Трепет Звёзд (СИ)

Линтейг Алиса

Однажды владыки Дворца Душ — строения, расположенного за гранями нашей реальности, — провели весьма странный эксперимент, в конечном итоге приведший к плачевным последствиям во всём мире. Кандидатов на роль главного участника было много, но лишь одному из них почему-то удалось удовлетворить выбор верховных властителей.

 

=== Пролог ===

Где-то очень далеко, за пределами нашего измерения, находится одна загадочная реальность. Этот таинственный мир — место, в котором сама пустота, кажется, оживает. Пустота в каждом уголке таинственного измерения, пустота внутри единственного строения, расположенного в нём, — пустота повсюду.

Величественное строение называется Дворцом Душ, и никто не знает, что именно от процессов, происходящих в этих стенах, зависит жизнь нашего мира. Да и, наверное, не только нашего, так как во Дворце Душ невероятное множество комнат, большая часть из которых имеет огромное значение для всего сущего.

Лишь одному представителю человечества довелось побывать в этих таинственных стенах. Он и сам не понял, почему это случилось, несмотря на то что верховные правители всё ему разъяснили. Может, он просто не желал впитывать информацию, по причине немыслимого шока от столь нежданной авантюры, а возможно, истории, рассказанные ему пустотой, оказались чересчур запутанными.

Но тот путешественник ясно осознал, что это произошло с ним не во сне, а правители, ведшие с ним диалог, являлись бесплотными, невидимыми глазу жителями пространства.

Эти властители называли себя Душами, хотя и не имели никакой связи с человеческим нутром. Они следили за всеми процессами, происходившими в комнатах, и порой проводили удивительные эксперименты, результаты которых могли быть самыми неожиданными.

Однако изменения в этих стенах случались редко, и потому жизнь, если это можно так назвать, шла в них своим чередом.

Особенно нечастыми были перемены в зале, самом значимом для человечества. Это огромная комната, наполненная таинственным светом, жила самостоятельной жизнью, и Души практически не вмешивались в процессы, которые в ней осуществлялись.

Между тем свет этот исходил от феерических объектов, витавших в пространстве, а именно от чудесного полотна, составленного хрупкими Звёздами. Да, именно Звёздами, каждая из которых была идеально ровной и поразила бы своей неземной красотой любого человека. Ежесекундно гасло множество Звёзд, однако на их месте появлялись новые, особенно яркие.

Обычному человеку сияние, исходившее от Звёзд, показалось бы практически одноцветным, но оттого не менее завораживающим. Однако верховные правители сразу же примечали Звезды, горевшие особенным цветом. Человечеству это ровным счётом ничего не давало, а вот Души, по-видимому, делали какие-то выводы.

И однажды настал момент, когда верховные правители решили воспользоваться тем необычным сиянием, изливавшимся от некоторых Звёзд. Это произошло после бурного спора, связанного с рискованным экспериментом, который мог привести к хаосу всего сущего.

Души долго советовались, стоило ли подвергать Дворец такой опасности, но, посчитав её за необходимость, все же решились пойти на столь экстремальные меры. В качестве объектов изучения поначалу они выбрали несколько Звёзд, отливавших зеленоватым цветом, однако по происшествии нескольких лет поняли, что светила, особенно поразившего их, вполне достаточно. За этой Звездой владыки и начали следить.

 

=== Глава 1 ===

Раннее утро наступило крайне неожиданно. Казалось, только что город был погружён в мягкое покрывало тьмы, а теперь уже на деревьях, покрытых серебристым инеем, резвились зимние пташки, а из домов, зевая, выбирались первые прохожие.

Несмотря на то, что был рабочий день, основная часть населения ещё нежилась в своих уютных постелях, путешествуя по миру грёз. Однако семья Эвериттов, живущая в просторном особняке на городской окраине, уже была на чеку, так как её члены знали, что трёхлетний Кевин всегда просыпался рано, а одиночество, по их мнению, не любил.

В детской комнатке, обставленной в ярких тонах, царил беспорядок. Несмотря на то, что многочисленные игрушки, разбросанные по полу, придавали этому небольшому разгрому уют, незнакомым людям входить в такую обстановку было бы не очень приятно, и Лиза Эверитт это осознавала. Попросив Кевина покинуть комнату, чтобы поиграть с отцом, женщина принялась наводить марафет.

Лиза любила делать уборку и, к удивлению и радости мужа, всегда первой вызывалась ею заниматься. Сколько мужчина ни пытался ей помочь, все бесполезно, так как, даже уставшая, женщина не упускала возможности что-нибудь помыть или постирать. Это просто расслабляло её, и, кажется, она готова была заниматься уборкой днями напролёт.

В целом Лиза, не обременённая работой, была весьма жизнерадостной женщиной. Её круглое румяное лицо редко выражало что-то, кроме безмятежного спокойствия, а в её серых глазах обыкновенно метался счастливый блеск. За все свои двадцать восемь лет она не познала, что есть тяготы жизни, а потому отличалась наивностью и некой простотой суждений. Казалось, порой она погружалась в какой-то маленький мирок, расположенный вдали от всех забот и проблем, забывая об окружающих. Только два человека для неё существовали всегда, и без них она не представляла своей бессуетной жизни.

О доброте и беззаботности Лизы говорила даже её сладковатая внешность: круглое румяное лицо, нечетко очерченные губы, лучистые серые глаза и густые каштановые волосы, водопадом струившиеся по хрупким плечам. Она походила на добрую волшебницу из сказок, и потому без труда располагала к себе маленьких хихикающих детей.

Лиза Эверитт не работала, полностью находясь на обеспечении достаточно богатого мужа, который относился к этому с пониманием, ибо их сын Кевин не любил, когда вместо родителей о нём заботились чужие люди. Поэтому основным занятием, которому женщина посвящала всё свободное время, было сидение с ребёнком. Лиза очень любила маленького Кевина и, несмотря на упрёки более старших родственников, практически каждый день баловала его какой-нибудь игрушкой или приятной прогулкой.

Мужу, видевшему, как у сына появляется нехорошая привычка, не очень нравились затеи жены, и он поначалу беседовал с ней на эту тему, но Лиза лишь улыбалась, уверяя, что всё будет хорошо, а ребёнку нужно расти счастливым.

И действительно, ни у кого бы просто язык не повернулся назвать Кевина несчастным. Любящая семья, заботящиеся о нём и готовая идти ради него на многочисленные жертвы, частые прогулки, развлечения, дорогие игрушки — обо всём этом мечтал любой ребёнок его возраста. А у Кевина же все это имелось в реальности, причём в избыточных количествах.

Друзей у мальчика было немного, потому что одни дети завидовали ему, а других отталкивал его характер. Кевин много хвастался, что не очень-то нравилось его ровесникам, большая часть которых жила гораздо хуже.

Однако несколькими приятелями он всё же обзавёлся и довольно часто приглашал их в свой дом, в последнее время даже не спрашивая разрешения родителей — всё равно они не запретят, они же добрые. Впрочем, старшие Эверитты ничего против не имели. Даже если супруги были не в духе и не желали принимать гостей, они быстро сдавались, представляя лучезарную улыбку, какой светилось лицо ребёнка во время дружеских встреч. И мальчик это уже давно понял.

Лиза Эверитт, в свою очередь, не переставала нахваливать своего ребёнка подругам, которые порой появлялись в их доме. Кевину не особо нравилось, когда его всем демонстрировали, словно игрушку, но, осознавая, в каких целях это делалось, он снисходительно прощал маме такое поведение.

Особенно лестно Лиза отзывалась о его интересе к окружающему миру и стремлении узнавать новое, которое у Эвериттов поощрялась почти во всех видах. Кроме того, её не могло не радовать умственное развитие ребёнка. Женщине казалось, что по интеллекту он превосходил своих сверстников, и большое значение она придавала как упорству мальчика, так и своим стараниям.

Кевин с наслаждением слушал похвалы, ничуть не смущаясь. Он считал, что комплименты — это такая же необходимая часть его жизни, как и игры, и чем их больше, тем лучше, а слишком много их, конечно, не бывает. Подруг Лизы и родителей, приводивших к ним в дом друзей мальчика, забавляло лицо ребёнка, млевшего от маминых речей. Они, как и сама Эверитт, не могли не умиляться тому, как губы малыша расплывались в удовлетворённой улыбке, а большие серые глаза начинали задорно сиять.

В целом Кевин был позитивным, но немного обидчивым мальчиком. Бывало, когда мама забывала преподносить сыну какие-нибудь сюрпризы, он начинал дуться или даже намеренно выдавливал слезы, чем вызывал недовольство у старших родственников, не хотевших, чтобы их наследник превращался в избалованное создание.

Обычно такие обиды быстро проходили, так как, во-первых, Кевин был ещё слишком маленьким, чтобы долго хмуриться, а во-вторых, Лиза, видя грусть сына, почти всегда бежала в магазин и покупала мальчику маленький подарочек. Получив его, ребёнок снова становился весёлым, отчего мать могла с облегчением вздохнуть.

Как и большинство детей своего возраста, Кевин любил мечтать, и часто они вместе с мамой придумывали какие-нибудь красивые сказочные истории, которые потом представляли восторженной публике в лице родственников и друзей семьи. Мальчик буквально сиял, когда видел, что его фантазии смогли кого-то заинтересовать. Глядя в блестевшие от восторга глаза ребёнка, радовалась и его мать, и все слушатели.

Помимо этого, Кевин с огромным удовольствием усваивал книги, которые ему нередко читала Лиза. Мальчик мечтал поскорее научиться читать, чтобы делать это самому, и обсуждать потом с мамой то, что он именно прочитал, а не услышал. Бывало, что он брал с полки какую-нибудь книгу и делал вид, будто увлечённо читает, хотя на самом деле всего лишь рассматривал картинки, которыми ему казались витиеватые буквы. Замечая это, родители смеялись, но малыш не обижался, ведь он догадывался, что у него ещё всё впереди.

Кевин очень любил природу и старался проводить на ней как можно больше времени. Часто они вместе с мамой гуляли по саду, расположенному неподалёку от террасы, и мальчик с увлечением наблюдал за птицами, задорно переговаривавшимся в зарослях деревьев. Кевину пернатые казались странными созданиями, вследствие чего ребёнок предполагал, что, может, они прибыли из сказки. Мама не отрицала, но и не соглашалась с ним, а просто ласково улыбалась, так как считала, что это мальчику следовало выяснить самостоятельно.

* * *

И вот, послушавшись просьбе матери, мальчик вышел из комнаты и засеменил к отцу, ждавшего его с распростертыми объятиями около двери. Трой Эверитт потрепал волосы сына, скорчил забавную рожу и, взяв мальчика за руку, направился вместе с ним в гостиную, где уже приготовил все для настольной игры.

Подсадив сына на большой уютный диван, обитый бархатом, и устроившись рядом, отец начал диктовать правила. Кевин заинтересованно слушал инструкции, но только то, что он им будет безропотно следовать, явно обещать не мог. Мальчик не любил проигрывать, и, видя это, родители часто ему поддавались.

Вот и в этот раз, когда отец и сын только начали играть, малыш допустил ошибку, которой Трой мог с лёгкостью воспользоваться, но, чтобы не огорчать ребёнка, не стал. Уж очень счастливым в этот день выглядел мальчик, уж очень живо блестели его серые глаза, и, конечно, он просто обязан был вырвать победу из сильных отцовских рук.

Несмотря на то, что Кевин неосознанно обеспечил отцу ещё несколько шансов, Трой, намеренно игравший плохо, потерпел поражение, чем изрядно обрадовал и без того оживленного сына. Развеселившись, тот начал бегать по комнате, давая папе смешные прозвища. В самих словах ничего забавного не было, однако ребёнок, произносивший их, явно не понимал смысла, и из его уст они звучали очень даже смешно.

Трой заливался хохотом, а Кевин не унимался. Обижать папу малыш ни в коем случае не собирался, просто ему, осчастливленному победой, доставшейся без особых усилий, хотелось похвастаться своими знаниями, заодно немного подразнив поверженного отца.

У мужчины начали уставать мышцы лица, и он ласково намекнул сыну, что уже пора успокоиться, снова став милым и послушным мальчиком. Однако Кевин, не на шутку разыгравшийся, продолжал шалить, вызывая у Троя невольный смех.

Но внезапно мужчину отвлёк голос жены, в котором слышались нотки тревоги, отчего тот тут же прекратил смеяться и вернулся в реальность.

Забеспокоившись, он попросил Кевина немного подождать, а сам направился к Лизе, с которой, похоже, что-то случилось.

Как выяснилось, у женщины, занимавшейся уборкой, резко ухудшилось самочувствие, и в голове у неё засела одна навязчивая мысль, которой она и хотела поделиться с мужем.

 

=== Глава 2 ===

«А мама и правда волшебница…»

На следующий день после блистательной победы Кевина и неожиданного ухудшения Лизиного самочувствия Трой увёз мальчика к своей матери, проживавшей в самом центре города. Эвериттам нужно было кое с чем разобраться, и Кевин, постоянно проводивший время с родителями, мог им в этом деле послужить только помехой.

Малыш не слишком уважал бабушку, так как та считала, что родители его слишком балуют. Подарками она радовала мальчика только по праздникам, а игры особо не любила. Однако женщина просто обожала проводить время на свежем воздухе, наслаждаясь природными красотами, которых многие в повседневной спешке куда-то просто не замечали.

Несмотря на то, что в городе мест, позволявших ощутить гармонию с природой, было не слишком много, Теона Эверитт всегда умудрялась отыскать какой-нибудь живописный уголок, который многочисленные прохожие игнорировали и в котором вполне можно было расслабиться, окунувшись в себя и свои мысли.

Внука женщина всегда брала с собой, и, возможно, именно она привила ему такую трепетную любовь к благовидным пейзажам. Во время таких прогулок она обычно рассказывала мальчику какие-нибудь сказки или истории из собственной жизни, в результате чего в его богатом воображении рождались соответствующие ассоциации. Поэтому многое из того, что было связано с природой, Кевин воспринимал как частички тех феерических историй, которые он слышал из высокомудренных уст бабушки.

Теона Эверитт жила в одиночестве, так как пять лет тому назад её муж погиб в страшнейшей автокатастрофе. Горе женщины было невыразимым. На некоторое время она замкнулась в себе, став вечно угрюмой и лишившись интересов, и даже начала сторониться людей. К счастью, это прекратилось, и через несколько месяцев Теона, смирившаяся с потерей, вновь стала собой, а после рождения внука так и вовсе перестроилась на позитив.

Женщина имела богатый жизненный и читательский опыт, много знала, однако, по причине неуверенности в себе, часто допускала оплошности, от которых сильно страдала. В молодости Теона обладала чуть более высокой самооценкой, но некоторая застенчивость присутствовала в её характере ещё с детских лет. Столь шумный район для проживания она выбрала только из-за мужа, не упускавшего возможности лишний раз повеселиться и ненавидевшего тишину. Если бы он не погиб, а просто бросил её или уехал куда-нибудь навсегда, Теона непременно бы сменила место жительства, но память для женщины была превыше всего, и потому она не могла себе позволить покинуть это жилище.

Детей Теона Эверитт любила, если они не шумели. У Кевина, обыкновенно страдавшего в её доме от скуки, озорничать не было повода, поэтому конфликты с бабушкой являлись крайней редкостью и проходили так же мимолётно, как и начинались.

* * *

В очередной раз встретившись с бабушкой в её жилище, Кевин сразу начал требовательно упрашивать женщину, чтобы та погуляла с ним. Несмотря на то, что Теоне совсем не понравился такой не по-детски строгий тон, она не стала противиться и в скором времени отправилась вместе с внуком в один из городских парков, что располагался совсем рядом с её домом.

Обычно в этом уютном уголке толпились люди, однако в этот раз женщина с внуком, пришедшим в самый разгар рабочего времени, несказанно повезло, так как парк оказался пустым, и им удалось от всей души насладиться приятной атмосферой, вдохнув свежего воздуха и полюбовавшись живописными окрестностями, окутанными искрящимся снежным покрывалом. А ещё Кевин наконец узнал продолжение сказки о прекрасной и живописной стране эльфов, которая в прошлый раз прервалась на самом захватывающем моменте.

Вечером же Теона, невзирая на своё абсолютное равнодушие к играм, разыграла вместе с внуком небольшую сценку, впечатление от которой позволило мальчику некоторое время не унывать в этих неуютных стенах. Ведь гримасы, которые, превозмогая себя, строила бабушка, не могли не оставить Кевина равнодушным.

* * *

В крайне однообразном ключе прошли все семь дней, которые Кевин Эверитт провёл у своей бабушки. Мальчик жутко скучал по дому и искренне обрадовался, когда отец приехал, чтобы вернуть его в родное жилище. Завидев папу, малыш начал воодушевлённо прыгать по холодному деревянному полу, но тут же остановился, поймав на себе строгий взгляд бабушки.

Дома Кевин узнал крайне неожиданную и очень приятную новость: его мама ждала ещё одного ребёнка, а значит, совсем скоро у Кевина должен был появиться новый друг. Теперь ему будет, с кем поиграть, и не придётся так часто упрашивать взрослых. Следовало только немного подождать — и мечта, о которой он не раз упоминал в разговорах с семьёй, обещала стать явью…

«А мама и правда волшебница», — со сладостной улыбкой подумал мальчик, узнав чудесную весть.

Вечером этого же дня Кевин взял карандаши и бумагу и, следуя указаниям воображения, дрожащей от волнения рукой нарисовал улыбающихся мальчика и девочку — будущего брата и будущую сестру, вложив в своё миловидное творение все тёплые чувства, что грели его маленькое сердечко. Лизу, ставшей первой, кто посмотрел этот рисунок, картинка очень тронула. В порыве эмоций она расцеловала сына и сказала ему множество жутко приятных вещей, этим ещё больше подняв настроение как мальчику, так и себе.

 

=== Глава 3 ===

Холодная зима быстро сменилась цветущей весной, а за ними последовало и долгожданное лето. Земля покрылась густой зеленью, в воздухе оцепенело витали терпкие цветочные ароматы, а нежные солнечные лучи то и дело пробегали по изумрудным газонам, лаская их своим приветливым светом. На душе у людей становилась тепло, и многие искренне радовались, любуясь праздными природными красотами.

Стоял чудесный июльский день. На небе ослепительно сияло солнце, и его шустрые лучи, продираясь сквозь тонкие тканевые шторы, периодически заглядывали в уютную комнатку, в которой за небольшим письменным столом сидела счастливая Лиза Эверитт. Она рисовала. Настроение у женщины было безмятежным, и, кроме того, она находилась в ожидании чуда. Одна только мысль о том, что совсем скоро их семья пополнится ещё одним замечательным ребёнком, не могла не вдохновлять женщину на творчество, несмотря на то что она не занималась им уже очень много лет.

Неподалёку от матери резвился её маленький сынок, которому недавно исполнилось четыре года. В последнее время он редко отходил от мамы, так как не мог дождаться, когда его семья пополнится маленьким комочком счастья. Он уже придумал себе множество образов своего будущего родственника и часто фантазировал, как они будут вместе играть, разделяя друг с другом лучезарное веселье.

Вот и сейчас Кевин вообразил, что его игрушки — это его семья. Себя он представил небольшим мягким львом, которого считал лучшим из всей коллекции. Мамой он назвал кошку, папой — лемура, а братом и сестрой — двух жирафов.

Расставив фигурки в ровный ряд, мальчик начал фантазировать, и все свои выдумки ребёнок высказывал вслух, весьма удивляя маму. Лиза знала, что у её дитя богатое воображение, но некоторые его плоды несколько изумили женщину. Естественно, это было удивление в хорошем смысле, однако ей не особо понравилось, что в своих историях мальчик всегда занимал место главного, словно он, несмотря на свой маленький возраст, уже был в стенах их дома безоговорочным лидером. Впрочем, уделять внимание этому факту женщина не стала, так как посчитала, что ребёнок ещё слишком мал и только учится любить себя.

Неожиданно послышался звонок в главную дверь, услышав который Лиза сразу встала и, оставив Кевина с игрушками, пошла проверять, кто же нарушил всеобщее спокойствие. Любопытный мальчик тут же засеменил за мамой.

Оказалось, что к Эвериттам решила наведаться тётя Кевина, чтобы проверить, в каком состоянии находилась Лиза и как вообще шла жизнь у её мирного и жизнерадостного семейства. Первым делом гостья обняла сестру, а затем, завидев племянника, со сладостной улыбкой протянула Кевину небольшой свёрток.

Поблагодарив тетю, мальчик убежал в свою комнату, где сразу же снял с подарочка обёрточную бумагу. Увидев, что ему преподнесла родственница, ребёнок разочаровался, ведь там была какая-то примитивная игрушка, подобных которой у мальчика уже хранилось немало. Он-то уж понадеялся, что в свертке лежало что-нибудь очень интересное или даже волшебное, раз так красиво завёрнуто.

Огорчённый, Кевин вернулся к маме и тете и, перебив их, решил продемонстрировать самое заумное из своего словарного запаса. Мальчик обладал неплохой памятью, в результате чего частенько заучивал какие-нибудь вычурные словечки, которыми потом удивлял родителей. Это он и начал делать сейчас.

Отвлекшись от беседы, мама и тётя сосредоточили своё внимание на воодушевлённом ребёнке, несшем какую-то нелепицу, по причине непонимания используемых им выражений. Зато среди этих слов имели место быть научные термины, «знанием» которых Кевин нередко хвастался.

Далее последовали заковыристые вопросы, на которые взрослый бы, конечно, ответил, а вот такой ребёнок, как Кевин, — вряд ли. В конечном итоге гостье стало скучно, и, положив руку на плечо ребёнка, она произнесла ласковым, но в то же время с небольшими строгими нотками голосом:

— Перестань выпендриваться, Кевин, это не очень красиво.

Услышав эти слова, мальчик жутко обиделся и, буркнув что-то себе под нос, удалился в детскую.

Кевина не на шутку оскорбило поведение тёти. Подарила плохой подарок, а потом ещё и одернула мальчика, чтобы тот не выпендривался, когда он всего лишь хотел показать ей свои обширные знания — ну разве это не наглость?

Чтобы выместить обиду, малыш схватил с прикроватной тумбочки карандаши и бумагу и нарисовал страшное чудище с рогами, под которым подразумевал свою тётю.

Малыш уже было собрался выбраться из детской и продемонстрировать рисунок обидчице, но неожиданно дверь открылась, и на пороге появилась ни о чем не подозревавшая тётя. Приблизившись к ребёнку, она с улыбкой протянула ему несколько шоколадных батончиков.

— Это тоже тебе, — проворковала женщина.

Однако Кевин, все ещё испытывавший обиду, от презента отказался, отчего тетя так и опешила. Она привыкла, что мальчик всегда с огромной охотой брал из её рук подарочки, а теперь с ним происходило что-то странное, словно он чего-то боялся или испытывал гнев.

— Почему ты отказываешься? — обеспокоенно спросила женщина, посмотрев в блестящие глаза ребёнка, в которых читалось нечто негативное.

Она хотела обнять мальчика, но тот, поняв это, тут же отскочил в сторону и, схватив со стола рисунок, протянул тете своё отвратительное творение. Та взяла рисунок, слегка прищурилась и пристально вгляделась в неровные контуры. Женщина решила, что ребёнок изобразил свой страх.

— Чем ты так напуган? — не унималась тетя, готовая проявлять к мальчику не меньшую заботу, чем его родители.

— Ничем. Я тебя нарисовал, — с гордым видом произнёс ребёнок, ощущая терпкий привкус мести.

Тетя снисходительно усмехнулась, а Кевин громко расхохотался, почувствовав, что победа вновь досталась ему без особых усилий. Он посчитал себя королем, великим героем, осуществившим жестокую месть. И несмотря на то, что гостья совершено не обиделась, в голове мальчика прокрутилось немало лестных слов о своей персоне, большую часть из которых ранее ему доводилось слышать из уст матери.

* * *

С того дня, когда Кевин необычным образом отомстил своей тёте, прошло несколько месяцев. Смеющееся лето пролетело, уступив законное место угрюмой осени. Безбрежная лазурь теперь скрывалась за плотной завесой кучерявых туч, периодически шёл холодный дождь, ветер становился все более лютым, а с деревьев золотистым фонтаном осыпалась листва.

Лиза Эверитт совсем скоро должна была родить. Вся семья находилась в предвкушении чудесного события, и больше всего фантазий по этому поводу рождалось в голове четырёхлетнего Кевина, уже уставшего ждать.

Мальчик часто ходил за мамой, настойчиво спрашивая, когда наконец у него появится новый родственник. Мама тепло улыбалась и ласково говорила, чтобы сынок был немного терпеливей и что скоро его мечта сбудется.

Несмотря на то, что Кевин часто возмущался, что ждать приходится так долго, его отношения с матерью по-прежнему оставались тёплыми, и за время, прошедшее со знаменательного дня, Лиза и её великолепное чадо ещё больше сблизились друг с другом. Женщина, как и раньше, всячески нахваливала сына, а также не упускала возможности как бы ненароком упоминать все его новые умения и увлечения в беседе со своими подругами.

Кевин уже начал учиться читать, и процесс его ознакомления с буквами шёл весьма удачно, что очень радовало его родственников, а в особенности Лизу, занимавшуюся его обучением. Теперь, по причине того, что мальчик начал осваивать столь важные вещи, женщина делала сыну гораздо больше подарков, чем раньше. Друзья, перед которыми Кевин хвалился в первую очередь, завидовали мальчику, и хотя их зависть с виду была доброй, в уме, возможно, они желали проучить юного хвастуна.

Однако родители тщательно следили за своими резвыми детьми, поэтому никаких драк или конфликтов, способных прервать безмятежную дружбу, не случалось. Кевину по-прежнему всё разрешалось, он, как и раньше, периодически приводил в дом друзей, и они мирно играли и радовались, заливисто смеясь и чувствуя себя поистине счастливыми.

* * *

В этот пасмурный осенний день, ознаменовавшимся жутким ненастьем, вводившим практически любого в неприятное состояние хандры, Лиза Эверитт должна была родить. Кевин, оставшийся с бабушкой, с нетерпением ожидал того момента, когда родители приведут домой чудо, о котором мальчик мечтал уже очень давно.

Теона Эверитт хотела почитать внуку книгу, но, поняв, что тому было совершенно не до чтения, оставила свою затею и села вместе с мальчиком около окна, чтобы наблюдать за тем, как ползли по небу зловещие тучи и как листья опадали с корявых деревьев, застилая землю хрустящим золотистым ковром.

Кевин, не равнодушный к чудесным пейзажам, с наслаждением взирал на увядающую природу. Её мрачное великолепие навевало на мальчика ощущение безмятежного спокойствия и окунало его в мир прелестных фантазий.

Неожиданно в доме у Теоны зазвонил телефон. Как выяснилось, звонящим был не кто иной, как её сын, и он с восторженной радостью сообщил, что Лиза родила мальчика. Женщина, осчастливленная этим известием, сразу же передала замечательную новость Кевину, вызвав у него бурю позитивных эмоций.

Мальчик начал прыгать по дому, смеяться и кричать, но Теона не сделала ему ни одного замечания, ибо сама была бы не против пуститься в пляс, но возраст уже, к сожалению, не позволял.

Теперь у Кевина был младший брат, и он уверял себя, что они непременно подружатся, ведь у детей их возраста по-другому быть просто не могло. Мальчик уже сделал много мысленных рисунков, как они с братиком играют, как они прячутся от родителей, чтобы скрыть от них плоды своей шалости… Ему не терпелось глянуть на своего нового родственника, и он не мог дождаться, когда родители наконец приедут с целью отвести сына домой.

Томительное ожидание длилось несколько дней, и когда оно, наконец закончилось, Кевин безумно обрадовался. Он бросился в объятия обескураженных родителей, которые раньше не замечали за своим чадом особых проявления ласки. Лиза, и без того тронутая, чуть не расплакалась, и так сильно прижала к себе сына, что тому стало немного больно, но виду он не подал.

Прибыв домой, Кевин сразу же рванул к детской, но отец остановил его, попросив немного подождать. Мальчик удивился, но ослушиваться не стал и, жутко заинтригованный, ненадолго отправился в мамину комнату, где попытался справиться со странным чувством, внезапно обхватившим всё его тело.

Ребёнок испытывал нескрываемое волнение, какого раньше ему ощущать не приходилось. Несмотря на то, что на губах малыша играла сладостная улыбка, его сердечко отчаянно колотилось, руки слегка подрагивали, а все его тело находилось в состоянии лёгкого напряжения. Приятным оно было или нет, мальчик, в силу своего возраста, понять не мог, но он определённо осознавал, что с ним происходило что-то не совсем обычное.

И вот Кевин услышал голос папы, звавший его. Волнение мальчика усилилось, сначала он весь сжался, затем, прикрыв глаза, представил образ ребёнка, а потом, решившись узнать заветную тайну, двинулся следом за отцом.

Через некоторое время Кевин уже стоял в знакомой ему комнате, перетерпевшей некоторые изменения, сразу же пришедшиеся ему по нраву.

Игрушек стало намного больше, на полках с одеждой появились новенькие цветастые наряды, а вместо одного маленького ложа, застреленного миловидным покрывалом, в комнате теперь стояли две кроватки, на одной из которых кто-то мирно спал. Конечно, догадаться, кто же был тем чудесным человеком, не составило труда.

Мальчик тихонько подобрался к кроватке, отодвинул ажурную занавеску и осторожно коснулся маленькой ручки, слегка шевелившейся во сне. От этого мимолетного касания малыш чуть повернулся, но не проснулся.

Кевин окинул брата взглядом, полным неприкрытого восхищения, и в тот момент в его голове ясно промелькнула мысль, что в их уютное жилище наведалась сказка, а значит, теперь их жизнь станет не хуже, чем у героев многочисленных волшебных историй. Теперь магия будет всюду следовать за ними и помогать им во всем, начиная от домашних хлопот и заканчивая отношениями между членами семьи.

Мальчик широко улыбнулся, посмотрел в окно и окунулся в свои наивные мысли, мир которых пока что оставался светлым — и все в нем стремилось к лучшему. Кажется, это был первый раз в недолгой жизни Кевина, когда он чувствовал себя по-настоящему счастливым.

 

=== Глава 4 ===

Сначала все шло просто замечательно. Эверитты холили и лелеяли новорожденного мальчика, получившего имя Майкл, и Кевин им помогал, получая искреннее удовольствие от заботы о брате.

О старшем мальчике тоже не забывали. С ним много занимались, учили его читать, рассказывали немало захватывающих историй о нашем бескрайнем мире, наполненном как приятными, так и опасными вещами. Как избежать столкновения с последними в его маленьком возрасте, Кевину тоже наставляли, и он с увлечением слушал, внимая каждое слово.

Теперь подарки стали чуть реже, на что Кевин поначалу жутко оскорблялся, вымещая свои обиды в неэстетичных карикатурах. Но потом мальчик понял, что о Майке тоже нужно заботиться, и требовать большее количество подарочков, пока младенец совсем беспомощен, было бессмысленно, ведь, как говорили родители, значительную часть своих денег они расходовали именно на ребёнка. Бедностью Эверитты не страдали никогда, но лишние расходы тоже не любили. Последнее, конечно, Кевин ещё не понимал, иначе бы начал уговаривать родителей, чтобы те одумались и снова задаривали его, как в старые времена.

Но в целом Кевину жилось просто прекрасно, и с каждым днём он всё больше любил жизнь, которую только начинал познавать. Теперь он уже гораздо терпеливей относился ко многим вещам, чем не мог не радовать родителей, видевших, как их ребёнок начинает понемногу взрослеть. Но несмотря на это, Лиза и Трой не прекращали безгранично любить своего сына и выполняли практически всё, что бы он ни пожелал.

Но одним февральским утром Майкл заболел. Он подхватил обыкновенную простуду, однако встревоженные Эверитты восприняли его внезапное ухудшение здоровье так, словно на мальчика напало нечто поистине серьёзное.

Позабыв о Кевине, Лиза целыми днями крутилась около кроватки маленького сыночка, занимаясь его лечением и говоря ему множество ласковых слов.

Старшему брату, привыкшему к материнскому крылышку, это совсем не понравилось. Он стал привлекать внимание матери самыми различными способами, однако ни одна из его попыток не увенчивалась успехом, ибо мама каждый раз просила подождать и потом обычно просто забывала о просьбе сына.

Подарки в это время так и вовсе закончились. Оставшись в одиночестве, мальчик с нетерпением ждал, пока брат выздоровеет, но, конечно, вовсе не потому, что беспокоился о его здоровье. Он хотел вернуть прежнее отношение родителей к самому себе и наивно полагал, что, вылечив младшего ребёнка, те снова станут уделять обоим мальчикам одинаковое количество внимания.

В этот нелёгкий период Кевин занимал себя попытками чтения и разглядыванием картинок, которыми пестрели детские книжки. Гулял он крайне редко, так как одного его родители не пускали, а с собой практически не брали.

Эверитты ссылались на то, что мальчик может простудиться так же сильно, как его младший брат, который несколько дней находился «чуть ли не при смерти».

Когда Майкла вылечили, Кевин снова стал активно привлекать к себе внимание, но, что бы он ни делал, всё было бесполезно. Занявшись младшим сыном, родители словно забыли о старшем, оставив того на произвол судьбы. Разумеется, едой, одеждой и ночлегом они его обеспечивали, но вот общением явно обделяли. А о подарках ему так и вовсе оставалось только мечтать.

Несколько месяцев Кевин наивно надеялся, что все это пройдёт, и совсем скоро мама с папой снова преподнесут ему какой-нибудь приятный сюрприз, но все оказывалось напрасно, ибо Эвериттов теперь волновал только младший ребёнок, а старший превратился из главного предмета обожания и поклонения в обычного члена семьи.

И тогда четырёхлетний Кевин Эверитт возненавидел своего младшего брата, как лютого врага. Нет, это была не та кратковременная обида, которую могли погасить страшные рисунки. Мальчик искренне невзлюбил существо, проводившее немало времени в его комнате, и жутко обрадовался, когда их расселили.

Кроватку с Майклом перенесли в пустовавшую комнату, которую несколько месяцев обустраивали специально для новорожденного ребёнка. И когда Кевин в неё зашёл, его неприязнь к брату возросла ещё больше, так как антураж новой детской пришёлся его глазу по нраву куда больше, чем интерьер его комнатки, успевший порядком приесться. Мальчик буквально стиснул зубы от злости и, выходя, обозвал брата нелестными словами. К счастью, Лиза этого не услышала, а иначе Кевина бы ждала серьёзная беседа.

Для большинства Эвериттов дни, наполненные хлопотами, пролетали незаметно, но только не для Кевина. Скука вкупе с обидой, задетой гордостью и отвращением к брату буквально съедали его. Мальчик пытался от этого избавиться, ища дела, способные скрасить его томительное одиночество, но все его старания не увенчивались успехом. Из позитивного шалуна Кевин постепенно превращался в мрачного и угрюмого ребёнка, не терявшего, однако, надежды, что на него снова обратят внимание.

Мальчик уже не учился читать, так как не мог это делать самостоятельно, а родители ему не помогали, не рисовал, а чуть ли целыми днями напролёт смотрел в окно, мечтая о родительской ласке и преклонении перед его желаниями. Впрочем, последнее ему уже было не столь важно, он хотел хотя бы получить тепло.

Чудесные пейзажи, простиравшиеся за хрупким стеклом, по-прежнему вдохновляли ребёнка, и он не переставал восхищаться, теперь уже делая это про себя и не делясь своими чувствами с родителями. С каждым днём мальчик все меньше доверял своим родственникам, ибо считал, что те его предали, оставив в этом мутном море одиночества.

* * *

Первый день рождения Майкла пришёлся на ясный осенний день, когда на улице было необычайно тепло, а солнце грело особенно приветливо, даря свои нежные лучики маленькому созданию, которому предстояло стать главным героем пышного праздника.

Эверитты созвали многих родственников, и все они приезжали с каким-то подарком для маленького именинника. В основном члены семьи дарили Майклу игрушки, которых у него и без того было огромное количество. Кто-то приносил с собой и более полезные вещи, но ими пользоваться мальчику пока что было рановато, и их заботливая Лиза аккуратно складывала на полки шкафов, чтобы применить в будущем.

Посреди гостиной Эверитты поставили большой стол, накрыв его дорогой ажурной скатертью и уставив всяческими вкусностями. Здесь было чуть ли не всё, что только могли пожелать дорогие гости, начиная от незамысловатых блюд и заканчивая воплощениями изысканных рецептов. Создавалось впечатление, будто день рождения Майкла стал для его родителей чем-то наподобие Рождества или какой-то грандиозной встречи, к которой они готовились годами.

Однако родственников, не имевших ничего против общения с родителями именинника, всё устраивало, и они с огромным удовольствием приняли участие в пиршестве. И единственным человеком, который даже не покинул своей комнаты, был Кевин. Его последний день рождения отпраздновали гораздо скромнее, с чем мальчик никак не мог смириться. Подарков он получил немного и даже не провёл время с друзьями, общение с которыми теперь стало для него особой редкостью.

О своих немногочисленных приятелях мальчик не беспокоился, так как не ставил их на почётное место среди элементов своей жизни, а вот о том, что ему перестали уделять достаточное количество внимания, он тревожился уже несколько месяцев. Одиночество угнетало ребёнка, но, несмотря на это, его становилось все больше.

На день рождения Майка Кевина, конечно, пригласили. Родители даже уговаривали мальчика, чтобы тот хоть немного посидел с ними за столом, но, последовав гордости, ребёнок категорически отказался. И сколько его ни упрашивали, он был непреклонен.

На родителей мальчик тоже злился, хоть и не так, как на брата. Их он считал предателями, а Майкла — чудовищем, на которого родственники посмели променять его, чудесное дитя, чьим талантам не было границ. Кевин очень любил себя и называл самым лучшим ребёнком во всем мире, поэтому и воспринимал игнорирование своей персоны крайне болезненно.

И вот, пока родственники веселились, празднуя день рождения монстра, Кевин сидел в своей комнате и сочинял волшебные истории, героем которых он мечтал стать. В качестве персонажей мальчик ориентировался на свои игрушки, разбросанные по всему полу. Он специально устроил беспорядок, так как в подобных условиях ему было как-то легче фантазировать, наверное, раскиданные по полу вещи вдохновляли юного сочинителя.

В целом сказки, которые придумывал ребёнок, были очень добрыми и всегда имели хороший конец. Но в последнее время в некоторые из них уже стала закрадываться нотка негатива. Не слишком серьёзная, конечно, и не связанная со страшными деяниями, однако присутствие её имело место быть. Например, один из его героев больно побил другого за то, что тот пришёл к нему в дом без подарка. Кевин из этого не делал никаких выводов, а вот, если бы эти истории услышала его мама, она бы, скорее всего, что-то заподозрила, а может, и нет, ибо Лиза особой догадливостью не отличалась.

Но свои сказки мальчик теперь не демонстрировал никому, кроме игрушек, нарисованные мордашки которых специально разворачивал к себе. Им он доверял, так как уж кто-то, а эти искусственнее фигурки не были способны на предательство. Ими можно было распоряжаться, ничего не получая в ответ. И ещё они не умели разговаривать и потому не могли выдать ничего из того, что рассказывал мальчик, каким-нибудь посторонним лицам в виде маминых подруг или соседок. В общем, идеальные друзья, гораздо лучше, чем родственники или вообще какие-либо живые люди…

Несмотря на то, что Кевин пытался уверять себя, как ему хорошо с игрушками, он остро ощущал нехватку в живом общении. В глубине души мальчик осознавал, что никакие фигурки, каких у него благодаря Майклу осталось уже не слишком много, не заменят ему друзей, а уж тем более родную семью. Он был ещё слишком мал и многое не мог понять, в результате чего и терялся в себе и своих сбивчивых мыслях.

Когда празднование уже подходило к концу, дверь детской открылась, и в комнату впорхнула тетя мальчика, выглядевшая очень довольной. Она хотела с ним поговорить, и он охотно согласился, но, поняв, какую тему тетя хотела затронуть, сразу же отверг её. Женщину воодушевил маленький Майк, наряженный в дорогой, расшитый узорами костюм, что послужило поводом к возникновению желания обсудить его развитие и поинтересоваться, как к нему относился старший брат. Но Кевин наотрез отказывался беседовать о брате.

— У тебя какие-то проблемы? — обеспокоенно спросила женщина.

— Нет, — односложно ответил мальчик и замолчал, игнорируя остальные вопросы тёти.

Поняв, что диалог терял всякий смысл, женщина поспешно удалилась, оставив мальчика в одиночестве. Она не особо поверила, что у него отсутствовали проблемы, но вмешиваться в это дело не стала, так как резонно решила, что в первую очередь этим должны заниматься родители.

Кевин же продолжил свою игру. После визита тёти его настроение ещё больше упало, и он с нетерпением ждал, пока все закончится, чтобы наконец начать ощущать себя хоть немного в своей тарелке. А пока гости уходить не собирались, мальчик поставил перед собой любимую игрушку и тихонько запел излюбленную им песенку, с которой некогда познакомился благодаря маминой заботе. Детский голосок разнесся по узенькой комнате, слившись с монотонным тиканьем настенных часов, маленькое сердечко затрепетало чаще, малыш крепко прижал к себе игрушку, — и ему показалось, будто фигурка ответила взаимностью.

Но вместо того, чтобы развеселиться, ребёнок загрустил. Это означало, что следовало выбрать более удачный способ развлечения, вот только какой, мальчик не имел ни малейшего понятия.

 

=== Глава 5 ===

Хмурая осень сменилась холодной зимой, а после — звенящей весной. Снега начали таять, земля очертилась тонкими голубоватыми линиями ручьев, а со всех сторон стали доноситься первые слаженные птичьи голоса.

Эверитты вели прежний беззаботный образ жизни и главным объектом своего обожания по-прежнему выбирали Майкла, которому и дарили свою чрезмерную заботу. Мальчик был ещё очень мал, но ему явно нравилось, что взрослые, готовые сделать все ради его блага, целыми днями пасутся вокруг его кровати.

Между тем Кевин уже больше года терпел одиночество, настигнувшее его совершено внезапно и ставшее неотъемлемой частью его существования. С каждым днём ненависть, которую мальчик испытывал к брату, возрастала, как и его недоверие к людям. Кевин все больше замыкался в себе и большую часть времени проводил со своими вымышленными персонажами и игрушками.

И однажды произошло нечто поистине ужасное для ранимого Кевина. Отец применил к нему физическую силу, слегка шлёпнув мальчика по голове, когда тот начал уж очень беззастенчиво с ним спорить. Конечно, удар, сделанный исключительно в воспитательных целях, был очень лёгким и не причинил мальчику физической боли. Однако Кевин воспринял такое отношение как жуткое унижение, и его чуткая душа не смогла это стерпеть.

* * *

Стоял чудесный апрельский день. Весна уже полностью вступила в свои роскошные владения, и потому погода была тёплая, а где-то на земле пёстрым ковром раскинулись нежные цветочки. Приветливые лучи согревали остывшую землю, и все кругом бурно радовалось скорому наступлению самой чудесной поры.

В этот день родители Кевина занимались активной подготовкой к очередному приезду родственников, которые совсем недавно вернулись из грандиозного путешествия и обещали продемонстрировать Эвериттам несколько свежих фотографий.

Сам мальчик смирно сидел в своей комнате. Несмотря на то, что злополучный удар ребёнок получил два дня тому назад, обида по-прежнему одолевала его, пробуждая искреннюю ненависть к нерадивому отцу.

Внезапно в его мозгу родилась одна удивительная идея, поначалу показавшаяся мальчику несусветной глупостью, но, когда он немного поразмыслил, очень даже пришлась ему по нраву. А заключалась она в том, чтобы сбежать из дома, пока родители готовились к прибытию гостей. Все равно они, скорее всего, не заметили бы, ведь за действиями Кевина Эверитты практически не следили, считая его тихим и прилежным мальчиком, не способным на безрассудные поступки.

Воспользовавшись отсутствием контроля, мальчик осторожно выбрался из комнаты, спустился на первый этаж, прокрался по коридору, оделся и, убедившись, что родители были заняты, поспешно покинул дом, тихонько закрыв за собой дверь. Конечно, ничего из необходимых в путешествии вещей наивный ребёнок с собой не взял. Он посчитал, что, уйдя от ненавистной семьи, станет жить гораздо лучше, так как обретёт желанную свободу и перестанет видеть глупую мордашку брата.

Миновав домашнюю территорию, Кевин очутился на знакомой улице, полной спешивших куда-то людей и галдящей ребятни. Мальчик ощущал нешуточное волнение, все его тело было жутко напряжено, но, несмотря на это, он не собирался менять своего решения. Теперь его ждала самостоятельная жизнь, а родители ещё не раз пожалеют, что посмели поднять на него свои безжалостные руки.

Кевин шёл быстрым шагом, стараясь не оглядываться по сторонам, чтобы не усиливать все отчётливее ощущавшуюся тревогу. Его сердце часто билось, на миловидном личике застыло напряженное выражение, а от каждого звука все его тело невольно содрогалось, словно готовясь к внезапному нападению.

Такому испытанию Кевин, ранее даже не гулявший в одиночестве, подверг себя впервые в жизни, вследствие чего страх одолевал его беззащитное тельце, рисуя в его богатом воображении отвратительные картины, от вида которых ему становилось только хуже. Тем не менее гордость была превыше всего, и ребёнок даже не думал о возвращении домой.

И вот, незаметно, малыш добрался до прекрасно знакомого ему парка, в котором раньше часто гулял вместе с мамой, наслаждаясь картинами природы и кормя разгуливавших по брусчатке птиц. С тех пор в парке ничего не изменилось. Весной природа в нем пробуждалась после долгого сна, и все вокруг, казалось, было наполнено позитивом.

Солнечные лучи ласкали парковые дрожки, даря им свой трепещущий свет, дул лёгкий ветерок, колыша раскидистые ветви деревьев, а незадачливые прохожие с беспечным видом разгуливали по уютному природному уголку, восхищаясь его красотами или просто услаждая свою душу.

Кевин Эверитт остановился, чтобы перевести дыхание, и внезапно на него нагрянуло осознание того, что он натворил. Ведь теперь ему придётся жить на улице, питаясь, как голуби, хлебными крошками, проведя ночи в холоде. Уютная кроватка, свежая еда и хоть какая-то забота превратятся в недосягаемая мечту, и все лишь из-за его мимолетного желания покинуть родителей.

Впрочем, о возвращении домой он думать не хотел, ведь там, как он считал, его никто не любил, что было ещё хуже, чем нелёгкое жильё на воле. К тому же он помнил из сказок, что некоторые герои попадали в волшебные страны именно когда сбегали из дома или случайно заходили в какие-то незнакомые районы. Последний факт весьма обнадёживал.

Совсем запутавшись, малыш сел на одну из парковых скамеек, спрятанных в тени деревьев, и заплакал. Вот только теперь это были не те слёзы, которые ребёнок напрасно выдавливал из себя, чтобы привлечь внимание родителей, теперь он чувствовал себя по-настоящему беспомощным, опустошенным и в то же время жутко обиженным на весь мир.

— Солнце, кто тебя обидел? — послышался ласковый женский голос, после чего кто-то положил руку на плечо Кевина.

— Со мной не хотят играть… Меня никто не любит, — решил признаться ребёнок, которому уже было все равно, что к нему обращался совершенно чужой и незнакомый ему человек.

— Разве то, что с тобой не хотят играть, значит, что тебя никто не любит?

Кевин поднял глаза, посмотрев в лицо пожилой незнакомки, а затем молча кивнул, подтверждая свои слова. Женщина снисходительно улыбнулась, осторожно взяла ребёнка за руку и попыталась успокоить.

— Тебя непременно кто-то любит, поверь. Если с тобой не хотят играть одни, значит, будут другие. Просто найди себе подходящих друзей, и главное, не обижайся на тех, кто тебя отвергает. Кстати, почему ты такой маленький и один? Где твои родители?

— Они плохие. Они меня не любят.

— А почему ты так считаешь? — женщина, заинтересовавшаяся проблемами мальчика, явно хотела разузнать больше, преследуя при этом исключительно благие цели.

— Поиграйте со мной, пожалуйста, — внезапно попросил Кевин, умоляюще поглядев в глаза доброй старушки.

— Солнце, я уже стара… — растерялась незнакомка. — Но раз ты просишь, давай попробуем.

— Бегать необязательно. Я просто хочу поиграть.

Сначала они поиграли в загадки, в процессе чего выяснилось, что старушка знала немало заковыристых вопросов. Кевин проиграл, но, несмотря на это, ничуть не расстроился, так как ему нравилось узнавать новое, а таких знаний во время этой игры он приобрёл немало.

Старушку приятно удивил интерес, который мальчик проявлял к процессам, происходившим в мире. Поэтому по окончании недлительной игры в загадки женщина решила пообсуждать с ребёнком мир и порассказывать ему какие-нибудь увлекательные истории, на что он охотно согласился.

Кевин быстро нашёл общий язык с доброй бабушкой, и, общаясь, они даже не заметили, как быстро пролетело время. Уже когда начало темнеть, старушка забеспокоилась, почему за мальчиком все не приходили его родители, ведь она считала, что они гуляли где-то неподалёку, а он просто отлучился от них, обидевшись, и они непременно придут, чтобы забрать своё драгоценное чадо.

Но на вопрос, связанный с родителями, Кевин ответил, что они его ждут дома, куда совсем скоро мальчик планировал возвратиться. По причине того, что уже начало темнеть, заботливая женщина вызвалась проводить ребёнка до дома, и он не стал противиться. Мальчик передумал странствовать, так как понял, что ещё слишком мал для этого, и никакие таинственные дали, окутанные дымкой неизвестности, не заменят ему уютной комнатки и тёплой кроватки.

Вернувшись домой, Кевин обнаружил, что родители, увлечённые хлопотами, даже не подумали о его поисках. Но теперь мальчика это особо не задело, так как его настроение, поднявшееся в результате игры, обещало оставаться бодрым еще долгий промежуток времени. Кевин почувствовал, что хоть кому-то с ним интересно и что хоть кто-то согласился с ним поиграть, а это для него теперь уже стоило многого.

 

=== Глава 6 ===

После той увлекательной беседы Кевин ещё не раз отправлялся в парк, исполненный желанием вновь встретиться с той добросердечной незнакомкой, скрасившей его серый день. Но, к сожалению, встретиться с женщиной мальчику больше не удалось, и он так и не узнал, кем она была и какая судьба постигла её в дальнейшем.

Впечатление от того времяпровождения в парке быстро улетучилось, вследствие чего Кевин уже через два дня снова стал угрюмым и обиженным на всех ребёнком, которого обделяли вниманием. Друзей ему снова заменили игрушки, а чтобы как-то себя развлечь, мальчик вновь принялся за сочинение волшебных историй.

Так и жил Кевин в одиночестве, пока не пошёл в школу, где ему пришлось ежедневно проводить время в обществе, что ему совершенно не нравилось. Даже в ранние годы, когда мальчика со всех сторон окружала родительская забота, ребёнок не отличался открытостью, а оставшись наедине с собой, так и вовсе замкнулся и постепенно воспитал в себе ненависть не только к брату, но и ко всему миру, а в особенности к людям, живущим в нем.

* * *

Вот Кевину было уже семь лет, а Майклу — три. Несмотря на то, что младшего брата постоянно холили и лелеяли, он рос очень скромным ребёнком, который каждый раз смущался, когда ему приносили подарки. Похвалы он любил, но воспринимал не с таким восторгом, как когда-то Кевин, а ограничивался милой улыбкой.

Лиза и Трой не могли нарадоваться своим младшим чадом и щедро задаривали его множеством игрушек, сладостей и прочих приятностей, любимых детьми. Комнату Майклу также оформили в его любимом стиле, обклеив её обоями с изображением мультяшных героев.

У Кевина же за два года ничего не изменилось. Его комната осталась такой же, какой и была с того момента, как родители перестали уделять мальчику особое внимание. Даже количество игрушек осталось прежним, что поначалу особенно возмущало мальчика, но потом, когда он немного подрос, он смирился с этим фактом и решил вообще перестать использовать игрушки в развлекательных целях.

В мир своих фантазий мальчик по-прежнему погружался с превеликим удовольствием, и теперь в потаённые уголки его некогда милых историй затесалась жестокость. Нет, ребёнок не стремился к каким-либо убийствам или прочим деяниями, просто ему нравилось представлять картины чьих-то страданий и беспомощности в этом огромном и жёстком мире. Он буквально наслаждался, когда воображал сцены мучения своих персонажей, однако в жизнь воплощать что-либо из этих страшных зрелищ не собирался.

В реальности Кевин не любил ни драк, ни насилия и всегда избегал их, стараясь решить конфликт мирным путём. Впрочем, ссор, требующих бурных потасовок, у него не случалось, ведь он ни с кем на общался, а значит, просто не мог довести отношения с тем или иным человеком до жёстких перепалок.

К самому мальчику тоже редко кто-либо подходил, а без учебной надобности так и вовсе даже и не думали с ним разговаривать. Людей отпугивала его замкнутость и испепеляющий взгляд исподлобья, которым Кевин одаривал каждого, кто его окружал.

Даже учителя относились к мальчику с некоторой опаской, предполагая, что что-то с ним не совсем в порядке. Но по причине того, что Кевин учился отлично, никого не задирал и никак не проявлял себя в негативном плане, педагоги не вмешивались в его личную жизнь и не особо не волновались о его психологическом здоровье.

Только однажды одна пожилая учительница спросила, хорошие ли у мальчика отношения с семьёй, на что тот, во избежании лишних вопросов, дал положительный ответ. Конечно, Кевин сказал неправду, но желания участвовать в длительном опросе у него в тот момент не было абсолютно никакого, как не появилось и после. Эверитт не любил, когда люди обращались к нему, чтобы что-то выяснить, и в таких случаях, если имелась возможность, всегда просил оставить его в одиночестве.

Несмотря на то, что Кевину было только семь лет, уединение уже не тяготило его. Он не нуждался ни в друзьях, ни в общении. Его вполне устраивал тот мирок, который он создал себе и в который уходил каждый раз, когда возвращался из общественных мест.

С детьми, с которыми мальчик общался в раннем возрасте, Кевин уже давно потерял контакт. Только с одним из них он попал в одну школу, но это никак не повлияло на их отношения. Мальчики просто не общались друг с другом, словно раньше никогда не были знакомы, и каждого из них это устраивало.

* * *

Ясным зимним днём, когда на небе ослепительно сияло солнце, в лучах которого искрились кипенные сугробы, укутывавшие промерзлую землю, Эверитты всей семьёй отправились в один из самых крупных парков города, находившийся достаточно далеко от их дома.

Зима выдалась удивительно снежной, что в их городе считалось очень редким явлением. Поэтому даже Эверитты, предпочитавшие поводить время в уютной домашней обстановке, решили немного погулять, заодно и порадовав мальчиков.

Семилетнего Кевина они взяли с собой и, к недовольству того, попросили следить за братом, который часто поскальзывался, падал и больно ударялся. Но это веление исполнено не было, Кевин только делал вид, что следил, а на самом деле даже и не думал смотреть в сторону Майкла. Малыш несколько раз упал, за что старшему брату сделали замечание, однако того это никоим образом не потревожило.

В самом парке было много людей. Народ отдыхал от тяжёлых рабочих будней, и основная масса занималась спортом, позволявшим справиться с напряжением. Дети резвились, валялись в снегу, звонко смеясь, закидывали друга снежками. Майкл тоже захотел к ним присоединиться, но родители, узнав это, ласково одернули ребёнка, объяснив, что тот ещё слишком мал для таких игр.

Кевину же не давала покоя другая мысль. «Что я здесь делаю?», — думал он, с отвращением глядя на веселящихся людей. У мальчика не было абсолютно никакого желания резвиться вместе с ними, а тем более, если рядом шёл самый ненавистный ему человек. Он жаждал поскорее вернуться домой, чтобы заново отправиться в путешествие по воображаемому миру, в котором чувствовал себя уютнее, чем среди этих однообразных лиц.

Неожиданно Майкл остановился, сжался всем телом и вгляделся в одну точку. Затем он позвал маму. Взволнованная Лиза сразу же откликнулась и перевела взгляд туда, куда смотрел её сын.

Кевин тоже поглядел в ту сторону и обнаружил, что неподалёку от них, в сугробе, лежало обмякшее птичье тельце. Птица была ещё жива, однако лететь не могла, так как ранила крыло. Она отчаянно пыталась выкарабкаться из глубокого сугроба, но, сколько бы усилий ни прикладывала, все оказывалось бесполезно, сугроб затянул её, отобрав все силы и возможность летать.

Майк, всерьёз забеспокоившийся состоянием этого маленького живого существа, крепко схватил руку матери и потянул Лизу за собой. Женщина не стала сопротивляться и пошла за сыном. Как только они приблизились к пострадавшей птице, Лиза попросила сына отойти, затем сняла с себя пушистый шарф и, аккуратно обхватив им птичье тельце, закутала в него пернатую и взяла на руки.

— Мы ей поможем, — ласково сказала женщина и улыбнулась Майклу, взгляд которого оставался встревоженным.

Вскоре к ним подошли Трой и Кевин, вид которого был уж точно не довольный. Ему совершено не нравилась неизвестно зачем совершенная прогулка, он хотел домой, но вместо этого вынужден был смотреть, как по глупой просьбе его душевного брата родители помогали какой-то птице, которая все равно должна была скоро умереть, ибо век таких, как она, недолог.

Хотя Кевина скорее отталкивал не сам факт спасения птицы, а то, что оно было осуществлено согласно просьбе маленького мальчика, по абсолютной случайности обнаружившего пернатую среди сугробов. Старший брат догадывался, что, если бы ребёнок не обратил внимания на птичку, его родители даже и близко к ней бы не подошли, даже если бы она корчилась в предсмертных муках.

Между тем Майкл, поняв, что мама обеспечила птице помощь и тепло, очень обрадовался и, бодро засеменив за Лизой, начал что-то лепетать, чем ещё больше разозлил брата.

* * *

Кевину было уже восемь, но в его жизни по-прежнему даже и не намечалось каких-либо изменений. Он вёл прежний образ жизни, и с каждым днём его ранимая душа все больше утопала в клокочущем море ненависти ко всему миру. Он чувствовал себя некомфортно среди людей и искренне мечтал уйти от них куда-нибудь, где он не будет ощущать тех страданий, что дарил ему этот мир.

С того дня, как Эверитты пригрели раненую птицу, прошёл ровно год. Четырёхлетний Майкл рос и становился всё более шумным и игривым, вызывая этим огромную симпатию у своих родителей, безумно любивших, когда детки веселились.

Кевину же хотелось ударить ребёнка каждый раз, когда тот прибегал к нему с наивными просьбами поиграть, чтобы прогнать скуку. Однако к насилию мальчик никогда не прибегал, демонстрируя свою неприязнь к брату банальным игнорированием. Тот всякий раз обижался, но такие обиды длились совсем недолго, и в скором времени малыш снова готов был дарить старшему брату своё безграничное тепло, которое тот отказывался принимать.

И вот, в холодный зимний день, когда по небу плыли громоздкие серые тучи, воздух был пропитан жутким морозом, дул лютый ветер, а деревья, скованные инеем, словно сказочные монстры, вызывали невольный страх у маленьких детей, Кевин и Майк отправились на прогулку. На Лизу навалилось множество дел, и потому она решила, что лучшим вариантом будет доверить младшего сына Кевину, находившемуся уже в более-менее сознательном возрасте. По крайней мере, уследить за маленьким ребёнком Кевину не составило бы никакого труда.

Юный Эверитт хотел сразу же отказаться, но мать не принимала никаких возражений. Если Майкл хотел гулять, значит, его следовало вывести на прогулку, и её совсем не волновало, входило это в список желаний Кевина или нет.

Старшему брата пришлось попросту смириться. Превозмогая отвращение, возникавшее у него при одном только нахождении рядом с этим мелким чудовищем, Кевин отвёл малыша в парк, где когда-то встретил добрую женщину.

По причине того, что был самый разгар рабочего дня, людей в парке оказалось весьма немного. Да и сам уголок выглядел как-то мрачновато. Совершено на украшенный, с множеством корявых деревьев, расставивших свои голые ветви, и небольшим фонтаном, не работавшим в зимнюю пору, он навевал невольное уныние, которое, впрочем, никак не коснулось обоих мальчиков.

Решив, что с братом все равно ничего не случится, Кевин оставил Майка около фонтана, а сам направился в сторону узловатых зарослей, привлекших его своим угрюмым великолепием. Малыш, не любивший одиночества, долго звал брата, однако тот не откликался, поэтому ребёнку пришлось развлекать себя самому. Бежать за Кевином Майк не стал, видимо, побоявшись, что в этом неприятном с виду лесочке слишком опасно, ведь мама нередко предостерегала его от прогулок по таким местам.

В парке было необычайно тихо. Загадочное безмолвие окутывало каждый его уголок, погружая всё вокруг в длительный сон, окончиться которому суждено было только по пришествии весны.

На парковых дорожках лежал редкий снежок, чуть слышно хрустевший под ногами немногочисленных прохожих. Такая атмосфера вдохновляла Кевина, погружая его в мысли о далеких волшебных странах, попав в которые он бы наконец смог стать тем радостным ребенком, каким был раньше.

Погруженный в раздумья, мальчик не заметил, как преодолел значительную часть парковой территории, оставив брата далеко позади. Несмотря на то, что судьба Майкла совершено не волновала Кевина, он всё же решил вернуться, чтобы проверить, не случилось ли чего-нибудь с несмышлёным малышом.

Уже приближаясь к месту их расставания, Кевин услышал жалобный детский крик, звавший на помощь. Сразу несколько чувств охватило мальчика. Какая-то часть его души возликовала, что с ненавистным братом случилось что-то страшное и совсем скоро его не станет, но в то же время он не мог смириться с тем, что произошло это по большей части именно по его вине.

Кевин осторожно пошёл на звук и, приблизившись к тому месту, где остался Майкл, с леденящим ужасом и тихой радостью обнаружил, что на ребёнка напал огромный лохматый рыжий пёс. Он был очень зол и, кажется, стремился загрызть беззащитное дитя. Майкл кричал, плакал, пытался вырваться, но все его старания не приносили успех. Люди, гулявшие неподалёку, словно не обращали внимание на происходящее, а собаке было абсолютно все равно, в чьё тело вонзать свои острые, как лезвия бритв, зубы.

— Кевин, помоги! — отчаянно закричал Майкл, завидев брата.

Поначалу мальчик даже не сдвинулся с места, так как находился в смятении. Он не знал, что ему делать, ибо брата он люто ненавидел, жизнь Майкла его совершено не волновала, но в то же время считал, что, оставив ребёнка в беде, поступит очень низко, словно жалкий трус, сдавшийся перед лицом опасности.

Немного простояв и понаблюдав за душераздирающей картиной, Кевин все же не выдержал и решил помочь брату. Мальчик почти напрасно пытался убедить себя, что делает это чисто для того, чтобы таким способом, возможно, снова завладеть родительским уважением, ну или, если собака его загрызёт, заставить их пожалеть о безалаберном обращении с сыном.

Схватив большую палку, валявшуюся неподалёку от места происшествия, Кевин подбежал к страдающему брату. Палка оказалась тяжёлой, но мальчику было всё равно, и потому, с трудом подняв кусок древесины, Эверитт ринулся в бой. Он несколько раз болезненно ударил собаку по голове, сумев оглушить разбушевавшееся животное, к счастью, не успевшее нанести малышу серьёзных увечий.

Схватив жалобно стонущего брата и отбросив палку, Кевин побежал в сторону выхода с парковой территории. Майкл, которого собака все же укусила за ногу, передвигался с трудом, постанывая от каждого шага, но, вцепившись в родную руку брата, всё равно пытался ускориться.

И вот мальчики уже покинули злосчастный уголок, оказавшись в безопасности. Кевин остановился, перевёл дыхание и, посмотрев на пострадавшего брата, спросил безэмоциональным голосом:

— Почему эта собака напала на тебя?

— Я дразнил её… — всхлипнул малыш, виновато опустив голову.

— Но ты же знаешь, что нельзя дразнить собак. Из-за тебя я мог умереть!

— Извини…

Все чувства, загоревшиеся в наряженный момент, бесследно угасли, и теперь единственное, что радовало Кевина — это то, что брат, скорее всего, будет выполнять все его приказы, ведь мальчик рос послушным, а значит, вспоминая о чудесном спасении, вряд ли сможет перечить брату. Теперь Майкл — его вечный должник.

 

=== Глава 7 ===

Недесткая игра

С того дня, как Кевин неожиданно для самого себя спас Майкла от бездомной собаки, прошёл год. Теперь мальчику исполнилось девять, и у него появился новый интерес. Кевина увлекла тематика смерти.

Мальчик люто ненавидел мир и людей, что его населяли, но совершенно не желал, чтобы все они погибли. Вернее, ему было просто всё равно, какая судьба постигнет мир в конечном итоге, но сам он никогда не поднимал руку ни на одного человека, считая такое поведение верхом низости и беспомощности.

Случалось, что мальчишки, учившиеся с Кевином в одном классе, пытались затеять с ним драку, однако их старания никогда не увенчивались успехом. Кевин особо умело избегал любых насильственных действий, чем жутко удивлял значительную часть своих ровесников.

В свободное от учебы время Кевин обычно читал книги, какие брал в школьной или домашней библиотеке. Прочитав много литературных произведений, мальчик сделал вывод, что лучший способ избавиться от мук, связанных с ненавистью к миру, — это смерть. Тогда ни один человек не пострадает, а мальчик просто уйдёт, навсегда распрощавшись с ничтожными созданиями, что не давали ему покоя.

Кевин стал много думать о смерти, но решиться пойти на столь отчаянный поступок никак не мог, так как боялся, что, сделав это, совершит ужасную ошибку, последствия которой будут непоправимы. Страх стал верным спутником девятилетнему ребёнку. Порой его пугали даже самые обыденные вещи, в которых богатое воображение мальчика рисовало нечто поистине опасное для его драгоценной жизни.

Желание и одновременно с ним страх смерти затмевали разум ребёнка, искажая его видения. Они буквально запутался в этом мире, совершено не представляя, что же делать дальше, и справляться со своими тяжкими мыслями ему приходилось исключительно самостоятельно.

Родители не обращали внимание на то, что происходило с их старшим сыном. Свою заботу они по-прежнему дарили только Майклу, в то время как с Кевином практически не разговаривали, только иногда спрашивали, всё ли у него хорошо с учёбой, каждый раз получая правдивый утвердительный ответ. Материальными вещами, необходимыми для нормальной жизни, Эверитты обеспечивали мальчика в достаточном количестве, а потому были уверены, что тому и без них жилось весьма неплохо.

Между тем сам Кевин не стремился делиться с кем-либо своими мыслями, считая, что это его личное пространство, в которое не должны вторгаться чужие. Людей он старался сторониться, каждый раз предпочитая беззаботному общению гордое единение.

И однажды у Кевина возникла одна странная идея. У него появилось желание увидеть, как умирает человек, чтобы понять, больно это, мучительно ли или скоротечно, красиво и неощутимо. Ведь раньше ему никогда не приходилось лично сталкиваться со смертью, вследствие чего он и боялся сделать столь судьбоносный шаг.

Вот только как осуществить своё хотение, Кевин не ведал, ведь никого убивать он не собирался, а оказаться на месте какого-либо происшествия в нужный момент, как известно, доводится не каждому. И сколько бы мальчик ни пытался это сделать, разгуливая по возможно опасным местам, все его старания не увенчивались успехом, и он уходил, так и не увидев человеческой гибели.

Теперь ребёнок достаточно часто посещал кладбище, находившееся на самой окраине города. Там он с не присущим своему возрасту любопытством наблюдал за тем, как блики света бегали по однообразным рядам надгробий, окружённых пылающими цветами. В этой таинственной игре свет словно сталкивался с тьмой, открытая новую дорогу, способную вывести случайных путников к беспристрастной истине.

Мальчика вдохновляли мрачные вещи. Мир светлых фантазий, в которые он раньше уходил, теперь рухнул под натиском мыслей, связанных с жаждой гибели. Он больше не думал о магии, о добрых волшебниках, о друзьях, сопровождавших его в воображаемых странах. Теперь всем его существом овладевало единственное желание, осуществить которое он никак не решался, как не получалось у него и встретиться со смертью других людей.

* * *

Этот обыкновенный зимний день, выдавшийся очень погожим, старшим Эвериттам предстояло провести в гостях у друзей, с которыми они не виделись уже несколько лет.

Осчастливленная Лиза Эверитт уже с самого утра суетилась около зеркала, всячески прихорашиваясь. Юркие солнечные лучи, продиравшиеся сквозь шторы, только поднимали настроение женщине, отчего та непрестанно восхищалась чудесным днём. Трой поддерживал жену и, чтобы еще больше развеселиться, рассказывал анекдоты, от которых Лиза заливалась безмятежным смехом.

Майкл Эверитт, ощутивший светлую атмосферу, царившую в доме, всячески резвился, прыгая по кроватям и весело хохоча. Родители его не ругали, а наоборот, поддерживали, однако брать с собой к друзьям не собирались, так как у мальчика совсем недавно был жар, после которого ему следовало провести какое-то время дома. Это означало, что малышу предстоял не слишком интересный день в компании зануды-старшего брата.

В то время, как родители оживлённо собирались на встречу с друзьями, Кевин сидел, запершись в своей комнате, и размышлял о своей жизни. Ребёнок был ещё слишком маленьким, чтобы понять её, но, несмотря на это, уже пытался философствовать.

И вот послышались негромкие шаги, за которыми последовал стук в дверь. Мальчик отворил дверь и впустил в комнату свою мать.

— Как я выгляжу? — с сияющей улыбкой спросила Лиза.

— Прекрасно, — равнодушно откликнулся Кевин.

— Я рада, что тебе нравится. Но нам пора идти. Следи за Майком и не забудь его покормить. Обед я оставила в холодильнике.

— Я понял.

Улыбнувшись ребёнку, Лиза изящно развернулась и вскоре покинула комнату, закрыв за собой дверь. Её шаги становились все тише, а затем и вовсе затихли.

Оставшись в одиночестве, Кевин взял со стола книгу, облаченную в ветхую обложку, и принялся за чтение, полностью уйдя от реальности в чудесный мир витиеватых строк и полных смысла фраз.

Мальчик настолько увлёкся чтением, что забыл обо всем, в том числе и о брате, вынужденном развлекать самого себя.

От книги Кевина отвлёк задорный голосок Майкла, вбежавшего в детскую и начавшего резво прыгать по кровати брата.

— Кевин, ты чего такой скучный? Поиграй со мной! — попросил мальчик, встретившись с недовольным взглядом брата.

Но Кевин промолчал. Ярость медленно начала одолевать все его тело, разгораясь черным пламенем, что захватывало все чувства мальчики в свой клокочущий круговорот.

— Я кро-олик! А ты… хомяк! — весело воскликнул ребёнок, спрыгнул с кровати и, схватив с полки две соответствующие игрушки, теперь уже стоявшие там только в качестве украшения, кинул брату улыбающегося мягкого хомяка.

— Ты не кролик, а жалкое существо, отравившее мне всю жизнь, — внезапно произнёс Кевин сквозь зубы, отшвырнув игрушку в сторону.

— Ну, пожалуйста, Кевин, давай поиграем, мне скучно, — взмолился Майкл, не вникнув в смысл слов брата.

Внезапно в голову разгневанного Кевина пришла одна безумная идея. Некоторое время он колебался, не зная, стоило ли воплощать её в жизнь, но, поняв, что этот вариант позволил бы ему выполнить сразу несколько дел, всё-таки решился.

— А давай, — бодро ответил Кевин, натянув нарочито милую улыбочку, — только в мою игру, а не в твою.

Услышав слова брата, Майкл весело запрыгал по комнате, словно щенок, которого любимые хозяева собирались вывести на желанную прогулку.

Между тем недетский гнев, смешанный с чёрной ненавистью, всё ярче разгорался в ранимой душе Кевина. Он отчётливо ощущал, как клокотала внутри него отчаянная битва негативных чувств, однако поделать с ней ничего не мог, так как ненависть давно овладела его сознанием, исказив видения маленького мальчика.

Крепко схватив брата за руку, Кевин стремительно потащил его куда-то. Майкл очень удивится, но, решив, что того требовали правила игры, сопротивляться не стал.

— Ты хочешь меня взять в плен?

— Можешь считать, что да.

И вот дети уже стояло около выкрашенный в красный деревянной двери, за которой находилась кладовая, где отец обычно хранил строительные материалы.

Попросив Майкла немного подождать, Кевин отворил дверь и вскоре проник в небольшую комнатку, полную всякой всячины.

Там он остановился, чтобы немного подумать, правильно он поступал или всё-таки нет. Однако, охваченный бурлящим гневом, ребёнок не мог принимать адекватные решения, и потому, поняв это, решил незамедлительно действовать.

Размашистыми шагами преодолев половину помещения, мальчик вновь остановился, только теперь уже за тем, чтобы взять кое-какую вещь. Схватив то, в чём он нуждался, Кевин поспешно покинул кладовую, вернувшись к своему ненавистному брату, наивно ожидавшего, пока с ним затеют игру.

— Ну когда мы уже начнём игра-ать? — захныкал мальчик, посмотрев на приближающегося брата.

— Сейчас, — сквозь зубы ответил Кевин, зачем-то сжимавший в руках бутылку технического клея, найденного им в кладовке.

В порыве безрассудной ярости схватив маленькое тельце, старший брат втолкнул ребёнка в помещение кладовой и, закрыв дверь, начал своё чёрное дело. Со всей силы прижав Майкла к полу, заставив его открыть рот и резким движением откупорив бутылку клея, Кевин начал вливать ядовитую вязкую субстанцию в горло пятилетнего ребёнка.

Майкл, сразу же начавший захлёбываться, попытался выбраться, но Кевин был гораздо сильнее, и потому ни одна из попыток малыша не увенчалась успехом, вследствие чего ему только оставалось, что послушно глотать гадкую жидкость, с трудом подавляя приступы тошноты и одаривая брата взглядом, полным нескрываемого ужаса.

Почувствовав, что ребёнок сопротивляется, Кевин ещё крепче прижал его к полу, продолжая «кормить» мальчика. Малыш плакал, корчился от дикой боли, которую ему приносила жидкость, насквозь прожигавшая внутренности, умоляюще глядел на брата, чтобы тот сохранил ему жизнь, но Кевин не останавливался.

— Не думай, что сможешь справиться со мной. Я найду способ влить в тебя этот клей. Поэтому глотай, — произнёс Кевин, завидев, что брат был больше не в силах глотать клей самостоятельно.

Вскоре из горла ребёнка хлынула кровь, смешанная с клеем, его дыхание стало свистящим, глаза закатились, но он был ещё жив, и потому Кевин продолжал безжалостно вливать в мальчика субстанцию, разъедавшую его внутренности.

Старший брат, державший младшего, чувствовал, как жидкость, проходя внутрь его тела, бурлит, как мальчик безуспешно пытается её выплюнуть, как жутко он страдает, исполняя безумную волю брата. И эти ощущения приносили Кевину невероятное удовольствие, ибо жажда мести, смешанная с гневом и ненавистью, отчаянно полыхала в его душе, заставляя его с безрассудным восторгом продолжать своё страшное деяние.

Влив в горло брата целую бутылку клея, Кевин отпрянул и стал внимательно наблюдать за тем, что происходило с маленьким Майклом. Старший брат ликовал, и, казалось, ещё немного — и он пустится в бурный танец тихого исступления, наступившего совершено внезапно, вопреки его собственной воли. Глаза Кевина безумно горели, напряжение овладело всем его телом, его сердце часто билось.

Из горла ребёнка, потерявшего сознание, хлестала кровь, он захлебывался ею, корчась в жутких болевых судорогах. Через некоторое время у малыша началась дикая болевая агония, он принялся кататься по полу, ударяясь о стены и объекты кладовой, в кровь разбивая своё обмякшее тело. А Кевин, глядя на всё это, тихо ликовал, восхваляя самого себя, словно безумец, которому удалось сбежать из ненавистных стен психиатрической больницы.

Вскоре по кладовой потекли кровавые ручейки, смешанные с клеем, часть которого мальчику всё-таки удалось вырвать. Конвульсии, в которых бился Майкл, усилились, его дыхание теперь напоминало предсмертные хрипы, на его руках отчётливо виднелись витиеватые сетки вен.

Кевин, в свою очередь, продолжал с нездоровым интересом наблюдать за страшной картиной, разворачивавшейся перед его глазами. Восторг по-прежнему охватывал мальчика, заглушая тихий голос разума, напрасно пытавшийся до него достучаться. Его серые глаза дико блестели, чёрные волосы растрепались, а всякие милые черты, присущие детскому лицу, вмиг исчезли, обратившись зловещей маской.

Через некоторое время Майкл, невольно оказавшийся в самой середине помещения, затих, замерев в неестественной позе. Его больше не били конвульсии, он больше не мучился, его тёплое тельце навеки охладело, а глаза, безжизненно закатившиеся, навсегда перестали видеть мир — он был мёртв.

Некоторое время Кевин с безумным восторгом взирал на остывшее тела брата, но неожиданно его словно молнией ударила, так как мальчик осознал, что, если он всё-таки решится умереть, ему придётся пережить такие же мучения. Его смерть, скорее всего, будет такой же отвратительной, а может быть, даже хуже…

Жуткий холод охватил всё тело ребёнка, ему стало не на шутку страшно, отчего он весь съёжился, словно от промозглого зимнего ветра. Кевина начала бить дрожь, и он решил уйти с того места, где лежал труп Майкла, чтобы не давать очередную пищу своему воображению, которое, словно издеваясь над беспомощным дитем, рисовало его на месте утопавшего в луже крови и клея малыша.

Быстрыми шагами Кевин добрался до своей комнаты, сел на кровать и углубился в раздумья, не дававшие ему покоя. Правда оказалась тяжёлой, словно камень. Мальчик осознал, что ни под каким предлогом не сможет решиться на столь отчаянный поступок, ведь он очень дорожил собою и, конечно, не мог самостоятельно подвергать себя отвратительным мукам, в каких встретило свою смерть немощное создание, некогда являвшееся его братом.

Неприятная дрожь била всё тело Кевина, из его глаз текли слёзы, а в мыслях непрестанно возникал образ корчившегося в жутких конвульсиях Майкла. Но мальчик совершенно не жалел брата, наоборот, он был рад, что чудовища, мешавшего ему спокойно жить, наконец не стало. Все его треволнения же относились только к нему самому.

Кевин ощущал себя как никогда опустошённым и беспомощным, ему казалось, что все, что он когда-либо задумывало, в один момент рухнуло вместе с внезапным осознанием того, как, на самом деле, страшно и больно умирать. Ребёнок совсем запутался не только в мире, но и в самом себе. Теперь ему предстояло проживать свой век наедине с ненавистными ему созданиями, какими кишмя кишел весь мир, или, если он всё же решится, подвергнуть себя диким мукам и уйти туда, где ему, наверное, стало бы лучше. Выбор был слишком трудным, по крайней мере, для девятилетнего ребёнка, который ещё не знал слишком многого, но в то же время уже успел потерять себя.

Сжавшись всем телом, обняв себя, мальчик какое-то время сидел на своей кровати, пытаясь справиться с тяжестью, что обрушилась на его беззащитную голову. Но уж слишком непосильным для него был этот груз. Слишком страшно и одиноко было девятилетнему ребёнку, не сумевшему справиться с чёрные пламенем гнева, в какой-то момент затмившим его рассудок своим безжалостным свечением.

* * *

Наступил вечер. Бархатистая темнота медленно наступала на тихий городок, укрывая его своим мягким покрывалом и уводя случайных прохожих в таинственный и неизведанный мир фантазий и видений.

Кевин Эверитт, немного пришедший в себя, раздумывал, как лучше было встретить родителей, чтобы те ничего не заподозрили. Ведь утаить смерть Майкла — значило сразу раскрыть себя, так как супруги непременно бы обнаружили обезображенный труп своего сына, и все бы их обвинения в конечном итоге, вероятно, достались бы именно Кевину.

Немного поразмыслив, мальчик решил, что лучшим вариантом будет сослать всё на несчастный случай, при этом как можно естественней изобразив ужас, испытываемый им после страшной гибели пятилетнего малыша.

И вот, как раз когда Кевин составил план действий, входная дверь отворилась и комнату огласил радостный голос ни о чем не подозревающей Лизы:

— Майк, зайка, иди скорей сюда! Посмотри, что мы тебе принесли!

Услышав голос матери, Кевин напрягся всем телом, но выходить из комнаты не собирался, ведь звали не его, а брата…

— Ма-айк! Мы пришли с сюрпризом! Иди скорей! Тебе понравится!

Послышались чьи-то изящные шаги, затем дверь детской открылась, и в комнате появилась улыбающаяся Лиза, сжимавшая в руках большого плюшевого медведя, одетого в забавную футболку с вышитым разноцветными нитями именем «Майкл».

— Кевин, где Майк? Ты следил за ним? — ласковым голосом спросила Лиза, крепче прижимая к себе мягкую игрушку. В тот момент её лицо выглядело таким добрым, и сама она походила на фею из сказок, каких немало рассказывала Кевину, когда Майкл ещё не появился на свет…

Но ответом на вопрос женщины стало напряженное молчание, неожиданно воцарившееся в комнатке. Не дождавшись отклика сына, Лиза, конечно, что-то заподозрила.

— Кевин! Ты слышишь меня? Где Майк? — уже более строгим голосом повторила свой вопрос мать.

— Он… Он умер… — теперь уже наигранно дрожащим голосом ответил сын, с трудом выдавив из себя слова.

— Что?!

Ответ Кевина определёно шокировал Лизу. Женщина, не поверившая странным словам сына, некоторое время стояла на месте и буравила мальчика ошарашенным взглядам, не в силах произнести ни слова.

— Никогда больше не смей так шутить. Чёрный юмор здесь неуместен, — наконец, нервно сглотнув, с огромными потугами смогла сказать женщина, в голосе которой даже прозвучали не свойственные ему нотки гнева.

— Я не шучу… — задыхаясь, ответил мальчик, выдавив слезы.

Некоторое время мать и сын молчали, но потом Кевин взял Лизу за руку и повёл к кладовке, в которой по-прежнему, утопая в крови, лежал труп его брата. Мальчик рывком распахнул дверь, после чего глазам его матери предстало жуткое зрелище, от которого та чуть не потеряла сознание.

Лиза замерла на месте, как вкопанная, не в силах пошевелиться, не веря своим глазам. Когда, наконец, зловещее осознание нагрянуло на женщину, у той началась истерика. Она зарыдала, словно малое дитя, и, бросившись к безжизненному телу сына, начала нашёптывать странные слова, словно пытаясь таким образом вернуть его на этот свет. Горе её было ужасным, и у Кевина, ставшего свидетелем душераздирающей картины, возникло впечатление, будто несчастная женщина сама была бы не против лечь рядом со своим драгоценным сыном, чья счастливая жизнь оборвалась в столь маленьком возрасте…

Вскоре в кладовой появился Трой, до слуха которого донестись сокрушенные рыдания жены. Воочию столкнувшись с жуткой картиной, мужчина тоже на некоторое время потерял дар речи и способность двигаться. Придя в себя, он, с теплом сдерживая подступившие к горлу слезы, принялся упорно расспрашивать сына, который, помня, что ему всё ещё следовало притворяться глубоко опечаленным, лишь чуть слышно пролепетал:

— Он выпил клей, и я не смог ничего сделать…

Больше мальчик ничего не сказал, во избежании лишних вопросов и подозрений. Он должен выглядеть потрясённым и, прекрасно это осознавая, неплохо справлялся со своей задачей, несмотря на то, что настоящее потрясение в его душе уже прошло, сменившись идиллическим умиротворением, словно всё время, которое Кевин проводил в своей комнате, пытаясь справиться с собой, он мирно спал.

Поняв, что никакой информации больше выведать не удастся, Трой подошел к рыдающей жене, крепко обнял её и нежно погладил по голове, пытаясь успокоить. Хотя сам он, очевидно, чувствовал себя не лучше.

Кевин немного постоял на месте, переводя отрешённый взгляд то на родителей, то на тело брата, успевшее пропитаться омерзительной жижей, что расползалась по помещению, а затем незаметно отправился в свою комнату. Там он взял со стола книгу, которую так и не дочитал, и постепенно погрузился в мир строк, букв и завораживающих картин, которые неустанно рисовало его собственное воображение. Теперь мальчик спокоен. Пожалуй, слишком спокоен, чтобы принимать какие-то решения, связанные с его дальнейшей судьбой.

* * *

В это время во Дворце Душ, пронзённая неестественным сиянием, навеки угасла одна маленькая Звезда. Верховные владыки, давно за ней наблюдавшие, сразу поняли, в чём заключалось дело. Чем это сулило в дальнейшем, с точностью не ведали даже они, однако теперь Души были уверены, что он — идеальный вариант для предстоящего эксперимента. Отныне наблюдать за остальными даже не имело смысла. Выбор был сделан.

 

=== Глава 8 ===

Годы летели как-то особенно быстро. Кевин Эверитт рос, превращаясь из беспомощного ребёнка, не способного точно определиться в своих чувствах, в достаточно привлекательного подростка, чьей гордости не было предела. Характер мальчика нисколько не менялся, он по-прежнему сторонился людей и часть задумывался о смерти, однако предпринимать что-либо для осуществления своих грандиозных идей не решался.

Несмотря на то, что Майкла больше не было в живых, отношения с родителями у Кевина никоим образом не изменились. Они общались так же редко, как и при жизни неугомонного малыша, но мальчику уже были все равно, так как он не ставил свою семью на главное место в жизни и относился к родственникам с полнейшим равнодушием. Главное, что в их дома не стало глупой обезьяны, буквально сводившей Лизу и Троя с ума.

Впрочем, о самом убийстве Кевин не раз пожалел, так как никогда не хотел вступать в ряд преступников и не интересовался их тёмной деятельностью на практике. Если бы это сделал кто-то другой, мальчик чувствовал себя бы гораздо лучше, а так осознание того, что он, обыкновенный ребёнок, вдруг стал убийцей, не давало ему покоя.

* * *

Со дня мучительной смерти Майкла Эверитта прошло почти четыре года. Теперь Кевину Эверитту было уже тринадцать лет, но его взгляды на мир остались прежними, и он всё ещё грезил о своём уходе из этого отвратительного мира.

Этот октябрьский день выдавался самым обыкновенным. По небу плыли тяжёлые тучи, затмевая беспечную лазурь своими увесистыми телами, дул прохладный ветер, отчего ветви деревьев, с которых неустанно золотистым дождём осыпались листья, заметно колыхались. Периодически начинала накрапывать вязкая морось, однако, подарив земле несколько мелких капель, неожиданно прекращалась.

И все же для октября погода была достаточно тёплой и благоприятной, учитывая, что в этом месяце город обычно чуть ли не утопал в бескрайнем море дождевой воды, а люди старались не покидать свои уютные норки без особой надобности.

Сейчас же людей по улицам расхаживало немало, и значительная их часть просто прогуливалась, любуясь чудесными осенними пейзажами и совершенно не радуя Кевина Эверитта, предпочитавшего наслаждаться пустынностью мрачных улиц.

В этот прекрасный денёк почти все одноклассники Кевина, несмотря на погоду, собрались на футбольном поле, находившемся неподалёку от школы, чтобы весело и с пользой провести свободное время.

Громко крича, мальчики резвились, гоняя по полю резиновый мяч, чем напоминали Кевину, в тот момент спокойно сидевшему в тени деревьев и читавшему, его усопшего младшего брата. У Эверитта, ненавидевшего шумные развлечения и их сторонников, на было абсолютно никакого желания присоединяться к гомонящей компании. И его совершено не волновало, что с их стороны он, предпочитавший игре в футбол заунывное сидение на скамеечке с книжкой, выглядел как минимум забавно. Мальчик был слишком гордым и считал себя гораздо выше всего этого и гораздо умнее своих беспечных сверстников, интересовавшихся всякой ерундой, тратить время на которую Кевин не собирался.

А сидеть в тени деревьев, скрывшись от посторонних глаз и наслаждаясь благодатным одиночеством, было весьма приятно, особенно, если в руках находилась небезынтересная книга. Кевин с удовольствовались перелистывал страницу за страницей, «глотая» строки, оставлявшие определённый отпечаток в его сознании.

Но неожиданно его блаженство прервал неприятный женский голос, показавшийся мальчику чересчур писклявым.

— Извините, не могли бы вы ненадолго отвлечься и ответить на пару наших вопросов? — вольготно обратилась к мальчику незнакомая дама с прилизанными светлыми волосами.

Кевин, совершенно не заинтересованный в беседе с этой женщиной, сначала хотел её просто проигнорировать, притворившись, будто не расслышал её слов, однако, поняв, что сделать это не удастся, ответил холодным голосом:

— Сомневаюсь, что вы сделали правильный выбор.

— Ах да, пожалуй, мне и вправду стоит представишься. Я Элизабет Саттер, корреспондент детской газеты. И в последнее время я интервьюирую разных детей, чтобы узнать, чем же увлекается растущее поколение. Эту статью я опубликую в нашей газете, и, обещаю, в неё обязательно войдёт и ваше интервью, — женщина, выглядевшая несколько отталкивающе из-за обильного макияжа, полноты и нелепой одежды, приторно улыбнулась мальчику, после чего тот с трудом сдержался, чтобы не скривиться.

— И вы ошиблись в своём выборе, — слегка прищурившись, повторил Кевин таким же спокойным голосом, в котором теперь присутствовала нотка отвращения.

— Вы точно уверены, что не хотите ответить на наши вопросы? — несмотря на то, что дама вроде бы спрашивала о желании мальчика, её тон звучал так, словно она упорно настаивала и не принимала никаких возражений.

— Да, несомненно, — твёрдо ответил Кевин, ощущая, как у него возрастает неприязнь к навязчивой леди.

Женщина задумалась и некоторое время молчала, одаривая мальчика пронзительным взглядом своих маленьких глазок, а затем, приняв решение, вновь произнесла:

— А не могли бы вы объяснить мне причину своего отказа?

Теперь дама напоминала Кевину учительницу, пытавшуюся выяснить причину, по которой ученик отказывался отвечать, и с каждой секундой местонахождения рядом с ней она не нравилась ему всё больше и больше. Эверитт ненавидел людей, а тех, кто к нему навязывался, так вообще был готов сжигать на костре и разрывать на несколько мелких окровавленных частей, правда, не своими руками.

Мальчик бы с удовольствием сбежал от этой упрямой женщины, но, когда подумал об этом, у него в голове промелькнула резонная мысль, что она погонится за ним, чтобы все же выяснить причину его стол резкого отказа, и потому решил остаться на месте и, пересиливая себя, продолжить диалог.

— По-моему, я уже дал вам вполне внятный ответ. Вы сделали ошибочный выбор, так как, перемножив уровни наших желаний взаимодействовать друг с другом, мы получим нуль, и причиной тому буду я, — отчеканил мальчик, слегка вздернув голову.

— Печально, что вы не хотите со мной разговаривать, но, как ни досадно, я не могу отпустить вас, — снисходительно улыбнулась блондинка, чуть поведя бровями. — Пожалуйста, дайте хотя бы краткий ответ, что вы думаете об увлечениях своих ровесников и каково ваше главное хобби?

— Хорошо, раз уж вы так настаиваете, я отвечу, вот только я не терплю лжи и неприкрытой лести, а потому говорить буду честно, — с неохотой согласился Кевин, поняв, что другого выхода не было, а ведя бессмысленный диалог с этой неприятной натурной, он попусту тратил время.

— Конечно, выражайте своё мнение.

— Лично я считаю, что большая часть увлечений моих сверстников — пустая и бессмысленная трата времени. Не зная цену временных единиц, они занимаются откровенным глупостями, ощущая при этом ликующее удовольствие, словно только что сделали что-то невероятно полезное, оставив след на дорогах собственных загубленных судеб. И, попадая в водоём, они либо барахтаются на дрожащей поверхности, либо утопают, захлёбываясь пустыми амбициями. Они — низкие существа, не ведающие, что есть чувство меры, и нередко прибегающие к неприкрытому лицемерию и сладкой лести, которая в конечном итоге обращает их в жалких служителей собственных непотребных желаний…

— Д-достаточ-чно… — прервала его блондинка, глаза которой полезли на лоб от удивления, а рот сам собой открылся. Шокированная, она замерла на месте, приняв такой вид, словно встретила инопланетное существо, и неустанно взирала на Кевина, самодовольно улыбавшегося. Уж чего-чего, а такого она уж точно не ожидала услышать из уст миловидного тринадцатилетнего мальчика, тихо сидевшего с книгой в стороне от резвящихся ровесников.

Воспользовавшись замешательством собеседницы, Кевин резко спрыгнул со скамьи и, пока женщина не пришла в себя, поспешно покинул пришкольную территорию, скрывшись с её глаз долой. Он был безмерно рад тем, как ловко он избавился от этой навязчивой леди, не применяя при этом никаких особенных мер, и, конечно, крайне годился собой. Гордость грела его душу, заставляя её изящно трепетать, отчего настроение мальчика значительно повысилось.

Достигнув берега реки, находившейся неподалёку от его школы, Кевин остановился и с торжествующей улыбкой вгляделся в туманную даль. В мутной дымке очерчивались неясные силуэты домов, расположенных на противоположном берегу. Тяжёлые тучи свисали над рекой, отражаясь в её дрожащей прозрачной поверхности, холодный ветер, значительно усилившийся, приятно покалывал лицо мальчика, ощущавшего привкус свободы.

Несмотря на то, что Кевин по-прежнему ненавидел мир, ему постепенно начинали нравиться его чувства, и, кажется, ещё несколько таких случаев, греющих его самолюбие, — и он бы перестал задумываться о своей кончине.

 

=== Глава 9 ===

Со дня тихого торжества Кевина прошло два года, не ознаменовавшихся для мальчика какими-либо яркими событиями. Мысли о смерти нередко посещали его, но, как и раньше, он сразу чётко представлял картину гибели своего брата и, поменяв местами себя и Майкла, тут же одумывался. Он боялся смерти и, уже находясь в сознательном возрасте, чётко понимал это.

Теперь Кевину Эверитту было пятнадцать лет. Мальчик по-прежнему питал к миру и людям, его населявшим, лютую ненависть и старался держаться подальше от человеческого коллектива, члены которого, впрочем, и не тянулись к нему. Одноклассники немного побаивались Кевина, считая, что с ним не всё в порядке, родители не взаимодействовали с ним по привычке, а остальные люди, с которыми он мог бы завести беседу, ждали, пока он сам начнёт диалог, чего мальчик делать не собирался.

* * *

Но случилось так, что Эверитты, неожиданно захотевшие изменений в своей весьма однообразной жизни, решили сменить место жительства. Возможно, это случилось потому, что Лиза стала слишком часто вспоминать маленького Майка, погибшего в стенах их уютного жилища, а может быть, супруги просто решили внести в свою жизнь несколько новых нот, которых им так отчаянно не хватало.

Кевин, отрицательно относившийся к подобным изменениям, совершено не поддержал их инициативу, но Эвериттам было всё равно, ведь ему поневоле пришлось бы переехать с ними, по причине собственного несовершеннолетия. Конечно, у него был вариант остаться с бабушкой, но явно не лучший, так как Теона в последнее время начала терять память, и внуку бы пришлось за ней ухаживать. А этого мальчик терпеть не мог.

В конечном итоге Кевину пришлось смириться с безрассудным решением родителей и, не имея других выходов, переехать вместе с ними в городок, расположенный не слишком далеко от того, в котором прошло его детство, но в то же время значительно отличавшийся даже по архитектуре улиц и зданий.

Этот город выглядел гораздо более величественным и в то же время, казалось, насквозь пропитался шумом, доносящимся с дорог и многочисленных развлекательных заведений. Множество статных многоэтажек, вырезающихся, а низкое небо, роскошных зданий, поражающих своей немыслимой красотой практически любого прохожего, клубов, магазинов и прочих зданий, какие в родном городке Эверитта смотрелись весьма неказистыми. И, конечно, здесь было гораздо больше людей. Словно муравьи, они наполняли центральные улицы, куда-то целенаправленно шли, совершенно не обращая внимания на то, что происходило вокруг их незначимых персон.

Последний факт совсем не понравился Кевину Эверитту, у которого практически сразу возникло желание вернуться обратно, какое, к сожалению, не разделили его родители. Лиза и Трой с упованием смотрели на погрязшие вечной спешке улицы, на величественные шедевры архитектуры, на развлекательные заведения, в которых теперь они собирались проводить свободные вечера. И по их виду можно было без всяких сомнений сказать, как они радовались своему неожиданному переезду.

Между тем сам город был не таким уж и большим, и обилие прохожих, бродивших по старинным улицам, придавало ему вид муравейника. Такое неизгладимое впечатление создалось у Кевина уже при въезде на эту нелицеприятную для него территорию, и он был уверен, что вряд ли теперь оно вообще покинет его, так как свыкнуться с таким количеством народа на улицах ему, питавшему отвращение к социуму, не представлялось возможным.

Новый дом же также не произвёл на юного Эверитта положительного впечатления, несмотря на то что по размеру несколько превосходил привычное ему жилище. Но обстановка, царившая в этих стенах, показалась парню уж слишком слащавой, в особенности это коснулось гостиной, обставленной в приторно розовых тонах и, казалось, утонувшей в этих чрезмерно мирных оттенках, которые по неизвестным причинам пришлись по нраву Лизе Эверитт.

Антураж комнаты, которую выделили Кевину, к счастью, не содержал в себе этих отвратительных тонов, но и привлекательностью не отличался. Всё было уж слишком просто, что тоже совершено не впечатлило искушённого гостя. Впрочем, заострять на этом особого внимания парень не стал, решив, что оно того попросту не стоило, ведь вряд ли он, предпочитавший прогулки среди живописных природных творений, станет проводить много времени дома, в окружении ненавистной семьи.

Однако, несмотря на отрицательно впечатление о новом городе, парень не мог не найти и преимуществ, заключавшихся в отсутствии родственников, что остались в его родном городке. Он не без радости осознал, что теперь в их доме не будет никаких пышных пиршеств, на которые постоянно сходилось множество шумящих людей. Теперь его жизнь, наверное, будет немного спокойнее. По крайней мере, в неё перестанут вмешиваться ненавистные ему родные, которые не упускали возможности как бы невзначай узнать, как у него дела, но в то же время никогда не задавали вопросов по существу.

* * *

Вечером первого дня Кевин самостоятельно отправился изучать просторы города, в которых ему так и не удалось обнаружить того, чем столь упорно восхищались его родители. Урбанистические пейзажи мало привлекали парня, а живописных природных уголков, в которых он предпочитал проводить своё время, здесь оказалось крайне мало. И даже факт, связанный с отсутствием родственников, не смог скрасить его негативное впечатление.

* * *

За несколько дней, проведённых в изучении города, Кевин так и не обнаружил мест, которые пришлись бы ему по нраву, вследствие чего неприязнь, которую он испытывал к новому городу и его беззаботным жителям, не на шутку возросла. Тепрь ему предстояло три мучительных года обитать в этих стенах, в окружении столь неблагоприятной обстановки.

Но главным испытанием для парня стал переход в новую школу, который ему пришлось совершить спустя несколько дней после нежелательного переезда.

Уже с первого учебного дня он искренне возненавидел пустые лица, с интересом смотревшие на него со всех сторон, словно он был каким-то сверхъестественным созданием, пришедшим в эти стены, чтобы сообщить их несмышлёным обитателям о существовании иных измерений.

Взгляды, пускаемые в его сторону, откровенно раздражали Эверитта, отчего клокочущее пламя ярости, немного потускневшее за последние шесть лет, загорелось внутри него с новой силой. Ему снова захотелось уничтожить всех и всея, чтобы не видеть этих существ, одаривавших его бессмысленными взглядами.

Люди же, заметившие печальное и вместе с тем негодующее выражение лица нового участника своего коллектива, поначалу даже не стали с ним знакомиться, чем чрезмерно его порадовали. Но одна девушка всё же подошла к Кевину ближе к концу учебного дня.

— Привет, я Лия, — дружелюбно произнесла она, одарив собеседника добродушным взглядом своих глубоких зелёных глаз.

Кевин решил представиться, но сделал это так, чтобы Лия не продолжала с ним диалог. Поняв его нежелание общаться, девочка не стала навязываться, а лишь мило улыбнулась, вызвав у парня отвращение, и ушла, оставив его наедине с самим собой.

Скорее всего, Лия не отличалась интеллектуальными способностями, о чём даже говорил её внешний вид. Добрые глаза, немного пухлые губы, накрашенные яркой помадой, аккуратный, чуть вздернутый нос, и волнистые волосы пшеничного цвета, собранные в нарочито небрежный пучок, — её чересчур миловидная внешность явно отталкивала, создавая не самое приятное впечатление.

Избавившись от, возможно, навязчивой собеседницы, Кевин погрузился в размышления. Он чувствовал неприятную усталость, вызванную незнакомой компанией, нахождение в которых никогда не приносила ему положительных впечатлений. Теперь, чтобы не поддаться медленно вскипавшей ярости и не натворить бед, ему следовало провести некоторое время наедине с собой, что он и собирался сделать по окончании уж слишком долго тянувшийся уроков.

Но, к сожалению, мечты Эверитта о сладостном единении не сбылись, так как к нему совершено внезапно проявили интерес сразу несколько человек. Они подошли к нему уже вне школьного помещения и начали расспрашивать о его интересах, семье, бывших одноклассниках и прочих незначительных жизненных подробностях, которые обычно выпытывают у новых учеников. Несмотря на то, что Кевин отвечал односложно, своим видом демонстрируя явную неприязнь к собеседникам, люди не унимались, продолжая свои расспросы.

Безусловно, Кевин мог бы ответить им грубостью или заумными речами, подобными тем, которыми он «проучил» когда-то докучливого корреспондента детской газеты. Но новый коллектив, казалось, отобрал у него все силы, в результате чего Эверитт соображал достаточно туго, а потому ничего дельного придумать не мог. Поэтому ему только и оставалось, что, испепеляя одноклассников взглядом, полным неприкрытой злобы, давать короткие и весьма несодержательные ответы, ожидая, пока тем надоест этот скучный диалог.

Разговор длился не слишком долго, но Кевину показалось, будто прошла целая вечность, когда людям, так и не выяснившим большую часть интересовавшей их информации, наконец стало понятно, что дальнейшие расспросы бессмысленны, и они предпочли оставить необщительного собеседника, занявшись своими делами.

Вернувшись домой, Кевин сначала хотел взяться за чтение, но, осознав, что его мозг был совершенно не настроен на получение новой информации, просто сел у окна и стал с незаинтересованным лицом наблюдать за наглым голубем, расхаживавшим по небольшому саду, укрытому золотым ковром из листьев.

Скорее всего, птица искала зёрна, однако её упорные поиски не увенчивались успехом. Забавно раскачивая головой, наивный серый голубь некоторое время ходил по сухой листве. Его розоватые лапы утопали в осеннем золоте, а проворливый клюв периодически исчезал в земле, но потом снова появлялся, так ничего и не добыв. В конечном итоге, по-видимому, поняв, что его в очередной раз постигла неудача, голодный голубь резко вспорхнул и куда-то улетел.

Невидящими глазами Кевин уставился в сторону опустевшего сада, деревья в котором монотонно раскачивались под звуки колыбельной, что напевал вездесущий ветер. В его голове была пустота, неведомый туман затмевал все мысли, обволакивая их, словно невесомое покрывало.

Но внезапно Кевин отчётливо увидел сад, только не тот, по которому гулял голубь, а хорошо знакомый, расположенный на территории бывшего жилища Эвериттов. Он выглядел таким же опустевшим. Узловатые деревья зловеще шевелились от промозглых порывов ветра, на их корявых ветвях вольготно сидели несколько птиц, а землю, слегка смоченную дождём, покрывал такой же ковёр из листьев. Но в глаза мальчику бросилось другое. Под особенно мощным деревом, где Кевин в раннем детстве нередко прятался от матери во время беззаботных игр, стоял и весело улыбался мёртвый ребёнок… И этим был не кто иной, как Майкл Эверитт. Его лицо выглядело таким же милым и безобидным, как и при жизни, но глаза как-то странно блестели, а губы словно лишились цвета, обратившись неведомой белой субстанцией. Несмотря на это, не составляло труда понять, что на устах мальчика играла жизнерадостная улыбка, присущая исключительно маленьким детям. Он хотел играть. С трепетно любимым братом, безусловно.

— Кевин, ты чего такой скучный? Поиграй со мной! Я кролик, а ты — хомяк! — задорно пропищал малыш.

Неожиданно откуда-то послышался странный скрип, и Кевин ощутил, как нити мерзкого страха плотно опутали всё его существо, перекрывая даже ненависть, что буквально запылала в его душе при виде брата.

— Ну поиграй со мной… — этот голос уже зазвучал в его голове.

— Отвяжись от меня, тварь! Ты не сможешь меня достать, сколько ни пытайся. Лучше уходи, если не хочешь неприятностей, — с трудом проговорил Кевин, не скрывая ненависти.

— Э-э-э… Ты чего? Неужели решил взбунтоваться? — сзади послышался удивлённый голос отца, впервые услышавшего от сына подобную дерзость.

Резко обернувшись, Кевин одарил отца непонимающим взглядом, на что тот, немного ошарашенный, лишь вопросительно повёл бровями.

Через некоторое время мальчик осознал, что, задумавшись, он случайно вздремнул, и брат, восставший из пепла, был не более, чем игрой его утомившегося от общества воображения. Однако просить у отца прощения за сказанное Кевин даже не подумал, ведь его совершенно не волновало, какое мнение о нём составит отец, общение с которым уже не привлекало парня никоим образом.

— Так почему ты назвал меня тварью? — с недоумевающим выражением лица повторил отец, в голосе которого звучало удивление, смешанное с лёгкими строгими нотками.

— Это было не тебе, — отрешённо откликнулся Кевин, в чьей голове ещё пульсировала немая паника.

— А кому же?

— Неважно. Какова цель твоего визита?

— Я хотел обсудить с тобой один серьёзный вопрос, — не стал медлить Трой. — мы с Лизой посчитали, что ты уже достаточно взрослый, чтобы адекватно ответить на него, да и к тому же он в первую очередь будет касаться тебя.

— И какова будет тема нашей дискуссии? — с наигранной заинтересованностью спросил сын.

— Лиза хочет взять ребёнка из приюта…

Услышав это, Кевин замер на месте, в ужасе уставившись прямо в спокойные глаза отца; внутри него всё похолодело. Леденящие нити страха плотнее опутали всё его тело, сковав его движения, а в голове невольно возник образ Майкла, стоявшего посреди сада. Казалось, Кевин готов был встать перед отцом на колени, отчаянно крича: «Не-е-т! Только не это! Пожалуйста! Не на-а-до!», напрочь позабыв о гордости. Только не ещё один ребёнок… Этого просто быть не могло, наверное, отец всего лишь неудачно пошутил, желая проучить негодного сына, посмевшего назвать его тварью.

— …, но я против. Нам интересно узнать твоё мнение, — закончил Трой, отчего Кевин вздохнул с облегчением.

— Я не стану высказывать по сему поводу, а лишь любезно поддержу твоё мнение, — лаконично ответил парень, натянуто улыбнувшись.

— Я так и думал, что ты будешь против, но всё же нам нужна ещё немного обсудить это с Лизой. Хотелось бы, чтобы ты к нам присоединился, а то, может, ей всё-таки удастся меня уговорить, ведь я, в отличие от тебя, не могу спокойно смотреть на её слёзы.

У Кевина не было абсолютно никакого желания обсуждать с семьёй столь неожиданно возникшую проблему, однако другого выхода предотвратить возможную катастрофу, наступление которой парень вряд ли смог бы вынести, не имелось. По этой причине, смирившись со своим безвыходным положением, Кевин вместе с отцом отправился в гостиную, где, о чём-то глубоко задумавшись, сидела опечаленная Лиза Эверитт.

 

=== Глава 10 ===

Ещё одна точка

К неимоверному облегчению для Кевина Эверитта, Лизу всё же удалось отговорить от осуществления безумной идеи, как выяснилось, не дававшей женщине покоя последние два месяца. Осознав, что её муж вряд ли будет рад появлению в их семье нового дитя, а тем более чужого, миссис Эверитт оставила свою затею и решила заняться каким-нибудь расслабляющим делом, чтобы избавиться от дурных мыслей.

Кевин Эверитт между тем также нашёл для себя новое увлечение, появление которого несколько удивило его самого. Парень начал писать стихи, что выходили достаточно жёсткими, мрачными, местами душераздирающими и абсурдными, но в то же время ясно отражали его переживания. Свои творения он прятал в самые потаённые уголки шкафов, чтобы никто ненароком на них не наткнулся, так как ему совершенно не хотелось, чтобы кто-то посторонний вторгался в этот уютный мир, художником в котором был только он.

С каждым днём Кевин чувствовал себя всё более удручённым. Нахождение в школьном коллективе изрядно утомляло его, а ненависть, загоравшаяся внутри него при виде этих бессмысленных лиц, быстро переходила в печаль, которую Кевин, впрочем, старался тщательно скрывать от чужих глаз.

Нет, Эверитт не сидел целыми днями в своей комнате, заливаясь безутешными рыданиями, но и радости не испытывал, и даже живописные уголки, которые ему с огромным трудом удалось обнаружить в этом городе, не приносили ему желанного вдохновения.

В школе ничего не менялось. Кевин по-прежнему наотрез отказывался с кем-либо разговаривать, буравя каждого испепеляющим взглядом, и, кажется, одноклассники начали считать его… не совсем здоровым. Конечно, Эверитту не было до них дела, ведь он откровенно презирал сторонников стереотипов, но всё же, видя, как странно косятся на него люди, парень воспитывал в себе ещё более лютую ненависть.

* * *

И однажды началось то, что ударило парня по голове, словно камень, обрушившийся со стен недостроенного здания. Одноклассники начали гадко подшучивать над Эвериттом, и если поначалу это были просто милые безобидные подтрунивания, которые он предпочитал гордо игнорировать, то через несколько недель они переросли в откровенные издевательства, заметить которые не составляло труда даже случайным свидетелям.

Жестокие одноклассники не щадили Кевина, поливая его бочками грязи. И несмотря на то, что их фантазия оставляла желать лучшего, едкие шуточки, пускаемые этими гадкими людьми, определённого задевали Эверитта, не выносившего, когда с ним так унизительно обращались.

Охваченный пылающей яростью, смешанной с беспредельной ненавистью, Кевин искренне жаждал поубивать всех своих обидчиков самыми изощрёнными и садисткими методами, подобными тем, какими нередко пользовались во времена святой инквизиции. Его взгляд становился диким, и внешне из обыкновенного подростка, обладавшего достаточно привлекательной и несколько холодной внешностью, он, казалось, превращался в жуткого монстра, готового разорвать всех на части.

Но одноклассникам было все равно, какие его посещали желания, ведь он никого не бил, в значит, мог вполне справедливо, по их мнению, считаться безобидной фигурой для битья. Его взгляд, полный ненависти, лишь подбадривал некоторых из них, в результате чего те издевались с ещё большим удовольствием.

— Эй ты, придурок, тебя, что ли, мамочка бьёт? — эти и ещё более хамские шутки, нередко содержавшие в себе пошлости и непристойности, в последнее время посыпались в адрес Кевина, как из рога изобилия.

Эверитт ничего не отвечал, по причине того, что прибегать к физическим действиям он считал низостью, ибо догадывался, что именно этого от него и добивались. А из-за жгучего гнева, переполняющего всё его существо в такие моменты, он не мог нормально сосредоточиться, да и искренне сомневался, что его речи смогут оказать на мизерные мозги одноклассников хоть какое-то влияние.

Возвращаясь домой, Кевин запирался в своей комнате и взирал на мир, простиравшийся за окном, буквально пожирая его своим жутким взглядом. Чёрная злоба одолевала его всё сильнее, превращая в своего одинокого служителя, размышляющего о скорейшем уходе из отвратительного мира, полного бессмысленного лицемерия, несправедливости и нескончаемой глупости, поглощающей разум жалких сознаний.

Но в то же время он боялся. Боялся совершить непоправимую ошибку, ко всему прочему, принеся себе невероятные физические страдания. Кевин снова начал путаться в себе, и даже попытки творчества, не оканчивающиеся успехом, не приносили ему облегчения. Гордость, ненависть, ярость, страх и глубокая печаль — всё это медленно съедало его.

Несколько раз парень всё-таки пытался избавиться от своих страданий путём самоубийства, однако, поддавшись панической боязни, подступавшей к его горлу, почти сразу бросал свою затею, не успев даже навредить себе.

А издевательства всё продолжались, и с каждым днём жизнь Эверитта, не справлявшегося с негативными эмоциями, постепенно превращалась в ад. И самое главное, что, как и раньше, он переживал этот трудный период в одиночестве, даже не думая делиться с кем-либо своими проблемами.

А одноклассники между тем не ведали, что есть чувство меры, и, видя, как их жертва злится, не унимались в своём гадком весельи.

* * *

Шли дни. Многочисленные насмешки и издевательства, которые Кевин получал от своих глупых одноклассников, продолжались, и заканчивать своё дело подростки, по-видимому, не собирались до тех пор, пока их жертва совсем не загнётся или, если случится чудо, даст отпор.

Они часто ловили Эверитта в школьных коридорах, задавая какие-нибудь глупые вопросы, оскорблявшие его достоинство. Также одноклассники не упускали возможности подшутить над его одиночеством, над нелюдимостью и над выражением лица, с которым он их обычно встречал. Ну и, конечно, пускали глупые сплетни, какие всегда возникают на почве подобных школьных унижений.

Но больше всего Кевина задевал, конечно, сам факт того, что он стал беспомощной жертвой, над которой все насмехались, как над жалким шутом. И самым противным было то, что издевательствам он подвергался от существ, которых нередко приравнивал к простейшим.

Учителя же предпочитали не вмешиваться в эти дела, считая, вероятно, что они касаются только самих школьников. Лишь несколько раз они как бы невзначай сделали замечание главному зачинщику всей этой эпопеи, на что тот даже пообещал, что больше не будет, но клятву свою не сдержал, уже через несколько часов вернувшись к излюбленному делу.

Кевин Эверитт уже не знал, куда скрыться от бури гнева и ненависти, отчаянно клокотавшей в его душе. Убивать других людей своими руками он больше не желал, а на самоубийство всё никак не решался, принося себе этим ещё большие страдания. Ему хотелось просто исчезнуть.

* * *

Но однажды случилось то, что поставило жирную точку в отношениях Кевина и его ненавистных одноклассников. Как-то раз, когда Эверитт задержался, беседуя с преподавателем математики, а сумку с учебниками и некоторыми ценностями оставил на столе, не видимом ему с того ракурса, обидчики незаметно украли его вещи и разрезали их на части ножницами, разбросав по тесному школьному коридору. Их смех в тот момент был таким омерзительно весёлым, будто они только что расправились со своим главным врагом. На самом же деле, они просто ожидали реакции своей невинной жертвы, ещё ни о чем не подозревавшей.

И действительно, реакция Кевина Эверитта оказалась бурной. Увидев, что эти ничтожества сделали с его вещами, да ещё и выслушав из их мерзких уст несколько унизительных фраз, Кевин почувствовал, как внутри у него всё запылало адским пламенем, превосходившим даже то, что зажглось в нём при последнем диалоге с братом. Буря гнева обратилась чёрным ураганом, закрутившим все прочие чувства и видения парня, его буквально затрясло от ярости; в его голове что-то начало отчаянно пульсировать. Эмоции застелили глаза Кевина, на какое-то время ослепив его. И вновь он находился в порыве неукротимого безрассудства, одолевавшего всё его существо.

Сначала ему захотелось наброситься на главного обидчика и, схватив его за горло, прижать к стене, не отпуская до того момента, пока тот, окончательно ослабнув, не издаст последний вздох. Остальных врагов для разнообразия следовало выкинуть в окно, окрапив землю их мерзкой кровью.

Наглые смешки одноклассников уже с трудом доносились до слуха Кевина, и теперь он чувствовал только всепоглощающую ненависть; дикое безумие медленно одолевало Эверитта, отчего тот готов был идти на поистине отчаянные поступки.

И неожиданно ему пришла в голову одна жуткая идея. Он понял, что нужный момент настал, и откладывать его, руководствуясь страхом, уже не имело смысла.

Рывками пробравшись сквозь многочисленных учеников, толпившихся в коридоре, Кевин достиг окна и, ловко забравшись на подоконник, распахнул ставни, впустив в коридор порыв промозглого осеннего ветра.

— Внемлите мне, жалкие отродья безграничной глупости и непроходимой жажды самоутверждения за счёт омерзительного унижения чьего-либо достоинства! Ничтожные лицемеры, не ведающие ничего, кроме собственных жалких и бессмысленных желаний, обитающие в ограниченном мире несостоявшихся амбиций, по горло погрязшие в скверне, бездумно стремящиеся к эфемерным идеалам! Совсем скоро ваш мир падет под натиском вашей же глупости, под давлением алчности, вселившейся в каждый уголок ваших насквозь прогнивших душ! Я же не желаю больше лицезреть ваши жалкие лица, спрятанные под обманчивыми масками, пропитавшимися приторностью! Прощайте, бестолковые создания, обрёкшие меня на страдания! Помните мои слова! — громко продекламировал Кевин, одарив шокированную толпу испепеляющим взглядом.

Несмотря на то, что его голос срывался, он старался говорить увереннее, и, как ни странно, это у него неплохо получилось. Закончив свою речь, Кевин сделал шаг в сторону пустоты, окунуться в которую ему предстояло через несколько считанных секунд, и совершено случайно посмотрел вниз, а затем — вверх, на погасший небосвод.

Отсюда, с третьего этажа, открывался неплохой вид на бескрайнее поле, усыпанное золотистым ковром из опавших листьев. Дул промозглый ветер, раскачивая узловатые ветви деревьев в такт своей печальной мелодии. По небу статно плыли тяжёлые тучи, затмевая беспечную лазурь своими увесистыми телами, вдохновляя своим мрачным великолепиям.

А на школьном дворе как ни в чём не бывало резвились беззаботные дети, чьи помыслы были полны наивности, воплощениями которой они представлялись человеку, погрязшему в пучине собственных проблем.

Порыв леденящего ветра дунул в лицо Кевину, откуда-то сзади донеслись приглушённые голоса, однако Эверитту было уже всё равно, ведь его совершено не волновало, как публика отреагирует на речь, произнесенную им в порыве клокочущей ненависти.

Но теперь, когда парень осознал, что находится в шаге от неминуемой смерти, всем его телом завладел жуткий страх. Дрожащими руками он схватился за холодное стекло, словно цепляясь за жизнь, которой столь отчаянно жаждал лишить себя собственными руками. Перед глазами Кевина всё плыло, он задыхался и как никогда чётко ощущал пульсацию в голове — единственный звук, мешавший ему сделать решительный шаг.

«Может, не стоит?» — пронеслось у него в голове.

Но нет, ибо выбор сделан, а значит, отступать поздно.

Сделав глубокий вдох и собравшись с силами, он всё же шагнул вперёд и, намеренно сорвавшись с опоры, отдался в объятия ветра… Последним, что он почувствовал, была невыносимая боль, внезапно пронзившая всё его тело, и громкий хруст костей, соприкоснувшихся с асфальтом…

* * *

После того, как Кевин Эверитт выпрыгнул из окна, в школе началась настоящая суматоха. Ещё не отошедшие от пафосной речи, произнесённой этим весьма странным учеником, школьники в испуге забегали. Многие из них принялись звать учителей, некоторая часть которых, однако, стала свидетелям происшествия, вот только, по причине шока, не смогла остановить Кевина от его отчаянного поступка.

Кто-то начал кричать и плакать, кто-то поспешил спрятаться, чтобы его ненароком не сбили, но большая часть, конечно, сразу же кинулась к распахнутому окну, чтобы взглянуть на застывшее в неестественной поза тело Эверитта, лежавшее в луже крови, что медленно растекалась по холодному асфальту.

— Боже мой! Он истекает кровью! — испуганно воскликнула какая-то впечатлительная девочка, закрыв лицо руками.

Главный виновник торжества поспешил скрыться с посторонних глаз, по-видимому, осознав, что, оставшись на месте, непременно подвергнется нежелательным расспросам со стороны учителей и одноклассников. Куда он сбежал, никто не увидел, но, впрочем, его и не искали, так как теперь перед всем коллективом школы стояла другая проблема.

 

=== Глава 11 ===

Попытка Кевина Эверитта совершить самоубийство потерпела неудачу, так как, упав с третьего этажа, он выжил и ему успели вовремя оказать медицинскую помощь. Травмы, которые он получил, были достаточно серьёзными, но при грамотном лечении он имел все шансы восстановиться, не понеся потом никаких последствий для своего здоровья.

Несколько дней мальчик пролежал без сознания и, очнувшись, поначалу не понял, что вообще с ним произошло и каким образом он очутился в этих унылых больничных стенах, насквозь пропитавшихся запахами лекарств. Соображал он очень туго, а потому долго не мог вникнуть в происходившее с ним.

Немного подумав, Кевин, хоть и с трудом, но смог вспомнить свою очередную попытку суицида, окончившуюся грандиозным провалом. От этих мыслей ему стало не по себе, но вовсе не потому, что винил себя, наоборот, он всё ещё был не прочь умереть, однако ему совсем не нравилось окружение, в которое он невольно попал.

С самого детства Кевин ненавидел врачей и больницы, так как ему совершено не нравилось, когда его трогали непонятные люди да ещё и нагло приставали с расспросами. Он никогда не боялся, но всегда питал жуткое отвращение ко всему, что было связано с медицинской помощью.

Вот и сейчас стены, окружавшие его, не вызывали у парня ничего, кроме откровенной неприязни. Также его не мог не выводить из себя тот факт, что он, получивший болезненные травмы и потерявший много крови, был очень слаб, вслелствие чего не имел никаких возможностей выбраться из этого гадкого места раньше нужного времени.

Он не мог воспринимать себя слабым. Ему казалось, что в такие моменты он превращался в кого-то другого, отличавшегося от него по всем параметрам. И несмотря на то, что Кевин безумно любил себя, он люто ненавиднл того беспомощного человека, поселившегося в его теле.

А после своего грандиозного падения он был слаб как никогда, и ему приходилось мучиться ещё больше прежнего, ведь, помимо слабости и моральных страданий, он испытывал ещё и жуткую физическую боль, унять которую могли только специальные лекарства. Их ему приносили те самые отвратительные люди, от вида которых он невольно морщился. Лучше бы они вообще его не лечили, оставив на произвол судьбы, ибо унижения, которые они ему доставляли, были куда хуже всяких болей.

Но им было всё равно, хотел он лечиться или нет, ведь их цель заключалась, а том, чтобы он смог жить дальше, причём жить полноценной жизнью, а не беспомощном созданием, зависимым от лекарств. Поэтому Кевину, не имевшему других выходов, приходилось терпеть.

* * *

Спустя несколько дней, когда состояние Эверитта немного улучшилось, хоть слабость и не покидала его, он увиделся с матерью, чрезмерно беспокоившейся за здоровье сына.

Лиза Эверитт явилась в больничную палату и, склонившись над кроватью, где лежал её беспомощный ребёнок, начала безутешно рыдать, так как мысленно она уже успела его несколько раз похоронить и всё ещё не была уверена, что дальше его ждала полноценная жизнь.

— Зачем ты так поступил? — шептала она сквозь слезы, прижимая к себе сына.

— Если я так поступил, значит, так сделать следовало, — с трудом ответил Кевин, тщетно пытаясь вывернуться из объятий матери.

— Следовало выпрыгнуть из окна? Но это же неправильно… Нам ведь тоже больно, — Лиза больше не могла говорить, её захлестнули эмоции, вид которых совершено не тронул её сына, а наоборот, вызвал у него нескрываемое отвращение. Тот слегка поморщился.

На слова матери он отвечать не стал, а все остальные вопросы, которые ей давались с огромными усилиями, просто игнорировал, словно женщина обращалась не к нему, а к прикроватной тумбочке, уставленной всякими мелочами.

Кевину не было никакого дела до страданий матери, так же, как и её, увлечённую Майклом, когда-то совершено не волновали его терзания с одиночеством. Теперь они были в расчёте, и благочестивая справедливость наконец восторжествовала, заставив душу читать ей хвалебные оды.

— Кевин, прошу, поговори со мной, — молила женщина, пытаясь поцеловать сына.

Но тому по-прежнему было всё равно. Даже если бы она вдруг решила повторить его подвиг, выпрыгнув из больничного окна, он бы не пошевелился. А разжалобить Кевина рыданиями так и вовсе было невозможно.

В конечном итоге, обессилев, Лизу рухнула на стул, стоявший неподалёку от кровати сына и, задыхаясь, тщетно попыталась успокоить себя. Заметив это, медработники поспешили вывести женщину из палаты, а Кевин, тихо торжествовавший, остался в одиночестве.

Несмотря на это, настроение у Эверитта по-прежнему находилось на нуле. Его мучило желание поскорее избавиться от всего, что навалилось на него всвязи с неудачей, но, по причине слабости, ничего из этого он осуществить не мог. И снова ему хотелось просто исчезнуть, навеки испарившись и больше никогда не появившись ни в этих больничных стенах, ни в этом мире, жутко опостылевшем ему за его недолгие годы жизни.

Но спокойно поразмышлять наедине с собой Кевину так и не удалось, так как через час к нему наведались новые посетители, увидеть которых он совершенно не ожидал, а оттого испытал к ним ещё большую неприязнь. Парень не желал, чтобы его навещали. А тем более если гостями был не кто иной, как его одноклассники…

Они появились на пороге палаты совершено внезапно, и, завидев их, Кевин хотел сделать вид, что они ошиблись. Но, поняв, что ему это уже исполнись не удастся, так как его узнали, смирился с очередным неудачным стечением обстоятельств.

Лия Риченс, та самая миловидная девочка, что одна из первых завела знакомство с Кевином, мелкими шажками прошествовала к его кровати и, дружелюбно улыбнувшись, поинтересовалась его самочувствием. К ней присоединился и её сопровождающий, смуглый темноволосый мальчик низкого роста, имя которого Эверитт не ведал.

— Какова цель вашего визита? — вопросом на вопрос ответил Кевин, не став освящать проблему своего самочувствия.

— Ну, меня зовут Марк, и мне понравилось, как ты выпрыгнул из окна… — мальчик на некоторое время замялся, не зная, что сказать дальше, но потом, поняв, что смолол глупость, и жутко покраснев о стыда, всё же решил поправить себя: — Вернее, не понравилось, а просто меня заинтересовало твоё поведение.

— Великолепно.

— Марк, не мог бы ты ненадолго выйти? Я хочу кое-что обсудить с Кевином, — внезапно попросила Лия, что, конечно, совершено не понравилось Эверитту. Она явно замышляла что-то, не самое приятное для него.

Не став ослушиваться, Марк поспешно покинул помещение, а Лия, оставшись наедине с Кевином, подошла к нему совсем близко.

— Я не стану тебя ни в чём убеждать, — произнесла девушка, слегка улыьнувшись, словно разговаривала с маленьким ребёнком, — впечатление на коллектив школы ты произвёл огромное, но и опозорился изрядно. В школе все знают, что ты жив, и кругом тебя обсуждают. Тебя считают, мягко говоря, не совсем умным, над тобой больше насмешек.

— Мне нет дела до чужого мнения, — хладнокровно ответил Кевин, чувствуя, однако, как гнев вновь начал одолевать его с ужасной силой. Только теперь эта ярость ещё и была смешана с беспомощностью и неспособностью сделать что-либо ни с собой, ни с Лией, находившейся так близко, но в то же время так недоступно.

— Ты поступил крайне глупо, и я заявляю тебе это открыто. Самоубийство — это вообще способ трусливого побега от трудностей, как и от злобных одноклассников. А делать это публично и хвастаться этим — бред. Разве тебе приятно, что над тобой теперь смеются жалкие ничтожества?! Ты слаб, а они — нет! Они выиграли, понимаешь?!

— Они никогда не выиграют… — Кевин вновь ощутил уже знакомую ему пульсацию, у него возникло желание наброситься на Лию, задушить её, ударить головой о стену… Но он был слишком слаб, а она, стоявшая над ним с милой улыбкой на своих пухлых губах, имела возможность сделать с ним всё, что ей только вздумается.

— Увы, ты не прав. Они уже выиграли. Осознай это, — совершено спокойным голосом проговорила Лия, не стесняясь смотреть прямо в глаза своему собеседнику, одолеваемому дикой ненавистью.

Кевин промолчал. Он уже не мог давать адекватных ответов, ибо злоба закипала в нём всё сильнее, и ему хотелось подняться, забыв обо всем, и сделать этой отвратительной особе, смевшей ещё и улыбаться, как можно больнее. Она была глупа, очевидно, однако её слова резали сознание Кевина, словно нож, и он уже снова приближался к смятению, только теперь уже гораздо более страшному.

— Я не собиралась тебя обижать, а всего лишь констатировала факты, — добавила Лия, ощутив на себе испепеляющий взгляд собеседника. — Думаю, мне стоит уйти. До встречи, я ещё обязательно приду.

Изящно развернувшись, Лия направилась в сторону выхода, где её уже поджидал Марк. К счастью, тот, пришедший чисто в качестве сопровождавшегос, не изъявил желания лично побеседовать с Кевином, а потому совсем скоро скрылся вместе со своей спутницей.

Кевин же остался наедине с ненавистью и беспомощностью. Одна его часть упорно твердила, что он проиграл и следовало выбрать несколько другой путь, а другая, отказываясь верить, как бы насмехалась над словами Лии, утверждая, что ничего менять не нужно.

В конечном итоге от перенапряжения у него жутко разболелась травмированная голова, вследствие чего ему пришлось отложить обдумывание столь важных вопросов, касающихся судьбы.

* * *

Лия вернулась через неделю, и снова её сопровождал Марк, уже заинтересованный в более близком знакомстве с Кевином.

Теперь девушка уже не просила его покинуть комнату, не имея ничего против совместной беседы. Эверитту же, временно решившему относиться ко всему с равнодушием, было всё равно. Теперь его не выводила из себя даже эта небольшая компания, зачем-то интересовавшаяся его жизнью.

На все вопросы, которые ему задавала Лия, Кевин отвечал с холодным равнодушием, скрывая большую часть деталей, которую пыталась выяснить девушка. Он не собирался делиться с ней фактами из своей личной жизни, но в то же время смирился с тем, что ничего не сможет с ней сделать, по причине собственного бессилия.

Между тем Лия уже не обсуждала с Кевином его прыжок из окна, а, заметив, что тот немного изменился после того недлительного диалога, просто решила поговорить, чтобы отогнать скуку. Несмотря на то, что она старалась вести себя ненавязчиво, беседа с ней и ее другом быстро надоела Эверитту, и он с нетерпением ждал, пока нежелательные гости покинут помещение.

Лия и Марк не стали долго задерживаться, так как прекрасно осознавали, что собеседник не особо рад их присутствию. Немного пообщавшись с ним на общие темы, они поспешили уйти, обещая, однако, ещё вернуться.

* * *

И действительно, они вернулись, только уже тогда, когда Кевин, шедший на поправку, находился не в лежачем состоянии. Он по-прежнему оставался ко всему равнодушным, и потому приход знакомых не вызвал у него никакой бурной эмоциональной отдачи, он не ощутил даже лёгкой неприязни.

— Тебе здесь скучно, наверное, — произнёс Марк, оглядывая унылые стены больничной палаты. У него был очень тихий голос, говоривший о явной неуверенности мальчика в себе.

Впрочем, его скромность подтверждал даже его внешний вид. Маленький рост, немного детское выражение лица, большие удивлённые серо-голубые глаза, чуть приплюснутый нос, достаточно большие, не очень чётко очерченные губы — всё это придавало его внешности несколько забавный оттенок. Одежды на нём была тоже достаточно простой, без вычурных или декоративных украшений и вообще чего-то необычного.

Лия, обладательница ангельского лица, тоже не представлялась любительницей повыпендриваться, но в то же время создавала не особо приятное впечатление, уж слишком кукольной была её внешность.

На вопрос, заданный Марком, Кевин не ответил, хотя гостю было все и без того понятно, ведь он видел, что скука буквально съедала Эверитта.

— Жаль, что мы не познакомились с тобой раньше, — не дождавшись отклика, проговорил Марк, вертя в руках какой-то журнал, — мне кажется, тогда бы ничего подобного с тобой не случилось. Моя мать тоже хотела совершить самоубийство, когда не стало моей бабушки, её матери… Я уже знаю слишком много, и, думаю, смог бы помочь тебе, как мы с отцом помогли ей.

— Еще не поздно, Марк, — заметила Лия, смерив друга многозначительным взглядом.

 

=== Глава 12 ===

Лия и Марк навещали Кевина на протяжении всего его лечения. И постепенно он начал осознавать, что неприязнь, которую он к ним испытывал, снижалась с каждой их встречей.

Темы, которые они затрагивали в своих беседах, чаще всего не были никоим образом связаны с личной жизнью Кевина, но в то же время, принимая участие в обсуждении, он делал для себя определённые выводы, которые впоследствии позволили ему даже немного изменить взгляд на мир.

Окончательно выздоровев и без последствий вернувшись к прежней жизни, Кевин снова начал писать стихи, только теперь мысли о самоубийстве уже практически не посещали его. И главной причиной тому, скорее всего, были именно самые первые слова Лии, что определёно смогли его задеть.

Несмотря ни на что, мир и людей, в нём обитающих, Кевин по-прежнему ненавидел. Однако теперь он не стремился от них уйти, сбежав от трудностей, а просто ставил себя гораздо выше, чем значительно улучшал свой настрой.

Единственными, к кому Кевин не питал негативных чувств, были Лия Риченс, Марк Саммерс и их друг Артур Тассер, с которым Эверитт познакомился уже после своего излечения.

В отличие от Марка, с которым Лия завела знакомство только год назад, Артура девушка знала с детских лет. Их дружба была очень крепкой, и они безумно любили вспоминать чудесные мгновения, какие пережили вместе в совсем ранние годы.

Артур оказался достаточно общительным и очень жизнерадостным. Он словно излучал свет и, казалось, был готов дарить его всему окружающему миру. У него было немало приятелей, но своими настоящими друзьями он считал Лию и, как ни странно, Марка.

Даже в печальные моменты в зелёных глазах Артура мелькали огоньки надежды. А радуясь, парень никогда не выглядел неестественно. Его искренние эмоции, открытость и не слишком сложный характер привлекали людей.

После знакомства Артур поведал Кевину немало интересных вещей, о которых он по большей части вычитал из разнообразной литературы. Артур тоже любил читать, что и привлекло Эверитта, разделявшего с ним этот интерес.

Марк оставался тихим и скромным, и даже находясь в компании друзей, он не стремился как-то выделиться и привлечь к себе внимание. Говорил он также немного, предпочитая слушать, слегка заикался, хотя о неприятных событиях, произошедших когда-то в его жизни, рассказал с воодушевлением.

Оказалось, Марк жил со своими родителями, устанавливавшими в семье жёсткие порядки. С самого детства мальчика во всём ограничивали, заставляли хлопотать по дому, помогая родителям, и крайне редко вывозили куда-то, чтобы показать мир. Он рос достаточно замкнутым и пугливым. Его эмоциональный круг был весьма ограниченным, хотя он и старался выражать свои чувства как можно более искренне. Но преодолев сложные периоды, он начал меняться, и, несмотря на то что так и остался скромным, у него появились друзья, тревожность значительно уменьшилась.

В двенадцать лет он потерял бабушку, и именно тогда его мать начала думать о самоубийстве. К счастью, её удалось отговорить, но тот момент, когда женщина, потеряв смысл жизни, пыталась наложить на себя руки, оставил неизгладимый отпечаток в его памяти.

В тринадцать лет Марк завёл знакомство с Лией, и она поменяла в его жизни многое. Общаясь ней, мальчик начал мыслить гораздо позитивнее, а также увлёкся различным творчеством, которое та безумно любила.

Лия проводила много времени на природе, любуясь завораживающими видами и, вдохновляясь, писала музыку. Как и Кевина, её с самого детства приучали восхищаться природой. И теперь она её очень любила. Старания родственников не пошли насмарку.

Также Лия великолепно играла на фортепиано, с огромным удовольствием погружаясь в чудесный мир звуков, манивший её своей неописуемой прелестью. Её изящные пальцы летали по клавишам, и в такие моменты она, казалось, уходила от реальности, полностью отдаваясь любимому занятию.

История её жизни не представляла из себя ничего интересного. Родители всегда относились к ней хорошо, не обделяя её заботой, но и не даря ей её в избытке. Она была совершено не эгоистичной, любила заботиться о людях, могла пойти против своих интересов, чтобы помочь кому-нибудь.

Кевин, совершивший столь странный поступок, её весьма заинтересовал. Узнав о том, что тот самый мальчик, выпрыгнувший из окна посреди учебного дня, выжил, девушка решила узнать его получше. Она считала, что, возможно, таким образом сможет ему помочь.

И действительно, ей и её друзьям определённо удалось повлиять на Кевина, который теперь стал лучше относиться к миру, хоть и по-прежнему всех ненавидел и практически не подпускал к себе людей.

* * *

Лия, Кевин, Артур и Марк проводили всё больше времени вместе. У них были общие интересы, которые определёно сближали их маленькую компанию. Кевин уже не ощущал ненависти к этим людям и однажды даже рассказал им о своём брате и о том, как с ним произошел «несчастный случай», когда наивный мальчик совершено случайно, не ведая, что его будет ждать после, выпил бутылку клея.

Реакция была совершено различной, но, несмотря на шок, в который эта история повергла каждого, компания посочувствовала одинокому Эверитту, ставшему свидетелем такой жуткой гибели своего горячо любимого братика. Особенно участливо они отнеслось к тому, что это произошло на глазах девятилетнего мальчика.

Впоследствии, воодушевлённый рассказом Артура, которому надоели многочисленные родственники, постоянно посещавшие их дом, Кевин поведал и о своей семье, к счастью, уже не посещаемой говорливой роднёй.

— С ними, конечно, весело, но порой их поведение раздражает, — рассказывал Артур. — Особенно когда они начинают говорить про невест, которые, по их словам, должны за мной бегать, — и он громко рассмеялся, при этом бросив лукавый взгляд в сторону Лии.

— А меня раздражает само их присутствие и шум, которого от них чрезмерно много, — чуть усмехнувшись, ответил Кевин.

— А я люблю своих родственников, хоть они у меня и строгие, — тихо произнёс Марк, которому не очень понравилось, как негативно его друзья отзывались о своих семьях.

— А у меня родственников немного, но я тоже их безмерно люблю, — улыбнулась Лия, поддержав Саммерса.

* * *

С того дня, как Кевин Эверитт выпрыгнул из окна, прошло около года. Конечно, он уже учился в другой школе, где практически не общался с одноклассниками, но в то же время не проявлял себя как-то в негативном плане. Он был тихим и незаметным для многих, а потому его считали слишком скромным. Но никаких насмешек или издёвок в его сторону не сыпалось. Коллектив новой школы оказался куда более дружелюбным и понимающим, и, конечно, никто из них не ведал о прошлом этого молчаливого тихони.

После того случая Лизе не раз предлагали показать сына психиатру, но она упорно отказывалась, утверждая, что причина его поведения ей и без того известна: он стал таким после моральной травмы, полученной после гибели брата. А ничего другого ей выяснять и не требовалась, так что в помощи врача мальчик не нуждался.

И Кевин, по-прежнему относившийся к медицинским работником крайне негативно, разделял точку зрения матери, совершено не считая себя кем-то из разряда ненормальных. По крайней мере, уж что-что, а лечиться в психиатрической больнице он не собирался.

Эверитт проводил всё больше времени в компании людей, которых мог даже назвать своим друзьями. Он не беспокоился об их жизни, но в то же время мог доверять им какие-то свои секреты, что периодически и делал.

И однажды, в довольно мрачный осенний день, когда небо было скрыто плотной завесой туч, из которой периодически накрапывали вязкие дождливые капли, а пронизывающих ветер дул с такой силой, что корявые ветви деревьев непрестанно раскачивались, компания собралась около небольшого озерца. Этот живописный уголок был одним из тех немногочисленных мест, где можно было обрести вдохновение творческим личностям. С этим местечком своих друзей познакомила Лия, нередко ходившая туда в детстве вместе с семьёй.

Компания стояла на берегу, глядя в завораживающие туманные дали, и тихо разговаривала. В этот раз они решили затронуть тему стихов, которые Артур начал писать совсем недавно.

— Это удивительно. Никогда не представлял себя поэтом, — признался парень, — , но надеюсь, что из этого что-то выйдет.

— Думаю, выйдет. Я тоже никогда не видел себя в роли поэта, но в один день начал писать стихи и понял, что у меня неплохо получается, — откликнулся Кевин.

— Ты пишешь стихи? — удивилась Лия, считавшая, что Кевин уже раскрыл себя в их многочисленных беседах.

— Да, но вам, пожалуй, не стоит их читать, — немного замялся Эверитт.

— Почему же? Ты считаешь, что они настолько плохи? — удивилась Лия.

— Нет, просто не хочу их никому показывать.

— Да не бойся. Мы же не профессиональные критики. Вот я свои могу показать, и мне стесняться нечего. Обещаем, что смеяться не будем, — заверил Артур.

— Дело не в том, что я боюсь ваших насмешек, просто у меня нет желания делиться с кем-либо своим творчеством.

— Предлагаю устроить литературный вечер и соревнование начинающих поэтов, — внезапно выдвинулась Лия. — Думаю, это будет интересно.

— Неплохая идея, — одобрил Артур.

— А вот мне так не кажется. Если я даже показывать свои стихи никому не желаю, то неужели вы считаете, что я стану соревноваться? — возразил Кевин, одарив друзей недовольным взглядом.

— Не стесняйся. Твоё творчество будет оценено. Жёстко критиковать не станем, — по виду Артура, можно было без сомнений утверждать, что ему дико хотелось принять участие в этих соревнованиях, и потому недовольство Кевина его не устраивало совершенно.

— Я повторюсь, речь идёт не о стеснении. Виной всему исключительно моё нежелание соревноваться с тобой.

Но в конечном итоге друзьям всё-таки удалось уговорить Кевина, и он согласился продемонстрировать им плоды собственного творчества. Соревноваться он отказался, сославшись на то, что не желает обид, несмотря на то что на самом деле просто не любил проигрывать. И друзья настаивать не стали. Они решили, что лучшим вариантом будет просто собраться у кого-нибудь дома, устроив своеобразный литературный вечер, на котором два начинающих поэта зачитают свои стихи заинтересованной публике.

* * *

Этим вечером компания собралась в богато украшенном доме, принадлежавшем семье Риченсов. Родители Лии находились в рабочей поездке, и потому гости могли чувствовать себя свободно.

Дом действительно оказался очень красивым. В нём было множество картин, небольших статуй, служивших украшениями, и незаурядных вещиц, придававших его интерьеру определённую изюминку. Сразу становилось понятно, что там жили творческие люди.

Посреди гостиной, в которой собрались ребята, расположились несколько кресел, обитых бежевым велюром, украшенных мягкими подушками. На шкафах стояли изящные статуэтки, антресоли ломились от книг, а большую часть помещения занимало фортепиано, ощутившее на себе прикосновения множества рук.

Зрители расселись, а два поэта вышли вперёд, приготовившись знакомить публику со своим творчеством. Первый решил выступать Артур, и Кевин, не спешивший декламировать свои творения, согласился с его решением.

Артур немного волновался, несмотря на то что публика состояла из прекрасно знакомых ему людей, которые не собирались высказывать по отношению к его работам негативных откликов.

Но, собравшись с духом, парень начал читать. Он рассказывал с выражением, но на Кевина, стоявшего рядом, не произвёл абсолютно никакого впечатления, хотя Марк с Лией явно заинтересовались. Однако Эверитта, знавшего, что его творчество гораздо оригинальнее, увлечь не удалось, и он даже немного покритиковал друга, хотя его комментарии и имели дружелюбную форму.

Но Артур был рад критике, и все замечания, высказанные к его работам, принял к сведению. Кроме того, ему очень польстил отзыв Лии, сказавшей, что его творчество вполне можно сравнивать с работами профессионалов, с чем Кевин, конечно, не согласился.

Потом, когда обсуждение работ Артура закончилось, подошла очередь Кевина. Тот гордо выпрямился и, словно знаменитый поэт, выступавший на литературном вечере, начал читать свои стихи, пропитанные трагизмом.

Друзья с увлечением смотрели на него, что одновременно и радовало, и настораживало начинающего творца. Он не любил, когда в его сторону направляли заинтересованные взгляды, но в то же время осознавал, что таким образом компания демонстрировала своё небезразличное отношение к его творчеству.

По окончании выступления публика дала свои комментарии, и все они оказались восторженными, что не могло не обрадовать Эверитта. Артур, отнёсшийся к критике друга весьма положительно, не стал пытаться критиковать в ответ, а даже открыто признал, что, если бы они соревновалось, он сам бы отдал победу в руки друга.

От этих слов гордость Кевина возликовала.

 

=== Глава 13 ===

С того чудесного литературного вечера прошло чуть больше года. Теперь Кевину Эверитту было семнадцать, и совсем скоро ему предстояло знакомство с аспектами предстоящей взрослой жизни.

Но пока что образ жизни парня мало изменился. К миру он относился так же, как и раньше, хотя к тем, кого он, возможно — насчёт точности он и сам не знал — мог назвать не слишком красивым словом «друзья», не питал никаких негативных чувств. От времяпровождения с ними он даже получал удовольствие, а иногда, когда у него было совсем уж душевное настроение, делился с ними какими-нибудь своим мыслями или секретами, нередко повергая их в состояние лёгкого шока.

Сами друзья тоже мало менялись, по-прежнему оставаясь теми же творческими людьми, интересовавшимися миром и его неописуемой красотой, готовыми часами любоваться неординарными пейзажами, оставляя своё впечатление в музыкальной, стихотворной или еще какой-нибудь форме творческого самопроявления.

Особенно трепетно к своим работами относился Артур, стремившийся к самосовершенствованию. Он продолжал писать разнообразные стихотворения, и у него неплохо получалось, за что Лия, восхищавшаяся его работами, не переставала его нахваливать, что, конечно, ему очень льстило.

Кевин, несмотря на положительные отклики, полученные о его работах во время дружеского литературного вечера, крайне редко демонстрировал компании плоды своей творческой деятельности. Он считал их слишком личными, для того чтобы кому-то показывать. И друзья, прекрасно это понявшие, уже не настаивали.

* * *

Зимний день выдался настолько приятным, что у юных ценителей природы возникло желание гулять все четыре часа, не покидая живописных уголков.

Но, к сожалению, у Артура и Лии было слишком много дел, и у них не получилось совершить прогулку вместе с Кевином и Марком, весьма того желавшими.

Парни отправились на природу вдвоём, и в качестве места своей прогулки выбрали небольшой заброшенный парк, некогда воодушевлявший местных жителей своими живописными пейзажами. Несмотря на то, что тех красот уже не было, бывший парк всё равно выглядел приятным глазу и напоминал Кевину о его ранних детских годах в родном городе.

Пространство, сотканное из бескрайнего снежного ковра, укрывшего землю, раскидистых деревьев, причудливо переплетавших между собой свои корявые ветви, куталось в густую морозную дымку, приобретая загадочный вид. Сломанные качели, замёрзший пруд, в водах которого некогда нажились мясистые утки, выпрашивая еду у многочисленных посетителей, изящно вырезанные скамьи, осыпанные снегом, и немного зловещий лесок — всё это, несомненно, вдохновляло мечтательных созерцателей.

Марк и Кевин неспешно брели вдоль парковых дорожек, покрытых небольшим искрящимся снежным слоем, и негромко беседовали. Первый не переставал восхищаться природными видами. Даже казалось удивительным, что такой тихий и молчаливый мальчик, как Марк, предпочитавший тихонько слушать, а не держать на себе диалог, столь оживлённо разговаривал. Его забавное лицо сияло.

Но внезапно внимание друзей привлёк подозрительный шум, разнесшийся по всему парку. Марк сразу же замолчал, настороженно вслушавшись в парковую тишину, а Кевин занялся увлечёнными поисками нарушителя их благодатного спокойствия. Но обнаружить кого-либо им поначалу не удавалось, и у Марка даже возникло предположение, что, возможно, это им просто показалось, которое Кевин, впрочем, не поддержал.

Дойдя до ограждения, окружавшего территорию парка, друзья остановились. Марк, что-то заметивший, испуганного всмотрелся в одну точку. Неожиданно его глаза прищурилось, брови подвернулись, губы слегка задрожали, на лице заиграла краска — странно, но, по-видимому, в этом скромняшке начал загораться гнев. Такое с ним случались первый раз, насколько мог припомнить Кевин, знавший Марка уже более двух лет.

— Твари, — внезапно произнёс парень сквозь зубы, вызвав искренне удивление у Эверитта.

Посмотрев в точку, в которую был упорно устремлён взгляд Марка, Кевин заметил ужасающую картину, что на него, однако, не произвела никакого впечатления. Несколько расфуфыренных подростков жёстко избивали ребёнка лет восьми, который, по причине жуткого страха, даже не кричал и не пытался сопротивляться. Его лица видно не было, но не составило труда представить, что под ударом грубых подошв оно постепенно превращалось в кровавое месиво, напоминавшие кусок сырого мяса. Алые капли окропляли кипенный снег, выделяясь яркими пятнали. Подростки не смеялись, так как боялись привлечь чьё-либо внимание, но процесс избиения, столь увлёкший их, явно доставлял им недюжинное удовольствие.

Марк резко дернулся, сделав рывок в их сторону. Кевин, заметивший это, попытался остановить не на шутку разъяренного друга, крепко схватив того да руку.

— Не вздумай вмешиваться. В их конфликте ты определённо станешь лишней стороной, что не принесёт ничего, кроме возникновения новых проблем. К тому же, их четверо, а ты один, вразуми, — произнёс он, пытаясь достучаться до разума Марка.

На самом деле, Эверитту не было дела до того, что станет с его другом, просто он счёл нужным хотя бы попытаться остановить того, чтобы не стать виновником чьей-то трагедии. Лишние вопросы, выслеживания необходимой информации, участия в расследованиях, многочисленные обвинения со стороны не только друзей, но и родственников Марка — без этого давления он бы с большим удовольствием обошёлся.

— Но я не могу это оставить просто так… — прошептал Марк всё тем же неуверенным голосом, в котором теперь, однако, слышались отчётливые нотки ярости, смешанные с едва заметным страхом.

— Давай просто уйдём.

— Нет! Разве ты не поможешь мне проучить этих уродов?

— Нет, Марк, однажды их все равно постигнет наказание, и мы не те, кому суждено его определить, а уж тем более — воплотить в жизнь.

— Ты, может, и не тот, а я — тот, — с этими словами, ловко вывернувшись из хватки друга, Марк бросился в сторону дерущихся и, подбежав к ним, начал отчаянно колотить подростков, не обладая при этом необходимыми навыками. Он смотрелся нелепо и забавно, словно ребёнок, пытавшийся биться с отцом.

Кевин отошёл в сторону, наблюдая за жестокой схваткой и даже не думая вмешиваться, чтобы помочь другу. Ему было всё равно. Хотя свой голос он отдавал Марку, так как мнимая победа друга, столь отважно и безрассудно ринувшегося в бой, его привлекала куда больше.

В скором времени Марк, с лёгкостью опрокинутый на землю, уже лежал без сознания, а грубые подошвы теперь уже под звуки безумного хохота беспрестанно колотили его обмякшее тело, оставляя на нём кровавые отметины… Ребёнок, распластавшийся рядом, находился в аналогичном состоянии.

Между тем Кевин, видевший весь процесс битвы, даже не дрогнул. Равнодушие завладело его телом и сознанием, заставив вести себя так, словно картина, разворачивавшаяся его глазам, была не более, чем сценой из кинофильма. На его аккуратных чертах лица, выглядевших весьма привлекательно, но в то же время несколько зловеще, застыла маска нерушимого спокойствия, снять которую могли теперь лишь действия, направленные в его сторону. А по причине того, что Эверитт стоял в тени, скрытый от глаз юных садистов, таковых выпадов не было.

* * *

Драку остановил какой-то мужчина, по случайности забредший в парк в самом разгаре ужесточенных действий в отношении уже полуживых мальчиков. Конечно, его вмешательство дало результат. Бездушные подростки были сданы полиции, а Марк, травмы которого по тяжести немногим преуменьшали травмы Кевина, выпрыгнувшего из окна, увезли в больницу, как и его брата по несчастью.

Об участии в этом инциденте Кевина Эверитта никто так и не узнал. На вопросы друзей, почему Кевин не помог другу, тот лаконично ответил, что они уже разошлись, когда произошло событие, и те, не знавшие подробностей, покорно поверили.

Кевин посещал друга вплоть до самого его выздоровления, и Марк, даже не обидевшийся, не стал выставлять Кевина трусом, так как тот его останавливал, а он, одолеваемый яростью, всё же влез в эту глупость, не имея сил в ней участвовать. Да и к тому же, как Марк сам некогда заявил, он не умел обижаться.

 

=== Глава 14 ===

Два года пролетели незаметно, словно прилив, окативший берега жизней прохладным фонтаном брызг.

Теперь Кевину Эверитту было уже девятнадцать. Он учился в достаточно престижном университете, куда поступил вместе со своими друзьями. И его считали одним из самых успешных студентов, когда-либо проходивших обучение в стенах того учебного заведения.

Несмотря ни на что, в душе Кевин по-прежнему люто ненавидел мир, а людей, что его населяли, ставил порядком ниже себя. Это было заметно в его поступках, и потому ему нередко доводилось слышать в свою сторону упрёки в чересчур завышенной самооценке или слишком громком мнении о своих не таких уже и выдающихся способностях. В особенности часто ему это заявляли представительницы женского пола, интересовавшиеся его внешностью, но не стремившиеся заводить с ним знакомство по причине его чрезмерной гордости.

Но до всех замечаний, получаемых от разнообразных людей, Кевину не было дела. Он знал себе цену, а значит, никто из окружающих не имел чудесной возможности как-то повлиять на его мнение.

Друзья не винили Эверитта, с удовольствием продолжая общение с ним и нормально воспринимая его непомерную гордость.

А Кевина, в свою очередь, не могло не радовать отсутствие у друзей помешательства на любовных отношениях. Они считали, что всему настанет своё время, и не торопились их заводить, хотя Артур и делал Лии пару намеков, на которые та ответила дружелюбным отказом.

Своих увлечений друзья не оставляли, по-прежнему получая удовольствие от времяпровождения наедине с природными красотами или великолепным миром искусства. И в целом их жизнь текла своим чередом.

* * *

Стоял чудесные зимний день. Воздух был наполнен свежими морозными ароматами, дул леденящий ветер, раскачивая безжизненные ветви деревьев, а с неба переливистым фонтаном сыпались замысловатой формы снежинки, неплохо вписываясь в искрящийся снежный ковёр.

Для Кевина Эверитта этот день тоже выдался бы просто чудесным, если бы не одно событие, с ним связанное, не выходившее из головы парня уже с самого раннего утра. Ровно десять лет тому назад он безжалостно убил своего брата, и теперь, когда с этого дня прошло уже немало времени, целый день думал о нём, о его призрачном образе, однажды приснившемся Кевину, о его заливистом смехе, о любви к подвижным играм и о чрезмерной заботе, которую ему постоянно дарили родители.

Кевину не было жалко это мелкое глупое создание, однако его все ещё мучил тот факт, что он сделал это своими руками. И хотя в мистику он не верил, брат, уже давно почивавший среди могильных плит и узловатых кустов шиповника, не выходил у него из головы, словно преследуя своего несчастного убийцу.

Своими мыслями Кевин ни с кем не делился, и потому ему приходилось всё переживать внутри себя, постепенно отдаваясь тому безумию, холодной волной накатившему на его разум.

Несмотря ни на что, вечер Эверитт решил провести с друзьями. Они собрались в доме Лии, чтобы в очередной раз насладиться тем, как её хрупкие пальцы грациозно летали по клавишам фортепиано, погружая слушателей в небольшой уютный мирок.

Однако девушка играла не слишком долго, решив, что лучшим вариантом времяпровождения будет простое душевное общение, ведь оно могло сблизить, в то время как музыка лишь подарила бы компании эстетическое наслаждение.

Лия вообще была любительницей уютных вечеров в окружении тёплой компании, состоящей из хорошо знакомых ей людей. Особенно часто она проводили время с Артуром, так как с ним она дружила с детства, а значит, считала его самым близким для себя из всей компании.

Но Кевина и Марка Лия тоже любила и с удовольствием обсуждала с ними самые различные темы. Хотя их беседы редко касались личной жизни, по причине того, что Кевин до сих тщательно скрывал все её подробности, в особенности, связанные с младшим братом и беспечными родителями.

Но даже общие темы могли неплохо сблизить, когда их затрагивали в близкой компании. Лия знала это, а потому с огромным трепетом рассказывала друзьям о своих достижениях в музыке, о своих новых увлечениях, о книгах, прочитанных ею недавно, и прочих вещах, интересовавших всю компанию.

В этот вечер друзья решили вспомнить ранние детские годы и почитать друг другу вслух. Это занятие было не только забавным различением, но и позволило бы отвлечь всю компанию от проблем, мешавших им погрузился в ту уютную атмосферу, что они создали для самих себя.

Читать вызвался Артур, выразительный голос которого больше всего походил для подобных выступлений, ведь ему уже не раз приходилось рассказывать публике свои стихи, и почти всегда он получал немало положительных откликов не только на свои работы, но и на ораторские способности. И друзья, конечно, поддержали его желание.

Но книга, которую выбрал парень, оказалась настолько нудной, что друзья, уставшие после нелёгкого дня, невольно начали погружаться в мир снов. Сон приятной дымкой окутал всю компанию, начав уводить их далеко от реальности. И только Артур, не замечавший, какой эффект оказывала книга на слушателей, как ни в чем не бывало продолжал чтение. Но даже его ораторские способности не смогли спасти ситуацию, и в скором времени Марк и Кевин уже безмятежно дремали, а Лия, с трудом справлявшаяся с сонливостью, неотрывно смотрела в окно, наблюдая за тем, как серебристый лунный свет скользил по пушистым сугробам.

* * *

Кевину Эверитту, которого целый день не покидали мысли о том жутком убийстве, приснился его брат. Он находился все в том же саду, где он нередко гулял в сопровождении взрослых. Его окружали те же корявые ветви, те же листья, усыпавшие отсырелую землю, и тот же мрачный пейзаж, навевавший уныние.

Страх холодной волной подступил к горлу Кевина. Сжавшись, он неотрывно смотрел на брата, дружелюбно улыбавшегося. Теперь ребёнок ничего не говорил, но по взгляду, которым он одаривал брата, уже становилась понятна цель его визита.

Дёрнувшись, Кевин открыл глаза. Страх опутывал его, и он не знал, куда деться. Пытаясь справиться с леденящей тревогой, возникшей по неизвестной причине, юноша крепко схватил руку Лии, сидевшей около него, отчего та чуть не подпрыгнула.

— Что стряслось, Кевин? — испуганно спросила она, глядя в глаза друга, полные нескрываемого ужаса. Под тусклым светом, исходившим от небольшой настенной лампы, он выглядел ещё более пугающе.

— Мне нужно поговорить с тобой наедине, — неожиданно произнёс Кевин, нашедший этот выход самым действенным.

Другого способа справиться с паническим страхом, затмевавшим его разум, юноша не видел. А Лия была тем человеком, которому он мог полностью довериться, так как именно благодаря ей он перестал думать о самоубийстве и немного изменил свой взгляд на окружающий мир.

Искренне изумленная, Лия встала со своего место и вместе с Кевином отправилась к своей комнате.

Оказавшись в спальне, Кевин, сам не понимая, зачем, бросился к окну и стал пристально вглядываться в туманные дали, окутанные ночью. Лия, закрыв дверь, поспешно прошла в комнату и осторожно приблизилась к другу, одолеваемому тревогой.

Некоторое время Кевин и Лия молчали. Юноша продолжал свои тщетные попытки борьбы со страхом, перекрывавшим в тот момент прочие его чувства, вводившим его в дикое безрассудное состояние. Девушка же с любопытством и беспокойством смотрела на друга, пытаясь понять, что послужило причиной его столь странного поведения.

Смутный ужас охватил Кевина с новой силой, и, уже не в силах сдержаться, он срывающимся голосом произнёс:

— Я не могу понять, что со мной происходит, но тот момент вновь отчётливо возникает в моей памяти, заставляя меня перенестись на десять лет назад. Я помню, всё прекрасно помню. Он умер в страшных мучениях, и мне его не жалко, но та картина, что пригрезилась мне несколько минут тому назад, не может не наводить на меня непонятный страх. Я не знаю, с чем он связан, хотя примерно и догадываюсь, но он буквально невыносим…

— Не переживай, Кевин, все будет хорошо. Ты думаешь, душа брата хочет увести тебя в мир иной?

— Нет, я не боюсь мёртвых, а причина страха, не дающего мне покоя, неизвестна. И я не знаю, как от него избавиться.

Лия осторожно коснулась руки друга, словно передавая ему своё тепло. На душе у Кевина было неспокойно. Мерзкий страх сжимал его изнутри, разносился по телу неприятными холодными волнами, медленно подступал к горлу, заставляя мучиться. Он с трудом дышал и всё смотрел в одну точку, находившуюся за окном, словно пытаясь там что-то углядеть.

— Не переживай… — повторила Лия. — Твой брат умер случайно, и не стоит себя винить, что ты за ним не уследил. Время прошло, и оглядываться назад бессмысленно.

— Он умер не случайно… Я убил его, — внезапно произнёс Кевин, подчинившись безрассудному страху. Его уже не волновало, как на это отреагирует Лия. Он просто не мог оставаться наедине с этими будоражащими сознание мыслями, заставляющими его возвращаться к неприятным моментам прошлого. Теперь он внимал лишь голос страха, звучавший в потаенных глубинах его сознания, и, словно впав в забвение, готов был делиться своими мыслями и переживаниями с другими, считая, что, может, хоть это поможет ему лучше понять самого себя.

Лия, глаза которой расширились от внезапного ужаса, чуть отпрянула от своего друга, не спуская с него взгляда. Информация, только что ею узнанная, определённо шокировала девушку, однако, даже зная её, она не собиралась бросать Кевина.

— Была ли на то причина? — тихо спросила она, стараясь сохранять спокойствие, хотя по её виду не составляло труда понять, как жутко она волновалась.

— Да, полагаю, что была, — холодно ответил Кевин, равнодушие над которым вновь начало брать верх. Он не жалел о том, что поделился с Лией этой тайной, но больше ничего освящать не собирался, несмотря на то что эмоции все ещё переполняли его.

На лице девушки появилась какая-то скорбь. Тяжело вздохнув, она заключила Кевина в объятия, чему тот, обычно негативно относившийся к чрезмерной близости, даже не стал противиться.

Холодный лунный свет, проникая сквозь кружевные шторы, проскальзывал в темную спальню, ползая по тёмным силуэтам Лии и Кевина. Своими лучами лунный свет вырисовывал странную картину, появлявшуюся на мебели.

Лия немного отошла от Кевина, продолжая, однако, смотреть на него в упор. Несмотря на то, что она была против насилия, она не осуждала друга за убийство, так как догадывалась, что он чувствовал, вспоминая о том ужасном дне.

— Это случилось ровно десять лет тому назад, — отрешённо произнёс Кевин, — однако сейчас меня преследует весьма неприятная мысль. Я не убийца, но у меня есть ощущение, будто однажды мне придётся убить ещё и, возможно, не раз…

— Все будет хорошо, правда, — немного растерянно прошептала девушка, глядя на друга, печально понурившего голову, — совсем скоро тебя покинут эти мысли. Ты никого не убьёшь, просто попробуй успокоиться.

Однако мучительная битва страха, равнодушия и до сих пор не уснувшей ненависти продолжалась внутри Кевина, и теперь на него не действовали даже слова, с помощью которых тщетно пыталась до него достучаться изумленная Лия.

— Понятие «хорошо» многозначно. Если для одного это «хорошо» и вправду сулит что-то благое, то другому оно не приносит ничего, кроме боли, что, возможно, будет сопровождать его на протяжении всех его недолгих лет, — откликнулся Эверитт. — И да, этой информацией я поделился только с тобой. Артуру и Марку её знать не следует.

— Да, но я имела в виду тебя под первым участником этого понятия. Артур и Марк об этом не узнают, поверь. И попробуй исследовать глубины своего сознания. Возможно, в них обитает тайное желание убивать, — последние слова Лия произнесла особенно серьёзно.

Неожиданно дверь тихонько скрипнула, и в бледном лунном сиянии возник стройный силуэт любопытного Артура, протиснувшийся в дверь. Разговор он не подслушивал, однако его не могло не заинтересовать, почему Лия и Кевин, отвлекшиеся для короткой беседы, так долго не появлялись в гостиной. У парня возникли не слишком хорошие мысли, правильность которых он, прекрасно помнивший отказ Лии, и хотел проверить.

— Вы в порядке? — поинтересовался Артур, дойдя до середины помещения и с любопытством оглядев друзей, печальные и немного испуганные лица которых, по-видимому, немного его взволновали. В том, что его предположения оказались ошибочными, он уже удостоверился, так как по выражениям лиц друзей сразу становилось понятно, что речь о романтике и телесных контактах даже не заводилась.

— Да, Артур, можешь не беспокоиться. Вопрос, который мы обсуждали, не относится ни твоей, ни к нашим личным жизням, — с натянутой улыбкой заверила его Лия.

 

=== Глава 15 ===

Время шло, а Кевин, Артур, Марк и Лия так и продолжали свою дружбу, с каждым днём становясь всё ближе другие другу и всё сильнее проникаясь заветным взаимопониманием. Девушка никому не рассказывала тайну, которую ей поведал Эверитт, и тот убеждался, что ей можно доверять.

С учебой ни у кого из друзей проблем не было, несмотря на то что все они уделяли немало времени совместным прогулкам и созерцанием этого суетливого мира, полного проникновенных красот, но населенного не самыми приятными для Кевина существами.

И однажды вся компания отправилась в поход по великолепной горной местности, что сразу вдохновила всех их своим неописуемым великолепием. Острые вершины, словно ножи, прорезающие туманную небесную кисею, морозная дымка, змейкой стелющаяся по крутым горным отвесам, и живописные долины, покрытые искрящейся пеленой сугробов, — все это вдохновило молодых путешественников, в особенности Кевина и Артура, которые буквально не могли оторвать глаз от чудесных видов, а потом, воодушевлённые, начали строчить стихи.

По возвращении домой Кевин неожиданно задумался о своей дальнейшей судьбе, которую не собирался как-то связывать с людьми, однако, если бы нашёл престижную профессию, ему непременно пришлось бы работать с ненавистными представителями рода человеческого.

Двадцатилетнему Эверитту, уставшему от людей, хотелось найти спокойствие и гармонию с собственной душой. И у него родилась неожиданная идея, которая ему сразу же пришлась по нраву. Кевин решил, временно оставив получение образования, отправиться в деревню, что находилась в тех живописных горах. Ему было всё равно, поддержат его друзья или нет, но осуществить свой замысел он собирался во что бы то ни стало, так как ему надоели скопления людей, с которым ему приходилось встречаться ежедневно. Там, далеко в горах, такого нет. Там было немного людей, и все они вели весьма спокойный образ жизни, не мешая другим искать вожделенную гармонию.

Удивительно, но вся компания, также не стремившаяся к престижным профессиям и бурной жизни, практически сразу согласилась с Кевином, решив отправиться в горы вместе с ним.

Друзья достаточно быстро приобрели домики, которых там продавалось немало, по причине крайне небольшой заселенности деревни, и поехали навстречу воплощения собственных мечтаний.

Компания достаточно быстро привыкла к тихой деревенской жизни и начала наслаждаться каждым днём, который они встречали среди этих маленьких домиков, увенчанных треугольными крышами, и многочисленных троп, исследованием которых они занимались в свободное время.

Что касается работы, её им найти не составило труда. Кевин, к примеру, устроился ночным сторожем в единственный книжный магазин, расположенный в этой мало обжитой местности. Магазин этот построили совсем недавно, и Эверитт достаточно быстро нашёл своё профессиональное назначение.

Несмотря на маленькую заработную плату, эта работа пришлась Кевину по душе, так как ночью в магазин не приходили люди, и он мог спокойно сидеть среди стеллажей, уставленных книгами, и размышлять в непоколебимой тишине.

Марк, Лия и Артур, выбравшие для себя подобного рода деятельность, также не жаловались, по причине того, что их такая жизнь устраивала, и им, как и Эверитту, надоел вечно шумный город, наполненный нескончаемой суетой, мешавшей сосредоточиться и собраться со своими глубокими мыслями.

* * *

Но в один день Лия узнала прискорбную новость — в результате сердечного приступа, наступившего совершено внезапно, у неё погиб отец.

Девушка была жутко подавлена этим известием и, несмотря на её обычное разумное отношение к жизни и сложностям, поняла, что не сможет справиться самостоятельно. Несколько дней по её виду даже можно было смело сказать, что она не хотела жить, хотя и не совершала никаких попыток самоубийства.

* * *

Этим холодным осенним вечером Лия, нуждавшаяся в моральной поддержке, пришла в дом к Кевину, чтобы немного с ним поговорить. Девушка помнила, как он обратился к ней почти год тому назад, когда не на шутку испугался, встретившись во сне со своим покойным братом, погибшим от его же рук.

Кевин Эверитт открыл дверь, впустив дорогую гостью в свою обитель. Её блестящие глаза померкли, а миловидные черты лица, по-прежнему походившее на изящный лик ангела, исказились в гримасе непоколебимой печали и всепоглощающего горя. И несмотря на то, что девушка уже выглядела немного лучше, чем в день, когда она узнала страшную новость, в таком виде ей не стоило выходить в мир.

— Кевин, — печальным полушепотом произнесла она, закрывая скрипящую дверь под протяжный аккомпанемент метели, — мне очень нужно поговорить с тобой. Помоги мне, пожалуйста, если тебе это не составит труда.

— И в чем же тебе так отчаянно нужна моя помощь? — несколько равнодушно поинтересовался Кевин, никоим образом не сочувствовавший своей подруге.

Ему не было никакого дела до того, что случилось в семье Лии. Она была жива, не стремилась к самоубийству и не планировала покидать просторы деревни — и это было самое важное. А печаль — лишь эмоция, кратковременная и быстротечная, словно волна, накатывающая на золотистое морское побережье.

— Просто скажи, что всё это пройдёт. Я сама понимаю, конечно, но лишь разумом. Душа же моя твердит иначе, — опустив голову, ответила Лия, казалось, готовая упасть перед Кевином на колени, разразившись рыданиями.

— Наивность — ни есть черта, мне присущая. Наш мир слишком изменчив, а значит, не следует полагать, что беда, неожиданно проникшая в твою личную обитель, уйдёт, не оставив после себя никаких следов. Более того, она может остаться в чертогах твоих владений навсегда, — хладнокровно возразил Кевин, даже не дрогнув.

— Зачем ты так говоришь?.. — прошептала Лия, словно маленькая девочка, которой сказали, что чудес не существует.

Конечно, девушка понимала, что Кевин прав, но, находясь в подавленном состоянии, она хотела хоть немного верить, что однажды всё вернётся на свои места. Она отчаянно нуждалась в лучике надежды, который друг мог, но не собирался ей дарить.

— Разве причина, по которой из моих уст изливается подобная речь, непонятна? Я же сказал, что наивность — ни есть черта, какую можно отнести к моему нутру. Я не отрицаю, что всё может стать лучше, но в то же время не рекомендую на это надеяться, ибо все на свете всегда имеет плачевный конец.

— Я, наверное, слишком глупа, прости… Сейчас я очень глупа и веду себя нелепо, не обращай внимания. Ещё раз прости, что нарушила твой покой, — глухо проговорила девушка, одарив друга виноватым взглядом.

Сейчас Лия совершенно не походила на себя, достаточно гордую, порой прибегающую к иронии и способную повлиять на любого человека даже словами. Она была такой беззащитной, словно овечка, щиплющая траву среди блаженных изумрудных лугов. И это несколько раздражало Кевина Эверитта, не желавшего видеть такую Лию.

Без труда поняв нежелание Кевина беседовать, Лия мелкими шажками приблизилась к двери и, кинув другу невнятное прощание, в скором времени растворилась в бархатистом ночном мраке, украшенном витиеватыми снежными мириадами.

Кевину Эверитту же было абсолютно все равно. Без всяких эмоций проводив подругу, он направился в свою комнату, где, достав ручку и бумагу, начал с воодушевлением строчить стихи, посвящённые живописным горным просторам.

Душу юноши вновь сковала корка льда, растопить которую, кажется, не был способен никто, кроме него самого. Но он этого делать не собирался. Кевина всё устраивало, а значит, никакие изменения в собственной внутренней организации не входили в его грандиозные планы.

По комнате, озарённый лишь маленькой свечкой — такое освещение больше вдохновляло хозяина, — бегали шустрые блики, играя на немногочисленной мебели, а молодой поэт, одолеваемый неописуемой гордостью за собственную персону, с огромным увлечением испещрял девственно чистую бумагу пафосными стихами, описывавшими его терзания или восхвалявшими окружающие красоты. А где-то в жутких страданиях изнывала одинокая девушка, потерявшая самого близкого для себя человека и так и не подучившая желаемой поддержки от друга, чьи слова считала для себя самыми важными, в связи с его тонкой душой…

 

=== Глава 16 ===

Зубы змеи

Три года тянулись как-то слишком долго, и друзьям, не стремившимся покидать чудесные горные просторы, казалось, что время словно затормозило свой ход. Это было всего лишь иллюзией, но у некоторых, например, у Артура, подобные мысли вызывали уныние.

Однако компании, состоявшей из творческих личностей, их образ жизни определённо нравился, и потому никто из друзей даже не думал о том, чтобы вернуться в город, снова став прежними людьми, жаждавшими открыть для себя новые грани бурного существования.

Друзья часто устраивали совместные встречи, на которых делились своим творчеством и различными идеями. Обычно такие мероприятия выдавались очень душевными, так как все, за исключением Кевина, относились к ним с трепетом, а также желали обменяться друг с другом приятным теплом.

Эверитт периодически создавал очередные плоды своего стихотворного творчества, которыми, как и в предыдущие годы, делился не слишком часто. Сочинять проникновенные рифмованные строки он безмерно любил, однако считал, что, продемонстрировав их другим, предаст какую-то частичку самого себя, ради которой это все и делалось.

В душе юноши все было по-прежнему спокойно. Его отношение к миру не менялось, но и бурных эмоциональных всплесков он не испытывал. Им овладевало холодное равнодушие, не позволявшее ему дарить тепло друзьям, уже свыкшимся с его холодной натурной.

* * *

Осенняя пора подходила к концу, и в горах, климат в которых не отличался мягкостью, с каждым днём все сильнее холодало. На острых горных пиках посверкивали густые снежные шапки, а тучи, клубившиеся на чёрное небосводе, становились всё более зловещими, словно предвещая вместе с приходом зимы многочисленные беды.

Но Лия, Кевин, Артур и Марк, влюбившиеся в эти живописные места, не планировали что-то менять. Воодушевляясь великолепными видели, они устраивали творческие встречи, на которых делились своими впечатлениями, обсуждали философские вопросы и многие проблемы, какие волновали только их скромную компанию.

Этот ноябрьский денёк не стал исключением. Как это происходило чаще всего, компания собралась в доме Лии, безмерно любившей гостей. Несмотря на то, что деревенский дом девушки не отличался роскошью, она с огромным удовольствием принимала в нем своих друзей и обычно тщательно готовилась к их приходу. Так это и случилось в этот раз.

Посреди гостиной, уставленной книжным шкафом, несколькими мягкими креслами, обшитыми атласом, резной тумбочкой, и растениями, робко высовывавшими свои головки из глиняных горшков, Лия расположила небольшой стол, вокруг которого выставила несколько стульев. Стол она украсила вазой с роскошными красными цветами, которые ей не так давно подарил Артур, и, конечно, книгами, без наличия которых друзья не представляли себе своих «литературных вечеров». И, помимо этого, девушка повесила на стену картину, которую ей совершенно случайно посчастливилось найти, когда она ради интереса осматривала имущество, некогда принадлежавшее бывшим хозяевам и оставленное ими по причине не слишком великой важности. Такая обстановка придавала комнате своеобразный уют.

Удобно рассевшись, компания начала мирную беседу. Лия, выглядевшая осчастливленной, с ликующим видом описывала свои впечатления о книге, прочтением которой занималась всю текущую неделю. Друзья с удовольствием слушали её, периодически вставляя в обсуждение свои реплики. Молчал только один человек, и им, к всеобщему удивлению, был Артур. Парень, чем-то заметно опечаленный, сидел около окна и, пока все увлечённо беседовали, смотрел на редкие снежинки, медленно падавшие с померкшего неба.

— Артур, с тобой все в порядке? — заволновалась Лия, когда Марк, отвлекшись от разговора, стал пристально наблюдать за скучающим другом.

— Да, — все отлично, — с натянутой улыбкой заверил её Артур, по виду которого, однако, этого уж точно нельзя было сказать. На лице Кевина, что сидел к Артуру ближе всех, появилась равнодушная ухмылка. Лия, все ещё изрядно обеспокоенная, подошла к Тассеру и что-то шёпотом спросила у него, однако тот практически проигнорировал её вопрос, дав односложный и совершенно несодержательный ответ.

— Не скрывай от нас, если с тобой что-то не так. Мы тебя поддержим, ты же знаешь, — произнесла Риченс, осторожно коснувшись руки друга. Но Артур её одернул.

Неестественная бледность, словно маска, исказила лицо юноши, его брови были чуть продёрнуты, губы слегка дрожали, а зеленые глаза странно блестели, словно он замышлял что-то недоброе. Устремив взгляд в одну точку, расположенную где-то за окном, он молча сидел в окружении друзей, даже не думая делиться с ними причиной своего беспокойства.

Внезапно Артур рывком соскочил со своего места и, окинув друзей многозначительным взглядом, проговорил сквозь зубы:

— Пожалуй, я пойду, а то что-то мне нездоровится… Тошнит.

— Да, конечно, — растерянно и обеспокоено ответила Лия, уже приготовившись проводить друга, намеревавшегося покинуть творческий вечер.

Но неожиданно Артур остановился. Его взгляд холодным лезвиями пронзил мягкий полумрак, царивший в комнате, и остановился на одинокой фигуре Кевина Эверитта, хранившего равнодушное спокойствие.

Некоторое время Тассер постоял на месте, буравя друга подозрительным взглядом. Алебастровая бледность начала сходить с его привлекательного лица, обращаясь пунцовым румянцем, и, кажется, с ним происходило что-то нехорошее.

С трудом сглотнув и сделав шумный вдох, Артур неестественно громко произнёс, обращаясь к Кевину:

— И всё же, я останусь. А вот покинуть нашу встречу я рекомендую тебе, так как ты здесь лишний, и ты — причина моей тошноты.

Тассер старался говорить спокойно, но горячее пламя злобы прожигало всё его тело, заставляя голос дрожать, срываясь на не свойственные ему повышенные тона. Лия, всё ещё оживавшая его окончательного решения, не сводила с друга обеспокоенного взгляда, однако ему уже явно было все равно.

— Катись к чертям, безмозглое ничтожество, ты нам здесь не нужен. Ты испортил жизнь не только себе, но и всем нам. Тебе уже двадцать три года, а ты все ещё живёшь в своих мечтах, будто тебе даже тринадцати нет, да ещё и вовлекаешь нас, идиот! — сквозь зубы процедил Артур, испепеляя Кевина взглядом, полным нескрываемой ненависти. — Ты лишил нас личной жизни, лишил карьеры, лишил всего! Теперь мы из-за тебя и твоей тупости вынуждены прозябать в этом захолустье. Ведь иначе нашему малышу будет одиноко! Иначе этот малыш пойдёт и вскроет себе вены, потому что ему грустно, как сопливая девочка-подросток! Так что давай, утирай сопли и сваливай отсюда поскорее, чтобы никто из нас тебя, придурка, больше не видел. Продолжай свою блистательную карьеру в этой чертовой деревне. А мы поедем домой и начнём нормальную жизнь. Ну, по крайней мере, я. Нянь у тебя больше не будет, живи как хочешь, я сыт твоей рожей по горло! Тошнит ужасно.

— Артур, что с тобой? Ты спятил?! — воскликнула Лия, шокированная поведением друга. Девушка несколькими рывками подобралась к парню и, взяв его руки, попыталась успокоить. Уж чего-чего, а такого инцидента посреди мирного творческого вечера, что уже успели войти в обычай в их уютной компании, она не ожидала.

На забавном лице Марка, внимание которого теперь тоже было приковано к главному яблоку раздора, промелькнула тень испуга и ребяческой растерянности, свойственной ему даже в таком возрасте. Он явно жаждал поскорее уйти, чтобы не стать свидетелем разгорающегося конфликта, но в то же время, понимая серьёзность ситуации, не мог себе позволить такой фривольности.

И вот они сошлись в едином танце. В танце безрассудного гнева и неукротимой ненависти, одолевающей каждого из бывших приятелей. Непроницаемый лёд, сковывающий душу Кевина, и всепожирающее пламя, бушующее в нутре Артура.

Боль, отвращение и гнев, безудержно пульсирующий в висках, застилающий видения. Чёрное пламя ярости и нерушимый лёд вездесущей ненависти, разрывающие двух несчастных танцоров на части, в крах уничтожающие нити дружбы, крепко державшейся на протяжении приятных восьми лет.

— Хватит, пожалуйста, — умоляла Лия, сильнее нагнетая ситуацию своим певучим голосом. Кажется, Артур, ослепший от гнева, готов был занести над её беззащитной головой первое, что бы попалось ему под руку, лишь бы избавиться от ноши, которую она создавала ему своей нежелательной навязчивостью.

— Лия, не надо, Артур прав, хоть и ведёт себя не совсем адекватно, — внезапно чуть запинающимся голосом произнёс Марк, встав со своего места. — Всему существует предел, а мы его уже перешагнули, а потому пора возвращаться.

И Лия согласилась. Отпустив Артура, она виновато посмотрела на Кевина и, ничего ему не сказав, вернулась на своё место. Так, тихо, без драк и отчаянных перепалок, и закончилась счастливая дружба, державшаяся на наивных и бессмысленных убеждениях.

Несмотря на то, что холодные нити ярости туго опутывали все его тело, сковывая движения, Кевин хранил спокойствие. Теперь его гнев был несколько другим, не таким, как у того испуганного подростка, мечтающего размазать по стенке негодных одноклассников. Но мысли не изменились, и жажда ухода из этого мира все ещё кротко таилась в глубинах его души.

Так вот оно — истинное лицо людей, наглейшим образом называвших его своим друзьями. Вот он настоящий лик жалкого, подлого раба собственных страстей, пытавшегося путём лжи разжечь тёплые и светлые чувства в окаменевшем сердце Кевина.

— Что ж, вижу, вы сняли свои грязные маски, ничтожные лицемеры. Но раны, нанесённые шипами, что хранились на внутренней их стороне, ещё долго будут гноиться и кровоточить, внемлите моим словам. Прощайте, несчастные создания, погрязшие в пучине собственной глупости.

С этими словами Кевин поспешил удалиться, чтобы больше никогда не видеть мерзкие лица этих людей, продолжавших за ним пристально наблюдать своими маленькими, как у свиней, глазками. Нечестными, несправедливыми и поистине ничтожными, полными тупости и приторной лжи.

Скрипнула дверь, затем послышался хлопок — и холодное дуновение промозглого ветра, коснувшегося лица Кевина своими колкими щупальцами. Но ему уже было всё равно.

Для того чтобы вернуть прежнее мировоззрение, Эверитту понадобился всего лишь один миг. Мятежный дух воспрянул ото сна, в котором он находился на протяжении восьми лет, ненависть, боль и отчаянная жажда покинуть мир вновь проявилась во всей своей красе, и теперь юношу ждала лишь одна дорога, состоявшая всего лишь из единственного судьбоносного испытания.

А ведь Кевин доверял этим жалким предателям, пользовавшихся им ради достижения эфемерного удовольствия. Он считал, что с ними можно быть искренним, можно даже выдавать им свои тайны, такие, как убийство брата или стихотворения, исполненные тихим безумием. Они же полагали обратное. Он был всего лишь игрушкой в их мерзких руках, всего лишь вещью, которой они забавлялись в порыве горячих «душевностей». Всего лишь «малышом», которого они «нянчили», чтобы тот ненароком не «вскрыл вены», не справившись с досадной обидой.

Теперь Кевин Эверитт ощущал очередной порыв ненависти ко всему миру, смотревшему на него своими глазами, полными приторных и накрученных слез, полными лжи и губительных страстей, полными лицемерия и глупости.

Огонь уже не пылал в его черствой душе, но оковы льда, плотно стискивавшие каждый её уголок, становились всё крепче и всё больнее давили на его сознание, искажая видения. На его лице было абсолютное спокойствие, но не та безмятежность, в океане которой он млел в раннем детстве, а нечто нездоровое, поистине безумное и не способное измениться с годами.

Оказавшись дома, Кевин судорожно схватил бумагу и ручку и, настрочив длинное и высокопарное стихотворение, оглядел окружающее пространство затуманенным взором. Вокруг всё было по-прежнему спокойно, жизнь текла своим чередом, словно ничего не случилось, словно совсем скоро в эти темноватые стены должны были вновь ступить Артур, Марк и Лия. Изменилось лишь одно — мировоззрение Кевина. И теперь его, принявшего окончательное решение, уже было не остановить. Да и не нашлось бы людей, способных это сделать, ведь море одиночества, в которое Кевин вновь окунулся с головой, теперь буквально захлестывало молодого Эверитта и в то же время приносило ему безрассудное наслаждение.

Спустя два дня терзаний, оставив позади скромную хижину, Кевин отправился на самую вершину массивного горного изваяния, которая, словно пика, пронзала собою густо чернеющий небосвод.

Скользкий туман полз по крутым склонам, извивался, словно змея, метался по жилистым горным телам, не зная, в какую сторону ему податься. Но Кевин знал. Теперь он прекрасно знал, что делать. Он определил свою дальнейшую судьбу, и отныне его, полного уверенности, на пугало ничто.

В глазах Эверитта не было слез, как у того маленького беззащитного девятилетнего ребёнка, по случайности не справившегося с гневом, его тело не опутывали нити холодного страха. Юноша чувствовал себя свободно и абсолютно уверенно и прекрасно осознавал, на что собирался пойти, и такая перспектива отнюдь не ужасала его — наоборот, она проносила ему ликующую и непонятную радость. И, конечно, гордость тем, что он наконец оставит этих жалких лицемеров, судьба которых отнюдь не обещала им приятных сюрпризов. Кевин уйдёт гордо, в то время как Лии, Марку и в особенности Артуру придётся ещё долго помучиться, насквозь прогнивая от собственной никчёмности.

Вот Эверитт уже подобрался совсем близко к горному уступу, вот он уже последний раз шумно вздохнул холодный, пахнущий приближающейся зимой воздух.

— Прощайте, жалкие ничтожества, вы ещё не раз пожалеете о собственной беспредельной глупости. Вас ждёт поистине мучительное прозябание, — прошептал он, обращаясь ко всему миру. Но ему не внемлил никто, кроме змеи-тумана, подбиравшемуся всё ближе, жаждавшему вонзить в его горячую плоть свои острые, как лезвия зубы, вдоволь напившись его бурлящей крови.

И, сделав резкое движение, Кевин сорвался вниз, в глубокую пропасть, овеянную густой дымкой. Змея, настигнув жертву, стиснула его горло в неразъёмный хватке.

 

=== Глава 17 ===

Трепет Звёзд

Кевин Эверитт открыл глаза и заинтересованно огляделся, тщетно пытаясь понять, что с ним произошло. Вокруг всё было таким странным. Таким бредово непонятным, словно феерический сон, случайно привидевшийся посреди ночи.

Юноша стоял в какой-то комнате, окутанной мраком. Хотя, возможно, никакой темноты и не было, так как перед глазами парня все жутко плыло, а в его голове отчётливо ощущалась пульсация, словно мозг разрывался на части, а рассудок медленно покидал его тело, отдаваясь вечной пустоте. Той самой пустоте, в которой он невольно очутился.

Воздух был спёртым, и, если бы Кевин всё ещё оставался прежним, он бы определённо начал задыхаться, однако теперь он дышал свободно, и, кажется, вообще мог обойтись без кислорода.

Когда зрение вернулось к Эверитту, он понял, что в комнате всё же имелся небольшой источник света. Им являлся маленький тусклый огонёк, робко трепетавший посреди ничем не заполненного пространства. Странно. Снова странно.

На каменных стенах в безрассудном танце приплясывали бледные блики, и от этого света немного рябило в глазах, возникало желание поскорей зажмуриться, которому Кевин всё же не поддавался. Нужно было исследовать место — и это он знал точно.

Неуверенно приблизившись к одной из стен, странник заметил, что по ней тонкими змейками ползли трещины, издавая при этом чуть слышный неприятный звук.

Но двигаться дальше Кевин не решался, так как уж слишком подозрительно выглядело это местечко, словно его туда заманили специально, ко всему прочему, отобрав память и возможность адекватно мыслить.

Некоторое время юноша просто стоял, пытаясь сосредоточиться и бросая бессмысленный взгляд на трещины. Его удивило, что все они почти сразу исчезали, попадая под действие загадочной силы. Наверное, это было противоестественно — хотя точно он не знал. Он вообще ничего не не понимал, не знал и не помнил — словно в один миг его голова опустела, а разум почил под густой всепоглощающей пеленой. Кевин не испытывал ни чувств, ни эмоций. Просто ничто, пустота, опутывающая его своими невесомыми щупальцами.

Но интуиция — единственный оставшийся проводник — куда-то упорно звала юношу, и потому, немного помедлив, он всё же двинулся в путь.

С каждым шагом Кевин все больше удостоверялся, что все вокруг было до жути одинаковым. Ничего не менялось. Те же унылые стены, те же трещины, прогрызающие стены невидимыми зубами и сразу же бесследно исчезающие, — все как специально нарисовано неизвестным художником по единому шаблону.

Неожиданно покрывало мрака пронзила яркая вспышка света, и одна из дверей, окружавших гостя, резко отворилась. Вняв очередное веление интуиции, Кевин поспешно двинулся в сторону образовавшегося прохода. Это был единственный выход. Единственный и, наверное, надёжный среди этих световых всплесков да гадких и однообразных стен, навевавших смутное отчаяние.

Ступив на порог комнаты, странник сразу же зажмурился от излишне резкого света, ударившего по его глазам и чуть не ослепившего его.

Придя в себя и решившись открыть глаза, гость обнаружил, что со всех сторон его окружали странные и поистине невероятные объекты. Ими были звезды. Но не те, что кружились в небесных танцах, а нечто другое, но такое же странное, такое же необыкновенное и поражающее любого своей невиданной красотой.

Количества Звёзд доходило до нескольких миллионов. Все они — такие маленькие, такие хрупкие и невесомые — парили в пространстве, разливая ослепительное сияние по ничем не заполненной комнате.

Приятное чувство, вызванное неизвестным источником, разлилось по телу гостя. Он подошёл ближе. У него появилось навязчивое желание коснуться одной из этих граней, провести рукой по их лёгким телам, ощутить их тепло. Но что-то говорило, что этого делать пока что не стоило, так как всему своё время, а время творить для него ещё не подошло. Осталось подождать ещё чуть-чуть. Совсем чуть-чуть.

Но неожиданно по комнате разнёсся пронизывающий шёпот, от звука которого Кевин рефлекторного попятился на несколько шагов назад, не понимая, где находится источник звука.

— Кто здесь? — тихо спросил странник, широко раскрыв глаза от удивления.

Теперь он начинал что-то вспоминать, вот только те странные картины, всплывавшие в его мозгу, выглядели настолько нереально, что поверить в то, что все это действительно когда-то происходило с ним, было просто невозможно. Это обман, определённо. Просто картинка, которую обитатели местных стен специально нарисовали для гостя, чтобы заманить его в свою ловушку. Однако не поддаться он просто не мог.

— Это зависит лишь от тебя… Отныне лишь тебе решать, кто достоин быть здесь, а кому пора отправляться в совершенно иное место… — прошептала пустота.

Теперь всё выглядело ещё более странно, отчаяние тонкими нитями опутывало гостя, однако в глубине души он осознавал, что ему всё это нравилось. Он хотел этого и даже если бы имел другой выход, не отступил бы с пути. Эту дорогу он выбрал самостоятельно, а значит, будет идти ею и дальше. Вот только уверенности пока что не хватало. Странник, ранее ни разу не попадавший в подобные авантюры, чувствовал себя растерянно и невероятно жаждал узнать, что с ним происходило на самом деле и как он вообще очутился в этом странном местечке.

А пустота, умеющая разговаривать, — это, наверное, тоже странно, да? Или все же нет…

Несмотря на то, что в голове Кевина крутилось множество разнообразных фраз и вопросов, он смог выдавить из себя только эту короткую реплику:

— Но я здесь раньше никогда не был, а значит, плохо понимаю происходящее вокруг меня.

— Подойди ближе к Звёздам, коснись той, на которую первой падёт твой взор, и прикажи ей погаснуть, — указал неизвестный обитатель.

Кевин, на протяжении нескольких минут пытавшийся побороть в себе это безумное желание, ощутил смутное ликование. Теперь он мог это сделать без препятствий. Теперь его просили осуществить это действие не только согласно его воле.

Очутившись около самого Звёздного полотна, гость приметил, что в каждое мгновение часть светил бесследно исчезала, угасая, словно свечи, а на их месте появлялись новые, особенно яркие и невероятно хрупкие маленькие Звёздочки. Как же это было чудесно. Поистине непередаваемая красота, сотканная из невесомой материи, простиралась перед глазами путника, завораживая его, заманивая, затмевая видения…

Дрожащей рукой гость почти прикоснулся к сияющим граням вновь рождённой Звёздочки, что приглянулась ему самой первой. Осталось только приказать ей погаснуть, так легко, так просто и быстро, но Кевин, не знавший, какими последствиями это чревато, не мог. Он не решался исполнить волю пустоты, и с каждым мигом, который он проводил, стоя на месте и неотрывно глядя на трепещущую Звезду, напряжение возрастало.

Наконец, собравшись с силами, Кевин коснулся хрупких граней, приказав светилу погаснуть. Воля его была мгновенно исполнена.

— Теперь ты узрел, что Звёзды подвластны тебе, а значит, весь мир, который ты люто ненавидишь, отныне лишь в твоих руках, как и судьбы беззащитных существ, помутивших твоё сознание.

— Я никогда не хотел быть властелином мира, я лишь жаждал умереть, однако попал сюда.

— Ты ненавидел свой мир и стремился к гибели, дабы избавиться от страданий, но твоя судьба распорядилась иначе. Ты невольно обрёл то, что находится за гранями человеческих, и твоих в том числе, представлений. Теперь ты можешь возвращаться в свою обитель, прочие жители которой, услышав о тебе, будут мысленно обрисовывать себе образ неизвестного преступника, чьё имя звучит весьма странно и вместе с тем чётко описывает его новое призвание. Убийца Звёзд — отныне твоё имя.

Кевин мало что понял из слов пустоты, но единственное, что ясно врезалось в его сознание, — его новое призвание. Такое странное, необычно звучащее, но в то же время такое, какого раньше он никогда бы не принял, если бы только ему не угрожали страшными пытками. Но теперь ему, кажется, начинало нравиться… Осталось только узнать немного подробностей — и можно будет в порыве воодушевления приветствовать новый мир от лица совершено другого, даже не совсем человеческого существа…

* * *

Артур Тассер, все ещё одолеваемый жарким пламенем гнева, сидел в своей комнате, пытаясь отыскать вдохновение, чтобы написать очередное стихотворение, которое по своему содержанию обещало стать гневной тирадой. Посвящать кому-то определенному он её не собирала, да и даже читать никому не планировал, так как всё это было слишком личным.

Несмотря на то, что гнев всё ещё не давал покоя молодому поэту, он начинал сожалеть о словах, сказанных в сторону бывшего приятеля в порыве чувств. Кевин его жутко бесил, но эта речь была излишеством, ведь её слышала и Лия, к которой он все ещё неровно дышал, и Марк, поначалу не на шутку испугавшийся. Его приняли за безумца. А Артур никогда не хотел казаться сумасшедшим, так как сам всегда причислял себя к разряду нормальных, а к людям, имевшим психические отклонения, относился напряжённо.

Кевина он поначалу принял. Невзирая на то, что тот пытался совершить самоубийство, Артур смог нормально воспринимать Эверитта в числе своей компании и только к двадцати трём годам осознал, с какой тварью он имел дело, с каким мерзким несамостоятельным и слащавым придурком он связался.

Теперь Тассер уже был в городе, но эмоции, которые он ощутил ещё во время ссоры, не покинули его до сих пор. Пытаясь справиться с бурей гнева, клокотавшей внутри него, Артур строчил стихи. Но плоды, выходившие из-под его пера, не нравились даже самому автору, и потому, оставив написание стихотворений, он решил посвятить время чему-нибудь другому.

Встав из-за стола, парень хотел было направиться к выходу из своей комнаты, но неожиданно его взгляд упёрся в нечто, отчего из его горла невольно вырвался панический вопль. Окружающее пространство было окутано огнем. Пламя поглощало все предметы в комнате, закручивая их в свой бушующий круговорот, и языки его подбиралось все ближе к опрометчивому хозяину, стремясь забрать в страшную пляску смерти и его беззащитное тело.

Артур отчаянно попытался выбраться; он метался по комнате, ища выходя, хватаясь за последние капли жизни, но пламя настигло его, обвив множеством горящих брызг.

Огонь нещадно поглотил Артура, пожрав его внутренности, забрав капли жизни, обратив парня беспомощной кучкой обуглившихся окровавленных останков.

Его друзей — Лию Риченс и Марка Саммерса — в тот же день также постигла печальная участь. Они не сгорели, однако тоже ушли на просторы иного мира, просто упав и больше никогда не встав и не сделав вдох своими остывшими лёгкими. Врачи сказали, что это внезапная остановка сердца, и люди, услышавшие это, им поначалу поверили. Но слишком много позже возникло сомнений.

Слишком много странных, подозрительных и поистине кошмарных вещей начало происходить в мире. Звезды трепетали. Эксперимент пока что удавался. Эра Убийцы Звёзд вступила в силу, и никто из представителей человечества не мог ей помешать.