Былины

Литагент «Эксмо»

Богатыри Новгородского цикла

 

 

Садко

Во славноем во Нове-граде Как был Садке́-купец богатый гость. А прежде у Садка имущества не было: Одни были гуселки яровчаты; По пирам ходил-играл Садке. Садка день не зовут на почестен пир, Другой не зовут на почестен пир И третий не зовут на почестен пир. По том Садке соскучился. Как пошел Садке к Ильмень-озеру, Садился на бел-горюч камень И начал играть в гуселки яровчаты. Как тут-то в озере вода всколыбалася, Тут-то Садке пере́пался [4] , Пошел прочь от озера во свой во Новгород. Садка день не зовут на почестен пир, Другой не зовут на почестен пир И третий не зовут на почестен пир. По том Садке соскучился. Как пошел Садке к Ильмень-озеру, Садился на бел-горюч камень И начал играть в гуселки яровчаты. Как тут-то в озере вода всколыбалася, Тут-то Садке перепался, Пошел прочь от озера во свой во Новгород. Садка день не зовут на почестен пир, Другой не зовут на почестен пир И третий не зовут на почестен пир. По том Садке соскучился. Как пошел Садке к Ильмень-озеру, Садился на бел-горюч камень И начал играть в гуселки яровчаты. Как тут-то в озере вода всколыбалася, Показался царь морской, Вышел со Ильменя со озера, Сам говорил таковы слова: «Ай же ты, Садке Новгородскиий! Не знаю, чем буде тебя пожаловать За твои за утехи за великия, За твою-то игру нежную. Аль бессчетной золотой казной? А не то ступай во Новгород И ударь о велик заклад, Заложи свою буйну голову, И выряжай с прочих купцов Лавки товара красного, И спорь, что в Ильмень-озере Есть рыба – золоты перья. Как ударишь о велик заклад, И поди – свяжи шелковой невод, И приезжай ловить в Ильмень-озеро: Дам три рыбины – золоты перья. Тогда ты, Садке, счастлив будешь». Пошел Садке от Ильменя от озера. Как приходил Садке во свой во Новгород, Позвали Садке на почестен пир. Как тут Садке Новгородскиий Стал играть в гуселки яровчаты; Как тут стали Садке попаивать, Стали Садку поднашивать, Как тут-то Садке стал похвастывать: «Ай же вы, купцы новгородские! Как знаю чудо чудное в Ильмень-озере: А есть рыба – золоты перья в Ильмень-озере». Как тут-то купцы новгородские Говорят ему таковы слова: «Не знаешь ты чуда чудного, Не может быть в Ильмень-озере рыбы – золоты перья». «Ай же вы, купцы новгородские! О чем же бьете со мной о велик заклад? Ударим-ка о велик заклад: Я заложу свою буйну голову, А вы залагайте лавки товара красного». Три купца повыкинулись, Заложили по три лавки товара красного. Как тут-то связали невод шелковый И поехали ловить в Ильмень-озеро. Закинули тоньку в Ильмень-озеро, Добыли рыбку – золоты перья; Закинули другую тоньку в Ильмень-озеро, Добыли другую рыбку – золоты перья; Третью закинули тоньку в Ильмень-озеро, Добыли третью рыбку – золоты перья. Тут купцы новгородские Отдали по три лавки товара красного. Стал Садке поторговывать, Стал получать барыши великие, Во своих палатах белокаменных Устроил Садке все по-небесному: На небе солнце и в палатах солнце, На небе месяц и в палатах месяц, На небе звезды и в палатах звезды. Потом Садке-купец богатый гость Зазвал к себе на почестен пир Тыих мужиков новгородскиих И тыих настоятелей новгородскиих: Фому Назарьева и Луку Зиновьева. Все на пиру наедалися, Все на пиру напивалися, Похвальбами все похвалялися: Иный хвастает бессчетной золотой казной, Другой хвастает силой-удачей молодецкою, Который хвастает добрым конем, Который хвастает славным отечеством, Славным отечеством, молодым молодечеством. Умный хвастает старым батюшком, Безумный хвастает молодой женой. Говорят настоятели новгородские: «Все мы на пиру наедалися, Все на почестном напивалися, Похвальбами все похвалялися. Что же у нас Садке ничем не похвастает, Что у нас Садке ничем не похваляется?» Говорит Садке-купец богатый гость: «А чем мне, Садку, хвастаться, Чем мне, Садку, похвалятися? У меня ль золота казна не тощится, Цветно платьице не носится, Дружина хоробра не изменяется. А похвастать не похвастать бессчетной золотой казной: На свою бессчетну золоту казну Повыкуплю товары новгородские, Худые товары и добрые!» Не успел он слова вымолвить, Как настоятели новгородские Ударили о велик заклад, О бессчетной золотой казны, О денежках тридцати тысячах: Как повыкупить Садку товары новгородские, Худые товары и добрые, Чтоб в Нове-граде товаров в продаже боле не было. Ставал Садке́ на дру́гой день раны́м-рано́, Будил свою дружину хоробрую, Без счета давал золотой казны И распущал дружину по улицам торговыим, А сам-то прямо шел в гостиный ряд, Как повыкупил товары новгородские, Худые товары и добрые На свою бессчетну золоту казну. На другой день ставал Садке раным-рано, Будил свою дружину хоробрую, Без счета давал золотой казны И распущал дружину по улицам торговыим, А сам-то прямо шел в гостиный ряд: Вдвойне товаров принавезено, Вдвойне товаров принаполнено На тую на славу на великую новгородскую. Опять выкупал товары новгородские, Худые товары и добрые На свою бессчетну золоту казну. На третий день ставал Садке раным-рано, Будил свою дружину хоробрую, Без счета давал золотой казны И распущал дружину по улицам торговыим, А сам-то прямо шел в гостиный ряд: Втройне товаров принавезено, Втройне товаров принаполнено, Подоспели товары московские На ту на великую на славу новгородскую. Как тут Садке пораздумался: «Не выкупить товара со всего бела света: Още повыкуплю товары московские, Подоспеют товары заморские. Не я, видно, купец богат новгородскиий, — Побогаче меня славный Новгород». Отдавал он настоятелям новгородскиим Денежек он тридцать тысячей. На свою бессчетну золоту казну Построил Садке тридцать кораблей, Тридцать кораблей, тридцать черлёныих; На ты на корабли на черлёные Свалил товары новгородские. Поехал Садке по Волхову, Со Волхова во Ладожско, А со Ладожска во Неву-реку, А со Невы-реки во сине море. Как поехал он по синю морю, Воротил он в Золоту Орду, Продавал товары новгородские, Получал барыши великие, Насыпал бочки-сороковки красна золота, чиста серебра. Поезжал назад во Новгород, Поезжал он по синю морю. На синем море сходилась погода сильная, Застоялись черлёны корабли на сине́м море: А волной-то бьет, паруса рвет, Ломает кораблики черлёные; А корабли нейдут с места на синем море. Говорит Садке-купец богатый гость Ко своей дружине ко хоробрыя: «Ай же ты, дружинушка хоробрая! Как мы век по морю ездили, А морскому царю дани не плачивали: Видно, царь морской от нас дани требует, Требует дани во сине море. Ай же, братцы, дружина хоробрая! Взимайте бочку-сороковку чиста серебра, Спущайте бочку во сине море». Дружина его хоробрая Взимала бочку чиста серебра. Спускали бочку во сине море: А волной-то бьет, паруса рвет, Ломает кораблики черлёные; А корабли нейдут с места на синем море. Тут его дружина хоробрая Брала бочку-сороковку красна золота, Спускали бочку во сине море: А волной-то бьет, паруса рвет, Ломает кораблики черлёные; А корабли все нейдут с места на синем море. Говорит Садке-купец богатый гость: «Видно, царь морской требует Живой головы во сине море. Делайте, братцы, жеребья вольжаны, Я сам сделаю на красноем на золоте, Всяк свои имена подписывайте, Спущайте жеребья на сине море: Чей жеребей ко дну пойдет, Таковому идти в сине море». Делали жеребья вольжаны, А сам Садке делал на красноем на золоте, Всяк свое имя подписывал, Спущали жеребья на сине море: Как у всей дружины хоробрыя Жеребья гоголем по воды плывут, А у Садка-купца ключом на дно. Говорит Садке-купец богатый гость: «Ай же, братцы, дружина хоробрая! Этыя жеребья неправильны: Делайте жеребья на красноем на золоте, А я сделаю жеребий вольжаный». Делали жеребья на красноем на золоте, А сам Садке делал жеребей вольжаный, Всяк свое имя подписывал, Спущали жеребья на сине море: Как у всей дружины хоробрыя Жеребья гоголем по воды плывут, А у Садка-купца ключом на дно. Говорит Садке-купец богатый гость: «Ай же, братцы, дружина хоробрая! Видно, царь морской требует Самого Садка богатого в сине море. Несите мою чернилицу вальяжную, Перо лебединое, лист бумаги гербовый». Несли ему чернилицу вальяжную, Перо лебединое, лист бумаги гербовый. Он стал именьице отписывать: Кое именье отписывал Божьим церквам, Иное именье нищей братии, Иное именье молодой жены, Остатнее именье – дружине хоробрыя. Говорил Садке-купец богатый гость: «Ай же, братцы, дружина хоробрая! Давайте мне гуселки яровчаты, Поиграть-то мне в остатнее: Больше мне в гуселки не игрывати. Али взять мне гусли с собой во сине море?» Взимает он гуселки яровчаты, Сам говорит таковы слова: «Свалите дощечку дубовую на воду: Хоть я свалюсь на доску дубовую, Не толь мне страшно принять смерть на синем море». Свалили дощечку дубовую на воду, Потом поезжали корабли по синю морю, Полетели, как черные вороны. Остался Садке на синем море. Со тоя со страсти со великия Заснул на дощечке на ду́бовой. Проснулся Садке во синем море, Во синем море на самом дне. Сквозь воду увидел пекучись красное солнышко, Вечернюю зорю, зорю утреннюю. Увидел Садке: во синем море Стоит палата белокаменная, Заходил Садке в палату белокаменну. Сидит в палате царь морской, Голова у царя, как куча сенная. Говорит царь таковы слова: «Ай же ты, Садке-купец богатый гость! Век ты, Садке, по морю езживал, Мне, царю, дани не плачивал, А нонь весь пришел ко мне во подарочках. Скажут, мастер играть в гуселки яровчаты: Поиграй же мне в гуселки яровчаты». Как начал играть Садке в гуселки яровчаты, Как начал плясать царь морской во синем море, Как расплясался царь морской. Играл Садке сутки, играл и другие, Да играл още Садке и третьии, А все пляшет царь во синем море. Во синем море вода всколыбалася, Со желтым песком вода смутилася, Стало разбивать много кораблей на синем море, Стало много гинуть именьицев, Стало много тонуть людей праведныих: Как стал народ молиться Миколы Можайскому. Как тронуло Садка в плечо во правое: «Ай же ты, Садке Новгородскиий! Полно играть в гуселышки яровчаты!» Обернулся – глядит Садке Новгородскиий: Ажно стоит старик седатыий. Говорил Садке Новгородскиий: «У меня воля не своя во синем море, Приказано играть в гуселки яровчаты». Говорит старик таковы слова: «А ты струночки повырывай, А ты шпенечки повыломай. Скажи: «У меня струночек не случилося, А шпенечков не пригодилося, Не во что больше играть: Приломалися гуселки яровчаты». Скажет тебе царь морской: «Не хочешь ли жениться во синем море На душечке на красныя девушке?» Говори ему таковы слова: «У меня воля не своя во синем море». Опять скажет царь морской: «Ну, Садке, вставай поутру ранешенько, Выбирай себе девицу-красавицу». Как станешь выбирать девицу-красавицу, Так перво триста девиц пропусти, И друго триста девиц пропусти, И третье триста девиц пропусти: Позади идет девица-красавица, Красавица девица Чернавушка, — Бери тую Чернаву за себя замуж. Будешь, Садке, во Нове-граде. А на свою бессчетну золоту казну Построй церковь соборную Миколы Можайскому». Садке струночки во гуселках повыдернул, Шпенечки во яровчатых повыломал. Говорит ему царь морской: «Ай же ты, Садке Новгородскиий! Что же не играешь в гуселки яровчаты?» — «У меня струночки во гуселках выдернулись, А шпенечки во яровчатых повыломались: А струночек запасных не случилося, А шпенечков не пригодилося». Говорит царь таковы слова: «Не хочешь ли жениться во синем море На душечке на красныя девушке?» Говорит ему Садке Новогородскиий: «У меня воля не своя во синем море». Опять говорит царь морской: «Ну, Садке, вставай поутру ранешенько, Выбирай себе девицу-красавицу». Вставал Садке по утру ранешенько, Поглядит: идет триста девушек красныих; Он перво триста девиц про́пустил, И друго триста девиц пропустил, И третье триста девиц пропустил; Позади шла девица-красавица, Красавица девица Чернавушка. Брал тую Чернаву за себя замуж. Как ложится спать Садке во перву ночь. Как проснулся Садке во Нове-граде, О реку Чернаву на крутом кряжу. Как поглядит, ажно бежат Свои черлёные корабли по Волхову. Поминает жена Садка со дружиной во синем море: «Не бывать Садку со синя моря!» А дружина поминает одного Садка: «Остался Садке во синем море!» А Садке стоит на крутом кряжу, Встречает свою дружинушку со Волхова. Тут его ли дружина сдивовалася: «Остался Садке во синем море, Очутился впереди нас во Нове-граде, Встречает дружину со Волхова!» Встретил Садке дружину хоробрую И повел в палаты белокаменны. Тут его жена зрадова́лася, Брала Садка за белы руки, Целовала во уста во сахарныя. Начал Садке выгружать со черлёных со ко́раблей Именьице – бессчетну золоту казну. Как повыгрузил со черлёныих кораблей, Состроил церкву соборнюю Миколы Можайскому. Не стал больше ездить Садке на сине море, Стал поживать Садке во Нове-граде.

 

Бой Василия Буслаева с новгородцами

Жил Буславьюшка – не старился, Живучись, Буславьюшка преставился. Оставалось у Буслава чадо милое, Милое чадо рожоное, Молодой Васильюшка Буславьевич. Стал Васенька на улочку похаживать, Не легкие шуточки пошучивать: За руку возьмет – рука прочь, За ногу возьмет – нога прочь, А которого ударит по горбу — Тот пойдет, сам сутулится. И говорят мужики новгородские: «Ай же ты, Васильюшка Буславьевич! Тебе с этою удачей молодецкою Наквасити река будет Волхова». Идет Василий в широкие улочки, Не весел домой идет, не радошен, И стречает его желанная матушка, Честна вдова Авдотья Васильевна: «Ай же ты, мое чадо милое, Милое чадо рожоное, Молодой Васильюшка Буславьевич! Что идешь не весел, не радошен? Кто же ти на улушке приобидел?» — «А никто меня на улушке не обидел. Я кого возьму за руку – рука прочь, За ногу кого возьму – нога прочь, А которого ударю по горбу — Тот пойдет, сам сутулится. А говорили мужики новгородские, Что мне с эстою удачей молодецкою Наквасити река будет Волхова». И говорит мать таковы слова: «Ай же ты, Васильюшка Буславьевич! Прибирай-ка себе дружину хоробрую, Чтоб никто ти в Новеграде не обидел». И налил Василий чашу зелена вина, Мерой чашу полтора ведра, Становил чашу середи двора И сам ко чаше приговаривал: «Кто эту чашу примет одной рукой И выпьет эту чашу за единый дух, Тот моя будет дружина хоробрая!» И садился на ременчат стул, Писал скорописчатые ярлыки, В ярлыках Васенька прописывал: «Зовет-жалует на почестей пир»; Ярлычки привязывал ко стрелочкам И стрелочки стрелял по Новуграду. И пошли мужики новгородские Из тоя из церквы из соборныя, Стали стрелочки нахаживать, Господа стали стрелочки просматривать: «Зовет-жалует Василий на почестей пир». И собиралися мужики новгородские увалами, Увалами собиралися, перевалами, И пошли к Василью на почестей пир. И будут у Василья на широком на дворе, И сами говорят таковы слова: «Ай же ты, Васильюшка Буславьевич! Мы теперь стали на твоем дворе, Всю мы у тя еству выедим И все напиточки у тя выпьем, Цветно платьице повыносим, Красно золото повытащим». Этыя речи ему не слюбилися. Выскочил Василий на широкий двор, Хватал-то Василий червленый вяз, И зачал Василий по двору похаживати, И зачал он вязом помахивати: Куда махнет – туда улочка, Перемахнет – переулочек; И лежат-то мужики увалами, Увалами лежат, перевалами, Набило мужиков, как погодою. И зашел Василий в терема златоверхие: Мало тот идет, мало новой идет Ко Васильюшке на широкий двор, Идет-то Костя Новоторжанин Ко той ко чаре зелена вина И брал-то чару одной рукой, Выпил эту чару за единый дух. Как выскочит Василий со новых сеней, Хватал-то Василий червленый вяз, Как ударил Костю-то по горбу. Стоит-то Костя – не крянется, На буйной голове кудри не ворохнутся. «Ай же ты, Костя Новоторжанин! Будь моя дружина хоробрая, Поди в мои палаты белокаменны». Мало тот идет, мало новой идет, Идет-то Потанюшка Хроменький Ко Василью на широкий двор, Ко той ко чаре зелена вина, Брал-то чару одной рукой И выпил чару за единый дух. Как выскочит Василий со новых сеней, Хватал-то Василий червленый вяз, Ударит Потанюшку по хромым ногам: Стоит Потанюшка – не крянется, На буйной голове кудри не ворохнутся. «Ай же Потанюшка Хроменький! Будь моя дружина хоробрая, Поди в мои палаты белокаменны». Мало тот идет, мало новой идет, Идет-то Хомушка Горбатенький Ко той ко чаре зелена вина, Брал-то чару одной рукой И выпил чару за единый дух. Того и бить не шел со новых сеней: «Ступай-ка в палаты белокаменны Пить нам напитки сладкие, Ества-то есть сахарные, А бояться нам в Новеграде некого!» И прибрал Василий три дружины в Новеграде. И завелся у князя новгородского почестей пир На многих князей, на бояр, На сильных могучиих богатырей. А молодца Василья не почествовали. Говорит матери таковы слова: «Ай же ты, государыня матушка, Честна вдова Авдотья Васильевна! Я пойду к князьям на почестей пир». Возговорит Авдотья Васильевна: «Ай же ты, мое чадо милое, Милое чадо рожоное! Званому гостю место есть, А незваному гостю места нет». Он, Василий, матери не слушался, А взял свою дружину хоробрую И пошел к князю на почестей пир. У ворот не спрашивал приворотников, У дверей не спрашивал придверников, Прямо шел во гридню столовую. Он левой ногой во гридню столовую, А правой ногой за дубовый стол, За дубовый стол, в большой угол, И тронулся на лавочку к пестно-углу, И попихнул Василий правой рукой, Правой рукой и правой ногой: Все стали гости в пестно-углу; И тронулся на лавочку к верно́-углу, И попихнул левой рукой, левой ногой: Все стали гости на новых сенях. Другие гости перепалися, От страху по домам разбежалися. И зашел Василий за дубовый стол Со своей дружиною хороброю. Опять все на пир собиралися, Все на пиру наедалися, Все на почестном напивалися, И все на пиру порасхвастались. Возговорил Костя Новоторжанин: «А нечем мне-ка, Косте, похвастати; Я остался от батюшки малешенек, Малешенек остался и зеленешенек. Разве тым мне, Косте, похвастати: Ударить с вами о велик заклад О буйной головы на весь на Новгород, Окроме трех мона́стырей — Спаса преображения, Матушки Пресвятой Богородицы, Да ещё монастыря Смоленского». Ударили они о велик заклад, И записи написали, И руки приложили, И головы приклонили: «Идти Василью с утра через Волхов мост; Хоть свалят Василья до мосту, — Вести на казень на смертную, Отрубить ему буйну голову; Хоть свалят Василья у моста, — Вести на казень на смертную, Отрубить ему буйну голову; Хоть свалят Василья посередь моста, — Вести на казень на смертную, Отрубить ему буйну голову. А уж как пройдет третью заставу, Тожно больше делать нечего». И пошел Василий со пира домой, Не весел идет домой, не радошен. И стречает его желанная матушка, Честна вдова Авдотья Васильевна: «Ай же ты, мое чадо милое, Милое чадо рожоное! Что идешь не весел, не радошен?» Говорит Васильюшка Буславьевич: «Я ударил с мужиками о велик заклад: Идти с утра на Волхов мост; Хоть свалят меня до моста, Хоть свалят меня у моста, Хоть свалят меня посередь моста, — Вести меня на казень на смертную, Отрубить мне буйну голову. А уж как пройду третью заставу, Тожно больше делать нечего». Как услышала Авдотья Васильевна, Запирала в клеточку железную, Подперла двери железные Тым ли вязом червленыим. И налила чашу красна золота, Другую чашу чиста серебра, Третью чашу скатна жемчуга, И понесла в даровья князю новгородскому, Чтобы простил сына любимого. Говорит князь новгородский: «Тожно прощу, когда голову срублю!» Пошла домой Авдотья Васильевна, Закручинилась пошла, запечалилась, Рассеяла красно золото, и чисто серебро, И скатен жемчуг по чисту полю, Сама говорила таковы слова: «Не дорого мне ни золото, ни серебро, ни скатен жемчуг. А дорога мне буйная головушка Своего сына любимого, Молода Васильюшка Буслаева». И спит Василий, не пробудится. Как собирались мужики увалами, Увалами собирались, перевалами, С тыми шалыгами подорожными; Кричат они во всю голову: «Ступай-ка, Василий, через Волхов мост, Рушай-ка заветы великие!» И выскочил Хомушка Горбатенький, Убил-то он силы за цело сто, И убил-то он силы за другое сто, Убил-то он силы за третье сто, Убил-то он силы до пяти сот. На смену выскочил Потанюшка Хроменький И выскочил Костя Новоторжанин. И мыла служанка, Васильева портомойница, Платьица на реке на Волхове; И стало у девушки коромыселко поскакивать, Стало коромыселко помахивать, Убило силы-то за цело сто, Убило силы-то за другое сто, Убило силы-то за третье сто, Убило силы-то до пяти сот. И прискочила ко клеточке железные, Сама говорит таковы слова: «Ай же ты, Васильюшка Буславьевич! Ты спишь, Василий, не пробудишься, А твоя-то дружина хоробрая Во крови ходит, по колен бродит». Со сна Василий пробуждается, А сам говорит таковы слова: «Ай же ты, любезная моя служаночка! Отопри-ка дверцы железные». Как отперла ему двери железные, Хватал Василий свой червленый вяз И пришел к мосту ко Волховскому, Сам говорит таковы слова: «Ай же любезная моя дружина хоробрая! Поди-тко теперь опочив держать, А я теперь стану с ребятами поигрывать». И зачал Василий по мосту похаживать, И зачал он вязом помахивать: Куда махнет – туда улица, Перемахнет – переулочек; И лежат-то мужики увалами, Увалами лежат, перевалами, Набило мужиков, как погодою. И встрету идет крестовый брат, Во руках несет шалыгу девяноста пуд, А сам говорит таковы слова: «Ай же ты, мой крестовый брателко, Молодой курень, не попархивай, На своего крестового брата не наскакивай! Помнишь, как учились мы с тобой в грамоты: Я над тобой был в то поры больший брат, И нынь-то я над тобой буду больший брат». Говорит Василий таковы слова: «Ай же ты, мой крестовый брателко! Тебя ля черт несет навстрету мне? А у нас-то ведь дело деется, — Головами, братец, играемся». И ладит крестовый его брателко Шалыгой хватить Василья в буйну голову. Василий хватил шалыгу правой рукой, И бил-то брателка левой рукой, И пинал-то он левой ногой, — Давно у брата и души нет; И сам говорил таковы слова: «Нет на друга на старого, На того ли на брата крестового, — Как брат пришел, по плечу ружье принес». И пошел Василий по мосту с шалыгою. И навстрету Васильюшку Буслаеву Идет крестовый батюшка, старичище-пилигримище: На буйной голове колокол пудов во тысячу, Во правой руке язык во пятьсот пудов. Говорит старичище-пилигримище: «Ай же ты, мое чадолко крестовое, Молодой курень, не попархивай, На своего крестового батюшка не наскакивай!» И возговорит Василий Буславьевич: «Ай же ты, мой крестовый батюшка! Тебя ли черт несет во той поры На своего на любимого крестничка? А у нас-то ведь дело деется, — Головами, батюшка, играемся». И здынул шалыгу девяноста пуд, Как хлыстнул своего батюшка в буйну голову, Так рассыпался колокол на ножевые черенья: Стоит крестный – не крянется, Желтые кудри не ворохнутся. Он скочил батюшку против очей его И хлыстнул-то крестного батюшка В буйну голову промеж ясны очи — И выскочили ясны очи, как пивны чаши. И напустился тут Василий на домы на каменные. И вышла Мать Пресвятая Богородица С того монастыря Смоленского: «Ай же ты, Авдотья Васильевна! Закличь своего чада милого, Милого чада рожоного, Молода Васильюшка Буслаева, Хоть бы оставил народу на семена». Выходила Авдотья Васильевна со новых сеней, Закликала своего чада милого.

 

Смерть Василия Буслаева

Под славным великим Новым-городом, По славному озеру по Ильменю Плавает-поплавает сер селезнь, Как бы ярой гоголь доныривает, — А плавает-поплавает червлен корабль Как бы молода Василья Буслаевича, А и молода Василья со его дружиною хоробраю, Тридцать удалых молодцов: Костя Никитин корму держит, Маленький Потаня на носу стоит, А Василе-ет по кораблю похаживает, Таковы слова поговаривает: «Свет моя дружина хоробрая, Тридцать удалых добрых молодцов! Ставьте корабль поперек Ильменя, Приставайте молодцы ко Нову-городу!» А и тычками к берегу притыкалися, Сходни бросали на крутой бережок. Походил тут Василей Ко своему он двору дворянскому, И за ним идут дружинушка хоробрая, Только караулы оставили. Приходит Василей Буслаевич Ко своему двору дворянскому, Ко своей сударыне матушке, Матерой вдове Амелфе Тимофеевне. Как вьюн, около ее увивается, Просит благословение великое: «А свет ты, моя сударыня матушка, Матера вдова Амелфа Тимофеевна! Дай мне благословение великое — Идти мне, Василью, в Ерусалим-град Со своею дружиною хоробраю, Мне-ка Господу помолитися, Святой святыни приложитися, Во Ердане-реке искупатися». Что взговорит матера Амелфа Тимофеевна: «Гой еси ты, мое чадо милая, Молоды Василей Буслаевич! То коли ты пойдешь на добрыя дела, Тебе дам благословение великое; То коли ты, дитя, на разбой пойдешь, И не дам благословения великова, А и не носи Василья сыра земля!» Камень от огня разгорается, А булат от жару растопляется, — Материна сердце распущается, И дает она много свинцу-пороху, И дает Василью запасы хлебныя, И дает оружье долгомерное. «Побереги ты, Василей, буйну голову свою!» Скоро молодцы собираются И с матерой вдовой прощаются. Походили оне на червлен корабль, Подымали тонки парусы полотняныя, Побежали по озеру Ильменю. Бегут оне уж сутки-другия, А бегут уже неделю-другую, Встречу им гости-карабельщики: «Здравствуй, Василей Буслаевич! Куда, молодец, поизволил погулять?» Отвечает Василей Буслаевич: «Гой еси вы, гости-карабельщики! А мое-та ведь гулянье неохотное: Смолода бита, много граблена, Под старость надо душа спасти. А скажите вы, молодцы, мне прямова путя Ко святому граду Иерусалиму». Отвечают ему гости-карабельщики: «А и гой еси, Василей Буслаевич! Прямым путем в Ерусалим-град Бежать семь недель, А окольной дорогой – полтора года: На славном море Каспицкием, На том острову на Куминскием Стоит застава крепкая, Стоят атаманы казачия, Не много, не мало их – три тысячи; Грабят бусы-галеры, Разбивают червлены корабли». Говорит тут Василей Буслаевич: «А не верую я, Васюнька, ни в сон ни в чох, А и верую в свой червленой вяз. А беги-ка-тя, ребята, вы прямым путем!» И завидел Василей гору высокую, Приставал скоро ко круту берегу, Походил-су Василей сын Буслаевич На ту ли гору Сорочинскую, А за ним летят дружина хоробрая. Будет Василей в полугоре, Тут лежит пуста голова, Пуста голова – человечья кость. Пнул Василей тое голову с дороги прочь, Просвещится пуста голова человеческая: «Гой еси ты, Василей Буславьевич! Ты к чему меня, голову побрасоваешь? Я, молодец, не хуже тебя был, Умею, я, молодец, валятися А на той горе Сорочинския. Где лежит пуста голова, Пуста голова молодецкая, И лежать будет голове Васильевой!» Плюнул Василей, прочь пошел. «Али, голова, в тебе враг говорит Или нечистой дух!» Пошел на гору высокую, На самой сопки тут камень стоит, В вышину три сажени печатныя, А и через ево только топор подать, В долину три аршина с четвертью. И в том-та подпись подписана: «А кто-де станет у каменя тешиться, А и тешиться-забавлятися, Вдоль скакать по каменю, — Сломить будет буйну голову». Василей тому не верует, Приходил со дружиною хороброю, А и тешиться-забавлятися, Поперек тово каменю поскакивати, А вдоль-та ево не смеют скакать. Пошли со горы Сорочинския, Сходят оне на червлен карабль, Подымали тонки парусы полотняные, Побежали по морю Каспицкому, На ту на заставу карабельную, Где-та стоят казаки-разбойники, А стары атаманы казачия. На пристани их стоят сто человек А и молоды Василей на пристань стань, Сходни бросали на крут бережок, И скочил-та Буслай на крут бережок, Червленым вязом попирается. Тут караульщики, удалы добры молодцы, Все на карауле испужалися, Много его не дожидаются, Побежали с пристани карабельныя К тем атаманам казачиям. Атаманы сидят не дивуются, Сами говорят таково слово: «Стоим мы на острову тридцать лет, Не видали страху великова, Это-де идет Василей Буславьевич: Знать-де полетка соколиная, Видеть-де поступка молодецкая!» Пошагал-та Василей со дружиною, Где стоят атаманы казачия. Пришли оне, стали во единой круг, Тут Василей им поклоняется, Сам говорит таково слово: «Вздравствуйте, атаманы казачия! А скажите вы мне прямова пути Ко святому граду Иерусалиму». Говорят атаманы казачия: «Гой еси, Василей Буслаевич! Милости тебе просим за единой стол хлеба кушати! Втапоры Василей не ослушался, Садился с ними за единой стол. Наливали ему чару зелена вина в полтора ведра, Принимает Василей единой рукой И выпил чару единым духом И только атаманы тому дивуются, А сами не могут и по полуведру пить. И хлеба с солью откушали, Собирается Василей Буслаевич На свой червлен карабль. Дают ему атаманы казачия подарки свои: Первую мису чиста серебра И другую – красна золота, Третью – скатнова жемчуга. За то Василей благодарит и кланеется, Просит у них до Ерусалима провожатова. Тут атаманы Василью не отказовали, Дали ему молодца провожатова, И сами с ним прощалися. Собирался Василей на свой червлен корабль Со своею дружиною хоробраю, Подымали тонки парусы полотняныя, Побежали по морю Каспицкому. Будут оне во Ердан-реке, Бросали якори крепкия, Сходни бросали на крут бережок. Походил тут Василей Буслаевич Со своею дружиною хороброю в Еруса́лим-град. Пришел во церкву соборную, Служил обедни за здравие матушки И за себя, Василья Буслаевича, И обедню с панафидою служил По родимом своем батюшке И по всему роду своему. На другой день служил обедни с молебнами Про удалых добрых молодцов, Что смолоду бито, много граблено. И ко святой святыне приложился он, И в Ердане-реке искупался. И расплатился Василей с попами и с дьяконами, И которыя старцы при церкви живут, — Дает золотой казны не считаючи. И походит Василей ко дружине из Ерусалима На свой червлен карабль. Втапоры ево дружина хоробрая Купалися во Ердане-реке, Приходила к ним баба залесная, Говорила таково слово: «Почто вы купаетесь во Ердан-реке? А некому купатися, опричь Василья Буславьевича, Во Ердане-реке крестился Сам Господь Иисус Христос; Потерять ево вам будет, Большова атамана Василья Буславьевича». И оне говорят таково слово: «Наш Василей тому не верует, Ни в сон, ни в чох». И мало время поизойдучи, Пришел Василей ко дружине своей, Приказал выводить карабль из устья Ердань-реки. Подняли тонкие парусы полотняны, Побежали по морю Каспицкому, Приставали у острова Куминскова, Приходили тут атаманы казачия И стоят все на пристани карабельныя. А и выскочил Василей Буслаевич Из своего червленаго карабля. Поклонились ему атаманы казачия: «Здравствуй, Василей Буслаевич! Здорово ли съездил в Ерусалим-град?» Много Василей не баит с ними, Подал письмо в руку им, Что много трудов за их положил: Служил обедни с молебнами за их, молодцов. Втапоры атаманы казачия звали Василья обедати, И он не пошел к ним, Прощался со всеми теми атаманы казачьими, Подымали тонкие парусы полотняныя, Побежали по морю Каспицкому к Нову-городу. А и едут неделю спо́ряду, А и едут уже дру́гую, И завидел Василей гору высокую Сорочинскую, Захотелось Василью на горе побывать Приставали к той Сорочинской горе, Сходни бросали на ту гору, Пошел Василей со дружиною И будет он в по́лгоры, И на пути лежит пуста голова, человечья кость, Пнул Василей тое голову с дороги прочь, Провещится пуста голова: «Гой еси ты, Василей Буслаевич! К чему меня, голову, попиноваешь И к чему побрасоваешь? Я, молодец, не хуже тебя был, Да умею валятися на той горе Сорочинские Где лежит пуста голова, Лежать будет и Васильевой голове!» Плюнул Василей, прочь пошел Взошел на гору высокую, На ту гору Сорочинскую, Где стоит высокой камень, В вышину три сажени печатный, А через ево только топором подать, В долину – три аршина с четвертью И в том та подпись подписана: «А кто де у камня станет тешиться, А и тешиться-забавлятися, Вдоль скакать по каменю, — Сломить будет буйну голову». Василей тому не верует, Стал со дружиною тешиться и забавлятися, Поперек каменю поскаковати. Захотелось Василью вдоль скакать, Разбежался, скочил вдоль по каменю — И не доскочил только четверти И тут убился под каменем. Где лежит пуста голова, Там Василья схоронили. Побежали дружина с той Сорочинской горы На свой червлен корабль, Подымали тонки парусы полотняныя, Побежали ко Нову-городу И будут у Нова-города, Бросали с носу якорь и с кормы другой, Чтобы крепко стоял и не шатался он. Пошли к матерой вдове, к Амелфе Тимофеевне, Пришли и поклонилися все, Письмо в руки подали. Прочитала письмо матера вдова, сама заплакала, Говорила таковы слова «Гой вы еси, удалы добры молодцы! У меня ныне вам делать нечево Подите в подвалы глубокия, Берите золотой казны не считаючи». Повела их девушка-чернавушка К тем подвалам глубокиим, Брали они казны по малу числу, Пришли оне к матерой вдове, Взговорили таковы слова: «Спасиба, матушка Амелфа Тимофеевна, Что поила-кормила, Обувала и одевала добрых молодцов!» Втапоры матера вдова Амелфа Тимофеевна Приказала наливать по чаре зелена вина, Подносит девушка-чернавушка Тем удалым добрым молодцам, А и выпили оне, сами поклонилися, И пошли добры молодцы, кому куды захотелося.

 

Словарь

При составлении словаря в основном использовался «Толковый словарь живого великорусского языка» В. И. Даля, а также словари, помещенные в книгах – источниках текстов.

Аксами́т — старинное название бархата.

Александри́йская (рубашка) – из александре́йки, красной бумажной ткани, с прониткой другого цвета (белой, синей, желтой).

Алья́ненький – льняной.

Баба́ечки, бабаички — весла из целого бревна для управления дощаником, баркой, плотом; на ручном конце бабайки, навешенной на железный штырь, торчит целый ряд т. н. «пальцев», за которые хватаются рабочие.

Бабере́к — шелковая парча.

Ба́енка, ба́йна – баня.

Базы́ка — старый хрыч.

Баса́ — красота; баско́й – красивый.

Ба́ять — говорить.

Безвре́менье — несчастье, горе, неудача.

Бере́мя – охапка.

Большой угол — угол, где поставлены иконы.

Бу́ево, бу́евка — погост (кладбище с церковью).

Бурна́стый – рыже-бурый (о мехе), без черноты и огневой красноты.

Бус, буса — ладья, лодка-однодеревка с набивными досками по бортам.

Валья́чный, вольяшный, валья́щетый — литой или чеканный.

Ве́ред – чирей, нарыв.

Верея́ – воротный столб.

Верно-угол — угол, расположеный ближе к дверям.

Вершо́к — мера длины, равная 4,45 см (1/16 часть аршина).

Ве́сто – известно.

Ветля́ный, ветляненький (стружок, жребий и т. д.) – из ветлы; легкий.

Волжа́ный – см. таволжаный.

Во́ровски – тайком.

Вы́жлок — охотничья собака.

Вы́здынуть – вытащить.

Вы́копать (очи) – вырвать, выколоть.

Выть — прием пищи.

Вя́зивце — привязь, повод для скотины.

Гармузи́нный — см. кармазин.

Глузды́рь — неоперившийся птенец, который еще не может летать.

Го́голь — утка подсемейства нырков.

Голья́шный — см. вальячный.

Гость (торговый) – купец; гостиный – купеческий.

Гри́дня, гри́дница – покой в княжеском дворце, где князь собирал дружину (по-древнерусски «гридь») для пиров и бесед.

Гудо́к — старый русский струнно-смычковый музыкальный инструмент.

Дел — раздел, дележ.

Десяти́нник, десяти́льник — сборщик пошлин с церквей и монастырей в пользу архиерейского дома.

Добре́ — очень.

Доло́нь — ладонь.

Дра́нка — колотые дощечки (идут для кровель).

Дроби́на — квасная, пивная или винная гуща (барда), идет на откорм скота.

Дува́н – сходка для дележа добычи у татар, казаков и разбойников; «дуван дуванить» – делить добычу.

Ез, езок — частокол или плетень поперек реки с ловушкой для рыбы.

Ендова́ — широкий сосуд или медная посудина с носком (рыльцем) для разливания напитков.

Е́ства – еда.

Жеребе́ек, жеребеечек — кусочек; мельчайшая доля при дележе.

Жерябш (пан) – искаженное польское слово неясного значения.

Живо́й (мост) – наплавной.

Живо́т — имущество, богатство; жизнь.

Жога́, жогарка— птица дубонос, с навислыми бровями.

Жуковина — перстень с драгоценным камнем.

Заберега – часть реки, озера, моря, отделенная узкой косой от остального водного пространства.

Забирается — собирается.

За́ведь – запястье.

Заго́н — мера пахотной земли в четверть десятины.

За́ймовать — занимать.

Заколо́деть — быть заваленным упавшими деревьями.

Замура́веть — зарасти травой.

Затресье— часть водоема, заросшая тростником.

Затюре́мщик — узник, тюремный сиделец.

Захо́д — отхожее место.

Зды́нуть — поднять.

Зень — земля.

Зе́нька — колыбель.

Зоба́ть — есть (о животных).

Зуй, зуёк — птица из отряда куликов.

И́скопыть — след от копыта.

Ка́велды — кандалы.

Кали́ка— паломник, странник по святым местам.

Камка́, камочка — шелковая узорчатая ткань.

Карга́ – ворона.

Кармази́н — тонкое ярко-алое сукно.

Ки́кать, кы́кать — кричать (о голосе лебедя).

Кичи́га — орудие для молотьбы (из части ствола дерева, которой ударяют по снопам, с длинной веткой, за которую держатся руками).

Клепи́к – нож.

Коко́ра — дерево с вывернутым из земли корнем.

Кокото́к, кокоту́шка – колотушка, деревянный молоток.

Кологри́вый (конь) – с густой, косматой гривой, спускающейся по обе стороны шеи.

Комуха́ – лихорадка.

Копы́л — одна из деревянных стоек (чаще всего их шесть), скрепляющих полозья саней с кузовом.

Корса́ки — киргизы и киргиз-кайсаки (казахи).

Корча́га — большой глиняный горшок; также – кривая дуга (отсюда «согнуть корчагою»).

Коса́ч — тетерев.

Коси́ца — висок.

Кося́щатое, косявчатое (окно) – с косяками (оконной рамой); «красное» окно, выходящее на улицу, со слюдяными или стеклянными оконницами (в отличие от маленького, «черного», или волокового окна – прорезанного в стене и задвигаемого заслонкой, без стекла).

Коту́х — хлев для мелкой скотины.

Ко́четы — колышки на бортах, вместо уключин.

Кросна́, кросенца – ткацкий стан.

Кружа́ло — кабак, питейный дом.

Круща́тый — см. хрущатый.

Кры́лос (искаж. от клирос) – место для певчих в церкви.

Крякови́стый (дуб) – кряжистый.

Крянуться – шататься.

Кстить — крестить.

Куня́ркать – мяукать.

Купа́в (молодец) – красивый (южнослав. хубав); купава — пышная, гордая красавица.

Кура́, курева́ — песчаная или снежная пыль, поднимаемая ветром.

Куропки́ — куропатки.

Куря́ — цыпленок.

Куя́к — щитковые или чешуйчатые латы из кованых пластинок по сукну.

Ло́дка-коло́менка – разновидность речного судна.

Ложи́нушка – лужица.

Ло́жня — спальня.

Лохалище— лоханище, лохань.

Лука́ – выступающий изгиб переднего или заднего края седла.

Ля́га — лужа или небольшое болото.

Ля́сы — россказни, хитрые и льстивые речи.

Магары́ч – угощение с выпивкой (или плата деньгами) посреднику при торговых сделках.

Марью́ха — самка глухаря.

Ма́тица — бревно или брус, поддерживающий потолок; вообще – середина.

Меже́нный (день) – в середине лета.

Мех — мешок.

Мизги́рь – паук.

Митусить – щуриться на один глаз; суетиться, мельтешить; метаться, болтаться.

Могоре́ц — см. магарыч.

Могота́, могута́ – мощь, сила.

Мост — пол в доме.

Мура́вленая (печь) – покрытая муравлеными (т. е. обливными, глазурованными, часто – зеленого цвета) изразцами.

Мызги́рь – см. мизгирь.

Мы́тный двор, мытная изба — место, где собирали мы́то, т. е. пошлины.

Мя́конек — свежий хлеб.

На́волок — мыс.

На́вязень — гирька, привязанная к дубинке.

Назём — навоз.

Назо́ла — досада.

Нако́н — раз («во первый након» и т. д.).

Налу́чно, налу́шно, налу́чье— саадак (ножны для лука).

Наса́дка— соединение древка копья с острием.

Нахаживать — находить.

Небыло́е слово — лживый вымысел.

Некошно́й, не́кошный – недобрый, нечистый.

Нелегчёный (конь) – нехолощеный, т. е. жеребец.

Ново́й — другой.

Обезве́чить, обезви́чить — изувечить.

О́бжи — оглобли у сохи.

Огневи́ца, огневушка — горячка, лихорадка.

Огно́ище — гнойные язвы.

Одёр — ложе.

Одноконе́чная: в одноконечную — без перерыва.

Ожурённая (чара) – поднесенная без уважения, с бранью и упреками.

Ока́тистый (холм) – крутой; окатистый (жемчуг) – круглый, крупный, высшего качества.

Олю́торцы, алюторцы — народ, говорящий на одном из чукотско-камчатских языков, живет на севере Корякского автономного округа.

Онати́ — манатьи (монашеские мантии).

Омех, омешек — сошник, лемех.

Опочи́в, опочи́н — отдых, сон.

Ора́ть — пахать; ора́тай — пахарь.

Осе́к — огороженный выгон или загон для скота.

О́стров— возвышенное, сухое место среди болот, поросшее лесом.

Отгану́ть— отгадать.

Отсе́лье, оче́лье — девичий головной убор наподобие кокошника.

Отстянуть – отстегнуть.

Отя́пыш — шлепок.

Охича́ть – похищать.

О́хлупень — конек крыши (бревно, часто с вырезанной конской головой, которым пригнетаются верхние концы тесин обоих скатов крыши).

Оче́стливый — почтительный, обходительный.

Ошесток — см. шесток.

Ошмёток, ошемёток – старый рваный лапоть.

Па́бедье— послеобеденное время.

Па́волока, поволо́ка — тканевый верх меховой шубы.

Па́дера — ураган.

Па́нцирь — вид брони (кольчужная рубаха до колен из плотно сплетенных мелких металлических колец, с короткими рукавами).

Па́робок — слуга, работник.

Перёное (крыльцо) – с перилами.

Пе́рес[т]ки — персты, т. е. пальцы рук.

Пестно-угол — угол против устоя печки.

Пестру́ха — самка глухаря или тетерева.

Плете́нь — веревка, повод для скотины.

Плужо́к – силок для ловли птиц.

Плутивце — поплавок у сети.

Побе́дный — бедный, несчастный.

Повалуша — летняя неотапливаемая спальня при жилой избе.

Пове́ть — крытый сеновал.

Пого́да— ненастье.

Погуда́ло, погудальце – смычок.

Подоро́жник — разбойник, грабящий по большим дорогам.

Подоро́жничек — чарка, которую выпивают с дороги.

Подче́ревье — подбрюшье; «по подчеревью скатилось» – скатилось под брюхо коня.

По́жня – сенокосный луг.

Покля́пый — кривой, наклонный, свислый, согнутый вперед, сутулый.

Пола́ти — дощатый настил для спанья, устраиваемый в избе под потолком между печью и стеной, над входной дверью; тремя углами полати примыкают к стенам, четвертым опираются на печной столб, между которым и стеной их поддерживает полатный брус.

Полева́ть — охотиться.

Полоро́тый — горлан, крикун; разиня, ротозей.

Поло́хать (ся) – пугать (ся).

Полтретья́ — два с половиной.

Поляни́ца — женщина-богатырка.

Помани́ть — подождать.

Помитуситься – см. митусить.

Понюга́ло, понюгальце — плеть, которою погоняют лошадей.

Порти́ще – платье, одежда.

По́ршни – грубая крестьянская кожаная обувь, сгибаются из одного лоскута сырой кожи (или шкуры с шерстью), у щиколотки перехватываемого ремешком.

Посро́чить — отсрочить, отложить на время.

Посягну́ться – броситься.

По́тик — под у печи.

Пото́рчина – вбитый в землю кол.

Поха́бно — оскорбительно, позорно, стыдно.

Правёж – взыскание долга или недоимок с прилюдными побоями и истязанием.

Прави́льное перо — крайнее перо в крыле, особого вида.

Пре́лесть — обман, лукавство.

Прикру́тье — склон, обрыв.

Прила́вок (в избе) – лавка у печи.

Прити́нное (место) — укромное, подходящее для засады или караула.

Приче́лина, причалина – доска (обычно с богатой резьбой) над окном.

Пробо́й — остроконечный железный стержень (с «ушком» на тупом конце), пробитый сквозь стену и загнутый с ее внутренней стороны; на проушину пробоя навешивается замок.

Протамо́жье – штраф за провоз товара, не объявленного на таможне.

Прохла́дный — приятный, утешный.

Пупоре́зная бабка — повитуха.

Пу́стынь — монастырь.

Пясть, пя́сточка — горсть, кисть руки.

Пята́ (дверная) – нижний шип, вставляемый в гнездо в основании двери; (отворить дверь) на пяту – настежь.

Пятисо́тная (верста) – равная 500 саженям.

Ра́менье – густой, дремучий, темный лес, глушь лесная непроезжая; мешаное чернолесье (ель, пихта, липа, береза, осина, более по суглинку с моховиной); лес, соседний с полями, с пашней (по говорам значение этого слова сильно разнится).

Ра́товище — древко копья.

Рель — виселица (не «глаголем», а в два столба с перекладиной).

Реме́нчатый (стул) – складной, походный, раскидной на ремнях.

Ро́сстань — распутье дорог.

Рошма́к – кнут.

Роши́ться – клясться.

Ру́дый — красный.

Ры́бий зуб — моржовый клык.

Ры́тый (бархат) – с узорами, тисненными по ворсу.

Ряб – рябчик.

Рядо́бная (чара) – подносимая гостю на пиру в свой черед, смотря по его чину и месту.

Саже́нь, са́жень— мера длины, равная 3 аршинам (1 аршин равен 71,12 см); печатная сажень – утвержденная как образец, с печатями на обоих концах; косая сажень – расстояние от пятки ноги до конца поднятой вверх руки другого бока.

Сами́т — см. аксамит.

Сароженин, суроженин – из города Сурожа в Крыму.

Сголз(а)ну́ть – соскользнуть.

Се́дало — птичий насест.

Середа́ — пол в доме.

Сиби́рка, сибирочка — короткий кафтан с перехватом и со сборками, на мелких пуговках или застежках, со стоячим воротником.

Си́день — безногий калека.

Ска́тный (жемчуг) – круглый, правильной формы.

Слега́, сляга – жердь, подпорка.

Слука́ — см. лука.

Сму́рый — темного, буро-черно-серого цвета (цвет крестьянского некрашеного сукна из мешаной темной шерсти).

Сороко́вка — бочка емкостью 40 ведер.

Соя́н— сарафан.

Спа́льчивый — вспыльчивый.

Ста́вец – деревянная глубокая чашка, глубокое блюдо, общая застольная миска.

Стаме́д, стаме́т — шерстяная косонитная ткань.

Стегно́ – верхняя часть ноги, от таза до колена, бедро, ляжка.

Степь (у коня, быка) – спинной хребет, холка.

Сто́пка — деревянный гвоздь в стене для вешания шапки, пояса и т. д.

Стре́тный — встречный.

Строка́ – овод.

Су — («су вор Яшка») – сокращение слова «сударь», «государь».

Суго́нь— погоня; в сугонь — вдогонку.

Сурми́ть, сурьмить — красить сурьмой, чернить.

Сца́пина — царапина.

Сыта́ — медовый взвар на воде.

Сыть — корм, еда.

Тавле́и — игра в кости на расчерченной доске; также – шашки (иногда и шахматы).

Таволжа́ный – из таволги (дерево из рода ив); избушка-(та)волжаночка – небольшая избушка с плетеными стенами.

Тала́н — участь, судьба.

Тези́чьи (тизи́чьи) корабли – принадлежащие тезикам (татарским купцам).

Тожно́ — тогда.

То́ня — одно закидывание невода.

Торока́ — ремешки позади седла для приторочки чего-либо.

Трою – трижды.

Туля́ться — прятаться.

Тур — вымерший в XVII в. дикий бык.

Тура — плетенная из лозы и ветвей засыпанная землей башенка (во временных военных укреплениях).

Ты́сяцкий, ты́сячник – военачальник над тысячью воинов; тысяцкий на свадьбе – один из свадебных чинов (самый почетный гость, обычно – богатый родственник).

Тычо́к – кол или шест.

Тьма – войско в 10 000 человек.

Уго́р — пригорок, высокое место.

Узде́нь— свободный горский крестьянин, рядовой горский воин.

Укла́дный (нож) – стальной.

Укра́ина – окраинная местность, дальняя страна.

Укря́тать — утомить, укротить.

Упа́в (молодец) – см. купав.

Усумля́ться — сомневаться.

Ути́н — радикулит.

Ха́мкать – широко разевать рот.

Хо́бот – хвост; хоботы метать – плутать.

Хруща́тый, хрущетый — кружчатый (с узорами из кругов).

Хрящ – крупный песок, щебень.

Це́вка — катушка для наматывания пряжи, ниток; «красно золото на цевке» – моток золотой пряжи, волоченое золото.

Целова́льник — присяжный человек (целовал крест, вступая на должность), сборщик и хранитель казенного имущества при таможнях, весах, при продаже соли и т. д.; смотритель мирской житницы и сборщик ссыпного хлеба; в кабаках продавцы вина также звались целовальниками.

Чембу́р – повод уздечки, за который водят или привязывают верхового коня.

Червча́тый, червлёный, червончатый – багряный (цвета червца, т. е. кошенили).

Черевоста – беременна.

Черка́льское (седло) – черкасское.

Че́тверть – как мера длины – 4 вершка; как мера объема – четверть кадки (две осьмины или 8 четвериков).

Чуха́рь — глухарь.

Ша́бальник – батог.

Шабу́р, шабу́ра — рабочий армяк, сермяга.

Шалы́га, шалапу́га, шелепу́га — дорожный посох; кнут с тяжелым привеском на конце.

Шамшу́ра, шемшура — женский головной убор.

Ша́нцы — окопы.

Ше́леп — плеть, кнут.

Шесто́к — передний под печи (полка в основании устья).

Шири́нка — полотенце; также – искаж. от «шеренга».

Шлык – шапка, колпак.

Шо́ломя – холм.

Шпенёк — колок (у струнного инструмента).

Штоф — плотная шелковая ткань, обычно с разводами.

Щап — щеголь; щапливый — щеголеватый.

Ще́бетко, ще́петко – щегольски.

Щёкоты — чёботы, женские полусапожки по щиколотку, с загнутыми острыми носами, с каблуками.

Ще́лья – каменистый берег.

Щётка (у коня) – часть ноги над копытным сгибом (и волосы пучком на этом месте).

Юфть, юхта — кожа рослого быка или коровы, выделанная по русскому способу, на чистом дегте.

Я́годница, я́годица – щека.

Ярлы́к — грамота, письмо, указ.

Яро́вчатые (гусли) – сделанные из явора (платана или клена платановидного).