Игра в кости

Лонс Александр

Убит хранитель аукциона, а главный герой ищет убийцу. Книга продолжает линию, изложенную в романах «Химера», «Арт-Кафе», «Пансионат» и «Лавка антиквара». Все упомянутые здесь персонажи и учреждения, являются вымышленными. Любое возможное сходство с реальными людьми и организациями, как существующими, так и исчезнувшими, носит случайный характер и ни коим образом не входит в намерения автора.

 

От автора

Данный текст написан не ради ознакомления с интересными фактами, и ни в коем случае не несет в себе цели кого-либо оскорбить. Невыдуманная история настоящей нежити. Именно невыдуманная, в том смысле, что за текстом стоят реальные личности и кусочки их судеб. Именно настоящей, потому что персонажи, показанные здесь, подлинные, а не такие, как хотелось бы. Именно нежити, то есть того, что не живет, и никогда не жило в полном смысле этого слова. Трудно сказать, что всё это происходило на самом деле, но это было, и если удастся кого-то таким образом отвлечь от повседневных забот и разнообразить парочку вечеров, задачу можно считать выполненной. И, наконец, еще одно. Мнение автора может не совпадать с позицией главного героя. А также — со всеми остальными позициями. Остается всё же надеяться, что читателю будет интересно. Пусть читатель сам думает, что это — записки сумасшедшего, или мир действительно временами как-то не так выглядит, если пристально разглядывать его изнутри.

Пользуясь случаем, хочу поблагодарить всех, кто помогал в написании. Друзей и приятелей, сетевых обитателей и работников различных учреждений, а также — просто хороших людей. Не буду называть поименно, так как, наверное, помогали они в силу душевного порыва и в нарушение каких-нибудь корпоративных правил или должностных инструкций.

 

Глава I

Звонок

Говорят, еще Дейл Карнеги уверял, что человеку, время от времени, приходится совершать два важных жизненных шага, влияющих на всю последующую судьбу: искать спутника жизни и выбирать профессию. Не знаю, что там насчет спутника жизни, а вот второе я для себя точно не выбирал, это профессия меня выбрала, причем самым бесцеремонным образом. Как сказано в словарях, профессия — это есть вид трудовой деятельности, требующий определенного образования, подготовки, навыков и опыта.

По моим собственным представлениям, профессия — всего лишь занятие, позволяющее жить. Как там жить — хорошо или скудно — другой вопрос, а про образование навык и опыт — совсем отдельная тема. Уж и не помню, сколько встречал людей, работающих по профессии и не имеющих не то чтобы профильного образования, но даже общего представления об оной. Про опыт и навыки даже не говорю. Много таких повидал, так скажем. Но объективной реальности что-то надоело во мне, и сложилась нехорошая ситуация: работу я мог потерять, несмотря на профессию и профессионализм.

От неприятных мыслей отвлек звонок телефона.

— Да? — по давнишней своей привычке спросил я трубку.

— Ты? Привет! — радостно зазвенел в ухе знакомый женский голос. — Говорить сейчас можешь?

Ну, ладно, еще хоть спросила, а то обычно редко кто спрашивает. Это как в той рекламе — «Пользуйтесь SMS для передачи информации, не требующей мгновенного ответа!»

— Привет! Извини, но сейчас я немного занят, — соврал я. — У тебя что-то срочное?

— Не можешь говорить? Ну, тогда попозже перезвоню.

Звонила одна моя давнишняя знакомая, отношения с которой никак нельзя было назвать ровными. Наше общение то переживало бурные периоды, похожие на страстные романы, то застывало ниже точки замерзания, скатываясь к редким сообщениям через тот или иной интернет-ресурс. К сожалению, в ходе своего повествования не смогу называть ее по имени. Старая клятва до сих пор связывает мне руки, поэтому придется как-то обходиться. Извините уж.

— Ладно, говори сейчас, — сдался я, тем самым признавая свое поражение. — Но в любой момент могут дернуть, и я отключусь, так что не обижайся потом, ладно?

— Фигня вопрос, — сказала она покровительственным тоном. — Если прервут, после перезвоню. Поработать на меня не желаешь?

— На тебя? Что? Опять? — спросил я, как волк из известного мультика. По-моему, такая сцена когда-то уже происходила, причем со мной в главной роли. — Не, не желаю. Тем более, что у меня нет того, что в официальном языке именуется статусом.

— Чего? Не пугайся, там ничего страшного. Просто нужно отыскать одного человека.

— Он кого-нибудь убил? — неожиданно для самого себя ляпнул я.

Последовавшая вдруг многозначительная пауза подтвердила догадку.

— Откуда знаешь? — со слегка недоверчивой интонацией спросила приятельница и снова замолчала, ожидая, что отвечу с другого конца канала связи.

— Предполагаю просто. Ведь если ты просишь меня…

— Короче, сделаем так. Когда сегодня освободишься, приезжай ко мне, вот там и поговорим. Адрес еще не забыл? Сегодня приезжай, в любое время, хоть ночью. Вдруг подумала, что это не телефонный разговор, — сказала она напоследок и отключила связь.

* * *

Становиться кем-то вроде частного сыщика без лицензии и официальной регистрации я никогда не желал и даже не стремился к подобному ремеслу. Кроме чтения детективных книжек, что в детстве и юности проглатывал пачками, никакого отношения к частному сыску не имел. Тихо и мирно работал системным администратором в таком же тихом и спокойном госучреждении. Незаметно делал своё дело, за что получал не очень-то заметную, но вполне допустимую зарплату. Так происходило до одного случая, в корне изменившего всю мою жизнь и представление о мире, в котором приходилось существовать. В результате простого везения удалось раскрыть парочку криминальных загадок. Поползли слухи. Одна знакомая рассказала своей знакомой, та проговорилась любовнику, тот — жене, жена — подруге, подруга — своему любовнику. Вот и пошли круги по воде.

Дело в том, что когда мне делается скучно, ищу развлечений, но совсем не тех, что обычно думают. Больше всего почему-то захватывает поиск людей. Это как квест, как приключенческая компьютерная игра, требующая решения умственных задач для продвижения по сюжету. Только в реале. Буду искать человека, которого никогда не знал и не видел. Хочется пройти по цепочке знакомств, привлечь посторонних, напрягая мозги разыскать свидетелей, а заодно еще раз проверить правило шести рукопожатий.

Знакомая, так неожиданно позвонившая в конце рабочего дня, жила на Юго-западе Москвы в небольшой, но хорошо отделанной квартире стандартной панельной многоэтажки. Здесь приходилось неоднократно бывать, но с тех пор прошло много лет, а сопутствующие обстоятельства оказались настолько трагичны и удивительны, что до сих пор вздрагиваю, вспоминая о них. Консьержка в подъезде бдительно спросила куда иду, заставила расписаться в аккуратной книге учета (вот уж нововведение столичной жизни!) и милостиво пропустила к лифту.

— Быстро ты, — после взаимных приветствий сказала моя приятельница. — Что, неужели пробок удалось избежать?

— Ни единой не встретил, даже странно. Повезло, наверное, или…

— Повезло, — перебила она, — Ну, ты заходи.

За время моего отсутствия моя бывшая подруга полностью переделала свое обиталище. Квартира стала похожа на элитный мини-клуб, впрочем, вполне уютный.

— Обувь  можешь  не  снимать,  вытри о тряпочку.

Я послушно пошаркал подошвами о мокрую черную тряпку, попахивающую какой-то дезинфекционной химией, и мы прошли в ее рабочую комнату, которую она громко именовала «своим кабинетом». Жаль, рисовать не умею, но постараюсь объяснить, а уж читатель сам представит, как это должно выглядеть. В отличие от остальных помещений квартиры, больших светлых и полупустых, эта выглядела маленькой, темноватой и лишенной даже намёка на свободные стены. Вместо последних, все боковое пространство занимали стеллажи, занятые самыми разными предметами. На полках стояли необычно оформленные книги, альбомы, архивные коробки, какие-то затейливые штуковины, смысл которых ускользал от понимания. Штор вообще не оказалось, окно аккуратно закрывали жалюзи, прижатые к стеклу, а над самим окном проходила длинная полка с книгами. В один из стеллажей был вписан рабочий стол с компьютером и вообще всем тем, что необходимо для современного человека, вне зависимости от пола и занятий. Выше, на полке, пристроились лазерный принтер со сканером и что-то похожее на сложенный ноутбук. Потом опять шли книжные полки, а самую верхнюю занимали запыленные головы скульптур античных персонажей и какие-то человеческие черепа, по-моему, настоящие.

— Значит так, — без обиняков заявила моя прежняя любовь, — искать предстоит убийцу моего бывшего. Вернее, не искать в физическом смысле, а просто узнать, кто этот убийца. Да, возьми вот, — она протянула мне большой желтый конверт из прочной бумаги, — здесь то, что тебе может потребоваться. Мы давно расстались, но я в долгу перед его памятью.

— Да ладно, давай без всего этого, — проговорил я ворчливым тоном, убирая конверт в свой рюкзачок. — В долгу перед его памятью… совсем не похоже на тебя, не твой стиль вообще-то.

— А тебе какое дело? — грубовато спросила бывшая подруга. — Ты получил задание, вот и работай, а в душу ко мне не лезь. Аванс уже переведен на твой счет. Для начала — вот номер, позвони и поговори с этим человеком. Скажешь, что от меня. Он полностью в курсе происходящего.

Недолго думая, я вытащил свой мобильник и набрал предложенный номер. Почти сразу ответил спокойный баритон, какой бывает лишь у очень уверенных в себе представителей рода человеческого. Такие голоса сразу провоцируют на доверие и откровенность. Пришлось объяснять, зачем, собственно, звоню.

— Церковь усекновения главы Иоанна Предтечи в Дьякове знаете? — в ответ спросил баритон. Похоже, обладатель голоса давно ждал моего звонка.

— Знаю, конечно.

— Тогда встречаемся завтра, в три часа пополудни у входа в храм. Не беспокойтесь, я представляю, как вы выглядите… — и связь прервалась. Абонент, видимо, отключился добровольно.

 

Глава II

Досье

В желтом конверте, предоставленном для изучения, оказалось целое досье. Моя прежняя любовь явно хорошо подготовилась. Фотографии, ксерокопии каких-то статей и документов, распечатки со ссылками на первоисточник, вырезки из газет, DVD-диск… господи, диск-то еще зачем? Там что, видео? Или целая библиотека?

При желании всё это барахло можно упихнуть на один такой диск. С какой радости понадобилось добавлять все эти бумажные материалы. Зачем? Для пущей наглядности что ли?

Начал с фотографий.

Десятка два снимков. Молодой мужик лет двадцати пяти. Везде тот же, примерно в одном возрасте, только в разных видах, позах и одеждах. Портретные  кадры. В полный рост, на природе, в городе, в одиночестве, с одной девушкой, с двумя другими девушками. На одной из фотографий он вообще стоял абсолютно голый, положив руку на плечо другого голого парня, повернутого к фотографу спиной. Студийное фото, словно для глянцевого журнала гомосексуалистов снимали. А может, как раз для него и снимали.

Когда очередь дошла до диска, то сразу же выяснилось, что имеющийся там формат файлов программы моего компьютера просто не поддерживают. Пришлось искать прогу читающую такие файлы, а они оказались большими, от половины до целого гигабайта каждый. Непродолжительные поиски в Сети дали несколько бесплатных программ-плееров, одну из которых скачал, инсталлировал и запустил. На диске действительно находилось видео. Вернее — несколько видео. Там имелись отснятые любительским способом порнофильмы. При этом сюжет разнообразием не баловал, камера не двигалась, действующие лица женского пола менялись от эпизода к эпизоду, зато главное «мужское лицо» оставалось одним и тем же. Видимо, записывали на «мыльницу». Парень тот же самый, что и на фотографиях из конверта.

После диска я перешел к бумагам.

Текстовые распечатки делались с самых разных сайтов:

г. Востряковск. По данным прокуратуры, 21 июля, в "международный день сексуальных меньшинств", активистами некоммерческой организации "Проект Азафус" в сквере у памятника Ленину была проведена не разрешенная акция, в которой участвовало тринадцать человек. На самодельных стендах участники разместили фотографии знаменитых людей, по их словам — имевших нетрадиционную ориентацию, раздавали прохожим листовки и презервативы, объясняя при этом способы передачи вируса ВИЧ. Было возбуждено дело об административном правонарушении по статье "нарушение установленного порядка проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования". Решение суда — штраф в размере 10 тысяч рублей…

http://news.sbm.ru/event/53495.html

г. Новотрубинск. 20 января около десятка нетрезвых молодых людей устроили на одной из главных площадей города массовые беспорядки, сопровождавшиеся избиением нескольких православных активистов, вышедших на пикет за принятие на федеральном уровне закона о запрете гей-пропаганды. Толпа сначала кидала в пикетчиков ледяные глыбы и бутылки, сопровождая эти действия выкриками "Нет гомофобному закону!", после чего несколько хулиганов повалили вышедших на акцию активистов, среди которых были и девушки, на землю и принялись избивать их ногами. Находившиеся на площади сотрудники полиции практически бездействовали, опубликовав через несколько часов официальное заявление, что на акции "нарушения общественного порядка незначительны, двое зачинщиков задержаны…"

http://lgbt-ru.livejournal.com/1744554.html

Ну и так далее, в том же духе. Ксерокопии представляли собой решения разнообразных судов. Во всех случаях некто Андрей Емецкий признавался виновным по незначительным правонарушениям и приговаривался к выплате различных штрафов. Суммы варьировали, но никогда не превышали двадцати тысяч рублей. Потом Емецкий подавал в апелляционный суд, требуя отмены несправедливого, с его точки зрения приговора, и неизменно проигрывал.

ПРЕЗИДИУМ МОСКОВСКОГО ГОРОДСКОГО СУДА

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 30 мая 20** г. по делу…

Президиум Московского городского суда в составе <…> рассмотрел дело о жалобе Емецкого А.И. по пересмотру приговора Копотненского районного суда г. Москвы от 20 января 20** года и постановил оставить приговор без…

ПРЕЗИДИУМ МОСКОВСКОГО ГОРОДСКОГО СУДА

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

от 29 октября 20** г. по делу…

Президиум Московского городского суда в составе <…> рассмотрел дело по жалобе Емецкого А.И. о пересмотре приговора Коломенского районного суда г. Москвы от 14 июля 20** года и кассационного определения судебной коллегии Московского городского суда от 14 августа 20** года, которым <…> и постановил оставить приговор без изменений.

Емецкий А.И <…> года рождения, подобран на улице и доставлен в Городскую клиническую больницу N 64 по адресу: 117292, г. Москва, ул. Вавилова, д. 61 в состоянии сильного алкогольного опьянения. Вышеупомянутый гражданин самостоятельно передвигаться и ориентироваться не мог, тем не менее, приставал к гражданам с неприличными предложениями, имеющими оскорбительный характер <…> и вины своей не отрицал. Но считал, что прохожие виноваты сами, а он просто пытался с ними поговорить. В отношении задержанного Емецкого А.И. возбуждено административное дело по факту нарушения общественного порядка...

...в состоянии сильного наркотического опьянения Емецкий А.И. задержан в чужой парадной на территории Приморского района Санкт-Петербурга <…>  за употребление психотропных веществ без назначения врача <…> к наложению административного штрафа в размере четырех тысяч рублей.

...возбуждено административное дело в отношении гражданина Емецкого А.И., отправившего гражданке Мамыкиной М.П., бывшей своей подруге, SMS-сообщение с непристойными словами оскорбительного смысла и содержания. По заявлению...

Ночью 14 мая сотрудниками вневедомственной охраны Выборгского района задержан 24-летний житель Москвы Емецкий А.И. Задержанный находился в состоянии сильного алкогольного опьянения. В ходе досмотра, сотрудники полиции обнаружили в карманах одежды задержанного большое количество серебряных изделий, которые, как выяснилось, ему не принадлежали. Как установили сотрудники вневедомственной охраны, со слов подозреваемого, накануне вечером он, со своим приятелем, распивал спиртные напитки в коммунальной квартире. Воспользовавшись отсутствием хозяйки соседней комнаты, подозреваемый взломал дверь и украл у нее ценные серебряные изделия, которые в дальнейшем собирался продать. Только на следующий день была обнаружена пропажа, и потерпевшая обратилась в местный отдел полиции. В общей сложности материальный ущерб составил 63 тыс. руб. По данному факту возбуждено уголовное дело. В случае, если вина подозреваемого будет доказана, то ему грозит наказание в виде лишения свободы на срок до двух лет или штраф в размере…

И так далее в том же духе. Еще имелись копии положительных характеристик с мест работ и хвалебных отзывов соседей по дому. Даже от местного участкового полицейского.

Очевидно человек, убийцу которого предполагалось разыскивать, особой целомудренностью не отличался. Законопослушным назвать его было сложно, хотя серьезных правонарушений за ним не зафиксировано. Ну, разве что в чужую комнату по пьяни залез, но вернул же всё! Или не вернул? Впрочем, неважно. Главное, каким-то непонятным образом ему удавалось всё время отделываться не такими уж большими штрафами. Временами участвовал в каких-то неразрешенных демонстрациях, явно провоцировал власти, добиваясь скандала и привлечения внимания. Что ж, судя по всему, в конце концов, у него неплохо получилось, только совсем не то, на что он рассчитывал.

Интересно, почему его все-таки не посадили? За один только взлом чужой жилплощади и хищение серебряных ложек вполне могли припаять срок.

Последним, что удалось вытряхнуть из конверта, оказалась карточка элитного клуба «Аттракцион». Этого еще не хватало.

В результате, что я получил на тот момент.

Емецкий Андрей Игоревич. Рост — метр восемьдесят два, вес — восемьдесят килограммов, волосы темно-русые, обычно коротко подстриженные, глаза голубые, кожа светлая, гетеросексуален, особых примет не имеет. Неоднократно привлекался к уголовной и административной ответственности. Приговоров, связанных с лишением свободы не имел.  У своих работодателей Андрей всегда числился на хорошем счету. Никогда не пропускал рабочие дни и слыл одним из лучших сотрудников. Так старательно, как он, никто свои обязанности не выполнял. Об участии Емецкого в разных неразрешенных акциях, и неоднократном его нахождении под судом, работодатели узнали не сразу, а только по прошествии времени. Но и после этого он не потерял доверия. С начальством никогда не конфликтовал, с коллегами не ссорился, в положенное время прилежно исполнял вверенные ему обязанности. Так примерно, если говорить сухим канцелярским  языком протокола. Прочесывание Сети ничего полезного не принесло. Если верить Всемирной паутине, то такой человек, как Андрей Емецкий вообще никогда не существовал — поисковик упорно пытался меня поправить и переключить на другую, очень похожую фамилию. Ссылки, что оказывались на распечатках, тоже не помогли. Все отвечали примерно одно и то же: «Page not found», «Ошибка 404» или — «Такой страницы нет, возможно, вы перешли по неработающей ссылке или неверно ввели адрес». Стандартный такой ответ, когда клиент может общаться с сервером, но сам сервер не в силах найти запрошенные данные. Иными словами, к искомой веб-странице подключиться не удается. Похоже, если нужные мне сведения где-то когда-то и существовали, то их убрали. Причем везде.

Я еще не приступил к делу, а человек этот чем-то уже мне не нравился. Даже не могу сказать, чем именно. Более того — он меня откровенно раздражал. Вообще, личная неприязнь очень плохая советчица, но куда ее девать, если уже появилась?

Однако его убили, и этим всё сказано. Да и вообще, какое моё дело до качеств его личности? Поручили разыскать убийцу. Неофициально. И за эти свои действия вполне могу схлопотать от официальных властей. Причем, по полной программе. Тем более, что правоохранительные органы до сих пор не закрыли дело.

Емецкий… странная фамилия. Черт, нечто знакомое, где-то уже слышал ее… только вот где?

 

Глава III

Задание

На другой день, без пяти три я уже околачивался перед порталом храма, от нечего делать, разглядывая окрестности. Теперь вся эта территория — часть музея Коломенское, а еще недавно тут располагалось село Дьяково. При московском мэре Лужкове людей выселили, оставшиеся деревенские дома снесли. Только умирающие яблоневые сады напоминали о не так давно стоявших здесь сельских усадьбах. Само поселение известно еще с шестнадцатого века, причем раскопки городища на этом месте дали название целой археологической культуре — дьяковской. Она распространилась по Верхней Волге и Валдаю, а создали ее древние финно-угорские племена.

От посторонних размышлений меня отвлекли.

— Здравствуйте, — сказал знакомый по телефонному разговору голос. — Я же так и не представился. Меня зовут Иннокентий Петрович. Не хотите ли посетить храм?

Обратившийся ко мне господин выглядел так, будто собрался встречать премьер-министра некоей маленькой, но гордой страны. Лет шестьдесят, чем-то похож на актера Кристофера Уокена, модная аккуратная стрижка и строгая элегантная одежда без каких-либо излишеств.

— Храм? — почему-то переспросил я элегантного господина. — Это обязательно?

Он молча кивнул и направился внутрь церкви. Мне ничего не оставалось, как следовать его примеру.

— Видите вот эту икону? — вполголоса спросил меня Иннокентий Петрович, когда мы подошли почти к самому амвону храма. — Это изображение отрубленной головы Иоанна Крестителя.

— Понятно, — сказал я, вертя в руках снятую с головы бейсболку. — И что мы тут делаем?

— Сейчас объясню. Пойдемте наружу, там и поговорим, — видимо сколько-нибудь продолжительное пребывание в церковной атмосфере тяготило моего собеседника. Как и меня, впрочем.

Мы медленно шли по дорожке между яблонь. Народу почти не было — плохая погода и рабочий день делали прогулку малопривлекательной для большинства людей.

— Убит наш сотрудник. Я имею честь быть официальным представителем аукционного дома «Хронос», — неторопливо продолжал Иннокентий Петрович. — Пара слов об аукционе. Мы специализируемся на продаже различных редкостей естественного происхождения, что коренным образом отличает нас от торговцев антиквариатом. У нас же необычный аукцион. Все по-другому, совсем не так, как в других аукционных домах. Мы разработали свои технологии и правила, в корне отличные от схем наших коллег. У нас своя постановка дела и иерархия сотрудников. Кроме того, у нас собственный штат экспертов и своя служба безопасности. Но иногда, когда того требует дело, мы привлекаем к работе приватных лиц. Сейчас — именно тот случай. Это делается, чтобы провести частное расследование без всякой огласки, и встретиться с вами здесь, а не в офисе, можно считать моей идеей. Как вы понимаете, мы уже провели кое-какие действия, но особых результатов не достигли, хвастаться нечем.

Он говорил уверенным спокойным голосом, будто читал лекцию.

— Мы попали в замкнутый круг, — рассказывал Иннокентий Петрович, — исчерпав свои возможности. Надеюсь, вам повезет больше. Собранные сведения не хочу вам передавать специально, дабы не сложилось предвзятого мнения о деле. Так, что еще… о наших с вами контактах никто, естественно, знать не должен, и докладывать будете лично мне, в указанных мною местах. Это хорошо известные объекты, поэтому трудностей не предвидится. Естественно, время согласуем, но список самих мест останется никому неизвестным, вот, запомните его, впоследствии буду называть только номера. Возможно, мы не израсходуем этот список, а может быть его и не хватит. Там решим.

С этими словами мой собеседник передал сложенную вчетверо распечатку формата А4. Я развернул бумагу и прочитал: «1. Московский вокзал, памятник Петру; 2. Склеп Адольфа в Питере; 3. Середина первой платформы станции Обухово; 4. Метро Девяткино, последний вагон от центра; 5. Фонтан на Пушкинской площади в Москве; 6. Лужков мост, середина; 7. Варшавский вокзал, со стороны Обводного канала».

— Запомнили места и порядок их расположения? Хорошо. Звоните мне только в случае крайней необходимости. Времени осталось до середины лета, торги назначены на конец июля, — пояснил Иннокентий Петрович, забирая у меня распечатку. — Наша задача: установить истину и подкрепить её реальными доказательствами. Разных там воспоминаний и неподтвержденных чужих слов недостаточно. Улики должны быть такие, чтоб никто, никакой адвокат потом не смог их опровергнуть.

— С уликами понятно, но зачем такие сложности? Мы что, шпионы что ли? Не проще ли будет переписываться по мылу или разговаривать по скайпу?

— Нет, в данном случае нужно личное общение. Подозреваю утечку информации, причем, как это не прискорбно, из нашей конторы. А прослушивать скайп, воровать сообщения оттуда, способен почти любой грамотный хакер. Сейчас я нарочно предложил встретиться именно в Церкви усекновения главы Иоанна Предтечи, чтобы посмотреть вашу реакцию на значимость этого дела и спокойно поговорить. В офисе не желательно, да и задергают. Теперь к сути. Голова Иоанна Крестителя, вернее — его череп, одна из особенно почитаемых христианских реликвий. Как известно, пророка обезглавили по приказу иудейского царя Ирода Антипы, а голова его трижды терялась и трижды обреталась, причем в разных местах. Первое обретение случилось в правление императора Константина Великого в четвертом веке. В ту пору христианство получало статус государственной религии, и по велению Константина по всей империи строились христианские храмы, а для их возведения разрушались или переделывались храмы языческие. В то сложное время (приблизительно через триста лет после трагической гибели пророка Иоанна) череп Крестителя в Палестине нашли два монаха, почему-то передавшие находку странствующему гончару из Эмесы — ныне это город Хомс в Сирии, о нем часто упоминают в новостях последнее время…

— Два монаха? — перебил я, совершенно не понимая, зачем мне рассказывают историю известной христианской святыни. — Извините, но разве монастыри тогда уже существовали?

— Да, как учреждение, созданное с определённой сознательной целью и имеющее приспособленную к этой цели организацию, христианское монашество появляется как раз в четвертом веке, но развитие самой идеи шло непрерывно с первых христиан. Теперь про гончара из Эмесы. Дело в том, что мастер этот завещал после своей смерти вручить святыню добродетельным христианам. Затем череп переходил из рук в руки, пока не оказался у монаха Евстафия, впоследствии изгнанного из Эмесы за разные нехорошие грехи молодости. Монах, замаливая прошлое, жил и умер в пещере, причем реликвию закопал там же. За время своего отшельничества, Евстафий заслужил репутацию святого, и у пещеры вырос монастырь…

Несколько раз во время нашего разговора у Иннокентия Петровича звонил телефон, мой собеседник кому-то односложно отвечал, а потом просто выключил свой мобильник.

— …После этого, — продолжал официальный сотрудник аукционного дома «Хронос», — о голове Иоанна долгое время ничего известно не было, пока она, каким-то образом, не попала в руки архимандрита Маркелла. Маркелл передал ее местному епископу Уранию, торжественно поместившему святыню в храм Иоанна Крестителя для всеобщего почитания. Позднее череп перевезли в Константинополь, где святыня находилась до эпохи иконоборчества, а затем ортодоксальные христиане тайно переправили реликвию в город Команы, сейчас это село в Сухумском районе Абхазии. Потом, видимо, череп разбили на кусочки — у религиоведов встречаются следующие цифры: двенадцать «голов», семь челюстей и множество отдельных зубов. После восстановления иконопочитания в Византии, произошло третье обретение головы Иоанна Крестителя, и значительную ее часть вернули в Константинополь, для передачи на хранение в Студийский монастырь. Прочие части черепа Иоанна позднее неоднократно «обретались» в разных местах империи. После захвата Константинополя крестоносцами, «голова Иоанна Крестителя» оказалась украдена рыцарями и вывезена в Амьен на севере Франции, где и находится по сей день.

— Какая запутанная история! — с некоторым удивлением сказал я, по-прежнему ничего не понимая, но очень надеясь, что скоро все наконец-то разъяснится. Я недоумевал — для чего мне это надо знать?

— Еще бы не запутанная! И это только один, так сказать, официальный вариант. По другой версии, череп Крестителя, целый и невредимый, захоронен под алтарем некоей армянской церкви в Закавказье. Коптская церковь указывает на иное место нахождения черепа Иоанна: в своих владениях, в монастыре в Нижнем Египте. Однако прямые последователи Иоанна Крестителя — приверженцы религиозной группы мандеев, убеждены, что только им известно подлинное место погребения останков учителя. Мандеи почитают Иоанна Крестителя последним истинным пророком — эманацией Высшего Божества, и считают своего патриарха и священников его представителями на земле. Согласно пятому варианту, череп знаменитого пророка долгое время хранился в Германии, в Кёльнском соборе, но после Второй мировой войны таинственным образом исчез…

— Хранился в Кёльнском соборе? — оживился я.

— Есть и такой слух, — как-то неохотно признался Иннокентий Петрович, — вечно про этот собор разные байки сочиняют.

— Байки? А какие?

— Интересно? Туристам, например, рассказывают такую легенду. Якобы архитектор собора, понявший в конце концов, что не в силах выполнить такой сложный проект, от отчаяния решил пригласить себе в помощь самого Дьявола. Тот незамедлительно явился и предложил выгодный обмен: мастер получает полностью готовые чертежи, а взамен, как и положено, отдаёт собственную душу. Договор почему-то полагалось подписать после первых петухов. Архитектор, оказавшийся в безвыходном положении, согласился, но разговор подслушала его жена и решила не только заполучить чертежи здания, но и спасти душу мужа. И вот рано утром женщина прокукарекала вместо петуха. Дьявол незамедлительно явился и передал сокровенные чертежи. Когда обман обнаружился, и было уже поздно, то Дьявол заявил: «Да наступит конец Света с последним камнем этого собора!». С той поры и до сего дня собор не перестают строить и достраивать. Таким образом получается, будто одна из величайших святынь католического мира возникла с дьявольской помощью. Такая вот наивная средневековая история со счастливым концом.

— Так что там с черепом? — спросил я, когда мой собеседник завершил свои увлекательные рассказы. — Он действительно украден из этого собора?

— Да кто ж его знает… С этим черепом связано еще немало разных поразительных историй. Например в Стамбуле-Константинополе, в одном из музейных залов Султанского дворца, экспонат под названием «череп Иоанна Крестителя» находится до сих пор, причем появился он там намного раньше Второй мировой войны. Это будет уже шестой вариант.

— И какой же из черепов настоящий?

— Это вы серьёзно спрашиваете или шутите столь неуместно? — проговорил Иннокентий Петрович, пытаясь улыбнуться.

— Серьезно, — честно признался я. — Мне просто интересна ваша точка зрения.

— В случае с почитанием святых мощей, святость определяется исключительно принципом веры, и вопросы подлинности особо остро не стояли никогда.

— Ага... Тогда для чего мы это обсуждаем?

— Объясняю. Недавно вывесили очередной список распродаж нашего аукционного дома, так вот, под номером девяносто восемь точка сто четырнадцать значился лот «череп Джона Баптиста».

— Джона Баптиста? Это то, что я думаю? Ведь это же…

— Ну, да, да… череп Иоанна Крестителя, — кивнул мой собеседник. — Аукционисты хотели убедиться в его подлинности. От этого, как вы понимаете, напрямую зависит стартовая цена.

— А разве человеческий череп можно продавать?

— Почему нет? Можно, если он удовлетворяет определенным условиям. Как это ни странно, но некоторые покупатели даже не подозревают, что есть какие-то ограничения регламентирующие аукцион. Но, как известно, незнание правил от ответственности не освобождает. Из того, что интересует нас, под запрет к реализации подпадают: люди, тела и части человеческих тел. Однако черепа и скелеты для медицинских целей можно продавать на нашем аукционе, при условии, что они происходят откуда угодно, только бы не из нашей страны.

— Почему?

— Наверное потому, что правила списали с одного изначально американского аукциона, который стал теперь мировым. В нашем случае США поменяли на Россию и всё. Так что «череп Джона Баптиста» вполне официальный лот.

— Очередной фальсификат?

— Вот это и предстояло выяснить, — улыбнулся мой собеседник.

— Каким образом? — не понял я.

— Предварительную экспертизу провели перед тем, как выставлять череп на витрину. Установили, что это действительно мужской череп, семитского этнического типа, некогда пролежавший в земле значительное время. Осталась комплексная экспертиза. Стоит немалых денег, но мы шли на это.

— И что бы это дало?

— Ну, как. Стало бы понятным многое. Если его абсолютный возраст около двух тысяч лет, а биологический около тридцати, вероятность подлинности весьма высока. Потом следовало воссоздать лицо, желательно — трехмерный портрет. Генетический анализ тоже мог помочь в определении этнической принадлежности и места жительства.

— Тем не менее, все такие подтверждения — косвенные.

— Ну, разумеется! — согласился Иннокентий Петрович. — Генетический анализ родственников сделать затруднительно, в силу известных причин.

— Хорошо. Допустим, экспертизы пройдут удачно. А потом кто-нибудь возьмет да и скажет — «Мало ли что вы там наопределяли! Ну, жил какой-то неизвестный еврей в Палестине первого века нашей эры. И что с того?»

— То, что скажут потом, не наше дело. Нам надлежало обеспечить независимую экспертизу и представить заверенную по всей форме сводку соответствующих отчетов и заключений. Есть несколько лабораторий, с исключительно высокой репутацией, которые берутся за экспертизу чего угодно, на самом современном уровне. Причем никаких лишних вопросов там задавать не будут — лишь бы заплатили по договору. Так вот, когда череп извлекли из витрины, чтобы везти в лабораторию, то оказалось, что это превосходно выполненная пластмассовая копия, а наш сотрудник, главный хранитель, Андрей Емецкий, был накануне убит. Только он имел доступ к черепу. Вот именно он и являлся другом вашей знакомой, что обеспечила нашу встречу. А поскольку убили его в Санкт-Петербурге, придется вам посетить Северную Пальмиру.

«Ну, наконец-то! — подумал я. — Вроде бы обозначились интересы этого аукциониста! А вот значения всех тех историй про череп непонятны до сих пор. Может, это он мне так просто рассказывал, чтобы показать значимость предмета и величие предстоящих трудностей? Ладно, там видно будет».

— У вас сейчас как со временем? — Спросил Иннокентий Петрович. — Это не о поездке в Питер, а про сегодняшний день.

— До вечера свободен. Часов до семи.

— Успеваем. Сейчас вам хорошо бы съездить в «Хронос» и посмотреть на месте, что и как. Официально мы с вами не знакомы, поэтому до места вас довезу, а там вы уж сами. Запомните — лот номер девяносто восемь, сто четырнадцать. Потом как-нибудь, в самое ближайшее время зайдите в жилище погибшего хранителя, посмотрите, как он жил, но ничего не трогайте и своих отпечатков не оставляйте. Следственные действия уже, скорее всего, закончены, но мало ли что. Вот вам ключи от его квартиры, в настоящее время там никто не живет и все так, как до убийства. — Иннокентий Петрович вытащил из кармана и, не глядя на меня, передал связку ключей: на кольце болталось три разных ключа и металлическая таблетка в пластмассовой оправе — электронная открывалка двери подъезда. — Только не затягивайте с осмотром, а то через неделю следственные органы разрешат навести там порядок и квартиру сдадут новым жильцам. Когда закончите, ключи бросьте в почтовый ящик. Так, что у нас еще… Как уже говорил... или не говорил? Вы работаете исключительно автономно и не ссылаетесь на меня ни при каких обстоятельствах. Звоните только в самом крайнем случае. Те, кому надо, и так будут в курсе, поэтому не думайте о таких пустяках.

— Что с моими расходами? Будут всякие траты…

— Расходы по работе мы вам возместим в любом случае, только сохраните чеки, счета и проездные документы. Если возникнут какие-либо нестандартные затраты, то помимо предоставления чеков вам придется писать внятные обоснования.

 

Глава IV

Аукционный дом «Хронос»

«Хронос» располагался в комплексе зданий бывшей ткацкой фабрики, известного в своё время флагмана лёгкой промышленности. После ликвидации производства и капитального ремонта освободившихся помещений, здесь возник один из культурно-деловых центров Москвы. На входе я взял проспект и немного ознакомился с официальной информацией «Хроноса».

На аукционе продавали всё, но особый упор делался на дорогие предметы коллекционирования естественного происхождения. Сообщество коллекционеров растёт, спрос на объекты такого уровня усиливается, при этом предметов, заслуживающих внимания не становится меньше. Вещи меняют своих хозяев, обнаруживаются новые объекты. Предметы антиквариата, картины, драгоценности, ювелирные изделия, орденские знаки, памятные медали, монеты, услаждают своих владельцев постоянным ростом цен. В то же время окаменелости, кристаллы минералов и причудливые формы горных пород, наоборот, дешевеют и падают в цене. В Москве имеется три-четыре уважаемых аукционных дома, относительно регулярно проводящие торги по вышеуказанной тематике. Появление еще одного такого зала не должно было вызвать особого внимания, если бы не подход, декларируемый учредителями: продавать только лучшее, и обязательно подлинное, тщательно отбирая материал, независимо от истории и происхождения предметов. Если надо — то проводить экспертизу. «Хронос» выделялся среди своих конкурентов не только скрупулезным отбором, но и тщательной постановкой дела. В отличие от традиционного ассортимента, здесь продавали всё, что не запрещено законом.

Сам офис аукционного дома напоминал солидный музей: внушительных размеров прекрасно освещенный и оборудованный экспозиционный зал выгодно демонстрировал свои сокровища. Зеленый шестигранный кристалл берилла размером с полено, сланцевая плитка с полным скелетом какого-то существа похожего на мелкого крокодила, навсегда впаянная в камень чудовищная рыба, натеки малахита, размерами и формой похожие на многочисленные девичьи груди, огромные многоцветные кристаллы полихромного турмалина, колоссальный акулий зуб величиной с крупный утюг… Некоторые предметы оказались столь велики, что под стекло не помещались и лежали так, открыто. Гигантская, с письменный стол, друза фиолетового аметиста, исполинский кристалл горного хрусталя, что мог бы стать надгробием какому-нибудь любителю минералогии, полный скелет морской коровы, череп мамонта с бивнями, череп тираннозавра… У каждого «экспоната» табличка с номером лота, названием, кратким пояснением, и неизменной добавкой: «научной и культурной ценности не представляет».

Я долго бродил вдоль витрин и рассматривал предназначенные к продаже редкости. Мне было ужасно интересно.

«Эх… — думал я, — другой мир, можно сказать, иная действительность. Параллельная реальность, совершенно незнакомая жизнь. Вероятно, скоро потребуется консультация опытного коллекционера или музейщика. Профессионала в своей области».

На одной из витрин находился покоричневевший от времени предмет, с лаконичной надписью: «Лот 98.114. Череп Джона Баптиста», и маленькими буковками — «археологическая находка, научной и культурной ценности не представляет. Возраст — предположительно первая половина I века нашей эры».

Если не считать явно выбитых передних зубов на нижней челюсти, этот лот действительно выглядел как прекрасно сохранившийся человеческий череп. Снаружи, через стекло, он смотрелся вполне натурально, и, не зная, что на витрине всего лишь пластмассовая копия, ни за что не заподозрил бы подделку.

Чем дольше я разглядывал витрины, тем более привлекательной казалась идея съездить в Питер недельки на две — на три. С удовольствием умотать из Москвы куда подальше, окунуться в иную атмосферу. Здесь, в столице нашей родины, я застрял чересчур надолго и чрезмерно плотно.

Все мысли закончились, а новых идей в голове пока не возникало, зато чувствовалось, что нахожусь не так и не там где нужно, а делаю совсем не то. Вернее — вообще ничего не делаю. Одним словом, я вполне мог куда-нибудь уехать.

Но перед тем как исчезать из Столицы, оставалось еще пара дел, которые никак не получалось ни пропустить, ни отменить. Надо посмотреть жилище убитого и еще раз поговорить с втравившей меня в эту историю особой. Поговорить лично, в защищенном от посторонних глаз и ушей месте.

* * *

Емецкий жил в Северном Бутове — «спальном» районе Москвы, что считался относительно новым и заселялся самым разнообразным людом, от бывших гастарбайтеров до переселенцев из старых районов.

С собой я прихватил только самое необходимое: связку ключей, пару хирургических перчаток, дешевый фотоаппарат-мыльницу, пару бахил и моток скотча. На себя надел ветровку с капюшоном, а на голову — бейсболку, как можно ниже опустив козырек. Почему-то мне захотелось проехаться на метро.

Сравнительно недавно построенная обычная панельная многоэтажка, на первый взгляд почти не отличимая от других таких же, в изобилии расселившихся по окраинам Москвы. Небольшая детская площадка во дворе, мелкий пруд и парк. Дом оказался характерен тем, что один из его подъездов выходил во двор, а второй — прямо на улицу, то есть всего метра три от подъезда до проезжей части. Какому гениальному архитектору пришла в голову столь светлая мысль, непонятно. Рядом — отделение Сбербанка, пара магазинов, детский садик и проблемы с парковкой.

Меня интересовал подъезд, выходящий непосредственно на улицу. Аккуратно, чтобы лицо не попало в поле зрения видеокамер, я вошел внутрь, убедился в отсутствии консьержки, в лифте надел тонкие резиновые перчатки, а на ноги бахилы, закрепив их липкой лентой. Лестничная клетка чистая, почти не заплеванная, видеонаблюдение на этаже отсутствует.

Пытаясь действовать как можно тише, я отпер замок. Дверь оказалась закрыта на одну только защелку. Сигнализация отсутствовала. Квартиру кто-то перевернул вверх дном. По-моему, тут не оставили ни одного места, где бы не отметился неведомый домушник. Все содержимое шкафов вытащено, разбросаны книги, бумаги, диски, какое-то барахло... На всякий случай многократно и с разных сторон сфотографировал имеющийся там разгром.

Похоже, мне тут делать больше нечего. Хорошо бы позвонить Иннокентию Петровичу, поделиться впечатлениями, но он четко дал понять — связь только односторонняя, когда надо, найдет меня сам. Ничего не трогая, быстро вышел из квартиры, тихо защелкнул дверь и спустился вниз. Потом, как мы и договаривались, аккуратно протёр ключи и кинул в почтовый ящик. Перчатки с бахилами распихал по помойкам подальше от дома.

По-моему, все окажется не так просто.

Я нашел работающий таксофон, засунул туда безымянную телефонную карточку и позвонил. На первых порах никто не отвечал, и приходилось слушать длинные гудки. Уже думалось, что вот сейчас время закончится и послышится сообщение, что никто, видите ли, не может ответить. Но нет — после шестого или седьмого гудка трубку взяли:

— Алло? Это кто?

— Это я.

Связь оказалась такой отвратительной, что голос доносился как с того света.

— В смысле — «я»? Мы знакомы?

— Еще бы не знакомы. А кто меня на обзорную экскурсию в  свой клуб водил? А у кого я консультацию спрашивал по вопросам, о которых понятия не имел? А кто меня в историю с аукционом втянул?

— Уже поняла, что это ты. Так что? Конверт посмотрел? С Иннокентием поговорил?

— Да все это сделал. Хотелось бы еще и с тобой переговорить, причем не по телефону. Для полной ясности и окончательного спокойствия.

— Тогда приходи ко мне… нет, лучше не приходи. Давай встретимся в храме Аквилафоста. Знаешь где это?

— Опять в храме? Вы что, сговорились все?

— Это не просто церковь, это… Храм Аквилафоста Светоносного у Белокаменного шоссе. В общем, ты должен знать.

* * *

Место, упомянутое моей приятельницей, я действительно знал, меня туда неоднократно водили. С последнего раза прошло много лет, и возникли сомнения: смогу ли найти нужную дорогу? Сумею ли? Проплутаю и могу опоздать. Однако память — странная штука: как только оказался на месте, то без особого труда отыскал путь к храму.

Храм располагался у Белокаменных каменоломен. Вернее — в них самих.

Каменоломни Москвы практически забыты, лишь Белокаменное шоссе, одноименные проезды, название ближайшей железнодорожной станции — «Белокаменная», да редкие историки-краеведы и некоторые полусумасшедшие коллекционеры помнят о них. Станция принадлежит Малой кольцевой железной дороге, поэтому давно закрыта для проезда пассажиров. Кроме Белокаменных, в Москве известны и другие каменоломни. В настоящее время практически все они закрыты, а многие из них полностью погребены из-за строительства и землеустройства. Однако именно у Белокаменных каменоломен расположен Храм Аквилафоста Светоносного, и посетители Храма знают о каменоломнях очень хорошо.

Вход в Храм находится в уединенном, темном месте, скрытом от посторонних глаз случайного прохожего и любопытного туриста. Я заглядываю сюда очень редко, только в случаях крайних. В случаях, когда иного пути нет. В этот храм мало кто ходит, и служителей не сильно беспокоит слабая его популярность. Это очень древний храм, возможно даже, старше самого города. На голых доломитовых стенах нет ни фресок, ни надписей, ни икон, только разрушительные следы немилосердного времени. Алтарь здесь — огромная глыба доломита, одетая тяжелым черным покрывалом, обращенная к двум рядам неровных, вырубленных из цельной скалы колонн. За алтарем на стене нет ничего: каждый видит то, что может увидеть или считает нужным. Храм абсолютно не похож ни на одно из других культовых сооружений города. Храм Аквилафоста — подземный храм. Он высечен в массиве доломитового пласта не для удобства молящихся, не для праздничных богослужений, и не для пышности, зачастую идущей вместе с религией.

В отличие от Церкви усекновения главы Иоанна Предтечи в Дьякове, Храм Аквилафоста Светоносного мало кому известен.

Храм Аквилафоста — единственный в городе храм, посвященный уникальному в своем роде персонажу — покровителю палачей и наемных убийц. «Спасение твоё в тебе самом, — писал Аквилафост, побуждая раскаявшихся людей отречься от жизненной суеты и обратить взор к вечности. — Покайся и освободи душу свою, тогда снизойдет на тебя истина, ибо тому, кто понял, и хочет загладить вину свою, отпускаются грехи его».

По преданию, сам Аквилафост, выходя на прогулку, становился невидимым по своему желанию: заметить его могли лишь те, чье внимание интересовало Аквилафоста. Если вы профессиональный убийца, наемный киллер или штатный палач, то Храм Аквилафоста дает призрачную надежду на заключительную беседу с Богом в самые тяжелые времена на границе жизни и смерти. На грани разума и безумия. Храм Аквилафоста приносит утешение тем, от кого все давно отступились. Но человек по природе своей таков, что стремится к надежде даже в самых крайних случаях...

Храм Аквилафоста обычно не проводит служб и здесь практически не бывает священников, только служители. Тот, кто заглядывает в этот храм за отпущением грехов, рискует заполучить отпущение самой жизни. В Храме Аквилафоста никогда не звучали колокола. Да и звонницы тут нет. Храм находится здесь на тот случай, если жизнь кого-нибудь киллера или палача сделается вдруг невозможной и нестерпимо ужасной. Со времени моего последнего посещения интерьер Храма абсолютно не изменился. Те же неровные стены, тот же алтарь за колоннами.

Похоже, меня уже ждали. В дальнем углу храма, почти у самого алтаря, стояла неподвижная фигура, закутанная в черное покрывало. Можно подумать, что перенесся в прошлое лет этак на пару тысяч.

Я подошел и аккуратно дотронулся до ее плеча. Почему-то подавать голос, к тому же первым, в таком месте казалось абсолютно недопустимой наглостью. Фигура повернула голову, а потом развернулась всем телом. Каждый раз, встречаясь с этой женщиной, поражался сходством ее лица с голливудской актрисой Дениз Ричардс.

— Пришел? Привет. Думала, ты не придешь.

— Привет. Почему это не приду? — удивился я.

— Так мне показалось. Поговорим?

— Для того и здесь. Считаешь, удачное место?

— Более чем. Тут нам никто не помешает, а предстоит длинный разговор. Сначала сама всё расскажу, а уж потом задавай свои вопросы. Если возникнут, конечно. Я специально выбрала данное место, здесь нельзя лгать. Опасно для жизни…

 

Глава V

Ксюша

Что тогда на меня нашло? Сам не знаю. Возможно, способствовало посещение аукциона, квартиры Емецкого или долгий и тяжелый разговор в Храме, не могу сказать со всей определенностью. Иногда вот приходит такое непонятное состояние, и начинаю думать — вообще-то мозг у меня нормальный, или как? Дело в том, что всё главное для жизни находилось тогда при мне: городской рюкзачок, деньги, телефон, пара банковских карточек, паспорт, книжка для дорожного чтения. Флешка в кармане. Даже конверт с досье оказался с собой. Правда, не было фотоаппарата и ноутбука, но меня это не сильно тогда беспокоило: я просто забыл о них. В родном городе ничего не держало. Отпуск уже, можно сказать, начался; квартира стояла закрытая, под относительно надежными замками; поливать или кормить никого не требовалось: всё, что могло, давно засохло, сбежало или сдохло, других же живых существ в моём доме не наблюдалось. Разве что комар залетит или случайный таракан забежит. Один живу. Все-таки после понимания факта, что никому не нужен, жизнь становится намного проще, понятнее и на удивление спокойнее, ведь все самые большие глупости мы совершаем или спонтанно, или от скуки, или под влиянием тех, кому не можем отказать.

Тут вдруг я поймал себя на беспокойной мысли, что периодически ищу одну и ту же женщину, о которой практически ничего не знаю, хотя, вроде бы, знаю о ней всё. Знаком с ранней юности. Парадокс, не правда ли? Противоречие. А вот. Не знал я — существует ли она еще, ли уже нет. Как-то раз, после очень долгого перерыва повстречались мы в Санкт-Петербурге, где провели вместе несколько потрясающих дней. Потом, в Москве, продолжили общение уже виртуально, а позже оно зашло в тупик из-за некоторых независящих от нас обстоятельств. Немного строптива, чуть-чуть горда, слегка высокомерна и достаточно умна, чтобы не завязывать со мной долговременных отношений. И, как потом выяснилось, оказалась очень-очень необычной. А я... просто заурядный скучный обыватель и работа у меня обыкновения. Интересно, все ли у неё сейчас хорошо? Ходит ли до сих пор по этой грешной земле? Может, в этот раз повезет, и мы увидимся, — мелькнула заманчивая мысль. Дело в том, что я и хотел, и до ужаса боялся такой встречи, поэтому для поисков ничего специального не предпринимал. Это как с рыбой фугу: вкус — ничего уникального, ощущения — тоже так себе, но щекочет нервы сам факт вероятности смертельного отравления.

После таких вот размышлений, посмотрел в окно, проверил прогноз погоды, написал заявление о срочном отпуске и отправился за билетами на вокзал. В отличие от большинства порядочных граждан, отпуск предпочитаю проводить не на югах, не у берегов тропических морей в экзотических странах, а в Петербурге. Странно, но объяснимо — там есть с кем поговорить, куда пойти, чем заняться.

Обычно люди почти весь год работают, а во время отпуска отдыхают. Месяц, два, полтора или две недели. Ну, сколько им там положено по трудовому договору. У меня всё шиворот-навыворот — работаю полтора месяца, а валяю дурака всё оставшееся время. Хотя окружающие убеждены, что как раз наоборот. Правда — есть, есть один человек, что меня раскусил. Наш директор. Он прямо так и считает, что я ничего полезного не делаю, поэтому регулярно урезает мне премию, а с начала года сократил зарплату.

Впрочем — ладно. Пора было побеспокоиться о билетах. Из соображений сугубо идеалистических, поехал не в трансагентство, а прямо на вокзал. К моему несказанному удивлению, народу на вокзале и на площади перед ним практически не оказалось. Все уже уехали, сидели по домам или это реконструкция дала свои плоды? Что же за день такой? Удивительно удачный. Вообще, в стремлении приобрести билеты многие до сих пор спешат занять очередь с раннего утра, особенно это касается теплого сезона. Может, именно поэтому в кассу вокзала стояло мало людей? Когда подошла очередь, я вежливо поздоровался и попросил:

— На ближайший скоростной экспресс до Питера, будьте любезны. Один билет.

— Ближайший… — задумчиво сказала кассирша, и стала что-то делать со своим электронным аппаратом, — только на завтра, на шестнадцать тридцать. Устроит?

— Годится, — легко согласился я, но все-таки уточнил: — а совсем-совсем раньше нет?

— Боюсь, что нет… ой, подождите! Есть на сегодня, на девятнадцать двадцать пять. Отходит через двадцать минут! Кто-то отказался. Так что, берёте? — хитро спросила кассирша.

— А давайте! — сам не ожидая от себя такой прыти, согласился я. Случилось так, что в тот момент меня абсолютно не интересовало, на какой именно день брать билет — на завтра, на сегодня или на послезавтра. — Сколько с меня?

Выход на платформу, проверка билета, поиск своего места, недолгое ожидание и поезд тронулся. Удобно устоявшись, я почти сразу попытался разослать эсэмэски питерским знакомым. Тем, кто теоретически мог помочь. Уж кто-то, да и откликнется. В принципе, ехал не совсем в неизвестность. Зацепки существовали. В Городе-на-Неве знакомых много, и уж кто-нибудь обязательно бы пристроил, не дал пропасть в чужом городе. Планы так стремительно менялись, что приходилось перестраиваться на ходу. Еще пытался прозвониться, но впустую. У кого-то телефон был просто занят, где-то не отвечал, а у кого-то оказался выключен.

Так уж получилось, что я обладаю достаточно широким кругом общения. Связано это как с некоторыми занятиями, так и со спецификой отдельных периодов жизни и деятельности. Вообще-то настоящих друзей исчезающе мало, но количество просто знакомых или хорошо знакомых — довольно-таки большое. В частности — в Петербурге. Среди них есть художники, реконструкторы, стилисты-визажисты, скинхеды, веб-мастера, готы, лесбиянки, православные батюшки, иудаисты, государственные чиновники, колдуны, айтишники, мусульмане, ученые, домохозяйки, писатели, изготовители бижутерии и много кто еще.

Короче — кто-нибудь из них поможет. Не даст пропасть в чужом городе.

По дороге ничего интересного не случилось, если не считать забавного эпизода в поезде. В соседнем кресле оказалась колоритно одетая девушка с красочным глянцевым журналом — что-то там про модный латекс. Агрессивные красотки в облепляющей тело резиновой одежде с подобающим антуражем и атрибутикой всецело поглощали внимание моей попутчицы. Журнал она перелистывала аккуратно, с первой страницы, внимательно разглядывая каждый разворот вне зависимости от содержания. Когда страницы закончились, девушка вытащила наушники, подключила к разъему рядом с сиденьем, закрыла глаза и стала слушать какую-то внутрипоездную трансляцию.

В этот момент как раз пошла первая волна ответов на разосланные сообщения. Результат не радовал. Из ответивших кто-то отказался, кто-то уехал, а кто-то, ничего не обещая, просил перезвонить часа через полтора-два. А главная моя петербургская подруга еще не вернулась из Германии, и получалось так, что некуда мне бедному податься.

— Как сказал один восточный мудрец: «Зачем слова, когда всё так паршиво!», — негромко пробормотал я в пустоту, не ожидая никаких ответов.

— Так у вас что, фетиш на лао-дзен? — не открывая глаз, неожиданно отозвалась девушка с журналом.

— Быть может, на Лао-Цзы? — с улыбкой, невольно поправил я.

— Я сказала так, как посчитала нужным, это не ошибка, — медленно и спокойно проговорила соседка.

— Знаете, мне это напомнило анекдот, про то, как школьница решила задачу с помощью своего папаши. Когда же математичка справедливо удивилась и спросила: «Как ты могла решить таким способом? Мы это не проходили!», ученица отрезала, ничуть не смутившись: «Я решила так, как посчитала нужным!»

— Более чем неуместная иллюстрация…

Больше мы не разговаривали. Если женщина красива, думал я, то ей не надо почти ничего: при минимальных затратах все придет само. Ей достаточно знать, какой фасон блузок носят в этом сезоне, и какой крем полагается втирать в это время суток. Тут не требуется даже церковно-приходской школы — вполне довольно глянцевых журналов. Мужику сложнее. Вдобавок к любому высшему образованию, настоящий мужчина обязан понимать в машинах, должен владеть навыками электрика, плотника, дизайнера и сантехника. Увлекаться каким-нибудь спортом. Кроме того, полагается профессионально разбираться в музыке и кино, желательно хорошо танцевать, поддерживать любую беседу и владеть хотя бы одним музыкальным инструментом, сопровождая игру пением. Наиболее актуальны: гитара, ударные и бас-гитара. Но это уже опционально. А вот способность держать язык за зубами и не болтать лишнего, умение полезное для всех. И для мужчин, и для женщин.

Прямо над проходом висел телевизор, по которому до самого Петербурга крутили какой-то мини-сериал про войну.

Удобно, когда телевизор в поезде. А еще в маршрутке. В автобусе. Даже в метро. Скоро в лифтах будет. Так надоело, что сил нет. Пришлось достать книжку и читать почти до самого приезда. Нашумевший в своё время «Дневник наемного убийцы», роман одного сравнительно хорошо известного британского писателя. Несмотря на интригующую аннотацию, чтиво оказалось довольно-таки унылым. На протяжении всей книги главный герой ищет себе девушку. Можно некрасивую, можно глупую, а лучше — бедную, больную и несчастную, но главное — свою! Чтобы мог он о ней заботиться, вернее — придумывать ее такой, как нравится ему. В промежутках меж поисками, он выполняет свою работу: убивает на заказ и обучает ремеслу какого-то совсем уж антипатичного парня. Главный герой — чрезвычайно скучный и ограниченный персонаж. В своем деле он профессионал, но во всем остальном — почти дебил. Короче говоря, книга оказалась циничным развенчанием романтики профессии киллера. Легенды, созданной стараниями мировой литературы и кинематографа. От «Леона» и «Шакала» до «Киллера» и «Механика» включительно. Печально. Полное разочарование в идеалах прошлого.

Наконец я убрал прочитанную книгу в карман рюкзака и уставился в окно. Вечер переходил в белую ночь, и скоростной экспресс, почти четыре часа назад отбывший из Москвы, подходил к вокзалу Петербурга. Мне нравилось наблюдать, как мелькали железнодорожные станции и сооружения, как таяло оставшееся расстояние, как заканчивалось время пути. Казалось, колеса вот-вот остановятся, но в последний момент привокзальные постройки вдруг исчезли, и поезд мягко вкатил в промежуток между висящими над платформами крышами. Время прибытия очень радовало: всегда уважал чужую точность.

Три часа сорок пять минут пути, и вот я в Питере. Без вещей, без жилья и без всякой надежды на будущее. Ну, не совсем без надежды. По дороге все-таки удалось пробиться к старинной приятельнице, одной из тех, что просили перезвонить. Она обещала устроить «вписку», но от подробностей уклонилась. И ведь устроила! Старинная знакомая (как её зовут — неважно, ибо женщина она молодая, замужняя, и лишняя компрометация ей ни к чему) созвонилась с некоей неизвестной мне Ксенией, узнала адрес и передала. «Я обо всём договорилась, — пояснила старинная подруга, — тебя на кухне положат, только ты смотри — не очень там». Что конкретно подразумевалось под словами «не очень там», я не спросил, а зря! А всё виктимность, склонность к поведению, повышающему шансы на появление личностных проблем. Коряво? Можно проще. В народе бытует что-то о заднице и о приключениях, что обладатель этой задницы умеет для неё находить.

Минут через сорок, вроде бы, полагалось закрываться метрополитену, но я успел.

Вписка... как много в этом звуке для сердца русского слилось! Скажем, приехал человек в чужой город. Нужно переночевать. А где? Негде. Достает список телефонов неизвестного происхождения, долго обзванивает, и если не сразу, то потом находит местного жителя, что добровольно согласен приютить на ночь. Одного этого человека. Или не одного, а с кем-то. Или целую ораву. Или не у себя. Причём добровольца этого, как правило, можно лично не знать вообще, или иметь о нем весьма смутное представление. Соответственно, вписки попадаются разные и случаются всякие. Иногда — исключительно для сильных духом. Хипповские флэты, семьи с родителями — дружественными или не очень, молодые пары без детей или с одно— двух годовалым «бэби», отдельные квартиры без посторонней помощи, неугомонные общаги, стрёмные коммуналки и прочие подобные места. Даже условно жилые помещения, типа пустующих ночами офисов каких-нибудь хитрых организаций. Образ жизни аборигенов может сильно различаться, а вписываемый вовсе не обязан догадываться обо всех нюансах, тонкостях и намёках. Но если заранее обсудить ключевые моменты и специфики, то особых проблем обычно не предвидится. Это если оговорить сразу и когда есть с кем. Тут как при посадке в чужую машину: нужно разъяснить водителю собственную сущность, так и вписывающему обязательно сразу же истолковывать пациенту характер и правила своей вписки. Нормальный человек воспримет адекватно, а вот ненормальный… но ненормальность понятие тоже весьма относительное.

Усилиями питерской подруги попалась такая вот самобытная квартирка. На последнем этаже дома-корабля. Приличная трёшечка. Была когда-то приличной, но в момент моего появления (время хорошо перевалило за полночь), обреталось там человек двадцать странного вида молодого народу, причем все весьма разнообразно одетые обитатели квартиры бродили без обуви. В одной комнате меня накурили чем-то одурманивающим, в то время как в другой Ксюша — худенькая крашенная блондинка лет двадцати трех — двадцати пяти, хозяйка вписки — была занята: поедала неизвестные мне грибочки, по виду напоминавшие самодельную лапшу коричневатого цвета. Пришлось идти на кухню через вторую комнату, где чуть не попал под раздачу тех самых грибочков, но повезло, барьер удалось преодолеть и до кухни добраться без потери грибной девственности. Зато потом меня схватили и заставили пить сначала вермут, потом еще что-то, не помню что. А после — домодельный абсент. Последний мне что-то не очень понравился, но пришлось подчиниться — силы оказались неравны. Когда, наконец, вернулся в первую комнату, Ксюшу грибочки уже «взяли», и она, пребывая в эмпиреях, запала на меня, явно приняв за кого-то другого.

Похоже, это не совсем то место, куда нужно стремиться. Разве что на одну ночь…

Только тут я заметил, что Ксюша обладает великолепной фигурой и качественным синяком под глазом. Мы долго с ней целовались, а дальше — провал памяти. Кстати, со мной уже бывало так. И не раз. Стоит принять внутрь нечто своеобразное и познакомиться с красивой девушкой, как вырубаюсь, причем на самом интересном месте. Что? Как? Ничего не помню.

* * *

Провал памяти, очевидно, перешел в крепкий здоровый сон, потому что очнулся я на каком-то необъятных размеров диване в компании спящей Ксюши, двух незнакомых девиц и одного небритого парня. Некоторый «беспорядок в одежде» наводил на беспокойные размышления.

— А ты кто? — удивлено спросила проснувшаяся Ксюша. Вид у девушки оставался несколько сонным, лицо выглядело немного помятым, а синяк под глазом слегка изменил цвет и форму, но по-прежнему смотрелся самой заметной частью лица. Одежда девушки оставалась такой же, как и вчера — черные чулки и некая хламида ярко-синего цвета: что-то среднее между гигантской майкой и бальным платьем.

Жутко хотелось пить. И еще голова. Ее будто сжимали стальной каской.

— Это, знаешь ли, хороший вопрос. А кто ты? — переспросил я, застегивая ширинку на джинсах.

— Я первая спросила, — спокойно отозвалась девушка и закурила.

— Ну, вчера вписку усиленно искал. Подруга направила сюда.

— Чья подруга? — не поняла Ксюша

— Моя. И твоя, видимо.

— Бля! Имя есть?

Я назвал имя своей знакомой.

— Это какая? Какой ник? Такая с дредами или с зизи? Или лысая с татухами на голове? — с живым интересом выспрашивала девушка.

— Что за зизи? — не понял я.

— Афрокосички. Ну? Она в теме?

— Да нет вроде бы… — неуверенно, проговорил я, — но мы год как не виделись, может, теперь она и лысая, и с дредами, и с зизи… Что за тема?

Небритый парень вдруг завозился и пробубнил: «Тихо там, поспать дайте», и снова отрубился. Две другие девушки даже не очнулись — они просто спали, не реагируя на окружающее. Одна, с коротким ёжиком ярко-рыжих волос, с голыми ногами, закутанная во что-то вроде растрёпанного индийского сари, похрапывала на спине. Вторая, с длинными черными волосами, в сползших на середину попы драных джинсах лежала на животе, повернув лицо с открытым ртом набок. При этом она равномерно и тихо дышала, а изо рта вытекала полоска слюны. Судя по всему, кроме джинсов, ничего другого на девушке не имелось. Нет, квартира для моих целей не подходила. Надо искать нечто менее экстремальное.

— Ладно, — махнула рукой Ксюша, — на кухню пойдем, там всё расскажешь…

Мы перебрались на кухню, никого не встретив по дороге. Похоже, других людей тут не осталось.

— А где все? — непонятно у кого ворчливо спросила девушка. — Вот срач развели! Суки, ёпт! Мне теперь убирать… Ладно, ты чего хочешь?

— Пить хочу. Воды. А вообще — жильё бы спокойное найти недели на три. Или как там получится. У тебя тут хорошо, но негуманно как-то. Мне отдельную комнату с компьютером и спальным местом, больше ничего.

— Ты вообще-то кто? — снова спросила она, повернувшись лицом. — Ясно, что ваниль, но откуда?

— Из Москвы, — будто извиняясь, признался я. Слово «ваниль», привязанное к моей личности, как-то неприятно впечатлило.

— О! Первопрестольная! Сама оттуда, только год как переехала. Думала — прикольно будет в Питере пожить.

— А что потом оказалось?

— Полный п..дец. Ладно, жрать тут уже нечего, пить тоже…

— Водичка из-под крана вполне подойдет.

— С ума сбрендил? У нас х..вая вода, она ж после заводов сюда течёт, лучше в бутылках покупать.

Но я уже не слушал, а жадно припал к крану и всасывал в себя отдающую железом водопроводную воду.

— А это… вчера, ну, ночью, что это было? — запинаясь, будто нерадивый школьник, осведомился я, утолив приступ жажды.

— В смысле? — изобразила непонимание она, пуская дым на меня снизу вверх. — Ты сейчас об чём ваще?

— Проснулся среди компании, часть которой спит до сих пор. Штаны, извиняюсь, расстегнуты, да и так… не помню ничего. Со мной, знаешь ли, иногда случается. Если чего произошло, приношу свои извинения.

— Да ладно, за что там извиняться… Я-то всё хорошо помню. Пришел и уснул бревном, так что не парься.

 «Какой же болван! — сокрушенно думал я, — спал рядом с тремя красивыми бабами… вроде бы красивыми. И ничего. Лох, дурак и лузер, больше и сказать нечего».

— А, ну, ладно. Мне намешали вчера разного пойла, какой-то дряни еще подсунули, накурили чем-то, — оправдываясь, мямлил я вслух, — то одно, то другое пил…

— Расслабься. Хочешь, еще что-нибудь выпей, — добродушно посоветовала девушка.

«Что-нибудь выпей? — с раздражением подумал я. — Сама же жаловалась, что нечего».

Стараясь сообразить, что ещё сказать внятного и как вести себя дальше, я огляделся. Вчера тут толпилось столько всевозможных людей, что было не до интерьеров. Несмотря на вполне стильную мебель, хороший немецкий холодильник и прочее современное кухонное оборудование, помещение выглядело так, будто здесь недавно закончились небольшие боевые действия или взятие отряда боевиков. Причем обе стороны сражались до последнего, понеся сокрушительные потери. Сломанная табуретка, какие-то грязные осколки на полу, бурые ошметки на залитой коричневым плите, и, похожее на расплющенного морского ежа пятно прямо напротив окна. Складывалось впечатление, будто некто залепил в стену что-то стеклянное, наполненное густой черной жидкостью. Гора грязной посуды и размазанная кровавая лужа на полу (как позже выяснилось — от кетчупа) дополняли картину разрушений.

— Слушай, а кто тебя так? — спросил я, трогая на своем лице место, где у Ксюши находился синяк.

— Ой, я и забыла совсем! — с этими словами девушка вытащила из какого-то выдвижного ящика круглое зеркальце и стала разглядывать свою физиономию, касаясь пальцами синяка. — Это писец! Танька-сука совсем сдурела от скорости. Убью когда-нибудь. Ведь знает же, что лицо мне нельзя повреждать, что у меня работа такая, а… — Ксюша снова тронула себя за больное место, — Бля! Что ж теперь делать-то?

Девушка чуть не плакала, и мне вдруг стало её жалко.

— Танька-сука — это у нас кто? За что тебя так?

— А просто, — неопределенно махнула рукой Ксюша. — Психованная, что с нее взять. Говорю же, от скорости торкнулась, так еще, по-моему, какой-то дрянной ширкой децил вмазалась…

— А в Москве ты где жила? — спросил я, чтобы сменить тему.

— Я? На Криворожской. Знаешь такую?

— О! Так мы ж с тобой соседи! — обрадовался я. — Я на Нахимовском, недалеко от метро жил, а земляки должны помогать друг другу.

— Это ты у кого наслушался? У хачей что ли?

— Нет, правда. Кажется, знаю, кто может тебе помочь в проблеме с синяком. Есть у меня такой специальный знакомый целитель.

— Погоди, сейчас у Доктора спросим. Оценит ли он твою идею.

— У кого спросим? — не поверил я своим ушам.

— У Доктора. Ты его видел, там спит. Но сомневаюсь, чтобы он что-то полезное сейчас выдал.

Мы вернулись в комнату, где по-прежнему дрыхли две девушки и сильно небритый парень. Ксения стала расталкивать парня и шлепать его по колючим щекам. Когда он начал малопонятно, будто в бреду, что-то говорить, девушка задала мучивший её вопрос. В ответ парень опять нечто пробормотал и сразу же отрубился.

— Не поняла, повтори по буквам, — не отставала Ксюша, еще раз крепко и необычайно сильно для своей хрупкой конституции, встряхнув небритого.

— Этот мой комментарий, — неожиданно четко и членораздельно произнес парень, — должен выразить признательность за интересный и качественный залипон, удивление твоим мировоззрением и многообразием окружающего мира, но я слишком апатичный и сонный для этого.

После чего «доктор» вновь потерял сознание.

— Всё ещё двинутый, до вечера не oкстится, — со знанием предмета, утвердила свой приговор Ксюша. — Не думала, что его пробьёт на измену.

 — Двинутый, говоришь? А что такое — «залипон»? — с чисто исследовательским интересом спросил я, когда мы вернулись на кухню.

— Это ты у Доктора спроси, — буркнула девушка.

— Он что, правда, доктор?

— С третьего курса медицинского выперли. Теперь от армии бегает… Ладно. Если поможешь этих выставить, с синяком меня сориентируешь и посодействуешь квартиру всю вычистить, хорошо тебя пристрою. Короче, что там насчет моего синяка? Как быстрее можно свести?

— Можно. А что тут вчера происходило? Куча народу и вообще… это у тебя всегда так бывает или только вчера?

— Что происходило у меня? Вчера было моё деньрожденье.

— Твоё? — для пущей верности переспросил я.

— Моё, — подтвердила Ксюша.

— Поздравляю! — пробурчал я.

— Пасиб. Впервые у меня алкотреш... так отмечать деньрожденье, вообще-то, не в моих привычках. Работать сил нет, глаза в кучку, мозг в отключку. Но нет ни малейшего сожаления о прожитом. Новые знакомства, общение, природа... одним словом — кайф! А еще кто-то спер мой клевый зонт с няшками-котами. Обидно до ужаса. Видимо правду говорят, кому-то он нужнее, чем мне. Вот тебе веник и совок, пока подмети тут, а там скажу, что дальше делать. Вообще, из праздников признаю только деньрожденья и свадьбы. Это настоящие праздники, остальное — полная фигня. Для меня лично вопросов не возникает, пока не настанет моя очередь. Остается надеяться, что избранник не пожелает свадьбу скучную, «как у всех по-людски»…

«Вот же русский язык, — думал я, заметая мусор, — как только над ним не издеваются, а ведь жив, великий и могучий. Ничего его не берет. Правда, меняется постепенно, эволюционирует на грани нервного срыва. Сейчас даже мне трудно понимать совсем современную молодежь. А людям постарше? Им-то как быть? Но есть хорошее природное правило — не осуждай и не критикуй. Привычка критиковать — признак заниженной самооценки. Критикуя других, мы лишь вызываем собственную негативную реакцию, ничего больше. Кто это сказал? Не помню… Однако же как ловко она меня к делу приспособила! Вот уже и пол мету, так и посуду скоро мыть начну, а потом глядишь, и еще чего-нибудь…»

Зато вслух спросил:

— А как же Новый Год? У всех всегда любимый праздник.

— У меня — нет. Не люблю. Это только в детстве выглядело самым ярким и ожидаемым впечатлением, но потом что-то искалечилось. А свадьбу хочу, да. Пышную, яркую и сочную. Хочу, чтобы отмечали в кафе на проспекте Весёлого посёлка, чтоб каравай был с калиной и сельдь под шубой в центре стола. Чтобы со всеми родственниками из Москвы и Саратова, с цыганами, детьми, тамадой, пьяным баянистом. Чтобы приехала тетя Дуся из Тулы с сыном-олигофреном. Чтобы всем им было весело, даже олигофрену. Бабушки чтоб кричали «горько», смеялись, считали и хлопали в ладоши, когда я буду сосаться за столом со своим трахальщиком, который стал теперь мужем. Чтобы были разные прикольные конкурсы, и чтоб у какого-нибудь деда встал, когда моя подружка будет откусывать яблоко, зажатое у него между ног. Чтобы мой уже муж пил водку из моей туфли, в которой проходила весь день, и не подавился чтоб. Хочу, чтобы ко мне подходили все эти тети с бабушками и давали полезные советы, как правильно ублажать мужа в первую брачную ночь, и в какие лунные дни лучше забеременеть. Чтобы одна из них хихикала и рассказывала про своего Сашку-привереду. Потом хочу собрать со столов в пакет остатки ветчины и поехать трахаться с теперь уже мужем. Я мечтаю, блин, о такой свадьбе.

«По-моему, я уже от кого-то слышал очень похожий монолог, – думал я тогда, – и нет тут ничего странного при теперешнем развитии Интернета... или всё-таки дежавю?.. или где-нибудь прочитал?.. или, у многих просто-напросто давно уже не осталось собственных мыслей?..»

— Так он у тебя сейчас есть? — вслух спросил я, дождавшись небольшой паузы, и одновременно вываливая очередной мусор в ведро со вставленным внутрь черным пакетом.

— Кто — он? — не поняла Ксюша.

— Ну, жених твой.

— Вот еще… нужен мне этот козел, — грустно призналась девушка. — Зря из Москвы уехала, вот что.

— Знаешь такой анекдот про рай и ад?

— Их много, расскажи, — подбодрила она, закуривая очередную сигарету.

— Ну, попал, значит, человек в рай. Смотрит, а там все люди ходят радостные такие, счастливые, открытые все, доброжелательные. А вокруг всё как в обычной жизни. Походил он, погулял, понравилось. И говорит архангелу: «А можно посмотреть, что такое ад? Хоть одним глазком взглянуть!» «Почему нет? — говорит архангел, — пойдём, покажу». Приходят они в ад. Человек смотрит, а там всё вроде как в раю: та же обычная жизнь, похожая обстановка, только люди все злые, обиженные, видно, что плохо им тут, страдают, мучаются. Он и спрашивает у архангела: «Так тут же всё вроде, как и в раю. Почему они такие недовольные?» «Ну, как же! Думают, что в раю все-таки лучше!»

— Так это несмешной анекдот или притча?

— А притча и есть анекдот, просто или не очень смешной, или такой старый, что давно уже никто не смеется.

— Если ты такой умный, то непонятно, почему напросился ко мне на вписку? — на полном серьёзе, со свойственной некоторым девушкам нелинейной логикой, спросила Ксюша.

— Стоп! Обиды — потом. Если не смешно, значит не считается. Тогда сказку расскажу интернетовскую, новую. Давным-давно, в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, собирается честной купец в страны заморские. Позвал дочерей и говорит: «Дочери мои милые, скажете, каких гостинцев вам хочется?» Думали они три дня и три ночи и вот пришли к своему родителю. Старшая дочь поклонилась отцу и говорит: «Государь ты мой, батюшка! Привези ты мне золотой венец из каменьев самоцветных, чтоб было от него светло в темную ночь, как средь бела дня!» «Хорошо, дочь моя милая и пригожая, привезу. Видел на тайском базаре бижутерию из светодиодов». «Батюшка мой родимый! — поклонилась ему в ноги дочь средняя. — Достань и привези мне туалет из хрусталя восточного, цельного, прозрачного!» «Ладно, дочь моя хорошая и пригожая, достану. Вроде бы в Эмиратах продавался такой унитаз». Тогда поклонилась в ноги отцу меньшая дочь и говорит: «Родненький ты мой батюшка! Не вози мне ни самоцветов, ни унитазов заморских, а привези ты мне чудище невиданное, волосатое, для сексуальных утех и извращений». Испугался честной купец и говорит ей таковые слова: «Ты что, доченька? Как ты можешь у родного отца подобные вещи просить?» «Да?.. Ну, ладно, начнем издалека... привези мне, батюшка цветочек аленький!» А отсюда мораль: хоть сказка и боянистый боян, но всё равно — начинать всегда надо с малого...

— Фу! — весело захихикала Ксюша. — Надо же было так хорошую сказку опошлить!

— А чего тогда смеёшься?

— Так смешно ведь. Да, и что там про мой синяк? Забыл? Обещал же!

— Сейчас, — я вытащил мобильник, и выбрал запись, которой давно не пользовался. Некоторое время никто не отвечал, но, наконец, послышался резкий женский голос, какой может быть у долго и плодотворно практикующей ведьмы, если она еще молода и красива.

— Да? Это ты, правда?

— Правда, — задумчиво подтвердил я. — Привет. Что делаешь?

— Привет! — похоже, ведьма действительно обрадовалась. — Работаю я.

— Ты сейчас как? Очень занята?

— Занята. А что? Хочешь меня пригласить поужинать?

— Извини, но нет, — расстроено признался я, — содействие твоё нужно. Одна девушка попала в очень нехорошую ситуацию, и никто кроме тебя сейчас ей уже не поможет. Сделай, а? По старой дружбе? В долгу не останусь.

— Ну, ты и свинья! Столько времени не звонил, не давал знать о себе, а теперь объявился лишь за тем, чтобы навязать мне какую-то свою бабу! Совесть вообще-то есть, или как?

— Да я же это…

— Хм, ладно, — вдруг как-то нехорошо хмыкнула колдунья. — Привози, только срочно. Прямо сейчас. Это может оказаться забавным…

 

Глава VI

Колдунья

Молодая женщина была одета в черную шелковую мантию с длинными рукавами, расшитую по подолу серебряными цветочными узорами. Сразу же обращали на себя внимание соблазнительные формы бесподобно идеального тела, которые наряд не скрывал. По-моему, под мантией ничего больше не было. Черные, как уголь, волосы рассыпались по плечам, придерживаемые сверкающим головным обручем белого металла.

Ксения смотрела на колдунью с недоумением и плохо скрываемым недоверием — так часто случается с незнакомыми между собой женщинами, считающими себя красивыми и избалованными чужим вниманием. Но сейчас, при наличии у Ксюши хорошего фингала под глазом, сцена выглядела довольно-таки комично.

— Знакомьтесь, — сказал я, представив их друг дружке. — Короче так. Вы тут работайте, не буду вам мешать. Пойду я…

— Э! Стоп! Не уходи, — безапелляционным тоном заявила ведьма. — Потом зайдешь ко мне, когда закончим. Посиди пока в той комнате…

С тех пор, что мы виделись последний раз, колдунья очень изменилась. Я не подал виду, но разительная перемена, произошедшая с ней, заставляла задуматься. Если раньше ведьма выглядела обычной привлекательной девушкой, то теперь стала просто красавицей.

Пришлось ждать «в той комнате».

Чтобы чем-то заняться, начал разглядывать гостиную колдуньи: интерьер привлекал внимание и наводил на самые разные размышления. Обычная комната, разве что аккуратная и стильная. Антикварная мебель. Диван в стиле модерн, пара кресел и два пуфика в том же стиле. Зеркала в толстых деревянных рамах, шелковые шпалеры на стенах, наборный паркет, потолок с лепниной. Причем, похоже, все одного времени, цвета и стиля. Я не искусствовед, поэтому могу ошибаться.

Все умеренно, без перегрузки и чрезмерных излишеств. Никаких вам амулетов, талисманов и прочих колдовских причиндалов. В углу приглушенно тикали напольные часы башенкой. Интересно, новодел или действительно антиквариат?

По виду, такую гостиную вполне можно превратить во временную спальню. Вот бы тут пожить! Может, получится договориться?

От нечего делать, я подошел к часам и стал их рассматривать. Они работали и, что интересно, показывали неправильное время. При этом длинный тяжелый маятник мерно покачивался, а по белому циферблату с римскими цифрами едва заметно шли фигурные стрелки. Без секундной. Не сразу понял, что время часы показывают верное, просто сам циферблат представлял собой зеркальное отражение нормального, да и стрелки шли в обратном направлении. Цифра «четыре» изображалась не так, как привыкли мы, а четырьмя палочками и находилась там, где обычно стоит восьмерка. Еще математичка в школе объяснила нам, что записывать число «четыре» как единицу и следующую за ней римскую пятерку окончательно стали только в девятнадцатом веке, а до этого наиболее часто употреблялась запись из четырех единиц. На циферблатах четыре единицы часто используются до сих пор, якобы по эстетическим соображениям — перевёрнутую единицу и пятерку опознать вроде как труднее.

С зеркалами в толстых рамах тоже оказалось что-то не то. Чем-то они привлекали, казались более интересными, чем те отражающие поверхности, что привык видеть во время ежедневного бритья. Нет, я бы в такой комнате ночевать точно не смог, даже если предположить невозможное. Говорят, что если спать напротив зеркала, то душа может заглянуть в него, испугаться и не вернуться к своему владельцу. Гадалки, целительницы и все те, кто считает себя экспертами по толкованию всевозможных примет, тоже полагают, что зеркала в спальнях являются лишними.

Интересные советы дают современные шаманы. Они утверждают, что во время сна из зеркала за спящим следит пара чужих глаз, нарушая уединение. Результатом может стать плохой сон, раздражительность, ссоры из-за всяких пустяков. В средневековье считали, что зеркало нельзя вешать в спальне потому, что в нем сосредоточена сила вампиров, и у спящего против зеркала все хорошее в душе высасывалось вампирами зазеркалья. По фэн-шую, тоже нельзя чтобы спящий человек отражался в зеркале, это обещает проблемы в браке. Если же спит пара, то зеркало будет подталкивать кого-нибудь из них к измене. Зеркало, в котором отражается дверь и кровать в спальне, практически удваивает неудачи. Такие суеверия особенно строго соблюдались в царских покоях и домах вельмож: там обычно не устанавливали зеркал… Что здесь не так?

Тут до меня дошло. Можно сказать — осенило.

В этой комнате зеркала вообще не отражали. Они показывали изображение так, как есть, а не в зеркальном отражении. Они могли оказаться чем угодно, только не зеркалами.

Пока я обо всем об этом думал, дверь открылась и прямо ко мне выбежала радостная Ксюша. Зачем-то чмокнув меня в щеку, она сразу же бросилась к большому «зеркалу» и принялась разглядывать свою физиономию. Ничего необычного она не заметила. Может, для нее это самые обыкновенные зеркала?

— Смотри! Никакого следа не осталось! — девушка никак не могла насмотреться на себя. — Я точно вам ничего не должна? — спросила она шедшую следом колдунью.

— Нет, мы уже в расчете, — мрачно подтвердила моя бывшая подруга, а ныне — профессиональная ведьма. Видимо пришлось потратить больше времени и личных ресурсов, нежели первоначально планировалось. — Посидите пока тут, надо стабилизировать результат. А ты, — она ткнула в мою сторону пальцем, — зайди ко мне прямо сейчас, это ненадолго.

 «Ненадолго» растянулось чуть ли не на весь остаток вечера. Сначала вспоминали общих знакомых, потом — малознакомых, позже — обменивались обрывками личных воспоминаний, и время исчезало незаметно.

— …стою как-то у чужой парадной, звонка на трубку жду, — повествовала колдунья. — Вечер, темнеет. Подходит такой длинный, под два метра, парень: «Сигаретки не будет?» Дала ему сигарету. «А зажигалки?» Протягиваю зажигалку. Он в шутку так: «Еще, поди, и жвачка у тебя имеется?» Достаю из сумочки жвачку со словами: «Я волшебница, а ты потратил все три желания на ерунду. Пока, придурок». И пошла.

— Анекдот такой?

— Нет, конечно. Случай из моей ведьминской практики.

— А что парень?

— Как что? Решил, что издеваюсь, догнал, стал быковать, пришлось успокаивать. Думаю, на всю жизнь теперь запомнит.

— А меня сможешь обучить своим способностям? Хоть чему-то? Чуть-чуть?

— Боюсь, что не получится. До тебя с такой же просьбой обращалась только моя знакомая, ты ее не знаешь. Сначала что-то даже получаться начало, а потом всё, конец.

— В смысле?

— Виделась с ней недавно.

— Да?

— Ага. Ходила на кладбище с целью навестить одну интересную могилу, но так и не нашла. Зато вдруг наткнулась на подругу, как раз в начале этого месяца два года было. Прямо на перекрестке участков, что по порядку цифр дает год моего рождения, так и запомнила. Шикарное надгробие — как живая смотрит. Присутствовала только на прощании, на сами похороны не попала, а вот сейчас, когда увидела ее портрет на черном камне, мое сердце (или что там у меня вместо него?) внезапно ушло в пятки. А перед глазами скверное видео с телефона, где она поет Цоя, фразу про тех, кому умирать молодым.

— А что с ней... случилось?

— Врачи не могли диагноз поставить — привет доктору Хаусу. От чего только не лечили, но думаю, могли спасти. Не знаю уж, почему лекари так затупили, но когда наступил пик болезни, сердце просто не выдержало. Остановилось. Всего месяц не дожила до своего двадцатипятилетия. Я-то не знала ничего…

— Думаешь, ты в чем-то виновата? Винишь себя?

— Я? Виню себя? За кого ты меня держишь? Или сам боишься? Замираешь от страха, что начнешь быстро стареть от меня? Не опасаешься, что вот так, при общении, вытяну из тебя остатки жизненной силы?

— Нет, с тобой — нет, — признался я. — Из меня ты ничего не вытягиваешь. А что, правда бывает, что вытягивали?

— Еще бы! Со мной-то — ладно, ерунда это и мелочь, но есть один такой тип… он ходит по земле лет тыщу, а может и больше. При этом не стареет ни фига. Так вот — живет он за счет того, что…

— …быстро стареют те, с кем он трахается? — перебил я. — Это что, из какого-то голливудского фильма? Или правда?

— Правда, правда. Вернее — часть правды. По-моему все те, с кем он общался сколько-нибудь продолжительное время, становились его донорами. Он работал в нашем университете…

— Что, какой-нибудь пресловутый энергетический вампир? Да, все забываю спросить, извини, что перебил. Ты теперь где-то преподаешь? Что?

Мне было действительно очень интересно, без дураков.

— Магический практикум. Короче, он читал годичный курс, а потом еще и летнюю практику вел. Так студенты у него, особенно девки, за год старели лет на пять. Ну, в молодости это не так бросалось в глаза, и не у всех, но эффект зафиксировала. Особенно оказалось заметно при сравнении с параллельными группами, где он ничего не вел.

— Ты говоришь, «работал». Сейчас он что, уволился?

— В какой-то мере да, уволился. Говорят, что погиб. Даже кладбище знаю, на котором он похоронен. Но что-то сильно сомневаюсь — не такой это персонаж, чтобы одному сгореть заживо в старом деревенском доме.

— Он что, сгорел?

— Такова официальная версия. Но не верю я в это. Просто поменял юридическую личность, и сейчас живет где-нибудь в свое удовольствие.

— А откуда ты вообще о нем знаешь? Если такой человек существует, то он весьма осторожным должен быть, чтобы не засветиться…

— Хочешь, чтобы рассказала?

— Конечно! — с преждевременным энтузиазмом согласился я.

— Только — уговор! Выполнишь?

— Что? — насторожился я. Так уж получается, что каждый раз, когда упоминается какой-то уговор, попадаю в разные личные неприятности.

— То, что попрошу?

— Если смогу, то да. Только если смогу, без обещаний, — как можно аккуратнее согласился я.

— Сможешь, — веско произнесла она. — Существует такая восточная притча. Некий духовный учитель во всем являл образец аскетизма и умеренности, но при этом слыл жутким бабником и развратником. Ученики поражались, как такое вообще возможно? А он отвечал на подобные вопросы следующим образом: «если отрешусь еще и от этой своей привязанности, мне будет уже нечего делать в мире, и душа моя отправится в нирвану. Кто же тогда останется вас учить?»

— А притча… везет мне сегодня на всякие притчи. То сам рассказываю, то мне. А ты это к чему, собственно?

— Просто так вспомнилось, потому что вечно он с какими-то молодыми девицами крутил. Так вот, попрошу тебя выяснить, что стало с этим нашим профессором в действительности.

— А зачем мне его искать? Найди сама. При твоих возможностях, разве это трудно?

— Трудно, он очень сильный и ловкий, и если не захочет, его никто из моих коллег не найдет. И я не найду. А вот ты — можешь. Там ничего такого, ты не думай, просто мне надо взять у него одну вещь, что он обещал вернуть и не вернул.

— Попытаюсь, — согласился я, поскольку отлично знал, как теперь зовут «погибшего» профессора…

 

Глава VII

Профессор

Теперь надо бы немного отвлечься и объяснить, откуда я вообще располагал сведениями об этом профессоре. Некоторое время назад выдалось жуткое лето. Сухое и жаркое. Почти по всей России горели леса и торфяники, воздух пропитался едким дымом, и жизнь в Москве сделалась невыносимой. Благодаря, как тогда думалось, удаче, в моем распоряжении оказалась путевка в удаленный пансионат. Вот так же, в белые ночи, я приехал сначала в Питер, а потом предстоял милый отдых в пансионате на берегу Балтики. Но перед самым пансионатом, когда до отхода «Метеора» оставалось менее суток, меня упросили передать книги некоему питерскому профессору. Попросили по-дружески, так, что отпереться я не сумел. Кроме того, у профессора что-то случилось с компьютером, и он не мог получить срочную электронную почту. Как сейчас помню, профессор оказался высоким энергичным дядькой лет пятидесяти. Причем выяснилось, что он и вправду профессор — доктор наук, преподававший в каком-то университете. Спортивная фигура, окладистая борода с проседью, продолговатое лицо и смеющиеся глаза. На руке — очень запоминающийся перстень из серого металла. Особенно меня поразила пепельница из настоящего человеческого черепа на рабочем столе. Время от времени, курящий профессор стряхивал туда пепел, так что бесполезным украшением предмет точно не являлся. Компьютерную проблему я убрал быстро, и благодарный хозяин, рассыпаясь в любезностях, спросил, сколько он должен за работу. Ранее мне уже объяснили, что человек этот, крупный специалист по изучению нежити — разных непостижимых существ, что обитают вокруг, но мы, в силу врожденной слепоты своей, даже не догадываемся об их существовании. На меня тогда чего-то нашло, и вместо оплаты я попросил рассказать о предмете научных трудов профессора. Так сказать — прочитать вводную лекцию. К великому удивлению, профессор согласился.

Примерно через неделю в некоей электронной газете написали, что профессор сгорел в деревянном доме в период ведения студенческой практики. Уже позже, на какой-то вечеринке любителей танго, я повстречал чисто выбритого пятидесятилетнего господина, в котором узнал бывшего профессора. Живого и невредимого. Он вроде и не прятался. Объяснил, что теперь его зовут вовсе не Вилен Николаевич, как раньше, а совсем даже Алексей Сергеевич, и мы разговорились. Мой собеседник прозрачно намекнул, что в моих персональных интересах держать язык за зубами относительно его личности. Вот, собственно, и всё.

— Попытаюсь, — согласился я, поскольку отлично знал, как теперь зовут «погибшего» профессора, но так и не решил, рассказывать о нем, или пока лучше не надо.

Колдунья молча кивнула.

Только сейчас я заметил, что на ее рабочем столе, рядом с монитором, стоял весьма натуралистично выполненный пластмассовый фаллос в природную величину. Не то порнографическая скульптура, не то один из тех замечательных предметов, коими столь богаты ныне любые сексшопы и выставки эротической промышленности.

— Это что? — спросил я, указывая взглядом на предполагаемое изделие секс-индустии.

— Это слепок пениса одного моего бывшего бой-френда.

— Пластик? — для чего-то задал я ненужный вопрос. И так ясно, что не слоновая кость.

— Да, какая-то специальная пластмасса. Что, нравится? Знакомая скульпторша делает такое с оригинала заказчика за три тысячи рублей.

— А сам твой бывший не против рекламы интимных анатомических особенностей своего тела? — осведомился я, разглядывая слепок.

— Ему и при жизни-то было глубоко пофигу, тем более, что он в «Репе» натурщиком подрабатывал. А уж после, когда начал по каким-то демонстрациям разных протестующих шастать, да на антикварном аукционе работать, вообще ни до чего дела не стало. Потом мы окончательно расстались, за полгода до…

— Что так? В смысле — почему расстались-то?

— Не потянул. Знаешь, я всегда думала, что парням постоянно надо, а ему только раз в неделю, представляешь?

— А тебе, естественно, недостаточно?

— Да! Для поддержания тонуса мне нужно два раза в день. Лучше — три, но хотя бы два. А он… может, с ним что-то не так?

 — Наверное, всё так. Люди ведь разные бывают, — начал мямлить я, — кому-то надо больше, кому-то меньше, а кому-то… Уж кто, как не ты, должна разбираться в людях и ориентироваться в характерах. При такой-то профессии.

— Всё понимаю, не дурочка! Но сначала у нас было так, как я хотела. И сколько хотела! Я же для него на всё бы пошла. Серьезно. Когда любимый мужчина находился со мной, я делала все, чтобы его ублажить. Но не в ущерб своему удовольствию. Ни-ни! Короче, вела себя на манер гейши. Растворялась в партнере. А потом, стало у нас всё реже, реже и реже. Ну и вот, под конец только так, как сказала. Или вообще никак. А через пару-тройку дней я только и мечтала, как бы сбежать и заняться собой и своими делами-мыслями.

— Он же где-то там в аукционном бизнесе работал? — спросил я, а она кивнула вместо ответа. — Ну вот, чего ты хочешь? Уставал, он. Всякие срочные дела, тёрки с начальством, проблемы разные. Стрессы. Вот и не хватало на тебя сил. Обычное дело.

— Обычное дело? — горько усмехнувшись, повторила молодая женщина. — Нет, ты не понимаешь. Так почти со всеми моими любовниками. Настоящими и бывшими. Поэтому я не то, что замуж, просто жить вместе никогда ни с кем не могла, только секс. Можно конечно целый день сидеть каждый в своей комнате и встречаться на кухне в соответствующей позе, но это как-то не то... и не так. Не умею я быть наедине с собой, находясь в энергетическом поле партнера.

«И никогда не умела, — подумал я, — характер и избыток способностей не позволяет».

Она долго еще говорила, что не бывает вторых половинок, что в паре люди не по половинке, а каждый за единицу. Вместе они равны двум, вдвое больше чем один и вдвое сильнее, они — пара, главное только найти правильную пару. И так далее на ту же тему только с разными вариантами. Это начинало надоедать.

— Кстати, — полюбопытствовал я, — расскажи об этой твоей знакомой скульпторше.

— Хочешь запечатлеть своего дружка в твердом материале? — проговорила ведьма, нехорошо усмехнувшись.

— Да нет, если честно. Мне нужно поговорить с профессиональным скульптором совсем по другому делу. А тут повод. Рекомендацию дашь?

— Ничем не могу помочь, разве что телефон скажу. Она знакомая моего бывшего, а у него не очень-то спросишь. Теперь он стал малоразговорчив. Знаю только, что зовут ее Лизавета, причем именно так, без «Е» в начале имени. Так по паспорту. А зачем тебе?

Я постарался уйти от ответа, незаметно переведя разговор на мою собственную личность и общие воспоминания. Сначала вспомнили давнее прошлое, а потом перешли к настоящему. Вернее — тоже к прошлому, но к недавнему. Без тонкостей и подробностей. Почему-то беседа затронула моё хобби, то, чем я в свободное время занимался последние годы.

— Эти твои истории, — сказала она неожиданно домашним, будничным голосом, — выглядят как жалкие потуги на мистику, а где-то к середине дела нить вообще теряется и кажется непонятным, чем же собственно там занят главный герой, то есть ты.

— Ага, — извиняющимся тоном ответил я, — вот будешь смеяться, но мне тоже это кажется. Так оно, собственно, в реальности и происходит.

— Тогда для чего это тебе?

— Ну, просто так, чтобы было, — вздохнул я. — Надо же чем-то заниматься для души. И для кошелька тоже бывает полезно.

— За эту фигню что, прилично платят? — продолжала расспрашивать девушка, имея в виду мои детективные занятия.

— Не то чтобы прилично, но кое-что перепадает иногда. Если клиент после окончания дела находится в состоянии эйфории, то, как правило, раскошеливается. Клиент получает желаемое, а я же кладу в карман гонорар.

— Слу-у-ушай, — медленно и тихо протянула она, — если это действительно так, что чего тебе в этой жизни надо? Занимаешься любимым делом, да еще и деньги за это получаешь.

— Да какие там деньги, — махнул рукой я. — Нестабильно это всё, то густо, то пусто… я вот вспомнил как мы с тобой тогда... В тот год, помнишь?

— Помню, конечно. Иногда я думаю, что скучаю по тебе, а потом вспоминаю то, что случилась по моей и твоей вине и говорю: «да пошло оно на фиг!», и все возвращается на круги своя. Какое-то время тихо, а потом — опять накатывает. Иногда хочется выйти лунной ночью во двор, встать на четвереньки и завыть, как одинокий волк, потерявший свою подругу.

— Неужели всё так запущено?

— Не знаю. Ты же сам писал про колдунов и разную нежить, так чего спрашиваешь?

— На самом-то деле, я знаю лишь то, что видел сам, а этого бывает крайне недостаточно. Берегини, русалки, полевики, лешие, городские демоны всякие… Кто там еще должен присутствовать по вашей науке?

— Есть еще малоизученные формы. Я вот недавно встретила другую нежить. Очень интересный вид, плохо и недостаточно описанный в специальной литературе. Внешне, сами особи напоминают людей, даже ничем, на непрофессиональный взгляд, от них не отличаются. Эти существа среди нас, но они намертво привязаны к очень ограниченному участку земной поверхности. Но в отличие от хранителей, свой участок не оберегают и ничего понятного не делают. За счет чего живут — тоже неясно. Данное диковинное явление природы замечено еще давно и многими. Есть даже рассказ о человеке, что не старел, зато сокращалась площадь его обитания, а когда зона жизни стала совсем мала, человек пересек невидимую границу и умер. Рассказ считается фантастическим, но в действительности отражает реальность. Поверь, я знаю, о чем говорю. Обычно такой человек ограничен своим домом, участком на даче или квартирой… Окружающие вряд ли чего заподозрят. Ну, домосед. Затворник. Мало ли что. Характер такой. Бывает. У него нет ни собеседников, ни собутыльников. Он всегда один. Когда же жизненный участок обитания не совпадает с жильем, то объект становится доступным для внешнего наблюдателя. Я не имею понятия, чем вызван данный феномен, каковы его физические основы и где место данного явления в общей картине мироздания. Похоже, человечество еще не готово к такому знанию.

— Может, это те самые существа, о которых говорилось в романе «Иероглиф счастья»? — предположил я. — Ни родных, ни друзей, ни дома. Не люди, а сущности, что следят за Миром по принципу «посланников Мефистофеля»?

— А что за роман? — заинтересовалось ведьма. — Кто автор? Ты меня заинтриговал.

— Это такой сентиментальный тоненький роман от Тани Воробей. Читал как-то под влиянием настроения, знакомая посоветовала. Хотя роман ничего так, вполне. Про секту и бедняжку-девочку, по любви туда угодившую. Девушкам должны нравиться подобные истории.

— Надо будет почитать. Короче, один такой удивительный персонаж попадается мне на глаза ежедневно. Выглядит, будто бомж, коим, скорее всего, и является. Зона обитания — один из выходов метро или ближайшее окрестности. У самого выхода, или внизу, в переходе, около лестницы. Он там всегда: в любой день, в любое время года, в любой час суток. Никуда не уходит. Дальше нескольких метров от выхода из метро не отдаляется. Он ничего не делает — только бродит туда-сюда по очень ограниченному участку, или просто сидит, но обычно — стоит. Уже много лет на этом месте я его вижу, и он практически не меняется внешне. Он даже попал на гугловский панорамный фотоснимок, как часть окрестного пейзажа. Каждый день, как минимум дважды, прохожу я мимо этого человека. Не знаю ни его имени, ни откуда он, ни какова его судьба.

— Что, правда, никуда не уходит? — уточнил я.

— Правда, — твердо заявила колдунья. — И вот, как-то раз, движимая любопытством и внутренней тягой к познанию неведомого, я подошла и попыталась его разговорить. Ничего не вышло. На вопросы он отвечал отдельными словами часто не совпадающими по смыслу и значению. Разговора не получилось, ничего узнать не удалось. А диалог выглядел примерно так: «Слушай, мужик, — обратилась к нему я, — чего ты тут торчишь всё время?» «Да вот... Я это…» — хрипло ответил бомж. «Могу с работой помочь. Надо? Нам в контору охранник круглосуточный нужен. Пойдешь?» «Так это…» «Есть где помыться, побриться, отоспаться, — поясняла я, — и вообще... всех удобств не обещаю, но жить можно. Диван, санузел, душевая. Телевизор». «Как только… вот», — изрек мужик. «Паспорт есть?» «А то!» «И в чем дело? — оживилась я. — Приходи, оформят. Смокинг носить не обязательно, главное присутствие и слежение за объектом охраны. Объект — двор». «Куда?» — вполне разумно спросил бомж. — «Сейчас… погоди… — я вырвала листок из блокнота, разборчиво написала адрес, телефон и ФИО нашего главного по хозяйственным вопросам, после чего сунула в руку мужику, — вот, зайдешь, спросишь Васильича. Я тут всё написала. А лучше позвони ему сначала. Трубка есть?» «Нет. Я это… так, в общем», — вполне понятно выдал мой собеседник. «Телефонную карту возьми, — я достала из сумочки карточку и запихнула мужику в ту же руку, в которой он уже держал записку. С карточкой я не беспокоилась — прямо у входа в метро, в пределах доступа бомжа, висел такой таксофон, сама с него звонила один раз. — Мне уже не нужна, а ты сам из автомата позвонишь. Справишься?» «А то! — вроде как согласился бомж. — Я это…» — «Ну, всё, бывай, опаздываю», — сказала я, и ушла в метро, а бомж так и остался где был. Судя по последующим событиям, никуда он не звонил, не ходил и не обращался. Ко мне тоже никто больше не адресовался по этому делу. Когда я проходила мимо, странный мужик никак не реагировал на мою личность, а я и не напоминала ему ни о чем. Всё осталось по-прежнему.

— Возможно, что психбольной: расстройство личности, коммуникативное, социальное и реакционное... — рассеянно предположил я, — что-то вроде аутизма, только благоприобретенного. Нет?

— Ты психиатр?

— Нет, конечно, — засмеялся я, — ты же знаешь, кто я.

— Знаю, — сердито подтвердила моя собеседница. — Вот и не лезь в дело, в котором не смыслишь ни шиша. Обычный человек так жить и говорить не смог бы.

— Ну да. А я о чем? Одинаковые действия, одиночество, неразборчивая речь. Вот тебе вполне рациональное объяснение, без всякой нежити. А знаешь, я как раз одного такого…

— Вечно ты пытаешься свести все к рациональному материализму, — хитро сказала ведьма. — Не надоело? Пора бы и перестать. Сколько всего нагляделся, а всё туда же…

— Ты погоди, дай мне сказать. Я ведь тоже такого бомжа знаю! Только в Москве. Все почти так, как ты рассказывала, и у метро всегда ошивается, только у нашего метро. Глаза красные и в руках что-то постоянно вертит. Правда, я с ним не разговаривал ни разу, но дело имел.

— Как это? — заинтересовано спросила ведьма.

— А вот так. Недавно иду я к метро «Нахимовский проспект», как вдруг чувствую, кто-то сзади за куртку схватил. Оборачиваюсь — а это он. Тот самый бомж. Сунул мне в руки какой-то мешочек, и лапу тянет, будто просит что-то. Типа подаяние. Ну, я вытащил из кармана горсть мелочи и отсыпал ему. Он монеты забрал и сразу же отстранился, словно вообще ни при чем. Я тогда не сразу сообразил, что получается, он мне этот мешочек вроде как продал. А когда я…

— Что за мешочек? — сухо оборвала она.

— Кожаный такой коричневый мешочек, похож на кисет для трубочного табака, — неохотно объяснил я, — только вместо последнего, там лежали игральные кости, всего пять штук. Причем не кубики, как это обычно бывает, а правильные октаэдры, где на каждой грани изображен свой собственный карточный символ, а не точки или там цифры. Король пик, туз треф, и так далее. Всего «колода» состояла из сорока разных «карт», что начинались с пятёрок до тузов каждой масти. Я потом голову себе сломал, что бы это могло значить? Для какой-нибудь игры, или просто так… черт его разберет. А главное — мне-то они зачем?

— У бомжа у этого спрашивал?

— Естественно, — подтвердил я. — А он глядит — дурак дураком, и какие-то бессвязные слова в ответ говорит. «Кисет» назад не берет. Толку я от него не добился, ничего не понял, махнул рукой и ушел.

— Нарисовать можешь? Сами кости и этот кисет?

— Конечно, но проще показать. — улыбнулся я. —  Я с тех пор стал с собой его таскать.

— Зачем это тебе? — спросила ведьма странным и каким-то чужим голосом.

— Продезинфицировал на всякий случай, и всегда при себе держу. Почему-то это кажется хорошей идеей.

— Странная мысль. Покажи, хочу посмотреть.

Я охотно достал «кисет» и выкатил содержимое на гладкий полированный стол.

— Симпатичные игрушки, — сказала колдунья, разглядывая кости, и при этом аккуратно трогая их кончиками пальцев. — Красивые. Сорок знаков… Вообще-то сорок карт в колоде — редкость. Полная колода состоит из пятидесяти четырех карт, сокращенная — из тридцати шести, такая подходит для большинства карточных игр. Сорок, видимо, подобрали специально, чтобы подходило количеству граней пяти октаэдров… Есть, правда, и такие колоды. Например, для Truco Lite — игры, популярной в Латинской Америке, особенно в Бразилии. Эта игра может сравниться по известности разве что с нашим отечественным «дураком». Тур очень краток, думать вообще не приходиться, голова совершенно свободна. Играют неполной колодой как раз из сорока карт… Но вообще-то, это гадательные кости, и тут не все так просто.

— Гадательные? Типа Таро, что ли?

— Ну-у-у… не совсем. Можно, конечно, и так сказать, только принцип совершенно иной. Хочешь, научу? Уж это-то я могу себе позволить, да и тебе вреда не будет. Даже наоборот. Просто так их с собой таскать нельзя, они силу зря у тебя вытягивают. Их использовать надо. У тебя никаких особенных способностей нет, кроме, разве что, выраженной эмпатии, но с этими штуками справишься. Когда научишься с ними играть, всего-то и останется — бросить и ждать результата.

— Научи, дело полезное, — охотно согласился я, понимая, что надо бы ее как-то поддержать. Каким-нибудь участием. Не умею я, к сожалению, быть внезапно сердечным с давно потерянными людьми, а уж с колдуньями — тем более. Никогда не умел. — Так что ты предлагаешь?

— Я предлагаю? — переспросила она, словно очнувшись от глубокого сна. — Ничего я не предлагаю. Ладно, сначала со своей подружкой разберись, а то она заждалась там вся, а затем буду тебя учить гаданию на этих костях. Дело долгое, неспешное. Спокойствия, тишины требует, сегодня мы точно ничего иного не успеем. Обещанную историю я тебе как-нибудь в другой раз расскажу. Не бойся, не забуду.

 

Глава VIII

Вещи, обретшие душу

Ксюша не обманула. После того, как оставшихся ее гостей удалось разбудить и вытолкать на улицу, а решение проблемы синяка было найдено и успешно осуществлено, девушка помогла найти жильё. Про «квартиру всю вычистить» как-то забылось и больше не озвучивалось, поэтому напоминать не решился. Не посчитал нужным.

Потом с Ксенией мы расстались, и больше не виделись. Последующие же события меня так закрутили, что об этой своеобразной девушке не вспоминалось уже долго.

Жильё, формально, оказалось именно таким, каким я его себе представлял — отдельная примерно пятнадцатиметровая комната окнами во двор, с компьютером и спальным местом. При теперешних питерских ценах, такое помещение могло стоить миллиона два, если покупать насовсем и платить рублями. Но я паршивый знаток недвижимости, да и не потянуть мне этого. Пока, во всяком случае. Комната являлась составной частью трехкомнатной коммуналки общей площади метров, наверное, сто- сто двадцать.

Зато компьютер ставил в тупик. Старинное ископаемое, грязноватый пожелтевший от времени двести восемьдесят шестой, с двумя щелями для дискет, без всяких там си-ди-ромов и ю-эс-би портов. Заляпанная клавиатура и пузатый вакуумный монитор, стоящий на системном блоке, дополняли картину. Как на этом работать, скажите на милость?

Устройство проживания прошло почти без проблем, если не считать разговора с единственным, на тот момент, жителем коммуналки — приземистым коротконогим дядькой лет сорока, одетым в старые кеды, мешковатые джинсы и полосатую флотскую тельняшку. Мужик смахивал на бывшего смотрителя маяка, уволенного со службы за систематическое пьянство и ненадлежащее исполнение должностных обязанностей.

— Только одно замечание, — несколько смущенно сказал сосед, пока я разглядывал компьютерного динозавра, — ключи тебе я дам, и платить будешь мне, но если что — я тут ни при делах! Эта комната пустует давно, хозяин пропал, его признали юридически мертвым, а право владения перешло к женщине, что живет сейчас в Австралии. Насколько знаю, она ни разу не появлялась тут после того, как уехала. Да, и еще одно: не трогай здесь ничего.

Судя по всему, такой подход считался вполне обычной практикой. Комнату время от времени сдавали, а доход шел непосредственно в карман соседу. Возможно, что-то даже перепадало зарубежной хозяйке, но — вряд ли. Других постоянных жителей в коммуналке пока не наблюдалось, а спросить, живет ли там кто-нибудь, ни повода, ни желания в тот момент не возникло.

— Как это — ничего не трогай? — удивился я. — А жить-то каким образом? Я что, бесплотный дух?

— Ничего не выноси и оставь, как сейчас, чтобы если что, не возникло претензий, — уточнил вдруг отчего-то занервничавший мужик.

— А хозяйке позвонить не проще будет? Или еще как-нибудь с ней связаться, чтобы разрешения спросить?

— Куда звонить? В Австралию?

— Да какая разница? — удивился я. — Не на Марс же. Она должна была оставить свой телефон.

— Тебе что надо? Её телефон или крышу над головой? — стал терять терпение «смотритель маяка». — Вечно с вами, с москвичами, какие-то проблемы.

— А почему ты решил, что я из Москвы? — удивился я. — Неужели так заметно?

— Заметно. Короче — будешь тут жить?

— Буду… скорее всего, — согласился я. — Пока осмотрюсь, что да как, и если всё устроит, то расплачусь сегодня вечером.

— Тогда слушай об особенностях местных порядков. Зовут меня — Дмитрий Павлович…

После подробного инструктажа, получения ключей и улаживания всяких мелких частностей, пришлось заявить, что устал и хочу отдохнуть (по-моему, сосед намеревался выпить со мной за знакомство). Я запер дверь и стал внимательно разглядывать интерьер. Ничего особенного. Старый раскладной диван, деревянный стул, стол с упомянутым компьютером, и полка с какими-то книгами. На окнах — зелёные льняные сильно выгоревшие шторы. Всё.

Чисто рефлекторно я принялся просматривать издания стоявшие на полке. Никакой системы. Потрепанные детективы, фантастика, несколько женских романов в бумажных обложках. Все популярные, наиболее читаемые авторы: Коуло Паэльо, Руолан Джоинг, Донья Дарцова, Марина Александрина, Лукьян Сергеенко, Устина Татьянова, Руна Дибина… Судя по времени издания, мини-библиотечку регулярно пополняли жильцы. Думая об этом, я неспешно перебирал книги. Вдруг привлекла внимание симпатичная книжка, явно изданная еще в девяностых. Тэцуко Андо, «Люди и куклы». Меня всегда интересовал Дальний Восток, но как-то бессистемно и урывками. Лет несколько назад минуло краткое увлечение Харуки Мураками, причем повезло начать с «Норвежского леса», единственного, пожалуй, наименее фантастического его романа. Похоже, многие читатели так и не поняли, что мистические истории, описанные прославленным японцем, никакая не фантастика. Мне всегда казалось, что автор просто рассказывал то, что происходило с ним самим и его близкими знакомыми. Случалось на самом деле.

Согласно издательской аннотации, книга «Люди и куклы» описывала традиционно-японскую нежить, и всякие истории, с нею связанные. Как я откуда-то уже знал, у всех народов нежить, в принципе, одна и та же, просто разные названия и некоторые особенности национального менталитета накладывали неповторимый местный колорит. Ну, и своеобразная эстетика фольклора, конечно же. Однако все оказалось не так просто.

Я раскрыл книгу в случайном месте и стал читать:

Цукумогами — вещи, обретшие душу, ожившие. Они происходят из артефактов или предметов, что существуют рядом с людьми в течение очень долгого времени, от ста лет и более, потому стали одушевленными и получили сознание. Цукумогами весьма отличаются по внешнему виду — в зависимости от сущности, типа вещей, из которых они происходят. Их нрав зависим от характера бывшего хозяина и эмоций, окружавших сам предмет. Например, те, что проистекают из бумажных фонарей или порванной обуви, могут иметь разрывы, что делаются глазами и острыми зубами, сообщая лицу жуткий вид. А вот носимые украшения или чайные плошки, наоборот, могут выглядеть «тёплыми», доброжелательными. Таким образом, нельзя однозначно охарактеризовать цукумогами, как сущностей злых или добрых, ибо по сути, это лишь название целого класса существ…

Интересно. Надо будет ознакомиться на досуге. Как раз незадолго перед отъездом в Питер, я закончил чтение книги «Внутренний демон». Вернее, серии из пяти книг. Про некоего симпатичного американского маньяка, с душой и вкусом убивающего исключительно других убийц-маньяков, до которых у правосудия руки не дошли. Превосходный полумистический детективный триллер. Правда, из мистики там только странные сны главного героя, да некая разумная сущность, живущая в его сознании. В остальном все отлично. Несмотря на то, что это всё-таки триллер, читается и воспринимается очень даже легко, что для расчленёнки немного неожиданно. В общем, прочитать стоит всем, кроме, разве что, наиболее слабонервных. Литературная основа, кстати, определенно лучше снятого по ее мотивам сериала. Причем в разы. Кино в неоправданной пропорции сильно разбавлено всякой ерундой, причем с каждой серией содержание ерунды повышается. Если первый сезон еще более-менее вменяем, то дальше в сериале пошла такая фигня, что на ее фоне редкие сцены расчленения смотрятся как самые настоящие проблески нормальности. Но все эти книжки давно прочитаны, последняя — где-то недели три назад. Пролистав еще сколько-то страниц, я снова увлекся:

Юки-онна — персонаж японского фольклора. Описывается совершенно белой, почти прозрачной, словно изо льда, и очень красивой. Ходит неторопливо, изящно, появляется чаще в сумерках или ночью во время снегопада, в метель, особенно в первые дни Нового года. При том она может объявиться в любом месте, где идёт снег, её видели даже в крупных городах. «Умереть насильственной смертью» и «жениться на Юки-онна» во многих областях Японии — синонимы. В японском фольклоре есть истории про то, как Юки-онна является обычному мужчине, и после этого к нему приходит очень красивая девушка, которая затем становится его женой. Она заботится о нем, рожает от него детей, вместе с мужем воспитывает их. Если невзначай муж узнает, что его супруга на самом деле Юки-онна, то ей приходится навсегда покинуть его, иначе…

Тут в дверь постучали, и дочитать я не успел. Помня о запрете на трогание вещей, поставил книжку на место и открыл дверь.

— Да, еще одно, — скороговоркой изрек сосед. — Живу тут редко, летом на даче в основном, так что давай всё решим сейчас, вечера ждать не будем, а то скоро уезжаю.

— Скорее всего, пробуду у вас недели три-четыре. Как получится.

— Ладно. Тогда заплати за четыре недели вперед, а там видно будет. Если заплатишь еще тыщу, расскажу, где на кухне спрятана кофемолка, турка и банка аравийского кофе. Сам не найдешь. Еще о почтовом ящике надо сказать. Выгребать не забудь, а то переполнится. Всё, что достанешь, складывай в эту картонку, — мужик показал на коробку из-под водки, что стояла в коридоре справа от входа. — Если надумаешь остаться подольше, позвонишь. Давал свой телефон?

Расплатившись с соседом, я записал его телефон, запер за ним дверь и занялся компьютером. Без особых надежд воткнул вилку в розетку и вдавил самую крупную кнопку на лицевой панели системного блока. К величайшему моему удивлению всё заработало! При включении внутри заурчало, загудело, пискнул встроенный динамик, по экрану лениво проползли латинские буквы с арабскими цифрами, и после вялых хрипов и шелестов, издаваемых дисководами, появились синенькая таблица — «Norton Commander». Так. Здравствуй старый MS-DOS три точка один, давно не виделись! Лет, наверное, двадцать уже. Или больше? И как, спрашивается, с таким работать? Обычно беру с собой ноутбук, без которого никуда. Там и Интернет можно поймать, все нужные проги имеются, а теперь что? Флешка в кармане казалась совершенно бесполезным предметом. Если только… ладно, выкручусь как-нибудь. Что тут у них есть… ага, косые флопы, диск на сорок мегабайт и одномегабайтная оперативка. На диске, забитом какими-то раритетными игрушками, оказалось два текстовых редактора: «Лексикон» и «ChiWriter». Кроме того, обнаружился отдельно запускаемый русификатор «Альфа». Надо же, какая древность. Умереть не встать!

 

Глава IX

Разговор с торговцем

Напрягала необходимость утрясать некоторые дела, но даже она, необходимость эта, перешла на второй план, как только возникла проблема отсутствия вещей. В жизни каждого мужика временами бывает период, когда носки проще купить, чем грязные стирать. Вот типа того и случилось, с той лишь разницей, что у меня имелась всего одна пара носков. Та, что на ногах.

Ненавижу покупать одежду. Не только сам процесс, но и весь поход по торговым точкам неприятен. Вызывает уныние и досаду. Ничего не нравится, ничего не подходит, у меня полностью отсутствует вкус и чувство стиля. Примерка — серьезное гнетущее испытание, почти пытка. Ненавижу, когда оказывается что-то подходящее, но чужого размера. Коротко, мало, или велико. Терпеть не могу продавцов, что вечно врут, лишь бы впарить свой залежалый товар. Вообще-то новая одежда мне не нужна, шкаф ломится от барахла в очень неплохом состоянии. Но шкаф ломится там, в Москве, а тут в Петербурге ничего нет, кроме, разве что, надетого на тело.

Вообще, приобретение шмотья — целая философия. По-моему, закупка одежды весьма сомнительное времяпрепровождение для типа вроде меня. Это личное мнение, ни на что не претендующее. Но как быть, если жизнь заставляет, а приезжая в магазин, хожу там ничего не покупая, и дела мои обстоят печально. Да, все будто бы по моде, а не нравится вот. Что делать? Размеров своих никогда не помню, посещать примерочные, где приходится снимать штаны и куда постоянно кто-то заглядывает, напряжно. С носками и трусами, правда, проще — с трикотажем вообще всё проще. Да и не так уж мне важны характеристики трусов-носок-маек. Лишь бы удобно.

Итак, за носками, трусами и майками пришлось отправиться на «Апрашку».

Доехал на метро до Невского проспекта, прошел мимо сверкающего дорогими витринами Гостиного двора, миновал перекресток и попал в иной мир.

Лишь новорожденный петербуржец, лощеный турист или случайно приезжий пафосный «масквич» не знает наименования «Апрашка» — питерское название торговых рядов Апраксина двора. Такой же топоним, как Балты — для Балтийского вокзала; Финбан — для Финляндского; Грибанал — для «станции метро Канал Грибоедова», она же — Гостиный двор. Апрашка — самый дешевый рынок города. В центре, на Садовой, в двух шагах от своего антипода — Гостиного двора. Квартал, ограниченный улицей Ломоносова, набережной Фонтанки, Апраксиным переулком и Садовой, включает несколько зданий, которые, за исключением пары домов по набережной, образуют комплекс «Апраксин двор с Мариинским рынком». Достопримечательность местного значения.

Лишь совсем недавно узнал интересную историю этого места. Дело в том, что вплоть до революции Апраксин двор разделялся на Мариинский рынок и Александровскую линию. Собственно Мариинский рынок занимал северную часть Апраксина двора вдоль Чернышева переулка, частично выходя на Садовую улицу, Александровская же линия шла вдоль Садовой до Апраксина переулка. Помещения и линии Апраксина двора с незапамятных времен употреблялись как торговые. Еще при царе-батюшке рынок слыл одним из крупнейших в Европе. Шли годы, войны, революции. Сменялись названия улиц, да и самого города, но до сего дня на Апрашке течёт непрерывная торговля всяким разным товаром. Подавляющее большинство торговцев — выходцы из стран «ближнего зарубежья», вернее — СНГ, поскольку самым ближним зарубежьем для Питера всё-таки является Финляндия и Эстония со своим Евросоюзом. Хотя срок аренды во многих павильонах давно истек, жизнь здесь бьет ключом. Тут, заманивая «сверхнизкими» ценами, бойко торгуют «одноразовыми» трусами, носками и недорогими майками наши «братья» из теплых стран. Большинство из «братьев», приехав сюда на работу, ни разу не покидали стен рынка, и понятия не имеют, что такое Эрмитаж или Русский музей. Многие петербуржцы полагают, что пора бы уж и прекратить этот исторический памятник культуры в центре Северной столицы. Довольно давно городские власти приняли постановление о выносе торговли куда подальше, с глаз долой. Причём, здание нового рынка даже выстроено и кем-то уже освоено, но жизнь Апрашки не прерывалась ни на миг, и что въехало в новое помещение — тайна сия велика есть. В какой-то момент власти попытались наложить запрет хотя бы на уличную торговлю, однако это удалось лишь временно и частично. Апрашка стала близкой родственницей московского Черкизона, что с две тысячи первого года неоднократно пытались прикрыть, но сумели лишь через восемь лет, да и то не окончательно. Видимо, время Апрашки еще не настало. Ясно только одно — если когда-нибудь здесь, согласно проекту, появятся гостиницы, элитное жилье, бутики, рестораны и кинотеатры, с дешевой одеждой в Питере будет покончено. Навсегда.

Когда я приобрел всё необходимое и собирался уже идти к метро, меня вдруг поманил пальцем какой-то незнакомец. Внешне гражданин напоминал типичного восточного торговца. Соответствовал устойчивому стереотипу. Вообще, рыночный торговец для большинства моих знакомых — это прежде всего человек нерусской национальности говорящий с восточным акцентом. Торгует цветами, ширпотребом, беляшами, овощами и фруктами. Реже — дешевыми безделушками. Его деятельность нередко оценивается как нечестная и полукриминальная. Он лезет со своим товаром, назойливо предлагает что-то купить или спрашивает об интересах. Внешний вид обычно непрезентабельный: неофисная одежда, бегающие глазки, иногда чалма на голове. Он толст и не очень чист. Это, как правило, небогатый человек, ездит на «жигулях». Личностные качества торговца оцениваются негативно: хитрый, грубый, наглый, нахальный и навязчивый. Положительных ассоциаций мало. В моём случае это оказался грузного сложения смуглый субъект среднего возраста, похожий на ожиревшего от гамбургеров восточного гостя.

— Значит так, слушай, — неожиданно чистым русским языком заявил незнакомый торговец. — Ты ведь сейчас на «Ваське» поселился, верно? Скоро пришлют тебе сообщение, и будет у тебя встреча. На первое не реагируй, а ко второй отнесись со всем вниманием. Сюда бригада направлена, туго будет. В общем, тебе кучу денег предложат, а ты поможешь отбиться. Только сразу предупреждаю: врагов много, да и снаряжение у них — не рогатки с дубинками.

— Как это? — обалдело спросил я. — Это вы мне?

— А то кому ж? — вопросом на вопрос ответил «торговец», — тебе конечно.

— Когда в прошлый раз меня решили дубинками отлупить, — неожиданно для себя ляпнул я, — то крупно запалились. Больше такого не допущу.

— В общем, давай вычисли всех, как ты обычно это делаешь, и сообщи.

— Кому сообщить? Тебе что ли? Кого вычислить?

— Скоро поймешь, кому и кого. К тебе подойдут. Как обычно.

«Как обычно не получится, — подумалось в тот момент, — не взял я с собой ничего полезного, не готов.  Да и вообще, какого хрена? Что это было?»

Но спрашивать оказалось некого — «торговец» куда-то исчез, будто дематериализовался или растворился в воздухе.

«Псих. Сумасшедший какой-то», — раздраженно думал я, все-таки пытаясь выкинуть из головы дурацкий разговор.

По дороге «домой» пришлось зайти в спортивный отдел супермаркета и купить легкий синтепоновый спальник. А перед самой квартирой ждала неожиданность: в дверную щель оказался всунут сложенный вчетверо листок бумаги. Корявым детским почерком некто писал, что какая-то госпожа Арина соглашается принять меня в пятницу, если приду к ней один ровно в десять часов вечера.

Что еще за «госпожа Арина» такая? Наверное, ошиблись, и записка всё-таки предназначена не мне. 

 

Глава X

Кафе-кайтен

По слухам, учеными экспериментально доказано: человек осознает решение уже после его принятия на уровне подсознательной активности мозга. Наш мозг, который вроде как и есть мы, на самом деле ведет какую-то свою тайную игру. Независимо от нашего рассудка, до девяноста пяти процентов происходящего в мозгу не воспринимается человеком. Отсюда и пошло неверное утверждение, будто мозг мы используем только на сколько-то там процентов. На все сто мы его используем, не надо. Как бы там ни было, но квант осознанной активной фазы жизни современного человека, похоже, помещается в промежуток между двумя морганиями глаз: один раз в четыре-пять секунд. Вот из этого-то и складывается процесс, который принято называть жизнью, тот самый «миг, между прошлым и будущим». Поэтому осознанную активность своего мозга мне хотелось провести без стрессов и наиболее приятным для сознания образом.

В частности — хорошо отдохнуть, сменив образ деятельности. Например — поискать какого-нибудь убийцу.

Там была какая-то тайна, и мне стало просто интересно.

Вообще-то последние годы я не особо и скрывал, что гиперактивный отдых не для моего организма, что не мешало искренне завидовать альпинистам, байкерам, дельтапланеристам, спелеологам и разным прочим экстремалам. Это ж как здорово! Масса впечатлений и новых ощущений, а потом несколько экзотических сувениров, куча фото— и видеоматериала и богатые воспоминания в остатке. Однако раньше, в юности, ваш покорный слуга весьма уважал многодневные поездки, лазание по пещерам — рукотворным и естественным, не чурался походов в горы и в пустыни. С компанией таких же увлеченных приятелей ходил в разные труднодоступные места. С тех пор утекло много воды, осталась память да некоторое количество «сувениров» для возбуждения воспоминаний и мыслей о прошлом. Но… но потом стало как-то не до того. И времени нет, и лень-матушка, опять же — возраст, да и настроение пропало — отсюда различные отговорки.

Поселившись на Восьмой линии Васильевского острова, освоился я там довольно-таки быстро. Питаться приходилось в кафе-кайтене, что там же, на «Ваське». То был, по-моему, первый кафе-кайтен в Питере. Традиционный японский интерьер. Теплая атмосфера. Стандартные блюда японской кухни, приготовленные умелыми поварами, прошедшими обучение и практику в Стране восходящего солнца. Не знаю, в Москве вроде тоже имеется такое заведение, но точно утверждать не берусь. Не бывал. «Кайтен» — это вообще-то подвижный аналог шведского стола: можно не ограничивать себя в количестве и разнообразии заказанных блюд, и провести за едой столько времени, сколько захочешь. Вообще, принцип кайтенов великолепен, а изобретён, по-моему, все-таки китайцами, а не японцами. Еду готовят прямо при клиенте, ставят на ленточный конвейер и она, еда, ездит так до тех пор, пока её кто-нибудь не возьмет. Стоимость определяется по цвету тарелки. Рядом с каждым местом выведен краник с кипятком, чтобы клиент мог заваривать себе растворимый кофе или порошковый чай в потребном количестве. Если то, что хочет клиент, имеется в меню, но долго не едет, надо просто попросить повара за прилавком. Дополнительно можно заказать супы и салаты. Расчет по количеству тарелок. В среднем, наедался пятью тарелками.

Тут мое внимание привлек великолепный паук. Необычайно крупный, он неподвижно висел в своей паутине внутри петли бумажной гирлянды, украшавшей верхнюю часть стены над окном. Похоже, никто из посетителей не обращал на него внимания. Или паук числился частью интерьера, и прилагался к местному декору? Может он вообще не живой, а искусственный? Или засушен? Выглядел настоящим.

— Эй, привет! — прозвучал приятный женский голос низкого тембра.

Голос подействовал не хуже, чем электрошокер. Всем известно о знаменитом питерском эффекте, когда друзей, что не видел годами, встречаешь на одном пятачке в течение нескольких минут. И вот, на второй день пребывания в Городе-на-Неве, когда заканчивал потребление последней порции завтрака, послышался этот знакомый до печёнок голос.

— Ты что, всегда здесь питаешься? — продолжил голос за моей спиной. — Давно в Ленинбурге?

— Привет! — я, не поворачиваясь, как мог, изобразил радостное удивление, отлично зная, что в разговорах с этой особой лицом к лицу ложь и притворство не срабатывали никогда. — Я завтракаю, а ты?

Она самая. Женщина, которую я искал. Елена, или — Лена, в зависимости от настроения и ситуации. Знакомы мы были очень давно, и действительно обрадовались встрече. Но осторожность в разговоре с ней соблюдать следовало постоянно, никогда не расслабляться, слишком уж опасна и непредсказуема эта женщина.

— Что здесь делаешь? — проигнорировала она мой вопрос. — Почему не позвонил? В сети пропал, в скайпе не появляешься. Может, повернешься, наконец, ко мне? А то невежливо так, обижусь.

Пришлось всё-таки повернуться и посмотреть в лицо своей давней приятельнице. Она практически не изменилась с момента нашей последней встречи. То есть изменения, конечно, имелись, но чисто декоративные. Стиль, прическа, цвет волос, макияж. Облондинилась, подстриглась, но по-прежнему крепенькая, сильненькая, будто соскочившая с полотен Александра Дейнеки. И такая же молодая, какой запомнил ее несколько лет назад после очень длительного перерыва.

— Как-то закрутился и номер твой потерял, а после крушения жесткого диска утратил все контакты, — фальшиво сказал я. Вот всё и решилось само собой. Никаких поисков, никаких усилий, но мне оно надо, чтобы так, вот прямо сейчас? Без подготовки?

— Врешь, — безапелляционно утвердила она. — Всегда вижу, когда ты врёшь. У тебя вообще такой вид, будто не рад меня встретить. А я — да, иногда сюда захожу. Так что?

— Честно? Не очень, знаешь ли, рад. Как говорится, если у вас нет проблем, ищите женщину. Эпизодические встречи с тобой приводят к полному иррационализму и каждый раз доставляют всевозможные трансперсональные хлопоты, причем совсем не всегда приятные.

— Ну, ты и мерзавец! Можешь нормальным языком говорить?

— Вот и лето настало, — задумчиво произнес я, не решаясь снова взглянуть на спутницу. — А так сразу и не скажешь. Опять, что ли, циклон с Атлантики?

— Ты мне зубы не заговаривай, — возмутилась она. — Так можешь, или нет?

— Могу, — послушно кивнул я.

Наверняка ситуация знакома многим. Неважно кто: бывшая жена, старая подруга, прежняя любовница, гёрлфренд из той жизни, давняя партнерша в интимных отношениях... Да кто угодно. По тем или иным причинам люди были вместе. Потом стали встречаться с небольшими перерывами, а еще потом внезапно распрощались — жизнь разбросала. Ушли каждый в свою сторону и потеряли интерес друг к другу на много лет. Разошлись, короче. Прошло… неважно сколько. Год, два, пять лет, может быть и больше, но судьба вновь столкнула с этим человеком, уже не специально, а так — на случайный день, на один душевный правдивый разговор. Без минувших обид, просто поболтать о жизни. Пройдёт этот день, вечер, может даже ночь, и человек вновь пропадет из поля зрения. До следующего раза. Нет, она хорошая. Она — мой друг, и мне с ней замечательно. Только замечательно с ней в вертикальной плоскости, и нет охоты переводить наши отношения в плоскость горизонтальную. Хотя раньше такое бывало и не раз. Думаете, импотент раз ничего и не хочу? Или какой-нибудь затейливый извращенец? Отнюдь. Просто жаль тратить наше общее время на банальный трах. Хочется посидеть, интересно поговорить, без всяких разных… ну, вы поняли, чего без.

— Могу, — послушно кивнул я.

— Только не выпендривайся. Мне сейчас нужно отвлечься от реальности повседневного существования.

— Отвлечься? В кино «Прибой», на Среднем, появился новый артхаус. Киноклуб. Пойдем?

— Нет, прямо сейчас хочу. Расскажи чего-нибудь.

— Тогда хочешь романтическо-исторический рассказ? — я еще пытался как-то противостоять ее напору, а заодно и время выиграть.

— Годится. Давай сюда твой рассказ.

— Итак, на дворе девятнадцатый век. В люкс-вагоне, по только что построенной железной дороге, ехал молодой граф. Проезжая по русской глубинке, он увидел, как молодая крестьянка пошла через поле за стог сена, видимо, по малой нужде. Ему так понравились колоритная поза и телесные формы, что он немедленно нажал на стоп-кран, нашел девушку и забрал ее с собой. Лет через десять он снова путешествовал по той же дороге и, когда поезд приблизился к месту, где он некогда жал на стоп-кран, пришел проводник и наглухо закрыл ставни окон. «Эй, любезный! — возмутился граф. — В чем дело?!» «Прошу прощения, барин, — извинился проводник, — указание такое!» После долгих расспросов и шантажа, проводник признался, что лет десять назад какой-то дуралей увидел, что некая девка пошла за стог сена по своим надобностям, остановил поезд, забрал ее с собой и женился на ней. С тех пор, если какой-нибудь состав проходит мимо, все окрестные бабы встают раком, задирают юбки и показывают голые жопы проходящему поезду.

— Ништяк! — засмеялась Лена. — Умеешь ведь, когда захочешь. Вот скажи лучше, почему мне в каждой игре или на любом Интернет-ресурсе предлагают добавить каких-то незнакомых типа друзей? Бесит.

— А как же я? Меня тоже тебе предлагали, нет? — меланхолично осведомился я, глядя в то место, где потолок соединяется с двумя смежными стенами. Сейчас там никакого паука уже не было. Уполз что ли?

— Ты не считаешься, — сказала она, нервно улыбаясь. — Ты не вполне друг, ты — бывший любовник, а это разные вещи. Ты хороший слушатель, и если у меня какие-то трудности, то всегда выслушаешь. Мало кто умеет слушать, как ты. Вот ты — умеешь. Другие — нет. Начинаю общаться, а собеседник перебивает и сводит к собственным проблемам, хотя вроде речь шла только обо мне, а сама я еще не договорила. Либо общение прекращается, практически не начавшись.

— Вот и расскажи о себе, — ни с того ни с сего, сказал вдруг я. — Ничего ведь про тебя так толком и не знаю.

— В смысле — не знаешь? — удивленно спросила она.

— Ну, где росла, что делала, — уточнил я. — И после того, как вы переехали с Пионерской… То, что можно озвучивать, естественно.

— Я же тебе рассказывала, нет? Еще тогда, зимой, помнишь? Когда еще на Садовой жила?

— Неполно, — буркнул я. — В двух словах.

— А ты желаешь полных подробностей?

— Конечно! — воскликнул я с поддельным воодушевлением. — Мне интересно всё, что с тобой связано, несмотря на все неудобства.

— Ути-пуси! — откликнулась Лена, вглядываясь в моё лицо прищуренными глазами. — Не много ли на себя берёшь? Смотри, не пожалей потом.

— Не, в самый раз, — терпеливо подтвердил я. — Вынесу. Рассказывай.

— Тогда — держись, май френд. Своё детство я помню хорошо, но как-то фрагментарно, урывками. Проще всего сказать, что оно прошло под знаком непохожести. Мне приходилось отличаться, не было выбора. Вообще детство для меня, это регулярные переезды, редко когда больше года оставались в одном городе. Я никогда не знала своего отца. Почти у всех подруг отцы имелись, а у меня — нет. И подружек помню только в совсем малом возрасте, причем те вечно менялись. Постоянно сменялись также детские сады, а потом и школы. Иной раз полгода не проходило, как мы срывались с места и переезжали в другой город, где нас ждала свободная, но всем обеспеченная квартира. Мама ничего не объясняла, а если я спрашивала, отвечала — «работа». Что за работа такая, я не понимала. Помню, как в четыре года лежала в больнице и даже помню соседей по палате. Помню, как меня привезли в эту больницу, и я тогда даже не подозревала, что меня там оставят. Помню запах в детском саду. Как мы все дружно там ходили в туалет, выстраивались в очередь, а потом беседовали с соседом по унитазу. Один из унитазов не работал из-за неисправности, и мы считали, что он специально для воспитателей. Помню, как мы в том же садике с одним мальчиком изучали его писюн. И прекрасно помню невероятно долгий тихий час, во время которого я ни разу не заснула и все время наблюдала за стрелками часов. Наверное, поэтому обычные часы освоила еще годам к четырём, а к школе стала понимать электронные. А в самой школе возникло состояние какой-то безысходности и брошенности, не проходило ощущение панического страха, что со мной вот-вот произойдет что-то ужасное и никто ничего не сможет или не захочет для меня сделать. Так, собственно, потом и случилось. Я подавляла это состояние единением с природой и подолгу бродила одна в лесу или в парке, наслаждаясь каждым листочком и былинкой, ловила ящериц и лягушек, разговаривала с ними, потом отпускала. Про меня тогда говорили, что я чокнутая. В начальной школе помню, как нас выстраивали для общей фотографии. Я тогда была среди самых высоких, и меня ставили во второй ряд, а так хотелось оказаться в первом ряду на стульчике. За своё долгое детство пришлось сменить больше десятка школ. Мама не отвечала мне на многочисленные вопросы, или говорила просто — «вырастишь, расскажу!» А когда мне стукнуло тринадцать, с расспросами я уже не отставала. Под майкой у меня как следует обозначились сиськи, не заметить это казалось невозможным, к тому же произошло то, что всегда случается с подросшими девушками. Тогда мама сдалась и рассказала об отце. Как оказалась, она застрелила его.

— Что, вот прям так и сказала? — не поверил я.

Тем временем мы постепенно закончили процесс питания, расплатились и покинули кафе-кайтен. А вокруг шумел летний город. Всё выглядело привычно и знакомо, но почему-то возник вопрос, где сейчас быть и куда пойти? Чем заняться? Вести ее в коммуналку, в которой я остановился, не хотелось категорически, поэтому без особой цели мы неторопливо брели по Среднему проспекту.

— Нет, конечно, — сдержанно добавила Лена, изображая улыбку. — Не прям так, но ей всё-таки пришлось. Как-то раз вернулась я из школы с двойкой. Вообще-то, несмотря на кочевую жизнь, училась я очень хорошо, и для меня тот случай был редким, можно даже сказать — редчайшим. Боялась жутко. Причем боялась вовсе не наказания, а самого признания. Тихо открыла дверь, прокралась в свою комнату, и только тут поняла, что матери дома нет. Через какое-то время пришла мама, и громко меня позвала. Но я не ответила, как обычно, а притаилась и сидела тихо: я тогда еще не придумала, что буду врать в свое оправдание. Мама решила, что я еще не вернулась из школы, и пригласила в квартиру какого-то неизвестного мужика. К этому я привыкла: к нам иногда приходили незнакомые мужчины, и в такие моменты мама отправляла меня гулять до тех пор, пока не позовет. Вот и в тот раз я подумала, что они любовью будут заниматься, и чувствовала себя на редкость гадостно. Будто в замочную скважину подглядываю. В тринадцать лет я давным-давно знала и понимала, что случается между взрослыми. Но тогда — ничуть не бывало, у них проходил сугубо деловой разговор. Слова я почти все расслышала, кроме отдельных моментов, когда они уж слишком понижали голос. После того, как мужик ушел, я почти сразу вышла к маме. Она как меня увидела, так смертельно побледнела. Я никогда не думала, что мама может так резко бледнеть, даже испугалась. Но все равно потребовала от нее объяснений, и тогда она объяснила, что работала профессиональной убийцей. Палачом по найму…

— А за что твоя мама застрелила твоего отца, она тоже рассказывала?

— В двух словах. Получила приказ и выполнила. Но, как я поняла, она не особо им дорожила, они даже никогда не жили вместе. Отец ребенка, не более того.

— А дальше?

— А дальше, — отозвался она, — всё та же средняя школа, перед парком, на улице Гагарина в тихом городке недалеко от Москвы, где еще Королёв конструировал свои ракеты. Я казалась скромной и впечатлительной девочкой и жила в мире фантазий, как Амели с Монмартра. У меня были тонкие запястья и щиколотки, и я лучше других писала сочинения по литературе. В общем, мечта для учителей. Зато в музыкальную школу меня даже не пытались отдавать — никакой склонности, кроме хулиганской, к музыкальным инструментам я не проявляла. Математические способности у меня отсутствовали напрочь, так что материал приходилось тупо задалбливать наизусть, но я справлялась. Ещё бессонницы. Не спала целыми сутками. В ту пору из меня получился бы очень плохой актёр. Жуткий. Ужасный. У меня всё на лбу было написано. Если мне бывало хорошо — никак не могла подделать унылую рожу. Если плохо — хоть убейся — но ни за что не улыбнусь по-человечески. Но, обычно, я вообще не могла улыбаться. Ну, и какая женщина из меня могла бы вырасти? Мне казалось тогда, что скоро захочется размозжить себе голову. Тогда мать и отдала меня в эту Школу искусств, где мы с тобой и познакомились. Преподавал клёвый мужик, хорошо все объяснял. Занятия длились по два с половиной часа, два раза в неделю. На первых уроках просто карандашом чирикали, а не рисовали. Линии, кривые и всё такое. Ну, ты помнишь. Мне было очень непривычно на мольберте, рука уставала и не могла делать хороший нажим, а так норм. Я там училась для себя, и страшно, смертельно скучала. Обучалась душевной эквилибристике.

— Там мы с тобой не только познакомились, но ты научила меня трахаться. Знаешь, я тебя никогда не спрашивал…

— Кто меня лишил девственности?

— Ну, вроде того, — несколько смущенно признался я. — Если не хочешь, не говори.

— Почему? Всё получилось очень глупо, немного забавно и до отвращения банально. Таких историй, наверное, тьма-тьмущая. Как уже говорила, училась я очень хорошо, но любила прогуливать некоторые уроки. И вот в конце второго полугодья химичка вдруг заявила, что не видать мне пятерки в году, если не сдам пропущенные лабораторки. «Лабы», как мы говорили. Такой, знаешь ли, чисто вузовский подход к школьному образованию. Ну, остались мы на послеуроков эти лабы делать — в основном двоечники и я одна такая отличница. В кабинете химии имелся свой лаборант — молодой парень, учился он на химфаке в пединституте, а у нас подрабатывал. Химичка куда-то торопилась, и велела ему, чтобы не смел ничего никому подсказывать, а когда последний ученик работу сдаст, надлежало всё убрать, за всем проследить, кабинет запереть. Я давно на него глаз положила, хотя ничего не знала и не умела, но и он на меня временами поглядывал. Короче, последней оказалась я, как легко догадаться…

— Что произошло дальше, кажется знаю.

— Это вряд ли… но потом мы часто встречались с этим лаборантом, можно сказать регулярно. Самое смешное, что я даже не спросила, как его зовут!

На этом она затихла, стала молча курить, задумчиво затягиваясь и пуская тонкие струйки сизого дыма. Вероятно, давние воспоминания всё-таки разбередили ей душу. Или что там у неё сейчас вместо души?

— А потом? — нетерпеливо спросил я.

— Потом начались летние каникулы, меня отправили в лагерь на три смены, а в самом начале сентября я подслушала разговор мамы с тем чужим мужиком, узнала о её делах, впала в жутчайшую депрессию, чем-то даже лечилась, и мама, по совету врача, записала меня в ту самую Школу искусств.

— А он? Этот лаборант?

— Уволился в конце мая, и следующий учебный год начался уже без него…

— После зимних каникул, вы уехали из нашего города, — сказал я, разглядывая окружающие пейзажи.

Окружающий мир, тем временем, жил своей летней жизнью, и только нашей неторопливо идущей паре все это было безразлично. Дымя выхлопными трубами, то и дело мимо проносились машины, по тротуарам куда-то шли неугомонные группки туристических женщин.

— Да… — не глядя на меня, абсолютно спокойно произнесла Лена, и продолжила дозволенные речи. — Да, мы неожиданно переехали сюда, в Питер, и больше изобразительным художеством я не занималась. Сейчас всё это уже бесконечно далеко, так что, наверно, я могу смотреть на всё трезво и издалека. Может быть, даже сверху. Я стала ходить чуть ли не в самую старую петербургскую школу, что на Социалистической. Училась там два с половиной года…

Старые дома слепо смотрели на нас серыми тусклыми окнами. Обилие машин, плохой бензин… Прохожие чаще всего меня с Леной даже не замечали. Каждый из нас думал о своем, насколько в его жизни все нелепо и странно.

— В первый учебный день последнего школьного года, — продолжала Лена, — нас выперли дежурить с утра пораньше. Каждому из нас надлежало нацепить бейджик. А поскольку у нас в школе почти всем на всех было наплевать, я написала на своей карточке: «hello, assholes!» и так проходила весь день. Малявки спрашивали, что там такое написано, а я отвечала: «привет, школьники!» Так начался мой последний школьный учебный год. Вот тогда-то я для себя и решила, что выберу профессию матери. Уже в ту пору я терпеть не могла людей и ненавидела то, что они творят. С собой, с природой, с миром вообще. Поэтому такое предпочтение казалось тогда вполне естественным для меня.

— Не страшно было? — спросил я с искренним интересом в голосе.

— Нет, тогда совсем не страшно, — криво усмехнулась она, глядя куда-то в сторону. — Я давно видела, что люди, в большинстве своем, ведут себя или как идиоты, или как самые отвратительные безмозглые твари. Спасение оказалось одно — чтение и книги. В последнем классе школы литературе нас учила замечательная тётка — Раиса Васильевна, или просто — Васильна, как мы ее уважительно называли за глаза. Рассказывала она удивительно интересно и увлекательно, очень её в нашей школе уважали. Но было у нее скверное, для нас, обыкновение — в конце почти каждого урока задавать небольшую самостоятельную письменную работу, оценка за которую шла прямо в журнал. А, дабы ученики не сильно забывали русский язык, ибо в последнем классе он уже не преподавался, оценку Васильна ставила среднюю — знание предмета плюс знание русского, поделенное пополам. Причем значение округлялось в нижнюю сторону, так что всякие там четверки с минусами никому не светили. В общем, схлопотать трояк за хорошее знание литературы, но неверно расставленные запятые можно было вполне. Мне это обычно не грозило — я писала на пятерки, да и сочинения мои Васильна хвалила. Но один урок запомнился на всю жизнь. Как-то раз, литераторша, прежде чем раздать нам проверенные работы, вдруг спросила: «Ну, дорогие мои, а знает ли кто-нибудь, в каком слове из семи букв, один из вас умудрился сделать четыре ошибки?» Класс удрученно молчал, все тихо переглядывались и думали — кто этот несчастный? Кому пара за правописание? Что за слово такое? А Васильна подошла к доске и написала: «ОнОпеЗД», а потом повернулась к нам, посмотрела мне прямо в глаза, и весело так сказала: «двойка тебе, Лена!» Слово, действительно, оказалось мудреное — «анапест» — название одного из стихотворных размеров. Ну, вот. А параллельно, я ходила во всякие спортивные секции и обучалась у матери ее непростому ремеслу. Сначала мама долго отказывалась, пыталась меня уговорить, убедить, даже наказывать пробовала. Но я настояла. Я тогда временно рассталась с этой своей болезнью, и первоначальное нервное потрясение ушло. Потом закончила школу и поступила в универ. А когда пропала мама, я тебе об этом уже рассказывала, ты должен помнить, я осталась одна с кошкой, и моя болезнь снова обострилась. Невероятные всплески моего настроения учащались, но я надеялась, что они не станут мешать мне жить. Ошиблась, стали. Я пробовала разное. Пыталась подружиться с соседями, крутить любовь с однокашниками, еще всякое, но толку от этого не вышло. Вот именно тогда я и начала верить во всяких нежитей. Даже не то чтобы верить, я просто знала, что они у меня существуют. Привидения? Полтергейсты? Или как их там называют? Не суть важно. Я знала, что у меня в доме только одна позитивная комната — моя спальня. В ней всегда тепло, уютно, а если надо — еще и лампа со свечами, всякие мои личные фенечки. Во всех прочих помещениях бывали посторонние люди — начиная от соседей, заканчивая университетскими знакомыми. В спальню дозволялось входить не всем. Так вот, именно в этой спаленке (кстати — только в ней единственной сделали ремонт и вообще всё по фен-шую) я спать не могла. Точнее, могла, но с великим трудом. Мне снились жуткие кошмары, постоянно творились разные странные вещи вроде того, что я всю ночь просыпаюсь и пытаюсь уснуть снова, и как только засыпаю — тут же опять просыпаюсь от ощущения чьего-то взгляда на себе. Когда я спала с кем-нибудь, страхи уходили, и я даже не придавала значения всей этой фигне. Но чаще я оставалась одна, не считая моей кошки. При ней, кстати, тоже ничего страшного не случалось, но она не любила мою комнату, и на ночь уходила в прихожую. Я знала, что переплачиваю за свет, потому что по вечерам мне становилось страшно, слышались какие-то звуки и шаркающие шаги. Я включала свет повсюду, просто повсюду, даже в туалете. Постепенно нарастало ощущение, что я скоро совсем свихнусь, и за мной приедут санитары в соответствующих халатах. Вот тогда-то и возник у меня какой-то внутренний кризис, что сохранялся еще долго…

— И как ты с этим справилась? — пробурчал я, ощущая в ее словах тьму и холод бездонного колодца.

— Погоди, сейчас, объясню как. Относительно ужасов. Однажды мне вдруг ярко и отчётливо приснилось, как умирает мама. Тогда я встала, и пошла курить на кухню, а потом легла досыпать на диване в гостиной. Утром, собираясь в универ, я в ворохе белья обнаружила здоровенного паука. У меня в доме даже тараканов не водилось, не то, что пауков! И не походил он на тех мелких паучков, что из вентиляции забегают. Он выглядел реально очень-очень большим. Поскольку убивать их нельзя, я выкинула его в окно. Вот и всё. А потом я просто сидела и чуть ли не рыдала, стремно было до ужаса. Даже на первую пару опоздала, чего не допускала никогда. Именно тогда я и поверила окончательно, что моей мамы больше нет. Я многое бы списала на свою больную фантазию, но кошка! Помнишь её? Она регулярно садилась перед моей (бывшей маминой) дверью, смотрела куда-то вверх и громко жалобно мяукала. Она никогда прежде так себя не вела — орала только в тех случаях, если оголодала или сильно хотела кота. А тогда, если я закрывала от нее дверь комнаты, она рвалась, билась, прыгала царапала ручку, пытаясь открыть, и так до тех пор, пока не ослабевала. Иногда я, в ответ на ее вопли, запускала в нее тапком, но она снова садилась туда же и снова принималась вопить. Именно в ту пору я решила пойти в церковь…

«А ведь ей столько же лет, сколько и мне, — думал я, — а выглядит молодой девушкой. Это как так?»

— В церковь-то зачем? — вслух спросил я. — Причем тебе и с твоими атеистическими взглядами?

— Не знаю зачем. Захотелось, — так же серьезно отозвался она. — Я вообще даже не в курсе, крещеная ли. Нет, наверно. Если б рядом оказался костёл, направилась бы туда, если синагога, то в синагогу. А будь под боком буддийский дацан, пошла бы в него. Мне тогда было абсолютно всё равно, в какой храм идти.

— И чем бы ты там занималась, интересно? Ведь ты никогда прежде не увлекалась религией.

— Молилась бы, — жестко оборвал она. — Но до этого так и не дошло, не понадобилось. Но порой, иногда, хотелось заложиться от всех кирпичами. Чтобы никого не видеть, не слышать и не знать.

 

Глава XI

Первый заказ

В это время мы свернули на какую-то линию, нашли свободную лавочку и уселись там. Лена всё еще казалась задумчивой, видимо она уже десять раз пожалела, что решила вдруг удариться в воспоминания в моем присутствии.

— Через некоторое время после того, как осталась одна, — продолжала она свою исповедь, — пришлось искать работу, дабы совсем с голоду не помереть. Ну и вообще, жить-то как-то было надо. Вот тогда я и устроилась официанткой в бар. Чтоб ты понял, что со мной произошло, как я нашла теперешнюю свою судьбу, надо рассказать о моей трудовой деятельности в этом баре. О ремесле, что я обучалась у своей мамы, тогда даже мыслей не возникало — сама не знала, как и с какого боку подступиться, да и боялась, если честно. А кушать хотелось, вот и устроилась в пивной ресторанчик барменшей. «Барменом-официантом», если точнее. Внешние данные позволяли. Итак, поясняю — пошла в официантки не ради карьеры, а ради пропитания. Но вообще, видела я в той профессии нечто эротическое. Ощущение не распространялось на официанток сетевых кафешек типа той, где мы с тобой встретились — там часто никаких официантов вообще нет. А если и есть, то огромный поток людей, всё на автомате. Не хотелось мне и в помпезные рестораны — по той же причине: не душевно. Место искала долго, далеко не сразу нашла. До этого бара, чуть не устроилась в большой ресторан, даже два дня пробыла на стажировке, но увидела там ужасные вещи. Заведение не слишком пафосное, но вполне дорогое, и что меня привлекло — атмосферное, со стильным интерьером, с чучелами животных и исключительно русской кухней. Так вот, когда я проходила там стажировку, кто-то заказал банкет. Получаем мы по лифту еду, и официантка давай лезть туда пальцами и подъедать то, что можно безопасно изъять из тарелок. Мне так противно, гадко стало. Сколько потом ни работала — никогда еды клиентов не хотелось, и уж тем более не позволяла себе что-то подъесть из тарелки или давать грязный прибор. А там такое было в порядке вещей. Да, я могла не везде протереть пыль, но совесть не давала чужую еду трогать, напитки клиента или грязное подавать, что только с виду кажется чистым. Поэтому искала я кабак вроде моего идеала: чтобы и барменом, и официантом там быть. Ну, и без всяких гадостей там…

— И нашла, — сказал я утвердительным тоном.

— Не только нашла, но и устроилась. Вообще, искать работу — отвратительное занятие. По-возможности избегай.

— То есть тебе там понравилось, и все оказалось хорошо?

— Да как сказать хорошо… Неплохо. Это только в фильмах бармены большую часть времени вытирают свои стойки, чешут языками с клиентами, изредка подают напитки или кому-нибудь помогают кого-нибудь найти. На самом-то деле все несколько сложнее. Работала через два дня на третий. Смена начиналась у меня в одиннадцать утра. Я приходила, включала свет, кофе-машину и делала влажную уборку. Тут я, конечно, немного халтурила. Тряпочкой чисто формально — запылиться ничего не успевало, и проблем потом не возникало. Еще пол приходилось протирать — повозила шваброй и ладно. Да, мыть полы тоже входило в обязанность: штат четыре человека всего. Все видимые загрязнения я, конечно, смывала, но в дальние углы не залезала. Потом надлежало проверить наличие приборов и посуды. Если не хватало — то следовало принести из мойки и натереть. Натиралось всё обычным вафельным полотенцем, сначала тщательно, а когда шла тридцатая ложка или пятнадцатый стакан, энтузиазм спадал. Натирала я всё ж таки хорошо, ляпов не допускала. Так как у нас с двенадцати до шестнадцати бизнес-ланч, то после окончания подготовки зала, шла набивать новое меню. Распечатывала его и вставляла в специальные штуки — не знаю, как они называются — а потом раскладывала по столикам. Бизнес-ланч — вообще отдельная тема. Носилась из кухни в зал, не успевая наливать напитки, приносить блюда, уносить грязную посуду и рассчитывать людей. Бизнес-ланч — дешево и быстро, но всегда поражала одна вещь. Когда сдача со счёта составляла рублей пять-десять, клиент потом сидел и ждал эту сдачу, пока я ходила на кухню забирать заказ для другого столика. Причем именно такие суммы, ладно бы большие.

— А чаевые? — спросил я, потрясенный упорством этой странной девушки.

— Вот чаевые — это ваще... Самое интересное: люди респектабельного вида обычно сидели и ждали свои рубли до последнего, зато просто одетые работяги не только сдачу не забирали, но иногда даже существенные чаевые оставляли… Где-то после четырех часов народ начинал убывать. Заходили случайные посетители. Кофейку попить, посидеть за пивом, поговорить. А так — затишье. За это «затишье» можно успеть многое. Опять же барные запасы пополнить: чего не хватает — со склада забрать. С мойки притащишь помытую после ланча посуду. Оставалось время почитать — это для меня всегда очень важно. Хотя бы страниц несколько, и чувствовалась такая релаксация! Но много читать не получалось, постоянно дёргали с кухни: то лестницу надо помыть, то ведро лука почистить, то соль в солонки досыпать, то салфетки треугольниками сложить и добавить где не хватает. И после каждой такой операции — тщательно мыть руки, это обязательное требование. Надолго потом кожу себе испортила. Перчатки носить не могла — обнаружилась аллергия на перчаточную резину.

— Напряженно было?

— А то! Выматывалась жутко. Работа, учеба… Отработала свои первые две смены, довольно жестко, но мне понравилось. Место вроде нормальное, никто мозги особо не парил. В чем материальное преимущество работы бармена? В том, что всегда есть разовые деньги за смену. Пусть немного, но на сигареты да на оплату трубки хватало...

— Извини, перебил, — снова перебил я, — а у тебя сейчас какая трубка?

— Обычная с камерой, вот смотри, — и она показала плоский прямоугольный мобильник с закругленными краями. — Не люблю всякие навороты, а что?

— Так просто спросил. Ну и?..

— Ну и зарплата нормальная, да. Ноги болели, конечно, но это ничего, физическая усталость и короткий сон — фигня, по сравнению с усталостью моральной. Очень напрягал постоянный близкий контакт с людьми — а они ведь не всегда адекватны. Тем не менее, мне понравилось. Я справилась со своими внутренними проблемами, прочитала много любопытного, закрыла долги, познакомилась с полезными людьми.

— Слушай, а как ты решала проблему приставания нетрезвых мужиков? — прищурившись, спросил я. — И вообще, если клиент позволял себе нечто неподобающее? Наверняка случаи бывали, не могли не быть.

— Пьяные мужики бесили жутко. Если сказать: «я замужем», то быстро отставали, а если отступить и сразу не сказать, то начиналось! Садились у барной стойки, и предлагали свой номер или спрашивали как меня на «Вконтакте» найти. Один тряс мятой десятирублевкой перед лицом и просил, чтобы на этой десятке я свой телефон написала! Главное — поменьше говорить, а то начиналось: «а чем я тебе не нравлюсь?». Причем большинство полагало себя неотразимыми, и искренне думало, что не знакомлюсь только потому, что не положено и запрещает начальство.

— Про начальство тоже хорошая отмазка, — задумчиво высказался я. — Нет?

— Нет. Не помогало. Некоторые клиенты заходили издалека. Заказывали шоколадку, я приносила, а они: «девушка, это вам! Давайте познакомимся? Дайте ваш телефончик!» Шоколадки забирала, общалась вежливо, но номер никому не оставляла. Универсальный ответ: «Хотите пообщаться, приходите в мою следующую смену!» Но самое главное — преодолела тот самый безумный внутренний кризис, болезнь отступила, и я научилась свободному общению.

— Ощущения отвращения не возникало?

— Возникало, причем довольно часто, — кивнула она. — Но так было надо. Я увидела в этом решение своих внутренних проблем, мир перестал выглядеть унылым и беспросветным. Еще оказалось множество нюансов, и, наблюдая их изнутри, до сих пор чувствую себя по-другому, когда прихожу в какое-нибудь кафе, в бар, в ресторан. Ну, в любое подобное заведение.

— Может, сходим в подобное заведение? — учтиво предложил я. — Не такое, как эта вот забегаловка, а в настоящее, солидное?

— Обязательно, непременно сходим! Но — не сейчас. Так вот, как-то раз в конце смены подозвал меня незнакомый мужик. Смена оказалась тяжелая: пришлось много бегать, да и люди попались проблемные. Один пьяный придурок развязал мне фартук, а я не заметила, и до конца смены так проходила, поправляла его — казалось, что спадает. А придурок стоит, лыбится: «ой, как пошутил!». Короче, подозвал потом меня тот незнакомый мужик, не «шутник» этот, а другой, естественно. Думала, или клеиться начнет, или шоколадку подарит, или всё это в комплексе. Но — нет. Отвел в сторонку и предложил неплохо подзаработать: подменить клиенту солонку на точно такую же, как у нас использовали, а потом вернуть прежнюю. Я, естественно, возмутилась и отказалась, а он всучил мне в руки пачку долларов задатку. Деньги я сразу же вернула ему обратно, но он заявил, что все равно сделает кто-то другой, а уже один факт нашего разговора и передачи денег, является уликой против меня — на купюрах теперь мои отпечатки, да и видеозапись готова. Я тогда собиралась покупать машину, барменская работа начала утомлять, и деньги казались совсем нелишними. Взяла и сделала все так, как он велел. После он передал еще пачку денег, забрал свою солонку и куда-то исчез, причем так быстро, что я и не заметила.

— А тот клиент, у кого солонку меняла? Он что?

— Ничего, — пожала плечами моя собеседница. — Расплатился, ушел.

— И всё?

— Нет, не всё. Через какое-то время приходили менты и выспрашивали всех, кто что видел, что слышал. Тут я окончательно убедилась… Короче — так вот и приключился мой первый заказ.

— Да, но как часто бывает в подобных случаях, первый заказ мог оказаться последним.

— Не оказался. Потом, как-то раз, тот самый незнакомый мужик подошел на улице, когда я была одна, и предложил практически постоянную работу. Обещал регулярные заказы. С тех пор я называю его Шеф. Очень уж ему понравилось, как ловко я все тогда провернула. Из кабака, правда, велел уволиться. С моей стороны надо было выполнить ряд требований и соблюдать комплекс правил, ну и обучение пройти, конечно же. С обучение проблем не возникло, много чего я и так умела, а требования оказались вполне естественны и понятны. Главное – не повторяться. Аккуратно работать и никаких следов не оставлять. Почерк не вырабатывать ни в коем случае – каждый заказ должен выглядеть уникальным, самобытным и штучным. Аль Капоне тоже начинал с мальчика на подхвате, но сумел переквалифицироваться в киллера. Первым его заказом стало устранение одного китайца, не захотевшего делиться доходами от своего бизнеса.

Тут к нам пришел нахальный голубь-попрошайка. Птица вышагивала около нас затейливыми загогулинами, явно рассчитывая на подачку. Лена громко топнула ножкой, и раскормленный сизарь неохотно улетел.

— Сразу видно — не любишь ты голубей, — усмехнулся я.

— Да я и людей-то не очень, — вполне ожидаемо сказала Лена.

— Это прям как из «Чонкина» у нас получилось.

— Войновича читала лет пятнадцать назад, так что не припомню этого момента, извини уж, — мрачно призналась девушка.

— А из бара как удалось уйти? — допытывался я.

— Очень просто. Поработала еще какое-то время, а потом взяла и уволилась. Когда в очередной раз начальница к чему-то прицепилась и орать начала, я вспылила и ушла. Получилось очень естественно, никто ничего не подумал. Зато у меня к тому моменту рабочего энтузиазма совсем не осталось. Так уходила бы месяц назад — жалела, а тут занятие изжило себя на все проценты. Зато за время работы в пивной я закалилась и душевно окрепла. Всякие ужасы и страхи меня оставили, и я избавилась от всего такого. Потом узнала, что сильная и крепкая натура не пускает в себя разные вредоносные сущности, а вот слабый человек для них лакомый кусочек, они терзают его душу, питаются ею, пока не остается пустая оболочка. Это как сетевые тролли — стоит им только прицепиться, и почувствовать слабину, потом не отвяжешься, хоть из Интернета уходи. Знаешь, иногда я искренне сожалею, что не парень, хотя и знаю, что моя проблема не в том, что я девушка, а в том, что в полной мере не могу ею быть. В общем-то, и парень из меня получился бы ещё тот. Я как-то даже притворялась парнем-придурком в одном из блогов, но ничего хорошего из этого не вышло, и проект пришлось забросить.

Тем временем мы уже не сидели на лавочке, а неторопливо шли в сторону Гавани. Моя собеседница, казалось, дорвалась, наконец, до возможности высказаться, и всё говорила, говорила, говорила… А я внимательно слушал и запоминал.

— Кстати, в живом журнале у меня ник — «Spoiler», — продолжала она, — я даже там на инглише писала, когда училась. Давно уже ничего туда не пишу, последний раз мой журнал обновлялся не помню уж когда. Но я использую его для обмена информацией и получения заказов. Общаться с заказчиками всегда предпочитала дистанционно, через Сеть или, если уж совсем иначе никак, то посредством голосообразующего протеза — такой вибратор, что нужно под нижнюю челюсть прижимать. Помнишь, как ты тогда испугался? Тогда, когда хотел вдруг с живым и настоящим киллером поговорить?

— Погоди… Это была ты, да? Так это ты — «Декстер»?

— Ну, я, — ответила моя собеседница, хитро глядя мне в глаза. — Бываю иногда и «Декстером», и «Механиком». А ты так и не сообразил? Я тогда еле сдерживалась, чтобы не заржать.

Некоторое время мне пришлось приходить в себя после услышанного.

— А я испугался? — удивился я. — Заметно?

— Еще бы! Конечно, заметно. Голос у тебя дрожал, ты в словах путался. Вообще, когда я использовала ту штуку, для создания механического голоса, то всегда действовало безотказно — заказчик пугался, размягчался и платил, сколько с него требовалось. Иногда, правда, отказывался от заказа, но такое случалось нечасто. Короче — без работы не сидела. Все заказы разделялись на пять типов акций, в зависимости от формы и конечной цели. Первый — открытая ликвидация. Обычно огнестрел с контролем в голову. Как правило, с близкого расстояния с последующим сбросом оружия прямо на месте. Иногда при открытой ликвидации практикуется снайперский выстрел издалека, но там свои проблемы и недостатки. Раньше популярностью пользовался взрыв, но к этому в наших регионах сейчас прибегают нечасто. Это делается для того, чтоб все знали, а кому надо — поняли. Предупреждение для оставшихся. Второй тип — «несчастный случай». Транспортная авария, падение со скалы во время поездки в горы, передозировка наркотиков, алкогольная интоксикация, отравление рыбой фугу в японском ресторане. Тоже все всё понимают, но юридически никакого криминала вроде бы нет. Третий вариант — «естественные причины». Тут вообще никто ничего не знает, и знать не должен. Официально — инфаркт, инсульт, внезапная смерть, если необходима срочность. А когда без спешки, то у объекта начинаются какие-то болезни, врачи ничего сделать не могут, и клиент загибается от внутренних кровотечений…

Она немного помолчала, будто обдумывала что-то, а потом продолжила:

— Четвертый тип ликвидации — исчезновение. Это когда объект бесследно пропадает, причем никто потом не может его отыскать. Жил человек — и нет. Куда делся? Может, сбежал и тихо живет где-то; может, лежит на дне Невы привязанный к чугунной батарее; может — закопан под тоннами мусора на свалке-полигоне; может — потерял всю память и стал бомжом. И, наконец, пятый тип акции — имитация самоубийства. В любом случае у каждого варианта свои специфики и трудности. Кроме всего прочего, необходимы глубокие знания об объекте, как рабочий инструмент. Помимо повседневных привычек, нужна информация о заболеваниях, непереносимостях и противопоказаниях. Надо знать компрометирующие факты биографии, склонность к азартным и прочим играм, страсть к коллекционированию. Еще нужны сведения о личной системе ценностей: этике, суевериях, религии. Мало кто задумывается о системе жизненных ценностей, а ведь именно эта система определяет, куда и когда объект направит усилия, что поставит во главу угла в каждый конкретный момент времени. Зачастую важно понимать, что является для объекта главным. Еще надо знать точные биометрические данные объекта. Размер обуви, вес, рост, группу крови…

— Иными словами, всё у тебя наладилось? На жизнь хватает?

— В общем-то, да, — негромко подтвердила она. — На жизнь, на отдых. Только я бы не назвала такие деньги легкими. Эта работа требует полного самообладания и беспристрастности, весьма тяжелый труд, не столько физически, сколько морально. Очень тягостно. Иногда в голову такая дурь лезет, вообще жить не хочется, как-то даже у психолога консультировалась. Заочно и анонимно, конечно. Бывает, о людях такое поймёшь, что хочется поубивать всех на фиг. Но это — так, минута слабости. Однако бросить, отказаться от такой жизни уже невозможно. И дело даже не в деньгах, в другом. Засасывает сам образ жизни, и нельзя что-то изменить. Даже не представляю, как бы существовала обычным человеком. Не получается…

— Но ты же филолог. В принципе, могла работать по специальности из своего диплома, или пойти на госслужбу. Там вообще всем пофиг, что у тебя в дипломе написано.

— Да? А как? И где? И за сколько? — нервным голосом риторически переспрашивала Лена. Видимо я случайно задел что-то больное. — Ты часто видишь объявления, что кому-то нужны филологи? Взять ту же госслужбу, что ты упорно рекламируешь. Что делать? Куда пойти? Как на работу устроиться? Каким образом? Вообще не понимаю, как и где люди ищут такие работы. О чём говорить с работодателем? Как писать резюме? Просто у меня всё давно по-другому, а для живого человека это как психоз. Честно скажу, если б вдруг захотела жить по-обычному, то даже и не знала бы, с чего тут начать. Помню, что когда-то была не такой, но в прежнее состояние вернуться не смогу…

Тут она, вдруг остановилась, и неожиданно резко сменила тему:

— Да, слушай, а где ты сейчас остановился? Я же так и не спросила тебя.

— Комнату в коммуналке снял. Тут, на Васильевском. Недалеко.

— Да? Может, к тебе зайдем? — бесцеремонно предложила она. — Покажешь, как устроился. Или у тебя дела всякие такие срочные? Или соседи будут против?

— Нет у меня сейчас никаких срочных дел, да и в квартире никого нет: одна комната, по-моему, пустует и запертая стоит, никто там не появлялся. А единственный сосед на дачу свалил. Взял с меня плату за четыре недели и умотал. Но самое ценное, всего за тысячу рублей он показал, где и что лежит на кухне!

— Вот жулик! — решительно заявила девушка. — Так что? Идем к тебе?

— Идем! — неожиданно для себя согласился я. — Отличная мысль.

Возник великий соблазн показать имеющиеся в моем распоряжении фотографии и спросить, не поступал ли заказ на этого парня. Но Лена все равно ничего бы не сказала, а если я вдруг окажусь прав, то и ликвидировать могла в порядке профилактики. Просто так, что называется, для ясности. Несмотря на нашу старинную дружбу.

 

Глава XII

Джёрёгумо

— Ты что, на таком старье работаешь? — спросила Лена со своей обычной иронией, увидев ископаемый двести восемьдесят шестой компьютер, прописанный на снимаемой мною жилплощади.

— Нет, конечно, — усмехнулся я, — просто этот комп уже стоял тут. Но он работает, я включал. Только вот зачем он мне? Ни Интернета, ни ю-эс-би нет. Причем, никаких надежд. А у меня всё на флешке, и текст обещал завершить к концу отпуска.

— Опять что-то пишешь? — почему-то недовольно спросила девушка. — Не надоело тебе?

— Нет, пока еще не надоело. Эта писанина помогает жить, при этом никому особо не мешает, насколько известно. Только вот приехал я почти с пустыми руками, и отсутствие любимого рабочего инструмента доставляет проблемы. Не покупать же.

— Слушай, а возьми пока мой старенький ноут? Мне он сейчас не нужен, без дела валяется.  Два гигагерца проц, пара гигов памяти, диск полупустой. Перед отъездом вернешь.

— Спасибо, но я могу неожиданно сорваться, а тебя не всегда просто найти, сама знаешь.

— Тоже верно… тогда давай так: когда соберешься уезжать, оставь тут и предупреди своего хозяина, мужика этого, у которого снимаешь. Потом заберу.

Тут она заметила полку и сразу же стала перебирать стоявшие там книги. Когда её пальчики зацепили «Люди и куклы», Елена спросила:

— Читал? Вообще как относишься к японской прозе?

— Не знаю даже… Как и многие, зачитывался Мураками…

Не хотелось мне говорить на эту тему, никакого желания не возникло. Но отказываться было поздно.

— Харуки Мураками или Рю Мураками?

— Харуки. А где-то в середине девяностых читал японскую книжку про детей, живущих или играющих на свалке. Какие-то бизнесмены собирались превратить свалку в поле для гольфа, а дети всячески сопротивлялись.

— «Взгляд кролика» Кэндзиро Хайтани. Очень похоже по описанию. А эту, — она показала мне «Люди и куклы», — уже читал?

— Нет, не успел пока. Я только здесь ее увидел.

— Почитай, занятная вещь. Еще «Токийские легенды» очень рекомендую, мне понравилось. Вообще, чем больше углубляюсь в мир японских легенд, тем сильнее чувствуется одна закономерность. Все монстры мужского пола вполне безобидны, максимум, что они могут, так это под кимоно у девушки пошарить или еще какие другие шалости себе позволить. А вот если монстром является девушка — то обязательно рот до ушей и как минимум способность убивать всех подряд. Никогда не обращал внимания, что в большинстве европейских языков слово «человек» и «мужчина» обозначено одним словом? Выходит, женщина, строго говоря, человеком не является. А в буддийской философии женщина на семь ступеней ниже человека-мужчины и даже ниже кошки на три ступени.

— Да? Не знал, — удивленно признался я.

— А вот знай. Ладно, переходим к моему случаю. Называется — джёрёгумо, это злобный и опасный призрак, он принимает форму соблазнительной женщины днем, однако ночью верх берет его паучья натура. Тут где-то должно быть... А, вот, нашла. Смотри, что про него пишут. Читай!

— Вслух?

— Необязательно, — она протянула мне раскрытую книгу. — Вот тут, смотри.

— «Джёрёгумо, — громко прочитал я, — является одним из видов ёкай, существ японского фольклора. Слово «ёкай» имеет очень широкое значение и может обозначать практически все сверхъестественные существа японской мифологии. Имя Джёрёгумо применяется и в зоологии к реальному ткацкому пауку. Арахнологи относят Джёрёгумо к биологическому виду Nephila clavata, или, в более широком смысле, к двум близким родам пауков: Nephila иArgiope. Nephila — самые большие плетущие сети пауки, известные под разными названиями: банановые пауки, золотопряды, гигантские древесные пауки. Размер тела, не считая ног, достигает четырёх сантиметров, размах ног доходит до двенадцати сантиметров. Яд пауков рода Nephila вызывает нейротоксический эффект подобно яду каракурта, однако слабее. Укус причиняет местную боль, онемение и появление волдырей, которые исчезают в течение суток. В редких случаях возможны галлюцинации и аллергические реакции. Вообще-то эти пауки неопасны для людей, но в прежние времена считалось, что их яд вместе со сверхъестественными способностями смертелен для человека. По легендам, паук Джёрёгумо может изменить облик, превращаясь в привлекательную молодую девушку. В японских иероглифах “Джёрёгумо” дословно означает “обязательная дама”, проститутка-паук или шлюха-кровопийца. Джёрёгумо связывает жертву шелковыми нитями, чтобы потом выпить кровь и съесть душу. Другие имена этого монстра — Rakushinpu, что означает “сплетающая невеста”, и Мадара-гумо — пятнистый паук. Распространение очень широкое: Австралия, Азия, Африка, Мадагаскар, Америка».

Там же имелись великолепные рисунки самих пауков.

— Ну и как? — лукаво спросила Лена, глядя на меня своими влажными глазами. — Понравилось?

— Да, очень красивые твари. Всегда любил пауков. Есть в них какое-то особое очаровательное изящество, отточенное сотнями миллионов лет эволюции. Но причем здесь мистика? Обычная фольклорная легенда, каких много.

— Тут не совсем легенда, — прозвучал ее будто посторонний голос.

— В смысле?

— Это правда, — тихо прошептала она. — Почти.

— Что, правда? — не понял я.

Девушка не ответила.

— Что паук не является опасным для человека? — снова спросил я чуть погодя, видя, что она упорно не желает продолжать свои объяснения. — Охотно верю.

— Нет, правда состоит в том, что такой паук может превращаться в привлекательную молодую девушку. Или женщину. Вернее наоборот — девушка в паука и обратно.

— То есть, иносказательно? Аллегория такая?

— Какая там аллегория, ты не понял. Жертва видит все то, что описано в данном тексте. Уразумел? Днём — симпатичную девушку, а ночью — паука. Это в самом простом случае. А бывает и так, что девушка сама решает, кем быть — человеком или пауком.

— Это как? Паук весит несколько граммов, если очень большой, а девушка — килограмм сорок, если худенькая и миниатюрная. С законом сохранения массы, что будем делать?

— Все правильно, но тут дело в другом… Реально никто ни в кого не превращается, конечно. Просто джёрёгумо воздействует на мозги людей таким образом, что они видят ее пауком. Естественно, сначала она жила обычной девушкой, но потом с ней что-то случилось, она прошла специальное обучение и сделалась джёрёгумо. Способность влиять на восприятие клиента тренируется годами. Особые практики позволяют организовать внушение таким образом, что объект видит лишь паука, именно к нему приковано его внимание. А сама девушка будто скрывается в тени, она просто остается вне зоны внимания, как говорили раньше — «отводит глаза». Вот такого паука я и нашла в своей комнате. К нам его явно завезли — в том доме, где я жила, в соседней квартире, проживал какой-то журналист, специалист по юго-восточной и восточной Азии, все время туда мотался. С тех пор через меня прошло много пауков, но при такой нагрузке они долго не живут, пару лет всего…

— Только девушки так умеют? — удивился я, снисходительно улыбаясь.

— Да, но не спрашивай меня, почему. Сама толком не знаю.

* * *

…а потом мы занимались сексом, причем так самозабвенно, будто совершали некий колдовской обряд по изгнанию недобрых духов. Иногда я ощущал себя мухой, которую самка паука готовит для своей трапезы.

— Знаешь, что я ценю в тебе больше всего? — вопросительно сказал я, когда всё у нас закончилось.

— Кажется, догадываюсь, — хихикнула она.

— Нет, не это.

— Да ладно? — усомнилась в моей прямоте Лена.

— Ну, да. Больше всего я ценю то, что если я тебе надоел или мешаю, то ты скажешь — «отстань, я занята» и это получится вовсе не обидно. И я уйду, прекрасно осознавая, что потом, когда что-то изменится, ты позовешь меня снова… Слушай, а хочешь кофе?

— Хочу, только хорошего. У тебя разве есть? Или надо будет переться в какое-нибудь кафе?

— Есть, причем настоящий. Пошли на кухню.

Мы быстренько привели себя в порядок и прошли на коммунальную кухню, где я достал из хитро запирающегося столика банку с зернами аравийского кофе, за тысячу рублей завещанную мне соседом. Там же, рядом, хранились и все прочие кофейные причиндалы: джезва, набор чашек и крутая немецкая кофемолка.

Хорошо что мне повезло, и во всей трехкомнатной коммунальной квартире обитал я один, а кухня оказалась в нашем полном распоряжении. Тут стояли три плиты, очевидно, закрепленные за каждой комнатой. Плиты выглядели комично: одна — старая, эмалированная, сверкала белизной и чистотой, другая — новая, некогда серебристая, стала коричневой от копоти и грязи, а третья выглядела абсолютно современной и неиспользованной. От Дмитрия Павловича я уже знал, что она действительно так ни разу и не выключалась — просто еще не подсоединена к газовой трубе. К двум плитам примыкали кухонные столы, на которых готовили еду, а в углу — мойка из трех железных раковин. На самой кухне, по всей вероятности, не ели, да и пищу по тарелкам раскладывали, скорее всего, в комнате, но сейчас, когда кроме нас никого тут не было, можно бы и нарушить традицию. Еще, судя по натянутым над плитами веревкам, тут сушили белье. Видимо жильцы использовали экспресс-метод сушки: выстиранные шмотки вывешивали прямо над зажженными плитами. Интересно, всем ли нравилось, что над их кастрюлями болтаются чьи-нибудь носки или трусы?

— Настоящий кофе по-турецки, с которым по известности соперничает, пожалуй, лишь кофе по-арабски, поражает многообразием получаемого вкуса, от очень сладкого, до горького и густого, — голосом занудного профессионального лектора важно пояснил я, приводя в рабочее состояние кофемолку. — Причем молоко в него добавлять нельзя ни в коем случае. Делать так, значит оскорблять саму идею. Помол зерен у нас как можно более тонкий, практически в пыль. Использовать надо только свежеобжаренные зерна, это — само собой. Будем считать, что у нас сейчас именно такие. Согласно традиционным рецептам, нагрев проводим очень медленно, а непосредственное время кипения не должно превышать нескольких секунд. Именно для этого и используем джезву. Но сам процесс…

Рассказывая, я сопровождал свои слова соответствующими действиями. Все произносимое помнилось очень хорошо, поскольку сам недавно читал про это на каком-то сайте. Кофе в джезве выглядел будто некое диковинное колдовское зелье, а я, словно старый полусумасшедший колдун, всё что-то подсыпал, добавлял и помешивал...

— …сам процесс приготовления зависит исключительно от вкусов и привычек кофеманов, — с загадочным видом продолжал я. — Одни сначала доводят до кипения воду в джезве и лишь затем добавляют кофе и сахар, что замедляет кипение. Другие начинают со смешивания сахара с кофе, заливая смесь холодной водой и лишь потом медленно доводят до кипения. Я придерживаюсь второго способа. Особенно важен момент закипания, который не является обычным — необходимо уловить самое начало образования и подъема густой коричневой пенки… Вот она! Ага, сейчас, когда первая пена уже подошла, джезву сразу же снимаем с огня, даем пенке осесть, теперь снова помещаем на огонь и дожидаемся второго подъема… Так. Теперь готовый кофе уже окончательно снимаем и разливаем по чашечкам. Вообще-то желательно иметь керамические и толстостенные чашки, но это всего лишь традиция. Стеклянные тоже вполне подойдут. В общем-то, всё готово, можно приступать к кофепитию…

 

Глава XIII

Скульпторша

На другой день пора было, наконец, нанести визит той самой скульпторше, что по сходной цене изготавливала слепки мужских гениталий.

Большой новый дом, отдаленно напоминающий современную версию знаменитой Дакоты в Нью-Йорке. Только в отличие от прославленного здания, здесь не имелось ни то чтобы парка, а зелени не было вообще. Нельзя же считать за таковую вытоптанные газоны да несколько засохших молодых деревцев, так и не вынесших пересадку.

Девушка-скульптор выглядела маленькой и худенькой, даже истощенной. Одежда ее больше бы подходила безбашенной девочке-веганке, основную часть времени проводящей на улице в каких-нибудь неформальных тусовках, но никак не успешной художнице, каковой Лиза в действительности являлась. Как мне стало известно (прежде чем идти на встречу, я собрал кое-какую информацию о художнице), за последнее время ее творчество получило определенное признание в среде профессионалов.

Быстро окинув меня взглядом, будто одежду на вешалке супермаркета, она деловито сказала вместо приветствия:

— Так, идите в душ. Там всё тщательно брить. Можете использовать шампунь из зеленого флакона: стоит на полочке. Одноразовые бритвы там же. Махровый халат висит на вешалке. Короче, увидите.

— А-а-а-а… э-э-э-э… — растерянно проблеял я.

— Вас не устраивает что-либо конкретное? — неправильно истолковала мое поведение Лизавета. — Мы же обсудили все условия.

— Ну, не то чтобы совсем не устраивает, но… Вообще-то меня прислала, — я назвал имя своей знакомой колдуньи, — чтобы проконсультироваться по вашей специальности.

— Проконсультироваться? В смысле?

— Реально ли сделать копию какого-либо предмета так, чтобы ее можно перепутать с оригиналом?

— А! — девушка вдруг весело засмеялась, — так это вы! Извините меня ради бога. Совсем закрутилась и запамятовала! Она же предупреждала, что вы зайдете, а я решила, что очередной клиент!

— Получилось как в старом анекдоте. Знаете? Порезал парень палец на руке и пришел в поликлинику. Врачиха ему говорит: «Раздевайтесь, раздевайтесь!» «Зачем? — удивился парень. — Я ведь только палец повредил!» Тут мужской голос из-за ширмы: «Это еще что, я вообще только телефон пришел починить!»

Скульпторша снова засмеялась.

 — Я заплачу за консультацию, — по-своему понял я ее смех.

— И думать забудьте, — отмахнулась девушка. — Она меня столько раз выручала, что я в долгу перед ней. Так что вы хотите узнать? Что-то конкретное?

— Погодите… она же говорила, что вы между собой почти незнакомы, и кроме телефонного номера ничего она о вас не знает.

— Похоже на нее, — усмехнулась скульпторша. — Так что вас конкретно интересует? Вы проходите.

Мы прошли в аккуратную комнату, по стенам которой располагались шкафы, то, что когда-то называли стенкой. Только тут «стенка» действительно оправдывала свое наименование — ни промежутков, ни свободных проемов — одни дверцы. Посередине комнаты стоял вращающийся стул на роликах и какое-то странное сооружение с ремешками и пряжками, похожее на аппарат для лечения больного позвоночника. Судя по размерам и форме ремешков, устройство вполне годилось, чтобы как следует зафиксировать человека.

— Видите ли, я бы хотел узнать и понять, каким образом сделать пластмассовую копию объемного предмета так, чтобы на расстоянии полуметра, через стекло, эту копию казалось невозможным отличить от оригинала. Это можно?

— Вообще-то можно, — как-то неуверенно сказала скульпторша. Похоже, что-то ее обеспокоило в моем вопросе. — А что там за оригинал?

— Череп. Старый потемневший от времени человеческий череп.

— Да, вы присаживайтесь. Не возражаете, если я закурю? — спросила девушка и кивнула на стул.

С улицы доносился шум автомобилей, высокий женский голос прокричал — «Не буду я так, идиот!», а где-то совсем на краю восприятия послышалось что-то похожее на отдаленный гром.

Не дожидаясь моей реакции, скульпторша привела свое сооружение с ремешками в горизонтальное положение, села на него верхом, достала из заднего кармана джинсов мятую пачку сигарет, взяла из другого кармана маленькую зажигалку и нервно закурила. Тут я обратил внимание на ее руки — сильные, жилистые, с заметными венами. Похоже, в моей собеседнице вообще не осталось ни грамма лишнего жира, только тот физиологический минимум, что необходим для нормального функционирования организма.

— Что вы знаете об этой истории? Договоримся так — вы раскрываете мне все те сведения, которыми располагаете, а я расскажу в ответ то, что знаю сама. Идет? Кстати, меня зовут Лизавета, можно просто — Лиза.

Я постарался поудобнее устроиться на стуле, невольно отметив про себя, что она говорит «то, что знаю сама» а не «всё, что знаю сама». Несмотря первые впечатления, девушка вовсе не выглядела истощенной. Ее руки чуть заметно дрожали.

— Может, сделаем проще, — предложил я, — поиграем в вопросы и ответы. Устроим такой равноценный обмен?

— Как любимые герои Роджера Желязны? Давайте попробуем. Вы играете белыми, так что начинайте.

— Скажите, Лиза, к вам кто-нибудь обращался с просьбой сделать копию черепа?

— Да, — кратко ответила Лизавета.

— Так не честно!

— Почему? Я вам ответила. Откуда вы знаете, что я имею отношение к этому делу?

«Хех, а я и не знал, что ты имеешь какое-то отношение, — подумал я, — но ты ответила на незаданный вопрос, и на том спасибо».

— Хорошо, — согласился я. — О ваших знаниях на интересующую меня тему, намекнула наша общая знакомая, что дала ваш адрес. Кто к вам обращался с просьбой сделать копию черепа?

— Я не знаю этого человека и никогда прежде его не видела.

— Как он выглядел?

— Погодите, я еще не задала свой вопрос, — улыбнулась девушка. — В чем состоит ваш интерес к этой истории?

— Мне обещали заплатить, если я выясню истину, — туманно ответил я. — Так как он выглядел?

— Солидный старик, лет шестидесяти, без живота, а не с толстым брюхом, как это теперь бывает сплошь и рядом. Лицо правильное, без каких-либо особых примет. Ни усов, ни бороды нет. А что, этот череп представляет из себя нечто особенное? Почему такая суета вокруг него?

— На этот вопрос я ответить не могу, тема закрыта заказчиком, извините. Ответ засчитан? Хорошо. Тогда поведайте, о чем вы говорили с тем мужиком?

— Всё как есть рассказала. А вы что, настоящий частный детектив?

— Не вполне настоящий, но нечто вроде. Скажите, а на три-дэ принтере такое можно изготовить?

— Я в курсе про три-дэ принтеры. Теоретически можно для копирования использовать в комплекте с три-дэ сканером, но эти девайсы пока жутко дорогие, и далеки от совершенства. Форму передают, цвет — не очень. Да и расходные материалы для такого принтера дороговаты. Но перспективы впечатляют. Как говорится, поживем-увидим. Чего только стоит имплантат, который заменил три четверти черепа человека или самое настоящее человеческое ухо. Скажите, а сколько вы берете за один заказ?

— Зависит от заказчика, цены бывают самые разные, случается, я вообще работаю бесплатно, это если меня интересует что-то еще помимо денег… Скажите, а такие три-дэ установки в нашей стране имеются?

— В Питере одна точно есть, в Техноложке, в Москве — в Зеленограде, в институте каком-то. Наверняка, еще много где имеются, но я не знаю. А какой самый дорогой у вас был заказ?

— Самым дорогим оказался как раз безденежный — мне тогда досталась вполне новая Мазда, езжу на ней до сих пор. А про такие объемные копиры не посоветуете, у кого можно спросить? Чтобы человек профессионально находился в теме?..

Мы еще некоторое время перебрасывались репликами, но постепенно выяснилось, что вопросы и ответы и у меня и у Лизы закончились. Что-то не мог объяснить я, что-то не хотела рассказывать она.

Пора уходить.

В этот момент я заметил, что солнце куда-то спряталось, за окном потемнело, и над городом нависла темная синеватая туча, словно летающий остров Лапута из «Путешествий Лемюэля Гулливера» Джонатана Свифта.

— Кажется, дождь собирается, — неоригинально заметил я. — Надо торопиться, а то промокну.

Явно начинался не просто дождь, а сильный ливень. Стали заметны вспышки молний, где-то отчетливо забурчал гром, по железному подоконнику застучали отдельные капли.

— Я провожу вас до метро, вы не против? — вдруг ни с того ни с сего сказала Лиза. — Все равно в магазин нужно идти.

— Смотрите, промокните потом, — предостерег я, подумав, что неплохо было бы увидеть эту девушку в мокрой майке.

Когда мы выглянули из парадной на улицу, тяжелые и большие капли дождя уже сливались в сплошную стену воды.

— Переждем? — предложила Лиза, — вон как ливанул, мы так до машины не добежим. Смоет нафиг.

В подтверждение её слов где-то рядом шарахнула молния. Оглушительный гром заставил девушку вздрогнуть. Внезапно возникшие лужи покрылись пузырями.

— Это теперь надолго, — задумчиво сказала девушка, видимо приняв какое-то решение. — Пойдем назад, у меня для вас еще кое-что осталось.

И мы вернулись в ее квартиру. Как только переступили порог, она сказала:

— Идите в душ. Я хочу сохранить о вас объемную память. Не беспокойтесь, это будет бесплатно…

Процедура изготовления слепка оказалось очень мучительной, хотя и в чем-то приятной. Мужики меня поймут.

Когда все необходимые манипуляции завершились, и я оделся, Лиза сказала:

— Я перед вами в долгу, поэтому должна показать одну вещь…

— Что? — не понял я. — Почему в долгу?

— Сейчас… подождите минуточку…

Скульпторша полезла в стопку папок, оказавшуюся за дверцей одного из шкафов. Некоторое время она что-то там целеустремленно искала, потом радостно ахнула и вытащила серую папку, где лежало множество листов плотной бумаги с рисунками. Выбрав один из них, Лиза молча показала его мне. Увидев изображение, я, по-моему, даже вскрикнул.

— Это кто? — глупо спросил я.

— Вы же узнали его, или мне только послышалось? — хитро осведомилась девушка. — Это тот самый старик, что допытывался по поводу черепа.

На меня смотрел начертанный углём слегка шаржированный портрет Иннокентия Петровича — официального сотрудника аукциона «Хронос».

 

Глава XIV

Коллекционер

Никогда прежде я не размышлял о своем будущем. Это казалось бессмысленным. Оно, будущее, прежде представлялось мне вполне обыкновенным. С обожаемой женой, лучшими в мире друзьями, замечательной любимой работой. Принимая всё хорошее, как должное, я совершенно не задумывался о последствиях.

Все закончилось несколько лет назад. Жена со мной развелась, большая часть тех, кого я полагал друзьями, оказалась просто приятелями, а теперь и с постоянной работы придется уйти…

SMS-ка поступила, как всегда бывает в подобных случаях, неожиданно и совсем не вовремя:

«Привет. Тебе чего?»

Не сразу удалось сообразить, что это всего-навсего запоздалый ответ приятеля на мое собственное сообщение, отправленное еще тогда, из вагона скоростного экспресса.

Писал старый питерский знакомый, когда-то немало личного времени и сил потративший на ознакомления меня с достопримечательностями ночной жизни «параллельного Петербурга». Такая бесцеремонная грубоватость считалась характерной особенностью этого человека. Он славился прямотой суждений и беспардонностью поведения. Но меру знал, и той тонкой грани, за которой начинается обычное трамвайное хамство, никогда не переходил. Парадоксальным образом он мог неожиданно оскорбиться на сущую ерунду, но был отходчив, и легко забывал свои обиды.

Прочитав SMS-ку, я решил, что со старым знакомым будет полезно посидеть за пивом. Не виделись мы около двух лет, с той поры случилось много чего разного, хотя время промелькнуло на удивление быстро. Повод для встречи имелся — предоставленный Еленой ноутбук временами глючил при включении, но потом работал довольно-таки прилично. Мне удалось поймать сносный вай-фай, не запароленный в какой-то соседней квартире, поэтому появился терпимый доступ в Интернет. Но выскакивающие каждый раз при включении записки надоедали. Понять сущность проблемы сходу почему-то не удалось, а серьезно разбираться с чужим компьютером было просто лень.

Иван — так звали приятеля — считался прекрасным айтишником, специалистом по компьютерному железу. Мне далеко до него. Он мог сходу определить начинку того или иного компа, вылечить дохлую флешку, разобраться в любых проблемах и мгновенно принять верное решение. Его знания поражали. Он помнил, по-моему, все когда-либо выпущенные чипы, знал какой драйвер к какому девайсу применить и где лучше всего скачать. Рассказывали, что некоторое время он работал на спецслужбы, но чем-то там не понравился начальству, и ушел из конторы. Об этом периоде своей жизни он никогда не распространялся, а на прямые вопросы, заданные, как правило, за пивом в полупьяном состоянии, отделывался шуточками или попросту отмалчивался. Для души и в качестве хобби он коллекционировал трилобитов — палеозойских членистоногих, немного похожих на гигантских мокриц или бескрылых мадагаскарских тараканов. Причем часто сам ездил на всякие карьеры и лично выковыривал там новые находки. На этом благородном поприще Иван достиг определенного уровня и даже пользовался высоким авторитетом в среде коллекционеров.

«Я в Питере, — набил я на своем телефоне, — хорошо бы встретиться».

«Отлично. Говорить способен?» — пришел вопросительный ответ.

«Да», — разрешил я.

Такая предусмотрительность, несмотря на характер Ивана, объяснялась просто. Как-то раз он позвонил в самое неподходящее время, когда я находился в постели с весьма привлекательной молодой женщиной. И надо же беде случиться, что другой его звонок пришелся на очень похожий момент. Не столь острый, но тем не менее. Я тогда высказал все, что о нем думаю, не особенно стесняясь в выражениях, и с тех самых пор Иван взял в привычку при звонках мне предупредительно спрашивать о способности разговаривать. А то мало ли что.

Почти сразу мобильник зазвонил. Номер не определился, но я не сомневался, что это Иван. Кстати, он терпеть не мог любых иных модификаций своего имени. Всякие там Джоны, Вани и Иоанны, находились под строжайшим табу.

— Здорово! Ты сейчас где? — сразу же спросил мой приятель. — Я с работы звоню.

— Я на «Ваське», на Восьмой линии.

— Отлично. Ровно через два часа освобождаюсь, и встречаемся в «Макдаке» напротив Лавры. Знаешь где? Приезжай. Перекусим заодно.

— Ты что, в «Макдаке» питаешься? — удивился я. Раньше Иван всегда неодобрительно отзывался о подобных заведениях.

— Иногда. Ладно, давай, буду ждать, — сказал Иван, после чего повесил трубку.

Иван в «Макдаке»? Да уж, сильно я от этой жизни отстал, прямо скажем. Впрочем, если редко общаться со старыми знакомыми, то и не такое может приключиться.

На самом деле, не следует говорить о «Макдаке» так, будто это нечто дьявольское. Есть мнение, что клиент получает то, за что платит, поэтому качество пищи — тема отдельная. Народу постоянно вдалбливают, что «Макдак» есть средоточие Абсолютного Зла, но при этом забывают, каким злом является почти любая обработанная жратва из какого-нибудь шикарного супермаркета. Не сильно лучше и та пицца, что доставляют на дом, а картофель фри вообще суют в большинстве забегаловок, ресторанов, кафе и баров. В общем, если питаться только в «Макдаке», и вести при этом неподвижный образ жизни, наплевав на дневные нормы жиров, углеводов и солей, то можно посадить всё, не только печень, но и вообще все внутренние органы. Но если заходить туда лишь изредка, то беды не будет. Ведь бесконечные судебные иски, что проходил «Макдак», заставили его повысить качество до таких сияющих высот, что даже во сне не виделись ни одной другой забегаловке. Конечно, Россия не Америка, и даже не Европа, но, тем не менее, международная сеть быстрого питания старается марку держать и откровенного дерьма не допускать.

Когда я входил в общий зал, у самой стенки уже сидел Иван. Как только он меня увидел, то приветственно поднял руку и помахал ей. Видимо, он застолбил для нас небольшой столик.

— Ну, привет! — теперь в реале поздоровался Иван. — Тебе я уже взял. Как поживаешь? Как дела?

Иван взял для меня два бутерброда с цыпленком, салатом и майонезом, большой стакан ананасового сока и пакетик фри. Бутерброды напоминали сложенные нижними сторонами шляпки пантерных мухоморов, меж которых выглядывала зелень, майонез и белое аппетитное мясо.

— Не очень, как. Я даже думаю, что совсем никак, — задумчиво молвил я.

— Это почему? — продолжая цитату из известного мультфильма, спросил Иван. — Что с тобой?

— Да вот, жив пока, просто всякие вопросы замучили, как и того меланхоличного ослика из мультика.

— Вечные вопросы бытия?

— Вечные. А все почему? И по какой причине? И какой из этого следует вывод? Короче — фигней страдаю. А у тебя, смотрю, все вполне нормально?

— Да, ничего так. Что, заметно? — с этими словами он усмехнулся и шлепнул себя по животу. — Так что у тебя?

За те два года, что мы не виделись, мой приятель немного потолстел. Видимо частое питание в «Макдаке» не прошло для него бесследно.

— Ничего особенного, — притворно тоскливым голосом, проблеял я. — Все же не могут...

— Чего не могут? — поддержал Иван.

— Обедать в «Макдаке», сохраняя при этом относительно приличную форму, — признался я. — Ты что, регулярно здесь питаешься?

— Нет, но временами приходится, — с явным сожалением повинился мой приятель.

— В смысле — приходится? Заставляют что ли?

— Дело в том, что работаю я сейчас в этом здании…

— В гостинице в этой? — с удивлением перебил я. Раньше никогда не замечал за ним склонностей к гостиничному бизнесу.

— Нет, конечно. Просто здесь арендует помещение наша фирма, а наш генеральный директор заключил соглашение с «Макдаком», что все наши здешние сотрудники будут питаться тут. Хотя бы раз в неделю. Вот и хожу сюда изредка… Мы предоставляем чеки и они оплачиваются, поэтому ты, — он указал пальцем куда-то в направлении моего солнечного сплетения, — в данный момент мне ничего не должен за эту скромную трапезу. Круто?

— Круто. А «Макдаку» это вообще-то зачем? Вроде на отсутствие клиентов никогда не жаловался, да и место здесь бойкое, прибыльное.

— Ты меня спрашиваешь? Лучше у нашего генерального спроси.

— Слушай, а на мою эс-эм-эску ты чего только сейчас ответил? Я ее давно посылал.

— Когда?

Я объяснил, когда и зачем.

— Вот ведь не повезло! У меня как раз свободное место образовалось, один теперь живу. В моей квартире мог остановиться. Хотя, правда, тут такое дело… — вдруг спохватился Иван, — да ладно, что уж теперь говорить, проехали...

— А жена как же? На даче? — спросил я Ивана, который стал вдруг каким-то задумчивым.

— На какой там даче… — оживился он, — развелись мы, вернее — разошлись. Теперь она со своим хахалем живет. Через месяц — окончательный развод.

— Ну, извини. Прими мои самые искренние…

— Да ладно, брак и так разваливался, наступило всего лишь естественное завершение процесса.

— Конечно, это не мое собачье дело, но почему?

— Почему разводимся? Так просто. Прихожу в один прекрасный вечер домой, часов в одиннадцать, а на столе записка: «Иван, я люблю другого. Уже давно. Ухожу. За вещами заеду в субботу».

— И всё?

— Не совсем… Да, никаких скандалов между нами не было, мы просто не подходили друг другу. Она категорически не желала и не умела вести беседу. Слушать и слышать могла одну лишь себя. И говорить, говорить, говорить… Если кто-то отвечал на ее же вопрос, она тут же перебивала и продолжала болтать свое. Происходила она из мелкого провинциального городка, и как следствие, на всю жизнь, у нее остался соответствующий комплекс. При этом она была одержима идеей, что получила какое-то необыкновенно фантастически высшее образование, и при любой возможность старалась это подчеркнуть, что было главным аргументом в любом споре. Вдобавок она не всегда правильно умела употреблять падежи, и везде по любому поводу, а чаще без всякого повода, вставляла своё любимое «о том».

— А что она заканчивала?

— Журфак какого-то университета. Но точно знаю, что не петербургского.

— Понятно, — усмехнулся я.

— Вот теперь всё. А чего еще? Как в кино. Приехала с каким-то улыбчивым незнакомым мужиком, и увезла свое барахло на его тачке. Три ездки понадобилось. Хотел я набить этому парню смазливую харю, а потом вдруг передумал.

— Что так? Полегчало бы.

— А толку? Ну, врезал бы ему. Он в ответ врезал бы мне. Или не врезал бы. А потом, как в каком-нибудь пошлом романе, мы бы пошли в кабак, и вместе принялись пить нефильтрованное живое пиво? Нет уж, спасибо. В результате, не стал я без всякой пользы способствовать локальному росту энтропии, а занялся собственными делами.

— Причем тут энтропия? — не понял я.

— Все просто. Есть такое доказанное явление, как локальное ускорение роста энтропии отдельно взятыми людьми.

— Понятно. Слушай, а у меня тут дело.

— Ко мне что ли? — грубовато спросил Иван.

— К тебе, к кому же еще?

— Серьезное?

— В общем, да, — кивнул я.

— Тогда давай поговорим у меня дома? Пивка примем? Не против? Ты, по-моему, никогда у меня дома не был. Посмотришь, как живу.

«Вот уж обошелся бы без этого приглашения! — расстроено подумал я, — Теперь надо будет ехать в такую даль».

Иван жил в Красном Селе, в двухкомнатной квартире, на последнем этаже пятиэтажки без лифта.

— Ты на машине? — с надеждой спросил я. Очень уж не хотелось лишний раз отдавать свое бренное тело во власть общественного транспорта.

— Да, конечно. Тут она, на стоянке.

Мы вышли на площадь, обогнули огромное здание отеля и подступили к одной из тех машин, что обильно облепляют все допустимые для парковки обочины. Иван владел серебристой Хондой-минивэном.

— Вот, купил в прошлом году, — с неприкрытой гордостью сказал мой приятель, отключая сигнализацию. — Как тебе?

Если судить по интонации, мой собеседник, очевидно, принадлежал к той неизменно умножающейся категории граждан, что делают идола или фетиша из своего средства передвижения. Такие готовы убить любого за едва заметную царапинку и будут часами рассказывать, как их пытались обмануть в каком-нибудь дешевом автосервисе. Сейчас Иван явно набивался на восхищение и похвалу. Не на того напал.

— Знаешь, — сердито заметил я, когда мы уже уселись и пристегнули ремни безопасности, — вот честно тебе скажу, мне всегда глубоко пофигу, как выглядит та консервная банка, на которой езжу сам или возят меня. Лишь бы внутри бензином не воняло, и сидеть удобно было. Ты не красна девица, притворяться перед тобой не стану.

— Вообще-то существует прямая зависимость между тем, как выглядит автомобиль, тем, удобно ли сидеть в нем и тем, какая внутри поддерживается атмосфера, — с обиженной ноткой в голосе заявил мой собеседник. — Пора бы уж понимать такие вещи.

— Ну, извини, сказал что думал.

Больше мы не разговаривали пока ехали. По дороге завернули к какому-то магазину, молча купили пива и закуси, и так же молча поехали дальше. Только к концу пути, наконец, мой приятель оттаял, и из машины мы выходили во вполне дружественном расположении духа.

— Ты прости, что я надулся, — вдруг рассмеялся Иван, — просто тачка мне недешево обошлась, берегу ее, и немного обиделся, когда ты столь неуважительно о ней отозвался. Даже не ожидал от себя, а как подумал — самому смешно стало.

— Меня тоже прошу извинить, надо было следить за собой.

— Ладно, проехали, — резюмировал мой приятель.

Тем временем мы добрались до квартиры и расположились на вполне приличной кухне, скорее заслуживающей звания столовой. Никогда бы не подумал, что оказавшийся вдруг холостым, Иван так тщательно следит за своей берлогой.

— А у тебя хорошо, стильно так, — честно признался я. — Очень душевно всё, приятно глазу.

— Не врешь? — усомнился искренности Иван.

— С чего бы? Всегда говорю то, что думаю, за что имею массу всяческих проблем.

— Понял уже, — усмехнулся мой приятель. — Приходится поддерживать порядок и соответствовать. Вот, бывает, склею в баре чем-то опечаленную девицу с короткой стрижкой, и везу к себе. Не в гостиницу же её тащить. Давай, что там за дело у тебя?

— Не посмотришь ноут? Чего-то глючит, не пойму что с ним. А пока расскажу, что да как.

— А, приперло! — злорадно воскликнул Иван. Глаза его заблестели, а руки принялись совершать какие-то хватательные движения. — Он у тебя с собой? Давай, давай его сюда, показывай. Пиво — потом.

В этот момент компьютерщик напоминал маньяка в экстатическом состоянии перед свершением очередного зверского преступления. Я вытащил из рюкзака ноутбук Елены, и пока Иван его изучал, стал разглядывать окружающий интерьер.

— Ты же до сих пор, по-моему, коллекционируешь разных там палеозойских тараканов? — неожиданно для себя спросил я.

— Трилобитов я коллекционирую, и тебе, между прочим, это отлично известно, — пробормотал Иван, включая в розетку вилку от блока питания ноутбука. — Вот недавно на карьере в Бабино… Плиомеру фишери огроменную нашел, свернутую, вообще без дефектов, представляешь? Такую крупную в жизни не встречал. Один московский собиратель как увидел, так прямо…

— Ладно, трилобитов, так трилобитов, — перебил я Ивана. —  Аукцион «Хронос» тебе известен?

— Ну, еще бы. Очень популярное местечко, знаешь ли. Я даже продавал на нем кое-что, когда деньги вдруг понадобились.

— В Москве? — не понял я.

— Почему это? «Хронос» — крупный, уважаемый аукционный дом, у него отделения и в Питере, и в Ебурге, и в Новосибе. В Нижнем, по-моему, тоже имеется. Не всё же одной вашей Москвой ограничивается.

Пропустив мимо ушей колкость, я спросил:

— А представь такую ситуацию: кто-то спер с витрины образец, скажем, того же трилобита, а заменил его точной копией. Настолько точной, что через стекло невозможно отличить от оригинала. Такое вообще можно осуществить? Если да, то как?

— Никак. Витрину охраняют. В помещениях аукциона постоянное видеонаблюдение, реагирующее на движение. Сигнализация. Да и сами трилобиты не так чтобы уж очень дороги, работа больше стоить будет. Разве что какой-нибудь уникум своровать.

— Ну, допустим, что уникум.

— Это ты в общем плане интересуешься? Или с конкретной целью?

— С конкретной. Детектив пишу, и там такой вот сюжет.

— Дурацкий сюжет. Лучше про зверское извращенное убийство напиши. С обилием крови и натуралистических подробностей. Любой хороший детектив в своей основе содержит убийство. Классика жанра. Например, так: в музее зарезали сторожа…

— По-моему про это писал Дэн Браун, — прервал я Ивана, после чего он поджал губы и словно чуть-чуть обиделся, — и еще много кто писал. Ладно, пусть будет убийство. Скажем так — убит хранитель аукциона. Должность такая. Теперь сюжет устраивает?

— Так ты знаешь? — удивился Иван, внимательно разглядывая какое-то сообщение, выданное компьютером. — Про хранителя? Обязательно тебе надо влезать в это дерьмо?

— Очень надо, — согласился я. — Более того, я уже влез. Ты тоже в курсе?

— Естественно, его же здесь убили, причем во время торгов. Сам не видел, но знаю. Меня иногда приглашают, когда с аукциона продают задержанных на таможне наших ордовикских трилобитов. В качестве независимого эксперта. К вывозу трилобиты без разрешения запрещены, поэтому подлежат изъятию, если что не так. А раз музеи от них отказываются — местонахождение-то не определено — образцы выставляются на продажу, и я оказываюсь в курсе.

— Почему тебя приглашают, ты же любитель? Почему не профессионального палеонтолога?

— Нет их сейчас в Питере, профессиональных палеонтологов — спецов по трилобитам. В Москве был один такой, да и тот весь вышел. Сейчас чем-то не тем уже занимается. А здесь только я.

— О, тогда вот и расскажи, что знаешь, будь другом, — с утрированно-заискивающей интонацией взмолился я.

— Да я мало что знаю, — неожиданно пошел на попятную Иван, и тут я понял, что ничего он мне теперь не расскажет, даже если знает. — Ты лучше поговори с непосредственными свидетелями. Погоди, у меня где-то… сейчас… а, вот. Вот визитка одного тамошнего менеджера. На его глазах все и произошло. Спокойно сошлись на меня, тебе помогут. Вот, еще и мою визитку прихвати. В крайнем случае, обратись к начальству охраны аукциона, тоже хорошо меня знает. Я же не только трилобитов там смотрел, но и кое-какое компьютерное оборудование настраивать помогал, так что не откажут. А с твоим ноутбуком в порядке всё, там лишние паразитические проги в загрузке оказались. Удалил их, и все дела. Еще и кэш почистил, разный хлам стер… Чего сам-то не справился? Ерунда ведь.

— Вот веришь — руки не дошли.

— Не верю. Ты его каждый день включал, как я вижу, и в Ворде чего-то писал.

— Только на это времени и хватало, чтобы писать в Ворде… Слушай, а восстановить стертые файлы сейчас сможешь? — неожиданно для себя спросил я. — Те, что стерты с диска в течение, скажем, последнего года?

— Вообще-то поздновато уже, раньше думать надо было. Но есть у меня хорошая прога для этого, нормально работает. Если файлы не очень старые, то можно попытаться что-то вытянуть по кусочкам. Особенно, если мало пользовались. А зачем тебе?

— Тут одна мыслишка пришла, хочу проверить.

— Оставь на пару дней, посмотрю, что там можно сделать. Это не так быстро, как понимаешь. Ничего не обещаю, но какие-нибудь обрывки точно вытяну. Пока переживешь? Без этого компа?

— Переживу. Я постепенно освобождаюсь от компьютерной зависимости.

— Ты? — Не поверил Иван, а потом убежденно сказал: — вот теперь точно врешь.

— Не-а. Не вру. Жизнь заставляет. Тут давеча одного моего коллегу-сисадмина из другой организации полномасштабный инсульт хватил. Вредные условия напряженной работы, нездоровый образ жизни и хронические стрессы способствовали. Перед компом сутками сидел…

Тем временем мы, наконец, распаковали привезенные продукты и распечатали первые банки пива.

 — Ну, за встречу… Или баночным пивом тоже не чокаются? — почему-то спросил я. — Да, о моем коллеге. Пил парень, причем пил конкретно. А у него были все пароли и явки, ибо доступ никому не давал кроме себя. Так что скоро трындец тамошним серверам. Ни сайт, ни почта работать не будут. В той академической организации (это научный институт такой) вообще страшные вещи творятся. Так один мужик там работает — ужасающий по низости личной культуры персонаж. Этакое быдло с легким налетом фальшивой и показной «интеллигентности», без всяких зачатков морали и нравственности. Тоже своего рода коллекционер. Любимое занятие — издеваться над институтской кошкой, когда никто не видит, и ложные порочащие слухи распространять, обычно про симпатичных женщин. И еще разное уголовное, о чем сейчас умолчу. Мразный тип. Кстати — он и споил того моего коллегу.

— Может, тот мужик и впрямь мразь редкостная, — задумчиво проговорил Иван, — не знаю. Но вот выражения «споил-сторчал-соблазнил» меня всегда убивали. Он что, к стулу его привязывал а водку по вене пускал? А потом всё время рядом ходил с пистолетом, чтобы спаиваемый никому не рассказал? Что за бред? Короче — твой сисадмин сам спился. Никто не виноват кроме него самого.

— В принципе, — признал я, — верно говоришь, да. Меня вон никто не споил, даже перспектив никаких. Но если человек податлив, то его можно и споить, и соблазнить. Например, эффектной бабе соблазнить мужика — часто нефиг делать, если, конечно, клиент не законченный педик и не полный импотент. А уж «сторчать» можно вообще без проблем и особых трудностей. Именно так — насильно сделать несколько инъекций. Для ряда тяжелых наркотиков зависимость возникает быстро. Иногда — после первого раза.

— Это только при работорговле, — сказал Иван, отрывая очередную банку. — Все, кто старчивается на свободе — виноваты сами. Вообще, при слове «программист» или «сисадмин» у меня, как и у большинства, возникает образ этакого бородатого нечесаного дядьки, скорее всего с толстым пивным брюхом.

— Ну, знаешь, — возмутился я, жуя очередной бутерброд, — для начала расставим все точки над «ё». Не надо смешивать программистов с системными администраторами. Их объединяет лишь одно — компьютеры. Сисадмины, как правило, самоучки, которые сносно разбираются в компьютерах, и имеют (иногда) корочки об усвоении каких-то там курсов и сидят на инженерных должностях. Однако лишь единицы из них имеют университетские дипломы по профилю работы. В задачи сисадмина входит контроль над серверами и их программное обеспечение, соблюдение информационной безопасности и разные прочие глупости. Кстати, день сисадмина отмечается последнюю пятницу июля. Теперь переключаемся на программистов. Традиционно считается, что это люди, детально владеющие хотя бы одним языком программирования. Это как минимум. Обычно у них есть образование по профессии, что позволяет работать как в госучреждениях, так и в частных коммерческих фирмах. Именно программисты проектируют, разрабатывают, производят программные продукты, позволяющие юзерам решать конкретные задачи. Однако, бывают в жизни исключения…

— Это исключение — ты, что ли? Твой паскаль давно никому не нужен, вместе с ассемблером.

— А хоть бы и я. Ты что-то имеешь против?

— Ладно, не кипятись, — сбавил обороты Иван. — Хочешь, совет тебе дам? Уходи ты из этой своей Академии, и новую работу ищи, пока еще не поздно. Скоро у вас там совсем всё развалят и в ноль обратят.

— Думаешь, прямо-таки в ноль? Да, чуть не забыл, — перевел я разговор в другое русло, — штук несколько, на временно у тебя трехинчёвых дискет где-нибудь случайно не завалялось?

— Завалялось, забирай все. Насовсем. Только сам разбирайся, какие хорошие, а какие нет. Для чего тебе?

— Потом скажу, ладно? — после прошедшего разговора мне почему-то расхотелось объяснять, что собираюсь записывать разные мысли при помощи престарелого компа, под управлением MS-DOS на доисторическом редакторе «Лексикон».

— Двенадцать экземпляров достаточно тебе?

— Более чем. Ага, спасибо, — сказал я, распихивая по карманам потасканные дискеты с исписанными фломастерами наклейками. Хоть одна должна быть нормальной. — За всё тебе огромная благодарность, пойду, пожалуй. А то мне еще на «Ваську» ехать...

— Хочешь, у меня переночуй? Завтра до центра довезу. Надеюсь, промилли уже просядут в моей крови.

— Не в лом? — на всякий случай спросил я.

— Да ладно, я же сам предложил. Одна комната свободна. Кроме того, на кухне еще диванчик есть. При желании, могу тут целую ораву разместить. Но вообще у меня, по-моему, последнее время развивается синдром Диогена. Тишины хочется, покоя душевного, несмотря на остаточную склонность к вечеринкам…

К этому моменту мы уже покончили с пивом и едой, и перешли в свободную комнату. Ее Иван явно использовал в качестве гостевой. Обстановка напоминала отель средней руки, номер класса «стандарт», только с подозрительно обширной и мягкой кроватью.

— Что за синдром? — рефлекторно спросил я.

— По имени философа-киника, что в Древней Греции в бочке жил. Идеалом существования он полагал достижение самодостаточности, это когда человек постигает суетность мира, а смысл бытия видит в безразличии ко всему, кроме безмятежности собственной души. Вот, устраивайся. Белье возьмешь вон в той тумбочке, сам разберешься. Знаешь, пойду-ка я спать, утром предстоит много работы. До завтра

 

Глава XV

Питерский филиал

Питерский филиал аукционного дома «Хронос» располагался на Петроградке, в некогда старом, недавно еще полузаброшенном доме, с мрачным двором-колодцем, грязными парадными, где первые этажи давно расселены, но при этом ходят лифты, а на последних этажах еще живут люди.

Теперь всё это в прошлом. Сейчас тут уже никто не жил. Новые владельцы провели капитальный ремонт, оставшихся жильцов куда-то отселили, стены и лестницы привели в порядок, крышу сменили, а внутренний дворик, в котором сохранили неизменными кирпичные стены и старые оконные проемы, перекрыли стеклянным фонарём и превратили в эффектный атриум с лестницей и обзорными лифтами.

Пока я разглядывал окружающие красоты, ко мне подошел один из тех персонажей, что всегда обитают в подобных местах. По виду парень выглядел типичным «менеджером», а говоря по-русски — распорядителем. Одет он был в элегантный темно-серый костюм, белую рубашку с черным галстуком, а на груди болтался обязательный бейджик. Если б не карточка на пиджаке, он вполне походил бы на бандита, разодевшегося на свадьбу собственного босса. Из-за некоторой своей близорукости и отсутствия контактных линз, я не смог прочитать надпись на карточке.

— Могу я чем-нибудь вам помочь?

— Можете, — утвердительно дернул головой я, — мне нужен… — и я показал визитку того самого менеджера, на глазах которого, по словам Ивана, все и случилось.

— Он у нас теперь не работает, — скосив глаза на карточку, ответил мой собеседник.

— А если как-нибудь попытаться найти?

— Не думаю, что получится. Насколько мне известно, его сейчас просто нет в стране.

Так. Приехали. Ключевые свидетели начали исчезать, будто рыжие домашние тараканы.

— Скажите, а могу я поговорить с вашим начальником охраны?

— С каким начальником?

— С начальником охраны аукциона.

— Зачем? — снова спросил «менеджер». Ситуация явно выпадала из привычной ему схемы.

— У меня вопрос по работе.

— По какой работе?

— По моей.

— А вы кто?

Когда этот допрос мне надоел, я взял визитку своего приятеля, и накарябал на обратной стороне: «Очень нужно с Вами поговорить. Иван посоветовал.»

— Вот, — сказал я, протягивая карточку «менеджеру», — передайте, пожалуйста, начальнику охраны. Он все поймет.

Когда «менеджер» удалился, я еще минут тридцать бродил по доступной посетителям части здания и глазел по сторонам. Наконец кто-то подошел сзади и назвал моё имя с вопросительной интонацией.

Я обернулся. Передо мной стояла привлекательная женщина лет тридцати, с аналогичным бейджиком, в костюме точно такого же, как и у менеджера цвета, только в юбке. Да и выглядела она более представительно и уважительно. А может, просто была постарше и носила очки? Очередной менеджер. Или, скорее всего, чей-нибудь секретарь.

— Пройдемте, — без особых церемоний сказала женщина.

Пока мы шли, я имел возможность оценить красоту ног и изящные очертания фигуры моей провожатой. Меня провели какими-то коридорами, пока не доставили в уютный кабинет, отделанный по современной моде европейского дизайна. Как успел заметить, кроме номера, ничего иного на двери комнаты не значилось. Провожавшая дама отперла ключом дверь и села в кресло во главе Т-образного стола. Судя по всему, она и была начальником отдела охраны.

— Меня зовут Татьяна Николаевна. Как сказал наш общий друг, у вас к нам какое-то очень важное дело? Какое?

Разговорный стиль у нее был жесткий и деловой, совсем не женский. Чего тут странного? Обычно у начальственных дам всегда так.

«Иван, зараза такая, не мог предупредить, что охраной тут баба руководит», — подумал я, а вслух неудачно сказал:

— Я отниму у вас всего две-три секунды…

— Ваши две-три секунды давно прошли, — напомнила она.

Да, нетипичная ситуация, прямо скажем. Обычно на таких должностях бывшие опера или иные отставные силовики.

— Извините. Я, в сугубо частном порядке, разыскиваю убийцу Емецкого.

— Вы где-то работаете? Кого-то представляете?

— Представляю, — признался я, решив ни за что не называть имя приятельницы, неофициально нанявшей меня для поисков убийцы своего бывшего бой-френда. — Я доверенное лицо, занимаюсь этим делом в частном, как уже говорил, порядке…

— …и, как вы понимаете, — с едва заметной улыбкой продолжила за меня хозяйка кабинета, — я ничего не обязана вам объяснять, а скажу лишь то, что посчитаю нужным?

— Понимаю, конечно. Но вы же заинтересованы в нахождении убийцы вашего сотрудника?

— Вообще-то это был не наш сотрудник, он сотрудник московского офиса. Думаю, делом и так занимаются те, кому это положено по работе. И почему мы должны быть заинтересованы в поисках убийцы? Как вы думаете?

Вопрос поставил меня в тупик.

В самом деле, почему? С какой радости? Зачем это аукциону? Хранителя не воскресишь, карать убийцу или выявлять истину, похоже, здесь никому не надо, да и ущерба своей фирме погибший не нанес… Или все же нанес?

— Не знаю почему, могу только предполагать. Я думаю, он перед смертью нанес ущерб «Хроносу»? Кроме того, дадите понять всем, что с фирмой надо считаться, и вы не прощаете убийств своих сотрудников. Опять же в среде клиентов авторитет поднимется, ведь все эти коллекционеры — тот еще народ. В любом случае, если найдете причину, это повысит ваши акции как начальника охраны.

— Я найду? — уточнила Татьяна Николаевна.

— Например — да. Мне, в общем-то, совсем не обязательно, чтобы мое имя как-то упоминалось в связи с этой историей.

— Мои, как вы выразились, акции тоже повышать не требуется. Но в вашем предложении есть что-то рациональное… Как вы насчет кофе? Или чаю?

— От чая не откажусь. Черный, если можно.

Хозяйка кабинета что-то нажала на своем столе и сказала:

— Сделайте нам два обычных чая… вам сладкий? — спросила она, посмотрев на меня. Тут я вдруг понял, что возникшая вначале замороженность в нашем разговоре начала понемногу таять.

— Нет, спасибо, — помотал головой я.

— …Два несладких, и постарайтесь, чтобы нас не беспокоили, у меня совещание, — сказала Татьяна Николаевна и отпустила руку. — Вернемся к нашим баранам. Люди эти, я коллекционеров имею в виду, очень непростые, иногда нервные, часто с какими-то отклонениями в психике. Эта публика очень не любит светиться. Да вы и сами это понимаете. Надо сказать, что собиратели-психопаты всегда интересовали меня, причем исключительно с профессиональной точки зрения. Они неизменно возбуждают вокруг себя всевозможные слухи и сплетни, часто вполне оправданные. Многие связаны с криминалом. Вспомните хотя бы…

И она назвала парочку известных мне из прошлой жизни имен. Интересно, откуда ей ведомо, что я встречался с этими личностями? У нее что, на меня имеется полное досье?

— Вспомнили? — спросила начальница охраны, — Ну, так вот. Общество отзывается непониманием, прибавляя мистики и формируя нездоровую суету в узких кругах ограниченных людей, как говорил мой покойный шеф. Но кое-кого из них я знаю лично, их деяния мне тоже хорошо известны. Не всех, естественно, только некоторых. Такие люди были и будут, они есть и сейчас, причем кроме тех тараканов в головах, что у каждого свои, эти личности заражены еще особого рода болезнью…

В этот момент дверь открылась, и тихо вошел какой-то молодой человек в таком же, как у давешнего менеджера, костюмчике с бейджиком. Только этот парень был еще моложе, совсем худ, и, по-моему, подобострастно сгибался над подносом. С полупоклоном он поставил чай и также молча ушел, аккуратно закрыв за собой дверь. Интересно, почему Татьяна Николаевна не послала этого слугу, а ходила за мной сама? Довольно-таки странно для начальника отдела. Не статусно, как сейчас любят говорить.

— И кто эти милые персонажи? — спросил я, надеясь вытянуть что-нибудь полезное для своего теперешнего расследования.

— Берите чай, это настоящий цейлонский, расфасован непосредственно в Шри-Ланке. Персонажи говорите? Они коллекционеры различных экзотических объектов. Часто — биологических остатков. Иногда — останков. Предметами страсти могут быть палеонтологические окаменелости, артефакты исчезнувших цивилизаций, антиквариат, археологические находки, настоящие человеческие черепа…

Я немного знал подобную коллекционерскую публику. Беспорядочно-образовательная карьера как-то занесла меня на Геологоразведочный факультет одного университета, причем часть обучения заключалась в том, чтобы объезжать промышленные разработки и естественные выходы гордых пород, где собирались окаменелые остатки давно вымерших тварей. В ходе этой моей деятельности довелось насмотреться жутко-патологических типов — часто фанатиков и психопатов. Почти маньяков. С психической, психиатрической и социальной точек зрения. Практически у каждого был свой фетиш и свой «фан-клуб», состоявший из таких же чокнутых, жаждавших общения и приобретения новых сувениров. Один собирал древних ракообразных, другой — раковины вымерших головоногих моллюсков, третий — зубы ископаемых акул…

— Да, встречал нескольких таких, — задумчиво произнес я, тихо отпивая чай. Он действительно оказался высокого качества. — Например, парня, собиравшего окаменевших морских лилий и прочих иглокожих. Девушку, которая не только делала почти то же самое, но и предлагала себя любому, кто найдет ей что-нибудь новенькое и уникальное. Еще некоторых, но с другими заморочками. Они вечно сидели без денег, поскольку почти все свои доходы тратили на увлечение. Кое-кто из них не останавливался даже перед прямым воровством из музеев и академических коллекций. Скупка краденного их тоже никогда не смущала.

Хозяйка кабинета кивнула, подумав пару секунд.

— Особой честностью не страдают, это верно. Кстати, как и большинство им подобных. Что касается девицы, предлагающей себя за древнее иглокожее — это, конечно, ваша эротическая фантазия, но некоторые наши клиенты, пожалуй, могли бы видеть такое во снах. Однако существует и абсолютно иной контингент. Не менее двинутые, но гораздо более опасные. Коллекционирование за последнее время сильно изменилось. Закончились времена великих имен, что некогда разделяли между собой удачу, общество потребителей задело и коллекционеров. Рост цен, увеличение продаж и числа аукционов, все это исключительно влияние моды. Быть коллекционером стало престижно. Информатизация за последнее время тоже сделала стремительные шаги вперед, и каждый любитель приходит к мысли, что в деле коллекционирования не существует особых секретов. От коллекционера сейчас требуется что? Пунктуальность, внимательность, аккуратность, контроль здоровья и деньги. Много денег. Финансово хорошо обеспеченные, такие люди способны доставлять себе удовольствие путем приобретения коллекционно-экзотических памятных предметов практически любой стоимости.

— Что, например? Череп французского короля Людовика Шестнадцатого в детском возрасте? — неуклюже пошутил я.

— Сойдет и в возрасте казни, — на полном серьезе ответила Татьяна Николаевна. — Скелеты, черепа. Высоко ценятся останки исторических личностей, особенно с нижней челюстью. А если потемнели от времени, то еще ценнее.

— Вы ведь меня разыгрываете, да? — Я внимательно посмотрел в лицо собеседнице. — Угадал?

— Надеюсь, что нет, — спокойно ответила она.

— И много таких коллекционеров вы знаете лично? Кто интересуется останками людей?

— Не бог весть сколько. Но есть среди них один, которого хватило бы на многих, даже слишком. Очень опасный человек. Я никому бы не советовала встречаться с ним.

— Он что, охотник за головами? — улыбнулся я.

— Именно так, кроме смеха. Один раз даже видела его коллекцию. Лично, вот как вас сейчас…

— Не расскажете?

— Почему нет? — удивительно легко согласилась начальница охраны. — У вас есть время? Отлично. Так вот, как-то раз была я на известной книжной ярмарке в Центральном доме художника. У вас, в Москве. Ощущения сложные. Особенно доставила противоречивых впечатлений здоровенная «скульптура» из настоящих книг. Но сейчас не об этом. В отделе какого-то издательства заметила хорошо изданную, прекрасно иллюстрированную глянцевую книгу — «Культ черепа» и подзаголовок: «Черепа в истории культуры». Дорогая. Автора не помню. Взяла в руки, стала листать, решила купить, но книга оказалась последней. Как это иногда случается, вместе со мной ту же книгу возжелал приобрести еще какой-то мужик. Мы сначала поспорили, потом поругались, затем разговорились. Оказалось, он частый посетитель «Хроноса». Детали и подробности опускаю, но в результате, я, сама того не ожидая, оказалась у него дома.

— А дальше? — заинтриговано спросил я.

— Вот слушайте. Он чего-то мне плел, какую-то явную ахинею, рассчитанную на молоденькую дурочку, а я делала вид что верю, параллельно осуществляя свои оценки. Мужику было лет пятьдесят, но форму держал хорошо. А тут вдруг звонок в дверь. Мужик извинился, глянул на какой-то экран и пошел открывать. Оказалось — соседи снизу, что-то там с проводкой проблемы. Короче, извинился он, сунул мне планшетник с фотками своих путешествий, чтобы не скучала, и пошел к соседу. А я стала осматриваться. Квартирка была так себе — обычная трешка в новостройке, причем еще необжитая. Похоже, сюда только что въехали после ремонта. Да и сам дом находился в процессе заселения. Привлекла дверь в кладовку. Вообще-то квартиры такой планировки я хорошо знаю, по проекту никаких кладовок не положено, а тут была. Ну, взяла я и открыла. А там — полки по стенам, а на полках, прям в открытую, черепа лежат двумя рядами. Как же я перепугалась! Вообще-то не из боязливых, раньше на следствии работала, всякого нагляделась, но тогда откровенно струсила. Даже не понимаю, что со мной случилось. Не знала, как ноги унести.

Сказав это, Татьяна Николаевна сделала эффектную паузу, неторопливо допивая свой чай. Я смотрел на нее и гадал — с какой такой радости эта красивая женщина, начальница не самого последнего подразделения крупной фирмы, вдруг так разоткровенничалась? Причем с совершенно незнакомым типом, то есть со мной? Перевела разговор на желательную для себя тему, а я и сделать ничего не могу. Сижу и притворяюсь, что мне тут очень интересно. Для чего вообще она вдруг стала рассказывать всё это?

— А каким образом вы вышли из положения? — все-таки спросил я.

— Закрыла кладовку, села как раньше и, как ни в чем не бывало, стала лениво просматривать фотографии на планшетнике. Ничего не видела и не запоминала, только и думала, каким образом быстрее убраться оттуда. Хотела уже уходить, как тут мужик взял и вернулся. Я сделала вид, что чем-то заинтересовалась в этом планшетнике, о чем-то спросила, а мужик сразу насторожился. Заметил что-то. Ну, думаю, конец мне пришел. Голову отрежет, от мяса очистит, и в свою коллекцию поставит.

После этих слов начальница охраны опять сделала паузу и снова вызвала своего пажа, повелев убрать опустевшие чашки.

— Так чем же дело-то кончилось? — нетерпеливо спросил я, когда парень ушел.

— Как чем? Встала, поблагодарила за интересный разговор и ушла. Видели бы вы, как у мужика рожа вытянулась. Но потом я оживила свои прежние контакты и настучала на этого субъекта. Когда наши к нему всё-таки пришли, квартира оказалась пустой. Только мебель и везде разбросанное какое-то второстепенное барахло. Ни жильца, ни коллекции. А главное — ни одного отпечатка. Съехал уже. Оказалось — квартиру он снимал. Настоящий хозяин понятия не имел о своем жильце: ни имени, ни паспортных данных не помнил. Записи, говорит, потерял. Придурок. Да и я хороша. Когда решили фоторобот сделать, то оказалось, что совершенно не могу представить себе его лицо. Имени тоже совсем не помню, а ведь он как-то отрекомендовался, как-то я его называла…

— Извините, что перебил, — встрял я, — но почему вдруг вы…

— …столь откровенна с вами, хотя вижу первый раз в жизни? — угадала она мой вопрос, сделав очередную многозначительную паузу.

— Вы весьма проницательны, — слегка поклонился я.

— Работа такая, — улыбнулась Татьяна Николаевна. — Все просто. Не так давно из Москвы позвонил начальник аналогичного отдела головного офиса, и просил, если вы появитесь, оказать содействие.

— Он меня знает? — удивился я, — этот начальник? — В курсе, чем я занимаюсь?

— В смысле — знает? Вы что, так и не поняли? Ведь это он послал вас в Петербург.

— Иннокентий Петрович?

Она прикрыла глаза и сказала:

— Да. Так вот, самое главное. Когда проходил тот злосчастный торг, я видела этого коллекционера черепов в компании Андрея Емецкого. Как увидела — сразу опознала. По-моему они друг с другом были знакомы, причем хорошо — очень уж по-свойски разговаривали. Я наблюдала их издали, о чем говорили, не знаю, но сцена запомнилась. На меня тогда навалилось много дел, и что там случилось потом — сказать не могу…

— А сам Емецкий?

— А Емецкий пропал, и никто больше его не-е-е ви-и-иде-е-ел… — тихо протянула она, и тут я понял.

— Тела не нашли? — спросил я, на что она молча кивнула. — Тогда почему все думают, что погиб?

— У нас вовсю шли торги, когда заявилась полиция. Как потом стало известно — гостиничный номер, где Андрюша остановился, оказался взломан, ничего не похищено, только перевернуто все, а на видном месте предсмертная записка.

— Вы ее видели?

— Нет, не показали как-то, даже содержание не рассказали. Но следаки, вроде бы, в подлинности не сомневаются. Смысл ее состоял в том, что писавший расстается с жизнью вполне добровольно. Не верю я, Андрюша никогда бы не стал… Как мы потом выяснили по своим каналам, записку написали кровью. Группа совпадает, и сейчас делают генетический анализ. Но что-то мне подсказывает, что и там всё совпадёт.

— Почерк?

— Похож. Будто в спешке писал…

— Тоже мне, Есенин… Почему же тогда все вокруг решили, что произошло именно убийство?

— Не все так решили. Многие считают, что его заставили. Текст записки, вроде бы написан в несвойственной Андрею манере, кроме того, всё слишком нарочито и искусственно как-то. Очень неестественно выглядело. Или убийство, неумело подделанное под самоубийство, или самоубийство, замаскированное под убийство, или похищение, или банальное бегство, или сознательные действия с целью запутать следствие…

— «Шведская спичка» какая-то.

— Вот и я том, — с неожиданной злостью сказала Татьяна Николаевна. — Спрятался где-то, залёг на дно, и пьянствует с девками в свое удовольствие, пока шум не утихнет. А нам теперь житья не дают, нервы мотают. Но раз человек пропал, то дело возбудили об убийстве. Да и следы крови пропавшего в наличии. Но самое интересное заключалось в том, что файлы с видео наблюдениями за интересующий всех период, исчезли.

— Как?

—Я не знаю как это было проделано. Могу говорить только о тех, что записывались здесь, в «Хроносе». Формально файлы сохранились, их время создания и размеры не изменились, но ничего там увидеть уже нельзя. Наш компьютерный гений долго копался, а потом неохотно признался, что там не содержится никакой полезной информации, один шум.

— А это компьютерщик, он кто?

— В смысле — «кто»? Это Иван, вы же знакомы! Да и сам он подтвердил знакомство, когда я звонила ему перед нашей встречей. У вас еще есть вопросы? А то у меня работа.

— Скажите, а когда вы заканчиваете? У меня возникла прекрасная идея. Может, пообедаем вместе, а вы что-нибудь еще припомните?

— Вряд ли я расскажу вам еще хоть что-нибудь новое, — одними губами слегка улыбнулась Татьяна Николаевна, — а в шесть меня будет ждать муж, и он может без понимания отнестись к вашей прекрасной идее.

 

Глава XVI

Арт-директор

Еще одним человеком, с которым просто необходимо было поговорить, являлся Артемьев — мой старинный знакомый, некогда известный в Интернете под ником «Inviter». В ту героическую пору, работал он порнорежиссером, и, по непроверенным слухам, «зашибал крутое бабло». Но потом рынок начал портиться, законодательство ужесточилось, сменилась городская администрация, а сам Инвайтер вовремя поменял профессию. Стал арт-директором питерского ночного клуба с игривым названием «Кобылка-Party». Чем он там занимался, я понятия не имел, а нужен он мне был в качестве эксперта и опытного консультанта по своей прежней, порнографической специальности.

Как и всем остальным, я послал ему SMS-ку из поезда, но ответа вообще не получил. Тут ничего удивительного не было — Инвайтер всегда был трудноуловим, а теперь, после смены рода деятельности, мог и номер сменить. Однако — повезло. Я дозвонился, и мы договорились встретиться в каком-то неизвестном мне ранее муниципальном кафе. Пиццерия, итальянская кухня, ароматный кофе в историческом центре города.

С прошлого года мой знакомый изменился мало, только стал более ухожен, гладко причесан и щеголял в шикарном костюме-тройке. Прежде таких замашек за ним не водилось. Это был относительно молодой мужик с модной небритостью и короткой прической ежиком. За время, что мы не виделись, бывший Инвайтер несколько расползся, хотя и раньше худым назвать его было сложно. Когда-то постоянно смеющиеся глаза теперь ничего иного, кроме откровенного цинизма, не выражали. После обычных приветствий и недолгих воспоминаний, я решил аккуратно поинтересоваться о теперешней работе своего друга.

— Ты же знаешь, я сейчас — арт-директор клуба, — несколько высокопарно произнес Артемьев, будто речь шла как минимум о министерском кресле.

— Веришь ли, но всегда хотел понять, чем занимается такой вот арт-директор.

— Ну, много чем, так сразу и не расскажешь…

— А если попробовать?

— Попробовать… Как бы тебе попроще объяснить… я, прежде всего, основной автор атмосферы и главный организатор тусовки, понятно?

— Не-а. Вернее — понятно, но не совсем.

— Вот смотри. Мои должностные обязанности включают разработку и организацию информационных поводов для посещения клуба, мероприятий и вечеринок; проведение переговоров и заключение долгосрочных договоров с новыми партнёрами; рекламу, пи-ар, прямой маркетинг; работу с промоутерами; разработку и внедрение программ лояльности. Много всего.

— Надо же, чего бывает. Прости мое глубокое невежество, но что такое программа лояльности? Что-то наподобие программы политкорректности?

— Нет, конечно, — вдруг засмеялся Артемьев. — Ну, например, типичной программой лояльности являются клубные карты трех уровней — серебряная, золотая и платиновая. По сути — дисконт. Причем при дальнейших посещениях с использованием такой карты клиентам предоставляются скидки, в том числе по накопительной системе. Там еще имеется целая система бонусов и презентов. Может быть повышен ранг карты. Кроме того, при получении подобных карт, как правило, заполняется анкета, в которой указывается е-мейл клиента, что даёт возможность оповещать его о новых товарах и услугах, в частности, интересующих его потенциально. Короче говоря, это комплекс маркетинговых мероприятий для развития в будущем повторных посещений уже существующими клиентами, продажи им дополнительных товаров и услуг, продвижения корпоративных идей, ценностей и других видов потенциально прибыльного поведения. Вот так примерно.

— Сколько интересных слов! Потенциально прибыльное поведение мне особенно сильно понравилось.

— Слушай, ты меня чего позвал? — вдруг обозлился бывший Инвайтер. — По делу или выведывать особенности моих профессиональных обязанностей?

— По делу, не кипятись. Консультация нужна, по твоим прежним занятиям.

Артемьев сразу как-то сдулся, обмяк и поскучнел.

— Ах, это… — сказал он странным голосом, — тебя что-то конкретное интересует, или так просто?

— Вполне конкретное. Вот смотри, — я достал диск, что был в досье. — Там четыре порноролика. Что можно о них сказать? Меня всё интересует, в особенности всякие несообразности и специфические черты. Буду очень признателен за твои личные впечатления и замечания. Может, вспомнишь или узнаешь кого.

— Слава создателю. Я уж думал, что ты опять в какое-то дерьмо вляпался. Или все-таки вляпался? У тебя ноут с собой?

— Дома. Сейчас нет.

— А у меня только яблочный планшетник. Что делать будем?

— Возьми домой, спокойно посмотри, без суеты, а завтра вернешь и скажешь авторитетное мнение эксперта. Идет?

— Идет. Завтра значит?

— Можно сегодня, — улыбнулся я. — Понимаешь, я в цейтноте. Очень ограничен во времени, жутко не успеваю, и хотелось бы поскорее…

— Уговорил. Давай твой диск. Тебе это будет стоить упаковку чешского пива, — и он назвал известную марку. — За срочность.

— Совесть есть?

— Есть, конечно, поэтому и попросил всего-навсего пива, а не французского коллекционного коньяку. Скажи спасибо, что вообще согласился.

— Спасибо. Да, еще один вопрос, и я от тебя отстану. Клуб «Аттракцион». Знаешь о нем что-нибудь?

— Что? Какой клуб? Где ты такое слово откопал?

Недолго думая, я показал клубную карту, что вывалилась из желтого конверта с досье Емецкого.

— А, вот оно что… — как-то задумчиво пробормотал бывший Инвайтер. — И нечего врать было, что тебя только одна порнография интересует.

— Вот честно тебе скажу, совсем об этом забыл. Когда с тобой договаривался, даже не помнил об этой карточке. А как увидел такого благообразного, такого успешного, благополучного и такого респектабельного тебя…

— …то сразу же нагадить захотелось?

— Нет, — захихикал я и замотал головой, — не сразу. После того, как ты потребовал упаковку пива. Ты же теперь у нас крутой спец по клубному бизнесу? Так? Сам этого не отрицал. Поэтому ответить на мой вопрос не составит труда. Что там про эту карточку?

— Ну, что я могу тебе сказать? Это у вас там, в Москве…

— Да ладно, не прикидывайся. Ведь что-то знаешь, по глазам вижу.

— Врешь. Ничего ты по моим глазам не видишь. Хорошо, скажу, только уговор.

— Да? Какой? — насторожился я.

— После того, как я посмотрю твой диск, а ты принесешь мне коробку пива, больше контактов мы иметь не будем.

— Договорились. Итак, я тебя внимательно слушаю, — сухо сказал я.

— Формально «Аттракцион» — тематический клуб, но фактически это место сборищ настоящих извращенцев, для которых чужая жизнь — только повод пощекотать пресыщенные нервы… Короче, держись оттуда подальше, есть такие темы, что лучше их вообще не касаться.

Мы еще поговорили о чем-то несущественном, и разошлись, твердо пообещав друг другу встретиться здесь же, только спустя сутки.

* * *

На другой день я пришел раньше Артемьева, пакет с коробкой пива поставил под столик и бросил гадательные кости. Как-то удивительно быстро «подсел» на это смешное суеверие. Затянуло. Кости предсказали: повторные встречи, пустые хлопоты, мелкую удачу, казенный дом и денежные потери. Надеюсь, они врут. Ничего из перечисленного сейчас не хотелось. Особенно напрягали денежные потери. Вероятно, может получиться так, что кости уже оказались правы. Я же потратился на коробку пива, в котором заинтересован совершенно чужой мне человек, а если сейчас выяснится, что ничего полезного в этом кафе он не расскажет, то вот вам и повторная встреча, и пустые хлопоты в казенном доме. Кафе-то как никак муниципальное.

Артемьев опоздал минут на тридцать.

— Извини, пробки, — сказал он вполне московскую фразу. — Забирай свой диск. А вот еще один. В качестве бонуса, записал кое-какую инфу про этот «Аттракцион». Инфа совершенно обезличенная, так что на меня лучше не ссылайся, все равно откажусь.  Пиво принес?

— Принес, — ответил я, кивнув на пакет и одновременно убирая оба диска подальше в рюкзак. — А у тебя как впечатления об этом видео?

— Ну, что я могу сказать? Съемка бездарная, любительская, качества никакого, режиссура отсутствует, таланта — ноль. Само действие вообще безмерно скучно и никакого интереса не представляет.

— Не густо, — разочарованно сказал я.

— Зато этого парня я знаю…

— Знаешь? Откуда?

— Вернее, он был у нас в студии, даже сниматься пробовал, — с хитринкой в голосе пояснил Артемьев.

— И что?

— А ничего. Просто не подошел, и всё.

— Почему?.. — спросил я, а потом сразу же пожалел, и так можно было бы догадаться, почему некоторые кандидаты не проходят подобные проверки.

— Ну, как почему, — со вкусом начал объяснять бывший порнограф, — все-таки кое-какие способности тут нужны. А у этого парня их вовсе не оказалось. Физические данные — так себе, ничего особенного, таких множество. К тому же, на пробах у него вообще не встал. Кое-как раскочегарили, так он сразу же кончил. Сказал, что смущает яркий свет и обилие народа на площадке. А у нас не клиника по лечению сексуальных расстройств, сам понимаешь. В результате, когда его отсеяли, он начал чего-то требовать, претензии предъявлять, скандалить. Подрался с нашим продюсером, глаз ему подбил, идиот.

— А потом?

— Что — потом? Всё. Я вызвал охрану, вломили ему так, чтобы надолго запомнил, и мало бы не показалось, да и выкинули на улицу. Как зовут — не знаю, даже если бы и знал, все равно бы забыл. Но я, по-моему, и не знал. Такая вот история.

— Это всё? А девушки? — с некрепкой надеждой спросил я.

— Этих вообще никогда не видел.

— С продюсером познакомишь?

— Сам познакомишься. Я рекомендацию напишу, что ты — хороший хедлайнер.

— Погоди… — оторопел я, — ведь headliner, если мне не изменяет память, это такой шоумен, нет? Гвоздь программы, главный исполнитель какого-нибудь шоу. Не проще сказать как оно обстоит на самом деле?

— Нет, всё-таки не проще. Так он с тобой даже разговаривать не станет. Что касается хедлайнера, то частично ты прав, но так бывает не всегда и не везде. Нередко хедлайнером называют автора заголовков. Удачное название, как ты сам прекрасно понимаешь, залог успеха. После вложения немалого времени и труда в своё творенье, любой автор просто мечтает, чтоб его товар хорошо продавался. А пиво себе оставь, я не такая уж и сволочь, как ты почему-то думаешь.

Все-таки кости оказались правы.

Вот вам и суеверие.

 

Глава XVII

Обещанная история

Несмотря на желание, я никак не мог встретиться с ведьмой. Мы иногда перезванивались, но поговорить с глазу на глаз, на чем она сама же настаивала, не получалось. Колдунья вечно была очень занята. Ее внешность, умение работать с людьми и хорошие профессиональные качества обеспечивали столь плотный график, что встреча со мной туда никак не встраивалась. Прошлый раз удивительно повезло — какой-то богатый клиент, забронировавший для себя солидный отрезок времени, поменял планы и не явился, а тут нарисовался я и Ксения со свом синяком.

Наконец пришла SMS-ка: «Свободна сегодня после девяти вечера и до десяти утра. Можешь приходить, только не опаздывай».

Я был точен как швейцарские часы, и ждать себя не заставил.

Сегодня ведьма облачилась в рваные джинсы, изношенные кроссовки и белую майку с розовой «Хеллоу Кити». Свои великолепные черные волосы она забрала сзади в хвост, перетянутый резиночкой кислотно-желтого цвета. Может быть такой прикол? Одежка подходила разве что какой-нибудь маленькой девочке, а никак не молодой женщине выглядевшей лет на двадцать пять. По-моему тут больше подошла бы майка со Странной Эмили, да и то вряд ли. Абсолютно идиотское сочетание, но ей было хорошо!

— Может, наконец, скажешь, чего тогда на записку мою не отреагировал? Специально же тебе в дверь засунули, у меня случайно окно возникло. Хотела встретиться и спокойно поговорить.

— Так это от тебя была та записка? С каких это пор ты «госпожа Арина»?

— С недавних, — с некоторым даже удовольствием проговорила она.

— Ирина же всегда была.

— «Ирина» — для специалиста моего профиля звучит как-то не очень убедительно. Не впечатляет.

— Так нафига писать мне от имени, о котором я и знать-то не знаю? — удивленно возразил я. — Послала бы эсэмэску.

— Мог бы и сам догадаться. Но вообще, очень хорошо, что ты не сообразил и не пришел. Удачно получилось.

— Почему? — спросил я, почувствовав холодок где-то внутри живота.

— Ко мне вломилась тройка каких-то бандитов, еле отбилась. Я-то отбилась, а вот если бы клиенты, или ты вдруг пришел — точно пострадали бы. Я могла не справиться.

— А это серьезно? — задергался я. — Бандиты?

— Да не думай ты об этом! Ерунда. Конкуренты шалят. Я уже приняла нужные меры, все будет о’кей. Главное, не касаться интересов очень больших людей и религиозный бизнес не задевать. «В наши нервные времена, — вдруг заговорила колдунья совсем другим голосом, — вольнодумные рассуждения о религии вновь стали темой весьма опасной. Сулящей, как известно, если и не покушение со стороны каких-нибудь религиозных фанатиков, то, по меньшей мере, привлечение к суду “за разжигание межрелигиозной розни”. Поэтому в данной ситуации очень удобно концепцию “бог” трактовать в каком-нибудь предельно нейтральном, безобидном для всех контексте».

— Ну, ты и завернула. Или цитата такая?

Что это с ней? Запинки в произнесении слов сами по себе ничего не значили, но, если тональность голоса вдруг менялась, похоже, дело нечисто. С другой стороны — колдунья все-таки, мало ли что…

— Цитата. Это кусочек лекции, что я читаю своим ученикам, — пояснила Арина. — Ты как насчет выпить? У меня есть превосходный херес!

Отказаться от хереса не получилось.

— Давно преподаешь? — спросил я после первой рюмки.

— Третий год уже в универе. Сначала они, студенты в смысле, меня всерьез не принимали, но ничего, сумела справиться. Сразу сказала — кому неинтересно — можете сваливать на все четыре стороны, зачеты в конце семестра выставлю. А кому интересно, сидите и слушайте.

— И как после такого заявления? Группа не разбежалась?

— Ничего подобного, только двое обалдуев перестали ходить. Зачет я им поставила, как и обещала, но зато поделилась с коллегами, и уж те отыгрались на них по полной.

— То есть у вас дружный коллектив?

— В общем, да… но я себя сразу поставила так, чтобы не допускать ни фамильярности, ни пренебрежения к себе.

— Ну, ты крута! Даже неудобно как-то с тобой рядом. Но с богами в своих лекциях поаккуратнее, — проговорил я, глядя мимо нее, туда, где за окном тучи лениво наползали на бледно-голубое небо. — Ведь уже вступил в действие закон об ответственности за оскорбление чувств верующих.

— Знаю, — подтвердила она, еще раз наполняя рюмку. — Если точно, то введена уголовная ответственность за публичные действия, совершенные в целях оскорбления религиозных чувств. Называется это так: «Нарушение прав на свободу совести и вероисповеданий». Вплоть до лишения свободы на срок до трех лет. Ничего, у меня подруга — крутой адвокат, ни одного дела не проиграла, отмажет.

— Все равно рискуешь. А если я верю в Зевса? Попробуй теперь сказать, что его нет.

— Попробую, — по-моему, искренне развеселилась Арина. — Его давно уже нет. Гера с ним развелась и выгнала за моральное разложение и многочисленные измены. Люди потеряли веру в него, и как результат он утратил силу. Опустился, спился и умер бомжом на станции Обухово ещё до начала перестройки в январские морозы…

Я рассмеялся.

Только сейчас сделалось заметно, что Арина потребляет свое пойло намного активнее меня, при этом сохраняя полную серьезность.

— Но погоди, — уже немного беспокойно сказал я. — Если я — человек, имеющий некие личные убеждения, не сходящиеся во мнении с какой-то из многочисленных религий, то значит, смело могу полагать оскорблением любую попытку перекрестить меня или прочитать молитву в моем присутствии? Так? А если по подъездам ходят свидетели кого-нибудь там, я что, должен их выслушивать, дабы не оскорбить их религиозных чувств? Так что ли? Маразм.

— Маразм. Так ты узнал, что я просила?

— То, что стало в реальности с вашим профессором? Узнал, конечно.

— Что?!

— Он сменил имя, несколько изменил внешность, сбрил бороду и теперь его зовут Алексей Сергеевич. Фамилию не знаю,  где живет — тоже. Извини уж.

— Ты что, издеваешься? С такими именами тьма народу, да и не факт, что это его новое паспортное имя. Фактически ничего полезного я от тебя не узнала.

— Извини. Это всё. Но я же узнал! А как насчет того, чтобы все-таки подарить мне ту историю?

— Нахал ты, однако ж. Ладно, я сегодня добрая.

— Добрая колдунья — это всегда здорово. Можно сказать — основа любой доброй сказки.

— Хорош прикалываться! Короче, пока у меня душевное настроение, желание и время есть, слушать будешь?

— Буду, конечно, — сказал я, а сам подумал, что ей самой не терпится поделиться обещанной историей.

Ведьма удовлетворенно откинулась на спинку кресла, и с наслаждением проговорила:

— Тогда слушай. Помнишь, я как-то рассказывала, что захотелось мне преподавательскую работу найти? И вот, по прошествии некоторого времени оказалась я в коридорах знаменитого Новоладожского университета. Я тогда только устроилась на кафедру, никого еще как следует не знала и боялась всего страшно, но это была замечательная практика, которая мне многое дала. Я, наконец, поняла, что это именно то место, где я и должна была оказаться. Приходилось работать очень много: иногда с утра до поздней ночи, и работала я так увлеченно, что совсем не ощущала усталости. Но был там один профессор, общую историю нежити читал. Довольно стремный такой дядечка. Один из самых видных исследователей в своей области. По выражению студентов «читал все, принимал все». Принимал в своей манере, то есть гонял по несколько раз на пересдачу, в выражениях особо не стеснялся, короче, суровым был преподом, принципиальным. И я вот все думала, почему, при богатейшей эрудиции, он отличался какой-то наивной методологией и узостью мысли. То есть, временами, профессор сыпал такими откровениями, что, наверное, мог бы и постесняться. Например, иногда он заговаривался и рассказывал о каких-нибудь исторических персонажах такое, будто пил с ними вино из одной бутылки, посещал один бордель и справлял нужду в одном и том же отхожем месте. Однако при этом был он абсолютно серьезен и даже больше — гордился своей методой. Если кто-то начинал спорить, то профессор буквально взрывался. Не терпел он альтернативных мнений, причем с таким видом, будто в самом деле свято верил в свои слова. Откуда у человека, который на самом деле знает до хрена, в характере такое неприкрытое чванство? Не могла понять. Тем более, что в свое время он читал лекции в Сорбоне, то есть вовсе не доморощенное светило. Не могла я взять в толк, как у такого специалиста могло возникнуть столь брутальное самомнение, доходящее порой до тупого самодурства? Очень любил он разные псевдоисторические сплетни, ничем не подкрепленные и явно вымышленные. Рассказывал в частности, что какой-то русский во времена якобинского террора скупал у палача отрубленные головы, клал их в железные клетки с цепями, и прятал в реке или в лесу. Потом, через год, вытаскивал, черепа отмывал и у себя хранил. Ну, полный же бред, но подобных баек было у него великое множество…

Ведьма прервалась, и долила себе в рюмку.

Слушая колдунью, я лихорадочно соображал, что теперь делать? Как выйти из разговора так, чтобы не показать своей заинтересованности и не вызвать лишних вопросов и подозрений с ее стороны?

— И вот, — продолжала Арина, — как-то раз, сказал он, что нужна физическая подмога: помочь переехать на новую квартиру. Отобрал нескольких крепких студентов — мебель таскать и коробки грузить, а взамен обещал в сессию не особо свирепствовать. Потом, вдруг я заметила, что один из этих ребят стал каким-то тихим и пришибленным. Я тогда в их группе вела практикум, и с ним у меня сложились вполне дружеские отношения. Зря лыбишься, парень был очень талантливый, но раздолбаистый, и я помогала ему, как преподаватель. Спросила, что случилось, и поведал он жуткую историю. Таскали они профессорское барахло из старой квартиры в грузовик, и наоборот, из грузовика в квартиру новую. Коробки, мебель, тюки разные. Так вот, пока ехали, моего студента посадили в кузов, чтобы за коробками следил. А он взял и открыл одну из любопытства. А там — переложенные поролоном, человеческие черепа, явно настоящие. А коробок-то много. Студентик перепугался до смерти, закрыл коробку, и с тех пор тихоней заделался, даже учиться лучше стал. История меня заинтриговала. Под благовидным предлогом напросилась я к профессору домой, он тогда вполне обжился уже в новом доме на улице Савушкина. А со студентом договорилась, что в определенное время тот подойдет к профессорской машине и стукнет так, чтобы включилась сигнализация. Если сигнал потом отключится, и никто не придет, то снова стукнет. Все знали, что полицию профессор на дух не переносил и все свои проблемы старался сам решать, без помощи властей. Да и сигнализацию такую поставил, что орала на весь квартал — старомодная какая-то. Так вот, сижу я у профессора, что-то он мне втолковывает, а тут — сигнализация сработала… Он в окно глянул, взял пульт, что-то сделал и звук пропал. Проходит минута — снова сигнализация. Он опять что-то там вырубил. Через минуту еще раз сигнал. Тогда профессор рассвирепел, и давай звонить кому-то… Да, забыла сказать, что была у него любимая ученица, Яна, к тому времени уже доцент. Сука, редкостная. Так он ей звонил, представляешь? Просил машину проверить, сам, говорит, занят, отойти не могу. Наверное, она где-то недалеко жила. Ну, думаю, провалился наш план. Но Яна что-то такое ответила, профессор трубку бросил, как-то по особенному выругался, и побежал во двор сам. Он был удивительно подвижен, несмотря на возраст. А я немедленно бросилась квартиру осматривать, и почти сразу натолкнулась на темный чулан, а там что-то за зановесочками, с потолка до полу. Я занавеску отодвинула — черепа! На полках, в два ряда! И таблички перед каждым. Причем, имена такие — «Людовик XVI», «Максимилиан Робеспьер», «Емельян Пугачев»… Перепугалась я, закрыла все, как было, и села на свое место. Тут и профессор пришел. О чем мы там говорили, я уже не помню, но, по-моему, он что-то заметил, однако ничего не сказал. А тем же летом вроде бы погиб, сгорел в доме, который снимал во время практики. Один только рассыпающийся скелет на пепелище нашли, по характерному кольцу опознали. Вначале думали, что кольцо серебряное, но оказалось — платиновое. Вот тогда и решили отправить к нему на квартиру кого-нибудь с кафедры. Как-никак погиб одинокий человек, надо же об имуществе позаботиться. Так оказалось, что квартиру уже обчистили. Всё вывезли. Причем соседи даже не заметили ничего. Как я слышала, платиновое кольцо тоже пропало… Студенту я правду потом так и не сказала, соврала, что не видела ничего.

Повисла пауза.

— Так что ты думаешь теперь? — как можно спокойнее спросил я.

— Разве не ясно? То и думаю, что профессор наш много веков на земле жил, и все эти истории, что он своим студентам рассказывал — сущая правда, всё это он сам видел, собственными глазами. Естественно, его исторический взгляд на прошлое отличался от официального, и его бесило, когда при нем несли всякую чушь. Доказать-то он ничего не мог! Только черепа своих давних знакомых коллекционировал. А еще я думаю, что он подпитывался жизненной энергией за счет окружающих, не старел ни фига, поэтому приходилось ему иногда исчезать, изображать свою смерть, а потом объявляться где-нибудь в другом месте…

Почему-то мне вдруг вспомнился рассказ про одного такого чародея с причудами и богатой фантазией. Тысячу лет на свете жил, и вот вдруг додумался — послал за собственной смертью «великолепную семерку». Новых острых ощущений ему, видите ли, захотелось, вот крутых людей на задание и отправил. А ведь знал, подлец, что погибнут все, потому и прикалывался. Да не все оказалось так просто… Чёрт, кто же автор этого рассказа? Кто-то известный…

— …и еще я думаю, — продолжала Арина, — что такой человек, если почует опасность разоблачения, не остановится ни перед чем. Ему есть что терять.

— Думаешь, он активно спал со своими студентками? — глупо спросил я, чтобы что-нибудь сказать.

— Чего там думать, я сама в универе препод. Знаю. Случается такое и довольно часто, как и в любых других коллективах. Привлекает девочек скорее не оценка, а статус. Умных мужиков не так много, как кажется. Кстати, часто на такой почве браки вырастают. Ну и еще плюс в том, что серьезные преподы своим любимым студенткам обеспечивают хорошее продвижение. Правда, есть одно обстоятельство. Очень редко получается развести препода просто на зачет, обычно умным мужчинам нравятся именно умные девушки. Они и сами отлично сдадут, а роман — просто как дополнение. Бывает, конечно, всякое, но к попыткам сексуально использовать молодость и обаяние относятся или с юмором или брезгливо. У меня один коллега так шутил: ну где еще, кроме как на зачете, стареющий мужчина столько раз может услышать: «я согласна». Правда, он-то как раз человек, которого таким образом разводить абсолютно бесполезно.

Тут мне проступила SMS-ка: «послезавтра я в Питере. Посидим на крыше?»

Сообщение пришло от художницы-Маши. Так уж вышло, что стоило ей получить возможность поехать в Германию, она сразу же согласилась: такой шанс упускать было нельзя ни в коем случае. Мы жили тогда вместе, и ближайшее будущее представлялось исключительно в ярких тонах. Даже ее молодежные сленговые выражения и слова-сорняки меня приятно развлекали. О возможности уехать в Мюнхен девушка сказала с извиняющейся ноткой и, вроде бы, с долей сожаления — ведь никто из нас не сомневался, что это точка в отношениях. Примерно раз в три месяца, она ненадолго приезжала в Петербург, где мы и встречались. Что-то подсказывало, послезавтра будет настоящая встреча, и ни о чем другом думать уже не хотелось. Еще некоторое время мы обсуждали рассказ Арины, пока я не засобирался уходить.

— Погоди. Не посмотришь мой ноутбук? Что-то медленно работать стал, — вдруг неожиданно сказала колдунья, положив свою руку поверх моей. Сейчас она напоминала богиню непорочности, до изумления напившуюся своего нектара вперемешку с амброзией, после чего согрешившую по очереди со всеми остальными богами.

— Ой, извини, но нет, — я аккуратно освободил свою пятерню. — У меня же с собой ни программ-диагностиков нет, ни инструментов…

— Ты что, уже уходишь? — вдруг сердито спросила Арина. — Она явно намеревалась обидеться.

— Извини, пора мне… О, знаешь что? Есть один парень, отличный айтишник. Рекомендую. Точно починит, сто процентов гарантии, а поскольку сейчас он остался без жены, то время для тебя найдет. Вот визитка его, — и я положил на столик карточку Ивана. — Скажешь ему, что это я посоветовал.

— Он как? Не извращенец? Нормальный?

«И это говорит ведьма, которой нужно минимум два раза в день для поддержания желаемого тонуса? — подумал я. — Но вероятно как раз именно поэтому. Извращенцы-то разные бывают...»

— Вполне. Тебе понравится, — усмехнулся я.

— А о чем с ним можно поговорить?

— Да о чем угодно! Начиная с погоды, заканчивая футболом! Лучше всего начать с его интересов: компьютерами и палеонтологией увлекается. Ладно, пойду наверно, — сказал я, когда стало понятно, что разговоры наши закончились и больше делать мне тут нечего. — Спасибо за увлекательный рассказ. До свиданья.

— Прощай, — сказала она таким обиженным тоном, что сделалось очевидным: мы действительно прощаемся, причем, по меньшей мере, надолго. — Там уже вовсю льет, промокнешь.

— Ты любишь дождь? — почему-то спросил я.

— «Ты любишь дождь и утренний рассвет. И в этом мы с тобой чуть-чуть похожи. И босиком по сложной смене лет Ты, не боясь преград, шагаешь тоже…» — задумчиво продекламировала она. — Помнишь, как там дальше?..

— «Ты много видел. От души любил... И, как у всех, есть право на ошибку. И наверняка плоды вкусил Что были под запретом, но с улыбкой.» — откуда-то из темных глубин моей памяти всплыло продолжение этих строк. — Ну, пока. Удачи.

Расстались мы довольно-таки прохладно, и чувствовал я себя самой последней сволочью.

 

Глава XVIII

Не бойся темноты

Квартира, в которой приходилось жить, пустовала физически, но не юридически. Как поведал сосед в последнюю нашу встречу, прописано тут было трое. Двое в одной комнате, и один в другой. В моей комнате, как уже говорилось, сначала жил какой-то мужик, а потом ею владела некая женщина проживающая ныне в Австралии. Хозяйка. В настоящий момент прописана она не была, но комнатой владела. Мой сосед, бравший плату за постой, так и не проговорился, за кем числится третья комната, а я не спрашивал.

Кто обитал в других квартирах на площадке, осталось невыясненным, поскольку на глаза не попадался никто. За все время, пока я там жил, на лестнице вообще не встретилось ни одного человека. Возможно, так получалось из-за моего жизненного графика, но временами казалось, что в доме обитали исключительно призраки, тени и фантомы.

Несмотря на белые ночи, после полуночи в квартире становилось почти совсем темно, а в коридоре так и вообще полный мрак. Возвращался я в первом часу, а то и позже, и был вынужден долго шарить по стене в поисках выключателя.

Однажды, вернувшись после полуночи, не завалился спать, как обычно поступал, а включил доисторический компьютер. Посредством попеременного засовывания в дисковод, выбрал хорошую дискету, запустил русификатор, затем «Лексикон» и начал набивать текст, что с самого утра путался в моей голове. Текст, даже пусть не вполне еще сформировавшийся, искал выхода и раздражал. Я просто обязан был избавиться от него, перенести на какой-нибудь носитель. Пока ноутбук Лены, которым я пользовался, находился в лапах Ивана, старая эйтишка оставалась единственным доступным мне инструментом.

Текст, что наконец-то изливался из моей памяти и находил пристанище на дискете, неожиданно увлек. Ощущение, так похожее на зубную боль, что всегда сопутствует процессу написания, немного ослабло. Ничего не отвлекало — отсутствие Интернета способствовало процессу.

Есть такой американский ужастик — «Не бойся темноты». Там одинокая нелюдимая маленькая девочка Салли приезжает на берег Атлантического океана, чтобы пожить со своим отцом и его девушкой в старом особняке, который они реставрируют. Изучая ветхое здание, Салли натыкается на всеми забытый подвал, куда не заглядывали более века, со времен таинственного исчезновения архитектора старинного дома. Девочка случайно освобождает древние порождения тьмы, что пытаются утянуть ее в ужасную бездну, открывающуюся в подвале дома. Теперь Салли надо убедить отца и его любовницу, что это не просто детская фантазия, и отвратительные твари действительно готовятся затащить их всех куда-то в преисподнюю.

Хорошо, что в своем мелком возрасте я не знал подобных фильмов. Дело в том, что временами мне кое-что виделось в темноте, какие-то непостижимые кошмарные существа, поэтому тьмы я боялся до ужаса. Панически. Особенно — в сочетании с тишиной. В темном беззвучии слышался тихий и равномерный гул. Я думал тогда, что так звучат сами обитатели мрака. Но это давно прошло, остались лишь смутные далекие воспоминания детства. В моем теперешнем возрасте, потемок уже не опасался, и никаких потусторонних тварей в питерской квартире для себя не ожидал. Темнота меня тоже мало беспокоила.

В коридоре электричество я старался даром не жечь, а в комнате хватало свечения монитора. В результате вокруг было полутемно. Дом погрузился в тишину, через выходящее во двор окно звуки тоже почти не доносились, а толстые дореволюционные стены обладали отличными звукоизолирующими свойствами.

От работы отвлекли гулкие шаги во дворе. Никогда не обращали внимания, как громко это бывает среди ночи? Кто-то прошел через двор и хлопнув дверью нашей парадной, стал подниматься по лестнице. Через несколько минут шаги послышались на площадке, кто-то подошел к внешней стороне входной двери квартиры и остановился там. Довольно долго сохранялась тишина, потом послышался неясный шорох, металлический звон и характерный звук открываемого замка.

Кто-то вошел в квартиру и закрыл за собою дверь. Кто-то шел по коридору. Судя по шагам, крупный тяжелый мужик, не особо беспокоящийся о тишине. Через секунду в мою дверь громко постучали.

— Э! Выходи! Поговорить надо, — раздался грубоватый, очень спокойный, но вполне материальный хоть и незнакомый мужской голос.

 — Щас! — откликнулся я. Прятаться никакого смысла не было, да и желания тоже.

Я подступил к двери, включил свет и открыл створку. Передо мной стоял крупный дядька, одетый в новую полицейскую форму с четырьмя звездочками на каждом погоне. По физиономии и манере держаться мужик напоминал «старшего товарища» из фильма «Люди в черном», но только в молодые годы. Почему-то сразу подумалось, что он, кроме всего прочего, тайный сотрудник госбезопасности. Несмотря на суровое лицо, выглядел мужик довольно-таки дружелюбно.

— Привет! Не возражаешь, если мы поговорим? На кухне удобнее будет.

— Как насчет пива? — интуитивно предложил я, — а то у меня неожиданно образовалась целая упаковка чешского.

— Нормально, — кивнул мент, — под пиво самое то получится…

* * *

Звали капитана Игорем. Довольно скоро мы стали почти приятелями. Наши дружеские чувства росли прямо пропорционально числу опустевших бутылок. Как оказалось, именно этот полицейский вместе с сыном был прописан в третьей комнате. Несмотря на внешний вид Игоря, характер беседы совсем не походил на допрос. Как-то сразу мы разговаривали «на ты».

— Живу-то я в другом месте, — невнятно откровенничал капитан, — а тут прописан, и тут голосую. На днях соседи из другой квартиры позвонили, и сообщили на тебя. Типа живет какой-то незнакомый мужик, кто, что — неизвестно. У Палыча комнату снял?

— Ага, — покаянно кивнул я. — На месяц.

— По делу, или так, проветриться?

— В отпуск, — чистосердечно признался я.

— Отпуск в городе? — с сомнением отнесся к моим словам капитан.

— Питер же. Когда я к вам приезжаю, то никогда не успеваю осмотреть те места, что хочу. Вечно времени ни на что не хватает.

— А, понятно.. Музеи, парки всякие. Это правильно. Сам-то я хоть и питерский, но вот знаешь — до сих пор в Эрмитаже не был! В Русском музее был, а в Эрмитаж не ходил никогда… У вас в Москве только в Кремлёвском музее был… Да, о квартире этой… о комнате… Палыч говорил тебе?

— Что говорил? — не совсем трезво спросил я.

— Нехорошая эта комната. Да и квартира вообще. Ты думаешь, почему Палыч с дачи не вылезает? Почему я на Охте живу, когда тут работаю?

— На Охте? — спросил я. — Это где хотели небоскреб Газпрома строить?

— Хотели. Перехотели уже. Есть Малая и Большая Охта. Малая Охта в большей степени сталинская, а Большая — хрущёвско-брежневская. Строить собирались в муниципальном округе Малая Охта… Место — так себе. Отстаёт от центра район и от других частей города тоже отстает. Болото, как есть болото, и если бы построили там, то району была бы очевидная польза. Я-то на Большой Охте живу, на Энергетиков, в девятиэтажке. Хуже этого быть не может.

— Почему хуже не может?..

— Как почему? Для нас это вообще очень плохо. Метро далеко. Балкон выходит прямо на проспект, шум от машин круглосуточно. Слышимость в доме — идеальная, и если в соседнем подъезде кто-то что-то сверлит или окна меняет, житья, считай, целый день нет. Домик вроде не новенький, брежневской поры, а жильцы все сверлят и сверлят. Зимой батареи чуть теплые, летом горячую воду отключают. На балкон не выйдешь, окно не откроешь. То кто-нибудь что-нибудь жарит на плохом масле, то курит какая-нибудь блядь, то красит чем-то вонючим, то та же блядь так духами обольется, что через два этажа доносится. А здесь и днем, и ночью тихо все. Мирно, как на кладбище…

— Тогда почему здесь не живешь?

— Здесь? А где? В комнатёнке? Ну, во-первых — семья. Жена, ребенок… им всем пространство нужно, понял, да? И потом — я ж говорю, тут как на кладбище. Нехорошее здесь место, квартира в смысле.

— Нехорошая квартира? Как у Михал Афанасьича? — спросил я, а сам подумал: «с чего бы вдруг он со мной так долго болтает? Зачем ему это вообще? Неужели исключительно из-за халявного пива? Или у него профессиональный интерес?»

— А вот не смейся, — отвел глаза Игорь. — Тебе что, Палыч ничего не рассказал? Ни о чем не предупреждал?

— О чем? Он предупреждал, чтобы я почту из ящика регулярно вытряхивал и в коробку складывал. Чтобы не ссал мимо унитаза и воду за собой до конца сливал. Чтобы краны все перекрывал и двери запирал на положенные замки. Чтобы все обесточивал и окно закрывал, когда ухожу. Чтобы баб сюда не водил, но на этом он как-то не особо сильно настаивал…

Тем временем мы продолжали пить чешское пиво. Где-то на задворках сознания возникла идиотская мысль, что зря я трачу такой напиток на человека, которого вижу первый раз в жизни. А возможно — и в последний. Но потом вспомнился один из «природных законов» человеческого общества: жить настоящим, а не прошлым и не будущим; то, что даровано сегодня, направлять на сейчас, и лучшее, что можно сделать, всегда надо делать здесь и сейчас. Как-то плохо последнее время у меня с формулировками.

— Вот это он зря, — неодобрительно покачал головой капитан.

— Ты про баб?

— Нет. Про окна. Если окна летом закрыты — значит, дома никого нет, верный знак тем, кому приспичило незаконно поинтересоваться содержимым чужой квартиры… Так, о чем это я?

— Говорил, что нехорошее это место. А почему — так и не объяснил.

— А, да. Значит, Палыч ничего тебе об этом не сказал? — уже в третий раз спросил меня Игорь.

— Да нет же, говорю. А что он должен был сказать-то? О чем «об этом»?

— Слушай, значит. По ощущениям могу так сказать, что квартире в этой все обостряется, если ты понимаешь, о чем я. Но обостряется в негативном плане. Вот я. Если приходил в хорошем настроении — оно улетучивалось, а вот если раздраженный — просто сатанел! То слишком душно, то чересчур холодно, то излишне громко, то слишком тихо — не слышно ничего. Я не мог тут долго находиться — хотелось бежать и бежать как можно дальше. Это непонятное чувство постоянно преследовало меня, будто сама квартира испытывала неприязнь ко мне и вообще ко всем своим жильцам. Центром негатива была эта самая комната, где сейчас ты проживаешь. История у комнаты прямо скажем нехорошая. Сначала в ней жил какой-то мужик, который в один прекрасный момент пропал без вести — тела так и не нашли. Исчез с концами. После туда въехала молодая девушка с матерью. Мать долго и тяжело болела, а дочь ухаживала за ней. Женщина очень мучилась, кричала, царапала стены от боли, словом кошмар. Умерла она так же в страшных страданиях, а дочь сразу же съехала отсюда, так как по ночам ей мерещились крики и стоны матери. Потом комната эта пустовала — в ней никто не жил и никто ее не снимал. Зато негатив мало-помалу расползался по всей квартире. Палыч, когда напивался, уверял, что тут поселилось абсолютное зло. Я вообще тот еще скептик — но тут поверил, так как со здоровьем конкретные проблемы начались. И ты знаешь, после того как я спешно отсюда сбежал, даже половину вещей тут оставил, здоровье пошло на поправку! Не сразу конечно, но все-таки. Да и настроение выправилось, что при моей работе немаловажно. Сейчас я здоров, словно космонавт.

— Прямо для голливудского ужастика, — попытался пошутить я. — А как же Дмитрий Паплович?

— А что Палыч? Он тут практически не бывает никогда. У него дача со всеми удобствами — теплый зимний дом в Ольгино… Ух, засиделись мы… в таком виде мне уже нельзя за руль, здесь переночую. Ничего, если всего одна ночевка, то можно. Не повредит.

А за окном продолжалась питерская белая ночь. Конечно, белые ночи не только местное явление, но здесь они стали своеобразным символом. Брендом. Именно в данный период остро ощущается мистицизм города, ведь именно в эти дни Петербург преображается, обостряя восприятие всех, кто хоть раз видел его в самую прекрасную пору…

Уже второй час я сидел на кухне питерской коммуналки и пил пиво с ментовским капитаном. Вероятно, он давно сказал всё, что хотел сказать и от ненужных ему тем умело уходил. Разговоры велись обо всем не свете, но почему-то неизменно сводились к обсуждению: смысла жизни, баб, и к оценке внутриквартирного абсолютного зла, в существование коего, честно говоря, верилось с большим трудом.

— Погоди, — наконец произнес я после очередного глотка, когда в моем мозгу забрезжила реальная возможность вылезти из порочного круга тягостных тем, — вот милицию переименовали в полицию, а ОМОН в ОПОН нет. Почему? Этот вопрос мучит меня.

— Не боись, — убедительным тоном произнес мент, — всё учтено великим ураганом. Еще приказом министра Нургалиева отряды милиции особого назначения официально именуются «ОМОН», но расшифровываться аббревиатура стала иначе, как «Отряды мобильные особого назначения».

— О, спасибо. Ты излил бальзам на мою израненную сомнениями душу. Вообще-то я другое хотел спросить.

— Спрашивай — отвечаем, если не затрагивает служебных тайн и профессиональных секретов.

— Ты же, наверно, юрист по образованию?

— Уголовное право, Юрфак универа. — спокойно подтвердил капитан. — А что, тебя это так волнует?

— Вот смотри, — тихо проговорил я. — Человек бесследно исчез, но оставил записку, что так, мол, и так, добровольно ухожу из жизни. Записка написана от руки, кровью. Кровь и почерк пропавшего. С тех пор вообще ни слуху, ни духу, тело не найдено. Дело должны возбудить?

— Не обязательно, — задумчиво сказал Игорь, почему-то поморщившись. — Вот если бы заявление от родственников или, например, с работы, то должны. Но как будут это дело вести, тут уж иной вопрос. Это у тебя личный интерес, или так, сугубо литературный?

— Сугубо литературный, — нетрезво кивнул я, — но и личный тоже.

— Слушай, а у тебя только пиво? Ничего посущественнее нет?

— Да нет как-то… С меня и пива вполне достаточно.

— Тогда, — вдруг совершено трезво подмигнул мне мент, — мы Палыча сейчас раскулачим. Ну-ка подвинься… — с этими словами Игорь ловко, одним движением, отпер столик Дмитрия Павловича и, как эстрадный фокусник, погрузил туда руку по самое плечо. Затем его лицо приобрело необычайно счастливое выражение, а в вынутой наружу руке оказалась бутылка водки с подозрительным названием «Горячка».

— Есть! Вот она родимая! Он, Палыч в смысле, всю жизнь в Северо-западном округе прапором прослужил. А главная черта прапора в чем? В его маленьких кулацких наклонностях. Но если наклонности эти должным образом обратить на пользу ближних сих, то дай ему, касатику, Бог здоровья! Палыч завсегда тут заначку держит на случай неожиданного приезда. Вот так поздно вечером с дачи заявится, а нигде уже не продают! Надо будет вернуть потом, не забыть. Не то обидится.

— Чего ж он здесь, а не в своей комнате хранит такие культурные ценности?

— Ну, это из соображений сугубо экзистенциального прядка. Тут важны не проявления психики человека, а сама его жизнь в неразрывной связи с миром и другими людьми. Он ведь у нас великий философ, не заметил, нет? Зря. Видимо, вы недостаточно общались. С ним поговорить всегда есть о чем.

Следом, как по волшебству, откуда-то появилась пара классических граненых стаканов. Игорь ловко разлил по ним бесцветную прозрачную жидкость.

— Знаешь, — сказал он после первого принятия, — есть такая иранская притча. Волк, Лиса и Лев решили охотиться вместе. Дела у них пошли удачно, и добыли они козу, оленя и зайца. «Ну, теперь дели добычу, — велел Волку Лев, — только по справедливости». «Хорошо, — ответил Волк. — Козу, я полагаю, надо отдать тебе Лев, зайца — Лисе, она ест мало, а себе возьму оленя — я сегодня больше всех вас бегал». Услышав это, Лев рассвирепел и растерзал Волка. «А теперь будешь делить ты, — велел он Лисе, — но по справедливости!» «С удовольствием, — согласилась Лиса. — Пусть коза пойдет тебе на завтрак, олень на твой обед, а заяц станет твоим ужином». «Вот это правильно, — усмехнулся Лев. — Но кто научил тебя так хорошо распределять добычу?» «Лежащий возле тебя растерзанный Волк, о мой повелитель!» — ответила Лиса.

— Ну и?..

— Ну и вот, это моя любимая причта… Понял, да?

Я тогда ничего не понял. Более того, всё дальнейшее прошло словно в тумане, и последующие разговоры, если таковые даже имели место, совсем не сохранились у меня в памяти.

Скоро предстояло начинать очень тяжелый день.

 

Глава XIX

Суси мориавасэ

Утром болела голова и жутко хотелось пить. Я почти на ощупь добрался до кухни и долго пил воду прямо из крана. Похоже, это у меня входит в традицию. Игоря видно не было, на стук в его дверь тоже никто не отвечал. Должно быть, давно ушел. Зато на кухне не сохранилось никаких следов застолья, даже стаканы исчезли. Видимо капитан не только проснулся вовремя, но и порядок успел навести. Казалось совершенно невозможным вспомнить, чем же закончилась пьянка.

После того, как колдунья Арина научила меня гадать на октаэдрических костях с карточными символами, это вошло в привычку. По любому поводу, а иногда и просто так, без всякой видимой причины, я бросал кости. Они, в свою очередь, показывали: то личные проблемы, то дальнюю дорогу, то нежные встречи, то какие-нибудь хлопоты. Что ж, ничего необычного. Когда у современного человека не бывает проблем, дорог и романтических встреч? А уж хлопот в современном мире всегда предостаточно.

До Ивана я дозвонился лишь в понедельник, все выходные его телефон был намертво выключен. Договорились на вечер. Таким образом планировалось два визита: встреча с бывшим продюсером Артемьева и поездка к Ивану с целью забрать чужой ноутбук.

Место беседы оказалось современным рестораном, выполненным в духе традиционно японского минимализма. Подчеркнутая сдержанность мебели, цветового решения, тихий шелест бамбука, журчание декоративного водопада, бумажные фонарики и японские гравюры.

Продюсер-порнограф оказался вовсе не таким, каким я его представлял. Мужик скорее напоминал классического нового русского начала девяностых, променявшего джип и клубный пиджак на неограниченный кредит во всех ресторанах города. Звали его, как и Брежнева — Леонид Ильич. Встречались мы в некоем заведении под названием «Тэмпура», где, как сказал Леонид Ильич, у него «намечался ланч». Дожидаясь меня, порнограф уже лихо орудовал палочками, активно потребляя нечто похожее на нарезанное ломтиками мясо под соусом. Себе я взял суси мориавасэ, стакан ананасового сока и сакэ. Продюсер посмотрел на меня странно, но ничего не сказал.

— Называйте меня Леонид, — сразу же велел продюсер. — Артемьев уже предупредил, что вы позвоните, но подробно не объяснил зачем. Работу ищите? Вообще-то хедлайнер мне сейчас ни к чему.

— Если честно, наш общий знакомый был немного неправ. Говорил я ему, что лучше не врать, а он хедлайнера какого-то придумал. На самом деле я просто-напросто интересуюсь этим человеком, — и я выложил на стол несколько фоток покойного. — Знаете его?

— Этого? — сразу же оживился Леонид, дожёвывая свой «ланч». — А что с ним?

— Убит, — кратко пояснил я.

— Да? Очень хорошо, — внезапно обрадовался Леонид. —  Спасибо за приятную новость. А вы кто?

— Вообще-то никто. Исключительно в частном порядке пытаюсь найти убийцу.

— Понятно. Тогда извините, у меня крайне мало времени. Артемьеву передайте от меня самые искренние пожелания!

Сказав эти слова, порнопродюсер встал и ушел, даже не заплатив по счету. Хорошо хоть наел всего-то на пятьсот рублей.

До Красного Села добираться пришлось на общественном транспорте. У метро «Проспект Ветеранов» я сел в задрипанную маршрутку, прикидывая, как потом рациональнее дойти до дома Ивана. Пока ехал, был вынужден вместе с другими безответными пассажирами слушать жизнерадостное FM-радио. Бесконечный блатной музон, он же — «русский шансон». Сначала крутили, со слов ди-джея, «классику». Уши вполне мирных граждан услаждали: «Мурка», «Гоп со смыком», «На Дерибасовской открылася пивная» и «Жора, подержи мой макинтош». Потом тема сменилась, и пошел исключительно заунывный бред про каких-то «пасанов», которых поубивали в девяностых. Жаль, что не всех положили. Вдруг подумалось, что тех, кто обожает такие песни и заставляет при этом слушать других, хорошо бы иногда сажать в «Кресты». Ненадолго, недельки на две. Исключительно в познавательных целях, дабы полнее могли ощущать блатную тематику. С другой стороны, суфийская музыка, которую иной раз заводят водители некоторых московских маршруток, еще хуже действует на мозги.

Временами клонило в сон, и я чуть было не проспал нужное место.

В этот раз Иван казался вялым и малоразговорчивым. Только сейчас я вдруг обратил внимание, что мой приятель передвигается необычной походкой, слегка подволакивая ноги. Был он весь какой-то бледный, заторможенный, под глазами синяки. Но при этом выглядел вполне довольным. От него явственно попахивало недавно принятым пивом.

— Ну, здорово, —  поздоровался я с Иваном. — А ты что, болеешь что ли? Что такой мятый?

— Привет… Ну, наконец-то. — Похоже, мой приятель и вправду обрадовался. — Заходи. Знаешь, — понизил он голос до восхищенного шёпота, — она меня всего затрахала. Причем в самом прямом, можно сказать — медицинском значении этого слова, я даже отгул по этому поводу взял. Да ты, входи, чего топчешься, кроссовки можешь не снимать.

— Подруга твоя новая обижаться не будет? Она ведь аккуратистка, как я слышал.

— Подруга? Нет, не подруга, к сожалению. Теперь уже неважно, мы расстались. Уехала она. Сначала вообще уборку делать принудила: то там пропылесось, то это выброси. Оконные стекла мыть заставила. Везде пол перемыть пришлось, пыль отовсюду повыгребать, даже из-за шкафов. Двигал их, представляешь масштаб бедствия?

— А потом что у вас произошло?

— Все что надо, то и произошло, а сегодня собралась и уехала… черт ее знает, почему. Как говорится, человек может тремя путями познать мудрость: почитать умные книги, научиться у здравомыслящих людей или переспать со стремной девушкой.

— Что так? — удивился я. — Она вроде тебе понравилась, или я чего-нибудь путаю?

 — Мне-то понравилась. И до сих пор, понимаешь, нравится, но не мой темперамент, не пара она мне, — пробормотал Иван, опуская глаза. — Не дура, не уродка, не страхолюдина. Красавица, можно сказать. И тело безукоризненное, просто супер! Ведь для мужика же ничего иного не надо, кроме как поставить девушку на четвереньки и со вкусом оттрахать, извини за пошлость. Так что не переживай, всё у нее будет путем.

— Уж я-то знаю, что не пропадет, — задумчиво подтвердил я. — С чего бы мне за нее переживать. Один мой знакомый недавно поучительную историю рассказал, вот это я понимаю — повод для переживания… Он врачом на «скорой» работает, много разных прикольных случаев знает. И смех и грех. В общем, в какой-то деревне под Москвой парочка влюблённых наркоманов решила покататься среди ночи. Машину разогнали по шоссе, заехали на обочину, и от скорости взъехали на торчавший рядом с дорогой отбойник. Он же плавно из земли выходит, а потом идет параллельно поверхности. В результате эти придурки застряли, и того не заметили, что впустую газуют, думали — едут. Музон на всю мощь врубили, разогнались, в общем. Сидят, кайфуют. В конце концов, бабке из ближайшего дома надоело, что по ночам спать не дают. Вышла она, подошла к машине и постучала в окно, дабы прекратили безобразие. Короче, девушка с ума соскочила, а парень на месте скончался. От инфаркта.

— Не врешь? По-моему это переделка из старого анекдота. Или нет? Но история да, прикольная. Я бы тоже с ума сошел, если б ночью, на полной скорости, мне в окно машины какая-то бабка постучала.

— Какого ещё анекдота? — шутливо возмутился я. — Вполне реальный эпизод. Этот знакомый, правда, сам не видел, но дружественная бригада ездила на тот самый вызов. Парня — в морг, а для девушки «психушку» вызывали, спецбригаду. Так что сведения у меня буквально из вторых рук.

— Покойников тоже вроде специальная «скорая» возит. Где-то кто-то мне об этом уже говорил.

— Вообще-то перевозка трупов централизованно возложена на станцию скорой помощи, для чего там особые бригады выделены. Давно уже так. Скоропостижно умерших направляют на вскрытие. Но все на месте решается, поэтому иногда везут и обычные бригады… Да, а что там с компиком, который я приносил? Он еще жив? Удалось стертые файлы вытянуть?

— То, что удалось, я в корешок выложил, в директорию «файл три нуля». Увидишь, сам разберешься.

— Сколько я тебе должен?

— По дружбе косарем отделаешься.

Пришлось рассчитаться. Честно говоря, я втайне надеялся, что с ноутбуком Иван разберется бесплатно.

— Может пивка? — с надежной в голосе спросил компьютерщик. — Или опять торопишься? А то в прошлый раз как-то не очень душевно получилось.

После попойки с Игорем о пиве казалось страшным даже вообразить.

— Извини друг, у меня еще встреча сегодня, — на всякий случай солгал я. — Но если тебе очень плохо, и ты настаиваешь…

—  Опять врешь, небось.  Ладно, ну тебя к чертям. Иди уж, детектив хренов,  —  мрачно согласился Иван.

 

Глава XX

Мария Петроградская

На другой день я встречался с ненадолго приехавшей из Германии художницей Машей — стройненькой эластичной девушкой, имевшей со мной некоторые общие элементы минувшего. На первый взгляд она казалась худощавой, даже поджарой, но в действительности была совсем не такой уж худышкой, как это выглядело снаружи. По традиции, в любую погоду, мы ходили на крышу старого дома на «Ваське», долго сидели там, провожая солнце или встречая утро. Рассказывали друг другу всё то разное, что случилось с каждым из нас за истекшее время, а потом шли в какой-нибудь круглосуточный бар, сидели там пока не надоест, после чего отправлялись куда-нибудь еще, или расходились в разные стороны. Смотря по обстоятельствам.

Маша была модной преуспевающей художницей, второй год жила в Германии и продолжала эксплуатировать одну и ту же художественную тему. Постапокалиптическое будущее. Городские виды в ее изображении напоминали кадры фильма «Жизнь после людей».

Какой-то таблоид недавно писал о ее работах:

Сегодня у нас в гостях превосходный мастер живописи, Мария Петроградская. Она создаёт невероятные образы, требующие продолжения, доосмысления. И это делает зрителя, как бы причастным к творчеству, позволяет глубже прочувствовать смыслы рождаемые в момент просмотра. Серия ее картин на тему постапокалиптического города отличается оригинальным стилем и жизнеутверждающей зеленой идеей, которая проходит через все работы художницы. Красота относительна. Пришел постапокалипсис. После Большой Катастрофы облик мира сделался неузнаваем. Привычные взору вещи приобрели новую форму и смысл. Разрушенные архитектурные ансамбли, состоящие из городских руин и выгоревших проплешин на местах страшных пожаров, неповрежденные, но предоставленные самим себе строения и сооружения изменились. Прошло не так уж много времени, как живая природа ринулась в опустошенные города, наполняя их дыханием нового смысла жизни. Мир выжил и смог оправиться от безжалостных ожогов, веками причиняемых ему обезумевшим человечеством, но не забыл и не простил обид. Люди исчезли.

Вот так вот. «Превосходный мастер живописи», не больше и не меньше. А ведь всего пару лет назад сидела без денег, жалуясь, что ее картины почти не покупают, и с тех пор она не стала работать лучше.

По общепринятым стандартам Маша не была красавицей, но присутствовало в ней та самая очаровательная харизма, что превыше академической красоты.

В свои двадцать четыре она сохраняла телесную стройность и гибкость. За последние год-два ее творчество сделалось вдруг необыкновенно популярным, продажи росли, и девушка финансово ни от кого не зависела. Подписав выгодный контракт, и свободно разъезжая по Миру, она встречалась с самыми разными людьми, однако, несмотря на многочисленные варианты дальнейшей карьеры, «светской львицей» не стала. Наоборот. Любой одежде всегда предпочитала цветные кеды, линялые джинсы и футболку с кричащей картинкой какой-нибудь популярной музыкальной группы. В холодное время носила куртку, опять же джинсы и американские солдатские ботинки. Стриглась коротко, а волосы красила либо в ультрамариновый, либо в кислотно-зеленый цвет. Кажется, когда-то и где-то я уже рассказывал об этом.

Обычно она рисовала (извините — писала!) Москву и Петербург, но в последний год ее творчество обогатилось и западноевропейскими городами. Свои картины подписывала всегда одинаково — «Мария Петроградская». На полотнах — только городские здания и сооружения, пейзажи после, видимо, какой-то глобальной экологической катастрофы. Она писала так называемые «городские джунгли, переходящие в джунгли настоящие». Сквозь проломы в потолках вокзалов и театров, навстречу лучам солнца, тянулись деревья-гиганты, со стен разрушенных заводов спускались лианы, а через взрытые тротуары буйно прорастала тропическая зелень. Оплетенные корнями цветущих орхидей и бромелий фонарные столбы. Заросшие ползучими растениями обвалившиеся стены домов и обрушившиеся эстакады с сидящими на них ярко-крупными бабочками и жуками. Вот то, что обычно присутствовало на первом плане ее картин. Никаких людей. Никаких зверей. Только растения и насекомые.

В ту ночь мы сидели на крыше, вспоминали о приключениях, в которые оказались втянуты в прошлом, правда, с разных сторон, и пили пиво прямо из банок. Это были ее последние сутки в Городе-на-Неве: завтра вечером улетала обратно в теперь уже свой Мюнхен. В Питере задерживалась всего на пару дней.

— Знаешь, чем я занимаюсь сразу же по приезде сюда, в Питер?

— Догадываюсь, — криво усмехнулся я.

— Пошляк! — Захихикала Маша и ткнула меня локтем в бок. — Вечно у тебя неприличные мысли на уме. Я езжу в метро. По разным линиям и без всякой видимой цели. Вокруг море народа, все толкаются, стараются встать поудобнее, распихивая соседей локтями. Я люблю ездить в метро, особенно в русском. Ведь там можно встретить совершенно разных персонажей. Людей, которые мне интересны. И когда я смотрю на них, то могу каждому придумать собственную индивидуальную историю с падениями и взлетами и чем-то таким героическим, вроде спасения кота с макушки дерева. Только никогда нельзя знакомиться с этими человеками, с заранее придуманной историей. Они ведь другие. Совсем. Это разрушит призрачные замки. Но что удивительно, я ведь люблю отдельных людей, несмотря на мою застарелую профессиональную мизантропию. Да, характер у меня совсем не ангельский. Я обижаю, оскорбляю, грублю, унижаю, запугиваю, предаю, разбиваю сердца. Но... Но разве это не делает таких как я людьми? Это все, конечно вредно для кармы, но, помнишь, когда-то там давным-давно люди хотели в Утопию? Идеальный город без всего того, что нам не нравится, без тиранов, без жадных чиновников, где все равны. Прикинь, как бы это было сейчас? Сколько бы по времени люди продержались без кнута? Час? Год? Меньше?.. Некоторым, черт бы их побрал, на фиг не нужна эта Утопия, им хорошо в ссорах, в ругательствах, им не хватало бы всего этого. И что дальше? После какой-нибудь кровавой заварушки Утопия снова бы ничем не отличалась от нашего нынешнего мира. Или погибла бы. Мы ходим по кругу. И когда мы думаем, что сворачиваем, находя какие-то новые пути, то просто слепо повторяем дорогу своих предков. А так... а так практически ничего не происходит, и мы все равно ходим по кругу.

Вполуха слушая Машу, я вдруг подумал, что когда-то и сам играл в подобные игры. Рассуждал о мироустройстве и несовершенстве человеческих сущностей, придумывал биографии попутчикам, наделял их разными способностями. Пока однажды не повздорил в метро со злой колдуньей, черной ведьмой, которая шутя зашвырнула меня в другой мир, откуда едва выбрался… С тех пор мир стал иным, а метро и его обитатели видятся мне совсем в ином свете.

Тем временем Маша уже сменила тему и перескочила на каких-то своих знакомых:

— Удивительно много кругом одиноких «свободных». Причем, как парней, так и девушек. Моих друзей, подруг и просто знакомых. Вот в Мюнхене. Там у меня одинокая подруга, в Канаде — одинокий симпатичный парень сын маминой подруги, в Сан-Диего — еще одинокая подруга — учились вместе. Кстати, может познакомить с парнем из Канады подругу? Отличная идея! Вот займусь когда приеду. Но таких же и по месту моего прежнего жительства предостаточно. Это я и Питер и Москву имею в виду. Хороший друг Дима-историк, уже закоренелый, видимо, холостяк. В прошлый приезд познакомила его со своей подругой Инной-дизайнером, девушкой хорошей, домашней, хозяйственной, той самой, которая и сорочки погладит и борщ сварит, и квартиру уберёт. И что я тебе скажу? Хорошие с хорошими не сходятся ни фига. Диме подавай девицу с крутым нравом, с резкими увлечениями, ему нравится, чтоб им командовали, как я потом уже поняла. Наверняка скрытый мазохист. Причем бывают просто мазохисты, а бывают скромные интроверты, еще и с кучей комплексов, прикинь? Вот в прошлый приезд. Возила ту же Инну знакомить с приятелем Андреем-аукционистом. Поехали на пикник к опушке леса. Шашлыки, вино, компания, весело, весна, цветочки кругом. Подснежники всякие. Ну ладно девочка безынициативная, ей как бы позволено. Но парень! Да возьми ты ее за ручку, отведи в лес подальше, «цветочки пособирать», а уж там обними покрепче и далее по обстоятельствам. И она ведь пойдет. Так нет же, просидели до самой ночи, как два трухлявых пня, прикинь? Только потом в щечку на прощание поцеловал, и всё. На том у них и закончилось…

А я рассеянно слушал и думал, что там, в Мюнхене, у нее наверняка какой-нибудь мужик, но я не хочу этого знать, и никогда об этом не спрошу. Здесь и сейчас она со мной, и мне наплевать, что будет через сутки.

— …если думаешь, — рассказывала Маша, — что им всем по шестнадцать лет, то ошибаешься чуть больше, чем полностью. Хорошо за двадцать, мои ровесники. В итоге они другу-другу понравились, но Инна ждет инициативы от Андрея, а Андрей от Инны…

«Вообще-то, — подумал я, — Андрей-аукционист от Инны больше инициатив уже не ждет, и вообще ни от кого ничего не ждет… если, конечно, это тот самый Андрей, что я думаю. Но раз Маша не в курсе, то пусть узнает о его гибели от кого угодно, лишь бы не от меня. Для чего ей это сейчас? Интересно, есть ли среди моих знакомых хотя бы один человек, что не знал этого Андрея Емецкого?»

— …а Диме, — увлеченно продолжала девушка,— я так поняла, нравятся крутые стервы. Вообще, мало быть просто хорошей, надо быть хоть чуток с изюминкой. Но бывают хорошие, а бывают никакие, хотя тоже вполне себе неплохие. В результате — куча одиночек, что никак не состыкуются, прикинь? Я знаю, все они — и парни, и девушки — страдают от такого положения. Да кто бы не бравировал пресловутой свободой, на самом деле в одиночестве никто оставаться не хочет. Ну, может исключение, когда люди избавляются от давно надоевшего брака и некоторое время радуются свободе. Странно все в мире, ненормально как-то. Либо черное, либо — белое. А серое с градиентными переходами воспринимается уже как особое счастье.

— Говорят, настоящие петербужцы различают сотни оттенков серого и с десяток черного, — почему-то брякнул я, а сам старался вспомнить что-то очень важное, что проскочило в монологе Маши.

— Да?

— Вот знаешь, а похоже на правду. Вокруг столько серого, черного и темно-размытого, что начинаешь забывать о других красках жизни. Сегодня специально смотрел, во что одеты люди вокруг. Такое впечатление, будто у большинства питерцев дома в шкафу лежит большая черная куча тряпок, и когда человек засовывает руку за одеждой, то шмотки берёт не глядя, ибо всё  там почти одно и то же. Черное, темное и серое. Разве что множество нюансов и сочетаний серого с черным.

— Ну, не знаю! Возле дома моих родителей тьма зданий вырвиглазного цвета, да и сама я выряжаюсь и крашусь так, будто человек-лакокраска.

— Ты — да. Значит, наполняешь этот мир цветом?

— Наполняю, — мечтательно произнесла она, — не то слово. Переполняю, видимо…

Было очень хорошо, очень спокойно и при этом очень грустно. В этот раз что-то произошло, и мы встречались по-настоящему, не то что весной и вообще в те, прошлые ее приезды.

— …вот недавно, на открытии выставки, — продолжала рассказывать Маша, созерцая вечерне-утреннюю зарю белой ночи, — хозяйка галереи рассказывала мне о духовности и что такое хороший человек. Наверное, во время её юности было проще в плане того, что были заданы хоть какие-то ориентиры. А мы — поколение разврата и Интернета. Мое раннее детство, это — Арнольд Шварцнеггер, Чак Норрис, Ван Дамм, Джеки Чан. Мат и голые женские сиськи по НТВ в полдень, а в политических теленовостях — танки лупят по Белому Дому. Позже был человек, похожий на генерального прокурора, развлекающийся с девушками похожими на шлюх, и программа «Куклы». Это потом уже на Ю-Тюбе со шлюхами развлекались люди похожие на либеральных оппозиционеров. Как же я скакала от радости, когда вышел «Клан Сопрано»! Мой путеводитель — не Пепсикола-Перестройка-Горбачёв, а «Улицы разбитых фонарей», «Особенности национальной охоты» и «Агент национальной безопасности». Группа «Тату», «Виа Гра» и «Раммштайн»... Да, и еще — «Красная Плесень»! Понимаешь, в своем малолетнем детстве я учила не «Что такое хорошо, а что такое плохо», а садистские стишата про маленького мальчика. Поэтому усвоила как дважды два: если человек делает мне хорошо — с ним надо забухать в баре, а если он ведет себя плохо — Hasta la vista, baby — надо взять и врезать ему в дыню, а то и похуже что-нибудь сделать. Например — шмальнуть из травматика. И знаешь, я ни за что не променяла бы свое детство и свое поколение сникерса на что-нибудь другое. Скажешь — плохо росла? Нет. Бедно, да, но был и свой колорит, своя экзотика, своя прелесть. Вот только кошмары последнее время снятся: нечто абстрактное, но до чрезвычайности жуткое, прикинь?

— Прикинул. А у меня всего две темы для кошмаров, — признался я. — Во-первых, падение с высоты. Из окна, с крыши, с балкона, с огромной скалы или с обрыва. Нахождение на высоте, с которой никак не могу слезть, а потом, когда уже нет никакой возможности держаться, срываюсь и падаю. Типичный пример: сижу на подоконнике окна небоскреба, свесив вниз ноги, потом возвращаюсь обратно в офис, а там уже отсутствует пол. До самой земли. Во-вторых, это сон про лифт. Обычно какого-то хрена нахожусь в шахте лифта и карабкаюсь по стенке. Кабина опускается, и я понимаю, что вотпрямщаз размажет по стенке. Или комбинация этих вариантов — я в лифтовой кабине, что срывается и падает, вопреки всем страховочным механизмам. Обычно просыпаюсь в критический момент.

Белая ночь постепенно переходила в утро. Город еще спал, бодрствовали лишь те, кто бродил еще с прошлых суток.

— А мой любимый кошмар, — ударилась в откровенность художница, — снится изредка лет десять уже. Я в квартире, в которой жила когда-то давно, в детстве. Только теперь она пустая, без мебели, стены черные, под ногами шевелящийся пол и тусклая лампочка наверху, а за окном — провал тьмы. Кого-то жду, а он все не идет, и вдруг слышу шаги, но знаю, что это не он, что это подделка, имитация. Тогда закрываю поплотней входную дверь, но он проходит сквозь нее, закрываю вторую, он опять проникает, и так далее, прикинь? До ужаса вздыбленных волос жду, как сейчас он войдет, а я как увижу его, а он тут меня ка-а-ак... даже не знаю, что со мной сделает.

— Да уж, и впрямь жуткий кошмар, — сказал я, вспоминая эффектное появление ментовского капитана Игоря перед попойкой с ним. — Фактурный, длинный, ужасный и леденящий. И часто с тобой такое?

— Ну, не так чтобы, — уточнила она, мечтательно глядя в светлеющее небо. — Накатывает иногда. Ты смотрел фильм «Сказки с тёмной стороны»?

— Нет, а надо было? Там про что?

— Мистическая чёрная комедия. Там так: мальчик, попав в плен к очаровательной местной ведьме с людоедскими наклонностями, пытается отвлечь её от подготовки к пиршеству рассказами сборника «Выдумки из мрака». О пробудившейся египетской мумии, о черном зловещем коте и ожившей каменной горгульи. Похоже на мои сны.

— Судя по всему, это по новеллам Стивена Кинга? — заинтересовался я.

— По-моему, да, но я не вполне уверена.

— И в чем мораль? — риторически спросил я.

— Как всегда, — задумчиво и неторопливо закурив, сказала Маша. — Силы Тьмы всё-таки наказывают прежде всего виноватых, но вообще без крайних надобностей в эту сумеречную зону лучше не соваться. От греха подальше. А если тебе вдруг попадает какой-то колдовской артефакт, обладающий реально значимой силой, то лучше закопать его поглубже и забыть навсегда. Поверь, я знаю о чём говорю…

— Верю, — признался я, но девушка не слушала.

—  Вот прикинь,  скоро уже полтора года как я понаехала в Германию. Мне там нравится, я обожаю гулять по набережным европейских городов, бродить по пустым зимним пляжам, бывать в парках, посещать музеи, соборы, чужие выставки. Люблю ездить в метро, смотреть из окна машины или поезда. Моя жизнь организована таким образом, что я избегаю некоторых негативных факторов. Но все равно, время от времени приезжаю в Москву и в Питер. Скажешь, извращенка?

— Спасибо, — вместо ответа сказал я, когда художница закончила свою сложную фразу. Где-то я уже слышал подобную, причем недавно.

— За что это? — непонимающе удивилась девушка.

— Просто спасибо… — а потом немного подумал и добавил: — За то, что ты есть.

В результате расстались мы только к обеду следующего дня. Похоже, что насовсем. Она просила не ждать ее и не провожать в аэропорт, а дать спокойно собраться и уехать.

 

Глава XXI

Путешествие из Петербурга в Москву

Потом прошло еще несколько встреч со всякими посторонними людьми, которых я неправильно называл друзьями, пока не подоспело окончательное понимание факта — время мое здесь закончилось. Из Питера пора было уезжать.

Я позвонил соседу, встретился с ним, передал ключи и предупредил, что в комнате остается ноутбук, за которым скоро зайдет красивая женщина, которую зовут Елена.

Почему я вдруг решил, что снова повезет, а уехать получится сразу и без проблем?

Ошибся. Не повезло. Хороших билетов не оказалось не только на этот, но и на три следующих дня. Может, Город передумал меня отпускать? Или просто решил добавить впечатлений напоследок? Не зная, что и делать, я вернулся в питерскую подземку, понадеявшись, что все само как-нибудь, да и устроится. Предшествующие события дали возможность уверовать в свою счастливую звезду.

Не думая ни о чем конкретном, я вошел в метро, потратил последние деньги на транспортной карточке, спустился по эскалатору, дождался поезда и сел в вагон. Именно сел — имелись свободные места.

Питерское метро чем-то похоже на московское, а в чем-то резко от него отличается. Для большинства — обыкновенный транспорт. Люди едут по делам, назначают встречи, знакомятся и расстаются... Люди ежедневно спускаются под землю, заходят в поезда, переходят со станции на станцию. Таким метро видится тем, кто не оглядывается по сторонам. Людям просто надо достичь пункта назначения, и они чисто потребительски относятся к подземке. Их не интересуют или не успевают заинтересовать тонкости работы того или иного сооружения, особенности функционирования всей подземной инфраструктуры. А структура эта, строясь и развиваясь десятки лет, вобрала в себя столько всего разного, что за годы приобрела самые необычные, неожиданные свойства. Но метро — оно и есть метро — механизм для перевозки людей. Обычных пассажиров, спешащих по своим делам. Я наблюдал таких каждый день. Люди читали или слушали музыку; скучающе блуждали глазами по вагону; преодолевая шум, разговаривали между собой… Рядом со мной пожилой человек, похожий на пенсионера, изучал газету, молодой парень напротив увлекался какой-то игрой на своем планшетнике, правее, две девушки что-то оживленно рассказывали друг другу на ухо, временами хихикая — явно делились какими-то веселыми впечатлениями. Выглядели девицы примерно лет на двадцать. Очень красивыми их назвать было сложно, но и дурнушками они тоже не являлись. Одна, коротко стриженная крепко сбитая спортивная брюнетка, в яркой футболке и новомодно линялых джинсах, с кожаной сумочкой, которую она нежно, будто ребенка, прижимала к груди. Ее подруга, крашенная блондинка, казалась откровенно тощей, и в ее облике просматривалось нечто птичье. В элегантном «маленьком» черном платье, которому место, разве что, в коктейль-баре, но никак не в метро. В ушках болтались большие золотые серьги-кольца. Время от времени она поворачивалась к своей напарнице и что-то возбужденно кричала ей на ухо, а та односложно отвечала. Судя по всему, худенькая пребывала в эйфории, а спортивная пыталась ее успокоить. У обоих хороший макияж, современная одежда, продуманный стиль. Такие девушки стараются не ездить в подземке, а предпочитают глядеть мир из окон автомобилей. Наверное, просто ситуация не сложилась.

Эх, хорошо бы вот так, прям сейчас выйти где-нибудь на проспекте Мира. Или на Тверской. Или на площади Гагарина. А действительно — мне же удалось однажды уснуть на станции метро «Ленинский проспект» в Москве, а потом проснуться на одноименной станции в Петербурге — разбудил полицейский. Полиция вообще способна убивать любое колдовство, изничтожать прямо на корню всякое чудо. Я потом чуть было не свихнулся от всего этого, а когда все-таки убедился в истинности происходящего, даже заболел — через день поднялась температура, и пришлось проваляться несколько суток. Два с половиной года прошло с тех пор.

По привычке я потряс кисетом с игральными костями и глянул на результат.

«Нежданная встреча, новое место, перемена участи, пустые хлопоты и увеличение достатка», — сказали кости. Хоть что-то. Увеличение достатка — всегда хорошо.

В этот момент возникло легкое головокружение и мимолетная темнота в глазах. Этого еще недоставало. От духоты что ли?

Я тряхнул головой, отгоняя неприятные ощущения, и убрал гадательный инструмент в карман. Похоже, мои диковинные действия никого впечатления на окружающих не произвели, и советами пассажиры не замучили. Никому не было дела. Всем пофиг.

Тогда, два года назад, меня перенесло во сне, а наяву такого, скорее всего, не прилучилось бы… А почему, собственно? Вагон — такой же, люди тоже примерно те же, только вот схемы линий и рекламы на стенах — другие. Поэтому лучше не смотреть туда, где рекламы и схемы. Для начала пусть сидящий справа от меня пенсионер будет читать какую-нибудь «Вечернюю Москву». Я скосил глаза, не поворачивая головы. Сидящий рядом пожилой гражданин действительно читал «Вечернюю Москву» — статью об операции по удалению груди у известнейшей актрисы мирового кино. Ну, мало ли? Совпадение такое. Может, он выписывает эту газету? Или приехал недавно из первопрестольной? Парень напротив по-прежнему увлеченно что-то делал на своем планшетнике, а девицы явно собрались выходить — встали и подошли к дверям. Или это уже другой парень, и не те девушки? Похожи, но утверждать не возьмусь.

Что-то не то. Не так что-то.

Как там со схемой и рекламой? Нет, пока не надо туда смотреть. Скоро должен ожить динамик, и тогда все станет ясно — голоса, объявляющие станции в Питере и в Москве никогда не перепутаешь.

Поезд замедлил ход, притормозил, пассажиры, кому полагалось выходить, устремились к дверям, а мужской голос из динамика произнес:

— Станция Пушкинская, переход на станции Тверская и Чеховская. Уважаемые пассажиры, о подозрительных предметах сообщайте машинисту.

Может, у меня просто поехала крыша?

Неужели получилось?

Я встал, и словно сомнамбула, направился к выходу. Да, всё так. Схема линий и рекламы московские. Это московский вагон. Пенсионер с газетой остался на прежнем месте, парень с планшетником по-прежнему что-то тыкал на своем девайсе. Оказавшиеся рядом со мной девушки, как и раньше что-то весело обсуждали, невольно заставляя прислушаться к разговору:

— …у него классный. Но мы расстались, — сумбурно рассказывала псевдоблондинка с серьгами. — Стала вот замечать, как только узнаю, что понравившийся мне парень женат — тут же теряю интерес, несмотря на его качества. То же самое про парней в разводе, с детьми или без, неважно. Пришлось на Мамбе разыскивать.

— Зато в инете все какие-то дрыщавые или слишком качки, — возмутилась ее спортивная подруга. — Я на Мамбу как-то хотела зайти, так мне гейское порно сразу же вывалилось. Может, вирус такой?

— Да ладно, тебе еще повезло — гейское, мне там обычное порно вывалилось! На самом деле рост немаловажен, ну и конечно размер…

Я снова в Москве?

Кто-то сзади спросил, выхожу ли. Неужели непонятно? Раз подошел к дверям, значит собираюсь. Девушки по-прежнему, стараясь перекричать шум метро, громко обсуждая особенности чьих-то частей тела, а я, стоя у дверей вагона, читал и перечитывал надпись на цветной наклейке, где схематичный чёрный человечек подвергался с обеих сторон давлению двух красных стрелок и диагональному перечеркиванию красной полосой.

Внимание!

При прерывистой индикации

сигнала красного цвета над дверным проемом

посадка в вагон закончена!

Идея с наклейками, конечно, правильна и нужна, но реализация заставляет грязно недоумевать. Мысленно. Вот взглянуть бы на автора тех строк. Ничего говорить не буду, просто посмотрю. Что за человек, какие у него глаза, кем работает. Вряд ли автором слоганов и текстов. Хотя — всякое в жизни случается…

Ладно, черт с ними, с наклейками. Я вдруг поймал себя на неприятной мысли, что стараюсь думать о чем угодно, на любую тему, лишь бы не о своем сюрреалистическом перемещении из питерского метро в московское. Пора, наконец, привыкать к искажению действительности. Путешествие из Петербурга в Москву не состоялось, вернее — исчезло, сократилось до неясного мгновенного искривления реальности. 

По-прежнему стараясь думать о чем-нибудь отвлеченном, я вышел из вагона, и направился к эскалатору. Народу было сравнительно много, несмотря на лето и середину рабочего дня. Люди упорно куда-то спешили, как это всегда бывает в центре Москвы. Два здоровенных негра с велосипедами громко беседовали между собой по-английски:

— …Fuck, this bitch stood me up, — с каким-то сожалением в голосе говорил первый.

— I used to go out with this girl, — сочувственно отвечал второй. — She was pretty good in bed, too bad we had to break up…

В результате выбрался я к скверу на Пушкинской площади.

Говорят, сквер доживает свои последние дни и будет реконструирован в этом году. Власти города объявили конкурс на выполнение работ, начальная сумма которых превышает двести миллионов. Предстоит капитальный ремонт фонтана и дорожек, разбивка новых цветников, замена урн и лавочек. Вроде бы эксперты Архнадзора требуют провести открытые слушания по проекту, дабы не вышло как с Александровским садом и Тверским бульваром, где качество исполнения вызвало волну возмущения у защитников исторического облика столицы.

Опять посторонние мысли, что угодно, лишь бы с катушек не слететь.

Москва же… она самая… настоящая. А летняя Москва не вполне удачное место, прямо скажем. Особенно для отдыха. Плохой воздух от обилия машин со скверным бензином, множество чужого народа, вечные транспортные пробки, духота. Надо бы такой налог ввести за владение личным автомобилем, чтоб человек пятьсот раз подумал, прежде чем позволить себе личную тачку. Ведь не оценит народ такого нововведения. Не поймет. В первую очередь сам же я и не пойму.

— О, а вы точны, — сказал кто-то сзади.

 

Глава XXII

Бульварное кольцо

— О, а вы точны, — сказал кто-то сзади. — Вы не ответили на мою эсэмэску, и я грешным делом подумал, что пропустили сообщение. Но на всякий случай пришел, мало ли.

Я обернулся — прямо передо мной оказался Иннокентий Петрович, который сдержанно улыбался.

— Здравствуйте, Иннокентий Петрович, — рассеянно сказал я, будто бы ничего особенного не случилось. — Кажется, я сегодня не в форме. Может, перенесем нашу беседу?

— С чего бы? Хотя — да, вид у вас какой-то не вполне нормальный. Вы хорошо себя чувствуете?

Не знаю почему, но показалось правильным рассказать все то, что произошло. Откуда-то я понимал: этот человек не пошлет меня в психушку, а внимательно выслушает. Я подробно, может даже излишне, рассказал о своем «путешествии из Петербурга в Москву», а после конспективно поведал о других странных историях, в коих пришлось участвовать.

— Хм, — задумчиво хмыкнул мой наниматель, — этого следовало ожидать. — Особенно вам. Собственно, именно поэтому вас и привлекли к нашему расследованию.

— Как это? Почему — я?

— А вы притягиваете к себе искажения реальности.

Далее Иннокентий Петрович попытался объяснить, каким образом можно перескочить из одного места в другое. Получилось у него плохо, половины я вообще не понял, а то, что понял, мог неправильно интерпретировать.

— Начать придется издалека. Был такой американский математик и физик-теоретик Хью Эверетт, гениальный, но сравнительно рано умерший . Он занимался квантовой механикой и не признавал ничьих авторитетов в этой области. В то время, когда мир стоял на пороге ядерной войны, двадцатитрехлетний Эверетт ввел в физику свежую концепцию реальности, оказавшую воздействие на ход всей дальнейшей науки. Свою теорию он назвал «относительностью состояния». Для любителей фантастики он стал авторитетом, создавшим квантовую теорию параллельных миров. Представление, что наша Вселенная лишь одна из множества других, за последние десятилетия превратилось из смелой фантастики в теорию мультивселенной. Еще не совсем точно говорят — кластерной вселенной.

— Вообще-то кластеры, — продолжал Иннокентий Петрович, — это объединения неких однородных элементов. Их можно рассматривать как самостоятельные структуры, обладающие некими общими свойствами. Наша вселенная, в широком понимании, имеет именно кластерное строение. Как писал Аркадий Арканов совсем по другому поводу — «в нашем мире много миров». Более того, у каждого мира есть двойники в параллельных реальностях, его почти точные копии со всеми обитателями. Таких копий множество, они постоянно расходятся, но при определенных условиях субъект из одного мира может перепрыгнуть в параллельный. Окружающие даже не поймут, что случилось, потому что его мгновенно заменит брат-близнец из гиперпространства. Иногда, такой «прыгун» переключается даже без особого повода, когда, скажем, канализацию прорвало, или домой вдруг захотелось. Очень удобно. Проблемы в жизни? Судьба задницей повернулась? Да не вопрос. Уходим в параллельную реальность, и судьба снова как новенькая. Как только в «той» реальности обстоятельства утрясутся, можно вернуться обратно. А можно и не возвращаться. То есть невнимательный обыватель вообще способен не заметить проблем и не ощутить где он находится, в этой вселенной, или в параллельной. Но случаются курьезы, связанные с точками бифуркации. Это именно те самые моменты, когда реальности разветвляются. Эверетт утверждал, что вселенная наблюдателя разветвляется при каждом взаимодействии с каким-либо объектом. Вселенная будет иметь по одной ветви для каждой возможной реализации события, а у каждой из них будет своя копия наблюдателя, воспринимающего только один единственный результат изменений. Теория Эверетта убедительно показывает, что разветвление происходит всякий раз, когда случаются равновероятные события, то есть вселенные множатся постоянно. Например, играете вы в свои октаэдрические кости. И выпала вам шестерка пик, а в параллельных мирах ваши двойники получили остальные варианты. Или так — вам повезло, и вы купили билет до Питера, от которого отказался кто-то другой. В этот же момент, какому-то вашему двойнику не повезло, он остался в Москве и вообще передумал ехать. Потом, когда вам приспичило возвращаться, и билетов не было, вы так захотели домой, что осуществили скачок. А тут еще я со своим желанием встретить вас в условленном месте. Это тоже вызвало определенное возмущение гиперпространства, короче говоря — мы долбили реальность с двух сторон, и ваше появление именно на «Пушкинской» оказалось более вероятным, чем где бы то ни было. Соответственно, ваш двойник оказался в питерском метро, только в параллельном мире. Поняли теперь, что с вами произошло?

— Не совсем, — тупо признался я.

— Ну, как же. У каждого есть двойники в параллельных реальностях, вернее — точные копии. Считается, что они никоим образом недоступны, поэтому можно сказать, что и не существуют вовсе. Но другой физик-теоретик, тоже американец — Билл Вудс, математически корректно показал, что в реальности могут наличествовать объекты, или субъекты, способные осуществлять горизонтальный переход. Перескок, между этими мирами. Он назвал это — «эффект прыгающего субъекта» или эффектом прыгуна. Пресловутый джампер-эффект. Вся сложность в умении контролировать процесс, вызывать осознанный прыжок…

Мы неторопливо брели по Бульварному кольцу. Прошли мимо Трубной, миновали Сретенку и двигались уже в сторону Чистых прудов. Тем временем Иннокентий Петрович закончил свои объяснения, а я приступил к собственным. Наверняка нас уже взяла под контроль система видеонаблюдения Москвы, как людей сомнительных, подозрительных, ведущих какие-то длинные непонятные разговоры.

Я поведал о питерских встречах и тех данных, что удалось добыть. Мой рассказ о беседе с Лизаветой Иннокентий Петрович выслушал с невозмутимым лицом, и виду не показал, что прекрасно знаком и уже разговаривал с ней. Даже задал пару вопросов об этой девушке, словно и не встречался никогда.

— …Таким образом, у меня получается вот что, — завершал я свой рассказ. — Некто скопировал череп при помощи три-дэ устройства, потом, скорее всего вручную, разрисовал его так, чтобы выглядел будто настоящий, и вернул на витрину вместо оригинала. Такие дела… Скажите, а кто мог взять настоящий череп, незаметно вынести его, а после так же незаметно поставить на место копию? Хранитель Андрей Емецкий мог? Несмотря на охрану и видеонаблюдение? Может аппаратуру отключали? Или случались сбои электропитания?

— Невозможно. Это первое, о чем мы подумали. Ничего такого. Проверили несколько раз. Единственная теоретически допустимая возможность — замена во время перевозки после предварительной экспертизы.

— Везли откуда? — спросил я в смутной надежде, что издалека.

— Из института Антропологии. Это у площади Гагарина.

— Времени недостаточно, — удрученно признал я очевидную истину. — Моя версия не выдерживает критики.

— Вот и я о том. Антропологи тоже подменить не могли — люди ответственные, надежные, многократно проверенные, да и знают они, если что случись — на них первым делом подозрение падет. Мы там все перепроверили несколько раз. Но в вашей идее о три-дэ принтере что-то все-таки есть, надо подумать. Питерские встречи оказались тоже очень интересны.

— Может, и тут «эффект прыгающего субъекта» сработал? — в отчаянии спросил я.

— Ой, не хотелось бы. Тогда мы точно бессильны. Оставим эту гипотезу на потом, когда деваться будет уж совсем некуда. Вы вели записи по ходу дела?

— Да, конечно.

— Покажете мне потом, хорошо? А пока — работайте дальше, времени у нас всего пара недель. Так кто, по-вашему, мог убить нашего Емецкого? Предположения есть?

— Выходит так, что никто. Или — наоборот, кто угодно. Никаких улик, никаких данных. В полиции дело приобрело статус висяка. У этого вашего Емецкого был офигительно большой круг общения. С кем он только не встречался. От защитников прав секс-меньшинств, до изготовителей порнографии. С художниками был знаком, даже натурщиком подрабатывал.

— Где подрабатывал?

— В структуре Академии художеств. Еще его периодически арестовывала полиция за незаконные пикеты и демонстрации, но дальше штрафов дело не заходило никогда. Понимаете, недовольных им хватало, но настоящего врага я так и не отыскал. Никто не желал ему смерти. Скорее всего, убили его из чисто деловых соображений.

— Каких соображений?

— Деловых. Кого-то чем-то он очень раздражал. Как говорится — ничего личного, только бизнес. И этот кто-то, кому Емецкий мешал, человек достаточно влиятельный, чтобы спрятать все концы. У меня сложилось впечатление, возможно неверное, что как только я начинаю что-нибудь существенное нащупывать, так раз — и всё. Нить обрывается.

— У вас сейчас что, никаких зацепок? — с явной надеждой спросил Иннокентий Петрович.

— Да зацепки-то есть, а толку? Фактов не хватает, вот беда. А ведь вы просили твердые улики, причем такие, чтобы их потом полиции передать, и чтобы доказательства при этом не утеряли своего значения.

— Понятно, — задумчиво сказал Иннокентий Петрович, — тогда так решим. Вы пока работайте, немного времени у нас еще есть. В конце концов — ничего катастрофического не случится. Ну, снимем мы с торгов этот лот, вычеркнем его из каталога. Такое случается сплошь и рядом. Не впервой. Расходы мы вам возместим, как и обещал. Только документы предъявите — билеты, чеки…

— А убийца?

— Ну, что ж… Выходит, зря старались, и убийца окажется ненайденным вами. Это дело полиции.

И что, всё что ли? Очень уж легко смирился он с возможной неудачей. Спокойно как-то.

* * *

Позже я передал Иннокентию Петровичу подробные отчеты, к которым приложил многочисленные чеки из заведений общественного питания, проездные и прочие расходные документы. И действительно — на другой день счет пополнился соответствующей ожиданиям суммой.

 

Глава XXIII

Подарок

Оставалась еще одна незначительная зацепка: оказавшаяся в конверте с досье карточка клуба «Аттракцион». Данный клуб я немного знал, поэтому всей душой надеялся, что как-нибудь удастся обойтись без непосредственных контактов с этим заведением.

Инвайтер-Артемьев, единственный мой реальный консультант в области клубного бизнеса, как только услышал, что меня интересует, тут же ушел в глубокую несознанку. Рассчитывать на него не приходилось.

Конечно, я давно уже слышал о клубе «Аттракцион». Как и многие в Городе. Это вроде того, как все слышали о бешенстве, столбняке, сибирской язве и прочем, что нехорошо для здоровья, однако мало кто испытал хоть что-то из вышеупомянутого на себе лично.

Клуб «Аттракцион» не для всех. Только для некоторых избранных. Если кому-то надоело кататься на сноуборде с горы Нангапарбат; наскучило летать на дельтаплане с голой задницей через кратер действующего вулкана; приелось плавать наперегонки с крокодилами; если кто-то переспал со всем, что имеет пульс и с тем, что его уже не имеет; если кто-то действительно думает, что испытал и повидал в этой жизни всякое и его уже нечем удивить или развратить, то клуб «Аттракцион» готов принять такого с распростертыми объятиями. Шокировать новыми возможностями. Соблазнить непривычными ощущениями. Дело за малым — получить допуск в клуб. Но если посетитель этого клуба вдруг умрет с улыбкой на устах или ужасом в глазах, пусть потом не жалуется, что его не предупреждали: каждый вступающий дает соответствующую подписку.

Клуб «Аттракцион» спрятал себя на границе жилой и нежилой частей города, где всё окружено плотным кольцом железобетонных заборов с колючкой, бдительной охраной, видеокамерами и сигнализацией, дабы отгородить от всего внешнего. Только людям весьма обеспеченным, очень влиятельным и с чрезвычайно хорошими связями, можно вкусить затейливых наслаждений, предлагаемых этим клубом. Божества и дьяволы, вчерашние преступники и сегодняшние звёзды, яркие гламурные дарования и смазливые молодые подонки, жаждущие необычных сексуальных развлечений и экзотических партнеров, приходят в этот клуб, чтобы насладиться своими замысловатыми играми. Зато, таких как я, охранники держат как можно дальше, и почему-то всегда находят безотлагательную причину отказаться от взятки, даже если это очень хорошая взятка.

Клуб «Аттракцион» расположился на самой окраине промзоны, будто его присутствия смущались или стыдились как обитатели самой зоны, так и население за ее пределами. Собственно, так бы оно и было, если б люди вообще знали, что клуб именно здесь. Заведение не кричит о себе. Не афиширует. Оно строго для членов, а членство исключительно по особому приглашению. Реклама не нужна — те, кому надо, войдут и так, а другим делать тут нечего. Меня, например, ни за что бы не пропустили, поэтому я с нетерпением ждал возможности оказаться внутри.

Я остановился перед входом в клуб «Аттракцион» и задумчиво изучал его с безопасного расстояния. Многое из предлагаемого клубом заставило бы маркиза де Сада потерять веру в себя и навсегда утратить аппетит. Жестокость и страсть здесь смешались вместе, дабы сделаться гораздо противней суммы отдельных компонентов. Люди посещают этот клуб не для развлечения или даже не ради возбуждения. Они приходят, чтобы удовлетворить потребности, которые никто и нигде не потерпит ни при каких обстоятельствах.

Каждый член клуба может привести с собой одного-единственного гостя. В надежде на это по улице, будто ничего не подозревая, фланировали несколько девушек и молодых людей. Наметанным глазом я выбрал одну такую особу, показал ей клубную карту, она кивнула и мы пошли. Это оставался единственный для меня шанс узнать что там и как.

Но глубоко зайти не получилось.

После формального фейс-контроля, оставался самый главный контроль — верификация клубной карты. Охранник провел каким-то навороченным сканером по карточке Емецкого, и тяжело посмотрел мне прямо в глаза.

— Это ваша карта? — уверенным тоном спросил он, внимательно приглядываясь к моей физиономии.

— Да, а что? — с вызовом ответил я.

— Это не ваша карта, — веско заключил охранник. — Я не знаю, как она к вам попала, но лучше быстрее уходите отсюда. У вас одна минута. Время пошло.

Только тут я заметил, что подцепленная мною девушка уже исчезла, будто и не было ее.

Да, не удалось проскочить. Пора сматываться.

Существовала, правда, еще одна возможность узнать что-нибудь полезное. Виртуальный тематический консультант. Я отыскал давно неиспользуемый контакт в аське, и написал.

Я собрал все данные об «Аттракционе», добавил свои собственные наблюдения и заключения, придал им читабельный вид и форму, в результате получился небольшой текстовый файл килобайт на сорок.

Моим консультантом была очень серьезная, обстоятельная тридцатилетняя женщина, работающая в одной из государственных «палат». Местом своим дорожила, и абы с кем языком предпочитала не трепать. На профайле блога она писала о себе так: «юрист, чиновник, неуравновешенный человек, уравновешенный работник, скульптор, писатель, читатель...» Расспрашивать приходилось аккуратно, чтобы не вызвать подозрений. Версия получилась такая — пишу книжку и хочу проконсультироваться по не вполне ясному для меня вопросу. Я прикинулся «валенком» и разыграл полное неведение. Как там сказала Ксюша? Ваниль? Очень хорошо, как раз то, что мне сейчас надо. Маскировка мне нравилась, и должна была сработать.

Дальнейшая наша беседа происходила в режиме чата, но удобнее будет изобразить ее в форме обыкновенного диалога.

Диалог выглядел примерно так:

— Привет. Нужна твоя консультация. Очень.

— Да? Про что? Привет.

— По «теме».

— Ага, консультация, говоришь? Пиши.

— У меня в одном тексте есть кусок про BDSM-клуб. Это вставной эпизод, к сюжету отношения почти не имеющий. Но поскольку я «не в теме», да и вообще, то хотел тебе показать. Вдруг что-то не так?

— Давай, посмотрю. Одиноко... мизантропия и все такое... Так что на мой скорый ответ не рассчитывай.

— Согласен. Лови…

После этого я переслал тот самый сорокакилобайтный текстовый файл со своими наблюдениями и размышлениями.

— Почитала... — ответила она некоторое время спустя. — Ты в тематических клубах или на тематических мероприятиях когда-нибудь бывал? Или это всё твои фантазии?

— Фантазии, — в очередной раз соврал я. — Как мне недавно объяснили, я — ваниль!

— М-м-м-да... тяжелый случай. Ну, тогда навскидку: у тебя очень долго, нудно и пафосно рассказывается о теме... не то, чтобы такого не бывает, пафоса там хоть отбавляй, но такие длинные монологи в реальности вещь весьма редко происходящая... имело бы смысл хотя бы немного разбавить чужими репликами…

— Точно. Согласен. Еще?

— Еще… в промзонах, насколько я знаю, тематические клубы редко устраивают... скорее всякие музыкальные, потому что дешевле... тематический народ — как правило, состоятельный, им в лом переть в какие-нибудь дальние дали... Я знаю три тематических клуба: один находится в трёх минутах от Филей, второй на Покровке, и третий в десяти минутах от Чистых прудов. Насчет закрытых и суперэлитарных ручаться не могу... Как-то так.

— Ага, спасибо!

— Еще одно. Твое описание клуба больше походит на кубриковские широко закрытые глаза. В Москве все проще — как правило, если это клуб не уровня ви-ай-пи, то он состоит как бы из двух помещений. Первое относительно цивильное, с намеками на тему в виде изображений триникси, вероятно, еще каких-нибудь атрибутов, которые постороннему человеку кажутся элементами декора, но дают возможность понять тем, кто в теме, что клуб действительно тематический. Второе помещение либо в подвале, либо вход в него не прямой. Это уже собственно тематическое помещение, с крупными девайсами, типа станка, андреевского креста, лебедки для подвеса, рамы и всего прочего... Собственно, тут довольно простое объяснение — владельцам надо же как-то зарабатывать бабло, а БДСМ-щики в клубах сидят не круглые сутки, где-то раз в неделю примерно. А то и реже. Поэтому основное помещение работает как обычное кафе или банальный бар. В жизни все проще. Взять ту же пресловутую «Евразию», где в ресторанной части проходила обычная ванильная свадьба, а в остальной — наша репетиция Темного бала. Я-то вообще больше в фетише, а не в БДСМ, но эти направления сильно пересекаются, в том числе, за счет одних и тех же людей... Короче, в них много общего.

— Понятно. Ну, я немножко пофантазировал, скажем так. Использовал чужие стандарты. Это как с фильмами про «Безмолвного свидетеля» — хочется чего-то идеально-недостижимого.

— Ну да... я же не критикую — в конце концов — у каждого свое видение, например, в стиле этого можно вписать туда еще чего-нить покруче... но если хочется изобразить что-то более похожее на реал, то как-то так... и еще — названия клубов либо как-то связаны со словом «dungeon» — подземелье, либо являются какими-то совсем нейтральными. Причем, это не только у нас, но и за рубежом тоже.

— Все равно — спасибо!

— Всегда пожалуйста. Удачи!

Да уж. Если и она ничего не знает, то к кому же еще обращаться-то?

А может дела обстоят намного проще? Не верю я в ее полную невинность в этом вопросе. Как и Инвайтеру не верю. Все они прекрасно всё знают и понимают, но предпочитают помалкивать, дабы не сболтнуть чего лишнего. Вполне рациональный подход, понимаю. Наверное, действительно имеются темы, которых лучше не затрагивать, а к их материальным воплощениям не прикасаться и даже близко не подходить.

Иными словами, ничего ценного выудить из этой клубной карты не удалось. Полный облом.

Вот после всего этого я и спрятал досье на Емецкого, чтобы дома не хранить и с собой не таскать. Мало ли как оно повернется.

* * *

Подарок прислали по почте. Вернее — извещение на него.

По обычной Почте России, что представлена железными ящиками на стене первого этажа в холле. Вечно туда суют всевозможный спам: рекламу; визитки разнообразных индивидуалов и корпораций — от электриков до проституток; объявления о замене окон или батарей; портреты кандидатов в мэры и прочий мусор. Для подобной продукции на полу обычно стоит картонная коробка. Уборщица регулярно выкидывает содержимое на помойку, и емкость никогда не переполняется. Иногда, правда нечасто, приходят нужные вещи: разнообразные счета, бесплатные газеты, что незаменимы, как упаковочный материал; объявления жилищного кооператива; извещения. Вот поэтому-то и приходится внимательно следить, дабы не выбросить ненароком что-нибудь полезное.

Извещение на подарок меня почему-то испугало.

Вообще-то всегда, еще с детства, я до ужаса боялся получения всяких подарков. Как правило, дарили нечто лишнее, ненужное или неприятное. Обычно одежду, что была или велика, или мала, или бесила своим фасоном; какие-нибудь нелепые безумно дорогие игрушки, в которые неинтересно играть; бесценные иллюстрированные книжки, которые скучно читать и вдобавок «что-нибудь вкусенькое», от чего у меня, как правило, болел живот.

Подарки долго потом валялись в комнате, захламляя и без того ограниченное жилое помещение, путались под ногами, ломались и постепенно выкидывались на помойку. При этом приходилось выслушивать упреки от родителей, что такая-то тётя, или такой-то дядя подарил (подарила) мне эту замечательную вещь, а я, такой нехороший, ее даже не читал, не играл, не использовал по назначению.

Но случались и неожиданные исключенья. Моя единственная родная тётушка всегда отлично знала, что мне нужно в данный конкретный момент, и дарила именно это. Она дарила что-нибудь биологическое: живого сцинка (который жил потом у меня многие годы, пока его не вытащил из террариума и не задушил кот младшей сестры); гигантскую рогатую раковину морского моллюска мурекса; зуб мамонта; отпечаток рыбы и другие замечательные вещи.

Другая тетушка (вернее — жена брата моей бабушки, но называл я ее тетей) всегда дарила исключительно деньги. Я тогда увлекался биологией, и копил на хороший профессиональный биологический микроскоп. Средства шли в фонд покупки оптического прибора. Кончилось тем, что приобрел я на собранную сумму нечто иное, но это была уже совсем другая история.

Троюродная сестра — единственный близкий по духу и возрасту человек — подарила справочник «Земноводные и пресмыкающиеся СССР» с великолепными иллюстрациями Кондакова. Я всегда испытывал восхищение перед рептилиями и амфибиями. Эта книга до сих пор у меня на полке.

Другим интересным исключением стала оригинальная вещь — ракета, которую надлежало до середины наполнить водой, при помощи специального насоса туда же закачать сжатый воздух, направить вверх, и, нажав на рычажок, отпустить. Кто подарил — я, к своему стыду, уже и не помню. Запуски проводились в городском дворе, а в связи с плотностью застройки, особого простора для полетов не имелось. В жаркие дни игрушка доставляла массу удовольствия мне и моим приятелям. Выбрасывая рабочее тело (воду) под давлением сжатого воздуха, ракета долетала аж до пятого этажа, что казалось ух как круто. Кончилось тем, что кто-то перекачал, и ракета оглушительно лопнула. Однако перед этим, летательный аппарат несколько раз умудрялся попадать на балконы и в окна соседям, что вызвало много шума, жалоб и громких скандалов со стороны скучных и неинтересных взрослых. Наверное поэтому, летающие игрушки никто мне больше уже не дарил, а зря. В детстве я питал слабость ко всему летающему и необычному.

Подарки дарились на новый год и на мой день рождения, причем полагалось развернуть презент при дарителе, изобразить на лице нечто похожее на радость, переходящую в экстаз, торжественно сказать «спасибо» и поцеловать в щёчку. Именно данный ритуал доставлял особые муки и нравственные страдания неокрепшей детской душе. Видимо поэтому тот, кому надлежало ведать моей судьбой, в конце концов, сжалился, и ненужные подарки дарить перестали. Почти.

И вот что-то прислали по почте.

Я чуть было не пропустил квитанцию.

Всё, как положено — извещение на плохой бумаге, которое я чуть было не выкинул при очистке своего ящика. Почтовый ящик ломился от рекламы накопившейся за время моего пребывания в Петербурге.

Ни о чем особенном не думая, я взял казенного вида бумажку и отправился в почтовое отделение.

Летний город жил своей обычной жизнью. Нещадно пекло солнце, гудели машины, шелестела листва, чирикали воробьи и каркали вороны. Бомжи сидели возле помойки и терпеливо ждали, когда кто-нибудь выбросит в контейнер очередной пакет с мусором. Весело шумели дети. Где-то в небе обиженно кричала одинокая пустельга. Жирные глупые голуби, дергая головами, ходили по асфальту в поисках крошек и подачек от сердобольных старух.

На почте толпился народ, со стен смотрели рекламные плакаты о пользе почтовых отправлений, а отсутствие хорошей вентиляции создавало духоту.

Ожидавшие своей очереди клиенты четко делились на две неравные категории — молодежь и пенсионеры. Первые явно прибежали за покупками, сделанными через Интернет. Зачем пришли вторые, сказать не берусь, однако всех объединяло общее недовольство, заметное по выражениям лиц. Люди казались злыми и уставшими.

Отстояв очередь и предъявив квитанцию, я получил синюю коробку с логотипами Почты России. Коробка оказалась сравнительно большой, довольно тяжелой и очень неудобной в переноске. При получении посылки еще хотели снять деньги за хранение — первичное извещение, видите ли, выписывали на каком-то вторичном извещении, или что-то вроде того, не помню уже. Короче, ничего этого я не понял, устроил скандал, и обошлось без дополнительных выплат.

Наверное, от жары, из-за долгого стояния в духоте, а может от созерцания унылых интерьеров почтового отделения, или от перетаскивания неудобной коробки, захотелось спать. Я поставил коробку в угол, бросился на диван и почти сразу провалился в сон.

Сон был яркий и объемный, как в детстве. Снилось, будто прячусь в кустах черных удушливых цветов. Все вокруг черно-белое, с оттенками серого. Тихий узкий пустой переулок, незнакомое место. Вдруг вижу огромного бегущего паука. Почему-то боюсь его, и смотрю на него в ужасе. Это удивляет. А вокруг вроде бы Петербург, только совсем непохожий на тот город, что хорошо знаком и любим. Это страшный, холодный, бездушный город, высасывающий жизни из своих обитателей. Появляется медленно идущая Смерть с косой, словно на маскараде хелоуинской вечеринки. Подходит ближе, ближе, как вдруг замечаю приросшего к ее телу паука, составляющего с ней единое целое. Эта помесь смерти и паука явно кого-то ищет. Вокруг по-прежнему ни одного человека. Внезапно из-за поворота вышла еще одна такая смерть, потом еще… Возникло ощущение, что сзади движется такой же монстр, но тут что-то зазвенело, и сон прервался.

Звонил телефон.

В свое время я специально выбрал сигнал, наиболее похожий на обычный звонок, какие были раньше, в аппаратах с наборным диском.

— Да? — сонно спросил я трубку.

— Ты что, спишь там что ли? — говорила та самая знакомая, что втравила меня во всю эту детективную историю. Моя нанимательница. — Привет! Давно вернулся? Надо будет встретиться и спокойно поговорить. Ты куда-нибудь ходил, что-нибудь делал?

Поняв, что ей ничего толком не известно, я почему-то решил не распространяться о походе на почту. Особенно по телефону. Да и зачем ей?

— Да нет вроде бы… Ничего такого.

— Вот и молодец. Я тогда заеду за тобой, ладно? Только резких движений не делай. Ну, пока, не скучай.

Чего это с ней? По-моему она никогда не заезжала за мной, все происходило как раз наоборот. Каких еще резких движений?

Потом я аккуратно вскрыл посылку и развернул коробку, внутри которой оказался пластиковый предмет, похожий на источник бесперебойного питания для персонального компьютера, но без соответствующих разъемов и маркировки. Сверху притягивала взгляд ярко-желтая наклейка с призывной надписью: «OPEN HERE». Только отлепил, как что-то открылось, и мир для меня сразу же пропал.

 

Глава XXIV

Валериан Георгиевич

Валериан Георгиевич, заслуженный московский пенсионер, понимал, что миссия, порученная ему, абсолютно секретна, поэтому неблагодарна и совершенно бескорыстна. Знал Георгич, на что шел, добровольно неся свой крест.

Первое время, когда он остался один, жизнь казалась конченой и никому не нужной. Дети давно выросли и уехали на чужбину. Внуки вообще почти позабыли родной язык (а может, и не знали его никогда?) никто с дедом не водился. Да и общих тем для разговоров не возникало. Водка тоже не спасала — непереносимость к алкоголю оказалась врожденной. Купил, было, компьютер с Интернетом, но тот поработал с месяц, потом начал развратные картинки показывать, а еще после и совсем заглох. Не верил Валериан Георгиевич ни китайцам, ни буржуям — отечественный компьютер купил, родной. Не помогло. Это уже позже Георгич понял: агенты Мирового правительства так подкапывались, сначала совратить хотели порнографией, чтобы шантажом взять, а как ничего не вышло, совсем испортили умную машинку. Через Интернет. Хорошо хоть ремонтника компьютерного Георгич не вызвал, не знал еще тогда, что все они Мировому правительству служат и у Госдепа США на жаловании. Пробовал в церковь ходить, но как увидел, что нету там Бога, а батюшки все как один ненастоящие, поддельные, сплошь переодетые сотрудники Моссада, то бежал прочь оттуда и впредь зарекся.

Стал замечать Валериан Георгиевич, что соседи в квартирах на этаже меняться начали. Вроде бы внешне так же выглядят, но не они это — фальшаки, подделки, муляжи ходячие. А те, кто подальше, с верхнего и нижнего этажей — те продались. Тоже стали на Мировое правительство шпионить и травить экологию. То стены сверлят, чтобы трубки туда вставить и нервным газом по сигналу удушить, то музыку запустят гипнотическую, то в телевизор вместо обычных программ транслируют поддельные передачи. Такие ложные передачи Георгиевич быстро определять научился, и сразу переключал на другой канал, а все стены фольгой обклеил — излучение экранировать. Щели в квартире загерметизировал — чтобы никакой газ теперь не проник. Но когда мысли его, Георгича, перехватывать начали, да по телевизору транслировать, ящик пришлось отключить совсем. Его Валериан Георгиевич потом к помойке отнес и в бак выбросил, дабы избежать соблазна. Телефон тоже выключил — слишком уж часто агенты Мирового правительства звонили и проверяли: не поддался ли еще? Держится ли? Но, отключив аппарат, за телефон Георгич исправно платил — мало ли что могло произойти.

Депрессия и безысходность не оставляли ни на минуту, сны стали уродливы и ужасны. Особенно после того, как заменили в подъезде лифт (дураку ведь понятно, кем, для чего, и на чьи деньги это было сделано!)

В продуктовые магазины Георгич старался вообще не ходить и ничего там не покупать. Только на рынке. Воду фильтровал и дважды кипятил. Знал же, что через ГМО это проклятое, Мировое правительство всех людей давно уже активно зомбирует. А ГМО, оно же везде — в продуктах, в напитках, в соли, в сахаре и в воде из-под крана. А кто не переделывается, кто сопротивляется, как он, тех изводят по программе Бжезинского, главного идеолога горбачевской Перестройки и сторонника дальнейшего расчленения России. В промтоварные Георгич ходил, но покупал исключительно то, что имело ГОСТ. То, что без ГОСТа — всё поддельное, отравное и ядовитое, это он знал точно.

Страшно сказать, но Валериан Георгиевич подумывал даже смертный грех совершить и руки на себя наложить. Уберёг Господь. Оказалось, нужен Родине Георгиевич, да еще как нужен! Сработал вставленный в коронку зуба радиоприемник-передатчик, и голос в голове приказал:

«Привет вам, Валериан Георгиевич от истинных патриотов России! Настал ваш час послужить Родине! С вами говорит старший оперуполномоченный Главного управления госбезопасности майор Круглов. Итак — запоминайте первое ваше задание…»

Так и не узнал бы никогда Валериан Георгиевич про передатчик, заподозрил бы, что с ума рехнулся и голоса в голове появились. Но Господь опять оградил. Вовремя надоумил книгу одного из последних истинных патриотов прочитать. Понял Георгич, что это включился установленный стоматологом нержавеющий радиозуб, а звук от него через кости поступал прямо в мозг Георгича. Задание оказалось несложным. Надлежало купить хороший телескоп, и внимательно следить за двором, благо жил Георгич на предпоследнем этаже шестнадцатиэтажного дома. Все наблюдения записывать в специальную тетрадь, для последующей сдачи сотруднику Органов. Особенно внимательно предлагалось надзирать за офисом, расположенным на первом этаже жилого дома напротив.

Пришлось искать магазин с телескопами и купить устройство. Деньги на книжке имелись — переводили дети-эмигранты, хотели все совратить заграницей, даже переехать уговаривали. Не иначе, как тоже продались. Хорошо, что не поддался Георгич, устоял перед соблазном, да и деньги вражеские сберёг — будто знал, что на благое дело потребуются. В телескопах Георгич разбирался вполне прилично — еще в детстве ходил в астрономический кружок дворца пионеров. Хороший прибор выбрал, самый дорогой, системы Максутова: благо коротенький, в случае чего и спрятать можно.

Настала у Георгича новая жизнь, интересная, нужная, полная тревог и увлекательных опасностей. Майор Круглов регулярно выходил на связь, указания давал.

Постепенно разузнал Георгич об этом офисе всё. Что за контора, как называется, какие люди там работают. Когда приходят, когда уходят, телефоны ихние выяснил. И тут понял — это же свои, родные, только прикидываются буржуйской фирмой, а на него, на Георгича, важная миссия возложена — следить и охранять. Когда надо, то и просигнализировать. Уберечь от беды. Как следить ночью, и куда сигнализировать — Георгич даже не думал, об этом позаботятся другие, кому положено. Но днем вахту нес исправно, все записывал и докладывал майору Круглову, когда тот выходил на связь через радиозуб. Майор Круглов благодарил за службу и давал новые директивы. Указания были простые и несложные, причем о некоторых Георгич и сам перед тем даже не говорил — только думал. Что ж, тем лучше: стало быть, майор Круглов мысли Георгича на контроле может держать, значит, перехватывают наши у Мирового правительства инициативу, не зря Валериан Георгиевич службу свою несёт.

Когда подозрительный мужчина вошел в офис вместе с молодой девкой и они не вышли даже после окончания рабочего времени, Георгич забеспокоился. И девка не ушла, и мужик остался. Под ручку пришли, как влюбленные, но что-то было не так. Видимо, это и был тот самый шпион, решивший спрятаться в офисе, дождаться ночи, а потом начать свое черное дело. Задурил девушке голову и заставил повиноваться своей воле, а теперь связал и пытает где-то. Нужно срочно оповестить майора Круглова. Но почему молчит сам Круглов? Почему бездействует радиозуб?

Тут от страшной догадки Георгича бросило в пот.

Враги перекрыли канал связи! Он, Георгич, врагами уже раскрыт, и они изолировали его! Отключили от Главного управления госбезопасности! Майор Круглов ничего не слышит! Что делать? Звонить?

Звонить, срочно звонить, и открытым текстом сказать, что да как. Знал Георгич, что звонки в полицию обязательно записываются, значит те, кому надо, все равно узнают. Получат информацию.

По-стариковски горбясь, Георгич отошел от телескопа, включил давно уже молчащий телефон, снял трубку и позвонил полицейским…

 

Глава XXV

Хикикомори

Пришел я в себя оттого, что кто-то старательно лупил по моему лицу холодной мокрой тряпкой.

Предательство — это когда тебя неожиданно и внезапно превращают в говно. Все прочее можно рассматривать как вариации. Я сидел крепко примотанный коричневой липкой лентой к обычному офисному стулу ладонями вверх. Лена стояла рядом с занятыми руками: в одной мокрое полотенце, в другой — готовый для инъекции шприц с какой-то голубоватой жидкостью.

— Думал, мы друзья… — выдавил из себя я, а сам лихорадочно соображал, что вообще можно предпринять в теперешнем положении. Она что, приехала за мной из Петербурга? Как вообще узнала, что я уже в Москве?

— Друзья, но главное правило профессионала — не оставлять следов. Не вырабатывать почерка, ни один способ выполнения заказа не должен походить на предыдущий. Почерк — смерть для специалиста моего профиля. И никаких свидетелей. Иначе — конец. Неужели ты всерьез полагал, что оставлю тебя в покое, при всех знаниях обо мне? Могла в принципе и оставить, хотела даже, но получила на тебя заказ, так что ничего личного. Извини.

Моя бывшая подруга была облачена в черный обтягивающий комбинезон напоминающий термобелье, одеваемое аквалангистами под гидрокостюм. Как это ни странно, но ее поведение не вызывало никакого удивления, только досаду и отвратительное ощущение безысходности. На втором стуле, таком же, что и подо мной, аккуратно висела легкая женская ветровка оранжево-рыжего цвета.

— Сама же говорила, что необходим друг, которому периодически надо изливать душу, — на что-то еще надеясь, сказал я. — Или я что-то не так понял?

— Друг, которому надо изливать душу, необходим. Но я никогда не говорила, что постоянный. Кстати, ты сам напросился, и в друзья, и в слушатели моих откровений, так что не жалуйся теперь. Ничего личного, повторяю, только работа. Этого требует мой бизнес. Да, я высоко ценю твою дружбу, поэтому ты ничего не почувствуешь, не будет никаких неприятных ощущений.

— За это — спасибо, — как мог саркастичнее сказал я. — Тогда о чем мы сейчас тут болтаем?

— Хочу убедиться, что ты нигде, ничего не спрятал, не сохранил каких-нибудь записей или улик против меня.

— Как убедиться? — мне уже не хотелось ничего говорить, но пока шел диалог, я старался поддерживать его до последнего, задавая всё новые и новые вопросы.

— Очень просто: ты мне сам всё сейчас расскажешь.

— А как удостоверишься, что не совру? Подключишь к детектору лжи? Вколешь «сыворотку правды»?

— Ну, видишь, какой ты молодец! Всё уже знаешь. Только теперь выражение «сыворотка правды» обычно не используется. Говорят просто — амитал или пентотал. Только не рассчитывай на «амиталовое интервью» — метод устарел, малоэффективен, позволяет скрывать данные, да и ты не советский диссидент. Эффективность этих препаратов невелика. Сейчас есть кое-что получше.

— Что, например?

— Много всего, но реально используется только два препарата. Вообще-то существует целая серия, что создавалась по заказу советской разведки в ходе «фармацевтической гонки» спецслужб. Препараты шли под кодовыми номерами, например — знаменитый эс-пе сто семнадцать — расшифровывается как «препарат специальный» с номером. Говорят, государственные службы применяют его до сих пор. Не знаю, может быть. Когда-то каждое использование этого вещества фиксировалось особыми процедурами и строжайшим учетом, но потом были утечки, предательства и кражи, поэтому сейчас как сами препараты, так и инструкции по их применению, доступны всякому, кто может хорошо заплатить. Нелегально, разумеется. Теперь ты скажешь то, что мне нужно и сделаешь всё то, что мне потребуется. Ты станешь, ненадолго, моим внешним жестким диском.

«Зачем она мне это говорит, причем именно сейчас? — нервически думал я тогда, — для чего это ей?»

— А если откажусь?

— Насмешил! Да кто тебя спрашивать-то будет? Знаешь, что такое Хикикомори? В переводе с японского это означает «замкнутый, нелюдимый человек», примерно так. Варианты зависят от личных особенностей, некоторые хикикомори находятся в изоляции годами, а в редких случаях — десятки лет. Хотя обычно они не имеют работы и живут за счет родственников, меня жизнь заставила адаптироваться и работу найти. Какую — сам знаешь. Иногда у всех нас включается такой режим, но для меня он стал образом жизни, к которому бессознательно стремилась с самого детства. Одиноким пауком я сидела в своей паутине и ждала удобного случая. Мне всегда было намного интереснее наедине с собой, чем в компании других. Потом я нашла тебя, и это в какой-то степени спасало. Ты был единственным исключением из общего правила. Ты слушал меня, а мне было интересно слушать тебя. Но вдвоем с тобой темы быстро иссякали. Даже Интернет, который сначала так увлек обольстительной и притягательной анонимностью, перестал быть таковым. Приходится следить за каждым своим словом, а я это ужас как не люблю. Хикикомори очень часто кончают самоубийством, как гласит неумолимая статистика. В последние пару лет я заметила, что снова ухожу в себя, моя болезнь начинает возвращаться. Кончать с собой я не собираюсь, зато могу слить всю негативную информацию на внешний носитель, а потом уничтожить. Избавиться таким образом.

— Носитель — это я? — спросил я напоследок. — Для этого тебе и потребовалось читать мне сейчас все эти лекции?

— Ты очень догадлив. Короче, извини…

Как бы хотелось тогда, чтобы «в этот момент, как только прозвучали её слова, дверь вылетела под ударами сапог, и в помещение ворвалось несколько омоновцев».

Но ничего подобного не случилось. Лена отшвырнула мокрое полотенце, что еще держала в руке, и профессионально размяла примотанную к подлокотнику мою руку. Найдя вену, аккуратно, не торопясь, ввела раствор из шприца. Последним отчетливым воспоминанием, похожим на галлюцинацию, был бегущий по руке огромный паук.

От места укола поползло легкое покалывание, щекотание, онемение распространившееся сначала по предплечью, потом по плечу, еще дальше… Помню, вдохнул раза два полной грудью и окружающее поплыло, а в голове все закружилось. Ненеожиданно я понял, что у меня отсутствует точка опоры в нравственном значении слова, мне мерещилось, что я, на самом деле, не я, а и есть та самая точка опоры, которой у меня нет. При этом всё вертелось и куда-то падало, причем от этого мне делалось безумно страшно, но ум понимал, что все прочие люди тоже точки, а раз так, то и они также куда-то падают вместе со мной. После такого понимания делалось легче. Наползала сильная волна положительных эмоций от осмысления факта, что одни точки вертятся вокруг тех, что обладают опорой, как колесо: в центе точка, опирающаяся спицами на обод, состоящий из бесчисленного множества точек. Осознавая это, я видел звуки, которые стали тише, и слышал краски окружающего мира, который растворялся в этих звуках и затухал. «Картинка» исчезла...

* * *

Мир будто кто-то включил. Сразу.

Сознание появилось, словно изображение на экране большого телевизора. Когда открылись глаза, и я увидел свет, показавшийся ослепительно-ярким, сразу понял — живу. Возникла безумная радость, что родился заново. Затем пришла мысль: наркоз не подействовал. Загрызла досада, что опять всё повторится, что не всё ещё закончилось, и что снова придется переживать последние минуты перехода в никуда. Потом пришло осознание прежней связанности по рукам и ногам, ощущение мутной и пустой головы.

Дико хотелось пить. Я попытался выругаться, но получилось лишь бессвязное бормотание. Язык не повиновался.

Помещение осталось тем же, только никто кроме меня в нем уже не находился. Ничего не изменилось, даже мокрое (или уже сухое?) полотенце валялось там же, куда его бросила Лена. Правда ее рыжая ветровка пропала.

Действительность оказалась не так проста.

Сколько я так просидел, даже не знаю. Казалось, целую вечность. Тогда время играло со мной в странные игры.

На мои вопли пришёл какой-то похожий на охранника мужик, и возмущенно осведомился, а чего это я тут делаю? Причем сижу привязанный, да еще в запасном офисе? Я б ответил... Но язык все еще плохо шевелился, да и достаточно скверное самочувствие мешало озвучить то, что вертелось в голове. Но охранник с некоторым сомнением всё-таки меня освободил, вернее — разрезал липучку. Встать не получилось — ноги не слушались. По просьбе, высказанной жестами, мужик сжалился и принес воды.

Потихоньку всё начало приходить как бы в норму. К этому времени приехала «скорая», затем появилась полиция, и меня отвезли в больницу. Там и накрыло. Пошли самые настоящие глюки, описывать которые не буду, хотя помню их очень хорошо. Потом врач рассказывал, что я постоянно задавал вопросы, типа «где я? что я? кто все эти люди?» и все в подобном роде. Ночью стало немного лучше, и я уснул.

Привидевшееся было чем-то средним между обычным сном, галлюцинацией и ложным воспоминанием.

Мне приснилось, что приходил домой, в свою квартиру, и собирался вскрыть почтовую коробку. Коробка не открывалась, что показалось странным. Тогда я почему-то решал ее слегка размочить. Шел в коридор, и в задумчивости останавливался у двери в ванную. Тут слышался странный шум, будто что-то тяжелое и медленное ползло по полу. Становилось жутко, я вбегал в ванную, запирал дверь на задвижку и замирал. К тому моменту никакой почтовой коробки в руках уже не имелось. Ползущее нечто подбиралось снаружи и принималось всей своей массой напирать на дверь. Я как будто видел, что происходит с той стороны: перед входом в ванную ворочалась бесформенная туша, похожая на черную амебу колоссальных размеров. Она выглядела настолько страшно, что сковывал ужас. Не оставалось сомнений, что я в ловушке, и тварь никуда отсюда не уйдет. Тварь шумно ворочалась у двери, издавая низкое неравномерное гудение. Похоже, она уже вполне приготовилась протиснуться в дверную щель. Казалось очевидным, не стоит даже попытаться выскакивать и бежать — всё равно ничего не получится — выход заблокирован. От страха просыпался.

Необычайно реалистичный сон, но какой-то дурацкий и детский. Напрягало, что с незначительными вариациями он повторялся несколько раз за ночь, регулярно заканчиваясь на одном и том же месте.

Утром следующего дня пришел врач и сказал, что уже можно понемногу вставать и ходить. Жутко трясло, скакало давление, сердце, казалось, готово разорвать грудную клетку. Чудилось, что я сейчас сдохну. При этом не ощущалось ни малейшего желания валяться в полузабытьи и мучаться от больного безобразного сна. Хотелось активно двигаться и куда-то идти.

Диагноз у врача получился таким — сильное отравление неустановленным веществом. Но я справился. Об одном только жалею, что не спросил у освободившего меня мужика, как его зовут и что такое запасной офис?

Однако нормально ходить я начал лишь на третьи сутки.

Вот тут-то и ожидал сюрприз. У дверей палаты сидел полицейский, который запретил выходить куда бы то ни было. Тогда я решил, что для моей же безопасности, льстил себе, что так охраняют от возможного киллера.

Когда еще немного оклемался, начали доставать соседи по палате. Люди в основном пожилые, они говорили или о политике, или о давно минувших бабах, словно ничего иного, достойного их внимания, на свете в настоящее время не существовало. Даже собственное лечение интересовало их как-то слабо и обычно выходило за рамки обсуждаемых тем.

Меня они будто не замечали и ни о чем не спрашивали.

А потом снова пришли полицейские, но уже совсем другие, в штатском, похожие на переодетых бандитов.

Терять было нечего, и никаких обязательств я за собой не ощущал, поэтому рассказал всё, что могло заинтересовать ментов. Сдал Лену со всеми потрохами и особыми приметами. Потом заявился какой-то хмырь и мы, совместными усилиями, сделали ее фоторобот из кусочков разных посторонних лиц. Результат получился немного похожим на фотографию из паспорта, особенно если не придираться к мелочам и эстетическим подробностям.

Довольно скоро стало казаться, что менты мне не верят, а потом эта «кажимость» перешла в полную уверенность. Мне действительно не верили, ни одному слову. По-моему полицаи считали, что я сам и есть если не наемный убийца, то, как минимум важный пособник этого киллера. Близкий сообщник. Полицейский у входа в палату сидел совсем не для того, чтобы защищать. Меня не охраняли, а стерегли, и, судя по всему, считали опасным преступником. Никто не хотел разговаривать со мной.

Все стало по-другому на пятый день нахождения в больнице, я сразу почувствовал изменения в отношении. Наконец пришли те самые, в штатском, и сообщили, что претензий уже нет, а я должен благодарить господа бога и своих адвокатов.

Каких адвокатов? Откуда?

Ха, это и в самом деле забавно.

Так прошло еще три дня. Потом, на обходе, лечащий врач с явным облегчением заявил, что пора уже выписываться. Мне отдали все вещи, находившиеся на мне при госпитализации (или при аресте?), я переоделся и вполне счастливый вышел на улицу.

Однако ожидало и весьма досадное открытие. Те самые октаэдрические игральные кости, что постоянно лежали в кармане, пропали вместе с кисетом. Вещь, конечно, ерундовая, но к ним у меня возникла устойчивая привычка, поэтому потеря оставила очень неприятный осадок.

Что-то со мной случилось в этой больнице. Или перед ней? Будто кто-то вытащил ту самую сущность, в присутствие которой я никогда не верил.

Что же ты со мной все-таки сделала, джёрёгумо-хикикомори, замкнутая, нелюдимая женщина-паук?.. В кого меня превратила?..

Я никого не хотел слышать видеть и знать. Отключил телефон, мобильник и Интернет. Почта, что явно накопилась за мое отсутствие, так и лежала на каком-то сервере невскрытой и неразобранной.

Хотелось лишь одного — долго со вкусом отоспаться. При этом чтобы не трогали и не допекали.

 

Глава XXVI

Философия настоящего времени

Утро. Завтрак, душ, прочие гигиенические процедуры, одежда, выход на улицу. Машина? Нет, еще пока рано, не сейчас. Предположим, что ее у меня вообще нет.

Небольшая прогулка. Бомжи, будто воробьи на жердочке, вход в метро, двери, турникеты, эскалатор.

Еду в поезде, смотрю по сторонам. Обыденные картинки метрополитена возвращают к повседневности и вносят спокойствие в растрепанное сознание.

Как же меняется психология пассажира в зависимости от его расположения в вагоне. Те, кто успел усадить бренное тело, либо с животным удовольствием наблюдают за теми, кто проворонил, либо сидят, уткнувшись в газету и читая об эстрадных звездах. Кто с кем спит, и кто кого трахнул, что и как сейчас модно носить, и какой кандидат в мэры наиболее подходит для москвичей. Остановка. Вместо людского потока в вагон заходит одиночная грязная куча лохмотьев, принося новый аромат в уже устоявшуюся смесь запахов. Бомж-попрошайка. Я вижу его на протяжении нескольких лет в разных поездах, на разных маршрутах, и уже успел изучить истории, которыми это существо снабжает доверчивых пассажиров. Вот и в этот раз старая байка о больном ребенке, которого не на что лечить. Мне плевать. Для меня окружающие — просто чужие маски, невнятные тени, хаотично движущиеся вокруг. С ненастоящими эмоциями, с фальшивым страхом в глазах. Но это всего лишь миг, затем все угасает и я продолжаю свой замкнутый путь.

Вот и нужная станция. Покидаю вагон. Рядом со мной идет какой-то дед, судя по всему — пенсионер. Он шамкает остатками зубов, пытаясь разжевать орешки. Приятного аппетита, дедушка, не так долго тебе орешки кушать. Справа от меня мамаша несет дитя, сплошь покрытое коричневой сыпью. Рядом с ней идет быдловатого вида паренек в дешевых кроссовках, третниках, джинсовой куртке и кепке на затылке. Вдруг я чувствую на себе чей-то взгляд. Оглядываюсь и вижу перед собой маленькую девчушку лет пяти. Она смотрит на меня и открыто улыбается. Невольно улыбаюсь в ответ, быстро отворачиваюсь и продолжаю движение. Зря ты девочка так улыбаешься чужим дядям. Нельзя к людям с распахнутой душой. Нагадят они тебе в душу, в открытую. Перехожу на другую станцию, вижу приближающийся поезд, жду. Он подъезжает, останавливается и жадно распахивает двери, дабы впустить в себя очередную порцию человеческой биомассы. Вхожу. Осторожно, двери закрываются. Поехали. Все слишком заняты своими никчемными делишками. Остановка. Выхожу, делаю новую пересадку. Снова жду поезда, вхожу в вагон и еду уже в обратную сторону. Кругом люди, человеки. Кто-то читает, кто-то делает вид, будто спит, чтобы не уступать место. Вот и моя станция. Вагон выплевывает из себя множество людских тел. Человеческие существа куда-то спешат, суетятся. Двигаюсь в сторону выхода в город. Эскалатор. Поднимаюсь наверх и выхожу на улицу. Летний воздух наполняет мои легкие, и я вновь ощущаю себя живым. Ускоряю шаг и стараюсь как можно быстрее дойти до дома. По-моему, постепенно становлюсь параноиком. Или уже?..

Асфальтовая дорожка, двор, подъезд. Теперь именно подъезд, парадные остались там, в Петербурге.

Опять дома, будто вагон на своих рельсах. В жизни каждый всегда выбирает или прокладывает себе рельсы, по которым движется состав судьбы. Без рельсов поезд не способен ехать — колеса увязнут в грунте. Никто не сможет без рельсов. Если рельсы хорошие, то покатится плавно и быстро. Но тогда любое препятствие может оказаться роковым, каждая пропасть может стать гибельной, каждый камень способен сломать колеса, а следом и весь состав. Рельсы необходимы всем. Обществу, людям, что снуют и там и здесь, что заботятся только о своем благополучии, но без направляющих не могут. Люди строят планы на будущее, ставят какие-то цели в жизни, хотя ни о каких целях без рельсов и речи идти не может.  Если подумать, цель, в общем-то, одна почти у всех. У большинства.

Это — общение.

Почти все стремятся к созданию Ближнего Круга — устойчивой группы близких, членами которой они являются. Численность группы неважна — она может состоять из двух человек, а может и из нескольких десятков. Но есть тут один важный момент — поведение «близких» должно быть предсказуемо, вернее — они выглядят близкими как раз настолько, насколько предсказуемо их поведение. Если ваш друг или подруга начнет вести себя неожиданным образом, вы оказываетесь как бы в пустоте — очень неприятное состояние для большинства людей. Тут множество возможных причин — здоровье, семья, работа, менты, и прочие неожиданные факторы. Поэтому человек обязан готовить себя для жизни в одиночку. Заранее готовить. В конце концов, чем меньше у него близких людей, тем он независимее. Свободнее. Если их нет вовсе — он практически неуязвим…

Какая-то мерзкая философия лезет в голову.

Наконец, возникает минимальный интерес к происходящему. Вдруг появляется желание проверить электронную почту. Включаю компьютер, вытряхиваю письма. Сколько же тут всего… А, вот они, ответы на мои запросы.

Довольно долго читаю пришедшее и осмысливаю новую информацию. Что-то не складывается, чего-то не достает… Ладно, потом.

Балконную дверь пошире, и на кушетку. Сегодня никаких дел, только детективный роман, что как-то скачал из сети. Открываю электронную книжку и принимаюсь за чтение.

Роман начинался с того, что в запертой изнутри квартире обнаружен труп хозяина. Соседи вызвали полицию. Начав расследование, опергруппа сразу же выясняет, что человек убит ножом из собственного столового набора. Ни взлома, ни отпечатков пальцев, вообще никаких следов. Непонятно также, каким образом убийца проник в квартиру и, главное, не ясны мотивы преступления. Ничего не пропало. Врагов у погибшего не было, наследников — тоже. Короче — стандартный такой детективчик, именно то, что мне сейчас надо.

Минут через пять звонок. Игнорирую — меня нет, идите все знаете куда? Звонок повторяется. Кто там такой упорный? Поднимаюсь, иду к дверям, смотрю в глазок.

Никого, только на площадке, перед самой моей дверью стоит плоский чемоданчик «дипломат». Такие кейсы были очень популярны лет двадцать назад, а теперь лишь бандиты да референты коррумпированных чиновников таскают такие. Да и то редко.

«Не моё!» — как сказал один малосимпатичный персонаж Булгакова. Но что-то во мне дергается, поэтому я открываю дверь и забираю чемоданчик себе.

Позже взгляну. Потом. Для начала хорошо бы освободить городской рюкзак, который так и валяется после возвращения из Петербурга.

Приступаю к разборке.

Только сейчас вспомнил, что, конечно же, я забыл все купленные на Апрашке шмотки, большая часть из которых стала уже грязной. Помнится, запихивал от посторонних глаз под диван. Ладно, фиг с ними, со шмотками. Не велика утрата.

Так, приобретенный в Гостином дворе спальник тоже остался в Питере. Может, позвонить Арине и попросить забрать? Нет, не надо. Переживу как-нибудь, тоже не самая страшная потеря.

Вроде, все тут… А это еще что? Тонкая папка-планшет с зажимом, с какими обычно следуют за своими шефами дрессированные секретари. Вроде бы, у меня такой папки не было. Не помню как-то.

Что там?

Открываю и нахожу один-единственный лист бумаги обыкновенного формата с напечатанным при помощи лазерного принтера текстом. Шрифт «Ариал», двенадцатый кегель, средняя жирность, через полтора интервала, механически отмечаю я. Ни обращения, ни подписи, но по характеру письма полностью понятно от кого послание и кому.

Специально выбрал время, когда тебя нет, чтобы без лишних вопросов. Кое-что удалось выяснить по делу, по которому ты приехал. Действительно, возбудили по убийству, но тело не найдено, и расследование зашло в тупик. Что удалось узнать. Пациент был, по слухам, внештатником в органах, что тщательно скрывал, поэтому сведений мало. На следствие кто-то серьезно давит, причем этот кто-то достаточно силён, чтобы давить по всем направлениям. Если можешь, брось это занятие, и забудь что видел, и что слышал. Для собственного счастья забудь. Прекрати расследование, иначе тебе будет угрожать настоящая опасность. Самое главное — не вскрывай никаких адресованных тебе писем, посылок и бандеролей. Получи, если придут, и сразу же спрячь подальше. Лучше — выброси так, чтобы никто не нашел и не открыл. Электронку сотри не читая. В полицию не обращайся, не рекомендую. И еще одно — постарайся не встречаться ни с кем из тех людей, с кем ты виделся после того, как взялся за данное дело. Это не угроза, а предупреждение, пойми правильно. Меня никто не просил говорить с тобой, и никто не знает, что я тебе пишу. Если сам, конечно, не скажешь. Недели через три все закончится.

P.S. Еще раз спасибо за пиво, люблю Прагу. Бутылку уже вернул, так что не думай.

На этом письмо закончилось. Писал Игорь, очевидно же. Получается, что я сделал все как раз именно так, или примерно так, как не велел мой знакомый полицейский капитан.

 

Глава XXVII

Чемоданчик

Теперь еще и этот кейс неизвестно с чем и зачем. Что там? Часовая бомба? Самооткрывающийся баллон с отравляющим газом? Радиоуправляемое взрывное устройство? Взвод пауков-каракуртов?

Отношу чемоданчик в ванную, ванну наполняю водой, заворачиваю кейс в полиэтиленовый пакет и кладу в воду. Он не тонет. Приходится придавливать сверху толстой чугунной плиткой, на которой я когда-то проводил разные металлоремонтные операции. Смешно конечно, но хоть что-то, хоть какая-то мизерная защита.

Закрываю все двери и возвращаюсь на диван. Что с этим делать?

А делать что-то надо.

Хорошенько подумать не дали. Видимо кто-то там, на уровне квантовой вселенной, уже принял решение без моей помощи.

На сей раз, звонили так, что не отреагировать казалось невозможным. Звонки шли один за другим, перемежаясь с доказательными ударами в дверь. Очевидно, с той стороны отлично знали, что я тут.

Я молчал.

Тогда, в параллельном режиме, стали стучать соседи в стенку, а чуть позже принялись что-то кричать через смежный балкон. Что стряслось? Пожар что ли? Потоп? В конце концов нервы у меня сдали. Я взял несколько старых штанов и бросил их в ванну, а потом открыл входную дверь.

— Чего не открываешь? Весь дом на ноги поднял! Думали — случилось чего, уж за слесарем послали, хотели дверь вскрывать.

Передо мной стояли трое. Сосед с соседкой и откуда-то взявшаяся Арина. В руке у нее был мой спальник. Дверь у меня хоть и железная, но старомодная. Мужик с «болгаркой» справился бы за пару минут.

— Спал просто, — сделав недовольный вид, соврал я, — а чтобы не мешали, беруши в уши заткнул. От сотрясения проснулся. А ты откуда здесь?

Потом я извинился перед соседями, и пропустил Арину в квартиру.

— Что, не ожидал? Как комиссар Жюв в «Фантомасе»? Ну, ты даешь. Вот бросила все дела и прилетела, что, при моей загруженности, было ой непросто, как понимаешь. Кстати, ты забыл свой спальный мешок. Сейчас подруга твоя со слесарем придет, позвони ей, дай отбой.

«Хорошо хоть пакет с грязными шмотками не догадалась привезти, — с облегчением подумал я, — видимо, под диваном не нашла».

А вслух спросил:

— Что за подруга?

Видеть сейчас Лену абсолютно не хотелось. Ни в человеческом, ни в паучьем обличии.

— А ну да, ты же у нас секс-гигант, у тебя много подруг, — язвительно захихикала Арина. — Та самая, что просила тебя отыскать убийцу Андрея.

— Эти твои шуточки… Какого еще Андрея? — сначала не понял я. Определенно с моей башкой что-то не так. — А… Емецкого… Ты что, всё знаешь что ли?

— В общих чертах. Он же был моим бой-френдом как-никак. Бывшим, правда, но был. И ты это сразу понял, кстати. У Лизки потом всё выспрашивал, да и у всех тоже… Звони давай.

Я включил мобильник, дождался, пока он найдет сеть, и выбрал соответствующую строчку в записной книжке. Ответили почти сразу.

— Привет, — сказал я.

— Привет от старых штиблет. Ты где? — послышался немного запыхавшийся, такой знакомый голос.

— Дома, — недовольно подтвердил я свое местонахождение.

— Не открывал почему? Мы обзвонились уже. Я даже за мастером пошла, думали дверь срезать.

— Знаю, вот и звоню, что срезать ничего не надо.

— Арина там?

— Стоит рядом.

— Дай-ка мне ее на минуточку.

Ничего не оставалось, как передать телефон Арине. Она говорила, по-моему, минут пятнадцать. Разговор я слышал только с одной стороны, но получалось так, что эти особы превосходно знают друг друга.

— Да… — говорила Арина, — ага… поняла… да так себе… конечно нет, а что?... не знаю пока… с ним?.. да ладно?.. ни фига себе!.. посмотрю, как получится… хорошо, пусть будет… так даже?.. чем-чем?.. ты уверена?.. у, классно!..

Ну, и так далее в том же духе. О чем они там беседовали, я совсем не понял. Удивительно было другое: когда и как они успели так хорошо подружится? Я что, как всегда что-нибудь пропустил?

— Э! А это у тебя чего там плавает, стираешь что ли?.. — послышался из ванной голос Арины. Я и не заметил, как она там оказалась. Тут вдруг голос изменился и уже совсем другим тоном она заорала: — Ты что, с ума сошел?!

Я подошел в тот момент, когда Арина разворачивала мокрый полиэтилен с чемоданчиком.

— Погоди, не надо…

— Думаешь, там бомба? Нет, я бы почувствовала. Давай откроем?

— Уверена? — с небольшой долей сомнения спросил я. Арине я верил, себе — нет.

— Перчатки есть? Мало ли что. Кстати, ты зря старался, это герметичный водонепроницаемый кейс, знаю такую модель.

Я натянул на руки пару хирургических перчаток и спокойно открыл чемоданчик, который оказался даже не заперт. Внутри, под самую крышку, лежали аккуратненькие пачки пятитысячных купюр.

Тут как раз вернулась моя приятельница. Видимо недалеко успела уйти в поисках слесаря-взломщика.

— Фигасе у вас! Ето што ваще?

— Вот и мы думаем, что. Ты дверь хорошо, надеюсь, закрыла?

— Не маленькая. Откуда это у вас?

— Ты лучше у него спроси, — кивнула в мою сторону Арина, и обе мои бывшие подруги с немым вопросом уставились на меня. Интересно все-таки, каким образом они спелись?

— Бабло побеждает зло, гласит народная мудрость. Вы не поверите…

— Поверим, а ты не ври.

— Попробую, — попытался шутить я, но вышло как-то неубедительно и очень бледно. В присутствии этих ведьм врать — занятие вполне бессмысленное. — Сижу я дома… вернее — лежу и книжку читаю. Детектив. Если кого интересует, рекомендую. Ну вот, читаю я, не шалю, никого не трогаю…

— Починяю примус, — хихикнула Арина.

— …а тут звонок, — продолжал я, — Смотрю — нет никого, а прямо перед моей дверью стоит этот чемоданчик. На коврике для вытирания ног.

— На коврике? — переспросила Арина.

— На коврике, — повторил я.

Ведьмы как по команде уставились друг на друга, пару секунд молча смотрели, а потом обе сразу сорвались со своих мест и бросились к двери.

Чего это с ними?

— Дай я!.. Нет, лучше мне... Пусти!., — доносились из коридора их препирательства.

— Эй, девушки! Вы там чего? — вслед им прокричал я. Самому идти не хотелось.

Обе подруги вернулись с не очень чистым и немного мятым листком бумаги сложенным вчетверо. Бумажку несла Арина.

— Давай, разворачивай, — сказала колдунья, передавая бумажку мне. — Под ковриком лежала.

— Почему я? — совершенно по-детски возмутился я. Почему-то вдруг стало страшно, совсем как в том сне про темную тварь.

— Потому что! Кто тут живет? Мы что ли? Давай, читай быстрее.

Безнадежно вздохнув, я развернул бумагу. Текст, как это принято в последнее время, распечатали при помощи лазерного принтера.

Привет!

Если хватило ума заглянуть под коврик, значит, мы в тебе не ошиблись. Содержимое чемодана можешь использовать по собственному усмотрению. Там все чисто, без дураков. Хочешь совет? Сваливай за бугор, купи себе дом, и живи в свое удовольствие, а про это дело забудь. Не будем даже говорить, что случится, если совершишь глупость и откажешься.

Стивена Кинга читал?

Вот так примерно.

Ни подписи и ничего такого, что могло бы помочь понять происходящее. Шрифт «Ариал», двенадцатый, скорее всего, кегель, через один интервал, печать средней жирности, автоматически отметил про себя я.

Но зачем это мне сейчас надо?

— Они в тебе все-таки ошиблись. Ты понял, да? — спросила Арина. Ее подруга молчала, но по ее виду и так было ясно, что она присоединяется к вопросу.

— Я всё понял. Почти. Я только одного не понял, кто и за что мне передал этот чемодан. И мне ли он предназначен. Вообще — причем тут я? Вероятно тут какая-то ошибка. Сейчас придут крепкие ребята с бритыми затылками, и все станет на свои места.

— Совсем плохой стал? — риторически спросила Арина, а потом повернулась подруге и уже, издевательским тоном, сказала ей: — По-моему после этой своей замечательной больницы он начал соображать совсем неудовлетворительно!

— Не после больницы, а после паука. С ним не так все просто, еще хорошо, что мы успели, и он еще по земле ходит. Мог бы и полным идиотом стать, тоже возможный вариант.

— Погодите, красавицы, — по-восточному взмолился я. — Такое впечатление, что среди здесь присутствующих, я если и не совсем лишний, то уж точно самый несведущий. Как насчет того, чтобы рассказать, что почем? А то неуютно себя чувствую.

— Думаешь, уже можно? — спросила у Арины моя бывшая любовь.

— Думаю, вполне, — кивнула Арина. — Кто будет рассказывать, ты или я?

— Давай ты. Ведь это ты у нас основная участница событий, а я так, на подхвате.

— Ну, уж прям! — не согласилась Арина. — Если бы не твои проделки, ничего бы у нас не получилось.

— Ты лучше сплюнь! Рановато пока. Сглазишь.

— Ничего не рановато, — упорствовала Арина, — дело вошло в необратимую фазу.

— Эй, девушки! — запротестовал я, — а я вам тут не очень сильно мешаю?

— Ладно уж, — снизошла до меня Арина, — заслужил. Все-таки ты был нам полезен. Если я в чем-то ошибусь или не так скажу, то ты меня поправишь, ладно? — попросила она мою бывшую, а свою теперешнюю подругу. Та кивнула.

— Так вот, — предсказуемо начала Арина, — когда ты первый раз беседовал с нашим общим знакомым — аукционистом, ситуация сложилась следующая. Андрей пропал, а потом из Питера в Москву пришло сообщение, что, скорее всего, он погиб. Аукцион приближался, многие обеспеченные коллекционеры интересовались черепом, а мне хотелось одного — найти убийц Андрея. Слишком гнусно выглядели обстоятельства его исчезновения. Я обратилась к его непосредственному начальнику, но Иннокентий Петрович не горел желанием искать истину. Главное для него — избежать скандала, и не повредить репутации аукциона. Ему было просто все равно, и идеальное для него решение — снять череп с торгов и забыть всю эту историю, как страшный сон. Так что не был он заинтересован ни в ускорении, ни в замедлении нашего расследования. Поэтому в полицию заявлять о черепе вообще не стали. Естественно, подмену сразу же связали с гибелью… или исчезновением Андрея. Обстоятельствами возможного убийства занималась питерская полиция. Вот, собственно, и все. Это я предложила подключить тебя, как человека независимого и ни в чем не заинтересованного. Иннокентий Петрович упирался до последнего, как только мог, но я настояла. Тогда он поставил условие — никоем образом не обнаруживать его участие в этом деле. Пришлось выходить на нее, — и Арина кивнула в сторону своей, как теперь выяснилось, подруги…

— Аукционист сам же потом нарушил собственное условие, нет? — сказал я.

— Да, но тогда ушла острота момента, — пояснила Арина.

Я уже собирался спросить, каким образом может уйти острота момента в таком деле, как убийство, но передумал и ничего не сказал.

— Сколько тут может быть, как полагаешь? — задумчиво спросила Арина, показав на раскрытый кейс.

— Ой, много. Я даже чисел таких не знаю.

— Пересчитаем пачки? А потом — поделим!

— Зачем? Предлагаю вообще ничего не трогать, и оставить всё как есть.

— В смысле — как есть?

— Очень просто, — за Арину объяснила ее «напарница». — Сейчас мы относим чемодан в лифт, вызваниваем полицию, а сами сматываемся.

— Можно сделать еще проще, — предложил я. — Выставить кейс на коврик, как было, и ждать, что будет. Лучше всего уйти куда-нибудь. После того, как вы мне все расскажете, у меня, скорее всего, появится длинное сообщение для вас. Желательно пригласить еще и аукциониста, его присутствие может стать незаменимым. Давайте только в двух словах сейчас решим, что вам надо было от меня? А то в свете всякой новой информации, старые соглашения могут как-нибудь иначе сейчас выглядеть.

 

Глава XXVIII

Портрет друга

— Ситуация сложилась следующая, — сказала Арина. Она вообще взяла на себя роль ведущей. — Был у нас друг. Неплохой, в общем-то, парень, обладающий определенными способностями, даже — талантами. Жуткий раздолбай, бабник и пьяница, как ты любишь говорить про таких. Но он был веселый, любил всевозможные приколы, с ним никогда и никому не бывало скучно. Он умел создавать атмосферу компании, а это талант особо ценный, и редкий в наше время. Поэтому мы очень хотели выяснить истину. Самим не получилось, попросили тебя. Вот.

— Друг, говорите? Ваш общий? По-моему он, кроме всего прочего, был сильно повернут на гомосексуализме. Я только вот так и не понял, с какой стороны, и с каким знаком. Плюс или минус. В его досье была голая фотка с каким-то голожопым парнем, а когда я рассматривал его разгромленную квартиру, там даже книга такая валялась, толстая — «Всё о голубых».

— Есть такая книга? — с большим сомнением в голосе спросила Арина. — Врешь ведь?

— Не вру. Я ее видел. Знаешь же, что не могу тебе врать. Наверно и на фотках видно, я тогда очень подробно снимал квартирный разгром. Во всех деталях, со всех ракурсов…

— Покажи! — почему-то потребовала Арина.

— Только в этом разгроме показалась мне странным одно подозрительное обстоятельство…

— Фотки, говорю, покажи! — совсем нетерпеливо повторила Арина.

— Сейчас, — я открыл свой ноутбук, подождал, пока он проснется, и нашел нужную папку. — Вот, смотрите. Мне в этом разгроме показалось странным, что, судя по всему, никто ничего не искал, просто хотели перевернуть квартиру. Чисто демонстративно…

— Ну и где та книга? Эта что ли? Читать умеешь? Она называется — «Всё о голубях»! Он с детства голубиным спортом увлекался. По-моему, это ты на той теме повернут, а не Андрей. Ты — гомофоб!

— Да? А вот интересно, — задумчиво сказал я, — если человек, который не любит гомиков, называется гомофобом, тогда по всем правилам логики тот, кто их любит, должен именоваться гомофилом, верно? Так нет же — он тоже зовется гомиком!

— А как же бабы, что геев любят? — возмутилась Арина. — Даже в гей-клубы ходят, чтобы на них посмотреть? Так что не прав ты, несколько. Ладно, мы отвлеклись. Что ты тут углядел странного?

— Я говорю, не похоже, чтобы кто-то что-то искал. Нет момента остановки. Чисто демонстративно всё перевернули. Это не обыск.

— Ясно же, — кивнула Арина, — обычный тотальный разгром. Дали понять, чтобы напрягся.

— То есть на момент разгрома Емецкий был еще жив. Иначе какой смысл?

— Похоже на то. Но знаешь, я подумала, что…

Тут вдруг с необычайной яркостью вспомнился торговец с Апрашки. Тот, что предостерегал о какой-то куче денег, чтоб не брал и куда-то там не ходил.

— Минуточку, — перебил я Арину, — а тот мужик на Апрашке, похожий на восточного торговца? Он что, тоже из вашей компании?

— Какой еще мужик? Что за торговец? — одновременно спросили девушки.

Я, как мог подробно, постарался описать того странного толстого дядьку и обстоятельства, при которых довелось встретиться с ним. Как выяснилось, никто из моих собеседниц понятия не имел, о ком это я.

— Вообще, дело было так, — пояснила Арина. —  Сначала, когда ты всем разослал SМS-ки, что тебе негде жить, одна из твоих прежних подруг подсунула Ксению, которая вообще ни при чем. Судя по нашему недолгому знакомству, это такая специальная девушка, просто созданная для всяких проблем. Если бы ты тогда не привел ее ко мне, я бы сама на тебя вышла. Кстати, почему у меня о жилье не просил когда всем сообщения слал? Устроила бы, и вполне себе неплохо.

— Действительно! А тебе я не посылал да? Значит, случайно так получилось.

— Вот все усложнил только. Это ведь я ей дала адрес той квартиры, где ты потом остановился. Поселить тебя в коммуналку, в которой был прописан мент, принимающий участие в расследовании убийства Емецкого, показалось очень неплохой идеей.

— Вот ведь как оно, а почему он сразу ничего не сказал?.. — спросил я.

— Не знаю, почему. Не счел нужным. А далее было делом техники. Тебя перекидывали как мячик, чтобы ты встретился и поговорил с теми с кем надо. Свежими не замыленными глазами на все посмотрел.

— А зачем надо было друга моего в состояние временной инвалидности приводить? — не удержавшись, спросил я Арину. — Силы вытягивать?

— Пришлось. Хотела выведать у него кое-что, то самое, что он тебе не сказал.

— Ну и как? Выведала? По-моему он в тебя втрескался по самые уши.

— Побочный эффект, — спокойно сказала колдунья. — Это у него пройдет. Совместный секс еще не повод для серьезных отношений. Он ничего так мальчик, хороший, но слабоват для меня.

— Нашла мальчика… да, а что там было дальше? Извини, перебил.

— Естественно, тебя все время пасли и подслушивали. Чтобы нормально работали жучки, нужен был такой приборчик в комнате, где ты жил. Для усиления сигнала.

— Это понятно, — кивнул я, — да и жучки сразу обнаружил. Но тогда почему-то решил, что все это вделано в тот ноутбук, что Лена дала. Я не совсем правильно понял смысл ее участия в этом деле. Сначала решил, что это она, выполняя чей-то заказ, убила Емецкого, поэтому и просил Ивана проверить, нет ли в ее компе чего полезного. А потом разослал по е-мейлу нужным мне людям разные списки вопросов, на которые подавляющее большинство ответило. Вот тогда-то мои представления стали изменяться коренным образом, до этого вообще ничего понять не мог.

— …а потом ты весьма скоропостижно вернулся в Москву, — продолжала за меня колдунья, — а паучиха твоя получила заказ на тебя…

— От кого заказ-то? Я так и не понял до сих пор.

— Думаю, что от коллекционера черепов. От этого нашего беглого профессора.

— Ему-то я чем помешал?

— Ну, как же. Ты, как мы теперь знаем, был с ним знаком, а потом выспрашивал у всех о нем, так? Выспрашивал. Ему донесли. Твоя паучиха точно была у него на связи, она вообще, можно сказать, ученица его. Слушай, чего я тебе все это рассказываю? Ты же и так их знаешь!

— Хотел убедиться, что твои мысли совпадают с моими. А то все выглядело, как куски фильма, где самые интересные моменты вырезаны.

— Теперь убедился? Еще скажи спасибо сумасшедшему старику из дома напротив, это он ментов вызвал, когда ты привязанный к стулу сидел. Поучиха твоя сбежала, так ничего и не доделав. Едва ноги успела унести.

— Я думал, это охранник полицию вызвал.

— Врачей, «скорую» вызвал охранник. А когда он тебя водичкой поил, мусора уже вовсю обследовали соседние помещения и до комнаты, где ты сидел, просто не добрались. Короче, медики успели первыми и тебя доставили в больницу…

«Как-то не сходится с моими воспоминаниями, — думал я. — Что-то не так».

— Мусора, — продолжала Арина, — только и могли, что допрашивать, сколько врач разрешит, и следить, чтобы к тебе никто не пришел, и ты никуда не сбежал. Никаких улик против тебя не было, одни неясные подозрения, наркотики подсовывать сейчас не очень принято, а вот кейс набитый баблом — самое оно. После, когда с тебя сняли заказ, и выписали из больницы, менты решили подсунуть тебе чемодан денег. Если бы ты клюнул, тобой бы опять занялась полиция, но совсем уже по-другому. Посадили бы в следственный изолятор, а там, глядишь, ты бы признал всё, даже то, чего не видел и не знал никогда.

— Кстати, а зачем вообще это полиции?

— Не знаю. Вероятно, хотели заодно списать на тебя всякие «висяки», а может еще что. Честно говоря, я бы на твоем месте не стала это выяснять.

— Хорошо, что я досье на Емецкого успел спрятать, а то посчитали бы неопровержимой уликой.

— Да уж. Теперь расслабься, отдыхай и не парься, — предложила Арина, протягивая мне бутылку с какой-то неизвестной жидкостью.

— Это что? Пить можно?.. Спасибо. А откуда уверенность, что сняли заказ?

— Потому, — подала голос вторая моя знакомая, имя которой я обещал не называть, — что паучиха оставила тебя в живых. Она заказы просто так не бросает, не ее стиль. Иначе ты бы сейчас не с нами, а с ангелами разговаривал. Только не знаю с какими — с белыми или черными. Кстати, ты так и не отблагодарил меня за то, что выпустила тебя из-под больничного ареста. Менты за тебя вообще взялись вполне конкретно, и потребовалось моё адвокатское вмешательство, чтобы ты сейчас мог у себя дома сидеть.

— Благодарю, — я встал и церемонно раскланялся, — и благодарность моя не будет знать границ, в пределах моих скромных возможностей.

— Вот негодяй, — буркнула моя знакомая.

— Короче, вовремя мы к тебе успели, — добавила Арина. — По всем пунктам. Еще бы чуть-чуть… Признайся, ты бы в конце концов открыл тот чемодан и захотел оставить деньги себе? Захотел бы!

— Ты же сама советовала поделить эти деньги.

— Это я так, в шутку, а ты бы забрал чемоданчик себе и поехал куда-нибудь, как советовали в том письме под ковриком. Вот на это и рассчитывали.

— Почему так сложно? — усомнился я.

— А простые схемы только кажутся идеальными. Их так же просто бывает раскрывать, потому как все действуют по готовым шаблонам. В чемодане, скорее всего, или какие-нибудь очень-очень «грязные» деньги, или фальшивые, или просто «куклы», но я тебе не рекомендую проверять.

— А если бы этот чемоданчик забрал кто-нибудь другой?

— Кто? Соседи твои? Очень сомнительно. Разве что с той стороны площадки, но они тоже вряд ли бы полезли не в свое дело. Кейс был перед твоей дверью.

— Давайте пройдемся? — предложил я. — Посидим в каком-нибудь тихом уютном кафе? Я одно такое знаю, недалеко здесь. К тому времени глядишь и Иннокентий Петрович подтянется... если ему позвонить, конечно. Кости свои игральные я потерял, вот что обидно. Или украл кто…. Привык я к ним.

— Вот об этом точно не заморачивайся. Не жалей даже. Лучше — забудь.

— Почему это?

— О предметах, обретших душу, читал? Читал. Я книжку видела, когда в твою комнату приходила и спальник твой забирала. Грязные носки с трусами, извини, побрезговала, там оставила. Не в обиде? Вот и ладно. Чувствовалось, что эту книжку ты долго в руках держал. Как раз тот самый случай: цукумогами — вещь, обретшая душу. Можно сказать — ожившая. К тебе попала не просто игрушка, а самый настоящий колдовской артефакт. Но поскольку ты его купил, то стал полноправным хозяином, и пользовался им, а он привязался к тебе. Поэтому, кстати, ты и сожаление сильное испытываешь от разлуки с ним. Отобрать эти кости я у тебя не могла, купить — тоже, поэтому научила тебя чему-то примитивному, чтобы они не просто силу из тебя вытягивали, но и пользу приносили. В результате ты мог предсказывать самое ближайшее и наиболее вероятное будущее. Но это как микроскопом гвозди забивать — тоже можно, неудобно только.

Колдовская вещь? Что за мистический вздор…

— А что еще умели эти кости? — на всякий случай спросил я.

— Еще кое-что могли. Например, перенести своего хозяина в другую реальность, или еще куда… Я не знаю, по-настоящему их надо было бы долго и тщательно изучать. Исследовать, рискуя здоровьем. А может быть — и жизнью. И хорошо, что ты с ними не экспериментировал, как мартышка с гранатой. Что-нибудь не так бы сделал, и оказался потом или на сто метров над землей, или под землей, или вообще неведомо где. Это в первом приближении. Могло и на кусочки по разным местам растащить. А так — кто-то украл, и ладно. Надеюсь, что паучиха твоя.

К тому времени мы все-таки оставили злополучный чемоданчик так, как он стоял, и позвонили в полицию из автомата. Измененным голосом Арина заявила, что таком-то подъезде, такого-то дома, на таком-то этаже стоит подозрительный чемодан. Жители опасаются за свои жизни и позвонили в МЧС. Последнее должно подействовать, а поскольку все сообщения в полицию автоматически записываются, сбоя быть не должно. Потом мы действительно позвонили в МЧС и повторили примерно ту же историю про чемоданчик и перепуганных жителей.

А после, уже с мобильника, я позвонил Иннокентию Петровичу и попросил о встрече, как мы когда-то договаривались на случай экстренной необходимости.

 

Глава XXIX

Расстановка точек

Иннокентий Петрович прибыл примерно через час после моего звонка. Когда он устроился за столиком и заказал себе пива с какой-то закуской, я сказал:

— Так, друзья… можно я вас друзьями буду называть, хотя бы сегодня? Хорошо, спасибо. Теперь, друзья, мы наконец-то расставим все точки над «и». Вообще-то, мне больше нравится выражение — «расставим все точки над ё». «И с точкой» в русском языке давно уже не употребляется, так что идиома утеряла свое значение.

— Вот зануда ты все-таки, — недовольно проворчала Арина. — Тебе никто никогда не говорил?

— Говорили, причем многократно, — кивнул я, — самые разные люди и нелюди, и как минимум один раз это была ты. Но говорили обычно тогда, когда по существу возразить ничего не оставалось.

— Ну, вот опять! Ладно, резину-то не тяни.

— Ничего, теперь вам придется некоторое время потерпеть моё занудство. Только не перебивайте, ладно? Договорились? И тухлыми помидорами просьба не бросать. Не будете? Отлично. Начнем с того, что никакого Емецкого с одной стороны не было, а с другой — было слишком много. Погодите, я сейчас поясню свою мысль. Некто, назовем его «Икс», или, для удобства произношения, Иксмен, решил, что неплохо бы обзавестись вторым комплектом личных документов. Причины, сподвигшие его на такой шаг, нам сейчас не очень интересны и вынесем их за рамки обсуждения. Паспорт он купил у некой фирмы, специализировавшейся на изготовлении липовых документов. Но вот беда — эта фирма была не сильно внимательна к своим клиентам, и одинаковые паспорта (с одними теми же данными) продавались нескольким людям. Возможно, фотографии вклеивали все-таки разные, но тут я ничего сказать не могу. Как известно, для полноценной жизни одного паспорта мало, поэтому такая «скупость» фальсификаторов объяснялась просто — вместе с паспортом делали метрику, военный билет, страховой полис и диплом о высшем образовании. Таким образом, получилось, что по стране бродило какое-то количество людей с абсолютно идентичными документами и личными данными. Естественно, ситуация не могла длиться долго и правоохранительные органы сравнительно быстро вычислили таких «двойников». Фирму эту накрыли со всеми потрохами, но клиентская база данных оказалась вовремя уничтожена. Потихоньку «двойников» стали отлавливать. Но не всех удалось выявить. Кто-то залег на дно, кто-то умер, а кто-то слинял за границу. Операция проходила без особого шума и проводилась совместно с органами безопасности. Очень скоро наш Иксмен почуял, что пахнет жареным. Он мог это легко заметить, проглядывая сводки происшествий. Один Андрей Емецкий арестован за кражу, другой Андрей Емецкий судим и оштрафован за уличные беспорядки, третий Андрей Емецкий еще чего-то нехорошее натворил… Все это объяснялось просто — поддельные документы использовались разными «Емецкими» для того, чтобы не светить свою истинную личность. Сделаны документы были добротно, само имя со всеми паспортными данными присутствовало в базах МВД, так что до поры до времени обходилось. Вот и получалось, что Емецкий многостаночник какой-то. А наш Иксмен решил, прежде чем отказываться от этой своей выдуманной личности, срубить напоследок побольше бабла и свалить, например, куда-нибудь в Доминиканскую республику, в Коста-Рику или на весь покрытый вай-фаем остров Ниуэ, с которым у нас нет дипломатических отношений.

— Ну, еще ничего неизвестно, пока всего лишь твои предположения, — заявила Арина.

— Естественно. Но логичные предположения, согласитесь? Итак Иксмен, то есть тот, кого вы привыкли называть Андреем Емецким, задуманные деньги получить никак не мог. На аукционе все оказалось так четко регламентировано, что отжулить сразу большую сумму никак не получалось. Можно было только крысятничать по мелочам, но такое Емецкого не устраивало. Вот тут-то он и придумал гениальную, с его точки зрения, аферу — появление на рынке черепа самого Иоанна Крестителя! Сенсация мирового масштаба! Естественно, что для такого дела требовался оборотный капитал, и Емецкий обратился к бандитам. Ну, в самом деле, не мог же он взять кредит в обычном банке. Потом, по его мысли, в удачный момент череп должен быть похищен и продан тайному коллекционеру черепов, что не постесняется отвалить кучу денег за такой раритет. Как он нашел этого твоего профессора, я, Арина,  не знаю. Как-то нашел. Вероятно, через начальницу охраны питерского филиала. По некоторым косвенным данным я рискну предположить, что Емецкий с ней спал. Естественно, риск был колоссальный, но наш герой пошел ва-банк. Терять ему было нечего, кроме жизни, а она висела на волоске — кредит оказался просрочен, и бандиты поставили на счетчик. Безусловно, парень отлично понимал, что аукционисты далеко не дураки, и будут все тщательно проверять, поэтому старательно готовился. У арабов с Западного берега Иордана он купил старый человеческий череп из какой-то древней могилы в пустыне, и хитрым образом перевез его через все границы. Целую легенду придумал и насытил реальными данными. В общем, хорошо поработал парнишка. Стандартной экспертизы не боялся, даже восстановления портрета не опасался — семитский тип черепа был гарантирован. Но когда руководство аукциона захотело провести комплексную экспертизу, с радиоуглеродным анализом, с анализом де-эн-ка, с определением биологического возраста, парень запаниковал. Рушился весь его план, и он не только денег бы не получил, он реально своей головой рисковал. Дальше произошла ужасная и банальная вещь. Он запутался в своих долгах, и решил справиться сам. Договорился со знакомыми айтишниками, привез им череп и снял с него пластмассовую копию, а потом раскрасил под настоящий. Как должника, бандиты окончательно взяли его за горло, и наш приятель понял — пора все бросать и уносить ноги…

— Стоп! А череп-то он как вынес? — спросил Иннокентий Петрович. — Сигнализация же, видеонаблюдение, охрана. У нас с этим строго.

— А он вынес не с аукциона, а из Института антропологии. Там череп лежал несколько дней, пока делали предварительную экспертизу. Да, ночью хранили в сейфе, но ключ от этого сейфа лежал в соседнем столе. И вот как-то вечером, когда все сотрудники лаборатории уже ушли, Емецкий проник в институт и взял череп. Потом увез в подмосковный Зеленоград, где знакомый айтишник (кстати, он был совсем не в курсе аферы, просто выполнял просьбу приятеля) снял пластиковую копию на три-де-установке.

Гости кафе не обращали на нас никакого внимания. Сидят люди, что-то обсуждают, кому какое дело?

— Эту копию, — продолжал я свои объяснения, — Емецкий раскрасил как настоящий, а уже утром подлинный череп положил на место, в сейф. Охрана там слабенькая, не то, что на аукционе. Да, внутри здания тоже есть система наблюдения, но Емецкий затер все записи, когда охранник уходил в сортир. То же самое он проделал и в Питере, в тамошнем отделении «Хроноса». Это не только мои догадки: видеофайлов на то время не просто нет, а они заменены файлами с записью шума, никакого видео в них уже не содержится. В обоих случаях это установленный факт. Когда приехали за черепом, Емецкий, как хранитель аукциона, лично взял раритет из рук экспертов, у всех на глазах надлежащим образом упаковал его, и положил в сумку, где уже лежала копия в точно такой же упаковке. Уже  потом, в офисе «Хроноса», он открыто вытащил заранее упакованную копию, демонстративно развернул и сразу же поместил на витрину, под охрану и сигнализацию. Всё просто. Замена происходила на глазах у самых разных людей, и кто угодно мог потом подтвердить — да, настоящий череп забрали от экспертов, и никто к нему не притрагивался по дороге. Даже сумку не открывали.

— А каким образом он хотел его заменить на настоящий? — заинтересовался Иннокентий Петрович. — Это было бы еще труднее.

— Думаю, никто теперь не узнает. Скорее всего, не хотел. Намеревался продать оригинал вместе с готовым сертификатом тайному коллекционеру, а после исчезнуть из поля зрения. Потом стало известно о намерении аукционистов провести еще одну, более детальную и точную комплексную экспертизу. Не будем забывать, что Емецкий вел двойную жизнь и имел основной паспорт. Очень возможно, что его план увенчался успехом, но только наполовину — череп он украл, подпольному коллекционеру предоставил, тот все понял и денег не дал. Тогда наш Емецкий «убил Емецкого»: написал кровью прощальное письмо, устроил образцово-показательные разгромы в номере гостиницы и в квартире, а сам теперь, скорее всего, живет преспокойно по основным документам. Или еще по каким-нибудь. Ведь кто он такой на самом деле мы до сих пор не знаем, и в «Хроносе» он работал по подложному паспорту, по этому же паспорту везде разъезжал, даже в Палестину мотался за черепом, и с вами, девушки, встречался под этим именем. Вероятно, он давно за границей, ведь какие-то деньги у него, скорее всего, были... Кстати, по-моему в полиции это давно поняли, и не особенно торопились с расследованием…

— Погоди, — перебила Арина, — но откуда тогда у него деньги на то, чтобы сбежать и поселиться за границей?

 — Зависит от заграницы. На некоторые страны больших денег не надо. Может он квартиру где-то сдает? Короче, таким образом, я узнал все — кто подменил череп и «кто убил Емецкого». Улик, правда, маловато, но они сейчас вам вряд ли понадобятся. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

— Как же ты все это умудрился окончательно выяснить? — потребовала ответа все та же Арина. — Когда только успел?

— Ну, как. Еще будучи в Питере, разослал по е-мейлу вопросы разным полезным людям, постепенно они ответили, а последние штрихи добавились совсем недавно, после того, как я решил, наконец, разгрести завалы электронной почты. А дальше всё как-то само определилось и устаканилось. Кстати, мне еще раньше приходили всякие спамовые письма с фамилией Емецкого. То ненужную книгу предлагали купить за пятьсот рублей, то другую книгу кто-то хотел издать, а меня сделать не то соавтором, не то редактором. Нашли кого просить, можно подумать, я в этом понимаю чего…

— А сам-то череп сейчас где? — удивленно спросил аукционист.

— Вот уж чего не знаю, того не знаю! Насколько помню, искать череп никто меня не просил, и вообще об этом разговора не было.

— Да, но подразумевалось, что…

— То, что подразумевалось, не могу знать, — жестко сказал я. — Я не колдун, как некоторые здесь присутствующие, и не экстрасенс, как те, по телевизору. И потом. Вы, Иннокентий Петрович, не мой клиент. Мой клиент вот эта очаровательная дама, которая черепом не интересовалась. Но даже если бы вы и являлись клиентом, то все равно перестали бы им быть. Вы не до конца откровенны со мной, а клиент, утаивший часть важной информации по делу, автоматически перестает таковым оставаться. Я выполнил данное мне задание.

Дальнейшее наше заседание в кафе выглядело ненужным и бессмысленным, так что мы довольно скомкано завершили беседу, расплатились и все вместе вышли на улицу. Иннокентий Петрович направился к своему автомобилю и сразу же укатил, женщина, имени которой я не могу назвать — подошла к своей машине, а мы с Ариной не знали, как поступить.

— Ну, едете вы, наконец, или нет? — спросила моя прежняя любовь.

— Нет, пожалуй. Мы лучше прогуляемся, да? — спросил я, посмотрев на Арину. Она кивнула. — До свиданья, и огромное спасибо за всё.

— Аналогично. Ну, удачи вам.

Потом мы еще немного погуляли по улицам города, прошли насквозь небольшой парк, пересекли проспект и неспешно направились в сторону моего дома.

Тут прозвучал короткий сигнал мобильника — Арине пришла SMS-ка.

— Паучиху твою взяли, — кратко резюмировала колдунья. — На тебя заказ снят. Менты, как мы и думали, тоже от тебя отстали. Живи себе спокойно.

— Кто взял? А эсэмэска от кого? Разве такое вообще было возможно — взять такого киллера?

— От кого — неважно уже, а в нашем мире, возможно всё… э, смотри-ка, что-то там делается!

— Слушай, а откуда ты все знаешь? Я ведь так тебя и не спросил, почему…

Слова застряли у меня в горле, и договорить свой вопрос не успел. Перед моим домом шевелилась обширная возбужденная толпа. Кое-где мелькали знакомые физиономии жильцов подъезда, а сам подъезд был оцеплен лентой, какой пользуется полиция при осмотре мест происшествий. Двое полицейских стояли у заграждения и никого дальше не пропускали.

— Стойте! Вы куда? — окрикнул меня крепкий мужик в черной форме с надписью «ПОЛИЦИЯ» поперек спины.

— Живу в этом доме, — спокойно пояснил я. — Девушка со мной.

Только тут, с некоторым запозданием, до меня дошло, что сказанные слова можно понимать и трактовать двояко, но тогда было уже абсолютно все равно, да и сама Арина не возражала.

— Документики ваши предъявите, пожалуйста.

Я показал паспорт. Вот оно. Сейчас арестуют.

— Постойте пока в сторонке, — вежливо разрешил полицай, возвращая мне документ, — скоро уже закончим. Видите, все ждут?

Как объяснили оказавшиеся рядом словоохотливые соседи с верхнего этажа, в подъезде обнаружился подозрительный чемодан. Боялись взрыва. Понаехало спасателей и милиции (тьфу, полиции!) даже приказали временно эвакуировать дом, но во всем быстро разобрались, а сейчас уже снимают оцепление и жильцов скоро пропустят к своим квартирам.

 

Глава XXX

Вместо эпилога

Иногда кажется, что все то безумие произошло не со мной, а с кем-то совсем другим. На дворе заканчивается осень, вот-вот выпадет снег и наступит зима. Холодный ноябрьский ветер треплет макушки деревьев, срывая последнюю дряхлую листву, и промозглая сырость пронизывает до костей.

Где-то потерялось моё чувство юмора, куда-то ушло. Надеюсь, что не навсегда и не полностью.

Ведьма Арина улетела домой в Питер через три дня после той памятной сцены перед нашим подъездом. Эти дни мы провели вместе, и она быстро вылечила меня от душевных потрясений. По окончании тех дней я почувствовал себя так, словно грузил камни или таскал бревна. Однако те ощущения удивительным образом сочетались с необычайно приятными эмоциями, перешедшими потом в милые воспоминания.

Маша по-прежнему пишет свои картины, и устраивает выставки в разных городах мира. К настоящему моменту у нее вышло несколько прекрасно изданных художественных альбомов, и она медленно, но верно превращается в светскую даму. Меня эта метаморфоза не сильно радует, но кто я для неё? Тем не менее, иногда мы все же встречаемся, и, продолжая традицию, ходим на крышу старого дома на Васильевском острове.

Лена исчезла. Мои аккуратные попытки выяснить, что с ней стало, ни к чему не привели. Складывалось впечатление, что такой женщины не существовало вообще. Но что-то мне подсказывает, что женщина-паук жива, здорова и по-прежнему занимается своей опасной, тяжелой и сложной работой.

Про Игоря, полицейского капитана, вместе с которым я пьянствовал белой петербургской ночью, больше не знаю ничего.

О Палыче тоже слышать не доводилось. Думаю, что живет он, как и раньше, на своей даче в Ольгино, иногда наведывается на Васильевский, и, когда случаются подходящие моменты, ведет с Игорем философские беседы под водку.

Девушка-Лиза активно развивает свое искусство, и на недавней выставке эротической промышленности ее стенд удостоился специального приза зрительских симпатий.

Артемьев до сих пор арт-директор ночного клуба. Он вполне доволен таким существованием и сам себя почитает одним из столпов клубного бизнеса Санкт-Петербурга.

Начальница отдела охраны питерского филиала «Хроноса» теперь возглавляет этот филиал. Ну, что ж. Женщина она умная, энергичная, и все у неё должно получаться.

Иван, что странно, пока еще один. Как и раньше, он коллекционирует трилобитов, чинит компьютеры и живет на последнем этаже пятиэтажки в Красном Селе. Он окончательно развелся с женой, работает в той же фирме и регулярно «снимает» разных девиц. В его жизни ничего существенного не произошло, несмотря на «синдром Диогена». Бывает, что иногда, без всякой системы, мы переписываемся или общаемся по скайпу.

Иннокентий Петрович, как случайно удалось выяснить, ушел из «Хроноса» и теперь у него собственный бизнес. Какой — понятия не имею, но, если честно, и не хочу иметь.

Женщина, имени которой мне нельзя называть, все это время не давала знать о себе, как вдруг прислала е-мейл с просьбой написать эту историю.

А у меня… у меня за прошедшие месяцы мало что изменилось. Вот разве что с работы пришлось уйти. Что ж, оно и к лучшему: очень уж достал меня последнее время административный произвол нашего начальства, а недавние изменения в структуре Академии окончательно убедили в правильности принятого решения. Но совсем недавно богини судьбы что-то там между собой постановили, и произошла удивительная встреча. Получая на почте заказанные через Интернет-магазин ботинки, встретил Ксению. Оказывается, еще в конце лета, она вернулась в Москву и теперь проживает там же, где и раньше, на Криворожской улице. Нам было что вспомнить и о чем поговорить.

Москва - С.Петербург - Москва

Июнь-июль 2013 г.

Ссылки

[1] Плиомера фишери ( Pliomera fisheri ) Среднего размера трилобит с сильно расчлененным телом. Плиомера, как и большинство других ордовикских трилобитов — палеозойских морских членистоногих, — умела сворачиваться на манер броненосца, защищая нежное брюшко. При этом многочисленные туловищные сегменты налегали друг на друга подобно черепице, а зубчики хвостового щита точно совпадали с желобками переднего края головы. В результате животное превращалось в крепкий шарик, недоступный большинству хищников. ( Здесь и далее – прим. автора. )

[2] Комедийный фильм по «уголовному рассказу» А.П. Чехова, в котором следователь и его помощник расследуют мнимое убийство.

[3] Стихи Юлии Ивановой

[4] Хью Эверетт скончался 19 июля 1982 г. в своей постели, когда ему был всего пятьдесят один год. Безжизненное тело отца обнаружил девятнадцатилетний сын и, почувствовав холод мертвого тела, понял, что никогда раньше не прикасался к отцу. «Я не знал, как отнестись к тому, что отец умер, — сказал он потом. — Мы были совершенно чужими друг для друга».

Содержание