Не быть казачьему сословью В анкетах будущих веков. Но с неизбывною любовью Русь отличает казаков. И посреди людского моря Мне доводилось, и не раз, Услышать: «Ты — донского корня? Ну как там на Дону у вас?» А что у нас? У нас, как всюду, Растят хлеба, смолят челны Такие же простые люди, Не пасынки своей страны. Так от чего ж светлеют лица, Бесхитростно теплеет взгляд, Когда в Сибири иль в столице Со мной о Доне говорят? Мой Тихий Дон, Мой край нетихий, Наверно, ты за то любим, Что на заставах мыкал лихо, Русь бороня копьем своим; Что в пору крепостного гнета Дышал ты волей гулевой, Народной веры был оплотом, С царями затевая бой? Ты не держал оружье ржавым, Не падал перед силой ниц. Твоим старанием держава Достигла нынешних границ. Великий не единым сыном, Ты всем запомнился бойцом — Могучим, песенным, былинным, Приметным духом и лицом. Я ностальгией не страдаю По отошедшей старине, Но из любви к родному краю Растет любовь ко всей стране. И пусть сословья нет такого, Правы москвич и сибиряк: Я — отпрыск рода боевого, Я — константиновский казак!

Дед наследства за жизнь не скопил. Он излишков не знал и в помине. Неухватистым, видимо, был? Или дело не в частной причине? А работал с двенадцати лет. Воевал за счастливую долю. И всеобщей коммуны рассвет Приближал с хлеборобами в поле. За плечами — лишь класс цэпэша [1] , Да походная школа краскома. Но впитала, как пашня, душа Грозовые мечты Совнаркома. Он за их торжество не жалел Ни здоровья, ни крови, ни жизни, До конца отслужил, как умел, И станице своей, и Отчизне… Наклоняюсь к могильной плите И кладу незабудки неровно. Дед! Я также живу в маяте — Меж мечтой и реальностью скромной. Я работы, как ты, не боюсь. Головой и руками владею. Только как в этой жизни ни бьюсь, А долгов одолеть не умею. Свет надежды во мне не погас. И не зря я пошел в офицеры. Но с тропы восхождения нас В недоверье влекут лицемеры. Сколько их под личинами слуг Раздобрело на средства народа, На призыв нас беря, на испуг, На безумный посул сумасброда?! От фальшивых пророков устав, Я пришел, чтоб тебе поклониться, Помянуть. Помолчать среди трав. Духом предков своих причаститься. Мы — былинки на шаре земном. Косят нас и ногами сминают… Но как травы, мы рвемся на взлом Всех препятствий, Что свет заслоняют!

Может, это Россию и губит, Что с далеких времен повелось — Всех пришельцев она приголубит, А свои… перебьются небось?! Все поставит на стол, чем богата, Не возьмет с чужаков ни гроша. Хоть и платье — в прорехах, заплатах, Но зато нараспашку душа.

Оглянись, Аввакуме, увидишь — Нынче в яме твоей пустота. Даже сеявших смуту на идиш, Не отыщешь сегодня следа. Все тактичны теперь и согласны, Побратались сердечно давно. И прожекторы светят нам ясно Там, где было веками темно. Нет у нас много лет лицемеров, Ни проказы — в душе, ни чумы. И врагов нашей праведной веры Воспитали как следует мы. Не смирившийся рыцарь гордыни, Умирать на костре не учи. Но к чему архаичное ныне Одинокое пламя в ночи?..

К чему валить вину на одного? Он грешен тем, что мыслил радикально. Был геноцид задуман до него В безграмотной стране патриархальной. Куда ушли герои Октября, Известные по битвам и походам?.. Посмертный путь прозрения торят Те, кто не свыше признан, а народом! Мешает Русь всемирной кабале, Ростовщикам и скупщикам мешает. И что без чьей-то помощи во зле Погрязли мы, Они же нам внушают. Но приглядись к глашатаям, народ! По лицам их и по глазам узреешь, Кто к возвышенью за собой зовет, А кто — доставить на Голгофу реи!

Ни автобуса нет, ни трамвая. Да и город-то где, не поймешь. Здравствуй, русская быль горевая, Как же ты одичало живешь! Сколь веков кособочатся избы И кричит из окошек нужда? Что за жребий народом был избран И привел наших предков сюда? Блещут чайки над озером Неро. Кремль туристским нашествием взят. Нашу славу былую и веру В сувенир превратить норовят. Будят память ростовские звоны. Будят совесть старухи в пимах, И гниющие лодки в затонах, И безмолвие в сирых домах. Много в прошлом. А что же в грядущем?.. Даже озеро тленно цветет… Но лепечет душа всем живущим: «Мир и счастье…» Авось да грядет?!