– Нужно думать. Что мы знаем о месте, где расположена Карантинная гавань? – Таня и Володя сидели за столом в его комнате, чертили план Карантинной гавани и опиумной курильни, где происходили собрания клуба.

– Знаем только одно, – Володя пожал плечами, – что это порт. Может ли быть лабиринт под портом?

– Тут надо понять, что для них значит слово «лабиринт». Как по мне, так лабиринт означает только одно – катакомбы. Вся Одесса, по крайней мере, большая часть побережья и центр, стоит на кабакомбах. А катакомбы это действительно лабиринт, который имеет выходы на побережье, но только не в порт. В порту слишком много строительства, укрепления для захода тяжелых кораблей. Плюс – торговые склады и военная гавань. Под портом нет катакомб.

– Ты хочешь сказать, что вход в лабиринт находится не в курильне?

– Именно. Курильня – это просто антураж, декорация. Вход находится в другом месте. Что происходит потом? Предположим, жертву заводят в катакомбы и дают какую-то подсказку – допустим, примитивную карту. И она должна идти по определенному маршруту. Но из катакомб жертва не выходит, потому что где-то по дороге ее встречает убийца. Значит, Людоед – это либо сам хозяин клуба, либо человек, очень близко приближенный к нему, тот, кто досконально изучил всю структуру лабиринта, все выходы и ходы. Да, всё сходится. В катакомбах холодно, там всегда низкая температура воздуха, и в зимнее время года становится только холоднее. Значит, там можно хранить труп.

– Как утверждал врач, тела хранились в холодном месте около недели, – сказал Володя.

– Ну да, – продолжала Таня оживленно, – все сходится. Тело прятали в катакомбах, поблизости от того места, где Людоед убивал своих жертв. Поэтому нигде не было свежих следов крови. Кровь оставалась на месте убийства. А потом Людоед отвозил труп и подбрасывал так, чтобы его нашли.

– В смысле отвозил? В экипаже, что ли?

– Точно. Наш Людоед богатый человек, у него есть собственный экипаж. И он умело им пользуется. К тому же есть еще один момент. Чаще всего жертвы и части тел находили в центре. Значит, центр города – это место, которое Людоед лучше всего знает.

– Людоед живет в центре, – начал перечислять Володя. – Он богатый человек, у него свой экипаж, в любое время суток он передвигается по городу, он владелец клуба Анубис или лицо, приближенное к владельцу, и его настоящее имя Павел Кодыма – все так?

– Все верно. Теоретически мы нашли Людоеда, – усмехнулась Таня. – Хотя насчет его имени – это просто догадка, не факт. Осталось только найти вход в лабиринт.

– Ты сказала, у тебя есть мысль.

– Есть. Я думаю, вход спрятан в приюте повешенных на побережье, в заброшенном доме. Помнишь, что говорил рыбак? Что время от времени в доме раздаются странные голоса и видны блуждающие огни. Значит, они идут туда. И это происходит не очень часто. Если предположить, что человек, который вытянул ухо, пятый обладатель выигрышного знака, то между Татарским и им появляется большой временной промежуток. Людоед или затаился, или кто-то из тех, кто работает в клубе, заподозрил неладное. В любом случае Людоед просто взял паузу, но не собирается останавливаться. Он решил продолжить. И мы должны спешить.

– А если это ошибка, и вход не там? – Володя задал это вопрос не Тане, а, похоже, себе.

– Мы должны попробовать, осмотреть это место. За день до того, как туда приведут пятую жертву. Мы займем его место.

Таня, в отличие от Сосновского, не сомневалась.

Затхлый запах гнили и разложения забивал все остальные запахи. Отодрав от окна доску, Володя спрыгнул вниз и подставил руки Тане, чтобы она прыгнула следом за ним.

Внутри было полно строительного мусора, каких-то остатков разломанной мебели. Едва они ступили на пол, как услышали характерное отвратительное шуршание – в заброшенном доме были целые полчища крыс.

К походу в катакомбы Володя и Таня подготовились очень серьезно – помимо веревок, ножей, фонарей, Сосновский даже взял с собой револьвер.

Они подъехали к дому с наступлением темноты и едва не свернули себе шею в поисках узкого прохода вниз, на песчаный пляж, к бушующему морю. И днем найти этот спуск было непросто, а ночью это становилось просто опасным. Вокруг не было ни души. Ничего, кроме холода и звука моря, на котором начался шторм. Море выглядело зловеще, забрасывая на темный берег массивные шипящие волны. Дом находился так близко от воды, что по дороге Таню с Володей время от времени окатывало ледяным соленым дождем.

– Как дом не смоет в море… – ворчала она, морщась от холодных брызг. Сосновский же испытывал постоянное чувство тревоги – в темноте ему везде чудилась засада.

Оказавшись внутри дома, они зажгли фонари и принялись исследовать помещение.

– Вход может быть где угодно – в полу, в стене… – повторила Таня.

– В потолке… – поддразнивал ее Володя, – или его может вообще не быть… Судя по обилию крыс, здесь давно уже не ступала нога человека.

– А откуда приходят крысы, как не из подземелья? – парировала Таня. – Они в море не плавают!

Увлекшись поисками, они тщательно, очень долго осматривали дом, но никакого входа не нашли.

Наконец, полностью обессилев, пригорюнившись, они уселись на какой-то стол, казавшийся наиболее целым среди окружающей рухляди, и стали вслух рассуждать.

– Этого не может быть! – Таня со злостью ударила кулаком по столу. – Я чувствую, что вход здесь! Здесь, на побережье, есть катакомбы!

– А если это вообще не катакомбы? Если мы ошиблись в главном? – спросил Володя.

– Тогда что? Подвал? Изуродованные трупы неделями лежали в подвале жилого дома и на них не наткнулся никто из домочадцев или жильцов? Так ты себе это представляешь? – злилась Таня.

– Нет, но… – Володя пожал плечами, – мы в чем-то ошиблись, это ясно. Ты сама видишь, что никакого хода здесь нет…

Звук, доносящийся со стороны моря, стал резче, – это усилился шторм. Стало ужасно холодно, но Володя и Таня не обращали на это никакого внимания.

Вдыхая привычный запах штормового моря, Таня закрыла глаза. Воспоминание, возникшее из ниоткуда, вдруг захватило ее память. Море… Ракушки… Острый, приторный запах морского ила… И снова море, волны, бурные, черные волны, захлестывающие с головой… Ощущение отчаяния и страха, трудно дышать… Море, соленые брызги на коже, ветер, принесший холод, рев разъяренных темных валов…

Таня так и не поняла, что это было, откуда в тяжелый час пришло к ней это страшное видение, но вдруг резко соскочила со стола.

– Вход в катакомбы расположен ниже уровня моря! Катакомбы находятся ниже уровня моря, во время приливов и штормов их часто заливает морской водой! Значит, нам нужен подвал! – воскликнула она.

– Откуда ты это знаешь? – Володю удивило ее лихорадочное возбуждение – казалось, Таня вся вспыхнула, как факел, и огненные блики в ее пылающих глазах осветили темноту.

– Я не знаю, откуда… Но вход в катакомбы должен быть ниже уровня воды! Ракушки… Ил… Острый запах ила и сгнивших мидий… И волны, огромные волны, заливающие берег…

– Таня! Что с тобой! Ты вся дрожишь! – Володя попытался обнять ее, но это не так просто было сделать. Таня уже бежала к противоположной стене огромного зала, выходящей на пристань. Покосившееся здание давно заливало морской водой, и возле стены, на полусгнившем полу, были огромные потеки… Сама же стена на ощупь была мокрой.

Добежав до стены, Таня принялась осматривать пол. Не сильно веря в удачу ее затеи, Володя все-таки подсвечивал ей фонарем. Громкий крик Тани вырвал его из отстраненных размышлений:

– Смотри! Одна доска сухая! Все вокруг в луже морской воды, а одна доска абсолютно сухая потому, что находится выше остальных! Надо ее поднять вверх.

Володю не нужно было упрашивать дважды. Он рванул доску рукой и открыл нечто вроде крышки люка с висящим замком, спрятанного под полом.

– Вот он, вход, – Таня улыбалась своей победе.

Володя тем временем отрывал другие доски от пола, чтобы открыть люк.

– Крышка закрыта, – он подергал замок, – ключа у нас нет, отмычки тоже… Значит, остается только один способ.

Прицелившись из револьвера, Володя выстрелил в самую сердцевину замка. Звук выстрела был оглушающим, но способ оказался действенным: замок упал. Володя откинул крышку люка.

В лицо им сразу ударил запах плесени, гниющих мидий, морского ила.

– Здесь ступеньки в камне, – Таня подсветила фонарем, – пошли.

Это был вход в катакомбы. Спустившись вниз, они оказались в узком подземном коридоре с желтыми стенами из ракушняка. Там было очень холодно, а фитилек фонарей сразу же окружил синий ореол, что свидетельствовало о большом скоплении какого-то подземного газа. Находиться долго в этом месте было небезопасно, но Таню уже ничто не могло остановить.

Коридор был без всяких развилок и ответвлений. Таня решительно устремилась вперед, Володя поплелся следом за ней. Ему в голову тут же пришли все ужасы, которые он слышал о подземных катакомбах Одессы. О том, как легко потеряться в них, заблудиться и никогда не найти дорогу назад. О блуждающих душах, вечно погребенных в страшном мраке между жизнью и смертью. О тех, кто потерялся в бесконечном лабиринте и стал призраком еще при жизни, так и не сумев найти дорогу обратно…

Володе было так страшно, что у него тряслись руки. Но он не смел показывать Тане свой страх.

Они оба смутно представляли себе конечную цель их путешествия по подземному лабиринту. Но пока коридор был прямой, и идти было достаточно просто.

Внезапно Таня резко остановилась и схватила Володю за руку, едва не выбив у него фонарь.

– Ты слышишь? Слышишь? Прислушайся!

Оба замерли. И действительно: откуда-то сбоку до них донеслись человеческие голоса. Было понятно, что разговаривают двое мужчин. Можно было различить тембр их голоса, но не слова. Впереди показалась развилка и, не долго думая, Таня устремилась туда, в сторону доносящихся звуков. Володя поспешил за ней. Вскоре они оказались в небольшой нише. Голоса теперь были слышны отчетливо. В желтом камне виднелось небольшое сквозное отверстие, через него ясно долетал звук.

– Название «Безмятежный», отходит завтра со второго причала. Он будет стоять в Военной гавани, чтобы отплыть тайком. Наши каюты рядом – ваша четвертая, моя шестая. Все пройдет спокойно и тихо. На судне предупреждены.

– Завтра… – От этого голоса у Володи вдруг пошли мурашки по коже, уж слишком знакомым он был. – Долго ждать. Я предпочел бы уехать сегодня, раз уж все оплачено и корабль уже стоит в гавани. Тем более, деньги у нас есть. Я устал.

– А с этим что будем делать? – спросил первый. – Может, закроем вход?

– Зачем? – его собеседник усмехнулся. – Он заплатил две тысячи рублей, чтобы провалиться в катакомбы. Пусть блуждает – как-нибудь выберется наружу.

– А если не выберется?

– Ну, знаете, это не моя вина! Я никому не обещал благоприятного выхода обратно. Они знали, на что идут, и все были готовы рисковать. Надо только поменять знаки. Вы сейчас этим и займетесь. Поменяете стрелки местами, чтобы он не вышел сразу. Пусть снимает знаки и догадывается по звуку, в какую сторону направление правильное.

Володю била крупная дрожь, а лицо его так исказилось, что Таня перепугалась.

– Что с тобой? Ты знаешь этого человека? – прошептала она.

– Знаю… – Зубы Володи стучали, и он сам не мог понять, то ли от холода, то ли от ужаса. – Это художник Грановский. Похоже, он хозяин клуба… И он – Людоед…

– Ты уверен?

Вместо ответа Володя приник к отверстию и едва сдержал крик. В тоненькую щелку отчетливо просматривалась большая освещенная свечами комната, в которой со стен убирали указатели из бумаги двое мужчин. Один из них был распорядитель в клубе, второй – художник Грановский.

– Дело сделано, – с этими словами Грановский снял со стены последний указатель со стрелкой. – Теперь надо уходить.

– Вы сообщили, что закрываете дело и выходите из клуба полностью?

– Кому, Сосновскому? Нет, конечно. Ни копейки он от меня не получит. Я и так сделал ему большое одолжение, когда по его просьбе согласился присмотреть за его дебилом племянником… А клуб – мой, что хочу, то и делаю. Хочу – устраиваю тайные игры. Хочу – в любой момент могу закрыть. Ни перед кем отчитываться я не обязан. Сосновский и так получил от меня достаточно денег. На мои деньги он сейчас в Петербурге занимается своей карьерой и пытается закрыть старые грехи. А племянника его я в клуб все-таки отправил!..

С этими словами Грановский задул свечу, и комната погрузилась во мрак.

– Идемте, – поторопил он собеседника. – Надо еще успеть запереть дверь.

Раздались удаляющиеся шаги, и голоса смолкли. Володя старался осмыслить услышанное.

– Эй, сюда! Я нашла, как войти! – Таня махала ему из противоположного конца коридора. Пока Володя слушал разговор, она нашла проход в комнату, из которой только что вышли мужчины.

Очутившись там, они увидели, что из нее шло сразу два входа – в левый и правый коридор.

– Они ушли влево, – торопилась Таня, – мы должны пойти за ними, но не сразу. Пусть уйдут подальше.

– Не могу поверить, Грановский – хозяин клуба Анубис, – сказал Володя, – и он создал эту авантюру под крылом моего взяточника дяди! И специально познакомился со мной. Он же первый ко мне подошел… Как же я не догадался! Ведь именно Грановский помог мне попасть в этот клуб! Сначала как будто отказался, а затем согласился помочь. И действительно, его образ жизни был идеальным вариантом для создания такого клуба. Он был вхож в дома знати и богачей, ведь только богатые люди заказывали у него портреты. Он мог спокойно агитировать клиентов и привлекать в свой клуб, что и делал! И он же знал о них все подробности! Помнишь, мы рассуждали, что хозяин клуба – и есть Людоед? Убийца – художник.

– Не знаю… – Таня покачала головой, – Грановский старше. Сын Кодымы должен быть моложе, ему сейчас лет тридцать. А Грановскому хорошо за сорок.

– А если он специально маскирует свою внешность, чтобы никто не догадался? Если это все задумано для того, чтобы сбить с толку преследователей?

– Каких преследователей?

– Тех, кто мог догадаться о том, что он сын убийцы, Одинокого Волка? Откуда мы знаем, сколько ему лет на самом деле? Кто-то видел его документы? Нет. И документы легко подделать. Что мы знаем о нем? Ничего. Ни биографии, ни места рождения. Когда-то я слышал, что Грановский – не настоящая его фамилия, а псевдоним. Художники часто пользуются псевдонимом. К тому же он женился на проститутке, бедной девушке, значит, сочувствует беднякам, знает, через что она прошла. А кто еще может сочувствовать и понимать больше обездоленных, чем тот, кто сам вырос в приюте?

– Да, может быть. Но все-таки… Хотя ты прав. Все сходится. Художник Грановский – Павел Кодыма. Людоед.

– Мы должны его задержать! – Володя был настроен решительно. – Он ведь собирается бежать из страны.

– Далеко не убежит.

Они ринулись в левый коридор. Внезапно Таня поскользнулась и едва не упала. Чтобы удержаться на ногах, она ухватилась за небольшую выемку в стене. В тот же самый момент что-то щелкнуло, и сверху, прямо на них, опустилась прочная веревочная лестница.

– Что за… – начала было Таня, как вдруг ее фонарь опустился вниз и ярко осветил то, что было на полу. Чтобы не завизжать от ужаса, она закрыла рот ладонью.

Весь пол и стены были покрыты полузасохшей кровью. Ее было такое количество, что она даже не успела полностью высохнуть – именно на ней и поскользнулась Таня. Похоже, это была кровь всех четырех жертв Людоеда. Таня и Володя нашли место, где он подкарауливал несчастных, и убивал их прямо здесь, в этих стенах.

– Что это за лестница? Поднимемся наверх? – Глаза Тани были расширены от ужаса.

– Здесь он нападал на очередную жертву, выслеживая, когда она пойдет по этому пути, – несмотря на открывшиеся обстоятельства голос Володи был твердым. – Перерезал горло и потрошил тело. А после этого поднимал тело наверх с помощью лестницы – скорей всего, привязывал к ней.

– Мы должны подняться, – Таня решительно схватилась за конец лестницы, но Володя ее отстранил.

– Я пойду первым.

Вскоре оба они оказались во втором ярусе катакомб – в небольшой комнате, на полу которой тоже была кровь. Но было в ней и кое-что еще. Таня осветила фонарем место на стене, которое было сильно испачкано синей краской. Это была та самая краска, которой убийца вымазал лицо мальтийца.

– Я должен был подозревать Грановского, – сказал Володя. – Кто еще имеет дело с краской, как не художник? Но мне даже в голову не пришло… Он казался таким хорошим человеком.

– Одинокий Волк тоже казался хорошим человеком, – горько усмехнулась Таня.

Они принялись осматривать комнату и вскоре обнаружили небольшую нишу, ведущую наверх.

– Нужно лезть туда, – скомандовал Володя.

По этому новому туннелю вверх им приходилось почти ползти – таким узким он был.

– Интересно, зачем его прорыли? – запыхавшись, произнесла Таня.

Очень скоро они получили ответ на этот вопрос, оказавшись в небольшой комнате, в которой направо шел ход в очередной коридор, а слева была видна деревянная дверь.

– Идем, – Володя решительно направился туда и взялся за ручку двери, – я войду первый.

Но, едва он переступил порог, как страшный удар обрушился ему на голову. Зашатавшись и почти потеряв сознание, он свалился на руки Тани.

От неожиданности она закричала, но успела заметить темную тень, мелькнувшую впереди. Прыгнув изо всех сил, Таня повалила убегавшего от нее человека. Сцепившись, они покатились по полу.

Через мгновение незнакомец отпихнул ее в сторону и быстро вскочил на ноги. И вдруг Таня разглядела лицо женщины – изумительно красивое, белое лицо молодой женщины в ореоле распущенных длинных черных волос… В руке ее был длинный нож, чем-то похожий на меч. Подняв его, женщина пошла на Таню.

– Не двигаться! Стоять, а то башку прострелю! – подобравшись со спины, Володя схватил женщину за волосы и приставил к ее голове револьвер.

Только теперь, отдышавшись и осмотревшись, Таня поняла, что они находятся в мастерской художника Грановского. В центре зала стоял большой мольберт, к которому веревками был привязан мертвый художник. Горло его было глубоко перерезано, вниз стекала еще не успевшая свернуться и загустеть свежая кровь. Он был убит за несколько минут до того момента, как Володя и Таня появились в мастерской через ход в катакомбы.

– Матильда Грановская, – сказал Володя, все еще держа пистолет у головы убийцы, – она же Людоед…

– Нет, не Матильда! Как же я могла так ошибиться… – вдруг воскликнула Таня. – Не Павел! Прасковья, понимаешь?! Паша – это не мужское имя. Паша – сокращенно Прасковья. Паша Кодыма – Прасковья Кодыма, так?

Услышав свое настоящее имя, женщина дернулась и закричала:

– Не смей так меня называть! Я сделала всё, чтобы забыть!

– Нет, – Таня покачала головой, – ты дочь Одинокого Волка. Его гены перешли к тебе. И ты мстила за свою сестру, которую убили на твоих глазах. Убили жестоко. Мстила этому миру.

– Да, да, на моих глазах, – Прасковья захрипела, – а я ничего не могла сделать… Я слышала, как она кричала… кричала… а потом замолчала… перестала кричать… Они тоже кричали… Пока я разрешала им кричать… И молчали, когда я затыкала им горло. Твари…

– Ты ненавидела и своего мужа тоже? – Таня никак не могла осознать происходящее.

– А за что мне было его любить? – вскинулась Матильда. – Он обращался со мной как с комнатной собачкой, всем выставлял напоказ! Он даже представить не мог, что мне нравилось быть в заведении! Там можно было не притворяться. А он заставил меня притворяться. Все время. И я отомстила. Он думал, что жалеет меня. Ничто не унижает больше, чем жалость…

Таня подошла ближе и взяла Матильду за руку. Та вырвалась, но Таня успела заметить шрамы на ее пальцах. В памяти Тани снова выплыл страшный рассказ Корня.

– Отпусти ее, – внезапно сказала она, глядя на Володю, – пусть уйдет.

– Ты с ума сошла! Она же убийца! Убила четырех человек! Она Людоед! – Володя решительно ничего не понимал.

– Уходи, – произнесла твердо Таня, обращаясь к Грановской. – И больше никогда не появляйся в нашем городе.

– Я ее не отпущу, – начал было Володя, – она…

Дальше все произошло мгновенно. Матильда рванулась вперед, ударила Володю кулаком в лицо с такой силой, что он едва удержался на ногах. Этого хватило, чтобы он ее отпустил.

Добежав до входа в катакомбы, она захлопнула за собой дверь. Было слышно, как ключ повернулся в замке. Володя заколотил по двери, но было ясно, что выломать ее невозможно.

– Оставь, – Таня положила руку ему на плечо. – Что ты сделаешь, если ее догонишь? Убьешь? Ты не сможешь убить. Сдашь в полицию? Полиции больше нет. И кто будет ее судить теперь?

– Ты ее жалеешь? – Володя с недоумением смотрел на Таню. – Ты знаешь всё, что она сделала, и ты ее жалеешь?

– Жалею, – твердо сказала Таня. – Я знаю, через что она прошла. И если бы не приют, она не стала бы убийцей. Жизнь изломала ее так, как изломала всех нас. Кого мы должны судить – ее или Бога, наградившего ее такой судьбой и сделавшей дочерью Одинокого Волка?

– Странная ты, – Володя нахмурился. – Я тебя не понимаю…

– Я знаю, что не понимаешь, – Таня горько усмехнулась. – Из этой мастерской есть выход через квартиру? Давай уйдем отсюда.