Глава 1

Холодно.

Бр-р-р. Чертовски холодно. Вдобавок какая-то хрень щекочет мои пальцы, заползает в рукав куртки…

Тьфу! Я дергаюсь, открываю глаза и вытряхиваю из рукава крупного коричневого жука.

Он недовольно уползает по толстому слою палой хвои. А я сажусь и оглядываюсь по сторонам.

Место незнакомое.

Кругом сосновый лес, редкий кустарник. Только вдали светлеет прогалина. Сейчас вроде раннее утро – лучи низкого солнца едва пробиваются между кронами деревьев.

Кажется, тут безопасно. Я поднимаюсь, разминаю озябшие руки и ноги. Жаль, понятия не имею, как здесь оказался. Упал с мотоцикла и ударился головой?

Не похоже. Мотоцикл аккуратно лежит на боку за пару шагов от меня. Чуть в сторонке рюкзак с аккумулятором, трофейный «калаш» «АК-74». А рядом со мной, замотавшись в мою старую куртку, спокойно спит Катя.

Мы что, остановились на ночлег?

Не помню. В голове будто туман… Последнее отчетливое воспоминание – пылающая на мосту скорченная фигура Вараввы. А дальше…

Я вздрагиваю. Катя! Да ведь вчера она потеряла сознание. И вообще была бледная, словно мел, почти бездыханная на моих руках.

Что с ней сейчас?

Я встревоженно склоняюсь над девушкой. Пару секунд вслушиваюсь в ее дыхание, не выдерживаю и касаюсь ее лица. Щека теплая. И легкий румянец можно различить в неярком утреннем свете.

От моего прикосновения Катя открывает глаза.

– Доброе утро, – я выдавливаю улыбку. Наверное, со стороны выгляжу глупо. Какое на хрен «доброе»?! Вчера у нее на глазах убили подругу, а сама она чудом уцелела. После такого даже здоровые мужики слетают с катушек. Меня и самого до сих пор мутит при воспоминании об упырьих клыках.

Но Катя тоже улыбается в ответ:

– Доброе…

Пару секунд просто смотрим – она на меня, а я на нее. Когда проходишь через такое – начинаешь понимать друг друга без слов. Думать о том, что ждет впереди, – неохота. Как говорил Локки, если солнышко выглянуло из-за туч, пошли всех к черту и сумей насладиться мгновениями.

Жаль, что заканчиваются они слишком быстро…

– Как себя чувствуешь?

– По-моему, лучше…

– Нога не болит?

– Нет.

– Значит… Ехать сможешь? – уточнил я, с сомнением изучая бинт чуть выше ее колена. Вроде не кровоточит.

– Смогу, – кивнула она, поднимаясь. Я торопливо подал ей руку.

– Вот и чудесно.

Хотел было спросить – не помнит она, как мы тут оказались? Но ей-то откуда знать – если она сама со вчерашнего дня была в отключке. Поэтому вслух я просто добавил:

– Пора нам отсюда линять.

И так слишком задержались. Думаю, план «Перехват» теперь объявлен по всей области – бандиты и полицаи землю роют, чтоб выслужиться перед губернатором. Самое веселое еще впереди…

Мы выпили по глотку воды из фляги – охладившейся за ночь и почти свежей.

Я надел рюкзак, помог девушке сесть на «Фалкон». Сам разместился и по привычке начал своей старой курткой привязывать к себе Катю.

– Не надо, – решительно заявила она.

– Ты уверена?

– Я же не кукла, чтоб болтаться у тебя за спиной.

У девочки прорезался характер? Хорошо!

Я хмыкнул в ответ, но куртку отдал ей:

– Накинь, сейчас прохладно.

Мы выехали на прогалину, и я осмотрелся, определив по солнцу стороны света. Понятия не имею, где мы находимся, одно ясно – где-то за рекой.

Карту я помню. Самое оптимальное – двигаться на юго-восток, к ближайшему аномальному району вблизи Мельникова – оттуда рукой подать до заброшенной деревни, где ждут меня Кид и Ромка. За это время и Настя могла объявиться.

По крайней мере, давно пора.

Я вздохнул. Будем надеться на лучшее…

– Куда едем? – спросила Катя.

– Пока – подальше отсюда, – усмехнулся я. – Бензин еще имеется. Так что в людные места можем не соваться.

Больше она вопросов не задавала.

– Держись крепче, – сказал я и пустил мотоцикл через заросшие кустами кочки.

«Фалкон» резко подпрыгивал.

Ветки хрустели, яростно царапая меня по рукавам трофейной кожаной куртки. Но скоро кусты кончились. А через сотню метров и лес поредел.

Конца ему не было видно, но расстояние между соснами увеличилось, и вверху среди крон все больше проглядывало прозрачно-голубое небо.

Еще через полкилометра я заметил в лесу тропу – едва различимую среди папоротника, почти нехоженую. Максимум местные грибники и охотники ее иногда используют. Хороший вариант для тех, кто вроде нас не стремится к публичности. А главное, ведет она в подходящем направлении.

Я крутанул руль и выехал на тропу.

Не худо бы достичь и какой-нибудь деревеньки. Тогда бы я точно определил наши координаты и больше не блуждал наугад.

Интересно, как далеко мы сейчас от бандитского поселка?

Из стаи Вараввы мало кто уцелел, зато выжившие байкеры вполне могут дать наводку полицаям. Тогда те не станут рыскать по всей округе, а навалятся главными силами на конкретный район.

Печальная для нас перспектива…

Двигаясь по тропе, я аккуратно оглядывался по сторонам. Деревья были прямые, неподвижные, ничуть не измененные. И это тоже плохо. Гиблый лес остался позади, а в обычном сосняке мои шансы снижаются.

Но расстраиваться раньше времени глупо. Фарт мне не изменил, да и сам я успел оклематься. Еще вчера вечером едва шевелился от усталости, а сегодня – уже как огурчик. Значит, хорошо выспался этой ночью.

Только одно не дает покоя. Тот провал в памяти – между Огненной рекой и сегодняшним утром…

«Стоп! – трухануло меня будто ударом тока. – А откуда ты знаешь это название – Огненная река»?

Картинка мира будто подернулась рябью. В том, что это именно название, а не просто сочетание слов, у меня не было ни малейших сомнений. Чувствуя на спине холодок, я вдавил рукоятку тормоза – так резко, что Катя с размаху приложилась о мою спину. Извини, милая…

– Глеб, ты чего?!

Ничего, просто я начинаю вспоминать.

Заглушил мотор, не слезая с «Фалкона», прислонился плечом к огромной, почти как башня, сосне. Но в отличие от камня сосна была теплая. И даже через рукав куртки я чувствовал легкую дрожь, которой она отзывалась на ветер где-то высоко в ее кроне. Казалось, что сосна дышит. Я попробовал уловить ее ритм. Это помогало не замечать собственное колотившееся сердце.

Вслух хрипло спросил:

– Катя, а помнишь, как мы приехали в деревню? Помнишь… бабу Валю, которая тебя лечила?

– Какая еще баба Валя? – удивилась девушка, сидевшая за моей спиной. И озабоченно потрогала мой лоб. – Глеб, что с тобой?

Неужели я и впрямь схожу с ума?

Только безумец способен поверить в такой бред.

Разве ты безумец, Глеб Гордеев? Почему ж до сих пор, как наяву, ты видишь человеческое море – бесконечные ряды, уходящие вправо, влево, вперед, до самого горизонта?

И словно опять делаешь тот главный, решающий шаг – по склону холма, им навстречу…

Еще шаг…

Странно.

Ведь идти под гору должно быть легче. А мне все труднее – словно с каждым метром земля кренится в обратную сторону. И горизонт уходит куда-то вверх…

Нет, теперь это не спуск в низину!

Я упорно карабкаюсь по склону. Ряды воинов и гражданских угадываются где-то там, высоко вверху.

А солнце припекает сильнее – будто раскаленная печка у меня над макушкой. В висках гулко стучит. И силы почти на исходе.

Я несколько раз останавливаюсь, чтоб отдохнуть. Жадно глотаю горячий воздух. Но подъем становится все круче. Передо мной уже не холм, а настоящий горный склон.

«Что за хрень? Как такое возможно?»

Я едва двигаюсь, в груди становится больно. Утирая пот, я с отчаянием запрокидываю голову.

Осталось ведь немного! Ряды наверху теперь не сливаются в человеческую массу. Я могу различить их лица.

От всех времен, от разных народов. Мужчины и женщины. Воины в доспехах и крестьяне, вооруженные топорами. Мирные пахари и профессиональные солдаты. А больше всего бойцов и командиров – в пилотках и фуражках с красными звездами.

Многие глядят на меня с сочувствием. Но я знаю, никто не станет мне помогать.

Этот путь я должен одолеть сам.

Последний десяток метров. Последние силы… Главное – не смотреть вниз!

Если сейчас сорвусь – больше не смогу подняться, даже если не разобьюсь.

Давай, Глеб!

Где-то там, среди этой бессмертной армии – мой отец. Я это чувствую. И я просто не могу сейчас оказаться слабаком!

Цепляться за склон и ползти – хотя бы по сантиметру! Только вперед и ввысь – навстречу нестерпимо яркому, озаряющему их фигуры солнцу. Или удивительный свет исходит прямо от людей?

Там, наверху – лучшие. Я это помню.

«За сотни веков у этой земли было много защитников» – так говорила баба Валя. Те, кто смог переступить через боль и страх, отринуть мелкое и суетное…

«Трикстер по кличке Тень, разве тебе стоять рядом с ними?»

Моя собственная память сейчас тянет меня вниз.

Столько лет я просто ходил в Зону за товаром. Мне везло. Я хорошо научился находить артефакты и выгодно их продавать. А смог ли стать настоящим человеком – удалось мне то главное, о чем когда-то говорил отец?

«Недостоин!» – гулко стучит в висках.

Себя не обманешь.

Там, у дороги, когда пулемет с «вертушки» сшибал ветки над твоей головой, разве думал ты о деле, о чьем-то спасении? Нет, наслаждался собственной крутостью. Ловил кайф от адреналина. И Катя едва не погибла – только из-за тебя!

Ради чего ты вообще ввязался в эту борьбу? Просто чтоб испытать фарт? Разве любишь ты кого по-настоящему – даже Настю?

«Эгоист!»

«Придурок!»

«Слабак!»

Нет оправдания. И почти нет надежды, что я сумею подняться по отвесному склону.

Но все-таки я продолжаю карабкаться вверх – цепляясь за одинокие кустики, за толстые пучки сухой травы. Еще немного, еще чуток…

Стебли лопаются, не выдерживая моего веса. «Сейчас сорвусь!» – мелькает в голове.

В этот миг кто-то хватает меня за руку – крепко, надежно…

Я почти с испугом запрокидываю голову. И встречаюсь взглядом с лейтенантом.

Успеваю в мельчайших подробностях рассмотреть его фуражку с зеленым околышем, серп и молот на красной звезде, командирские «кубари» на воротнике гимнастерки…

А в следующую секунду, опираясь на его руку, одним отчаянным рывком я оказываюсь наверху.

Почти не верю своим глазам.

Я стою рядом с лейтенантом! Рядом с остальными. И эти люди одобрительно щурятся, будто считают меня равным.

Меня, обычного охотника за «товаром».

Пограничник слегка улыбается, будто читает мои мысли. А я, словно открытую книгу, могу читать его память. Я знаю, что ровно неделю, с короткими перерывами, длился его бой в том пылающем, будто ад, июне. Я отчетливо вижу: раненый, едва живой от усталости и кровопотери, командир 91-й заставы прикрывает отход товарищей. А когда в его пулемете кончается лента, в комнату залетает граната…

Я вздрагиваю и беру на себя его боль – короткой молнией-вспышкой.

Хотя сам он давно через нее перешагнул. И вместе с его обжигающей памятью в меня входит его сила.

«Ну, здравствуй, Глеб!» – только сейчас лейтенант отпускает мою руку.

– Здравствуй… Андрей, – его зовут так же, как Демина. Я еще многих могу тут угадать по именам. Но вглядываясь в их лица, пытаюсь отыскать единственного человека…

Моего отца.

Я ведь знаю, он – здесь! Обязательно должен был сюда попасть – еще четырнадцать лет назад, в день, когда его убили на моих глазах.

– Папа! – отчаянно выкрикиваю я в это огромное человеческое море. Мне так много надо ему сказать. И попросить прощения – за то, что не сумел его спасти, не смог перехитрить ненавистных упырей. – Папа!

Но налетающий ветер гасит мой голос. Ослепительная вспышка растворяет в себе целый мир.

Полет…

Теплое сияние…

Все выше, выше…

И кто-то невидимый отчетливо произносит в этой сверкающей высоте: «Теперь память твоей земли с тобой, Глеб. Живи и побеждай!»

…Сухое дерево поскрипывает на ветру. Как мохнатые лапы, скребущие небо, раскачиваются кроны сосен. А над ними, среди голубого бархата, проплывает одинокий силуэт ястреба.

Краски и звуки можно чувствовать, как мелодию.

Можно часами смотреть вверх, погружаясь в светлую безмятежность…

Если бы не чьи-то пальцы на моем плече, не испуганный голос у меня над ухом:

– Что с тобой, Глеб?

Зачем повторять это в который раз, зачем тормошить меня, будто пьяного?

Разве нельзя просто спокойно сидеть у меня за спиной?

– …Тебе плохо? – всхлипнула Катя.

– Нормально, – глухо отозвался я. И успокаивающе, мягко сжал руку девушки.

Минуты тянулись. Мы молча сидели на прислоненном к дереву мотоцикле.

Говорить не хотелось.

Хотелось, разбежавшись, прыгнуть в реку, нырнуть с головой в ледяную воду. И плыть, плыть в темной глубине. Пока хватит воздуха, пока вода не очистит душу, не смоет все, что камнем тянет на дно…

Но реки рядом не было.

Только лесная тропа.

И кто-то сейчас приближался по ней – я мог уловить шорох травы под ногами. Катя тоже замерла, напряженно вслушиваясь…

Шаги – ровные, спокойные. Так идут по давно хоженому пути, не боясь потревожить затаившегося врага.

Нет, это не погоня.

Тем более что бандиты и полицаи в одиночку по лесам не шляются. А тот, кто приближался, был один, я понял это еще до того, как он показался из-за дальних кустов.

Человек в полинявшей куртке, в какой-то нелепой помятой шляпе…

Увидел нас и замер, словно вкопанный.

– Здравствуйте! – произнес я как можно более миролюбивым тоном и приветственно поднял ладонь.

Незнакомец вяло шевельнулся.

Я подумал, что сейчас он развернется и бросится наутек. Но вместо этого он отозвался слабым, старческим голосом:

– Добрый день! – и неторопливо стал приближаться.

Когда путник поравнялся с нами, я рассмотрел, что он действительно очень стар – минимум лет семьдесят. Из-под помятой шляпы торчат седые пряди нечесаных волос. В руке корзинка – не плетеная, а синяя пластиковая, похожая на те, что используют в супермаркетах. Только ручка была самодельная – из скрученных в жгуты разноцветных проводов. На ногах незнакомца драные и чиненные с помощью таких же проводов сандалии – обутые поверх толстых вязаных носков.

– Не подскажете, куда ведет эта тропа? – дружелюбно спросил я.

Путник резко притормозил. И внимательно осмотрел нас с ног до головы.

Во взгляде, кроме настороженности, читалось искреннее любопытство.

– В Коровино ведет, – объявил он, наверное, удовлетворенный итогами осмотра.

– Далеко?

– Километров восемь.

Коровино? Было на карте такое название? Кажется, да…

Пока я вспоминал, старик вкрадчиво уточнил:

– Вы сами-то откуда путь держите?

– А мы типа заблудились, – изобразил я растерянную улыбку. – Полночи кружим – еле отыскали тропу…

– И чего ж вас в лес-то понесло – на ночь глядя?

– Вот, думали срезать путь…

– Все-то вы торопитесь! Эх, молодежь-молодежь… – вздохнул он. Лицо оставалось серьезным, но в глазах, сквозь прищур, угадывалась насмешка.

Не верил он ни единому моему слову.

– Всего доброго! – я сухо попрощался. Плевать мне на его недоверие, запущу мотор – и поминай как звали…

– Через Коровино вам лучше не ехать, – вдруг объявил старик.

Я смерил его внимательным взглядом и убрал палец с кнопки стартера.

– Это еще почему?

– А туда нагнали полицаев – как тараканов. Выставили оцепление вдоль опушки. Но соваться в лес боятся… После того как кто-то прикончил Варавву и половину его банды.

– Надо же, – я озабоченно покачал головой, – половину банды… Какой ужас!

Старик улыбнулся:

– Так что вам лучше повернуть направо – километра через полтора, возле болота. Двигайтесь вдоль него и еще через десяток километров попадете на мертвый хутор. А дальше начнется Чертова чаща…

– Оригинальное название.

– Мало кто осмеливается ездить по тем местам. Но вы ведь не боитесь?

Я пожал плечами:

– Спасибо за совет. Мы подумаем…

Он постоял еще немного, рассматривая нас бледно-голубыми, будто выцветшими от времени глазами. Казалось, старик хотел еще что-то сказать. Или спросить.

Но так и не спросил.

Попрощался и двинулся дальше по тропе.

Он удалился почти на десяток метров, когда я крикнул вдогонку:

– Скажите, а не знаете, что за деревня недалеко от Огненной реки?

Старик вздрогнул и замер, будто наткнувшись на невидимую стену. Резко развернулся и уставился на меня острым взглядом:

– Вы видели там деревню?

– Ну, да… – растерянно кивнул я.

– И как эта деревня выглядела?

– Дома – обычные, церковь – высокая, красивая… Там еще резной узор на дверях – будто птицы порхают над цветами…

Старик молча, не мигая, смотрел на меня – так, будто я сообщил ему что-то необыкновенное. Потом выдавил:

– Не возле реки. До реки там десяток километров… И деревни – давно нет. Все местные попали под «эвакуацию». А дома сожгли. Церковь – тоже…

Он опустился на траву, будто ноги перестали его держать, и глухо добавил:

– Никто не спасся. Ни один человек.

– А я видел…

– Врешь, – резко оборвал меня старик. – Не мог ты видеть! – он отвернулся и опустил голову, пряча глаза. А потом и вовсе закрыл лицо ладонями, будто его слепил утренний свет, пробивавшийся между кронами сосен.

Я выждал еще минуту, неловко кашлянул. Старик отнял ладони от лица, медленно повернулся. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Глаза его оказались сухими, и взгляд был пронзительный, совсем не старческий.

Больше я не стал задавать вопросов. Только тихо сказал:

– Спасибо.

– Прощайте, – чуть слышно отозвался он и хрипло напомнил: – От болота надо идти направо…

Все исполнилось в точности.

Очень скоро повеяло сыростью в набегавшем потоке воздуха, а потом справа от тропы замаячили камыши. Полтора километра – как старик и говорил. «Фалкон» пролетел их за считаные минуты.

Я заглушил мотор и осмотрелся.

Вправо тропы не видать, если и была – давно заросла. И верно, кому охота наведываться на мертвый хутор? Но если держаться подальше от края болота – проехать можно.

– Глеб… – тронула меня за плечо Катя.

Ясно. Все время нашего общения с лесным путником она терпеливо молчала. А сейчас не выдержала:

– Глеб… О какой деревне вы говорили?

Угу. Вероятно, со стороны та беседа выглядела чистым безумием.

– Какая деревня? Не знаю, – честно ответил. Может, я и правда контуженый, который видит то, чего видеть не дано? «Резной узор на дверях – будто птицы порхают над цветами…»

Я вздохнул.

Потому что следом из памяти пришло еще одно видение – огненный водоворот, вонзающийся в мою грудь. Я сморщился. Воспоминание – такое ясное, что даже кожа на груди засаднила…

Да, реально засаднила!

Я испуганно пощупал тело сквозь футболку. Чуть-чуть болит…

– Катя, – глухо пробормотал я, – у тебя не найдется… зеркальца?

Конечно, идиотизм.

Отважный трикстер в роли мнительной барышни. Да и откуда у Кати зеркальце? После всех этих передряг.

Но зеркальце нашлось. Совсем крохотное… и вполне достаточное.

Через секунду, задрав футболку, я растерянно изучал чуть припухшие, красноватые линии на своей коже. В том самом месте!

Нет, это был не просто шрам. Линии складывались в фигуру…

– Катя, – выдавил я неловко, – глянь, пожалуйста… Что это за хрень?

– Клещ? – встревожилась она.

Соскочила с мотоцикла, обошла его и озабоченно уставилась на мою «разукрашенную» грудь. Потом недоуменно подняла взгляд:

– Татуировка воспалилась? Болит, да?

Я едва не выругался. Но все-таки сдержался. Глупо. Хотя как ей объяснишь, чтоб не выглядеть психом? Я ведь и сам в себе до конца не уверен.

– Катя… а что это за фигура? Это чего-нибудь значит?

Она улыбнулась:

– Ну ты даешь! Забыл, что сам себе наколол? Это ж Крест Богородицы, древний символ света и возрождения… Да ты не волнуйся. Красиво получилось. И скоро заживет.

– Да, заживет, – сухо кивнул я, одергивая и заправляя футболку в джинсы. А в голове опять звучали голоса – отчетливые, будто наяву.

«Все зависит от того, сможешь ли ты поднять новую ношу…»

«Благослови воина Глеба…»

«Живи и побеждай!»

Значит, смог? Значит, благословили?

Значит, не пригрезилось?

 

Глава 2

Не по-осеннему горячее солнце высоко встало над горизонтом. Но в Чертовой чаще веяло прохладой. Здесь еще с ночи хранился густой полумрак. И ничто не могло потревожить нечеловеческую гармонию, даже крик одинокой птицы.

Изогнутые ветви слегка покачивались. А листочки подрагивали, жадно расправляя к солнцу зеленые ладони.

Чаща радовалась погожему деньку.

Только мерный рокот «Фалкона» нарушал ее безмятежность. Мотоцикл бойко летел между кривыми, будто изломанными стволами.

Деревья росли тут не густо, под их тенистым пологом в избытке хватало места. Хоть пять километров, хоть десять – по твердой земле, как по дороге. Монотонная картинка справа и слева расслабляла внимание.

Но это было неправильно – я чувствовал до холодного озноба по спине…

– Пригнись! – успел крикнуть, когда «Фалкон» взлетел на небольшой пригорок. Катя взвизгнула.

Толстая ветка просвистела в считаных сантиметрах.

Я на максимум выжал газ. Вдруг накренившийся, как живой, ствол остался позади.

Но впереди имелись другие…

Будто толстые змеи, укрытые за листвой, десятки веток уже тянулись со всех сторон. И оттуда, из зелени, щупальцами вырастали зазубренные, острые сучья.

– Глеб, что это?! – отчаянный голос Кати за спиной.

Я не ответил. Мне теперь не до болтовни.

Нужно с ювелирной точностью угадывать движение зеленой рати. С каждым мгновением свободный зазор становится меньше – словно я веду «Фалкон» по узкому коридору с живыми, жадными стенами…

– Ай! – испуганный крик девушки.

Холодея, я дергаю руль. «Ошибочка!» Ближайшая ветка чиркнула слева – выдирая клочья грубой кожи из рукава моей куртки.

Как сказал бы Локки, не нравится мне здесь. Пора отсюда выбираться – только куда?

Я лихорадочно озираюсь по сторонам.

И обнаруживаю что-то вроде просвета – далеко впереди, где-то на северо-востоке.

– Пригни голову! – командую пассажирке, бросая «Фалкон» в последний отчаянный рывок.

Несколько веток-змей одна за другой хлещут по обтекателю. Пара сучьев атакуют рукава. Левое плечо пронзает болью. Хрустят сломанные ветки, брызгает в лицо едким соком.

А что-то, раздирая куртку, ползет по спине. Один из оторванных сучьев?

Кажется, он мечтает впиться мне в загривок…

Но мы прорываемся!

Вылетаем на простор и мчимся между оживающими деревьями. Резко сменив траекторию, я выиграл у Чащи пару минут. И сумел вывести «Фалкон» на обширную прогалину.

Стоп!

Резко бью по тормозам. Катя выдыхает ругательства и что есть сил колотит меня по шее.

Ну да, проклятый сучок. Он уже пробил воротник, нацеливаясь мне в артерию. Я успеваю перехватить его голой рукой. Сдираю с куртки и швыряю подальше в траву.

Брезгливо отряхиваюсь.

– Больше там ничего не ползает? – хрипло уточняю, перематывая окровавленную ладонь носовым платком.

– Ничего, – кивает Катя. Она молодец, еще неплохо держится. Даже у крепких мужиков в подобных случаях, бывает, сдают нервы…

Я оглядываюсь. Деревья позади жадно вытягивают кроны в нашу сторону. Но мы теперь – в недосягаемости. А в редколесье за прогалиной – измененных деревьев куда меньше.

«Можно сказать, ушли…» – вспыхивает в голове беспечная мысль.

За секунду до того, как что-то острой болью обжигает голень.

– Твою мать!

Я отчаянно дергаю ногой, вырывая ее из плотной зелени. Трава! Как мог про нее забыть?! Несколько жестких стебельков пробили плотную штанину, остальным почти удалось проскользнуть ниже, впиваясь в щиколотку.

– Глеб! – взвизгивает Катя, разом теряя неженское самообладание.

Чертова трава! Так не хочет с нами расставаться – зеленая масса сумела уже оплести оба колеса мотоцикла. Я вдавливаю рукоятку газа… И ничего!

– …

Лишь со второй попытки резко двигаю «Фалкон», «с мясом» выдираю из земли проклятую зелень.

Вперед! Теперь никакая «ботаника» нас не остановит.

…Солнце – все ближе к зениту.

В налетающем потоке воздуха – опять хвойный аромат. Лес кажется привычным, почти родным. Полсотни километров остались позади.

Индикатор бензина – у отметки 7 %. Но мы, можно сказать, приехали.

Я сбросил скорость, всматриваясь в просветы между ельником, густо покрывающим низину. С этой точки раньше не приближался к «нашему» селу. Но точно уверен – вон за теми деревьями должны показаться крыши крайних домов…

Да, так и есть!

Мы не заблудились.

Пару секунд я всматривался, изучая подступы к селу. А потом уверенно повернул руль, пуская «Фалкон» через кустарник на месте заброшенных огородов.

Явиться незваным гостем я не боялся.

Наверняка датчики движения и скрытно установленные видеокамеры уже известили товарищей о нашем прибытии.

Все должно быть нормально. И только одно отзывалось тревогой где-то на периферии сознания – я приехал с пассажиркой. Как отреагирует Кид на ее появление? В Невидимой Армии принято долго проверять новичков. А я привожу неизвестно кого… Да при этом еще и ставлю на уши полицаев всей области, рискую успехом важнейшей операции.

Глупо. Непрофессионально… Как поступил бы на моем месте опытный подпольщик?

Во-первых, объехал всех упырей десятой дорогой. Именно так… «Ради главного – жертвовать малым» – любимая поговорка Кида.

Ну и к черту его опыт!

Я вернулся – это главное. Я привез новый гребаный аккумулятор!

Стоп.

Вон же тот самый дом. Почему никто не реагирует?

Полузаросшая малинником улица абсолютно пустынна.

Я заглушаю мотор и замираю, вслушиваясь в чириканье воробьев, в скрип сухой липы…

– Слезай, – командую Кате. Закатываю мотоцикл в ближайший сад.

– Жди здесь, – шепчу приказ. А сам снимаю рюкзак и налегке глухими задворками пробираюсь к «нашему» дому.

Целых пять минут, беззвучно ступая, всматриваясь, я строю самые жуткие догадки.

Пока вдруг не становится ясно.

«Газели» за сарайчиком нет. Зато на траве есть свежий след от колес…

Уехали. Не дождались.

Хотя должны были оставаться еще хотя бы до вечера – семь дней истекают лишь сегодня в 19.00.

Я вошел в дом. Убогая мебель на своих местах, даже дверца рассохшегося шкафа все так же подперта колченогим табуретом. Никаких признаков обыска. Ни ОКАМа, ни полиции тут не было.

Что ж спугнуло Кида и Ромку? Неужто просто не выдержали нервы?

В области сейчас переполох – пока мы добирались до Чертовой чащи, пару раз слышали гул вертолетов. А один раз даже пришлось затаиться – полицейская машина мелькнула совсем близко, едва не касаясь вершин деревьев.

Так что причин волноваться в избытке.

И все равно – на Кида это не похоже…

Я вернулся к мотоциклу. Катя встретила меня испуганным взглядом.

– Да, все нормально, – буркнул я, хотя и не был в этом уверен. – Просто мы чуть разминулись с моими друзьями…

«Газель» уехала недавно – максимум пару часов назад, и скорость с подключенным напрямую мю-генератором у нее всего километров двадцать в час. В принципе догнать – не проблема.

Конечно, если знать, в каком направлении двигаться. И если мне хватит оставшегося бензина…

Я сел на траву, достал из рюкзака карту.

Помню, где резервная точка, – это километров пятьдесят на юго-восток. Такой же заброшенный хутор, окруженный аномальными зонами. Маршрут вполне ясен… Только одно не дает покоя.

Большие сомнения, что Кид направился именно туда. Я и сам толком не понимаю, откуда это чувство. Но оно почти перерастает в уверенность…

Я достал флягу и сделал жадный глоток воды. Спохватился и предложил Кате. Она чуток отпила и внимательно на меня посмотрела:

– Глеб… Ты что, не знаешь, куда ехать дальше?

Я криво усмехнулся:

– Вариантов не так уж много…

На самом деле вариантов – до фига. Если уж Кида что-то согнало с места до условленного времени, один дьявол знает, куда его понесло дальше! И теперь… теперь, если я его не найду, операция действительно под угрозой срыва.

Из-за идиотского аккумулятора!

Твою мать, ну что его, дурака, заставило уехать?

Полицаи еще бы хоть год могли искать наше убежище!

– Ты, это, пока отдохни… – хмуро предложил я Кате. А сам утер вспотевший лоб жестким рукавом куртки и снова всмотрелся в карту.

Хватит истерить, ловкач! Попробуй, кроме чувств, включить логику.

Да, обычную «Газель» спрятать можно где угодно – в любых зарослях. Но сохранность нашего груза требует немало энергии. Значит, посреди аномальных территорий надо выбирать участки, где легче добиться стабильной работы нашего мю-генератора.

Второе условие – возможность оперативной и безопасной переброски груза к Зоне № 9.

Пространство решений большое, но не бесконечное…

Вот мы. А вот внешний периметр Зоны.

«Газель» едва тащится, и вряд ли Кид выбрал особо дальний маршрут. Но если не поехал на резервную точку, тогда и ближайшие к ней подходящие места отпадают. Значит, либо у Мельникова болота, либо за Шершавой Падью, либо в Буревом лесу…

Тьфу, от такой «ясности» – не легче. Это разброс километров на триста. А бензина у меня в баке максимум на полчаса езды.

Хоть запрашивай Центр – туда-то Кид должен был сообщить?

Только как этот запрос отправить? Спутникового телефона у меня нет. Лишь выключенная «чистая» мобила с вынутой батарейкой – в запасе на самый крайний случай.

Допустим, этот случай наступил. Но до ближайшего района мобильного покрытия – почти час езды. Значит, топать пешком? Туда, где сейчас точно не протолкнешься от бандитов и полицаев?

– Глеб, у тебя вся куртка исполосована, – вывел меня из задумчивости голос Кати, – а на левом рукаве вообще кусками висит.

– Пустяки…

– У меня – иголка и нитка. Если б ты снял, я могла бы чуток приметать…

Иголка и нитка – интересно, откуда? Ее сумочку мы давно потеряли – еще на дороге, когда удирали от вертолета. Или она успела все, так же, как зеркальце, переложить в карман штанов?

Молодец, хозяйственная…

Я равнодушно скинул куртку:

– Давай… – Лишь бы сейчас меня не трогала. Лишь бы ничто не вклинивалось в поток мыслей…

Нет, запрос в Центр отпадает. Слишком рискованно. И главное, долго.

А я должен сегодня, сейчас перехватить нашу «Газель»…

Перехватить!

Я напряженно всмотрелся в карту. Ну да. Фургон – это не мотоцикл. Им поневоле придется выбирать наиболее надежный путь. И если они двинулись к северо-востоку – я могу срезать вот в этом месте… Пройти напрямую через Шершавую Падь!

В конце концов, я – трикстер или сопливый новичок?

Но что, если они двинулись к югу?

Тогда весь риск – коту под хвост, вместе с оставшимся бензином.

На юге их реально перехватить только через измененный лес у мертвого села Демидово…

Я вздохнул, потирая бинтованную платком руку. Рана саднила. Но хуже, чем она, садняще, невыносимо отдавался в мозгу вопрос: «Шершавая Падь или Демидово?»

Хотя бы намек на подсказку…

Я лег на траву и опустил веки. Иногда это помогает, когда долго не можешь найти ответ – просто послать все к черту и расслабиться.

Щебетали птички. Пригревало солнышко. Красота! Только перед закрытыми глазами у меня до сих пор проносились деревья Чертовой чащи. И ветки-змеи тянулись ко мне со всех сторон…

Тьфу!

Не выходит. Значит, опять придется доверить все фарту.

Я открыл глаза и поднялся с земли.

– Катя, едем отсюда.

– Сейчас, заканчиваю рукав…

Пару минут я смотрел на ее пальцы – вместо наперстка она ухитрялась использовать обычную монетку. Швы получались удивительно аккуратными. В этом были своя логика и красота – как в любом точном движении.

Что ж, простая геометрия – тоже критерий.

На юге – две возможные точки. На северо-востоке – три. Значит, и больше вероятность, что Кид избрал одну из них…

– Готово! – улыбнулась она, протягивая куртку. И я нашел силы улыбнуться в ответ.

«К Шершавой Пади!»

…До Сумерек, то есть до того, как мю-генераторы по всей Земле вошли в резонанс, тут имелось обычное озеро, окруженное лесом. Бог ведает, как тогда, почти пятнадцать лет назад, звали его аборигены.

На моей карте – нет таких подробностей.

Зато нынешняя кличка вполне подходила этому месту – огромная впадина, окруженная поваленными и частью горелыми, частью словно высушенными деревьями. Когда мы подъехали и остановились у того, что раньше было берегом, ее серая, бугристая поверхность тускло блестела в солнечном свете.

Вокруг царил мертвый покой – ни птички, ни букашки. Только ветерок гонял песчинки между буграми Пади. И изредка оттуда долетало что-то вроде долгого вздоха.

Я всмотрелся. Кое-где серая поверхность ритмично колебалась – едва заметно. Но в целом выглядело все достаточно безобидно.

Катя испуганно склонилась к моему плечу:

– Мы что, поедем прямо туда?

– А чего тратить время? – прищурился я и мягко добавил: – Ты, главное, крепко держись…

Вправо и влево Падь тянулась далеко – в общей сложности километров на пятнадцать, захватывая поймы когда-то впадавших в озеро рек. Но если по прямой – тут и двух километров не будет.

Когда-то я уже одолевал подобные места. Плохо, что сюда приехал впервые и могу лишь догадываться о безопасной траектории…

– Готова? – прошептал я.

Вместо ответа Катя крепче обняла меня за талию. И я запустил мотор.

Пару десятков метров двигались вдоль берега. Я выбирал подходящий склон для спуска – чтоб пологий и чтоб рядом не колыхались бугорки. Наконец пустил «Фалкон» вниз.

Хрум! – что-то отдалось под колесами, будто мы заехали на тонкий лед. Но поверхность выдержала. Только чуть колыхнулась, рябью разошлась по всем впадинам и холмикам.

Вперед!

Хрясть! Хр-рум!

Мотоцикл подпрыгивает на неровной серой корке. Иногда из-под колес брызгает буроватая жижа. Но метр за метром мы уверенно двигаемся к дальнему берегу.

Все-таки под нами не лед. Поверхность Пади кое-где пружинит, но не проваливается. Только с каждой минутой сильнее вздрагивает, раскачивая «Фалкон». Берег впереди уже можно различить. Он более крутой. И в ближайшей к нам полосе вообще обрывистый.

Значит, надо двигать левее!

Туда, где серая корка начинает растрескиваться, разлетаться осколками…

– Глеб! – вскрикивает Катя. Но я и сам вижу. Поверхность Пади вздыбилась, лопнула, и наружу полезло что-то бурое, бесформенное…

Я вдавливаю рукоятку газа. Прибавляю скорость на максимум – надо объехать это по длинной дуге, выруливая к пологому склону с перекошенными чахлыми остатками леса…

Проклятие!

Сильный толчок швыряет мотоцикл в воздух.

Нас переворачивает.

К счастью, приземляемся отдельно от «Фалкона» – на что-то резко пахнущее торфом, мягкое, словно резина. Мотоцикл падает набок метрах в пяти, продолжая бешено вращать колесами.

Я выбираюсь из вязкой массы на серую корку бывшего озера. Рядом барахтается Катя. Я подаю ей руку:

– Цела? – и не дождавшись ответа, бросаюсь к «Фалкону». Переключаю движок на холостые обороты, поднимаю своего железного коня, вскакиваю в седло. Чего мешкает Катя?

Торопливо озираюсь и цепенею.

Там, где секунды назад был горб посреди озера, вырос огромный цветок. Если это можно так назвать. Темная, влажно блестящая на солнце поверхность и огромный нераскрывшийся «бутон» на толстой, как бетонная колонна, «ножке». «Цветок» медленно тянется вверх, и рябь идет по чаше «бутона». Словно он вот-вот раскроется…

– КАТЯ! – зову я хриплым, неузнаваемым голосом. Но она уже рядом, оседлала мотоцикл у меня за спиной. И я судорожно вдавливаю рукоятку газа.

«Фалкон» летит, подпрыгивая на бугристой «шкуре» Пади. Эта корка вся сейчас идет волнами. Но самое худшее происходит за спиной – этого я не вижу, но чувствую затылком.

Остались секунды, а до пологого берега – несколько сотен метров!

Гулкий хлопок бьет по ушам.

Что-то происходит там, в центре бывшего озера. И оттого холодные мурашки бегут по спине – несмотря на увесистый рюкзак, несмотря на плотные объятия прижавшейся ко мне девушки…

Вздыбливается впереди серая корка, и я бросаю мотоцикл еще левее. Он мчится почти параллельно обрывистому берегу. Спасение близко – я отчетливо вижу зеленые ветки сосен над обрывом, до них метров пятьдесят, не больше. И все-таки пять метров вверх по круче делают их недостижимыми…

Теперь опасность не за спиной.

Теперь мне достаточно чуть повернуть голову, чтоб увидеть трещины, которые ползут по «бутону» огромного цветка. А вся Падь будто сходит с ума. Словно невиданный шторм раскачивает ее изнутри – пока что медленно, но с каждой секундой волны становятся круче. Фонтанами бьет из глубин бурая жижа. И настоящий девятый вал катит навстречу, готовый отшвырнуть нас к центру Пади!

Чтоб его объехать, надо еще сильнее отдалиться от берега. И с болезненной ясностью я понимаю – так вырваться не удастся.

Самонадеянный болван!

Сумасшедшие, нереальные события последних суток вспышкой проносятся у меня в мозгу. И где-то вдалеке – вся моя никчемная жизнь, до последних, озаренных огнем смысла месяцев.

«Ну уж нет!» – со злостью мелькает в голове.

Я успеваю ощутить горечь. Успеваю подумать о Кате, свято верящей в фарт никчемного охотника за товаром. И круто закладываю руль, направляя мотоцикл навстречу новой волне.

Это кажется безумием.

Но мы еще живы.

Взлетаем по бугристому склону – серая корка на поверхности волны хрустит, но все-таки выдерживает. А мы уже у гребня, с каждым мгновением выше над Падью. Я не сбавляю скорость и до ломоты в пальцах стискиваю руль. Мы летим вверх, каждую секунду рискуя сорваться и разбиться в кровавую лепешку.

Берег теперь близко – волна несет нас мимо, хотя так же нереально далеко.

Я поворачиваю руль, каким-то чудом удерживая «Фалкон» на вершине гребня. Стрелка спидометра ползет к отметке «100» – это максимум! Через долю мгновения мы слетим вниз, камнем рухнем к серой, в бурых потеках, шкуре ожившей Пади…

И последним движением я выправляю руль навстречу пустоте.

Катя отчаянно вскрикивает.

Бесконечную пару секунд мы летим по воздуху – по длинной дуге, будто сложившая крылья чайка.

Только у нас нет крыльев. И хрястнув амортизаторами, «Фалкон» приземляется на обрывистый берег.

От удара темнеет в глазах. Болью пронзает все тело – от пяток и хребта до последней косточки скелета. Но руки продолжают намертво сжимать руль.

«Фалкон» уже проломил чахлый молодой сосновый подлесок, несется, вздымая пыль и песок, сшибая хвою с низко нависающих веток. И несмотря на боль, каждый толчок, каждая выбоина в надежной земле радостно отзывается внутри.

Вперед!

Сквозь лес, сквозь колючий боярышник, отматывая километр за километром.

Лишь бы мотор не заглох!

Я останавливаю мотоцикл только у опушки – рядом с едва различимым в зарослях проселком. Теперь, когда от бывшего озера нас отделяет почти десяток километров, я оглядываюсь. Там, за спиной, какие-то неясные звуки – то ли вздохи, то ли шорохи. Будто что-то невидимое следует за нами по пятам.

– Мне страшно, – шепчет Катя.

– Теперь не бойся, – глухо отзываюсь я.

– Что это было?

– Какая разница…

К дьяволу проклятую Падь! К чертям наверняка распахнувшийся темный «бутон». Я не желаю знать, что он скрывал. Летучие твари хлынули из «цветка» или попрыгунчики, за пару минут даже от слона оставляющие обглоданный костяк.

Пускай сейчас жрут хвою и высохшую осеннюю травку!

Пусть роятся по нашему следу – все равно далеко не отойдут от берега. Эта мерзость слишком привязана к аномальному участку и к своему огромному телу – проклятой Шершавой Пади…

Я запускаю мотор и направляю «Фалкон» вдоль заброшенного проселка.

Я стараюсь не думать о том, что осталось позади.

Сейчас главное – перехватить нашу «Газель». И чтоб для этого хватило оставшегося бензина…

 

Глава 3

Всего через сотню метров мы выехали к развилке.

Надо же, хотя от Пади я летел почти наугад – с направлением не ошибся. То самое, указанное на карте место, где дорога разделяется.

– Привал, – негромко объявил я.

Спрятал мотоцикл в придорожных зарослях, велел Кате сидеть рядом и быть начеку. А сам малость прогулялся пешком, озираясь и вслушиваясь.

Кажется, мы не опоздали.

На высокой траве, которой давно заросла грунтовка, свежих следов не видно. То есть «Газель» тут точно не проезжала.

Но вполне может проехать. Другого пути они не отыщут.

Налево – дорога ведет к заброшенному лесничеству, до него километров пять, не больше. Направо – еще через сорок километров, за Мельниковым болотом, есть подходящее место на берегу пруда. Оттуда легко уйти в случае опасности. И рукой подать до внешнего периметра Зоны № 9…

Я бы именно то, последнее, место выбрал в качестве базы. Но посмотрим, что взбрело в голову Киду. Что, если он таки решил ехать на юг?

Глупо строить догадки.

Надо просто чуток выждать…

Я глянул в прозрачно-голубое небо. Октябрь в этом году удивительно теплый, сухой. Сейчас бы расслабиться, может, даже вздремнуть пятнадцать минут – это хорошо помогает восстанавливать силы…

Но не выйдет.

Сейчас точно не смогу заснуть. И ясная погодка в первую очередь навевает мысли о полицейских вертолетах. «Газель» – слишком крупная цель, ей труднее затеряться на лесных дорогах. Даже здесь, в аномальном районе, над которым вертолеты почти не осмеливаются летать…

Я замер, напрягая слух.

Нет, сейчас только ветер привычно поет в кронах сосен. Почему ж вдруг ощутимо повеяло холодком опасности?

Я взял автомат наизготовку и медленно двинулся вдоль кустов у обочины дороги. Внимательно проверял справа и слева. Везде было чисто – то есть вообще никаких следов людей. И никакой, даже захудалой аномальщины.

Я дошел так до развилки дороги. И двинулся левее – почти десяток метров прошел вдоль пути, который вел в заброшенное лесничество.

Шелестел ветерок, колыхались листочки, и какая-то мелкая пичужка перепархивала вверху среди веток… Здесь тоже все было в порядке.

Но где-то на десятом шаге я оцепенел. Вдруг понял, что не могу идти дальше – от нахлынувшего чувства угрозы.

Я почти физически ощутил – что-то поганое таилось впереди.

«Чертовщина!»

Растерянно привалился к дереву, чувствуя, как холодная струйка пота стекает за воротник. А еще невыносимо саднила кожа на груди – как раз там, где имелась «татуировка».

Нервы расшалились?

Я осторожно выглянул из-за дерева и целых пять минут рассматривал заросли, почти скрывавшие заброшенный проселок.

Ничего и никого…

Тогда я аккуратно опустился на землю, в густую траву и дальше двинулся ползком. Одолел еще метров десять. Больше не смог. И не захотел.

Морщась, задрал футболку и потрогал кожу на груди. Она была чуть теплой под пальцами. И при этом я едва мог терпеть боль – казалось, что злосчастная «татуировка» сейчас пылает огнем. Паскудное чувство… Но главное, вместе с болью пришло ясное знание – впереди, у заброшенной пасеки, сейчас слишком опасно. Туда нельзя, ни под каким видом!

«ОПАСНО!»

Я медленно отполз назад. Сел спиной к дереву. И боль сразу притихла, обернулась легким покалыванием.

Пару минут я сидел, почти не веря. А потом набрался наглости и повторил эксперимент…

Так что даже в глазах потемнело. Шепотом матернувшись, я отскочил к развилке дорог.

Теперь не боялся шуметь. Потому что точно мог сказать – до опасности минимум несколько километров. Черт его знает, откуда пришла такая точность! В одном я уже не сомневался: огненный шрам у меня на груди имеет к этому самое прямое отношение…

Я облизал пересохшие губы. Утер взмокший лоб.

И опять подумал о словах Кати.

Значит, «древний символ света и возрождения»?

А что еще эта фигура может символизировать? Мою шизофрению?

Или те крепкие нити, через которые КТО-ТО может превратить меня в послушную марионетку?

Я вздохнул. Сорвал травинку и посмотрел в безмятежное небо.

В конце концов, что мне известно о событиях прошлой ночи? Только собственные видения – надо сказать, ясные до жути. Но от галлюциногенных грибов приходы бывают и круче. Этим меня не удивишь – в нежной юности до фига перепробовал бьющей по мозгам дряни…

И Катя ничего не помнит.

Красивая история – знахарка спасает жизнь раненому воину… Я скривился, словно от зубной боли. Откусил травинку, пожевал и нервно выплюнул.

«Слишком красиво!»

А как там было на самом деле?

Слегка нас подлечили и сделали придурку трикстеру стильную татуировку? Ага, чтоб этот удивительный крест мог предупреждать его об опасности… Или чтоб управлять каждым его шагом?

…Солнце уже стояло близко к зениту.

Я медленно, будто нехотя, вернулся к спрятанному в кустах «Фалкону». Мрачно посмотрел на Катю.

«Толку с того, что ты защитил ее от упырей? Может, теперь, рядом с тобой, ее судьба – в не меньшей опасности?»

Я достал из рюкзака флягу и глотнул успевшей нагреться, почти противной на вкус воды. Опять покосился на девушку.

Красивая, хотя по-своему, не так, как Настя. У этой черты лица мягче и взгляд… Такой, что не верится во все с ней случившееся. С ее лицом и голосом надо нянчить детишек – своих или чужих. Надо читать им вслух добрые сказки, в которых не бывает «Высшей России» и упырьих кланов.

Нет, все худшее – не для нее!

При первой же возможности залью в бак горючки и сам отвезу ее в соседнюю область – есть у меня там давние знакомые…

– Глеб, – нарушила молчание Катя, – мы кого-то ждем, да?

– Моих друзей.

Она кивнула, будто соглашаясь, и вдруг сказала:

– Ты столько для меня сделал…

– Не надо, – качнул я головой, – не надо благодарить. Я делал лишь то, что считал нужным…

– Понимаю. И у меня к тебе еще одна… очень важная просьба.

Я слегка напрягся:

– Какая?

Попросит связаться с ее родней? Исключено. Их будут проверять в первую очередь. Для их же безопасности пусть пока считают ее погибшей…

– Глеб, я хочу быть с тобой.

– В смысле? – растерянно пробормотал в ответ.

– С тобой и твоими друзьями… С подпольем и Невидимой Армией!

Я поморщился. Ага, как раз ее нам не хватало – для полной победы.

Вслух ответил:

– Ты ошибаешься. Я ничего не знаю ни про какое подполье.

– Считаешь меня дурочкой? – усмехнулась она.

– Считаю этот разговор бессмысленным.

Катя опустила глаза. И тихо уточнила:

– А в чем, по-твоему, есть смысл? В том, чтоб стоять в стороне, когда кого-то убивают у тебя на глазах? И радоваться, что до тебя пока не дошла очередь? Думаешь, я смогу так жить?

– Другие живут, – сухо сказал я и отвернулся. Чтоб она не видела моего лица. В памяти опять, как наяву, чернели сожженные дома. И опять среди пепла угадывались человеческие останки… А еще я помнил взгляды – тысячи взглядов, которые ждали моего выбора. И невыносимо ясно звенело в ушах: «ЖИВИ И ПОБЕЖДАЙ!»

Все это было. Было со мной…

И с Катей… Разве ее не зацепило огненным крылом?

Почему ж только худшее кажется мне реальным?

Ракетчик когда-то сказал: «Выросший в сумерках никогда не поверит в солнце…» Неужели это про меня?

К лешему!

Не время терзаться сомнениями. Я знаю, что Невидимая Армия – всего лишь горстка бойцов. Что очень немногие могут выдержать войну против целого спятившего мира. Войну, в которой большинство – пассивные наблюдатели и жертвы…

Сейчас я все это спокойно объясню Кате – без эмоций, без дешевого пафоса.

Посмотрел на нее. Вздохнул, мысленно пытаясь подобрать нужные слова. И вздрогнул, оборачиваясь.

Едва различимый, но с каждым мгновением нарастающий гул мотора долетел из-за деревьев.

Мы опустились на траву – с проселка ни нас, ни «Фалкон» увидеть невозможно. Я знаком велел Кате оставаться на месте, а сам приблизился к обочине с автоматом наизготовку. Место я выбрал удачное – отсюда дорога просматривается в обе стороны не меньше чем метров на пятьдесят.

Звук мотора доносился с юго-запада. Как раз оттуда и мы приехали…

А вот кто нагрянул следом?

Тянулись томительные секунды… Звук был необычный – какой-то глухой, неровный.

На мотоцикл – непохоже. На «Газель» – тоже…

Мой палец нервно подрагивал у спускового крючка. Нет, принимать бой я не собирался. Идеальный вариант – пропустить неведомых гостей. И проследить, куда они повернут – направо или налево?

Зашуршали ветки, низко нависавшие над дорогой – там, за ближайшим поворотом. Я вжался в землю.

Сейчас…

И оцепенел, почти не веря своим глазам.

Несколько секунд всматривался в лобовое стекло едва тащившейся машины. А потом встал и, уже не скрываясь, двинулся навстречу.

«Газель» остановилась шагов за десять. Спустя пару секунд левая дверца распахнулась, и наружу проворно вылетел Кид.

Все-таки наши! Я точно рассчитал. Не ошибся!

Только почему этот балбес прыгнул в канаву у дороги и оттуда орет:

– Ни с места! Автомат на землю!

У него что, проблемы со зрением?

– Расслабься, это же я… – видок у меня еще тот, драная куртка с чужого плеча, грязная, исцарапанная физиономия. Но все равно, не настолько же я изменился?

– Глеб! – радостно закричал Ромка, выбираясь из «Газели». Он-то меня узнал! И я шагнул ближе – ему навстречу.

Но обняться мы не успели. Потому что Кид рявкнул:

– Стоять! – и в подтверждение слов демонстративно щелкнул затвором «АКМ».

– Ну ты, обормот! Совсем от страха спятил?

– Ромка, назад! А тебе, если рыпнешься, вышибу мозги!

– Придурок! – терпеливо вздохнул я. – Расскажи лучше, какого хрена вы не дождались, дернули с «точки» раньше срока? А, Кид? Так наложил в штаны, что не смог оставаться на месте?

Командир нашей группы ответил злым смешком:

– Плохо подготовился, гнида. Срок вышел еще вчера!

Я застыл, как примороженный.

Внимательно посмотрел на Ромку и хрипло уточнил:

– Какое сегодня число? Одиннадцатое?

– Двенадцатое, – пробормотал он растерянно, – двенадцатое октября… – и потихоньку стал пятиться назад, к машине.

Я вздохнул. Мысли разбегались, как тараканы от света вспыхнувшей лампочки. И единственное, что неумолимо звенело в голове: «Целые сутки!»

Это что же – целые сутки я неизвестно где провалялся без сознания?

В несуществующей деревне. Под действием непонятных сил…

А теперь… теперь вдруг нарисовался неизвестно откуда – посреди лесной дороги. Хотя не мог знать маршрута.

Даже если про деревню им неизвестно, стал бы я сам себе доверять в подобной ситуации? Или для надежности пальнул на поражение?

Думаю, Киду легко сделать выбор.

– Но ведь он выполнил задание, он привез вам аккумулятор! – раздалось у меня за спиной.

Я поморщился, словно от боли. Куда она лезет, дурочка?!

– А это еще кто? – мрачно спросил командир группы.

– Не обращайте внимания, так, мимо проходила, – буркнул я, оглядываясь. Катя уже выбралась из кустов и, несмотря на нацеленный автомат, приближалась, с трудом волоча по траве увесистый рюкзак:

– Вот, смотрите!

– Назад, девочка!

Но она будто не слышала. И я начал постепенно смещаться в сторону – так, чтобы оказаться между ней и Кидом. Мурашки ползли по спине, а в голове мелькнуло: успею я броситься к ней, прикрывая телом, увлекая за собой в кювет?

Вряд ли…

Зрачок «АКМ» пытливо, внимательно посмотрел мне в лицо.

– Эй ты, стоять!

– А я ее знаю! – вдруг торопливо вмешался Ромка. – В новостях по телику видел – ее ищут полицаи!

Трудно было понять, поверил ему Кид или нет. На его каменной физиономии не читалось эмоций. Невыносимо долгую минуту, пока Ромка сбивчиво излагал содержание полицейских новостей, командир нашей группы даже не шевельнулся. И автомат не опустил.

– Они все врут! – подытожила Катя. – Настоящие лживые шакалы…

Что-то ее потянуло на поэзию. Ну и ладно, пусть говорит, лишь бы не делала резких движений…

– Несколько раз эту муйню крутили, – добавил Ромка.

– Угу, – буркнул Кид. И вдруг поднялся с земли, сел на краю заросшего травой кювета. Не убирая руку с «АКМ», кивнул в мою сторону:

– А теперь хочу услышать твою версию.

Я пожал плечами и стал рассказывать.

Недоверчиво хмурясь, Кид слушал.

История вышла вполне бестолковая – как это часто бывает в жизни. Ведь о «чудесным исцелении» я упоминать не стал…

Хотя, кажется, это не очень помогло.

Нет, Кид не пытался ловить меня на деталях и ни в чем не обвинял. Только я чувствовал, что стена между нами не становится ниже. И почти явственным был холод, которым веяло из его прозрачных глаз.

– Это все? – сухо уточнил он, едва я умолк.

– Да.

– Роман, проверь. что там в рюкзаке…

Тот торопливо шагнул ближе, заглянул и кивнул утвердительно:

– Аккумуляторный модуль!

– За десять минут управишься?

– Да хоть за пять! – радостно выпалил Ромка. Он – единственный, кто не чувствовал скрытого, будто пропитавшего воздух напряжения.

– Сейчас… – хлопотливо пробормотал, вытаскивая модуль из рюкзака.

Щелкнула, распахнувшись, задняя дверца кабины, скрипнуло сиденье, открывая нишу аккумуляторного отсека.

– От Насти не было весточки? – спросил я негромко.

Кид качнул головой.

Я вздохнул – так и не появилась в условленный срок…

– Из Центра – тоже ничего?

– Ничего, – отозвался он. И вдруг добавил:

– Да ты не переживай – приедет. Она ведь не воюет с упырями… из-за подгулявших девиц.

Я стиснул зубы, угрюмо рассматривая его.

Нет, на лице Кида не было улыбки. Он озвучил все с прежней, каменной физиономией. И я не стал спорить.

Оглянулся на Катю. Она сорвала цветок и беззаботно помахивала им в воздухе. Ей почти удавалось делать вид, что она не слышит нашего разговора. Разве что побледневшие щеки ее выдавали…

– Так уж вышло, – сухо сказал я.

– Да, бывает, – Кид сплюнул на траву, – когда не думаешь о деле. Когда тебе насрать на людей, которые тебе доверились… – он поднялся с травы и спросил, едва не со злостью: – Ромка, долго ты еще будешь возиться?!

– Сейчас! – торопливо отозвался наш механик. И испуганно закашлялся, щелкая креплениями аккумуляторного отсека. Скрипнуло, возвращаясь на место заднее сиденье.

– Готово! – доложил Ромка.

Отлично, теперь у нас – полноценный правый модуль и левый, хоть и изъеденный железной чумой, но пока на треть сохранивший емкость. Теперь не надо подключаться напрямую от мю-генератора и ползти с черепашьей скоростью.

Я все-таки выполнил задание. И плевать на слова Кида, я готов терпеть его болтовню – если это поможет довести операцию до конца!

– Ромка, в машину, – приказал Кид. Сам шагнул к двери и занял водительское место.

– Погодите, – спохватился я. – У моего «коня» бензин почти на исходе. Давайте сюда канистру…

– Обойдешься, – буркнул Кид.

– В смысле?

– Без смысла, – он повернул голову и, почти крикнул Ромке: – Шепилов, поставь канистру на место и сядь в машину! – Кид вдавил кнопку, запуская мотор «Газели», сейчас ее нутро отозвалось ровным, негромким гулом.

Я шагнул вплотную, наклонился к его двери:

– Ты рехнулся?

– Нет, это ты рехнулся, возомнил себя непобедимым героем. Или, может, решил, как детстве, поиграть в войну?

– В детстве мне некогда было играть. Я ходил в Зону и приносил товар…

– Значит, сейчас вздумал наверстать? Как хочешь – только без нас!

Он ошибался. Сейчас мне хотелось иного – вытащить его из машины и пару раз приложить головой о капот. Да, Кид выше меня ростом, шире в плечах, но мне кажется, я бы справился.

И все-таки сдержался.

Стать настоящими друзьями мы до сих пор не успели. Но раньше думалось, что всегда сумеем найти общий язык. Я выдавил натужную улыбку:

– Не болтай чепухи. Без меня вы провалите дело. Кто лучше знает Зону № 9?

Он смерил меня хладнокровным взглядом и процедил:

– Поверь, ты не единственный ловкач на этой Земле… Эй, Ромка, ты что, оглох?!

Тот все еще топтался рядом с «Газелью», растерянно переводя глаза с меня на командира группы. И тогда Кид объявил сухим, официальным тоном:

– Данной мне властью Глеб Гордеев отстранен от операции. Его поступки рассмотрит товарищеский суд…

– И кто судья? Неужели ты?

– …А если вздумаешь мне помешать – ответишь как за предательство, – автомат все еще лежал у него на коленях – нацеленный в мою сторону. И палец уже отдыхал у спускового крючка…

Ромка приоткрыл рот, будто пытаясь возразить.

Кид даже не повернул головы. Лишь нахмурился презрительно:

– Шепилов, что тебе еще неясно? Сегодня утром из Москвы дополнительно перебросили два полка полицаев… Ему скажи спасибо! Он нас подставил – из-за этой крали. Забыл обо всем – и об Алене тоже!

Ромка нервно кашлянул, болезненно скривил губы. И молча сел в машину.

В следующий миг «Газель» рванула с места.

А я остался.

Со сжатыми челюстями и стиснутыми кулаками – как пугало, торчал посреди дороги и просто смотрел вслед.

Наверное, лицо у меня было не очень. Потому что Катя робко тронула меня за рукав:

– Не переживай. Они тебя поймут, когда во всем разберутся…

Я не ответил.

Чувствуя, как холод ползет по затылку, я таращился перед собой – на «Газель», которая уже достигла развилки. И сейчас поворачивала…

НАЛЕВО!

– Оставайся здесь! – на ходу крикнул Кате. А сам поднял из травы свой «калашников» и метнулся к мотоциклу, с болезненной ясностью ощущая покалывание на груди – там, где под одеждой пряталась «татуировка».

Завел мотор, выехал на дорогу – к этому времени «Газель» давно исчезла из виду.

– Глеб, я с тобой! – испуганно бросилась навстречу моя спутница.

Я качнул головой и повернул руль, направляя мотоцикл мимо – вслед за машиной.

Вдавил кнопку газа, до предела набирая скорость. Это было не слишком разумно – множество выбоин таилось в высокой траве древнего проселка.

Но подпрыгивая на рессорах, каждую минуту рискуя вылететь из седла, я все-таки не сбавлял хода.

Бензина почти не осталось, но я надеялся их догнать – любой ценой. И к черту слова Кида, к черту его автомат! Сейчас я точно знал, главное – вернуть их – пока еще не поздно, пока их не встретила таившаяся впереди неведомая опасность…

Лишь пара километров в моем распоряжении. И несколько минут – на все!

Дорога делает поворот, огибая заросший кустарником холм.

И я бросаю мотоцикл напрямик, срезая несколько сотен метров. Двигатель «Фалкона» натужно взрыкивает – будто жалуясь на безумного седока. Я взлетаю вверх по склону, проламывая плотный боярышник. Обдираю недавно заштопанные Катей рукава, чувствую, как острые сучья пробивают куртку, но не снижаю скорость. Выжимаю из моего «коня» все, на что он способен. И даже больше, чем задумывали сотворившие его китайские умельцы!

За считаные секунды я перемахиваю вершину холма. Вырываюсь в прозрачный сосняк. Метров сто в бешеном темпе мчусь под уклон. Пару раз едва удерживаю верткий, словно оживший руль. Каким-то чудом перемахиваю огромную колдобину. А когда впереди за придорожными кустами уже ясно угадывается линия проселка – мотор «Фалкона» кашляет, издает пару предсмертных звуков и глохнет.

Индикатор бензобака с жесткой определенностью высвечивает 0 %. Но мотоцикл продолжает катиться под уклон. И за несколько мгновений я достигаю придорожной канавы.

Роняю «Фалкон» набок, выпрыгиваю из канавы.

Все-таки я успел!

«Газель» только в эту минуту показывается из-за поворота. Но движется она быстро. И, стоя посреди проселка, я уже ясно могу различить каменную физиономию Кида за стеклом кабины.

Вскидываю автомат и целюсь прямо ему в лицо. Как еще остановить этого упрямого барана?! Не стрелять же по колесам – запаска у нас имеется, только нельзя рисковать мобильностью фургона и грузом. Особенно теперь, когда неведомая опасность так нереально, обжигающе близка! Мало ли кто нагрянет сюда, привлеченный звуками выстрелов?!

«Давай же тормози, придурок!»

Это все, что мне нужно. Я смогу, сумею найти слова – те, что не успел найти там, перед развилкой. И если не уговорю Кида, хотя бы Ромка должен мне поверить! Уехать без него – командир не рискнет!

«Татуировка» на груди вовсю пылает, но я уже научился справляться с этой болью. И чьим бы жестоким даром она ни была, я знаю, что со мной у моих товарищей больше шансов. Я еще могу все исправить!

Лишь бы сейчас «Газель» остановилась.

Отчаянно взмахиваю левой рукой:

– Тормози! Понимаешь ты, идиот?! Туда нельзя!

Он будто не слышит. Или слышит, но делает по-своему – не сбавляет ход, а, наоборот, ускоряется.

«Газель» летит мне навстречу, как спятивший железный зверь. Я до сих пор целюсь в лобовое стекло. А Кид лишь ухмыляется в ответ – в мельчайших подробностях я успеваю рассмотреть эту спокойную ухмылку, его пальцы, крепко сжимающие руль… И расширенные от ужаса глаза Ромки.

Сейчас…

«Сейчас!»

Последняя секунда растягивается в бесконечность. И мир опрокидывается мощным ударом…

Очнуться удается уже в придорожной канаве. Поднимаю гудящую голову. Вроде кости целы. Хотя при попытке встать в боку оживает боль. Но это не самое худшее.

Дрожащий от бессильной ярости и отчаяния, я смотрю вслед удаляющейся «Газели».

Они не остановились.

В последний миг Кид чуть вильнул рулем и зацепил меня только по касательной. А я… Не решился в него выстрелить!

Он все точно рассчитал. Или прочел в моих глазах, что я так и не осмелюсь нажать спуск. Теперь небось радуется, что меня перехитрил.

Идиот!

Я хрипло матерюсь, обкладываю его трехэтажными загибами – длинно, почти витиевато, насколько хватает злости и фантазии. Так, словно это может хоть что-то изменить.

НАПРАСНО!

«ВСЕ НАПРАСНО…» – будто тяжелым молотом отдается в висках.

И я умолкаю.

Низко нависающие над дорогой ветки еще покачиваются. А машина уже исчезла. Остался один звук мотора, который можно различить сквозь бешеные удары сердца…

Опираясь на автомат, стиснув зубы от боли, я поднимаюсь и делаю шаг вслед этому звуку.

Метр за метром, раскачиваясь, словно пьяный, упрямо ковыляю вдоль свежей колеи в высокой траве.

«Татуировка» на груди пылает все сильнее. Но я почти свыкаюсь с невидимым пламенем. Я сам иду ему навстречу, вслушиваясь в дальний, едва уловимый гул мотора. И когда к звуку машины добавляется раскатистый грохот автоматной пальбы, срываюсь на отчаянный бег.

 

Глава 4

Больше километра – глотая вязкий, обжигающий воздух, наперегонки с собственным сердцем. Левый, ушибленный бок пылает болью, а тысячи иголок словно пронзают грудь, впиваясь в легкие, но я одолеваю эту дистанцию быстрее, чем на дорожке стадиона.

И оказываюсь рядом в тот самый миг, когда несколько фигур в камуфляже вырастают у обочины – на пути у сдающей задом «Газели».

Я жму спуск, работая короткими, экономными очередями.

Двое валятся на землю, остальные убегают в кусты. И я провожаю их, расходуя остатки магазина.

Достаю из куртки, прищелкиваю новый. Подбегаю к неуклюже пятящейся машине… И многое становится ясно.

Лобовое стекло пробито пулями. А Кид… Все его лицо залито кровью – даже удивительно, как в таком состоянии ему удается управлять «Газелью».

Что с Ромкой? Забился в угол, неуклюже прижавшись к двери. Переклинило от страха? Узнать не успеваю.

Заросли впереди шевельнулись. Я отскакиваю от машины и посылаю длинную очередь вдоль придорожных кустов. Оттуда долетает сдавленная ругань.

Попал?

Хрен его знает. Плохо, что «Газель» начинает съезжать с проселка в кювет. Кид безвольно свешивается на приборную панель – кажется, потерял сознание.

– Ромка! Сядь за руль!

– Не… могу…

Что значит не могу? Я сердито бросаюсь к машине, собираясь подзатыльником вывести его из ступора. Распахиваю дверь и вижу, как Ромка закрывает руками живот, – темное пятно под его пальцами растекается по синей футболке.

– Понятно, – бормочу я.

В эту секунду лес вокруг оживает автоматными вспышками. Я падаю в придорожную канаву. И, вжимаясь в землю, пытаюсь понять – сколько их?

Вероятно, не меньше десятка.

Нет, это не случайная встреча. Они точно ждали нашу «Газель». А когда поняли, что я один, – опять полезли…

Минимум двоих потеряли, но отступать не собираются. И патронов не жалеют.

Пули срезают сучья над головой, выбивают щепки из стволов сосен. Но, кажется, ни одна не попадает в остановившуюся у обочины машину.

Да, кое в чем еще можно быть уверенным. Им нужен груз – тот самый, который мы должны доставить в Зону № 9. Тот, без которого вся наша операция не имеет смысла…

Пока лишь единственное работает в нашу пользу – это не спецназ ОКАМа и даже не полицаи. Наверняка большая часть – обычные бандиты. И с дисциплиной у них не очень.

Вот кто-то вырвался вперед – здоровяк в куртке цвета хаки. Поливает мою канаву огнем и короткими перебежками от дерева к дереву движется вперед. Детина явно привык тренироваться в меткости, стреляя по безоружным…

Ловлю момент, когда он опять показывает из-за сосны свою бритую башку. И жму спуск, всаживая пулю точно посреди низковатого лба.

Выпучив глаза, здоровяк мешком валится на траву. «Минус три!»

Плохо, что остальные не такие смелые. Или имели опыт где-нибудь в горячих точках, работая наемниками для упырьих кланов. Пока несколько держат меня под огнем, не давая поднять головы, остальные охватывают с флангов.

Готовятся взять в мешок.

А патронов у меня все меньше…

Я гляжу в сторону «Газели». Добраться до водительского места – последний мой шанс. На узкой грунтовке толком не развернешься, деревья стоят почти вплотную к обочине – но если сдать задом всего на десяток метров, можно достичь прогалины. Там угадывается если не дорога, то хотя бы старая просека. Если сумею вывести туда наш фургон…

Легко сказать.

Всего несколько метров отделяет меня от кабины – но как их одолеть под плотным огнем?

И Ромка уже не воин. Через разбитое стекло кабины я вижу его лицо – белое как мел. Он не сможет меня подстраховать.

Значит, остается рискнуть самому.

Стиснув зубы, я чуть приподнимаю голову, вглядываясь в заросли впереди вдоль обочины. «Длинную очередь вдоль тех колыхнувшихся веток. И одним прыжком – под машину. Потом переползти на сторону Кида».

Если б я мог ускориться – как там, с упырями… Только вряд ли.

Знахарка меня спасла. Но форму я до сих пор не набрал. И вдобавок истратил остатки сил в последнем марш-броске…

То есть почти наверняка получу пулю. Но хотя бы не зря, не забившись, как крыса, в щель!

Удары сердца отсчитывают секунды.

Я нажимаю спуск. Очередь сшибает целый куст, и кто-то тяжелый с хрипением заваливается – там, в чаще. Но когда я почти готов метнуться к «Газели», что-то мелькает в воздухе, и я инстинктивно врастаю лицом в землю.

Оглушительно грохнуло.

Сверху сыпануло землей и сосновыми иголками.

«Граната?!»

И летела она вовсе не со стороны бандитов.

Я приподнимаю голову, озираюсь и вдруг понимаю, что Кида не видно в машине. А откуда-то из-за колеса по придорожным зарослям начинает работать второй «калашников».

Это кажется невероятным. Я же видел, в каком состоянии наш командир…

Но удивляться некогда.

И, расстреляв по кустам остатки магазина, прыжком я перелетаю дорогу, падаю рядом с «Газелью». Ползу под машину. Пули срезают рядом траву, взметают в воздух фонтанчики земли… Но ни один из выстрелов не задевает колеса.

Ага! Им нужна наша машина – целая и по возможности невредимая. Думаю, их предупредили, что не на всякой колымаге можно перевозить наш груз.

– Глеб… – долетает сиплый, едва различимый стон, так не похожий на голос прежнего Кида.

Я переползаю ближе, на его сторону. Теперь хорошо могу рассмотреть его похожее на кровавую маску лицо. Сейчас оно озаряется страшноватым подобием улыбки:

– Не ожидали, суки… А у меня еще есть… гранаты…

Да, вижу. Целый вещмешок лежит рядом с ним в траве. Плюс второй автомат и несколько запасных магазинов. Похоже, в этой поездке он держал весь комплект рядом со своим сиденьем.

Я вытаскиваю несколько «РГД-5». Достаю из кармана на вещмешке запалы и торопливо привинчиваю. Кид берет одну из гранат и неуклюже, морщась от боли, швыряет в кусты. А пока мы вжимаемся в землю, бормочет:

– Уходи… Глеб. Спасай груз!

Близкий разрыв бьет по ушам. Но я все-таки продолжаю слышать голос командира. Будто что-то вспомнив, он тревожно вздрагивает и хрипло выдыхает:

– Моя вина… Это я передал в Центр…

– Угу.

Он хватает меня за руку, почти умоляюще:

– Новые координаты… Понимаешь? – каждое слово дается ему с трудом. Кид кашляет, выплевывая кровь.

Я молча отворачиваюсь. Совсем недавно сам готов был пальнуть в этого высокого, крепкого, как скала, и упрямого, как баран, типа. А сейчас… сейчас мне больно оттого, что он умирает. И некогда разбирать, кто в чем виновен. Вместо болтовни я привычно меняю магазин в своем «калаше».

Бандиты опять смелеют, и мы встречаем их щедрыми очередями. Но поливая заросли свинцом, я не забываю слова командира. «Он передал в Центр… И здесь нас ждали…»

Значит, вовсе не моя бурная активность привлекла сюда эту сволочь? Значит, сволочью оказался кто-то из наших друзей?

Очевидный, простой до ужаса план – на глухой лесной дороге расстрелять водителя с двумя пассажирами и угнать фургон с грузом. Может, для этого и Настю задержали в другом месте – чтоб выманить нас с подготовленной точки? И чтоб четвертая участница группы не помешала. Она-то еще за сотню шагов могла учуять засаду… Или не только учуять.

Я вот тоже заранее ощутил, а ни хрена не смог!

«Татуировка» давно не пылает невидимым огнем. Даже не саднит… Единственное, что пока нас выручает, – канава, куда сползла «Газель», довольно глубокая. А подступы к ней относительно хорошо простреливаются.

Мы еще сдерживаем натиск – до тех пор пока не кончатся патроны и гранаты.

Но я знаю – это ненадолго…

Еще одна «РГД-5», запущенная Кидом, летит над высокой травой.

Он судорожно толкает меня в плечо.

Да, я готов. Сейчас! Почти одновременно с разрывом вскакиваю и прыгаю в кабину.

– Прости, Глеб! – через звон в ушах успеваю различить сиплый, отчаянный голос.

А в следующую секунду весь окружающий лес будто раскалывается злым грохотом «АКМ» и гулкими хлопками «М-19».

Они все-таки нас обошли.

Взяли в кольцо с флангов и тыла. Когда, пригнувшись ниже панели, вжимаясь в сиденье, я попытался сдвинуть «Газель» с места – разбрызгивая остатки стекол, пули начали долбить кабину со всех сторон.

– Эй, уроды! – крикнул я, утирая кровь из рассеченной стеклом брови. – Если сейчас взорву груз – вам точно ни хрена не обломится!

Помогло.

Пальба затихла. И чей-то нагловато-безмятежный голос долетел из леса:

– В натуре непонятки вышли, пацаны! Оставьте тачку и валите на все четыре стороны. Мы не тронем!

Угу, «непонятки».

Зато Кид все понял правильно. Швырнул им в подарок еще одну «РГД-5». Сил у него уже было мало, и она разорвалась слишком близко – так что осколки зазвенели по бамперу.

Но получилось кстати. Я успел выехать на дорогу из кювета и резко сдать «Газель» назад.

Лишь несколько метров…

Машина почти пролетает их, подпрыгивая на ухабах. И все равно они кажутся бесконечными…

Справа стена леса светлеет. Просека! Я резко выворачиваю руль и, проломив кусты бампером, увожу «Газель» в лес.

Несколько пуль бьют по кабине. Но почти сразу пальба стихает. И к мерному гудению нашего двигателя добавляется новый звук – рев мотоциклетных моторов.

Выслали наперерез?

Автоматные очереди начинают грохотать где-то за спиной. Понятно, Кид отсекает мотоциклистов. Молодец, дает нам оторваться!

Еще километр я слышу его за спиной. А потом вдруг наступает тревожная, рвущая душу тишина – на несколько секунд. И следом – раскатистый, будто удар грома, взрыв.

Сильный. Намного сильнее, чем от одной гранаты…

Я судорожно, до белизны костяшек, сжимаю руль. И машинально начинаю вспоминать – сколько там, в мешке, оставалось?

Не меньше двух гранат плюс толовая шашка…

А еще перед глазами опять встает похожее на кровавую маску лицо Кида. И его последние слова: «Прости, Глеб!»

Может, это и выглядит глупо, но сейчас я шепчу:

– И ты прости… – оглядываюсь на бледного, как полотно, Ромку и приказываю: – Достань из аптечки инъектор – вколи себе один промедол. Возьми пластырь, вату – заклей рану… Пожалуйста, Ромка! Надо выжить – Кид этого хотел!

Мотоциклетные моторы позади становятся глуше.

Оторвались?

Или бандиты просто решили не связываться с добычей, которая слишком дорого им обходится?

Хочется верить. Хочется успокоить гулко стучащее в висках сердце…

Налетающий через разбитое стекло ветер холодит лицо, только я все равно уже взмок под курткой – хоть футболку выжимай! То и дело взвизгивают на ухабах рессоры, хрустят под колесами сучья поваленных деревьев, но я не сбавляю скорость.

Скорость – это наше единственное спасение!

Оглядываюсь на своего спутника. Ага, молодец – на полу кабины уже валяется использованный флакончик из-под обезболивающего. И несколько кусков ваты, пропитанных кровью. Сейчас, кусая губы, Ромка широким медицинским пластырем заклеивает дырку в животе.

Лицо у него чуть порозовело… или мне кажется?

Во всяком случае, думаю, печень не задета. Иначе бы он давно потерял сознание. Если выберемся – отвезу его в больницу, в соседнюю область. Там его подлатают!

Дождавшись, когда Ромка кончает возню с пластырем, я киваю на бардачок:

– Достань карту!

Я ведь понятия не имею, куда ведет просека, – и это плохо.

Ромка слабо кивает. Опускает задранную футболку, даже пытается заправить ее в штаны и лезет за картой…

Но раньше, чем он успевает открыть бардачок, я резко сбрасываю скорость. И, не заглушив электромотор, останавливаю фургон.

Несколько секунд всматриваюсь через разбитое стекло.

– Вот карта… – шепчет Ромка.

– Спасибо, уже не надо, – бормочу я.

Распахиваю дверцу, выпрыгиваю наружу. И иду вперед несколько метров – пока кроссовки не начинают проваливаться в болотную грязь.

Разросшаяся лоза. За ней – высокий тростник и вдали – темнеющее под ряской зеркало воды. Шелест камышей, дальний крик птицы, одинокий силуэт цапли в воздухе.

Место – почти идиллическое…

Хорошее для того, чтоб отдыхать, думать о вечном… И хрипло материться сквозь зубы!

Теперь ясно, почему мотоциклисты не особо гнали за нами по пятам.

На фига лететь по колдобинам, ежеминутно рискуя сломать шею?

Куда мы от них денемся!

Впереди болото, а по бокам от просеки чащоба, через которую – только на танке. Поваленные деревья, обвитые кустарником, чуть дальше – молодой ельник…

Десяток метров я прошел вдоль зарослей тростника. Словно еще не верил в очевидное. Потом пришел назад и сел на древний, рассохшийся пень.

Я сидел так минуты две. А мысли в голове кружились, как шумное, бестолковое воронье над павшим зверем. Кружились и возвращались к одному и тому же.

Идеальная западня! Нам не вырваться.

И что дальше? Развернуть «Газель» на тесной просеке и на полной скорости двинуться навстречу погоне?

Красиво. Очень! Жаль, недолго.

Второй раз шантаж взрывчаткой не проканает. Да, им удобнее было б сохранить «Газель» на ходу, но если нельзя иначе – сойдет и так. И кончится все в считаные секунды – пулей водителю или очередью по колесам.

Без вариантов…

Точнее, один имеется. Самый простой. Бросить машину с грузом, оставить раненого Ромку и удирать, спасая шкуру. Вдоль болота вполне можно уйти…

Думаю, именно на это они и рассчитывают.

Я криво усмехнулся. Медленно встал с пенька. Машинально потрогал рассеченную бровь – кажется, кровь уже не идет…

Оглянулся, вслушиваясь.

Ага. Нарастающий звук моторов. Легки на помине!

Значит, все уже решено?

Или не все…

– Что будем делать? – тихо спросил Ромка.

– Главное, сиди в кабине и не высовывайся, – ответил я. Сердце тревожной пташкой колотилось в груди, но голос прозвучал безмятежно. И это было правильно.

– Слышишь? Что бы ни случилось – просто сиди… – повторил я.

Вырубил двигатель «Газели» и забрал ключи с брелоком.

Те, кто двигались по нашему следу, были уже очень близко. Я понял это по тому, что рев моторов вдруг резко оборвался. Конечно, ведь, дальше им надо идти пешком – зарослями подкрадываясь к болоту…

То есть самое время – затевать разговор.

Я выждал немного, пока не уловил шорохи в кустах, и крикнул:

– Эй! Передайте вашему главному – у меня есть к нему пара слов!

Никто не ответил.

Еще минуту, лежа за пеньком, я вглядывался в чащобу. Потом оттуда долетел спокойный, уверенный голос:

– А я думал, ты уже слинял, фраерок. А ты, оказывается, совсем глупый…

– Фраерки не положили бы столько твоих шестерок!

Он ответил пренебрежительным смехом:

– Вот именно – шестерок. Чего их жалеть? Зато все нормальные пацаны – при мне! Так что бросай «волыну» и уходи. Даю десять секунд на размышление, я – пока добрый!

– Сперва потолкуем.

– И о чем нам толковать, фраерок? – судя по звуку, он пренебрежительно сплюнул.

– Сколько тебе обещали?

– Ты столько не заработаешь…

– Понтами вздумал мериться? Давай. У меня тут есть замечательная коробочка – с двумя кнопками. Если вдавить их одновременно и чуток подержать – ты больше ни хрена не получишь за груз. Даже ломаного цента!

Это была правда.

На брелоке действительно имелись две кнопки – красная и синяя. И сейчас мои пальцы почти касались их удобной поверхности из шершавой резины.

Он ответил не сразу и теперь не настолько уверенно:

– Блефуешь, фраерок? Как раньше, со взрывчаткой?

– Не блефую. А честно предупреждаю.

Несколько секунд длилось молчание. Потом опять зазвучал его голос – с совсем иной интонацией:

– Меня кличут Карен Седой. А ты что за гусь?

– Трикстер Тень.

Он хмыкнул:

– Тот, что обул на триста кусков Большого Аслана?

– На сто пятьдесят, – сухо поправил я.

– Да, честность – лучшая политика, – кажется, Седой усмехнулся. – А мы думали, здесь только идейные… Какие твои условия, Тень?

– У меня есть покупатель. И он заплатит больше твоих заказчиков.

– Больше миллиона? – в его интонациях прорезался интерес. «Клюнуло!» – подумал я и вслух озвучил:

– Три с половиной лимона, – и торопливо добавил: – Из них – один мой!

Он не ответил.

Я ждал, облизывая пересохшие губы.

Кругом царила безмятежность. Какая-то мелкая пичужка щебетала за спиной, и ветерок шелестел камышами. От болота веяло прохладой, но все равно было душно.

Я скинул кожаную куртку и ее подкладкой утер пот. В ближних зарослях хрустнула ветка. Я прищурился, всматриваясь, и ближе подвинул к себе взятую из бардачка «Газели» последнюю гранату.

А из кустов вдруг долетел задумчивый голос:

– Целый лимон – тебе одному? Жирно не будет?

Я криво усмехнулся – разговор пошел в нужном направлении. Но вслух я почти возмутился:

– Это мой покупатель. Без меня вам вообще ни хрена не светит!

– Ладно. Давай так – мы забираем груз. Ты приводишь барыгу. Честно делим бабки и разлетаемся, как птицы!

Хорошо. Он уже считает меня почти компаньоном, которого можно легко «кинуть». Пора закреплять эффект.

– Думаешь, если у тебя будет груз – ты и сам сумеешь договориться с заказчиком? – прочитал я его мысли.

Он засмеялся. А я холодно уточнил:

– Ты, видно, кое-что не уловил, Седой. Думаешь, главное – получить груз? Нет, намного труднее его продать… И при этом сохранить целой свою башку.

Где-то левее хрустнула веточка – может, какой мелкий зверек… а может, двуногие хищники уже пытаются обойти меня с фланга.

Я облизал губы и хрипло озвучил:

– Хотите получить бабки – не устраивайте дешевые игры!

Из зарослей передо мной послышалась какая-то возня, негромкая ругань. Кажется, о чем-то они спорили.

– И ты с нами не играй! – долетел вдруг оттуда новый голос, резкий и требовательный.

– Я честно изложил весь расклад…

– А что это за груз, за который отвалят такое сладкое лавэ? Сдается, пургу гонишь, фраерок…

Мне стало почти весело.

То есть особо радоваться было нечему, но в главном я не ошибся – тот, кто нанял бандитов, использовал их втемную. Хоть в чем-то мне повезло.

Вслух я объявил:

– А про груз вам знать не обязательно. Меньше слышал – крепче спишь!

В ответ вмешался Карен Седой:

– Так не пойдет, Тень. Пацаны имеют право знать!

– Да, и пусть нам по ушам не ездит, а откроет фургончик, – добавил кто-то из зарослей.

Серьезно? К чему такая спешка?

– Разве вас не предупредили? Фургон открывать нельзя.

Седой уточнил:

– Это правда, что там устройство самоликвидации?

– Хотите проверить?

– И, конечно, ты не знаешь, как его отключить?

Я выдержал актерскую паузу. И объявил:

– Знаю.

– Тогда открой.

– Не могу.

– Почему? Там действительно радиация?

– При чем тут радиация? Просто НЕЛЬЗЯ.

Из кустов опять долетела приглушенная ругань. И требовательный голос процедил:

– Это можешь лохам втирать. Не хочешь по-доброму, сами проведаем, из-за какой хрени лезли под «волыны»!

– Замок – с «секретом», потеряете груз!

– Ничего, мы – тоже не пальцем деланные…

В кустах кто-то хихикнул.

Я выждал, словно обдумывая, и наконец мрачно ответил:

– Как хотите. Но я вас предупредил!

Надел куртку, медленно поднялся с земли и отряхнул штаны. Чувствуя злые внимательные взгляды, двинулся к «Газели».

Автомат остался лежать на траве. Брелок – у меня в руке, а в кармане куртки – граната. Вряд ли я успел бы ее использовать, но пока они не собирались стрелять. Я мог разобрать приглушенный разговор у себя за спиной:

– Что за непонятки…

– Шето, не лезь!

– Он ведь ловкач…

Когда я был уже у дверей фургона, резкий голос меня одернул:

– Погодь, фраерок! Не так быстро…

Сзади захрустели ветки. Я оглянулся. Несколько фигур приближались к машине вдоль просеки. Еще двое подходили с флангов. Все держали оружие наготове. И кажется, кто-то наблюдал за мной из кустов.

«Многовато…»

По крайней мере, я надеялся, что их осталось меньше.

Целая стая вооруженных субъектов взяла «Газель» в кольцо. Разного вида и возраста, они имели кое-что общее, ясно читавшееся в глазах, – все напоминали оголодавших мутантов, почуявших легкую добычу.

– А что твой корефан не выходит? – осклабился щуплый пожилой бандит с редкими рыжеватыми усами. Голос был знакомый – один из тех, кто требовал показать груз.

Я глянул в сторону кабины – там уже крутилась пара бандитов – и вздохнул:

– Не надо его трогать – ранили вы его. В больничку бы надо парню…

– Не тронем, – еще шире и неприятнее оскалил тип желтоватые зубы. – Будет вам и больничка! Я, Шето Приморский, честных пацанов не обижаю… Открывай!

Тщедушная его фигура казалась абсолютно расслабленной. Но два ближайших молодых бандита целились в меня из автоматов – почти в упор. А их пальцы нервно подрагивали на спусковых крючках.

– Не тяни… – лениво прищурился Шето.

Я пожал плечами, развернулся к машине и набрал кодовую комбинацию. Взялся за ручку, но щуплый меня опередил:

– Стоп, ну-ка отвали! Нэд, сынок, глянь, что там!

Крепкий детина с физиономией счастливого придурка шагнул к дверцам. А сам щуплый остался на месте, шагов за десять от «Газели» – за спинами молодых бандитов.

Я усмехнулся и медленно попятился вбок. Два «калашникова» почти синхронно отследили это движение. А придурок Нэд, которого Шето, очевидно, не особо берег, дернул за ручку фургона.

Тяжелая дверца подалась, и он заглянул в образовавшуюся щель. Но там мало что можно было увидеть – внутреннее освещение и все остальное я отключил еще до появления бандитов.

Нэд посильнее распахнул дверцу. Недоуменно уставился внутрь, но света все равно было мало. И тогда он широко распахнул обе створки дверей фургона. Несколько секунд таращился перед собой, а потом обиженно выдавил:

– Че за гнилая подстава?

 

Глава 5

– Отойди, – сухо приказал Шето. Молодой придурок послушно отступил, давая остальным возможность изучить внутренности фургона. И еще пару секунд бандиты тупо смотрели туда, где за вторыми решетчатыми дверцами скорчилась в углу человеческая фигура.

– Это какая-то шутка? – одаривая меня ледяным взглядом, первым нарушил молчание щуплый.

Ну да, они-то ожидали увидеть внутри редчайший артефакт. Или хотя бы тактический ядерный заряд. А не странного типа в поношенном, измятом и замызганном костюме с чужого плеча, с грязным галстуком, надетым прямо на голое тело.

Явный псих!

Кроме галстука, на нем еще и ошейник, похожий на собачий, – только из металла. Вполне подходящее украшение для существа, которое сейчас забилось в дальний конец фургона и испуганно таращится на незнакомых гостей.

Какой идиот заплатит три с половиной лимона за этого чмошника?

– Никаких шуток, – качнул я головой, – можете сами заглянуть и все проверить.

Щуплый криво усмехнулся и приказал:

– Открой!

Я шагнул к фургону и большим ключом, висевшим на связке вместе с брелоком, открыл решетчатые дверцы. Бандиты оттолкнули меня в сторону, распахнули дверцы и выволокли «пассажира» из клетки. Затем тщательно обыскали содержимое фургона и не нашли ничего, кроме алюминиевой миски, больничной утки и грязного матраца.

Содержимое утки они выплеснули на землю. Матрац распороли ножом и начали вываливать на траву подгнившую вату. Пока двое бандитов этим занимались, остальные взялись за психа. Они тщательно его обыскали, и один отвесил узнику звонкую оплеуху:

– Кто ты такой? Отвечай, дерьмо!

– Я-а? Я-а… Анатолий Бори-и-исович! – выдавил тот сиплым голосом. Он выглядел почти смешным в своем великоватом полуистлевшем костюме, разметавшиеся рыжие патлы и грязное лицо делали его похожим на испуганного клоуна, толком не успевшего смыть грим.

Лишь глаза…

Там было что-то иное – словно темное пламя тлело на дне зрачков. К счастью, бандиты не умели читать взгляды.

– Как это понимать, а, Тень? – долетел из-за их спин знакомый голос.

Угу, наконец-то! Из укрытия осмелился выйти Карен Седой – самый хитрый и осторожный.

Среднего роста, действительно седой и не слишком похож на армянина. Отнюдь не атлет – впрочем, так же, как два сопровождавших его немолодых бандита. Но судя по тому, как притихли остальные, именно эти трое – тут самые авторитетные.

– Вы хотели увидеть груз? – равнодушно отозвался я. – Он перед вами.

– Да ты гонишь, падла! Этот хмырь?! – возмутился один из ближайших мордоворотов и в сердцах отвесил рыжему узнику подзатыльник.

– Я-а – Анатолий Борисович… – снова проблеял тот – настолько измученным голосом, что его нельзя было не пожалеть. И какой черствый человек смог бы хладнокровно смотреть на его обидчиков?

Только не я.

Наши взгляды встретились. Я повыше поднял руку с брелоком. Рыжий вздрогнул, будто впиваясь зрачками в кнопки – красную и синюю.

– Дай сюда эту штуковину! – приказал Карен, кажется, он что-то начинал понимать. И сразу несколько бандитов, как вышколенные псы, реагируя на его голос, кинулись ко мне с разных сторон.

– Возьмите, – усмехнулся я и разжал пальцы, роняя брелок в высокую траву.

Догадывался, что случится потом. Нет, даже знал наверняка. И все равно едва увернулся от автоматного приклада, нацеленного мне в затылок.

Прыгая в сторону, успел сообразить, что по-любому пропускаю еще удар – прикладом в живот.

Но второго удара так и не последовало.

Бешеный вопль. Испуганная ругань. Последний хрип из разорванного горла.

Все эти звуки почти сливаются в один.

И перекрываются отчаянной автоматной пальбой.

Мелькание тел, брызги крови, оторванные конечности в считаные секунды заполняют пространство, отделяющее меня от распахнутых дверей фургона. Несколько шальных пуль бьют в землю рядом. Но пуль я не боюсь.

Куда опаснее тот, кто идет ко мне, расчищая дорогу почти неуловимыми глазу движениями.

Одно хорошо – кровь.

Густой запах и вкус с голодухи пьянит его сильнее, чем спирт алкаша в завязке. Нас разделяет всего несколько метров, но сперва он должен утолить голод.

Сперва вовлеченные в смертельный водоворот бандиты разлетятся в стороны истерзанными кусками плоти.

Значит, пара секунд есть в запасе – чтобы отползти под фургон и дождаться развязки. Искать брелок в траве глупо. Особенно если учесть, что я вытащил оттуда батарейку. А второй брелок лежит во внутреннем кармане моей куртки. Я почти достал его…

Удар.

Тупая боль в груди.

Успеваю заметить перекошенное злостью и страхом лицо Шето Приморского, рассмотреть пистолет в его руке – прежде чем темный силуэт, мелькнувший в воздухе, перечеркивает, половинит щуплую фигуру Шето…

Пуля из его «беретты» летела мне в сердце.

Но я пока жив.

Хотя это ненадолго. Вытаскиваю из кармана пробитый и теперь бесполезный металлический брелок. Пулю он остановил. Но ни на что больше не годен. Значит, вслед за бандитами – моя очередь.

Второй брелок – там, в высокой густой траве. Где-то перед трупом с полуоторванной головой…

Всего несколько шагов, но для меня – бесконечность!

«Сейчас!» – мелькает в мозгу.

Отчаянным броском оказаться там, среди крови и бестолковых, отрывистых автоматных очередей. Нащупать в траве обтекаемый, гладкий корпус брелока, сунуть туда батарею и вдавить кнопки – красную и синюю…

Это почти нереально за оставшиеся мгновения!

Но я должен.

Ради Ромки, ради Кида, ради всех, кто мне доверился, – выжить, не поймать еще одну пулю и отыскать этот чертов коробок!

Есть!

Оттолкнув чье-то изломанное, но еще теплое тело, я поднимаю брелок, дрожащими руками извлекаю из кармана маленький, скользящий в пальцах аккумулятор…

Темный силуэт нависает зловещей тенью, удар почти выбивает из меня сознание. И в следующий миг я взлетаю вверх.

Правда, длится этот полет недолго.

Рыжий держит меня за куртку одной рукой – так, что ноги едва достают до земли. Во второй его руке каким-то чудом уже оказался брелок.

– Тварь… – шепчу я в бессильной злости.

– Нет, – качает он головой, – меня зовут Анатолий Борисович, – и скалит зубы. Сейчас они длинные, похожие на крокодильи, с них капает кровь. Даже в вытянувшихся по-звериному челюстях эти клыки едва помещаются. И красное стекает на подбородок, на замызганный галстук и пиджак, в котором добавились новые дырки – следы от пуль.

– Тупой совок! Кого думал перехитри-ить? Меня, гениального топ-менеджера! – ему смешно, очень смешно. Наверное, это единственное, что еще осталось в нем человеческого. Да еще длинные рыжие волосы напоминают запуганного и безобидного узника фургона.

Он победил.

Многократно усилился жизненной энергией убитых и полусъеденных им бандитов. Распрямился, стал шире и заметно выше ростом. Огромные бугры мышц почти разрывают по швам когда-то великоватый ему костюм.

Только стальной ошейник остался прежним.

Но разве такая мелочь теперь его остановит?

Рыжий швыряет брелок на землю и расплющивает ударом пятки.

Еще крепче, так что в глазах темнеет, стискивает меня в ручищах и легко отрывает от земли. Шепчет, приблизив клыкастую морду, так что меня начинает мутить от запаха свежего мяса:

– Говори код! И не вздумай соврать – я умею различать ложь.

Всматриваюсь в его зрачки. И выдавливаю усмешку.

Нет, не все еще решено. Он бы давно уже снял стальное «украшение» – поднапрягся и просто разорвал пополам. Если б не один бонус от инженеров… Надо ввести код, иначе сработает взрыватель. Сто граммов пластида – сущие пустяки, но выращивать заново оторванную голову… Даже для рыжего это слишком.

– Код! – кривит он губы. – Если хочешь умереть быстро!

– А я… не тороплюсь.

Когда заряд в аккумуляторе ошейника упадет ниже критического – бомба тоже сработает. Так что без подзарядки – с введением кода – рыжий проживет лишь на несколько часов дольше.

Даже после нашей гибели мы не выпустим эту тварь.

– Упрямый совок… – щурит он рысьи глаза. – Тогда я проведу несколько реформ в твоем теле. Ты ведь знаешь, у меня к этому талант!

Левой рукой удерживая меня над землей, правой проводит по моей футболке. И легким движением ногтя распарывает ее пополам.

Я бью его ногой – носком кроссовки с размаху в живот.

С тем же успехом можно было лупить о стену.

Рыжий грустно вздыхает:

– Ты меня огорчил, нет в тебе ни капли толерантности. Поэтому я вырву и съем твою печень. Она вкусная у таких недоумков. Но не сейчас… Потом, когда ты сам попросишь о смерти! – щелкает пальцем и, словно сухую травинку, ломает мне ребро.

С удовольствием щурится, изучая мое искаженное болью лицо:

– В России было около сотни крупнейших госпредприятий – я справился с ними года за полтора. А в твоем теле две сотни костей. Думаешь, будет быстрее? – он наклоняет свою пасть ближе к моему уху и вкрадчиво шепчет: – Обещаю, для тебя это продлится вечность!

Хрустит под его пальцами еще пара моих ребер – при каждом вдохе будто огонь полыхает внутри. А он жадно всматривается в мои глаза:

– Думаешь, это я сделал больно? Нет, ты сам! Как все, кто идет вопреки законам рынка.

Рыжий смеется:

– Знаешь главный закон? Ты – дерьмо, как все. Так устроен мир-р-р! Но ты слишком гордый, чтоб это признать! И потому будешь умирать долго… Очень долго!

Он встряхивает меня, словно куклу. В глазах темнеет. Я мечтаю провалиться в забытье. Но не выходит. Вкрадчивый голос продолжает звучать даже во тьме, долетая через звон в ушах:

– Скажи код, и все кончится… Боль кончится, слышишь ты, тупой совок?!

Темные шестеренки проворачивают тело. Швыряют меня в темный водоворот. Но я опять из него выныриваю. И сил еще хватает, чтоб прошептать:

– Танцуй, упырь… Пока не сядет батарейка!

– Это только начало, совок. Сейчас ты узнаешь настоящую бо-о-оль! – последнее слово переходит в звериное завывание. И я падаю… кажется, что падаю целую вечность.

Но вдруг приземляюсь на траву.

Морщась от сломанных ребер, озираюсь по сторонам. И совсем рядом замечаю огромную, скорченную на землю фигуру.

Рыжего трясет, как в лихорадке. А из-под ошейника, словно светлый ореол, сжимающий его глотку, выбиваются плотные снопы голубоватых искр. Рыжие волосы дыбом встают на его загривке. Красная пена пробивается между клыками.

Я поворачиваю голову.

И встречаюсь глазами с Ромкой. Бледный, как полотно, он сидит у кабины, тяжело привалившись к колесу «Газели». А его пальцы, наверное, из последних сил, давят на две кнопки – красную и синюю.

Третий, последний брелок! Я думал, что он остался у Кида.

Стиснув зубы, поднимаюсь с земли.

– Ромка, ты молодец… Я сейчас!

Раскачиваясь, как пьяный, успеваю сделать один шаг к кабине. И застываю, будто примороженный.

Потому что еще одна фигура возникает из-за ближайших кустов.

Карен Седой – живой и невредимый. Благополучно слинявший при первом же шухере и дождавшийся своего часа.

Он без труда вырывает брелок из ослабевших пальцев Ромки. И приставляет пистолет к его голове:

– Ну что, Тень, теперь нам не помешают. Можем продолжить переговоры!

– Не трогай парня!

Он насмешливо щурится:

– Извини, но этой мой козырь.

Какое-то шевеление сбоку. Карен скалится, левой рукой вдавливая кнопку на брелоке. И рыжий упырь опять затихает.

Качаю головой:

– Предупреждал вас. Не надо было открывать фургон.

– А я не в обиде, – смеется бандит, – но согласись, теперь у нас иной расклад. Я хочу знать код!

– На фига?

– Все просто. Хочу свой миллион.

– На фига? – глухо повторяю, облизывая губы. И делаю шаг ближе к кабине.

– Стой, где стоишь! – хмурится Карен. – Я старый человек, у меня слабые нервы. А у этого «вальтера» очень легкий спуск…

– Думаешь, сорвал куш? – киваю в сторону растерзанного тела Шето Приморского. – Он тоже верил, что разбогатеет.

– Шето – наглый дурак. А мы сейчас играем по моим правилам. Они простые. Говоришь код, и я отпускаю парня. Отпускаю вас обоих! Молчишь или говоришь неверный код – парень умирает. А я продолжаю задавать вопрос, – на физиономии Седого опять расползается ухмылка. – В магазине пятнадцать патронов – хватит для вдумчивой беседы!

Я качаю головой:

– Хватит, чтоб застрелиться. Думаешь, тебе действительно заплатят? Скорее, по-тихому прикончат… Знаешь, кто это? Сколковский упырь, один из питерского клана.

Карен мрачнеет:

– А мне плевать! Хоть из самого Кремля…

– Он убил многих. Женщин и детей – тоже. И будет служить злу дальше, если ты передашь его своему заказчику. Неужели тебе все равно?

– Не гони фуфло! Можно подумать, ты работаешь не за деньги?

– Я хочу спасти людей. Для этого нужен чертов упырь. Я не отдам его тебе – даже если ты выпустишь в меня все пули!

– Не торопись, – скалится Карен, – начнем-то мы с твоего друга! – легонько тыкает стволом в висок Ромки. А тот вдруг шепчет:

– Давай… стреляй!

И с ужасом я понимаю, что Ромке действительно все равно – так, словно, выбираясь из машины и обуздав упыря, он истратил последнюю свою надежду.

Палец бандита вздрагивает на спуске «вальтера», почти его нажимает. Но выстрела все нет. Я замечаю, что улыбка Седого становится каменной, а по щеке ползет капелька пота.

Сухо киваю:

– У тебя еще есть шанс, Карен. Забудь обо всем, ляг на дно…

– Об убитых пацанах тоже предлагаешь забыть? Кто заплатит их семьям?

– Не я заставлял их выбирать такое поганое ремесло.

Карен стискивает зубы и убирает пистолет от головы Ромки. Теперь он целится в меня:

– Правильно, никто их не заставлял. И тебя не силком сюда притащили… Думаешь, пошумели и разбежались? Так не бывает. Кто-то должен расплачиваться!

Несколько секунд мы смотрим друг на друга. А потом хлопает выстрел – совсем негромкий после бешеного грохота «АКМов», почти ненастоящий.

Но Седой, как подрубленный, падает на траву.

Целую секунду я почти не верю своим глазам. Пока из кустов за его спиной не выходит Катя.

Стыдно признаться, я почти забыл о ней.

А она… она второй раз спасла мне жизнь. Как за такое отблагодарить? Разве что выдавить нелепое:

– Спасибо!

Шагнуть к Седому и вырвать брелок из его скрюченных пальцев. Забрать «беретту».

Устало опереться о фургон и перевести дыхание.

Получилось!

Упырь – под контролем, бандиты мертвы…

Только Катя все еще стояла с «глоком» наизготовку – закусив губу и сумасшедшим взглядом окидывая просеку. По-моему, лишь страх удерживал ее от того, чтоб немедленно упасть в обморок.

– Можешь опустить пистолет, – вздохнул я.

Но она будто не слышала. Да уж, картинка не для впечатлительных – разорванные тела, кровь, внутренности и рядом – пускающий пену монстр…

Я шагнул ближе и мягко ее обнял:

– Убери оружие. Теперь все в порядке.

Слабое утешение. Но единственное, на которое я теперь способен. Из-за сломанных ребер каждое движение дается с трудом. А Ромка… Ромка – совсем бледный, почти серый! И, кажется, потерял сознание.

Я падаю рядом с ним на колени, пытаюсь нащупать пульс. Для меня так важно услышать его сердце… А сверху, будто из неведомой дали, раздается чуть слышный голос:

– Глеб, что здесь было?

«К черту!» – едва не вырвалось у меня в ответ. Но я сдержался – потому что Катя не виновна в моих ошибках.

– Объясню позже… Помоги, его надо усадить в машину.

– Не надо, – вдруг прошептал Ромка. Открыл веки и посмотрел на нас очень спокойным, каким-то нездешним взглядом. – Уже не надо, Глеб…

– Ты это брось! У нас есть деньги – за деньги сейчас кого угодно… Медицина… Она так продвинулась! Ты даже не представляешь…

Он слабо улыбнулся, будто старик, слушающий нелепую болтовню ребенка. И негромко сказал:

– Глеб, я хочу тебя попросить.

– О чем угодно!

– Сперва выслушай… Не отступай, не сдавайся, Глеб. Знаю, это трудно… Почти невозможно… Но ты же умеешь делать невозможное?

– Умею, – глухо выдавил в ответ.

– Спаси Алену! И остальных… пожалуйста…

– Я сделаю все, Ромка. Даю тебе слово!

Он улыбнулся еще шире, да так и замер – с улыбкой на губах…

Целую минуту я сидел неподвижно. Катя опустилась на траву рядом. Мы просто молчали – будто все на свете слова разом утратили смысл.

И ни одного звука не долетало посреди просеки.

Пока сбоку не раздался какой-то шорох. Я повернул голову и увидел, что Карен Седой открыл глаза.

Острая, как нож, обида подкатила к сердцу.

Ромки нет, а этот – живет, несмотря ни на что!

Я поднялся и с трофейным «вальтером» шагнул ближе. Остановился над раненым бандитом. Прицелился ему в лоб.

Металл спускового крючка приятно холодил мой палец.

А Седой угрюмо смотрел куда-то в зрачок ствола. И не просил пощады – будто заранее смирился с неизбежным. Словно по-другому и быть не могло.

«Так устроен мир-р-р!» – вдруг всплыло из памяти рычание Сколковского упыря. Неужели тот был прав?

Я сплюнул на траву. И медленно опустил пистолет.

– Катя… Перевяжи его!

– Что? – удивленно захлопала она ресницами.

– Перевяжи, – мрачно повторил я, – аптечка в кабине!

Пока она возилась с бинтами и медицинским пластырем, я обыскал Седого. Но обнаружил только бумажник с десятью тысячами рублей и кредитной карточкой. Еще там имелась фотография – аккуратно упакованная под прозрачный пластик. Счастливые мальчик и девочка обнимаются на фоне моря.

– Твои? – спросил я.

– Внуки, – коротко отозвался Седой.

– И дети, наверное, есть?

– Нету… Упыри их сожрали. Еще в первую войну кланов.

Я умолк, рассматривая фотографию. Потом вернул бумажник ему в карман.

Сухо спросил:

– Ты ведь – единственная их опора, кроме тебя, у них никого? Как же ты ввязался в такое поганое дело?

– Будто сам не знаешь. Я стар для всего. Большой риск – большой куш. Хватит, чтоб уйти на покой…

Я мотнул головой. Может, у кого-то хватило бы терпения это выслушивать – только не у меня и не сейчас:

– Кто был заказчик? Откуда вы узнали наш маршрут?

Седой поморщился:

– Не моя была затея. Счастливчик все замутил.

– Хорошая у него кликуха…

– На самом деле он – Лаки-бой. Прожил двенадцать лет в Лондоне, говорят, обделывал дела для тамошних кланов.

– Ага, надежный кореш, – кивнул я с издевкой.

– А мы с ним не корешились. Это у Шето были завязки. Он и меня втравил в историю.

– Очень удобно переводить стрелки на покойника.

– Можешь не верить – твое право. Но если б я накануне не потерял три сотни штук за одну полицейскую облаву – хрен бы на такое подписался. Я гниль за версту чую!

– И сколько вам дали аванса?

– Сто штук – на всю орду.

– Негусто.

– Так и дело, казалось, плевое. Счастливчик говорил – для крепких пацанов на пять минут. Отобрать груз у троих «идейных».

– А куда самих «идейных»? В землю? – мрачно усмехнулся я. – Говори как есть.

– Со мной речь шла конкретно о грузе. А уж о чем они с Шето столковались…

– Место для засады ты выбирал?

– Я, – не стал он юлить, – и найти нормальных пацанов помогал. Но Шето все равно набрал всякой сволочи, которую и в расход не жалко. Делиться он не любил. С-сука!

– Ага, – сплюнул я, – прямо паршивая овца в вашем кристально чистом коллективе…

Жадность. Обычная жадность.

Вот что их погубило. Сначала заставило подписаться на гнилое дело, потом открыть фургон – вопреки инструкциям заказчика. Людские пороки – единственное, что делало людьми эту стаю шакалов.

Но их след – все, что у меня есть.

– А где найти этого… Лаки-боя?

– Зачем тебе? Он же только посредник. И по-моему, вообще в глаза не видел заказчика…

– Это по-твоему, – сухо оборвал я.

Катя заканчивала перевязку. Рана у Седого отнюдь не смертельная. За пару недель останется максимум отметина. И что потом? Будет дальше мутить крутые дела, зарабатывая на спокойную старость?

Шанс уцелеть у него небольшой, но у живого всегда есть шанс…

А у Кида и Ромки никогда уже не будет. И если теперь я остановлюсь, значит, погибли они зря.

Тогда победа будет за рыжим… Но разве я подарю ему нашу победу?

Покосился на упыря в отключке. С этим тоже ничего особенного. Во всяком случае, для поставленных целей – вполне пригоден.

Пока жив хоть один из нашей группы – операция будет продолжаться…

– Карен, ты хочешь увидеть, как взрослеют твои внуки?

– Вопрос, полагаю, риторический?

– Нет, конкретный. С того момента, как вы подписались на это дерьмо, – вы все покойники. И с тобой – только временная задержка. Заметь, без всякого моего напряга. Могу хоть сейчас отпустить тебя на все четыре стороны. Проживешь ты недолго – ровно до того момента, как заказчики узнают, что ты уцелел.

– Пусть сперва найдут.

– Эти – найдут!

Я почти не сомневался, кто за всем стоит. Точно не питерский клан, мечтающий освободить рыжего собрата, – иначе сюда явились бы не бандиты, а до зубов вооруженный спецотряд ОКАМа.

Лаки-бой – очень говорящее погоняло. И биография у него – тоже интересная.

Служил тамошним кланам?

Может быть. И наверняка не только англичанам. Лондон – любимое место для тех, кто мечтает подвинуть питерских. Там полно беглецов из кланов-конкурентов. Имеющих тут, в России, очень хорошие связи.

Втемную использовать банды наемников – это в их стиле.

Не знаю, на кой ляд им понадобился рыжий – как разменная фигура в торге с питерскими или для иной комбинации? В остальном – расклад ясный…

– Чего ты от меня хочешь, Тень? – вздохнул Седой, осторожно прислоняясь спиной к колесу «Газели».

Я моргнул, всматриваясь в его застывшую, как маска, физиономию:

– Хочу увеличить твои шансы.

Он качнул головой. И скупая улыбка морщинами прорезала его лицо:

– Хочешь, чтоб я помог отыскать среди ваших «крысу»?

Несмотря на ранение, соображает быстро. Только в моей ситуации глупо так далеко загадывать.

– Пока что мне нужен Счастливчик.

Он скептически вздохнул:

– Думаешь, так мои шансы уцелеть вырастут?

– Думаю, в этом случае главные проблемы будут у Лаки-боя.

Седой закрыл глаза, словно разговор его утомил. Но я знал, что это всего лишь игра. И криво усмехнулся:

– Разве ты упустишь случай поквитаться с тем, кто тебя подставил?

Он слабо шевельнул рукой:

– В моем возрасте месть уже не такая сладкая…

Ага, видели мы, каким прытким ты бываешь «в твоем возрасте». Да и месть для тебя – вовсе не пустой звук.

Говоришь, Шето набрал всякой сволочи, которую не жалко? Зато свою шкуру ты весьма ценишь. И несколько верных твоих подельников легли на этой просеке. За них, а главное, за себя ты кому угодно оторвешь башку…

Молчишь?

Ладно, я подожду.

Наверняка хозяева Лаки-боя выслали ликвидаторов вслед за первой группой. Но раз те до сих пор не вмешались – значит, они еще в пути.

Пара минут у нас есть…

Скрипнула рядом сухая ветка.

Я не обернулся, знал – это Катя. Словно сомнамбула, бродит у края просеки, не рискуя приближаться к красным пятнам на траве, стараясь глубоко не вдыхать воздух, пропитанный запахами крови, плоти и дерьма – едким ароматом смерти.

И опять у нее в руке трофейный «глок»…

– Расслабься, – шепнул я. Прозвучало нелепо – жаль, что по-другому я сейчас не умею.

– Мне страшно, Глеб. Поедем отсюда!

– Обязательно, – кивнул я. И глянул на Карена Седого.

Тот оставался в прежней позе. Устало привалившийся к колесу, казавшийся безобидным, раненый старик. Но я помню всех, кто перечеркнул жизнь Ромки и Кида. Даже если б хотел – не смогу забыть.

– Ты говорил, мечтаешь уйти на покой? – сплюнул я на траву. – Дорогое удовольствие в наше время…

Он поднял веки и смерил меня внимательным взглядом.

Там, на дне его зрачков, читалось многое. Старый волк слишком хорошо все понимал.

Знал, что помощи от своих мне не будет.

Едва Кид успел передать в Центр новые координаты, бандитов оперативно направили нам навстречу. То есть враг плотно держит под контролем наш канал связи…

Знал, что для своих я скоро стану чужим.

«Крыса» в Центре весьма информирована. Выходит, пользуется там абсолютным доверием. А я – никто. Трикстер с сомнительной репутацией. Меньше месяца напрямую имею дела с Невидимой Армией.

Да и дела – слишком сильно сказано! Привлекли для единственной операции – как знатока Зоны № 9. И вот результат: остальные погибли, а я… самый ненадежный из группы – почему-то вовремя оказался в другом месте. Выжил, вопреки всякой логике.

Еще и в компании подозрительной девицы.

Именно так это будет выглядеть со стороны!

Даже если удастся найти новый канал связи – кому они поверят там, в Центре? Точно не мне…

Единственный мой шанс – любой ценой добыть реальные доказательства.

Я стиснул кулаки, отводя взгляд, пытаясь сдержать подкативший к горлу злой комок.

– Тот, кто думает отсидеться в щели, как таракан, часто и заканчивает, как таракан.

– Не надо меня агитировать, – вздохнул Карен.

– Не буду, – сухо выдавил я, – но если дело в бабле – не вопрос. Ты знаешь, я фартовый… За год добывал товара на пол-лимона зелени. И еще достану – не сомневайся!

– Чего ж с такими способностями ты ввязался в такое гиблое дело?

– Трудно понять тому, кто меряет все деньгами…

Усмешка опять тронула его губы:

– А ты объясни – может, я не настолько тупой.

– Просто не хочу, чтоб эти, – кивнул на рыжего упыря, – владели миром… А еще они убили моего отца.

– Думаешь, до них мир был лучше?

– Не важно, каким он был. Главное, каким он ДОЛЖЕН стать.

– Это хорошо, что ты так уверен.

– А ты сам… вообще ни во что не веришь?

– В себя, – прищурился он, – и в то будущее, которого я хочу для своих внуков… Осторожно!

Последнее его слово вырвалось одновременно с отчаянным вскриком Кати.

Но я и сам успел заметить.

Неуклюжий прыжок Анатолия Борисовича оборвался под вспышки молний, окутавших его ошейник. Упырь рухнул набок и забился в конвульсиях, бешено лязгая клыками.

При этом он продолжал ползти в нашу сторону.

Я брезгливо сморщился, добавил мощности разряда, пока он опять не отрубился, и глянул на Седого:

– Ты хочешь будущего? Какого? Неужели вечной «стабильности» – с этими во главе?

– Не бывает ничего вечного. И эти… тоже не вечные. Но знаешь… – Седой криво усмехнулся, – иногда хочется ускорить процесс.

Он осторожно приподнялся и вдруг протянул мне ладонь. Целую секунду я глядел непонимающе. Тогда, уже без тени усмешки, он добавил:

– Я помогу тебе, трикстер Тень, не ради бабла. Ради внуков… и ради моих детей…

Мы смотрели друг на друга. А рядом лежал мертвый Ромка. И где-то за пару километров – то, что после взрыва осталось от Кида.

Я чувствовал все почти физически ясно.

Я не мог забыть. Да и не собирался…

Но в эту секунду я протянул ладонь в ответ. И пожал руку Карена Седого.