Мое первое убийство

Лехтолайнен Леена

Сауна, песни, застолье — обычные посиделки любительского хора на даче одного из участников.

Однако веселая вечеринка завершается трагедией — рано утром тело хозяина дома со следами жестокого убийства находят на морском берегу…

Под подозрением — ВСЕ участники вечеринки, потому что возможность совершить преступление была у каждого.

Сложнее — с мотивом: кому понадобилась смерть красавца, души компании и преуспевающего бизнесмена Юкки Пелтонена?

Поначалу Мария Каллио, которой поручено вести дело, в растерянности: ведь она была знакома с убитым и его друзьями, и теперь подозреваемые не воспринимают ее всерьез.

 

Вступление

Юри проснулся от нестерпимого желания сходить в туалет. Во рту был противный привкус виски, пива, чеснока и бесчисленного количества выкуренных сигарет. Он очень надеялся, что в доме найдется фанта. В похмелье он был большим поклонником этого освежающего напитка — найти бы фанту, а то придется лечить больную голову пивом.

Было сказочно красивое утро. Тулия и Мирья хлопотали на веранде, они готовили завтрак. Юри улыбнулся, прислушавшись к их разговору об особенностях различных сортов сыра, — на самом деле эти женщины терпеть не могли друг друга. Но поскольку одна из них была лучшим сопрано Хора Восточной Финляндии, а другая его лучшим альтом, им волей-неволей приходилось ладить между собой. Мирья даже внешне соответствовала своему голосу — темная, полная, мрачноватая. Ну просто настоящая старуха-цыганка из оперы Верди «Трубадур» — уж как там ее звали…

Яркие солнечные лучи светили прямо в глаза, голова раскалывалась. На всякий случай Юри все же проглотил две таблетки аспирина, более легкое лекарство вряд ли подействовало бы на отравленный алкоголем организм.

Фанты не было, свежевыжатого сока тем более. Мир вокруг был угнетающе ярким: сверкало море, у причала шумели чайки, день обещал быть жарким. Трудно будет петь при такой жаре.

— Что, Юри, тяжело тебе? — усмехнулась Тулия. Она тоже была бледной, видно, этой ночью все не выспались. Ну да ладно. На работу все равно только завтра.

— Остальные еще спят?

— Пия собирается пойти поплавать. А остальных я еще не видела. Вообще-то пора вставать, если мы хотим сегодня еще что-нибудь успеть. — Мирья говорила строго, она любила порядок. И искренне считала, что лучший двойной квартет хора приехал на дачу к родителям Юкки на репетицию перед важными гастролями, а не на пьянку. — Так что — подъем, чашка кофе и — вперед, на распевку.

Юри поднялся. Поплавать — это неплохая идея. Вода, наверное, градусов двадцать, в самый раз будет. Он направился к мосткам. На берегу возле сауны показалась Пия в купальнике. Нет, Юри был не в состоянии переодеваться. Скинуть быстрее одежду и — вперед, в море.

И Юкка был в воде, плавал на мелководье недалеко от прибрежных камней. Похоже, у него тоже жуткая головная боль, вон какая дыра на затылке. Да и вообще он как-то не очень хорошо выглядел… Тут рвотный спазм вывернул Юри наизнанку, хорошо хоть в прибрежную траву, а не на себя.

Лишь спустя несколько минут Юри смог подняться и направиться в сторону веранды, где собралось уже много народу. Его высокий и чистый тенор, предмет зависти многих певцов, звучал невнятно, он не мог связать и пары слов.

— Что там у тебя? — крикнула Тулия.

— Юкка… Там, у мостков, ну, черт возьми… Похоже, он мертв! Утонул!

— Что за бред ты несешь?

Антти бросился к берегу, Мирья устремилась за ним. Через мгновение Мирья вернулась обратно и кинулась к телефону. Номера службы спасения были аккуратно выписаны на листке у телефонного аппарата. Сидящие на веранде слышали, как она низким голосом вызвала сначала полицию, затем «скорую помощь».

 

1

Лодочку река несет —

где ж пути конец придет?

Когда зазвонил телефон, я была в душе и смывала с себя морскую соль. Услышала сначала собственный голос на автоответчике, затем просьбу коллеги срочно перезвонить. У меня уже давно не выдавалось свободного воскресенья, поэтому я решила провести первый жаркий день лета на пляже, хотя в принципе терпеть не могу валяться под палящим солнцем. Прошлой зимой я регулярно ходила в тренажерный зал, поэтому фигура стала довольно приличной. Хотя при моей любви к пиву я вряд ли когда-нибудь смогу избавиться от симпатичных складок на животе.

Выключила автоответчик и набрала рабочий номер телефона. Меня соединили с Ране.

— Здорово, женщина! Через четверть часа буду у твоего подъезда. Все необходимое уже собрано. Тут труп в Вуосаари, полчаса назад позвонили ребята из линейной полиции. Тебе нужно что-нибудь из кабинета? Все, до встречи.

«Вот и кончилось мое воскресенье», — думала я, роясь в шкафу в поисках подходящей одежды. Форменная юбка осталась в кабинете в Пасила, так что подойдут и джинсы. Голова мокрая, и после фена волосы будут просто стоять дыбом. Попыталась быстро накраситься и усмехнулась своему отражению в зеркале. Там был кто-то совершенно не похожий на строгую даму — констебля полиции: желто-зеленые кошачьи глаза, рыжие кудри, еще более яркие благодаря модной краске для волос. Легкомысленно вздернутый, весь в веснушках, курносый нос. Губы можно было бы назвать сексуальными, хотя, по-фински говоря, у меня была просто толстая нижняя губа.

И вот меня, девчонку, похожую на мальчишку-хулигана, отправляют куда-то на побережье Вуосаари защищать закон и порядок?

Сирену машины Ране было слышно издалека. Он любил включать сирену, как и добрая половина всех финских полицейских. Зачем? Мертвые все равно уже никуда не убегут. Но, наверное, это прибавляло полицейским уважения в собственных глазах.

— Ребята из технического отдела уже уехали вперед, — деловым тоном доложил мне Ране, когда я плюхнулась в «сааб» рядом с ним. — Итак, труп в Вуосаари, утопленник, но что-то там с ним не так просто. Парню тридцать лет, фамилия, кажется, Пелтонен. Там человек десять отдыхало на даче в выходные, какой-то хор, а утром этого Пелтонена выловили из моря.

— Его кто-то столкнул в воду?

— Неизвестно. Информации пока мало.

— А что это за хор?

— Да толком не знаю.

Ране так лихо вырулил на Восточную трассу, что я подпрыгнула и больно ударилась локтем о дверь «сааба». Сама виновата. Надо было пристегнуть ремень безопасности. Пристегнутый ремень врезался мне в шею, поскольку был отрегулирован под мужской рост.

— Где Киннунен? А остальные? У тебя же вроде тоже сегодня выходной?

— Ребята разбираются со вчерашней поножовщиной. До Киннунена вот уже полчаса не могут дозвониться. Сегодня же воскресенье. Наверное, поправляет здоровье где-нибудь в летнем кафе.

Ране тяжело вздохнул. Разговор продолжать не хотелось. Руководитель нашего отдела комиссар Калеви Киннунен был алкоголиком. А я была руководителем следующего уровня и поэтому должна была принять удар на себя, пока Киннунен находился в запое или приходил в себя с похмелья.

— Послушай, Ране, я, похоже, знаю этого убитого парня. То есть знала… Будет не совсем правильно, если…

— А у меня завтра начинается отпуск, и я собираюсь его полностью отгулять. Так что это в любом случае твой хлеб, нравится тебе или нет. Все, без вопросов.

По голосу Ране я поняла, что он предпочел бы, чтобы я продолжила учебу и стала адвокатом. Смогла бы сама выбирать себе дела. Ране всегда относился ко мне с недоверием, как и многие в нашем отделе. Я была женщиной, к тому же молодой женщиной, а не штатным сотрудником отдела, полжизни проработавшим в полиции. На сегодняшний день я трудилась в отделе всего два месяца, замещая другого полицейского.

К великому удивлению всех моих знакомых, после университета я поступила в школу полиции, хотя всегда считалась бунтаркой, носила панковскую кожаную одежду. Тем не менее голова у меня была забита идеалами о справедливом устройстве мира. Став полицейским, я стремилась помогать как преступникам, так и их жертвам, мечтала изменить мир к лучшему. Мне хотелось работать в сфере социальной реабилитации.

Но школа полиции разочаровала меня, хотя в мужском коллективе я чувствовала себя совсем неплохо. К тому времени я уже стала для одноклассников «своим парнем», играла на бас-гитаре и гоняла с ребятами в футбол.

Я с детства привыкла всегда и во всем быть первой, этой же планке старалась соответствовать и в школе полиции. Но я устала от полицейской рутины. За несколько лет мне надоело писать бесконечные отчеты, осматривать трупы бомжей и выяснять биографии магазинных воров. Я использовала свой потенциал лишь наполовину, мне было скучно и неинтересно. Никто не жаждал моего сочувствия, никому не нужны были моя голова и умение ею пользоваться.

Через несколько лет после окончания университета во мне снова проснулась тяга к знаниям. Я окончила несколько курсов повышения квалификации. Женщин в полиции было мало, они были востребованы, я стала быстро продвигаться по служебной лестнице. Это вызвало слухи и зависть в мужском коллективе. К тому же многие коллеги чувствовали, что я не слишком довольна своей работой, это их тоже задевало. Я поступила на юридический факультет, и мне наконец показалось, что я нашла свое место в жизни.

Летом во время учебы я работала в полицейском участке, часто выполняла там различные поручения и вот сейчас, пятью годами позже, снова вернулась к оперативной работе. Учеба уже успела порядком мне надоесть, и полугодовая практика в криминальной полиции в отделе тяжких преступлений показалась мне хорошей альтернативой, особенно учитывая то, что моей специализацией было уголовное право. Я решила, что возьму академический отпуск и увижу новые горизонты. Но вышло иначе. Работая в отделе тяжких преступлений, я могла думать лишь о работе, лишь изредка выбираясь выпить пива с друзьями, сходить в тренажерный зал или на пробежку.

К тому же мой непосредственный начальник выполнял свою работу лишь на десять процентов. Все остальное время он пил или страдал от похмелья. Как ни странно, его не собирались выгонять из полиции. Все его обязанности ложились на наши плечи, летом ситуация стала просто невыносимой. Часть постоянных сотрудников находилась в отпусках, а бюджет на дополнительных работников закончился еще в апреле.

У меня была не особо крепкая нервная система, но признавать это вслух было нельзя. Коллеги-мужчины с интересом наблюдали за моей реакцией, когда, например, я изучала рвотные массы, вызванные разведенной в воде азотной кислотой, или внутренности полуразложившегося трупа. При этом зрелище любому могло стать плохо, но я не имела права показывать свою слабость — именно потому, что была женщиной. И я старалась быть твердой и давала волю своим чувствам лишь оставшись одна, хотя после увиденного мне иногда и курицу разделать было трудно.

С внешностью тоже ничего нельзя было поделать: я женщина, и выгляжу соответственно. Мне пришлось отрастить волосы, иначе они торчали бы во все стороны. Я невысокого роста, почти все мужчины выше меня. Если бы знакомый врач не добавил мне в медицинскую карточку лишних пять сантиметров, меня бы вообще не взяли в школу полиции. Моя фигура, как ни странно, сочетает женственность форм и мужественную мускулистость. Для невысокой женщины у меня довольно крепкое телосложение. Я вполне осознаю свою силу и не боюсь опасных ситуаций.

Все преступления, которые я расследовала до сих пор, были какими-то безликими. Сейчас же сочетание слов «Пелтонен» и «хор» прозвучало для меня угрожающе. Если подтвердятся мои худшие опасения, мне придется иметь дело с людьми, которые хорошо знали меня до работы в полиции. В свою первую университетскую зиму я жила в тесной квартирке в общежитии в Восточном центре. Мои соседи постоянно ссорились между собой, поскольку одна из соседок, бывая дома, пела почти непрерывно. Иногда из комнаты Яны доносился целый квартет, громче всех звучал бас ее приятеля. Юкка Пелтонен, обаятельный Юкка с глазами Пола Ньюмена и лицом, обветрившимся во время гонок на яхте. В то время Яна всерьез задумывалась о совместной жизни с Юккой и частенько приглашала меня к себе в комнату поболтать о своем дружке за бутылкой пива.

А потом умерла родная сестра моей бабушки и опустела однокомнатная квартира в Тееле. Наследники решили подождать с продажей и дождаться роста цен на недвижимость. Я жила в квартире, поддерживала чистоту и аккуратно оплачивала комуслуги. Постепенно стоимость квартиры выросла, и я стала бояться, что ее вскоре выставят на продажу, но жадные наследники решили подождать еще. А потом грянул кризис, цены рухнули, и наследникам осталось только кусать локти. Так что я осталась жить на углу улицы Элите. С Яной я изредка сталкивалась в университете и слышала, что с Юккой она рассталась. Во время гастролей в Германии она влюбилась в молодого человека по имени Франц, вышла замуж и живет теперь там, занимаясь домашним хозяйством. И, как часто бывает у бывших друзей по общежитию, наше общение свелось лишь к обмену рождественскими открытками.

Я смутно вспоминала остальных друзей Яны. В память возвращались лица, имена. Кроме Юкки, там был еще один симпатичный парень. Я частенько засиживалась допоздна за бутылочкой пива с ребятами из Хора Восточной Финляндии. И очень боялась, что встречу в Вуосаари немало знакомых лиц, ведь многие стремились петь в студенческом хоре как можно дольше, пытаясь продлить молодость. У меня сложилось стойкое впечатление, что хор — это что-то вроде группы мазохистов, которые получают удовольствие от совместного пения заунывных виршей под управлением сумасшедшего руководителя в компании людей, которых они откровенно презирают.

Дорога, ведущая к коттеджу, проходила по живописной сельской местности. Ране больше не включал сирену, но ехал с явным превышением скорости. Впрочем, полиции это разрешается. Я была за штурмана, читала вслух схему проезда, и нам удалось не заблудиться и повернуть в правильном месте. Глупо, когда полиция путается в маршруте и не может быстро доехать. Со мной пару раз такое случалось — было ужасно неудобно. Перед нами расстилался идиллический пейзаж. За полями серебрилось море, заяц лениво проскакал через дорогу, шмель залетел в машину через полуоткрытое окно.

— Здесь расположен небольшой коттеджный поселок. Публика обеспеченная, — пояснил Ране.

Мы пересекли десятиметровый перешеек, оказались на небольшом полуострове и въехали во двор через высокие ворота. Медная табличка сообщала, что мы находимся на территории виллы «Майсетта». Узкая заросшая травой дорога привела во двор удивительно красивой усадьбы — это был просто дом моей мечты: два этажа, белые наличники деревянного кружева. На лужайке перед домом стояли патрульная полицейская машина и старая «вольво» коллег из технического отдела.

— Молодцы, ребята, быстро подъехали. Ну и где фронт работ? — Я постаралась собраться и говорила резко, почти агрессивно. Никаких эмоций, никаких слез над телом бывшего знакомого!

Навстречу вышел констебль линейной полиции в сопровождении темноволосой девушки. Мы представились. Оба оглядели меня с недоверием. Мне стало досадно, хотя внутренне я была готова именно к такой встрече. Темноволосая девушка показалась мне смутно знакомой, имя Мирья вызвало в памяти комментарии Яны о самой страшненькой девушке хора. К тому же я вспомнила, что она совсем не пила вина, что в те времена было непростительным преступлением.

Мирья проводила нас на берег, где ребята из технического отдела фотографировали труп. Он лежал в воде на прибрежных камнях. Врач уже прибыл. Я поняла, что остальные приехали давно, поскольку все было уже готово. Мне стало неудобно, что ждали только меня: я должна была осмотреть тело, прежде чем его вытащат из воды. Мне не хотелось на него смотреть, я не могла осознать, что этот труп — Юкка, не хотела знать, что с ним произошло.

— Ну и как вам? — спросила я у врача-криминалиста Махконена. Это был необыкновенно толстый, весивший килограммов на пятьдесят больше нормы мужчина с маленькой сигаретой в зубах. Мы с ним терпеть не могли друг друга, разница заключалась только в том, что я признавала его отличным профессионалом, а он обо мне так не думал.

— Где Киннунен? — с подозрением спросил Махконен.

— Понятия не имею, — резко ответила я. Мы не можем сидеть и ждать его. Давайте начинать. Что скажете о причине смерти этого человека?

— Судя по лицу, он утонул. С другой стороны, эта рана на голове выглядит довольно интересно, поэтому не знаю, что и думать. Надо делать вскрытие. — Махконен отвечал не мне, он говорил, глядя на кончики ботинок Ране.

— А может, его сначала ударили по голове, а потом сбросили в воду? — спросил Ране.

— Вполне возможно. Рана на голове выглядит очень странно. Интересно было бы узнать, чем его ударили.

— Может быть, камнем? — Ране оглядел берег, усыпанный камнями, многие из которых могли бы легко поместиться в руке.

— Да-а. Вот будет парням задачка — перебрать все камни на берегу, — вздохнул врач.

Я разрешила ребятам из «скорой помощи» вытащить тело из воды. Они осторожно перевернули его на спину. Гримаса на знакомом лице, спутанные от соли и крови светлые волосы. Застывший ужас в глазах, сиявших синим огнем на бледно-фиолетовом лице. Морская пена на белой куртке, прилипшие к ногам джинсы.

Мне стало больно при воспоминании о том, каким красавцем был Юкка, когда мы виделись несколько лет назад. Он был старше меня на пару лет, вряд ли ему уже исполнилось тридцать. Конечно, мне приходилось видеть умерших и в более раннем возрасте, но то была смерть от алкоголя или наркотиков. Я проглотила слезы и откашлялась. И начала раздавать указания техникам: выяснить, откуда могла возникнуть рана на голове, мог ли он поскользнуться на ступеньках. Да, я знала, министр обороны мог позволить себе слезы на публике, а я — нет.

— Пойдем поговорим с теми, кто в доме. Надо выяснить, что они знают, — сказала я Ране и направилась в сторону кружевной усадьбы. Только сейчас я заметила, что на веранде, обращенной в сторону моря, сидит группа людей. Они упорно не смотрели на нас, словно не желая замечать присутствия полиции, хотя наши разговоры явно были им хорошо слышны.

При ближайшем рассмотрении дом выглядел хуже. Видимо, он был копией той усадьбы, которая когда-то здесь существовала. Краска на стенах выцвела и потрескалась, хотя само здание вряд ли было старше меня.

Солнце заливало веранду, я еще раз отругала себя за то, что надела джинсы, в них было очень жарко. Публика, сидевшая на веранде, была отчасти знакомой.

— Мария! — В звонком ясном голосе слышалось глубокое недоумение. — Ты что, работаешь в полиции? Ты меня помнишь? Я — Тулия.

Я хорошо помнила Тулию. Она часто приходила к нам в общежитие, иногда мы сидели вместе в университетском кафе. Она мне нравилась, мы с ней хорошо понимали друг друга. Я заметила, что она очень похорошела, — стала женственной, статной.

— Помню. — Я не смогла улыбнуться в ответ. — Да-а… Я старший констебль Мария Каллио из отдела тяжких преступлений. А это констебль Лахтинен. Прошу вас представиться и рассказать о событиях прошлой ночи. — Я сама себе казалась смешной и не осмеливалась ни на кого взглянуть.

Мирья, похоже, была прирожденным лидером. Она говорила ровным голосом, словно читая по написанному. Возможно, она просто продумала свой ответ заранее.

— Меня зовут Мирья Расинкангас. Все здесь собравшиеся являются певцами из Хора Восточной Финляндии. На фирме у Юкки Пелтонена планировалось какое-то торжество, и нас пригласили выступать. Обещали хорошо заплатить, и Юкка собрал двойной квартет на репетицию.

По словам Мирьи, в группе были Юкка и еще четыре певца, которые случайно оказались в это время в городе. Его родители уехали в путешествие на парусной лодке, так что свободный коттедж показался подходящим местом для репетиции.

Двойной квартет собрался на даче накануне вечером, пару часов все репетировали, а затем перешли к традиционному финскому времяпровождению летнего вечера — сауна и выпивка. После полуночи все постепенно разошлись спать, о передвижениях Юкки ни у кого не было четкого представления. Последний раз его видели живым в районе двух ночи.

— Утром я удивилась, когда не увидела Юкку, — продолжала Мирья. — А затем Юри крикнул, что Юкка утонул… Он был там… у берега. — Голос Мирьи задрожал.

— Вы трогали тело, когда спустились к берегу посмотреть, что случилось с Пелтоненом?

— Я пытался нащупать пульс. Но мы его не переносили, — раздался низкий голос в конце веранды. — Если помнишь, меня зовут Антти Саркела. — Пульс не бился, было очевидно, что он утонул и его невозможно оживить.

Да, я помнила Антти. Даже была в него влюблена недели две начиная с того дня, когда мы ехали вместе в трамвае и, сидя друг напротив друга, разговаривали о путешествиях из книги Генри Парланда. Много ли мужчин могут поддержать разговор о Генри Парланде? Затем я попыталась выкинуть его из головы и сосредоточиться на творчестве Парланда, но с тех пор Антти стал меня интересовать и раздражать одновременно. У него была неординарная внешность. Почти двухметровый рост, узкое индейское лицо, крупный орлиный нос. Выражение его глаз рассмотреть было сложно — в них отражались грусть и испуг одновременно. Я вспомнила, что они с Юккой были друзьями.

— О’кей. Я буду заниматься расследованием этого случая, все допросы будут происходить в полицейском участке в Пасила. В интересах следствия я прошу вас всех немедленно покинуть усадьбу. Я собираюсь провести первые допросы уже сегодня вечером. Желающих могу подвезти до города, здесь, похоже, до автобусной остановки очень далеко. Но сначала я хотела бы познакомиться с вами хотя бы в первом приближении — ваши имена, адреса, профессии. Запишешь, Ране? Ты кто? — спросила я у бледного невысокого паренька, сидевшего недалеко от меня. Ему явно было плохо.

— Я Юри Ласинен, — прозвучал в ответ высокий, чистый тенор. — Мне двадцать три, я учусь в университете на факультете математики и вычислительной техники. — Он отвечал, как на собеседовании при устройстве на работу.

— Я Мирья Расинкангас, — продолжила плотная темноволосая девушка. — Мне двадцать шесть, учусь на историческом факультете.

— Пия Валроз. — Девушка почти шептала.

Огромные карие глаза, каштановые волосы, красивое обручальное кольцо с дорогими камнями, тонкая талия, стильная одежда… Я машинально отмечала все особенности, пока не систематизируя их. — Мне двадцать шесть лет, изучаю скандинавские языки.

— Сиркку Халонен, двадцать три года. Изучаю химию. Я сестра Пии, но она замужем, поэтому у нас разные фамилии.

Сиркку была блеклой копией своей красавицы сестры. Возле Сиркку сидел коренастый парень с пышной шевелюрой и успокаивающе гладил ее по руке. Видимо, друг.

— Тимо Хуттунен, учусь на факультете лесного хозяйства. Двадцать пять лет.

— Тулия Райала. Двадцать девять лет. Редактор.

— Антти Саркела. Преподаватель математики в университете. Двадцать девять. Правда, не могу понять, какое отношение ко всему этому имеет возраст.

Ране замешкался: он автоматически записывал все, что говорили, и запнулся на комментарии Антти, укоризненно взглянув на него.

— Ясно… Собирайте свои вещи и уезжайте отсюда.

Я отправилась на берег поговорить с ребятами из технического отдела. Мне навстречу шли двое с носилками. Следующим пристанищем Юкки станет стол патологоанатома.

Когда я вернулась в дом, Мирья вытаскивала продукты из холодильника.

— Да, кстати… А кто где спал?

— Комната Юкки была наверху. Юри и Антти спали в комнате брата Юкки в другом конце коридора. Тимо и Сиркку спали в первой по ходу комнате — в спальне родителей Юкки, а я, Пия и Тулия здесь, внизу, в гостиной на полу.

— Значит, Юкка единственный из вас спал один?

— Похоже, так. Хотя особо поспать не удалось, казалось, что кто-то все время бродит туда-сюда. Все постоянно пользовались туалетом. Юри тоже почему-то ходил в этот туалет, хотя там, наверху, есть свой. Я спала очень беспокойно, особенно первую половину ночи. Тулия ужасно храпела, я пыталась ее разбудить, но бесполезно.

— Извини, что не дала тебе поспать. — Тулия вошла на кухню. — Пия тоже почти не спала всю ночь, видимо, угрызения совести мучили. — Тулия открыла холодильник. — Обидно, так и не сделали жаркое. Приходите к нам на ужин, когда закончатся допросы. Организуем вечер памяти Юкки. Томатный соус как раз цвета крови… Жаль, что осталось только белое вино.

— Тулия, прекрати свои глупые шутки! — воскликнула Мирья, не замечая, что у Тулии дрожит голос. Я оставила их и поднялась наверх, где Юри складывал спальные мешки. Из окна открывался необыкновенный вид на море. Узкий коридор упирался в большую комнату, видимо, спальню родителей Юкки. Дверь в комнату была полуоткрыта. Сквозь дверную щель я увидела ноги лежавшей на кровати женщины. Их гладила мужская рука. Сиркку и Тимо.

Пустая комната Юкки. Типичная комната подростка, которая, похоже, оставалась неизменной на протяжении многих лет. Мебель, обитая синей тканью, на стене плакаты с парусниками, на полках пара пустых бутылок из-под рома, книги по мореплаванию, гитара. На стуле лежал свитер, под кроватью ботинки. В последнюю ночь своей жизни Юкка ходил босиком, видимо, стараясь никого не разбудить. Разобранная постель говорила о том, что он спал перед тем, как куда-то направиться, и планировал после прогулки снова улечься.

В последней комнате наверху на узкой кровати, закинув руки за голову, лежал Антти. Увидев меня, он резко вскочил, как первоклассник при виде учителя.

— Ну что, нашлись какие-нибудь улики? — спросил он с хмурым видом.

— Возможно. Ты спал в этой комнате?

— Да.

— Ты знаешь… то есть знал Юкку довольно хорошо. Можешь пройти со мной в его комнату и сказать, все ли на месте?

Комната казалась очень маленькой для роста Антти.

— Я бы не сказал, что отсюда что-то пропало. — Антти заглянул в шкаф. — Все на месте, как и было. Юкка держал здесь только дачные вещи, он сюда приехал с одной маленькой сумкой. Вот она. А в ней — ноты, чистые носки… Да нет, все выглядит как обычно.

Взгляд Антти скользнул по столу, на котором лежал потрепанный сборник хорового пения. Он был открыт на песне «Лодочку река несет». И хотя я не являюсь большим поклонником лирической поэзии, мне всегда нравилось это стихотворение Эйно Лейно. На странице было много пометок, сделанных рукой Юкки. Антти отвел взгляд, я заметила, как он кусает губы.

— Эту песню вы вчера репетировали? — спросила я, чтобы прервать молчание.

— И эту тоже. На вечере мы должны были выступать с репертуаром финских песен.

Кошелек Юкки лежал около сборника песен. Я взяла, чтобы, не торопясь, изучить его позже. У меня возникло странное чувство, что я что-то пропустила, не заметила чего-то очень важного. Теперь можно было уезжать. Коллеги из технического отдела остались искать предмет, послуживший орудием убийства, берег оцепили. Линейная полиция осталась дожидаться родителей Юкки, они обещали приехать к вечеру.

Я посмотрела на группу поникших певцов. В принципе я не исключала возможность, что кто-то посторонний был свидетелем, а может быть, даже и виновником смерти Юкки. Этот шанс нельзя было сбрасывать со счетов. Летом в столице и области происходило много разных преступлений. Возможно, Юкка стал жертвой пришлого преступника.

Но в настоящий момент основное внимание следовало уделить двойному квартету. Кто-то из участников квартета наверняка знал больше, чем рассказал мне. А возможно, кто-то из них и убил Юкку. «В этом случае речь бы шла не о профессиональном преступнике, а об обычном человеке, который довольно быстро согнется под грузом вины», — так оптимистично рассуждала я про себя.

Антти и Тулия отделились от группы и побрели к берегу. Там они стали что-то объяснять ребятам из линейной полиции.

— Что случилось? — поинтересовалась я, подойдя, чтобы дать последние указания перед отъездом.

— Эйнштейн. Мой кот, — ответил Антти. — Я не видел его уже пару часов, а без него уехать не могу.

— Ты думаешь, он потерялся? — встревожено спросила Тулия.

— Да он родился в этих краях! Просто отправился куда-то на прогулку.

— И все же сейчас я прошу всех уехать отсюда. Позже можешь приехать и искать своего кота, — нелюбезно сказала я, но велела полицейским поймать кота, если он появится. Они уставились на меня как на слабоумную. «Нам тут только кошек ловить не хватало», — буркнул кто-то.

Машина Юкки стояла во дворе, ее должны были еще осмотреть эксперты. Позже ее отгонят в лабораторию. Ключи были вставлены в замок зажигания. В «БМВ» Пии Валроз поместилось пятеро. Я подумала, что стоило бы отправить вместе с ними полицейского, чтобы они не смогли по дороге договориться об алиби, но потом решила, что при желании они могли это сделать еще до приезда полиции. Я могла побиться об заклад, что Мирья Расинкангас и Антти Саркела будут единственными, кто согласится ехать в полицейской машине. И я бы выиграла. Длинные ноги Антти так сильно подпирали спинку водительского кресла, что мне пришлось подвинуться вперед. Я почувствовала раздражение.

— Мария, а ты вообще что делаешь в полиции? — спросил меня Антти, когда мы выехали с узкой лесной дороги на широкую трассу. — Когда мы виделись в последний раз ты, кажется, училась на юридическом.

— Я окончила полицейскую школу. И сейчас работаю в полиции.

— И много ты расследовала этих убийств?

— Достаточно.

— Ты, парень, не ехидничай, наша девушка убийцу вычислит в любом случае. Тогда и повеселимся, — кисло бросил Ране.

Мне стало смешно. По росту Ране едва дотягивал до стандартов, принятых в полиции, и поэтому крайне негативно относился к людям высокого роста. Я даже не сделала ему замечания по поводу «девушки», ведь он старался меня защитить. Так защищают свою команду от чужаков.

— А ведь ты была соседкой Яны по общежитию, — вдруг вступила в разговор Мирья, — теперь я вспомнила…

Суда по голосу, связанные со мной воспоминания особой радости ей не доставили. Возможно, она вспомнила ту пивную вечеринку, когда я ехидно высказала свое мнение о репертуаре Хора Восточной Финляндии.

Я должна была позвонить Яне в Германию. Яна была подружкой Юкки и могла располагать важной информацией. И возможно, она знала большую часть тех певцов, которым не посчастливилось быть вместе с Юккой в последнюю ночь его жизни.

Оставшаяся часть пути прошла в молчании. Мне хотелось еще до начала допросов сложить в голове какую-то картину. Согласно заключению врача-криминалиста, Юкка получил удар по голове каким-то предметом неопределенной формы. Удар пришелся наискосок и сверху. Следовательно, либо убийца был существенно выше его, а из присутствовавших это мог быть только Антти, либо Юкка сидел или стоял на коленях. Но не лежал — в этом случае направление удара было бы другое.

Интересно, Юкка заранее договорился о встрече на мостках с кем-то, с кем он хотел спокойно поговорить в тишине, или он вышел прогуляться и неожиданно встретил этого человека?

Мне придется проделать много черновой работы, прежде чем я докопаюсь до правды, — расследования, допросы. До сих пор все смертельные случаи, которые мне доводилось расследовать, были довольно просты — поножовщина в пьяном угаре или семейные разборки с женой, когда топор выступал в качестве аргумента. Это были непредумышленные убийства, почти несчастные случаи. Неужели сейчас и в самом деле — мое первое убийство?

 

2

Утлый челн стремит водой —

вновь хлестнет волной речной…

Киннунен так и не появился в офисе. Дежурный доложил, что недавно разговаривал с его новой подругой, которая сказала, что в настоящий момент наш шеф сидит на летней веранде бара «Каппели» за четвертой кружкой пива. Мы с Ране решили, что надо впрягаться в работу, не дожидаясь начальника, чтобы не заставлять людей часами ждать в коридоре в очереди на допрос. Кроме меня, проводить допросы было некому. У нас даже не осталось сил проклинать Киннунена. Это был уже далеко не первый раз, когда нам приходилось «ложиться грудью на амбразуру» из-за его пьянства.

Я не могла придумать ничего лучше, кроме как вызывать свидетелей на допрос в алфавитном порядке. Я задавала вопросы, Ране записывал. Сейчас, перед отпуском, от него вряд ли можно было ждать чего-либо большего. Он откровенно отодвинулся на второй план и с явным нетерпением ждал утра понедельника, чтобы выбросить из головы все проблемы следствия. Но все же он слышал, что рассказывали свидетели, и я надеялась получить от него какую-то оценку событий. За пару месяцев нашей совместной работы я убедилась, что он довольно внимательный и аккуратный, несмотря на показную небрежность и недоверие ко мне. Конечно, полицейскому со стажем было не очень приятно работать под началом недавнего выпускника, младше его на десять лет и к тому же женщины.

Первая по списку была Сиркку Халонен. Она выглядела взвинченной, и я попыталась успокоить ее, задавая обычные вопросы спокойным тоном. Хотя, надо отметить, у меня отнюдь не мягкий материнский характер и мне гораздо проще общаться с крутыми парнями, чем с напуганными до смерти маленькими девочками. Тимо Хуттунен попытался впихнуться ко мне в кабинет вместе с ней, но я быстро выпроводила его обратно в коридор.

Сиркку рассказала, что они с Юккой были знакомы около трех лет. До поступления в хор она видела его пару раз в обществе Пии. С Тимо Хуттуненом она познакомилась год назад. По ее мнению, Юкка был «очень приятный», и она не имела ни малейшего представления, кто мог желать ему смерти.

— Выходные обещали быть такими хорошими… Сейчас летом я работаю в супермаркете и ужасно устаю. Я так ждала эти дни. — Казалось, Сиркку больше переживает о загубленных выходных, чем о смерти товарища.

Сначала мне казалось, что я так ничего от нее и не узнаю. Она сказала, что в субботу ничего необычного не происходило. Сначала немного порепетировали — пели на удивление слаженно. Потом Антти и Юкка пошли растапливать сауну, Юри сел играть на пианино — подумать только, у них на даче есть пианино, — Тимо и Сиркку сидели на веранде и пили клубничное вино, а Мирья и Тулия готовили ужин.

— Был очень вкусный ужин. Тулия на самом деле хорошо готовит. Только, на мой взгляд, немного перестаралась с чесноком. А потом мы с Тимо катались на лодке. А остальные были в сауне. Мы хотели спокойно попариться и поэтому отправились в сауну только тогда, когда другие уже вышли. А закончили где-то в одиннадцать.

Когда парочка покинула сауну, остальная компания сидела у камина внизу. Все пили и слушали музыку. Атмосфера была спокойная и расслабленная.

— Когда вы пошли спать? Раньше Юкки или позже?

— Наверное, мы пошли раньше… Я не смотрела на часы. Мы с Тимо спали в большой спальне наверху. Один раз ночью я сходила в туалет, там, на втором этаже. Я не покидала дом ночью. Тимо тоже, он спал всю ночь.

Я удивилась, откуда Сиркку могла это знать, раз она сама крепко спала. Может, конечно, они спали, так тесно прижавшись, что чувствовали малейшее движение друг друга.

— Ты не заметила в поведении Юкки накануне что-то необычное?

— Да нет. Он был в хорошем настроении. Даже не выходил из себя, когда репетировал с Пией, хотя она все время опаздывала со вступлением. У нее партия второго сопрано, и она должна первая начинать «Лодочку река несет», а она запаздывала. Но с Пией у него всегда хватало терпения, ведь они же…

Казалось, Сиркку намекает на то, что Пию в эту компанию пригласили не из-за партии сопрано, а за какие-то совсем другие заслуги.

— Ну, у Пии с Юккой что-то было, ведь Петер — это муж Пии — вот уже полгода как плавает под парусом в Штатах. Полгода — это же ужасно долгий срок, правда? Пия в будущем месяце собирается поехать навестить его. Ну а Юкка быстро взял ее в оборот. Мне, наверное, не стоило об этом говорить. Хотя она и сама может об этом рассказать, ведь в этом ничего такого нет… Ну они просто вместе ходили в кино и тому подобное… К счастью, Петер участвует в этой гонке под парусом «Мальборо Финляндии», и его здесь нет. Вот у него-то точно была причина убить Юкку. Ну, не то чтобы причина, но он такой ревнивый…

— Кажется, Юкка пользовался успехом у женщин? А ваши отношения?.. Между вами что-то было? — Я вспомнила, как Яна в свое время возмущалась, что у Юкки «упал уровень и теперь он тащит в постель всех подряд».

— У нас был небольшой роман во время гастролей в Германии. — Сиркку ничуть не смутил мой прямой вопрос. Беседуя со мной, она явно успокоилась, в голосе даже появились металлические нотки. — У Юкки и Яны все разладилось еще до поездки, но, по-моему, Юкку все равно очень задевало, когда Яна флиртовала с этим Францем. Нам с Юккой было очень здорово вместе, на Тимо я тогда еще не обращала внимания. Но роман закончился вместе с гастролями, а в то время я еще общалась с другим парнем — Яри…

— Тимо ревновал к Юкке?

— Из-за этой поездки? Да нет… После гастролей у нас с Юккой ничего больше не было, так что я Тимо не обманывала.

«Конечно, тогда ты обманывала этого Яри», — подумала я, а вслух спросила:

— Когда ты ночью ходила в туалет, слышала какое-нибудь движение в доме?

— Туалет наверху находится около спальни, так что я не могла много увидеть или услышать. К тому же я была совсем сонная, немного пьяная и потом сразу опять уснула. Да, я слышала, как на нижнем этаже храпела Тулия. Не понимаю, как Пия и Мирья могли спать при таком храпе. Пие было бы гораздо комфортнее спать с Юккой, ведь он так ее упрашивал. — У Сиркку на лице появилось виноватое выражение. — Я после сауны заглянула на второй этаж, а там были Юкка и Пия. Юкка просил ее остаться с ним на ночь, а она сказала, что не хочет. Больше я ничего не слышала.

— Почему ты проснулась посреди ночи?

— В туалет. — Она задумалась. — Хотя не знаю… Может, раздался какой-то шум, но я не уверена. Обычно я просыпаюсь, чтобы сходить в туалет, если что-нибудь выпью на ночь. — Сиркку взглянула на Ране и покраснела.

Я не люблю, когда взрослые женщины ведут себя, как маленькие девочки. Возможно, потому, что сама так не умею. Я отпустила Сиркку, пообещав снова вызвать ее в начале следующей недели, и попросила пригласить в кабинет Тимо Хуттунена.

— Непонятно, зачем она так рекламирует роман своей сестры с Юккой, может, за этим что-то скрывается? — спросила я, обращаясь отчасти к Ране, отчасти к самой себе. — В любом случае надо проверить это «Мальборо Финляндии» — помнишь, какой шум подняли весной в прессе из-за рекламы табака. Может, они пришвартовались в каком-то порту поблизости, а может, этот Петер Валроз во время соревнований смотался быстренько в Финляндию. Хотя вряд ли. Вдруг у этого парня в жилах течет горячая кровь викинга — типа, а ну их эти соревнования, если за Пенелопу сердце болит.

Я закончила свои гадания на кофейной гуще, как только Хуттунен вошел в кабинет. Мысль о ревнивом муже, убившем соперника, казалась нереальной. Сиркку надеялась, что это был случайный преступник. Нам всем хотелось в это верить.

Тимо Хуттунен выглядел так, будто ему надоел весь мир. Он был похож на одного из героев романа Алексиса Киви «Семеро братьев»: голубые глаза, соломенные волосы ежиком, коренастая фигура. Глядя на него, трудно было сказать, что он увлекается чем-то близким к искусству, а уж тем более классической музыкой. Таких личностей чаще можно встретить за третьей кружкой пива в ближайшем к спортзалу баре. Тем удивительнее прозвучала его первая фраза:

— Я надеюсь, вы не обиделись на Сиркку. Она просто потрясена всей этой историей.

Он так спокойно и интеллигентно разговаривал, что придуманный мной имидж качка стремительно разрушился.

Тимо рассказал, что летом подрабатывает в магазине продавцом сельхозтехники, а в хоре поет уже три года. Его рассказ о вечере накануне убийства в общих чертах совпал с рассказом Сиркку: застолье на террасе, сауна (тут он слегка покраснел и снова стал похож на качка из пивной), посиделки вдвоем у камина. Он сказал, что спал, как бревно, не просыпался, когда Сиркку ходила в туалет, поэтому не может сказать, долго ли она там пробыла. У Тимо была своя версия о том, за что убили Юкку.

— Лично я ничего не имел против Юкки, но видеть не мог, как он обходился с людьми. Особенно с женщинами. Мне не нравилось, что он флиртовал с Пией, ведь она замужем. И Антти это не нравилось. Он говорил об этом Юкке.

— Что ты имеешь в виду?

— Петер, муж Пии, был старым другом Юкки и Антти. Они их и познакомили в свое время. Я занес им в сауну пару бутылок пива и слышал, как Антти сказал: «Не лезь в ее жизнь, там и так достаточно проблем», — или что-то подобное. Юкка на это ответил, что «она и сама не возражает». В этот момент я вышел, поскольку не хотел больше ничего слышать.

— Но ведь из этих слов напрямую не ясно, что речь идет о Петере и Пие.

— А о ком же тогда? — Светло-голубые глаза Тимо вопросительно уставились на меня. — Юкка всегда был очень настойчивым с женщинами. И всегда стремился быть в центре их внимания. Я с ним ближе познакомился только после их разрыва с Яной. Вы вроде с ней жили вместе в общежитии, да? И после этого он пустился во все тяжкие. Он был музыкально одаренным человеком, очень хорошим певцом. И сам хорошо это знал, ведь он фактически руководил хором.

Тимо говорил с кислым выражением лица. Может, Юкка комментировал певческие таланты Тимо не в самом позитивном ключе?

— У него хороший диплом. Похоже, он недавно получил повышение на работе. Думаю, и хорошую зарплату, поскольку стал обращать больше внимания на одежду и все такое. Он много чем занимался, но, мне кажется, женщины занимали все-таки большую часть его жизни.

Мне показалось, что Тимо вздохнул с облегчением, когда Юкка исчез с горизонта. Юри же, напротив, выглядел необыкновенно грустным. У него были красные заплаканные глаза. Юкка был его другом. Я представила, что бы сама почувствовала, если бы вдруг наутро после попойки обнаружила труп одного из своих друзей. В коллективе Хора Восточной Финляндии Юри выступал всего год, но у него за плечами были выступления в различных камерных хорах и на фестивале в Савонлинна.

— Я раньше никогда не бывал у Юкки на даче. Красивое местечко, черт побери, мы поехали туда на машине Пии, я вел всю дорогу, мне так хотелось посидеть за рулем «БМВ». Тимо и Сиркку ехали с нами. Другие ехали впереди, а я хотел обогнать Юкку, ну мы и устроили небольшое ралли. Это было так здорово!

Высокий, немного детский голос Юри звучал вдохновенно. Судя по его дыханию, он уже успел взбодрить себя парой стаканчиков горячительного.

— Юкка очень хороший водитель, я почти не боялся, хотя он гнал как сумасшедший… и девчонки визжали. Потом на даче мы начали репетировать. Он замечательно пел, у меня тоже хорошо получалось. Тимо не мог взять высоко, ну да он, собственно, и есть только второй тенор. Потом мы уже не могли больше петь, я еще немного поиграл на пианино, там лежали ноты арии Ленского, ну ты знаешь? — И он пропел пару тактов арии.

Я не была знакома с этим Ленским, но скрыла свое незнание за понимающей улыбкой. Ране выглядел взбешенным.

— Потом пришла Тулия и сказала, чтобы я заканчивал петь заунывные песни, и мы стали вместе просматривать сборник песен «Надежда». Затем пошли за стол, а после в сауну. Мы с Юккой решили поплавать наперегонки, и я победил. А потом вдруг понял, что уже хорошо набрался, у Юкки был добрый виски — «Джек Дэниелс». Знаешь такой?

Да, у меня была возможность познакомиться с этим джентльменом, и несколько раз даже очень близко. И тут я поняла, чем отдает дыхание Юри — как раз тем самым «Джеком Дэниелсом».

— Мы с Тулией немного потанцевали, но под Баха сложно танцевать. Потом я отключился, а утром мне было так плохо…

Пишущая машинка Ране трещала не переставая. Интересно, он записывал все в разговорной речи так, как Юри и говорил? Тот же все время как-то беспокойно двигался. Несмотря на красные с похмелья глаза и двухдневную щетину, он был довольно стильным молодым человеком. Волосы легкого рыжеватого оттенка — интересно, он их подкрашивал? — были модно подстрижены, одежда тщательно подобрана, рисунок на носках совпадал по цвету с тоном рубашки и цветом оправы очков. Юри был невысоким, стройным и выглядел моложе своего возраста, почти мальчишкой.

Юри нашел тело. Мирья упоминала, что он ночью ходил в туалет на первом этаже. Я спросила его об этом, и он покраснел, как мальчишка.

— Ах да… Я даже не очень помню, совсем опьянел. Кажется, было еще не очень поздно. Да, я вроде бы отключился, а потом понял, что не сплю, и отправился посмотреть, что делает Тулия. Тулия спала на полу и храпела, Мирья села и уставилась на меня, а Пия… Ее там не было.

— А наверху ты ее не видел?

— Может, она была там, с Юккой. Да, кстати, хотя я и вырубился, но все равно все слышал. И помню, как Юкка звал Пию к себе на ночь, а она сказала, что не придет и то, что целоваться и спать — это разные вещи. Ну ты же наверняка знаешь, что у них что-то было…

Казалось, все стремились проинформировать меня о связи Пии и Юкки, однако в отличие от других Юри говорил об этом почти с восхищением.

— А потом?

— Да ничего. Пия, наверное, пошла вниз, Антти поднялся спать наверх, а я через некоторое время снова пошел взглянуть на Тулию. Но она все так же спала, лежа на спине, и храпела. Тогда я глотнул еще виски и заснул уже окончательно.

— Во сколько это было?

— Где-то около трех…

— Юкка в это время был у себя в комнате?

— Я не знаю, дверь была закрыта. И не знаю, была ли Пия там или где-то еще.

— Когда ты нашел Юкку в воде, то заметил что-нибудь необычное?

— Необычное? Он был мертв, и это было необычно. Да ничего я не заметил, и смотреть-то не хотел. Тем более меня тут же вывернуло с похмелья.

— Больше ты не спускался к воде?

— Нет. Туда пошли Мирья и Антти. Первая вернулась Мирья, затем пришел Антти и велел больше на берег не ходить, чтобы не путать следы.

После словесного потока Юри флегматичная серьезность Мирьи Расинкангас показалась еще более неприятной. Она сразу дала понять, что не только не верит в мои профессиональные способности, но и вообще мне не доверяет. Я ясно вспомнила, как она приходила к нам в общежитие, ее манеру общаться со мной как с человеком второго сорта лишь потому, что я не увлекалась серьезной музыкой. Бас-гитара в счет не шла. И еще мне вспомнилось, как однажды вечером после того, как они три часа подряд за моей стеной пели заунывные песни, я раскритиковала слезливые стихотворения, составлявшие основу их песенного репертуара. Честно говоря, я хорошо отношусь к классической музыке, совсем не так, как говорила им в тот вечер. Правда, кроме Мирьи, меня никто тогда всерьез и не принял.

Еще больше меня разозлило мое собственное отношение к ней. Профессиональный полицейский должен беспристрастно относиться к свидетелям.

— Мы были на месте где-то около шести, — начала Мирья. — По дороге Юри и Юкка гоняли как сумасшедшие наперегонки по узкой дороге, хорошо хоть в канаву не улетели. От этих гонок мне стало плохо, а ведь надо было репетировать, мы же для этого собрались. Хотя кое-кто об этом периодически забывал. Пару часов мы интенсивно поработали, а затем народ начал расслабляться. Юри стал просить пива и тому подобное.

— А что вы пели?

— Авторские песни. На первое произведение у нас ушло больше всего времени, поскольку второе сопрано было не на уровне, да и Юри учил свою партию очень медленно. Затем мы пели «Piae camiones» и несложные финские песни.

— А кто у вас второе сопрано?

— Пия, разумеется. — Мирья вздохнула, как будто я спрашивала о чем-то совершенно очевидном. Я вспомнила, что Яна тоже была вторым сопрано. Она мне рассказывала, что не может брать такие высокие ноты, как первое сопрано, и такие низкие, как альт.

— А потом, когда вы закончили репетировать?

— Мы с Тулией начали готовить ужин — так оно всегда бывает: кто-то работает, а кто-то бездельничает, — потом, перед тем как идти в сауну, помыли посуду. Все было совсем обычно, ну разве что Юри пытался ухаживать за Тулией, а так ничего особенного — мы всегда так проводим вечерние репетиции: поем, потом сауна и посиделки с выпивкой. Я никогда не пью больше двух бокалов за вечер, к тому же в тот вечер у меня не было желания общаться. Так что я отправилась посидеть на мостках и побросать спиннинг. И поймала большую щуку — килограмма на полтора! Так классно!

Мирья явно гордилась своими рыболовными достижениями. Мне было сложно вообразить, как Мирья забрасывает спиннинг и ловит рыбу. Зато я могла легко представить, как она ее убивает.

— Рыбная ловля меня утомила, и где-то в районе двенадцати я отправилась спать…

— А ночью ты просыпалась и слышала, как Юри ходит по первому этажу?

— Тулия так громко храпела, что разбудила нас с Пией. И когда Пия пошла в туалет, то увидела на первом этаже Юри. Потом я пошла в туалет и, вернувшись, попыталась перевернуть Тулию с живота на спину, чтобы она перестала храпеть. Но у меня ничего не получилось. А затем мне все-таки удалось заснуть.

— А где в это время была Пия? Она вернулась в комнату? — Мне казалось, Мирья как будто ждала, что я задам какой-нибудь глупый вопрос. У меня было чувство, что я, как примерная ученица, стою навытяжку перед строгой учительницей, которая на самом деле прекрасно знает, что эта самая ученица на переменах тайно курит в школьном туалете.

— Не знаю. Мне кажется, она куда-то пошла с Юри. Об этом лучше спросить у нее самой. Утром я проснулась раньше всех, около восьми. Сварила кофе и сидела, любуясь прекрасным летним утром. В десять часов я включила музыку, чтобы разбудить остальных, — пора было репетировать. Я немного удивилась, не увидев Юкку, все же он хозяин дома. Но с другой стороны, мужчины утром всегда валяются в постели и ждут, что женщины встанут первыми и сварят кофе.

На этот раз я была полностью согласна с Мирьей.

— Когда Юри закричал, что нашел Юкку на берегу, вы с Антти первыми побежали смотреть. Почему?

— Как это почему? Если кто-то крикнет, что нашел труп, наверное, ты тоже бросишься узнать, в чем дело. Остальные просто остались стоять на месте. Ведь всегда кто-то первым кидается на помощь, а кто-то спокойно ждет, что будет дальше.

— Антти рассказал, вы пытались нащупать пульс, но сердце не билось. И ты побежала вызывать полицию и «скорую помощь». А ты была уверена, что Юкка мертв?

— Я не подходила близко к телу, а Антти вел себя так, словно хотел… избавить меня от этого зрелища. Я толком не разглядела Юкку, но поверила тому, что сказал Антти. А в записной книжке Пелтоненов сначала указан номер полиции, а потом «скорой помощи».

— Ты спускалась еще раз на берег после звонка в полицию?

— Нет. Антти пришел и велел нам оставаться на своих местах.

«Значит, у Антти Саркела была возможность уничтожить следы преступления. Может, это все-таки было типично финское преступление — ссора двух пьяных мужчин? Из-за бутылки вина? Или из-за женщины?»

— Как ты думаешь, кто мог желать смерти Юкки Пелтонену и почему?

— Ты лучше спроси, у кого не было причины желать ему смерти.

— И у кого же?

— У меня. У нас с ним не было особенно никаких дел. У Антти не имелось причин желать ему зла, они были лучшими друзьями. А остальные… У Сиркку был роман с Юккой во время наших гастролей в Германии, из-за этого романа она порвала со своим парнем. Сиркку довольно наивная, возможно, она считала, что Юкка к ней серьезно относится. А позднее Тимо очень ревновал ее к Юкке.

Мирью просто воодушевила тема разговора.

— Возможно, отношения Пии и Юкки зашли слишком далеко, и Пия боялась, что он все расскажет Петеру и разрушит их брак. У Тулии были странные отношения с Юккой — то ли дружба, то ли любовь. Никто не знает, что Тулия на самом деле о нем думала. А Юри всегда восторгался Юккой, хотя, мне кажется, как-то от него зависел. К тому же Юкка все время насмехался над тем, как тот пытался ухаживать за Тулией. А она просто играла с бедным мальчиком, не могла же она воспринимать его всерьез. Да наверняка она и есть убийца, у нее просто стальные нервы, — сделала внезапное заключение Мирья.

«У тебя тоже неплохие нервы», — подумала я, не слишком дружелюбно прощаясь с Мирьей. Следующая была Тулия. Она мне всегда нравилась. Мы с ней раньше частенько встречались в университетском кафе и болтали, обмениваясь новостями. Тулия, так же как и я, была не очень уверена в том, что выбрала профессию, которой хотела бы заниматься всю жизнь. Девушка без особого интереса изучала журналистику и социологию, принимала участие в студенческих театральных постановках. Насколько я знала, ее последним увлечением была история мировой культуры, лекции по которой она слушала в университете города Турку. Тулия явно была не тем человеком, который твердо решил, чем будет заниматься в жизни.

— Привет! Слушай, а можно следующей зайдет Пия? Мы хотим потом пойти куда-нибудь посидеть, поужинать, помянуть Юкку. Только Антти не хочет идти с нами. Так что пусть он пропустит Пию, хорошо? Ты ведь вызываешь нас в алфавитном порядке, да? — Тулия старалась говорить спокойно, но голос срывался.

— О’кей. Остальные еще сидят в коридоре?

— Да. Никто не хочет уходить ни поодиночке, ни вдвоем. Ведь непонятно, кого следует бояться. Послушай, так странно, ведь я знала Юкку почти двадцать лет, а теперь… С Антти и Юккой мы в школе учились в одном классе.

— А чем ты занимаешься сейчас?

— Изучаю историю мировой культуры в Турку, раз в неделю хожу на летние курсы в университете, пару раз в неделю работаю нянькой — гуляю с ребенком, — а остальное время бездельничаю и пью пиво. В общем, ничего особенного, а ведь мне почти тридцать, — усмехнулась Тулия.

— Что ты можешь рассказать про вчерашний день? — Я против воли улыбнулась ей в ответ.

Рассказ Тулии не отличался от других описаний. Сидели вместе, репетировали, наслаждались красотой летнего вечера. Мирья первой отправилась спать, затем Юри — по словам Тулии, она была рада, что Юри уснул, поскольку ей не хотелось принимать его ухаживания. Следующими ушли Тимо и Сиркку, а потом все остальные.

— Я пожелала Юкке спокойной ночи где-то после часа и отправилась на боковую. А утром постучала ему в дверь, чтобы сказать, что можно уже вставать, кофе сварен, но никто не откликнулся. Я открыла дверь — никого. Я подумала, что он, наверное, пошел плавать. А может, вообще ничего не подумала…

— Почему ты не пошла на берег, когда услышала, что с Юккой что-то случилось?

— У меня не было ни малейшего желания любоваться на труп. Тем более я считала, что Юри преувеличивает. Этот мальчишка к утру не проспался. Мирья, конечно, побежала туда из чистого любопытства, она всегда всюду сует свой нос. А Антти… Они с Юккой были лучшими друзьями, не следовало ему на это смотреть… — Тулия закрыла лицо руками, у нее дрогнули плечи.

Нет, я не могла допустить, чтобы она расплакалась у меня в кабинете, и продолжала методично задавать вопросы.

— Вы с Юккой давно знакомы. Как думаешь, кто мог его настолько ненавидеть, чтобы убить?

— Да откуда я знаю? Я и так все время об этом думаю, но не могу придумать никакого разумного объяснения. Единственный, кого можно представить в роли хладнокровного убийцы, это Мирья, но я не представляю, зачем ей это могло понадобиться?

— Может, она была в него тайно влюблена или что-нибудь в этом роде? — Меня позабавило, как девушки по очереди обвиняли друг друга.

— Да ничего подобного! Она же бегала за Антти с тех пор, как он расстался с Сарианной пару лет назад. И это всем известно. Однажды я видела, как она пыталась заигрывать с Юккой — для того чтобы привлечь внимание Антти. Но конечно, у нее ничего не вышло. И вчера с этой рыбой — странный способ обратить на себя внимание мужчины, правда? На мой взгляд, Антти подойдет более мягкая женщина, а не эта ледяная глыба.

— А какие у тебя были отношения с Юккой?

— О, отличные отношения. Я его очень хорошо понимала, и иногда мы весело проводили время вместе. У нас был заключен договор типа «О дружбе, сотрудничестве и взаимопомощи». Иногда мы спали вместе, появлялись вдвоем на вечеринках у друзей, одалживали друг другу деньги. И так до сих пор… Жаль, что такая прекрасная дружба так ужасно закончилась… — Тулия собралась было опять заплакать, но потом, видимо, сообразила, что полицейский участок — не лучшее место для слез, и снова взяла себя в руки. — Я очень надеюсь, ты обнаружишь у Мирьи какой-нибудь мотив для убийства, мне бы не хотелось, видеть на скамье подсудимых кого-либо другого из нашей компании. — Тулия попыталась улыбнуться, но улыбка получилась довольно кривой.

— А почему вы с Юккой до сих пор пели в Хоре Восточной Финляндии? Это ведь студенческий хор?

— Но я же еще не закончила учиться! — встрепенулась Тулия. — И мне нравится петь в молодежном коллективе, после репетиции всегда есть с кем пива выпить. Я пыталась прошлой осенью перейти в Хор Кантиамо, но там поют люди среднего возраста, семейные. Так скучно… Да, согласна, наверное, Хор Восточной Финляндии — это просто попытка продлить молодость, с двадцатилетними так забавно общаться… А Юкка всегда хотел быть главным, королем. В хоре более высокого уровня у него бы ничего не вышло. Антти тоже много раз собирался уйти, но, к счастью, всегда удавалось уговорить его остаться. — Тулия поднялась. — У тебя еще есть ко мне вопросы, или я могу пригласить Пию? Давай сходим с тобой как-нибудь в бар, попьем пивка, когда все это закончится.

Ране крайне осуждающе посмотрел в спину уходящей девушке. Он считал, что женщина должна сидеть дома и рожать детей, а таких, как Тулия, просто терпеть не мог. И заметил мне ехидным тоном, что с подозреваемыми следует вести себя официально, а не по-товарищески. Во всяком случае, так его учили в полицейской школе двадцать лет назад.

Я молча проглотила его замечание, поскольку в этот момент в кабинет без стука вошла Пия Валроз. Девушка выглядела скорее встревоженной, чем расстроенной. Она тряхнула головой, отбросив назад блестящие волосы, и начала нервно крутить обручальное кольцо на тонком пальце. В каком-то женском журнале я прочла, что это движение обозначает подсознательное недовольство браком и желание избавиться от супружеских оков. Хотя согласно этим же психологическим тестам меня можно было считать душевной женщиной с ярко выраженным материнским характером.

Пия и Петер были женаты уже более полутора лет. Полгода назад Петер начал участвовать в парусной регате, и через три недели они с Пией должны были встретиться в Соединенных Штатах. Несмотря на все ранее мной услышанное, в голосе Пии звучала неподдельная грусть.

— Я попросила Юри вести машину по пути на виллу «Майсетта», потому что немного нервничала. От Петера уже два дня не поступало никаких известий. Передавали, что там, у побережья, сильные штормы, а про участников регаты в прессе не говорилось ни слова.

Судьба мужа явно беспокоила Пию куда больше, чем смерть Юкки.

— Какие вас с Юккой связывали отношения? — Я предпочла перейти к существу вопроса без околичностей. Пия сначала покраснела, а потом у нее гневно сверкнули глаза.

— Ах вот как, оказывается, и до вас дошли эти грязные сплетни! Когда Петер уехал, я чувствовала себя очень одинокой, а у меня нет возможности встречать его в каждом порту. Юкка — старый друг Петера, младший брат Юкки, Ярмо, тоже участвует в гонках «Мальборо Финляндии». Мы с Юккой проводили вместе много времени, ожидая от них новостей, ходили вместе ужинать и в кино. Но у нас ничего такого не было… Хотя некоторым мне это приходилось объяснять… Даже Сиркку говорила маме, что я сплю с ним, но это неправда!

— А Юкка предлагал тебе спать с ним? Извини, что спрашиваю о таких вещах, но на этом этапе расследования еще не очень ясно, что является важным, а что нет, — торопливо сказала я и тут же раскаялась, что извиняюсь за свою работу.

— Да, предлагал, и вчера тоже. Но я не хотела.

— Тебе не кажется, что Юкка хотел произвести на окружающих впечатление, что между вами что-то было?

— Не знаю… Юкка был не таким простым, каким хотел казаться. Иногда я почти верила, что он влюблен в меня. Но не воспринимала его всерьез, ведь у него репутация ловеласа. А вчера он был какой-то странный, говорил, что ему страшно оставаться одному, просил, чтобы я просто находилась рядом. Конечно, я не восприняла это всерьез, однажды он уже так говорил, закончилось это тем, что мне пришлось выставить его из своего дома. Но сейчас… Может, он был бы жив, если бы я вчера осталась с ним…

Я как зачарованная смотрела на театральные слезы в глазах Пии. У нее не потекла тушь, не покраснел нос, не пошли пятнами щеки. Она будто и не плакала, просто слезы, как в кино, скатывались по лицу и падали вниз.

— Ты можешь точно вспомнить, что и когда Юкка тебе сказал?

— Мы уже шли спать, кроме нас, бодрствовали только Антти и Тулия. Юкка попросил зайти к нему на второй этаж, там он начал меня целовать и все такое… Ну я была немного пьяна, а он такой настойчивый, и я сказала ему что-то грубое. А потом он тихо произнес, что не хочет этой ночью оставаться один, что ему страшно. Я ответила, что на другом конце коридора в комнате спят Юри и Антти.

— А потом?

— Он как-то странно усмехнулся и сказал, что от Юри и Антти мало толку. Я разозлилась и ушла вниз.

— У тебя есть какое-нибудь предположение, чего он боялся? Он тебе что-нибудь объяснил?

— Нет. Я думала, это просто способ заманить меня в постель.

Я отпустила Пию и вышла на секунду в коридор, где сидела вся компания: Тимо обнимал Сиркку, Юри лежал, положив голову на колени Тулии. Я попросила их не выезжать в течение ближайших нескольких дней из города на случай возможных новых допросов. С комментариями «хорошо, что нас вообще за решетку не посадили», они направились к выходу. Но остался еще Антти Саркела. Было видно, что он очень переживал, бледное лицо прорезали глубокие морщины, выглядел он гораздо старше своих тридцати. Я даже на секунду представила, что он осознал свою вину и теперь мучается раскаянием. На рутинные вопросы он отвечал совершенно спокойно. И все же меня не покидало чувство, будто я играю на гитаре, струны которой настолько перетянуты, что вот-вот лопнут.

Антти был знаком с Юккой практически всю жизнь — они вместе играли еще до школы, потом учились в одном классе и даже на первом курсе математического факультета в университете. Затем после армии Юкка перешел учиться в Политехнический институт. Антти проходил альтернативную службу на севере, в Рованиеми, а после они с Юккой стали вместе снимать небольшую квартиру на Робертинкату. Когда же у них появились постоянные подружки, Антти переехал жить к Сарианне, а Яна стала проводить половину свободного времени дома у Юкки. Но лишь половину: я хорошо помнила, что она не хотела переезжать туда окончательно. А сейчас Антти снимал на паях квартиру в Корсо.

Антти внимательно рассмотрел труп. Во время службы он получил базовое медицинское образование и умел диагностировать смерть. Вот что он рассказал.

— Сначала было очень весело, мы устроили ралли на трассе, мчались наперегонки, Юкка был в прекрасном настроении, резвился, как мальчишка. Накануне в новостях рассказывали о задержании наркоторговцев, и они с Юри начали играть в мафию и гоняться на машинах друг за другом. Казалось, будто нам всем по десять лет. Юкка вообще заводной парень, раньше, когда мы ходили под парусом, он обычно изображал пирата. На даче мы репетировали. И очень успешно. С Юккой хорошо вместе петь одну партию, он очень точно следует нотам. Он вообще был самый музыкально одаренный из всех нас.

Антти на мгновение замялся.

— Когда мы пошли растапливать сауну, я заметил: что-то не так. Я подумал, это как-то связано с Пией. Мне показалось, Юкка что-то задумал. Ведь Петер — наш общий друг и к тому же лучший друг младшего брата Юкки. Мне не нравилось, что Юкка ухаживал за Пией, и я прямо сказал ему об этом. Но сейчас, задним числом, не верю, что он именно из-за этого так нервничал.

— Как проявлялась его нервозность?

— Я не могу объяснить. Если знаешь человека всю жизнь, его просто чувствуешь. Когда Юкка нервничал, он начинал суетиться и проявлять излишнюю активность. Он громко ругал Юри, что тот плохо выучил свою партию, велел Мирье петь на полтона ниже и тому подобное.

— То есть, по-твоему, он был скорее встревожен, чем напуган?

— Да. Вечером, когда все немного выпили и расслабились, атмосфера несколько разрядилась. Мы болтали о музыке, о предстоящих гастролях и других планах хора на будущее. Мирья отправилась ловить рыбу. Потом она закричала, что поймала, но не может сама справиться, и просила кого-нибудь прийти и помочь ей. Классная щука, хочешь посмотреть? — Антти пнул ногой свою сумку. — Никто не захотел ее брать, и я решил отнести ее своему коту. Если тот еще согласится вылезти на свет божий и иметь дело с людьми.

— Ты спал недалеко от комнаты Юкки. Ночью что-нибудь слышал?

— Я проснулся от шагов Юри, когда тот шел в туалет. Было не слишком поздно. Я решил, что его тошнит, потому что вечером он сильно напился. Когда я проснулся еще раз, было уже светло. Меня разбудил какой-то звук. Я все время пытаюсь вспомнить, что это было, — похоже на какой-то резкий стук или удар… За открытым окном громко кричали птицы. Может, это был стук двери, не знаю.

— Кто убил Юкку?

— Понятия не имею, — раздраженно ответил Антти. — Могу сказать одно: я рад, что Петер сейчас находится на другой стороне земного шара — он очень ревнивый парень.

— Мы выясним, где он сейчас находится. Все, можешь идти искать своего кота.

Антти вышел, а я глубоко задумалась, взявшись руками за голову. Ране быстро строчил на пишущей машинке. Я надеялась, что в результате этих коротких допросов пойму, был ли это несчастный случай, случайное нападение или запланированное убийство. Случай не был похож на самоубийство, но и этот вариант не следовало сбрасывать со счетов.

Предстояло еще побеседовать с родителями Юкки и выяснить, где находился в это время Ярмо Пелтонен. Затем мне следовало выписать разрешение на обыск в квартире Юкки и допросить его коллег по работе. Выяснить, с кем еще он дружил. Никто из хора не упоминал, что у него есть постоянная подружка, но нельзя было исключать, что такая имеется, а может, даже и не одна.

Я должна была разобраться с финансовым положением Юкки. К моему удивлению, он ездил на очень дорогой машине и вряд ли успел еще выплатить кредит за учебу в институте. Какая у него была зарплата? Может, убийство связано с его работой?

Скорее всего в своем расследовании мне не следовало замыкаться на участниках хора. Многие из них вели активную жизнь за пределами творческого коллектива, и Юкка наверняка тоже. Нечего было и мечтать, что на первых же допросах я найду доказательства вины или кто-то признается в убийстве. Удивительно, насколько спокойно все они себя вели, — ведь друзья не каждый день умирают. Наверное, кто-то из них — великолепный актер. А может, и на самом деле все они невиновны? Но зачем постороннему убийце выбирать для преступления место, где полно народу? Да и ограбления дач в это время почти не случаются.

— Ты можешь представить, что кто-то из них убил Пелтонена? — спросила я Ране.

Тот пожал плечами.

— Знаешь, я просто счастлив, что эта история — не моя головная боль. Удивительные ребята — везде ходят толпой, словно боятся расстаться хоть на мгновение. Особенно мне понравилась эта полненькая девушка… Расинкангас. Просто ледяная глыба. Совсем как моя теща. Имея такие стальные нервы, можно запросто убить кого хочешь.

— А мотив?

— Ну уж мотив ты найдешь. Эта шустрая барышня — Райала — говорила, что однажды она активно флиртовала с Пелтоненом. И если это привело к печальным для нее последствиям, о которых она никому не рассказывала, то мотив для мести готов.

— Жаль, что так бездарно пропадает твое великолепное воображение. Мне страшно, мне плохо, я же хорошо знала Юкку. Не хочу заниматься этим делом, я не смогу расследовать объективно!

— Успокойся. Пользуйся тем, что ты хорошо знала Пелтонена и остальных из этой компании. Они не воспринимают тебя как полицейского, а разговаривают как со старой знакомой. Ты должна применить это на пользу расследования.

Этим летом Ране не раз оказывался свидетелем ситуаций, когда окружающие не воспринимали меня всерьез как официальное лицо. К моему удивлению, на сей раз он пытался меня подбодрить.

— Тебе следует еще раз поговорить с этой Расинкангас, девица явно знает больше, чем говорит. Она производит впечатление достаточно постороннего человека в этой компании, поэтому наверняка внимательно за всеми наблюдает. Проверь еще раз этого Ласинена. Может, он так напился, что сам не помнит, как убил Пелтонена.

— О’кей, дядя Ране. Хорошего отпуска!

После таких напутственных добрых слов я совершенно искренне пожелала ему хорошо отдохнуть.

 

3

Человек — что ты такое?

Пламя, пламя без покоя…

В понедельник утром я с удовлетворением разглядывала себя в зеркале. Узкая темно-синяя форменная юбка и белая, с большим трудом отглаженная блузка выглядели совершенно официально. Благодаря тщательно приглаженным волосам и косметике в коричневых тонах я выглядела на несколько лет старше. Так с помощью одежды, прически и косметики я пыталась произвести на окружающих правильное впечатление строгой женщины-полицейского. В форме я была зрелой деловой женщиной, а в джинсах и кроссовках без конца бегала и употребляла нецензурные слова. Немного подкрасила губы. Мне показалось, что я рисую на лице маску, за которой пытаюсь скрыться. Ну и хорошо. В десять у меня была встреча с отцом Юкки, дипломированным инженером Хейкки Пелтоненом, а до этого я должна была познакомиться с результатами лабораторных анализов и прочитать заключение патологоанатома.

Хейкки Пелтонен позвонил мне поздно вечером в воскресенье. Мне показалось дурным знаком, что дежурный дал ему мой номер телефона вместо номера Киннунена. Антти и полицейские на посту у коттеджа уже рассказали Пелтоненам, что случилось. Мать Юкки была в шоке, но отец захотел немедленно встретиться со мной — полицейским, который ведет дело о смерти его сына. Он сознательно избегал слова «убийство». Он выказал раздражение по поводу того, что мостки были оцеплены и туда не позволяли пройти, и из-за того, что полицейские искали орудие убийства в ближайшей роще. Видимо, раздражение стало реакцией на внезапное потрясение. Люди в состоянии шока часто ведут себя иррационально, а Хейкки Пелтонен, видимо, принадлежал к той породе мужчин, которые никогда не позволяют себе слез и всегда держат себя в руках.

Как только я закончила разговор с Пелтоненом, мне позвонил руководитель подразделения, который считался моим начальником, пока Киннунен «болел». Он коротко сообщил, что у Киннунена «проблемы с желудком» и он появится на работе только через несколько дней, а пока ответственность за расследование данного убийства лежит на мне.

Я раздумывала над тем, надо ли было направить водолазов исследовать морское дно. Там мог находиться предмет, которым был убит Юкка. Хотя морская вода наверняка смыла с него все возможные следы.

До сих пор было неясно, как же умер Юкка. Я сама не понимала, почему считаю этот случай предумышленным убийством, ведь у меня пока не было никаких доказательств. Возможно, это убийство в результате ссоры, и тогда на орудии убийства должны остаться отпечатки пальцев.

Позвонил патологоанатом Махконен и подтвердил, что Юкка умер, захлебнувшись водой. Удар по голове вызвал короткую потерю сознания, от него невозможно было умереть. Юкка либо упал в воду, либо его столкнули, и в легкие попала вода. Махконен пока не мог объяснить характер происхождения ран на теле потерпевшего — то ли они были вызваны дракой, то ли тело билось о прибрежные камни. Только рана на щеке явно возникла до смерти. В крови было обнаружено много алкоголя, потому нельзя было исключать возможность, что Юкка оступился, упал, ударился головой и рухнул в море. Хотя обо что босой человек мог споткнуться на пустых мостках, было неясно.

— Если предположить, что он упал в воду сразу после удара, то можно утверждать, что травма произошла в районе трех-четырех утра. В ране нет никаких посторонних предметов, поэтому полагаю, что его ударили каким-то тупым твердым предметом.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну например, это был не прибрежный камень, от которого в ране остались бы крошки. С другой стороны, этот предмет был не совсем гладким, судя по краям раны.

— Это был удар большой силы?

— Трудно сказать, зависит от орудия удара. Если предмет был большим и тяжелым, то это мог сделать и ребенок. Но поскольку все твои подозреваемые взрослые люди, то я бы не рекомендовал никого сбрасывать со счетов.

В словах Махконена не содержалось ничего, что помогло бы пролить свет на убийство. Дома я появилась лишь после девяти. Мне было трудно уснуть, хотелось чего-нибудь выпить, но в баре остался только приторно-сладкий ликер «Киви», привезенный из Швеции год назад. Решила было пойти выпить пива, но побоялась, что одной кружки мне не хватит — за ней последуют вторая, третья… К тому же мне не хотелось ни с кем общаться, а в баре наверняка полно желающих поговорить.

К счастью, позвонил один мой старый приятель, и мы полчаса перемывали кости общим знакомым. Парень был просто ходячей энциклопедией, у которого наготове всегда была пара-тройка леденящих душу историй, по сравнению с которыми даже убийство казалось будничной ерундой.

Я задумчиво смотрела в окно. Вечерние газеты еще не появились в продаже, но я боялась, что какой-нибудь пронырливый журналист уже прослышал об этом убийстве. Шла вторая половина лета, многие жители Финляндии находились в отпусках, и горячие новости появлялись редко. У меня не было ни малейшего желания попасть в передовицы: «Дело ведет женщина-полицейский: убийца еще не найден» и тому подобная чушь.

Когда утром я приехала на работу, там уже было полно народу. На столе лежала записка от начальника с просьбой срочно зайти и рассказать о ходе расследования. С озабоченно-деловым выражением лица я отправилась в серый, насквозь прокуренный кабинет. Я не выносила табачного дыма, у меня начинала болеть голова. И я не собиралась скрывать это от начальства. Пусть курит хоть пять сигарет одновременно, я-то почему должна травиться? Наверное, он мнил себя героем американского детектива — эдаким крутым полицейским за огромным письменным столом с сигарой в зубах. Может, у него и дежурная бутылка под столом имелась?

Я попыталась вежливо отказаться от расследования, упомянув, что хорошо знала убитого. Но из этого ничего не вышло, в отделении катастрофически не хватало народу.

— Как только я сегодня пришел на работу, мне позвонили из отдела по борьбе с оборотом наркотиков и попросили выделить несколько человек в помощь. Похоже, они обнаружили серьезную наркоцепочку и вышли на главарей. А до этого задержали кучу мелкой рыбешки. Совершенно без толку, все равно от них ничего не узнаешь. У нас нет лишних рук, чтобы им помочь. Киннунена на этой неделе не будет, мне только что передали его больничный. Все остальные тоже загружены под завязку. — Шеф с озабоченным видом жевал сигарету.

У меня возникло впечатление, что алкоголизм Киннунена был вопросом, касавшимся только старших сотрудников полиции, для молодых эта тема была табу.

— Вот и тебе пришла пора заниматься обычной полицейской работой. Сааринен, похоже, тоже на больничном до середины сентября, так что работы у тебя хватит. Если хорошо справишься с этим делом, можно будет думать о том, чтобы переводить тебя в штат… Женщин у нас мало… — Шеф тянул слова, словно ему было лень со мной разговаривать.

— Давайте вернемся к этому разговору позже. — Я не хотела ничего обещать. Более того, с удовольствием покинула бы отдел как можно раньше, но сейчас мне не хотелось раздражать начальника.

— Насколько я знаю, у тебя сегодня встреча с отцом убитого — Пелтоненом. Будь с ним осторожнее, он большая шишка, член правления компании «Несте». Тем более что второй его сын участник парусной регаты, о которой сейчас столько говорят. Так что пресса наверняка проявит к нам повышенное внимание. — Лицо шефа стало совсем серым. Обычно, разговаривая, люди краснеют, а этот, когда говорил, всегда бледнел и почти сливался с цветом обстановки в своем кабинете.

Я удивилась, что шеф в курсе всех достижений Пелтонена. Похоже, я ступила на тонкий лед. Мне работалось бы гораздо легче, если бы начальник не был таким карьеристом, постоянно дрожащим за свое место. Однажды мне со стороны довелось наблюдать за расследованием дела об обвинении одного восходящего политика в изнасиловании. Тогда дело продвигалось бы гораздо быстрее, если бы шеф так не переживал за свое место и не тормозил расследование. В итоге жертва отказалась от своих обвинений. К счастью, это дело поручили старшему констеблю Манникко, хотя обычно дела об изнасилованиях поручают вести женщинам-полицейским. В устах Манникко этот случай звучал просто как «мыльная опера». Жертвой была женщина средних лет, у которой, если верить статьям «желтой прессы», было довольно много любовников. И в конце концов всю историю повернули так, что политик сам оказался жертвой. Якобы эта женщина заманила беднягу в ловушку, дабы запятнать его репутацию на заре восхождения на политический олимп. И газеты поверили ему, а не настоящей жертве преступления. С тех пор шеф с большим подозрением и опаской относился к всевозможным титулам.

— К тому же Карппанен сейчас в отпуске. У нас катастрофически не хватает людей. Ну ладно, возьми себе в помощь Койву, и можете вместе с Савукоски делить время Миеттинена. Савукоски сейчас занимается расследованием убийства с целью ограбления, но, я думаю, мы скоро это закончим. И Вирранкоски скоро возвращается из отпуска.

У шефа зазвонил телефон, и я быстро выскользнула из его кабинета. Мне не хотелось думать о постоянной работе в полицейском участке. Хотя, с другой стороны, это хоть на некоторое время решило бы вопрос продолжения карьеры.

Как только я вошла к себе, у меня тоже зазвонил телефон.

— Привет, это Хилтунен, звоню из Вуосаари, — услышала я возбужденный голос. Я вспомнила вчерашнего светловолосого паренька. — Послушай, кажется, я нашел орудие убийства!

— Что? — Я старалась говорить сдержанно. — Что ты нашел?

— Топор, а на нем кровь. Он лежал под сауной. Хочешь, я привезу его в Пасила?

— Я пришлю к вам фотографа. У тебя есть напарник? Хорошо, пусть напарник остается там, а ты бери топор и приезжай сюда. Только сначала сделайте фотографии. И постарайтесь ничего не трогать на том месте, где ты его нашел, я постараюсь вечером туда приехать.

Топор… Все оказалось так ужасно и так буднично… Хилтунен был очень горд собой. Ему не больше двадцати, совсем еще ребенок. Надеюсь, он там не затоптал все следы. Если анализы покажут, что кровь на топоре принадлежит Юкке, можно будет с уверенностью говорить об убийстве. Интересно, как топор оказался на берегу, ведь его место в дровяном сарае.

До прихода Хейкки Пелтонена я попыталась быстро позвонить в Германию Яне, но линия была занята. К счастью, я обнаружила номер ее телефона на обороте старой рождественской открытки. Я сохранила ее только потому, что на ней был весьма симпатичный атлетически сложенный Дед Мороз в новогодней шапочке, прикрытый только собственной бородой. В прошлом у меня на стене висела богатая коллекция открыток с красивыми мальчиками, но потом я обнаружила, что все они похожи друг на друга, как братья. Тем более что при ближайшем рассмотрении многие эротические открытки выглядели довольно глупо.

Хейкки Пелтонен был точен. После телефонного разговора я представляла себе мужчину пенсионного возраста с солидным брюшком, любителя спокойных воскресных прогулок на лодке под парусом. На самом деле отец Юкки выглядел молодо, лет на сорок, хотя ему наверняка уже перевалило за пятьдесят. Это был подтянутый мужчина с загорелым лицом, обветренным во время морских прогулок Внешность белокурого викинга Юкка явно унаследовал от него. Пелтонен был одет в темно-серый костюм дорогого шелка. Рукопожатие и короткий внимательный взгляд в другое время заставили бы меня покраснеть, хотя я не отношусь к категории женщин, которые предпочитают мужчин старшего возраста. Мне не пришлось думать, как начать разговор, он сделал это за меня.

— Барышня или госпожа Каллио — как к вам следует правильно обращаться? Я надеюсь, вы расследуете тайну смерти моего сына как можно скорее. Такое несчастье очень тяжело пережить и без полицейских допросов. Поэтому я надеюсь, вы не будете долго говорить с моей женой, она совершенно потрясена и находится в шоке. Насколько я знаю, вы уже опросили друзей моего сына.

— Прошу прощения, но мы должны внимательно изучить все обстоятельства случившегося. Вполне возможно, кто-то из его друзей был свидетелем смерти.

— То есть вы утверждаете, что мой сын был убит?

— Я ничего не утверждаю. Но я обязана принять во внимание любые детали.

— Все друзья Юкки — интеллигентные молодые люди. Зачем им было кого-то убивать? Даже если это и убийство, я считаю, что его совершил кто-то совершенно посторонний. Этой весной происходило много ограблений коттеджей, вокруг дач ходит много разного сброда.

Мне казалось маловероятным, чтобы какой-то случайный бродяга влез в коттедж, где было много людей, летом в субботу, но я промолчала.

— Может, Юкка просто оступился, и… Они все немного перебрали в тот вечер, а мостки иногда такие скользкие…

— Да… Но как же он тогда умудрился разбить себе голову? Край мостков находится высоко от поверхности моря, и вода их не заливает. Так что если бы Юкка разбил голову о край мостков, там остались бы следы. К тому же вряд ли можно так сильно разбить голову о круглый край мостков. Около мостков нет и камней, о которые он мог бы так сильно удариться. Ближайшие — те, около которых было обнаружено тело. Мы проверили: упав с мостков, невозможно удариться об эти камни.

Коллеги из технического отдела посмеялись надо мной, но все же действительно проверили, можно ли удариться о прибрежные камни, падая с мостков.

Пелтонену требовались факты. Его невозможно было убедить одними предположениями. Не впервые я попадала в ситуацию, когда, разговаривая с авторитетным человеком старше меня, сама как бы становилась допрашиваемой. Я была не в состоянии объяснять ему, что ко мне следует обращаться «констебль», а не «барышня» и что здесь вопросы задаю я, а не он. Я устала. Трудно пытаться изменить мир к лучшему.

— Моя жена была совершенно потрясена, когда у нее, как у преступницы, сняли отпечатки пальцев. Неужели этого нельзя было сделать позже?

— У вас снимали отпечатки пальцев? Это недоразумение, приношу извинения.

Ошибся кто-то из технического отдела. Я просила снять отпечатки пальцев у всего Хора Восточной Финляндии, но про Пелтоненов ничего не говорила. Я попыталась скрыть смущение.

— У вас есть младший сын — Ярмо Пелтонен. Насколько я знаю, он принимает участие в международной парусной регате и находится за пределами страны.

— Да. Сейчас Ярмо в Соединенных Штатах. «Мальборо Финляндии». Полагаю, вы слышали о регате? Мы не хотели бы сообщать ему печальную весть во время гонок, только после финиша. Знаете, регата имеет для него очень большое значение. Там на борту находится еще один приятель Юкки — Петер Валроз. Насколько я знаю, его жена Пия тоже была в тот вечер на вилле «Майсетта». Надеюсь, ребята не сойдут с дистанции после всех этих новостей…

Он снова пытался перевести разговор на повседневные темы — и это тоже была своеобразная реакция на шокирующее событие.

Пелтонен не смог сообщить мне ничего интересного. Было видно, что он был лишь в общих чертах в курсе жизни старшего сына. Юкка время от времени заезжал домой в Вестенд на обед, чаще они встречались на даче. Уже на протяжении многих лет Юкка вел самостоятельную жизнь, и у него было отдельное жилье.

— На мой взгляд, у него было слишком много женщин, но я надеялся, что со временем он успокоится. В остальном его дела были в порядке. Он выплатил ссуду за квартиру, успешно окончил Политехнический институт, работал в компании «Финский металл», увлекался музыкой и парусным спортом. Если не считать историй с женщинами, то можно сказать, он вел вполне обычную размеренную жизнь. Не представляю, кто мог его убить.

Я заметила, как резко обозначились морщины на загорелом лице Пелтонена. Видимо, он пытался себе внушить, что смерть сына — просто несчастный случай. Это было бы легче перенести. Убийство вынесло бы на поверхность сложные вопросы и тяжелые ответы.

— С кем еще дружил Юкка, не считая музыкантов из хора?

— У него было мало друзей. Коллеги по работе и товарищи по парусному спорту. Я не очень хорошо знал эту сторону его жизни. Спросите лучше у Антти Саркела.

— Когда вы встречались в последний раз? Показалось ли вам что-то необычным во время вашей встречи?

— Он позвонил нам во вторник вечером, чтобы уточнить, что на даче никого не будет. А до этого мы долго не виделись, поскольку мы с женой последние три недели плавали под парусом на западном побережье и вернулись только в понедельник.

Пелтонен на мгновение задумался. Сосредоточенно размышляя, он хмурил лоб в точности, как Юкка.

— Я не знаю, насколько это относится к делу, но пару месяцев назад Юкка спрашивал у меня, как привлечь должника к ответственности, не имея на руках расписки. Детали он не объяснил. По-моему, речь шла о небольшой сумме — что-то около десяти тысяч. У меня создалось впечатление, что кто-то занял у него денег и не хочет возвращать.

— Спасибо. Это может оказаться важным. И формальный вопрос: где вы стояли на якоре в ночь с субботы на воскресенье? Поймите, мы должны все проверить… — Я ждала взрыва негодования, но у моего собеседника был совершенно подавленный вид.

— Да, понимаю. Мы бросили якорь в небольшом порту к западу от Баресюнда. Утром мы спустились на берег позавтракать в кафе. С нами были наши друзья Ярл и Сюндстрем, так что можете проверить у них наше… хм… алиби. Могу дать вам их номера телефонов.

Я записала. У меня уже была целая гора информации для проверки и ни в чем никакой ясности. Допросы, рутина, обдумывание различных вариантов. Я любила размышлять, но фактов было слишком мало. Следовало также побеседовать с матерью Юкки, когда та немного придет в себя.

Наконец мне удалось дозвониться в Германию. Трубку сняла фрау Шен, мне потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: это и есть Яна.

— Добрый день, это говорит Мария Каллио из Финляндии. Как поживаешь?

— Мария, привет! Как я рада тебя слышать! Ты в Германии или собираешься сюда? Знаешь, у меня родился сын, Михаэль, ему уже три месяца. Ты только представь: ребенок — у меня! Я до сих пор иногда не понимаю, что с ним делать!

— Ну а уж я тем более. Нет, я не собираюсь в Германию, звоню тебе по делу. Видишь ли, я сейчас работаю в полиции. Ну это отдельная история, как я сюда попала. Ситуация следующая: Юкка — твой бывший друг — умер, возможно, убит.

Только услышав потрясенные возгласы на том конце провода, я сообразила, что новость надо было сообщить как-то по-другому, мягче. Постепенно Яна немного успокоилась, и я смогла с ней побеседовать.

— Понятия не имею, за что его могли убить. Ну ты же помнишь, каким был Юкка, особенно с женщинами. Поэтому мы с ним и расстались. А когда я говорила, что он мне изменяет, спит со всеми подряд, он высокомерно отвечал, что его личная жизнь меня не касается. Будто он жил по другим правилам, не так, как другие. А если меня вдруг кто-то приглашал на медленный танец, то устраивал скандал. Иногда мне казалось, что его вообще не волнуют чувства других людей. Он всегда любил ходить по лезвию ножа, порой являлся ко мне на свидание из постели какой-нибудь своей бывшей подруги, а от меня шел к другой. Ой, подожди, Михаэль плачет. Секундочку, дам ему соску…

Яна положила трубку у телефона. До меня доносились плач ребенка и воркующий голос Яны. Я и представить не могла, что моя давнишняя подружка умеет разговаривать таким нежным голосом. Вскоре плач прекратился.

— Может, Юкка не поделил девушку с каким-нибудь крутым парнем? — со вздохом предположила Яна, возвратившись к телефону. — Иногда у меня создавалось впечатление, что он хотел иметь всех окружающих женщин. Казалось, ему было не важно, с кем спать.

— Ты знакома со всеми, кто был на даче в этот день? Как по-твоему, кто-то из них мог иметь зуб на Юкку?

— Да, я знаю всех, кроме, пожалуй, Юри. Зуб на Юкку?.. — Яна надолго задумалась. — Возможно, Сиркку Халонен. На гастролях в Германии у нее был роман с Юккой, после чего она порвала со своим другом… Наши отношения закончились немного раньше, вскоре после этого я встретила Франца. Когда мы вернулись, Юкка снова пытался за мной ухаживать, он не хотел верить, что мое сердце осталось в Германии… А Сиркку так ничего и не поняла, она бегала за Юккой, выясняла с ним отношения, обвиняла в том, что он разрушил роман с ее прежним другом.

— Сейчас Сиркку общается с Тимо Хуттуненом. Как ты думаешь, у них серьезно?

— Хуттунен? Этот деревенский увалень с такими соломенными волосами? Да-а, Сиркку явно понизила планку… Ну уж не знаю, какие у него внутри кипят страсти, может, он жутко ревновал свою подругу к ее бывшим парням?

Заканчивая разговор, Яна просила передать привет всем знакомым, особенно Тулии. Мы договорились, что она позвонит, если вспомнит что-нибудь существенное. А я все же попросила пограничные службы проверить, посещали ли господин и госпожа Шен Финляндию пару дней назад. Мне не удалось быстро получить информацию касательно Яны, поскольку она была гражданкой Финляндии, но немецкий подданный Франц Шен в Финляндию не приезжал, во всяком случае самолетом не прилетал. Я решила еще уточнить, покидали ли они в это время Германию, хотя, честно говоря, вряд ли кто-то из них был причастен к произошедшему.

«Мальборо Финляндии» всю прошлую неделю проходила в водах Атлантики. Никто из экипажа за последнюю неделю не ступал на твердую землю, так что Петера Валроза и Ярмо Пелтонена можно было смело вычеркивать из списка подозреваемых. Как я и предполагала.

Я быстро перекусила на работе. К счастью, газетчики еще не успели разнюхать подробности, поэтому никаких сенсационных заголовков в вечерней прессе не появилось. Журналисты пытались до меня дозвониться, но, к счастью, все звонки переводились на шефа, который коротко отвечал, что дело расследует старший констебль Каллио. Уверена, им было любопытно, кто скрывается под фамилией Каллио — мужчина или женщина? Впервые на их памяти расследование убийства было поручено женщине, и они не знали, как к этому относиться. С одной стороны, это могло вдохновить девушек поступать в школу полиции, но, с другой стороны, мне не очень хотелось светиться в газетах, поскольку я сама еще не была уверена, что хочу продолжать карьеру полицейского. Сегодня журналисты кормили читателей жареной новостью: эстонская проститутка ограбила своего клиента — возмущалась газета «Илта-Саномат», ей вторила «Илталехти» — дорогая шлюха обобрала финна. Я усмехнулась: «Ничего особенного, обычный бартер».

Я запихнула в рот остатки обеда и направилась к себе. Еще в коридоре услышала, как у меня в комнате разрывается телефон, и рванула, как бегун-спринтер на финише.

— Привет, это Хайканен из лаборатории. Я посмотрел этот топор…

— Ну и?..

— Его сполоснули в море, на нем морская соль. Кровь тоже осталась. Даже два вида. Один пока определить не могу, возможно, придется брать на анализ образцы у подозреваемых. Другой вид — кровь Пелтонена. А еще на нем кожа с затылочной части головы, волосы и земля. В какой грязи, черт побери, он лежал, откуда тебе его притащили?

— Но это точно орудие убийства?

— Похоже. Это был удар обухом топора.

— А что ты можешь сказать о втором виде крови?

— Я не уверен на все сто, но, судя по тому, что там была чешуя, можно предположить, что это какая-то рыба. Не могу сказать, какая именно.

Рыба… Мирья поймала щуку. Может, ее оглушили этим топором?

— А отпечатки пальцев?

— Сколько угодно. Мне кажется, что убийца мыл не весь топор, а только сполоснул топорище в море, поскольку на рукоятке вообще нет морской соли. Зато там остались пальчики. Саркела и Расинкангас.

— Ого! И что ты про них можешь сказать?

— У Расинкангас интересное расположение отпечатков. Она держала его топорищем вниз. В таком положении можно поднять топор с земли, но невозможно нанести удар. Хотя в принципе возможно ударить обратной стороной, но при этом неестественно выгибается запястье.

— Похоже, она переносила его с места на место. — Я взяла тяжелую линейку и задумалась, представляя, что держу в руке топор.

— Много отпечатков Саркела, он держал топор по-разному. Но больше всего в классическом положении, так, как рубят дрова. Часто перехватывал его поудобнее. Больше ничего интересного.

— Хорошо. Я сегодня планировала съездить в Вуосаари, но сначала надо здесь уладить пару вопросов.

Я порылась в памяти телефона и нашла номера Антти и Мирьи. Мне повезло. Мирья подрабатывала в магистрате совсем недалеко от полицейского участка.

— Добрый день, говорит старший констебль Каллио. Мне необходимо срочно с тобой встретиться. Сможешь прийти сегодня в два часа дня? — Судя по голосу, Мирья совсем не удивилась моему звонку. Она ответила, что постарается прийти во время обеденного перерыва. Труднее было дозвониться до Антти. На кафедре университета он отсутствовал, к счастью, мне удалось застать его в библиотеке математического факультета.

— Я сам планирую свое время. Особенно сейчас, летом, когда нет занятий. Так что могу подойти к трем, без проблем.

Антти тоже не задал никаких вопросов. Я заказала машину, чтобы отправиться в Вуосаари, осмотреть мостки и место, где нашли топор. Я устала, мне было тяжело представить задержание Мирьи или Антти. Хорошо бы услышать чистосердечное признание…

Мирья появилась без опоздания. Черная юбка и строгая белая блузка выглядели соответственно траурной ситуации. Но ни малейшей печали на лице. Облик легко соответствовал и деловым переговорам, и визиту в банк, и допросу в полицейском участке.

— Как прошли вчера поминки? — спросила я сухо. Мне хотелось, чтобы на ее лице отразились хоть какие-нибудь чувства.

— Очень хорошо. — Совершенно нейтральный тон. Никаких эмоций.

— Что ты имеешь в виду?

— Никто не хотел в одиночку возвращаться домой — кроме Антти, хотя мы пытались уговорить его пойти с нами. Мы могли спокойно все обсудить и попытаться понять, как же это произошло.

— И что вы поняли?

— Хочется верить, что Юкка погиб в результате несчастного случая. Не самоубийства. Он не мог с собой покончить, он слишком себя любил. Или все-таки убийство? Кажется маловероятным, хотя Юкка был довольно неприятным типом. Конечно, я понимаю, нас всех будут подозревать до тех пор, пока не найдут убийцу. Сиркку просто в истерике.

— Вы обвиняли друг друга?

— Кое-кто подозревал Антти, считая его желание держаться в стороне от других признаком вины. Но не все так думают. Юри утверждал, что он слышал, как Антти ночью заходил в комнату Юкки, но он был настолько пьян, что вряд ли действительно мог что-то слышать… Если это убийство, то я по-прежнему подозреваю Тулию. У нее иногда случаются приступы неконтролируемой ярости.

— Не знаю, можно ли утверждать, что это было убийство, но в Вуосаари найден топор с кровью Юкки. И на нем твои отпечатки пальцев. Как ты можешь их объяснить?

На мгновение на лице у Мирьи отразилось недоумение, которое быстро сменилось усмешкой.

— Так вот, оказывается, зачем ты меня сюда вызвала! Да, я пару раз брала в руки этот топор. Кто-то бросил его посреди веранды в сауне, и я отнесла его в угол, чтобы никто не споткнулся. Позже вечером я рыбачила и поймала большую щуку. Я крикнула, чтобы кто-нибудь помог мне с ней расправиться. Антти принес топор и ударил щуку. Возможно, в этой суете топор и забыли на мостках. Знаешь, если бы я решила им воспользоваться, чтобы убить человека, то надела бы перчатки. Об этом пишут в каждом детективе, — фыркнула Мирья. — Чьи еще отпечатки пальцев вы нашли? Антти? Он вечером рубил дрова для сауны, больше никто из ребят об этом не хотел беспокоиться. А Антти сказал, что ему нравится рубить дрова, это видно по его бицепсам. — Мирья вдруг покраснела.

Я вспомнила слова Тулии о том, что Мирья влюблена в Антти. Оказывается, ничто человеческое ей не чуждо. «Что ж, у нее неплохой вкус», — подумала я и разочарованно вздохнула. Разумеется, всему есть естественное объяснение. Конечно, Мирья никогда не расскажет мне всей правды. Антти запросто мог позже взять топор и после рубки дров, а уж силы и умения нанести смертельный удар ему не занимать. К тому же он единственный из всей компании, у кого настолько высокий рост, чтобы нанести удар сверху, даже если Юкка стоял. Если же он сидел, то рост убийцы не имел значения. Меня позабавило откровенное желание Мирьи защитить Антти. Она даже не пыталась скрыть свое отношение к нему.

— У тебя будут ко мне еще вопросы? Обеденный перерыв уже закончился, но я так близко работаю, что, если потребуется, могу заходить хоть каждый день, — сердито, будто раскаиваясь в своей разговорчивости, буркнула девушка, поднимаясь.

Мирья ушла, а я отругала себя за невоспитанность. Могла бы предложить ей хоть чашку кофе вместо пропущенного обеда. Хотя, с другой стороны, разговор за чашкой кофе мог легко перейти в дружескую беседу, чего я так опасалась при расследовании этого дела.

Если Мирья была совершенно спокойна и безразлична, то Антти выглядел очень печальным. Возможно, черные джинсы и футболка были его повседневной одеждой, но в сочетании с бледным лицом и красными глазами они выглядели как траур. Почему у него красные глаза — он плакал, пил или не спал всю ночь? Или все вместе?

— Привет — как там тебя по званию?.. Старший констебль? Есть уже результаты расследования? — спросил он усталым голосом, плюхнувшись на стул передо мной.

— Есть. Найдено орудие убийства, и на нем твои отпечатки пальцев. — Меня очень раздражала его враждебность ко мне. Сильнее, чем пренебрежительное отношение Мирьи. И еще больше меня злило то, что я так на него реагировала. Юкка был красив, а с Антти было приятно общаться. Честно говоря, Антти тоже был хорош собой, тем более что мне всегда нравились мужчины с крупным носом и большим ртом. На мой вкус, идеальный мужчина должен быть похожим на Мика Джаггера и Дастина Хоффмана одновременно. Я внимательно рассматривала бицепсы, которыми так восторгалась Мирья. Черная футболка подчеркивала великолепный торс.

— Какого черта! Ты что, всерьез считаешь, что Юкку убили?

— Похоже на то.

— Какое орудие убийства ты имеешь в виду?

— Под сауной нашли спрятанный топор. Лабораторные исследования показали, что им ударили Юкку.

— А, этот топор. — Губы Антти изогнулись в подобии усмешки. — В субботу вечером я перерубил им половину поленницы. У Пелтоненов был только один пригодный к использованию топор. Зато целых четыре окорочных ножа. Это тебе может подтвердить кто угодно — я имею в виду дрова, а не ножи. К тому же у меня после этого упражнения остались мозоли на ладонях. Вот, посмотри. — Мне пришлось посмотреть на протянутую ладонью вверх сильную мужскую руку.

— Слабый стал, раз от такой ерунды появляются мозоли. Разумеется, на этом топоре полно моих отпечатков пальцев.

— А позже вечером ты еще раз воспользовался им — как орудием убийства.

— Что ты несешь?

— Ты хладнокровно убил рыбу…

Напряжение отпустило Антти, он рассмеялся:

— Да, действительно убил. Хотя, по мне, было бы лучше отпустить ее обратно в воду.

Видно, тогда-то топор и остался на мостках и… О Господи!

— Ты нашел своего кота?

— Эйнштейна? Да, когда я вернулся обратно в Вуосаари, он спал на крыше сауны. Солнце нагревает за день крышу, и он любит под вечер на ней лежать. Эйнштейн родился под этой сауной, его принесла кошка Пелтоненов.

Антти немного расслабился, рассказывая о своем любимце, и мне пришлось вернуть его обратно к теме нашей встречи.

— Сколько ты был должен Юкке?

— Должен Юкке? С какой стати тебя это интересует? У меня не было долгов. А что?

— А у кого были долги?

— Наверное, у Тулии, но не думаю, что большие. У Юри всегда беспорядок в финансах, сколько я его знаю. Думаю, Юкка одалживал, и порядочно. Этот парень просто не умеет обращаться с деньгами. Когда у него есть деньги, готов напоить шампанским всех девушек в ресторане. Юкка относился к нему, как старший брат, и выручал в трудных ситуациях.

— Ладно. Надо выяснить. Ты был в курсе отношений Юкки и Пии. Расскажи мне про них.

У Антти на лице отразилась досада.

— Ну… Вообще-то по женщинам Юкки всегда было легко понять, для чего они ему. У него были только две настоящие подруги — Яна и Минна — еще в гимназии. А остальные… — Антти развел руками. — Пия — это особый случай. Юкка не обсуждал ее со мной, он и так хорошо знал, что я об этом думаю. Может, он действительно первый раз в жизни влюбился. Теперь никто никогда этого не узнает.

— Да, скорее всего это останется тайной. Тебе, случайно, не пришло в голову что-нибудь, способное пролить свет на этот случай?

— Нет. Все случившееся до сих пор кажется мне бессмысленным. Мне страшно от мысли, что кто-то из знакомых и приятелей, возможно, убил моего лучшего друга. И тут ты еще говоришь, что это было убийство. Понимаешь, к чему это приведет? Все начнут подозревать друг друга и валить друг на друга в попытке спасти свою шкуру. И у меня чувство, что надо бы найти тебе кандидата в убийцы, прежде чем ты задержишь меня. А затем и весь хор… — Антти на секунду замолчал. — У руководителя нашего хора прозвище Безнадежный. Хотя на самом деле его фамилия Тойвонен. Сегодня он мне позвонил и, знаешь, полностью соответствовал своему прозвищу. Мирья ему все рассказала. Лучший бас хора умер, гастроли не состоятся, в газетах напишут гадости про наш коллектив, испортят репутацию. Да к тому же кто-то из основного состава скорее всего убийца. Слушай, постарайся, пожалуйста, повернуть дело так, будто Юкка сам проломил себе голову.

— Кого ты подозреваешь?

— А это вам предстоит выяснить самостоятельно, госпожа сыщик. Похороны состоятся в субботу. Постарайся до этого никого не задерживать, мы должны там петь своим лучшим составом. — Антти уронил голову на руки, а затем потряс ею, словно пытался отогнать дурные мысли. — Майса… Для матери Юкки было бы лучше, чтобы его похоронили как можно скорее. Она и так не очень здорова, думаю, случившееся ее окончательно сломит. Все плохо.

Став полицейским, я расследовала десятки совершенных в состоянии аффекта убийств. Это всегда было плохо, причем не только для убийцы и его жертвы, но и для их родных. Шок, обвинения себя и других, упреки, страх. Часто и я испытывала те же чувства, хотя изо всех сил старалась быть беспристрастной. А сейчас мне было плохо как никогда. Мне очень хотелось иметь в голове кнопку, нажав которую, можно было бы отключить все эмоции. И оставить только холодный разум, расследующий преступление.

— Еще про топор… Куда ты его положил, прикончив рыбу?

— Я сполоснул его в воде, чтобы смыть чешую, и положил справа на мостки. Там любой мог его спокойно взять. Если бы я отнес его обратно к сауне…

— «Если бы» не бывает. — Я произнесла это не слишком любезно. Затем сказала что-то про спешку и проводила Антти. У меня действительно не было времени, требовалось многое обдумать. Но одно стало очевидным: это было заранее обдуманное, предумышленное убийство, отнюдь не несчастный случай. Кто угодно мог запомнить, где лежит топор, и заманить туда Юкку. И если это были не Антти и не Мирья, то отпечатки пальцев этого человека отсутствовали. Их стерли намеренно. Видимо, убийца располагал временем, чтобы придумать, как ввести полицию в заблуждение.

 

4

Зыбь песков, лед под ногою…

Нам повезло, на Восточной трассе оказалось на удивление мало машин. Я была за рулем старой служебной «Лады», сидевшие сзади ребята из технического отдела лениво перебрасывались новостями. К счастью, мне удалось добиться разрешения взять их с собой, поскольку я надеялась, что смогу уже сегодня снять заграждение у коттеджа Пелтоненов.

На мосту Вуосаари стояла полицейская машина, контролируя скорость движения. Я ехала явно быстрее разрешенных шестидесяти километров в час, но совершенно спокойно проскочила мимо полицейского, смотревшего на меня с детским выражением лица. Казалось, прошла вечность с того времени, когда я работала в отделе транспортной полиции. Будто я сегодняшняя и та девушка шесть лет назад были совершенно разными людьми.

В уголовной полиции в некотором смысле было даже легче работать, чем в транспортной. Здесь работа не порождала моральных проблем. Расследование преступлений, поимка и наказание преступников — это имело смысл, было важно. В транспортной полиции я чувствовала себя воспитательницей детского сада, задерживая водителей за небольшое превышение скорости, легкое опьянение и штрафуя пенсионерок за езду на велосипеде без включенной фары.

Затем меня перевели в отдел социальной полиции. Я мечтала помогать людям и стремилась изменить мир к лучшему, но в результате ощутила полное бессилие и беспомощность. Один человек, даже с самыми чистыми помыслами, не может помочь бесчисленному потоку избитых детей, несовершеннолетних проституток и юных наркоманов. Еще в школьные годы я мечтала стать такой, как мать Тереза, отстаивая честь законов страны, но в конце концов поняла, что не могу, не справляюсь. Я слишком остро реагировала на происходящее вокруг меня и лишь позже поняла, что была слишком молода для этого потока преступного хаоса. Стремление заниматься юриспруденцией стало попыткой систематизировать полученную опытным путем информацию, желанием организовать свои мысли и поступки.

И вот теперь я работаю в уголовной полиции. Я вспомнила, как шеф утром намекнул, что даже готов предложить мне место в участке на все то время, пока Сааринен находится на больничном. Сааринен, занимавший эту должность на постоянной основе, болел уже давно. У него были боли в спине. Ране утверждал, что на самом деле речь идет о психосоматическом синдроме — Сааринен просто смертельно устал от запойного пьянства Киннунена, от того, что ему постоянно приходилось исправлять чужие ошибки, и поэтому стремился как можно дальше оттянуть свое возвращение на работу.

Предложение шефа меня вполне устраивало. Я больше не пылала страстью к учебе, но, с другой стороны, бросать ее было бы глупо, поскольку мне осталось лишь защитить дипломную работу и сдать пару экзаменов, но желание учиться начисто отсутствовало. К тому же на мне висел большой кредит за обучение.

На заднем сиденье обсуждали последние новости борьбы с наркоторговцами. Если бы нетерпеливые полицейские смогли выждать еще неделю, им в сети попались бы главари преступного клана столицы. А так они задержали лишь мелких торговцев гашишем, которые ничего толком не знали об основных организаторах финской наркомафии.

Я улыбнулась, слушая возмущенные слова ребят. Никогда не хотела работать в отделе по борьбе с оборотом наркотиков. Работа в этой области становилась опаснее день ото дня. В последнее время взаимодействие между отделом тяжких преступлений и отделом по борьбе с оборотом наркотиков стало еще теснее, поскольку убийства часто происходили в результате выяснения отношений внутри клана. И работы у них стало гораздо больше, чем раньше, когда все сводилось к задержанию случайных наркокурьеров или уличных торговцев гашишем.

Вдали заблестело море. Кошка бросилась через дорогу за птичкой и скрылась в зарослях придорожной пижмы. Я полностью опустила окно машины.

Коттедж Пелтоненов смотрелся как на картинке из книги сказок. Дежуривший на лужайке полицейский сидел на солнце и читал газету. Снятая форменная рубашка лежала рядом. Он вздрогнул, увидев нашу машину. И явно расстроился, когда я ему объявила, что здесь дежурить больше не надо.

— Ты был на месте, когда Пелтонены вернулись?

— Ага. А до них сюда приходил один парень из хора. Он сказал, что ты разрешила ему прийти и забрать своего кота. Он-то им все и рассказал. С матерью случилась жуткая истерика, она голосила до тех пор, пока муж не влил в нее что-то успокоительное. Потом они быстро уехали и забрали с собой этого парня с котом. Да, знаешь, тут на мостках обнаружили еще пятно крови. Полицейские из технического отдела взяли пробу для анализа в лабораторию. Это, наверное, кровь убитого. Или капнуло с топора, не знаю.

— Да, хорошо. — Я отвернулась. Меня затошнило — перед глазами возник топор, с которого капает кровь, и Юкка с пробитым окровавленным черепом.

Я направилась к сауне на берегу, в надежде узнать что-то новое, увидев место, где лежало орудие убийства. Пришвартованная десятиметровая яхта качалась на волнах. Да, эта семья явно не нуждалась в деньгах. Коттедж в Вуосаари, квартира в Вестенде. По-моему, кто-то еще упоминал про лыжный домик где-то в Лапландии. Яна рассказывала, что пару раз они ездили куда-то в те края кататься на лыжах. Я вспомнила, как много лет назад после очередной ссоры с Юккой она делилась со мной:

— Знаешь, этот парень просто родился с золотой ложкой во рту. Он привык получать все, что захочет. Я так не могу. Если он желает переспать с другой бабой, то он это делает, и его совсем не волнует, что я при этом чувствую. Если он хочет поехать со мной на выходные в Стокгольм, то его папа раскошеливается без вопросов. Он обаятельный, красивый, очаровательный — ну просто самый лучший, — но только тогда, когда сам этого хочет. Иногда мне бывает страшно… как будто у него внутри что-то жесткое и холодное, то, что он пытается скрыть, но оно периодически проглядывает… через всю эту золотую оболочку…

У меня перед глазами возникла Яна. Яна с прищуренными глазами цвета моря, загоревшая на палубе яхты. Сидя с ногами в кресле у меня в общежитии, она пила пиво и говорила о Юкке: «Я не могу понять его логики. Он мне говорит, что не является моей собственностью. Конечно, нет, разумеется. Но при этом сам хочет владеть мной полностью. И просто наслаждается своей властью надо мной. Знаешь, он желает управлять людьми, полностью их контролировать. И для этого делает все — флиртует, занимается любовью, дает деньги… Он относится к той породе людей, которые кажутся просто потрясающими, пока не познакомишься с ними поближе».

Вскоре после этого разговора Юкка пришел к ней мириться. Уж это он умел — в ход шли уговоры, цветы, шампанское. Тогда Яна быстро растаяла.

На сей раз ему повезло меньше. Он так кого-то разозлил, что в ход пошло последнее средство — самое радикальное.

За сауной цвел вереск, росли кустики черники. Сауна была построена без цоколя, под ней находилось пространство, где можно было хранить небольшие хозяйственные принадлежности. Я размышляла, как это Хилтунен догадался заглянуть под сауну и найти там топор, который, судя по фотографиям, был тщательно спрятан, а не просто валялся.

Значит, кто-то вышел из дома, взял с мостков топор и ударил Юкку по голове, а затем не поленился дойти до сауны и спрятать его там. Зачем? Зачем убийца вымыл топор, не проще ли было забросить его подальше в море? Если же Юкку ударил кто-то подплывший к берегу на лодке, то он наверняка забрал бы орудие убийства с собой и утопил его подальше от берега. То, что топор спрятали под сауной, говорило об одном — Юкку убил кто-то из коттеджа.

Может, убийца шел в сауну смыть с себя кровь? Но ведь от удара крови почти не было. Какое значение имеют отпечатки пальцев на топорище? Антти и Мирья убедительно объяснили их происхождение. А как брался за топор убийца? На гладкой поверхности топорища не осталось ни малейшей ниточки или волокна от перчаток. Если бы я их нашла, это стало бы доказательством того, что действия были тщательно спланированы. Я залезла под сауну, пошарила там рукой в поисках перчаток и тут же порезалась об осколок стекла. На земле под домом было полно осколков. Выругалась и вылезла на белый свет.

На берегу шумели чайки, где-то высоко в небе, широко раскинув крылья, парила одинокая птица. Останется ли этот дом по-прежнему идиллией для семьи Пелтонен, или это место навсегда будет омрачено тенью произошедшей здесь трагедии? И темными осенними ночами Юкка станет привидением подниматься с прибрежных камней и бродить вокруг дома…

Я подумала о своих родителях. Если бы кого-нибудь из их детей убили на пороге любимой дачи, я уверена, больше они бы туда и ногой не ступили. Мама позвонила мне вчера вечером и озабоченно спросила, как у меня дела. Она до сих пор не могла смириться с тем, что я работаю в отделе, где расследуют убийства. Родители были очень разочарованы, когда я поступила в школу полиции. Они считали, что я могла бы выбрать занятие более подходящее для женщины, например, изучение иностранных языков. Несмотря на то что в семье я всегда была за мальчика (нас, троих дочерей, родители всегда считали самым большим разочарованием своей жизни), они мечтали, что я выберу более женскую профессию. Родители обрадовались, когда я поступила на юридический факультет, хотя и не пошла по их стопам: отец преподавал химию и математику, а мама — английский язык. Одна сестра изучала шведский и немецкий и была замужем за химиком, вторая специализировалась на английском и дружила с математиком. У меня не было мужчины, и я работала в полиции. Мама же всегда считала, что лучше иметь хоть плохонького мужичка, чем никакого.

Я еще раз заглянула в комнату Юкки. Все вещи лежали на своих местах, только на столе появилась его фотография — Юкка на палубе семейной яхты. И рядом — наполовину сгоревшая свеча. Кто поставил все это сюда? На столе тикали часы. Я взяла их в руки, чтобы лучше рассмотреть. Золотые чуть изогнутые часовая и минутная стрелки, серебряная секундная стрелка. Бронзовая стрелка будильника указывала на половину четвертого. «Странное время для пробуждения, — подумала я. — Кому понадобилось вставать так рано? Если только… Если только Юкка не собирался тайно встретиться с кем-нибудь из своей компании. Или тот, другой, собирался встретиться с Юккой, чтобы убить его».

На обратном пути я размышляла о том, что уже могу построить в голове схему убийства, хотя никак не продвинулась вперед в определении преступника. Он по-прежнему оставался смутным обликом без лица и пола.

Кого еще мне следовало допросить? Юкка был заместителем руководителя хора, так что руководитель Тойвонен наверняка мог бы рассказать мне что-нибудь интересное. Да и другие члены хора тоже… Возможно, стоило сходить к ним на репетицию.

Что делать дальше? Следовало как можно скорее допросить Юри, его долги тоже могли стать мотивом для совершения преступления. И сейчас мне вовсе не казалась нереальной мысль, как испуганный пьяный Юри бьет Юкку топором по голове.

 

5

Кто для радости рожден,

кто печали обречен…

Юри жил на улице Хельсингинкату. Окна дома выходили на печально известный винный магазин, на улице сновал народ, звенели трамваи. Вдруг один не вполне трезвый господин чуть не угодил под проезжавший вагон, и лишь хорошая реакция водителя трамвая спасла его от неминуемой смерти. Сбежались прохожие, я тихо порадовалась тому, что была не в форменной одежде, иначе мне непременно пришлось бы вмешаться. А так я спокойно прошла мимо, оставив галдящих граждан разбираться в том, кто прав, кто виноват.

Бурая дверь сливалась со стеной такого же цвета. Со второй попытки я нашла табличку с фамилией Ласинен и быстро поднялась на четвертый этаж, похвалив себя за хорошую физическую форму — у меня даже не сбилось дыхание. Нажала на звонок, одновременно включив в сумочке портативный диктофон. Согласно закона, у меня не было права пользоваться записывающим устройством, однако я не собиралась использовать эту пленку в качестве доказательства. Тем более что наша встреча не носила официальный характер, в противном случае мне пришлось бы пригласить еще одного полицейского в качестве свидетеля. А мне хотелось побеседовать в непринужденной обстановке.

Юри удивился, увидев меня, но не встревожился. Из тесной прихожей мы прошли в просторную комнату с балконом около крошечной встроенной кухни. В уютной, обставленной стильной мебелью комнате царил невероятный бардак. На столе стояли полные окурков пепельницы, на полу валялись мятая одежда и апельсиновые корки, в углу выстроились пустые бутылки из-под пива. Даже на мой взгляд, здесь требовалось навести порядок.

Юри пригласил меня присесть в черное кожаное кресло, небрежным жестом сбросив на пол какую-то фирменную футболку. И сам уселся напротив на угол неубранной кровати. Закурил и, секунду поколебавшись, протянул мне сигареты. Я отказалась, поскольку могу закурить, только крепко выпив.

— Извини, беспорядок, но у меня сейчас так мало времени, что я просто не успел убраться. И мне опять надо бежать, — вздохнул Юри. — Летом, когда нет репетиций, я по понедельникам хожу играть в городки в Кайсаниеми.

— В городки? Ты увлекаешься игрой в городки? Нет-нет, не надо объяснять, — прервала я его, как только он открыл рот, чтобы начать рассказывать, что это за игра. — Давай сначала закончим с официальной частью. Вчера вечером, когда вы ходили ужинать, ты сказал, что слышал, как Антти заходил к Юкке в комнату. Почему на допросе ты ничего об этом не сказал? Это правда, ты что-то слышал?

— Ну я… я не уверен. Не знаю, может, мне приснилось или померещилось, но кажется, в комнате Юкки кто-то был. И почему-то я подумал, что это Антти, но твердо не уверен…

На самом деле меня не очень интересовало, что там послышалось Юри. Гораздо больше меня занимали его финансовые дела. Похоже, парень просто торопился обвинить Антти или любого другого, чтобы отвести от себя подозрения. Говорило ли это о его вине? Я не могла больше ходить вокруг да около и решила задать вопрос напрямую.

— Сколько ты был должен Юкке? — спросила я. Юри мгновенно насторожился. — Что-то около пяти тысяч, так? Юкка начал требовать деньги, а у тебя, конечно же, не было ни пенни, чтобы отдать хотя бы часть долга. И у вас состоялся неприятный разговор.

— Ну да, в четверг… — Юри явно было не по себе, он нервно затушил сигарету в полную окурков пепельницу и тут же закурил другую. Я поняла, что угадала, но не знала, как заставить его говорить дальше.

— Я получила выписки твоих счетов из банка, — соврала я. — Будет лучше, если ты сам все расскажешь о своих денежных проблемах.

Юри глубоко затянулся, встал, открыл окно. Выхлопные газы с улицы были ничуть не лучше табачного дыма. Затем он снова уселся с подавленным видом.

— Юкка дал мне около десяти тысяч, — тихо произнес он. — Он ведь обещал, что об этом никто не узнает. Кто же проболтался? Или вы обыскали его квартиру и нашли мои расписки? Черт возьми, он заставил меня написать эти бумажки, не мог так поверить!

У меня еще не было официального разрешения на обыск, но Юри об этом незачем было знать, поэтому я утвердительно кивнула.

— Я вообще не понимаю, на что у меня ушли деньги. Сама понимаешь, на стипендию сейчас вообще не проживешь. Первый раз я взял у него взаймы до Рождества, но вернул все, как только получил кредит. А потом опять остался на мели. Я не хотел просить у родителей, они мне один раз уже отказали. К тому же для этого пришлось бы ехать домой. Там они бы снова ко мне прицепились — почему ты так много пьешь, что у тебя за странная одежда, чем тебя не устраивают обычные джинсы и рубашки… А Юкка легко дал мне в долг, еще и сказал, что никаких процентов платить не надо. Но расписку все же взял… А у меня сейчас есть работа, я развозчик пиццы. Глупо, конечно, но я хотел в августе поехать в Ниццу…

— А в четверг Юкка потребовал вернуть деньги и сказал, что если не вернешь, будут проблемы, да?

— Да… Он позвонил мне на работу, и потом мы пришли сюда. Я еще удивился, почему нельзя пойти посидеть где-нибудь в баре, но он сказал, что хочет спокойно поговорить в тишине. Он объяснил, что ему сейчас понадобились деньги, много денег, поскольку он собирается купить новую машину. Хотя я, правда, не понимаю, чем его старая не устраивала… А когда я сказал, что у меня нет денег, он пригрозил пойти в полицию и там рассказать, что… — Юри нервно сглотнул.

— Что рассказать?

— То, что я должен ему! Черт возьми, я не ожидал, что он может так со мной поступить! — Юри обреченно откинулся на подушку.

— И из-за десяти тысяч ты убил своего товарища.

— Нет, я не убивал его! Тогда, в пятницу, он вел себя как обычно и больше ни слова не сказал о деньгах. Я подумал, что, может, накануне он просто из-за чего-то нервничал, потому и поговорил со мной так. Да, я испугался, когда он устроил эти гонки, мне казалось, он и в самом деле хочет меня спихнуть с дороги. Может, он таким образом показывал, что всерьез угрожает мне? Но, Мария, я не убивал его! Ты веришь мне? — Он смотрел на меня с умоляющим выражением лица, как побитый щенок. Однако я не отступала.

— И все-таки его смерть тебе пришлась очень кстати. — Я не могла быть к нему доброй, он слишком напоминал мне Пете. Тот же щенячий взгляд, такое же безалаберное отношение к деньгам. Пете был моим бывшим бойфрендом. Я никогда не вела учет, сколько денег он взял у меня взаймы, но никак не меньше половины моей зарплаты за первый год работы в полиции он промотал по кабакам. Затем пошел вместо армии на альтернативную службу и там решил, что ему не пристало иметь подружку из полиции. Я проплакала две недели, а потом сожалела лишь о потерянных деньгах.

Юри снова придвинулся к окну с таким видом, будто собирался из него выпрыгнуть. Версия о том, что он убийца, еще казалась мне возможной, но уже как-то поблекла. Действительно, мотив для убийства был так себе.

— Ты точно помнишь все, что произошло в субботу ночью?

— А, ты думаешь, я убил Юкку и не помню, что сделал это? Не смеши меня. Ты меня задержишь?

Его голос сорвался на фальцет, рука с сигаретой дрожала. Он был жалок.

— Если бы у меня имелись хоть малейшие доказательства, ты бы был уже в Пасила. А пока ты свободен, — жестко сказала я. — Расскажи мне о других должниках Юкки.

Юри прошел к кухонным шкафчикам и открыл один из них. Там стояли одни бутылки.

— Можно мне глоток виски? — жалобно попросил он. — А ты будешь?

— Налей немного, — согласилась я, хотя и не следовало бы. Но я подумала, что если мы вместе выпьем, ему будет легче со мной разговаривать.

— Честно говоря, я не особенно много знаю… Хотя у него денег реально было больше, чем у любого из нас. Он уже закончил учебу, нашел хорошую работу. Мне кажется, мы все были ему немного должны. Когда в ресторане у нас у всех кончались деньги, Юкка доставал свою банковскую карту и расплачивался. Тулия как-то говорила, что она тоже ему должна, но, по-моему, речь шла скорее о благодарности за услугу. То ли он помог ей устроиться на хорошую работу, то ли что-то еще в этом духе. Да и с Тимо у него были какие-то совместные дела…

— Какие?

— Точно не знаю, спроси у него сама. — Юри так хитро на меня посмотрел, что я поняла: он знает гораздо больше, чем говорит. — Честно говоря, я думаю, это Мирья его убила. — Юри налил себе еще виски. Я же сделала всего один глоток, хотя «Баллантайн» был весьма неплохим напитком.

— Почему ты так думаешь?

— Да потому что все нервничали, дергались, а она была чертовски спокойна. Как будто знала что-то. Хотя не представляю, зачем ей понадобилось его убивать. Она вроде на Антти запала.

Опять намек, что Мирье нравится Антти. Мне было неприятно даже думать, что придется лезть в сердечные дела кого бы то ни было.

— Как же ты будешь играть, ведь ты пил виски?

— А у нас и пиво всегда с собой, это вовсе не мешает игре. Ты, видимо, не особо в этом разбираешься. Я не думаю, что мы будем долго играть, скорее будем планировать, что петь на похоронах Юкки. Его хоронят в субботу, ты в курсе?

— Да, знаю. — Технический отдел и патологоанатомы уже завершили свои исследования, и тело выдали родным. Но я еще не получила на руки всех заключений. — А я не смогла бы петь на похоронах друга.

— Согласен, это ужасно тяжело. Посмотрим, как получится. Ты тоже можешь пойти на похороны и там задержать того, кто не заплачет. Гарантирую, это будет Мирья.

Юри явно расслабился, поняв, что я не собираюсь тащить его в тюрьму. Я потихоньку смаковала виски и наслаждалась теплом и чувством расслабленности. Только сейчас я поняла, насколько суматошный и тяжелый день у меня был. Теперь было бы хорошо прогуляться, не торопясь, на свежем воздухе — меня такие прогулки обычно очень взбадривают.

Юри стал собираться и попросил меня подождать, пока он переодевается, чтобы мы могли немного пройтись вместе. Он уже понял, что я пришла своим ходом, а не приехала на полицейской машине. После третьей рюмки он окончательно расслабился и стал доверительно делиться со мной сплетнями, половина которых уже была мне известна. В основном он расхваливал свой певческий талант и поносил других. Еще живя в общежитии вместе с Яной, я заметила, что ругать других — любимое занятие творческих людей. А уж из рассказов Юри вообще можно было сделать вывод, что Хор Восточной Финляндии — просто змеиное гнездо. Но все же казалось маловероятным, чтобы один убил другого за то, что тот поет на полтона ниже, как нашептывал мне Юри про Тимо.

В трамвае Юри пытался уговорить меня поехать вместе с ним посмотреть игру, но эта идея меня не вдохновила. Юри вышел в Кайсаниеми, а я доехала до Эйра и вышла на набережной. Берег Финского залива в Хельсинки никогда особенно не воспевался поэтами, и все же море — это всегда море. Я родилась в глубине материка, но любила бывать на море. На секунду я даже затосковала, что рядом со мной нет человека, вместе с которым можно было бы посмеяться над забавной вороной или полюбоваться похожим на слоненка облаком. Но минутная слабость быстро прошла.

Белый парус на горизонте снова вернул меня к мыслям о Юкке. Мне следовало срочно побеседовать с Пией Валроз. Наверняка она могла бы рассказать много интересного о любовных историях Юкки. У меня пока не сформировалось четкое отношение к этой девушке, но интуитивно я чувствовала, что она находится в начале списка подозреваемых. Также как и Юри, несмотря на все его заверения. Тимо и Сиркку я поставила в конец списка. Мне казалось маловероятным, чтобы роман на гастролях, случившийся два года назад, послужил достаточным поводом для убийства. К тому же я вообще не могла представить Сиркку с топором в руках. Может, мне стоило сосредоточиться на способе убийства и таким образом постараться очертить круг подозреваемых?

Убийца хотел избавиться от Юкки быстро. Казалось, он действовал в ярости или сильном страхе. Кто может прийти в такую ярость? Наверняка Антти, возможно, Тимо. Сиркку относилась к числу склонных к истерике женщин, но скорее можно было представить, как она в слезах колотит Юкку по груди наманикюренными пальчиками, чем бьет его чем-то тяжелым.

А Мирья? Я знала много очень спокойных людей, которые, если их разозлить, могли отважиться на совершенно ужасные поступки. Каким образом Юкка мог так разозлить Мирью? Тулия могла рассвирепеть, но мне почему-то было трудно представить, как Тулия бьет обидчика топором. Она скорее воспользовалась бы ядом.

А что, если Юкка домогался Пии? Приставал к ней на пьяную голову, она его и ударила. Отлично, тогда это считалось бы самозащитой. Мне было невероятно тяжело от мысли, что в случае удачного расследования придется кого-то из них посадить за решетку на долгие годы.

Работа в полиции была одной из моих идей фикс. Я много лет выписывала и, несмотря на дурацкое название, читала газету «Полицейский». Поэтому, увидев в ней объявление о вакансии, решила откликнуться. По-моему, меня взяли только потому, что я была женщиной. Хотя поначалу было очень непросто. Иногда я мечтала быть замужней женщиной лет на десять старше своего возраста. Парни приглашали меня на свидания, как и во времена школы полиции, а когда я отказывалась, начинали строить различные догадки. «Симпатичная девчонка, но без друга-мужчины. Наверняка лесбиянка, иначе не стала бы заниматься мужской работой». Эту песню я слышала тысячу раз.

Почему я должна была оправдываться перед своими коллегами? Случалось и так, что молодые люди практически сбегали от меня, узнав о моей работе в полиции. В последнее время меня так загрузили на службе, что я вообще забыла о существовании секса. В отделе тяжких преступлений было столько для меня нового, а я так старалась делать все хорошо, что приходила домой смертельно уставшая и сразу ложилась спать. Когда мы расстались с Пете, я решила, что больше никогда не смогу влюбиться. Но через год познакомилась с Харри, вдохновенным ботаником и орнитологом, самой ужасной чертой которого было то, что он прекрасно знал названия всех растений и птиц и стремился обучить им меня. Он был слишком мягким и интеллигентным, совершенно не мог противостоять моей энергии, и я постоянно им командовала. К счастью, в конце концов ему это надоело, и мы расстались.

Нет, я не хотела ни от кого зависеть. Я так погрязла в своих буднях, что не могла даже представить кого-то около себя. Я хотела завтракать без разговоров за столом, спокойно пить утренний кофе за чтением газеты, не опасаясь, что кто-то стащит ее у меня из-под носа. Я смотрела сериалы без чьих бы то ни было комментариев о том, какие они глупые, и, не опасаясь насмешек, всласть рыдала над счастливым концом фильма. Я любила в два часа ночи с коробкой шоколадных конфет и бутылкой виски залезть в ванну и долго сидеть в ней. Конечно, иногда мне очень хотелось излить кому-нибудь душу, поделиться своими мыслями. И я стала думать о том, чтобы завести кошку. Полагаю, мы бы с ней хорошо поладили. График работы в полицейском участке позволял мне ее держать. С кошкой проще, мужчина доставляет гораздо больше хлопот. Конечно, было бы приятно иногда с кем-нибудь спать, но в принципе я уже научилась обходиться без этого. Наверное, я не очень страстная женщина.

Я так увлеклась своими мыслями, что вздрогнула, когда вошедший в комнату коллега громко меня поприветствовал. Заметив, что вместо того, чтобы размышлять над загадкой смерти Юкки, думаю о себе, я смутилась. Возможно, разгадка преступления таилась в его квартире. Завтра я должна была получить разрешение на обыск. Ужасно, жизнь убитого человека становится всеобщим достоянием, все его секреты всплывают на поверхность. Сначала препарируют тело, исследуют внутренности, узнают, чем обедал. Затем выворачивают наизнанку все остальное — дом, отношения с другими людьми, финансы. Без стыда вторгаются в личную жизнь как жертвы, так и подозреваемых. Да, и мне пришлось делать то же самое, ведь во что бы то ни стало следовало выделить правду из той смеси информации, намеков, сведений, которая лилась на меня мутным потоком.

 

6

В сердце есть часы, поверьте…

Разрешение на обыск лежало у меня на столе во вторник утром. Там же я увидела справку иммиграционных служб о том, что Яна и Франц Шен не въезжали в страну в течение последней недели. Койву позвонил по телефону, который дал Хейкки Пелтонен, и получил подтверждение маршрута парусника «Майсетта». Хозяин заправки в Баресюнде также хорошо их запомнил, поскольку Хейкки купил у него просроченную упаковку колбасной нарезки и вернулся обменять ее. Я вычеркнула Пелтоненов из круга подозреваемых, поскольку тоже не смогла придумать никакой веской причины, зачем им понадобилось убивать собственного сына. Конечно, позже могли выплыть наружу какие-нибудь новые факты, но пока явно следовало сосредоточиться на Хоре Восточной Финляндии.

Я позвонила в лабораторию и поинтересовалась результатом анализа крови. Полученный ответ меня потряс:

— Послушай, красавица, думаю, что кровавое пятно на мостках имеет большое значение.

— Это почему же? — Я затаила дыхание.

— Очень странная кровь. Я бы не смог тебе точно сказать, если бы на топоре не было точно такого же пятна. Это кровь той самой щуки, — произнес он сухо.

— То есть не Пелтонена? — переспросила я, хотя мне хотелось грохнуть трубкой о стол. Химик немного поворчал, что его загружают дурацкой работой, и наконец попрощался.

Раз крови Юкки на мостках не было, значит, он сразу упал в море от удара. У меня похолодело в желудке. Убийца даже не оглянулся посмотреть, что случилось с его жертвой. Меня затошнило. К несчастью, в этот момент в кабинет ввалился шеф с неизменной сигарой в зубах. От дыма мне стало совсем плохо, я почувствовала, как начала пульсировать вена на виске.

— Ну как, разобралась с убийством Пелтонена? — спросил он, пристально глядя на мою грудь, плотно обтянутую блузкой. Это была единственная в данный момент чистая и более-менее отглаженная форменная блузка, и мне пришлось ее надеть, хотя третья сверху пуговица норовила все время расстегнуться.

— Что, звонил Хейкки Пелтонен и пустил в ход тяжелую артиллерию? — вопросом на вопрос ответила я, даже не обдумав свои слова. Шеф закашлялся, пустив мне в нос струю вонючего дыма. — Я как раз собираюсь поехать осмотреть квартиру Юкки Пелтонена. Может, найду там что-нибудь интересное. Послушайте, я не переношу табачный дым. Вы можете не курить у меня в кабинете? — огрызнулась я.

Теперь запульсировала вена на лбу у шефа. Однако он довольно спокойно вышел со своей сигарой из моего кабинета, обернувшись лишь в дверях:

— Когда вам, женщинам, поручаешь что-то действительно важное, вы начинаете выпендриваться по мелочам. А мне нужен результат, ясно?

Он захлопнул дверь. Однако она тут же открылась вновь, и зашел Койву.

— Что этот болван тебе сказал? — спросил он, изумленно глядя на меня. — Я все правильно расслышал?

— Этот болван разозлился, потому что я запретила ему курить в моем кабинете.

— Запретила курить? Да брось! — рассмеялся Койву.

— Правда, черт побери.

— Молодец! Представь, сколько народу мечтало сказать ему это в лицо! Такая крутая, я даже как-то боюсь с тобой сейчас ехать. Да, он просил тебе передать, что можешь пока отложить дело Мустиккамаа-два до окончания расследования убийства.

До начала расследования смерти Юкки у меня в производстве было два случая поножовщины, случившихся на Рождество в Мустиккамаа. Один случай был ясным и понятным: проспавшись после попойки, мужчина вспомнил, как в ссоре за последний глоток самогона он схватился за нож и ударил своего собутыльника. Протрезвев, он пришел с повинной в полицию. Второй случай скорее всего никогда не будет раскрыт, поскольку все свидетели произошедшего были настолько пьяны, что описания «человека с ножом в руках» у всех были разными. Жертва драки остался жив, но в результате поножовщины лишился части своего мужского достоинства — ему случайно отсекли одно яичко. Вряд ли виновный когда-нибудь будет найден, потому что после расследования убийства наверняка произойдет что-нибудь еще, что шеф сочтет более важным. А пьяные разборки были в нашей практике обычным рутинным делом.

Я обрадовалась, что мне дали в помощники Койву. Он был самым шустрым и сообразительным из всех парней подразделения. Мне было не по себе оттого, что придется обыскивать квартиру Юкки, но, к счастью, Койву с пониманием отнесся к моей реакции.

— Неплохое гнездышко, — прокомментировал он, когда мы вошли в гостиную. Двухкомнатная квартира располагалась в элитном районе города, окна выходили на красивый старый парк. Из мебели были только стильный диван, пианино, а также много книг и пластинок. В спальне стояла огромная двуспальная кровать, на тумбочке старинный серебряный подсвечник на семь свечей. Очень романтично для занятий любовью. Интересно, когда Яна была здесь частой гостьей, подсвечник стоял так же?

На маленьком столике стоял телефон, на нем мигала лампочка автоответчика. Сердце пропустило удар — там могло быть что-то важное. К счастью, у меня дома был аппарат той же модели.

Два сообщения. Первый человек звонил из телефонной будки, было слышно, как звенели опускаемые в щель монеты. «Это Тина. Планы изменились. Ты дешевый человек, тебе нельзя верить. Приходи ко мне в воскресенье». Дешевый? Я удивилась. Второе сообщение оказалось еще более удивительным. «Это Эм. Вечером в воскресенье. Завтра забираю барахло. Перезвони». Грубый и хриплый мужской голос. Я вытащила кассету из автоответчика. Юкке она больше не понадобится.

В ежедневнике на столе была только одна запись: «Тулия. Не в воскресенье!» Запись была жирно подчеркнута. Надо будет спросить у Тулии, что это могло значить, хотя скорее всего что-нибудь совсем не важное.

Тем временем Койву исследовал полки с пластинками.

— Одна классика, — разочарованно протянул он. — Есть немного «Биттлз» и «Куин», но в основном какой-то Бах. Кажется, есть такое белое вино. Отличная стереомагнитола, тысяч двадцать стоит. Да и телик и видео совсем новые. Кем работал этот тип?

— Дипломированный инженер в горной промышленности. Давай завтра съездим к нему на работу.

— Похоже, он неплохо зарабатывал. Да он не только музыкой увлекался. Смотри сколько книг!

— Да… И хорошие книги…

На полках в дорогих переплетах стояла классика английской и французской литературы — Джойс, Пруст, Элиот, Бодлер. Я не могла представить, как Юкка читает, например, «Улисса», но, наверное, я его все-таки плохо знала.

Чистая кухня с нейтральной мебелью, в холодильнике молоко, сыр, пара бутылок темного пива «Бекс», на столе фрукты и засохший хлеб. Продуктов было мало, Юкка явно не увлекался кулинарией. На полке с посудой стояли классический фарфор завода «Арабиа» и симпатичные стеклянные вещицы от «Ииттала». Я поразилась, открыв нижний шкаф. Он был полон бутылок с прозрачной жидкостью. Этикеток на бутылках не было. На дне каждой из них лежал листик какой-то травы. Я открыла одну бутылку и осторожно попробовала. Жидкость обжигала рот и пахла анисом.

— Койву, иди сюда. Служебное задание. — Я протянула ему бутылку. Он быстро глотнул и скривился.

— Самогон. С какой-то пряностью типа аниса. Жутко крепкий. И много там его?

— Литров тридцать будет. Слушай, а здесь есть чердак или погреб? Позвони, пожалуйста, дворнику и выясни. Там может быть самогонный аппарат.

Койву занялся поиском номера телефона дворника, а я приступила к исследованию письменного стола. В верхнем ящике лежала куча старых счетов, банковских документов и других бумаг финансового содержания, которые я решила взять с собой на работу и изучить более внимательно. В следующем ящике лежали старые ежедневники и какие-то письма. Их тоже надо взять с собой. В самом нижнем ящике лежал диплом об окончании института и несколько альбомов с фотографиями.

— В этом доме нет подвала, зато есть чердак. Пойду посмотрю, который из ключей на связке подойдет. — Койву явно вдохновила идея с самогонным аппаратом.

Я наугад открыла альбом. С фотографии на меня смотрела улыбающаяся Яна с морковкой в руках. На заднем плане я узнала обстановку нашего университетского общежития. Я полистала альбом — он был полон семейных снимков. Маленький Юкка, Юкка на палубе парусной лодки, Юкка забрасывает удочку с мостков, у которых нашел свою смерть, Юкка вместе с братом лезет на дерево. Много школьных фотографий, на которых я узнала Тулию и Антти. На всех снимках у каждого из троицы было одинаковое выражение лица — Юкка весело улыбался, Тулия кокетливо надувала губки, бледный Антти мрачно смотрел в камеру. Были фотографии из похода в Лапландию, снимок с выпускного вечера, где Юкка в белой студенческой фуражке стоял, держа в руках розу. У каждого из нас есть дома такие фотографии.

Другой альбом был полон фотографий хора и снимков со свадеб друзей. Похоже, Юкка не особо увлекался фотографией или хранил изображения на слайдах. Но слайдов мы с Койву у него не нашли.

— Ты только представь! — воскликнул мой помощник, заходя. — Там на чердаке хранится по меньшей мере литров сто этого самогона. Аппарата нет, наверное, его держат где-то в другом месте. Да у этого друга просто завод был по производству самогона!

— Ого! Надо закрыть чердак на замок. Слушай, посмотри еще спальню, может, там тоже найдется что-нибудь интересное.

— Думаю, мы можем экспроприировать пару бутылок на собственные нужды, все равно никто не заметит, — подмигнул мне Койву. — Хорошо, с нами нет Киннунена, вот порадовался бы. — Затем он перешел к платяному шкафу. — Смотри, здесь классные шелковые сорочки, мне подойдут. Хотя нет, маловаты будут. — Парень просто развлекался. Он демонстративно вывернул карманы всех пиджаков. Что он там искал? Оружие? Наркотики? Я же мучительно размышляла, где может храниться самогонный аппарат, кому Юкка поставлял готовую продукцию. И кто такие Тина и Эм?

— Здесь ничего интересного, кроме хорошей подборки порножурналов. — Койву вышел из спальни, держа в руках открытый «Плейбой». — И почему только такие блондинки не обращают на меня внимания? Почему мне всегда достаются пегие барышни со смирным характером?

— Потому что ты сам положительный мальчик с честными глазами. У тебя появится шанс, только если ты сам превратишься из плюшевого мишки в дикого тигра. Слушай, надо убрать отсюда эту порнографию; плохо, если она попадется на глаза матери Юкки. — С любым другим коллегой мне было бы неудобно разговаривать на эту тему, но Койву относился ко мне как к старшей сестре, поэтому с ним было легко.

Мы искали возможные тайники, простукивали стены и мебель, но, конечно, ничего больше не нашли. В качестве добычи я уносила с собой только счета, старые ежедневники и письма.

По пути в отделение Койву купил газету. В новостях была лишь небольшая заметка про смерть в Вуосаари, говорилось, что это несчастный случай, которым сейчас занимается полиция. К счастью, никто из руководства компании «Несте» не звонил шефу и не давил на него. Я вздохнула с облегчением.

Мы зашли в «Кэрролз» и перехватили по паре гамбургеров. Когда я заказала еще шоколадный батончик, Койву улыбнулся и посмотрел на меня с выражением «женщина ведь, что поделаешь…».

Дальше он отправился заниматься расследованием драки в Каарела, а я решила изучить бумаги из письменного стола Юкки. Надо было решать, что делать с самогоном. Экспроприировать в пользу государства в качестве свидетельства? Но свидетельства чего? Похоже, Юкка занимался незаконной продажей алкоголя. Возможно, на этой почве у него возникли с кем-то разногласия, в результате чего его убили. Я даже мысленно представила заголовки газет — «Убийство из-за водки в Вуосаари».

На рабочем столе меня ждала куча записок с просьбой перезвонить. Закончив со звонками, я смогла наконец спокойно заняться бумагами Юкки. В комнате до сих пор воняло сигарным дымом. Открыла окно, глаза уткнулись в серую бетонную стену стоявшего напротив дома. Работать было лень, хотелось спать. Заставила себя сесть в рабочее кресло, задрала ноги на стол и вообразила себя Филипом Марлоу.

Открытки, которые Юкка хранил в ящике письменного стола, были совершенно безобидными. Несколько от родственников, несколько от Ярмо и Петера, отправленных из разных портов во время их путешествия на яхте. Я удивилась, зачем Юкка их хранил. Я обычно открытки прочитываю и сразу выбрасываю.

Письма читать было трудно. К счастью, их оказалось не много. Ярмо и Петер настолько красочно описывали свои впечатления от кругосветного путешествия несколько лет назад, что на мгновение я даже забыла, где сейчас нахожусь. Письма Тулии тоже были полны дорожных впечатлений от поездки в Америку два года назад. Она писала доверительно, откровенно, с чувством юмора. Я от души посмеялась над ее описанием какого-то похода, даже захотелось, чтобы и мне кто-то писал такие же письма. Этих двоих явно связывали теплые дружеские отношения.

Была пара конвертов от Антти из Лапландии. Из них я узнала, что его бывшая подруга Сарианна проходила там практику в ветеринарной лечебнице, а он писал дипломную работу и занимался работами в лесу. Антти ярко описывал природу, делился мыслями по поводу прочитанных книг и дипломной работы. В этой части письма я вообще ничего не поняла, поскольку никогда не была сильна в категорийной математике.

Интересными мне показались только два письма. Одно из них было написано Пией пару месяцев назад.

«Юкка, — обращалась она к нему без лишних эпитетов, — решила тебе написать, потому что моим словам ты не веришь. Я много раз тебе говорила: хочу, чтобы мы с тобой остались просто друзьями. Я не люблю тебя. Я люблю Петера».

Благодаря этому письму у меня сложилось впечатление, что Юкка действительно был влюблен в Пию и пытался склонить ее к близким отношениям, но та не хотела обманывать мужа. Но все же между ними что-то произошло, потому что дальше она писала: «Я знаю, ты можешь представить все в дурном свете. И уверена, именно так расскажешь Петеру, если тебе это зачем-то понадобится».

Шантаж? Звучало интересно. Надо будет с ней встретиться и побеседовать. Возможно, мне удастся узнать что-то интересное у ее разговорчивой сестры.

От чтения последнего письма Антти мне стало нехорошо. Какого черта я выбрала профессию, которая заставляла меня влезать в чужие дела? Но разве не мечтала я с самого детства участвовать в судьбах других людей, помогать им? Даже тем, кто в моей помощи особо и не нуждался…

«Юкка. Знаешь, бывает, мысли обретают форму только на бумаге. Потому что тогда ты вынужден писать так, чтобы тебя поняли другие. Иногда мне кажется, что ты понимаешь меня лучше, чем я сам себя. Поэтому я и решил тебе написать».

Антти просил совета и помощи. Письмо было мрачным, безнадежным и очень-очень личным. Оно было написано год назад, тогда он разошелся с Сарианной и начал писать диссертацию. Антти мне всегда казался спокойным и уравновешенным человеком, но это письмо он явно писал в минуту отчаяния.

В письме попалась еще одна заинтересовавшая меня фраза: «Ты спрашивал, почему я не переспал с Мирьей, ведь она с радостью согласилась бы. Но я так не могу. Я считаю неправильным, что ты с ней играешь, хотя она и сама это понимает, ведь она же совсем не дурочка. Никогда не мог понять твоих отношений с женщинами. Иногда я и сам бы хотел стать легкомысленным, относиться к людям, как к вещам. Было бы легче жить. Ладно, развлекайся как хочешь, только прошу тебя, не трогай Тулию».

У меня голова пошла кругом. Ведь между Юккой и Тулией не было ничего серьезного — или что-то все-таки было? Мне казалось невозможным, чтобы практичная Тулия, которая знала Юкку как облупленного, вдруг влюбилась в него. Но разве я могла знать наверняка? Ведь я только воображала себя знатоком человеческих душ…

Пия, Тулия, Мирья… Юкка заигрывал с Мирьей? Мирья охотилась за Юккой? Похоже, у меня сложилось неверное представление об этой компании. Хорошо, если бы здесь, как у Марлоу, стояла под столом дежурная бутылка виски, глоток из которой взбодрил бы меня. Может, в шкафу у Киннунена найдется что-нибудь? Вместо виски я решила выпить жидкого какао из автомата внизу. Кофе из автомата было совершенно невозможно взять в рот.

Казалось, Юкка наследил в жизни каждой из окружавших его женщин. Он был с Сирккой в Германии, с Тулией год назад, а до этого крутил с Мирьей. К счастью, в Вуосаари в тот вечер Хор Восточной Финляндии репетировал не в полном составе!

Я продолжила изучение бумаг. Сверху лежал конверт с балансовым отчетом хора. Судя по подписям, Антти исполнял обязанности второго аудитора. Юри заведовал кассой, Тимо был председателем, а Сиркку секретарем. Ну разумеется. По своему типажу они были просто вылитыми председателем и секретарем.

Последний платеж за квартиру был внесен в мае. Интересно. В течение последних нескольких лет Юкка гасил долг довольно большими суммами. Возможно, получил авансовое наследство от отца. Я пометила в ежедневнике: не забыть позвонить Хейкки Пелтонену и уточнить у него состояние финансовых дел его сына, а заодно и уточнить время похорон.

Все выдержки из счетов и счета с оплаченными налогами хранились у Юкки в идеальном состоянии. Я нашла у него копию налоговой декларации за прошлый год и все счета с оплатой налогов. Мне стоило поучиться у него хранить финансовые документы! Я попыталась понять, на какие средства он жил, ведь практически вся его зарплата уходила на погашение кредита за жилье. Даже если он получал в два раза больше меня, погашение кредита с выплатой двух с половиной тысяч марок ежемесячно было просто рекордом. А его крутая машина — я не обнаружила ни малейшего намека на автомобильный кредит, не было и договора о лизинге. Мне попался только договор о страховке, в котором автомобиль оценивался в сумму, превышавшую сто тысяч марок.

Я вспотела, изучая финансовые бумаги Юкки. Зарплата приходила на счет регулярно. Помимо зарплаты, на счет периодически поступали довольно крупные суммы. Например, в прошлом декабре было переведено пятьдесят тысяч марок.

Я сходила в туалет, затем налила себе еще чашку какао. Пару раз меня отвлекли телефонные звонки. Закончив изучать бумаги, я почувствовала одновременно недоумение и удовлетворение.

Совершенно очевидно, что, помимо зарплаты, у Юкки был еще какой-то доход. Вряд ли он мог столько заработать на левой продаже самогона. Либо объемы производства были нереально велики. Алкоголь, женщины, деньги. Вот самые яркие моменты жизни Юкки. Вырисовывалась интересная комбинация. Просто как у какой-то рок-звезды. «Поддай газу, констебль Каллио», — усмехнулась я самой себе.

Из счетов следовало, что он был завсегдатаем ресторанов. И нередко платил за посиделки всего Хора Восточной Финляндии в барах, где они частенько ужинали. При этом Юкка регулярно посещал и такие злачные места, как ночной клуб «Хеспериа», известный как место, где можно снять девочку на ночь. Мне казалось, что у него не было необходимости покупать себе женщин, но откуда же я могла точно знать? Может, ему это нравилось.

— Подъем! — Койву возник в дверях и прервал поток моих мыслей.

— Ну что там в Каарела?

— Да ничего особенного. Сейчас мне надо ехать в Малми на допрос этих граждан с поножовщиной. Тебе тоже велели туда ехать?

Койву уселся передо мной, засунул себе в рот сразу три жвачки и протянул мне остаток пачки.

— Спасибо. Нет, я туда не поеду. Это дело Миеттинена.

— Нашла что-нибудь интересное в бумагах Пелтонена?

— Да сколько угодно. Койву, ты когда-нибудь бывал в ночном клубе «Хеспериа»?

— Нет, это для меня слишком дорогое местечко.

— Может, сходишь сегодня? Это связано с делом Пелтонена. Или ты занят? Я скажу шефу, он поставит тебе переработку. Поспрашиваешь женщин, которые выглядят как профессионалки, знают ли они Пелтонена. Да, обязательно скажи им, что речь идет об убийстве. Ты знаешь, ну как в сериалах.

Мое предложение явно воодушевило Койву. Сегодня ему предстоит вечер, о котором можно будет потом рассказывать друзьям на футбольной тренировке.

— У тебя получится лучше, чем у меня, — продолжила я.

— Ну да, ты же не умеешь носить каблуки и чулки в сеточку.

— А порножурналы, кажется, остались у тебя?

— Все, мне пора ехать в Малми, — неожиданно прервал разговор Койву и быстро встал. — Я вернусь и загляну к тебе, тогда мы и обсудим планы на вечер. — Он оглянулся от двери, и я заметила, что он покраснел.

Правильно ли я поступила, попросив Койву отправиться в «Хеспериа»? Попадет еще в руки какой-нибудь опытной профессионалки, и вытянет она из него все деньги. На секунду меня захлестнуло материнское чувство к парню, но затем зазвонил телефон и мне тоже велели ехать в Малми.

 

7

Встанут — значит, время смерти…

В среду утром северный ветер задул так, что август вдруг обернулся сентябрем. Вставать вообще не хотелось. Прошлый вечер в Малми вспоминался каким-то хаосом. Несколько родственников решили выяснить отношения с помощью ножа, что обернулось одним трупом и тремя ранеными. Мы с Койву метались как сумасшедшие между больницами, пытаясь выяснить, кто кого ударил первым.

После девяти я отпустила совершенно измотанного Койву домой. Мы решили, что ночной клуб стоит посетить только после разговора с коллегами Юкки в офисе, где он работал. Ведь вполне могло оказаться, что речь шла просто о представительских расходах.

Хотя тогда непонятно, зачем Юкка расплачивался своей кредиткой?

Приехали на работу, доложили шефу о происшествии в Малми. После десяти отправились вместе с Койву в Нииттюкумпу. Я тщательно накрасилась, надела чистую отутюженную блузку. Накануне вечером я героически заставила себя выстирать белье, хотя мечтала лишь упасть в кровать в компании с лордом Петером Вимсейном и почитать его опусы. Господи, как мне хотелось, чтобы у меня тоже был собственный управляющий, который заботился бы о чистоте моего белья!

Койву приехал на раздолбанной машине, в кабине которой шипящее радио обрывочно сообщало новости. Мы поговорили о происшествии в Малми. Иногда мы чувствовали себя почти суперменами, улаживая несколько дел одновременно. При этом, правда, почти ничего не успевая как следует довести до конца…

Я договорилась о встрече с руководителем отдела компании, где работал Юкка. Секретарь, с которой я беседовала, постоянно твердила мне о загруженном расписании дипломированного инженера Марьи Мяки, и я автоматически решила, что речь идет о мужчине, тем более что компания занималась проектированием в области горнодобывающей и металлургической промышленности. И лишь когда мне навстречу из-за стола поднялась подтянутая, элегантно одетая женщина, я поняла, что ошибалась.

— Дипломированный инженер Марья Мяки. — Она протянула руку, приветствуя меня.

— Старший констебль Каллио и младший констебль Койву, уголовная полиция Хельсинки, отдел тяжких преступлений, — произнесла я от двери официальным тоном.

Стройная фигура, дорогой костюм, серая шелковая блузка — казалось, инженер Мяки шагнула в свой кабинет прямо со страниц иллюстрированного женского журнала. Сдержанный, низкий, почти мужской голос. Образ дополняли неяркий макияж и идеально подобранные украшения. Мне тут же показалось, что у меня плохо отглажена блузка, да и туфли следовало утром почистить более тщательно.

Мяки попросила секретаря принести кофе. Сама она довольствовалась зеленым чаем с травами и даже не притронулась к необыкновенно аппетитным булочкам, которые поставила перед нами ее секретарша. Добрую половину своей булки я тут же раскрошила на колени.

— Дипломированный инженер Пелтонен зарекомендовал себя как очень квалифицированный и прилежный работник, — начала она. — Он проработал в компании четыре года. Пришел к нам на дипломную практику и настолько хорошо выполнял порученный ему объем работ, что мы предложили ему постоянное место. Тем более что он прекрасно владел иностранными языками — помимо английского, говорил по-французски, по-русски, по-немецки и по-эстонски.

— Чем он занимался?

— Развивал отношения с иностранными партнерами. Действовал в основном самостоятельно. Я была его непосредственным начальником, и у него с экономистом Ровасом был общий секретарь. Последнее время Пелтонен занимался развитием финско-эстонских отношений. В настоящее время мы интересуемся вопросами строительства очистных сооружений и охраны окружающей среды на эстонском горно-обогатительном комбинате, — пояснила мне Мяки, будто я была журналистом на пресс-конференции.

— А какой, по-вашему, он был человек?

— Очень приятный молодой мужчина, — решительно произнесла Марья Мяки. — Обаятельный. Воспитанный. — Вдруг ее голос дрогнул, и великолепная броня дала трещину. Она закрыла лицо руками, и до нас донеслись сдавленные рыдания. Мы с Койву смущенно переглянулись. Было непонятно, как себя вести, тем более что Марья Мяки явно была не тем человеком, которого в порядке утешения позволительно похлопать по плечу.

Когда она наконец подняла голову, я увидела, что у нее растеклась тушь, некрасиво собравшись в морщинках под глазами.

— Простите меня, — всхлипнула она. — Это ужасное потрясение для всех нас… Юкка… Здесь так пусто без него… — И она снова разрыдалась, уже не пытаясь скрыть слез.

— Разрешите нам пройти в кабинет Пелтонена и осмотреть его вещи, — торопливо предложила я, пытаясь спасти ситуацию.

Марья Мяки вызвала секретаря, и та проводила нас к рабочему месту Юкки и пригласила свою коллегу, которая с ним работала.

У Юкки был небольшой совершенно безликий кабинет. Рабочий стол с компьютером, книжная полка, офисное кресло и удобный диванчик. Видимо, здесь часто проводились переговоры. Стену украшала только огромная карта мира с воткнутыми в нее синими и красными флажками.

— Похоже, тетя здорово расстроилась, — промолвил Койву, глядя на карту.

— Ну должен же хоть кто-то по нему плакать, — ответила я. Мне было странно и досадно, что коллеги по хору так спокойно приняли известие о его смерти. — Что обозначают эти флажки?

— Совместные предприятия компании на тринадцатое июня, — прочитал Койву на полях карты. — Смотри-ка, у них горное производство не только в Эстонии, а еще в Китае и Южной Америке.

На полках стояли исключительно документы и папки, содержащие рабочую информацию. Верхний ящик стола был закрыт на замок, остальные почти пусты.

— Койву, послушай, у тебя с собой связка ключей из его квартиры? Посмотри, может, какой-нибудь ключ подойдет к ящику стола?

Пока Койву рылся в портфеле в поисках связки ключей, я подошла к шкафу.

— О, смотри, знакомая бутылка! — Я поставила на стол литровую бутылку с прозрачной жидкостью. Она была наполовину пуста, я открутила крышку и осторожно понюхала.

— То же самое, да? — Я протянула бутылку Койву, он глотнул и поморщился. Интересно, Юкка держал в шкафу выпивку, чтобы взбадривать себя, если приходилось оставаться поработать вечером? В шкафу стояла также пара рюмок, на одной из них остался след красной помады, рядом лежал пакет. В пакете — наглаженная белая сорочка и черные носки, видимо, на случай внеплановой командировки.

Койву наконец выудил со дна портфеля ключи, один из которых легко подошел к верхнему ящику стола. К моему разочарованию, там тоже были только деловые бумаги, счета, квитанции. Тем не менее я решила их взять с собой и позже спокойно изучить. Когда я убирала бумаги в портфель, из пачки вдруг выскользнула фотография. Улыбающаяся Пия на палубе парусника.

В дверь постучали, и в кабинет вошла плотная женщина лет пятидесяти. Она представилась как госпожа Лаакконен, секретарь Юкки. Она тоже была искренне потрясена его смертью и не пыталась скрыть слез, отвечая на наши вопросы.

Юкка был обаятельным человеком. Хорошим руководителем. Требовательным и строгим, но справедливым. Да, по долгу службы ему приходилось часто бывать в ресторанах и ночных клубах, поэтому у него всегда было с собой несколько корпоративных кредитных карточек. Он держал бумаги в полном порядке, и у него в папках всегда можно было найти любую нужную квитанцию.

— Приходилось ли вам когда-нибудь заниматься личными делами Пелтонена, например, организовывать встречи с друзьями?

Госпожа Лаакконен улыбнулась.

— Вообще-то это не входило в мои непосредственные обязанности, но я полагаю, что некоторые люди, с которыми он просил меня договориться о встрече, были его личными знакомыми, а не деловыми партнерами. Но это случалось довольно редко, — быстро добавила она, будто испугалась, что сказала плохо про покойного.

— Вы не могли бы вспомнить имена этих людей? Не беспокойтесь, в расследовании убийства важна любая мелочь, — продолжила я разговор. Слово «убийство» вызвало новый поток слез, и я отругала себя за глупость.

— Тулия Райала… какая-то госпожа Валгрен.

— Валроз? Пия Валроз?

— Да, наверное, Валроз. Еще ему часто звонили какая-то Тина и другие женщины, которые вряд ли были деловыми партнерами компании.

— У вас, случайно, не сохранился номер телефона этой Тины? — поинтересовалась я, вспоминая сообщение на автоответчике.

— Вряд ли. Да и понятно, что ему часто звонили девушки, ведь он был таким интересным молодым человеком.

Лаакконен не знала, общался ли Юкка с кем-нибудь из коллег во внерабочее время. Мы с Койву побеседовали еще с несколькими коллегами Юкки и с секретаршами в приемной. Все были потрясены случившимся. Но из бесед с ними я не почерпнула для себя ничего нового.

Койву же удалось разговорить завхоза, и он пришел ко мне с горящими глазами.

— Знаешь, парень утверждает, что между Пелтоненом и его начальницей что-то было. И что командировки Пелтонена в Эстонию были связаны с женщинами.

— У Марьи Мяки и Юкки? Ух ты! Хотя, конечно, следовало самим догадаться, ведь начальник — женщина. В Таллинне у него тоже была женщина?

Я позвонила завхозу по внутреннему телефону, но он отказался со мной разговаривать. Возможно, просто поделился с Койву как мужчина с мужчиной. А может, ему не хотелось, чтобы думали, будто он распространяет слухи о руководстве.

Мы снова вернулись в кабинет Марьи Мяки. К нашему приходу она успела успокоиться и привести себя в порядок — нанесла новый слой туши, подкрасила губы. Ее губная помада была того же цвета, что и след на краю бокала в шкафу у Юкки. Интересно, неужели у них действительно была связь? И как бы мне это выяснить?

— Вы были его непосредственным начальником. Не могли бы вы нам что-нибудь рассказать о его личной жизни?

— Он увлекался хоровым пением. Ведь они же как раз собрались на репетицию, когда он… то есть его… На мой взгляд, он слишком много внимания уделял этому хору.

Я вспомнила, что хор собрался на репетицию перед выступлением на корпоративном празднике как раз этой компании. А что, если Марья Мяки приревновала Юкку к кому-нибудь из хора и пришла проверить, с кем он проводит время?

— А где вы были в ночь с субботы на воскресенье?

Марья Мяки уставилась на меня, я увидела страх в ее широко раскрытых глазах.

— Что вы имеете в виду? Я была в Париже.

— Одна? С мужем?

— Со старшей дочерью. Муж был дома… в Вуосаари. — Она снова разрыдалась. Я продолжала безжалостно задавать вопросы, и в конце концов ситуация начала проясняться.

Мяки и Пелтонен были любовниками. Вечерняя работа, которая заканчивалась на диване в кабинете у Юкки, совместные ночи в номерах гостиниц в командировках.

— Только не думайте, что мы были друг в друга влюблены, — сказала она. — Скорее это был договор о сотрудничестве. Нам было хорошо вместе.

Договор о сотрудничестве. Тулия тоже так выразилась.

— В каком смысле договор о сотрудничестве? Вы давали ему деньги?

Марья Мяки даже покраснела от ярости.

— Послушайте, вы, молодая женщина, — прошипела она. — Прекрасно понимаю, что в ваших глазах я выгляжу почти старухой, но тем не менее мне не нужен жиголо. Я хотела секса, Юкка тоже. И никто никого не содержал.

Мяки думала, что ее муж ничего не подозревал. Она вернулась из Парижа в понедельник утром. Супруг ждал ее дома с ужасными новостями, которые ему сообщили коллеги жены, позвонив по телефону.

— Мартти с порога мне крикнул: «Теперь твой жиголо, слава Богу, мертв», — а рядом стояли дети и все слышали!

Очевидно, Мартти Мяки уже давно был в курсе дела. И Марья страшно боялась, что это он убил Юкку. Муж утверждал, что провел всю субботу и ночь на воскресенье дома в одиночестве. Младшая дочь уезжала на выходные в конный молодежный лагерь.

— Думаю, вы понимаете, что мне следует допросить вашего мужа. Где я могу его найти?

— Это сложно. Вчера вечером он уехал на неделю играть в гольф в Алжир.

Когда мы ехали на такси в Пасила, у меня просто голова шла кругом. Койву весело насвистывал, сидя рядом.

— Да он был действительно крутым парнем, — наконец произнес он. — И похоже, не пропускал решительно ни одной юбки. Ну может, не переспал только со своей пятидесятилетней секретаршей.

— Думаю, ее он тоже покорил. Ох, черт возьми, как жалко, что Мартти Мяки улизнул из страны. Если он убийца, то голову даю на отсечение, что обратно он не вернется. Но откуда он мог знать, что Юкка будет в Вуосаари? Я не смогу получить у Интерпола разрешение на его задержание с такими призрачными подозрениями. Слушай, Койву, я проголодалась. Пойдем перекусим что-нибудь, может, хоть мозги начнут работать.

Домой я вернулась после восьми. Выяснив местонахождение Мартти Мяки, я оставила ему сообщение с просьбой позвонить. Терять мне было нечего.

Меня настораживало то, что Марья Мяки так легко рассказала нам о своих подозрениях насчет мужа. Несмотря на шоковое состояние, она производила впечатление сильного человека, привыкшего управлять ситуацией. Может, она хотела, чтобы муж оказался виноватым? Или преследовала какие-то другие цели? У меня создалось впечатление, что смерть Юкки она использовала как фишку в своей семейной игре, вмешиваться в которую у меня не было ни малейшего желания.

Я провела большую часть дня, разбирая бумаги Юкки. Свои деловые и личные встречи он отмечал в разных ежедневниках. В рабочем календаре были только заметки о совещаниях, время переговоров, расписание рейсов. В последнее время он провел много встреч с консалтинговым агентством «Маттинен». Казалось, это имеет какое-то отношение к эстонскому проекту. Я не нашла такую компанию в телефонном справочнике и решила обратиться за уточнениями к Марье Мяки.

В его личном ежедневнике было записано расписание репетиций хора, встречи с девушками и с друзьями в барах и ресторанах. Периодически встречалось имя Тина, но не чаще, чем другие женские имена. Часто попадались имена Хелви и Мерике. Может, он находился на содержании у нескольких богатых женщин? И поэтому часто ходил по ночным клубам в поисках подходящей клиентки? Некоторые события были зашифрованы, как, например, «Т. 22.00 д.». Я размышляла, можно ли это понять, как, например, «Тулия в 22.00 домой», и имеет ли это отношение к моему расследованию.

Меня удивило, что нигде не были записаны телефонные номера. Я не нашла записной книжки ни на даче, ни в квартире, ни в ящиках рабочего стола в кабинете. Неужели он помнил наизусть номера всех знакомых женщин? И может быть, одна из них тайно пришла ночью к коттеджу и убила его из ревности? Тогда скорее всего она приехала на лодке. Я чувствовала, как у меня пульсирует висок и начинается головная боль. Последние полчаса размышлений оказались особо утомительными и совершенно безрезультатными.

Я решила, что хорошая пробежка на свежем воздухе будет отличной альтернативой таблетке. Я как раз вытаскивала спортивные брюки со дна корзины с грязным бельем — ничего, в них можно еще разок пробежаться, — как в дверь позвонили. Скорее всего это были иеговисты или же проверяющий разрешения на установку телевизионных антенн. С иеговистами у меня был короткий разговор — я им говорила, что придерживаюсь православного вероисповедания, хотя, правда, это не соответствовало истине, и закрывала дверь. С проверяющим было сложнее. У меня имелось разрешение только на антенну черно-белого телевидения, полученное год назад, больше я этим вопросом не занималась. Однако по закону я не имела права не открывать ему дверь.

Я прижалась к дверному глазку в лучших традициях местных бабушек и, к своей огромной радости, увидела в коридоре Тулию.

— Привет, госпожа сыщица! Я заходила в гости к своему брату, он живет в соседнем квартале, и решила заглянуть к тебе, узнать, как продвигаются дела с расследованием.

— Заходи, — искренне обрадовалась я ее приходу, даже не задумавшись, правду ли она говорит. — Пожалуй, сегодня можно обойтись без пробежки.

— Юри в понедельник возмущался, что его чуть не задержали. Он что, самый главный подозреваемый? — спросила Тулия, бросив на вешалку свою джинсовую куртку.

— Да нет. Просто мне надо было выяснить у него несколько вопросов. Сейчас у меня несколько претендентов на роль главного подозреваемого, но, наверное, не следует это с тобой обсуждать. Я уже и с другими побеседовала, они еще ничего тебе не рассказали?

— Да, Антти и Мирья говорили. У нас была репетиция — мы же собираемся петь на похоронах Юкки. Наш руководитель — Безнадежный, то есть Тойвонен, совсем в расстроенных чувствах. И весь хор как будто разделился на два лагеря — те, кто был тогда на даче, и те, кого не было. А Сиркку на репетиции просто закатила истерику, кричала: «Что вы на меня так уставились, не убивала я его!»

— Интересно…

— Нам просто всем плохо стало, когда Безнадежный сказал, что мать Юкки хочет услышать на этой церемонии «Песнь моего сердца» Сибелиуса. Ужас какой… На репетиции мы просто не могли ее петь, голоса срывались. Только Мирья выводила своим альтом все точно по нотам. Да, конечно, мы будем петь на похоронах своего товарища, но, черт возьми… И Безнадежный совсем расклеился…

— Все, кто был тогда на даче, будут петь на похоронах?

— Если кто-то откажется, сразу подумают, что он убийца. Ох, эта Мирья, она всегда так громко поет. Просто завывает! Знаешь, мой брат после весеннего концерта спросил у меня: «А как зовут вашу солистку?» Представляешь, он всерьез подумал, что она солистка хора, а она просто всех перекрикивала. Иногда мы все готовы ее просто убить… Ну образно выражаясь, — закончила она, смутившись.

Мне не хотелось обсуждать с Тулией рабочие вопросы, и я решила поменять тему.

— Если бы Юкка был жив, то позавчера вы бы с ним встретились, да? — спросила я внезапно. Прежде чем начать болтать о пустяках, следовало закончить с официальными вопросами.

— А это при чем здесь?

— У Юкки в ежедневнике написано большими буквами: «Тулия отменила понедельник».

Моя собеседница задумалась.

— Да, у нас… мы договорились пойти в понедельник в летний театр, но я решила не ходить на спектакль, поскольку мои друзья здорово раскритиковали пьесу. И попросила Юкку сдать билеты. Я уже совсем об этом забыла…

— Согласно заметкам Юкки, вы довольно часто встречались. У вас были свидания, да? — Я взяла в руки ежедневник, но Тулия мгновенно выхватила его у меня из рук и начала быстро листать.

— А, ты имеешь в виду эту букву «Т»? Мне кажется, она обозначает что-то другое. Знаешь, Юкка всегда все зашифровывал. Например, в школьные времена черный квадрат у него в дневнике обозначал контрольную работу, а сердечко, что в этот день у него свидание… Хотя это не всегда было правдой… Иногда он был совсем как ребенок… Наверное, под этой буквой он зашифровал какую-нибудь женщину.

— Ты что-нибудь о них знаешь? Кто такая Тина? А Мерике? — Я взяла у нее из рук ежедневник и прочитала несколько имен.

Тулия многое мне разъяснила. Коллеги по хору, родственники, сослуживцы. Лишь несколько женских имен были ей незнакомы.

— Ты можешь что-нибудь рассказать о левых заработках Юкки?

Тулия задумалась. У нее не было ни малейшего представления о его подработках. И лишь спустя некоторое время она смогла что-то вспомнить.

— Да, припоминаю, он говорил, что иногда берет дополнительную работу. Как-то он обмолвился о какой-то консалтинговой деятельности, Юкка же очень хорошо разбирался в законах. Может, он работал втемную и не платил за это налоги, не знаю.

Я рассказала Тулии, что ему на счет регулярно приходили крупные суммы денег.

— Не знаешь, случайно, может, отец оставил ему наследство с досрочной выплатой?

— Да, скорее всего так и было! — возбужденно воскликнула Тулия. — Они наверняка решили провернуть эту операцию, чтобы платить поменьше налогов. Знаешь, у этих Пелтоненов столько денег, что они просто не знают, куда их девать! Только я думаю, что они тебе ни за что не расскажут про этот трюк с наследством. Теперь Ярмо будет просто купаться в деньгах! Хорошо, что он сейчас в Штатах, ведь людей за деньги часто убивают, да? Слушай, у тебя просто классная квартира, может, в ней даже найдется бутылка пива? Я так устала сегодня утром, что сейчас с удовольствием глотнула бы чего-нибудь освежающего.

У меня в холодильнике стояли литровая упаковка йогурта, коробка плавленого сыра и полбутылки ликера «Киви». К остальным запасам существующей в доме еды относились пакет кофе, немного хлеба и три сморщенных яблока. У меня уже несколько дней не было времени сходить в магазин.

Я подумала о пробежке в парке, о наставлениях в школе полиции, согласно которым не следовало вступать в личные отношения с подозреваемыми. И еще о том, что пара кружек пива подействовала бы на меня не менее благотворно, чем спорт на свежем воздухе.

— Хорошо, пойдем, но только при одном условии.

— Каком?

— Больше этот случай не обсуждаем. Будем говорить о чем угодно — о музыке, политике, книгах, хоть о проблемах оленеводства, только не об убийстве. Я сойду с ума, если буду все время думать об этом.

— Плохо тебе, бедняжка, — хмыкнула Тулия. — Мне тоже. Нам обеим будет полезно поговорить о чем-нибудь другом, не о Юкке.

Я смыла с лица макияж и снова наложила немного легкой косметики. И вдруг поняла, что очень голодна. Мне хотелось выпить пива, поговорить с друзьями, посмеяться хорошим шуткам. Я не могла и не хотела больше перемалывать в голове одно и то же. Наверное, совместные посиделки с Тулией в баре были неправильным шагом с точки зрения полицейской морали, но совершенно верным решением с человеческой точки зрения.

И мы славно повеселились. Тулия была в ударе и без перерыва рассказывала смешные истории и анекдоты. По сравнению с ее буйным, анархическим отношением к жизни я почувствовала себя почти столетней старухой. Она остроумно и увлекательно рассказывала о путешествиях автостопом, об общении с шестнадцатилетними мальчиками, мучительно страдавшими от своих комплексов, о рок-фестивале в Тапиола, о морских круизах. Я ей почти завидовала. Может быть, на чей-то взгляд Тулия просто не хотела становиться взрослой, но я считала, что она не хотела стареть душой.

— Знаешь, я не хочу жить по схеме, как все. Окончи институт, купи квартиру, выплати долги, выйди замуж, заведи детей. Будь благонадежным гражданином. А я хочу жить легко, делать то, что мне нравится. Всю жизнь. — Она рассмеялась и залпом выпила почти полкружки пива. Немного янтарного напитка выплеснулось, капли потекли по шее. Смеясь, он вытерла их ладонью, под вырезом свитера показались красивая белая шея, ключицы. В ушах у нее были сережки в виде полумесяца, на пальце такое же кольцо. Стильное сочетание.

— О чем ты думаешь, Мария?

— О том, что иногда приятно пообщаться с умной женщиной. Знаешь, вокруг меня слишком много серьезных мужчин. А ты относишься к той редкой породе, которая не хочет жить по предписанным в этом мире правилам. С тобой интересно.

— Наверное, ты очень одинока? Яна когда-то сравнивала тебя со странником в пустыне.

— Я просто не люблю выворачивать душу наизнанку. Да, с людьми интересно, даже с мужчинами, но необходимость постоянного общения меня угнетает.

— У тебя кто-нибудь есть? Друг, мужчина?

— Нет. Было несколько романов. Первый, Пете, пропил все мои деньги. Затем еще один — орнитолог, у него вообще были проблемы с общением. И потом еще в университете, но тот не мог вынести, что я училась лучше его. Так что сейчас я живу, как орех в скорлупе. Я не хочу заводить себе друга только потому, что так положено. Мне и так неплохо. Конечно, не все мужчины полные идиоты, но и настоящих звезд что-то на пути мало встречается. А у тебя как?

— То же самое. Вот Юкка был… — Тулия смахнула крошку с губ, и я вдруг вспомнила фразу из письма Антти, в которой он просил Юкку не обижать Тулию. — Извини, что я вдруг затронула запретную тему, но Юкка был не таким… как все. Вожак стаи… Иногда он меня страшно бесил. Эй, официант! Повторите еще пиво. Мария, ты будешь?

— Давай еще по третьей. — Я заметила, что Тулия глотает слезы, и решила поменять тему — заговорила о новом фильме Аки Каурисмяки, который я смотрела на прошлой неделе. Мы снова вернулись к разговору о ролевом разделении женщин и мужчин, ругали правительство, смеялись над шутками. Несколько самодовольного вида парней попытались присоединиться к нашему обществу, но Тулия демонстративно обняла меня за плечи, сказав, что нам и без них хорошо. Они смущенно удалились, а мы весело захохотали им вслед.

За третьей кружкой пива я почувствовала, что опьянела. Тулия сказала, что не в состоянии идти к вокзалу на автобусную остановку, и я решила остаться с ней подождать трамвая. Стемнело, похолодало, Тулия спрятала ладони в длинные рукава свитера.

— У меня довольно плохое кровообращение, поэтому руки и ноги всегда мерзнут.

— А ты помнишь, как в детстве на переменах играли в ладушки? Попробуем? — И мы начали играть, хлопая в ладоши сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, не замечая удивленных взглядов прохожих. Нам стало весело, как на переменке в третьем классе.

— А у тебя на удивление теплые ладони. Теплые руки, холодное сердце — это про тебя?

— Значит, у тебя должно быть теплое сердце, — бросила я мяч на ее сторону.

Подошел трамвай, мы обнялись, Тулия уехала. Возвращаясь домой, я думала о том, что уже давно не получала такого удовольствия от общения, как этим вечером.

 

8

Лодочку река несет —

где ж пути конец придет?

Из живых никто не знает…

До конца недели я была плотно занята расследованием случая с поножовщиной в Малми. Там в пятницу появилась еще одна жертва — молодой румын ударил ножом своего кузена. Я пыталась понять, что ими двигало, но для этого следовало погрузиться в их культуру, познакомиться с бытом, а на это у меня совсем не было времени.

Несколько раз я пыталась дозвониться до руководителя хора Тойвонена, но повезло мне только в понедельник.

— Я сейчас в отпуске на даче и собираюсь в город только на репетицию песен для похорон. Извините, у меня очень мало времени, — произнес он.

— Речь идет о расследовании убийства. — Я пыталась говорить официальным тоном.

— Да, конечно, я готов вам помочь. Вы могли бы прийти сегодня вечером к нам на репетицию. Где-нибудь в районе восьми.

Меня это устраивало. Заодно я смогу увидеть и остальной состав хора, не только свидетелей преступления, и побеседовать с ними о Юкке.

Мартти Мяки позвонил в четверг. Поколебавшись пару секунд, он рассказал мне, что в ночь убийства его не было дома. Когда я спросила, кто может доказать его алиби, он очень смутился.

— Ну это… Я не знаю, как ее зовут. Мы случайно познакомились за стойкой бара в Кайвохуоне. И провели всю ночь в гостинице «Ваакуна».

Мы договорились, что он придет ко мне побеседовать сразу, как только вернется в Финляндию. Наверное, с моей стороны было наивно ему верить, но у меня не оставалось другого выхода. Зачем Мяки понадобилось прятать топор под сауну? Возможно, Койву что-нибудь узнает, зайдя в бар в Кайвохуоне с фотографией Мяки. Или Мяки вспомнят в гостинице «Ваакуна», и, если повезет, мы даже найдем женщину, с которой он провел ночь.

Я ушла с работы чуть раньше семи. Накануне вечером допрос свидетелей случая с поножовщиной затянулся далеко за полночь, поэтому сегодня я чувствовала себя усталой, болела голова. Мне так хотелось, чтобы дома меня кто-нибудь ждал с горячей ванной и холодным пивом. Или хотя бы встретила, мурлыкая, кошка… Я надеялась, что репетиция не затянется надолго, ведь дома надо было еще убираться, стирать белье, готовить что-нибудь на ужин и ухитриться поспать хотя бы часов шесть.

В трамвае по дороге на репетицию хора я вспоминала отчет Койву о походе по злачным заведениям. По его словам, сначала бармен вспомнил, что встречал Юкку, но потом замялся и ушел от разговора. Койву сказал, что с женщинами было еще сложнее. У него создалось впечатление, что многие из них его узнали, хотя никто в этом так и не признался. Может, Койву слишком мягко разговаривал с ними?

Репетиция проходила на улице Лиисанкату в помещении Землячества Восточной Финляндии. Из открытого окна доносилась песня. Я узнала знакомую мелодию — «Лодочку река несет…». Именно ее они репетировали в день перед убийством. Неужели они собираются выступать с ней на похоронах?

Лифт не работал, пришлось подниматься пешком на пятый этаж Песня доносилась все громче, иногда она прерывалась и опять начиналась сначала. Я удивилась — как это жильцы дома терпят такое шумное соседство?

Дверь была заперта. Я нажала на звонок, мне открыли лишь спустя несколько минут. На пороге стояла Мирья. Мне показалось, что, когда она меня увидела, у нее изменилось выражение лица.

— Добрый день! Мне нужно побеседовать с руководителем хора, — пояснила я.

— Он будет через десять минут, — бросила она и, развернувшись, быстро ушла в конец коридора. Я пришла немного раньше условленного времени, да и Тойвонен, похоже, не торопился объявлять перерыв, так что минут двадцать я провела, наблюдая за репетицией. Из-за боковой двери мне был прекрасно виден весь хор и их обливающийся потом руководитель.

Осенний сезон выступлений еще не начался, поэтому хор присутствовал не в полном составе. Мужчин оказалось гораздо меньше, чем женщин, и всего три тенора — Юри, Тимо и незнакомый мне молодой человек. Хотя людей собралось не так уж и много, в зале было тесно и жарко. Но несмотря на духоту, лишь в углу было слегка приоткрыто окно.

Тойвонен, более известный по прозвищу Безнадежный, дирижировал с небольшого возвышения в центре зала. Это был невысокий плотный мужчина с блестящей лысиной и козлиной светлой бородкой. Я никак не могла понять его стиль — он обращался то к одной половине хора, то к другой, беспорядочно размахивая руками. Уловить такт никак не удавалось. Короткая рубашка постоянно задиралась, открывая живот, он периодически пытался заправить ее обратно в джинсы. Мне рассказывали, что перед концертом женская часть хора внимательно осматривала своего руководителя, проверяя, аккуратно ли он причесан и выглажена ли у него сорочка. Наверное, это называлось творческим беспорядком одаренной личности.

— Эй, тенора, да заткнитесь наконец! — вдруг заорал он. — Вы что, ноты читать не умеете, это же партия баса.

Я заметила, как Тимо смущенно покраснел, а у Юри на лице появилась извиняющаяся улыбка.

— Теперь сначала, а то не очень чисто получилось. Альты и сопрано, пожалуйста, более четкий такт, басы, не опаздывайте. Сначала! Второе сопрано, вы не тянете верхние ноты!

Тойвонен говорил резко. Я заметила, как некоторые тяжело вздохнули. Видимо, эта сцена часто повторялась на репетициях.

— Верхняя партия правильно, — сухо бросил он и сделал второму сопрано знак начинать.

Сначала не было слышно ни звука. Затем кто-то неуверенно начал, и кто-то громко поддержал из глубины хора. И тут же все вразнобой закончилось.

— Мирья, тише, ты все портишь, — довольно резко произнесла Пия.

— Почему вы все время запарываете начало? — спросил Тойвонен, вытирая пот с лысины.

— Мы боимся начинать, так как все просто ждут, что мы не вытянем, — пояснила рыжая полненькая девушка, стоявшая рядом с Пией.

— Я могу петь с ними, пока не вступит второе сопрано, — сказала Мирья, выразительно глядя на Пию. Все зашумели. Прошло несколько минут, прежде чем Тойвонену удалось успокоить взволнованный хор.

— Глупо, если ты будешь петь вместе со вторым сопрано. Тулия, может, споешь вместе с ними два первых такта? — выдвинул предложение Тойвонен.

Предложение было одобрено, и они наконец снова начали петь. Я невольно заслушалась — песня была действительно глубокой и лиричной и очень подходила к исполнению на похоронах. «Лодочку река несет — где ж пути конец придет? Из живых никто не знает».

Теперь хор пел гораздо лучше. Я стояла близко к альтам, голос Мирьи звучал громче всех. Так что Тулия была недалека от истины, когда язвила по поводу того, что Мирью принимают за солистку. Казалось, она все время пела в одной тональности — форте. Я подумала, что стоявшие рядом с Мирьей наверняка немного глуховаты на одно — ближайшее к ней — ухо. В центре группы альтов стояла Сиркку и раскачивалась в такт музыке, что придавало ей довольно глупый вид.

За альтами стояли теноры. Тимо пел, уткнувшись в ноты и вообще не глядя на дирижера. Юри стоял с сосредоточенным выражением лица и выглядел не таким инфантильным, как в обычной жизни. Я невольно бросила взгляд на задние ряды, где Антти выводил глубоким басом: «Море, твердь — все умирает». На мгновение мне показалось, что у него в глазах стоят слезы.

— Спасибо! — вдруг произнес Тойвонен, прервав песню. — Спасибо, значит, заткнитесь! — продолжил он, повысив голос, потому что часть хора продолжала петь. — «Море, твердь — все умирает» — страница три, ряд три. Видите, там двойная буква «эф». Кто-нибудь представляет, что это значит?

Лица исполнителей стали сосредоточенными. Видимо, и этот спектакль повторялся здесь далеко не первый раз.

— Фортиссимо, — ответили едва ли не все.

— Ну а если все знают, что это такое, то почему же никто, кроме альтов, не поет так, как положено?

— А они и так всегда поют фортиссимо, — услышала я насмешливый голос Тулии.

Она тоже меня увидела и улыбнулась, приветствуя. Я не могла не улыбнуться ей в ответ. У нее была очень теплая улыбка, на мгновение я даже забыла, что стою за дверью в тесном и душном помещении.

— Тенора, вы постоянно не вытягиваете высокие ноты, каждый должен стараться.

Я заметила, как Юри взглянул на Тимо.

— Сопрано, смелее, вас совсем не слышно. Басы, вы все время опаздываете! Соберитесь! Страница три, начинают басы!

Я смотрела на Тулию. Улыбка сменилась серьезным выражением лица. Тулия пела легко и свободно. Яна рассказывала, что у нее природное высокое сопрано, и ей легко даются даже самые сложные переходы.

Пия же, напротив, пела с трудом. Потом она вообще замолчала, слезы градом катились у нее по лицу. Рыжая соседка сочувственно протянула ей носовой платок.

Хор пропел еще раз, не сбиваясь, исполнил всю песню. Сейчас она звучала гораздо более слаженно. Затем Тойвонен объявил перерыв, и я стала пробираться к нему через стулья и скамейки. Нечаянно я уронила на пол чьи-то ноты и, поднимая их, увидела, что там кто-то чернильной ручкой написал свои заметки к стихотворению Эйно Лейно и украсил страницу кляксой, похожей на жирную муху.

Протискиваясь между скамейками, я столкнулась с Антти, который ел цветную капусту, отламывая кусочки от большого вареного кочана.

— Привет, Мария! Угощайся. — Он протянул мне капусту.

— Нет, спасибо. Ты не видел, куда пропал Тойвонен?

Антти махнул мне в сторону задней комнаты, где Тойвонен что-то объяснял Тимо, яростно размахивая руками. Увидев меня, они замолчали.

— Добрый день… — неуверенно поздоровался Тойвонен. — Вы хотите присоединиться к нашему хору?

— Нет. Мария Каллио, уголовная полиция Хельсинки, отдел тяжких преступлений.

Тойвонен смущенно взглянул на меня и робко пожал протянутую руку.

— О чем вы хотите со мной побеседовать? — спросил он, теребя козлиную бородку.

— Юкка Пелтонен был вашим заместителем. Что входило в круг его обязанностей?

— Мой заместитель был не сильно загружен работой. Иногда мы делили хор пополам, Юкка работал с одной половиной, я — с другой. Обычно заместитель работает вместо дирижера, когда того нет на месте, но я все время на работе.

— Юкка был вашим заместителем с самого начала работы хора?

— Не помню. Я вообще плохо помню, кто когда пришел в хор. Но он с нами был давно, лет десять, не меньше.

— У вас же молодежный хор, а Юкка уже давно окончил институт.

— Знаете ли, молодежный хор — это довольно расплывчатое понятие. Мы стараемся, чтобы хорошие певцы подольше задерживались. К тому же Юкке у нас было хорошо… — Тойвонен тонко улыбнулся. — Наверное, ему нравилось, что к нам каждый год приходят новые девушки.

— Значит, Юкка пользовался успехом у девушек? — спросила я, будто впервые слышала об этом.

— Да у него было столько подружек, что он мог с другими делиться. — Улыбка вспыхнула и тут же погасла у него на лице. Возможно, Тойвонен вдруг подумал, что о мертвых нехорошо говорить в легкомысленном тоне.

— С другими делиться? Что вы имеете в виду?

Тойвонен смущенно заправил рубашку в брюки, но более ничего не пояснил. Зато он просто рассвирепел, когда я поинтересовалась, можно ли побеседовать с кем-нибудь из участников хора во время репетиции.

— Это наша последняя репетиция перед похоронами, а они еще в себя не пришли после летних отпусков!

Прежде чем он согласился, мне пришлось еще раз напомнить ему, что речь идет о расследовании убийства. Затем Тойвонен взглянул на часы и вскочил со словами, что пора продолжать репетицию.

Хор разделился на небольшие группы, которые разбрелись по всему зданию, кто-то вышел на улицу покурить. Мне показалось, что все как-то сторонились участников событий в Вуосаари. Только Юри непринужденно болтал в курилке с каким-то альтом. Сиркку испуганно посмотрела на меня, сидя как приклеенная около Тимо.

Когда Тойвонен объявил окончание перерыва, Тимо взобрался на возвышение в центре зала. Он некоторое время подождал, пока все утихнут, затем раздраженно крикнул:

— Эй, послушайте меня! Я хочу сказать по поводу следующей субботы. Заупокойная служба состоится в Церкви в скале в два часа. Мы встречаемся в час, чтобы успеть еще раз все отрепетировать.

— Что мы будем исполнять? — поинтересовалась Мирья.

— Еще неизвестно, — вмешался в разговор Тойвонен. — Господин Пелтонен обещал позвонить мне завтра, я перезвоню кому-нибудь из вас, например Тимо, он передаст остальным. Так что у вас будет время заранее ознакомиться с репертуаром.

— После похорон состоятся поминки в ресторане, там мы тоже должны исполнить пару песен. Это будет Бах «Когда я ухожу из мира» и Генетц «Страна покоя». Еще вопросы?

— В какой одежде приходить? — спросила Пия.

— В обычной повседневной одежде, концертный костюм не нужен, — ответил Тимо.

— Оденьтесь, как принято одеваться на похороны друга, — пояснил Тойвонен. — Мужчины в темных костюмах.

— А женщинам рекомендуется не надевать платья в цветочек и не делать яркий макияж, — сухо добавила Мирья.

— Ты хочешь что-нибудь сказать? — спросил у меня Тимо и спустился с возвышения, приглашая занять его место. Я поднялась, и у меня тут же возникло желание начать раскачиваться в такт своим словам, как Сиркку. Едва смогла его подавить.

— Добрый вечер. Старший констебль Мария Каллио, уголовная полиция Хельсинки, отдел тяжких преступлений. Я занимаюсь расследованием обстоятельств смерти Юкки Пелтонена. Если у кого-нибудь есть информация, касающаяся этого дела, прошу мне ее предоставить. Сейчас я пойду в курилку, а кто может что-то рассказать, пусть зайдет ко мне побеседовать.

— Это касается и тех, кого ты уже допрашивала? — недоброжелательно спросила Мирья.

— Не надо, если нет ничего нового. Здесь на доске записан номер телефона, по которому мне можно позвонить, если возникнет желание что-нибудь рассказать. — Я спустилась с возвышения и пригласила маленькую рыжеволосую девушку следовать за мной. Меня так и подмывало спросить ее, не туговата ли она немного на левое ухо, но я сдержалась.

К сожалению, мне почти ничего не удалось узнать. Лучше всех Юкку знали Антти, Тулия, Юри и Пия. Еще несколько девушек дали понять, что между ними и Юккой когда-то что-то было, но, как оказалось, это было давно и поэтому уже не имело значения.

Только рыжая Ану — второе сопрано — смогла рассказать мне кое-что интересное.

— Последний раз я видела Юкку, когда пришла выпить пива в ресторан «Три Лиисы» после игры в городки. Там была такая очередь в женский туалет, что пришлось ждать снаружи. А рядом висел телефон, и я увидела Юкку, который разговаривал с кем-то на повышенных тонах.

— О чем?

— О каких-то деньгах. Он сказал: «Пятая часть сразу, ни пенни меньше». Затем, заметив меня, произнес: «Слушай, подруга, я не могу сейчас говорить» — и повесил трубку. А мне сказал: «Ты чего подслушиваешь?» Видимо, это был какой-то важный разговор.

— Он беседовал с женщиной?

— Мне так показалось.

— А кто играл в городки, а потом пошел в ресторан пить пиво?

На лице Ану отразилось лукавство. Видимо, она догадалась, куда я клоню.

— Да все, как обычно. Если я правильно помню, все те, кто был тогда в коттедже в субботу. Впрочем, нет, Антти не пошел с нами. Поэтому у Мирьи было такое разочарованное лицо. И она не пошла с нами в ресторан, а сразу после игры отправилась домой. Но она точно еще не могла доехать до дома к тому моменту, когда Юкка говорил по телефону, ведь она далеко живет.

Больше мне не удалось узнать ничего интересного. Мне захотелось поболтать с Тулией просто так, но я не смогла придумать никакой причины, чтобы подойти к ней. Наверное, просто смущалась. Мне казалось, что тогда, за пивом, я была с ней уж слишком откровенной и слишком много рассказала о себе.

В висках стучало, тело ломило — чувствовалась усталость последних дней. Я немного послушала, как они пели хорал Баха, тихонько подпевая партии сопрано.

Интересно, в каком ряду стоял Юкка? Он был основным басом, поэтому должен был стоять в центре последнего ряда. Наверное, без него хор звучит по-другому…

Юкка беседовал о деньгах с какой-то женщиной. Он был должен кому-нибудь? Не здесь ли кроется тайна происхождения его дорогой машины и других дорогих вещей? Не этой ли женщине он хотел отдать деньги, которые одалживал Юри?

— Ты считаешь, что теперь непременно должны убить кого-нибудь еще, и поэтому постоянно нас охраняешь? — спросил Антти, проходя мимо меня по коридору к телефону. Похоже, он шел звонить отцу Юкки, узнать репертуар для похорон. Я показала ему в спину язык и вышла, захлопнув за собой дверь.

«Какой мерзкий тип, — думала я, сбегая по ступенькам вниз. — Сначала угощает цветной капустой, потом язвит. Да уж, не хор, а просто змеиный клубок. Судя по всему, увлечение хоровым пением пробуждает в людях тщеславие. И наверняка каждый из них готов сжить со света Тойвонена или по меньшей мере своего соседа по хору за любую критику в свой адрес. А может, кому-то просто надоело, что Юкка над ним насмехался?..»

По дороге я встретила несколько своих знакомых по университету и не заставила долго себя уговаривать, когда меня пригласили выпить пива. Убрать в квартире можно и завтра, а выспаться я успею, когда выйду на пенсию.

 

9

Море, твердь — все умирает…

У меня было очень много работы. На выходных просто создалось впечатление, что половина города решила избить своих благоверных и других близких родственников. Расследовав за три дня пять случаев семейного насилия — убитая бабушка, две избитые жены, свалившийся с балкона пьяный муж и застреленный из отцовской охотничьей винтовки брат, — я была готова поклясться, что никогда не выйду замуж и не заведу детей. У меня почти не было времени заниматься расследованием дела Юкки, но даже обрывочное чтение его бумаг снова вызвало у меня множество вопросов.

Я решила пойти на похороны Юкки, хотя с точки зрения расследования в этом не было необходимости. Когда я позвонила его отцу, чтобы уточнить несколько финансовых моментов, он рассказал мне, где и когда состоятся похороны. Хейкки Пелтонен отрицал авансовую выплату наследства, но я ему не очень поверила. Семейный врач до сих пор не разрешал мне побеседовать с матерью Юкки. Я знала, что при желании могла без проблем добиться разрешения на допрос, но мне не хотелось.

В машине Юкки не обнаружили ничего интересного. Там было много разных отпечатков пальцев, но ни один из них не был идентифицирован в полицейском архиве. Возможно, какие-то принадлежали таинственному Эм, а может, и нет. Ни следов крови, ни тайников. На мой взгляд, машину можно было передавать Пелтоненам.

Я вышла из дома и направилась к церкви. Старое черное платье неимоверно жало в плечах. Я купила его в выпускном классе, когда еще не занималась в тренажерном зале. Черные колготки скрывали отсутствие эпиляции. Я решила обойтись без цветов — покойному они не нужны, а живые только скривятся, увидев полицейского с цветами. Кроме того, я хотела понаблюдать за теми, кто будет возлагать цветы, возможно, среди них я увижу Тину, Мерике и таинственного типа по имени Эм. На поминки я идти не собиралась.

Был сумрачный день, на небе собирались облака. Подходящая погода для похорон. Было душно и тихо, как часто бывает перед дождем. Листва казалась пыльной, чахлые цветочки на балконах и клумбах вдоль дорог истосковались по дождю и прохладе.

Войдя в церковь, я незаметно проскользнула на угловой балкон. Я задумалась, когда же последний раз была в церкви, и вспомнила, что на свадьбе моей подруги Анники прошлой зимой. В церкви я всегда чувствовала себя неуютно. Я не умела правильно себя вести, чувствовала себя неуклюжей и чужой, и мне всегда казалось, что я пою громче других. Проповеди священника меня не трогали. И я никогда не размышляла над вопросами веры. Теперь же попыталась задуматься, где же пребывает душа Юкки. На работе рассказывали, что лет двадцать назад был один следователь, который разыскивал преступников, вызывая духов на спиритических сеансах. Причем весьма успешно. Мне было трудно в это поверить, но откуда же я могла знать точно? Может, сейчас Юкка в том месте, которое верящие в Бога люди называют раем? Или ему скорее дорога в ад?

Наверное, у каждого свое небо. Я, грешным делом, представила, как Юкка хорошо проводит время на небесах в окружении симпатичных белокурых ангелов. Неподобающая для похорон мысль, я даже украдкой оглянулась, не заметил ли кто-нибудь моей улыбки. А может, Юкка просто прекратил свое существование. Вообще. Я вспомнила горькие строки письма Антти. Он-то наверняка считал, что Юкки больше нет. Нигде. Что смерть — это черная пустота. Все, конец.

Я взглянула с балкона вниз. В церкви было не много народу. Хор уже расположился на своем месте, лицом к скорбящим. Перед алтарем стоял простой дубовый гроб. Последнее прибежище Юкки. На передней скамье сидел Хейкки Пелтонен, рядом с ним — женщина в темных одеждах и под траурной вуалью. Мать Юкки. Сколько же успокоительного влили в нее сегодня утром?

Все мои подозреваемые находились в составе хора. Пия и Тулия стояли справа. Пия с заплаканными глазами была одета в невероятно стильное черное платье, которое, на мой взгляд, было чересчур изысканно для похорон. Тулия с мертвенно-бледным лицом была в простом облегающем черном платье. Сиркку, низко понурив голову, держала за руку стоявшего сзади Тимо. Мирья оглядывала сидящих в церкви, при виде меня ее глаза злобно сверкнули.

Мужчины стояли сзади, Юри было едва видно из-за спин рослых коллег. Антти был виден издали, его голова возвышалась над всем хором. Брюки выходного черного костюма были ему коротки, между штаниной и носком виднелась полоска белой кожи. Длинные волосы он собрал в хвост и прилизал гелем.

Тойвонен стоял около органа. У него дрожали руки, и я поняла, что сама тоже очень волнуюсь. Я переживала за хор, за мать Юкки, да и просто очень нервничала. Я боялась, что тоска и боль, спрятанные за заплаканными глазами и бледными лицами, вдруг прорвутся в середине выступления, и песня перейдет в стон и плач. Боялась, что кто-то не выдержит и закричит: «Кто?» и «За что?» А я пока не могла ответить на эти вопросы… Пожалуй, легче всего было Юкке. Ему уже не надо было ни о чем беспокоиться.

Тойвонен взял первые аккорды. Мне всегда нравилось петь, поэтому я взяла в руки книгу и стала потихоньку подпевать. Вирш 613, первая и вторая строфы. Едва раздались первые строки, я поразилась, насколько точно эта песнь подходит к ситуации. Ни власть, ни богатство, ни молодость не помогут, когда разверзается могила под ногами. Все кончается, настает время уходить… Но когда и как это случится, знает только Бог. Я заметила, что у меня дрожит голос. Может, потому, что давно не пела?..

Затем вступил хор. Я узнала «Реквием» Моцарта. Мрачная музыка, тяжелые слова, без проблеска надежды. «Приходит день слез, и предстает человек перед судом Божиим». Был ли Юкка плохим человеком? Да, он был бесцеремонным типом, который обращался с людьми, как с вещами. Но был ли он плохим? Не глядя на хор, я различала тенор Юри и богатый, сочный голос Мирьи. Наверное, самое красивое, что в ней есть, — это голос. Вели басы, звенело сопрано, все голоса звучали ровно и слаженно. Я смотрела на Тулию — ее бледное лицо покрылось легким румянцем.

Чтение Библии, слова молитвы — я едва все это слышала. Казалось, молодой, серьезного вида священник обращался прямо к родителям Юкки. Я заметила, как Пия роется в сумочке в поисках носового платка. Следует допросить ее как можно скорее. Сиркку снова схватила Тимо за руку. Для этих двоих я еще не придумала мотив для убийства. Хотя я легко могла представить, как Тимо, разъяренный тем, что кто-то обижает Сиркку, изо всех сил бьет обидчика. На мой взгляд, Тимо относился к той породе мужчин, которые будут до последнего защищать свою женщину, если ее кто-то обидит. Меня никто никогда не защищал, но я, собственно, никогда того и не хотела. Наоборот, вспомнила, как сама однажды врезала одному алкоголику, когда он сказал что-то оскорбительное про длинную прическу моего друга-орнитолога.

Была ли у Тимо и Юкки причина встречаться ночью? Может, под буквой «Т» в ежедневнике Юкка подразумевал Тимо? Надо бы проверить, а вдруг у кого-нибудь из этих двоих найдутся детали от самогонного аппарата? Священник закончил проповедь, Тойвонен встал около органа лицом к хору, мужчины начали петь. «Ты ушел рано, ты ушел ночью…» По всей видимости, они решили исполнять эту песню только мужской партией, потому что женщины совсем раскисли и не могли петь. Мужчин в хоре было всего шестеро, причем Антти и Юри были крайними в голосовой палитре — бас и тенор.

Первой заплакала мать Юкки, затем волна плача покатилась по рядам, захватила родных и знакомых и приблизилась к хору. Тулия и не пыталась скрыть слезы, они градом катились по щекам. Мне захотелось подойти к ней и утешить. Пия спряталась за темноволосой головой стоявшего впереди нее исполнителя, незнакомая мне девушка всхлипывала так громко, что было слышно даже на балконе. Тойвонен размахивал дрожащими руками, нервно дергая своей козлиной бородкой. И только Мирья спокойно возвышалась среди этого горя с бесстрастным выражением лица. Я думала, сколько же притворства в ее показном спокойствии. Или она настолько ненавидела Юкку, что теперь радовалась его смерти? Почему?

Меня восхищало самообладание мужской части хора. В современном обществе мужчины не имеют права впадать в истерику от горя, плакать публично. Но как же они могли так спокойно и слаженно петь среди общего плача и стенаний? Мать Юкки просто рыдала в голос, несмотря на принятые успокоительные. Красиво и легко звучал тенор Юри. Он был похож на звучание чудесного музыкального инструмента, хотя обычно Юри разговаривал несколько сипловато. Я заметила, что лицо второго тенора как-то странно сморщилось. Низкий голос Антти вел партию первого баса, казалось, он обращается прямо к матери Юкки: «Далеко сейчас усопший, далеко…» Когда отзвучали последние аккорды, я почувствовала во рту вкус крови. Видимо, прокусила нижнюю губу, пытаясь сдержать слезы.

К счастью, отпевание вернуло меня на землю. Я даже разозлилась. Священник в проповеди пытался обойти тему, каким образом Юкка умер. Наверное, ему действительно было сложно об этом говорить, особенно принимая во внимание то, что убийство еще не раскрыли и убийца скорее всего находился в церкви. Священник говорил, что Господь проявил мудрость и дал Юкке возможность спокойно уснуть. Я ненавижу, когда о смерти говорят такими красивыми словами. Вряд ли священник так говорил, если бы ему довелось увидеть труп Юкки в море. Это было совсем не похоже на спокойный сон.

Хор снова запел. «Лодочку река несет…» Сопрано дрожало, я видела, что Пия едва держится. Эту песню они беззаботно репетировали в Вуосаари. И как по-другому звучала она для них сейчас. «Море, твердь — все умирает…», — мрачно вел свою партию бас. «Лишь во сне — мечта о лучшем, о весне, об утре раннем…», — подхватил через мгновение весь хор. Для Юкки весна больше не наступит никогда.

Я наблюдала за потоком людей с венками и букетами. Было невыносимо тяжело, я старалась отвлечься, думая, например, о том, как жаль, что столько великолепных цветов будет похоронено вместе с гробом. Мать Юкки едва стояла на ногах, опираясь на руку мужа. Родственники, затем коллеги возложили цветы. Секретарь Юкки положила цветы, Марья Мяки уверенным голосом произнесла ничего не значащую речь.

Последними к гробу принесли венок от хора. Его несли Тойвонен и какой-то краснощекий бас. Интересно, что никто из друзей Юкки — Юри, Антти, Тулия или даже председатель хора Тимо — не вызвался помочь Тойвонену.

Все присутствующие в церкви прошли мимо гроба и возложили цветы, но я не заметила, чтобы чей-то букет или венок был подписан двумя буквами — «М. М.». Непохоже также, что здесь присутствовала женщина, о которой он делал заметки в своем ежедневнике. Вполне возможно, ведь Хейкки Пелтонен сказал, что они хотят организовать скромные похороны, да и объявление о смерти Юкки не было напечатано в газетах.

Наверное, я зря пришла в церковь.

И наивно было предполагать, что убийца как-то проявит себя на похоронах. Мне стало совсем не по себе, когда хор запел «Да исполнится твоя воля, Господи». «И воля убийцы?» — подумала я. Согласно библейской морали убийца должен быть пойман и наказан. Око за око, зуб за зуб. Господи, неужели я действительно хочу поймать убийцу Юкки? Неужели я хочу отомстить и восстановить справедливость? Но неужели именно я должна бросить первый камень?

Работа полицейского подразумевает эмоциональную привязанность к расследуемому делу. Сочувствие к потерпевшему, желание понять, чем руководствовался преступник. Я почувствовала, что невольно принимаю случившееся слишком близко к сердцу. И расстроилась. Я не хотела снова пересматривать шкалу своих моральных ценностей, думать о несправедливости случившегося и размышлять о силе наказания. Поступив на работу в полицию, я мечтала, что изменю мир к лучшему. Но нет, каждый должен делать свое дело — полицейский ловить школьников, разрисовывающих по ночам стены зданий граффити, или молодежь, пробующую гашиш, а судья раздавать всем справедливые наказания. Каждому свое.

Тойвонен вышел из-за органа, и раздались звуки «Лагро» Генделя. Присутствующие в церкви сидели на своих местах, ожидая, когда направятся к выходу ближайшие родственники. Отец Юкки помог встать со скамьи своей жене, осторожно придерживая ее под локоть. Майса Пелтонен поднялась, было видно, что ее сотрясает дрожь. И вдруг она закричала, заглушая звуки органа:

— Ты, чудовище, убившее моего сына! Как ты посмело прийти в церковь, как ты можешь петь здесь, у гроба моего сына, как… — Крик превратился в плач, отец Юкки обнял жену за плечи и повернул к себе, прижимая лицом к груди, словно пытаясь заглушить ее слова. Тойвонен дирижировал, остальные присутствующие смущенно смотрели в пол и на потолок. В хоре пели, не глядя друг на друга. Красный как рак Тимо сжимал руку Сиркку, а та кусала губы, будто пыталась сдержать рыдания. Пия закрыла лицо носовым платком. И только Мирья была совершенно спокойна.

Присутствующие двинулись к выходу только после того, как родители Юкки вышли из церкви. Должно быть, на поминках будет много народу. Засыпанный цветами гроб остался стоять перед алтарем, наверное, кремация состоится позже.

Я попыталась незаметно выскользнуть из церкви, но Антти оказался проворнее. Он догнал меня и схватил за руку.

— Сделай же, черт побери, хоть что-нибудь! — проговорил он, задыхаясь. — Майса просто на грани. Она сказала, что будет мстить, что убьет всех нас. Она так долго не выдержит.

— Ну так признайся скорее в убийстве! — злобно ответила я.

Антти выпустил мою руку и потрясенно уставился на меня.

— Послушай, ты это всерьез? Не удивлюсь, если у тебя ничего не получится, раз ты действительно считаешь, что это сделал я.

— Да и ты мог бы со своей стороны постараться нам помочь!

— Ах вот как, все, оказывается, зависит от меня?

Постепенно к нам подтянулся весь хор, и я оказалась в центре небольшой толпы. Невольно мне на ум пришла детская игра, когда одному завязывают глаза, ставят в центр круга и крутят вокруг своей оси, а он должен угадать, на кого указал его палец. Может, и мне таким образом удастся найти убийцу?

— Антти, послушай, надо бы провести небольшую репетицию перед поминками, — сказал Тойвонен.

Мне на лоб упало несколько холодных капель дождя. За время заупокойной службы тучи сгустились, на улице стало темно.

— Я вам много раз говорил, что не пойду туда. Здесь, в церкви, было мое последнее выступление в Хоре Восточной Финляндии. Кроме того, мне надо побеседовать с глазу на глаз с этой мисс Марпл.

— Антти, пойдем. Ты нам нужен, — произнесла Мирья приказным тоном.

— Пойдемте, оставьте его. — Тулия пошла вперед, увлекая за собой остальных. Через мгновение мы с Антти стояли перед церковью вдвоем. Все ушли, только Мирья, уходя, все время оглядывалась.

— Я не приглашаю тебя пить кофе или беседовать о детстве Юкки, — произнес Антти и быстро пошел вниз по улице. Мне осталось только идти следом. — Почему ты решила, что это я убил Юкку? — спросил он, когда я поравнялась с ним.

— Просто так спросила.

— А у других ты тоже пыталась просто так спрашивать? Ну и как результат?

— Никаких результатов. Поверь, я на самом деле очень хочу выяснить, кто его убил, делаю все возможное, чтобы выяснить это. Но, черт возьми, я же не волшебник, чтобы все раскрылось как по мановению волшебной палочки. Я еще не знаю, кто виноват, но у меня уже есть кое-какие подозрения. Нужно время, чтобы все проверить. Если ты мне не веришь — это твое дело, но сама я должна верить в то, что делаю.

Антти пинком отбросил попавшуюся под ноги пустую банку из-под пива и сказал виноватым голосом:

— Извини… Я просто очень расстроился на похоронах. Знаешь, я согласен с Майсой — кто-то очень здорово притворяется. Если бы я только… Если бы я только знал, что действительно важно, а что нет.

— Может, просто стоит все рассказать мне, а я подумаю, что действительно имеет значение? Не надо играть в частного детектива. И не вздумай рассказывать тому типу, которого ты подозреваешь, что ты, и только ты, знаешь что-то важное. Иначе быстро окажешься в обществе Юкки, уж где он там сейчас находится.

И я стала вдохновенно излагать Антти свое видение рая и мысли о том, что Юкка сейчас веселится где-нибудь на небесах в окружении красивых, будто сошедших с центрального разворота «Плейбоя» девушек.

— Хорошо тебе, а я вот не верю в загробную жизнь на небесах. Нет там ничего. Для меня он просто перестал быть — и все. Ну наверное, еще не совсем. Знаешь, ведь несмотря ни на что, он был моим лучшим другом.

— Несмотря на что?

— Судя по всему, в последние годы у нас были разные жизненные ценности, разные принципы. Я не всегда хорошо понимал его поступки. Он каждый день жил так, как будто это его последний день на земле. — Антти улыбнулся своему выражению. — Наверное, предчувствовал, что проживет недолго. Он всегда утверждал, что умрет от СПИДа или рака печени. Но, как в песне поется, «из живых никто не знает», как мы отсюда уйдем.

Интересно, что сказал бы Антти, если бы знал, что я прочла его письмо. Я пыталась относиться к людям профессионально и беспристрастно, но в случае с Антти у меня ничего не получалось. Мы свернули в переулок, ведущий к моему дому, дождь усилился. Меня совсем не радовала перспектива промокнуть до нитки.

— Пойдем в «Элите», переждем дождь, — предложил Антти.

— Я живу здесь рядом. Вон в том зеленоватом доме. Если ты не торопишься, могу пригласить тебя на чашку кофе. Но булочек к кофе у меня нет.

— А я бы сейчас как раз с удовольствием съел булочку, — усмехнулся Антти. — А заодно попытался бы рассказать что-нибудь про Юкку. Может, это окажется тебе интересно.

Мы поднялись на третий этаж. При входе я пробормотала обычные извинения, что у меня не убрано, хотя на этот раз в квартире было довольно чисто. И снова разозлилась, что выступаю перед Антти как женщина, а не как полицейский. Сварила кофе, даже нарезала хлеб. Вчера я успела забежать в магазин за продуктами. Пока я накрывала на стол, Антти изучал мои книжные полки, тронул струны стоявшей в углу бас-гитары.

— Тогда, в воскресенье, ты сказал, что вы с Юккой знали друг друга всю жизнь.

— Да, со времен школы. И Тулию тоже. И она, и он с пеленок были сорвиголовами. А я всегда был тихим и осторожным, зато читал все приключенческие книжки и у меня появлялась масса идей, во что можно поиграть. Юкка по своей природе лидер и организатор. И к тому же прекрасный шоумен. Он всегда был жестким, умел использовать людей в своих целях и добиваться всего, чего хотел. Но мы с ним хорошо ладили, главное, не надо было под ним прогибаться.

Очевидно, Антти хотел вспомнить Юкку, выговориться. И я слушала его не перебивая, пытаясь составить в голове портрет Юкки: предприимчивый авантюрист, бесцеремонно пользующийся женщинами плейбой, веселый и щедрый парень — душа компании. Антти вспоминал школьные годы, морские прогулки на яхте в компании брата Юкки и Петера Валроза, забавные моменты студенческой жизни.

— А у вас бывали разногласия из-за женщин? Пытался ли он, например, вмешиваться в ваши отношения с Сарианной?

— Да, поначалу пытался, но Сарианна быстро дала ему понять, что не стоит. Нет, — Антти опередил готовый сорваться у меня с губ вопрос, — мы с ней расстались не из-за Юкки. Просто в какой-то момент нам стало неинтересно вместе. Так что не было у меня мотива убивать его. Ты это имела в виду?

Я покраснела. Хотя обстановка была домашней, беседа напоминала допрос. Мне было немного грустно, что, несмотря на искренность и почти исповедальный характер вопросов и ответов, этот разговор для Антти был не проявлением дружеских чувств, а лишь отчетом перед полицейским.

— Ну а как насчет других замужних женщин, например, начальницы Юкки?

Антти усмехнулся и сунул в рот большой кусок хлеба.

— А, ты и это знаешь? Видимо, он не мог пропустить мимо такую стильную женщину. Да и она его тоже. У меня создалось впечатление, что это была честная игра для них обоих.

— А с Пией у него тоже была честная игра?

— Похоже, он влюбился в нее сильнее, чем сам осознавал. Или так увлекся, просто потому что не смог ее с легкостью добиться. Это означало для него вызов.

— А не произошло ли между ними что-нибудь такое, чем бы он мог потом ее шантажировать?

— Шантажировать? — растерянно повторил Антти.

— На его счета последнее время поступали достаточно большие суммы денег. Это могли быть перечисления от Валрозов?

— Юкка не был шантажистом… Хотя откуда мне знать?.. — Антти с задумчивым видом изучал дно своей кофейной кружки.

Я налила ему остатки кофе, он сделал себе третий бутерброд.

— Да, на чем-то он зарабатывал… — произнес он.

— На чем-то незаконном?

— Откуда я знаю? Это уже напоминает допрос!

— Ты можешь уйти, если тебе не хочется об этом говорить, — холодно бросила я.

— Извини. Мне сложно. Ты все-таки работаешь в полиции.

— Да. И поэтому задаю вопросы. Тимо дружил с Юккой? А Сиркку?

— У Юкки с Сиркку что-то было… Давно еще, во время поездки в Германию. Нет, друзьями они не были, но поддерживали нормальные отношения. А вот Тимо Юкку не выносил.

— А Юкка и Мирья?

— Однажды.

Мне с трудом удалось сохранить невозмутимое выражение лица.

— Это была безуспешная попытка Мирьи заставить меня ревновать. Я, правда, неплохо к ней отношусь, не то что Тулия, но ее ухаживания за мной просто невыносимы. Я так не люблю.

— А между вами никогда ничего не было? — Мой вопрос не имел никакого отношения к расследованию, и я тихо возненавидела себя за излишнее любопытство.

— Нет. Я не занимаюсь любовью из жалости. Поверь, ты не найдешь здесь мотива для убийства. Я не ревновал Мирью к Юкке. Но меня жутко злило, как он с ней обращался.

— А как он с ней обращался?

— Спроси у Мирьи сама. Я и так уже слишком много рассказал о ней.

Антти выглянул из окна. Дождь прекратился. Я видела темные круги у него под глазами, видела, как дернулся уголок рта, будто он хотел что-то сказать и оборвал себя на полуслове. Я расстроилась — мне не удалось узнать у него ничего конкретного, только намеки. Возможно, следовало задержать его за укрывание информации, но мне не хотелось, чтобы он меня возненавидел. Мне тоже было сложно. Я хотела найти убийцу, но не желала, чтобы им оказался кто-либо из тех, кого я подозревала.

— Ты был вторым аудитором хора. Видел счета за прошлый год?

— Счетами занимался Юкка. Он сказал, там все в порядке. И я просто расписался внизу. А в чем дело?

— Взгляни. — Я достала кипу счетов, вытащила один и положила перед Антти. Ему, математику, потребовалось всего несколько минут, чтобы понять, что я имела в виду.

— Ты хочешь сказать, что Юри…

— Да, похоже.

— Вот ведь чертов идиот! Извини, мне надо идти. Родители должны приехать и забрать Эйнштейна на дачу. Ему скучно в квартире, а у родителей домик в Инкоо. Там можно и на мышей поохотиться. — В дверях Антти резко обернулся и произнес: — Слушай, ты просила меня не играть в частного сыщика. Прошу тебя, тоже не играй в эту игру. Для меня ты не просто полицейский, да и никто из наших не воспринимает тебя так и, честно говоря, не ждет, что ты раскроешь это дело. А убийца Юкки может совершать непредсказуемые поступки. Будь осторожна.

Он вышел, прежде чем я успела что-либо ответить. Из окна я видела, как высокая темная фигура в плаще растворилась в темноте на улице.

Мне было грустно и беспокойно. Успокоения в спорте искать не стоило — после вчерашнего посещения тренажерного зала болели все мышцы. Вино только усугубило бы мою тоску. Так что единственной альтернативой оставалась работа. Вопросов у меня накопилось много, для начала я решила побеседовать с Мирьей. Хорошо бы застать ее дома.

Я сменила траурную одежду на джинсы и кроссовки, взяла с собой диктофон и несколько документов из письменного стола Юкки. До дома Мирьи было довольно далеко, но я решила не звонить заранее по телефону. Внезапность — лучшая тактика. Я отправилась вниз по улице Маннергейма, размышляя по дороге, от кого меня старался уберечь Антти — уж не от самого ли себя?

 

10

Как же сохранить тут душу?

Мирья была дома. Видимо, она пришла совсем недавно и еще не успела переодеться после похорон. Она грызла яблоко.

— Я должна пригласить тебя войти? — недружелюбно спросила она, открыв дверь.

— Не обязательно. Мы можем отправиться побеседовать в участок в Пасила.

Не ответив, Мирья посторонилась, позволяя мне пройти. Я вошла в тесный коридор и повесила джинсовую куртку на переполненную вешалку.

В квартире было тихо: видимо, соседи в субботу вечером проводили время где-то в городе. На столике у телефона лежал график уборки квартиры. Полагаю, Мирья строжайшим образом следила за выполнением.

— Пойдем ко мне в комнату.

Я поднялась по ступенькам на второй этаж, где, кроме комнаты Мирьи, находились еще пара комнат и симпатичная светлая кухня. В центре комнаты Мирьи стояло пианино. Кровать была застелена белым кружевным покрывалом, на книжной полке стояли исторические произведения. На кресле лежал недовязанный красный свитер. Я удивленно подумала: неужели Мирья вяжет себе такой яркий свитер, ведь до этого я видела ее только в темных одеждах. Как и другие полные женщины, она одевалась в черное, чтобы казаться стройнее. Может, решила поменять стиль? Мирья взяла свитер с кресла и предложила мне сесть, а сама устроилась на краю кровати, нервно стуча спицами, спросила:

— Это официальный допрос?

— Неофициально-официальный, — ответила я, доставая из сумки диктофон. Если Мирья расскажет что-нибудь действительно важное, придется повторить допрос в Пасила. Но это потом.

— Мы беседовали с тобой два раза, но ты не рассказала мне самого важного из ваших отношений с Юккой. Прошлой весной он оплатил твой аборт в женской клинике. Видимо, потому, что был отцом ребенка. Так?

Я очень удивилась, когда в кипе квитанций нашла счета из женской клиники. На них не было указано имя пациента, только дата. А в ежедневнике Юкки стояла пометка «М. женск. кл-ка 18–19». В конце ежедневника на страничках записной книжки стоял номер телефона соответствующего отделения клиники. И просьба Антти в письме к Юкке «не играть» с Мирьей. Все укладывалось в мою теорию.

У Мирьи в глазах сверкнула ненависть. Видимо, я попала в точку.

— Разумеется, тебе надо было вытащить эту грязь наружу. И скольким ты уже об этом рассказала? Я-то считала, что в больницах положено держать такую информацию в тайне.

— В счетах Юкки я нашла квитанцию об оплате из клиники.

— То, что Юкка оплатил аборт, еще не значит, что он был отцом ребенка.

— Неужели вы с ним были настолько хорошими друзьями, что ты рассказала ему об аборте и попросила денег в долг? И кроме него, никому об этом и словом не обмолвилась.

Мирья стиснула вязанье, а затем резко отшвырнула его в угол комнаты. Руки у нее дрожали. В изголовье кровати висела фотография какого-то выступления хора: Мирья, Антти, Юкка, Тулия стояли полукругом в ужасных синих концертных костюмах. Наверное, Мирья смотрела на фотографию Антти каждый вечер, перед тем как лечь спать. Ох, Господи, почему я решила, что работа облегчит мое состояние?

— Знаешь, у меня есть версия о том, как все произошло. Очередная репетиция хора затянулась допоздна. Тебе стало досадно, что Антти не обращает на тебя внимания (я понимала, что ступила на запретную территорию, ведь отношения этих двоих никак не касались расследования), а Юкка на сей раз был без подружки. Наверное, ты хотела что-то доказать Антти и начала, хотя тебе это и не свойственно, заигрывать с Юккой. Но все зашло дальше, чем ты предполагала. Наверное, ты поняла, что Юкка знал, почему ты вдруг решила строить ему глазки. Ведь то, что ты влюблена в Антти, ни для кого не тайна. А Юкка решил досадить Антти, показать ему, насколько легко может тебя добиться. Я не понимаю только одного: почему вы оказались настолько глупы, что ты забеременела?

Мирья разразилась истерическим, похожим на рыдания смехом. Постепенно смех перешел в плач, и она, всхлипывая, сказала:

— Так глупо все вышло! У великого любовника порвался презерватив! Вот теперь угадай, почему он молчал все время, как воды в рот набрал. Да это позор, если бы его подружки узнали, что он не умеет пользоваться презервативом! — Мирья зло улыбнулась и перестала плакать. — Похоже, ты все знаешь лучше, чем я сама. Был февраль, мы справляли день рождения Антти у него дома. Я впервые в жизни накрасила глаза, а коктейль оказался чертовски крепким. Я танцевала с Антти, он сам меня пригласил, но в танце держался за километр. А затем возник Юкка, отобрал меня у Антти, начал целовать… В общем, все закончилось у него дома…

— И ты забеременела?

— Да, сразу. Знаешь, как в старых отечественных кинофильмах. Наверное, мне следовало бросить учебу, выйти замуж и начать рожать детей.

— Это Юкка так сказал?

— Ну не совсем так. Я сначала подумала, что не буду ему ничего рассказывать, но… ведь это и его ребенок. И все произошло по его вине. Но меня бы устроило, если бы он оплатил половину расходов.

— А что именно он сказал? — Я догадалась, что Мирья никого в это не посвящала. Единственный человек, который об этом знал, умер. Сейчас мы будто помогали друг другу — я внимала, давая ей возможность выговориться, а она рассказывала будто на исповеди. Ведь у полицейского, как у священника, обет молчания, если речь идет о чужих тайнах. И Мирья знала, что я никогда никому об этом не расскажу.

— Конечно, он был потрясен. Кажется, даже больше, чем я сама. Затем попытался все обратить в шутку и заявил, что еще не собирался становиться отцом. Я ответила: «В этот раз и не станешь», — и добавила, что собираюсь сделать аборт. Он явно вздохнул с облегчением. И заявил, что оплатит все расходы, так как у него больше денег, чем у меня. Почему я должна была запретить ему платить за это? И все-таки своими деньгами он не мог откупить меня от этого позора. Ведь ему не надо было проходить медицинское обследование, беседовать с социальными работниками, которые всю твою душу наизнанку готовы вывернуть. Ему не пришлось лежать, раскинув ноги, на медицинском кресле и слушать, что говорят медсестры, когда я простонала, что наркоз не действует. Да, иногда мне хотелось отомстить… Ведь благодаря ему я стала убийцей.

Мирья улыбнулась, увидев потрясение на моем лице.

— Я не убивала Юкку. Мои родители, члены Христианского союза, воспитали меня с убеждением, что аборт — это убийство. Если бы они знали, что я сделала, то отказались бы признавать меня своей дочерью. Но я не раскаиваюсь. Кто знает, каким бы вырос этот ребенок, — ведь мы с Юккой вряд ли поженились бы. Знаешь, эта пара недель перед абортом была просто ужасной — я чувствовала, что привязана к Юкке, ведь у меня в животе находился ребенок — часть его и меня. И меня все время тошнило, будто я старалась вырвать из себя зародыш, но ничего не получалось. Ты когда-нибудь делала аборт? Хотя, наверное, я не имею права спрашивать.

— Нет, в смысле не делала. Я годами травила себя противозачаточными таблетками. — Мирья не имела права спрашивать, а я была не обязана ей отвечать, но все же ответила.

— А Юкка угрожал рассказать все твоим родителям? Или Антти? Может, он собирался в подробностях рассказать Антти, чем вы занимались, насмехался над твоими чувствами? И поэтому ты его ненавидела.

— Не могу сказать, что я его ненавидела. Скорее презирала. Он смеялся над моей любовью к Антти, а я над его неумелостью в постели. Ему было стыдно. Он не хотел, чтобы я кому-нибудь об этом рассказывала. Да и какое он имел право смеяться над… моей любовью! Это никого не касается, слышишь, и тебя тоже! Ты думаешь, мне приятно, что все знают, что я безнадежно влюблена в Антти. Влюблена! И ты первая, кому я говорю это вслух! — Мирья снова рассмеялась нехорошим, странным смехом. — «Бедная Мирья, толстая и некрасивая, надеется когда-нибудь заполучить Антти». Так все думают, и ты тоже. А Антти ко мне хорошо относится. Если бы он был злой и нечуткий, мне было бы проще его разлюбить. Иногда я просто ненавижу себя, свою внешность… Любовь гораздо более разрушительное чувство, чем ненависть. Если бы Юкка сделал что-нибудь Антти, я бы убила его. — Голос перешел в плач, лицо некрасиво покраснело, нос распух, и она уронила голову на руки, громко всхлипывая.

Я встала и коснулась ее плеча, но Мирья резко отбросила мою руку.

— Уйди от меня, — прошипела она, не отнимая от лица рук. — Иди и спроси у Тулии, почему я не слышала ее храп в пять утра, когда встала попить воды. Или спроси у Тимо, сколько стоит бутылка самогона. — Ее голос снова перешел в плач. — Исчезни!

И я ушла. Взяла с вешалки свою джинсовую куртку и вышла в дождь в поисках автобусной остановки. Что я могла ей сказать? Она не хотела слышать моих слов, я не могла с этим ничего поделать. Я не могла помочь ни Мирье, ни другим.

Все же я решила последовать ее совету и встретиться с Тимо. Сиркку жила в районе Хаага, это было мне по дороге. Я надеялась застать их обоих. Не успела я подойти к остановке, как приехал автобус. Я чувствовала некоторое удовлетворение от того, что правильно вычислила личность самогонщика.

Дома у Сиркку я застала только соседей по квартире, которые сообщили, что не видели ее уже несколько дней. Я решила доехать до Тимо, но и там мне не открыли дверь. Я постояла, разглядывая причудливую роспись на стенах в подъезде и размышляя, что же делать дальше.

Я была уверена, что Юри невозможно застать дома в субботу вечером. Поэтому прыгнула в Кайсаниеми в шестнадцатый трамвай и отправилась навещать Пию.

Найти дом Валрозов оказалось легко. Я даже почувствовала легкую зависть, хотя и моя квартира была весьма неплохой. Западные окна дома выходили на морской залив, пара парусных лодок и несколько катеров качались на волнах у ближайшего причала. Наверное, одна из яхт принадлежала Валрозам. Они могли выходить в море практически со двора своего дома. Я никогда не ходила в море под парусом, но мне казалось, что это, наверное, интересно. Яна как-то рассказывала, что плавала на яхте вместе с Юккой, и единственное, что она могла, это стараться, чтобы ее все время не тошнило.

В выходящих на улицу окнах горел свет. Я позвонила в дверь и через мгновение услышала из домофона голос Пии: «Кто там?» Я на мгновение замялась:

— Мария Каллио из полиции.

— Подожди секунду, сейчас открою. — Секунда длилась не менее пары минут, затем на пороге возникла Пия в толстом махровом халате цвета сливок, на голове полотенце того же оттенка. Она вся благоухала дорогим шампунем и средствами по уходу за телом, на которые не хватило бы моей месячной зарплаты.

— Я была в душе, — укоризненно произнесла она.

— Извини, что помешала, но у меня к тебе несколько вопросов.

— Сейчас, в субботу вечером?

— Речь идет о расследовании убийства. Или встретимся в другое время?

Пия на секунду задумалась, затем жестом пригласила меня войти.

— Выходит, ты не задержала Антти? — спросила она разочарованно, пока я снимала грязные ботинки. Моя джинсовая куртка, купленная в недорогой сети «Анттила» казалась инородным телом среди дорогой одежды на вешалке.

— Не за что. Как прошли поминки?

— Мать Юкки не пришла, если ты об этом спрашиваешь. Странные поминки. Мы исполнили пару произведений и быстро ушли. Мы с Сиркку решили, что если ты задержала Антти, то теперь уже все понятно. Я вовсе не желаю ему зла и никому не желаю, но эта ситуация начинает действовать на нервы. А мне через две недели надо лететь в Сан-Франциско, там будет проходить вручение наград победителям гонки, где участвует Петер. Надеюсь, я смогу поехать?

Выезд из страны для любого из моих подозреваемых был совершенно невозможен. Может, следует забрать у них паспорта?

— Я надеюсь, все решится быстрее, чем за две недели. Это также и в моих интересах. — Почему-то я немного терялась в присутствии Пии.

— Выпьешь чаю? Я обычно выпиваю чашечку ромашкового чаю после ванны с травами. Это улучшает настроение.

Я вспомнила, что целый день почти ничего не ела, только завтрак и бутерброд с сыром, когда беседовали с Антти. Идея выпить чаю мне понравилась. Пия пригласила меня в гостиную. А сама исчезла на кухне.

После стандартной мебели в комнате Мирьи, да и после моей собственной квартиры с подержанной мебелью гостиная в этом доме казалась просто великолепной. Мебель в синих и кремовых тонах была расставлена, образуя уютные уголки, где можно с комфортом посидеть и почитать или послушать музыку.

На полках и журнальных столиках стояли симпатичные сувениры, привезенные с разных концов света. Единственное, что резало глаз, — стерильная чистота. Нигде не было ни недочитанной книги, ни газеты, открытой на странице с телепрограммой. Казалось, будто декоратор только что передал хозяевам отремонтированную и обставленную комнату.

Керамические чашки с чаем были точно такого же оттенка, что и покрывало на диване. К чаю хозяйка подала потрясающие маленькие теплые пирожные, похоже, прямо из микроволновой печи. Я схватила одно пирожное, не дожидаясь приглашения, и быстро проглотила его. Если бы все происходило в детективе, в пирожных наверняка был бы яд. И пока яд действовал, героиня призналась бы в совершенном убийстве, а затем вытащила бы мое бездыханное тело на причал и сбросила в море. Если бы действие происходило в романе, герой подоспел бы в последний момент и спас меня. Но это была реальность, и мне следовало самой о себе позаботиться.

— Очень вкусно, — пробормотала я с набитым ртом.

— Это Петер делал. Я достала их из морозильника. Мой муж прекрасно готовит, он и сейчас на яхте готовит экипажу еду.

— Ты познакомилась с Петером через Юкку? — Я незаметно включила лежащий в сумке диктофон.

— Юкка и Ярмо занимались парусным спортом вместе с Петером. Иногда Антти тоже выходил с ними в море. Когда Юкке исполнилось двадцать пять, он организовал грандиозную вечеринку на даче у своих родителей. И пригласил туда ребят из хора и просто друзей. Там мы и познакомились.

— Любовь с первого взгляда?

— Что-то в этом роде. Хотя я и раньше о Петере много слышала и читала в газетах в связи с его предыдущей макси-гонкой под парусом.

— А до этого у тебя был роман с Юккой?

— Нет! Он тогда общался с Яной. В то время мы все вместе много общались — братья Пелтонены со своими подружками, Антти с Сарианной и мы. У Ярмо и Петера была общая яхта — вон та. — И Пия махнула в сторону причала. — Там каюты, где могут легко поместиться восемь человек.

— Откуда у тебя столько денег? — спросила я, не успев подумать о беспардонности такого вопроса.

Пия на мгновение опешила, а затем ответила несколько язвительным тоном:

— Это не у меня. Это у Петера. Наследство. Акции. Ты слышала про такую компанию — «Дерево Кюми»? Дед Петера продал ее пять лет назад, тогда это было вполне процветающее предприятие. А Петер — его единственный внук.

— А кто Петер по профессии?

— Экономист в банке в отделе ценных бумаг. Но он не работает уже больше года. Можно сказать, он профессиональный яхтсмен.

— Значит, проводит много времени в море. Тебе не скучно одной? — Я задала вопрос в форме дружеского участия, но, кажется, Пия меня раскусила.

— Скучно. В этом году он особенно много путешествует. Вот и сейчас его нет уже половину лета. Но я не хочу летать за ним из одного порта в другой. Одной путешествовать как-то скучно и глупо, да еще переносить перемену климата и разные часовые пояса… Я решила, что лучше остаться дома и доделать дипломную работу. Да и Петеру надо помогать — у него много хлопот со всеми этими спонсорскими договорами и тому подобными делами.

— Наверное, Юкка часто составлял тебе компанию. Между вами что-то было? Мне на это столько народу намекало.

— С моей стороны точно ничего не было! — Пия так резко взмахнула руками, что из чашки на халат выплеснулось немного чаю. — Мне было с ним интересно. Я не понимаю, почему начиная с прошлой весны он проводил со мной почти все свободное время. На рождественской вечеринке он танцевал со мной, обнимал и говорил, что ему надоело развлекать новых молоденьких хористок. А потом всю весну вел себя как влюбленный. Если после репетиции мы шли посидеть в бар, он садился около меня, потом провожал до остановки, иногда до дома. Когда Петера не было дома, он приглашал меня в кино, на концерты и в ресторан. Ну ведь ты понимаешь меня — глупо всегда ходить одной или с девочками.

Пия смотрела на меня лживым доверительным взглядом. Мне ее чувства были непонятны, я частенько сидела одна в баре на углу. Да и в кино, на мой взгляд, лучше пойти одной, чем с кем-то, кто будет не к месту комментировать происходящее на экране или громко хрустеть поп-корном. Но стоило ли об этом говорить Пие?

— Петер такой властный… Он всегда точно знает, чего хочет. Поэтому я его и полюбила. А Юкка был… другой. Он позволял мне решать, куда мы пойдем и что будем делать.

«Это что-то новое про Юкку», — подумала я. Мне-то всегда казалось, что он властный и авторитарный.

— Если бы Юкку так сильно не занесло в романтические чувства, с ним было бы просто классно. Да и Петер не возражал, чтобы я иногда выходила с Юккой. Он же сам встречал в своих путешествиях много разных красивых девушек. Это нормально. Ведь с мужчиной можно быть просто друзьями. — Голос Пии звучал так, будто она оправдывалась.

— Но Юкка хотел от тебя чего-то большего, да?

— Он начал говорить, что влюблен в меня! — Пия занервничала, и в речи стал проскальзывать ее родной северокарельский диалект. — Сначала я ему не поверила — его репутация в плане женщин всем хорошо известна, но постепенно он меня почти убедил. Да и мне это нравилось. — Пия улыбнулась, тряхнув каштановыми волосами. — Так приятно осознавать, что ты еще можешь нравиться мужчинам, несмотря на то что замужем. По-моему, вполне справедливо, что ему пришлось хлебнуть собственного лекарства. — Пия язвительно улыбнулась. В этот момент я испытывала к ней необыкновенную симпатию. — Но иногда мне бывало просто досадно!

— Почему?

— Потому что он не верил, что я не хочу изменять Петеру. Он меня почти преследовал, однажды пришел сюда ночью, говорил, что ему так одиноко… Он был такой жалкий, но он все неправильно понял, а я не хотела… — Пия залилась краской и опустила голову.

Мне стало смешно.

— Он обещал рассказать Петеру о той ночи?

— Нет, но… только однажды, пьяный, спросил меня: «А что сказал бы твой героический муженек, если бы узнал, что я провел одну ночь в его кровати?» Но тогда это было не в спальне, а на диване в гостиной, — сказала Пия быстро.

— Юкка хотел разбить ваш брак? Ты думаешь, он так ухаживал за тобой именно потому, что ты не отвечала ему взаимностью?

— Вероятно. Он относился к той породе людей, которым надо получить все, а особенно то, что получить невозможно. Иногда мне казалось, что он завидует Петеру. Он хотел быть первым яхтсменом, таким же, как Петер и Ярмо, но нельзя же быть первым во всем. Наверное, он хотел получить меня именно потому, что я принадлежала Петеру. Но я не такая дурочка, как Сиркку. Никогда бы не доверилась Юкке.

— Он тебя шантажировал?

Может, деньги, приходившие на его счет, были перечислены семейством Валрозов? Но Пия сидела совершенно спокойно. Она налила в чашки еще чаю и медленно покачала головой:

— Нет. Скорее угрожал. Но он не мог разрушить наш брак. Я люблю Петера. Мы стремимся в жизни к одному и тому же. Этой осенью я оканчиваю университет, потом мы заведем детей. У меня есть возможность не работать, если я не захочу. А я не хочу быть учительницей шведского языка в средней школе. Петеру нужна именно такая жена, как я. И я не стала бы ломать свою жизнь из-за Юкки.

Хрупкая глупенькая красавица — первое впечатление, произведенное Пией, распалось в прах. Я заблуждалась. Она дозированно излагала только те сведения, которые считала нужными. Она даже не пыталась скрывать, что деньги в ее жизни играют самую важную роль. Мне показалось, что она смогла бы убить того, кто угрожал ее уровню жизни. Может, Юкка знал что-то, представляющее для нее опасность?

— Да, мне известно, все сплетничали, Сиркку в первую очередь. Ну ты же была в понедельник на репетиции. Конечно, я не самая лучшая певица, но Юкка заставил меня поверить, что в моем голосе что-то есть… И я очень красиво пою, только мне не надо нервничать. Он говорил… — Ее губы задрожали, я увидела, что она сглатывает слезы.

— Ты недавно сказала, что не такая дурочка, как твоя сестра Сиркку. Я слышала разные версии о том, почему Сиркку дурочка. Она сама утверждала, что у нее с Юккой был лишь мимолетный роман на гастролях, но кто-то говорил, у них все обстояло серьезно. А ты что думаешь?

Пия покрутила кольцо на пальце. Маленькие сверкающие камушки на кольце наверняка были бриллиантами. Я подумала, что одного такого кольца хватило бы, чтобы оплатить мою ссуду за обучение.

— Сиркку тогда была еще совсем ребенком. После школы она общалась с одним парнем — Яри, но их отношения уже шли на убыль. Яри по-прежнему живет в Йоэнсуу — мы оттуда родом. Наверное, он был для Сиркку недостаточно хорош. Я помню, как, будучи на гастролях в Германии, мы вместе с ней красились в туалете одного ресторана, и кто-то сказал, что мы очень похожи друг на друга. Сиркку тогда зло посмотрела на меня и сказала, что Пия всегда считалась первой красавицей в семье. И добавила, что если у нее с Юккой все будет хорошо, можно заканчивать всю эту суету с парнями. Бедняжка, если бы она понимала, что Юкка крутил с ней, только чтобы показать Яне, что ему наплевать на ее роман с Францем. А потом мы вернулись в Финляндию, и она порвала с Яри. Родители очень расстроились, они мечтали о таком зяте, как Яри. Он работал электротехником в той же строительной фирме, что и отец. Наш отец каменщик, а мама — помощница по хозяйству. Для них электротехник — это почти аристократ. Мы с сестрой первые в роду окончили университет.

— Юкка так унизил Сиркку? Получается, у нее была причина плохо к нему относиться.

— Не знаю. Ее влюбленность в Юкку быстро закончилась. Да и с чего ей таить на него зло? У нее сейчас все хорошо, она дружит с Тимо. А перед Тимо был какой-то товарищ по учебе.

Ветер швырял в окно крупные капли дождя. Несмотря на летний день, на улице было темно и неуютно. От разговора с Пией внутри затаился холод.

— А как начался роман Сиркку с Тимо?

— На той же вечеринке, когда Юкка со мной танцевал. Я думаю, Тимо уже давно был влюблен в Сиркку. Он просто глаз с нее не сводил.

— А что она в нем нашла?

— Возможно, усадьбу Мууриала.

— Не поняла — что?

— Усадьбу Мууриала. Ты, наверное, ела салаты и соленья брэнда «Мууриала». Так что в будущем он станет помещиком и хозяином большой усадьбы. Он пока еще не купается в деньгах, поскольку его отец считает, что молодой человек должен сам зарабатывать себе на хлеб. И поэтому сейчас Тимо занимается продажей сельскохозяйственных машин, хотя и дома в Мууриала работы хватает.

Это многое мне пояснило. В том числе хорошие манеры и красивое жилище Тимо. Я вспомнила, что однажды встречала и Петера. Он был совершенным джентльменом, но, на мой взгляд, чересчур самоуверенным.

— Раз Тимо без ума от Сиркку, значит, он ревновал ее к Юкке.

— Да, он краснел и злился, когда мы рассматривали гастрольные фотографии из Германии, где Сиркку стоит в обнимку с Юккой. И вообще он его не любил. Но если ты полагаешь, что он мог его убить, то это вряд ли. Я в это не верю.

И я не верила. Дело было в другом.

— Я сегодня звонила на яхту. На «Мальборо Финляндии». Пелтонены тоже звонили утром Ярмо и рассказали про Юкку. Надеюсь, это не повлияет на ход регаты. Они все еще лидируют в своей группе.

Было видно, что Пие не хотелось, чтобы я уходила. Я закончила задавать свои вопросы, а она продолжала болтать о том о сём. Наверное, чувствовала себя одиноко в таком большом доме. Да и были ли у нее друзья, кроме товарищей по хору?

Домой я вернулась около десяти, зайдя по дороге в «Макдоналдс». Набив живот гамбургером, я упала в кровать и, не досмотрев сериал, забылась беспокойным сном.

 

11

Лишь во сне — мечта о лучшем…

Моим надеждам на тихое воскресное утро с газетой за чашкой кофе не суждено было сбыться. В шесть утра раздался телефонный звонок. Изнасилование. Надо было срочно идти и допрашивать жертву и преступника. На бегу выпила кофе, влила в себя половину литрового пакета йогурта, второпях съела апельсин. Вместе с ресницами накрасила себе кончик носа несмываемой тушью, потом оттирала ее целую вечность. Господи, ну почему у меня нет любящей, все понимающей «половинки», у которой всегда наготове чистая рубашка и пара бутербродов? Пришлось натянуть на себя не первой свежести свитер, уныло надеясь, что мне удастся где-нибудь перехватить булку из автомата или готовую пиццу.

Дежуривший уже вторые сутки подряд Койву в общих чертах рассказал мне о происшествии. Он до четырех утра сидел в баре в Кайвохуоне и прямо оттуда пришел в отделение, поскольку «узнал такое, что следовало немедленно записать. Но об этом поговорим позже». И тут же возник этот случай с изнасилованием.

У Койву был усталый вид, и он больше не походил на молодого желторотого мальчишку, но был явно доволен собой. Несмотря на раннее утро и совершенно сонное состояние, я просто сгорала от любопытства. Койву сообщил, что рапорт лежит у меня на столе. Жертва насилия только что прошла медицинское освидетельствование и дожидалась меня в коридоре. Я отпустила Койву домой, он обещал позвонить позже.

Девушка была совсем молоденькой, ей едва исполнилось восемнадцать. Ее звали Марианна.

— А можно, я уже пойду домой? — спросила она сквозь слезы. Она была в черных, совершенно разорванных колготках, грязной мини-юбке, со следами косметики на лице, которую явно недавно пыталась смыть. На щеке огромный синяк, заплывший от удара глаз. Она дрожала от холода. Нетрудно было догадаться, что она тоже не спала всю ночь. Поскольку я осталась без помощника, то решила воспользоваться диктофоном. Потом кто-нибудь перенесет показания на бумагу.

— Привет, я старший констебль Мария Каллио. Постарайся, пожалуйста, мне быстро все рассказать и сможешь пойти домой спать. Ты уже написала заявление и прошла медицинский осмотр. Хочешь кофе с бутербродом?

— А можно чаю? — спросила девушка еле слышным голосом. Интересно, полицейский врач догадался дать ей какое-нибудь успокоительное лекарство?

Я попросила дежурного принести чай с булками. И старалась вести разговор на нейтральные темы, чтобы девушка немного успокоилась, выясняя, кто она, чем занимается. Марианна родилась в Койвола, на будущий год переходила на последний курс училища, а сейчас летом устроилась на временную работу в Хиетаниеми. Вчера вечером она была на вечеринке у друзей и вернулась домой с последним автобусом. На остановке в ларьке решила купить гамбургер.

— Этот мужчина стоял в очереди передо мной. Может, мы приехали одним автобусом, не знаю… Он попытался со мной заговорить, но я устала и хотела домой спать. А потом он ущипнул меня за попу и сказал: «Ну и клевая же у тебя юбочка». Я ответила: «Убери лапы», — и он отстал. Я пошла домой через парк с гамбургером в руке и уже забыла про него. Вдруг он появился из-за какого-то куста и начал спрашивать, можно ли проводить меня домой. Я ему сказала: «Исчезни», — а он все равно шел рядом и поливал меня грязной руганью. Он сказал, что я шлюха. Раз у меня такая короткая юбка и большие серьги. А затем схватил меня и сказал, что убьет, если не дам ему себя… трахнуть. — Девушка сидела, глотая слезы. Она испуганно взглянула на здорового дежурного, который поставил перед ней чашку чаю и тарелку со слегка заветрившимися бутербродами.

— Положи побольше сахара в чай, — посоветовала я ей, отхлебывая из чашки.

Девушка положила четыре куска, сделала глоток и, сморщившись, продолжила:

— Он прижал меня к какому-то дереву, задрал юбку и стал расстегивать штаны. До меня только тогда дошло, что происходит, и я стала кричать во весь голос. Ведь там, у ларька с гамбургерами, были люди. Он схватил меня за горло и стал заталкивать в меня эту свою штуку… Кажется, я укусила его за подбородок. Но никто не пришел… А он сделал со мной что хотел, хотя я кричала и дралась, а затем я услышала вой полицейской машины… Наверное, продавец в ларьке все же вызвал полицию. И они его задержали, хотя он пытался удрать и даже влез на дерево, а один ботинок у него свалился вниз… — Девушка истерически засмеялась. Ее трясло от озноба, и я накинула на нее свою джинсовую куртку.

— Да, мы задержали этого типа, он сейчас за решеткой. — Передо мной на столе лежало досье на преступника. Один штраф и условное наказание за аналогичные преступления. — С ним все понятно, нам даже не придется проводить опознание. Медицинское заключение будет позже. Изнасилование является уголовным преступлением, так что ты должна решить, будешь ли подавать на него в суд. Но это не обязательно делать прямо сейчас, — сказала я, взглянув в испуганные глаза девушки. — Ты, конечно, хотела бы поскорее обо всем забыть, но я бы посоветовала тебе возбудить уголовное дело, чуть позже, конечно, когда снова сможешь подумать об этом. Ты не первая жертва этого человека. Зато теперь наверняка удастся посадить его в тюрьму.

— А мне тоже придется пойти в суд? И надо будет платить адвокату?

Я попыталась объяснить Марианне, что ей следует делать, хотя не была уверена, что она меня хорошо поняла. Передо мной сидела испуганная уставшая молоденькая девушка. Я подумала: а если бы со мной такое случилось в мои восемнадцать лет, смогла бы я не потеряться от такой ситуации?

— Я бы не хотела… чтобы мои родители обо всем узнали… Иначе они будут ругать меня, что я хожу по барам и ношу такую одежду… — Девушка, стирая слезы, провела рукой по щеке с кровоподтеком и вскрикнула от боли.

— Послушай, Марианна. Последний раз, когда я расследовала случай с изнасилованием, жертвой оказалась шестидесятилетняя женщина, которая возвращалась домой с собрания церковного прихода. Эти уроды не смотрят на одежду или возраст. Даже если ты будешь идти по улице голая и вдребезги пьяная, ни у кого нет права тебя насиловать. — Я заметила, что сама завелась от возмущения. — У тебя есть кто-нибудь из друзей, кому ты можешь позвонить, чтобы с тобой сегодня посидели? А я сейчас отвезу тебя домой на машине.

— Старшая сестра. Я знаю, она не будет мне читать мораль.

Я протянула ей телефон, чтобы она позвонила сестре, и затем отвезла домой на старенькой дребезжащей служебной «Ладе».

— Ты просто молодец, что дралась и не сдалась без боя. А потом еще выдержала этот осмотр у врача и допросы. — Я хотела подбодрить Марианну, но она вдруг расплакалась навзрыд.

— А если у того мужика СПИД? А вдруг я забеременела? Этот врач такой огромный и страшный, что я побоялась у него все это спросить. Он только дал мне таблетку и сказал, что ее надо принять, чтобы я не забеременела. И дал еще две с собой.

— У тебя взяли все необходимые анализы. И у насильника тоже. Когда результаты будут известны, я тебе сообщу. Врач с тобой грубо обращался?

— Он брал эти анализы… И задавал всякие вопросы… Он спросил, когда я последний раз была с мужчиной… А я ведь никогда раньше… Он, наверное, подумал, что я сама виновата, что…

Я знала полицейского врача Пекку Ниеминена и поняла, что исследование, проводимое таким коновалом, равносильно еще одному изнасилованию. Я пришла в ярость, когда, расследуя прошлый аналогичный случай, услышала, как он разговаривает с женщиной, подвергшейся насилию. Я попыталась внушить Марианне, что она не виновата в случившемся. И дала ей номера телефонов Объединения жертв домашнего насилия и изнасилования, а заодно свой телефон и попросила звонить, если будет плохо. Было ужасно оставлять ее одну дома, но девушка сказала, что вскоре должна приехать старшая сестра. Соседей по квартире дома не было.

— Хочу только в душ и спать, — вяло произнесла она. Я очень надеялась, что старшая сестра Марианны окажется взрослым разумным человеком. В дверь позвонили. Я узнала вошедшую женщину еще до того, как она представилась. Сарианна Палола. Бывшая подруга Антти. Я видела много ее изображений в его фотоальбоме. Она меня, похоже, не узнала.

Пока Марианна была в душе, я рассказала Сарианне, что случилось. Та была потрясена, однако у меня создалось впечатление, что она умеет держать себя в руках и Марианну можно спокойно с ней оставить.

Вернувшись в отделение, я сразу приступила к допросу Паси Архела — насильника Марианны. Сначала он высокомерно все отрицал, хотя был практически задержан с поличным прибывшим на место нарядом. По профессии он был дипломированным инженером, как и Юкка, и пытался аргументированно и спокойно отвергать все мои обвинения. Я легко представила, как благодаря хорошему адвокату и изысканным манерам он выходил сухим из воды во время расследования прошлых дел. Однако он начал терять самообладание, когда я не поверила его словам, что Марианна пыталась его соблазнить возле киоска с гамбургерами. А у меня было лишь его слово против слова Марианны. Возможно, продавец в киоске тоже сможет что-то рассказать. Тем более что будут еще результаты анализа спермы и тканей. Он очень разозлился, когда я не разрешила ему курить в моем присутствии. Архела тоже не спал всю ночь, но мне его не было жалко.

— Эти маленькие шлюхи только и умеют, что оговаривать порядочных людей, — сказал он в конце. — Идет, понимаешь, такая, в юбке по самое некуда, намазана, как не знаю что, вообще, сажать этих проституток надо! Иначе они нас всех тут совратят! — И он с усмешкой подмигнул вошедшему полицейскому, которому и была предназначена эта пламенная речь в духе «уж мы, мужчины, друг друга понимаем». Полицейский улыбнулся в ответ, что меня окончательно взбесило.

— Вы признаете, что изнасиловали девушку? — Мне хотелось избавиться от него как можно скорее.

— Так, чуток позабавился. Она должна быть довольна.

— Вы признаете, что насильно склонили Марианну Палола к сексуальной связи?

— Склонил к связи… А ты, барышня, когда в последний раз спала с мужиком? Ты бы не была такой злюкой, если бы сама почаще этим занималась. А, да ты, наверное, лесбиянка, раз так яростно защищаешь этих маленьких шлюх!

Раньше мне никогда не приходилось прибегать к насилию во время допросов. Да и служебным оружием пришлось воспользоваться только один раз в жизни, обычно задержанные корректно вели себя с женщиной. И драться мне случалось всего несколько раз в жизни. Но сейчас мне хотелось так ударить его по яйцам, чтобы они превратились в яичницу. И если бы рядом был хотя бы Койву, я бы не сдержалась. А так только представила, как мой кулак врезается в переносицу этого ублюдка, как хрустят его кости и льется кровь. И еще как я бью его, он падает лицом на камни, и оно превращается в кровавую кашу.

— Уведите его в коридор, пусть покурит. А потом обратно в камеру, — скомандовала я и быстро вышла в коридор, потом в туалет. Меня вырвало. Если бы все зависело от меня, Архела прямо сегодня получил бы максимальный срок.

Почему он меня так разозлил? Я попыталась красиво объяснить сама себе, что злюсь за Марианну и других жертв. Но я злилась и за себя. Какое у него было право оскорблять меня только потому, что я женщина и полицейский?

Да и что с того, если я поменяю профессию и стану адвокатом, как хотела в университете? Тогда мне придется защищать Архела и других подобных ему типов.

Когда я вернулась в кабинет, преступник с сопровождающим еще находились в коридоре. Я постаралась придать лицу непроницаемое выражение.

— Слушай, он говорит, что знал этого Пелтонена, которого убили на прошлой неделе. Ведь ты вроде это дело расследуешь? Он говорит, что иногда поставлял ему девочек, — пояснил мне полицейский.

— Архела поставлял Пелтонену девочек? — переспросила я, не глядя на преступника.

— Нет, он мне. Он мой старый дружок, мы были знакомы еще с армейских времен. Иногда виделись в городе, пару раз он знакомил меня с красивыми эстонскими проститутками. Хорошие девочки, только очень дорогие.

Пришлось продолжить допрос. Архела тут же попытался заключить со мной соглашение: если он предоставит мне полезную с точки зрения убийства информацию, я не буду привлекать его за изнасилование. Когда я отвергла сделку, он снова начал говорить гадости. Я старалась держать себя в руках и была уже готова снова отправить его в камеру, как он вдруг заговорил. Архела явно принадлежал к той породе людей, которые просто наслаждаются собственной значимостью.

Он рассказал, что Юкка занимался поставкой эстонских проституток в страну. Являясь посредником неких бизнесменов, а не просто сводником, он получал за девушек определенные комиссионные.

— Речь идет не о вокзальных шлюхах за тридцатку. Это были чистые и здоровые девушки.

— Их было много?

— Я знаю двоих, с одной спал пару раз.

— Имена?

Но Архела сказал, что не помнит, поскольку был тогда пьян. В баре «Хеспериа» он несколько раз встречал Юкку с одной из них. Я отправила его в камеру освежить память, хотя и сомневалась, что добьюсь от него еще чего-нибудь путного. Конечно, можно было бы отправить его вместе с Койву в бар «Хеспериа», может, он там еще чего вспомнит.

Отчет Койву из Кайвохуоне только подтвердил версию о проститутках. Ему удалось побеседовать с некоторыми посетителями бара, и они признали в Юкке человека, который часто поздно вечером засиживался за стойкой. Одна женщина просто назвала Юкку сводником, хотя, когда Койву попытался пригласить ее к себе, сказала, что не работает за деньги. Разумеется, а что еще она должна была сказать полицейскому. А то, что она каждый вечер уходила в обществе разных мужчин, законом не преследуется. До настоящего времени эти девушки таким образом зарабатывали себе на хлеб, но постепенно становилось понятно, что при усилении хватки восточной мафии деятельность в этой области становилась все более организованной. Так что скоро для бедных студенток такой приработок мог прекратиться.

У меня был знакомый бисексуал, который подрабатывал периодическими знакомствами с одинокими искателями приключений. Стареющие мужчины и женщины неплохо платили за удовольствие. Стоило поговорить с Янне, знал ли он Юкку. Хотя вряд ли сейчас, зная, что я снова вернулась в полицию, он будет со мной откровенен.

Самогон и эстонские проститутки. Да, Юкка был весьма предприимчивым человеком. Что же дальше? Идея бизнеса с девушками давала новую пищу для размышлений над его убийством. Может, это работа русской мафии? Мысль об этом больше не казалась мне нереальной, уровень преступности в столичном регионе здорово вырос за последние годы. Тем более что и в своей компании Юкка работал над финско-эстонским проектом… Так что, возможно, убийцу следовало искать не среди его друзей по хору.

В конце рапорта Койву приписал от руки: «Они знают Мартти Мяки. Он там встречается с красивым мальчиком по имени Томпа. Но сегодня их не было».

Я тут же набрала номер семейства Мяки, но мне никто не ответил. Интересно, знает ли Марья Мяки о сексуальных наклонностях своего мужа? Очаровательная семейка!

У меня от голода свело живот, нестерпимо хотелось кофе. Я сбежала вниз по ступенькам в кафе — там более приличный кофе по сравнению с автоматом на этаже. Меню было просто ужасным — тушеная печень с овощами и молочный суп. Пришлось довольствоваться уже изрядно надоевшими карельскими пирожками.

За столиком у окна сидел мой сокурсник по школе полиции Тапса Хелминен. Он работал в отделе по борьбе с оборотом наркотиков. Во времена учебы он пытался какое-то время за мной ухаживать, но быстро перестал, когда во время тренировочного боя я сломала ему руку. Мне до сих пор было неудобно за тот случай. Его отличительной особенностью был большой нос, и я над ним всегда посмеивалась, что, мол, им в отделе собаки не нужны, достаточно пустить по следу Хелминена, уж он-то своим носом все унюхает. А так он был неплохим парнем, может, слишком рьяным по службе, не видя разницы между сигаретой с марихуаной и ста граммами амфетамина.

— Привет! Я слышала, вы сейчас без работы не сидите — вон, даже из нашего отдела просили людей в помощь. Да только у нас тоже народу не хватает.

— Ага, — зевнул он в ответ. Судя по темным кругам под глазами, он спал прошлой ночью еще меньше, чем я. — Да как-то глупо все получилось. Знаешь, количество группировок по продаже наркотиков постоянно увеличивается. Мы тут задержали одного дилера и пару уличных торговцев, но на этом все и закончилось. Похоже, большая часть этой дури поступает в страну через нашу восточную или — не знаю, как правильно сказать — южную границу. Мы впопыхах провели пару задержаний, но зря. Если бы немного подождали, нам в сети попалась бы рыбешка покрупнее. А так уличные торговцы говорят, что ничего не знают, а дилер боится рот открыть. Чувствуется, за всем этим стоит серьезная организация.

— Вот и у нас чувствуется дыхание большого мира.

— Да, масштабы растут. Речь уже идет не о мелких контрабандистах, которые в карманах перевозят пакетик-другой. Нам надо наращивать отдел соответственно, я говорю не только о людях, но и о дополнительных финансах. А что там у вас на поле тяжких преступлений?

— Да все то же самое. Бюджет уже давно превышен. Слушай, а ты знаешь что-нибудь о посредниках по части бизнеса с девочками?

— Нам и тут хлопот хватает. Похоже, здесь крутятся те же самые типы. Просто «Полиция Майами, отдел нравов». Вычислить их трудно. Они проходят под кличками типа Экс, Эм и тому подобное.

Я встрепенулась.

— Эм? В какой связи?

— Этот тип позвонил дилеру на автоответчик и спросил, где им встретиться, чтобы передать товар. А что?

— Я сейчас расследую одно убийство. И на автоответчике убитого тоже есть сообщение от некоего Эм. Давай сравним записи.

— Моя пленка сейчас в лаборатории. Завтра я ее заберу и позвоню тебе. А этот Эм — баба или мужик?

— Как ты сказал? Баба? Слушай, правда… Ой, Тапса, кажется, я разгадала тайну одного телефонного звонка!

Несмотря на то что мне не удалось с первого звонка застать девушку по имени Ану дома, я не особо расстроилась. Чашка кофе и информация от Тапсы меня взбодрили.

Юри тоже не было дома. Я позвонила ему на работу, и мне сообщили номер его рабочего служебного телефона.

— Добрый день. Это Мария Каллио. Прошу тебя заехать в отделение Пасила, когда будет окошко между заказами пиццы. Твой босс знает. Да, лучше прийти самому, иначе мне придется тебя задержать.

Юри появился через полчаса. Судя по сопровождавшему его аромату, в воскресенье утром люди в основном заказывали пиццу с анчоусами и колбасой. Было похоже, что он только несколько минут назад перекусил. Во мне снова проснулся голод.

— У тебя в машине нет, случайно, лишней пиццы? — спросила я с надеждой. Юри отрицательно покачал головой. Дрожащие руки, бледное лицо — парень явно с похмелья.

— Надолго затянулись вчера поминки? — спросила я, приглашая его присесть передо мной таким образом, чтобы он видел разложенные на столе счета хора.

— Мы с Тулией сидели в баре на Робертинкату до двух ночи, — вяло ответил он.

У него тряслись руки, я не могла понять, как он вел машину. Когда закончим разговор, надо будет попросить его подышать в трубку, чтобы понять, можно ли ему садиться за руль. Я взяла в руки счета:

— Я тщательно изучила эти документы, сравнила балансы счетов, изучила банковские выписки. Ты мне рассказал только часть правды о своих долгах Юкке. Так что тебе можно предъявить обвинение в сокрытии и искажении информации. Юкка, изучая счета, заметил неладное. Но он обещал одолжить тебе денег для покрытия недостачи и скрыть все от Антти. Почему он так поступил, зачем ему это было надо?

Бледное лицо Юри пошло красными пятнами.

— Он был моим другом… Он же знал, что я верну эти деньги. На носу было отчетное собрание, и счета требовалось привести в порядок… Ну и он обещал одолжить мне.

— А заодно стал соучастником преступления, подписав подделанный баланс. Зачем ему это было надо? И почему он начал требовать с тебя деньги именно сейчас?

— Мне казалось, он собирается куда-то уехать, — с трудом произнес Юри. — Когда мы с тобой беседовали в четверг, я тебе рассказал правду. Он угрожал сообщить полиции, что я присвоил деньги хора и что за это можно получить условный срок. Он знал какого-то парня, который получил срок за еще меньшую сумму…

— Когда ты должен был вернуть ему долг?

— Он велел отдать все до понедельника.

— А как ты собирался возвращать деньги в кассу?

— Мне пришлось бы продать все — стереосистему, телевизор, мое любимое кожаное пальто… — Голос Юри был едва слышен.

— Но в субботу Юкки не стало, и проблема решилась сама собой. Так что если это ты стукнул его по голове, то лучше признайся в этом сейчас сам. Получишь меньший срок за чистосердечное признание.

Юри бессильно уронил голову на руки. Мне было его почти жаль. Убийца он или нет, вопрос пропажи денег со счета будет рассматривать отдел экономических преступлений. Может, это его чему-нибудь научит. Хотя я прекрасно понимала, что исчезновение пары тысяч со счета — ерунда по сравнению в тем, что творилось в банковских кругах. Но так в жизни и бывает: можно практически безнаказанно воровать миллионы, а потом просто получить расчет с выплатой полной пенсии, но за кражу нескольких жалких тысяч получить условный срок. А бедолага Антти доверчиво подписал подделанные бумаги и таким образом тоже стал соучастником преступления. И что мне было теперь делать? Разбираться с глупым Юри по всей строгости закона? Имела ли я право поступить по-другому?

— Я не убивал Юкку, — простонал Юри со слезами в голосе. — Мне просто было жутко обидно, что он так жестко повел себя со мной. Я уже в понедельник собрался нести вещи на продажу, я бы достал денег… И Тулия обещала мне одолжить.

— Тулия была в курсе ваших дел?

— Я только рассказал ей, что Юкка требует свои деньги обратно.

— Слушай, Юри, у дежурного есть алкометр. Сейчас ты пойдешь и подышишь в трубку, и если там будет хоть одна промилле, ты звонишь на работу и говоришь, что сегодня больше не придешь. А затем звонишь Антти, и вы вместе думаете, что делать с этим безобразием в счетах. Он все знает. И вы с друзьями по хору вместе решаете, что предпринять. Но еще раз: если это ты убил Юкку, лучше признайся прямо сейчас. Отделаешься обвинением в непредумышленном убийстве. Мы рано или поздно все равно узнаем. А убийство с обманом — нехорошее сочетание.

Я и сама слышала, как назидательно звучат мои слова.

Алкометр показал ноль, и Юри уехал на работу.

Я решила еще раз позвонить семейству Мяки. Глава семейства оказался дома. Я рассказала ему о том, что мы выяснили, и он не пытался ничего отрицать.

— Мы провели ту ночь в гостинице «Ваакуна». На стойке регистрации должны остаться наши имена.

— Я бы советовала вам сообщить мне полное имя этого Томпы и дать его адрес, для того чтобы мы могли с ним побеседовать и подтвердить ваше алиби.

— Вот черт… Это обязательно? Я надеюсь, у него не возникнет проблем? Он такой хороший мальчик.

— Нет, если он не совершил ничего противозаконного. — Мне даже не хотелось выяснять, платил ли Мяки мальчику за услуги. Адрес он мне сообщил.

— Это… Может, не обязательно рассказывать все моей жене? — нерешительно поинтересовался он.

— Между собой разбирайтесь сами, — ответила я более злобно, чем следовало бы, и повесила трубку. Похоже, у них в семье были действительно очень непростые отношения.

Потом состоялась безрезультатная встреча с Тимо и Сиркку, а затем я зарылась в полицейские рапорты. Я сидела на дежурстве и разгребала накопившиеся бумаги.

После трех я собралась домой. Но поступил вызов на происшествие — в середине воскресного туманного дня у себя дома на балконе на крюке для сушки белья повесилась женщина средних лет. Мне стало нехорошо, казалось, не хватает воздуха, и я решила пойти домой пешком. Я прогулялась через Центральный парк, прошла по берегу залива. По дороге с удовольствием съела большую порцию мороженого.

Дома я сменила одежду и отправилась в спортивный клуб, предназначенный только для женщин. Занятия на тренажерах обычно восстанавливали мое душевное равновесие, и я решила заняться проработкой рук и спины, поскольку в прошлый раз была очередь мышц живота и ног.

Как обычно, качая мышцы, я невольно задумалась. Я размышляла о характере Юкки — самоуверенный, властный человек, бесцеремонно использующий людей по своему усмотрению. Преступник? Торговец самогоном? Наркодилер? Владелец публичного дома? Может, он предложил Юри заработать, проведя ночь с престарелыми гомосексуалистами, а тот от возмущения его ударил и убил? Или это сделала Пия, боясь разоблачения? А в чем была замешана Тулия? Мне было сложно представить, что Тулия зарабатывала себе на жизнь, развлекая клиентов Юкки. А Сиркку? Или, например, Антти? Мог ли он сильно на что-то разозлиться и врезать Юкке так, что тот в итоге умер? Мог. Он даже внешне походил на наркоманов, которые курят гашиш, — высокий, тощий, с собранными в хвост волосами. Может, он тоже связан с наркотиками? Да и Мирью нельзя пока сбрасывать со счетов.

Я перешла на другой тренажер. Так ударить мог только очень сильный человек. Поэтому Пию и Сиркку можно вычеркнуть из списка. Юри, наверное, тоже. Он весил, похоже, килограммов на пять меньше, чем я. У Тимо хватило бы силы, но мог ли он выскользнуть из комнаты так, чтобы Сиркку ничего не заметила.

Я устала и снова поменяла тренажер. «Кто хочет жить вечно?» — вопрошал Фредди Меркьюри из динамика. Юкке не дали возможности выбора. «И мы можем любить вечно». Может, Тулия была влюблена в Юкку? А мне не рассказала об этом, потому что мы с ней все-таки не близкие подружки? Странная мысль, вряд ли. Я утомилась, качая штангу, на которую легкомысленно повесила килограммов на десять больше, чем следовало бы. Да, мне свойственно иногда переоценивать собственные силы.

Вернулась домой, сходила в душ и принялась за уборку квартиры. Несмотря на то что рабочий день давно кончился, тренировка в зале тоже, мне казалось, что самая сложная часть дня у меня еще впереди. Я должна была отправиться на вокзал и встретить родителей, которые решили остановиться у меня на одну ночь по дороге в Грецию, где они планировали провести двухнедельный отпуск. Обычно они не приезжали ко мне в гости, только так, по случаю. И хотя оба учились в Хельсинки, город казался им большим и опасным, и они боялись одни добираться ко мне с вокзала.

— Мы едем с полицейским эскортом, — пошутил отец, заходя в трамвай.

— Как продвигается твоя учеба? — озабоченно спросила мама.

Обычно мне удавалось уйти от таких вопросов, отвечая, что вот недавно сдала пару экзаменов.

— Подготовилась к одному экзамену. — Это не было ложью. Я уже даже взяла в библиотеке книги по уголовному праву. И родители верили мне, потому что им так было удобно. Дядя Пена не был алкоголиком, он просто иногда выпивал лишку. Ученики не злые и вредные, просто они живут в неблагополучных семьях. А я поступила учиться на юридический факультет, чтобы получить хорошую работу и приличного мужа. Родителей не интересовала суть происходящего, им было достаточно красивого фасада.

Убранная лишь пару часов назад квартира вдруг показалась мне пыльной и тесной. На ужин я приготовила луковый пирог с салатом, заварила чай. Последний раз я встречалась с родителями на Рождество, которое, следуя дочернему долгу, провела с ними. За полгода, как я заметила, у мамы прибавилось морщин на лбу, а у отца еще сильнее ссутулились плечи. Обоим оставалась еще пара лет до пенсии. С каждым новым учебным годом работа давалась им все тяжелее.

Родители рассказали мне последние новости родного края, которые, честно говоря, меня не очень интересовали. Я уехала из дому десять лет назад и теперь, проходя по родной улице, вообще не встречала знакомых лиц. Они вежливо расспросили меня о работе, я так же вежливо и неопределенно ответила, соблюдая все возможные тайны следствия. Они рассказали мне про будущую поездку, показали проспекты, полученные из бюро путешествий. Мы посмотрели десятичасовые новости по телевизору, допили остатки ликера, но даже это не помогло разрядить обстановку. Поэтому, когда после новостей отец сказал, что пора ложиться спать, я вздохнула с облегчением. Их самолет улетал в семь, значит, в аэропорт нам следовало приехать к пяти.

Я не могла уснуть, хотя прошлой ночью совсем не выспалась. Мне мешало сопение матери и похрапывание отца, доносившиеся с дивана. Было странно и непривычно спать еще с кем-то в комнате. Мне было грустно. Во всех бланках в графе «Близкие родственники» я писала фамилию мамы, но были ли мы по-настоящему близки? Что я знала о родителях, что они знали обо мне? Если бы я, как Юкка, вдруг умерла, стало ли бы это для них действительно большой потерей?

Я сама была во всем виновата. Приезжала домой всего несколько раз в год, а там вела себя самоуверенно и отстраненно, как чужой человек. В течение многих лет я не разговаривала с ними по душам, не делилась сокровенным, не советовалась, а об их реакции на события собственной жизни узнавала только от сестер.

Они хотели, чтобы у них родился мальчик, а появилась я. И этого я так и не смогла им простить. Я так энергично брыкалась у матери в утробе, что она была уверена: там у нее сын Марку. И я всю жизнь старалась вести себя, как мальчик, ведь мои младшие сестры тоже родились девочками. Я даже выбрала мужскую профессию.

Лишь пару лет назад я стала понимать, что родители не виноваты в перипетиях моей жизни. Я даже сделала несколько попыток сблизиться с ними, но было уже слишком поздно. В наших отношениях поддерживался прохладный статус-кво, и вряд ли когда-нибудь это положение изменится. Но порой, слушая веселую болтовню матери с сестрами, я чувствовала себя маленьким ребенком, которого вдруг выставили из общей песочницы.

 

12

О весне, об утре раннем…

В четверть шестого я посадила родителей на автобус, идущий в аэропорт, и отправилась домой поспать еще пару часов. Спала я беспокойно, мне снилось, что я забрасываю в море спиннинг и пытаюсь поймать собственную мать. Но когда я выловила ее из воды, она вдруг превратилась в бездыханную Тулию. И чтобы девушка ожила, мне надо было сделать ей искусственное дыхание.

Я отправилась на работу на велосипеде. Туман понемногу рассеялся, в тающей дымке виднелось колесо обозрения в парке развлечений. Я затормозила у светофора, и вдруг у велосипеда отвалилась цепь. Когда мне наконец удалось поставить ее на место, я заметила, что перепачкала джинсы машинным маслом. В итоге я приехала в участок только в девятом часу, потому что по дороге мне еще пару раз пришлось чинить моего коня. По дороге заглянула в кабинет Киннунена. Там никого не было. Похоже, отпуск по запою затянулся. На столе меня ждала записка с просьбой позвонить Хейкки Пелтонену и сообщение от начальника с приказом зайти к нему.

Сначала позвонила Пелтонену. Он просил передать ему ключи от машины Юкки, так как думал, что второй комплект ключей все еще находится в полиции.

— Я видела только одни ключи. Которые были в замке зажигания. Ни в его квартире, ни на даче нам не попалось запасных ключей.

— Странно. Я был уверен в том, что существует запасная пара. Мы собирались продать машину сразу, как только будут готовы документы по наследованию, а теперь придется менять замок зажигания.

И тут я вспомнила сообщение, оставленное на автоответчике Юкки типом по имени Эм — он просил Юкку одолжить ему машину. Может, вторые ключи у него? А зачем ему была нужна машина Юкки? Для перевозки наркотиков? Но почему именно на этой машине? Я постаралась убедить Пелтонена, что расследование смерти его сына идет полным ходом, но не стала рассказывать о том, что узнала, — ему было бы слишком неприятно.

Тапса еще не получил пленку с записью из лаборатории. Наконец пришлось отправиться на доклад к шефу. Он недоверчиво выслушал мои теории о наркотиках, женщинах и самогоне, дымя сигарой прямо мне в лицо.

— Да-а. И что из этого является фактами, а что плодом твоего богатого воображения, или, как сейчас говорят, интуицией? — спросил он.

Я рассказала ему о походах Койву по барам, об Архела и бутылках с самогоном, анализ содержимого которых будет готов сегодня к вечеру.

— А ты не исключаешь возможность того, что убийца — кто-то из посторонних людей?

— Непохоже. Во всяком случае, часть подозреваемых наверняка замешана в этом самогонном бизнесе.

— Теории хороши, но результата пока нет. — Снова облако дыма мне в лицо. — Даю тебе время до пятницы. К этому времени преступник должен быть задержан. Ты должна понимать, что дольше газеты молчать не будут.

— Ответственность за данное расследование полностью лежит на мне? А как же комиссар Киннунен?

Лицо шефа приобрело озадаченное выражение.

— Да, конечно… — начал он запинаясь, но тут же в его голосе снова зазвучали начальственные нотки. — Разумеется, Киннунен отвечает за всю деятельность, происходящую в вашем подразделении. Утром мы как раз беседовали о том, что ему следует больше делегировать ответственность своим сотрудникам. Ты уже глубоко влезла в это дело. Разумеется, ты должна докладывать Киннунену о ходе расследования, но вести его тебе следует самостоятельно.

Значит, Киннунен вернулся на работу. Складывалась странная ситуация. Похоже, мне следовало самой побеседовать с Киннуненом.

Мы поговорили еще немного о текущих делах, я попросила его разрешения взять в помощники Койву. Он согласился и задумчиво произнес:

— До конца сентября осталось мало времени… На прошлой неделе звонил Сааринен и сказал, что его отпуск по болезни, похоже, плавно перейдет в пенсию. Проблемы со спиной, сильные боли. До конца года он не выйдет в любом случае. Ты думала о том, чтобы остаться у нас?

— Нет, еще не успела, — ответила я медленно.

— Хорошо, если бы у нас работала хоть одна женщина. Даже просто для имиджа полиции. Да ты вроде и справляешься не хуже ребят. — Для комплимента босс подобрал именно те слова, которые ему говорить явно не следовало. К счастью, в этот момент секретарь соединила его по телефону с какой-то важной шишкой, и я смогла беспрепятственно выскользнуть из кабинета.

В это время у меня на столе в кабинете появился пухлый пакет, доставленный из лаборатории.

Прежде чем я успела его открыть, зазвенел телефон. Это оказалась Ану — сопрано из хора — я просила ее со мной связаться.

— Ты говорила, Юкка произнес по телефону что-то вроде: «Слушай, подруга, я не могу сейчас говорить». А мог ли он сказать: «Слушай, Эм, я не могу сейчас говорить»?

Ану задумалась.

— Да, могло быть и так.

— Хорошо. И этому Эм надо было от Юкки нечто большее, чем тот мог ему дать.

— Да, мне так показалось, — подтвердила мою догадку Ану.

Я сказала, что, возможно, позже мне понадобится от нее официальное подтверждение этих слов. Она ответила, что это не проблема.

Я взяла в руки пакет из лаборатории. Там лежала бутылка самогона из квартиры Юкки, еще одна бутылка, заключения из лаборатории и несколько фотографий. Я взглянула на фото и присвистнула. Дело принимало интересный оборот. Я засунула бутылку с самогоном в шкаф, чтобы она не вызывала нездорового интереса у коллег, особенно Киннунена. Ну вот, и у меня завелась заветная заначка на рабочем месте.

Заказала себе машину, вызвала Койву. Он был снова бодр и весел. Я похвалила его за работу в субботу вечером, и парень расплылся в улыбке.

— Там в кабаке было полно проституток. На любой вкус — мальчиков и девочек, — пояснил Койву. — Ты помнишь ту эстонку, которую арестовали за ограбление клиента? Это случилось где-то за пару дней до убийства Пелтонена. Похоже, она что-то знает.

— Молодец, Койву! Выясни, пожалуйста, где она сейчас и можно ли с ней поговорить. Надо получить разрешение на допрос. Подожди, сначала надо поговорить с другими людьми, — притормозила я его, увидев, что он сразу схватился за телефон. Выяснилось, что женщина до сих пор сидит в камере предварительного заключения в Пасила.

Сначала мы с Койву отправились на встречу с Томи Риссаненом, или Томпой. После долгих звонков в квартиру дверь открыл красивый, похожий на ангела мальчик. Он тер глаза, глядя на нас. Мальчик был одет в маленькие белые трусы-боксеры, подчеркивавшие загар на его крепком мускулистом теле.

— Койву и Каллио из уголовной полиции, — представилась я, показывая ему удостоверение. — У нас несколько вопросов про одного вашего… друга.

Томпа выглядел не столько напуганным, сколько озадаченным. Может, Мяки его предупредил? Парень казался совсем ребенком, школьником. Казалось, у него не должно быть ничего общего с баром Кайвохуоне. Хотя я не удивилась бы, узнав, что он живет на содержании какого-нибудь богатого мужчины. Такого мальчика хотелось потрогать, на него было приятно смотреть. Похоже, у четы Мяки в отношении мужчин вкусы совпадали, Томпа был очень похож на Юкку, его можно было бы даже принять за его младшего брата.

Мальчик подтвердил, что провел ночь с Мяки в гостинице «Ваакуна». В регистрационной книге отеля была соответствующая запись, так что Мяки можно было исключать из числа подозреваемых.

— Ты так мило беседовала с мальчиком, — ухмыльнулся Койву, когда мы вернулись в машину.

— А зачем мне ему мораль читать? Нет, серьезно, знаешь, сколько я таких встречала, когда работала в социальной полиции? Они не верят угрозам и не слушают ничьих советов, пока не становится слишком поздно.

Мы свернули на третье кольцо, и я сама, без помощи Койву нашла дорогу к магазину сельхозтехники, где работал Тимо. Тракторы и сеноуборочные машины во дворе напомнили мне детство, когда летом я с мамой и сестрами жила в деревне у дяди Пены. Я тогда так гордилась тем, что могла поднять на вилы большую копну сена, чем мой двоюродный брат, который был на пару лет меня старше, так радовалась, когда меня сажали в кабину трактора. Младшие сестры с удовольствием помогали матери на кухне. Та же не получала никакого удовольствия от сельской жизни — дядя Пена практически запер ее на кухне у плиты, чтобы она готовила еду на всех его работников. А она бы с удовольствием лучше посидела на лужайке с детективом Агаты Кристи. Тогда мне еще казалось, что взрослые сами выбирают, чем им хочется заниматься.

Тимо перевозил на тракторе мешки с удобрением. Он сильно смутился, увидев нас. Я объяснила его начальнику, что мне необходимо получить от Тимо важные свидетельские показания. Мне не хотелось напрасно пятнать его репутацию, хотя на мгновение я все же задумалась, стоило ли мне быть такой любезной.

— Я хотела поговорить с тобой и Сиркку еще вчера, но вас не было в городе, — объяснила я, обернувшись в сторону заднего сиденья. — Разве мы не договаривались, что вы сообщите мне, если соберетесь уехать из города.

— Я был в Мууриала, то есть дома… — пояснил Тимо смущенно. — Мне казалось, в выходные мы тебе не понадобимся…

Мы поехали в сторону центра. Второпях я припарковала машину на пешеходном переходе, высадила Койву и Тимо, а сама отправилась в супермаркет в косметический отдел, где работала Сиркку. Она была даже накрашена, как положено продавщице отдела косметики, — броско, но не очень красиво. Всего было слишком — туши, теней, а помада, на мой взгляд, вообще ей не подходила. В искусственном освещении магазина девушка выглядела, как большая кукла. А потом я взглянула на себя в зеркало и тут же испуганно отвела глаза.

— Сиркку, добрый день. Сложилась такая ситуация, что тебе следует немедленно отправиться со мной на допрос в Пасила. Где твой начальник? Я сама с ним поговорю.

От испуга Сиркку облокотилась на край витрины с духами, столик наклонился, и флаконы со звоном покатились на пол. Она с таким ужасом огляделась вокруг, что к нам тут же подошла такая же девушка-красавица с вопросом, что случилось. Это была заведующая секцией.

— Мне необходимо получить от Сиркку Халонен помощь в расследовании. Она вернется примерно через час.

Сиркку отправилась переодеваться и отмечать время на рабочей карточке. Интересно, с нее вычтут зарплату за время допроса? Видимо, я совсем дурочка, раз беспокоюсь о таких вещах. Мы с Сиркку отправились к машине. Когда она увидела Тимо, ее лицо стало совершенно зеленым, краше в гроб кладут. Я попросила Койву сесть вместе с Тимо на заднее сиденье, а Сиркку посадила вперед. Я видела, как она тщетно пыталась унять дрожь в руках. Можно было ничего не спрашивать. Ее поведение говорило само за себя.

Она немного успокоилась, только когда Тимо взял ее за руку. Мы вошли в кабинет, Койву принес всем чаю, мне кофе. Как мы и договорились, он сегодня был за официанта. Достал из шкафа бутылку самогона и жестом пригласил всех к столу.

— Эта бутылка вам знакома? Или будете пробовать ее содержимое? — Тимо с Сиркку переглянулись, затем Тимо медленно произнес:

— Знакома. — Теперь и его лицо было того же оттенка, что и у Сиркку.

— А что внутри? Полагаю, вы знаете, что это за жидкость?

— Самогон, — с трудом произнес он.

— А кто варил самогон? Эта бутылка вместе с десятком других таких же была найдена в квартире Юкки. Но мы не обнаружили у него самогонный аппарат. И на даче не нашли. Вы же понимаете, мне не сложно получить разрешение на обыск в ваших квартирах.

— Но они не… — быстро начала Сиркку, но затем быстро оборвала фразу, когда Тимо сильно сжал ей руку.

— Что — не? Аппарат не собран? На бутылках нашли ваши отпечатки пальцев, — быстро соврала я. Но я не сомневалась, что на бутылках на чердаке у Юкки есть отпечатки пальцев Сиркку и Тимо. Мой трюк удался, и Сиркку испуганно произнесла:

— Там нет моих отпечатков, это Тимо запечатывал бутылки.

— Дура! — выдохнул Тимо, отбросив руку Сиркку. Я даже закусила губу, чтобы не рассмеяться, настолько это напоминало сцену в «мыльной опере». Яркий макияж Сиркку выглядел смешно в полицейском участке, а Тимо был похож на фермера, которого проверяющий застиг у самогонного аппарата.

— А где варили самогон? — Я обратилась к Сиркку, но Тимо, видимо, решил взять инициативу в свои руки. И тихо, медленно заговорил, взвешивая каждое слово:

— Мы у себя в Мууриала варим самогон уже десятки лет. Этим начал заниматься мой дед еще во время «сухого закона», затем продолжили родители. Я иногда приносил бутылку-другую на разные вечеринки хора. А однажды Юкка спросил меня, могу ли я достать для него еще самогона, сказал, что готов заплатить. Я поговорил с отцом, он был категорически против. У нас в Мууриала никогда не варили самогон на продажу, исключительно для собственных нужд. Конечно, мне стало досадно, ведь, по расчетам Юкки, на нем можно было наваривать до двухсот процентов, у нас же было собственное, а значит, почти бесплатное зерно. Кажется, Юкка хотел продавать самогон коллегам по работе. И я начал думать, можно ли соорудить аппарат где-то в городских условиях. Но это казалось сложно. А однажды на какой-то вечеринке, я тогда уже общался с Сиркку, он еще раз завел речь на эту тему.

— Юкка мог любого подбить на то, что хотел сам, — вдруг произнесла Сиркку, и Тимо снова взял ее за руку.

— Да, Юкка и Сиркку уговаривал. И она обещала помочь мне собрать самогонный аппарат, ведь она химик. Так мы сварили первые пятьдесят литров самогона, половину оставили себе, половину отдали Юкке. И по-моему, у нас неплохо получилось, — произнес Тимо, обращаясь к Койву. В его голосе звучала профессиональная гордость.

— А что было потом? — быстро спросила я, несколько смущенная тем, что они пытаются перевести беседу в русло «мужского» разговора.

— А затем мы сварили вторую партию к весеннему празднику хора, третья партия была готова пару недель назад. Последняя партия получилась самая большая по объему, ведь у нас все уже было отлажено.

— А где вы брали бутылки? Они все одинаковые.

— Большая часть — это старые бутылки из Мууриала, часть откуда-то принес Юкка.

— А кто придумал добавлять туда специи и травы?

— Юкка. Я однажды рассказал ему, что когда-то давно мы добавляли в самогон различные пряности, и он предложил тоже класть туда анис. Это вроде бы придает напитку изысканный вкус.

— И часть самогона вы продавали Юкке, так?

— Да… — Тимо смутился. — Мне казалось странным, что он требует от нас все больше и больше. Я не хотел, чтобы он его кому попало продавал. Ведь варить самогон для себя — не преступление, — сказал он в свою защиту. — Это многие делают. А Юкке все было мало. Он нам не рассказывал, кому его сбывает.

— Он вам давал предоплату?

— Да… Вот только в этот раз… — Тимо внезапно замолчал, и Сиркку снова уставилась на него испуганными глазами.

— Продолжай, — произнесла я, пытаясь придать своему голосу начальственную важность. Мне казалась странной манера речи Тимо, который был родом из Восточной Финляндии — там болтают быстро и неразборчиво, а он говорил медленно и взвешенно.

— А потом Юкка позвонил в четверг вечером, — снова нервно заговорила Сиркку, — и сказал, что ему срочно нужны все наши запасы. Еще он сказал, что у него нет денег заплатить за все сразу, но он сможет вернуть деньги в субботу в Вуосаари, когда все продаст. Он приехал на машине и сказал, что готов сейчас же все продать, что у него есть покупатель.

— Но после его смерти весь алкоголь обнаружили у него дома, значит, он его не продал и не заплатил вам, — констатировала я. — Вы пытались выяснить у него, в чем дело?

Тимо и Сиркку переглянулись, как бы решая, кто из них будет отвечать на мой вопрос. Затем Тимо начал:

— Да, тогда, в сауне, мы думали, что же нам делать. Ведь у нас не было ни малейшего шанса вернуть деньги. Мы потеряли несколько тысяч, это для нас большие деньги. А Юкка весь вечер был такой странный и явно избегал нас.

— Когда все ушли спать, мы хотели зайти к нему в комнату и поговорить, но дверь была заперта, — вставила Сиркку.

— А затем мы решили, что попробуем завтра, — продолжил Тимо. — Но потом Сиркку среди ночи пошла в туалет и… Лучше, если она сама все расскажет. — Он кивнул девушке, в глазах которой снова плескался страх.

— Да-а… Я пошла в туалет на втором этаже, но там так сильно воняло… Наверное, Юри только что вырвало. Я открыла окно и увидела Юкку на мостках. Не было времени идти и будить Тимо, я решила сама туда побежать и потребовать у Юкки эти деньги. — Сиркку перевела дух, залпом выпила остывший кофе и скривилась — холодный кофе был совсем невкусным. Или воспоминания были такие неприятные?

— Но Юкка сказал, что не может отдать деньги, так? — прервала я ее. — Ведь он же не успел ничего продать.

— Точно… Он только посмеялся над нами и сказал, что нельзя быть такими доверчивыми дурачками. Тогда я разозлилась и ударила его.

— Ударила? — изумленно переспросила я. — Чем?

— Рукой. Или кулаком. Не помню. По лицу. Он выругался, а я убежала. Я не осталась посмотреть, что с ним случилось. А утром… Но ведь он не мог умереть от моего удара? — встревоженно глядя мне в глаза, спросила девушка.

— Не волнуйся, перед смертью его ударили по голове топором, — попыталась я успокоить ее.

— Просто мы с Сиркку подумали, что, может, он от удара упал на камень, ударился головой, а потом скатился в море, — сказал Тимо с совершенно несчастным видом.

Я задумалась над результатами, полученными из лаборатории и от патологоанатома. Могло ли так случиться? Мне не верилось, что Сиркку способна ударить человека так, чтобы тот упал. Но точно знать я не могла. Может, она гораздо сильнее, чем мне казалось? Патологоанатом сказал, что один шрам на лице возник явно до смерти. Это подтверждало мысль, что Юкка умер не от удара Сиркку. Но он был пьян, мог не удержаться на ногах и упасть. Неужели все так просто, и Сиркку невольно стала убийцей? Наверное, ее следует задержать. Мне стало искренне жаль бедняжку.

— Подойди сюда, — скомандовала я ей, вставая из-за стола. Сиркку молча подчинилась. Я подняла вверх руку, ладонью к ней, напрягла мышцы и сказала:

— Бей сюда. Бей с той же силой, как и тогда Юкку, так сильно, как только сможешь. — Сиркку ударила. Удар был слабый, моя рука почти не отклонилась. Хотя откуда мне знать, может, она умела бить сильнее?

— Садись. Я не верю, что ты ударила Юкку так, что он от этого умер. Но я все же вынуждена проверить, могло ли так произойти. Ты видела топор на мостках?

— Да… Он был воткнут в настил. — Конечно, Сиркку могла лгать, она могла воспользоваться топором, а потом стереть с него свои отпечатки пальцев. Но почему тогда на топорище остались отпечатки других людей? Или же убийца Юкки был в перчатках.

— Юкка тебе сказал, что делал в это время на мостках?

— Он не успел, я сразу на него накинулась.

Я достала из-под стола пакет, который мне передали из лаборатории.

— Вы уверены, что рассказали мне обо всем, что связано с продажей самогона? Юкка вам сказал, что собирался продать его своим коллегам по работе, так? — Оба согласно закивали в ответ.

— Когда эту жидкость изучили в нашей лаборатории, то выяснилось, что такой же самогон продается в магазине на ближайшей улице.

Я вытащила из пакета бутылку. По форме это была точно такая же бутылка, но этикетка на ней утверждала, что содержимое является сибирской анисовой сорокасемиградусной водкой.

— Как вы думаете, откуда могли взяться эти этикетки?

Оба озадаченно смотрели на меня. Тимо очнулся первым и быстро спросил:

— Где это купили? Кто продавец?

— Один эстонский посредник. Он утверждает, что привез это из России. Мы нашли у него несколько бутылок.

— И сколько он просил за бутылку?

— Семьдесят за поллитровку.

— Ах ты, черт возьми! А нам Юкка платил двадцатку. Неплохо же он зарабатывал! Нам он сказал, что сейчас на рынке полно русской водки и она перебивает цены.

— Это правда. — Постепенно я прониклась уверенностью, что Тимо и Сиркку действительно ничего не знали о дальнейшей судьбе своего самогона. Я задала им еще несколько незначительных вопросов и попросила Койву отвезти их. Ребятам я категорически велела не покидать пределов города до моих дальнейших распоряжений.

— Нас как-то накажут за это? — взволнованно спросил Тимо. — Я имею в виду… Мне бы не хотелось вмешивать сюда отца и усадьбу Мууриала.

Я задумалась о судьбе самогонного аппарата. Если бы у Тимо и Сиркку было хоть немного мозгов, они бы уничтожили самогонный аппарат сразу, как только услышали о смерти Юкки. Следовало еще раз допросить продавца самогона, выяснить его связь с Юккой. А затем уже думать о степени виновности каждого.

— Думаю, что просто штрафом вы не отделаетесь, — обнадежила я их. — Хотя, возможно, мне удастся замять это дело. Но не обещаю.

Когда Койву провожал влюбленную парочку из кабинета, зазвонил телефон. Я думала, это Тапса, но, к своему удивлению, услышала голос Тулии.

— Привет, Мария, у тебя наверняка есть адрес Яны в Германии. Я тут подумала, может, соберусь съездить к ней, позднее, осенью…

— Да, подожди секундочку, сейчас найду.

Я вытащила бумажку с адресом Яны из кипы бумаг на столе и продиктовала его Тулии. Мне казалось, что надо у нее о чем-то спросить, но не могла вспомнить, о чем.

— Как дела? На похоронах было тяжело… — произнесла я сочувственно.

— К счастью, все закончилось. Только в церкви до меня дошло, что он действительно умер. — Тулия нервно сглотнула. — Как продвигается расследование, что нового?

— Продвигается потихоньку. — Мне хотелось ее подбодрить, но я не могла ничего ей рассказать.

— Пойдем как-нибудь еще попьем пива? — предложила она и отключилась, прежде чем я успела ей ответить.

Потом. Когда все будет ясно. Когда все подозреваемые снова смогут жить своей обычной жизнью.

Тапса не ответил на мой звонок. Я еще раз прослушала запись автоответчика телефона Юкки. «Это Тина. Планы изменились. Ты дешевый человек, тебе нельзя верить. Приходи ко мне в воскресенье». «Это Эм. Вечером в воскресенье. Завтра забираю барахло. Перезвони».

Только сейчас я сообразила, что «дешевый» по-эстонски значит «плохой». Значит, эта Тина вполне могла быть той самой эстонской девушкой Юкки.

Задержание наркоторговцев и эстонской проститутки произошло за несколько дней до смерти Юкки. Насколько связаны между собой эти события? Сиркку не спала рано утром в субботу, может, она слышала, как кто-то приехал на лодке или на машине? Хотя на мостках не найдено ничего подозрительного. И все равно нельзя исключать возможность того, что убийцей мог оказаться посторонний человек…

Или же… Ведь у многих моих подозреваемых в процессе расследования на белый свет вылезли такие факты… Так что, если Юкка был замешан в торговле наркотиками и проститутками, то вполне возможно, что и другие не лучше.

В дверь постучали. Это был Тапса Хелминен. В руках он держал конверт с кассетой, на которой была запись с автоответчика.

Мы включили магнитофон, прослушали записи. Первое сообщение предназначалось Юкке: «Это Эм. В воскресенье вечером. Все заберу завтра. Сообщи место». Интонация сообщений была совершенно одинаковой, хотя пленки и телефоны разные.

— Ты подозреваешь, что этот Эм и есть убийца? — возбужденно спросил Тапса.

— Не совсем, но он мог бы что-нибудь рассказать. В любом случае я хотела бы еще раз проверить машину Юкки, ведь тогда ее обыскивали весьма поверхностно. И получить анализ образцов всех материалов.

Я рассказала Тапсе, что Койву отправился допрашивать задержанную эстонскую проститутку, и о своих подозрениях, что Юкка мог выступать посредником во многих преступных махинациях.

— Постарайся выжать из своего наркоторговца, какое отношение имел к нему Юкка. Вот его фото. И может, он скажет что-то про этого Эм. Нам обоим будет интересно это узнать.

Я заметила, что разговариваю с Тапсой в приказном тоне, хотя он не был моим подчиненным. Мне показалось, что его это тоже смутило. Однажды я видела его жену, она не походила на женщину, командующую своим мужем, ну разве что мусор может попросить вынести. Однако мы с Тапсу давно знали друг друга, и он, видимо, решил не поднимать сейчас этот вопрос.

Мы договорились вернуться к разговору позже вечером. Я попросила провести повторный обыск машины Юкки, дала по этому поводу правдоподобное объяснение Хейкки Пелтонену и вернулась к бумагам. Выходные выдались довольно спокойными: кроме изнасилования и самоубийства, всего несколько семейных разборок. Зазвонил телефон. Мой уважаемый непосредственный начальник Калеви Киннунен, сидевший в соседнем кабинете, вежливо просил меня зайти к нему.

Судя по внешнему виду, Киннунен уже несколько дней вел трезвый образ жизни. Однако я заметила, что руки у него дрожат, а глаза похожи на недозрелую клубнику. Шея и лицо были покрыты сеточкой свекольного цвета вен. Похмельная вонь старого алкоголика заглушала тонкий запах дорогой туалетной воды.

Я доложила Киннунену о том, что происходило здесь в течение последней недели. Он был заинтересован в расследовании дела Юкки не более чем в каком-либо другом, интерес мелькнул в его глазах только при слове «самогон».

В середине дня я зашла в ближайший магазин, купила ржаную булку, салат из капусты и с удовольствием проглотила обед, сидя на солнышке в парке. Затем решила продлить удовольствие большой порцией мороженого. Я не торопясь поглощала лакомство, когда вдруг увидела Мирью. Мы нервно поприветствовали друг друга. Я понимала, что Мирья никогда не простит мне того, что я знала о ней такие вещи, которые она сама стремилась забыть. Зато, увидев ее, вспомнила, о чем мне следовало спросить Тулию.

— О, как хорошо, что мы встретились, — сказала я с деланной радостью. — Ты не помнишь, Юкка кому-нибудь звонил, когда вы были в Вуосаари? Или, может, кто-то звонил ему?

Возможно, ему звонил таинственный торговец наркотиками и договорился о встрече? И именно поэтому Юкка весь вечер так нервничал — предчувствовал, к чему это может привести?

— Звонил? — Мирья подняла удивленно брови. — Мне кажется, когда мы были в сауне, звонили его родители. Юкка тоже был в сауне, а когда раздался звонок, поспешил к телефону.

— А кто еще был в сауне? Может, кто-то остался на втором этаже и слышал, о чем он говорил? — Я была несколько удивлена ее рассказом о том, что они все вместе были в сауне, но, с другой стороны, что в этом такого? Хотя, на мой взгляд, голые мужики с их бессильно висящим хозяйством, похожим на вялые поганки, выглядели глупо и смешно. Вот сауна вдвоем — это совершенно другое дело…

— Потом Юкка вернулся в сауну вместе с Антти. Тимо и Сиркку зашли последними.

— То есть как минимум Тимо, Сиркку и Антти могли слышать разговор Юкки по телефону. — Я заметила, что мороженое потекло, и начала торопливо его слизывать.

— Про Тимо и Сиркку с уверенностью сказать не могу. Они какое-то время отсутствовали, катались на лодке. Мне кажется, в этот момент только Антти был в доме.

Решив, что надо позвонить Антти, я отправилась дальше. Мороженое совсем растаяло, я запихнула большой кусок в рот, остальное выбросила. Я была несказанно хороша — брюки в машинном масле, блузка в потеках мороженого. В кабинете я задумчиво набирала номер Антти, размышляя, стоит ли мне переодеться в форменную юбку, и тут в комнату ворвался Койву. У него горели глаза, было ясно, что он хочет сообщить какую-то необыкновенную новость. Я положила трубку, не дождавшись ответа. Антти может подождать.

— Ну что?

— Йес! — широко улыбнулся Койву. — Этот тип знал Пелтонена. А девушку зовут Тиу Вяльбе, но она не родственница известной лыжницы — я имею в виду Елену Вяльбе, — пояснил Койву, увидев мое удивленное лицо. — Он снял ее однажды в баре в Кайвохуоне, потом они несколько раз бывали вместе. А однажды Пелтонен пригласил ее на какую-то закрытую вечеринку компании, где она выступала в роли хозяйки сауны. И после он пару раз предлагал ей клиентов, видимо, это тоже были партнеры по компании.

— И когда это было?

— Все началось прошлым летом. А последний клиент от Юкки был в мае.

— Юкка выступал в роли сводника?

— Нет, скорее посредника. Он не брал с нее денег.

— Просто благотворительность какая-то. — Я задумалась. Это было не похоже на Юкку. Но с другой стороны, он поначалу так же бескорыстно помогал Юри, помог заработать денег Тимо и Сиркку, безропотно оплатил аборт Мирьи. Может, он был действительно, как говорится, «хороший парень»?

— И еще эта Тиу сказала, что Юкка постоянно работал с девушкой по имени Тина, ей показалось, она была его коллегой. Ну, в смысле, предлагал ее клиентам. В записях на автоответчике ведь была какая-то Тина, помнишь? Еще она сказала, что Тина была замешана в делах с наркотиками.

— И где же найти эту Тину? У Тиу есть ее адрес?

— Нет, но Тиу рассказала, в каком баре она часто бывает, дала ее приметы.

— Койву, как ты относишься к переработке сегодня вечером? Может, попытаешься найти эту Тину?

— Ты думаешь, она и есть убийца?

— Вряд ли. Но у нее могут быть ключи к разгадке. Позвони мне сразу, как найдешь ее, можешь при необходимости даже задержать. Я сразу ее допрошу. И обязательно позвони, когда ресторан закроется.

Когда Койву ушел, я снова попыталась дозвониться до Антти, но на кафедре университета никого не было, мне ответил автоответчик. Позвонила ему домой — никто не ответил, в библиотеку — там мне сообщили, что в течение дня его не видели. Мне стало досадно, хотя особой срочности задать вопрос не было. Похоже, научный работник коротал дни, лежа на солнышке на пляже… А может, отправился со своим котом Эйнштейном к родителям на дачу, забыв, разумеется, поставить меня в известность.

Тапса вернулся обратно быстрее, чем я ожидала, казалось, его длинный нос даже подрагивал от возбуждения.

— Я только что объявил в розыск Маури Маттинена, известного в определенных кругах под кличкой Эм. Его уже некоторое время нет дома, а на работе говорят, что он взял отпуск.

— Ты установил его личность? Как, ты говоришь, его зовут? Маттинен? Черт возьми! Это имя встречалось в счетах за консалтинговые услуги, которые лежали у Юкки в столе. Он есть в нашей картотеке?

— Маттинен Маури. Сорок девятого года рождения. Полгода заключения за хранение наркотиков.

Я позвонила в лабораторию и попросила поискать отпечатки пальцев именно этого Маттинена в машине Юкки.

Затем набрала номер Марьи Мяки, которая, задумавшись на секунду, сказала, что, как ей кажется, фирма Маттинена набирала субподрядчиков для осуществления грузоперевозок из Эстонии.

— Теперь мой муж вне подозрений? — спросила она в конце.

— Да. Нашлись люди, подтвердившие его алиби.

— И где он был?

— Лучше, если он сам вам об этом расскажет, — ответила я, пытаясь поскорее закончить разговор.

— Он был с мальчиком, да? — В голосе Марьи звучала неприкрытая ярость. — Ну и какого же мальчика он выбрал на этот раз?

Меня затошнило. Почему я должна заниматься внутренними проблемами этого семейства? Вдруг меня осенило.

— А теперь вы меня послушайте, уважаемая Марья Мяки! Ведь вы же никогда не считали, что ваш муж убил Пелтонена. Просто решили попользоваться полицией, чтобы выяснить передвижения мужа. В следующий раз наймите частного сыщика! — Яростно выпалив ей все это, я бросила трубку. Возможно, Юкка тоже был просто фишкой в игре, которую супруги вели между собой. Замечательно. Известный на всю страну сериал просто отдыхал по сравнению с сюжетами, с которыми я сталкивалась в жизни.

Мы перешли в кабинет Тапсы и попытались выстроить события в логическом порядке. К нашей компании присоединились еще один полицейский из отдела по борьбе с оборотом наркотиков, шестидесятилетний Макконен, так поторопившийся отдать приказ о срочном задержании наркоторговцев, и Койву, еще не успевший переодеться после посещения бара «Маленький парламент». В небесно-голубой рубашке и белых брюках он больше не походил на юношу, на которого обращают внимание лишь примерные девочки с пегими волосами.

— Может, следует проинформировать Киннунена? — вкрадчивым голосом спросил Макконен.

— Он ушел несколько часов назад, — торопливо ответила я.

Я просто ревновала Киннунена к моему расследованию. Это было мое первое убийство, и я не хотела, чтобы начальник-алкоголик вмешивался в мои дела.

Потребовалось несколько чашек кофе и пара перекуров Макконена в коридоре, чтобы наконец выстроить события в связную цепочку. Тапса позвонил в лабораторию и узнал, что на двери багажника и на двери со стороны водителя обнаружены отпечатки пальцев Маттинена. Койву как раз собрался резюмировать наши выводы, и тут зазвонил телефон.

— Это тебя, Мария. Какая-то госпожа Саркела.

— Добрый день, это Марьятта Саркела, — услышала я в трубке встревоженный голос женщины среднего возраста. Судя по тону, она едва держала себя в руках. — Скажите, это вы расследуете дело об убийстве Юкки Пелтонена?

— Да. А вы, по-видимому, мать Антти Саркела?

— Простите, может, это просто паника, но мне кажется, что мой сын пропал.

— Он сейчас не с вами в Инкоо?

— Нет.

— А он не обещал к вам приехать?

Мама Антти рассказала, что в субботу вечером они забрали из его квартиры кота Эйнштейна, а в воскресенье пытались дозвониться до сына, чтобы рассказать, что кот поймал крота и притащил его рано утром к ним в постель. Товарищ по квартире сообщил, что Антти ушел куда-то еще в субботу вечером и больше не возвращался. А сегодня уже понедельник, и про него ничего не слышно…

— Я очень переживаю, ведь с Юккой такое случилось… А они с Антти были лучшими друзьями. А если вдруг тот, кто убил Юкку, хочет сделать что-нибудь плохое с Антти…

Я постаралась ее успокоить, хотя сама занервничала. И вспомнила, сказанные им в субботу слова: «Если бы я только… если бы я только знал, что действительно важно, а что нет». И еще: «Убийца Юкки может совершать непредсказуемые поступки. Будь осторожна». Может, он сам был неосторожен? Или же сбежал?

 

13

Свежем ветре за горами…

— И что теперь? — с любопытством спросил Тапса, когда я повесила трубку.

— Черт. Похоже, исчез один из моих главных подозреваемых.

Я вспомнила, что по понедельникам хор собирается в парке Кайсаниеми, чтобы поиграть в городки. Может, Антти тоже там, или кто-нибудь сможет мне что-нибудь рассказать о нем. Я решила отправиться в парк.

Все служебные машины были заняты, и я поехала на велосипеде, надеясь, что на этот раз он меня не подведет. Дорога шла под гору, и я доехала за пятнадцать минут. На улице было тепло, и я пожалела, что не переоделась в шорты — в промасленных грязных джинсах было не очень комфортно. Голова у меня была забита новыми фактами и идеями.

Дилер Тапсы наконец решил рассказать, кто такой господин Эм. Маури Маттинен числился по полицейской картотеке в связи с приговором за хранение наркотиков, на нем висело несколько штрафов за незаконную перевозку гормоносодержащих препаратов через восточную границу. Он был держателем контрольного пакета акций и генеральным директором консалтинговой компании «Маттинен». В настоящее время он пропал и объявлен в розыск. Так же как и Антти.

Маттинен передавал дилеру товар, за который тот всегда расплачивался наличными. Дилер сообщил, что Маттинен всегда держал у себя довольно большой запас кокаина, который распродавал аккуратно, маленькими партиями по максимально высокой цене. К счастью, в Финляндии продавалось мало кокаина. А у него был качественный порошок, произведенный в одной из стран Ближнего Востока и доставленный в страну, как сказал дилер, «лодкой из Таллинна».

После допроса я дозвонилась до Хейкки Пелтонена. Он сообщил, что во время регаты Юкка в Таллинн не заходил. Я расстроилась, когда такая красивая версия со звоном рассыпалась. Но потом Пелтонен вспомнил, что в начале весны Юкка был в Таллинне во время тестового прогона «Мальборо Финляндии» вместе с Ярмо и Петером. Тогда Ярмо и Петер, как и положено серьезным яхтсменам, испытывали яхту перед большими соревнованиями. Пелтонен точно не знал, кто еще плавал с ними, но сказал с уверенностью, что Антти и Пия были наверняка.

«Мальборо Финляндии» казалась подходящим местом для перевозки наркотиков. Это была большая, известная яхта, про которую много писали в прессе. Вряд ли таможня ее тщательно досматривала, может, только снаружи. Конечно, Юкка и его товарищи все равно здорово рисковали, но дело явно того стоило.

Дилер сообщил, что кокаин перевозили на машине, на старом «опеле-вектре». Я видела эту машину на фотографиях, сделанных сотрудниками Макконена еще до задержания.

Номера у машины были поддельные, таких в регистре не числилось. У Юкки была машина той же марки и того же цвета.

Я удивилась, почему Маттинену понадобилась именно машина Юкки. Возможно, потому что его собственная была слишком легко узнаваема. Так считал Макконен. В любом случае Маттинен был объявлен в розыск, а машина Юкки проходила дополнительный осмотр. Мне стало досадно, что я не сразу сообразила провести дополнительные лабораторные исследования материалов машины.

Весь хор собрался в парке на лужайке. Их было человек двадцать во главе с Тойвоненом, все подозреваемые находились на месте. Только Антти отсутствовал.

Городки не показались мне слишком динамичной игрой, да и сами игроки с бутылками пива в руках не выглядели особо спортивно. Как я поняла, смысл игры сводился к тому, что одна команда должна выбить из зоны квадрата домики, составленные из брусков другой командой. Наступила очередь Тулии. Размахнувшись, она ловко выбила три из четырех городков под одобрительные крики своей команды. Она двигалась быстро, но при этом ее движения были полны женской грации и изящества. Я отвела взгляд. Юри крикнул что-то одобрительное и в этот момент заметил меня.

— Привет, Мария, — с деланным равнодушием произнес он. — Пришла посмотреть нашу игру?

— Вы давно видели Антти? — спросила я.

У Юри изменилось выражение лица.

— Я… это… пытался до него дозвониться, но он не ответил. Я думал, он сюда придет.

Похоже, Юри думал, что я разыскиваю Антти в связи с бухгалтерской неразберихой в счетах хора. Где же он был, черт возьми? Я поприветствовала Пию и жестом попросила ее отойти в сторонку.

— Вы весной заходили в Таллинн на яхте?

— Да, в начале мая. Мне кажется, на День матери, было ужасно холодно. А что?

— Кто был с вами?

— Я с Петером, отец Петера. Ярмо со своей подружкой. Некий Никлас Бергман, он тоже участвовал в соревнованиях. Сиркку тоже решила поехать с нами, она взяла с собой Тимо. Еще Антти и Тулия.

— Всего десять человек?

— Да. Мы ходили на концерт камерного хора эстонской филармонии. Юкка непременно хотел послушать, как они поют.

— А вы проходили какие-нибудь таможенные формальности?

— Таможенные формальности? Да не особо, обычно такие лодки почти не досматривают.

Похоже, перевозка наркотиков действительно состоялась на яхте «Мальборо», не доставив никому никаких проблем. Я попросила передать Антти, чтобы он, как появится, позвонил мне. Похоже, отсутствие Антти никого не смутило, никто не выглядел особо взволнованным или расстроенным по этому поводу.

Антти поехал к родителям сразу после того, как мы с ним расстались в субботу вечером. Потом никто ничего о нем не слышал. Субботним вечером после похорон Мирья и Пия были дома, это я могу сама засвидетельствовать. Сиркку и Тимо уехали в усадьбу Мууриала, Юри и Тулия вместе сидели в баре. Может, кто-то из них видел Антти?

Я вернулась на работу. Было около восьми вечера. Тапса с Койву отправились в бар «Маленький парламент». На столе меня ждала короткая записка: «Ушли охотиться на Тину. Маттинен в прошлый понедельник улетел в Лондон. Черт побери. Интерпол в курсе. Койву и Хелминен».

Маттинен покинул страну уже после смерти Юкки. Неужели он на самом деле убийца? Если он уже в понедельник был в Лондоне, то найти его даже с помощью Интерпола будет совершенно невозможно. Мне стало обидно. Еще буквально десять минут назад я радовалась, что наконец у меня в руках все ниточки этого дела, а теперь все опять рассыпалось на глазах.

Я еще раз позвонила Антти домой — ответил его сосед по квартире. Нет, он не видел Антти в субботу вечером. Но он спал, поскольку собирался в ночную смену на работу в больницу. Сквозь сон он слышал, что заезжали родители Антти и тот передал им кота Эйнштейна, а потом спустя какое-то время сам ушел. После этого сосед больше не видел Антти.

— За ним никто не заходил?

Этого сосед точно не знал, мог только с уверенностью сказать, что в дверь никто не звонил.

— Я обычно просыпаюсь, если звонит телефон или звонят в дверь, — пояснил парень.

— Может, Антти сам кому-то звонил? — Этого парень тоже не знал. На его взгляд, все вещи Антти были на месте, кроме кроссовок и куртки. Но он сказал, что точно не уверен, поскольку не очень хорошо знал вещи соседа.

Я позвонила родителям Антти. Они были в истерике, собирались подавать заявление о пропаже сына в газеты и на радио. Им казалось, что человек, убивший Юкку, добрался теперь и до их сына.

— Но он жив, я уверена, — сказала в конце Марьятта Саркела. — Животные чувствуют такие вещи. Может, Эйнштейн и не самый умный кот, но он бы почувствовал, если бы с Антти что-то случилось. А он спокойно сидит у моих ног и мурлычет в ожидании еды.

Я очень надеялась, что кот не ошибается, хотя, с другой стороны, это могло означать, что его хозяин совершил убийство и теперь скрывается от полиции. Бедный Эйнштейн. Для него любой вариант был бы неудачным.

Было девять вечера. Ребята должны вернуться из «Маленького парламента» не раньше двенадцати, мне явно следовало отправиться домой, спать. Мы договорились, что по возвращении из бара они мне позвонят.

Я отправилась домой, быстро переоделась в спортивный костюм и отправилась на пробежку. Первый километр дался тяжело, но потом дыхание пришло в норму, и я рванула вперед. Я бежала, вдыхая прохладный воздух, и постепенно мои нервы пришли в норму, я успокоилась. Лился пот, но бежать с каждым шагом становилось все легче и легче. Только в районе Сеурасаари я заставила себя повернуть обратно. Когда-то и поспать немного надо.

Я проснулась от ярких солнечных лучей. Было полвосьмого. Я проспала почти десять часов подряд. Ребята так и не позвонили. Что случилось?

Вскоре стало ясно, почему молчит телефон. Накануне утром я выдернула штепсель из розетки, потому что не хотела, чтобы мне в шесть утра позвонила из аэропорта мать, только чтобы сообщить, что она забыла у меня свою зубную щетку. Я выругалась, поставила вариться кофе и позвонила на работу.

— Койву и Хелминен не возвращались, — равнодушно сообщил дежурный. Полицейский из моего отдела, напротив, передал весточку от Койву: «Мы встретили Тину, она рассказала много интересного. Нет смысла ее задерживать. Ты нашла Антти? Буду к восьми».

Я быстро глотнула кофе, доела остатки лукового пирога. Мои лучшие джинсы до сих пор валялись в корзине с грязным бельем. Я натянула старые, вылинявшие и местами заштопанные и, решив не рисковать больше с велосипедом, отправилась на работу на трамвае. Я выспалась, страшно опаздывала и не чаяла услышать последние новости.

Вдобавок ко всему Киннунен отправил Койву на какое-то задержание, а Тапсу — на обыск квартиры. Я тихо надеялась, что речь идет о квартире Маттинена. Мне же велели идти на набережную разбираться с утопленником. В Пасила я вернулась лишь к обеду. Койву пришел и снова куда-то ушел, но, к счастью, Тапса был на месте. Мы договорились пойти с ним через полчаса вместе пообедать.

Лаборатория и на этот раз сработала быстро. В машине Юкки нашли отпечатки пальцев Маттинена, а в аптечке первой помощи — следы кокаина. Видимо, небольшие партии этого вещества регулярно перевозились в упаковке со стерильными бинтами. Много отпечатков пальцев было около регистрационных номеров — похоже, их часто отвинчивали.

От голода и напряжения мне стало нехорошо. Во рту до сих пор ощущался вкус лукового пирога. Я быстро сбежала по ступенькам вниз в столовую. Тапса еще не пришел. Я решила пока съесть немного салата и кусок вегетарианской пиццы. Затем я увидела Тапсу в очереди к кассе. Он был гладко выбрит, в свежей рубашке, в руках поднос, полный еды — котлеты с подливой, отварной картофель, два стакана молока, несколько кусков хлеба. Наше совещание обещало быть долгим.

— Я только вернулся из квартиры Маттинена. Вот, кстати, твоя потеря. — Он достал из кармана маленький полиэтиленовый пакет с ключами. Сквозь упаковку я рассмотрела знакомую надпись: «Опель-вектра». Я была готова побиться об заклад, что это вторая пара ключей от машины Юкки.

— Надо отдать их в лабораторию. Машина самого Маттинена стоит на парковке. Это старый «фольксваген», что интересно, ни один из регистрационных номеров, найденных в его квартире, к этой машине не подходит.

— Значит, он в основном использовал машину Юкки для своих нужд, — заметила я.

Я еще раньше по телефону рассказала Тапсе свою теорию о том, что наркотики были вывезены из Таллинна на борту «Мальборо Финляндии». Он согласился. Надо было изучить маршрут передвижений Маттинена, вполне возможно, он был в Таллинне одновременно с яхтой и передал кокаин на борт.

— Ну а что вчера? Вы никого не задержали?

— Нам и без этого удалось все узнать. Я отправился в «Маленький парламент» вместе с Койву, там у меня знакомый швейцар. Я подумал, может, он поможет нам опознать эту девушку. Ты же понимаешь, сам я последнее время по барам мало хожу.

У Тапсы была жена и двое маленьких детей, младшему около полугода. Думаю, иногда Тапса не видел своих детей неделями — уходил, пока они еще спали, а возвращался, когда уже спали. Я иногда задумывалась, каково быть женой полицейского, у которого все время дела, которого никогда нет дома.

Видимо, практически то же самое, что быть матерью-одиночкой.

— Около десяти Maca, швейцар, подошел и сообщил, что Тина пришла. Девушка была одна.

— А как ты это понял? — спросила я из чистого любопытства. В следующий раз в баре надо будет попробовать вести себя диаметрально противоположным образом.

— Она зашла одна, улыбалась, стреляла по сторонам глазами. Ну ты понимаешь. Койву отправился с ней побеседовать. Они договорились отправиться в гостиницу, но Койву сказал, что ему не помешало бы чем-нибудь зарядиться. Хороший парень, молодец, — похвалил Тапса, отдавая дань уважения младшему коллеге.

— И Тина знала, где это можно достать?

— Она сказала, что сейчас дела на рынке с этим делом обстоят довольно плохо, а с собой у нее только гашиш. В это время Койву и подвел ее к нашему столику. Она немного удивилась, увидев, что мужчин двое. Я показал ей фотографию Маттинена и спросил: может, у этого товарища найдется что покрепче? Девушка догадалась, что мы из полиции. Мы договорились, что не будем ее задерживать за хранение гашиша, если она расскажет нам что-нибудь интересное.

Я удивилась, с какой легкостью Тапса предложил девушке сделку. Хотя я понимала, что сотрудники их отдела постоянно торгуются и вступают в сделки с мелкими преступниками, чтобы те помогли задержать рыбешку покрупнее. Может, и я ошибалась на его счет, и он больше не стремится задерживать из-за пары граммов марихуаны.

— Ну она сначала накричала на Койву, а потом мы прекрасно договорились. Койву — красивый парень, думаю, она с удовольствием пошла бы с таким клиентом… — Вдруг Тапса замолчал, и его лицо стало замкнутым. Может, он вспомнил, как я сломала ему локоть?.. Хотя у меня с ним никогда не было таких легких отношений, как, например, с Койву. Наверное, он считал меня ярой феминисткой.

— В любом случае она была хорошо знакома как с Маттиненом, так и с Пелтоненом. Пелтонен их и познакомил. Скорее всего прошлой осенью Маттинен искал кого-нибудь, кто мог бы привезти кокаин из Таллина, и Пелтонен согласился. Прошлой зимой он часто ездил в командировки в Таллинн и, видимо, ему удавалось провозить небольшие партии. Интересно было бы знать, как он это делал, — мрачно закончил Тапса.

Тина считала, что основную часть товара продавал Маттинен, а остатки — Юкка. Она даже подозревала, что Пелтонен работает не только на Маттинена, потому что однажды он продавал товар, о котором Маттинену ничего не было известно. А в мае Юкка привез большую партию. В это время Маттинен как раз был в Таллинне, так что, видимо, он все это там и организовал.

Тапса считал, что порошок хранился в квартире Юкки.

— Надо бы взять собак и сходить туда еще раз. Тебе, наверное, интересно будет знать, что однажды Пелтонен привез товар к Тине домой. Она бросила ему ключи из окна и увидела, что в машине он не один. Она очень разозлилась на Юкку за его беспечность, но он сказал: «Не волнуйся, этот тип в курсе». Они вместе ездили в Таллинн.

— А Тина рассказала, как выглядел этот тип?

— Высокий и худой. Она все время говорила, что это мужчина. И в машине тогда был мужчина.

— Есть женщины, которых легко принять за мужчин, особенно издалека. Она разглядела цвет волос?

— Нет. И еще информация, которая может тебя заинтересовать. Пелтонен попросил Тину развлечь одного клиента в пятницу вечером. Тина все сделала, но Пелтонен ей так и не заплатил.

— Поэтому-то она и позвонила Юкке?

— Наверное. А что, если она так разозлилась, что отправилась в Вуосаари и там прикончила этого Пелтонена?

— Не уверена. Я считаю, что убийца был из их компании. Это не Тина и не Маттинен. Это кто-то из хора. Один из моих подозреваемых пропал. Соответственно виновен либо он, либо кто-то из его товарищей. — Я устало вздохнула. В глубине души у меня все же теплилась надежда, что убийцей окажется сбежавший Маттинен.

Я принесла большую кружку кофе и снова погрузилась в бумаги и записи, связанные с расследованием.

Юкка продавал алкоголь, наркотики и женщин. Он выдавал финский самогон за русскую водку и таким образом дурачил не только покупателей, но и Сиркку с Тимо. Наверное, он купил этикетки во время какой-нибудь командировки в Россию, там все сейчас продается. Возможно, он увидел их где-то на прилавке, вспомнил про самогон Мууриала и легко приложил одно к другому. И представил самогоноварение Тимо и Сиркку как небольшой несерьезный бизнес, хотя на самом деле все обстояло совсем по-другому.

Юкка продавал женщин. Я была уверена в том, что он оставлял себе неплохие комиссионные за каждую женщину, ведь не благотворительностью же он занимался. Тине нужны были деньги на наркотики, другим девушкам на что-то еще. А Юкка хотел чувствовать над женщинами свою власть. Его собственная личная жизнь была пестрой и беспорядочной. Наверное, он так стремился завоевать Пию только потому, что та была замужем. И если бы она один раз согласилась на близость, то мгновенно перестала бы быть ему интересной. Может, с Тиной произошло то же самое? Видимо, сначала она встречалась с Юккой из-за денег, а потом влюбилась в него и стала ему обузой?

Юкка продавал наркотики. Детская мечта стать морским разбойником удивительным образом реализовалась. При вскрытии в его теле не было обнаружено следов наркотических веществ, видимо, сам он не употреблял ничего такого. Ну может, только изредка гашишем баловался. Похоже, и в бизнесе наркотиков он был не очень честен с Маттиненом. Наверное, и здесь к его рукам прилипало больше денег, чем первоначально предполагалось.

В последние дни жизни ему срочно потребовалось много денег. Он боялся. Новости о задержании цепочки наркоторговцев, о том, что на этом попалась даже эстонская проститутка, напугали его. Он решил быстро собрать как можно больше денег. И бежать из страны. Он еще не поддался панике, не купил билет — просто решил быстро собрать как можно больше денег.

Наверное, я никогда не узнаю всего, чем он занимался, на чем зарабатывал. И вряд ли пойму, почему он жил именно так. Что он хотел получить? Адреналин, власть? Это был красивый и успешный молодой человек. Он получил высшее образование, у него были хорошая работа и красивые увлечения — хоровое пение и яхты. Но этого ему было мало. И он не только сам скатился в бездну, но и пытался увлечь туда других людей.

Юри и Мирья не ездили в Таллинн. Мирью вообще можно было вычеркнуть из списка подозреваемых в посредничестве с наркотиками. А вот Юри мог тогда быть в машине Юкки. Правда, он невысокий. Но кто, в конце концов, может точно определить рост человека, сидящего в далеко припаркованной машине?

В Таллинне были Тимо и Сиркку. Но Тимо нельзя назвать тощим. А Сиркку вряд ли сойдет за мужчину, даже издали. И можно ли верить словам Тины? Если пособником Юкки был Петер Валроз, тогда у Пии мог возникнуть мотив убрать Юкку, ведь он мог их шантажировать разоблачением. Или Тулия, которую в темноте легко принять за мужчину, или Антти, самый тощий и длинный из всех.

Я снова перечитала свои записи. И поняла, что истина понемногу вырисовывается, что события и факты встают на свои места.

Перед моими глазами возникла четкая картина произошедших событий. И мне она совсем не понравилась. Я поняла, как сильно ошибалась в оценке одного из подозреваемых мной лиц.

 

14

Вновь придет — иль не придет?

К четырем вечера я приняла решение. Сделала пару звонков, еще раз проверила свои записи и снова убедилась в собственной правоте. После шести я начала действовать. Про Антти ничего не было слышно. Меня мучила мысль о том, что с ним могло случиться. Если он погиб, это будет моя вина — не поняла все вовремя.

Я припарковала машину за несколько кварталов от дома, куда собиралась зайти. Я не выяснила заранее, на месте ли человек, с которым собиралась побеседовать, но это было не важно — я готова была прождать хоть всю ночь. Я взбежала по скрипучим ступенькам старого деревянного дома на второй этаж и позвонила в дверь. Было слышно, как кто-то уверенным шагом подошел к двери. И даже если женщина удивилась, увидев меня на пороге, она ничем не выдала своих чувств.

— Привет, Мария! Мы с тобой по очереди ходим в гости друг к другу. Заходи, я как раз только заварила чай. Выпьешь со мной? — В голосе чувствовалось легкое напряжение.

— Спасибо, с удовольствием. — Я зашла на кухню, где стоял большой круглый стол, накрытый светло-зеленой скатертью, вокруг него — стулья такого же цвета. На светлом фоне красиво смотрелся темно-фиолетовый чайный сервиз. Я села за стол и положила сумку на подоконник.

— Что слышно про Антти? — спросила она меня, ставя на стол тарелку с тонко нарезанными огурцами.

— Я хотела у тебя спросить. Расскажи, если знаешь что-нибудь. Сэкономишь силы и время.

— Мне ничего не известно. Ты думаешь, это он убил?

— Нет. Но думаю, он знает, кто это сделал.

Тулия налила мне чаю. Она не нервничала, у нее не дрожали руки, ни капли ароматной, пахнущей жасмином жидкости не пролилось на стол. Мы сидели друг напротив друга, как две тетушки на светском приеме. На улице ярко светило солнце, издалека доносились детские голоса.

— Я хочу забрать ключи от машины Юкки. Ты мне их отдашь? — Тулия молча поднялась и исчезла в соседней комнате. Через мгновение она вернулась, держа в руках знакомые ключи от «опеля-вектры».

— Пелтонены собираются продать машину? Тогда, разумеется, им нужны все комплекты ключей.

— Не знаю, смогут ли они когда-нибудь продать эту машину. В процессе досмотра там вспороли всю внутреннюю обшивку. А откуда у тебя ключи?

— У меня есть дубликаты всех ключей, которыми пользовался Юкка. Он боялся потерять ключи и чувствовал себя спокойнее, зная, что у кого-то есть второй экземпляр.

— В машине полно твоих отпечатков пальцев. Ты часто на ней ездила?

— Иногда, когда мне нужна была машина.

— А Маури Маттинен тоже был доверенным лицом Юкки, как и ты? Ведь у него тоже были ключи от машины Юкки. — У Тулии внезапно задрожали руки, и она торопливо спросила:

— Какой еще Маттинен?

Я смотрела на ее руки. На ней была футболка с длинными рукавами, которые сильно вытянулись из-за ее привычки натягивать рукава на зябнувшие кисти рук. На безымянном пальце правой руки она носила перстень. По моим скромным оценкам, он стоил не меньше моей месячной зарплаты. Раньше я думала, что это хорошая подделка, но сейчас разглядела, что кольцо было настоящее и дорогое.

— Тот самый. Ты его знаешь. Вы встречались в начале мая в Таллинне, он передал тебе и Юкке партию кокаина. А потом, когда Юкка не мог, ты сама отводила машину к гаражу Маттинена. И, думаю, запись в ежедневнике Юкки — «Тина не в понедельник» — как раз и обозначала то, он не хотел, чтобы ты отводила машину, так как боялся, что за ней следят.

— Кто тебе это рассказал? Эм или Маттинен? — Она тут же прикусила язык, заметив, что оговорилась.

— Да какая разница! О ваших делах знало довольно много народу, хотя вы и пытались шифроваться. Юкка же влезал во всевозможные авантюры. Я не знаю, где он познакомился с этим Маттиненом, наверное, в каком-нибудь ночном клубе, где снимал девиц. У Маттинена было все на мази — контакты с наркодилерами в Таллинне, готовые покупатели здесь, в Финляндии. Ему только нужен был кто-то чистенький, кто мог бы привезти ему товар через границу. И Юкка за зиму привез ему несколько партий гашиша. Видимо, все прошло легко и просто, раз он решился на более серьезную авантюру. А Маттинен получил информацию, что готова к отправке большая партия товара. Ярмо и Петер как раз планировали тестовый прогон «Мальборо Финляндии», и Юкке было нетрудно уговорить их заехать в Таллинн под тем предлогом, что он мечтает попасть на концерт хора эстонской филармонии. Все шло по плану. Вам надо было только улизнуть вдвоем с Юккой ненадолго в город, встретиться с Маттиненом и получить товар.

Тулия улыбнулась мне так, словно я была маленьким ребенком, который рассказывает, что видел в лесу злую ведьму.

— Может, Юкка всем этим и занимался, во всяком случае, я знаю, что он иногда втемную продавал водку и женщин. Может, он и привез на «Мальборо» наркотики, но я-то какое отношение к этому имею?

— Он тебе доверял. Думаю, это началось года два назад, когда Юкка стал зарабатывать на женщинах. Он и тебе пару раз предложил переспать с кем-то за деньги, и ты согласилась, ведь ты очень нуждалась в дополнительном заработке. Ты же знаешь, что этим занимаются не только девушки, приехавшие к нам из-за границы, но и обычные финские студентки. Такие, как ты. Но тебе быстро надоело. Ты же лучше меня знаешь, каково это — спать за деньги. Не самый приятный вид заработка. Но ты очень нуждалась в деньгах. Ты же сама мне рассказывала, о какой жизни мечтаешь — дикой, свободной, без правил. И тогда я тебе завидовала. Ты снова пожаловалась Юкке, и он предложил тебе другой заработок. Поработать наркокурьером, отвезти пару раз гашиш Маттинену. Наверное, иногда ты и сама продавала небольшие партии. И тогда в Таллинне Юкке требовался помощник, там опасно одному ходить ночью. Да и, видимо, вы разработали план, по которому лучше было действовать вдвоем, если вдруг таможня излишне вами заинтересуется. А затем Юкка стал жадничать. Ему казалось, что все сливки достаются Маттинену. Он даже отказался передавать ему всю партию целиком и удерживал себе небольшие количества — в качестве бонуса. Он перестал сам с ним встречаться, поэтому ты ездила к Маттинену на машине Юкки. И тому пришлось согласиться, у него не было другой альтернативы.

— И Маттинен убил Юкку из-за его жадности?

— Нет, он не убивал Юкку. Маттинен позвонил Юкке на автоответчик в воскресенье вечером. Он исчез, уехал из страны. Юкку убила ты. И совершенно напрасно. Маттинена задержать не удалось. И вас бы никто не смог выдать.

Тулия устало вздохнула. Я подумала о том, как же долго она держалась. У меня не было против нее никаких улик. Я могла привлечь ее к ответственности за убийство только в случае чистосердечного признания. Неужели я действительно хотела, чтобы она призналась? Я постаралась отодвинуть собственные чувства и переживания в сторону. Задача полицейского — раскрыть убийство. Остальное не важно. Я сделала еще глоток и продолжила свой монолог. У меня возникло чувство, что мои слова разбиваются о стену. По скучающему лицу Тулии бродила кривая усмешка, казалось, она смотрела нудное телевизионное шоу и терпеливо ждала, что же еще ведущие произнесут с экрана.

— Юкка еще с четверга жил в ожидании ареста, он все понял, когда Маттинен не пришел на встречу. Тогда парень заволновался и решил покинуть страну. А в субботу в новостях прошла информация о задержании членов наркомафии, и Юкка ударился в панику. Он с трудом держал себя в руках. Но тебе удалось договориться с ним о встрече — ночью на мостках. Вам же надо было все обсудить. Если Маттинена задержали, то вам обоим — крышка. Вы поссорились, и ты ударила Юкку топором. Маттинен ведь наверняка даже не знал, как тебя зовут. А ты, наверное, решила, что, раз Юкка мертв, то тебя никто не разоблачит.

— Я проспала всю ночь. Все могут это подтвердить: я храпела. Я всегда храплю, когда засыпаю пьяная. А если это я убила Юкку, то почему на этом чертовом топоре не было моих отпечатков пальцев?

— Этот храп тебя и выдал. Юри сказал, что ты храпела, лежа на спине. А Мирья утверждает, что тщетно пыталась перевернуть тебя с живота на спину, чтобы ты замолчала. Ведь люди храпят, только лежа в одном положении. Ты плохо притворялась. А теперь про отпечатки пальцев. У тебя постоянно мерзнут руки, ты прячешь кисти рук в рукава. И тогда утром ты, конечно, тоже замерзла. Ты просто взяла топор через рукава своего свитера и таким же образом перенесла его потом под сауну. Ты мне это продемонстрировала на прошлой неделе. Конечно, ты думала, что я ничего не понимаю. — Мне не удалось скрыть раздражения в голосе. — И тогда в баре ты просто хотела выяснить, что мне известно. Все твои рассказы о том, что мы с тобой друзья, — это ложь. А я тебе верила!

— Это не ложь. — Тулия посмотрела в окно. — Я и правда думала, ты меня понимаешь.

— И думала, что я одобрю то, что ты зарабатываешь на продаже кокаина?

— Я не знала, что это кокаин! — Фиолетовая кружка дрогнула в ее руке. Тулия встала, чтобы налить себе еще чаю, а затем заговорила медленно, обдумывая каждое слово.

— Наверное, это уже не тайна… Видимо, мне лучше все тебе рассказать. Тогда ты сможешь понять хоть что-то… Хочешь еще чаю? — Я утвердительно кивнула, она наполнила мне чашку, затем поставила чайник обратно на кухонный стол и села напротив меня. Она двигалась медленно, как раненый зверь, и говорила тихим голосом, словно у нее не было сил, потом снова выглянула в окно. На подоконник прилетела трясогузка, посмотрела на нас с надеждой получить какие-нибудь крошки и, не дождавшись, упорхнула прочь. Наконец Тулия продолжила свой рассказ.

— Ты во многом права. Все началось совершенно неожиданно. — Она улыбнулась собственным мыслям. — Пару лет назад мы с Юккой тусили в одном рок-клубе. Помню, я тогда была ярко накрашена, в мини-юбке, на каблуках. И в конце вечера ко мне подошел какой-то мужчина и спросил, сколько стоит. Я даже сначала не поняла, что он имел в виду. А затем шутки ради ответила, что тысячу, и деньги вперед. А он достал пачку денег и стал размахивать перед моим носом. Я едва успела сказать Юкке «пока», как он уже уволок меня на такси к себе в гостиницу. Конечно, потом я рассказала обо всем Юкке, и спустя пару недель он сказал мне, что один из его партнеров интересовался, не найдется ли девочки. Юкка предложил пойти мне — за деньги, конечно. Все это было довольно забавно и казалось какой-то игрой. В то время этим занималось не так много девушек, и мужики платили очень неплохо. Юкка нашел еще пару девушек, которые этим занимались, и постепенно в известных кругах снискал славу человека, через которого всегда можно снять на вечер хорошую и здоровую девочку.

Я занималась этим где-то полгода, а потом мне надоело. Пойми, все не так просто, как кажется. У меня даже начало меняться отношение к собственному телу. И я сказала Юкке, что с меня достаточно. Он не возражал, у него на тот момент было уже достаточно знакомых девушек.

Где-то год все было неплохо, а потом мне снова стало катастрофически не хватать денег. Периодически я брала взаймы у Юкки. Он рассказал мне, что у него сейчас много разных проектов, которые приносят ему неплохой доход. Тогда он через некую Тину познакомился с Маттиненом. Они привозили в страну гашиш. Я пару раз помогала ему продавать его в разных клубах, но это было очень рискованным занятием.

В начале мая Юкка позвонил мне и сказал, что есть большая партия товара, но ее надо привезти из-за моря. И тогда мы придумали эту поездку на «Мальборо». Мы только совершили ошибку, когда в качестве повода выбрали поход на концерт хора эстонской филармонии. Эта идея так понравилась Антти, Тимо и Сиркку, что нам было очень трудно от них избавиться даже на короткое время. Особенно от Антти.

В итоге мы без проблем пронесли груз на борт, хотя меня жутко трясло. Я притворилась, что у меня морская болезнь, меня и вправду тошнило, но от страха. Юкка тоже очень нервничал. А когда мы привезли товар в страну, Юкка не отдал его целиком Маттинену, а стал передавать небольшими партиями и по гораздо более высокой цене, чем вначале договаривались. Я боялась, так как знала, что у этого типа достаточно связей. Но Юкка только смеялся над моими страхами, он считал себя намного умнее его. Однажды я спросила у Юкки, могу ли ему доверять, ведь он берет деньги всегда и со всех. Он обнял меня и сказал, что меня он не предаст никогда, ведь я — особый случай, поскольку я его лучший друг.

И я не знала больше того, что мне рассказывал Юкка. Я и вправду считала, что это гашиш. Он позвонил мне в четверг и предупредил, что надо быть осторожной, потому что поймали одного из их дилеров. Мы страшно боялись, что они заговорят, ведь вы, полицейские, всегда предлагаете мелким рыбешкам такие сделки, чтобы поймать кого-нибудь покрупнее. А они на все готовы, чтобы спасти свою шкуру. И Юкка попытался толкнуть Маттинену товар по низкой цене, чтобы поскорее от него избавиться. Тогда, в четверг, он был в полной панике. А в пятницу немного успокоился. Маттинен все купил, и у Юкки появились деньги.

А когда мы ехали в Вуосаари, по радио в новостях сообщили, что задержаны новые члены кокаиновой мафии. Я только посмеялась, это нас больше не касалось. Мы же не продавали кокаин. Мне удалось перекинуться лишь парой слов с Юккой об этом. Он замкнулся, стал меня избегать. Я только спросила, касаются ли новости наших общих знакомых, он сказал, что да, что если Маттинена задержали, то и мы пропали.

Тулия допила чай. У нее в глазах сверкали злость и обида, и я могла только представлять, какие чувства она испытывала к Юкке.

— Мне все же удалось с ним договориться, что ночью, когда все уснут, мы сможем поговорить. Я не спала до четырех и все размышляла, как же подло он меня обманул. Ты, наверное, не понимаешь, для тебя гашиш и кокаин — примерно одно и то же. Мы же в юности все пробовали гашиш. Ничего особенного, по мне, так уж лучше как следует напиться. Но кокаин — это совсем другое дело. Я не хотела быть замешанной в кокаиновом бизнесе. А ведь я доверяла Юкке! Мы были с ним знакомы всю жизнь, и он никогда меня не обманывал!

Я ждала и ждала. А народ без конца шатался вокруг дома. Потом все успокоилось. Я уж было собралась встать, как увидела, что Сиркку бежит на мостки. Я подумала, что он снова что-то придумал, чтобы не встречаться со мной, и поэтому, когда Сиркку вернулась, была просто в бешенстве. Я чуть не закричала от возмущения, когда увидела, что он сидит на мостках и любуется восходом, болтая ногами в воде. Я спросила у него, почему он не рассказал мне всей правды. А он рассмеялся мне в лицо и спросил: «Ты что действительно считаешь, что на гашише можно заработать такие деньги?» Откуда я знаю, сколько можно заработать на гашише, я что, изучала рынок? Он обманул меня так же, как и всех. Так что никакой я для него не «особый случай». Я попыталась дать ему пинка, но он схватил меня за ногу и потянул в море. И тогда я схватила топор и ударила его по голове. Я ни о чем тогда не думала. Юкка упал в воду. Только из раны на голове вытекло немного крови.

Тулия замерла, глядя невидящим взглядом куда-то вдаль. Я знала, что сейчас перед ее глазами снова, как пленка кинофильма, прокручивается вся сцена. Я наблюдала такое не раз.

— А потом?

Тулия вздрогнула, словно очнулась от сна.

— Я опустила топор в воду. Он был весь в крови. Юкка лежал в воде лицом вниз. «Ладно, парень, кончай прикидываться», — сказала я ему. Он как-то дернулся, хотя, возможно, это были просто волны. Я побежала. Кажется, кинула топор куда-то за сауну. Не помню. Меня тошнило. Я пошла в туалет, там, на улице за сауной, и меня вырвало. Затем в сауне я умылась, а когда вышла, снова заметила топор. Я пихнула его под сауну и отправилась спать. Я была уверена, что Юкка притворялся. Утром я все время ждала, что он сейчас спустится по ступенькам, что это был лишь дурной сон. Я даже постучала в его дверь, думала, может, он спит… А потом увидела Юри. И сразу поняла по выражению его лица, что Юкка не притворялся…

— Почему ты сразу не призналась? Отделалась бы обвинением в непредумышленном убийстве.

— Ты бы мне не поверила. Ты мне и сейчас не веришь.

— Да какое имеет значение, поверила бы я тебе? Ты же все время пыталась предложить мне различные версии. Ты меня дурачила, а я велась на это! Моим родителям действительно удалось вырастить меня наивным и простодушным человеком — я воспринимала тебя такой, какой ты хотела казаться! Я-то думала, ты хочешь быть моим другом, а ты просто пыталась выяснить, что я знаю. Мне никогда в жизни не было так весело, как тогда, когда мы с тобой сидели и смеялись в баре.

Я почувствовала, как от подступивших слез сдавило горло. Нет, нельзя сдаваться, так не пойдет. Тогда мне легко было верить ее рассказам. Наверное, и Тулия в ситуации с Юккой чувствовала то же самое, что и я сейчас. Ее так же обманули, ею так же попользовались.

— Я не обманывала, — медленно произнесла Тулия, сжимая чашку. — Ты мне нравишься. И я знаю, ты тоже ко мне хорошо относишься. — Она умоляюще посмотрела на меня. — Ты же пришла задержать меня, да? Но почему ты одна? Может, в душе ты надеешься, что мне удастся сбежать? Дай мне один день. Я сделаю так, как планировал Юкка, — уеду из страны. У меня все его деньги. Я успела забрать их из его комнаты, пока мы ждали полицию. Дай мне эту возможность. — В ее глазах были мольба и страх.

Я отвела взгляд, просто не могла на нее смотреть. План, который она предлагала, было очень просто осуществить. Господи, неужели я действительно хотела отправить ее в тюрьму?

— Что ты сделала с Антти?

— С Антти? Ничего. Понятия не имею, где он. Ты не веришь мне? — В ее голосе звучало отчаяние. — Ты не дашь мне уйти?

— Нет. Ты задержана. Собирай вещи. Поедем в Пасила и запишем официальные показания. — Я встала из-за стола. Достаточно, пора было прекращать эту муку.

Но Тулия оказалась быстрее. Быстрым движением она схватила со стола нож, которым недавно нарезала огурец. И мгновенно обхватила меня руками так, что лезвие ножа уперлось в горло. Я чувствовала железную хватку ее холодных рук, сталь ножа у горла, слышала, как колотится ее сердце, чувствовала, как отдает дыхание свежим запахом лимона. Время остановилось.

— Ты пришла одна, не взяла с собой оружие, — прошептала она. — Если ты сейчас не отпустишь меня сама, я заставлю тебя сделать это. Иди в спальню. Медленно. — И она стала подталкивать меня к выходу в коридор.

— Не будь дурой. У тебя нет никаких шансов. В аэропорту и на вокзале тебя уже ждут.

— Замолчи! Убежать всегда можно. Сейчас я привяжу тебя к кровати и стукну по голове. Не бойся, не сильно, не так, как Юкку. А когда ты очнешься, я буду уже далеко.

Я постаралась взять себя в руки и успокоиться. Паника еще никого не спасала. Тулия медленно провела плоской стороной ножа по моему горлу.

— Открой шкаф. Молодец. На нижней полке лежит скакалка. Согни колени, да, так… Дай мне скакалку. Спасибо. А теперь иди к кровати и ляг на живот. Смотри, без глупостей, иначе я перережу тебе горло. Я где-то читала, что во второй раз убивать легче… — Она была в полной истерике. В голосе звенела безнадежность загнанного в ловушку зверя. Я понимала: в этом состоянии она готова на все.

Я опустилась на кровать. Краем глаза я видела, как сильно дрожит рука с зажатым в ней ножом. Укладываясь на постель, я изо всех сил резко пнула Тулию в ногу.

С этого мгновения все стало происходить одновременно. Нож описал дугу и упал на пол, Тулия метнулась к полуоткрытому окну, а в комнату ворвались Киннунен с Койву.

Разумеется, задерживать убийцу я отправилась не одна, а взяла с собой подкрепление. Конечно, мой непосредственный начальник пожелал лично участвовать в задержании. Койву ждал на лестнице в подъезде, Киннунен взял ключи у дворника и успел открыть входную дверь еще во время нашего разговора. Я хотела поговорить с Тулией наедине, я была уверена, что со мной она будет более откровенна, чем в присутствии других полицейских. Как же сложно было убедить в этом моего непосредственного начальника!

Киннунен прицелился Тулии в ногу. Я и не знала, что он взял с собой оружие. Мне показалось, она не заметила направленного на нее пистолета, а вновь сделала попытку дотянуться до ножа. Я увидела, как Киннунен нажал на курок, видела, как летела пуля. Но она попала не в ногу, а в плечо и отбросила девушку к окну. Падая, Тулия со звоном выбила стекло и выпала во двор из окна второго этажа. Она могла бы отделаться ушибами, но, к несчастью, угодила на крышу проезжавшей машины и тут же скатилась ей под колеса.

Раздался крик. Я бросилась вниз по лестнице к Тулии. Она лежала в странной, какой-то вывернутой позе, изо рта сочилась струйка крови. Кто-то продолжал кричать, на лицо лежавшей девушки падали чьи-то слезы. Я осознала, что это я сама кричу и плачу, только когда Койву потряс меня за плечо.

— Мария! Не надо делать искусственное дыхание. «Скорая» уже подъезжает. — Койву ласково отер слезы с моего лица. Киннунен пытался успокоить водителя машины, под которую попала Тулия. На улицу высыпала любопытствующая толпа. Издали слышалась сирена «скорой помощи». Мне казалось, это происходит не со мной, все было как в замедленном кино. Ко мне подошел Киннунен. Я почувствовала запах перегара, и у меня от ярости потемнело в глазах.

— Идиот, ты пропил все свои мозги! Какого дьявола ты стрелял? Ты что не видел, она бы не дотянулась до ножа! — Я бросилась к нему и изо всех сил ударила по лицу. Он отлетел на тело Тулии. Койву кинулся между нами, схватил меня и начал хлестать по щекам, как впавшую в истерику героиню киносериала. От боли и неожиданности я очнулась и понемногу пришла в себя.

Подъехала машина «скорой помощи», Тулию положили на носилки и увезли. Мы обещали, что, как только поговорим с соседями, приедем в больницу, чтобы предоставить необходимую информацию. Я поднялась наверх за своей сумкой, в которой лежал диктофон с записью признания Тулии. Койву слышал ее рассказ от слова до слова, Киннунен — частично. Дело было окончательно выяснено.

Я двигалась как во сне. Мы отвезли Киннунена в Пасила на доклад руководству, там же я оставила для расшифровки диктофон с записью. Все молчали. Я чувствовала вину за происшедшее — не предусмотрела, что Тулия прибегнет к насилию. Киннунен целился в ноги. Он тоже только пытался мне помочь. Понятно, я же слабая женщина, одна бы не справилась. Наверное, что-то в этом духе он скажет начальству.

Когда мы прибыли в больницу, Тулию уже увезли в реанимацию. У нее было сотрясение мозга и перелом позвоночника. Врачи не могли точно сказать, выживет ли она. Мы обещали, что сами все сообщим ее родителям.

— Ты как? — озабоченно спросил Койву, когда мы въезжали в район Куусисаари, где жили родители Тулии.

— Да что уж там. Постоянно думаю, а если бы все случилось по-другому. Наверное, не стоило позволять ей себя связывать. Вы бы ее и так задержали. Если бы я только немного подождала… Или если бы Киннунен не достал свою пушку… Ну почему этого придурка не переведут на бумажную работу?.. Бумагами можно заниматься и под градусом.

— По вашему разговору было трудно понять, насколько серьезна ситуация, — попытался оправдаться Койву. — Нам здесь поворачивать?

— Да, третий дом справа. Я сама поговорю с ними.

Как я и предполагала, разговор с родителями Тулии получился тяжелым. Разумеется, мне пришлось рассказать им, почему мы должны были задержать их дочь. Они не могли поверить моим словам. Мужчина и женщина сидели в стильной гостиной собственного дома, слушали меня, и я видела, как у них из глаз уходила жизнь. Я ничем не могла их утешить. Оставив записку с телефоном реанимационного отделения, я почти сбежала оттуда. А когда Койву вез меня обратно в машине, рыдала и не могла остановиться.

— Отвезти тебя домой? — только и спросил он. Я была благодарна напарнику за то, что он ничего не говорил, не пытался меня утешить, это все равно было бесполезно.

— Нет. Я должна еще написать отчет, доложить руководству и позвонить отцу Юкки Пелтонена. — Я вытерла слезы найденной в бардачке салфеткой. Видимо, она была из «Макдоналдса» и пахла горчицей. — А у тебя еще есть дела?

— Помочь тебе с отчетом, — улыбнулся Койву.

— Слушай, давай вечером выпьем пива. Надо же отметить завершение расследования. Или тебе за последнее время надоело ходить по кабакам?

Вместе с Койву мы кое-как состряпали отчет. Я отнесла его шефу, он порадовался, что дело закрыто, несмотря на то что действия полиции похвальными назвать было нельзя. Действия Киннунена он характеризовал нейтрально, типа «иногда такое случается». Я была не в состоянии возражать ему, да и зачем? Потом я позвонила Пелтонену, который был настолько потрясен, что вначале просто не хотел мне верить. Он кричал, что я несу чушь, что этого не может быть, и сбавил тон только тогда, когда я пять раз подряд перечислила ему все доказательства преступной деятельности его сына. Я снова завелась. В довершение всего мне позвонил редактор газеты «Вечерние новости» и стал расспрашивать о сегодняшних событиях. Я обещала отцу Юкки не поднимать лишнего шума и не передавать в прессу лишней информации. Но видимо, водитель машины, под которую так трагически попала Тулия, захотел дешевой славы и тут же позвонил редактору газеты. Я уже представила заголовки во весь разворот «Подозреваемый погиб из-за беспечности полиции!». Поэтому на вопросы отвечала коротко и сухо. К концу вечера я чувствовала себя как выжатый лимон.

В половине десятого мы с Койву сидели за стойкой бара «Старый погребок». Койву заказал пива, я — виски «Джек Дэниелс». Первую порцию я проглотила, даже не почувствовав вкуса. Пожилой официант и бровью не повел. Наверное, за свою жизнь он насмотрелся на то, как пьют виски, и вряд ли моя жажда произвела на него сильное впечатление.

Через мгновение по животу разлилось тепло, слегка ударило в голову. Койву накинулся на еду, жадно запивая ее пивом. Мы заказали жирные бифштексы и еще пива. Койву рассуждал о достижениях финских спортсменов на недавно закончившейся Олимпиаде. Я ругала мужскую олимпийскую сборную, он критиковал ноги моей любимой спортсменки. Мы чуть не поругались — на мой взгляд, ноги были хороши. В общем, говорили на нейтральные темы, обсуждать сегодняшнюю трагедию было невозможно. Койву, конечно, чувствовал, что, несмотря на внешнее спокойствие, я нахожусь на грани срыва, но не изъявлял желания стать моим психотерапевтом.

После пары горячих блюд, пива и нескольких порций виски я почувствовала к Койву необыкновенную симпатию. Мысль о том, чтобы провести эту ночь в объятиях приятного блондина, с которым к тому же мы были хорошо знакомы, казалась все более привлекательной. Но я еще не утратила способности понимать, что наутро пожалею о своей минутной слабости. Мне нужен хороший напарник. Глупо было бы терять коллегу ради приключения на одну ночь. А большего у нас все равно не будет, в этом я не сомневалась. Я устало улыбнулась Койву и сказала, что пора отправляться домой, спать. Он все же уговорил меня еще на один «Джек Дэниелс», смакуя который, я неторопливо рассуждала о разнице стиля прыжков в длину наших и зарубежных прыгунов. Мы уехали на одном такси, по дороге Койву пытался напроситься ко мне в гости, но, пустив в ход свой авторитет непосредственного начальника, я отправила его домой. Думаю, завтра он поймет, что это было правильное решение.

Перед сном я позвонила в больницу. Тулии сделали операцию на позвоночнике, и, по словам врачей, у нее появился шанс выжить. Алкоголь с бифштексом сделали свое дело — меня неудержимо клонило ко сну. Я приняла две таблетки от головной боли, четко понимая, что завтра мне будет еще хуже.

 

Финал

Лодочку река несет…

В город пришла осень. Наступила погода, которую все не любили, — слякоть под ногами, дождь, туман. А мне нравилось гулять, я шла по набережной и размышляла. Накануне я закончила оформление бумаг по делу об убийстве Юкки Пелтонена, на будущей неделе дело передадут в суд.

Проблема заключалась в том, что обвиняемый не сможет предстать перед правосудием. Тулия выжила, но она еще долго не сможет прийти в суд. Падая, она сломала позвоночник в нескольких местах, и у нее парализовало ноги. Врачи сказали, что прежде чем она встанет на ноги, ей придется сделать еще несколько операций.

Я боялась, что она так никогда и не оправится психически. Тулия отказывалась разговаривать. Доктора не нашли у нее никаких других отклонений — она ела, спала, читала приносимые ей книги, даже иногда что-то писала. Но не разговаривала.

Однажды я ее навестила. Меня провели к ней в палату. Она подписала записанный с моего диктофона разговор, произошедший между нами в день трагедии. Я хотела поговорить с ней. До этого к Тулии приходили люди из различных социальных служб, пытались задавать вопросы. Я думала, со мной ей будет легче разговаривать. Но она молчала.

Конечно, я очень хотела ее видеть. Меня мучили воспоминания о том, как она смотрела на меня, прежде чем выпала из окна, как мы смеялись за кружкой пива в баре, как она боролась, надеясь убежать… Я пыталась понять, какие чувства к ней испытываю, как к ней отношусь… Я все время думала об этом.

Пройдя по длинному коридору, я зашла в маленькую палату с замком на двери. Тулия содержалась под стражей, как заключенная. Я попросила медсестру оставить нас вдвоем. Девушка лежала на узкой металлической кровати в похожей на пенал комнатке, на подоконнике стоял горшок с бледно-розовыми розами, в углу — телевизор, на тумбочке — сборник стихотворений Эдит Седергран, свеча. Палата, похожая на камеру. Тулия, несмотря на высокий рост, казалась очень маленькой, почти бесплотной. Когда я вошла, она даже не повернула головы, неотрывно глядя на недвижно лежавшие на одеяле руки. Я вдруг подумала, что, наверное, они у нее и сейчас очень мерзнут. Мне хотелось прикоснуться к ним, согреть. Но я не осмелилась.

Я заговорила, пытаясь привлечь ее внимание.

— Привет, Тулия. Это Мария. У меня к тебе несколько вопросов.

Тулия даже не подняла глаз. Я сделала еще несколько попыток. Разговаривала я как полицейский, хотя мне очень хотелось просто быть собой, поговорить с ней по-дружески, как раньше. Через пять минут я позвала медсестру.

— С вами она тоже не хочет разговаривать, — констатировала та.

Да, меня она тоже не хотела видеть, воспринимала просто как полицейского, забыв о том, что когда-то мы были друзьями.

На следующий день я позвонила ведущему ее психиатру. Он выдал мне кучу медицинских терминов, из которых я поняла только то, что Тулия поправится, только если сама захочет. А он очень в этом сомневался. И в самом деле, зачем ей стремиться выздороветь, если она сразу же надолго попадет за решетку?

За последнее время сотрудники отдела по борьбе с оборотом наркотиков совершили ряд успешных рейдов. На основании полученной от задержанных информации стало ясно, что слухи о деятельности русской мафии сильно преувеличены. Значительная часть наркодилеров оказались все же местными ребятами. И на их фоне Юкка был довольно мелкой рыбешкой, а Тулия — просто маленьким винтиком в большой игре. Следы Маттинена затерялись в Лондоне. Видимо, он заранее сделал себе поддельный паспорт, а при приближении опасности бесследно исчез. Наверное, Юкка поступил бы так же. А если бы ему удалось сбежать, никто бы не стал задерживать Тулию. И мы с ней сейчас сидели бы в каком-нибудь уютном баре или брели бы вместе сквозь туман.

Пару недель назад я случайно столкнулась на улице с Мирьей. И хотя ей явно не хотелось со мной общаться, она проводила меня до трамвайной остановки и нехотя поделилась последними новостями.

Она рассказала, что хор не стал выдвигать против Юри никаких обвинений. Главное, он должен вернуть деньги. Сама Мирья решила отправиться после Рождества в Лондон и закончить там дипломную работу. У Тимо и Сиркку недавно состоялась помолвка, Пия отправилась в Сан-Франциско к Петеру. Жизнь шла обычным путем. Только про Антти Мирья ничего не рассказала. А сама я не стала спрашивать.

Несмотря на то что я совершила много ошибок при задержании Тулии, начальство предложило мне перейти в отдел на постоянную работу. Но я отказалась. Мне оставалось отработать еще пару недель. В последнее время произошел ряд нападений на водителей такси, весь отдел, и я в том числе, был занят поиском налетчиков. Каждую неделю случалось несколько изнасилований, и, даже если я не дежурила, расследование поручали мне. В свободное время я ходила в спортзал и готовилась к экзамену по уголовному праву. Я хотела в этом году сдать выпускные экзамены в университете и планировала подать прошение о работе в Верховном суде. Дальше я пока свою жизнь не планировала.

Суд над Паси Архела состоялся на прошлой неделе. За изнасилование он получил три года тюрьмы. Марианна блестяще выступила в суде. Я чуть не плакала, слушая, с каким чувством собственного достоинства дает показания эта девушка. Мы встречались с ней пару раз до процесса, впоследствии она посещала занятия курсов «Жертвы насилия». Она сумела вернуться к своей обычной жизни, встречается с друзьями, перешла на последний курс училища. К счастью, она ничем не заразилась и не забеременела, так что сейчас почти полностью восстановилась и оправилась от случившегося. Она даже рассказала мне, что перестала бояться темных улиц и незнакомых мужчин.

Я с удовольствием шагала под дождем по набережной. Кто-то пробегал мимо, стремясь скорее спрятаться от дождя, кто-то шел под зонтиком, весело болтая и смеясь, но все же мне показалось, что основная масса людей воспринимала плохую погоду как личное оскорбление. Я шла, завернувшись от всего мира в огромный дождевик. Я не обижалась на дождь, мне было сухо и тепло в большом уютном плаще и резиновых сапогах.

На набережной в районе парка Кайвопуйсто туман стал таким плотным, что было не видно ближайшего острова. Море вздыхало, как большое неизвестное животное, и казалось чем-то огромным, серым, незнакомым. Туман искажал звуки, делал их неузнаваемыми. Мне казалось, что я бреду по чужой стране, языка которой не знаю. Со стороны моря послышался звук колес, будто оттуда в мою сторону везли детскую коляску. Но этого не может быть. Через некоторое время я все-таки увидела коляску, но с другой стороны. Наверное, так странно шуршали волны, набегая на берег. А может, это было что-то другое. Не важно…

Я раскрыла преступление, узнала, кто преступник, выяснила мотив. Мне открылось многое из жизни других людей. И все же я отдавала себе отчет, что, по сути, не знаю ничего. Следовало научиться принимать события, не понимая, ради чего они происходят, и смириться с тем, что многое так и останется для меня тайной. Я сделала кое-какие выводы относительно собственной жизни, но понимала, что и они не будут окончательными, что спустя какое-то время мне снова захочется все изменить…

Я спустилась на берег, где, помнилось, была пристань, и отправилась вперед вдоль причала. Вскоре береговая линия растворилась в тумане, окружающий меня мир пропал. Я видела только мокрые носки резиновых сапог, чувствовала прилипшие ко лбу влажные кудри. Меня охватило странное чувство одиночества и покоя.

Послышались шаги. Через мгновение в тумане показалась высокая фигура в плаще. Резиновые сапоги, орлиный нос из-под капюшона. Антти.

Я не видела его со дня похорон Юкки. Через пару дней после задержания Тулии на моем автоответчике появилось сообщение: «Я ушел в поход. Извините за доставленное беспокойство. Антти». После этого у меня больше не было причин искать его.

Я не стала возвращать родителям Юкки вместе с вещами их сына письмо Антти. Оно так и лежало в ящике моего рабочего стола, и я не знала, что с ним делать. Наверное, его следовало уничтожить и забыть, что я когда-то его читала.

— Привет, Мария, — обратился ко мне Антти деловым тоном. — Мне следовало тебе позвонить.

— А в чем дело? — резко спросила я. Я до сих пор злилась на него за внезапное исчезновение и поднятую из-за этого суету.

— Наверное, я должен тебе все рассказать, — тихо произнес он. — Давай пройдемся, а то холодно стоять на месте.

Какое-то время мы молча шли рядом. Молчание действовало успокаивающе. Антти заговорил, только когда мы повернули к городу.

— Я был совершенно потерян после похорон Юкки. Не знал, что делать. И решил сбежать на некоторое время в лес, чтобы все спокойно обдумать. Взял рюкзак, прыгнул в автобус и уехал на несколько дней.

— Ты знал. Ты с самого начала все знал. — Это был не вопрос, это было утверждение.

— Знал… Скорее догадывался. Мы же дружили с Юккой и Тулией чуть ли не с рождения. Да, тогда в выходные я видел, что у них что-то случилось. Я был немного в курсе того, что Юкка занимается наркотиками, но не думал, что все так плохо, как мне потом рассказал его отец. — Антти пожал плечами, и вода струйками полилась с плаща в сапоги. — Сначала я очень обиделся. Меня огорчило, что они не рассказали мне о том, что происходит в их жизни, чем они занимаются.

Мы прошли через парк, и вышли на улицу Альбертинкату. В городе туман был не такой сильный, улица просматривалась далеко вниз. Смеркалось, во многих окнах уютно горел свет. Где-то из открытого окна лилась музыка. Мик Джаггер уговаривал кого-то провести с ним ночь.

— Я догадался, что это Тулия, не мог только понять, зачем она это сделала. Но с ней тоже боялся поговорить. Не за себя боялся. Меня пугало, что она с собой что-то сделает. Так оно в конце концов и вышло.

— Ты навещал ее?

— Я пытался. Медсестра зашла к ней и спросила, хочет ли она меня видеть. Она ничего не ответила, но отрицательно покачала головой. Как ты думаешь, какой приговор ее ожидает?

— Это зависит от многого. Если она будет и дальше так продолжать, то может угодить в сумасшедший дом.

Мы вышли на угол улицы Робертинкату. Раньше Юкка жил в конце этого квартала.

— Я недавно переехал в старую квартиру Юкки. — Антти словно прочитал мои мысли. — Пелтонены решили от нее поскорее избавиться и продали по бросовой цене. Мне надоело снимать квартиру на паях. А может, просто стал стар для того, чтобы обитать в общежитии. И Эйнштейн наслаждается, он теперь может один гулять в ближайшем парке. — Антти задумчиво посмотрел на меня. — У меня ноги насквозь промокли, надо идти домой. Если ты не торопишься, может, зайдешь ко мне?

Таблички с фамилией Юкки на двери уже не было, а фамилия Антти еще не успела появиться. Да и вообще квартира выглядела как-то по-другому, везде были навалены книги.

— Я еще не все полки успел собрать, часть лежит в упаковке. Постарайся не споткнуться. — Антти проскользнул между высоких стопок и исчез в спальне, видимо, отправился менять носки.

На синем кресле, покрытом толстым слоем шерсти, лениво развалился большой кот. Похоже, это было любимое спальное место Эйнштейна. Кот был белого окраса, спинку и мордочку украшали темно-коричневые полосы, а кончик хвоста был совершенно черный. Он лениво спрыгнул с кресла, замурлыкал и стал тереться о мои ноги. В одно мгновение мои черные брюки покрылись белой шерстью. Я наклонилась его погладить, кот замурлыкал еще громче.

— Он считает, что каждый, кто приходит в дом, должен приносить ему что-нибудь вкусненькое, — пояснил Антти, появившись в комнате. На ногах у него были шерстяные носки, наверное, пятидесятого размера. — Надо выпить чего-нибудь горячего.

Кот отправился вслед за Антти на кухню. Я изучала стопки книг и вдруг увидела редкую книгу Генри Парланда, которую давно искала, но никак не могла найти на книжных развалах.

— Дашь почитать? — спросила я, когда Антти появился в комнате с двумя дымящимися чашками в руках.

— Конечно. Я добавил немного алкоголя, не возражаешь?

Я сделала глоток и почувствовала знакомый запах аниса. Самогон усадьбы Мууриала.

— «Крепкий чай за двенадцать с полтиной или четырнадцать пятнадцать, в зависимости от того, где подают», — процитировала я Генри Парланда.

— «Но только в самых дешевых местах», — усмехнулся, подхватив цитату, Антти. Он явно был знаком с творчеством Парланда.

Я сняла с дивана на пол несколько стопок книг и пересела туда. Антти опустился в кресло, согнав кота, который, оскорбленно мяукнув, перепрыгнул ко мне на диван и свернулся рядом.

— Ты можешь мне рассказать, как все произошло? — спросил Антти серьезным тоном. Я сделала большой глоток чаю и стала рассказывать. Десятки раз ночами я прокручивала события у себя в голове, но так и не могла говорить о них спокойно. Сначала у меня задрожал голос, потом хлынули слезы. Когда я закончила рассказ, Антти тоже сидел с полными слез глазами.

— Это и моя вина, — произнес он наконец. — Если бы я с самого начала все тебе рассказал…

— Знаешь, и я все время себе говорю, «если бы…». Но ведь это бессмысленно. Слушай, у тебя, случайно, не осталось анисового самогона?..

— А, ты узнала его! Да, еще пол-литра. Наверное, это одна из последних бутылок. Тимо говорил, что в полицейском участке десятки литров вылили в канализацию. — Антти принес из кухни салфетки, я вытерла слезы. Мне так хотелось к нему прикоснуться, но я никак не могла решиться. А потом все же сделала это. Он крепко обнял меня, и мы стали целоваться.

Потом мы снова пили самогон, гладили кота. И говорили обо всем на свете — о Тулии, Юкке, грусти и радости, котах и кошках — обо всем, что происходит между небом и землей. Бутылка опустела, а я так и осталась спать в обнимку с Антти и Эйнштейном.

Ссылки

[1] Стихи Эйно Лейно, музыка Тойво Куула. Перевод Н. Эристави.

[2] Парланд, Генри (1908–1930) — финский поэт и прозаик, писавший на шведском языке. — Здесь и далее примеч. пер.

[3] «Piae camiones» — старинный сборник финских и шведских церковных песен, впервые выпущенный в 1582 г.

[4] Фамилия Toivonen происходит от финского слова toivo — надежда.

Содержание