Это нереально. Аманда горела в жидком пламени чужого рта. Незнакомец. О Боже, это ведь не она прижимается к нему, подставляет ему свою грудь, пока его язык кружит вокруг ее соска, как влажный бархат. Это ведь не она стонет сейчас в отчаянии. Откуда взялся этот огонь? Пламя, загоревшееся в ее сосках, метнулось ниже, между ног, и Аманда задохнулась в спазме нескончаемого, мучительного возбуждения. Нет, это ведь не она стонет. Она не может.

Но она стонала.

Она захныкала сквозь кляп, сжав руки в кулаки, а зубы незнакомца сжали ее сосок, покусывая и потягивая его. Молнии одна за другой били между ее бедер. Его губы, зубы и язык довели ее до предела, и вскоре она не могла думать ни о чем больше. Ей нужно больше. Ей нужно, чтобы он пососал ее сосок грубо и глубоко, что его зубы направили эту удивительную смесь удовольствия и боли прямо в ее киску, где пульсирующий клитор уже набух и жаждал внимания.

— Боже, у тебя такой замечательный вкус, — пробормотал он и снова втянул сосок в рот, облизывая и посасывая так, что взрыв наслаждения едва не разорвал Аманду изнутри.

Она извивалась под ним, ее бедра дернулись навстречу, когда незнакомец снова склонился над ней. Она захныкала снова, когда его пальцы начали играть с другим соском. Но ей уже было мало.

Собственный требовательный приглушенный крик потряс Аманду. Безумное удовольствие разрывало ее, но ей нужно было больше.

А потом незнакомец потянул сильнее, хватка его стала крепче, а зубы сжали и потянули набухший сосок. О Боже, это было больно, но одновременно доставляло сводившее с ума наслаждение. Она хотела большего, нуждалась в большем.

— Дерьмо. Тебе нравится это, не так ли? — он поднял голову, его глаза прищурились, глядя на нее, пока пальцы крутили ее сосок.

Аманда закричала, вжимаясь головой в матрац в попытке побороть накрывающую ее волну жестокого удовольствия.

Больше.

Ей нужно больше.

Она не могла справиться с этим давлением, с этим сексуальным голодом, поднимавшимся из темной, скрытой доселе части ее души. Голод, как живое существо, вгрызался в самые глубины ее киски, зажигая пламя в трепещущем бутоне ее клитора.

Еще… — кричала она сквозь кляп, а незнакомец смотрел на нее сверху вниз. О Боже. Что с ней? Разве у нее в голове был какой-то сексуальный переключатель, о котором она не знала

Что он сделал с ней?

Он снова нажал на ее соски, и ее взгляд остекленел, пока Аманда боролась за дыхание. Да. Да. Так.

Огненная лихорадка заставила ее тело пылать в огне, наэлектризовала ее плоть.

— Черт, — он тоже тяжело дышал.

Его черные глаза были как бездонные ямы возбуждения и похоти, темная кожа скул порозовела. Он сжал губы, очевидно, в попытке обрести контроль, пока она извивалась под ним.

— Что ты хочешь, малышка? — прошептал он.

Взгляд его греховно сексуальных глаз потемнел, стал опасным.

Она выгнулась, задыхаясь, когда его пальцы снова потеребили ее соски. Аманда хотела его рот. Хотела ощущать его губы и зубы на сосках, хотела, чтобы он дергал за них, потягивал, заставляя эту легкую боль и наслаждение смешиваться в ощущении, пронзающем снова и снова ее киску.

Она хотела знать его имя.

Незнакомец снова опустил голову, и ей стало наплевать, как его звали. Его рот, его огненный язык были как орудие пытки, он обрушился на твердые пики ее сосков и послал ее на новую волну наслаждения.

Потом его зубы снова сжались, и болезненное удовольствие вспыхнуло молнией в ее вагине.

Аманда дергала головой, руками и ногами, натягивая веревки, ее клитор превратился в комок страдающих нервов. Она отчаянно желала освобождения, и это желание было таким болезненным, что она не могла думать ни о чем другом.

— Сукин сын, — он дышал тяжело и грубо. Холодный воздух помещения коснулся ее сосков. Незнакомец облизал губы.

Пожалуйста. Если бы могла, она бы выкрикнула это слово.

— Черт, — он быстро вытащил кляп, но прежде чем она начала умолять, его губы накрыли ее губы, его язык вонзился в ее рот.

Этот вкус. Меда и специй. Его язык ласкал ее, его губы прижались к ее губам. Аманда всосала в себя его язык, почувствовав, как усиливается этот пряный вкус. Руки незнакомца удерживали ее голову, пока его язык трахал ее рот горячими, твердыми движениями.

Его рубашка коснулась ее сосков, когда онсаклонился над ней, и это ощущение свело ее с ума. Ей нужно больше. Она всхлипнула от желания, вжимаясь в кровать, отчаянный мяукающий стон вырвался из ее горла.

Он поднял голову и натолкнулся на ее умоляющий взгляд.

— Останови это, — она задыхалась. — Пожалуйста, пусть это прекратится.

— Что? — он задыхался, глядя на нее, его взгляд не отрывался от ее губ. — Что прекратить?

Аманда захныкала. Почему он хочет ее мучить? Что она сделала?

— Пожалуйста, — прошептала она, и слезы наполнили ее глаза, когда в клиторе расцвел новый цветок агонии. — Это больно. Останови эту боль.

Он покачал головой, как будто в замешательстве.

— Что болит?

Разве он не знал? Он вызвал в ней такое желание, что она была готова умереть.

— Черт возьми, — с горечью выругалась она, не прекращая тереться грудью о его грудь. Стоны наслаждения срывались с ее губ. — Ты знаешь, о чем речь. Останови это сейчас же. Я просто больше не могу.

Его рука двинулась от ее головы вниз, скользнула по талии и накрыла бедра. Аманда умолкла, ее губы раскрылись, когда она попыталась вдохнуть, ее глаза встретились с глазами незнакомца, когда его рука стала подниматься вверх по ее ноге, задирая платье.

Да.

Прохладный воздух проник через чулки и на секунду облегчил жар, но в следующее мгновение тот вернулся. Она дернулась, когда чулок сполз с колена, выгнулась, когда ткань платья накрыла ее бедра.

Она бы закричала, когда его пальцы задели трусики прямо над промежностью, если бы его губы сразу не накрыли ее губы, если бы его язык не вторгся ей в рот — и вдруг он порвал ее крошечные трусики и стянул их с ее извивающегося тела.

Когда его рука вернулась, она замерла. Когда его рука накрыла ее киску, боль агонии пронзила ее тело, исторгнув из горла крик. Он медленно поднял голову, его глаза прищурились, внимательно наблюдая за ней. Он опустился на кровать, задрав ее платье до бедер. Взгляд его переместился ей между ног.

— Голая киска, — прошептал он. — Ты знаешь, как это заводит?

Она делала так для удобства. Ощущение свободы, собственной женственности — ей нравилось. Но теперь сексуальность ощущения разрывала ее пополам.

— Что ты сделал со мной?

Аманда пыталась говорить, но не могла даже дышать. Ей отчаянно нужен был хоть глоток воздуха.

— Я знаю, что я собираюсь сделать с тобой, — пробормотал он, его пальцы раздвинули нежные складки, касаясь пульсирующих нервных окончаний.

Ее клитор сжался, пульсирующая жара окатила ее, заставляя крутить бедрами.

— Не вертись, — потребовал он, легонько шлепнув ее по половым губам.

— О Боже… — ее глаза распахнулись.

Аманда пыталась справиться с огнем, который все ярче горел у нее внутри.

Нет. Нет. Нет. Внутри себя она кричала, протестуя, но ее клитор трепетал, соки текли из ее киски, сексуальная боль почти толкнула ее за край.

И она знала, что этот оргазм, это освобождение будет сильнее всего, что она когда-либо испытывала.

— Это плохо, — он рванул рубашку через голову и встал рядом с кроватью. В слабом освещении комнаты она разглядела загорелые бицепсы и мускулистую грудь. Ниже… она судорожно сглотнула при виде выпуклости под джинсами. Широкие, сильные руки двинулись к поясу джинсов, расстегнули пуговицу и следом «молнию» замка, и потянули ткань ниже вместе с бельем, по мускулистым ногам.

Она была уверена, что эти ноги выглядели очень мило, но даже не стала смотреть. Ее глаза не отрывались от его эрекции, от вздыбленного члена, тяжелого, твердого, толстого.

Она судорожно сглотнула, не представляя себе, как сможет принять такой член.

— Я не знаю тебя, — прошептала она, облизывая губы, но понимая, что это совсем не имеет значения.

— Скоро узнаешь, — прорычал он.

Прежде чем она смогла что-то сказать, он улегся между ее бедер, вытянулся, оказавшись прямо у ее мокрой трепещущей киски. Аманда отчаянно задрожала, чувствуя его прохладное дыхание на своей разгоряченной плоти.

— Черт, это самая красивая маленькая киска, которую я когда-либо видел, — прошептал он, пробежав пальцами по ее складкам. Аманда задрожала, с ее губ сорвался крик.

— Я собираюсь съесть тебя, детка.