Снова получив возможность дышать, Блейд уже знал, что его организм приспособился к условиям нового измерения. Некоторое время он оставался там, где рухнул в этот мир, скатившись вниз с горы; он лежал неподвижно, наслаждаясь прикосновениями обдувавшего тело прохладного ветерка. Он даже не раскрывал глаз, только грудь его мерно вздымалась и опускалась.

Когда он наконец решился приподнять веки, его ослепил яркий солнечный свет, усиливший боль в висках. Опять закрыв глаза, Блейд повернул голову и полежал в таком положении до тех пор, пока не смолк грохот отбойных молотков, таранивших его череп. Затем он привстал, опираясь на локоть, и огляделся вокруг.

Прежде всего он увидел горы — высокие, остроконечные, с покрытыми снегом вершинами, устремленные ввысь, к голубому льдистому небу. Какую-то долю секунды страннику казалось, что они находятся так близко, что он может дотронуться до них рукой. Потом привычное ощущение масштаба возвратилось, взор прояснился, и он понял, почему горы кажутся такими близкими: его окружал кристально чистый воздух над абсолютно плоской равниной, отделяющей место финиша от горного хребта. На самом деле горы возвышались милях в сорока — пятидесяти отсюда. Он не мог с точностью определить, как высоко они поднимаются в безоблачное небо, но прикинул на глазок, что примерно на двадцать пять тысяч футов. Ветер ярился над далекими остроконечными вершинами, взметая вверх снежные столбы, напоминающие дым или пышные перья, какими украшают женские шляпки.

Блейд потянулся, проверяя работу мышц и суставов, затем поднялся на ноги. Как обычно, он был наг, но никаких травм и повреждений не обнаружил и, выполнив несколько упражнений, удостоверился, что все его члены работают нормально. После этой короткой зарядки у него сильно участилось дыхание, и он понял, что находится по меньшей мере в десяти-двенадцати тысячах футов над уровнем моря. В таком разряженном воздухе было нелегко дышать и еще труднее удерживать тепло.

Разведчик решил, что сейчас где-то около полудня, так как солнце практически стояло в зените и грело с такой же щедростью, как в Англии в начале лета. Однако ночью наступит резкое похолодание, и это не обещало ничего приятного обнаженному человеку. В горах нельзя странствовать без одежды.

Вместе с этой мыслью Блейд более внимательно огляделся по сторонам. Его окружала плоская голубовато-серая равнина, покрытая пылью, гравием и в некоторых местах — валунами. Тут не было ни деревца, ни кустика, лишь кое-где из-под земли пробивалась скудная и чахлая растительность.

На юге монотонность пейзажа нарушалась блестящим синим цветом, переходившим в голубой. Блейд прищурился, прикрыв глаза ладонью словно козырьком, чтобы получше рассмотреть, что же находится там, У самой черты горизонта. Синей могла оказаться горная порода, вышедшая на поверхность и несколько отличная от той, что составляла большую часть равнины, но Блейда смущал ее блеск. Пройдя подготовку по выживанию в экстремальных условиях, он имел неплохой опыт в таких делах, и теперь все его чувства кричали: «Озеро! Это озеро!»

Озеро… Это внушало надежду. Чтобы выжить, пресная вода просто необходима. Кроме того, в воде должна водиться рыба и что-то расти поблизости — значит, можно найти человеческое поселение где-то у побережья. Блейд понимал, что следы человеческого обитания в этом новом мире — как, впрочем, и в любом другом — надо искать у воды, причем неподалеку, в пределах нескольких миль.

«А если озеро окажется соленым?» — пронеслось у него в голове.

Он выругался, проклиная свою привычку не доверять ничему и никому, учитывать все возможности, даже самые невероятные. Иногда это доставляло массу хлопот… Заставив себя отделаться от неприятной мысли и справившись с приступом пессимизма, Блейд зашагал на юг.

Он двигался быстрым шагом, стараясь, однако, не переутомляться, чтобы не вспотеть: ему не хотелось, чтобы организм потерял последние запасы влаги. Находясь в горах, можно легко ошибиться в оценке расстояния, в чем он уже не раз убеждался. Это озеро могло поблескивать и в двух, и в Двадцати милях от того места, где он очнулся.

Блейд упорно продвигался вперед. Его черная тень падала на серо-голубую землю под ногами; солнце и ветер так измельчили верхний слой, что он оставлял в нем глубокие отпечатки, поднимая вверх клубы пыли. Под ее тонким слоем лежала такая же твердая земля, как валявшиеся повсюду валуны и камни.

Местность была однообразной и скучной. Если не считать дальних гор, то лишь изредка попадавшиеся кучи белого гравия хоть как-то оживляли бесконечную серо-голубую равнину. Еще реже встречались жалкие черно-зеленые кустики, приткнувшиеся за крупными валунами. Практически полное отсутствие растительности не удивило Блейда: ветер, несущийся с гор, оголил землю, источил до песка камни и валуны и теперь мог гулять свободно, не встречая никаких препятствий.

Эта земля, похоже, существовала задолго до появления людей — если в этом измерении есть люди. И она, несомненно, останется такой же, когда все они канут в вечность; никто никогда не найдет здесь следов цивилизации, существовавшей на этой планете.

По мере продвижения на юг блестящая синяя полоса становилась все шире и шире, солнце медленно скатывалось за горы, и к тому времени, когда оно преодолело половину пути, Блейд понял, что перед ним в самом деле вода. Когда солнце зависло прямо над остроконечными вершинами, до берега оставалось примерно с милю. Прежде чем на землю опустились сумерки, странник уже стоял у озера.

С близкого расстояния оно казалась невероятно густого синего цвета. Он не мог определить, сколь далеко простираются эти воды — ни на юге, ни на востоке не было видно берегов. На такой высоте этот водный бассейн мог быть только озером, но размерами оно, похоже, не уступало небольшому морю. Воды его, к счастью, оказались пресными. Испробовав их, Блейд решил, что если уж ему суждено погибнуть в этом измерении, то никак не от жажды.

Вдоль берега на многие сотни ярдов тянулись густые заросли черно-зеленых низких кустов с крупными ярко-желтыми цветами, по виду напоминающими подсолнухи — только семечки в середине соцветий были не коричневатые, а красные. Если семена окажутся съедобными, подумал разведчик, то голодная смерть ему тоже не грозит. По крайней мере, на первых порах.

Правда, оставалась опасность замерзнуть: после захода солнца разреженный воздух быстро теряет тепло. С дальних гор уже потянуло холодом — он неприятно щекотал нагую грудь Блейда. Нагнувшись, он попытался сломать или вырвать из земли один из невысоких кустов. Конечно, эти покрытые листвой и цветами ветки обещали не самую удобную постель, но они хоть немного защитят нагую кожу от холода. Вот если бы он мог развести костер! Но по дороге ему не попалось ничего похожего на кремень.

Кусты поддавались с трудом, сучья царапали пальцы. К тому времени, как Блейд сломал с полдюжины ветвей, его ладони покраснели и покрылись ссадинами. С обломанных концов вытекал густой, липкий, лимонно-желтый сок. Блейд понюхал его — пахло чем-то таким, что он затруднялся определить или описать. Запах был очень слабым и шел откуда-то изнутри, однако казался приятным и словно притягивал к себе. Блейд еще раз понюхал эту жидкость, раскрыл было рот, но потом, бросив вырванные кусты на землю, приказал себе остановиться.

Слабый запах растения был коварен и предательски привлекателен. Еще не разобравшись, что же такое он нашел, Блейд едва не вдохнул его полной грудью и с большим трудом заставил себя откинуть ветви подальше. Что могло бы произойти, если б он все-таки попробовал эту густую липкую жидкость? Он не имел ответа на этот вопрос и не желал его получать — по крайней мере, здесь и сейчас. Эксперименты с неведомым наркотиком были ему не нужны. Тем более теперь, когда он пытался выжить и не замерзнуть в одиночестве на берегу какого-то безлюдного озера в Измерении Икс.

Он наломал еще веток, проявляя осторожность и стараясь не подносить их к лицу. Он тщательно следил за тем, чтобы капли сока не попали ему на кожу — возможно эта жидкость обладала способностью впитываться сквозь поры.

К тому времени, когда веток набралось столько, чтобы лечь на них и укрыть спину, уже совсем стемнело и лишь вдалеке, между горных вершин, мерцала тусклая полоска оранжевого света, помогавшая страннику хоть как-то ориентироваться. Озеро, чудилось, уходит в бесконечность; теперь, в сгустившейся тьме, оно казалось черным вместо синего. Ветер стих, и небольшие волны, еще совсем недавно ударявшие о прибрежный гравий, исчезли вместе с ним. На какое-то время эта реальность превратилась в мир полного одиночества, кромешного мрака и мертвой тишины. Единственными звуками здесь были дыхание и шаги Блейда.

Он уже собрался устроиться на ночлег на приготовленной им постели из веток, как внезапно понял, что озеро больше не погружено в полную тьму. Неожиданно появился свет — слабый, мигающий, отдаленный. Блейд насчитал девять светящихся точек, выстроившихся в линию; свечение их оказалось бледно-желтым и каким-то неестественным. Эти испускающие сияние источники приближались к берегу ровно и целенаправленно.

Однако при этом они как бы отдалялись друг от друга, продолжая следовать одной линией, теперь растянувшейся на половину озера. Блейд понял, что если они и дальше будут двигаться к берегу таким образом, то сам он окажется в середине этой светящейся цепочки. Медленно и осторожно встав на корточки, он решил отойти подальше от груды наваленных ветвей. Он хотел раскидать их в стороны, чтобы не обнаружить своего присутствия, но на это, похоже, времени уже не оставалось. Теперь источники света приближались гораздо быстрее, и Блейд уловил отдаленное, но постоянно усиливающееся монотонное пение.

Он направился подальше от берега, вверх по склону, стараясь не ступать на мягкие участки почвы, чтобы не; оставить следов. Пройдя с полсотни ярдов, странник заметил особенно густые заросли, вздымавшиеся на фут-другой над ним словно живая изгородь. Эти кусты росли так близко друг к другу и были такими мощными, что их оказалось трудно раздвинуть; еще более неприятным и болезненным было пробираться между ними. Зато, устроившись в самой чаще, разведчик стал невидим ни для кого, находящегося на берегу.

Приближающееся из темноты пение стало громче. Блейд с облегчением узнал человеческие голоса — по крайней мере, сорок или пятьдесят человек пели одновременно в сопровождении двух барабанов. В Измерении Икс ему уже доводилось сталкиваться с существами, проходившими по разряду чудищ или полулюдей, весьма далеких от человека, и он всегда предпочитал общаться с нормальными двуногими, хотя бы на первом этапе путешествия.

Нельзя сказать, что люди являлись более предсказуемыми, чем, скажем, катразские хадры или ньютеры Тарна, или менее склонными стрелять, а лишь потом задавать вопросы. Но все же с людьми он чувствовал себя спокойнее.

Свет становился все ярче, пение — громче. Теперь Блейд начал различать слова, а с этим пришло понимание их сути и значения. Компьютер лорда Лейтона творил, казалось бы, невозможное, преобразуя и настраивая мозг странника таким образом, что он мог говорить на языке любого измерения, каким бы странным и непривычным ни было это наречие.

Монотонный речитатив, летевший к берегу над озерными водами, состоял из одних и тех же фраз, причем в разной последовательности. Блейд расслышал, по крайней мере, четыре из них, при каждом повторении менявшиеся местами.

Слова звучали вновь и вновь:

— Славься, цветок жизни! Славься, цветок смерти! Мы идем к тебе, служа Айокану! Мы идем к тебе по велению Айокана!

«Айокан? — подумал Блейд. — Это еще кто такой? Король, жрец, бог, дьявол или святой дух? А цветок? Что за цветок они поминают? Жизни или все-таки смерти?»

Внезапно по спине у разведчика пробежали мурашки: он подумал, что поющие, быть может, имеют в виду этот похожий на подсолнух цветок на кустах, в которых он сейчас прятался. Растение, из ветвей которого истекал сок, явно содержащий какое-то наркотическое вещество… Больше здесь не росло ничего, что могло бы подойти под это описание. И что же собирались делать с кустами аборигены?

Времени, чтобы найти ответы на эти вопросы или придумать новые, у Блейда не оставалось. Внезапно над озером возникли более яркие источники света, и он, присмотревшись, понял, что за каждым из первых девяти светильников зажглось еще по одному, более мощному, а потом изначальные источники света одновременно погасли, словно по единой команде.

Он замер в кустах, наблюдая за приближавшимся к берегу светом.