Блейд оглядел лица четырех архонтов, расположившихся вместе с ним вокруг большого овального стола в прохладном зале Совета; выглядели они несколько смущенными. Побарабанив пальцами по широкому подлокотнику стола, он еще раз повторил:

— Ратри назвал меня бастардом и нурлом. И про нурло я слышал еще раньше — от хадров. Ответьте же, достопочтенные, что это значит.

Бридес, пятый архонт (армия) сидел потупившись. Зитрасис, четвертый (флот), нерешительно взглянул на Калоса, третьего (торговля и финансы), но тот обратил взоры к седобородому Салкасу. Сей муж, ведавший делами правления и политикой, мог переадресовать вопрос только Блейду, но в данном случае этот номер не проходил. Откашлявшись, второй архонт сказал:

— Сначала, чей господин, забудем про это грубое и оскорбительное слово. Сануры — так воспитанный человек упомянет твою расу.

— На том далеком северном острове, где я родился, люди называют себя бриттами, — уверенно заявил Блейд.

— Пусть будут бритты. Но по твоему внешнему виду можно заключить, что этот народ — одно из племен сануров.

— И на чем же основан сей вывод?

— Ты очень силен. Твой рост — меньше, чем у нура, но больше, чем у любого из сахралтов… Глаза и волосы — темные, как у нас, но черты лица скорее северного типа. Ты понимаешь, к чему я веду?

— Вполне. Сануры — помесь, потомки нуров и сахралтов. Ну и что же здесь такого?

— Видишь ли, — Салкас нерешительно потеребил бороду, — обычаи нуров запрещают вступать в связь с женщинами сахралтов. Это считается великим позором — старый архонт помолчал, затем добавил: — Да и мы не поощряем такие дела.

— Однако обычаи нарушается, и сануры все же существуют, — заключил Блейд и, дождавшись ответного кивка старика, спросил: — Куда же деваются эти отщепенцы? И сколько их?

— По слухам, немало, — сказал Зитрасис, крепкий сорокалетний мужчина. — В подобных случаях нуры убивают и младенцев, и матерей, но кое-кому удается спастись. Говорят, в диких северных горах Нурстада веками скрываются целые племена. Да и твой народ на далеком острове… Видимо, вы даже не знаете о своем происхождении…

— Не будем о моем народе, — резко прервал флотоводца Блейд. — Главное я понял. Сануры-изгои, и вы, вместе с этим Ратри, принимаете меня за одного из них. За санура с отдаленного острова, чьи предки, гонимые великанами, прибыли некогда с материка, спрятались на краю мира среди снегов и льда, размножились там и постарались забыть о своих предках… Что ж, пусть будет так!

Он действительно не имел ничего против такой версии.

— Есть легенда… — задумчиво произнес Калос, худой старик, ровесник Салкаса, — что появится среди сануров могучий воин… Железной рукой он размечет по камешкам замки северян и уничтожит их… Может, это ты, Рисарс?

— Может быть. — Блейд равнодушно пожал плечами. — Мне об этом ничего не известно.

Он постарался не выдать своего интереса. Забавная легенда! И те люди, что куют мечи с этим странным клеймом — рука, сокрушающая башню, — явно верят в нее!

Поднявшись, он подошел к тяжелой резной двери и распахнул ее. В круглом зале с фонтаном посередине — своеобразной приемной Совета архонтов — томились десять человек в полотняных военных туниках и шлемах с серебряными дельфинами. Капитаны стрелков. Высшие армейские офицеры, находившиеся под непосредственной командой Бридеса. Среди них был и Тарконес; лицо оружейника казалось хмурым и напряженным.

Блейд подошел к нему и крепко пожал руку. Потом кивнул офицерам в сторону двери:

— Заходите, друзья. Когда на носу война, ваш совет не будет лишним.

Капитаны вошли тесной группой и расселись на табуретах у стены. Разведчик обвел их взглядом. Не только Тарконес выглядел мрачным, все бравые воины пребывали в явном унынии.

Повернувшись к овальному столу, Блейд произнес:

— На моей родине принято, чтобы первыми говорили младшие.

Салкас, а за ним и остальные архонты, согласно кивнули.

— Пусть будет так, — Салкас махнул рукой и повелел капитанам: — Говорите!

Однако капитаны безмолвствовали. Блейд решил задать наводящий вопрос:

— Готовы воевать, храбрейшие мужи?

— Как? — довольно высокий мужчина с густыми черными усами потянул из ножен свой короткий клинок. — С этим — против их мечей и их силы?

— А что, твои люди разучились стрелять из луков?

— Бесполезно, мой господин. Наши стрелы не пробьют доспехи нуров. Они же закованы в сталь с ног до головы!

Этого разведчик не ожидал. После секундного раздумья он поинтересовался:

— А если бить в лицо?

— Тоже ничего не даст, господин, — теперь ему ответил невысокий коренастый крепыш, сидевший рядом с усачем. — Как говорят наши братья из Халлота, у них кованые шлемы с прорезями для глаз. А халлотцам можно верить — они сами вынуждены мастерить эти доспехи для нуров… — коренастый покачал головой. — Может, два лучника из моих трех сотен угодят в такую узкую щель за пятьдесят локтей… — он помолчал, что-то прикидывая. — Да, двое, не больше.

— А у меня в отряде вообще не найдется таких искусников, — заметил третий из капитанов и поднял смущенный взгляд на Блейда. — Не считай нас трусами, господин. Мы готовы сражаться! Но как? В поле они скосят нас словно траву… и десять, и двадцать, и тридцать тысяч… всех, кого соберем. Укреплений на острове нет. Да разве мы усидим под защитой стен и валов, когда нуры начнут разрушать город и расправляться с нашими семьями?

Он был прав, и Блейд понимал это. Легковооруженные, даже собравшись в огромном числе, не выдержат удара тяжелой пехоты. Примеров тому в истории не счесть — начиная от ассирийских завоеваний и кончая крахом империй инков и ацтеков, которые были уничтожены несколькими сотнями испанских конкистадоров. Если же еще учесть и чудовищную силу нуров… Возможно, их могла остановить фаланга наподобие македонской — с длинными копьями и большими щитами, — но Блейду было ясно, что он не успеет за оставшееся время обучить и снарядить сколько-нибудь значительный отряд.

Что же еще оставалось? Партизанская война, в которой он был так искусен еще с тех лет, когда в далеком пятьдесят девятом совсем молодым лейтенантом командовал отрядом африканских повстанцев? Да, она имела шансы на успех. Взять несколько тысяч крепких бойцов и уйти в горы и джунгли… За полгода можно перебить всех нуров — по одному, по двое… заманивать в ловушки небольшие группы, уничтожать мелкие карательные отряды…

Блейд несколько раз рассмотрел эту возможность — и отверг ее. Слишком многим рисковали островитяне, ибо им было что терять. Териут, прекрасный город с многотысячным населением, становился заложником их покорности… Да что там Териут! Весь благодатный Тери и остальные острова архипелага! За полгода нуры превратят в прах и пепел десятки поселений, уничтожат сотни тысяч людей! Всех в горы не уведешь…

Чем чаще он думал о предстоящей войне, тем более похожей казалась ему ситуация на походы конкистадоров Писарро и Кортеса. С одной стороны — богатая и мирная земля, где не имеют понятия о военном искусстве; с другой — дружина захватчиков, профессиональных солдат, прибывающих из-за моря, опытных, жестоких и неимоверно могучих… На самом деле, положение было еще хуже — в отличие от ацтеков териоты не вели завоевательных войн и не имели многочисленных армий. Предположим, размышлял Блейд, если бы Монтесума знал, чего можно ожидать от бледнолицых пришельцев, что бы он сделал? Спалил Тенотчитлан и ушел в горы? Скорее всего, так…

Впрочем, эти рассуждения имели чисто академический интерес. Териоты были одновременно и слабее, и сильнее древнеамериканских индейцев; они не содержали орд диких воинов и не любили крови, но находились на гораздо более высоком культурном уровне. Прекрасные мореходы и кораблестроители, кузнецы и металлурги, великолепные инженеры… Они знали законы механики не хуже римлян и имели тысячи искусных ремесленников. Именно тут лежал ключ к решению проблемы!

Блейд повернулся к Зитрасису, флотоводцу.

— Скажи, достопочтенный, сколько больших стрелометов стоит на каждом военном корабле?

— Стрелометов? — Зитрасис удивленно поднял густые брови. — Ни одного. Мы же не собираемся бить китов!

Разведчик скрипнул зубами.

— Ладно! Кто скажет мне, сколько таких стрелометов и больших метательных копий к ним можно изготовить за десять дней? Со всем напряжением сил?

— Ну, я полагаю… — начал Зитрасис, но его прервал хриплый голос оружейника:

— Стрелометы собирают в моих мастерских, и я точно знаю — если работать в три смены, мы изготовим две такие машины за сутки. И полсотни дротиков к ним — если будет железо или бронза.

— От Тери до Халлота плыть пять дней, — медленно произнес Блейд. — Предположим, еще пять дней понадобится нурам на сборы… Значит, они могут появиться здесь через половину месяца. Тридцать метательных машин… по шесть на корабль…

Это было немного, но все же лучше, чем ничего. Разведчик поднялся и, описывая круги около стола, начал объяснять териотам свою тактику. Архонты и капитаны следили за ним, поворачивая головы то направо, то налево.

— Мы должны уничтожить врага, не вступая с ним в соприкосновение, — говорил Блейд. — Для этого есть только одна возможность — использовать мощные метательные орудия. И атаку надо провести внезапно и с максимальной эффективностью. Значит, так! Пять-шесть наших парусников, оборудованных стрелометами, встречают суда северян в море… Я думаю, у них будет три корабля — больше не нужно, чтобы перевезти полтысячи воинов. Мы забрасываем их большими стрелами и пускаем на дно… Вместе с нурами в железных панцирях! А если кто из них захочет поплавать, мы ему поможем — гарпунами!

Бридес, военачальник, который с начала заседания не проронил ни слова — он славился своей молчаливостью и спокойствием — вдруг произнес:

— Первый раз слышу, чтобы копьем, даже очень большим, можно было потопить корабль…

— Можно, пятый архонт, — Блейд прекратил свое безостановочное кружение и в упор поглядел на Бридеса, мускулистого пятидесятилетнего здоровяка. — Можно, мой генерал! Если копий будет много, и они понесут пучки горящей пакли! Хорошо смоченной в масле!

— О! — этот звук вырвался одновременно у Бридеса и Зитрасиса; люди военные, они все поняли с полуслова. У стены, где сидели капитаны, раздался возбужденный гул.

— Можно метать кувшины с ворванью! — воскликнул усатый.

— И стрелы! Подожженные стрелы!

— Дротики — с расстояния сотни локтей!

— Если у нас хватит стрелометов на шесть кораблей…

— …то при двукратном превосходстве в численности мы спалим их дотла!

Внезапно поднялся Салкас. Обычно второй архонт выглядел весьма величественно: прямая, несмотря на возраст, спина, острый взгляд, длинная седая борода, под которой пряталась серебряная цепь с дельфином; сейчас, однако, вид у него был самый разнесчастный.

— И кого же вы собираетесь спалить дотла? — негромко произнес он во внезапно наступившей тишине. — Наших братьев из Халлота? Ведь подневольных сахралтов-мореходов будет на трех кораблях тоже не меньше пятисот!

В зале Совета повисло мрачное молчание. Старик повернулся к Блейду и долго смотрел на него, чуть склонив голову к плечу и моргая прозрачными пергаментными веками. Наконец он сказал:

— Ты — великий боец, Рисарс. Великий герой! Никогда бы не подумал, что найдется человек, способный в поединке один на один справиться с лучшим воином нуров! Но ты смог это сделать… И прости меня, старика, не сказавшего тебе заранее, каков будет твой противник. Я вижу теперь, что ошибался, боясь поколебать твое мужество… — он сделал паузу, потом снял свой серебряный венец и, покряхтывая, стащил через голову цепь. — Ты, Рисарс, и сейчас бы мог нас спасти — сжечь в море корабли халлотцев вместе с отрядами северян. Знаешь, что будет потом? Фарал Мит'Канни снарядит целый флот, заставит сахралтов из Халлота тоже построить огненные стрелометы… и мы с ними начнем жечь и крушить друг друга по всем морям! — старый архонт резко сдвинул к середине стола цепь и венец и вдруг выкрикнул: — Нет! Не будет этого, пока я правлю архипелагом! И если вы, молодые, — его цепкий взгляд скользнул по лицам Бридеса, Зитрасиса и застывших у стены офицеров, — если вы решите сжечь наших братьев, я слагаю с себя звание архонта!

Блейд задумался лишь на секунду. Он понимал уже, что блестящий его план провалился, но не сожалел об этом. Все, что сказал старик, было верным — и не только верным, но мудрым и благородным. Не всегда лучшее тактическое решение является таковым с точки зрения долговременной стратегии.

Шагнув к своему креслу, Блейд, словно капитулируя, поднял обе руки.

— Все! Вопрос о морском сражении исчерпан! — он пододвинул к Салкасу регалии архонта. — Надень цепь и венец, достопочтенный. Отныне нуры становятся моей личной проблемой. Они идут сюда не жечь и грабить Териут, который их кормит; они идут за мной. И я либо разделаюсь с ними, либо умру! — разведчик перевел дух и продолжал: — Не один териот не обнажит меча, не выпустит стрелы, чтобы не подвергать ваш народ мести северян. Вы скажете, что я — безумец и бунтовщик, с которым вам самим справиться не под силу… И вы снимете с себя всякую ответственность! Я же попрошу у вас иной помощи, не мечом, но золотом… тайной помощи, о которой нуры не смогут дознаться.

— Все, что ты захочешь, Рисарс… Все, что в наших силах…

— Многого я не попрошу, Салкас. Помни одно: я — бунтовщик, которого не поддерживает ни один из териотов…

— Вот уж нет! — внезапно рявкнул Тарконес, вскочив на ноги и с грохотом опрокидывая табурет.

***

Блейд и Тарконес стояли посреди небольшого, но пышного сада, замкнутого кольцом стен беломраморной ратуши Териута. Все было решено и обговорено; архонты и капитаны разошлись, и только они двое задержались здесь, чтобы обсудить детали плана.

— Ты сделаешь мне ручные стрелометы, кузнец, — Блейд вытащил из поясной сумки пергаментный свиток и уголек, затем быстрыми движениями набросал чертеж арбалета. — Лук небольшой, но выгнуть его нужно из прочной и гибкой стали… найди ее… где хочешь, но найди!

Оружейник молча кивнул, разглядывая рисунок.

— Тетиву на такой штуке руками не натянешь… Вот, здесь рычаг и рукоять, которую надо вращать… — объясняя, разведчик водил пальцем по пергаменту. — Зато стрела обладает огромной силой удара! Ее наконечник тоже надо изготовить из лучшей стали, бронза тут не годится.

— Ты думаешь, из этой игрушки можно пробить доспехи нурешников?

Впервые Блейд слышал, чтобы кузнец упомянул презрительное прозвище северян. Он положил руку на плечо Тарконеса.

— Я не думаю, Тарко, я знаю. Видишь ли, эту броню можно прошибить либо из такого стреломета — запомни, он называется арбалетом, — либо из длинного… — он чуть не сказал «английского», — лука. Но лук нам не сделать. Я даже не знаю, растут ли у вас подходящие деревья… И потом, чтобы научиться стрелять из него, нужна целая жизнь…

Разведчик устремил затуманенный взгляд на струю фонтана, сверкавшую на солнце алмазными отблесками. Перед мысленным его взором поднялись ряды суровых рослых людей в зеленых кафтанах и стальных шлемах, с шестифутовыми луками в руках. Спокойные, несокрушимые, уверенные, стояли они на равнине, по которой, вздымая клубы пыли, неслась в стремительную атаку бронированная рыцарская конница. В грохоте тысяч копыт, в звоне доспехов и свисте рассекаемого стрелами воздуха, под хриплый рев боевых труб Лилия и Лев сходились при Кресси и при Пуатье — и гордые бароны Франции падали на землю у ног английских йоменов… Десятками, сотнями!

Блейд вздрогнул, освобождаясь от наваждения. Ах, если бы у него был отряд таких парней! Ни один нур не высадился бы живым на благословенные берега Тери…

— Твой дух витал где-то далеко? — темные глаза кузнеца смотрели вопрошающе. — Не на том ли далеком острове, откуда ты родом, Рисарс?

— Да… Вернее, неподалеку от него…

Тарконес помолчал.

— Иногда мне кажется, что твой остров гораздо дальше, чем мы думаем, — задумчиво вымолвил он. — В иных краях, в иных морях, где нет ни нуров, ни сахралтов, ни сануров…

— Какое это имеет значение, Тарко? Остров — там. — Блейд протянул руку к сверкающему небу Катраза, — а я здесь, с вами… — он улыбнулся и постучал угольком по пергаменту. — Так сколько таких арбалетов ты сможешь изготовить за пятнадцать дней?

— Думаю, сотню… Но ты уверен, что найдутся руки, готовые навести их на нуров?

— Уверен. Если я пообещаю от имени архонтов корабли, руки найдутся. Даже слишком много!

***

Вскочив на обломок мраморной плиты, Блейд окинул взором плотную толпу, сгрудившуюся перед ним. Нечеловечески широкие плечи, мохнатые головы, серые, черные, пегие и рыжие шкуры, кирки и ломы, зажатые в крепких руках… Рук, действительно, было многовато.

— Есть работа, парни, — он махнул в сторону морского побережья, туда, где карьер переходил в ровную ленту дороги. — Неприятная работа и не все останутся в живых после нее, но зато те, кому повезет, получат корабли. Новые прочные корабли, на которых так здорово бороздить океан под свист ветра и хлопанье парусов… — толпа глухо загудела, и Блейд понял, что можно кончать с лирикой. — Хрылы схлестнулись с нурешниками и им нужна помощь, — сообщил он. — Расчавкали, дерьмодавы?

— А ты сам-то из каковских будешь? — поинтересовался кто-то из толпы.

— Я — из клана Зеленого Кита! — Блейд гордо поднял голову.

— Чего-чего? Безволосый и с двумя лапами? Вы только позиркайте на него! Ну и блейдина! Нурло, еть его в печенку! — раздались выкрики.

Выбрав в первых рядах главного из горлопанов — мохнатого, рыжего и похожего на незабвенного друга Крепыша — Блейд подхватил его под мышки и разом втащил на свою каменную трибуну.

— Ты! Акулья требуха! Разве я выдаю себя за хадра? — он грозно уставился на заводилу. — Я сказал, что вхожу в клан Зеленого Кита! Зовут меня Ричард-Носач. И это — истинная правда! Можешь справиться у Рыжего, их Хозяина, когда выйдешь в море на собственном судне! И у Грудастой, Хозяйки Каракатиц, тоже!

— Э, братва, да он знает наших! — раздался восторженный вопль.

— Это также верно, как то, что я выиграл у Рыжего, Трехпалого, Зубастого и Лысака последнюю шерсть с их задниц, — с достоинством заявил Блейд. — Как раз после того, как мы месяца полтора назад встретились с кораблем Грудастой…

— А ты, парень, случайно не трахнул ее? — поинтересовался чей-то веселый голос.

— Было дело… — Блейд не собирался говорить им, кого и как он на самом деле трахнул на том судне.

— Нууу… вот это да… — уважительный вздох пронесся в толпе, и разведчик понял, что поле боя осталось за ним. Он тряхнул стоявшего перед ним хадра и спросил:

— Как звать, моряк?

— Мохнач…

— Гляжу я. Мохнач, ты тут вроде бы старший? — Хадр важно кивнул. — Хочешь в море, на своем корабле?

— Еще бы… Хозяин!

— Вот, — Блейд ткнул пальцем в косматую грудь, — Он уже понял, кто я такой! Хозяин! А вы — мой клан, моя команда! Вы все! Из этой Зеленой камнеломни, и из Розовой, Белой и всех других. Будете сражаться вместе со мной с нурешниками. За это получите корабли от хрылов. И — в море!

Толпа ответила одобрительным гулом. Блейд знал, что хадры никогда не бунтовали. Их продал хрылам клан; то была законная сделка, и неудачники честно гнули спины, не помышляя о бунте или бегстве, чтобы родное племя могло выйти в океан на новом корабле. Но если появлялся законный способ освободиться и от нудной работы, и от хрылов, и от опостылевшей суши — кто же станет возражать! Где эти нурешники, которым нужно пробить черепа и выпустить кишки?

Блейд, однако, боялся, что энтузиазм мохнатых моряков поубавится, когда они увидят, с кем нужно иметь дело.

***

Хадров во всех каменоломнях Тери набралось тысяча триста двадцать семь. В основном, молодых и крепких; но, по большей части, из команды дерьмодавов. Гарпунеров продавали крайне редко, и их было всего с полсотни.

Этих охотников Блейд свел в один отряд и вооружил дротиками со стальными остриями футовой длины — новым изделием Тарконеса. Получив в руки вожделенное оружие, гарпунеры занимались теперь только тремя делами — ели, спали и метали копья в цель. Вскоре их былая сноровка восстановилась; эти парни могли попасть в яблоко с пятидесяти ярдов и прошибить с такого же расстояния солидную доску. Блейд начал все чаще задумываться над тем, какой толщины доспехи у северян. Не в четверть же дюйма? В конце концов, они — живые существа, а не броненосцы!

Остальное мохнатое воинство было на первых порах зачислено в землекопы. Разведчик не собирался биться с нурами в открытом поле и решил превратить в форт свою виллу. Изящное белоснежное здание стояло на склоне холма, в изумительном фруктовом саду, разбитом вокруг; выше вздымалась живописная и обрывистая скалистая вершина, так что с тыла подобраться к обители первого архонта было не так-то просто.

Теперь две сотни хадров рубили деревья, очищали их от ветвей и коры, острили колья. Другие сотни вертикально срезали обращенный к морю западный склон холма, насыпая над пятиярдовым обрывом земляной вал. На валу быстро рос частокол палисада; когда сад был окончательно уничтожен, бревна стали подвозить на упряжках хассов из соседнего леска.

Селла и Нилата были в ужасе. Сотни волосатых дурнопахнущих четырехруких чудовищ ломали и рушили их маленький рай! И потом — потом они собирались драться с нурами, которыми их пугали с детства! Впрочем, еще неизвестно, кто выглядел страшнее — эти мохнатые монстры или гиганты-северяне. По крайней мере, они стоили друг друга.

Блейд, утомленный слезами и причитаниями младших жен, отослал их в город; с ним осталась только Эдара, и с этого времени ей безраздельно принадлежали все его ночи. Она совсем не пугалась хадров. Скорее наоборот — облачившись в плотную полотняную тунику, она ходила среди волосатых орд, надзирая за работой не хуже самого Блейда. Еще она взяла на себя кухню, в которой сейчас трудилось три дюжины четырехруких; и те быстро усвоили, что кроме Хозяина тут есть еще и Хозяйка.

К ночи Эдара едва не валилась с ног от усталости, но, окунувшись в бассейн, являла взорам Блейда восхитительное зрелище неувядаемого женского очарования. Он был благодарен ей — и за дневные, и за ночные труды. Но все чаще и чаще в ночной тишине, когда гибкое смуглое тело замирало в его объятиях, и головка в ореоле пушистых волос доверчиво устраивалась на плече, Блейд уносился мыслями в далекий туманный Лондон, в подземелье под Тауэром. Миновало больше двух земных месяцев, но лорд Лейтон пока его не беспокоил. Ни стреляющей острой боли в висках, ни головокружений… Сколько же еще ждать? Неделю? Две? Что ж, он успеет пустить нурам кровь… А там — самое время в путь!

Блейд не строил иллюзий и не надеялся на победу. Пятьсот северян — пусть даже не таких могучих, как покойный Ристел, — возьмут его цитадель за пару дней. Стоит им взобраться на вал, и дело будет кончено; хадры, как и сахралты, могли биться с гигантами только на расстоянии и только из-за укрытия. Сколько нуров его мохнатые воины сумеют положить у стен форта? Пятьдесят? Сто?

Когда укрепления были закончены (в рекордное время — за пять дней!) началась боевая подготовка. Вскоре выяснилось, что хадры не могут стрелять из луков — руки мешали. Впрочем, Блейд и не рассчитывал на это оружие. Тарконес продолжал слать ему тяжелые топоры с четырехфутовыми рукоятями и метательные копья, начали поступать и арбалеты Они сразу пришлись хадрам по душе — такую штуку можно было держать всеми четырьмя лапами и лупить в цель со ста ярдов. С легкой руки Мохнача, ставшего первым помощником Блейда, моряки прозвали их дыроколами — в досках-мишенях, с которыми тренировались мохнатые стрелки, зияли большие дыры от тяжелых стальных стрел. Но арбалетов было мало, хотя люди Тарконеса собирали в день не десять, а пятнадцать штук.

Особая группа из восьмидесяти крепких хадров день и ночь пробивала подземный ход из виллы на другую сторону холма. Блейд не собирался губить зря своих союзников, когда нуры захватят валы, и хадрам придется отступить под защиту стен здания, он рассчитывал эвакуировать большую часть войска в горы. Возможно, в живых останется шестьсот или даже девятьсот моряков; они пересекут остров и выйдут к порту Рапай на восточном побережье Тери, где их будут ждать четыре новеньких корабля. О себе Блейд не беспокоился, если нуры захватят его в плен, то уж никак не убьют. Видимо, в таком случае ему предстояло путешествие в Нурстад, но вряд ли он удостоится чести повидать грозного князя Фарала. Он предполагал, что к тому моменту, когда корабли карательной экспедиции вернутся в Халлот, выйдет срок трехмесячной командировки, и компьютер вытащит его в родное измерение. Скорее всего, это случится еще во время плавания.

Иногда Блейда подмывало бросить все военные затеи, распрощаться с милой Эдарой, и рвануть со своими мохнатыми экипажами через горы прямо в Рапай. Там он мог выйти в море вместе с хадрами и исчезнуть в просторах южного океана. Существовало, однако, несколько причин, по которым он все же хотел дать бой северянам.

Нурам требовалось выпустить пары; и если им не представятся возможность поквитаться с главным виновником, объявленным самими териотами вне закона, они обрушатся на город. А так перед ними была достойная цель — мерзавец, прикончивший их лучшего бойца и подбивший на бунт рабов-хадров.

Однако Блейда подстегивало не только желание сыграть благородную роль громоотвода. Ему не нравились нуры, но были весьма симпатичны териоты (надо сказать, что ночные старания Эдары внесли весьма существенный вклад в это его мнение); он собирался показать островитянам, что не боги горшки обжигают и не боги их колют. А также — как раскалывать эти самые горшки. Рано или поздно он уйдет, а на острове Тери сложат легенду про санура, пустившего кровь дружине северян; может кто-то и призадумается? Главное, чтобы крови этой было побольше.

Одна легенда уже проклюнулась на свет. Однажды Блейд спросил у Мохнача, как тот собирается назвать свой клан и судно, на котором выйдет в море. Хадр удивленно моргнул.

— Конечно, это будет клан Рисарса-Носача! — уверенно заявил он, расстрогав разведчика едва ли не до слез.

— Но вам придется создать три или четыре новых племени — по числу судов, — начал объяснять Блейд. — Не могут же все они носить мое имя.

— Верно, да не совсем. Мы уже разделились на команды, — Мохнач вытянул переднюю руку и, загибая пальцы, начал перечислять: — Мой клан — Рисарса-Носача; Щербатого — Носач-Победитель, Гарпуна — Быстрый Рисарс. — Вдруг он расхохотался. — А этот дерьмодав Шрам назвал своих Носач-Нурло!

Усмехнувшись, Блейд сказал:

— Передай Шраму, чтобы он переименовал судно. Мне будет приятно, если Шрам назовет корабль и свое новое племя «Прекрасная Эдара».

Мохнач хмыкнул и молча кивнул головой.

Разведчик не сомневался, что просьба его будет исполнена. А это значило, что отныне по бескрайнему океану, под свист катразских ветров, будут вечно носиться три корабля его имени и еще один, напоминающий о прекрасной женщине с темными душистыми волосами. Четыре корабля… или три — или два… или один… Смотря сколько хадров останется в живых после битвы.

Блейд надеялся, что хотя бы на один-единственный экипаж их хватит. И если случится так, что в сражении падет тысяча моряков и большинство их предводителей, то — во имя Зеленого Кита, прародителя! — пусть именно Шрам останется в живых!

***

Шел тринадцатый день после заседания Совета архонтов, когда в полдень к форту Блейда подошел внушительный обоз, который охраняло с полсотни дюжих молодцов. К удивлению разведчика, все они были вооружены тяжелыми топорами и арбалетами. Он спустился вниз по приставной лестнице и тут же попал в объятия Тарконеса.

— Лучшие парни из моего отряда, — сказал кузнец, потирая лысый череп. — Отменные стрелки, и все, как один, хотят взглянуть, какого цвета кровь у нурешников.

Блейд вздернул бровь, но ничего не сказал. С того дня, когда Тарконес свалил табурет в зале Совета, как-то само собой разумелось, что отбивать северян они станут вдвоем. Видно оружейник решил, что пора собирать силы.

Тарконес дернул Блейда за руку, заставив своего рослого собеседника пригнуться, и зашептал ему в ухо:

— Ночью пришла одномачтовая посудинка из Халлота с предупреждением. Они обогнали большие корабли на день; значит, завтра нуры будут здесь. Я тут же собрал своих, загрузили на телеги припасы — стрелы, дротики, горшки с жиром и жратву — и махнули к тебе. Видишь, — он с гордостью продемонстрировал свой шлем, уже без дельфина, — мы теперь тоже бунтари, а не стрелки териутского гарнизона!

Блейд ухмыльнулся и хлопнул кузнеца по плечу.

— Забирайся с парнями наверх и занимай оборону на левом фланге. Но запомни — не увлекаться! Когда я велю отступать — отступайте, и тут же — в подземный ход. Меня они не прикончат, а вот вас порубят на дрова… Да, еще одно… — Блейд тяжело вздохнул. — Заберешь с собой Эдару… Хоть силой, если будет брыкаться. Потом… потом — позаботься о девочке. Ей бы хорошего мужа…

— А с тобой что?

— Не беспокойся обо мне. Не тревожься, даже если увидишь, что нуры волокут меня в цепях к берегу. Знаешь, Тарко, я ведь немного колдун… сделаю вот так, — Блейд прищелкнул пальцами, — и тут же умчусь на свой далекий остров.

Он не собирался говорить кузнецу, что щелкать нужно вовсе не ему самому, а горбатому старику, что притаился в подземелье под древними башнями рядом с невероятной, фантастической машиной. Вряд ли Тарконес понял бы, о чем идет речь.

— Я гляжу, ты не слишком-то рассчитываешь на победу, первый архонт, — недовольно пробормотал он.

— Будь реалистом, кузнец, — в тон ему ответил Блейд, — вал нам не удержать. Но если половина твоих парней выберется из этой заварушки, уложив по одному нуру, то вот это и будет настоящей победой. А сейчас — давай наверх.

Ночь прошла в тревожном ожидании. Из спальни Эдары, с третьего этажа башенки, Блейд видел, как под утро заметались факелы в порту, а потом, оконтуривая причальные пирсы, вспыхнуло масло в огромных чанах. Итак, хозяева с севера прибыли наводить порядок в своих заморских владениях.

Рано утром из города вытянулась длинная, сверкающая сталью змея. От виллы до окраин Териута было миль семь-два часа быстрого хода, — но нуры справились гораздо быстрее, за час с четвертью. Они даром времени не теряли.

В самом городе Блейд не видел ни огня, ни дыма, ни следов разрушений — значит, архонты столковались с бравым Ратри, и теперь военачальник Мит'Канни шел не только мстить за сына, но и ликвидировать бунт. У пирсов покачивались три черных трехмачтовых парусника — совсем крохотных с такого далекого расстояния. Итак, он не ошибся в своих расчетах — три корабля, пять или шесть сотен воинов.

Когда северяне подошли, ближе и рассыпались цепью под обрывом, в который превратился склон холма, Блейд и Тарконес сочли вражеских бойцов более точно. Все-таки шесть сотен, не пять! Видно, Фарал был предусмотрительным человеком.

Позади отряда халлотцы в кожаных туниках тащили десяток наскоро сколоченных лестниц. В сотне ярдов от форта нуры перехватили и их и побежали к обрыву. Да, они бежали, и очень быстро! В броне, которая весила не меньше полутора сотен фунтов, с тяжеленными мечами! Четыре бойца тащили лестницу, и за каждой проворно двигалась группа из сорока воинов. Остальные собрались плотной группой, впереди которой стоял военачальник, Ратри, собственной персоной! Явился, как и обещал!

Блейд подпустил атакующих на тридцать ярдов к палисаду и кивнул горнисту. Кряжистый хадр — верный кандидат в боцманы — дунул в горн, и в воздухе свистнули арбалетные стрелы. Не меньше десятка нуров свалились на бегу: особо удачные выстрелы, прямо в прорези шлемов и — в мозг. И сотня пробитых панцирей! Правда, эти выстрелы нанесли врагам только легкие ранения; наконечники стрел пронзали металл, но углублялись в тело только на пару дюймов. Блейду показалось, что ни одна из стрел, угодивших в грудь, плечи и живот, не вошла глубоко.

Тем не менее нуры, ошеломленные, остановились. Два командира в гривастых шлемах (один вел левый фланг, другой — правый) что-то прокричали, одновременно вскинув мечи, и воины перебросили на руку висевшие за спиной щиты. Блейд пригляделся. Из-под железных юбок доспехов торчали прикрывавшие бедра поножи, смыкавшиеся с кожаными сапогами у колен; сами колени защищали массивные диски с шипами, но вряд ли голенища сапог тоже были проложены железом. Уловив, что скрип арбалетных рукоятей прекратился, Блейд сложил ладони рупором и закричал:

— Целить в ноги! Ниже колен и в щиколотки!

Рой стрел с жужжанием вырвался сквозь бойницы палисада, и первый ряд нуров рухнул, как подкошенный. С угрюмой улыбкой разведчик следил, как они с ревом ворочаются на земле словно огромные сверкающие жуки; у многих голени были прошиты насквозь, и сейчас они пытались вырвать из ран стрелы. Кое-кто бросил щиты, но большинство не выпускали их из рук, прикрывая лица. Блейд снова закричал:

— Добить тех, кто на земле! Приготовить дротики, топоры, масло!

Арбалетчики стали стрелять вразброд, терпеливо выжидая, когда кто-нибудь из упавших приоткроет уязвимое место. Остальные нуры, числом сотни три, были уже под валом вместе со своими лестницами; стрелять в них не стоило — внизу блестела стена плотно сдвинутых щитов. Блейд оглядел шеренги своих бойцов, двуруких и четырехруких, вытянувшиеся вдоль палисада; восемьсот воинов с тяжелыми топорами стояли в три ряда. Им ведено было рубить изо всех сил, как только над кольями покажется щит или шлем — даже один северянин, перебравшийся через частокол, мог наделать изрядных хлопот. У бойниц присели гарпунеры; эти должны были бить в прорези шлемов, в сочленение доспехов, в любую подходящую точку. Большая часть арбалетчиков, нашпиговав стрелами раненых нуров, уже оттянулась на тридцать ярдов от вала — им предстояло выцеливать прорвавшихся сквозь ряды секироносцев врагов. Однако в запасе у Блейда было еще кое-что. Когда нуры полезли вверх, прикрываясь щитами, он гаркнул:

— Жир!

Три сотни горшков полетели вниз, разбрызгивая пылающие капли. Они разбивались о щиты, шлемы и панцири, и струйки горящей жидкости тут же прокладывали дорогу к незащищенной плоти. Послышались вопли боли, кто-то завертелся, срывая доспех, и тут же метко пущенный дротик пробил ему горло. Глядя на эту картину, Блейд жалел только об одном — что на Терн не было нефти. Ворвань горела далеко не так хорошо, как ему хотелось.

Но тут над кольями палисада возникла первая голова в глухом железном шлеме, раздался грохот стали о сталь, затем — сдавленный вопль, и он забыл про ворвань, нефть и вожделенный напалм, который был сейчас так же далек, как и бравые английские йомены с их длинными луками.

Блейд орудовал топором; меч он закрепил на спине — так, что рукоять торчала над левым плечом. Первого нура он взял удачно — косым ударом по прикрывавшему лицо щитку. Металлическая пластина раскололась, лезвие прорубило нос, скулы и щеки почти до ушей и легко вышло из раны. Северянин, не успев даже вскрикнуть, полетел вниз. Следующий прикрывался щитом, в который вонзили топоры сразу два хадра; это позволило разведчику нанести точный удар сверху вниз по шлему. И этот воин был убит, однако топор завяз в металле шишака и улетел к подножию лестницы вместе с огромным телом.

Мгновенно нагнувшись, Блейд схватил другой топор. Топоров на земле уже хватало; два хадра слева от него и один справа лежали мертвыми, хотя он не заметил, кто и когда успел прикончить моряков. Но страшные раны свидетельствовали, что нанесли их широкие тяжелые клинки нуров.

Он едва успел выпрямиться, как третий северянин буквально свалился на него. К счастью, в его глазнице уже торчал дротик, и воин выл страшным воем; однако он все еще размахивал мечом и, видимо, был боеспособен. Блейд успел отскочить в сторону, дав противнику перевалить через частокол, и прикончил его мощным ударом по затылку.

Затем он бросился на правый фланг — там три нура перебрались во двор и рубили хадров, не обращая внимания на их удары. Когда разведчик добежал туда, один гигант валялся на земле, сраженный метким выстрелом из арбалета; второго, истекающего кровью, хадры остервенело добивали топорами. Блейд с ходу швырнул свою секиру, угодив третьему воину прямо в шлем. Тот пошатнулся, оглушенный, и разведчик, выдернув из-за спины меч, ударил в щель между панцирем и нижним краем шлема. Голова великана словно соскочила с плеч, ноги подогнулись и тело с грохотом распростерлось на залитой кровью земле.

Блейд сунул клинок в ножны, подобрал топор и отсеченную голову нура, потом шагнул к палисаду. Атака захлебнулась. Волоча раненых и лестницы, нуры откатывались назад, но отступали они в полном порядке — прикрываясь щитами и сплотив ряды. Блейд швырнул им вслед мертвую голову.

Сейчас он находился в правом углу палисада, Тарконес — в левом, ярдах в двухстах от него. Повернувшись туда лицом, разведчик протяжно закричал:

— Эгей! Тарко! Живой?!

— Живой! — донесся ответный крик.

— Считай! Их и наших!

Что считать, было понятно обоим. Они сошлись у середины палисада и, после недолгого спора и выглядываний наружу — для уточнения обстановки, — решили, что нуров убито больше семидесяти, а ранено сотни полторы — в основном, легко. Свои потери они могли оценить точнее, и результат выглядел устрашающим: почти две сотни хадров и восемь солдат из отряда Тарконеса были мертвы. Только на правом фланге три прорвавшихся за тын северянина успели перебить около четырех десятков моряков.

— Три за одного! Причем они вели наступательный бой, а мы сражались, будучи в укрытии! — Блейд покачал головой. — Плохо дело, Тарко!

Кузнец хищно оскалился.

— Пусть так! Зато я видел, какая у них кровь! Красная, как и у нас! И я видел, как они умирают! Я, сахралт с Восточного Архипелага, своей рукой раскроил череп нуру!

— Успокойся, Тарко. Разошли своих парней — пусть проверят, сколько осталось стрел и дротиков у хадров. Жир весь?

— Весь…

— Ладно, — Блейд махнул рукой и начал выкликать остальных командиров: — Мохнач! Щербатый! Гарпун! Шрам!

Гарпун был убит, располосован надвое, значит, клан Быстрого Рисарса выйдет в море под командой другого Хозяина. Остальным Блейд приказал вывести раненых через подземный ход, сложить в углу двора трупы павших, раздать пиво и еду. Раненых было на удивление немного — мечи нуров били наверняка.

Вскоре во дворе появилась Эдара с помощниками, хлопоча около бочонков с пивом. Блейд подошел к ней и коротко велел:

— Начнется вторая атака, беги к туннелю. И без разговоров!

Женщина молча кивнула, закусив губу. Он поднял бочонок, жадно напился и поцеловал ее в шею. Потом отправился на свой наблюдательный пост в центре палисада.

Из города к осаждающим подошел обоз с едой и питьем. Видно, обедом они не запаслись, рассчитывали взять укрепление с ходу. Блейд наблюдал, как дюжину тяжелораненых погрузили в повозки и отправили в Териут; все остальные, кого пометили арбалетные стрелы, оставались в строю. Значит, отряд нуров поуменьшился только на восемьдесят — восемьдесят пять бойцов. Немного, если сопоставить с потерями его собственного войска.

Ратри совещался со синими помощниками и гривастых шлемах. Блейд видел, как они подозвали одного из халлотцев — вероятно, старшего, — и стали что-то втолковывать ему. Халлотец выслушал, поклонился и, взяв своих лошадей, направился в город. Наверняка за лестницами, решил Блейд. Это решение было тривиальным; при таком превосходстве в силе и вооружении целесообразней атаковать и тридцати точках, а не в десяти.

Он кликнул Тарконеса и, велев ему наблюдать за противником, направился к площадке перед крыльцом виллы. Выстилавшая ее мраморная мозаика изображала океанские волны; сейчас сбоку от этого каменного водопада раскинулись восемь огромных тел, словно прилегли отдохнуть на бережки. Это были все нуры, прорвавшиеся за частокол; один — без головы. По приказанию Блейда их раздели.

Со смешанным чувством восхищения и ненависти разведчик разглядывал павших гигантов. Они не были столь высоки и могучи, как покойный Ристел: в основном — от семи до семи с половиной футов ростом. Однако зрелище было внушительным. Все — мощные, мускулистые, поджарые, бицепсы на правой «мечевой» руке были развиты заметно сильнее. Раса титанов! По виду всем было за тридцать, и Блейд понял, что Ратри привел на Тери самых опытных бойцов.

Он поднял голову, услышав голос Тарконеса. Оружейник знал его к чему, махая рукой. Пересекая двор и участок бывшего сада, где теперь торчали только пни да остатки вытоптанной травы, Блейд заметил, что стрелы и дротики розданы, воинство его накормлено и пребывает в полной боевой готовности. Хадров еще оставалось побольше тысячи; двести погибло, немногочисленные раненые были уже на пути в горы, где их ждала группа, рывшая туннель — их Блейд не собирался использовать в бою, а отравил вперед, велев разбить перевалочный лагерь на полпути к Рапаю. Подземный ход начинался в подвале башенки, под спальней Нилаты, забитой сейчас мебелью и политыми жиром поленьями. Предполагалось поджечь все это добро, когда последний воин спустится в туннель, и Блейд был намерен сделать это сам. Эта мера предосторожности казалась ему излишней, он полагал, что нуры, захватив его и плен, не станут преследовать жалких взбунтовавшихся рабов! Но — кто предупрежден, тот вооружен!

Блейд подошел к кузнецу, внимательно наблюдавшему за лагерем врагов. Тарконес кивнул в сторону дороги.

— Вернулся обоз. И ты посмотри, что они привезли!

Разведчик выглянул в бойницу. Так, лестницы… с полсотни штук… Ну, этого следовало ожидать… Что еще? Молоты и какие-то железки…

— Они ограбили мою мастерскую… и все мастерские в городе, — пробормотал Тарконес. — Видишь? Притащили сотни две тяжелых кузнечных молотов и скобы.

— Что еще за скобы?

— Ими сбивают бревна на верфях, крепят шпангоуты и мачты к килю Только у меня в кузнице был целый большой ящик. Хорошее крепкое железо… но все-таки не оружейная сталь. Я их бросил… — Тарконес печально вздохнул и поднял глаза на Блейда. — Ну, и что они собираются делать с этими молотами и скобами?

Блейд задумчиво потер висок. Действительно, что?

— Может, хотят укрепить лестницы?

— А почему этого не сделали прямо в городе? Те же плотники, которые сколачивали их?

— Хммм… Резонно…

— Нет, лестницы здесь ни при чем, — помотал лысой головой кузнец. — Скорее, они загонят эти скобы в наш тын, чтоб его укрепить, — он ухмыльнулся.

Но слова Тарконеса оказались пророческими.

Нуры зашевелились, и Блейд крикнул горнисту трубить тревогу. Хадры с топорами и дротиками прихлынули к стене; арбалетчики были уже на местах. На этот раз в атаку шли все северяне, и в центре их строя находился сам Ратри. Впереди ровной цепью вышагивали полторы сотни воинов со щитами, свои широченные клинки они держали внизу, прикрывая ноги. За этой живой стеной тащили шестьдесят лестниц, и при каждой — двое с молотами и ворохом скоб. Блейд сразу понял, что стрелки сумеют сделать тут немногое, и велел стрелять, тщательно целясь в щиколотки, прирези шлемов и сочленения доспехов. Несколько нуров из передней шеренги упали; человек пять затем поднялись и, прихрамывая, пристроились за лестницами.

Враги приближались, а Блейд все еще не мог сообразить, что же они задумали.

Кран лестниц легли на вал, и северяне полезли наверх под свист дротиков и сердитое жужжание стрел. На вал, не на тын! Сжимая топор, Блейд лихорадочно размышлял. Прошлый раз лестницы дотянулись до верха частокола, и нуры перелезали через него, обрушиваясь на мохнатых моряков сверху. Теперь же они скапливались на валу перед изгородью, растягиваясь вдоль нее цепочкой на узком пространстве рядом с обрывом. Как же они рассчитывали преодолеть бревенчатый частокол двенадцатифутовой вышины?

Во всяком случае, их позиция была сейчас весьма уязвимой, и Блейд приказал метать вниз камни — отесанные мраморные блоки от разобранных фонтанов и беседок. Они загрохотали по щитам, которыми северяне прикрывались от валившихся на них метательных снарядов, и разведчик не сразу разобрал в этом шуме стук молотов. Нуры действительно забивали скобы в бревна частокола! Зачем? Чтобы влезть по ним наверх? При наличии длинных лестниц эта мысль казалось нелепой!

Вдруг изгородь сотряслась. В некоторых местах бревна десятидюймового размера, вкопанные на два ярда в землю, ходили, как мачты корабля в бурю! При том, что с внутренней стороны частокол был еще подсыпан землей на семь футов!

Блейд вытер холодную испарину со лба. Нуры раскачивали изгородь! Две или три сотни чудовищно сильных мужчин, вцепившись в скобы, пытались повалить частокол, создав бреши, остальные прикрывали их щитами. Он видел, как несколько человек полетели вниз, к подножию обрыва, или рухнули на лестницы, сбитые мраморными блоками; но как правило щиты и могучие руки северян выдерживали удар двухсотфунтовых глыб. Невероятно, но так!

Тын подался сразу в десятке мест. Земля с шорохом поползла в разверзшиеся щели, послышались испуганные крики людей и хадров, и Блейд понял, что на это раз вал ему не удержать.

— Валите бревна на них! — закричал он, подбегая к ближайшему опасному участку. — Валите бревна — и в дом! Быстро!

Он уперся ногой в бревно и, помогая трудившемуся над ним нуру, толкнул изо всех сил. Бревно неожиданно вывалилось наружу, прямо на северянина, и вместе с ним рухнуло на лестницу. Тут же упал еще десяток ближайших: нуры отскочили, спасаясь от их ударов, кто-то с воплем полетел вниз. Затем два десятка бойцов ринулись и брешь, карабкаясь на земляной откос. Первого Блейд зарубил топором, второго достал мечом в горло и, пользуясь их замешательством, побежал к дому.

Тут уже было полно хадров. В соответствии со строгим приказом, Шрам и Серый — заместитель убитого утром Гарпуна — выводили своих бойцов через туннель. Следующим на очереди был отряд Тарконеса, а воины Щербатого и Мохнача держали оборону. Вилла, однако, являлась не слишком надежным укреплением; окна были широки и многочисленны, подоконники отстояли от земли всего ярда на полтора. Но Блейд надеялся, что сможет продержаться здесь минут пятнадцать-двадцать; больше для эвакуации не требовалось.

Нуры подарили ему лишнее время. Ворвавшись во двор, они увлеклись охотой за метавшимися по двору хадрами. Полсотни моряков были перебиты, но град арбалетных стрел и дротиков из окон виллы сделал свое дело: семнадцать зазевавшихся северян были поражены насмерть. Отряды Шрама и Серого были уже в туннеле, наступала очередь Тарконеса.

Кузнец подбежал к скорчившемуся у окна Блейду; глаза его растерянно блуждали.

— Не могу… — он задыхался, — не могу найти твою девчонку! Проклятье! Куда она провалилась?

Разведчик резко выпрямился и отступил под защиту стены. Он видел, как во дворе скапливаются нуры; однако в атаку они не переходили, ожидая, видимо, Ратри. Их было уже сотни две.

— Пусть Щербатый уводит сейчас своих, — приказал Блейд. — Разошли людей… Сколько их осталось?..

— Тридцать семь…

— Разошли их по этажам… пусть посмотрят в ее спальне, наверху башни… Если не найдете, пока уходит Щербатый — в туннель! — он крепко стиснул руки оружейника. — Прощай, Тарко! И пусть Зеленый Кит пошлет тебе удачу!

Тарконес молча обнял его и побежал по лестнице наверх, громко сзывая своих бойцов. Блейд повернулся к арбалетчикам Мохнача и рявкнул:

— Стреляйте! Надо удержать их подальше хоть ненадолго!

Хадров, однако, не надо было подгонять; стрел еще хватало, и они били из своих «дыроколов» как заведенные. Разведчик прикинул, что в этот день уже пала треть четырехруких моряков. Что ж, если парни Мохнача успеют вовремя убраться, в живых останется восемьсот или девятьсот хадров… Три полных экипажа…

Но где же Эдара? Нашел ли ее Тарконес?

Он выглянул в окно. Нуров прибыло изрядно, н Ратри уже распоряжался у частокола, выстраивая стеной своих меченосцев. Сколько оставалось до атаки? Минута? Две? Пять?

К нему подскочил Мохнач.

— Щербатый ушел. И Лысый со своими двурукими тоже. Что нам делать? Будем драться? — в глазах хадра горел боевой огонь.

— Ты не видел — моя женщина ушла с двурукими? — спросил Блейд.

— Не знаю, — Мохнач помотал головой. — Я стрелял… А что теперь? Врежем этим дерьмодавам топорами?

— Смотри, как бы они тебе не врезали… — Блейд усмехнулся. — Снимай своих, и уходите! — Он помедлил секунду. — Слушай, Мохнач… Встретишь клан Зеленого Кита, передай привет от Носача. Скажи им, что у меня все хорошо… Ну, иди! — разведчик подтолкнул хадра к двери, что вела в коридор.

Мохнач кивнул и, неожиданно шмыгнув носом, выскочил из комнаты; хадры потянулись следом, робкими взглядами прощаясь с Хозяином.

Блейд снова выглянул в окно. Ратри с помощниками стояли перед шеренгой своих бойцов, всматриваясь в фасад дома. Так! Нура удивило внезапное прекращение стрельбы, и он опасается какой-нибудь ловушки! Превосходно! Блейд отсчитывал время по вдохам и ударам пульса. У Мохнача две сотни парней, и хадры — ребята проворные… Трех-четырех минут им хватит…

Ратри закончил изучать окна и начал инструктировать помощников. Вид у него был самый победительный. Вероятно, он счел, что бунтовщики не готовят ему западню, а сами попали в таковую; куда им деться из этого здания, которое невозможно оборонять? Значит, сейчас последует предложение о сдаче. Он был абсолютно прав насчет сдачи — но бунтовщик в доме остался только один.

Блейд шмыгнул в коридор, добежал до двери, ведущей в спальню Нилаты и распахнул ее. Все отлично! Окна предусмотрительно открыты, чтобы создать воздушную тягу; три факела чадят в подставках; на полу — куча мелкой щепы и дров, пропитанных жиром. Да и сам пол полит ворванью от души!

Он взял факелы, воткнул их меж поленьями и, прикрывая глаза от взметнувшегося вверх огня, осмотрелся. На кровати, сдвинутой сейчас в центр комнаты, лежало что-то розовое. Шарф Эдары — из легкой газовой ткани, расшитой серебром! Ее любимый шарф! Как он сюда попал?

Не раздумывая, Блейд схватил его, скомкал, сунул за пояс и отправился на крыльцо, встречать гостей. За спиной у него по-прежнему висел меч, и по дороге он еще прихватил топор — из тех, что потяжелее.

Стальная шеренга была уже в тридцати шагах. Заметив разведчика, Ратри что-то рявкнул, и северяне остановились. Военачальник с четырьмя бойцами вышел вперед и стащил шлем; видимо, он все уже понял и не опасался нежданной стрелы. Его спутники опустили щиты и тоже сняли шлемы; лица их были залиты потом, ибо послеполуденное солнце палило немилосердно.

Прислушиваясь к реву пламени, рвущегося из окон башни, Блейд сошел по ступеням вниз и положил топор на землю.

— Я сдаюсь, — коротко произнес он. — Сдаюсь на милость князя Фарала.

— Думаешь, пощадит? — Ратри усмехнулся. — Не рассчитывай, хоть ты и доводишься ему сыном, ублюдок. У князя каменное сердце.

Сыном?! Блейд вздрогнул и непроизвольно поднес руку к лицу. Что это? Шутка? Игра случая?

Ратри щелкнул пальцами, и один из нуров снял с пояса что-то длинное, позванивающее. Цепь с кандалами… В лучших традициях безволосых двуруких…

— Рисарс!

Он обернулся. На крыльце стояла Эдара.

Во имя Зеленого Кита, прародителя! Где пряталась эта женщина? И что ему сейчас делать? Может, Ратри отпустит ее?

Нур с кандалами грубо дернул его за плечо. Эдара нерешительно шагнула с крыльца; волосы ее растрепались, в глазах стояли слезы. Вдруг она заметила сверкающую цепь в руках северянина, топор, лежавший у ног Блейда, и торжествующую ухмылку Ратри.

— Нет! — Эдара птицей слетела с крыльца и повисла на закованной в железо руке нура. — Нет! Нет! Не-е-ет!

Крик ее оборвался жалобным всхлипом, когда стоявший рядом воин словно играючи располосовал клинком прекрасное тело: от упоительной ложбинки меж шеей и левым плечом — наискось к правому бедру.

Блейд посерел. На миг он покачнулся и прикрыл глаза, будто еще не мог осознать тяжести утраты; потом его веки поднялись, и смерть взглянула на убийцу темными зрачками.

— Ты зря это сделал, подонок, — медленно произнес Ричард Блейд, не сознавая, что говорит по-английски.

Но англичанином он сейчас не был; под небом Катраза, у стен своей пылающей крепости, стоял испанский рыцарь, на глазах которого только что зарезали его возлюбленную.

Рука рыцаря потянулась к мечу. Свистнул клинок. Он сверкнул пять раз — с такой немыслимой, невероятной быстротой, что оторопевшие враги не успели шевельнуться.

Пять огромных трупов лежали вокруг хрупкого женского тела. Четырем воинам лезвие рассекло горло; у Ратри была отрублена голова.

Ричард Блейд, англичанин, с удовлетворением посмотрел на дело своих рук и воткнул меч в землю.

— Вот теперь я окончательно сдаюсь! — спокойно произнес он.