Жизнь шла своим чередом. Кар продолжал выполнять различные задания. То ловили какого-то типа, скрывавшегося от кредиторов, то следили за сыном миллионера, сумевшим подделать подпись отца на чеках, то охраняли очередную рок-звезду, заглянувшую в город на гастроли. Пришлось разыскивать убежавшую собачку. Ее престарелая хозяйка готова была заплатить любую сумму, лишь бы нашлась эта крохотная лохматая гуляка, соблазненная, судя по всему, соседними собачьими донжуанами.

Однажды устроили засаду на вилле богача-коллекционера, получившего сведения, что ее хотят ограбить. Грабители действительно предприняли такую попытку, завязалась перестрелка, и Кара легко ранили в плечо. Пришлось Серэне соврать, что неловкий ученик на занятиях растянул ему сухожилие.

Вообще Кару все трудней становилось скрывать от подруги свою истинную профессию. Как объяснить нерегулярность работы, неожиданные исчезновения, отлучки? А вдруг она попросит повести ее на занятия в его «школу каратэ»? «Там посмотрим, — отгонял Кар тревожные мысли, — в крайнем случае расскажу все как есть. Элизабет права: чем моя работа хуже других?» Иногда он делился с Элизабет своими тревогами, советовался, и ему было приятно, что она принимает в его делах такое живое участие. От Лора они держали все в секрете. И Элизабет нравилось играть в такую конспирацию.

В их отношениях с Серэной произошло важное событие: она пригласила Кара к себе домой!

Как всегда, с ней это случилось совершенно неожиданно. После очередной игры в теннис Кар провожал ее домой. В тот раз он ушиб палец, палец распух, покраснел, и еще на стадионе Серэна сказала:

— До чего же ты неуклюжий! Надо сделать примочку, у меня есть чудодейственная жидкость.

На этом разговор и кончился. Но когда они подъехали к ее дому, Ссрэна вдруг совсем буднично предложила:

— Давай зайдем ко мне, я смажу тебе палец.

Если б Кар не сидел, прочно вдавившись в подушки своего «мерседеса», он, наверное, упал замертво: зайти к ней домой! Нет, это невероятно! Серэна сама предложила зайти к ней домой!

Он выскочил из машины, как снаряд из орудия, но вовремя сдержал свой порыв. Вдруг напугает ее?

Порывшись в сумочке, Серэна достала ключ, открыла дверь, и он очутился в святилище (в этом «доме свиданий»).

Серэна жила в большой квартире, обставленной в стиле модерн — сталь, стекло, пластмасса, дневной свет. Она предложила Кару сесть и ждать, пока она переоденется. Больше ничего не предложила — бар в квартире отсутствовал.

Кар сел и стал ждать, внимательно оглядывая комнату. На столе две-три абстрактных литографии, в углу чуть не до потолка абстрактная скульптура обнаженной женщины (три груди, зато ни одной головы, а где руки и ноги, сразу не скажешь). Серый ковер, стальной диван с красными подушками и такие же кресла. И низкий стол из органического стекла на одной выгнутой стальной ножке. На столе причудливая ваза с одинокой розой. И все.

Серэна вернулась — на ней были короткие шорты и белая шелковая пижамная куртка, стилизованная под куртку дзюдоиста, с черным вышитым на груди иероглифом.

Она молча присела на корточки перед Каром и, выдоив из пузырька какую-то густую оранжевую жидкость не жидкость, пасту не пасту, стала смазывать ему ушибленный палец, потом заклеила пластырем и, полюбовавшись на свою работу, бодро произнесла:

— Все! Завтра и не вспомнишь. А теперь пошли питаться.

Они прошли на кухню, такую же модерновую, как гостиная, сверкавшую металлом и белой полировкой, в центре которой высился стол. Кар не успел оглянуться, как стол был уставлен всевозможными блюдами, бутылками вина, банками пива и соков. Все выглядело роскошно, но Кар заметил, что все это приготовлено не дома, а приобретено хоть и в дорогом, но все же магазине. Судя по всему, Серэна не очень-то любила готовить. Но неужели у нее каждый день так набит холодильник? Или (у Кара забилось сердце) все это приготовлено заранее, и его приход сюда тоже заранее предусмотрен? Но с Серэной поди узнай!

Кар ел долго, с аппетитом и сам не замечал, что затягивает трапезу. Что потом? Им все больше овладевало смущение. Господи, сколько раз, сколько тысяч раз приходил он к молодым женщинам и вот так садился за стол, прекрасно зная наперед все, что последует дальше, что он сделает, встав из-за стола, и она, встав вслед за ним! А тут он чувствовал себя каким-то мальчишкой. Это раздражало его и забавляло одновременно.

И вдруг напряжение спало. А почему он должен думать об этом? Она ведь пригласила его в дом, вот пусть она и думает. Прошлый раз…

В это время Серэна встала:

— Пошли, покажу тебе, как я живу.

Они прошли еще в одну комнату — спальню, где имелась лишь очень широкая и низкая кровать, зеркало на стене да полдюжины пуфов. Опять сталь, красная обивка, красный густой ворс. Потом она показала ему свой «развлекательно-тренировочный комплекс», где стояла стереофоническая система «Акаи», видео, тумбочки со множеством видео- и музыкальных кассет, а также аппарат для массажа, комплекс для силовых упражнений, шведская стенка, гантели.

— Ну ты даешь! — удивлялся Кар. — Прямо как в хорошем спортзале. Да и куртка на тебе… Может, ты скрываешь от меня, что у тебя черный пояс, десятый или хотя бы третий дан?

— Я с тобой и без данов справлюсь, — засмеялась Серэна и вызывающе посмотрела на него. — А вот кабинет. — И она театральным жестом распахнула еще одну дверь, заранее предвкушая эффект. Действительно, Кар остановился на пороге пораженный.

Кабинет представлял собой в самом деле кабинет в лучшем стиле романов Чарлза Диккенса. Стены были сплошь заставлены дубовыми старинными шкафами, заполненными книгами, старинный необъятный письменный стол возвышался у окна, полузакрытого тяжелыми портьерами. Возле стоял совсем уже неожиданный предмет — громадный глобус. Несколько тяжелых мягких кресел и качалка дополняли обстановку.

— Это чтоб мои ученики уважали меня за ученость. Они же понимают, что такой кабинет может быть только у очень солидного преподавателя. И когда приходят, сразу робеют.

Она весело рассмеялась, а Кар еще долго ошеломленно оглядывался.

— Но ведь все это очень дорого, Серэна, — вырвалось у него. — Я не знал, что ты такая богатая.

В голосе его прозвучала тайная грусть, но она мгновенно уловила ее и разгадала причину.

Серэна приблизилась к Кару, взяла под руку, прижалась и почему-то шепотом сказала:

— Не беспокойся. Это все не мое. У меня была лучшая подруга, она уехала далеко и надолго и оставила мне эту квартиру, обстановку, мебель, все до своего возвращения. А вернется ли — не знаю. Ты не спрашивай меня о ней. Хорошо?

— Хорошо, — так же шепотом ответил Кар.

— А теперь пойдем, — сказала она еле слышно и повела его в спальню…

В этот раз Кар остался у нее ночевать.

И с тех пор делал это нередко.

Их отношения опять вступили в новую фазу. Они были счастливы.

Но у него прибавилось и забот.

Главная заключалась в том, как уберечь свою тайну, как сделать так, чтоб Серэна не узнала о его службе в агентстве «Око».

Они виделись чаще, почти каждый день, он частенько ночевал у нее, и теперь объяснять свои ночные отлучки, неожиданные телефонные звонки стало сложнее. Все агенты «Ока» обязаны были сообщать номер телефона, по которому их можно найти. И хотя правило это было довольно условным — поди разыщи молодых, в большинстве холостых ребят в ночное время! — но все же, если б Шмидт позвонил ему два, три, пять раз и ни разу не застал дома, могли бы возникнуть неприятности. Пришлось для Серэны выдумать целую историю — он, мол, прирабатывает у одного богатого чудака, страдающего манией преследования. И когда припадок на него накатывает, он срочно вызывает к себе Кара, где бы тот ни был. Не такая уж великая работа, а деньги нужны. Серэна, к счастью для Кара, поверила его истории и даже не проявила к ней особого интереса. Ну прирабатывает, ну и что? Она ведь тоже дает уроки. Каждый зарабатывает как может.

Поэтому Кар с легким сердцем сообщил Шмидту номер телефона Серэны и, отведя взгляд в сторону, сказал, что если уж очень потребуется и его не застанут дома, то иногда, не часто, можно в ночное время найти его по этому номеру. Шмидт ухмыльнулся, записал номер, но никаких комментариев но сделал. В конце концов, Кар среди агентов в таком положении был не единственным. За все время Шмидт позвонил ему к Серэне лишь два раза, а поскольку по телефону он никаких разговоров не вел, а лишь указывал Кару, куда и когда прибыть, то, в общем, Кар мог быть спокоен, пока что его тайне раскрытие не грозило.

Когда к Серэне приходили ученики, он уходил. Бывало, что и Серэна исчезала на свои собрания, она всякий раз предупреждала его, и он старался в такие дни не приходить к ней. Его раздражали ее рассказы об этих собраниях, полные то восторга, то негодования. Все это его не интересовало, он немного ревновал свою подругу к ее общественной деятельности, но попытки отговорить ее от этого встречали столь решительный отпор, что он прекратил их.

Кар задумывался порой, не познакомить ли Серэну с Элизабет. Элизабет спокойная, рассудительная, опытная, она может хорошо влиять на Серэну. Но потом он сообразил, что придется тогда знакомить и с Лориданом. А тому он не доверял — проговорится еще или как-нибудь пошло сострит, не то скажет. Нет, лучше не рисковать.

В это время в жизни Кара произошло событие в масштабах сыскного агентства «Око» весьма примечательное — его вызвал вице-директор Бьорн.

У директора агентства было несколько заместителей, вице-директоров, каждый ведал группой отделов. Кто-то занимался коммерческой стороной, рекламой, кто-то информацией, связями с полицией, еще один — техническим и компьютерным отделами, отделами слежки, наблюдения, службой телохранителей, похищениями людей, кражами произведений искусства. Вряд ли даже столичное полицейское управление могло похвастаться такой великолепной структурой, таким укомплектованным высококвалифицированными специалистами штатом, как «Око». Теперь уже не по рассказам Лоридана, а по собственным наблюдениям Кар мог убедиться в этом.

Рядовым сотрудникам, вроде Кара и Лоридана, приходилось иметь дело с начальниками отделов, каковым для них являлся Шмидт. И только в исключительных случаях — с вице-директором, курирующим отдел. Что касается директора, то он возникал лишь в совершенно исключительных, особо важных делах. Причем важность дела определялась отнюдь не его сложностью или необычностью, а только тем доходом, какое оно могло принести «Оку». Как было, например, с псевдопохищением дочери миллионера Дюваля. Разоблачение неверной жены богача, за которое муж-рогоносец выкладывал десятки тысяч, расценивалось куда выше, чем полная опасностей поимка одиозного убийцы, приносившая всего лишь тысячи.

Сотрудники «Ока» приблизительно знали, какой вице-директор какими вопросами ведал. Но вот чем занимался вице-директор Бьорн, не знал никто.

Этот невысокий седой человек с умным энергичным лицом имел в здании свой кабинет с приемной и секретаршей, но почти никогда в этом кабинете не бывал. Где находилась его постоянная резиденция, где он вершил свои дела и какие, оставалось тайной. Впрочем, рядовых агентов, Кара в том числе, это мало интересовало.

— Видите ли, мальчики, — говорил частенько Шмидт, — наше агентство как подводная лодка после сигнала тревоги. Каждая группа задраивается в своем отсеке и знать не знает, что происходит у соседей. Такая система позволяет всему экипажу выжить. Ясно?

Шмидту очень нравилось придуманное им сравнение, и он частенько повторял его, развивая и варьируя, сравнивая, например, директора с командиром лодки, единственным, кто с помощью перископа все видит, или свой отдел — с торпедистами, которые безошибочно поражают противника.

Никто, разумеется, не напоминал ему, что когда в подводной лодке все «задраиваются» в своих отсеках, эта лодка обычно идет ко дну со всеми задраенными.

Нередки были случаи, когда агентов вызывали в отдел персонала. Сообщали о перемещениях, о прибавке, объявляли выговор за какое-нибудь нарушение, уточняли детали биографии — кто-то ведь женился, разводился, заводил детей, у кого-то умирали родители, менялся адрес. Были и такие, кто занимался на заочных факультетах, заканчивал курсы, приобретал дополнительную специальность. Были и те, у кого в биографии обнаруживались, мягко говоря, «неточности».

Впрочем, главной причиной таких вызовов было стремление дать персоналу почувствовать, что все находятся под постоянным наблюдением, что их биографии и после зачисления продолжали проверяться, а их личная жизнь — на контроле.

Поэтому, когда Кара вызвали к начальнику отдела персонала, той самой женщине, что первой беседовала с ним, он не особенно удивился. Правда, обычно вызывали сотрудники отдела, а тут сама начальница, но, в конце концов, Шмидт же сказал ему по секрету, что Кар обратил на себя внимание самого высокого начальства. Может, его хотят повысить, прибавить жалованье, дать какое-нибудь особо важное задание.

Так что по коричневой дорожке, устилавшей длинный коридор пятого этажа, Кар шел, насвистывая, в самом радужном настроении. Все же, когда он остановился перед стеклянной дверью под номером «30», сердце его билось сильней.

Ничего здесь не изменилось — тот же металлический стол, шкаф с картотекой, сейф, тот же тренажер для атлетической гимнастики. И та же интересная молодая женщина за столом в строгом, но на этот раз бежевом, а не черном костюме.

— Садитесь, Кар, — сказала она и устремила на него внимательный взгляд.

(«Все повторяется, — подумал Кар, — сейчас она скажет: „Рассказывайте“.)

Но женщина задала вопрос:

— С Серэной Рендо у вас серьезно?

У Кара отнялся язык. Он ожидал любого вопроса, только не этого. Он, конечно, догадывался, что его отношения с Серэной известны фирме, как и многие детали личной жизни всех агентов, но чтоб вот так…

Начальник отдела персонала не торопила его с ответом. Наоборот, чтоб дать ему время прийти в себя, она подняла трубку интерфона и дала кому-то какие-то указания, которые вполне могла не давать или дать позже.

Наконец Кар выдавил из себя:

— Думаю, да, но, знаете, надо лучше узнать человека. Мы ведь недавно знакомы, а человек Серэна скрытный, чтоб лучше узнать, надо время. А времени как раз не хватает. Встречаемся, но чтоб лучше узнать…

Наконец он замолчал, понимая и стыдясь, что несет какую-то чепуху. Сидевшая напротив него женщина в строгом бежевом костюме с непроницаемым лицом («Боже мой, каким же ничтожеством она меня считает!» — краснея, подумал Кар) сделала вид, что не заметила его растерянности.

— Рендо, кажется, преподает в городском Университете? А что именно?

«Как же! Будто ты не знаешь! Небось биографию каждого из ее учеников изучила, и какие у Серэны трусики любимые, и какая помада, и сколько она весит, и какой размер талии, и как мы с ней…» — злорадно накручивал себя Кар, и непонятно было, на кого он злится — на женщину, сидевшую напротив, или на себя.

— Она преподает язык. — Кар в конце концов взял себя в руки.

— Только в Университете?

— Нет, и дома, она прирабатывает, дает частные уроки.

— А вы какие языки знаете? — неожиданно спросила его начальник отдела персонала.

— Я? Никаких вроде бы.

— А почему не изучали?

— Некогда было, да и незачем.

— Знание языков, Кар, открывает в нашем агентстве определенные перспективы. Вы на хорошем счету, по образование у вас немного хромает. Почему бы вам не изучить язык, тем более сейчас у вас есть для этого благоприятная возможность?

Кар не знал, что сказать. Получалось, что, узнав о его романе с Серэной, агентство рекомендует ему воспользоваться этим романом для пополнения своего образования. Странно.

— Да, конечно, — пробормотал Кар, — я не думал об этом. Конечно, могу попробовать.

— Попробуйте. Мы вам поможем. До свидания.

На этой таинственной фразе разговор, казалось бы, закончился. Но когда Кар уже собирался открыть дверь, чтобы покинуть комнату, начальник отдела, словно между прочим, сказала:

— Сегодня к десяти вечера зайдите вот по этому адресу. Вас будут ждать. — И она назвала улицу и номер дома.

Кару очень хотелось рассказать об этой странной беседе Лоридану, но о таких беседах говорить в агентстве было не принято. Хотя никто ни о чем не предупреждал его, он прекрасно понимал, что язык следует держать за зубами.

То, что «они» знали о его отношениях с Серэной, ему совсем не нравилось (хотя что он воображал, что это останется тайной?). Однако радовали слова: «Вы на хорошем счету». В конце концов, это главное. И вообще, если «они» хотят, чтоб Серэна учила меня языку, — прекрасно! Он готов, хоть урду, хоть хинди, хоть папуасскому!

Все же главным оставался вопрос — что за встреча ему предстоит? С кем? Зачем? Что сулит?

Кар был достаточно сообразителен, чтобы понимать: его ждет нечто весьма важное и необычное. Уж если приглашение (а скорее приказание) явиться по этому таинственному адресу дает сама начальник отдела персонала, значит, речь идет о чем-то из ряда вон выходящем и встреча предстоит с лицом наверняка очень значительным.

Теперь главное — не опростоволоситься. Такие шансы выпадают в жизни не часто. Надо не упустить!

Возникал еще вопрос — имеет ли отношение разговор о Серэне к предстоящему свиданию или зашел просто случайно. Но в такие случайности Кар не очень-то верил. Тогда при чем тут Серэна? Для прояснения мыслей он зашел в первый же попавшийся бар и заказал двойное виски. Но, уже поднеся стакан ко рту, остановился: э, нет, от него будет пахнуть алкоголем, и как отнесется к этому то высокое лицо, неизвестно. К немалому удивлению бармена, он расплатился и вышел, так и не пригубив виски.

Кар зашел домой, переоделся. Он надел свой самый, как он считал, «деловой» костюм, серый в едва заметную синюю полоску, белую сорочку, скромный галстук, черные ботинки. Долго размышлял, не вложить ли в нагрудный карман платочек, но потом отказался от этой мысли.

Оставшееся время Кар болтался по городу, изнывая от безделья и беспокойных мыслей. Вот когда ему нужна была бы Серэна! Хотя бы посидеть с ней рядом, поговорить на любую тему (кроме той, к сожалению, которая так волновала его сейчас), да, наконец, просто посмотреть на нее. Но у Серэны шли занятия в Университете.

Кар остановил машину на небережной, спустился к пляжу.

В этот час там было не так уж много народа. Главным образом, туристы, вернее, те, кто имел возможность приехать к морю на два-три дня, на неделю. Эти люди приезжали на своих, как правило, недорогих машинах целыми семьями, селились в дешевых (весьма относительно!) пансионах и спешили загореть, чтобы, вернувшись домой, покрасоваться перед своими бледнолицыми братьями.

Некоторые действительно красиво загорели, иные пребывали пока в полной белизне, наиболее опрометчивые напоминали по цвету развешанные вдоль деревянных пляжных кабинок огнетушители. Кар посидел на веранде одного из бесчисленных выходивших к морю кафе, попивая томатный сок и с завистью поглядывая на тех, перед кем стояли запотевшие бокалы пива.

По мере приближения вечера он все чаще поглядывал на часы. Когда стрелка подошла к девяти, он направился к машине.

Кар ехал неторопливо, хотя адрес, указанный ему, был на окраине города. Он понимал, конечно, что речь идет об одной из тайных квартир, на которых агенты «Ока» встречались между собой, со своими осведомителями и вообще использовали для различных неофициальных служебных целей.

Как ни медленно ехал Кар, он оказался у цели на двадцать минут раньше срока. Пришлось поездить по соседним улицам. Без пяти десять он остановил свой «мерседес» за углом и, проделав оставшийся путь пешком, позвонил у дверей небольшого скромного домика, притаившегося в глубине густого запущенного сада.

Дверь открылась мгновенно, словно за его приближением следили, хотя никакого глазка не было. Лишь много позже, приходя в этот дом, Кар обнаружил скрытую телекамеру, спрятанную в густых ветвях росшего рядом со входом дерева.

Перед ним стоял здоровенный детина в легкой рубашке, с пистолетом за поясом. Лицо его показалось Кару смутно знакомым, где-то в агентстве он его уже видел, наверняка парень из отдела внутренней безопасности «Ока».

Тот молча кивнул в сторону закрытой двери в конце коридора. Кар прошел к этой двери, открыл ее и увидел лестницу, ведущую на второй этаж. Секунду помедлив, он пожал плечами и стал подниматься. Охранник не последовал за ним.

На втором этаже он обнаружил лишь одну открытую дверь и вошел в нее. Он оказался в большой комнате, уставленной диванами, креслами, низкими столиками — не то салон, не то курительная, не то холл. Окна были зашторены, торшер в углу освещал комнату скупым мягким светом.

В одном из кресел сидел невысокий седой человек с умным энергичным лицом. Хотя Кар видел его лишь мельком один-два раза, он сразу узнал вице-директора Бьорна.

— Добрый вечер, Кар, — произнес тот тихим приятным голосом. — Садитесь, будьте как дома, — он улыбнулся.

Кар почтительно поблагодарил и уселся на кончик кресла за тот же стол, за которым сидел Бьорн. На низком этом столе стояло традиционное угощение — орешки, маслины, сухие картофельные листики, печенье, банки с пивом, бутылки джина, виски, коньяка, бутылочки «кока-колы» и минеральной воды — все, что любой посетитель может найти в любом баре средней руки.

Откуда-то доносилась тихая музыка.

Кар был в величайшем напряжении. Уж если его вызвал сам таинственный Бьорн, дело очень серьезное. Возможно, решается его судьба, возможно, от этого разговора зависит его будущее. Надо быть предельно внимательным, надо во что бы то ни стало понравиться Бьорну, не оплошать, угадать, как отвечать на вопросы, с полуслова понимать каждую фразу…

Кар вспотел, он задерживал дыхание, боясь что-то упустить.

Между тем Бьорн, продолжая улыбаться, жестом указал на стол:

— Угощайтесь, Кар, не стесняйтесь.

Кар не шевельнулся. Казалось, он даже не слышал.

Бьорн сделал еще одну попытку успокоить его. Он спросил:

— Скажите, Кар, как вы проводите свободное время?

— Свободное время? — Кар слегка расслабился. — Ну, по-разному, езжу на пляж, хожу в дискотеки, играю в теннис.

— Обычно с вашей подругой Серэной Рендо?

Смешно было бы Бьорну делать вид, что ему это неизвестно, а Кару удивляться — откуда.

— Да, обычно с ней. — В голосе Кара прозвучал робкий вызов.

— Ну что ж, это прекрасно, — покивал головой вице-директор, — насколько я знаю, Серэна хорошая девушка, порядочная, работящая.

— О да, господин Бьорн. — На минуту Кар потерял бдительность. — Она много работает, ничего лишнего себе не позволяет, очень честная. В Университете ее ценят, студенты уважают, они видят в ней даже не преподавателя, а старшего товарища.

— Она что ж, проводит с ними и свободное время?

— Иногда. Они бывают на экскурсиях, пикниках, на спортивных соревнованиях…

— Что ж, это похвально, — улыбнулся Бьорн и рассеянно заметил: — У современной молодежи столько способов развлекаться — спорт, рок-музыка, дискотеки, всякие движения — за мир, за милосердие, за охрану окружающей среды. Есть какие-то хиппи, разные религиозные движения…

— В них и не разберешься, — заметил Кар.

— Ну и что ж, ваша подруга участвует в каких-нибудь движениях?

Наконец-то Кар почувствовал ловушку.

— Да не очень, так, — промямлил он, — бывает, конечно, на всяких там собраниях. Надо быть поближе к студентам, укреплять связи с ними…

— Конечно, конечно, — поддакнул Бьорн, — а вы не сопровождали ее когда-нибудь?

— Что вы, господин вице-директор! Я далек от этих дел, они меня совершенно не интересуют.

— Напрасно. Надо жить интересами своих друзей, тем более подруг, — добавил Бьорн, подмигнув. — Ну да ладно, собственно, разговор о другом. Видите ли, Кар, мы довольны вашей работой. То дело с директором банка показало, на что вы способны. Есть мнение, что вам можно поручать более сложные операции. Естественно, это повлияет на прибавку к жалованью, даст и другие преимущества. А ведь вы, наверное, собираетесь обзавестись семьей, а, Кар? — Бьорн снова подмигнул и хлопнул Кара по колену: — И правильно. Сколько можно холостяком бегать. Я вот, например, рано женился. И не жалею, уже внуки есть. Это не значит, что надо сразу обзаводиться детьми. Спешить некуда. Но жениться уже пора. Тем более Серэна Рендо такая симпатичная девушка…

— Я-то не против, господин вице-директор, — улыбнулся Кар, — но это же не от одного меня зависит…

— Ну-ну, кто против такого молодца устоит! И прибавка к жалованью тут не помешает. А? Кар?

— Еще бы.

— Понимаете… — Лицо Бьорна стало озабоченным. — Все же вам требуется немного пополнить свои знания. Мы кое-что имеем для вас в виду. Потребуется, пусть не идеальное, а все же знание языка. А уж университетский диплом…

— Куда мне…

— Погодите, погодите, Кар. Тут мы вам поможем. Короче, есть такое предложение: вы записываетесь на факультет лингвистики вольнослушателем, там как раз преподает ваша подруга, и начинаете усиленно изучать язык. Кроме того, вы будете учить его и у нее дома, вместе с остальными студентами, которые к ней ходят. Говорят, она отличный преподаватель, так уж вас-то она постарается обучить побыстрей. А? Кар?

— Так-то так, — растерянно согласился Кар, — но ведь у меня работа, так что…

— Вот тут мы вам как раз поможем, — перебил Бьорн, — на все то время, что вы будете в Университете, мы вас освободим от работы в агентстве, но вы по-прежнему остаетесь в нашем штате и получаете жалованье. Учебу вашу мы, разумеется, будем оплачивать. Считайте, что мы послали вас на курсы усовершенствования. А? Кар?

Видя, что Кар не знает, как ответить, Бьорн добавил:

— Не думайте, что вы единственный такой. Мы частенько направляем наших работников на различные курсы, в университеты, в специальные школы. У нас совершенствуют свою подготовку и следователи, и криминалисты, и бухгалтера, и, между прочим, в вашем отделе люди проходят дополнительную подготовку в каратэ, стрельбе… Сейчас у нас, например, четверо агентов находятся в Кодокане, пятеро — на курсах по стрельбе в США. Ну так как?

— Что ж, я согласен, — как-то не очень убежденно сказал Кар. Это было замечательное, перспективное предложение, но что-то в нем — он сам не мог понять что — ему не нравилось.

— Прекрасно, — улыбнулся Бьорн, — прекрасно, я понимаю — вы любите свою работу, но поверьте, это продлится недолго. Зато знание языка, университетский диплом, повышение, надеюсь, свадьба! Вы не забудете меня пригласить? А? Кар?

— Что вы, господин Бьорн, — смущенно пробормотал Кар. — Вы будете почетным гостем.

— Вот и отлично. Да, Кар, вы ведь не говорили вашей подруге, где работаете?

— Да нет, понимаете, я думал…

— И правильно сделали. Очень правильно. Люди, тем более женщины, имеют о нашей работе совершенно искаженное представление. Что у нас тут сплошная стрельба, опасности, схватки с преступниками. Она бы боялась за вас, переживала. К чему это? А что вы ей сказали?

— Что я тренер по каратэ…

— Отлично! Отлично, Кар. Эта работа ведь много времени не отнимает, так что вы можете сказать, что будете совмещать ее с посещением Университета. Отсюда и деньги. Так что все в порядке. Пусть и она, и студенты считают вас тренером-каратистом. Увидите, это повысит ваш авторитет.

— Господин Бьорн, — нерешительно начал Кар, — вы говорили о том, что имеете в виду для меня новую работу. После того, как я кончу учебу, разумеется. Нельзя ли узнать какую?

— Ох, Кар, Кар, — рассмеялся вице-директор и снова хлопнул его по колену, — зачем быть таким любопытным? Пусть в свое время это будет для вас приятным сюрпризом. Для вас и, надеюсь, для вашей будущей жены. Вот так. Надеюсь, мы обо всем договорились?

— Конечно, господин Бьорн.

Бьорн встал, Кар поспешил последовать его примеру.

— Еще одно… — Вице-директор вынул из кармана небольшую визитную карточку: — Вот мой личный телефон. Вы теперь будете иметь дело непосредственно со мной. Так что в случае чего звоните по этому телефону. Ну, а если вы мне понадобитесь, я знаю, где вас найти, и дома, и у вашей очаровательной подруги. Даже у вашего друга Лоридана. Кстати, если он, да и другие спросят, так и говорите — решил прослушать курс в Университете, а в агентстве, мол, мне пообещали не загружать. Все необходимые указания и наш отдел персонала, и финансовый, да и Шмидт получат завтра же. Завтра ведь суббота. Отдыхайте, а с понедельника начинайте новую жизнь. Желаю удачи, Кар!

Бьорн пожал ему руку, проводил до двери. Кар спустился по лестнице. Дюжий охранник выпустил его в ночной сад.

Кар в задумчивости медленно дошел до своего «мерседеса». Сел за руль и долго сидел не включая мотор, устремив пустой взгляд на безлюдную улицу. Он повертел в руках визитную карточку, которую дал ему Бьорн. «Бьорн. Агент по рекламе» — значилось в визитке.

Кар включил мотор и поехал домой. Что же, завтра суббота, начинается уик-энд. Как обычно, они проведут его с Серэной вместе, уедут за город, будут купаться, загорать, пить пиво и есть креветок в маленьких прибрежных ресторанчиках, переночуют в каком-нибудь отельчике или туристском пансионе.

Там он поделится с ней своими новыми планами. Интересно, как она к ним отнесется? Наверное, будет довольна, даже счастлива.

Но вот почему не чувствует себя счастливым он? Ведь все так здорово! Он окончит Университет, изучит язык, получит повышение по службе, новую, наверняка более интересную работу, прибавку к жалованью. Он сможет жениться на Серэне, они купят дом… Все мечты на пороге осуществления. Так почему же что-то не дает ему ощутить полноту счастья? Почему что-то гложет его?

Кар вернулся домой, выпил стакан холодного молока и залез в постель.

Но еще долго ворочался, прежде чем заснул.

Утром он твердо решил начать новую праведную жизнь.

Долго, до седьмого пота, занимался физическими упражнениями, качал гантели, «раздвигал стены», отжимался, вел «бой с тенью», потом так же долго плескался под душем — то кипятковым, то ледяным. Плотно позавтракал… А дальше что?

Ему не совсем ясно было, как же с работой, идти или не идти? Хоть и суббота, но в «Оке» не существовало выходных дней. Однако он теперь в «Оке» или нет?

Ладно, все эти вопросы решатся сами собой. У него два свободных дня. После обеда (до обеда у нее частные уроки) они поедут с Серэной куда-нибудь далеко-далеко, он с ней посоветуется обо всем и с понедельника начнет действовать.

Он решил посвятить дообеденное время осмотру Университета, своей будущей «Alma maler». Это выражение он услышал однажды из уст Серэиы.

Знаменитый на весь мир городской Университет представлял собой город в городе. Он занимал огромную территорию в одном из пригородов, состоял из множества зданий, начиная от двухэтажных деревянных строений, увитых плющом, и кончая многоэтажными громадинами из стекла и бетона. Поскольку история этого учебного заведения насчитывала многие десятилетня, а каждое десятилетие что-то прибавляло, расширяло, дополняло, то Университет отличался довольно беспорядочной архитектурой: архаичное здесь чередовалось с ультрасовременным. Возникали новые лаборатории, хранилища, спортивные сооружения, общежития, столовые. Появились отели, где останавливались друзья и родственники студентов, а также абитуриенты, возникли стоянки для сотен машин, так как многие студенты имели свои. На территории Университета было четыре храма — костел, церковь, синагога и мечеть. Пусть небольшие, но все же! Несколько дискотек, концертный зал. Даже полицейский участок, хотя и считавшийся окружным, фактически «обслуживал» только Университет: служба в этом участке рассматривалась полицейскими, как самое строгое наказание. После туристов студенты были наиболее заметной популяцией в городе. Сами горожане, так сказать аборигены, оставались как-то незаметны.

Но если туристы, а к таковым причисляли всех, кто приезжал в город отдыхать, проводить отпуск или каникулы, развлечься, приносили аборигенам радость, иначе говоря — доходы, то студенты причиняли немало беспокойства.

Эти нахальные молодые люди заполняли кафе, бары, дешевые ресторанчики, пляжи, ночные дискотеки, улицы, площади, набережные (непонятно, когда они учились!).

Чужаки, временные жильцы, они вечно вмешивались в городские дела, что-то требовали, против чего-то протестовали. Господи! Слушали бы свои лекции, загорали бы, танцевали, флиртовали, уважали старших. Черта с два!

Среди студентов различались три четко обозначенные категории.

Первая действительно только и делала, что моталась по лекциям, засиживалась в библиотеках и читальных залах и даже на пляжах и в скверах не расставалась с книгой. Таких было меньшинство.

Вторая одевалась в странные одежды, по-уродски стригла и красила волосы, торговала на улицах какими-то поделками — серьгами, амулетами, поясками, браслетами, тихо колола себя и нюхала наркотики, курила, глотала всякую дрянь и пугала прохожих своим диким зловещим видом.

Наконец, третья категория, самая большая, хоть и училась, развлекалась, заводила романы — словом, делала все то, что положено делать молодежи, но, к сожалению, еще и боролась. За что, против чего? Определить это было не так-то просто.

В Университете существовало множество обществ, движений, групп, союзов, начиная от самого мощного «Борцов за мир, против войны» и кончая движением эсперантистов. Были клубы «Защитим кошек и рыб», «Дети — наше счастье» и «Пороть жестоких родителей» (бедная Элизабет — добейся этот клуб своей цели, она осталась бы без работы!). Было «Общество поддержки папуасов и эскимосов», «Движение против вооруженной полиции», «Союз заик», множество клубов спортивных болельщиков и, конечно же, болельщиков всевозможных музыкальных звезд и рок-ансамблей. Были «тихие» клубы филателистов, филуменистов, других коллекционеров, вегетарианцев, йогов, приверженцев различных религий, культов… Словом, кого только не было!

Студенческое общество «Очищение» занимало во всем этом пестром скопище значительное место.

Его лозунгом было «Очищение планеты от материальной и духовной грязи». Поэтому студенты, объединившиеся в «Очищении», боролись против предприятий, отравлявших воздух вредными выбросами, и против тех, что сливали в реки отравленные отходы, и против засилья в горах автомобилей с их выхлопами, и против нефтяных пятен, угрожавших пляжам, и против вырубки лесов, этих легких планеты… Но боролись «очищенцы» и против террора, как они считали, полиции, и против военных, грозивших уже не заразить землю, а просто уничтожить ее, отравить радиацией, газами, наводнить бактериями. Доставалось и фабрикантам оружия (а заодно и всем богачам), продажным муниципальным чиновникам (а заодно и правительству)… Словом, многим доставалось. И легко предположить, что у сильных мира сего сжимались кулаки при одном упоминании об «Очищении».

Тем более что члены общества отнюдь не ограничивались митингами и демонстрациями, что само по себе доставляло городским властям немало хлопот.

Они предпринимали различные акции! Однажды они за одну ночь прокололи шины нескольким сотням автомобилей, «чтобы не ездили по улицай и не отравляли людей»; другой раз, когда некий магнат туристического бизнеса собрался построить новый отель и с этой целью вырубить небольшую рощу, очищенцы ночью умудрились перетащить к берегу землеройные машины, мотопилы, трактора, приготовленные для работ, и сбросить в море. Наконец, и это уже не лезло ни в какие ворота, когда на горе невдалеке от города начали строительство какого-то военного сооружения (видимо, радарной системы), очищенцы устроили там пикетирование и долго срывали работы, пока полиция не вступила с ними в настоящее сражение. Причем пострадали не только студенты, но и несколько полицейских. Общество объединяло здоровых решительных ребят и девчат, которые смело лезли в драку с вооруженными дубинками, газометами и водометами стражами порядка.

Вот тут-то и крылось самое уязвимое место в этом благородном обществе. Оно было отнюдь не однородным. В «Очищение» входили студенты, умевшие прекрасно говорить, сильные полемисты, эрудированные, широко образованные. Они выступали с речами, издавали брошюры, писали статьи в левые газеты, да и в университетские (а их насчитывалось десятка два). Именно благодаря им общество приобретало все больше сторонников, и не только студентов, но и преподавателей, горожан, даже временных приезжих. Растущий авторитет «Очищения», его общественный вес тоже были благодаря им.

Но в обществе имелись и другие люди, те, кто считал, что нечего заниматься болтовней, а надо действовать — бить полицейских, громить миллионеров, проводить карательные акции («террористические» — утверждали власти). Среди этой категории имелись и прямые экстремисты, которым, в общом-то, было наплевать, за что и против чего бороться, лишь бы похулиганить, побузотерить, подраться. Их акции частенько компрометировали все движение и служили великолепным предлогом для осуждения всего «Очищения» в целом.

Между этими двумя крайними крылами общества обреталась основная масса честных, порой немного инфантильных «борцов за правое дело». И разные лидеры стремились вести их за собой. Впрочем, все эти внутренние течения существовали лишь для посвященных. Широкое общественное мнение воспринимало общество как единое целое.

«Очищение» справедливо считалось прогрессивной организацией.

А для власть имущих «отцов города», фактически правящих городом хозяев отелей, ресторанов, казино, магнатов туристского бизнеса, владельцев крупных предприятий (в том числе «Ока»), разных бизнесменов, банкиров, словом элиты, — организацией опасной.

У «Очищения» было много явных сторонников.

И много тайных врагов.

Хотя основной преподавательский состав Университета был вполне благопристойный, все же имелось немало преподавателей, особенно молодых, которые участвовали в разных студенческих клубах и движениях, в том числе в «Очищении».

Университетское начальство, а Университет в конечном счете сам был большим коммерческим предприятием, смотрело на эти «шалости» сквозь пальцы. В наши времена, увы, нельзя руководить десятками тысяч студентов с помощью розги и оставления без десерта. Приходится считаться с эпохой. Не следовало забывать, что каждый студент — это все-таки тысячи монет в кассу Университета. Ну пусть пошумят, покричат, лишь бы устои не пошатнули. В конце концов, отучатся в свой срок, выйдут в большую жизнь и шуметь перестанут. Как говорил Бисмарк: «Молодость — единственный недостаток, который проходит сам собой».

Так что со студентами и всеми их играми приходилось считаться. Что ж делать, каждый бизнес имеет свои неприятные стороны, несет свой риск.

Поэтому и преподавателей, отличавшихся излишним вольнодумством, приходилось терпеть. Черт с ними, пусть и они пошумят немного. Руководство Университета до сих пор с содроганием вспоминало, какую бурю протеста, какой бунт тысяч студентов вызвало увольнение совсем уже невозможного профессора (выяснилось, что он чуть ли не коммунист! Кошмар!) — ночные пикеты, разгромленные лаборатории, побитые в директорском корпусе стекла… В конечном счете профессора пришлось оставить.

Кар долго катался на своем «мерседесе» по тенистым аллеям, петлявшим между университетских зданий. Интересно, в каком из них преподает Серэна? Сейчас она дома, вдалбливает этим молодым кретинам иностранные слова.

Кретинам? Интересно, а каким окажется он сам? Нет, конечно, Бьорн молодец — задарма «Око» дарит ему университетский диплом, учит уму-разуму, и он еще ворчит. Но не поздно ли? Ему все же не восемнадцать лет. Правда, в Университете обучаются люди и постарше его, особенно иностранцы. Но все-таки…

Впрочем, главное — Серэна. Чтоб быть ближе к ней, он пошел бы и в школу уборщиков мусора…

Кар посмотрел на часы на приборном щитке. Скоро ехать за Серэной. Начнется их радостный день. Но тут же возникло неприятное воспоминание.

Однажды они возвращались с ней после очередного уик-енда. Вечерело. Оба устали и ехали молча. В какой-то момент Серэна посмотрела на свои слегка испачканные туфли и горестно вздохнула:

— Вечно я куда-то наступаю, всякая грязь ко мне липнет. Надо хоть вытереть.

Она осмотрелась в машине, ища какую-нибудь тряпку, сунула руку в карман на правой дверце и, ничего не найдя, перегнулась через Кара и запустила руку в карман на левой дверце.

И вдруг вскрикнула так громко, что Кар чуть не съехал в кювет. Серэна отдернула руку, будто ее ударило током.

— Зачем это, для чего? — вопрошала она, глядя на Кара испуганными глазами.

Тут только он вспомнил, что в кармане левой дверцы у него всегда лежал пистолет.

— О господи, — недовольно проворчал он, — как ты меня напугала. Ну что особенного? Ты что, никогда пистолетов не видела?

— Но тебе-то он зачем? — не унималась Серэна.

— Мало ли зачем — у нас в стране каждый второй автомобилист держит в машине оружие. Его бы и носить не мешало.

— Да для чего, кто на тебя нападет?

— О, таких хватает…

Он чуть было не напомнил ей то нападение в парке, но вовремя удержался. Напомнила она сама.

— Ты же сильный, Ал, ты знаешь все эти приемы. Я помню, как ты тогда расправился с ними в парке. Это было ужасно! Так зачем же тебе еще пистолет?

— Послушай, Серэна. — Кара начинал раздражать этот разговор. — Вот представь, что я не сильный и не знаю, как ты выражаешься, все эти приемы. Ты подумай, что бы с нами, с тобой эти негодяи сделали? А будь у меня пистолет, я смог бы тебя защитить.

— И ты бы выстрелил в них? Ты же мог их убить!

— Нет, Серэна, с тобой невозможно разговаривать! — взорвался наконец Кар. — Пистолеты, между прочим, для того и существуют, чтоб из них стрелять! И даже иногда убивать! Что ж я, по-твоему, должен был сделать, если три здоровенных мерзавца нападают на тебя, на нас? Да к тому же они могли быть тоже вооружены. Ну, ответь мне, что я должен был бы сделать?

Серэна некоторое время молчала.

— Не знаю, — сказала она. В голосе ее звучала растерянность.

— Зато я знаю! — воинственно вскричал Кар. — Я знаю, что если кто-нибудь когда-нибудь попробует причинить тебе зло, это будет последний день в его жизни!

— Не надо, Ал, пожалуйста, не надо, — жалобно попросила Серэна. — Ну, пожалуйста. Когда ты так говоришь, я боюсь тебя. Ты не хочешь, чтобы я боялась тебя?

— Нет, — сказал Кар, успокаиваясь, — но те, кто захотят обидеть тебя, вот они пусть боятся. Послушай, Серэна, — продолжал он нравоучительно, — ты пойми, мы живем в джунглях. Да, да, в джунглях. Каждый норовит устроить себе жизнь получше, все иметь, нажить богатство. Если получается просто так — прекрасно. Но если нет, если кто-то мешает, то этого мешающего уничтожают…

— Как ты можешь так говорить, Ал! — воскликнула Серэна.

— Дело не в том, что я говорю, а в том, что есть на самом деле. Ты прости, но ты какая-то еще маленькая, живешь и ничего не замечаешь. Между прочим, уж ваше-то «Очищение», — продолжал Кар после паузы, — неужели не сталкивается со всякой подлостью, насилием?

— Да, конечно, — согласилась Серэна, — мы против этого и боремся. Но не пистолетами же!

— И что у вас получается? Многого вы добились?

— Ну, меньше, чем хотелось бы, но это не причина, чтоб убивать наших противников.

— Давайте, давайте, — зловеще закончил этот разговор Кар, — смотрите, как бы они вас не убили.

Почему сейчас ему пришел на память этот разговор?

Так или иначе, но пистолет он из машины убрал.

Они встретились, как всегда в последнее время, на набережной, в маленьком и не слишком дорогом рыбном ресторанчике. Сам ресторанчик помещался в одноэтажном старом доме, выходившем на прибрежное шоссе. Но в сезонное жаркое время стулья и столики выносились на примитивную террасу, располагавшуюся между шоссе и морем. Там продувал легкий ветерок, волны плескались у подножия террасы, а чайки, которым посетители бросали кусочки хлеба, тоскливо крича, занимались своим воздушным пилотажем.

Официанты с подносами в руках носились между террасой и рестораном, вызывая яростный рев клаксонов и брань проезжавших по шоссе автомобилистов.

Кар и Серэна сидели у самого края, над морем, в уголке. Он поглощал огромный бифштекс, она — крабов. Кару ничто не могло испортить аппетит, в том числе жара. Серэна с умилением следила, как ее возлюбленный засовывал в рот куски, каждого из которых ей хватило бы на два обеда. А он любовался Серэной. В своей крошечной белой мини-юбке и черной майке, обтягивающей ее, как перчатка, загорелая, улыбающаяся, она действительно была очаровательна.

— Ты троглодит! — рассмеялась Серэна.

— Погоди, — пригрозил он, — если не хватит бифштекса, придется взяться за тебя!

Она опять рассмеялась.

— Я люблю смотреть, когда ты ешь, — сказала она.

Наконец обед подошел к концу. Они допивали кофе.

— Послушай, Серэна, — начал он торжественно, — я принял важное решение. — Он сделал паузу, Серэна устремила на него вопросительный взгляд. — Дело в том, что я решил обзавестись семьей.

Впрямую они никогда не говорили о возможности брака. Кар не делал предложения, даже намеков. Но внутренне каждый считал это дело решенным. Просто не торопились, неизвестно почему. Им и так было хорошо.

— И поскольку я решил обзавестись семьей, — продолжал Кар, — для начала женой, а жена, тем более та, какую я имею в виду, требует больших расходов…

— Ну уж… — перебила Серэна и покраснела.

— Ого-го, еще каких расходов! Поскольку моя будущая жена невероятная транжира… — Он помолчал, но на этот раз Серэна не попалась на крючок. — Невероятная транжира, — повторил Кар. — Я должен много зарабатывать. Есть кое-какие перспективы, один мой друг кое-что предлагает. Но необходим диплом!

— Диплом? — не поняла Серэна.

— Да, диплом. Университетский. Вот мой друг и говорит: «Ал, ты шляпа, живешь в городе, куда люди из-за тридевять земель приезжают, чтобы учиться в нашем знаменитом Университете, а ты валяешь дурака со своим каратэ, которое оставляет тебе массу времени для учебы. К тому же Серэна может давать тебе дополнительные уроки».

— Он так и сказал — «дополнительные уроки»? — удивилась она. — Он что, обо мне знает? Что ты ему говорил?

— Да нет, об уроках это я говорю, — спохватился Кар. — Серьезно, я подумал, почему бы мне не поступить вольнослушателем в Университет и с твоей помощью быстренько его закончить и получить диплом? А?

Серэна молчала, обдумывая услышанное.

— В общем, идея неплохая, — серьезно рассудила она, — правда, времени потребуется много, даже если я буду заниматься с тобой дополнительно по моей ускоренной системе. Но думаю, что дело того стоит.

— Если даже не сумею получить диплом, то язык-то изучу, а, как я понял, то, что предлагает мой друг, как раз связано со знанием языка.

— А что именно? — поинтересовалась Серэна.

— Да так, представительство его фирмы, — туманно пояснил Кар, — реклама. Может быть, будут даже поездки в другие страны.

— А как ты собираешься жить? — немного смущенно спросила Серэна. — Конечно, это не главное, у меня кое-что есть…

Кар нагнулся и нежно поцеловал ее в щеку, он был тронут.

— В том-то и дело, что я смогу продолжать свою тренерскую работу. Просто изменю часы занятий, и все. Так что насчет деньжат я не беспокоюсь. Но когда женюсь, их уже не будет хватать. А мой друг сулит большие заработки. Я, конечно, осторожно смотрю на это, но если даже половина его обещаний сбудется, то и это будет неплохо.

— Короче, поступай, — решительно сказала Серэна. Она уже вся жила новым замыслом Кара. — Я все тебе узнаю, сведу в Университете с кем надо. Позабочусь, чтоб ты ходил именно на мои лекции. Нет, ты знаешь, по-моему, это прекрасная идея. Твой друг не дурак. Он практически мыслит.

— Вот-вот, — заметил Кар.

«Если б ты знала этого „друга“, — подумал он, — ты бы им так не восхищалась».

Тот день они провели как обычно, поехали далеко за город… «Мерседес» Кара мчался вдоль моря. Его трепещущая поверхность уходила за горизонт — синяя вблизи, зеленоватая подальше, сверкающая серебристыми бликами. Морской ветерок залетал в открытое окно машины, обдавая их свежим соленым ароматом.

Справа шли виноградники, маленькие домики под красными черепичными крышами, сады, потом начались луга, по которым в одиночку и компаниями лениво бродили коровы, пощипывая траву. Тянувшаяся вдоль шоссе проволочная сетка под слабым электрическим током не давала коровам выйти на шоссе. Впрочем, вряд ли они к этому стремились.

А за садами, лугами, деревнями, словно театральные декорации, высились горы, тонувшие в голубоватой дымке, увенчанные снежными шапками.

Навстречу им мчался поток автомобилей, и сами они мчались в потоке. Обычный субботний день.

Иногда у моря возникали трайлерные городки — скопище белых домиков на колесах, деловито снующие между ними люди в купальниках, столики, за которыми восседали целые семьи.

Наконец прибыли к цели — маленькому поселку. Они давно облюбовали его. Здесь все же было поменьше народу, дикий пляж, единственный отель, в котором всегда была свободная комната для двух жаждавших уединения влюбленных.

Как всегда, они долго бродили между покрытых остро пахнущими водорослями скал, охотились с помощью палки с гвоздем на конце за крабами, убегавшими в расщелины, собирали морские звезды, купались, загорали, и снова купались, и снова подолгу лежали на песке, раскинув руки, обратив к солнцу лица.

Они были счастливы.

У них было все, чего они хотели сегодня, — море, солнце, любовь…

А впереди — то, что они захотят завтра: деньги, свой домик, дети, путешествия, интересная работа. Он — у нее, она — у него…

Как хорошо, что люди не знают наперед свою судьбу, что, как бы ни были они озабочены, напуганы мрачными перспективами, неопределенным будущим, они все равно в душе всегда надеются на лучшее.

Недаром говорится: надежда умирает позже человека.