Это была другая комната. Он понял по полу – теперь какие-то каменные плитки.

Руки снова связаны строительной стяжкой. Ноги тоже несвободны.

Его заставили встать на колени и положить голову на стул. Глаза были завязаны. Затем шею ему обмотали скотчем, одновременно оборачивая его вокруг стула. Его связали вместе со стулом, так что если ему удастся встать, стул все равно будет привязан к голове. Как имплантированная деревянная тюрьма.

Еще он слышал, как что-то гремело, когда он шевелился. Джокер сообщил ему, что с этого момента его посадили на цепь. Филип не знал, к чему его приковали.

Несмотря на повязку на глазах, тряпку или что там было, он мог, посмотрев вниз, увидеть кусок стены. На ней не было обоев, и он не увидел ни одного окна.

Он попробовал пошевелить руками, но сразу почувствовал, что в этот раз их скрутили гораздо крепче, чем в прошлый. Стяжки врезались в старые раны. Поза вызывала ту же боль в плечах, что и раньше.

Джокер в тишине провел его к машине. В машине он надел на него повязку и предложил кое-что выпить. Филип стиснул губы.

– Деньги не пришли. Время вышло. И ты еще пытаешься смыться от ответственности.

Голос Джокера звучал по-настоящему раздраженно. Филип почувствовал, как что-то мокрое шлепнулось ему на затылок. Слюна?

Он был как в тумане, и в ногах кололо. Может, отморозил. Он всхлипнул и решил, что у него жар – он, должно быть, несколько часов провел на улице.

Он, однако, сам был удивлен, что не стал задыхаться и не запаниковал. Может потому, что так давно не спал.

Он просто идиот, раз думал, что получится.

Он вспомнил, как они на него напали и как увезли из квартиры. Блевотина, застрявшая в тряпке, которой ему завязали рот.

Багажник, куда его запихнули.

О другом он тоже думал.

Стефани однажды спросила, любит ли он ее. Они лежали в его постели. Она медленно его поглаживала, потом наклонилась и оттянула крайнюю плоть с пениса. Целовала головку и ласкала его под мошонкой. Но ничего не произошло, у него не встал.

Она отсосала у него по мере возможностей. Вялый хер. Она гладила его по заду, по спине, но ничего не произошло. Она положила его руку себе на грудь и помогла ему ее помассировать. Она облизала нижнюю часть члена, мошонку. Поводила пальчиком у ануса. Ничего.

Она подползла к его лицу для поцелуя. Он отвернулся. Ему не хотелось, чтобы во рту был вкус его собственного конца.

И тогда она спросила. Дурацкий вопрос, чтобы задавать его среди прелюдии, если это можно так назвать.

– Да, конечно, – ответил он с улыбкой.

Стеффи его отпустила.

– Я тебе не верю.

Филип перекатился на бок и обнял ее. Шелковые простыни заскрипели, он их купил в «Северной Компании», лучшем универмаге в городе. Он посмотрел сверху вниз на ее маленький вздернутый носик и голубые глаза.

– Почему нет?

– Я думаю, что ты не можешь так любить.

Джокер прошипел:

– Хитрожопый уродец. Сучонок мелкий. Ты думал, мы кто?

Филип не знал, ждали ли от него ответа. В голову не приходило ни одного объяснения его побегу, которое бы порадовало Джокера.

– Тебя нужно наказать. Понял?

Снова плевок на затылок.

– Теперь я тебя, мать твою, урою. Ты так и не прислал нам бабла.

Филип почувствовал холодный пот. Ему нужно что-то придумать. Что-то, чтобы этот псих успокоился. Он задышал чаще.

Джокер запрокинул ему голову и приставил что-то к горлу.

Что-то острое.

Что могло разрезать кожу.

Филип больше не мог себя контролировать. У него задрожали ноги. Потом руки. Ножки стула застучали по полу. Стяжки на руках врезались сильнее, чем он мог себе представить. Только бы горло не двигалось.

У него кружилась голова, сейчас она лопнет, плотина прорывается.

Он попытался закричать, но то, что ему запихнули в рот, поглощало все звуки.

Он хотел завыть. Взорвать свою голову.

Его сотрясали волны спазмов. Он ослаб.

Запаниковал.

Задрожал.

Упал.

– Теперь все, – сказал Джокер.

Тогда он кое-что придумал. Филип замер. Овладел собой.

Он затряс головой, попытался сорвать скотч, царапая щеку о стул.

Джокер понял этот жест и оторвал изоленту.

Филип взвыл:

– Нет! Я позвоню в банк! Я переведу деньги немедленно!

– Ты что несешь? Мы уже пытались десять раз, но твой ублюдочный банкир не отвечает.

– На личный номер, я хочу сказать. Я позвоню ему на личный номер. Не рабочий. Он ответит.

Он слышал тяжелое дыхание Джокера. Тот все еще запрокидывал ему голову. Он чувствовал нож, приставленный к горлу.

Он застыл.

Потом он услышал, как Джокер с кем-то тихо говорил по телефону.

Наконец Джокер сказал:

– Если ты ему веришь, пусть пытается. Но, мать твою, это последний шанс.

* * *

Он проснулся слишком рано, он совсем не отдохнул, но ему пришлось.

Те несколько часов, когда вернулся из «Клары», Тедди спал у Деяна. Ну, не совсем спал, он рассчитывал, что быстро вырубится, но вместо этого лежал и думал. Деяна не было дома, наверное, ночевал у какой-нибудь бабы или где-то «вкалывал», как он выражался.

Знаешь, кто я? Меня зовут Тедди Максумич. Слышишь?

Его собственные слова эхом отдавались в голове. Он не мог перестать думать о произошедшем этой ночью. Он обещал себе оставить старую жизнь позади, а она еще копошилась у него внутри, как таракан.

У него штук пять пропущенных звонков от Магнуса и столько же эсэмэсок.

«Где ты, позвони мне?»

«Как дела? Позвони мне или Эмили как можно быстрее».

«Тедди, почему ты пропал? Все в порядке?»

Но Магнус и Эмили подождут. А она пусть сначала извинится, да и есть более срочные дела. Ему нужно снова найти Кассандру. Кто-то интересовался Филипом, и в чате, и в реальности, и так, что об этом нужно узнать побольше.

Гульдман под конец раскололся, как ему платили. И таким способом Тедди собирался найти Кассандру.

Центральный вокзал Стокгольма.

Киоск, кассы, кафе и «Макдоналдс» полны народа. Даже эти мужики-проститутки у «плевательницы» – круглого отверстия на втором уровне, стоят там, склонившись над перилами.

Тедди не был заядлым путешественником, в детстве он несколько раз был в Сербии и Хорватии, три раза в Лондоне, два раза в Голландии, пару раз на Ибице и разок на Майорке вместе с Деяном и Алексом, но тогда им пришлось раньше времени уехать домой, чтобы скрыться от обвинений местных легавых, что они якобы устроили побоище в местном пабе у большой пристани в Пальме. Потом его жизнь на восемь лет оборвалась. Но кое-что он понял. Так было и в Белграде, и в Лондоне, и в Амстердаме: вокзалы притягивали людей с улицы, а обменные пункты притягивали грязные деньги. Это был магнит для тех, кто был вне общества, но не стоял на верхушке какой-нибудь преступной пирамиды. Ему было интересно почему.

По словам Гульдмана, сутенерша платила ему, положив деньги в пакет в ячейке номер 422 на Центральном вокзале. У них были четкие инструкции, если эта ячейка была занята, они брали 421-й, если и она оказывалась занята – то 420-й и т. д. Код всегда был один и тот же: 1982, по словам Лазаря, это год рождения Большой Мамы.

У колонны Тедди стал ждать. Он вынудил Лазаря эсэмэснуть Маме и попросить ее оставить недельную оплату в ячейке. Через полчаса появилась очень высокая африканка неопределенного возраста, она направлялась к камерам хранения. Когда Тедди увидел ее, он встал с другой стороны прохода и притворился, что заглядывает в одну из ячеек.

Женщина была в темном зимнем пуховике, доходящем до колен. На голове что-то вроде черной шляпы, может быть, слишком большой берет. Она быстро осмотрелась, прежде чем подойти к боксу номер 422, наклонилась, набрала код и открыла дверцу.

Он увидел, как она одной рукой положила туда что-то мелкое, скорее всего, конверт с банкнотами.

Она закрыла дверь, набрала код и ушла прочь.

Тедди выполз из прохода между ячейками, он как раз успел увидеть, как женщина пропала из виду у эскалаторов, бегущих наверх, в холл. Он держался в нескольких метрах за ней. Кажется, она была одна, но он не был уверен. Тедди подумал о «Вольво», привозившем и забиравшем Кассандру.

Женщина решительными шагами шла через огромное пространство основного холла. Хотя здесь сновала толпа народу, за ней было несложно следить. Черный головной убор торчал, как маленький вымпел, наверху ее высокой фигуры.

Она вышла на Васагатан через главный вход. У уха она держала мобильный, с кем-то разговаривая.

Тедди увидел, как она остановилась у стоянки такси, но не встала в очередь к машинам. Он догадывался, что должно произойти.

Он следил за ней. Ее лицо было покрыто оспинами и казалось почти плоским. Он вспомнил учительницу с продленки, которая у него была в средней школе, как раз до того, как он с парнями решил, что продленка – для лузеров.

Ларисса, так ее звали, и ее удочерили из какой-то африканской страны.

– Тедди, кем ты будешь, когда вырастешь? – спросила она однажды у него.

– Я открою детский ресторан, – кажется, так он ответил. – Только с такими блюдами, которые будут модификацией спагетти с мясным соусом.

Дружки вокруг воззрились на него.

– Модификацией, чувак. Ты говоришь загадками.

– Я бы там с удовольствием обедала, хоть я и не ребенок, – сказала Ларисса.

Тедди оказался прав, через пять минут сутенерша запрыгнула в полуразвалившийся «Рено», который завернул на парковку как раз перед очередью из такси.

Некоторые таксисты злобно на это смотрели.

Тедди был готов. Он уже подошел к такси, обклеенному рекламой о том, какое оно экологичное, и обсудил с шофером маршрут.

Когда «Рено» проехал, он просто показал в ту сторону и произнес избитую фразу:

– Следуйте за этой машиной.

«Рено» въехал на Центральный мост и дальше поехал по туннелю под Седермальмом.

Шофер ничего не сказал, этот заказ выглядел, как и любой другой, и он, кажется, понимал, что не стоит слишком приближаться к машине, которую они вели. Руки его расслабленно повисли на руле, и время от времени он громко шмыгал носом.

Где-то вдалеке виднелись склоны Хаммарбю, как белая зефирка. Стокгольм необычен во многих отношениях: здесь есть лыжный спуск прямо посреди города.

Тедди ни разу в жизни не катался на горных лыжах, но знал людей, которые этим в детстве занимались: все они жили в других районах.

Что-то со шхерами, коньками и лыжами – все это было малодоступно для таких, как его родители и друзья.

Он сел посередине на заднем сиденье, чтобы как можно больше видеть вокруг, но не привлекать внимание.

«Рено» проехал мимо «Глобен-арены» и поехал дальше по Нюнэсвэген.

Ничего необычного.

Тедди заволновался: вдруг женщина заметила, что человек, который шел за ней в холле, сел в черное такси. Может, она глаз с этой машины не сводила и видела, что она все время была позади на расстоянии от двадцати до ста метров?

Но пока они едут по одной из важнейших городских артерий, нет ничего странного, но если они свернут на дорогу поменьше…

Тедди достал телефон и набрал номер, который видел на одном из такси в очереди.

– Алло, у вас все машины желтые?

– Да.

– Отлично. Я хочу, чтобы машина меня ждала на Нюнэсвэген у поворота на Тюресэвэген – и как можно скорее, максимум через пять минут.

– Но это же среди шоссе?

– Знаю, но сейчас пробки, и это невероятно важно, можно так устроить, а? Заплачу двойной тариф.

– Подождите, я посмотрю.

Секунда тишины в трубке. Шофер Тедди быстро оглянулся на него, одновременно снова втянув сопли, на его лице было ясно написано: что за хрень тут происходит?

В трубке раздался щелчок.

– Думаю, мы можем это устроить. Вас там будет ждать машина.

– Желтая?

– Да, ищите желтую.

Через три минуты Тедди попросил водителя остановиться у желтого такси, стоявшего у обочины. Счетчик показывал 240 крон, Тедди протянул пятисотенную:

– Чека не надо, – сказал он и открыл дверь.

У края асфальта лежал рыхлый снег.

Он бросился в новую машину.

– Вперед. Нужно, чтобы ты поехал за машиной вон там впереди.

Новый таксист попытался завести разговор:

– Видел матч вчера?

– Да мы без Златана пустое место.

– Этот новый стадион, не знаю, мне кажется, он какой-то без души. И это название, «Френдс», прости, но ты давно френдил кого-то из другой команды?

Тедди уставился вперед, радуясь, что людей в «Рено» уже не преследовал черный автомобиль.

Через пару минут машина Большой Мамы свернула на Скарпнэк. Огромные красно-кирпичные дома виднелись там, как темные постройки из «Лего».

«Рено» остановился на узкой улочке.

– Как называется эта улица? – спросил Тедди шофера, протягивая ему деньги.

– Горизонтвэген.

Тедди вышел из машины. Женщина вылезла из такси в полусотне метров перед ним и пошла к одному из домов. «Рено» уехал.

Теперь они были вдвоем.

Он и Большая Мама.

* * *

Атмосфера в комнате накалилась до предела. По одной стороне стола сидели Эмили и Магнус, напротив них – Ян. Скоро должен выйти на связь Карл-Юхан и, возможно, кто-то из банка.

В полиции ясно дали понять, что они хотят встретиться с Эмили, может быть, уже сегодня.

Ян сначала не хотел приезжать в контору, но Магнус настоял.

– Мы ближе к семье, – прошипел он в трубку, решая этот вопрос. – Кроме того, посторонним не покажется странным, если Карл-Юхан заглянет к нам, но если он откроет вашу дверь и кто-то его узнает – тогда начнутся вопросы.

Они расположились в переговорной, где Эмили впервые встречалась с Тедди, когда предлагала помощь с санацией долгов.

Не хватало Тедди, никто не знал, куда он запропастился. Он не отвечал ни на звонки Магнуса, ни на эсэмэски. Последним с ним говорил Ян ночью, но он понятия не имел, где Тедди.

Настоящей причиной всем собраться послужило ночное происшествие.

Эмили не могла выкинуть из головы эти картины. Она зажгла лампу и ворвалась в комнату, где увидела тело.

Она заметила заправленную кровать у одной стены, пару книжных полок, маленький диванчик, столик с несколькими журналами «Elle», «Vogue», в основном те же, что и она сама иногда покупала.

И Анину.

Она лежала на спине, вытянув руки вдоль тела.

На виске – рана, которая все еще кровоточила.

Анина смотрела прямо на нее. Ее глаза остановились на лице Эмили.

Нет, она смотрела прямо в потолок.

Что произошло в последующие часы, Эмили помнила плохо. И это она, обычно все помнившая детально, умеющая пересказать разговоры, описать, как кто-то был одет, обстановку в комнате, снова увидеть все перед собой, – она даже не могла вспомнить, что говорила, когда звонила в полицию.

Она не могла вспомнить, почему она кричала как ненормальная, почему она не действовала спокойнее и хладнокровнее. Нужно было сначала связаться с Магнусом или Тедди. Плотно закрыть дверь на площадку и все обдумать.

Но она сразу стала выть.

Возможно, ее вырвало, Возможно, она села на пол и кричала на мертвое тело, надеясь, что это просто была мерзкая дурацкая шутка, что безжизненная женщина на полу вытрет кровь со лба и встанет.

Полиция приехала быстро. Женщина в униформе отвела ее в сторону, но Эмили не могла вспомнить, говорили ли они в квартире, на улице или в машине.

Через какое-то время ее отвезли в участок и допросили.

Она помнила много вопросов. Но мало ответов.

Вы знали Ханну Анину Бьерклунд?

Вы общались с ней раньше?

Что вы делали в ее квартире?

Все предупреждающие звоночки звенели. Она не хотела рассказывать про Филипа. Но как ей объяснить, что она делала ночью у Анины дома?

Она сказала правду, хоть и не всю.

– Я была у нее, потому что она мне позвонила. Я встретила ее за пару часов до этого, чтобы поговорить о деле, которым я занимаюсь для юридической фирмы. Вы можете проверить звонки в моем телефоне.

Допрос вел мужчина-инспектор, но она не могла вспомнить его имя. У него была щетина и очки. Он выглядел, как любой ассистент юриста в свободное время.

– И что это за дело?

По ней, наверное, было видно, что она не хотела отвечать.

– Оно касается пропавшего человека, но я не могу рассказать подробно, я связана договором о неразглашении.

Инспектор приподнял очки.

– Этот договор сейчас, наверное, не имеет силы?

Она, честно говоря, не знала, что в таких случая предписывали правила.

– Разве у меня нет права на адвоката?

Инспектор покачал головой:

– Сейчас мы просто опрашиваем вас – для общей информации.

– Можно мне позвонить? – спросила она.

Но в полиции считали, что со звонками можно подождать. Однако Эмили нужно было срочно поговорить с Магнусом.

– Лучше вам рассказать об этом деле. Мы должны знать, зачем вы туда пришли. Это важно и для нас, и для вас. Вы это и сами понимаете, правда?

Эмили понятия не имела, что отвечать. Работай она в фирме другого типа, она бы сразу сориентировалась в своих правах и обязанностях в полиции.

В чем-то это было странно. Когда она решила учиться на юриста, все, что она знала о работе адвоката, было почерпнуто из медиа. Она обожала книги типа «Линкольн для адвоката», фильмы вроде «Несколько хороших парней» и сериалы вроде «Акулы» и «Юристов Бостона». Работа ей казалась увлекательной и интеллектуально стимулирующей, дающей шанс постоять за свои принципы и убеждения, за которые стоит бороться. В общем, помомогать другим людям.

Это была одна из причин, почему она подала документы на юридический в Стокгольмском университете – она хотела стать адвокатом, защищающим людей.

Но за четыре с половиной года обучения что-то произошло.

Кажется, то же случилось и со всеми ее однокурсниками. Потому что фирмы, занимающиеся защитой населения, не показывались на карьерных ярмарках, или в возможностях заработать в деловой юриспруденции. А может просто при обучении на это мало внимания уделялось и особенно практической стороне вопроса. Или студенты со временем понимали, как сложно получить работу в такой правозащитной конторе. Как бы то ни было, для Эмили и большинства ее однокурсников стало очевидно, что нужно отправляться либо в суд, либо в большую контору, как только они сдадут экзамены. Только ее подружка Юханна Нэсстрем продолжала ныть, что она хочет представлять в суде людей, защищать закон. Работать с плотью и кровью.

За девять семестров мнение Эмили изменилось. Былое романтическое представление о работе адваката пропало. Теперь она считала, что с людьми работать трудно и неприятно.

Теперь она стремилась в большой бизнес.

И вот она сидит здесь, в ситуации, как будто взятой из сериала, и понятия не имеет, что ей отвечать.

Полицейский не давил на нее, просто все время задавал те же самые вопросы, спокойно и систематически:

И почему вы были в той квартире? Что именно вы хотели от Анины?

Что самое первое вы увидели в квартире?

Вы что-то трогали в квартире?

Вы что-нибудь слышали, когда поднимались наверх?

Что за дело, которым вы занимаетесь?

Эмили старалась как могла:

– Вам нужно поговорить с моим шефом, Магнусом Хасселом, об этом деле. Я не собиралась к ней ехать, но она казалась обеспокоенной. Вы можете посмотреть звонок в ее телефоне. Сначала я ничего не увидела, потому что было темно. Я пошла в кухню. К сожалению, я не помню, что трогала. Но точно дверную ручку и еще что-то. Я ничего не слышала…

Она задумалась.

– Но я видела, как кто-то выскочил из подъезда, определнно возбужденный, и кинулся в машину.

Они расспрашивали о человеке, выбежавшем из дома. Сейчас Эмили не могла вспомнить, что она отвечала, не больше, что она сказала, что на этом человеке был пуховик. Ей хотелось бы, чтобы она лучше разбиралась в марках машин, все, что она знала, – это что машина была красная.

Они задали кучу других вопросов, но сейчас она не могла их вспомнить.

В конце концов они ее отпустили. В полседьмого она вышла из участка на Кунгсхольмен. Они ее, должно быть, допрашивали минимум пять часов.

Они взяли у нее образцы ДНК, отпечатки пальцев и забрали блузку и пальто. Это она позвонила в полицию. Все, что она сказала, они могла подтвердить фактами, и все совпадет. На ней не было пятен крови. Может, они нашли в квартире еще чьи-то следы? И в порядке вещей, что ее не подозревают.

– Одной из главных предпосылок для этого расследования было то, что нельзя вмешивать полицию. Это слишком большой риск, – сказал Ян и исподлобья посмотрел на Эмили.

Магнус выпрямился в кресле.

– Да, я поставил это условие. И сейчас оно изменилось. Теперь дело касается не только похищения. Один человек мертв. Эмили действовала полностью в соответствии со здравым смыслом и адвокатской этикой. Кроме того, она ничего не рассказала о Филипе.

– Мне нужно поговорить с руководством.

– Это ты руководство, дорогой Ян. Давайте работать дальше, принимая во внимание сложившуюся ситуацию.

– Я хочу дождаться Карла-Юхана, прежде чем мы о чем-то будем разговаривать.

Магнус немного повысил голос. Но он не стал громче. Эмили уже однажды это слышала на переговорах между двумя банками в споре. Что-то происходило с самим тоном голоса. Как он ставил ударения, эта неторопливость, акцент. Авторитет.

– У нас нет времени ждать Карла-Юхана.

Эмили пришлось взять маркер, подойти к доске и делать заметки.

В левом углу она написала заголовок: «Люди под расследованием».

Под ним вписала имена: Ярл Польонен, Кевин, Ян, Хамон Ханна и т. д., Анина Бьерклунд, Кролик-альбинос. Другое.

Начал Ян. Он рассказал, что они не нашли никаких следов Ярла. Он просто был прописан в этой квартире. Затем Ян доложил, что Кевин ездил в краткосрочные поездки в Москву. Эмили сделала пару заметок на доске под именем Кевина.

– Кроме того, мы выяснили, что Кевин взял оружие из Стрелкового клуба Фридхемплана, СКФ, девятого февраля этого года, то есть незадолго до того, как, как мы думаем, был похищен Филип, – продолжил Ян.

Эмили заметила, как у Магнуса напряглось лицо.

– Расскажи подробнее.

– У нас есть пара контактов с некоторыми стрелковыми клубами в нашем регионе, мы обратились туда с запросом о новых членах за последний год и о тех, кто покупает оружие. Кевин вступил в клуб семь месяцев назад.

– И кто угодно из членов может купить оружие?

– В большинстве клубов разрешают покупать оружие для соревнований после полугода членства. Тогда нужно показать справку об отсутствии своего имени в регистре преступников и еще пару бумажек.

– То есть любой может стать членом клуба, если не имеет судимостей, а потом купить оружие?

– Лицензию выдает полиция, а не клуб. Но если клуб кого-то рекомендует, то проблем не бывает.

– Ага, я понял. Не думал такого про Швецию. И где же сейчас Кевин Андерссон?

– Мы следили за ним последние сутки и не заметили ничего странного. Мы потеряли его пару раз, но не больше чем минут на двадцать. Сейчас он на занятиях в институте. – ответил Ян.

Небо за окном было голубое, а вид гораздо более впечатляющий, чем вчера. Температура в комнате всегда благодаря климат-контролю постоянно держится на уровне двадцати одного градуса тепла.

Но Эмили поежилась. И не только из-за бессонной ночи, она посмотрела вдаль поверх крыш. И там, за серым городом, она увидела верхушку башни Какнэстурнет. Это было одно из самых высоких зданий Стокгольма, старая телевышка, построенная в шестидесятых. Она вспомнила, как мечтала еще ребенком туда подняться во время экскурсий в Стокгольм. Как она уже тогда обожала этот город и знала, что обязательно сюда переедет.

Она снова вздрогнула. Теперь это место стало ей чужим. Она его больше не узнавала. Ей захотелось взять паузу в расследовании. В работе. Ей хотелось домой.

Они еще немного поговорили о Кевине, прежде чем перейти к следующему в списке.

Магнус рассказал о своих соображениях насчет Яна. Об угрозах и о том, как он вел себя на встрече с ними.

– И насколько я понял, тебе удалось получить его ДНК на одном из стаканов, которые Тедди тебе вчера отдал, и оно совпадает со следами на бутылке виски в той квартире. И тогда возникает вопрос: как его ДНК оказалась на предмете из квартиры?

– Мы посмотрели, чем он занимался в последнее время, у нас ведь есть определенный доступ к рабочим календарям Яна и Филипа, но ничего необычного, – ответил Ян. – И нужно помнить, что бутылка – перемещаемый предмет. То есть она могла попасть в квартиру каким-то способом, который мы пока не можем выяснить.

Они еще немного поговорили о Яне. Он ведь еще больше всех настаивал на обращении в полицию.

– Нужно за ним последить?

– Мы не знаем, где он сейчас, – сказал Ян.

– Что сказал Тедди, когда узнал о совпадении ДНК? – спросил Магнус.

– Да не так много.

– Но где он, черт его побери, шляется? Я несколько часов пытался до него дозвониться.

Эмили держала руки на коленях под столом. Один кулак постукивал по бедру. Она взглянула вниз: вся нога дрожала. Нужно успокоиться.

Магнус посмотрел на нее.

– Эмили, у тебя есть догадки?

Она придержала ногу под столом рукой. Напряглась.

– Нет, но у нас вчера был по-настоящему неприятный конфликт.

– «Неприятный конфликт»? Опять? Вы поссорились?

– Да, мне жаль, Магнус. Со вчерашнего вечера мы не связывались.

Магнус вытаращил глаза. Они были красные. Или он тоже не спал сегодня ночью, или это из-за простуды.

– Но милая моя, почему ты ничего не сказала? Теперь позаботься о том, чтобы его найти, и разберитесь с вашим конфликтом. Мы не можем его лишиться! Тебе так трудно это понять?

Эмили почувствовала, что она готова провалиться сквозь стул и пол. Прямо до первого этажа. К счастью, Магнус быстро успокоился. Он считал, что сейчас нужно обсудить самое драматичное. Смерть Анины Ханны Бьерклунд. Вопрос в том, как и где она связана с похищением.

Эмили, несмотря на отповедь Магнуса, проговорила:

– Я посмотрела на ее страничку в Facebook, у нее в друзьях некто Антон Антонссон, у него на аватаре белый кролик.

Рот Магнуса стал похож на огромную черную дыру.

– Неужели? Правда?

– Йес.

– Но тогда Facebook должен выдать инфрмацию о владельце этого аккаунта.

– Я попробую. А вы что-то нашли на открытке с кроликом?

– Увы, ничего.

– Это важнейший след на данный момент, я думаю, – сказал Магнус и еще что-то хотел добавить, но его прервал телефонный звонок.

– О черт, – сказал он через секунду разговора.

– Ладно, пора браться за дело. Это Патрик Эрн, – объяснил он, положив трубку. – Филип звонил на его личный телефон со скрытого номера.

Ян округлил глаза:

– И?

– И Патрик сказал ему, что занят, но может перезвонить часа через два. Это в соответствии с моими ему указаниями на случай подобного звонка.

– И что он хотел?

– Опять что-то с переводом, но Патрику не рассказали о деталях. Но одно я знаю точно: мне нужно, чтобы Тедди был там, когда Филип позвонит снова, чтобы помочь Патрику. И я хочу, чтобы ты, Ян, тоже был там и выяснил, откуда звонят.

* * *

– Знаете Могге Викинга?

Кум поднял глаза от стоящего перед ним тройного эспрессо.

Было утро, и Деян выжат как лимон. На него свалилась куча дел, которой придется заниматься круглые сутки. Но Деяну показалось, что нужно поднять эту тему с Кумом.

– Я сел на новую диету, понимаешь, Деян, мальчик мой – сказал Кум, как будто не расслышав Деянова вопроса. – Я ем только два раза в день. Обед, как всегда, часов в десять вечера. А на завтрак беру большой антрекот. Каждый день. Я уже скинул три килограмма. Как офисная крыса.

Они одни сидели за столиком в «Никстрем&Ханссон», кафе на Карлавэген, половиной которого крестный отец владел через свои фирмы и подставные юрлица. В общем, вокруг не было ни души.

Куму вообще-то запретили чем-либо владеть или вести бизнес после небольшой неприятности пару лет назад: его осудили условно и приговорили к исправительным работам за финансовые преступления и усложнение налогового контроля. За отработками дело не стало: Кум заплатил кому-то из парковой службы, чтобы те сообщили в полицию, будто бы он лучший в Швеции уборщик листьев. Но запрет предпринимательской деятельности – это был удар под дых. А налоговый долг – удар по лежачему. Так что все деньги теперь текли к нему только через подставные лица. И, кстати, именно это создавало неудобства Деяну, когда его попросили выступить владельцем ресторана «Сульбергет», а потом куча вещей пошла дерьмовее некуда.

– Конечно, я знаю Могге Викинга, – проговорил Кум и так громко отхлебнул кофе, что, наверное, и на улице было слышно. – Слышал историю, когда он отказался явиться в суд?

Деяну, как всегда, было немного неуютно рядом с Кумом.

Он бы предпочел отсюда убраться. Никогда не знаешь, как встреча с ним закончится. С Иваном, мелким боссом, было гораздо проще иметь дела.

– Викинга вызвали на допрос по делу о наркоте вместе с еще двумя-тремя парнями. Но он там не появился, так что они отменили допрос и продолжили на другой день, хотя тогда он снова не пришел. Знаешь, что бывает с судьями, когда люди плюют на такие вызовы. Так что они решили забрать беднягу Викинга с полицией. Но на следующей день в полицию пришел факс с телегой от врача из Румынии. Там было написано, что Викинг был у них и приехать не мог, потому что заболел. Что там за болезнь была, в факсе тоже написали, но по-румынски, и никто ничего не понял.

Деян наблюдал за руками Кума, лежавшими на столе. На нем были его знаменитые золотые «Ролекс» с бриллиантом у каждой цифры. По словам Ивана и других болтунов, в Антверпене такие стоят больше лимона. При том, что это не настоящий «Ролекс». Но товар-то настоящий. На другой руке у крестного отца болтался браслет из бусин с надписью «World Childhood Foundation på». Из этой благотворительной штуки принцессы Мадлен для больных детей.

Кум продолжил:

– Во всяком случае, им в конце концов румынский полицейский помог выдворить Могге, так что через три месяца они были в суде. Адвокат Викинга бился как ненормальный, лаял на суд и так далее. Крайне жестоко отправлять домой такого больного человека, он так считал, и в ксиве от врача было написано, что Могге Викинг в суде может присутствовать только на особых условиях, и так далее. Он был на лобковый волосок от того, чтобы вообще суд отменить.

– И чем же он болел? Что в телеге было?

– Подожди и услышишь, малыш Деян. В суде были не идиоты, так что они взяли и перевели эту румынскую бумажку. Врач писал, что Могге нельзя участвовать в процессе, если ему не разрешат все время стоять. Слыхал, а? Так что у нашего приятеля Могге был геморрой. И все девять дней он так и стоял, чтоб кишки из зада не вывалились. ГЕМОРРОЙ!

Смех Кума эхом прокатился по пустому кафе.

Здесь неплохое местечко. Блестящие детали с налетом индустриального шика. Деревянные панели на стенах, необычные лампы на потолке.

– А теперь Могге пытается вытрясти с Тедди дол-жок, – сказал Деян.

– С Тедди? Он же только откинулся.

– Да, это, кажись, давнее дельце. Что-то там с баблом Роберта Хильстрема, и Тедди там, увы, как-то облажался, и несколько сот тысяч помахали ручкой, и кого-то упекли.

– Хильстрема? Я думал, он в Марбелье живет.

– И это тоже, но финансовый кризис этого хрена подкосил, так что он теперь рвет и мечет из-за этой старой истории и натравил Викинга за Тедди.

Кум отодвинул свою чашку. Она со звоном стукнулась о стакан с водой.

– Но мне-то ты это зачем рассказываешь? Нам никакого дела нет до этого. Думаю, Тедди сам справится. С ним и похуже были истории.

Деян глубоко вздохнул.

– Не об том речь. Я тоже думал, Тедди красиво разрулит эту проблемку. Но он какой-то странной херней занимается. Думаю, он как-то ищет бабло, чтобы отдать Викингу. Он тут спрашивает про шлюх и прочее. Что-то хочет узнать, копается в вещах, которые его не должны колыхать.

– Про шлюх?

– Да, вот именно. Пару минут назад мне тут звонил один нервозный хмырь, Гульдман. Тупейшее имечко, кстати. Он раньше мне отстегивал за защиту. Он там делает сайты и прочую хрень для шлюх и пока не устроил там себе компьютерную защиту, ему иногда нужна была моя помощь. Ну знаешь, какая-нибудь шалава не хочет, чтобы ее шлепали и отказывается, и пузанчик-покупатель типа обижается и думает, что его нагрели. Во всяком случае, этому чуваку ночью нанес визит Тедди. Деталей не знаю, но Тедди, кажется, хотел узнать кучу вещей о некоторых девках. Типа из Нигерии шлюхи. И вот я хочу знать: чем он там занимается?

Кум вытаращил глаза.

– Шлюхи из Нигерии?

– Да, говорю, вы бы на них посмотрели, некоторые реальные ничего такие.

– Что за херь ты несешь? Они хорошенькими не бывают. Но отвечай давай, что Тедди нужно? Зачем он таскается вокруг и вопросы задает?

– Да не знаю точно. Не знаю даже, где он работает, он мне не говорил.

Кум вытащил из серебряного портсигара на столе сигариллу. Здесь не курили, но его это, кажется, не тревожило.

– На Тедди всегда можно было положиться. Уж раньше-то точно. Но Деян, дружок, окажи услугу.

Кум зажег сигариллу и глубоко затянулся.

– Следи за своим корешем. Пусть не делает глупостей. – Он медленно выдохнул дым в три приема. – Деян, солдатик мой, обещай мне. Пусть он не делает глупостей.

* * *

Низенькие дома на Горизонтвэген выглядели новыми и свежими. Они были через один красные или серые, но все рамы покрашены в желтый. Немного выдающаяся пристройка у каждого дома построена из серого кирпича, наверное, это кладовка: зимние шины, старая мебель, хранение велосипедов и санок. Зачахшая пожелтевшая зелень виднелась почти у кажого дома, но у дома номер 141 Тедди растительности не увидел.

Дом казался пустым. Жалюзи на первом этаже опущены. Он прошел вдоль всего фасада и взглянул на него сзади. У каждого дома имелась небольшая площадка со стеклянной дверью, выходящей на микроскопическую лужайку. Еще там были такие же маленькие пристройки, похожие на границы между двориками. Только у дома номер 141 на площадке не оказалось ни садовой мебели, ни даже мусора.

Это явно небольшой дом, хоть и в два этажа, но узкий, метра в четыре в ширину и не больше десяти-одиннадцати в длину. По подсчетам Тедди, общая площадь составляла около восьмидесяти квадратов.

На улице почти пусто. Вдалеке он увидел двух женщин, прогуливающихся с колясками. Из дома не доносилось ни звука. Но в обоих окнах на втором этаже он увидел зажженные лампы. Она или они, должно быть, там, наверху.

Он встал на расстоянии пятидесяти метров и не сводил глаз с дома.

Потом почувствовал вибрацию в кармане и достал мобильный.

Это Эмили. Он не давал ей этот новый номер, наверно, она получила его от Яна. Может, стоит ответить и рассказать, чем он занимается. Только не сейчас.

Он скинул звонок, вырубил телефон и засунул его в карман куртки.

Что ему сейчас делать? Придерживаться того же сценария, что с Лазарем Гульдманом, когда он просто подошел и позвонил? Или позвать подкрепление, но кому он может позвонить? От Эмили и Магнуса в такой ситуации толку мало. Шип или Деян могли бы помочь ему сейчас, но он не хотел их втягивать в это дело.

Он подошел к дому.

Через минуту он уже лежал на крыше кладовой и пытался вжаться всем телом, чтобы никто из случайных прохожих не смог его заметить. И тем более из дома, но он готов был рискнуть.

Он поднял голову и быстро заглянул в окно, до которого было всего несколько десятков сантиметров, но внутри было пусто. Только две заправленные постели у стен и куча одежды на полу.

Холод и влага, подбиравшиеся к животу и ногам, напомнили ему о холодном поле в изоляторе, где он провел свои первые ночи за решеткой восемь лет назад.

Вдруг он услышал какой-то звук из окна, похоже, звук открывшейся внутри дома двери. Он снова поднял голову.

В комнату вошли две девушки, и обе сняли с себя парики. У одной оказалась черная длинная копна, у другой рыжеватые волосы покороче. Тедди смотрел не отрываясь.

Девушка, стянувшая с головы рыжий парик, была Кассандрой.

Он постучал в окно. Это казалось безумием, но у него не было выбора.

Девушки повернулись к нему. Он прижался лицом к стеклу.

Кассандра вытаращила глаза. Она, должно быть, его узнала.

Он приложил палец к губам и зашипел.

Другая девушка на сантиметр приоткрыла окно, Тедди увидел, что на раме стоял ограничитель.

– Wha’ you want?

Тот же ломаный английский, что и у Кассандры.

– Get Cassandra to the window, – прошептал он в щель.

Она подошла к окну.

Тедди продолжил на своем слабом английском:

– Мне очень нужно с тобой встретиться. Можно мне войти?

Кассандра все еще смотрела на него широко открытыми глазами, как будто видела призрака.

– Нет, тогда говори с Большая Мама. Я не могу с тобой больше говорить, mistah.

Она захлопнула окно и опустила жалюзи.

Тедди сполз с крыши вниз.

Нельзя терять время.

Он открыл дверь в дом; как ни странно, она была не заперта. И кто же это держит молодых проституток, не запирая замка?

Он как можно тише закрыл за собой дверь. И вспомнил слова Лазаря Гульдмана: «Этих девок спасти нельзя».

В прихожей было тихо и пусто. Пахло сигаретами. И никого.

На стене крюки, на них висело несколько пальто, он узнал то, которое было на мадам. Он стоял не двигаясь и ожидая, что что-то произойдет, но в доме было по-прежнему тихо, только слабые голоса на втором этаже.

На полу не стояла уличная обувь, как в обычных шведских домах. Здесь необычно пахло, может, какой-то пряностью, ароматической свечой, возможно, просто борделем.

Он спросил себя, а бордель ли это на самом деле. Он довольно долго наблюдал за домом и не увидел, чтобы кто-то туда входил. Скорее всего девушки работали только по вызову.

Прихожая вела прямо в кухню. В полумраке он увидел гору немытых тарелок в раковине. За кухней была небольшая гостиная, со старым телевизором и ковром на полу. Жалюзи в большом окне, выходившем во двор, опущены.

В глубине у одной стены стоял разобранный диван-кровать, ему показалось, что там кто-то лежал. Он снова замер, постоял не двигаясь, прислушиваясь к своему собственному дыханию. У них что, действительно шлюх никто не пасет? Девушки спокойно спят в комнатах с распахнутыми дверями.

Он снова вспомнил слова Гульдмана об этих девушках.

За углом пряталась лестница на второй этаж. Каждый новый шаг он делал с осторожностью, чтобы ступеньки не заскрипели. Все время он ждал, что кто-то начнет кричать или набросится на него.

Наверху оказалась небольшая площадка. Здесь было еще темнее из-за закрытых дверей. Но Тедди точно знал, которая из дверей вела в ту комнату, где он видел Кассандру, и оттуда он слышал тихое бормотание.

Он осторожно открыл дверь.

Девушки были там, они зажгли ночник и сидели на своих постелях. Они что-то шепотом обсуждали. Увидев Тедди, они замолчали и казались еще больше шокированными.

Теперь он мог разглядеть, что было в куче тряпок на полу. Множество париков, обувь на высоком каблуке и разного рода корсеты и тому подобная одежда. В остальном здесь было пусто, ни картин на стенах, ни полок или ковров. Ни стульев, ни тумбочек. Только кровати и лампа.

Он тихо произнес:

– Кассандра, мне нужно задать тебе несколько вопросов.

Она зажмурилась, нахмурила лоб и закрыла лицо руками, как будто надеялась, что Тедди был просто галлюцинацией в человеческий рост, которая пропадет, если она достаточно постарается.

– Mistah, Большая Мама знает, что ты здесь?

– Нет, но я хочу только поговорить, больше ничего.

– Я не могу говорить, если Большая Мама не сказала о’кей, – ответила Кассандра в полный голос.

Вторая девушка направилась к двери.

– Нет-нет, сядь. Я вам заплачу.

Тедди попытался говорить тише, но вторая девушка открыла дверь и обратилась к кому-то на незнакомом языке.

Через десять секунд Большая Мама стояла в дверях.

Она была по-настоящему здоровенной, на вокзале с высокими потолками и на улице это не бросалось в глаза так, как сейчас. Большая Мама оказалась не просто высокого роста, все у нее было большим: ее шея была толстой и широкой, голова словно распухла, руки походили на лапы боксера-тяжеловеса, да и ступни не уступали.

Ее английский был такой же, как у Кассандры. Тедди узнал ее голос, это с ней он говорил по телефону прошлой ночью, когда вызывал проститутку.

В руке она держала зажженную сигарету.

– Mistah, боюсь, тебе тут нельзя быть.

– Прости, что не позвонил. Но мне нужна Кассандра.

– Mistah, она только по вызову. Хочешь так, то хорошо, три тысячи час. Но не сейчас.

– Почему?

– Почему ты пришел в мой дом?

Большая Мама спокойно затянулась.

Тедди сделал шаг к ней, они были примерно одного роста.

– Я хочу забрать Кассандру сейчас. Я хорошо заплачу. Сколько тебе нужно?

Мамка не ответила. Краем глаза он увидел, что Кассандра уставилась на него.

– Это ты хотел с ней только говорить вчера?

– Да. Мне нужно задать пару вопросов.

Большая Мама глубоко затянулась.

– И ты не хочешь с ней познакомиться по-другому?

– Нет.

– Задай твои вопросы мне.

Тедди подождал несколько секунд. Может, стоит задать вопросы Большой Маме, вполне возможно, что на самом деле это она писала в чате. Он ни на секунду не поверил, что все сообщения там были написаны Кассандрой. Но на улице ее остановила какая-то женщина, и кто-то дал ей деньги, чтобы она рассказала о Филипе, так что только Кассандра встречалась с этим человеком или людьми.

Это с ней ему нужно поговорить.

– Нет, – сказал он, – так не пойдет. Я могу купить Кассандру здесь и сейчас. Назови цену.

Большая Мама фыркнула, как будто он сказал глупость.

– Ты не знаешь, сколько стоит девочка, как Хани Роуз, в ее годы. Нет цены, которую ты платишь и мне подходит. Иди отсюда.

– Я хочу забрать ее с собой.

– Попробуй.

– А кто мне помешает?

Большая Мама посмотрела на Кассандру.

Тедди тоже повернулся к ней.

– Я заберу тебя, и все будет в порядке. Тебе не нужно будет этим заниматься, обещаю, я не отправлю тебя в какой-нибудь гребаный гарем в Абу-Даби.

Затем он повернулся к Большой Маме.

– Я больше не буду тебе мешать.

Кассандра, закусив нижнюю губу, молчала.

Большая Мама сделала шаг к ней.

– Ты не понимаешь, mistah. Она от меня никогда не убежит.

Она подняла сигарету.

– Птичка моя, дай руку.

Тедди снова вспомнил слова Гульдмана.

Он действительно чего-то здесь не понимал.

Кассандра протянула руку. Та взяла ее за предплечье и затушила сигарету о ее ладонь.

Кассандра не издала ни звука. Она только сжала зубы. Тедди посмотрел в глаза Большой Мамы – в них ничего не промелькнуло.

Тогда он одной рукой оттолкнул сутенершу, а другой схватил Кассандру.

Большая Мама упала, она хотя и была крупной, но явно не ожидала такого. Тедди обхватил Кассандру обеими руками и вскинул ее на плечо.

– Ты не можешь делать так, mistah, – громко сказала Кассандра со слезами в голосе.

Он распахнул дверь и помчался вниз по лестнице, держа девушку на плече, как мешок.

Женщина, спавшая на диване на первом этаже, села и спросонья смотрела на происходящее.

Он побежал через прихожую. Большая Мама стояла наверху лестницы и смотрела на него.

– У тебя это никогда не получится! – крикнула она.

Тедди не знал, зчем он это сделал. Он только чувствовал, что сердце бьется, как у льва.

Он вынес Кассандру на улицу и побежал дальше к шоссе.

Ему нужна машина.

* * *

Эмили даже задремала у компьютера, пытаясь найти информацию о Ярле Польонене, Кевине и Анине Ханне Бьерклунд. Веки налились свинцом. Ей нужно выспаться. Даж Магнус понял ее состояние: приказал ей поехать домой и прилечь на несколько часов. Она думала, что отключится уже в такси, но получилось по-другому. Таксист начал к тому же спрашивать, где она работает, что она думает о вариантах объезда, работала ли она с мигрантами. В другой день она бы огрызнулась на любопытного водителя. Но не сейчас: ей даже приятно было поговорить об обычных вещах впервые за несколько дней.

Зазвонил телефон.

Она увидела мамин номер на дисплее и порадовалась тому, что Мобингела помогла с синхронизацией контактов в новом телефоне.

– Привет, мама, – сказала Эмили.

– Привет, малышка. Как дела?

– Хорошо. А у тебя?

– Отлично, ты давно не звонила.

Вечно этот упрек. Кажется, прошло дней десять с их последнего разговора, пусть и очень короткого, тогда Эмили тоже ехала в такси с работы домой.

– У меня было безумно много работы.

– То есть как всегда?

– Да, сейчас больше, чем всегда. Не могу рассказывать, но это очень особенное дело.

– Мы же переживаем за тебя, ты понимаешь.

– Мама, мы говорили об этом тысячу раз. Все нормально, если в начале карьеры не работать как лошадь, то потом уже не будет шансов, и к тому же мне нравится моя работа.

И как раз сегодня это, пожалуй, ложь.

Она проезжала мимо площади Норрмальмсторг. Там вдалеке красовались «Винге» и «МАКС», одни из самых крупных шведских фирм. Она знала, что мама сейчас скажет, что жизнь – это не только работа, что есть и другие цели, кроме как стать партнером, что нужно жить сегодня, потому что потом может оказаться слишком поздно.

– Но Эмили, – сказала мама, понизив тон, чтобы особенно подчеркнуть значимость своих слов. – Жизнь коротка. Столько всего можно сделать, пока ты молода. Ты уверена, что живешь полной жизнью?

– Я живу как хочу, мама. Времена изменились, вы с папой поступали, как вам хотелось, а я буду поступать, как хочется мне.

– Ну конечно, милая. Конечно. Мы тут с Ингрид кое-что придумали, и я тебя хочу спросить. Мне кажется, это отличная идея. Мы так хорошо провели вчера время, я и Ингрид.

Мама продолжила рассказывать об ужине с Ингрид, тетей Эмили. Их часто посещали разные идеи.

Нет, Эмили не презирала своих родителей, конечно нет, они были хорошими родителями, пока она росла. Всегда мотивировали к хорошим результатам в школе, не давя на нее, и в то же время всегда поддерживали ее выбор. Но у них был иной взгляд на жизнь. Может, потому что в то время, когда они сами учились и работали, они всегда знали, что общество успешно движется вперед. Оба родились в пятидесятые, поступили в институты в конце семидесятых, начали карьеру в начале восьмидесятых. В экономическом плане это было золотое время. Время, когда все знали, что будут жить лучше своих родителей. Это было и то время, когда идеология играла важную роль, по крайней мере для ее родителей и их друзей. Оба входили в различные организации и объединения, боровшиеся против диктатуры в Латинской Америке, прежде всего в Чили. Потом они вступили в Комитет против апартеида. Она до сих пор помнила табличку в их старой кухне, пока они не переехали в собственный дом. Это был рисунок яблока, одновременно изображавшего лицо. Под рисунком было написано: «Не кусай народ Чили». Не нужно покупать чилийские фрукты – такой был посыл.

Но родительская политическая активность давно заглохла, сегодня они по большей части занимались разными формами самореализации. Глобальные идеи прокрались в мысли о здоровой еде, осознанном существовании и меблировке – последняя отличалась от сходного интереса Эмили тем, что папа все выстругал сам.

Наконец ее мать перешла к сути:

– Мы с Ингрид записались на йога-выходные в Стокгольме. И думали, что вы с Молли присоединитесь к нам. Будет так замечательно!

Эмили подавила вздох, чтобы мама не услышала.

– Звучит неплохо, когда это?

– Через две недели, с пятницы по воскресенье. Студия йоги находится где-то в Седермальме, Молли где-то там живет, ты же знаешь?

– Конечно, пару месяцев назад я у нее обедала.

– Да, и ты же занималась аштанга-йогой?

– Это было три года назад, но да, конечно. Я больше занимаюсь тайским боксом. Молли ходит на йогу?

– Да, но она занимается кундалини, она такая молодец, ходит туда трижды в неделю и занимается с тренером, но она готова пойти с нами даже на аштангу. И как здорово, что и ты с нами. Тогда мы сможем по-настоящему позаниматься, это пять дней в неделю. Думаю, это великолепно. Представь себе – быть наедине с энергиями.

Эмили попыталась вспомнить, когда она в последний раз была на тренировке. Больше двух недель назад, но тогда у нее был серьезный спарринг.

– Я посмотрю в расписании, мама. Времени мало, но я постараюсь.

В прихожей она сняла обувь, но не стала зажигать свет.

Она постояла так несколько минут, стараясь ни о чем не думать.

В квартире была хорошая планировка: маленькая кухня, гостиная с раскладным столом, за которым могли поместиться восемь человек, и спальный уголок. Поскольку она бухнула на эту квартиру все свои, а также частично мамины и папины сбережения, на обстановку у нее осталось немного. Хотя квартира была после ремонта, когда она ее покупала. Полы покрыты выбеленными плашками из сосны. Стены тоже белого цвета, «стокгольмского белого», кроме маленькой прихожей, обклеенной обоями в цветочек. Занавески, которые ей помогла повесить мама, тоже были белые и доставали до самого пола. В общем, квартира до сих пор выглядела почти такой же, как в объявлении, по которому она ее и купила. Над диваном она повесила две коровьи головы, сделанные из старых пластмассовых канистр, пробок и крышек. Их привезли из Африки и сделали из переработанного пластика, по крайней мере так ей сказали в магазинчике «Афроарт», где она их приобрела. Ковер достался ей от родителей. Он состоял из цветных прямоугольников. На полученном в наследство диване лежали две волосатые подушки из альпаки. Она их нашла на блошином рынке Марш’о’пюс де Клиньянкортк, когда жила в Париже после школы. Это было единственное реальное напоминание о том годе, и еще больше картин сохранилось в памяти.

Она старалась держать квартиру чистой и опрятной, хотя почти и не бывала дома. Юссан говорила, что к ней ходили отличные уборщики, и в последние месяцы Эмили тоже их испробовала. Было странно пускать в квартиру незнакомого человека каждую неделю, но все остальные в фирме обращались туда гораздо чаще. Чужие люди стирали и гладили их одежду, готовили им еду, играли с их детьми. Со стороны это, может, и казалось расточительным, но на самом деле речь шла о том, чтобы освободить больше дебетных часов. Эмили иногда задавалась вопросом: неужели современные люди теперь никогда не будут больше по-настоящему дома? И в чем смысл того, что они больше сами не могут позаботиться о своей уборке, своей еде, своих детях?

Она поставила будильник на телефоне и отключила звук. Она легла на кровать, не раздеваясь. Часа полтора сна должно хватить. Остаток дня придется сидеть на кофе и энергетиках. Тогда стоит попробовать снова позвонить Тедди.

Мысли путались. Картины сегодняшней ночи. Тело Анины. Лицо.

В дверь позвонили.

Может, она все-таки задремала.

Жалюзи опущены.

У нее нет сил открывать. Пусть ее оставят в покое.

Снова позвонили.

Она выползла из постели.

Нарастающая головная боль стучала в виске.

Кто звонит ей в дверь среди дня?

* * *

Сначала она не отвечает на его звонки, а теперь не открывает дверь. Тедди был на девяносто процентов уверен, что она дома. Он поехал к ней домой, до этого безуспешно пытавшись дозвониться. Он звонил и на фирму. На рецепции ему сообщили, что Эмили уехала домой. Он хотел бы знать, не заболела ли она или просто все еще на него злится.

Тедди считал, что она должна извиниться, но после ссоры прошли почти сутки. Как будто все это уже прошло и уже не казалось таким важным.

Кроме того, ему больше некуда податься. Ему нужна Эмили.

Машину, которая теперь неправильно припаркована на улице, он взял в Скарпнэке. «Форд Эскорт», откатавший по меньшей мере пятнадцать лет, из тех времен, когда у зажигания еще не было электронных защитных систем.

Копаясь в замке, он не спускал глаз с Кассандры, которой он сказал сесть на землю около него. Ему повезло, что он нашел эту машину, с «Фордами» этой модели он может справиться с закрытыми глазами.

Уже внутри он оторвал панель, вырвал зажигание, засунул туда отвертку, которую забрал из квартиры Гульдмана, и завел машину меньше чем за минуту.

Они выехали на шоссе. Кассандра молчала на пассажирском сиденье. Лицо было равнодушным, как будто они совершали самую рядовую коротенькую поездку.

Он оставил ее в покое, ей нужно свыкнуться с тем, что случилось.

Ему, во всяком случае, нужно.

– Не хочешь со мной говорить? Не хочешь поговорить о том, что нам теперь делать? – спросил он, когда они проезжали по мосту Сканстулльсбрун.

Кассандра не отвечала.

– Не волнуйся.

Она смотрела прямо перед собой.

– Никто тебя здесь не обидит, обещаю.

Она повернулась к нему. Глаза у нее потемнели.

– Mistah…

Тедди снова посмотрел на дорогу. Они ехали мимо магазина «Оленс» на Кольцевой дороге.

– Человек джу-джу.

– Что?

– Человек джу-джу, – снова сказала она.

– Кто это?

Она не ответила.

Тедди пытался понять, что она имела в виду, но она отказывалась говорить.

Когда Эмили наконец открыла дверь, он сразу понял, что что-то случилось. У нее было белое лицо. Тени под глазами лежали не только из-за света, падавшего с площадки. Кажется, они уже давно там были.

Он поразился, как привлекательны были ее движения. Как она заправила волосы за ухо большим и указательным пальцами. Как перенесла вес с ноги на ногу, как будто она сама себя укачивала под внутренний ритм.

– Что ты здесь делаешь?

– Можно мне войти?

– Я пыталась поспать. И кто это?

– Впусти меня, и я расскажу.

Она распахнула дверь и зажгла свет.

Эта прихожая была полной противоположностью мерзкой пятнашке Гульдмана. Чистые белые стены и внушительное количество ботинок, шпилек и сапог, выставленных на ковре в аккуратный ряд. На вешалке висело несколько пальто и курток в цветовом порядке.

Он пропустил вперед Кассандру, и они уселись в кухне. Там стоял круглый белый стол с современными стульями. Здесь было так же прибрано, как и дома у Линды, но все казалось в еще большем порядке, как будто каждый предмет специально подбирали к остальной мебели, к цвету стен и пола, к общему настроению в квартире.

У Тедди не было сил вспоминать их ссору. Вместо этого он вкратце рассказал о вчерашнем вечере, ночи и утре. Эмили уже знала от Яна, что тот получил образцы ДНК Яна Крона на стакане и что они совпали со следами на бутылке виски. Но она не знала, что Тедди съездил и поговорил с ним в VIP-зале клуба. Тедди объяснил и про чаты, которые он получил и которые показали, что кто-то платил Кассандре за информацию о Филипе. Затем он вкратце рассказал, как забрал девушку из одного места за городом.

– И куда она теперь пойдет? – спросила Эмили.

– Понятия не имею. Но она знает кое-что важное.

Эмили, казалось, все еще не слушала его. Она не напомнила, что они наплевали на общение друг с другом около суток назад. Она опустила голову на руки, поставив локти на стол. Глаза наполовину закрыла.

– Как у тебя вообще дела?

Она подняла голову:

– Ночью я нашла мертвую женщину.

Тедди не нашел что сказать. Он только спросил:

– Кого?

– Ее звали Анина Ханна Бьерклунд, и она тоже связана с Филипом.

Эмили вкратце передала, что успела рассказать Анина и как она потом ее нашла. Потом замолчала. Тедди понял, почему она казалась такой измотанной. Он встал и подошел к ней. Присел на корточки, чтобы его голова оказалась вровень с ее. Затем нагнулся и обнял ее так осторожно, как только мог.

Кассандра сидела молча.

Эмили не отпрянула. Только заплакала в его объятиях.

Через минуту Тедди снова сидел на стуле.

– Филип скоро позвонит поверенному. Магнус хочет, чтобы ты или я приехали туда и помогали Патрику Эрну во время разговора, – сказала Эмили.

– Я могу поехать в банк, но ты тогда сможешь остаться с Кассандрой? Не давай ей уйти.

Эмили подошла к чайнику и включила его. Тедди услышал, как вода забурлила.

– Что за бред. Это не тюрьма, если она хочет уйти, пусть идет.

Лицо Кассандры не изменилось. Она казалась усталой, но сидела на стуле прямо.

Тедди спросил, есть ли у Эмили дома компьютер.

– Можешь найти фото Филипа и еще двух человек? – попросил он, когда он поставила ноутбук на кухонный стол.

– Зачем еще двое?

– Сделаем что-то вроде опознания, я не хочу, чтобы она просто отвечала «да» или «нет», мне нужно проверить ее ответы.

Эмили поводила пальцами по тачпаду. Через пару минут на экране появилась фотография Филипа и еще двух незнакомых людей.

Тедди обратился к Кассандре:

– Ты узнаешь кого-то на этих трех фотографиях?

– Тогда меня отпустят?

– И куда ты пойдешь?

– Я не знаю.

– Хорошо, – сказал он, – мы тебя подвезем.

Он подвинул ноут поближе к ней.

Филип на фотографии улыбался. Он выглядел таким невинным.

– Я знаю его.

Она показала на Филипа.

– Это про него они спрашивали.

– Кто «они»?

Тедди внимательно рассматривал напряженные плечи Кассандры, ее сосредоточенный взгляд. Ничего странного в том, что она напряжена, принимая во внимание обстоятельства. Но тут есть еще кое-что.

– Ты боишься?

– Да, mistah. Очень.

Эмили нагнулась к ней:

– Хочешь чаю?

Она наполнила ситечко и опустила его в чашку. Затем залила кипящей водой, от которой поднимался пар, и поставила чашку перед девушкой.

– Кассандра, я не знаю, кто этот джу-джу, о котором ты говоришь, – сказал Тедди, – но обещаю, что сделаю все, что могу, чтобы с тобой ничего не случилось. Только скажи, если ты знаешь, кто спрашивал тебя о Филипе.

Кассандра разглядывала его, и он подумал, что как будто она еговидит впервые.

– Я не знаю, кто человек в чате. Я не делаю чат. Но один человек дал мне деньги.

– И кто это был?

– Я не знаю.

– А женщина, которая на улице спрашивала тебя о Филипе, кто она?

– Это… – Она, казалось, мгновение сомневалась, затем сказала: – Его сестра.

– Отуда ты это знаешь?

– Я видела. И она сказала.

Пока Тедди ждал такси на улице, он достал пачку сигарет, купленную по пути сюда. Пусть «Форд» стоит где стоит, но он попозже позвонит владельцу.

Он направлялся к Патрику Эрну, на тот случай, если Филип позвонит.

Эмили осталась дома с Кассандрой.

Он курил впервые за восемь лет. В прошлый раз он сидел в летнем домике и смотрел какой-то фильм. Через двадцать минут он уже лежал на животе с наручниками на руках и догадывался, что ему придется провести за решеткой от восьми до двенадцати лет.

Каролина Шале. Анина Бьерклунд.

Кассандра.

Странный треугольник. Но четкий след.

* * *

Никола и не знал, в чем дело. Просто Юсуф ему и Хамону эсэмэснул, веля прийти к «Стейкхаус Бару». Никола узнал об этом утром. Вчера они пошли в «О’Лири» и глотнули пиваса после встречи с этой мутной бабцой-адвокатом, которая задавала кучу вопросов. И как Тедди с этим связан? Нужно спросить, может, Юсуф знает.

Они поехали на машине.

Было весело. Они прикалывались, коры мочили.

– Эту слыхал? – спросил Хамон. – Один курд пришел в зоопарк и смотрел там на горилл. Одна горилла стала ему махать, чтобы подошел ближе. Курд там посмотрел вокруг, чтоб узнать, его обезьяна зовет или нет. Наконец подходит он к клетке. И тогда горилла ему шепчет: «Братан, как ты отсюда убежал?»

Никола захохотал, поморщившись.

– Блин, как здесь воняет.

Хамон ухмыльнулся.

– У меня чуть не бомбануло, но я включил глушитель, думал, ты не заметишь.

Они припарковались прямо у ресторана. Вообще-то, нет здесь никакой парковки, но эти перцы со штрафами в Седертелье вели себя осторожно. Бумажка не на той машине – и это может плохо кончиться.

Юсуф приказал им сложить телефоны в ящик у дверей, когда они зашли.

Их провели в зал.

За одним столом сидел Исак. Он ел стейк – на завтрак.

Вот это мужик.

Ни он, ни Юсуф ничего не сказали.

Исак только тщательно нарезал себе еду.

Юсуф таращился на них.

Наконец Исак поднял глаза:

– Слышали, что ночью было?

Хамон покачал головой.

– Сядь, Хамон.

Хамон вытащил стул и сел.

– Ты не обкуренный, нет, или как?

– Не-не, щас же утро.

– О’кей, я скажу кое-что очень херовое.

– Что?

– Анину убили.

Исак не моргал.

Хамон, кажется, не понял.

– Кто-то пришел к ней домой, почти сразу после того, как она была здесь, и ее зарезали.

– La, la. La afham! – крикнул Хамон.

– Мне жаль.

Исак попытался что-то утешительное сказать по-арамейски. Он положил ладонь на руку Хамона. Юсуф же подошел и обнял Хамона. Хамон стонал и рыдал. Он размахивал руками и плевался вокруг. Кинулся на пол. Бился головой об стол. Его не получалось успокоить. Даже Исак пытался его удержать.

Наконец-то он перестал дергаться: лежал на полу и плакал, всхлипывая.

– Эта та девка-юрист? Это она сделала?

Исак наклонился. Поднял Хамона и снова посадил его на стул.

– Нет, не она. Но она звонила в полицию. Кто-то еще.

– Этот второй, дядька Николы?

– Медведь. Да нет, вряд ли. Он так не поступает.

Хамон стал задавать вопросы по-арамейски.

Исак отвечал как мог.

– Нам нужно узнать, кто это сделал.

Исак снова его обнял.

– La taqlaq. Я все сделаю.

Юсуф вывел Хамона.

Он отвезет его домой к родне.

Исак повернулся к Николе. Тот раньше никогда не оставался с Исаком наедине. Он не знал, стоять ему или сесть, смотреть на Исака или опустить глаза. Не знал, злиться ему или плакать.

– Мы, кажется, знаем, кто это сделал. Это не тот парень, которого вы выгнали на лед, – сказал Исак.

– Кто это тогда?

– Я тебе скажу. Но сначала я хочу узнать: ты с ним?

– С кем?

– Ты с Хамоном? Он будет сам с этим разбираться. В Швеции теперь так.

– Правда?

– Так ты с ним?

Он хотел спросить о Тедди, но не знал, как задать вопрос.

Щетина у Исака на щеках росла так густо, что казалась черной тенью, а не бородой.

– Простите, но мой дядя здесь замешан? – прямо спросил Никола, понимая, что юлить не получится.

Исак стукнул его по плечу:

– Он этого не делал с Аниной, я уверен. Не беспокойся за него. Просто ответь – ты участвуешь?

– Да.

– Хамон тебя всю жизнь благодарить будет. Как только узнаем, где эта сучара, ты получишь сообщение о месте от Юсуфа.

– О’кей.

– Оставь мобильник и иди на место. Возьми с собой перчатки, балаклаву и одежду, которую потом можно сжечь.

– О’кей. Что мне делать сейчас?

– Вот что. Иди к Габбе и возьми там себе «глок» или «макаров», ну ту же пушку, что была у Юсуфа, когда вы выгнали того говнюка на лед. Габбе знает, какую. И он знает, что ты придешь.

– Откуда?

– Никола, хабиби, я всегда в тебя верил. Ты один из нас.

* * *

Он чувствовал, что его пальцы пахли табаком, когда он протянул руку, чтобы поприветствовать Патрика Эрна.

Определенно прошла пара часов со звонка Филипа, когда Эрн попросил его перезвонить приблизительно в это время.

Прямо перед ним, по другую сторону дубового стола, сидел Ян. Он тоже казался усталым. Тедди подмигнул ему, он был рад, что Ян позвонил ночью.

Между ними лежал мобильный, подключенный к какому-то пульту с двумя кабелями и с наушниками.

Из окна открывался вид на оживленное движение по Свеавэген, в основном состоящее из такси. Это Сити, сердце Стокгольма.

Тедди вспомнил, что Кассандра рассказала о сестре Филипа. Они решили, что Эмили попытается поговорить с Каролиной Шале.

Патрик Эрн был, очевидно, на пределе. С ладоней пот чуть не капал, в подмышках рубашки появились темные круги. Он запинался, пытаясь передать содержание утренней беседы.

Они расселись и стали ждать.

Ян яростно работал на принесенном с собой ноутбуке, надо было попытаться отследить разговор.

Перед Патриком Эрном тоже стоял ноут, он что-то печатал.

Тедди откинулся на спинку стула. Нужно все обдумать, понять, как все связано. Убитая девушка, Кассандра, ассирийцы.

Патрик постучал ему по плечу:

– Кажется, сейчас он звонит.

Тедди потянулся за наушниками:

– Вы записываете?

Патрик кивнул, затем ответил на входящий вызов.

– Здорово, Патрик, это опять Филип. Ты сказал, чтобы я где-то в это время позвонил.

Тедди сразу же узнал голос.

Патрик Эрн старался казаться беззаботным:

– Конечно, я просто был на встрече с клиентом. Хорошо, что ты перезвонил!

– Дело в том переводе, о котором мы на днях говорили. Ты получил копию договора?

– Да, получил. Сколько там было нужно?

От Тедди и Яна Патрик получил указания затянуть беседу насколько возможно. Перед ним лежал сценарий с вопросами.

Тедди закрыл глаза и сосредоточился на голосе Филипа.

– Шестнадцать миллионов крон.

Вздох.

– Точно, и деньги нужно было отправить в банк в Таиланде, правильно?

– В договоре все есть. Деньги перевели?

– Подожди минутку, сейчас я посмотрю.

Патрик зашуршал какими-то бумагами. Тедди знал, что договор уже лежал перед ним. Ян стучал что-то в своем компьютере.

В наступившей в трубке тишине Тедди услышал птичий щебет. Ни машин, ни крикунов, ни городского шума. Только птицы. То место, куда его отвезли, должно быть, за городом или в каком-нибудь парке.

– Да, вот я нашел его.

– И?

– К сожалению, деньги еще не отправили. Ты знаешь, мы каждый день заканчиваем в десять ровно. Поскольку я получил договор вчера, деньги должны были быть отправлены сегодня, но возникла какая-то ошибка. Мне очень жаль.

– Патрик, это неприемлемо. Почему деньги не пришли сегодня?

Тедди показалось, что он услышал надлом в голосе Филипа, панику, которая, наверное, им овладела.

– Мне ужасно жаль. Мы это, наверное, упустили. Но я посмотрю, что можно сделать. Подожди минутку.

Патрик отключил звук в трубке. Он повернулся к Яну:

– Как дела?

Ян даже не поднял глаз от компьютера.

– Может быть, может быть, – ответил тот. – Подержи его еще несколько минут.

Патрик встал и обошел вокруг стола. Над верхней губой у него блестел пот.

Через две минуты Тедди велел ему вернуться к разговору.

– Скажи, что может получиться, но что тебе нужно поговорить с еще одним человеком. Сколько тебе нужно, Янне?

– Максимум две минуты, уже почти.

Патрик нажал на кнопку.

– Привет, я как раз говорил с человеком, который этим занимается, и все-таки может получиться отправить деньги сегодня, но тогда тебе придется оплатить расходы по переводу. Она только еще раз посмотрит, о какой сумме идет речь, и перезвонит через минуту.

– Хорошо.

– Кстати, когда у тебя будет доступ в квартиру?

– Эмм… ну, как только заплачу.

– Как здорово. Будешь делать ремонт или сразу въедешь?

– Оставлю как есть. Она еще не выяснила?

– Скоро перезвонит.

Патрик скосил глаза на Яна.

Птичьи голоса умолкли. Или они закрыли трубку, или отключили звук, так же, как это недавно сделал Патрик.

Снова послышался голос Филипа:

– Слушай, я не могу больше ждать. Можешь вместо этого отправить деньги на европейский счет?

Тедди увидел, как Патрик выкатил глаза.

– Но Филип, все в порядке. Мы их отправим в Таиланд как только сможем, завтра после десяти.

– Нет, я передумал… я хочу, чтобы ты их отправил на этот счет. 45433455-4. Это «Ситибанк», в Англии. IBAN 43434. И тогда они будут у получателя через несколько часов, правильно?

– Филип, подожди…

Тедди попытался жестами заставить Патрика успокоиться.

Ян покачал головой, ему нужно еще время.

– Мы все устроим с Таиландом, конечно, устроим.

Казалось, Филип вот-вот заплачет, его голос почти срывался:

– Нет, Патрик, переведи деньги на английский счет. Сейчас.

Короткая пауза.

Ян начал жестикулировать, поднял вверх палец: подержи его еще минуту.

Патрик сказал:

– Может, есть другой счет, на который можно сделать перевод?

– Патрик, пожалуйста, прошу тебя. Просто отправь деньги сейчас.

– Хорошо, я все сделаю. Но мне нужно спросить о…

Они услышали щелчок.

Потом стало тихо.

* * *

На этот раз она знала, как правильно сесть на этом непокорном диване. Но все равно приходилось следить за равновесием.

Эмили была дома у семейства Шале, в библиотеке. Чучела животных на стенах сегодня вызывали у нее неприязнь.

Прямо перед ней сидела Каролина Шале.

Карл-Юхан только что вышел с глубокой складкой между бровями.

– Хотите встретиться с Каролиной наедине, почему? – спросил он, открывая ей дверь.

– Так нужно, – ответила Эмили. Она была не в силах придумывать какой-то повод.

Перед приездом сюда она оставила Кассандру в полицейском участке в Васастане. Кассандра протестовала, но не очень активно. Просто жалобным голосом попросила, чтобы ее вместо этого высадили на улице. Эмили отказалась.

У Каролины были темные волосы, прикрывавшие уши. Они были зачесаны на косой пробор, и, кажется, она их давно не мыла, Эмили видела, что волосы лоснились. На ней был вязаный джемпер, казавшийся бесформенным.

Эмили не знала, как ей начать.

– Думаю, вам известно о том, что случилось с Филипом.

– К сожалению, да.

– Как давно вы в Швеции?

– Довольно давно.

– Но в этой квартире вы недолго жили?

– Нет, я въехала вчера.

– И где вы жили до этого?

– У подруги на Артиллеригатан.

– Вы встречались с Филипом в последнее время?

– Нет, вообще-то нет.

– Но вы примерно одного возраста, вы не общаетесь?

У Каролины были зеленые глаза, а не голубые, как у Филипа. Сейчас они выглядели красными и влажными, как будто она недавно плакала. Наверное, это было бы не так уж странно.

– И что вам на самом деле нужно? – задала она встречный вопрос.

Эмили снова внимательно на нее посмотрела. Она, похоже, одного с ней возраста. Судя по одежде, Каролина была не такой консервативной и привередливой, как ее брат. Джинсы на ней были большеватые и потрепанные снизу, а вязаный джемпер вытерся на локтях.

Единственное, что она точно знала о Каролине Шале, это то, что она обычно жила в Англии. Не в той же стране, что ее брат.

– Я хочу узнать, был ли у вас какой-то особый интерес, чтобы кое-что выяснять о Филипе?

Каролина сделала глубокий вдох.

– Нет, почему он у меня должен быть?

– Вы расспрашивали о нем других людей?

– Никого, кроме мамы и, может быть, отца. А почему вы спрашиваете?

– Я получила информацию, что вы связывались с молодой женщиной, она из Нигерии, чтобы расспросить о жизни брата.

Ей показалось, что Каролина перевела дыхание, прежде чем ответить:

– Я не знаю, о чем вы.

Эмили замерла. Каролина лгала. Но она не знала, что нужно сделать, чтобы та рассказала правду. Это дочь ее клиента. Она подумывала, не раскрыть ли все карты и рассказать о том, что сказала Кассандра. Но сначала нужно посоветоваться с Магнусом. Она затронула несколько менее важных вещей, знала ли Каролина, что могло случиться с Филипом и так далее. Затем поблагодарила за то, что та так быстро откликнулась.

Каролина встала.

– Могу я спросить о другой вещи?

– Конечно.

– Это вы нашли мертвую женщину сегодня ночью?

– Да.

– Что там на самом деле произошло, вы видели?

– С этим вопросом вам лучше обратиться в полицию.

Эмили тоже поднялась. Каролина последовала за ней в холл.

Карл-Юхан встретил их у входной двери.

– Вы уже закончили?

– Думаю, да. Тедди сейчас в банке, он может позвонить в любой момент.

Каролина натянуто улыбнулась.

– Жаль, что не смогла вам больше помочь.

Карл-Юхан пожал Эмили руку.

Каролина протянула свою, чтобы сделать то же самое.

Рукав ее джемпера слегка задрался.

И Эмили ее увидела. Татуировку несколько сантиметров диаметром.

Это был белый кролик с красными глазами.

* * *

Тедди стоял у подъезда на Фатбурсгатан. Было послеобеденное время, и он приехал сюда сразу из банка. Ему нужно собраться. Он вспомнил о стычке в квартире Гульдмана ночью и бегстве из Скарпнэка сегодня утром. Он беспокоился, не слышали ли соседи, как он напал на Гульдмана. Но ни он, ни Эмили или Ян не проверили соседей на Фатбурсгатан.

Поэтому он и был здесь.

В такси он расслабился. Перед глазами всплыли приятные воспоминания.

Как они с Сарой, пока она еще работала охранником, были на площадке весенним днем. Тедди пошутил: заключенные с радостью ходили бы на курс по скалолазанию со сраховочной веревкой, клиньями и прочим.

– И вы, наверное, хотите на стенах тренироваться? – спросила Сара и засмеялась своим обычным захлебывающимся смехом, как будто на нее икота напала.

Как Линда, Дарко и он сам вместе с отцом на праздновании Рождества в Сербском союзе. Отцовская несходящая улыбка, когда он ходил там с сигаретой во рту и поглядывал на еду. Для отца это был особенный момент по многим причинам.

Как отец учил его плавать в бассейне.

Я держу тебя.

Я поймаю тебя, когда ты прыгнешь с бортика.

Посмотри на Дарко, ему же нравится.

Ничего не получалось. Тедди не нравилось, когда вода попадала на лицо, и еще меньше – когда она накрывала голову. В бассейне было холодно.

Влезай сюда, я кое-что тебе покажу, – сказал отец.

Тедди вскарабкался на бортик, отец взял его за руки и протащил его этот последний метр. Дарко плескался там внизу и кричал: «Прыгай, прыгай!»

У отца были маленькие тесные плавки. Он тогда был худым, но Тедди помнил, как его приводила в восторг отцовская мохнатая спина. Настоящий папа не может быть холодным.

Затем отец схватил его и забросил глубоко в бассейн.

Вспоминания прервались телефонным звонком, и Тедди узнал номер Николы.

Он быстро взглянул вперед, таксист был погружен в собственный телефонный разговор.

– Здорово, Тедди, это я.

– Нико, как дела? Ты говорил с Линдой?

– Все нормально. Она просто разыгрывает трагедию. Но мне нужно с тобой обсудить одну важную штуку.

Тедди посмотрел в окно и увидел табличку с названием улицы: Фатбурсгатан.

– Юсуф тут говорит, что ты моих корешей приложил прошлой ночью.

Тедди почувствовал холод в животе.

– Это были твои приятели? На Фатбурсгатан?

– Да, и эту адвокатшу мы вчера встретили. Слушай, Тедди, я хочу одно сказать. Со всем респектом, но, будь другом, хватит в этом копаться. Не знаю, что ты знаешь и что не знаешь, но нам нужно делать наше дело.

– И что это?

– Не могу сказать, пожалуйста, хорош спрашивать. Сам знаешь, какие тут понятия.

Тедди показалось, что он лишился дара речи.

– Никола, я люблю тебя, – выдавил он через пару секунд. – Но мне тоже нужно делать мое дело.

– Прошу тебя.

– Нет. Не о чем тут просить. Только пообещай мне одну вещь.

– Что?

– Не делай глупостей, не надо быть таким идиотом, как я.

* * *

На площадке было четыре двери, и одна из них вела в квартиру Филипа.

Он позвонил в соседнюю дверь.

Никто не открыл.

Он позвонил в следующую. Над почтовым ящиком написана фамилия Перссон.

Растрепанная женщина с младенцем на руках открыла дверь. Против своей воли Тедди снова подумал о Саре. Женщина была одета в мягкий спортивный костюм и смотрела на него с таким раздражением и явным желанием сразу захлопнуть дверь.

– Здравствуйте, меня зовут Тедди. Простите, что вот так просто звоню, но мне нужно задать вам несколько вопросов.

– Эээ… в чем дело?

Ребенок лет трех от роду выбежал в прихожую и обхватил женщину за ногу.

– Мама, мама, пойдем!

– Я из управляющей компании, меня интересует, не слышали ли вы каких-либо странных звуков из вон той квартиры в период с одиннадцатого февраля по сегодняшний день. Мы получили несколько жалоб.

Он показал рукой на квартиру Филипа.

Ребенок снова потянул женщину за ногу. Младенец у нее на руках запищал.

– Нет, не сказала бы, мне кажется, там никто не живет. Я, по крайней мере, никого еще не видела.

Она потянула дверь на себя, давая понять: у меня нет времени на ваши расспросы.

Тедди поблагодарил и распрощался.

Он позвонил в последнюю дверь. На табличке стояла фамилия Паскаль.

Ему открыла дверь средних лет женщина в халате.

Здесь дело пошло гораздо спокойнее, но и она казалась удивленной.

Тедди задал свой вопрос.

Женщина, казалось, обдумывала ответ.

– Знаете, чаще всего здесь очень тихо. Совсем тихо. Обычно слышно как автобусы останавливаются и отъезжают на улице.

– А ребенка Перссонов вы не слышите?

– Нет, у нас нет общих стен. И, к счастью, здесь хорошая изоляция.

– А там? У Польонена?

– О, я была на больничном несколько дней, понимаете, грипп. Так что я в основном лежу дома, пью чаек и жалею себя. Знаете, я только что развелась.

– Вот как.

– Да, поэтому тишина дле меня особенно заметна.

– И вы что-то слышали?

– В общем, да.

– Расскажите.

– Два раза. Один днем и один ночью.

Тедди подумал, что ночные звуки были, наверное, нападением на них с Эмили.

– Расскажите о том, что было днем, – попросил он.

– Вот, два дня назад что-то было, припоминаю. Кто-то там шумел в этой квартире напротив, но, как я говорила, здесь очень толстые стены, так что я не особенно беспокоилась. Но потом, во время обеда, я услышала громкий хлопок. Как будто входная дверь грохнула. И я подумала: да что там происходит на лестнице? Я все еще плохо себя чувствовала, но как раз начала пить антибиотики, так что мне все-таки было немного лучше. Наконец я вышла в прихожую, чтобы посмотреть, в чем дело. Тогда снова раздался грохот, как будто что-то ударилось об мою дверь. Не знаю, может быть, кто-то пытался сюда попасть. Почему они не позвонили – не знаю. Помню, что я поставила чашку на комод – и она звенела. Вся прихожая у меня дрожала, и там, на площадке, кто-то кричал. Я посмотрела в глазок, там было довольно темно, но я разглядела трех человек. Выглядело, как будто они боролись, двое из них лежали на полу и кидались то туда, то сюда.

– Как они выглядели?

– Вот этого я не разглядела, и они скоро снова скрылись в квартире. Но где-то через пару минут они ушли, потому что я снова слышала, как дверь захлопнулась. Я собиралась позвонить управляющему и пожаловаться. Но потом я подумала: зачем мне в это вмешиваться?

– И вы больше ничего не видели?

– Вы сказали, что вы из управляющей компании?

– Да, нам поступали жалобы.

– Ага. И вы не могли просто позвонить?

– Могли, но мы решили, что лучше посетить людей на месте. Вы заметили что-то еще?

– Да, заметила. Звуки с улицы. И я подошла к окну и посмотрела на тротуар внизу. Кажется, там был уборочный день, потому что машин было мало. Потом снова этот звук повторился. Я наклонилась и посмотрела на улицу. И увидела, как черная машина сорвалась с места и уехала по улице.

– Черная машина?

– Да, «Вольво», если я правильно помню.

– Вы внимательно ее рассмотрели?

– Я записала номер. Он вам нужен?

* * *

– Ты же знаешь, ты не можешь заявить на клиента.

Они сидели у Магнуса в кабинете. Едва попрощавшись с Каролиной и увидев ее татуировку, Эмили поехала прямиком в контору. Она промчалась мимо рецепции сразу в кабинет Магнуса.

Когда Эмили ворвалась к нему, он разговаривал по телефону с Карлом-Юханом.

«Положи трубку!» – написала она на клочке бумаги и подняла его к глазам Магнуса.

Она сразу рассказала, в чем дело.

– Каролина Шале как-то в этом замешана.

– О чем ты?

Эмили объяснила. Татуировка с белым кроликом. Шанс, что это простое совпадение, очень мал.

Магнус ничего не сказал. В обычных случаях он крутил бы в пальцах ручку или барабанил ими по столу. Но сейчас он сидел совершенно неподвижно.

– Я поговорю об этом с Карлом-Юханом, – сказал он.

– Что ты ему скажешь?

– Что Каролине нужно пойти в полицию и все рассказать, если она с этим связана.

– А если она откажется?

– Тогда мы откажемся от этого задания. И ей придется пойти в полицию.

– Если она пойдет туда, разве не откроется дело с Филипом?

– Знаю, знаю. Но что нам тогда делать? – Магнус вздохнул.

– Есть и другие подозрения против нее.

– Какие?

Эмили вкратце рассказала, что Тедди говорил с девушкой, с которой пыталась связаться Каролина. По какой-то причине она не углублялась в детали, она сама точно не знала почему, но ей казалось неудобным все это рассказывать Магнусу.

– Я понял, – он почти перебил ее. – Займемся этим по очереди. Сейчас я звоню Карлу-Юхану и говорю с ним.

– Мне остаться здесь?

– Как ты сама думаешь?

– Возможно. Я же все сама видела.

– Но я думаю, что мне лучше это сделать без тебя. Он может почувствовать давление, если нас будет несколько. И скажу начистоту, Эмили, мне придется подать это под таким соусом, чтобы получилось это рассказать, и при таком раскладе тебе не стоит участвовать в разговоре.

Интересно, что он имел в виду.

* * *

Патрик Эрн пообещал перевести деньги на этот раз на британский счет. Филип узнал название банка. Он своими ушами слышал в трубке, как Патрик постучал по клавишам и ввел данные для транзакции. Шестнадцать миллионов его денег. Они должны быть довольны. Теперь деньги придут через несколько часов.

Наверное, сейчас середина дня. У него все еще жар. Чувствительность в ногах не вернулась, и в нескольких пальцах тоже.

Его бросили здесь на бетонном полу, привязанным к стулу, как отмороженную шлюху.

Шлюхи, подстилки… сколько он их видел. За границей было проще достать по-настоящему молоденьких, таких, какие ему нравились. В Швеции нужно быть внимательнее, и просто по соображениям безопасности, и еще потому, что они всегда готовы тебя нагреть. Наказание за покупку девки в этой стране бесчеловечное, просто дико, что это вообще считается преступлением. Что за гребаные феминистские бредни. И эти кидалы-сутенеры думают, что ты идиот и не видишь разницы между четырнадцатью и двадцатью двумя.

Он вспомнил ту черную шлюху, которую ждал в квартире, когда они ворвались и забрали его. Сначала он подумал, что это ее дружки пытаются его ограбить. Но те, кто повалил его на пол, оказались не черные, и он ни разу не видел, чтобы ее привозил белый водитель.

Хани Роуз – так она себя называла. Конечно, не настоящее имя, хотя у них и могут быть самые дурацкие имена там, откуда она приехала. Но она была подходящего возраста, в этом он уверен.

Она и раньше была у него несколько раз.

Он вспомнил самый первый.

– I like you. You handsome.

Конечно, ее научили так говорить. Но у него сил не было на пустую болтовню.

– Shut up, – сказал он и уселся в кресло. Он не хотел, чтобы они слишком здесь шумели, хотя стены и толстые. – Раздевайся.

Она это не так часто делала раньше, это было заметно.

Неловкость и неуверенность его привлекали.

Она стояла голая перед ним. Грудь такая маленькая, что едва заметна, кое-где проглядывают ребра. В теле было много детского. Как раз как он любил.

Она снова это начала. Попыталась погладить его по голове.

– You big boy.

Он встал и толкнул ее на кровать.

Она смотрела на него огромными глазами.

– Mistah?

Одной рукой он прижал ее тельце к матрасу, а другой вытащил член из штанов.

Он вставил ей сзади.

Она молчала, отлично.

Он жестко ее трахал.

Он бил ее по заднице. Все сильнее и сильнее. Ее темная кожа приобрела фиолетовый оттенок.

Он вытащил член и вставил ей в зад.

Кровать раскачивалась.

Она попробовала что-то сказать, но он не слышал что. Ему все равно ни к чему ее мерзкие звуки.

Одной рукой он обхватил ее за шею и задрал ей голову.

Он сильнее сжал пальцы. Услышал, как она тяжело задышала. Видел ее дрожащие губы и слезы в уголке глаза, это его еще больше возбудило.

Он засунул пальцы ей в анус вместе с членом.

Шевелил ими, давил, крутил.

Он бил ее по спине. По заду. Тянул ее за волосы.

Еще сильнее нажимал ей на горло.

Он трахал ее, как она заслуживает. Как они все заслуживают.

Он вставлял. Сжимал. Давил.

Он услышал, как она захрипела. Она упала на подушку.

Он кончил ей в зад.

После этого ему даже «Золофт» не требовался. Он только валялся на кровати и дремал еще где-то час.

Хотя покой длился недолго. Так всегда было.

На другой день он будет себя отвратно чувствовать.

Он знал, как с ним это обычно бывает.

Звук открывшейся и захлопнувшейся двери.

Скрип резиновых подошв о пол. Кроме того, другие подошвы, кожа или что-то подобное. Филип знал этот звук, сам он ботинки с резиновой подошвой носил только в спортзале.

Знакомый голос. Этот ублюдочный Джокер.

– Спасибо, Филип.

Через просвет в повязке он видел только потолок. Но он попытался немного повернуть голову вместе со стулом, пока они были снаружи. Когда Джокер подошел ближе, Филип увидел его ноги. Темные джинсы, синие «найки» на ногах.

– Деньги пришли.

Филип попытался ответить, но смог только выдавить каркающий звук. Ему целый день не давали ни пить, ни есть. Но он все равно чувствовал глубокое облегчение.

– Но ты ведь не сможешь никому об этом рассказать, да? – сказал Джокер, и это прозвучало, как будто он бредил. Может, он выпил.

– И теперь нужно с этим кончать.

Он почувствовал, как кто-то поднял повязку. Он увидел две пары ног.

Затем Джокер нагнулся к нему. Филип смотрел ему прямо в глаза. Он попытался разглядеть их выражение, но не увидел ни гнева, ни ненависти, ни радости, ни сожаления. Только пустоту.

Джокер держал в руке молоток.

Затем они снова опустили повязку.

– На, возьми, – услышал Филип его голос.

Он протянул второму молоток?

Потом его плечо взорвалось.

Его, наверное, ударили этим молотком. Боль, как пламя, поднялась по всему плечу и полилась в груди.

Еще один удар. На этот раз по спине.

– Пожалуйста, хватит, – умолял Филип.

Он пытался шевельнуться, уклониться от удара. Но вместо этого он рухнул на пол, со стулом, приклееным к голове, как идиотский шлем.

Удар по ступне. Там что-то сломалось.

Он чувствовал грязь в крови.

Стало тихо.

Он снова услышал скрип шагов. Ушли.

Трескающийся лед залива. Хани Роуз. Ян в яме с мочой в старшей школе. Темнота в глазах Каролины.

– Что за гребаный бардак. Это, мать твою, что за херня?

– Кто бил? – наконец прошептал Филип.

– Насрать. Но тебя нужно отправить в другую комнату. И я снова один. Но все норм. Теперь мне заплатят.

* * *

– Магнус помог мне в стольких делах, что я всех и не припомню. К тому же он наш с Мамулей личный друг, ты знаешь. Он состоит в клубе «Новое общество». Он крестный Филипа. Мы с ним вместе охотимся больше двадцати лет. На него можно положиться, я гарантирую.

Карл-Юхан смотрел сверху вниз на дочь, сидевшую в кресле перед ним. Со стен на них таращились мертвые животные. Она смотрела на колени, на сложенные руки, на первый взгляд совершенно спокойная. Настолько, насколько кто-то в семье мог успокоиться в нынешней ситуации.

– Ты не рассказывала мне, о чем тебя спрашивала Эмили, – сказал он.

– Поговорим об этом позже.

– Нет. Эмили сегодня ночью нашла эту бедняжку, которую убили, и теперь мне звонит Магнус и говорит, что ты можешь быть в этом замешана.

Он ждал какой-то реакции, но Каролина сидела не шевелясь, точно статуя.

Затем она вздохнуда.

– Почему?

– Можно мне взглянуть на твою правую руку?

Каролина вытянула руку и закатала рукав.

Маленький белый кролик сидел, подобравшись, сантиметрах в десяти от ее ладони.

– Ты знаешь, в чем дело, ведь так?

Она молчала.

– Скажи же что-нибудь, Каролина. Они могут обратиться в полицию, если мы не дадим удовлетворительный ответ. Неужели ты не понимаешь?

Ничего.

– Пожалуйста, Каролина, скажи, что ты с этим не связана.

Она медленно встала.

– Где мама? – спросила она тихо.

– Мама спит, она очень устала и взволнована из-за того, что происходит. Я никогда ее еще такой не видел, волосы дыбом, и вся не в себе. Она приняла приличную дозу «Пропавана», так что проспит несколько часов.

Каролина оказалась выше, чем он ее помнил. В общем-то, они с ней были почти одного роста. Подумать только, она столько прожила за границей. С последней встречи прошло, кажется, года четыре.

– Каролина, хватит этого балагана. Что мне, по-твоему, сказать Магнусу?

Она сделала шаг ему навстречу.

– Да что хочешь!

– О чем ты? Ты с этим связана или нет?

– Да тебе же наплевать, да, папа? Ты хоть когда нибудь спрашивал, зачем я всем этим занимаюсь? Ты когда-нибудь хоть на секунду задумывался, что со мной произошло? Тебе было насрать, когда я попала в больницу под капельницу, после того как ты меня двое суток продержал взаперти. И ты меня хоть раз спрашивал, почему я уехала за границу?

Карл-Юхан попятился. Так она еще никогда с ним не разговаривала.

– Ты как и всегда, – продолжала Каролина. – лишь меня воспитывал в соответствии с традициями? Или это должно было меня закалить и сделать сильнее? И знаешь что? Да, я стала сильнее. В конце. Но долгий путь этого не стоил.

– Но дорогая моя девочка, успокойся немного. Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Понимаешь. Окажи мне хотя бы эту услугу: покончим с ложью и самообманом. Все. Я сама с этим разобралась.

– Что ты хочешь сказать? Прошу тебя, Каролина, скажи, что ты не замешана в том, что случилось с Филипом.

У нее были такие красивые зеленые глаза. Он вспомнил, как ему нравилось, когда она была маленькой, фотографировать ее в профиль, так чтобы ее невероятные ресницы особенно четко запечатлелись на снимке.

– Я замешана, папа.

У Карла-Юхана перехватило дыхание.

– Но не так, как ты думаешь.

У него похолодело внутри.

– Но как?

Его дочь развернулась и молча ушла.

Он услышал, как она захлопнула входную дверь.

Он подумал: как ты прекрасна, девочка моя. Так прекрасна.

* * *

Тедди недавно позвонил ей и доложил о разговоре с Патриком Эрном.

– Ты могла бы посмотреть, найдешь ты что-нибудь о «Ситибанке» в Лондоне? Номер счета 45433455-4. Филип теперь хочет отправить деньги туда вместо Таиланда.

Эмили показалось, что она услышала звоночек. «Ситибанк».

Она только не могла вспомнить, в чем дело.

Потом он рассказал, что только что был у соседки. У женщины, видевшей номер автомобиля, в котором, скорее всего, увезли Филипа.

– Я проверил номер, это наемная машина из «Авис Швеция». Я позвонил туда, и нужный автомобиль обычно сдается в отделении на Свеавэген. Туда я тоже позвонил, сейчас машина в аренде, но ее вернут в течение дня. Где ты?

– Я в офисе.

– Отлично, ты к ним ближе, чем я. Ты сможешь туда побыстрее забежать?

Маленькую конторку «Авис» она увидела издалека. Красные вывески в окнах и красные же козырьки. «Лизинг-центр ”Авис”, Аренда автомобилей». Она пошла вдоль Свеавэген, одной из самых длинных улиц в Стокгольме, и если посмотреть в ясный день, можно увидеть всю дорогу до Северной таможни. Артерия, качавшая жизнь сквозь город.

Она не могла забыть широко открытые глаза Анины.

Прочь. Домой.

Встретиться с мамой и папой.

Пообедать с кем-то, кого она хорошо знает.

С Феликсом. Юссан. Молли. Тедди.

Тедди?

Потом ей пришло в голову, что вряд ли у нее появится свободная минутка, даже когда это все закончится. Она все еще помощник юриста в «Лейонс».

Эмили проскользнула в дверь лизинговой фирмы. Обстановка в серо-белых тонах. За стойкой висели крупные плакаты с логотипом фирмы и маленькие экраны, демонстрирущие рекламные ролики. На полу лежали ковры с той же эмблемой.

– Могу я вам помочь? – спросила за стойкой женщина в белой рубашке и красном пуловере с надписью «Авис» на груди.

– Я ищу одну машину.

Эмили объяснила, что ей нужен «Вольво» с определенным регистрационным номером и что ей известно, что машину вернут сегодня.

Женщина, кажется, не заметила ничего странного в вопросе. Она набрала на клавиатуре запрос.

– Да, ее уже вернули.

– Спасибо. А можно узнать, кто арендовал ее где-то девятнадцатого февраля?

– К сожалению, мы не можем предоставить эти данные.

– Хорошо. А могу я взять ее сейчас?

– Да, конечно. Но машина, к сожалению, не здесь. Она в гараже в Тэбю. Но если вы торопитесь, у нас есть такая же.

– Нет, я хотела бы взять именно эту машину. Можно сейчас поехать и забрать ее?

Эти бесконечные такси. Дорога двигалась медленно. Десять минут ушло только на то, чтобы миновать круговой перекресток на выезде, у Руслагена. Она вспомнила, что когда сюда приезжал Барак Обама, улицы опустели. Жители серьезно восприняли предупреждения о пробках и перекрытых улицах и поехали на общественном транспорте или кооперировались группами и брали одну машину на всех. Это доказало, что такое возможно – дело только в желании. Нет нужды сидеть по одному в машине и толпиться в пробке, как придурки.

Она позвонила Яну – Загадочному-Но-Компетентному-Мужчине. Они обсудили, как найти следы в наемной машине. По словам Яна, автомобили обычно моются и тщательно убирются после каждого клиента, но что-то могло и остаться.

– Тебе бы пойти домой и поспать, после того, что случилось ночью, – сказал он.

– Да, но сейчас не получится.

– Известно, что думают в полиции?

– Нет.

– Они выяснили, от чего она умерла?

– Думаю, нет, у нее была рана у виска. Я не знаю, как она там оказалась. Может, она упала?

– Трудно сказать. Если они найдут следы крови, то по ним обычно можно определить, стояла жертва или лежала, когда на нее напали. Капли крови выглядят по-разному в зависимости от того, как они попали на поверхность. Это может быть важно: Анина стояла, когда ее ударили или толкнули, или она уже была на полу. В первом случае могла случиться драка или что-то подобное. Во втором нападение было умышленным.