Если бы я увидел это на сцене,

сказал бы, что в жизни такого вздора не бывает.

У. Шекспир. «Двенадцатая ночь» [1]

Оливии приснился сон. Она стояла перед массивной деревянной дверью замка, напряженно приготовившись к тому, что ожидало ее по другую сторону. Намокшее под холодным дождем поношенное дорожное платье облепило тело, и резкие порывы ветра трепали влажные волосы. Она с тоской подумала о своей бархатной, с горностаевой оторочкой, накидке, которую оставила дома, а также о красивой, беззаботной жизни. Она покинула родительский кров, чтобы избежать брака с распутным герцогом Девонбриджем. Теперь она являлась гувернанткой, зависящей от благосклонности и доброй воли своего нанимателя, хотя, по слухам, он не отличался ни тем ни другим.

Вой одинокого волка раздался со стороны окутанных туманом и освещенных лунным светом болот, распространившихся на несколько миль вокруг уединенного замка. Оливия содрогнулась от холода и страха, подумав, что, возможно, за стенами замка ее ждет не меньшая опасность, чем среди волков. Внутри неприступной каменной крепости таился другой зверь, которого удерживала там не цепь, а глубокое отчаяние. Жители деревни называли его Безумным Маркизом из-за того, что он лишился рассудка от горя после смерти жены четыре года назад. Он избегал общения с людьми, и они, в свою очередь, не желали испытывать на себе его грубые выходки. За последний год не менее дюжины служанок покинули замок Арлисс. Поговаривали, что этот замок подвержен древнему проклятию.

Оливия устремила свой взор к небесам, надеясь увидеть там знак, который подтвердил бы правильность принятого ею решения спасти его истерзанную горем душу и проявить материнскую любовь по отношению к его сыну. В этот момент в ночном небе вспыхнула молния и прогремел гром.

Выпрямившись, Оливия подняла руку, собираясь постучать в дверь. Внезапно сильный порыв ветра рванул рукав, словно пытаясь остановить ее. Поток воздуха метался вокруг, шурша опавшими листьями под ногами. Казалось, кто-то чуть слышно шептал имя: Ливви… Ливви…

Декабрь 1798 года

Уэльс, Пембрукшир

— Ливви!

Оливия открыла глаза и взглянула затуманенным взором в окошко кареты. Она заморгала под лучами солнца, осмелившегося нарушить Зимний мрак, окутавший юго-запад Англии, и тряхнула головой. Грозовая ночь исчезла, и она снова оказалась в мягкой тетиной карете.

Из груди ее вырвался вздох сожаления; сон был таким реалистичным. Теперь она снова осознала себя прежней Оливией Уэстон.

Она посмотрела на свою юную кузину Шарлотту, которая настойчиво дергала ее за рукав.

— Ливви!

— В чем дело? — спросила Оливия по возможности строгим тоном.

Путешествие из Шотландии в Уэльс заняло почти две недели. Она горячо любила Шарлотту, но безграничная энергия пятилетнего ребенка создавала дискомфорт в ограниченном пространстве кареты. Нельзя сказать, что Оливия не имела опыта общения с маленькими детьми. Будучи третьим ребенком в семье, в которой было семеро детей, она научилась находить общий язык со своими братьями и сестрами.

Маленькая девочка нахмурилась, теребя один из блестящих темных локонов, затем пожала плечами:

— Я забыла.

Ливви с трудом сдержала стон и желание рвать на себе волосы, которые, к ее великому разочарованию, не были ни темными, ни вьющимися, и несветлыми, и не прямыми. Волосы Оливии выглядели весьма заурядно: неопределенного коричневого оттенка, слегка волнистые, они имели неопрятный вид.

— Ливви?

— Что, Шат?

— Я вспомнила. Я знаю тайну, о которой хотела тебе рассказать.

Шарлотта скрестила руки на груди и с удовлетворенной улыбкой откинулась на плюшевые подушки сиденья.

— Ну? — подстегнула ее Оливия. Она ожидала дальнейшего разъяснения, но ничего не последовало. — Так ты откроешь мне тайну, о которой вспомнила?

Шарлотта задумалась на мгновение, затем покачала головой:

— Пожалуй, я расскажу о ней своей королеве.

Королева Анна, кукла в роскошном дворцовом платье, являлась самым дорогим достоянием Шарлотты, которое она получила в подарок несколько недель назад. Да, подумала Ливви, этот неодушевленный предмет, оказывается, достоин большей любви кузины. Какая досада! Она успокоила себя тем, что ее способность разговаривать превосходит достоинство игрушечной королевы, а также живой белки. Оливия невольно начала мысленно перечислять и другие свои достоинства: я умею читать, писать, моя голова не из дерева, я могу дышать.

Хм, пожалуй, последнее надо поставить на первое место. Это самое важное отличие. Правда, белки тоже дышат. Может быть, следует прежде всего составить список того, в чем она превосходит белок… Оливия остановила себя, решив, что так можно сойти с ума.

Тетя Кейт, оторвавшись от книги, взглянула на дочь:

— Шарлотта, мне кажется, твоя королева выглядит немного уставшей. Может быть, вам обеим следует поспать какое-то время и оставить бедную кузину в покое?

Шарлотта была возмущена таким предложением:

— Мама, это же кукла. Как она может уснуть, если ее глаза не закрываются?

Тетя Кейт вздохнула и посмотрела в окошко кареты на проплывающий мимо пейзаж.

— Думаю, мы уже близки к окончанию путешествия. Если погода не изменится, завтра мы будем на месте… — Из груди ее вырвался приглушенный смех: — Боже милостивый, этот ребенок окончательно меня уморит!

Ливви взглянула на Шарлотту, которая, по-видимому, решила последовать совету матери. Она свернулась клубочком в углу кареты, подобрав под себя ноги и положив руку под голову. Ее глаза были закрыты, а на губах застыла блаженная улыбка. Другой рукой она обнимала свою куклу. Оливия улыбнулась, поняв, чем вызвано последнее высказывание тети.

Поскольку глаза куклы, как заметила Шарлотта, не закрывались, ее предприимчивая хозяйка нашла другой способ, который позволял королеве заснуть. Девочка натянула подол платья куклы ей на голову, заслонив таким образом лицо от света, но при этом обнажила нижнюю половину туловища. Поскольку при этом открылись такие детали изысканной нижней одежды куклы, как подвязки, чулки и туфли, стало очевидным, что у нее отсутствовали нижние юбки.

Ха! Нижние юбки! Это еще одно преимущество Оливии перед игрушечной королевой и белками, так как она никогда не встречала белку в юбке и очень сомневалась, что когда-нибудь встретит. Правда, недавно она видела обитающего в конюшне кота, которого ее юные сестры поймали и надели на него детский чепчик и платьице, предназначенное для обряда крещения.

Тетя Кейт наклонилась вперед и тихо сказала, чтобы не потревожить Шарлотту:

— Полагаю, я должна предостеречь тебя относительно моего пасынка.

— Предостеречь? — Щеки Оливии зарделись. — Я не думаю…

Тетя махнула рукой:

— О Боже, детка, я не то имела в виду. Я просто хотела предупредить тебя по поводу радушного приема, который может быть оказан тебе.

— Вы полагаете, что у лорда Шелдона есть на это достаточно времени? Я не думаю, что будет устроен торжественный прием в нашу честь. Я надеюсь как можно меньше беспокоить маркиза.

Это была неправда.

В ее планы, напротив, входило как можно больше тревожить этого человека.

Но это была ее тайна, которой она не хотела делиться со своими спутницами: ни с тетей Кейт, ни, разумеется, с Шарлоттой и даже с игрушечной королевой, которая по своей природе была самой молчаливой.

— Джейсон, — начала тетя Кейт и вздохнула: — Я знаю, что мне следует называть его Шелдоном, но я никак не могу привыкнуть, хотя он получил титул лорда пять лет назад. Полагаю, называть его просто по имени невежливо, однако для меня он всегда остается Джейсоном.

— Он не пользуется своим титулом учтивости?

— Иногда пользуется, — призналась тетя, — однако большинство наследников предпочло бы обходиться без него. — В ее глазах вспыхнули веселые искорки. — Большинство понимающих наследников, разумеется. Едва ли кому-то может понравиться, если к нему будут обращаться как к графу Брэмблибуму?

— Брэмблибуму? — Оливия расхохоталась. Она уловила взгляд тети на Шарлотту и понизила голос. — Вы, конечно, шутите.

Тетя Кейт покачала головой:

— Титул маркиза Шелдона первоначально был пожалован девятому виконту Траерну, который, насколько мне известно, являлся фаворитом короля Якова I. Сын виконта, ставший в дальнейшем вторым маркизом Шелдоном, открыто не одобрял — ах, особые — отношения отца с королем. Мужчины из родаТраерн вообще никогда не скрывали своих взглядов, поэтому и не было среди них послов и политиков. В конце концов короля разозлила несдержанность молодого человека, и его ожидала бы печальная участь, если бы не вмешательство отца. Девятый виконт Траерн обратился к королю с мольбой не придавать значения поведению сына и пошутил насчет того, что мальчик еще при рождении вел себя так, словно ему надрали зад крапивой. Король пожаловал обещанный титул маркиза отцу, но и отомстил. Месть короля заключалась в том, что следующему маркизу Шелдону, пока жив законный носитель титула, был пожалован особый титул учтивости.

— Граф Брэмблибум, — с ужасом прошептала Ливви, однако не могла сдержать улыбку.

— Да, граф Брэмблибум, но я полагаю, ты не станешь произносить этот титул, когда мы приедем в замок Арлисс. Джейсон всегда раздражается, когда к нему обращаются таким образом. И разумеется, он не намерен передавать этот титул Эдварду. Я говорила тебе о сыне Джейсона? Эдварду сейчас почти семь лет. Он очень милый мальчик.

Оливия кивнула. Она сомневалась, говорила ли ей об Эдварде именно тетя Кейт, но так или иначе Ливви знала о нем почти все. И это было частью ее тайны.

Она непроизвольно наклонилась вперед и разгладила свои юбки, нащупав пальцами почти незаметный выступ заколки, которую прикрепила к подвязке. Это была заколка изящной броши в золотой оправе с гранатами. Вставленный в нее портрет был не больше ногтя большого пальца, однако художник сумел изобразить профиль мужчины и мельчайшие детали: завитки волос на затылке и мягкие складки жабо рубашки. Это был элегантный мужчина, однако Ливви воздерживалась от окончательного суждения, пока не увидит его живьем, что, к счастью, должно произойти завтра. Наконец-то, подумала она с легким вздохом.

— Я больше не буду болтать и дам тебе возможность отдохнуть. — Глаза тети Кейт блеснули. — Пожалуй, тебе надо последовать примеру игрушечной королевы и накрыть свое лицо юбками.

— О нет, — смущенно возразила Ливви, — вы же не имеете в виду…

— Успокойся, дорогая, я просто пошутила. Я знаю, что имею склонность болтать чепуху, особенно когда не должна следить за своим языком при ребенке.

Она подмигнула и кивнула в сторону Шарлотты.

Попытка тети оправдаться вызвала у Оливии чувство удовлетворения. В глазах общества она уже являлась взрослой девушкой с того момента, когда ей исполнилось восемнадцать лет в прошлом году. Девушки ее возраста, и даже моложе, были представлены обществу в прошлом светском сезоне. Она тоже должна была появиться в свете, однако ее пребывание в Шотландии вместе с тетей Кейт, Шарлоттой и старшей сестрой Изабеллой, недавно вышедшей замуж и покинутой мужем, продлилось дольше, чем предполагалось, почти девять месяцев.

Оливию ничуть не беспокоило, что она не была представлена обществу. Она вовсе не стремилась попасть на ярмарку невест. Кроме того, сестра нуждалась в ней. Последнее обстоятельство было важнее для Ливви.

Тетя Кейт подалась вперед и похлопала ее по колену.

— Я привыкла к тому, чтобы ты и Иззи находились рядом со мной. Я была очень рада, когда ты попросила составить нам компанию в поездке сюда, в Уэльс. Я сама пригласила бы тебя, если бы знала, что ты интересуешься этой частью страны.

— Должна признаться, этот интерес обусловлен моим желанием избежать длительного путешествия домой вместе с мамой, во время которого пришлось бы проводить долгие часы в карете, слушая ее суждения о той или иной героине шекспировских произведений.

Насколько Оливия себя помнила, ее мать постоянно писала критические статьи о шекспировских героинях. Жизнь в доме Уэстонов всегда была насыщена Шекспиром. По крайней мере когда в нем присутствовала мать. Остальные члены семьи относились к этому с невозмутимым спокойствием. С годами увлечение матери стало действовать на нервы Оливии. Она искренне любила мать, однако желала хотя бы раз в неделю не слышать ее высказывания, которое преследовало Оливию в течение всей жизни: «Не страшись величия: иные родятся великими, иные достигают величия, а иным величие жалуется».

Леди Уэстон доставляло особое удовольствие декламировать цитаты, чтобы дети знали, из какой пьесы почерпнуты их имена. Хотя Оливию возмущало постоянное давление шекспировского величия, она ни в коем случае не хотела обидеть чувства матери, сказав ей об этом. В общем, она была довольна, что ее назвали именем героини из пьесы «Двенадцатая ночь», которая, по ее мнению, являлась одним из самых приемлемых произведений, и не только потому, что оно было относительно коротким.

Ее юные сестры-двойняшки получили имена Корделии и Имоджин из соответствующих произведений «Король Лир» и «Симбелин» — из пьес, которые, по мнению Оливии, слишком мелодраматичны. Ее не по годам развитой брат Ричард пролепетал свои первые слова, которые, казалось, прозвучали как цитата: «Терпенью моему пришел конец». Лишь Порция, самый младший ребенок в семье, могла издавать только бессвязные звуки до отъезда Ливви в Шотландию…

Оливия пожалела, что не смогла услышать первые слова самой младшей сестры, и внезапно ее охватила тоска по родному дому. Последние месяцы были самым продолжительным периодом, который она провела вдали от своих младших братьев и сестер.

— Чем ты так опечалена? — спросила тетя Кейт. — Я огорчила тебя разговором о моем пасынке? Не надо расстраиваться из-за него. Он очень изменился после смерти Лоры. Горе по-разному действует на нас. Возможно, со временем.

Ее надежды на будущее остались невысказанными, но и так все было ясно.

Оливия хотела сказать, что знала, или по крайней мере представляла, каков был маркиз до смерти жены, однако промолчала. Вместо этого она улыбнулась и сказала:

— В таком случае мы должны сделать все, чтобы развлечь маркиза и его сына во время рождественских празднований. Если не возражаете, тетя Кейт, сейчас я немного почитаю, пока Шат спит.

Тетя засмеялась:

— Да, общение с Шарлоттой научит всякого ценить минуты покоя. Но к сожалению, они длятся недолго.

Оливия рассеянно кивнула, уже поглощенная своей книгой. Точнее — листочком бумаги, спрятанным между страниц. На нем небрежным почерком были написаны слова, которые послужили причиной ее внезапной поездки в Уэльс. Слова, написанные не кем иным, как Безумным Маркизом ее мечты.

Уэльс, Пембрукшир,

замок Арлисс

22 декабря 1798 года

Джейсон Траерн, маркиз Шелдон, под неодобрительным взглядом дворецкого протянул руку к стоявшей на столе коробочке с песком и посыпал немного на письмо, которое только что закончил писать. Затем подождал некоторое время, пока песчинки не высушат чернила, после чего смахнул песок назад в коробочку. Он отложил лист бумаги и встал, заметив, как Говер облегченно расслабил плечи.

Дворецкий, шаркая, направился к двери кабинета, где остановился и продолжал стоять, в то время как Джейсон принялся наводить порядок на своем столе. Наконец маркиз, удовлетворенно кивнув, снова сел в кресло и взял нож для разрезания бумаг и придвинул к себе пачку нераспечатанной корреспонденции.

— Милорд, — пробормотал Говер, — вероятно, вы меня не поняли. Прибыли ваши гости. Вы не можете игнорировать…

— Я все понял, однако моя мачеха не является гостьей. Она знает здесь все ходы и выходы, но если ей необходимо сопровождающее лицо, у нас есть экономка…

— Прошу прощения, милорд, однако миссис Мэддок занята в настоящее время.

Джейсон взял верхнее письмо из стопки и поднес нож к печати.

— Я тоже занят. Я должен ответить на полученную корреспонденцию.

Он взглянул на письмо, чтобы узнать, кто отправитель. Это было письмо от мачехи. Джейсон чертыхнулся и отложил его в сторону, затем протянул руку к следующему. Оказалось, что оно также от мачехи. Он взял пачку и мельком просмотрел оставшиеся письма, прежде чем снова положить их на письменный стол.

Говер покачал головой:

— Ее светлость — единственная, кто беспокоится о вас. Другие — либо вообще забыли о вас, либо обращаются со своими вопросами к вашему поверенному в делах.

Джейсон потер виски. Да, существовала проблема, связанная с постоянно проживающими в доме слугами, которые знали его с детства. Они, как правило, никогда не скрывали своего недовольства.

— Вы полагаете, что я плачу вам за вашу дерзость, Говер?

— Осмелюсь заметить, милорд, вы совсем не платите мне, Ваш покойный отец в завещании назначил мне щедрую пенсию, и у меня есть средства, чтобы вообще не работать, если я того пожелаю.

— Значит, вы намерены подать в отставку? — равнодушно спросил Джейсон, словно ответ дворецкого ничего для него не значил.

— Разумеется, вы могли бы обойтись без меня и миссис Мэддок, однако никто из нас не уволится, пока мы живы, а представители рода Траернов пребывают здесь, в замке Арлисс.

Джейсон вздохнул.

— Как ни странно, но я не могу избавиться от слуг, которым не плачу, и в то же время не могу удержать тех, кому плачу, — проворчал он. — Служанки увольняются, не успев в полной мере освоиться в доме. Не проходит и месяца без того, чтобы миссис Мэддок не доложила мне, что очередная служанка оставила свою должность. Кажется, за год сменилось одиннадцать служанок?

— Двенадцать. Сегодня утром уволилась Бесс.

— Бесс, — повторил Джейсон, нахмурившись, — это не та, которая?..

— Она была единственной, милорд.

— В каком смысле?

— Единственной служанкой, милорд.

На лице Говера обозначилось страдальческое выражение, какое бывает у родителя, имеющего дело с неразумным ребенком.

— Не говорите глупости, Говер. В таком большом замке невозможно обходиться без служанок.

— О да, и потому мы постоянно находимся в затруднительном положении из-за недостатка слуг. Бесс была единственной остававшейся горничной. Служанки не пугались бы, если бы им не приходилось общаться с… — Дворецкий откашлялся: — После каждого увольнения миссис Мэддок давала новые объявления о найме на работу.

— Пугались? — Джейсон вскочил и начал ходить по комнате. — Боже, неужели кто-то снова распространяет слухи о привидении? Или о проклятии, которому подвержены молодые жены представителей рода Траернов? Я не потерплю сплетен среди слуг.

— Милорд, вас ждут гости…

Джейсон остановился и посмотрел на дворецкого ледяным взглядом:

— Отвечайте на вопрос.

— Хорошо, — сказал дворецкий, выпрямившись во весь рост. При этом его густые седые брови оказались на уровне ключицы Джейсона. — Я ничего не слышал ни о привидениях, ни о проклятиях с тех пор, как вы запретили говорить на эту тему.

— Тогда какого черта боятся эти глупые девчонки? — спросил Джейсон резким тоном.

Говер устремил свой взгляд в потолок.

— Не знаю, — пробормотал он. — Возможно, они боятся этих дьявольских охотничьих собак, которые следуют за вами по пятам.

Джейсон посмотрел на двух огромных датских догов, дремлющих, лежа на спине, у камина. Их передние лапы были прижаты к груди, отчего они выглядели скорее комично, чем устрашающе.

— Они и мухи не обидят, — сказал он и поднял руку, когда Говер открыл рот, чтобы возразить, — если их не спровоцировать. Да, я помню, как они однажды атаковали вас. Вы, конечно, не упускаете случая напомнить мне об этом. Перестаньте, Говер. Вы нисколько не пострадали тогда. Собаки только облаяли вас.

Джейсон искоса взглянул на собак, которых спас несколько лет назад от травли в Лондоне. Они в основном оправились после того случая, однако, вероятно, будут долго помнить жестокие побои.

Джейсона охватил знакомый гнев, поднявшийся из глубины сознания. Он знал, что значит быть обманутым и брошенным тем, кому всецело доверяешь. Такое предательство наносит глубокие травмы. Физические раны заживут и исчезнут, но есть раны другого рода, которые не излечимы ни любовью, ни временем.

— Милорд, вы в порядке?

Джейсон услышал слова дворецкого как бы издалека. Он заставил себя сосредоточить взгляд на обеспокоенном лице пожилого мужчины.

— Вполне, — ответил он, разжав кулаки. — Я на некоторое время перенесся в прошлое.

— Могу я чем-то?..

Говер замолчал, когда Джейсон резко покачал головой:

— Никто не может повернуть время вспять.

Дворецкий ухватился за одну из пуговиц своего строгого черного сюртука.

— Вероятно, вы забыли? Ваши гости ожидают вас в Большом холле…

— Проклятие, вы не слышали, что я сказал ранее? Я вообще не собираюсь играть роль радушного хозяина, тем более в данном случае в этом нет необходимости. Ни моя мачеха, ни моя единокровная сестра не являются гостями.

— Маркиза и леди Шарлотта — ваши родственники и потому заслуживают особого внимания. К тому же к вам прибыла незнакомая гостья. Это молодая женщина, приехавшая вместе с ними.

Джейсон пожал плечами:

— Вероятно, она няня Шарлотты.

— Полагаю, ваша светлость не думает, что я не способен отличить благородную, хорошо воспитанную даму от служанки, — сказал Говер подчеркнуто чопорным тоном.

— Едва ли я посмел бы думать так. — Джейсон вздохнул: — Надеюсь, вы никуда не исчезнете, когда я пойду встречать их?

— Нет, милорд.

— Хорошо, — глухо произнес Джейсон, направляясь к двери. — Вы ужасно докучливый человек, Говер. Напомните мне позднее, чтобы я уволил вас без рекомендаций.

— Хорошо, милорд, — согласился дворецкий. — День был бы неполноценным, если бы вы не уволили меня хотя бы раз.