— Мисс Мерритт?

Элен Мерритт, сидевшая за столиком, обернулась:

— Да, это я. А вы, я полагаю...

— Вы можете называть меня Санберн. Мы ведь договорились об интервью... вот я и здесь.

— Я думала, вы будете одни.

По бокам от Санберна стояли двое крупных мужчин.

— Ничего, если мы пересядем? — спросил один из них. — Столик у стены, вроде, не занят.

Столик действительно был не занят. В баре «У Селима» было немноголюдно — впрочем, почти как и всегда. Санберн устроился спиной к стене, Мерритт уселась напротив, а спутники Санберна разместились так, чтобы просматривать весь бар.

— Вы опасаетесь за свою жизнь? Вам кто-то угрожает?

— Постоянно опасаюсь. Никто не угрожает.

— Опасаетесь постоянно, поэтому до сих пор и живы? — похоже, Мерритт уже начала мысленно выстраивать текст своей статьи. Санберн тут же это заметил:

— Именно. Можете так и записать, — и он слегка улыбнулся.

— Начнем, пожалуй? — Мерритт выложила на стол диктофон; Санберн кивнул.

— Для начала я задам несколько... почти что формальных вопросов, хорошо?

Санберн вновь кивнул.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Вы можете называть меня Санберн. Я летчик-истребитель, моя основная специальность — воздушный бой, но я умею работать и по большинству наземных целей. Прямо сейчас у меня вынужденный перерыв в работе.

Мерритт легонько кивала: почти все было ей уже известно, и причины перерыва тоже.

— Как вы оказались в наемниках?

— Так же, как и другие. Наемникам платят больше, чем в национальных ВВС.

— Вы не считаете профессию наемника... простите, конечно... несколько... не то что грязной, а...

Санберн, не в первый раз работавший с журналистами, быстро отметил ее тактическую ошибку: такие вопросы надо задавать не в начале, а в конце интервью, иначе собеседник моментально может замкнуться — и плакал материал для журнала. И тут же решил, что никакими ее ошибками пользоваться не станет. Даже наоборот.

— Видите ли, мисс Мерритт...

— Можно просто Элен.

— Элен, любая... ну, почти любая профессия — она такая, какой ее делают люди, которые ей занимаются. Я стараюсь работать чисто. Люди вокруг меня — тоже.

Он слегка улыбнулся, давая понять, что не обиделся.

— Но... все эти войны корпораций и локальные войны, которые ведут местные диктаторы...

— Да, это почти что сто процентов наших заказов.

— Вы же не назовете их чистым делом?

— Ну, во-первых, там всегда уже все так испачкано, что грязнее уже не сделаешь. Во-вторых, и это главное, для грязной работы мы слишком дорого стоим.

— Что вы имеете в виду?

— Нет смысла ровнять с землей городской квартал, чтобы уничтожить одного человека. Один пуск управляемой ракеты — это примерно столько же, сколько уйдет на контракт, заключенный с очень хорошим специалистом, вооруженным снайперской винтовкой. Бомбить с воздуха главный офис какой-нибудь экологической организации, которая стала у корпораций на пути, ни к чему, проще подогнать к нему грузовик со взрывчаткой. Так было, есть и будет. Никаких нравственных дилемм. Возможно, вы не в курсе, что в реальных контрактах оплачивается каждый час, который наши самолеты проводят в воздухе — и это десятки тысяч долларов. Знаете, всякие «обниматели деревьев» такой чести явно не заслуживают. Мы вступаем в дело, когда всем ясно: без удара с воздуха никак. Другими словами, наши цели всегда вооружены и способны постоять за себя. Никаких убийств беспомощных людей.

Мерритт посмотрела на диктофон, словно стремясь убедиться, что этот монолог записан. Санберн пригубил коньяк. Потом добавил:

— Да, с террористами и наркокартелями лучше не связываться. Это сильно бьет по репутации. Связываться напрямую, по крайней мере.

— Но ведь конфликт между Стерном и Придье возник именно из-за этого? Из-за вопросов морали?

— Так захотел ваш редактор.

И вот тут Мерритт оказалась по-настоящему сбитой с толку:

— Простите... Что значит «захотел редактор»? Вы имеете в виду...

— Да, Дэвид Ледиман, главный редактор вашего журнала «Садден Дэс». Что такое?

— Простите, но... Как он может решить, из-за чего им конфликтовать, а из-за чего нет?

Сейчас сбитым с толку оказался уже Санберн:

— А кому же решать, только он и может решить... Подождите! Вы считаете, что Стерн, Придье, «Уайлдкэтс» — это все живые люди? Ледиман предупредил нас, что это ваша первая работа для «Садден Дэс», но не ввел вас в курс дела?

— Какой курс дела?

Санберн замолчал, пытаясь сообразить, как лучше ответить. Мерритт опередила его:

— Никакого конфликта не было? На самом деле они лучшие друзья, просто нам нужен был хороший материал?

Санберн еще долго молчал, потом сказал:

— Видимо, мистер Ледиман хотел, чтобы вам все объяснил я. Зачем, интересно. Ну ладно. Нельзя сказать, что Стерна и Придье, равно как и истребительной группы «Уайлдкэтс» совсем уж не существует. Существуют.

— Вы о чем? Нет, вы серьезно?

— Абсолютно. Об этом знают если не все, то многие. Просто вы прибыли совсем недавно. Так вот, каждого из этих героев образуют, как минимум, три человека.

— Три?

— Ну да. Первый Джеймс Рэндольф Стерн — обычный актер. Хорошо, если ему хоть раз приходилось посидеть в кабине истребителя. Его фотографировали и брали интервью. И автографы тоже.

— А настоящий Стерн держится в тени?

— Не совсем. Есть еще один Стерн. Это уже настоящий летчик, командир пилотажной группы «Уайлдкэтс». Они выступают на всяких авиашоу. Хорошо выступают, надо сказать, noblesse oblige. Он, разумеется, на фотографиях не светится, просто чтобы актеру не мешать. Если его и снимают, то так, чтобы не было видно лица. Вот с этим человеком я даже немного знаком. Пару раз выпивали.

— Вы говорите, есть и третий?

— Третьих может быть даже несколько. Вот это уже настоящие летчики-наемники, состоящие в Дипломатических силах Турции. Это, скорее, консультанты.

— Вы знаете...

Мерритт как-то замешкалась; Санберн вновь чуть-чуть улыбнулся: продолжайте, не бойтесь.

— ...Вот почему Дэвид несколько раз сказал, что я буду говорить с настоящим наемником. Все повторял: настоящим.

— Ну да. Наверное, поэтому.

— А вы сами точно не актер?

— Какое уж там, — и Санберн показал глазами на своих спутников.

— А вы были «третьим Стерном»? Или «третьим Придье»?

Санберн усмехнулся:

— Лично я — нет. Но с меня слегка срисовали помощника Стерна, Лайла Ричардса. Правда, сделали его немного постарше. Между прочим, допустили несколько приличных проколов. Все же ваш Ледиман в авиации не очень разбирается, как его ни учи.

— А я теперь припоминаю... Ричардс — это такой опытный ветеран, телохранитель Стерна на земле?

— Ага. Над телохранителем я больше всего смеялся.

— А что тут смешного?

— Ледиман упорно создает нам имидж ковбоев. Если мы не в воздухе, то обожаем стрелять с бедра и драться в салунах. Нет, это комплимент, конечно. Я на вашего редактора не в претензии.

— А на самом деле?

— Нет, не любим мы это дело. Но бойцовский характер, конечно, нужен, тут Ледиман прав. Впрочем, он всем бы не помешал. Уметь драться должен каждый.

— А зачем вообще вся эта ширма?

— С одной стороны, нам нужна полная секретность. Иначе мы начнем нести тяжелые потери. И не только при выполнении контракта... возвращаясь к снайперским винтовкам и пистолетам с глушителями. Но с другой, каждая авиагруппа ДСТ — коммерческое предприятие. Ему требуется реклама. За этим и нужен ваш журнал.

— Но какую рекламу может дать сплошной вымысел?

— Это не сплошной вымысел. Все сложнее. Со временем узнаете, — и Санберн замолчал.

— А почему Стерн погиб? Ну, условный Стерн?

— Потому что погиб «Стерн номер один», актер. На мотоцикле разбился, кажется. «Стерн номер два» был недоволен, но долго без работы не сидел, насколько я припоминаю. Какое-то дело для него нашлось. Он хороший летчик, в конце концов.

Некоторое время Мерритт молчала, потом сказала:

— Еще несколько вопросов, если можно.

— Пожалуйста.

— Что вы можете сказать об IRS?

— Могу сказать, что это уже не вымышленный противник. Здесь все очень серьезно. И многим стоило жизни.

— В вашей среде IRS принято ненавидеть.

— Еще бы. Кстати, и не только в нашей среде. Террористов не любит никто.

— «Мы знаем, где вы живете... и ваши дети тоже!» — они действительно дают такую рекламу?

— Не-ет, это уже изобретение Ледимана. Рекламу они вообще не дают. Они просто так делают. Безо всякой рекламы.

— Послушайте, и такое действительно бывало?

— Еще как. Особенно раньше. Сейчас полегче стало. А может, эту проблему удастся решить совсем.

— После вашей самой знаменитой операции?

— Ну, и после нее тоже. Но не только.

— Странно, ведь это же просто налоговая служба США... ну, бывших США.

— Ага. А мы, к примеру, формально — просто международные миротворческие силы под эгидой Турции. Вот в таком мире мы с вами живем.

— Понятно. А сейчас я задам несколько вопросов о вас лично.

— Пожалуйста, только имейте в виду, что я смогу ответить далеко не на все.

— Да, я понимаю, вам нужна секретность. Я не спрашиваю, где вы учились летать, из каких ВВС пришли...

— ...И где живут мои родственники...

— ...И где живут ваши родственники; понадобится — изобрету сама.

Санберн улыбнулся: вы прекрасно поняли правила игры.

— Хорошо. Вы говорите, что специализируетесь по воздушному бою. А сколько самолетов вы сбили?

— Мало.

— Даже это говорить нельзя?

— Мало.

— Ну, хорошо. Тогда самое главное.

Санберн сидел, откинувшись на спинку стула и спокойно смотрел Мерритт в глаза. Мерритт долго молчала, думая, как задать главный вопрос этому человеку, который довольно мало походил на летчика-истребителя, да еще и наемника — по крайней мере, такого, каким она себе его представляла.

Молчание все тянулось. Санберн все так же неподвижно сидел, глядя ей в глаза и спокойно ожидая вопроса.

— А, ладно, — сказала, наконец, Мерритт. — Санберн, вы знаете, я буду с вами откровенна. Редактор... «мистер Ледиман» сказал мне вот что, дословно: «Элен, вы будете говорить с человеком, который пережил удивительное приключение. И для нашего журнала оно подходит идеально. Но заставить рассказать его об этом вы не сможете». Это правда?

Она даже не успела закончить, как увидела, что взгляд Санберна стал меняться.

Треск цикад.

Запах недавно вскопанной земли и свежескошенной травы.

Яркое полуденное солнце.

И тонкий вибрирующий звон двигателей приближающегося самолета.