1. Призрак

А лекс прервал свой рассказ, и некоторое время молчал, задумчиво разглядывая внутренность зала кафе. Потом он встал из-за стола, подошел к стойке, некоторое время говорил о чем-то с барменом, а когда вернулся назад, то нес в одной руке пару маленьких кружек пива, а в другой — бутылку кваса.

Какое-то время мы пили молча: я квас, а он свое пиво.

— Слушай, а ты веришь в привидений или призраков? — вдруг задал вопрос мой приятель после второй кружки.

Пиво было крепкое, черное. Я его не пила, потому, что не любила. Едва попробовала, а потом только смотрела и лишь составляла компанию, потребляя несколько похожий по цвету квас. Не нравится мне темное пиво, да и для печени, говорят, вредно.

— В смысле — в призраков? — не поняла я. — Не боишься пить пиво? Ты же за рулем?

— Ерунда, разве это алкоголь? Раз десять протрезвею, пока мы здесь сидим. Да и ехать тут недолго. А вот если я все-таки напьюсь, то что станешь со мной делать?

— Ничего не стану. Оставлю на этом самом месте и уйду. Так что там про призраков? — напомнила я.

— А про призраков я спросил в самом прямом смысле. Наипрямейшем. Как считаешь, призраки в этом мире бывают?

— Бывают, конечно, — кивнула я, и отхлебнул квасу из такой же, как и у Алекса пивной кружки. — Причем бывают по разным поводам и причинам. То вот по пьяному делу, то по неосторожности, а то и призрак коммунизма может напасть. Из-за угла. Он вон до сих пор шастает, понимаешь ли. Это раньше он все по Европам больше бродил, а теперь где ни попадя ошивается. От наркоты еще можно призраков увидеть, особенно под грибочками они хорошо идут…

— Я серьезно спрашиваю, а ты шуточками отделываешься!

— А ты мне объясни все сначала и помедленней, тогда и спрашивай. К чему столь сложное предисловие? Может, расскажешь?

— Только уговор! Обещай мне! — обстоятельно сказал Алекс.

Лишь сейчас я поняла, что мой приятель абсолютно серьезен и совершенно трезв. Более того, вовсе даже не шутит.

— Чего обещать-то? — не вполне уразумела я.

— Обещай, что выслушаешь и смеяться не будешь. Издеваться и язвить тоже не станешь. Обещаешь?

— Да, обещаю. Ну и?

— Честно обещаешь? — Педантично переспросил Алекс, посмотрев мне в глаза.

— Я же сказала, что обещаю, — я уже начинала по-настоящему злиться. — А раз так, то значит честно. Нечестно я ничего не обещаю, не тот стиль. Ты же знаешь, что своих слов не нарушаю никогда. Раз говорю, значит — так и есть, по-другому не умею.

— Ладно, не кипятись. Так вот, слушай. Дело было в Питере, осенью, года четыре назад. Я тогда гостил в одной молодой семье. Они только что поженились и обживали квартиру, полученную путем хитрого обмена между родственниками. Сама понимаешь — молодой быт, ребята только устраиваются, хозяйством обзаводятся. Так вот, однажды заметили они странноватую вещь — шевелился прямоугольный кусок ткани, отгораживающий угол в передней. Дело в том, что пока шло освоение квартиры, молодая хозяйка отгородила нишу в коридоре временной занавеской. Ну, в самом деле, надо же где-то прятать всякое разное барахло? Так вот эта занавеска и стала первым индикатором потустороннего присутствия. Временами, чаще вечером или уже ночью, стали замечать, что ткань шевелится. Первоначальные надежды на сквозняки и разные временные потоки воздуха не оправдались: пламя свечи около той же занавески не шевелилось — никакого ветра не было. Иногда мерещилась какая-то тень, судя по виду — мужская. Потом кто-то из родственников проболтался, что в этой квартире два человека умерли своей смертью, а один повесился на почве алкоголизма и проблем с психикой. Все выглядело так, будто в квартире живет приведение. Или призрак, если угодно. Интересно вела себя кошка. Это было симпатичное гладкошерстное существо темно-бурого, почти черного цвета с манерами светской обольстительницы, ярко-желтыми глазами и хулиганским выражением на хитрой морде. Но когда появлялся призрак, кошка преображалась. Она вдруг замирала, выгибала спинку и дико смотрела широко напуганными глазами в том же направлении, что и видящие призрака люди. Иногда шерсть у нее на спине становилась дыбом. Ни на что другое она при этом не реагировала. Потом резко срывалась с места и забивалась куда-нибудь под диван или вспрыгивала на самое высокое из доступных для нее мест. Она сидела там очень долго, обычно до следующего утра, причем даже сырое мясо, за которое кошка была всегда готова продать свою кошачью душу, не помогало ее выманить. Если ее пытались вытащить, то обычно добродушная и ласковая, она раскрывала зубастую пасть, громко шипела, и категорически отказывалась покидать убежище. Пригласить экстрасенса посоветовал кто-то из друзей. Возможно даже, что этим другом был я. Так уж получилось, что у меня в Питере оказался старинный приятель, промышлявший таким вот экстрасенсорным бизнесом. Цены у него считались вполне пристойными, а поскольку речь шла о моих друзьях, да и ситуация казалась интересной, Илья (так звали колдуна) согласился сделать хорошую скидку.

— И что колдун? — заинтересовалась я. — Как он все это разрулил?

— А никак. Составили договор, оформили и подписали, в двух экземплярах. Словно в каком-нибудь банке. Деньги, естественно, заплатили, которые этот колдун обязан был получить по договору за выполненную работу. Ну, а дальше он проверил все помещения, что-то там сделал, ходил везде, какую-то дрянь сыпал по углам, а потом велел сделать ремонт во всей квартире, и желательно перепланировку.

— И все? — удивилась я. — Ничего больше?

— Ну, в общем да. А что ты хочешь? Когда сделали ремонт и частичную перепланировку, все эти мистические процессы прекратились и потусторонние явления прошли.

— И как ты все это объясняешь? — спросила я. Меня действительно заинтриговала эта история.

— У меня два объяснения. Даже три. Первое состоит в том, что все это игра света, воображения и случайных сквозняков. Мало ли, что ребята проверяли свечкой! Это они на уровне роста со свечкой ходили, а у пола? Там вполне могло сквозить и дуть. Вот занавеска и колыхалась, а после ремонта, когда двери и окна поменяли, то щелей не стало. Освещение тоже в порядок привели, вот все мистические явления сразу же и закончились. Второе объяснение. В этой квартире оказалась «темпоральная яма» или такое хитрое пересечение с давно прошедшим прошлым. Короче — мои друзья видели человека, который действительно тут жил и умер много лет назад. Он как бы продолжал здесь жить, вернее — его жизньтогдавременами была наблюдаемасейчас. Возможно и третье объяснение. Каким-то образом информация о прежнем жильце сохранилась, например, в стенах и предметах и при определенном стечении обстоятельств передавалась особо восприимчивым субъектам. Но эта последняя гипотеза мало в чем отличается от второго предположения.

— Но кошка!

— А что кошка? Мало ли! Думаешь, у кошек не бывает шизофрении и разных глюков? Да запросто!

— Сам-то ты чего думаешь?

— Да ничего особенного я не думаю. Вернее — это уж мое дело, что я там думаю. Просто пересказал такой случай, а ты уж сама делай выводы. А рассказал я это к тому, что любому явлению можно дать самые разные объяснения. Часто взаимоисключающие. От мистических до вполне бытовых. Все решают личные впечатления.

Высказав эти не столь уж и оригинальные мысли, мой приятель замолчал и задумался о чем-то своем. А тем временем кафе жило своей жизнью, часть которой была мне приятна, а часть — вызывала отторжение. Зашли две красивые девушки-брюнетки одетые в стиле кибер-трэш и сели прямо около аквариума. Они очень гармонично смотрелось на фоне рыб и зелени водорослей, силуэтами выделяясь перед ярким водным мирком за стеклом. Когда одна из подружек куда-то ненадолго отлучилась, к оставшейся сразу же стал клеиться какой-то подвыпивший тощий парень с длинными ногтями и редкими сальными волосами крашенными в черный цвет. Но не прошло и пяти минут, как подруге на выручку поспешила первая девушка, тихо сказала несколько слов, и парень сразу же отвалил.

— Ну, это — ладно, так что дальше-то с тобой произошло? — нервно спросила я. — А то заинтриговал меня всю и от темы ушел.

— А дальше случилось самое интересное. Тогда у нас была пятница, и не просто так, а даже тринадцатое…

 

2. Кофе по-мавритански

Тогда у нас была пятница, и не просто так, а даже тринадцатое. Преддверие выходных, начало уикенда. Не могу сказать, что я подхожу к очередным выходным без удовольствия. До сих пор перед вечером пятницы у меня ощущается легкое волнение где-то чуть выше желудка, а ведь идет далеко не первый год творческого пути. Твердо решив, что сегодня я буду нравственно падать, морально разлагаться и предаваться губительным порокам, я пригласил Милу сходить со мной в кафе, со стойким намереньем затащить потом ее к себе домой. Ну, не совсем домой, а в свою «рабочую» берлогу. Со всеми вытекающими, но это уж как карта ляжет. К моему удивлению, все получилось, и часам к одиннадцати, мы, уже немного пьяные, сидели у меня на кухне.

Считается, что о служебных романах все всегда знают. А вот — нет! Свою связь нам удалось сохранить в тайне, тут я готов поклясться на чем угодно. Мы так тщательно маскировали наши отношения, что могли, наверное, претендовать на какую-нибудь премию или почетный приз.

Оба мы состояли в законных браках, каждый в своем, и это обстоятельство как-то сближало, делало нас кем-то вроде заговорщиков против безвкусной общественной этики. Ведь предложение сходить в кафе чаще заканчивается сексом, чем просто предложение заняться самим сексом. Мила никогда еще не была в этой квартире, я впервые привел ее к себе и поэтому сильно нервничал. Странно, уж не мальчик вроде, да и встречались мы далеко не первый раз, но раньше все, что положено, случалось на ее территории, где я был гостем. Такое положение вещей, что странно, выглядело для меня намного привычнее, но после скоропостижного возвращения ее мужа халява закончилась, и, как я думал, уже навсегда.

Для начала я предложил выпить. Довольно быстро мы оба расслабились и перешли на обсуждение ее личных дел и растрепанных чувств. Эта та дань, которую приходилось платить за последующий интим. Почему-то разговор зашел о прошлых влюбленностях и полузабытых давних любовных связях нескольколетней давности. Мила ударилась в довольно-таки тягостные воспоминания.

— …у меня тогда была неразделенная любовь, и я все думала, почему быть достойной очень сложно, а просто жить, вернее — существовать, очень легко. Очень. Отсюда вопрос — если я просто существую, то почему мне так сложно?! — заключила она свой монолог.

— Ну, это бывает почти у всех, — бодренько ответил я, обрадовавшись, что удручающие мемуары закончились. — Мне тоже довелось когда-то быть игрушкой для собственной судьбы. Была тогда у меня одна девушка, очень ее любил, но обстоятельства сложились так, что надеяться стало не на что. Тогда я переключился на всякие иные стороны бытия, а их всегда можно найти, если поискать хорошенько. И от себя можно добавить. Могу еще сказать, что лучше уж злиться, чем заниматься самокопанием: совершенно бесполезное занятие. Контрпродуктивное, как сейчас говорят. И обязательно надо жить только сегодняшним днем, а назад уже не оглядываться. А ты как тогда справилась?

— А так вот и справилась, — выговорила Мила, сделавшись вдруг удивительно серьезной, что мне страшно не понравилось. — Я тогда пыталась найти ответ: как мне избавиться от всего этого кошмара. Я вроде давно знаю, что да как, и опыт отношений имелся, но вот на тебе — влюбилась по самые ушки! Чтобы сделаться дурочкой, совсем не обязательно быть блондинкой. Сначала мне по наивности казалось, что он отвечает мне взаимностью. Потом примерещилось, что он боится меня, как более сильного человека, а далее почудилось, что может, но не хочет, поскольку мы работаем в одном месте. Но только теперь я поняла: он никогда меня не любил. Вообще никогда. Я тогда решила, что главное для меня — избавиться от всех иллюзий, а неразделенная любовь потихоньку пройдет сама собой. Постоянно себе говорила, что я достойна лучшего, чем такое бесполезное горе. Через месяц подобных тренировок объект прежней любви превратился во что-то маленькое и даже жалкое. Я только тогда окончательно смогла поверить, что ему не нужна, когда увидела, что представляет собой этот человек в реальной жизни. И все же, все же… Понимаешь, время конечно лечит. Но в моем случае наверно должно пройти еще очень много этого самого времени. Я вот рассталась с этим парнем года четыре назад. Затем вышла замуж, потом закрутила роман с тобой, но до сих пор при виде его фотографии или при упоминании о нем, слезы наворачиваются… Возможно, еще слишком мало времени прошло…

— Ну, знаешь, по-моему, это уже патология, — заявил я безапелляционным тоном самозваного эксперта. — Времени прошло предостаточно. Вообще, если неразделенная любовь продолжается больше года, значит, в человеке присутствует некий комплекс неполноценности. Я где-то читал, что специалисты установили: за год в мозгу завершаются те биохимические процессы, что приносят чувство эйфории от влюбленности. Сходи к психологу. Только не попади к какому-нибудь шарлатану, их сейчас развелось — тьма-тьмущая. Надо внимательно разобрать, почему ты так старательно взращиваешь в себе это бесполезное чувство. Ничем не подкрепленное, кстати. Просто боишься новых отношений или опасаешься того, что выстроить их ни с кем уже не получится? От этого, знаешь ли, существует одно универсальное лекарство. Найди другой объект для своих чувств, при этом больше люби себя, и не выращивай в себе всякие разные внутренние проблемы. Сохрани уважение к себе и чувство собственного достоинства, убери свою любовь с пьедестала, пойми, что реальный человек состоит не только из достоинств, но и из недостатков. Последних обычно больше. Да и еще. Расширяй кругозор, и не отталкивай окружающих людей, и всенепременно присматривайся к представителям противоположного пола, особенно к тем, что рядом с тобой.

Я все это говорил и говорил, а сам тем временем не особенно-то и верил своим собственным словам. Поскольку твердо знал, что неразделенная любовь — очень тяжелое состояние. И, к сожалению, почти любому человеку в жизни приходится хотя бы один раз через него проходить. В такие периоды каждый остается один на один с собственным горем, и весь окружающий мир теряет свои прежние краски. Все мысли и чувства сосредотачиваются исключительно на недосягаемом объекте любви, делая попытки друзей утешить и отвлечь полностью бессмысленными. Причем неважно, жив этот объект, или уже нет. Я тоже не был исключением из этого правила, и чтобы не сойти с ума от раздирающей душу тоски, мне тогда приходилось искать в себе силы как-то приспособиться к неизбежной реальности. Навсегда отрешиться от той, с кем хочется слиться воедино. Опыт других для меня не подходил, собственная ситуация казалась уникальной, и надо было искать личную опору, которая помогала бы пережить бесполезные чувства.

«А вдруг это все же Мила написала то письмо? — снова подумал я, когда наступила неопределенная пауза. — Что тогда? Похоже, у меня у самого развивается паранойя в форме мании преследования. Как теперь с этим жить?»

Тут сразу вспомнилась цитата из какого-то кинофильма. «Если ты параноик — это еще не значит, что за тобой не гонятся!» Откуда это? Не то из «Снайпера», не то из фильма «Когда умирает мозг»… не помню…

Начав вспоминать фильмы, я невольно перескочил на какие-то иные темы, и так углубился в собственные воспоминания, что даже не обратил внимания, что Мила давно уже что-то мне рассказывала.

— …как вы в такое вообще можете играть? — говорила девушка. — Вы, мужики? Ведь онлайновые игры это же просто неинтересно! Я три месяца оплачивала аккаунт «Варкрафта», пока не поняла, что играю не больше часа в месяц. Это всё нереально скучно!

— Видимо, у тебя иные интересы или другие приоритеты, — испуганно промямлил я. Она что, знает нечто о моей деятельности в проекте «Химера»? Это что, намек? Может и она в том же проекте?

— Совсем меня застыдил… — промурлыкала девушка тихим голосом, и мне стало стыдно за свои подозрения. Ну не могла она посылать мне угрозы. Не могла и все тут!

— Застыдил? Да ладно, это я по-дружески говорю, ты же такая умная и красивая. Кстати, вот мое жизненное наблюдение, может это только единичный случай: однако я почти не встречал женщин, таких замечательных как ты.

— Ага, правильно, давай еще. Знаешь, последнее время мне иной раз очень не хватает хороших тонких комплиментов, — говорила она, допив очередную рюмку коньяку. — Зато обид ото всех полным-полно, хоть жопой ешь. Вот я так приду домой, своего накормлю, а когда он уснет, запрусь в ванной, включу воду, сижу там и реву. Что еще скажешь?

— Скажу, что я тебя понимаю. Кажется. — Согласился я, и, едва дотрагиваясь указательным пальцем, провел невидимую линию по ее обнаженной руке. — Женщины вообще очень чувствительны к подобным вещам, в отличие от мужиков. Те всегда могут ляпнуть что-нибудь не подумав: для них-то это ничего такого особенного не означает. А вот женщины начинают анализировать каждое предложение, делать выводы, для них любое слово имеет огромное значение. Сам не раз напарывался в разговорах. Скажешь что-нибудь в состоянии отвлеченного внимания, а потом начинается… лучше бы вообще ничего не говорил. К сожалению, извергать умные и тонкие комплименты — целое искусство, которым я всегда плохо владел. Вернее — не владел вовсе. Мало кто может постоянно говорить приятные вещи, причем говорить так, чтобы не надоели и смотрелись хорошо. Для этого нужна или хорошая школа, или природный талант.

— Мудрая мысль… — малоэмоционально сказала она.

— Когда все иссякает, одна только мудрость нам и остается, — ответил я выползшим откуда-то из недр подсознания афоризмом. Кстати, о мудрости — что ты сказала мужу про сегодня?

— Боишься? — хитро спросила она. — А ничего интересного я ему не сказала. Сообщила, что еду к бабушке, а езжу я к ней один или два раза в месяц. У него даже бабушкиного телефона нет, а у нее с памятью проблемы, поэтому если он спросит как-нибудь, она просто не вспомнит, когда именно я была у нее дома… А ты своей что сказал?

— А я своей сказал, что уезжаю в командировку до вечера понедельника. Таким образом, три дня я совершено свободен.

— Слушай, давай посмотрим кино? — вдруг подала идею Мила. — Время есть, а у меня с собой один фильм, возвращать уже давно пора, а я все никак не посмотрю. Ты как? Ты не против?

Я не был против, и Мила вытащила из своей сумочки диск, подошла к кухонному видеоплееру, и поставила на просмотр. Фильм назывался «Когда умирает мозг». Ни фига себе совпадение!

И тут я вспомнил. Точно! Эта фраза, про параноика, как раз из этого самого фильма.

Когда кино закончилось, некоторое время мы молчали. Я вспоминал жутковатый фильм, а о чем думала Мила не знаю, не сказала. Видимо, на нее фильм тоже произвел неприятное впечатление. Вдруг она прервала молчание:

— Знаешь, я тут недавно подумала, что или кругом все такие крайне восприимчивые, или я вся из себя такая стерва, что вблизи меня даже цветы чахнут, только вот число моих друзей последнее время резко сходит на нет. Вот недавно. Прочла тут модную книжицу, оставшиеся знакомые очень ее превозносили и советовали. Я и прочитала — на чужие рекомендации падка оказалась. Что бросилось в глаза — скрытая реклама на обложке и в предисловии автора. Якобы в некоем монастыре книгу предали огню, а в неназванной духовной семинарии используют в качестве учебного пособия. Автор кокетничает: дочитайте, мол, прежде чем кидать в костер, а то с предыдущими изданиями такое бывало, и не раз. Выяснилось, что книга — сборник баек и анекдотов на тему батюшек, монахов и разных прочих церковных дел.

— Классная история! — восхитился я. — Вот кто бы мою книгу так сжег. Любую из. Желательно, чтобы действовал священнослужитель в полном облачении и при толпе народа. Но можно и так, одному, пусть. Главное, все это действо заснять на видео и выложить потом на YouTube. И чтобы батюшка был всамомделешний, а не ряженный, иначе не комильфо. Ради такой рекламы даже потратиться не грех.

— Думаю, что посредством финансов такую акцию не осуществить, — задумчиво сказала Мила. — А твои книги почему-то так и не сожгли до сих пор. Наверное, они не очень затрагивают интересы церкви, а может, просто еще не столь популярны.

Надо сказать, что примерно за год до этого, одно издательство напечатало мою книжку. Там присутствовал довольно-таки нетрадиционный взгляд на религию и некоторые евангельские истории. Я ожидал скандала, но никто ничего не сказал, и книга прошла незамеченной.

— А это у тебя что такое? — спросила Мила, когда мы перебрались из кухни в комнату. — Пылесос, что ли?

Вот черт! Я же забыл спрятать компьютер фирмы «Real Systems» тот самый, что обеспечивал мой переход в мир Королевства Вильфиер! Надо было хоть прикрыть чем-нибудь эту штуковину. И время имелось, и возможность. Мне вдруг вспомнилась статья в каком-то медицинском журнале, где вполне научно доказывалось, что от сексуального возбуждения все мужики однозначно глупеют, а женщины нет. К этому мудрому заключению пришли английские специалисты, тем самым квалифицированно обосновав давно известную нам всем истину. В ходе эксперимента одной группе подопытных гетеросексуальных мужчин-добровольцев показывались фотки сексапильных голеньких девушек, другой — ландшафты и интерьеры. Затем были измерены содержания мужского гормона тестостерона в крови у обеих групп и проведены тесты на сообразительность. Как выяснилось, чем выше уровень этого гормона у мужчины, тем больше на него влияют эротические раздражители, и тем глупее он становится. Потом подобный эксперимент провели с женщинами, только им уже предъявляли фотки голых мужиков-фотомоделей. Но тут результат оказался не столь впечатляющ. Интересно, сколько стоило данное исследование? Я и так бы это сказал, без всяких там экспериментов — достаточно лишь увидеть красивую молодую женщину, и все! Сразу глупеем, причем очень и весьма.

Вот и я поглупел. Довольно-таки сильно, судя по результату.

— Это? — переспросил я, чтобы выиграть так нужное мне мгновение. — Это компьютер «Силикон Графикс». Мне привезли его в напрасной надежде, что я смогу там что-то починить.

Я плел первое, что приходило на ум. Это устройство действительно напоминало не то системный блок «Silicon Graphics», не то какой-то мощный источник бесперебойного питания, не то утилизатор бытовых отходов в дизайнерском исполнении. Хорошо, хоть шлем успел убрать с глаз долой, а то он вообще ни на что не похож.

— Так он не работает? — удивилась моя гостья. Она, как-никак была не только нашим офис-менеджером, но и кое-что понимала в компьютерной технике. — Ты, правда, не сможешь его исправить? Я думала, что ты все знаешь и все умеешь.

Мы сели на мой квадратный ортопедический матрас, и тут я заметил, что Мила задумчиво смотрит вовсе не на новый компьютер, а куда-то в область средней чакры моего живота. Проклятье! У меня явно начинает расти пузо. Если у женщин булочки, тортики, майонезные макароны оседают главным образом на бедрах, то у мужчин все лишнее отлагается на животе. Мужское ожирение — дело всегда вредное и нешуточное, а поскольку лишний вес не распределяется равномерно, а сосредотачивается в одном месте, начинает деформироваться и страдать позвоночник. Вот вам и остеохондроз, спондилез, синдром псевдостенокардии и разные прочие житейские гадости. Надо срочно заняться собой. Интересно, получится у меня «Поза змеи» или «Поза ладьи», так хорошо рекламируемые по радио? Может — «Поза летяги»? Надо как-нибудь попробовать.

— Разве можно уметь все? Для меня совсем незнакомая техника, — сказал я и, чтобы отвлечь внимание, поцеловал ее в шейку, начав медленно расстегивать пуговки на блузке…

…а потом, уже после, мне снова дико захотелось кофе. Настоящего, ароматного, с дразнящей пенкой на поверхности.

— Эх, кофейку бы сейчас… — мечтательно произнес я, поглаживая свою подругу.

— О, я тоже хочу. А ты пил когда-нибудь кофе по-мавритански? — вдруг заинтересованно спросила Мила, опершись на локоть и повернув голову в мою сторону. — У тебя специи есть?

— Есть, целая коллекция. А про кофе не знаю, может и пил, только не имел понятия, что он именно по-мавритански. А ты мавританка?

— Нет, я что, похожа на арабку? — почему-то обиделась девушка.

— Если честно, то немножко да. Или на арабочку, или на берберочку. Есть в тебе изящество женщин пустынь и прелесть восточных красавиц. Так что там про кофе?

— Да ну тебя, — польщено муркнула Мила. — А нам потребуется две столовых ложки кофе очень мелкого помола, три столовых ложки сахара, щепотка черного перца…

— А «щепотка» — это сколько? — поинтересовался я, сделав попытку подняться, — Что за единица изменения такая?

— Зануда ты все-таки! Не перебивай меня. Так вот, щепотка черного перца, щепотка корицы, полторы чайных ложки розовой воды…

— Чего? — удивился я, пытаясь схватить Милу за ногу. — Ну, розовой воды у меня точно нет, да и не было никогда. Даже одной ложки. А это обязательно?

— Вообще-то желательно, — строго сказала девушка, выскальзывая из моих неудачных объятий, — но можно обойтись и без нее. Теперь вода. Вода нужна только родниковая или минеральная без газа, примерно четверть литра. Водопроводная не годится.

— «Святой источник» подойдет? — спросил я свою подругу, последовав за ней на кухню.

— Вполне. Давай сюда твои специи. Так, теперь в джезву насыпаем кофе, перец, специи и сахар. Перемешаем, добавляем холодную воду. Так. Ставим на плиту и варим на очень слабом огне, как обычно готовится кофе по-восточному…

— А как обычно готовят кофе по-восточному? Я в кулинарии вообще мало что смыслю!

— Запомни. Каждый мужчина должен уметь готовить. Как минимум — мясо и кофе, причем по нескольким рецептам. При этом желательно иметь один свой собственный индивидуальный фирменный рецепт!

— Да? — недоверчиво спросил я. Перспектива осваивать профессию повара меня категорически не устраивала.

— Да. Так вот, когда пенка начнет подниматься, джезву сразу же снимаем с плиты, немного выжидаем, а затем опять на огонь, и повторяем эту процедуру два — три раза, так? Можно и больше. После того, как мы совсем убрали с огня джезву, то сразу же надо бы добавить туда розовую воду. По каплям. Но раз у тебя все равно ее нет, то и ладно. Перед самой подачей можно еще и процедить через сеточку. Но это уже по желанию…

Пока Мила с кошачьей грацией готовила нам кофе, и сопровождала свои действия сопутствующими объяснениями и подробными комментариями, я молча наблюдал за ее смугловатой обнаженной фигуркой. Она действительно чем-то напоминала жительницу Южного Средиземноморья, что в сочетании со свободной прической придавало ее фигуре изящество очертаний, особенно в профиль. Жесткая структура азиатских волос позволяла создавать ей как пышные прически, напоминающие восточные архитектурные сооружения, так и простые каре для служебной офисной жизни.

Все-таки правильный кофе — очень сексуальный напиток!

Когда все, что должно было произойти, закончилось, то в какой-то момент стало ясно — уже наступила настоящая ночь. Те самые темные предрассветные часы.

Все запомнилось как-то в настоящем времени, будто тот эпизод остался со мной навсегда.

Спать не хотелось. Вероятно, сказывался выпитый кофе или недавние впечатления не давали уснуть, не знаю. Как результат, в голову заползали разные посторонние мысли.

Ночь — наше время. Мы — ночной народ, люди тьмы, и с этим ничего уже не поделаешь. Все дневные заботы нас покинули или отошли куда-то глубоко на второй план. Проснулись дремлющие до этого мысли, чувства, потаенные желания и пещерные инстинкты. Наступила ночь — власть черного цвета, мрака и тьмы. У вас нет мрака? У вас море искусственного света? Все равно — это наше время! Те часы, когда властвует темнота, электрический свет и мрачные силы. Ночь — наше время, и уйдите все, кто не согласен со мной!

А сна все не было.

В свое время дружил я с девушкой-психологом. Она была профи. Она была хорошим дипломированным специалистом, а не скоропалительной заочной недоучкой, каких сейчас везде тьма-тьмущая. В какой-то момент я, будучи в несколько расслабленном состоянии, пожаловался ей на свои сны. Меня это очень занимало в ту пору. Оказалось, что мужчины и женщины имеют совершенно разные фантазии, и снятся им тоже неодинаковые вещи. Об этом и материалы статистических опросов имеются, замеры, обсчеты, все что надо. Так, например, у основной части мужиков сны видятся какие-то абстрактные. Речь идет, естественно, об эротических снах у гетеросексуальной части общества. Там, во сне, мужчины могут заниматься любовью с кем угодно и чем угодно. Во время сексуальных упражнений главная часть мужского населения представляет себе обыкновенных женщин или, бывает, что сразу нескольких. Но каких-то абстрактных и неконкретных. А вот у женщин все совсем не так. Почти семьдесят процентов из них видят сны, в которых действуют вполне конкретные персонажи, известные наяву. Но о том, что посещает их мысли во время эротических фантазий и во время занятий сексом на самом деле, почти все опрашиваемые говорить категорически отказались. Они, мол, во время секса со своим благоверным думают только о нем. Не знаю, все может быть, конечно, но сомневаюсь я как-то…

Неужели придется пить снотворное? Терпеть не могу.

Попробую думать о чем-нибудь спокойном, хорошем и приятно-расслабляющем.

Тихо. Почти бесшумно дышит спящая рядом Мила. Практически смолкла улица, уснули соседи за стенкой, собаки не лают и вороны не каркают. Отдаленный шум никогда не спящего ночного города постоянным фоном доносится со стороны открытой балконной двери. Все спокойно, только ритмично скрипит кровать этажом выше: там проживает молодая пара, и раз в неделю, в ночь с пятницы на субботу, у них обязательный секс. Нечасто, я бы сказал. А после парень, тяжело топая босыми пятками, сразу же бежит в ванную и долго там моется. Или не очень долго, но — всегда и сразу. Уж не знаю, весь целиком, или частично, но когда на две недели отключали горячую воду, то парочка на этот же срок прервала свою сексуальную активность — кровать не скрипела. Мыться холодной водой парень не хотел. Интересно, а что думала по этому поводу его девушка?

Только тут я сообразил, что не имею понятия, кто живет этажом ниже меня, и как там относятся к моему собственному поведению.

Пока в моей голове блуждали все эти мысли, глаза уже начали, наконец, слипаться, и мир вокруг приобрел ту зыбкую нереальность, которая часто случается перед самым засыпанием. Слышались какие-то потусторонние разговоры и голоса, смутно виделись всякие тени и неясные силуэты. Я уже начал проваливаться в настоящий сон, как в этот момент сознание разодрал жуткий, ужасающий вопль, от которого у меня душа ушла в пятки. Вопль был настолько безумный и страшный, что было непонятно мужское или женское горло его испустило. Наверное, я сильно вздрогнул.

— Што с тобой? — удивилась нечетким спросонок шепотом пробудившаяся Мила. — Опять?.. Давай утром, я спать хочу.

— Ты ничего такого сейчас не слышала? — чужим голосом просипел я.

— Нет, что должна была слышать, по-твоему? Спи давай…

— Сейчас кто-то заорал. И так страшно, что я чуть не умер от ужаса.

— Ничего не знаю. Наверное, твои соседи сверху никак не угомонятся…

И я заткнулся, поскольку стало очевидно — моя подруга ничего не услышала. Странно…

 

3. Стелла и глюки

Сегодня Стелла в офис не пошла, решила поработать дома. Позвонила шефу и договорилась обо всем.

Стелла всегда сочувствовала злой госбезопасности и коварным тоталитарным режимам вроде страшного и ужасного СССР. Это ж сколько они делали всего ненужного и как много времени и сил тратили на разные бесполезные, но крайне трудоемкие и неприятные вещи! Однако пожилые сотрудники фирмы часто без юмора и с ностальгией вспоминали времена бывшего Союза. С особенной нежностью говорили про эпоху Брежнева — доброго «царя» негласно разрешавшего все, что не угрожало самим устоям. Постепенно подспудная мечта народа о возврате в прошлое локально и понемногу исполнялась. После того, как руководство фирмы решило установить на рабочие компы следящую программу «StaffCop», девушка предпочитала работать дома. «StaffCop» отслеживал Интернет, аську и прочие пейджеры, электронную почту, любые работающие программы, время работы компьютеров и всю деятельность в них вплоть до нажатия клавиш, постоянно делала скриншоты экрана… Короче — все оказывались «под колпаком у Мюллера». Личного пространства и так имевшегося совсем чуть, теперь не стало вовсе. Самое смешное, что начальство, в лице шефа, как-то слабо себе представляло, что такое компьютеры, пользоваться ими не умело и вообще с величайшей опаской подходило к этим бесовским ящикам. Поэтому местному сисадмину было вменено в непреложную обязанность распечатывать на бумаге недельные километровые отчеты и отдавать затем руководству.

Все будет хорошо — без учета НДС.

Видимо скоро от шефа придется уходить. Борис Викторович со своими старыми замашками уже достал. Мало того, что все контролировал и лез, куда не надо (откуда только брал время?) он еще и выдавал рекомендации, упирая на свой, якобы многолетний опыт. А что этот опыт давно устарел, и грош ему цена в современное время, во внимание как-то не принималось. Не приставал сексуально, и то хорошо. Вон подруга Стеллы недавно жаловалась, что от ее шефа просто прохода не стало. То за задницу ущипнет, то облапает, то за грудь схватит прилюдно. Противно. А ответить нельзя, уволит в два счета. Кризис, будь он неладен. Противоречия между рабом и рабовладельцем заключаются в корпоративной этике. А у Стеллы шеф в этом плане тихий и спокойный. Может он уже импотент давным-давно? Сколько ему? Сорок семь? Полтинник скоро. Вполне может быть, что он уже сдулся. Вот еще не лез бы в чужое дело, а то каждый день требует отчета. Не надо быть ясновидящей, чтобы понять — невозможно так больше. Что-то случится, к гадалке не ходи.

Стелла ясновидящим, экстрасенсам и гадалкам не верила.

Ясновидение, яснослышание… интересно, а бывает ясноосязание и яснообоняние?

Все наверняка не раз встречали и видели какую-нибудь такую рекламу в бесплатной газете: «Известная ясновидящая третьего поколения бабушка-Маруся вернет мужа, любовь, семью, деньги, очистит карму и вылечит от всех болезней, уничтожит соперников»? Или что-то вроде этого: «Скорая магическая помощь — гадаю на картах Таро, кофейной гуще, рунах и свечах. Сама увижу и решу вашу проблему, результат сразу, гарантия 200 %»? Вот и Стелла тоже такие объявления читала постоянно, и периодически ее занимали разные дурацкие вопросы, от которых ей, в общем-то, не тепло ни холодно, но почему-то очень хотелось знать. Вчера засыпая одна в своей постели, девушка всё думала:

«Вот уволит меня шеф, — в который раз мечтала Стелла, — выплатит положенный по контракту бонус, и уйду я из этой конторы на вольные хлеба. Дам объявления по Интернету и в газеты, да и посыплются мне заказы, как из рога изобилия. Я уж близка к тому, чтобы разослать объявы примерно такого содержания: “частный детектив — девушка без вредных привычек — возьмется за работу. Строго конфиденциально: найдет сбежавшего мужа, узнает про любовницу, выведет на чистую воду супружескую измену, нароет компромат на соперников, опорочит недоброжелателей. Сбор информации, частное расследование, семейные проблемы. Оплата по прейскуранту, звонить в любое время дня и ночи”. Впрочем, про любое время — это я немного погорячилась. Да и рано пока уходить. Не время для драконов».

Все один к одному, постоянные неприятности и проблемы. В довершение всех чудес не выспалась: соседу вздумалось утром сверлить стены. Нет, Стелла конечно понимала, что ремонт — дело святое, но сверлить с самого утра, подряд несколько часов? Это уж, извините, перебор! Так и хотелось засунуть его перфоратор в его же задницу и провернуть там пару раз.

А тут еще и сны напрягают. Уже несколько дней Стелла пыталась запомнить, что снится, и никак не могла. Пока только-только проснулась — помнила, а через некоторое время из головы вылетало напрочь. Если бы сны не шли так тесно взаимосвязанными по событиям, месту действия, атмосфере, наверное, можно было бы как-то вспомнить конкретный сон по ключевым зацепкам. А так девушка попросту не знала, вспоминала ли она сегодняшний сон или прошлогодний.

С утра не пахал Интернет, поэтому Стелла села записывать и приводить в порядок свои мысли, как вдруг выскочило этакое гнусное сообщение:

Инструкция по адресу "0x045c5df3" обратилась к памяти по адресу "'0x04320100". Память не может быть "read". "OK" — завершение приложения "Отмена" — отладка приложения.

По старой устоявшейся привычке Стелла обругала Майкрософт.

«Убью гадину! — подумала девушка. — Я тут тружусь, понимаете, записываю свои размышления в этом гребаном Ворде, классифицирую, так сказать, добытую потом и кровью новую информацию, и вот нате вам!».

Стелла нажала на «Отмену», естественно все пропало, и набранный текст не сохранился!

«Ну, вот, приехали! Опять Винда глючит. Ы-ы-ы-ы!»

Ладно, хрен с ней, RTF-формат вроде бы работает. Стелла не стала ждать страшного, сохранила инфу, форматнула жесткий диск и проинсталлировала заново операционку «Висту» и все проги. Настроила сеть. Убедившись, что Интернет уже работает, девушка сразу же сделала даунгрейд в Экс-Пи.

«Работает нормуль, — подумала Стелла, как только все нужные преобразования завершились, — только все иконки и дезигн немного как у “Висты”. А так — клево выглядит! Ладно, лишь бы не глючил»

Немного еще поразмыслив, девушка взяла цифровик, сфоткала свои кеды и повесила на десктопе. Стелла любила одежду свободного покроя и себя в этой одежде.

Когда девушка все это сделала, то ощутила постепенное, но неизменное офигевание от осознания собственной значимости перед лицом послушного компа. И сильное утомление. Она связалась по аське со своими друзьями и поплакалась, что усталая и вся из себя такая несчастная хочет немедленно встретиться и пойти в кино. Договорилась на «Гарри Поттера».

Обещали прийти: Vira-Vita, Aviva, LuSt, Amber, Vampiress, Xardas, Lory и Tris, но из всех согласившихся прибыла одна только Vira-Vita — старая подруга сначала только по онлайну, но потом и по реалу.

Конечно же, фильм Стелле не понравился. Собран по кусочкам, особенно это заметно, если сидеть рядом с человеком, который книжку не читал, зато постоянно шепчет: «А это кто?.. А это у него чего?.. А это она что?.. А это откуда взялось?» Но, все-таки запихнуть все переживания из толстенной книги даже в три часа экрана — не так и просто. Зато эта амурная муть заняла как минимум половину фильма, которую можно было использовать куда как с лучшей пользой. Хотя бы непосредственно на магическую часть, а не превращать в молодежную комедию. Vira сидела рядом, жрала свой поп-корн и ржала как дура. Боже… Может, это Стелла стареет уже? Если б не поп-корн с сыром, вряд ли бы она досмотрела до конца, но зато какой полет фантазии! Толкиен ото всюду так и прет. Дамблдор падает прямо так же и с таким же лицом как Гендальф, в пещере, на главных героев начинают ползти десятки Горлумов, ну а хватания за руку из воды — прямо как в «Крике». Влюбленность рыжего — ну это вообще как в самых тупых американских комедиях. Причем вроде как не мелодраму смотрела. Ну, есть, конечно, гораздо тошнотнее и мерзее. Про любовь и прочие сопли например. Фу! Крыша едет, когда Стелла видит в фильмах всякие слюни. Не ну блин иногда даж в порно товарищи трахующиеся изображают романтические чувства. Что за дебилизм! В продолжение всего фильма странные люди со странными лицами делают какие-то странные пакости, никому непонятные, что в начале — что в конце фильма. То есть понятные только тем, кто книгу читал и помнит. Ну а главная ведьма пришла с тем же мейк-апом, и, практически с той же прической и в том же платье, что и на съемках Суини-Тодда. Смеялась и прыгала как истеричка. Типа психологично? Что там у них за круг огня был возле дома рыжих — вообще хрен поймешь. Уж не знаю, или такая книга вышла, или у режиссера руки не из того места растут. Из плюсов Стелла отметила, что Дамблдор жжет. В прямом смысле слова. И глядя на то, как он жжет, переполнило гордостью за магов. Ну и смерть его все-таки вызвала у девушки мелкий ком в горле. Бэлла — как всегда хаотично-харизматична, Малфой во многих эпизодах смотрелся талантливей Поттера, а маленький Том — просто милашка. Стоит еще отметить, что раздражительным лицам лучше посещать ночные сеансы, ибо такого количества подрастающих кобылиц Стелла не видела давно. Притихли они только тогда, когда нервы какого-то парня не выдержали, и он громко, на весь зал, не попросил: «да заткнитесь же вы, наконец!»

После фильма девушки купили пивка и пошли к Вирке домой, вспомнить молодость. Vira-Vita откуда-то достала травки на пару косячков. Забили. Бесились, как тринадцатилетние школьницы. А ведь обе — вполне взрослые бабы уже, каждой почти по четвертаку скоро… Мрак! Все кончилось тем, что Vira-Vita призналась Стелле в любви в особо извращенной форме, а потом подарила диск с программой цифровой наркоты. Там и сайт в инете указан, и апгрейд доступен бесплатно, и новые файлы можно скачать. Что сказать? Опасно, да. Эту штуку Стелла испытала на себе — как пришла домой, сразу же одела свои супернаушники и запустила прогу. Одного раза хватило. В описании файла обещали LSD. Ничего не получилось — не штырит. Глюков не было, кайфа тоже не появилось, но состояние возникло отвратительнейшее. Голова разболелась — нереально, сильная боль во лбу, отдает в затылок.

«Сволочь Вирка, скотина! — сердито думала несчастная девушка. — Фак мой мозг! Совсем теперь работать до вечера не смогу, а время-то идет… Дичь, право слово». Стелла смотрела на себя со стороны и удивлялась. Глупо, неразумно, надо с этим что-то все-таки делать.

Что желать-то? Что-то надо. Девушка приняла пару капсул нурофена. Пока ждала действия, включила компик и зашла на rgp-journal.ru, на старые добрые «Записки бедного готика», на свой любимый Интернет-ресурс… Сто лет тут не была, думала уже удалили отсюда ее аккаунт за академическую непосещаемость. Нет, не успели еще. Куча незнакомых ников, но есть еще и кое-какие известные. Думали, небось, что Стелла уже пару месяцев как сдохла? Ан нет, вот она, любуйтесь! Утерлись? То-то ж, здравствуйте! И Vira-Vita тут как тут! Еще спрашивает, как дела. Послала в игнор суку!

Впрочем, Стелла сама та еще стерва.

Она любила вспоминать написанное по ее поводу одним старым проницательным френдом: «доморощенный гений, обладает холодным и могучим разумом, неодобрительным взглядом и мрачным чувством юмора. Чему завидует — неизвестно. Ему редко что приходиться по душе в окружающем мире. Конформист-профессионал и мизантроп-любитель в одном лице. Обожает все идеологизировать, но не любит, когда его заставляют ждать. Временами впадает в пессимизм, вынимается оттуда после изрядной доли внушенного оптимизма с каплей коньячка».

Если что, жизнь всегда готовила сюрпризы.

Когда Стелла в очередной раз перечитывала «Мастера и Маргариту» то опять-таки убедилась, что эта женщина намного выше и чище любит Мастера, нежели он ее. Душу дьяволу готова была продать за него. А он, Мастер? Что он сделал ради нее? Сидел в благополучной психушке и ныл, как тоскует по ней, хотя ключики-то у него были! В то время как она действовала. Да, женская любовь не имеет границ, не имеет краёв, не имеет конца. Зато приносит множество страданий, вечную печаль и расход здоровья.

Первый раз бессметный роман она прочитала еще в детстве и была сражена мощью и глубиной булгаковской прозы. А потом уже пошли всякие книжные, журнальные и телевизионные сериалы, которые упростили и опошлили восприятие жизни.

Как-то вечером Стелла прочитала в некоем гламурном женском журнальчике (да-да, что уж греха таить, почитывала на досуге не только одну классику) подборку лучших сериалов, как та виделась авторам статьи. Девушка стразу же расстроилась — вспомнила свое детство. Еще совсем крошкой она смотрела «Просто Марию» и «Дикую Розу» на пару с бабушкой. Тогда мыльные оперы произвели на нее неизгладимое впечатление. Не на бабушку естественно, а на Стеллу. А потом, став чуть постарше, Стелла засматривалась «Диким ангелом». Это тоже сага о бедной девушке из приюта, полюбившей красавчика-богача. Сюжетец, по сути, банальный до пошлости, но блин, как все девочки тогда бежали домой, чтобы не опоздать на очередную серию! Надо было видеть, как Наталия Орейро стала просто эталоном для всех девчонок! Одна песня во время титров чего стоила! То, что бразильцы круче всех снимают мыльные оперы, Стелла поняла давно. Она тогда точно решила, что все бедные несчастные девушки обязательно должны встретить богатого и красивого принца на белом коне, чтобы сквозь различные препятствия стать счастливыми. Ну, и богатыми естественно. Маленькая Стелла была убеждена, что все высокие блондинки под сорок — обязательно злодейки. Потом была «Санта Барбара», которую Стелла так и не выдержала до конца. Сколько там серий? И не помнит уже никто. Мейсон казался ей тогда идеалом. Еще показывали «Беверли Хиллз 90210» и на этом сериале подростки учились жить в нелегкий пубертатный период. А уже позже были «Вавилон-5», «Lexx»… Впрочем, космическую фантастику девушка всегда очень уважала.

В ту пору Стелла еще не знала, что детство — это время, когда не думаешь матом, а сериальные любовные мелодрамы — своего рода протез личной жизни. Неполноценный заменитель. Что рассчитаны мыльные оперы в первую очередь на пенсионеров, одиноких домохозяек и некрасивых прыщавых девушек с брекетами на зубах и ночными фантазиями в спальне.

Она любила вспоминать дни юности и детства, занимаясь своей привычной работой. Конечно, юность была не такой уж и безоблачной. В тринадцать лет Стелла вдруг обнаружила, что стала далеко не уродиной и многие согласились бы с этим. Два-три сексуальных опыта в старших классах не дали ей ничего положительного, кроме осознания, что она не такая как все и представляет интерес всего лишь как некое «чудо природы», с которым интересно покувыркаться в отсутствие родителей, а потом хвастаться перед дружками. Все было… И горькие девичьи слезы в подушку, и драки с обидчиками, но уже совсем не девичьи — с болью и кровью, с клочьями выдранных волос, со сломанными пальцами и выбитыми зубами.

Сейчас времени на сериалы у Стеллы уже не оставалось. Его вообще мало на что было. Из-за хронического безвременья девушка всегда отрывалась от знакомой общественности, не успевала просматривать и десяти процентов всех фильмов, что шли в прокате, а про телесериалы пришлось забыть начисто. Если еще учесть, что большую часть кинопродукции она не смотрела принципиально, то можно представить себе всю глубину трагедии.

А сегодняшний день закончился совершенно бездарно и окончательно переходил в ночь. За окном уже заметно стемнело. Стелла прошла на кухню, не включая свет, поставила чайник и подошла к подоконнику. Светлое окно, перечеркнутое сверху вниз переплетом рамы, и разноцветные огоньки в доме напротив. Девушка раскрыла створку. Во дворе зажглись фонари, было почти пустынно, только несколько прохожих торопились домой, не обращая ни на кого никакого внимания. Всегда хмурые двенадцатиэтажки юго-запада Москвы в полумраке угасавшего дня совершили преображение: освещенные огнями, они смотрелись если не сказочно, то, во всяком случае, весьма заманчиво и даже немного таинственно. Было удивительно тихо, как вдруг порыв ветра откуда-то со стороны лесопарка пошатнул макушки деревьев, сверкнув серебром отливающей в вечернем свете листвы тополей. Пошевелились тяжелые оконные шторы, медленно и с визгом распахнулась дверь в прихожую.

«Смазать бы надо, да некому, — с досадой вспомнила девушка. — Достал уже этот скрип.»

Стелла подошла к двери, намереваясь ее закрыть, и заглянула в глубокую тьму коридора. Ей представилось, что дверь в комнату чуть приоткрыта. Более того, вдруг померещилось, что она слышит внутри комнаты какое-то подозрительное шевеление. Почему-то замирая от страха, Стелла оглянулась на светлеющее окно и резко подошла к комнате. Затем распахнула дверь, зашла и сразу же включила свет. Естественно, никого постороннего там не оказалось.

«Вот и глюки пошли в урезанном виде, — расстроено думала девушка. — Или это просто нервы сдают? А ведь хотела поработать дома. Ага, как же! Только время зря потеряла».

 

4. Бургомистр

Утром я проводил Милу и вернулся назад. Мне было пора в Вильфиер.

Компьютер «Real System», шлем, ортопедический матрас. Все как обычно. Привычные действия.

Ничто не предвещало беды, а о своих ночных глюках я давно уже позабыл. Но когда в очередной раз я осознал себя в Замке, то сразу же понял: сегодня здесь как-то явно не так. Трудно было не понять. Под спиной чувствовалось нечто мокрое и липкое, в воздухе ощущался противный сладковатый запах, а еще наблюдался непривычный сквозняк. Обычно сквозняков в моих апартаментах нет. Балдахин, так всегда меня раздражавший, куда-то пропал, и от него остались только четыре столбика. Не очень соображая, что творю, я вылез из кровати и вдруг уразумел, что дела обстоят совсем скверно.

Неладно что-то в нашем королевстве.

Ставший уже привычным интерьер претерпел значительные изменения. Дверь моей спальни плашмя лежала на пороге, а прямо на ней стоял растерянный Ольгерд. Гобелен, с изображением любителей экстремального секса оказался забрызганным подозрительными бурыми пятнами, а посередине самой кровати темнело большущее пятно. Пятно жирно блестело. Я пощупал испачканную липкой жидкостью спину, потом посмотрел на руку и убедился, что самые нехорошие мои подозрения верны.

— Его убили на вашей кровати, повелитель. — старший слуга прятал глаза, выглядя угнетенным и подавленным, что совершенно не вязалось с его внешностью и обычной манерой поведения. — Его убили прямо на вашей кровати…

— Так… давай все подробности, — сказал я, с отвращением разглядывая свою руку. — Кто, где, когда. А потом решим, что нам теперь делать. И что случилось с дверью? Ты случайно не в курсе? Вообще-то я привык видеть ее в вертикальном положении.

— Его убили на вашей постели. Пронзили мечом. Стража услышала ужасный крик и ворвалась в ваши покои. Двери оказались заперты, поэтому их пришлось сломать. Существует инструкция, почти закон. И увидели… его… с вашим мечом…

— Кого — «его»? — спросил я, вытирая руку о чистый еще край покрывала. — Ты же видишь, я все еще ничего не знаю. И не понимаю. Есть во что переодеться?

Как постепенно выяснилось из путанных объяснений Ольгерда, «его» нашли на моей кровати насквозь приколотым к матрасу моим же собственным мечом. Причем меч практически вертикально протыкал как «его», так и мою кровать, упираясь в пол. Все сразу узнали тот самый клинок, что обычно висел над моим камином. Вся кровать пропиталась кровью, а на пол натекла здоровенная лужа. Я хорошо знаю свой меч, поэтому, наверное, все пять литров крови, положенные среднестатистическому гражданину, вытекли из этого несчастного. Меня не было, и все решили, что это я приколол беднягу. Как бабочку на булавку. Впрочем, в этом мире нет дурацких привычек кого-либо насаживать на булавки, разве что на рыцарских поединках. Даже во времена Королей смертные приговоры осуществлялись «более гуманно» и без пролития крови — осужденных просто-напросто хоронили заживо: палач связывал их по рукам и ногам, сталкивал в могилу, а потом засыпал землей.

Помнится в детстве, меня не миновало распространенное среди моего возраста увлечение собирания коллекций насекомых. Мы ловили жуков, стрекоз, бабочек, кузнечиков и прочую однолетнюю энтомологию. Я их удушал одеколоном «Спорт» и насаживал потом на булавки, совершенно не осознавая, сколь гнусно и отвратительно поступаю. На моей совести оказалось множество малюсеньких жизней. Такие поступки не должны оставаться безнаказанными — рано или поздно придется расплачиваться за свои мелкие серийные злодейства.

Убитым оказался ни кто иной, как бургомистр города Риан, то бишь бургомистр Столицы Королевства, он же — старшина городского собрания.

Раз уж все знали, что я с ним не очень-то ладил, а недавно наорал на него в присутствии слуг, то никто не усомнился в моей виновности. Никому даже в голову не пришло, что довольно странно — какой-то бургомистр, хоть и столичный, оказывается в постели повелителя Королевства. Вроде бы все должны знать, что у меня никогда не наблюдалось нежной склонности к толстым красномордым дяденькам.

Короче — несчастного бургомистра проткнули на моей лежанке моим же собственным мечом. А раз самого меня не оказалось ни в покоях, ни вообще в замке, все постановили, что я сбежал. Что ж — в логике не откажешь. Убил и сбежал. Тут же меня «отрешили от должности», а власть сразу же прибрал к рукам Столичный Капитул. Причем меня, как преступника, объявили в розыск и вне закона.

Судя по выражению его лица, теперь Ольгерд пребывал в тяжких сомнениях — с одной стороны, он, как добропорядочный гражданин, должен был схватить меня и немедленно препроводить в полицию. Или передать с рук на руки дворцовым стражникам. А с другой стороны, в качестве моего слуги, он был просто обязан оказать мне всемерную помощь, как попавшему в трудное положение.

Посмотрев на сиротливые столбики от балдахина, я силой воли заставил себя собраться с мыслями и произнес как можно увереннее:

— Знаешь Ольгерд, я бургомистра не убивал, — сказал я, переодеваясь в только что принесенную слугой чистую одежду. — Да и зачем? И потом, сам посуди, если бы я его убил, так чего ради мне появляться на месте своего преступления? Чтобы перемазаться в крови?

— Не ведаю, повелитель.

— Я уже никакой не повелитель, сам мне только что рассказал. И я не могу сейчас ничего приказывать, только просить. Поэтому я тебя прошу, помоги. А когда… И если! Я найду настоящего убийцу, то ты сможешь потребовать что угодно. В пределах моих возможностей, конечно. А если меня восстановят в должности, то я сделаю для тебя так много, как это будет в моих силах. Называй меня Алекс и на «ты», как будто мы просто друзья. А пока спрячь меня где-нибудь. Но так, чтобы я все-таки смог уйти, если вдруг будет нужно.

Я тогда не сомневался ни секунды, что в любой момент смогу вернуться назад в Москву.

Ага, сейчас, размечтался!

 

5. Череп единорога

То, что я размечтался зря, а «завис» здесь всерьез и надолго, если не навсегда, обнаружилось почти сразу, как только я попытался вернуться домой.

Ничего не получалось.

В первый момент я не поверил. Но когда мои многочисленные попытки ни к чему хорошему не привели, мне захотелось завыть и заорать дурным голосом. Усилием воли я подавил в себе данное бесполезное желание, и стал думать. Все-таки наложила на меня проклятие та ведьма в метро. Или просто сглазила.

Оставалась еще смутная надежда, что в этом мире существует какой-то механизм эвакуации «зависших» игроков. Но я сразу же задвинул эту мысль в самый дальний ящик своего сознания, поскольку сам же переправлял сюда разных личностей, желающих исчезнуть навсегда. Пока никто из них не вернулся. Мне, во всяком случае, об этом ничего известно не было. Но те люди сами хотели уйти, а я-то не хотел! Так что надежда оставалась. Но привычка длиною в жизнь приучила меня к мысли, что надежда — напрасное чувство.

Пришлось тупо размышлять, что мне теперь делать дальше.

Вариантов оказалось немного: нужно найти убийцу или выбраться отсюда. Причем одно не исключало другого.

Довольно быстро я убедил Ольгерда в своей невиновности, и мы перешли на «ты». Несмотря на его врожденную подозрительность, он явно умел хорошо разбираться в людях, и понял, что я никак не мог заколоть этого толстяка. А к моим неожиданным появлениям и исчезновениям из собственных покоев Ольгерд давно уже привык, и считал это чем-то вроде должностных обязанностей. Ольгерд вообще мне тогда здорово помог. Мы дождались вечера, и в темноте старший слуга незаметно провел меня в свой дом.

Мне пришлось рассказать ему, кто я такой и что из себя представляю. Я просто не видел тогда иного выхода. Возможно, Ольгерд чего-то не понял, а чему-то не поверил, но виду, во всяком случае, не показал. Вот ведь что значит многолетняя выучка. Я бы на его месте сразу начал приставать с расспросами.

Ольгерд жил в большом добротном доме на полпути между Дворцом и Ратушей на улице Гончаров. Когда-то давно тут селились ремесленники, но постепенно район заняли небогатые придворные, разбогатевшие купцы, ушедшие на покой рыцари и мелкие дворяне. Более состоятельные граждане традиционно предпочитали дома вокруг Центральной площади или рядом с Ратушей, а мастеровой люд останавливал свой выбор на окрестностях Рыночной площади и столичных окраинах. Но совсем богатые и верхушка высшей знати предпочитали свои загородные дворцы, которые они скромно именовали «домами».

Ольгерду не составило особого труда получить у дворцовой стражи записи посетителей Дворца. Потом мы вместе сопоставили время прихода и ухода разных людей на сторону моих покоев. Помогли данные предварительного следствия, уже проведенного дознавателем Столичного Капитула. Надо ли говорить, что ничего путного у нас не получилось? Выходило так, что несчастный старшина городского собрания пришел в замок за полчаса до своей гибели. Судя по записи в Книге посетителей, у него была назначена встреча с комендантом замка. Вероятно — для составления бумаг по окончательной передаче водопровода в городское ведение. Но сам комендант божился и клялся, что бургомистр хоть и записался, но не приходил, а стражники на входе подтверждали его слова. Сам он все это время сидел в своем кабинете. Кабинет, кстати, располагался недалеко от моих покоев, и именно комендант, услышав крик, первый бросился на помощь и стал высаживать дверь. Ему потом помог дежурный стражник, а позже и Ольгерд, который тоже прибежал на вопль, а тут и дворцовая стража подоспела. Все вместе они одолели крепкие створки, и увидели бургомистра пришпиленного моим мечом к моей же постели. Помогать ему было уже поздно.

Когда я составил список людей, что могли находиться в момент убийства около моих покоев, то чуть было не бросил его в камин. Получалось, что убить градоначальника, теоретически, имел возможность только кто-то из семи человек:

1. Алекс — повелитель Королевства;

2. Ольгерд — старший слуга;

3. Конрад — комендант замка;

4. Вульфила — госпожа;

5. Хельга — личная служанка госпожи;

6. Аданэль — начальник дворцовый стражи;

7. Винитарий — ближайший дежурный стражник.

Похоже, что-то кто-то где-то все-таки пропустил. Или перепутал.

Собственно, именно из-за этой путаницы виновным и объявили меня. Как мне поведал потом Ольгерд, я давно уже мешал столичным властям, и Капитул подумывал о полном упразднении моей должности. Постепенно власть переходила Столичному Капитулу, но сама должность повелителя Королевства никуда не девалась, и в народе до сих под воспринималась как временная замена королю. А короля, как политическую фигуру, почему-то очень уважали, особенно поле того, как последний монарх погиб при каких-то сомнительных и странных обстоятельствах. Но себя я отверг по вполне понятным причинам.

Ольгерда я заподозрить просто не мог — это выглядело нелепо и глупо. Даже кощунственно и святотатственно, я бы сказал. Я тогда знал Ольгерда не очень хорошо, но боле законопослушного человека трудно было себе представить.

Комендант замка тоже находился вне подозрений — старый вояка, он всегда верой и правдой служил той власти, что находилась в Замке. Он давно дружил с Ольгердом и они часто совместно проводили время. Теоретически Ольгерд мог прикрывать своего друга, но это мне казалось маловероятным.

Сам Ольгерд вначале подозревал дежурного стражника — тот очень уж быстро присоединился к ним, когда они с комендантом выбивали дверь, а до того, его никто не видел, хотя по плану время дежурства уже наступило. Зато я этого стражника не только не подозревал, но практически не сомневался в его невиновности. На то была своя причина. Как-то давно, когда я решил научиться фехтовать на мечах, мне понадобился партнер. Начали с самого слабого, им-то и оказался тот стражник. Парень вообще не мог держать меч, и я очень быстро перешел на тренировки с Аданэлем — Начальником Стражи.

Начальник стражи резался в триктрак со своими подчиненными в караульном помещении, и только на минуту куда-то отлучился. Как раз в тот момент и произошло убийство. Теоретически, времени хватало. Но я не мог представить, как бы он сумел все это осуществить за такой малый промежуток времени. Он-то как раз владел мечом превосходно, и кое-чему меня все-таки обучил, несмотря на мой дилетантизм. Но заподозрить его я тоже не мог: кроме всего прочего в случае моей отставки его отправят на покой, а всю дворцовую стражу распустят или переведут в обычную армию и откомандируют в провинцию.

Что касается госпожи Вульфилы, то она спала в своих собственных покоях, а с ней рядом неотрывно находилась служанка, и, несмотря на гипотетическую возможность, заколоть бургомистра госпожа просто не могла.

Хельга была со своей госпожой, и никуда не отлучалась в момент преступления. Если бы она ушла, госпожа сразу же проснулась бы и заметила ее отсутствие. На то имелись свои причины.

Оставался все-таки дежурный стражник. Но мотивов у дежурного не было, да и ключей тоже. Или я не понимал чего-то важного и существенного. Зато теперь парня уволят со службы и, скорее всего, он не сможет найти «работу по специальности» — кому нужен стражник, прошляпивший убийство у себя под носом?

Еще казалось неясным, почему Олегерд помог дежурному выломать дверь, вместо того, чтобы просто отпереть ее. Ключи-то у него были всегда. Впрочем — выяснилось это довольно быстро: ключи просто в суматохе не смогли найти. Вообще, получалось так, что это убийство никому из семи не только не выгодно, но и особых поводов для преступления нет. Если не считать меня. У меня вроде как был и повод и возможность.

— Поговори с моей внучкой, — уверенно сказал Ольгерд, разглядывая свои ногти. — Она с отличием окончила Школу Телохранителей, очень много знает и всегда готова помочь тебе.

— Мне? А почему? — удивленно спросил я. Существование у Ольгерда какой-то внучки вообще было для меня открытием. С другой стороны — почему бы и нет? Он что, не человек что ли? — Я же совсем не знаю твою внучку, даже не видел ее никогда.

Я тут же представил себе этакую Брунгильду с обоюдоострым топором, в рогатом шлеме и с мускулатурой тяжелоатлета.

— Видел, — уверенно сказал Ольгерд, посмотрев мне прямо в глаза. — Вы недавно встречались на последнем турнире. Ее зовут Хельга и она служит телохранителем у твоей жены… у госпожи.

— Как? Та хрупкая девушка… Я думал, она просто служанка.

— Посмотрел бы ты, какая она в деле! — с довольным видом усмехнулся Ольгерд. — Не такая уж и хрупкая. Я был категорически против, когда она захотела идти в школу телохранителей. Но ты же знаешь современную молодежь…

— Ни фига себе! Вот это номер! Никогда бы не подумал!

— На то и расчет, что никто не подумает, — с плохо скрываемой гордостью сказал Ольгерд. — Кстати — а вот и она. Легка на помине. Хельга! Зайди ко мне на минутку! А мне, — сказал он, повернувшись в мою сторону, — сейчас пора уходить. Я достану тебе нормальную одежду и все необходимое, а заодно и разузнаю, как да что. До вечера.

Потом Ольгерд объяснил, что меня будут искать примерно год, но если принять надлежащие меры, то уже скоро можно будет спокойно ходить по городу. Если немного изменить внешность, переодеться, ну и не наглеть, конечно.

* * *

Пока я гостил (вернее — скрывался) в доме Ольгерда, мне удалось многое узнать об этом достойном человеке. В молодости он служил в Королевской Гвардии, где быстро поднялся до старшего центуриона легиона. Потом, после ранения, вышел в отставку, женился и обосновывался в столице. Но его постигло несчастье — во время очередных беспорядков погибла вся его семья, за исключением совсем маленькой внучки. Ее он вырастил и воспитал, также привив ей свою любовь к знаниям и интерес ко всему необычному. Поступить на службу во Дворец, Ольгерда подвигла возможность свободно пользоваться богатейшей Королевской библиотекой, и с тех пор он посвящал свой досуг делам умственным. Первоначально Ольгерд служил в должности начальника королевской стражи, но такая работа отнимала массу времени, что мешало пользоваться библиотекой, поэтому он сменил должность на менее звучную, но более удобную. Бывший центурион не получил систематического образования, но, владея острым умом, стал начитан во всех областях знаний. Горячее воображение и увлекающийся характер сами вели его по жизни. Он пытался заниматься литературой, интересовался путешествиями, наукой, философией, техникой, и одновременно был поклонником тайных знаний и мистики вообще. Даже сама обстановка дома Ольгерда завораживала. Он был страстным собирателем и со временем составил обширную коллекцию различных диковин, и очень любил демонстрировать свои сокровища гостям. А гости к нему приходили самые разные: у него бывали коллекционеры, поэты, писатели просто интересные люди. Однако, наряду с подлинными рукописями, книгами и предметами, Ольгерд показывал своим гостям довольно-таки сомнительные экспонаты — например, кривую железную палку, которую он выдавал за посох короля Атанариха, или стул, на котором будто бы сидел последний король перед тем, как его убили. С особой гордостью он демонстрировал старую рукопись: «Советы столичных мудрецов», написанную древними рунами. Если же кто-нибудь из опытных коллекционеров замечал, что на такие вещи требуются исторические подтверждения, Ольгерд с оскорбленным видом восклицал: «Помилуйте, но я человек правдивый и не стану вам лгать и показывать подделки!»

С Хельгой мы подружились, и я тоже рассказал ей о себе. Что-то мне подсказывало, что ей тоже можно доверять, как и ее деду.

Уже на второй день моего затворничества, когда Ольгерд где-то отсутствовал, его внучка вдруг взяла на себя роль экскурсовода. И вот тут меня ждал шок…

Одна из комнат показалась мне похожей на музей моря — повсюду были расставлены крупные раковины, гигантские высушенные морские твари, чучела шипастых рыб с зубами поверх головы и морды каких-то невообразимых чудовищ. Вообще, многие комнаты домашнего музея Ольгерда весьма смахивали на палеонтологическую выставку, только предметы были настоящие. Тут уж я не ошибиться не мог — отличить подделку от истинного экспоната — на это моего образования и знаний вполне хватало. Если судить по всему увиденному, меня занесло в начало триасового периода. Только с людьми, городами и обычным домашним скотом. Вот дела…

Как-то раз, показывая очередной раздел коллекции деда, Хельга привела меня в комнату, увешанную разными черепами. Тут присутствовали рогатые черепа коров, баранов, разных невероятных чудищ и даже людей. По-моему на человеческие черепа какой-то умелец приделывал рога молодых бычков. Но больше всего меня удивили черепа каких-то совершенно невообразимых существ, напоминающих реконструкции из палеонтологического атласа.

— А вот это — череп единорога! — сказала девушка, хитро посмотрев на меня.

— Знаешь, но я должен тебя огорчить! — смущенно ответил я, разглядывая весящий на стене экспонат. — Жаль расстраивать, но перед нами подделка: обычный лошадиный череп, с вставленным в лобную кость бивнем нарвала. Ну, нарвал — это такой северный морской зверь. Один его зуб закручен винтом и превратился в длинный бивень… Но я почему-то уверен, что он у вас не живет.

— Да, я знаю, что с этим черепом что-то не так, но зачем было мне об этом говорить? Ведь так хорошо верить в сказку! А показала я его тебе именно потому, что мой отец купил его у купца из Эренея. Купец уверял, что этот череп достался ему от эренейского мудреца, способного «темными тропами» уходить в другие миры…

— Иными словами — это означает, что эренейский мудрец обманщик и мистификатор?

— Ты не понял! Это означает, что мудрец может иметь связь с иными мирами! Раз этот зверь у нас не живет, значит, его бивень кто-то принес из другого мира!

 

6. Вне закона

— …в той школе я пробыла пять лет, — как-то рассказывала Хельга о временах своего ученичества. — Мы поднимались с восходом солнца и ложились с его закатом. Тренировки составляли весь смысл нашего присутствия там. Нас учили владеть всеми видами оружия, но главное — это умение сражаться только своим телом: одними руками, ногами и головой. Собственно, тогда я и поняла, что такое тихий и невозмутимый взгляд на страх. В нашей работе основное — это ум и воля, а размахивать конечностями — дело вторичное, ведь телохранитель — не нападающая сторона. Моя задача — предупредить опасность, а не переть напролом, но если что-то произошло, я должна защищать того, кого охраняю. Именно поэтому, кстати, я осталась с госпожой, а не вмешивалась в происходящее, когда раздался тот страшный крик. Вот… Когда я с неплохими результатами закончила обучение, то мне потом даже предложили стать наемной убийцей за очень приличные деньги. Девушка вызывает меньше подозрений, и поэтому особенно ценна, но для меня человеческая жизнь всегда была важнее денег, вот я и стала телохранителем.

— И сколько ты уже работаешь?

— Почти три года уже. С одним и тем же клиентом я работаю всегда не больше года: иначе притупляется чуткость, ослабевает интуиция, а взаимоотношения все больше переходят в приятельские. Все это крайне нежелательно и вредно для работы.

— Почему вредно? — не понял я.

— Потому и вредно, что внимание притупляется. — Просто объяснила девушка. — Можно пропустить опасность.

— Как хорошо, что в этом мире нет людей, способных изменять реальность по собственному усмотрению! — с облегчением сказал я. — А то никакой телохранитель не смог бы справиться с таким противником. Слушай, а этот ваш Атанарих Паук, не мог с собой принести бивень нарвала?

— Нет, — кратко сказала девушка.

— Почему? — удивился я.

— Потому, что об этом было бы известно, — пояснила Хельга. — Почти все, что связано с этим королем было записано и дошло до нас.

— Надо же, чего бывает! — восхитился я.

— На самом деле люди, способные менять нашу реальность по своему усмотрению, есть, — задумчиво сказала Хельга, посмотрев куда-то глубоко вдаль. — Существуют смертные, которые могут в нужном месте и в нужное время изменять законы этого Мира так, что добиваются того результата, что им нужен. Говорят, что король Атанарих Паук тоже это мог. Именно он проложил Путь в этот Мир, и привел свой народ из Прародины, где нашим предкам угрожала гибель. Только король боялся, что его умения используют во зло, и не передал свое знание.

— Но я же читал, что Атанарих Паук оставил ученика! — удивился я. — Вернее король обучил кого-то из принцев — своих сыновей. Только вот кого — неизвестно. Или нет? Я что-то не так понял?

— Если он все-таки кому-то что-то и передал, то я об этом не слышала, — возразила девушка. — Но в герцогстве Эреней живет один старый-престарый мудрец…

— Опять Эреней! — взвыл я, вспомнив герцога, что там сейчас правил. Это он в столице такой интеллигентный, а в своих горах мог и голову мне отрубить. Запросто! С него станется. — А где-нибудь в другом месте нет такого же специального полезного старца?

— К сожалению, везде, кроме Эренея, в свое время очень хорошо поработала ваша Инквизиция, — язвительно, как мне показалось, ответила девушка.

— Ладно, — неопределенно сказал я. Не я придумал законы этого мира, и не мне о них судить. — А этот мудрец, еще из ума не выжил? А то у стариков случается, знаешь ли…

— У него есть ученик. Но без разрешения учителя, этот ученик тебе точно ничем не поможет. Во всяком случае, так говорят, но тут я могу и ошибаться. Так вот, именно тот мудрец — единственный человек в Мире, про которого я могу сказать, что может быть он тебе поможет. Если захочет. Все теперь думают, что это только слух, почти легенда, но я-то знаю… В любом случае — это твоя единственная надежда вернуться домой.

— А откуда такая уверенность? — недоверчиво спросил я.

— Знаю… — повторила Хельга. — Старший брат моей бабушки рассказывал. Давно, еще во времена его юности, у них в деревне вдруг объявился странный молодой человек. Он был одет в черный сюртук с длинными полами сзади, носил необычный головной убор, будто сделанный из толстого обрезка трубного дерева, и опирался на палку с шарообразной железной опорой. Он ходил без усов и бороды, но с курчавыми волосами на щеках. Говорил он так, что никто не смог понять его. Его провели к светлому священнику, но тот не стал общаться с незнакомцем. Тогда его отвели к темному священнику, и они как-то худо-бедно поняли друг друга. По совету темного священника незнакомец отправился в Эреней и больше не вернулся оттуда.

— Ну, знаешь! Может, он в пропасть сверзился? Или его тамошние горцы порешили? Обычное дело для них, вообще-то.

— Нет, — резко ответила девушка. — В провожатые незнакомцу темный священник определил брата моей бабушки: тот хорошо знал дорогу. Так вот, он вернулся через год. Один. Его не сразу узнали. Он отпустил бороду, похудел, загорел и вообще изменился. Но когда отдохнул, побрился и стал как прежний, то рассказал интересные вещи. Незнакомца каким-то непонятным образом отправили на родину. Так вот, домой его отправил учитель того самого старца, к которому я и советую отправиться тебе.

— А что потом стало с братом твоей бабушки?

— Как что? Состарился и умер, как умирают все люди. Но я хорошо помню его рассказы. Он очень любил мне рассказывать истории из своей жизни, а жил он долго и умер почти в сто лет. Вот… А когда я стала кое-что понимать, то пошла в Школу Телохранителей. Мне хорошо давалась их наука, поэтому потом меня выбрала госпожа. С тех пор я охраняю ее покой…

Некоторое время она молчала, думая о чем-то своем. Я же переваривал полученную информацию и соображал, как мне дальше разговаривать с этой странной девушкой.

— Ты пойдешь к мудрецу, а я пойду с тобой, — вдруг упрямо сказала она. — Тебе нужен проводник и помощник, а я знаю, куда надо идти. Сама не ходила, но дорогу знаю. Кроме того, я могу тебя защитить от скверных людей и договориться с местными хранителями, когда мы будем проходить через их землю.

— Что за хранители такие? Какие-нибудь стражники?

— Ты что, не знаешь, кто такие хранители? — засмеялась Хельга. У нее оказался очень красивый смех. Кто-то сравнил бы его с журчанием ручья или щебетанием птиц, но мне этот звук показался похожим на звучание какого-нибудь музыкального инструмента. — Ты же такой ученый!

— Да ну к черту… какой же я ученый?.. Так, нахватался всего понемногу.

— Но про хранителей знают все! — уверенно заявила девушка.

— Все знают, а я вот не знаю. Я многого не знаю и не умею, что знают и умеют все.

— Ты? — удивилась Хельга. — Почему? Расскажи!

— Так уж получилось. Я потом тебе расскажу, обязательно, когда все закончится, ага? Так что там с хранителями?

— А то, что есть вот такие хранители. Только не спрашивай меня — откуда появились и кто они такие из себя. Сама не знаю, и никто не знает. Говорят, что их везде поселили боги, но сам понимаешь, это не объясняет ничего. Для всякого определенного места, что как-то отделено от соседних мест, есть свой хранитель. В каждом месте, будь то кусок реки, озеро, болото, поле или луг живет Хранитель Этого Места. Иногда он выглядит как человек, иногда — как зверь, иногда — как призрак, но чаще всего вообще никак не выглядит. Только присутствие его всегда ощущается. Хранители есть в лесах, в горах — везде. Они сберегают свой участок от разрушения и исчезновения…

— Погоди, но ведь люди постоянно что-то строят! Города, замки, дома или водяные мельницы, прокладывают дороги, наводят мосты… люди же всегда изменяют то место, где долго живут! Разрушают иногда! Как же тогда хранитель?

— Все правильно. Если не договориться с хранителями, и город не будет стоять, и дом развалится, и мельница разрушится, а хозяину никогда не будет прибытка. Поселившиеся в таком месте начнут нехорошо болеть, станут умирать и никто не придет им на помощь. Для того и есть особые люди, посредники, которые могут хранителя уговорить и упросить. Если это получается, то хранитель уже остается и защищает то, что построили люди.

— Я если не получается?

— Тогда хранитель или уйдет, или не даст ничего сделать, я уже говорила. Если он просто уйдет, то люди, конечно же, построят что хотели, им не помешают. Но и помогать тоже никто не будет. За дело возьмутся ветер, вода, солнце и холод. Постройка будет постоянно портиться, то там, то здесь начнут возникать трещины, всякие повреждения… Отовсюду придут разные мелкие живые существа и примутся разрушать возведенные человеком стены, протачивая везде свои ходы и норки. А уж если придет нечестный человек, что захочет отобрать чужую постройку или просто разрушить ее, то никакого отпора ему не будет.

— Как не будет? — удивился я. — А хозяин на что?

— Хозяин… А что может этот хозяин? Он же всего-навсего человек! Ну, выгнать вора, ну, полицию позвать. А потом все опять повторится заново.

— Этому тоже где-то обучают? Договариваться с хранителями?

— Этому нельзя обучить, — пояснила Хельга. — Очень редко некоторым людям подобное умение приходит само… если приходит, конечно. Таких людей называют посредниками.

— А как же твой дедушка? Разве он тебя отпустит со мной?

— Меня? С тобой? Конечно, отпустит! Он же меня хорошо знает, а тебе верит!

Меня удивил ее ответ. Если Ольгерд мне верит, то совсем непонятно почему — он всегда был где-то поблизости во время моего недолгого пребывания в должности «Повелителя», а мое поведение тогда было весьма далеко от идеального.

— А можно у тебя узнать еще одну вещь? — неуверенно спросил я.

— Не знаю, — улыбнулась Хельга. — Попытайся!

— Помнишь тогда, на турнире. Я только на тебя посмотрел, как ты тут же покраснела. Почему?

— Будто сам не понимаешь! — немного напряженно ответила девушка. — Ты, лишь взглянув на меня, сразу представил, как я выгляжу без платья и вообще без всего! Вот я и смутилась.

— Ни фига себе! Ты что же, можешь знать, что я думаю?

— Конечно, могу. Я же посредник, поэтому легко читаю в душах других людей… Именно поэтому из меня получился такой хороший телохранитель — я сердцем чувствую беду и быстро узнаю, от кого исходит опасность.

— Но я же не смогу оплатить эту работу, — спохватился я.

— Можешь, об оплате поговорим потом. Скажу только, что за время нашего пути ты будешь платить мне своими знаниями.

Надо сказать, что такая оценка моих знаний, которыми я, вроде бы, могу оплатить дорогие услуги телохранителя, мне польстила. Но что может дать полезного человек из двадцать первого века человеку из почти что средневековья? Почему-то я сомневался что много. Что я здесь могу? Без наших технологий, орудий и инструментов? Практически ничего.

— А госпожа тебя отпустит? — неожиданно для себя спросил я. Мне, вообще-то, давно уже следовало об этом узнать.

— Отпустит, если ты сам ее об этом попросишь, — с плохо скрываемой неприязнью сказала Хельга.

— Даже теперь, когда я ото всех прячусь, и объявлен вне закона?

— Особенно теперь, — уверенно произнесла девушка. — А нам следует хорошо подготовиться, предстоит долгий и сложный путь. И еще одно — тебе нужно новое имя.

 

7. Стелла и мастер Флоггер

Исчезновение подопечного Стеллы поставило ее в тупик. Девушка не знала, что ей теперь делать, и, немного подумав, она оставила Лильку трудиться по делу Луи. Сам объект исчез. Сбежал? Заметил слежку, и залег на дно? Кем-то ликвидирован? Тогда где труп? Подобные вопросы крутились в голове и не давали спокойно сосредоточиться. Вообще-то, труп мог оказаться где угодно: под фундаментом нового дома, залитым в сердцевину бетонного блока, на дне Москвы-реки. На свалке, наконец, погребенным под тоннами мусора и бытовых отходов.

Надо было докладывать шефу, но Стелла особо не торопилась. Вообще, работа по делу сильно повлияла на характер девушки. Она стала более обстоятельной, собранной и сосредоточенной. Как побочный эффект развилась мрачность вместе с неразговорчивостью. От прежней веселой дурашливости не осталась и следа. Даже речь изменилась — почти исчезли арготические словечки, обязательный сленг и молодежные приколы.

Лилька тем временем продолжала обшаривать все излюбленные места пребывания Луи и проверяла зоны его контактов. Стелла же просеивала и анализировала информацию, но полезных результатов так и не отыскала. Их пока просто не было, и Шеф подкинул еще парочку дел.

А лето тем временем уже перевалило за середину. Близился август. Город жил своей жизнью. Люди серыми потоками текли по улицам, не обращая внимания на яркую пустоту реклам. Растолстевшие от беспечной сытости сизые голуби принимали ежедневные пожертвования, преумножая свою и без того немалую численность. Важные вороны представительно расхаживали по газонам. Ржавые воробьи дрались за хлебные крошки. Неспешные троллейбусы гигантскими тараканами ползли сквозь толпы иномарок, а суматошные торговцы в ларьках обсчитывали несчастных трудяг, спешащих к себе домой. И только тощий черно-серый кот деловито пересекал им дорогу. Каждый человек, всякое живое существо оставляло в этом городе свой неповторимый отпечаток жизни. В умах людей рождались различные проекты. Гениальные, плохие, хорошие, безумные и глупые. Иногда просто дикие.

Но время шло, Стелле нужно было что-то срочно делать, и крайне надобились свежие идеи. И тут девушка вспомнила о карточке тематического БДСМ-клуба «Гуднайт», имевшейся среди всего прочего в досье Луи.

Стелла знала, что одна из ее старых подруг — по нику Amber, в свое время серьезно увлекалась садомазохизмом. Была, что называется, профессионально подкована. Но девушки не общались давно, и возобновлять знакомство особых поводов как-то не обнаруживалось. Пришлось такой повод сочинять. На ходу строить легенду.

Девушка отыскала телефон, которым сто лет уж как не пользовалась, и позвонила своей приятельнице. После обычных первоначальных фраз они разговорились об совместных знакомых, а затем Стелла уверенно перевела разговор в нужное для нее русло. Довольно сумбурно она объяснила, что по иному заинтересовалась таким явлением, как БДСМ, особенно — подчиненной ролью, поскольку доминирование ей уже надоело. Пока она занималась этим только со своими парнями, но хотела бы попробовать большее. Уже в новом качестве сходить в конкретный тематический клуб, но без человека опытного не решается.

На подругу Стеллы эти слова произвели странное впечатление. Интонация разговора сразу же переменилась, а манера беседы стала вдруг какой-то другой.

— Хочешь теперь поработать нижней? Испытать себя? — резко спросила Amber, с некоторой долей сарказма в голосе. — Ты уж извини дорогая подруга, прости мою реакцию на твои речи, но это вот от чего. Уж не обижайся, дело в том, что так, как ты, в основном говорят дилетанты, ваниль, как они у нас называются. Те, кто по тем или иным причинам всегда останется ванилью. Хотелось бы надеяться, что это не твой случай. В твоих высказываниях слишком много местоимения «я», а это местоимение нижняя может применять только по разрешению своего господина. Или если такой человек заслужил опытом, личными тематическими качествами или своим авторитетов в теме право на подобные фразы.

«Да иди ты в жопу со своими советами! — с раздражением думала Стелла. — Боже, сколько пафоса, позерства и занудства! Как же меня бесит эта сука! Особенно ее голос и тон! А ведь придется терпеть. Для дела.»

— Кстати, для всех тематиков тема — не шоу, и не театр. Это жизнь, — вразумляла Стеллу Amber. — Я, как одна из организаторов клуба, сталкиваюсь с людьми, которые говорят, что они в теме, на всё готовы или почти на всё.

«Организатор клуба она, видите ли! Интересно, чего она там могла бы достичь без этого своего толстого папика? Да ничего! До сих пор бы задницу в офисе отсиживала, а вечерами бегала бы по чужим квартирам!»

— На самом деле все не совсем так, — продолжала Amber. — Вернее, далеко не так. Такие личности полагают, что если они хотят всего, то и смогут всё. Нет! Подобный человек считает, что если он нижний, то это ух как круто, что он самый-самый. Но этим в наше время никого не удивишь, и если такие тематики приходят в клуб, то не могут толком прислужить господину или госпоже, встать на колени, поклониться — а это надо делать правильно. Надо учиться!

«Ага, тоже мне, воспитательница нашлась! — начинала уже терять терпение Стелла. — Задолбала! Ученицу себе отыскала, блин! Нет уж, кто угодно, только не ты!»

— Конечно, общество тематиков примет каждого единомышленника с большой радостью, — тем временем менторствовала Amber. — Покажет и научит. Для этого клубы, кроме всего прочего, и существуют. Но будет очень здорово, если твои ожидания не останутся фантазиями и не разойдутся с реалом. Короче — я сегодня тебя туда проведу, посажу за хороший столик и брошу. Сама выплывешь, не маленькая.

Клуб располагался на краю одного из заводов Москвы, давно уже ничего не производящего и существующего за счет сдачи в аренду своих площадей. Удобное расположение — в двух шагах от площади Гагарина — делало такой бизнес вполне прибыльным и «экологически чистым». Заведение оживало к ночи. Толчеи перед закрытыми дверями никогда не наблюдалось, все было тихо, только редкие прохожие дефилировали мимо железных дверей с изображением трискела, принимая эмблему «темы» за обычное украшение и элемент дизайна. Amber нажала на какой-то незаметный звонок. Двери раскрылись, и появился такой амбал, что казалось он не только никого не пустит, а по стенке размажет одним лишь движением кулака. Но нет, охрана на входе без разговоров пропустила Стеллу и ее подругу, когда та что-то показала. Бугай молча кивнул и отошел в сторону. Чуть глубже маячил второй охранник, но тот вообще никак себя не проявил.

— Извините, — обратилась Стелла к одному из охранников, и показала фотографию Луи, — я ищу этого своего друга. Вы никогда его здесь не видели? Его сейчас тут нет?

В ответ бугай неопределенно пожал плечами. Возможно, он был немым, а может быть, в данном конкретном месте подобные вопросы задавать просто не полагалось.

Когда девушки вошли внутрь, Стелла увидела Ад. Вернее — то, как его обычно рисуют в некоторых голливудских постановках.

Стен коридора были выкрашены в цвет красного вина, а потолок казался бархатно-черным. Сверху, по стенам, свешивались толстые железные цепи, а красные лампы, своим приглушенным светом дополняли общую инфернальную атмосферу заведения.

Пройдя по мрачным переходам, девушки вошли в большое полутемное пространство, где освещались только отдельные места — эстрада и крупные стальные клетки, размещенные вдоль одной из стен. Это и был главный зал клуба, где на маленькой сцене в тот момент шло представление или SM-шоу. Полумрак, черные стены, обилие железа, кожи, латекса и много полуголых тел. Не обращая особого внимания на молодых юношей и девушек в костюмах и практически без, подруги прошли меж столиков через весь зал.

— Вот твое место, — сказала Стелле Amber, указав на незанятый столик. — Сиди здесь. Смотри, наблюдай, приглядывайся. Дальше уж ты сама, а мне пора. — С этими словами Amber куда-то убежала, кинув Стеллу одну.

На свежего неподготовленного человека клуб произвел бы тяжелое впечатление из-за слишком мрачной роскоши и чрезмерно инфернальной эстетики. Окон не было совсем. В зале царила вечная ночь и полумрак, вечерами здесь всегда было людно, но никогда не бывало толчеи. В дальнем углу располагался бар. В подвешенных на стене зала клетках извивались в танцах юноши и девушки, чисто формально «одетые» в полоски черной кожи, цепи и прочую мишуру. Но их телодвижения завораживали, эти «ночные бабочки» (а по сути они были далеко не только стриптизерами) знали, как языком тела передать нужные эмоции и соблазны. С другой стороны зала имелись защищенные от посторонних глаз ниши, невидимые сбоку, но с хорошим обзором сцены. На верхних этажах находились номера, где можно было провести время в желаемой компании и более приватной обстановке. Цены немалые, но и публика тоже не низшего сорта, хотя нельзя сказать, что лишь самые крутые воротилы приходили сюда.

В боковых нишах маячили какие-то темные тени, мелькали отсветы обнаженных тел, выглядывали фрагменты лиц, рук, ног. Всюду отблески металла, кожи и латекса. Сладостные стоны, вопли и приглушенное мычание. Временами звуки ударов, шлепки и лязг. Иногда — музыка. Прекрасно оборудованный филиал Ада. Или его земного представительства. Возможно, что дизайнеры заведения насмотрелись американского кино и начитались Жана-Кристофа Гранже.

Первоначально вечер в тематическом клубе Стеллу не впечатлил. Шоу тоже не понравилось. К тому же Стелла никого не узнавала, была здесь еще не совсем «в теме» и собиралась уже уходить, как вдруг ей, что называется, повезло — к ней подсадили парня с девушкой, и Стелла оказалась за одним столиком с очень симпатичной парой. Молодые люди были здесь уже далеко не в первый раз. Разговорились. Стелла показала фотографию Луи, но, как и следовало ожидать, ребята ничего не знали о нем. Потом они просто сидели, трепались и смотрели на экшены. Стелла была почти не накрашена, волосы уложены свободно, и оделась девушка как можно незаметнее.

Стелла решила уж, что вечер пропал зря, и хотела встать и направиться к выходу, как вдруг услышала сзади:

— Простите, а у вас раньше были длинные волосы?

Девушка обернулась. Перед ней стоял очень уверенный с виду мужик лет тридцати в кожаном костюме и скрученным кнутом в левой руке.

— Да, были. А вы что, меня знаете?

— Нет, просто видел совсем в другом месте и совсем при иных обстоятельствах. Вначале решил, что ошибся.

«Интересно, где это он меня мог видеть, и при каких таких обстоятельствах? — в некотором смятении подумала Стелла. — Ой, да это же тот самый дядька, который кого-то там учил щелкать этим самым кнутом!» — вспомнила девушка.

Они разговорились. Сначала общие слова, а потом перешли на «тематические» предметы. Мужик предложил попробовать. Кнутом.

— Да вы что? — испугалась Стелла. — Это ж больно!

— Если вокруг талии, то не особо и больно. Даже приятно. Попробуйте, вам понравится!

«Ну, — решала девушка, — очевидно, этот товарищ в клубе постоянный посетитель, давно уже в теме, все его знают и уважают. Наверное, не врет, и верить ему можно».

И она попробовала. Удивительно, но процедура ей действительно понравилась. Было даже весело!

Через пару часов она совсем ничего не боялась. К тому же, по виду мужик ну очень внушал доверие, причем вполне бессвязный рассказ Стеллы о том, что ее привлекает в теме, он вроде понял. Или сделал вид, что понял.

Мужика все звали «мастер Флоггер», он тоже ничего не знал про Луи, но зато разбирался в «тематических» тонкостях как своего рода профессор. Он вполне смог бы читать лекции и вести семинары в каком-нибудь БДСМ-университете, если б таковой где-нибудь вдруг возник.

Мастер Флоггер всерьез взялся за обучение Стелы, подошел к делу творчески, с выдумкой, любовью и рвением.

По ходу процесса Стелла несколько раз показывала фотографию Луи и спрашивала про него у тех обитателей клуба, кто еще мог говорить. Но все безрезультатно. В конце концов, к ней подошел внутренний охранник и строго предупредил, что если девушка немедленно не прекратит свои расспросы, то ей придется срочно покинуть клуб.

Настал момент, когда они с Флоггером приступили к новому этапу обучения. Мастер поставил девушку напротив себя, и велел сосредоточиться. Стелла смотрела нахально, всеми силами напуская на себя браваду. Типа — ну и что ты мне сейчас будешь делать? Я и так вся из себя такая крутая! Но тут взгляд Флоггера резко изменился, и он вдруг заорал грубым и резким голосом:

— Руки из карманов! На колени! Руки назад! Спина прямая, ну! В наручники ее! Быстро!

Девушку сзади кто-то схватил и сковал наручниками. Дальнейшее она помнила потом смутно, но ощущение, что «было просто супер» осталось и запомнилось уже навсегда. В конце она целовала Флоггеру руки и сапоги, благодаря за доставленное наслаждение, поскольку знала, что в этом заведении так принято и положено по здешнему этикету.

Потом мастер предложил игры с электричеством, но тут уж девушка решительно воспротивилась, объяснив, что еще не готова и пока не доросла до всего этого.

Они пытались исполнять еще несколько разных «игр», то с использованием доминирования, то пси-садизма, то садизма физического. Но прежнего драйва почему-то уже не осталось. К тому же скоро выяснилось, что у этого парня тяга к пси- и просто садизму сохранялась и вне сеансового пространства, а уж это не устраивало саму Стеллу. Пришлось распрощаться, к явному неудовольствию «мастера».

С тех пор Стелла к «тематикам» уже не ходила и с «мастером Флоггером» больше не встречалась.

 

8. Телохранитель

Имя мне выбрали — Анхельм. Почему-то это показалось правильным. Чтобы получить настоящие (вернее — практически настоящие) документы на это имя, требовалось время, деньги и немного терпения.

Как говорил Михаил Жванецкий — «Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет». Я знал, чего я хочу. И желал немногого — стремился вернуться домой. Совсем чуть-чуть, так, самую малость.

С госпожой все уладилось на удивление быстро, и Хельга стала теперь моим телохранителем. В качестве оплаты, я учил ее математике (и зачем ей она понадобилась?) и основам современного мне естествознания. Если исключить географию этой земли, ее живой мир и расположение звезд, то мои знания вполне на что-то годились. Особенно пригодилось знание химии. Так, например, я обучил свою телохранительницу из подручных минералов получать концентрированную серную кислоту и некоторые сильные яды, что вызвало дикий восторг со стороны Хельги. В нашем распоряжении оказалась расположенная в подвале вполне приличная алхимическая лаборатория Ольгерда. Уж не знаю, какие философские камни он там надеялся получить, но оборудование вполне годилось для несложных химических экспериментов.

Я, в свою очередь, постигал школу здешней жизни. Раньше-то я не выходил за пределы дворца, да и появлялся там только днем. Исключения составляли наши с Ольгердом подземные походы в ложу при «стадионе» для рыцарских турниров.

Первое и самое главное, по уверению Хельги, что мне нужно было сделать, это придумать себе биографию, тип занятий и одежду.

Все жители одевались по-разному, в зависимости от своего социального положения, рода деятельности и возраста. Отдельные группы населения четко определялись и легко различались, причем этот своеобразный дресс-код нарушать было нельзя ни при каких обстоятельствах.

Ольгерд сказал, что мне больше всего подойдет облачение рантье не очень большого достатка. С одной стороны, никто из «собратьев по цеху» меня изобличить не должен — рантье всегда где-то путешествовали, а между собой не очень-то и общались. С другой стороны, некоторые из этих бездельников могли водить дружбу с кем угодно, а поскольку свободных денег у них часто не было, (расходы обычно сразу же оплачивались с ренты через банкиров) риск подвергнуться уличному ограблению сводился к минимуму. На всякий случай договорились, что я — приезжий, а откуда — никого касаться не должно. Это — мое дело и моя тайна.

В результате я оделся по столичной моде, но без особого изыска. Мой костюм составили серебристые штаны с застежками у щиколоток, сверху — черный плащ на серебристой же подкладке. На голову я надел черную шляпу с лихо загнутыми полями и серебряным кантом по краю: без головного убора здесь было не принято ходить по улице. На ноги выбрал черные тупоносые ботинки с квадратными железными пряжками и каблуками высотой сантиметра два. Под плащом у меня оказался темно-серый кафтан и белая рубаха с дурацким воротником-жабо и оборками по рукавам. Я предпочел кафтан и рубашку самого строгого покроя, какой только мог разыскать. Как яйцеклад у самки кузнечика сзади, задирая плащ, торчали ножны с мечом. Таскать с собой эту железяку считалось необходимым условием моего нового имиджа: оружие висело на неудобной перевязи через плечо и жутко мешало при ходьбе. Сначала я озвучил идею носить меч за спиной, на японский манер, но мои слова отвергли с недоумением и брезгливостью. Ольгерд просто фыркнул, а Хельга посмотрела так, будто бы я предложил ей прилюдно сделать нечто крайне непристойное перед дверями какого-нибудь храма или под окнами столичной ратуши.

Легенду придумали самую простую — получил наследство, разбогател, теперь живу на ренту и путешествую. Всё.

Довольно быстро я понял, что мне несказанно повезло, если вообще можно говорить о везении в такой ситуации.

Дом, в котором проживал Ольгерд с внучкой, ранее принадлежал какому-то ремесленнику производящему амуницию для военных, стражников и всех прочих служивых людей. Не оружие, а именно амуницию — оружейники считались отдельным цехом, очень гордившимся своей элитарностью и неповторимостью. После гибели своей семьи, Ольгерд получил солидную компенсацию от короля и купил у города этот дом. Прежний хозяин не то умер, не то еще куда-то делся, а поскольку наследников у него не обнаружилось, то по закону вся собственность отошла муниципалитету. У старого хозяина имелась прекрасная мастерская, снабженная множеством полезных приспособлений, а на крыше — ветряное колесо, приводящее в движение эти механизмы. При помощи данных устройств можно было сделать седло, защитный панцирь усиленный металлическими бляхами, сбрую, стремена и прочие полезные вещи. Если уметь, конечно. Еще там оказались приспособления для обработки металла, резки кожи и войлока, для сверления и клепки. И довольно много материалов и недоделанных вещей. Ольгед в свое время все сгрузил в одну из подвальных комнат, а потом так там все и оставил.

И тут я вдруг сообразил, что еще могу дать Хельге, и чем реально заплатить за ее услуги телохранителя. То, чего она точно не умеет и то, что у меня обязательно получится. Причем — именно то, что нужно — эффектное, зрелищное, а главное — очень полезное в ее работе! Электричество! Здесь в этом мире про электричество никто и слыхом не слыхивал. Молнии, конечно, вещь обычная, но кроме как божьими стрелами их никак не называют и боятся до смерти. А вот механическую энергию используют все и очень активно — везде торчат ветряные и водяные колеса, но электроэнергия здесь никому не ведома. А чтобы сделать элементарный вольтов столб и гальваническую батарею мне хватит тех технологий, что тут уже есть! Я объясню Хельге, как это работает и дальше она будет уже сама… Уверен — новые игрушки ей понравятся.

Если я нарежу из меди и цинка круглых пластин одного размера, потом переложу их такими же по диаметру прослойками из войлока, пропитанного соленой водой, то все! Сверху и снизу надо будет приделать проводники — подойдут узкие медные полоски — и батарея готова! Это же классика! А стоит только поместить вольтов столб в изолированный пенал, вывести полюса с одного конца, то получится отличное оружие! Только тяжеловато таскать будет, но если пластинки сделать потоньше… А поскольку я могу в этом мире трансформировать объекты, то… Черт, надо попробовать!

Пока Хельга при помощи Ольгерда готовилась к долгому путешествию, я занялся рукотворчеством.

Сразу скажу, что идея с переносным вольтовым столбом в качестве оружия не сработала — батарея получилась слишком слабой, чтобы вызвать ощутимый эффект. Я пытался делать из многочисленных кусочков фольги электрические батареи, но труда на них уходило много, а вырабатывались они очень быстро. Увеличение мощности неизбежно приводило к утяжелению всей конструкции, поэтому сильная батарея у меня вышла только стационарной. Махнув рукой на размеры и вес, я сделал батарею вольт на тысячу. Тестера с собой у меня, как можно догадаться, не было, но искра проскакивала сильная, а бедную мышь, что я использовал в качестве подопытного животного, убило на месте. Потом я рискнул своим пальцем — приняв все мыслимые предосторожности, я приложил к полюсам батареи кончик мизинца. Удар был такой силы, что мизинец надолго онемел.

Второй моей идеей была электростатика. Ведь электростатическая машина — пособие для школьных уроков физики — довольно проста, но эффектна и дает достаточно мощный разряд. Сделать классическую машину Эйлера нечего было и думать, зато в лаборатории Ольгерда я нашел несколько стеклянных цилиндров, приделал их к вращаемому ручкой механизму, и, при помощи самодельных конденсаторов, трущихся ремней и медных проводников, получил вполне работоспособный электрогенератор. Потом я при содействии ветряка на крыше дома оборудовал источник энергии действующий практически постоянно.

Еще у меня получился переносной конденсатор! Оказывается, здесь умели изготовлять металлическую фольгу! А, используя свои магические способности, я сделал вполне работоспособный электролитический конденсатор, который заряжался от самодельной электростатической машины и хорошо потом держал заряд.

Третье, что я захотел осуществить, вообще было сначала похоже на авантюру. Мне пришла в голову идея снабдить арбалетные стрелы врывающимися наконечниками. Наиболее подходящим представлялась гремучая ртуть. Сделать это вещество в лаборатории Ольгерда не составляло большого труда, рецепт я помнил со школы, а остальное оказалось делом техники. Естественно, Ольгерд не пускал меня работать к себе в лабораторию, только так, посмотреть, но я выспросил необходимое оборудование и реактивы, а когда показал результат, все было готово. Основная проблема с арбалетными стрелами — наконечники сначала не хотели взрываться. Но потом, сделав их помягче, а саму стрелу потверже, все получилось. При попадании во что-нибудь твердое, наконечник сминался и громко взрывался, производя сокрушительный эффект. Повозиться, конечно, пришлось, но усилия того стоили — Хельга была просто в восхищении.

Нет, я даже близко не подошел к карьере «Янки при дворе короля Артура». Да и не хотел я особенно «светиться». Я пытался только помочь тем людям, которые вызвались способствовать моему возвращению домой, и как-то отработать затраченные на меня усилия.

Кое-что из изготовленных мною штучек я потом постоянно носил с собой. Мало ли что, береженого, как известно, и бог бережет.

Знать бы еще, какой из здешних богов.

 

9. Киллер

— О, привет! Ты что, не узнаешь меня?

Так, знакомая рожа! Рядом со мной стоял один из бывших моих клиентов. Крепко сбитый, среднего роста, седеющий и солидный мужчина, он умело скрывал свой страх. В моем мире его профессия была сложна и опасна. Приходилось встречаться с сильными мира сего, с бандитами и с прочими серьезными людьми, но сейчас он поглядывал на меня с явной осторожностью и даже опаской. Он оказался одет в костюм и цветá купца средней руки. Обычно такие люди торгуют драгоценностями, мелкими предметами быта для богатых домов и аксессуарами для знати.

Несмотря на то, что эти бизнесмены постоянно имеют дело с дорогими вещицами, сами они, как правило, совсем не богаты. Наиболее состоятельными купцами являлись крупные оптовики, возами продающие продовольствие, воду, ткани, стройматериалы, металлы. Все то, чего требуется много, в больших количествах, постоянно и всегда. Этот же был явно не из их числа. Чего это он так нервничает? Я помнил его как бизнесмена-полубандита с не совсем ясным амплуа, которому «включили счетчик», обещая смерть долгую и мучительную, поэтому идея исчезнуть легко и мгновенно в свое время очень привлекала его. Я уже совсем забыл, как зовут этого мужика, но физиономию запомнил надолго.

Черт, как же зовут этого парня?

— Меня тут зовут Хантером, — словно прочитав мои мысли, сказал бывший клиент. Говорил он вполне прилично, почти без акцента. — Занимаюсь импортом и экспортом, как здесь понимают этот бизнес. А прежнее мое имя забудь! — веско повелел он мне.

— Уже забыл, — честно признался я.

— Вот и отлично! А тебя как теперь звать-величать?

Интересно, он что, так и не узнал, что я тут служил в должности повелителя Королевства? Странно… И почему иногда проскакивает страх в его глазах? Он боится? Меня? Но почему?

— Я отныне Анхельм. Только так, и никак иначе.

— Здорóво Анхельм. Чем занимаешься? Судя по прикиду, тебе немного повезло в жизни? Что, охмурил какую-нибудь богатую вдовушку?

— Не совсем… — меня в первый момент жутко раздражала навязанная панибратская манера общения. — Слушай, давай так. Ты мне рассказываешь свою историю, а я тебе — свою. Раз первый подошел ты, то тебе первому и рассказывать.

Сначала я решил выслушать историю Хантера. Во-первых, сразу будет ясно, можно ли ему доверять, и в соответствие с этим я поведаю ему свою легенду. А во-вторых, парень, кажется, неплохо тут устроился, и лишние связи мне в теперешнем моем положении будут ой как полезны.

— Думаешь? — с сомнением спросил Хантер. — Может, кинем монетку?

— Кинем, но судьба все равно будет на моей стороне! — самонадеянно заявил я.

— А вот сейчас и проверим! — вдруг загорелся Хантер. — Если «красавчик», то рассказываю первым я, а если «палки», то ты.

«Красавчиком», при такой бинарной системе гадания, аборигены называли выбитый на деньгах портрет последнего короля, а «палками» — ту сторону, что римскими цифрами сообщала достоинство монеты. Недолго думая, я извлек из кармана один голд, положил на ноготь большого пальца и щелкнул им так, что золотой кружочек взлетел, быстро вращаясь вокруг диаметра. Монета упала портретом короля вверх.

— «Красавчик». Значит, тебе и начинать. — С довольным видом произнес я, поднимая золотой. — Я же предупреждал, что выиграю.

— Эх, надо было мне свою монетку кидать! — вздохнул мой прежний клиент, — Своя деньга не предаст. Ну, да ладно, значит так…

— Слушай, — прервал его я, — разговор у нас будет долгий, не на ходу же? Надо где-нибудь посидеть, выпить за встречу, но…

— Правильно! — обрадовался Хантер и хлопнул меня по плечу. Фамильярность, без которой я вполне мог бы и обойтись. — Я знаю отличный трактир.

— Погоди, — прервал его я. — Сейчас я уже опаздываю, у меня конфиденциальная встреча, от которой зависит жизнь или смерть. Сколько продлится — не знаю, поэтому предлагаю встретиться завтра, в это же время, тут же. Идет?

— Хорошо, — огорчено сказал Хантер. Видимо он уже настроился на интересную беседу и пьянку в каком-то кабаке. — Но ты точно придешь? Небось, к какой-нибудь бабе торопишься!

— Нет, я не вру, — соврал я. — Врать-то мне зачем? Приду, конечно. До завтра!

И я быстро ушел, пока он не спросил еще чего-нибудь лишнее. Идея у меня возникла очень простая — за сутки выяснить, что собой представляет этот Хантер. Может, он работает на Столичный Капитул? Или на полицию? Или еще на кого-то, с кем встречаться сейчас мне было совсем не с руки. А просто так отказываться от контактов с ним я не хотел. Во-первых, мой соотечественник, к тому же ловкий и оборотистый. Может помочь. А во-вторых, мне нужна была компания, я уже начал скучать по потерянной родине.

— Что за человек? — спросила внезапно подошедшая Хельга. Она всегда так неожиданно возникала и исчезала, что я никак не мог привыкнуть к этой ее манере. — Похож на купца.

— А он купец и есть, если не врет. Мой знакомый по прежней жизни: может оказаться очень полезным, поскольку многое знает и разное умеет. Но я ему не доверяю. Почему-то.

— Так в чем же дело? Надо его убить? — Хельга спросила это таким спокойным тоном, будто речь шла о чем-то бытовом и сугубо будничном. Например, о выбрасывании лишних вещей.

— Бог с тобой, зачем? Хотелось бы выяснить про него все. Где живет и с кем, чем занимается, как зарабатывает, в каких кругах вращается и вообще, что это за гусь.

— Какой гусь? — удивилась Хельга.

— Забудь, просто такое выражение. Я бы хотел узнать о нем все, что можно. До завтра реально?

— Трудно, но можно, если расскажешь хоть что-то. Что о нем известно?

— Зовут — Хантер, живет в Риане, появился здесь недавно, примерно полгода. Что еще? Купец как видишь, если он действительно купец, а не какой-нибудь тайный агент или шпион. Судя по одежде, торгует дорогими безделушками и изысканными драгоценными вещицами для богатых. Все.

— Немного, но вполне достаточно. Я узнаю. Только не выходи никуда и посиди пока дома, хорошо?

— Конечно… что мне еще остается, — смиренно согласился я, когда мы направились к дому Ольгерда.

Хельга появилась только на следующий день, рано утром, за несколько часов до моей встречи с Хантером. Но ее лицу совершено нельзя было определить, узнала она что-либо, или нет.

— Твой знакомый действительно купец, — начала моя телохранительница. — Причем купец который никогда не сумеет стать вельможей, и теперь пытается открыть себе путь во власть. Занимается он в основном перевозками, иногда куплей-продажей. Но нас сейчас интересует не это. Он живет на улице Медников во втором доме от начала, если идти по правой стороне вниз. Живет он там уже полгода с семнадцатилетней белобрысой девицей, считающейся его служанкой. Зовут ее Гинни, на самом деле она его любовница и он не спешит вступать с нею в брак, но, судя по всему, сильно к ней привязан. Хоть дом и большой, но твой знакомый снимает весь второй этаж. Дом принадлежит богатому торговцу, и обычно сдается в наем. У твоего приятеля в подчинении существует небольшая группа из четырех человек, которая промышляет убийствами за деньги. Судя по всему, доход такое занятие приносит весьма неплохой. Цеху Наемных Убийц все его люди давно известны и вызывают сильное раздражение, поскольку все они чужаки и при этом не желают соблюдать цеховые правила. Гинни даже не догадывается о занятиях своего любовника. Вторым человеком в его банде является некий Рей — из наших, из местных. Он разорившийся ремесленник, делал посуду. Но работал он так плохо, что дело не пошло, и стал он наниматься к другим мастерам, но только портил товар. Очень быстро о нем все уже знали, в цехе такие вещи становятся известны сразу, и никто уже не брал его к себе на работу. А тут и твой Хантер подвернулся, нанял его подручным. Вроде управляющего. И теперь вся официальная часть дел Хантера ведется Реем.

— Это ты узнала сегодня? — удивился я. — Ничего себе!

— Часть вчера, часть сегодня. Часть — ночью. Так что? Может убить их всех? Нет людей — исчезнет беспокойство. Мне ничего за это не будет, только спасибо скажут.

— Ну и дела… — растерянно протянул я. — Знаешь, пока этого не надо, сначала я поговорю с ним по душам. Скорее всего, мы пойдем в какое-нибудь тихое местечко, где можно спокойно посидеть и поговорить. Отправимся в какой-нибудь трактир. Я подкину такую мысль, и, по-моему, она придется ему по душе. Перекусим, попьем пива. Ты можешь наблюдать за нашей встречей незаметно?

— Конечно, это часть моей подготовки.

— Тогда решено. Если я сделаю вот так, — я задумчиво помассировал себе гортань левой рукой, — а потом встану и пойду к выходу, это значит — «действуй». А если я просто встану и уйду, то, стало быть, оставь все, как есть.

— Хорошо, — кратко согласилась Хельга, но что-то мне подсказало: не нравится ей мое решение…

 

10. Трактир «Пьяная Кружка»

Когда я пришел в условленное место, Хантер меня уже дожидался.

Мы скупо поздоровались.

— Слушай, — сказал он мне, — пошли в трактир «Пьяная Кружка»? Это неподалеку, пиво там вполне приличное. До того, что я привык, ему конечно далеко, но пить вполне можно, а главное — там никто не помешает спокойно поговорить. Я часто там бываю. Сразу же платишь, и получаешь что хотел, а уж потом сиди сколько влезет. Всегда можно добавить — иди, заплати, и получи.

Я согласился, и бывший клиент, а теперь неожиданный приятель повел меня какими-то кривыми улочками к намеченной цели. Скоро он совсем меня запутал — город я знал еще недостаточно хорошо. Мне даже показалось, что дорогу назад я не нашел бы ни при каких обстоятельствах. В конце концов, мы очутились перед вывеской, представлявшей собой большую деревянную кружку, приделанную над входом.

Хантер локтем открыл дверь, и мы вошли.

Трактир мне сразу очень приглянулся. Там было приятно и уютно. Заведение точно соответствовало моему представлению о средневековых забегаловках этого типа, хотя не удивлюсь, если просто очень давно тут все так и стоит — для местных какая-то пара-тройка веков не срок. Обстановка трактира ласкала глаз. Мир пивных кружек, цветных бутылок, трактирных вывесок, старинных меню, деревянных бочек и бронзовых насосов, гравюр, красочных плакатов и этикеток. Столиков оказалось немного: три двухместных, два на четырех посетителей и один большой и длинный стол — персон на тридцать или около того.

За один из маленьких столиков сели мы с Хантером, остальные пустовали, а вот вдоль длинного стола уже тусовалось человек двадцать. Все здешние, они даже не обращали на нас внимания — ну, видимо наша внешность ничем не выделялась на общем фоне. Зато сами эти люди за большим столом впечатляли меня чрезвычайно. Судя по одеждам, там собрались: какой-то потомок одной из влиятельнейших семей города, несколько миловидных веселых девушек, о профессии которых догадаться было несложно, три купца подозрительной наружности, солдат в своей боевой форме и еще несколько горожан, занятия которых по одежде мне так сразу определить не удалось. Плохо еще я знаю дресс-коды местного населения. Иногда кто-нибудь из них приближался к нам, блуждая по залу причудливыми стезями в поисках новой порции пива.

Мы взяли себе по большой кружке пива и закуски из каких-то местных морепродуктов, которые оказались восхитительно вкусными. Приятная обстановка, превосходная еда и пиво на столе, которое можно тянуть часами, все это располагало к общению. Я снял свой меч и положил на стол рядом с правой рукой. Мало ли что. Хантер сделал то же самое.

— Значит, ты теперь не повелитель всего здешнего? — сразу начал разговор мой собеседник, когда поблизости никого не оказалось. Ага, значит, все он прекрасно знал, просто вчера прикидывался. — Что, в бегах, да? А нашего бургомистра, правда, ты пришил? — с интересом спросил он, кивнув на мой меч.

— Нет, на что мне сдался этот ваш бургомистр? Подставили меня, почти как тебя в свое время. А вот кто, и зачем, я сейчас как раз и пытаюсь выяснить. Но это так, между делом. Главная моя забота — слинять отсюда. Домой хочу.

— Ну, «зачем» — это не вопрос. Ты тут был многим как кость в горле, как шило в жопе. Слишком мешала всем твоя должность и деятельность. Даже не деятельность, а само твое присутствие. А вот кто конкретно, это тема интересная. Кстати, слышал? В аборигенном парламенте здешние депутаты, или кто они там, обсуждают вопрос о ликвидации самого понятия «Повелитель Королевства».

— Нет, не знал. Я сейчас оторван от местной политики. Да и на фиг она мне не нужна…

— Ну, не скажи! Политика — она частенько влияет на жизнь обывателя.

— Надеюсь, что когда это влияние начнется, меня уже тут не будет.

Хантер с сомнением покачал головой.

— Ты тут застрял, и на тебя охотятся все тутошние менты вместе со здешним гебьём, — прояснил он ситуацию. — И как ты рассчитываешь вернуться? Насколько я знаю, такое невозможно.

В самых общих чертах я рассказал про мудреца, умолчав при этом, где этот мудрец живет. Сказал только, что в дальней провинции Королевства. Сама идея уйти назад не очень заинтересовала Хантера: похоже, здешнее существование его вполне устраивало. Зато он разглядел полученные от меня сведения совсем под иным углом.

— Слушай, а если удастся переправлять туда всякие здешние штуки, и там их продавать… У-у-у-у! А оттуда сюда передавать… ну, скажем, синтетические рубины! Или фианиты какие-нибудь! Там они копейки стоят, а здесь пойдут как настоящие драгоценные камни и будут дороже природных! Они же чистейшей воды! Ух!

Похоже, эта мысль мучила и беспокоила Хантера уже давно, а подвернувшийся шанс в моем лице, полностью захватил его. Я решил немного охладить ему пыл:

— Знаешь, Хантер, но дело-то осталось за малым — сначала надо найти того специалиста, в существовании которого я до сих пор сильно сомневаюсь, потом пробить постоянный канал из этого мира в наш…

— А, все устроится, — махнул он рукой, — у меня интуиция! Почему я тогда поверил тебе? Знал, что не врешь и поможешь сбежать!

— Знал, говоришь? — решил поддеть его я. — А вдруг я бы оказался просто сумасшедшим? Маньяком и психом? Тюкнул бы тебя топором по темечку, и ага!

— Нет, на это у меня нюх, я всегда ощущаю такие вещи… Говорю же — интуиция. Слушай, — мой собеседник вдруг сменил тему, — тебе же нужен какой-нибудь проверенный компаньон по путешествию? Надежный человек? Двое всегда лучше, чем один. А то давай я брошу все дела на своего человека — верный малый, из местных, и рванем вместе к твоему колдуну?

— Он не колдун, — вяло возразил я Хантеру. Идея путешествовать в его компании меня совсем не прельщала. Одно дело завязать полезное знакомство в столице, и совсем другое тащить с собой этого бандита чуть ли не на край света.

Тем временем Хантер приблизил ко мне свою рожу:

— Ты погоди, мне тут гениальная мысль в голову клюнула! — говорил он, густо дыша пивным перегаром. — Если вернешься туда, то классное дело можно будет организовать! Долларовым миллионером сделаешься! Закрутишь свой бизнес, и станешь такими штуками торговать, что и не снились никому!

— Да? А как именно? — просто для вида заинтересовался я. Идея чем-то там торговать меня в тот момент совсем не привлекала.

— А так! Там остались ребята, которые мне кое-что должны. Мне тут их деньги ни к чему, как ты понимаешь, возвращаться я даже не подумаю, а тебе там сгодятся. Тебе только и нужно будет, что послать коротенькую емельку по одному адресочку. Запомнишь? Самое главное — укажи свой банковский счет и напиши такие слова…

Запомнив нужную информацию, я неожиданно для себя спросил:

— Погоди, чего это ты так откровенен со мной, а? Вдруг я вернусь, и твои денежки получу, и делать ничего не стану?

— Ну, с одной стороны, — пояснили Хантер, — не велик риск. Для меня все равно это уже потерянный капитал. Возвращаться-то я не думаю, и вообще мне здесь чрезвычайно нравится. А с другой — у меня на тебя есть поводок. Я видел твою красотку, знаю, что ты живешь у нее в доме, и думаю, что ты же не захочешь, чтобы с ней что-то здесь случилось. Тихо, тихо, не кипятись и не смотри на меня так. Это я в качестве гарантии твоего правильного поведения. А на случай, чтобы тебе в голову всякие глупости не полезли, например, относительно моего убийства, сразу скажу, что мой человек остается в Риане, он в деле и примет меры, если что.

Я ничего не сказал, решил сохранить свои козыри на потом. Этому бандиту совсем не обязательно было знать, что я и так уже в курсе всех его делишек, и о его людях тоже все знаю. А вот Хельгу стоило предупредить.

— Ты думаешь, почему я тогда решил покончить со своей жизнью там? — продолжал Хантер. — Просто так что ли, из-за любви к острым ощущениям?

— С бизнесом, как я понял, сложилось нечто безвыходное, — неопределенно сказал я. — Наверное, кто-нибудь важный решил, что ты уже слишком долго по земле ходишь. И подставил тебя.

— А знаешь, что за бизнес у меня там был? — риторически спросил Хантер, игнорируя мою иронию. — Довольно крутой, кстати. Я работал наемным убийцей, киллером. Получал заказ, и приступал к его исполнению. Это здесь я простой торговец: продаю всякие прибамбасы богатым горожанам и родовитым бездельникам. А там я убивал людей с использованием высоких технологий. И все бы хорошо, если б в один прекрасный момент заказ не пришел на меня любимого. Я вовремя об этом узнал и перебрался в Москву, но там меня вычислили с полпинка. Заказ на меня попал тебе, как ты помнишь.

— И кто ж на тебя так сильно обиделся? — спросил я, с хорошей долей сарказма. — Что-то не сложилось? Не поделили чего-нибудь? Или мстить начали?

— Давняя история. Сложно все получилось, и началось в незапамятные времена… В восемнадцатом году, после русской революции, в Париж от большевиков сбежала моя бабушка, со своими родителями. Совсем молодая тогда еще была. Там она вышла замуж за моего деда — коренного красавца-француза, в результате чего родилась моя мать. Таким образом, я на четверть русский, или кто там — я не знаю точно, какой национальности была моя «русская» бабушка. Чем я занимался в Европе, думаю и так ясно. Работы хватало, на жизнь я не жаловался, но меня вычислили, и дни мои стали сочтены. Поэтому я бежал в страну, о которой много слышал, но ничего толком не знал. В Россию. Я поселился в первом встреченном городе — это оказался Петербург. Я прибыл в его порт на грузовом корабле, да так и остался. Недавно развалился СССР, я быстро справился с языком, видимо сыграли мои русские корни — язык учился хорошо, и сносно объясняться я мог уже через пару месяцев. Время тогда было тяжелое, неспокойное, и каждый день сводки новостей пестрили сообщениями об убийствах и криминальных разборках. Найти туземных бандитов не составило особого труда, а первые заказы не заставили себя долго ждать. Правда, довелось приноравливаться к местному колориту, особенностям и обычаям. Пару раз меня стремились ликвидировать сами же заказчики, дабы не платить и сэкономить собственные деньги. Но я был молод, силен и чертовски удачлив. Через некоторое время я уже имел устоявшуюся репутацию надежного ответственного исполнителя, и заказы посыпались, как из рога изобилия. Я работал не только в Питере, фактически я обслуживал весь Северо-Западный регион. Не могу сказать, что правоохранительные органы обо мне совсем ничего не знали. Всё они знали. Просто я был пунктуален и всегда параноидально аккуратен, так что подкопать под меня им было трудновато — да и не хотелось вообще-то. Ведь я, по сути дела, выполнял их же собственную работу, довольно активно помогая избавляться от немалого числа авторитетов, до которых у ментов руки просто не дотянулись бы. Если по-хорошему, то мне положена медаль или даже орден за какие-нибудь там особые заслуги. Лишь однажды один следователь (я попал-таки раз в качестве свидетеля) хмуро пошутил, что мне давно пора открывать личное бюро похоронных услуг и арендовать участок под частное кладбище. Недолго думая, я воспользовался его советом и с того года даже декларировал часть своих доходов, чему налоговая, несомненно, была чрезвычайно рада — для них это неплохой кусок пирога и практически даром. Официально, конечно, я числился как предприниматель без образования юридического лица, и по легенде осуществлял продажу товаров народного потребления. У меня даже имелся документооборот, липовый, естественно. Так я и дожил почти до нынешних дней. Я редко использовал огнестрельное оружие, пару раз всего. Обычно я старался действовать так, чтобы клиент не просто умер, а скончался в нужном месте, в нужное время, и смерть выглядела бы вполне естественно. Причем эта «естественность» подтвердилась бы результатами экспертиз. Сегодня есть такие яды, которые действуют через кожу и полностью распадаются до продуктов метаболизма через несколько минут после применения. Иногда у моих клиентов «не выдерживало сердце» при купании в море; они «засыпали за рулем» во время езды по ночной магистрали; «случайно» падали со скалы во время горной прогулки; умирали «от инфаркта» во время сна… На моем счету была почти половина удивительных несчастных случаев со смертельным исходом, по которым дела даже не заводились. О некоторых моих операциях ходили прямо-таки легенды. Рассказывали, как одного клиента — крупного бандита — прямо в автомобиле хватил обширный инфаркт, как под кровать другого подложили сухой лед, пропитанный цианистым водородом, или как кто-то намазал руль автомобиля смесью диметилсульфоксида с контактным токсином. Именно так погиб директор одного из банков: он вдруг не справился с управлением на Бережковской набережной и на скорости в сто двадцать километров в час врезался в гранитный парапет. Последним моим приобретением стал экспериментальный импульсный мазер — установка размером с хороший холодильник. При попадании луча на живой объект в пятне поражения происходило мгновенное сваривание, как в микроволновке. Я потом снабдил его оптическим прицелом и установил этого монстра на крыше одного из небоскребов, с великолепным сектором поражения. Я так и не воспользовался мазером, возможно, он до сих пор там… Но годы киллерской работы не прошли зря для моей психики. Я действовал хладнокровно и большей частью мои клиенты были законченными негодяями, ликвидируя которых я лишь расчищал город. Однако все же они являлись людьми, и у многих из них оставались дети, жены, и у большинства были родители — совсем неплохие люди, между прочим. Потом клиенты мне часто снились. Я никогда не видел во сне их лиц, лишь серые тени смотрели на меня из пустоты, молча покачивая головами, и тогда я просыпался. Я считал, что это такая расплата за трупы с моего личного кладбища. Я думал тогда, что это крест, который мне придется нести до конца своих дней, моя кара. Когда, наконец, до меня добрались и в Петербурге, я решил укрыться в Москве, рассчитывал затеряться там. Ага, щаз! Ну, а дальше ты знаешь. Я не хочу назад. Сейчас, когда я поселился в Королевстве, прежние сны прекратились, и беспокойные мысли больше не тревожат меня. Здесь у меня уже нет той мокрой работы, тут спокойный респектабельный бизнес, и если меня никто не тревожит, то я вполне добропорядочный гражданин.

Некоторое время я молчал, переваривая его слова. Как складно у него все получалось! Он что, заранее отрепетировал эту речь? Наизусть что ли учил?

— Ну, чего задумался? — наконец спросил меня Хантер, когда пауза ему надоела. — Теперь твоя очередь исповедоваться. Мы теперь, почитай, партнеры. Поэтому должны знать друг о друге все основное.

Крыть было нечем.

— А что я… ничего интересного о себе даже не расскажу. Не знаю, что и сказать. Работал в одном забавном НИИ — интересно было. А когда наработался там по самое не могу, то подвернулся мне шанс свое материальное положение резко поправить. Посредством перехода в коммерческую структуру. А потом, после того, как я годик с чем-то оттрубил, меня вызвал тамошний шеф, да и говорит — занимайся, мол, только проблемой Королевства. Почему-то юзеры, что входят в эту виртуальную реальность, копыта отбрасывают, или намертво в кому впадают. Не все, но очень некоторые. А изготовитель хочет полной ясности, дабы проблем потом не возникло — суды там, иски, все дела… Не хотел я влезать в то дело, но начальник мой прозрачно намекнул, что отказываться мне резона нет, так как уволить меня он может хоть завтра. Ну, я и согласился. А как в проблему вникнул, то оказалось, что можно на этом очень даже неплохо подзаработать. Платить мне тогда стали мало из-за кризиса, и дополнительные деньги показались очень даже нелишними. Вот, собственно, и вся моя история. Кстати, никто кроме меня, по-моему, так и не понял, что эта виртуальная игрушка оказалась шлюзом в какой-то иной мир.

— И многих наших земляков ты сюда перетащил? — спросил мой приятель с профессиональной заинтересованностью в голосе.

— Да не так чтобы очень. Всего пятьдесят шесть человек.

— Сколько? — не поверил Хантер.

— Точно. Я считал. А что?

— Это цифра! — с долей уважения в интонации сказал Хантер. — Даже если сравнивать с моими результатами, то очень неплохо…

— Причем тут это? Я же не профессиональный киллер и не убивал никого.

— А что ты делал, интересно? Для всех оставшихся землян твои клиенты потом стали все равно, что мертвые. Они или до поры до времени лежали по больницам в качестве «овощей», или помирали телесно. Скорее всего, сначала лежали, а потом помирали. Ведь сохранять «овощ» долго, да еще, если и бесплатно, ни одна больница не станет. Это им на фиг не надо. Так что — не выпендривайся, ты мало чем от меня отличаешься. А если тебя на этом поймают, то пожизненное тебе обеспечено, точно говорю, как специалист.

Не стану утверждать, что слова Хантера сделались для меня таким уж откровением, но слышать их было неприятно. Поэтому я промолчал, не зная, что вообще можно тут возразить и сказать внятного.

— Вот найти бы этих ребят, — задумчиво продолжал Хантер. — Вообще всех земляков. Можно было бы хорошие дела здесь делать. Только как их найдешь! Разве что объявления на всех столбах развешать.

Только сейчас я сообразил, что Хантер даже и не думает говорить мне, что здесь он вовсе не порывал с прежней своей профессией, а наоборот — сколотил шайку каких-то головорезов. Уж не из земляков ли? А похоже, черт побери!

— А зачем тебе их искать? — тупо спросил я. Я еще не отошел от заявления Хантера.

— Да мало ли зачем! Собрать команду одинаково мыслящих чуваков, это уже неплохо! Так что, не передумал возвращаться домой?

— Нет, — твердо сказал я. — Не передумал. Да и здесь у меня нет никаких перспектив. Скорее всего, меня кто-нибудь узнает и сдаст стражникам. А потом, скорее всего, я или буду убит «при оказании сопротивления», или «попрошу заменить ссылку смертной казнью». Никаких шансов.

— Можно и адвоката нанять. Тут есть очень толковые ребята, — со знанием дела заявил Хантер. — Вполне прилично знают местные законы и в суде отмазывают, как нефиг делать. Только дерут, паскуды, немилосердно. Впрочем — это везде так.

— Нет, я уже решил. Попытаюсь вернуться. А вот если не получится, запишусь в твою «команду одинаково мыслящих чуваков». Может, сгожусь на что-нибудь дельное. Нет?

— Может, и сгодишься, — задумчиво молвил Хантер. — Давай-ка еще возьмем пивка…

После того, как все было сказано и выпито, а главное — иссякли карманные деньги, я поднялся из-за стола, прицепил свой меч и слегка нетвердой походкой направился к выходу из «Пьяной Кружки». Хантер догнал меня уже под вывеской, и мы неторопливо двинулись куда-то вверх по вымощенной булыжником улице. Тем временем вечер заканчивался — ясный, и на редкость безмятежный. Солнце давно ушло куда-то за дома на западе, а незнакомые звезды рассыпались по чистому небу битым хрусталем.

«Интересно, почему не пришла Хельга? — подумал я. — Упустила она нас что ли?»

— Когда захочешь связаться со мой, то просто отправь записку вот по этому адресу, — сказал Хантер, сунув мне в руку многократно сложенную бумажку. — Только по-русски пиши. Мало ли что…

«Наверняка здесь есть свои созвездия, и, видимо, они как-то называются, — раздумывал я, глядя на небо. — Надо будет потом полюбопытствовать. А планеты? Тоже, по всей вероятности, имеются. Должны быть».

Тут между домами промелькнула полная луна. Я остановился и стал разглядывать ночное светило. По-моему, Луна тут та же самая, что и в моем мире. Как всегда в полнолуние отчетливо виднелись: Океан Бурь, Море Дождей, Море Ясности, Море Спокойствия… Как-нибудь узнаю, что за называния у этих пятен в данном мире. Не забыть бы…

Еще в детстве мне всегда казалось, что в полнолуние можно рассмотреть некое человеческое лицо на Луне, правда, неправильной формы. Я сначала спрашивал у взрослых — почему это так? Но старшие отвечали, что это просто пятна — лунные моря и горы, а при рассмотрении лунной поверхности в телескоп никакого «лица» там уже нет.

«Луна наша, значит я точно на Земле, — еще раз отметил я про себя. — Одно дело рептилии, похожие на триасовых, и совсем другое — знакомая с детства старушка-Луна. Теперь уж сомнений никаких».

Только сейчас я заметил, что Хантер куда-то запропастился. Исчез незаметно и не попрощавшись, что называется, «по-английски». Ладно, ну и черт с ним…

Я шел по узким улочкам города и думал, что он, город, мало в чем отличается от европейских средневековых городов. Масса черепичных крыш и мансард. Полное отсутствие зелени. Активное присутствие тесаной брусчатки и каменной плитки. Каждый город, помимо физического измерения, имеет нематериальную душу. Этот аспект формально вне власти городского начальства, но напрямую влияет на него. Или может влиять.

Тем временем город жил своей средневековой жизнью. Вернее уже практически спал, погрузившись в ночь. Если бы не луна, я бы вообще ничего не увидел. Кое-где еще мелькали редкие огоньки за окнами, временами слышались отдельные голоса и крики, но в основном вместе с темнотой на город опустилась тишина. Только тускло блестели в лунном свете булыжники мостовой. Люди закрывались в своих домах и с наступлением темноты опасались выходить на улицы. Ночью город вымирал, и лишь с первыми петухами горожане облегченно вздыхали: еще одна ночь позади!

Мои шаги гулко раздавались в тишине улиц, а неправильно прицепленный меч постукивал при ходьбе о пряжку на поясе. Иногда сзади мне мерещились чьи-то шаги, но когда я останавливался, то и шаги затихали.

«Эхо, — успокоился я. — Просто эхо моих собственных шагов и позвякивания меча».

Я шел и думал, что современному мне городу неведомы непроглядная темень и мертвая тишь города средневекового. На этом фоне и свет, и звук выглядят ярче и громче. В общей унылости и бесцветности жизни пестрые яркие одежды, рыцарские турниры и церемонии, выходы правителей и выезды вельмож, пышное убранство замков, красивая обстановка кабаков и городских праздников — становились ярчайшими картинами. Без всего этого жизнь делалась абсолютно несодержательной. Именно пестрота зрелищных форм, задевавших умы и эмоции людей, возбуждала и распаляла их природные влечения, выражавшиеся во внезапных вспышках восхищения, резкой неукротимости, животной жестокости, а временами и приступах сердечной чуткости. Причем, все это как-то неустойчиво, изменчиво и зыбко.

Вначале планировка улиц была максимально проста: римская лагерная с разбиением на квадраты. Но за долгие годы эволюции, что прошла с тех пор Столица Королевства, от прежде прямоугольной планировки не осталось никакого следа. Средневековый город на основе стандартного римского плана постепенно выращивал узкие кривые улочки, с теснотой которых на протяжении последних лет власти города боролись постановлениями, заключающими формулу: «ширина улиц с нависающими над нею стенами домов должна свободно позволить проехать всаднику с копьем, направленным вверх, и с копьем, положенным поперек седла».

Я слышал, что в последние годы обозначилось появление уличных пивных точек на любых свободных пятачках и площадях, еще недавно ни подо что не планируемых. Изначальный состав населения — пришлый, и, в связи с этим — терпимое отношения к мигрантам любой волны.

Пока я обо всем об этом думал, сказалось выпитое за вечер пиво, и пришлось справить малую нужду в ближайшем углу. Судя по запахам, местное население не сильно беспокоилось об отсутствии сортиров общего пользования. Человека в тупик чаще всего заводит именно нужда, особенно малая.

Тут мне вдруг вспомнился анекдот, который один мой приятель выдавал за реальный эпизод, произошедший с ним лично. Случилось это по его словам лет пять назад, когда прислали повестку в суд. Приглашали в качестве свидетеля. К сожалению, акт правосудия вершился не в столице нашей родины, а в некоем провинциальном городе. Приехал, значит, туда мой приятель в день заседания, поездил по городу, поездил, Ни фига не нашел. Адрес-то есть, но с улицами никак не разобраться. Где суд? В результате совсем мой знакомый заблудился при поиске здания суда, что не удивительно: там все дома для столичного жителя на одно лицо, а названий улиц не видно. Что делать? Решил мой знакомый спросить у туземного населения, где находиться здешний дворец правосудия. А тут как раз навстречу шел представитель аборигенной пьющей интеллигенции. Мой знакомый подошел к нему, и задал логичный вопрос: «Извините, а где здесь у вас суд?» На что собеседник, немного подумав, невозмутимо ответил: «Да в принципе везде ссут, но больше всего на вокзале, около пивного бара».

…Он отделился от стены, где стоял незаметным, выжидая и подбирая себе подходящую жертву. Обычный местный парень, очевидно одинокий вор-профессионал. Видимо я показался ему подходящим объектом для приложения своих усилий. Ни слова не говоря, он молча двинулся прямо на меня. В его руке блеснуло какое-то внушительное оружие: или длинный нож, или короткий меч. Намерения этого ночного бродяги были вполне ясны и абсолютно понятны. Я вовремя вытащил из кармана готовый конденсатор, что всегда заряжал перед выходом в город и таскал потом с собой. Поскольку меч висел у меня на поясе, а я так и не вынул его из ножен, парень оказался не готов к обороне. Как только расстояние между нами стало пригодным, я быстро выбросил руку со своим электрическим геджетом и разрядил его противнику прямо в лоб. Грабитель вскрикнул и упал, ударившись головой о камни мостовой, а его оружие со звоном отлетело в сторону. На словах все выходит длинно и долго, а на самом деле все произошло за пару секунд. Электрический разряд выбил его из равновесия. Заряд был слишком мал, чтобы убить человека, а вот для того, чтобы сильно напугать или оглушить — в самый раз. Я не думал разбираться, что там с этим парнем, а просто хотел уйти.

— Ты цел? — Рядом откуда-то возникла Хельга. Будто материализовалась из ничего.

— Цел вроде, а ты-то откуда тут взялась?

— За тобой шла из «Пьяной Кружки». Мы же договорились. Как это ты его?

— А я и не заметил тебя. Насколько я помню, там сидела какая-то пьяная компания разноперых молодых людей, — недовольно бурчал я, — но тебя что-то не было видно. Как я ни старался, ничего не обнаружил.

— А этого ты как? — с профессиональным интересом снова спросила моя телохранительница, слегка пнув ножкой поверженного противника. Потом она подцепила ступней оружие бандита и, не дотрагиваясь до него руками, отшвырнула далеко в темноту. Судя по звуку, клинок попал в сточную канаву. — С одного удара! Лихо! Даже меч не доставал. Я и не знала, что ты так умеешь драться.

— Повезло просто, — честно признался я. — Я его разрядом ударил, из аккумулятора, я ж тебе показывал. А он со страху поскользнулся и упал. По-моему головой стукнулся. Вот, — и я показал сотворенный мной конденсатор.

Как всегда случается с красивыми девушками в ночь полнолуния, ее лицо в бледном свете выглядело невыносимо прекрасным и загадочным, что вызвало у меня лишь унылую, меланхолию и досадную тоску. Черт бы побрал эти профессиональные правила телохранителей!

— Так эти твои штуки в самом деле работают… — удивленно пробормотала она.

Я промолчал, любуясь Хельгой. Луна светила мне в спину, и я очень надеялся, что девушке не видно моего лица.

— Как ты сказал? Компания разноперых людей? — засмеялась Хельга. — Это мои друзья по обучению, мы часто помогаем друг другу, не выясняя подробности. Многие, кстати, пошли в цех наемных убийц. Мы давно не виделись, а тут — такой повод, заодно хорошо посидели. Так принято, и тайна клиента сохраняется. Я сидела справа от «легионера»…

— Там была ты? Ну, ты даешь! Совсем непохожа была на себя! Это же просто чудо какое-то! Таких, как ты, очень мало, уверяю тебя! — Рассыпался я в комплиментах, наблюдая тем временем, как вечно такая сдержанная Хельга даже заулыбалась от удовольствия.

— Да, я знаю, что не похожа на прочих людей. По крайней мере, на большинство из них, особенно на тех, кто стремится слиться с толпой. Ох уж эта досаждающая людям обыденность! Вот и я бегу от нее. Но люди так часто лезут со своими вопросами и советами! Я постоянно вижу непонимающие взгляды в свою сторону. Когда в мою душу вонзаются тысячи серых игл, летящих из серых глаз серых людей я снова, сдерживая безмолвный крик, спокойно улыбаюсь. Я удерживаю слова, которые никогда не произнесу вслух и никогда не отвечу порицающим мою необычность. Я всегда жалела тех, кто привык к серой повседневности существования, но они слишком сильно меня угнетают своими упреками. Да, я люблю то, как живу, и пусть уберут руки от моего красивого мира, он слишком непонятен для них. Они боятся его и поэтому пытаются меня сломать.

— Гениально! — задумчиво выдал я. — Знаешь Хельга, а все-таки зря ты пошла в телохранители. Тебе надо было бы стать скальдом. Еще не поздно, кстати. Писать стихи и пьесы для театра или какие-нибудь баллады, а вместо этого тебе приходится все время общаться с какими-то преступниками. Разве это дело для красивой девушки?

— А чем плохо мое занятие? Не хуже прочих, а то и лучше. Во всяком случае, я могу ходить по городу вполне спокойно, не опасаясь нападения. А преступники — та цена, которую общество должно платить за наличие святых и гениев. Гениев и святых можно отыскать только среди людей не вполне обыкновенных, и я не вижу, каким образом отклонения от нормы могут быть только в одну сторону. Должно существовать равновесие, чтобы никто не застрял.

Мы, болтая, медленно шли куда-то дальше. Возможно, ночами здесь орудовали какие-нибудь другие ночные воры или иной лихой народ, но никто подобный нам больше не встретился.

Оно и к лучшему.

В районе центра города, особенно ближе к Центральной площади стали попадаться люди. Волны звуков и запахов очищающим прибоем захлестывали прилегающие к площади вонючие кривые переулочки города.

— Сейчас праздник, — сказала Хельга, — ночь золотых огней. Ночь, которую многие любят отмечать на главной площади города. Сейчас время, когда всю ночь напролет люди не спят, а веселятся, дарят радость себе и другим, жгут свечи. Одну единственную свечу надо сохранить до конца ночи, сберечь огонь так, чтобы не почувствовать себя одиноким. Но нам лучше пойти домой.

Один раз мы увидели впереди группку легко вооруженных стражников, проследовавших куда-то в направлении, обратном нашему. На всякий случай мы спрятались в тени ближайшего дома, подождав, пока «блюстители порядка» проследуют мимо. Потом мы миновали Центральную площадь, а оттуда быстро вышли на нужную улицу и к дому, где я жил.

— Я припасла бутылку искристого вина, — проговорила девушка. — Поэтому ночь сегодня будет долгой, а мысли честными.

 

11. Отъезд

Временами мне начинало казаться, что все зря, и застрял я там уже навсегда.

Как же я не любил эти моменты своей слабости! Когда заводился комочек пакостного, гадкого страха в груди, и когда я начинал выглядеть полным ничтожеством. Как баран на бойне поддавался унынию, вялости, позволяя депрессии завладеть собой. Гнусность какая. Потом я кое-как научился бороться с этим, но временами наступал абсолютный мрак, а из-за какого-нибудь пустяка я вполне мог уйти в себя на пару недель. Теперь-то это время ограничилось парой часов. Возьмешь, бывало, сам себя за шкирку, надаешь самому себе по мордасам и начинаешь как-то жить. Самое основное — не задумываться на кой хрен вообще живешь. Тогда все классно и будет кайф. Чем меньше размышлений в мозгу, тем обширнее глупая улыбка и блаженнее дебильное лицо. А окружающие болваны, считают, что у меня жизнь удалась, и завидуют нечистой завистью. Даже смешно бывает глядеть на этих дурачков. Книги, физические нагрузки, тайные прогулки по городу, а иногда — местная трава по праздникам. Вот что, пожалуй, и все, что мне тогда не давало свихнуться и отправиться напрямик в местный дурдом. Было у них такое полезное заведение.

Примерно через месяц Хельга сказала, что все уже готово, и мы можем спокойно ехать. Все это время я совсем даже не бездельничал. Кроме всяких электрических штучек наделал арбалетных стрел с разрывными наконечниками. Несмотря на все усилия, таких стрел оказалось маловато, и мы договорились, что применять их будем только в самых исключительных случаях.

До самого отъезда я так и не встретил Хантера, причем не сильно от этого переживал.

Всегда, перед отбытием куда-нибудь, у меня наступало труднопреодолимое отвращение перед поездкой. Я уже не желал никуда уезжать. Я видеть не мог поезд, самолет, автобус, автомобиль, парусник или караван вьючных животных (ненужное зачеркнуть). Короче — в такие минуты мне очень не хотелось менять свои modus agendi и modus vivendi [8]Образ действий и образ жизни (лат.)
. Мне только и надо, что остаться дома, залезть под теплый плед, взять интересную книжку или посмотреть любимый фильм… Или немного не так. Вдруг возникало ужасающее желание послать все на фиг, наполнить ванну горячей водой, погрузить туда свое уставшее тело и просидеть так часа два, опять же читая интересную книжку и предаваясь приятному безделью. Как же замечательно лечь в горячую ванну с шампунем! Опускаться туда медленно-медленно, чтоб мурашки, просто замечательно! Потом уже начиналась слабость, значит — переварился. Не стоит пересиливать себя, включать душ и мыться. Приятнее выйти, накинуть теплый халат и с чашечкой кофе сесть за компьютер. Какая уж тут поездка? В подобных случаях спасали только попутчики, которые уже не могли ждать и не давали расслабиться, или, в крайнем случае, те, кто обязательно должен встречать, и кому уже нельзя позвонить, чтобы отменить мероприятие…

— Путешествие займет пять лун, но я так думаю, что сильно меньше — поясняла Хельга, проводя последний инструктаж накануне выхода. — Доберемся до Эсхира, а потом поедем с караваном марахавков.

— Что за марахавки такие? — удивленно спросил я.

— Марахавки — это такие животные специально созданные богом Света для путешествий по пустыне, — наставительно сказала Хельга. — До сезона дождей, мы должны успеть добраться до Срединных гор. В дожди горы абсолютно непроходимы. Там переждем, спустимся с другой стороны, или, если улыбнется удача, сядем а Элхассе на корабль. К празднику Осеннего Солнцестояния достигнем Эренейских предгорий.

— А побыстрей никак? — забеспокоился я. — На парусных повозках или еще как… На корабле каком-нибудь.

— Нет, я все продумала. Сухопутные парусники туда не ездят — тамошняя пустыня не для них, а лошади не дойдут. А если по морю, то мы должны сначала пропустить сезон ураганов, и тогда нас возьмут на какой-нибудь корабль. Так получится еще дольше. К тому же караваном дешевле, чем на корабле, раз в десять. А то и в двадцать. Но главное не это, можно и подождать в конце концов, время терпит. Ты уже забыл, что тебя ищут? Во все порты, куда ведут дороги из Столицы, отправлен приказ о твоем аресте. Твои портреты развешаны во всех крепостях и на всех воротах Королевства, каждого капитана предупреждают о тебе. Год, самое меньшее, туда лучше не соваться. Ты хочешь ждать еще год?

Я содрогнулся.

— Вообще-то, не хотелось бы.

— Вот и я о том. Прятаться еще целый год в Риане тоже не лучшая мысль и не самая хорошая идея. А в предгорьях Срединных гор, в Элхассе, вполне можно будет сесть на корабль. Элхасс — вольный город, он хоть и принадлежит формально Вильфиеру, но практически не подчиняется центральной власти Королевства.

— Но погоди, я и так уже почти месяц тут ошиваюсь! Даже по городу ходил, и никто ничего не заметил.

— Это пока. Все уверены, что ты рванул в порт или еще как-то сбежал из города. Дед специально распустил слухи, что тебя видели выходящим из Восточных ворот. А когда мы отправимся с караваном, у тебя будет измененная внешность.

— А? — испугался я. — Как это — измененная? Насовсем?

— Бороду по дороге отпустишь, она вон уже начинает расти понемножку. А на голову я тебе придумаю такой убор, что вообще никто не догадается, что ты — это ты. Будешь на провинциального купца похож.

Хельга развернула карту нарисованную на куске отличнейшего полотна.

— Вот смотри, — сказала она, показывая тонким длинным пальчиком на кружочек, изображающий Риан. — Маршрут будет такой: на обычных парусниках мы доедем до залива, это недолго, а нанять их в столице просто. По королевской дороге через перешеек нельзя — там заставы и крепости, тебя точно поймают. Вот здесь нанимаем лодку и нас перевозят на западный берег залива. Потом мы добираемся до города Эсхир — это дня два пути, если пешком. Может и подбросит кто-нибудь, но вряд ли, лучше на это не рассчитывать. Дальше отдыхаем, пополняем припасы и с караваном движемся через Большую Пустыню, до Срединных гор. Выходим к городу Элхассу. Это у нас будет самый трудный участок пути. А потом уж как повезет: может, удастся сесть на корабль, тогда через пару недель и мы в Эринее. Ну, может чуть дольше. Элхасс — портовый город. Если не получится, то придется обходить Срединные горы по берегу Океана, потом через Великую Южную пустыню. Это долго, но безопасно — там нет ни бандитов, ни разбойников, ни грабителей.

— А какая разница между грабителями и разбойниками? — не понял я.

— Очень существенная. Грабители — это вольные люди, живущие грабежом. Они только грабят, но не убивают без нужды. Бандиты — это невольники, грабящие и убивающие по приказу своего хозяина. Они могут сделать что угодно. Есть еще разбойники, которые отличаются от грабителей лишь тем, что отбирают только золото и самые ценные вещи. Разбойники — самые благородные, и обычно не убивают никого. Понятно?

— Понятно, — сказал я, потрясенный этой удивительной классификацией преступных элементов. — А как их различить друг от друга?

— По виду. Это я тебе потом объясню.

— Слушай, ты сказала, что бандиты — это невольники. А какие у вас могут быть невольники? Ведь владение одного человека другим запрещено законом!

— Да? — усмехнулось Хельга. — Запрещено законом? Невольники — это рабы, а раб человеком не считается, поэтому закон не для него.

Настало время уходить.

Я душевно попрощался с Ольгердом. Что-то мне подсказывало: больше мы никогда не увидимся.

Уезжали мы ночью, и наш отъезд очень смахивал на тайное бегство. Впрочем, так оно и было, если подумать. С одной стороны, чтобы не привлекать внимания, а с другой — чтобы Хантер не увязался с нами. Я не доверял этому типу, да и Хельга не советовала связываться с ним.

На первом этапе нам предстоял путь до залива, потом переправа, и снова сухопутная дорога до Эсхира — старой столицы Королевства. Как ни странно, это был самый короткий путь в Эсхир, но им уже практически не пользовались. В свое время кто-то из королей, по-моему Ярик Толковый, вдруг решил, что его город слишком тесен, многолюден, беспокоен и вонюч, и не дело это — жить монарху в таком неприятном месте. Поэтому король добрался до залива, переправился на противоположный берег, отъехал вглубь материка и на берегу полноводной реки основал новый город. Очень похожий на старый. Потом между двумя столицами — старой и новой, проложили хорошую гладкую дорогу по суше через перешеек, а прежний путь пришел в запустение.

Всю ночь мы ехали на забавном сухопутном паруснике. Забавным, собственно, для одного меня, поскольку местные жители не видели в нем ничего особенного.

Переправа через залив Тулер, воды которого населены множеством существ, как интересных и полезных, так и опасных для жизни, дело непростое. Там часто случались бури и шторма, поэтому переправа могла оказаться далеко не самым безопасным для нас делом. Но повезло. Проблемы с организацией не возникло — за пару сотен голдов рыбаки перевезли нас на тот берег, не задав при этом ни одного лишнего вопроса. Дело для них оказалось вполне привычное.

Оставшийся путь до Эсхира занял еще пару дней.

Знаменитая древняя Эсхирская дорога из красного гранита была в превосходном состоянии, только сильно запущена и заросла по краям. Между плит торчали какие-то растения, местами — молодые деревца. Говорят, что человек, ступающий по ней, может обрести многое… Не знаю, может, я и приобрел что-то, только вот до сих пор не в курсе, что именно.

Переночевали мы в каком-то придорожном трактире, хозяин которого еле-еле сводил концы с концами и подумывал уже сворачивать свое дело. Кроме нас тут остановился еще воз с бочками из-под масла, шедший в город на погрузку. А на другой день мы незаметно пробрались в Старую Столицу. Естественно, меня тут искали. Но Хельга обо всем позаботилась, и за десяток голдов меня провезли в одной из пустых бочек.

Кривые и не слишком ароматные улочки Эсхира были похожи на такие же в Столице, разве что здесь оказалось намного грязней и тесней, а в остальном город выглядел примерно таким же. Надо сказать, что и способ местной застройки мало отличался от столичной. В Риане полно извилистых улочек, все идет полукружьями и изгибами, что безумно затрудняет доступ к каким-либо отдельно взятым местам. Здесь все было примерно так же, если не считать большую потрепанность и обшарпанность Эсхира. Впрочем, у меня просто не хватило бы времени для подробного изучения местных достопримечательностей и городских пейзажей — выход каравана назначили на вечер следующего дня.

 

12. Буря в пустыне

…Караванщик, — вожатый каравана, он же его хозяин, — в пустыне для нас и царь, и бог, и великий диктатор. Его худощавое жилистое тело, по-моему, вообще не знало усталости. Примерно моего возраста, высокого роста, смуглый от пустынного солнца, с черными, лоснящимися волосами и с зелеными сумасшедшими глазами. Хотя зеленые — это не совсем верно, поскольку они имели удивительную особенность менять свой цвет в зависимости от часа дня и времени суток. Через все лицо, сверху вниз, рассекая левую бровь, шел глубокий шрам от меча. Я никогда не слышал, чтобы наш хозяин каравана хоть раз весело и от всей души над чем-то смеялся. Когда из его рта вылетало то, что у других называют смехом, то он скалил белые зубы, издавая при этом звук, похожий на животный рык, но никакой радости на его лице не возникало. Когда-то, еще сопливым мальчишкой, не имея за душой и ломаного гроша, примкнул он к такому же каравану и вот с тех пор приспособился к тяжелому бродячему торговому ремеслу, изучив его в совершенстве. Парень добился своей заветной мечты: сделался караванщиком. Только один мираж с юности маячил перед ним в пустыне — золото. За деньги этот малый был готов на все.

Звали его Клавдий. Всякий вечер он лично выдавал каждому человеку по связке дров, и наполнял водой флягу. Это на сутки. Еду каждый вез для себя сам. Иногда удавалось подстрелить кого-нибудь из диких родственников наших вьючных животных — марахавков, и тогда у нас случался пир.

Большая Пустыня, раскинулась на долгие тысячи километров, и путешествие по этой стране очень опасно, но, несмотря на все угрозы, люди живут и ходят по пустыне.

Наш караван в два десятка марахавков двигался под беспрестанный заунывный звон бронзовых колокольчиков. Нас было десять человек, по одному на два марахавка. Вот уже месяц, как мы находились в пути, выйдя из многолюдного и шумного Эсхира. Караван продвигался сквозь пустыню только ночами, и колокольчик не позволял потеряться в темноте. В ночные часы всякое раздражение, порожденные однообразием пустынного быта уступало гармонии небесной сферы и скудному сиянию ночных светил. Я часами смотрел на пересекающий небосвод Млечный Путь и чужие созвездия, воображая себя первой живой клеткой в древнем океане, или песчинкой несущейся среди миллиардов таких же песчинок по беспредельной вселенной. Временами в лунном свете Большая Пустыня выглядела жутковато — глубокие тени контрастировали со сверкавшими, словно иней, кристалликами гипса и соли.

Но утром, вечером и особенно на закате, Большая Пустыня смотрелась просто волшебно.

Днем мы ставили шатры и спали, а животные отдыхали или паслись.

Марахавки оказались неуклюжими зверюгами статью несколько напоминавшими бегемотов или безрогих носорогов. В холке они доходили мне до подбородка. Примерно трехметровые тела начинались огромными низко посаженными головами с высокими гребнями у затылков, а заканчивались короткими толстыми хвостами, быстро сходящими на нет. Туловище выглядело бочковидным, а массивные ноги, с мощными плоскими когтями, напоминали конечности носорогов или даже слонов. Своими когтями животные раскапывали грунт в нужных местах и находили клубни растений, надземные побеги которых появлялись только в редкие и краткие периоды дождей. Челюсти у марахавков роговые и очень острые, похожие на клювы черепах, но в отличие от черепашьих, эти морды несли крепкие костные выросты, а изо рта выглядывала пара острых зубов. Жрали марахавки любую растительность, не брезгуя даже пустынными колючками и деревьями, с которых они лихо объедали кору, а иногда и мягкую древесину. Несмотря на устрашающий внешний вид и широкий лоб, животные эти были начисто лишены ума, зато обладали спокойным добродушным нравом. Двигались они степенно, неторопливо, несколько в раскоряку, но довольно-таки быстро. Жители их приручали и использовали в качестве транспорта и вьючного скота в тех случаях, когда требовались дальние переходы по безводной засушливой местности со скудной растительностью. Однако одомашнивания, в полном понимании, так и не произошло. Специальные люди, называвшиеся марахавщиками, просто ловили молодняк, подращивали его, постепенно приучали таскать тяжести и ходить в караванных упряжках. Потом клеймили и продавали. После продажи партии, клеймо переделывалось так, чтобы следующую партию метить уже иным знаком. Обычно это были латинские буквы, руны или их сочетания. В природе марахавки жили в пустыне стадами, поэтому хождение в караване для них не казалось делом трудным. Лошади таких маршрутов не выдерживали.

При ближайшем рассмотрении, я понял, что марахавки все-таки рептилии.

Чтобы усидеть на плоских спинах этих животных, к ним посредством специальной упряжи, крепилось странное сидение, которое назвать седлом язык не поворачивался. Это был, по сути, стул с широким зонтиком сверху, укрепляемый на спине марахавка. На оставшееся место вьючили разные грузы, в результате чего все это выглядело необычно и, на первый взгляд, неудобно.

Моего марахавка звали Окс. На имя он никак не отзывался, но Клавдию — хозяину каравана — надо было как-то обозначать своих животных, чтобы отличать друг от друга. У каждого из них на заднице стояло клеймо выглядящее как вензель из букв «О» и «К». Вероятно — инициалы хозяина. Клички всех животных нашего каравана начинались с этих букв.

О том, как мы пробирались почти через весь материк, можно рассказывать долго и написать целый роман, причем получится нечто вроде «Волшебного путешествия» Клиффорда Саймака. Но я не хочу. Возможно, я как-нибудь поведаю об этом, если появится время и возникнет сильное желание. Пока у меня ни того, ни другого еще нет, да и получилось бы длинно и скучно.

Пребывание в пустыне, этой стране вечного зноя, потребовало соблюдения ряда мер личной безопасности, связанных с жарой, палящим солнцем, и исключительно сухим воздухом. Выбирать правильное направление нередко помогали скелеты вьючных животных, погибших на караванных путях, и следы костров, если их еще не закрыли барханы, когда они имелись. Впрочем, наш караванщик был очень опытен, и, по-моему, мог бы найти дорогу даже вслепую.

Честно говоря, я ожидал от пустыни чего-то более интересного. Мне представлялись покинутые города, развалины которых заносит песок, таинственные миражи, удивительные легенды рассказываемые у костра… Но все получилось намного зауряднее и проще. У костров сидели все отдельно, каждая компания у своего, никаких легенд никто не рассказывал, а разрушенных древних городов тут не имелось. Миражи, правда, были. В Большой Пустыне они оказались вполне обыденной вещью. Например, часто вдалеке наблюдалась как бы вода, представлявшая собой отражение неба от нагретого слоя воздуха у земли. Этот обманчивый оптический эффект чаще всего возникал в полдень или перед заходом солнца. В первый момент меня очень занимали эти явления, но очень скоро миражи надоели, и я перестал обращать на них какое-либо внимание.

Наиболее неприятным мне показался участок маршрута, пересекавший самый край Страны Живых Песков. Ветер там постоянно перемещал песчинки, в результате передвигая обычные в этом месте барханы. Даже при слабом ветре верхушки барханов курились, а при сильных порывах и в бурю на воздух поднималось такое количество песка, что иногда в ясный день становилось не видно солнца.

Пару раз мы попадали в такие песчаные бури, но ничего интересного рассказать о них я не могу. Предвестником бури становилось беспокойное поведение марахавков: они начинали искать хоть какие-то кусты, чтобы спрятать голову. Если это не удавалось, то передними ногами они рыли яму и опускали туда морду. Потом появлялся второй признак начала песчаной бури — внезапная тишина и необычная даже для этих мест духота. Все вдруг затихало, шорохи и звуки пропадали вместе с ветром. Пустыня буквально замирала, а резкое ощущение нехватки воздуха усиливалось состоянием неосознанного ужаса. На горизонте, в направлении Страны Живых Песков, появлялось маленькое облачко, оно быстро росло и скоро превращалось в красновато-рыжую тучу с удивительно четким, но неровным краем. Туча была похожа на ползущее по земле гигантское живое существо. Поднимался, пропавший было ветер, который очень скоро достигал ураганной силы. Мы еще заранее складывали шатры, заматывались тканью и лежали так до тех пор, пока ветер не стихал: главное правило при такой буре — беречь глаза. Караванщик сказал потом, что нам еще сильно повезло — бури были слабенькие, а вот попади мы в основной сезон бурь, нас бы просто завалило песком и погребло под свежими наносами. Оба раза бури заканчивались к вечеру, и после появлялось множество новых барханов.

Хотя нас предупреждали, что здесь иногда происходили странные события, и многие путники таинственным образом исчезали в этих местах, за время перехода случился только один по-настоящему опасный эпизод.

Как-то рано утром, когда основная часть пути осталась уже позади, и все с нетерпением ждали появления впереди Срединных Гор, мы расположились на дневку вблизи небольшой пересохшей речушки. Мы разгрузили марахавков, скудно поели и поделили часы дневного дозора так, чтобы охотники до нетрудового дохода не подкрались незаметно, и не напали на караван.

— Скоро Элхасс, — немногословно предостерег нас хозяин, и выдал каждому двойной запас арбалетных стрел. — По этой дороге ходить опасно. Не раз и не два шайки разбойников грабили здесь караваны.

Едва мы успели расставить охрану, как вдруг, словно буря в пустыне, откуда-то налетели всадники с луками и арбалетами. На лошадях. Стреляя на скаку, они сразу же окружили нас. Я только и успевал перезаряжать свой арбалет. Шум, пыль, свист арбалетных стрел, рев перепуганных марахавков, храп лошадей, улюлюканье бандитов — все смешалось, как в триллере про Индиану Джонса. Один из верховых, в украшенной золотом красивой кирасе и в белой маске, налетел на меня и уже занес надо мной меч. Опередив его, я поднял арбалет и выстрелил разрывной стрелой практически в упор.

Оглушительный взрыв разворотил дорогую кирасу, а ее владелец удивленно посмотрел себе на грудь, и тут же упал замертво.

Увидев смерть своего главаря, остальные бандиты развернули лошадей и бросились врассыпную. Я быстро перезарядил арбалет и выстрелил кому-то из них в спину. На этот раз самой обычной стрелой, которая попала в ногу лошади. Та упала, перекувырнулась через голову и заорала в голос. Я даже не знал, что лошади умеют так кричать. Вероятно, у нее сломался круп.

Когда оставшиеся бандиты ускакали, мы пришли в себя и подсчитали общие потери. С нашей стороны погиб один из купцов, а со стороны нападавших — двое, причем одного из них угробил я, что показалось неожиданно приятным.

Потом Хельга неторопливой походкой подошла к раненной лошади, и быстрым взмахом своего страшного ножа перерезала ей горло. Раздался звук, похожий на свист, лошадь несколько раз дернула копытами и затихла. Не убирая ножа, Хельга склонилась над раненым бандитом и сняла с него маску. Примерно с минуту она смотрела ему в лицо, и, по-моему, шевелила губами, а потом призывно махнула рукой мне. Я подошел.

— Смотри, ты должен его помнить, — сказала Хельга, ставшая вдруг очень немногословной.

Я нагнулся над подбитым мною всадником. У наших ног лежал тот самый легионер, что кутил тогда с компанией в «Пьяной Кружке». Но он был еще жив. Если я попал лошади в ногу, то с этим-то что? Стукнулся при падении что ли?

— Это твой товарищ? — спросил я, с интересом разглядывая легионера.

— Это Ларс. Учились вместе, — как-то бесстрастно произнесла Хельга. — Я тоже стреляла в него… и я должна позаботься о нем. Оказать последнюю услугу.

С этими словами моя телохранительница таким же ловким взмахом ножа убила Ларса, практически перерубив ему шею.

— Зачем?! — закричал я, отскакивая от брызнувшего вверх фонтана крови. — Надо было допросить его!

— Не надо, я и так уже все знаю. Он мне сказал. Пойдем.

Когда мы вернулись в лагерь, я подошел к нашему караванщику и просил:

— Как думаешь, наверное, их надо похоронить?

— Это — ваше дело. Человека жаль, но вечером караван пойдет дальше, — спокойно сказал он. — Не стóит тратить силы на мертвых. Звери и Большая Пустыня позаботятся о них.

Потом Клавдий махнул рукой, и все остальные участники караванного поезда бросились к убитым. Расталкивая друг друга, они стали сдирать с тел все то, что представляло для них хоть какой-то интерес. Причем убитый купец оказался в том же положении, что и бандиты — через несколько минут трупы остались раздетыми до гола. Затем настала очередь лошади — ее освежевали и начали разделывать.

Я отвернулся. Видимо, мое лицо не скрывало мыслей.

— А что ты хочешь? — риторически просила Хельга. — Это пустыня, мертвым уже ничего не надо, а живым может пригодиться.

— Даже — ношеное окровавленное тряпье? — с отвращением осведомился я.

— Даже это. Здесь все ценится. Кругом пустыня. А правильно приготовленная конина — очень хороша на вкус и чрезвычайно полезна для здоровья. Она поистине целительна. Сам сможешь потом убедиться.

А затем она пришла в мою палатку.

— Мне очень плохо, сказала она. Кроме дедушки у меня никого, и я одна… здесь… Ты не думай, я справлюсь, я сильная. Но сейчас, я прошу тебя…

Дальше мы уже ни о чем не говорили…

Весь остаток дня Хельга была молчалива и избегала прямых взглядов. Когда солнце уже сильно склонилось к закату, я спросил:

— Тебе Ларс что-то сказал перед смертью, да? Что-то скверное?

— Это дедушка о нас сообщил…

— Что? Но почему? — не понял я. — Ведь Ольгерд мне всегда помогал и хорошо ко мне относился.

— Его арестовала Инквизиция. Кто-то донес, соседи, по-моему, и его обвинили в колдовстве…

— Инквизиция? У вас что, разве есть колдовство?

— Нет, но это одно из тягчайших преступлений против богов. А когда при обыске в нашем доме нашли твои изделия… эти… электрические приборы, то деда арестовали. Он рассказал все…

— Но почему? — снова повторил я.

— Я же говорю, его допрашивала Инквизиция! — зло ответила Хельга, начавшая уже терять терпение. — Поверь, там умеют задавать вопросы.

— Но пытки запрещены! Я сам видел закон!

— Закон говоришь? Какой закон? Ты, сидел в своем Замке и не высовывал носа! Ты понятия не имел, что творится в Городе. Закон существует только в книгах, а даже в Риане… о других городах я уж и не говорю.

— Значит, тебе тоже теперь нельзя назад?

— Ко мне претензий не будет, я только выполняла свою работу и за меня вступится цех, — Хельга снова взяла себя в руки и казалась совсем спокойной. — У нас очень сильный цех, один из самых могущественных. Цех телохранителей может практически все, но только для своих. А тебе дороги назад уже нет.

— Я и не собирался, вообще-то. А потом что стало… с твоим дедушкой?

— Один из моих товарищей, он телохранитель у Великого Инквизитора, передал ему шип с ядом рыбы-убийцы. Яд почти мгновенный.

— Но зачем? Ведь сметная казнь отменена, и единственное, что грозило Ольгерду, это высылка на Остров Скорби, а это цветущий остров, и там можно нормально жить.

— Цветущий? Нормально жить? Это горный хребет, торчащий прямо из воды посреди моря! Там нет ни лесов, ни плодородных земель и почти нет растительности! Люди умирают там от голода и ужасного климата! Обычно люди, оказавшись на Острове Скорби, быстро сходят с ума и начинают поедать других людей, а те, что посильнее, бросаются в море и умирают в его волнах!

Я потрясенно молчал. Похоже, в который уже раз я оказался полным идиотом.

— Но даже это ему бы не досталось, — продолжала Хельга. — Он бы попросил заменить ему ссылку смертной казнью, и его похоронили бы заживо.

— Он бы это выбрал? — обалдело спросил я.

— Да, так объявили бы в Столичном Капитуле. А потом, при народе, палач закопал бы его глубоко в землю с кляпом во рту… Солнце уже почти село, нам пора.

Про деда Хельги — Ольгерда, мы больше не вспоминали. Потом она заходила ко мне, когда ей становилось плохо, а это с ней случалось теперь часто. Даже очень.

Кстати — правильно приготовленная конина действительно оказалась превосходной на вкус. Она напоминала говядину, но была менее жирная и чуть слаще. Поедая ароматное мясо и получая истинное гастрономическое наслаждение от самого процесса, я мог еще испытывать удовлетворение от осознания факта, что попутно оздоравливаю собственный организм.

Наутро далеко впереди показались вершины Срединных Гор.

 

13. Стелла и свидетели

…Звонок в дверь оторвал Стеллу от компьютера, заставил идти в прихожую и смотреть в глазок. На площадке виднелись две женщины неопределенных лет:

— Здравствуйте, мы — Свидетели Иеговы! — хором сказали женщины, заметив, что кто-то смотрит в глазок.

— Привет. Вы свидетели, да? А что, у него свадьба? — богохульно брякнула Стелла через дверь.

— Вы хотите знать, почему мы вообще обратились к Библии, и можно ли доверять ей? — не унимались иеговисты.

— Нет, знаете ли. Не хочу, — сказала девушка в надежде, что на этом все закончится.

— Во-первых, это самая древняя религиозная книга! — экзальтированно заявила одна из женщин.

— Ну, не совсем. Индийские Веды древнее.

— Во-вторых, это единственная из книг, которая говорит, что ее автор — Бог! — не менее восторженно заявила вторая женщина.

— Да? А как же Коран? А как быть… — но Стеллу, похоже, не слушали.

— В-третьих! Библия писалась с шестнадцатого века до нашей эры по первый век нашей эры!

— Сомневаюсь. По научным данным тексты Ветхого завета написаны после вавилонского пленения…

В конце концов, этот какой-то односторонний диалог Стелле надоел, она отошла от двери и вернулась к своему компьютеру.

Тем не менее, сосредоточиться уже не удавалось.

Разные бесполезные паразитические мысли лезли в голову, захватывали главенство и мешали работать.

Иногда, в такие минуты, Стелла мучительно хотела написать повесть. Или рассказ. Взять нечто проверенное, простое, со старым избитым сюжетом, но в то же время близкое по духу и прочитать иначе. А, поскольку, она всегда считала себя поклонницей «Лолиты» Набокова, периодически уделяя внимание то книге, то фильмам, ей пришла в голову может и не такая свежая и занимательная, но идея. Стелле представилось интересным написать ту историю от имени самой Доллорес. Вести повествование от её лица. Смотреть на мир глазами этого «ребенка», монстра, ангела, прелестной нимфетки, демона и чудовища в одном лице.

Стелла предпочитала считать, что люди получают ту жизнь, которую заслужили сами.

Волевым усилием отмахнувшись от ненужных мыслей, Стелла ввела в поисковик ключевые слова: «Москва, ДПС, 10 мая»

Одним из первых выскочил линк на статью сайта сводок происшествий:

«Автомобиль столкнулся с бензовозом, один человек погиб, один доставлен в реанимацию, один пропал без вести.

Москва, 10 мая. Один человек сгорел заживо, один пропал без вести и еще один получил повреждения в результате столкновения легкового автомобиля с бензовозом на западе Москвы. Как передает агентство новостей, трагедия произошла в субботу вечером. По поступившей предварительной информации, жертвами катастрофы оказались водители автомобилей. Пострадал пассажир легковушки. Виновник столкновения — вероятно заснувший за рулем водитель бензовоза, который превысил предельно допустимую скорость и выехал на встречную полосу. Оба транспортных средства практически сразу загорелись. Немедленно прибывшим на место происшествия сотрудникам ДПС удалось вытащить из объятого пламенем легкового автомобиля человека, который чудесным образом не получил никаких серьезных ожогов, зато пострадавший водитель погиб. Элемент курьеза в происшествие добавляет бесследное исчезновение водителя взорвавшегося бензовоза, который физически не мог покинуть место аварии, но, тем не менее, пропал. Объявлен розыск. Примчавшиеся через некоторое время пожарные потушили огонь, но спасти больше никого не удалось. Москва прочно удерживает в стране лидерство по количеству аварий на дорогах. Каждые два часа на московских трассах гибнет человек. Как правило, наряду с низким качеством дорог, одной из главных причин ДТП становится лихачество водителей, в частности, выезд на встречную полосу. Согласно официальной статистике, за минувший год в Российской Федерации случилось более двухсот тысяч дорожно-транспортных аварий, вследствие которых погибли около тридцати тысяч человек, а более двухсот восьмидесяти тысяч получили ранения».

Второй материал, найденный по запросу «интернет-психоз» был более обширен. Причем серьезных статей оказалось на удивление мало, в основном тут были ссылки на «живые журналы» каких-то экзальтировнных девушек и женоподобных мальчиков. Самый дельный текст оказался на сайте Российского Психиатрического общества:

«Опаснейшей формой зависимости от Всемирной Паутины является интернет-психоз. Исследование, проведенное компанией «Barclays», показало, что 61 % пользователей Интернета старше 15 лет временами испытывают приступы необузданной ярости при пользовании Сетью. Наиболее частая причина — загрузка страницы “ошибка 404”. Исследователи компании NOP Omnibus установили, что наиболее распространенной дальнейшей реакцией является отключение от Интернета и немедленное потребление спиртного (об этом заявили три четверти пользователей). В других случаях компьютер осыпают нецензурной бранью (в этом признались более 40 % опрошенных). Некоторые кричат на близких или животных, иногда даже бьют свои компьютеры. Мужчины страдают приступами подобного бешенства чаще женщин (62 % по сравнению с 59 %)».

Когда мобильник, заиграл Баха высветив «Лилька», Стелла как раз завершала чтение. Она открыла свою «раскаладушку», нажала на зеленую кнопочку и поднесла к уху. Гарнитурой девушка не пользовалась.

— Да, Лиля, — сказала она. — Я тебя слушаю.

— Ой, Стеллочка, — Стеллу всю передернуло, — я такое сейчас увидела…

В этот момент послышались какие-то посторонние звуки, и связь прервалась.

Стелла попробовала перезвонить, но никто ей уже не ответил.

 

14. Элхасс

Профессионал Клавдий все рассчитал точно — воды и дров хватило как раз. После того, как сожгли последнее полено, остался только один ночной переход, и утром наш караван уже подходил к воротам Элхасса.

Первое, что я увидел, войдя в городские ворота, это свой собственный портрет. Моя физиономия — творение неизвестного рисовальщика — соседствовала на специальном щите с рожами каких-то малосимпатичных мазуриков. Снизу значилось, что я убийца и опасный маньяк. Хорошо еще, что за время перехода по пустыне я загорел, почти до глаз оброс густой бородой и так привык к тюрбану, что опознать меня было довольно-таки проблематично.

Как только мы прибыли в Элхасс, Клавдий получил в местном банке причитающиеся ему от нас деньги и отправился по своим торговым делам. Больше я его не встречал. Банки тут назывались не то «денежными домами», не то «золотыми домами», это уж как понимать, звучало-то одинаково. Обычно такое учреждение называлось «Денежный дом такого-то», но я про себя называл их банками, для краткости и удобства. В Элхассе есть своеобразный «сити» — деловой район, но я туда попал только раз, о чем совершенно не сожалею. Центр здесь, как и во многих других городах, определяется средоточием банков и органов власти, поэтому особого интереса для туриста не представлял. Хотя — мало ли…

Вольный город Элхасс — одновременно порт и перевалочная база для тех, кто надумал миновать Срединные горы и отправиться в Эреней или другие южные земли. Кроме того, это крайний пункт караванных маршрутов. Город был населен самыми разными людьми. Со всей страны съезжались сюда аферисты разных мастей и просто предприимчивый люд. Основную часть жителей составляли купцы, караванщики, моряки, разбойники, грабители, бандиты и проститутки всех категорий, а также те, кто обслуживал весь этот разнообразный народ. Здесь же проживали хозяева бандитов, и владельцы многочисленных торговых караванов, все те люди, что еще не могли накопить достаточно денег, чтобы переселиться в столицу. Здесь обитали уличные сутенеры, и богатые содержатели притонов разного класса и профиля, заведений, где истосковавшиеся за долгую дорогу путешественники могли дать отдых своим напруженным чувствам.

В Элхассе мы планировали пробыть ровно месяц. В этом месте отсутствовал такой строгий дресс-код как в столице, и все одевались, так как хотели. Но определенная мода и стили все-таки присутствовали, поэтому чтобы не выделяться из общей пестрой массы, мы сменили гардероб. Долгий путь через пустыню, нервное перенапряжение и лишения, которым мы подвергались, требовали компенсации. Деньги следовало экономить, поэтому мы выбрали отдельный номер во вполне приличной, но не очень дорогой гостинице. Одну комнату на двоих. Не успели мы толком устроиться, как в дверь постучали. Я открыл. За порогом стоял некто незаметный в черном:

— Здравствуйте! Молодые люди не желают отдохнуть? С очаровательной девушкой?

Вероятно Хельгу опять приняли за парня. Странно, но, по-моему, надо быть абсолютно слепым или полным болваном, чтобы не заметить ее фигуру и формы. Я на секунду задумался над словами черного человека. В самом деле, с одной стороны, если предлагают, то надо брать. С другой — денег не так уж много, и все они давно расписаны: на текущие расходы, на питание, на воду, на резерв. Да и вообще, вот она девушка, давно уже со мной рядом. Но отдохнуть хочется.

— Да, если честно, то отдохнуть очень даже желательно. К сожалению, очаровательная девушка уже есть, вот она — я показал на Хельгу, так что извините.

— Я тебе дам «к сожалению», — сказала Хельга, когда черный человек исчез. — А ну, иди сюда!..

Мы кувыркались в постели до вечера, она была фантастична, не раз и не два, она приводила своими губами меня в боевую готовность, и сама затем брала инициативу. Когда я уже совсем стал ни на что не способен, Хельга вдруг сказала:

— Ты знаешь… Последнее время мне снятся странные сны, страшные очень… Я их не понимаю, но не нравятся они мне. Как будто я просыпаюсь, и не могу открыть глаза, и руками пошевелить не могу. Так, будто их кто-то держит или они привязаны, а я, через закрытые глаза вижу, как во всю меня воткнуты какие-то тонкие длинные и извилистые… не знаю, как их назвать, ну, как корни деревьев, только совсем ровные и прозрачные. Или как щупальца у морских медуз, а внутри них что-то течет прямо в меня. Одно воткнуто мне в грудь, а второе входит прямо в руку, и откуда-то сверху туда вливается кровь… Жуть! Но я очень четко понимаю, что я уже не сплю. Тогда я начинаю кричать, но не могу издать никакого звука, и тогда я пытаюсь напрячь руки. Когда же мне удается вырваться, то я трогаю свои глаза и пытаюсь открыть их руками. Если глаза открыть получается, то я как будто просыпаюсь, и тут все начинается заново: глаза закрыты, меня кто-то придавливает к постели, и я не могу пошевелиться, снова все эти щупальца и долго так. Не могу больше!

— Слушай, Хельга, — сказал я, желая сменить тему разговора, — помнишь ты рассказывала про хранителей? Ну, что умеешь договариваться с ними?

— Да, и что? — удивленно спросила девушка.

— Нам что, так и не попалось ни одного? Или ты с ними так и не поговорила?

— В смысле — не поговорила? В пустыне почти всегда. Помнишь песчаные бури? Еще Клавдий удивлялся, что так легко все проходило? Это я просила хранителей тех мест, и они помогли нам. А в другие дни? При нападении на нас, тоже дешево отделались. Вообще-то обычно в таких случаях бандиты побеждают, поскольку за ними преимущество внезапно нападающего. Меня беспокоит другое. В здешних гостиницах хранителей нет совсем. Ни одного. Я проверяла, пока мы искали, где можно остановиться. Это всегда очень плохой признак. Я думаю, что мои скверные сны тоже как-то с этим связаны.

— Не обращай внимания на сны, — сказал я, — иногда такой бред приснится, что можно до маразма дойти, размышляя к чему это все… Ты же проходила специальную подготовку, так что тебе сны? Мне тоже всякая дрянь тут снилась, даже не знаю, как реагировать с утра.

— Расскажи!

— Да ну еще! Я уж и не помню ничего. Эти сны выветриваются у меня почти сразу, как я просыпаюсь.

Я не стал говорить Хельге, но мне тоже тогда снились довольно-таки причудливые и интересные сновидения, причем довольно часто. Почти каждую ночь отбывки прежнего моего существования, многочисленные неясные воспоминания, проходили через призму чего-то совершенно иррационального и потустороннего. Мне грезился мой прежний мир. В этих видениях действительность была искривлена до полной неузнаваемости. Если бы я вдруг занялся классификацией тех своих снов, то писать об их свойствах пришлось бы очень много. Скажу только об основной, на мой взгляд, черте, что повторялась почти каждую ночь с завидной регулярностью: в этих снах у меня не получалось три действия — бегать, драться и набирать номер телефона. Когда я пытался кому-либо вдарить, меня словно стягивали невидимые тиски; когда я пытался бежать, почва подо мной уезжала, словно я старался подняться вверх по эскалатору идущему вниз; если же я набирал чей-то номер телефона, мои пальцы вдруг немели, не чувствовали клавиатуру и прекращали повиноваться. Я никогда не пытался истолковать свои сны. Да и не считал это нужным.

Иногда снились настоящие кошмары, и один из них я запомнил, наверное, навсегда. Время от времени он повторялся. Я видел что-то похожее на палату реанимации. Кругом какие-то неприятные звуки и противные запахи, а в мое тело со всех сторон вставлены разные трубочки, проволочки и катетеры. Рядом капельница, через которую в меня тоже что-то вливают. Я пытался что-нибудь сказать, но вместо этого откуда-то со стороны доносился не то хрип, не то шипение. Язык не ворочался, а сам я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Обычно после всего этого я в ужасе просыпался.

Говорят, самые увлекательные сны снятся в последние дни жизни…

Не знаю, не пробовал.

А когда наступил вечер, и стемнело, мы разожгли камин. Тишина вокруг, слабый свет и только тени от языков пламени плясали на стенах. Мы много разговаривали вполголоса. Говорили обо всем на свете. Под треск горящих дров рассказывали друг другу, как мы прожили свою жизнь до этой встречи, словно этот вечер, этот камин и эта гостиница были придуманы только для нас. Специально для нас. Чтобы мы были счастливы именно в тот день. Я пристроился рядом, свернувшись калачиком, и моя голова была у нее на коленях. В какие-то моменты разговор прерывался, тепло от камина разливалось по всему телу, и тогда мы просто молчали. Она думала, что я сплю, и боялась пошевелиться, чтобы не разбудить. А я в кои то веки чувствовал себя кем-то другим, до неприличия счастливым. И тоже боялся шелохнуться, чтобы не спугнуть эту птицу счастья. Того счастья, которое разливалось по всему телу, и которое поселилось в наших сердцах.

Потом Хельга ушла. Сказала, что у нее тут тайные поручения «по делам цеха», и куда-то убежала, а я остался в номере, где наконец-то выяснил стоимость путаны. Оказалось, тысяча голдов. Вполне внушительно, я бы сказал. Есть и подешевле, но за восемьсот, и похуже. Хотя, мне теперь кажется, что по тысяче — это те же, что и за восемьсот, но без торга. Лежа на кровати я вдруг начал раздумывать, приглашать мне девушку или нет, причем без всяких неприличных мыслей, а исключительно с исследовательской целью. У меня было несколько вопросиков на тему «что надо узнать у девушки легкого поведения?» Например, как правильно, и технически верно осуществляется оральный секс? За всю мою тяжелую сексуальную жизнь только один раз такое занятие закончилось для меня оргазмом, притом, что партнерши считались вполне опытными. Вопрос: в чем дело? Ну и опять же, интересно, что такого есть в «коммерческом сексуальном обеспечении», чего нет в «свободном»?

Позже я узнал, что Элхасс в этом отношении был очень разносторонним и продвинутым городом. Тем из путешественников, кто не желал развлекаться в гостинице, предназначались иные места. Самыми нехитрыми были бордели низшего уровня. Со времен Древнего Рима эти заведения, называвшиеся лупанариями, не претерпели, вероятно, кардинальных изменений. С улицы туда вел низенький и незаметный со стороны вход, однако найти само заведение не казалось делом трудным даже для заезжих купцов и уставших моряков. Потенциальные клиенты ориентировались по указателям на мостовой, сделанным в виде фаллического символа. Прикрываясь низко надвинутыми шляпами, страждущие пробирались в лупанарий после наступления ночи. Особо рассеянным иногда помогали уличные зазывалы. Сами работницы сексуальных услуг принимали гостей в небольших комнатах, обстановка которых была предельно строга и даже аскетична: там имелось всего одно неширокое ложе длиной около двух метров, застилаемое сверху простым матрасом и сменные простыни. По требованию городских властей все труженицы интимных услуг обязаны были носить приподнятые к груди и завязанные сзади красные пояса, называемые маммиляриями.

Но совсем по-другому выглядели высококлассные заведения для особо состоятельных и солидных клиентов. Случалось так, что если какой-нибудь богатый владелец дворца разорялся или умирал не оставив наследников, то его дом поступал в городскую собственность. Потом муниципальные власти выставляли недвижимость на аукцион, ее кто-то покупал и устраивал там дорогой бордель. Здесь девушки, обслуживающие гостей, никаких маммиляриев не носили, и выглядели как сказочные принцессы или волшебные феи. Если того хотел клиент, естественно. Роскошь и богатство таких борделей завораживали. Великолепные по архитектуре здания, с тенистыми внутренними двориками, пышными садами, красивыми античными портиками, бассейнами и фонтанами, эти заведения не уступали по роскоши дворцам богатейших горожан. Владельцы подобных лупанариев почитались людьми значительными и уважаемыми, а их клиенты приходили туда абсолютно не стесняясь и не прячась ни от кого — визит стоил так дорого, что почитался чем-то вроде посещения элитного клуба или спа-салона. Туда приходили на всю ночь, или на весь день, а то и больше — были бы деньги. Никакие стрелки туда не указывали — об этих домах знали все, кому надо, а сами здания и так были приметны издалека. Собственно, обозвать такое место лупанарием — значило нанести смертельно оскорбление владельцу.

Вторым по популярности промыслом в «индустрии досуга» являлась наркоторговля. Многочисленные наркопритоны тоже делились на несколько уровней или классов. Наркоторговцы и все те, кто имел отношение к этому доходному бизнесу, приравнивались ко вполне легальным ремесленникам и составляли отдельный влиятельный цех. Тем более, что в малых дозах те же самые вещества использовали местные лекари с целью анестезии, наркоза и для производства микстуры от кашля. Наркотики в этом мире добывали из каких-то труднодоступных грибов и водорослей, что служило хорошей статьей дохода как для многочисленных торговцев этой дрянью, так и для властей, взимавших существенный налог. Власти не препятствовали деятельности наркопроизводителей, главное — это уплата налогов и соблюдение ряда формальных правил и приличий. Например, на улицах, в гостиницах и в «веселых заведениях» потребление и продажа наркотиков строжайше запрещалось. Кроме того, не разрешалось продавать наркоту детям, а также молодым и беременным женщинам. Провинившихся торговцев ловили стражники, как следует избивали и выкидывали за городскую стену. Обратно эти нарушители порядка уже, обычно, не возвращались, поскольку там их подбирала какая-нибудь из банд и продавала затем в рабство.

В Элхассе и его окрестностях находилось немало минеральных источников, некоторые из которых были горячими и отдавали серой. Кто-то умный придумал строить прямо на них прекрасные бани или термы, как их тут называли. А там — парение вениками и весь остальной спектр, от массажа до спецуслуг. Любой спа-салон моего мира обзавидовался бы. Ароматерапия, пилинг, скрабы, обёртывание, коррекция фигуры. Короче — все прелести. О том, как все это возникло, повествует легенда. Рассказывают о выздоровлении наследного принца, неизлечимо пораженного какой-то скверной кожной болезнью, которого братья за это лишили всех прав и выгнали из дворца. Несчастный парень, под чужим именем пристал к каравану, дошел до Срединных гор и начал пасти свиней в предгорьях у реки. Спустя время он заметил, что у тех из свиней, что любили понежиться в теплой воде вонючих источников, кожа стала чистой и гладкой. Принц тоже начал купаться в горячих, резко пахнущих тухлятиной водах, и излечился. Потом он вернулся в столицу, убил всех своих братьев-обидчиков, и сделался королем, известным из истории как король Балд Добрый. Он основал город, который ныне называется Элхасс, и устроил в нем горячие бани для излечения больных и укрепления здоровых. Такова легенда. Но мне как-то не понравилось в этих банях. Слишком сильно пахло сероводородом, выходящим из воды, да и вообще не люблю я больших скоплений голых людей. Никогда не считал себя последователем нудизма.

А еще в Элхассе была сеть кабаков и харчевен, где кроме всего прочего подавали приторно-черное вино, бархатное и мягкое, словно пыль прошедших столетий. То был поистине страшный напиток. Вино, забирающее душу, заставляющее остановиться, прекратить бег сознания и осесть в одном из тысяч местных трактиров. Я чуть было не стал пленником и вечным рабом данного колдовского эликсира. Емкость этого зелья мне продал хозяин гостиницы. А когда я тянул уже второй стакан, пришла Хельга. Она отобрала у меня бутылку, вылила содержимое и почитала длинную лекцию о коварной опасности некоторых местных вин.

Как это ни странно, но в Элхассе действовал свой собственный закон, запрещающий похищать, грабить, воровать и убивать в пределах внешней городской стены. Все бандиты могли орудовать только за воротами города. Удивительно, но это своеобразное перемирие между властями и преступниками соблюдалось безукоризненно, поскольку нарушителей, если их ловили, подвергали долгой мучительной позорной казни, а их имущество и достояние всех их родственников конфисковывалось в пользу города. Осужденных привязывали к столбу и оставляли так, пока не наступала смерть, а потом и разложение трупа. Как только начинал ощущаться запах тления, столб обкладывали дровами и сжигали. Зато за пределами города бандитов никто не трогал, поэтому каждый караван, одиночный коммерсант или путник, должен был купить право безопасного прохода, нанять за немалые деньги охрану или просто отдать часть своего добра в виде откупа. Операция происходила удивительно мирно: купец вручал определенную долю своего товара или денег, после чего получал ярлык на свободный проход. Вторично его уже никто не грабил, а если и пытался, то достаточно было показать ярлык. Все это разительно отличалось от порядков столицы Королевства — города Риана, и я в который уже раз убедился, что столичный государственный закон, если где-то и действует, то только в стенах самой столицы. Ну, может в ближайших окрестностях еще.

Несмотря на все это, город был удивительно красив. По сравнению с узенькими кривоватыми улочками Риана и вонючими переулками Эсхира, Элхасс смотрелся просто ошеломляюще. Особенно для путешественника, только что вышедшего из засушливой пустыни или сошедшего с неустойчивой палубы корабля, или спустившегося с труднопроходимых гор. Словно красный бриллиант, город был оправлен в серое кольцо гор и насажен на палец реки Крес. А вокруг первозданная природа — без искусственных парков, богатых пригородов и полосы трущобных лачуг, так характерных для некоторых северных городов Вильфиера. Город выглядел совсем непохоже на то, к чему я уже начал привыкать: остроконечные крыши, покрытые багряной и шафранной черепицей, разнообразные флюгера, поражающие воображение фантазией и изысканностью форм. Необычная архитектура из красного камня напоминала иллюстрации из учебников истории Средневековья или эпохи Возрождения. Будь во мне хоть чуть-чуть романтики, я бы обязательно написал стихотворение в прозе об этом удивительном месте. Но, увы — не владею стилем. А может и не увы, а к счастью. Вообще, возвращаясь мыслями назад, я должен признать, что пейзажи Вильфиера поразительно прекрасны, и с тех пор они часто снятся мне по ночам.

Довольно скоро выяснилось, что наша первоначальная идея — добраться до Эренея по суше оказалась полнейшей глупостью и абсолютным идиотизмом. Обогнуть Срединные Горы по берегу Океана нечего было и думать. Могуществом и величием горы подавляли, вызывая неутолимую депрессию и тоску от сознания собственной беспомощности. Я-то думал увидеть нечто вроде Крымских или Кавказских гор, но действительность превзошла все мои фантазии. Некоторые их вершины пронзали облака, и поднимались выше снегов. Возможно, что это можно было бы сравнить с Гималаями, но не знаю. В Гималаях, увы, не был. А горное побережье местами просто отсутствовало — скалы отвесно обрывались прямо в море, и проход там был невозможен. Зато пересечь Срединные Горы напрямик пытались многие, но лишь единицам удавалось это осуществить. Поднявшись в горы, эти люди сразу же сталкивались с массой опасностей и неприятных неожиданностей, потому что не знали обстановки и разбивали свои лагеря там, где находили благоприятные места. А места только казались удобными. Здесь их поджидали безумные горные грозы, внезапные разливы тихих горных речушек, дикие селевые потоки и каменные лавины. Ночами их атаковали полчища мелких лесных тварей, а днем поджидали дневные хищники. Проводников не было, а те, кто выдавал себя за таковых, заводил доверчивых простаков в лапы бандитов, и путешественники потом оказывались на невольничьих рынках или гибли насильственной смертью. Те же немногие, кто все-таки пересекал горную страну и доходил до Великой Пустыни, гибли потом от самой пустыни. И если Большую Пустыню постоянно пересекали караванные пути, то Великую Пустыню не пересекало ничто. Только отдельные единичные счастливчики достигали некоторых ее районов. Искатели шли в поисках золота и алмазов, но история не сохранила информации о том, скольких из них Великая Пустыня забрала себе. Они, как правило, не возвращались назад. Они исчезали, и о них слагали легенды. За ними шли более подготовленные добытчики, их было больше, и люди старались быть сильнее связанными друг с другом. Они пытались собираться и держаться группами, но результат оставался прежним. Великая Пустыня не сдавалась. Никто обычно не возвращался. Лишь считанные единицы вернулись из путешествий по Великой Пустыне. Их рассказы были страшны и туманны, а карты, составленные ими, страдали неточностью, противоречивостью и неполнотой.

Нам оставался только один реальный путь — морем.

 

15. Стелла и больница

Стелла тогда буквально ворвалась в кабинет шефа.

— Шеф! Лильку машиной сбило!

— Как сбило? — как-то очень уж неестественно всполошился шеф. — Она жива?

— Жива конечно, но без сознания, в больнице сейчас. Доставлена в отделение неврологии… или нейрологии…

— Когда?

— Сегодня, судя по всему. Мне позвонили какие-то чужие люди по ее мобильнику и сообщили. Я как раз с ней разговаривала незадолго до аварии… ну, по времени так получается. Мой номер там последним оказался. Подробностей я еще не знаю, но…

— Поезжай и узнай. Ты на машине?

— Нет, я сегодня так.

У Стеллы сложилось впечатление, что шеф был давно уже в курсе случившегося. Слишком просто он отреагировал. Предсказуемо как-то.

— Тогда поезжай на метро. Быстрее доберешься. Адрес больницы знаешь?

— Да, это Московский Институт Клинической Медицины. Это на… — но шеф не дослушал и перебил:

— Как только будут подробности, сразу же мне звони. Может помочь надо, или еще чего… Кто ее сбил?

— Неизвестно, шеф. Машина, похоже, сразу же уехала, а Лилю просто нашли на газоне у проезжей части. Кто-то сердобольный позвонил в «скорую». Милиция потом приехала. Сейчас разбираются, свидетелей ищут.

— Погоди, Стелла, не убегай, — в последний момент задержал девушку шеф. — Посмотри, как там обстановка, как отделение, надо ли переводить в другую клинику, и можно ли. Ну, на месте сориентируешься. Вообще-то я слышал, что это неплохая больница… Возможно, что при разговорах с врачами и медперсоналом тебе придется использовать некоторые суммы денег. Вот возьми, — и он протянул девушке довольно-таки пухлый конверт. — Общее количество записано на конверте, отчитаешься потом за каждую бумажку. Вот теперь иди.

Больница, куда первоначально доставили Лильку, принять пострадавшую отказалась на том основании, что у нее не оказалось при себе ни документов, ни медицинской страховки. В итоге девушку отвезли в другую специализированную клинику, и утром следующего дня туда входила Стелла. Ее долго не хотели пропускать и даже разговаривать с ней, ссылаясь на то, что говорить будут исключительно с родственниками. Пришлось звонить шефу. Тот надавил на какие-то невидимые рычаги, и девушка получила аудиенцию у соответствующего врача.

Первым делом Стелла зашла в туалет, разделила выданные шефом деньги на неравные части и расфасовала по различным конвертам.

Небольшой кабинет заведующего отделением. За столом — загорелый крепко сбитый мужик с мощными руками, мягкой улыбкой, непроходимой тоской в голосе и с добрыми, очень живыми глазами за стеклами очков. Стелла поздоровалась.

— Что вас интересует? — устало спросил врач, после ответного приветствия.

Как уже знала Стелла, именно он являлся заведующим отделением.

— Лиля Кондратьева. Что с ней и как?

— Вы с ее работы? Состояние тяжелое, есть положительная динамика, но пока еще без сознания. По настоятельной просьбе вашего начальника сейчас делают томографию, хотя при теперешнем состоянии это…

Тут зазвонил телефон. Сигнал был резкий, дребезжащий, как у аппаратов полувековой давности.

— Я у телефона, — скромно сказал врач.

Доктор носил строгий идеально белый халат без каких-либо особенностей и отличительных признаков. Некоторое время он молча слушал, потом кого-то поблагодарил и повесил трубку.

— Вот, сейчас звонила Марта Витольдовна, это наш нейрохирург, и сказала, что серьезной патологии действительно нет. Томограмма чистая, ничего страшного не показала. Диагностировано сотрясение мозга. Но видимых повреждений нет, ни внешних, ни внутренних. Это главное. Только вот…

— Что? — нервно спросила Стелла.

— Из комы пока не выходит, вот что. Надо родственников предупредить.

— Уже сделано, сюда ее муж едет, — с готовностью пояснила девушка.

— Муж — это всегда хорошо, — как-то рассеянно произнес врач. — Но придется купить некоторые препараты и материалы. Вот список, возможно, что-то есть и в нашем киоске внизу в вестибюле… Более конкретно уточните у лечащего врача.

— Лилю можно увидеть? — спросила Стелла, разглядывая список каких-то непонятных названий.

— Ее? Нет пока. Извините, я должен идти, — торопливо произнес хозяин кабинета и вопросительно взглянул в глаза Стеллы.

— Спасибо, а вот это просил передать наш шеф, — смущенно сказала девушка, кладя на стол врачу самый толстый из своих конвертов. Не дожидаясь реакции доктора, и даже не запомнив, как того зовут, Стелла быстро попрощалась, вышла из кабинета, прошла в лифтовой холл и нажала сразу на все возможные кнопки.

В аптечном киоске внизу оказалось далеко не все из списка, снова пришлось беспокоить шефа.

Второй по пухлости конверт попал другому врачу — Марте Витольдовне — нейрохирургу. Остальные конверты тоже нашли своих адресатов. Может благодаря этому, а может и нет, но Стеллу пустили в палату интенсивной терапии почти сразу, как только Лилька пришла в себя. На тот момент состояние было переквалифицировано из «стабильно тяжелого» в «средней тяжести».

— Извините, а где лежит Кондратьева? — спросила она у местной медсестры, молоденькой смешливой девушки, которая весело разговаривала с молодым ординатором, что казалось совсем неуместным в таком унылом и безрадостном месте.

Чтобы их не перепутали с медсестрами и медбратьями, молодые врачи всегда имели на себе какие-нибудь легкие атрибуты профессии. Стетоскопы, ларингоскопы, молоточки невропатолога.… И опять же халаты. Халаты врачей согласно местной больничной этике отличались по цвету и фасону от халатов среднего и младшего медицинского персонала. В разных отделениях халаты тоже различались. В нейрологии все, кроме заведующего, носили светло-зеленую спецодежду, причем с короткими рукавами. У врачей — на пуговицах, а у медсестер — завязанные по талии. На головах у всех — такие же зелененькие шапочки. Что здесь — какое-то негласное правило, письменная инструкция, или просто мода вместе с традициями конкретного медицинского учреждения? Почему-то это всегда раздражало Стеллу. Дело в том, что она считала, будто халат врача (кроме хирурга и патологоанатома) должен быть лаконичен, без цветной или атласной отделки и исключительно на пуговицах. Видимо врачи обмундирование покупали себе сами, а медперсоналу иногда выдавали… но теперь довольно редко судя всему.

— Вот как войдете, первая койка направо, — отвлекшись на секунду, ответила медсестра, продолжая хихикать на какую-то шутку своего собеседника.

В палате интенсивной терапии, во всяком случае, в той, куда вошла Стелла, вперемешку лежали и мужчины и женщины, только иногда их разделяли несерьезными ширмочками. Девушка так и не выяснила, в каких случаях и зачем ставят ширму, но узнавать об этом как-то не хотелось. Стараясь не смотреть по сторонам, девушка прошла сразу же к койке шефской секретарши. Если не считать отсутствия косметики и растрепанную прическу, Лилька выглядела вполне обыкновенно. Говорили, что она вообще быстро поправлялась. Обе девушки поздоровались, как близкие подруги.

И тут Стелла заметила, что Лилька приложила средний палец правой руки к губам, а другой рукой показывает куда-то в сторону и делает при этом какие-то идиотские знаки.

Стелла обернулась. Первый раз в жизни она увидела человека в коме. Раньше она много слышал об этом, но вот только сейчас встретилась напрямую, в палате интенсивной терапии. Мужчина непонятных лет лежал, привязанный к койке, и, сгибаясь при вдохе, глубоко и громко вбирал в себя воздух. А когда чуть позже медсестра пришла снимать кардиограмму, одеяло убрали, и Стелла заметила, что в разные части тела введены какие-то трубки, а из носа торчала еще одна — видимо для отвода всего, что связано с пищеварительным трактом. Трубка вела в баночку с каким-то непонятным содержимым противного цвета. Стелла подошла и взглянула на этого человека. В определенный момент вдоха у него приоткрывались глаза, и тут какой-нибудь впечатлительной и нервной девочке могло бы даже показаться, что больной смотрит и все видит. Лилька потом сказала, что ночью он приходил в себя, но вскорости снова потерял сознание.

Только сейчас Стелла его узнала. На противоположной от Лильки койке лежал «Луи».

 

16. Побег

Однажды Хельга пришла очень веселая, беспрестанно глупо хихикала, потом крепко поцеловала меня и стала вертеться перед зеркалом. Раньше я не замечал за ней ничего подобного, и, насколько я помню, она вообще при мне никогдатакне смеялась. А сейчас ее лукавые синие глазки самым нескромным образом поглядывали на меня, она то и дело ощупывала мочки своих ушей и при этом беспрерывно ржала. Сначала я не мог понять оснований для ее беспричинно веселого настроения, но меня это здорово перепугало. Нельзя быть одновременно веселым, трезвым и умным. Я кожей затылка ощущал, что случилась какая-то беда, все это не к добру, и Хельга что-то натворила или хочет натворить.

Вдруг она на время перестала хихикать, встала напротив и, вперившись прямо мне в глаза, сказала:

— Ты обещал, что будешь повиноваться и делать все то, что я тебе прикажу. Так?

Только сейчас я заметил, что ее зрачки сузились, и стали похожи на маленькие дырочки, как проколы иглы. Я все еще не хотел верить собственным глазам.

— Так, — согласился я, хорошо понимая, что скоро об этом пожалею.

— Вот и замечательно. Тогда съешь это сейчас. Хи-хи!

Я сухо сглотнул.

— Это что?

— Это порошок радости. — Лукаво поблескивая глазками, сказала она. — Хи-хи-хи-хи-хи-хи! Ешь!

— Может не надо? Тебе сейчас нужно лечь спать.

— Ложиться будем с тобой потом, а сейчас проглоти это! Я приказываю, так надо для твоей, хи-хи-хи-хи-хи, безопасности!

— Ты что, тоже наелась этой дряни?

— Это не дрянь, это — порошок радости. — Ешь, давай! Ты должен, это сейчас тебе нужно!

— Хорошо, только отвернись, — как можно увереннее сказал я. — Или глаза закрой.

— Даже не думай! Хи-хи-хи-хи! Я прослежу за тобой! Не думай выбросить! Хи-хи-хи-хи-хи-хи! Меня не обманешь и ничем не проведешь!

— Я стесняюсь, — соврал я. — Ничего я не сделаю. Если не веришь, то возьми мои руки в свои, насыпь свой порошочек сюда, а глаза зажмурь! Не смотри, а я слизну.

— Хи-хи-хи-хи-хи-хи!

Но она все-таки сделала, как я просил. Узкой дорожкой насыпала на стол какой-то мелкомолотый белый порошок, и зажмурилась. Вероятно, этот «порошок радости» притуплял интеллект. Когда она закрыла глаза, я попытался представить, как это вещество распадается на элементы.

Никакого эффекта.

Я представил все снова, и очень-очень захотел этого.

Ничего не произошло.

Вначале я подумал — Хельга просто подглядывает, но быстро убедился, что это не так.

— Ну? Долго еще? — спросила она, теряя терпение. Вероятно, в ее нынешнем состоянии, чувство терпения тоже ослабевало. Что за наркоту она сожрала интересно?

Тут я понял, что ни черта у меня не выйдет, я же не знаю состава этого вещества! Даже приблизительно! А всякие трансформации мне удавалось осуществлять только в том случае, когда примерный химический состав был известен.

Я мысленно послал все к черту, слизнул беленькую дорожку и проглотил. У порошка оказался едкий горько-сладкий вкус. Вкус был скорее приятным, чем противным. Почти сразу мой язык, а потом и горло онемели.

— Запей! — сказала Хельга, и протянула мне стакан с какой-то густой темной жидкостью. Когда она только успела налить, я даже не заметил. — Хи-хи! Хи-хи-хи! Пей!

С ужасом я узнал в этой жидкости местное черное вино.

— Это же черное вино! — волнуясь, возмутился я, — Ты же сама не велела мне его пить!

— Хи-хи! Хи-хи! Пей-пей! — хихикая уверила меня Хельга. — Сейчас можно и нужно!

Я быстренько осушил стаканчик, и горлу стало немного легче.

В первый момент кроме некоторого онемения ничего интересного со мной не происходило, но потом началось! Я не буду сейчас подробно описывать свои впечатления, потому, что это на фиг никому не надо. Они были настолько яркими, что в тот момент я нестерпимо желал лишь одного — поделиться с как можно большим числом людей. Все сделалось настолько светло и близко, и все то, что я когда-то старался в себе найти лежало теперь прямо перед глазами, на самой поверхности. Не нужно уже умных теорий, никаких заморочек, ни к чему ничего усложнять — все тут, рядом, все во мне, просто я почему-то давно про это забыл, а сейчас вспомнил. Я ощущал, как мое сознание инфляционно раздулось, как мой мозг заработал на таком недосягаемом уровне, что уже не нужно помышлять о последствиях, потому что причина и так ясна. Я понял, что не стоит бояться себя в себе и людей снаружи, потому что в каждом человеке есть свой создатель и лишь не хватит воображения испугаться этой первопричины, да и зачем даже пытаться делать это? Очень много масок, стереотипов и стен появлялось предо мной — и я сам был их творцом. Я бился о них, старался разрушать их, но в результате появлялись новые. Потом стало ясно, что не стоит ломать их, проще не создавать. Затем все начало постепенно отступать и разваливаться, и я превращался в больного и немощного. Я в больнице. Прокуренные и вялые больные, холодные стены в сортире, вонь хлорки и залитого едкой мочой пола. И белый цвет. У него есть запах. Кратковременный ужасный зуд по всему телу. Мне казалось, что я покрылся красными пятнами. Подушка была Америкой, а другая часть кровати Россией.

Потянуло в сон, и я поддался.

Уснул…

Проснувшись через какое-то неизвестное время, я ощутил себя не то чтобы плохо. Я утратил даже представление о реальности. Какой сегодня день? Если, просыпаясь после сильнейшей попойки, надо еще куда-то идти, но при этом возникает вопрос, что сейчас за день, ответ может быть только один — день сегодня хреновый!

Хреновый — это еще до чрезвычайности мягко сказано. Обычное похмелье — просто цветочки по сравнению с моим тогдашним состоянием. Я ничего не хотел. Я не желал жить. Во рту ощущался жар и сухость одновременно. Голова раскалывалась от пульсирующей боли, а в глазах мелькали черные точки. Единственное, что мне еще хотелось — это пить. Воды и ничего более. Вода! Мысли о ней заполняли все мое сознание. Ни о каких других вещах, в особенности — потребляемых через рот, я даже подумать не смел.

Рядом со мной кто-то заворочался.

— Убей меня, сделай милость, — простонала Хельга.

— Надо бы. Что за гадость ты мне подложила? Зачем?

— Я не знала-а-а-а… А-а-а-а!.. Ох-х-х-х… я не хочу жить…

— Тоже мне! Телохранитель-профессионал!

— Со мной уже все! — ныла моя телохранительница. — Застрели меня из своего арбалета! Только в голову бей, в затылок, чтоб сразу!

— Э! Ты это пока брось! — испугался я. Похоже, способность соображать постепенно возвращалась ко мне. — Водички хочешь? А застрелить тебя я всегда успею.

— Не-е-е-ет! Убей меня! — продолжала стонать Хельга. В таком виде я ее еще никогда не наблюдал. — Окажи последнюю услугу!

— Хорошо, окажу. Только погоди помирать сама, я сейчас.

Я принес Хельге бутылку с водой, и она выпила ее всю. Как не странно, но после воды ей стало лучше. Она уже не просила немедленно ее убить, а только лежала пластом и временами издавала жалобные звуки.

Воды больше не осталось, а внутри у меня все горело. Мне тогда казалось, что я готов продать душу самому Дьяволу за бутылку живительной влаги. Я сказал Хельге, что спущусь за водой вниз, но вместо ответа она что-то неразборчиво гукнула. Только сейчас я заметил, что наступила глубокая ночь, а когда спустился вниз, то узнал, что в гостинице воды уже нет. Всю выпили, а новую привезут только с восходом солнца. Я вышел на улицу и, проклиная все на свете, поплелся в направлении ближайшего круглосуточного трактира.

Я практически не мог передвигаться, думал, что так и рухну на улице.

Первое что я сделал, это купил и сразу же выпил солидную кружку воды. Трактирщик понимающе ухмылялся. Я заказал вторую кружку и полную бутылку на вынос. Пришлось хорошо приплатить за ночное время и срочность заказа. Да и за сам сосуд.

…Напали на меня неожиданно, из-за угла. Прямо на выходе из трактира была нанесена серия очень профессиональных ударов в лицо. Я выронил купленную бутылку и на секунду отключился, а когда пришел в себя, то заметил смутные очертания человеческих силуэтов, после чего последовал сильный удар по голове, и мир для меня исчез.

Вообще, черепная коробка, на мой взгляд, очень крепкая штука. Конечно, всему есть предел, оболочка любого живого существа далеко не идеальна, но чтобы укрыть извилистое желе, именуемое мозгом, природа изобрела довольно надежную конструкцию.

Как бы то ни было, очнулся я в камере, не в силах вспомнить случившееся. Было чувство, что череп сейчас лопнет или из носа хлынет кровь. Во рту пересохло. Первое, что я заметил, это большой кувшин с водой. Я тут же его схватил и долго-долго пил, только под конец осознав, что противная на вкус вода отдает сероводородом. Видимо, ее наливали из местных серных источников. Сердце бешено стучало, в глазах двоилось, голову рвало на части, и мне потребовалось с полчаса, чтобы окончательно прийти в чувство и кое-как собрать осколки спутавшихся недавних событий в более-менее внятную картинку. Я ничуть не удивился, когда сквозь толстые железные прутья увидел сидящего на табурете охранника, который не спускал с меня внимательных глаз. Его лицо показалось мне знакомым.

Если судить по форме стены и лестнице, уходившей куда-то вверх, меня заперли в подвале крепостной башни, которую здесь использовали в качестве тюрьмы.

Моя камера изысканностью и утонченностью интерьера не отличалась. Три грубые стены, сложенные из неровных гранитных блоков, поднимались вверх, образуя свод. Одна из стен дуговидно изгибалась, видимо соответствуя внешнему контуру крепостной башни. Противоположной стены вообще не было — от остального пространства тюрьмы меня отделяла решетка из вделанных в потолок и в пол вертикальных железных прутьев толщиной с два моих пальца. Никакого окна — воздух поступал только через эту решетку. У края решетка имелся вход, запертый на причудливый замок каких-то устрашающих размеров. Две другие стены, как и внешняя, состояли из таких же гранитных кирпичей, только меньшего размера. У одной из стен располагался ворох соломы, на которой лежал я, а в противоположном углу, в полу, наблюдалась круглая дыра, очевидно для отправления естественных потребностей.

Надо было как-то выбираться отсюда. В гостинице мне нравилась больше.

Вот где пригодилась бы моя личная магия. Я могу изменить форму куска железа, если он не очень большой. Чем крупнее, тем больше усилий. Например, гиря размером с ананас мне уже не под силу. А вот совладаю ли я с толстыми прутьями решетки? Это еще вопрос… Проще всего справиться с простыми веществами. С металлами например. Кроме того, надо каким-то образом убрать этого типа, хоть ненадолго, я же ничего не смогу сделать в присутствии внешнего наблюдателя.

Остаток ночи и все утро, пока я сидел в башне крепости и обгрызал ногти, не зная, чем заняться, никаких вестей с воли не поступало. Один раз пришел другой охранник и принес мне кусок хлеба и еще воды, а прежний ушел. Караул сменился. Меня ни на секунду не оставляли без внимания. Время шло, а известий все не было. Я безуспешно вслушивался, смутно надеясь на какие-то весточки снаружи.

Ближе к вечеру, когда ожидание стало просто невыносимым, и я уже решил было, что проторчать тут придется если и не всю оставшуюся жизнь, то очень и очень долго, со двора донеслись отдаленные вопли и лязг металла. Я прислушивался, прижав к стене ухо. Меньше всего я ожидал нападения или бунта охранников, но на улице кто-то кого-то определенно истреблял. Напали на гарнизон крепости? Потом в подвале потянуло гарью, и раздался чей-то крик: «Несите воду! Не дайте ему сбежать!» — и по лестнице крепости шумно забегали стражники.

Мой же вертухай никуда не уходил, и глаз по-прежнему с меня не спускал, только вести себя начал как-то нервно. Беспокойно и дергано.

«Интересно, что же все это значит? — озадаченно размышлял я. — Кто это там умудрился наделать столько шума?»

Однако ждать пришлось уже недолго. Когда смолкли вопли, бой переместился в крепость и шел, судя по всему, прямо наверху, над моей головой. От ударов чего-то тяжелого свод моей камеры заметно дрожал, и сверху сыпались мелкие песчинки.

«Обвалится еще, — подумал я, — вот будет не к стати!»

А потом в подвал ввалилась такая пестрая компания вооруженных людей, что я сразу понял: это они устроили тарарам наверху. Один из них ловко вырубил охранника, и вся пятерка уставилась на меня. За главного у них был Хантер, который мне молча подмигнул, но ничего не сказал. Вторым был приземистый моряк, одетый в дикой расцветки броню неизвестной модели. Третий, судя по одежде, купец. Четвертым оказался молодой парень с безумной прической похожей на ирокез. Он смахивал на служителя местной религии, но совсем не походил на тех чопорных столичных попов, которых я привык видеть в Риане. А еще там была девушка в лиловом комбинезоне, которая держал в руке чуднóе оружие, более всего похожее на гигантскую мухобойку. Девица казалась самой странной из всех.

Пока я размышлял, не снится ли мне сон, отягощенный последствиями наркотического отравления, скверной водой и некачественным питанием, «служитель религии» вплотную подошел к железной двери-решетке и схватился руками за толстенные прутья.

— Нас послала Хельга. Сама она прийти не сможет, и вообще, ее надо выручать. Только вот мы не смогли найти ключи. Попробуем сломать эту решетку, — с большим сомнением в голосе сказал он.

Я не поверил ни единому его слову, но особого выбора у меня тогда просто не оставалось. Вдобавок я понял, что прямо сейчас меня никто убивать не собирается.

— Друзья Хельги — мои друзья, — выспренно заявил я, какой-то невесть откуда вспомнившейся фразой. — А решетку не ломайте, я сам, только ненадолго поднимитесь все вверх. Никто не должен этого видеть.

Недоверчиво посмотрев на меня, вся компания поднялась по лестнице и затихла. Последней ушла девушка. Я тогда так и не понял, с какого перепугу ее вообще взяли в эту экспедицию.

Я схватился обеими руками за прут решетки, сосредоточился и представил, что он рассыпается меж моих кулаков на мелкие кусочки. Как же я этого хотел!

Прут треснул, и рассыпался. Точно так же я поступил еще несколько раз, пока в решетке не образовался солидный пролом. Вспомнив фильм «Большие гонки» я взял кусок прута с собой. Пригодится.

— Все, можно смотреть! — крикнул я, и вся компания с шумом скатилась по лестнице.

— Как ты это сделал? — вытаращив глаза, спросил обалдевший Хантер. На других, похоже, содеянное мною не произвело столь мощного впечатления.

— Потом. Давайте ребята, валить отсюда, — сказал я. Дневной запас удивления был уже на исходе. — Ходу, ходу…

По пути к выходу я заскочил в оружейную комнату и не смог удержаться от того, чтобы не треснуть куском прута по голове какого-то стражника, который бегал и орал: «Где наш начальник? Где наш начальник?»

— Не шуми, дядя. Я теперь ваш начальник.

Переступив через поверженного охранника, я выбрал себе подходящий меч и круглый неудобный щит. Но как только я выскочил во двор, то тут же наткнулся на целый отряд. Стражники набросились на меня, а я отбивался от них мечом, как умел.

— Плохи дела, — пробормотал я и оглянулся. Мои избавители застряли где-то в крепости и не спешили на помощь. — Но так просто вы меня не возьмете!

Все-таки они успели. Команда спасителей оставила мне одного стражника, а сама разбиралась с прочими. К ним присоединился еще один тип — похожий на переодетого ниндзя ловкий парень лет двадцати. Потом я дрался. Много дрался. Потом я бегал. Много бегал. Совсем не так представлял я свое спасение.

Когда мы, наконец, остановились, и перевели дух, стало понятно — погони нет. Возможно, ее не было с самого начала, но перестраховаться никогда не жалко.

Тут Хантер подошел ко мне и стал с профессиональным интересом разглядывать мою физиономию.

— Я смотрю, долго же вы добирались! Так и думал, что встречу тебя здесь!

— А ты-то как вообще тут очутился? — наконец смог произнести я, давно заготовленную фразу. — Кстати, спасибо.

— Было бы за что. Элементарно Ватсон — сел на корабль и всего-то дел. Меня же не разыскивают по всему королевству, как некоторых. А ты здорово замаскировался. Стал как абориген. Я тебя еле узнал.

— А ты пересеки Большую пустыню на каких-то тихоходных зверюгах, еще и не так замаскируешься!

— Наверное, интересная получилась прогулка! — с явным восхищением и завистью в голосе сказал Хантер.

Я внимательно вгляделся в Лицо Хантера. Он что, издевается? Вроде бы не похоже.

— Ага, просто супер, — с откровенной иронией сказал я. — Особенно песчаная буря мне понравилась. Весьма рекомендую, получишь незабываемые впечатления. Разбойнички тоже ничего так. Такие душевные ребята оказались.

— На вас напали разбойники? — быстро заморгал он. — И как?

— Что — «как»? Отбились. Двоих мы прикончили в бою, остальные убежали. Третьего, раненого, зарезали потом, чтоб не мучился. С нашей стороны погиб один из купцов. Да, а ты что тут делаешь?

— Ну, я же хотел составить тебе компанию в путешествии? Хотел! А ты, когда собрался уезжать, оповестить меня не счел нужным.

— Знаешь, ты сам куда-то исчез. А разыскивать тебя по городу не получалось как-то. Да и не любил я днем по улицам болтаться, сам знаешь. Причины имелись.

— Ладно, не кипятись, проехали. Так даже лучше вышло. Ты тут со своей красоткой, конечно? Поэтому местные достопримечательности не изучал?

— Ты о чем? — не понял я.

— Тут имеется развитая сеть разнообразных услуг для печальных одиноких путников, очень бы советовал попробовать… Жаль времени у нас уже нет.

— А где ты эту команду набрал? — я перевел разговор на более интересную тему. — Что за народ? И что с Хельгой?

— С твоей Хельгой ничего, просто она не может выйти из гостиницы. Перебрала вчера похоже, ну и еще там одна проблемка возникла. А ребята эти — сборная команда. Четверо — ее приятели. Как она сказала — товарищи по цеху, а капитан — мой человек.

— Надо же, чего бывает. А почему она не может выйти? — спросил я с непонимающим видом.

Мы спрятались в каком-то сарае на окраине города в двух шагах от рыбного рынка. Соответствующие ароматы не позволяли усомниться в нашем местоположении. Судя по интерьеру, тут хранили сломанные телеги для перевозки морепродуктов и еще какое-то неисправное торговое оборудование, типа переносных и складных лотков.

— Потому и не может, что под арестом, по приказу местных властей, — тихо посочувствовал он. — Вообще-то Хельге ничего не грозит, как я понял, ее задержали в качестве приманки для тебя. Да и девушка она крепкая, уйти оттуда ей не составило бы особого труда, но она не хотела лишнего шума.

— Ага, а мы можно сказать без шума из крепости ушли. Совсем тихо так, незаметно…

— Мы — другое дело, — задумчиво сказал Хантер. — Тебя, ведь, опознал сам комендант крепости. Он еще в бытность твою повелителем лично с тобой встречался. Одно дело какие-то малопохожие портреты, а другое — персональное знакомство. Как-то он столкнулся с тобой на улице, в деловом центре, и сразу же узнал — глаз у него наметанный. Осторожно и незаметно он проследил тебя до гостиницы, а потом послал стражников, хотел сам награду за тебя получить.

— За меня назначена награда? — спросил я, обдумывая слова Хантера.

Что-то не так. В чем-то не сходятся его слова с реальными событиями.

— А ты что, не знал разве? — удивился Хантер. — Десять тысяч голдов. По местным понятиям очень даже неплохие деньги.

— Оттуда знаешь про коменданта? — спросил я. До сих пор Хантер казался мне человеком, не очень часто общавшимся с представителями власти. А комендант крепости относился именно к последним.

— Как это откуда? От него самого и знаю.

Как вслед за тем рассказал Хантер, меня опознал один из тех самых суровых с виду ребят, что как-то приходили ко мне в Королевский Замок. Что-то там было связано с выделением денег на ремонт крепостей. Денег я, кажется, не дал, зато меня запомнили и вот, пожалуйста — результат налицо. Сам Хантер познакомился с комендантом очень просто. Когда он разыскал нас в гостинице, меня уже взяли, а Хельгу держали под арестом в номере. Каким-то образом он смог пробраться к ней, узнал, как можно отыскать ее местных собратьев по цеху, и выяснил, где располагается здешняя тюрьма. Затем он просто пришел к коменданту крепости и заявил, что ищет работу палача. Это показалось Хантеру наиболее простым способом втереться в доверие. Что ж, в сообразительности ему не откажешь. Удивленный комендант разговорился с моим приятелем, и тут подтвердилось, что меня поймали и держат в крепостном подвале. Приди Хантер чуть раньше или наоборот чуть позже… Впрочем, позже было бы не так страшно, до отправления подходящего корабля в столицу оставалась еще неделя. Но — черт его знает, вдруг городское начальство не стало бы ждать, и разобралось со мной своей властью? А так — очень удачно все получилось. Потом мой приятель разыскал коллег Хельги, передал весточку от нее, и они устроили мне побег. Грубо и без особенных затей. На все это киллеру потребовалось менее дня — профессионал, все-таки, хоть и немного иного профиля. В результате сейчас местные «правоохранительные органы» были поставлены на уши, и разыскивали меня с удвоенной силой.

Что стало с тем комендантом, жив ли, убит ли, или временно вышел из строя, я не выяснил уже никогда. Не интересовался, если честно. И еще одно. Я так и не смог вспомнить, где я видел своего тюремщика.

Когда наступил вечер, и совсем стемнело, мы незаметно выбрались из сарая, покинули рыбный рынок и осторожно направились в сторону нашей гостиницы. Трое из коллег Хельги ушли вперед, как сказал Хантер — «проверить обстановку, и расчистить, если что». Потом тихо и незаметно куда-то исчез моряк.

А наша, ставшая уже небольшой, компания, таясь в тени стен, пробиралась по ночному Элхассу.

Ночной Элхасс был совсем не похож на те ночные города, что я уже видел в этом мире раньше. Ночной Элхасс — город потрясающий. Это как бы отдельный город, причем совсем другой. Я даже не знаю, чем объяснить такую метаморфозу — город, непонятно какого времени, город-галлюцинация, город, где идешь и размышляешь — ну как такое может быть, я же ходил здесь и даже не думал, что он, этот город, может быть и таким… Это черное, низкое небо, в которое впиваются ставшие тюрьмой узкие башни старой крепости. Это хмурые силуэты и тихие возгласы тех, кто почти незримо бродит в тени древних стен, всматриваясь в лица приезжих. А где еще так вкусен и тяжел аромат местного вина? Ведь Элхасс — это город спешащих жить, где при этом никто не торопится, город, где времени практически не существует. Самое лучшее средство от депрессии — прогулка по ночному городу. Плевать, что нас ловят, плевать что опасно, ночной Элхасс прекрасен. Совершенно удивительный город. Сумасшедший и сводящий с ума.

Это я сейчас так им восхищаюсь, а тогда мне было не до ночной экзотики Элхасса.

Наконец, мы подошли к цели. Нас снова было шестеро — не хватало только моряка. Видимо обстановка проверена и все расчищено. Я взял с земли горсть мелких камешков и бросил их в окно нашего номера. Почти сразу оттуда выглянула Хельга. Я молча махнул рукой, она кивнула в ответ и исчезла. Через минуту она уже стояла рядом с нами.

— Как прошло? — спросил один из ее знакомых. По-моему это был «купец».

— Нормально. Спасибо вам, ребята! — судя по всему, Хельга уже полностью поправилась.

— Не за что. Удачи!

С этими словами вся тройка растворилась в ночи. Остался я, Хельга и Хантер. Только тогда Хельга повернулась ко мне.

— А это тебе, за то, что ушел тогда, — сказала она, а я получил сильный и довольно-таки болезненный удар ее кулака в мой бок. — Не мог кого-то другого послать за водой?

О том инциденте с приемом «порошка радости» мы больше уже никогда не вспоминали.

Как только Хельга присоединилась к нам, Хантер сразу же отвел нас в порт, и какими-то хитрыми закоулками привел к кораблю. Когда он умудрился так лихо освоить город и порт, я не понимал. Мне бы на это и года не хватило.

Моряк, участвовавший в моем эффектном освобождении, был уже тут. Видимо — успел вперед нас какой-то более короткой дорогой. Он оказался капитаном корабля, курсировавшего по линии Столичный Порт — Элхасс — Эреней. Звали его — капитан Горс. Что он там перевозил, я даже и не спрашивал. Не мое это дело. Но перевозилось нечто явно запретное и противозаконное, поскольку благодаря довольно хитрому приему нашему капитану удавалось избегать проверок портовых служащих. Видимо — причины имелись. Именно на своем корабле капитан Горс привез сюда Хантера, и, судя по всему, они сдружились, поскольку мой земляк называл нашего шкипера «кэп» и держался с ним по-свойски.

Я так и не узнал, каким образом Хантеру удалось заполучить «кэпа» а отряд по моему освобождению — дело-то было рискованное, и к тому же крайне сомнительное, с точки зрения какого-нибудь законопослушного гражданина Королевства.

Весь морской путь до Эренея прошел на удивление спокойно и без всяких приключений. Если не считать, что пару раз мы прятались в каких-то бухтах и пережидали шторм. Этот участок нашего путешествия уложился в пару десятков дней и неожиданно оказался веселым и радостным. Я тогда просто отдыхал, живя текущим моментом и стараясь не думать о будущем. Нам с Хельгой предоставили отдельную каюту, узкую, как пенал, а Хантер устроился где-то отдельно. Экваториальное солнце жгло палубу, и мы старались покидать свою каюту только по ночам. Почти попутный бриз быстро гнал шхуну Горса все дальше и дальше на юг, мимо скалистых мысов Срединных гор, вдоль берега Великой Пустыни к Эренейским горам. Тишину нарушал лишь шум волн, шелест ветра в парусах, да скрип корабельной оснастки. Океан дышал, и запахом его воды был пронизан весь корабль. А за день все пропитывалось солнечными лучами. Каждое утро солнце появлялось на востоке из-за неровного берега на горизонте, вертикально карабкалось по небосводу к зениту, а потом, также вертикально опускалось с другой стороны к горизонту и проваливалось затем в золотые воды Океана.

Лишь с наступлением коротких сумерек мы выползали из своей каюты на воздух, но все равно было жарко, и наша верхняя одежда больше смахивала на нижнее белье. О таком морском путешествии многие могли только мечтать. Мы наблюдали заход солнца, смотрели, как на темнеющем небе появляются звезды, и как чернеет водная гладь. Наступило полнолуние, и лунный диск казался пухлым и огромным, как гигантская потертая золотая монета. Ночами Океан фосфоресцировал. Какие-то морские твари прорезали его беспокойную блестящую поверхность, оставляя за собой светящийся след. Мы тогда действительно балдели от счастья, наслаждаясь каждой минутой своего бытия. Ничто не сравнится с наслаждением успокоительного комфорта тропической ночи, когда моя голова покоилась на коленях самой близкой в этот момент женщины, а я глядел на ее лицо в лунном свете, линии которого фантастично выделялись на фоне тысяч звезд, сияющих с небесной сферы.

Только луна казалась здесь как бы лежащей на боку.

— Знаешь, — как-то вдруг сказала Хельга, когда мы вдвоем рассматривали ночное светило, — мои предки называли Луну Ночным Солнцем или Солнцем Мертвых… Мои прародители верили, что Вселенная имеет три Мира, три круга бытия: высший, настоящий — тот, где мы живем, и низший. Из первого приходит все, но туда ничто уже не возвращается. Древний великий Бог стоит над бездной, выметая оттуда души, и тогда они попадают во второй, наш мир. Здесь они распадаются на три части: две из них становятся душами людей, третья — их светом. Они сразу же теряют друг друга, и раз за разом рождаются во втором круге бытия, в различных обличиях и в разных телах. Души людей ищут одна другую, и только когда двум людям удается найти друг друга и обрести свой свет, они вновь объединяются в одну душу и попадают в третий, высший мир. Последний круг бытия. Но о нем никто ничего не знает. Ведь как нельзя вернуться в первый круг, так нельзя выйти и из последнего. А Луна помогает этим разделенным душам найти себя.

— Красиво! С Луной вообще много чего связано, — рассеяно отвечал я. — Например, некоторые люди в моем мире считают, что в полнолуние на диске Луны виден силуэт зайца, который толчет в серебряной ступке порошок бессмертия… А мне в детстве там всегда виделось человеческое лицо…

— Да, я тоже на полной Луне вижу лицо. Только оно какое-то бледное, безжизненное, истерзанное страданием, с неровными очертаниями, все в каких-то язвах. Лицо на полной Луне показывает нам, кем мы являемся перед богами на самом деле…

— Ага, точно, — согласился я. — Но сейчас оно повернулось набок, видишь? А скоро, когда мы будем в Эренее, Луна совсем перевернется, и лица мы уже не заметим. Но в целом — всё к лучшему. Нет?

Я думал тогда, что за последнее время в нашей жизни случилось много знаковых событий и еще некоторые должны произойти уже скоро. Главное — дожить до них.

 

17. Эреней

Эреней, в котором проживал мудрец — маленький городок в горах, одним краем выходящий к Океану и столица одноименного герцогства. Город с запутанными кривыми улицами, с крепкими домами из дикого камня, с мрачными на вид, но удивительно добродушными жителями. В столице их считали вздорными и воинственными, но это оказалось совсем не так. Здесь на каждом шагу спуски, подъемы и крошечные фонтанчики. А там, в стороне, на гигантской скале над самым Океаном, осиным гнездом нависал замок герцога, от которого я старался держаться подальше. Вблизи берега над морем и над нами, неторопливо планировали издали напоминающие птиц летающие рептилии.

Я не буду утомлять рассказом о моих эренейских впечатлениях, к тому же их было-то не так уж и много, этих впечатлений. Скажу только, что положение наше оказалось очень сложным — сначала никто не мог помочь в поисках мудреца. По слухам, сам герцог Эренейский консультировался с ним и всегда приглашал на ежесезонные балы. Хельга знала только, что мудреца считали здесь колдуном, и лишь удаленность от центральных властей полностью обеспечивала его безопасность и предохраняла от Инквизиции, которую, каким-то образом не пропускал сюда герцог.

Помог случай. Я вдруг вспомнил, что колдуны всегда селились на отшибе. На окраине. А окраин у Эренея почти не оказалось. С одной стороны располагался порт, с другой — вплотную подкатывали горы, с третьей стороны начинались подступы к замку герцога и дорога туда, и только с четвертой стороны располагались виллы людей среднего достатка. Место продувалось со всех сторон, и не очень ценилось богатыми горожанами. Более обеспеченные граждане предпочитали жить в других местах.

Утром мы с Хельгой шли по этой окраине. Девушка расспрашивала встречных прохожих, казавшихся ей местными жителями, а я вертел по сторонам головой, надеясь на свою удачу. Народ тут проживал простой и бесхитростный, но никто из опрошенных прямо не ответил на прямой вопрос. Люди либо просто отмалчивались, либо делали непонимающий вид, либо замыкались и уходили. И лишь одна старушка, пожевывая губами, произнесла в задумчивости, что да, жил такой, и аккурат на этой улице. Только вот нет его уже, да и дома того нету, развалился в одночасье. С вечера стоял, а к утру раз — и одни развалины.

— Больно уж люди-то до чужой удачи охочи стали, — с укоризной сказала она странную фразу, почему-то посмотрев осуждающе. Сказала и пошла своей дорогой.

Однако, несмотря на все эти странности, наши поиски не прошли напрасно, и не заняли много времени.

Тот дом привлек мое внимание, как только я его увидел, причем показался мне удивительно знакомым, хотя мало чем отличался от других домов. Особняк на окраине Эринея издали производил впечатление покинутого. Дом мудреца, или «колдуна», как я его про себя называл, оказался, как всегда бывает в таких случаях, на отшибе. Традиция, нарушать которую никому не дозволено, и я уж не знаю, кто постановил, где именно полагается строиться колдунам. Но удобно, не пришлось тратить время на излишние расспросы. Традиционное для здешних мест серое здание, сложенное из крупных необработанных камней. Невысокое, обширное и, судя по внешнему виду, старое. Незатейливый фасад, также как и общий стиль дома, навевал мысли о чем-то традиционно-скучном. В общем, нечто тоскливое и унылое — постройки такого типа обычное дело для этого города, я здесь видел уже много подобных. За забором угадывался запущенный сад. Окна смотрели из самых неожиданных мест, высокую черепичную крышу венчала цилиндрическая башенка, накрытая сверху чем-то напоминавшим то ли шляпку гриба, то ли тюрбан. Где-то я уже видел все это. Не такое, а именно это. Короче, я сразу понял, что мне сюда.

На старой почерневшей металлической решетке сложного рисунка болталась табличка с прилежно выведенной надписью: «Хозяин дома».

Ну, раз дома, значит можно войти. Нужно даже. Я заглянул через калитку в сад. Вопреки моим ожиданиям, сад выглядел вовсе не запущенным, а вполне аккуратным и ухоженным. Ненужный пафос отсутствовал, деревья и кусты если и подстрижены, то сохранили естественный вид. Выложенные камнями дорожки опрятны и чисты, а вдоль них росли какие-то пышные папоротники.

— Хозяин дома? — громко, с вопросительной интонацией, озвучил я надпись на табличке.

Никто не ответил. Я убедился, что тут нет ни собак, ни какой другой злой охраны, снял крючок, открыл калитку, вошел, закрыл за собой на крючок и медленно зашагал, кое-где останавливаясь, чтобы обратить на себя внимание.

Хельга осталась на улице, почему-то решив, что так будет правильно.

«Странно, — думал я, пока шел к дому, — очень странно. Известный человек, знаменитый даже. Ходит по шикарным приемам, бывает у самого герцога, а проживает на такой скромной вилле, почти в коттедже».

Я остановился на крыльце. Из дома не доносилось ни звука шагов, ни голосов, ни шорохов. Еще более странно. Должны же у него быть какие-то домочадцы или слуги, не сам же он у себя следит за порядком! Хотя, судя по виду этого особняка, может и сам. Я уже думал зайти в другой раз, но быстро отбросил эту мысль. Другого раза могло и не быть. Еще немного постоял, пожал плечами и громко постучал в дверь. Никакого ответа изнутри, разумеется, не последовало.

— Ты ко мне, юноша? — спросил кто-то сзади.

Я обернулся. От такого обращения — «юноша» — я отвык уже лет пятнадцать как. Передо мной стоял хорошо одетый немолодой господин, худой и несколько сутулый. Обычный пожилой человек незлобивого вида, с медлительно-гнусавым голосом и с большими бесцветными глазами, от которых исходило странное, прямо-таки лунное свечение. Его речь звучала, как медленные аккорды гитары. У него оказались абсолютно белые волосы, смуглое гладкое лицо, решительная неторопливая походка, и выглядел он не больше чем лет на пятьдесят, а сколько там на самом деле, кто ж его разберет. Откуда он взялся — трудно сказать, скорей всего, вышел из-за дома или с какой-нибудь боковой дорожки. В руке он держал большие садовые ножницы.

— Добрый день, — поздоровался я. — К вам, неверное. Вы же хозяин?

— День добрый, он самый. Хозяин и есть. Заходи.

Мы вошли. Я огляделся. Довольно-таки обширное помещение почти ничем не выдавало занятий своего владельца. Только везде, на многочисленных полках и шкафах стояли разнообразные бутыли, банки и коробки, а прямо под потолком висели мешочки с неизвестным содержимым и травы, собранные в пучки. Впрочем, такое могло быть и на кухне у любой местной хозяйки. Ассоциацию с кухней усиливала огромная плита, которую, вероятно, топили дровами. В этой большой комнате было три двери: наружу, вглубь дома и еще одна дверь, толстая, железная, вделанная в стену из дикого камня. Дверь напоминала вход в подвальное бомбоубежище на моей прежней работе. Убежище, которое никогда не использовалось по прямому назначению. Справа от этой двери располагался внушительных размеров холодный камин. Огня в нем не было.

Все это выглядело совсем непохоже на то, что я ожидал. Почему-то я был убежден, что в доме колдуна наверняка встречу хрустальный шар, черного кота или грустную жабу с золотыми глазами, а по углам непременно растянута паутина с огромными мохнатыми пауками. И это вовсе не потому, что колдун не следит за чистотой своего жилища, просто пауки, черные коты, жабы и прочая симпатичная нечисть являются неотъемлемой частью колдовского антуража. К тому же жаба — символ мудрости, которая не дает человеку никакой прибыли, лишь напоминание о тщетности заблуждений в ценности личных достижений.

Мудрец приятно улыбнулся, провоцируя тем самым меня к началу беседы. Я не сдержал ответной улыбки и сказал:

— Скажу честно, — с некоторой натугой выговорил я, — к вам я попал не из этого мира, а очутился здесь… Даже не знаю, как выразиться… Главное, что я тут накрепко застрял, а пришел к вам в смутной надежде, что вы мне укажете, как вернуться домой. Говорят, никто кроме вас не поможет. Это правда?

Мудрец сел на какой-то стул, похожий на сельскую версию королевского трона, и сказал:

— Не знаю, это в какой-то степени зависит от тебя. Нам надо поговорить, а то я пока еще ничего не понимаю… Приходи завтра, в полдень. Сейчас заявится мой ученик, и совсем не обязательно, чтобы он увидел тебя здесь, а завтра его уже не будет в городе. И своих спутников приводи, не один же ты сюда добирался.

Я не помню, как прошли эти сутки.

Назавтра к полудню вся наша небольшая группка была уже в саду мудреца, или колдуна, если хотите. Не пришел только капитан Горс. Он сразу дал понять, что наши эренейские дела никаким краем его, капитана, не касаются. Хельгу с Хантером мудрец к себе не пропустил, но и уходить не позволил, велев дожидаться в саду, где у него обнаружилась очень приятная беседка. Чего именно следует ждать, он не пояснил, а мне приказал следовать за ним и приготовится к долгому разговору.

И вот уже часа два я беседовал с мудрецом. Мы сидели в той самой первой комнате, так похожей на кухню. Обстановка «кухни» совершенно не изменилась, только в камине теперь весело плясал огонь. Время от времени хозяин подбрасывал туда дрова. Я рассказал колдуну то, что мог и ответил на все вопросы. Что-то он явно не понял, но главное ухватил почти сразу. Тем не менее, я чувствовал себя довольно глупо: передо мной сидел человек мудрый, а я скверно подготовился к разговору с ним.

— …поэтому я и не верю в религиозные построения, — заканчивал я свою мысль.

— Дело не в религии, — задумчиво проговорил мудрец. — Религия — это как перила на лестнице жизни, опора для слабых. Однако можно подниматься и без перил. Люди, воспитанные на лжи, с детства привыкшие потреблять этот обман, просто одурачены точно так же, как были обмануты миллионы людей, искренне повторявших за лжецами, что Бог Света — добро, а Бог Тьмы — зло. Но такое вранье полезно, и для многих само это уже есть добро, как не парадоксально звучит. А всемогущее существо по сути своей должно быть действительно лишено всякого подобия человеческой души. Добро и Зло — выдумки, видимость, удобная форма. Что проку делать кому-то добро, если оно будет причиной зла в другом месте? В вечности человеческие слабости бессмысленны, а доброта не имеет ценности перед ненавистью. Добро и зло — фантазии людского воображения, удобная форма для оценки окружающей действительности, не более того.

— Да, я согласен с тем, что это относительные категории, и что для одного зло, то для другого добро, — кивнул я. — Но вот простой пример. Попадется кто-нибудь реально желающий вас погубить и спровоцирует других на это действие. И все, наступит полная амба для клиента. Единственный выход — ликвидировать этого кого-то, желающего вас убить. Для него это зло, а для вас — добро.

На некоторое время возникло безмолвие, только треск дров в камине да звуки пробиравшиеся из-за переделов дома разбавляли тишину и делали ее неполной.

— Клиент — это я что ли? — произнес мудрец, рассматривая пейзаж за своим окном. — Я не знаю, что такое «клиент» и кто такое «амба», но я понял твою мысль. Твой пример доказывает только несовершенство наших представлений о мире. Но сколь достоверно то, что испытывает человек? Что он может утверждать? Только то, что нечто воздействует на его чувства. То есть непременно должна наличествовать некая реальность за пределами сознания, влияющая на органы наших чувств. Но отвечает ли она изображению, которое видит человек своими глазами? Или чувствует другими органами? Возможности проверить это посредством ощущений — нет. Тот мир, что видит какой-нибудь наблюдатель — это лишь видимая реальность, мир явлений или результатов. Однако вне его всегда имеется реальность невидимая — мир причин, вызывающий к бытию то, что и наблюдает человек. В этом мире много миров. Эти миры невидимы для большинства потому, что у людей спят лучшие, высшие чувства, которыми можно воспринимать жизнь. Для большинства людей другие миры так же недосягаемы, как человеку, родившемуся слепцом, недоступен мир цвета. Хотя свет и разнообразные цвета окружают его, он не может их видеть, для него они непонятны по той простой причине, что ему недостает чувства зрения. Предметы осязать он может, они для него реальны. Но цвета вне его досягаемости. Людям сравнительно давно стало ясно: видимый мир так же похож на реально существующий, как рисунок сыра из учебника для чтения на ломоть настоящего сыра. Но эти знания не для всех, ими должны владеть избранные. Иначе возникнет хаос.

— Не такое уж и откровение, если честно, — разочарованно сказал я, своему собеседнику. Наличие виртуальной реальности в моем мире давно уже превратило подобные идеи в банальщину. — Почти каждому думающему человеку подобные знания приходят неожиданно и вдруг. Еще в молодости.

— Но возможности управления этими знаниями и применение их на практике доступно не всем, согласись, — продолжил мудрец. — Есть настоящее устройство мира, и есть наше знание о нем. Знание, кстати, очень несовершенное. Но этот запас сведений может быть расширен и улучшен. Вот этим, собственно, я и занимаюсь по мере своих скромных сил и возможностей. Моя задача заключалась в том, чтобы научиться изменять реальность так, чтобы получить доступ на ее более высокий уровень. Или на ее изнанку, если хочешь.

С этими словами мой собеседник встал и подошел к камину, что-то там сделал, и встал между ним и железной дверью.

— Подойди ко мне, — сказал он тоном, напоминающим приказ.

Я подошел. В результате мы оба оказались около закрытой железной двери, очень похожей на вход в бомбоубежище. А за окном начинался летний вечер. Солнце стремилось спрятаться за верхушки прибрежных гор, жара спадала, а из самого окна дул легкий сквознячок. Тени сделались длинными и темными, а солнечный свет стал густым и тягучим, словно свежий мед моего мира. Было отчетливо слышно, как шелестят деревья, где-то далеко лает собака, и ветер заунывно шумит в каминной трубе.

— Очень-очень давно эту дорогу проложил король Атанарих, — сказал мудрец, приложив свою руку к железной двери. — А может, и не проложил, а просто нашел, неизвестно. Этим же путем он увел своих людей, спасая от врагов и неизбежной гибели или порабощения. Вместе с ними ушли те легионеры, что перешли на сторону короля. Люди уходили навсегда — со скарбом, с домашними животными, со всем, что могли взять с собой, увести и унести. Но дорога так и не закрылась, только сжалась. Чтобы не допустить сюда врагов, король запечатал за собой вход, ушел как можно дальше и там основал свою столицу. Но путь закрыт только в один конец. Почему король поступил именно так — неизвестно, вероятно просто так вышло. А может, и нет, сейчас уже не узнать. Потом сделали дверь, и вот уже полторы тысячи лет мы охраняем ее. Главное то, что отсюда уйти можно, а сюда попасть — нет. Но потом что-то случилось, и иногда, очень редко у нас стали появляться чужие. Появлялись они нечасто и их отправляли назад. Или убивали, это уж как получалось. Но недавно чужие хлынули потоком, толпой. Вы каким-то образом открыли новую дорогу сюда, и теперь с твоих слов я знаю, как это было проделано. Мне не все до конца понятно из твоего рассказа, но главное я уяснил. А тебе сейчас сюда. Вот он, этот твой путь. Вернее — вход в него с нашей стороны.

— За этой дверью… — начал я, но мудрец не дал мне продолжить мысль, которой на самом деле не было.

— Тебе сюда, — повторил старик и с явным усилием распахнул тяжелую створку перед моим носом. Там оказался небольшой чулан больше всего смахивавший на каменный мешок, в который на моей родине некогда сажали приговоренных к смерти зеков. — Подумай. Ты действительно хочешь покинуть наш мир? Он уже почти принял тебя.

— Действительно, — сказал я, посмотрев в удивительно ясные глаза старика. — Я хочу домой.

— Хорошо. Ты не красна девица, уговаривать тебя не стану. Но я должен оставить тебе возможность вернуться, поскольку тот, прежний твой путь, отныне для тебя заказан.

— Только для меня?

— Пока — да, а потом и для всех. Слишком много беспокойства вы, пришельцы, приносите в наш мир. Это разрушает нашу землю.

— Вашу землю разрушают распри, бездарность и воровство центральных властей, развал государства, — горько сказал я. Мне понравился этот мир, и я уже успел полюбить его. — Вот если бы был жив законный король… по-моему он был неплохим монархом, пока его не убили. Он бы навел порядок, и народ бы за ним пошел.

— Король жив. Никто его не убил.

— Что? — не понял я. — Что вы сказали?

— Я сказал, что король жив, — как-то буднично и тихо сказал мудрец. — Когда начала назревать смута, и стало неясно, кто враг, а кто друг, и на кого можно опереться, король подстроил свою смерть и скрылся в замке у нашего герцога. Они всегда были хорошими друзьями, и король ему полностью доверяет. Время от времени герцог приезжал в Риан и сам на месте выяснял, что да как. Беседовал с людьми, узнавал настроения. Герцог делал вид, что сам претендует на королевский престол. Это было всем понятно и поэтому некоторые его вопросы ни у кого не вызывали особого удивления. Теперь дело близится к завершению, и скоро король вернется.

— Так вся эта заваруха что, просто так что ли? Для смеху? Да и сам герцог сильно рискует, когда исполняет эту роль. А Столичный Капитул вон собирается отменить королевскую власть. Если уже не отменил.

— Ничего у них не выйдет, сторонники монархии не допустят. А герцог знает, на что идет. Да и кто мы такие, чтобы обсуждать приказы короля? Тебе пора. Давай руку…

Недолго думая, я протянул ладонь. Но мудрец перехватил мое запястье, задрал рукав, быстро выхватил что-то из пылающего камина и приложил к моему плечу. Сумасшедшая боль пронзила меня до самого мозга.

— А-а-а-а-а-а-а! — дико заорал я от неожиданности. — Больно же, вы что, с ума сошли?

Колдун продолжал держать мою руку крепко, как тисками.

— Это знак короля Атанариха. Теперь ты сможешь вернуться назад, если захочешь, конечно.

Только тогда я заметил, что за инструмент взял из огня старик. Приспособление было похоже на тавро, каким марахавщики помечали своих вьючных животных.

— А что надо сделать, если захочу? — спросил я, рассматривая свежий ожог в форме вычурного символа, похожего на притаившегося паука. Где-то я уже видел такой знак, только вот где?

— Надо очень сильно захотеть, — сказал мудрец, — А потом приложить этот знак к середине своего лба.

— Это как это? Приложить? Я же не дотянусь. Надо быть акробатом, чтобы… так и шею сломать недолго.

— Дотянешься, если очень захочешь, — старик неопределенно махнул рукой. — А теперь ступай.

«А вдруг он меня сейчас тут запрет, и я просто подохну от недостатка кислорода?» — мелькнула паническая мысль.

— Погодите, — встрепенулся я, — а можно мне попрощаться с Хельгой?

— Время у тебя пока есть, — кивнул мудрец, — говорите. Но времени мало, и как только я скажу, сразу же иди. Но я бы тебе не советовал…

Он отошел куда-то в сторону, а ко мне подошла Хельга. Вид у девушки был совсем не такой, как я привык. В лице просматривалась жесткость и упрямство, а казавшиеся ярко-синими глаза глядели настороженно и зло. О чем они там говорили с Хантером, интересно?

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — просил я. — Больше мы не увидимся.

— Наверное, все-таки хочу. Ты должен знать про бургомистра: это я убила его.

— Я уже понял, — как можно безразличнее произнес я. — Не такая уж сложная задачка, если подумать.

— Да? И давно ты догадался? — резко спросила она, и ее глаза сердито заблестели.

— Почти с самого начала, еще в доме твоего деда.

— Но почему ты не сдал меня стражникам? — упавшим голосом спросила она. — Или полицейским?

— Не хотел, ты мне нравилась, — чуть было не усмехнулся я. — И я думал, что ты влюблена в меня.

— Еще чего не хватало! — фыркнула девушка. — У меня жених есть.

— А как же это все… — растерянно пробормотал я. — Мне казалось, что тебе хорошо со мной.

— То, что было с нами в пустыне и еще потом, и после… Просто мне тогда было очень плохо, тяжело и одиноко, мне хотелось отвлечься, вот и попросила тебя. Это конечно нарушение профессионального кодекса, но не слишком тяжкое. А вообще, я стремилась как можно быстрее отправить тебя в твой мир, чтобы ты не выяснил правды.

— Но чего ради? — немного повысив голос, воскликнул я. Меня тогда это действительно заинтересовало.

— Вдруг ты бы увлекся кем-нибудь из местных женщин и остался тут? А так, раз ты сбежал, то все и будут думать, что ты и есть убийца, — натянуто улыбнувшись, произнесла она. — Это устраивало всех. Сначала то был заговор Столичного Капитула, а уж потом туда подключилась Инквизиция. Должность повелителя Королевства отменили бы, мой дед ушел бы, наконец, в отставку и получил бы пенсионные, а я думала, что выйду замуж за своего жениха. Кстати бургомистр тоже всем давно надоел, поэтому в качестве жертвы и выбрали именно его. Капитул же нанял моего однокашника. Он потом наскоро сколотил шайку бандитов и напал на нас в пустыне. Собственно, у него тогда не было иного выбора.

Из-за свалившихся новых сведений я никак не мог разобраться в собственных мыслях.

— А этот твой коллега, — путаясь в словах, сказал я, — которого мы убили в пустыне. Как он вообще узнал? Когда мы пойдем, куда и с кем?

— Я же тебе говорила, это дедушка рассказал… под пытками. Мы же тогда вместе с ним разрабатывали маршрут. А узнать какой из караванов наш, и по какому пути он отправился из Эсхира в Элхасс, не представляло особого труда.

— А ну, да, конечно… и что теперь? — спросил я.

— Что теперь? — Хельга притворилась непонимающей. Или правда не поняла.

— А теперь твои планы отменились?

— Нет, только немного изменились, а в остальном все по-прежнему. Жених меня ждет.

— Как это мило и романтично! Ты же могла просто меня придушить. Так было бы проще. Нет?

— Нет, все-таки сложнее. Во-первых, это стало бы чрезвычайно серьезным нарушением профессионального кодекса. Я же твой телохранитель, забыл? Рано или поздно истина все равно бы обнаружилась, а так я честна и перед собой, и перед тобой, и перед цехом. К тому же я всегда хотела совершить путешествие в Эреней, а тут такой случай.

— А твой жених, он кто? — зачем-то спросил я, ведь мне это тогда было совершенно безразлично.

— Ты его знаешь, — как-то вяло ответила она. — Это Винитарий, он стражник во дворце. Вы как-то тренировались на мечах. Ему стоило большого труда притвориться неумехой. Мы очень любим друг друга, но у него служба, и пока не закончится срок контракта, он не имеет права жениться. А так Дворцовую Стражу распустят, и я выйду за него замуж. А ему уже обещали хорошее место в Столичной Полиции.

— Но зачем ему было притворяться, что он не владеет мечом?! — я ничего не понимал.

— Чтобы тебя взялся обучать сам Начальник Стражи. Это всем сразу стало известно, и никто потом не удивился, что бедного глупого бургомистра проткнули твоим мечом на твоей же постели. Все указывало на тебя. Все подумали, что ты застал бургомистра с госпожой, твоей женой, и в припадке ревности проткнул своего обидчика.

— А у нее спросить не пробовали? — лукаво улыбнулся я.

— Представь — пробовали. Но она все отрицала. Этому, правда, все равно никто не поверил. Все же знают любвеобильность и невоздержанность госпожи.

— Вот как… — пробормотал я, хоть на другой ответ и не рассчитывал. — Я и не знал, что моя… твоя госпожа такая… Но как вы заманили этого толстяка на мою кровать?

— Ну, это оказалось проще всего, — заверила меня Хельга. — Как-то вечером я выбрала подходящий момент, ярко накрасилась, переоделась продажной девкой, а потом пристала к бургомистру, когда он прогуливался. Он меня даже не узнал. Он же часто видел меня в сопровождении госпожи, а тут не узнал. Сначала он хотел меня прогнать, позвал охрану, но я сказала, что обслуживаю самого повелителя Королевства, и бургомистр не пожалеет, что потратил деньги на меня. Бургомистр мне не поверил. Тогда я предложила встретиться во Дворце, и переспать с ним на твоей кровати, когда ты будешь в отлучке. Вот тут он сразу же согласился. Он же был болезненно тщеславен, и то, что сможет обладать девушкой самого повелителя, да еще и на его постели, щекотало ему воображение. Ключи от дверей я незаметно взяла у деда, и провела бургомистра в твои покои. Я вела его по тайной лестнице, шла впереди, а он хватал меня сзади своими противными руками. Приходилось терпеть! Ты бы видел, как этот толстяк разлегся на твоей кровати! А я сразу схватила со стены меч и проткнула этого жирного ублюдка. Но он не сразу умер. Меч уже пронзил его насквозь, проткнул кровать и уперся в пол, а приколотый к кровати бургомистр задергал ногами, ухватился руками за меч, посмотрел на меня и заорал. Как он закричал! Потом изо рта у него хлынула кровь, он забулькал ею, захлебнулся, дернулся и умер. Я теперь до самой своей смерти не забуду этот взгляд… и этот крик…

— Хоть что-то… — сокрушенно пробормотал я. — Но как ты ушла? Ведь почти сразу к дверям бросились люди.

— За гобеленом есть дверка, спрятанная в стене, и через нее можно приходить и уходить незаметно. Для твоих предшественников таким путем обычно приводили девок с улицы. Им завязывали глаза, и за руку вели через этот ход, а потом так же уводили, поэтому девушки часто даже не подозревали, кого обслуживают. Ключи от тайного хода давно не использовались, но всегда хранились у деда, а поскольку ты не проявлял интереса к городским гетерам, то тебе так и не рассказали о заманчивых возможностях под самым носом. Вот этим-то путем я потом и ушла, а ключи незаметно вернула на место. Дед был почему-то твердо убежден, что у тебя имеются копии этих ключей. Кстати, дедушка сразу понял про тайный ход, и догадался, как все было проделано, он только не додумался, что виновата я. Ему такое даже в голову не пришло. Он подозревал сначала Винитария, а потом твою жену, госпожу Вульфилу.

— Не было у меня никаких ключей. Я и про дверь-то за гобеленом понятия не имел. А Ольгерд… раз он подозревал Вульфилу, то почему мне-то ничего не сказал?

— Это я его убедила. Наплела, что ты очень любишь госпожу, и тебе будет лучше просто вернуться в свой мир, не зная всей правды. Еще я сказала, что сначала бургомистр вел себя очень галантно, но потом набросился на госпожу, и хотел силой овладеть ею, вот она и убила его, защищая свою честь и обороняясь. Звучало очень красиво. В то, что ты так страстно влюблен в госпожу поверить было несложно — звуки ваших совместных занятий прекрасно слышались из-за двери, и весь Дворец знал, как вы там развлекаетесь…

— Все, твое время уже вышло, — сказал мне подошедший мудрец, — А теперь иди. Иди на звук.

— Куда здесь идти-то? Какой звук? — не понял я.

— Прислушайся, и услышишь отдаленный звон. Шаг вперед сделать не так просто, но если сделаешь, у тебя откроются глаза, — туманно пояснил мудрец. — Тебе туда. Удачной дороги.

Он аккуратно, но достаточно настойчиво втолкнул меня в тесный чулан, и я даже вякнуть не успел, как он сразу же плотно закрыл за мной дверь. Со всех сторон меня тут же обступила тьма. В первый момент показалось, что не только тьма, но и тишина, потому что все внешние звуки сразу же исчезли. Ни отдаленного собачьего лая, ни шелеста деревьев, ни шума ветра в каминной трубе. Но, вслушавшись, я отчетливо распознал отдаленный звон, напоминавший колокольную какофонию. Ощупывание руками пространства вокруг показало, что рядом со мной нет ни стен, ни двери сзади, вообще ничего нет.

Недолго думая, я пошел вперед, по направлению к звуку. Сначала я зачем-то считал шаги, но после первой же сотни сбился и бросил это занятие. Я шел вперед, не зная, сколько уже прошагал, и как долго еще мне предстоит идти. Путь был легким и гладким, а звук впереди постепенно усиливался, не давая мне сбиться с дороги и потерять направление. Чем дольше я шел, тем громче и отчетливее становился звон. А я все шел, шел и шел, и скоро мне стало совершенно безразлично, где я и куда иду…

 

18. Природа реальности

…яркий свет заставил меня открыть веки.

Все было как в тумане, я уже не помнил ни кто я, ни где нахожусь. В голове раздавался жуткий звон, очевидно вызванный к жизни нетрезвыми служителями какого-нибудь варварского религиозного культа, дорвавшимися, наконец, до колокольной звонницы. Я огляделся вокруг и сразу заметил, что на соседней койке лежит Хельга, и, улыбаясь, пристально меня разглядывает… Я не поверил себе и крепко зажмурился, а когда снова открыл глаза, то девушки уже не было, а на ее месте оказалась седенькая старушка, которая свирепо прошепелявила беззубым ртом:

— Ну? И чего вылупилшя? Вернулшя, так шкажи шпашибо!

Я не сразу узнал в этой сердитой бабке ту самую пожилую даму, что не так давно уступал место в метро… Не так давно? А когда? Судя по всему, я очнулся в палате интенсивной терапии. Ко мне оказались подключены всякие катетеры и провода, еще отовсюду слышались всевозможные малоприятные звуки, а невдалеке попискивал какой-то прибор. Через нос в глотку у меня проходила какая-то трубка. Видимо, меня неслабо глючило от разных вливаний, раз я перепутал старуху с молодой красавицей. Надо попросить, чтобы мне снизили дозу демерола или чего там еще полезного прописали врачи?

С этого момента лавиной начали возвращаться воспоминания и представления о том, где я, кто я, и в каких местах обретался раньше.

Минут десять я пытался свыкнуться с новым для себя положением. Может и не десять, а дольше, не знаю, чувство времени тогда играло со мной в странные игры. Наконец сквозь туман в глазах ко мне подошла красивая молодая женщина в зеленом халате с короткими рукавами:

— С возвращением! — сказала женщина с легким прибалтийским акцентом. — Это просто чудо, что вы пришли в себя, мы уж и не надеялись. А вот водителя того бензовоза так и не смогли найти.

Я хотел спросить: «что еще за водитель?», но услышал только что-то среднее между шипением и хрипом.

— Повремените пока, вы еще не можете говорить, — улыбаясь, сказала обладательница зеленого халата. — Я догадываюсь, о чем вы хотите меня спросить. Не могу сказать, что все уже ясно, но водителю, что вас вез, повезло намного меньше, чем вам. На вас же нет никаких опасных повреждений, только неопасный ожог на плече. Однако вы впали в кому, и находились в ней почти месяц. У вас была раньше травма черепа? Это почти чудо, что вы пришли в себя! Такое случается, но далеко не всегда, поверьте моему опыту.

«Что за бензовоз? Какой водитель? — лихорадочно соображал я. — Они считают, что я был в коме? А как правильно она говорит! Хоть в учебник родной речи вставляй!»

Я что, потерял память? И вообще — кто я такой?

Утратившие память делались героями книг. О потерявших память уже снимались многочисленные фильмы и не менее многочисленные сериалы. Это великолепная затравка для читателя или зрителя: каждому интересно, что за прошлое было у человека, и отчего он вдруг лишился своих воспоминаний. Слава богам я своей памяти не лишился. Вернее не мог припомнить только некоторые моменты. Я многое помню и откуда-то знаю, следовательно память не потерял.

Потом я узнал, что эту женщину звали Марта Витольдовна, и она была моим лечащим врачом, пока я валялся в реанимации. Как тут же выяснилось, в этой палате я лежал пристегнутым к койке, на манер буйного душевнобольного. Во все места у меня были вставлены катетеры, а около правой ключицы оказался вшит разъем для подключения всяких полезных трубок и капельниц. Еще за время моего нахождения здесь, я оброс качественной бородой, по-видимому, никто не собирался брить меня в коматозном состоянии.

Время тянулось неприлично медленно. Но при всем однообразии дней там, любопытные моменты откладывались в голове, но, заранее зная насколько все это неинтересно, пропадало всякое желание объяснять, рассказывать, делиться. А потом постепенно все забывалось. При моей природной молчаливости это тоже начинало быстро надоедать, даже забывание.

Наконец меня отключили от стационарного оборудования и перевели в обычную палату. Мускулатура заметно ослабла, я еле-еле передвигался и мгновенно уставал. Говорил я тоже очень плохо, язык отвратительно слушался, после вставленной трубки болело горло, а общее ощущение напоминало состояние скверного похмелья. Врач прописал физиотерапию, лечебную физкультуру, разные вливания и какие-то таблетки. Это был уже другой доктор — лысый мордастый флегматичный крепыш с сильными, как у мясника, руками и безразличными интонациями в голосе.

Меня вел сам заведующий отделением.

Сменился не только врач, после перевода поменялось вообще все. Здесь уже не было страшных приборов, неприятных ритмичных звуков и сердитых больных старух. Здесь лежало еще двое больных дядек. Мужики все время разговаривали о футболе, о каких-то мифических бабах якобы бывших у них в употреблении, смотрели боевики по видеоплееру, тайком пили водку и ходили курить в уборную. Звали обоих как по заказу — Николай Петрович и Андрей Петрович. Обоим Петровичам было где-то между сорока и пятьюдесятью. Вечерами их посещали жены — толстые и некрасивые.

Ко мне не приходил никто. Более того, если я изыскивал возможность позвонить своей жене, номера не отзывались. Ни городской, ни мобильный. Я даже написал несколько писем, но никаких ответов не получил.

Интересно, а кто оплачивает мое нахождение здесь?

Больница — это от слова «боль». Не помню, вернее не знаю, кто и когда сформулировал сей афоризм, но тут действительно все пропитано болью. И запах соответствующий. Откровенно говоря, любая больница — это тюрьма для активного человека, и вся немощь, с которой тут сталкиваются, конечно же, давит на психику… Вернее — на ее остатки. Любая больница — это скопление больных людей и нездоровое место. Это очень тяжело для активного человека. А если полежать тут полгода? То прямая дорога в психушку. Контингент здесь тоже соответствующий, ибо нормальные люди предпочитают при первой же возможности сорваться и свалить домой. Внешне все тут спокойные, передвигаться стараются как можно медленнее, не делая лишних движений, экономят энергию, разговаривают в полголоса, еле открывая рты. Как зомби, только мирные. Персонал там тоже весьма многообразный — есть очень славные спокойные люди, а есть откровенно хамоватые субъекты.

Если смотреть в окно, то видно как там кипит жизнь. Человек готов отдать все, лишь бы снова вернуться туда. Вернуться в этот безумный город, вернуться в эту бесконечную круговерть безостановочного и беспрерывного движения. Самому контролировать свою жизнь, решать, что и как делать, где и с кем поддерживать знакомство.

Наше отделение занимало самый верхний этаж крыла больничного здания. Выше располагался только чердак, или технический этаж, как его все называли. Входы туда крепко закрыты железными дверями, а ближние подступы загораживали стальные решетки. Но между верхней ступенькой каждой лестницы и соответствующей решеткой оставался доступным кусочек пола шириной примерно метра полтора и диной метра два. Эти участки носили местные названия — «Правая Плешка» и «Левая Плешка», в зависимости от лестницы, которую они завершали.

У некоторых мужиков, особенно у тех, кто «полегче» и помоложе, имелись подруги из женской части нашего отделения. Когда оставался только дежурный медперсонал, наиболее здоровое население из числа пациентов по очереди путешествовало на ту или иную «Плешку». Здесь, на специально приносимом для этой цели больничном одеяле, занимались сексом. Кто как умел, и кто как мог.

В других отделениях больницы дела обстояли тоже не лучшим образом, но на какие «плешки» ходили тамошние постояльцы, для меня так и осталось невыясненным.

Днем, чтобы не торчать в палате, я обычно сидел в холле, пока там не работал телевизор. В отделении обнаружилась небольшая библиотечка, состоящая, как я понял, из забытых и пожертвованных пациентами книг. Кроме обязательных дамских романов, дежурной фантастики, стандартных боевиков и парочки неплохих детективов там оказались довольно-таки неожиданные вещи. Так я нашел, неведомо какими путями оказавшиеся в этой юдоли скорби, томик Карлоса Кастанеды и прижизненное издание «Лолиты» Набокова на английском языке.

Как-то после обеда, когда я сидел в холле и читал «Сказки о силе», ко мне подсел некто в сером больничном халате. Это оказалась крепенькая широкоплечая блондиночка — девушка-Лиля, которая перепробовала, по-моему, все более-менее приличное мужское население нашей больницы. От чего она там лечилась — я тогда понятия не имел. По-моему никого здоровее, я еще не встречал в своей жизни.

— Привет! Что читаем? — сказала она, придав голосу вопросительную интонацию. У нее было милое симпатичное лицо и приятный с легкой хрипотцой голос.

— Привет. Кастанеду, — как можно естественнее ответил я, показав обложку. — Не увлекаешься?

— Я читала, — охотно поддержала тему Лиля. — Странно это звучит: увлекаться Кастанедой! Он же просто рассказывает о своем пути в жизни, его истории позволяют обычному обывателю задуматься о природе реальности, а при использовании базовых техник открыть для себя совершенно новые аспекты восприятия. Главное не помешаться на его книгах. И так вокруг него когда-то было очень много шума, и даже по сей день пытаются накопать на эту тему чего-нибудь нового, но, по-моему, без всякого толку. Для меня он просто отличный парень, вот и все.

Несмотря на устоявшееся мнение на природу блондинок, она оказалась поразительно начитанной и умной. С ней было действительно интересно разговаривать. Но в тот момент я только и мог, что смотреть на ее эффектную грудь, частично видимую в расщелившемся халате.

— Пойдем на Плешку? — просто и естественно спросила она потом. — А то сидишь тут один, скучаешь… Там и поговорим.

Но поговорить нам так и не удалось. Ни о литературе, ни о природе реальности. А вот открыть новые аспекты восприятия вполне получилось.

Когда я, совершенно измотанный, приполз потом в свою палату, оба Петровича, похоже, уже были в курсе обстоятельств моего отсутствия. Нет, никто меня не искал и не спрашивал, процедур и уколов в этот час не было. Но по заинтересованным взглядам Петровичей и по их странной молчаливости, можно было догадаться о причине. Я ничего не сказал, лег на свое место и уткнулся в Кастанеду. Наконец Николай Петрович не выдержал:

— Знаешь, с чем она тут лежит? — спросил он.

— Кто? — как можно нейтральнее переспросил я. Хотя все и так было понятно.

— С тем же, что и ты, — продолжил Петрович. — Ее привезли в коме, только лежала она без сознания всего день. А как пришла в себя, так на мужиков начала кидаться. Говорят, что даже и на баб. Утром и вечером у нее «сеанс». Про ночь не знаю, но думаю, что тоже не тоскует. Хотя у нее вполне качественный муж есть, каждый день к ней приходит, гостинцы приносит. В отдельную палату ее перевели. Ты там поаккуратнее с ней, мало ли с кем она до тебя… Или резинки что ли прикупи внизу. В вестибюле аптечный киоск есть…

С Лилей мы встречались еще несколько раз, хотя слова Петровича я запомнил.

Но обошлось.

Вообще-то больничная жизнь не балует особым разнообразием.

Меня еще долго водили на процедуры, делали уколы, и ко дню выписки я был относительно свеж, и практически здоров. Больше всего меня тогда радовало, что я навсегда расстанусь со своими соседями по палате. Эта больница, эти Петровичи со своими разговорами меня достали уже сверх всякой меры.

— Зайдите ко мне после обхода, — сказал как-то утром мой врач. — Ваш выписной эпикриз почти готов. Я передам документы, и можете быть свободны. Свои вещи возьмете потом внизу из хранения.

Кабинет заведующего отделением — вообще-то закрытое для больных место. Сюда попадают только по личному приглашению врача, а он пригласит обязательно, но только при поступлении или перед выпиской. Однако своего поступления сюда я не помнил, и сильно сомневался, что меня приглашали куда-либо.

Когда я вошел в кабинет, врач что-то лихо набивал на компьютере.

— Присаживайтесь, я уже заканчиваю, — сказал доктор. К слову сказать, он был действительно доктор. Медицинских наук.

— Доктор, у меня один вопрос… — сказал я, когда врач прекратил свои манипуляции с клавиатурой, и молча посмотрел на меня.

— Один — это хорошо. Вас что-то беспокоит?

— Да… Я не знаю, как объяснить, но до того, как я очнулся в реанимации, со мной происходили разные странные вещи и удивительные события…

— Конечно странные! Вы столько времени пролежали без сознания! — рассеянно произнес хозяин кабинета.

— Это все так, но я был в каком-то другом мире, — уточнил я. — Я там жил, действовал, и много чего видел.

— Интересно. Рассказывайте, я вас внимательно слушаю, — вдруг оживился врач. От прежней незаинтересованности не осталось и следа.

— Вообще-то я специалист по программным разработкам и тружусь в фирме, производящей компьютерное программное обеспечение и его экспертизу. Все началось с того, что меня пригласил к себе начальник…

Я поведал все, что помнил, и как себе представлял, начиная с получения задания. Я умолчал лишь о тех вещах, о которых врачу знать было необязательно. Рассказ получился долгим. Иногда врач перебивал меня, уточняя некоторые моменты и отдельные детали, но в основном слушал внимательно и с интересом. Когда я закончил, он некоторое время молчал, а потом произнес:

— Да, любопытные у вас фантазии! Похоже, все это вторично — навеяно фэнтезийными романами, фильмами и компьютерными играми. Не увлекаетесь? А вообще — человеческое сознание — штука очень сложная, и о том, как все это работает там, в мозгу, мало что известно. До сих пор. На мой взгляд, ваша проблема имеет прямое родство с так называемым околосмертным переживанием. Весьма похоже. Вы не очень торопитесь? У меня сейчас как раз перерыв, и я введу вас в курс дела, а потом перейдем к вашему частному случаю. Думаю вам, как специалисту по компьютерам, мои соображения будут вполне понятны. Вообще-то нужно было дать ссылку на какую-нибудь новомодную статейку, но, к сожалению, все, что я тут скажу — сугубо личные соображения, к которым я пришел самостоятельно. Все мы обычно задавались вопросом о существовании души, бессмертия, жизни после жизни в том или ином качестве. Выполняется ли Закон Сохранения для человеческого сознания? Каково это — умереть? Какие ощущения я буду испытывать после смерти? Я усну вечным сном без сновидений или просто закончится «кино» перед глазами? Какого цвета пустота? Увижу ли я Бога?.. Конечно, спекуляций на эту тему — величайшее множество. Так вот, если попытаться отстраниться от существующих предрассудков, абстрагироваться от заложенной в каждом из нас программы мыслей о жизни и смерти, то результатом этого может послужить один единственный вывод: жизни после смерти не существует. По крайней мере, в том виде, в котором ее представляют разные религии. Это фикция! Фальшивка, придуманная нашим сознанием для того, чтобы нам всем жилось хорошо и беззаботно. Трудно себе представить общество, в котором каждый индивид на подсознательном уровне знает о собственной смертности. Где-то глубоко внутри почти каждый из нас надеется, что он будет жить вечно, что его сущность не перейдет в небытие никогда, ну или, по крайней мере, что где-то все равно будет существовать. Для этого, кстати, даже не надо особенно задумываться. Это видно по образу жизни, который мы ведем, по нашим поступкам. Но не буду отклоняться от темы. Одним из основных психофизических предсмертных процессов, в истине которого я позволил себе усомниться, является феномен «Около Смертного Переживания», сокращенно — ОСП. Все слышали о рассказах людей, которые, пережив клиническую смерть, испытывали визуальные образы тоннелей, умерших близких, разговаривали с неким светлым существом. Действительно ли они все это видят? Да, несомненно. Но имеют ли все эти видения какую-то материальную подоплеку или хотя бы духовную? Отчеты о подобных переживаниях весьма схожи, что заставляет задуматься о существовании единого механизма в организме человека, который приводится в действие именно в такие критические моменты. Быть может, с целью облегчить нашу смерть? На сегодняшний день известно, что нейрофизиологические процессы играют главную, если не единственную, роль в ОСП. Такое состояние можно искусственно инициировать различными методами: от повышения уровня углекислого газа, это называется гиперкарбия, до применения разных химических веществ и электрической стимуляции височной доли мозга и гиппокампа. Обычно ОСП подразумевает наличие одного или нескольких феноменов, которым современный человек склонен придавать некое сакральное значение.

Доктор сделал небольшую паузу и внимательно посмотрел на меня, будто ожидая вопросов. Их не последовало. Я молча ждал, когда, наконец, он закончит свое спонтанное выступление и перейдет к моему делу. У меня возникло неловкое чувство, что этот доклад предназначен вовсе не мне, а кому-то другому. Тогда почему тут сижу я?

— А теперь про феномен «вся жизнь перед глазами пролетела», — продолжил он свою лекцию. — Легкие заканчивают работать, сердце прекращает биться — мы перестаем дышать. И что? Начинается гипоксия — кислородное голодание мозга. Возникает состояние паники, биохимию процессов которой смысла расписывать не имеет, но все эти процессы приводят к особым, часто необратимым, изменениям в нейронах мозга. Кроме того, изменяется количество самых важных выделяемых гормонов. Серотонина, норадреналина, диметилтриптофана и еще много чего. На какое-то небольшое время активизируются те участки мозга, которые в привычной жизни «спят», вернее, функционируют иначе. Таким образом, мозг отчаянно пытается бороться за свою жизнь, задействуя все возможные средства. По моему скромному мнению, именно в этот момент, когда мозг активизирует те участки, в которых мы храним визуальные образы всей нашей жизни, мы и видим, как «вся жизнь пролетает перед глазами». Словно человек, который пытается найти на компьютере файл с антивирусом, запускает глобальный поиск по винчестеру и натыкается на старые фотки.

Мне стало как-то не по себе, даже мурашки побежали по коже.

— Удручающая аналогия, — сказал я.

— Какая уж есть, — продолжил врач. — Теперь про тоннель, ощущение полета, про свет и то, что там дальше. Думаете, что мы летим в чистилище, в ад или в рай? Или может на предварительное собеседование ко Всевышнему? Как бы не так! Есть у нас в головах замечательный орган под названием эпифиз, он же — шишковидная железа, он же — «третий глаз». Отбросив метафизическую и спиритуальную ауру, издавна покрывающую сей орган, отмечу, что это важная железа внутренней секреции и выделяет много всяких нужных полезных веществ. Среди них диметилтриптамин — ДМТ — структурный аналог серотонина, одного из важных нейромедиаторов головного мозга. Но, внимание! ДМТ — один из сильнейших галлюциногенов известных науке на сегодняшний день. Диметилтриптамин использует в качестве психоделика «продвинутая» молодежь, кайфующая от его сильнейших и ни с чем не сравнимых галлюцинаций. Существует гипотеза, что при ОСП эпифиз выбрасывает достаточно большое количество ДМТ, что в свою очередь ведет к коротким мощным видениям. Изучив отчеты психонавтов, балующихся с ДМТ, я нашел потрясающее сходство с отчетами об околосмертных переживаниях! Оба процесса проходят не более чем пять — десять минут, хотя человеку может показаться, что прошла вечность. Очень часто и там и там встречается упоминание о быстром перемещении по тоннелю, о контакте и разговорах с другими существами, ощущение выхода из тела. В целом, все сходится. Одинаковая природа этих явлений просто очевидна!

Некоторое время я потерянно молчал.

— Помните, был такой фильм-триллер — «Когда умирает мозг»? — спросил я.

— Что-то слышал про это кино, но сам не смотрел, — ответил врач.

— Просто вспомнилось после ваших слов. Страшновато, вообще-то, — вымолвил я. Мне вдруг захотелось говорить красиво и пафосно, вероятно от перенесенного потрясения. Иногда со мной такое бывает. — Лучше уж не думать на эту тему, а просто жить пока живется. Человеческому мозгу не дано этого понять, как не дано понять — конечна или бесконечна вселенная. Ведь известно, что если долго и трудно над этим размышлять, то можно и свихнуться на фиг. В итоге, что же мы получаем? Все, что нам внушало общество с ранних лет про Ад, Рай, Бога, Дьявола, тоннели, жизнь после смерти — все это дешевые галлюцинации? Плод наших собственных психических переживаний, нестандартной работы мозга, замысловатого галлюцинаторного механизма нашего собственного организма? И нет никакого бытия после смерти? Мы смотрим короткий фантастический ролик и все? Черный экран? Game over? Power off? Не хочется об этом думать, хочется просто верить.

— Верить или не верить — дело конечно ваше. Однозначно могу сказать только одно: находясь в коме, человек ничего не видит и не слышит. Нечем. Только в момент отключения и проявления сознания происходят галлюцинации и возникают различные малообъяснимые явления. А в бессознательном состоянии — тишина и мрак, больше ничего нет. Полная отключка.

— Но я-то видел! Я тоже не верю в жизнь после смерти. Но вот тогда вопрос: значит все-все-все экстрасенсы, спириты, медиумы и прочие колдуны — все-все — шарлатаны или сумасшедшие? Ведь они что-то чувствуют, с кем-то там связываются… Узнают такие подробности об умерших, о которых знать не могли в принципе! У живого организма есть чувства, подсознание, интуиция и прочее, а значит, есть люди, которые могут эти потоки улавливать и расшифровывать. Так что, все возможно. Наверно…

— Про колдунов и экстрасенсов — не знаю, не владею материалом. А все, о чем вы мне сейчас рассказали, вы наблюдали в интервале между сознанием и его отсутствием. Эти моменты могли показаться вам очень долгими. Промежуток тьмы выпал и не сохранился в памяти, поскольку мозг «отключался» и ничего фиксировать не мог. Несколько раз вы ненадолго «выплывали», буквально на несколько секунд, оборудование зафиксировало, но потом снова теряли сознание. Пока вы у нас лежали, и когда уже стало известно, кто вы, я навел некоторые справки. Так вот, последним вашим воспоминанием, должно быть то, как вы сели рядом с водителем в «Опель Инсигния» и поехали. Ладно, не будем зря тратить время. Теперь вы практически здоровы. Если что-то будет не так, или возникнут какие проблемы — звоните, вот моя визитка.

С этими словами он передал мне небольшой прямоугольничек тонкого картона со своим именем и координатами.

— Удачи!

Я забрал положенные мне бумаги, поднялся со стула, попрощался с врачом и отправился получать свое барахло. Что бы там мне ни говорили, но я абсолютно не помнил, какого черта мне понадобилось залезать в какой-то «Опель Инсигния»? Зачем я туда сел и когда?

Наверное, надо найти Лилю, поговорить напоследок и проститься с ней. Или не надо? Решив, что все-таки не надо, я отправился в камеру хранения для шмоток принадлежащих пациентам.

Одежда моя оказалась безнадежно испорчена, от былого фэшена не осталось никакого следа. Я взял куртку, и начал шарить по карманам. Там ничего не оказалось. Пусто. «Слава богу, хоть как-то одеться можно», — подумал я.

— А где остальные мои вещи? — спросил я, повернувшись к толстой тетке в белом халате, что охраняла одежду госпитализированных пациентов. — У меня был мобильник, транспортная карточка на год, ключи, деньги…

Тетка возмущенно захлопала глазами.

— Какие еще вещи, молодой человек? — недовольным голосом спросила она. — Когда вас привезли к нам, ничего больше не было, кроме того, что на вас надето! Если так настаиваете, я могу предъявить опись, которая составлялась в приемном покое! Ко мне не может быть никаких претензий!

Позже выяснилось, что в больницу я поступил вроде бы без всяких документов и вообще без каких-либо личных вещей. По больничным данным я проходил как «неизвестный», и только когда мне вернулась возможность нормально разговаривать в этом мире, стало понятно кто я такой. Не зная, что и думать, и не очень понимая, как теперь мне попасть домой, я переоделся, сдал больничный халат и вышел в вестибюль.

Как ни странно, но меня ждала Ольга. Она ощутимо похудела, а губы у нее дрожали.

Сначала она ничего не говорила, только плакала. Когда она смогла говорить, то сбивчиво стала что-то рассказывать:

— Нашелся… ну, слава богу, — всхлипывая, сказала моя жена. — Я тебя искала-искала… только сейчас узнала, что ты в этой больнице… находился в коме… мы вообще считали, что ты пропал! А я свой телефон потеряла… Дома нет никого… Только сегодня мне позвонил детектив, которого я наняла, все рассказал и назвал время выписки… только что приехала сюда… а я тебя искала-искала… — И Ольга опять заревела.

В этот момент она схватилась за мое плечо, вызвав тем самым чувствительную поверхностную боль. Уже потом, когда я пришел домой и задрал рукав, то увидел пунцовый ожог в форме мудреного знака, отдаленно напоминающего притаившегося паука. В принципе, я мог его получить и во время той аварии, когда якобы столкнулся с каким-то бензовозом. Ожог уже практически зажил, но еще болел…

 

19. Стелла и ее шеф

— Здравствуйте, шеф. — Весело сказала девушка, появляясь в дверях кабинета начальника.

— Слушай, Стелла, перестань называть меня «шеф», сколько раз уже просил, — вместо ответного приветствия сердито пробурчал шеф. — За глаза — можешь, а в моем присутствии — прекрати.

У Стеллы возникло легкое ощущение дежавю, но она отогнала неуместные сейчас мысли.

— Хорошо, шеф!

Борис Викторович болезненно поморщился, но промолчал.

— Вы просили, чтобы я к вам зашла? — продолжила девушка. — Я и так уже собиралась с докладом.

— Вот и хорошо, что собиралась. Что там у нас по делу, которым ты сейчас занимаешься?

— Вы о чем? У меня сейчас три дела на руках.

— По этому, как его… по твоему «Луи».

— А, ну там все нормалёк. С Луи сейчас все в порядке и потом тоже будет о’кей. Его завтра уже выписывают из клиники, поэтому надо будет позвонить нашему клиенту, Линде, и доложиться. Все случилось удивительно удачно — он практически не потерял память, и от всех проблем отделается, что называется, легким испугом.

— Лилька еще там? Следит за объектом?

— Следит шеф. По мере сил, — хихикнула Стелла.

— Пусть выписывается, хватит нам уже за нее платить, — хмуро сказал Борис Викторович.

— Она уже сама хочет чтобы поскорее ее выписали, там теперь делать вообще нечего. Ее хотели в отдельную палату перевести, даже перевели уже, но потом положили туда какого-то блатного и ее вернули опять к старухам. Книга, телевизор и бабки в палате, если что — она на побегушках, так как она сейчас там одна ходящая. Жесть короче. Но мы не платим за нее шеф, она на больничном, на муниципальной страховке. Официально.

— Это как так — не платим? — удивился начальник Стеллы. Последний раз, когда он сам обращался к врачу бесплатно, был так давно, что шеф уж и не помнил когда именно.

— Очень просто, — с истинно садистским наслаждением сказала Стелла, — сначала она действительно лечилась, а потом, когда уже поправилась, то очень приглянулась одному тамошнему врачу. Вот он и держит ее в отделении. Для себя. Каждый раз придумывает чего-нибудь, чтобы только продлить госпитализацию. Так что очень удачно все получилось. Значит, я могу отчитываться перед клиентом, или вы сами?

— Перед клиентом не надо, пусть она придет сюда. Мы пошлем ей счет. Я распоряжусь. А пока позвоню и скажу, пусть встречает. Когда выписка?

— Там обычно выписывают по утрам, после обхода, но до обеда. Это уже точно, я проверяла.

— Кстати, а почему не сообщили ей сразу, когда опознали ее мужа? — спросил шеф.

Действительно не сообщили. Стелла не могла объяснить шефу всех причин такой странности. Ну, в самом деле — их же наняли выяснить, что стоит за странным поведением и непонятными поступками человека. Потом, когда тот пропал, к контракту добавили дополнительное соглашение и стали искать. Поэтому согласно договору, сразу же после обнаружения пропавшего надо было оповестить клиента. И вот сейчас шеф требовал объяснений.

А было так.

Почти сразу же после больницы, как только Лилька опознала Луи, Стелла встретилась с Николаем Сергеевичем — незаметным среднестатистическим человеком, весьма смахивавшим на работника безопасности. Вернее — это он встретился со Стеллой.

— Здравствуйте Стелла, — тихо сказал безопасник, неожиданно подойдя к ней на улице.

— А, это вы… — расстроено ответила девушка. — Здравствуйте.

— Давайте поговорим? Вон свободная лавочка.

Они присели на аккуратно расстеленные на лавочке газеты. Город по-прежнему жил своей обычнейшей жизнью, и каждый его обитатель занимался своим делом. Девушки продавали свое тело, кто за наличные финансы, кто за обручальные кольца, кто за постоянную жилплощадь в Москве, а кто за возможность уехать в мир светлого капитализма. Кому-то били морду за некачественный товар, который бедняга продал не тому, кому следовало. Молодые парни, кто сидя на спинках лавочек, кто прямо так, пили пиво, медленно, но верно обрекали свою печень на жировое перерождение. На виду у всех парочка геев почти посередине тротуара обнималась и целовались взасос. Водители неслись по улицам, убежденные, что от ста граммов алкоголя не случится никакой беды. Чиновники, менты и врачи собирали взятки. Очередной серийный маньяк выискивал себе новую жертву. У преподавателей и студентов уже наступили каникулы, а приемные комиссии захлебывались от потоков сдавших единый госэкзамен отличников-абитуриентов.

— У меня будет просьба, — продолжал Николай Сергеевич, — сделайте так, чтобы вашего подопечного не нашла жена.

— Что, совсем?

— Нет, конечно. Надо потянуть до его выписки.

— А зачем? — с удивлением спросила девушка.

— Хороший вопрос. Поэтому придумайте что-нибудь.

— В смысле? Ничего не поняла.

— Поясняю. Я не могу вам объяснить причину своей просьбы. Пока не могу. Да вам это и не надо. Со своей стороны я организую дело так, чтобы из больницы информация не просочилась, и никто бы этого парня не нашел. Разве что случайно, но таких случайностей в наших силах не допускать. А вот ваша задача временно нейтрализовать своего клиента, сковать его инициативность. Создайте видимость активного поиска с вашей стороны. Короче вы меня поняли.

— А вдруг он сам позвонит, как только придет в себя? Или письмо отправит?

— Не позвонит и не отправит, технически это несложно устроить. А вот если он придет в себя, я свечку в храме поставлю, хоть и не верующий. Наши прежние договоренности остаются в силе — своему начальнику о нашем с вами знакомстве говорить не надо. Не будем его расстраивать.

— А если…

— А если он будет интересоваться, почему все так нелогично, то заранее отработайте для него какую-нибудь схему прикрытия своих действий. Придумайте там что-нибудь.

— Его… ну, моего подопечного, правда кто-то пытался убить? Или только так выглядело?

— Правда. Но теперь все уже улажено. Почти. Тем не менее, будем держать его пока в относительной изоляции.

— А кто?..

— Извините, на этом все. До свидания Стелла.

Николай Сергеевич, встал с лавочки, слегка кивнул и быстро ушел.

И вот сейчас «Луи» выписывался, шеф требовал объяснений, а Стелла пыталась оправдаться, почему так долго скрывала местонахождение своего подопечного.

— Кстати, а почему не сообщили ей сразу, когда опознали ее мужа? — вдруг спросил шеф, с интересом вглядываясь в усталое лицо Стеллы. — Или потом, когда он пришел в себя? Почему тянули до выписки? По твоему, между прочим, требованию!

— Было три причины. Во-первых, я очень опасалась за его жизнь. Те личности, что пытались ликвидировать его, могли это легко проделать в самой больнице. Вы же помните, водителя бензовоза так и не нашли? Не охрану же нам в больницу ставить. А так — я его практически изолировала, Линда ничего не знала и продолжала поиски, и любой человек мог убедится — жена ищет мужа, прилагает все усилия. Я же вам все объясняла, или забыла? Значит — старею. А во-вторых, долгое время было неясно, вдруг он опять в кому впадет. Мало ли. Врач находился в сомнении.

— А что, разве все это наше дело? По-моему нет. Нас это вообще не должно было касаться.

— Я полагала, что наше, — увещевательно говорила Стелла. — Я так считала правильным. Дело в том, что Линда уже практически похоронила своего Луи… А найти его и потом опять потерять — это уж чересчур. Вы так не думаете? Или вы хотите меня за это уволить?

— И не надейся! Уволить! Ишь чего захотела! Неважно, что я думаю. У нас тут не богадельня и не центр психотерапевтической помощи вообще-то. А в-третьих?

— А в-третьих, первоначально я долго сомневалась, что это он. Но похудел, зарос бородой, и на себя похож не был. Это Лилька его узнала, она же потом и подтвердила, что он и есть. Вытянула информацию.

— Последнее, то, что у тебя «в-третьих», выглядит просто неубедительно. И вообще ты делала массу ошибок, да и твоя старая гипотеза, что он работает наемным киллером, тоже ведь не подтвердилась…

— Я же сама и отвергла ту свою идею.

— Ладно, хватит об этом. Кто старое помянет… Я сам позвоню нашей заказчице… — пробормотал себе под нос шеф. — Надеюсь, она еще кредитоспособна. Вообще-то надо было тебя заставить отдуваться перед ней, но чего уж там… А ты пока готовь внутренний отчет по этому делу. Написать надо три-четыре страницы, не больше. И документы не забудь — чеки, накладные и прочую макулатуру.

— Еще одно, шеф. Я бы хотела некоторое время еще немного проследить за Луи. Так, слегка.

— Это еще зачем? Дело же почти завершено!

— Понимаете, шеф, он очень странная личность, и рано или поздно опять попадет в какую-нибудь передрягу. А тут и мы со своими услугами, да и со всей информацией заодно.

— Ну, не знаю… За свой счет, в свободное время — пожалуйста, разве я могу это запретить?

* * *

Минуло несколько месяцев. Стелла по-прежнему работала в той же фирме. Как и раньше, время от времени собиралась оттуда уходить. Как и прежде, никуда пока не уходила.

Сегодняшний день не отличался от предыдущего.

Обычная рутина.

А вечером Стелла нацепила себе белобрысый парик, накрасилась и облачилась в армейский камуфляж. Новый прикид ей решительно не нравился, зато она казалась в нем совершенно неузнаваемой.

— Ну, что, пойдем? — сказала она своему спутнику. Тот молча кивнул, и они направились в кафе «Златоглазка».

 

20. Ночной город

— Ожог уже практически зажил, — продолжал тем временем Алекс, — но еще болел от нажатия. Честно говоря, я до сих пор жду и немного надеюсь, что кто-нибудь из моих знакомых окажетсяоттуда. У меня осталось нечто вроде психоза на эту тему. И еще одно — я теперь плохо переношу компьютер, а всякие виртуальные штучки, трехмерный интерактив например — просто не выдерживаю. Начинается мозговая тошнота, почти рвота, а потом дикая мигрень.

Алекс сделал паузу, повернул голову, и задумчиво посмотрел в сторону барной стойки. Там, на высоком табурете расположилась вульгарная светловолосая девица. Она склонила голову к плечу какого-то парня так, будто что-то нашептывала тому на ухо. Парню все было фиолетово — он просто пил. На девушке плотно сидели брючки армейского покроя с большими карманами на заднице и камуфляжная майка в обтяжку. Иногда она поднимала голову и осматривала зал. Черты ее лица были настолько стандартны, что казались неясными и стертыми, зато спортивная фигурка выглядела эффектно.

— Ну а чуть позже, не на что, особенно не рассчитывая, я отправил короткое электронное письмо по адресу, который тогда передал мне Хантер. Все как положено, с ключевыми словами и номером счета…

Мой приятель опять замолчал, и задумчиво уставился куда-то в стену позади меня. Видимо эта привычка — долго и внимательно разглядывать невидимые для непосвященных картины — стала новым его приобретением. Раньше я такого за Алексом не замечала.

Слушая рассказ своего старого знакомого, я и не обратила внимания, как день давно закончился, вечер тоже, и наступила вполне полноценная ночь. Посетителей в кафе поубавилось, а стоявшая неподалеку официантка, нервно поглядывала на нас. Мы расплатились и покинули «Златоглазку». Уже на улице, я запрокинула голову и стала разглядывать проплывающие над городом толстые розоватые облака, выделяющиеся на черноте ночного неба. По прогнозам синоптиков, сегодня ночью в городе еще без осадков, а вот на востоке области возможны ливни и грозы. Облака казались похожими на огромные рыхлые льдины, плывущие во время ледохода. Иногда, в промежутках между ними, можно было разглядеть отдельные наиболее яркие звезды, навевавшие мысли о бренности всего сущего.

— …а потом, как-то вечером, — завершал свое повествование Алекс, — я проверил этот свой банковский счет и обнаружил на нем кругленькую сумму. В первый момент подумалось, что тут ошибка какого-нибудь нерадивого клерка, но позже, когда ничего не произошло, стал ждать. Все было тихо. Проценты капали, и я решил открыть этот вот бутик. Доходов он приносит немного, но до банкротства дело пока не доходит, и сейчас мне хватает на кусок хлеба с маслом.

— И с икоркой? — хитро спросила я.

— Бывает, что и с икоркой, — усмехнулся Алекс.

— А как ты поступаешь с наездами и рэкетом чиновников, плановыми проверками бандитов и прочими проблемами? С этим-то как быть?

— Очень просто. Ты видела, чем я торгую? Ну и вот. Я, кроме всего прочего, иногда поставляю кое-что для городских квартир, подарков и загородных резиденций одного очень непростого гражданина, а он, в качестве дружеской помощи, обеспечивает мне крышу. Так примерно. И защита у меня теперь как в Гохране.

Ночь вступила в свои права, и уличные фонари не могли побороть наступившую тьму. Ночью город выглядит таинственным и загадочным и хочется мечтать и расслабиться вместе с ним. Я вообще, ночь люблю больше, чем день. Это мое время суток. Днем как-то все буднично, светло слишком, пыль, грязь, толпы людей. А ночью — совсем другое дело. Тихо, спокойно, красиво. Огни, темные притихшие дома, ночная свежесть. Каменные джунгли в это время живут совсем иной жизнью, нежели днем. Проезжая часть перекопана, транспорт не ходит. По тротуару медленно передвигалась лошадь со всадником. А почему бы и нет? По теперешним временам лошадь — она и есть пешеход. Ближайший фонарь освещал грязь и лужу на асфальте, а на лавочке валялся очередной бомж-алкоголик. Все мы лишь плесень на говне. Венцы творения. Эта истина не мною открыта, но звучит прекрасно. Мечтаю о времени, когда души людей начнут пересаживать в искусственно созданные устройства.

— Подожди… — только сейчас до меня начало доходить. — Получается, что… Ты хочешь сказать, что какая-то колдунья в метро от великой обиды и по пьяной лавочке наложила на тебя страшное заклятие, поэтому ты и попал в переплет? Потом другая колдунья вспомнила о тебе, когда оказалась рядом в реанимации, и вытащила ненароком? А ты до сих пор поддерживаешь какой-то тайный канал с тем миром, причем тебе оттуда переправляют разные диковины по бартеру, типа изделий местных ремесленников, когтей и зубов динозавров? Так получается?

— Если в двух словах, то да, — кивнул Алекс, даже не попросив меня молчать обо всем услышанном.

Хотя — правильно сделал, что не попросил. Ну, расскажу я эту историю. Напишу даже. Все равно ведь никто не поверит, сочтут за плохо придуманную фантастику. Всё просто.

— Минуточку, но ведь физиками доказано, что путешествия в прошлое абсолютно невозможны! — блеснула я знаниями, почерпнутыми после сумбурного чтения научно-популярной литературы.

— Есть такое дело. В книге гениального Стивена Хокинга — «Кратчайшая история времени», упомянуто любопытное физическое положение, аккуратно названное автором «гипотезой о защите хронологии». Это утверждение о том, что законы физики налагают запрет на передачу информации в прошлое на макроуровне, то есть — макроскопическими объектами. На самом деле, эта теорема еще не доказана, но есть обстоятельства заставляющие думать, что она справедлива. Как показывают расчеты, при искажениях пространства-времени, необходимых для путешествий в прошлое, таким странствиям должны помешать некие туннельно-механические эффекты. Но в действительности, глубокой убежденности в этом пока нет, и тема о вероятности временных круизов пока открыта.

— Хокинга не читала. То есть получается что, категорический запрет, да? Изменить историю нельзя? И никаких вариантов? А как же…

— Почти запрет. Но есть такой фокус, называемый «альтернативной историей» или «другой линией реальности». Эта гипотеза заявляет, что у Вселенной не существует одной истории, единственной и неповторимой, а правильнее будет полагать, что у нее имеются все возможные истории, любая из которых располагает той или другой вероятностью. Вся прелесть в том, что, попав в такое «альтернативное» прошлое, мы никак не повлияем на наше настоящее, и никаких парадоксов в нашем мире, здесь и сейчас, не ожидается. А канал между нашими мирами, или «кротовая нора» как ее называют, может и далее оставаться незакрытой. Ее проще открыть, чем потом ликвидировать.

— Слушай, а каким образом ты оказался в больнице, если перешел в этот свой Вильфиер? Ведь согласно твоей логике в той фрилансерной квартире должно было валяться твое неодушевленное тело.

— Знаешь, это как говорится — хороший вопрос. До сих пор достоверные подробности неизвестны. Есть только гипотезы и почти что догадки. Я думаю, что было примерно так. Когда я перешел в Вильфиер, то тело осталось на месте, как и положено. Но я же говорил, что иногда, очень редко, тела почему-то начинали двигаться, и вести себя как роботы. Собственно это и насторожило создателей всей этой технологии. Ну, кроме всяких других проблем, конечно. Так вот, такие люди, как автоматы, выходили на улицу, терялись, попадали под машины… Шлем естественно оставался в том помещении, где был — он же к компьютеру кабелем прикреплялся, причем довольно крепко. А мне, наверное, просто повезло, и меня кто-то подобрал, и уже потом мы случайно попали в аварию. Или не случайно, а нарочно — сейчас уж и не разберешь. Возможно, за мной кто-то следил и хотел ликвидировать.

— А что стало с той бабкой? — спросила я.

— С какой бабкой? — удивился Алекс.

— Ну, как. С той, что помогла, или не помогла тебе вернуться? С той, что ты сразу увидел, когда оказался в палате.

— А… да. Знаешь, я тогда спросил об этом же у своего врача. Даже настоял, чтобы он выяснил, потому что он сразу ответить не смог. Но, несмотря на все мои старания, никому вспомнить о ней просто не удалось. Даже Марта Витольдовна, врач, которая работала в той самой палате, не могла мне ничего сказать. Складывалось впечатление, что никакой бабки там не было. Так получается, что это был мой персональный глюк.

— Знаешь, я все ждала, что потом окажется, что какая-нибудь из твоих подружек здесь, окажется этой Хельгой.

— Я тоже ждал. Напрасно, как видишь. Хотя для фэнтезийного романа было бы интересным ходом.

— Интересно… Но ты вообще-то уверен в том, что видел? А в том, что делаешь? Наша реальность не страдает от всего этого?

— Уверен, не пострадает. Да и с какой стати? Реальность существует только до той поры, покуда ты придаешь ей значение. И прошлое тоже. Его суть определяет твое отношение к нему, и не более. Такой пример. Вот ты поступаешь так, как считаешь нужным, но такой поступок видится безоговорочно правильным только тебе. Окружающие могут считать совсем по-другому. Ты полагаешь, что поступаешь справедливо, а кто-то уверен, что твое действие грязно, аморально и вообще не имеет права на существование. Так каков он на самом деле, этот твой поступок? Истина состоит в том, что единой для всех реальности просто не существует. Парадокс? Возможно. Но ведь я могу ошибаться. А если кто-то, какой-то народ ушел в прошлое и там поселился, то это уже не наше прошлое, и их мир вполне независим от нашего. У него свой путь и своя история, поэтому нам бессмысленно искать следы человека в триасовых отложениях. Кстати, говорят, что в Древнем Китае можно было запросто очутиться на эшафоте за извращение исторической истины, как ее понимали власти.

— Скоро, наверное, и у нас так будет за это искажение. Разве что без смертной казни, которую вроде как уже отменили. А как твои дела с той загадочной спецслужбой? Не боишься, что мне тут все рассказал?

— Они больше меня не беспокоили, — усмехнулся Алекс. — Наверное, прочитав мой отчет, решили, что я повредился разумом. А подписку о неразглашении я им не давал. Тогда какой с меня спрос? Да и вообще — что я тебе рассказал? Ничего. Я все придумал. Приврал, чтобы заинтриговать и интереснее выглядеть в твоих глазах.

— А кто тебе послал то письмо, со всякими дурацкими угрозами?

— После того, как я наябедничал Николайсергеичу, больше угроз не поступало. Думаю, они нашли этого умника и велели ему заткнуться. Насколько я знаю, его не забрали и не судили, значит, обошлось предупреждением. Вообще-то в той конторе умеют говорить убедительно…

Некоторое время Алекс помолчал, видимо о чем-то думал, а потом добавил:

— Но я все равно вычислил, кто это был.

— Кто?

— Не поверишь, мой непосредственный начальник, Леонид. Хотел меня тайно припугнуть, видите ли, чтобы я стал более податлив в работе и не болтал лишнего. В тайны поиграть захотел, будто ему собственных коммерческих тайн было недостаточно. А может, это он спьяну отчебучил, не знаю. Кстати, его уволили еще раньше, чем ушел я. Официально — за пьянство на рабочем месте. Но я-то догадываюсь, почему он на меня взъелся и стал делать всякие гадости. Уверен, практически. В свое время мы ладили сервер для некоего БДСМ-клуба, я был ответственным исполнителем, а Леонид курировал весь процесс. Мы даже ходили туда пару раз, в этот клуб, когда окончательную настройку проводили. Так вот Леонид столь сильно проникся тамошним духом, что стал регулярно этот клуб посещать. А я знал, естественно. Видел случайно, как какая-то девица в латексе хлестала плеткой по его голой заднице.

— Ну и что такого?

— Не знаю, может и ничего. Вероятно, его угнетало, что я в курсе его маленьких шалостей и при этом работаю вместе с ним.

— А кто пытался тебя убить? Ну, авария и прочие радости? Тоже начальник устроил?

— Нет, конечно. Это потом я случайно выяснил, уже позже. Те, кто тут, у нас, за Хантером охотились. Решили, что я много знаю наверно. Короче их потом безопасники вычислили и всех нейтрализовали как-то.

— И ты не о чем сейчас не жалеешь?

— Жалею, конечно, — мечтательно сказал Алекс. — Знаешь о чем?

— Подожди, сейчас попробую угадать. Ты не можешь себе простить, что так и не посетил ни один тамошний бордель? В том мире? Я угадала?

— Нет, — почему-то смутился Алекс. Наверное, я попала в точку. — Я потом сильно пожалел, что не остался там навсегда. Или хотя бы не изучил тот мир более основательно.

— А что с тем проектом? С этой вашей «Химерой»? — как ни в чем не бывало, решила уточнить я, поскольку мне захотелось во всем полной ясности. — Чем все закончилось?

Тут я чуть было не провалилась в открытый люк, вовремя остановилась, но зато громко выругалась на всю улицу. Из-под припаркованной прямо на тротуаре машины выскочила серая кошка и сразу же юркнула в подвальное окно ближайшего дома.

— Да ничем не закончилось, — кисло улыбнулся мой приятель. — Тут вообще вышла та еще история. Когда я выписался из больницы, то оказалось что по проекту уже не работаю. Как я потом выяснил окольными путями, сначала все совсем засекретили, потом пользователи вдруг почему-то потеряли всякую способность входить в тот мир. Инженеры из «Real Systems», да из самого проекта тоже, так ничего не поняли, не смогли решить проблему, поэтому дальнейшие разработки просто-напросто прекратили. Работы свернули, а у бета-тестеров забрали все оборудование. Деньги зажулили. Во всяком случае, это так выглядело со стороны. А вокруг всего, что связано с проектом, возвели «резиновую стену»: и синяков нет, и пройти невозможно. Я пытался во всем разобраться, но не тут-то было. Мне под любым предлогом, то по-дружески, то в грубой форме, то просто так, но всякий раз отказывали в предоставлении информации. Про второй мой шлем, правда, забыли, и он так и остался без дела в тумбочке стола. На основной работе меня сократили. Это оказалось сюрпризом. Вызвали в середине рабочего дня и сказали: так мол, и так, кризис, все дела, сокращаем количество отделов и число сотрудников. Как ни странно, я совершенно не был расстроен. Наоборот. Работа, скажем прямо, не та которой я бы хотел посвятить всю оставшуюся жизнь. А уже позже я решил отыскать причастных людей и выложил это устройство на витрину внутри своего магазина, в смутной надежде, что кто-нибудь из бывших бета-тестеров заметит и проявит себя. Но пока никто не прорезался. Сначала я хотел поместить сообщение в Интернете, но потом передумал — это было бы как-то уж чересчур.

— Вряд ли ты так кого-нибудь нейдешь. А зачем они тебе вообще сдались? — не поняла я. — Эти тестеры?

— Ну, как зачем. Поговорить. Интересно же, кто кем там был, какие у кого остались воспоминания, впечатления. Это как поиск одноклассников или сослуживцев.

— А Мила? Ты с ней все-таки встретился? Потом встретился? — продолжала любопытствовать я.

— Конечно, а я не говорил, нет? — хитро улыбнулся мой приятель. — Я встретил ее в начале этой весны, когда после долгого рабочего дня шел по московской улице. Был темный холодный мартовский вечер, снег на земле и ледяные частицы в воздухе сверкали и блестели при свете уличных фонарей. Она шагала мне навстречу, но не одна — рядом с ней шел какой-то пузатый мужик значительно старше меня. По-моему она и ее спутник были немного навеселе. Они поравнялись со мной, и словно озноб прошиб до самых костей. Мои глаза были устремлены на нее. Она мельком взглянула, кивнула и прошла мимо, но словно испуг промелькнул у нее во взгляде. Пройдя несколько шагов, она остановилась и оглянулась. Виноватая, ласковая улыбка… глаза у нее были темные и печальные, с осадком обид, горя и одиночества. Я хотел рвануться к ней, но ее спутник оглянулся, нетерпеливо взял мою бывшую подругу за руку и потянул к себе. Мила торопливо отвернулась и ушла со своим мужчиной. Тогда я подумал, что уже навсегда. Я стоял на обледеневшем тротуаре в холодном свете фонаря и кусал губы, чтобы не закричать. Потом, правда, мы все-таки опять встретились, но случилось это позже, и то была совсем уже другая история…

«Врет, конечно, — подумала я, — но красиво врет! И причину выдумал убедительную!»

— Так ты же видела Милу, она работает в моем бутике, — вдруг добавил Алекс.

— Это она? Ну, ты прям поэт! А твоя жена на это не очень обижается?

— Совсем нет. Не обижается, по-моему, — усмехнулся мой приятель. — Бизнес, есть бизнес, несмотря на текущие проблемы! Еще один плюс после всех этих неурядиц — дома меня теперь как-то особенно оберегают, стараются не допекать расспросами и подкладывают вкусные кусочки. Жена даже по этому поводу печет раз в неделю мой любимый мраморный кекс, а то я уж и вкус его давно позабыл. Тебя подвезти?

— Нет… спасибо нет, у меня тут недалеко своя.

— Тогда, может, пойдем, сходим куда-нибудь еще? — с надеждой в голосе спросил Алекс. — Ну не знаю… ко мне, например? Или прощаться будем?

«Вот зараза, опять все изгадил! — с раздражением подумала я. — Вечно с мужиками так: чуть проявишь интерес к его личности, так он сразу же начинает клеиться, только и думая, как бы затащить к себе в постель! Да еще так коряво! Полдня соловьем разливался, а все только ради этого самого! Мне-то конечно по фигу, но в борьбе за личное психологическое пространство я начинаю свирепеть. Вот почему другие люди меня порой не понимают? Ведут себя не так, как я того жду и хочу? Безусловно, кое-что не совпадет с классическим сюжетом, но, в конце концов, я же имею право на различные ошибки».

— Мне очень жаль, — уверенно лгала я, — но завтра рано вставать, и у меня предстоит тяжелый трудовой день. Сейчас только об этом и думаю. Стрёмно, да и голова распухла от твоего повествования, уважаемый. В общем, буду очень плохой компанией. Давай как-нибудь в другой раз.

И мы распрощались, вполне отдавая себе отчет: другого раза, скорее всего, не будет.

Я уже подходила к своему «Лексусу», когда вспомнила, что так и не купила подарок моему другу.