Они познакомились в шестьдесят седьмом году, когда Блейд уже вернулся из Гонконга и прочно осел в Англии. Ему шел тридцать второй год; пора было подумывать если не о женитьбе, то о какой-то постоянной связи, о женщине, способной скрасить его одиночество. В остальном все было хорошо; он был доволен своей работой и не нуждался в средствах — полученное после смерти родителей наследство обеспечивало ему полную финансовую независимость. У него имелась неплохая квартирка в Лондоне, в Кенсингтоне, однако временами шумный город начинал действовать ему на нервы, и, поразмыслив, он приобрел небольшой уютный коттедж близ Дорсета, на берегу Ла-Манша. Домик его находился на самой вершине мелового утеса, в сотне футов от песчаного пляжа. Вниз вела узкая и крутая тропинка, переходившая на половине высоты скалы в похожий на балкон карниз. Он был покрыт слоем почвы, нанесенной за столетия ветрами, и зарос густой травой; ближе к скалистой стене жались десятка два кустов боярышника. Вскоре эта естественная веранда стала любимым местом отдыха Блейда — и Зоэ Коривалл.

Он не вел реестра покоренных сердец, но если бы такой список существовал, то Зоэ — в хронологическом порядке, разумеется — стояла бы в нем где-то в конце третьей сотни. Возможно, четвертой или пятой — в Гонконге ему случалось за одну ночь делить постель с тремя-четырьмя женщинами. Но большинство этих связей было мимолетным; он брал подружку на ночь или две, но редко встречался с девушкой дольше недели. Такое постоянство уже означало привязанность, чего Блейд старался не допускать, ибо не имел намерений прочно осесть на Востоке.

Все переменилось, когда он вернулся домой. Человеку тяжело жить с пустотой в душе, и в свои тридцать два Ричард Блейд обладал уже достаточным опытом, чтобы понять, что вакуум, образовавшийся после гибели родителей, рано или поздно должен заполниться. Причем не отеческими заботами Дж. и не напряженной работой; тут могла помочь только женщина. Он ждал ее -неосознанно, почти инстинктивно; и она появилась.

Встреча их произошла на какой-то вечеринке, устроенной молодыми художниками, приятелями Блейда. Присутствие Зоэ на этом сборище объяснялось легко — девушка была начинающим скульптором, очень талантливым, подающим большие надежды. Однако в полубогемном обществе бородатых живописцев и их легкомысленных полуодетых подружек она выглядела как белая ворона, затесавшаяся в стаю галок. Зоэ Коривалл, несомненно, являлась леди — по происхождению, воспитанию и образу жизни. На следующий день Блейд, справившись в картотеке, без труда выяснил, что ее семья относится если не к высшим слоям британской элиты, то, во всяком случае, к вполне респектабельному кругу.

Зоэ напомнила ему Мод Синглер, его первую женщину, первую любовь -однако в более юном и соблазнительном издании. Она была такой же белокожей, изящной, стройной, только с темными волосами и глазами цвета обсидиана. Не красавица, но чрезвычайно привлекательная девушка лет двадцати пяти, неглупая, милая, умеющая себя держать. Впоследствии, при более близком знакомстве, Блейд выяснил, что она обладает твердым характером и весьма высокими нравственными принципами — правда, не устоявшими под натиском его мужского обаяния. Словом, она могла бы стать идеальной спутницей жизни, если б не одно обстоятельство: Зоэ желала, чтобы ее супруг находился при ней. Мужчина, который исчезает неожиданно на дни — или недели — и возвращается с простреленным плечом или свежим шрамом в боку от удара ножа, ее решительно не устраивал.

Их связь длилась уже больше года, когда Блейд начал работать в проекте «Измерение Икс». Безусловно, это сказалось на их отношениях, он был сильно увлечен открывшимися перспективами, тем удивительным и необычайным, что приносили странствия в иных мирах, в реальностях, так похожих и не похожих на родную Землю. Каждая из этих экспедиций обещала новые приключения, новые дороги, чаровала ярким и заманчивым бытием, дарила встречи с друзьями и врагами — и, разумеется, с женщинами. Юная неистовая Талин, альбийская принцесса, нежная и хрупкая Лали Мей, похожая на нефритовую статуэтку, красавица Гралия, бесстрашная амазонка из Меотиды, Аквия, снежная королева из Берглиона… Конечно, Блейд ничего не говорил Зоэ о них, о новых возлюбленных, пребывавших где-то за гранью земной реальности, но она чувствовала, ощущала тем безошибочным женским чутьем, что сердце его разрывается на части. Возможно, она смирилась бы и с его таинственными отлучками, и с оскорбительной неопределенностью собственного положения, но делить любимого мужчину с другими… Нет, это было не для нее!

Наконец наступил разрыв — в те дни, когда Блейд готовился к пятому путешествию, в Тарн. Зоэ ушла, ушла навсегда, покинула его, вырвала из сердца, из памяти… Двенадцать лет прошло с тех пор — срок, равный жизни! Десяти жизням, если вспомнить, где он побывал!

Он ушел в Тарн, затем — в Катраз и Кархайм, наступила осень семьдесят первого, преддверие восьмой экспедиции, в Сарму, когда ему снова довелось увидеться с Зоэ. Она собралась замуж — вероятно, не по любви. Ее избранник, Реджинальд Смит-Эванс, был весьма бесцветной личностью; главным его достоинством являлись отцовская фирма и отцовские капиталы. Тем не менее Зоэ устроила свою судьбу, став, как и положено девушке из добропорядочной семьи, замужней дамой. Вряд ли она была счастлива в браке, хотя, Реджинальд в ней души не чаял и явно находился под каблуком у своей молодой супруги.

Года через три Блейд попытался восстановить отношения. По наведенным справкам, миссис Смит-Эванс была бездетной и большую часть своего времени уделяла работе. Постепенно она становилась известным мастером; в газетах сообщалось о пяти или шести ее персональных выставках, и отзывы критиков выглядели весьма хвалебными. Блейд не посетил ни одной. Он боялся вновь увидеть Зоэ, хотя от этого свидания их жизнь могла решительно перемениться, в конце концов, они оба еще не перешагнули рубеж молодости — ему еще не стукнуло сорока, ей было едва за тридцать.

Наконец он не выдержал и позвонил. Казалось, Зоэ искренне рада; он чувствовал, как дрожит ее голос, когда они уславливались о встрече. Словно растаяли, испарились, исчезли четыре года разлуки! Он вспоминал их последнюю ночь в дорсетском коттедже — не резкие слова, сказанные ею, а аромат нежной кожи и прядь темных волос, что скользила по его щеке… Все еще можно было вернуть! Тепло, нежность и ласковый взгляд темных глаз, снившихся ему ночами…

Да, все еще можно было вернуть, но он не пошел на то свидание. Вместо этого ему пришлось срочно отправляться в Азалту, потом — в Таллах, Иглстаз, Бреггу, Киртан… Он уже не вспоминал о Зоэ, вернее, вспоминал, но так же, как о Мод Синглер и других своих женщинах — с легкой ностальгической грустью о прошедшем и безвозвратном.

Еще раз Блейд испытал острую тоску по ней, когда во время девятнадцатого странствия очутился в Зазеркалье — мире, который почти во всем был подобен Земле. Там тоже на берегах Темзы стоял Лондон — такой же огромный и торжественно-мрачный, как в его родной реальности; он ходил по знакомым улицам, заглядывал в знакомые окна, открывал знакомые двери, встречался со знакомыми людьми, аналогами тех, что остались дома… Среди них была и Зоэ — пока еще Зоэ Коривалл, лет на шесть или семь моложе женщины, носившей в его мире фамилию Смит-Эванс. Но там, в Зазеркалье, был и Ричард Блейд! Его двойник, влюбленный в Зоэ!

И Ричард Блейд, Блейд-странник, ушел. Собственно, он и не мог остаться; та Англия и тот Лондон не являлись его Англией и его Лондоном. И та Зоэ не была девушкой, с которой он когда-то проводил счастливые часы на заросшем боярышником карнизе, нависавшем над узкой полоской пляжа.

Но все возвращается на круги своя, и теперь Зоэ, юная и прекрасная Зоэ Коривалл, вновь стояла перед ним, в белом воздушном платье, так гармонировавшем с ее матовой нежной кожей.

***

— Наконец-то мои мужчины вернулись домой! Я уже заждалась…

Зоэ! Зоэ?

Нет, не она… Эта девушка была похожа на Зоэ Коривалл, но в лице ее, прелестном и оживленном, угадывались черточки альбийки Талин и мейдаки Зулькии из Тарна. И она казалась выше, сильнее и крепче! Блейд мог бы поклясться, что леди Миклана, сестра его гостеприимного хозяина, позаимствовала тело у амазонки Гралии, ее плоть была такой же литой, тренированной и гибкой, а ладонь с длинными изящными пальцами словно бы только что покинула рукоять меча.

Справившись с замешательством, он поклонился. Миклана неожиданно шагнула вперед, обняла брата, поцеловала, потом странник ощутил ее губы на своей щеке.

— С возвращением, сестричка, — сказал Майк, покосившись на гостя.

— Ну, как? — девушка отступила на пару шагов, сделала пируэт, подол легкого платья взлетел, обнажив стройные ноги.

— Великолепно! — Блейд улыбнулся. — Но и прежний вариант был неплох, совсем неплох!

— Этим, — ее руки скользнули по щекам, шее и груди, — я обязана тебе, досточтимый сэр! И ты будешь вознагражден!

Ее взгляд красноречивее слов говорил, какой будет эта награда. Блейд снова поклонился.

— От тебя я приму любые дары, но об одном снисхождении прошу уже сейчас.

— Каком же? — она округлила глаза.

— Не называй меня досточтимым сэром!

— О! Я думала, это тебе понравится… Ведь вы с Майком обращаетесь так друг к другу.

— Мы с Майком шутим. На моей родине досточтимый сэр — мужчина в том возрасте, когда интерес к женщинам сходит на нет. Мне будет приятно, если ты станешь называть меня Диком…

Болтая и смеясь, они прошли мимо кустов с лиловыми розами, обогнули пруд и направились к огромному дереву, под которым Блейд и Майк обычно вкушали послеобеденный отдых. Словно по мановению волшебной палочки из воздуха возникло третье кресло, а на столике — бокалы и хрустальный графин с вином. Такого странник еще тут не видел — эта жидкость отливала изумрудным блеском, и в ней вскипали крошечные пузырьки.

Графин приподнялся, вино хлынуло в бокалы, и над лужайкой поплыл тонкий приятный аромат. Миклана захлопала в ладоши.

— Шантайя! Мое любимое!

— Разумеется, — Майк полуобнял ее, усаживая в кресло. — Сегодня ты, как говорят на родине сэра Блейда, царица бала!

Бокалы соприкоснулись, зазвенели. Странник не знал, являлся ли обычай поднимать тосты исконно уренирским, или Кармайктолл подсмотрел его — как и многое другое — в воспоминаниях своего гостя; как бы то ни было, эта традиция пришлась весьма кстати.

Они принялись болтать — о том, о сем, попивая ароматное вино, безотчетно улыбаясь, как люди, встретившиеся после недолгой разлуки. Миклана щебетала, словно птичка, иногда, вскочив, она принималась кружиться по лужайке, перегнувшись в тонкой талии, вытягивая гибкие руки. Теперь Блейд заметил, что волосы у нее чуть отливают рыжинкой, а глаза не темные, как у Зоэ, а глубокого янтарного оттенка, немного иным был и абрис лица, более вытянутого, с мягко очерченными скулами и маленьким решительным подбородком.

После одной из этих демонстраций, когда девушка, закружившись, почти упала в кресло, Майк заметил.

— Тебе надо поберечь такую красоту, сестренка. Ну, хотя бы десять или двадцать лет… Будет жаль, если эта плоть сгинет в каком-нибудь из резерватов.

Миклана легкомысленно повела плечиками.

— А! Все измерено, взвешено и записано в машине Лоторма. Случись что, я снова проскользну к тебе, братец, и через день буду танцевать на этой лужайке.

— И все же, все же… — Майк наморщил лоб. — Мне представляется кощунством, что такое совершенное творение разорвут на части хищные и неразумные существа… лика или эстара…

— Ну, эстара вовсе не такие уж глупые! — возразила девушка. — Они жестокие, кровожадные и очень не любят чужаков, но их нельзя считать примитивными существами. Вот потому-то до сих пор никто и не смог пересечь их земли! — Миклана на миг задумалась, вздохнула, и ее чистый лоб пересекла морщинка. — В последний раз мы добрались до самой середины материка… и тут они нас поймали…

— Мы? Блейд вопросительно приподнял бровь.

— Мы. Я ведь шла не одна… Пятеро мужчин, три женщины… целая команда… Мы шли и прятались, прятались и шли… и так — больше сотни дней.

— Сто дней! — странник был поражен.

— Да. Слорам, их резерват, очень велик… — Миклана на секунду задумалась. — В привычных тебе мерах, шесть тысяч миль с юга на север и почти столько же — с запада на восток.

Блейд кивнул головой, размышляя.

— Как ты сказала… Шли и прятались, прятались и шли… Удивительно!

— Почему?

— Не хватает еще одного слова! Я понимаю, шли и прятались… Но почему не сражались?

Девушка рассмеялась.

— Человеку с ними не справиться. Дик! Даже такому драчуну, как ты! -Она ласково взъерошила ему волосы. — По условиям игры, мы почти ничего не берем с собой… так, одежда, пища и все… И это правильно! Какой был бы смысл в наших походах, если б мы просто перестреляли эстара или обратили их в прах, призвав на помощь Уренов? Это выглядело бы жестоко и несправедливо!

— Но там, внутри резервата, можно использовать местное оружие? -спросил Блейд. — Камень или палку?

— Камень? Хотела бы я полюбоваться на камень, которым можно их остановить! — Миклана повернулась к брату. — Я вижу, ты не показывал Дику эстара?

— Нет, — Майк покачал головой. — Не хотел его пугать на ночь, а днем… днем мне было бы неприятно, если б гость лишился аппетита.

— У меня крепкие нервы, — заметил странник и подмигнул Миклане. -Показывай!

— Ну, если ты настаиваешь…

На лужайке перед ними возникло огромное существо. Голова и лицо человека, борода, буйная грива волос, горящие яростью глаза, толстые губы, оттопыренные выступающими клыками… Широченные плечи, пятипалые мускулистые руки, торс, словно литой из бронзы, кожаный пояс, к которому подвешена тяжелая дубинка… Гладкая блестящая шкура, могучий круп, длинные сильные ноги с копытами… От этого создания веяло чудовищной первобытной мощью, неистовством природной стихии; казалось, его породили бескрайние степи и леса, гранитные утесы и штормовой ветер.

Блейд встал, направился к застывшей фигуре и обошел ее кругом, рассматривая со всех сторон. Кожаный пояс на талии эстара пришелся на уровне плеча странника, а огромная голова торчала где-то вверху, еще в добрых трех футах. Весила эта тварь не меньше полутонны.

— Как, впечатляет? Это работа Саны… полное сходство с оригиналом и масштаб один к одному, — Майк ухмыльнулся. — Если не ошибаюсь, в вашем фольклоре, сэр Блейд, есть что-то похожее?

— Да. Один из древних народов моей планеты придумал таких существ… или почти таких… Сказочные монстры, люди-кони… У нас они называются кентаврами.

— Здесь это не сказки, а суровая реальность. — Майк прищелкнул пальцами, и эстара, застывший в полубеге-полупрыжке, начал медленно поворачиваться, словно стоял на круге карусели. — Очень сильные и быстрые существа, обитающие при пониженной силе тяжести… очень неприветливые, приверженцы весьма кровожадных культов… абсолютно неконтактны, хотя владеют примитивной речью, пользуются огнем и оружием… живут около тридцати лет, быстро взрослеют… млекопитающие, подобно человеку…

Блейд взмахнул рукой, прервав эту лекцию.

— Чем же они занимаются в этом своем Слораме?

— Чем? — Майк посмотрел на сестру. — Едят незадачливых путников, я полагаю.

Миклана сердито фыркнула.

— Вовсе нет! То есть, конечно, да… — она сбавила тон. — Но путники им попадаются не каждый день, так что основное занятие эстара — охота. Они степные охотники, Дик. И бегают, как сказал Майк, очень быстро. Слорам -это сплошные степи, и если эстара заметят тебя, то от погони не уйдешь… -Девушка помолчала. — Вот почему мы шли и прятались, прятались и шли… С этими чудищами не посражаешься.

— Разве? — странник отступил на несколько шагов и уставился в дикое и грозное лицо кентавра. — Согласен, этот парень выглядит устрашающе… Клыки, мышцы, копыта и дубинка впридачу… Сила и скорость! Главное -скорость! — Он покачал головой. — И все же я бы потягался с ним, будь у меня четыре ноги…

Кармайктолл расхохотался, но очаровательное личико Микланы осталось серьезным. Девушка медленно перевела взгляд с Блейда на могучую фигуру эстара, потом ее глаза вновь обратились к страннику.

— Значит, Дик, ты готов потягаться с ним, если получишь четыре ноги? — заметила она. — Что ж, по-моему, это отличная идея!

***

— Интересная задачка, — сказал Лоторм, прикрывая глаза. Он откинулся на спинку кресла, машинально оправил воротник своей серебристой блузы и повторил: — Интересная задачка! Хотя в техническом отношении я не вижу в ней ничего сложного.

— Меня больше волнуют моральные аспекты проблемы, — Сана изящным жестом смахнула со лба прядь волос. — Можно ли считать, что Слорам действительно преодолен кем-то из наших, если путник принял обличье обитателя Слорама? Мне это представляется неспортивным!

Миклана вспыхнула.

— Но я-то отправлюсь туда в своем собственном теле!

— Однако к твоим услугам всегда будут четыре ноги, пара крепких рук и дубинка, моя дорогая!

Они принялись было спорить, но тут Кродат Сарагга простер над столом длинную руку и прервал женщин:

— Я полагаю, спортивные дела здесь не при чем. Вернее, они нас не касаются. Пусть приятели и приятельницы нашей милой Микланы решают, засчитать ли ей победу над Слорамом или нет. Нам же будет доставлена любопытнейшая информация, причем из первых рук, — он сделал паузу, обвел многозначительным взглядом собеседников и продолжил. — Вспомните, что мы знаем об эстара, живущих рядом с нами уже тысячи лет? По сути дела, ничего!

— Ну, по-моему, ты несколько утрируешь, Крод, — пробасил великан Ройни. — Мы знаем, как они живут и чем занимаются, мы в деталях представляем их физиологию, мы…

— Это первичная информация, неполная, отрывочная и малоинтересная, -философ небрежно помахал рукой. — Да, нам известно, что эстара живут в пещерах, что отрыты в склонах холмов, либо в хижинах и шалашах из шкур; что эстара охотятся на степных зверей, таких же страшных и диких, как они сами; что в Слораме существует множество враждующих друг с другом племен; что наши четырехногие поклоняются демонам, весьма кровожадным и падким до плоти путешественников с других континентов. Ну и что? — Взгляд Сарагги скользнул по раскрасневшимся лицам женщин, миновал Майка, Блейда и Лоторма и уперся в Ройни ок'Дорана. — Ну и что, я вас спрашиваю? Какой смысл в этих сведениях? Нас-то должно интересовать совсем другое!

— А именно? — Ройни, оперевшись локтями о стол, утвердил подбородок на могучих кулаках. — Что бы ты хотел знать, Крод?

— Ну, например, почему эстара так агрессивны… почему они не желают вступать в контакт с нами — разве что в гастрономическом аспекте… почему они, несмотря на несомненные признаки разума, остановились в развитии… И, наконец, их религия! — Сарагга, словно призывая к вниманию, потряс сжатым кулаком. — Их религия, друзья мои! Это загадка! Насколько мне известно, в ней начисто отсутствует понятие добра!

Наступило молчание. Казалось, все собравшиеся за круглым столом, накрытым посреди поляны фей, очаровательного творения Саны, раздумывают над вопросами Сарагги. Блейд давно уже заметил, что пятеро исследователей предпочитают собираться именно здесь, среди затейливых фонтанов и плеска водяных струй, а не в сосновой роще философа и не в жилище Майка. О крепости Ройни, заваленной каменными глыбами, и белом цилиндре Лоторма и речи быть не могло, эти места хорошо подходили для работы, но не для дружеских встреч. Сегодня же они собрались именно на такую встречу, вернее говоря, на пир в честь возвращения Микланы. Впрочем, вино и обильное угощение не помешало коснуться и деловых вопросов — предстоящей экспедиции в Слорам.

То, что ему предстоит очутиться там в облике кентавра, Блейда отнюдь не смущало, после чудесного явления Микланы он испытывал полное доверие к уренирской науке вообще и к мастерству инженера Лоторма в частности. Если уж ему удалось создать такое обольстительное вместилище для сознания и души сестрицы Майка, то не подлежало сомнению, что кентавра он слепит на славу! К тому же тело, данное страннику от природы, никуда не пропадет, не исчезнет; оно будет дожидаться хозяина в лаборатории Лоторма, как сброшенная на время одежда.

Глубоко вздохнув, Блейд поднял глаза вверх, к высокому куполу, на котором уже начали загораться звезды. Он испытывал глубокое умиротворение; вид звездного неба, плеск фонтанов и аромат цветов сулили покой, томные взгляды Микланы обещали еще одну бурную ночь, столь же приятную, как и две предыдущих, а впереди его ожидало приключение. В очередной раз странник поразился мудрости уренирцев, которым удалось сочетать в своем мире все, о чем только мечталось человеку: покой и риск, благоденствие и опасность, любовь, странствия, приятные труды и долгую жизнь, заключительным аккордом коей становилось слияние с божеством. Да, это был истинный рай!

Затянувшееся молчание нарушил Кармайктолл.

— Наш друг Сарагга со свойственной ему мудростью заглянул в корень проблемы, — заметил он. — Действительно, мы не имеем ответов на перечисленные им вопросы. Мы могли бы попросить одного из Уренов провести ментаскопирование эстара, но мне представляется, что это был бы слишком легкий способ решения проблемы. Разумеется, мысленное слияние с четырехногими может дать ценную информацию, но взгляд со стороны и наблюдения, сделанные сэром Блейдом, не менее важны и интересны. Мне кажется…

— Не забудь, что я тоже умею наблюдать! — напомнила Миклана.

— Конечно, конечно, моя радость! — Майк усмехнулся. — Я только хотел подчеркнуть, что наш гость — очень опытный наблюдатель. Не всякий из твоих друзей может похвастать тем, что ознакомился с десятком резерватов, а сэр Блейд побывал в двадцати пяти мирах! Он великий странник, и я без боязни передаю тебя под защиту его могучих рук…

— И ног, — подсказала Сана.

Очаровательная подруга Блейда внезапно хлопнула себя ладошкой по лбу.

— Руки, ноги — это все прекрасно, — заявила она, — но есть кое-что столь же существенное.

Девушка звонко прищелкнула пальцами, и ближайший фонтан закрыла массивная фигура эстара — то самое изображение, которое Майк уже демонстрировал Блейду. Как и в первый раз, видение медленно вращалось на незримой подставке, позволяя рассмотреть то мощный круп, то не менее могучую грудь, выпуклые бока и гриву всклокоченных волос. Миклана с пристальным вниманием вглядывалась в четырехногое существо. Наконец она сморщила носик и покачала головой.

— Нет, так дело не пойдет! Это никуда не годится!

— Что, детка! — Майк повернулся к сестре. — Что тебя не устраивает? Масть? Или клыки? Но мы же договорились, что у сэра Блейда будут самые обычные зубы…

— При чем тут масть и зубы? — Миклана пожала плечиками. — Я говорю о… о… — она выразительно покосилась на брюхо кентавра, на заднюю его часть, полускрытую массивными ляжками.

С полминуты собравшиеся за столом обменивались недоуменными взглядами; первой сообразила Сана. Хихикнув, она поднялась, обошла вокруг изображения кентавра, заглядывая ему под брюхо, потом метнула насмешливый взгляд на подружку Блейда.

— Ну, милая моя, нельзя же иметь все сразу! Либо польза, либо удовольствие!

— А почему бы и не то, и не другое? — глаза Микланы с надеждой обратились к Лоторму.

Тот, в свою очередь, поднялся и осмотрел половые органы кентавра. Они отличались не только чудовищной величиной, но и крайне неудобным расположением — с точки зрения гомо сапиенс, разумеется. Покачивая головой, инженер что-то пробормотал под нос; вид у него был весьма неуверенный.

Вернувшись на место, он еще раз смерил эстара долгим пристальным взглядом и сказал:

— Работа усложняется. Это уже не просто интересная задачка, а целая проблема! И я отнюдь не уверен, что у нее есть решение.

Миклана, словно ласковая кошечка, приникла к его плечу.

Ну, Лоторм… Такой кудесник, как ты…

— Ах, моя дорогая, я все же не в силах творить чудеса! Видишь ли, в живом организме все взаимосвязано, и в частности — функции и местоположение органов. У эстара в человеческом торсе находятся первое сердце и легочный мешок, мощнейший агрегат, вчетверо больше наших легких, способный насытить кислородом все его огромное тело. Что касается второго, вспомогательного сердца, желудка и прочего — в том числе, и того, что тебя интересует это добро расположено в теле коня. Все четко, все функционально, все создано и выверено природой и отлично работает… Но попробуй поменять местами сердце с печенью! Ты получишь конструкцию, которая может жить только на лабораторном столе, но никак не мчаться по степи с умопомрачительной скоростью! Это будет мертворожденный ублюдок, а не самодостаточное существо!

— Истинный мастер не только копирует природу, но и исправляет ее! — с пафосом заявила Миклана. — А ты, Лоторм, настоящий мастер!

— Но, девочка моя, ты требуешь невозможного! — биоинженер казался смущенным. — Я не представляю, как…

— Подожди, Торм, — Майк быстрым жестом коснулся его руки. — Наш гость, он вежливо склонил голову в сторону Блейда, — рассказывал мне, что на его родине знакомы с эстара. Разумеется, в реальности там не было подобных существ; их измыслила фантазия древних. Так вот, эти создания, эти кентавры… — Майк помедлил, будто бы подыскивая слова, — они были способны любить обыкновенных женщин? И как им это удавалось?

Блейд кивнул, припомнив свалку, устроенную кентаврами и лапифами на свадьбе Пирифоя с Гипподамией. Кажется, там люди-кони хотели похитить женщин? А зачем им женщины, если они не знали, как с ними обращаться? Несомненно, в греческой мифологии этот вопрос был разрешен.

— Если мне не изменяет память, — произнес странник, — наши земные кентавры были оборудованы всем, чем полагается, и их репродуктивные органы находились там же, где у нас с вами.

— У нас с вами они находятся между ног, — с некоторым раздражением напомнил Лоторм.

— Ну, в данном случае мы имеем целых две пары, — возразил Блейд. — И совсем не обязательно использовать задние.

— Ты так думаешь? — Лоторм с иронией воззрился на него. — Вспомни о почках и мочевом пузыре! У эстара, как и у нас, они расположены за желудком, а не перед ним! Или ты хочешь, чтобы я устроил трубопровод для перегонки жидких отходов вдоль всего лошадиного туловища, от задних ног к передним? Для этого нужен насос, что-то вроде третьего сердца… Хотя, если разделить мочеиспускательную и половую функции… — он погрузился в напряженные раздумья.

— Так или иначе, вопрос должен быть решен, — безапелляционно заявила Миклана, — И я хочу, чтобы мой эстара, — она ласково взъерошила волосы Блейда, — был самым сильным, самым быстрым и могучим во всем Слораме! И еще я хочу…

— Ах, моя дорогая, только не требуй, чтобы я снабдил его еще и крыльями! — несчастный Лоторм сморщился, как от зубной боли.

— Крыльями… крыльями… хм-м… — протянула девушка. — Нет, крыльев не надо… они нам будут только мешать… А вот третье сердце — это неплохо! Совсем неплохо!

— Но куда же я его помещу?! — инженер, кажется, начал паниковать.

— Как куда? — Миклана подняла тонкие брови. — Если ты надлежащим образом используешь пространство между передними ногами, то в районе задних как раз освободится место!

Издав стон, Лоторм закрыл глаза и обмяк в кресле. Ройни, с озабоченным лицом плеснув в чашу изумрудного шантайя, поднес к самому носу инженера; тот машинально выпил.

— Знаешь, детка, — произнес Майк, поворачиваясь к сестре, — я бы советовал тебе чуть снизить требования. Иначе у Торма начнется нервный припадок.

— Ну, хорошо, хорошо… — девушка улыбнулась и потрепала Лоторма по плечу. — Прости, Торм, что-то я сегодня раскапризничалась…

— Твой день, Миклана, твой праздник, — слабо пробормотал инженер.

— А! Значит, мы договорились насчет трех сердец? И всего остального?

Лоторм слабо кивнул.

***

Огромное мощное тело медленно поворачивалось в воздухе, оставаясь в фокусе полусферического экрана. От него тянулись невесомые прозрачные лучи света — словно нити волшебной пряжи, из которой было соткано изображение эстара. На протяжении нескольких часов Ричард Блейд наблюдал, как формируется скелет его будущего носителя, как меж изогнутых прочных ребер возникают органы, как они меняются местами, как белый костяк облекается мышцами и кожей. Теперь перед ним парил гигантский вороной жеребец, титанический конь, над которым возвышался торс человека — его собственное тело, будто бы срезанное на уровне ягодиц.

Глядеть на это было страшно, и в то же время небывалое зрелище словно заколдовало странника. Он знал, что где-то внизу, в подземной камере цилиндрической башни Лоторма, непостижимый плазменный мозг просчитывал каждую деталь, каждую мелочь творимого организма. Там оценивалась его жизнеспособность, его сила, его гибкость и быстрота; там рассчитывалась прочность костей, мощь мышц и легких, скорость нервных реакций, пигментация кожи, цвет глаз… Все, все — до последнего волоска! Ибо это существо, несмотря на внешнее сходство, не являлось эстара; это была некая новая конструкция, в которую воплощались сумбурные фантазии Микланы.

Судя по виду Лоторма, дела шли на лад. Биоинженеру удалось разместить три сердца и все прочее, на чем настаивала подружка Блейда, в нужных местах; теперь он, наблюдая, как плазменный компьютер шлифует последние штрихи, иногда подавал ему короткую команду. Черты лица уже приобрели полное сходство с заказчиком — если не считать того, что глаза казались мертвыми, заставшими и бессмысленными. Сейчас дорабатывались ноги — с могучими бабками, вдвое толще, чем у земных лошадей, и огромными твердыми копытами, каждое — с ладонь Блейда.

— Ну, как? — Лоторм повернулся к нему.

— Впечатляет… Я все еще не могу поверить, что через день окажусь в этом… в этом… — странник не находил слов.

— Окажешься, — успокоил его инженер. — Именно в этом! Откровенно говоря, я даже немного завидую тебе. Ты совершишь увлекательное путешествие с прелестной девушкой!

— Но что мешает тебе самому… — начал Блейд, но Лоторм усмехнулся и махнул рукой.

— Нет. — Он на миг отвел глаза от экрана и задумчиво посмотрел на Блейда. — Помнишь, ты как-то заметил, что тебя поражает разнообразие наших жилищ и городов? Города в пещерах, города на скалах, надводные и подводные, маленькие, с домами из дерева и камня, и огромные, с башнями, шпилями, пирамидами… Так вот, в этом заключается частица нашей древней мудрости, Блейд. Мир должен быть разнообразным! Ибо разнообразие дарит радость жизни. Это — закон; и проистекает он из различий между людьми.

— Различий? — странник нахмурился, пытаясь уловить мысль. — Я не заметил каких-либо различий в вашем обществе. У всех равные права и…

— Я говорю не о правах, не о сословиях, которых у нас не существует. Люди разные сами по себе. Одному отпущено больше ума, другому — чувства, третьему — телесной или духовной красоты, четвертому — непоседливости, тяга к опасному и неизведанному… Кроме того, — Лоторм улыбнулся, — есть женщины и мужчины, дети и подростки, люди совсем молодые и умудренные жизнью… Они все разные, Блейд, и всем им нужно что-то свое, особенное! Понимаешь? Ты — искатель приключений, и у тебя хватит силы и мужества, чтобы одушевить эту боевую машину, — он кивнул на медленно вращавшееся в воздухе тело. — Я же — конструктор, инженер и изрядный домосед, по правде говоря… Конечно, я бы смог натянуть на себя эту плоть, но от этого я не стану подобен эстара, я не сумею перебить палицей хребет врагу, умчаться от погони, выскочить с диким воплем из засады…

— Ты в этом уверен? — спросил Блейд.

— Абсолютно! Твой дух и мой — разные, отличные. Это не значит, что один из нас лучше другого, ибо не существует шкалы, в которой можно было бы сравнить смелость и ум, чувство юмора и способность к глубоким переживаниям, верность долгу и любовь к знаниям… Мы просто разные, Блейд, — и, если вдуматься, это прекрасно!

— Это ваша уренирская мудрость?

— Ее часть, крохотная частичка, друг мой.

Странник склонил голову, размышляя над сказанным, и вдруг удивительное ощущение охватило его, он понял, что может увезти из Уренира на Землю, какое знание будет позволено ему забрать с собой. Наконец-то он сумел сформулировать вопрос — тот главный вопрос, который пытались разрешить в его родном мире с тех самых пор, как человек осознал себя мыслящим существом, живым, чувствующим, страдающим… Возможно, его стоило бы задать философу Кродату Сарагге, но Блейду почему-то казалось, что любой обитатель Большой Сферы даст ему ответ.

— Скажи, — он шагнул к Лоторму, коснулся рукава его серебристой блузы, — в чем вы видите назначение и смысл жизни? Не божественного существования Уренов, не жизни вообще, а обычной, человеческой?

— Это же так просто, Блейд, — инженер усмехнулся. — Счастье как результат удовлетворения всех желаний, вот и все. Иного смысла у человеческой жизни не было и нет.

— Всех желаний? Абсолютно всех?

— Разумеется.

— Но если эти желания разрушительны и гнусны?

Лоторм высоко поднял брови

— Если желания человека разрушительны и гнусны, друг мой, то это не человек. Просто полуразумное животное. Вот такое.

И он протянул руку к огромному телу кентавра.