Подводы остановились. Вокруг не было ни души. Несмотря на то что хуторок находился совсем близко от города, казалось, ничто не напоминает о близости шумной портовой Одессы. Здесь было далекое, отсталое село с размытыми, ухабистыми дорогами, фруктовыми деревьями, облетевшими под зимним ветром, голыми полями и редкими землянками крестьян, в отдалении от основных дорог.

Подводы остановились. Все ждали распоряжения Сала. Нахмурившись, Сало смотрел по сторонам.

– Не нравится мне здесь, – он покачал головой, – чует мое сердце – какая-то засада. Не зря этот гаденыш сразу согласился на встречу. Нюхом чую – подвох.

– Да ты шо! – Адъютант и правая рука Сала, худой, востроносый парень со злыми глазами, выступающей вперед челюстью и острыми зубами, за что бы прозван Акулой, выпрыгнул из подводы. – Место ведь наше! Ты его предложил. Хорошее место – и город близко, и никто не встретится, и Жевахова гора под боком, чертово место, всем дает силу, так что не трусь, выходи. Не хипишись!

– Сядь, Акула! – прикрикнул Сало. – Если бы мозгов у тебя было столько, сколько зубов! Говорю, не нравится мне за всё это. Не должен был Корень соглашаться на эту встречу. Знает ведь, что его пришьют.

– У Корня мозгов сроду никогда не было, – усмехнулся Акула, – он сейчас на дне, трусит и делает всё, чтобы спасти свою шкуру. Он ни о чем таком и не думает. А с тобой-то что? Это же твоя Пересыпь! Здесь каждая собака знает, что король Сало! Так чего ты такой смурной?

– Не скворчи зубами – юшка простынет! Сон мне нехороший снился сегодня, – мрачно сказал Сало, – мамка моя покойная снилась. Сказала, что заберет с собой. Плохой сон. Нехороший. Я от него больной проснулся под утро. Совсем больной.

– Да ты что, баба, чтоб снам верить?! – Акула развел руками. – Это же просто так, съел, наверное, что-то не то… Разве кто-то имеет держать тебя за фраера?

– Ох, Акула, мозгов бы тебе побольше, а не одной юркости, – цены бы тебе не было! Эй, Зубёнок! – обернувшись, Сало кликнул мальчишку лет четырнадцати, со второй подводы. – Сбегай-ка на хутор, глянь, как там за что!

Мальчишка спрыгнул с подводы и быстро скрылся за поломанными воротами, ограждающими вход в разбитую хибару с большим двором, бывший хутор, который бандиты с Пересыпи использовали для своих встреч.

– Смотри, как голо вокруг, – Сало был настроен на мрачный лад, – деревья как мертвые. Темно. Холодно. И снег скоро выпадет.

– Конечно, выпадет, – Акула пожал плечами, – ведь конец ноября.

– Плохой был этот год, – продолжал Сало, – очень плохой, особенно конец его – смурной, пестрый. Все плохо вокруг, никто не знает, как быть. И здесь как не тут…

– Странный ты какой-то, – Акула нахмурился, – на себя не похож. Выпить бы тебе как следует, чтобы всю эту дурь из башки выбить!

– Это не дурь. Говорят, даже звери мрачными становятся перед смертью. А мы люди…

– Какая смерть? Бог с тобой! Вон сколько людей помирает. Солдаты бегут с фронта. Народ в деревнях с голоду мрет. А ты развел тут сопли – ну прямо баба на сносях! И чего это с тобой? Совсем под голову забесился?

– Плохой был этот 16-й год, – Сало покачал головой, – интересно, какой будет 17-й? Недаром все вокруг разбегались. Нам, конечно, оно привольно – грабим, кого хотим, делаем, чего хотим. Но вот что дальше будет… За это страшно подумать…

– Ты не о том думаешь! – рассердился Акула. – Надо думать, как быть с этим Корнем и его людьми!

– А чего за них думать? Всех мочить. Хватит с них разговоров. Молдаванка подо мной будет, быстро ее заберу. А там, глядишь, и Сало один король.

Вернулся Зубёнок и бодро отрапортовал, что все чисто. Сало велел своим людям выходить. Он приготовил засаду: его люди окружили дом по периметру. Трое спрятались на чердаке. По обеим сторонам от ворот тоже стали вооруженные бандиты. Сало не стал входить в дом, остался на пороге. Рядом с ним все время маячил Акула.

План был прост: когда в воротах хутора появятся Корень и его люди, по знаку Сала все откроют стрельбу. Бить будут на поражение. С Корнем и остатками его банды Сало решил покончить. После этого он решил выставить труп Корня на Молдаванке, на публичное обозрение, и тем самым объявить, что вся территория Корня окончательно переходит к нему, Салу, и что так будет всегда.

Труп же Геки Сало за деньги собирался передать Щеголю. Косой очень уж мечтал получить своего обидчика, и Сало (за вознаграждение, конечно) собирался выполнить его просьбу. Он не сомневался, что Гека будет с Корнем. Ведь он был единственным, кто свято хранил верность опальному авторитету, давным-давно утратившему свое могущество в вечных разборках, в которых всегда проигрывал.

Несмотря на то что в банде Корня в последнее время было довольно много людей, Сало даже не сомневался в том, что его-то люди положат эту так называемую банду в два счета. Люди Корня, которых набрали совсем недавно, были больше контрабандисты, моряки, умеющие лучше обращаться со снастями и веслами, чем с огнестрельным оружием.

Сало знал, что людей этих привел в банду Гека (опять-таки Гека, вечный камень преткновения!), который когда-то был моряком. Это он сагитировал их, не знающих ничего о криминальном мире, в котором злополучный Корень занимал теперь последнее место. Будь они поопытней, будь они коренными жителями Пересыпи или Молдаванки, в банду Корня не сунулись бы никогда.

Поэтому сколько бы людей ни привел с собой Корень, Салу было без разницы. Одним трупом больше, одним меньше – только и всего.

Он вышел во двор, прошел несколько шагов, посмотрел в нависшее свинцовое небо. Пистолет лежал в верхнем кармане, но Сало не стал его вынимать. Зачем? Ему-то стрелять не придется уж точно. Только его людям. Поэтому нет никакой необходимости держать ствол под рукой.

– Он опаздывает, – сзади снова замаячил Акула, – а говорил за то, что приедет вовремя.

– Приедет, куда он денется. Он ведь едет просить.

– Что просить? – не понял Акула.

– Жизнь, – усмехнулся Сало, – что еще у меня просят? Жизнь, одну ее. Только жизнь.

В этот самый момент один из людей, стоящих вдоль забора, откуда хорошо просматривался холм, закричал:

– Едут! С холма спускается подвода! И там Корень с Гекой, я отсюда вижу!

– Ну вот, пожалуйста вам здрасьте, – пожал плечами Сало, – что я сказал…

– Да уж… Ну что ж, устроим им достойные поминки! Забацаем грандиозный шухер! Свои люди были все-таки… – ухмыльнулся Акула.

И в этот самый момент… Дальше никто так и не понял, что именно произошло. Но вдруг раздался страшный, оглушительный грохот позади дома. А хрупкий, старый забор снес… черный широкий автомобиль, который на полном ходу врезался в гнилые доски и разнес их в щепы. Дверца автомобиля приоткрылась, было видно человеческую руку, швырнувшую в дом самодельную бомбу.

Строение взорвалось ярким пламенем. Грохот от взрыва был такой, что и Сало, и Акула свалились на землю. Их тут же присыпало землей и вихрем щепок из взорвавшихся стен дома.

Потом началась пальба. Из автомобиля выскочили несколько человек, которые открыли плотную стрельбу по людям Сала, окружавшим дом по периметру. И опытные бойцы, проведшие не один налет с оружием в руках, были положены в момент. За какую-то долю секунды все вокруг превратилось в пылающий ад самым неожиданным образом! Языки пламени, взметнувшиеся в небо из горящего дома, стрельба, крики людей – все слилось в единую какофонию страшного хаоса, который вдруг опустился на Сало и его людей как плотное покрывало, накрывшее их с головой, лишая зрения и слуха, смешивая с землей.

Когда через пару минут Сало все же решился приоткрыть глаза, то сразу почувствовал холодное дуло револьвера, приставленное к его затылку. И чей-то ехидный звонкий голос скомандовал:

– Ну, хлопец, подымайся, или как?

Когда Сало поднялся на ноги и осмотрелся (один из людей, устроивших пальбу, как раз и держал его на мушке), то понял, что у него больше нет ни банды, ни авторитета короля.

Дом догорал. Забор был разворочен. Трупы людей Сала лежали на земле вокруг. Те, кто сидел на чердаке, были взорваны вместе с домом. Он разглядел троих, оставшихся в живых. Их вели двое с оружием, словно на поводу, и они шли, низко опустив головы. Это был Зубёнок и два бандита, которые находились возле забора. Плюс Акула, который так же, под прицелом пистолета, стоял рядом с Салом – эти четверо составляли остаток некогда могущественной банды.

Центром происходящего действа был автомобиль – Сало никогда не видел таких. Ему вообще редко доводилось видеть настоящие автомобили, а потому, несмотря ни на что, рассматривал он его с огромным интересом.

Из автомобиля, в сопровождении еще одного человека, вышел, опираясь на трость, черноволосый молодой мужчина в дорогом костюме с немного раскосыми глазами. Сало огляделся с невероятным изумлением: четверо с оружием, которые перестреляли всех его людей, плюс эти двое – всего шестеро! Его банду уничтожили шесть человек! Сало вдруг почувствовал такую ненависть, что аж заскрипел зубами.

– Да ты их до корней сотри! – тут же отозвался ехидно тот, кто велел Салу встать, – это был еще совсем молодой пацан лет восемнадцати, уверенно держащий его на мушке.

Черноволосый в костюме подошел к Салу почти вплотную и с каким-то интересом, но без злобы, уставился ему в лицо.

– Кто ты такой? Что я за тебе сделал? – c ненавистью выкрикнул Сало.

– Я Миша, – спокойно ответил черноволосый, – будем познакомиться.

– Какой еще Миша?

– Для тебя – Миша Японец, за меня слышал?

– Ничего не слышал!

– Не страшно. Еще услышишь. И не только ты.

– Какого… – Сало грязно выругался, – ты это со мной сделал?

– Фи, как отвратительно! Никаких манер – сразу видно, Пересыпь! Что ж, придется перевоспитываться. Качать права тебе, деточка, здесь не тут…

– Какую комедию ты тут ломаешь? – внезапно Сало попытался на Японца наброситься, но тут же был подхвачен под руки его двумя людьми, а к его затылку снова приставили ствол.

– Мы можем говорить, когда тебя держат, как собаку на привязи, да еще и с пушкой у твоей глупой башки, – усмехнулся Японец, – а можем поговорить, как взрослые люди, у которых есть проблемы, и за эти проблемы нужно решить…

– Ты… – снова грязно выругался Сало и дернулся, пытаясь вырваться.

– Нет, все-таки лучше – как собаку на привязи, – вздохнул Японец.

– Что ты за меня хочешь?

– За тебя? Ничего. Просто дошли до меня слухи, что ты обижаешь моих людей. Видишь ли, я собираюсь стать королем, единственным здесь королем, и для этого мне нужны люди. У меня сейчас каждый человек на счету! А ты за ними охотишься, жизнь им портишь…

– За какие еще люди?

В разбитые ворота бывшего хутора в этот самый момент въехала телега и остановилась прямо возле Сала и Японца. Из телеги вышли Корень и Гека и с самыми серьезными лицами уставились на Сало.

– Да вот же они! – сказал Японец. – Знакомься, это мои друзья! Теперь – МОИ.

– Корень и Гека? – от удивления Сало даже забыл выругаться.

– Ну конечно! Вижу, ты начинаешь понимать ситуацию. Корень и Гека теперь работают со мной. И все люди Корня. Корень у них главный, но он под моим началом. Он мой человек. Так что теперь мы все работаем за вместе. И у тебя есть выбор: либо ты оставляешь в покое Корня и тихо работаешь на своей Пересыпи, но с каждого дела мне платишь проценты, либо… Ну, самый плохой вариант. Ответишь как кур в ощип! Ты понял?

– Да пошел ты…! Кто ты такой, чтобы я за тебе проценты платил! Ты… – зарычал Сало.

– Ответ закономерный, но неправильный, – усмехнулся Японец. – Видишь ли, я решил положить конец всей этой вражде. С нами и так все, кому не лень, враждуют. Такой хипиш понаустроили – ховайся, кто может! Зачем же нам воевать между собой? Зачем зубами скрестись? Жандармы с ума сходят, устраивая террор за город, войска в панике, дезертиры из армии составляют нам прямую конкуренцию, работая налеты, на подходе к Одессе уже гарцуют гайдамаки, которых полно за Киев, за Одессу, вот-вот высадятся иностранцы-союзники, анархисты взрывают бомбы, а мы еще за здесь будем воевать за промеж собой? Я решил всех поделить тихо-мирно. Каждый работает за свой район, никто друг друга не трогает, зубами не скворчит, если шухер – замолчал свой рот и на дно, а за порядком слежу я сам. Мы все объединяемся, и тоже становимся силой, которой не страшны ни войска, ни жандармы. Такая сила, шоб они так жили, как мы шикарно выглядеть будем!

– Он правильно говорит, – подал голос Корень.

– Да пошел ты! Ты еще будешь мне указывать! – окрысился Сало. – Ты ему за свою территорию отдал, что ли?

– Я теперь работаю с ним, и моя часть Молдаванки – его, – спокойно ответил Корень, а Гека молча кивнул головой.

– Ах ты…! – от ненависти Сало аж засопел.

– Мое слово уже было. Теперь мы ждем за твое слово, – сказал Японец.

Внезапно Сало как-то обмяк. Он снова оглядел уничтоженный хутор, своих мертвых людей, свинцовые тучи, нависающие над всем этим разгромом.

– Я должен подумать.

– Думай, но недолго. У нас здесь не Государственная дума.

– Отпустите меня.

Японец сделал знак, и Сало отпустили. Понуро уставившись в землю, он стоял и молчал. Акула мрачно наблюдал за ним. Японец подошел к Корню и Геке и о чем-то тихо, вполголоса, заговорил с ними.

Дальше все произошло так же быстро, как и разгром хутора. Сало метнулся в сторону Японца, выхватывая на ходу револьвер. Но мальчишка с ехидным голосом оказался быстрее. И не успел Сало вытащить револьвер из-под полы пиджака, как парень лихо выстрелил ему в голову, как раз в то самое место, куда с угрозой он уже несколько раз приставлял револьвер.

Пуля попала ровно в затылок. Широко раскинув руки в стороны, Сало свалился вниз, лицом в землю. Одним выстрелом он был убит наповал.

– Конец, – пробормотал Корень.

– Так я и думал, – сказал Японец и повернулся к Акуле, – теперь ты.

– Если ты не против, я возглавлю Пересыпь под тобою, – быстро отреагировал Акула.

– Ишь, какой ушлый! Мальчик с бикицером! А у тебя выйдет?

– Выйдет. Я был правой рукой Сала. Всегда знал, как делает он.

– Ну, если не будет за такие вот взбрыки… – Японец мрачно кивнул на труп Сала, лежащего почти возле его ног.

– Не будет. Я тебе обещаю. Слово Акулы, – при этом глаза Акулы злобно блеснули – чего, кажется, не заметил никто.

– Тогда забирай своих людей и уходите, – распорядился Японец, – этот хутор сожгут с трупами. Нечего, чтобы фараоны делали всем больную голову и вырванные годы. У нас и так нервы не в порядке.

Акула быстро подошел к Зубёнку и двум оставшимся людям и быстро увел их за собой.

– Есть еще Щеголь, – мрачно сказал Корень, наблюдая, как уходят Акула и теперь его люди.

– А что Щеголь? Пусть воюет со своими бабами! – усмехнулся Японец, так как слава Щеголя хорошо была известна во всех краях.

– Так-то оно так, – кивнул Корень, – но пусть наших не трогает.

– Не тронет. Слово Мишки Япончика, – Японец с какой-то брезгливостью отошел от трупа Сала. И повернулся к своим людям: – Майорчик, Гарик, приберите тут.

Затем снова обернулся к Геке и Корню:

– Седайте в авто. Подвезу до города. Да седайте смелее, оно не кусается! Небось такое и в глаза не видели?

Корень и Гека, чувствуя себя явно не в своей тарелке, с опаской пошли к машине.

Таня шла очень медленно, как будто была столетней старухой и у нее заплетались ноги. Останавливалась, смотрела на людей, на дома. В это время дня улица была полна прохожих. из-за свинцовых облаков наконец-то (за столько дней!) выглянуло солнце. Но Таня не чувствовала радостных солнечных лучей, дарящих ощущение праздника. Для нее этот день не был праздником. Она шла на важную встречу, прекрасно понимая, что после этой встречи все будет кончено.

Дверь назад, в прошлое, захлопнется навсегда. И на земле появится новая Таня. Впрочем, это уже не важно. Прежней Тани все равно больше не было.

Она умерла, когда взяла снотворное у доктора Петровского. Она умерла, когда подсыпала его в бокал с вином банкиру Татарскому. Она умерла, упав в объятия Геки. Она умерла, украв чужие деньги. Она умерла, войдя в банду Корня. Она умерла, умерла, навсегда умерла…

Эта встреча была для другой, новой Тани, с тем, чтобы укрепиться в правах и, несмотря ни на что, идти дальше. Не важно, что ждет ее там. Главное – идти.

Таня медленно плелась по улице, не замечая того, что прохожие оглядываются ей вслед. Несмотря на тяжелые душевные переживания, выглядела она прекрасно. На ней был модный ансамбль нежно-сиреневого цвета – изящная юбка, меховая накидка и шапочка с мехом в тон. Таня была похожа на беззаботную барышню из богатой семьи, которая вышла на утреннюю прогулку.

Наконец впереди показалось знаменитое одесское кафе «Фанкони». Совсем пав духом, Таня замедлила шаг. Но, тем не менее, все-таки пошла вперед, ко входу. К ней тут же подошел элегантный молодой человек в котелке.

– Мадемуазель Таня?

– Это я.

– Прошу, за вас ждут.

И Таня шагнула в кафе, в ослепительный блеск хрустальных люстр и богатство внутреннего убранства. Ей никогда не приходилось бывать в подобных местах. Тем не менее, она держалась уверенно, твердо решив, что больше ничто не может ее напугать.

Таню провели в глубину зала к столику, стоявшему особняком. При ее появлении из-за столика вежливо поднялся темноволосый молодой человек с несколько раскосыми глазами. Одет он был модно и дорого, и его необычная внешность сразу бросалась в глаза.

– Позвольте представиться: Михаил Винницкий.

– Татьяна Алмазова.

– Какое красивое у вас имя! Прошу садиться.

Таня опустилась за столик, молодой человек сел напротив, не спуская с нее внимательных глаз.

– Вы любите пирожные? Здесь делают замечательные профитроли.

– Я не знаю. Я не ела пирожных очень давно.

– Почему? Кажется, дела ваши в полном порядке.

– От дел моих на сладкое не тянет.

– На что же тянет?

– На водку. И побольше. Чтобы забыть.

Михаил рассмеялся. Было видно, что умение Тани держаться произвело на него впечатление. Смеясь, он продолжал внимательно ее изучать.

– Вот уж не поверю, что вы пили когда-то водку!

– Пила. С моими подругами на Молдаванке, – кивнула Таня.

– А сейчас?

– Сейчас – нет.

– Вы не похожи на жительницу Молдаванки, – Михаил все так же внимательно продолжал разглядывать Таню.

– Тем не менее, я жила там.

– Вы знаете, кто я такой? – спросил он.

– Об этом знает почти весь город.

– Это преувеличение. Не весь. А вот кто ты? – Михаил перестал улыбаться.

Таня молча пожала плечами. Что она могла сказать?

– Ты та самая знаменитая Таня, которая послала ко мне Корня, – ответил он.

– Знаменит Мишка Японец. Я – нет, – не согласилась Таня.

– Не скажи. За хипишницу, которая с успехом бомбит на Дерибасовской, говорит целый город! Ты тоже успела прославиться. Обделала грандиозный шухер! – засмеялся Японец.

Заметив, как исказилось ее лицо, он сделал паузу, затем продолжил.

– Тебе не нравится, чем ты занимаешься, или как?

– Конечно, нет. Как может нравится такое? Я делала так, потому, что у меня не было выхода, – призналась Таня.

– А за сейчас?

– И сейчас – нет.

– Ты не из нашего мира. – медленно произнес Мишка. – Это видно сразу. Это просто бросается в глаза. Но ты теперь часть нашего мира, и это тоже за факт. Ты очень красивая, но красивая, как кактус. И вот как раз это понимает не каждый. Под манерами колючки.

– Ты ведь сумел понять, – пожала плечами Таня.

– Молодец! Так и продолжай за дальше. Никому ничего не спускай с рук. Если я говорю тебе «ты», можешь отвечать мне тем же. Хотя это не позволено почти никому. До меня дошли слухи, что ты училась в гимназии. Это правда?

– Правда, – кивнула Таня.

– Кто же твои родители?

– У меня их нет.

– Это как? – удивился Японец.

– Меня воспитала бабушка. Правду о своем происхождении я не знаю. В шутку она как-то сказала, что я ребенок моря. Но я не поняла, что она имела в виду. Когда-нибудь я собираюсь узнать правду. Но не сейчас.

– И ты знаешь бедную жизнь.

– Очень бедную, на Молдаванке. Однажды закончилась гимназия, и красивые платья, и уважительное отношение благородных кавалеров. И я оказалась там.

– Скажи, твоя бабушка тяжело больна? – похоже, Мишку действительно интересовало все, что Таня говорит.

– Очень тяжело. Ей нужны лекарства и уход. Чтобы достать денег, я… Работы не было. И я сделала… так.

– Но девушки на Молдаванке зарабатывают по-другому.

– Я – не такая, как все, – сказала Таня твердо и посмотрела Мишке прямо в глаза.

– За это я уже заметил. Скажи, что ты хочешь от меня?

– Мне нужны гарантии, что я могу работать дальше и что меня не тронут люди Щеголя.

– Это сложно. Дерибасовская – территория Щеголя, – уклончиво ответил Японец.

– Но ведь всё меняется, правда? И очень скоро Дерибасовская будет твоя. Я знаю, что это так. Ты будешь Король, – Таня взглянула на него.

– Ты мыслишь широко, это мне нравится. И у тебя честный, открытый взгляд. Такой взгляд не предаст. Правду говорят, что ты женщина Геки?

– Гека – мой лучший друг. Я никогда его не предам и, если потребуется, отдам за него жизнь.

– Ты так сильно его любишь? – улыбнулся Мишка.

– Я сказала: Гека – мой друг, – повторила Таня твердо. – Иногда это бывает намного важнее и сильнее любви.

– Ты говоришь не так, как обычно говорят женщины, – задумчиво произнес Япончик. – Видно, что ты многое пережила. Ты очень ценишь своих друзей?

– У меня их мало.

– Что ж, тогда можешь считать меня одним из них. Можешь спокойно работать и дальше. Тебя никто не тронет. Я сказал.

– Спасибо. Я тебя не подведу.

– Но работа хипишницы для тебя за мелко. Ты оказалась совсем другой, не такой, какой я тебя представлял. Улица – не твой уровень. Нужно придумать что-нибудь ещё.

В этот момент им подали пирожные, и Таня принялась есть их с такой элегантностью, что у ее собеседника округлились глаза.

– Сразу видно, что ты получила благородное воспитание. Нет, улица тебе не подходит, – уверенно произнес Мишка.

– Я не понимаю. Что ты предлагаешь? – оторвалась Таня от пирожных.

– Пока не знаю… – Япончик помолчал. – Я буду думать. Сейчас у меня много дел. Но я не выпущу тебя из виду. Буду думать, использовать твои способности. Да, и можешь звать меня Мишей.

– Хорошо… Миша.

– Кстати, сильно не высовывайся. Тобой уже заинтересовались фараоны. Им капнули Щеголь с Косым. Так что три дня на Дерибасовской не появляйся – мне проблемы не нужны. Нырни в прорубь. Скажи, а ты действительно все это сама придумала? – не удержался Япончик от вопроса.

– Сама, – пожала плечами Таня.

– Артистка! Самая настоящая артистка. Похоже, в тебе пропадает талант, – засмеялся Мишка.

Таня тоже рассмеялась. Она вдруг почувствовала удивительную легкость, как будто тяжелая гора разом свалилась с ее плеч.