Глава 1

Руби

– Я и не заявляю, будто уверена, что у него член чудовищных размеров, но и не говорю обратное.

– Пиппа, – простонала я, в ужасе закрывая руками лицо. Четверг, 07.30 утра, господи боже. Она никак не могла успеть напиться.

Я виновато улыбнулась мужчине напротив, что стоял с выпученными глазами, и подумала, что было бы здорово уметь силой мысли ускорять движение лифта.

Когда я свирепо глянула на нее, Пиппа одними губами спросила: «Что?» – после чего двумя указательными пальцами показала длину в полметра. Она прошептала:

– Огромный, как у чертового жеребца.

На третьем этаже лифт остановился, открылись двери, а я была спасена от необходимости снова извиняться.

– Ты же сообразила, что мы там были не одни, да? – прошипела я, идя за ней по коридору, поворачивая за угол и останавливаясь у широких дверей с гравировкой «Ричардсон-Корбетт» на матовом стекле.

Она рылась в своей огромной ярко-желтой и усыпанной металлическими заклепками сумке в поисках ключей, мелодично позвякивая браслетами на правой руке, и подняла на меня глаза. Под пронзительным светом люминесцентных ламп ее длинные рыжие волосы выглядели практически неоновыми.

У меня русые волосы, бежевая сумочка через плечо, и я чувствовала себя рядом с ней чем-то вроде ванильной пастилы.

– А разве нет?

– Нет! Тот парень из бухгалтерии стоял как раз напротив нас. Чуть позже мне нужно будет туда сходить, и один его вид напомнит, как ты прилюдно произнесла слово «член».

– А еще я сказала «огромный, как у чертового жеребца», – на мгновение она выглядела виноватой, перед тем как снова переключиться на свою сумку. – И потом, ребятам из бухгалтерии стоит расслабиться, – затем, драматическим жестом показав на еще темный офис перед нами, она спросила: – Надеюсь, здесь для тебя достаточно безлюдно?

Я присела в шутливом реверансе.

– Да, пожалуйста. Продолжай.

Сосредоточенно нахмурив брови, она кивнула.

– В смысле, логично, что он должен быть огромным.

– Логично, – повторила я, пряча ухмылку. Мое сердце сделало кувырок, как и всегда, когда речь шла о нем. Размышления же о размере его пениса может стать моей погибелью.

С победным жестом Пиппа помахала ключами и вставила самый длинный из них в замок.

– Руби, ты видела его пальцы? А ступни? Я уж не говорю о росте в два с половиной метра.

– Чуть меньше двух, – сказала я себе под нос. – И размер ладоней не обязательно что-то означает, – мы закрыли за собой дверь и включили свет в приемной. – Полным-полно парней с большими руками, которые не могут похвастаться чем-то выдающимся ниже пояса.

Я пошла вслед за Пиппой по узкому коридору к заставленной рабочими столами комнате в гораздо менее престижном уголке третьего этажа. Наша маленькая часть офиса была хоть и тесной, но уютной, что было настоящей удачей, поскольку я проводила здесь, на работе, гораздо больше времени, нежели в своей крошечной съемной квартирке в Южном Лондоне.

Ричардсон-Корбетт Консалтинг была, наверное, одной из крупнейших и наиболее успешных инженерно-консалтинговых компаний во всей Европе, но здесь работало мало стажеров. И вскоре после окончания Калифорнийского Университета в Сан-Диего я была запредельно счастлива не упустить эту возможность. Рабочих часов было немало, а небольшая зарплата нанесла серьезный урон моей привычке покупать много хорошей обуви, но эта жертва уже начала окупаться: по окончании девяноста дней моей стажировки на металлической табличке теперь написано имя Руби Миллер, и я переехала из тесного офиса на четвертом этаже, присоединившись к большому на третьем.

Обучение мне всегда давалось легко. Без проблем расправившись со средней школой, я выжила и не особо дергалась в универе. Но перелететь на другой конец света, чтобы плечом к плечу работать с несколькими лучшими инженерными умами Великобритании? Никогда за всю свою жизнь я не вкалывала так тяжело. Если мне удастся закончить эту практику так же хорошо, как я и начала, то место в аспирантуре моей мечты в Оксфорде будет моим. И, конечно, хорошо ее закончить не предполагает обсуждение членов топ-менеджеров в рабочем лифте.

Но Пиппа еще даже не закончила.

– Я помню, читала где-то, что его размер примерно равен длине от запястья до кончика среднего пальца, – добавила она, пальцами другой руки измерила по своей ладони и подняла, чтобы показать в качестве примера. – И если это правда, то мужчина твоей мечты неплохо упакован.

– Угу, – бормочу я, вешая свою сумочку и пальто за дверью. – Представляю себе.

Пиппа бросила свою сумку на стул, выпрямилась и повернулась ко мне с многозначительным взглядом:

– Мне нравится, как ты стараешься выглядеть равнодушной. Словно ты не пялишься на его каяк, когда он находится в радиусе трех метров от тебя.

Я постаралась выглядеть возмущенной.

Попыталась ужаснуться и придумать какой-нибудь аргумент.

Но у меня ничего не было. За последние полгода я выдала так много взглядов исподтишка в сторону Найла Стеллы, что если и существовал специалист по топографии его промежности, то это была я.

Засунув сумочку в нижний ящик своего стола, я закрыла его и покорно вздохнула. Видимо, мои тайные взгляды были не таким уж и тайными.

– К сожалению, он никогда не захочет и не прокатит меня на своем каяке.

– И не захочет, если ты не заговоришь с владельцем. Я имею в виду, смотри, как только у меня появится шанс, я зацелую того рыженького из PR-отдела до поросячьего визга. Ты должна хотя бы заговорить с мистером Стелла, Руби, – но я уже качала головой, и она шлепнула меня концом своего шарфа. – Считай это исследованием по сопромату. Скажи ему, что тебе нужно проверить прочность его стального стержня на растяжение.

Я засмеялась и застонала одновременно:

– Отличный план.

– Супер, теперь кое о ком еще. Блондин из отдела обработки корреспонденции. Глаз с тебя не сводит.

Я поморщилась.

– Не интересует.

– Итан из юридического. Он пониже, конечно, но вполне подойдет. А ты видела, как он в пабе сделал тот фокус языком?

– Господи, нет, – я села, придавленная ее внимательным взглядом. – Неужели нам нужно сейчас об этом говорить? Разве мы не можем просто сделать вид, что этот мое увлечение ничего не значит? И вообще, меня пригласили на свидание.

Пиппа вздохнула.

– Стелла, конечно, охренеть как подходит, но он немного чопорный, да? – с легкой досадой спросила она.

Я провела ногтем по краю своего рабочего стола.

– Да, о нем можно так сказать, – сказала я. – Он уравновешенный.

– Скучный, – возразила она.

– Сдержанный, – настаивала я. – Словно сошел со страниц романов Джейн Остин. Он мистер Дарси, – я надеялась, что это поможет ей понять.

– Я этого не понимаю. Мистер Дарси был резок с Элизабет до грубости. Почему ты хочешь кого-то, с кем столько мороки?

– Почему это много мороки? – спросила я. – Дарси не расточал неискренние похвалы или ничего не значащие комплименты. И он сказал, что любит ее, потому что это действительно так.

Пиппа откинулась на спинку стула и повернулась к своему компьютеру.

– Думаю, я бы лучше пофлиртовала.

– Но флирт – это что-то для всех, – спорила я. – Дарси неудобный, и его трудно понять. Но когда ты заполучишь его сердце, оно станет твоим.

– Как по мне, все же тут много мороки.

Я знала, что всегда много говорила о романтике, но идея увидеть сдержанного героя давшим себе волю, чего он себе ни с кем не позволял – раскованным, голодным, обольстительным – привели меня к тому, что мне стало сложно думать о чем-либо еще, когда он находился где-то поблизости.

Проблема в том, что я внезапно жутко глупею в его обществе.

– Как я могу надеяться на нормальный разговор? – спросила я. Понимая, что на самом деле никогда не решусь на такое, мне все же было здорово наконец поговорить с кем-то, кто его знал. С кем-то, кроме Лолы и Лондон, которые были на другом конце земного шара. – Знаешь, когда мы оба в последний раз общались? Во время собрания на прошлой неделе Энтони спросил меня, могу ли я предоставить данные по моему проекту Diamond Square, и я всем надрала задницы, пока не подняла взгляд и не увидела мужчину, что целый час стоял позади Энтони. Знаешь, как сильно я упахивалась с этой проектом? Да еще и в течение нескольких недель. Но один взгляд на Найла Стеллу – и вся моя сосредоточенность испарялась.

По какой-то причине я не могла позволить себе называть его просто по имени. Найл Стелла – эти два слова звучали так же благородно, как принц Гарри или Иисус Христос.

– Я замолчала на полуслове, – продолжила я. – Когда он рядом, я либо брякаю что-то нелепое, либо превращаюсь в безмолвную статую.

Пиппа рассмеялась, после чего, сузив глаза, оглядела меня сверху донизу. Потом взяла календарь и сделала вид, что тщательно его изучает.

– Забавно, я только что поняла, что сегодня четверг, – пропела она. – И это объясняет, почему твоя прическа выглядит особенно сексуально, и на тебе эта дразнящая коротенькая юбка.

Я провела рукой по своим непослушным волосам длиной до подбородка.

– Я так одеваюсь каждый день.

Пиппа фыркнула. Если честно, я потратила уйму времени утром на сборы, но сегодня мне была жизненно необходима уверенность в себе.

Потому что, как заметила Пиппа, сегодня четверг, мой самый любимый день недели.

По четвергам я видела его.

***

По большому счету, в четвергах не должно быть ничего волнующего. В специальный список дел на этот день были включены таким мирские хлопоты, как полить грустный фикус, который по настоянию Лолы я протащила почти 9000 км от Сан-Диего до Лондона, подготовить и отправить по почте финансовое предложение и отнести мусор к обочине. Жизнь, полная гламура. Но на первом месте среди задач в Outlook по четвергам было совещание с командой инженеров Энтони Смита, где в течение одного часа в неделю я получала беспрепятственный вид на Найла Стеллу, вице-президента компании, директора по стратегическому планированию и, черт возьми, Самого Горячего Мужчину в моей жизни.

Если бы я только могла добавить его в список своих дел…

Час с Найлом Стеллой был как благословение и проклятье одновременно. Я интересовалась происходящим в нашей компании и находила большинство дискуссий между старшими партнерами довольно увлекательными. Мне было двадцать три, а не двенадцать. У меня был диплом и дерзкие планы однажды стать их боссом, если бы смогла хоть что-нибудь вымолвить во время всего этого. Но то, как этот единственный человек был в силах украсть мое внимание, было почти унизительно. Я не была пугливой или неуклюжей, у меня были свидания. На самом деле, с тех пор как переехала в Лондон, я даже стала чаще ходить на свидания, нежели дома, потому что, ну… парни-англичане. Этого достаточно.

Но этот особенный английский парень, к сожалению, был вне моей досягаемости. Почти буквально: Найл Стелла был около 1,95 м ростом, небрежно изысканный, с каштановыми волосами и идеальной стрижкой, с проникновенным взглядом карих глаз, широкими мускулистыми плечами и с такой великолепной улыбкой, что, когда ее обладатель появлялся на работе, мой разум впадал в транс.

Согласно офисным сплетням, он закончил универ практически в младенческом возрасте и был кем-то вроде легендарного вдохновителя всего градостроительного проектирования. Я не понимала, что так оно и было, пока не начала работать в команде инженеров в Ричардсона-Корбетт и не увидела, как он консультировал по всем вопросам, начиная от контроля строительства и заканчивая химическим составом материалов и добавок. Его слово было неофициально последним на этапе чертежей лондонских мостов, коммерческого строительства и транспортной структуры. К моей бесконечной печали, однажды ему пришлось покинуть еженедельное совещание и поехать к команде строителей, потому что позвонил городской рабочий и в панике сообщил, что другая фирма заложила неудачный фундамент, а бетон уже залит. Фактически выходило, что ко всему, что строилось в Лондоне, на каком-то этапе приложил свою руку Найл Стелла.

Он всегда первым делом наливал себе чай с молоком (без сахара), у него был огромный офис на третьем этаже – далеко от меня – и он никогда не отвлекался на телик, хотя был стопроцентным болельщиком Лидс Юнайтед. И хотя вырос в Лидсе, он учился в Кембридже, а потом и в Оксфорде, а сейчас проживал в Лондоне. И где-то на этом пути Найл Стелла обрел роскошнейший акцент.

Что еще: недавно развелся. Мое сердце едва справилось с этим.

Двигаемся дальше.

Сколько раз Найл Стелла взглянул на меня во время совещаний по четвергам? Двенадцать. Сколько раз мы разговаривали? Четыре. Сколько из этих событий он помнит? Ноль. Я скрывала предмет своего увлечения под названием «Найл Стелла» уже полгода и была уверена, что он до сих пор не знает, что я сотрудник компании, а не девочка из службы доставки.

Удивительно, что мужчины, о котором сейчас речь, все еще нет, ведь он приходил в офис одним из первых. Я проверяла – несколько раз – вытянув шею, чтобы лучше видеть сквозь толпу толком не проснувшихся людей, заполняющих конференц-зал.

Одна стена нашего конференц-зала состояла из больших окон, и нам открывался вид на довольно оживленную улицу. Сегодняшняя утренняя дорога на работу была относительно сухой, но сейчас, как и в большинство дней в этом городе, с тяжелого облачного неба начал накрапывать дождь. Он был безобидный, своего рода дымкой, но я научилась не обманываться: три минуты, и можно промокнуть насквозь. Даже если бы я выросла где-то более дождливых местах, нежели в Южной Калифорнии, я бы никогда не смогла подготовиться к лондонской погоде с октября по апрель, когда воздух становится пропитанным влагой. И дождевые тучи словно укутывают твое тело, а холодная вода просачивается внутрь костей.

А сейчас самое начало весны, и маленькая площадь у Southmark Street была еще мрачная и голая. Мне рассказывали, что летом она была заставлена розовыми столиками и стульями одного местного ресторанчика. Сейчас же здесь видно только бетонные стены и голые ветви деревьев, а на холодной земле лежали мокрые коричневые листья.

Вокруг меня все продолжали высказывать свое недовольство погодой, пока открывали ноутбуки и заканчивали пить чай, и я отвернулась от окна, как раз чтобы заметить спешащих и опаздывающих. Каждый хотел сидеть напротив Энтони Смита – моего босса и руководителя инженерного отдела компании – который явился сюда с шестого этажа.

Энтони был… Ну ладно, хорошо, он был слегка козел. Он заигрывал со стажерами, любил слушать самого себя и ни разу не сказал ничего искреннего. Каждый четверг он наслаждался игрой, когда со сладкой улыбкой насмешливо комментировал одежду или прическу последнего вошедшего, чтобы все присутствующие обратили на это внимание, а тот в удушающей тишине, краснея от стыда, занял бы свое место.

Со скрипом открылась дверь. Эмма.

Она задержалась, придерживая для кого-то дверь.

Черт. Это Карен.

Еще чьи-то громкие голоса. Виктория и Джон.

И, наконец, он.

– Встречайте, – пробормотала Пиппа рядом со мной.

Из-за Энтони я увидела, как показалась макушка Найла Стеллы, и ощущение было такое, будто стало трудно дышать. Люди, их болтовня – все стало размытым, и остался только он, с нейтральным выражением на лице, когда он, казалось, не задумывался, что все ждут только его, широкоплечий, в темном костюме и непринужденно держащий одну руку в кармане брюк.

И тут же в груди стало жарко.

Найл Стелла – это человек, которого всегда замечают, едва он войдет в комнату. И не потому что он был порывистым или громким, – он не такой. В том, как он вел себя, была спокойная уверенность, что он заслуживает внимания и уважения, и пока не заговорит, есть ощущение, что он все видит и всех замечает.

Кроме меня.

Я выросла в семье врачей, которые осуждали все и вся, и не была молчаливой. Мой брат, и даже, наверное, Лола, начинают называть меня редкостной болтуньей, когда я даже не успеваю развернуться к следует. Поэтому тот факт, что из всех присутствующих я единственная не могла произнести связную фразу, когда Найл Стелла оказывался на расстоянии вытянутой руки, был просто бессмысленным. Я чувствовала к нему отвлекающее от всего остального безрассудное влечение.

Ему не было необходимости присутствовать на этих совещаниях по четвергам; он делал это, чтобы убедиться в наличии межведомственного единогласия и что представители его отдела планирования понимают инженерный язык, поскольку в обязанности Найла Стеллы входила еще и координация проектирования с общественной политикой и со своим собственным отделом стратегического планирования.

Не то чтобы я запоминала все, о чем он говорит на встречах.

Сегодня он был одет в светло-голубую рубашку и угольно-серый костюм. Его галстук гипнотизировал желтыми и синими вихрями, и мой взгляд двинулся от двойного виндзорского узла на шее к гладкой коже чуть выше, по тяжелой кривой адамова яблока к твердой челюсти. Его обычно бесстрастная линия рта была в ужасе искривлена, а когда я встретилась с ним взглядом… с таким же ужасом я поняла, что он заметил, как я трахала его глазами, будто это моя любимая работа.

О боже.

Я опустила глаза на экран ноутбука, и от того, как сильно я в него пялилась, изображение стало размытым. Шквал звуков телефонных звонков и принтеров, доносящийся из приемной, кажется, достиг пика, но тут кто-то закрыл дверь, давая понять, что совещание началось. И весь шум сразу же исчез, будто комната была герметично запакована.

– Мистер Стелла, – поприветствовала Карен.

Я запустила почтовую программу и напряглась до звона в ушах, ожидая его ответ. Вдох. Выдох. Снова вдох. Я ввела пароль. Как бы мне хотелось, чтобы сердце хоть немного замедлилось.

– Карен, – наконец, сказал он своим совершенным, тихим и глубоким голосом, и по моему лицу сама собой растеклась улыбка. Такая широкая, будто мне только предложили огромный кусок торта.

Господи боже, я по уши.

Покусывая внутреннюю сторону щеки, я изо всех сил старалась придать лицу нейтральное выражение. И судя по тому, что локоть Пиппы резко встретился с моими ребрами, я в этом провалилась.

Она наклонилась ко мне:

– Спокойно, девочка, – прошептала она. – Это всего лишь два слога.

Открылась дверь, и еще один стажер, Саша, поморщившись, скользнула внутрь.

– Простите за опоздание, – прошептала она.

Посмотрев на часы на ноутбуке, я поняла, что она была стопроцентно вовремя, но Энтони, конечно, не собирался упустить момент.

– Ладно, Саша, – сказал он, наблюдая, как она вся съежилась, стоя между рядами стульев и стеной, после чего направилась к свободному месту в дальнем углу. Тишина в комнате почти вибрировала. – Миленький свитерок. Новый? Голубой тебе к лицу, – с пылающими щеками Саша села. – Доброе утро, кстати, – широко улыбаясь, сказал Энтони.

Я закрыла глаза и глубоко вздохнула. Какой же он мудак.

Наконец встреча началась всерьез. Энтони подготовил список вопросов для каждого из нас; документы пустили по кругу, и, повернувшись в кресле, чтобы передать бумаги сидящему справа от меня, я взглянула наверх. И почти проглотила язык.

Через два кресла от меня сидел Найл Стелла.

Я посмотрела на него из-под опущенных ресниц, на угол его челюсти – всегда гладко выбритой, без единого намека на щетину – на густые ресницы и идеальные темные брови, на безукоризненные рубашку и галстук. В тускловатом свете конференц-зала его волосы выглядели такими мягкими. На самом деле, я нахмурилась, когда подумала, что они, возможно, будут мягкими – потому что, конечно, они такими и будут – и в сотый раз я задумалась, на что будет похоже это ощущение, если бы я пробежалась по ним пальцами, потянула вниз и…

– Руби? Что-нибудь слышно от Адамса и Эйвери? – спросил Энтони.

Я выпрямилась в кресле и вернулась взглядом к ноутбуку и к файлу, с которым вчера засиделась допоздна.

– Еще нет, – с еле заметной дрожью в голосе ответила я. – У них есть наши планы, уже составленные и готовые к подписанию. Но я снова к ним вернусь, если до вечера они не позвонят.

И кстати, да, это было поразительно красноречиво, учитывая то, что Найл Стелла сосредоточил все свое внимание на моем лице.

Чертовски довольная собой, я быстро напечатала себе напоминание и, подергивая прядь волос и опираясь локтем на стол, стала прокручивать свой календарь.

Но что-то было не так. Я сидела в этом кресле в течение часа раз в неделю, и была почти уверена, что никогда не чувствовала себя так, как сейчас. Это было сродни давлению на одну сторону моего лица, чье-то физически весомое внимание.

Я накрутила на палец прядь волос и мельком глянула на Пиппу. Не-а, не она.

Теряясь в догадках, я немного наклонилась вперед, повернула шею и, посмотрев направо, тут же замерла.

Он все еще смотрел на меня. Найл Стелла смотрел на меня.

Поглощал меня взглядом. Светло-карие глаза встретились с моими и удерживали – нет, это нельзя было назвать просто взглядом – вбирая меня целиком.

Он с любопытством изучал меня, как если бы я была новым предметом мебели, которую кто-то зачем-то принес в комнату. Мое сердце подпрыгнуло, пульсом отдаваясь в венах. В груди все расплавилось и стало безумным, и если бы кто-то крикнул «Пожар!» – я шагнула бы прямо в огонь, потому что у меня не было абсолютно ни единого шанса контролировать происходящее с мои телом.

– Найл, – сказал Энтони.

Найл Стелла моргнул, прежде чем отвернуться от меня:

– Да?

– Ты поставишь нас в известность о статусе проекта по Diamond Square? Я хочу, чтобы к конце недели моя команда обрисовала тебе некоторые детали, но мы не знаем размеров их общего пространства…

Я слушала вполуха, потому что Энтони, как обычно, сформулировал вопрос таким образом, что тот стал в семь раз длиннее, чем это необходимо.

Когда его вопрос подошел к концу, Найл Стелла покачал головой:

– Размеры, – сказал он и начал пролистывать пачку бумаг перед собой. – В целом, я не совсем уверен, что они у меня есть…

– Размеры будут готовы сегодня утром, – ответила я ему и объяснила, что документы доставят не позднее завтрашнего дня. – Я попросила Александра отправить копию чертежей сегодня днем.

В комнате стало так тихо, что на мгновение я решила, что оглохла.

Все без исключения уставились на меня. Боже мой, что я наделала?

Я, не задумываясь, перебила.

Ответила на вопрос, очевидно, не мне предназначавшийся.

На вопрос, ответ на который он, безусловно, знал.

Я почувствовала, что начинаю хмуриться. Но тогда почему он не ответил?

Я немного подалась вперед и посмотрела на него.

– Хорошо, – сказал он. Так тихо. Таким глубоким голосом. Просто идеальным. Чуть переместившись в кресле, он встретился со мной взглядом и одарил сияющей благодарной улыбкой. – Продолжаем?

Мое сердце полностью покинуло тело.

– Конечно.

Он по-прежнему смотрел на меня, так же озадаченный случившимся, как и я, но загадочным образом довольный. Я толком не поняла, что меня побудило это сказать. В одно мгновение Найл Стелла смотрел на меня, а в следующее замешкался, пытаясь вспомнить данные и ответить на вопрос, на который, я уверена, он мог бы дать ответ и во сне.

Это выглядело, словно его разум был не здесь. И это было то, чего я за ним никогда раньше не замечала.

– Теперь важные новости, – сказал Энтони, бросив взгляд на стопку бумаг, после чего взял их в руки и встал.

Вновь обратив на него внимание, я вздрогнула от его тона. Энтони всегда любил быть в центре внимания, но сейчас он начал говорить, явно готовясь к чему-то большему.

– Система Нью-Йоркского метро построена с идеей, что столетний шторм [геологический термин, означающий сильнейший шторм, вероятность которого условно равна одному разу в столетие – прим. переводчика] происходит раз в сто лет. К сожалению, на самом деле все иначе. Стихийные бедствия, такие как ураган Сэнди, доказали: то, что было запланировано на столетие, происходит каждые несколько лет. США тратит миллиарды, говорит о важности строительства водоспусков и шлюзов, и учитывая то, что мы активно работали с Лондонским метро, они хотят, чтобы мы тоже присоединились. Так что меня не будет месяц, когда буду принимать участие в Международном Саммите по готовности к чрезвычайным ситуациям на общественном транспорте, авиа перелетах и городской инфраструктуре.

– Месяц? – спросила старший инженер, озвучивая общую мысль. Я тут же задумалась, сколько людей сейчас мысленно сделали победный жест рукой вверх, приветствуя идею отсутствия Энтони в офисе аж целый месяц.

Энтони кивнул ей.

– Будут три отдельные встречи. Это не для каждого приглашенного, но принимая во внимание, что наша компания специализируется на общественном транспорте и городской инфраструктуре, Ричард решил, что хотел бы видеть нас на всех трех.

– «Нас»? – переспросил один из руководителей отдела Найла Стеллы.

– Все верно, – наклонив голову влево, заметил Энтони. – Найл будет меня сопровождать.

– Вас обоих не будет месяц? – выпалила я, тут пожалев, что не могу взять свои слова обратно и засунуть их себе в глотку. Я же стажер. Одним из негласных правил Энтони было наше молчание на этих совещаниях, если не был задан прямой вопрос. Я снова почувствовала тяжелые взгляды всех присутствующих, и даже хуже. Я ощущала давление по всей коже, словно меня зондировали.

– Э-э, да, Руби, – явно несколько запутавшись, ответил Энтони. Он обошел свое кресло и встал рядом со мной, держа руки в карманах. – Но не беспокойся, я знаю, что ты уже практически закончила с проектом по Oxford Street, и мое отсутствие в любом случае на это никак не повлияет. А если тебе что-то понадобится, всегда можешь мне позвонить.

– О-о, – сказала я, чувствуя, как румянец потихоньку сходит на нет. – Это важно знать, спасибо.

Конечно же, Энтони решил, что у меня вырвалось это, потому что я беспокоилась из-за его отъезда – ну, понимаете, он мой босс – и что его отсутствие будет помехой моей работе.

– Полегче, – сказала Пиппа, длинными овальными ногтями щелкая по клавиатуре.

– Заткни-и-ись, – простонала я, поглубже зарываясь в свое кресло.

Я понятия не имела, зачем Найл Стелла до сих пор смотрел в мою сторону, и двенадцатилетняя часть меня жаждала схватить Пиппу в охапку, затащить в комнату для девочек и проиграть все произошедшее, момент за моментом.

Но я знала, что это будет ошибкой. Это первый день, когда он, казалось, вообще меня заметил, и я все испортила, ведя себя, как психованная. Я с трудом воспринимала, что она мне говорила, пока он сидел, повернувшись ко мне лицом, а его хмурый взгляд был, словно кто-то пролил сливки на его вручную сшитый костюм.

Я бы предпочла оказаться сейчас неживой.

***

Конец дня я провела за нашим длинным общим рабочим столом, сортируя документы по стопкам. Моя диетическая кола стала теплой, а я отсчитывала минуты до ожидающих меня дома горячей ванны и еще более «горячего» романа, когда прозвучал сигнал входящего сообщения на почте.

– Наконец-то, – вздохнула я. Я весь день ждала подтверждения суммы, и сейчас – возможно – могла отправиться домой.

А может, и нет.

Рядом со мной зевнула и потянулась всем телом Пиппа. Уже было темно, и прогулка до метро предстояла холодная и мокрая.

– Теперь можем идти?

Мои плечи опустились.

– Вообще-то, это письмо от Энтони, – ответила я, хмурясь на экран. – Он хочет видеть меня в своем кабинете, прежде чем я уйду, и я знаю не меньше сотни вещей, которые бы сделала вместо этого.

– Что? – спросила она, наклоняясь, чтобы взглянуть на мой экран. – Что ему надо?

Я покачала головой.

– Без понятия.

– У него что, нет часов? Мы должны были уйти двадцать минут назад.

Я быстро ответила ему, что уже иду, и начала убирать со стола.

– Подождешь меня? – спросила я Пиппу.

Закрывая ящик, Пиппа грустно нахмурилась.

– Мне надо пошевеливаться, ты уж извини, Рубес. Я ждала столько, сколько могла, но у меня еще сегодня куча дел.

Я кивнула, чувствуя, что мне будет неуютно оставаться с Энтони в офисе так поздно.

Коридор уже опустел, когда я вошла в лифт и направилась на шестой этаж.

– Руби, Руби, заходи, – сказал он, собирая какие-то вещи по кабинету складывая их в стоящую на столе коробку. Его уволили? Я могу на это надеяться? – Закрывай дверь и садись.

Я почувствовала, что начинаю хмуриться.

– Но здесь же уже никого нет, – сказала я и оставила дверь открытой.

– Почему родители назвали тебя Руби? – взглядом охватывая мое лицо, спросил он.

Я нахмурилась еще сильнее. Что?

– Гм… Вообще-то, я не уверена. Думаю, им просто понравилось имя.

Энтони придерживался некоторых старых правил ведения бизнеса, и на маленьком столике позади его рабочего стола стоял графин с виски. Он что, выпил?

– Я когда-нибудь рассказывал тебе, что мою бабушку звали Руби?

Я снова посмотрела на виски, пытаясь вспомнить, как много его было в мой последний приход в этот кабинет.

Энтони обошел вокруг стола и сел на ближайший ко мне угол. Его бедро прижалось к моей руке, и я переместилась в кресле.

– Нет, сэр, не рассказывали.

– Нет-нет, не называй меня «сэр», – сказал он, махнув рукой в знак протеста. – Это заставляет меня чувствовать, будто я твой папа, понимаешь? Зови меня Энтони.

– Хорошо. Извините… Энтони…

– Я не твой отец, знаешь ли, – подавшись вперед, сказал он и после многозначительной паузы продолжил: – Не настолько стар.

Я попыталась скрыть содрогание, прокатившееся по всему телу. Я практически видела, как Энтони буквально стекал со своего стола, стремясь оказаться у моих ног. После чего он посмотрел на мою юбку.

– Но я не для этого тебя позвал, – он выпрямился и вытащил файл из стопки на столе. – Я позвал тебя, потому что есть некоторые изменения в планах.

– Да?

– Как это часто бывает, что-то происходит, и вот я уже не могу лететь в Нью-Йорк.

А какое это имеет отношение ко мне? Неужели он думал, я настолько переживала о его отъезде, что ему нужно лично поставить меня об этом в известность?

Я сглотнула, стараясь выглядеть заинтересованной.

– Вы не летите?

– Я нет, – сказал он, улыбаясь и выглядя щедрым и даже снисходительным. – А ты да.

 

Глава 2

Найл

Устроив поудобнее телефон между ухом и плечом, я собрал стопку бумаг и положил ее перед собой.

– Я понимаю.

На линии воцарилась вибрирующая тишина.

– Понимаешь? – повторила Порции звенящим от напряжения голосом. – Ты даже ни черта не слушаешь!

Она всегда так раздраженно со мной разговаривала? К сожалению, приходится признать, что так и было.

– Конечно же, я слушаю. Ты говорила, что влипла. Но я не представляю, чем могу тебе помочь, Порция.

– Но мы же об этом договорились, Найл. Пес живет у меня, а на время моего отпуска ты заберешь его к себе. Я как раз собираюсь уезжать и мне нужно, чтобы ты за ним присмотрел. Но если это доставит беспокойство… – Порция замолчала, а эхо на телефонной линии шипело, как разъедающая металл кислота.

– При обычных обстоятельствах я взял бы Дейви к себе, и это не причинило бы никаких неудобств, – спокойно ответил я. Всегда спокойный, всегда терпеливый, даже во время обсуждения, кто будет заботиться о ее собаке, пока она будет на Майорке восстанавливаться от полученного при разводе стресса. – Просто проблема в том, что меня не будет в стране, милая.

Поморщившись, я сдержал проклятие.

Милая.

После шестнадцати лет вместе с некоторыми привычками тяжело расстаться.

Ее ответное молчание было тяжелым и почти осязаемым. Еще два года назад я бы запаниковал из-за этой звенящей тишины в телефонной трубке. Год назад мне бы свело живот.

А сейчас, спустя девять месяцев, как я съехал из нашей квартиры, слушая ее раздраженное молчание, я ощущал себя просто уставшим.

Я рассеянно посмотрел на загруженные письма в почтовой программе, на стопку документов на рабочем столе, а затем на часы и понял, что уже давно пора домой. На улице темно. Придя домой, мне нужно будет упаковать вещи для поездки в Нью-Йорк, а до этого еще и успеть освободить время от рабочих дел.

– Порция. Прости. Но мне действительно пора. Извини за собаку, но на следующей неделе никак не получится

– Короче, – вздохнула она. – Ну тебя.

После того как она отключилась, я несколько секунд разглядывал свой стол, ощущая легкую тошноту, прежде чем убрать мобильный. Я успел только вдохнуть и выдохнуть, чтобы восстановиться, как дверь в мой кабинет распахнулась, и вошел Тони.

– Плохие новости, приятель.

Я посмотрел на него, выжидающе приподнимая брови.

– Жену увезли, у нее начались схватки.

У моих братьев и сестер было достаточно детей, чтобы я понимал, что жене Тони еще рановато рожать.

– Она в порядке?

Он пожал плечами.

– До тех пор пока не появится малыш, ей рекомендован постельный режим. Так что я остаюсь в Лондоне.

Я почувствовал облегчение. Тони неплохой коллега, но командировка в его компании, как правило, означает бессонные ночи в стрип-клубах, а, если честно, это было последнее, чем бы мне хотелось заниматься целый месяц в Нью-Йорке.

– Что ж, значит, я еду один, – сказал я гораздо более беззаботным тоном, чем мгновение назад.

Тони покачал головой.

– Я отправляю с тобой Руби.

Мне потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, о ком он говорит. Ричардсон-Корбетт не очень большая компания, но Тони нанял столько стажеров, сколько мог позволить бюджет. У него в команде их было несколько, и я никогда не отличал их друг от друга.

– Брюнетка из Эссэкса?

Он словно завидовал мне и выглядел разочарованным одновременно, и это слишком явно проступало на его лице.

– Нет. Восхитительная крошка из Калифорнии.

Ох. Я знал, о ком он говорит. Та, что сегодня пришла ко мне на помощь, когда я впал в нетипичный для меня ступор.

Как ни странно, я был взволнован при виде ее. Она была прекрасна.

Увы…

– Та, кто беспокоилась, что ты уезжаешь на целый месяц?

Я практически увидел, как Тони прибавил в росте и расплылся в горделивой улыбке.

– Именно.

– Разве есть необходимость посылать кого-то еще? – спросил я. – Ведь в любом случае большинство совещаний будет по логистике. По проектированию вряд ли будет что-то большее, чем несколько советов.

– Блин, вот я идиот. Ну уверен, ты можешь взять ее с собой в бар голых сисек.

Я внутренне застонал.

– Это не…

– И кроме того, – перебил он. – Она просто создана для траха. Тебе могут даже не понадобиться девчушки из бара, если ты оседлаешь Руби. Высокая, классные сиськи и просто фантастически красивое личико.

– Тони, – как можно спокойнее сказал я. – Я не собираюсь «седлать» стажера.

– Так может, стоит. Не будь я повязан, чертовски уверен, что хорошенько оттянулся бы.

Он замолчал, а я попытался скрыть свое отвращение, что он казался больше разочарованным отсутствием возможности трахнуть Руби, нежели тем, что у жены начались преждевременные роды.

– Как давно ты в последний раз выпускал пар?

Я отвернулся от его подстрекающего выражения лица и уставился на рабочий стол. Я не ходил на свидания со времен развода. И если не считать тот случай в пабе, когда по пьяни дело чуть не закончилось сексом, я не находился близко с женщиной почти вечность.

– Значит, ты остаешься здесь, – уклонился от ответа я. – А мы с Руби летим в Нью-Йорк. Вы прошлись с ней по программе саммита?

– Я сказал, что программа такова: схватить тебя, найти бар, напиться и как следует пошалить.

Я застонал и провел руками по лицу.

– Вот черт.

Он засмеялся, развернулся и направился к двери.

– Ну конечно же, мы обсудили программу. Я просто издеваюсь. Она хорошая, Найл. И может произвести впечатление даже на таких, как ты.

***

В лифте я был один, собираясь домой, когда за мгновение до закрытия дверей вошла Руби. Наши взгляды встретились, я резко закашлялся, у нее перехватило дыхание… и окутавшее нас тяжелое молчание внезапно стало просто ужасным.

Лифт двигался слишком медленно. Тишина же становилась все более чудовищных размеров.

Мы собирались вместе ехать в командировку, и взглянув на нее – молодую и энергичную и, надо признаться, невероятно красивую – я отметил для себя, что нам нужно будет общаться и как-то ладить друг с другом, а в этом я еще хуже, чем просто разговаривать с женщинами.

Она открыла рот, чтобы заговорить, затем остановилась и продолжила молчать. Когда она посмотрела на меня, я резко перевел взгляд, и она отвернулась. Лифт спустился в лобби, двери открылись, и я жестом пропустил ее вперед, но, не сдвинувшись с места, она почти выкрикнула:

– Похоже, мы летим вместе.

– Совершенно верно, – с натянутой улыбкой сказал я.

Попытайся, Найл. Попробуй выйти из режима робота хотя бы ради одного разговора.

Но ничего. Мой разум был похож на решето, напрочь лишенный навыков вежливой и шутливой болтовни. А она все никак не выходила из лифта.

Затянувшуюся паузу пора было заканчивать. Я чертовски бездарен в светской беседе, а, стоя так близко, она оказалась еще более привлекательной, чем я ожидал. На несколько дюймов ниже меня, но при этом достаточно высокая, Руби была гибкая и грациозная, с короткими и игриво растрепанными волосами золотистого оттенка, с легким загаром на щеках… и, честно говоря, просто идеальным ртом.

Руби была довольно изысканна. Повинуясь какому-то незнакомому инстинкту, я затаил дыхание.

Улыбаясь, она слегка пожала плечами.

– Я сама из Штатов, но никогда не была в Нью-Йорке. Я по-настоящему волнуюсь.

– А-а. Ну… – в поисках подходящего ответа я огляделся по сторонам и не придумал ничего лучше, чем: – Это хорошо.

Я про себя застонал. Это было плохо даже для меня.

Ее глаза были огромными, зелеными и такими ясными, что при одном взгляде на них я понял: она не умеет обманывать, весь ее мир струился из них, и прямо сейчас все ее тревоги были, как на ладони.

Я вице-президент нашей компании. Конечно же, она нервничает рядом со мной.

– Мы встретимся в аэропорту утром в понедельник? – глядя на меня, спросила она. Она облизнула губы, и я тут же сконцентрировал свое внимание у нее на лбу.

– Думаю, да, – начал я и остановился. Должен ли я организовать для нас машину? О господи, если даже три минуты в лифте были ужасными, что же говорить о сорока пяти минутах в замкнутом пространстве на пути в Хитроу? – Если только…

– Я не…

– Вы…

– Ох, извините… – с пылающими щеками проговорила она. – Я перебила. Продолжайте.

Я вздохнул.

– Лучше вы.

Это было просто отвратительно. Я бы очень хотел, чтобы она отошла в сторону и просто позволила мне пройти. Или пусть бы уже расступилась земля и поглотила бы меня целиком.

– Я могу просто встретить вас в аэропорту, – она поправила свою сумочку на плече и почему-то показала куда-то назад. – В смысле, у выхода на посадку. Это ведь будет довольно рано, и вам не надо…

– Я не буду. То есть я бы не стал.

Она моргнула, по понятным причинам смущенная. А я полностью потерял нить разговора.

– Да. Хорошо. Конечно, вы бы… не стали.

Я посмотрел вперед через ее плечо, где маячила благословенная свобода, после чего повернулся к ней.

– Все будет в порядке.

Лифт издал предупреждающий сигнал, поскольку я продолжал удерживать двери, словно пронзительный саундтрек к одной из самых неуклюжих встреч на свете.

– Тогда увидимся в понедельник,­ – ее голос дрогнул от волнения, и я ощутил, как холодный пот кольнул мой затылок. – Я действительно с нетерпением жду этого.

– Да. Хорошо.

Слегка кивнув мне и окончательно заливаясь милым румянцем, она вышла из лифта.

Безо всякого на то намерения, мой взгляд опустился пониже ее спины, как только она направилась в сторону выхода. Ее округлости были идеальной формы и обтянуты гладкой темной юбкой. Я мог представить себе эти изгибы в своей ладони и все еще ощущал аромат розовой воды, что шлейфом остался после нее.

Я вышел в темное лобби и последовал за ней к выходу. Мой разум повернул в сторону размышлений, как ее грудь заполнит мои руки, как будет ощущаться на мне ее рот, мои ладони на ее заднице. Я ведь был не плох в постели, ведь так? И хотя Порция обычно рассматривала секс как одолжение, она никогда им не наслаждалась…

Эта неосознанная вспышка интереса быстро сошла на нет, когда со стороны лестницы появился Тони, подмигивая мне, поигрывая бровями и бормоча: «Трахофест» – едва Руби скрылась за углом. И в моей голове остался только мучительный стыд от его намеков.

***

Я вырос в окружении двенадцати человек, и авиаперелеты случались нечасто, а когда нам с ними везло – будь то странный прыжок через пролив в Ирландию с нескольким детьми или однажды, когда родители взяли нас с Ребеккой в Рим посмотреть на Папу – от подготовки весь дом стоял на ушах. Наша праздничная одежда была, конечно, не такая нарядная, как к Рождеству, но то, во что мы наряжались для перелетов, было намного продуманнее. Эту привычку трудно сломать даже если встаешь засветло, и по этой причине я оказался в 04:30 утра в понедельник в Хитроу в костюме.

В отличие от меня, Руби неслась со всех ног, когда я уже почти начал паниковать – объявили посадку – в розовой толстовке на молнии, черных тренировочных штанах и ярко-синих кроссовках. Когда она пробиралась сквозь толпу, я видел, как окружающие реагировали на нее. Не могу сказать, замечала ли Руби или нет, но почти каждый мужской взгляд – и немало женских – провожал ее к нашему выходу.

Она выглядела неприметно, но при этом свежо, щеки раскраснелись от бега, полные розовые губы приоткрылись, когда она пыталась восстановить дыхание.

Увидев меня, она остановилась, и ее глаза стали огромными, как блюдца.

– Вот дерьмо, – и тут же хлопнула себя по губам. – То есть фигня, – пробормотала она, все еще прижимая пальцы ко рту. – У нас встреча сразу по приезде? – она начала искать свой телефон. – Я запомнила график и уверена… – я почувствовал, как начал хмуриться. – Нет?..

Она запомнила наш график?

– Я… Вы выглядите действительно одетым для полета. А я, по сравнению с вами, как бродяга.

Я не уверен, почувствовал ли себя польщенным или оскорбленным.

– Вы не выглядите, как бродяга.

Прикрыв руками лицо, она застонала.

– Перелет долгий. Я думала, мы будем спать.

Я вежливо улыбнулся, хотя мысль спать рядом с ней на протяжении всего полета создала тревожное и беспокойное ощущение где-то в животе.

– Мне нужно немного поработать, прежде чем мы приземлимся. И я чувствую себя лучше, когда одет соответственно, только и всего.

Я поначалу не был уверен, кто из нас ошибся, но, глядя на то, во что были одеты окружающие, понял: это был я.

Еще раз осторожно взглянув на мой костюм, она повернулась и пошла по телетрапу в самолет и убрала ручную кладь над нашими сидениями. Я сделал все возможное, чтобы не смотреть на ее зад снова… и полностью провалился в этом.

Господи боже. Это просто невероятно.

Как ни в чем не бывало, Руби повернулась, и я едва успел перевести взгляд на ее лицо, когда она жестом указала на наши места.

– Хотите сесть у прохода или у окна? – спросила она.

– Меня устроит везде.

Я снял пиджак и отдал его стюардессе, наблюдая, как Руби скользнула к месту у окна, спрятав iPad и книгу, но оставив небольшой блокнот.

Сидя рядом с ней, пока остальные пассажиры рассаживались по местам, я ощущал вокруг нас тяжелую тишину. Боже. Мало того, что нам сегодня предстоит шесть часов полета, так и еще четыре недели вместе на саммите в Нью-Йорке.

Четыре недели. Я почувствовал недомогание.

Я полагал, что мог бы расспросить ее, как ей в Ричардсон-Корбетт или как давно она живет в Лондоне. Она стажируется не у меня, а у Тони, и, я уверен, что работа там была… насыщенной. Так же мог бы поинтересоваться, откуда она родом – хотя от Тони уже знал, что из Калифорнии. По крайней мере, это поможет немного растопить лед.

Но в таком случае нам придется разговаривать, а это у нас получается не очень хорошо. И лучше уж просто все оставить, как есть.

– Могу ли я предложить вам напитки, прежде чем мы взлетим? – спросила стюардесса и положила передо мной салфетку. Я предложил Руби выбрать первой, и она наклонила ближе, чтобы перекричать шум разговаривающих пассажиров и готовящегося к взлету самолета. Ее грудь прижалась к моей руке, заставляя меня застыть всем телом, чтобы не было похоже, будто это я прислоняюсь к… ней.

– Я буду шампанское, – сказала Руби.

Неловко улыбаясь, стюардесса кивнула – было ясно, что это не тот напиток, который они обычно подают, когда на часах еще нет пяти утра – и повернулась ко мне.

– Я… – начал я и сбился. Должен ли я тоже заказать шампанское, чтобы ей не было странно пить его в одиночку? Или же стоит подать пример профессионального этикета и попросить грейпфрутовый сок, как я и собирался с самого начала? – Что ж, если для вас это не слишком затруднительно, я бы мог так же…

Руби подняла руку.

– Я пошутила, кстати. Простите. Знаете, такая шутка и отсроченный «Бум!». Ой, то есть нет! Я не имела в виду взрыв, никогда бы не стала шутить об… этом, – она закрыла глаза и застонала. – Я буду просто OJ. [апельсиновый сок – прим. переводчика]

Мы переглянулись со стюардессой смущенными взглядами.

– А мне грейпфрутовый сок, пожалуйста.

Записав наши заказы, стюардесса ушла, и Руби повернулась ко мне. Что-то было на ее лице, какая-то беззащитная честность в глазах… что вызывало во мне совершенно необычное для меня нежное покровительство.

Она отвела взгляд и уставилась так пристально на свой откидной столик, что я решил, он сейчас пойдет трещинами.

– Все в порядке? – спросил я.

– Просто – я сожалею об этом. И да. Я… – она сделала паузу, а затем попробовала еще раз. – Я не собиралась заказывать шампанское. Неужели вы так действительно подумали?..

– Ну, – она все же заказала его, пусть и в шутку. – Нет? – я надеялся, что это был правильный ответ.

– И еще наболтала про взрывы, – прошептала она, помахав рукой, словно отгоняя это от себя. – Я такая идиотка рядом с вами.

– Только со мной? – она тяжело откинулась на спинку кресла, и я понял, как это прозвучало. – Нет. Я… То есть, я бы поспорил с тем, что вы только что сказали: я никогда не видел, чтобы вы вели себя глупо рядом со мной.

– Как насчет лифта?

Улыбаясь, я согласился с этим.

– Ну…

– А прямо сейчас?

Что-то скрутилось у меня внутри.

– Я могу чем-нибудь помочь?

Она подняла взгляд и посмотрела на меня с уже знакомой теплотой. После чего моргнула, качнув головой, и все исчезло.

– Я в порядке. Просто немного нервничаю из-за поездки с директором по планированию и бла-бла-бла.

Желая помочь ей вернуть свою непринужденность, я спросил:

– Где вы защищали свою дипломную работу?

Она глубоко вздохнула и полностью повернулась ко мне.

– В UC San Diego [Калифорнийский Университет Сан-Диего – прим. переводчика]

– Проектирование?

– Да. У Эмиля Санторини.

Приподнимая брови, я дал понять, что знаю его.

– Он суровый.

Она усмехнулась.

– Он великолепный.

Я ощутил, как внутри меня резко возрос интерес.

– Только самые выдающиеся студенты так о нем отзываются.

– Прогнешься или пробьешься, – пожимая плечами сказала она, принимая с сияющей улыбкой стакан сока от стюардессы. – Так он сказал на самой первой неделе в лаборатории. И он не ошибся. Нас начинало трое. К Рождеству осталась одна я.

– А почему переехали в Лондон? – спросил я, хотя подозревал, что знал это.

– Надеялась принять участие в государственной программе. Я уже изучала общее проектирование, и на тот момент еще не слышала о Маргарет Шеффилд, иначе была бы у нее в группе.

– Она не решает, кто попадет к ней в группу, вплоть до начала семестра. И, если мне не изменяет память, доводит студентов до сумасшествия.

– Мы инженеры, и для нас важны наши расписания, электронные таблицы и расчеты. Не самые снисходительные ребята поэтому.

Я улыбнулся.

– До сумасшествия, как я и говорил.

Она прикусила уголок губы и улыбнулась в ответ.

– Вы ведь не учились у нее.

– Не официально. Но она была для меня куда большим наставником, нежели мой собственный.

– А через сколько после вашего окончания Петерсон ушел на пенсию?

Я почувствовал, как мои глаза расширяются. Как много она знала о моей старой кафедре? А обо мне?

– Подозреваю, вы уже знаете ответ на этот вопрос.

Она отпила немного сока и тихо извинилась, после того как проглотила.

– Я знаю, что вы были его последним студентом, но думаю, мне было бы любопытно послушать из первых уст.

– Это было ужасно, – признался я. – Он много пил и более того – был просто отвратительным как человек. Но это было почти десять лет назад. Вы были еще ребенком. Откуда вы знаете об этом?

Она слегка поджала губы, и я почувствовал, как мою кожу омыло теплом.

Боже. Какая она красивая.

– Как один из ответов… – начала она с мягкой улыбкой. – О работе Мэгги Шеффилд я узнала, когда на втором курсе мы побывали в одном удивительном здании. И с тех пор я была просто одержима идеей учиться у нее, прежде чем она уволилась. Когда я расспросила Эмиля о ней, он заодно рассказал и о вашей старой кафедре, – пожимая плечами, она сказала: – Еще я слышала разные истории о Петерсоне.

Я наклонил голову, гадая, о чем же она слышала.

– Он запустил бутылкой в студента? – спросил она.

А-а. История века.

– Бросил, но это был не я. Худшее, чем он награждал меня – это пара нецензурных слов… ну или десяток.

Руби кивнула, явно с облегчением.

Она сказала, один из ответов.

– А какой другой ответ? – спросил я.

Некоторое время она смотрела в окно, прежде чем ответила:

– Я присоединилась к Р-К [Ричардсон-Корбетт – прим. переводчика] и узнала, что вы учились в Оксфорде, и, естественно, заинтересовалась, были ли вы в программе Мэгги. Оказалось, что нет, но… Так косвенным путем я немного о вас узнала.

Там, казалось, был какой-то дополнительный скрытый смысл в рассказанном ею сейчас, и на секунду я распознал то самое выражение знакомой теплоты, что промелькнуло моментом раньше. Но потом она повернулась, надев милую и ничего особо не показывающую улыбку.

– Вы удивитесь, как много всего можете узнать, просто будучи внимательным.

– Просветите меня.

Немного подвинувшись в своем кресле, она сказала:

– Вы ушли с вашей должности управления лондонским метро, чтобы возглавить градостроительный отдел. Учились в Кембридже и Оксфорде и были самым молодым руководителем в истории лондонского метро, – Руби смущенно улыбнулась. – Вы чуть не переехали в Нью-Йорк, чтобы работать в Управлении городского пассажирского транспорта, но отказались от этого места ради Р-К.

Приподнимая брови, я пробормотал:

– Впечатляет. Что еще вы знаете?

Она отвернулась, покраснев еще больше.

– Вы выросли в Лидсе. Были звездой футбольной команды в Кембридже.

Она узнала обо всем этом за прошлый вечер? Или же знала обо мне еще до этой поездки? И какой вариант я бы предпочел? Я подозревал, что знал, который из них сделает этот легкий трепет в моем животе еще интенсивнее.

– А еще?

Поколебавшись, она ответила:

– У вас Ford Fiesta, что я нахожу бесконечно милым, потому что, думаю, вы заработали больше денег, чем есть у королевы, но, поскольку вы известный сторонник общественного транспорта, никогда на нем не ездите. И хочу заметить. Я не представляю себе, как вы можете поместиться в Ford Fiesta. Еще вы недавно развелись.

Я тут же почувствовал, как моя челюсть сжалась, и ее исследовательский интерес перестал быть забавным.

– Я надеялся, что эта деталь не должна была обсуждаться на работе, так же как и быть доступной для быстрого онлайн-поиска.

– Простите, – поморщившись, сказала Руби, и казалось, она немного сжалась в своем кресле. – Я забыла, что не каждый вырос в семье двух психологов. Мало кто из нас хочет быть открытой книгой.

– Меня так и подмывает спросить, откуда вы узнали о разводе, но, думаю, офисные сплетни…

– Когда я пришла, все это витало в воздухе, и многие обсуждали… – она выпрямилась и посмотрела на меня широко раскрытыми и извиняющимися глазами. – Это уже не тема дня, я вас уверяю.

Я мог только представить собственное мрачное настроение, когда к компании присоединилась Руби. К тому времени мне настолько осточертели спектакли Порции, что я бы с радостью поселился в пивной бочке. Я решил сменить тему:

– У вас есть братья или сестры, или вы жили наедине с психиатрами?

– Брат, – сделав глоток сока, сказала она. – А у вас?

– Что, хотите сказать, не знаете?

Она рассмеялась, но выглядела все еще немного смущенной.

– Если бы я взялась это выяснять… могла бы стать сталкером.

Подмигнув, я прошептал:

– Могли бы.

Она смотрела на меня с надеждой, но когда самолет начал ускоряться, я заметил, как она вцепилась руками в подлокотники. Она дрожала.

Отвлечь ее болтовней показалось мне довольно хорошей идеей.

– Вообще-то, у меня девять братьев и сестер, –­ сказал я ей.

Она чуть наклонилась ко мне с приоткрытым ртом.

– Девять?

Я настолько привык к такой реакции, что и глазом не моргнул.

– Семь сестер и два брата. Я предпоследний.

Когда она обдумала это, ее брови взлетели еще выше.

– Дом моих родителей был таким тихим и спокойным. Я… Я даже не могу себе представить ваше детство.

Смеясь, я заметил:

– Поверьте, это правда. Не можете.

– Восемь старших братьев и сестер, – проговорила она себе под нос. – Уверена, иногда вам казалось, что у вас восемь родителей.

– Иногда, – признался я. – Мой самый старший брат Дэниел был настоящий миротворец. – начал рассказывать я. – Держал нас в узде. Хотя думаю, это было больше полезно девочкам, нежели мальчикам. И, как правило, мы вели себя хорошо. Мой старший брат, Макс, был самым большим хулиганом, но за свое очарование ему все сходило с рук. По крайней мере, по его словам. Я был тихим и прилежным. Довольно скучным, в общем.

Она замерла на мгновение, глядя на меня, а затем сказала:

– Расскажете еще?

Я откинулся головой на спинку сидения и, успокаиваясь, глубоко вздохнул. Прошли годы, с тех пор как я непринужденно разговаривал с женщиной, не считая Порции, кого-то из сестер или жен друзей. Ее неподдельный интерес давал мне чувство уверенности, которого я так давно не ощущал.

– Все наши проделки мы совершали вместе. Организовывали духовой оркестр. Потом решили написать книжку с иллюстрациями. А однажды мы изрисовали стену нашего дома пальчиковыми красками.

– Честное слово, никак не могу представить вас с испачканными красками руками.

Я, забавляясь, нарочно содрогнулся и улыбнулся ее восторженному смеху. Что-то было там, какое-то облегчение в ее глазах, прямо под поверхностью, что заставило меня чувствовать по отношению к ней нежность.

Моя беззаботная болтовня была совершенно мне не свойственна, но она слушала восхищенно и внимательно, задавала вопросы о Максе, о моей сестре Ребекке, о наших родителях. Она расспрашивала о моих интересах помимо работы, и поэтому, когда с дразнящей усмешкой я сказал, что о моем разводе она уже в курсе, она спросила, как мы познакомились с моей бывшей женой. Удивительно, но это не казалось странным – рассказать ей, что мы познакомились с Порцией, когда нам было по десять лет, влюбились, когда нам было по четырнадцать, и впервые поцеловались в шестнадцать.

Я не признался ей, что магия рассеялась в день нашей свадьбы три года спустя.

– Должно быть, это странно – быть с кем-то так долго, а затем наблюдать конец, – повернувшись к окну, тихо сказала она. – Даже не могу себе представить, – ее челка упала на один глаз; тонкую мочку уха украшала маленькая бриллиантовая сережка. Повернувшись ко мне, она сказала: – Я сожалею, что в офисе это обсуждали. Они должны были понимать, что это вторжение в личную жизнь.

Я молча посмотрел в сторону. Каждый потенциальный ответ, что я мог дать, ощущался слишком честным.

Это не так уж странно, и именно в этом странность.

Я так давно одинок. Так почему я вообще только сейчас осознал это?

Никогда не думал, что снова захочу это обсуждать, но именно к этому мы и пришли. Ты можешь спрашивать еще.

Но когда настала тишина, стало неловко. Она расслабленно смотрела в окно, и я с облегчением понял, что неловко было только мне. Напряжение, что было в лифте, исчезло, и что-то в ней успокоилось.

Я был удивлен, поймав себя на мысли, насколько сильно мне нравилось быть рядом с ней.

***

В конце концов Руби задремала, потихоньку наклоняясь в мою сторону, пока ее голова не легла на мое плечо. Я повернулся, сказав сам себе, что смотрю в окно, хотя на самом деле воспользовался возможностью вдохнуть легкий цветочный аромат ее волос. Вблизи ее кожа была идеальной. Светлая, с россыпью крошечных веснушек на носу и с ярким красивым цветом лица. Ее губы были влажными там, где она их облизала. Темные ресницы почти лежали на ее щеках.

В руке она держала небольшой фирменный блокнот Р-К и ручку. Я взял его из ее слабой хватки – действуя против собственных правил и движимый любопытством открыть его. На первой странице оказались рабочие заметки. Наше расписание, контакты некоторых компаний из нашей сферы, список, с кем мы встретимся в Нью-Йорке и небольшой перечень мыслей, как она может использовать эту конференцию, чтобы сформулировать тезисы предложения для Маргарет Шеффилд. Могу сказать, что она тщательно законспектировала все, о чем ей сказал Тони.

В самом низу своим аккуратным почерком она написала:

План №1: не глупи рядом с Найлом Стеллой. Не пялься, не бормочи, но и не молчи. Ты справишься. Он всего лишь человек.

Только сейчас до меня дошло, что это был скорее личный дневник, нежели профессиональный. Она настолько беспокоилась о поездке в компании с вице-президентом, что сама себе написала подбадривающее напоминание.

Аккуратно вложив блокнот обратно в ее руку, я закрыл глаза и наклонился в ее сторону, молча извиняясь за вторжение на этот раз в ее личную жизнь.

Я мечтал о мягкой и нежной коже, касающейся моей обнаженной груди, и о поцелуях со вкусом шампанского.

 

Глава 3

Руби

Меня разбудил голос стюардессы, через громкоговоритель извещавший пассажиров, что самолет начал снижение над Нью-Йорком.

Веки затрепетали, и я открыла глаза, сразу же поморщившись. В лицо дул поток сухого холодного воздуха, а фоном ревел двигатель. Меня беспокоила моя неудобная поза, не говоря уже об острой нужде прогуляться в сторону туалета, но при этом…

Мне было так комфортно. Тот, с кем я была рядом, был теплым, твердым, вкусно пахнущим и…

Я резко выпрямилась, выныривая из-под руки Найла Стеллы, обнимавшей меня, и – О боже – что, моя нога лежит поверх его бедра?

В лифте было ужасно, но это… Господи. Я что, в прошлой жизни обижала щенят? За что мне такое наказание?

Осторожно высвободившись из его объятий, я осмотрелась, не представляя себе, сколько сейчас времени. В салоне было все еще темно, и я заметила, что большинство людей вокруг нас спят, а шторки иллюминаторов были закрыты, не пропуская свет. Пригладив волосы, я попыталась как-нибудь потянуть затекшие мышцы. Шея-то выживет, а вот с туалетной ситуацией действительно нужно что-то делать. Причем как можно скорее.

Я откинулась на спинку кресла, пробежала вспотевшими руками по бедрам и дала себе время все обдумать. Еще вчера Найл Стелла не знал о моем существовании. Сегодня же я прилетела в Нью-Йорк практически у него на коленях. За двадцать четыре часа Руби Миллер, Тайная Поклонница и Полу-Сталкер, превратилась в Руби Миллер, Попутчицу На Международном Рейсе.

Не говоря уже о том, что я на нем спала, а некоторые части его тела определенно спали на мне. Интересно, что у меня запланировано на сегодняшний вечер.

Он еще не пошевелился. Что плохо в связи с туалетной проблемой, но при этом просто потрясающе, потому что когда у меня еще появится такая возможность? Помимо одного часа в неделю на работе, мне никогда не выпадал шанс рассмотреть его так близко. На совещаниях мы всегда были в окружении других людей, либо просто случайно пересекались в коридоре. Однажды на мероприятии компании я оказалась за ним в очереди за закусками, что предоставило мне отличный вид на его задницу в брюках от смокинга. Неплохо, кстати. Найл Стелла играл в футбол и занимался греблей в мужском клубе на Темзе каждую субботу. А его задница возглавляла мой топ Десяти Любимых Частей Тела Найла Стеллы. (Я зарезервировала одну строчку в этом рейтинге для еще одного местечка).

Но сейчас я была так близко, что могла сосчитать его ресницы, если бы захотела. И, конечно же, именно это я и сделала.

Найл Стелла был не намного старше меня – всего лишь на семь лет – но сейчас он выглядел так молодо. Его волосы слегка спутались на затылке, а спереди падали на мягкую кожу лба. Бледно-зеленая рубашка была немного измята, а на плече красовалось пятнышко.

От моей слюны.

О боже.

Я потерла руками лицо, ругая Найла, что он был такой теплый, а в его объятиях было настолько уютно, что я провалилась в сон, пуская слюни на его элегантный даже в 04:30 утра костюм. Мне нужна помощь. Я огляделась вокруг, не найдя ничего лучшего, кроме смятой салфетки на моем откидном столике. Схватив ее, я осторожно промокнула пятно, надеясь, что могу все исправить, и он даже не заметит. Как бы не так. Мало того, что это не помогло, так я еще и растолкала его своими действиями, и он открыл глаза, как раз чтобы увидеть мое лицо в нескольких сантиметрах от его.

Я улыбнулась.

– Привет.

Он несколько раз моргнул, прежде чем его взгляд двинулся от салфетки в моей руке к его плечу.

– Извини за это, – с нервным дрожащим смешком пробормотала я. – Устроила тебе деликатную чистку.

Он улыбнулся и на щеке появилась крошечная ямочка.

– Не бери в голову.

Мне захотелось шлепнуть себя за следом пришедший порыв оседлать его узкие идеальные бедра. Твою мать, Руби. Ты вообще читала правило №1? Не глупи рядом с Найлом Стеллой.

Не обращая внимания на мою временную потерю самообладания, он потянулся.

– Кажется, я и сам задремал, так что… Я прощу прощения за это.

– О боже, нет. Не извиняйся. Ты выглядишь восхи… – начала я и тут же прикусила язык. – Мы скоро приземлимся, и я просто хотела переодеться.

Не дожидаясь, когда он подвинется, я встала со своего места, и перелезая через него, оседлала его колени. Он хотел было подняться, прежде чем понял что сумасшедшая женщина несется во весь опор, и если он встанет, то прижмется ко мне промежностью, что будет довольно неловко, поэтому он просто схватился за подлокотники, словно цеплялся за свою жизнь. Как следствие, моя попа оказалась в непосредственной близости от его лица, что, думаю, было все же предпочтительней непреднамеренного петтинга.

Жизнь дает понять: у нас тут ситуация.

Не глядя на него, я вытащила из багажного отсека свою ручную кладь и со всех ног бросилась в ближайший свободный туалет.

Оказавшись в безопасности закрытой комнатки, я выдохнула, казалось, впервые за последние несколько минут. Почему рядом с ним я не могла вести себя как нормальный человек?

– Соберись, – сказала я своему отражению и резко открыла свою сумку. Там было все, что мне нужно; к сожалению, про переодевание в туалете самолета можно было сказать одно: проще сказать, чем сделать.

Наклонившись, чтобы стащить с ног штаны, я стукнулась головой о столешницу. Когда я подняла ногу, чтобы скользнуть в юбку, мы попали в зону турбулентности, и меня с громким треском приложило об дверь. Я потратила десять минут, чтобы одеться и поправить волосы, и совершенно точно каждый пассажир первого класса – и, наверное, эконом-класса тоже – хотя бы раз взглянул в сторону туалета, интересуясь, какого черта там происходит. С высоко поднятой головой я вышла и села на свое место.

И тот факт, что Найл Стелла ощутимо замер, не облегчил мою нервозность.

Он не поворачивался в мою сторону, вместо этого продолжал смотреть прямо перед собой и, когда я пристегнула свой ремень, пробормотал:

– Все в порядке?

– Отлично, – сорвала я. – Зажатая в крошечном пространстве, я подумала, а не потанцевать ли мне.

В уголках его губ заиграла крошечная улыбка, прежде чем он наклонился и рассмеялся.

– Я и сам исполнил пару па, пока ты там была.

Что-то внутри меня растаяло, и все, что я могла – это не поворачиваться к нему, не обхватить его лицо руками и не целовать его так безоглядно, будто завтра никогда не наступит.

***

Самолет приземлился на десять минут раньше расписания. Пассажиры начали вставать и вытаскивать вещи из багажных отсеков, и я встала перед Найлом, пока мы ждали, когда можно будет идти на выход.

Я обернулась посмотреть на него, чтобы убедиться, что все в порядке. Он пристально вглядывался в потолок самолета.

Что-то было не так.

В течение тех шести месяцев, что я работала в том же здании, что и Найл Стелла, он никогда не замечал меня. Сейчас же это было по-другому. Это не было случайным игнорированием, что я наблюдала раньше, – оно было намеренным. Он был суетлив и взволнован, и если бы было возможно оттолкнуть меня и рвануть со всех ног к стоянке такси, чтобы покинуть сцену, уверена, он так бы и сделал.

Пассажиры первого класса и экипаж уже покинули самолет, и я повернулась и улыбнулась ему, пока мы ждали, когда люди перед нами начнут выходить.

– Мы немного рано, так что наш водитель, наверное, еще не приехал, – сказала я.

Его глаза скользнули по мне и тут же метнулись прочь.

– Точно, – ответил он.

Ну хорошо-о-о-о-о.

Я повернулась на каблуках и продолжила идти вдоль рядов, когда женщина рядом со мной потянулась ко мне, дергая меня за юбку.

– Между нами девочками, – прошептала она, а я в замешательстве уставилась на нее сверху вниз. – Ваша юбка заправлена в нижнее белье.

МОЯ ЧТО?

Она наклонилась ко мне, и я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица.

– Только мы с вами в курсе, я не думаю, что джентльмен позади вас что-то заметил.

Я протянула руку назад, и ничего не почувствовала, кроме обнаженной кожи. Юбка была закручена, выставляя на всеобщее

обозрение

всю

мою

задницу,

и я резко потянула ее вниз.

Жизнь дает понять: это снова я, Руби.

Я поблагодарила ее и пошла по телетрапу, тащя за собой ручную кладь и молясь, чтобы земля разверзлась и поглотила меня целиком. Как только мы вошли в терминал, я сделала вид, будто что-то ищу в сумочке, чтобы Найл Стелла обогнал меня, и мне не пришлось бы бороться с желанием без конца поправлять юбку сзади.

Он видел твою задницу.

Зачем ты решила нацепить стринги?

Он видел твою голую задницу, Руби.

Мы стояли рядом и ждали багаж, и, честно говоря, я не могла точно сказать, кто из нас был более подавлен. Нет ни единого шанса, что он не видел. Уверена, он видел.

Я уставилась на багажную ленту, ожидая появления своего чемодана, когда почувствовала, что он придвинулся ближе.

Он него пахло свежестью, мылом и кремом после бритья, а когда он прошептал, его дыхание было мятным:

– Руби? Прости за… Я не очень хорош… – он сделал паузу и повернулся, чтобы встретиться со мной взглядом. Мы стояли так близко. В его карих глазах посверкивали зеленые и золотистые крапинки, и я почувствовала, как мое сердце чуть не выскочило через горло, когда он быстро взглянул на мой рот. – Я не очень хорош… с женщинами.

Мое унижение вытеснило что-то теплое, спокойное и бесконечно сладкое.

***

Я уже бывала в крупных городах и раньше – Сан-Диего, Сан-Франциско, Лос-Анджелес, Лондон – но уверена, они не идут ни в какое сравнение с Нью-Йорком.

Все вокруг было огромным, занимая как можно меньше земли, чтобы возвышаться над головой. Небоскребы позволяли увидеть только небольшую полоску серо-голубого неба. И здесь очень шумно. Я никогда не слышала, чтобы так часто сигналили – и никто на улице, казалось, не обращал на это внимания. Воздух был наполнен гудками и криками, и за все время, пока мы ехали на машине из четвертого терминала JFK [аэропорт имени Джона Фицджеральда Кеннеди – прим. переводчика], а потом через вращающиеся двери вошли в отель Parker Meridien, я не увидела ни одного человека, кого бы беспокоила эта какофония.

Когда мы шли через лобби, Найл следовал за мной на корректном расстоянии – достаточно близком, чтобы было понятно, что мы приехали вместе, но не как пара – и мы зарегистрировались. Я здесь присутствовала в качестве коллеги Найла, а не как его подчиненная или помощник, или… даже друг, и поэтому я не была в курсе, какой у него номер, или, скажем, двуспальная ли у него кровать. Мы даже не попрощались; когда зазвонил его телефон, он вежливо мне помахал и исчез в тихом коридоре.

Наверное, я выглядела так, будто кто-то забрал и ушел с моим щенком, и подпрыгнула, когда носильщик кашлянул рядом со мной, чтобы проводить меня наверх.

Едва войдя в лифт, я ощутила на плечах всю тяжесть дня, ведь я была на ногах с 03:00 часов и успела лишь самую малость вздремнуть на плече у Найла. На экране в лифте показывали старый мультфильм: как Том лупил молотком по голове Джерри, и они носились друг за другом вокруг деревянной бочки. Лифт поднялся на десятый этаж, и я почувствовала, как мои веки становятся все тяжелее и тяжелее.

Я проследовала за носильщиком вдоль по коридору и наблюдала, как он открыл мою дверь. В центре номера на подиуме возвышалась кровать достаточной ширины, чтобы вместить четырех человек, напротив нее – огромный телевизор с плоским экраном. Несколько стульев в стиле арт-деко в углу и огромное окно во всю дальнюю стену с длинным столиком под ним.

Кровать действительно выглядела как мечта – накрахмаленные простыни и взбитые подушки – и все мое тело ослабло от сильного желания рухнуть на нее лицом вниз. К сожалению, я на собственной шкуре узнала, что джетлаг [синдром смены часового пояса – прим. переводчика] – это полный отстой, но не важно, как сильно хотелось вздремнуть, я не могла себе этого позволить.

***

Черт возьми.

Это уже второй раз за этот день, когда я подскочила, резко выныривая из глубокого сна. Пуская слюни.

В комнате, где я находилась, было почти совсем темно, и мгновение я не могла сообразить, где нахожусь. Тогда меня осенило: Нью-Йорк. Отель.

Найл Стелла.

Вспомнила, что приняла душ и переоделась в халат, решив дать немного отдохнуть глазам. Ну вот и результат.

Я встала, со стоном потягиваясь, и потерла лицо рукавом халата. Вот же блин, если я сплю, то крепко.

Когда глаза привыкли, я открыла шторы и заставила себя найти телефон. Там были две смс-ки от мамы, интересующейся, хорошо ли я долетела, и одна от Лолы, как я заселилась.

Целый день я не была на связи и затаила дыхание, прежде чем проверить электронную почту.

Завтрашняя встреча: это нужно прочитать.

Идеи от Тони: это может подождать и до завтра.

Распродажа от Victoria’s Secret: о-о-о, это помечу флажком, чтобы не потерять.

Сообщение от помощника Найла… Минуточку, что?

Она прислала наше обновленное завтрашнее расписание вместе со временем, когда мы должны встретиться в лобби, и пару рабочих моментов, на которые он хотел обратить внимание. Тут так же был номер его мобильного на случай, «если возникнут проблемы».

Я уставилась на экран.

У меня есть номер телефона Найла Стеллы.

Осмелюсь ли я позвонить? Так как я проспала обед, то, может, мне написать ему, не хочет ли он пойти перекусить? Но это, конечно, вряд ли попадает в категорию проблем, вне зависимости от того, как сильно я голодна. И раз он не дал указания своему помощнику спросить меня о планах на ужин, полагаю, этот вопрос каждый должен решить самостоятельно.

И только тогда до меня дошло, что я на самом деле уже начала представлять себе следующие четыре недели с Найлом Стеллой и нашу совместную работу во временном офисе в Нью-Йорке, наши прогулки по Бродвею или как мы страстно обсуждаем рабочие вопросы в каких-нибудь замечательных, рекомендованных нью-йоркцами ресторанах. Я рисовала в воображении, как мы будем смеяться над моими остроумными шутками за кружкой пива в конце дня и обмениваться понимающими взглядами, думая о шквале предстоящих встреч.

Но реальность такова, что я, скорее всего, буду сидеть на задних рядах переполненного зала, делая заметки, затем в одиночку буду возвращаться сюда и заказывать еду в номер.

Я не могла ему написать и совершенно точно не хотела сегодня вызывать обслуживание в номер.

Проанализировав свое отражение в зеркале, я ойкнула: волосы похожи на стог сена, тушь растеклась, а на лице от подбородка до виска след от подушки. После бурной вечеринки в колледже я и то выглядела лучше. И если я не была готова потратить время на то, чтобы выглядеть хоть сколько-нибудь презентабельно, мне придется довольствоваться ужином из торгового автомата: чипсы и диетическая кола.

С горсткой мелочи и долларовых купюр в кармане халата я медленно открыла дверь и выглянула в коридор. Там было неожиданно темно и незнакомо (привет, джетлаг!): темный рисунок обоев на стенах, у каждой двери крохотная неоновая подсветка и звонок.

Я заметила вдалеке автомат и на цыпочках вышла, прикрыв за собой дверь. Под моими босыми ногами был мягкий ковер с густым ворсом, словно напоминая, что под хлопком халата я была практически голой. Я пыталась, хоть и безуспешно, услышать приглушенные голоса или гул телевизора в соседнем номере. Было слишком тихо, слишком неподвижно. Коридор простирался передо мной зловещей темнотой. Я сделала несколько шагов от своего номера, прищурившись, чтобы быть готовой к появлению чего-нибудь неожиданного.

– Руби?

Я вздрогнула и пронзительно взвизгнула от удивления, а затем зажмурилась, узнав голос, и засомневалась, стоит ли оборачиваться или нет. Может, я бы могла сбежать. Или притвориться кем-то другим, он поймет, что ошибся, и вернется в свой номер.

Если бы.

– Руби? – спросил он снова с намеком сомнения в голосе. Потому что нормальные люди не шастают в коридорах модных отелей босиком и в халатах. И посмотрите-ка, от кондиционера он у меня без конца распахивается.

Милый штрих, вселенная.

– Привет! – сказала я – слишком жизнерадостно и слишком громко – и развернулась к нему лицом.

Вздрогнув, Найл Стелла сделал шаг назад, чуть не споткнувшись в дверях своего номера, который – какое совпадение – был рядом с моим.

У нас общая стена… Возможно, даже стена ванной… Когда он принимает душ… голый…

Сосредоточься, Руби!

Я решила быть непринужденной.

– Чем занимаешься? Я собиралась пойти взять что-нибудь перекусить… – сказала я, не торопливо помахивая поясом халата, прежде чем сообразила, что делаю. И тут же бросила его, словно ошпарившись.

– Перекусить? – повторил он.

Я прислонилась к стене.

– Ну да.

Найл Стелла оглядел коридор, затем повернулся ко мне, взглядом задержавшись на моем халате. И возможно, всего лишь возможно, если я могу доверять собственным глазам, на моей грудной клетке. В том месте, где ворот халата немного приоткрыт, и оттуда выглядывает грудь.

И, как оказалось, мы пришли к такому выводу одновременно.

Его взгляд резко переметнулся к моему лбу, а я вцепилась руками в ткань. Если так и дальше пойдет, то к концу недели Найл Стелла будет лицезреть меня голой.

– Из автомата, – пояснила я и поняла руку, чтобы убрать прядь волос за ухо, и тут же застонала, вспомнив, как сейчас выгляжу. – Я хотела взять чипсов. В смысле, американских чипсов.

Он сделал вид, что оглядывается.

– Не уверен, что в таком месте можно найти Фритос, – сказал он, и его щеки мгновенно вспыхнули розовым, а в уголке губ появился намек на улыбку. – Батончик мюсли разве что. Совершенно точно икра. Хорошо, что ты подобающе одета.

Он поддразнивает меня.

Мой брат был мои лучшим другом, его друзья – моими друзьями, и это то, в чем я профи.

Стеб. Перешучиваться с парнями. Я могу делать это, не выглядя при этом по-дурацки. И не думать о том, что хотела бы трахнуть его. Возможно. Кроме того, он был одет в темно-серый костюм – мой любимый – с темной рубашкой без галстука. Я никогда раньше не видела его без галстука, и мне стоило сверхчеловеческих усилий удерживать свой взгляд на его лице, а не на этом крошечном участке обнаженной кожи у его расстегнутого воротника.

У него были волосы на груди, и кончики моих пальцев закололо от сильного желания коснуться их. Увы, он все еще ждал моего ответа.

– Тебе повезло, что я надела хотя бы это, – сказала я. – Обычно я ем Фритос без штанов, сидя на диване.

Его брови чуть дрогнули, но в остальном его лицо оставалось впечатляюще невозмутимым.

– На самом деле я понимаю, что таковы инструкции на упаковке. Жаль, что с икрой этот номер не пройдет.

– Или с батончиками мюсли, – добавила я, и он рассмеялся.

– О да.

Пожав плечами, я оглянулась на свой номер.

– Думаю, мне стоит еще раз глянуть на меню в номере.

– Я хочу, чтобы ты опустилась на колени вниз, – сказал он. – А потом я дам тебе кончить.

Мои глаза округлились, и я резко повернулась в его сторону.

– Ты… Что?

Озадаченно глядя на меня, он очень медленно повторил:

– Я хочу спуститься вниз. Присоединяйся, когда закончишь.

– О-о, – сказала я, изо всех сил пытаясь вдохнуть. – Ты собираешься вниз поужинать?

– Ты говорила, это твой первый раз? – начал он, и у нас обоих глаза стали огромными, прежде чем с резким выдохом он добавил: – В Нью-Йорке. Твой первый раз в Нью-Йорке.

– Эм-м, да, – ответила я, плотнее запахивая у шеи халат.

– Может быть, ты… – Найл начал говорить, но остановился и потянулся рукой поправить галстук, которого там не было. Он опустил руки. – Я встречаюсь со своим братом. Он со своей женой живет здесь, в городе, и я ужинаю с ним и кое с кем из его партнеров внизу. Может, ты присоединишься к нам?

Его брат живет здесь? Я отбросила подальше эту информацию, вместе с сильным желанием пойти с ним – и уверена, что еще возненавижу себя за это позже – и покачала головой. Не хочу быть назойливой.

– Думаю, я, наверное, просто…

– Вообще-то, присоединившись, ты сделаешь мне одолжение, – перебил он. – Мой брат Макс – сущее наказание, – Найл снова сделал паузу, будто пересматривал решение, но слегка покачав головой, продолжил: – Ты была бы приятным отвлечением.

Поскольку я Капитан Команды Бестолковых, и могу описать наши откровенные диалоги как неловкие, я стояла в оцепенении, и мое молчание длилось дольше, чем положено в нормальном обществе.

– Конечно же, если ты предпочитаешь…

– Нет-нет! Извини, я… Можешь дать мне минут десять, чтобы я переоделась и… – я показала на катастрофу на своей голове.

– Десяти минут будет достаточно? – скептически спросил он.

Боже, он снова меня дразнит.

– Десять минут, – подтвердила я с усмешкой. – Двенадцать, если не хочешь, чтобы моя юбка была заправлена в нижнее белье.

Найл громко расхохотался, что, казалось, удивило нас обоих, прежде чем восстановил хладнокровие.

– Договорились. Я буду ждать в лобби. Увидимся через десять минут.

***

Никто и никогда в жизни не переодевался так быстро, как я.

В тот момент, когда за ним закрылись двери лифта, я сорвалась с места. Сбросив халат, я вытащила из чемодана синее трикотажное платье и помчалась в ванную. Пробежавшись мочалкой по лицу, я схватила косметичку. Со скоростью света нанесла увлажняющий крем, консилер и пудру. Сбрызнув волосы жидкостью для укладки, я включила фен, стремительно разглаживая хаос на голове. В считанные секунды нагрелся утюг, и, несколько раз пройдя им по платью, я отложила его в сторону. Почистила зубы, нанесла румяна, тушь и блеск для губ и надела платье на пять минут раньше отведенного срока. К сожалению, я забыла надеть нижнее белье, поэтому в оставшееся время я выудила его из чемодана, поставила телефон на зарядку и скользнула в удобные туфли.

Взяв сумочку и дважды проверив, чтобы все части моего платья находились там, где и должны, я с глубоким вздохом и крошечной молитвой подошла к лифту.

 

Глава 4

Найл

Я стоял, глядя, как она вышла из лифта, и совершенно лишился дара речи. Она переоделась за десять минут, и выглядела… просто потрясающе. В то же мгновение я испытал острые ощущения от близости к ней и при этом сожаление, что этот сложный нюанс – ее присутствие – вторгается в то, что должно было быть простым и понятным бизнес-саммитом.

Сглотнув, я жестом показал на вход в бар позади меня.

– Пойдем перекусим?

– С удовольствием, – с сияющей улыбкой ответила она, и ее утонченная фигура немного вибрировала от волнения, что начисто лишило меня всех мыслей. – Я сейчас готова съесть целую корову! Надеюсь, у них найдется стейк размером с твою грудную клетку.

Я почувствовал, как моя бровь в изумлении приподнялась.

Она засмеялась, что-то доставая из сумочки, и пробормотала себе под нос:

– Клянусь, обычно я более интеллигентная, чем сейчас.

Я хотел было возразить, что Руби как переливающаяся через край энергия, живительная и необычная. Но прикусил язык; в этот раз, казалось, ее собственные наблюдения не доставляли ей беспокойства.

– Там будет мой брат, – напомнил я. – И его друзья. Надеюсь, это нормально. Они хорошие люди, просто…

– Парни? – закончила она вместо меня.

– По манере общения, да – с улыбкой сказал я.

– О, я смогу справиться с парнями, – ответила она, идя со мной в ногу.

Уже не впервые я отметил, что она умела говорить такие вещи, которые из моих уст прозвучали бы грубовато, но у нее это получалось игриво и беззаботно.

– Думаю, сможешь.

Поворачиваясь ко мне у стойки хостес, она тихо спросила:

– Это комплимент?

Ее глаза искрились в свете ламп бара, и, казалось, она уже знала, что это был именно комплимент, а не осуждение. По правде говоря, это было самое настоящее восхищение. И мне следовало бы сказать, что она способна справиться со всем, чем угодно.

– Я бы не осмелился оскорбить твои способности.

– Вот видишь? – она немного покачала головой и с дразнящей улыбкой продолжила: – Не могу точно сказать, что будет, если ты свяжешься со мной. Ты так строг. Может, стоит подавать тебе знаки.

Я хмыкнул в ответ, подмигнул ей и подошел к хостес.

– У нас здесь встреча, – и пока я говорил, через ее плечо заметил брата и его друзей. – А вот и они.

Не долго думая, я взял Руби под локоть и повел к столу, окруженному бархатными диванами и плюшевыми пуфиками. Ее рука была теплой и упругой, но как только я понял, как близко это было к ухаживанию, я выпустил ее. Это выглядело, будто свидание, а не ужин с коллегой.

Нас заметили еще издалека, и сидящие за столиком Макс, Уилл, Беннетт и Джордж замолчали и посмотрели на нас. Руби высокая, с немного неловкими движениями, но это совершенно не бросается в глаза. Идеальная осанка, приподнятый подбородок. Она обладала тонким изяществом женщины, недавно вступившей в свою зрелость. Четыре пары глаз пробежались по ее стройному телу с ног до головы, прежде чем вернулись ко мне с удвоенным интересом.

Будь я проклят.

Без единого сказанного им слова, я уже знал, о чем подумал мой идиот братец. Я еле заметно покачал головой, но его улыбка только стала шире.

Все встали, приветствуя меня и представляясь Руби. Руки были пожаты, имена названы, все обменялись любезностями. Я же превратился в комок нервов. Это больше не ощущалось как деловой или даже дружеский ужин в компании приятелей. Это было похоже на шоу, словно я выставлял Руби напоказ. И это было только начало.

– Я будто на собеседовании по работе, – садясь на красный бархатный диван рядом с Джорджем, заметила она. – Все в костюмах.

Я сглотнул, ощущая, как лицо заливает румянец от замешательства, и с облегчением понял, что она не разделяет мои беспокойства по поводу этого вечера. В конце концов, мы не флиртуем. В чтении сигналов и намеков я был безнадежен.

– По-моему, в центре города назревает опасность, – с легкой улыбкой сказал Беннетт и взмахом руки позвал официантку.

– Джин с тоником, и положите в него столько долек лайма, сколько вообще поместится, – сказала Руби и, взглянув на маленькое барное меню, добавила: – Еще сэндвич с прошутто, пожалуйста.

Эта женщина любит джин с тоником, мой любимый вечерний коктейль? Боже правый.

Как только Макс поймал мой взгляд, его брови приподнялись, как бы говоря «Ну-ну».

– Я буду то же самое, – протягивая официантке меню, сказал я. – Но одной дольки достаточно.

– Так как вы друг с другом знакомы? – спросила Руби Макса.

– Ну, – он кивком показал в мою сторону. – Вот один из моих младших братьев.

Руби улыбнулась.

– Да, я слышала, у вас там целая банда.

– Это точно, – слегка улыбаясь, подтвердил Макс. – Нас десять, – он показал на мужчин рядом с ним: – С Беннеттом я познакомился в университете, с Уиллом – когда переехал в Нью-Йорк и имел несчастье открыть с ним совместный бизнес.

– Твой кошелек до сих пор каждый день рыдает от сожаления, – сухо заметил Уилл.

– Джордж работает с моей женой Сарой, – закончил Макс.

– Я ее мальчик на побегушках, – пояснил Джордж. – Занимаюсь расписанием, слежу за количеством янтарного содержимого в бутылках на ее столе и втихаря лазаю по сайтам со знаменитостями, пока она или Макс меня не поймают.

Поскольку мы пятеро уже знали друг друга, естественно, все наше внимание сосредоточилось на Руби, хотя подозреваю, что мое было бы на ней в любом случае. В полумраке и на фоне зеркальных стен, тяжелых бархатных штор и эффектной отделки из полированного дерева она выглядела почти светящейся.

– Давно живешь в Лондоне? – спросил Беннетт. – Ты явно не британка.

– Я из Сан-Диего, – ответила она и убрала прядь волос за ухо.

Беннетт приподнял брови:

– Наша с женой свадьба была в отеле Del в Коронадо.

– Он очень красивый! – улыбка Руби могла бы осветить этот зал в самую темную ночь. – Мне доводилось бывать там на паре свадеб, и они были просто изумительны, – Руби поблагодарила официантку, когда та принесла ее напиток и, взяв его, сделала глоток. – Я получила диплом в прошлом июне, а в Лондон переехала в сентябре, так что живу там уже полгода, – сказала она. – У меня годовая стажировка в Ричардсон-Корбетт, но этой осенью я планирую поступить в Оксфорд в аспирантуру.

– А-а, еще один градостроитель? – спросил Макс, глядя на меня.

– Нет, – ответила Руби, немного покачав головой. – Проектирование зданий и сооружений.

Мой брат вздохнул с притворным облегчением.

– Тогда ты согласишься со мной, что городское проектирование – самая скучная профессия из всех?

Засмеявшись, Руби снова покачала головой.

– Мне жаль тебя разочаровывать, но я уже в городском проектировании. – Макс притворно застонал. – Я надеюсь в конечном счете вернуться в Южную Калифорнию в костюме супергероя и устроить настоящую революцию в системе общественного городского транспорта или там, где его еще нет.

Я поймал себя на том, что подался немного вперед и начал еще более внимательно вслушиваться.

– Южная Калифорния забита автомобилями, – в повисшей тишине сказала она. – Перемещаться между южными городами можно и на машине, и на поезде, но в черте города без личного транспорта никуда. Лос-Анджелес так быстро стал огромным, и там нет какой-то единой транспортной системы, так что работать придется уже в создавшихся сложных городских условиях, – глядя на меня, она добавила: – Вот почему я хочу работать с Мэгги, – беря в руку напиток и поворачиваясь к остальным, она объяснила: – Маргарет Шеффилд, женщина, под руководством которой я надеюсь изучать создание инфраструктуры вблизи станций метро, причем в тесных городских условиях. Она своего рода гений.

Даже у Беннетта, и уж тем более у остальных, на лице было написана смесь любопытства и благоговения.

– Матерь божья. Сколько тебе лет, Руби? – воскликнул Джордж.

Я был безумно благодарен, что с нами Джордж. Он спрашивал о том, о чем хотел спросить и я сам, но никогда бы не решился.

Она подняла руку, чтобы снова поправить волосы, в жесте, благодаря которому я понял, что ей неудобно об этом говорить.

– Двадцать три.

– Да ты практически зародыш, – застонал Джордж. – Как такие амбиции могут быть у того, кому еще нет даже четверти века?

– Ну а тебе сколько? – спросила она с радостной улыбкой во все лицо. – Ты не выглядишь сильно старше меня.

– Я не стану это обсуждать, – захныкал Джордж. – Это удручает. Я практически приблизился к возрасту целевой аудитории виагры.

– Ему двадцать семь, – шутливо пихая в бок Джоджа, сказал Уилл.

– Теперь серьезно. Давайте о поистине важном, – заявил Джордж. – У тебя есть парень, о, очаровательная двадцатитрехлетняя Руби? – я резко опустил взгляд и сосредоточил внимание на собственном стакане. – И есть ли у него столь же очаровательный друг-гей?

– У меня есть брат, – уклонилась от ответа она, после чего виновато нахмурилась. – Думаю, он довольно очарователен, но, к сожалению, натурал. Я могла сколотить целое состояние, если бы брала плату за ночевку с его подружек в старших классах.

Кивнув, Беннетт заметил:

– Мне нравится твой предпринимательских дух.

Джордж наклонился вперед:

– Не думай, что я не заметил, как ловко ты обошла вопрос про бойфренда. Стоит ли мне побыть свахой, пока ты в Нью-Йорке?

– Честно говоря, не думаю, что ты захочешь в это влезать, – Руби подняла свой стакан и захватила губами соломинку, встречаясь со мной взглядом. – Он может подтвердить, что еще полчаса назад я выглядела, как уличная девица под кайфом.

– Ничего подобного, – заспорил я. – Никто не умеет носить отельный халат с бóльшим достоинством.

Она хихикнула и тут же закашлялась, когда сделала глоток.

– Ты такой милый лжец.

– Я искренен, – ответил я и поставил свою стакан на салфетку. – Я был также впечатлен, как тебе удалось сделать так, чтобы пряди волос торчали во все стороны. Мало кто может добиться такого эффекта, просто немного подремав.

Она пожала плечами, а ее улыбка была просто головокружительная от нашей словесной перепалки.

– Слишком многие пытались научить меня делать гладкую укладку. И слишком многие в этом провалились.

Я посмотрел через столик на парней, с пристальным интересом наблюдавших за нами. Совершенно ясно, что позже Макс устроит мне допрос с применением пыток.

– Значит, бойфренда нет, – сделал вывод Джордж, ухмыляясь и чуя интересное.

– Не-а, – ответила она.

– И ты не заинтересована в ком-то конкретном?

Руби открыла рот и сразу же закрыла, а ее щеки порозовели. Затем она обвела взглядом сидящих и прищурилась:

– Только не говорите мне, что мы здесь собрались за выпивкой обсуждать отношения. После этого поболтаем о туфельках?

Беннетт кивком показал в сторону Джорджа:

– Это по его части. Только приди с ним в бар, и сразу же начинается.

– Я тебе уже сто раз говорил, Бен-Бен, – растягивая слова, сказал Джордж, – ты босс днем, а я босс после наступления темноты.

Беннетт спокойно посмотрел на него, и я заметил, как Джордж едва не ерзает под его взглядом.

– Джордж, – борясь со смехом, наконец, сказал он, – ты никогда такого не говорил.

Смеясь от облегчения, Джордж сказал:

– Знаю, но это звучало так круто. Я просто стараюсь произвести впечатление на Руби.

– Руби, ты собираешься украсть у меня внимание Джорджа, – с улыбкой заметил Уилл.

– Это вряд ли, – Джордж подался вперед и, с каждым словом пальцем касаясь его носа, сказал: – У нее. Нет. Кое-чего. Важного.

– Просто прекрасно, – сказал Беннетт, поднимая свой бокал и делая большой глоток. – Вернемся к обсуждению частей тела. Все, как обычно.

***

За столом стало тихо, когда все повернулись, наблюдая, как Руби покидала бар, направляясь наверх в номер. Весь ужин она была просто очаровательна, и все присутствующие дружно застонали, когда она встала, извинившись, что завтра рано вставать. Мне тоже было жалко с ней расставаться.

– Ну-ну.

Я поднял голову и увидел самодовольное выражение на лице своего брата.

– Ну а теперь, когда мы одни, – начал Уилл, – думаю, все могут согласиться, что мы не попортили цивилизованный разговор, да? – все согласно кивнули, и, наполнив свой стакан, Уилл поднял его и сделал небольшой глоток скотча. – Я также думаю, все согласны с тем, что Беннетт будет главным консультантом по этому вопросу.

Макс фыркнул.

– Ты говоришь о конференции? – спросил я в замешательстве.

– Все это слишком затруднительно, – сухо добавил Беннетт. – Сногсшибательная стажер. Все отрицающий босс. Нужно составить пошаговый план по неразглашению.

Я моргнул и тяжело сглотнул, когда осознал, что они имеют в виду.

– Она не моя стажер. Я не имею абсолютно никакого отношения к ее карьере, – я разочарованно покачал головой, потому что это было не то, что стоило говорить. – Я не… То есть, она не заинтересована. Так же, как и я.

Все четверо засмеялись.

– Найл, ­– сказал Уилл, упираясь локтями в колени. – Она чуть не опрокинула свой стакан тебе на колени, когда Джордж спросил ее, увлечена ли она кем-нибудь.

– Я сейчас то же самое собирался сказать, – заявил Беннетт.

– И что-то мне подсказывает, что именно она в конце концов первой все и прояснит, – добавил Уилл.

– Ну, наверное, она увлечена кем-то, кто работает с нами в Р-К.

– Ага. Тобой, – Макс поднял бокал и одним глотком покончил с янтарной жидкостью.

– Если честно, – борясь с улыбкой, сказал я. – Она фантастическая девушка, но она не романтический вариант для меня.

Чуть наклонив голову, Беннетт спросил:

– Какого цвета ее глаза?

Зеленые, не сказал я. Я покачал головой, будто понятия не имею.

– Во что она была одета? – спросил Уилл.

Синее платье длиной чуть выше колена, не сказал я. Тонкая золотая цепочка на шее и кольцо на безымянном пальце правой руки, которое останавливало меня от расспросов, пока Джордж с изяществом бульдозера не поинтересовался о ее бойфренде.

Я закатил глаза, и мой братец снова рассмеялся, показывая на меня своим стаканом.

– Парни не замечают такие вещи до тех пор, пока не станут заинтересованными.

– Или если они не Джордж, – добавил Уилл, а Джордж протянул руку к нему, хватая за затылок и пытаясь притянуть к себе для поцелуя.

­– Ну что ж, очевидно, мне об этом впредь можно не задумываться, – сказал я. – Вы все решили за меня.

– Да, мы такие, – поправляя перекошенный воротничок рубашки и откидываясь на спинку стула, признал Уилл. – От нас может тошнить, мы в курсе.

– Честно говоря, я уж было подумал, мы растеряли эту силу, – сказал Джордж.

– Какое облегчение знать, что мы по-прежнему в строю. Дамы будут нами гордиться, – Макс встал и постучал костяшками по столу. – Увы, мне пора. У нас новые правила: Сара укладывает малышку спать, а я встаю посреди ночи ее покормить.

– Она наконец берет у тебя бутылочку? Думаю, ты тоже пахнешь, как женщина, – сказал я Максу, напоминая, как он издевался надо мной в тот прошлый визит.

Макс рассмеялся, похлопал меня по плечу, и мы все встали, молча соглашаясь, что уже ночь, и пора расходиться. Я наблюдал, как мой брат собирает свои вещи и прощается, ощущая смесь гордости и сильного желания так же, как он, идти вечером домой к своей жене и дочери. Это и зовется домом.

– Поцелуй за меня девочек, – попросил я, когда он выходил из бара. Он помахал рукой и скрылся из виду. В баре отеля внезапно стало тихо и пустынно, как только мы вчетвером его покинули.

Мне бы хотелось дать лучшее название для тоски, которую я ощущал, глядя, как он уходит. Здесь не было зависти или горечи от моих личных обстоятельств. Когда я навещал Макса и Сару всего несколько недель назад, я понял, чего хотел – постоянство, супругу, семью – но в данный момент я настолько далеко от этого. Мне никогда хорошо не давались перемены, и это было так пугающе: столкнуться с перспективой изменения ожиданий от собственной жизни и будущего, что ждало после развода.

До этого момента я не понимал, что отбросил даже мысли о том, как выглядит отсюда моя жизнь и как прийти к тому, чего я хотел. Я просто нажал на «паузу». Все семь месяцев я жил на автопилоте: погрузившись в работу, в футбол и греблю по выходным и время от времени встречаясь по вечерам со своими приятелями, Арчи и Йеном.

Но чтобы получить то, чего я хотел, мне нужно вытащить себя из этого замкнутого круга и с кем-нибудь познакомиться.

И теперь, после настойчивых намеков – Тони, Макса, Беннетта, Уилла и даже Джорджа – или, может быть, просто в обществе гипнотически красивой и очаровательной женщины, мой разум сразу же заинтересовался: возможно, Руби может быть той, кого я пригласил бы на свидание.

Но я не хочу уделять внимание Руби только потому, что другие считали, что мне бы стоило, или потому что в моей жизни есть пустое пространство, и его нужно заполнить. Конечно же, я находил ее привлекательной и – в тайных уголках разума – мог легко представить себе нас вместе.

Могут ли у меня быть отношения, наполненные страстью и честностью, с преданностью, какую я не ощущал от Порции? Моя верность ей всегда была на первом месте, в то время как для нее главными были родители, а уже потом я. Это не означало, что я был полностью вычеркнут из ее приоритетов, но, оглядываясь назад, я понимал, что из-за этого мы никогда бы не смогли стать настоящими партнерами в нашем браке.

За последний год или два я пришел к выводу, что смирился с Порцией как с выпавшем жребием, просто потому что у меня с ней многое связано. Но несмотря на собственные сомнения и всем известную сдержанность, я вырос в доме, полном сильных чувств и эмоций и детей с их нелепыми выходками. Хотя я не был тем, кто быстро включается в спонтанность и шумиху, мне это необходимо как минимум в фоновом режиме, так же, как воздух или тепло.

Когда я поднимался на лифте на наш этаж, у меня из головы не выходил озорной взгляд Руби.

Казалось, она появилась рядом со мной в идеальное время. И мне не обязательно сближаться с ней в романтическом смысле, но я бы мог получить представление о том, как много существует разных женщин – и они не похожи на Порцию.

Процесс разделения нашей общей жизни с Порцией на мою и ее был мучительным и постепенным. Во-первых, квартира: практически без обсуждений, мы решили, что она останется у нее. Следующей в списке была машина: также ее. У нее осталась собака, мебель и значительная часть сбережений. Я отпустил все это удивительно легко.

Порция – это мой первый поцелуй, мой первая любовь, мое первое все. Женившись в девятнадцать, я верил в идею сохранения брака, несмотря на то, что он несчастливый, хотя эта точка зрения не была популярной.

И вот однажды все достигло такого предела, где я больше не находил смысла в нашем браке.

Я не видел, чтобы она была по-прежнему страстной со мной, а наши занятия любовью больше напоминали какой-то механический процесс, что-то вроде обязательного ритуала. Никто в течение долгих лет не упоминал про детей, и, если уж быть справедливым, я не мог себе представить, чтобы Порция могла любить детей так же, как нас любила моя мама: с восторженными поцелуями в животики и постоянными напоминаниями материнского обожания. Теперь, спустя несколько месяцев после развода, я спрашивал себя, как выглядела моя жизнь с ней: кругом чисто, холодно, и все на своих местах.

И в конце концов наш развод начался с чего-то безобидного, как перенесенный по времени обед. Я получил уведомление о встрече, которая должна была начаться как раз в то время, когда мы планировали быть в ресторане. Порция часто работала из дома, но сейчас ее способностей подстраиваться оказалось слишком мало.

– Ты когда-нибудь думал о моих делах? – спросила она. – Тебе когда-нибудь приходило в голову, от чего я отказываюсь, чтобы провести время с тобой?

Я вспомнил обо всех романтических праздниках, что она отменила, о наших годовщинах, которые она пропустила, потому что допоздна засиделась у друзей. Или как однажды она продлила свой отпуск с девочками еще на неделю, просто потому что там было слишком весело, чтобы возвращаться домой.

– Я прилагаю все усилия, – ответил я ей.

– Но у тебя ничего не получается, Найл. И, если честно, я уже устала от этого.

Порция не была бы собой, если бы последнее слово не осталось за ней. И в этот момент с неожиданной ясностью я осознал, что за мной тоже может остаться последнее слово. Я просто захотел уйти.

– Я понимаю, Порция. У тебя много дел.

Она слегка вздрогнула при упоминании ее имени, ведь я столько лет называл ее «дорогая».

– Вот именно, –­ устало сказала она. – Найл, я просто не могу жить своей жизнью и нести на своих плечах еще и это.

Под этим она подразумевала нас. Имея в виду бремя брака без любви.

Она посмотрела на меня, взглядом пройдясь по моему лицу, вниз по телу, туда, где я держал руки в карманах брюк.

Я никогда не мог отделаться от ощущения, что когда она на меня так смотрела, то сравнивала с кем-то еще. С кем-то более шикарным, менее высоким, возможно, американцем и менее терпеливым с ней.

После, казалось, нескольких минут молчания, она снова заговорила:

– Мы, – начала она с изысканным преуменьшением, – больше не смотримся естественно, когда вместе.

И так оно и было.

 

Глава 5

Руби

Когда в шесть утра прозвенел будильник, было ощущение, что только мгновенье назад я закрыла глаза.

Из-под моей подушки номер казался темным. Тем не менее с улицы были слышны гудки машин и звуки людской суеты; они уже вышли в промозглое утро, чтобы направиться на работу, учебу или еще по каким-нибудь делам.

Я перевернулась на бок, мысленно подсчитывая, сколько еще могу поваляться, не рискуя опоздать, когда вдруг вспомнила, где находилась…

С кем…

И каким забавным был прошлый вечер.

И чья кровать была как раз по другую сторону тонкой стены.

Прямо сейчас он вполне может быть еще в постели. Закрыв глаза, я пустилась было в фантазии, но внезапно желание встать и подготовиться к дню в его обществе стало важнее.

Выпрыгнув из постели, я побежала в ванную, стараясь не смотреть в зеркала. Сегодня мой первый день саммита. Мой первый день работы вместе с Найлом Стеллой, и я буду частью его дел, а не просто отсвечивающей где-то на задворках.

Вчерашний вечер показал его с другой стороны. Он все еще был тем, кто пожелал оставаться за пределами центра внимания, наблюдая и замечая, что говорилось и как, но при этом он был расслабленным забавным парнем в компании других парней, просто наслаждавшимся напитком в баре. Оказалось, он способен на отдых, быть общительным и безобидно посмеяться над другими и над самим собой.

Он снова подначивал меня – на глазах у брата – и его темные глаза сияли от удовольствия и нежности. Вспомнив об этом, я почувствовала, как мой желудок ухнул вниз, а сердце в груди загрохотало.

Будет ли он таким все оставшееся время? И если да, как мне удержаться и не упасть к его ногам с признаниями в любви?

Блин.

Я могла бы назвать, как минимум, сотню способов облажаться и в обычный рабочий день.

Но сегодня? Когда я уставшая и страдающая от джетлага? Кто знает, что может случиться.

Я буквально ощущала тяжесть мешков под глазами, но при всем при этом, по моим венам забурлил адреналин. Сердце ускорило ритм, едва я представила, как сегодня мы будем работать, да еще так близко – плечом к плечу, склонившись над бумагами на рабочем столе, и его мягкие волосы упадут на лоб.

Совершенно точно, это будет катастрофа.

Еда была последним, о чем я беспокоилась, но все же она мне нужна, чтобы сегодня я была во всеоружии. Я заказала доставку в номер, и была в восторге услышать трель дверного звонка через минуту после выхода из душа.

Из-за двери доносились ароматы завтрака, и все мысли о голоде тут же улетучились. Я помчалась к двери, останавливаясь и перепроверяя степень скромности своего халата, чтобы впустить официанта, потому что для шуток о случайно заклинившем гардеробе было рановато.

Я подписала чек и уже хотела закрыть дверь, когда из лифта вышел Найл Стелла.

Матерь божья. Он был в тренажерном зале.

– Доброе утро, Руби.

Спокойно, Руби. Ты справишься.

– Доброе. Ты рано, – сказала я.

Количество раз, когда я видела Потного Найла Стеллу: один.

Я попыталась незаметно его рассмотреть, но то была напрасная трата сил. Думала, что Найл Стелла был создан только для костюмов, но и футболки он носил столь же талантливо.

Мне хотелось пасть ниц у алтаря его темно-синей подчеркивающей тело плотно облегающей футболки. Он носил ее так самозабвенно. Так не шутя. Зная его, думаю, он выбрал ее по каким-нибудь аэродинамическим причинам. И, господи боже, в ней его грудь выглядела просто умопомрачительно.

Прямая осанка, плоский живот, более массивная грудь, а мышцы на ней более выпуклые, нежели я предполагала. На нем были футбольные шорты, а его ноги такие же мускулистые, как я себе и представляла. Увидев его таким, я снова поразилась его росту. Я сама довольно высокая и никогда не была рядом с мужчиной, с которым чувствовала себя такой миниатюрной и женственной.

Стоя так близко к нему и ощущая чистый запах его пота, я ясно осознавала собственные изгибы, рот и то, как он возвышался надо мной на несколько дюймов.

Без особых на то стараний, все в нем было таким подчеркнуто мужским.

– Доставка Фритос в номер? – поддразнил он, указывая на мой халат.

Я взглянула вниз и рассмеялась.

– Я планировала носить это остаток месяца, надеюсь, ты не против, – я затянула пояс потуже и увидела, как он взглядом проследил за моим движением.

Боже мой.

Я бы хотела притянуть его к себе за ворот и толкнуть на кровать. Или, быть может, обернуть свои запястья подолом его футболки, чтобы держаться за нее, когда он будет трахать меня сзади…

О-о…

Я почувствовала, как начали краснеть щеки.

Он прислонился широким плечом к стене рядом со мной.

– То платье, что ты надевала прошлым вечером, очень красивое. Возможно, тебе стоит их чередовать.

Я засмеялась.

– Я…

Минуточку. Что?

Мои глаза расширились, когда до меня дошло, что он сказал. Его щеки тоже порозовели, но взгляд он не отвел. Не волнуйся, Руби. Только не волнуйся.

– Хорошая идея, – сказала я, чувствуя, как улыбка занимает все больше места на моем лице. Я сделал вид, что разглаживаю ткань халата на бедрах. – Он, наверное, будет просвечиваться насквозь.

Кивнув, он, казалось, прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержать улыбку.

– Подозреваю, что так и будет.

Я указала большим пальцем позади меня.

– В общем… Я просто пойду надену что-нибудь из настоящей одежды.

– Хорошо. Позволь, я приму душ и буду ждать тебя внизу.

Воображаемый Секретарь, добавьте, пожалуйста, Найла Стеллу В Душе в мой список важных дел. И если это не затруднит, переместите его на самый верх.

– Договорились.

Он решительно кивнул.

– Я быстро.

– Нет, – сказала я слишком громко и слишком быстро. Я закрыла глаза, делая успокаивающий вдох. – Не торопись.

Он замер с не до конца вставленной ключ-картой в дверь по соседству с моей и посмотрел на меня через плечо. Его еле уловимая улыбка сказала мне, что он читал каждую мысль на моем лице, прежде чем я успевала приводить его в порядок.

– Все хорошо? – тихо спросил он.

– Да. Просто мне нужен кофе.

Его глаза сверкали каким-то таинственным восторгом. Словно он наслаждался моим отчаянным мучением.

– Тогда хорошо. Увидимся внизу.

Игра началась, мистер Дарси.

***

Поездка на лифте до лобби была самой длинной в моей жизни. Я следила за отсчетом каждого этажа на экране, и чем дальше вниз, тем плотнее сворачивались в клубок мои нервы. Меня будет ждать Найл, а потом мы отправимся в наш временный офис. Только мы вдвоем. Никого постороннего.

Наедине. Ничего важного.

Кроме того, что это было очень важно. Это было начало моего самого захватывающего профессионального опыта, а также день, проведенный с человеком, которого со всей уверенностью можно назвать Самым Потрясающим Мужчиной На Свете.

Я разгладила руками платье, поправила воротник жакета и еще раз все проверила: кошелек, ноутбук и мобильный на месте, задница и нижнее белье прикрыты. Несмотря на нервную встряску, я все еще ощущала себя усталой. Сумка для ноутбука казалась тяжелей обычного и ощутимо оттягивала плечо, а сочетание усталости и волнения заставляли меня немного суетиться.

Я снова посмотрела на свое отражение в блестящих дверях, внезапно засомневавшись в своем внешнем виде. Мне будет прохладно на улице, но, к счастью, в офисе тепло, и появится возможность отогреться от мартовского холода. На мне были сапоги до колен с умеренной высотой каблука, в них удобно и тепло, когда придется много ходить пешком, инспектируя многочисленные станции метро. У меня с собой все нужные распечатанные файлы. Я была готова.

И при этом все еще напугана.

Приехав в лобби, я огляделась в поисках Найла, но его не пришлось долго высматривать. Он был позади меня, стоял рядом со стойкой регистрации, и – боже, помоги мне – потому что с перекинутым через руку пальто он в своем костюме выглядел прямо-таки порнографически.

– Ни фига себе, умеешь же ты носить костюмы.

Я произносила эти слова в уме сотни раз за последние месяцы. Тысячи. Я говорила их себе под нос, когда сталкивалась с ним в коридорах, и более чем одна моя порно-фантазия начиналась в общем-то с этой фразы. Но ни в одной из них он, сглотнув и пробежав взглядом по всему моему телу, не отвечал:

– А на тебе, подозреваю, все хорошо смотрится, – а потом не выглядел так, словно хотел забрать свои слова назад и застрелиться.

Что, простите?

В детстве у меня был экран для рисования. Я часами любовалась его красной рамкой и плоским серым экраном, выводила каракули, когда школьный автобус опаздывал, или развлекая себя по дороге домой. Большинство рисовали или играли в игры, я же была одержима написанием своего имени, совершенствуя свое искусство каллиграфии так, чтобы получалось, не глядя. Мама советовала мне порисовать что-нибудь другое, иначе я практически выжгу буквы на экране, если буду продолжать снова и снова писать одно и то же. И она была права.

Как бы сильно я ни старалась стереть написанное, призрачные контуры букв на экране все равно оставались.

Я знала, что сейчас будет так же: его слова отпечатаются в моей голове на весь день.

А на тебе, подозреваю, все хорошо смотрится.

Найл Стелла действительно так сказал? Я не спятила? Смогу ли я думать о чем-нибудь еще всю оставшуюся жизнь?

Когда я пришла в себя, оказалось, что он двинулся к выходу и почти скрылся из виду. Ускорив шаг, я вышла вслед за ним через вращающуюся дверь и повернула налево, на Пятьдесят Шестую улицу.

А на тебе, подозреваю, все хорошо смотрится.

– …хорошо? – сказал он, и я заморгала.

– Прости, что? – спросила я, стремясь попадать в ногу с его большими шагами.

– Я спросил, все ли прислала Джо, моя ассистент? И все ли в порядке? Обычно я не стал бы тебе ничего присылать, раз ты не работаешь со мной, но подумал, что лучше, если у нас будет взаимопонимание.

– О, да. Да, – кивая, сказала я. – Письма пришли вчера, как только мы приземлились. Она… профессионал.

Найл Стелла посмотрел на меня, взмахнув своими неприлично длинными ресницами.

– Так и есть.

– Как давно она работает с тобой? – спросила я, и мой голос даже на свой слух звучал немного рассеянно. Я никогда еще не находилась рядом с ним при свете дня, как сейчас, и ощущала взволнованность, до чего же он хорош: его кожа была великолепна, чистая и гладкая, абсолютное совершенство. Очевидно, что он побрился, и все, что ниже висков, выглядело идеально. Интересно, он выверял их по линейке?

Он подсчитывал.

– Двадцатого сентября будет четыре года.

– Ого. Это… довольно точно.

Он улыбнулся и посмотрел на свой телефон.

А на тебе, подозреваю, все хорошо смотрится.

Утренний воздух обдавал мое лицо холодом, и я закрыла глаза, благодарная прикосновению пронизывающего ветра. Это помогло проветрить мозги, пока мы прошли квартал и повернули направо на Шестую авеню.

Только сейчас я поняла, что это происходит со мной: мое первое утро в Нью-Йорке. Да, Лондон ощущался большим городом, даже огромным. Но у меня всегда было чувство, что я находилась в месте, возраст которого сотни лет, и что деревья, здания и даже тротуары, по которым я прогуливалась, выглядят так же, с тех пор как появились. Конечно, и в Нью-Йорке были старинные здания, но преобладали современные и новые, из стекла и стали, устремляющиеся к небу. Это выглядело постоянным циклом перерождения. Здесь были строительные леса вдоль большей части тротуаров, и мы шли под ними или следовали знакам и обходили.

Я старалась использовать это время, чтобы мысленно пробежаться по тому, что нас ждет сегодня: договориться о встречах с местными чиновниками, получить полное расписание всех выступающих и составить список станций, наиболее нуждающихся в ремонте.

Но мне не удавалось сосредоточиться, и каждый раз, когда переставала обращать внимание на городской шум и начинала наконец-то связно мыслить, рядом со мной оказывался Найл. Заметив сломанную доску строительного настила, он касался моего предплечья и показывал на нее, предупреждая. Мы шли пять минут, и спроси меня кто-нибудь, о чем я думаю, я бы, заикаясь, выдала что-то невразумительное и неловко захихикала.

Мы дошли до перехода и остановились в ожидании сигнала светофора. Найл убрал телефон в карман и встал на приличном расстоянии, но при этом достаточно близком, чтобы касаться рукавом пальто моей руки, когда я поправляла на плече ремешок своей сумки. Было холодно, и с каждым его выдохом изо рта вырывалось облачко. Мне пришлось заставить себя не смотреть на его губы и как он их облизывал.

Как только свет сменился, толпа перед нами засуетилась, и я почувствовала, как его рука легла мне на поясницу, приглашая идти вперед.

Его рука на моей пояснице... Всего в нескольких дюймах от попы. И если бы он прикоснулся к ней, это было бы все равно что он опустил руку мне между ног. Так что да, мой мозг отреагировал на это так, будто Найл Стелла коснулся моего клитора, и я едва не споткнулась и не растянулась прямо на перекрестке.

Мы дошли до противоположной стороны улицы, и он, казалось, специально начал замедлять шаг.

– Тебе не обязательно идти медленней, – сказала ему я. – Я смогу угнаться.

Найл Стелла покачал головой:

– Что, прости? – изображая непонимание, спросил он.

Что ж, пункт первый: он пытался быть вежливым и не обращать внимание на то, что мои ноги были существенно короче его, и я изо всех сил старалась не отставать. И второй: врушка из него так себе.

– В тебе два с половиной метра роста, а ноги в два раза длиннее моих. Конечно же, ты ходишь быстрее. Но я смогу не отставать, обещаю тебя не задерживать.

Легкий румянец окрасил его щеки, и он улыбнулся.

– Был момент, когда ты чуть не упала, – поддразнил он, показывая позади нас.

Мое сердце колотилось как сумасшедшее, и это ничего не имело общего с быстрой ходьбой по улицам Нью-Йорка.

– Я старалась оставаться спокойной и сделать вид, что ничего не случилось, – смеясь, сказала я. Я была рада, что он смотрел вперед, иначе увидел бы мою широченную улыбку во все лицо. – Забудь о модных туфлях, в следующий раз я надену кроссовки.

– А они не плохи, – сказал он, кивая на мои сапоги. – Довольно милые, правда. Я помню, Порция всегда носила очень высокие каблуки, даже в путешествиях. Она… – он сделал паузу, взглянув на меня, будто только что сообразил, что я ничего об этом не знаю. – Прости. Не хочу утомлять тебя всеми этими деталями.

Ого, что?

Мне даже в профиль было видно, как он нахмурился. Он явно не собирался пускаться в воспоминания. Но я не могу отрицать, что тайная и темная часть меня радовалась, что он проговорился. Что почувствовал себя комфортно и приоткрылся.

– Порция – это твоя бывшая жена? – спросила я, стараясь держать легкий непринужденный тон. И ни в коем случае не показывая, что ловлю каждое его слово. Он упоминал о ней в самолете, но еще ни разу не называл по имени.

Мы прошли несколько шагов, прежде чем он кивнул, не добавляя ничего больше. Однажды я мельком видела экс-миссис Стелла, но не знала, что это она, пока та не прошла мимо, и было уже слишком поздно как следует ее разглядеть. Я слышала рассказы о ней, небольшие урывки там и сям, но ничего больше. Казалось, это было своего рода негласное правило офисных сплетен: для начала немного обнадежить, а потом дать понять, что все остальные детали будут дурно пахнуть.

Мы прошли мимо скульптурного трио из бронзы с зеленой патиной: безголовые статуи перед огромным небоскребом, одна стояла с одной стороны здания, две другие – с другой.

– Должно быть, они изображают Венеру Милосскую, – указывая на них, сказала я. – Это трио называется «Глядя в сторону проспекта».

Он проследил за моим взглядом.

– Но у них нет головы, – заметил он. – Им нечем глядеть.

– Об этом я не подумала, – сказала я. – Зато груди красивые.

Найл издал звук, будто задыхался.

– Что? – смеясь над выражением его лица, спросила я. – Красивые ведь! Город, наверное, получает на них кучу жалоб.

– По поводу грудей или отсутствия голов? – поинтересовался он.

– Может, по обоим вопросам?

– Откуда ты вообще об этом знаешь? Ты сказала, что никогда не была здесь раньше.

– У моей мамы было что-то вроде романтического увлечения Нью-Йорком. Я вполне могу быть твоим гидом и утомить огромным количеством всяких деталей.

– Звучит как удивительное приключение, – произнес он, но его тон был незнакомым. Был ли это сарказм или же…

О боже.

Я остановилась, как вкопанная, и Найлу пришлось обернуться.

– В чем дело? – спросил он, глядя вперед, пытаясь понять, на что я смотрю. – Ты в порядке?

– Радио Сити Мьюзик Холл, – ахнула я, ускоряя шаг.

– Тот самый, – согласился он с оттенком веселого замешательства в голосе, идя рядом со мной, когда я уже практически бежала.

– Они каждый год устраивают рождественские шоу, мама умрет от восторга, что я была так близко, – из-за перчаток было невозможно понять, что у меня в карманах и как выудить оттуда телефон. – Сфоткаешь меня?

По его лицу вы бы решили, что я попросила его нарисовать меня обнаженной.

– Я не могу… – начал он и покачал головой, оглядываясь по сторонам. – Хочу сказать, мы не можем вот так просто тут стоять.

– Почему нет?

– Потому что это…

Он не сказал вслух «несолидно», но выражение его лица просто кричало об этом.

Я оглянулась и увидела десятки людей, занятых тем же самым.

– На нас никто не обратит внимание. Мы сделаем фото, стоя на тротуаре, а люди просто будут проходить мимо.

Его глаза расширились, прежде чем он вздохнул и вытащил свой телефон.

– Я сфотографирую на свой и скину тебе. А то на твоем чехле эти жуткие девчачьи стразики, – крошечная улыбка приподняла уголок его губ. – Посмотри на меня. Я слишком мужественный для таких штучек.

Я еще хранила привкус прошлого вечера, но все же была ошеломлена увидеть это снова: Найл Стелла был обходительный, замечательный, утонченный, и да, сдержанный, но при этом он способен быть и флиртующим парнем.

Я знала, что искушала судьбу, но, черт возьми, он выглядел таким милым, стоя там, посреди толпы спешащих туристов, когда включил камеру на телефоне. Он мог сколько угодно упрямиться, но выражение его лица, когда он сделал фото, было немного… очарованным?

– Готово, – сказал он и повернул телефон, чтобы показать мне. – Довольно симпатично.

– Так, иди сюда, – он подошел ко мне, и я взяла его телефон, рассматривая фото. – Давай сделаем одно вместе, – предложила я, держа телефон перед нами.

– Чт… – начал он и тут же передумал. – Твои руки не достаточно длинные.

– Ты шутишь, что ли? Да я спец по селфи! Просто… присядь немного, а то моя голова вровень с твоим плечом, и – не пойми меня неправильно – это в общем-то не плохо, но…

– Не могу поверить, что докатился до такого, – выхватывая у меня из рук телефон, сказал он.

– Обещаю, не сдам тебя Максу, что ты делал селфи на Шестой авеню, – прошептала я, и он повернул голову, взглядом встречаясь с моим.

Он был всего в нескольких дюймах от моего лица. Мы были практически единым целым.

Некоторое время он удерживал мой взгляд, прежде чем прочистил горло.

– Ловлю на слове.

Он сделал несколько попыток, чтобы получить снимок под нужным углом, а на последнем обнял меня за талию и прижал к себе.

Вот оно. Я мысленно написала «один» в колонке Количество Раз, Когда Найл Стелла Обнял Меня И Прижал К Себе. Это ощущалось, будто я отпраздновала Рождество, все Дни рождения, новую должность и испытала лучший оргазм в своей жизни одновременно.

Он посмотрел на получившееся фото и повернул мне. Это была классная фотка, просто обалденная. Мы оба улыбались; камера поймала нас, когда мы смеялись от того, что он пытался, не снимая перчаток, нажать на экран.

– Какой у тебя номер? – глядя на экран, спросил он. Я наблюдала, как от резкого холодного ветра его щеки становились все краснее.

Продиктовав, я смотрела, как он его записывал. Нажав «Отправить», он мне улыбнулся: немного смущенно, немного игриво; в улыбке было что-то еще, я не уверена, но готова поверить. В этот момент он не выглядел как вице-президент, объект моего пугающего влечения или как человек, закончивший университет, когда ему не было и двадцати. Он выглядел как привлекательный парень рядом со мной на улице.

В кармане моего пальто завибрировал мобильный.

Я старалась не думать о том, что теперь у него в телефоне есть мое фото и нас двоих. Старалась не думать, что у него есть и мой номер. И так же постаралась не задумываться, как все оказалось легко, когда я перестала беспокоиться, правильно ли я веду себя с Найлом Стеллой, и просто наслаждалась этим беззаботным моментом с Найлом. Просто Найлом.

Когда он убрал свой телефон в карман и жестом пригласил меня следовать за ним к пешеходному переходу, я заметила его широкую улыбку.

Я постаралась не думать, что он так же, как и я, выглядел довольно взволнованным всем этим.

***

Наше временное место работы было на пустом этаже офисного здания. Все остальные помещения были арендованы Управлением столичного городского транспорта. Ну а нам, беднягам, выбирать особенно не приходилось: офис был размером с мой душ в отеле, а жара стояла такая, что можно грешников в аду мучать. Окна были заколочены, и мы выяснили это, после того как Найл боролся с ними в течение добрых пяти минут. Безусловно, в это время он завладел моим вниманием. Его широкая спина заслуживала целого рекламного постера: Найл Стелла И Его Плечи.

А на тебе, подозреваю, все хорошо смотрится.

Слишком маленький офис означал, что Найл весь день был от меня на расстоянии максимум полуметра, из-за чего мне было практически невозможно сосредоточиться даже на самой простой задаче. А из-за жары уже через час после прихода он снял пиджак и – после некоторых колебаний – ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Потом закатал рукава до локтей. Будь это возможно, я бы подкрутила обогреватель еще на десять градусов, чтобы можно было полюбоваться его обнаженным торсом. Обратите внимание: вот почему мне нельзя давать волю.

Мне еще ни разу не доводилось видеть его предплечья (согласно графе Количество Раз, Когда Я Видела Обнаженные Предплечья Найла Стеллы), и, как я и ожидала, его кожа была идеальна: мускулистые руки, переходящие в длинные, сильные и изящные запястья и пальцы. Скрываясь изо всех сил, я наблюдала за игрой мышц, когда он печатал что-то на компьютере, как они одна за одной приходили в тонус, когда он в раздумье крутил карандаш по столу, как работали сухожилия, когда он барабанил кончиками пальцев по ручке кресла.

Найл Стелла был беспокоен.

Мы почти не разговаривали, работая каждый за своим столом, распаковывая коробки и сортируя их содержимое. На ланч мы вышли к продавцу хот-догов на углу. Мне пришлось затратить усилия на уговоры.

– Тебе нужно вставать в самую длинную очередь, – объясняла я, терпеливо ожидая свою очередь. – Ты когда-либо был на Food Network? [сайт с рецептами, рекомендациями поваров и адресами ресторанов – прим. переводчика]. Видел, какой огромный там лист ожидания? А на другой стороне улицы только два человека. Там, где маленькие очереди, хот-доги, наверное, сделаны из бродячих кошек.

Он вздохнул, бормоча что-то со своим шикарным британским акцентом о том, что, все скорее, к концу дня будет мертв, и добавил:

– Может, закажем твои чипсы?

– Как твой брат вообще выжил в городе, не зная таких элементарных вещей? – поддразнила я.

– Без понятия.

– Постой, ты что делаешь? – остановила его я, когда он стал намазывать тошнотного цвета горчицей свою булочку. Да еще с семенами, ради бога!

Он посмотрел на меня, держа бутылочку над хот-догом, будто мы с ним говорим на разных языках.

– Ты не можешь мазать этим уличный хот-дог, – сказал я. – Тут есть ряд правил.

– Наслаждайся своей обычной искусственно окрашенной горчицей, – и я практически слышала, как издевательски он произнес это слово. – А я буду своей.

Наша новая степень близости уже стала предполагать поучения.

Только чтобы доказать свою точку зрения: что мой хот-дог лучше его, – я без конца стонала, пока ела.

Он закрыл глаза, пряча веселье, и покачал головой.

– Знаешь, – сказал я, проглотив гигантский кусок, – если бы я время от времени не ловила бы тебя на улыбках исподтишка, то предположила, что ты либо ты лучше всех на Земле держишь под контролем свои эмоции, ну, как герой фильма «Бегущий по лезвию», либо это все ботокс.

– Ботокс, – он откусил огромный кусок своего хот-дога.

– Я так и думала, – сказала я. – Но тебе удалось спрятать свою косметичку.

Он подавился хохотом и стащил салфетку у меня из рук.

– Так и есть.

***

Мы вернулись в офис, но телефонные линии еще не работали, было жарко (и я началась жаловаться, что вот-вот расплавлюсь), и ничего толком не было сделано. Встречи начинались только на следующий день, и мы распаковали несколько ящиков с файлами, но оба казались рассеянными – я уверена, по разным причинам – и уже в два часа он собрался уходить.

Найлу нужно было просмотреть кое-какие документы и сделать несколько звонков, а со всем этим можно было справиться и в отеле.

Назад мы шли в молчании, по противоположной стороне от Радио Сити, но я могла поклясться, что, когда мы прошли мимо него, его губы еле заметно дрогнули в улыбке.

***

На следующее утро я проснулась раньше будильника, желая, чтобы день поскорей начался, и – все потому, что я безнадежная – пойти кое с кем на работу. Но на моем телефоне, после сообщения от брата и трех от Лолы, одно было от этого Кое-Кого:

«Возьми машину и поезжай без меня. Появились дела, я буду позже».

Надежды рассыпались, как карточный домик. Я ответила согласием, но брать машину не стала, а прошла несколько кварталов пешком, выбрав другой маршрут и попутно делая фото для мамы. Когда пришла в офис, там было все еще душно, и я поблагодарила себя за короткий рукав и что сообразила не надевать Spanx [марка утягивающего белья – прим. переводчика]. Мне в любом случае не для кого было выглядеть немного стройнее.

Одной было чертовски скучно, но телефоны уже работали, и я смогла сделать кое-что по работе, убедить Тони, что все в порядке, и познакомиться с народом из соседних офисов. Найл появился около полудня с пакетами в руках.

Он поставил их на свой стол и стул, пока я с любопытством за ним наблюдала.

– Доброе утро, – вешая пальто на крючок возле двери, сказал он. – Или день, скорее. Смотрю, здесь по-прежнему жарко, как в аду.

– Я позвонила, и завтра приедут, чтобы починить. Но тебе повезло, что я надела трусы.

– Спорный вопрос, – пробормотал он.

Или мне показалось, что он так сказал.

– Что, прости?

Он проигнорировал вопрос и поставил большой пакет из магазина на стол и отвлекся на его содержимое. Он сегодня в очках. Боже правый. На ком-то еще такая оправа – темная с хромированной полоской посередине дужек – выглядела бы слишком тщательно продуманной. Но я знала, Найл Стелла выглядел безупречно, потому что выбирал лучшее и был придирчивым до перфекционизма – и не потому, что уделял внимания модным тенденциям.

– Тебе оправу подобрала женщина, – сказала я, указывая на его лицо.

Он оторвался от пакета, достал и положил на стол папку, выглядя сбитым с толку.

– Извини?

– Эти очки выбрала продавщица. Ты пришел в магазин, в мгновение ока она тебя набросилась, потому что… – я многозначительно прошлась взглядом по его телу, давая понять, что именно я имела в виду. – И настояла на поиске идеальных очков.

В течение нескольких секунд он изучал меня взглядом, после чего поднял свою большую великолепную фирменную руку Найла Стеллы, приспустил очки вниз по носу и спросил:

– И что это означает? – повторяя мой взгляд уже по моему телу, пряча улыбку.

– Это означает, «пришел привлекательный мужчина, и у него нет обручального кольца? Налетай!»

– Откуда ты знаешь, может, когда их покупал, я еще носил кольцо?

Он проверял меня. Забавлялся. Мать вашу, Найл Стелла и сегодня игривый.

– Ты намекаешь, будто мои дедуктивные таланты не очень хороши? Что я не знаю, когда и что происходило в твоей жизни? Думаю, мы уже выяснили, что чувствительность моего барометра чрезвычайно высока.

Его брови слегка приподнялись, как бы спрашивая «Что тогда?»

– Ты носишь эти очки с ноября, – он молча ждал продолжения. А оно сдаст меня с потрохами как сумасшедшую. – В общем… – я застонала, – кольцо ты перестал носить в сентября.

Он засмеялся, поправил очки и вернулся к пакету.

– Думаешь, я странная? – мой голос прозвучал слабее, чем мне бы хотелось.

Он снова приспустил с носа очки, оглядел мое лицо и пробормотал:

– Да, странная в том смысле, что неожиданная, а меня люди редко удивляют. Думаю, ты довольно изысканная.

Изысканная? Какое интересное определение.

Прежде чем я смогла что-то ответить – давайте будем справедливыми, это заняло бы, наверное, десятилетия – он выпрямился, ухмыляясь.

– Я принес тебе кое-что. Можно считать это почти ланчем, так что… – он вытащил белый промасленный бумажный пакет и достал оттуда хот-дог. Со стандартной горчицей.

– Ты сейчас упал в моих глазах по горчичным стандартам, – проворковала я, радостно принимая у него хот-дог.

– Как я мог тебе отказать? Ты вчера так стонала от каждого кусочка.

Только сейчас до меня дошло, как, должно быть, это звучало.

– Я…

– И пока рабочие не пришли… – он вытащил из пакета настольный вентилятор.

– Ты купил вентилятор?

– Мы же не хотим, чтобы ты расплавилась, верно?

И вот оно. Достаточно осмелев, я поднялась, обошла стол кругом, встала перед ним и сделала то, о чем мечтала уже полгода: поправила его галстук. Я расправила узел и разгладила шелковую ткань вниз по его груди.

Он резко вдохнул, и я ждала, обеспокоенная, что я зашла слишком далеко, и что, возможно, этот небольшой торопливый шаг вперед может все испортить. Молчание между нами с каждой секундой напряженно нарастало.

– Спасибо за ланч, – прошептала я.

– Всегда пожалуйста, – мелькнула крошечная улыбка и ямочка на щеке, после чего выражение его лица стало нейтральным, и его глаза изучали мои целую маленькую вечность.

Наконец – и мое сердце отбойным молотком застучало в горле – Найл взял мои руки в свои и провел ими вверх по своему телу. Я почувствовала мышечные линии его торса и живота под рубашкой, твердую грудную клетку.

Теперь настала моя очередь затаить дыхание. Происходящее между нами трансформировалось из восхитительной маленькой фантазии в поставленную галочку в колонке Количество Раз, Когда Найл Стелла Провел Моими Руками По Своей Груди. Что мы делаем?

В воздухе витал слабый аромат его парфюма, намек на кофе и запах свежей краски где-то на этаже. Я медленно наклонилась; мое тело действовало на автопилоте, мозг уже ничего не контролировал.

Он тоже наклонился: короткие, прерывистые движения, что сократили пространство между нами.

Кончик его носа коснулся моего, я видела его ресницы и чувствовала его дыхание на своих губах.

Я закрыла глаза, не уверенная, что смогу быть так близко рядом с ним и видеть то, что уже никогда не будет прежним.

– Ты собираешься поцеловать меня? – спросила я, удивляя саму себя этими слетевшими с губ словами.

Его грудь была прижата ко мне, но он не сделал, что, как я думала, собирался. Он отодвинулся, чтобы встретиться со мной взглядом.

– Боюсь, я не смогу остановиться, – прошептал он.

Жизнь дает понять: все по-настоящему.

– Может, я и не хочу, чтобы ты остановился, – его брови приподнялись, но он молчал; вместо этого он ждал, что я продолжу. Я не была уверена, что смогу, но все же мне удалось: – Я представляла себе именно этот момент, и то, что я сделаю или скажу.

Он отстранился, чтобы лучше рассмотреть мое лицо.

– Представляла?

Закрыв глаза, я призналась:

– Уже несколько месяцев, – на этот раз его брови почти исчезли за линией роста волос, и я бросилась в омут с головой: – Я думала, это всегда останется только увлечением. На самом деле, я никогда не ожидала, что мы будем взаимодействовать и общаться так близко. Но вот мы здесь, и так часто вместе, и еще этот забавный флирт, что, кажется, я совершенно схожу с ума… – я посмотрела вверх, встречаясь взглядом с его округленными глазами. Мой мозг не успевал обдумать вылетавшие слова. Застонав, я снова закрыла глаза. – А вот сейчас из-за меня все стало неудобным.

Когда я опять посмотрела на него, я обнаружила, что он с ласковым выражением лица изучает мое.

– Не стало. Совсем нет. Просто мне… непривычно.

– Непривычно, когда девушки признаются, что увлечены тобой? – я попыталась беззаботно рассмеяться, но получилось довольно неловко, больше писк, нежели смешок. – В это трудно поверить.

– Ну, – он отступил и немного виновато пожал плечами, – это правда. Как я уже упоминал, Порция – единственная женщина, с которой я когда-либо… То есть, больше не было никого, – он потер рукой шею сзади. – Кроме того, это рабочая поездка, и мы с тобой недавно познакомились, включая и это. Я чувствую, это мне немного не по зубам.

Я изумленно уставилась на него, на Найла Стеллу, с кем у меня был неожиданный флирт, чье тело выглядело так, будто кричало: «Со Мной Секс Будет Лучшим На Свете», и кто стоял передо мной и говорил, что он был только с одной женщиной за всю свою жизнь. Я знала, что он познакомился с Порцией, когда был совсем молод, но мне и в голову не приходило, что он был близок только с ней. Никаких кобелиных подвигов в старших классах. Никаких студенческих лет, полных безудержного траха. Никакого калейдоскопа куколок в двадцать с небольшим. Ноль насеянных семян.

Я практически ощущала, как в моей голове поскрипывают шестеренки.

– Как видишь, – сказал он, слегка улыбаясь, – если у тебя есть какая-либо заинтересованность во мне, тебе стоит знать, что я двигаюсь вслепую.

И тут, когда я ожидала, что он посмотрит мне в глаза, крепко возьмет за руку или сделает любой другой человеческий поступок, чтобы удержать момент, или хотя бы чтобы признать само его существование, он отвел взгляд, повернулся к своему столу и начал читать отчет, пока я не ушла, бормоча, что мне нужно в дамскую комнату.

 

Глава 6

Найл

«Приходи выпить пивка».

Я только что вернулся в свой номер, и от смс Макса мой ум и внутренности скрутило в комок. Единственное, чего бы мне хотело больше, чем рухнуть на кровать вниз лицом, – это пинта пива.

Но на самом деле больше всего я хотел быть с Руби.

Как так случилось, думал я, что мы потеряли голову буквально за считанные дни? В промежуток времени, который все еще измерялся часами.

Казалось, во мне было что-то, с каждым днем растущее и расширяющееся. Это секретное пространство, некая неизведанная романтическая сердцевина подсказала мне причину такого легкого и при этом значительного проникновения Руби в мой разум и под кожу. И не потому, что она была способом оживиться и отвлечься, нет, она мне – подходила. Мне хотелось доверять этому с ног сбивающему чувству, которое появлялось рядом с ней, и не потому, что оно было знакомым, а именно по той причине, что таким оно не было.

И все же, когда у меня выпадал шанс исследовать это ощущение, я тут же закрывался.

Будет гораздо лучше просто зарыться носом в стакан.

Парни уже сидели в баре, будто завсегдатаи. Я знал своего брата достаточно хорошо, чтобы быть уверенным: он исподтишка глаз с меня не спускал. И явно чувствовал перемены в моем настроении.

Вся компания обосновалась за тем же низким столиком, что и в прошлый раз, коктейль каждого был наполовину выпит, на столе разложены разные маленькие закуски. На часах было почти 23:00, а я еще не ужинал.

– Будь милашкой, отвернись, чтоб я доел, – пошутил я, усаживаясь рядом с Максом и хватая горсть орешков.

Он засмеялся.

– Изголодался?

– А что, – спросил Беннетт и оглянулся по сторонам, будто в поисках кого-то, – Руби нет? Должен признаться, я несколько разочарован.

– Э-э… – начал я, затем положил весь кусочек брускетты в рот, чтобы увильнуть от ответа.

– Как думаешь, она тоже может захотеть перекусить? – спросил Уилл.

Проглотив, я пробормотал:

– Да черт вас побери, какие вы все проницательные. Уверен, она себе заказала в номер. И раз уж мы о женщинах: почему мы постоянно обо мне в этом ключе? Что-то не вижу ваших поблизости.

– Поосторожнее со своими желаниями, – предупредил Джордж. – Скоро заявится Хлои-Грубиянка.

– Хлои-Гру… Прости, ты говоришь о супруге Беннетта? – уточнил я, явно неправильно его поняв.

Но Беннетт только отмахнулся.

– Сара с Ханной сейчас на какой-то вечеринке. А вот Хлои скоро придет. И не переживай, – сказал мне он, – они называют друг друга гораздо, гораздо хуже.

Джордж пожал плечами и подался вперед.

– У нас с Хлои особая связь. Ужасно, что из-за этого нас никто не хочет, – Беннетт кашлянул, и Джордж взглянул на него. – Кроме него, конечно, он-то слабак.

И тут, словно по заказу, в бар вошла одна из самых красивых женщин, что я когда-либо видел. Она была не высокой, но держалась так, будто возвышалась над окружающими на целую голову. Темные волосы струились до середины спины, на ней было черное плотно облегающее платье и настолько высокие каблуки, что я испугался за ее лодыжки.

– Кстати о дьяволе, – произнес Беннетт и встал, с горделивой улыбкой наблюдая, как к нам направляется его жена.

– Лучше отвернись, – предупредил Уилл, как только Хлои подошла ближе.

Я озадаченно взглянул на каждого из мужчин, прежде чем вернулся взглядом к Беннетту и Хлои, и мне пришлось тут же его отвести. Сказать, что их объятие было полным страсти, – значит не сказать ничего, и я снова ощутил жалящий укол, вспоминая свои неудавшиеся отношения, и сам факт, что я едва вытащил голову из песка, чтобы присоединиться к окружающему миру, и позволил захотеть чего-то подобного для себя.

Уилл застонал.

– Может, снимете номер, а?

Хлои еще раз поцеловала своего мужа, прежде чем повернулась к нам.

– Ты просто ревнуешь, ведь твоя невеста сидит с девочками и болтает о книгах, вместо того чтобы быть здесь и с обожанием смотреть на тебя.

– Ну если ты так ставишь вопрос… Да, ревную, – заявил Уилл. – А ты почему не с ними?

Хлои заказала себе напиток у проходящей мимо официантки и села за наш столик.

– Потому что сегодня мой единственный свободный вечер на этой неделе, и я намерена потратить его на то, чтобы хорошенько трахнуть собственного мужа. И кстати, – она посмотрела на Беннетта и скомандовала: – давай допивай.

Беннетт поднял свой бокал:

– Да, мэм.

– Фу, как непристойно, – сказал Джордж.

– Джордж, – приветствуя его улыбкой, произнесла Хлои.

– Темная Госпожа, – ответил он.

– А ты, наверное, Найл? – она перевела взгляд на меня.

– Да, – сказал я и протянул руку. – Приятно с тобой познакомиться.

Хлои ответила крепким пожатием.

– Взаимно. А где девушка?

– Девушка? – переспросил я, глядя на каждого.

Хлои улыбнулась, и, надо признаться, эффект был совершенно потрясающий, если не сказать ужасающий.

Мне оставалось только вообразить весь тот кошмар, в который погружалась бедная душа, когда эта женщина брала ее в оборот.

– Видимо, она имеет в виду твою Руби, – заметил Макс.

– Она не моя Руби, – поправил его я.

– Ну конечно же, она не твоя, – заметила Хлои. – Все так говорят.

Пока я откашливался, поперхнувшись канапе с трюфелем, на меня снизошло осознание всей ситуации. Я чуть было не поцеловал ее на работе.

– Ну да, вы же все решили еще тем вечером.

– Еще бы, – встрял Джордж. – Ты единственный, кто был смущен. Рядом с ней ты превращаешься в робота…

– Справедливости ради, он всегда немного робот, – перебил Макс.

– Вот спасибо, приятель, – с сарказмом пробормотал я. – Забавно, что я здесь единственный не в курсе.

Принесли напиток Хлои, и она подняла свой бокал на ножке.

– Это потому, что мужики – идиоты, – пригубив, сказал она. – Я имею в виду, только не пойми меня неправильно, женщины тоже могут быть теми еще засранками, и так же способны косячить. Но, исходя из своего опыта, если что-то идет не так, значит, налажал обладатель пениса, – она посмотрела на меня с довольной ухмылкой, после чего добавила: – Ничего личного.

– Хорошо сказано, – смеясь, сказал ей Макс.

На какое-то время все уставились на меня, после чего, отвернувшись, вернулись к разговору, который, по-видимому, вели до моего прихода. Кроме Хлои, которая так и продолжала смотреть на меня.

– Ты так и не рассказал, почему отменил поездку с девочками в Катскилл на эти выходные [Катскильские горы, штат Нью-Йорк – прим. переводчика], – сказал Беннетт Максу.

– Сара решила устроить перепланировку в квартире, – ответил Макс, пробегая рукой по волосам. – Приедет ее дизайнер. Думаю, снесут стены и… ох.

– Макс, тебе придется как-то это выдержать, – предостерегающе отметил Беннетт. – Помнишь, мы с Хлои красили у себя стены? Ребенок с гуашью справился бы лучше.

– Осторожней, Миллс, – предупредила она.

– Вот только не начинай, Райан, – парировал он. Я же был совершенно сбит с толку. – Зеленая кухня? Даже ты должна признать: это было ужасно.

– Ничего подобного. То была проба пера; возможно, мне нужно было попробовать что-то еще, прежде чем я узнала, чего хочу на самом деле, – сладко улыбаясь, ответила она ему. Было очевидно, что говорили они не о цветах краски.

Джордж уже показывал на них пальцем.

– Нет-нет-нет, никаких прелюдий за этим столом.

– Этот затея Сары получилась довольно… – осторожно начал Макс, чтобы ни в коем случае не раскритиковать свою жену, – долгосрочной по времени.

– Как аккуратно, – добавил Уилл.

Смеясь, мой брат пробормотал:

– Весьма.

Официантка принесла мою пинту пива и поинтересовалось, не нужно ли нам что-то еще. Я заказал себе вторую, пусть приготовят заранее. Она посмотрела в сторону каждого и, убедившись, что все довольны, ушла.

Когда над столиком повисла странная тишина, Уилл придвинулся ближе.

– Джордж. Н что там с ним? Он же милый… да?

– Нет! – возмутился Джордж. – Это было как херова вяленая говядина.

– Господи, – проводя рукой по лицу, произнес Беннетт. – Перестаньте болтать о херах. Хотя бы один вечер.

– Погоди-ка, – качая головой, сказал Уилл. – Джордж, ты что, актив?

Со стоном встрял Макс:

– Боже помоги тебе, Уильям, заткнись.

Я больше не мог этого вынести.

– О чем вообще речь?

Но Джордж не обратил внимания ни на кого из нас.

– Серьезно, он был в хлам! И оказался настолько загорелым, клянусь, до самых внутренностей.

– Мне нужно, чтобы кто-нибудь объяснил мне все это! – потребовал я.

– Они два придурка, – сказала Хлои. – Джорджу нужна была пара для вечеринки RMG, и Уилл предложил ему спросить у нашего официанта. Понятное дело, Джордж предполагал, что тот не подходящий кандидат.

– Прости, RMG? – переспросил я.

– Райан Медиа Групп, – пояснил Джордж. – Беннетт решил устроить суарé [от франц. званый вечер, шутливое устаревшее понятие – прим. переводчика], а я без спутника. И мальчики решили похлопотать. Но об этом стыдно и говорить. Давай лучше о том, что ты собираешься делать с Руби.

Я так и знал, что мы снова к этому вернемся. На самом деле, часть меня нуждалась в разговоре на эту тему… что странно. Мне никогда не надо было обсуждать свой развод, но сейчас что-то сталкивало меня с привычного пути.

– Я… – начал я, уставившись на свой стакан, – вообще-то, не знаю.

Наступила тишина. И я наконец признался:

– Она сказала, что питает ко мне чувства. И на самом деле… – сказал я, поднимая голову, – в течение достаточно долгого времени.

– Мне это было ясно с одного взгляда, – сказал Беннетт.

– Мне тоже, – добавил Джордж.

– И мне, – откликнулся Уилл.

Макс завершил эту перекличку:

– Мне можно ничего и не говорить, правда?

– Сегодня в офисе мы чуть не поцеловались, – выпалил я, и почему-то в этот момент все повернулись в сторону Беннетта, на что он плавным жестом каждому по кругу продемонстрировал средний палец. – Не лишне будет добавить, что все слишком стремительно для меня происходит. Я только… Ну, мы работали вместе в течение нескольких месяцев, а узнал я ее только в эту пару дней.

– И что ты собираешься делать?– спросила Хлои.

– Ну, я… – начал было я, а она продолжала смотреть на меня, как на дурака. – Как я уже сказал…

– Она рассказала тебе о своих чувствах. У вас чуть не случился поцелуй. Ты сказал, что все происходит несколько быстро. Так что я предполагаю, именно поэтому ты здесь, а она нет.

– Да, – ответил я.

– И в общем, ты либо заинтересован, либо нет.

– Все не так просто, – сказал я. – Мы вместе работаем.

Хлои только отмахнулась.

– Это не имеет значения, – когда все изумленно на нее уставились, она ответила: – Ну а что? Абсолютно никакого! Естественно, я не в курсе всех деталей, но из того, что слышала, она красивая умная девочка, и в конце концов ее заметит кто-то гораздо умнее тебя. Не будь идиотом.

Я засмеялся, отпивая пиво.

– Благодарю.

– Хлои, как обычно, сразу к делу, – мой брат осторожно положил руку мне на плечо. – Просто позвони ей. Спроси, может, она захочет спуститься вниз и присоединиться к нам?

Кивнув, я поднялся и направился в тихую часть бара, набирая ее номер.

Когда в трубке раздался первый гудок, я подумал, что никогда раньше ей не звонил.

Что мы вообще-то не строили планов на этот вечер.

И что они у нее могут появиться, а Хлои, возможно, права, и кто-нибудь поумнее уже обратил на нее внимание.

– Алло?

Я чуть не подпрыгнул, успев каким-то образом убедить себя, что она не ответит. Внутри я был как один большой узел.

– Алло? – пауза. – Мистер Стелла?

От звука ее голоса я вздрогнул.

– Руби. Зови меня Найл, ладно?

– Все в порядке?

– Не хочешь спуститься перекусить?

На другом конце она явно колебалась, и это ощущалось нескончаемо.

– Если ты, конечно, не… – я остановился, подбирая слова, – организовала что-нибудь… ну… удовлетворить голод…

Боже, что я несу?

– Удовлетворить голод? – спросила она, и в ее интонации я уловил сдерживаемый смех и легкий оттенок алкоголя.

Я еле слышно застонал.

– Я имел в виду компанию. Или планы. Руби, я не хотел злоупотреблять твоим вниманием. Я даже не знаю, может, ты…

Она перебила меня, тихо засмеявшись.

– Уже почти полночь. И я тут одна, уверяю. Но я только что из ванной, выпила коктейль или два и заказала обслуживание в номер.

Мой мозг переключился на образ Руби в ванне. Обнаженная. Немного обмякшая от алкоголя. Мокрая.

Теплая мягкая кожа. Расслабленные руки и ноги.

– А-а. Ну хорошо.

Руби снова сделала паузу.

– Что ж, думаю, я все же могла бы…

Она замолчала.

– Нет, Руби, я не в том смысле, что… Просто хотел убедиться, что ты поужинала. Был долгий день. И мы… – я закрыл глаза и пробормотал: – Мы… В общем, я боялся, что ты не в настроении.

Я слышал ее дыхание, частое и неглубокое. И почувствовал, как в груди резко сжалось при мысли о ее страстном желании и о том, что она страдала из-за меня или из-за всего этого. Я знал, что мог что-то сделать для нее… Просто не имел понятия, с чего начать.

– Я в порядке, честно. Спасибо.

Некоторое время мы молча висели на линии.

– Тогда ладно. Спокойной ночи, Руби.

– Спокойной ночи… мистер Стелла.

Вернувшись к столу, я занял свое место и поднес к губам свою вторую пинту. Я чувствовал себя куда хуже прежнего; по телефону я был просто отвратителен, хотя и лицом к лицу в моем умении общаться было немало неуклюжести. Когда Макс без слов спросил, присоединится ли к нам Руби – с выжидающим выражением лица и немного приподняв брови – я покачал головой. У меня не было ясной уверенности, что я ощущал от того, что она не придет: облегчение или расстройство. И тогда я остановился на облегчении, потому что знал: я не удержусь от какого-нибудь мимолетного движения в ее сторону, желания ощущать ее руку на своей ноге, встретиться с ней взглядом и понять, что ее желание по-прежнему живо, и было бы невероятно дерьмово напроситься на него.

Вот черт.

Беннетт и Хлои уже ушли, их прогнал Джордж, заявив, что лучше выколет себе глаза, чем станет любоваться их поцелуями с языком. Я заказал джин с тоником, потом еще один, влившись в разговор, после чего в итоге потерялся в собственных неясных мыслях. Я проделал путь от полной неразберихи к хмельному спокойствию и в конце концов убедил сам себя, что это хорошая идея – подняться на треклятом лифте и увидеть ее.

– Ты куда собрался? – спросил Макс. – Это мой единственный свободный вечер за месяц. Не фиг сваливать раньше времени.

– До завтра, приятель. Спокойной.

Пока шел к лифту, я проигнорировал их свист вслед и улюлюканья, поднялся на десятый этаж и направился к ее номеру.

Мои ноги были словно деревянные; господи, даже мой стук в дверь был пьяным.

После нескольких напряженных секунд дверь открылась, и передо мной появилась Руби в тоненьком шелковом розовом топе и таких же шортиках, едва прикрывающих ее…

Боже правый.

Держась за дверь, она расслабленно на ней повисла.

– Что-то случилось, мистер Стелла?

Я откашлялся, затем еще раз.

– Черт. Ты что, в этом спишь?

– Да… – ответила она, и я отчетливо услышал улыбку в ее голосе, когда она добавила: – если только ко мне не приходят удовлетворить мой голод.

В конце концов мне удалось оторвать взгляд от ее полуобнаженной груди.

– Тебе нравится меня дразнить.

Она высунула язычок и облизала губы.

– Да.

Я стоял в дверях, чувствуя, что смотрю на нее, как мужчина, желающий эту женщину напротив, и будто он не спал, не ел и не мастурбировал уже много дней.

– Зайдешь? – спросила она. – Предупреждаю, я выпила несколько коктейлей. Но в минибаре еще что-то осталось, если тебе придется по вкусу Midori или Jägermeister [ликеры – прим. переводчика].

– Я не должен к тебе прикасаться, – выпалил я и тут же зажмурился. – Прости. Я немало выпил и… – открыв глаза, я посмотрел ей в лицо. Она улыбалась и смотрела на меня… с облегчением. – Не знаю, почему я здесь. Не могу перестать думать о произошедшем сегодня и о том, как сильно я хотел тебя увидеть. Но мне действительно не стоит дотрагиваться до тебя, Руби.

Было заметно, как бьется пульс на ее шее. И что она дрожит.

– Не стоит? – спросила она. – Или нет желания?

Ничего не отвечая и не задумавшись ни на секунду, я шагнул вперед, в ее номер. Она сделала шаг назад, позволяя двери закрыться за мной. В тишине раздался глухой стук.

– Это правда, что ты сказала сегодня? – спросил я. – Ты думала об этом? Со мной?

Она покраснела от шеи до щек, но ей все-таки удалось ответить ровным голосом:

– Да.

Она остановилась, но я нет. Я продолжал двигаться вперед, пока не оказался буквально в паре сантиметров от нее. И почувствовал ее дыхание на своей шее. Сладость апельсинового сока с легким оттенком водки на ее губах.

Это глупо, Найл. Убирайся ко всем чертям из этого номера.

– О чем ты думаешь? – спросил я.

– О том, что ты в моем номере, – глядя на мои губы, ответила она, – чтобы удовлетворить мой голод.

Хохотнув, я провел рукой по лицу, признаваясь:

– Эти последние несколько дней… Я тоже об этом думаю. У меня от тебя голова кругом.

– Это плохо?

Я посмотрел на нее. Она выглядела нервничающей и уверенной в себе одновременно; я был в ее номере; она вмиг восстановила эту силу притяжения между нами.

– Нет, не плохо. Просто я не уверен, что знаю, как себя вести с тобой.

Понятия не имею, зачем я это сказал, но, казалось, это нисколько не сбило ее с толку.

– Мы вместе решим.

Встретившись с ней взглядом, я спросил:

– Мы сможем?

Руби кивнула, вытянув руку и положив ее мне на грудь.

– Я тебя понимаю. Думаю, ты меня тоже.

Я сглотнул, не найдя ответа.

– Я скажу тебе, что мне нравится, – прошептала она. – Ты скажешь мне, что тебе нужно.

Она провела рукой вниз по моей груди, по животу, и, прежде чем коснуться ремня брюк, убрала ее.

Я должен уйти. Уйти в свой номер и дать нам обоим выспаться.

Глядя на меня, она спросила:

– Расскажи, в чем ты нуждаешься?

– Вот в этом, – ответил я. – В этой странной уверенности, которую чувствую рядом с тобой. И в том, как ты смотришь на меня.

Ее большие глаза изучали меня.

– Множество женщин так на тебя смотрят.

– Нет, ты ошибаешься. Возможно, они смотрят на меня так же, как мужчины – на тебя. Очевидно желая тебя и считая сексуальной. Но ты – не так. Мне кажется, ты видишь меня насквозь, – я сделал паузу и потом добавил: – Кроме того, я никогда не был тем, кто хочет «множество женщин».

Ее улыбка стала такой сияющей, что я забыл, о чем еще собирался сказать.

В моей груди сердце билось так сильно, что почти сбивало с ног. Явно из-за алкоголя, и я еще никогда не хотел прочувствовать это до конца. Ни разу в жизни я не испытывал такого внутреннего стремления, подобного этому.

Она стояла так близко, пахнущая розовой водой и неописуемым ароматом женщины.

Если прижать Руби к груди, то ее макушка окажется под моим подбородком, – просто идеально. И будет столь же идеально, когда она оседлает меня, обняв ногами за талию и скользя по мне влажной от нашего пота грудью.

– Руби, что мы делаем?

Усмехнувшись, она заправила прядь волос за ухо.

– Ты пришел в мой номер. Мы оба немного выпили. Ты и скажи.

– Я… Я бы хотел это выяснить.

Ее улыбка превратилось в нечто более серьезное.

– Я тоже.

– Но, возможно, сегодняшняя ночь – не подходящее время. Я не притронусь к тебе, – может, когда произнесу это раз сто, я и сам в это поверю. – Мы выпили. Хочу быть трезвым, если…

Когда она закрыла глаза, на ее лице было ясно написано разочарование. Но потом все изменилось: Руби открыла глаза и посмотрела на меня кокетливо и скромно одновременно. Она развернулась, сделала несколько шагов вглубь комнаты и забралась на кровать.

­– Но если бы мог себе позволить, как бы ты прикоснулся ко мне? – спросила она, аккуратно складывая одежду и убирая ее в открытый ящик шкафа.

Я едва обдумал вопрос, когда из меня уже рвался ответ:

– Отчаянно.

И шагнул к ней.

– Грубо?

– Я… Нет, – сбился я. – Я бы никогда…

– Мне нравится представлять твои грубые прикосновения, – перебила она, успокаивающе мне улыбаясь. Вот еще один клочок ткани оказался на кровати – наверное, топ, – она расправила его и тоже отправила в ящик. – Когда твои большие заботливые руки дрожат от желания коснуться меня, и ты так нетерпелив.

– Я мог бы, – признался я, а когда она посмотрела на меня, взглядом прося о большем, я пробормотал: – Я уже нетерпелив, – я едва мог дышать; опущенные по бокам руки дрожали. – Я стараюсь, быть осторожным, но безуспешно.

Толкнув бедром, она закрыла ящик и сделала шаг ко мне.

– Ты сорвешь с меня одежду, прежде чем мы доберемся до кровати, – подыграла мне она, теребя бретель своего топа и давая мне время и возможность ее остановить.

Ни за что на свете я бы этого не сделал.

Скользнув ладонями по груди и ниже, она взялась за нижний край и потянула топ вверх… и полностью сняла его.

Мое сердце перестало биться, а когда пошло снова, по ощущениям оно стало раз в десять больше прежнего и во столько же раз увеличило скорость.

Не отрывая взгляд от моего лица, Руби уронила шелковую вещицу на пол.

Я смотрел на ее обнаженную грудь, на эти пышные изгибы, маленькие розовые соски и совершенную светлую кожу. Сглотнув, я пытался усмирить свой бешеный пульс. Я хотел прикоснуться к ней, целовать. Хотел оказаться сверху над ней, двигаясь внутри.

Она сделала шаг назад, затем повернулась и направилась к кровати.

– Руби, – я не знал, что еще сказать. Ее имя вырвалось инстинктивно. То была почти мольба.

– Ты прикасаешься к моей груди, будто делал это уже сотни раз, не осторожничаешь, – она повернулась ко мне лицом, пробежала руками по округлостям, прижала их друг к другу и грубо сжала розовые вершинки. – Сосешь их. Словно жаждешь.

Господи.

– Я уже жажду.

– Тебе нравится моя грудь. Иногда ты ведешь себя с ней очень бесстыдно.

Я чуть не задохнулся. Никогда в жизни я не играл в такие игры.

– Бесстыдно?

– Да. Ты потираешься между ними.

Я ощутил прокатившийся по коже жар и вполне объяснимую пульсацию в брюках.

– Потираюсь?

– Своим членом.

Мой рот наполнился слюной, когда я посмотрел на ее губы и представил их там.

– Но прямо сейчас ты хочешь меня голой, – это был вопрос, аккуратно припрятанный под утверждением.

Большими пальцами она подцепила пояс своих шортиков, снова позволяя мне ее остановить.

Я чуть не зажал себе рот ладонью, чтобы громко не застонать. Выпитое сделало меня самоуверенным:

– Хочу.

Она спустила шорты вниз по бедрам, соблазнительно ими покачивая. Под ними на ней не было нижнего белья, и ее обнаженное тело было гладким и мягким. Ничего прекраснее я в жизни не видел.

– Тебе нравится смотреть на меня, – а это не было вопросом. Мое выражение лица позволяло ей прочитать каждую мою мысль.

Например, как сильно я хотел оказаться над ней, быть таким жадным и бесстыдным, как она и предлагала.

Или же как мне хотелось чего-то чуть более невинного – коснуться ее гладкости между ног.

Тяжело сглотнув, я ответил ей:

– Ты единственная, на кого я хочу смотреть, дорогая.

Руби села на кровать, подвинувшись ближе к центру, после чего легла на спину и развела ноги.

– Тогда… смотри.

Не испытывая ни капли стеснения, я впился взглядом ей между раздвинутых ног. В ушах грохотала кровь, и я прислонился к шкафу для поддержки.

– Матерь божья.

Она пробежала пальчиками вверх по ногам, минуя колени, к бедрам. А потом, видя, что я наблюдаю за ней, пальцами одной руки провела по влажной коже своего лона.

– Еще тебе нравится меня пробовать, – прошептала она.

Я только и смог, что, сглотнув, кивнуть. Ничто в мире не доставит мне большего удовольствия.

– Но ты любишь дразнить.

Услышав нотку игривого недовольства в ее голосе, я посмотрел ей в лицо и почувствовал, как мои брови сошлись на переносице.

– Вот как?

– Да, – сладко заскулила она. – Это просто ужасно. Ты заставляешь меня упрашивать, чтобы твой рот наконец оказался на моем клиторе.

На ее… клиторе? Чувствуя, что перед глазами начинает плыть, я провел рукой по лицу. Происходящее – все это ­– стремительно выходило из-под контроля.

– Что… То есть, как я это делаю?

Слегка пожав одним плечом, она отвечает:

– Ты целуешь внутреннюю сторону бедра и мои складки, – круговыми движениями она погладила у себя между ног. – И проводишь языком там, где я влажная, – скользнула указательным пальцем чуть ниже, ставшим блестящим от ее возбуждения. – Видишь, где?

Я едва не наклонился вперед к кровати. Мой голос был еле слышен:

– Еще как.

– И вот как ты дразнишь меня. Ты не касаешься меня здесь языком, – движение пальца чуть выше и маленький круг вокруг клитора. – И так до тех пор, пока я едва не стану молить о пощаде.

Я сделал шаг к кровати.

– Мне это кажется немного нечестным.

Руби хихикнула и улыбнулась.

– Так и есть, да?

Чувствуя пульсацию крови по венам, я начинал ощущать ту власть, что имел над ее телом. Всего лишь глядя на нее. Невозможно было не обратить внимания на ее реакцию.

– Я стану так делать только потому, что люблю, как твоя кожа покрывается румянцем, когда ты начинаешь по-настоящему нуждаться в этом, дорогая.

Она приоткрыла рот, резко вдохнув.

­– Но мне это уже нужно.

– Нет… это все еще только желание, – поправил я ее. – А пока я попробую на вкус твои бедра.

Ее бедра приподнялись на кровати, а пальцы послушно двинулись к внутренней стороне.

Мое сердце отбойным молотком билось о грудину. Мне безумно сильно хотелось присоединиться к ней в этой игре.

– Твоя грудь идеальна.

Застонав, она закрыла глаза.

– Я всегда оставляю на ней одну руку, пока целую тебя внизу.

– Ты так и делаешь, – согласилась она, скользя одной рукой вверх и накрывая ладонью грудь. – И мне это нравится. Но то, как ты дразнишь меня, сводит с ума. Пожалуйста, я хочу почувствовать тебя.

– Всего лишь один легкий поцелуй, дорогая.

С благодарностью застонав, Руби снова коснулась пальцами клитора и вскрикнула.

– Дай моему языку скользнуть в тебя.

Ее глаза распахнулись, когда, глядя на меня, она ввела внутрь один палец. Я наблюдал, как он исчезал и появлялся, погружался в нее и выходил, прежде чем встретиться с ней взглядом. Она казалась на грани слез.

Я потерялся в этой игре, был одурманен одним ее видом. Я не был похож сам на себя. И ни на кого другого.

Это она сделала меня таким.

– Мне нравится твой вкус?

– Ты знаешь, что да.

– Из-за него я становлюсь взвинченным, правда? Он делает меня…

– Твердым, – закончила вместо меня она.

Засмеявшись, я шагнул ближе и уперся коленями в матрас, оказавшись в паре десятков сантиметров от нее. Наклонившись, я положил руку рядом с ее бедром, стараясь при этом не прикасаться к ней.

– Я уже до боли тверд, дорогая. Хочу сказать, что это будоражит во мне собственнические чувства. Заставляет хотеть драться с каждым мужчиной, кто знал твой вкус.

Она прерывисто вздохнула.

– Ты твердый?

– Что ж, посмотри сама.

Она перевела взгляд на молнию моих брюк, увидев прижатую там выпуклость.

– Покажи мне, – облизывая губы, попросила она.

Я покачал головой, но провел рукой по передней части брюк, чтобы ей было видно очертание длины.

Господи. Что происходит? Что я делаю?

– Не сегодня, – прошептал я.

Она начала подниматься, выражение ее лица медленно становилось пристыженным.

– Потому что я не смог бы остановиться, – быстро успокоил я ее. – Я едва держу себя в руках, Руби, пожалуйста, продолжай то, что делаешь.

– Все в порядке? – спросила она. Ее щеки порозовели от смущения.

Я кивнул, не желая портить момент.

– Более чем в порядке. Это словно чертов сон.

– Я хочу прикоснуться к тебе, – еле слышно произнесла она.

– Ты не можешь.

Ее взгляд поднялся к моему лицу.

– Никогда?

– Ш-ш-ш, – пробормотал я, снова нависая над ней. – Я целую тебя между ног, как ты можешь в такой момент думать о чем-то еще?

С прикованным ко мне взглядом она снова начала медленно потирать себя, будто ожидала, как я ей скажу, что делать.

– Вот так. Я хочу целовать и посасывать, да… именно здесь. Хочу услышать, как ты кончишь.

Руби выгнулась на кровати, быстро рисуя пальцами маленькие кружочки.

– Я… Я…

– Так скоро? – прошептал я, еле сдерживаясь, чтобы не наклониться и не впиться посасывающим поцелуем в изгиб ее шеи, который уже поблескивал от пота.

– Ты сводишь меня с ума, – прохрипела она.

– Ты так хорошо ощущаешься на моем языке, – пробормотал я. – Мои ощущения полны тобой.

Видеть ее такой – это что-то нереальное; самый эротичный вид в моей жизни. Ее раскрытые передо мной бедра мягкие и упругие. Все, что мне нужно, чтобы сделать эту игру реальностью, – это просто наклониться и прижаться к ней ртом. Прижав ладонь к передней части брюк, я застонал.

Ее глаза распахнулись, когда она кончила, рот приоткрыт, голос напряжен от отчаяния.

В ту же секунду я понял, что никогда не смогу забыть звуки ее оргазма, прерывистого дыхания и пронзительного крика.

Ее грудь покрылась румянцем, соски были напряжены, когда она, продолжая лениво себя касаться, улыбнулась. Я завидовал ее пальцам, скользящим по восхитительной гладкости.

– Позволь мне прикоснуться к тебе, – прошептала она. – Прошу тебя.

– Ты уже это делаешь, – снова нависая над ней, сказал я. – Твоя рука меня поглаживает.

На ее губах заиграла дразнящая улыбка.

– Моя рука? Скользить всего лишь рукой – это ужасно.

– Ну, – я пожал плечами. – Случилось так, что твой рот в этот момент стал более жадным.

В ее взгляде расцвело понимание.

– О-о-о.

– Тебе нравится твой вкус на моем языке.

Ее глаза заискрились, от частого поверхностного дыхания губы приоткрылись.

– Нравится.

– А я люблю баловать тебя, – сказал я, и она кивнула. – Кроме того, тебе нравится ощущать мою тяжесть и длину в своих руках.

Пульс на горле Руби пришел в неистовство.

– О да, – сказала она, задыхаясь становясь дикой. – И я могла бы целовать твой требовательный рот в течение долгих дней.

– Иногда ты так и делаешь.

– Господи, почему ты не внутри меня?

Я улыбнулся, услышав, как она заскулила, так сладко и нежно.

– Потому что мы еще не занимались любовью.

От этого внезапного открытия в нашей маленькой сюрреалистической игре ее глаза округлились.

– Не занимались?

Я покачал головой.

– Мы ждем.

Она засмеялась, и этот звук был настолько приятным, что я чуть было не нагнулся, чтобы услышать его эхо у ее губ.

– Мы делаем все остальное?

Я кивнул.

– Почти.

Ее глаза все так же широко распахнуты, во взгляде был все тот же искренний голод, когда она спросила:

– Чего же мы ждем?

– Уверенности.

Я наконец протянул руку и начал поглаживать большим пальцем вперед и назад по обнаженной коже ее бедра.

– Быть уверенными во мне? – шепотом спросила она.

Я смотрел на ее сладкие полные губы, на крохотную морщинку от беспокойства на лбу, прежде чем ответил:

– Во мне. Уверенности во всем этом, прежде чем пути назад не будет. Я не смогу относиться к этому легко и несерьезно.

– Знаю, – прошептала она. – Я могу подождать.

И тут нас накрыла реальность. И так странно, что это произошло после самого эротичного зрелища в моей жизни. Я чувствовал себя так, словно лишился опоры, и будто последние двадцать минут были сном.

В итоге все могло стать довольно затруднительным; мы коллеги, и еще неделю назад я не был с ней знаком. А сейчас она совершенно голая и только что мастурбировала, пока я говорил с ней. Этот момент должен быть самым ужасающим в моей жизни. Но из-за алкоголя в нашей крови и удовлетворения, окутавшего ее тело, он таким не был.

Набравшись смелости, я скользнуть рукой по ее бедру и обхватил его ладонью.

Она потянулась вниз и накрыла мою руку своей.

– Как мы будем спать после этого?

– Мы ляжем на бок, и я обниму тебя сзади, – ответил я и тяжело сглотнул. – Ты бы идеально устроилась рядом со мной.

– Но ты не станешь будить меня ради секса?

– Я разбужу тебя, чтобы прикоснуться снова, потому что не насытился тобой, но не только для этого.

Понимает ли она? Что в наше время сама идея секса все меняет. И что-то означает.

Она закрыла глаза и положила руки на свое бьющееся сердце.

– Знаешь ли ты, как сильно я хочу почувствовать тебя?

– Знаю, – тихо ответил я.

– Я надеюсь, ты когда-нибудь меня поцелуешь.

Ощущая давление реальности, я сглотнул комок в горле.

– Как и я.

– Ты всегда целуешь меня перед сном, когда уходишь? – возвращаясь к нашей игре, спросила она. Ее глаза, такие большие и уязвимые, предупреждали меня быть осторожным. Они говорили мне, что, возможно, даже сама Руби не знает, каким бережным мне стоит быть с ее сердцем.

– Всегда, – но не сегодня. По крайней мере, не ее рот. Вместо этого я наклонился и прижался единственным поцелуем рядом со своей рукой к мягкой коже у ее пупка.

Ее руки легко пробежались по моим волосам, посылая новый импульс вниз по телу.

Как только я поднялся, Руби села. Она наблюдала, как я взял свой пиджак, но к своей одежде даже не притронулась.

– Завтра все станет странным? – тихо и сдержанно спросила она. – Я сегодня все разрушила?

Все, что я мог сделать, – это не приблизиться к ней и не зацеловать ее до бесчувствия, чтобы успокоить. Я не знал, что мне было нужно, чтобы позволить себе этот решающий шаг.

– Наоборот.

Она слегка улыбнулась, и я подозревал, она хотела того же, что и я, – чтобы я остался на ночь. Даже без единого прикосновения, просто находиться с ней – это было бы лучшее из всего возможного.

– Спокойно ночи, Руби, дорогая.

– Спокойной ночи, мистер Стелла.

Ее имя было постоянно повторяющейся мантрой в моих мыслях, но я так и не услышал, чтобы она назвала меня Найлом.

 

Глава 7

Руби

В окно уже светило солнце, когда я проснулась от звонка будильника на телефоне, и на меня обрушилось громадное и леденящее «какого черта я вчера наделала?»

Ну, знаете, просто типичное утро, после того как я вчера пьяная мастурбировала перед Найлом Стеллой.

Я уткнулась лицом в подушку и застонала.

А когда в памяти всплыли подробности – а они не стали задерживаться в пути – конечно же, я ни капли не смутилась. Я вспомнила наш вчерашний диалог. Какой он был твердый и как у него перехватывало дыхание. Или как пристально он наблюдал за моей рукой между ног, совершенно не стесняясь просто смотреть. Видеть его перед собой таким голодным и полностью открытым в своем желании… Я одержимая им женщина.

Главным образом меня страшило, что после нескольких часов в одиночестве и размышлений о сделанном вчера он будет подавлен. Если после намека на поцелуй в офисе он стал еще более молчаливым и сдержанным, то вчерашнее, возможно, заставит его заползти обратно в свою нору и больше не показываться.

Как часто я фантазировала о чем-то таком происходящем между нами? И не сосчитать. И в каждой я была достаточно смелой, чтобы сказать ему о своих желаниях; и это высвобождало в нем понимание, что я могу быть для него той, рядом с которой он в безопасности.

Что я понимаю, почему он дает задний ход, и сделает шаг вперед, когда сочтет нужным.

Тогда как вчера вечером – неожиданно – он сделал именно это. И на этот раз я не была безмолвной статуей и при этом не несла ерунду.

Он был просто великолепен, с отяжелевшими веками и румянцем от алкоголя на щеках, его образ строгого и застегнутого на все пуговицы трещал по швам. Он беспокоился, не был ли слишком самонадеян, и о том, что он как-то мной воспользовался, но это было не так.

Я хотела увидеть, как он слетит с катушек. Видеть его раскрепощенным. И хотела это настолько сильно, что едва могла дышать. Моя кожа была словно охвачена огнем, настолько чувствительна, что могла бы превратиться в пепел от одного прикосновения. Наверное, он думал, что держаться на расстоянии – это лучший вариант, потому что мы выпили, и он хотел полностью контролировать свои чувства, когда мы вышли за привычные пределы, но так или иначе, произошедшее было именно тем, в чем я нуждалась.

Уверена на сто процентов, что по его мнению близость происходит в определенной последовательности: восхищение, флирт, единодушие в чувствах – но так, чтобы не слишком увлекаться дискуссиями – позволение касаться, поцелуи, скользнуть руками под рубашки, нырнуть руками в штаны, потом «Я люблю тебя», и наконец секс. И я задумалась, а что если в рамках его мышления то, что мы вчера сделали – и то, что нет – позволит ему по-прежнему держать эмоциональную дистанцию?

Мог ли он знать, что это было более интимно, чем любой секс, что у меня был?

Могу ли я дать ему понять?

Я понимала, что мне нужно встать и собираться, но еще не была готова. В животе чувствовалось напряжение, а все мышцы гудели от нервной энергии, слишком высокой для меня. Мне не хватало моих подруг, чтобы обсудить. Я скучала по воскресным утренним посиделкам и кофе с девочками, когда, склонившись над дымящимися чашками, мы обсуждали универ, работу и мужчин.

Получше укутавшись в одеяло, я потянулась за телефоном. Здесь на три часа больше, чем в Калифорнии, но я рассудила, что это все же лучше разницы с британским временем, когда моему утру соответствовал поздний вечер. Бесчисленными ночами я засиживалась допоздна, выслушивая Лолу и Лондон; настал их черед сделать это для меня. Мне нужно с кем-нибудь поговорить.

Недолго думая, я отправила групповое смс. Большая часть поздних вечеров Лолы была за работой, так что на ее ответ шансов было немного. Она всегда была здравомыслящей, из тех, кто с детства нацелен на успех, и, вероятно, несколько часов назад выключила свой телефон. Миа с Анселем редко брали трубку после заката, а Харлоу все чаще бывала на острове Ванкувер после ее недавней свадьбы с Финном.

Моя лучшая подруга Лондон оказалась наилучшим вариантом.

«Кто-нибудь проснулся? Нужна помощь ».

Телефон тут же завибрировал в ответ.

«Раз у тебя есть телефон, ты ДОЛЖНА знать, который час», – пришел ответ от Лондон.

«Я знаю, и мне ужасно жаль. Но… кое-что произошло», – я затаила дыхание и нажала «отправить».

«Кое-что или КОЕ-ЧТО?»

«Понятия не имею, к какому «кое-что» это отнести!!!»

Буквально несколько секунд спустя зазвонил телефон, и я ответила, прежде чем смолк первый гудок.

– Думаю, это как-то связано с Найлом Стеллой.

Я застонала.

– Ну еще бы.

– Поэтому, когда я спрашиваю про «кое-что», – усталым и вялым голосом начала Лондон. Она работала барменом, и даже не представляю себе, во сколько она на самом деле сегодня утром ушла с работы. Она откашлялась, и не будь я благодарна за то, что слышу ее голос, я бы, наверное, чувствовала себя чуточку виноватой, разбудив ее, – я имею в виду, вы вместе пили кофе? Или же он видел твою вагину?

Я перевернулась на спину и уставилась в потолок.

– Э-э-э… – начала я. Это было пугающе близко к истине. Может ли она догадаться об этом по моему голосу? Кричало ли мое «кое-что» о том, что вчерашним вечером я разделась догола, и да, в основном он видел мою вагину.

– О боже. Вот же маленькая засранка. Ты что, занималась с ним сексом?

Я приложила руку ко лбу.

– Не совсем, – честно ответила я.

– Не совсем? Руби, милая. Ты же знаешь, я тебя люблю, но на этой неделе я каждый день поздно являлась домой. Мне нужно выспаться, а не отгадывать загадки.

– Ладно, – начала я, пытаясь сообразить, как все это объяснить. – Представь себе секс по телефону, но только лично.

На заднем плане послышался шорох, видимо, Лондон устраивалась поудобней или душила сама себя подушкой. Если честно, это тоже вариант.

– Менее чем за неделю вы проделали путь от «он не знает о моем существовании» до взаимной мастурбации друг перед другом?

– Ну… технически мастурбировала только я, – ответила я, представляя ее выражение лица. – И кстати, с этого дня не употребляй при мне слово «мастурбировать».

Шорох затих.

– Погоди. Стоп-стоп-стоп. Руби Миллер, ты хочешь сказать, что устроила небольшое шоу для мальчика своей мечты?

– Дай-ка угадаю. Очевидно, что да.

– Ты все уши прожужжала о нем, сколько? Месяцев пять? Думаю, ты в восторге от всей этой мастурбации.

– Лондон, я же просила.

– Я сказала «мастурбация», это другое слово. И почему ты пишешь мне в 04:30 утра? Тебе нужно дать «пять» на расстоянии или чтобы кто-нибудь послушал, как ты умираешь от стыда?

– Может, и то, и другое? – простонала я. Даже я не могу точно сказать, как себя чувствую; как тогда могу ожидать чьей-то помощи? – Я не жалею об этом, но не уверена, как назвать наши отношения. Мы не вместе, мы коллеги. На самом деле, я даже не уверена, друзья ли мы. Плюс ко всему, он был пьян, я в основном тоже, и сегодня утром я почти чувствую через стену, как он психует.

– Психует, то есть он сожалеет? – спросила она, и думаю, я услышала, как она села.

– Не знаю, – ответила я, покусывая губу и размышляя. – Надеюсь, нет.

– Но он тоже тебя запал?

– Да, вроде бы. Да. Настолько быстро, насколько он вообще способен. Он пережил невеселый развод, и это сделало его немного…

– Руби, я понимаю, что ты пытаешься поставить себя на его место, но чего ты ожидала?

– Хм, – начала я, потому что, если откровенно, в тот момент я об этом вообще не задумывалась. Я вздохнула. Думала ли я, что он поймет, как любит меня, и падет к моим ногам? Что признается, будто искал меня всю жизнь, и вот она я, готовая кончать перед ним всю оставшуюся жизнь? Ну конечно же, нет. – На самом деле, не уверена. Может, это будет первый шаг?

Лондон зевнула, и было слышно шорох простыней, будто она снова улеглась.

– Это отстойный первый шаг, но он может сработать. Иди сегодня в офис с выражением лица женщины, которая мастурбировала – прости, прости – перед любовью всей своей жизни и ни капельки не жалеет. Ты же знаешь, я не доверяю мужчинам как виду, но если он хотя бы наполовину обладает теми качествами, о которых ты рассказывала – а иначе как бы ты в него влюбилась? – он будет достаточно умен не упустить тебя. Заполучи его, Золотце.

***

Сделать вчера вечером первый шаг оказалась сложнее, чем я думала. Казалось, Найл Стелла прилагал все усилия, чтобы сохранить происходящее между нами удручающе обычным. Он рано пришел, и, опустив голову и удерживая телефон плечом, убирал свой ноутбук, когда я вошла. Поприветствовав меня легким кивком и улыбкой, он прошел мимо меня в коридор, чтобы продолжить разговор.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы обойти его кресло и занять свое. Я придумала не меньше двадцати трактовок его легкой улыбки и полу-избегания, каждая следующая безумней предыдущей.

Одно дело анализировать все, что он сказал на совещании или кому-нибудь из коллег, когда это не имело ко мне никакого отношения, но сейчас? Ни за что не поверю, что он не обдумывал произошедшее. И сегодня будет иметь значение каждая мелочь.

Я слышала, как он разговаривал по телефону буквально за дверью. Ждал ли он меня? Казалось, ему нужно уходить; вернется ли он в кабинет перед уходом?

– Все это бессмысленно, – сказал он в трубку, и его роскошный акцент – единственное, что не дает словам звучать резко и откровенно сердито. – Сроки по завершению работ, что нам поставили, сокращены на полгода. Вариантов быть не может.

У меня ушки сразу стали на макушке; никогда раньше я не видела его таким раздраженным.

Он молча слушал своего собеседника, и у меня появилось странное чувство, будто он смотрит на меня. Я размотала шарф, сняла пальто и повесила его на крючок за дверью. Кожей ощущая его внимание, я чуть наклонила голову вперед и потрясла головой, чтобы волосами скрыть начинающий проступать румянец на щеках.

– Тони, я веду проект Diamond Square не потому, что не могу отказать, а потому, что я знаю, о чем, черт побери, говорю. Скажи им, или нет, лучше я сам. У меня не возникнет проблем доказать свою точку зрения, – сказал он, и я отчетливо услышала его раздраженный вздох.

Тони. Вот гадость.

Схватив свой блокнот, я повернулась к нему.

– Все в порядке?

Он кивнул и сунул телефон в карман, не потрудившись ничего пояснить по поводу звонка.

– Помимо встречи кое с кем из инженеров MTA [Metropolitan Transportation Authority – крупная транспортная компания на Северо-Востоке США – прим. переводчика], я хотел бы посетить несколько станций метро и понять для себя, какие из шлюзовых систем им можно предложить.

Он снова выдал мне вежливую улыбку.

Найл вернулся в свою нору.

Кивком показывая в сторону лестницы, он спросил:

– Не могла бы ты сопроводить меня?

***

Станция South Ferry – одна из наиболее пострадавших от урагана Сэнди. Вход со стороны улицы был всего в тридцати метрах над уровнем моря, и тоннель затопило в считанные минуты. Морская вода уничтожила практически все на своем пути, повредив проводку и оборудование. Все было так залито, что работникам приходилось пробираться вплавь. Вот почему мы здесь, предугадываем наперед ходы матери-природы, чтобы разработать систему, благодаря которой в будущем можно будет предотвратить катастрофические последствия, подобные этим.

Машины со свистом проносились мимо, когда я спустилась вслед за Найлом на заново открытую станцию, не сводя глаз с его широких плеч, когда он шел впереди меня. Сегодня он мистер Серьезный И Деловой. Выражение его лица оставалось нейтральным на протяжении всей поездки на такси до станции, а разговоры были сведены к минимуму. На нем был темный костюм и пальто на тон темнее, а коричневый кашемировый шарф так и норовил соскользнуть с лацканов и, взлетев, приземлиться на его плечах. Так было всегда, когда Найл Стелла шел.

Найл представил нас обоих ожидающей группе инженеров, запомнил имя каждого и внимательно их выслушал, пока нас вели от одного конца тоннеля к другому.

Это было ошеломляюще: видеть его таким – компетентным и в своей стихии ­– и при этом помнить, как он выглядел вчера вечером. За полгода я собрала целый каталог Моментов Найла Стеллы, и те несколько личных, что я внесла по приезде в Нью-Йорк, казалось, затмили все остальные.

Найл попросил меня подойти поближе, и я наблюдала, как он присел, измерил и осмотрел один из выходов. Мой мозг был в полном бардаке, и я с трудом могла сосредоточиться: я хотела все понять и все в себя впитать, но после вчерашнего рядом с ним превращалась в совершенно невменяемую. Он думал об этом? Или же делал вид, что ничего не произошло?

И тут мне в голову пришла ужасающая мысль: а вдруг он ничего не помнит?

Пока работал, он делал различные заметки и кому-то звонил, но вокруг было шумно, и из-за поездов и людей было трудно его услышать. Я стояла настолько близко, что время от времени его плечо задевало мою ногу.

Я решила, что это случайно, и старалась не реагировать, когда по коже всякий раз пробегали мурашки. Но на второй и третий раз у меня появились вопросы.

– Руби, – быстро взглянув на меня, позвал меня он. – Ты все записала по этой заново открытой станции?

Я кивнула. Конечно, записала. Но, поскольку это было для него важно, я пометила это еще раз. Моя ручка остановилась, кончиком стержня упираясь в бумагу, когда я почувствовала, как его ладонь обхватила меня за голень. Задержавшись там всего на мгновенье, пальцы двинулись вверх к колену, слегка сжимая, после чего все исчезло.

Каждый нерв в моем теле замкнуло, начиная от места, где он меня коснулся, и заканчивая между ног. Я покачнулась, соски затвердели, грудь отяжелела, и между бедер заныло.

Мое сердце подпрыгнуло. Он помнил; просто сражался с собственными противоречивыми мыслями.

Чем больше времени мы проводили друг с другом, тем более расслабленным он становился, и оставшуюся часть дня он позволил себе бессловесный флирт: прижал руку к моей пояснице, когда мы покидали станцию, пальцами убрал прядь с моего лба, когда мы стояли в очереди за кофе, и даже несколько раз провел большим пальцем по моей нижней губе, когда мы ехали в метро по темному тоннелю.

Я не могла дышать. Едва удерживала себя в вертикальном положении.

Когда освободилось место, он предложил мне сесть и встал достаточно близко, чтобы пряжка его ремня была в десятке сантиметров от моего лица. Передо мной открывался вид на его торс, тонкая рубашка была аккуратно заправлена в брюки. А ниже была ясно видна длина его члена, уже наполовину твердого.

Господи боже.

Я протянула руку и зацепилась пальцем за его ремень, пока он пристально и молча смотрел на меня.

Когда мы вышли в город, и я остановилась, пытаясь сориентироваться, он подошел ко мне сзади. Его большие руки сжали мои бедра, и он прижал меня к себе.

Я почувствовала его.

В смысле, его.

У меня перехватило дыхание, когда он прямо мне в ухо произнес:

– Нам налево.

К тому моменту, как мы вернулись в наш временный офис, я была готова взорваться. Я чувствовала набухание и влагу между ног. Чувствительность достигла максимума, и даже самые обычные касания – потирание кружева бюстгальтера на груди – казались невероятно эротичными.

Но то, что, я думала, вот-вот начнется… ни к чему не привело. Вместо того, чтобы закрыть дверь в пустом офисе и прикоснуться ко мне – меня ни капли не волновало, что мы на работе – он направился к своему небольшому письменному столу и начал копаться в документах, пока я стояла там, возбужденная, сбитая с толку и не в состоянии вымолвить ни слова.

Это была пытка. Быть настолько им увлеченной, чувствовать, как растет его интерес, но видеть, как каждый раз после шага вперед он закрывается. Я хотела бы просто попросить, но боялась, что после этого он закроется навсегда.

Кроме того, у меня все ныло. Этот день был полон тихой нежной прелюдии, и мое тело ощущалось, словно пришпиленная бабочка. Я практически вибрировала.

Слава богу, наш туалет был не общей, и я вошла туда, закрывшись на замок, и сделала, наверное, первый настоящий вдох за целый день. Я все еще помнила слабый аромат его одеколона, как если бы он был выжжен на моих органах чувств. Я подошла к небольшой скамье с кожаным сидением, что стояла под окном, и представила, как он будет пахнуть вблизи, если я прижмусь носом к его коже.

Удерживая этот образ, я села и спустила трусики вниз по ногам, представив тепло его кожи под моими прикосновениями. Мои пальцы стали его, они пробежались по бедрам и коснулись меня между ног. Если бы я прислушалась, то услышала его голос, он с кем-то говорил по телефону. Я притворилась, что он говорит только со мной.

Я была настолько чувствительной, настолько влажной, что от малейшего прикосновения кончиком пальца к клитору бедра качнулись вперед, желая большего. Закрыв глаза, я слушала его, как акцент обволакивал слова таким образом, что это посылало поток отклика от моих сосков прямо к киске. Я представляла себе, как он произносит что-то у моей шеи, как повышающиеся и понижающиеся интонации становятся ритмом его движений внутри меня. Представляла его по другую сторону двери, знающим, что я трогаю себя, и просящим, чтобы он был тем, кто сделает это в следующий раз.

Самой этой идеи было достаточно, чтобы перекинуть меня через край, и я кончила, выгибаясь от прикосновений.

И только тогда я заметила, как тихо стало в офисе, и что, наверное, я слишком громко себя вела. Было слышно даже тиканье моих наручных часов и слабый гул внизу на улице, но никаких голосов и шагов в офисе.

После того как мои ноги перестали дрожать, я встала, поправила одежду и подошла к раковине освежиться.

Выйдя из туалета, я прокралась в коридор и чуть не врезалась в него.

– Извини, – ахнула я, пытаясь собрать разбросанные по полу документы. – Дай я соберу! – воскликнула я, тем самым только подчеркивая нарастающее внутреннее смущение.

Найл проигнорировал меня, нагнулся и сам собрал бумаги.

Я попыталась избежать встречи с ним взглядом, уверенная, что сделанное только что неоновыми буквами написано у меня на лбу.

Разгладив юбку, я убрала челку в сторону и посмотрела на него. Наклонив голову, он изучающе смотрел на меня.

– Что? – изображая невинность, спросила я.

– Ты в порядке?

– Конечно, да.

– Ты покраснела. Уверена, что хорошо себя чувствуешь? Я и сам сегодня справлюсь, если…

– Я в норме, – сказала я, пожимая плечами, и отошла от него на полшага, начиная слегка раздражаться.

Пристальным взглядом прожигая дыру в моем затылке, он шел за мной до самого моего стола.

– Ты не… бегала по лестнице? – запинаясь, спросил он, будто знал, что это было совсем не так.

– Нет… я, – я раздумывала, что бы наврать, хотя и знала, он никогда не купится на это. – Господи, ты как ищейка. Пожалуйста, давай сменим тему.

Его взгляд смягчился, пока он изучал мое лицо, затем резко вдохнул, посмотрев мне через плечо, будто вспомнив, где мы находимся.

– Давай тогда. Выкладывай.

– Я… – начала я, спрашивая себя, кого я должна прикончить, чтобы за это меня целиком бы поглотила разверзшаяся тут же земля. Серьезно, эти игры становятся слишком нервными. – Я просто…

– Ты… – его брови сошлись вместе, а взгляд упал на мою руку, лежащую на шее, и он, казалось, понял. – В дамской комнате? Прямо сейчас?

– Да.

– На работе?

Кхм-кхм.

– Извини… Но после вчерашнего, а затем и сегодняшнего…

– Подожди, – с трудом сглотнув, перебил он. – Ты там думала обо мне?

– Конечно, я… – начала я и тут же остановилась, закрыв глаза и сделав глубокий вдох. Как ему удается оставаться таким сдержанным и спокойным? – Ты касался меня, после чего стал отчужденным. Эти смешанные сигналы сводят меня с ума.

А теперь я чувствовала, что сойду с ума от унижения.

Я чуть не подпрыгнула, почувствовав, как он пальцем мягко приподнял мой подбородок.

– Ты кончила, моя дорогая?

По поим венам прокатился жар, а когда я посмотрела на него, в его глазах увидела такой же огонь.

Облизнув губы, я кивнула.

– Скажи мне, что конкретно ты представляла.

– Что я прикасаюсь к тебе, – ответила, ощущая, как внезапно пересохло во рту. – Целую тебя.

Он кивнул, и его взгляд стал расфокусированным, опустившись на мои губы.

Это единственное приглашение, что мне было нужно. Встав на цыпочки, я провела носом по теплой коже его шеи. Звук, что он издал, был чем-то средним между всхлипом и стоном, и Найл попытался оставить хоть какое-нибудь пространство между нами. Глядя на меня, он, казалось, обдумывал тысячу разных вопросов. Было очевидно, что он разрывался. Может, я была права, и после развода он был немного дующим на воду, обжегшись на молоке. Возможно, он беспокоился, что все идет слишком быстро. Или же ему просто было некомфортно делать так, как я того хотела: броситься с головой в умопомрачительный секс и не вылезать из постели, пока не настанет пора возвращаться в Лондон.

В этот момент я чувствовала, что готова получить все, что смогу взять, даже если это означало десять лет флирта, ведущие к одному осторожному поцелую.

– Ты в порядке? – тихо спросила я.

– Я просто думаю, можем ли мы… –­ сглотнув, он поморщился.

– Отправить меня назад в Лондон и никогда больше со мной не разговаривать?

Он засмеялся, но покачал головой.

– Прошу тебя, нет.

– Поговорить о случившемся вчера?

Протянув руку, он провел большим пальцем по моему подбородку.

– Да.

В моей груди сплелись облегчение и беспокойство.

– Моя мама всегда говорила, если не можешь что-то обсудить, не делай этого.

Приподняв брови, он изучал мое лицо, на губах играла сладчайшая и полная надежды улыбка.

– Тогда пусть будет спокойный ужин.

***

Найл встретил меня у двери в мой номер, одетый в мой любимый костюм и галстук угольного цвета. Этот покрой был идеален для его крепкой фигуры, а серый цвет подчеркивал золотистые крапинки в его медовых глазах. Взгляд этих глаз будет весь вечер сосредоточен на мне. И только на мне.

Есть опасность воспламенения.

Мы взяли такси до Perry St, в первоклассный ресторан, расположенный в высотном стеклянном здании, недалеко от – да, угадали – Perry Street. Он элегантный и шикарный, с окнами во всю стену и минимумом декора. Столики и огороженные кабинки теплых оттенков были заняты посетителями, и я забеспокоилась, сможем ли мы найти столик.

– Столик на двоих, – сказал он хостес. – На имя Стелла.

Я попыталась не обращать внимание на то, как подпрыгнуло мое сердце от самого факта, что он заказал нам двоим столик.

Мы проследовали к небольшой кабинке в самом дальнем углу зала.

– Боже, здесь великолепно, – сказала я про захватывающий вид на Гудзон. – Откуда ты узнал об этом месте?

– От Макса, конечно, – усаживаясь, ответил он.

– Точно. Макс, – сказала я, молясь, чтобы моя интонация не показалась ему такой же восторженной, как мне самой.

Он позвонил брату в поисках ресторана. Если бы я не чувствовала, как под столом его нога прижимается к моей, я бы, наверное, же уплыла.

– Он давно здесь живет?

Поднеся к губам стакан с водой, он кивнул.

– Несколько лет.

– Он кажется таким счастливым, – заметила я. – Все они.

Он улыбнулся.

– Да, так и есть. У Макса с Сарой есть ребенок, ты знаешь? – я кивнула, и он помедлил, прежде чем спросить: – Хочешь увидеть фото?

– С удовольствием, – «с удовольствием» – это еще мягко сказано, «умираю, как хочу» будет гораздо точнее.

Найл достал телефон и пролистал фото.

– Вот она, – со всей нежностью сказал он, поглаживая пальцем по краю экрана. На фотографии Найл держал крошечный сверток, и маленькая ручка выскользнула из-под одеяльца и ухватила его за палец. Но не из-за прекрасной малышки мое сердце ухнуло в живот – хотя она была великолепна – а из-за обожающего взгляда, с которым он смотрел на нее. Найл на фото был таким счастливым, практически в эйфории. Он был расслабленным и с абсолютным трепетом улыбался маленькой девочке.

– Как ее зовут? – спросила я и увидела на его лице точно такое же выражение.

Божественно.

Овуляция стартует через 3… 2… 1…

– Аннабель Диллон Стелла. Маленькая прелесть, правда?

Мои глаза затуманились от его мягкой интонации.

– Она великолепна. И, думаю, немного похожа на тебя. Обрати внимание на этот нос.

Он выглядел еще счастливее, если такое вообще возможно.

– Правда?

Я кивнула.

– Нос Стелла, посмотри-ка.

Подошла официантка с вопросом, не закажем ли мы выпить перед ужином. Мы оба смеялись, а потом встретились взглядами. При упоминании напитков ожила память прошлого вечера.

Я затаила дыхание.

– Может, бутылку вина? – быстро изучив винную карту и посмотрев на меня, тихо предложил Найл. Он заказал бутылку пино нуар и вернул ей меню. – А через несколько минут мы закажем, да?

После того как официантка ушла, на некоторое время он увлеченно разглядывал капельки на своем стакане с водой.

– Я понимаю, что вчерашний вечер стал сумасшедшим для нас обоих, – сказала я, уже не в состоянии не обращать внимание на присутствие этой темы. – Но, надеюсь, ты не жалеешь. Иначе я бы ужасно себя чувствовала.

Нахмурившись, он резко поднял голову.

– Нисколько, – ответил он, и я с облегчением выдохнула. – Ведь это я пришел в твой номер, если ты помнишь.

Я помню.

Секунды шли, а он снова смотрел на свои руки и больше ничего не говорил.

С каждой минутой молчания я не могла не думать: и это все? Я терзала зубами губу, изучая его выражение лица.

Он сделал успокаивающий вдох, и его смех был немного самоуничижительным.

– Все это слишком ново для меня, Руби. Прости, если мне требуется время, чтобы найти слова.

Я хотела быть терпеливой, но эта тишина была пыткой. В рабочих вопросах Найл был хладнокровным и талантливым. Несколько раз он был достаточно расслабленным, чтобы прикоснуться ко мне, но при этом оставался уверенным в себе и властным. Но в такой приватной обстановке, и когда нужно озвучить откровенную мысль – складывалось впечатление, что он не способен к общению. Может, Пиппа была права, и такого рода эмоциональная сдержанность сексуальна только в книгах и фильмах. Сейчас же это настоящее мучение для моего грохочущего пульса.

– Наверное, это странно, – не в состоянии больше выносить тишину, сказала я. – Делать это. То есть наблюдать за мной.

Господи.

Он смотрит на меня, ожидая, куда я клоню. Черт, я и сама хотела бы знать.

– С кем-то совсем другим, и после развода, – болтала без умолку я. – Или просто вернуться в строй… Вот таким образом. Со мной.

Блин, выражаясь футбольным языком, я затискала мяч, он взорвался, и стадион загорелся.

Он провел пальцем по брови и слегка улыбнулся.

– Вернуться в строй, – повторил он. – Не уверен, что все сделанное мной после развода можно так назвать.

К нашему столику подошла официантка принять заказ, и мы оба открыли меню, быстро его просматривая.

Я заказала первое попавшееся сочетание букв, которые смогла связно произнести:

– Я буду лосося.

Найл безучастно пробежал глазами по меню, после чего захлопнул и отдал его ей, рассеянно сказав:

– Стейк, – официантка уже приготовилась перечислять возможные варианты, но он мягко оборвал ее: – На гарнир – что вы порекомендуете. Средней прожарки, пожалуйста.

Мы терпеливо дождались ее ухода и встретились взглядами.

– На чем мы остановились? – спросил он.

– Мы обсуждали смысл слов «вернуться в строй».

Он засмеялся.

– Точно.

– Ты не часто ходил на свидания?

Раздумывая над этим, Найл поправил приборы и вытер каплю конденсата со своего стакана.

– Нет.

– Почему? Ты великолепен и успешен. Ты… – я остановилась, молясь, чтобы кто-нибудь залепил мне рот скотчем. – Давай просто подведем итог: ты находка.

Он хохотнул.

– В действительности я никогда, то есть я знаю, что не… Но я никогда не сказал бы о себе таким образом.

Он что, издевается?

– Наверное, ты шутишь. Ты в зеркало смотрелся? Слышал, как говоришь? Думаю, мне стоит позвать официантку обратно, чтобы ты просто зачитал ей меню. Не сомневаюсь, она сделает тебе предложение, до того как ты минуешь салаты.

Когда он улыбнулся, одна его ямочка бесстыдно флиртовала со мной.

– Тебе понравился вчерашний вечер? – спросил он.

А. Ну вот и оно.

– Уверена, мы с тобой оба знаем, что он мне понравился, – стараясь не обращать на заливающий щеки румянец, я продолжила о более важном: – Но сегодня, когда ты касался меня и… – я глотнула вина, ощутив, как внезапно пересохло во рту. – Не представляю, где весь день была твоя голова.

– Я тоже не знаю, где она была, – признался он. – Мое тело словно толкало меня вперед, но сам я все еще не мог решиться. Не потому что я не увлечен тобой. Наоборот – и, надеюсь, это очевидно. Но не уверен, что могу доверять своим способностям строить отношения.

– Есть только один способ узнать, – честно ответила я. – Не думаю, что здесь я как-то превзошла тебя. Кроме того, ты был женат более десяти лет. По идее, ты должен был сделать что-то правильно.

– Боюсь, даже тогда, когда мы с Порцией были вместе, это было не всегда… – он замолчал, прежде чем прочистить горло и продолжить. – С Порцией у меня было чувство, что я делал что-то не так.

Что она с ним сделала? Я представила себе гладко зачесанные прямые светлые волосы, лицо с заостренными чертами и постоянно недовольное выражение лица. И муж, который думал, что он всегда все делал не так.

– Что ж, для начала, ее зовут Порция.

Он слегка улыбнулся, подтверждая.

– Мы нашли с ней некий ежедневный ритм жизни. Нечто тихое и предсказуемое, – он сделал глоток вина. – Но с тобой, когда мне все кажется таким значительным и неодолимым… И тогда я после этого в одиночестве обнаружил себя все усложняющим и сбитым с толку.

Боже, он был таким восхитительно щепетильным, что я с трудом могла это выдержать. Я видела эти проблески, каким забавным он мог быть – когда поймал меня в коридоре отеля, делал селфи на фоне Радио Сити или рассказывал о своей племяннице – ему просто нужно немного расслабиться.

– Думаю, для нас обоих лучше, когда мы оба ничего не усложняем. Когда только мы вдвоем, это по-настоящему хорошо.

– Согласен. Тем не менее… в вопросах интимности я не так опытен. Так что…

– Ты имеешь в виду секс, – стараясь говорить без обиняков, уточнила я.

Он покачал головой, и по его губам скользнула терпеливая и довольная улыбка.

– Не только секс. Интимность выходит за его пределы. Вчера мы не занимались сексом, но это был один из самых откровенных и интимных переживаний в моей жизни. Я все еще чувствую некоторое послевкусие.

Затаив дыхание, я медленно кивнула. Значит, он понимает, насколько отличающимся был тот вечер, насколько глубже он ощущался, чем простое кувыркание в отельной кровати.

Почесывая подбородок, он рассматривал свой бокал.

– Ты увидишь, – осторожно начал он, – что многое из этого для тебя будет ново, если ты привыкла обсуждать, какие будут отношения или как они продолжатся. Но, как правило, это и для меня непривычно. Порция решила, что мы должны быть вместе, и мы были. После чего мы с ней говорили скорее о погоде, нежели об эмоциях. Что касается секса… затрагивать эту тему было просто неслыханно. И тот факт, что мы с тобой сидим тут и обсуждаем, что сделали вчера – при этом по-настоящему не целовались и не касались друг друга – это для меня настоящее откровение.

– В хорошем смысле? – не в состоянии скрыть надежду в голосе, спросила я.

– В хорошем, – согласился он, медленно кивая. – Мне нравится быть с тобой. Просто я хочу должным образом это изучить, – он сделал паузу и встретился со мной взглядом. – Мы были довольно откровенными, еще не зная друг друга.

Проглотив тяжелый комок в горле, я кивнула. И почувствовала странный приступ боли, потому что мне казалось, я знала его. Но поразмыслив, поняла, что это правда – меня он еще не знает.

– Мы можем сделать несколько шагов назад. Узнаем друг друга.

Качая головой, он пробормотал:

– В этом все и дело. Не уверен, что хочу двигаться назад, или что мне это нужно. Зачем мне нужно все знать о тебе, чтобы физически наслаждаться друг другом? Ты мне нравишься. Разве этого не достаточно?

Я пожала плечами, чувствуя, как желудок подпрыгнул, наблюдая, как он буквально продирается сквозь все это.

– Это для меня достаточно. А для тебя нет.

– Я хочу, чтобы для меня стало. Есть какая-то уникальная свобода, что я чувствую рядом с тобой.

Поднеся бокал к губам и улыбаясь, я спросила:

– Правда?

– Благодаря тебе я чувствую себя готовым пуститься в приключение, интересным… и забавным.

– Забавным? – с притворным шоком повторила я. – Мистер Стелла, вам стоит немедленно прогнать эту мысль.

Его ответный смех был глубоким и теплым, посылающим дрожь по всей моей коже.

– Ты также заставляешь меня думать о том, что я не считаю нежным, сдержанным или пристойным.

– Например?

Он поднял голову, встречаясь с моим взглядом.

– Думаю, я предпочел бы показать. Мне просто нужно позволить это самому себе, если ты согласишься.

Я не подозревала, что в груди что-то сожмется еще сильнее. Я едва выдала хриплое:

– Хорошо.

Его взгляд был настолько серьезен и многозначителен, когда он задал вопрос:

– Будешь ли ты продолжать быть настолько открытой со мной, какой была вчера?

Поднимая свой бокал дрожащей рукой, я кивнула. Когда это успело произойти?..

И как?

– В таком случае, – начал он, казалось, подавив вернувшуюся нервозность. – Понимаю, это может быть тяжело – рассказать о предпочтениях, и трудно озвучить что-то, больше касающееся физической реакции… – беспомощно бормотал он, наконец посмотрев на меня. – Но это поможет узнать.

Он совершенно сбил меня с толку.

– Узнать? Что именно?

Найл сглотнул, быстро посмотрев налево, чтобы убедиться, что пара за соседним столиком нас не слышит.

– Знать, что хорошо… – нерешительно сказал он. – Откровенно говоря, не уверен, что она когда-либо…

– Кончала? – предположила я.

– А, нет… Она всегда кончала, – сказал он, потирая челюсть указательным пальцем. – Но я не уверен, что она когда-либо хотела секса. Или меня.

Было ощущение, словно в мой живот врезалась кабина лифта, и мне понадобилась пара секунд – и немного вина – чтобы убрать боль из моего голоса, прежде чем смогла ему ответить.

– Что ж, тогда она действительно чудовище. Как я уже сказала, ты в зеркало себя видел?

Он засмеялся, после чего тут же, казалось, пожалев.

– Руби, я не хочу очернять ее. Ты должна понимать, что она – единственная женщина, с которой я был. Я пытаюсь сказать, что мы не особо изучали друг друга. Между просто поездкой до нужного места и наслаждением путешествием – огромная разница, – он посмотрел на меня и улыбнулся, в глазах плясали огоньки. – Вчерашний вечер – и твое раскованное шоу – для меня был совершенно новым опытом.

Я замерла, глядя на свой бокал, не зная, как реагировать. Не удивительно, что он как бы за высокими стенами. Десять лет назад вокруг их сексуальной жизни она выстроила настоящую крепость

– Ты все еще любишь ее? – спросила я.

– Нет. Господи, нет. Но, без сомнений, меня сформировали наши отношения. Мне всегда было ясно, что она занималась сексом для меня. Но никогда для себя.

Я взяла свой бокал.

– Что ж, с моим удовольствием у меня в порядке, если это поможет, – сказала я, надеясь поднять настроение.

– Очень щедро с твоей стороны, – сказал он с моей любимой улыбкой с ямочками. – Вот я об этом. Что женщинам нравится на самом деле? Порно тут бесполезно.

– Не совсем, – поправила его я. – Мы действительно любим большие члены и грязные разговоры.

Свидетельством его вновь обретенного со мной комфорта было то, что даже не вздрогнул.

– Но, например, оральный секс… – начал он и оставил фразу не законченной, приподняв брови.

– Ты обнаружишь, что большинство женщин поклонницы орального секса.

Поправив серебряные столовые приборы, он посмотрел на меня через стол.

– Получать?

– Это серьезный вопрос?

– К сожалению, да, – он улыбнулся и в этот момент – на какую-то долю секунды – выглядел так молодо и игриво. – А давать?

Я закусила губу, представив, как было бы хорошо провести кончиком языка по его головке и услышать его стон.

– О да.

Он выждал мгновение, оглянулся убедиться, что мы не рискуем быть услышанными.

– Женщины любят глотать?

Этот разговор словно спрыгнул с обрыва и поплыл по воздуху. Я едва могла удерживать его нить.

– Рискну сделать совершенно ненаучное предположение и сказать, что где-то 70%-30%. В пользу не глотающих.

В его глазах загорелись дразнящие искорки.

– А ты в какой категории? В большей или меньшей?

– С тобой? – спросила я шепотом, наклонившись вперед. – Я среди тридцати.

Найл резко втянул воздух и слегка откинулся головой назад. Зал сжался до размеров нашего столика и нас двоих, смотрящих в глаза друг другу.

– Я бы тоже этого хотел.

Образ, живой и пульсирующий, и сама эта идея еще сильнее уменьшили небольшое расстояние между нами

– Скажи что-нибудь грязное, – прошептала я, чувствуя себя храброй и дикой. – Расскажи мне о самых сумасшедших и развратных вещах, о которых ты когда-либо думал. Лиши меня дара речи.

Он кивнул, будто я задала ему обычный вопрос, на несколько секунд опустил взгляд на свои сложенные на столе руки, после чего поднял голову. Его карие глаза были обрамлены густыми ресницами, и он снова выглядел, как мужчина, а не как пугающее божество, которое я идеализировала месяцы напролет.

Я захотела его еще сильнее.

Он наклонился ближе:

– Мне очень нравится…

– Грязнее, – перебила его я, затаив дыхание. – Перестань так много думать.

Его глаза, казалось, потемнели, когда он посмотрел на мой рот.

– Я хочу это.

– Чего это? Убери фильтры.

– Хочу, чтобы ты сосала мой член, и так жадно, что взглядом умоляла бы, чтобы я позволил тебе проглотить.

О-о-о.

Найл Стелла быстро учится.

К нам подошла официантка, расставила блюда и поинтересовалась, не нужно ли нам что-нибудь еще. Ведерко со льдом было бы весьма кстати. Чтобы высыпать на колени.

Я подавила смех, а Найл ответил с улыбкой:

– У нас все есть. Спасибо.

– Ух ты. Неплохо поиграли, – все еще ошеломленная, пробормотала я, когда мы остались одни. – Не знаю, как теперь буду есть.

Вернулся окружающий шум, напоминая, что мы не одни и не в номере отеля.

– Что мы делаем друг с другом? – прошептал он.

Я пожала плечами.

– Мы… пытаемся?

Он взял нож и вилку и отрезал кусок стейка.

– Я сейчас ощущаю себя по-настоящему голодным.

– Посткоитальное? – пошутила я.

– Если бы, – откусывая, прорычал он.

Пока жевал, он смотрел на меня. Я наблюдала за каждым движением его угловатой челюсти, как губы сжимаются вместе. И как он умудряется даже есть сексуально? Как-то немного несправедливо.

Проглотив, он спросил:

– Что?

– Ничего. Просто ты сексуально ешь. После твоего разговора об оральном сексе это немного отвлекает.

Восхитительно засомневавшись, он сжал губы вместе и предложил:

– Тогда нормальная тема?

– Отличная идея, – я наконец попробовала лосось.

– Твое любимое слово? – спросил он.

– Вагина, – даже не запнувшись, ответила я.

Он ахнул, притворно ужаснувшись.

– Ты украла мое.

Я чуть не поперхнулась.

– Даже не представляю, как ты произносишь это слово в уме, не то что вслух.

Смеясь, он покачал головой, отрезал еще кусочек, прожевал его и проглотил.

– Есть немало всего, о чем я думаю, но никогда не озвучиваю. Мне нравится это слово. Но по правде, я редко говорю его вслух.

– Какой твой любимый контекст для него?

Он немного задумался, после чего наконец сказал:

– Мне оно нравится как наезд в футболе. Типа «ты слабак, у тебя что, вагина вместо яиц?»

Он наклонился, нанизывая на вилку зеленую фасоль, не обращая внимания на то, как я замерла с широко раскрытыми глазами от его насыщенного северного акцента [Лидс, откуда Найл родом, находится на севере Англии – прим. переводчика], когда он это произносил. Он сглотнул, коснулся губ салфеткой и спросил:

– А какой твой?

Я залпом выпила полбокала своего вина.

– Наверное, что-то более грубое.

– Правда? – с понимающей усмешкой спросил он. – Думал, американцы терпеть не могут это слово.

– Но не я.

Найл поднял свой бокал к губам и сделал большой глоток.

– Я это запомню.

 

Глава 8

Найл

После того как мы покончили с едой, игривые перепалки переросли в нечто чуть более спокойное.

Беседа текла так же легко, как и вино. У Руби были юношеские взгляды на секс, но на удивление традиционные на сами отношения. Между ужином и десертом она призналась, что, несмотря на все заигрывания, она не приемлет бездумный секс, без взаимопонимания.

Я изучал Руби – мягкий рот, большие глаза, как она жестами мило подчеркивала каждую озвученную мысль – и восхищался, до чего же легко ей все это дается. Она была терпелива с моим отсутствием опыта и нерешительностью. На самом деле, это вроде бы ее и не удивляло.

Когда ужин закончился, а напитки были выпиты, Руби взяла клатч и встала из-за стола. Я наблюдал, как она руками обхватила кожу сумочки, как выгнулась шея, пока она выпутывала кулон из выреза платья. Как, заправив прядь волос за ухо, повернулась и посмотрела на меня.

Она поймала меня за этим подглядыванием; я был загипнотизирован каждым движением, что она делала.

– Это было восхитительно, – дерзко ухмыляясь, сказала она.

Боже правый.

– Становилось все вкуснее с каждым укусом, – согласился я, помогая ей надеть пальто.

– Ты кусаешься? – спросила она по дороге через ресторан на улицу.

На улице грохотал шум, и бодрящий воздух смешивался с паром из вентиляций.

– Думаю, мог бы, – начал я, и мы повернули на Гринвич. – В зависимости от обстоятельств.

Я ощущал гул под кожей, пальцы дрогнули, пока наконец я не сосредоточился на своей ладони на ее пояснице. От моего прикосновения она выпрямилась и вздрогнула, потянулась назад и взяла меня за руку.

Сплетя свои длинные тонкие пальцы с моими, она потянула меня идти с ней в ногу.

– Ты беспокоишься насчет работы? – тихо спросила она.

– Насчет работы?.. – озадаченно спросил я.

– Я про это и работу.

Я почувствовал, как мои брови понимающе приподнялись.

– А. Ну, нет, не в этот момент, – я поднял руку, поймал такси и придержал для нее дверь. – Полагаю, мы должны понимать, что делаем, после чего убедиться, что это не мешает работе друг друга, но… – последовав за ней в машину, я заметил, как ее развеселила моя болтовня, – я сомневаюсь, будто то, что мы делаем, запрещено внутренней политикой компании.

– Не запрещено, – придвинувшись ближе и не сводя с меня глаз, сказала она. – Я уже сто лет назад все проверила.

– Прямо сто лет?

Она прикусила губу и слегка улыбнулась.

– Ну, может, месяца четыре назад.

В молчании мы проехали несколько кварталов.

– Четыре месяца назад я не…

– …знал о моем существовании, – закончила она за меня. – Я знаю. Думаю, я надеялась выяснить, насколько ты мне нравишься, – со смехом сказала она. – Может, понять, не запретно ли это, и да, так оно и оказалось.

– Или, может, тогда тебе захотелось бы еще больше, – проводя большим пальцем по ее скуле, ответил я.

– Возможно, – заметила она, прильнув к моей ладони. – Когда ты меня заметил?

– Когда Тони сообщил, что ты меня будешь сопровождать – в тот день я по-настоящему обратил на тебя внимание…

Она коснулась пальцем моего подбородка, поворачивая мое лицо к себе.

– Ты напрасно нервничаешь по этому поводу. Я знаю, что до этого ты обо мне не знал. Это не ранит мои чувства.

Я сглотнул, любуясь ее сладким розовым ртом и спокойным взглядом зеленых глаз.

– Я не то чтобы не обращал на тебя внимание, просто, хм… – я изо всех сил старался не отводить взгляд. – Понимаешь, и пусть это останется между нами… Тони предложил мне использовать эту поездку, чтобы оседлать тебя.

– «Оседлать»? – переспросила она, качая головой. Болезненно улыбаясь, я смотрел на нее, когда до нее дошло и она прыснула со смеху. – Вот же свинья.

Ее реакция меня тут же успокоила, прежде чем в голову закралась другая мысль.

– Надеюсь, он не тронул тебя.

Он наклонила голову:

– Нет. Всего лишь подкатывал. Он иногда так смотрит на меня или Пиппу… – содрогнувшись, она покачала головой.

Я поморщился, не испытывая желания подтвердить, что видел, как он смотрел на многих женщин в офисе. И более чем по одной причине я склонялся к тому, чтобы попросить HR не спускать с него глаз.

– Но мне понравилась эта фраза, – сказала она, отвернувшись. – «Оседлать». Это горячо в грубоватом смысле слова. Мне нравится представлять, как меня прижимают твои длинные ноги.

Закрыв глаза, я успокоил себя глубоким вдохом.

– Уверяю тебя, его предложение оставило у меня неприятный осадок. Но я всего лишь мужчина. И даже если бы он не говорил о подобном, сама идея о совместном путешествии вызвала у меня панику, – она засмеялась, и я снова отметил, как, казалось, она хорошо меня знала, как о многом догадывалась, просто наблюдая. – Я столкнулся с тобой в лифте и…

– И я была просто безумна.

– О да, была. Настоящее стихийное бедствие, на самом деле, – поддразнил я. – Но я хотел выскочить оттуда только потому, что почувствовал себя несколько дезориентированным рядом с тобой.

– Тебя одолела моя нелепость?

– Даже не сомневайся, – пробормотал я, убирая прядку ее волос за ухо. – Тебе смешно, а я серьезен. Что-то в тебе…

Она закрыла глаза, и я позволил ладони задержаться на ее шее, скользнув к ключице. Кончиками пальцев я ощущал прохладу ее кожи после пребывания на улице и невероятную гладкость. Едва ли я мог вообразить, насколько интенсивно будет ощущаться ее поцелуй, не говоря уж о том, чтобы заняться с ней любовью. Скорее всего я сорвал бы с нее одежду, как она и предложила вчера вечером. И определенно уделил бы время укусам.

– Но я замечал тебя и раньше. На встречах, когда мы обменялись взглядами раз или два…

Руби снова открыла глаза и с сомнением посмотрела на меня, как будто я начал играть с ней в игры.

– Это нормально, если ты меня не замечал. Так же нормально, если это просто в рамках эксперимента увидеть кого-то, кроме Порции. Обещаю, я уже большая девочка.

– Это не… ­– начал было я, но потом замолчал, потому что такси остановилось.

Я провел Руби в отель и переполненный лифт. Мы молча вышли на нашем этаже, и, пока по покрытому коврами коридору направлялись к нашим номерам, наши шаги эхом отзывались в тишине.

Когда мы оказались у моей двери, я сказал ей:

– Меня никогда не интересовали случайные связи. Перепих по пьяной лавочке и секс только ради секса мне не интересен.

Она облизала губы и шаловливо улыбнулась.

– Тогда тебе нужен более подходящий секс.

Пока она продолжала смотреть на меня терпеливым и игривым взглядом, тишина становилась все ощутимее.

– Ни капли не сомневаюсь, что мне нужен подходящий секс, – тихо признался я.

Ее брови медленно приподнимались, будто предлагая, и она кивком показала в сторону своего номера.

– Мне действительно было приятно с тобой поужинать…

Руби подождала еще десять секунд, давая мне пространство для маневра, после чего встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку в миллиметре от уголка рта.

– Спокойной ночи, мой осторожный и сексуальный, мое тайное увлечение.

Я наблюдал, как она повернулась и сделала десять шагов в сторону своего номера. Руби вошла внутрь, и с тихим щелчком за ней закрылась дверь, прежде чем я пробормотал:

– Спокойной ночи, моя прекрасная яркая девочка.

***

– Ну и что ты за идиот? – спросил я у своего отражения в зеркале ванной. – Ты мог бы поцеловать ее. Наслаждаться ею сегодня вечером. По крайней мере, мог бы попросить ее об этом.

Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох через нос. Ощущал себя так, будто моя кожа горела огнем, и стоило уже наконец решиться либо направиться в душ, не снимая одежды, либо ворваться в ее номер, и я не был уверен, каким образом эти ощущения рассеялись. Клянусь, я мог вспомнить каждый раз, когда она сегодня улыбалась или хохотала, запрокинув голову и закрыв глаза. Руби, казалось, наслаждалась каждым крохотным мгновением своей жизни. В ней было что-то, заставляющее меня хотеть находиться рядом, поставить ее на пьедестал и греться в потоках ее энергии и раскованной сладости.

«Скажи что-нибудь грязное, – сказала она. – Расскажи мне о самых сумасшедших и развратных вещах, о которых ты когда-либо думал. Лиши меня дара речи».

Подойдя к шкафу, я снял себя пиджак, рубашку, галстук. Повесил одежду, ощущая себя перегретым, слишком чувствительным и дошедшим до такой критической точки, что вот-вот взорвусь. И еще дураком, на самом деле. Руби не сказала бы мне «нет», если бы я шагнул вперед, обхватил рукой ее прекрасное лицо и поцеловал. Она, наверное, не отказала бы, если бы я просто попросил ее: «Заходи и покажи мне, как воплотить все это в реальность, сейчас же. Я боюсь, что испорчу это».

Потому что, откровенно говоря, я никогда бы не взял такой барьер.

Профессионально, да: я беру себя в руки и двигаюсь туда, куда хочу. Но моя личная жизнь словно застыла на месте. Когда нам было по шестнадцать, Порция нашла меня в лесу недалеко от дома и предложила мне ее поцеловать. Когда нам было по восемнадцать, она сообщила мне, что готова заняться любовью. Вполне в ее духе было не удержаться и рассказать обо всем своей маме, и будучи представителями семейства Виндзор-Локхарт, ее родители немедленно потребовали, чтобы мы поженились. И начиная с того момента, все разворачивалось довольно покорно: грандиозная свадьба, квартира, деньги на которую одолжил ее отец (и я отдал их четыре года спустя), машина, собака и брак, фундаментом которого было чувство долга.

Ничего такого я больше не хочу.

Вместо этого – новый план. Мне хотелось открыть в себе эту сторону – тайную и секретную, что так давно дремлет: романтика, страсть, отчаяние найти кого-то, с кем пуститься в самое дикое приключение, которое у меня когда-либо было – и не позволить ей соскользнуть назад в вежливость, удобство и рутину.

Если бы Руби захотела, чтобы я открылся, я сделал бы для этого все возможное.

Я хотел бы попросить ее обо всем, чего хочу с ней испытать.

Я хотел бы научиться игре.

Хотел бы показать, что мог дать ей то, в чем она нуждалась.

Вместе со всем этим я ощущал, как меня наполняет расслабление, и в одних боксерах я сел за стол, намереваясь разобраться со всем этим геморроем голосовых сообщений из лондонского офиса. Вытащив маленький диктофон, я сделал голосовые заметки после каждого из них, что требовало немедленного следующего действия, с которым мог бы справиться мой помощник, когда будет владеть всей информацией. Но после пятнадцати сообщений мой ум снова вернулся к этому ужину.

Привычка Руби улыбаться, зажав кончик языка между зубами, в сочетании со сладостью ананасового сорбета почти оглушила меня от возросшего любопытства: ее язык был холодным? Прохладным и сладким? Нравилось ли ей, чтобы ее язычок посасывали и облизывали?

Как бы это ощущалось, если, попробовав сорбет, она облизала бы меня, и ее прохладный язык скользил вокруг…

Я позволил себе представить Руби у себя на пороге, одетую в шелковые шортики и топ для сна, со ставшими твердыми горошинками на ее груди, с плавным изгибом изящных бедер. Она входит, держа в одной руке стакан воды со льдом, а другой упирается мне в грудь и толкает в сторону кровати.

– Не садись, – предупреждает она.

Я молча киваю. На мне только боксеры, а она ничего не говорит и даже не целует меня; но, зажав этот розово-мармеладный язычок между зубами, улыбается и опускается на колени, по пути стащив с меня трусы.

Я стянул боксеры со своих бедер, позволяя сформироваться этой фантазии.

Я с твердой, тяжело выпирающей толщиной перед ней и, замерев, наблюдаю, как она кладет в рот кусочек льда, посасывает его и потом поглаживает им по моему животу и бедрам.

– А-а, – задыхаюсь я, а она скользит свободной рукой по внутренней стороне моего бедра, обхватывая ладонью всего меня – и яйца, и член в одну хватку – грубо удерживая. Наконец я осмеливаюсь положить руку ей на макушку и скользнуть пальцами в волосы. Они мягкие, в точности, как я и представлял, и она немного задыхается, когда я стискиваю их в кулаке и резко тяну назад.

Она не ожидала такого. И позволяет кубику льда упасть из ее рта.

Я плотно обхватил рукой свой член, потянул кожу вниз и застонал.

­– Оближи его, –­ удалось проговорить мне, и мой одинокий голос странно громкий в пустой комнате.

Глаза Руби меняются с ярких и озорных на полуприкрытые и сладко послушные. Я чувствую, как она сопротивляется мой тянущей руке в ее волосах, пытаясь добраться до меня.

– Ты выглядишь чертовски великолепно, – прорычал я, быстрее двигая рукой, представляя, как будет ощущаться плотный охват ее кулака на головке моего члена и кружения ее мягкого прохладного языка… Я снова застонал.

– Не торопись, – прошипел я. – Я хочу, чтобы твой язычок поиграл со мной, прежде чем ты покажешь мне, как выглядишь, когда просишь его.

Ее язык выныривает, чтобы слизать каплю жидкости, и она посасывает в желании большего. Жадная порочная маленькая штучка. Я снова тяну ее назад, похлопывая своей длиной по ее губам и спрашивая:

– Ты уже думала об этом раньше? Когда слизывала свой десерт с ложки или посасывала соус на кончике большого пальца, ты представляла мой член между своими губами?

Она кивает и смотрит с приоткрытыми для меня ртом.

– Хочешь его?

Кивая снова, она смыкает губы, только чтобы прошептать:

– Пожалуйста.

Со сдавленным стоном, я скольжу на глубину, смакуя ощущения ее языка, плотно охватившего меня рта и вибрации от ее удивленного стона. Ее глаза округлились только на мгновение от резкого вторжения, прежде чем она расслабилась, облизывая, сладко поскуливая и глядя мне в глаза. Я скольжу внутрь и наружу, дыша резко и прерывисто, когда говорю ей:

– Вот так.

… и …

– О-о, сладкая… соси меня…

… и …

– Мне никогда не забыть этого зрелища. Никогда.

Ее руки тянутся ко мне и обхватывают меня ниже, потягивают и ласкают – и это рай. Это слишком хорошо, и это слишком рано, и я хочу смотреть на ее лицо, когда она почувствует, что я кончаю.

Фантазируя, я закрыл глаза. У меня не было орального секса почти семь лет, и я одержим ртом Руби, ее языком и ее грязными откровенными словечками.

Я касаюсь рукой ее подбородка, шепча:

– Я кончаю. Руби. Руби. Пожалуйста… Пожалуйста, позволь мне кончить тебе в рот.

И с резким движением ее языка это и происходит – удовольствие ползет вверх по моим ногам и вниз по спине, пока не становится пульсирующий и горячим, и кожу начинает обжигающе покалывать по всей длине, и

и

и

– О-о-о-о…

Я кончил на свои пальцы, простонав ее имя.

***

Мне потребовалась чуть ли не минута, чтобы зрение прояснилось, и я поднял боксеры, чтобы вытереть руку и пол передо мной. Номер казался поразительно тихим, будто я был на сцене.

Мои часы на столе громко тикали.

Взглянув на стол, я почувствовал, как щекам стало горячо от смущения.

Все это время мой диктофон был включен.

Мой палец завис над кнопкой перемотки. Нет ничего более унизительного, чем слышать звуки собственной мастурбации. Я мог бы перемотать и все стереть.

Но что-то во мне осмелилось засомневаться, и я положил диктофон обратно на стол, глядя на молчаливую стену, разделяющую наши номера.

Сегодня у меня не было возможности двигаться вперед с Руби, но я не собирался позволить этому повториться. С Руби я чувствую себя в безопасности; как ни странно, но после нескольких дней вместе мы знали друг друга больше, чем мы с Порцией после одиннадцати лет брака.

Я мог бы дать Руби все, в чем она нуждалась.

Я нажал на запись. Взяв телефон, набрал Руби и ждал, пока звучал

первый гудок.

Мое сердце билось так сильно.

Второй гудок.

Давай, Найл. Сделай это.

И затем она ответила, откашлявшись, прежде чем сказать:

– Найл?

– Привет, Руби.

Сделав паузу, она спросила:

– Все в порядке?

Мое сердце колотилось в груди, и я обнаружил, что стоял посреди номера отеля, совершенно голый, разговаривая с ней по телефону.

– Да, все хорошо, – пробормотал я. Закрыв глаза, я представил ее прослушивающей мою запись, и понял, что позвонил ей сразу после этого. Улыбаясь, я сказал: – Просто хотел еще раз уточнить, будешь ли ты присутствовать на завтрашней встрече в 08:30?

Еще одна пауза, и когда она ответила, ее голос звучал разочарованно.

– Конечно. Встретимся в лобби в 07:45?

Я посмотрел на часы. Было около полуночи. Всего несколько часов, и я увижу ее снова.

– В 07:45, – сказал я. – Отлично.

– Спокойной ночи…

– Спокойной ночи, дорогая.

Протянув руку, я выключил запись.

 

Глава 9

Руби

Следующим утром я, не дыша, спускалась в лифте в лобби. На часах было 07:43, и я не сомневалась, что Найл будет уже внизу – костюм: безукоризненный, волосы – идеальные, тело: трахабельное. Единственное, чего я не знала, – это с которым из Найлов я сегодня столкнусь.

Будет ли это поддразнивающий и непринужденный почти-мой-бойфренд-Найл со вчерашнего ужина? Тот, из-за которого я запустила руки в свои трусики, едва закрыв за собой дверь? Или же сдержанно немногословный и резкий мистер Стелла, что позвонил мне час спустя?

Кажется, мозг Найла – его худший враг, который не в силах отключиться или на какое-то время замолчать, чтобы просто весело провести вечер. На время ужина он вылез из своей скорлупы, подначивал и был со мной откровенно игривым и нескромным. Но после того как он провел час в своем номере наедине с собой, по ощущениям это получилось, будто меня окатили ледяной водой.

Тоненький голосок в моей голове предупреждал, что я должна была обратить внимание и прислушаться даже к самым тихим звоночкам. Хотя Найл и выглядел, как баловень, которого весь мир носит на руках, также он был чрезмерно осторожным со склонностью все усложнять, и поэтому мне, возможно, стоит попридержать свое желание нырнуть вниз головой во все это.

Отличный совет, вообще-то.

Но когда открылись двери лифта, и в лобби я увидела Найла Стеллу собственной персоной, проигнорировать этот совет стало легче легкого.

При виде него, как всегда, мой пульс ускорился, а горячую кожу стало покалывать. Он оглянулся и встретился со мной взглядом. Стоящие передо мной люди покидали лифт, шли секунды, а я ждала его реакцию – хоть какую-нибудь. Пока я шла, стуча каблуками по мраморному полу, мне пришлось отвести взгляд, поправить пояс пальто и заставить себя выпрямить спину. В конце концов, Найл – всего лишь мужчина, и сказанное им вчера вечером означало, что у меня было больше опыта в таких ситуациях, чем у него. Тут у меня было некоторое превосходство.

Да-да, продолжай себя в этом убеждать.

Перекинув пальто через руку, он посмотрел на часы и, приподняв брови, перевел взгляд на меня.

– Я смотрю, ты пунктуальная.

Дразнит. С облегчением выдохнув, я расправила плечи.

– Пунктуальность – ценнейшая добродетель, – ответила я.

– Не могу не согласиться. Так получилось, что я нахожу это очень привлекательным.

Этим утром его голос звучал глубже и более уверенно. Его акцент каким-то образом усилился, заставляя слова звучать двусмысленно, от чего у меня по рукам побежали мурашки. Если бы речь шла о ком-то еще, я бы засомневалась, не замышляет ли он чего-нибудь, но ведь это был мистер Добродетель. Уверена, он не скрутит меня и не повалит на пол прямо в лобби отеля или во время встречи с нью-йоркским отделением MTA.

Я знала, что он со всей осторожностью старался сохранить наши отношения в строго профессиональных рамках, но после того как вчера вечером сказал о своем желании показать то, что не считает «нежным, сдержанным или пристойным», вопрос, какие у нас отношения, в значительной степени оставался по-прежнему открытым, и я изо всех сил старалась уловить его намеки, как быстро мы можем продвигаться. С одной стороны, казалось, что он готов начать прямо сейчас. С другой – просто поцелует меня на ночь.

Я выжидающе посмотрела на него, когда он надел пальто и жестом пропустил меня вперед.

– Идем?

***

В середине первого совещания мы решили сделать перерыв. На этих дискуссиях о бюджете и общественном мнении я чувствовала себя довольно бесполезной, а не важной частью команды. Но все равно слушала, понимая, что разговоры, сейчас трудные для понимания, пригодятся в будущем.

Тем не менее, даже Найл, казалось, отвлекался, снова и снова заглядывая в свой план мероприятий, и мне его дважды пришлось подталкивать локтем, чтобы он ответил на вопрос. Он едва смотрел в мою сторону, но он не убирал руку, когда я случайно касалась его, передавая бумаги. Его нога слишком расслабленно касалась моей, чтобы сказать, что это было намеренно.

По сути, отсутствие его внимания было почти нервирующим, и я была благодарна, когда он отвел меня в сторону и спросил, не против ли я пропустить оставшуюся часть совещания.

– Понимаю, что это довольно грубо с моей стороны, – показывая на свой телефон в руке, сказал он. – Но я только что проверил мобильный, и мне нужно параллельно сделать пару дел. Ничего особо срочного, звонила Джо и продиктовала несколько имен и расписаний встреч, которые мне понадобятся для конференции с Тони. Не могла бы ты… – он сделал паузу, выглядя извиняющимся. – Знаю, ты не мой ассистент и даже не на меня работаешь, но не могла бы ты послушать и законспектировать?

Я с облегчением вздохнула, поняв причину его рассеянности, так что я могла бы избавиться от этого совещания, по крайней мере, на ближайшие два часа.

– С удовольствием, – ответила я, забирая его телефон. – Эти совещания все равно не имеют ничего общего с моим отделом. Дай мне работу, хоть какую, пока я не спятила.

Отделявшая конференц-зал от комнаты меньшей площади стена была полностью стеклянной и около шести метров в длину. Внутри была пара белых кожаных дивана, несколько гладких стальных столиков и подходящих по стилю стульев. Из окон были видны рестораны и только начавшие цвести деревья. Расположившись на диване, я достала блокнот и ручку и хотела уже открыть его телефон.

– Еще кое-что, – я вздрогнула при звуке его голоса у двери. – Пароль – мой день рождения…

– 0609, я знаю, – брякнула я, после чего подняла голову и увидела его удивленный взгляд. Поморщившись, я улыбнулась. – Тебе, пожалуй, стоит знать, что мне сейчас хочется провалиться сквозь землю, – заметила я. – Потому что, ну вот она я, сталкер во всей красе.

Он расхохотался.

– Наверное, я не слишком сообразителен в плане придумывания паролей.

– Думаю, когда ты достаточно внимателен к человеку, то можно подобрать все пароли, – сказала я, немного неловко покашляв для эффекта.

Но Найл только снова рассмеялся, покачав головой и еще раз поблагодарив, прежде чем повернуться в сторону выхода.

– О, и Руби? – стоя в дверях, окликнул он.

– Да?

– Убедись, что ничего не пропустила. Некоторые записи довольно длительные и… одна, та, что в конце, особенно важная.

– Понятно, – ответила я и даже не стала притворяться, будто не смотрела на его задницу, когда он уходил.

***

Со своего дивана мне его очень хорошо было видно. Остановившись у стола с закусками, он взял бутылку воды и вернулся на свое место, и я подумала, было ли это игрой света, что он слегка покраснел.

Учитывая, что некоторые сообщения были довольно длинными, я потянулась к сумочке и обрадовалась, когда на дне нашла наушники. Подключив их и вставив один наушник в ухо, я ввела пароль. Там оказалось четыре записи. Первое сообщение, как и ожидалось, было от Джо; я прослушала длинный список имен и дат и тщательно все записала. Вторая и третья записи тоже были от нее, и в течение трех минут вся страница моего блокнота была исписана.

Я подняла голову, чтобы посмотреть, как там совещание, и увидела его обсуждающим что-то с сидящим рядом коллегой. Даже не слыша его, мне было видно, как его рот иначе формировал слова, нежели окружающие, его акцент был виден на расстоянии. Он в большей степени использовал губы и будто дольше удерживал ими слова. Я подумала, каково это, слушать его голос дома, когда он на ухо на одном дыхании, диктуя, говорит мне, что ему нужно.

Мне однажды стоит написать роман, наполненный своими интересами об этом мужчине.

Снова нажав на «play», на мгновение я встретилась взглядом с Найлом, после чего он отвернулся. Началась последняя запись, и я ждала, пытаясь разобрать, что именно я услышала. Чье-то дыхание… гул кондиционера… отдаленные звуки проезжающих машин? Тишину заполнил шелест ткани – как если бы кто-то протащил предмет одежды рядом с динамиком – и я взяла телефон, чтобы проверить соединение и убедиться, не нажала ли я куда-то не туда.

Но потом я услышала: «А-а», и это… ну, этого я никак не ожидала.

«Ты выглядишь чертовски великолепно».

Я знала этот голос. Я провела последние полгода, обращаясь в слух, чтобы услышать, когда он выходил из лифта на моем этаже или когда выступал на совещаниях. Когда обращался ко мне. Это был Найл, и он… я так думаю…

«Не торопись. Я хочу, чтобы твой язычок поиграл со мной, прежде чем ты покажешь мне, как выглядишь, когда просишь его».

БОЖЕ МОЙ.

Я побледнела. Что, если я наткнулась на что-то, чего мне не полагалось слышать? А это вообще Найл? Это что-то из ряда вон, что он будет такое записывать и тем более давать мне послушать.

Если только он не знал, что шла запись. Был ли он… с кем-то? Должна ли я ему сказать, что услышала?

«Ты уже думала об этом раньше? – спросил он на этой записи. – Когда слизывала свой десерт с ложки или посасывала соус на кончике большого пальца, ты представляла мой член между своими губами?»

Десерт? Он говорил о…

Выпрямившись, я посмотрела в сторону конференц-зала и не уверена, была ли я удивлена, что он уже смотрел на меня. Не знаю, как долго он наблюдал, но когда медленно кивнул, я была уверена: он в точности знал, что именно я слушала, и он специально организовал, чтобы я это услышала.

«Хочешь его?»

«Вот так».

«О-о, сладкая… соси меня…»

Он ласкал себя рукой, фантазируя, что я взяла у него в рот…

И судя по всему, он делал это после вчерашнего ужина – вашу мать!

В комнате было всего 20 градусов, но я вся взмокла.

Найл ни на секунду не отвел от меня взгляд, и клянусь, эта ситуация была грязнее, чем если бы он голой разложил меня на этом полу. Ну разве что самую малость. Как он это делает?

Мы едва притронулись друг к другу, и все же это ощущалось, будто он коснулся меня так, как никто и никогда.

«Мне никогда не забыть этого зрелища. Никогда».

Я скрестила и сжала ноги вместе, ерзая на диване. Ясно ощущая, насколько была влажной, и насколько мое тело готово дать ему то, о чем он говорил.

«Я кончаю. Руби. Руби. Пожалуйста… Пожалуйста, позволь мне кончить тебе в рот».

***

Когда все разошлись на обед, я заметила, что Найл не решался уйти. Ему придется столкнуться со мной лицом к лицу – сейчас, после того как я прослушала его горячий хит – не на безопасном расстоянии, без разделяющей стеклянной стены и пятнадцати инженеров и работников транспортной компании вокруг. Он нервничал и, чтоб меня, если он не выглядел в этот момент самым желанным на свете.

Не в состоянии больше оттягивать, он собрал свои вещи и вышел.

– Голодная? – спросил он.

– Просто умираю, – ответила я, задумавшись, понял ли он – надеюсь на это – подтекст.

Судя по тому, как он начал теребить узел галстука, думаю, что понял.

Кивком показав в сторону коридора, я спросила:

– Пройдемся?

Я вывела нас из офиса и направилась по потихоньку пустеющему коридору. Нас остановил мужчина с совещания.

– Этажом выше организуют ланч. Национальный День Тако или что-то в этом роде, если вы проголодались. Должно быть… интересно.

Что ж, видимо, это самое интересное, что выпадет парню на сегодняшний день.

– Нам нужно связаться с лондонским офисом, – невозмутимо ответил Найл. – Но мы вернемся как можно скорее.

Вынуждена признать, я была впечатлена.

Кивнув, наш третий лишний ушел, а мы продолжили идти по одному коридору, потом по другому, пока все звуки не стали просто гулом где-то в противоположной от нас стороне.

– Мы позвоним в Лондон, да? – спросила я.

– Не совсем, – он посмотрела на меня и улыбнулся. – Я думал, ты хотела отвести меня куда-нибудь поговорить?

– Поговорить? – с улыбкой повторила я.

Он поджал свои изумительные губы.

– Возможно.

– Кстати о разговорах, вот твои заметки, – протягивая ему свой блокнот, сказал я.

– А. Спасибо.

В конце коридора была темная комната, и я повела его туда, закрыв за нами дверь.

Затем, опираясь на прохладную деревянную поверхность, я сказала:

– Твои сообщения были очень… увлекательными.

– Увлекательными, говоришь? – спросил он, подходя ближе.

– Они меня впечатлили, – хихикнув, заметила я. – И довольно сильно.

Наклонив голову и так улыбаясь, что приподнялся один уголок его аппетитного рта, он пробормотал:

– И как именно?

Я уже собиралась ответить, сказать что-нибудь игривое и уклончивое, но когда наши взгляды встретились, связные мысли меня покинули. Мое сердце начало колотится так сильно, внезапно понимая, что это не иллюзии и не просто флирт. И я не сидела на очередном совещании в четверг, погруженная в фантазии об этом.

Было уже столько Моментов Найла Стеллы, что я перестала отслеживать.

Количество Раз, Когда Найл Стелла… Коснулся Моей Лодыжки, Заправил Мои Волосы За Ухо, Посмотрел Мне В Глаза И Спросил, Кончила Ли Я.

Сказал Мне, Что Хочет, Чтобы Я Проглотила, Когда Он Кончит.

Записал, Как Мастурбирует, И Дал Мне Послушать.

Чуть Не Поцеловал.

Это происходило. Мы это делали.

– Ответь мне.

Я потеряла всю способность играть и опустила голову.

– У меня все болит и ноет.

– Скажи, – когда он наклонился, целуя мою шею, каким-то образом его голос был одновременно властным и мягким. – Когда ты испытываешь эту ноющую боль, что это значит?

Он знал. Должен был знать. Ему хотелось, чтобы я произнесла эти слова.

– Это значит, что я влажная.

Он резко вдохнул через нос и провел им по моей шее и скуле.

– Черт, Руби, ты поднимешь голову и поцелуешь меня?

Я подняла голову, чувствуя себя совершенно бездыханной и с колотящимся сердцем о стенки грудной клетки. Аромат его одеколона струился в темноте, и я ощущала себя опьяненной им, его близостью и осознанием, что я собираюсь на самом деле коснуться его. Поцеловать его. И он поцелует меня в ответ.

Найл наклонился ко мне, из приоткрытых губ вырывалось прерывистое дыхание. Он ожидал короткий поцелуй, легкое скольжение по моим губам. Это было очевидно, потому что я знала его больше, чем следовало бы, и еще из-за того, как осторожно он ко мне наклонился и как нежно обхватил ладонями мою талию.

Но я была не в состоянии согласиться на что-то непродолжительное и легкое. Я слишком долго этого хотела. Вниз по позвоночнику процарапало долгожданное облегчение и узнавание – его самого, запаха и тепла его кожи, отчего у меня дрогнули руки, и я притянула его к себе ближе. Я дала ему все, что угодно, но только не короткое и легкое. Скользнув своими губами по его, я потянула его нижнюю губу, отчего его дыхание стало тяжелее, и он застонал.

Мне хотелось проглотить их, съесть его звуки, чтобы оставить их внутри себя и снова и снова потом прокручивать. Его рот был просто нереальным: упругие губы и это идеальное мужское сочетание мягкости и твердости, когда он дарил и забирал. Мой мир сошел с оси. Нырнув руками в его волосы, я прижалась грудью к мощной стене его груди и издала самый нелепый вздох облегчения, на который только была способна.

Он с удивлением и трепетом застонал громче, скользнув руками по спине и рефлекторно прижимая меня еще ближе.

Достаточно близко, чтобы я отклонилась назад, когда он навис надо мной, и его губы оторвались от моих, только чтобы издать еще один низкий звук, когда его язык, пробуя меня, скользнул в мой рот.

Достаточно близко, чтобы я была уверена, что он чувствует колотящееся сердце у меня в груди.

Достаточно близко, чтобы я почувствовала, как он ставится больше и тверже, прижимаясь к моему животу.

Я была такой дикой и исступленно голодной по нему, по всему этому, что, почти задыхаясь, издавала сдавленные стоны от прикосновений его языка к моему. Я едва сообразила, что из меня вырвалось:

– Найл. Пожалуйста.

– Пожалуйста что? – он скользнул губами к моему уху, целуя и прерывисто дыша. – Все, что угодно.

– Просто… целуй меня.

Я почувствовала его легкий смешок.

– Кажется, я тебя уже целую.

– Тогда прикоснись ко мне. Хоть как-нибудь. Я чувствую…

– Покажи мне, – прошептал он у моего рта. – Покажи, где тебе больно.

Я не смогла сдержать легкий всхлип, вырвавшийся из меня, и немного отстранилась, чтобы встретиться с ним взглядом.

Взяв его за руку, я сцепила наши пальцы и оставила один поцелуй на его ладони. Его взгляд двинулся от моих глаз к губам и обратно, после чего он медленно кивнул. Я направила наши по-прежнему переплетенные руки вниз, скользнув ими под подол юбки.

– Да, – простонал он, ощутив голую кожу, после чего мы двинулись выше, наконец касаясь влажной ткани моих трусиков.

Я сделала шаг назад, потом еще один, ведя его за собой, пока я не оказалась прижатой спиной к двери.

Он последовал за мной, а затем нырнул пальцами под кружево, чтобы дотронуться до моей кожи, скользкой от жажды.

– Уже, – выдохнул он, мягко двигаясь вперед и назад.

Я кивнула, не в состоянии сформулировать ни одного слова в ответ. Я хотела его так сильно, до боли, и сейчас он наконец касался меня, и его длинный указательный палец гладил меня по моей обнаженной плоти, погружаясь немного внутрь, – там, где я хотела этого больше всего.

Прямо там,

О господи, да, там,

О-о, как хорошо.

Не обдумывая, я озвучивала ему каждую мысль.

Он снова двигался по этому пути, вокруг моего входа и обратно к клитору, на удивление опытно касаясь для того, кто не был уверен, наслаждалась ли в постели женщина, с которой он провел десяток лет. Его губы двинулись вверх от уголка моего рта, по скуле, наконец лаская раковину моего уха.

– Это то, чего я хотел, – прошептал он. – Все мои мысли только об этом. О чем думал вчера вечером. Я представлял твой мягкий язык и как ты ощущаешься здесь. Как это будет, когда я скользну в твое тело и рот. Я думаю об этом почти до одержимости.

Я откинулась на дверь, желая немного уклониться от возрастающего нетерпения в его прикосновениях или нуждаясь в поддержке, точно не знала. Знала только, что пропала, была на волоске от того, чтобы так сильно разорваться на части, что он бы никогда не собрал меня обратно.

– Внутри, – срывающимся шепотом произнесла я. – Хочу кончить, когда ты внутри.

– Когда ты так это говоришь… – сказал он, но сделал, как я просила. Он погрузил в меня один палец, затем добавил второй, толкая их глубже. – О черт…

Интенсивность ощущений все нарастала, мои ноги подкосились, и небрежными и влажными поцелуями я осыпала его губы и подбородок. Мои отчаянные звуки едва успевали раздаваться, пока не были поглощены его ртом. Он кружил большим пальцем, настойчиво и уверенно, пока пальцы скользили внутрь и наружу. Готова поспорить, что с каждым толчком он погружался все глубже, каждый раз касаясь чего-то необузданного и нетронутого внутри меня.

И наконец ощущения возросли настолько, что их стало слишком много, и я кончила, выгнувшись всем телом у его руки. Его рот снова нашел мой, и он начал что-то шептать, что я едва была в состоянии понять.

– Дай мне свои звуки, – сказал он. – Хочу сохранить их для себя и думать о них по ночам.

Но у нас ночь впереди, тут же вспомнила я. Ни с кем из участников конференции не запланировано ни встреч, ни ужинов. Нам никто не помешает. Я задумалась, знал ли он об этом тоже. Может, здесь это было проще, с отдаленными офисными звуками из других кабинетов вокруг, напоминающие нам обоим, что здесь мы не можем зайти слишком далеко. Может…

– Никогда бы не подумал, что буду тем, кто это скажет, – проводя своим носом по моему, заметил он, – но прекрати думать.

– Просто… ничего себе, – сказала я, желая расплыться на полу, словно теплый мед. К моему сожалению, он вытащил руку из-под юбки и обнял меня, удерживая в вертикальном положении.

– «Ничего себе» – это хорошо. Это я приму.

– Мы должны сделать это снова, – с глупой улыбкой заявила я.

– Просто наблюдать, как быстро ты растекаешься в моих руках…

– Я серьезно.

Он посмотрел на дверь, и выражение его лица стало немного огорченным.

– Но мы долго отсутствовали; нам нужно присоединиться к остальным.

– Ты… – начала я, взглядом гуляя по его члену.

Он был все еще твердым – и довольно впечатляющим – но он остановил мою руку, когда я потянулась к его ремню.

– Я тебя уверяю, ничего страшного.

Я нахмурилась.

– Но я могу…

И, как нарочно, послышался голос из другого конца коридора. Время истекло.

На этот момент, подумала я. У нас впереди была целая ночь, и я планировала наслаждаться каждым ее мгновением.

 

Глава 10

Найл

От того, как Руби на меня поглядывала, складывалось впечатление, будто она что-то замышляет.

– Что? – одними губами спросил я, когда она прикусила свою розовую нижнюю губу и наконец посмотрела мне в лицо, после того как гуляла взглядом по моей шее, плечам и рукам.

Она пожала плечами.

– Ничего, – так же беззвучно ответила она и облизнулась.

Она знала. Должна была знать, что делал со мной этот язычок. Такой мягкий, розовый и дразнящий.

Я оторвал от нее свой взгляд и сосредоточился на женщине, которая вела сегодняшнее обсуждение бюджета ликвидации последствий урагана. Все в зале сидели, опустив глаза и рисуя каракули в блокнотах. Что касается меня, то эти встречи в течение недели я ощущал предсказуемо напряженными, но при этом увлекательными. Я любил свою работу, эту тему готовности к стихийным бедствиям, детали которой мы собрались вместе тщательно исследовать. Я получал удовольствие от работы, в отличие от большинства моих коллег: она была моим спасение, моей страстью. Поэтому и поразился сам себе, когда обнаружил, что мои глаза то и дело поглядывают на часы, а голова думает о Руби и о том, что произойдет между нами сегодня вечером.

У нас не было запланировано ни встреч, ни общественных обязанностей. С 17:00 до следующего утра у нас не было ничего, кроме времени… вместе.

С Порцией в нашем распоряжении было все время мира, и мы расплатились за это одиннадцатью годами. Но все же, даже в самом начале большую часть времени мы не проводили в стремлении друг к другу. Все на свете оказывалось важнее совместного ланча; мы отказывались в пользу работы или случайных проектов даже от такой простой вещи, как просмотр телевизора бок о бок. Но Руби, казалось, трепетала от перспективы провести несколько часов наедине – со мной.

Очевидно, случившееся во время обеда подчеркнуло, что мы оба должны двигаться вперед, минуя кокетливые игры, которыми наслаждались весь день, к чему-то более личному и интимному.

Я просто не знаю, насколько хорош в этом. У меня было мало практики в проявлении эмоций, но еще меньше опыта в сексуальном плане. Я знал, что благодаря мне она кончила. Знал, что мог дать ей гораздо большее удовольствие, нежели сегодня. Это не то, что меня беспокоило. Меня волновало понимание, что она даст мне ровно столько, сколько я хотел от нее.

Я мог бы заняться с ней любовью этой ночью, если бы хотел. Мог бы почувствовать себя глубоко в ее горле. Если мне нужны ограничения, я был бы тем, кто их установит. Но действительно ли я их хотел или же думал, что должен хотеть?

Желудок свело, и я посмотрел на женщину во главе стола переговоров. Краем глаза я видел Руби, смотрящую на меня со склоненной головой, и я подозревал, что она читала каждую отображавшуюся на моем лице мысль. Я начинал думать, что она была чем-то вроде дешифратора и тем человеком, помимо моих брата и младшей сестры, кто, взглянув на меня, понимал, как много я скрывал.

Моргнув, я встретился с ней взглядом.

Она внимательно посмотрела меня, и ее выражение лица смягчилось, когда, улыбнувшись, одними губами произнесла:

– Не переживай, – после чего вернулась к своим заметкам и посмотрела в сторону ведущего дискуссии.

И тут же мои плечи расслабились, а челюсть разжалась.

«Отпусти это, – прошептал ее голос в моих мыслях. – Мы вместе решим».

***

Когда мы возвращались в отель, Руби мило болтала о совещании, о странно теплой погоде, о концерте группы, который она умирала, как хотела здесь посетить. Она рассказывала о всяких замечательных пустяках, отвлекая меня от собственных переживаний в свете предстоящего вечера.

В Parker Meridien Руби вела нас к лифтам, потом вдоль по коридору и остановилась у двери в мой номер. Подняв на меня свои зеленые глаза, она прошептала:

– Ну что ж, время принимать решение. Хочешь, чтобы я осталась с тобой сегодня? – она положила ладони мне на грудь. – Я не давлю. Я могу пойти в свой номер и мастурбировать, любуясь Райаном Гослингом в фильме, а ты в свой и надаешь себе под зад, что не заполучил меня топлес, выбор за тобой.

Сглотнув, я сделал несколько успокаивающих вдохов, прежде чем поцеловать ее в уголок рта и по всей щеке по направлению к уху.

– Да, пожалуйста, – пробормотал я.

– Тогда, – сказала она, пропев последний слог. – Ужинаем в городе или в номере?

У меня заняло не меньше трех секунд, чтобы решить:

– В номере, – и с сияющей улыбкой она забрала у меня ключ-карту и впустила нас.

Она скинула туфли, запрыгнула на кровать и зарылась лицом в мою подушку.

– Черт возьми, белье поменяли. Подушка не пахнет тобой, – она повернулась и все равно прижала ее к груди.

– Я прослежу, чтобы завтра не меняли.

На это голосом Найла Стеллы она ответила:

– Прекрасная идея, – и решительно кивнула, вызвав у меня улыбку. Улыбнувшись мне в ответ, она потянулась к меню обслуживания в номерах и раскрыла его. – Чего бы тебе хотелось?

Прислонившись к столу, я наблюдал за ней. Мне нравится видеть ее в моем номере, на этой кровати, когда ей так легко и комфортно в этой роли… моей девушки.

Сев и начав расшнуровывать туфли, я пробормотал:

– Хм-м. Может, бургер?

– Ты меня спрашиваешь? – она пробежала глазами по меню. – Тут есть несколько вариантов. Чизбургер и картофель фри?

– Идеально. И какое-нибудь темное пиво, что у них есть.

Она бросила меню на пол и сняла трубку. Я услышал тихий отзвук голоса на том конце провода, и Руби рассмеялась, прикрыв динамик рукой. С показным возмущением она сказала:

– Они назвали меня миссис Стелла.

Разуваясь, я улыбнулся. Миссис Стелла была моя мама и – когда-то – Порция. Эта жизнерадостная прелесть, распластавшаяся на моей кровати, с юбкой, постепенно поднимавшейся вверх по стройным бедрам не была «миссис Стелла».

Но в этом и проблема, верно? Я привык думать о Руби как о слишком забавной, слишком красивой, слишком необычной для таких, как я. В своей голове я держал образ той, кого, я думал, заслуживаю, кого-то похожего на меня и уж никак на Руби.

Услышь она сейчас мои мысли, я совершенно уверен, схватила бы телефон и запустила им в меня.

Я слушал и наблюдал, как она заказывала и подтверждала, после чего повесила трубку. Все это казалось настолько обычным делом, таким простым и комфортным; мои плечи не напряжены, в животе спокойно.

Она похлопала по кровати, приподнимая брови и соблазнительно улыбаясь.

– У нас есть минут сорок, чтобы похулиганить.

– Руби… – начал я.

Ее улыбка немного соскользнула, прежде чем появилась снова.

– Почему ты так боишься оказаться со мной на кровати? – спросила она, и под ее смешком я отчетливо услышал смущение. – Обещаю, я не стану покушаться на твою добродетель.

– Не в боязни дело. Я… – я остановился, снял галстук и повесил его на спинку стула. Всякий раз, когда я хотел объяснить что-то самому себе, сказать что-нибудь важное – личное – слова в моей голове оказывались в совершенном беспорядке. Именно поэтому с Порцией я давно сдался.

Я понимал, что должен перестать все сравнивать с собственным браком. Руби пыталась помочь мне понять самого себя, и мне нужно ей это позволить.

Новые отношения. Новые правила.

– Скажи мне.

Я закрыл глаза и тщательно сформулировал мысль, прежде чем ее озвучить.

– Я чувствую, что едва могу переварить идею быть с тобой, и что это за собой повлечет, и все-такие мы здесь, в комнате с кроватью. Хотя нельзя сказать, что в моем опыте с женщинами вообще существует понятие «нормально», мне нравится думать, что «нормально» – это пригласить тебя несколько раз поужинать и поцеловать на пороге. По крайней мере, это то, что я восемнадцатилетний сделал бы много лет назад, – с тихим глуповатым смешком сказал я. – Однако этим вечером мы в гостиничном номере, и чуть раньше в тебе побывали мои пальцы, и все, чего я сейчас хочу – это присоединиться к тебе и облегчить боль, которую ощущал весь день. И меня несколько удивляет, настолько далеко позади мое тело и сердце оставили мой мозг.

Руби встала на колени и подползла к изножью кровати. Протянув руку, она запустила палец в шлевку брюк и притянула меня к себе.

– Почему люди ведут себя так, будто сердце и тело не являются частью мозга? – она расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки и перешла к следующей. А затем и еще к одной. Кончики ее пальцев щекотали мою грудную клетку. – Если ты хочешь меня, – начала она, – это твой мозг. Если тебе нравится быть со мной… Эй, подумать только, – она посмотрела на меня, сладко улыбаясь и зажав между зубами кончик языка, – тоже из-за твоего мозга.

– Ты же понимаешь, о чем я, да? – шепотом спросил я. Наши лица были всего в паре сантиметров друг от друга; чтобы поцеловать ее, мне нужно всего лишь немного опустить голову. – Меня беспокоит твоя молодость. И собственная нервозность. Как все это преодолеть?

– На самом деле, – сказала она, с напускной серьезностью сдвинув брови, ­– думаю, для тебя будет легче, если мы сделаем это по приезде домой. В твоем пространстве, среди привычных дел. Полагаю, самая большая трудность для тебя в том, что ты находишься вдали от всего этого и я – просто еще одна капля хаоса в этой неразберихе.

Ее слова меня успокоили и погасили растущую волну беспокойства.

– Уверена, что ты не шестидесятилетняя девчонка после первоклассной пластической операции? Ты кажешься необыкновенно мудрой.

– Абсолютно, – мило улыбаясь, заверила меня она. – Но я так же уверена, что ты не должен делать то, чего не хочешь, Найл. Разреши себе не хотеть.

Я посмотрел, как на ее шее бьется пульс, и подумал, как он будет ощущаться под моими губами.

– Я совершенно уверен… Имею в виду… – я разочарованно вздохнул от собственных спутанных мыслей. – Я хочу, – наконец сказал я.

Руби хихикнула и упала на кровать, потянув меня за собой. Мы мягко приземлились, слегка подпрыгнув на матрасе, и я перекатился к ней ближе, выскальзывая из рубашки. Будто мы заранее договорились – или делали так на протяжении десятилетий – она согнула колени и сплела ноги с моими, а я свернулся рядом с ней.

Лишившись дара речи, я посмотрел на нашу позу.

– Мы хорошо смотримся вместе, – пришла к выводу Руби. – И посмотри только. Я все-таки утащила тебя на кровать, – она разгладила морщинки у меня на лбу. – Чтобы ты понимал, я хочу провести с тобой время, обниматься и болтать, – заверила меня она, – нам не обязательно раздеваться перед ужином. И после тоже.

Я улыбнулся и придвинулся ближе, проводя рукой по ее животу к другому бедру.

– Расскажи о своей семье.

– Давай посмотрим… – ее рука принялась поглаживать меня по задней стороне шеи, ныряя в волосы. – У меня есть брат, он мой близнец…

– У тебя есть брат-близнец? – спросил я. Как я мог целовать ее, наблюдать, как она доводит себя до оргазма, дарить ей еще один своей рукой и проводить с ней последние пять дней вместе, не зная такие элементарные вещи?

– Ага, он учится в медицинской школе Калифорнийского Университета. Его зовут Крейн.

– Крейн? Не то имя, которое часто встретишь.

– Ну, все называют его по фамилии, Миллер, но да, – задумавшись, она провела пальцами по моим волосам. – Он хороший.

– А ваши родители?

– Они женаты, – сказала она, встречаясь со мной взглядом. – Живут в Карлсбаде, к северу от Сан-Диего. Кажется, я уже говорила, что они психологи.

Я немного отстранился, изучая ее.

– Как так вышло, что твои родители психологи, а ты кажешься такой… нормальной?

Рассмеявшись, она шутливо толкнула меня в грудь.

– Это такой дурацкий стереотип. Ведь наоборот, если родители отличные психологи, то дети более уравновешенные, никак не психи.

– Неплохой вариант, – я почувствовал, как начал улыбаться. Она… Она невероятная. – Значит, ты росла в Карлсбаде, прежде чем поступила в UCSD?

– Угу, – промычала она, сосредоточившись на том, как вперед-назад водила пальцем по моей ключице. – Счастливое детство. Классные родители. Брат-близнец, который лишь изредка портил мне свидания… – казалось, она отвлеклась, и это подтвердилось, когда она потянулась поцеловать мою шею. – Я счастлива.

– Значит, никаких скелетов в шкафу? – пробормотал я.

Руби медленно отстранилась, и ее взгляд на мгновение затуманился.

– Никаких скелетов.

Поглаживая ее ребра, я изучал выражение ее лица, прежде чем очень тихо ответить:

– Это прозвучало не очень убедительно.

Я понятия не имел, почему так сказал, но теперь мне стало необходимо знать. Грудную клетку туго стянуло от этого ощущения близости, что означало большее, нежели флирт, поцелуи и касания. Это то, в чем я нуждался, и при этом боялся искать: близость в общении перед действием.

– Хорошо, – слегка улыбаясь, сказала она. – Но ты первый.

Удивленный, я моргнул. Никак не ожидал, что после моего вопроса мы снова вернемся ко мне.

– Что ж, полагаю, мое детство было счастливым. Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были бедны, но дети редко замечают такие вещи, как нехватка денег, когда у них есть все, что нужно. Мой брак, как я, возможно, уже упоминал, был довольно… тихим. Особенно по сравнению с детством и шумными братьями и сестрами. Мы не часто спорили и не часто смеялись. И в конце осталось не так много, что нас удерживало вместе, – пока слушала, она пальцем очерчивала край моей челюсти. – Наверное, мой скелет – это моя сдержанность и то, что я провел большую часть моей юности и молодости с женщиной, которую, вероятно, в оставшуюся часть жизни так и не узнаю. Это ощущается впустую потраченным временем.

– Твоя сдержанность? – тихо повторила она.

Кивнув, я пробормотал:

– Я всегда интересовался людьми, что встречаются мне на пути.

– В каком смысле?

– Дружелюбными. Интересными, – ответил я. – Ответственными.

– Ты жуть какой ответственный, – на ее губах заиграла ухмылка. – Может, еще немного замкнутый.

Смеясь, я признался:

– В точку. Я всегда был тихим, немного неловким. Макс и Ребекка, они ближе всех мне по возрасту, всегда дурачились. А я замкнутый, но при этом способный на то, что им не под силу.

– Кажется, я хочу подробностей…

Качая головой, я наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, и ответил, прижавшись к ее коже:

– Твоя очередь.

Когда я отстранился, то увидел, что она уставилась на мой подбородок, медленно рисуя круги по моей шее.

– Руби?

Она подняла взгляд, и я наблюдал, как она сделала глубокий вдох.

– На первом курсе у меня был плохой бойфренд, – сказала она просто.

Слова были настолько расплывчаты, что я не был уверен, о чем именно она говорит. Он был жесток с ней? Изменял?

– Что ты имеешь в виду?..

– Наверное, считать его бойфрендом не совсем правильно, – склонив голову на подушку и обдумывая свои слова, сказала она. – Мы пару раз ходили на свидания, и ему хотелось секса, до того как я была готова. Но он добился своего.

Когда я осмыслил сказанное, мое сердце, казалось, намеревалось выскочить из глотки, от чего мой голос прозвучал сдавленно:

– Он сделал тебе больно?

Когда я посмотрел на ее изящный овал лица, хрупкие скулы, полные губы и большие глаза, которые открыто смотрели на меня, я ощутил собственное бешеное сердцебиение; меня накрыла такая волна гнева и желания мести, какой раньше я никогда не испытывал.

Она пожала плечами.

– Немного. Это не было чем-то драматично жестоким, просто неприятным. То был не первый мой раз, но…

Я понимающе посмотрел на нее.

– Это в любом случае больно.

Она кивнула, снова сфокусировавшись на моем подбородке.

– Да. Так что, ты спрашивал о скелетах. Думаю, это мой.

Я был потерян. Я почувствовал, как мой рот открылся и закрылся снова. Мне хотелось пробить дыру в стене, обнять ее и укрыть собственным телом. И тогда, инстинктивно забеспокоившись, я убрал свою руку с ее талии.

– Остановись, – с неуютным смешком сказала она. – Вот почему я не люблю об этом рассказывать. То была плохая ночь, но одно из многих преимуществ, когда твои родители хорошие психологи, – что ты учишься говорить о таких вещах, и находишь помощь.

Руби казалась такой пышущей здоровьем, такой невозмутимой, так легко начинающей отношения. Казалось, она готова к секс-приключениям, но при этом я хотел быть более внимательным к ней, чем с кем-либо, имеющим хороший и плохой опыт; она готова быть осторожной со мной, но также требовала к себе бережного отношения.

– Просто спроси меня, – верно истолковав мое выражение лица, сказала она. – Если мы собираемся делать это, – она показала на нас двоих, – ты должен знать подобные вещи обо мне.

– Ты не… – начал я, чувствуя себя неуклюжим, будто находился в стеклянной комнате, сглотнул, затем еще раз, затем покашлял.

– Найл, – потянувшись ко мне и ненадолго задерживаясь поцелуем в уголке моего рта, сказала она. – Спроси.

– Секс… для тебя не проблема, – это был не вопрос, и я хотел закрыть глаза и тут же исчезнуть, когда почувствовал волну смущения, обжигающую кожу. Она такая открытая, ей так комфортно быть сексуальной.

Похоже, она не заметила, и мои грубоватые слова ее не обеспокоили.

– Поначалу была, – начала она. – Или может быть, это иногда по-прежнему так. Примерно целый год я была немного… не в себе. Я спала с кучей парней, будто заявляя вселенной: «Эй, я выбираю делать это! И то, и еще вон то». Но мне помог мой психотерапевт. Что в действительности с Полом дело было не в сексе. Это была неприятная история. Моменты, когда после него я была с парнями, не были похожи на тот. Я не чувствую, будто он меня сломал, просто показал, что некоторые люди просто… плохие.

– Ты часто об этом думаешь?

Она улыбнулась и указательным пальцем коснулась моих губ, этот жест оказался одновременно милым и безумно соблазнительным.

– Полагаю, да. Но вообще-то, это зависит от того, что происходит в моей жизни.

Я почувствовал, как инстинктивно начал отодвигаться.

– Но в этот момент, когда меня беспокоит, что из-за этого ты станешь со мной еще более осторожным и менее решительным… – ее взгляд изучал меня и умолял. – Пообещай, что не будешь.

Мне хотелось бы дать ей это обещание, но сказанное ею просто еще больше укрепило мое желание не торопиться.

– Я…

Нас прервали стуком в дверь: прибыл наш ужин. Встав, я надел и застегнул рубашку, чтобы впустить в номер официанта со столиком. Пока я подписывал чек, он поставил его рядом с кроватью. Комната погрузилась в тишину; остатки нашего разговора, казалось, растаяли в воздухе.

Руби устроилась на кровати, поджав под себя ноги, и сняла с наших тарелок серебряные крышки. За официантом закрылась дверь, и я сел рядом с ней за стол.

– Проголодалась?

– Просто умираю с голоду, – наливая кетчуп в тарелку, пробормотала она. Наклонившись, она поцеловала меня в щеку. Она была несгибаемо здравомыслящей. – Спасибо за ужин, красавчик.

Мы приступили к еде, и стало ясно, что на этот момент наш разговор окончен.

***

С довольным стоном Руби упала на матрас.

– Что бы ни случилось сегодняшним вечером, просто знай, что ты конкурируешь с тем лучшим из всех чизбургеров.

– Боюсь, у Burger Joint [сеть закусочных – прим. переводчика] все же больше опыта с чизбургерами, чем у меня.

– Тогда похвастайтесь своими безумными навыками соблазнения, мистер Стелла, – поддразнила она.

Ужин был хорош, но я практически не обращал на него внимание, действуя на автопилоте. Я не сомневался, что не хочу двигаться слишком быстро, и, учитывая ее сегодняшние откровения, мне хотелось быть особенно осторожным и с ее эмоциями тоже.

Я отодвинул от кровати столик и вернулся к ней, устраиваясь так, чтобы лежать немного сбоку от нее.

– Хорошее начало, – прошептала она, приподнимая руки, чтобы начать расстегивать мою рубашку. Снова.

Мои пальцы играли с верхней пуговицей ее шелковой блузки.

– Ты передумал? – спросила она, возможно, потому, что я медлил.

Обдумывая, я покачал головой. Ее зеленые глаза изучали мое лицо, терпеливо, но настойчиво.

– Полагаю, я просто хочу прояснить, что мы сегодня делаем, – наконец признался я. – Кажется, я не принял во внимание, о чем ты говорила.

Она перестала хмуриться и откинула голову на подушку, чтобы лучше меня видеть.

– Ты про Пола.

– И твою последующую реакцию сломя голову сбежать в сексуальные отношения.

На ее лице промелькнула вспышка боли, но она быстро ее скрыла.

– У меня уже давно не было ничего такого.

Я улыбнулся. Ей двадцать три. Давно – понятие относительное.

– Я не пытаюсь осуждать тебя, Руби. Просто, возможно, это хорошее напоминание мне, чтобы двигаться, не спеша.

– Без секса, ты имеешь в виду.

Глядя ей в глаза, я кивнул.

– Я старомоден, мне это и самому понятно, но я хочу заниматься этим, только когда влюблен.

Я заметил на ее лице неизвестные мне эмоции, и она выглядела так, словно что-то хотела сказать, но вместо этого просто кивнула.

Мне хотелось бы уточнить только что сказанное, зная, как она может это интерпретировать – что мы не были в таких отношениях и не двигались в том направлении – но откуда мне знать, где мы сейчас? Мне пришло в голову, что с ней все казалось таким невероятно естественным. Я хотел наслаждаться ею, что бы это ни было, и не ожидать слишком многого. Я был чертовски искренен в этом, и, наверное, это мой недостаток. Может быть, эти отношения просто означали нечто прекрасное и легкое, но при этом в первую очередь сексуальное.

И мимолетное.

Огромное количество людей вступало в отношения больше одного раза в жизни; мне же нравилась идея, что мы Руби можем быть чем-то более постоянным, но я знал ее всего лишь две недели.

– Я практически слышу, как ты думаешь, – прошептала она, притягивая к себе мою голову, чтобы подарить один сладкий поцелуй. – Почему идея быть со мной наедине в этом отеле вызывает у тебя приступ паники? Нет необходимости вешать на нас ярлыки и как-то называть, – она словно читала мои мысли. – Ты мне нравишься. Я хочу быть с тобой, что бы это сейчас ни означало.

Что бы это сейчас ни означало.

Эти слова освободили меня, и я склонился навстречу ее прикосновениям, смакуя ощущения ее рук, скользящих по моей шее и зарывающихся в волосы. Мне нравилось, как она потягивала их и слегка царапала кожу. Нравились эти признаки страсти, которых раньше в моей интимной жизни не было.

Губы у Руби были мягкие и теплые, со вкусом спрайта и легким оттенком шоколадной мяты, что украшала наши блюда за ужином. Ее рот приоткрылся, язык погладил мои губы, погрузился глубже, и я ощутил легкие сладкие вибрации ее стона.

Я слишком много думал; черт, я всегда слишком много думал. Я скользнул рукой по ее ребрам и груди к пуговице, на которой остановился.

Расстегнул верхнюю, потом следующую, потом еще и еще, пока наконец Руби не повела плечами и не выскользнула из блузки, после чего легла назад, одетая в бледно-желтый бюстгальтер.

Господи боже, мне бы лицом прижаться к ее коже, и больше ничего не нужно.

– У тебя самая безупречная грудь, какую я когда-либо видел.

Она замерла подо мной и закрыла лицо руками.

Я посмотрел на нее сверху вниз. Что я такого сказал? Что у нее идеальная грудь? Мне не стоило комментировать?

– Руби?

– Просто дай мне секунду, – приглушенным от своих ладоней голосом сказала она.

– Я слишком забегаю вперед?

– Нет, – сказала она, опуская руки и глядя на меня своими сумасшедшими красивыми глазами. – Я просто сейчас посмотрела на себя со стороны. Найл Стелла снял с меня блузку и восхищался моей грудью.

– Тебе нужно поделиться с кем-то, смс, например? – сдерживая смех, спросил я.

– Просто хочу запомнить, чтобы после добавить в список Моментов Найла Стеллы, – пошутила она и снова притянула меня к себе.

Я провел пальцем по ее ключицам от одного плеча к другому.

Она выгнулась подо мной.

– Найл.

– Тс-с, терпение.

Бретели ее бюстгальтера шелковые и тонкие, просто клочок ткани, держащий ее идеальную округлую грудь. Я почти не хотел снимать их; ощущение ожидания было слишком запредельным.

– Ты видел меня совершенно голой, – напомнила она мне.

– Но я не прикасался к тебе, когда ты была голая, – глядя ей в лицо, улыбнулся я. – И не я раздел тебя.

Она притворилась сердитой, но в ее глазах была видна требовательность, зажигающая меня изнутри.

– А сейчас ты разденешь меня?

– Я не хочу с тобой спешить, – я наклонился, впитывая в себя аромат ее кожи на шее. – Твоя кожа предназначена, чтобы ее смаковали. Твое удовольствие будет долгим, растянутым, зарождающим обольщение внутри тебя самой, – глядя на нее, я продолжил: – Сегодня я буду заниматься с тобой любовью только своими руками – но хочу, чтобы ты так сильно кончила на мои пальцы, чтобы, проснувшись посреди ночи, отчаянно желала испытать это снова… – я поцеловал ее плечо, бормоча: – и это будет невозможно.

Ее рот приоткрылся.

– Потому что, понимаешь, тебе не нужен правильный угол, – я пробежался пальцем по ее челюсти, – подходящий размер пальца или глубина. Ты будешь не в состоянии чувствоваться себя так же хорошо, как я, потому что была нетерпеливой.

Она недовольно заворчала и потянула меня за волосы.

Я провел пальцем по ее горлу вниз, к грудной клетке.

– К сожалению, ты не захотела бы задерживаться на этих идеальных местечках: теплая кожа здесь, одинокая родинка там. Не стала бы целовать эти ребра.

Я наклонился поцеловать ее прямо под лифчиком, скользя рукой под спину, чтобы расстегнуть крючки, когда она выгнулась, извиваясь на кровати и поскуливая. С ее левого плеча соскользнула бретель, и я поцеловал открывшуюся мне кожу.

– Мне снять его? – приподнимаясь на матрасе, спросила она.

– Пока нет.

Тяжело дыша, она замерла, когда я начал посасывать кожу под ее грудью, одновременно с этим стягивая ее юбку вниз по бедрам.

– Найл?

– М-м-м?

– У меня все болит.

Мой смешок согрел ее кожу.

– Правда?

– Ты можешь оставить на мне все, что угодно, только прикоснись ко мне.

– Когда буду готов, я прикоснусь. Доверяй мне, – никогда раньше я не уделял этому внимание, смакуя и наслаждаясь. По сравнению со временем, проведенным с Руби, мой предыдущий сексуальный опыт ощущался, как неверный программный код.

Я наклонился, посасывая кожу мягких выпуклостей. Ее грудь такая полная и упругая. Со стоном я прижался к ней зубами. Мне хотелось кусать, сосать и поглощать. Вид ее груди превращал меня в дикаря, желающего схватить, вонзить зубы и… господи, просто трахать. Я воображал, как ползу вверх по ее телу, прижимаю свой член между ее грудей и скольжу, эгоистично гонясь за собственным удовольствием в жажде утонуть в ней, рядом с ее кожей, запахом и хриплыми задыхающимися звуками.

Небольшая часть меня инстинктивно замерла от такой неприкрыто грубой мысли, но голос Руби в моей голове звучал все громче: «Отпусти, ­– сказала она. – Покажи мне, что тебе нужно. Возьми то, что хочешь».

Рыча, я сел на нее верхом, стиснул вместе ее груди в лифчике, посасывая кожу в месте их соприкосновения и погружаясь языком в восхитительную ложбинку.

У нее перехватило дыхание, и она выгнулась, возвращая руки в мои волосы и обнимая меня ногами, после чего притянула мои бедра ближе к себе, чтобы покачиваться и потираться об меня.

Я спустил бретели ее лифчика вниз по рукам и отбросил его в сторону. Ее соски были такого же тепло-розового оттенка, что и губы, и, не задумываясь – не засомневавшись даже на секунду – я наклонился и втянул один в рот, жадно посасывая и сжимая ладонью другую грудь.

Руби выгнулась на кровати, вскрикнув и потянув меня за волосы так сильно, что ощущение балансировало на грани удовольствия и боли.

– Найл, – выдохнула она. – О боже. О боже.

Ее ответная реакция была настолько яркой, что это чуть не прикончило меня; и причиной был я, просто проводящий языком по ее груди и накрывающий ее своим телом. Я хотел сохранить в памяти этот отклик, осторожно завернув и спрятав в укромное место. Мои мысли переместились от потребности освободить собственную боль к желанию дать ей еще больше этого удовольствия. Мне нужно напитаться ее реакцией, до тех пор пока она не будет потная кричать подо мной.

Ее кожа словно светилась от моих прикосновений; губами я очертил линии ее живота, окружность пупка и заостренную выпуклость тазовой кости. Следом за пальцами, стремящихся познать каждый сантиметр, провел зубами по каждому из этих открытий. Прижавшись бедрами к матрасу, я ощутил, как нарастает отчаянное желание освобождения.

Руби металась подо мной, безумная и умоляющая; на ее груди выступили капельки пота. Благодаря ее рукам и ногтям мои волосы стали всклокоченными.

О-о, она охрененно прекрасна.

– Дай мне попробовать тебя, – упрашивала она. – Позволь прикоснуться.

Ее слова пустили электрический ток вниз по спине и по всей длине члена.

– Подожди, дорогая.

– Не могу.

Я немного приспустил ее трусики, целуя мягкую кожу ее пупка и прямо над лобковой костью.

Она ахнула: «Да-а-а», и порывисто вдохнула, когда я стянул светло-желтое кружево вниз по ее бедрам, полностью раздевая ее.

Руби лежала абсолютно обнаженная и чертовски идеальная.

Я почувствовал на себе ее взгляд, когда провел рукой по ее ноге, глядя на свои загорелые пальцы на ее светлой коже. Внутренняя сторона ее бедра была такой нежной, какой я еще никогда не чувствовал, и мои пальцы слегка задрожали, когда я двинулся выше. Сердце в груди колотилось, как отбойный молоток. Конечно, я касался ее между ног и раньше, но тогда это было стремительно и интенсивно. Сейчас же в моем распоряжении были долгие часы. Я мог бы ночь напролет держать ее в своих объятиях и ртом ласкать ее грудь, ребра, живот.

Мои пальцы достигли бедренной складки, и я остановился в сантиметре от места, где она хотела меня больше всего. Дрожа под моей рукой, она приподняла бедра.

– Ты дразнишь и убиваешь меня, – схватив меня за запястье, прошептала она. – Клянусь, я кончу в ту же секунду, когда ты ко мне прикоснешься.

Из-за самой этой мысли и того, как она ее произнесла – что одного моего прикосновения может быть настолько достаточно – я чуть не рухнул на нее. Прижавшись с улыбкой лицом к ее бедру, я провел по ней пальцами, застонав от ее пронзительного вскрика. Она истекала влагой, такая гладкая и теплая, и я едва не наклонился поцеловать ее там или – что еще более заманчиво – приподняться над ней и просто скользнуть внутрь.

Я был благодарен барьеру из собственных брюк, и мои мысли все еще занимала капля сомнений как постоянное напоминание продвигаться, не спеша.

Было невозможно удержаться от сравнения этого опыта с тем, что еще у меня был – поздней ночью в пабе, эти неловкие ощупывания и касания – хотя чувство вины затолкало это воспоминание в дальний ящик. Понимаю, что не должен думать о Порции в такой момент, даже в ключе своей независимости от нее, но вид лежащей передо мной обнаженной Руби разрывал мой мозг на куски при мысли, что к такому возвышенному удовольствию я совершенно не привык. Руби освободила меня, открыла нечто такое, что мне захотелось быть более откровенным с самим собой и с ней.

И как только я ее коснулся, даря удовольствие сначала двумя пальцами, а затем и тремя, я позволил собственным мыслям стать необузданными. Так я и должен себя чувствовать – быть в близости, дарить наслаждение той, кто так его жаждет, когда оба партнера просто сдаются всему этому. Она открылась мне сегодня – в этом и был смысл ее признания – и в свою очередь дала мне свободу стать расслабленным с ней и во всем происходящем. С каждым круговым движением моей руки и с каждым стоном, срывающемся с ее губ, моя уверенность множилась в разы, пока я не стал убежден, что ни один мужчина так не хотел ни одну женщину, как я ту, что сейчас рядом со мной.

Я хотел целовать ее, облизывать и трахать, но примитивная часть меня – нечто темное, чего я никогда до сих пор не признавал – хотела в большей степени владеть ее губами, ее сияющей кожей, всхлипами, мягкими бедрами, и – я позволил себе в этом признаться – самой красивой сочащейся влагой киской, о какой я когда-либо только мог мечтать. Я хотел в более глубоком понимании видеть, что она моя.

Она начала сжиматься вокруг моих движений, и я с восторгом ощутил, как все мои внутренности закипели. Как забавно, подумал я, что мое тело ломит от одного вида изгиба ее плеча, впадины пупка и биения пульса на ее шее.

Наблюдая за ее освобождением от моих прикосновений, я почувствовал, как мое сердце, казалось, буквально бьется где-то в горле. Я оторвал взгляд от места, где касался ее, чтобы приподняться выше и с силой пососать ее грудь, когда она замерла и показалась спокойной – ее дыхание стало медленным и глубоким – и тогда она откинулась головой на подушку и почти закричала, когда оргазм разорвал ее на части, сжимая мои пальцы внутри.

Она на секунду замерла, после чего притянула меня за волосы к своему лицу, и я сцеловал резкий облегченный вздох с ее губ.

– Твою мать, – обмякнув подо мной и закрыв глаза, проговорила она. – Я просто…

– Ты выглядишь так изысканно, когда кончаешь, – прошептал я, посасывая ее челюсть, шею, рот.

– И… – глядя на меня, начала она. – Прямо сейчас ты кажешься именно тем, о ком я фантазировала бессонными ночами.

Я пробежался мокрыми от ее влаги пальцами по ее животу и ребрам, тихо озвучивая практически не отфильтрованные мысли, делясь самым откровенным:

– Мне нравится, как ты пахнешь. Боюсь, что сойду с ума, когда наконец почувствую тебя на своем языке.

Едва я это проговорил, с новым витком желания Руби нетерпеливо притянула меня к себе. Зубы царапали, поцелуи становились небрежными, и она шлепнула меня по животу ремнем, когда поспешно его расстегивала, чтобы потом снять с меня брюки.

Как ни странно, резкая боль только усилила мое безумие.

Стянув трусы к коленям, она протянула руку взялась за мой ствол, ее хватка была сильной и горячей.

– Черт возьми, – сказала она. – Ты…

Я отстранился и посмотрел на нее, уверен, мой взгляд становился все более необузданным. Это третья женщина в моей жизни, которая коснулась моего члена, и, честно говоря, мне было все равно, как она закончит это предложение; я пульсировал в ее ладони, практически умоляя об освобождении.

– Большой, – сказала она, глядя вниз. – Господи, – а потом скользнула рукой по головке с таким идеальным давлением, что я чуть не упустил ее следующие слова, громко застонав: – Я никогда не была с парнем, который был не…

Мои мысли начинали уплывать от ее медленного поглаживания вверх-вниз.

Не был каким? Американцем? Кто не торопился с этим? Без опыта с десятками женщин?

И когда я увидел, где задержалась ее исследующая рука, меня осенило:

– Не обрезан? – она кивнула и прижалась ртом к моей шее. – Думаю, разницы нет, только в некотором роде все будет намного легче.

– Легче? – ее голос звучал так же изумленно, как себя чувствовал и я.

Если ты немного ускоришь движения своей чертовой руки, думаю, ты поймешь, о чем я.

Потянувшись вниз между нами, я обхватил своей рукой ее, чтобы подтолкнуть ее двигаться. Я чувствовал горячее напряжение в пояснице и растущую потребность трахать ее, трахать ее кулак, трахать хоть что-нибудь, и она слегка всхлипнула, будто прочитав мои мысли; моя крайняя плоть легко скользила по головке члена, пока она двигала рукой.

– Твою мать, это так горячо, – простонала она. – Ох, блядь, не могу поверить, что я это делаю. Я не могу поверить…

– Ш-ш-ш, – прошептал я, желая, чтобы она потерялась во мне, а не в самой идее, чем сейчас занята. Это было реально: я над ней, мой член в ее руке, я ртом прижимаюсь к ее шее, и мое сердце постепенно начинает биться с ее в унисон. – Оставайся со мной.

Мои слова превратились в непрерывную мантру: дай мне

Дай мне

Дай

О-о-о, блядь, Руби, Руби

Дай мне

Дай…

…я даже не уверен, что имел в виду.

Дай мне удовольствие и твои до боли откровенные слова и заверения, что это реально. Дай мне свободу легко говорить, о чем думаю. Позволь отпустить контроль и потеряться так, как мне уже давно необходимо. Дай уверенность, что с тобой безопасно, что ты открыта, и между нами нет стен.

Ее движения замедлились, когда, раскрыв глаза, она наблюдала за собственным большим пальцем, скользящим по упругой влажной головке. И я так же завороженно следил за ним. Вид ее схватившей меня руки заставил меня застонать и податься вперед в ее ладонь.

– Я люблю делать тебя твердым, – едва прошептала она.

– Благодаря тебе так и есть, – согласился я. – Достаточно твердым, чтобы все время сходить с ума.

Мой голос звучал отчаянно. Черт, я и чувствовал себя так же.

Она посмотрела на мой рот, и я наклонился, чтобы ее поцеловать, посасывая ее влажные пухлые губы.

Ее соски затвердели, кожа покрылась мурашками, и меня поразило, что она вела себя так, как если бы все это было и для нее, что мое удовольствие – как подарок для нее. Должен признать, я был как под кайфом, когда ощущал себя желанным с таким благоговейным самозабвением. В то же время я хотел, чтобы она чувствовала себя со мной так же легко и уютно, как во время прогулки по Пятой авеню в комфортном молчании.

Я провел пальцем по ее губе и захватил ее поцелуем, зашипев от ощущения ее вкуса.

Ее кулак двигался вверх и вниз, великолепно скользя и захватывая.

– Я ощущаю твой вкус на своем пальце, – пробормотал я у ее рта, приподнимая и двигая бедрами, поцелуями продвигаясь к ее груди.

В ее руке я стал еще больше увеличиваться, ощущая, как удовольствие поднимается вверх по ногам и спускается вниз по спине, в то время как я дико трахал ее кулак, яростно сосал ее грудь, пока кровь пульсировала под кожей, и, сдавленно вздыхая, она умоляла меня кончить, кончить, кончить, кончить…

С низким стоном я сдался, выплескиваясь на ее руку, бедро, пупок и даже на грудь, где виднелись отметины от моих поцелуев. Даже когда мой оргазм начал растворяться, и единственными звуками в комнате были наше тяжелое и шумное дыхание, она не выпустила меня из руки. Вместо этого она прижала другую руку туда, где я на нее кончил.

Тогда я замер над ней и понял, какими беспощадными были наши прикосновения и поцелуи. Ее грудь была красной и расцарапанной от моей щетины, губы выглядели припухшими от агрессивных прикосновений. Мы оба вспотели. Еще даже не поцеловав ее между ног и не занявшись с ней любовью, я испытал самый безумный сексуальный опыт в жизни.

Она закрыла глаза, и ее подбородок слегка задрожал, когда она призналась:

– Я в ужасе, чувствую, что ты слишком большой для…

Я успокоил ее поцелуем, посасывая ее нижнюю губу и отвлекая, и снова скользнул пальцами у нее между ног.

Я был едва в состоянии соображать от хаоса в собственных мыслях. Это было более интенсивно, нежели все, что я испытывал за годы брака. Это было более интенсивно, чем все, что я когда-либо испытывал.

Нечто, ощущающееся ужасающим и неправильным.

Мне нужно вновь погрузиться в ощущения, прежде чем паника от этих колоссальных эмоций разрастется и погрузит меня в очередное молчание.

 

Глава 11

Руби

Я думала, он спит так же, как и работает: руки по швам, серьезен и сосредоточен. Сдержанный в любой ситуации. Но нет. Он спал на животе, руками нырнув под подушку и прижавшись к ней лицом. Словно ребенок или подвыпивший парнишка из студенческого братства, время от времени что-то бормотал и мягко посапывал.

Я убрала руку, которую отлежала во сне, и с тихим стоном осторожно, чтобы его не потревожить, перевернулась на спину. Мне хотелось за ним понаблюдать. Хотелось, чтобы это чувство – совершеннейшей эйфории – побыло со мной еще хотя бы немного. Если бы можно было накормить его снотворным, чтобы продлить момент, я бы так и поступила. Им пахли простыни, моя кожа повсюду все еще вибрировала отголосками прикосновений его кончиков пальцев и губ, и – черт возьми, его спермы. Закрыв глаза, я все еще помнила напор его пальцев у себя между ног.

Но вместе с тихими сонным звуками Найла ко мне пришли знакомые сомнения. Они были достаточно слабыми, но игнорировать их было невозможно; это как услышать чей-то крик в коридоре, – но мне было интересно, как долго это будет ощущаться. Родители научили нас с братом прислушиваться к внутренним переживаниям, чтобы вовремя заметить страх или тревогу. И я определенно чувствовала тревогу. Это было охренеть как страшно.

Складывалось впечатление, что Найл в наших отношениях участвовал рывками. Я знала о его сомнениях в своей способности быть хорошим партнером, но что, если так оно на самом деле и было?

В комнате все еще было темно, и я снова перекатилась, вернувшись обратно в теплое пространство рядом с ним. Его кожа слегка пахла мылом, дыхание было тихим и ровным. Понимая, что еще слишком рано беспокоиться о том, что все равно не могу контролировать, я закрыла глаза. Для этого будет достаточно времени и позже.

Когда я их снова открыла, пялясь в потолок оказалась, что я уже одна.

Синие занавески были подсвечены с той стороны солнцем, а свет из ванной заливал ковер рядом с входной дверью.

Я слышала, как текла вода, и тихое кап-кап-кап по раковине.

– Найл? – позвала я, приподнимаясь на локте.

Шум воды стих, и в дверном проеме показалась голова с темными волосами.

– Доброе утро, – на половине его лица был ровный слой пены для бритья. – Надеюсь, я тебя не разбудил?

Я нахмурилась, когда поняла, что он был без рубашки – ура – но в брюках – эх.

– Ты куда? – зевая, спросила я.

Он вернулся в ванную, и его голос приглушил шум бегущей воды.

– Меня разбудило сообщение Тони, – сказал он, а у меня непроизвольно закатились глаза, как и всякий раз, когда я слышала это имя. – Он назначил раннюю встречу на другом конце города, и мне нужно там быть.

– В… – я взглянула на часы, – семь утра?

– К сожалению, да.

А я так надеялась на совместный завтрак. На самом деле я думала, мы закажем его в номер и, возможно, покормим друг друга кусочками фруктов с последующим непременным сексом в душе.

– Ладно, – вместо этого ответила я. Внезапно кровать наполнилась сомнениями, что появились ночью.

Найл вышел из ванной, взял рубашку и скользнул в рукава. Я наблюдала, как с каждой застегиваемой пуговицей исчезал из вида его торс.

– Встретимся позже в офисе? – спросил он.

– Конечно, – я подложила под спину обе подушки, и мне в голову пришла мысль: – Эта ночь была…

Но что я хотела сказать? Была потрясающей? Сбивающей с толку? Пугающей?

Думаю, все это одновременно.

– Было ли тебе достаточно? – спросил он, и я знала, он не ждал фальшивых комплиментов или подпитки своему эго, ему просто интересно.

– Более чем. Думаю, мало кто ценит всю прелесть фантастической наполненности пальцами.

Он засмеялся, качая головой, и сосредоточился на собственных руках, завязывающих галстук.

– Ты так это говоришь.

– Я серьезно. Когда ты молод, каждый шаг – веха. Первый поцелуй, первая база, вторая, – ответила я, не обращая внимания на то, как он смотрел на меня. Я подтянула колени к груди и обхватила их руками. – Если бы я могла вернуться в прошлое и сказать что-нибудь юной Руби… Ну, во-первых, посоветовала бы не пренебрегать солнцезащитным кремом, а во-вторых, не спешить и наслаждаться всеми этими первыми моментами. Получать удовольствие от предвкушения. С тех пор как займешься сексом, все это станет средством достижения цели. Никто больше не захочет просто целоваться ночи напролет.

Найл встретился со мной взглядом и улыбнулся.

– Спасибо.

– За что?

– Что терпелива со мной и происходящим. Знаю, что со стороны выгляжу… нервничающим время от времени. Но я тебя уверяю… Я обожаю тебя, Руби.

Улыбнувшись, я прикусила губу.

– Я тоже обожаю тебя, Найл Стелла.

Он подошел к кровати и наклонился поцеловать меня в лоб.

– Увидимся, дорогая.

***

Я вернулась к себе в номер, чтобы собраться – надеть облегающее черное платье, уложить волосы и воспользоваться помадой для особых случаев – и быстро позавтракать в Norma’s [ресторан в их отеле Le Parker Meridien, специализируется на завтраках – прим. переводчика], перед тем как отправиться в офис.

Сегодня мне требовалась дополнительная порция уверенности в себе, и это платье было как нельзя кстати. На Манхэттене было прохладно, и я надела пальто – красное, в тон помады – поплотнее обмотавшись шарфом.

Этим утром я решила пройтись новым маршрутом и найти заранее загруженную в гугле геометку; я знала, то место маме будет приятно увидеть на фото. Я помнила старое изображение Love Story, стоявшую на ее тумбочке в родительском доме, печатный вариант скульптуры на Шестой авеню.

Найти ее было нетрудно. Вокруг толпились туристы, позировали на фоне букв и фотографировались. Она была простой: красные буквы с синей отделкой, L и O лежат на V и E, и я вытащила телефон сделать фото и отправить ей.

– Ну привет тебе, мисс Миллер, – услышала я знакомый акцент, от которого по рукам поползли мурашки.

– Макс! – ответила я, и господи боже, мужчины в этой семье просто великолепны. Это так очевидно, что Макс с Найлом братья, несмотря на то, что волосы Макса чуть светлее, а глаза скорее зеленые, нежели карие. У них обоих был такой же прямой нос, такая же резко очерченная челюсть, такие же ямочки, когда они улыбались; Макс просто был более респектабелен на публике. И вау, они оба такие высокие.

Мне оставалось только надеяться на его решение отнести мой румянец к тому, что меня поймали за селфи в центре Нью-Йорка, а не к тому, как я размышляла, из какой безумно одаренной генофондом семьи он происходил. И тут я заметила Уилла – боже мой, он выглядел как ходячий грех в костюме – который стоял позади него, разговаривая по телефону, и поприветствовал меня взмахом руки.

– А где этим утром гуляет мой братишка? – спросил Макс.

– В последнюю минуту что-то случилось. Позже увижусь с ним в офисе.

Макс подмигнул мне, стягивая с левой руки кожаную перчатку. В утреннем свете сверкнуло широкое обручальное кольцо.

– Как думаешь, могу я тогда тебя уговорить присоединиться к нам за кофе? – спросил он.

Уилл закончил разговор и подошел, улыбаясь и согласно кивая. Понятия не имею, как вообще их женщины не теряют дар речи.

Я уже выпила одну чашку, но как я могла отказаться?

– Конечно. Давайте.

– Отлично. Уильям?

– М-м-м?

– Готов?

– Как никогда, – ответил он, предлагая мне руку.

Приняв ее, я немного оцепенела, и даже больше, когда Макс взял мою другую руку. Ну и на что я сейчас согласилась?

***

В небольшом кафе буквально через квартал я последовала за ними к столику в дальнем углу зала, заполненного туристами и завтракающими перед работой бизнесменами. Кофе нам принесли почти сразу, и я не могла не задаваться вопросом, что подумает Найл, когда узнает про мой кофе с его братом.

– Я видела фото Аннабель, – сказала я. – Она просто потрясающая. Мои поздравления.

Разматывая шарф, Макс просиял.

– Найл показал тебе мою маленькую мисс?

Я кивнула.

– Она так на тебя похожа.

Уилл нахмурился и надорвал пакетик сахара.

– Ни в коем случае, только не на этого парня, – сказал он. – Сара сногсшибательна, а эта малютка самая красивая из всех, что я когда-либо видел. У нее есть дядюшка Уилл, который будет стоять с дробовиком у двери, готовый отстрелить яйца любому молокососу, кто только взглянет на нее не так.

– Ну спасибо, Уильям. Лучше и не скажешь. Ее мама Сара просто великолепна. Если моя маленькая Любимица будет хотя бы наполовину такой же энергичной и очаровательной… я подохну от счастья.

– О-о, ты-то да, – заметил Уилл, беря в руку чашку.

– А у тебя есть дети? – спросила я.

– Э-э, нет, – мягко улыбаясь, ответил Уилл. – Пока нет.

– Но явно не из-за отсутствия практики, дружище, – добавил Макс.

– Это верно, – с подходящим к ситуации восторгом ответил Уилл.

Добавляя сливки в свой кофе, Макс с улыбкой повернулся ко мне. Как я уже заметила, Макс всегда улыбался – особенно, когда поддразнивал кого-то – и обладал тем редким видом очарования, благодаря которому ему хотелось поведать обо всем на свете, о всех своих секретах… потому что я подозревала, он умирал, как хотел знать.

– Итак, как Найл с тобой обращается? – спросил он.

– Замечательно, – помешивая кофе, ответила я. Я не поднимала взгляд от чашки, наблюдая, как пена растворяется в карамельной жидкости, и надеясь, что смогу говорить просто и непринужденно. Нет, никакого грязного белья напоказ. – Он замечательный – то есть все замечательно – он со мной замечательно обращается.

Молодец, Руби, справилась.

– Замечательно, говоришь? – растягивая слова, спросил Макс.

– Прекрати, – указывая на него ложкой, сказал Уилл. – Мне знакомо это выражение лица. Ты как моя мама; оставь бедную девочку в покое.

С преувеличенной невинностью Макс приподнял брови.

– Твоя мама прекрасная женщина. Я нахожу это сравнение довольно лестным.

– Не обращай на него внимания, – сказал мне Уилл. – Он как кумушка-сплетница, которая обожает быть в курсе о каждом из своих знакомых и насоветовать всякой хрени. Ничего ему не рассказывай. Пусть пострадает.

Макс протянул руку остановить мимо проходящую официантку.

– Извини, милая. Не принесешь ему порцию отрубей? – спросил он, показывая на Уилла. – Он что-то раздражительный сегодня с утра, и немного клетчатки пойдет ему на пользу.

Официантка посмотрела куда-то между ними, неуклюже кивнула и ушла. В свою очередь, Уилл только хмыкнул, отпивая кофе.

Я начинала понимать, что это просто его фишка, и что именно Найл имел в виду, говоря, что его брат тот еще тип. Я могла бы остаться тут и наблюдать весь день.

– Может, оставить вас с ней наедине? – наконец спросила я. – Могу предложить вам мой номер в отеле на денек.

Они оба повернулись ко мне; Макс уже хохотал.

– Ну, твой телефончик у нее почти в кармане, – сказал он Уиллу. – Похоже, девочка хочет остаться с тобой вдвоем.

– А ты уверен, что твой парень с ней справится? – показывая подбородком на меня, поинтересовался Уилл. – В ней есть огонь, а Найл…

– Ой, да все с ним в порядке, – перебил Макс, так мило защищая. – Просто ему надо проветрить свою жизнь от кое-кого еще. Она была как чертова пила. Найл любит приключения так же, как любой другой.

Соглашаясь, я энергично закивала.

– Думаю, ты прав, – сказал Уилл. – Что ты там говорил про подавленную сексуальную энергию?

– На мой взгляд, ее более чем достаточно, чтобы осветить полностью этот чертов город, – ответил Макс. – Вот где вступает в игру его настоящее градостроительное мастерство – подключить себя к электросети и…

Отпивая кофе, Уилл засмеялся.

– Ну, у Беннетта с Хлои все получилось. Крошка-босс и крепко держащая его за яйца стажер…

– Найл не мой босс, – ответила я, пожалуй, с излишним рвением. Складывалось впечатление, будто кто-то собрал всю неловкость в зале, завернул ее и бросил прямо в центр нашего столика.

К счастью, все были достаточно вежливы, чтобы не заострять на этом внимание. Вместо этого они оба пили свой кофе, поправили приборы и проверили время. Изящество не было их сильной стороной.

– Ну ладно, – вздохнув, сказала я, не в состоянии больше эту затянувшуюся театральную паузу. – Он мне нравится. Очень.

Тут же вернулась огромная улыбка Макса, и боже, она была в точности, как у его брата, такая чертовски привлекательная.

– Ну вот, призналась наконец, – сказал Уилл. – Этот англичанишка никогда не сует свой нос, куда не просят. Так что смело съезжайтесь. Планируй свидания, свадьбу. Придумывай имена детям…

– Только будь с ним терпелива, – не обращая внимания на Уилла, сказал Макс. – До него тяжело достучаться.

– Я уже заметила, – ответила я. – Он не сильно преуспел в искусстве делиться своими переживаниями.

Макс рассмеялся и в ответ приподнял свою чашку.

– Он, может, не слишком болтлив, но я тебя уверяю: то, что озвучил, он обдумал не менее шести раз. Так было всегда.

– Замечательно, – я опустила голову, глядя на то, что осталось от пены на поверхности моего латте.

Макс поставил свой кофе.

– Могу я побыть немного покровительствующим старшим братом?

Я подняла взгляд и заметила, как смягчилось его выражение лица, когда пробормотала:

– Конечно.

Даже Уилл, который, казалось, заметил, что разговор внезапно стал серьезным, наклонился вперед, чтобы тоже услышать.

– Мой брат всегда был преданным сверх меры. Касалось ли это семьи, работы или женщины. Не знаю, как много ты знаешь о его разводе… – он сделал паузу, и вопрос «что он тебе рассказывал?» повис в воздухе.

– Мы говорили об этом, – ответила я, стараясь быть честной, но не желая предавать хрупкое доверие Найла. – Немного. У меня сложилось впечатление, что она была…

Как мне закончить это предложение?

– Может, несколько сложным человеком? – деликатно добавила я.

– Неплохо сказано, – понимающе подмигивая, сказал Макс. – Думаю, его преданность – причина, почему он так долго с ней оставался. И почему считает, что потерпел неудачу… или должен был сделать что-то еще, хотя бы уйти раньше. Она в любом случае не была счастлива, но такую правду тяжело принять. Ему было сложно в этом году.

– Я это чувствую.

– Дай ему время. Возможно, придется изо всех сил не давать ему замкнуться в себе после шага вперед, но я тебя уверяю: это будет того стоить.

***

Найл сидел за своим столом, когда я вошла и закрыла за собой дверь. Его ручка остановилась на середине написанного, и он отложил ее, снял очки и посмотрел на меня. Оглядел меня от кончиков лакированных туфель до макушки. В моем животе полыхнул жар и сместился ниже.

– Где ты была? – спросил он. Не обвиняя и не расстраиваясь. Просто желая знать.

– Пила кофе с Максом и Уиллом, – когда его брови приподнялись, я сказала: – Они застукали меня за селфи в центре.

– Хорошо провела время? – спросил он.

– Они… милые, – убрав прядь волос за ухо, я тихо добавила: – Мы говорили о тебе. Твой старший брат твой фанат.

Найл улыбнулся одним уголком губ, отодвинулся от стола, поднялся и обошел кругом, чтобы встать лицом ко мне. Я ожидала, что он спросит, о чем мы говорили, но он не стал. Просто внимательно оглядывал мое лицо. Уверена, было очевидно, что мы говорили о моих чувствах и о нас с Найлом; я почувствовала, как щеки заливаются румянцем.

– Как твоя ранняя встреча? – спросила я, чувствуя нехватку воздуха. Я поднялась на лифте, так что это не от усталости. Причиной тому его близость, то, как он смотрел на меня, словно снова и снова вспоминал каждое вчерашнее прикосновение. Утром он был так резок, и вместе с этим его напряженным взглядом я была готова признать, не вызвав в себе внутреннюю панику, что Найл выглядел на взводе – будто сбежал с места преступления.

Или я его совершенно не так поняла?

Хотел ли он, чтобы это ощущалось знакомо? Или же ему нужно знать, что я в порядке, и что все было хорошо?

– Хорошо, – ответил он. – Мы почти закончили с нашим проектом.

Его взгляд еле оторвался от моего рта.

– Это хорошо, – заметила я.

– Еще бы.

Прикусив губу и нервно улыбаясь, я сказала:

– Кажется, ты немного отвлекся.

Найл кивнул, протягивая руку, чтобы осторожно коснуться моей нижней губы.

– Никогда не видел тебя с таким цветом помады.

– Слишком красный? – спросила я.

Он моргнул, едва заметно качая головой.

– Нет. Не слишком.

Можно ли это назвать не дать закрыться в себе? Напоминать ему снова и снова, что я не Порция, что я хочу его, и хотеть меня в ответ – нормально?

Мое сердце колотилось, как сумасшедшее, когда я подошла к двери и как можно тише заперла ее, прежде чем снова повернуться к нему. Вытащив свою косметичку, я выудила оттуда помаду. Все еще до конца не понимая, что делаю, но видя, как он взгляд не может оторвать от моих губ, я физически ощущала свое нежелание отвлекать его.

Пока он, полностью поглощенный, наблюдал, как я сняла колпачок, выкрутила помаду и нанесла еще один слой.

– Ты не можешь быть реальной, – прошептал он.

Мой пульс грохотал так сильно, что я все еще никак не могла отдышаться. Я оставила помаду на столе у него за спиной, затем развязала его галстук и расстегнула две верхние пуговицы на рубашке. Он стоял совершенно неподвижно, когда я наклонилась и прижалась ртом к теплой коже прямо над сердцем.

Подняв на него взгляд, я увидела его изумление.

– Еще, – прохрипел он.

Я наклонилась, целуя ниже и попутно расстегивая следующую пуговицу, затем еще одну. Прижавшись губами к ребрам, я нагнулась поцеловать туда, где грудная клетка переходит в живот.

Он молчал, резкие вдохи и выдохи заставляли его живот подрагивать по моими прикосновениями.

Я осмотрела красные отметины на его груди и животе, начиная наслаждаться мыслью, что Найл оставшуюся часть дня будет носить меня под одеждой. Но мне бы не хотелось на этом заканчивать, и, кажется, ему тоже.

– Я могу продолжить, – сказала я ему.

Он хочет мои поцелуи там. Я вижу это в его глазах.

Пальцами поигрывая его ремнем, я внимательно изучала выражение его лица. Если замечу напряжение, даже мимолетное желание отступить, тут же остановлюсь.

Вместо этого я увидела облегчение, молчаливое согласие и что-то вроде застенчивого отчаяния.

С еле слышным металлическим лязгом его ремень был расстегнут. В тихой комнате вжикнула молния. И потом я замерла, придерживая ткань его расстегнутых брюк. Напряженная головка его члена прижалась к резинке его боксеров. Это безмолвие, когда он резко вдыхал и выдыхал, было таким плотным, что его можно было нарезать на кусочки.

От меня не ускользнуло, как его взгляд метнулся к двери и затем вернулся к моему лицу.

Я покачала головой.

– Я могу остано…

Его «Нет» получилось резким, почти шипением.

Слегка кивнув, я поцеловала мягкую дорожку волос на животе провела по ней языком.

– О боже, – еле выдохнул он.

Скользнув рукой в боксеры, я почувствовала, как у меня чуть не подкосились ноги от зрелища, как подпрыгнуло его адамово яблоко, когда он сглотнул, откинув голову назад. Я снова была поражена его тяжести и внушительной длине, которую высвободила, опустившись перед ним на колени.

– Наверное, мне нужно больше помады, – прошептала я.

Он с усилием поднял голову и посмотрел на меня сверху вниз.

– Конечно.

Пошарив рукой позади себя на столе, сбрасывая на пол ручки и бумаги, он отыскал серебристый тюбик.

С легким щелчком крышечка была снята, и Найл отвел от меня взгляд, чтобы подрагивающими руками выкрутить роскошный красный.

Одной рукой удерживая мой подбородок, он нагнулся и прижал помаду к моей нижней губе, аккуратно проведя ею от середины к левому уголку губ, потом от центра к правому, после чего еще более осторожнее он повторил свои действия на верхней губе.

– Руби. [игра слов: ruby – это также “красный, рубиновый цвет” в переводе с английского – прим. переводчика]

Я улыбнулась, удерживая его взгляд, и наклонилась поцеловать его ствол с нижней стороны, прямо посередине.

Найл хрипло застонал, схватившись за стол позади себя.

– Господи.

– Все хорошо?

Он кивнул.

Поцеловав ниже, я оставила идеальные красные отметины вниз к основанию.

Я изучала его, как не успела прошлой ночью, глядя, как он возвышается, заполняя мои руки.

– Ты так идеален, я просто не знаю, что с тобой делать.

Скажи, имела в виду я. Направь меня.

– Л-лизни, – прохрипел он. Он все понял. – Пожалуйста, дорогая.

Улыбнувшись, я высунула язык и провела им по всему стволу. Стон Найла получился низким и срывающимся.

– Здесь? – спросила я.

– Нет. Нет, прошу тебя.

Снова улыбнувшись, я оставила поцелуй на середине его члена.

– Где же?

На секунду закрыв глаза и тяжело сглотнув, он ответил:

– Головку, – его взгляд снова встретился с моим. – Оближи головку.

Я ощущала себя практически растекающейся жидкостью, чувствовала нарастающую в груди потребность, желание и дикую пульсацию у себя между ног. Когда скользнула языком по крупной головке, я попробовала на вкус сладость и соль, плоть и мужчину, и больше почувствовала, нежели услышала его стон облегчения, вибрацией прошедший сквозь него.

Длинные пальцы пробежали по моей скуле и нырнули в волосы, сжавшись в кулак, когда, открыв рот, я вобрала в него головку целиком, сосательным движением опускаясь вниз на несколько сантиметров и поднимаясь вверх, и отдалась игре, даря ему, как я подозревала, первый минет за несколько лет.

И что за трагедия. Он был крупный в обхват и пугающе длинный, но несмотря на то, что его член ощущался почти дикарем от своего размера и явной требовательности, его руки в моих волосах были нежными и дрожали, когда он мягко меня поощрял.

Влажное посасывание вверх и вниз. Мне было плевать на звуки, что я издавала, или как, затаив дыхание, я взяла его глубже, после чего снова двинулась вверх, задыхаясь, с выступившими слезами на глазах и мокрым ртом. Он смотрел на меня, как на сверкающую в центре комнаты звезду, и это заставило меня хотеть дать ему каждую каплю удовольствия, которое только может ощутить мужчина.

Одной рукой обхватив его чуть ниже, а другой схватившись за бедро, я молча говорила ему взять, взять, взять. Я подгоняла его качнуть бедрами вперед, что он и сделал: первый толчок был легким, а последующие с рассчитанной аккуратностью становились все глубже и глубже, вторгаясь и выходя из моего рта, двигаясь по моему языку и между губ.

Я подумала, любил ли он откровенные звуки происходящего так же, как и я: мои нечаянные вздохи и стоны, когда он погружался глубже или резко подавался вперед, на секунду потеряв контроль, когда в крохотный миг неистовства тянул меня за волосы. Звуки были влажными и приятными, с еле слышным похлюпыванием моего движущегося вверх-вниз рта, от которых мы оба становились безумными.

Он позволил себе наслаждаться процессом – замедляясь, ускоряясь, замедляясь вновь – пока не нашел для себя удобное положение: присогнув колени и легко покачивая бедрами. Я наблюдала за его лицом, когда на моем языке он стал каким-то образом еще тверже: сведя брови, он выглядел, словно ему почти больно, и рукой схватил мои волосы.

– О-о, – выдохнул он, и тут же я вспомнила его слова, распознала их в его взгляде: «Я хочу это. Хочу, чтобы ты сосала мой член, и так жадно, что взглядом бы умоляла, чтобы я позволил тебе проглотить».

И тогда я, умоляя, подняла на него взгляд.

– О, дорогая. Я… о-о, о боже.

Да

Да

– Ох. О-о. Я уже… О-о, я…

Его глаза закрылись, член на моем языке стал еще больше, и с беспомощным стоном он излился своим теплом в глубину моего рта.

Руки Найла обмякли, прежде чем упасть на мои плечи. Я отстранилась, глотая и целуя головку и бедро, и села на пятки.

Открыв глаза и глубоко вздохнув, он посмотрел на меня.

– Ну. Да. Это было…

Я оглядела его все еще твердый член, возвышающийся над расстегнутыми брюками, яркие отпечатки моих губ на торсе и выражение изумленного блаженства на его идеальном рте.

Глядя на него, я сказала:

– Я чувствую себя преступником, оставившим очевидные улики.

Осмотрев свое тело, он засмеялся.

– Ни капли не ощущаю себя жертвой преступления, – его широкие ладони опустились вниз, убирая себя обратно в боксеры и застегивая брюки. – И совершенно не могу подобрать слова.

– Это хорошо, – я провела кончиком пальцам по уголкам рта, горделиво усмехаясь.

Он наклонился и, поддерживая меня за локоть, помог мне встать.

– Твои колени…

– В порядке.

Мы молча в четыре руки застегнули его рубашку, и я погладила его по плечам, пока он аккуратно завязывал галстук. Мне бы хотелось, чтобы он притянул меня в свои объятия и поцеловал, попробовав вкус своего удовольствия с моих губ.

– Руби?

Я посмотрела ему в лицо.

– М-м-м?

– Спас…

Я ладонью закрыла ему рот, чувствуя как мое сердце упало.

– Не надо.

– Не надо благодарить? – спросил он из-под моих прижатых пальцев.

– Нет.

Найл выглядел растерянным, прежде чем мягко убрал мою руку.

– Но это было изумительно.

– Для меня тоже.

Его взгляд напряженно изучал мое лицо.

– Действительно?

– Если хочешь кого-то так же сильно, как хочу тебя я, то дарить удовольствие почти приятнее, чем получать.

Он замолчал, большим пальцем поглаживая мою нижнюю губу, на которой, скорее всего, не осталось ни следа помады.

– У меня все размазалось? – спросила я.

– М-м-м, – промычал он, наклоняясь и оставляя на моих губах поцелуй. – Еще как. И мне это нравится.

Он снова наклонился и углубил поцелуй, приоткрыв губы, посасывая и наконец поглаживая своим языком мой.

Отстранившись, он наблюдал за своим указательным пальцем, выписывающим маленькие круги на моем горле.

– Я до сих пор немного поражен этой… – начал он, после чего покачал головой и сжал губы.

– Интенсивностью? – подсказала я.

– Да. Интенсивностью. Но я не всегда уверен… – я ждала, когда он закончит, но он просто кивнул и тихо сказал: – Что все хорошо.

Внезапно до меня дошло, что имел в виду Макс про не дать ему закрыться в себе. Это не о соблазнении Найла первым делом. Речь о том, чтобы удержать его от возвращения обратно в свою нору.

– Позволь, я приведу себя в порядок, – я встала на цыпочки, поцеловала его в щеку и направилась к двери.

Открыв, я выглянула в коридор и понеслась в туалет.

Оказавшись внутри, я осмотрела свое отражение в зеркале: припухшие розовые губы, немного красного по контуру, потекшая от выступивших слез тушь, когда я сосала его.

Мне и не нужно было, чтобы Найл закончил ту мысль. Я и так знала, что он хотел сказать, даже если сам об этом понятия не имел: «Я до сих пор поражен этой интенсивности… Но не уверен, что делать с тобой после этого».

***

Если Найл и был рассеян в этот день, он этого не показал. Его внимание едва отрывалось от спикера, представляющего один план за другим. Он подробно все записывал, не глядя в мою сторону. А я все еще помнила его форму у своих губ и как у него незадолго до оргазма перехватило дыхание. И все еще не могла поверить, что сделала это в нашем офисе. Мое безрассудство явно обострилось.

Будь я проклята, если бы когда-нибудь стала извиняться за что-то, связанное с сексом, но мне был не хотелось, чтобы это сделало меня безответственной.

Тем не менее… после такого утра и минета, когда он вновь погрузился в свои мысли, я чувствовала себя неуверенно. А я терпеть не могу чувствовать себя неуверенно.

Я скользнула ногой под столом и коснулась его. Он потрясенно посмотрел на меня, и по его выражению лица я заметила, когда он понял, что в моих мыслях звучало: «Мне нужно знать, все ли с тобой в порядке после произошедшего».

И так же, как мои поцелуи были спрятаны у него под одеждой, его лодыжки сжимали мою под столом. Секрет для двоих.

Я не могла и подумать, сколько чувствительных точек может быть на человеческой стопе, но в течение последовавших двух часов я прочувствовала каждую. Я замечала каждое движение и каждое прикосновение ткани. Тепло его тела было так близко, но я ничего не могла сделать. Это сводило с ума. Когда он встал взять слово, я впилась взглядом в те места, которые, я знала, помечены красным. Мое лицо оставалось бесстрастным, но внутри у меня все полыхало.

***

Пребывание в Штатах не уменьшило мои лондонские обязанности. Когда не была с Найлом, у меня появлялось дополнительное время. Моя курсовая была закончена, но если я надеялась попасть осень в программу профессора Шеффилд, мне нужно еще многое наверстать. На этом этапе я ничего не могла себе позволить упустить, поэтому в этот день я решила отказаться от общего ужина, несмотря на то, что это могло бы быть временем с Найлом.

Как топ-менеджер и лидер, Найл отказаться не мог. Поэтому, извинившись передо мной взглядом, он сказал остальным, что встретится с ними через полчаса в ресторане.

Я направилась к лифту и слегка вздрогнула, когда он последовал за мной. Мы могли бы провести каждую секунду вместе в последние две недели, но сегодня вечером будем порознь. Я ощущала себя немного капризной и не желала им делиться.

– Все в порядке? – тихо спросил он, когда следом за нами вошли несколько человек.

– Я хорошо, – оглядываясь и улыбаясь ему через плечо, ответила я. – Просто нужно несколько часов поделать взрослые дела, и от этого я ощущаю себя немного проказливой.

Он не мог поцеловать меня или физически как-то еще ободрить меня. Из-за этого я чувствовала себя так неустойчиво. Наши отношения начинают мне казаться построенным карточным домиком, и поэтому я поняла, почему он не спешил в физическом плане: между нами все еще так непонятно. Не было такого, что я ощущала его как ух ты, он мой парень.

Часть меня подозревала, что все осложнилось, когда я рассказала ему про Пола. Я не врала, когда говорила, что все еще иногда думаю о случившемся, но я выуживала из случившегося моменты, которыми могу гордиться, которые могу проработать, чтобы плохое не могло мне диктовать, что я должна чувствовать. Мне нужно убедиться, что он это понимал.

– Поработаешь в отеле? – спросил он.

Я кивнула, когда он последовал за мной к выходу из здания.

– Я провожу тебя.

Улыбнувшись ему, я прошептала:

– Спасибо.

Сигналя, мимо нас пронеслось такси. Нас хлестал холодный мартовский ветер. Найл приобнял меня, неуклюже направляя нас сквозь толпу, и наклонился к моему уху.

– Если я забыл тебе сказать, мне безмерно помогает твоя откровенность.

И вот запорхали бабочки. Целая стая.

Мы болтали о встрече, о том, что нас ждет на саммите в следующие несколько дней. Он держал меня за руку, и я с гордостью отметила, что приноровилась к его большим шагам, и мы легко шли вдвоем. Но оставалось что-то, повисшее в воздухе между нами.

– Ты хотел откровенности? – шепотом спросила я в лифте, пользуясь моментом прильнуть к нему.

– Да.

Я подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Сегодняшнее было слишком рано?

Он сглотнул, тут же поняв, о чем я.

– Может быть, немного. Но я не уверен, что хотел тебя остановить. Или что мог.

Я закрыла глаза, чувствуя дурноту.

– Или что должен был, – тихо добавил он, пальцем приподнимая мой подбородок, чтобы встретиться со мной взглядом. – Руби, это было бесподобно.

Я кивнула, выдавив из себя улыбку.

– Потом придешь ко мне? Когда вернешься с ужина.

Он долго смотрел на меня, удерживая мой взгляд, затем кивнул и наклонился, чтобы оставить на моих губах сладкий поцелуй.

– Если захочешь, возьми, чтобы войти, – сказала я, кладя в его руку дополнительную ключ-карту. – У меня будет куча всего, чтобы сделать, и, может, я буду не спать всю ночь или же… кто знает, вероятно, ты найдешь меня спящей за столом в луже собственной слюны.

Он расхохотался, и в этот момент мое обожание его ощущалось ударом в живот.

Еще раз меня поцеловав, он убрал карту в карман. Я вышла из лифта и помахала ему рукой, наблюдая за его исчезновением за закрывающимися дверями.

***

Меня разбудил электронный звук открывающегося замка. Треугольник света от открывшейся двери тут же исчез, когда она закрылась. Как и предупредила, я работала до тех пор, пока вообще могла держать глаза открытыми, после чего оттащила себя от стола, разделась, нацепила футболку и рухнула на кровать.

Дверь заперли, и в тусклом свете, льющемся из окна, я увидела силуэт Найла, тихо снимающего с себя пиджак и рубашку, после чего севшего у моих ног. Я почувствовала, как под его весом прогнулся матрас, и ждала, что он что-нибудь скажет. Тишину нарушало тиканье его часов, прежде чем он наконец заговорил.

– Не спишь? – прошептал он в темноту. Эта тишина все завязала узлом в моем животе. Что произошло, с тех пор как я оставила его в лифте? Он всю ночь думал и надумывал лишнего, пытаясь понять, что же между нами происходит? У меня было ощущение, что я примерзла к кровати и никак не могло вымолвить ни слова, и тут же я подумала, что будет, если я так ничего и не отвечу? Заберется ли в кровать и свернется рядом со мной? Или же встанет, оденется и уйдет? Мне было страшно выяснить.

– Руби?

– Который час? – наконец спросила я.

– Около часа ночи.

Я села, подтянув колени к груди.

– Только что закончился ужин?

– Нет, – и хотя мне не было видно выражение его лица, я заметила, как он провел рукой по волосам. – Последние два часа я провел внизу.

Мое сердце забилось быстрее, и я уже не была уверена, темнота – это благословение или проклятие? Он два часа сидел внизу?

– Почему?

Он издал сдержанный смешок.

– Я думал о том, что мы сделали утром.

– Ох.

– Ты не удивлена?

Убрав волосы со своего лба, я спросила себя, насколько честной я должна быть.

– Думаю, я больше бы удивилась, не обдумай ты это.

– Я такой предсказуемый?

– Я бы назвала это последовательностью, – ответила я. Молчание длилось, пока я стала не в состоянии его выдерживать. – Ты хочешь поговорить об этом?

Мгновение он молчал, после чего я почувствовала, как он кивает.

– Думаю, да. Да.

Я улыбнулась в темноте, понимая, что это для него большой шаг.

– Я думал о том, как, должно быть, это сбивает тебя с толку. И как, вероятно, это ставит все с ног на голову из-за смешанных сигналов относительно физической составляющей наших взаимоотношений, – он сделал паузу и взял мою руку в свою, поглаживая кончиком пальца мою ладонь и останавливаясь на моем запястье. – Я сказал тебе, что не хочу торопиться, а потом… – он приподнялся и поставил колено на матрас, чтобы полностью развернуться ко мне лицом. – А потом отреагировал, накрасив тебе губы и…

– И я не возражала, – призналась я. – Я понимаю, что мы не всегда сможем следовать какому-то сценарию. Иногда ты может сделать что-то под влиянием порыва, после чего обнаружить себя по уши в вопросах. Пока мы честны друг с другом, не думаю, что существует какой-то правильный или не правильный путь.

Некоторое время он обдумывал сказанное, после чего сказал просто:

– Спасибо тебе.

– И ты не единственный со склонностью все усложнять, – заметила я. – Просто я больше все проговариваю и скорее кидаюсь в омут с головой.

– На самом деле это заставляет меня чувствовать себя лучше.

Молчание.

– Раз уж мы честны, могу я задать тебе вопрос?

Он сжал мою руку.

– Конечно, дорогая.

– Скажи, ты захотел не торопиться отчасти из-за того, что я вчера тебе рассказала?

И снова молчание, после чего я почувствовала, как он заерзал на матрасе.

– После того, что он сделал с тобой, – ответил он, – я чувствую, что должен…

– Мне нужно, чтобы ты остановился прямо сейчас, – сказала я. Я была права. Дело было не только в его нерешительности; он не хотел торопить меня. – Я рассказала о произошедшем с Полом, потому что доверяю тебе, и потому что ты спросил. Я хочу, чтобы ты больше знал обо мне, так же, как и я хочу знать о тебе. Случившегося со мной не отменить, потому что это часть моего прошлого, но я не хочу, чтобы ты как-то иначе со мной по этой причине обходился. Я не стеклянная, и мне не нужно, чтобы ты осторожничал. Не таким образом. Ты должен доверять мне, чтобы я сказала тебе о своих границах, так же, как хочу услышать о твоих.

Он наклонился вперед, потирая лицо руками.

– В этом и суть. У меня совершенно нет в этом опыта, – сказал он. – Наше такое легкое общение – для меня это все еще некоторое откровение. Мой брак был вместилищем двух одиночеств, я уверен, – быстро добавил он. – И я боюсь, что дело было не просто в Найле и Порции, а во мне. Знаю, что не достаточно проговариваю, и что, если т… кто-то будет стараться вытягивать из меня каждое слово клещами?

– Найл…

– И что будет, когда первый порыв пройдет, и ты поймешь, что я не тот, кого ты нарисовала в воображении? Я… Я не совсем уверен, что знаю, как с этим справиться.

– Для меня очевидно, насколько мы тут разные, – ответила я. – Ты недостаточно делишься, что у тебя в душе, тогда как я наоборот, – он засмеялся и провел тыльной стороной пальцев по моей щеке. – И если честно, меня расстраивают попытки расшифровывать, о чем ты думаешь. Например, сегодня утром. Я не говорю, что хочу быть в курсе каждой проносящейся в мужской голове мысли… но я нуждаюсь в ком-то, кто поговорит со мной. Кто выйдет за пределы своей зоны комфорта и встретится со мной на полпути. Я хочу этого для себя.

Тишина в комнате ощущалась так явно, будто была одушевленным существом, третьим лишним.

Моменты, когда я пытаюсь расшифровать его мысли? Вот сейчас один из них. Тут меня осенило, и я подумала, должна ли принять во внимание его неуверенность и уточнить, что под «кто-то» я подразумевала именно его.

Но Найл, казалось, был готов сделать еще один шаг вперед. Подавшись вперед, он обхватил мою шею сзади и прижался своим лбом к моему.

– Я постараюсь, – проговорил он. – Ради тебя я постараюсь.

 

Глава 12

Найл

Я никогда не встречал таких женщин, как Руби. Вместо того чтобы отойти в сторону в ожидании доказательств моей заинтересованности, она всю следующую неделю, казалось, упивалась мелкими деталями: моя ладонь на ее пояснице, пока на платформе мы ждали поезд метро, задержавшийся взгляд в очереди к уличному торговцу перед ланчем или наши многочасовые поцелуи – и больше ничего – на рассвете. Но в то время как физическая составляющая наших отношений, похоже, отступила на несколько успокаивающих шагов назад, она никогда не давила на меня и не просила оправдываться за слова, что я сказал той ночью в ее номере.

Я действительно хотел попробовать. Зная, что ее устраивало просто быть рядом со мной.

Руби во многом меня удивляла. Она умна, гораздо умнее, чем я изначально себе представлял, и уделяла повышенное внимание деталям, это ее суперсила. Я всегда все замечал и, как правило, собирал всю подробную информацию, чтобы в случае необходимости воспользоваться ею, но на следующей неделе я не единожды был поражен, когда в ходе встречи возникал вопрос, и Руби выуживала ответ чуть ли не из воздуха. Это на самом деле было замечательно.

Мы довольно легко погрузились в определенный режим: работа, ужины, ночной негласный ритуал разговоров в постели в промежутках между поцелуями, пока не оставалось ничего, кроме бормотания и прикосновения ее мягкой сладкой кожи, когда, свернувшись рядом со мной, она погружалась в сон.

Это были мгновения жизни мечты – и, подозреваю, мы оба это понимали – той, где мы жили в восхитительном отеле, ужинали, где нам вздумается, и могли в открытую провести весь рабочий день как пара, работая вместе рука об руку.

И поэтому было так странно обнаружить себя во вторник не видевшим Руби, потому что ранним утром она покинула мой номер. Я пребывал в бесконечном цикле встреч и телефонных конференций, завершающих первый этап саммита. Начиная с этого момента и вплоть до отъезда в Лондон, мои дни будут гораздо спокойнее предыдущих, по сути я буду просто на телефоне на всякий случай. Я одновременно и боялся, и приветствовал это. С одной стороны, мне хотелось больше свободного времени в дневные часы, чтобы подумать о происходящем между нами. С другой, я не был уверен, что мне стоит проводить много времени с собственной головой, обдумывая эти новые отношения, так резко отличающиеся от моей жизни до этого, и то, как бы я управился с этим изменением в жизни по приезде в Лондон.

Наконец Руби нашла меня в зале разговаривающим с одним из главных инженеров города. Краем глаза я видел, как она ждала, чтобы поговорить, и казалось, что она чуть ли не подпрыгивала на месте. Когда я попрощался с Кендриком, и тот ушел, она убрала из-за спины руку.

В кулаке были зажаты два билета.

– Что это? – спросил я, вытянув один.

«Bitter Dusk», Бауэри-Болрум [мюзик-холл – прим. переводчика], 29 марта, 20:30».

Концерт, запланированный на сегодня?

– Что это? – снова спросил я, глядя на ее улыбку во весь рот. Она ведь не ожидала, что я…

Повернувшись, она направилась к лифту и нажала кнопку вызова.

– Это концерт, о котором я тебе рассказывала. По огромному стечению обстоятельств это так же то, чем мы сегодня займемся.

Я слегка поморщился, представив себе огромный зал, визг гитар, атакующий наши уши, и толпу танцующих и толкающихся вспотевших тел.

– Руби, я правда не думаю, что это для меня.

– Ох, вовсе нет, и это не так плохо, как ты себе вообразил, – смеясь и похлопав мне по лбу, ответила она.

Мы вошли в лифт, и я был рад отметить, что можно наслаждаться этой тихой поездкой вдвоем.

– Скорее, будет еще хуже. Клуб маловат для такой большой группы, и народу будет, как сельдей в бочке. Повсюду будут потные пьяные американцы. Но мне все равно хочется, чтобы ты пошел.

– Приходится признать, что твои навыки продаж и рекламы оставляют желать лучшего.

– Я собираюсь тебя споить, поскольку тебе завтра не надо на работу, и, – она приподнялась на цыпочки, чтобы поцеловать меня в подбородок, – спорю на сотню, что ты превосходно проведешь время, после чего захочешь отблагодарить меня оргазмами.

– Я уже сейчас хочу отблагодарить тебя оргазмами.

– Тогда буду рассматривать концерт в качестве мотивации, – она выглядела так, будто хотела сказать: «Именно об этом я и говорила. Делай это со мной».

Я вздохнул с притворным раздражением и вышел вслед за ней в лобби. Поскольку мою кожу покалывало от предвкушения ее тела под простынями вечером – и это был странный вывод – было бы замечательно куда-нибудь выйти.

– Знаю ли я хотя бы одну из их песен?

– Тебе бы не помешало, – бросив мне через плечо игриво суровый взгляд, сказала она. ­– И если нет, то скоро узнаешь. Это моя самая любимая группа на свете.

Когда я пошел с ней в ногу, она, посмотрев на меня, напела несколько строк из песни, которую я на самом деле слышал во многих общественных местах. Голос Руби был тоненький, и она не попадала в ноты – просто ужасно, если честно – но ей было совершенно все равно. Господи, найдется ли в этой девушке хоть одна черта, которую я не счел бы бесконечно привлекательной?

– Прямо сейчас ты думаешь, что певица из меня никакая, – сказала она, пихнув меня локтем в бок.

– Да, – признался я, – но я слышал эту песню. Я смогу вытерпеть этот вечер.

Она сделала вид, что рассердилась.

– До чего же благородно с твоей стороны.

***

Внешний вид Бауэри Болрум напоминал мне старинную пожарную часть: выложенный простым песчаником, с широкой центральной аркой и зеленой неоновой вывеской, украшающей боковой вход. Как только мы вышли из метро, Руби вприпрыжку потянула меня за собой. Внутреннее пространство было несколько меньше, чем я ожидал, зрительный зал располагался на расстоянии чуть меньше метра от узкой сцены с тяжелыми бархатными шторами по бокам. Мне тут же стало понятно, почему Руби была так взволнована этими билетами: в этом месте она будет находиться ближе к своей любимой группе, чем где-то еще.

По бокам и в задней части зала возвышался балкон, который заполняли люди с коктейлями в руках. В основной зал тоже потихоньку начали стекаться посетители, и влажный воздух, созданный сотней тел, вызвал к жизни мою клаустрофобию. Словно уловив мою нарастающую панику, Руби потянула меня за рукав в бар.

– Два гимлета с джином и тонной лаймов! – крикнула она бармену. Кивнув, тот схватил два стакана и наполнил их льдом. – И я имею в виду очень много лаймов, – с очаровательной улыбкой добавила она.

Хипстер-бармен льстиво улыбнулся ей, скользнул взглядом по ее рту, после чего переместился на грудь и задержался там.

Недолго думая, я обнял ее за плечи, резко притягивая ее к своей груди. Это ее удивило. Это было понятно по тому, как она ухватилась руками за мое предплечье, и по тому, как восторженно засмеялась. Выгнувшись, Руби скользнула руками позади меня и притянула меня за поясницу ближе к себе.

Опираясь мне на грудь, она повернула голову, и я наклонился, чтобы оказаться ближе к ее рту.

– Я была без ума от тебя в течение нескольких месяцев, – слегка прикусив меня за скулу, напомнила она. – И видеть, как ты сейчас ревнуешь, – это просто полностью меняет мою жизнь.

– Я не делюсь, – тихо предупредил ее я.

– Я тоже.

– И я не флиртую.

Она сделала паузу, когда, казалось, поняла глубину моей реакции. Я даже не был уверен, а понял ли сам это. Я никогда не ревновал Порцию; даже когда она к этому стремилась, танцуя на вечеринках или, выпив, кокетничала с друзьями. Но с Руби… это был инстинктивный жест, некое желание претендовать на ее, что тут же сделало меня беспокойным и взбудораженным.

– Я знаю, что часто флиртую, – изучая мое лицо, призналась она, – но я никогда никому не изменяла.

И каким-то образом я уже это знал. В тусклом освещении бара и среди шумной толпы наш разговор стал еще более интимным.

– Мне с тобой весело, как никогда в жизни, – сказал я. – Я доверяю тебе, даже если кажется, что я так много о тебе знаю, а в другой раз вспоминаю, что мы едва знакомы.

Мне приходилось напоминать себе, что Руби всего двадцать три, и что у нее был гораздо больший сексуальный опыт, чем у меня, и уж куда более богатый опыт флиртовать – но при этом без долгосрочных отношений, что не дает ей понимания, как начать нечто, изначально очень хрупкое. Мне хотелось сбалансировать ее склонность нестись в новое сломя голову со своей привычкой зарываться головой в песок.

– Мы не «едва знакомы», – прорычала она, щипая меня за задницу. – Эти недавно начавшиеся отношения вовсе не означают, что я не знаю тебя в чем-то так, как никто другой. Как еще мы, по-твоему, должны были начать? Тебе никак не предусмотреть все с самого начала.

Бармен вернулся с нашими напитками, и я выпустил Руби из своей хватки, расплатившись, прежде чем она успела вытащить кошелек из своей маленькой сумочки. Раздраженно на меня взглянув, она притянула меня к себе для поцелуя, от которого я ожидал лишь легкое касание губами, но внезапно он стал глубже, когда ее язык скользнул в мой рот, претендуя на меня в ее хулиганской манере.

И на мгновение я забыл, что мы были далеко от приватности наших номеров или безопасности Лондона. Я обхватил ее шею, а она прижала ладони к моей груди, и это были просто Руби и я, как любовники, нырнув в то, что так сразу меня захватило.

Чтобы отдышаться и успокоить пульс, я отстранился подальше от толпы в шумном баре, от глаз, что старались на нас не пялиться, от смартфонов, что стали свидетелями нашей публичной вспышки страсти. Бармен со шлепком положил мою сдачу на стойку, который сказал мне, что он тоже наблюдал за нами. А Руби снова было наплевать. Она взяла свой стакан, нахально приподняла брови и сделала большой глоток.

– Ты целуешься так, будто это твоя чертова работа, – сказала она.

Слегка улыбнувшись, я вытащил из своего стакана несколько долек лайма и бросил их на салфетку. Конечно, я люблю лаймы, но моей Руби в гимлете явно больше нравились они, нежели джин.

Моей Руби.

Я сглотнул, глядя на нее, и слизал сок со своих пальцев. Моя Руби. Широко раскрыв глаза, она зачарованно наблюдала за движениями моего языка.

– А прямо сейчас, – с ухмылкой начал я, – ты представляешь себе, как глубоко я могу погрузиться языком внутрь тебя или же сколько пальцев будет достаточно?

У нее перехватило дыхание, и взгляд на мгновение стал диким, прежде чем его место не заняла ее уверенная улыбка.

– Вообще-то мне было интересно, понравится ли тебе наблюдать, как я буду облизывать твои пальцы, так же сильно, как я хочу наблюдать за тобой в деле.

Тяжело сглотнув, я уставился на ее приоткрытые губы. От напитка и ее постоянной привычки их облизывать они блестели, и я тут же вспомнил, как они смотрелись вокруг моего члена – припухшие и влажные – в тот единственный раз.

– Я бы лучше понаблюдал, как ты сосешь что-то совершенно другое, – признался я, ощущая, как жар и адреналин пронесся по моей груди, спускаясь к кончикам пальцев, и добавил: – Еще раз.

Пока она молча смотрела на меня, позади нее я услышал женский голос:

– Ты видела? Спорим, они занимаются сексом каждый гребаный день?

У Руби округлились глаза, и по лицу расплылась улыбка, когда она чуть наклонила голову, чтобы расслышать.

– Уверена, она живет с его членом внутри.

Ее брови взлетели вверх, и я на секунду отвел взгляд, чтобы не засмеяться. Руби все еще улыбалась, когда я повернулся назад.

– Они о нас? – одними губами спросила она.

Я кивнул. Они определенно говорили о нас.

Она оглядела свое тело, потом мое и прошептала:

– Не-а. Сейчас не внутри меня.

Я провел ее рукой вниз по своему животу и прижал к очертаниям члена.

– Не сейчас, нет.

Но господи, было немало всего, чего я хотел сейчас больше всего.

***

На сцене появилась группа для разогрева, и часть толпы тут же отхлынула от бара. Руби схватила меня за руку, несколькими глотками опустошила половину своего напитка и жестом показала мне сделать то же самое. Под ее пристальным взглядом я прикончил свой и, приподняв бровь, поставил пустой стакан на стойку. Слегка покачав головой, она подняла свой стакан и, подмигнув, снова со стуком поставила его.

Когда Руби дернула меня за руку, я потянул ее назад подальше от движущейся толпы, слишком сильно наслаждаясь нашим временем вдвоем, чтобы так быстро его закончить.

– Мое условие на этот вечер: ты проведешь это время, пока играет та группа, здесь и со мной.

Загадочно улыбаясь, она наклонила голову в сторону.

– Забавно, что ты считаешь, будто не флиртуешь, – заметила она, вытирая рот тыльной стороной ладони.

Давая знак бармену, что нам нужно еще по бокалу, я спросил:

– О чем ты?

– «Ты представляешь себе, как глубоко я могу погрузиться языком внутрь тебя, – с британским акцентом процитировала она, – или же сколько пальцев будет достаточно?» – уткнувшись подбородком мне в грудь и глядя на меня снизу вверх, она продолжила: – Это, мой дорогой, наверное, самая развратная фраза, какую я когда-либо слышала.

Не отводя взгляд, я шлепнул еще одну двадцатку на барную стойку и сказал:

– Ой, сладкая, тебе не стоит на меня наговаривать, чтобы задать простой вопрос.

Она расхохоталась и игриво ударила меня в грудь.

– Не строй со мной из себя невинность. Я тебя раскусила. Спокойный и сдержанный на публике, и совершенно порочный за закрытыми дверями.

Я замер, глядя на нее. Вот так она меня видит? Оглянувшись назад на прошлую неделю, проведенную с ней в этих новых приятных взаимоотношениях, я должен был признать: мое поведение настолько не соответствовало моему характеру, что я едва узнавал самого себя. И в то же время, проявлять себя с ней таким было так естественно.

– Когда ты позволишь себе получать от этого удовольствие? – начала она уже более спокойным голосом, когда толпа притихла, глядя на сцену. – Ты мне почти не по зубам. Я и не знала, что мужчины, вроде тебя, существуют на самом деле, – наклонившись взять меня за свободную руку, она спросила: – Скажи, о чем ты думаешь прямо в эту секунду?

Я отвел взгляд, отбрасывая свое неприятие подобных вопросов и напоминая себе, как важно для нее, чтобы мы были открыты друг с другом.

– Я рад, что ты меня заставила сегодня сюда прийти.

Она ждала, очевидно, надеясь на большее.

– Правда, что ли?

Кивнув, я ответил:

– Конечно. Прошлая неделя, с того момента, как мы сблизились, была прекрасна. Часть меня поначалу беспокоилась, что ты рассматриваешь эти отношения только как сексуальные.

– Я хочу с тобой множество сексуальных моментов, – призналась она, – но потому, что речь о тебе и обо всем этом. И не потому что секс – это самое главное или именно к этому я и стремлюсь.

Она отвернулась, глядя куда-то поверх толпы и сцены.

А я мгновенно понял, что испытываю ее терпение, и что сказанное мной действительно ранит ее чувства.

– Я не ставлю под сомнение, что ты действительно заботишься обо мне, – ответил я. – Надеюсь, с моей стороны ты чувствуешь такое же интенсивное обожание.

Она рассмеялась и поцеловала меня в щеку.

– Ты такой восхитительно правильный, что я не могу с этим справиться.

Второй бокал мы выпили немного медленней, чем первый, и к тому моменту, как заказал нам третий, я почувствовал тепло алкоголя в крови. Щеки Руби порозовели, и она без конца хохотала, когда я рассказывал ей истории из моего детства в Лидсе: как пятнадцатилетний Макс бежал домой без штанов, после того как его застукали за перепихом с дочерью главы Городского Совета в центре Падси парке; как на свадьбе моей старшей сестры Лиззи главная подружка невесты пролила полный бокал красного вина на свое платье, а дядя Филипп так напился, что рухнул прямо в свадебный торт; о другой моей сестре Карен, со средней школы известной (неофициально) как лучший боксер Лидса.

Группа, что выступала на разогреве – нелепое сборище визжащих парней, называющих себя «Добрый шериф» – закруглилась, и люди снова стали возвращаться в бар пополнить свои напитки, прежде чем начнется основное действо. Рядом со мной Руби немного покачивалась и, поставив на стойку наполовину недопитый коктейль и извинившись, направилась в туалет. Я последовал за ней в один из многочисленных коридоров и встретил ее в зале, любуясь ее взволнованной улыбкой, когда я наклонился ее поцеловать.

– Не можешь дождаться моего возвращения? – спросила она с очаровательным румянцем.

– Сдаюсь, – пробормотал я, не отрываясь от ее рта. – Ты нереально прекрасна.

Взвизгнув, она потянула меня назад в основной зал вглубь плотной пританцовывающей толпы, в беспокойстве ожидающей появления «Bitter Dusk». На сцене появились участники группы, подключили гитары, проверили микрофоны, ходя взад-вперед за кулисы. Я ощущал взволнованную дрожь Руби и наблюдал, как она, полностью поглощенная, не отводила глаз от сцены. Было слишком громко, чтобы разговаривать с ней, но даже несмотря на заполненный под завязку зал, что было не в моем вкусе и что был уверен, позже я еще пожалею об этом шуме, сам вид ее такой счастливой разрушал всю мою сдержанность. Я мог бы наблюдать за ней всю ночь, наслаждаясь каждой секундой.

Когда вокалист подошел к микрофону, толпа затихла. Не сказав ни слова, он повернулся к участникам группы и кивнул. В напряженной тишине застучали барабанные палочки – раз, два, три.

После чего зал взорвался звуками.

Ударные, бас и полуакустическая гитара сплелись воедино, образуя чистейшую красоту. И в то же мгновение она поступила в мою кровь, заставляя волоски на коже встать дыбом. Музыка была потрясающая: живая и насыщенная, чисто блюзовые мотивы и идеальное единение ударных с вокалом, что меня невероятно поразило. Я был уверен, что к концу вечера в моих ушах будет звенеть, и Руби придется кричать, чтобы я ее услышал, но это было как волшебство, которого никогда раньше не существовало: я ощущал физическое присутствие музыки по всей поверхности кожи и внутри себя.

Руби не сказала, чего ожидать, возможно, потому, что думала, я бывал на концертах и раньше – но честно говоря, нет. В Лондоне я бывал на симфонических концертах, на балете, на этих бесконечных мюзиклах с Порцией, но никогда не испытывал ничего настолько будоражащего, как сейчас.

Голос вокалиста в одной песне был хриплым и грубым, в другой – мягким и обволакивающим. Слова проделали с моей фантазией неожиданные вещи: во груди ожили сожаление, чувство вины и наращивающие свою силу облегчение и предвкушение. Я чувствовал странную ностальгию по потраченным впустую годам и огромную надежду на новую жизнь, что может начаться прямо с этого момента. Этого всего было слишком много и слишком интенсивно, и под мелькающими над толпой прожекторами Руби подняла руки над головой, подпевая каждому слову.

Стоя передо мной, она танцевала, покачивая бедрами и плечами, заставляя меня сходить по ней с ума, и я резко схватил и прижал ее попку прямо к удлиняющемуся члену. Закрыв глаза, я пальцами вцепился в ее бедра и наслаждался музыкой, пронизывающей каждый миллиметр пространства вокруг, и ее соблазнительными движениями. Потянувшись назад, она погрузила пальцы в мои волосы и притянула меня лицом к своей шее.

Покусывая ее и посасывая, я застонал и – когда начал твердеть, и мой ум, забыв про музыку, сосредоточился на этом великолепном создании передо мной – начал размышлять, стоит ли затолкнуть ее в одну многочисленных маленьких из ниш или же дать ей насладиться музыкой, оставаясь здесь. Выпрямившись, я решил позволить себе просто прочувствовать момент.

Группа взорвала зал, едва останавливаясь поприветствовать толпу и глотнуть пива, опасно стоящего на усилителях. Это не было похоже ни на что, когда-либо виденное или слышанное мной, и это было ощущение, будто я собирался заглянуть Руби в сердце: увидеть ее энергию и любовь к приключениям, когда она спонтанно взяла билеты на концерт любимой группы в незнакомом городе. Я восхищен ее способности доверять собственным инстинктам привести меня сюда. Каким-то образом она знала о том, что моя реакция на музыку, свет и пульсирующий ритм сотни человек вокруг меня окажется настолько глубокой.

***

С ростом чуть выше 1,95 м я привык наклоняться, чтобы услышать говорящего, и инстинктивно нырять в дверные проемы, стоять немного поодаль среди разговаривающих, чтобы никого собой не притеснять. Но когда мы ехали домой на метро, покачиваясь от движения поезда, было очевидно, что Руби хотела, чтобы я вытянулся во весь рост, держась за поручень, и она могла бы опираться на меня, покачиваясь и чуть ли не цепляясь за меня, все еще пребывая в волнении после шоу.

Она снова и снова потиралась о мой член, одновременно с этим ее прохладные руки скользнули под мое расстегнутое пальто и под рубашку, прижавшись к животу. Кончики пальцев дразнили волоски у пупка и пряжку ремня. Я почувствовал, как указательным пальцем она проникла под пояс моих джинсов.

И блядь, она точно знала, что со мной вытворяет. Это было видно по озорному блеску ее глаз. Ее лукавая улыбка, соскользнув с одного уголка губ, превратилась в кокетливую ухмылку, а я слушал ее болтовню про концерт, толпу и песни, и с каждым легким царапающим движением ее ногтей вниз по моему животу и с каждым прижатием ее мягкого тела к моим бедрам мой разум сдавал позиции. Я стойко выдерживал эти безмолвные пытки, не отрывая взгляда от ее лица, впитывая ценность каждого легкомысленно произнесенного слова. С каждой встряской поезда, каждым его покачиванием на рельсах, я мысленно подсчитывал, через сколько смогу с жадностью проглотить ее целиком.

Когда мы вышли в город, она остановилась, чтобы немного глотнуть воздуха. Этого оказалось достаточно, чтобы я прижал ее к стене здания буквально в одном квартале от нашего отеля и, наклонившись, вдохнул сладкий аромат розы на ее коже и прошипел:

– Что ты творишь со мной?

– М-м-м? – она по-кошачьи потянулась в моих руках.

– Куда подевалось спокойствие моего ума? Где мое ощущение, что я должен быть осторожным с тобой?

– Даже и не думай.

– Ты запутала все мои мысли. А у нас так все хорошо шло.

Скользнув руками вокруг моей шеи, она притянула меня для поцелуя, такого интимного, что я почувствовал, как что-то перевернулось в груди. Я был сражен мягким прикосновением ее рта, тем, с какой готовностью она предложила мне свои губы и язычок, и ее тихим всхлипом, когда она почувствовала, как я, облизывая ее нижнюю губу, посасываю ее, придерживая зубами.

– У нас по-прежнему все хорошо. Я не буду заниматься с тобой любовью, пока это не будет означать любовь для тебя, – сказала она.

Нет, не просто сказала – уверила. Тем самым она говорила мне, что знает, что украла мой разум и, возможно, мое сердце, и будет с осторожностью обращаться и с тем, и с другим.

Странным образом обещание, что мы не займемся любовью, пока я не стану уверен, лишь усилило мое исступление. Я отстранился и потянул ее за собой по улице.

Через две секунды, после того как мы вошли в номер, я сорвал с нее пальто, зашвырнул через комнату свое, одно движение – и она тут же оказалась на спине в шаге от входной двери. Ее кроссовки приземлились где-то у кровати, джинсы были грубо стянуты с ног и брошены рядом.

Никогда прежде я не ощущал такой голод; все мое тело было напряжено и практически вибрировало. Руби смотрела на меня, омываемая светом фонарей из окна, ее глаза широко раскрыты от волнения. Предвкушение на ее лице и жесткая боль в моем члене наравне влияли на мои мысли. Краем сознания я понимал, что должен сдерживать себя, но в этот момент мое сердце грохотало так сильно, что было слышно даже самому, и я ни хрена не удосужился притормозить.

– Что ты… – начала она, прежде чем я стащил свои джинсы к коленям и тяжело навалился на нее, и мои боксеры и ее трусики – единственное, что удерживало меня то того, чтобы в первый наш раз взять ее прямо на полу.

Мой член прижимался к ней между ног, где преградой был лишь тонкий материал, и ощутил ее влагу под атласом. Застонав, я снова и снова толкался бедрами, быстро и отчаянно, стягивая вверх ее топ и лифчик и освобождая грудь, чтобы рукой обхватить ее округлости.

Я мог себе представить, как это может быть – как это будет – ее ноги, обхватившие меня за талию, и нетерпеливые покачивания ее бедер вверх и слегка по кругу и снова вверх и по кругу, встречая каждый из моих жадных ударов. Руби схватила меня за задницу, вскрикивая и требуя ускориться.

Я освободил ее от своего веса, опираясь на локти, но целуя ее безумно и слишком яростно; проводя по коже зубами и посасывая ее язык, губы и шею. Она явно была не против моего безрассудства ­– ее это так же взбудоражило – и ее губы, звуки, что она издавала, и цепляющиеся руки заставили меня чувствовать себя чертовым дикарем.

Я был близко слишком рано – слишком – но мог уделить ей внимание позже. Я нуждался в освобождении этой дикости, что нарастала во мне от того, что я так близко к ней, целуя и ощущая ее под собой. Ноющее освобождение прокатилось по спине, электричеством выстреливая вниз, и с сильным ударом бедер я кончил, прокричав в темноту комнаты.

Вцепившись мне в волосы, Руби ахнула, и я сразу же отпрянул, сдергивая с нее атлас, и наклонился, прижавшись ртом к влажной сладости и погружаясь языком между ее ног.

О-о, какое это облегчение – взять ее таким образом, пробуя на вкус.

Ее крик вышел сдавленным, бедра приподнялись, и где-то на задворках сознания я понимал, что должен быть более нежным и любящим, но когда, раскрыв ее пальцами, начал сосать ее и трахать языком, она стала еще безумнее.

– Найл… – мое имя превратилось в бездыханный вскрик. Она потянула меня за волосы, отрывая мой рот от себя. – Положи меня на кровать, – проговорила она. – Я хочу смотреть на тебя.

Я встал, пинком отбросив штаны и сняв рубашку через голову, поднял ее и отнес на кровать, помогая ей выпутаться из скомканного топа. Мое тело достаточно замедлилось, чтобы я смог остановиться и посмотреть на нее, целовать ее шею, пока она не притянула к себе мое лицо.

– Мне нравится, – прошептала она между поцелуями, повторяя мои слова, сказанные той ночью, тем нашим первым интимным вечером в ее номере. – Люблю ощущать свой вкус на твоем языке.

Почувствовав ее мурашки под моими ладонями, я закрыл глаза, наслаждаясь ее посасывающими поцелуями и тем, как она взяла мою руку в свою и направила ее между своих ног.

Разрывая поцелуй, я провел губами по ее шее, груди, задержался там, прежде чем остановиться между ее ног, целуя бедра.

Она провела пальцами по моим волосам, изучая мое лицо, когда я, приподняв голову, оглядел ее обнаженное тело.

– Ты вдруг стал таким тихим, – прошептала она.

Раскрыв ее пальцами, я наслаждался ощущениями под подушечкой своего большого пальца, ее влагой, потирая ее клитор.

– Я сосредоточен.

И зачем мне хотеть разговаривать, когда она издает такие сладкие и хриплые звуки и сжимает простыни в кулаках?

Мой палец продолжал плотные круговые движения, и ее бедра слегка приподнялись и начали покачиваться.

– Я… – начала она, но слова утонули в сдавленном выдохе.

– Ш-ш-ш… – я наклонился и прижался ртом поверх пальца, одновременно облизывая и поглаживая ее.

Я давно перестал фантазировать об оральном сексе – как давать, так и получать – поскольку это не было тем, чем Порция хотела заниматься после наших первых нескольких лет вместе. Ей нравился секс в миссионерской позиции, с музыкой, заглушающей наши звуки, закрыв глаза и выключив свет.

Но я любил вкус женщины, обожал, как это действие всегда становится одновременно простым и изысканным. Целовать женщину здесь – как быть на вершине запредельной чувственности: когда мужчина хочет попробовать на вкус источник своего удовольствия. А здесь, на кровати, Руби приподнялась на локтях, следя за мной широко раскрытыми глазами, и ее ресницы настолько густые и темные, что казалось, под их весом отяжелели веки.

Пока я кружил большим пальцем и языком, ее грудь поднималась и опускалась от резких вдохов и выдохов; приоткрыв рот, она скользила языком вперед-назад по своей нижней губе.

– Тебе нравится это делать для меня? – спросила она, и ее голос был едва слышен.

– Не думаю, что «нравится» – это то слово, которое хочу сейчас использовать, – ответил я, дразня поцелуями. – Сомневаюсь, что в мире есть нечто, способное сейчас дать мне большее наслаждение.

Ее дыхание замедлилось, бедра приподнялись и замерли, когда я приподнял голову. Она так близко.

– Найл. Пожалуйста.

– Пожалуйста что, дорогая? – покусывая нежную кожу ее бедра, я замедлил движения пальца.

– Верни свой рот… туда.

Я сдерживал улыбку.

– Куда именно?

Встретившись с моим, ее взгляд смягчился.

– Ты знаешь, куда.

– К твоей вагине, дорогая? – прошептал я.

Она начала извиваться подо мной.

– Мне это нужно.

– Ты все еще только хочешь, – ответил я, наслаждаясь возвращением к нашей игре, когда уже мог на самом деле коснуться ее, попробовать и исполнить свое обещание, заставив кончить от моих поцелуев.

Я заметил, как задрожала ее нижняя губа, прежде чем она прикусила ее, умоляюще глядя на меня.

Это было так легко: подвести ее сюда, к этому моменту. Ничто так полностью не погружало в лихорадочный дурман, чем сотни фантазий о ней и ее так легко приходящем к наслаждению теле от моих прикосновений.

– Скажи, – прошептал я, наклоняясь, чтобы подуть на ее клитор.

Она зажмурилась и требовательно сжала пальцами мое запястье. Она была настолько мокрой; дрожа под моими прикосновениями, она еле дышала, напрягшись всем телом.

Я совершенно спятил от ее удовольствия, сраженный видом ее приоткрытого рта, дикого пульса на шее, ее вкуса, что все еще оставался на моих губах.

– Скажи мне, сладкая.

Наклонившись, я обвел языком ее клитор, снова и снова.

Ее бедра задрожали у моей головы.

– Я так близко.

– Нет, скажи, – повторил я, не отрываясь от ее кожи, после чего снова отстранился.

Казалось, ей стоило больших усилий открыть глаза, и она в смущенно посмотрела на меня.

– Пожалуйста. Я…

– У меня имеются бездействующие пальцы, – слегка улыбнувшись, ответил я. – Мне это кажется невероятным расточительством. Скажи… чем мне их занять?

Она застонала, когда я, закончив игру, нагнулся и провел по ней языком, и задрожала всем телом. Я почувствовал, как мой вопрос подтолкнул ее к самому краю.

Я просто хотел, чтобы она знала, что произойдет, и, не раздумывая, свел два пальца вместе и погрузил в нее, глубоко – и жестко – пока сосал ее и чуть с ума не сошел от ее вопля, когда, выгнувшись всем телом, она дико кончила, стиснув бедрами мои плечи и задрожав подо мной.

***

Когда я понес ее в ванную, она обхватила меня ногами за талию и прижалась губами к шее, целуя и скрипучим голосом признаваясь, что никогда не испытывала ничего подобного тому, что я только что сделал с ней.

Я тоже.

Руби подрагивала в моих руках, ослабевшая и ошеломленная, и я осторожно опустил ее на пол душевой кабины, прикрывая своим телом от острых струй душа и намыливая каждый миллиметр ее кожи. Держась для поддержки за мою талию, она молча смотрела на меня, во взгляде плескались эмоции, которые ужаснули бы меня, если бы она решилась их озвучить. Глаза Руби ничего не скрывали: ни капли не сомневаясь, я знал, что она влюблена в меня, что это не просто удовольствие от моего рта или сам факт, что мое самообладание растаяло под влиянием ее обаяния, а самая настоящая влюбленность. В меня.

И если все было так просто, я бы прямо сейчас занялся с ней любовью, потому что знал: мои чувства от первоначального влечения быстро переросли в нечто более глубокое. Возможно, в любовь. Но оставаясь с Порцией так долго под предлогом того, что искренне считал любовью, как я мог доверять собственному определению этого чувства? Я увлечен ею, да. Предан ей. Но влюблен ли? Я больше не могу быть уверен.

На меня нахлынуло воспоминание со дня собственной свадьбы, когда мы танцевали перед гостями, и я чувствовал себя наполненным счастьем и полным светлых надежд.

– Почему ты так обольстительна в белом? Это словно секрет, – я наклонился, чтобы поцеловать шею Порции. – Наш секрет.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она, и будь я умнее, я бы уловил напряжение в ее голосе и взгляд, который предупреждал меня быть осторожнее.

– Я уже взял тебя, милая, – ответил я. – И сегодня буду брать снова и снова.

Порция замерла в моих объятиях, позволив мне увести ее с танцпола. Песня закончилась, и гости разразились аплодисментами.

Я посмотрел на ее каменное и отстраненное лицо в теплых отблесках освещения свадебного шатра.

– Что такое?

Выдавив из себя улыбку, она поцеловала меня в щеку.

– Ты просто на нашей свадьбе назвал меня шлюхой.

И это было начало. Хотя она не всегда была такой, но по большей части. Я сделал предложение Порции, подарив кольцо, что купил в кондитерской, и она смеялась и плакала, после чего страстно поцеловала меня на глазах у всех на площади Пикадилли.

Наша помолвка была как карта в колоде эмоций, которую перетасовали. Я изо всех сил пытался вспомнить те разы, когда я в последнее время разговаривал с Порцией, и держался за них со странной настойчивостью для человека, который не собирался мириться с бывшей женой. Я воспроизводил их в уме, потому что нуждался в воспоминаниях, что было время, когда женитьба на ней была не только четким расчетом, но и прелестной идеей.

И совсем иное я чувствовал к Руби – мучительную похоть, восхищение, преклонение и готовность быть беззащитным – чего не чувствовал никогда раньше, даже к женщине, на которой был женат.

В груди поселилось чувство вины – что впустую потратил время, что я мог бы больше дать Порции, чем пытался в те годы. Что думал обо всем этом, пока мыл тело женщины, в которую все сильнее влюблялся.

Руби подарила мне чувство восторга, но так же и ужаса. Я был напуган скоростью, с какой это происходит, и что на самом деле это не мимолетно.

Я провел руками по ее груди, бедрам и ягодицам, спустился вниз по каждой ноге и вымыл каждую ступню. Мое тело снова ненасытно ожило, и больше всего я боялся, что пристрастился к тому, как она смотрит на меня, что я могу положиться на ее любовь и преданность, на которые с Порцией я рассчитывать не мог. Потому что знал: такого никогда не будет, сколько бы лет мы ни страдали.

Я повернул Руби под струи воды, чтобы смыть пену, чувствуя себя не в состоянии держать руки подальше от ее изгибов, и –­ когда она закончила ополаскиваться – направил ее руку туда, где я был до боли напряжен, наклоняясь к ней и молча практически умоляя о прикосновении ее рта.

Поднявшись на цыпочки, чтобы меня поцеловать, она притянула меня одной рукой к себе, пока наши рты не соприкоснулись, другой чувственно поглаживала мою длину.

Зажмурившись и всхлипывая мне в рот, она целовала меня дрожащими губами. Я не смог бы отличить ее слезы от струящейся по ее лицу воды, но знал, что любил ее, когда стало очевидно, как отчаянно я ею дорожил, наблюдая, как она старается взять себя в руки. И уколом в сердце следом пришло понимание, что если когда-нибудь Руби ко мне охладеет, это меня сломает.

 

Глава 13

Руби

Моя влюбленность в Найла Стеллу была тайной лишь теоретически. Мы оба это знали. И тот факт, что я еще не сказала это вслух, – всего лишь формальность. Я видела по его лицу, что он понял – это его выражение обожания и легкой настороженности – и вел себя так, будто я стеклянная и вот-вот упаду, и от меня останутся одни осколки.

Это настроение тяжело повисло вокруг нас, и трудно было не стать болезненно чувствительной. Мое неприкрытое обожание, его постоянная настороженность – я и не знаю, что хуже. Молчаливое признание словно было написано у меня на лбу, и все же он ничего не сказал.

Как и я.

Найл вытер нас обоих полотенцем, и почти сразу же мы рухнули на кровать. На его? Мою? Я даже не уверена. Да и имеет ли это значение? Мой оргазм расплавил кости, но у меня по-прежнему сна было ни в одном глазу.

– Если бы ты сейчас мог быть, где угодно, где бы ты хотел находиться?

Мы лежали в тишине и без света, и ее нарушали только шум машин на окном и изредка доносящиеся из коридора голоса. Растянувшись на животе и обхватив подушку, он посмотрел на меня в темноте. Мне очень нравилось, что я знала, как он спит. Это так интимно: знать об этом, и часть меня была рада, что я была одной из тех немногих, кто знал о нем нечто, недоступное другим.

– И не отвечай «именно здесь», – пробегая пальцем по его плечу, добавила я. Его кожа гладкая и все еще теплая после душа. Я немного нажала, разминая мышцы, и он вздохнул от удовольствия. – Где-нибудь еще.

Висевшая высоко в небе луна полоской света выхватила из темноты его тело. Я наблюдала, как он нахмурился, обдумывая мой вопрос.

Сама не знаю, зачем я об этом спросила. Возможно, потому, что после нашего душа я ощущала себя уязвимой, и из-за этих сомнений я затосковала по дому. Может, потому, что между нами рухнула стена, когда я видела сегодня, как он отдался музыке и движущейся вокруг нас толпе. Или же это просто моя попытка проникнуть внутрь его безумно сложной головы. Точно не знаю.

– Хм-м-м, говоришь, где-нибудь еще?

Лежа рядом с ним, я кивнула. Обнаженной кожей я чувствовала прохладу простыней, но от его тела шло тепло.

– Почему я не могу ответить «именно здесь»? – слегка щелкнув меня по носу, спросил он.

Я пожала плечами, и он передвинул ногу, зацепил мою и придвинул меня чуть ближе. Это маленькое движение заставило меня улыбнуться.

– Когда мы были детьми, у отца был друг, который работал в Ellan Road, это футбольный стадион в Западном Йоркшире. Максу тогда было достаточно лет, чтобы водить машину, и он иногда брал меня с собой – раздражающего младшего братца. Чтобы погонять мяч и надрать задницы. Лидс Юнайтед играл на Ellan Road, – с уважением добавил он, ­– футбольный клуб, за игрой которого я следил по телевизору всю свою жизнь в родительском доме. Я стоял на трибуне, кричал и поддерживал команду, после чего оказался на траве, как и те, кого я почти боготворил. Мне хотелось бы когда-нибудь вернуться туда с моим братом. Посмотреть, такой ли он большой.

– Я бы тоже была не прочь посмотреть, – уже ухмыляясь, заметила я. – Как вы с Максом подростками носились по полю. По этому сценарию вы должны быть оба без рубашек, да?

Найл пригвоздил меня взглядом, от которого я не удержалась от смешка.

– Ну а ты, где бы хотела быть, мисс Руби?

– Я скучаю по Сан-Диего.

– Тебе не нравится в Лондоне?

– Я люблю Лондон, получить возможность там жить – это как сбывшаяся мечта, но там дорого, дождливо, и я по всем соскучилась.

– По всем?

– По моим соседкам, Лоле и Лондон. И особенно по брату.

– Наверное, трудно быть вдали от них.

– Разница во времени – это отстой, – застонала я. – У нас есть четыре часа: ранним утром и поздним вечером, чтобы поболтать.

Найл кивнул, продолжая водить пальцами по моим волосам. Я начинала чувствовать, что мои глаза закрываются.

– Но ты останешься в Лондоне? – спросил он, и я задумалась, не показался ли в его интонации намек на тревогу.

– По крайней мере, пока буду в аспирантуре.

– Значит, пару лет.

Ответ вертелся у меня на языке.

– Надеюсь на это, – наконец ответила я.

– Расскажи мне про Сан-Диего. Каково там было расти?

– Ты был когда-нибудь в Калифорнии? – спросила я.

– В Лос-Анджелесе, – ответил он. – Прекрасная погода, пальмы. Все вокруг светловолосые.

– Л-А – это не Сан-Диего, – сказала я, качая головой, но чувствуя тепло в груди от одних воспоминаний о доме. – Л-А – это цемент, машины и толпы. А Сан-Диего – это зеленые пальмы, голубое небо и кругом океан. Когда я была моложе, мы с Крейном ходили к друзьям, что жили в несколько кварталов от пляжа. Загрузив всем необходимым корзины наших велосипедов, мы проводили там целые дни.

– И что вы делали? – спросил он.

– Ничего, – блаженно вздыхая, ответила я. – Мы просто весь день валялись на песке, играли в волейбол или читали, болтали или слушали музыку. Когда становилось жарко, мы прыгали в воду, катались на чьей-нибудь доске для серфинга, а когда хотелось есть, мы доставали упакованный ланч. Мама не видела нас с раннего утра и до позднего вечера.

– Звучит потрясающе. Я уже представляю себе девочку-подростка Руби, – обернув вокруг пальца прядь моих волос и потянув, сказал он. – Выгоревшие на солнце волосы и веснушки на носу. Загорелая кожа и крохотное бикини, – сообразив, как это прозвучало, он кашлянул и добавил: – В этом сценарии мы имеем в виду подростка Найла.

Укутавшись в простыню, я расхохоталась.

– Знаешь, Карлсбад – это прекрасное место. Прежде чем уехать из Штатов, я делила большую квартиру с двумя своими лучшими подругами. Из окна нашей столовой был виден океан, – сказала я, почти физически ощущая боль, что скучала по ним. – С нашими рабочими графиками мы не часто виделись, но зато когда нам это удавалось, с чашками капучино мы задерживались допоздна, зачастую встречая рассвет над пристанью. Возможно, именно поэтому уехать оказалось так легко… Мы стали настолько занятыми, что едва виделись друг с другом.

– Возможно. Или же просто ты знала, что есть что-то еще. Ждущее тебя.

Я довольно долго смотрела на него, думая, имел ли он в виду аспирантуру, работу или нечто большее.

– Тебе стоит там когда-нибудь побывать. Поваляться на пляже, сгонять в Диснейленд и покататься на Space Mountain [американские горки – прим. переводчика].

Найл сморщил нос от явного неудовольствия, но я все равно потянулась к нему поцеловать.

– Диснейленд?

– Ты ведь даже и не думал, что тебе понравится концерт. Помнишь? Иногда весело потупить.

На мгновение замолчав, он кивнул и наклонился ко мне для еще одного поцелуя.

– Думаю, ты права, – не отрываясь от моего рта, сказал он. – А что ты скажешь про Нью-Йорк? Тебе тут нравится?

– Он большой и шумный, но… в некотором роде бодрящий, – сказала я, не поднимая взгляд.

– Может быть, ты еще вернешься.

Я слегка пожала плечами.

– Может. И не без компании.

– С кем-нибудь, кто купит тебе хот-дог и будет поддразнивать с выбором горчицы?

– И прижиматься ко мне в метро?

– Именно. Значит, сначала аспирантура, а потом ты куда? Вернешься в Сан-Диего?

Мы были так честны сегодня, что мне не хотелось это терять.

– Точно не знаю, – ответила я. – Это от многого зависит.

– От чего?

Аспирантура, поиск работы и жилья. Ты. Я.

– От аспирантуры, – сказала я. – И от работы, которая позволит оплачивать жизнь здесь.

– Совершенно уверен, ничего из этого не будет проблемой.

– Ты знаешь, я по-прежнему хочу попасть в программу Мэгги.

– Ты попадешь. Маргарет Шеффилд будет полной тупицей, если упустит кого-то вроде тебя. Ты блестяще справишься, Руби.

– В последнее время я много отвлекалась, – поправила я его.

Он погладил меня по спине, провел по ягодицам и остановился на бедре.

– Ох, но нам скоро ведь домой, да?

– Думаю, мы оба понимаем, что Нью-Йорк был не просто отвлечением, – откровенно заметила я.

– Так можно сказать про нас обоих, – прижав большой палец к моей коже, сказал он.

– Что будет, когда мы вернемся домой? – озвучивая вопрос, который мы оба избегали. Через два дня нам уезжать. Билеты куплены. По почте мне пришло уведомление, что на рейс нужно зарегистрироваться не раньше, чем за сутки. Все произошло так быстро, но будет ли продолжение? Мы решили не задействовать физическую сторону наших отношений, пока он не будет уверен, что любит меня, но что это означает для остальных? Мы пара? Скажем ли мы об этом кому-нибудь?

Он поморгал, и стало ясно, что он не ожидал моего прямого вопроса.

– Там будет видно, – сказал он. – На работе, конечно, многое будет иначе, но вне ее все останется, как сейчас.

Его напряженный взгляд отражал такой же мой. Не знаю, какая из фраз мне нравилась меньше. «Там будет видно» звучало, будто мы висели на волоске и с этим как-то надо было мириться. «На работе многое будет иначе». Конечно, будет, еще бы. «Вне ее все останется, как сейчас». Я была жадной. И не хотела, чтобы все оставалось, как сейчас. Я хотела большего. Его всего, целиком.

***

Почти три дня спустя мы с чемоданами вышли из аэропорта Хитроу. Небо было темно-серым, прохладный воздух пах влажным асфальтом и выхлопными газами, но он чувствовался таким родным. На протяжении большей части полета Найл держал меня за руку, все более уверенно позволяя себе прикасаться ко мне, и даже сейчас стоял близко, соприкасаясь со мной телом.

Он предложил поехать к нему, но мы были слишком измученными и вряд ли бы поспали, будучи вместе. Каждый из нас отсутствовал несколько недель, и были люди, с кем нужно связаться, плюс еще проверить почту, и после девятичасового полета я ни о чем так сильно не мечтала, как о душе и своей кровати. Тем более что Тони просил меня быть в офисе на следующий день, чтобы отчитаться, и еще потому что он «целый месяц не видел мое милое лицо».

Нам с Найлом стоило бы поговорить, чтобы запланировать, как вести себя на работе, но вместо этого мы тяжело привалились друг к другу, стараясь насладиться этими минутами. Он держал обеими руками мою, когда пейзаж за окном сменился с M4 [трасса Лондон-Южный Уэльс – прим. переводчика] на вид улиц, и к тому времени как такси остановилось у меня перед домом, все, что я могла сделать, – это поцеловать его на прощание – с большим энтузиазмом, ведь мы сидели на заднем сидении – после чего поковылять с чемоданом к входной двери.

Этой ночью шел дождь, потоками стекая по окнам. Я так и думала, что в первую ночь по возвращении в Лондон пойдет дождь, будто подчеркивая возвращение к обычной жизни.

Я была уже в постели, после душа и укутанная в любимую пижаму, когда лежащий на тумбочке телефон завибрировал.

«Жаль, что не вижу тебя на соседней подушке, мне этого не хватает», – гласило сообщение, и в моей груди все вспыхнуло теплом. Он делает это – старается – как и обещал.

«Скучаю по твоим милым звукам, которые ты издаешь во сне», – набрала я в ответ, уже улыбаясь и зная, каким будет его ответ.

«Я слишком мужественный, чтобы считаться «милым», мисс Миллер».

Я расхохоталась, и мое сердце заколотилось сильнее.

«Возможно, мне потребуется в ближайшее время снова увидеть тебя без одежды, просто чтобы убедиться».

Где-то с минуту ничего не было в ответ, а затем появился значок, говорящий, что он что-то пишет.

«Не могу дождаться, чтобы увидеть тебя. Эта кровать слишком большая для одного».

Мои пальцы дрожали, пока я набирала ответ, а щеки болели от улыбки. Он действительно это делал. Мы это делали.

«Я тоже не могу дождаться, чтобы увидеть тебя».

«Тогда до завтра. Приятных снов, дорогая».

Если сердце способно лопнуть от счастья, то мое уже было на грани.

Наконец я заснула под звуки дождя и с улыбкой на лице, засунув телефон под подушку. Беспокойный голос в моей голове молчал.

 

Глава 14

Найл

Удивительно, как быстро человек обрастает новыми привычками. Несмотря на то, что мы только вчера вернулись в Лондон, несмотря на то, что она ни разу не делила со мной эту кровать, было странно проснуться без Руби.

Вытащив телефон из сумки для ноутбука, я написал ей сообщение.

«Хорошо спалось?»

Она ответила:

«Едва ли. Наверное, мне нужен кто-то, кто будет стоять за моей спиной, управлять моими руками и заставлять разговаривать на работе».

«Увидимся в офисе, моя милая марионетка».

Я закончил завтракать, дочитал газету, оделся и вышел. Как и в любой обычный день… вот только он не был таким. Моя жизнь ощущалась выросшей в размерах в семь тысяч раз.

Когда я пришел на работу, Руби была в их маленькой комнатке. Обычно я появлялся до 08:00, но все равно ни разу не приходил раньше нее. Хотя этим утром я попытался. Мне хотелось улучить минутку с ней наедине, этакое мгновенье беспечности, прежде чем на нас обрушится действительность. К сожалению, не удалось. Офис уже гудел понедельничной активностью, и я мог только слегка улыбнуться и подмигнуть, бросив взгляд на ее влажные розовые губы.

– Привет, – одними губами произнесла она.

Я смотрел на нее чуть дольше обычного, не желая ничего большего, кроме как подойти ближе и просто поцеловать, но вместо этого кивнул и направился в свой офис в конце коридора.

Прозвучал уже знакомый резкий двойной стук Энтони в мою дверь, и, как обычно, он вошел, не дождавшись ответа.

– Все в порядке? – вместо приветствия спросил он и сел напротив меня.

Я откинулся на спинку стула, расслабленно, как я надеялся, улыбаясь.

– Хорошо.

Он перекинул лодыжку через колено и ухмыльнулся.

– Надеюсь, поездка была удачной?

Никогда прежде я не чувствовал себя игроком в покер.

– Удачной.

Энтони пристально на меня посмотрел, сложив пальцы под подбородком. Я же перевел взгляд на монитор компьютера под предлогом проверки электронной почты. Я еще не решил, о чем стоит рассказывать моему сомнительному коллеге. С одной стороны, мне не хотелось скрывать происходящее между мной и Руби, и если я ее хорошо знал – а я искренне чувствовал, что знал – то она не сможет делать вид, что ничего не происходит. С другой, пусть личное остается личным, иначе Тони сделает из этого свою любимую шутку.

– Что-то изменилось, – указывая на меня пальцем, сказал он. – У тебя в глазах улыбка. Вот тут, – он показал на бровь. – И огонек. Ты весь светишься.

– Вот как?

– Что, спустил пар в баре голых сисек в Нью-Йорке?

Его грубость осела тяжелым грузом в комнате.

– Ох, ну в самом деле, Тони.

– Хм-м, засадил кому-то из Rockettes? [женский танцевальный коллектив-варьете, их основная площадка – Радио Сити мюзик-холл в Нью-Йорке – прим. переводчика].

– Да чтоб тебя.

Он сделал паузу, снова бегло меня осмотрев, после чего расплылся в улыбке.

– Тогда наконец оседлал Руби?

Застигнутый врасплох, я сглотнул и сделал вид, что сосредоточился на чем-то на моем столе.

– А, нет. Это… Я, ну, то есть нет. Нет.

По сути это была правда. Технически мы еще не занимались сексом.

Тони шлепнул руками по столу.

– Ах ты пройдоха!

Я почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Это именно та реакция, которой я пытался избежать.

– Нет, Тони, это не…

– Ты трахнул ее, да? Отымел мою Руби!

Я отодвинулся от стола, ощущая в груди нарастающую бурю.

– «Твою» Руби?

– Значит, я прав, – сделал вывод он, хлопнув в ладоши, резко нарушив тишину.

Взглянув на дверь, я зашипел на него:

– Потише, сукин ты сын.

Он сделал вид, что вытер слезу. Тони всегда обожал подшучивать, но это был предел.

– О-о, наблюдение за этим твоим невнятным бормотанием скрасит ожидание нового сезона «Игры престолов».

– Хорош гнать херню.

У него округлились глаза.

– И только посмотрите, как заговорил Найл! Осмелюсь заметить, с ней ты стал развязнее. Думаю, стоит пойти поблагодарить ее.

Закрыв глаза, я сделал глубокий вдох.

– Тони, не смей.

– Ой, ну давай тогда, расскажи, – сказал он, снова усаживаясь, и его интонация снова стала искренней, – что произошло?

Я посмотрел на него, чувствуя, что мой взгляд начал смягчаться.

– Я больше не издеваюсь, Найл, – с извиняющейся улыбкой уверил он меня. – Прости, просто я никогда и не представлял…

– Это не то, о чем ты думаешь, – перебил его я, наклоняясь вперед и опираясь локтями на стол. Мне нужно вернуть себе хотя бы подобие контроля. Пожалуй, для Тони будет полезно быть в курсе о нас с Руби, но, конечно, количество информации стоит ограничить. – Оказывается, у нее были чувства ко мне, прежде чем мы, хм… – я не мог сформулировать собственные мысли относительно Руби, кроме как: – Мне нравится ее компания.

От Тони не укрылось мое очевидное преуменьшение.

– Ах, ну конечно.

– Буду тебе благодарен, если ты не станешь болтать об этом повсюду.

Он кивнул, показал, что его рот на замке, и заговорщически подмигнул.

***

Руби сидела в маленькой комнате отдыха со своей подругой Пиппой, когда я вошел забрать из холодильника свой ланч. Ее взгляд встретился с моим, и она тут же его отвела, но на щеках и шее вспыхнул яркий румянец.

– Руби. Пиппа, – поприветствовал я.

– Привет, мистер Стелла, – радостно ответила Пиппа. Слишком радостно. Руби уже тоже допросили?

– Мистер Стелла, – произнесла Руби, снова глядя на меня с легкой тайной улыбкой. Она прикусила кончик языка, и я резко вдохнул, вспомнив наш последний вчерашний поцелуй, перед тем как мы расстались. Ее рот на вкус был как лимонный леденец, который она сосала по дороге из аэропорта. Кашлянув, я потянулся к ручке холодильника.

– Подстраиваетесь под изменение часового пояса? – оглядываясь на нее, спросил я.

Пожав плечами, она улыбнулась шире.

– Стараюсь.

Пиппа старательно разглядывала их тарелки с ланчем, пока Руби пристально смотрела на меня.

Я почувствовал пустоту в своих легких и изо всех сил старался дышать равномерно. Возвращение сюда, в повседневную жизнь, в реальность, где есть мы – как бы мы при этом ни назывались – заставило все во мне изнывать от боли и тоски. Смогу ли я сосредоточиться на работе, когда она так близко? Или вообще хоть на чем-нибудь? Если я буду фокусироваться на ее чертах по отдельности, может, тогда она не так сильно сокрушит меня. Ее взгляд был слишком интенсивным; он говорил мне, что она столь же отчаянно хочет остаться со мной наедине. Ее язык выскользнул наружу и смочил губы. Шея была длинной и гладкой, и я представил себе, как приведу ее к себе домой и, спускаясь поцелуями вниз по горлу, расстегну каждую из этих крошечных жемчужных пуговок на ее…

– Э-э… Мистер Стелла? – окликнула она, многозначительно глядя на мою замершую руку на ручке открытого холодильника. В комнату просочился холодный воздух, успокаивая жар в моей груди.

– Ага, – я резко наклонился достать свой салат. Достав из ящика вилку, я поспешил в свой офис.

Как и подозревал, я едва мог сосредоточиться, и понимал, что мне нужно найти способ успокоить свои издерганные мысли. Эта неопределенность мне не нравится, она дезориентирует. Мне нужно знать, как у нас это будет: останется ли она на ночь? Как не торопиться с физической стороной… или для этого уже слишком поздно? Хочу ли я вообще большего, чем есть сейчас? На данным момент секс ощущается как формальность. Все, что мы делали, чувствовалось гораздо интимнее, чем он, но едва у меня появилась эта мысль, я тут же понял, что с Руби это будет означать больше, чем просто очередной шаг в наших отношениях.

Хотел ли я этого? И когда займусь с ней сексом, буду ли в состоянии обезопасить собственное сердце, в случае если не окажусь тем, в ком она нуждается?

Когда-то я думал, что Порция – любовь всей моей жизни, но с того момента, как Руби храбро встала на цыпочки и поцеловала меня, я понял, что ошибался.

Вытаскивая меня из маниакального самоанализа, на столе зажужжал телефон:

«Сегодня ужинаем у тебя или у меня? И прежде чем ответишь, не забудь, что у меня есть соседка, моя кровать маленькая и что я худший повар среди плохих поваров. P.S. Перестань думать».

Смеясь, я ответил:

«В таком случае тебе не остается ничего иного, кроме как приехать ко мне. Я живу один, у меня большая кровать, и я, возможно, чуть более талантлив на кухне (правда совсем чуть-чуть), поэтому, наверно, все же стоит заказать еду на дом».

Буквально за дверью я услышал возглас: «Попс!», а затем мультяшное хихиканье. После чего раздался стук в дверь.

– Входите, – ответил я.

Вошла Руби, с улыбкой читая сообщение в своем телефоне.

– Ладно.

При виде нее мое сердце снова увеличилось в размерах.

– Ладно?

Она закрыла за собой дверь.

– Ладно, я приду на ужин, раз ты так настойчиво приглашаешь.

И тогда я понял, что звук, что слышал за дверью, был сигналом ее сообщения.

– Это было… – я сделал паузу, откинулся на спинку и улыбнулся. – Это твой рингтон с воплем «Попс!»?

Она пожала плечами, и здесь, в моем офисе, без посторонних, все следы ее румянца исчезли.

– Вообще-то он только на твои сообщения. Это Миньоны. «Гадкий Я». Мультфильм, – покачав головой, она подошла ближе. – Нужно вытащить тебя посмотреть. Как бы то ни было, тебе отлично подходит этот рингтон. У тебя лучшая задница по эту сторону Атлантики.

– «По эту сторону Атлантики»? Означает ли это, что в Нью-Йорке ты обнаружила задницу получше?

Поджав губы, она сделала вид, что обдумывает.

– У меня не было возможность как следует поискать, но друг Макса Уилл вполне может подойти и…

Наклонившись вперед, я зарычал.

– Закончи фразу, Руби Миллер, и это вдохновит меня перегнуть тебя через колено и отшлепать твою задницу.

Откинув голову назад, она расхохоталась моим любимым смехом.

– Мне нравится, что ты думаешь, будто отшлепать меня будет…

Два резких стука в мою дверь, и внутрь с улыбкой вошел Тони. Его улыбка застыла и превратилась в недовольное выражение лица, после чего оно стало нейтральным, когда он увидел, что Руби непринужденно прислонилась к моему столу. Она резко выпрямилась и сделала вид, что убирает пылинку со своей юбки.

– Привет, Энтони, – тихо сказала она.

– Руби, – сдвинув брови, произнес Тони. Он посмотрел на меня, после чего снова на нее. – Когда я получу данные по Barclay Industrial?

Она опустила взгляд в пол, и ее румянец вернулся.

– Они готовы, просто мне нужно оформить их письмом. Прости, мне нужно было поймать Найла, – она спохватилась, – мистера Стеллу после поездки.

– Руби, уверен, это большая радость, что он в курсе твоей симпатии, – холодно ответил Тони, – но Найл вице-президент этой компании, и у него есть масса дел после командировки.

Я почувствовал на себе взгляд округленных глаз Руби, и моя челюсть сжалась от подавленной ярости.

Какого черта он делает?

Как ни в чем не бывало, Тони продолжал:

– Может, тебе стоит оставлять открытой дверь его офиса, когда ты тут, и его ловлю оставить на после работы?

Неловко кивнув и пробормотав извинения, она выскользнула мимо него из моего офиса.

– Тони, – выдавил я, становясь таким же, как и он, взбешенным. Горячая кровь разливалась по венам, заставляя сердце стучать сильнее. – Это что, было так необходимо? Сейчас обеденный перерыв. И «твоя симпатия»? Она здесь никого не преследует. Меня все это так же касается, и между нами нет ничего предосудительного. Тем более, что она не моя подчиненная.

– Нет, – согласился он, – она моя подчиненная, – сжав челюсть, Тони проследил, плотно ли Руби закрыла за собой дверь, когда вышла. – Я не думал, что для нее так трудно будет держаться в профессиональных рамках.

Мои глаза округлились, когда до меня внезапно дошло: Тони ревновал.

– Пожалуйста, скажи, что ты шутишь, – сказал я так беспечно, как только мог. От его слов внутри все горело. Тони мне не начальник, даже наоборот. Технически, я активно готовился к тому, чтобы в скором времени занять пост его босса. – Ты – тот, кто советовал мне ее оседлать, кто называл Руби подходящей, кто говорил – я цитирую: «высокая, с классными сиськами» – тот, кто неприкрыто нанимает только самых красивых стажеров для Оксфордской программы. И ты сейчас разглагольствуешь тут перед нами про профессиональные рамки?

Он моргнул, и его взгляд немного прояснился.

– Я просто говорю, что надеюсь, не найду ее здесь снова, – слегка кивнув, он повернулся вышел из моего офиса.

Кажется, ушло не менее десяти минут, прежде чем выровнялся мой пульс. Я был в ярости: вышагивая по кабинету, я думал довести это до сведения Ричарда, чтобы быть уверенным, что все в курсе, и ничего неуместного не происходит, и чтобы тот знал, что по отношению к Руби поведение Тони неприемлемо.

Но я был слишком зол. И, как правило, я не вел переговоров в таком состоянии: для меня недопустимо говорить под влиянием негодования, а не спокойного профессионализма. Тут стоял вопрос о поведении Тони, и моя позиция была был неубедительной, если бы я был полон эмоций.

По той же причине я выждал еще пятнадцать минут, прежде чем написать Руби. Мне не хотелось, чтобы она подумала, будто мнения Тони достаточно, чтобы меня разозлить.

«Тони вел себя недопустимо», – просто написал я.

«Я знаю, – ответила она. – Но это до сих пор унизительно».

«Прости, дорогая».

Прошло несколько минут, прежде чем она ответила, и когда пришло сообщение, я почти слышал, терпеливый, как всегда, голос Руби:

«Не извиняйся. Давай просто насладимся твоей холостяцкой квартирой, большой кроватью и сегодняшним ужином на вынос».

Улыбнувшись, я написал в ответ:

«Жду с нетерпением».

Это так и было. Я с трудом мог дождаться, чтобы притянуть ее в свои объятия и напомнить, что происходящее между нами простирается далеко за пределы работы.

***

Руби пришлось заехать к себе, чтобы захватить необходимое для завтрашнего рабочего дня, а в это время из любимого ресторанчика на углу я забрал наш ужин карри.

Войдя, она оглядела прихожую, затем прошла мимо меня в гостиную.

Интерьер моей квартиры был, пожалуй, предсказуемым: аккуратно и в строгом стиле, гладкий черный кожаный диван, большие кресла, низкий мраморный столик и большой плюшевый ковер.

– Если бы меня попросили изобразить твою квартиру, я бы нарисовала примерно это.

Смеясь, я подошел к ней ближе.

– Счастлив, что никогда тебя не удивляю.

Она повернулась и скользнула в мои объятия.

– Что ты меня никогда не удивляешь – это одна из причин, почему я люблю тебя.

Мы оба замерли.

– Я что, сейчас сказала это вслух? – крепко зажмурившись, спросила она, в ужасе поморщившись. – Пожалуйста, скажи, что это было только в моей голове.

Я наклонился, целуя ее в лоб.

– Ты прелесть.

Изнутри что-то ударило меня в легкие, как наказание, что я не способен придумать что-то лучшее.

Я люблю тебя.

Ты прелесть.

Я ведь не удивлен ее словам, тогда почему не подумал наперед и не подготовил какой-нибудь ответ? Это официально: я самый большой идиот на свете.

Руби напряглась и начала отстраняться, но я притянул ее обратно, целуя ее шею и лихорадочно подыскивая правильные слова.

– Руби.

– Все в порядке, – тихо выдохнула она и, обняв, прижалась лицом к моей шее. Но по ней было видно, что она совсем не в порядке. Мне хотелось посмотреть ей в глаза и увидеть все, что там смогу обнаружить, но я не мог двигаться. Она вздохнула и через мгновение явно расслабилась. – Я понимаю, что сильно забегаю вперед, говоря о чувствах. Прости, что сбросила эту бомбу неловкости.

– Прошу тебя, это не… – вот только я не был в состоянии закончить фразу и не мог определить, что это может быть за чувство, если не любовь.

Я люблю ее?

У меня не было ни единого чертового понятия, на что похожа романтическая любовь; это было как иностранный язык. Я проклинал Порцию за ее холодность, за то, что я задавался вопросом о каждом жесте, что давно прошло детство, полное кипучей демонстрации обожания, подколов между братьями и сестрами и постоянной привязанности мамы. Проклинал себя, что стал эмоционально неразвитым.

Я не знал, как назвать свои чувства, но чувствовал, что они росли и углублялись, и это пугало – в конце концов, потеря Порции ощущалась как свобода, а сама мысль потери Руби была отвратительной и переворачивало все внутри.

И вот, выразив свои чувства так ярко, она замерла в тишине, ожидая, что теперь я найду слова… Я хотел отдать ей все, что у меня есть, хотел дать ей знать, насколько обезумел из-за нее.

Посасывая и покусывая, я провел губами от ее скул к шее. Прочувствуй это, подумал я. Позволь показать то, что не могу сказать вслух.

Я стащил с нее пальто, отбросил в сторону и начал расстегивать пуговицы ее блузки, молча умоляя ее встретиться со мной взглядом. Она посмотрела на меня, и на ее лице явно читалась нерешительность, после чего она что-то увидела в моем взгляде – мучительную мольбу, потребность и надежду – и, словно выдохнув все напряжение, притянула к себе мое лицо.

– Ты предлагаешь отложить ужин? – у моих губ спросила она.

Я кивнул, обнимая ее за талию, и подтолкнул нас к широкому креслу без ручек в гостиной.

Мои руки были нетерпеливыми; я поспешно снял с нее юбку, стянул вниз по ногам ее нижнее белье, жадными ладонями проводя по каждому сантиметру ее обнаженной кожи. Изгибы тела Руби были гладкими, бледными и совершенно безупречными, и, посасывая кожу ее плеча, я наклонился обхватить рукой ее грудь.

Куда более осторожно она расстегнула мою рубашку, глядя на меня и вчитываясь в мою реакцию.

– Мы можем не… – начала она, но я прервал ее поцелуем.

Отпусти.

Она спустила рубашку по моим плечам, расстегнула ремень и не спеша стянула с меня брюки, после чего я отпихнул их ногой.

Обхватив меня рукой, она начала опускаться передо мной на колени.

Я покачал головой, одним движением подняв ее, и наклонился скользнуть губами по ее, раскрывая их и пробуя на вкус. Ее язычок казался маленьким и таким сладким у меня во рту, с неожиданным отчаяньем скользя по моему. Ее тонкие настойчивые ладони прижались к моей груди, подталкивая меня к креслу, и она последовала за мной, не отступая и погружая пальцы в мои волосы, лихорадочно целуя меня и кусая, издавая стоны и негромкие мольбы, в то время как мои руки скользили вниз по ее бокам и между ног, ощущая мягчайшую и самую нежную кожу.

– Хочешь оказаться в… – начала она; ее губы были влажными, а взгляд тяжелым.

Она имела в виду оказаться… внутри нее?

– Я… да? – я выгнулся под ней в поисках соприкосновения.

Она склонилась поцеловать меня снова и прошептала:

– Я имею в виду, хочешь ли ты в кровать?

Закрыв глаза, я изо всех сил старался, чтобы мозг не начал слишком внимательно рассматривать этот вопрос. Подняться и направиться в мою спальню – значит вытащить обоих из этого ощущения взаимной похоти и облегчения, которые ощущались так чертовски хорошо. Я слишком много думал, что это будет значить и как это будет чувствоваться, что я никогда не занимался сексом на этой кровати, и что всего лишь четыре недели назад я познакомился с Руби.

Мой разум хотел быть уверенным во всем этом.

Стоп.

Нет.

Нет.

– Нет, – я подался вперед, целуя ее шею, и одновременно с этим руками притянул ее за ягодицы ближе и прижал ее влажность к своему стволу. – Я не хочу никуда двигаться отсюда.

Слегка приподнимаясь, она выписывала маленькие круги бедрами, пока не настал такой момент, что было достаточно слегка выгнуться и толкнуться в нее.

– Господи, – застонал я. Я и забыл – а может, никогда и не знал – как желание может быть таким поглощающим, будоражащим и первобытным. Я сейчас не был самим собой. Я был мужчиной, который жаждал удовольствия, хотел трахаться и получил возможность сделать это впервые в жизни.

– Вот черт. Защита, – выдавил я.

– Я чиста, – на сдавленном выдохе сказала она. – И на таблетках.

Ее взгляд встретился с моим, и в нем плескался вопрос.

– Возьми меня, дорогая, – прошептал я.

Я со стоном приподнялся, когда она опустилась на меня и издала легкий вздох, который звучал как боль или удовольствие, и я чуть было не рванул бедрами вверх – настолько яростным она меня делала.

– Подожди, – прошептала она. Ее голос вышел напряженным и тонким, и немного отстранился, чтобы вглядеться в ее лицо. Она пристально смотрела на мой рот, ее губы были влажными и приоткрытыми… и она выглядела охрененно безупречно.

– Дай мне… просто… привыкнуть… – она закрыла глаза, и из нее вырывались эти изумительные хриплые всхлипы, когда с каждым сантиметром она опускалась на меня.

Я изо всех старался оставаться неподвижным, мои мысли исчезли от шелковистого ощущения ее… от того, как тело так плотно сжимало меня… от ее отрывистых вздохов… и как она притянула мою голову к своей груди.

Когда я полностью оказался в ней, она начала приподниматься, выписывая бедрами идеальные, крохотные и сводящие с ума круги. Вонзив ногти в мою шею сзади, она прижалась грудью к моему лицу, прерывисто шепча мне прямо на ухо:

Найл

О боже

Я не cмогу

Это так

Она наслаждалась, используя мое тело, и я начал приподниматься с каждым разом, толкаясь все сильнее ей навстречу. Скользнув пальцами выше, она схватила меня за волосы, горячим ртом посасывая и царапая зубами мою шею. Ее запах и вкус, тепло бедер и груди, когда она потиралась кожей о меня, необыкновенное скольжение и всасывающее движение ее тела по моей длине – все это было словно погружение на глубину, когда не нуждаешься и не желаешь вынырнуть, чтобы глотнуть воздуха.

И ее звуки, о-о-о. Я еще никогда не слышал такого откровенного выражения собственного удовольствия, сдавленно и резко звучащего у меня в ушах. Эти звуки и ощущение ее – и это гребанное блаженство, которое она себе позволяла – уничтожало мои туманные понятия о сексе, весь мой откровенно смехотворный опыт. Ее удовольствие было столь же сильным, как и мое, и эта реальность – что секс и должен быть таким: разделить эту близость друг с другом, а не терпеть – лихорадочно пронзала меня, жаром проносясь по коже.

Я никогда еще не был таким твердым и жадным, чтобы хватать, нырять в ощущения и поглощать. И когда подумал, что не смог бы выдержать больше, она, ускоряясь, двигалась вперед и откидывалась назад, затягивая меня внутрь себя. Я втянул в рот ее сосок и ладонью накрыл другую грудь, еще больше заводясь от ее отчаянной скачки, но желая растянуть эту эйфорию, чтобы видеть, как она отражается на ее лице, прежде чем окончательно потеряю контроль.

Потому что был уверен: с Руби это произойдет уже очень скоро.

Я уже ощущал, как по бедрам поднималось напряжение, и как все настойчивей становилась необходимость погружаться в нее, трахать, брать и наконец отпустить. Я чувствовал, как из меня вырывается этот хищный зверь в жажде секса, которого раньше не имел, но всегда нуждался: раскованного, потного и жесткого.

Движения Руби стали неровными, она притянула мой рот к своему и прижалась к нему приоткрытыми губами, покачиваясь на мне и питая меня своими стонами и прерывистыми вздохами, в то время как трахала меня. Ее бедра дрогнули, руки вцепились в меня, и я ощутил, как, сжав меня изнутри, она выгнула спину и с криком кончила. Ее тепло и скользкая влага, ее дрожь надо мной, и наконец – блядь, наконец – ее резкие движение и сильный оргазм начали размывать остатки моего контроля. Но я не хотел так рано, и, наклонившись, я прижался зубами к упругой выпуклости ее груди, застонав у ее кожи.

Она рухнула мне на грудь, и в ту же секунду я опустил нас на ковер и, приподняв ее бедра над полом, ворвался в нее длинными резкими ударами.

У Руби перехватило дыхание – она так туго обхватывала меня изнутри, как кулак – когда я на ее глазах начал терять разум. И сердце. Я сам себя не узнавал в этот момент: кто этот мужчина, вставший на колени между ее ног и, держа ее бедра, трахал ее прямо на полу. Я с трудом узнавал мужчину, который говорил ей:

Не отводи взгляд

Смотри прямо туда, где я тебя трахаю

Ты просто сочишься влагой, такая мокрая и мягкая

Охуеть, ты такая теплая и влажная, и ощущаешься так охрененно идеально

Удовольствие каскадом разливалось и царапало путь вниз по спине, и, протянув руку, она коснулась меня там, где я выходил из нее после каждого удара, взглядом умоляя перестать сдерживаться и показать ей, как хорошо это ощущается.

Я не мог закрыть глаза. Ни за что на свете я бы не закрыл их, когда она впервые наблюдала, как я кончу, нависнув над ней, внутри нее. Мои толчки стали резче и еще грубее, стоны из напряженного горла выходили отрывистыми и хриплыми. Меня затянуло в водоворот, и, потеряв ритм, я взвыл в тихой комнате.

Ни разу в жизни я не испытывал такого интенсивного наслаждения.

Моя вспотевшая грудь резко вздымалась, когда я замер и посмотрел на нее. Ее грудь покраснела и блестела от испарины, щеки в пятнах румянца, губы приоткрыты, когда она изо всех сил старалась выровнять дыхание.

– Найл… – произнесла она, дрожащей рукой проводя по моей груди.

И инстинктивно пришло оно: паническое чувство долга. Я выскользнул из нее, поднялся и на подкашивающихся ногах устремился в ванную, чтобы взять полотенце и смочить его теплой водой.

Вернувшись к ней, я наклонился и прижал теплую ткань, успокаивая и вытирая свою…

– Найл… – повторила она, пальцами обхватив мое запястье.

Я сел на пятки и посмотрел ей в лицо.

– Тебе больно?

Она в замешательстве сдвинула брови.

– Нет, – она забрала полотенце у меня из рук и потянула меня на себя. – Нет необходимости бежать и вытирать меня. Я хочу насладиться посткоитальными поцелуями. Хочу быть испачканной тобой.

Я смущенно поморщился и наклонился поцеловать ее в щеку.

– Точно. Прости.

– Не извиняйся. Серьезно, я одобряю, сэр, – она обхватила меня ногами, и я приподнялся над ней, опираясь на локти. – Миссионерская позиция – твоя суперсила. Надо запомнить.

Я улыбнулся.

– Еще бы. Одиннадцать лет опыта. Честно говоря, когда ты была сверху… – я остановился, почувствовав, как мой желудок упал в бездну, когда я понял, что сказал.

Руби подо мной сразу же застыла.

– Черт возьми… Руби. Это было ужасно, ляпнуть в самый неподходящий момент. Я полный идиот.

Она провела руками по задней стороне моей шеи и приподнялась поцеловать меня, и не исключено, для того чтобы меня заткнуть.

– Все нормально.

– Нет, – произнес я сквозь следующий поцелуй.

– А я говорю да, – настойчиво сказала она, ее голос прозвучал нехарактерно жестко. – Уверена, что это странно: впервые быть с кем-то после долгого времени только с ней.

– Это не… – начал я и затем замолчал, оставив мысль незаконченной. Мне необходимо это исправить. Я уже и так напортачил, замолчав, когда она призналась, что любит меня, и не мог допустить еще одной катастрофы. – Руби, я выбрал ужасно не подходящее время, и прошу прощения за это, но мне нужно объяснить, насколько непривычно все это для меня.

Она кивнула и немного расслабилась подо мной. Пока искал нужные слова, я изо всех сил старался удержать ясность момента несколько минут назад, когда я чувствовал себя в единении с ней, когда на самом деле знал ее. Она подарила мне нечто исключительное – истинное представление о том, каково это – заниматься любовью – а я тут же все испортил.

– Где-то в самом начале наших отношений Порция прочитала в какой-то статье, что мужчине необходим секс раз в неделю, чтобы оставаться верным. Конечно, полная чушь, но это стало частью ее взгляда на отношения. Секс раз в неделю. Не больше и не меньше. Как видишь, она была очень организованной, – желая добавить немного юмора, добавил я. – Встреча с персоналом по понедельникам. Секс с мужем по вторникам. Вывоз мусора по средам.

Ее взгляд смягчился от сочувствия.

– Ох.

– Это было не так плохо, – наклонив голову и обдумывая это, сказал я. – Просто это не было хорошо, – я встретился с ней взглядом и сглотнул комок в горле, когда начали подбираться нужные слова. – И посмотри… на нас, прямо сейчас. Прошу тебя, пойми, я чувствую себя неуютно, просто говоря об этом, особенно с учетом наших текущих обстоятельств, – я демонстративно оглядел наши тела, иллюстрируя свою мысль, и она улыбнулась. – Как правило, я не обсуждаю свою личную жизнь. Но теперь моя личная жизнь – это ты. И я хочу, чтобы ты знала каждую грань меня и о том, как сильно я отличаюсь от себя прежнего с тобой. И, к сожалению, это означает быть в курсе моих отношений с Порцией. Каким-то образом ее точка зрения сделала наш секс нечастым и сродни неприятной работе.

Руби провела пальцем по моей нижней губе, обрисовала контуры моего рта, и спросила:

– Ты когда-нибудь говорил с ней об этом? Хотя бы когда все закончилось?

Я почувствовал, как начал хмуриться.

– На самом деле не было возможности. Или скорее, мы оба настолько устали от происходящего, что проще было просто уйти.

Вопрос Руби всколыхнул то, что я давно в себе похоронил. Почему мы об этом никогда не говорили? Ведь так же, как и я, Порция была несчастна. Я мог только вообразить, как знающая свои недостатки и сильные стороны Руби – с ее родителями психологами и необходимостью все проговаривать – оценила бы мою реакцию после развода. На тот момент не было ни единой попытки примирения, никаких попыток исправить или найти точки соприкосновения. Я просто собрался и ушел. В решении покончить с нашим браком было столько же страсти, сколько ее было во время его.

Как и всегда, читая мои мысли, Руби повернула меня за подбородок в свою сторону.

– Эй, я не хочу сказать, что ты должен был, каждый поступает по-своему. Я видела выражение твоего лица и до развода, и после. И знаю, что ты счастлив со мной. Я спросила не потому, что ревную. Мне невыносима мысль, что ты не получал того обожания, какого заслуживаешь, но – как бы это ужасно ни прозвучало – меня приводит в восторг мысль, как много я могу тебе дать– ее рука пробежала по моему животу и, спустившись, обхватила там, где мое тело снова начало оживать. – Ты сам на себя был не похож. Таким… – она закрыла глаза, рассеянно поглаживая меня, – доминирующим и грубым.

Только я открыл рот, чтобы инстинктивно извиниться, как она остановила меня взглядом и призналась:

– Мне понравилось.

Ни говоря ни слова, я повернулся к ней, прижавшись своей грудью к ее и целуя.

Я почувствовал, как она направила меня в себя, и вот так мы снова начали двигаться: безумно, шумно и жадно. Я пытался сдерживаться, старался быть нежным, но стянутая грудная клетка от ее признания заставила меня ощутить себя требовательным, с нарастающим собственническим чувством и отчаянной жаждой быть ее достойным.

 

Глава 15

Руби

Я открыла глаза и в замешательстве посмотрела на стены, потолок и мягкие темные простыни, в которые была укутана. Все вокруг выглядело совершенно незнакомым. На мгновение я была абсолютно дезориентирована. Это не номер отеля в Нью-Йорке. И не моя квартира.

О-о-о.

Я была с Найлом, в его постели, голая, с его тяжелой рукой, лежащей на моем бедре.

Быстрый взгляд на часы сообщил мне, что было 06:59, и к тому времени как цифры сменились на 07:00, я вспомнила: вчера вечером Найл Стелла вытрахал мне мозги.

Я чуть было не уткнулась в подушку с криком.

Я закрыла глаза и насладилась воспоминаниями: Найл подо мной, большой и твердый внутри меня, приподнимает бедра в отчаянной жажде быть глубже. А после того как я кончила, он приподнял меня и положил на ковер. И стал таким грубым, держа мои бедра на весу, врываясь в меня снова и снова…

Мои глаза округлились, когда я вспомнила все остальное – что произошло до идеального крышесносного секса. А если конкретно, как я умудрилась ляпнуть, что люблю его, и как он своими длинными ресницами моргнул не менее тысячи раз, и как беззвучно одним ртом он пытался сформулировать сотни вариантов уклончивых ответов, прежде чем он поцеловал меня в лоб и заявил: «Ты прелесть».

Ты. Прелесть.

Это запросто возглавит список самых унизительных событий в моей жизни. На втором месте – когда спустя секунды, после того как был во мне, он упомянул Порцию.

Количество Раз, Когда Я Сказала Найлу Стелле, Что Люблю Его, И Он Занялся Со Мной Сексом, Чтобы Отвлечь От Отсутствия Того Же В Ответ: один.

Количество Раз, Когда Найл Стелла Разрушил Посткоитальное Блаженство Упоминанием О Сексе С Его Бывшей Женой: также один.

Ну, технически, он занимался сексом со мной дважды.

Я осторожно выскользнула из-под тяжести его руки. Мое тело ощущалось измотанным, руки-ноги бескостными, грудь стала чувствительной самым потрясающим образом. С каждым шагом в сторону ванной боль в мышцах и между ног напоминала мне, насколько хорошо в итоге ощущалось все это сдерживаемое вожделение и неудовлетворенность, когда он отпустил их. Макс оказался прав: к Найлу вполне можно было подключить электросеть Нью-Йорка.

Но ощущения после? Не так хороши, как хотелось бы. На самом деле, когда он заговорил о ней, моим первым желанием было заехать коленом ему по яйцам. Брак Найла серьезным образом исказил представления, какими должны быть отношения, и, казалось, он только сейчас начинал это осознавать. Что сработало у одной пары, не обязательно получится у другой, и, к счастью, он принимал эту мысль.

А мое тело… Мое тело было обессилено и все еще вибрировало от того, что смело можно назвать умопомрачительным и самым интенсивным сексом в моей жизни. И тело знало, что это было так же хорошо для нас обоих.

Но сердце сомневалось. Меня мучала навязчивая мысль, что если бы вчера вечером я не призналась в своих чувствах, мы бы целовались, обнимались, забылись бы друг в друге и счастливо уснули. Найл – мой осторожный нежный гигант, и я понимала, что его желание относиться к сексу с достаточным почтением затмило другое желание попытаться показать мне, что он может быть тем, кто мне нужен.

В считанные минуты я воспользовалась туалетом и умылась. Мыло, полотенца, вся ванная пахла, как Найл. Уверена, я пахла так же.

На цыпочках выйдя из ванной, я направилась через коридор в гостиную, где по всему полу были разбросаны наши вещи. В центре стояло пустое кресло – как напоминание, что он взял меня не в своей кровати, а прямо здесь, посреди гостиной. Дважды. Я постаралась не выдумывать лишнего. Может, он просто нуждался во мне прямо тут. Или, может, секс в кровати ощущался новым пугающим этапом.

Мой бюстгальтер свисал с одной ручки, а юбка валялась на ковре. Я все собрала, и с каждой поднятой вещью на меня нахлынули воспоминания вчерашнего вечера.

Выражение его глаз, когда я выскользнула из своей блузки.

Как он выглядел, посасывая мою грудь.

Его приоткрытый рот, когда я расстегнула его ремень.

Как это ощущалось, когда он наконец-то толкнулся внутрь меня.

Промелькнувший страх на его лице, когда я сказала, что люблю его.

Я услышала, что Найл зашевелился, когда, наскоро одевшись, собиралась улизнуть, прежде чем он проснется. Я чувствовала себя сбитой с толку. Но знала, что он никогда не скажет, будто вчера мы занимались сексом, когда ни один из нас не был к этому готов, поэтому, конечно же, я была сбита с толку.

Но даже я, до маньячества любящая обо всем поговорить, не хотела ничего обсуждать.

Да, кстати, о вчерашнем… кажется, я, нечаянно манипулировав тобой, убедила заняться со мной сексом? Или же ты настолько не доверяешь своим инстинктам, что дал мне это, думая, что я того хотела?

– Руби? – хриплым ото сна голосом позвал он.

Я пошла босиком по коридору, и звук моих шагов заглушал деревянный пол. Он сел, когда я вошла, простыня соскользнула ему на талию, и он взял из моих рук свою одежду и обувь.

– Привет, – сказал он, и это было больше похоже на вопрос. Хотя он выглядел все еще сонным, во взгляде явно читалось замешательство. Чувство вины и раздражение сплелись в моем животе, и прижала к нему руку, чтобы ослабить их обоих.

– Я кое о чем забыла, – сказала я. Это была ложь, и по тому, как слегка осунулось его лицо, я увидела, что он это понял. – Перед работой мне нужно забежать домой.

– Сейчас? – вытянув бесконечно длинные босые ноги перед собой, он сел на край кровати, его волосы были в восхитительном беспорядке. Ух ты. – Я отвезу тебя.

– Нет, все нормально, я…

– Руби, остановись, – глубоким голосом твердо сказал он. – Дай я только оденусь.

Он поднялся совершенно голый, и под влиянием какой-то спонтанной вежливости я отвернулась – это было так заметно – и перевела взгляд в угол комнаты.

Он заметил, конечно же, заметил. А я вела себя как спятившая.

– Ты в порядке? – надевая спортивные штаны, спросил он. – Обычно ты не отводишь взгляд, когда я без одежды. На самом деле в такие моменты ты плотоядная извращенка.

Он поддразнивал меня. Пытался.

Я пожала плечами, глядя в его сторону, не в состоянии посмотреть ему в лицо.

– Просто немного запаниковала.

Просто поняла, что призналась тебе в любви через несколько недель знакомства, и самое смешное – это чистая правда.

Просто поняла, что вчера ты занялся со мной сексом из жалости.

Просто поняла, что, наверное, я на самом деле психую без повода, и мне лучше сейчас уехать и позавтракать, прежде чем сделаю что-нибудь глупое, например, прокручивать случившееся в своей голове снова и снова.

– Если хочешь, присядь и расскажи, что означает твое «немного запаниковала», после того как я трахнул тебя всего несколько часов назад? Только вот думаю, ты слишком измотана для серьезного разговора в начале восьмого утра. Кстати, как и я.

Услышав его дразнящие интонации, я посмотрела на него и слабо улыбнулась.

– Тогда, может, поужинаем сегодня вечером?

Он кивнул и прищурился, изучая меня. И вот так я щелкнула его внутренний переключатель «начать все усложнять». Под дополнительным названием «какого черта вчера произошло».

– Хорошо.

Блядь.

Я надела балетки и провела пальцами по волосам, пытаясь как-нибудь привести их в порядок, когда зазвонил его лежащий на тумбочке телефон.

Он наклонился посмотреть на экран, после чего перевел взгляд на часы. Замявшись, он пробормотал:

– Лучше отвечу. Если ты просто…

Он поднял вверх палец, прося меня подождать, а затем вошел в ванну, закрыв за собой дверь.

Что ж, это неловко. Будь это рабочий звонок, он бы ответил при мне.

И все, что мне было необходимо – это услышать, как он мягким голосом сказал: «Порция? Сейчас семь утра. Милая, что случилось?» – прежде чем, схватив свою сумку, я выскочила из квартиры.

***

Одна из самых потрясающих вещей в Лондоне – что никуда не нужно ездить. Хочется кофе? Тут десятки магазинчиков вдоль по улице. Нужно заскочить в Selfridges [крупный универмаг в Лондоне – прим. переводчика] на ланч? Станция метро Оксфорд Стрит прямо через дорогу. Традиционные красные автобусы останавливаются практически на каждом углу, а на River Bus [речные трамвайчики или автобусы – прим. переводчика] можно проплыть по Темзе. Нужно избежать неловкой поездки на такси с кем-то, на кого повлияла (или же нет?) переспать с собой? К счастью, вопрос решает короткая поездка на метро, а станция Southwark всего в паре шагов от моего офиса!

Когда я вышла на улицу, шел дождь, потому что а куда без него? Я приняла душ дома, но, кажется, не стоило и напрягаться. Мои балетки мгновенно промокли от луж и непрекращающегося ливня, и с каждым шагом издавали хлюпающие звуки. Из-под колес машин вода волной заливала тротуары, а мой зонтик никак не мог спасти меня от ливня. Но я старалась идти ближе к навесам магазинов, которые помогали хоть немного укрыться от дождя.

К тому времени, как я пришла в Ричардсон-Корбетт, я насквозь промокла. Я отжала юбку и жакет, напомнив себе, что волосы высохнут довольно быстро. А еще душ дома и дорога на работу помогли мне прийти в себя.

«Я тебя люблю»-«Ты прелесть» – просто ерунда. Речь о нас. И в том, что мы сделали: я нырнула с головой, а он окунул палец и тут же достал его, чтобы обдумать целесообразность погружения в холодную воду. Мы так поступали всегда, и не было никакого смысла расспрашивать об этом.

И мне стоит успокоиться, что он заговорил о Порции и ушел из комнаты, чтобы с ней поговорить. Честно говоря, мой мозг перегревался в поисках объяснений всего этого. Он был только с одной женщиной, брак с которой длился около десяти лет. Конечно, ему все это странно, так ведь?

Пиппа встретила меня в коридоре и в ужасе оглядела меня с ног до головы, сказав:

– Держи, – и протянула мне свою чашку кофе.

– Что, так плохо? – спросила я.

– А ты вообще в зеркало смотрелась?

– Ну что ж, это можно считать ответом, – заметила я, направляясь к нашему общему столу и поставив чашку. – Спасибо за кофе.

Пиппа кивнула и села на стул напротив меня.

– Все в порядке?

Кивнув, я сняла пальто.

– Ага, все хорошо, – я заметила мигающий сигнал на рабочем телефоне о полученном сообщении. Сняв трубку, я нажала прослушать, затем прикрыла динамик, продолжая говорить: – На часах еще нет девяти, но на сегодня мне уже хватит. Я просто оказалась под влиянием настолько эпичного психологического кризиса, что это больше похоже на сцену из плохой комедии… – я сделала паузу, слушая сообщение, и, выругавшись, повесила трубку. – Меня хочет видеть Энтони, как только я получу это сообщение. Вот черт. Почему он здесь так рано?

– Все не так плохо. Я видела письмо с поздравлениями команды, вернувшейся из Нью-Йорка. А к тому твоему обновленному дизайну моста вообще не придерешься. Наверное, он просто понял, что дождь еще не кончился, а он тебя еще не видел в этом топе, – она ухмыльнулась и закатила глаза. – Надеется не небольшое шоу мокрых футболок, если ты понимаешь, о чем я.

– Гадость, – опускаясь в кресло, сказала я. И достала из ящика косметичку и запасной кардиган. – Ладно, сейчас приведу себя в порядок и разберусь с ним.

– Давай устрой там ему, – напутствовала она.

***

– Ты хотел меня видеть? – заглядывая в дверь кабинета Энтони, спросила я.

Он что-то расставлял в книжном шкафу и оглянулся на меня:

– Мисс Миллер, да. Входите.

Мисс Миллер?

Я вошла в кабинет, и он добавил:

– Закройте за собой дверь.

Мой желудок ухнул куда-то вниз.

Я сделала, как он сказал, и вошла в кабинет, остановившись перед его столом.

– Да, сэр? – сказала я, и по спине пробежала дрожь.

– Боюсь, я вынужден поговорить с тобой о чем-то очень серьезном, – он поставил тяжелые, в кожаном переплете книги назад на полку и подошел к столу. – У тебя тут будет совсем небольшой выбор.

Я уже видела Энтони таким раньше: серьезным и прикидывающимся скромным, словно пытающимся заставить меня вытягивать из него ответы.

Стоя на против него, я улыбнулась.

– В чем дело, Энтони?

Он посмотрел на меня и прищурился.

– «Мистер Смит», думаю, будет лучше.

Я подавила в себе желание ответить: «В прошлый раз ты пялился на мои сиськи и просил называть тебя Энтони», и вместо этого сказала:

– Прошу прощения. Эм-м, мистер Смит.

Энтони расстегнул пиджак, сел и пододвинул к себе стопку документов, помеченные красными и желтыми наклейками в местах, где требовалась его подпись.

– Учитывая ваше непрофессиональное поведение в Нью-Йорке и позже… – начал он, и у меня в животе образовалась пустота. – А так же ваше уже длительное увлечение вице-президентом компании и недавнее его домогательство…

– Мое домогательство?

Он пролистал несколько файлов, даже не потрудившись посмотреть на меня, и продолжил:

– Я требую, чтобы вы либо сохранили чисто профессиональные отношения с мистером Стеллой, либо оставили стажировку в Ричардсон-Корбетт.

– Что? – выдохнула я, дрожа всем телом и усаживаясь на кресло напротив него. – Почему?

– Кое-кто из руководства считает, что вы повели себя непрофессионально, – потянувшись за ручкой, сказал он. – Вы много отвлекаетесь, и результаты вашей работы в лучшем случае посредственные. Кроме того, мне не нужны сложности.

– Но это не…

Справедливо, чуть было не сказала я, но удержалась. Мне бы не хотелось к растущему списку моих прегрешений добавлять подростковое поведение.

Попробовав зайти с другой стороны, я сказала:

– Пожалуйста, не могли бы вы объяснить, с какой стати этот разговор происходит с кем-то еще, кроме меня и мистера Стеллы? Мы не нарушили ни одно правило!

– Мисс Миллер, прошу вас, не думайте, что имеете право подвергать сомнению любое из решений, которое я принимаю в этой компании, а так же мой отбор сотрудников, – он нацарапал свою подпись на документе, и этого звука было достаточно, чтобы мои нервы стали на пределе. – Как стажер, согласно законам Великобритании вы являетесь временным сотрудником, и поэтому я не обязан вам ничего объяснять. Но, видя, как вы молоды… ­– и вот этим он дал под дых, оскорбив всего одним словом, – я надеюсь, это может быть возможностью для взросления. В последнее время ваше поведение квалифицируется как грубое нарушение. И это недавнее… отвлечение с вице-президентом привлекло мое дополнительное внимание…

– Я не сделала ничего плохого, – повторила я. – Признаю, это было не умно. Но и не откровенно против правил. Я не подчиняюсь Найлу.

– Найлу, – улыбнувшись и не отрывая взгляда от документов, повторил он за мной. – Да. Что ж, это в любом случае это ситуация, которая имеет тенденцию выйти из-под контроля, и мы всем руководством считаем, что будет лучше, если вы покончите либо с этими отношениями, либо со стажировкой.

Я почувствовала, как горит лицо и наворачиваются гневные слезы. Молодые девушки всегда плачут, и мне не хотелось, чтобы он думал, будто его оскорбление оправданно. Несколько раз моргнув, я решила: что бы ни произошло, я не доставлю ему удовольствие полюбоваться, как это на меня повлияло.

– Я могу поговорить с мистером Корбеттом? – спросила я так спокойно, как только могла. – Думаю, мне нужно объяснить произошедшее кому-то еще.

– Ричард предоставил мне полномочия принимать любые решения относительно моего отдела.

У меня закипела кровь. И я больше не могла сдерживаться.

– Хочу внести ясность: вы убеждали Найла оседлать меня и сейчас увольняете меня, потому что думаете, что он это сделал?

Энтони резко поднял голову, в его глазах пылала власть.

– Не сомневаюсь, вы скажете об этом снова.

– Несомненно, – закипая, ответила я. – Я выбираю оставить стажировку. Это был один из самых ненормальных разговоров в моей жизни.

– В таком случае, – рассеянно ответил он, подписывая очередной документ, – я положу письмо в ваше личное дело. И прослежу, чтобы у вас была копия, прежде чем вы уйдете.

***

Дождь перестал, и я вышла прогуляться и проветрить мозги, уйдя достаточно далеко, чтобы вдалеке услышать бой Биг-Бена. Я инстинктивно полезла в карман за телефоном и обнаружила, что его там нет. Видимо, оставила его у себя на столе, когда пошла к Энтони, думая, что это ненадолго, но потом выскочила из офиса, так и не забрав. Я подумала, пришел ли уже Найл, искал меня, звонил?

И тут я поняла, насколько далеко это зашло, и что, возможно, слова Энтони был не так уж далеки от истины. Потому что мои первые мысли были не о работе или о том, что я в тысячах милях от дома. И не о том, где я буду жить, на что покупать еду и как оплачивать счета за электричество. Я также не думала о чертовом месте в Оксфорде или о том, как много я работала и как многим пожертвовала, чтобы туда попасть.

Все мои мысли были о Найле Стелле.

***

Объект моего внимания вышел из своего офиса, когда я вернулась, и направлялся в мое маленькое пространство за перегородкой. Увидев меня, он вздрогнул и втащил меня к себе.

– Где ты была? – закрывая дверь, спросил он.

Должно быть, я выглядела хуже, чем думала, потому что он, не останавливаясь, скользил взглядом от моих мокрых волос и бледного лица к сырой одежде и сокрушенному выражению лица.

– Зависит от того, что ты имеешь в виду, – ответила я. – Во-первых, я шла на работу под дождем, потому что, психанув, я выбежала из твоей квартиры, решив, что невольно манипулировала тобой заняться со мной сексом.

Он начал было отвечать, недоверчиво округлив глаза.

Но я подняла руку, попросив его подождать.

– Потом Энтони устроил мне разнос. И я только что вернулась с прогулки.

– Мы поговорим о манипуляциях попозже. В самом деле, Руби, – он вздохнул и подошел ближе. – За что Энтони тебе устроил разнос?

– Я не хочу говорить об этом здесь. Что я хочу, – так это отправиться домой, пропустить стаканчик, вздремнуть и потом отправиться ужинать со своим парнем.

Он поморщился.

– Кстати об этом… – Найл потер рукой лицо и встретился со мной взглядом. – Боюсь, вынужден попросить тебя перенести.

Я тяжело опустилась в одно из его плюшевых кресел у окна. Я не хотела говорить здесь о своем уходе, и понятно, почему. И при это мне не хотелось пребывать в одиночестве и раздумьях после всего этого.

– Правда? И нет никакой возможности отменить? Мне нужно немного понервничать в присутствии твоего рационального ума.

Он сел напротив меня, выглядя… ну ладно, если быть честной… Оцепеневшим.

– В чем дело? – спросила я.

Сглотнув, он взглянул на меня.

– Ты сегодня ушла, когда позвонила Порция.

– Да, – поморщившись, ответила я. – Это как раз один из пунктов, из-за которых я понервничала.

– Полностью тебя понимаю, дорогая, – начал он, слегка наклонившись ко мне. – Просто… Возможно, это даже хорошо, что ты ушла. Разговор несколько затянулся.

– Все в порядке?

Он ответил не сразу, и я ощутила, как мое сердце сжалось от боли. Я и так-то была расстроена, ведь он не ответил ей, что перезвонит. Ему явно было слышно, как хлопнула входная дверь, но он даже не потрудился пойти за мной. Но сейчас, сидя в его офисе, до меня дошло, что, возможно, пока мы были в Нью-Йорке, случилось что-то ужасное. Может, Порция заболела?

Облизав губы, он очень тихо произнес:

– Она звонила, потому что хочет вернуться, – у него вытянулось лицо – как будто я должна была посочувствовать этой внезапно возникшей неловкости…

Но вместо этого мой мир остановился, раскололся пополам, а затем на миллион кусочков.

Я ошеломленно заморгала.

– Она что?

– Хочет вернуться, – тяжело вдохнув, повторил он. – Поверь, я так же удивлен, как и ты. Она сказала, что о многом думала и хочет со мной поговорить.

– И… – начала я, чувствуя, как мой желудок подпрыгнул, толкая сердце куда-то в глотку, – ты согласился?

– Не на примирение, – он уклонился от прямого ответа. – Но одиннадцать лет брака – это много. Мы были вместе с подросткового возраста. После вчерашнего разговора с тобой, когда ты спросила, обсуждали ли мы это когда-нибудь, я почувствовал себя обязанным по крайней мере пойти и послушать, что она хочет сказать.

Он сделал паузу, чтобы дать мне возможность ответить, но, честно говоря, я не могла сформулировать ни слова. Ни единого.

– Учитывая, как обстоят дела у нас с тобой, я почувствовал, что должен сообщить тебе, что сегодня буду с ней ужинать, – осторожно продолжил он, – и поставить тебя в известность, что Порция хотела обсудить со мной, почему заслуживает еще один шанс.

– И какие у нее шансы? Пятьдесят на пятьдесят?

Он неловко рассмеялся, потому что сказанное мной было слишком прямолинейным и неудобным. Но я не жалела о своем тоне.

– Боже, нет, Руби.

– Но ты пойдешь, – в ужасе напомнила ему я. – В смысле, мы сейчас говорим об отсутствии шансов на примирение с твоей бывшей женой, да?

По выражению его лица было ясно, будто он на самом деле не думал об этом в таком ключе. Очевидно, счел это просто любезностью. Но если это просто любезность, и шансов, что он пустит ее обратно, нет, почему тогда не ответить ей, что уже слишком поздно для этого? Почему бы просто не сказать, что его девушка только что вышла из квартиры в слегка истеричном настроении, и не могли бы они поговорить позже – причем, по телефону?

– Ну, я не могу представить себя с ней снова…

– Значит, ты идешь только ради приличия?

Он закрыл глаза, прерывисто выдохнув.

– Когда ты так говоришь, это звучит ужасно.

– Значит, ты идешь не только ради приличия?

– Я не…

– Просто скажи! – вскрикнула я. – Потому что сейчас это звучит так, будто ты говоришь мне, что вчера мы с тобой переспали, а сегодня ты возвращаешься к своей бывшей жене, – я почувствовала, как глаза защипало от слез, и сейчас я чертовски устала заморачиваться, чтобы стереть их.

– Руби, я не собираюсь ужинать с ней сегодня, чтобы вернуться.

– Но ты можешь.

Он закрыл глаза.

– Не могу себе представить, что вернусь, нет. Но, Руби, я знаю, ты молода, и ты нико…

– Не надо, – сказала я, и мой голос прозвучал пугающе даже для меня. Я неосознанно сжала руки в кулаки, от его нерешительной игры мое терпение иссякло. – Не поступай так. Дело не в моем возрасте. Я никогда не была с тобой наивной. Я всегда понимала, что тебе приходиться пробираться сквозь огромные кучи этих… препятствий.

Он откашлялся и кивнул, выглядя раскаивающимся.

– Ты права, прости. Просто я хочу сказать, что как бы жестоко это ни звучало, но в этом разговоре мы нуждались много лет. Ты из тех людей, кто свободно выражает свои мысли и чувства, и ты должна понять. Этот единственный разговор может снять груз с плеч нас обоих.

Мое сердце билось так чудовищно быстро, что я не могла вдохнуть полной грудью.

Он наклонился вперед и взял меня за руку, но я ее убрала. Боль в его глазах стала почти невыносимой. Что он творит? У нас все шло так хорошо. Я так сильно его напугала?

– Дорогая, – спокойно начал он, ив этом слове что-то в моем мозгу пыталось найти снисходительность, – я хочу хоть как-нибудь облегчить твое беспокойство, но при этом не хочу быть небрежным и не встретиться с бывшей женой и выслушать ее. Теперь я понимаю, что это было бы нечестно, если бы я, ничего тебе не сказав, пошел бы к ней и непредвзято послушал бы ее.

– А ты непредвзят?

Его ответ разорвал мне сердце.

– Думаю, я попытаюсь. Как минимум, я ей должен.

Я молча кивнула. Его мучения сейчас очевидны, и мое сердце болело за него, но мне самой было еще больней. Он хотел поговорить с ней, чтобы самому стало легче и чтобы закрыть вопрос. Но я знала, что существует часть его, которая не хотела говорить по телефону и надеялась, что и Порция тоже достаточно изменилась. Что они могли бы создать вместе что-то более комфортное и лучшее, чем было раньше.

– Мы увидимся завтра? – спросил он. – Может, встретимся за ланчем?

Я едва не рассмеялась на абсурдностью ситуации, его «встретимся за ланчем» прозвучало так, будто он договаривался с клиентом. Я потеряла работу, и поэтому могла бы остаться с ним, а он собирается ужинать с бывшей женой, чтобы обсудить примирение.

Это сейчас происходит на самом деле?

Стиснув зубы, я кивнула, не в состоянии даже посмотреть на него.

– Конечно.

Наклонив голову, он спросил:

– Ты расскажешь мне, что произошло с Тони? Чуть раньше мы буквально обменялись парой слов. Он потребовал, чтобы Ричард вложил в мое личное дело письмо в довольно резких тонах. Надеюсь, мне удастся взять на себя всю ответственность за произошедшее между нами в Нью-Йорке.

Между нами. В Нью-Йорке.

Не вчера. Не той ночью, когда я побудила тебя рассматривать возможность вернуться к женщине, которая сделала тебя несчастным и загнала тебя в глубокую нору.

– Ну да, – рассеянно ответила я, погружаясь в онемение. Я встала и направилась к двери. – В общем-то мне он тоже вложил письмо.

 

Глава 16

Найл

Несмотря на мое предложение встретиться где-нибудь на нейтральной территории, Порция настояла, чтобы я пришел к ней в квартиру – бывшую нашу – на ужин. От разговора с Руби у меня осело сожаление, а в животе поселилось неприятное напряжение. Выйдя из офиса, я написал ей, что позвоню позже или зайду, если она не против, но она ничего не ответила. Я знал, она обижена, что я решил поговорить с Порцией, и не мог ее за это винить. Но при этом надеялся, что позже она поймет мои намерения. В конце концов я не собирался возвращаться к Порции, я был с Руби. Мы были парой.

Но Руби хорошо заметила: почему тогда я иду ужинать с бывшей женой? Мог ли я честно ответить, что единственная причина, по которой я согласился, это дать Порции высказаться, почему мы могли по-настоящему двигаться дальше? Была ли часть меня – и не важно, насколько маленькая – которая хотела знать, можем ли мы найти что-то общее и больше общаться? Ведь мы уже жили в одном ритме друг с другом. И вернуться было бы легко.

Но эта мысль вмиг стала казаться неудачной, и горло оцарапало чувство вины. Я ведь на самом деле двигался вперед. И не оглядывался с тоской или болью на свой брак, в котором было одиночество и отсутствие страсти. Это даже не ощущалось браком с лучшим другом, скорее совместное проживание с коллегой.

Собирался ли я сказать ей, что мое отношение к тому, что было между нами, изменилось? Шел ли я на эту встречу, потому что, охваченный своим счастьем, всего лишь чувствовал себя нехорошо по отношению к бывшей жене?

Прежде чем прийти на ужин, мне хотелось позвонить Руби и сказать, что нет, у Порции нет ни единого шанса и, возможно, с моей стороны было неправильно позволить ей так думать из-за самого факта моего прихода, но тайной части меня было любопытно: никогда за все время наших отношений Порция не говорила так открыто и умоляюще, как этим утром по телефону.

И это настолько меня поразило, что я на несколько минут забыл об ожидающей меня Руби, чтобы я подбросил ее домой перед работой. Но к тому времени как я вышел из ванной, прикрыв рукой динамик, чтобы попросить ее подождать еще минутку, она уже ушла.

Еще на ступенях я уловил запахи пасты, которую готовила Порция – мою любимую, с копчеными колбасками, перцем и тимьяном. Я так же услышал музыку – мою любимую запись Брамса из венской филармонии. Входная дверь была не заперта, и ее по-прежнему можно открыть, толкнув плечом.

Я наклонился погладить Дейви, который прибежал меня встречать и, встав на задние лапы, уперся передними мне в колени.

– Хороший мальчик, – почесывая его за ушами, похвалил я.

Услышав стук тарелок по столу, я поднял взгляд. На нашей кухне стояла Порция, босая, в обычных хлопковых брюках, футболке и фартуке. Я моргнул, раскрыв рот. Я редко видел эту женщину без жемчуга.

Повернувшись ко мне, она широко и ослепительно улыбнулась. Я вмиг почувствовал раздражение.

– Привет, – сказала она, беря со стола второй бокал красного вина и подходя ко мне. Она передала его и потянулась поцеловать меня в щеку. – Добро пожаловать домой.

Я захотел повернуться и уйти прямо сейчас. Находиться здесь ощущалось предательством. Я чувствовал себя так, будто моя кожа превратилась во влажную шерсть и повсюду чесалась. Это было не правильно, я знал это. И Руби тоже знала.

– К тебе домой, – напомнил я ей, осторожно поставив бокал на буфет. – Я живу в нескольких остановках метро отсюда.

Она отмахнулась от меня, возвращаясь к столу, где накладывала пасту в две тарелки.

– Я до сих пор не видела твою квартиру.

– Там не на что смотреть, – пожав плечами, ответил я.

Порция кивнула мне в сторону столовой, и я слегка вздрогнул. Я едва пробыл здесь две минуты, и она уже вела меня к столу, будто я просто пришел с работы. Никаких разговоров, никаких вопросов, как дела. И, уж конечно, никакого игривого подтрунивания.

Я последовал за ней. Было сюрреалистично видеть стол с цветами и свечами, подставки под тарелки, которые мы получили от семьи Винн в подарок на свадьбу. Подсвечники, подаренные ее родителями на нашу пятую годовщину. Когда мы жили здесь вместе, Порция готовила только по важным событиям, и каждый раз она делала из этого величайшее событие, демонстрируя, как много она делает каждый день во имя нашего брака.

Я чувствовал в кармане свой телефон, теперь сильно жалея, что не позвонил Руби перед приходом.

Мы сели. Порция передала мне перец и положила салфетку себе на колени. Дейви свернулся калачиком, положив голову мне на ступню. На улице ездили машины, были слышны шуршащие звуки их шин на мокром асфальте. А внутри, как обычно, в столовой царила тишина.

– Как прошел день? – наконец спросила она, с интересом глядя в свою тарелку.

Мой день? А как насчет месяца или лучше последних одиннадцати лет моей жизни?

– Он был… – начал я и остановился. Меня почти физически пронзило осознание: здесь, между нами, не было никакой тайны. Не было никакого секрета в молчаливой изоляции нашего брака. И так будет всегда между нами.

Порция была одинока и с трудом находила опору в своей новой жизни. В каком-то смысле про меня тоже можно было так сказать. Я сосредоточился на повседневных делах, с головой ушел в спорт. И едва поднимал голову, чтобы увидеть, что Руби смотрела на меня, влюбленная, уже несколько месяцев.

А сейчас в ожидании, когда я закончу мысль, на меня смотрела Порция.

– Это был странный день.

И странный ответ, излишне приглашающий к новым расспросам. Но вернулась тишина, и я попытался приняться за еду. Все было знакомым: звуки, как она ест, запах деревянного обеденного стола и каменного пола на кухне.

– А как твой? – в ответ спросил я, пытаясь как-то вывернуть на нормальный разговор. Но это не сработало. Еда тяжестью осела в желудке, а в голове не было никаких мыслей, кроме как о Руби.

– Порция, я не могу… – начал я, но она уже начала говорить, и услышать это было неожиданно:

– Мы были ужасны вместе, да?

Наконец сквозь мои беспокойные мысли прорвался смех.

– Хуже некуда.

– Я думала, мы могли бы… – она замолчала, и впервые с моего прихода я заметил в ней усталость и ранимость. Она провела рукой по лицу. – Честно говоря, не знаю, о чем я думала, Найл, когда позвала тебя на ужин и поговорить. Я хотела тебя увидеть. Знаешь, я скучала по тебе. Не уверена, что раньше по-настоящему ценила тебя настолько, чтобы скучать по тебе.

Подняв бокал вина к губам, я ничего не ответил. Я попытался взглядом сказать ей, что понял, и часть меня также рада ее видеть.

И, конечно, я никогда не был хорош в нарочитой сентиментальности. Закрыв глаза, я вспомнил вчерашний вечер.

А в этой столовой, которая раньше была моей, с женой, которая тоже раньше была моей, я ощутил причину, почему мне тошно здесь: я любил Руби.

Я любил ее.

– И просто, – ковыряясь в совей тарелке, продолжила Порция, – сейчас ты здесь, а я не знаю, что и сказать. С чего начать. Это все как-то слишком, правда? – она посмотрела на меня. – Слишком много привычной действительности, где мы не разговариваем.

Это был еще один тревожный звоночек. Руби рассказывала мне о своих чувствах и страхах, мечтах и приключениях. Хотела услышать мои. Она сделала так, что разговоры стали нашей привычкой, и я благодарен ей за это. Я говорил ей, как мне важна ее искренность.

Даже когда эта искренность меня ужасала. Она сегодня сказала, что ей нужно что-то рассказать мне – что она нуждалась во мне. А я был не в состоянии достаточно отвлечься от собственных мыслей, чтобы ее услышать.

– Мне даже не нужно спрашивать тебя, о чем ты думаешь, чтобы понять: твои мысли где-то далеко, – тихо сказала Порция, вытащив меня из своих открытий. – Ты здесь из вежливости.

Я ничего не сказал, но мое молчание было лучше любого ответа.

– Я понимаю, правда. Я не была тебе хорошей женой, Найл, теперь я это понимаю. И я была не права, думая, что все можно вернуть. Мне хотелось думать, что мы могли бы найти что-то, чего у нас раньше не было, но видя тебя здесь, выглядящего таким настороженным… Я понимаю и это. Это хорошо и действительно означает, что между нами все закончилось.

– Прости, Порция, – положив вилку, сказал я. – Я хотел услышать все, что ты скажешь, потому что чувствую себя обязанным тебе. Но я и самому себе обязан тоже, чтобы понимать, что ты считала, будто мы все это время были в браке. Но это правда: я сейчас думаю о совершенно другом.

– Хочу сказать, – сказала она, – что это настоящее потрясение, видеть тебя таким… расстроенным.

Я снова извинился.

– Это нечестно с моей стороны, но…

– А ты помнишь, – перебила меня она, – что когда ты переехал, ты выглядел совершенно собранным? Что последнее, сказанное тобой, уходя, было «Ура»? Я отдала тебе папку с паспортом и другими документами, ты вежливо улыбнулся и сказал «Ура». Разве это не удивительно?

Я наклонился, обхватив руками голову.

– Я без грусти попрощался с нашим браком, Порция, но при этом что-то чувствовал. Просто не знаю, как это назвать или выразить. Ощущение провала, возможно. Или сожаление, – посмотрев на нее, я признался: – Еще облегчение.

– О-о, – выдохнула она. – Я тоже это чувствовала. И потом вину за такое облегчение. И потом в течение нескольких месяцев меня эмоционально мотало вперед-назад. Как я могла провести так много времени с человеком, после ухода которого я почувствовала облегчение? И было ли в моих силах сделать этот брак лучше?

Я грустно улыбнулся, согласно кивая.

– Ладно, – сложив салфетку и положив ее на стол, сказала она. – Я бы хотела одного…

– Порция, я влюблен.

Слова вырвались так внезапно и грубовато, что мне тут же захотелось забрать их обратно. Поморщившись, я склонил голову.

Прошло несколько секунд, прежде чем она заговорила.

– Дорогой? – не глядя на нее, я слышал, как она сглотнула и выровняла дыхание. – Скажи мне, что она не причинила тебе боль.

– Совсем наоборот. Думаю, это ей я сделал больно.

– Ох, Найл.

Я откинул голову назад и посмотрел в потолок.

– Извини. Я не хотел, чтобы это прозвучало так излишне откровенно.

– Мне как-то легче внутри, зная, что ты двигаешься дальше, даже если это звучит слишком эмоционально, – она остановилась сделать глубокий вдох. – Я слышу это в твоем голосе, вижу в глазах. Это напряжение и нетерпение. Я никогда не вызывала у тебя такую твою реакцию. Знаю, что была с тобой порой просто ужасна. Но ты терпел это с таким невозмутимым спокойствием. Ты хотя бы представляешь, каково осознавать, что невозможно пробудить в тебе такой страстный отклик?

Я посмотрел на эту женщину, с которой плохо обращался, от которой терпел подобное же.

– Мне очень жаль, Порция.

Она вымученно улыбнулась.

– Не нужно. Это не твоя вина.

– У тебя все хорошо? – тихо спросил я.

– В целом да, – ответила она. – Были взлеты и падения. В первые месяцы после развода я была немного не в себе. Бесконтрольно тратила деньги, встречалась с мужчинами направо и налево.

Ничего. Я ничего не почувствовал, когда она это сказала.

– Недавно я встретилась кое с кем, и это куда более серьезно, – она играла с небольшой подвеской на кольце для салфеток. – И из-за этого в последние несколько дней я почувствовала панику. Это трудно – быть с кем-то другим, и страшно повторить прошлые ошибки. Мы с тобой так долго были вместе, Найл, что быть с кем-то другим ощущается, будто я изменяю тебе.

Я посмотрел на нее. Лично я так не считал, но прекрасно понимал, о чем она говорит про кого-то еще. Про то, как боишься этого. Подстраиваться по чью-то жизнь и выяснять и потребности. Постоянно беспокоиться о неудаче.

– Он из тех, кого я знала и раньше, – она замялась. – С работы.

В моем мозгу что-то щелкнуло.

– Стивен? – догадался я.

В интонации Порции сквозила вина, когда она призналась:

– Да, это он. Стивен.

Я вспомнил его взгляды в ее сторону. Меня поразило только то, насколько равнодушен я был на работе, бизнес-ужинах, или в офисе, когда я делал заезжал домой, чтобы завезти ланч или что-то еще, что она забыла. Стивен же каждые пару секунд не мог удержаться от взглядов в сторону Порции, по крайней мере, когда я был рядом.

Если бы кто-нибудь посмел взглянуть в сторону Руби, как Стивен на Порцию, я стал бы совершенно невменяемым.

Меня осенила догадка, и кровь стала обжигающе горячей: Тони так на нее смотрел.

– Но раньше между нами ничего не было, – сказала она. – Уверяю тебя, Найл.

– Я верю тебе. И не удивлен. Я видел, как он на тебя смотрел.

Она засмеялась.

– Да. Как и одна девушка у тебя на работе, когда я приносила бумаги тебе на подпись. У нее сверкали сердечки в глазах, когда она замечала тебя.

Я почувствовал, как внутри меня что-то сильно сжалось. Господи. Даже Порция это заметила.

– Руби? – спросил я, и произнесенное вслух ее имя раскаленным шипом вонзилось в мою грудь.

– Высокая, красивая. Кажется, американка?

Мне нужно выпить. Кивнув, я поднял к губам бокал и сказал:

– Это она.

Глаза Порции округлились, когда она все поняла.

– Она та, с кем ты был? – она сделала паузу. – Та, кого ты любишь?

Я тут же снова кивнул.

– Она так долго о тебе мечтала, и теперь вы наконец-то будете вместе? – Порция произнесла это, как школьница. И свидетельством расстоянии между нами было то, что она пригласила меня сюда для обсуждения идеи возвращения, но при этом так легко отпускала. – Найл, это так романтично.

– Как и у тебя со Стивеном?

– Ну, я не уверена, что нас можно назвать парой, но что есть, то есть, – она подалась вперед и, наклонив голову, спросила: – Расскажи, что случилось.

И вот так, опустив голову на руки и со стучащим от беспокойства пульсом где-то в горле, я признался Порции о нашем романе.

Рассказал о Нью-Йорке, о том, что Тони не смог поехать, вместо него отправилась Руби. О чувствах Руби, за месяцы до того как я о них узнал, о ее красоте и чувстве юмора, о том, как мне всегда становилось легко рядом с ней. Я рассказал о своих страхах, желании и нерешительности. И, даже подозревая, что в этом не было необходимости, я рассказал, как понял, что она хочет от меня большего – более близкого общения – и как стремился к этому.

– А потом я приехал сюда на ужин, – признался я. – Я не мог сказать ей, что это ничего не значит, не солгав при этом ­– потому что собирался выслушать тебя, Порция – но я не хочу, чтобы она решила, будто я возвращаюсь к тебе. Она выглядела разбитой, – застонал я, вспомнив отрешенное выражение ее лица, и как она рассеянно бродила из кабинета в кабинет. – Я натворил ужасных дел.

– Найл, – мягко сказала она. – Тебе нужно все исправить.

Я кивнул, чувствуя тошноту. Не знаю, будет ли это легко. Я чудовищно все испортил

Она сделала паузу.

– Я люблю тебя, ты знаешь?

Ее голос прозвучал непривычно искренне. За весь наш брак она говорила это всего несколько раз, а сейчас слова вырвались с такой легкостью.

Улыбнувшись ей, я ответил:

– Я тоже тебя люблю, Порция.

И снова вернулся ее командный тон:

– Исправь все.

***

Я сбежал по ступенькам на улицу, попутно набирая номер Руби.

Гудки шли и шли.

Я еще ни разу не слышал ее голос на автоответчике, и сейчас, в то время как мое сердце сжалось от паники, это только подстегнуло мое нетерпение.

– Привет, это Руби! Оставьте сообщение, я, наверное, просто отправлю вам смс, потому что я просто ужасна со звонками, но раз уж вы позвонили по этому номеру, значит, знаете это обо мне, и я уже прощена.

Бип.

– Руби, – начал я. – Это я, Найл. Я… – я замолчал, запустив руку в волосы. – Я только что вышел от Порции. Руби, я не знаю, зачем пошел к ней. Я не должен был. Пожалуйста, просто перезвони мне. Я хочу увидеться с тобой сегодня. Это все был абсурд. Мне нужно тебя увидеть.

Но даже спустя час она не перезвонила и не написала.

***

Я пришел на работу гораздо раньше обычного, но с удивлением обнаружил, что Руби еще нет.

Хотя ее подруга Пиппа уже была на месте, и когда я подошел – прекрасно понимаю, что Пиппа в курсе наших отношений – она, нахмурившись, отвернулась от меня.

– Пиппа?

Она оценивающе посмотрела на меня.

– Да?

– Ты что-нибудь слышала о Руби или знаешь, когда она придет?

Выражение ее лица сменилось с раздражения на озадаченность.

– «Когда придет»?

– На работу, – уточнил я, хотя, по идее, в этом не было необходимости.

– Вы что, рехнулись?

Я секунду подбирал слова, прежде чем остановился на:

– Не думаю.

Некоторое время она молча на меня смотрела.

– Вы на самом деле не знаете, да? – повернувшись лицом ко мне, спросила она. – Руби уволили, болван.

Я моргнул.

– Прошу прощения. Уволили?

– Уволили.

– Ее уволили?

Пиппа невесело рассмеялась и покачала головой.

– Ей пришлось выбирать между стажировкой и отношениями с вами. И она собиралась рассказать об этом вчера после обеда, но, кажется, у вас появились другие планы?

О-о.

О-о.

Черт… Гребаный ад.

Меня охватила паника, в результате чего мое сердце сильно сжалось, а потом резко заколотилось.

– Она… – я с трудом дышал, оглядываясь вокруг, будто она на самом деле может оказаться здесь. Словно это была какая-то игра.

Тони поставил ее перед выбором: я или работа.

И она выбрала меня.

А я, не обратив внимания на ее беспокойства, выбрал Порцию.

– Я мудак, – прошептал я себе под нос.

Она фыркнула.

– Вот уж точно.

***

Я ворвался в офис Тони, глаза застилало красным.

– Ты, должно быть, мать твою, издеваешься.

Вздрогнув, он резко встал.

– Найл.

Молодая девушка-стажер, которую я не заметил, встала со стула напротив него и, пригладив юбку, тихо извинилась:

– Прошу прощения.

Мы оба посмотрели ей вслед; ее красота и молодость послужили спусковым крючком очередному взрыву в моей груди. Я с трудом дождался ее ухода и когда за ней закроется дверь, после чего повернулся к нему и низким от ярости голосом произнес:

– Назови мне хотя бы одну причину, почему я не должен прямо сейчас долбануть твоей головой об стол.

Тони поднял руки.

– Это политика моего отдела, Найл. Согласно правилам, которые я устно изложил с самого начала, когда Руби только начала у меня работать, я не могу допустить личных отношений с начальством.

– И когда же? – я кивком показал на дверь. – Это правило было изложено до приема на работу этой девушки, или это случится позже? – я подошел ближе. – До или после того как ты мне предложил оттянуться с Руби? До или после того как ты восхищался ее грудью и ногами?

Он моргнул и нервно сглотнул.

– Я не уверен, что понимаю, на какой разговор ты ссылаешься, но ты найдешь его в письменном виде, я с удовольствием обсужу это с тобой.

Я сухо засмеялся.

– Значит, ты побывал в HR.

Закрыв глаза, Тони повторил:

– Согласно правилам, которые я устно изложил с самого начала, когда Руби только начала у меня работать, я не могу допустить личных отношений с начальством.

Закипая, я произнес:

– Ты просто чертово посмешище. Надеюсь, Руби опустошит твои карманы в суде.

***

Если бы кто-нибудь мне месяц назад сказал бы, что я на работе познакомлюсь с женщиной, влюблюсь и потеряю ее еще до прихода в Лондон весны, я бы счел это нелепостью.

Тем утром Руби так и не появилась в офисе, даже чтобы забрать вещи. Ее отсутствие было как кричащая пустота: ни намека на ее глуповатое хихиканье, ни игривого взгляда зеленых глаз. Когда я проходил мимо, все в кабинете стажеров казались подавленными. И уже в 09:30 – после моей стычки с Тони мое кровяное давление, видимо, не собиралось возвращаться в норму – я едва мог сосредоточиться на лежащих передо мной документах.

«Ты перезвонишь мне? – спросил я в сообщении. – Я все испортил. Мне очень нужно с тобой поговорить».

Моя желание работать по-прежнему оставалось на нуле, когда я нажал «отправить». Каждые десять секунд я проверял мобильный, стараясь убедиться, что громкость звонка на максимуме. Обычно я оставлял его в ящике стола, когда уходил на совещание, но в этот раз взял его с собой и положил на стол. Мое краткое появление у нее на ступеньках перед домом – это единственное, что связывало меня с ней.

Сразу после ланча я услышал сигнал о сообщении и вздрогнул, как сумасшедший, опрокинув подставку с ручками. Внезапно выросшая надежда практически лишила меня возможности дышать. На чтение потребовалось совсем мало времени, и от этого мое сердце закололо. Ее сообщение гласило:

«Ищу работу».

Стремительно печатая, я спросил ее:

«Дорогая, пожалуйста, позвони. Почему ты не сказала мне о произошедшем с Тони?»

Прошел час. Два, три, пять. Она не ответила.

Я понял это как нежелание со мной общаться, и знал, почему, так что я выключил свой телефон, чтобы избежать соблазна просить ее в бесконечной череде сообщений. Не в состоянии работать, я слонялся по коридорам, как лунатик, игнорируя брошенные украдкой в мою сторону виноватые взгляды Тони и долгие и не уверенные Ричарда.

Почти сразу, как вошел домой, я снова направился в офис, набирая ее номер. Послышался один гудок – и мое сердце подпрыгнуло к глотке – затем еще один, и наконец после третьего она взяла трубку.

– Привет, – тихим и тонким голосом сказала она.

Практически задыхаясь, мне все же удалось произнести:

– Руби, сладкая.

Я мог представить картинку, как она поморщилась, прежде чем ответить:

– Пожалуйста, не называй меня так.

Резко вдохнув, я ощутил боль в груди.

– Конечно, прости.

Она ничего не ответила.

– Жаль, что ты не рассказала о разговоре с Тони, – рассеянно складывая клочок бумаги на столе, сказал я. – Дорогая, я и не предполагал, что это вот так закончится.

– Я собиралась тебе это рассказать, но только не в офисе. Просто не хотелось там плакать, – она шмыгнула носом и прочистила горло, а затем снова замолчала.

Отсутствие ее привычной манеры болтать было таким ощутимым, и это болью отразилось во мне, будто легкие разорвало на куски, и стало нечем дышать. За исключением резких вздохов на том конце провода, с ее стороны молчание было странным; и я подумал, не плакала ли она.

– Ты в порядке, Руби? – тихо спросил я.

– Нормально, – пробормотала она, – Просто заполняю кое-какие анкеты.

– А-а, – мой выбор был невелик: поговорить с ней, раз уж она отвлеклась, либо я потеряю эту связь с женщиной, которую люблю.

Я рассказал ей о своем бесполезном ужине с Порцией, и как под конец не осталось ни одного предмета обсуждения. Я понял это, едва войдя в свою старую квартиру.

– Уверен, все это было ужасно для тебя, – прижав ладонь ко лбу, пробормотал я. – Я не могу говорить обо всем по телефону. А мне так о многом нужно сказать, – я люблю тебя. Я был дураком. – Руби, прошу тебя, просто приди поужинать.

– Я не могу, – просто ответила она.

Поэтому, чтобы удержать ее на линии, я продолжал с ней говорить, пока у меня не закончились темы, ощущая неуклюжесть и острое чувство потери. Я описал, что делал, когда пытался весь день отвлечься, как шел домой, как потом готовил ужин. Рассказал ей о своем разговоре с Максом, и что Сара уже ожидала второго ребенка. Я продолжал говорить, пока не исчерпал нормальные темы и болтал уже ни о чем: об акциях, строительстве дороги на Euston Road, моей радости, что закончился дождь.

Я хотел, чтобы она отругала меня. Хотел, чтобы рассказала обо всем, в чем я ее разочаровал. Ее молчание пугало, потому что это было совсем на нее не похоже. Я предпочел бы миллион гневных слов секунде ее сдержанности.

Ее мнение обо мне и уважение стали основополагающими для меня даже по прошествии всего месяца. Простая истина заключалась в том, что я чувствовал себя таким значимым рядом с ней и настолько беспокойным всего лишь спустя день без нее. Она ни на кого не была похожа.

Но наконец, ощущая тяжесть ее продолжающегося молчания, я ее отпустил, упрашивая перезвонить, когда она почувствует, что готова.

Прошли еще два дня без каких-либо известий от нее, а я не был в состоянии выйти из дома, чтобы поесть, и не мог себе представить ничего лучшего, чем поспать несколько часов подряд. Я понимал, что находился в изматывающем унынии, которое раньше – скорее, в силу счастливого неведения – думал, можно избежать благодаря собственному умению держать себя в руках.

Руби – единственная женщина, которую я когда-либо хотел, и перспектива, что она была в моей жизни только в течение тех четырех недель, была настолько угнетающей, что отозвалась внутри чем-то отвратительным.

***

В первый уик-энд после того как я порушил доверие Руби и побудил ее молча закончить наши отношения мне удалось притащиться в офис, чтобы собрать отчеты и проекты. Планируя показать хотя бы видимость работы дома. Я давно не брился, был одет в футболку и поношенные джинсы, из которых не вылезал за последние тридцать шесть часов, и не уверен, что хотя бы раз взглянул на себя в зеркало перед уходом из дома.

Было еще темно и настолько рано, что улицы еще хранили удивительную тишину, и это внешнее спокойствие вызывало у меня желание украсть его и поместить у себя внутри. Автомобили припаркованы на обочине, магазины еще нескольких часов будут закрыты. В офисном вестибюле было тихо, как в склепе.

Я достал свои ключи от стеклянных дверей, с любопытством вглядываясь в сторону одинокого света где-то внутри.

Свет шел из дальнего правого угла. Рядом с бывшим офисом Руби.

Моя рука сама собой потянулась к двери и открыла ее. Из того угла доносились звуки собираемых в стопку бумаг, фото-рамок и книг.

– Эй! – позвал я, огибая стол, и тут же замер, увидев ее в офисе для стажеров и ее застывшую в воздухе на полпути руку, когда она встретилась со мной взглядом.

У нее возникла такая же идея: прийти в офис рано утром в выходные, когда тут никого нет. Но, в отличие от меня, она не собиралась поработать в уединенной обстановке гостиной, – Руби паковала свои вещи.

Мой желудок подполз к груди, перекрыв воздух.

– Руби? Ты здесь.

Закрыв глаза, она отвернулась продолжить собираться.

– Я уже почти закончила.

– Не торопись. Я… Я хочу поговорить с тобой. На самом деле поговорить, вместо бессвязной болтовни по телефону тем вечером.

Она кивнула, но ничего не ответила. Я неуверенно стоял, глядя на нее и не зная, что делать.

Ее щеки были розовые, а нижняя губа влажной и покусанной.

– Руби, – начал я.

– Пожалуйста, – прохрипела она, подняв руку, – не надо, ладно?

Она произнесла это с вопросительной интонацией, будто не была до конца уверена, что продолжать это ужасное молчание было неверным решением. Никогда прежде я не был убит горем, никогда, и это ясное осознание человека, кто провел большую часть своей жизни только в одних отношениях, тяжестью легло на все жизненно важные системы моего тела.

Мне хотелось подойти ближе, повернуть ее лицом к себе, наклониться и поцеловать. Просто поцеловать и сказать, что она единственная женщина, которую, думаю, я когда-либо еще буду хотеть. Если она позволит мне, возможно, я готов умолять. Я на самом деле ощущал готовность дать название своим чувствам.

Преданность и просьба простить. Обожание, отчаяние и страх.

И прежде всего – любовь.

Интуиция, однако, подсказывала мне дать ей пространство.

Я повернулся и направился к своему офису. Позади меня звуки ее сборов стали быстрее и громче, и я поморщился, желая, чтобы это было легче. Или я тут неправ? Или же сам себя сбивал с толку? Я обхватил голову обеими руками, желая понять, какого черта мне делать.

Я рассеянно собрал файлы со своего стола и еще несколько по кабинету. Зная, что Руби всего в нескольких шагах от меня, я едва мог сосредоточиться на стоящей передо мной задаче.

Выйдя из своего офиса, я наконец-то выдохнул, когда увидел ее посреди тихого офиса заматывающей скотчем свою маленькую коробку с вещами. Ее волосы пребывали в беспорядке, будто она не уделяла им внимание. Одежда болталась на ней и была неряшливой: бежевая юбка и грязно-серый свитер. Она выглядела так, будто ее протащили сквозь дождевую тучу.

Я скучал по ней. Скучал со скребущей болью, что, казалось, оставила глубокие шрамы в моей груди. Там, где я не мог до них добраться, расталкивая все ненужное, чтобы дышать, и чтобы сердце начало биться, и можно было жить в привычном ритме. У меня никогда не было склонности к мелодраматизму, но сейчас моя жалость к самому себе подавляла. Никогда прежде мне не приходилось никого ни в чем переубеждать, по крайней мере, не специально, и я ощущал себя совершенно не подготовленным к тому, что от меня в этом случае требовалось.

– Знаю, что ты хочешь побыть одна, – начал я, пытаясь не обращать внимания на то, как она поморщилась от звука моего голоса. – И я понимаю, что обидел тебя настолько, что это невозможно будет забыть. Но, дорогая, я так сожалею. И если это хоть что-нибудь значит…

– Наверное, я лишусь места в Оксфорде, – еле слышно сказала она.

Я замер всем телом.

– Как?

– Помимо увольнения, Тони вложил письмо в мое дело. Он даже прислал мне копию – хотя после прочтения я не понимаю, почему он решил, что мне его нужно было увидеть – и там, если в двух словах, сказано, что я посредственный работник, потому что мои чувства к тебе сделали меня погруженной в свои мысли, что в итоге сказалось на качестве моей работы.

Я шагнул вперед, от бешеной скорости крови ощущая боль в груди.

– Во-первых, это чушь какая-то. Я сам слышал, как он не раз тебя хвалил. А во-вторых, он не имел понятия о твоих чувствах до нашей поездки!

– Я знаю. И спасибо, что проговорился ему, – сухо сказала она и положила скотч на опустевший стол.

– Руби, – поспешил ответить я. – Я упомянул об этом совершенно ненамеренно, как чертов придурок, просто потому что я был в восторге от тебя…

– Найл? – перебила меня она, и я заметил, как ее глаза заблестели от слез. – Не надо, ладно? Я поняла. Ты не собирался ему говорить или, по крайней мере, не хотел, чтобы так все вышло. На самом деле меня не беспокоит, что ты сказал Тони о моих чувствах, что были еще до поездки, и не думаю, что это имеет значение. Тони просто мудак из-за того, что сделал. Моя проблема в том, – сказала она, показывая на нас обоих, – что он не совсем неправ. Я отвлеклась. Я была вся в своих мыслях. Дала тебе понять, что сделаю все, чтобы быть с тобой.… а ты вернулся к ней.

– Я не вернулся. Еще не войдя в квартиру, я знал, что не собирался…

– На прошлой неделе это выглядело… – хриплым от сдерживаемых слез голосом сказала она. – Складывалось впечатление, будто ты собираешься дать ей еще один шанс.

– Руби…

– Я слишком погрузилась в тебя. Я была так влюблена в тебя – и так долго – что проигнорировала признаки, говорящие, что ты не готов. Я призналась тебе в любви спустя всего несколько недель, и ты явно не был готов заняться со мной сексом, но все же ты это сделал…

– Руби, прошу тебя, остановись, – я ощущал тошноту. Я не мог продолжать об этом говорить, и ее слова ощущались разъедающим ядом.

– …и на следующий день ты ушел выслушать Порцию по поводу возвращения, предполагая при этом, насколько отчаянно я нуждалась в твоем внимании, что, наверное, до сих пор ждала тебя бы здесь, если бы ты передумал, – когда она подняла на меня взгляд, слезы уже полились. – Я решила, что ты должен был это предположить, потому что я всегда все хочу обсудить, и что я хотела бы понять, как сильно ты хотел услышать сказанное ею, и что для тебя моя потребность чувствовать себя важной – на первом месте.

Я открыл рот и снова его закрыл.

– Думаю, ты допустил, что я решу, будто это отличная идея, потому что – ура! – Порция все-таки оказалась не роботом, у нее на самом деле есть чувства, и она собирается ими с тобой поделиться, – она вытерла щеки. – А я так не решила. Мне бы хотелось, чтобы ты сказал ей, что она одиннадцать лет была твоей женой, чтобы обо всем этом говорить, и что у тебя есть девушка, у которой есть преимущество в разговорах обо всем, что происходит в твоем уме и сердце.

Она глубоко вдохнула и продолжила:

– Господи боже, я настолько готова была услышать все, о чем ты был готов мне рассказать, даже если это означало обсуждение вашей с Порцией сексуальной жизни после того как мы с тобой в первый раз занялись любовью. Просто охренеть, – она резко и невесело хохотнула. Еще никогда я не видел настолько неприкрытые эмоции. Руби не подбирала слова, чтобы не обидеть меня, она просто выкладывала все, что накопилось.

– Ты мог сказать ей, что вы встретитесь за ланчем, если ей нужно выговориться, или же послать долбаный e-mail. Но отправиться к ней на следующий вечер после нашего первого раза? Не быть в состоянии дать ей понять, что ты сейчас со мной?

Руби покачала головой, вытирая слезы.

– Даже если то, что у нас было, произошло слишком рано, это продвижение вперед неловкими рывками было лучшим из возможного. У нас было нечто замечательное, нечто настоящее, и ты это знаешь.

– Было, – согласился я. – И у нас это есть.

Подойдя ближе, я положил руки ей на бедра. К моему огромному облегчению, она не отстранилась, и я наклонился поцеловать ее шею.

– Руби, прости меня.

Она кивнула и уронила руки по бокам.

– Ты сделал мне больно.

– Я идиот.

Отойдя, она закрыла глаза, чтобы взять себя в руки, а затем, к моему абсолютному ужасу, она взяла свою коробку и направилась в противоположную от меня сторону, прошла мимо ряда рабочих мест за перегородками и вышла из офиса, прежде чем я смог найти нужные слова, чтобы ее остановить.

***

Я принес рабочие папки домой только для видимости. Оставшаяся часть выходных была такой же бесполезной.

Я спал. Ел. Напивался до отупения. Пялился в никуда.

Телефон тревожно молчал. Я был рад, что не было никаких звонков ни от Тони, ни от родственников, ни от Порции. Но всякий раз я чувствовал опустошение, когда, взглянув на него, не находил ничего от Руби.

Поэтому, когда он завибрировал там, куда я его зашвырнул несколько часов назад – на валявшуюся посреди комнаты подушку – прошло время, прежде чем я вытащил себя из транса и ответил.

Я споткнулся и выругался, глядя на экран, но все же ответил.

– Макс.

– Я только что разговаривал с Ребеккой, – сказал он вместо приветствия.

– М-м?

– Мама под впечатлением. Ребекка уже рассказала ей, что думает, Руби может оказаться твоей единственной.

Моя сестра в своем репертуаре.

– Она даже ни черта не знакома с Руби.

– Судя по всему, это не имеет значения.

Поднеся к губам стакан с джином, я сказал:

– Ох, ну уж вы-то оба никогда не выдавали необдуманных решений.

– Похоже, ты пьян.

Вглядываясь в жидкость в стакане, я ответил:

– Все к тому и идет. Еще я жалок.

– Ой, да брось ты. Рассказывай, что случилось.

– Руби порвала со мной.

Несколько секунд Макс молчал.

– Она не сделала это.

– Да, порвала. Наша связь в Нью-Йорке стоила ей работы, в то время как мне всего лишь погрозили пальчиком. И она думает, что теперь не попадет в программу Мэгги.

Он тяжело вздохнул.

– Вот дерьмо.

– А я отправился ужинать с Порцией после ночи нашего первого секса, не зная, что Тони поставил ее перед выбором: я или ее работа.

– И она выбрала тебя, – предположил мой брат.

Я хохотнул, держа у рта стакан.

– Именно.

– Придурок.

– Точно, – допив, я бросил стакан на пол. – Поэтому, разумеется, это была серьезная причина порвать со мной.

– Значит, ты собираешься налакаться до потери пульса и валяться на диване, утопая в жалости к себе?

– Ты же знаешь, как выглядела моя жизнь с Порцией, – начал я. – А с Руби… Я раньше никогда особенно не думал о детях или чтобы найти нечто, что есть у вас с Сарой, но с ней я захотел все это, – я посмотрел в окно на небо и недавно распустившиеся листья, подрагивающие на весеннем ветру. – Я никогда не буду в порядке после этого. Она меня изменила, а я… Я не хочу становиться прежним, – в телефоне повисла тишина, и я поднял свой стакан и снова наполнил его. – Поэтому напиться, чтобы забыть о своей потере – звучит неплохо.

– Или же, – предположил он со смехом, звучащим как «ты мудила», – ты мог бы отправить свою тупую задницу поговорить с Мэгги. Мать твою, Найл. Можно подумать, у тебя нет возможностей. Выясни, что ты можешь сделать, и исправь уже это. Вот что нужно сделать, приятель.

***

Мне потребовалось время, чтобы обдумать ­– и наконец протрезветь – что я хотел сказать, и сесть на поезд Лондон-Оксфорд. Маргарет Шеффилд была кем-то вроде моего героя, она работала в диссертационной комиссии, когда я ее защищал, и была мне куда большим наставником, нежели мой склонный к алкоголизму. Не смотря на то, что специализацией Мэгги было строительство зданий и сооружений, она приложила руку к проектированию и контролю за постройкой всех основных коммерческих зданий в самых престижных районах Лондона, и я высоко ценил, как легко ее карьера включила в себя технологии, архитектуру и масштабное градостроительство. Чем я больше всего гордился на сегодняшний день в собственной карьере – это когда на одной конференции коллега представил меня как «Маргарет Шеффилд нашего поколения».

Но я еще никогда не встречался с ней по настолько личным вопросам. На самом деле, если не считать того момента, когда на прошлой неделе я ворвался в офис Тони, я действительно никогда не общался с кем-то из моей профессиональной жизни о личном. Так что, несмотря на холодный ветер, когда я тащился по Parks Road в направлении к Thom Building, я горел от нервного напряжения.

Мэгги проработала здесь достаточно долго, чтобы заслужить лучший офис в одном из главных зданий, но предпочитала быть ближе к происходящему, как говорила она сама. У ее здания была необычная шестиугольная форма, но с восточной стороны оттуда открывался прекрасный вид на университетский парк. Даже просто снова находиться здесь, рядом со зданиями факультетов инжиниринга и материаловедения, вызвало у меня острую ностальгию. Я был так молод, когда тут жил. Молод и уже женат, и этим всегда отличался от своих сверстников, которые проводили свои дни в тяжелой работе и еще более тяжелых последствиях вечеринок.

Постучав в ее открытую дверь, я с облегчением увидел, как она мне широко улыбается.

– Найл! – она встала, обошла свой стол и крепко меня обняла. Мэгги никогда не была любительницей рукопожатий, и, не сдаваясь, долгие годы приучала меня к своему расположению.

Когда оно отодвинулась, я спросил:

– Надеюсь, у тебя найдется свободная минутка?

– Конечно, – улыбнулась она. – Твое письмо меня заинтриговало полным отсутствием деталей.

– И… ­– начал я, – если у тебя есть время, может, выпьем кофе?

Ее брови взметнулись вверх, а глаза заискрились интересом.

– Складывается впечатление, будто разговор будет не строго профессиональным.

– Да. Но… и профессиональным тоже, – вздохнув, я объяснил: – Я пытаюсь быть гибким.

Она рассмеялась и надела джемпер.

– Что ж, это потрясение века. Личный разговор с Найлом Стеллой. Такое нельзя упустить.

Мы направились в маленькое кафе на Pembroke Street, по дороге в двух словах обсуждая последние два года. Тема будущего Руби лежала тяжестью на сердце, и, несмотря на усилия Мэгги вести ни к чему не обязывающий разговор, на ее вопросы я отвечал кратко и напряженно. Я немного расслабился, когда мы вошли в кафе и, заказав чай и круассаны, сели за небольшой столик.

– Итак, – начала она, сидя напротив меня и улыбаясь. Он ее чашки клубился пар. – Со светскими разговорами покончено, как я полагаю. Для чего ты приехал?

– Речь о студентке, подавшей заявку на участие в твоей программе, и стажере в Ричардсон-Корбетт.

Она кивнула.

– Ты о Руби Миллер.

– Да, – я был удивлен, что она сразу поняла, о ком речь, но потом вспомнил, что упомянул о стажере. Мэгги явно читала письмо Тони. – Я сам с ней не работал. Как ты знаешь, она была в отделе Тони.

– Я получила его письмо, – нахмурившись, сказала она, подтвердив мою догадку. – Он думает, от нее не стоит слишком многого ожидать.

Моя кровь закипела, и я наклонился ближе, поняв, что она только что увидела, как мои руки сжались в кулаки.

– Да, речь пойдет об этом, – сказал я. – Полагаю, он слишком много от нее ожидал.

– Чертов Тони, – по выражению лица Мэгги было видно: она все правильно поняла. – А ты был тем самым отвлечением, о котором упоминал Тони?

– Пожалуйста, пойми, – нетерпеливо сказал я. – Я бы никогда не заговорил с тобой о деле, если бы не чувствовал, что кто-то оказывает давление на твои профессиональные решения. Тони повел себя здесь просто отвратительно. Полагаю, и я. Но я боюсь, что ты упустишь замечательного студента, если прислушаешься к советам Тони. Руби умная и талантливая.

Мэгги изучала меня взглядом, отхлебывая свой чай.

– Могу я задать тебе личный вопрос?

Сглотнув, я кивнул.

– Я к тебе навязываюсь, просто приехав сюда. Конечно же, спрашивай меня, о чем угодно.

– Ты здесь, потому что Руби заслуживает место в моей программе или потому что влюблен в нее?

Тяжело сглотнув, я изо всех сил старался поддерживать зрительный контакт и признался:

– И то, и другое.

– Значит, те чувства, о которых шла речь, были не только с ее стороны.

– И да, и нет. Я не знал о них, и она призналась, когда я и сам что-то ощутил.

Она кивнула и посмотрела на толпу студентов, идущих мимо кафе.

– Я не ожидала, что ты будешь говорить от имени своей девушки. Даже не знаю, удивлена ли я или в восторге.

– Она не моя девушка, – выдавил я. Мэгги озадаченно повернула ко мне. – Больше нет, – уточнил я. – Потеря работы, потеря места в твоей программе, моя эмоциональная несостоятельность… подозреваю, это заставило ее сменить приоритеты.

– «Сменить приоритеты»? «Потеря места в моей программе»?

– Тони решил, что это умно – отправить Руби копию своего письма. Учитывая, что Тони твой бывший студент, плюс ты считаешь важным успешное завершение стажировки, поэтому она решила, что не попадет к тебе.

– Найл, – начала Мэгги, отставив в сторону чашку. – Извини меня за прямоту, но, пожалуйста, не оскорбляй меня, предполагая, что я упущу хорошего студента из-за романа на работе.

– Вовсе нет, Мэгги, я…

– Или из-за того, что молодежь не всегда готова пожертвовать личным ради профессионального. Я ценю, что ты сюда приехал, но даже не смотря на мое чистейшее удовольствие видеть тебя влюбленным, Руби это никак не пойдет на пользу. Заявочная работа Руби просто блестящая. Другие ее рекомендательные письма так же выше всяких похвал. У нее отличные оценки, по результатам тестов она была лучшей в группе. А личное заявление одно из лучших, которое я когда-либо читала, – наклонившись, Мэгги покачала головой. – Понимаешь, письмо Тони никак не могло ей помешать получить это место. Думаешь, я не достаточно хорошо узнала Тони за эти пятнадцать лет? Он талантливый инженер, но при этом совершенная задница.

Закрыв глаза, я рассмеялся.

– В точку.

– Могу я сейчас отставить профессионализм в сторону?

– Конечно, – ответил я, ощущая странную потребность услышать ее совет. – Прошу.

– Ты знал меня как преподавателя, потом и почти наставника, а сейчас как коллегу, которому можешь доверять. Но в первую очередь я женщина, Найл. Мне было двадцать, когда я вышла замуж, и брак продержался пять лет, после чего мы развелись. Я снова вышла замуж под сорок. С высоты возраста и опыта хочу как можно мягче тебе сказать, что твоя причина приезда сюда – это дичайшая самонадеянность. Руби не нуждается в том, чтобы выступали от ее имени. Помимо всех похвал в ее адрес, хочу сказать, что она сама собирается приехать ко мне, – глаза Мэгги улыбались. – Она просто удивительная.

Я почувствовал, как мои брови взметнулись вверх.

– Так и есть.

– Руби не нужен рыцарь в сияющих доспехах. Полагаю, ей нужен партнер. Ей важно быть услышанной. И любимой. И время от времени ей нужно знать, как протекает этот процесс, и насколько она любима. Она ведь инженер. Покажи ей, каково это – быть вместе. Как только сможешь, дай ей увидеть механизмы, движущую силу и планы.

***

После беседы с Мэгги я не стал заезжать ни домой, ни в офис. Часовая поездка в поезде была невыносимой. Я мечтал о возможности летать или телепортироваться. Сказанное Мэгги было правдой и довольно очевидной: мне нужно сказать Руби о своих чувствах.

Я взлетел по ступенькам к ее квартире, пару минут постоял в нерешительности и наконец, затаив дыхание, постучал.

Она открыла дверь, одетая в узкую юбку и свитер по фигуре с вырезом, показывающим верхнюю часть груди. Не могу себе представить, что было написано у меня на лице, когда я оглядел ее, но, встретившись с ней взглядом, я увидел удивившую меня нежность – и взволнованность.

– Руби.

– Ты в порядке? – оглядывая меня, спросила она.

Я попытался вдохнуть достаточно глубоко, чтобы успокоиться, но не смог.

– Нет.

– Ты ужасно выглядишь.

Криво усмехнувшись, я кивнул.

– Ты права.

Она посмотрела мне за спину, выражение ее лица было напряженным от муки.

– Зачем ты здесь?

– Потому что мне необходимо тебя увидеть.

Она снова посмотрела на меня, изучая мое лицо.

– Часть меня хочет впустить тебя и дико зацеловать. Я соскучилась, и не могу делать вид, будто все еще не чувствую это.

– Тогда не отталкивая меня, – попросил я, делая шаг ближе. – Руби, я должен был сказать тебе о своих чувствах в ту ночь, когда мы занимались любовью. Я просто не знал, как их назвать, или не достаточно себе доверял, чтобы поверить в них.

Она покачала головой, и ее глаза наполнились слезами, она явно не хотела, чтобы я продолжал говорить, но мне это было необходимо.

– Я люблю тебя, – прошептал я, и нетерпение сделало мой голос еле слышным. – Я безумно в тебя влюблен.

– Найл…

– Я знаю, дело в Порции. Но мне было тошно там находиться. Не знаю, зачем я пошел, и вряд ли это мне что-то прояснило.

Руби невесело усмехнулась.

– Зато мне многое прояснило.

Я застонал.

– Прошу тебя, Руби, прости меня.

– Я хочу. Действительно хочу. Но не знаю, как пережить это унижение и глубинное мучительное разочарование. Всего этого так много: мои попытки выяснить, что тебе нужно, и стараться быть для тебя всем. Потом мои слова о любви, и твои «ты прелесть» в ответ. Потеря работы и – самое худшее – услышать, чтобы собираешься поужинать с Порцией, чтобы обсудить ваш брак… Я просто все еще чувствую себя как с ободранной кожей.

– Я полагал, что должен быть закрыть эту дверь, – пытался объяснить я. – Или, возможно, просто никогда не слышал, чтобы Порция была настолько эмоциональной, и у темной части меня взыграло нездоровое любопытство. Но, пока не поехал туда, я действительно не подумал о твоих чувствах, и это отвратительно с моей стороны. Едва вошел, я понял, что никакого разговора не получится. Я ощущал себя изменяющим тебе, просто находясь там…

– Потому что так оно и было.

Я закрыл глаза. Было тяжело видеть ее такой.

– Прости меня.

– Я знаю, что ты сожалеешь, – кивнув, сказала она. – И думаю, что принимаю это. Но ничего не могу с собой поделать. Я злюсь на тебя.

Потирая рукой по щетине на челюсти, я прошептал:

– Пожалуйста, впусти меня.

Глядя на меня, она очень тихо ответила:

– Это странно – ощущать, что я должна ответить «нет»? Что мне еще нужно убедиться, что я могу так ответить? Я дала тебе время справиться со всеми сомнениями. Старалась быть понимающей и терпеливой, но когда у тебя появился шанс, ты не стал таким же. Я потеряла саму себя за эти полгода. Я просила тебя доверять мне, чтобы я рассказала тебе о своих границах. И вот она. Ты пренебрег мной, и так явно, – понизив голос, она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: – Я подумала, что это не те отношения, которые ты хочешь.

Это ощущалось словно удар ножом в живот, и я сделал шаг назад от боли. И хотя ее губы и руки дрожали, хотя я видел каждую сохранившуюся с той недели эмоцию в ее глазах, она не сожалела о своих резких словах, ни словом, ни мимикой.

Я вполне бы мог подтолкнуть ее. Я это видел, и кто-то другой – более агрессивный мужчина – шагнул бы ближе, воспользовавшись болью и беззащитностью в ее глазах. Если бы я ее поцеловал прямо сейчас, она бы ответила. Я это чувствовал по тому, как она, все еще дрожа всем телом, смотрела на мой рот.

Руби по-прежнему любила меня, так же, как и я ее.

Я мог бы ворваться внутрь, прикоснуться к ней, раздеть и подарить удовольствие, наслаждаясь вкусом ее пота. Руками, ртом и словами я смог бы убедить ее за всю ночь, что действительно люблю ее.

Но она и так потеряла саму себя из-за чувств ко мне. И я не мог ею манипулировать.

Вцепившись в свои волосы, я чувствовал себя разорванным на части.

– Скажи, что мне делать. Если я уйду, ты решишь, что я ничего по отношению к тебе не чувствую. Если останусь, я не прислушиваюсь к твоим желаниям.

– Найл, – прошептала она. – Я едва могу находиться в такой близости к тебе, не почувствовав, будто снова отдаю всю себя. Теперь твоя очередь быть терпеливым.

Я тяжело сглотнул и, не отворачиваясь, сделал два шага назад.

– Тогда приди ко мне, – тихо умоляя, сказал я. – Когда будешь готова. Я буду тебя ждать. Позволь наверстать упущенное мной время, и придержать свои желания, если тебе это нужно. Но расстояние не приглушит мои чувства.

Она кивнула, ее глаза снова наполнились слезами.

– Пообещай, что придешь ко мне, когда будешь готова. Даже если это будет означать, что ты готова сказать мне, что все действительно кончено.

Руби снова кивнула.

– Я обещаю.

 

Глава 17

Руби

Апрель был просто адским, но май оказался куда хуже. В апреле я хотя бы снова и снова воспроизводила в памяти, как тревожно и на взводе выглядел Найл, когда пришел ко мне. И все еще слышала его голос – такой глубокий, хриплый и отчаянный – когда он сказал, что любит меня.

Но в мае – а это значит, что я не видела его целый месяц – было почти невозможно убедить себя, что его чувства не начнут исчезать.

Количество Необходимых Мне Дней, Которые Найл Стелла Дал Мне Для Личного Пространства: неизвестно.

Я ощущала сама себя жадной и безумной девицей, пережидающей его ужин с бывшей и сомневающейся, было ли это хорошим решением. Я еще никогда так отчаянно не ждала позднего звонка, как в тот вечер, когда он с ней ужинал, но когда он наконец позвонил… я проигнорировала его. Нет, когда он понял – что Порция никогда не была хороша для него, и что на самом деле я была для него лучше всех – я была на самом деле, по-настоящему зла.

Я знала, что способна многое принимать спокойно, что удивляло Найла. Это всегда всех удивляло. Но эта уравновешенность не означала, что мне не может быть больно, что я не могу быть злой и чувствовать себя преданной.

Тем не менее, даже ощущая боль разбитого сердца, мне удалось собрать свою жизнь по кусочкам. Я была полна решимости восстановить шансы попасть в программу Маргарет Шеффилд. Поэтому в начале апреля, после несколько дней тишины, сна в одежде и черствых бутербродов с засохшим сыром я взяла себя в руки и села на поезд до Оксфорда.

И там профессор Шеффилд уверила меня, что письмо Энтони не может перевесить мои впечатляющие оценки и репутацию в Сан-Диего. Но хотя она не дала мне понять, что мое отвлечение, о котором упомянул в письме мой бывший босс, будет препятствием к участию в программе, она не сказала и обратного.

В ожидании ответа я оставалась в Лондоне. Мне повезло найти фирму в районе South Bank, которой был нужен инженер на время декретного отпуска основного специалиста. Это было простое решение, и там неплохо платили, но в мой первый день там я решила пойти домой пешком вместо метро, только потом сообразив, что пройду мимо квартиры Найла на расстоянии всего в два квартала.

Это был удар под дых.

И поэтому, естественно, ездить на метро вместо пешей прогулки стало совсем невозможно. Каждый день я чувствовала, как мое тело тянется туда, будто внутри меня громадный магнит. И тогда я снова и снова шла прямо, а не поворачивала направо, не смотря на то, что чувствовала: будет больно.

С расстоянием от него и его сдержанностью было трудно справиться; все в нем было логично: Порция была готова к разговору, значит, ему следует ее выслушать. Я всегда поощряла его к разговорам со мной, поэтому, естественно, это сказалось и на Порции.

Я чувствую себя обязанным по крайней мере пойти и послушать, что она хочет сказать.

Полагаю, я попытаюсь быть непредвзятым. Как минимум, я ей должен.

В тот день казалось, что его эмоции так и не появятся, пока не стало слишком поздно. Но для меня происходящее было просто невероятным, и боль эхом звучала у меня в голове.

Даже когда, найдя меня в офисе за сбором вещей, он умолял меня его простить. И даже когда пришел ко мне и сказал, что любит меня.

Я была дурой, что прогнала его тогда. Я понимала это в тот момент. Но еще больше я знала, что, если впустила бы его, часть меня была бы безвозвратно утеряна.

А тишина казалась бесконечной.

Количество Дней, Когда Я Не Разговаривала С Найлом Стеллой:

Один.

Семь.

Пятнадцать.

Тридцать два.

Пятьдесят девять.

***

В июне я получила письмо из Оксфорда о зачислении в программу Мэгги.

Когда пришла домой с работы, меня ждал безобидный на вид конверт. В последние несколько дней мне было труднее обычного сопротивляться и не приблизиться к дому Найла. В другие дни я бы притворилась, что просто заслушалась песней, или зачиталась новостями на айфоне, и сама мысль, что я могла бы случайно задержаться у него на ступенях и дождаться его, послала резкий удар между ребер. Но сегодня эти игры ума были мучительны. Значит ли это, что я поборола мой гнев? И если да, и если бы я пошла к нему, откроет ли он дверь и, непонимающе глядя на меня и неловко извиняясь, скажет, что я была права, и все закончилось? Что он исчерпал свой запас импульсивности, чтобы снова связываться со мной? Что его жизнь была лучше будучи упорядоченной, нежели с сумасшедшей эмоциональной девушкой?

Проблема была в том, что я одинаково ярко могла представить, как он обнимает меня и как отталкивает. Я знала распорядок Найла, факты его жизни и предпочтения в еде, кофе и одежде. Но я не была уверена, что достаточно знала, что творится у него в душе.

С колотящимся сердцем я вскрыла конверт и трижды перечитала письмо, стискивая его в дрожащих руках. Казалось, я несколько минут не могла дышать и моргать, потому что все случилось. Я еду в Оксфорд и буду учиться у Мэгги. Этот говнюк Энтони не разрушил мои планы.

Еще раз перечитав письмо, я запомнила даты и мысленно вписала их в свой календарь. Осенний триместр программы начинается в сентябре. Это означало, что я могу проработать остаток июня, июль и начало августа, вторую половину которого потрачу на поиск квартиры в Оксфорде.

Конечно же, моим первым порывом было желание позвонить Найлу.

Вместо этого я набрала моей девочке Лондон.

– Руби!

– Ни за что не угадаешь, что произошло! – сказала я, ощущая, что улыбаюсь впервые за пятьдесят девять дней.

– Гарри Стайлз [участник группы One Direction – прим. переводчика] твой новый сосед, и ты купила мне билет?

– Очень смешно, попытка номер два.

Она издала задумчивое «хм-м-м».

– Ну раз ты сейчас гораздо счастливее, чем за последние месяцы, я предполагаю, что ты наконец позвонила Найлу Стелле, он принял тебя с распростертыми объятиями, и ты сейчас лежишь по уши в озере посткоитального блаженства. И под «озером блаженства» я, конечно, имею в виду…

В груди резко заныло, и я ее перебила, больше не в состоянии играть.

– Нет.

Ее тон смягчился.

– Но это звучало очень даже хорошо, правда ведь?

О да. Но перспектива увидеть Найла не могла быть лучше, чем содержание письма в моей руке.

Не могла же ведь, да?

Но едва она это произнесла, я знала, что идея вернуться к Найлу будет ничуть не хуже. Я хотела его так же сильно, как и работать с Мэгги. И впервые с тех пор как меня уволили, я не почувствовала неловкость от того, что предала свою феминистскую сущность, признав, насколько глубоки были мои чувства. Если я вернусь к Найлу, в какие-то дни он будет всей моей жизнью. Другие займет аспирантура. Они будут равными по важности. И это понимание – что я смогу найти баланс, и что, возможно, мне наконец нужно отделить сердце от головы – ослабило напряжение, которое поселилось в моей груди в последние несколько недель.

– Я попала в группу Мэгги, – сказала я. – Только что получила письмо.

Лондон закричала, и с того конца послышались шумы, которые я поняла как победный танец; она уронила телефон, потом подняла и закричала снова.

– Ты едешь в Оксфорд!

– Еду!

– И будешь учиться у женщины свой мечты!

– Знаю!

Она глубоко выдохнула, будто упала на диван, и сказала:

– Руби, я собираюсь задать тебе вопрос, и ты не обязана на него отвечать. Хотя, если честно, я месяцы мирилась с твоей хандрой и заслуживаю ответ.

Понимаю, к чему она ведет, я застонала.

– Мы можем продолжить обсуждать Оксфорд?

Проигнорировав меня, она спросила:

– Была ли я первым человеком, кому ты захотела позвонить, получив письмо?

Ничего не ответив, я сосредоточилась на выбившейся нитке из моего свитера.

– Почему бы тебе просто не поделиться с ним? – мягко спросила она. – Он будет безумно рад за тебя.

– Наверное, он даже не помнит меня.

Ее недоверчивый смех превратился в рычание.

– Ты меня бесишь.

Я подошла к дивану и села.

– Я просто нервничаю. И что мне сказать? «Ой, привет, я была зла, но мы все еще вместе?»

– Нет. «Привет, я собираюсь работать с Мэгги, есть какие-нибудь советы?» Такое начало куда лучше.

Закрыв глаза, я ответила:

– Даже учитывая все, что я о нем знаю, понятия не имею, что он мне скажет, если позвоню…

– Но ты же не звонишь, Золотце. Иди к нему по своей обычной дороге домой, жди его на крыльце, пока он не придет, а когда увидит тебя, у него встанет, и ты расскажешь ему, что попала в группу Мэгги, да, и кстати, любишь его и хочешь от него гигантских детей.

– Что, если я приду к нему, а дверь откроет Порция?

– Не откроет.

– Или, ну я не знаю, он обдумал все, что я сказала, и пришел к логическому выводу, что я была права. И тут справляйся, Руби, с эмоциями, как хочешь.

– Ты меня вообще слушаешь? – спросила она. В ее голосе сквозило разочарование, и я достаточно хорошо знала Лондон, чтобы понимать: она на грани. Она всегда терпела, как могла, но когда теряла его, то все.

– Да, слушаю. Но…

Лондон начала тыкать в кнопки телефона, и в трубке послышались громкие звуки, от чего я вынуждена была заткнуться и слушать.

– Ты закончила с этим? – спросила она, возвращаясь к разговору.

– Да.

– Тогда слушай: это реальная жизнь, Руби. Это не кино, где двое одиноких людей начинают отношения с плохим опытом у каждого, а они типа на самом деле веселые и беззаботные, и становятся сильнее и выносливее. В реальной жизни в отношения приходят с багажом из бывших жен, мужей и приемных детей, с домашними животными, которых другой ненавидит. Иногда у людей есть душевные раны или нет родителей-психологов, кто помог бы со всем справиться. А бывшие жены – особенно те из них, кто оставляет своих мужей в не особенном восторге от самих себя – этого достаточно, чтобы просто о них забыть.

Сглотнув, я ответила ей:

– Я знаю. Господи, знаю.

– Тогда сможешь его простить, что он был мудаком и желал прояснить ситуацию? Ты же знаешь, я всегда тут, чтобы поддержать тебя, и я главная болельщица Команды Руби, как за свою собственную, но думаю, пришло время увидеться с ним и выяснить, можете ли вы быть вместе, либо самой двигаться дальше. Ты любишь его. И ты та, кто оставила его в подвешенном состоянии.

– Я знаю, знаю.

– Он сказал, что тоже любит тебя, – напомнила она, потому что я рассказывала ей об этом семь тысяч раз. – Я никогда не встречалась с Найлом Стеллой, но я не думаю, что он парень, который, сказав такое, через два месяца пойдет на попятный.

Потеряв дар и речи и уставившись в стену, я понимала, что она была права.

***

Это не настолько просто, как просто пройти по его улице и дождаться его на ступенях. Сама идея снова увидеть Найла заставила меня почувствовать головокружение и мучительную тошноту.

К счастью – а может, и нет – в понедельник и вторник следующей недели моя работа приняла решение за меня: нашему приглашенному архитектору понадобилась моя помощь, чтобы принести поздно вечером кофе и побегать по прочим мелкие поручениям, которые входили в обязанность временного сотрудника.

Напряжение во мне продолжало усиливаться, и я проигнорировала звонки Лондон в понедельник поздно вечером и утром во вторник. В среду днем она завопила в сообщении:

«ТЫ УЖЕ ВИДЕЛАСЬ С МУЖЧИНОЙ? ВО ИМЯ ВСЕГО СВЯТОГО, РУБИ, ПРОСТО ОБВЕДИ КРУЖОЧКОМ НУЖНЫЙ ВАРИАНТ: ДА/НЕТ».

Захныкав, я написала ей ответ:

«Я собираюсь туда сегодня после работы. До этого не было возможности».

Быстро пришел ее ответ.

«Что надела?»

Засмеявшись, я ответила:

«Не пришлось долго выбирать».

«АХАХАХ. А если серьезно?»

Я оглядела себя и ощутила трепет в груди, прежде чем сделала неуклюжее селфи своей темно-синей короткой юбки и любимой шелковой синей в красный горошек топа. Странный угол съемки сделал меня жутко сисястой, но фото я все равно отослала. Лондон знала мой гардероб так же хорошо, как и я ее.

«Черт, Долли [по имени пышногрудой кантри-певицы Долли Партон – прим. переводчика]. И те красные туфли?» – спросила она.

«Да».

«Боже, – ответила она. – Тебе в подарок будет просто грандиозный стояк».

Улыбаясь, я написала:

«Будем надеяться» и засунула телефон в сумку.

Но я едва ли могла надеяться провести ночь таким образом. Я была бы в восторге даже просто от улыбки или поцелуя в щеку в качестве доказательства, что он все еще заинтересован попытаться. Мне пришлось притворяться, что я больше не жажду его и всего, что с ним связано.

Господи боже, это же рабочий день. Знаете ведь, как он проходит? Секунды тянутся как минуты, минуты как часы, а весь день растянут на десятилетие. И к его концу я настолько часто думала о предстоящем вечере, что начала подозревать, а не был ли Найл Стелла и вся эта ситуация плодом моего воображения?

Наконец около 17:30 офис начал пустеть. Я нырнула в ближайший туалет проверить макияж и одежду, и меня поглотила настоящая паника.

Мой шелковый топ был изрядно помят, и боже, о чем я только думала с утра? По-хулигански короткая юбка внезапно показалась мне излишне короткой. Похабно короткой. «Сколько-берешь-за-часок» короткой. Застонав, я наклонилась ближе к зеркалу. Тушь размазалась… практически по всему лицу, от румян не осталось и следа.

Я сделала, что смогла, чтобы исправить безобразие, но проблема была в том, что я настолько нервничала, что боялась, не смогу удержать в себе те пару крекеров и стакан воды, которые составили мой сегодняшний ланч. Может, стоит остаться тут, если меня вывернет? Взять ли мне с собой косметичку? Почему я так долго ждала, чтобы увидеться с ним? Что, если я не смогу вымолвить ни слова?

А потом случилось самое нелепое: я расхохоталась. Я схожу с ума от мысли, что увижу Найла Стеллу. Еще раз глянув на себя в зеркало, я забеспокоилась, превращусь ли я безмолвную статую или, наоборот, понесу околесицу.

Но это нормально. Я ведь всегда так себя и вела.

Больше не глядя в зеркало, я схватила сумочку и вышла из туалета.

Коридор, лифт, улица. Семнадцать кварталов, один мост, и вот я на месте. Угол улицы, где нужно принять решение.

Момент, когда мое сердце взорвалось, кровь застыла, и потеряла контроль над разумом.

Он не знает о моем приходе. Я не виделась и не разговаривала с ним в течение двух месяцев. Попросила его дать мне время и он внял моим желаниям… Я была благодарна ему и вне себя одновременно. Что, если он уже двигался дальше? Это сломало бы меня больше, чем неизвестность. Я могла бы продолжить идти и дойти до своей тихой квартирки. Сделала бы себе кашу на ужин и посмотрела бы «Однокурсников» [комедийный сериал – прим. переводчика], пока не пришло бы время ложиться спать, затем утром бы встала, и все повторилось бы по новой. Я могла бы продолжать выполнять свою легкую и скучную работу, потом бы переехала и исчезла из города, так и не увидевшись с ним. И однажды забыла бы Найла Стеллу.

Или, повернув направо и пройдя пару кварталов, я могу дойти до его дома и дождаться его на ступенях. Сказать ему, что по-прежнему хочу попробовать и дать ему ответить мне «да». Или же «нет». И если он скажет «нет», то просто отправиться домой, сделать себе кашу на ужин, посмотреть сериал и как-то зализывать раны на сердце. Но если он ответит «да»…

На самом деле тут не было выбора.

Опустив глаза, я шла и смотрела на свои ярко-красные туфли на фоне скучного серого асфальта. Сосредоточившись на них, мне было легче идти вперед. Между тем углом улицы и домом Найла я сосчитала Количество Трещин В Асфальте (двадцать четыре) и Количество Раз, Когда Я Думала, Не Развернуться Ли И Не Пойти Ли Домой (восемь), снова и снова прокручивая в голове, что ему скажу:

Привет. Уверена, это странно – увидеть меня здесь, на ступенях, и прости меня, что не позвонила, но я хотела тебя увидеть. Я скучала. И люблю тебя.

Не городить лишнего, решила я. Выложить это, и дать ему принять решение.

Я была уверена, что его еще не будет дома, когда приду, но на всякий случай все равно позвонила в дверь. Когда никто не ответил, я тупо уставилась на ступени, после чего села и приготовилась ждать, повторяя про себя свою речь.

Привет. Уверена, это странно – увидеть меня здесь, на ступенях, и прости меня, что не позвонила, но я хотела тебя увидеть. Я скучала. И люблю тебя.

Медленно и неохотно зашло солнце. Одни автомобили проезжали мимо, другие парковались, с любопытством и по-британски мельком оглядев меня, мимо проходили соседи. Движение после работы внезапно замедлилось, и в окнах зажегся свет. На улицу поплыли ароматы ужина. А Найла по-прежнему не было.

Всякий раз, когда я начинала думать уйти – может, у него встреча с парнями? – следом приходила мысль, что вдруг он придет через минуту после моего ухода?

Я ожидала его появление часа через полтора после моего появления, но прошел час, а затем два, и три, и наконец по прошествии четырех часов мне пришло в голову, что Найл мог быть на свидании.

Эта мысль была настолько противной, что я застонала. Сложив руки на коленях и опустившись на них лбом, я сосредоточилась на дыхании. Выдох. Вдох.

Я, наверное, пробыла бы тут еще полчаса или еще три, точно не могла сказать. Но из-за какого-то странно знакомого чувства, когда что-то изменилось в окружающем воздухе, я подняла голову. Поначалу звук был неясным, потом стал четче: легкий стук мужских туфель по тротуару. Уверенные большие шаги Найла Стеллы.

Количество Раз, Когда Я Слышала Звук Шагов Найла Стеллы: и не сосчитать.

Я повернулась в сторону звуков и увидела очертания его высокой фигуры. Происходящее внутри меня нужно поместить в описаниях к диагнозу «томящийся от любви» во всех медицинских справочниках: мое сердце сжалось, после чего увеличилось в размерах, и забилось слишком быстро и чересчур часто. Оно пульсировало в ушах, горячей кровью разливаясь по рукам и ногам, пока те не начало покалывать. Я чувствовала головокружение, и мне пришлось прищуриться, чтобы картинка не расплывалась, и я была уверена, что сейчас мне подурнеет.

Он был одет в синий костюм – благодаря свету уличных фонарей мне было видно на расстоянии – и выглядел он… потрясающе. Сильный и уверенный в себе, он шел со своей фирменной осанкой: развернув плечи, держа руки по бокам, а голову прямо.

Когда между нами оставалось чуть больше пяти метров, он заметил меня на ступенях.

Он остановился, его грудь резко подпрыгнула, а одна рука легла на затылок.

Я поднялась на дрожащие ноги и вытерла руки об юбку. Моя одежда и после работы выглядела изрядно помятой, а уж как я выглядела сейчас, после нескольких часов на влажном июньском воздухе, я не могла себе представить.

Когда он сделал шаг вперед, это движение было достаточно неуверенным, чтобы заставить двигаться и меня. Я так сильно его любила, что мне было почти больно его видеть. Любила его скульптурное лицо и ноги длиной в несколько миль. Широкую грудь, карие глаза и манящие к поцелуям гладкие губы. Я любила его ладони, которые были больше моей головы, и руки, которые могли бы обхватить меня несколько раз. Любила то, как свежо он выглядит после десяти вечера, и что я могла бы отрегулировать метроном по его мерной походке.

Мне хотелось броситься к нему объятия, сказать, что мне уже больше не нужно времени, и что я хочу его.

Привет. Уверена, это странно – увидеть меня здесь, на ступенях, и прости меня, что не позвонила, но я хотела тебя увидеть. Я скучала. И люблю тебя.

Он подходил так же медленно, как и я, пока между нами не осталось полметра, и мое сердце колотилось так сильно, что я не знала, как не дать ему сломать ребра.

– Руби?

– Привет.

– Привет, – он сглотнул, и только сейчас, вблизи, я заметила, что он похудел. Щеки стали чуть более впалыми, под глазами круги. Видел ли он это и в моих глазах? Что я настолько сильно скучала по нему, что это отражалось физической болью за последние два месяца?

Уверена, это странно – увидеть меня здесь, на ступенях, и прости меня, что не позвонила, но я хотела тебя увидеть. Я скучала. И люблю тебя.

Но прежде чем я успела сказать задуманное, он спросил:

– Что ты здесь делаешь? – и я не смогла понять его интонацию.

Она была сдержанной – он сам был сдержанным – и я нервно сглотнула, прежде чем ответить.

– Я… Я уверена, это странно – увидеть меня здесь, на ступенях.

Что там было дальше?

Он глянул мне за спину и спросил:

– Ты давно здесь?

– Прости меня, что не позвонила, – на автомате продолжала я.

Не обращая на это внимания, он шагнул ближе и снова спросил, на этот раз мягче:

– Как давно ты здесь, Руби?

Пожав плечами, я ответила:

– Какое-то время.

– С тех пор как ушла из офиса Андерсона?

Он знает, где я работаю. И во сколько заканчиваю.

Я взглянула на его лицо, но это была ошибка. Он самый красивый человек из всех, кого я когда-либо видела, и я хорошо знала его лицо. Я видела его, закрывая глаза, когда нуждалась в ощущении комфорта или трепета, чтобы ощутить покой или похоть. Лицо Найла Стеллы было для меня, словно дом.

– Да, с тех пор как ушла с работы, – призналась я.

– Но ведь прошли… часы, – начал он, покачав головой. – Я не знал… То есть я больше не прихожу рано домой. Это не…

Прежде чем он смог бы попросить меня уйти или сказать, почему быть здесь – это плохая идея, или что-нибудь еще из сотни возможных отказов, я произнесла:

– Послушай, я… – я посмотрела в сторону, совершенно забыв слова, которые собиралась сказать. Кажется, что-то про мое желание увидеть его? – Понимаешь, дело в том… – начала я и снова посмотрела на него, прежде чем выпалить: – Просто я очень, очень тебя люблю.

В одно мгновение он был на расстоянии полуметра от меня, а в следующее я оказалась прижатой к его большому телу и поднятой в воздух в его объятиях. Я ахнула и подняла на него взгляд. Найл смотрел на меня с темной силой, от которой моя грудь болезненно сжалась.

– Скажи это еще раз.

– Я люблю тебя, – прошептала я, в горле все слишком сжалось, чтобы говорить. – Я скучала по тебе.

У него вытянулось лицо, когда он еще раз прошелся по мне взглядом, после чего наклонился и прижался лицом к моей шее. Его рот… О господи, с глубоким стоном мой самый любимый рот на свете коснулся моей шеи и скулы, а я не могла отдышаться и остановить тугой комок, поднимающийся все выше по горлу.

– Найл…

Он проговорил, не отрываясь от моей кожи:

– Повтори это, дорогая. Не уверен, что могу поверить, что это реально.

Сквозь всхлип мне удалось проговорить:

– Я тебя люблю.

Находясь в этой пульсирующей панике, я не знала, происходило ли это на самом деле, или же я заснула на его лестнице и увидела самый прекрасный на свете сон. Но в этот момент его губы переместились: на мою скулу, щеку и затем прижались к моим – идеально твердые и идеально мягкие – и я проглотила еще один всхлип, когда почувствовала скольжение его языка внутрь и вибрацию его стонов сквозь поцелуи.

Он отчаянно и бессвязно произносил мое имя, что чертовски сильно по мне скучал, что все было адски ужасно, что он думал, будто никогда больше меня не увидит. Обхватив мое лицо ладонями, он чередовал легкие поцелуи и глубокие, мягкие и посасывающие, затем большими пальцами он вытирал мне щеки, и я поняла, что была вся в слезах, но, честно говоря, мне было до того.

– Ты сейчас пойдешь внутрь – прорычал он, переместившись от моих губ к уху. – И останешься со мной.

– Да.

– Сегодня. И каждую следующую ночь.

Я кивнула, улыбаясь и прижимаясь лицом к его шее.

– Ну, пока не перееду в Оксфорд.

Отодвинувшись, он вгляделся в мое лицо.

– Да? Значит, ты получила письмо от Мэгги?

– На прошлой неделе. Я хотела тебе позвонить.

Он слегка улыбнулся и словно не мог оторваться от меня взглядом, даже чтобы моргнуть.

– Стоило бы.

– Я решила, что увидеть тебя хочу куда больше.

С коротким кивком он посмотрела вниз и переплел наши пальцы.

– Уже поздно. И ты просидела тут много времени. Ты голодна?

– Не совсем, – призналась я. – Я просто хочу…

– Оказаться в моей постели? – его голос прозвучал с мягким рычанием.

Я прошептала:

– Да. Если только ты не хочешь есть.

– Нет. Я ни за что не отвлекусь на еду.

Это оказалось действительно просто. И ни одного намека не нерешительность. Я знала, мне нужно почувствовать его. Оказаться накрытой его телом.

Развернувшись, он повел меня обратно к лестнице, и я последовала за ним внутрь, поднявшись на один пролет и подойдя к его двери. Он притянул меня к себе, прижал к двери и наклонился поцеловать мой подбородок.

– Мы поговорим попозже, да?

– Ладно.

Его зубы царапали мою шею.

– Хорошо, потому что я знаю, нам нужно поговорить. Но прямо сейчас я хочу прижаться к тебе ртом и пропеть «Боже, храни королеву».

Я расхохоталась. О-о, какое же это облегчение. И чуть не зарыдала снова.

– Думаю, из-за такого ты можешь лишиться гражданства.

– Это того стоило бы. Целовать тебя между ног – все равно что целовать рот, но мягче.

Я ощутила покалывание от своего рта до кончиков пальцев ног. Как у нас получилось легко вернуться к такому?

– Все же есть бонус в виде оргазма, когда ты там меня целуешь.

Найл отодвинулся и притворился шокированным.

– Хочешь сказать, что у тебя нет от обычных поцелуев?

– Это было давно. Может, еще раз попробовать?

Он с хищной улыбкой зарычал, и вот он – мой игривый сексуальный мужчина. Та его версия, которую я только надеялась заполучить. Окружающим же он достается внешне абсолютно спокойным. Я вытащила из его кармана ключи, но он потянулся мне за спину и одновременно с этим наклонился поцеловать меня. Он возился с замком, и мы рассмеялись, не отрываясь друг от друга, сталкиваясь зубами в небрежных поцелуях.

Я услышала, как замок поддался, и его стон облегчения, когда он покусывал мою нижнюю губу.

– Ни хрена не оставляй меня снова, – задыхаясь, сказал он, положив руку на ручку двери. – Это было чертовски жалкое время, Руби.

– Я не оставляла тебя, – я немного отодвинулась, чтобы встретиться с ним глазами. – Это сделал ты. Поэтому если мы… – я покачала головой. – Даже не думай возвращаться к Порции!

Я должна была это сказать. Даже если это звучало абсурдно и пугающе.

– Я никогда… – он закрыл глаза от боли. – Прошу тебя, верь мне, когда я говорю, что предан тебе. Это была чудовищная ошибка.

Схватив его за галстук, я притянула его назад к себе, касаясь своими губами его.

– Тогда ладно.

Его рука скользнула вокруг моей талии, придерживая, чтобы я не упала, когда он откроет дверь.

Я и не упала, но оказалась на спине почти сразу, как дверь открылась, а Найл на мне, уже задирающий мою юбку вверх по бедрам. И прежде чем я успела напомнить, что он собирался целовать мой рот, он пальцами нетерпеливо отодвинул мое белье в сторону и прижался приоткрытым ртом к клитору.

О-о, это влажное ощущение, эта вибрация слов, что он произносил снова и снова, и которые я не могла разобрать. Мягкие посасывающие поцелуи и жар его дыхания. Словно не веря, что это все наяву и потянувшись вниз, я зарылась в его волосы, чтобы закрепиться здесь, в этой комнате и на этом полу, в том, что происходит и что он вытворяет языком, губами, и – мать вашу – еще и зубами.

Входная дверь даже не была закрыта, и я поняла это, только когда он захлопнул ее пинком, громко застонав у моей кожи. Закрыв глаза, он пальцами впивался в мои бедра, посасывая и продолжая что-то говорить, и я приподнялась, опираясь на локти, чтобы наблюдать. Потому что пропустить такое было бы преступлением. Единственное, что могло быть лучше того, что он делал, – это смотреть, как он это делает, когда каждое движение языка и тихий стон облегчения что-то освобождали в нем. Мне хотелось сказать ему, что вот это, происходящее прямо сейчас, – это то, как я чувствую, что ты мой. Когда ты ни о чем другом даже не думаешь. Я даже не уверена, что ты делаешь это ради моего удовольствия.

Но я не могла вымолвить ни слова, не говоря о том, чтобы связать их в осмысленную фразу. Моими звуками были вздохи и бессвязные слова, когда я умоляла «еще» и «да, вот так», «да» и «прямо там»

и

о-о

черт

я

кончаю

Его ответный стон послал дрожь по всему телу и то, как он пробормотал: «Я мечтал об этом вкусе», – лишило меня всякого подобия контроля. Я рухнула на спину, закинув руки за голову и прижимаясь к нему бедрами, покачивая ими и кружа, пока не напряглась и расслабилась одновременно. Мой оргазм стиснул каждую мышцу и поглотил меня целиком, волнами по всему телу расходясь от места, где он меня целовал, до покалывающих кончиков пальцев, моего покрасневшего лица и поджатых пальцев ног.

Вцепившись в пиджак, который он даже не удосужился снять, я попыталась за воротник оттащить его от себя. Он нужен мне голым и внутри. Жаждала ощущение его тяжести на мне и его узкие бедра между моими.

Он сел, не потрудившись вытереть лицо, снял пиджак, ослабил и стащил с себя галстук, затем и рубашку. Лежа на полу, мне было видно, как вздымается моя грудь, но все это было лишь на периферии. Оторвать меня от созерцания его глаз и лица могло бы разве что физическое устранение из этой квартиры.

Я была истощена. Кожу покалывало, мышцы были расслаблены, мысли вытеснила блаженная пустота. Найл наклонился и стащил с меня белье, затем юбку, не спеша раздевая меня и целуя каждый открывавшийся участок кожи. Я ожидала, что он окажется на мне и внутри – когда целовал мою шею и прижимался к бедрам, я ясно ощущала, насколько он был твердым. Но он удивил меня, когда, подхватив меня одной рукой под колени и обняв другой за плечи, поднял меня и понес по коридору.

– Куда мы? – спросила я.

– Мне не хочется снова заниматься с тобой любовью на полу.

Посасывая кожу его шеи, я поинтересовалась:

– А мы будем этим заниматься?

Он кивнул.

– Всю ночь и львиную долю завтрашнего дня.

В прошлый раз у меня не было достаточно времени рассмотреть его спальню, когда, проснувшись рано утром, я тут же сбежала. Широкие и высокие окна, полупустые светлые стены с несколькими фотографиями работы Энсела Адамса [американский фотограф, известный своими черно-белыми снимками американского Запада – прим. переводчика]. Подписанные автором. Я почувствовала, как мои глаза округляются: его кровать была невероятных размеров, аккуратно заправленная темными простынями и темным покрывалом. В дальнем углу комнаты небольшая ванная, на прикроватном столике одиночная лампа. Это была мужская комната, без лишних деталей.

Найл подошел ко мне сзади, пробежавшись руками по моим плечам и спустившись к обнаженным бедрам, и прижался к моей спине грудью.

– На кровать, – тихий приказ он смягчил поцелуем в шею.

Я послушалась, и он, как хищник, пополз вслед за мной, снова устраиваясь у меня между бедер.

– Иди сюда и поцелуй меня, – нетерпеливо и еле слышно позвала я.

– Скоро.

Он наклонился и снова провел языком у меня между ног. Сейчас это было совсем иначе, его поцелуи были мягкие и неторопливые, более нежные и выразительные, нежели настойчивые.

– Либо тебе действительно это нравится делать, либо ты чувствуешь себя по-настоящему раскаивающимся.

– Это по-прежнему ощущается немного непристойно, – признался он, целуя внутреннюю сторону моих бедер. – Будто это нехорошо пялиться на твою грудь, еще неприличнее наблюдать, как ты мастурбируешь, и уж куда более безнравственно погрузить в тебя пальцы, но, может, просто заменить их языком? – он провел им по мне, застонав от удовольствия. – Это сладкое местечко, которое только я могу видеть – ну, это ощущается запредельно порочно.

– Звучит по-собственнически.

– И это тоже. Должен признаться, мне нравится мысль, что это тело принадлежит мне.

– Технически оно принадлежит мне.

– Как скажешь, любовь моя.

– Осторожней, – поддразнила я. – Вряд ли ты захочешь так запросто ступить на территории слов на букву «Л».

Чувствовал ли он, как важно мне было это сказать?

– Думаешь, не захочу? – оглядывая все мое тело, спросил он. – Разве ты не слышала, как я только что без остановки говорил, что люблю тебя, у твоей кожи?

Улыбнувшись, я уже открыла рот, чтобы отпустить шутку, прежде чем поняла: он не дразнил. Он снова и снова с благоговением шептал там, на полу «Я люблю тебя».

– О-о.

Его улыбка была просто необыкновенная: дразнящая и озорная.

– Может, стоит сказать это тебе прямо в ухо?

Прикусив губу, я пожала плечами.

– Мне нравится, где находится твой рот прямо сейчас, но должна признаться, я была бы не против послушать, как ты скажешь это чуть ближе…

Влажными от меня губами он целовал мое тело, сжимая руками и покусывая. Каждое прикосновение отражало его слова. Он был настолько большим, что за ним можно было спрятаться, ощущая безопасность. Он был свидетелем моего совершеннейшего безумия и спокойной уравновешенности – оба эти состояния были вызваны моими чувствами к нему. И за все то время, когда я любила его на расстоянии, и те четыре недели, когда я любила его так близко, он стал не просто любовником, больше – моим лучшим другом.

– Мне всегда казалось, что я единственный человек, кто не знал, ради чего родился. Мои братья и сестры – они всегда знали, кто они. Но не я. А с тобой все иначе. И мне хочется в это верить. Нуждаться в этом. Так что да, спустя месяц после нашей встречи в лифте, – он мне улыбнулся, – я все так глупо разрушил, а ты не менее глупо от меня сбежала… Но вот мы здесь. И я люблю тебя.

Я почувствовала, как по рукам побежали мурашки.

– Я люблю тебя, – прошептал он и поцеловал мочку моего уха. – Я тебя обожаю.

Я расстегнула его ремень, и мы вместе стащили с него брюки и отбросили в сторону. Мне не хотелось больше ждать; я ощущала этот ноющий жар, неистовое желание быть заполненной им. Где бы она ни касалась меня, его кожа повсюду была теплой и гладкой, мягкие волоски на его ногах щекотали мои бедра, его грудь прижималась к моей, когда он оказался сверху.

– Ты ощущаешься так хорошо, – прошептала я.

– Я знаю. Это… – он покачал головой. – Я чувствую, что не уделил тебе достаточно внимания в нашу первую близость, – целуя меня, сказал он. – Был слишком сосредоточен, чтобы не дергаться. А сейчас хочу прочувствовать каждое мгновение.

Потянувшись между нами, я начала его поглаживать, глядя в его лицо. Его рот был приоткрыт, взгляд отяжелел.

– Ты по-прежнему принимаешь противозачаточные?

– Да.

– И ты не… – он сделал паузу, восстанавливая дыхание и встречаясь со мной взглядом. – Ты не была…

Мое сердце дернулось и остановилось.

– Кроме работы, я едва выбиралась из дома. Это серьезный вопрос?

– Нет, – признался он. – Думаю, я просто хотел это услышать. Я был просто в дерьме, Руби. И мысль, что ты видишься с кем-то еще, пока мы порознь… причиняла чудовищную боль.

Он навис надо мной, заслоняя собой свет в комнате, и единственное, что я могла видеть и ощущать, – это он и аромат его кожи.

– А я думала, ты занимался любовью с Порцией в тот вечер, – сказала я. И почему этот разговор кажется легче, когда я чувствовала его горячую длину в своей руке, в паре сантиметров от того, чтобы он мог скользнуть в меня? – Когда я вышла из твоего офиса, это было единственное, о чем я могла думать: что ты был с ней. Я еще никогда так сильно не плакала.

– Руби…

– Просто это заняло время, чтобы выбросить это из головы. Чтобы перестать злиться и чувствовать себя преданной. Чтобы не переживать, что каждый раз с тобой меня необходимо успокаивать.

Он открыл было рот, но я остановила его, приложив палец к губам.

– Нет, мне не нужно, чтобы ты успокаивал меня. У тебя с ней столько всего связано и совсем ничего со мной. Я хочу начать с этой ночи.

Его голос получился напряженным и срывающимся.

– Хотел бы я никогда туда не ходить.

– Я тоже.

Поморщившись, он наклонился и прижался лицом к моей шее.

– Руби, блядь, прости… Я знаю, мы разговариваем… Но я сейчас кончу, если ты не перестанешь потирать мой член.

Я тут же, расхохотавшись, отпустила его.

– Боже мой! Найл! Я серьезно ожидала, что ты будешь меня слушать, в то время как рукой…

Он прервал меня поцелуем, в котором не было ни капли нежности. Сразу же он стал глубоким и ищущим, и скольжение его бедер у моего клитора сказало мне, что разговор окончен.

Я провела руками по его животу и груди, ощущая гладкую плотную кожу и упругие мышцы, когда он заскользил надо мной все быстрее и с бóльшим давлением, пока я не почувствовала первые капли пота на его груди и выдающее его с головой напряженного дыхание.

– Я уже близко, – плотно зажмурившись, прошептал он.

– Я тоже.

Глядя вниз, он медленно вошел в меня и зашипел, когда его бедра оказались полностью прижатыми ко мне:

– О-о, боже. О-о, охуеть.

Я ужа забыла, как он ощущался, и прижала руки к его талии, молча прося, чтобы он дал мне секунду привыкнуть.

– Все в порядке? – шепотом спросил он, держа подрагивающие руки у меня за головой.

– Да.

Я приподнялась поцеловать его шею и качнула бедрами, ощущая, как сердце сорвалось на бешеный ритм, когда он подался назад и начал двигаться. Поначалу медленно, а потом, когда он убедился, что я в порядке, ускоряясь, заскользил туда и обратно, и его звуки… О-о, эти звуки. Его тихие стоны и вздохи, обрывки слов, которые заставляли меня чувствовать себя одержимой и нетерпеливой.

Его взгляд путешествовал по моему лицу, задержавшись на груди и следя за каждым ее движением от его толчков.

– А-а-а, блядь, любимая.

Он склонился меня поцеловать, но то был не настоящий поцелуй. Это были его приоткрытые губы, мягко скользящие по моим. Его теплое дыхание на моих губах и языке.

– Я люблю тебя, – никогда раньше мои чувства не были настолько глубоки. Я ощущала, будто мне было предназначено любить Найла Стеллу.

Рукой накрыв мою грудь и мягко сжимая, он наклонился пососать, после чего скользнул ладонью по моим ребрам, бедру и заднице, закидывая мою ногу выше себе на талию. Он был нетерпелив, совершенно потерялся в ощущениях, с открытыми, но затуманенными глазами, и я чувствовала себя под кайфом от его мощи.

Я сжала его изнутри, и он закрыл глаза, глубоко застонав.

– Скажи мне, – выдохнул он. – Скажи, что мне сейчас сделать.

– Быстрее.

Его бедра начали слегка вращаться, продолжая жестко биться о мои, а его рука так плотно сжимала заднюю сторону моего колена, что я ощущала давление каждого пальца.

– И дай мне увидеть тебя.

Найл моргнул, темными ресницами задевая щеки, прежде чем, взглянув на меня, он понял и медленно вышел. Я прочувствовала каждый его сантиметр.

Он был мокрым, жестко выпирающим, и я потянулась вниз коснуться его, чтобы круговыми движениями снова и снова провести его широкой головкой по клитору. Мне сейчас не нужны были его пальцы или рот. Я нуждалась в мягкой коже его жесткой плоти на своей.

Оказавшись на краю переполняющих меня ощущений между ног, я ввела его внутрь и услышала его безумный стон. И как только его бедра встретились с моими, он сорвался, давая мне именно то, чего я хотела: быть оттраханной – жестко – на его кровати.

Прошло несколько секунд, прежде чем я поняла, что выкрики, которые я услышала, были моими, а кожа под моими ногтями – его, и что его движения были настолько грубыми, что спинка кровати ударялась об стену.

Его спина была скользкой от пота, когда, обнажив зубы и прижавшись ими к моему плечу, он все глубже погружал меня собственным телом в удовольствие. И только я начала в него падать, он тоже начал кончать, пальцами вцепившись в бедра, с хриплым стоном облегчения, которого я никогда не слышала у него раньше, и я бы проводила каждую ночь остатка наших жизней в попытке вытянуть его из него снова.

Он медленно восстанавливал дыхание, лениво скользя внутрь и наружу, и губами прижался к моему подбородку.

– Это был чертовски подходящий секс.

Я издала неопределенный звук в качестве согласия.

– Это все твое, ты же знаешь?

Глядя в потолок, я спросила:

– Что именно?

– Мое сердце, конечно же, и мое тело, – он изо всех сил старался отдышаться. – Мои руки, губы, член. Я вверяю все это тебе больше, чем самому себе.

Мою грудь стиснуло так сильно, что стало трудно дышать. Это было даже более интимно, нежели его звуки во время оргазма, когда он говорил так просто и грубо.

– Мне понравилось, как ты играла мной со своим телом. А сама мысль, что ты можешь кончить, потираясь об меня…

– Что? – спросила я.

– Блядь. Я ее обожаю. И как ты хотела еще жестче. Хочу, чтобы ты меня подтолкнула быть немного грязнее.

– Только немного? – игриво уточнила я.

Он посмотрел мне прямо в глаза, и я увидела его уязвимость. Я понимала, что этот разговор для него как иностранный язык.

Приподнявшись его поцеловать, отчаянно пытаясь придать убрать из своей интонации поддразнивание.

– И что ты хочешь попробовать?

– Все, – шепотом признался он. – Но думаю, я в основном… Я немного сторонился всего интимного в любви. И больше так не хочу. Это так ново для меня и ошеломляет, насколько по-другому это ощущается.

– Ты имеешь в виду физически?

– Я имею в виду все. Открыто говорить, занимаясь любовью. Когда это на самом деле ощущается занятием любовью.

Он был все еще надо мной и внутри, прося меня о том, в чем уже давно нуждался, и от этого я едва могла дышать. Мы это делали. И он был целиком в процессе. Мы были в его постели, в его квартире, и он ответил «да».

– О чем ты думаешь? – целуя мою шею, спросил он.

– Просто… настолько рада, что мы снова вместе, что готова взорваться.

– Еще мне нравится, когда с тобой все в порядке, особенно когда ты подо мной, голая и полная влаги, как озеро.

Я обняла его за шею.

– Тогда тебе придется оставаться на мне всю ночь.

Он рассмеялся и поцеловал меня.

– Я люблю тебя, Руби.

Количество Раз, Когда Найл Стелла Произнес Мое Имя, Сказав, Что Любит:

Один. И отсчет пошел.