Диктор многословен. Передача «Последние новости» неоднократно возвращается к этому событию, радио тоже приводит множество подробностей. Все газеты полны домыслами и комментариями. Ар и Гудрун жадно впитывают обрушившуюся на них информацию.

Выясняется следующее.

Рика вела в тюрьме довольно активный интеллектуальный образ жизни, который журналисты всерьез не принимали.

У нее в камере была целая библиотека в полтораста книг, она подписалась на семь газет и журналов. В камере стояли приемник, телевизор и даже проигрыватель (который другим заключенным иметь запрещалось). Кстати, общаться с ними она избегала.

Последней книгой, которую она прочла, был роман ее бывшего мужа, в котором он выводил одного из руководящих деятелей «Армии справедливости» в качестве агента ЦРУ. В романе ее беззастенчивый муж так же прозрачно описывал некоторые эпизоды их прежней супружеской жизни.

Рика возмущалась и яростно отрицала какую-либо связь между своим темпераментом, личными чувствами и решением примкнуть к «Армии справедливости».

Но, как известно, стать убийцей и бандитом — сомнительный метод лечить неврастению.

В тот вечер она допоздна печатала на машинке, однако, по словам тюремного начальства, никакого печатного текста утром не обнаружили.

По словам того же начальства, затем произошло следующее (так, во всяком случае, можно предполагать): Рика отодвигает стоявшую у окна кровать, кладет матрац возле окна, ставит на него стул, разрывает полотенце, делает из него веревку. Затем, встав на стул, прикрепляет один конец к решетке окна, второй, завязав петлей, надевает на шею и спрыгивает со стула.

Утром в половине восьмого надзирательница обнаружила труп, а через несколько минут тюремный врач официально констатировал смерть в результате самоубийства.

Однако на этом дело не закончилось. Начали раздаваться голоса — и чем дальше, тем громче, — что Рику убили, да еще предварительно изнасиловав… Ее сестра прибегла к услугам адвокатов, началось длительное и сумбурное следствие.

Ссылаясь на результаты вскрытия, адвокаты считали, что было совершено насилие, а официальные власти их опровергали. Судебно-медицинские эксперты вступали в длительные дискуссии.

Эти споры раздувались газетами. «Армия справедливости» заявляла в подброшенных листовках, что не оставит безнаказанным «государственное убийство»; студенты, подхватив лозунг, устраивали шумные демонстрации.

В день похорон на кладбище явились более четырех тысяч человек, некоторые в масках.

Ты действительно считаешь, что ее убили? — спросил у своей подруги Ар, уставший от всей этой перепалки.

Безусловно! — твердо заявила Гудрун. — И им это так не пройдет!

— А, — махнул рукой Карл. Он лежал на диване, тупо глядел в пространство: последнее время он все больше и больше прибегал к марихуане, — не все ли равно. Мы же так или этак будем утверждать, что это убийство.

— Что значит утверждать? — возмутилась Гудрун. — Это и есть убийство. Преступление, гнусное преступление полицейских псов. Они знали, что рано или поздно мы рассчитаемся с ними. Вот и поторопились расправиться, пока она в их руках.

— Послушай, Гудрун, — Карл насмешливо посмотрел на нее, — ну какое это имеет значение, что произошло на самом деле. Солдаты «Армии справедливости» никогда не отчаиваются и самоубийством не кончают. Они сражаются до конца! Эта песенка известна. Если мы начнем вешаться, топиться, стреляться, значит, мы в тупике, значит, это крах наших лозунгов, призывов, всей нашей программы. Вот почему мы этого никогда не делаем, — он снова усмехнулся, — и Рика этого не сделала. Ее убили полицейские псы. И мы им, конечно же, отомстим — будем убивать и взрывать…

— Мне не нравятся твои разговоры, твои намеки. — Гудрун смотрела на Карла зло и презрительно. — Это речи труса, если не отступника.

— Ладно, ладно, — спохватился Карл, он слегка побаивался Гудрун, — ты же знаешь, что я шучу. Между прочим, полиция будет так же настойчиво утверждать, что Рика сама покончила с собой, поскольку им нужна именно такая версия.

Этот бесполезный разговор продолжался еще некоторое время. Ар безучастно слушал, потягивая пиво.

— Вот что, — наконец сказал он, — хватит болтовни, давайте действовать. За смерть Рики мы должны отомстить. Надо составить список тех, кто своей жизнью заплатит за гибель нашего товарища!

— Правильно, — сразу согласилась Гудрун. — Во-первых, начальник тюрьмы, во-вторых, тюремный врач, в-третьих…

Они долго сидели, составляя список, обдумывая план «казни». Однако на следующий день выяснилось, что власти отлично знали, с кем имеют дело: начальник тюрьмы уехал за границу, двое надзирательниц были переведены в другие тюрьмы.

И все же власти недооценили деятелей «Армии справедливости».

…Утром помощник начальника тюрьмы (который в день самоубийства Рики был в отпуске), как всегда, вышел из своего дома в семь утра. Он жил невдалеке от тюрьмы и ходил на службу пешком. Пройдя квартал, он заметил машину, которая медленно двигалась по улице в том же направлении. Мгновенно поняв грозившую ему опасность, он огляделся. Кругом стояли коттеджи с наглухо запертыми в этот ранний час дверями. Лишь в одном на пороге стояла женщина и двое ребятишек. Мужчина не раздумывал ни секунды. В несколько прыжков он подбежал к ним и попытался скрыться в доме.

— Мне срочно надо позвонить! — крикнул он ошеломленной женщине.

Но войти в дом не успел. Машина увеличила скорость. Когда она поравнялась с домом, застрочили автоматы. Не прошло и минуты, машина скрылась вдали. На пороге неподвижно лежали изрешеченные пулями помощник начальника тюрьмы, женщина, двое детей и не вовремя выскочившая к своим маленьким хозяевам такса.

В тот же вечер высокий, седой, элегантный господин, известный в городе патологоанатом, прикрепленный к тюрьме и давший заключение о самоубийстве Рики, также выходил из своего красивого загородного особняка. Они с женой направлялись на концерт органной музыки.

Врач подошел к стоявшему у калитки черному «ситроену», сел за руль и, крикнув жене, чтобы поторопилась, повернул ключ зажигания. В то же мгновенье мощный взрыв потряс весь квартал. Посыпались стекла, зазвенело железо, высоко в небо взметнулось пламя, и на фоне его, словно в замедленной съемке, поднялась в воздух, разламываясь на куски, машина. И снова опустилась на землю грудой почерневшего железа.

В ту же ночь множество полицейских начали прочесывать город. Они обходили отели, устраивали проверки в кинотеатрах, в барах… Нагрянули в студенческие общежития, клубы, дискотеки, сделали обыск в редакциях некоторых газет. Были произведены многочисленные аресты. В основном среди «левых элементов».

По радио выступили председатель городского муниципалитета, начальник полиции, прокурор города, партийные лидеры. Комиссар Лукас лично руководил операцией. Как всегда спокойный и немногословный, он разъезжал по городу в длинной черной машине с синим маяком и антенной на крыше, давая указания, выслушивая по радио доклады…

Масло в огонь подлило еще одно происшествие. Полицейский мотоциклист задержал машину, проехавшую на красный свет. Однако, не обращая внимания на его приказ остановиться, машина, набрав скорость, попыталась скрыться. Полицейский, вскочив на мотоцикл, начал преследование. В ходе погони к нему присоединился мотопатруль. Наконец они настигли машину, прижав ее к тротуару, и с пистолетами в руках направились к ней. Но не успели сделать и трех шагов, как из машины застрочили автоматы, и все трое были убиты…

Убийцы скрылись.

Полицейские были в ярости: убили их товарищей, а этого они не прощали. Теперь они действовали с особым усердием. Иной раз даже с излишним. Уже поступили сообщения, что на окраинной улице был застрелен прохожий только за то, что не поднял руки, когда ему приказал это сделать патруль. Прохожий оказался глухонемым. Одному студенту, пытавшемуся не пустить полицейских в частную молодежную дискотеку, проломили голову, и он скончался по дороге в больницу. Полицейские участки были набиты арестованными, многие избиты.

И все же одна ночь принесла полиции неожиданный и немалый успех. Были арестованы еще сотни террористов (и сотни людей никакого отношения к ним не имеющих), обнаружены еще десятки тайных квартир и филиалов.

Но, пожалуй, главный успех заключается в том, что удалось захватить нескольких главарей «Армии справедливости» и важные документы.

Произошло это так. Все анонимные (и не анонимные) звонки в полицию регистрировались (а их набиралось до тысячи в день) и по возможности проверялись.

И вот однажды последовал странный звонок. Старческий голос сообщал, что назвать себя он не хочет, все эти волнения ему не по возрасту, но на месте полиции он бы заглянул в дом по такому-то адресу. Он видел, как в подъезд заходят разные подозрительные личности с подозрительными чемоданами. В квартире по ночам горит свет, а однажды, когда там, видимо, случайно упала на окне занавеска, ему показалось, что в комнате вооруженные люди.

Конечно, большинство звонков оказывались пустым номером, однако некоторые наводили на след.

Оперативная группа выехала по указанному адресу, вошла в подъезд роскошного дома и, к своему изумлению, оказалась перед дверью известного адвоката, главы конторы «Франжье и сын». Правда, адвокат давно находился на подозрении, он, несомненно, был связан с различными экстремистскими группировками, но от этого до террористической деятельности все же немалая дистанция.

Дистанция оказалась более чем короткой.

В квартире явно кто-то был — слышалась музыка, громкие голоса. Когда полицейские позвонили, дверь не открыли, но сразу все стихло. Полицейский, с крыши противоположного дома наблюдавший в бинокль за квартирой, сообщил по радио, что свет в окнах погас.

Сделав еще два предупреждения, полицейские начали ломать дверь.

— В чем дело, кто там? — раздался тогда из-за двери возмущенный голос.

Это был владелец квартиры, адвокат Франжье. Он открыл сам и оглядел незваных гостей недовольным взглядом. На нем был расшитый бархатный халат, на шее висел массивный золотой знак зодиака. Несмотря на поздний час, он, как всегда, был безукоризненно причесан.

В чем дело? — повторил он.

Извините, господин адвокат, — вежливо сказал руководивший группой инспектор и, потеснив хозяина. вошел со своими сотрудниками в холл, — вот ордер на обыск.

— Вы нарушаете конституцию, неприкосновенность жилища, я адвокат и так этого не оставлю. Я…

Но полицейские уже осматривали квартиру. В спальне в постели обнаружили полуодетую красавицу. Когда один из них грубо сорвал с девицы одеяло, он обнаружил еще и два автомата. Неожиданной оказалась и реакция девушки. Мгновенно она превратилась в настоящую фурию. Сбив с ног полицейского безупречным приемом каратэ, она пыталась схватить автомат, и потребовались объединенные усилия двух здоровенных детективов, чтобы скрутить ее и надеть наручники.

Тем временем в холл через распахнутую парадную дверь ввалилась большая группа людей. Оказалось, что полицейские, устроившие засаду на черной лестнице, задержали там четырех неизвестных, пытавшихся скрыться из квартиры. Дверь за ними захлопнулась, и пришлось вести задержанных через парадный вход. Они все оказались вооружены. В двоих инспектор узнал давно разыскиваемых боевиков «Армии справедливости». Всю компанию увезли, вызвали специалистов и начали тщательный обыск квартиры. Франжье отвечать на вопросы отказался. Он сидел в кресле, курил и с холодным вниманием наблюдал за действиями полицейских.

А те работали сноровисто и быстро и вскоре уже сваливали в большую кучу оружие. Автоматы, пистолеты, гранаты, бомбы всех систем и видов, а также пакеты со взрывчаткой, электронные устройства для дистанционных взрывов, для подслушивания, радиоприемники, настроенные на волну специальных полицейских передач, мешочки с наркотиками, подлинные и поддельные бланки разных государственных учреждений, печати, фальшивые паспорта и водительские права, брошюры и книжонки с разными антиправительственными программами и планами. А в тайниках были обнаружены списки политических деятелей, судей, прокуроров, следователей (на почетном месте здесь фигурировал комиссар Лукас), финансистов и промышленников, журналистов и дипломатов, подлежащих «изъятию», как изящно значилось в заголовке списков.

Были здесь и адреса некоторых тайных квартир, некие маршруты № 1,2, 3… — целые цепочки, по которым можно было выбраться из города, скрыться в провинции и даже за границей.

Словом, когда все это было доставлено комиссару Лукасу, он позвонил среди ночи министру внутренних дел и другим высокопоставленным руководителям полицейских и секретных служб. Все они горячо поздравляли комиссара, а то, что в голосе иных из них сквозила растерянность, он постарался не заметить.

Что касается Франжье, то он был совершенно спокоен. Арсенал, планы, документы. Он о них ничего не ведает. Вот что значит быть доверчивым — у него действительно в конторе работали и студенты юридического факультета, в том числе такие, как Гудрун, Ар… Это не тайна, полиция об этом осведомлена. Иногда, уезжая на неделю-другую, он оставлял им ключи и от своей личной квартиры — там было удобнее работать. Вот они, наверное, и устроили тут целый арсенал и разные тайники, воспользовавшись его отсутствием. Люди, которых задержали на черной лестнице? Это его клиенты. Те двое, что разыскиваются полицией, как раз хотели явиться с повинной и обсуждали с ним, своим адвокатом, как лучше это сделать. Почему он не сообщил о них? Не мог. Адвокат связан профессиональной тайной. Женщина с автоматами? Это его любовница, разве он не может иметь любовниц? Безнравственно, согласен, но уголовно не наказуемо. Что же касается автоматов, то у нее патологически ревнивый друг и если б он выследил ее и ворвался в квартиру, пришлось бы защищаться. Кстати, и полицейских она приняла за подосланных ее дружком убийц и только потому вступила с ними в борьбу. Еще вопросы есть?

Франжье тем не менее засадили за решетку, ему было отказано в освобождении под залог.

На следующий день вся страна читала сообщения о подробностях операции. Прочли их и Гудрун с Аром. Они были растерянны: арестован их шеф.

— Его надо освободить, — решительно заявила Гудрун.

— Как? — спросил Карл.

— Надо захватить заложников и обменять их на Франжье.

— Или устроить налет на тюрьму, пока его еще содержат в следственной. Я где-то читала недавно, — сказала Ирма, — что эта тюрьма по своей системе безопасности может сравниться лишь с обычным курятником.

— Надо выяснить все подробности, связаться с Франжье и вызволить его как можно скорей, — резюмировала Гудрун.

И заработали невидимые зубчатые передачи, натянулись невидимые провода, соединившие штаб-квартиры «Армии справедливости» и тюремные камеры.

Выясняется, что тюрьма, в которую был заключен Франжье в ожидании процесса, не имеет специальной заградительной стены, усовершенствованной системы тревоги, с городом ее связывал лишь один телефон, причем через коммутатор. Наружная охрана отсутствует, железные решетки из-за ошибки в расчете конструкции еле держатся в окнах и, по словам начальника тюрьмы, «никоим образом не исключают возможности бегства заключенного».

К тому же в то время здесь проводился эксперимент «открытой тюрьмы» — заключенные вместе готовили себе еду, играли во дворе в футбол, камеры не запирались: тюрьма напоминала курятник.

Чем объяснить, что Франжье, в сопроводительной бумаге которого значилось «рекомендуется строжайший надзор… не выпускать из поля зрения в связи с возможным нападением извне», оказался в такой тюрьме? А зачем объяснять? Для боевиков «Армии справедливости» освобождение из подобного узилища одного из своих главарей оказалось парой пустяков.

Гудрун, Ар, Ирма и Карл подогнали к стене тюрьмы «фольксваген», набитый взрывчаткой, и ровно в 12 часов 30 минут взорвали его с помощью дистанционного управления. Стена разлетелась на части, похоронив под своими обломками двух случайных прохожих.

Что касается Франжье, то он и в заключении оставался элегантным, холеным, подтянутым. В тот день он аккуратно прибрал камеру, плотно позавтракал ('еду ему доставляли из ближайшего ресторана надзиратели, получавшие от него за эти услуги сумму, равную их недельному жалованью).

Затем он погулял во дворе, а в 11 часов 45 минут уселся на траве смотреть футбольный матч между командами корпуса А и корпуса В. Игра проходила с переменным успехом, и Франжье азартно болел за корпус А (в котором помещалась и его камера). Ровно в 12 часов 30 минут свисток судьи возвестил конец первого тайма.

В то же мгновенье стена тюрьмы, находящаяся метрах в двадцати от игрового поля, взлетела на воздух. Франжье, за несколько минут до этого переместившийся поближе к стене, даже не выбежал, а величественно прошествовал через пролом и лишь, досадливо морщась, отряхнул испачкавшийся пиджак. Он торопливо сел в подъехавшую машину, за рулем которой был Ар, а на заднем сиденье — Гудрун и Ирма с автоматами, и просто сказал:

— Спасибо, голубки. А теперь куда-нибудь обедать. Зверски хочу есть.

И они поехали не на тайную квартиру, где скрывалась освободившая его четверка, и не на другую такую же, а в тихий, семейный ресторанчик, совсем безлюдный в этот час. Там не спеша пообедали. И лишь после этого отвезли Франжье к центру города.

— Спасибо, — повторил он на прощанье, — дальше я сам доберусь. В ближайшее время мы проведем акцию, которой еще не предпринимали. Надо, чтобы все они поняли, что эта волна политических репрессий не пройдет им даром. До скорого.

Ар повел машину «домой».

Адвокат позвонил через четыре дня. Они договорились встретиться за городом на вилле одного очень богатого и очень влиятельного человека.

— Неужели и он наш? — удивился Ар.

— Не обязательно, — рассудительно заметил Карл, — он может быть сочувствующим. Или даже не знать, кто мы такие.

— Но Франжье-то он знает.

Карл пожал плечами. Он все больше увлекался марихуаной. Все чаще курила и Гудрун. Что касается Ара, то он пристрастился к виски. Заходя в бар, сразу заказывал пять порций: просто молча показывал официанту растопыренную пятерню.

…Их жизнь стала невыносимой.

Пришлось сидеть целыми сутками в запертой квартире с занавешенными окнами, в постоянном страхе, часами глядя на экран телевизора, на котором вновь и вновь демонстрировалась все та же осточертевшая реклама, идиотские мультфильмы, дурацкие детективы и «Последняя информация», в которой содержались сообщения далеко не радостные — полиция наступала. Хотя и террористы не сидели сложа руки.

Терпеть такую жизнь было невмоготу. Вечные переодевания, перекрашивание волос и парики, вечная необходимость следить за своим голосом, походкой, движениями, необходимость постоянно оглядываться, всех и всего остерегаться, ежесекундно ожидать нападения. Когда они выходили на улицу, то ни на мгновение не переставали сжимать в кармане пистолеты. Куда бы ни шли, хоть в кино, выбирали сложнейшие маршруты, чтобы избежать возможной слежки. Покупая продукты, все время меняли магазины и рынки. Пользовались угнанными на один раз машинами. Старались меньше звонить по телефону, хотя их квартира была полиции неизвестна (иначе их бы давно взяли).

Тоска. Все время была страшная тоска. Потому что, когда нечего делать, начинаешь думать, а в их положении приятные мысли в голову не приходили.

Они все меньше говорили о теории, все меньше вспоминали громкие лозунги, которые провозглашала «Армия справедливости». Но инерция оставалась. И когда наступало время очередной акции, они преображались. Становились точными, расчетливыми, хладнокровными. Это были профессионалы. Их работой было убийство. И на работу они выходили в рабочем настроении.

Да, такая работа была опасной, но они с нетерпением ждали, когда настанет час осуществления акции, настолько тягостным было само ожидание.

Поэтому на свидание с Франжье ехали в приподнятом настроении. Будет сверхсекретная конспиративная встреча, на которой, видимо, обсудят важную акцию.

И немало удивились, увидев на широкой эспланаде перед виллой (больше напоминающей средневековый замок) несколько десятков роскошных машин.

Все окна виллы были освещены, слышалась музыка. Швейцары в ливреях стояли у дверей. Несколько полицейских регулировщиков наводили порядок в автомобильном стаде.

Назвав вооруженной охране вымышленные имена (их так часто теперь приходилось менять), они беспрепятственно подъехали к дому и поставили два часа назад угнанный «мерседес» перед самым носом одного из регулировщиков. Тот откозырял вновь прибывшим гостям.

Они поднялись к парадному подъезду и вновь сообщили имена важному мажордому, вышедшему к ним навстречу с глубоким поклоном.

Мажордом не повел их, однако, по широкой внутренней лестнице на второй этаж, откуда неслись звуки музыки, он свернул к боковой двери. Они шли бесконечными коридорами, поднимались по лестницам, проходили пустые гостиные и наконец очутились в небольшом курительном салоне, обставленном со всей роскошью. Указав на низкий столик, на котором в изобилии выстроились бутылки виски, вина, коньяков самых лучших марок, мажордом вышел, тихо притворив за собой дверь.

Ар торопливо налил виски, выпил залпом, повторил. Карл со вздохом закурил толстую сигару, явно тоскуя по сигаретам с марихуаной.

Гудрун и Ирма ни к чему не притронулись. Они лишь оглядывались по сторонам, рассматривая шелковые вышитые обои, старинные картины, громадные персидские ковры, мраморные бюсты, огромный камин с позолоченными, искусной работы часами на нем.

Ну и долго нам здесь ждать? — нетерпеливо воскликнула Гудрун, когда часы пробили половину десятого. — Уже четверть часа прошло! В конце концов, наш шеф мог бы…

Не ворчи, — тихо сказал Ар и выразительно взглянул на потолок — там могли быть вмонтированы микрофоны.

И как раз в этот момент в комнату вошли Франжье и… Рони. Оба были в смокингах, оба широко улыбались и радостно пожали прибывшим руки.

Давно не виделись, — продолжая улыбаться, сказал Рони, но его белесые глаза внимательно разглядывали «старых друзей».

Давно, — подтвердил за всех Ар.

Здесь что, вечеринка? — иронически улыбаясь, спросила Гудрун.

Да вроде, — рассмеялся Рони, — у хозяина большой прием — помолвка дочери. Мы подумали, что более безопасного места для нашего совещания не сыщешь.

А вы не боитесь, шеф, что вас тут узнают? — задала Ирма довольно наивный вопрос, обращаясь к Франжье.

Нет, — снисходительно улыбнулся адвокат, — полицейских и осведомителей, которым раздали мои приметы и фото, тут нет. А те, кто здесь, занимают слишком высокие посты, чтобы помнить, кого разыскивают их подчиненные. Все засмеялись.

— Займемся делом, — сказал Рони. — К сожалению, у меня мало времени. Я прервал там важный разговор. Сообщаю — вся необходимая для акции взрывчатка будет вам оставлена в коробках из-под обуви в автоматических камерах хранения на всех трех вокзалах города. Вот шифры камер. — И он протянул им листок. — Взрыватели и кое-какое дополнительное снаряжение завезем вам на квартиру. После акции надо будет сразу же уезжать за границу. Вы разделитесь, полетите поодиночке до Неаполя. Там сядете на лайнер «Бегония» и переправитесь для начала на ту сторону Средиземного моря. А там посмотрим. Наверное, отправитесь подальше. Вот билеты, вот паспорта, не сомневайтесь, все настоящее — и визы, и печати, и фото. Делали мои ребята, а они мастера. Вот все. Желаю удачи. Надеюсь, еще доведется встретиться. Рони пожал всем руки и вышел. Франжье заговорил несколько торжественно: — Предстоящая акция заключается в следующем: вы подложите мину в здание Центрального городского вокзала и взорвете ее в тот момент, когда подойдет поезд с возвращающимися из отпуска. Эта акция символизирует наше осуждение буржуазного образа жизни. Мы предполагаем, что она будет иметь далеко идущие последствия — возможна отставка правительства, возможно, что к власти придет правительство диктаторское, а это, в свою очередь, вызовет протест масс, создаст ту смутную ситуацию, которая позволит нам наконец добиться наших целей. — И, уловив на лицах своих собеседников выражение некоторого скептицизма, добавил: — Думаете, нас никто не поддержит? Не бойтесь, у нас много союзников. В том числе и среди них, — он указал жестом на дверь. — Вот план вокзала. Установите взрыватель с дистанционным управлением. Поезд приходит в воскресенье в шесть часов вечера. В это время и должен произойти взрыв. Чем громче он прозвучит, тем лучше. Не забывайте, что сказано в нашей стратегической программе: «Не надо принимать во внимание возможность жертв среди врагов или лиц, не имеющих отношения к политике». Будьте осторожны — полиция начеку.

Некоторое время все молчали. Первой прервала молчание Гудрун:

За Рику я готова отправить на тот свет хоть тысячу этих проклятых псов.

— Каких псов? — удивилась Ирма.

— Полицейских! Проклятых полицейских!

— Но в поезде будут не полицейские, — заметила Ирма.

— Какое это имеет значение! — выкрикнула Гудрун. — Пусть знают, что им не будет покоя!

— Правильно, — подхватил Франжье. — Это главная цель. Возможно, будут жертвы и среди случайных людей. Но вы же знаете, что нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц? Так что действуйте. Я ухожу. Я и так задержался. Буду звонить сам.

И он вышел, забыв пожать им руки.

Они поехали домой, оставив за собой огромную, сиявшую огнями, гремевшую музыкой виллу.

Почти до утра боевики обсуждали детали предстоящей акции. Со следующего дня они начали ходить на вокзал, наблюдать. И сразу заметили усиленные наряды полиции, подозрительных плотных мужчин, с безразличным видом читавших газеты (чуть ли не по часу каждую страницу) или просто слонявшихся у «стратегических» пунктов. Заметили черные машины с антеннами на крыше.

Акция предстояла, бесспорно, серьезная, возможно, самая значительная в их практике. Она была намечена на второе августа на восемнадцать часов.

Они заранее побывали на вокзале, мысленно представляя каждое движение, каждый шаг.

— Ну что ж, — сказал в заключение Ар, — как будто все готово.

— Все пройдет отлично, — заметила Гудрун. Они никогда не сомневались в успехе.

— Разумеется, если не попадется сверхбдительный полицейский, сверхлюбопытный мальчишка, — перечислял Карл, — если никто не спросит, откуда наш грузовик, если…

— Да замолчи ты, — истерично крикнула Гудрун. — Трус! «Если, если»… Если кто-нибудь помешает, пристрелим как собаку.

— А если пристрелят нас? — усмехнулся Карл.

— Если нас, то погибнем за дело, за настоящее дело! — кричала Гудрун.

— Ладно, успокойся, не ори, — рявкнул Ар, — нечего друг другу нервы трепать. Спать, всем спать!

Каждый принял снотворное, но уснули не сразу.

На другой день в пять часов вечера Карл вышел на улицу, прошел несколько кварталов до станции автопроката и легко договорился с хозяином об аренде грузовичка. Ар подъехал к дому, и вчетвером в один заход они вынесли четыре мешка, в которые была уложена взрывчатка.

Затем Ар и Карл сели в кабину и поехали к вокзалу. Тем временем Гудрун и Ирма, уже давно постигшие искусство пользоваться любой машиной, даже если она заперта, а ключ зажигания отсутствует, скорым шагом добрались до соседней площади, где заранее присмотрели два «фиата». Судя по виду, ими уже несколько дней никто не пользовался.

В больших спортивных сумках Гудрун и Ирмы было оружие, огневой мощи которого позавидовал бы крейсер средних размеров. Гудрун и Ирма сели в машины и другим путем добрались до вокзала. Поставили машины так, чтобы удобно было наблюдать за боковым входом. Одновременно они держали под прицелом стоявшие на площади полицейские машины, главный подъезд вокзала и регулировщика на перекрестке.

Едва оба «фиата» заняли свои позиции с включенными моторами, как из боковой улочки неторопливо выкатил грузовичок и, подъехав к боковому входу, остановился. Из него выпрыгнули Ар с Карлом в синих грязноватых робах и стали разминать ноги.

«В чем дело? — подумала Гудрун и нахмурилась. — Они что, решили прогуляться?» Но в ту же минуту она увидела двух патрульных полицейских, направлявшихся в сторону грузовика. Ар с Карлом увидели их раньше.

Гудрун, сжимая в руке автомат, прикрытый накидкой, не спускала глаз с полицейских; она видела, что Ирма тоже в полной готовности.

Полицейские шли неторопливой, ленивой походкой. Поравнявшись с парнями, стоявшими возле грузовика, обменялись с ними несколькими словами. Все четверо рассмеялись. Полицейские продолжали путь. Гудрун вытерла пот со лба и сняла дрожавший от напряжения палец со спуска автомата. Ирма, откинувшись на сиденье, нервно закурила.

Карл с Аром сгрузили мешки и, взвалив на плечи, исчезли в дверях бокового входа. После второго захода они задержались надолго.

Но вот вновь вышли на улицу, не спеша забрались в кабину, и грузовичок скрылся из виду. Следом за ними, словно по команде, тронулись с места оба «фиата».

Суббота и воскресенье прошли, как всегда, в безделье, в тупом созерцании голубого экрана. Бывали минуты, когда им казалось, что для очередного тягостного ожидания просто уже не хватит сил. Они стали раздражительны, ссорились по пустякам. Однажды Ар не удержался и закатил Гудрун пощечину. Это обычно сразу ее отрезвляло, и она старалась приласкаться к нему. А тут выхватила пистолет и, если бы не Карл, успевший выбить у нее оружие, наверняка продырявила бы своего друга.

В эти дни они напоминали хищников, круживших по клетке. Это было удручающее зрелище. Напряжение разрядил звонок Франжье, сразу вернувший их к действительности. К телефону подошел Ар.

— Три — тринадцать — сорок два? — спросил Франжье.

— Нет, — ответил Ар, — три — сорок два — тринадцать.

Таков был несложный пароль.

— Ну как, голубки, готовы? — сам по-голубиному заворковал адвокат.

— Готовы!

— Груз доставили?

— Доставили.

— Хвостов не заметили?

— Нет.

— Значит, точно в шестерку?

— Да.

— Не промахнетесь?

— Нет.

Этот многозначительный, но совершенно идиотский разговор был бесполезен с точки зрения дела, и Ар никак не мог понять, зачем понадобилось шефу звонить и задавать все эти никчемные вопросы. Но Франжье был тонкий психолог, он отлично знал, в каком душевном состоянии пребывают его подопечные, и точно рассчитал время звонка.

Положив трубку, Ар вернулся к реальности. Действительно, какая нелепость — ругаются, ссорятся, когда впереди величайшая акция, опаснейшее дело. Вернее, не само дело, а то, что будет потом. Он прекрасно понимал, что последует за взрывом, если он удастся. Такого им никто не простит, и полиция сделает все, чтобы их поймать. Но в конце концов чего бояться? Билеты, паспорта, деньги у них в кармане, маршрут намечен… И вот настало воскресенье второго августа. Это был великолепный воскресный день. Солнце светило радостно и торжествующе, на синем небе ни облачка, зеленела листва в скверах. Даже сквозь бензиновую вонь и тяжелый запах нагретого асфальта пробивался аромат травы и цветов.

Террасы кафе были заполнены, по-летнему ярко одетые посетители шумно спорили, смеялись, некоторые даже пели. И покачивались над столиками от легкого свежего ветерка большие цветные зонтики.

Поезд мчался к городу. В вагонах царило оживление — сотни людей возвращались после отпуска. Загорелые, отдохнувшие, полные летних впечатлений и радостных ожиданий, они вспоминали веселые эпизоды, морские походы, пляжи, пальмовые рощи, приморские рестораны и казино. А на перроне их ждали с цветами в руках родственники и друзья.

Машина с четырьмя боевиками «Армии справедливости» неторопливо, выдерживая график, ехала по направлению к вокзалу.

В квартиру они больше не вернутся. Сразу поедут на аэродром. Все так рассчитано, что они успеют проскочить до того, как в аэропорту будет усилен контроль. Ведь причину взрыва сразу не установят и, уж конечно, не установят виновных.

…17 часов 50 минут. Поезд минует последний перед городом разъезд и, громко стуча на стыках, начинает слегка замедлять ход. Многие пассажиры уже узнают пригороды, а иные даже свои кварталы.

…17 часов 55 минут. Старый «форд», угнанный за полчаса до этого со стоянки, притормаживает и сворачивает в ворота заброшенного склада невдалеке от железной дороги.

…17 часов 57 минут. Машинист электровоза ведет свою машину совсем медленно в лабиринте путей и стрелок. Он уже на территории станции, вдали видно разукрашенное в это летнее время здание вокзала.

…17 часов 59 минут. Ар вынимает из сумки электронное устройство дистанционного взрывателя и впивается глазами в циферблат часов. Слышно лишь тяжелое дыхание остальных. Все бледны, лица напряжены.

…18 часов. Поезд, лязгнув последний раз, останавливается у перрона. Толпы встречающих бросаются к дверям вагонов, откуда уже выскакивают первые пассажиры. Слышны приветствия, радостный визг ребятишек, крики носильщиков, смех…

…18 часов 01 минута. Ар резко нажимает на кнопку. Взрыв чудовищной силы сотрясает вокзал.

С грохотом, в клубах дыма и пыли обрушивается зал ожидания, взрывная волна горячим ураганом проносится по перрону. На какое-то мгновенье наступает тишина, нарушаемая лишь стуком запоздало падающей балки да звоном стекла. И сразу же раздаются отчаянные крики, вопли раненых, неистовый плач детей, слова команд, топот ног, стоны, рыдания. Обожженные люди мечутся повсюду, матери зовут детей… Вперемежку с кирпичами, балками, грудами стекла, валяются убитые и раненые, растекаются лужи крови…

С воем сирен мчатся к вокзалу машины полиции, «скорой помощи», пожарные.

Санитары, полицейские, добровольцы начинают выносить раненых, расчищать обломки, извлекая из-под них все новые и новые тела.

Полиция оцепляет весь район. На место прибывает комиссар Лукас с экспертами. И пока под непрекращающиеся крики пострадавших, рыдания, нечеловеческие вопли одна за другой машины увозят жертвы, эксперты начинают свою работу.

Может быть, это взрыв газа? Комиссар Лукас и помощники предполагают другое — они хорошо знают, что через город следуют «кое-какие» военные грузы на расположенные неподалеку военные базы. Может быть, какой-нибудь застрявший с этими грузами поезд или вагон взорвался?..

…Нажав на кнопку и услышав грохот взрыва, Ар включил мотор. Увидев, что он направляется к вокзальной площади, Карл вскричал:

— Ты куда?!

Но Ар молча сжал губы и продолжал гнать машину.

— Ты с ума сошел, немедленно на аэродром! Мы опоздаем! — Гудрун трясла его за плечо. Но он не останавливался.

На площади Ар выскочил из машины и подбежал к оцеплению. Широко раскрыв глаза, он смотрел, как выносили из здания вокзала раненых и убитых, машины «скорой помощи» беспрерывно отъезжали и вновь возвращались.

Когда он вышел за линяю оцепления и полицейский остановил его, Ар запротестовал:

— Я тоже, черт возьми, аккуратно плачу налоги и имею такое же право развлечься, как другие, — при этом он странно рассмеялся.

И полицейский, приняв его за родственника или друга кого-то из пострадавших, чьи нервы не выдержали, отвел Ара в сторону.

Наконец Ар вернулся к машине, молча сел за руль. Но драгоценное время потеряно.

Километрах в десяти от аэропорта выстраивается длинная очередь автомашин.

— В чем дело? — спрашивает Гудрун у остановившегося на минуту встречного автомобилиста.

— А, — машет тот рукой. — Полицейский контроль, да еще какой, вы тут два часа проторчите. Опоздаете на самолет, а в утешение получите вот это, — и он с усмешкой подает ей маленькую желтую карточку.

На карточке написано: «Уважаемые господа! Извините за беспокойство, но это делается для вашей же пользы. Будем благодарны вам за содействие в борьбе с террористами».

Гудрун зло комкает желтую карточку и бросает в кювет. Ар включает радио. Взволнованный голос диктора сообщает: «…таким образом по предварительным подсчетам, в результате взрыва погибло 85 человек, в том числе 8 детей, серьезные ранения получили 200 человек, в том числе 20 детей… По мнению комиссара Лукаса, взрыв — дело рук крайней экстремистской группировки, возможно „Армии справедливости“. Полиция разыскивает двух мужчин, один — высокий, широкоплечий, глаза синие, волосы, возможно, крашеные, может носить черные очки, второй — среднего роста, с усами, глаза черные, с лихорадочным блеском, волосы, возможно, крашеные… Особо опасны, вооружены…»

Ар решительно выезжает на левую сторону шоссе и поворачивает в город. Совершенно ясно, что до аэропорта им не доехать. Если их даже не опознают на контрольном посту, то узнают в аэропорту, при проходе пограничного контроля, в самолете… Да всюду.

Они возвращаются в квартиру, куда, как они думали, уже никогда не вернутся.

Войдя в холл, молча валятся на диваны. Силы на исходе.

Вялым движением Ар включает телевизор. Все передачи прерваны, сплошным потоком идут сообщения о все новых и новых подробностях взрыва на вокзале.

Но из сообщений явствует и другое — комиссар Лукас предпринимает отчаянные усилия, чтобы разыскать преступников. Десятки тысяч полицейских, как обычно, прочесывают город. Агенты уже установили, у кого и когда был взят напрокат грузовик, с кем и в каком направлении он поехал. Капкан вокруг их тайной квартиры вот-вот захлопнется. В городе идут повальные аресты (по ходу дела арестовывают многих прогрессивных и левых активистов, студенческих лидеров — не упускать же такой случай!).

Поздно ночью, когда боевики садятся ужинать, телевизор приносит ошеломляющее известие: арестован Франжье! Его задержали в аэропорту при попытке вылететь за границу. Вместе с ним был задержан иностранец, фамилию которого не называют и который был отпущен, так как предъявил дипломатический паспорт одной заокеанской дружественной страны. К тому же с Франжье он познакомился случайно в зале ожидания аэропорта.

По телевидению (уже который раз!) выступают премьер-министр, лидеры партий, министр внутренних дел. Мэр города в своей гневной речи предупреждает руководителей страны, что «о них будут судить по результатам выполнения их обещания: сурово наказать преступников».

Но взрыв на вокзале вызвал и другой взрыв невиданной мощи — взрыв всеобщего возмущения. Многотысячные демонстрации, митинги, забастовки были ответом на неслыханное преступление террористов. И в этом народ оказался единым.

— Ну вот что, — говорит наконец Ар, — надо уходить.

— Куда? — безнадежно машет рукой Ирма.

— Они нас не найдут, — Гудрун, как всегда, полна веры в свою счастливую звезду, — а найдут, мы прихватим на тот свет еще сотню этих псов. Живыми не сдадимся!

Ар неодобрительно смотрит на нее.

— Не валяй дурака. Переодевайтесь — и в путь.

Он уже взял себя в руки и готов действовать. На случай экстренного бегства они присмотрели в соседнем дворе двухэтажный гараж, в котором всегда находятся быстроходные роскошные машины, в том числе особеyно мощная «порш». Теперь вся четверка лихорадочно собирается в дорогу. Суют за пояс пистолеты, в карманы — гранаты, надевают парики. Карл срочно сбривает усы.

Спускаются по лестнице и поодиночке пробираются к гаражу.

Когда Карл с Аром уже скрываются в его дверях, а Гудрун и Ирма собираются пересечь двор, они вдруг замечают какие-то подозрительные тени. Оказывается, и улица и квартал буквально кишат полицейскими и агентами спецслужб. Гудрун выхватывает пистолет и начинает отстреливаться. В ответ тоже звучат выстрелы. Она прячется за машиной. На спину ей откуда-то со второго этажа прыгает полицейский. Ирму тоже сбивают с ног. На руках арестованных защелкиваются наручники, и через несколько минут армейский вертолет поднимает обеих в воздух.

Тем временем во дворе начинается осада гаража.

Полиция проламывает подвальный трап возле гаража и бросает туда гранаты со слезоточивым газом, но поскольку вентиляционные трубы ведут также и в квартиры дома, газ уходит к верхним этажам. Чтобы террористы не могли выскочить, дверь гаража подпирают автомобилем. Спустя четверть часа машину оттягивают веревкой. В ту же минуту осажденные открывают двери, выпуская проникший все же в гараж слезоточивый газ.

Вся сцена напоминает съемки приключенческого фильма. На месте происшествия оказываются и сотрудники городского телевидения. Через какие-нибудь полчаса вокруг гаража, на балконах, на крышах уже расставлены телевизионные камеры, всюду размотаны толстые резиновые проводники. Ярко раскрашенные огромные фургоны передвижных телестанций застыли в переулках, и все драматические события по захвату террористов идут напрямую в эфир.

Несколько кордонов полиции сдерживают толпы любопытных, собравшихся на окрестных улицах.

В воздухе гудят вертолеты, все соседние крыши, окна подъездов и многих квартир заняты снайперами, штурмовые группы в противогазах, пуленепробиваемых жилетах и касках, вооруженные гранатами, автоматами, карабинами, ружьями, осторожно приближаются к гаражу. Через мощный громкоговоритель комиссар Лукас без конца кричит:

— Сдавайтесь! Вы окружены! Даем вам пять минут… три… две. Выходите по одному! Гарантируем вам жизнь. Вы еще так молоды! Сдавайтесь! У вас нет выхода!

— Сволочи! Псы! Не подходите! Дерьмо!

Карл занимает позицию у чуть приоткрытой двери, закуривает сигарету с марихуаной, перезаряжает пистолет и целится через щель. Но с противоположного балкона полицейский снайпер стреляет в щель, и пуля, отлетев рикошетом, попадает Карлу в бедро. Взвыв от боли, он откидывается в глубину гаража, но вскоре в дверях гаража появляется Ар с поднятыми вверх руками.

— Всю одежду сбросить! Руки за спину! Не вздумай валять дурака! — кричит Лукас.

Ар торопливо выполняет приказание, он остается в одних трусах, на левой ноге у него кровь — его тоже задела пуля. На него набрасываются полицейские, скручивают руки, он кричит от боли. Но его волокут к машинам.

— Кто остался в гараже? — спрашивает комиссар Лукас.

— Карл.

Ара запихивают в вертолет, который тут же улетает.

Десяток вооруженных до зубов полицейских в пуленепробиваемых жилетах, в касках и противогазах, под прикрытием бронемашины врываются в гараж и возле одного из автомобилей — роскошного «изоривольта» обнаруживают раненого Карла. На нем черные очки, волосы всклокочены, нога залита кровью, он стонет. Четверо полицейских хватают его за ноги и за руки и волокут на улицу.

— Свиньи! Псы! — орет Карл, отчаянно отбиваясь.

— Вы обыскали его? — спрашивает комиссар Лукас. — Оружия нет?

И словно в ответ из кармана Карла вываливается пистолет. Полицейские хохочут.

Карла приносят в санитарную машину, делают ему переливание крови и тоже отправляют на вертолете.

Операция по захвату террористов закончена. Она не продолжалась и часа.

По телевидению выступает комиссар Лукас и без конца прокручивают видеопленку эпизодов ареста боевиков.

Полиция закусила удила. По всему городу идут повальные обыски. Более тридцати человек было арестовано, некоторые в результате драматических погонь, перестрелок и засад. В тюрьме после голодовки покончил с собой один из боевиков. Одновременно с «Армией справедливости» пострадали и другие террористические группки и организации, ставшие объектом массированных облав.

Но и они не дремали. Снова взрывались бомбы и начиненные взрывчаткой автомобили в общественных местах. От пуль террористов гибли самые разные люди: политические деятели едва ли не всех направлений, судьи и следователи, банкиры и редакторы газет.

В который раз повторилась знакомая картина: волна терроризма вызывала волну полицейских репрессий, которые, в свою очередь, вызывали новую волну террора.

«Насилие порождает насилие» — это звучало как никогда точно.

Террористов судили. Но после недолгого процесса адвокат Франжье был оправдан за недостатком улик. Единственным доказанным обвинением было сопротивление властям и ведение машины в нетрезвом состоянии, но срок наказания он уже отсидел в «предвариловке». «Решение суда меня поразило, — заявил после процесса Франжье комиссар Лукас. — Оно полностью противоречит фактам, собранным нами в ходе следствия. На основании этих данных суд мог и должен был вынести иной приговор неофашистам».

Это было отличное интервью, и Франжье, сидя за обедом в далекой стране с «дорогим другом» Рони, с удовольствием прочел его в газете.

В других процессах, где дела были серьезней, преступникам дьявольски везло: свидетели обвинения кончали жизнь самоубийством, умирали от отравления, попадали в пьяном виде под поезд или в автомобильную аварию. Наконец, просто погибали от пуль неизвестных. Другие — высокопоставленные свидетели, а то и подсудимые выбрали именно это время, чтобы уехать на каникулы, в заграничные деловые поездки или в туристские турне. И все как один по рассеянности забывали оставить адреса.

Шло следствие и по делу Ара, Гудрун, Карла и Ирмы.

Когда оно было закончено, состоялся суд. Все четверо подсудимых во время процесса не отказали себе в удовольствии поиздеваться над судьями, всячески оскорбляли их. Гудрун, яростно сверкая глазами, выкрикивала лозунги. Ар презрительно молчал, сплевывая время от времени. А когда начал говорить Карл, прокурору пришлось прервать его — подсудимый пересыпал свою речь чересчур крепкими выражениями.

Приговор оказался суровым. Может быть, потому, что судили все-таки не главарей. А может быть, уж слишком большое возмущение вызвало фактическое оправдание Франжье. Во всяком случае, в этом приговоре были и такие слова: «Никогда террористические группы не смогли бы осуществить столько покушений, если бы неофашисты не были уверены, что они пользуются покровительством влиятельных лиц, в первую очередь принадлежащих к государственному аппарату». Опубликовывая приговор, большинство газет в этом месте делали купюры.

Все четверо за убийства, ограбления банков, преступное сообщество, незаконное хранение оружия, похищения людей, угон автомобилей и т. д. были осуждены на пожизненное заключение.

После вынесения приговора все четверо последний раз спокойненько попрощались друг с другом за руку и по подземному переходу прошествовали в здание тюрьмы, в наиболее охраняемое ее крыло, где им и предстояло отныне существовать до конца жизни.