Эмили включила громкую связь. Голос Магнуса:

– Эй, детка, не могла бы ты зайти на минутку?

Магнус всех адвокатов-мужчин называл «приятелями», даже если они были лет на пятнадцать старше него, а всех особей женского пола – либо «детками», либо «лапочками».

Эмили взяла блокнот и встала. Она опять вспомнила о той беседе. Пришло время им доказать.

На часах полдесятого. Юсефин еще не пришла, поэтому Эмили и включила громкоговоритель. Иначе это помешало бы ее коллеге, к тому же Магнус настаивал на абсолютной конфиденциальности.

Она прошла в его кабинет.

Магнус сидел с телефонной трубкой в руке.

– Закрой дверь, – сказал он. – Я собираюсь позвонить Карлу-Юхану и Катарине Шале, родителям Филипа, я включу громкую связь и хочу, чтобы ты тоже слушала. Тут кое-что случилось, кое-что очень тревожное.

– Что именно?

– Точно не знаю, пока я только получил сообщение. Садись.

Она была счастлива от того, что привела в порядок ДД-доклад и к тому же так отлично с этим справилась. Последние несколько часов она работала не отрываясь. Клиент будет доволен, в этом она уверена. Но нервный озноб в теле прошел только утром.

Эмили привыкла заниматься делами, в которых у нее не было опыта. Так обычно и происходит в фирмах среднего уровня, где юристы должны услужить клиенту и ответить на все его вопросы, но нет возможности иметь штат экспертов в каждой отдельной области, как у гигантов вроде «Маннхеймер Свартлинг» или «Винге». Хотя поиски пропавшего человека – это не новое юридическое поле. Это совершенно новый тип задания, совсем иная работа. Для нее это было как высадка на Марс.

Ее первая реакция была та же, что и у Тедди, хотя, как ей казалось, у них не было абсолютно ничего общего. Нужно пойти в полицию. Но Магнус также объяснил ей нежелание родителей обращаться туда и еще напомнил о деле Себастьяна Андерссона, когда похитители смогли следить за расследованием шаг за шагом благодаря статьям в «Экспрессен».

– Дело в факторе известности. Если бы семья Шале не была семьей Шале, я бы больше полагался на полицию.

Когда они начали работать над делом, она спросила Магнуса, с чего он порекомендует ей начать. Он ответил:

– Я так давно занимался такого рода практикой, что ты разберешься лучше, чем я.

– Но это совсем не юридическая практика.

– Да, здесь ты права.

Дальше этого обсуждение не пошло. Типичное поведение партнера. Они занимаются отношениями с клиентами, но саму работу делает кто-то другой.

Тогда она полезла в поисковик, посмотрела сайты полиции и некоторых волонтерских организаций. «Миссинг Пипл», «Пропавшие дети». Там нашлись основные моменты.

Вы знаете, где пропал человек?

У вас есть доступ к онлайн-банкингу пропавшего? Узнайте, когда карта использовалась в последний раз, проверьте, активна ли она сейчас.

Обзвоните больницы в предполагаемом районе пропажи.

Магнус рассказал ей, как исчезновение обнаружилось. Если бы все было как обычно, родители Филипа не стали так рано бить тревогу. Карл-Юхан и Катарина нечасто говорили с сыном по телефону. Они встречались с ним время от времени, но нерегулярно. Конечно, Карл-Юхан был в правлении одной из сыновних компаний, но это не предполагало частых встреч. Филип мог бы отсутствовать несколько дней, и они бы этого не заметили.

Но вмешался случай. Карл-Юхан купил новое ружье и решил отдать свою старую двустволку сыну. Он заходил к Филипу около недели назад, звонил в дверь, но Филип не открыл. Карл-Юхан, который хотел устроить из передачи ружья сюрприз, написал записку и опустил ее в почтовый ящик:

Дружок, я так тебя люблю. Поэтому отдаю тебе мою старую… Я ведь хочу, чтобы ты был счастлив, когда ты выбираешься на… Позвони папаше!

Это было так не похоже на Карла-Юхана, что Филип должен был перезвонить сразу, как только найдет записку. Но он, может, был у своей девушки? Может, прочел записку только следующим вечером? Или еще через день. Но потом Карл-Юхан стал догадываться, что что-то здесь не так. Почему Филип не дает о себе знать?

Карл-Юхан очень хотел рассказать сыну о двустволке. Он попытался позвонить, но телефон Филипа был выключен. Рабочий номер тоже не отвечал. И когда его случайно соединили с Яном, оказалось, что тот тоже не имел понятия, куда Филип запропастился.

И тогда Карл-Юхан и Катарина Шале начали подозревать неладное. Но совершенно уверены они не были.

На следующий день они случайно столкнулись с Акселем Нильссоном, другом Филиппа. Тот рассказал, что пару недель назад Филипа избили. По словам Акселя, Филип говорил, что нападавшие были из Седертелье.

И тогда они решились.

Не получив никаких вестей о сыне и с помощью слесаря взломав дверь в его квартиру, они обратились к Магнусу Хасселу.

Они знали его лично и нуждались в его совете.

Эмили обзвонила все стокгольмские больницы с расспросами о Филипе. Одни отвечали, что он не был у них на лечении, другие – что они не имеют права разглашать информацию о пациентах. Эмили спросила:

– Но мы же не знаем, где он, и волнуемся. И вы считаете, он может быть против того, чтобы вы нам рассказали?

В Сальгренской больнице ей на это ответили, как и в большинстве других:

– Такие правила. Если пациент не хочет, мы не можем ничего сообщить.

Эмили не сдавалась:

– Могу я тогда спросить чисто гипотетически? Если бы он был у вас, могли бы вы передать ему, чтобы он позвонил отцу?

Медсестра помолчала.

– Гипотетически?

– Да, если вдруг он все-таки у вас. Просто попросите его позвонить.

– Хорошо.

– Вы попросите его перезвонить как можно скорее?

– Вряд ли это понадобится.

Этого оказалось достаточно. По крайней мере, в этой больнице его не было.

Она все еще не представляла, в каком направлении ей копать. Она юрист, а не какой-нибудь частный сыщик.

Но вчера, когда этот чудной Тедди ушел, а она рьяно взялась за отчет по ДД, ее вдруг осенила идея.

Юссан говорила, что ее дядя работал в полиции. Это будет только шаткий мостик, сплошные «если» и «может быть», но нужно попытаться. Эмили рассказала все, как было.

– Мне нужно поговорить с полицейским, с кем-то, кто сможет мне рассказать об определенных вещах, и я сразу подумала о твоем дяде.

– Ага, – протянула Юсефин. Возможно, просьба показалась ей слишком бесцеремонной. – Это связано с новым делом?

…Инспектор Йонни Сванелль оказался точно таким, как Эмили себе и представляла. Волосы коротко подстрижены, во взгляде сквозило что-то наивное, в то же время он был спокоен и собран. На запястье спортивный браслет. В клетчатой рубашке, грубых черных ботинках и черной штормовке. Почему шведы обожают походную одежду – этого Эмили никогда не могла понять. Люди выглядят так, как будто собираются покорить Кебнекайсе, даже когда просто вышли в магазин за хлебом.

Они расположились в кафе в торговом центре «Нака Форум». Йонни жил неподалеку. На часах было семь, и многие магазины уже закрывались. Кафе и рестораны проработают еще пару часов, а потом огромная шопинг-галерея полностью опустеет.

Почти безлюдный центр – Эмили казалось, что в этом было что-то зловещее.

Йонни прихлебывал чай и ковырял вилкой кусок черничного пирога.

– Мы с племянницей не так часто болтаем, так что когда она звонит и говорит, что дело срочное, я это воспринимаю очень серьезно.

– Спасибо, что приехали так быстро. И я очень благодарна, что вы вообще согласились встретиться. Мы ведь совсем не знакомы.

– Нет, но Юссан хорошая девочка.

Эмили оглядела кафе, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Всего два столика вдалеке были заняты.

– Итак, я работаю вместе с Юсефин и сейчас занимаюсь довольно специфичным делом. Я подозреваю, что вы порекомендуете мне обратиться в полицию, но я сразу хочу сказать, что не могу этого сделать. Хочу, чтобы вы заранее это знали.

– Хорошо, я еще ничего и не сказал. О чем речь?

– Мы ищем человека, предположительно пропавшего. Речь может идти о похищении, но возможно, что дело в другом: насилии или несчастном случае. Я бы хотела услышать, что об этом деле думает опытный полицейский. Юссан говорит, что вы настоящая звезда сыска и скоро станете комиссаром. И что все вас обожают.

Она старалась его умаслить изо всех сил, хуже от этого не будет.

Йонни продолжал потягивать свой чай.

– Пожалуй, вам стоит рассказать побольше, чтобы я смог разобраться.

Другого Эмили и не ожидала. С чего бы полицейскому, который привык расследовать преступления и ловить преступников, который должен был их регистрировать, помогать ей, не разобравшись, в чем дело? Его дело просто принять заявление, не более того.

– К сожалению, сказать я могу немного. Вам придется обойтись тем, что есть, имена или что-то еще, что наведет вас на мысли, о ком я говорю, вы не узнаете. Могу только рассказать, что совершеннолетний человек пропал неделю назад.

Она поделилась тем, что им было известно.

Йонни изучающе посмотрел на нее, когда она закончила. Снова поднес чашку к губам, но не сводил взгляда с Эмили, пока пил.

– Могу я кое о чем спросить?

– Да.

– Чем вы, черт возьми, занимаетесь?

– Что вы имеете в виду?

– С той ситуацией, о которой вы говорите, нужно обращаться в полицию, вы и сами понимаете. Нельзя играть в детективов, это смертельно опасно.

Эмили глубоко вздохнула. Придется идти ва-банк.

– Сейчас дело не в этом. Я связана пожеланием моих клиентов, родителей пропавшего. Они вас просто боятся.

– Боятся нас?

– Да, и вы, наверное, догадываетесь почему. Не секрет, что в полиции сливают информацию только так, когда речь идет об известных людях. И это серьезно уменьшает их шансы найти сына. Если речь действительно о похищении.

– Вот как вы думаете.

– Именно так. Так что если вы не можете мне помочь, я не стану отнимать у вас время, спасибо, что уделили мне минутку. Но я могу вас заверить, что у нас есть все ресурсы для этого дела и что мы сотрудничаем с нашим партнером – бюро расследований «Редвуд Секьюрити», а они в этом понимают. Нужно найти человека, который, скорее всего, в опасности. Не хотите помогать – давайте распрощаемся. Я заплачу за пирог.

Через полтора часа она села в такси, чтобы вернуться в центр. Она устала. ДД-отчет выжал из нее все соки. И она не была уверена, что вынесла что-то полезное из встречи с Йонни Сванеллем.

Он снял маску. Может, ему просто хотелось ее проверить, может, он по-своему воспринял ее слова и сделал свои выводы. Лучше попытаться помочь, чем стоять в стороне. Оказалось, что он уже десять лет занимается расследованием тяжких преступлений в южном округе. Они успешно расследовали целый ряд возможных похищений, но некоторые из них оказались просто несчастными случаями.

Он дал ей множество советов:

– Найдите всех взрослых людей, с которыми он встречался в последние месяцы. Проверьте его бухгалтерию. Просмотрите упоминания в газетах и возможные публичные выступления. Проверьте все компании, которыми он занимался, все организации, в которых он состоял, узнайте о его образе жизни. Проверьте, есть ли судимости или подозрения в совершении преступлений. Узнайте подробно обо всех заключенных в этом году сделках, в том числе частных – таких как покупка недвижимости.

Другими словами, нужно сделать «дью-дилидженс» по Филипу.

И сделать это надо быстро.

– Мы не в Алжире и не в Колумбии, в Европе заложников не держат больше десяти дней. Если не разобраться за это время, конец будет печален. Если это вообще похищение.

Эмили пыталась следовать его инструкциям.

Придя домой, она позвонила родителям Филипа. Она искала его в Интернете. Заказала списки групп и информацию об однокурсниках Филипа в Стокгольмском университете.

Но ни с кем из них не связалась, пока что дело было очень тонкое. И она сделала все возможное, чтобы разузнать побольше.

Филипу Шале было двадцать восемь, на несколько лет меньше, чем ей самой.

Он вырос в центре Стокгольма, в Эстермальме, жил с родителями, пока не съехал. Учился в школе Нильссона и в Индивидуальной гимназии. Оба заведения – частные школы с репутацией, они существовали задолго до того, как шведская система образования перестала регулироваться государством. Тогда в Стокгольме было только три частные гимназии: Индивидуальная, Французская и Школа Кристоффера в Бромме.

Но двадцать лет назад школы полностью приватизировали. Кто угодно мог открыть свою школу, разместить рекламу и набрать учеников. А если были ученики, были и деньги. Школы стали выгодным делом. Простая арифметика: низкие издержки, гарантированные доходы. Мать Эмили была настроена весьма критично, особенно когда один из больших школьных «концернов» обанкротился. Но с другой стороны, а что в современной Швеции она не критиковала?

После гимназии Филип занимался с частным преподавателем, чтобы получше сдать экзамены, предыдущие оценки оказались недостаточно высокими для поступления в университет. В это же время он разместил свои первые инвестиции. Сын одного из отцовских сотрудников, семнадцатилетний компьютерный гик Кевин Андерссон, в свободное время создал программу для передачи изображений между мобильными телефонами. Филип основал фирму, составил контракт и вложил пятьсот тысяч. Они назвали проект «Пиксель Флоу». Через девять месяцев они продали свою компанию в тридцать раз дороже. На этом деле Филип заработал первые собственные миллионы. Сколько получил юный Андерссон, написавший программу, в бумагах, которые прочла Эмили, не значилось. Однако она отметила, что идея о передаче изображений к сегодняшнему моменту, похоже, умерла, уступив место другим технологиям. Она представила, что отец сказал бы: «Все эти новые штуки происходят быстрее, чем в хоккее». Что он имел в виду под «новыми штуками», всегда было несколько туманно.

После двух попыток Филип наконец набрал на экзамене баллы, необходимые для изучения экономики в Стокгольмском университете. Но похоже, что и там он сдал только треть экзаменов. Большую часть своего времени он посвящал бизнесу.

Кабинет Магнуса. Какие-то бумаги лежали у него на столе. Сверху на них – большой снаряд, кажется, от миномета. Магнус использовал его как пресс-папье.

Он позвонил родителям Филипа:

– Добрый вечер, теперь со мной Эмили. Расскажите, что случилось.

Зазвучал приглушенный голос Карла-Юхана Шале:

– Я только что говорил с Патриком Эрном, это наш с Филипом поверенный в банке. Час назад Филип ему звонил.

– Что он сказал?

Голос Карла-Юхана дрожал, и он несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем продолжить. Эмили показалось, что он не сможет говорить.

– Он сказал, что Филип ему позвонил и попросил перевести шестнадцать миллионов крон на его расчетный счет.

– Ох, вот дерьмо. Вы сообщили в «Редвуд»?

Именно Магнус порекомендовал семейству Шале обратиться в бюро расследований «Редвуд Секьюрити».

– Нет, – ответил Карл-Юхан.

– Тогда я сам им позвоню, пусть у них будет та же информация, что и у нас, и как можно быстрее. Нам нужно в скором времени встретиться с вашим поверенным. Можете прислать его номер?

– Но что нам делать? Кажется, случилось что-то страшное, как мы и подозревали. Нам и в голову не приходило, что что-то подобное может с нами произойти. Это так тяжело. Титти в полном отчаянии.

Эмили решила, что Карл-Юхан на том конце провода с трудом сдерживает слезы.

Когда Магнус говорил, его голос звучал спокойно и размеренно. Важным качеством хорошего адвоката было всегда казаться уверенным в том, что говоришь и делаешь.

– Во-первых, мы еще не знаем, было ли преступление. Во-вторых, хочу сказать, что разговор Филипа с поверенным – обнадеживающий признак. Он жив, и речь идет о деньгах. Сделаем еще один заход, чтобы разобраться, в чем дело. Я бы хотел, чтобы Эмили снова с вами поговорила. И нам нужно еще раз осмотреть квартиру Филипа. Затем нам нужна распечатка его звонков в последнее время и список покупок, за которые он платил кредиткой. Эмили приедет к вам как можно быстрее, мы подпишем доверенность и разберемся с расчетным счетом. Подумайте еще, стоит ли нам сообщить его девушке или другим знакомым.

Они поговорили еще несколько минут. В это время пришел мейл с контактами Патрика Эрна, поверенного.

Магнус открыл его, говоря Карлу-Юхану, что они хотели бы осмотреть машину Филипа.

– Мы не знаем, где она, – сказал Карл-Юхан.

– Совсем не знаете?

– Ну, у него есть гараж, но машины там нет.

– Понятно, тогда мы этим займемся.

– А деньги, что нам делать с этими деньгами?

Ответ Магнуса звучал так, как будто с каждым словом он изливал на собеседника порцию успокоительного:

– Я перезвоню после встречи с поверенным. Пусть он ничего не предпринимает сейчас. Положитесь на меня, Карл-Юхан. Мы все уладим.

Магнус задержал руку на телефоне на пару секунд после окончания разговора:

– Жуткая история. Они хорошие люди.

Он повернулся к Эмили.

– Займешься этим?

– Мне поехать к ним сейчас?

Магнус запрокинул голову назад, как будто он внимательно рассматривал потолок.

– Что за люди могли это сделать?

– Да, это полная дикость.

– Это не просто дикость, это полный кошмар.

Эмили не нашлась что сказать.

– Поезжай к ним, – сказал Магнус. – Позвони Тедди.

– Я, кстати, не знаю, зачем он мне нужен. Он ясно сказал, что не хочет с нами работать.

– Ты так и не поняла, Эмили. Мы не так работаем. Мы – юридическая фирма «Лейонс». Нам нужны только лучшие.

* * *

Входная дверь открылась. Он услышал, как Деян снял и повесил куртку.

– Здорово, красавчик. Не пора ли здесь проветрить? Все еще валяешься?

Деян вошел в комнату. Он казался потрепанным и усталым, с кругами под глазами и глубокими складками на лбу. Похоже, что он все еще был слегка навеселе.

– Я жду, пока ты вернешься. А потом хочу прогуляться.

– Прогуляться? Ты завтракал?

– Нет.

– Тогда кончай тупить, завтрак – самое важное за весь день. Я точно знаю, у меня ж диабет.

Сегодня Тедди ночевал у старого дружка.

Вчера вечером у Линды резко поменялось настроение, когда она получила сообщение от Могге Викинга.

Ее сын пошел по той же дурной дорожке, что и Тедди, он восхищался Тедди. На дядю он все время ссылался в ссорах с матерью. Она слышала, что Никола упоминал его и когда чего-то хотел от других парней на улице. Учителя, соцслужбы и полиция рассказывали ей, как это все выглядело: «Я племянник Тедди, знаешь, кто это?», «Шутки со мной шутишь? Вот Тедди об этом узнает».

Линда считала, что все стало еще хуже, когда Тедди вернулся. Теперь он был уже не только примером. Он был самим богом. Но угрозы от Викинга стали последней каплей. Тедди впутал Николу и Линду в свою прежнюю жизнь.

Она злилась, почему он ее не предупредил, когда переехал к ним. Почему не решил своих старых проблем. Почему он был как раньше?

Тедди пытался ее успокоить, но все становилось только хуже по мере того, как она пила все больше вина.

И тогда она нанесла смертельный удар.

– Я хочу, чтобы ты съехал хотя бы на несколько дней. Можешь пожить у Деяна или Алекса или кого-то еще из старых приятелей, – сказала она.

Тедди прикрыл глаза.

– Дома должны быть покой и тишина, – продолжила она взволнованно. – Я должна защитить мою семью.

– Да я понял, понял, – это было единственное, что он смог придумать в ответ, хотя и не понимал, почему она считала, что опасность станет меньше, если он съедет.

Когда он осторожно намекнул ей на оплату счета, чтобы наконец уйти, она закричала:

– Я хочу, чтобы мой сын вернулся домой и там не было никаких гангстеров!

Посетители ресторана уставились на них. Линда, похоже, забыла, где они, она то ругалась, то рыдала. И между всхлипываниями повторяла:

– Тедди, ты должен выплатить этот долг, должен.

В конце концов к ним вышел повар и попросил покинуть ресторан. Тедди накинул Линде пальто на плечи и вывел ее за дверь. Он не хотел ссориться. Линда так много сделала для него. Когда он довел ее до двери дома, он позвонил Деяну.

– Я все равно хотел пройтись, – сказал Тедди.

– Тогда приглашаю на бранч, а также на опохмел. Тебе нужно взбодриться, что скажешь о старой доброй «Кровавой Мэри» или о бокале шампуня? А потом я тебе расскажу о разных интересных штуках, которые со мной случились, то есть что мне ночью перепало. Я на коне и за ночь повидал больше задниц, чем унитаз в девчачьем туалете в «Стурекомпаниет» за целые выходные.

– Рад за тебя, раз твоя жизнь такая охеренная. Моя как-то больше херовая.

Он снова подумал, не рассказать ли Деяну о ссоре с Линдой или о долге, который этот скот Могге пытался из него вытрясти. Но он не хотел портить Деяну настроение, к тому же он не знал, к чему это приведет.

Через четыре дня он должен заплатить Могге Викингу. Он понятия не имел, что делать. Занять денег у Линды? Но она его только что вышвырнула из дома, к тому же у нее и половины суммы не наберется, и ей придется продать машину.

Ограбить банк и надеяться, что этих жалких запасов налички хватит? Или пойти прямо к Куму, несмотря ни на что, и узнать, не поговорит ли с ним Хильстрем напрямую. Нет, так не пойдет. По тем же причинам, по которым он не хотел просить о помощи Деяна.

Ему просто хотелось, чтобы этот день прошел спокойно.

– Не верю, что мне повезет, – ответил он Деяну. – В последний раз, когда я рискнул и думал, что попрет, я вляпался и сел на восемь лет. Вот такая вот везуха.

– Да нет, это не последний. Ты просто не понимаешь. Мы ждем, что фортанет, каждый раз, как что-то делаем, по нескольку раз на дню. Каждый раз, когда заходишь под крышу с сосульками, надеешься, что ни одна не упадет. Когда пьешь пиво, надеешься, что никто в него не налил какой-то дряни. Понимаешь, к чему я?

Деян уселся на стул напротив. Он, кажется, хотел поговорить о том, что такое везуха. Но тут зазвонил телефон Тедди. Молодой женский голос.

– Привет, это Эмили. – Он не сразу понял, кто это. – Я помогаю вам с санацией долгов. У вас есть пара минут?

– Да хоть целый день, если хотите.

– Нет, столько времени у нас нет. Нужно начать сейчас же. Магнус хочет, чтобы вы участвовали.

– Я уже сказал все, что думаю.

– Да, но тут кое-что произошло. С семьей говорил их банковский поверенный. Человек, который пропал, хочет снять крупную сумму со своих счетов. Так что теперь мы знаем, что это вымогательство.

– И почему вы не думаете, что этому человеку просто нужны деньги, чтобы поехать погреться на солнышке, подальше от этой холодной страны, где людям даже жить негде?

– Поверьте мне, мы убеждены, что совершено преступление. Но я не могу об этом говорить по телефону.

– Я не тот, кто вам нужен.

Эмили на том конце замолчала. Тедди ждал, когда она положит трубку.

Вместо этого она сказала:

– Времени мало, ты не можешь просто говорить «о нет, нет», нельзя так. Что ты собрался делать на этой неделе? Протирать штаны на бирже труда, чтобы месяца через четыре выйти на работу и отдавать приставу семьдесят процентов заработка? Соберись, черт возьми, и помоги нам с этим!

Такого он не ожидал. Эта юристочка, кажется, наорала на него, как будто плотину прорвало. С ней бы поговорить так, как раньше. Нужно бросить трубку прямо перед ее маленьким ушком с сережкой. Однако он этого не сделал.

– Успокойся, – только это он и смог выдавить.

Но Эмили не успокоилась:

– Встретимся в офисе через тридцать минут.

Тедди молчал.

– И кое-что еще, – сказала Эмили. – Твое вознаграждение составит пятьдесят тысяч в день. Плюс бонус, если ты поможешь нам решить проблему.

Снова это слово, которое он слышал вчера от Линды. Вознаграждение.

Деян посмотрел на Тедди, положившего трубку, и пытался понять, о чем шла речь.

– Что это было? Ты зашел под сосульки? – спросил он, поднялся, подошел к окну и открыл его.

Тедди сказал:

– Нет, я взял пива. И мне кажется, что кто-то добавил туда дерьма.

* * *

Первым, что поражало посетителей, вошедших в квартиру, – это то, что они оказывались нос к носу с зеброй. Головы зебр на стенах были не самым обычным предметом в стокгольмских квартирах, хотя такое и встречалось у заядлых охотников. Но целая зебра полутора метров в холке – это что-то уникальное.

Карл-Юхан Шале подстрелил ее в Намибии больше пятнадцати лет назад. В той же поездке он уложил еще и леопарда. Он заплатил более сорока тысяч за подготовку трофеев, отправку их таксидермисту в Виндхеке и доставку в Швецию. Шведские власти придумали массу идиотских правил, запретов и прочих глупостей. Но ему удалось своими средствами переправить домой и зебру, и голову леопарда, и никому это не навредило. Порой эстетика важнее бюрократии.

Он посмотрелся в большое зеркало в прихожей, поправил галстук и смахнул волосок с лацкана пиджака. На нем были новые круглые очки, и обычно ему нравилось, как он в них смотрелся. Но не сегодня. Седые волосы зачесаны назад. Как быстро они стали седыми, подумал он.

У него не было сил идти в офис, но он собирался, хотя Титти и была против. Но только до разговора с Патриком Эрном. Теперь о работе и речи быть не может.

Дело не в том, что он не волновался из-за случившегося. Наоборот, он так переживал, что чувствовал почти боль и не мог думать ясно. После разговора с Патриком с ним случилось что-то вроде судорог, он пять минут лежал и дергался на полу в кухне. Он просто надеялся, что работа отвлечет его на пару часов. Но нет…

В телезале был человек, которого прислали в качестве поддержки из «Редвуда».

Титти сидела в кресле в той комнате, которую Карл-Юхан называл курительной, и то плакала, то дремала. Она уже вчера заявила, что не желает говорить с какими-то сторожами, изображающими из себя психологов.

Час назад он отнес ей чашку зеленого чая, но она к ней не притронулась. Карл-Юхан ее понимал, хотел бы он сейчас вести себя так же. Ему хотелось выпить четыре стакана виски и пару таблеток аспирина, раздеться и залезть под теплое одеяло. Он вспомнил игру, в которую Филип любил играть, когда ему было четыре года: одеяльня, как он ее называл. Игра заключалась в том, чтобы строить палатку из одеял с родительской кровати.

Титти это не нравилось, она не любила, когда дети залезали в их постель.

Но Карл-Юхан иногда присоединялся к игре, залезал под одеяльный купол и слушал, как Филип захлебывался от смеха.

Он хотел вернуться в это время. В беззаботные дни. Но в этой семье он глава. Если не взять себя в руки сейчас – то когда? В то же время они не могли справиться со всем в одиночку. Хоть он и провел утро в телефонных разговорах, хоть Расмус, Тобиас, или как его там звали, и сидел с ноутбуком на коленях в телезале и был «всегда доступен», все равно он чувствовал себя как в изоляции. Сейчас это он сам, никто не мог чувствовать, как чувствовал он, никто не беспокоился так, как он.

Только он. Один.

Зазвонил домофон, длинная дробная трель, которая раньше никогда ему не мешала.

Голос этой девочки из юрфирмы, Эмили.

Назвав ей код, он поправил галстук еще раз и повернулся к Расмусу, как этого человека, кажется, звали.

– Ничего страшного, это из юридической фирмы.

Он открыл дверь до того, как Эмили успела позвонить.

У нее были светло-русые волосы с косым пробором, заправленные за уши. Взгляд зеленых глаз был умным, но она слишком сильно их накрасила, а высокие каблуки казались слишком толстыми и неизящными.

Он взял у нее пальто, оно тоже тонкое и дешевое. Она была аккуратно одета. Черный топ под пиджаком, из обычного хлопкового трикотажа, не меринос и не кашемир. Пиджак, тоже черный, ничего особенного из себя не представлял. Ее одежда явно указывала на средний класс.

Карл-Юхан содрогнулся от этого понятия. Эту страну наводнили люди, которые почти что с гордостью так себя именовали, но что в них такого среднего? Они контролировали все общество. Кроме того, они, похоже, считали, что раз уж их так много, то у них есть право требовать чего угодно. Разве не должно быть наоборот? Чтобы те, кто что-то привносил в общество, или чьи семьи что-то привносили на протяжении многих поколений – чтобы у них было право требовать что-то взамен?

Права человека, экономические и социальные гарантии, так это называлось. Конечно, это важная составляющая благополучной Швеции. Но нельзя, чтобы это заходило слишком далеко. Право жениться на ком хочешь. Право скачивать что угодно из Интернета. Право донимать королевскую семью, которая за двести лет и мухи не обидела. Право построить мечеть с минаретом, чтобы по пять раз в день выкрикивать свою женоненавистническую пропаганду. Право иметь работу и одновременно требовать компенсацию, когда работать не хочется.

Налоговая нападала на людей, которые инвестировали огромные суммы и законно пытались не платить больше налогов, чем требовалось, одновременно с тем, как все хотели нанять домашний персонал нелегально, как только появлялась возможность. Пытались закрыть школы, которые взрастили поколения успешных людей, и плачущие дети высмеивались в новостях только потому, что их родители могли платить школьные взносы.

Самым мерзким было то, что зависть, похоже, стала движущей силой. В этой стране запрещено быть успешным, но еще хуже – заявлять, что твой ребенок чего-то достиг.

Средний класс: в том, что сейчас происходит, их вина. Они ответственны за Филипа. Они читали газеты, которые копались в его жизни. Но он перестал об этом думать, глядя на Эмили, стоявшую в прихожей. И совсем не она сейчас привлекла его внимание. Дело в мужчине рядом с ней.

Высокого роста, в ветровке, которая больше подошла бы бездомному. Какая-то тускло-серая: или от грязи, или от бесчисленных стирок, и мятая, как будто много лет пролежала свернутой в шкафу. Волосы подстрижены ежиком, это производило неприятное впечатление. Мужчина без прически – мужчина без стиля, такова была одна из его, Карла-Юхана, собственных поговорок.

– Добрый день, Карл-Юхан, как дела? – спросила Эмили.

Сначала он не понял, что она сказала. Он просто продолжал смотреть на мужчину рядом с ней, который здесь был еще больше не к месту, чем литовские гастарбайтеры.

Потом он сказал:

– Бывало и лучше. Ужасно. Но проходите уже ради бога. Хорошо, что вы и… – Он повернулся к высокому мужчине: – Простите, так как вас зовут?

– Меня зовут Найдан, но можете называть меня Тедди.

Мужчина протянул руку, это было то невежливое рукопожатие, которое отдается во всем теле.

Карл-Юхан провел их в библиотеку.

Мужчина, пришедший вместе с Эмили, не снял куртку.

* * *

Он ждал.

Ждал, что кровь перестанет идти из пальца – что и произошло через пару часов после того, как Джокер его отрезал.

Он ждал, что этот больной псих вернется и изуродует его еще больше. Он лежал, прижавшись ухом к двери, и слушал. Как только он различал какой-то звук, его желудок сжимался. Но Джокер просто с кем-то говорил по телефону.

Филипу удалось расслышать слова «легавые», «килограмм» и «тренажерка». Других разговоров в комнате не велось.

Когда Джокер откромсал ему палец, он долго лежал, тихо плача. Потом он заставил себя собраться, и именно тогда ему пришло в голову связаться с Патриком. Вдруг, вдруг они выпустят его, если все сработает?

Похоже, что речь шла только о деньгах.

Когда он предложил Джокеру лично позвонить поверенному в банке, тот только ушел, захлопнув дверь. Филип слышал, как он тихо с кем-то говорил, вероятно, по телефону. Потом он вернулся, чтобы прояснить, что именно Филип должен сказать Патрику Эрну.

И Филипу пришла в голову идея составить фальшивый договор о покупке. Он понимал, что Патрику покажется странным, если Филип захочет купить квартиру за шестнадцать миллионов наличкой без нужных бумаг. Но такой фальшивый контракт, который Филип мог бы подписать и отправить Патрику, они все еще не сделали.

Он считал это плюсом. Пока он ничего не подписал и не заполнил, он нужен им живым.

Поэтому он ждал кое-чего, что было еще важнее.

У него появилась идея, план.

Есть прием, который, быть может, позволит ему выбраться отсюда.

Перед разговором с банком липкую ленту содрали со рта.

Но снова ее приклеили небрежно.

Он опять приник ухом к двери и прислушался.

Сначала он слышал только непрерывно играющую музыку. Вряд ли это было радио, он не услышал рекламы или голосов ведущих. Только электронное звучание, напоминавшее обычный хаус.

То ли Дэвид Гетта, то ли Дафт Панк.

Где-то через полчаса все затихло. Он не слышал, что дверь захлопнулась. Но похоже, что там, снаружи, все вымерло.

И тогда он принялся за дело.

Еще должно быть утро, с Патриком он говорил около девяти часов. Филип запомнил время на телефоне Джокера, когда он звонил. Может, в доме есть кто-то, кто сможет услышать его отчаянные крики.

– Пожалуйста, помогите мне! Меня похитили! – закричал он.

Ничего не произошло.

Он знал, что здесь хорошая звукоизоляция. Дело в том, что именно на это качество он обращал внимание, когда покупал эту квартиру. Все-таки он продолжил кричать. Кажется, его похитители покинули квартиру; когда он на несколько секунд остановился, то не услышал ни звука. Или это было частью их тактики – не обращать на него внимания. На самом деле это неважно, чем дольше он сможет шуметь, тем лучше.

– Руки болят, эй, кто-нибудь, ослабьте веревки. Эй. Меня держат здесь силой.

Было совсем не трудно вызвать плач. В последний раз он плакал по-настоящему ночью, когда они отрезали ему палец.

Кроме того, с того же момента он перестал пить ту гадость, которой его поили из бутылки. Вместо этого он пил из крана. Он надеялся, что они думали, будто он не может добраться до раковины со связанными руками, но ему удавалось поворачивать кран носом.

Чем больше он об этом думал, тем больше ему казалось, что само похищение не особенно хорошо спланировали. Да, его схватили, когда Стефани не было дома, но после этого они действовали не слишком умно. Похоже, они не предвидели проблем с банком. Его держали в квартире, и не в самом секретном месте – может, потому что они рассчитывали, что все пройдет быстро. Его не запрятали в какой-нибудь ящик, что, как Филип читал, происходило с другими жертвами похищений.

Он продолжал кричать.

* * *

Вдоль одной из стен в комнате располагался стеллаж, сделанный на заказ, насколько Тедди мог судить со своими тюремно-столярными знаниями. В поле зрения не было ни одной вещи из ИКЕА. Большинство книг казались старыми, целый ряд составляли толстые синие тома Национальной энциклопедии, которые выглядели одинаково. В пространстве между книгами стояло несколько фотографий в рамках. Внизу, на уровне пола, выстроились книги в бумажных обложках: Джон Гришем, Ян Гийу и другие авторы детективов. Среди книг не было ни одной, которую бы он читал.

На верхней полке стояло чучело совы и взирало на них сверху вниз, на другой стене висели охотничьи трофеи, лосиные рога и рога другого животного поменьше. Тедди предполагал, что это должна быть косуля, но он заметил и голову буйвола, нескольких газелей, или как там их называют, и леопарда.

Еще там стоял весьма реалистичный кабан, а в холле он увидел чучело зебры. Карл-Юхан Шале, похоже, любил выставлять напоказ тех, кого убил.

Карл-Юхан жестом указал на кресло, и Тедди сел в него. Эмили уселась на массивный диван с цветочной обивкой, который выглядел чрезвычайно глубоким и не особенно удобным. Она почти потерялась там и походила на маленькую куклу, которую посадили туда для украшения.

Карл-Юхан неторопливо уселся в другое кресло. Он был небольшого роста, одет в серый фланелевый пиджак, темно-коричневые вельветовые брюки, белую рубашку, на шее повязан темно-зеленый галстук. На ногах – лоуферы с маленькими кисточками. Сам Тедди остался в носках. Эмили, заметил он, не стала снимать уличные туфли.

Отчаяние Карла-Юхана казалось почти физическим. Оно чувствовалось в его движениях, в побелевшем лбе. При обмене рукопожатиями Тедди ощутил, что ладони Карла-Юхана были влажными. Он вдруг почувствовал острую жалость к этому человеку. Его сына похитили, и Тедди знал лучше многих других, чем это могло закончиться.

– Вам нужна доверенность, чтобы связаться с телефонным оператором? – спросил несчастный отец.

– Да, нужна. Мы хотим получить список телефонных контактов Филипа за последнее время, – ответила Эмили и вытащила какую-то бумагу из сумки. – Мы не стали писать вам, так как нам в любом случае нужен оригинал подписи, и я подумала, что так будет быстрее. Кроме того, мы хотели бы поговорить с вами кое о чем.

– Хорошо. Вы уже разговаривали с Патриком?

– Да, у Магнуса был с ним короткий разговор, и мы договорились о скорой встрече, он приедет к нам. Ему нужно выяснить в банке, что он может рассказать о беседе с Филипом.

Это все было нереально. Еще месяца не прошло, как Тедди вышел на свободу, и вот он сидит здесь, снова втянут в преступление. Не так, как раньше, совершенно на другой стороне, но тем не менее. Он подумал, а правда ли он старался этого избежать, достаточно ли часто писал работодателям? Сделал ли он все что мог?

* * *

Вообще-то, Эмили не нравилось встречаться с клиентами за пределами офисных переговорных и конференц-залов. За исключением территории других юридических фирм. Но сейчас речь шла, конечно же, о совершенно особенном во всех отношениях случае.

– Телефоном Филипа занимается одна из его компаний, но вы тоже член правления и можете подписывать документы от имени фирмы.

– Да.

– Я отправлю доверенность, когда мы закончим здесь, и попрошу списки. Я знаю, что вы так и не нашли его телефон: ни в квартире, ни в офисе.

– Вот именно, телефона не было в квартире. И в офисе. Но у него был, кажется, айфон, я видел это в документах на подключение.

– Вы не знаете, это пятый айфон или новая модель?

– Понятия не имею. Но «пятерка» – это ведь неплохо, да?

– Может быть. Дело в том, что у него может быть «iCloud», облачное хранилище, где, помимо прочего, есть служба «Найти iPhone».

– И его действительно можно найти?

– Да, если вы знаете определенный код, то с его помощью можно вычислить, где сейчас находится телефон. А айпад, у него был айпад?

– Такой планшет?

– Да, именно.

– Был где-то в квартире. Вы не спрашивали раньше.

– Я знаю. Можно взглянуть на него?

Карл-Юхан поднялся, его движения стали более энергичными.

Эмили и Тедди молча ждали.

Через некоторое время он сказал:

– Ты, кажется, сама справишься, ты и вопросы задаешь, как полицейский.

– Посмотрим.

Тедди ответил:

– Но ты, похоже, не очень разбираешься в таких вещах. Почему вы раньше не забрали айпад?

– Не знаю. Мне это пришло в голову только сегодня.

– Ладно. Но тебе нужно еще кое-что знать о телефонах и разговорах.

Эмили не понимала, с чего Тедди разыгрывать из себя гуру технологий. Она видела его собственный мобильный. Он больше походил на музейный экспонат.

– Ты собираешься еще нудеть? – спросила она.

Тедди оскалился в преувеличенно широкой улыбке. Из-за пустоты в нижней десне он выглядел старше.

Карл-Юхан вернулся с айпадом в руках.

Эмили взяла его и провела пальцем по экрану, открывая приложения и кликая по ярлыкам.

Главное стало понятно сразу.

– У него нет «Найти iPhone», а значит, мы не можем обнаружить его телефон через эту систему. Остается надеяться на распечатку звонков, которую мы получим по вашей доверенности.

Карл-Юхан прикрыл глаза.

– И я ожидаю комментариев от Магнуса насчет перевода до встречи с Патриком, – сказала Эмили.

Она кивнула в сторону Тедди. Она знала, как о нем рассказать.

– Я еще не объяснила, зачем здесь Тедди. Мы попросили его нам помочь. У него основательная сеть контактов и большой опыт в той криминальной области, о которой может идти речь в нашем случае.

Карл-Юхан сидел в кресле, наклонившись вперед. Как будто у него что-то болело. Живот или душа.

– Я думаю, Тедди нужно с вами поговорить. Я сама отправлюсь в «Телефонику» как можно скорее. Что скажете?

* * *

Пока Эмили проверяла планшет, Тедди сидел молча и только осматривался. Он сам с этой игрушкой умел управляться не лучше, чем какой-нибудь неандерталец. На зоне и мобильники были запрещены, тем более компьютеры или планшеты. В системе страшно боялись, что кто-то из заключенных сможет контактировать с внешним миром. Работа с зеками строилась на принципе, что изоляция лучше способствует их адаптации в обществе, чем возможность общаться с семьей, родней и друзьями.

Он снова стал рассматривать книжные полки и обратил внимание на две фотографии. На одной был Филип в блейзере с золотистыми пуговицами, с аккуратно причесанными волосами, наверное, в день окончания школы. На вид ему было лет шестнадцать. На второй фотографии – молодая женщина. Тедди прищурился и попытался со своего места разглядеть лицо девушки. Наконец ему удалось сфокусироваться: это, должно быть, сестра или родственница Филипа. У нее такие же большие глаза и немного вздернутый нос. Волосы не такие светлые, как у Филипа, но линия их роста у лба была точно как у него.

Когда Эмили вышла, Тедди попытался перехватить взгляд Карла-Юхана.

– У меня есть несколько вопросов. Они нужны, чтобы составить представление о Филипе.

Карл-Юхан равнодушно ответил:

– Пожалуйста, приступайте.

– Лучше будет, если ваша жена тоже придет, вместе вы знаете больше, чем каждый по отдельности. Можете спросить ее, выйдет ли она?

Катарина Шале опустилась на диван, где недавно сидела Эмили. Она, судя по всему, знала, как обращаться с такой мебелью, и ей не нужны были подлокотники, чтобы удобно расположиться. Но дело было не только в привычке, она определенно обладала грацией, спину держала прямо и подбородок – ровно, ни на миллиметр не отступая от воображаемой горизонтали.

Тедди представился и спросил ее о здоровье. Это было лишним.

Ее лицо было покрыто красными пятнами, глаза все еще влажные, и взгляд бродил по комнате, иногда замирая, и тогда казалось, что она смотрит куда-то далеко-далеко.

– То, что случилось с Филипом, вполне может быть связано с его обычной жизнью, – сказал Тедди.

Катарина оперлась на краешек подлокотника, подперев подбородок рукой.

– И каков же ваш опыт в таких делах?

Тедди почувствовал, как у него заурчало в животе. Нужно завоевать их доверие, иначе дело плохо.

Он спокойно продолжил:

– Полагайтесь на меня, я разбираюсь в этом лучше всех. Я понимаю, что вы чувствуете себя беспомощными. То, что вы сейчас переживаете, наверное, самая ужасная ситуация, в какой только может оказаться нормальная семья. Но я скажу, как Уинстон Черчилль: легко увидеть трудности, но нужно быть оптимистом и в каждой трудности видеть еще и возможности. Все будет в порядке.

Он заметил, как плечи Катарины опустились, она расслабилась.

– Да, конечно. Это так ужасно.

Тедди встретился с ней взглядом.

– Тогда я продолжу, – сказал он. – Я хотел бы знать, чем занимался Филип.

– Он много работал. Вам уже, наверное, рассказали о его работе, о том, что он занимался разного рода инвестиционными проектами. Магнусу и Эмили это известно.

– Как долго он этим занимается?

– Дайте подумать… около четырех лет, – ответил Карл-Юхан.

– Где он учился?

– Здесь, в Стокгольме. Мне кажется, он сдал не все выпускные экзамены, но у него и так все хорошо складывалось. Положа руку на сердце, зачем нужно все это учение? Филип – отличный пример того, что все, что требуется, – это немного предприимчивости, – сказал Карл-Юхан.

– Вы знаете кого-то из его университетских друзей?

Родители Филипа переглянулись.

– Я никого не знаю, – ответила Катарина. – А ты, папуля?

– Нет, я тоже ни про кого из них не слышал.

– Где его офис?

– В центре, на площади Стуреплан.

– Там есть персонал?

– Два человека, по-моему.

– Хорошо, вы сказали Эмили, как их зовут?

– Конечно.

– А клиенты, партнеры, деловые контакты? У вас есть их имена?

– Вообще-то нет. Никто и не спрашивал об этом. Они вам и правда нужны?

– Могут понадобиться.

– Хорошо, тогда можно обратиться в «Клареру» – я пользуюсь услугами этой бухгалтерской фирмы, думаю, что и Филип тоже. Но им нужно правильно задать вопросы. Также было бы неплохо связаться с Яном Крона.

Карл-Юхан коротко рассказал о Яне.

– Хорошо. А другие друзья, вы что-то знаете о них?

– Большинство – друзья детства еще со школы. И я боюсь, что некоторые из них могут спросить, что стряслось с Филипом, и это будет катастрофой.

– Я понимаю, что нужно действовать тонко. Но мы должны серьезно обо всем поразмыслить. Думаю, нам понадобится поговорить с Яном Крона. Обсудим это с Магнусом.

– Не знаю. Все друзья Филипа – хорошие парни, но представьте, если они забеспокоятся и обратятся в полицию?

– Справедливо. Но если они не смогут с ним связаться и будут постоянно звонить или пойдут к нему домой, а он не откроет, ну и так далее – то тогда они все равно пойдут к легавым.

Тедди почти почувствовал, как Карл-Юхан и Катарина замерли, разглядывая его.

Он задал им еще несколько вопросов о приятелях сына. Записал их адреса и какое отношение они имели к Филипу. Наконец он спросил:

– Чем еще Филип занимается помимо работы?

– Встречается с друзьями, наверное. Как и все.

– И чем они занимаются?

– Тем же, чем вся молодежь. Обедают вместе, ходят в рестораны, путешествуют.

Тедди на секунду задумался над этим ответом, он был немногословным, очень неопределенным. И он не мог не сравнивать досуг Филипа с тем, чем он сам занимался в последние годы.

– Еще у него есть девушка.

– И кто она, вы ее знаете?

– Лично я ее видел всего один раз, случайно. Они не так давно вместе, всего пару месяцев. Но сейчас, насколько я помню, она уехала.

– Она симпатичная, – вмешалась Катарина. – Хорошая девушка, мне кажется, она не может быть в этом замешана.

– Нет, ее никто не подозревает, – ответил Тедди. – Но она могла заметить что-то важное. Где она?

– Магнус сообщил мне, что она на Маврикии, – ответил Карл-Юхан, снова перехвативший инициативу. – Но можете ей не звонить. У меня сложилось впечатление, что она хм… не очень наблюдательна, понимаете?

– Понимаю. Может быть, у Филипа появились какие-то новые друзья?

– Я ничего о них не слышал, – ответил Карл-Юхан. – Но с уверенностью не скажу.

– Может быть, он вызывал мастера на дом? Или общался с другими людьми, у которых мог быть доступ к его квартире или этой штуке с кодами, диджитпассу?

– Насколько я знаю, нет.

– У Филипа есть враги?

В первый раз Карл-Юхан поднял взгляд и посмотрел в глаза Тедди.

– Нет, не думаю. Филип хороший мальчик. У него такой характер, что он и мухи бы не обидел. Он прекрасный парень. Какие у него могут быть враги?

– Я не знаю, может быть, он кого-то обидел? Кто-то решил, что он когда-то сделал что-то плохое? Может быть, слишком высокомерно с кем-то обошелся? Это может быть кто угодно.

– Нет, я уже сказал, он не такой.

– Он упоминал о чем-то странном или необычном, что с ним случилось в последнее время?

– Нет, не припомню такого.

– Что-то указывало, что за ним следят?

– Определенно нет.

– Вы знаете, что его избили несколько недель назад?

– Да, это случилось у ночного клуба, какой-то иммигрант из Седертелье совершенно беспричинно набросился на Филипа. У него распухла губа, а на бровь пришлось наложить шов, – ответила Катарина.

– Это все? Ему угрожали? Что они сказали?

– Нет, кажется, нет.

– Но вам об этом рассказал Аксель Нильссон?

– Да.

Катарина Шале о чем-то задумалась. Она дважды поменяла позу, и каждый раз при этом звякала золотая цепочка у нее на шее.

Волосы Катарины были высветлены и тщательно причесаны, ни одного выбившегося волоска, хотя последние дни у нее по понятным причинам и выдались беспорядочными. Она была стройной и подтянутой, лицо, к которому сейчас вернулся нормальный цвет, оказалось загорелым и ухоженным. Сложно сказать, сколько ей лет, но должно быть, минимум пятьдесят пять. Она, конечно, следила за своей внешностью.

Тедди ждал, что Карл-Юхан продолжит. Но он ничего не добавил.

– Полиция, во всяком случае, ничего не сообщала нам об этом нападении.

– Да, но это ни о чем не говорит. Вы не пострадавшие и не свидетели. Аксель не говорил, был ли кто-то из друзей Филипа рядом, когда это случилось?

– Нет.

– Были другие свидетели?

– Насколько нам известно, нет, но Филипу, скорее всего, помог кто-то из бара.

– Вот как, я об этом не слышал. Вы знаете, кто это был?

– Увы. Аксель, похоже, тоже не знал.

– Еще один вопрос: у Филипа есть братья или сестры?

– Да, сестра, Каролина, – ответил Карл Юхан.

– Она живет в Стокгольме?

– Нет. И при чем здесь она?

– Может быть, она что-то знает? Они с Филипом близки?

– Нет, я бы так не сказал. Она ни с кем не была близка, если можно так сказать.

– Могу я получить ее номер?

Тедди отчетливо заметил это движение, хотя Карл-Юхан и пытался его скрыть. Отец Филипа покосился на Катарину и покачал головой.

Они ответили почти одновременно:

– У нас нет ее номера.

* * *

Диван в библиотеке стоил, вероятно, больше, чем вся обстановка в доме ее родителей. Но это неважно – спина у Эмили все еще болела после той акробатической позы, когда ей пришлось на нем посидеть.

Теперь она стояла в холле, только что переговорив с Магнусом: поверенный Филипа скоро приедет в офис, чтобы с ними встретиться.

Мертвая зебра таращилась на нее. Эмили ждала заказанного такси. Из библиотеки доносились голоса Тедди и старших Шале.

Сначала голоса были сухими и ровными. Они явно ему не доверяли, и он, похоже, не понимал, как нужно говорить с такими людьми. Она только надеялась, что он не вел допрос в идиотской гангстерской манере. Потом что-то произошло, голоса за дверью стали мягче. Интересно, что такого он сказал и как вел себя, раз ему удалось заполучить их доверие.

На стенах здесь висели бра и две большие картины. Совсем иной стиль, чем в кабинете Магнуса: на этих картинах были изображены местные животные, лиса и куропатка, бегущая по снегу. Эмили хотелось спросить, что зебра думала о таком обществе.

В ожидании такси она попыталась представить, что Карл-Юхан и его супруга о ней подумали.

Важные жизненные вопросы никогда не вызывали у нее колебаний, она не сомневалась, что сможет достичь всего, чего захочет, и сделать отличную карьеру благодаря своему уму, знанию людей и силе воли.

Сомнения у нее вызывали мелочи, межчеловеческие отношения. Как нужно вести себя с другими, что о ней подумают, почему у нее не так уж много друзей. Временами она как бы смотрела на себя со стороны, как будто никак не могла перестать себя контролировать и все анализировать, как при встрече с новым знакомым. Как будто она пыталась приспособиться и стать тем человеком, которым должна бы стать. Она уже собиралась заглянуть в старую комнату Филипа, но тут позвонил таксист и сообщил, что машина ждет.

Как раз когда она собиралась открыть дверь, появился Тедди.

– Ты правда не хочешь знать, что я могу рассказать о звонках?

– Ты можешь позвонить мне позже? Такси ждет. Ты же такой мобильный эксперт, должен знать, что можно звонить на ходу?

– Ты хочешь узнать или нет?

– Ну хорошо, в чем дело?

– Тебе нужна не только детализация звонков от оператора. Затребуй информацию о том, где телефон находится. В детализации будут только номера, по которым Филип звонил и с которых звонили ему. Но если ты получишь данные о подключении к сети, то увидишь, к каким вышкам подключался его телефон. Тогда мы сможем отследить, где он находится. В полиции так всегда делают.

– Хорошо, спасибо. Я попрошу об этом. И еще один момент. Не покалечь им руки, когда будешь прощаться.

В такси она положила на колени айпад Филипа.

Она зашла на его страницу в Facebook. Пароль не потребовался, вход произошел автоматически. Еще вчера она обратилась в скандинавское отделение соцсети с просьбой предоставить все данные о его аккаунте, то есть архив сообщений, информацию о друзьях и так далее. Но она была почти стопроцентно уверена, что получит отказ, такие данные они предоставляют только полиции.

– Во всяком случае, с американскими спецслужбами они этой информацией охотно делятся, – заметил тогда Магнус.

Фотография профиля была довольно нейтральной, темное фото в каком-то клубе или ресторане. С низким разрешением.

Семьсот сорок восемь друзей. Последним было сообщение от человека по имени Фредрик Ленн: «Спасибо за наводку, напитки были крутейшие!»

Эмили пролистала список друзей. Некоторые имена были ей знакомы, но ничего удивительного. Эти люди практически ее ровесники, жили в том же городе и тем или иным образом занимались бизнесом. Некоторые из друзей Филипа к тому же работали в юридических фирмах. Одного парня она даже знала по университету. Его считали невероятно талантливым, перспективным будущим партнером. В юридических фирмах через пару лет работы всегда становится понятно, кто далеко пойдет, кто on track, а кто нет. «Лейонс» не была исключением. Об этом не писали в информационных материалах на сайтах или в брошюрах, которые раздавали жаждущим работы студентам последнего курса. Но руководящим принципом в таких фирмах был up or out, «вверх или прочь». В двух словах смысл заключался в том, что если вы не двигаетесь вверх по карьерной лестнице, ваша зарплата не растет и вы не получаете от начальства поощрений, то от вас ждут, что вы смените работу. Нет, вас никогда не уволят – чтобы не портить репутацию. Подразумевается, что вы уйдете сами. Если вы ничего не предпринимаете – вам начинают посылать объявления о поиске сотрудников из других фирм. Больше ничего, только объявления: «Вольво» требуется юрист для сопровождения деятельности предприятия, с опытом работы в аналогичной сфере», ««АстраЗенека» ищет руководителя отдела комплаенс-контроля».

«Вверх или прочь» – элементарный принцип. Если вы не можете добраться до самой вершины – уходите. Многие считали, что это жестокая система, но не Эмили. Она считала, что ключ к выживанию в такой конторе прост: все должны стремиться быть лучшими.

Проблема была в обмане.

Она вспомнила другого парня, который работал в фирме, Оливера. Ему было всего двадцать три, когда он закончил университет. Такое встречалось нечасто: обычно выпускники посвящали себя другим занятиям по крайней мере в течение года после выпуска – уезжали в Париж подучить французский, служили в армии, изучали что-то, связанное с искусством. Но не Оливер. Он с самого начала знал, чего хотел, и к тому же перепрыгнул через класс в школе. Он выбирал между «Лейонс» и одной фирмой в Лондоне. На меньшее он был не согласен.

В свой первый год в «Лейонс» он участвовал в восьми проектах, установил рекорд дебетного времени среди новичков, успев отработать тридцать тысяч сто часов. Из пятидесяти двух выходных сорок восемь он провел на работе, отпуск взял всего на четыре дня, сидел в офисе на Рождество и Новый год и там же отпраздновал Иванов день.

Он никогда не ошибался, был прекрасным юристом и так же прекрасно ладил с людьми. Он занимался организацией корпоративов, на второй год стал куратором новичков, работал над сборником к юбилею профессора Яна Фридмана, посвященном договорам на передачу акций. На третий год его отправили на секондмент-стажировку в «Клиффорд Ченс» в Лондоне. Это было знаком, что на него возлагались большие надежды. На четвертый год он побил свой старый рекорд, наработав три тысячи шестьсот часов. Такого в стокгольмских фирмах еще не случалось. Он работал по шестнадцать часов в сутки, включая субботу и воскресенье, и так круглый год.

Ответственные партнеры не уставали заверять Оливера, что он на верном пути, что через некоторое время он тоже станет одним из них. По их словам, он был on track, его работа полностью соответствует их ожиданиям. На шестой год он провел слияние «Банк Сведеа» и «Нордеабанкен», возглавив группу из десяти юристов, которые полгода работали над этим проектом не разгибая спины. На этой транзакции фирма заработала одиннадцать миллионов евро. Начинающие юристы считали Оливера сверхчеловеком, полубогом. Подозревали, что он и ночевал где-то в офисе. Никто и никогда не видел, как он уходил домой.

На восьмой год ему сказали: увы, обстоятельства неблагоприятные, извини, не в этом году. На девятый: подожди еще годик, всего только один. Оливер схватил воспаление легких, но все равно работал по восемь часов в день. Стоял у руля, когда «Блэк Рок Партнерс» размещали инвестиции в систему здравоохранения, заливая в себя сироп от кашля и глотая обезболивающие.

Из-за стресса у него на ладонях и на лице начался псориаз. Но он и не думал снижать рабочий темп, ничего не изменилось, только в столе теперь всегда лежал тюбик лечебной мази.

Когда мать Оливера умерла, он не пошел на похороны: продажа «Гексвал Энгландер» вышла на заключительный этап.

И все это время они и не думали делать его партнером. Это уже было решено. Им просто нужно было его мотивировать, чтобы использовать его «человеко-часы». Его жизнь. На десятый год Оливер уже хотел разобраться, в чем дело. Ему ничего не сказали прямо. Но в его почтовый ящик стали просачиваться предложения от «Эрикссон» и «Инвестор». За несколько месяцев до того, как Оливер ушел, Эмили работала с ним в нескольких проектах. У него были погасшие глаза, сыпь на руках и лице кровоточила. Ему было тридцать четыре года, но выглядел он на двадцать лет старше.

Эмили прокрутила вниз хронику. Похоже, что сам Филип нечасто что-то писал. На стене были сообщения от Стефани, Яна Крона, Акселя Нильссона, Карла Левеншельда и прочих друзей, пост из группы любителей сигар, репост сообщения некой Луизы Эрикссон о сдаче квартиры в Эстермальме, сообщения о вечеринках, походах в клубы и рестораны, фотографии с охоты.

Здесь порядочно работы, придется просмотреть всех друзей, все посты и сообщения за последние месяцы.

Куча приветов от тех же людей, что и на стене. Вечеринки, походы в рестораны, охота под Уппсалой, пара бутылок шампанского, на которое нужно написать отзыв, шутки о девчонках, которых они подцепили, разговоры об охотничьих ружьях. Она попыталась разобраться. ДВУСТВОЛЬНОЕ РУЖЬЕ, Италия, бескурковое, производство: «Стэнли Штольц/ Пилотти», модель «Экстра Люкс». Калибр 470. 310 000 крон. Возможно кто-то хотел продать Филипу двустволку. Отправителя звали Йон Гамильтон. Эмили вспомнила, что отец Филипа обнаружил его пропажу как раз, когда хотел устроить сыну сюрприз и подарить свое старое ружье.

Одно сообщение привлекло ее внимание. Пришло в середине января. Отправителя звали Антон Антонсон, в профиле изображен белый кролик.

Она прочла:

«Я думаю о тебе чаще, чем хотелось бы. Ты мой, Филип. Мы связаны навеки. Теперь я узнал еще больше. Пора кончать. Скоро приду за тобой. Скоро. Твой АА.».