Я был на месте вовремя: Уго как раз закрывал металлическими рольставнями салон, в то время как Милли с сумочкой на локотке ожидала его чуть в сторонке.
– Добрый вечер! – Я постарался, чтобы мой голос прозвучал как можно более беззаботно, и все равно, услышав его, бедняга Уго и его супруга одновременно вздрогнули, тут же повернувшись ко мне.
– Что-нибудь случилось, мсье Ален?
В самом голосе Уго звучал испуг. Я успокаивающе поднял руки.
– Никаких происшествий, мои дорогие! Я просто решил прогуляться в вашей компании перед сном. Говорят, это полезно для здоровья. Вы не против, если я провожу вас до вашего дома?
– Конечно, нет, милый Ален, – улыбнулась Милли, подхватывая меня под руку. – Для нас радость пройтись по вечерней улочке с таким милым молодым человеком. Ведь правда, Уго?
– Так оно и есть, – Уго, заложив руки за спину, пристроился идти справа от меня. – Прогуляемся все вместе, поговорим о нашем славном магистре Себастьяне. О нем мы можем говорить бесконечно, не правда ли, Милли?
– В самом деле, – при одном упоминании имени магистра Милли улыбнулась немного печально, невольно вздохнув. – Это был удивительный человек. До сих пор не могу поверить, что его больше нет. Кажется, он всегда где-то рядом, иногда я даже слышу его голос, смех.
Свернув в проулок, мы шли меж двумя серыми стенами каменных домов, века смотрящих друг на друга тусклыми стеклами окон.
Уго деликатно откашлялся.
– В утреннем номере «Вестей Брюсселя» мы прочитали историю любви нашего магистра Себастьяна… – Он улыбнулся, покачав головой. – Себастьян действительно ни на кого не был похож! Лично я был уверен, что он – одиночка, влюбленный в историю. Знаете, когда человек достигает высокого духовного уровня, ему не нужна половинка… Понимаете, что я хочу сказать?
Я кивнул, и Уго взволнованно продолжил:
– И вдруг выясняется, что он все-таки был влюблен! И какая история любви, вы только подумайте! Всю свою жизнь Себастьян любил одну-единственную женщину, которая была замужем за другим. Но он просто любил ее, ничего не требуя взамен. Что тут скажешь? Остается только повторить вслед за Милли: удивительный человек!
Милли чуть сжала мой локоть.
– Знаете, однажды, уж не помню, по какому поводу, Себастьян произнес целый монолог, посвященный любви. Помнится, тогда меня потрясли его слова.
Она глубоко вздохнула и лукаво улыбнулась, словно вновь переживая моменты недавнего прошлого.
– Он сказал: любовь – удивительно простая вещь, она либо есть, либо ее нет. Если любовь есть, ты уже счастлив от самого этого факта, и вдвойне счастливым тебя делает возможность оказывать любимому человеку заботу и внимание, удивлять его подарками. Это сродни подношениям богам: верующие кладут к подножию статуй своих богов дары и оттого безмерно счастливы.
– «Любовь либо есть, либо ее нет…» Как верно, не правда ли?
Уго смотрел на меня светлыми глазами, ладонью утирая навернувшиеся слезы.
– И как же мне повезло, что у меня есть моя Милли! – теплый взгляд в сторону Милли, которая, все так же цепко держась за мой локоть, адресовала супругу ответную улыбку, исполненную любви. – Мы любим друг друга, а потому не одиноки. Благодарение Богу за эту милость!
Несколько минут мы молча шли по тихой мирной улочке, слушая шелест листьев деревьев и отдаленные звуки города, кожей ощущая, как неуловимо сгущается вечерний воздух, придавая домам фиолетовый оттенок.
– А вот и наш дом!
Мы остановились перед четырехэтажным зданием светло-серого цвета, и Милли подняла голову.
– Видите террасу на последнем этаже? Там мы живем! Надеемся, однажды вы придете к нам в гости.
– Непременно. – Я поцеловал руку Милли и развернулся к Уго: – Кстати, а вам ничего не приходилось слышать от магистра насчет мансарды в доме по улице Золотарей? Каким образом он о ней узнал, через кого приобрел?
Уго мимолетно нахмурился.
– Вы говорите о мансарде, где его убили? Улица Золотарей… Что-то такое мелькало в наших разговорах…
Он взял за руку Милли.
– Помнишь, дорогая, когда мы с тобой читали статью о смерти Себастьяна на улице Золотарей, пять, ты сказала, что магистр что-то о мансарде рассказывал?
– Совершенно точно, – кивнула Милли, доставая из сумочки ключи, улыбаясь мне. – Я помню, что Себастьян говорил об этом приобретении.
– А он не говорил, для чего ее приобрел или, допустим, о том, кто еще был в курсе этой покупки?
Супруги обменялись взглядами. Уго медленно покачал головой:
– Это было то ли в конце осени, то ли в начале зимы – удивительно, что я вообще вспомнил о том разговоре. Но если хотите, я завтра же просмотрю записи в своих дневниках…
Тут он улыбнулся немного смущенно.
– Дело в том, что я веду дневник, каждый вечер записываю все события дня. У меня уже несколько толстых тетрадей – ведь я начал вести «летопись» пять лет назад. Итак, я найду ту запись и все, что тогда прозвучало в нашем разговоре, сообщу вам. Договорились?
– Договорились!
Мы пожали друг другу руки и расстались. Все тем же неторопливым шагом я вернулся в отель, меланхолично размышляя о любви, дарящей радость дарения, о великом магистре Себастьяне – семидесятисемилетнем романтике-мальчишке, вошедшем в мою жизнь после своей смерти, и об улыбках в сумерках Брюсселя, которые, казалось, появлялись и исчезали вокруг меня, заставляя улыбаться в ответ.
В тот вечер я не стал ни с кем общаться по телефону, не заглянул к Аише, не стал принимать душ, – скинув с себя одежду, попросту нырнул в постель и почти тут же провалился в сладкий сон.