Ближайшие пятнадцать дней Ричард Блейд провел в стане альбагов, северных варваров, давних союзников и данников Великого Канта. Его императоры не требовали от северян ни мехов, ни рыбы, ни зерна или драгоценных металлов, которых в Альбаге просто не было, они взимали налог людьми. Рослые, крепкие, воинственные, эти бойцы играли в имперской армии роль штурмовых отрядов. Они устремлялись в прорыв велся за копьеносной фалангой, лезли на крепостные стены, отбивали атаки легко-, а иногда и тяжеловооруженной вражеской пехоты, обороняли высокий тын укрепленного лагеря. Их национальным оружием была секира, которой альбаги пользовались весьма ловко; имперские военачальники добавили к ней большой овальный щит, кольчугу, шлем и длинный кинжал. Отрады северян были организованы на кантийский манер, в сакры, текады и рангары, всего их насчитывалось в армии Фраллы Куза до трех корпусов, тысяч тридцать воинов. Атар Хэмб командовал всем этим немалым войском.

Блейд обучал особый отряд бойцов. Разумеется, он не собирался открывать им сокровенное искусство карате, и занятия вначале ограничивались приемами вольной борьбы и русского самбо. Затем он решил, что альбагским воинам будет полезнее как следует овладеть топором, и переключился — при полном одобрении Хэмба — на тренировки с оружием.

Ему часто приходилось иметь дело с секирой, так что он превосходно знал все ее достоинства и недостатки, а также путь, который был проделан европейскими оружейниками, соединившими в конце концов секиру с копьем. Но боевой топор альбагов не походил ни на протазан, ни на алебарду; он являлся оружием классического скандинавского или саксонского образца, с широким десятидюймовым лезвием и довольно длинной рукоятью, окованной железом.

Каждый вид оружия — топор, меч, копье, дротик или стрела — хорош в свое время. Секира уступала мечу в универсальности, но позволяла нанести более сильный рубящий удар, пробить доспехи врага, рассечь древко копья, искрошить в щепы ворота крепости. Меч требовал в первую очередь ловкости, топор — силы, и, в соответствии с этим, альбаги были мощными мужчинами. Пока такой боец стоял на ногах и размахивал своим страшным оружием, справиться с ним не сумел бы ни мечник, ни копьеносец — во всяком случае, один на один Но, сбитый на землю, северянин был почти обречен. Лежа на спине, можно ухитриться нанести смертельный удар мечом, кинжалом или дротиком — только не топором; боевой топор требует широкого размаха.

В войсковых кузницах Блейд разыскал подходящие наконечники копий и велел дооборудовать ими несколько секир. Колющие острия были насажены на оба конца топорища и прочно заклепаны; затем он вышел с таким оружием против трех альбагов и заколол их — условно, разумеется — в течение пяти минут. По привычке воины следили за лезвием вражеского топора и совершенно не умели защищаться от коварных ударов нижним острием, приходившихся в живот, в бедра или в пах. Хэмб, внимательно наблюдавший за этой показательной схваткой, в конце начал хохотать, как сумасшедший, повторяя, что таким оружием можно лишить врага всяких шансов на потомство. Он одобрительно хлопал Блейда по спине, довольно поглаживал усы и уже не пытался доказать, что альбагам известно о секире абсолютно все.

Иногда к ристалищу, на котором проходили занятия, подходили кантийские офицеры. Невысоких чинов, зикланы и сакоры, но было их довольно много. Обычно они наблюдали за тренировкой, потом принимались расспрашивать Блейда о поединке со Шкурой; вскоре он понял, что гигант-гасильщик являлся личностью весьма известной, и вся его слава, добрая или недобрая, поневоле унаследована победителем. Свидетелей схватки оказалось немало, и теперь по лагерю гуляли слухи о некоем чужеземном воине, нанятом децином Рилатом и владеющим сказочным искусством рукопашного боя. Вероятно, многие полагали, что человек, убивший Шкуру, должен выглядеть сущим чудовищем, и кое-кто из кантийцев был явно разочарован. Другие, впрочем, присматривались с интересом и к Блейду, и к проводимым им занятиям; похоже, они начинали понимать, что видят не нахального варвара-недоучку, а мастера, владеющего всеми тайнами солдатского ремесла.

Блейд, однако, не только учил, но и учился сам. Бродя в свободные часы по огромному лагерю, стрельбищам и тренировочным площадкам, он пытался разобраться в том сложном и живом механизме, которым являлась имперская армия. Иногда он ходил один, иногда — с Маком или своими новыми знакомцами, внимательно слушая их объяснения и все больше убеждаясь, что подобного войска не было на Земле ни в древние времена, ни в средневековье. Он мог подсказать тут немногое, отдельные частности, вроде оборудования секир колющими остриями, что являлось, в сущности, мелочью; главное же кантийские офицеры и военачальники постигли сами. Недаром они воевали сто, двести или триста лет!

Главным были строжайшая дисциплина, превосходная выучка и умелое комбинирование различных родов войск. Последнее обстоятельство Блейд полагал самым важным; по словам Мака, на нем была основана вся тактика и стратегия кантийских военачальников. Они руководствовались одним простым правилом: бить противника теми средствами, с которыми тот не умел бороться. А средств этих у них было вполне достаточно.

В состав имперской армии входила фаланга. Панцирные воины с огромными щитами и длинными двенадцатифутовыми копьями могли продавить вражеский строй и справиться с конной атакой; они умели ударять как единый кулак, разворачиваться, наступать плотной массой в пятьдесят-сто рядов или шеренгой, растянутой на мили и мили. Сомкнутый строй копьеносцев обычно поддерживала на флангах тяжелая пехота. Эти бойцы носили такие же доспехи, как у фалангитов, но щиты у них были поменьше, и основным оружием являлся меч, вернее — два меча: короткий, вроде римского гладиуса, и длинный, с прямым обоюдоострым клинком. Вместе с фалангой меченосцы являлись главной ударной силой кантийской армии, образуя что-то вроде подвижной крепости, способной маневрировать на поле боя с удивительной скоростью и точностью. Блейд поражался, наблюдая за совместными учениями фалангитов и мечников: они умели действовать не только порознь, но сливаться в единое сложное построение, в котором тяжелая пехота обрамляла квадрат фаланги со всех сторон и ряды копьеносцев были переслоены воинами с мечами.

Стрелки, штурмовые отряды и легкая пехота набирались в союзных и вассальных странах. Стрелки использовали и лук, и арбалет; праща считалась примитивным дикарским оружием. Каждый нес по два колчана, ловко орудовал кинжалом или легким топориком, у некоторых через плечо висели перевязи с метательными ножами. Пехотинцы имели на вооружении небольшие круглые щиты, легкие изогнутые клинки и дротики, которыми они пользовались с отменным искусством. Все эти солдаты носили кожаные панцири или кольчуги, как у альбагов, и передвигались, как правило, бегом.

Конные войска тоже были выше всяких похвал. Тяжелая панцирная кавалерия, катафракты, состояла из коренных кантийцев и ханбордов, разводивших подходящих лошадей — мощных, рослых, способных выдержать тяжесть закованного в железо всадника. Коней защищали прочные кольчуги; кавалеристы одинаково хорошо владели мечами и копьями; седла, стремена, уздечки выглядели вполне надежными и удобными — если сравнивать с тем же европейским средневековьем.

В легкой кавалерии, как и в пехоте, служили варвары. Пожалуй, наиболее крупный отряд был выставлен ситалла, недавно покоренными обитателями северных степей. Они были конными стрелками, исключительно маневренными и подвижными — их небольшие крепконогие лошадки могли мчаться словно ураган. Блейд знал, что эти степняки идут в поход не по своей воле и не ради добычи, войско, которое привели их вожди, являлось своеобразной военной контрибуцией, наложенной империей на захваченные земли.

Но больше всего поражали странника рангары Огненосцев и Крепкоруких, иначе говоря, артиллеристы и инженерные войска. Кантийцы еще не были знакомы с порохом, но их боевые машины выбрасывали не только камни, чугунные ядра и огромные стрелы; основным метательным снарядом были горшки с зажигательной смесью, напоминавшей греческий огонь. Состав этого жуткого зелья являлся тайной, но Блейд, наблюдая за учениями и принюхиваясь к доносившимся с полигонов запахам, полагал, что в него входят нефть, сера и какое-то горючее масло. Он заметил, что густая едкая жидкость не воспламеняется при ударе -вероятно, кантийские «бомбы» не имели запала — но быстро растекается по любой поверхности, будь то камень, дерево или металл. Ее поджигали огненными стрелами, и результат был чудовищно впечатляющим — даже каменные стены пылали до тех пор, пока дьявольская смесь не выгорала полностью.

Разумеется, и артиллеристы, и саперы, строившие мосты, тараны, боевые башни и укрепления, были исключительно кантийцами. В своей разноплеменной армии империя мудро оставляла за собой главную мощь и силу: фалангу, тяжеловооруженных солдат, боевые машины. Варвары и союзники могли поднять бунт, но они не имели шансов на успех: стремительные отряды ситалла не устояли бы перед панцирной конницей и не нанесли бы особого ущерба фаланге. Правда, и тяжелая кавалерия Канта не сумела бы их догнать, так что единственный вид мятежа — бегство — оставался возможным. Но в степях Ситлла уже стояли имперские гарнизоны, и возмездие дезертирам было бы жестоким и скорым.

Кроме войск, предназначенных для боевых действий, имелись и другие отряды, выполнявшие специальные функции, — охотники, фуражиры, лекари, телохранители, Страхи Порядка, разведчики, гасильщики. Теперь Блейд понимал, зачем под рукой грозного спарпета Гинны Пала собрано такое пестрое воинство — от саперов до палачей. Гинна Пал, судя по всему, занимался вопросами безопасности, включая сюда охрану лагеря и императорской особы; вполне естественно, ему были необходимы и шпионы, и полиция, и специалисты по акциям устрашения. Что касается подавления мятежей среди вспомогательных войск, то тут, пожалуй, наилучшим аргументом являлась не фаланга и не тяжеловооруженные катафракты, а огненосная артиллерия.

По прикидкам Блейда, в лагере Великого и Победоносного Фраллы Куза было сосредоточено около трехсот тысяч солдат; еще столько же находилось в двух других станах — под командой спарпетов Друона Калатты Хара и Ахаоса Мантула Скрима. Эти военачальники, вместе с Синтадой Гинной Палом, образовывали некий триумвират, верхнюю ступеньку трона Непобедимого, но Блейд не сумел раздобыть никаких сведений о том, не метит ли ктото из них — или все трое — на императорское место. Наоборот, по словам Мака, бывшего Всадника и сакора, среди высшего начальства царила атмосфера полного единодушия и преданности императору.

Взвесив все увиденное и услышанное, странник решил, что армия Великого Гесталиона Фраллы Куза, Отца Народа и избранника богов, и в самом мире может завоевать весь Ханнар. Это войско было крепким, сильным и многочисленным, и большая часть его солдат одушевлялась имперской идеей тотального господства. Пожалуй, думал Блейд, у кантийцев хватило бы и сил, и энтузиазма покорить этот мир два или три раза, отправив всех несогласных и недостаточно преданных под молотки гасильщиков.

Подобная перспектива развития местной цивилизации ему очень не нравилась, но что тут можно было предпринять? Зато реальность Ханнара весьма подходила для выполнения заданий его светлости. Архаичный мир, в котором люди идут по цене прошлогоднего снега, где никто не заметит исчезновения нескольких человек, да еще во время войны! Мысленно он уже пытался наметить подходящие кандидатуры, но инструкции Лейтона не предусматривали столь поспешную телепортацию разумных существ. Сначала надо испытать Малыша Тила на бессловесных тварях, и они — вкупе с людьми — станут единственной добычей, которую Ханнар пожертвует Земле. Блейд был почти убежден, что больше взять отсюда нечего. Тут имелось довольно много серебра, видел он и золото — небольшие фанареотские монеты с солнечным диском и кораблем; однако всех этих местных сокровищ не хватило бы, чтобы заполнить самую скромную из кладовых Английского банка. Что же касается настоящих богатств Ханнара — бескрайней земли, плодородной почвы и чистого воздуха, — то их странник, к своему сожалению, не мог переслать домой.

***

Через пару дней после начала тренировок Блейд был удостоен важного визита. Дело шло к обеду, и он уже заканчивал утренние занятия, когда на дороге появилась целая кавалькада всадников. Он не заметил, чтобы этот отряд выехал из северных лагерных ворот, до которых было с полмили; казалось, конники появились с другой стороны, с морского побережья.

Впереди полусотни Стражей Порядка в блестящих шипастых панцирях ехал важного вида старик, тощий и крючконосый, в простой серой тунике и высоких кавалерийских сапогах. При виде его ученики Блейда подтянулись, а агар Хэмб, неизменно присутствовавший на тренировках, поспешно отцепил с пояса объемистую флягу и сунул ее своему виночерпию и ординарцу Кирду. Мак же, бывший сакор Макрон Сирб, отступил назад и замешался в толпу альбагов.

Блейд, полуголый, в коротком кожаном кильте вокруг пояса и сандалиях, опустил секиру и уставился на подъезжавшего. Теперь он разглядел, что этот человек не так уж стар, лет шестидесяти, не больше, и весьма бодр. Спина у него была прямой, руки и ноги — загорелыми и сильными, в темных волосах на непокрытой голове чуть проглядывала седина. Сухое бритое лицо хранило властное и надменное выражение, так что без всяких регалий, золоченых доспехов и гребнистого шлема всякому становилось ясно, что перед ним важный генерал. Возможно, даже фельдмаршал.

Ловко спрыгнув на землю, старик в сером небрежно отсалютовал в ответ на приветствие Хэмба и бросил:

— Построить людей.

Агар рявкнул на своих альбагов, незаметно показав Блейду глазами на правый фланг — мол, становись туда. Странник повиновался, разглядывая четверых кантийских воинов, спешившихся вслед за крючконосым стариком. Трое оказались Стражами Порядка, видно, охранниками, четвертым был децин Марл Рилат, взиравший на мир с угрюмым недоумением.

Крючконосый подступил к шеренге альбагов, потом неторопливо направился к Блейду. Атар Хэмб и четыре кантийских воина шли за ним по пятам.

— Этот? — тощий палец ткнул странника в грудь.

— Этот, мой господин, — отрапортовал Рилат, хмуро покосившись на Блейда.

— И где ты его подобрал?

— В харчевне, мой господин. В одной финареотской деревушке в сотне нирратов отсюда. Сильный человек, как раз для рангары гасильщиков.

— Я не спрашивал твоего мнения. Убирайся!

Поклонившись и окатив Блейда на прощание еще одним хмурым взглядом, Марл Рилат отступил к лошадям. Старик повернулся к агару Хэмбу.

— Ты увел к себе этого человека после драки в лагере гасильщиков?

— Нет, мой господин, я его не уводил после драки, — вождь альбагов с достоинством огладил длинные усы. — Вначале, как положено, я выкупил его контракт у почтенного текада Карба Делтама, командира гасильщиков. Я немало отдал!

В пронзительных глазах крючконосого мелькнуло нечто похожее на насмешку.

— Почему? Ведь ты атар, не любишь разбрасываться деньгами?

— Не люблю, — подтвердил Хэмб, — но за такого бойца стоило заплатить хорошую цену. Видел бы ты, мой господин, как он разделал хаста! Как мешок с дерьмом, клянусь милостью животворного Васана!

— Хм-м… — теперь старик глядел прямо на Блейда, и тот внезапно догадался, что лицезреет самого грозного Гинну Пала, всесильного спарпета и правую руку Непобедимого. Он напряг мышцы и покрепче стиснул секиру, желая показать товар лицом. Хэмб ободряюще улыбнулся ему.

— Сколько ты заплатил за его контракт?

— Двадцать золотых с солнцем. И десять — за труп того хаста и еще за двух человек.

— Что за люди?

— Его приятели, — вождь альбагов кивнул в сторону Блейда, — Финареот и… гм-м… кантиец…

— Кантиец? В рангаре гасильщиков? — брови Гинны Пала приподнялись. -Где он?

Хэмб кивнул Маку, тот подбежал и вытянулся во фрунт.

— А, этот… — крючконосый скользнул взглядом по обрубку уха и сразу потерял к бывшему сакору всякий интерес. — Где финареот?

— Где? — агар уставился на Блейда с показной свирепостью. — Где твой бездельник? Отвечай!

— В лагере, мой господин.

— Что делает?

Странник едва заметно пожал плечами.

— Возится с обедом, я полагаю. Он мой слуга, не воин.

— Ну ладно, — сухой палец вновь уперся в нагую грудь Блейда. -Откуда?

— Из Кассны, мой господин.

— Из Кассны? — Гинна Пал отступил на шаг и с некоторым удивлением осмотрел странника с ног до головы, задержав взгляд на его мощной груди. -Ты уверен?

— Абсолютно, мой господин.

— Хм-м… Ну и как там, в Кассне?

— Все так же, — отрапортовал Блейд. — Скалы, жара и десять драных коз на целую округу.

— Небогато…

— Поэтому я здесь, а не там.

Крючконосый спарпет промолчал и снова принялся разглядывать Блейда, причем в глазах его, пронзительных и острых, страннику почудилось некое сомнение. Он проклял про себя Джефайю-финареота, подсказавшего не вовремя про эту чертову Кассну. Тоже, мореход! Знаток местной географии! Не мог выбрать места подальше и понадежнее — такого, о котором никто вообще не слыхивал!

— Солдат? — старик, видимо, решил продолжить допрос.

— Солдат.

— Где воевал?

— В Либонне. — Блейд покосился на Марла Рилата, но тот стоял далеко, и странник рискнул добавить: — Хорошее место для наемников. Они там вечно резали друг друга, пока ты, господин, не появился со своей армией.

— А когда я появился, ты что стал делать? Воевать с нами? С Великим Кантом?

Ответ на этот вопрос Блейд продумал уже давно и теперь выложил без запинки:

— Нет, мой господин. Я пробавлялся у богатых людей, учителем фехтования. Когда надоело возиться с хлямами, отправился сюда.

— Зачем?

— Услышал про поход. В Неван, Силангут и Бартам.

— В Бартам… — медленно повторил Гинна Пал, пристально глядя на странника. — Что ж, может быть, ты и дойдешь до Бартама, каснит, если останешься жив.

Резко повернувшись, он зашагал к лошадям, вскочил в седло и помчался в сторону лагеря. Конные Стражи Порядка, выстроившись по двое, скакали следом, черные перья колыхались над их блестящими шлемами. Блейд перевел дух.

— На-ка, хлебни, — агар Хэмб сунул ему в руки фляжку. — Сам Гинна Пал приезжал поглядеть на тебя! Высокая честь, и опасная, клянусь секирой Гирларла! Теперь пойдешь либо в гору, либо в яму для трупов… Он — грозный человек!

— Грозный, — согласился Блейд.

— Грозный… — эхом откликнулся Мак. — Это ведь он меня…

Ладонь бывшего сакора чиркнула по обрубку, и лицо его перекосилось.

***

Спустя еще пару дней Блейд обнаружил слежку.

Наблюдение велось довольно профессионально. Иногда за ним приглядывали погонщики ослов и быков, которых в обозе было великое множество, иногда -люди при полном вооружении, похожие на солдат; случалось, он удостаивался внимания офицеров. Но вряд ли это были настоящие воины. Блейд, изучив физиономии тех, кто постарше, не нашел никаких признаков рогов, хотя кое-кто из наблюдателей несомненно относился к кантийцам. Надо сказать, что действовали они умело и деликатно, никто не набивался к нему в друзья, не лез с разговорами и никаких провокаций не устраивал. За ним приглядывали -и только.

Для глазастого Джефайи-финареота, успевшего завести обширные связи среди лагерной прислуги и обозников, это тоже не было тайной. Как-то, подавая Блейду ужин, он пробурчал.

— Шатаются тут всякие, хозяин…

— Кто?

— Да вот утром появился один сокольничий из крабов… Увидел это, -Джеф похлопал по своим татуированным бицепсам, — и давай, допрашивать, где да как можно сделать такие картинки. Ну, я объяснил, что в городе такие заведения на каждом шагу. Клянусь Гирларлом, это каждый сопляк знает! Так он не ушел, начал соблазнять выпивкой… потом спросил, много ль я у тебя получаю.

— А ты что?

— Потряс кошельком, сказал, что все хозяйское серебро при мне. А он говорит: щедрый, видать, у тебя хозяин! И откуда такой взялся? Из Кассны, отвечаю, великий воин и давний знакомец моего дядюшки, которому случалось бывать в тех краях с купеческими караванами. Потому, мол, у него и служу.

— Все правильно, — Блейд усмехнулся. — Вот только дядюшку ты зря приплел. Неровен час…

— Не тревожься, мастер Дик, дядюшка мой четыре года как переселился в чертоги Кораны. Там его даже Гинне Палу не достать, чтоб ему нос прищемило!

— Скажи-ка, парень, — странник налил вина, выпил и потянулся к блюду с мясом, — ты уже разведал, где тут обитают самые главные люди?

— А чего тут разведывать, хозяин? Это ж любому погонщику ослов известно! Крабий император с ее светлейшеством супругой живет в шелковых шатрах в середине лагеря, а реже — в усадьбах на побережье. Длинноносый Гинна — тот, наоборот, сидит почти все время на укрепленной вилле, а в своем воинском шатре бывает через день-два. Спарпеты помельче всегда при Победоносном, у каждого на площади большая палатка. Туда им и девок водят…

— Найлам с ними, с девками! Где дом Гинны Пала? Эта укрепленная вилла?

— Говорят, на северной дороге, сразу за полем, где маршируют ежи… -так в кантийской армии называли фалангитов. — Нирратах в восьми от лагеря, хозяин…

На следующий день Блейд наведался туда перед обедом, сделав вид, что ушиб руку и не может продолжать занятия. С полчаса он любовался четкими маневрами фаланги, надеясь, что следивший за ним на этот раз человек в тунике гонца не догадается, что было истинной причиной его интереса. За тренировочным плацем и полосой зелени, ближе к морю, возносились башенки какого-то строения, над которым кружили соколы. Несомненно, там находилась резиденция грозного Гинны Пала и центр связи, куда стекались донесения Всевидящих из дальних мест — посыльные птицы свидетельствовали об этом со всей очевидностью.

Странник отправился назад неспешным прогулочным шагом, размышляя, не отправить ли Лейтону для начала пару-другую птичек вместе с их секретными посланиями. Однако он отказался от этой идеи. Соколы, которых в кантийской армии использовали для связи на больших расстояниях, были бы слишком заметной пропажей, ибо ценились куда дороже солдат, едва ли не на вес золота. В отличие от почтовых голубей, всегда летящих к дому, эти быстрые мощные птицы умели находить дорогу к своим самкам — где бы те ни находились. Это делало их незаменимыми в тех случаях, когда требовалось снестись между армиями, выступившими в поход.

Постепенно мысли Блейда переключились на грозного Гинну Пала, великого императора и его ближайших сподвижников. Был ли Фралла Куз в самом деле гениальным полководцем, Аттилой и Наполеоном этого мира? Или неоспоримое превосходство военной доктрины Великого Канта обеспечивалось не гением одного человека, а многовековым опытом и удачно сложившимися историческими обстоятельствами? Судя по всему, кантийцы и родственные им племена, все эти фраллы и ханборды, воевали много веков, воевали успешно и победоносно, так что низшие сословия, Стрелки и Всадники, вполне могли привыкнуть к такому существованию. Но неужели среди правящей фамилии и могущественных знатных родов никогда не было свар? Борьбы за власть, интриг, тайных убийств, которые рано или поздно разъедали раковой опухолью любую земную монархию и приводили ее к закономерному краху? Может быть, местный Аттила являлся неким многоглавым драконом, чьи головы в полном согласии влекли вперед бронированное туловище кантийской армии? Возможно ли такое?

Впрочем, напомнил себе Блейд, стоит ли создавать лишние проблемы? Он должен провести испытания телепортатора и ограничиться только этим, если в Ханнаре не удастся обнаружить чего-либо ценного. Истекал одиннадцатый день его пребывания в новом мире, и пора было приниматься за дело.

***

Однако до первого эксперимента прошло еще трое или четверо суток.

В тот день Блейд выяснил, что в кантийском стане есть женщины. Разумеется, не проститутки, обитавшие за валами и рвом в отдельном и довольно обширном поселении; нет, речь шла о настоящих благородных дамах!

Ближе к вечеру он отправился на центральную площадь, желая разглядеть императорский дворец, шатры военачальников, гвардейцев и местную знать. Стояла середина шестой стражи — часов семь пополудни; факелов еще не зажигали, хотя солнце склонялось к закату и по земле протянулись длинные тени от палаток и сторожевых башенок, высившихся по углам просторной квадратной площадки. Походный дворец владыки, занимавший южную ее сторону, выглядел великолепно: разноцветные шелка искрились под солнечными лучами, легкий ветерок развевал вымпелы и знамена, доспехи гвардейцев сияли серебром, ощеренная тигриная пасть на их щитах и нагрудниках демонстрировала позолоченные клыки; ковры, покрывавшие утоптанную землю перед главным входом, расцветали половодьем красок.

Вероятно, у императора намечался прием или пир. Прохаживаясь вдоль цепочки стражей, занимавших позиции шагах в пяти друг от друга, Блейд видел, как к огромному шатру, к его порталу из темного резного дерева, подъезжают всадники, колесницы и богато убранные открытые коляски. Несколько офицеров с поклонами встречали гостей, затем провожали их внутрь; среди прибывших странник разглядел и женщин в ярких нарядах.

На это зрелище глазело довольно много народу, собравшегося на площади, — в основном варвары. Их никто не разгонял; редкая шеренга гвардейцев тянулась, словно живая изгородь, в сотне футов от дворцового фасада, а у вышек стояли небольшие отряды Стражей Порядка, не мешая солдатам любоваться на знатных господ. В толпе поговаривали, что среди прибывших был замечен неустрашимый Мантул Скрим, командующий третьей армией, и вотвот ожидался храбрейший Калатта Хар, спарпет второй. Странник пожалел, что отправился на эту прогулку без Мака: тот наверняка смог бы показать ему всех этих великих людей, искавших власти над необъятными просторами Ханнара.

Он подошел поближе к цепочке гвардейцев и принялся рассматривать дворец, не обращая больше внимания ни на прибывающих гостей, ни на некую незаметную личность, что приглядывала за ним самим.

Вероятно, императорская резиденция была двухэтажной, перегороженной обширным помостом, державшемся на внутреннем каркасе; Блейд видел овальные отверстия окон, протянувшихся вдоль фасада на разных уровнях. Дворец состоял из трех гигантских шатров: центрального, чей купол вздымался на добрую дюжину ярдов, и боковых, не столь высоких, но тоже весьма впечатляющих. Над его туго натянутой крышей ровными рядами торчали серебристые шесты с треугольными вымпелами всех войсковых рангар; их было около сотни, и странник еще раз убедился, что его оценка численности кантийских войск не является чрезмерной. На этих знаменах ближе к Древку скалился тигр, государственный герб империи, а за ним в причудливом вензеле серебрились цифры, обозначавшие номер корпуса. Блейд попытался высмотреть флаги семьдесят второй, семьдесят третьей и семьдесят четвертой альбагских рангар, но не нашел их, заслоненных трепетавшими в первом ряду вымпелами катафрактов и фалангитов.

Он долго стоял перед дворцом, наблюдая, как окна центрального шатра наливаются светом, в боковых флигелях тоже кое-где затлели огни, а вдоль всего фасада вдруг вспыхнули факелы, опоясав резиденцию ярким огненным барьером. Тогда странник медленно побрел вдоль строя застывших гвардейцев и свернул налево, огибая западное крыло и рассеянно прислушиваясь к гомону человеческих голосов, смеху, лязгу металла и звукам музыки, резковатой и непривычной для его слуха. Он думал о том, что рано или поздно очутится в этом дворце — вначале, быть может, простым охранником, рядовым гвардейцем, но случай или хитроумный план приведет его к вершинам власти и могущества. Так было всегда, в Кате и Тарне, в Джедде и Вордхолме, в Иглстазе, Зире, Брегге и других мирах. Всюду и везде он боролся за власть, ибо власть означала безопасность; и чем больше власти удавалось сосредоточить в своих руках, тем неуязвимей становилась его позиция.

Скоро, скоро он окажется там, среди блистательных придворных и воинственных полководцев, среди сильных мира сего, он взвесит и оценит их, вызнает слабые места грозного Гинны Пала, храбрейшего Калатты Хара и прочих вельмож, разберется, кем и как можно манипулировать… Любой шанс, самый ничтожный, чтобы подняться наверх! Он ничего не упустит… Еще один поединок, где можно показать свое боевое искусство, удача в сражении, крепостная стена, на которую надо забраться первым, стрела или меч, грозящие смертью кому-либо из власть имущих и отраженные его щитом… Возможно, женщина… Да, женщина! Это было бы самое приятное начало карьеры!

Женщина? Внезапно он понял, что стоит в полутьме, шагах в пятидесяти от западного крыла дворца, и в грудь ему упирается тонкий палец с розовым ноготком. В то же мгновение Блейд ощутил пьянящий аромат женского тела, запах духов и вина; потом он услышал прерывистое дыхание незнакомки, заметил блеск ее глаз.

«Случай? — подумалось ему. — Нет, судьба, кто ищет, тот всегда находит». Квоэрит эт инвенистис, как говорили древние римляне; ищите и обрящете!

Он оглянулся, пытаясь в сумерках различить свой хвост, следившего за ним шпиона, но тот куда-то исчез.

— Ты кто? — тонкий пальчик все еще упирался ему под сосок.

— Животворный Васан, благоухающий, как твои кудри, — без запинки выпалил странник, демонстрируя хорошие манеры и знакомство с местным пантеоном.

Самым главным в нем являлся Найлам, Небесный Отец, божественным образом породивший двух сыновей, Салрата-Солнце и Васана-Воздух, а также прекрасную дочь, Хайю-Луну, владычицу любви. Затем эта троица вступила в кровосмесительную связь, из коей ничего хорошего не вышло: от союза Солнца и Луны родилась Корана-Ночь, повелительница тьмы и смерти, а при содействии Воздуха прекрасная Хайя произвела Ветер, грозного Гирларла, который, впрочем, покровительствовал воинам и мореходам.

Розовый ноготок царапнул по кожаной тунике Блейда.

— Ты — благоухающий Васан? Ты пахнешь потом и железом!

— У тебя тонкий нюх, красавица. Конечно, я не Васан… я — Гирларл!

Раздался негромкий мелодичный смех.

— Вот в это я готова поверить! Ты огромный, как скала, и такой же твердый! — маленький кулачок стукнул странника в грудь. Он пытался разглядеть лицо женщины, но света не хватало. Кажется, незнакомка была молода, хороша собой и от нее приятно пахло. Ноздри Блейда расширились и затрепетали.

— Если ты в самом деле Гирларл, то мы близкие родственники, -заметила женщина, продолжая игру. — Я — Корана, Энна Корана, дорогой братец!

— Цветок Ночи… Красивое имя! И очень тебе подходит!

— Почему? — с кокетством спросила она, и Блейд усмехнулся, предчувствуя, что его одиночество закончилось.

— Ты пахнешь, как цветок… и твой стан… — его большие руки легли на ее талию, — твой стан тонок, как гибкий стебель…

Она откинулась назад в надежном кольце его рук, глядя на Блейда широко раскрытыми глазами. Лицо странника освещали факелы, ее же оставалось в тени, он видел лишь пышные пряди волос, нежные очертания подбородка и угадывал полные ждущие губы. Какими они будут, влажными или сухими от волнения? -подумалось Блейду. Под его пальцами трепетала нежная плоть; ее туника была тонкой, как крылья бабочки.

— Говорят, Гирларл обладает неистощимой мужской силой… — задумчиво протянула женщина.

— Хочешь проверить?

— Ах! Ты нетерпелив, как все варвары!

— Почему ты решила, что я варвар?

— Твой рост… таких гигантов нет даже в гвардии… даже среди альбагов…

Она вдруг пошатнулась, то ли притворно, то ли потому, что колени ее ослабели — похоже, Энна была слегка под хмельком. Блейд быстро подхватил ее на руки.

— О!

— Да, моя госпожа?

— Уже твоя? И госпожа? Не слишком ли быстро? — Тон ее противоречил словам, он звучал весьма поощрительно.

— Недавно один человек назвал меня хозяином, — произнес Блейд. — Я спросил его: значит ли это, что я и в самом деле его господин? Нет, ответил он, сначала найми меня, и станешь не хозяином вообще, а моим хозяином. И я его нанял.

Энна, положив ладошку на шею странника, чуть-чуть раскачивалась в его руках.

— В чем же суть этой истории, Гирларл?

— В том, что все решается просто. Найми меня, и станешь моей госпожой.

— А что ты попросишь взамен?

— Только это.

Крепче обняв девушку, Блейд приник к ее губам. Они оказались не влажными и не сухими, а упругими и свежими — такими, что оторваться от них было тяжело. Он и не отрывался, пока Энна, задохнувшись, не оттолкнула его голову.

— Что ты еще умеешь делать, мой новый слуга? — шепнула она, прижавшись к его щеке своей горячей щекой.

— Очень многое. Могу любить, могу убивать.

— О! Скольких же человек ты убил, воин?

— Я не считал. Наверно, несколько сотен.

— Достойный счет для грозного Гирларла! — ее губы смеялись. — И кого же последним?

— О нем не стоит вспоминать, моя госпожа. Так, жирная туша… хастгасильщик…

Блейд почувствовал, как девушка вздрогнула и напряглась. Словно искра пробежала между ними; упоминание о смерти, совсем недавней, реальной и жестокой, будто бы вмиг превратило легкий флирт в нечто большее, серьезное, весомое. Вероятно, Энна поняла, что с человеком, державшим ее на руках, шутить не стоит.

— Я слышала эту историю, — ее звонкий голос вдруг обрел иные ноты, иное звучание, казалось, флейту сменила виолончель. — Значит, ты… ты разделался с тем хастом… Говорят, он был очень силен?

— Возможно, — странник слегка пожал плечами. — Но сердце у него оказалось слабым. Сердце шакала, а не тигра.

— А ты — тигр?

Он негромко рассмеялся.

— Я — Гирларл!

Внезапно женщина прижалась к нему, щекоча волосами подбородок; ее тонкая рука шевельнулась, указывая в сторону шатра, и Блейд правильно истолковал этот жест. Не выпуская своей нежданной добычи, он обошел западное крыло дворца, погрузившись в тень, тут не было факелов и не стояли часовые, только в отдалении маячили коновязи и смутные контуры палаток -принадлежавших, кажется, катафрактам. Хвоста за собой он по-прежнему не замечал.

— Сюда, — снова чуть заметный взмах рукой. Блейд, напрягая зрение, разглядел темную щель входа. — Там лестница, мой Гирларл… не споткнись… не урони меня…

Мой Гирларл! Это звучало чудесно!

Он с осторожностью поднимался по ступенькам, поскрипывавшим под ногами, вокруг сгущалась ароматная тьма, насыщенная запахами тонких благовоний, шелковый покров слегка вибрировал под напором ночного ветра, гдето в вышине бились, плескали флаги. Очевидно, это крыло огромного дворца было предназначено для женщин; Блейд не слышал ни шороха, ни движения, но полагал, что не ошибается.

Лестница кончилась; он ступил на ровный пол, заметив мерцавшую в отдалении свечу, и внезапно что-то мягкое, пушистое коснулось его нагих голеней. Зверек! Серый, с черными полосками, похожий на кошку… Собственно, это и была кошка, только раза в полтора крупнее земной. Она слабо мяукнула.

— Тая! — ручка Энны свесилась вниз. — Вперед, Тая! Веди!

— Больше здесь никого нет? — с усмешкой произнес странник.

— Никого, мой Гирларл. Сегодня у Победоносного большой прием и совет, все дамы там, в его шатре… Нам никто не помешает.

Кошка, задрав хвост, важно шествовала по коридору. Блейд двинулся следом.

Комнатка Энны со стенами из ковров была совсем крохотной. Низкое неширокое ложе, плетеное из толстых прутьев, резной деревянный ларец, на котором стояла свеча в серебряном шандале; над ним — зеркало и какие-то воздушные одеяния или занавеси, свисающие с потолка. Блейд опустил женщину на диванчик и наклонился, развязывая ремни сандалий. Теперь он видел ее лицо: темные полукружия бровей, чистый высокий лоб, пухлый приоткрытый рот с поблескивающими жемчужинками зубов, маленькие уши с сережками из золотой канители. Красивая! Красивая, но, к счастью, не слишком юная; она выглядела лет на двадцать пять — двадцать семь.

Он сбросил тунику и прилег рядом, обняв ее за бедра; кожа у Энны была мягкой, бархатистой, холеной. Его руки двинулись вверх, и легкая ткань послушно отступила, обнажив плоский живот, очаровательный изгиб тонкого стана, маленькие груди с набухшими сосками. Блейд осторожно перекатил ее на себя.

— Так? — она раздвинула ноги и чуть приподнялась на коленях.

— Так. Боюсь, я слишком тяжел для тебя, малышка.

Теперь он чувствовал ее лоно рядом с собственной напрягшейся плотью; женщина медленно качнулась вперед и назад, поглаживая и щекоча лобком его ствол.

— Ты очень нежен, мой Гирларл… совсем не похож на варвара…

— Не все варвары грубы, детка.

Негромкий грудной смех, воркующий и томный.

— Я рада, что мне встретилось исключение…

Она по-прежнему раскачивалась, продолжая свою бесконечную ласку. Дыхание Блейда стало глубоким, прерывистым; его ладони гладили натянувшуюся над хрупкими лопатками кожу, потом спустились вниз, скользнули к маленьким крепким грудям, сжали их — осторожно, нежно. Обостренным мужским инстинктом он чувствовал, что Энна не новичок в любовных играх, и уже составил план начинавшегося поединка. В постели как в битве — выигрывает более сильный и более умелый. Одних можно покорить напористой грубой мощью, других -трепетной нежностью и галантностью; в данном случае требовалось сочетание обеих метод. Тепло и пламя! Ласкающий кожу солнечный луч и неистовство лесного пожара!

Внезапно Энна приподнялась и, выгнув спину, оседлала его. На миг она замерла, словно прислушиваясь к своим ощущениям, потом снова начались неторопливые ритмичные движения. Плоть Блейда скользила в теплом влажном ущелье, меж гладких трепещущих стен; его ладони сжимали ягодицы женщины.

— Ты такой огромный… — шепнула она. — Такой…

Закрыв ей рот поцелуем, странник ускорил темп. Энна не уступала; он чувствовал ее бурное дыхание на своем лице и, когда маленькие груди касались его тела, ощущал биение сердца, грохотавшего беззвучным набатом. Вдруг она слабо застонала, потом всхлипнула. Теперь Блейд видел над собой ее лицо с закушенными губами и сомкнутыми веками; вероятно, она сдерживала крик.

Он повалил женщину на себя, прижал, крепко обхватив за бедра; диванчик под ними скрипел и ходил ходуном. Энна вскрикнула, потом уткнулась лицом ему в грудь, впилась острыми зубками и вдруг обмякла. Блейд не отпускал ее, но когда его сильное тело выгнулось в пароксизме экстаза, плетеное ложе не выдержало, жалобно скрипнуло в последний раз, и любовники оказались на полу.

С минуту они лежали, тяжело и бурно дыша, потом начали хохотать.

— О, великолепный Гирларл! Покоряющий женщин, разрушитель их лож! -голос Цветка Ночи переливался, словно флейта. — Что я скажу завтра дворцовому управителю? Он решит, что я развлекалась тут с целой сакрой меченосцев, и все они были в доспехах!

— Скажи ему, что воин был один, но с очень длинным мечом, -посоветовал Блейд, складывая у стены обломки диванчика. — А пол тут прочный?

— Я надеюсь. Впрочем, его делали в расчете на человека, а не на божественного Гирларла…

Тем не менее они продолжили на полу, на мягком ковре, покрывавшем полированные доски настила, который с честью выдержал испытание. Либо походный императорский дворец был достаточно прочным, либо Блейд теперь вел себя поосторожнее, решив пока не разрушать резиденцию кантийского владыки; в будущем для этого могло представиться множество случаев.

Глубокой ночью он покинул крохотную комнатку Энны Кораны, оставив ее в сонной истоме на ковре, прикрытую ворохом шелковых одежд. Когда странник уже подходил к лестнице, сзади послышалось мягкое мурлыканье, и Тая, пушистая кошка, единственный страж этих ароматных чертогов, начала тереться о его ноги.

Блейд присел, пощекотал ее за ушками, и Тая снова замурлыкала. Она была абсолютной копией большой земной кошки — как и все остальные животные Ханнара, имевшие земные аналоги, что страннику очень нравилось. Одним из приятных моментов пребывания в мире сем являлось то, что лошади здесь были лошадьми, быки — быками, коровы — коровами, и тигры — насколько он мог разглядеть по гербам на щитах, доспехах и флагах — тоже походили на тигров.

Он попытался прикинуть время, прошедшее с момента финиша. Вначале он встретился с Джефом и децином Рилатом, трое суток странствовал с ним, двое провел в лагере гасильщиков и еще девять — нет, все-таки восемь! — в стане атара Хэмба. Получалось, что наступает пятнадцатый день его ханнарской экспедиции, а это значило, что надо срочно приступать к экспериментам. Место и время показались ему вполне подходящими, объект — тоже. Симпатичный зверек, и совершенно безобидный!

Продолжая поглаживать кошку, Блейд сосредоточился, ощутив незримое присутствие Малыша Тила. Тая, не подозревавшая ничего дурного, лизнула его руку розовым язычком, выгнула спинку и задрала хвост трубой.

В следующую секунду она исчезла, как растворившаяся в воздухе улыбка чеширского кота. Блейд, довольно усмехнувшись, сбежал вниз по лесенке, откинул полог, прикрывавший вход, и выскользнул наружу. Затем он отправился в свою палатку, разок-другой покосившись на императорский дворец, откуда все еще доносились звуки резкой воинственной музыки и гомон человеческих голосов.

Пробираясь среди темных лагерных шатров, странник прикидывал, кого избрать в качестве следующего объекта для пересылки Лейтону. В кантийском войске хватало всевозможных животных — собак, лошадей, ослов, мулов, кур и голубей — так что выбор был весьма велик; проблема заключалась лишь в скрытности операции. Крайне желательно, чтобы рядом не было никого… чтобы он находился один на один с телепортируемым существом…

Может, отправить в Лондон соблазнительную Энну Корану — под конец очередного свидания? Блейд снова улыбнулся. Нет, так дело не пойдет! Эта женщина нужна ему здесь — и к тому же вряд ли Лейтон заслуживал такого подарка!

***

Проснувшись утром в своей палатке, Блейд первым делом узрел физиономии склонившихся над ним Джефа и Мака. Оба сопели носами и ухмылялись.

— Просто слюнки текут, хозяин, от такого запаха! — сообщил рыжий финареот.

— И не только слюнки, — добавил Мак в своей прямолинейной солдатской манере.

Блейд сел и поднес к лицу ладонь; нежный аромат духов и тела Энны воскресил воспоминания о минувшей ночи.

Ночь… Цветок Ночи… Жаркие объятия на ковре в крохотной комнатушке…

— Это была славная победа, мой господин? — подмигнул кантиец.

Блейд задумчиво уставился на него, потом покачал головой.

— Если б я еще знал, над кем она одержана…

— Такими благовониями пользуются только самые знатные дамы, — сообщил Мак, — фрейлины Светлейшей Тении Фраллы Куз. Так что ты попал прямо в цель.

— Это точно, — Джеф глубоко втянул носом воздух. — Половина золотого за флакон, клянусь Хайей, владычицей любви!

— Вот что, — Блейд ткнул его кулаком в бок, — тащи-ка два ведра воды. Я не могу появиться на ристалище в облаке таких ароматов.

Когда Джеф, стуча деревянными бадейками, выскочил из палатки, странник повернулся к Макрону Сирбу.

— Значит, ты полагаешь, мой благородный друг, что то была знатная дама?

— Какие могут быть сомнения!

— Это хорошо или плохо?

— Смотря как закончилось ваше свидание. Госпожа осталась довольной?

— Полагаю, да, — Блейд усмехнулся. — Когда я уходил, она выглядела очень утомленной… по правде говоря, спала без задних ног.

— О! Прекрасно! — Мак явно воодушевился. — Не отказывайся, если тебе снова пришлют приглашение.

— Не собираюсь. Эта малышка очаровательна и очень искусна.

— Тогда считай, что твоя карьера уже состоялась. Она потянет тебя наверх, а ты потянешь нас, меня и Джефайю.

— Разумеется, — Блейд кивнул, — я не забываю своих друзей. Но скажи. Мак, неужели слово женщины значит столь много в Великом Канте? Больше гнева или подозрительности Гинны Пала?

— Смотря какой. Покровительство женщины из рода Колесничих, приближенной светлейшей императрицы, трудно переоценить. Я же сказал: если ты ей понравился, считай, что твоя карьера обеспечена.

— Предположим, — Блейд задумчиво посмотрел на него. — Тогда еще один вопрос. Мак: чего ты хочешь? Именно ты? Видишь ли, наш Джеф — простой парень; ему бы вернуться на свой корабль с кошелем серебряных быков, вот и все. Ну, еще он хочет держаться подальше от крабов, которым не очень симпатизирует… Ты — другое дело. Ты — воин из благородных! Что тебе нужно? Чин сакора?

Макрон Сирб помрачнел.

— Ни сакором, ни даже зикланом мне не бывать, мой господин. Разве что ухо прирастет на место… — он погладил сморщенный обрубок. — Но меня лишили имени, рода и достоинства Всадника… В Канте я никто! Презренный гасильщик, не воин, не солдат!

— Разве так важно быть воином? — спросил Блейд. — Разве тебя не устроила бы спокойная жизнь в собственном поместье где-нибудь в теплых краях?

— А что я знаю, кроме солдатского ремесла? Что еще умеем мы, кантийцы? — Мак пожал плечами. — Мы — воины, которые должны пройти по всему Ханнару от моря и до моря!

— Но тех, кто уже не может сражаться, император наделяет землей. К чему?

— Чтобы было где поставить дом, вырастить детей. Но немногие берут обширные земли и рабов, умеющих пахать и сеять. Зачем? С покоренных земель идет дань, и каждый получает свою долю.

— Справедливую долю? Император и Колесничие никого не обманывают?

— Конечно. Не будет доли, не будет детей, не будет молодых солдат, не будет и армии… Все так просто, мой господин! Нет, ветеранов никто не обманывает, и недаром императора зовут Отцом Народа!

— Хм-м… Но тебе, как я понимаю, долю не выделят. А потому, Мак, подумай-ка ты о поместье.

Кантиец задумчиво поскреб мозоли на нижней челюсти.

— Может быть, поместье и неплохая штука, только где же его взять? К тому же я не земледелец, не скотовод…

— Я бы советовал тебе побыстрей обучиться этим занятиям, — сказал Блейд. Он хотел добавить кое-что еще, но тут появился Джеф с ведрами, прервав этот интересный разговор.

***

Пока великая армия готовилась к походу, пока подвозили последние запасы провианта, зажигательной смеси и оружия, пока формировались гигантские обозы и спарпеты, заседавшие в императорском дворце, решали, какой дорогой двинется каждая из трех армий, Блейд успел встретиться с очаровательной Энной Кораной еще несколько раз. За валами главного лагеря, на морском берегу и среди ближних фруктовых рощ, были разбросаны уютные имения, собственность императора и его полководцев — не то перекупленные у прошлых владельцев, не то просто реквизированные по праву сильного. Там назначались конфиденциальные встречи, и там великие люди, вместе со своими супругами и любовницами, вкушали отдых от лагерной суеты.

Одна из таких вилл, Гнездо Сокола или Сайл Ор на кантийском, высившаяся на прибрежной скале в десяти нирратах от воинского стана, и являлась постоянным местом встреч Блейда с его возлюбленной. Он добирался туда пешкой за час, а на коне — за пятнадцать минут. Местечко это ему нравилось; оно чем-то напоминало его дорсетские владения на берегу Ла Манша, только там, конечно, не было такого изобилия садов, в которых росло и зрело что угодно, от яблок, груш и апельсинов до гигантских, с кулак, персиков.

Он никогда не спрашивал, кому принадлежит эта усадьба — Светлейшей ли Тении, лично императору или самой Энне Коране; у него хватало других тем для разговоров с ней. Уже после второй встречи Блейд понял, что его возлюбленная не так проста; судя по всему, она была настоящей придворной дамой, весьма искушенной не только в искусстве любви, но и в политике. Несомненно, она собиралась покровительствовать своему варвару, но желала узнать о нем побольше. Скупые ответы насчет каснийской родины и южных кампаний ее не устраивали; она дотошно выясняла, где воевал Блейд, когда и с кем, а также кто обучил его волшебному искусству рукопашного боя. Странник, пользуясь обрывками сведений, полученных от Джефа и Мака, изворачивался, как мог.

Иногда он благодарил всех местных богов, что эти допросы проводит не грозный Гинна Пал, а очаровательная Энна, которой в крайнем случае можно закрыть поцелуем рот. Иногда он задумывался над тем, почему шпионы из ведомства Всевидящих никогда не провожают его в Сайл Ор. Возможно, Энна Корана пользовалась безраздельным доверием не только императрицы, но и Синтады Гинны Пала? Во всяком случае, она выспрашивала именно о том, что было бы интересно знать этому крючконосому старику в серой тунике.

Особенно врезался Блейду в память один разговор под конец их четвертого свидания, незадолго до того, как армия тронулась в поход.

Нагие, они лежали у бассейна, на теплых мраморных плитах внутреннего дворика, прихлебывая вино из серебряных кубков. Оно было не белым, не красным и не розовым, а прозрачно-коричневатым, как хороший херес, и его было так приятно заедать фруктами! На подносе, сверкавшем на бортике бассейна, высилась целая гора яблок и груш, и Блейд, расправляясь с ними, с невольной дрожью вспоминал мхи, грибы и земляных червей Дьявольской Дыры.

Внезапно Энна повернулась на бок, протянула смуглую тонкую руку, коснувшись его плеча.

— Странный ты… — ее голос был негромок, но отчетлив — тремоло флейты на фоне мерного шума морских валов. — Когда мы в постели, я готова поверить, что ты варвар… яростный и дикий варвар… но сейчас… когда я смотрю, как ты ешь, как пьешь вино… Нет, ты не дикарь, мой Гирларл!

По губам Блейда скользнула усмешка. Энна Корана была наблюдательной женщиной, и ей удалось разглядеть британского джентльмена под маской варвара из далекой Кассны! Интересно, что она думает по этому поводу? И что доложит Гинне Палу? Или самой императрице?

— Давай-ка сначала определим, кто такие варвары, — сказал он, поглаживая изящные пальцы своей возлюбленной. — Чем они отличаются от прочих людей?

— Ну, это же всем известно, дорогой… Есть великие западные народы, кантийцы и все, кто нас окружает — сеулги, ханборды, фраллы… от фраллов даже ведут род императоры… Есть огромные и богатые города в Либонне, на южном побережье Моря Заката, где ты воевал… Есть Финареот и Неван, лежащие в центре мира… Есть Конта Силангут и, возможно, Бартам… Все это культурные страны. И есть варвары — хасты, альбаги, ситалла, кланибойны, живущие в лесах, горцы-бхиоты. Есть множество диких племен в Гриссе и на южной Континенте, вне пределов Либонны, рассыпанных по берегам Пагарда, Моря Зноя… Там, где лежит твоя Кассна. — Энна помолчала. — Только я не очень верю, что она — твоя…

— Почему же?

— До Кассны почти так же далеко, как до Бартама, но все же горцы с юга иногда добираются до наших краев. Они рослые и темноволосые, как ты, но совершенно дикие! И потом, дорогой, у них очень смуглая кожа и тут, -ладошка женщины коснулась груди Блейда, — синие узоры.

«Татуировка! — подумал Блейд. — Ай да Джеф, знаток дальних земель! Удружил!» Еще ему вспомнилось, как старый Гинна Пал разглядывал его на ристалище альбагов. Неужели он тоже знает?.. Скорее всего… Вид у него был подозрительный…

— Я покинул Кассну очень молодым, — произнес странник вслух, — еще не сделавшись воином, поэтому у меня нет таких узоров. Затем я много лет жил и сражался на берегах Шер-да, так что стал вполне цивилизованным человеком, моя прекрасная госпожа.

Энна снисходительно улыбнулась.

— И где же тебя обучали хорошим манерам? В легионах Либонны или на их боевых кораблях?

Блейд молчал.

— Я бы скорее поверила, что ты пришел из какой-то далекой и могущественной страны, из той же Либонны или Силангута… Но люди там не похожи на тебя, дорогой. Либонцы смуглее и малы ростом, а у силангутов кожа цвета меди, с красноватым оттенком. Правда, ни я и никто в наших краях не видел бартамца…

Она замолчала и выжидательно уставилась на возлюбленного.

Придется идти ва-банк, решил Блейд и, протянув руку, взял с подноса огромное яблоко. Оно как раз уместилось в его ладони — золотистое, с каймой алого румянца.

— Скажи, Энна, веришь ли ты в магов? Я разумею — в колдунов, волшебников, ведьм, которые могут совершать нечто недоступное обычным людям?

Женщина повела плечами, и ее маленькие груди всколыхнулись.

— Это не вопрос веры, дорогой. Маги существуют на самом деле, как известно многим. Не в Канте, не в Либонне и не в Финареоте, не в тех странах, где поклоняются Великому Небу и его бессмертным детям, младшим богам… Колдуны есть у хастов и бхиотов, а в землях Альбага встречаются женщины, способные убить человека одним словом. Про чародеев же Гриссы вообще рассказывают чудеса! Они могут не дышать целый день, подумай только!

Блейд задумчиво глядел на яблоко.

— Видишь ли, детка, я ведь тоже маг, — наконец произнес он.

— Маг? Ты — маг?! — Внезапно Энна села и, откинув назад головку, расхохоталась. — Прости, мой Гирларл, — уверенно заявила она, — но ты уже не раз доказал обратное.

— Каким же образом?

— Самым приятным, — все еще улыбаясь, она провела рукой по своему животу, погладила лобок. — Маги и колдуны все старики… и потом, они теряют тайное знание, если спят с женщинами. А ты — воин и мужчина!

— Тем не менее…

Яблоко, лежавшее на ладони Блейда, исчезло. Он взял второе.

— А где?.. — глаза Энны изумленно округлились.

— Далеко, — сказал странник, — очень далеко. — Второе яблоко растаяло в воздухе, и теперь он потянулся за грушей, — Может быть, в Кассне, может быть, в Бартаме, а может, и еще дальше…

— Но как ты это делаешь?!

— Магия, моя милая, чистейшая магия, которой владеют в Кассне только избранные…

— В Кассне?

— Ну, возможно, не совсем в Кассне… Я не хотел бы об этом говорить. И о таких фокусах, — Блейд посмотрел на грушу, и она исчезла, — тоже.

Женщина кивнула, не спуская с него напряженного взгляда. В нем читалось удивление и немного страха, поэтому Блейд обнял ее, погладил по гибкой спине и шепнул, целуя:

— Вот видишь, милая… Не все чародеи теряют тайное знание, если спят с женщинами…