Забытый „Тарас Бульба“
Забытый „Тарас Бульба“Выпуск 3
Спецпроекты ЛГ / Литературный резерв / Слово и дело
Дмитрий Колисниченко
А.М. Герасимов. Приезд Остапа и Андрия
Теги: Николай Гоголь
Почему повесть Гоголя замалчивают для украинского читателя
Отношение к Николаю Васильевичу Гоголю на Украине во многом похоже на то, как относятся сегодня к другому классику – Михаилу Афанасьевичу Булгакову. Как и нашего великого киевлянина, сорочинца, прославившего родное село и Полтавский край на весь мир, сегодня стараются не выводить на первый план.
То есть два великих писателя у нас есть, но их творчество сегодня откровенно игнорируется в обществе, а для многих украинцев, в первую очередь молодёжи, – это terra incognita, познания о которой зачастую ограничивается какими-то калейдоскопическими воспоминаниями из школьной программы, а в лучшем случае –просмотром нескольких кинофильмов.
Нет ни экранизаций, ни громких театральных премьер, ни обсуждения творчества в СМИ, ни очередей у музеев. Казалось бы, такие литературные фигуры должны культивироваться, в том числе и государством, но ничего этого и близко нет. Конечно, ежегодно на родной земле Николая Васильевича проходят тематические, преимущественно этнокулинарные ярмарки и фестивали. Но весь этот колоритный, рассчитанный в первую очередь на туристов балаган, имеет мало общего с литературой и творчеством Николая Гоголя в принципе.
И даже если какие-то молодые авторы будут вам несколько дней кряду декламировать отрывки из его произведений где-нибудь на сцене по соседству, всё это будет выступлением для нескольких десятков зевак.
Да и все прекрасно понимают, что сегодня Миргородская земля, как и тысячи других украинских, может выжить исключительно за счёт привлечения туристов, которым, в свою очередь, плевать на большую литературу.
Сюда же, в опошление образа великого писателя, сведение его наследия до какого-то провинциального трэша, можно отнести и недавнюю отвратительную экранизацию «Вия», которая теперь будет ассоциироваться с произведением Николая Гоголя у молодых зрителей, ровесников независимости, даже не слышавших о прекрасном советском фильме.
Литературное достояние Николая Васильевича, как и Михаила Афанасьевича, сегодня стараются широко не афишировать. И по вполне резонным причинам. Ведь если вчитаться в прозу наших классиков, можно легко обнаружить немало весьма опасных мыслей, идущих вразрез не только с современной идеологической линией украинского государства, но и с действующим законодательством.
К счастью, ни Николая Гоголя, ни Михаила Булгакова украинские власти запретить ещё не додумались. Наверное, не читали. Поэтому их произведения всё ещё можно смело цитировать, несмотря на одиозность, по нынешним меркам, отдельных моментов, касающихся и самих украинцев, и наших исторических отношений с соседями.
Две редакции
В один заход перечитал «Тараса Бульбу» киевского издательства «Дніпро» (1984 год, 150 тысяч экземпляров).
Как известно, редакций «Тараса Бульбы» существует две – 1835 и 1842 годов. Последнюю я и читал.
Именно эта редакция повести вызывает сегодня больше всего критики. Некоторые даже откровенно называют её шовинистической имперской пропагандой писателя, который существенно доработал текст, добавив, в частности, известные слова, произнесённые Тарасом Бульбой во время своей гибели на костре в плену у поляков:
«Прощайте, товарищи! – кричал он им сверху. – Вспоминайте меня и будущей же весной прибывайте сюда вновь да хорошенько погуляйте! Что, взяли, чертовы ляхи? Думаете, есть что-нибудь на свете, чего бы побоялся козак? Постойте же, придет время, будет время, узнаете вы, что такое православная русская вера! Уже и теперь чуют дальние и близкие народы: подымается из Русской земли свой царь, и не будет в мире силы, которая бы не покорилась ему!.. А уже огонь подымался над костром, захватывал его ноги и разостлался пламенем по дереву... Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу! Немалая река Днестр, и много на ней заводьев, речных густых камышей, отмелей и глубокодонных мест; блестит речное зеркало, оглашенное звонким ячаньем лебедей, и гордый гоголь быстро несется по нем, и много куликов, краснозобых курухтанов и всяких иных птиц в тростниках и на прибрежьях. Козаки живо плыли на узких двухрульных челнах, дружно гребли веслами, осторожно минули отмели, всполашивая подымавшихся птиц, и говорили про своего атамана».
По сравнению с редакцией 1835 года Николай Васильевич вместо «панов-братов, товарищей» добавил и «православную русскую веру» и «Русскую землю» (под которой подразумевал Украину).
Подлил масла в огонь пропагандистских идеологических домыслов и известный одноимённый фильм Владимира Бортко, встреченный в нашей стране в штыки.
Можно ли назвать редакцию «Тараса Бульбы» 1842 года конъюнктурой, идеологической пропагандой? Я так понимаю, именно это подразумевают критики «великодержавной» версии повести. Если смотреть на факты – нет, нельзя. Николай Васильевич переехал в Санкт-Петербург ещё в конце 1828 года и к моменту издания «Тараса Бульбы» в 1835 году был уже состоявшимся востребованным писателем.
С 1836 года Николай Гоголь по причине слабого здоровья жил больше за границей, где в эти же годы работал над «Мёртвыми душами».
Переписывать и даже уничтожать свои произведения было весьма свойственно автору, поэтому назвать редакцию повести 1842 года пропагандой – откровенная глупость.
Сам Николай Гоголь называл первую редакцию «Тараса Бульбы» недоработанной, содержащей немало погрешностей и неточностей. К тому же автор собирался создать нечто большее, чем короткий очерк о восстаниях козаков (именно козаками, а не казаками называет своих героев Николай Гоголь) и крестьянства в годы борьбы против Речи Посполитой. Ведь «Тарас Бульба» – настоящий исторический эпос, имеющий множество исторических прототипов среди героев и отсылок к отдельным эпизодам той войны.
Сам автор, переписывая повесть, опирался на тогдашние исторические исследования вопроса. Однако никто не утверждал, что «Тарас Бульба» – документальная хроника тех лет. И если кто-то решил сегодня спрашивать с повести, как едва ли не с исторического документа, то это сугубо проблемы их исторической подкованности.
Николай Гоголь скорее стремился к созданию эпической былины о героических подвигах козаков, в которой есть место и правде, и сказке (как описания отдельных нарочито красочных батальных сцен).
Главное в «Тарасе Бульбе» было совсем другое – передать дух того времени.
Несмотря на какое-то стыдливое замалчивание творчества Николая Гоголя, он остаётся классиком украинской литературы. Поэтому давайте разберём «Тараса Бульбу» в деталях, в которых в том числе кроется и историческое восприятие той эпохи Николаем Васильевичем.
Русский характер запорожских козаков
В начале повести, описывая сыновей Тараса Бульбы – Остапа и Андрия, автор делает интересное в нынешнем контексте замечание:
«У них не было еще коней, и потому, что не в обычае было позволять школярам ездить верхом. У них были только длинные чубы, за которые мог выдрать их всякий козак, носивший оружие».
Интересен и первый тост Тараса Бульбы, севшего за стол с сыновьями:
«Чтобы бусурманов били, и турков бы били, и татарву били бы; когда и ляхи начнут что против веры нашей чинить, то и ляхов бы били!»
В ответ Андрий обещает:
«Вот пусть только подвернется теперь какая-нибудь татарва, будет знать она, что за вещь козацкая сабля!»
Тут же, в первой части своей повести, Николай Гоголь даёт важную оценку потере пассионарности Киевской Руси и показывает зарождение новых пассионариев – козаков:
«Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли возникнуть только в тяжёлый ХV век на полукочующем углу Европы, когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество – широкая, разгульная замашка русской природы, – и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак» (что маленький пригорок, там уж и козак)».
Вот как описывает «историческую миссию» козаков Николай Гоголь:
«Уже известно всем из истории, как их вечная борьба и беспокойная жизнь спасли Европу от неукротимых набегов, грозивших ее опрокинуть. Короли польские, очутившиеся, наместо удельных князей, властителями сих пространных земель, хотя отдаленными и слабыми, поняли значенье козаков и выгоды таковой бранной сторожевой жизни. Они поощряли их и льстили сему расположению».
Говоря об Украине, Николай Васильевич подчёркивает, что «русский характер получил здесь могучий, широкий размах, дюжую наружность».
Примечательно, что в тексте Николай Гоголь намеренно несколько раз использует слово не Украина, а Украйна, подразумевая не государство, а географическую территорию – как Крым или Сибирь. При этом сами козаки в повести идентифицируют себя как русские и свою землю тоже называют русской. Стоит отметить, что подобная детализация появилась именно в редакции 1842 года.
Интересно и вот что: называя козаков русскими, Николай Васильевич употребляет в повести и слово «Новороссия»:
«Тогда весь юг, всё то пространство, которое составляет нынешнюю Новороссию, до самого Чёрного моря, было зелёною, девственною пустынею. Никогда плуг не проходил по неизмеримым волнам диких растений. Одни только кони, скрывавшиеся в них, как в лесу, вытоптывали их».
Не толерантная христианская Сечь
Споря о том, идти ли походом на татар, один козак в сердцах говорит:
«Так, стало быть, следует, чтобы пропадала даром козацкая сила, чтобы человек сгинул, как собака, без доброго дела, чтобы ни отчизне, ни всему христианству не было от него никакой пользы? Так на что же мы живём, на какого черта мы живем?»
А вот какие проблемы волновали Тараса Бульбу:
«Тогда влияние Польши начинало уже сказываться на русском дворянстве. Многие перенимали уже польские обычаи, заводили роскошь, великолепные прислуги, соколов, ловчих, обеды, дворы. Тарасу было это не по сердцу. Он любил простую жизнь козаков и перессорился с теми из своих товарищей, которые были наклонны к варшавской стороне, называя их холопьями польских панов. Вечно неугомонный, он считал себя законным защитником православия».
Козаков Николай Васильевич называет рыцарями. Саму Сечь он описывает так:
«Эта странная республика была именно потребностию того века. Охотники до военной жизни, до золотых кубков, богатых парчей, дукатов и реалов во всякое время могли найти здесь работу».
Тут же Николай Гоголь описывает тамошнюю жизнь и нравы, используя по нынешним меркам весьма неполиткорректную лексику:
«И вся Сечь молилась в одной церкви и готова была защищать ее до последней капли крови, хотя и слышать не хотела о посте и воздержании. Только побуждаемые сильною корыстию жиды, армяне и татары осмеливались жить и торговать в предместье, потому что запорожцы никогда не любили торговаться, а сколько рука вынула из кармана денег, столько и платили. Впрочем, участь этих корыстолюбивых торгашей была очень жалка. Они были похожи на тех, которые селились у подошвы Везувия, потому что как только у запорожцев не ставало денег, то удалые разбивали их лавочки и брали всегда даром».
Привет Украине
Зарождение конфликта в повести – прибытие парома с рабочими. Те привезли лихие вести:
«– Такая пора теперь завелась, что уже церкви святые теперь не наши. – Как не наши? – Теперь у жидов они на аренде. Если жиду вперёд не заплатишь, то и обедни нельзя править. – Что ты толкуешь? – И если рассобачий жид не положит значка нечистою своею рукою на святой пасхе, то и святить пасхи нельзя».
Дальше – больше и страшнее для православной козацкой души:
«И ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! ещё не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей – ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете».
Неудивительно, что козаки не удержались и поднялись против такого беспредела. Возмущению рыцарей Сечи нет предела:
«Как! чтобы жиды держали на аренде христианские церкви! чтобы ксендзы запрягали в оглобли православных христиан! Как! чтобы попустить такие мучения на Русской земле от проклятых недоверков! Чтобы вот так поступали с полковниками и гетьманом! Да не будет же сего, не будет!»
О козаках Николай Васильевич пишет следующее:
«Современные иноземцы дивились тогда справедливо необыкновенным способностям его. Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один русский, – все это было ему по плечу».
Козаков он называет «лучшими русскими витязями на Украйне».
Тарас говорит братьям по оружию:
«Нет, братцы, так любить, как русская душа, – любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе».
В конце своей пламенной речи Тарас Бульба будто передаёт современной Украине:
«Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который жёлтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснется оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело».
Главную роль в фильме В. Бортко
исполнил Богдан Ступка
Священная война
Отношение между поляками и жителями Украины Николай Гоголь лаконично излагает в эпизоде, когда по вине эмоциональности Тараса Бульбы проваливается план с освобождением Остапа.
Начало восстания Николай Васильевич описывает с жестокой натуралистичностью:
«Дыбом стал бы ныне волос от тех страшных знаков свирепства полудикого века, которые пронесли везде запорожцы. Избитые младенцы, обрезанные груди у женщин, содранная кожа с ног по колена у выпущенных на свободу, – словом, крупною монетою отплачивали козаки прежние долги».
Подобных сцен в повести предостаточно, но Николай Гоголь старается воздерживаться от собственных оценок, скрупулёзно документируя зверства войны, как бы оставляя своим героям моральное право действовать именно так, а не иначе. Всё это на первых порах особо шокирует на контрасте с несколько ироничной манерой повествования.
Опять же, сегодня пропаганда может пытаться преподнести те события как борьбу за украинскую государственность, но в «Тарасе Бульбе» об этом нет ни слова.
Николай Гоголь так формулирует суть начавшейся войны:
«Известно, какова в Русской земле война, поднятая за веру: нет силы сильнее веры. Непреоборима и грозна она, как нерукотворная скала среди бурного, вечно изменчивого моря. Из самой средины морского дна возносит она к небесам непроломные свои стены, вся созданная из одного цельного, сплошного камня. Отвсюду видна она и глядит прямо в очи мимо бегущим волнам. И горе кораблю, который нанесется на нее! В щепы летят бессильные его снасти, тонет и ломится в прах все, что ни есть на них, и жалким криком погибающих оглашается пораженный воздух».
Поляновский мир: почему нас не поддержали?
В данном контексте интересен и вот какой исторический нюанс: на фоне ожесточённого противостояния козаков и крестьянства с поляками, в момент, когда Польша была ослаблена в военном плане, Русское царство (в тексте – Московия) не решилось открыть «второй фронт» и пойти победным маршем на Варшаву. Ведь об этом, если верить современным историкам, только и мечтала Москва.
Но вместо этого русские из Московии решили не помогать своим братьям из Украйны, и в 1634 году подписали с Речью Посполитой Поляновский мир, формально завершив войну 1632–1634 годов за Смоленск. В итоге Речи Посполитой ушёл не только Смоленск, но и Чернигов, и другие земли.
Почему? Выражаясь языком современной дипломатии и пропаганды: чтобы не раскачивать лодку. Первый русский царь из династии Романовых Михаил Фёдорович трусливо предпочёл войне за свои территории укрепление собственной власти.
Вот как оценивает те события Николай Гоголь:
«В летописных страницах изображено подробно, как бежали польские гарнизоны из освобождаемых городов; как были перевешаны бессовестные арендаторы-жиды; как слаб был коронный гетьман Николай Потоцкий с многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый, преследуемый, перетопил он в небольшой речке лучшую часть своего войска; как облегли его в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как, приведённый в крайность, польский гетьман клятвенно обещал полное удовлетворение во всем со стороны короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ. Но не такие были козаки, чтобы поддаться на то: знали они уже, что такое польская клятва».
Сами козаки выступали против мира, но «когда вышли навстречу все попы в светлых золотых ризах, неся иконы и кресты, и впереди сам архиерей с крестом в руке и в пастырской митре, преклонили козаки все свои головы и сняли шапки. Никого не уважили бы они на ту пору, ниже самого короля, но против своей церкви христианской не посмели и уважили свое духовенство. Согласился гетьман вместе с полковниками отпустить Потоцкого, взявши с него клятвенную присягу оставить на свободе все христианские церкви, забыть старую вражду и не наносить никакой обиды козацкому воинству».
Однако Тарас Бульба, как и многие другие козаки, выступил против подобных мирных договорённостей. Старый полковник говорит своим товарищам:
«Думаете, купили спокойствие и мир; думаете, пановать станете? Будете пановать другим панованьем: сдерут с твоей головы, гетьман, кожу, набьют ее гречаною половою, и долго будут видеть ее по всем ярмаркам! Не удержите и вы, паны, голов своих! Пропадете в сырых погребах, замурованные в каменные стены, если вас, как баранов, не сварят всех живыми в котлах!»
А потом:
«Тарас гулял по всей Польше с своим полком, выжег восемнадцать местечек, близ сорока костёлов и уже доходил до Кракова. Много избил он всякой шляхты, разграбил богатейшие земли и лучшие замки; распечатали и поразливали по земле козаки вековые меды и вина, сохранно сберегавшиеся в панских погребах; изрубили и пережгли дорогие сукна, одежды и утвари, находимые в кладовых. «Ничего не жалейте!» – повторял только Тарас. Не уважали козаки чернобровых панянок, белогрудых, светлоликих девиц; у самых алтарей не могли спастись они: зажигал их Тарас вместе с алтарями. Не одни белоснежные руки подымались из огнистого пламени к небесам, сопровождаемые жалкими криками, от которых подвигнулась бы самая сырая земля и степовая трава поникла бы от жалости долу».
Восстания продолжались вплоть до 1638 года, после чего Польша всерьёз взялась за козаков, упразднив институт гетманства и выборность военной элиты на Сечи.
Впоследствии всё это вылилось в освободительную войну Богдана Хмельницкого 1648–1654 годов.
Рождение нации
Николай Гоголь часто называет героев «Тараса Бульбы» запорожцами. По сути, это единственная их этническая идентификация в повести.
Украинцами автор козаков не называет ни разу.
Слово «нация» Николай Васильевич в тексте использует всего три раза.
Сначала, описывая жителей вокруг Сечи: «тут же отправлявшими ремесло своё, и людьми всех наций, наполнявшими это предместие Сечи, которое было похоже на ярмарку и которое одевало и кормило Сечь, умевшую только гулять да палить из ружей».
Потом – идентифицируя запорожцев, описывая издевательства палача над Остапом:
«Напрасно король и многие рыцари, просветлённые умом и душой, представляли, что подобная жестокость наказаний может только разжечь мщение козацкой нации».
И, наконец, описывая войну против Речи Посполитой:
«Сто двадцать тысяч козацкого войска показалось на границах Украйны. Это уже не была какая-нибудь малая часть или отряд, выступивший на добычу или на угон за татарами. Нет, поднялась вся нация, ибо переполнилось терпение народа, – поднялась отмстить за посмеянье прав своих, за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого обычая, за посрамление церквей, за бесчинства чужеземных панов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на христианской земле – за все, что копило и сугубило с давних времен суровую ненависть козаков».
Вот так, по Николаю Гоголю, в огне рождалась нация.
