, накренившись, застыл в считаных метрах от берега. Он победил – отчего же у байкера такая перекошенная испугом физиономия?

Значит, еще не все потеряно!

Снова бросаюсь к мосту. С того берега не стреляют, следовательно, есть шанс одолеть эти метры…

Я даже не сразу понимаю, отчего вдруг оказался на земле.

Горячая волна бьет в лицо. Стена голубоватого огня вспыхивает над рекой. И сквозь гудение пламени доносится хриплый вой Вараввы.

А стена огня – все выше. Кажется, что горит сама вода… Странно, что мост при этом не обугливается. И бензобак мотоцикла до сих пор не взорвался.

Вой переходит в какой-то звериный визг. Но постепенно затихает. Только почерневшая, объятая языками пламени фигура продолжает беззвучно корчиться на мосту рядом с опрокинутой «Хондой». Горят его куртка, его бандана, его похожий на головешку череп…

Несколько секунд я вглядываюсь, мокрым рукавом заслоняя лицо от нестерпимого жара.

Но больше там нет ничего интересного.

– Отправляйся в ад, ублюдок…

 

Глава 6

Вытащил из канавы Катю. Хотел взять ее на руки, но она, опираясь на мое плечо, сама заковыляла рядом. Мы уже обошли холм, когда сзади грохнуло. Катя испуганно пошатнулась.

– Бензобак, – успокоил я. Там, за холмом, огненная река дожирала свою добычу. Все-таки я не ошибся – чутье трикстера не обмануло, когда я впервые ступил на этот проклятый мост.

Одного не пойму – как нам-то удалось проскочить? Повезло?

Хотя, может, все проще. Когда-то в Зоне мне попадались ловушки, которые срабатывали только со второго раза…

Мы присели возле мотоцикла. Сейчас, малость расслабившись, я вдруг ощутил, что едва держусь на ногах – от усталости и боли. Все тело до сих пор ломило после взрыва пузыря. Да и раньше хватало приключений…

Достал флягу из рюкзака, напоил Катю, сам сделал жадный глоток.

«Кстати, а почему пламя – синеватое? – мелькнула вдруг дурацкая мысль, – Может, в реке вовсе не вода, может, теперь там – чистый самогон?» Был бы на моем месте Ракетчик – обязательно сходил и проверил. Но мне для кайфа хватает и обычной тепловатой минералки, хватает огненных отсветов на коре ближних сосен…

– А хорошо он горит – ярко, да, Катя? – скупо усмехнулся я, поворачивая голову. И вздрогнул. – Катя!

Едва не выронив флягу, склонился над девушкой.

Она лежала без сознания. Повязка на ее ноге сбилась в сторону и вся пропиталась кровью. Штанина – тоже. Рана открылась…

– Катя… – шептал я, торопливо вытаскивая из рюкзака бинт, – ты только потерпи…

Я – идиот. Разомлел, как сопляк, впервые вернувшийся из Зоны. И забыл, что теперь отвечаю не только за свою жизнь.

– Все хорошо, – бормотал, перевязывая рану, – все будет хорошо…

Хотя сам отлично знал, что все неправильно. Ей бы лежать, а не ковылять пешком. Или тем более – не ползать по траве.

А лекарств никаких. И взять негде. Даже если б я опять осмелился сунуться в какой-то поселок – до него отсюда минимум километров двадцать по бездорожью. Если б еще точно знать, в какую сторону ехать!

– Катя, – тихонько позвал я, смачивая лоб девушки водой из фляги.

Она не открывала глаз.

Я пощупал пульс – слабый, редкий. И прикусил губу, отчаянно отгоняя проклятую мысль: «Неужели все было зря?»

– Катя…

Мне вдруг стало страшно. Куда страшнее, чем под нацеленными в упор автоматами…

– Огненная река пропускает не каждого, – будто в ответ, раздался рядом тихий голос. – Но для тех, кого пропустила, – есть надежда.

Я ошалело глянул на незнакомую женщину. На вид ей – около шестидесяти, сама худощавая. В руке корзинка. Слегка вылинявшее, но чистое платье, косынка, старая растянутая кофта, ботинки – вполне заурядная деревенская внешность.

Одно непонятно. Как же она ухитрилась так близко подойти незамеченной. Чем угодно я мог бы поклясться, что не слышал шагов!

Моя правая рука почти автоматическим движением потянулась к «калашникову».

– Это вместо «здрасьте»? – усмехнулась женщина. – Вот молодежь…

– Здравствуйте, – хмуро отозвался я.

– Можешь звать меня баба Валя.

– Очень приятно.

– А ты…

– Глеб, – неприветливо буркнул я, все-таки не убирая руку с «калашникова». – Вы местная?

– Можно сказать и так, – кивнула она.

– Сколько отсюда до ближайшего поселка? Нам нужны медикаменты… и хорошо бы врача.

– До вечера не доберетесь.

Я нервно кашлянул:

– Пофиг. Буду ехать и ночью, только дорогу подскажите.

– В наших местах ночью лучше не ездить, – качнула она головой и вдруг добавила: – Можно я сама гляну девушку?

– А вы врач? – почти обрадовался я. «Неужели хоть в этом повезло!»

– Не совсем. Но кое-что могу…

Она поставила свою корзину на траву и присела рядом. Взяла Катю за руку – не щупала пульс, а просто положила ее ладонь в свою. Бережно коснулась лба девушки.

Губы бабы Вали шевелились. Не знаю, что именно она бормотала – не мог разобрать ничего внятного.

Сердито шмыгнул носом.

Конечно, спасибо ей за сочувствие. Только у меня имелись большие сомнения насчет эффективности заговоров при такой кровопотере.

– Может, все-таки подскажете дорогу?

Она не ответила, продолжая держать Катю за руку.

– Мы теряем время, – со вздохом напомнил я.

Сейчас каждая минута на счету. До сумерек хотя бы выбраться из этого поганого леса… Вот уж, если с утра не заладилось – целый день словно бешеная карусель. Еще и эта полоумная знахарка на нашу голову!

Я готов был уже бесцеремонно дернуть бабу Валю за плечо, когда услышал испуганный голос:

– Глеб… Ты где?

– Здесь, милая, здесь! – торопливо склонился я над Катей. – А эта… хорошая женщина… тебе помогает.

Недоверчиво прищурился. А ведь правда, что-то она сделала. Катино лицо чуть порозовело.

– Спасибо, – выдавил я. И внимательно глянул на бабу Валю.

– Ей нельзя пока далеко ехать, – сказала знахарка, будто отвечая на невысказанный вопрос. – Девочка потеряла не только кровь, но и жизненную силу…

Я вздохнул. Это была правда – та, о которой не хотелось помнить. Там, у райцентра, я вмешался слишком поздно. Чернявый упырь кое-что успел…

– Скажите, опушка далеко?

– Дотемна вы из леса не выберетесь.

Я хмуро пригладил свои вымазанные в грязи волосы.

Странная нам попалась селянка. Как вообще она тут оказалась? Да, в ее корзинке есть несколько боровиков. Типа, собирала грибы… В таком паскудном районе, за столько километров от ближайшей деревни?

Но Кате она реально помогла.

И этот единственный несомненный факт перевешивает все остальное.

– Тут есть где переночевать?

– Что-нибудь придумаем, – усмехнулась баба Валя.

Я навьючился рюкзаком, перекинул через плечо брезентовый ремень автомата, оседлал мотоцикл и курткой привязал к себе Катю. Вгляделся в стену леса. На этом берегу туман – гуще. И дальше от реки деревья вообще почти неразличимы за мутной пеленой.

– Куда ехать-то? – спросил я.

Дорога от моста, если была, давно заросла. И никаких тропинок тоже не видать, сколько ни всматривайся во мглу.

– Езжай за мной, – отозвалась знахарка.

«Надолго затянется поездка», – мрачно решил я. И посмотрел на индикатор топливного бака – бензина еще больше половины, хорошо что под завязку залил в райцентре…

– Не отставай, – послышался голос бабы Вали.

Я поднял глаза. И едва не матернулся от неожиданности.

Чертовщина!

Только что знахарка была рядом, за считаные метры от меня. А сейчас ее едва видно. И ведь не бежит она – неторопливо ковыляет между деревьями!

Как такое может быть?!

У меня что, после контузии провалы в памяти?

Я вдавил кнопку стартера, запуская двигатель. И выжал рукоятку газа, бросая мотоцикл вслед за растаявшей в дымке фигурой женщины.

Да где ж она?

Вот опять на долю секунды показалась между деревьями. И снова скрылась из виду…

Минута летела за минутой.

«Фалкон» мчался уже на своей крейсерской скорости, изредка подпрыгивая на кочках – так что щепки и сосновые иголки тучей разлетались в стороны. Но фигура бабы Вали оставалась такой же далекой, как вначале.

Будто призрак, будто марево у степного горизонта в раскаленный полдень…

Недостижимая для летящего на полном ходу мотоцикла.

Я что, сплю? Или до сих пор валяюсь в отключке после взрыва пузыря? На скорости семьдесят километров не могу догнать неторопливую деревенскую бабушку!

Вот опять растворилась в тумане…

Взлетаю на вершину пологого холма. И рядом раздается укоризненный голос:

– Зачем так гнать? Не дай бог, растрясешь пассажирку.

Резко притормаживаю. Баба Валя неодобрительно хмурится:

– Лихач!

Я даже не пытаюсь ответить. Только ошалело рассматриваю ее сухонькую фигуру.

– Ну что, двигаем дальше? – кивает она, разворачиваясь.

Тут я не выдерживаю:

– А вы можете идти чуть медленнее?

– А мы и так почти пришли, – усмехается баба Валя. И указывает куда-то вперед. – Вон аккурат за теми кустами – наша деревня…

Здесь было тихо. По-моему, еще тише, чем в лесу.

Ни лая собак, ни кудахтанья кур, ни иных звуков, характерных для деревенского быта…

Силуэты домов, выраставшие из дымки, издали вообще казались миражами.

Но вблизи это выглядело нормально.

Почти все оконные стекла на месте. Даже штакетники – не очень покосившиеся…

Я притормозил у крайнего дома. И потрогал надежную кирпичную кладку – она была шершавая, прохладная, с кое-где вывалившимся на стыках раствором.

Вовсе не фата-моргана, а заурядное сельское строение…

– Чего остановился-то? – удивленно глянула баба Валя. – Нам туда, дальше…

– А где все местные? – уточнил я с подозрением.

– Ушли, – буднично пожала она плечами.

– И почему ж вы остались?

– Кто-то ведь должен присматривать за деревней.

Она зашагала вдоль улицы. Я выждал несколько секунд. Вроде никакой угрозы. Но очень странное чувство холодком подкатывало к сердцу.

«Если сомневаешься – не лезь» – так подсказывал весь мой опыт трикстера. И в другой раз я бы, наверное, развернул мотоцикл и дернул отсюда, выжимая газ, – от греха подальше. Но не сейчас – когда у меня за спиной раненая девушка. Когда сам я едва держусь в седле «Фалкона»…

Всмотрелся в удаляющуюся фигуру бабы Вали и осторожно двинул мотоцикл следом, оглядываясь по сторонам, нервно пытаясь сообразить, какая же это из указанных на карте деревень?

За поворотом улицы я различил силуэт, поднимавшийся на крышами сельских домов. «Откуда здесь такое?»

Сбавил скорость, но почти сразу расслабился.

Силуэт вырос из дымки, обрел ясность – всего лишь церковь. Заурядный деревенский храм с выбеленными стенами и кое-где осыпавшейся штукатуркой.

Я притормозил, запрокидывая голову, – даже позолоченный крест на месте, что удивительно для такого безлюдного уголка. Неужели сюда еще не добрались охотники за металлоломом? Или одинокая хранительница смогла их отогнать?

Крепкий висячий замок уцелел на массивных дверях…

– Хочешь войти?

Я повернул голову.

Нет, баба Валя не шутила. Она смотрела на меня абсолютно серьезно.

– Хочешь поговорить с Богом?

Я усмехнулся и качнул головой:

– Спасибо, когда-то уже общался с ним. И пока мне нечего добавить…

Сейчас мне вообще не до высших материй.

Я закрыл глаза и провел по ним тыльной стороной ладони – будто пытаясь смахнуть накатившую пелену. Удары сердца отдавались в висках, голова шла кругом.

Единственное, о чем теперь мечталось, – забиться в какую-нибудь безопасную нору и отлежаться. Еще немного – и свалюсь с мотоцикла. Блин, отчего меня так развезло? Бывали контузии и похуже.

Я тронул мотоцикл с места и едва не завалился в придорожную канаву.

– Мать его так! – сердито прохрипел, выравнивая «Фалкон».

– Глеб, что с тобой? – испуганно спросила Катя.

– Пустяки…

– Э, милый, – нахмурилась баба Валя, – да тебе самому нужна помощь.

– Справлюсь, – буркнул я.

– Здесь уже рядом. Вон мой дом!

Мы подъехали к обычному деревенскому двору, огороженному чуть покосившимся забором. По ту сторону изгороди – потемневший от времени, но еще крепкий сруб, в глубине двора – сарайчик, поленница под навесом.

Что ж, выглядит все приятно и безопасно.

Конечно, если в принципе можно считать безопасным это диковинное место. Странное чувство меня не отпускало – будто прохладный ветерок гулял по спине.

Но, во всяком случае, тут спокойнее, чем в поселке под властью бандитов…

Я развязал куртку, которой была примотана ко мне Катя, помог ей слезть с мотоцикла. Прислонил «Фалкон» к забору. Сделал шаг и судорожно схватился за деревянный столб ворот. Проклятие! Мир вокруг меня вращался, проваливаясь куда-то в темноту…

– Глеб! – долетел из этой тьмы отчаянный крик Кати. – Глебушка…

Я поднял веки и обнаружил, что сижу на траве, опираясь спиной на забор. Катя и баба Валя встревоженно на меня смотрели.

– Не беспокойтесь, сейчас пройдет…

Прохладная ладонь знахарки легла на мой лоб. Я криво усмехнулся:

– Что там у меня, температура?

– Может, пройдет, а может, и нет… – сухо отозвалась она. – Скажи, ты ведь дрался с упырями?

Я слабо подмигнул:

– Удивительная вы женщина… Ничего-то от вас не скроешь. – Глупо врать в моей ситуации. Бесполезно.

– Думаю, один из них был не простой упырь.

Угу. Тоже мне открытие. Из-за этого сраного губернаторского племянничка я здесь и прохлаждаюсь. Хотя давным-давно обязан был доставить новый аккумулятор для «Газели»…

Я осторожно шевельнулся. Вроде получше себя чувствую?

Попробовал встать и едва справился с тошнотой. Надежная твердая земля подо мной сейчас напоминала палубу утлого суденышка в пятибалльный шторм. А сам я со стороны, вероятно, имел вид пьяного в дрезину боцмана, способного, только опираясь на забор, сохранять вертикальное положение…

Чертовщина!

Я не выдержал – хрипло матернулся. И тут же вяло извинился.

Но, кажется, моим спутницам были пофиг мои фразеологические изыски.

Баба Валя озабоченно качнула головой. Снова провела надо мной ладонью. И тихо, уверенно повторила:

– Это был не простой упырь.

– Да знаю я…

– Когда он бьет – отнимает твою силу. Даже если ты выжил – все равно умрешь через пару часов.

– Неужели? – вздохнул я. – Вообще-то уже прошло часа четыре… или больше.

– Да, – кивнула баба Валя, – кто-то другой на твоем месте – лежал бы уже холодный. Но в тебе есть искра… Ты не из тех, кто сдается. Я всегда могу ощутить частицу божьего огня в человеке.

– Ну, спасибо… Значит, худшее позади?

– Возможно, ты проживешь на несколько часов дольше.

– Серьезно? – скривился я, – Надо же, как повезло…

Расстегнул куртку. Рукавом утер со лба выступивший пот. И опять окинул знахарку взглядом. Вероятно, мне хотелось уловить в ее лице тень сомнения.

Но сомнений у бабы Вали не было. Только жалость угадывалась в плотно сжатых губах.

– И что, ничего нельзя сделать? – прошептала Катя. Сейчас она присела на скамейку рядом с воротами. И смотрела на меня большими, испуганными глазами.

«Девочка будет жить, – мелькнуло у меня в голове. – Значит, кое-что ты все-таки успел…»

– Чего у ворот-то топтаться, – сказала баба Валя, – заходите…

Она помогла мне доковылять до крылечка. Мы поднялись по ступеням, вошли в избу. Я опустился на деревянную лавку вдоль стены и, чувствуя предательскую слабость, стащил с себя увесистый рюкзак.

Баба Валя дала нам напиться прохладной, удивительно вкусной воды. Наверное, от этой воды в голове у меня прояснилось. Пару секунд я сидел, привалившись к бревнам сруба. А потом спохватился:

– Мотоцикл!

Попробовал встать с лавки. Но баба Валя мягко меня удержала.

– Ничего с ним не случится.

– Надо хоть во двор закатить… Если кто увидит – у вас будут большие проблемы.

– Никто не увидит, – спокойно качнула она головой.

Вот и славно.

Я закрыл глаза, вслушиваясь в биение сердца. Что теперь? Остается только ждать?

«Судьба не лошадь, а ты не всадник» – так говорил Варавва. Неужели ублюдок оказался прав?

Слишком часто мне везло.

«Нормальный был мотоцикл… Понадобится он мне еще? Или… уже нет?»

Вдруг ощутил мягкое прикосновение – Катя взяла меня за руку. Я также мягко пожал ее пальцы. Хотелось ее успокоить, хотелось сказать, что все было правильно, – но сил на разговоры почти не оставалось.

– Дайте еще воды, – попросил я.

Баба Валя протянула мне кружку. И пока я пил – чувствовал внимательный взгляд знахарки. Опять пытается оценить, сколько я протяну?

Плевать, пусть смотрит…

Странно, тревожное чувство, не отпускавшее меня с тех пор, как мы въехали в деревню, куда-то ушло. В избе царил почти физически ощутимый покой и угадывались легкие ароматы трав.

Только сидеть мне все тяжелее…

Наверное, баба Валя поняла это. Она отвела Катю в соседнюю комнату. Дала ей выпить какую-то настойку и, кажется, уложила в постель:

– Отдыхай. Сейчас сон для тебя лучшее лекарство.

«А для меня? – проскользнула вялая мысль. – Меня-то она не укладывает. Значит… уже бесполезно?»

Я сам лег на лавку, подложил рюкзак под голову и опустил веки. События такого длинного дня проплывали в памяти, но теперь особо не волновали. Единственное, что не давало провалиться в забытье, – мысль о невыполненном задании. Ребята так и не дождутся нового аккумулятора…

Скрипнули рядом половицы. Я чуть повернул голову и открыл глаза.

Баба Валя присела у стола напротив. И опять я чувствовал ее взгляд – тот самый, проникающий да самых печенок.

Шепнул:

– Приютите девочку – пока она не оклемается… Пожалуйста.

– Катя не сможет здесь остаться, – качнула головой знахарка.

– Жаль. Она пока слишком слабая… чтоб путешествовать в одиночку.

– Твой путь был трудный. Но он еще не закончен.

– Сколько мне осталось? – спросил я без обиняков.

Баба Валя вздохнула:

– Все зависит от того, сможешь ли ты поднять новую ношу.

– Я и чертов рюкзак теперь едва поднимаю.

– Это не то, что снаружи. Это внутри.

Опять загадки. Как я устал от всяких тайн… Гиблый лес с его сюрпризами, потом Огненная река. Теперь вот диковинная знахарка морочит голову. Нет бы честно сказать: надежды практически не осталось, Глеб. Проклятый упырь слишком круто тебя приложил…

– Надежда есть, Глеб.

Она что, читает мысли? Ничему уже не удивляюсь.

– …Но чтобы идти дальше, ты должен измениться. Это новая сила, но и великая ноша. Такая, что не каждому по плечу.

Я заморгал, пытаясь разогнать пелену перед глазами. Солнце, вероятно, шло к закату. В избе становилось сумрачно. Но все равно было понятно, насколько серьезное, почти строгое сейчас лицо у знахарки.

– Что это за сила? – прошептал я.

– В тебе есть искра – как в каждом из тех, кто не смирился. И даже более яркая, чем у остальных. Ты сумел одолеть Варавву – которого даже пули не брали. Ты научился быть таким же быстрым, как проклятые упыри. Но теперь этого мало. Теперь искра вот-вот погаснет – как лучина на ветру…

Она замолчала и глянула куда-то в окно. Там, за стеклом, ветерок шелестел желтой листвой. Поскрипывало где-то вдали сухое дерево – протяжно, будто раненая птица. Муторный звук. И внутри у меня было муторно. Но я не торопил знахарку. Я ждал, и вскоре, поверх всех звуков, опять зазвучал ее негромкий, но внятный голос:

– Иногда нам кажется, что у тьмы нет конца. Что все потеряно и мир уже никогда не станет правильным.

– А думаете… станет?

Она чуть кивнула:

– Трудно сохранить веру там, где победили Сумерки. Но когда весь мир летит к дьяволу в глотку, лишь одно удерживает нас у самого края.

– Вы о чем?

Знахарка повернула голову, опять окидывая меня почти физически ощутимым взглядом. И ответила буднично, без малейшего пафоса:

– О силе родной земли.

– Баба Валя, не надо… я уже не верю в красивые слова.

– А не надо верить в слова. Главное – уметь слушать. Бог по-всякому говорит с нами – иногда через тысячи, миллионы голосов, которые жгут больнее пламени. Но если нет огня – как разогнать тьму?

Я облизал пересохшие губы. Хрипло выдавил:

– Не понимаю… какие голоса?

– За сотни веков у этой земли было много защитников. Неужели ты думаешь, что их сила канула бесследно?

– И вы сумеете?..

– А ты, Глеб, сумеешь принять живую память твоей земли?

Ветер за окном нарастал. Он уже гнул ветки, срывая увядшие листья. А низкие набегающие облака гасили остатки вечернего света. Где-то вдали хлопала ставня.

Баба Валя молчала, словно ждала моего ответа.

Но что я ей мог сказать? И потому тоже молчал.

Вся моя жизнь приучила меня надеяться только на реальное: на себя, на свой фарт, изредка – на верных друзей, готовых в трудную минуту прикрыть тебе спину. В мире, где зло – материально, у добра тоже должны быть кулаки из плоти и крови.

Еще недавно то, о чем поведала знахарка, показалось бы мне чистым безумием.

А сейчас… простая схема мира расплывалась, теряла форму, как рафинад в чашке кипятка.

Опустив веки, я думал об отце, о Петровиче, о сгинувших моих товарищах. А еще о многих тех, которых никогда не знал. Да и никогда, вероятно, не узнаю. О всех, кто когда-то здесь верил, боролся, любил…

Что если знахарка не ошибается?

– И вы считаете… я этого достоин?

– Если тебя это не убьет – сумеешь доказать, что достоин.

Да, если не убьет…

Она сказала: «Живая память». То есть их боль и гнев – тоже.

И все это принять на себя? «Миллионы голосов, которые жгут больнее пламени». Даже от малой доли такого запросто взорвутся мозги. Что хорошего получить великий дар, который тебя же и уничтожит?

Сегодня мне выпал безумно трудный день. И даже на закате, опять впереди новый мост и новый огненный рубеж…

Откуда взять силы для последнего рывка?

Мысли путаются. Умирающее тело жаждет покоя. Хочет расслабиться и провалиться в забытье.

«Аккумулятор… Настя… Зона № 9…» – редкими толчками сердца отдается в висках. Сон и бред сплетаются воедино – я опять вижу гневное лицо Андрюхи Демина. «Прикончить несколько негодяев – и сдохнуть?!» А банда Вараввы снова летит за мной по Гиблому лесу. В этот раз они очень быстрые, слишком быстрые для мертвецов и почти меня настигают, когда голос знахарки разрушает наваждение:

– Глеб, ты готов поднять эту ношу?

Я вздрагиваю. И долго смотрю на огонек свечи в ее руках – такой слабый, едва разгоняющий тьму по углам комнаты.

– Не знаю, смогу ли выдержать… Но я попробую.

Баба Валя дает мне выпить какой-то теплый горьковатый отвар. Может, мне кажется, но я чувствую, как его тепло медленно растекается по всем жилам. Удары сердца становятся частыми и громкими. А в избе становится чуть светлее, хотя по-прежнему горит единственная свеча.

– Как себя чувствуешь? – спрашивает знахарка, тревожно всматриваясь в мое лицо.

– Нормально, – выдавливаю я улыбку, – а можно мне еще отвара?

Вдруг и так станет лучше – без всяких рискованных обрядов?

– Нельзя, – грустно качает головой баба Валя. – Твое тело не выдержит.

Она велит мне задрать футболку. Подносит чашку и капает чем-то обжигающим – неужели расплавленным свечным воском?!

– А-ай!!!

– Терпи, дальше будет хуже, – хладнокровно успокаивает знахарка. Размашисто крестит меня. И начинает негромко бормотать что-то скороговоркой – разобрать удается только отдельные слова:

– …благослови воина Глеба…

Я лежу, морщась от боли в обожженной груди. Пытаюсь вслушиваться в голос бабы Вали. Но вскоре все перекрывает нарастающий гул в ушах.

Комната начинает медленно вращаться, словно корабль, уносимый течением. А потолок… Потолок светится?

Я по-прежнему лежу на лавке, ясно чувствую спиной ее жесткую поверхность. Но одновременно будто поднимаюсь вверх и становлюсь ближе к сияющему потолку.

Там надо мной – жаркое тепло. И что-то еще – пока невидимое, скрытое за сиянием. Я это чувствую.

Всматриваюсь. Но свет становится невыносимо ярким. Заливает комнату – растворяет в себе стены, очертания предметов.

И тело вдруг пронзает резкая боль – каждую клеточку, все мое нутро…

Я словно купаюсь в океане боли – от макушки до самых пят. Я тону в этом океане. И когда почти захлебываюсь в обжигающей глубине, чье-то прикосновение помогает мне вынырнуть.

– Терпи, воин Глеб, – слышится надо мной голос знахарки – такой тихий, что я едва разбираю его сквозь гулкие удары сердца.

Вздрагиваю в холодном поту. Разлепляю веки. Нет, пожар не спалил деревянный сруб. В комнате вообще ничего не изменилось. Тусклый огонь свечи по-прежнему едва ее озаряет.

И глаза бабы Вали также смотрят на меня с жалостью:

– Ты готов идти дальше?

Я морщусь. Каждая клеточка помнит боль. Но сейчас мне не нужна жалость. Сейчас мне надо туда – выше!

– Готов, – выдавливаю сиплым неузнаваемым голосом.

Дышать тяжело – будто воздух сгустился. Очертания комнаты подергиваются рябью. Руки знахарки вычерчивают что-то надо мной в воздухе. Там, где скрыт во тьме дощатый потолок, начинают мерцать искры. И спустя миг длинная молния бьет из потолка – прямо мне в грудь.

Это больно. Так что сердце останавливается. А тело заполняет собой весь дом. Мне слишком тесно в этих бревенчатых стенах, пока голубоватый разряд продолжает терзать мою грудь.

Сквозь пелену в глазах я едва угадываю пальцы бабы Вали – молнии отклоняются под ее рукой, струятся по ее ладони и раскаленными иглами вонзаются в мою кожу.

Наверное, я бы кричал.

Если бы был жив. Но сердце давно провалилось в гулкую пустоту. Тьма сковала все внутри. Отняла силы и швырнула меня на ледяной ветер.

Надо мной темно-синее небо с россыпями звезд. На гладкой равнине качаются сухие травинки. А цепь гор у горизонта дышит вечным покоем.

Никого и ничего… Пустота и безмятежность…

Почему ж я до сих пор чувствую, как разряды проходят сквозь плоть и терзают сердце? Почему мне так больно, Господи?!

Комната, озаренная вспышками. Сосредоточенное лицо знахарки. И молнии, сплетающиеся под ее пальцами…

Теперь я вижу это ясно – будто в замедленной киносъемке. А потом так же ясно звучит внутри незнакомый голос: «Глеб Гордеев, на фига тебе это надо?»

Мне хочется крикнуть в ответ. Хочется выругаться, но тело не слушается. И единственное, что удается, – подумать: «Чтобы дойти до конца! Чтобы одолеть свой чертов путь!»

Комната плывет вокруг меня.

В памяти опять оживают лица товарищей, я чувствую взгляды Алены, Жени и еще тысячи взглядов людей, которых я никогда не знал, но кому больше не на кого рассчитывать. Всех, кого я обязан вызволить из Зоны № 9.

«Не прошу о многом… Только чтоб хватило сил!»

Я вслушиваюсь в звенящую пустоту. Отчаянно пытаюсь разобрать ответ среди моих спутанных мыслей.

Но ответа нет. И тогда я вскакиваю с лавки.

Удивительно, что от единственного этого движения я взлетаю к потолку!

Поворачиваю голову… И обнаруживаю себя – там внизу.

Неподвижное тело осталось на лавке. Несколько секунд я рассматриваю его сверху – отчетливо вижу застывшее лицо с невидящими глазами, сжатые в судороге кулаки… Там, подо мной, огненный водоворот вонзается в мою грудь и под пальцами знахарки вычерчивает что-то на моей коже.

Только теперь мне почти все равно, что осталось внизу.

Боли нет. Бесследно развеялся страх.

Еще одно легкое усилие – и я взлетаю выше избы. Выше неба и звезд – прямо в сияющий свет, в жаркий океан. Все быстрее – к огню и теплу… Что-то важное есть там – по ту сторону живого света.

Сейчас я это узнаю! Сейчас…

Последний рывок…

«Извини, Глеб, твое время пока не пришло», – раздается в сверкающей высоте. И что-то не пускает меня дальше.

Как? Почему?

Обида захлестывает. Я отчаянно рвусь вверх… И вдруг открываю глаза.

Нет, не в избе на жесткой деревянной лавке. На мягкой траве посреди чистого поля, под утренним, свежим небом.

Кто-то склонился надо мной.

– Катя? – шепчу я.

Всмотревшись, понимаю, что ошибся. Медленно, с опаской, приподнимаюсь и сажусь на траву. Девушка в льняной тунике, стянутой на талии кожаным пояском, садится рядом и внимательно меня рассматривает.

Она действительно чем-то похожа на Катю, только взгляд совсем иной – более строгий, жесткий. Два кожаных ремня переброшены через ее плечи – на одном ножны с коротким мечом, а из-за спины выглядывает колчан с луком и стрелами.

Девушка-воин?

Нет, скорее умелая охотница, ставшая воином в час, когда пришла беда.

А до этого она просто мечтала о любви. Широкая пестрая лента туго стягивает светлые волосы выше лба, две золотые спирали блестят у висков – подарок ее жениха, я знаю. И почти ясно могу ощутить короткое, безмятежное счастье, что окутывало их в те дни…

Все оборвалось, когда из степи пришли враги.

Дым пожарищ поплыл в воздухе. Запахло кровью и смертью…

Изрубленное тело жениха удалось опознать только по плетеному ремешку на его запястье – ее подарку, ее о́берегу…

Любовь не спасла.

И тогда девушка начала мстить. За него, за родную землю – до последней своей минуты. Я вижу: бревенчатая башня уже объята огнем, а стрелы до сих пор прицельно летят в черные фигуры. Но колчан пустеет. Все ближе поступь врагов. Одно остается – вскочить на забрало башни и броситься вниз – туда, где крутой обрыв, где под ним несет свои темные воды медленная река…

Стоп!

Что это со мной? Бред, сон наяву?

Вздрагиваю и долго смотрю в серо-голубые глаза девушки. Она молча кивает. Я отвожу взгляд.

Не сон и не бред. Настоящая девушка и история настоящая. Только было это почти три тысячи лет назад.

Воительница встает и без слов указывает куда-то вперед.

– Спасибо… Лада, – шепчу я, тоже поднимаясь с травы.

«Будь здрав, Глеб!»

– Постараюсь.

Иду, не оглядываясь. Уношу с собой часть ее памяти. Ее тоску, гнев. И ее любовь…

Легкий, приятный ветерок шевелит волосы. А идти сперва трудно. Но с каждым шагом дышится легче – словно обретенное знание наполняет меня новыми силами.

Впереди пологий холм.

Кто-то уже спускается по нему – мне навстречу. Скоро удается разобрать, что этот незнакомец одет вполне привычно – джинсы, куртка, старый «АК-47» болтается за плечами на брезентовом ремне.

Мужику лет сорок. И он – мой современник. Я точно это понимаю, когда расстояние между нами сокращается до десятка метров.

Все случилось совсем недавно.

Его звали Григорий. Нет, он не состоял в Невидимой Армии, не имел дел с подпольем. Когда-то служил контрактником в десанте, но почти уверил себя, что эта страница биографии давно перевернута. Теперь он стал обычным крестьянином – вместе с братьями держал молочную ферму на окраине своего поселка. И вообще старался не брать оружия в руки – разве что охотничью двустволку, отгоняя волков от коровника.

Времена не самые лучшие. Но в общем – жить можно.

Размеренный порядок деревенского быта помогал не задумываться. Единственные значимые события происходили только в маленьком уютном мирке, который он сам для себя создал. На творившееся в большом мире ему давно было плевать.

Утро началось как обычно. Он встал ровно в шесть. Пока братья возились с доильными автоматами, Григорий замазывал цементом трещину в стене коровника – все из-за поваленного бурей старого дерева. Говорил же младшему, давно надо было спилить чертов клен…

Ровно без пяти восемь он отложил мастерок. Вышел наружу и остановился у ограды скотного загона, вглядываясь туда, где мелькала среди зарослей тропинка. Это тоже было частью утреннего распорядка.

И, наверное, сейчас самой главной для Григория частью.

Вот-вот должны были появиться жена и сынишка – каждый день в одно и то же время они шли вместе, мимо фермы к поселковой школе. Сыну очень не нравилось, что его провожают, словно маленького, – а ведь ему целых семь лет! Но как забавно смотрелась его важная фигурка, упорно, самостоятельно вышагивающая в стороне от матери. Как светились в эти минуты глаза жены!

Обычно Григорий еще издали различал среди деревьев два родных силуэта. И заранее чувствовал подкатывающую к сердцу теплоту. Пусть весь мир сходит с ума и катится ко всем чертям – туда ему и дорога! Главное, каждый день знать, что у тебя есть два самых близких, самых любимых человека…

Издали повеяло новым запахом. Бензином, что ли, воняет?

Остановившись у ограды, он ощутил неясное чувство тревоги.

С чего бы это?

Ведь все было в порядке – на ферме и дома. И жена с сынишкой не опаздывают – он сам всегда выходил чуть раньше. Откуда вдруг щемящее чувство в груди?

Почему нестерпимо хочется бросить все и метнуться через рощу к дому?

Это глупо.

Вопреки раз и навсегда установленному распорядку… То, чего нельзя нарушать. Ведь именно порядок – одна из основ, на которых держится его надежно выстроенное счастье.

И он сумел совладать с тревогой.

Ежась от утренней прохлады, поднял воротник спецовки. Замер, опираясь на изгородь, и ждал. Это было так разумно – просто ждать.

Даже когда утренний покой нарушил нарастающий рев мотоциклетных моторов, он не двинулся с места. Мало ли кто в этот час гоняет на мотоциклах? Наверняка молодежь, еще не угомонившаяся с ночных гулянок.

Целую минуту стоял, равнодушно вслушиваясь.

Совсем скоро должна была появиться жена с сынишкой. Он успел об этом подумать, когда откуда-то с ближней улицы долетела автоматная очередь. «Какой идиот балуется с оружием?» – мелькнуло в голове.

А мгновение спустя уютный мирок рухнул, осыпаясь тысячами звонких осколков…

Выстрелы. Крики женщин.

Детский плач…

Меньше секунды, чтоб перемахнуть через ограду загона и броситься по тропинке к своему дому.

Он буквально летел через рощу. Так надеялся успеть. Он слишком их любил, чтоб сомневаться в том, что сумеет их уберечь от любой беды…

Я вздрагиваю. Воспоминания – нестерпимо острые, совсем свежие.

Два силуэта на траве угадываются издали. Но он почти не верит. На ватных ногах подходит ближе. Зачем-то подбирает и отряхивает пробитый пулями школьный рюкзачок.

Склоняется над телами и, словно подкошенный, падает на колени…

Закрывает глаза, только это не помогает. Он по-прежнему видит все – даже ярче, чем наяву…

От отчаяния перехватывает дыхание, хочется рыдать, выть раненым зверем. Но для этого уже нет времени. Рядом – объятый пламенем дом. Там, внутри, спрятан под половицами «АК-47». Надо вытащить его и встретить пулями разворачивающихся мотоциклистов.

Ненависть застилает глаза. И все-таки нельзя терять голову – надо бить метко, надо считать оставшиеся патроны.

Падают одна за другой фигуры в байкерских кожанках.

Их слишком много.

А у тебя только два магазина – должно хватить хотя бы минут на пятнадцать, чтобы выжившие успели уйти в лес. И уже без разницы, что будет «после» – когда кончатся патроны, когда из-за фигур мотоциклистов появятся оскаленные рожи упырей.

Никакого «после».

Никакого «потом»…

«Спасибо, Глеб…»

Я растерянно поворачиваю голову. Благодарит меня? За что?

Несколько мгновений Григорий смотрит на меня – совсем спокойно. Вдруг я понимаю, где раньше видел эти дома.

И не только дома… За сожженной школой – тела с рваными ранами на шее. Светловолосую девочку, даже мертвой рукой сжимающую свою куклу…

К черту!

Я не хочу такое помнить. Но забыть – тоже не могу.

Микулино. Тот самый поселок, который я проехал сегодня утром.

Автоматчики на мотоциклах – это ведь банда Вараввы. Кое-кого я все-таки заставил заплатить их погаными жизнями…

«Спасибо, ловкач».

– И тебе… спасибо.

Фермер кивает в сторону холма. Мне надо идти дальше.

Я уношу с собой часть его боли. С этим грузом медленно поднимаюсь в гору. Чувствую, как пружинит под ногами трава зверобой, как сильнее пригревает встающее солнце. Идти трудно, но я сумею!

«Живи и побеждай!» – раздается среди моих мыслей, ударами сердца гулко отдается в висках.

На целую секунду я замираю. Дико хочется посмотреть назад. Хотя каким-то шестым чувством догадываюсь – этого нельзя делать.

И все-таки я оглядываюсь.

Нет, они не исчезли.

Хрупкая девичья фигурка. Широкоплечий силуэт мужчины. Лада и Григорий смотрят мне вслед. Я почти физически ощущаю их взгляды – ведь их память теперь живет и во мне.

Мне хочется сказать им что-то доброе, важное. Но самое главное уже сказано – без всяких слов. И я нелепо взмахиваю рукой на прощанье…

Вершина холма ближе с каждым шагом.

Больше никто не идет навстречу.

«Значит… теперь все?» – мелькает в голове. Но на последнем шаге, по колено в густой траве, я будто спотыкаюсь.

Отсюда, с вершины, далеко видно.

Редкий березняк – справа. Речушка в низине – слева… И целое человеческое море – впереди передо мной.

– Сколько же их? – шепчу я растерянно.

Десятки, сотни тысяч? Или миллионы?

Плотные, стройные ряды тянутся влево и вправо – до самого горизонта. И впереди тоже не видно им края.

Целая армия. Нет, больше чем армия!

Под их взглядами я цепенею, будто примороженный. Как там говорила знахарка? «Миллионы голосов, которые жгут больнее пламени…»

«Еще не поздно повернуть назад», – нашептывает что-то внутри. Знакомый, привычный шепот. Бывало, прежде он спасал мне жизнь. «Хватит! Разве тебе надо больше, чем остальным?»

Я стискиваю зубы. Нет, не больше.

Ровно столько же, сколько надо было Ладе и Григорию.

Одна мера на всех. И земля тоже – одна.

Разве не мой черед освобождать ее от всякой нечисти? Разве не это завещали мне те, кто когда-то здесь верил, сражался и любил?

Я знаю, они сейчас смотрят – ждут моего выбора.

Миллионы защитников и героев.

И я делаю шаг вперед – им навстречу…