ЧУДОТВОРНЫЯ ЛЕЧЕНИЯ ПЕЩЕРНЫМ ВОЗДУХОМ

Если ты занедужил бронхитом,

Ты спустись в Масумман италианский

Если схватит тебя ревматизма

Посети чудо копей Германских

На Украину взгляни, -

Там в Солтвинских копях

Бронхиальных больных

Лечат в сольных пластах

И свершается чудо благое -

Ты выходишь из сумрака камня

И свободною дышишь ты грудью

И снизились воспалительные процессы

И нормализовалась деятельность вегетативной нервной системы

ХОРОШИЙ ЭФФЕКТ!

1984

* * *

1.

Сей рассказ мной услышан вчера

Он про то, как живет сумасшедший.

Посмотри — он похож на тебя.

Узнавайте себя в непохожем.

2.

Он живет этажом ея ниже

Кто она — в этом разницы нет

Чрез нее сие повествование

И услышано от нея оно тож.

3.

Он в каморе живет — очень грязныя

И зловонит жилище его

Он не моется часто — не нужныя

Сии деяния для него.

4.

А по виду похож он на ангела:

Большия глаза у него.

5.

Раз забрали его в сумасшедший дом.

А когда, возвратившись он -

Его камору забрал сосед

Осерчал на него сумасшедший.

6.

И прогнал сумасшедший его.

7.

А потом сей сосед сердобольныя

Выхлопотал пензию для него

И сумасшедший обнявши его.

8.

Так живет сей человек ненормальным

И приступами разум его.

А еще у него мать-старушка езмь

Раз в год моет сына сваго.

9.

От чего сей рассказ неказистый?

От чего он рассказан тебе?

Если обойдешься ты без подмыслия -

Что-ж! Короткия мозги твое!

25.02.84

* * *

Вложи в уста мои свой шем

И внемли — я взгорю звездою

Звездной любви к тебе святою

Прекрасной, розовой зарею

Я не згорю — я вечно греть

Тебя любовью этой буду

Где б ни была ты -

Вечно всюду

И никогда мне не сгореть!

1984

ЗА ТРАПЕЗОЮ

Мысль человеческая бдит и за трапезою.

Вкушаешь ли солоно, сладость ли пьешь за столом.

Лишь безмозглыя не чуют смысла в чревоугодничестве

Езмь ли сей стих об сем?

Езмь ли он об другом?

Вкусивши я на-перво пельмени зажаревшия.

Мысль запросилась в мой праведный мозг -

Езмь ли сии пельмени правильныя варёныя

Или варёныя не аппетитныя уж а жарёныя вкусныя однако.

Правильныя ли езмь?

А на второе вкусив я огурчиков.

Солоны были сии

Однакож вкусныя

И подумавши — так ли вкусныя нам приятственны аки потом

пити охота от них?

А потом я вкусил тортику

Но не доел я сего.

Так ли вкусно нам сладости, коли уж тошно с него?

А запил я всё чайком.

Вкусен чай и полезныя -

ПЕЙТЕ ЧАЙ!

1984

* * *

Что ни случится в мире -

На языке народа -

— Там Степан залился

— И жена его запилася.

Ты хоть пляши на ея

Не встанет она не сядет -

Виной — головные боли -

Сильные как Уральские пунши

А один — очень правильный малый

Не женится он — хоть тресни

Потому как жена — проститутка,

А сам он помрет онанистом,

Но не женится он на бабе,

Коя гулящая езмя!

— А народ все пьет, запивается.

— …И лицо у него пропитое

— Упивается, запивается,

ВСЕ ПЬЮТ, ПЬЮТ, ПЬЮТ…

ВСЕ ПЬЯНИЦЫ, АЛКОГОЛИКИ,

ПЬЮТ, ПЬЮТ,

ПЕЙ, ПРОПОЙ

25.02.1984, 18 ч. 05 мин.

* * *

Что езмь поэтика души?

Раскрой сей смысл в ночной тиши.

Когда полночный легкий сон

Лежит в лесной глуши.

Ты много слов не говори

На небеса ночной поры

СКвозь сна вуаль ты посмотри.

Сквозь тонкий слой коры.

На реку взор свой обрати

Когда нет ни волны

И только мягкий лунный свет сияет в ней

Полны воды ея поэзии глади.

На дерев стройный хор смотри.

Лишь легкий шум листвы

Услышь — то теплый ветер бри

Играет. Внемли. Сны,

Окутав мягкой кисеей -

Ночной поры дитя, окутает глаза твои и растворив

в них грез игры

Погрузит в сон тебя.

25.02.84

* * *

Великия люди езмь

И живут сии на земле.

И многая они труды пишут

И думают думу гавами умными и от сего езмь полезныя

А езмь люди — композиторы зовутся и пишут музыки сии

И люди поют и играют сия и мелодия езмь от сего.

Я мелодику слухом вослышу

Уловлю сии звуки, воспрямну.

И тебе пропою я ея, моя дорогая краля.

И промолвишь -

«Езмь на земле мелодика душевныя и езмь оная в сём».

1984

* * *

Моня рыгнул попой

И об пол шмяк!

Петря дурак

Петря дурак.

Моня рыгнул попой.

1978

* * *

Пойми души моей страданья

Когда она, устав от них

Уже не ищет оправдвнья

А лишь молчит, вдыхая стих.

Когда в уныньи одиноком

Печальна и темна, она

Животворящим, сладким соком

Любви и радости полна…

1984

* * *

Ея с притону взяли

И в банду приняли

— Стащи, — сказали, — злато.

Стащила у родни.

Бандиты с топорами

С ножами и граблями

С вилами, лопатами

И с синими чулками

Слонялись до зари

Она кричала — «Хей, Йо!»

Они ей вторили.

«И что с ней взять ребята?» -

Спросили раз себя.

Пропили мы то злато -

— Пропили навсегда!

И они убили ея!..

1984

* * *

Мне сегодня приснился сон -

Сон былого покоя и сладости

И забытого чувства ревности

И отмщения…

И Образы Былого прошли мягко в полуотворенные двери.

И заглянули в душу -

А в душе было страшно -

Длинные комнаты.

Пинцетами снимите остатки человека с деревьев, его

разорвавших.

Длинные половины.

Это месть ему.

А он остался жить.

Это только сон…

1984

* * *

А может быть я — вешалка

Простая, деревянная

И я висю на жёрдочке

В зелененьком шкапе

И солнечные зайчики

И питерские улицы

И милая рубашечка

С клопом на рукаве.

1985

* * *

Теперь я более недужен,

Чем видя ея тогда.

И, не видя, я более простужен

И чуйства жалистно болят.

Ты подошла взглянуть непонятно

И отошла ты говорить с другим

А чуйство более невнятно сейчас,

А прежде будто ясно,

А ныне непонятно и непонятней все более.

Не ищем встреч мы

И встречи не ищат нас

А может я виной тому,

Но, тогда, слишком ты горда

И не любишь меня.

1984

* * *

В цырке всё смешно

Клоуны смеются

Люди все смеются

Звери тоже смешно

Смешные звери

Больные звери

У них болят животы

Их кормят сырым мясом

И у них от этого бывают глисты.

1985

* * *

1.

Войди в заполненный автобус — людей увидишь много

и все прихотливы и трусливы и суетливы.

Доедешь недолго и выйдешь

И войдешь и увидишь.

Множество народу туда — куда ты.

— Кто последний?

— Я крайняя.

Вставай и жди.

Долго ждать — все больны.

2.

— Я крайняя, — плешь рядом волос

Непонятно симпатичная -

— Я за вами.

— За мной мужчина в очках.

Пропал. Нудные выяснения.

Ждать!

3.

Чувство взаимопомощи.

Долгое ожидание.

Больные люди

Незапоминающиеся разговоры -

Пустые, как черепа.

Пусто!

4.

— Прием закончен.

Больным голосом — «Абсолютно здоров».

Ушел…

5.

Поезжай.

Чувствовать болезнь.

Ложись — надо лежать.

А может не надо?

А что еще делать?

Слабость…

1984

* * *

На улице ливень

И солнце

А я налью себе чая

Без сахара.

1985

* * *

По утрам бывают зори

А по вечерам закаты

Уходили в сине море

Славны моряки-робяты

Уходили — пропадали в синем

море-окияне

А с земли им всё махали

Сродственники, знать, славяне

И тоска болыла такая

На меня вдруг навалилась

Возвертайтесь поскорее

Дороги вы наши робяты.

29.08.85

РАССЛАБУГА (на смерть друга)

Ну едрическая сила

Ну как лап сана

Лап сана

Как ея ну хай мэ

Ея

Спуси

Хе

Я.

А…

1985

* * *

Это кто зашел в троллейбус

И качается стоит

Оглашая всё окрест

Разноцветным перегаром?

Это дяинька стоит

Он в шапке стоит.

1985

* * *

Сентиментальность разобрала

Меланхолия, вдруг, навалилась

И все больше и больше становилась слеза

А потом налилась, и за шиворот

Мне свалилась.

1985

* * *

Ослабла подпруга

Убита подруга

У лошади взяли соскоб

Прищурены глазки

Веселые сказки

Расскажет нам

Прокопий Иваныч Мусоргский

1985

* * *

Солнце по небу

Как я по дождику — слаб

Милый, милый волос

Милый, милый голос.

1985

* * *

Сонцэ сёдни рано село

И от ентого тоска

Сонце рано сёдни село

И от ентого тоска

27.08.85

РОЗСКАС

1. Вот сидел-сидел и решил — Напишу рассказ. Ну, первое — об чем? Ну это даже запросто можно решить — пока пишешь — обязательно об чем-нибудь можно написать.

Вот даже то, что сейчас пока написал — и то дело. Пока писал — всё чем-то занимался. Не скучно. И почему обязательно рассказ надо писать? Писать можно все, что угодно, например — слова или еще чего — буквы, цифры разные — тоже дело. Вот буду писать цифры. Смотри — 2, 10, 17, 1000, 5, 748.

Ну, дальше можно. Только не хочется. И вообще ничего не хочется. Вот так-то вот!

2. А тут вот, значит, Министр приехал. Вот это да! И всё морды-то у всех, это которые с министром значит приехали, ужас! Ну морды, то еще ничего, а штаны — ну это уж вообще! Такие, знаете, широкие. И всё по-французски говорят. Ну не штаны, конечно! Ноги их, а из под штанов-то глухо звучат, и всё что-то искали. Вроде как шары какие-то. А из под штанов — бу-бу-бу, бу-бу-бу. Ни хрена не разобрать. А потом давай… А что давай, черт его знат. Да! А один все спал. Это который спал — это я был. Руку потом облежал! Вот так-то вот!

3. А один сказал: «Мои, говорит, друзья — пиджаки, мол». Мы его спросили — «как это пиджаки?» «А вот так», — говорит. А другой говорит — культуристы. Это всё вранье конечно, что одного пиджаки, а у другого культуристы. А потом всё перемешалось и ничего не понятно стало — кто куда, в общем. А одна все про кого-то рассказывала-рассказывала. А ее никто не слушал. Она по телевизору была. Ее потом громче сделали. А это не она была, а Он. Та, что говорила, ушла уже. Вон, вишь и пальто у ней модное. А потом все давай плясать. Напились, короче. Вот так-то вот!

4. Шесть лет уже прошло, а все как перед глазами стоит. Это, значит лицо ее. Харя её пёсья. Да, денечки были — закачаешься. Тепло, сухо, мягко — это я тогда в школе учился, тут недалеко. Отвратно учился — это верно, ну что уж тут поделаешь — раз неохота было. Ну вот я и говорю: «Помой мне голову, помой мне голову…» Черт знает — стихи это в общем. А эта харя-то пёсья — это даже не тогда было, а позже гораздо. И кто это был? Точно — она и была, да, шесть лет назад это было! Это же точно. Любовь, одним словом. Да шлак это всё. Враньё. Не было этого ничего. Черт знает что написал, прости меня, господи. Вот так-то вот!

1985

* * *

Я долго бродил по городу

И понял, что глупо так -

Бродить по темному городу

просто так

И я вернулся домой.

И долго стоял перед дверью

И прочее, так домой

И стоял, как дурак, перед дверью.

1985

* * *

Я лежала на дива

Не как то и не как та

Я лежала на диване

Тра-та-та

Ты считаешь, что она

Я считаю, весна

Это очень тепловозная зима.

1985

* * *

Я давно не плакалы

Я плакал и пелы

А потом стал слушаты

Оказывается в доме очень

Много часов и ничего не

Слышноы

И я удивился:

Сердце стучит все так-же…

1985

* * *

Я видел собаку

У нее были уши

И большие глаза

И цепочка на шее

И обрубленный хвост

И из зада торчало

Что-то очень похожее

На безысходность

И не лаяла даже

А тихо смеялась

И я засмеялся

А потом вдруг заплакал

И собака завыла

Смертельно и страшно

А потом я свернулся

Калачиком рядом

А собака подохла

И даже из зада

Перестала торчать

У нее безысходность.

1985

* * *

По стаканчику растительного масла

Дядя Федя, по стаканчику

Насыпай.

Наверное это просто

Дядя Федя, дай лимончика

Подавай.

Мы стоим и аппетитные консервы

Визуально открываем

Берегись

Я вижу, что ты просто рыба

Рыба рыба рыба рыба

Проходи.

Закусили деликатно бутербродом

Дядя Федя бутербродом из тоски

А в желудке появилися микробы

Дядя Федя отчего-то

Отчего.

От того, что у тебя

Нехорошие дела

От того, что у меня

Нехорошие дела

Нехорошие дела.

1985

* * *

Погремите костями

Над могилой моей

Потопчитесь ногами

На могиле моей

Поглумитесь над прахом

На могиле моей

Задушитеся страхом

На могиле моей

Взвойте дикую песню

Над могилой моей

И булыжником тресни

По макушке своей.

И разверзнется сразу

Надо мною земля

И из гроба я выйду

И скажу «Это я».

Ля-ля-ля!

29.08.85

* * *

Самоискрящийся черный галун

Самоязвительный желчный солдат

Руки упрямо гледят на восток

Лепят в живот сладострастныя дни

Черные губы смущенно гремят

Прячутся сны за голодной спиной

Ласково хочется хмурая прядь

Густо вафлеет соленая грудь

Я убегаю и снова бегу

Серый огонь распластался как слон

Первый февраль перепутал венцы

Плавно стреляет ядреная вошь

Главное — это понять пустоту.

13.02.87

* * *

По моим да по гладким мозгам

Языком да шершавым

Славное море священный Байкахст

Я злого дядьку не боюся

А по утрам да по тошным мирром

Я подхожу досвидания тётя

Главное быть местом быть

И не то чтобы слить и кипеть

А ёрзать и страдать

И сопереживать

И сопливеть тихо

. . .

Пяли

Мур-р-р-р…

1987

КОРАН

Сон увидел Абдулла, что вода ушла.

Ушла водя под камень.

Заткни ухо, закрой рот.

Так велел товарищ У.

Сапогами в стену,

Руками в небо.

Приходи к обеду

Кушать плов,

Танцевать под радиолу

Новый танец «полли-ролли» -

Раз, два, три, четыре.

Кнопка в голове,

Выключи телевизор

И ко мне

В объятья,

Закрытые на обед с 14 до 15 часов.

1988

КУНГУР

Вот она — благодать:

Розовые очки,

Полные пены слова,

Жирные руки жизни.

Ни дать ни взять -

Ничего нема.

Хоронили вчера меня…

1988

КАРУМ

Я видел во сне дерево,

Я видел во сне свечу,

Может последнюю каплю

Я все еще не хочу.

Полные люди не ходят,

Пустые люди не спят,

«Жрать» зарифмуется со словом… -

Вот она — благодать.

В полночь откроется дверца.

В полночь закроется дверь.

Под звук похоронного сердца

Заплачет розовый зверь.

Зажмурится солнце в тарелке,

Новый наступит день,

Дождик начнется мелкий,

Застучит, басурман, по башке.

1988

КАРУМ — 2

Глина спит в тебе,

Дерево ждет в тебе.

Я наелся цветов со стен,

Я пьян от наших могил.

Большевик сказал «Нет»

Буржуй сказал «Нет»

Христос сказал «Нет».

Ты сделан из ботинок,

Ты сделан из пальто,

Ты сделан из завтрака,

Из зубной пасты «Поморин»,

Из Малова Виктора Ивановича,

Из Ивановой Марьи Иванны,

Из воды, просочившейся ночью.

Ты сделан из телефона,

Звонящего раз в неделю.

1988

ШРАК

Собачья харя на стенке

Под ней Моны-Лизы харя

Рядом харя моя

Развеселая.

Весело мне вечером:

Зубы во рту,

Глаза на лбу,

Волосы на голове -

Я на белой стене

Моны-Лизы собачья харя

Над моей развеселой стенкой.

Вечеро мне рядом:

Зубы на лбу,

Волосы во рту,

Глаза в кулаке -

Я на белой стене,

А стена на белом Христе, мисте, пройма, лок, вост, ейса,

ШРАК!

1988

ТРАМ-ТА-РА-РА-РА-РАМ!

— Не в коня корм, -

Кричали мне

Кормили меня жидким говном.

Чтобы мое лицо было чистым

Плевали мне в рожу кровавой слюной.

Хотели чтоб я был умным

И чистили мне мозги каждый день.

Приучали к хорошей музыке:

Играли мне похоронный марш,

А чтобы я ел только манну небесную

Выбили мне все зубы,

Но кормили меня только жидким говном

И поили меня дохлым вином.

И стал я таким же дохлым говном.

Взмахну своей сталинской головой,

Полетит она, гада, на зло врагам

Упадет на асфальт и крикнет:

«Трам-та-ра-ра-ра-рам!»

1988

* * *

Несу на ногах свою жизнь

В голове на которой шапка

В руках теплых от знака

В руках зашифровавших музыку

В кармане кожаных швов

Хлюпает жизнь в ботинках

Осторожно!

Очень осторожно!

Не перебегая дорогу на зеленый свет

Обходя бегущих ночью людей

Сторонясь дождей и грозы

Несу свою жизнь на северное кладбище.

1988

* * *

Берущему давая

Дающего давя

Хромая насекомая

Капельного дождя

Грозящего землю,

Пылящего от своего большевизма

Кончающегося сейчас

Небесного справедлива

Божащего облакова

Святцевого света

Лучезарного и глазного

Грохоча остатками дождя

Бью берущего

Давлю дающего

Хромую насекомую

Лечу от жизни

Топлю в капле.

Пылящего от большевизма дождя

Вдавливаю в страх мокрой пыли

Жду небесного справедлива

Ладонями вверх вздыхая…

1988

ЧЕРНОЕ ДЕРЕВО

Черное дерево

Ржавый пирог

Красный противогаз

Желтый суп

Маринованный огурец

Жареная редиска

Кровавый женский

Муж умер! Муж умер!

По-по-по-по-по-по-по.

Та-а-а-а…

1988

* * *

Залезая на крест

Христом не грейся

Погост на урки

Мир под откос

Заткни, завесь

Зарежь и спейся

Закопай, зарой

Заляг и пой

Комузачем когдазачто

Никогданестанет этоткрестпоследним

Вспоминаяпойкричи и глохни

Караваныпсов

Железное солнце

1988

ЗАПАДНО-СИБИРСКИЙ ДИВАН

Пролетела последняя осень

Жизнь проста как холодный пельмень.

Подскажите мне верный способ,

Как встренуть последний свой день.

Главного, может быть, стула -

Это проблема проблем

Жопа давно не уснула.

Ты все пела — это дело

Так пойди же и поблюй!!

Где-то бежал пролежавший

Веня, ужасно уставший!!!

Громко смеялися дети,

Перднул в форточку ветер!!!

Гнили в тазу помидоры

Пока их не выпил Егоров!!!

Руки на солнце лежали,

Тени бежали по льду,

Бабушку долго искали -

Ночью вернулась она!!!

Течет по лицу яйцеклетка

Спой мне про родину, детка

Ласково солнце светилова

Хоронили завтра Данилова

Коровенка вчера околеет

Натер ли ты лысину мелом

Вставили в руки свечку -

Пальцы обжег парафин

Вчера говорил про утечку

Сегодня молчит, сукинсын

— Лошадь сжевали дедуня?

— Жива, дорогой наш Ильич

Лютые ветры подули

Умер железный кирпич

Буржуй промышляет всуе, а мы не идем не туда

Лютые ветры подули, унесли, любовь моя, навсегда…

1988

* * *

Пес залаял под горой

Солнце встало под горой

Люди вышли под горой

Люди ищут под горой

Помирают под горой

И рожают под горой

Снег идет под горой

Дождь стоит под горой

Машина едет под горой

Конь свистит под горой

Дерево горит под горой

Звезда блестит под горой

Слеза сопит под горой

Сопля поет под горой

Корова пьет под горой

Одним словом: трутовище и жилище

морище и стрище

днище и воще!

1988

* * *

Упавший снизу сгорает молча

Жуки-Мозги не нужны ему

Когда приходит зрение ночью

Миром страдающий крик

Ловец крокодилов, птиц немогутный

Жуки-Мозги не нужны ему

Река вертикальная дверь открывает

Входит туда живой

Очки одевающий совесть не евший

Ему не нужны стволы

Жуки-Мозги ползают громко

Тихо поет один.

1988

* * *

Гляньте в дирочку лукаво

Сдобой рот набейте смачно

И понюхав батарейку

Вспомните про прмакашку

Застревает в промакашке

Остро перышко от ручки

Оставляет на бумажке

Дирочки лукавых взглядов

Пятку пемзою потрите

Крякните бодро и зычно

Носом воздуху вдыхните

Так, чтоб свист пошел по хате

Важно взглядом проводите

Улыбнитесь, ухмыльнувшись

И тарелочку святую

Положите лепесточек

Розы бледной закадычной

Что старушка тетя Клава

Поливала в воскресенье

И нечаянно упавши

Умерла и загорелась

Всё равно вы не поймете

Что таинственные тени,

Что блуждают по квартирам

Навевая страх и зависть

На скулящих человёнков

Это оттого, что где-то

Кто-то пишет на бумажке

Слово страшное Лумумба

Оставляя в промакашке

Дирочки лукавых взглядов.

25-28.08.89

* * *

Слепые спят с открытыми глазами

Животные, животные, животные, животные

Свищ

Рукам перебирая складки у рта

Звери, звери, звери, звери

Прыщ

Ножками суча

У горизонта, у горизонта, у горизонта

Но ровно дышат

И видят

Животных, животных, животных, животных

Зверей, зверей, зверей, зверей

У горизонта

И закрывают глаза

Чтобы проснуться.

1989

* * *

Я весь

Сверху донизу

И снизу доверху

И с боку на бок

И с лева на право

Из стороны в сторону

Пальцами параллельно ребрам

Глазами силясь

И пять и пять

Я весь ПРУ!

1989

ФИЗИОЛОГИЯ

Физиология желтеньких тапочек

Спонтанных шапочек

Заячьих лапочек

Желтеньких карточек

Карточных домиков

Маленьких гномиков

Стареньких дедушек

Родненьких мамочек

Струганных досочек

Анатомических атласов мира

Игрушечных мышц

Искусственных легких

Пластмассовых почек

Потливых стопариков

Вонючих подмышек

Раздавленных мышек

Утопленных пальчиков

Сморщенных денежек

Сморщенных писек

Больших многоножек

Зеленых кривулек

Волшебных палочек

Колючих иголочек

Верхних полочек

Нижних ящичков

Новогодних елочек

Померших бабушек.

1989

ГОСПОДИ, НЕ НАДЫТЬ

Старенький бабушка

Старенький дедушка

Тихо бредут по заснеженным улицам

Саночки катят

Вздыхают тяжеленько

Идут покупать собрание сочинений Канта

…

Старенький дедушка

В дверочку звонит

Смотрит на бабушку

И улыбается

Дверь открывается

— Зравствуйте

— Здравствуйте,

Вы продаете собрание сочинений Канта?

.

— Что вы…

— Ну как же?..

— Нет-нет, ошибаетесь.

— Разве, позвольте!..

— Накладочка вышедши!..

Мы не давали такой объявление

У нас нет собрания сочинений Канта.

1989

* * *

Ищи свищи

И если тебе повезет

То свистни в самый большой свищ

И тогда не удовлетворишься

Никогда

Соло, соло, совововово, хо, хо, хо ло ло

1989

СОЗВЕЗДИЕ ЯЙЦА

Созвездие яйца на северном небе

Над гулкой поляной кишащих советников

Рычащих понятно частотами ливней

Прошедших вчера над джунглями рек

Сливающихся не сливающихся не сливающих

Падаль окостеневших гиен, околевших гиен

Отравившихся мясом слона

Доисторического слона индрикотерия

Умерщвленного множеством звезд

Множеством звезд, собравшихся в стаю

В хищную стаю голодных кобелей

Голодных кобелей, ищущих суку

Одну только суку на всех кобелей

Взбесившихся в сладостных снах праведников

В кельях влачащих слюнявую веру

Радостно прячущих библию за спину при иде голых

грудастых девок, ползущих на культях отрубленных ног,

вспоминающих резвые сильные пальцы, оставлявших

канавки струящихся мышц в жирной грязи деревенских околиц,

молчаливых околиц, взорвавшихся сел, бескрайних

околиц и сгнивших погостов, заброшенных улочек в синее

море. Поднялись бабы навстречу члену, а яйца -

созвездие в северном небе.

1989

ПРО МАЛЬЧИКА, НЕВИДИМЫЙ ТРАМВАЙ

(по рельсам ходит и надвигается, как стебель)

И ВЕТОЧКУ

Я с детства мягкие рубашки уважаю

Приятны телу и теплы, как апельсин…

К.Уо.

— Не уберег, не уберег, — кричал он, — Поберегись, поберегись, — кричал, — Да кто-ж там, кто еще? — Кому там мало, так мало, что один я, как будто бы какой нарвал?

А в окна веточки опавшие печальны.

Так просто по ветру печальны — вот и всё.

Летят в окошки, голосами восьмиклассниц кричат, что умирают, мол…Да где там…

А завтра в школе мальчик, — однокашник, отдаст последний комсомольским им салют, — вчера еще он пионером был, а сёдня уж веточки сажает, как большой. Ему неловко веточку сухую держать осемененною рукой. Глаза он прячет в пазуху малую, да выползают глазы из-под брюк. Глядят, как будто в женской раздевалке увидели припухлости каки. (Само собой понятно — есть секреты, которые нуждаются в скорейшем уничижении путем оласки оных ближайшей статуе иль ямке небольшой.)

Слезинки оросят слепую землю. (Да, кстати (иль не кстати), но сказать, что вроде как и не земля-то вовсе. (А все ж земля с сухих газетных корок, что по весне бывают).

Ну так вот, слепую землю оросив, слезинки не воспитают жизненные силы и никогда тем веточкам-подросткам не зеленеть…

1989

РАССКАЗ

I

Приехал однажды Ершов со стройки и рассказал о шагающих экскаваторах Пришвину. Но чудеса сии, к огорчению оного, не тронули душу второго, и они перешли на разговор о стихах первого.

— Ваши стихи мне нравятся, — сказал второй, — но мне хочется чтобы вы были свободны, как поэт.

— Как же вы представляете себе свободу поэта? — спросил первый.

Второй же так ответил на вопрос о свободе поэта:

Именно о сих выдающихся в небе птицах. А читатель уж дело его разумеет в порядке предмета и глядит в упор, понимая мастерство пиита и его великого труда!

— Я тоже так понимаю свободу пиита, — ответил Ершов, — ведь тут как? Главное ведь — поведение. Без особого поведения и пиит не пиит. В смысле отношения к таланту. Без этого, дорогой друг, не может быть свободного поэта, тут уж как ни крути, ни закручивай, тут уж как ни верти, ни заверчивай, тут уж как ни бросай, ни подбрасывай, дорогой ты мой стул-человек. Вот к примеру, приехал тут недавно один мой знакомый поэт Конякин со стройки и рассказал о чудесах навроде шагающих экскаваторов. Я хоть и не видал их никогда, а не тронули они мою душу, к сожалению, конешно, моему (хоть и не таю греха, а к вящему). Ну и чтобы, значит, не обидеть Конякина я к его стихам перешёл.

— Нравятся мне, говорю, твои стихи, — Только хочется мне, чтобы не был ты связан внешними, как говорится, материалами. Свободней, свободней надо, в смысле как поэт.

Спрашивает меня Конякин:

— Слушай, старик, а сам-то ты как свободу поэта представляешь?

Я же так ответил на его вопрос о свободе поэта:

Угадай в дрофе обитателя, потерявшего обитель, обитателя ищущего, но не обрящего и читатель в порядке предмета и глядя в упор, понимая мастерство пиита и его великого труда.

— Я тоже так понимаю свободу поэта, — ответил N. появившийся совершенно внезапно и без особого поведения в отношении таланта.

Рассказ N о шагающих экскаваторах.

Случилось мне в позапрошлом году побывать на стройке. Огромный размах строительства поразил меня, На многие сотни километров раскинулось оное. Не хватило бы мне и года, чтобы не только осмотреть, а даже описать и пятую часть предприятия. Но сильнее всего меня поразили шагающие экскаваторы. Железные, как барханы, сливались они в один могучий необходимый каскад. Необходимые, как слитки, одиноко могучили они в железе каскада. Одинокие, как каскады, слитно барханили они железную необходимость. Могучие, как тархуны, плыли они дрофами в небе. Из заоблачных высот показались вдруг мощные, как сархан-сарханы, баркун-тархуны. Барханы дрогнули. Начиналась охота на Белемнитов, большие косяки которых входили в залив.

N замолчал.

Ершов и Пришвин с ужасом смотрели на него…

II

Случилось однажды Пришвину 31 января 1953 года вспомнить, что нашелся такой поэт, что «бросил себя и даже наплевал на себя. И бросился в чан». На следующий день он очень крепко запутался в вопросе о правде.

Через два дня неожиданно испугался трудностей связанных со смертью.

Через год — 15 января 1954 года — восхитился «играют чудесно те самые деньки хорошие», а на следующий день около половины второго ночи Михаил Михайлович помер от рака желудка в припадке сердечной недостаточности.

А ВОТ И ЗАЯВЛЕНИЕ

то есть объяснительная

Я, т. е. Константин Валентинович Рябинов, пребывая в благодатно-животворном рассудке и неумолимо-бодрой памяти (все прочее здоровьишко в последнее время так себе, конешно, но тоже ничё, грех жаловаться, а то… совсем, знаете…. да и то… господа не обманешь, иже еси на небеси… etc уполномочиваю самоё моё (самое себя) сделать это нижеследующее заявление: не помню какого числа и года (кажется два года тому назад — точно — в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году) а число, если вы уж так настаиваете, а риродой уж это таково — настаивать прямо у нас — у вас, у людей, у людей, — настаивать, настаивать! Ну настояли — я говорю, что не помню точно — числа двадцать какого-то, потому как дело шло к Новому Году — праздничку эдакому, знаете.

Но не в этом, однако, сущность сия. Работая в то время на заводе Электроточприбор в цехе, номера коего я не вспомню, и не настаивайте, (работая, позволю себе заметить, в качестве (случился со мной очередной общечеловеческий казус, присущий всей протяженности моего существования. Присущность же одного существовала как раз в двух аквариумах, впрочем, может, это мне только сейчас кажется, однако дело было именно в них, хотя возможно, что и в одной из надписей на обледеневшем окне троллейбуса, получившейся посредством разницы температур, и который (это уже троллейбуса касается) доставил меня на предприятие от Летова Игоря Федовича. Здесь я должен, и даже вынужден сделать еще одно заявление:

[Заявление. От сего числа, сего месяца и года тоже сего. Прошу не настаивать на том, чтобы выяснить у меня содержание надписи (какой то конкретной, конкретной надписи) на оледеневшем стекле троллейбуса (обстоятельства) описаны выше) ибо я, возможно, и уверен в том, что она была, как и множество прочих, таким же образом полученных, на множестве оледеневших зимних окон в городских троллейбусах, однако, будучи равно и почти уверенным в том, что её сейчас там уже нет, т. к. времени прошло много, а мало ли что… всякое быват, осмелюсь заявить, что может и не читал её вообще, но, что сейчас уже совершенно точно, — содержание или смысл сей воспроизвести не считаю возможным, ибо не помню, не помню! Подпись.]

Осмелюсь ещё раз, и да не будет это сочтено дерзостью, повториться: возможно в надписи, возможно в одном из аквариумов (а есть и более возможные ипостаси, перечисление коих не имеет никакого смысла в ном деле. Ибо это целое дело, имеющее вселенский, богоисходный смысл. Аллилуйся, Аминь. Аминь.) Присущность, сводящаяся к аквариумам же такова: На территории завода, отведенной цеху, где в вечернюю смену я должен был в тот день трудиться, находилось некое слесарное отделение, в коем и расположены были вышеозначенные резервуары. Считаю долгом заметить, что работал я не только в вечернюю смену, но и в дневную, а также иногда наряду и в ночную. Замечаю также по поводу надписи на окне троллейбуса — сия была сделана не мной, а то вдруг кто подумает, что мной, так вот нет, не мной. Тут я подряд даже замечаю, т. е. делаю замечания по поводу вышеописанного: 1) Если вы так настаиваете на том, чтобы я назвал номер цеха, так вот номер — 14. Пожалуйста! Я вспомнил. Отродье и исчадье вы! Там я написал, что, мол, «у вас, у нас, мол, у людей», так вот нет — у вас, у вас, т. е. у людей. У ВАС, У ВАС!

Далее — дело было совсем и не в аквариумах никаких, а про надпись я вообще придумал только что. Не было никакой надписи. Я точно и не знаю и не помню, ехал ли я в троллейбусе, может, вообще в автобусе ехал. И в автобусе надписей на окнах и не было не было! Да даже если бы и были дело совсем не в них, это все придумано было сейчас же. Еще раз заявление: [Заявление: Прошу не настаивать на выяснении у меня номера автобуса, троллейбуса и пр. транспортных средств, на коих я ехал в тот день (см. выше). Подпись. ] Я продолжаю: В вышеописанной, вышеозначенной и час от часу становящейся все более пресловутой, как и все сущее вообще, так называемой слесарной имели место (простите за избитость, а впрочем и не прощайте — сие не достойно прощения — а то уж совсем… Пусть буду я знать, говнюк, совсем уже!..) быть аквариумы, тиски, столы, за которыми сидела люди. Вошед, я увидел там знакомого. Оный был (и есть [может, однако, и ни к чему]) некто Паша Южаков (впоследствии лицо в этом деле хоть и не последнее но, честное слово, совершенно недостойное упоминания в дальнейшем моем богизбранном повествовании, имеющее, однако (лицо), для чересчур лоюбопытного читателя телефонный номер 64-86-06). Все они и, как говорится, в том числе по поводу праздничка тайным образом — по причине преследования сих фактов — потребляли спирт, доставаемый способами в том же предприятии, и имеющий другое предназначение, не умолящее однако его скоропостижных и весьма благополучных качеств. Впоследствии время прошло и сии ушед, за исключением Паши, который вкупе с вашим непокорным, я бы заметил, и вовсе никаким не слугой, а все вы свиньи и мясы! составлял ту немногочисленную вечернюю смену, коей предстояло приступить к тупой, пыльной, вонючей, собачей работе, заключающейся в случае просверливания дирок для приборов (вот тоска-то) в платах (ну это уж смерть просто! тут и тоска то просто «аллиллуйся!» в нонешном сравнении!) Я не замедлил сделаться пьян, ибо действие возымелось в несколько ином масштабе выгодно, впрочем, отличающемся в гораздо рьяную сторону, чем первоначально мной предполагалось. В этом месте моего повествования я хотел зачем-то снова упомянуть несчастные аквариумы (не упоминал я до сих пор, не упоминал и не выявлял даже намёком, в чем каюсь явно, сущих в сих резервуарах рыб, бытовавших в нешибок больших количествах и, насколько я понимаю оных, расценивая сих, возможно и неправо, по яркости окраски и кажущейся экзотичности, довольно не смелых качествах), но вспомнил, что обо всем этом и иже и выше уже неоднократно упоминал и большинством в явной тщете, да забыл про одну штуку, подразумевая которую я и начал сие, как мне уже начинает казаться, если можно эпитет не удобомысленный заменить на эпитет ассоциативно передающий цветность, то уж желтеющее нехорошо, так знаете, как бывает со древлими бумагами сиими, повествование. Не в том смысле, что древлее нечто в смысле сем, однако передающее физически, так сказать, осязательно настроение сие, возможно, возникающее. Самое-то главное и, безо всяческих ненужных, пожалуй, предисловий, заключается в том, что, может кому-то сие и покажется непонятным, но, ей-богу объяснять смысл сего абсолютно ни к чему по причине нудности и житейскости сего, предмет, про который единственно, что стоит намекнуть это бумажность и даже некоторая картонажность, был действительно утоплен мной, идучи домой в четвертом или пятом часу по полуночи, (однако тоже не настаиваю на этом) в прибрежных речных водах, не застывающих по причине близкого расположения т. н. говнотечки. Не могу не позволить себе вспомнить и заметить по поводу так называемых говнотечек, столь обильно расположенных на протяжении всех набережной достославного нашего города. Точно вот в такой, пресловуто по поводу некоего факта изложенного выше упомянутой, говнотечке давненько уже имел место прескорбнейший факт, изложением которого почтеннейший читатель да не тяготится в моментальный период по вине автора сего. Точно вот в такой говнотечке давненько уже потонул мой сосед (с позволения сказать суседство — вещь суть в наше всеобщее время, — тут бы подошло слово «прободение», ну да ладно и так.) Юра — мальчик от рождения ненормальный, суть недоразвитый органически, т. е. в том, что имел несоразмерно с прочим туловом голову большую, черты лица анатомически с точки зрения недостойные и обилие соплей цветом преимущественно зеленого из ноздрей, выражение лица обычно досадно-обиженное, совершенно, впрочем, справедливо, ибо сие езмь физиогномически всеобъемлющее состояние всяческих несомненных лиц, что, однако, (это к тому, что, мол, сопли и пр.) не сказывалось на определенного рода симпатии к оному субъекту, которого один раз даже дети со зла накормили зажаренными ими в спичечном коробке кузнечиками. Будучи малым возрастно, а посему и умственно, я тоже был занят в тот час поимкой вышеозначенных насекомых, однако в богомерзком акте кормления кузнечиками ("зажаревшия") Юры Бернгардт (а именно оной фамилии сих имел) не участвовал, а как бы мельком это наблюдал в непосредственной, однако, близости и отвращения богопротивно не испытывал, а напротив (по причине младости лет), вдруг почувствовал (да даже и сей момент чувствую), что эта пища не так уж и гадка, как казалось глупым детям, и сейчас даже думаю и убеждаюсь всё более, что и сами они потом тайком озажаривали и жрали этих кузнечиков.

После этого случая прошло немного времени, когда Юра потонул в говнотечке, потому что любил купаться там, где тепло. Рассказывали, будто Юру в воду позвал какой-то дяденька. Юра туда пошёл и потонул. Это место, где он потонул, называют говнотечками, т. к. там осуществляется слив нечистых вод в реку по бетонным широким желобам. Кажется, что чужие человеческие говны катятся в реку по широким бетонным желобам, подгоняемые текущими водами, журчащими в своем соответствии. Но сколько я ни вглядывался в суть мелких водопадков говнотечек, я никогда не замечал, чтобы чужие человечески говны весело катились в воду реки, подгоняемые водопадиками городских говнотечек. Но что за напасть! Стоило мне пойти с того места прочь как я мысленно, отчётливо почти видел, как тугие человеческие говны резво катятся, влекомые мельчайшими негрустными водопадиками по бетонным руслам говнотечек, столь шумно расположенных на протяжении всей городской т. н. бетонки, так прочно оберегавшей берега от затопления.

КОНЕЦ