Спальня, приготовленная для Бесс, оказалась небольшой, отделанной в бежевых тонах. Деревянные панели, скорее всего из красного дерева, которому не один век, придавали комнате сходство с дорогим комодом, в котором должны лежать только самые цепные вещи. При этой мысли Бесс улыбнулась — да уж, похоже, она может стать весьма ценной вещью, если согласится на предложение этого… старика.

Старика? Называть сорокадевятилетнего мужчину стариком только потому, что он старше тебя на четверть века? О нет, это слово не вяжется с Юджином Макфайром. Бесс вспомнила его синий, да-да, абсолютно синий взгляд, которым он провожал ее, когда она направлялась к лестнице. Эти глаза видели ее мать молодой, гораздо моложе, чем она, Бесс, сейчас. Но Юджин был мальчиком в ту пору. Талантливым мальчиком. Который страстно хотел стать певцом.

Он им стал.

А мать хотела стать актрисой. И тоже ею стала.

Она, Бесс, тоже хочет… того, чего не должна хотеть. Но Юджин готов помочь ей.

Бесс немедленно пришло в голову, что и Юджин, и ее мать заплатили за полученное. Мать — инсультом и ранней смертью. Юджин — неизлечимой болезнью, которая ведет его следом за ее матерью.

Ну и что? Бесс пожала плечами. Хоть миг, но мой.

Она прошла мимо широченной кровати, похожей на тс, которые описывают в исторических романах, — на четырех деревянных столбиках, с балдахином из темного бархата. Уютно становится даже при взгляде, брошенном на эту «норку».

Бесс подошла к окну, из которого открывался вид на партерный газон, за которым виднелись клумбы. Впрочем, назвать подобное клумбами можно лишь с большой натяжкой — это вспышки цвета — желтого, алого, пурпурного, голубого. Розы… голубые? Она прищурилась, но так и не смогла разглядеть, не ошиблась ли.

Бесс толкнула массивную дверь с золоченой, надраенной до блеска ручкой и оказалась в ванной. Выдержанная в розовых тонах, она сверкала-переливалась чистотой, нежностью и свежестью. Ароматы лета пропитывали воздух, Бесс закрыла глаза, и ей показалось, что она попала на необъятное поле, где только земля, трава, луговые цветы и небо. Такого же цвета, как глаза Юджина Макфайра.

Она засмеялась. Однако ей запали в душу его глаза!

Бесс быстренько приняла душ и переоделась, чтобы спуститься к ужину. Она надела коротенькую черную юбочку и черный топ. Рыжие волосы казались еще рыжее на черном фоне, Бесс знала, что сейчас выглядит загадочно как никогда. Пол, между прочим, не любил, когда она одевалась вот так. Ему не правились платья, облегающие фигуру, он хотел, чтобы только он один знал, какая Бесс на самом деле. А сейчас она вся на виду.

Но Бесс почему-то захотелось одеться именно так. Может быть, потому, что так в молодости одевалась ее мать. Такой полюбил Марту Зильберг Александр Раффлз.

Как теперь понимала Бесс, всю жизнь она страдала по отцу. Как ей хотелось, чтобы он был жив, и тогда она наверняка бы… Что, отец помог бы ей стать гонщицей? Другое дело, тогда она, может, и не захотела бы стать ею.

Бесс уже направлялась к двери, как ее вдруг осенила мысль: кажется, она нашла объяснение своей безумной, с точки зрения одних, и безудержной, с точки зрения других, страсти к гонкам — она хотела понять, кто такой был ее отец… Через его дело понять его самого, не узнанного ею. Если рассматривать жизнь как мозаику, то Бесс не хватало кусочка для завершения полной картины.

Мужчина в инвалидном кресле, ожидавший ее в гостиной, был немногим старше отца. Почти его ровесник. Но ее отец, если бы не разбился тогда в самолете, был бы здоров. Или нет? Интересно, а если бы Юджин поднялся с кресла, какого роста оказался бы? Наверняка он высокий мужчина.

— Вот и я, мистер… вот и я, Юджин, — сказала Бесс, усаживаясь напротив него за столом, уже накрытым.

Крахмальные салфетки, серебро, хрусталь, бесшумно передвигающийся, незаметный слуга. Типично английские тарелки — для некоторых они скучно-белые, но не для Бесс. Поскольку все, что связано с гонками, ярко и пестро, начиная с болидов, оклеенных рекламой, и заканчивая костюмами пилотов, в обыденной жизни Бесс любила давать глазам отдых.

— Немного овощей, рыбы? Я почти не ем мяса. А ты? — Голос Юджина был тихим, но это не был голос больного человека, а просто очень спокойного, в чьем доме всегда тихо и умиротворенно.

— Я… ем мясо, — призналась Бесс.

— Ты тратишь много энергии. С какого возраста ты катаешься, Бесс?

— Как вы сами сказали, моя детская прогулочная коляска уже была болидом.

Юджин засмеялся.

— Да, верно. Это было нечто, все оборачивались. Твоя рыжая головка торчала из нее словно золотой шлем. Ну а потом?

— А потом всю жизнь. Сейчас мне двадцать четыре. Поначалу я была в женской команде, то были гонки самые обыкновенные, — она пожала плечами, — даже не о чем говорить. Я участвовала и в «Кэмел Трофи»… — Бесс махнула рукой. — А дальше можно перечислить все виды гонок, где допускаются женщины.

— У тебя, наверное, целый шкаф призов?

— Ну не целый, конечно… — поскромничала Бесс.

— Я имею в виду не самый большой шкаф.

Она рассмеялась.

— Ну так и быть, признаюсь: шкаф на самом деле приличный. — Она будто воочию увидела свой кабинет, полки, уставленные фигурками и кубками, стены, завешанные грамотами в рамках.

— Значит, тебе остался один рывок, и ты освоишь все виды гонок, которые существуют на свете?

— Нет, конечно, но «Формула-1» для меня самый главный вид.

— У тебя есть парень? — внезапно сменил тему Юджин и поднял глаза от вилки, которой выловил кусочек маринованного имбиря из соуса для рыбы.

— Да, — просто ответила Бесс.

Он улыбнулся.

— Но ведь ты никогда не собиралась за него замуж, правда?

Бесс стало любопытно. Что это — обычная проницательность человека, который прожил жизнь, или Юджин Макфайр фантастически чувствует ее?

— Почему вы так решили? — спросила она.

— Если бы собиралась, то уже не сидела бы здесь.

— Вы полагаете, я способна вести себя невежливо?

Юджин расхохотался.

— Зная темперамент твоей матушки, который перешел к тебе по наследству, я просто уверен в этом. Пока ты не добьешься своего, ты не выйдешь замуж.

Бесс пристально посмотрела на Юджина.

— Но ведь вы мне предлагаете сделать именно это?

— Повторяю, Бесс, я предлагаю тебе сделку.

Он откинулся в кресле и положил руки на поручни. Кресло тотчас сдвинулось с места, и Юджин оказался совсем близко от Бесс. Она вздрогнула, потому что внезапно почувствовала жар, исходящий от него. Внутри заныло, она не могла понять, что это — жалость к нему или к себе?

— Бесс, я приготовил все бумаги, из которых тебе станет ясно, что мне осталось жить несколько месяцев. Болезнь в той форме, которая у меня, не лечится медикаментозно, только с помощью оперативного вмешательства, но я не хочу делать операцию. Со временем боль можно будет купировать только с помощью наркотиков, а наркоманом я не хочу становиться, люблю, знаешь ли, ощущать себя в полном сознании. Я тебе уже рассказал об условиях сделки. Пойми, мне в самом деле некому все оставить. А ты тот человек, кому результаты моего труда принесут удовлетворение от жизни. Я хорошо понимаю, что значит для таких, как мы с тобой, примириться с жизнью: это значит совершить то, что мы хотим, именно мы, пускай со стороны это кажется глупостью, мелочью…

Бесс с усмешкой подхватила:

— Паранойей, как выражается мой парень.

Подбородок Юджина дернулся.

— Вот как? Я ему не завидую после таких слов.

Бесс засмеялась и пожала плечами, потом ловко подцепила на серебряную вилку листик салата и отправила его в рот.

— У бедняги нет шансов, — добавил Юджин, покачав головой.

— Нет, — согласилась Бесс, — но он этого не знает.

— Как все молодые американцы он ужасно самодовольный, да?

— Да, — без всяких церемоний и ужимок подтвердила Бесс.

— А ты трезвомыслящая американская женщина. Разве нет? Бесс, на Небесах я стану болеть за тебя. — Юджин улыбнулся, и улыбка эта была пронизана печалью.

— Вы знали моего отца? — внезапно спросила Бесс.

— Почти нет. Я знал, что он великий гонщик и великолепный любовник для твоей матери. Отцом он пробыл недолго, ты и сама знаешь.

— Я хочу послушать ваши записи.

— Прекрасно. Я готов. — Юджин направил кресло к музыкальному центру. Он почти наугад взял диск, поставил его и объявил изменившимся, внезапно окрепшим голосом: — Генри Перселл, английский композитор семнадцатого века, две арии Ариэля из оперы «Буря».

Вступил рояль, а следом Бесс услышала голос… Юджина Макфайра? Она похолодела, потому что с этим голосом у нее ассоциировалась стоящая на сцене мать с молитвенно сложенными руками. Рыжие волосы Марты Зильберг разметались по плечам, глубокое декольте зеленого платья вздымается в такт дыханию, аромат папоротника щекочет ноздри…

О Боже, может ли такое быть, чтобы голос, заполнивший сейчас комнату, принадлежал мужчине, готовому уйти в другой мир?

Бесс открыла глаза и встретилась с взглядом Юджина, который неотрывно следил за ее лицом. Кажется, Юджин усмехался. Он знал, с чего начать. И не сомневался ни секунды, чем закончить… Но не сейчас.

— Великолепно, — прошептала Бесс, когда голос Юджина Макфайра, еще не так давно восхищавший весь музыкальный мир, растворился в тишине комнаты.

Бесс смотрела на Юджина во все глаза — афиши, на которых был изображен этот мужчина, прежде были так же привычны, как теперь рекламные щиты с портретами нынешних кумиров. Концертные залы Америки и Европы распахивались перед ним, и не было уголка на свете, куда не долетел бы голос Юджина. Многие хотели подражать ему, по возможно ли повторить ошибку природы?

Юджин засмеялся.

— Господь, наделяя людей голосами, перепутал корзинку и мне в горло вложил женский. А потом не захотел отнимать. Как тебе вот эта вещь? Это Бах, ария альта из «Страстей по Матфею».

Бесс смотрела в окно, ей казалось, она попала в другой мир, где нет земли, нет гоночной трассы, по которой она мечтала пронестись со скоростью звука, а есть небеса, и главный небожитель — этот мужчина, годящийся ей в отцы. Она повернулась к Юджину, потом встала и подошла. Бесс чувствовала, как бьется ее сердце, завороженное удивительным голосом.

— Можно, я поцелую… ваш голос? — тихо спросила она.

Он подставил гладкую щеку, и Бесс прикоснулась губами к чистой, благоухающей свежестью коже.

— Я люблю… ваш голос, Юджин.

— Спасибо, детка. — Он положил свою ладонь на ее руку и похлопал. — Но не надо любить меня. Не пытайся меня жалеть. Я счастлив, потому что у меня есть все, чего я хотел. Ты понимаешь лучше других, о чем я говорю, правда?

Она медленно кивнула.

— Да, это правда.

Снова и снова голос Юджина наполнял комнату, он был хозяином всего пространства и всех, кто пребывал в этом пространстве.

— Так согласна ли ты принять мое предложение, Элизабет Раффлз?

— Мне надо подумать. Еще.

Она улыбнулась, яркие от природы, без всякой помады, губы расплылись в улыбке.

— Хорошо, милая. Но я благодарен тебе уже за то, что ты приехала и готова подумать. — Юджин помолчал. — Знаешь, в жизни человека важен каждый час, он дорог, как ничто иное. Поэтому надо не медля начать восхождение на твой Олимп. Согласишься ты или нет на все, что я предложил, но уже в благодарность за то, что ты меня навестила по первому зову, я готов стать спонсором твоего болида. Считай, что в память о твоей матери. Жаль, я не смог проводить ее в последний путь. Тогда я уже не выходил из дому. — Он снова помолчал. — Итак, я знаю, что и почем в твоем виде спорта.

Бесс вскинула голову.

— Да неужели?

— А вот ужели!

Юджин Макфайр поудобнее устроился в кресле, поправил укрывающий ноги клетчатый плед и посмотрел на Бесс.

— Итак, дорогая, приступим к делу. Ты должна получить болид, может быть, он станет свадебным подарком, а? Считай, ты его уже получила. Мне известно, сколько стоит болид. Цена гоночной машины складывается из стоимости частей, из которых она состоит. Я тут набросал кое-какие цифры… — Он потянулся к ноутбуку, который лежал на столике возле кресла, быстро вошел в один из файлов и продолжил: — Начнем с двигателя. Если в нем около восьмисот лошадей, то эти животные с легкостью съедят двести тысяч долларов моего состояния. Больше половины этого переварит коробка передач. — Он усмехнулся. — Между прочим, куда дешевле вместо нее вложиться в классную вещь — «Феррари-360 Модена». Многие мужчины спят и видят ее. Но ты у нас леди с нестандартным аппетитом и тебе не нужна просто машина. Тебе нужен гоночный автомобиль, и я хочу, чтобы он был с хорошими тормозами.

— Да, чтобы со скорости триста километров в час перейти на восемьдесят.

— А это стоит еще тридцать тысяч долларов.

Бесс вздохнула, но в этом вздохе было нетерпение — неужели ее мечта станет явью? О, она не сомневалась, что когда-нибудь это произойдет, но чтобы вот так…

— Скажи-ка мне, милочка, а какая самая дешевая деталь в болиде?

Она засмеялась.

— Зеркальце. Заднего вида. Всего четыреста долларов.

Юджин тоже засмеялся.

— Ну вот и славно. А если бы женщин допускали до гонок, то в болидах наверняка было бы установлено трюмо. Оно стоило бы гора-аздо дороже. Не так ли? — Он подмигнул Бесс. — Ну так и что же мы имеем в итоге? Болид скушает примерно полтора миллиона долларов. Уже твоих долларов, милая. — Юджин засмеялся. — Как славно перекинуть эту тяжесть на другого! Кстати, тебе не жаль? Ты могла бы…

— О нет, я хочу только этого!

— Ну что ж, эти деньги я заработал, получая удовольствие, и рад, что они будут потрачены тоже на удовольствие. Итак, болид твой. Извини, но тебе самой придется им заняться. — Он энергично развел руками. — Новобрачный, с твоего разрешения, устраняется от этого занятия по вполне объективным причинам… как и от остальных обязанностей мужа, — перехватив взгляд Бесс, добавил он и хмыкнул. — О нет, не надо никаких эмоций, только дело. Так и договоримся.

Бесс кивнула. Конечно, Юджин прав, не надо эмоций. Иначе слишком тяжелым грузом для обоих стала бы эта сделка. Ведь ей придется решать, когда везти Юджина в Голландию… Но она еще не согласилась…

Разве? — спросила она себя.

Бесс вздрогнула. Она, да, она, и никто другой, должна отвезти Юджина Макфайра туда, где его избавят от мук тела. Навсегда…

Она постаралась затолкать эти мысли поглубже. Потом, потом. Сейчас она будет думать только про болид. Про свой новый болид! Неужели это ей не снится?

— Желаю успеха, детка. Я оплачу все счета. Надеюсь, я не услышу от тебя «нет»? — тихо задал Юджин вопрос, не уточняя, о чем именно он спрашивает. — Полный вперед, как говаривала твоя матушка.

Бесс усмехнулась. Да, именно эту фразу мать любила больше всего.

— Утром я дам вам ответ, Юджин Макфайр.