В этот момент Джулиана не могла расспрашивать о Кристиане. Она не хотела обсуждать это с баронетом, сквайром и его женой, ей нужно было поговорить с Софи. Хотя кузина не разделяла ее взглядов, она была снисходительна, потому что Софи в деталях рассказывала, какой представляет себе их с Хэммондом свадьбу.

– А церковь мы украсим в белое, это нетрудно сделать даже в сентябре, в дамском магазине я позаимствовала потрясающую идею! Можно, конечно, воспользоваться камелиями и орхидеями, но ромашки и полевые цветы гораздо лучше!

– Чудесно, – сказана мать Софи, – но полевых цветов должно быть не очень много, иначе подумают, что вы поскупились. У графини должны быть розы, а не сорная трава, правда, Хэммонд?

Джулиана вскинула голову. Она знала, что ее вопрос неуместен, как гроза во время пикника, но не сдержалась:

– А как насчет того человека, который выдавал себя за Кристиана Сэвиджа?

Все уставились на нее. Молчание нарушил баронет:

– Неужели никто вам не сказал, дорогая? Он в Нью-Гейте и сменит тюрьму только на гроб. Так что больше он не будет нам досаждать. Марта, я с вами согласен, орхидеи подходят графине больше, чем сорная трава.

Но как только закончился обед, – Джулиана к нему не притронулась, – все отправились на концерт. Она сидела в ложе, тупо глядя на сцену, сердце болезненно сжималось. В антракте она не могла застать Софи одну – после помолвки им с Хэммондом разрешали оставаться наедине, чем они и пользовались при каждом удобном случае. После концерта они уединились в салоне, и только на следующий день у Джулианы появился шанс поговорить с Софи.

Джулиана проснулась после беспокойной ночи, оделась и ждала чуть ли не полдня, пока кузина проснется. Она вошла к ней в спальню, как только оттуда вышла горничная. Софи все еще сидела за туалетным столиком. Джулиана приступила прямо к делу.

– Он в Ньюгейте и ждет суда, – ответила Софи на первый вопрос.

Джулиана упала в кресло.

– Но за что? Появилось новое доказательство, что он говорил неправду?

– Конечно, неправду, это понятно, но теперь это не имеет значения. Разве что он захочет получить шелковую веревку вместо пеньковой. Сэр Морис сказал, что его будут судить и повесят.

Джулиана ахнула:

– Повесят?

– Да, потому что после той экскурсии сэр Морис провел инвентаризацию, и оказалось, что пропали серебряные подсвечники – опять! И еще табакерка и серебряные щипцы для свечей. Парень так и не одумался после первого раза, когда его посадили за воровство. Ошеломляющая ирония, сказал сэр Морис, если учесть, за что был осужден настоящий Кристиан Сэвидж. Такое придет в голову только отъявленному преступнику – кто бы он ни был.

– Откуда известно, что это он украл подсвечники?

– Их нашли у него в багаже в «Белом олене».

– А как с доказательствами, что он граф?

Софи перестала прилаживать ленту к кудрям и повернулась к кузине. Взгляд у нее был мягкий и жалостливый.

– Бедная Джулиана! Ты надеялась, что этот парень настоящий, что он возвращает тебе детство и счастливые воспоминания о брате. Сэр Морис сказал, что тебе будет тяжело это слышать, вот мы и скрыли это от тебя. Его арестовали за воровство; а когда станет известна правда о наследстве, его и за это повесят. А поскольку нельзя повесить человека дважды, каким бы негодяем он ни был, то достаточно любой из двух причин, говорит сэр Морис. И он прав, как обычно.

Более веселым тоном Софи сказала:

– Забудь! У тебя есть на что отвлечься. Джордж Уинтроп все время с тобой танцует, теперь еще Филипп Риз – по-моему, вовсе не из соперничества, твоя бальная книжка будет заполнена. Сэр Марк посылает тебе цветы, хотя у него лицо как пудинг, и я не виню тебя, что ты не обращаешь на него внимания. Есть еще сам сэр Морис. Мама сказала, сразу видно, что он влюблен. Нет, это не мама сказала, а я!.. Фу. Эта лента не подходит! – Софи опять гляделась в зеркало. – Белое на светлых волосах не смотрится, наверно, лучше все-таки розовое, хоть я надеялась выглядеть по-новому. А что касается сэра Мориса, ты, возможно, права. Может, у него отеческий интерес, так папа говорит. Он нам напомнил, что бедняга потерял единственного сына и наследника, который был не намного старше тебя. Так что все может быть. – Она круто обернулась. – Что ты наденешь сегодня днем, а потом вечером?

Джулиана не отвечала, и Софи продолжила:

– Ты не забыла? Мы сегодня обещали прийти на чай к Стентонам, а вечером у Ройсов будет бал-маскарад. Не волнуйся, полный костюм не нужен, хватит домино или маски. К счастью, мама сказала, что здесь все помешаны на маскарадах, и я привезла с собой две маски и павлинье перо. – Только сейчас она заметила, как бледна Джулиана. – Но, если хочешь, мы можем пробежаться по магазинам и купить новые.

– Я сегодня вечером никуда не пойду, – едва слышно произнесла Джулиана. – Для меня это настоящий шок. Я знаю, что ты права, – добавила она, – как и сэр Морис. Отвлечься – это поможет, но не сейчас, дайте мне время. Хотя бы денек. Я высплюсь и отдохну.

– Я понимаю, – сказала Софи. – У тебя опухли глаза. Ложись в постель. Я развлеку твоих кавалеров и заставлю Хэма беситься от ревности. Если удастся. – Она рассмеялась. – Хэм мне доверяет, так и должно быть. Ступай, у тебя измученный вид. Если не сможешь заснуть, я пришлю тебе несколько романов, фрукты и конфеты и велю всем оставить тебя в покое. Скоро тебе станет так уютно, что не захочется выходить из комнаты, но придется: завтра вечером концерт, а потом ужин у Бингхэмов.

– Спасибо, – поблагодарила Джулиана, встала и пошла к себе, все еще оглушенная, но с облегчением понимая, что сумела найти способ побыть одной. Надо придумать, что делать дальше.

К концу дня в доме баронета все затихло. Казалось, ушли все, кроме слуг и Джулианы. Рядом с ней стоял поднос с фруктами и конфетами, стопка книг и записка от сэра Мориса с пожеланием здоровья и обещанием, что ее никто не потревожит.

– Сквайр пошел смотреть лошадей, – доложила Анни. – Его леди и ваша кузина с мистером Хэммондом все еще на чае. А сэр Морис ушел по делам и сказал, что будет не раньше обеда. Когда они вернутся, я могу сказать, что вы спите, они поверят, но мисс! Не делайте этого, пожалуйста!

– Все будет прекрасно, – сказала Джулиана. – Твой молодой человек доставил записку?

– Да. Мистер Мерчисон ее прочел и сказал: «Передайте юной леди, что она сошла с ума и я в этом не участвую». Но он просил вас не беспокоиться и обещал молчать. Вот видите? Даже сыщик с Боу-стрит вас не одобряет. О, мисс, одумайтесь, прошу вас!

Джулиана поджала губы:

– Не могу, это мой долг. Никакого вреда мне не причинят. Господи, девочка, пойми, он в тюрьме! Под замком, за решеткой. Что он может мне сделать? Я должна узнать правду, иначе не успокоюсь. – Она встала с кресла. – Я готова. У меня полный кошелек денег, которые мама дала, когда я уезжала из дома. Все, что мне надо, – это найти человека, которому их отдать за то, чтобы он проводил меня в Ньюгейт. Если Мерчисон не поможет, я сделаю это сама. И еще запомни, – предупредила она. – Если я не сразу приду домой, не поднимай панику. У меня могут быть другие дела.

«Потому что, если он не виновен, – подумала она, – я буду искать ему адвоката, самого лучшего в городе».

– Я должна пойти с вами! – взмолилась Анни.

– Ты нужна мне здесь, тогда они ничего не заподозрят. Никого не пускай в мою комнату. Я лежу с головной болью, а ты от меня не отходишь. Я надену густую вуаль, поеду на извозчике, не назову свое настоящее имя, скажу, что в карете меня ждет горничная. Пусть думают, что я важная дама и у меня секретные дела. – Она вспомнила рассказ о женщинах, проводивших с осужденными их последнюю ночь на этой земле, и задрожала. Именно этот рассказ подсказал ей, что делать.

– Мне говорили, что такие посещения – обычное дело в Ньюгейте, – сказала она, внутренне содрогнувшись, потому что понимала, что совершает безумие. Но она знала, что должна это сделать, иначе не сможет спокойно спать: мысль о том, что он в цепях и не знает, что она думает о случившемся, невыносима. Что она делала, когда его уволокли, чтобы сгноить в тюрьме? Танцевала, флиртовала, смеялась. Чувство вины придало ей храбрости. Она должна что-то делать, причем немедленно, отбросив все сомнения.

– Может пострадать моя репутация, – сказала она Анни. – А ты знаешь, что для моих родителей это ничего не значит, они мне доверяют, несмотря ни на что.

– А как же ваша кузина, сэр Морис, этот симпатичный мистер Уэст и остальные ваши изысканные кавалеры? – заныла Анни.

– Они для меня ничего не значат, – жестко сказала Джулиана. – Они часть жизненного опыта, а не самой жизни, – добавила она уже мягче. – Если они узнают и простят, хорошо, если нет – мне наплевать. – Она посмотрела на служанку и вздохнула. – Анни, неужели ты не понимаешь? Бывают моменты, когда женщина должна сама разобраться со своей жизнью. Она не может думать только о своей безопасности и считаться с чужим мнением. – Джулиана с любопытством посмотрела на горничную. – Я уверена, ты это знаешь. Тебе всегда приходилось самой заботиться о себе, верно?

– О да, и раньше, и сейчас. Но иногда я думаю, как было бы здорово иметь человека, который о тебе заботится, – сказала Анни.

– И я тоже, но это должен быть такой человек, которому я доверяю и верю в него. А сейчас есть только один человек, которому я полностью доверяю и в которого верю – это я сама. Ну, я готова. Иди первая, смотри, чтобы меня никто не заметил. Выйдем через заднюю дверь. Ты говоришь, коляска ждет в конце улицы за углом?

Анни кивнула.

Джулиана глубоко вздохнула. На ней было ее лучшее дневное платье с глубоким декольте цвета спелого персика и сливок, отделанное кружевами. Она надушилась, напудрила голые плечи.

– Как я выгляжу?

– Красавица!

– Ну что я за дура? – пробормотала Джулиана и схватила с кровати темную накидку с капюшоном, чтобы не было видно роскошное платье. Она надела шляпу, агатовой булавкой прикрепила к ней вуаль.

– Ну вот, теперь я как невидимка. Проверь, что путь свободен.

Анни выглянула в коридор, посмотрела на лестницу и нижний холл. Джулиана опустила вуаль и, высоко вскинув голову, пошла к двери. Анни кивнула.

Джулиана, затаив дыхание, выскочила за дверь.

Тонкий туман пытался разрядиться мелким дождичком, поэтому на улицах было мало прохожих. Няни с детками оставались дома в тепле и покое, старые леди и джентльмены сидели у каминов, пытаясь изгнать сырость из своих костей. Только слуги сновали по фешенебельной улице, спеша по своим делам. День выдался тусклый и сырой, идеальный для ее целей, подумала Джулиана.

Она почти желала, чтобы засияло солнце, кто-нибудь увидел ее, и ей бы пришлось отступить – от судьбы не уйдешь. Но ее никто не замечал. Да и трудно было бы узнать ее в черной шляпке с густой вуалью и давно вышедшими из моды яркими перьями; шляпка принадлежала Анни.

Вуаль из дешевого тюля мешала дышать, и у Джулианы слегка кружилась голова. По крайней мере она надеялась, что причина в вуали, а не в охватившем ее ужасе. Успокаивало то, что раз она никого не видит, то и ее не замечают. Однако она отчетливо видела коляску, стоявшую в конце улицы. При ее приближении кучер кивнул и притронулся к шляпе. Джулиана еле различала лесенку, спускавшуюся из коляски, надеясь не свернуть себе шею. Она открыла дверцу и с трудом забралась внутрь. – Добрый день, – раздался мужской голос из глубины экипажа. Джулиана ахнула, но не успела выскочить назад – мужчина приподнялся и захлопнул дверцу. Коляска дернулась и поехала. От толчка Джулиана села и осталась сидеть, прижимая руку к сердцу и пытаясь разглядеть человека, который уселся напротив нее.

– Капитан Бриггз! – выдохнула она.

– Он самый, – сказал капитан с широкой улыбкой. – К вашим услугам, мисс Лоуэлл. Буквально, – добавил он, видя, что она молчит. – Мерчисон мне сказал, о чем вы его просили, и я готов помочь.

– Он обещал никому не говорить, – сказала Джулиана, в отчаянии соображая, кому еще мог сыщик разболтал.

– Нет, он лишь сказал, что вы сошли с ума и что он будет помалкивать. Но он хотел вам помочь и передал вашу просьбу мне. Никогда не полагайтесь на человека, который поклялся блюсти закон, потому что в законе больше дыр, чем в вашей вуали.

– И чем у меня в голове, – с горечью произнесла на.

– Нет-нет, – улыбнулся он. – Я действительно хочу вам помочь и обещаю держать рот на замке. Вы хотите видеться с Кристианом, но вряд ли вам бы это удалось без меня. Кстати, как вы собирались действовать? – с любопытством спросил он.

– Я собиралась купить себе дорогу в тюрьму.

– Вот как? – заинтересовался он. – И сколько у вас денег?

Она открыла кошелек и показала.

Он выхватил у нее кошелек и положил в карман.

Она округлила глаза.

Он засмеялся и вернул кошелек.

– Вот видите? Я отдал, а в Ньюгейте у вас его отнимут, но Кристиана вы не увидите. Что тогда будете делать? Жаловаться начальству – если знаете, где его искать, – не имея денег на подкуп? Тот, кто отнял кошелек, будет все отрицать, и куда вы денетесь? Напишете жалобу, что вас обокрали? Тогда придется написать свое имя, а главное – объяснить, зачем вы пришли. Вас ограбят и вышвырнут вон. Вы и опомниться не успеете.

– Но Кристиан говорил, что женщины со средствами могут ходить даже в камеры осужденных, – возразила она.

– Могут и ходят, но они куда опытнее в таких делах, чем вы. Они нанимают проходимца вроде меня, чтобы тот сделал за них грязную работу. – Он поднял руку в перчатке, не давая ей заговорить. – Но я работаю на вас бесплатно. Потому что думаю, что ему полезно увидеться с вами, ему надо отвлечься. А вы, по-моему, и правда его любите, а то не ввязались бы в такое безумное дело, а?

– Не знаю. Не знаю даже, тот ли он, за кого себя выдает. – В голосе ее звучало отчаяние.

– Я знаю, кто он, и могу вам сказать: он сын своего отца. И он не воровал эти подсвечники ни тогда, ни сейчас. Он сидит в Ньюгейте, потому что кто-то желает его смерти. И тогда желал.

– Вы можете это доказать? – с надеждой спросила она.

– Я докажу. А пока ему нужна любая помощь. Вы желаете ее оказать?

Что за вопросы он задает?

Она вскинула голову и процедила сквозь зубы:

– Я тайком ушла из дома. Обманула родственников. Хотела подкупить королевских чиновников, рисковала своей головой и именем, отправляясь в гнилую тюрьму! А вы спрашиваете, желаю ли я помочь? Мой дорогой сэр, вы же умный человек! – Она буквально кипела от злости.

– Моя дорогая мадам, я повидал в этом мире больше, чем прочие. Кристиан красивый парень, и сейчас он в шаге от плахи. Этого достаточно, чтобы женщины определенного сорта ради желания увидеться с ним лгали, подкупали, обманывали мужей, родственников и священников, а также королевских чиновников.

Она молча смотрела на сцепленные руки. Его голос стал мягче:

– Простите. Но таков мир. Кристиан видел вещи похуже. Я думаю, вы его любите, а потому, пожалуйста, помогите ему забыть весь этот ужас хоть на час, хорошо?

В ней боролись противоречивые чувства, ее переполняли сомнения и страхи, она не знала, что сказать.

– Вот что мы сделаем, – произнес он. – Кристиана держат с лицевой стороны тюрьмы. Это милость, обычные преступники содержатся в свинарниках с другой стороны, там невыносимо. Но у него не лучшие апартаменты. Трудно было добиться, чтобы его не сунули в обычную камеру, мне это удалось потому, что я сказал, что еще может быть доказано его дворянское происхождение, и подмазал каждую руку, которая ко мне протягивалась. Но все равно он не в лучших апартаментах, те все заняты. Так что мы спустимся вниз темными дорожками. На вас шляпа с вуалью, кстати, как вам дышится?

– С трудом. – Она не смогла удержаться от улыбки. В его голубых глазах она прочла восхищение.

– Черт возьми, Кристиан всегда был счастливчиком.

Он посерьезнел и наклонился к ней:

– Слушайте внимательно, потому что скоро мы будем там. Когда подъедем к стенам Ньюгейта, я оставлю вас в карете, а сам пойду уладить дела. Потом проведу вас в тюрьму. Будете идти со мной – не останавливайтесь и не говорите ни слова, пока не останетесь наедине с Кристианом. – Он нахмурился. – Вы понимаете, что я уйду и вы останетесь с ним за закрытой дверью? Если собираетесь поднимать шум о приличиях и все такое, лучше скажите сейчас. – Он посерьезнел. – Подумайте об этом. Считаете вы его преступником или нет, скажу вам одно: это не девичья забава, за которую семья и друзья вас скоро простят. Если это дело раскроется, ваша репутация будет ниже, чем у подзаборной шлюхи, учитывая то место, куда вы идете. Вы это понимаете?

Она кивнула и проглотила подступивший к горлу комок.

– Но думаю, не раскроется, – сказал он. – Через час я за вами вернусь. Что скажете?

Она не колебалась. – Что я могу сказать? Будьте добры, отведите меня к нему, пожалуйста.