Ричард Блейд, вымытый, подстриженный и облаченный в белоснежную хламиду, благоухающий так, словно Счастливая Аравия излила на него все свои ароматы, с заботливо перевязанной раной под коленом, властной рукой распахнул тяжелую дверь и вошел в опочивальню тайрины. Окна просторной комнаты выходили на море и порт, из них тянуло терпкими запахами водорослей, соленой воды и смоленого дерева. Покой был почти пуст; только в центре его возвышалось широкое ложе, озаренное высившимися рядом канделябрами. На нем раскинулась нагая Пфира.

Взгляд женщины метнулся к двери, затем она довольно улыбнулась и, потягиваясь, словно кошка, закинула руки за голову. Дрогнули маленькие тугие груди, чуть порозовела мраморная кожа щек, пунцовые губы приоткрылись. Тайрина медленно провела ладонью по животу; ласкающим движением кончики пальцев спускались все ниже, ниже…

— Ты, Блейд… Значит, Тарсу мертв?

Разведчик кивнул и поклонился.

— Я пришел, моя тайрина. Вот ответ на твой вопрос.

Она похлопала ладонью по голубоватому покрывалу.

— Подойди сюда, Блейд… Сядь рядом и расскажи мне все. Как ты сумел справиться с ним? В подземелье под ареной Тарсу прикончил уже не одного соперника.

Блейд опустился на ложе. Он был сильно возбужден, кровь молотом стучала в висках, бледное прекрасное лицо женщины плавало перед ним в полумраке спальни. Еще не улеглась ярость после схватки, еще гнев охватывал его при одном воспоминании о высокомерном Экебусе, но не только это будоражило его. Что бы ни шептали в народе о возрасте тайрины, она была восхитительна! И Блейд страстно желал ее. Прямо сейчас, не откладывая ни на минуту, ни на секунду!

Разумеется, он надеялся получить и еще кое-что, но дарование прочих милостей зависело только от Пфиры. Разведчик коснулся нетерпеливой рукой маленькой изящной груди и ласково погладил теплый налитой плод. Алый сосок ожил под его пальцами, затвердел, и Блейд, наклонившись, поймал его губами, сжал, легонько покусывая. На мгновение женщина напряглась, замерла; потом, к его удивлению, резко отстранилась.

— Ты слишком дерзок и слишком нетерпелив, — заявила она — правда, без каких-либо признаков гнева. Не подпуская Блейда к себе, тайрина начала поглаживать лобок и грудь, которую он только что целовал. Вздохнув, разведчик постарался держать руки подальше. Быть может, слухи не лгут, и Пфира действительно находится в преклонном возрасте, хоть и выглядит лет на тридцать. Если так, ей надо время, чтобы подготовиться к любовной игре… Сам Блейд был давно готов, но помнил, что пламя в женщинах разгорается медленней; впрочем, в ожидании тоже была своя прелесть.

Возможно, существовали еще какие-то причины? Неторопливо поглаживая свою белоснежную кожу, тайрина заставила его во всех подробностях рассказать о поединке с Тарсу. Рот ее приоткрылся, она возбужденно вздохнула, слушая, как новый возлюбленный разбил голову слепца о каменные ступени. Блейд почувствовал недоумение — похоже, с таким же жадным интересом она внимала бы речам Тарсу, выпытывая подробности его собственной смерти. Скорее всего, повествование о кровавой схватке служило острой приправой к предстоящим наслаждениям.

Блейд смирился с этим. Как ни крути, бой в подземелье выиграл все-таки он, и Тарсу больше не скажет ни слова — никому и никогда. Теперь оставалось лишь достойно завершить день, выиграв схватку в постели; в противном случае его победа окажется пустым звуком.

Решив, что пора приступать к атаке, Блейд придвинулся поближе, сжал Пфиру в объятиях и впился в ее губы. Нет, он не дал бы этой женщине больше тридцати! И темперамента у нее хватало! Она сопротивлялась, как дикая кошка, и даже пыталась закричать. Он погасил этот крик поцелуем, нежно поглаживая ее лобок и раздвигая стройные бедра; потом приник губами к ее груди. Пфира начала молотить кулачком по могучему плечу возлюбленного,

— Остановись, Блейд! Что ты делаешь! Имей почтение… ты на ложе тайрины, не уличной девки… Не смей… о… о… о! — Она попыталась сдвинуть колени, но он был сильнее. — Я запрещаю, — Блейд… О… о!

Блейд шлепнул ее по щеке, и Пфира с изумлением уставилась на него, прекратив сопротивление. Вид у тайрины был потрясенный. Ее посмели ударить! И где! В собственной спальне!

— Клянусь, Блейд, я прикажу подвесить тебя на корм капидам!

— Потом! — Сейчас его не пугали угрозы. — Сначала я получу то, ради чего убил сегодня человека. И так, как захочу! Ваши способы любви не нравятся мне, тайрина, и этой ночью я постараюсь научить тебя кое-чему новому! — Он расхохотался. — Так, как научил твою дочь!

Агатовые зрачки женщины сверкнули, она гневно отпрянула. Блейд понял, что коснулся запретной темы и рассердил ее по-настоящему. Пусть! Сейчас она была в его власти.

Прикрывая ладошками груди, Пфира воскликнула:

— Ты нарушил закон, Блейд! Она наказана… изгнана! И никто не должен упоминать о ней! — тайрина снова попыталась вырваться из железных объятий. — Дай мне уйти. Или я позову стражу!

Желание и страсть бурлили в крови Блейда. Даже по земным меркам он был крупным мужчиной, а в Сарме выглядел едва ли не сказочным исполином. Он сбросил тунику. Искоса взглянув на него, Пфира испуганно вскрикнула — но совсем не для того, чтобы позвать охрану. Она скорчилась на ложе, в ужасе прижав руки ко рту.

— Нет, Блейд, нет… Не надо! Ты такой огромный… слишком большой… ты разорвешь меня напополам!

Блейд снова прижал ее к себе.

— Однако, — с насмешкой произнес он, — это будет прекрасная смерть. Ты заслужила ее, Пфира, — он ухмыльнулся и добавил, точно рассчитав дозу яда: — Думаю, Зена осталась бы мной довольна!

Он погрузил пальцы в ее лоно. И не очень-то ласково! Ему не внушала доверия эта мраморная, не имевшая возраста красота, и в то же время он страстно желал обладать телом Пфиры. Он помнил, что должен победить, покорить ее! Сейчас или никогда! Клинок плоти, подумал Блейд, иногда сильнее и надежней меча, выкованного из стали.

Она не позвала стражей. Он знал, что то была лишь пустая угроза, царственный каприз, и не собирался отступать. Обхватив тонкие лодыжки, Блейд раздвинул ноги женщины и высоко поднял их; миг — и теплые колени стиснули его плечи.

Лоно Пфиры было узким, влажным, трепещущим; тайрина слабо вскрикнула, когда он вошел. Блейд сделал несколько быстрых движений, и женщина замолчала, обхватив ногами его шею. Потом тонкие пальцы впились ему в бедра, они царапали, рвали кожу. Внезапно запульсировала и заныла рана, но он уже не обращал на это внимания.

Блейд относился к искусству любви с той же серьезностью, как и к другим занятиям. И сейчас он старался изо всех сил, памятуя, что ставкой в этой игре является его свобода, жизнь и успех дела. Он должен победить! Он не ослаблял натиска, невзирая на мольбы Пфиры о пощаде. Оргазм сотряс ее тело — раз, другой, третий, — но он не отступал. Женщина билась, потом замирала в изнеможении, стонала и хрипло вскрикивала — он не останавливался. Он знал, что эти минуты подарят ему власть — власть над Пфирой и ее страной; и чем бесспорней будет сейчас его победа, тем крепче — обретенное могущество

Он замер, выгибая спину, и со вздохом облегчения оросил ее лоно. Страсть излилась, экстаз прошел, изнуренные, бледные, они вытянулись на голубом покрывале, не в силах пошевелиться. Усталость обволакивала их, словно теплый невесомый туман, затягивая липкой пеленой сна

Блейд погладил Пфиру по плечу, и женщина, словно очнувшись, заговорила.

— Ты сокрушил меня, Блейд… Никогда бы не поверила — она вдруг прижалась к его плечу, шепнув: — Ты огромный, словно… словно жеребец!

Он понял, что победил! И теперь, когда ему выпал счастливый шанс, требовалось поскорее обратить победу в реальные милости. Из своего опыта Блейд знал, сколь многое может сделать женщина для человека, подарившего ей наслаждение. Но действовать надо осмотрительно и быстро. Он лежал на спине, все еще тяжело дыша; голова тайрины покоилась у него на плече, и сейчас не стоило нарушать эту идиллию. Нежно поглаживая покрытую испариной грудь Пфиры, Блейд сказал:

— Я хочу забрать во дворец Пелопса, моего слугу Ты отдашь его мне, повелительница?

Черноволосая головка Пфиры переместилась ниже; теперь она лежала, прижимаясь щекой к животу Блейда и разглядывая его фаллос. Размеры сего органа внушали уважение, и, по-видимому, во всей Сарме не удалось бы отыскать второго такого же экземпляра. Тайрина робко погладила его ладошкой.

— В твоей стране, Блейд, все мужчины такие?

Он улыбнулся.

— Многие еще больше и сильнее меня, — в этих словах была определенная доля истины, хотя и в родном измерении он считался крупным мужчиной.

Пфира исполнилась благоговения. Она вновь погладила поникший фаллос, затем поцеловала его. Блейд, преисполнившись благих надежд, повторил.

— Так что насчет Пелопса?

Пфира равнодушно кивнула.

— Я не против. Бери его, если Крид с Экебусом что-нибудь оставили тебе.

Услышав эти слова, он едва не взорвался от ярости. Однако затеянный им водевиль не стоило превращать в трагедию, и Блейд спросил с наигранным удивлением:

— Вот как? Но я не понимаю, что нужно верховному жрецу и Стражу Побережья от моего слуги?

Никакого результата, эта тема ее не интересовала. Горячие губы Пфиры прижались к его щеке, но Блейд, на девять десятых поглощенный любовной игрой, оставшейся частью сознания продолжал рассчитывать течение своей интриги.

Много позже, когда порозовевшая тайрина блаженно вытянулась рядом, он сделал очередной ход. Пелопс… Речь опять шла о нем.

— Крид пришел ко мне и попросил отдать этого раба, — прижавшись к груди Блейда, недовольным тоном сказала Пфира. — Я согласилась. Почему бы и нет? Одним рабом больше, одним меньше… какая разница! И я отдала его Экебусу и Криду.

Странно! Теперь Блейд был уверен, что не ошибся. Когда тайрина упомянула имя фадранта, голос ее дрогнул. Пожалуй, в нем даже послышалась нежность… Очень странно! Он задумался. Еще одна загадка! Чем Экебус мог заслужить милость владычицы Сармы? Кто он для нее? Бывший любовник? Но почему тогда он жив? Ладно, впереди целая ночь, и он успеет это выяснить; сейчас следовало разобраться с Пелопсом. Блейд приподнялся на локте, изобразив возмущение.

— Но эти двое замучат моего слугу! Станут его пытать, расспрашивать обо мне… А бедняга ничего не знает! Кроме того, что я сам ему рассказал.

Пфира кончиками пальцев провела по рельефным мышцам его груди.

— Наверно, ты прав. Ну и что? Возьмешь другого слугу. Хоть сотню!

— Я привык к этому. И он… он не просто мой слуга. Приятель… почти друг.

— Тогда постараемся вернуть его, — тайрина потянулась к свисавшему над ложем шнурку колокольчика. — Или хотя бы его останки.

Она дернула витой шнур, дверь тут же приоткрылась, и в опочивальне возник слуга в спадающем до пола голубом балахоне. Не обращая внимания на свою наготу, Пфира что-то приказала ему, и слуга исчез.

Вероятно, оказанная милость требовала немедленного воздаяния. Тайрина поцеловала возлюбленного и забралась на него верхом, так что ее маленькие груди свисали прямо над губами Блейда. Вздохнув, разведчик подумал, что эта женщина ненасытна; теперь она не боялась, что он разорвет ее напополам. Стараясь не выказать усталости, он приготовился к новому раунду любовной схватки.

Но Пфира оказалась проницательней, чем он полагал. Почувствовав некую заминку, она снова поцеловала его и спросила:

— Ты чем-то недоволен? Хочешь чего-нибудь? Говори, я выполню все. Такая ночь достойна награды!

— Я хотел бы получить корабль, — ответил Блейд, памятуя о своей главной задаче; с кораблем и надежной командой шансы обнаружить любимого братца резко повышались. — И еще… Позволь мне участвовать в играх, когда прибудет Черный Оттос.

Казалось, Пфира колеблется; потом она кивнула черноволосой головкой:

— Хорошо. Чего еще ты хочешь?

Блейд, с этого мгновения фадрант боевого корабля, решил, что не стоит просить слишком многого сразу. Он нежно улыбнулся своей тайрине, приподнял ее вверх, устроил поудобнее и позволил скакать так долго, далеко и быстро, как ей хотелось, до полного изнеможения. Когда она с довольным вздохом вытянулась рядом, он погладил ее локоны и сказал:

— Есть кое-что, о чем бы я хотел тебя спросить… Не из праздного любопытства, моя владычица, поверь… Если я останусь в Сарме, мне надо знать о таких вещах.

Она милостиво кивнула.

— Ладно, задавай свои вопросы. Но недолго… я сейчас усну, — тайрина потянулась. — Кажется, никогда в жизни я не испытывала такого сладостного утомления.

— Но я боюсь разгневать тебя, моя тайрина…

— О нет, Блейд, нет. Сейчас ничто не могло бы меня рассердить. Я отвечу тебе. Спрашивай.

Разведчик глубоко вздохнул и начал:

— Скажи, что связывает Экебуса и Крида? Я уверен, они плетут заговор. Но с какой целью? Чего они добиваются?

Пфира тихонько рассмеялась.

— Ну, это же так просто, мой могучий сьон… Конечно, они строят мне козни… о чем уже не раз доносили шпионы.

— И ты так спокойно говоришь об этом?

— Да, я позволяю им играть. Что за беда! В Сарме всегда было больше заговоров, чем жителей. Пусть хитрят, шепчутся, интригуют. Пусть… пока не начали действовать. Есть и кое-что еще… — она усмехнулась. — Знаешь, Крид и Экебус — любовники. Верховный жрец не может жить без Экебуса — а тот, я полагаю, милостиво позволяет старику обожать себя.

Так вот оно что! Блейд припомнил, что в Сарме любая форма сексуальных отношений считается нормальной. Однако он решил еще раз проверить это.

— Значит, ты говоришь, что старый Крид обожает фадранта? Наверно, для него это значит очень многое… гораздо больше, чем для Экебуса. Жрец уязвим, и ты можешь держать его в руках. Но если что-нибудь случится с фадрантом…

— Крид не вынесет такого горя, — ответила тайрина. — Начнет бить себя кулаками в грудь, наденет траур и, в конце концов, прыгнет в пылающую пасть Бек-Тора.

Блейд кивнул.

— Мне кажется, моя повелительница, я уже знаю одного твоего шпиона. И он шпионит за самим собой.

— И за Экебусом, — добавила Пфира. — Экебус нашептывает Криду, а Крид докладывает мне, желая спасти своего любовника, — тайрина приподнялась на локте, заглядывая в лицо Блейду. — Я хочу сказать тебе еще кое-что. Будь осторожен, когда в столице появится Черный Оттос. Фадрант в сговоре с ним, ибо Оттос обещал посадить его на трон Сармы. Оттос хитер, — она зябко передернула плечами, — и хочет, чтобы страной правил его человек.

Хотя Пелопс и рассказывал Блейду о политической ситуации в Сарме, новые откровения Пфиры удивили разведчика.

— Я помню, как ты оборвала Крида, когда жрец начал разговоры о Черном Оттосе, — задумчиво сказал он. — Ты напомнила ему, что следует быть терпеливым и…

Пфира приложила маленькую ладошку к его губам.

— … и хитрым. Да, все так. На словах каждый житель Сармы готов целовать следы Черного Оттоса… если хочет жить. Но в душе мы все бунтовщики и заговорщики… только в этом нельзя признаваться — на каждого моего шпиона Оттос имеет десяток. Теперь ты понимаешь, почему я частенько держу Экебуса вдали от столицы, на побережье капидов. Он не собирается служить Оттосу, когда захватит трон. Его заговор — обман… Он… он…

Тайрина вдруг спрятала лицо на груди возлюбленного и разрыдалась. Блейд, пораженный, ласково гладил ее хрупкие плечи, размышляя, что бы это значило. Она плачет! И о ком — об Экебусе, жестоком честолюбивом интригане! Здесь была какая-то тайна.

Пфира по-прежнему не поднимала глаз; властная, уверенная в себе владычица вдруг превратилась в обычную женщину, слабую и беззащитную. Сквозь слезы она пробормотала:

— Экебус не чистокровный сармиец… лишь наполовину… И только я, одна я знаю об этом.

Это было вполне очевидно, и Блейд не видел тут особых причин для горестных излияний. Он нежно обнял плачущую женщину, вопросительно приподняв бровь; впрочем, он почти предугадывал то, что сейчас услышит.

— Экебус — мой сын, — тихо произнесла Пфира. — Мой единственный сын, которого удалось сохранить… не спрашивай, чего это стоило. Если у тайрины рождается мальчик, его приносят в дар Тору… Все остальные мои сыновья сгорели в пасти бога, не прожив и трех дней… — Она вздохнула, вытерев ладошкой глаза. — С Экебусом вышло иначе. Много лет назад в Сарме появился воин из Моука — это далекая страна, дальше Пылающих Песков. Мы любили друг друга… очень недолго, но я никогда его не забуду. Он был настоящим героем… Сильный, умный и очень гордый. Сарма не понравилась ему, и он решил вернуться домой. Я плакала, мучилась, но не стала уговаривать его… я тоже была слишком гордой… или слишком молодой и глупой. Потом у меня родился сын, Экебус… Ему ничего не известно о родителях — лишь то, что они были благородными людьми… и никто не раскроет ему тайну… я приказала убить всех, всех! Блейд, теперь только ты и я знаем об этом. Мы вдвоем! — пальцы Пфиры впились в плечо разведчика, — Прошу тебя, молчи! Молчи, ради милосердного Бека! Фадранту ни к чему знать, чей он сын. Все равно по нашим законам ни один мужчина не может стать правителем страны.

— В том случае, — перебил ее Блейд, — если заговор потерпит неудачу. Но когда ты погибнешь, Экебус будет править здесь по воле Черного Оттоса.

— Недолго, — покачала головой Пфира. — У Оттоса есть сын, Джамар, которого он собирается посадить на трон Сармы. И тогда Экебуса убьют, словно простого раба… — в ее глазах опять блеснули слезы. — Наверно, я глупа, Блейд… эта мысль гнетет меня, и я ничего не могу с собой поделать… я не хочу, чтобы мой сын принял рабскую смерть на столбе… там, у моря, где ползают капиды… Значит, он не должен занять мой трон!

Блейд почти не слушал тайрину, строя новые планы. И хотя жизнь Экебуса значила для него меньше горсти песка, жалость к несчастной женщине на миг кольнула разведчика. Он крепко обнял Пфиру, ласково поглаживая по спине. Затем представил лицо фадранта, его черную бороду… Нет, Экебус был далеко не юноша! Сколько же тогда лет Пфире? Судя по всему, немало… В это было нелегко поверить — особенно сейчас, когда он гладил нежную белую кожу тайрины, смотрел в гладкое, без единой морщинки лицо и ощущал прикосновение маленьких крепких грудей и стройных ног. Эта женщина действительно не имела возраста…

— Ты всю жизнь приглядывала за Экебусом, — тихо сказал он, — защищала его и осыпала благодеяниями. Я полагаю, тебе не раз приходилось спасать его от последствий собственной глупости. Но он — взрослый человек, мужчина, и должен отвечать за свои деяния. Ты согласна?

Он с волнением ждал ответа, ибо почти не сомневался, что в конце концов убьет верховного фадранта. Как там сказал Экебус сегодня днем, перед поединком с Тарсу? Никому еще не удавалось победить судьбу… Правильное замечание.

Пфира слабо кивнула.

— Да. Но мне… мне все равно его жалко! Стрела и меч даруют быструю смерть, капиды же могут рвать тело приговоренного с рассвета до заката…

Внезапно новая мысль пришла Блейду в голову, и он испытующе поглядел на тайрину:

— Ты уверена, что Криду ничего не известно?

Снова кивок.

— Истина известна только нам с тобой, Блейд. А до сегодняшней ночи об этом знала я одна. Видишь, как я тебе доверяю.

Плечи ее дрогнули, что не укрылось от внимания разведчика. Хорошо, решил он, к проблеме доверия стоит вернуться попозже. Сейчас ему хотелось решить другой вопрос.

— Ты подарила мне жизнь Пелопса, — сказал он, — но есть еще и Зена. Случилось так, что я попал в Сарму и стал ее мужем по вашему закону. Потом она оставила меня в Барракиде и уехала в столицу, чтобы встретиться с тобой, владычица, и молить о снисхождении к чужеземцу, случайно попавшему в вашу страну. Но теперь я узнал, что она наказана. За что? Разве она совершила преступление? К тому же Зена — тайриота, твоя дочь и наследница! В чем она виновна?

Он сильно рисковал и понимал это. Но, быть может, тайрина явит очередную милость?

Пальцы Пфиры скрючились, словно когти, впились в плечо Блейда, царапая кожу. Затем, подняв голову, тайрина пристально посмотрела ему в глаза, словно искала какой-то подвох. Ничего не обнаружив, Пфира, видимо, пришла к мнению, что его слова искренни; Блейд прошел хорошую школу и умел скрывать свои мысли. Да и как могла владычица Сармы догадаться, что главная его задача — прикончить нежно любимого братца?

Пфира молчала, словно размышляя над тем, сколь многое можно доверить возлюбленному. Блейд забеспокоился. Неужели он зашел слишком далеко? Наконец тайрина заговорила.

— Ты прав. Она — моя дочь, и в один день могла бы стать повелительницей Сармы. Или проститься с головой — ведь дочерей у меня много, и они не слишком любят друг друга. Понимаешь, Блейд, мой долг, моя обязанность как тайрины — рожать девочек. Женщин, которые будут править здесь, на этой земле, — она глубоки вздохнула, заглядывая ему в глаза. — Что ты знаешь о нашей стране, Блейд? О людях, которые живут на восточном берегу Алого моря?

О, Пелопс рассказывал ему многое, очень многое! Блейд даже сморщился, припоминая его длинные утомительные повествования. Но теперь эти лекции пригодились, и он пересказал тайрине все, что знал.

Пфира кивнула.

— Да, тебе в самом деле кое-что известно. Но далеко не все, нет! Поэтому слушай, — она легла на живот, подпирая маленькой ладонью подбородок, и задумчиво уставилась на оранжевое пламя свечи. — У меня было много детей… мальчики, кроме Экебуса, умирали, девочки жили. Я не растила их сама… моих дочерей забирали, как только раздавался их первый крик. Таков закон. За ними смотрят жрецы. Наставники. Учителя. Кормилицы и женщины-рабыни… Я ничего не знаю о них. Некоторые умирают, других убивают… по разным причинам.

Но время идет, мои дочери растут, становятся взрослыми, и тогда одни начинают плести против меня заговоры, другие же берут в свои покои мужчину, тем самым отрекаясь от права на трон. Их многому учат… и те, в ком жажда власти пересиливает тягу к мужской ласке, должны бороться. Жестокий путь, Блейд, но единственно возможный… У меня было тридцать сестер, но я выжила и стала тайриной. Я была так нетерпелива, я так истомилась от ожидания, что подсыпала матери яд… Мои руки принесли ей смерть, но я больше не могла ждать… не хотела…

Блейд опустил веки. Это было сказано так естественно и спокойно, что он ни на миг не усомнился в словах тайрины. Похоже, такие вещи — не редкость в Сарме. Здесь пес грыз пса — или, вернее, кошка царапала кошку, отвоевывая себе место под солнцем. Дворец тайрины переполняла зловонная пена интриг и предательства, — а его белоснежные камни были омыты кровью.

С минуту он молча обдумывал услышанное, теребя отросшую бородку. Пфира уже не смотрела на свечу; она опустила глаза вниз, выясняя, готов ли ее возлюбленный продолжить ночные игры. Блейд не был готов, и женщина начала энергично помогать ему. Он поймал ее руку и крепко стиснул.

— Значит, Зене ничего не грозит? На том судне, куда ее сослали? Ни голод, ни плети, ни смерть?

Пфира пожала гладкими плечами.

— Конечно! Кто посмеет тронуть дочь тайрины? Никто. Кроме меня или ее сестер. Ни один человек не поднимет на нее руку. Это Сарма, Блейд… Запомни!

Ему хотелось выяснить, сколько же у Зены сестер, но тайрине мог не понравиться такой вопрос, содержащий намек на ее возраст. К тому же она снова почувствовала желание и теперь пыталась возбудить Блейда, пустив в ход и губы, и руки.

Он снова чуть придержал ее.

— Что же Зена делает на этом судне?

В ответ Пфира больно укусила его. Если так пойдет дальше, подумал разведчик, через несколько дней он истечет кровью — без всякой помощи новых претендентов на ложе тайрины.

— Она среди гребцов, Блейд. На галере, рабыня среди рабынь, хотя ее не бьют. Там только девушки — ни одного мужчины, кроме капитана… Я давно знаю, что женщине нельзя доверить корабль.

— Тогда, — произнес Блейд с нарочито довольным видом, — я зря беспокоился о Зене. Мне бы не хотелось, чтоб с ней произошло что-то плохое. А так… Ее просто научат порядку. Хотя, если говорить честно, я не очень понимаю, кому и зачем это нужно.

Пфира вновь потянулась к нему, заглядывая в лицо, и в темных бездонных колодцах ее глаз Блейд внезапно разглядел и следы прожитых лет, и пришедшую с ними мудрость.

— Я скажу тебе, зачем, — медленно произнесла тайрина. — Зена слишком любит тебя, Блейд. Слишком сильно для той, кто могла бы однажды стать владычицей страны… Любовь же размягчает сердце и делает его слабым. Но тайрина не имеет права на слабость! — Пфира осуждающе покачала головой. — Когда Зена появилась во дворце, она говорила только о тебе. Говорила слишком много! Блейд, Блейд, Блейд… Как он красив, как могуч и разумен… Она хотела только тебя и ради этого отказалась от права на трон… Она просила лишь одного — чтобы я приняла тебя в Сармакиде как свободного человека, ее мужа…

Блейд заворочался на ложе; плоть его не осталась безответной к ласкам Пфиры, сопровождавшим ее рассказ. Обняв стройные бедра женщины, он спросил.

— И ты не захотела сделать для своей дочери даже этого?

Глаза Пфиры оставались опущенными.

— Нет Она рассказала слишком много, и я сама захотела тебя, Блейд. А ведь я — тайрина Сармы!