Когда большинство семнадцатилетних парней играло в бейсбол на пустыре, строило планы на будущее, водило свою первую машину, Дин Лохан занимался тем, что запускал руку по плечо коровам в "дырки", чтобы правильно вставить комок замерзшего бычьего семени. Хотя, по правде говоря, засовывал он не одну руку, а обе. Другую руку, тоже по плечо, он запускал в ректальный тракт, чтобы через стенку кишечника расширить спермоприемник. Это означало, что правой щекой Дин плотно прижимался к непотребной области между коровьим анусом и вагиной. И он выполнял эту малоприятную процедуру тысячи раз.
Жесть еще та.
А, и вот еще что. Когда большинство пятнадцатилетних парней разносило газеты или подстригало газоны, Дин Лохан работал, без официального оформления, на мясокомбинате Джонсона. Бесцеремонно потрошил скотину, часто, когда та была еще не совсем мертва. Вытаскивал из них похожие на мотки веревки внутренности, а затем голыми руками выдавливал травянистую кашу экскрементов. Отмывал сливные желоба от потрохов, крови и кусочков шкур. И юный Дин ни разу даже не поморщился. А когда партия говяжьего фарша портилась, обязанностью Дина было смывать слизь, а затем смешивать тухлятину со свежатиной. Этот фарш потом продавался в местные рестораны быстрого питания и дома престарелых по заниженной цене, за что директор завода получал "откат".
А когда большинство двенадцатилетних мальчишек смотрели "Скуби Ду" и играли в солдатиков, Дин Лохан кинул свою первую "палку" в рот не по летам развитой "златовласке", по имени Марти, которая была на два года старше его. Марти, очевидно, хорошо обученная рядом своих родственников, включая отца, проглотила сперму и даже бровью не повела. Также пенис юного Дина не раз погружался в глубины ее вагинального канала.
И всякий раз малышка Марти кончала как гребаный "товарняк".
При том, что Дин по причине юного возраста не знал, что есть секс на самом деле, он был настоящей секс-машиной.
А еще он был школьным забиякой, отправившим немало одноклассников домой в слезах и с подбитым глазом. Зачем? Черт его знает.
В тринадцатилетнем возрасте он впервые трахнул девушку между сисек, в четырнадцать впервые занялся анальным сексом (после чего его юная возлюбленная неделю мучилась кровавым стулом). В шестнадцать он совокуплялся с двумя девушками одновременно, потом с тремя, затем с четырьмя.
Красивый, обеспеченный и жесткий, как земля, которую он топтал на отцовском ранчо, Дин Лохан стал для женщин самым желанным мужчиной во всем Де-Смете, шт. Южная Дакота, причем еще до своего совершеннолетия.
Дин умел у любой девки под юбкой разжечь костер. И он умел еще кое-что - то, что действительно делал лучше всех не только в Южной Дакоте, но и во всем мире.
Дин Лохан мог оторвать рог быку быстрее, чем другой мужик успевал плюнуть. И он провел данную процедуру - без каких-либо угрызений совести или колебаний - не с сотнями, а с тысячами фермерских быков.
Этот странный звук был знаком ему, как обычным мальчишкам - шум летнего дождя.
Криииии-ХРЯСЬ!
И рог выскальзывал, как картофелина из влажной земли.
Дину не было никакого дела ни до животных, ни до боли, ни до объективной жестокости процедуры. Он просто делал это. Вырывал быкам рога со скоростью миля в минуту. Это была его работа. И Дин Лохан выполнял ее, не робея.
Он был роголомом.
В некоторых городах устраивались соревнования по извлечению устриц из раковин, или по поеданию пирога. Но город Де-Смет, шт. Южная Дакота проводил нечто куда более уникальное. В 1988-ом году, в восемнадцатилетнем возрасте Дин принял участие в ежегодном соревновании по ломанию рогов, состязаясь не только с лучшими роголомами штата, но и с тем самым мужчиной, который занимал первое место в этом почетном конкурсе девять лет подряд.
С его собственным отцом.
Дин вступил в это гладиаторское соперничество, поигрывая мускулами, сосредоточившись, с клещами в руке. Победителем объявлялся тот, кто успевал вырвать за минуту большее количество рогов. Предыдущий рекорд был сорок три.
Так что здесь нужно было постараться.
Ярко светило солнце, толпа ликовала, а окрестности оглашались адским воем быков.
Забрызганный слюной, с руками по локоть в крови, к концу дня Дин с легкостью вышел победителем. Желанный трофей - два настоящих позолоченных рога - был вручен ему слезливой женщиной в красно-бело-синем купальнике, с лентой "МИСС РОГОЛОМ", и зрительская толпа взорвалась аплодисментами.
В этом году Дин не только выиграл соревнование штата, но и установил мировой рекорд. За шестьдесят секунд он мастерски вырвал ровно пятьдесят рогов.
Следовательно, на ближайшие годы - а именно, на десятилетия - имя Дина войдет в книгу рекордов Гиннеса. После состязания отец обнял Дина, со слезами на глазах.
- Сынок, - всхлипнул он. - Ты видел эту груду рогов? Боже, ты сделал меня самым гордым отцом в мире.
Дина распирало от избытка чувств. Он даже сам проронил слезу, глядя на то, как счастлив отец. А когда он повернулся к толпе и помахал, от аплодисментов едва не содрогнулся весь округ.
Я - лучший роголом... в мире, - осознал он.
Позднее он вытрахал из "МИСС РОГОЛОМ" все дерьмо. Действительно, он драл ее на заднем сидении своего качественно восстановленного "Мустанга Фастбэк" 72-ого года выпуска так жестко, что она потеряла сознание. Затем он хлебнул пивка, отщипнул немного жевательного табака, и трахнул ее еще раз.
Черт его знает, зачем.
***
- Что это за хрень!
Дин закряхтел, затем медленно открыл глаза. Неужели он уснул на диване? Да, после того как снял напряжение несколькими стопками "Джонни Блэка". А теперь...
- Что это за хрень! - кричала ему в лицо его красавица-жена Дафна.
- Какая хрень? - проворчал он. - Господи, у тебя голос громче, чем сигнал у грузовика.
- Вот эта! - она держала двумя пальцами диск размером с хоккейную шайбу.
Банка жевательного табака.
- Это было на журнальном столике! - продолжала она орать, - рядом с твоим виски!
Дин сонно пожал плечами.
- Это банка табачной жвачки. И что? Что тебя так взбесило?
- И что? Это ты мне говоришь? - лицо у нее покраснело от ярости, выпученные глаза напоминали мультяшные. - Что меня взбесило? - Она запустила в него банкой, та отскочила от груди. - Ты обещал, что никогда больше не прикоснешься к этому дерьму! Обещал, когда мы поженились! Это мерзко! И грязно! Только деревенское быдло и бомжи жуют эту дрянь! Это...
- Пора бы тебе заткнуться, - ответил Дин. И рефлекторно, или инстинктивно, он...
ХРЯСЬ!
... заехал кулаком ей в челюсть. Дафна кувыркнулась назад, туфли "Бэлли" слетели у нее с ног. Дин заметил, что в момент соприкосновения кулака с лицом зрачки у нее собрались в кучу. Она рухнула на пол, без сознания.
Бла-бла-бла, - сказал себе Дин. Только и делает, что треплет языком и ноет, сука.
Он плеснул себе еще виски, и выпил. Его не смущало ни то, что он только что нокаутировал жену, ни возможные обвинения в рукоприкладстве.
- Да пошли эти бабы на хрен.
Он поднял свою банку жевательного табака и сунул щепотку между губой и десной.
Вот так!
Взбодренный никотином, он посмотрел на лежащую без чувств жену. В момент падения та приземлилась на живот, и ее модная черная юбчонка задралась вверх. Сквозь прозрачные колготки проглядывала аппетитная, как пара сочных пельменей, задница.
- Пошло все на хрен, - сказал Дин сам себе.
В прежние времена, на ранчо в Де-Смете, член Дина, который был размером гораздо больше среднего, побывал во многих задницах. Но он никогда не занимался анальным сексом с Дафной. И даже не затрагивал эту тему, зная, что жена считает это занятие противоестественным и унизительным.
- На хрен!
Он встал на колени, сдернут с жены колготки, как презерватив с члена. Бурая от первосортного никотина слюна капнула прямиком в расщелину между ее кремовых ягодиц.
Дин взял своего "капитана" и вставил жене в "звездочку". Плевка в задницу оказалось вполне достаточно - любая женщина заслуживает прелюдии - поэтому он вошел в нее как по маслу. В конце концов, эта сука не давала ему уже два месяца!
Кончил Дин весьма обильно. Казалось, будто он выдавливает внутренности изо рта толстой ящерицы.
- Вот тебе, дорогуша. - Он вытер испачканный член об колготки, затем прислонился спиной к журнальному столику и замахнул очередную порцию "Мистера Блэка". Наконец, Дафна очнулась, медленно приподняла голову и рассеянно потрогала свои ягодицы.
- Что... что ты делал? - недоверчиво выдохнула она.
- Похоже, у тебя был жар, - ответил Дин, сцеживая между зубов тонкую струйку табачного сока. Струйка приземлилась на бежевый плюшевый ковер. - Поэтому я померил у тебя температуру. Большим термометром.
- Ты-ты-ты ИЗНАСИЛОВАЛ МЕНЯ АНАЛЬНО! - прохрипела она, тяжело дыша. - Как-как-как ТЫ МОГ?
- Все просто. У меня встал член, а твоя задница лежала на полу.
Дафна поползла к нему, вся в слезах от возмущения.
- Я-я-я позвоню своему отцу, я позвоню в полицию, подам на тебя в суд...
Дин лишь спокойно покачал головой. Иногда эти бабы просто не въезжают.
Он схватил ее не за волосы, а за лицо. Взялся всей пятерней за уже посиневшую щеку, и стал поднимать Дафну на ноги. Всю дорогу она пищала как мышь в мышеловке.
- Нет, - сказал он, - единственное, что ты сделаешь, это приготовишь мне ужин. Немедленно! - Он грубо толкнул ее в сторону кухни. - Что-нибудь вкусненькое, иначе я разозлюсь...
А затем это случилось снова. В голове раздалось какофоническое гудение, как от воды, льющейся в отверстие коллектора. В глазах поплыло, а сердце было как наполненный водой шарик, вот-вот готовый лопнуть...
И снова...
... снова...
... появились эти...
"Звяки-бряки".
- Что это за хрень?
Дин уставился на нее. Он уснул на диване, ожидая, когда Дафна вернется с совещания, и проснулся, когда она вошла. Он молча пялился на нее.
Боже мой, - подумал он.
- Ты обещал, что никогда больше не прикоснешься к этому дерьму! Обещал, когда мы поженились! Это мерзко! И грязно! Только деревенское быдло и бомжи жуют эту дрянь! Это отвратительно!
Дин сидел, ничего не соображая. Сознание у него вращалось, словно чертово колесо на дикой скорости. Я же не покупал эту банку жевательного табака... верно?
- Как ты мог меня предать! - продолжала визжать Дафна. - Сколько еще обещаний ты нарушил?
- Дорогая, я...
- Не лги мне, ублюдок!
- Дорогая, я...
- Боже всевышний, я задницу рву изо дня в день, пока ты сидишь здесь и жуешь табак, как какое-то деревенское быдло! Ты уже не в гребаной Южной Дакоте, Дин! Покатушки кончились! Мы же договорились! Я все тяну на себе, зарабатываю деньги! Мы не можем зависеть от твоей ничтожной зарплаты! Ты должен содержать эту квартиру в чистоте.
Дин развел руки в стороны.
- Она чистая...
- Это ВЫГРЕБНАЯ ЯМА! - надрывалась Дафна. - ПОМОЙКА! Ты когда-нибудь слышал о пылесосе? Когда-нибудь слышал о швабре?
- Сладкая моя, я...
- Просто заткнись! Боже, я делаю все возможное, чтобы вдохнуть жизнь в этот жалкий брак! - Ее голос метался по комнате как бешеный хорек. - Хорошо, если бы ты ХОТЬ РАЗ помог мне! Но нет! Ты слишком занят тем, что дрыхнешь на гребаном диване и жуешь это чертов быдловский табак!
Дафна унеслась в другой конец коридора. Дин, охваченный ужасом, бросился вслед за ней. - Милая, пожалуйста! Прости! Завтра я приберусь получше, обещаю! И богом клянусь, я не знаю, откуда эта банка...
Дверь спальни захлопнулась перед ним с такой силой, что весь дом содрогнулся.
***
ДЕ-СМЕТ, ШТ. ЮЖНАЯ ДАКОТА
- Имя?
У Арианны по телу забегали мурашки.
- Арианна.
Толстомордый коп нахмурился.
- Фамилия?
- Зауснер.
- Текущее место жительства?
Хороший вопрос.
- Ну... раньше я жила в трейлерном городке Каллисто-Браунсроуд.
- Текущее место жительства? - повторил толстый коп.
- Моя машина! - выпалила Арианна, и тут же подумала, - Черт... я облажалась.
Дежурный сержант, на бейдже у которого было написано ЭЙ. ТИ. ЛЭСС, заполнил остальную часть протокола. Это будет ее третий привод за домогательство - не важно, что клиенты кинули ее. Она спятила. Всякий раз, когда она курила "лед", рассудок покидал ее.
Ее память напоминала лоскут кожи, исполосованный бритвами. И Арианна видела лишь сквозь минутные красные порезы. Она остановилась возле таверны "ГОРТИНСКИЙ ЛЕС", поклявшись себе: "Сегодня никакого "льда", никакого "льда". Просто выпью пару пива и сделаю пару отсосов". Обещание улетело в трубу столь же стремительно, как и ее будущее. Первый клиент предложил ей кусочек "льда" взамен, и все. Следующее, что она помнила, это то, что она летает. Она лежала на спине в лесу за таверной, с задранными вверх ногами. А рядом стояла очередь из мужчин, каждый из которых сжимал в руке "десятку". В конце концов, ее "киска" стала походить на кастрюлю, наполненную льющейся через край спермой. Кошелек у нее был пуст, смешки растворились за деревьями. Вот тогда полиция и нашла ее. По внутренней стороне бедра у нее стекала толстая струя семени, когда ее вытащили из леса, накрыли дождевиком и зачитали права. Они дали ей посидеть восемнадцать часов в "кутузке" (Таким вот клевым оказался "лед". В трейлерном городке Каллисто-Браунсроуд находилась крупнейшая в городе лаборатория по производству "мета". И очень странно, что копы ни разу не накрывали это место). Затем она полежала еще какое-то время, мучаясь "ломкой". Будь у нее в руке пистолет, она вышибла бы себе мозги, не колеблясь.
- Ты трижды лузер, Арианна, - напомнил ей сержант. - Три привода, и тебе кранты. Никакого больше испытательного срока, никакого снисхождения на суде из-за твоего прошлого. Тебе светит тридцать месяцев. Никакого УДО на поруки, или за хорошее поведение. Окружная тюрьма, дорогуша. Это не колония для малолеток, и не курорт.
Арианна уронила осунувшееся лицо на колени. Слезы закапали на пол.
- Я не знаю, что со мной такое, - всхлипнула она. - Я не могу остановиться, просто не могу...
Последовавшая тишина душила ее. Она подумала, что такая же тишина в зарытом в землю гробу. Это, то, что ей нужно. Умереть, и быть похороненной.
- Знаешь, - заметил пухлый сержант, - А я помню тебя. Я был на службе всего три года, когда ты закончила де-сметскую старшую школу. Ты была в числе лучших учеников, дорогуша. Верхняя строчка почетного списка, отличница, королева выпускного бала, предложения о стипендии из Гарварда, Калифорнийского университета и Джорджтауна. - В его голосе появились злобные нотки. - У тебя было все. У тебя было то, чего не имел никто в этом сраном городишке. И посмотри, что ты сделала.
Убей меня, просто убей меня, - мысленно попросила она. Смерть казалась менее жестоким вариантом, чем такая жизнь. Однако выхода не было. Она не могла остановиться.
- Что случилось? - спросил сержант. - Что превратило тебя в метамфетаминовую шлюху?
Дин, - подумала она. Это все из-за Дина.
- Не знаю, смогу ли я завязать, - прохрипела она себе в колени. - Не думаю, что у меня получится.
- Послушай.
Казалось, будто ее позвоночник превратился в скрипучую половицу, когда она выпрямилась, моргнула и посмотрела на дежурного сержанта. Его толстые пальцы развернули протокол задержания, чтобы она смогла прочитать.
Он еще не заполнил его.
- Еще один шанс, - сказал коп.
Затем он бросил поверх пустого протокола пластиковый пакет с кристалликами метамфетамина.
- Спасибо вам, - сказала она.
- Но ничего не бывает просто так, понимаешь? - Он встал и спустил с себя накрахмаленные полицейские штаны. - Ты же знаешь правила игры, верно?
Кивая, она поднялась на ноги, обошла вокруг стола и опустилась на колени. Его маленький член походил на чей-то нос, торчащий из гнезда. Но затем коп повернулся, наклонился, и раздвинул себе ягодицы.
- Сперва вылижи мне "очко", окей?
- Конечно, - сказала Арианна и стала медленно скользить опытным языком по волосатой расщелине, пока тот не нашел морщинистое отверстие. Она раздвинула ягодицы еще шире и принялась лизать.
***
Пока Арианна выполняла неприличное задание по вылизыванию грязной полицейской задницы, ощущая при этом привкус испорченного бургера и пончиков с виноградным джемом, в нескольких милях от нее, во тьме двигалась сгорбленная тень. И ярость ее была неописуемой и непостижимой, с налетом ужаса и древнего богохульства.
Ветерок, ласкавший ее бесплотное лицо, шелестел, словно шепот призраков.
Мир стал еще хуже - она поняла это после столь долгого спокойного сна. Такого она и представить себе не могла...
Она была прекрасна в своем коконе из тьмы. Она была создана из тьмы. Тьма текла по ее призрачным венам. Тьмой были наполнены ее глазницы.
А когда она думала о том, что сделает - и что уже сделала - тьма сукровицей сочилась из темных недр ее безбожной вагины.
Ветерок в ночном воздухе продолжал доносить вздохи. Послания из ее мира? Вибрации наблюдателей за мертвыми?
Ее имя было Пасифая, Матерь-Блудница.
Красивые, голые ноги были лишь темным туманом, вагина - ночной улыбкой. В момент возбуждение из эбеновой груди проливалось черное молоко.
В забрызганной навозом пыли лежал часовой, его странный наряд был стянут с него. Когда его славный член проник в ее давно мертвые чресла, она высосала ему глаза, проглотила их, словно сладкие дольки белого шоколада. Он все еще подрагивал, был еще жив, когда она высосала из него сперму, а затем - его роскошные яйца. Позже, насытившись, она прижалась своими призрачными губами к его пустой глазнице и высосала мозг.
Набив мясом себе утробу, она стала более реальной.
Скоро она станет такой реальной, что сможет позвать...
Она отвечала жестокостью на жестокость. И так было всегда.
Пасифая последний раз окинула бездонным взглядом труп часового. Вид распростертого и разоренного трупа заставил ее поежиться. Зыбкой рукой она коснулась своего клитора - маленького уголька. И почувствовала, как увеличивается плотность, а дым превращается в слизь. Чем эта слизь станет завтра? Студнем? А послезавтра?
Затем она сможет призвать своего сына. И он придет через тот же порог ужаса, через который пришла она сама.
Оставив труп, Пасифая неспешно двинулась сквозь ночь. Призрачные ноги изящно ступали между жутких россыпей рогов. Рогов, которые лежали в грязи, словно множество скрюченных зародышей, абортированных по воле какого-то жалкого смертного. Словно крошечные жизни, выбитые ногами, дубинками или вырезанные ножами из невинных утроб пьяными от вина афинскими солдатами.
Космические глаза Пасифаи кровоточили черными слезами.
Некоторые вещи, некоторые ужасы могли вернуть к жизни даже мертвых богов.