Жизнь и любовь (сборник)

Лумельский Вячеслав

Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.

Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки. В этих рассказах Вы прочитаете о различных и противоположных по своей сути событиях, от трагических до страстных сцен.

 

© Вячеслав Лумельский, 2017

© ООО «Супер Издательство», 2017

* * *

 

Один во мгле

Зима в этом году выдалась снежной. Снежной – это мягко сказано. Дома одеты в огромные снежные шапки, Улицы завалены снегом так, что по тротуарам люди ходили по протоптанным тропам, как по снежным траншеям. Транспорт ездил по тем не многим улицам, на которых, с большим трудом убирали снег. Глеб проснулся рано. За окнами, с намерзшим на них льдом была еще ночь. Отбросив одеяло, молодой человек быстро встал, включил свет, сделал несколько гимнастических упражнений. Туалет занял несколько минут. Будучи студентом, он занимался спотом. Тяжелая атлетика и бокс способствовали энергичному образу жизни. Окончив Саратовский медицинский институт, Глеб получил, правильнее сказать, сам выбрал направление на работу в Вологду. В отряде скорой помощи, куда его определили, молодого специалиста встретили радушно. За короткое время Глеб проявил себя знающим врачом и добрым, отзывчивым человеком. Приведя себя в порядок, Глеб приготовил завтрак, поел, встал из-за стола намереваясь убрать посуду, как в это время постучали в дверь. Мелькнула мысль: «Кто так рано?»

– Входите, не заперто, – сказал он громко.

Вошел Олег водитель из их отряда. С порога он проговорил:

– Извините, Глеб Васильевич, срочный вызов. В Сямже несчастный случай требуется немедленно вылетать. Глеб, не дослушав быстро оделся и они вышли на улицу. Выбравшись через двор к машине, это была полуторка. Уже менее чем через час они были в отряде на аэродроме. Вертолёт МИ-1 был уже готов к вылету. Начало светать. Пилот, поздоровавшись с Глебом, сказал:

– Глеб, положение серьёзное.

– Да я знаю, – перебил его Глеб.

– Да я не о том, дело в погоде синоптики предупреждают о возможной пурге в ближайшее время.

– Сколько лететь до Сямжи? Так туда километров 145, считай, около часа.

– Ну чего теряем время, если ты уверен, летим. Вертолёт мягко оторвался от земли, поднимаясь, набирал скорость.

Солнце медленно вставало из-за горизонта. В мареве неба холодное белое пятно солнца создавало ощущение промозглости. Равномерное урчание мотора и шум винтов создавали ощущение надёжности и в тоже время отдалённости от дома. Виктор крикнул:

– Глеб надень тулуп, замерзнешь.

– Да нет, я оделся тепло.

Минут через двадцать, Виктор громко сказал подошедшему Глебу:

– Нас накрыла пурга, ни чего не видно.

– Давай назад, разворачивайся, – сказал Глеб.

– Не получится, нет ориентиров, выход один будем садиться.

Вертолёт стал снижать скорость. Глеб открыл дверь в надежде разглядеть что-либо. Но за бортом сплошная белая масса из мелкого снега, это практически была непроглядная масса. Лицо Глеба моментально облепило снегом. С нежный вихрь ворвался в салон. Глеб крикнул:

– Ни чего не… – в это мгновение огромная сила выбросила его из вертолёта. В то же мгновение он услышал звук не похожий ни на что из ранее слышанных им. Какое-то время Глеб пытался понять, что произошло. Он пытался понять, что случилось с ним и вертолётом. Как во сне до него дошло, произошло непоправимое. Пошевельнувшись, понял, цел. Глубокий снег, меховая одежда и густой кустарник сыграли спасительную роль. Выбравшись из сугроба, Глеб всматривался в непроглядную пургу. Стояла ужасающая тишина. Сняв шапку, стал вслушиваться и услышал негромкий треск, а вскоре увидел розовые пятна в массе завихрений снега. С трудом преодолев глубокий снег, болела правая нога, он увидел ужасающую картину. Искореженный вертолёт как бы влип в каменный выступ. Во многих местах виднелись разгорающиеся языки пламени. Первая мысль: «Виктор! Где он, спасать его». Глеб попытался понять, где кабина, но её вообще не было видно. Очевидно, её сплющило и подмяло под фюзеляж вертолёта. Этим временем огонь усиливался. Глеб проник в салон и стал выбрасывать всё, что попадало под руку. Все предметы, находящиеся в салоне сгрудились в передней части салона. Стало трудно дышать от дыма, огонь проник в салон. Протиснувшись через деформированный от удара дверной проём, Глеб отошел в сторону, сел на снег, кашляя, тяжело дыша, смотрел как разгорается огонь, пожирая машину. Местами алюминиевая обшивка плавилась, превращаясь в сосульки. Огонь от горящего топлива языками завихрялся, вступая в бешенную пляску с вихрями снега. Мысли Глеба вновь вернулись к Виктору. «А вдруг он жив». Глеб встал, подошёл на сколько было возможно к останкам вертолёта, стал всматриваться, пытаясь разглядеть, где находится место пилота, куда могло его подмять. Как ни старался Глеб так ничего и не смог увидеть. Убедившись, что он ничего сделать не сможет, Глеб сел на тулуп, глядя на остов бывшего МИ-1, пытался понять, как же это могло произойти. Его не покидало чувство вины: «Ведь это мои последние слова стали решающими. Ведь синоптики предупреждали. Но почему диспетчер не запретил?». Он не знал, что не редки были случаи, когда в экстренных случаях бригады вылетали самостоятельно. До сих пор всё было благополучно. Пурга не ослабевала. Сколько времени Глеб, находясь в оцепенении, с закрытыми глазами просидел без движений, он не знал. Старался, вот уже в который раз, вспомнить всё до мелочей, последнего часа до трагедии. Мысли то и дело возвращались к вопросу: «А всё ли я сделал, что бы спасти Витю?» Ответа не было. Подспудно он понимал, что ответа на то, что невозможно сделать быть не может. Он не замечал, что пурга сменилась сильным снегопадом. Глеб не ощущал холода. От неподвижного сидения затекли ноги. Он открыл глаза, увидел занесённый снегом остов вертолёта, в котором в нескольких местах виднелись струйки поднимавшегося дыма и пара. Вокруг лежало белое безмолвие. Глеб с трудом встал, болела ушибленная нога, ныло всё тело от долгого, неудобного положения. Отряхнув с себя снег, направился к вертолёту, но тут же остановился. Зачем? Теперь, это, ни к чему. Нужно думать, что делать.

День подходил к концу. Снег прекратился, падали редкие, крупные снежинки. Время приближалось к вечеру. Отсутствие теней скрывало рельеф и создавалось впечатление огромной, безмолвной снежной пустыни. Мороз стал крепчать. Глеб вытряс тулуп, стряс снег с ближайших кустов. Ногами, насколько можно было, разгрёб снег. Бросив тулуп на кусты, стал искать в снегу выброшенные им из вертолёта предметы. Вскоре нашел брезентовый чехол, набросив его на кусты в том месте, где был расчищена площадка, соорудил укрытие. Огромный тулуп, уложенный под брезентом, обеспечивал надёжный ночлег. В этих местах ночь опускается стремительно. Пока Глеб, оборудовал ночлег, стало темно, и мороз давал о себе знать. Забравшись в укрытие и завернувшись в тулуп, человек подумал: «Ну, с богом, не замерзнуть бы». Уставший от пережитого, одинокий в снежной пустыне человек сознавал, что впереди тревожная неизвестность. Чувствуя сильный голод, он быстро уснул. Сон его был тревожным, часто вздрагивал всем телом и стонал. Длинная ночь. К утру потеплело. Выпавший за прошедшие сутки снег, укрыл землю толстым своим покрывалом. Забрезжил рассвет. Проснувшись, Глеб не сразу вспомнил, что случилось. Какое-то, время он соображал, где он и что с ним? Но память быстро вернула его в действительность. В этот момент он услышал шум вертолёта. Мелькнула мысль: «Виктор!» Но тут же понимание: «Ищут!» Выбравшись из укрытия, он увидел останки «Мишки» – так называли они свой вертолёт. Глеб стоял, глядя в небо, понимая: «Нас ищут, а я проспал, но они вернутся, я уверен. Буду ждать». Он прождал весь день, не вернулись. Во второй половине дня было слышно, где-то стороной пролетел вертолёт. Весь день мучил голод и жажда; снег, который он сосал, мало помогал. Спал беспокойно, ворочался, часто просыпался. Когда выбрался из своей берлоги, так он мысленно назвал. Да и действительно сооружение получилось настолько низким, что попасть в него можно было только на четвереньках. Занесенное снегом это жилище со стороны не было видно. Мысли о том, когда в следующий раз появится вертолёт, заставили его думать, как поступать дальше. Глеб размышлял: «Если идти в поисках какого-либо поселения, то он не имеет об этом ни какого представления. Не известно в какую сторону идти. Судя по времени их полёта, они пролетели километров шестьдесят-семьдесят, а это значит, что пройти такое расстояние без лыж не возможно. Снег выше колен и голодным далеко не уйдёшь. Осталось только одно – обживаться, решать вопрос с едой и водой».

– Положение, скажем практически неразрешимое» – прошептал он.

Он сидел и всматривался в даль, где бесконечно белый, искрящийся на солнце снежный простор на горизонте сливался с голубым небом. Правее от него метрах, в трехстах виднелся хвойный лес. Смотря на это великолепие природы, мысли унесли Глеба в его недавнее прошлое. Вспомнился весенний майский день в Саратове. Он выпускник Саратовского медицинского института прогуливаются по аллеям парка Липки. Их весёлая троица проходила мимо фонтана у которого стояли и весело, что-то обсуждали три, нарядно одетые выпускницы школы. У Глеба дрогнуло сердце, когда он встретился взглядом с той, что стояла в середине. Парень даже споткнулся на ровном месте и остановились. Девушки замолчали глядя на него. Выручили друзья, дружно, хором предложили:

– Девочки давайте познакомимся!

Те в ответ засмеялись. А та, которая привлекла внимание Глеба, бойко ответила:

– А что, давайте познакомимся.

Так выпускник мединститута познакомился с веселой, слегка рыжеватой Настей. Потом они до утра гуляли по городу, по набережной. Глебу, чем дольше они гуляли и рассказали всякие истории из своих жизней, казалось, что он это прелестное создание знает давно. До самого отъезда Глеба по назначению он встречался с Настей почти каждый день. Расставание было трогательным и горьким. договорились, что когда Настя окончит экономический институт, а что она поступит туда она не сомневалась, сразу приедет к Глебу и они поженятся.

Очнувшись от воспоминаний, Глеба как вспышка озарило, – он же выбрасывал огромный вещмешок, очевидно, Витин. Да еще, кажется, был карабин, точно, он валялся на полу у двери. Глеб стал осматривать местность, куда выбрасывал вещи. Сугроб снега выделялся на почти ровном месте. Из этого сугроба действительно вытащил внушительных размеров рюкзак. Поспешил отнести к своему жилью.

На задней части рюкзака привязан котелок с одного бока рюкзака в чехле топор, а с другой складной казан. В рюкзаке оказалась камуфляжная куртка с брюками, несколько пачек гречневого концентрата и две банки тушёнки, соль и еще несколько мешочков с чем то. В боковых карманах патроны, спички и что-то еще. В камуфляже были завернуты большой охотничий нож и какой-то футляр, в нём оказался оптический прицел.

Обнаружив такое богатство, Глеб разволновался, не зная, что делать. Встал с колен, глубоко вздохнул, громко проговорил:

– Витя, обещаю больше ни когда в жизни не совершать необдуманных поступков. Я теперь должен жить за нас двоих.

Голод давал о себе знать. Достав ржаной сухарь, с трудом и с удовольствием съел его. Взял топор пробрался по глубокому снегу к сухостою, срубил и приволок его, на место, где решил разжечь костёр. Тщательно с большим трудом расчистил место для кострища. Нарубив дров, разжег костёр, поставил таган. Расстелив камуфляж, разложил съестное. Вскоре была готова ароматная каша из концентрата. Попив чая вприкуску с сахаром, пошёл искать карабин. На этот раз он его не нашёл. Совсем не отложилось в памяти, куда его бросил. На следующий день Глеб испахал ногами большой участок снега, но тщетно. Уставший и разгоряченный вернулся к берлоге, приготовив еду, поел, около получаса отдохнув, вновь стал искать карабин. Обнаружил он его в снегу в кустарниках. Вечерело. Усталость сделала своё дело, уснул быстро. Утром шел редкий снег. Нарубив елового лапника, в лесочке на пригорке не далеко от места трагедии, Глеб соорудил из жердей и лапника конусный шалаш, напоминающий чум, который надежно укрыл костёр и вход в берлогу от снега. У весело пляшущего пламени костра Глеб приводил в порядок карабин, когда услышал шум вертолёта. Выскочив наружу, он мельком увидел, пролетающий далеко, над лесом МИ-1. От досады опустив руки, в одной держал разобранный карабин. Подумал этот по любому не мой. Почистив все детали карабина, стал искать, чем их мазать. В карманах камуфляжа не было, не было и вкарманах рюкзака. Выложив из рюкзака все содержимое, обнаружил коробку. Коробка из картона находилась в не промокаемом мешочке. Когда Глеб открыл коробку, его бросило в жар. Там оказалась ракетница и три ракеты. Держа то и другое в руках, смотрел на них как на врагов. Осознавая свою оплошность, в том, что не выпотрошил с самого начала рюкзак полностью. Подумал: «Ведь какой-то из пролетевших вертолётов мог увидеть выпущенную ракету». Надежда на спасение возросла. Масла для карабина не нашел. Отрезав кусочек ткани от одного из мешочков, пошёл к вертолёту. Там в районе расположения двигателя обнаружил подтёки масла. Обильно намочив тряпочку, вернулся и закончил сборку карабина загнал в него пять патронов выйдя, выстрелил, убедился, что исправен. Наломав елового лапника, Глеб связал метлу, и весь оставшийся день сметал с вертолёта снег. Этой работы ему хватило и на следующий день. Теперь спасатели обязательно его заметят. Однако, то наличие еды, что осталось, ни как не вызывало у него оптимизма. Охота – это единственное, чем необходимо заняться, решил он. Однако ему не приходилось заниматься эти. Глеб стал вспоминать рассказ друзей и знакомых охотников. С сожалением подумал: «Ведь сколько раз его приглашали друзья на охоту, но всегда что-то мешало». Решение было принято, осваивать это дело по ходу обстоятельств. Наутро следующего дня он взял карабин, поднялся на горку, отсюда хорошо просматривалась окружающая местность. Не далеко внизу раскинулся, до самого горизонта огромным тёмным пятном на белом снежном просторе лес. Устроившись поудобнее в глубоком снегу, Глеб стал внимательно всматриваться в окружающую обстановку. В оптический прицел разглядел перед лесом заросли мелкого редколесья и кустарников. В дали, пролетали какие-то птицы. Однажды совсем низко над ним пролетела, какая-то птица, шум её крыльев заставил его вздрогнуть. Это произошло так неожиданно и быстро, что он даже не успел её увидеть. Так просидев почти до вечера, время от времени разминая затекшие ноги и согреваясь, побрел к своей берлоге. Из еды осталось три сухаря, два куска сахара, соль не в счёт. Учитывая, что прожитая здесь неделя прошла на голодном пайке, да ещё в зимних суровых условиях у человека мало оставалось надежды на выживание. Он еще раз продумал вариант, отправиться в поиск людей, снова понял не реальность этого. «Да нет же, должны же искать, а теперь, когда у меня есть сигнальные ракеты и очищенный вертолёт видно из далека, найдут, обязательно найдут» – думал он. Темнело. Очень хотелось есть. Подбросив дров на угасающие угли смотрел, как появлялись маленькие струйки огня и превращались в пламя костра. Набрав в котелок снега, повесил на таган. Подумал: «А если там, потратив безрезультатно на поиски несколько дней, решили, что мы оба погибли и отложили спасательные действия до оттепели. Да, уж Глеб Васильевич, ситуация и вовсе в никуда. Но, побеждает тот, кто борется. А я хочу жить. И не сдамся». Вода в котелке закипела, бросив в неё щепотку соли снял котелок, зачерпнул кружкой воды взял её обеими руками. Горячий металл обжигал замерзшие ладони, Глеб дул на воду и отхлебывал горячую солоноватую воду. Ночь опустилась на землю. Прозрачное небо усыпанное миллиардами звёзд отдавало чем то непостижимо далёким, холодным, чужим. Глеб забрался в берлогу, укутался в холодный тулуп, подумал: «Если бы не он, давно погиб бы он, как волшебный, завернёшься в холодный, а через некоторое время становится достаточно тепло. Спасибо тебе, дорогой мой». Вспомнил, как и всегда, в эти дни Виктора. Благодаря ему ещё жив. Глеб в своих рассуждениях был близок к истине, спасатели действительно осуждали вопрос о прекращении поиска с воздуха, учитывая прошедшие снегопады. В штабе приняли решение о привлечении к поиску местное население и особенно охотников. Ни кто не знал, что в во время пурги вертолёт сбился с курса и ушёл на много севернее. Еще сутки Глеб просидел в снегу в ожидании какой-нибудь дичи, но тщетно. Голод одолевал всё сильнее, хотя иногда, почему то исчезал и приходила лёгкость во всём теле, но вскоре, чувство голода проявлялось с большей силой. В этот вечер, вернувшись, к своему удивлению Глеб не заметил, как съел остатки сухарей последний сахар. Спал очень тревожно, стонал и ворочался. Утром, попив подсолённого кипятка с остатками крошек сухарей, пошел на очередное дежурство. Устроившись поудобней в уже насиженном месте стал в оптику всматриваться в направлении леса. Стояло безмолвие, светило холодное солнце и полное безветрие. В какой-то момент что-то мелькнуло в оптическом прицеле, и действительно, он увидел, как в редколесье, в снегу движется лисица, это была чернобурка. Глеб прикинул расстояние до неё, – понял, не попадет, далеко. Положил карабин на колени. Подумал: «Вот если бы курил, наверно, было бы легче, хотя при отсутствии табака, наверно, было бы еще хуже». В этот миг он увидел, из леса кто-то вышел. Первая мысль: «Человек». Когда пригляделся, понял, крупный зверь. В оптику разглядел, лось, это был крупный зверь. Было видно он с трудом передвигался по глубокому снегу, остановился склонил голову. Лось тяжело дышал. Глеб прицелился, пригодилась палка с сучком на которую положил карабин прицелился выстрелил, перезарядил оружие. Лось прянул всем телом вперед и упал. Бросив карабин, Глеб кинулся вниз, но глубокий снег к тому же, с твёрдой ледяной коркой под, свежим снегом требовал огромных усилий. Через несколько десятков метров он обессилено сел. Наблюдая за лосем, он видел, что тот подаёт признаки жизни, Глеб пожалел, что не бросил карабин. Нужно было добить, чтобы не мучился. Его внимание привлекли движущиеся вдоль леса несколько волков, понял он. Не понимая, что делать, он окончательно понял, какую совершил ошибку, оставив карабин. Во рту пересохло, от напряжения он даже вспотел.

Другого решения нет, нужно возвращаться брать карабин подходить, как можно ближе и отстреливать хищников. Он стал возвращаться по своим следам к сидке. Глеб в первый момент подумал: «Мерещится». Когда увидел идущих к нему людей на лыжах. Ноги подкосились, осев он, не моргая глядел на приближающихся. Слёзы текли по щекам, губы шептали: «Родные мои, родные…» Это были два охотника прошедших, в поиске пропавшего вертолёта более семидесяти километров, на третьи сутки в бинокль они увидели останки вертолёта. Обнаружив жильё по рации, сообщили об обнаруженном в штаб по поиску пропавших.

Расположившись у костра, охотники приготовили горячую еду, пока трапезничали да разговаривали, послышался шум вертолёта, Глеб выстрелил из ракетницы. Красная ракета была сразу замечена пилотом, вертолёт через несколько минут завис над местом катастрофы.

 

Речка «Неизвестная»

Погожий день предосенней поры. Река несущая свои воды между двух не высоких, но крутых каменистых берегов, поросших низкорослыми деревьями. Этот не мудреный, но вселяющий уверенность и спокойствие, веками созданный пейзаж, располагал к воспоминаниям и размышлениям о бренности жизни. На левом берегу речки возвышался большой, плоский валун. Северная сторона его обросла мхом, с двух других сторон, вплотную к нему росли две древние ели. С их толстых ветвей с редкой хвоей свисали гирлянды мха. На валуне, подложив под себя торбу, сидел, привалившись спиной к одной из елей, уже не молодой человек. Не покрытая голова склонилась, вперёд и подбородок упирался о колени подогнутых ног. Руки обхватили колени, борода с небольшой проседью закрывала кисти рук. Довольно высокий и широкий лоб покрыт глубокими морщинами, тёмно-карие глаза с грустью и отрешенностью смотрели на воду. Это был Терентий, младший сын, когда-то известного в России помещика Василия Интегринова. Всего у родителей Интегриновых было два сына и две дочери. Старшие дети жили у брата отца в Петербурге. Татьяна училась в гимназии благородных девиц, а Александр поступил в университет. Терентий и его сестра Нина жили в большом родительском имении, расположенном на берегу реки Волги. Судьбы всех братьев и сестёр сложились по разному, тому причиной послужило не спокойное время разгула самозванца и преступника Емельяна Пугачёва. Последнее время Терентию не давала покоя история с исчезновением, теперь уже из большой таёжной деревни его любимой племянницы, приказчика Алёшки и еще нескольких человек, в том числе следопыта и знатока не только здешних, но и дальних таёжных просторов, Хутабая. Не спуская взора со спокойно текущей воды, Терентий старался вспомнить события давно прошедших лет, лет своего беззаботного, счастливого детства. Воображение восстанавливало картинки из жизни, в поместье на Волге. Вот он играет с щенятами их дворовой собаки. Щенята толстенькие с короткими хвостиками. От них пахнет, каким-то своим щенячьим ароматом и он нравится Терентию. Щенята урчат, повизгивают, тёплыми, мягкими язычками лижут его щёки, они кувыркаются на траве и Терентию хорошо, он радуется своим четвероногим, пузатым друзьям. В памяти возник образ бабушки, она с няней печёт пироги со стерлядью и пирожки со свежей вишней. Терентий даже вспомнил запахи этих яств. Где-то не далеко, громко раздался звук треснувшего старого пересохшего ствола. Следом за треском, звонко прозвучала дробь дятла. И вновь воцарилась тишина, нарушало которую только спокойное журчание воды. Да еле слышное перешептывание ветерка в верхушках деревьев. Более, полвека прошло с тех пор, как расстался он с братом и сёстрами. Их тогда отправили в Санкт-Петербург к брату отца, который взялся обеспечить светское обучение детей. Шёл тогда Терентию седьмой год от роду. О событиях в имении в те далёкие годы, знал только по рассказам отца и других людей. Со стороны Терентий был похож на спящего. Возможно, он действительно задремал под лучами не жаркого солнца. Из-за молодого ельника вышел медведь, он остановился, понюхал, поводя головой, медленно и бесшумно направился к валуну. Оперевшись передними лапами о камень обнюхал охотника, попытался дотянуться до него, но ни чего не получилось. Терентий, почувствовав что-то неладное, пошевельнулся, мишка тут же спокойно и осторожно отошёл к ельнику. Там на бугорке прилёг. Вытянул передние лапы и положил на них голову. Медведь был молодой, ещё не пуганный. Однако как только Терентий поднял голову, мишка стремглав скрылся в ельнике. Терентий подумал: «На этот раз повезло тебе, глупый топтыжка».

Воспоминания, как будто картинками, отражались в глади речной воды. Вот тряская телега везёт его по бескрайней степи, солнце нещадно печёт, тучи мошки преследуют обоз. Спасение от неё под холстом, но там душно. Вот горит большой костёр, а над ним огромный котёл, в нём готовят для всех кашу. Повариха мешает её деревянной весёлкой. Все собаки лежат под телегами с высунутыми языками и тяжело дышат. В пути обоз сопровождает разноголосица звуков: скрип колёс, фырканье лошадей, понукание извозчиков. Кто-то играет на гармошке. На привалах, по вечерам бабы, сидя у костра, запевают не громко песню. И кажется Терентию, что и теперь он слышит эти не громкие печальные песни.

 

Одинокий всадник

Ночь опускалась над сибирскими просторами. Железнодорожный эшелон с кавалерийским полком белой армии медленно подъезжал к небольшому полустанку. Пуская пар, паровоз остановился перед закрытым светофором, некоторое время воцарилась тишина. Послышался лязг открывающихся дверей вагонов. Ночь наполнилась разнобоем голосов, люди выскакивали из грузовых вагонов, из которых раздавалось ржание лошадей. Казалось, полустанок начинал жить какой-то неожиданной для него новой жизнью. Солдаты носили в ведрах воду для лошадей, офицеры спешили к штабному вагону. Не прошло и получаса, как раздались залпы выстрелов. Пулеметные очереди слышались с обеих сторон железнодорожного полотна. В темноте было трудно разобрать, откуда и кто стреляет. Кавалеристы выгоняли лошадей из вагонов, и те выпрыгивали на деревянный перрон. Смешались люди, кони, разбегались в беспорядке кто куда. Падали раненые и убитые. Ржали раненые лошади. Лес, окружавший железнодорожное полотно, ограничивал возможность отступления. Поручик Есин перед этим событием примерял новое седло на свою лошадь, затягивая подпругу подумал: «Каково это новое седло, удобно ли мне будет в нем, ну, хорошо хотя бы то, что оно в полном снаряжении» – пристегивая винтовку к седлу и подсумок, внимательно по-хозяйски все осматривал. И с удовлетворением отметил: «Нет, это все в порядке, это все хорошо, во всяком случае, моё порядком износилось». В этот момент поезд остановился, и солдаты раскрыли дверь. Стрельба и поднявшаяся паника, крики, вопли, ржание лошадей, треск пулеметов, все смешалось в единое, страшное разноголосье. Поручик с лошадью выскочил на перрон и, не задумываясь о том, что произошло, вскочил на седло и помчался вдоль эшелона в сторону паровоза. Пригнувшись к седлу, он слышал к пули били по вагонам. Лошадь вынесла его на свободную полосу между лесом и железной дорогой, по которой он удалялся от страшного события. Сколько прошло времени с тех пор, как он покинул эшелон, он не знал. Полная луна и чистое небо создавали хорошую освещенность местности. Вскоре лес кончился. Начались пролески и небольшие поляны. Он замедлил бег коня, давая ему передохнуть, но в это время услышал сзади себя выстрелы и свист пуль. Пришпорив коня, помчался в сторону пролеска, где оказалось нетореная телегами дорога. По выстрелам и улюлюканьям, он понял, что погоня за ним продолжается. Постепенно между ним и догонявшими, расстояние увеличивалось и когда он доскакал до разрушенного моста, через небольшую речку, не более трех-четырех саженей, убедился что за ним больше никто не гонится. Осмотревшись увидел, что по ту сторону реки гладкая степь. Напоив коня, он переправился на противоположный берег. Пустил коня пастись и сам решил отдохнуть. С рассветом обратил внимание, что конь поднял голову и прядет ушами в сторону, откуда он прискакал. Вскочив в седло, всмотрелся вдаль и увидел, что по дороге движется обоз и всадники. Пришпорив коня, помчался в степь. По дороге короткие передышки необходимо было давать лошади.

Уже к концу дня он обнаружил, что в его сторону скачет небольшой отряд. Есин вскочил в седло и помчался в степь, удирая от преследования. Если бы он знал, что те, кто преследовал его, был небольшим отрядом анархистов, которые не могли причинить ему зла. Преследование вскоре прекратилось.

День подходил к концу, наступала ночь, когда он остановился, дав лошади пастись. Теперь его мысли занимали о воде, необходимо было напоить лошадь. Он подумал лошади необходимо воды, который нет, зато у нее есть пища. А у меня нет пищи, зато две фляги воды, кроме сухарей, которые случайно оказались в сумке. Темная ночь опустилась на степь, и поручик решил, что он без остановки всю ночь будет удаляться как можно дальше от места событий. Начинало светать, когда его разбудило ржание лошади. Сон сморил всадника в седле. Теперь же он не сразу понял что происходит, но когда сообразил, увидел, что их окружают три шакала. Лошадь топчется на месте и ржет. Выхватив наган, стал стрелять в них. Но пули не достигли цели, зато звук выстрелов распугал шакалов. Пришпорив лошадь, он снова двинулся в путь. Поручик не представляя куда он движется. По восходу солнца определил, что едет на восток. Про себя решил, да действительно это единственное в моем положении, на восток и только на восток, там очевидно мое спасение. Время перевалило за полдень, когда он впереди увидел какой-то предмет, вскоре понял, что это юрта. Чему естественно обрадовался, но когда приблизился, обнаружилось что это только практически скелет от юрты. И все же внутри нее сохранился очаг, чан с отколотым боком. Около юрты находился большой штабель шевяков. Теперь не хватало только воды и того что сварить в ней. Поручик стал осматривать окрестность и вскоре обратил внимание редко пролетавшие вороны вдалеке садились на землю. Через некоторое время они взлетали. Он подумал: «Не к воде ли они летают». И направился в ту сторону своего коня. Он не ошибся, здесь действительно протекал ручей. С обеих сторон поросший зеленой густой травой и только в одном месте было натоптан подход к воде. Стало ясно, что сюда на водопой приходят не только птицы, но и звери. Наполнив фляжки водой, подвел лошадь к ручью. Вернувшись в юрту, налил из фляг воду в чан. Поручик решил, что нужно попытать счастье на охоте. К водопою обязательно должны прийти какие-нибудь звери. От греха подальше он завел лошадь внутрь юрты, взял винтовку и направился к водопою. Степь жила своей жизнью, в разных местах раздавался свист сусликов и тарбаганов, которые вылезали из своих нор, вставая столбиком, замечая человека, свистели и тут же ныряли обратно в свои норы. Недалеко от водопоя поручик обнаружил сравнительно высокую горку, нарытую тарбаганом. Он лег за этой горкой и устроился поудобнее в ожидании добычи. День подходил к концу, вечерело. Земля, нагретая за день солнцем, отдавала свое тепло. Есин вспоминал пережитые события, пытался представить, что стало с его товарищами-однополчанами, постепенно сгустившиеся сумерки и тепло земли сморили поручика, веки сами собой закрылись и он заснул глубоким, безмятежным сном. Начинало светать, когда поручик проснулся. В первый момент он не мог сообразить где он, он оглядевшись вспомнил все. Улыбнувшись, подумал: «Ну, охотник из тебя конечно настоящий, всех зверей проспал. А может, их и не было». Взяв винтовку в руки, прицелился в предполагаемую жертву, понял, что лучшей позиции уже нет, стал ждать. Рассвет наступал быстро. Вот, вот должно было взойти солнышко. Наконец Есин, увидел, что к водопою подходит несколько не то баранов, не то коз. Он подумал: «Домашних здесь быть не может, значит, это дикие животные». Когда это небольшое стадо подошло к водопою и, толкая друг друга стали пить воду, Есин выбрал среднего по росту животного, прицелился и выстрелил. Жертва пала, остальные бросились убегать. Когда поручик подошел к своей жертве, увидел, пуля попала прямо в лоб. Склонившись, думал кто же это такой, баран или коза вообще, какая разница, главное у меня теперь есть мясо. Взяв животное за заднюю ногу, он потащил его волоком к юрте. Когда подошел к юрте, с удивлением увидел у входа в нее огромного черного лохматого пса, пес медленно встал и приветливо замахал хвостом. Есин понял, что пес не представляет угрозы. Он спросил пса:

– Ты кто хозяин или случайный прохожий, как ты тут оказался? А, горемыка, очевидно, ты тоже голоден, ну что ж сейчас разделаем этого барана и насытимся.

Поручик вошел в юрту, вынул нож и ножен, которые пристегнуты к седлу, присел около барана и стал думать: «Что же мне с ним делать, мне не приходилось шкуру снимать». Стал вспоминать, как в далекие годы на охоте егеря разделывали добытые трофеи. Эти воспоминания помогли ему разделать барана. Вынув потроха, он отдал их собаке. Та обнюхала их, посмотрела на поручика и не спеша стала поедать. Поручик нарезал тонкими полосками мясо, нашел обрывки веревочек, связал их, и натянул веревку между юртой и столбом, который очевидно служил для привязи лошадей. Тонко нарезанные кусочки мяса развесил на этой веревке, чтобы они на солнце провялились, наполнил чан мясом, разжег под ним огонь и с сожалением вспомнил, что соли нет, да без соли какая пища. Подумал: «Странно я ведь не проверил все подсумки на седле. Капитан, у которого я выиграл это седло накануне, человек был предусмотрительный и запасливый». Проверяя содержимое подсумка, он обнаружил в них мешочек с сухарями, а также небольшой мешочек с солью, там были даже миски, ложки, вилки, в общем, у поручика получилась неплохой обед. Он решил половину мяса сварить, половину завялить, рассчитывая, что жаркого дня ему будет достаточно. «Этот день и ночь я отдохну, рано утром снова в путь на Восток». Ночь прошла без приключений. Встав еще до восхода солнца, он разделся, сбегал к ручью, умылся, вернувшись, позавтракал, не спеша собрался в дорогу. Сводил лошадь к водопою и, вскочив в седло, тронулся в путь. Собака поплелась за ним, но, не пройдя и версты, вернулась обратно. Есин думал, как поступить, ехать вдоль ручья или прямо на восток. Решил ехать вдоль ручья. Пустив коня иноходью, поскакал навстречу солнцу. День, как и предыдущий, выдался жаркий и путь оказался нелегким. Где-то к полудню Есин сделал небольшой привал, лошадь пощипала сочную траву, росшую вдоль ручья. Получасовой отдых и опять в дорогу. Сколь ему придется провести в седле, и куда его выведет выбранный им путь, он не представлял. Уже под вечер, когда диск солнца коснулся горизонта, Есин выехал на накатанную колесами телег и лошадьми дорогу. Дорога пересекала ручей и уходила вдаль под углом от него. Теперь у него другого выбора не было, как продолжать свой путь по этой дороге. Вскоре по обе стороны дороги стали возвышаться не большие холмы. Склоны холмов покрывали кустарники. Дальше путь всадника продолжился по ложбине. Неожиданно внимание поручика привлекли беспорядочные следы копыт лошадей и колес телег. Поручик понял, что здесь было какое-то событие, в котором участвовало больше десятка лошадей. На дороге и около, валялись какие-то обрывки. Спешившись, он стал осматривать это место и убедился, что действительно здесь проходила какая-то серьезная схватка, в одном месте обнаружил лужу крови. Следы телег свернули с дороги и направились в сторону сопок. Неожиданно лошадь заржала. Поручик обратил внимание, куда направлена голова лошади, она смотрела в густые невысокие кусты по левую сторону дороги. Оставив лошадь, поручик стал пробираться через кусты, внимательно оглядывая их. Не прошел и десяти шагов, как увидел, как ему показалось, безжизненное тело. Это была женщина. Он склонился над ней и услышал тихий голос почти шепот пить, пить, воды. Не теряя времени, он поднял находку на руки, и вынес из кустов к дороге, положил на траву. Теперь он увидел, это была девушка, одетая в легкое платье. Достав флягу, он напоил ее, расстелил попону, переложил ее. Все действия его были машинальные, он еще не осознал, что случилось. Теперь, когда как-то устроил пострадавшую, он осмыслил обстановку. И понял, что на этом месте случилась какая-то трагедия. Темнота неотвратимо опускалась на землю. Есин, насобирал, сухих веток, разжег небольшой костер, наполнил солдатский котелок водой, поставил на огонь варить нарезанное кусочками мясо. Когда мясо было готово, он подошел к девушке, та попросила еще воды. Есин, подал ей флягу и предложил свое варево. Так незаметно пробежало время, и луна уже стояла в зените. Есин, сморенный усталостью уснул на попоне рядом с девушкой. Утро уже было в разгаре, когда поручик проснулся. Поднявшись, он обнаружил, что девушка сидит и завтракает вчерашним варевом. Она прошептала:

– Извините, я так голодна. Не знаю точно, сколько я здесь уже, но кажется, трое суток.

Он спросил ее:

– Что случилось, на вас кто-то напал?

Она рассказала:

– Да, мы с семьей и прислугой на трех подводах направлялись в Китай. Бежали от красных. Но здесь на нас напали бандиты и всех увели, а я осталась, так как шла за кибиткой в тени от солнца. И когда они напали, я даже не сообразила, что случилось, бросилась в кусты и спряталась в них. Некоторое время спустя, поднявшись и выглянув из кустов, я видела, как весь обоз и всадники уходили туда в гору.

– Что же вы не ушли по дороге, а все эти дни находились в кустах?

– Я хотела идти, но потом подумала, что если я пойду по дороге, но в случае нападения не успею спрятаться. А коли по этой дороге ехали мы, значит, скоро опять кто-нибудь может поехать, и тогда я с ними смогу уехать.

– Да, в общем-то, логика правильная. Ну что ж, насколько я понимаю, нам теперь с вами вдвоем придется выбираться, мой путь лежит туда же.

Наскоро перекусив, Есин уложил поклажу, постелил сзади своего седла попону, подсадил девушку и сел сам в седло. Он сказал:

– Держитесь, так как вам будет удобнее.

Она обхватила его обеими руками, и они двинулись в путь. Только теперь до Есина дошло, что они до сих пор не познакомились. Обратился к девушке:

– Мы с вами не познакомились. Я поручик Есин Алексей.

– Меня зовут Антонина, мой отец Терехин, он был владельцем кожевенного завода в Чите. Думаю, по известным Вам событиям, нам пришлось покинуть свое жилье и бежать от расправы. Так я оказалась здесь. Не знаю, как теперь дальше буду жить, ведь у меня больше никого нет, особенно в этих местах.

Она расплакалась навзрыд. Есин не стал ее успокаивать. Про себя он подумал: «Вот два существа, выброшенные судьбой из прошлой жизни и в этой никому не нужны, которым неизвестна собственная судьба в дальнейшем. Но нужно жить и я буду бороться за свою жизнь. Теперь, очевидно, придется бороться и за жизнь своей спутницы».

После небольшого привала днем двинулись дальше. Под вечер, облюбовав местечко в ложбинке двух пригорков, насобирали сучков, разожгли костер, приготовили ужин. Есин из полога соорудил палатку. Расседлав лошадь, стреножил ее, пустил пастись. Нарвав сухой травы, и расстелив под пологом попону, устроил место для ночлега. Долгий и утомительный путь сделал свое дело, и молодые люди быстро уснули. Через какое-то время поручик проснулся, и понял, что его спутница тоже не спит. Переживания прошедших дней до предела напрягли нервы обоих молодых людей. Девушка сидела и тихо плакала, вздрагивая всем телом. Поручик сидел не подвижно, не зная, как поступить, что сказать, робко обнял ее за талию и прижал к себе. Тоня прильнула к нему всем телом, уткнувшись личиком ему в шею, которая от слез стала мокрой. Поручик стал гладить по головке и успокаивать её. Нервному напряжению молодых людей необходим был выход. Их душам, переполненным переживаниями, требовалась разрядка. Неожиданно для себя Тоня обеими руками взяла голову поручика и стала страстно целовать его губы, глаза. Сердце в её груди билось, как дикая птичка в клетке. Голова кружилась, и дышать стало трудно.

В первое мгновение поручик растерялся, но тут же, стал отвечать ей взаимностью. Как говорится, «не помня себя», они быстро разделись.

Алексея как будто окатило холодным душем, он почувствовал, что не в состоянии удовлетворить желание Тони. Тоня не поняла, что происходит. Интуитивно она взяла его руку и положила её на свою грудь. Алексей почувствовал своей ладошкой нежную, небольшую грудь и набухший сосок. Его дыхание стало прерывистым, а всё тело обдало жаром, он провёл рукой по нежному девичьему животику и коснулся, мягких, как пушок волосиков. И в этот момент его мужская сила проявилась в полной мере. Тоня тот час почувствовала перемены у Алексея. Впуская его в себя, она тихонько ойкнула, и они слились в обоюдном экстазе. Их страсть была настоль необычной, насколько горе их пережитое угнетало и давило их сознание. Их страсть продолжалась почти до полного изнеможения обоих. В конце концов, обнявшись они уснули. Новый день был уже в разгаре, когда Алексей проснулся и увидел, что Тоня сидя одевается. Она делала это осторожно, боясь разбудить Алексея.

– С добрый утром! Тонечка, как ты спала? То, что с нами сегодня произошло ночью, все случилось так неожиданно, я не знаю как к этому относится, что ты чувствуешь.

– Алешенька, дорогой, все хорошо, я счастлива, я чувствую, что полюбила тебя за это короткое время. Ведь теперь у меня ближе тебя никого нет.

Алексей поднялся на локоть, обнял Антонину и прошептал:

– Любимая, я чувствую тоже самое, теперь мы не расстанемся с тобой никогда. Я понял, что ты мне послана богом. И теперь нам не страшны никакие невзгоды. Давай любимая собираться.

Молодые люди оделись и стали собирать все свои пожитки. Наскоро позавтракали, оседлали лошадь и поехали, снова по дороге. Несмотря на то, что солнце стояло уже высоко, день не был таким жарким, на небе появились облака. Ложбина, по которой проходила дорога, загибала вправо, уходила за сопку. Алексей почувствовал, что лошадь ведет себя беспокойно. Он стал всматриваться по сторонам, остановив лошадь, развернул ее в обратном направлении. Увидел, что по дороге в их сторону движутся подводы. Беспокойство овладело обоих всадников. Алексей подумал: «По этой дороге оттуда с запада наверняка могут двигаться только такие же беженцы как мы». Предложил Тоне:

– Как думаешь, подождать нам их или спрятаться?

– Милый, если это хорошие люди, нам будет в компании гораздо спокойнее и веселее продолжать путь.

Алексей пришпорил лошадь, и они поскакали навстречу обозу. Действительно, это оказались люди, бежавшие от красного террора. Обоз остановился, состоялось знакомство. Четыре подводы, тарантас и полтора десятка вооруженных всадников, сопровождавших этот обоз. На подводах сидели женщины, дети. Навстречу Алексею подъехал уже немолодой человек, поздоровался и представился:

– Киреев Петр Иванович, как я понял молодые люди, тоже держите путь на Восток?

– Да этот так, – ответил Алексей. – Только вот в отличие от вас, получилось так, что мы остались в одиночестве, и практически случайно встретились в этом месте.

Киреев обратившись к своим людям, предложил:

– Давай устроим небольшой привал, минут на пятнадцать-двадцать.

Всадники соскочили с лошадей, женщины и дети покинули телеги и все расположились на небольшой полянке. Молодые люди поведали свои истории, а Киреев сказал:

– Я полагаю, что никто из наших не будет против, если вы присоединитесь к нашей компании. Так и вам будет безопаснее, да и у нас появляется еще один ствол на всякий случай.

Вскоре все заняли свои места на телегах и лошадях, и обоз двинулся дальше. Огибая сопку, Антонина громко сказала, показывая рукой в сторону сопки:

– Смотрите, смотрите, там кто-то скачет.

Продолжая двигаться, все стали рассматривать что это. Было понятно, что это скачут всадники. Когда сталось между ними и обозом не более четверти версты, Тоня закричала:

– Это они, это они, те бандиты, которые ограбили и увели моих родных!

Петр Иванович громко скомандовал:

– Всем спрятаться за телеги, в ружье!

Обоз остановился, люди быстро соскочили с телег и залегли за ними на землю. Всадники с винтовками приготовились к отражению набега. Петр Иванович скомандовал:

– Стрелять по моей команде, цельтесь в гущу.

Слышны были крики, улюлюканье. Наконец, послышались выстрелы. Петр Иванович скомандовал: «Огонь!» Раздался дружный залп из восемнадцати стволов. Среди стрелявших были и три женщины. Среди нападавших несколько лошадей с всадниками упали, а остальные замешкались, раздался второй залп. Снова несколько лошадей упало с всадниками. Петр Иванович скомандовал:

– По лошадям, в погоню!

Трое из нападавших пытались ускакать, но пули преследовавших настигли их. Нападавших оказалось двенадцать всадников. Среди них были совсем молодые. Один из бандитов не был ранен, но упавшая лошадь придавила ему ногу, и он не мог освободиться от нее. Подъехавшие спешились, освободили молодого разбойника. С обозом ехал проводник, бурят по имени Доржи. Он долгое время жил в Монголии и знал монгольский язык. Петр Иванович подозвал его и попросил:

– Пусть расскажет, где находятся пленники, которых пять дней тому назад здесь ограбили.

После недолгих переговоров, Доржи сказал Петру Ивановичу:

– Этот недоносок говорит, что всех пленных повезли в Китай, на продажу в рабство. Куда именно не знает.

Подобрав раненных и уцелевшего бандита, все направились к обозу. Раненным оказали медицинскую помощь. Их было трое. Отправились дальше. Путь лежал беженцев в Китай. Все добрались до границы Китая без дальнейших приключений. Дальше судьбы их складывались по-разному. Алексей и Тоня прожили долгую жизнь, которая была всякой. Были радости, горькие времена, но это уже другая история.

 

Мельница

Давно те времена канули влету. Ныне и следов то, однако, не найти. Древний старик, абориген здешних мест, от роду, по его словам, сто одиннадцатый десяток лет он разменял. Но как бы то ни было, его память сохранила события далёких лет полных чудес, трагедий и небылиц. До водяной мельницы, что была построена с незапамятных времён, в прилеске подступающем, вплотную к тайге, было вёрсты три, четыре не более, от большой по тем времена деревни Онохой. Которая стояла на не большом отдалении, от, крутого берега быстрой и временами полноводной реки под названием Уда. В народе мельницу называли Казимировой. Об этой мельнице ходили, среди селян разные страшные небылицы, и легенды, связанные, как с самой мельницей, так и заводью образованной платиной. В какие годы это было ни кто уж и не помнит. Только в те далёкие годы, когда и деды, то ещё не родились, появился в здешних местах обоз из двух подвод с тремя мужиками, вроде как беглыми разбойниками. В деревне селиться не стали, а подались ближе к тайге, облюбовали полянку на взгорке, в том месте протекал большой горный ручей, тут поляна то рассекалась большим оврагом. Взялись они этот овраг, на его исходе, плотиной перегораживать. Всё лето трудились рук не покладая, а пришла зима рубили отборные лиственницы и брёвна возили для постройки мельницы, амбаров да домов для житья. В этот же год построили добротную мельницу. Мужики оказались мастеровыми на все руки, сами изготовили и установили две пары больших жерновов, которые крутило большое водяное колесо. Шум плиц было слышно за версту, а то и более. Жернова разной зернистости мололи зерно на муку разных сортов. Не прошло и двух лет, как потянулись к мельнице из разных деревень подводы с зерном. Мололи из расчёта мешок зерна за два мешка муки, такой расчёт всех устраивал. Мельник со своими сотоварищами быстро, богатели, и молва о них разнеслась, по всей Бурятии. Которые помоложе, быстро обзавелись женами, да ребятнёй. Жили своими семьями, каждый своим двором, добротно, зажиточно. Только Казимир в бобылях ходил. Свою жену схоронил, когда жил еще в Питербурге. Там остались его сын с дочерью, жили они с его сестрой и его старушкой матерью. Сам то, мужик он был видный, в плечах сажень, росту высокого ручищи, что лопаты, в работе равных себе не знал. В руках у него всё кипело, за какое дело не возьмётся, всё получается, ладно. Грамоте и математике был хорошо обучен. Сподвижники его настрогали детворы, так он их обучал всему, что сам знал. Трудился каждый пацан, с малолетства. Росла молодёжь, крепкой и здоровой.

Про хозяина мельницы ходили слухи, будто водится он с лешим, который, живёт у него дома, по тому де к себе ни кого не допускает. А ещё якшается он с русалкой, которую, якобы видели в полнолуние на плотине, куда она приплывала на свидание к Казимиру. Заводь перед плотиной образовалась большая и глубокая, более пяти сажен, вглубь, по берегам заросла рогозом. К воде ни кто и не ходил, а если надо было, то спускались ниже плотины, и то пользовали её с опаской. Про русалку толки ходили не на пустом месте. Как то в летнюю пору ночью при полной луне молодой мужик с девчиной сидели на мостке что устроен через плотину обнимались да миловались как глядь из-за плакучей ивы плывёт кто-то, голова от луны серебрится волосы по воде длиннющие и ни единым звуком себя не выдаёт, охнула девица вскочила и опрометью с плотины, за ней не отстал и ухажер. Прибежали к своим, глаза большие, запыхались руками показывают на заводь и испуганно бормочут: «Она там, там русалка плавает, хотела нас к себе, и давай усердно креститься». Нашёлся мужичёк любитель пошутить: «Ента, люди добрыя от любовного запала у их в глазах то, дорожка, от луны то, за русалку примерещилась». Как бы то ни было, но опаска у людей с тех пор не проходила. А уж когда пацаны, которые возвращались из тайги, куда ходили за серой, собирали с коры лиственниц старую отвердевшую смолу и жевали её Прибежали в деревню и рассказали, как любопытство их, чуть жизни им не стоило, то уж тут, то и вовсе по деревням пошли слухи да догадки о чём-то не чистом на мельнице. А пацаны, это два брата, из Онохоя сыновья Двоеглазова Валентина Егоровича, из тайги вышли к мельнице, день уже к вечеру склонялся, который постарше Витяй, младшенькому Вовке, говорит:

– Давай ка к Казимирычу зайдём, спросим про русалку, может врут всё.

Вовка согласился:

– Только сначала в оконце заглянем, а ужо тодысь подём к ему.

Так ребятишки и сделали, осторожно чтоб не шуметь, подобрались к окну и заглянули, а в хате супротив окна стоит девица с распущенными до колен волосами, как лён белёсыми, совсем нагая и руки сжала у груди, Козимирыч перед ней на коленях, и с ружьём в руках. Вовка прошептал: «Русалка». Витяй ойкнул, схватил брата за рукав и бросился бежать, Вовка споткнулся, упал, соскочил и гонимый страхом побежал за старшим, услышав шум, собаки принялись лаять и кинулись вдогонку за беглецами. Каземирыч выскочил на улицу, увидел удирающих пацанов, выстрелил в воздух, чем ещё больше нагнал страха на ребят, позвал собак. Он постоял некоторое время на крыльце, думая, видели ребята сцену в хате, али нет? Ели видели, домыслов прибавится ещё больше, что же мне делать с Еленушкой-то со своей горемычной зазнобушкой. Полюбили они друг друга, он в опале у царских чиновников, она дочь знатного вельможи, о женитьбе и речи быть не могло. Любовь двух пылких сердец обрекла их на мучения и страдания. Обвенчать их ни кто не соглашался, им приходилось прятаться от преследований. Теперь же уехав в такую даль от Санктпитербурга, им и здесь не было покоя. Раскрыться, значит рано или поздно узнают родители её и не миновать разлуки, ему в бега придётся податься, а её увезут в родительский дом. Так и мыкались, скрывалась Елена от людей. Время же не стоит на месте, годы брали своё, Не дожив до тридцати годов горемычную свалила лихорадка. Как померла, схоронил Казимирыч свою Еленушку на деревенском погосте, привезли из города попа, отпел он усопшую, как положено. Казимирыч шибко печалился по своей возлюбленной, так промаялся несколько годков и помер спокойно во сне. На второй день нашли его, и упокоили рядом, с его ненаглядной. Подъезжая к мельнице, мужики, крестились и имели иконки при себе, на случай не чистой силы, которая колесо мельницы, и жернова крутит. Страшились, но ехали, без хлеба, то ни куда, а мука у Казимирыча была отменного сорта, опять же леший то помогат. Так уже второе поколение на выданье пошло. К тому времени, посаженные Казимирычем, саженцы, сосны, у воды ивы да берёзы, во дворах и около мельницы, рябины с черёмухой, выросли во весь могучий рост и образовали большой прилесок, укрывший под своей кроной все постройки. Пришло лихое время, старики то уж на покое, по печам лежали, как нагрянули, жандармы с солдатами, кого в арест взяли, кого в рекруты увели, девок в город направили по госпиталям, малолеток, по деревням разобрали. Ни кого не оставили ни старых, ни малых Когда арестованных, погрузили на подводы, с собой им разрешили взять харчей, да кой какой одежды. На удивление среди них не было ни паники, ни истерик, вели себя достойно, стараясь держаться друг друга посемейно. Полицейский чин, на гнедой армейской лошади, распорядился, детей малых не брать, а мельницу и дома сжечь. Пока шли аресты, да погрузка на подводы, крестьяне из близ лежащих деревень, своими подводами заполонили всё свободное, у мельницы пространство. Матери без звучно лили слёзы, прощаясь со своими детьми, отцы обращались к крестьянам, братцы не оставьте сиротами детишек наших, нет на них грехов то, да и наши души без грешны. Да и то верно арестованное поколение жило достойно в трудах и в согласии с законами божьими. Услышав такое распоряжение, крестьяне, заволновались и двинулись просьбой к офицеру, окружили его выкрикивая на перебой, что, мол никак нельзя их лишать мельницы Подъехал армейский офицер, приблизившись в плотную, к полицейскому, сказал:

– Это вы зря, такого распоряжения не было, генерал-губернатор, будет очень не доволен подумайте, чем это может обернуться для вас.

– Да кто же ему о сём доложит-то?

– Я, милостивый государь, и доложу, непременно в тот ж день, по приезде в город. Ну, коли так, так ведь и взаправду не было такого повеления, разве, что Горецкий, ну да пущай сам и решает свои претензии.

К полудню обоз тронулся в дорогу, бабы и девки, на подводах, мужики и парни, скованные цепями за ними. Обоз сопровождали полицейские. Армейский офицер с солдатами остались до утра, им предстояло всю живность реквизировать в пользу армии, прихватили кое-что, и из хозяйского скарба. Деревенские разобрали плачущую детвору и разъехались по домам, хозяйки их приняли сирот с сочувствием и с болью в сердцах слушали рассказы своих мужей и сыновей, несколько крестьянских семей пополнилось нежданными ртами. Пахом Лукашин привёз домой девочку лет шести, волосы рыжие, светлые, как языки пламени, личико в конопушках, как в светлячках, в больших голубых глазах, блестят слёзы. Жена его Дарья, узнав, что Пахом привёл в дом сироту, запричитала:

– Похомушка, что ж ты, окоянный делаш то, своих ртов семеро, ещё восьмым хожу, куда же нам то прокормить всех разве ж можно?

В это время в избе находился, зашедший по делам Двоеглазов Валентин Егорович, ты вот чо шибко то, не голоси, обратился он к Дарье, это рыжее счастье к нашему двору в самый раз, так что, не печальтесь.

– Как тебя звать то, солнышко? – присев перед девочкой спросил Двоеглазов. Подняв головку ответила:

– Так и зовут, Солнышко, бабаня завсегда так звала.

– Ну и ладно так уж мы будем тебя называть. Хочу тебя в дочки взять, это как играть чёли?

Глядя заплаканными глазами на Двоеглазова, спросила:

– Оксанка Беляева, у Иннокентия и матери Тамары, она была одна. Детей у них больше не было по причине их молодости. Нет, не играть, а заправду, по-настоящему будет у тебя два братика, старший Витя, семи лет, младьшенький Вова шести лет, а тебе сколь годков-то? – девочка растопырела пальчики сказала, во сколь.

Так в семье Двоеглазовых появилось это прелесное создание. По деревням долго ещё ходили перетолки, бабы, лузгая семечки, сидя на заваленках, судачили, мол де это всё сговор русалки с лешим, чем то видать не угодили отшельники, им, вот и навели на них гнев воеводы то. Мужики между делами на перекурах, толковали обстоятельно, мол, грехи видать за ними водились, это ж понятно, токо разве это за стариками, так ить спрос то с их и надоть востребовать то, а молодь то не причём, особо девки то, им ба замуж да дитёв рожать, уж больно хороши были. Вот судьба-злодейка жили, не тужили, и нате вам в раз всё прахом. Этот-то год запаслись мукой, дальше то как, мельница без глазу осталась, в упадок пойдёт, а без неё, ни как нельзя. Вспоминали времена, когда в здешних местах не было мельницы, молоть ездили обозами в город на мельницу к Горецкому, очереди простаивали неделями, а в уплату мельник брал с половины, да и молол то лишь бы быстрее. Кое-кто высказывал соображения, не из за городского ли мельника, эта напасть-то. Поселение у мельницы всю зиму пустовало. Дворы, постройки замело снегом, зима выдалась сильно снежная с частыми вьюгами и метелями. К мельнице ни кто не ездил, однако в деревне знали, что и как там, что ни кто не балует. Странное это явление, ни кто не ездит, ни кто не видит, а все, всё знают, и помалкивают. Так с тех пор, и пустует это проклятое место. Однажды, уж перед самой посевной, по деревне разнёсся слух, мол, кто то, ранним утром верхом проехал к мельнице, человек не знакомый, не местный. Тут же снарядили трёх верховых, один с ружьем, двое с топорами. Вернулись за полдень, всё спокойно, он, видать, в сторону свернул. Так на этом разговоры про это и закончились, хотя и знали, что было на самом деле. А было, то, что спасли мужики мельницу. Не доезжая до мельницы все троя, спешились, привязали коней к деревьям, и осторожно направились к мельнице, на подходе к ней увидели, как какой-то человек, поджигает хворост у стены мельницы, огонь уже занялся, когда этот человек понёс хворост вовнутрь мельницы. Хозяин ружья, быстро вскинул берданку, с которой ходил на медведя, крикнули: «Эй!» И выстрелил, нёсший хворост, оглянулся и тут же упал замертво. Мужики, затушили огонь, молча, отнесли тело подальше от этого места и похоронили поджигателя. Так же молча, приехали в деревню и разошлись по домам.

Ещё много лет служила эта мельница людям, но это другая история.

 

В стогу

Забайкальские зимы суровы. Много снега и частые метели создают путникам различные неприятности, а зачастую и смертельные. И эта зима не была исключением, Верхнеудинск все деревни и улусы завалило снегом, иные дома и юрты снег покрыл с крышей. Нередко люди без посторонней помощи не могли выйти из своих жилищ. В городе улицы заметены глубоким снегом, по центру их наезжены лошадьми и санями накатанные дороги, а вдоль домов протоптаны узкие проходы. Люди при встречи с трудом уступают друг другу дорогу. Дворники убирают снег около немногих присутственных учреждений.

Начало ноября выдалось относительно спокойным, снегопада не было уже недели две. Наезженные санные дороги почти не заметались небольшими полудёнными вьюгами.

С рассветом из Верхнеудинска выехали на розвальнях три путника, кучер приехавший в город из степного улуса, уже не молодой бурят, девушка лет шестнадцати ехала, в гости к бабушке в деревню и юноша небритый, с мягкой ещё бородкой и усиками, отправился на зимнюю охоту к своему другу. Крепкая лошадка, бодро перебирая ногами, увозила их в обширные просторы Прибайкальских степей. Давно скрылся из вида город. Впереди лежал путь длинною в целый день с остановкой, чтобы покормить лошадь. Край тайги и дорога вдали растворялись в снежном мареве. Ехали, молча, каждый пустился в этот путь по своим делам. Когда лошадь сбавила ход, кучер обернулся к закутанным в большой, дорожный овчинный, тулуп путникам и проговорил:

– Оно вот чё, однако, скоро будет большой снег, плохо, однако будет, лошадь-то может встать. Тогда большой беда может быть. И действительно минут через тридцать они въехали в снежную стену, видимость резко ухудшилась. Лошадка с трудом тащила розвальни по свежему снегу, и чем дальше они углублялись в снежную, мглу тем труднее пробивалась лошадь по рыхлому снегу, сани проваливались, вконец выбившаяся из сил лошадь встала:

– Теперь всё. Дальше не пойдёт надо дать сена, овса здесь будет стоять, вы сидите. Я пойду искать, недалеко живёт коновод Хардын. Приходим за вами, здесь сидите. Распорядился Долнат.

Дав корм лошади, он забрал котомку из сыромятной кожи и скоро скрылся в снежной завесе.

Закутанным, в тулуп, укрытым снегом, путникам было тепло и беспечно. Девушка спросила:

– Тебя, как звать то?

– Вадим, я Белобородов, может, слыхала?

– Не а, не слыхала. А как ты думаеш, когда он придёт?

– Да кто его знает, может и вовсе не появится, может заблудиться.

В тишине и тепле, прижавшись, друг к другу юные создания уснули. Первым, от холода проснулся Вадим, потеребив девушку, спросил:

– Тебе не холодно?

Очнувшись ото сна, она не сразу поняла, где находится и, что происходит, сообразив, в чём дело, ответила:

– Что-то и заправда стало холодно.

Снег перестал укутывать всё вокруг своим покрывалом. На землю теперь опустился тридцати градусный мороз.

Вадим обратился к девушке:

– Ты не сказала, как твоё имя.

– Я то? Света меня звать-то.

– Нужно выбираться на белый свет, а то замёрзнем, теперь только движение спасёт нас, давай вставай.

Но это оказалось не так то, просто сделать, сверху лежал толстый слой снега, когда они выбрались наружу, то увидели нерадостную картину. Стояла спокойная морозная вечерняя пора, луна скупо посылала свой свет сквозь марево неба. Сколько охватывал взор, вокруг простиралась снежная равнина, слева угадывался вдалеке тёмной полосой лес. Лошадь, укрытая покрывалом снега, мирно спала стоя. Мороз принялся за своё коварное дело, жалил щёки и лоб, они от снега были мокрыми, Света достала из своей котомки головной платок, которым оба протёрли досуха лица. Ощущение мороза стало терпимее.

Вадим рассупонил хомут и снял дугу. Освободив через сидельник, оглобли упали в снег. Так лошади будет легче, решил он.

– Значит так, Света, вещей берём, как можно меньше. Тулуп придётся взять. По моим подсчётам, учитывая время в пути, где-то недалеко находится, небольшая деревня Улунтук. Это куда мне и нужно, я там, у друга осенью оставил ружьё и снаряжение. Сейчас тихая морозная ночь и мы можем услышать звуки деревни, за несколько километров. Так же можно увидеть дым из труб, он столбами поднимается высоко в небо. Так что пошли. И они тронулись в неизвестность.

– Мне страшно, мы наверно замёрзнем – дрожащим голосом произнесла Света.

Мороз действительно крепчал, забирался под одежду. Несмотря на овчинные рукавицы, руки коченели, начинали мёрзнуть и ноги. Идти было очень трудно, глубокий снег норовил попасть в валенки. Спасало то, что он был свежим и легко рассекался валенками при ходьбе. Вскоре стало идти легче, они вышли на санную дорогу. Твёрдая наезженная колея давала возможность идти более уверено и быстрее. Через короткое время ходьбы путники согрелись и теперь, их настроение улучшилось. Появилась уверенность.

Вадим волоком тащил тулуп, в результате дополнительная нагрузка вынуждала его организм вырабатывать больше тепла. И когда Света пожаловалась, что не может согреть руки, они остановились.

Вадим оглянулся и увидел лошадь, она шла следом за ними. Лошадь прошла мимо них и остановилась.

Вывернув рукавички Светланы мехом наружу, Вадим засунул их себе за пазуху, а руки они засунули друг другу в рукава и когда руки Светы согрелись, Вадим достал её рукавички вывернул их снова мехом внутрь, одел ей на руки.

Как только они тронулись, лошадь пошла впереди. Как бы прокладывая дорогу.

Теперь они шли не так быстро. Берегли силы.

Вадим достал из заплечного мешка несколько, магазинных, сухарей дал, Свете и они стали, не спеша, их грызть. Подкрепившись, идти стало веселее. Но сил становилось всё меньше. Света остановилась, чтоб перевести дух.

В стороне увидела силуэт похожий на дом, она закричала:

– Вадим! Дом, вон дом!

Вадим остановился, посмотрел, куда показывала рукой Светлана, и сразу понял, это не дом, это огромный стог сена. «Это наше спасение» – подумал он. Свете же сказала:

– Ну вот, а ты боялась, теперь нас пустят на ночлег.

Лошадка, как будто поняла их, свернула в сторону стога.

Проваливаясь по колено в снегу, они направились к стогу, когда Света поняла, что это, она разочарованно произнесла:

– Зачем ты меня обманываешь, теперь обратно вылезать надоть.

Вадим махнул рукой:

– Пойдём, пойдём, увидишь, что я не обманывал.

Преодолев метров триста снежного сопротивления, подошли к огромному стогу сена с его торца.

На бровях, и ресницах, на шапках вокруг лиц, большими хлопьями лежала изморозь, обоим было жарко, мороз не чувствовался. Сложив принесённое у края стога, присели на тулуп.

– Минут пять на отдых, – сказал Вадим.

Вскоре принялись за нелёгкую и изнурительную работу, нужно проделать в сене лаз, а там, в глубине устроить просторное место для ночлега.

Сено в стоге уложено плотно, что бы проделать лаз нужно голыми руками, всовывая пальцы в промёрзшую со снегом массу сена ухватить клок его, побольше и, выдрав, отбросить и снова продолжать это мучительное занятие, пока не будет достигнута цель, укрытие, где можно будет переночевать в тепле. От сена со снегом руки моментально становятся мокрыми, а мороз, не теряя времени, промораживает пальцы до нестерпимой боли, приходится, выдрав два-три клока сена прятать руки себе в шубу под мышки, согревать их.

И так раз за разом всё дальше и уже на расстоянии примерно метра руки перестают так сильно мёрзнуть, но теперь появилась сложность выбираться из лаза назад и вновь становится жарко. Света от боли в руках заплакала, пришлось освободить её от этих пыток. Когда же сено перестало морозить руки Свету, пришлось использовать для вытаскивания сена изнутри, она забиралась в лаз, ухватывала обеими руками сено, и Вадим вытаскивал её за ноги. Так они углубились метра на два. После чего, сняв шубу, Вадим забрался внутрь и, с большим трудом проталкивая клочки сена под себя, затем в, проделанный ими лаз, высвободил достаточное место, в котором с трудом развернулся, теперь, вырывая клочки сена, выталкивал их из лаза, Света убирала в сторону. Вадиму было жарко, как в бане, сено заползало за воротник в рукава рубашки, кололо и раздражало кожу, но теперь стало очевидно: ночлег будет. Свете же стало холодно и её положение осложнялось тем, что, работая в стогу, она вспотела, и бельё на её теле было влажным. А при таком положении, на морозе согреться невозможно.

Стуча зубами от холода, она крикнула Вадиму:

– Ва-ва-дим, я-я за-мёрзла!

Внутри было уже достаточно места для двоих:

– Лезь сюда! – крикнул он ей.

Но она уже пробиралась к нему, когда он нащупал её и обнаружил, что она в шубе, велел снять её.

– Здесь тепло, без шубы ты быстрее согреешься.

С большим трудом она сняла шубу и свернулась калачиком, обняв колени руками. Внутри было совершено темно и ничего не было видно. Вадим ещё долго продолжал расширять пространство на ощупь, он тщательно на всю губинузакрыл входное отверстие. Закончил трудиться когда, можно стало свободно сидеть и вытянуться лёжа вдоль и поперёк. Работал он, молча, только сопел и пыхтел, под конец выбился из сил и стал весь мокрым от пота. – Теперь всё, готово! – сказал он не громко, благоустоимся перекусим и спать.

После недолгого отдыха, стряхнув снег он, затащил внутрь свою шубу, не без труда тулуп, свою и Светину котомки, Расстелил тулуп, достал из котомки фонарик, посветил кругом, Свете посоветовал не сидеть без движения:

– Нужно хорошо согреться самой здесь, достаточно тепло, когда согреются тулуп и шубы станет жарко, это точно, проверено. И действительно, первые морозы не проникли вглубь стога, а земля под ним отдавала ему летнее тепло.

Дав Свете фонарик, достал из котомки хлеб, отварное мясо и туесок с чаем, Света в свою очередь достала сварённые яйца, домашний сыр и соль, все продукты оказались прилично примороженными. Охотничьим ножом, Вадим, скорее разломал, чем разрезал, на куски хлеб, мясо и сыр, яйца промёрзли насквозь, меньше всех остыл чай, с молоком и мёдом он устоял против мороза. Достав спиртовку, Вадим зажёг её, и налив в большую кружку чай поставил его разогреваться. Пока ели Светлана отогрелась, от выпитого чая, обеих стало клонить ко сну. Убрали еду.

– К утру всё согреется, – молвил Вадим.

– А теперь значит так, с морозом шутки плохи, на теле всё должно быть сухим, поэтому раздеться нужно полностью и одежду разложить так чтобы к утру просохла, на себе оставлять нельзя ничего, в темноте, как слепой, так что стеснятся нечего.

Вадим разделся, и смертельно уставший быстро уснул. Светлана, какое-то время сидела в нерешительности, но, вспомнив, как она мёрзла час назад, медленно разделась, по возможности разложила ещё влажное бельё, трусики положила рядом с головой. Укрывшись своей шубой, легла.

На разложенном во всю ширину тулупе, было просторно, и между ними мог поместиться ещё человек. Засыпая, Света, слышала, как Вадим негромко стонал, «наверно страшный сон видит» подумала она засыпая. У основания лаза стояли котомки, на одной из них, Вадим положил фонарик, о чём сказал Светлане.

Спали оба крепко. Когда стало жарко, во сне сбросили с себя шубы.

Вадима, не особенно беспокоило присутствие сена под собой, Другое дело Светлана: она, как принцесса на горошине, часто ворочалась с боку на бок, стараясь избавиться от причиняющих ей неудобства травинок.

Попавший под неё довольно грубый стебелёк разбудил её, пошарив рукой она не нашла его. Взяла фонарик и включила его, посветив на своё ложе, собрала всё, что ей мешало и, убирая их в сторону, нечаянно навела луч на Вадима. Он лежал на спине и ровно дышал. Её взгляд, остановился на каком то, предмете, торчавшем у него ниже живота. Спросонья она сначала не поняла что это, выключив фонарик, хотела положить его на место, вдруг её бросило в жар, от возникшей догадки по поводу торчавшего предмета. Света, легла, не выпуская фонарика из рук, сон пропал, его место заняло тревожное любопытство, некоторое время она боролась с соблазном разглядеть что там, у Вадима, ей не приходилось раньше видеть мужской член. Наконец она решилась, включила фонарик и, приблизившись к тому, что увидела, мельком, стала рассматривать напряжённый член, его строение наполненная энергией головка, возбудили в ней неизвестное ранее волнение и желание потрогать это творение природы. Легонько указательным пальчиком дотронулась до головки и провела им вниз, почувствовала исходящий от него жар, так, по крайней мере, ей показалась. Теперь по её телу пробежала мелкая дрожь, она почувствовала, как её тело наливается изнутри теплом, кровь стучала в висках, её соски набухли и вагина, наполнилась влагой желания. Она выключила свет, уронила фонарик и упала на своё место на спину, сунула ладошку между своих ног, прижала её к влажной, напряжённой и слегка набухшей своей прелестнице. Светлана, взбудораженная пережитым, долго не могла уснуть, во сне она негромко стонала и вздрагивала. Её тело не могло найти место и положение на лохматом ложе.

Вадим почувствовал, напряжение своего члена, проснулся, повернулся на правый бок, спиной к девушке, стал засыпать.

Света со спины перевернулась на левый бок, почувствовав прикосновение к ноге Вадима, от неожиданности замерла, щёки её горели, дыхание перехватывало, в голове стучала мысль, «что, делать, что делать?». Страх боролся с всё больше возрастающим желанием, того, что она видела и трогала. Осторожно подняв колено и придвинувшись к Вадиму, медленно положила свою ногу на его ногу.

Вадим слегка вздрогнул и повернулся на другой бок, член упёрся, Свете в нежный мягкий живот. Света замерла, почувствовав как упругий, горячий член давит ей на живот. Теперь они оба не спали. От близости девушки, её прикосновения, Вадимом овладело и расплылось по всему телу желание ещё больше приблизиться к ней, обнять, её и слиться с ней в одно целое. Дыхание его стало прерывистым, дрожь выдавала его напряжение, которое передалось и Свете, невольно она прижалась к нему, прикоснулась, набухшими сосочками к его груди. Дышать стало трудно. Мысли обоих были направлены только на внутреннее их состояние. Оба страстно хотели познать не изведанное ими, оба горели желанием слиться в одно единое целое.

Вадим выпрямился и прижался к девушке. Света слегка отстранилась и подняла правую ножку, пропустив, жаждущего нетерпивца, к своей, не менее жаждущей плоти. Вадим почувствовал, как, головка его члена погружается в тёплую плоть. Света вздрогнула и не громко ойкнула. Оба на мгновение замерли. Молодые люди горели в огне страсти в ожидании чего-то необычного и так желаемого. Вадим слегка отстранился назад, двигая, своего нетерпивца по мягкой и податливой плоти чувствуя всё большее возбуждение. Света притихла. Всё внимание её сосредоточилось на ощущении, которое она испытывала. Всё большая страсть, охватывала их обоих. Вадим полностью отдался новым ощущениям, Света слегка подыгрывала ему, делая встречные движения. Когда в очередной раз Вадим, вошел под самый корень, то почувствовал, что уперся во что то, твердое. Света вздрогнула и, задрожав, застонала, внутри её прорезался огонь, он вырвался, причиняя ей страх и восторг. Вадим, почти одновременно с ней почувствовал, как боль и жжение прорезают его плоть. Прижав Светлану с силой к себе, ощутил радость и облегчение. Светлана, постепенно успокаивалась, почувствовала какое то, новое радостное состояние во всём теле. Они лежали, плотно прижавшись, друг к другу. Не заметно уснули спокойным и крепким сном.

Первой проснулась Света. Вадим спал, откинувшись на спину. Света чувствовала, что её с новой силой разжигает желание повторить пережитое, нащупав живот Вадима, она опустила руку и взяла в неё дремавшего «демона». Вадим проснулся, и тут же проснулся в руке Светы его пенис. Девушка, чувствовала, как он наливается силой, как становится тем, чего она жаждет.

Вадим повернулся к ней, обнял и стал крепко целовать её в губы в шею, опустившись ниже, страстно целовал её груди, набухшие сосочки: страсть с новой силой наполнила всё его тело. Задохнувшись, он почувствовал, как входит в плоть девушки, восторг наполнял его сознание. Светлана обхватила его за шею, прижала к себе, её переполняла радость, она чувствовала его внутри себя, он двигался, там в ней, и ей было очень хорошо. Когда он почти вынул его, Светлана прошептала:

– Так, милый, ещё только совсем не вынимай.

И при каждом таком моменте, она тихонько ойкала и трепетала. Светлана, вскрикнула, затряслась и улыбнулась, слёзы радости текли из её глаз, но Вадим, ни слёз, ни улыбки видеть не мог, почувствовав оргазм Светы и пульсацию внутри её, он ощутил острое жжение и боль, застонал. Света обхватив его за ягодицы, прижала к себе, сказала:

– Милый, не торопись, побудь во мне.

Расслабившись оба лёжа на спине, продолжали переживать сладостные мгновения.

Отдохнув какое-то время Вадим, с трудом проделал не большое отверстие в лазе, через которое было видно, уже настал день.

– Светик, давай собираться, уже светло.

Включив фонарик. Посмотрели друг на друга.

– Ой! Вадька, какая я счастливая, не знаю почему. Запомню теперячи эту ночь на всю мою жизть.

– Мне тоже не забыть первую свою ночь с девушкой.

– Ты чё хош сказать, что я у тебя первая.

– Так оно и есть.

– Тоды я в двойне счастливая.

Разговаривая, они одевались во всё сухое и, это тоже было приятно. Когда они стали вскрывать лаз, снаружи послышались голоса,

– Коли в стогу, значит, живы!

Это их кучер со своим товарищем нашли их по, несильно занесённым следам.

Выбравшись на белый свет, увидели сани лошадей, поздоровались со своими спасателями. Сели в сани и лошадки, понукаемые кучером лениво тронулись. Первой доехала до своего места Света. Пока кучер ходил по своим делам юные создания распрощались ни чего, друг другу не обещая. Вадим оставшуюся дорогу переживал эту ночь в стогу.

 

Кяхта

Летний не жаркий день. У привязи стоят понурые лошади, лениво помахивая хвостами и тряся головой, отгоняют, оводов и слепней. К дверям трактира «Улан-Кяхта» проложен тротуар из сосновых досок. Над дверью вывеска, сообщающая о кабинках и гостиных номерах, «только для приезжих». Этот, приграничный, захолустный городок, в основном, из деревянных домов, грязных и пыльных улиц, с деревянными тротуарами, расположился на границе России и Монголии. Внутри питейного заведения висит сизый дымок от табака и сигар. Проворные официанты в хромовых, начищенных сапогах, синих шароварах и красных косоворотках с полотенцем на руке ловко бегают между столами. Коих в зале стоит не менее двух десятков. Посетители сидели почти за всеми столиками, и создавали не громкий монотонный шум в котором, слышался звон бокалов и глухие звуки пивных кружек.

В левом, дальнем углу, на небольшой сценке стоя старый рояль, который издавал звуки тоскливого мотива, сухощавый пианист преклонных лет, откинувшись назад и закрыв глаза, лениво перебирал пальцами потёртые от времени клавиши. Вдоль задней стены располагалось несколько кабинок, занавешенных тяжёлыми шторами, меблированные, дубовыми столами, мягкими стульями и диваном. На стене в раме висит картина, на столе, хрустальный графин с четырьмя стаканами. С потолка свисает пяти дюймовая керосиновая лампа, а на противоположных стенах бронзовые бра на две свечи каждая. В одной из таких кабинок сидели напротив друг друга мужчины, лет по тридцати. Старые, Московские, школьные друзья, случайно встретились у входа в это заведение. Поведение их выдавало радость неожиданной встречи в такой далёкой, от родных мест глуши. Александр повыше ростом, геолог по профессии и призванию, направлялся из Верхнеудинска в Монголию. Второй, Павел, по торговой части купечествовал со своим отцом и старшим братом, наоборот, из Монголии в Верхнеудинск. Друзья не виделись много лет, с тех пор, как, закончив, гимназию, разъехались, Александр в Петербург, учиться на геолога, Павел с отцом подались в Сибирь. Заказав комнату на ночь, потребовали у полового отдельную кабинку, которую и заняли, официант появился тут же, не успели они и устроиться. Выпив по стопке, крепкой и закусив, отменного посола байкальским омулем, отдались воспоминаниям прошлых лет. Разговор их разгорался всё больше по мере употребления горячительного напитка. Больше рассказывал Александр о своих походах с геологической партией. А когда услышал от Павла, что тот в скором времени отъезжает в Москву, а потом и в Петроград. Помолчал немного, и обратился с просьбой:

– Павлуша, знаю тебя, сколь себя помню, потому намерен доверить тебе большую, свою тайну, и просить исполнить поручение, важное, и ответственное. Найдёшь ли для меня время?

– Говори чего надо, исполню всё в точности, не пожалею сил ни времени.

– Вот слушай, расскажу тебе вначале не большую, свою историю. Прошлый год задача была пройти по тайге, где человек ещё не ходил, по причине её непроходимости. А причина идти была серьёзная, вот и приняли решение, пуститься по горной реке. В те места охотники зимой, по льду ходили и то только самые отчаянные, но зато пушнины добывали хорошо, У нас же дела можно делать только летом, по тому заказали три хороших лодки, к лету они были готовы. Снарядились, чем необходимо, в двух лодках по два человека сели, третью гружёную продовольствием, инструментом и прочим, на буксире привязали. Местные охотники нам подробно рассказали об этой реке, о её непредсказуемом и опасном нраве. По их приметам составили, как смогли карту, да и отправились в плавание. Карта эта сильно нам помогла, в основном спускаться было не шибко опасно. Только в одном месте, пришлось помучиться. Из-за мелководья и сплошных порогов, пришлось таскать всё на себе. Плохо приходилось, когда попадали в грозу. Однажды чуть было не смыло нас, сильно разлившимся потоком. Где-то, в верховьях прошла сильная гроза. Вот река и вздулась. В соседней кабине в одиночестве коротала, время молодая женщина по причине громкого разговора между друзьями, она невольно слышала предмет их бесед.

– Ну вот, Павлуша, теперь о самом деле, на одной из стоянок, ранним утром, как только солнце начало всходить, мне на газа, попали какие-то отблески между деревьев. Солнечные лучи отражались от чего-то. Когда подошёл, увидел, сквозь мох пробивается родничёк, водица как слеза. Лучик то света и отражается от него. Подставил ладошку, водичка холодная и на вкус отличная. Хотел было уходить. Но тут мой взор привлекло, то место, куда вода родничка падала, там отражалось, что то, желтое. Запустил я туда руку, пальцами чувствую песок, ну достал немного. Глядь, а это золото, золотой, знаешь ли песок. Нагнулся, отогнул мох, так может четверть саженя, да и обмер, там меж камней сплошной жёлтый песок. С собой пробирка была, набрал в неё песочку, чувствую вес. Когда вернулись в Верхнееудинск, сделал анализ, оказалось хорошей чистоты золотишко-то. Про то знаю я один, до тебя ни кому не говорил.

– А дело, Павлуша, складывается, значит, таким образом. Золотишко-то надобно брать, – продолжал Александр. – Прежде всего размах должен быть серьёзный. Для того средства нужны не малые. Да и рука должна быть твёрдой и иметь серьёзную, где надо поддержку. Вот, а у меня значит на всё это кишка, понимаешь, тонка. В Питере-то есть дальний родственник, человек с головой, ума палата. Дела умеет большие делать. У него и на самом верху опереться есть на кого. Я же по долгу службы ехать ни как не могу. Какой-либо отпуск взять, причины нет. Так что остаётся только одно отправить известие ему о находке с оказией. А кому такое дело то можно доверить? Сам знаешь. Получается, значит по всем признакам надежда только на тебя. Возьмешься или как? Твоё участие тоже будет принято во внимание. Войдёшь в дело.

– Дело ответственное, просто так браться за него опрометчиво. В раздумье ответил Павел. – Ты дай мне день, другой подумать.

– Нету, этого дня, Павлуша. Наутро, заказаны экипажи. Отъезд отменить ни как не получится. Давай думать вместе сегодня в номере.

Закончили трапезничать уже поздним вечером. В гостиничном номере обсудили, что да как, Александр подробно рассказал на словах нужные детали дела. Написал своему родственнику письмо. Приложил от руки начерченную карту и протянул Павлу.

– Нет Саша, ты вложи всё в конверт да запечатай, так мне будет спокойнее. Так и сделали. Письмо Павел вложил в потайной карман своего сюртука. Легли спать далеко за полночь. Рано утром Александр попрощавшись, уехал со своими товарищами в Монголию. Встал Павел в одиннадцатом часу утра. Привёл себя, в порядок, и спустился в харчевню. Занял вчерашний номер. Заказал завтрак. Только приступил к еде, как шторы медленно раздвинулись, и перед глазами Павла возникло видение в облике молодой, обаятельной женщины. Лицо её обрамляли кудри светлых волос. Пробивавшийся сквозь них свет создавал не естественную прелесть их свечения. Как будто это был нимф. На бледном лице румянцем розовели щёки. Широко открытые округлые карие глаза, не высокий лоб и припухлые, розовые губы, всё говорило о молодом, здоровом существе в котором кипела жажда к жизни. Не громко мягким приятным голосом, это существо молвило:

– О! Простите, пожалуйста, моё нечаянное вторжение. Я полагала здесь не занято.

Не дав ей договорить, Павел быстро встал и предложил ей скрасить его одиночество. Она помедлила с ответом, как Павел был уже рядом. Взяв её руку, нагнулся и прикоснулся к ней лёгким поцелуем. Сказал:

– Будьте столь великодушны, скрасьте моё унылое одиночество. Мой друг уехал, и тоска не оставляет меня.

Но миловидную девушку не нужно было уговаривать. Её как будто нечаянное появление было продумано ещё с вечера прошлого дня. Слегка, для виду задержавшись на месте, мило улыбнувшись, сказала:

– Вдвоём всегда приятнее, чем в одиночку. Вы такой милый, что я не смею отказать вашей просьбе. Меня зовут Олеся. А ваше имя? Хотя подождите не говорите, я попытаюсь угадать, – она прикрыла свои прелестные глазки, поднесла указательный пальчик к губам. Что-то пошептала, и широко открыв глаза, вкрадчивым, как бы неуверенным голосом произнесла, растягивая слова. – Ваше имя, Павел, – и её щёки зарделись ещё большим румянцем.

За завтраком, который растянулся до самого вечера, молодые люди находили много тем для интересного общения. Их знакомство не казалось им столь случайным. Представление о нём было теперь для них чем-то давним. Со стороны любой наблюдатель подумал бы, что это давно влюблённые и счастливые молодые люди.

Или молодожёны, находящиеся в свадебном путешествии.

Закончив свою, затянувшуюся трапезу, в хорошем настроении они отправились подышать свежим воздухом. И прогуляться по этому неуютному городку, напоминавшем скорее большую деревню. Они шли по дощатым тротуарам, держась под ручку прижавшись друг к другу. Мир казался им прекрасным, и в этом мире, для них ни кого больше не существовало. Молодые люди действительно были влюблены друг в друга. Мысли Олеси сбивались, перебивая одна другую. Теперь, её продуманный план ни как не вязался с её чувствами. Она шла рядом, с горячо полюбившемся ей человеком. Мысленно она обращалась к любимому: «Милый Павлуша, от чего ты ранее не встретился. От чего моя не долгая жизнь идёт кувырком. Вот и теперь, когда встретила, полюбила, так, как ни кого ранее не любила. Не могу распорядиться своей судьбой сполна. Я свободна в своём выборе и в то же время во многом завишу от обстоятельств, в которых нахожусь». Горестные мысли не давали покоя Олесе. В гостиницу они вернулись довольно поздно, поднялись на второй этаж, обнявшись, шли по тускло освещённому не большому коридору, у двери своего номера, Павел прошептал на ушко Олесе:

– Не хочу, что б ты ушла. Пойдём ко мне.

Олеся крепко поцеловала его, и они вошли в номер. Там на столе горела одинокая свеча, скупо освещая пространство номера. Они остановились посередине комнаты, Павел обнял Олесю за талию и прошептал:

– Можно я тебя буду называть Ладушкой?

Олеся, засмеялась. Прижалась к нему всем своим, хрупким, нежным телом. Сказала:

– Как хочешь, милый мой Пашенька.

И они соединились крепким и долгим поцелуем. Павел чувствовал, как в его руках Олеся становилась всё горячее и горячее, как они сливались в одно целое, пылая в страсти любви. Олеся слегка отстранилась от Павла. Медленно, ослабевшими пальцами, расстегнула пуговицы на его сюртуке, и сбросила его на пол. Павел в свою очередь, слегка дрожащими руками расстегнул пуговички на её блузке и тоже сбросил её на пол. Теперь они оба лихорадочно стали снимать с себя одежды. И когда остались без ничего, просто упали на кровать. Целуя и лаская друг друга, они не могли насладиться страстными чувствами, которые, казалось, доведут их до безумия. Олеся, впервые осязала пальцами своих рук, грудью, губами, всем своим существом, молодое, крепкое мускулистое мужское тело. Которое возбуждало в ней не знакомое до сих пор желание, внутреннюю жажду познания, чего-то, того, что она ещё никогда не испытывала. Всё, что было раньше, происходило против её воли, вопреки её желаниям. Она была уверена, что в отношениях мужчины и женщины лежат только обязанности в получении чего-то, необходимого мужчинам, что для них главное в женщине это покорность и самопожертвование.

Павел, своими холёными руками лаская, податливое тело Олеси, ловил себя на мыслях: «Боже мой, какая прелесть как я её люблю» Его губы нежно целовали её лоб, глаза, губы, шею. Опускаясь ниже, ласкали груди, молодые упругие с бархатистой кожей, набухшими сосками. Левая рука ласкала живот, бёдра и легла на мягкий девичий пушок. Олеся медленно раздвинула ножки, пальцы Павла соприкоснулись с самым, чувствительным и самым желанным. Олеся, слегка вздрогнула и выгнулась, прижимая его к себе. Целуя, она шептала: «Я хочу тебя, хочу, что бы ты вошёл в меня». Павел чувствовал напряжение такой силы, которой ни когда раньше у него не возникало. В тот самый момент, когда он был готов повиноваться желанию Олеси, вдруг почувствовал, как силы мужского напряжения покинули его. Что он ни чего далее сделать не в состоянии. В первый момент он не понял, что произошло, но тут же, его охватила паника. И стыд овладел им. Олеся, сразу почувствовала, как тело Павла, ослабло. И он слегка отстранилось от неё. Олеся, поняла причину такой перемены. Она стала осторожно и нежно гладить его лицо, грудь, живот и как бы, ненароком предмет своего вожделения. Шепча на ухо: «Павлуша, голубь, мой, милый, желанный мой Павлуша». Это всё ничего, это всё пройдёт, сейчас немножко отдохнём, и нам будет ещё лучше, чем прежде. Несколько успокоившись ласки их возобновились, но были уже более спокойными, что принесло свой положительный результат. В эту ночь им было не до сна. К утру же силы оставили их. И день застал два разметавшихся на широкой постели, обнажённых спящих крепким сном, тела. Проснулись уже к вечеру, «утренний» сеанс любви, был не столь продолжительным. Приведя себя в порядок, спустились в харчевню. Пока шли через зал к кабинке, некоторые посетители, глядя на них, догадываясь по их виду о проведённой ночи. Мужчины слегка улыбались, у дам же вспыхивали румянцем щёчки, чем выдавали их мысли. Заняв своё место, наши влюблённые утолили жажду голода и отправились прогуляться. Рядом с гостиницей, располагался не большой сквер. Назвать его уютным, пожалуй, нельзя. Но всё же, какая ни наесть, а зелень. Скамейки под деревьями давали возможность отдохнуть на «природе». Наша парочка присела на скамейку затенённую кустарником. Обнявшись, стали о чём-то разговаривать. Вскоре Павел вспомнил, о каком то, деле, которое забыл исполнить.

– Олеся, дружок, извини, мене нужно срочно ненадолго отлучиться. Даю слово, милая, я быстро.

И он спешно ушёл. Оставшись одна, девушка стала обдумывать своё положение:

– Как же теперь? Я так его люблю, но если меня найдут тогда всё, я потеряю его навсегда. Как я расскажу ему о своём злом покровителе, Аполинарие Ивановиче. Вряд ли он станет, мня любить после моего признания. Павлуша мой милый Павлуша, как мне быть, что делать? Нужно как-то освободиться от него, но как? Самое лучшее отдать ему долг моего отца, но где взять такие деньги?

От безвыходного положения, Олеся, расплакалась, навзрыд, всё её тело содрогалось. Она была на гране истерики. Когда Павел подошёл, то он бросился к ней. Обнял за плечи. Сел рядом.

– Что случилось? Кто тебя обидел? Встревожено спрашивал он её.

Постепенно она стала успокаиваться. Не придумав ни чего более правдивого, неожиданно для себя, сказала:

– Я подумала, ты ушёл совсем, не вернёшься.

Он успокоил её:

– Нас теперь ничего и никто не разлучит. Я полюбил тебя, как никогда и ни кого не любил. Мы теперь не сможем друг без друга. Олеся, утёрла слёзы, обняла его за шею, рассмеялась. Вся её душа наполнилась покоем и радостью.

 

Зимней дорогой

Забайкальские просторы таёжных дебрей, бурных рек и горных озер, выдохнув короткой осенью, укрывшись глубокими снегами, впали в зимнюю морозную, дрёму.

Декабрьским ранним утром, Трофим, мужик лет сорока от роду вышел во двор заезжего дома, сняв попону с лошадей, не спеша стал запрягать их в розвальни. Весь предыдущий день он провёл на ярмарке, удачно продав свой товар, закупил три мешка пшеничной муки, подарки жене и домочадцам, три головки сахара, еще чего по мелочи, так, что розвальни загрузил солидно. Запрягая лошадей на морозе руки быстро стали мёрзнуть, Оглобли, дуга и всё остальное покрыто, тонким слоем изморози. Пока запрягал, подумал: «Мороз видать знатный, декабрьские морозы здесь по ночам крепкие, опускаются ниже сорока, вот и теперь видать за сорок. Все покупки укрыты холстом и тулупом». Проверив сбрую запряженных лошадей, вынул рукавицы из-за пазухи, натянул на закоченевшие руки. Сев в розвальни, понукнув лошадей, дернул вожжами: «Нну! Милые пошли!» Лошади тронулись, медленно подвигаясь к воротам, которые открыл сторож. Выезжая со двора, Трофим поприветствовал сторожа, сказав:

– Спасибо тебе Никодимыч, долгих лет тебе.

Никодимыч снял шапку с поклоном, пожелал уезжающему:

– Здоровьеца вам и чадам вашим да дороги хорошей. Розвальни выехали с постоялого двора.

Город ещё спал. Заснеженные улицы, деревянные дома с огромными шапками снега на крышах вырисовывались в ночи. Редкие фонари, свет которых скорее похожие на призрачные бледно желтые пятна в морозном пространстве сопровождали одиночную подводу, по спящему еще городу.

Вскоре Трофим почувствовал острую боль от покалываний, множества иголок пальцев рук. В теплых рукавичках руки отходили от мороза. Вскоре вместе с теплом пришло спокойствие.

Лошади, перебирая копытами, шли ровной рысцой. Вскоре город остался позади. Монотонность обстановки склоняла Трофима ко сну. Укутавшись в тулуп, он пробормотал:

– Ну вот так-то, лучшее, хрен тебе морозище, теперячи не доберешься.

Овчинный тулуп напоминал скорее огромный меховой полог, в котором можно укрыться трём путникам. Вскоре тепло человека взяло верх над морозом и Трофим уснул крепким, утренним сном. Когда Трофим проснулся, откинул воротник тулупа, понял, спал не долго, не более часа. Выбрался из розвальней, пошёл рядом. Лошадки трусили, не сбавляя темп. Трофиму пришлось некоторое расстояние слегка пробежаться. Усевшись поудобнее, завернувшись в тулуп, подумал: «Ать её за ногу, морозец то, однако покрепчал». Глядя на небо, подумал: «Антиресно, вон скоко зведов то, ужасть как много, а вот от кедова они берутся, ведь однако, посчитать то их ни какой возможности нетути. Вот ведь кака она эта небесная загадка-то». Вдруг лошади встали, затоптались на месте, запрягли ушами, коренной захрипел. «Неужто волки?», – подумал Трофим. Быстро достал ружьё, взвел курки и стал всматриваться в сторону тайги. Внешне ни чего не было похоже на опасность, но поведение лошадей убедительное доказательство близкой опасности. Трофим встал, и стоя на розвальнях, выстрелил в сторону, куда глядели лошади. Лошади дернулись, Трофим упал на поклажу, быстро встал, прислушался. Послышался, какой-то шум. Вскоре лошади успокоились, и тронулись, постепенно набирая прежний темп. Некоторое время Трофим, держа ружьё наготове, всматривался в темноту ночи. Мороз брал своё, положив ружьё рядом укутавшись в тулуп он подумал: «Ить вот, лошадь тварь божья, вроде, как без мозглая, а опасность то чует. Знать все одно каждая животина за свою жизть то опаску имеет. Не заметно приближался рассвет». Трофим откинул ворот тулупа, хотел зевнуть, да рта открыть не смог, сосульки льда, намерзшие на усах и бороде склеили рот. Аккуратно рукой снял сосульки, чертыхнулся, достал платок протёр брови и ресницы освободившись, от изморози. Произнес:

– Мороз то крепчает, мать его за ногу. Ужо, светать начиат.

Трофим посмотрел на горизонт и пробормотал:

– Мать чесна, зко диво то. Небо постепенно светлело меняя краски голубые с переливом розовых отсвечиваясь от бело снежного покрова, уходящего за горизонт. С каждым мгновением возникали и расползались тени и на небе гасли звёзды. Трофим остановил лошадей, стоя в розвальнях восхищался увиденным. Перед ним открылось таинство пробуждения нового дня. На север уходила высоко к горизонту, нескончаемая тайга играя тенями своих хребтов и падей, горизонт востока полыхал в ранних утренних разводах. Деревня в нескольких верстах внизу на запад сверкала своими белоснежными шапками кыш, а дым из труб поднимался белыми нитями высоко в небо. Деревня проснулась, хозяйки месят квашни, готовятся выпекать хлебы. Западнее деревни извилистая горная речка переливается светло голубой лентой. Трофим смотрел на чудо природы, в голове промелькнуло: «Не сон ужо, это? али рай, где тутачи, кажет, еби её в лиственницу, что б ей зелинеть зимой. Сто годов по ентой самой дороге туды, сюды ездю, а тако чуда не видовал».

Постепенно краски стали бледнеть и вокруг становилось обычным зимним утром. «Но!» Лешие пошли, понукая вожжами разогнал лошадей галопом. С криком: «А ну пошли, пошли!» Подстегивая вожжами Трофим ворвался в деревню, Бабы, шли к колодцам неся ведра на коромыслах, останавливались, которые крестились. Вскоре в деревне начался переполох, пошли всякие догадки да пересказы.

Лошади остановились перед своими воротами, дрожа от напряжения от их боков поднимался пар. Трофим соскочил с розвальней, открыл ворота. Тяжело дыша, лошади ввези розвальни во двор. Остановились у конюшни. Из избы вышла Прасковья, жена Трофима с подойниками. Трофим обхватил её за талию, поднял, и закружил по двору, приговаривая:

– Эх Прошенька, я такое видал, что и во сне не приснится, считай в рай заглянул.

– Да, отпусти ты меня Троша, али спятил, поставь говорю тебе.

Трофим отпустил жену. Та на него:

– А ну, дыхни, ты чё ета пьный али, как, уж умом то не двинулся? Ладно иди дои своих рогатых, а то вона мычат.

На крыльцо вышла, в накинутой на плечи шубейке старшая дочь.

– Ты чё это папаня мамку то так напугал, да и я тожать испугалася.

– Ладно, пошли в дом, там расскажу чё случилось-то.

Вскоре вся деревня знала про приключение Трофима, ходили байки, будто Трофим и, на самом деле, то ли побывал в раю, то ли просто видел его. По-разному пересказывали, а то и спорили, чья правда правдивее. Сказывали вроде, как ангелы приглашали его, да он заглянул туда, да решил сначала домой поехать, а как своих то увидел, так и остался дома.

Как бы то ни было, деревенские каждый год, в эту пору выезжали на то место, о котором Трофим рассказывал, очень хотели увидеть рай.

 

Тайна Ёсифа

Лето ещё не спешило сдавать свои позиции, но уже чувствовалось приближение осени. Вечерние часы и ночи стали прохладными и солнце всё чаще пряталось за облаками, однако погожих дней было еще достаточно. Наступила благодатная пора. В лесах начинал созревать лесной урожай. Во мху в укромных местах прятались блестящие шляпки грибов, по берегам лесных ручьёв поспела с металлическим отливом смородина, аромат которой наполнял воздух. По некрутому склону идти было не тяжело. Молодой человек, не спеша, шёл вглубь леса. Ему предстояло преодолеть не лёгкий путь. К концу подходил первый день его путешествия по дебрям не хоженых, таёжных зарослей. Облюбовав место для ночлега, он развёл костёр, поужинал, достал карту, сверил своё местоположение, до домика оставалось не более четырёх, пяти часов ходу. Устроился на ночёвку. Ранним утром освежился, студёной родниковой водой и, не теряя времени, тронулся в путь. Миновал гарь. Короткий отдых и снова в дорогу. Цель его похода была известна только ему. Прошло несколько дней, как умер его единственный родственник, дед Ёсиф. Из девяносто шести лет прожитых дедом, внуку было мало, что известно о его жизни. За три дня до кончины деда, Пётр зашёл навестить деда. Ёсиф обрадовался приходу внука, говорит:

– Петруша, проходи, садись рядом. Недолго осталось мне Петро, силы оставляют меня, чувствую пора открыть тебе свою тайну. Может тебя бог не оставит своей милостью. Дайка мою клюшку.

Взяв её в ослабевшие руки, Ёсиф попытался отвинтить рукоятку. После тщетной попытки, отдал её Петру.

– На, внучёк, открой и достань, свёрнутую трубкой бумагу.

Когда Пётр достал рулончик сероватой, плотной бумаги, Дед сказал:

– На этой карте, Петруша, указан путь через Мертвую падь, что за Волчьим оврагом и ведёт она в глухие таёжные места к заброшенному охтскому дому, теперь то, наверно совсем сгнил.

Ёсиф, помолчал, отдышавшись, продолжил:

– Так вот, тот дом одним своим углом стоит на вросшем в землю камне, под этим камнем в бересте и коже карта на пергаменте, карте этой, Петруша, цены нету. Да так уж получилась, что для моей жизни оказалась бесполезной.

Ёсиф снова сделал паузу, и продолжил:

– Возьми её и сделай, то, что не вышло у меня. Садись по ближе, расскажу тебе свою историю, связанную с этой картой. Знали про это акромя меня ещё трое молодцов, да уж давно им земля пухом. Хорошие, крепкие и надёжные были товарищи. Значит, так, – он помолчал, глубоко вздохнул. – Слушай чё не понятно, спрашивай. Рассказал дед своему единственному внуку о своей жизни. Началось всё во времена последних лет, царствования царя Александра. В те годы родители Ёсифа жили в городе Новгороде. Отец его купечествовал разными мануфактурами, мать по хозяйству хлопотала. Жили в достатке. Было у них двое детей, старшая дочь Настя, да сын Ёсиф. Настя рано вышла замуж и уехала в Саратов. Сыну, дали не плохое образование. Родитель возлагал на него надежды, что, мол, продолжит и приумножит дело отца. Но так не получилось. Ёсиф рос любознательным и мечтательным парнем. Мечтал он стать богатым и знатным, не только в Новгороде, чтоб говорили о нём по всей России. Много лет и сил он потратил в поисках путей к большому золоту. Много изучено различных историй и приключений, связанных с золотом. Много потеряно друзей и товарищей в погоне за золотым тельцом. И вот когда появилась полная определенность итогов много летних поисков, здоровье и силы оставили его. Не осталось и сподвижников. Остались мечты и эфимерые надежды. После посещения внука Ёсифу стало как то легче. Не зря всё было, внук он, видать, парнишка в меня. Завершит начатое мной дело. Как-то дошёл до Петра слух, что есть в Нижнем Новгороде ворожея, которая предсказывает будущее. И предсказания её сбываются. В один из воскресных дней Пётр пришёл к ней и попросил погадать, что, мол, его в жизни ожидает? Наворожила она ему, дальнюю дорогу с сотоварищами, тернистую и долгую, к богатствам несметным. Что по жизни будут преследовать его, какие то, тёмные силы. Долго раскладывала большие красочные карты, при свечах рассматривала, большой стеклянный шар, чертила не понятные знаки.

– Устала я, подожди в другой комнате, – сказала она. Петр вышел, сел в кресло стал ждать, задремал. Сколько прошло времени, он не знал. Вошла хозяйка.

– Значит так, Петр – сказала она. – Слушай и запоминай, есть в дальних краях средь гор и дремучих лесов большое, очень большое озеро, от него на восток высоко в горах течёт бурная река. Там найдёшь, то зачем пойдёшь, пойдёшь не один, с сотоварищами. Только не всем суждено вернуться. Больше сказать тебе ни чего не могу. Иди с богом!

Пётр встал, достал из кафтана деньги, но Ворожея отрицательно покачала головой. Повторила: «Иди парень». Долго думал он, как да что делать? Вспомнил, что в городе живёт геолог и путешественник. Он в гимназии преподавал географию и часто рассказывал о своих экспедициях. Пётр разыскал этого географа. Встретил его седой согбенный старик. Крючковатый, тонкий нос, густые седые брови, заострённый подбородок и бескровные, тонкие губы, подчёркивали его древность. Иссушенная рука сжимала деревянный посох. И только голубые глаза живые с острым взглядом, напоминали о том учителе из гимназии. Пётр, низко поклонившись, поздоровался, представился. По дороге придумал, что его товарищи, бывшие гимназисты, делегировали его навестить старого учителя. Что они хотят создать географический кружок и, им нужна его помощь. «Помочь-то я не против, да больно уж стар. Почитай сотню лет завершаю», – голос его не громкий, но ясный. – Из дома давно не выхожу, всё служанка обеспечивает. Разве только что если есть, вопросы, какие, то постараюсь ответить».

– Василий Александрович, нас вполне устроит, если вы поможете нам в некотором познании об озере Байкале и его окрестностях. Мы хотим заняться изучением тех мест.

– Тема, конечно, интересная, – проговорил с тенью сомнения учитель. – Только сдаётся мне, что вы ребята задумали серьёзное и опасное дело. Должен вам сказать, в молодые годы мной была снаряжена государственная географическая партия по изучению Забайкалья на предмет полезных ископаемых. Было нас пятеро молодых здоровых парня и две девицы. Все пылали задором и предвкушением новых приключений и открытий. Да и правда, было всего сполна. Да только возвращаться пришлось без трёх наших друзей, Андрюша и Митя умерли в тайге от малярии, Там и схоронили, светлая память им. А Танечка, сорвалась с обрыва, в бурные потки горной реки, спасти её не было ни какой возможности. Так что и могилки её нет.

Учитель, надолго замолчал, сидя в старом, кожаном кресле. Видно было, как вздрагивали его плечи.

– Опасное, смертельно опасное дело задумали вы. Но сдаётся мне, отговорить вас от ваших намерений мне не удастся. А потому расскажу о тех местах всё, что знаю, да и свой экземпляр карты отдам. Золото там есть и не малое, только нам дойти до него не удалось. Нет к нему прохода. Природа бережёт его крепко.

Пётр ещё не раз приходил к учителю. Василий Александрович во всех подробностях просвещал своего ученика: поведению в тайге, выбору направлений и ориентации в дебрях, в которых часто компас не работает. Учил ориентироваться по звёздам и другим необходимым действиям, казалось бы, в безвыходных обстоятельствах. С каждым днём Пётр становился всё уверение в своих планах. Пришло время, решил он, собирать дружину. Поделился своей тайной с приятелями, с которыми дружил с детских лет. Самый старший из них Костя, ему исполнилось, двадцать два года остальным Олегу, Дмитрию и Петру по двадцать одному. Решение было единогласным, собираться в дорогу. Изучили обе карты. Та, что дал учитель, указывала путь, проделанный экспедицией глубоко в гористую тайгу на север, восточнее Байкала. На карте Ёсифа путь проложен восточнее и тоже на север, и доходил он до извилистой реки, которая уходила с запада на восток и поворачивала на север. Определили район в далёкой Забайкальской тайге. Куда было решено выезжать с наступлением зимы. Оставшееся время занимались подготовкой к путешествию. Узнавали у геологов и охотников о необходимом снаряжении, что и из какого расчёта запасаться продовольствием. Готовились серьёзно и основательно. Добираться, до заветных мест решено, было зимой. Так будет легче преодолеть далёкий и не лёгкий путь. Дабы облегчение будет за счёт замерзших рек, болот, и других зыбких трудно проходимых мест. Да и расчёт был на то, что с наступлением весны идти в тайгу нужно по бесснежью. Пётр в успехе не сомневался, как и его товарищи. Объяснял он это тем, что после ночной молитвы видение ему было. Будто стоит он на берегу бурной, горной реки, на дне её жёлтый песок, так и светится в солнечных лучах. Наутро ни какого, сомнения не осталось. Надо идти. И зародилась в нем уверенность, что речку эту обязательно найдет. Вроде, как и место, где она протекает, знакомо ему. Найти то они её нашли, да досталось им это тяжкими невзгодами, утратами. Почти всё лето провели в тайге. Пробивались по непроходимым чащам, преодолевали крутые перевалы, таёжные болота. Голодали, страдали от мошки и гнуса. Мучили таёжные лихорадки. К их счастью, нанятый проводник, бурят по имени Боржан, таёжный охотник и следопыт, научил их лечиться таёжными травами и кореньями. К концу первого месяца их мучений, во время привала, Боржан сказал:

– Теперь конец, дальше человек ходить нельзя, зверь тоже мало, ходить места совсем нету. Моя, ходи больше не может. Другой люди приходил наши места, всю зиму на оленях ходили, от них знаю, есть там быстрая уда, только туда ни кто не ходит. Кто пошёл, больше их нет, ни кто их не видел. Может, найдёте, только очень опасно. Надо обратно, очень худо.

Как ни уговаривали ребята, проводник отказался на отрез. Утром, когда все ещё спали, ушёл. Дальнейший путь был полон тяжёлых переходов и различных, опасных случаев. Жара при высокой влажности и изъеденные гнусом руки лица и шеи вызывали мучительный зуд. Расцарапанные места, несмотря на обработку их, приготовленными настоями, приносили незначительные облегчения. Когда кто-то заболевал лихорадкой, приходилось задерживаться, на несколько дней. Иногда местная природа, как бы в награду за переносимые мучения открывала им свои оазисы. В те не частые случаи, когда они выходили на небольшие горные луга поросшие разнотравьем дышащими, дурманящими ароматами лугового разноцветья. Где жизнь наполнена светом и радостью. В небе пели жаворонки, над цветами вели свой хоровод бабочки и другие обитатели праздной жизни. В таких случаях экспедиционеры переполняли чувства радости, волнения от увиденного и тревоги при осознании того, что всё это дано им на короткое время. Останавливались в таких местах не более, чем на несколько суток. Эти редкие передышки от мучительных и опасных переходов давали им возможность восстановить силы. Каждый раз, когда нужно было покидать такие места, ребятам приходилось бороться с желанием продолжить своё пребывание в этих райских местах. Чем дальше уходили люди, тем труднее и опаснее становился их путь. Однако эти молодые и мужественные парни стоически переносили все невзгоды. Они сами выбрали этот путь и не роптали на судьбу. У них была цель. И во что бы то ни стало, они её достигнут. Одежда их сильно износилась. По совету бурят, в улусе, откуда они уходили, запаслись сшитой из шкур, одеждой и обувью, ичигами. В непроходимых местах особенно на крутых перевалах нередко приходилось часть поклажи оставлять и возвращаться за ней. Только в конце второго месяца они вышли к бурлящей своим горным потоком реке. Берега её каменистые и не преступные своей крутизной. Однако радость переполняла их измученные души и тела. Нашли на берегу не большой луг заросший разнотравьем и в течение нескольких дней построили зимовьё и всё, что необходимо для жизни в этих не простых условиях. Теперь не нужно бороться с непроходимой тайгой, вокруг спокойно и прекрасно. С началом поиска золота стало ясно, искать придётся долго и ни сколько не легче, чем путь к этой реке. Обладая теперь уже богатым опытом проходцев дремучих таёжных дебрей, опыта золотоискателей, у них не было. Однако надежда не покидала. По вечерам обменивались своими впечатлениями и наблюдениями. Зверь в этих местах не пуганый и добыча его не составляла большого труда, Река несла свои бурные воды, в которых, хотя и нечасто попадались отменные экземпляры тайменя. С питанием больших проблем не было. Однажды, когда вечеряли у костра, Олежек, так звали его друзья, сказал:

– Я вот что думаю, берега везде крутые, до воды не доступные, а зверям то необходимо пить. Где-то, они спускаются к воде? Вот я и думаю, нужно искать водопои.

– В этом ты прав – поддержал его Пётр. – Завтра с утра будем искать тропы, что ведут к воде. То, что зверь необходима вода, спору нет, но это не значит, что не других источников для водопоя, наверняка имеются ручьи.

Утром первым проснулся Константин, взяв ведро с верёвкой, зачерпнув из реки, принёс воду. Разжёг костёр. Проснулись остальные, умылись. Сели завтракать. Делали всё молча. За завтраком Пётр, отодвинув кружку с чаем, заговорил:

– Парни через луг ходили все? Все. А ну, вспомните, какую особенность, переходя его, встречали?

Костя сказал:

– Так, когда шёл по густой траве, оступился в ручеёк, так, парни, если он течёт, значит, впадает в реку.

– Прежде всего, это значит, что звери могут пить из него, – подхватил Олежек.

– Предлагаю, Олежке, идти вниз по течению и выяснить какой там берег. Митя пойдёт вверх, и постарайся найти, откуда берёт начало ручей. А мы с Костей продолжим изучать берег вниз по течению реки. Уж что-то меня туда сильно тянет. Даже во сне видел, будто там где-то песчаная коса есть, – распорядился Пётр.

Его авторитет был признан единогласно, ещё дома. Уже к полудню Дмитрий, запыхавшись, прибежал к зимовью и стал кричать, что есть силы:

– Ребята сюда, нашёл. Нашёл, идите, смотрите, вот и высыпал в миску из кожаного мешочка, жёлтый песок.

Не большая кучка, на солнце отдавала матовым блеском. Молодой человек сел на скамейку, скрестив руки на столе, неотрывно смотрел на золото. Вскоре подошёл Олег, его удивлению и восторгу не было предела. Он прыгал, бегал вокруг стола. Садился за стол смотрел на песок, трогал его. На радостях забыли, про обед. Прейдя в себя, взяли лотки, совочки и отправились к истоку ручья. Вернулись они, когда солнце приближалось к закату. Вскоре пришли Пётр с Костей. Оба отнеслись к событию довольно сдержано. Костя взял щепотку золота высыпал на ладошку, промолвил:

– Тяжелое, – Пётр, казалось, был спокоен, душа его пела, сдерживая восторг он проговорил. – Вот, пацаны, что не получилось у других, сделали мы. Теперь нужно быть осторожнее, не подвергать себя не оправданному риску. Домой должны вернуться все.

Добытое золото высыпали в кружку, которая наполнилась почти наполовину. Усталые и голодные, поужинали и легли на сено под старой лиственницей. Сон не шёл, слишком велико было возбуждение. Цель, к которой путь был долгим и полон лишений и страданий, была так неожиданно, достигнута. Казалось, наступили обычные трудовые будни и размеренная жизнь. Ни кто из парней не задумывался об обратном пути, Вряд ли обратная дорога будет легче пройденной. Но это уже другая история.

 

На тайменя

Дядя Боря – Борис Тимофеевич (муж старшей сестры моей матери) вечером после ужина спросил меня, не раздумал ли я поехать с ним на рыбалку.

Да разве я мог раздумать, каждый раз, когда дядя Боря собирался на рыбалку или на охоту, я канючил, что бы он взял мня с собой. Но, по причине моего малолетства, мне разрешалось только помогать ему в сборах и приготовлении снастей для рыбалки, или снаряжении для охоты. Конечно же, я с радостью был согласен и готов помогать делать всё, что нужно для сборов.

Кроме нас двоих в доме жили тётя Нина, жена дяди Бори и моя бабушка, баба Муся, так мы её внучата звали маму тети Нины.

У бабы Муси – Марии Михайловны, было три дочери, старшая тетя Нина, средняя тётя Шура, сын Виктор и младшая Зинаида моя мама.

Дом бревенчатый с тёсаными внутри стенами, пол из толстых плах не крашенный, бабушка мыла его голиком с речным песком, и он всегда был чистый, тёплый и очень красивый. Дом, дощатой стенкой разделён почти пополам, на кухню приходилось помещение поменьше, посередине русская печь с плитой, большой стол и справа прямо у входной двери большой курятник, для зимнего содержания кур. Ещё одна важная деталь кухни – это рядом с курятником дверь в тёмную кладовку, но об этом позже.

Жили мы в деревне с названием Онохой, в переводе с бурятского, значит собака.

Онохой стоит на берегу не большой, но быстрой реки Уда в переводе на русский – Река.

В деревне одна длинная улица по обе стороны, которой стояли с довольно большими дворами дома, как правило, из лиственных брёвен. Все дома имели высокие завалинки и окна со ставнями. Зимы здесь суровые с большим снегом. В иные годы покров снега достигает роста человека.

Наш дом стоял на задах, как говорили на отшибе, и огорожен плетёным забором.

Во дворе находились все необходимые для хозяйства постройки. В хозяйстве содержались корова, свиньи, куры и кролики, ещё жила у нас, немецкая овчарка по кличке Рагдай умный и преданный пёс, третий участник нашей рыбалки.

В первую очередь нужно привести в порядок рыболовные снасти. Проверяли и обновляли леску, в те далекие годы её изготавливали сами рыбаки, В основном она плелась из конского волоса, который выдёргивали из самых длинных хостов лошадей, и непременно что бы волос был, как можно тоньше. Такие лески были очень прочными и применялись для ловли крупной хищной рыбы, в основном ленка и тайменя. Такая леска была далеко не каждому рыбаку по карману, а искусством плетения обладали умудрённые опытом мастера, и у каждого был свой секрет.

Ещё применяли лески из суровых, ниток их плели, из льняного волокна. Плетение это кропотливая и утомительная работа. На коленку укладывается два, а то и три волоконца льна, одной рукой удерживаются все концы вместе, а другой рукой, слегка прижимая их к голени ноги, ладонью ведут вдоль ноги так, что бы волоконца скручивались, образуя одну нить. По мере удлинения нити в неё вплетаются следующие волокна и так до тех пор, пока не достигается, нужная длинна. В мои обязанности входило обновлять, при необходимости лески, этому мня, дядя Боря научил, и я не плохо, освоил это ремесло. Так же нужно проверить состояние крючков, проверить остриё если тупые, наточить, это я тоже уже умел. Нужно так же проверить состояние спиннингов, после чего уложить их в чехлы.

Вместе приступаем к подготовке ружья и всего что к нему необходимо. Ружьё у дяди Бори отличное («Зауэр» три кольца), что это значит, я не знаю, ему его подарили на юбилей и все говорили, что с таким ружьем вся дичь будет его.

Когда дядя Боря готовился к охоте, я всегда был рядом и внимательно наблюдал за его действиями. Иногда он разрешал мне помогать ему, я меркой отмерял дробь и всыпал её в гильзы, подавал ему пыжи, которые он вставлял в гильзы.

С порохом он занимался всегда сам. Как я понял разные мерки для пороха и дроби нужны, что бы правильно подобрать количество пороха и дроби. Кроме этих мерок у него было много ещё всяких приборов и приспособлений, для приготовления зарядов разного назначения, на разного зверя и на разную пернатую дичь.

Теперь мы собирались на рыбалку.

Всё, что было необходимо, для неё укладывалось в рюкзаки, так же укладывали кой какой провиант. Зачем охотничьи принадлежности на рыбалке, я понять не мог, а спрашивать не решался, почему не знаю.

Все сборы проходили в молчаливом, неторопливом темпе изредка дядя Боря подсказывал мне, что и как нужно сделать.

Когда все рыболовные снасти были уложены, дядя Боря сказал, что мне пора идти ложиться спать, так как утром вставать очень рано. Засыпая меня, не покидал вопрос: «Зачем ружьё?» Заснул быстро.

Проснулся от прикосновения к плечу, первое, что пришло в голову: «Проспал». Открыл глаза и в полумраке увидел дядю Борю, рукой он показал, что пора вставать, приложил палец к своим губам, дав знать, что все спят. На столе горела свеча, и слегка парил самовар. Быстро умылся. Позавтракали и вышли во двор. Лошадь запряжена и на телеге аккуратно уложено всё необходимое.

Рагдай сидит рядом с телегой, готов к походу. Садимся в телегу, неожиданно для себя задаю вопрос: «А ружьё зачем». Дядя Боря взял в руки вожжи слегка дёрнул ими: «Но-но!» Голос его был не громким, лошадь, не спеша, переставляя свои копыта, тронулась, телега, не громко издавая, присущие только ей звуки поехала, теперь я получил ответ: «Увидишь сам». Лошадка не торопилась, очевидно, ещё не проснулась. После лёгкого шлепка вожжами по крупу лошадка засеменила рысцой.

Раннее утро, всё вокруг насторожилось в ожидании рождения нового дня. Появления солнца ещё не наметилось, но темнота уже не властвовала, из-за горизонта медленно наступало посветление, отодвигая ночь. Угадывалась лёгкая дымка тумана, которая поднималась над лугом и более густая и низкая над Удой.

Одолевала дрёма.

Но завораживающая тишина и рождение нового дня с равномерными звуками, которые сопровождали наше передвижение, не громкое пофыркивание лошади мягкий ход копыт по грунтовой дороге, поросшей травой, и почти беззвучный перекат колёс поскрипывание телеги всё это гармонично сочеталось с общим восприятием окружающего мира.

Желание участия во всём этом, пусть и пассивное, брало верх над дрёмой.

Наш путь пролегал вдоль берега Уды. Берег её обозначался небольшим обрывом и узкой полоской галечника, извилистое русло реки постепенно освобождалось от утреннего тумана, поднимаясь, он таял, освобождая взору живописные просторы.

Мы ехали вверх по течению по правому берегу.

Слева всё четче обозначались горы, поросшие Забайкальской тайгой.

С приближением появления солнца, окружающая картина становилась разнообразнее и завораживающей.

И вот первые лучи солнца брызнули по восточной границе горизонта, и всё небо окрасилось заревом живых красок.

Чем выше всходил, багровый диск солнца тем, всё красочнее становилось зарево. Ярило, торжественно всходило на небосвод, освещая землю своим вечным светом неся миру новый день.

Чем выше поднималось солнышко, само оно и зарево бледнели и принимали свои естественные окрасы.

Тени заметно бледнели и уменьшались. А окружающая нас природа приобретала свои, привычные взору очертания и краски.

Ехали молча.

Рагдай бежал рядом с телегой, иногда отставал, по каким-то важным собачим делам. Гонял по лугу каких то зверьков.

Дядя Боря подструнил лошадь, она как будто проснулась, резко рванув, прибавила скорости. Дядя Боря произнёс:

– Поздновато выехали ужо, на месте должны быть.

– А чо, далеко ещё? – спросил я и стал внимательно просматривать реку, соображая какие такие приметы могут подсказать нужное место. Но особых примет не обнаруживал.

– Да вот за поворотом и остановимся, – ответил дядя Боря.

Очередной поворот реки вправо и нашему взору открылся шумный перекат реки, огромная заводь с омутом, водоворотами и чётко обозначенной стремниной посередине.

С нашей стороны довольно широкая полоса галечника поросшего у самой воды мелким рогозом. Противоположный берег более высокий с густо растущим ивняком.

Останавливаемся. Дядя Боря, соскакивает с телеги, несколько раз приседает, быстро достаёт из чехлов два спиннинга, замечаю на обеих по два тройника и по приманке – искусственные мышки разных размеров. На ходу говорит:

– Распрягай лошадь, стренож её пусть пасётся, костёр приготовь и принеси мне ружьё, осторожно с ним оно заряжено.

Он спускается к воде.

Беру лошадь под уздцы, отвожу немного в сторону, распрягаю, отпустив супонь с трудом снимаю хомут, тяжёлый, не хочет ни как с головы слезать. Лошадка стоит смирно, терпеливо ожидает, когда распрягу, только хвостом отгоняет слепней да оводов досаждающих своими укусами. Но победа одержана, хомут, крепко пахнущий лошадиным потом, укладываю на телегу здесь же укладываю остальную сбрую.

Стреноживаю коня и отпускаю пастись на сочное разнотравье бесконечного луга.

С рассветом, невесть откуда налетела всякая кровососущая тварь, особенно досаждает мошка, от которой просто спасения нет. Правда, внизу у воды дует легкий ветерок и там её почти нет.

У берега нахожу сухие сучья, деревянные обломки всё, что годится для костра, тороплюсь, хочется скорее присутствовать при непосредственной рыбной ловле.

Бегом вниз к воде к месту основных действий.

Забыл ружьё. Бегу за ним, несу вместе с чехлом, чехол снимаю на ходу, вспоминаю, что оно заряжено.

– Держи его в руках, как скажу, взведёшь правый курок, понял?

– Да, понял, – ответил я и стал наблюдать за действиями рыболова.

Тем временем он медленно подматывал на катушку леску, на конце которой находилась мышка, двигаясь по поверхности воды, она создавала полную иллюзию живой.

Мышка, удерживаемая леской, которой искусно управлял при помощи удилища спиннинга дядя Боря, было полное впечатление, что зверёк живой и изо всех сил старается переплыть эту водную преграду. Попадая в водоворот, стремнину, омут приманка отчаянно борется со стихией, попадая в зону заводи быстро плывёт к берегу.

Леска полностью намотана на катушку.

Следует очередной заброс, приманка с крючками описывает довольно высокую траекторию, тем не менее, мягко опускается почти у кромки противоположного берега. И мышка в который уже раз начинает побеждать водную стихию, проплывает спокойную полосу прибрежного течения, затем борется с водоворотами, достигает стремнины, одолевает её с трудом переплывает бурлящий омут, наконец, выплывает в заводь. Дядя говорит видать надо бы поменьше взять приманку.

Но что это? Сильный всплеск в бурлении воды мелькает тёмный, пятнистый хвост. От места «битвы» расходятся водяные круги, мышка исчезла. Катушка спиннинга раскручивается всё быстрее, не смотря на старания дяди Бори тормозить её.

Это таймень сожрал нашего бедного мышонка. И таймень не маленький.

Дядя Боря изо всех сил старается измотать, обессилить эту рыбину.

В момент, когда таймень ослабляет своё сопротивление, рыболов быстро подматывает леску, натягивая её, заставляет рыбину сопротивляться, тратя на это силы.

И снова рыбина, уходят, в глубину преодолевая усилие натянутой лески.

Эта утомительная борьба человека и сильной рыбы длится более двух часов.

Человеку, нужно точно знать и чувствовать в какой момент подматывать леску, заставляя хищника повелеваться усилию рыболова, и в то же время уловить момент, когда нужно отпустить леску, сохраняя необходимое её натяжение, не давая тем самым выплюнуть снасть. А это таймени умеют делать очень даже хорошо.

Дядя Боря, в резиновых высоких сапогах передвигается по берегу мало, больше улавливая движение хищника, водит удилищем то влево то, вправо, то вниз то, вверх, заходит в воду, подтягивая тайменя к берегу, выходит из воды.

Я, следуя за ним, нахожусь рядом, держа ружьё в руках, готов в любой момент взвести курок и подать его ему.

Теперь мне стало понятно зачем, на рыбалке может понадобиться ружьё.

От волнения всё сильнее сжимаю ружьё. Руки немеют.

Шёл уже третий час изнуряющей борьбы. Было видно, дядя стал уставать. В то же время, всё чаще и ближе к берегу стали появляться буруны и всплески. Всё ленивее становятся сопротивление рыбы. Мощный, тёмно-красный пятнистый хвост с меньшей слой шлёпает по воде. Дважды на поверхности воды появлялась огромная голова. От её вида становилось не по себе.

И вот хрипловатым напряжённым голосом дядя Боря сказал: «готовь ружьё», и тут же: «взводи!»

Я с трудом взвёл правый курок и держал ружьё на вытянутых руках готовый в любой момент подать его.

И этот момент настал, дядя, подматывая медленно, с усилием леску попятился, и совсем у поверхности воды, в двух метрах показалась огромная голова, и обозначилось большое изгибающееся тело рыбины, ещё момент и она изо всей силы рванет хвостом. «Ружьё» – прохрипел дядя, оторвав правую руку от спиннинга, я сунул ему ружьё и практически в тот же миг раздался выстрел.

В воде у головы тайменя появилось бледное красноватое, уплывающее по течению пятно.

Дядя Боря скорее упал, нежели сел на галечник, положил рядом с собой ружьё и спиннинг.

Медленно достал из внутреннего кармана кист и сложенную книжкой газету, руки заметно дрожали, из кисета достал, щепоть самосада, насыпал в оторванный листок газеты, с трудом свернул цыгарку, из карманчика кисета достал огниво, приложив фитиль к кремнию, дважды ударил об него небольшим обработанным кусочком напильника. Высеченные искры попали на фитиль, несколько помахиваней фитилём разжигают, зародившийся от искр огонёк, дядя прикуривает от него цигарку, с удовольствием затягивается, по-своему ароматным, дымом, откидывается на спину.

Я сел рядом, почему-то, тоже слегка уставший, созерцаю эту немую сцену. Думаю – жаль, нет киньщика, а то бы снял кино.

Смотрю на рыбину, какой же он большой этот таймень. Не просто большой, огромный.

Рагдай всё это время лежал на краю обрыва, положив голову, на передние лапы, повизгивал, иногда привставал и снова ложился.

Когда дядя сел, Рагдай вскочил и стал топтаться на месте, но как только дядя Боря достал кисет пёс тут же спрыгнул с обрыва, подбежав к дяде, лег у его ног и положил голову на его колени, глядя на него преданными глазами и помахивая из стороны в сторону хвостом, как будто хотел что то сказать.

Дядя не спеша, докуривает, не до конца цигарку тушит её о камень и тут же прячет её под него.

– Ну, дружок, неси вожжи, будем трофей доставать, – обратился он ко мне.

В это время раздался лай Рагдая. Лаял он в сторону реки, как будто о чём-то предупреждал.

Оглянувшись, мы увидели – наш трофей подавал признаки жизни. Таймень медленно поводил хвостом из стороны в сторону.

Я побежал за вожжами.

Когда я поднялся к телеге, то увидел, что сверху к нам приближается подвода. Кто-то ехал с пристяжной.

– Дядя Боря кто-то едет, – сказал я. Рогдай тут же подбежал ко мне и, залаяв, бросился навстречу приближающейся подводе. Но вскоре успокоился и виляя хвостом, пошёл назад.

– Кто-то из своих, – махнув рукой, сказал дядя Боря. – Давай вожжи.

Взяв вожжи с телеги, спустился с ними вниз. Дядя сделал петлю на одном конце, зайдя в воду надел её на голову тайменя, заведя петлю за жабры.

Подтянул рыбу к берегу.

В этот момент подъехала встречная подвода.

– Здорово, Тимофеич! – осипшим голосом поздоровался, подъехавший с дядей. Одновременно, останавливая лошадей, натянув вожжи, бросая их на круп лошади, и соскакивая с телеги.

– И тебе не чихать малой, – обратился он ко мне. Это был отец многодетной Онохойской семьи, одноглазый, ладно сложенный высокого роста врождённый сибиряк по фамилии Двоеглазов. Глаз он потерял на Финской войне.

– Вот это рыбёшка! – последовала тирада отборных русских слов восторга, которые в своей речи я не употреблял по причине не цензурного их происхождения, да и воспитания тоже.

От дяди Бори я их ни когда не слышал.

– Здравствуй, Валентин Егорович! – приветствовал дядя, подъехавшего. – Гляжу тоже не на прогулке был? Во время подъехал, помощь требуется, да и компания чаи погонять.

– Вижу, хорош, однако, прямо зверь, – громко выражал своё восхищение Валентин Егорович. – Пади давно его выслеживал-то?

– Да было дело, подозрение, что он здесь охотится, возникло давно, а как-то не давно сидел на крутизне, курил, да за омутом то наблюдал, а хозяин и выдал себя, за лягушкой позарился, – не громко рассказывал дядя, здороваясь с приехавшим за руку. – Вот и заязило меня взять его, во что бы то, не стало.

Берег хоть и не очень высокий, но довольно крутой, и такую рыбину, длиной в рост человека, на руках было не донести, а вот за вожжи другое дело, да, и подъехавший, с удовольствием принял участие в доставке добычи к телеге и погрузке её. Тайменя положили прямо на солому, соломой же и прикрыли, а сверху в два слоя мешковиной, – чтоб солнышко не нагревало.

– Так! – потирая руки, произнёс дядя. – Теперь самое время и перекусить, да и трофей обмыть, чтобы не болел.

Доставая охотничий нож из ножен, обращаясь ко мне, сказал:

– Давай, племяш, ставь треногу, клади дрова и в котелок воды набери, сам взял сухую деревяшку и стал строгать щепу для розжига костра.

Валентин Егорович взял с телеги треног и сказал мне:

– Бери котелок и дуй по воду, я костёр сворганю.

Все оказались при деле, каждый вносил своё участие в подготовке чаепития – традиции, после завершения охоты или рыбалки обмывать трофеи содержимым во фляжках, ну, и, конечно же, ароматным пахнущим дымком чаем.

Костёр, потрескивая пылающими дровами и сжигая их жаркими языками пламени, быстро вскипятил воду в котелке. Дядя Боря всыпал в котелок всё необходимое и сдвинул его в сторонку от огня.

На расстеленной, плащёвке разложена не мудрёная снедь: картошка в мундире, солёное сало, шмот отварного мяса, варёные вкрутую яйца, соль и пшеничные свежеиспечённые калачи, зелёный лук.

Уселись вокруг импровизированного стола кому, как было удобно, но все лицом к костру, было интересно наблюдать за тем, как постепенно уменьшаются языки пламени и исчезают. А угли играют своё жаркое произведение, не прерывно меняя цвета, форму и изменяя всю картину своего изображения.

Дядя отстегнул, висевшую у нег на ремне солдатскую, фляжку, (она у него сохранилась ещё с финской войны). Налил, в две кружки прозрачную жидкость Я из котелка налил себе золотистого чая, размешал в нём две ложки мёда, все трое чёкнулись кружками. Дядя сказал:

– Ну, чтоб не последний.

– Да уж это точно, – поддержал Валентин Егорович, и они дружно одним залпом выпили содержимое своих кружек, крякнув, помотав головами и понюхали хлеб.

Я же стал осторожно отхлебывать горячий чай, откусывая, по очереди мясо и хлеб. Пока я с аппетитом уплетал еду, взрослые наливали чёкались снова, наливали, дядя наливая по третей, сказал:

– Бог любит троицу, так не будем его гневить.

Выпили, закусили.

– Тимофеич, а ты как бы в бога то не верущий, али как? – лукаво глядя на дядю, спросил Валентин Егорович.

– А, но вроде ты и прав, но ведь с какого боку посмотреть, ты член партии, тоже вроде в бога не должен верить, а у тебя в избе в уголочке иконка-то висит, к чему бы это? – прищурившись, спросил дядя.

– Да это всё бабы мои, – смутившись, махнул рукой Двое-глазов. – Ну их, сладу сними, нетуть.

Закусывали и разговаривали о жизни.

А мне интересно, как, два взрослых мужика, под хмельком, настойчиво спорили друг с другом, а то старались убедить один другого, в различных житейских вопросах.

– Ты вот, к примеру, объясни, мене без толковому, пошто на тваёй опытнай этой станции дела деются вродя, как надабные, всяки то новыя сорта, значит выращивают, на выставках бумаги пащрительны, даже вон за пшиницу медаль дали, чёж это в колхозе то у нас нетуть ни чаво етова, вот как ты мне это разъяснишь то? С задором вопрошал Двоеглазов.

– Да чего же тебе, Валентин Егорыч, разъяснять-то? Вот, к примеру, что бы посеять вам на корма скоту люцерну, а она за одно, и медонос хороший, сколько лет, председатель ваш, ты и я обивали пороги министерства и райкома партии, не забыл?

– Тако не забыватся, – помотал головой Егорыч. – Вот тебе первый и основной ответ. А вспомни, где сейчас ваш агроном – молодой специалист, которая всей душой за дела колхозные болела. Всё за колхоз душой болела, старалась всё новое в агротехнике в своём колхозе применять. Многое осуществляла наперекор высокому начальству, а председатель за то, что потакал ей по партийной линии, сколько раз получал выговора, а напоследок и строгача влепили, – задумавшись, замолчал и продолжил. – Вот видишь, партийного, выговорами одаривают, а бес партийного за решётку, как, вредителя, и врага Советской власти. Жалко девушку, умная, хороший агроном, хоть и молодая. Планов у нас с ней было много, да вот видишь, чем всё кончилось. А это и мне своего рода предупреждение.

На некоторое время воцарилась тишина.

Каждый из них, очевидно, вспоминал и переживал события не давних лет.

– Я же своим умом многое не мог понять, как это, человека, если он делает хорошие и правильные дела, можно наказывать, да ещё в тюрьму сажать? Если человек партийный, то выговор, а если нет то, что же стрелять что ли?

– А какого человека расстреляли, помнишь главного инженера с глушилки, и только за то, что сказал, глушилки это не правильно, человек имеет право слушать то, что хочет. А ему в ответ на это пулю в лоб, – помолчав дядя добавил. – Вообще-то, на эти темы, в наше время говорить опасно, не просто опасно, а даже очень опасно.

Обращаясь ко мне, сказал:

– Ты Вечик, вот что. Что слышал здесь, забудь и ни когда и нигде не вспоминай, понял меня?

– Да, чёй-то мы не по той теме пошли при мальце-то, чего добрыва проговорится, тоды ой!

– Не а, дядь Валя, я уже почти забыл, сяду на телегу дак и вовсе забуду, а чо забывать та, я и так ни чего не понял.

Все дружно засмеялись.

– Подъём! – скомандовал дядя Боря и стал собирать всё в рюкзак.

Встали, затушили костёр.

Дядя Валя пошёл к своим лошадям, не выпряженные из телеги они паслись неподалёку.

Я побежал по высокому, разноцветью за своей гнедой, она хоть и стреножена, а упрыгала метров за двести.

Подойдя к лошади, надел ей на голову узду сразу же вложил ей в зубы удела, снял с ног путы и повёл её к телеге.

Пока дядя Боря укладывал поклажу на телегу, я запряг лошадь, вот только как следует затянуть супонь не получалось, силёнок не хватало. Помог дядя Валя, он со своей подводой стоял рядом.

Напоследок осмотрелись, не забыли ли чего.

Уселись по телегам, Дядя Валя махнул кнутовищем и громко сказал нам: «Яжайтя передом».

Дядя Боря ударил лошадку вожжами по, раздутым бокам, результат хорошего аппетита. «Ну, пошла!» – крикнул, и лошадка бодро дёрнула и с места пошла рысью. Следом не отставал, и наш попутчик. Настроение у всех было отличное. Я с дядей знали, нас встретят с радостью, и что бабушка Муся испечёт вкуснейшие пироги из тайменя, вкус у них превосходный, особенно запеченная в тесте кожа жирная и ароматная. Такой вкус не забывается. А уж печь пироги бабушка умеет. На стол поставят большой самовар, который что-то, по, своему разговаривает и из отверстия в крышке струится пар. Сверху на него поставят заварной чайник, из которого распространится запах разноцветья, чая из собранных луговых цветов и трав с добавлением листа чёрной смородины.

 

Стихия

Чем больше прожито лет, тем дальше, во времени, отдаляются пережитые события. И воспоминания о них все с большей ностальгией тревожат человека. Вот и наш герой, довольно преклонного возраста часто стал вспоминать различные ситуации и истории, в которые случалось попадать, Вспоминается трагедия, которая случилась в Забайкальской тайге. Много прошло с того времени лет, а в памяти сохранились мельчайшие подробности пережитого. В августе в тайгу потянулся народ, богатый урожай грибов, ягод и кедрового ореха обещал людям неплохие заработки, да и запасы на зиму от таёжных щедрот. Шел 1947 год, год тяжелых последствий Великой отечественной войны. Туда выезжали и заготовители. Прокладывали тележники, завозили бочки, соль для засолки грибов, мешки, короба, продукты и т. п. Люди шли в тайгу часто семьями. Знали свои места. Добирались к ним кто как мог. Иногда более суток тратили, чтобы дойти до заветного места. Тайга огромна, всем хватит её богатств. Каждый из проводников, как правило, шёл тропой известной только ему. На ночь разжигали костёр и отдыхали. На себе несли всё, что необходимо для пребывания и работы в тайге. А труд там от восхода солнышка и до его захода. Дикие заросли, хребты, пади и каменистая почва само пребывание там делали нелёгким. Нашему герою в тот год, исполнилось, шестнадцать лет. Он второй день переносил свой скарб от тележника. Это таёжная дорога, по которой можно доставить груз на телегах до полного бездорожья. После чего, вьюком или на волокушах, а дальше можно пройти только пешим с поклажей на плечах к намеченному месту. От тележника до зимовья ходу было, полный, день. Зимовье это он нашёл ещё в прошлом году. А в этом в конце июля забросил туда, кой-какой, инструмент, охотничье снаряжение, соль, сахар, муку, сухари. В зимовье давно не жили. Оно обветшало. Вот он его и подремонтировал загодя. А так то, оно было довольно просторным. Обычно, зимовье строят на двух-трёх человек, а в этом свободно могли разместиться пятеро, и печь была хорошо сложена, камень подобран один к одному, даже, хоть и треснутая, но чугунная плита на ней и дверка настоящая. Накрыл он новую кровлю из коры елей, она хорошо снимается со ствола и получается отличный материал для крыши, сверху засыпал землёй и камнями, вставил стекло в оконце. Оно хоть и маленькое, но всё же, плохо без него. На дверь установил новые петли, обновил нары, уложил на них накошенную и подсохшую траву. В общем, привел жильё в порядок.

Всё началось после одного разговора со старым охотником – бурятом, он жил в небольшом доме, стоявшем во дворе образованного домами, которые выходили своими фасадами на улицы в центральной части города. Дом этот был размером примерно пять на шесть метров, с шатровой крышей из лиственничной дранки.

Внутри дом был точь-в-точь, как юрта, правда, не считая большой русской печи, которая стояла сразу направо от входа, и поэтому не портила общего колорита убранства. Между печью и стеной располагался от пола и почти до потолка ступенчато своеобразный «иконостас». Здесь располагались литые из бронзы, фигурки божков, различных зверей, стихий, в виде змей и драконов, и много различных по размерам и формам будд. Перед каждым из них стояли маленькие пиалки, чашечки и другие ритуальные принадлежности, в уголке висела на длинной красивой ручке кисточка из пушистых перьев для смахивания пыли. У других стен были уложены стопами ковры, одеяла, подушки и прочие принадлежности. Несколько ярко разрисованная национальными орнаментами сундуков установленных друг на друге заполняли промежутки. В простенке, между окон, висели старинные ружья и охотничьи ножи, над ними, под самым потолком красовалась огромная голова сохатого, на рогах которой висело множество разноцветных ленточек. На полу расстелен большой персидский ковёр, в центре которого расположился низенький, расписанный в национальном стиле, столик, вокруг него разостланы, толстые круглой формы так же украшенные орнаментами подстилки из кошмы. Весь этот колорит убранства создавал полное впечатление настоящей бурятской юрты зажиточного владельца. Ата Ташты-бай, так звали хозяина этого дома, свою жену он давно похоронил, еще тогда, когда жил в улусе в северных краях Бурятии и теперь с ним жила его младшая дочь, Кутай.

Проходя мимо, Вячеслав часто видел его сидевшим на скамейке, возле своего дома. Старик всегда был в национальной одежде, подпоясанного широким поясом из длинных кусков материи красного и зелёного цветов обмотанным, вокруг пояса два раза, концы которого заправлены внутрь, на голове шапка с кисточкой круглая, конусная, отороченная куньем мехом.

Смуглая кожа, густые седые брови, узкие слегка раскосые глаза и седая редкая бородка, на большой скуластой голове, говорили о его преклонном возрасте. Во рту он постоянно держал трубку из чеканного серебра, подаренная его другом охотником, давно покинувшем этот мир.

Курил трубку он с чувством, изредка выпуская тонкой струйкой сизый дымок. Проходя в очередной раз мимо, Вячеслав почтительно поздоровался с ним, ему был симпатичен этот загадочный старец.

– Самбайну, – склонив голову, сказал молодой человекэ.

– Мэндээ, – ответил старец, и продолжил. – Хубун наша ириштэ, – и показал ладошкой на скамейку рядом с собой.

Вячеслав подошёл и сел. Ата Ташты-бай заговорил:

– Мая знаит твоя имя, мая хочит немножко говорить, твоя мама Зина хорошо дружил моя жинка, теперь давно нет. Как живет Зина? Давно не видел, однако.

Вячеслав рассказал ему, как он с мамой живёт. В разговоре он спросил Ата Ташты-бая, чем он занимался в молодости.

– Однако, сколько есть память, всегда охотник, большой зверь не стрелял, больше, однако, лиса, куница, соболь, шибко хорошо брал, белка много брал, рысь было попадал.

После они ещё не раз обсуждали охотничьи дела.

Однажды Ата Ташты-бай сказал:

– Сын хотел, один был, медведь задрал, больше парня не был, дочка слабая, – помолчав, предложил. – Давай, однако, охотника из тебя учить буду. Будешь пушнину то добывать, хороший работа, однако.

Вот и получил Вячеслав от него много полезных знаний по пушной охоте и премудростям таёжного выживания. Научил, что нужно взять с собой из провианта и чем запастись на всякий случай.

– Пойдёшь зимовать, зима суровая, рисковать нельзя, глупо, лишний раз лучше поспать.

Рассказывал Ата Ташты-Бай своему ученику о своих тайных местах, где водились разные пушные зверьки, об их повадках и способах лова на различные самодельные ловушки, пасти, петли и многие другие самоловы.

Первый раз посоветовал идти на зимовьё, куда Вячеслав и собирался теперь. Подробно рассказал, как его найти и предупредил:

– Токо не надо ходи по ручью, живи на зимовьё, охота ходи по хребет на россыпь и падям, – старательно рассказывал, где россыпи, как на них искать зверюшек, где и какие пади. – Там може попадёт тебе мои поставы, сгнили, однако давно, – с сожалением сказал он перед отъездом, молодого охотника в тайгу.

В тайгу Вячеслав ходил с детства и раньше, за грибами, разной ягодой, за черемшой и кедровым орехом, как правило в компании, со взрослыми. С дядей приходилось и на охоту ходить, на лисиц, зайцев, на боровую дичь, он брал Вячеслава с собой иногда даже с ночевкой в зимней тайге, под сенью сосен в снегу у костра. Юношей с друзьями, по ранней осени, ходили за кедровым орехом и жили прямо в кедровнике по нескольку дней. В таких походах, бывало, случались, различные неожиданные истории. Так что теперь Вячеславу осталось только перетащить всякую всячину, которую он привёз по тележнику на двух волокушах. Лошадей и волокуши он нанял в бурятском улусе, в который приехал на попутной полуторке из Улан-Удэ. От города до улуса более двухсот километров, а от улуса до тайги около десяти, да и по тайге не меньше. Хозяин лошадей, его имя Доржи, встал утром ещё до восхода солнца и разбудил Вячеслава. Умылись выпили чаю с лепёшками и хурудом, это плотный творог, покрытый крутой сметаной и выдержанный на солнце, который приготовила его мать. Чай готовится тоже национальный, хорошо заваренный брусочный зелёный с молоком, бараньим жиром и поджаренной пшеницей. После такого завтрака есть не хочется до вечера. Волокуши и весь скарб с Доржи уложили на телегу с вечера. Вячеслав ещё допивал свой чай, а Доржи уже запряг лошадь в телегу. Не теряя времени они тронулись в путь. Доржи верхом, Вячеслав на телеге. Солнце едва начало брезжить. За нами увязался молодой пёсик, лайка. Несколько раз Доржи пытался его прогнать обратно, но тот каждый раз догонял вновь в конце концов, Доржи махнул рукой: «Пускай, пригодится, тебе лучше будет». Их отъезд сопровождался голосами просыпающегося улуса, из него доносились негромкие голоса людей, задорные петушиные переклички, ленивый лай собак и призывное мычание ещё не подоенных коров. Все утренние звуки слышались как-то по-особому, они как бы, звенели в хрустально чистом пространстве, и казалось, существовали сами по себе. Выехав за околицу, они ехали по дороге, которая пролегает по бескрайнему лугу, покрытому густым и высоким душистым разнотравьем. Над лугом медленно начинает подниматься прозрачный туман. Потянуло прохладой. С восходом солнца то тут, то там раздаются пересвисты сусликов. Высоко в небе слышится песня жаворонка. Ехали молча. Каждый думал о чем-то своем. Под монотонные и глухие звуки копыт и пофыркивание лошади одолевала легкая дрёма. Солнышко начинало своим утренним теплом рассеивать туман и трава от росы казалась особенно свежей и сочной. Возникла мысль: «Лошадям, наверное, очень хочется остановиться и пощипать эту аппетитную травку».

В лесу прохладно и темно. Воздух пропитан ароматами хвои, смолы и прелой листвы. Вскоре дорога приблизилась к ручью и дальше двигались вдоль его берега густо поросшего лесной чёрной смородиной. Кусты высокие обильно увешены гроздьями крупных черных ягод с тёмно-синим отливом и настолько густые, что ручья за ними не видно. Его присутствие угадывалось по звонкому журчанию. Дорога становилась всё менее проходимой для телеги, в некоторых местах приходилось её перетаскивать через камни и корни. После трех часов мучений сделали привал. Выпрягли лошадь из телеги. Сняли волокуши: это приспособления для транспортировки груза по таёжным тропам. Перегрузили всё с телеги на волокуши, закрепили сыромятными ремнями поклажу, запрягли в них лошадей и двинулись дальше. Дорога идёт все круче вверх. Лошади часто спотыкаются, волокуши переваливаются и перепрыгивают через корни и камни, все устали. Доржи говорит:

– Скоро будет поляна и привал. Лошади будут пастись, у нас появится возможность отдохнуть, покушать.

Доржи не охотно и мало говорит. Вячеслав не говорит по-бурятски, хотя кое-что понимает, а Доржи плохо говорит по-русски. Впрочем, каждый из них хорошо знает, что должен делать. Вот, наконец, и поляна. Как только они вышли на неё, лошади оживились и прибавили спрыти, достигнув двух столетних стройных лиственниц, растущих на поляне, они остановились, и по их виду было понятно, что теперь никакая сила с этого места этих двух лошадок не сдвинет.

Лошадей распрягли, стреножили и отпустили пастись. Фыркая, потряхивая гривами и разгоняя оводов и мошку хвостами, они стали отдавать должное сочным травам. Доржи принялся разводить костёр, а когда пламя занялось, пошёл к ручью за водой. Вячеслав стал готовить еду. Пока лошади насыщались и пили воду из ручья, они хорошо отдохнули. Солнце стояло в зените. И снова в дорогу. Дальнейшая дорога была ещё труднее. Подъем круче, а деревья чаще, мелкий и густой кустарник ещё больше затруднял движение. К вечеру они подошли к подъему, который лошади не могли преодолеть даже без волокуш. Быстро разгрузили привезённое. Развернули волокуши вручную и Доржи с лошадьми ушел домой, торопится до темна, выйти из леса. Вячеслав спешил всю поклажу подвесить как можно выше на деревьях, для чего срубил несколько сухостойных жердей. Сколотил наскоро лестницу и с её помощью уложил жерди на сучья близко стоящих сосен, на которых и разместил поклажу. Лайка, которая не давала о себе знать, появилась неожиданно. Молодой человек удивился:

– А я думал ты домой убежал, ну проказник Пёсик, однако-таки буду тебя назвать, – собачка, виляя хвостом, стала ластица к новому хозяину.

Развел костёр, поужинал, завернулся в спальный мешок, уложился между корнями огромной сосны вблизи от костра. Заснул быстро. Сон хоть и крепкий, но в тоже время чуткий. Ночь прошла без приключений. Проснулся рано. Солнце, где-то ещё далеко. Выбравшись из спального мешка, ощутил прохладу влажного таёжного воздуха. Утренний туалет и в дорогу. Снял с подвески горбовик, это фанерный ящик с лямками и крышкой, в нём боеприпасы и другая мелочь, которую не желательно измять и замочить. Ещё снял рюкзак. Собрав то, чем пользовался вечером и завернув это в спальный мешок, водрузил всё на себя. Горбовик сзади, спереди рюкзак, спальный мешок закрепил на горбовике. Костёр затушен. Можно двигаться.

Молодые годы, неплохая физическая закалка позволяли без особых усилий нести свою поклажу. Его путь будет пролегать по гребню отрога, который спускается от хребта, за ним находиться его зимовье. Идти придётся всё время в гору, перешагивая через камни, корни и густой низкий кустарник. Тропы нет. Пробирался между стволов сосен. Благо, что они на хребте не очень густо растут. Дорогой его развлекали шустрые бурундуки, вездесущие кедровки перелетают с кедра на кедр, иногда угадывался звук прошедшего крупного зверя. Привал часа через два пути. Завтрак, пятнадцатиминутный отдых и снова в дорогу. Нужно перейти через перевал до наступления темноты. В тайге ночь приходит быстро. А в темноте, в лесу ориентироваться довольно сложно, да и не безопасно.

На перевале необходимо сориентироваться, во время свернуть в сторону, чтобы подойти к спуску в нужном месте. А там, на спуске тоже не сахар, гружёному под гору идти труднее, чем идти в гору. Так что приходится носильщика не жалеть. На пот, стекающий по лицу и шее и на жаркий день обращать внимания некогда. Вячеслав наметил себе место следующего привала для короткого отдыха. Где-то уже не далеко должны быть несколько берёз. Одна из них причудливо изогнута почти у самой земли и на ней будет удобно присесть и снять поклажу.

Он не заметил, что стало темнеть и потянуло прохладой. Погода резко, прямо в считанные минуты, меняется. Стало темно. Свинцовые тучи неслись над верхушками деревьев. Казалось, что они касаются их, от чего те гнуться и мечутся. Всё это сопровождалось верховым шквальным ветром. Здесь, внизу ветер особенно не чувствовался. Но скоро и здесь на земле поднялся вихрь, который захватывал и крутил прелые листья, старую и новую, сорванную с деревьев хвою. В вихре смешалось всё, что только он смог поднять и запустить в своём хороводе. На какое то, время Вячеслав остановился. Не мог понять, что происходит, что случилось, происходящее казалось, не реальным, не естественным. То, что летало в круговороте вихря, больно хлестало по рукам и лицу. И вдруг, над самой головой огромной силы ослепляющая молния разразилась громом, от которого заложило уши и голова, казалось, раскололась. Из тучи пролился водопад, он полился с такой силой, что по склону почти сразу же сплошной волной понёсся грязевой поток, унося с собой всё, что только крепко не держалось за землю. Последнее, что Вячеслав успел увидеть это огромная молния как осьминог своими щупальцами, она опоясала всё пространство над ним, ослепив своим серебристо голубым светом. В следующее мгновение его тело сковала невидимая сила, лишившая его сознания и чувств. Сколь долго это продолжалось, он не знал. Когда очнулся, понял, лежал вниз лицом, раскинув руки, по всему телу, по мышцам как будто пробегают нервные волны. Растерянность, ужас перед дикой силой стихии охватили всю его сущность. С трудом поднялся на ноги, голова свинцовая, дышать тяжело. Первым порывом возникло желание всё бросить и бежать. Мысль о том, что такие сильные ливни долгими не бывают, его несколько успокоила. А так как за это время он не сделал и шага, то и стоял, прислонившись к двум рядом росшим деревьям. Вернулась способность оценивать обстоятельства, реально мыслить. Оставаться на месте и переждать грозу, которая всё набирала большие масштабы в своём буйстве, ему показалась единственно правильным решением. Однако, на нем уже не было ни единой сухой нитки, холод сковывал мышцы. Двигаться и только двигаться. Чтобы то не было, нужно идти к зимовью. Там спасение. Не без труда Вячеслав навьючил на себя поклажу и тронулся практически на ощупь. Прощупывая перед собою палкой дорогу и держа левую руку вытянутой вперёд, он стал пробираться вверх по склону. Вода заливала глаза, лилась по всему телу. Холодная, мокрая. Эта гадость старалась его остановить и тем самым приговорить к смерти. Теперь он это понял отчётливо. Сколько он пробирался среди деревьев, кустарников перешагивая на ощупь через корни и камни, царапая ветками лицо и руки, разрывая одежду, он не знал. Знал одно, нужно идти. Пришло время, когда Вячеслав почувствовал тепло, оно шло изнутри. Усталости не чувствовал. Очевидно, страх перед неизбежностью придавал силы и рождал волю к жизни. Интуитивно чувствовал, что до зимовья ещё часа два. От напряжения ноги стали слегка дрожать. Нужен отдых. Ветер стих. Вода из туч лилась теперь спокойно, как из душа. Стало понятно, это надолго. Тучи висели выше деревьев. Немного посветлело. Видимость метров на пять-шесть. Присаживаясь на ствол поваленной сосны, из кармана рюкзака достал хлеб и кусок колбасы, не торопясь, съел обильно смоченные дождевой водой. Вытянул ноги. Нужно дать им отдохнуть. Несмотря на ливень, его одолевала дрёма. Вячеслав понимал, чем дольше будет отдыхать, тем труднее будет подняться. Но забыться не дают вновь нарастающий гром и молнии. Его внимание привлек неясный и необычный силуэт, который просматривается в пелене дождя. Яркая молния разрядилась недалеко за спиной и осветила загадочный предмет. Оказалось, это корни упавшего, очевидно, в эту грозу дерева. Когда стало темно, в памяти возникло то, что он увидел. Под корнями в воде, что-то лежало. Очевидно, какому то, обитателю тайги не повезло. После отдыха притупилось чувство опасности, груз стал сильнее прижимать к земле. Поступь стала тяжелее и ноги не хотели слушаться. Собирая всю свою волю, заставил себя сконцентрироваться на необходимости двигаться. В сознании появилась ясность цели к спасению. Пришло успокоение и уверенность в себе. Вспоминая увиденное несколько минут назад на фоне вывернутых корней. И вдруг сосуды на висках вздуваются, сдавливают голову до такой степени, что в глазах темнеет от мысли: «А вдруг это человек». Моментально остановился и не думая, снял с себя всю поклажу. Дождь стал поспокойнее, но прекращаться не собирался. Оставив поклажу под сосной, Вячеслав спустился к растопыренным, во все стороны, вывернутым из земли корням. Это примерно на метр ниже и шагов двадцать от его местонахождения. Без особого труда добрался до корней. Присмотрелся, но там темно и почти ничего не видно. Наклоняясь, приблизился к проступающему в темноте предмету. Осторожно протянул правую руку, левой держась за корень, прикоснулся рукой и сразу понял: «Человек». Спустился в углубление, заполненное ледяной водой. На ощупь убедился, действительно человек, к тому же это девушка. Легко одета и никаких признаков жизни. На его прикосновения никакой реакции. В бесконечном и монотонном шуме ливня невозможно уловить её дыхание. Пульс не находил. Тело лежало на половину в воде. Голова высоко над водой на корнях. Попытался поднять её. Подсунул руки, одну под лопатки, другую под поясницу и в момент, когда стал поднимать, по её телу пробежала еле заметная дрожь, значит живая. Поднял её на руки и встал сам на ноги. Происходящее казалось не реальным. Бедняжка была лёгкой, её веса он практически не чувствовал. Но идти было не возможно, под ногами жижа, почва скользкая, дождь льёт, по-прежнему. Перекладывая безжизненное тело на левое плечо и, ухватившись, за торчащие корни и кустарник, с трудом выбирался из ямы. Несколько десятков шагов до места, где оставил свою поклажу, преодолел без особого труда.

Осторожно, опустил тело, под огромной и густой сосной, на мох, между корней этого великана, полулёжа. Прислонил своё ухо ко рту в надежде услышать дыхание. Но шум дождя мешал и всё же, он услышал звуки, подающие признаки жизни. Всё делал интуитивно, иначе нельзя, другого выхода не существует. По близости нашел сломанный ствол небольшой сосны. Комель её висел на пне, на уровне его поясницы. Из камней и обломков сучьев смастерил рядом со стволом подставку, на которую поставил горбовик, а на ствол сосны – рюкзак. Уложил спальный мешок на рюкзак одним концом и другим на горбовик. Поднял и не без труда уложил на это сооружение промокшее, холодное и без признаков жизни тело. Протиснувшись, под это сооружение, просунул голову между рюкзаком, и горбовиком поправил лямки и поднял весь груз. Нежданная «спутница» лежала на левом плече на спине. Руки и ноги, чтобы не сползали, не туго закрепил ремнями и голову прикрыл углом спального мешка. Ткань этого мешка не промокаемая и это не делает его тяжелым. В обеих руках прочные палки. Впереди не далёкий, но трудный путь. Дождь стал реже и мельче, но не прекращается. Не смотря на все физические упражнения, чувствовал, что стало ещё холоднее. Приложил усилия, что бы тронуться с места. Повесу приходилось носить гораздо больший груз, но теперь всё что он нёс на себе давило к земле с такой силой, что казалось ноги врастают в землю. Их вытаскиваешь, а они с каждым шагом всё глубже уходят обратно. Выручали палки. Теперь у него четыре опоры и он постепенно приспособился к новой форме передвижения. Перенеся часть веса на руки и тем самым несколько разгрузив ноги, переставляя палки как при ходьбе на лыжах, идти стало легче. Движение в гору этому способствовало, не нужно было наклоняться вперёд, получалось как бы само собой. Здорово помогало умение отвлечь внимание от трудности и сосредоточиться на своих действиях. Вячеслав старался не думать о зимовье, о расстоянии и сложностях происходящего. Дождь продолжал делать своё гадкое дело. Сколько он прошел не знал. Ни по расстоянию, ни по времени. Казалось вечность. Состояние было полной отрешенности от действительности. Сверлила одна мысль: «Нужно идти, не останавливаться, я могу и должен дойти». И он, передвигая палками и ногами, шел. Наконец почувствовал, что подъём становится менее крутым и нагрузка ноши больше перемещается на ноги, значит, подъём скоро закончится, и по горизонтальному участку будет идти легче. Он вышел на перевал, а это почти горизонтальная его часть. Теперь повернул направо и шел по плато перевала. Нужно не пропустить спуск к зимовью, он почти не заметен. Вода текла по лицу, заливая глаза. Хоть и стало несколько светлее, но видимость отвратительная. Решил начать спуск в расчёте на то, что по диагонали сам спуск, получится более пологим, а это значит легче, будет идти. Плечи и поясница его давно потеряли чувствительность. Ноги стали как деревянные, а руки окончательно окоченели. Спускаться гораздо труднее, чем идти в гору. Груз тянет вперёд. Если бы не палки, удержаться на ногах было бы невозможно. Затрудняет движение и необходимость в осторожности, что бы, не нанести травму сучьями пострадавшей. Спуститься и найти зимовье стоило последних сил всего молодого организма. Только когда подошёл к двери, он понял: «Я не могу снять с себя поклажу, нет ни сил, ни способности производить необходимые для этого, движения». С каждым мгновением усиливалась слабость. Прислонившись к двери рюкзаком, с трудом согнул ноги и сполз на колени. Потом перевалился на правый бок и выбрался из своей ноши. Отодвинув всё от двери, открыл её. С большим трудом, окоченевшими, негнущимися и, бесчувственными пальцами развязал ремни. Превозмогая усталость, он втащил в зимовьё бездыханное тело. Потом из последних сил заволок остальное и закрыл дверь. Всё, на большее ни сил ни воли не осталось. В зимовье почти темно, малюсенькое оконце практически не пропускает света, да и откуда ему взяться. На улице, темень. Смутно сознавал, что нужно тепло. «Печь, необходимо растопить печь». И тут же понял, что ему это не под силу. Его тело от кончиков пальцев ног до кончиков пальцев рук дрожит, как будто находятся под электрическим током. К тому же чувствительность пальцев нулевая. Пальцы рук как деревянные, не гнутся, да и сами руки не слушаются. К счастью печь заполнена дровами и щепой, под которой уложена береста ещё с прошлого его посещения. Таёжное правило: позаботишься сегодня, пригодится через год. С полки смахнул коробок спичек на стол. Пытаясь достать спичку из коробка, но все усилия тщетны. Пальцы-кочерыжки не гнутся. Кое-как, прижав одной рукой коробок к столу, пальцем выдвинул его, спички высыпались на стол. Сжимает несколько спичек, пальцы их удерживают очень слабо. При попытке чиркнуть по коробку спички выпадают на пол. И так несколько попыток. Наконец спичка зажглась, поднес ее к топке печи и поджег бересту, от которой постепенно огонь перебрался на лучины и поленья. Теперь будет тепло. Лучиной, которую поджег от огня в плите, с трудом зажег лампу «летучую мышь». Нужно заняться девочкой, её тело дрожит и это, считал он, неплохой признак. Снял с неё мокрую одежду. Расстелил на нарах на сухое душистое сено покрывало, положил, дрожащее и синее от холода тело на нары, обтёр на сухо. Сухие дрова разгорелись и зимовьё наполнялось теплом. Снял с себя промокшую одежду, обтёрся насухо. От тепла стало клонить ко сну. Голова как в тумане. Только сознание, того, что это необходимо делать заставляет его держаться на ногах. Теперь необходимо оказать первую медицинскую помощь, как ей, так и самому себе. Для этого ему нужно было заварить зелье. Высушенные коренья, ягоды и травы заготовлены, одним из травников, с прошлого года. И снова проблема, нет воды. За дверью ливень, но каково опять под его струи. Выставив ведро под поток с крыши, вода быстро заполнила его, он занес его в зимовье. Заложил всё необходимое в чугунок, залив водой, поставил в отверстие на плиту. Пока готовилась спасительная жидкость, растирал вафельным полотенцем тело страдалицы. Правда, из-за сильной дрожи рук, да и всего тела эта процедура ему удаётся плохо. Два человеческих дрожащих существа, одно другому пытается оказать помощь, наверно такое зрелище, не для слабонервных. Вячеслав поймал себя на том, что из глаз у него текут слёзы. Это от обиды на своё бессилие. Но ещё не всё сделано. Прежде чем расслабиться, нужно ещё много сделать. Варево закипело. Сняв чугунок с плиты, поставил его на стол. Закрыл отверстие на плите. Теперь, пока остывает содержимое чугунка, занялся одеждой. На полу стало мокро от стекавшей с неё воды. Всё снятое с обоих бросил в угол на скамейку, подумал: «Сушить буду утром, если выживу».

Растирался насколько возможно, полотенцем. Разлив взвар по разной посуде, что бы быстрее остыл, пытался отогреть руки у плиты и о чугунок. Наконец ладони и пальцы начали обретать чувствительность. Пальцы пронизывали, как будто сотни мелких иголок. И это вызывало маленькую радость. Подкидывал поленьев в печь. В зимовье становилось жарко. Наконец лекарство готово, можно приступать к процедурам. Налил большую кружку и, подняв голову девочки, понемножку влил ей в рот, следя за глотками. Главное не дать захлебнуться. Но у них всё получается на этот раз хорошо. Налил в миску взвара, смочил в нём ладони своих рук, массируя, втирал сначала в её плечи, шею, грудь ему казалась особенно холодной и посиневшей, но руки не теплее, а вот самым холодным оказался живот и ступни ног. Особенно старался массировать подошвы и пальцы ног. Напоследок, промассировал уши. На себя практически сил не осталось. Выпил не большими глотками кружку взвара. Нужно сказать, что и врагу не пожелаешь такой отвратительной горечи. Казалось, в нём сосредоточились все самые горькие противности. Хина после этого питья сносный напиток. Если не считать болей в мышцах, скованность всего тела, и не брать во внимание полный упадок сил, то Вячеслав был уже в порядке. Расстегнув спальный мешок, получилось большое одеяло. Сдвинув бедняжку к стенке, укрыл одеялом. Подбросил в печь поленья лиственницы, плотно закрыл дверцу. Огонь дружно и весело потрескивал и попискивал, делая своё доброе дело. В зимовье стало жарко, это хорошо ощущалось, холод покидал застывшую плоть. Сев на нары, Вячеслав хорошенько натер ступни ног взваром, потушил «летучую мышь» и залез под одеяло. Под одеялом чувствовался холод. Тело девочки, как ледышка. Сообразив, что теплу то здесь взяться неоткуда, убрал одеяло к стенке и заметил, что из-под, нар по стенке сквозит холодный воздух. Откуда бы это? Сеном и краем одеяла заткнул щель между нарами и стеной. Тело девушки холодное, по нему пробегает мелкая дрожь, маленькие груди и сосочки кажутся прозрачными, дыхания не слышно. Приложив ухо к груди, ощутил медленное дыхание и удары сердца. Ничего, мы ещё поборемся за жизнь. Встал. В зимовье стало жарко, как в бане, даже дощатый пол был тёплый. Снова зажег свет, достал из горбовика бутылку со спиртом и смочил им полотенце. Осторожно протёр спину девочки и ноги до ступней. Место, где она лежала холодное. Вячеслава лихорадило, хотя всё тело было горячее. Лег на ары, холода не почувствовал. Осторожно обнял замёрзшее тело, прижимая спиной к себе. Плохо, что соображая, шепнул: «Выжила бы».

Не успев положить голову, заснул, последняя мысль: «Через два часа процедуры нужно повторить, не проспать бы».

Проснулся от слабых толчков в грудь. Голова как с похмелья. Старался понять, что происходит. В памяти восстановилось происшедшее. Поднимаясь на локте и увидел рядом распластавшееся тело несчастной. Она негромко стонала, губы сухие и красные и вся она пылает жаром.

Первое, что он понял: проспал.

Попытался быстро соскочить с нар, но получилось медленно и неуклюже, он понял, что серьёзно простыл. И так два пылающих жаром существа вдали от цивилизации пытались выжить. Другого выбора не было. Подбросил в печку дров. Огня там уже нет, но угли ещё жаркие и огонь быстро охватил поленья. Поставил чугунок на плиту, налил воду и заложил в него сбор трав и кореньев. С полки достал несколько мешочков со сборами лекарственных растений, на каждом мешочке написано от каких болезней и, как приготовить и пользоваться, Всё написано ровным каллиграфическим подчерком. Этот набор нынешней весной дала ему колдунья Ворожея. Живёт она на задах деревни Онохой, что стоит на берегу реки Уда, в землянке рядом с ручьём, Ручей этот берёт своё начало далеко в тайге, спускается по Интегриновой пади, протекает через луга, поля и впадает в Уду. У землянки в ручье вода не шибко холодная и водится там, как говорят в деревне, всякие водяные твари и растения ядовитые. И по этой причине водой ниже этого места никто не пользуется, говорят, попьёшь – сгинешь. Однако кто не знает, пьют и ничего, живы. Хоть и ходили про Воражею разные недобрые слухи, однако как прижмёт какая тяжёлая хвороба, шли к ней с поклоном, а коль пошёл, так и вылечит обязательно. Вот и Вячеслав перед долгим походом в тайгу пришёл к ней и попросил совета, как в тайге уберечься, от хворей. Так и познакомились. Оказалась она образованным человеком и из старинной интеллигентной семьи Интегриновых, медицинское образование позволило ей стать профессиональной травницей, но об этом в другой раз.

Нашёлся мешочек с надписью о тяжёлых простудах, воспалении лёгких, лихорадки и что делать со сбором. Как написано, так он и сделал. Всыпал в чугунок шесть столовых ложек сбора и столько же стаканов воды, поставил на плиту. Больная не громко стонала и металась по постели, иногда было слышно, что-то пыталась в бреду сказать. Какая температура была у обоих сказать трудно. Градусник взять не догадался. Думаю, под сорок было. Варево в чугунке закипало. Нужна ещё вода, значит нужно выйти на улицу. Надев на себя сухое из запасной одежды, Вячеслав сообразил, что забыл повесить сушиться промокшую одежду. Девочка сбрасывала с себя одеяло. Накрыв её, развесил на, загодя натянутые верёвки, мокрые вещи и пошел к двери. Толкнул её рукой, но она не поддалась, толкнул сильнее, результат тот же.

– Ни чего не понимаю, открывалась свободно. От дождя так сильно разбухнуть не могла.

Третья попытка и ничего. Ругаясь матом:

– Что, кто-то подпёр с улицы? Но здесь никого не может быть, – повернулся к двери спиной и ударил её ногой, в ответ какой то, лёгкий звон, ударил ее ещё и ещё – дверь распахнулась. Повернулся к двери и… В глаза бил ослепительный солнечный свет, невольно закрыл их ладонью, когда же открыл, и глаза привыкли то, увиденное вызвало удивление, восторг и страх одновременно. Удивление от неожиданности, восторг от увиденного, а страх от осознания того, что произошло.

– Ни чего не пойму, такое, не увидишь даже во сне. Мама мия! Бог ты мой. Не верю своим глазам…

Потрясение отодвинуло болезнь на второй план. За стенами зимовья в лучах солнца искрилось и переливалось всеми цветами радуги всё, что попадало в поле зрения. Стволы деревьев, каждая иголочка и каждый листик и травинка, спелые ягоды красной рябины, чёрной бузины и черёмухи, причудливо изогнутые кусты, камни и мох всё, что образует тайгу, было покрыто хрустальным льдом. Лёгкий ветерок, как бы играя, покачивал растения, и те издавали, мелодичный тихий перезвон, казалось, вся тайга о чём-то тоскует, всё живое замерло в трауре. Трудно было, глядя на эту красоту, осознать масштабы трагедии, а они были огромны и ужасны. Намного позже он узнал, что в тайге тогда погибло около девяти сот человек, выживших остались единицы.

Но вернёмся к делам в зимовье.

Пока Вячеслав приходил в себя от увиденного и пережитого, взвар на плите слегка выкипел, хорошо, что дрова догорали. Долил из чайника, он всегда наполнен кипячёной водой, чугунок и разлил лекарство по кружкам, подошёл к подопечной. Она лежала под одеялом, глаза открыты, в них виден страх, из уголков глаз текли слёзы. Вячеслав попытался успокоить её:

– Что мол, не беспокойся, вылечимся и будем здоровы.

С хрипом в горле, шепотом девушка спросила:

– Где, где мама, папа, сестры и брат? Вы кто?

Он сказал:

– Давай сначала вылечимся, а то я тоже очень, болен и валюсь с ног, последние силы меня оставляют, нам нужно ещё поесть, а то не будет сил на поправку.

С трудом, почти насильно заставил её выпить взвар и сам тоже выпил через силу, уж очень он горький и противный. Наскоро приготовил еду, гречневая каша из концентратов, хлеб с маслом и бурятский чай, поднес к полатям миску с кашей, хлебом и кружку с чаем. Девочка, мотая головой, говорит:

– Мне нужно одеться, вы же знаете я голая.

Что делать? Одежда ещё не высохла. Из рюкзака достал свою рубашку, ковбойку, в те времена они были модными, протянул её, и спросил:

– Как тебя зовут-то?

Еле слышно, ответила:

– Оля.

Взяла рубашку, обнажившись, надела, не слезая с полатей, посмотрела на парня. Говорит:

– Я не бесстыдная, просто Вы же видели меня, коды лечили, мне очень плохо, нет сил. Я всё понимаю, токо не помню, че стряслось-то, где я и как очутилась здеся и где это.

– Оля, обо всём расскажу, а теперь главное надо поправиться.

Поели без аппетита. Подбросив в печку несколько поленьев, разделся и залез под одеяло, руки ноги дрожали, голова чугунная и вообще всё тело ломит, заснул, теряя остаток сил. Сон был глубоким без сновидений, проснулся весь мокрый. Рубашка, трусы насквозь, одеяло, да и вся постель, требовали сушки. Вячесла потрогал постель Оли, та тоже была мокрая. Оля крепко спала. Переодевшись в сухое, достав бельё из рюкзака, а ведь не хотел брать, как казалось, лишнего. Подошел к двери, За это время снаружи произошли большие перемены, кругом слышна капель, бежали шустрые ручейки, унося следы буйства природы.

* * *

Травяные сборы и тепло сделали своё доброе дело, основная хворь отступила. Нужно отправляться за оставленной поклажей к тележнику. Надежда на то, что всё оставленное на хранение находится в целости и сохранности, не покидала парня. Только вот собачонку жалко, пропала, не пожив, плохо будет без неё.

Принял решение, что завтра утром пойдет к тележнику.

Пока Оля спала, решил пойти по ручью вверх. Что там, он ещё не знал. Вниз то, по ручью, он ещё в прошлом году ходил знакомиться с местностью. К слову сказать, впечатление эта местность произвела странное. После возвращения в зимовьё, всё время казалось, что он здесь не один, в тоже время ни каких явных признаков, чьего-либо, присутствия не обнаруживалось. Странности увиденные, там не давали покоя и теперь, правда, после пережитого, перешли на второй план. Спускаясь по правому берегу ручья, видел много мелких ручейков, вытекающих из трещин скальных пород и впадающих в ручей, который увеличивался с каждым шагом. Левый берег, поросший мелкими, уродливыми деревцами вскоре переходил в довольно крутой подъем, склон которого покрыт сплошь тонкими плитками камня. Весь склон этого высокого подъёма покрыт, как чешуёй плитками разного размера и не понятно за счёт чего они держатся, и не сползают вниз. Когда Вячеслав кинул в них не большой булыжник, который взял из ручья, то, как бы лениво несколько плиток шевельнулось и сместилось немного вниз. С тало понятно, что по этому склону подняться невозможно. Далее ручей скрылся за поворотом, за скалу причудливой, можно сказать, конструкции, огромной, яйцевидной формы валун торчал из растрескавшейся скалы, густо заросшей боярышником. Поверхность его гладкая, как будто полированная, а на самом верху его, на тонком основании стоял, высотой метра три уродливый, не определённой формы камень. Местами его поверхность выдавалась гладкими полусферами, местами наоборот впадинами и в некоторых местах виднелись странные отверстия. Края этих отверстий были оплавлены, как будто из них выливалась и застывала, какая то расплавленная масса.

Пока рассматривал это сооружение, его не покидало удивление, на что способна природа, какие только неожиданности она не преподносит.

Завернув за это скальное чудо, его взору открылось и вовсе неожиданное зрелище. Горное озеро. Водная гладь его отражала голубое небо с плывущими, по нему кучевыми облаками. Озеро, небольшим водопадом пополнял своими водами уже внушительных размеров ручей. Странно, тихо и спокойно стекала его вода по камням в озеро. По всему было видно, озеро постоянно в своих размерах, но ведь прошедший ливень должен был переполнить его. Куда же делось такое огромное количество воды? Да и та, что постоянно поступает в него, где-то должна вытекать. Очевидно, она уходит через трещины и расщелины, предположил он. Когда, возвращался в зимовьё, почувствовал чьё-то присутствие, стало жутковато, но, сколько не прислушивался и не оглядывался обнаружить, ни чего не удалось тревожное же состояние поселилось, на долго.

Теперь же Вячеслав, направился вверх по ручью рассчитывая, вернуться через час полтора. Спустился к ручью и пошёл влево по каменистому берегу от чего-то не заросшего растительностью, кустарник и деревья, кстати, огромные сосны и кедры росли сплошной стеной почти на одинаковом расстоянии от ручья. Так он прошёл не более полукилометра к месту, где находился исток. Родник пробивался прямо из камней. Прямо перед ним подъем с такими же плитками, как и там внизу. Где начиналась эта стена, видно не было, однако, вся в целом она образовывала огромную, правильной формы дугу и завершало эту дугу озеро. Получалось похоже на огромную запятую.

Пора было возвращаться. Повернулся, чтобы идти обратно, как вдруг с уклона сползло несколько плиток к тому месту от куда он только что отошёл. Скорее всего, это случайность, но стало как-то не по себе. Когда, возвращался, с кедра упало несколько шишек, прямо по его следам.

У зимовья его встретила Оля:

– Чёж ушли, то не сказамши, мене тут думать то чё, може приключилася, чё!

Успокоил её, что всё в порядке мол, так прогулялся немного, с местностью знакомился, надо же знать, что вокруг.

За завтраком сказал ей, что завтра утром пойдёт к тележнику.

– Я тож с вамя, тута одна я никак, боюся, – заявила она.

– Так куда ж ты без одежды и без обуви пойдёшь? Вот принесу остальное, тогда что-нибудь тебе и придумаем с одеждой и на ноги, надёжнее сделать нужно, вот тогда и идти можно будет.

– Не а, я привычная, дома то всю лету боса, хожу и не чо, аж от снегу до снегу, – возразила она.

– Одно следом пойду, не буду одна.

Пришлось отложить, поход ещё на день. Вячеслав достал припасённую, на непредвиденный случай сыромятную кожу, нарезал узких ремешков на сшивку, выкроил по Олиным ногам выкройки и сшил обувку, что-то вроде лаптей. Подошвы сделал в два слоя, внутри овчина. Из тряпицы сделали портянки. Обувкой Оля осталась довольна, надела, ремешками повязала и радуется как ребёнок, хотя и есть ещё ребёнок, походила да попрыгала, говорит:

– Я теперяча хыть на самый край с вами.

Вячеслав промолчал, только в мыслях: «Что же делать-то с тобой, как к людям переправить?»

На следующий день вышли рано утром, пошли налегке, в рюкзаке еда, небольшой топор, да плащёвка с фляжкой. Оля, не сразу привыкла к своей обуви, сыромятные подошвы скользили, на мху и траве, вскоре, она приспособилась выбирать сухие места и перестала вскрикивать, и они зашагали бодрее, благо дорога шла под гору. Часа через три ноги от ходьбы под гору устали, да и подкрепиться пора. Выбрали место по удобнее, сели, сняли обувь, ногам надо дать отдохнуть. Оля быстро достала из рюкзака еду, порезала и разложила всё на плащёвке, не спеша, поели, она что-то напевала, голос у неё приятный, только вот слова и выговор, Вячеслав старался отдаваться своим мыслям. Отдохнув минут тридцать, снова в дорогу. Солнце перевалило на вторую половину дня, когда, подходя к тележнику услышали голоса людей. Оля хотела закричать, но Вячеслав остановил её, нужно быть осторожными. Неизвестно кто эти люди может быть, встреча сними, опасна. Они остановились, и в это время раздался радостный лай собаки, это был голос нашего пёсика, позже это имя так и осталось за ним. Раздался громкий женский голос:

– Кто-то идёт, наверно хозяева, слава богу! Не зря вторые сутки ждём.

Они подошли, их было трое, двое мужчин, лет по тридцать с ружьями и молодая женщина. Мужчины сидели у костра, увидев молодых людей, встали, женщина и пёсик бросились к подошедшим. Женщина со слезами:

– Не зря ждали!

На глазах со слезами, обнимала их, как родных и всё приговаривала: «Живы, живы вы наши дорогие, а мы уж и не чаяли, кого в живых найти».

Мужчины встали, подошли, и было видно, их волнение от этой встречи. Поздоровались за руки и тот, что постарше сказал:

– Как гроза кончилась сразу, много людей отправилось в тайгу, на поиски пострадавших. Мы в тайге пятые сутки, в живых не нашли ни кого, только много погибших. Вчера утром услышали лай собаки, подошли, видим на дереве схорон и собака сторожит, стали ждать. И как получилось то не зря, ну собачонка-то молоденькая, а умница, к дереву не подпускает, так и кидается, а теперь вон какая ласковая стала, хозяин пришёл.

В разговоре выяснилось, в тот несчастный день в тайге погибло несколько сотен человек, пока точно не известно сколько. В этой пади, оказывается старики называли её, Забытой, в живых не нашли ни кого. Пока разговаривали, про Олю, как то забыли, А она, свернувшись в комочек села в корнях огромной сосны и беззвучно плакала, вздрагивая всем своим хрупким телом. Оксана, это имя женщины, обняла за плечи Олю и теперь уж они вдвоём лили в четыре ручья слёзы. Устроившись у костра, который поддерживал, самый молодой парень, Алексей, все слушали рассказ Вячеслава о их с Олей спасении и, о всем, что с ними произошло. Оксана, привела Олю к костру и посадила, обняв рядом с собой. Когда он окончил своё повествование, у костра воцарилась тишина, у мужчин лица были застывшими, взгляды не подвижные, глаза наполнены слезами. Собачонка, как будто понимая людей, лежала, тихонько, в сторонке, изредка шевеля хвостом. Оксана, что-то постелила на сухом мху и уложила Олю. Когда Оля уснула, Оксана присоединилась ко всем, долго сидели молча. Первая заговорила Оксана, она спросила:

– Что же делать с Олей, у неё больше никого нет.

– Учиться ей надо, она даже букв не знает, – подсказа Вячеслав.

– Её судьбу нужно решать в городе, наверно это будет правильно, – предложил Павел.

В итоге решили, утро вечера мудренее, вот тогда и решим, одно ясно её нужно везти в город. Устроились кто, как смог, легли и вскоре послышались посапывания и не громкий храп, все уснули, намаялись за день. Утро следующего дня началось с уговора Оли, идти со спасателями из тайги в штаб отправки пострадавших в город.

– Ни куды не пойду, кто спас жизнь мине с ём и остануся, – заявила она.

Долго объясняли ей, что идти с Вячеславом ни как нельзя, скоро зима, нету, теплой одежды, да и провизии рассчитано на одного. Зимой помочь ни кто не сможет, дороги не будет совсем. Вячеслав попросил ребят сообщить своей матери и Ата Ташты-Баю, о нем, чтоб не волновались. Вскоре вся группа, с Олей ушли вниз по тропе.

После своего возвращения в город, он узнал, что после того ужасного дня в тайге остались в живых только пять человек, они с Олей, да семья, мать, отец и сын восьми лет. Они спрятались на склоне в небольшой пещере, укрывшись, плащ палаткой и загородив вход всем, что было у них.

Подправив лестницу, ей тоже досталось от бури, приставил её к настилу, развязал и снял всё в низ, не теряя времени, взвалил поклажу на плеч и в путь.

– Удивительно, в такой ураган всё осталось на месте и в целости, видать повезло.

Поклажа оказалась тяжелой, с несколькими, не продолжительными остановками, уже к вечеру, он был на месте. Быстро темнело. Пёсик весело бегал без устали, то вперёд то возвращаясь, что-то находил и тогда, усердно рыл лапами мох и землю. При подходе к зимовью его долго уже не видно и не слышно. А он ждал его у двери зимовья. Вячеслав открыл дверь, занес поклажу вовнутрь, и сел на порог. Его взгляд привлекло, как ему показалось, беззвучное движение у края, небольшой скалы. Присмотревшись по пристальней, увидел, что между скалой и рядом росшей сосной стоит, еле различимый человек. Вернее это был образ человека, стоявшего не подвижно не на земле, а как бы парившего. По спине у Вячеслава пробежали холодные мурашки, он замер, промелькнула мысль, «приведение», явно это был мужчина в длинном плаще, худой, высокий, лица видно не было. Дрожащим голосом он выдавил из себя:

– Вы кто?

Оно моментально исчезло, так же беззвучно, как и появилось.

Темнота сгущалась с каждой минутой всё сильнее, на небе не луны не звёзд. Под впечатлением увиденного, войдя в зимовьё, закрыл дверь и обдумывал, что же это было? Пришел к выводу: «Устал, вот и привиделось, хорошо, знаю, не бывает ни каких, там приведений».

Но вот на улице разжигать костёр не захотел. Зажёг лампу, растопил печь, приготовил ужин, пока ел, мысли, всё же о приведении не покидали его. Вдруг он вспомнил и пожалел, что не послушал бабу Нину Пащенко, она предлагала взять с собой, маленькую иконку, на всякий случай.

– Ну да куда там, в бога то я не верю, – и опять, же, стало совестно за эти мысли.

– Причудилось вот и всё.

Лёг спать, стараясь думать о завтрашнем дне. Однако и представить себе он не мог, что он ему преподнесёт, видать, кому, что на роду написано, того не избежать, не зря народ в это верит.

Следующий день прошёл в разных делах, разобрал всё своё имущество, разложил, по полочкам, привёл в порядок инструменты и боеприпасы с оружием. Спать решил лечь пораньше, на завтра наметил пройти ознакомиться с охотничьими угодьями. Приготовил и уложил в рюкзак всё, что необходимо взять с собой, рассчитывая вернуться поздно. Раздался лай собаки, прислушался. Лает не зло, значит ни чего серьёзного.

Скоро Пёсик притих. Он разделся, потушил лампу и уже сел на полати. Как вдруг, дверь, тихонько, открылась и в её проёме появился силуэт человека. От неожиданности такой у Вячеслава отвисла челюсть, рука стала шарить вокруг в поиске, чем можно было бы запустить, в приведение. Приведение же заговорило:

– Эта я не боись, вернулася, убежамши от них, – Вячеславу, как кипятком ошпарили, соскочил на пол и стоит, как идиот, не зная, что делать. Ольга, уж тем временем в зимовье. Пошел, зажег лампу, стоят, смотрят, молча друг на друга, он на неё трагически, она на него, как преданный пёс на своего хозяина. Только он не хозяин, а что не, наесть, несчастный человек. Сел на лавку и с откровенной таской сказал:

– Что же это ты делаешь то, горе ты луковое моё.

– Пошто горе то, и вовся не горя, а тодысь пошто вы маялись, то, зазря чо ли, не, таперчи я от вас никуды, куды вы туды я, теперяча я вас буду оберегать и ухаживать, – говорит она в ответ.

Ну, уж тут то, он и вовсе растерялся и не знал, что можно ответить.

– Ладно, – сказал он. – Есть хочешь?

– Вы спать ложиться, чай сама управлюся, – Вячеслав махнул, как говорится, рукой и пошёл спать. Лёг к стенке и вскоре уснул. Сквозь сон слышал, как укладывалась Оля. Утром проснулся до восхода солнца, осторожно перелез, через, спящую, сладким, сном Ольгу. Вышел на улицу, всё предвещало тёплый, погожий день. Дел было много, нужно готовиться к зимней охоте. Самоё сложное, это нужно изготовить камысовые лыжи. Заготовки для них, а это, выделанные, стороченные и выкроенные камысы (шкуры, с, лосиных ног). Ему подарил их Ата Ташты-Бай, и научил, как изготовить охотничьи лыжи. Нужно будет много походить по местной тайге, изучить, по приметам, которым научил старый охотник, где какой пуховичёк, как называл пушных зверьков Ата Ташты Бай, может обитать и уж исходя из этого, готовить соответствующие ловушки. Прежде всего, нужно вырубить заготовку из подходящей ели, и вытесать из неё плашки для лыж. Вячеслав решил позавтракать и с рассветом отправиться на поиск подходящей ели. Спустившись к ручью, умылся студеной водой и не спеша пошагал к зимовью, а там его ожидал очередной сюрприз. Открыв дверь, зашел в зимовьё, Оля у стола разливает по кружкам из чайника чай с молоком, на столе готовый завтрак.

– Добрыва утречка, кушайте, – встретила она его. И на её лице довольная улыбка.

– Доброе, доброе, – без особого удовольствия ответил он, понимая, её, заботы будут теперь безграничны и не предсказуемы.

Сел за стол, чай с натуральным молоком, отпил глоток, чай очень вкусный, спросил:

– Откуда молоко-то?

Оля не отвечая, достала из под стола большой туес. Спросил:

– Откуда он у тебя?

Улыбаясь, это создание, с удовольствием рассказала, что в поисковый штаб приехал, из ближайшего улуса, бурят, его зовут Доржи. Когда он узнал, что Вячеслав живой и что спас её, то помог ей уехать из этого штаба. В улусе его жена и мать одели Ольгу, что называется с ног до головы, положили в торбу разных свежих молочных продуктов и туес свежего молока налили. Доржи, отвёз её на лошади, до тележника, и ещё проводил по пади, почти до хребта, где Ольга убедила его, что теперь дорогу она знает хорошо.

Когда он поднял Олин рюкзак, то удивился, как эта маленькая, хрупкая девочка донесла, по таёжному бездорожью такую тяжесть. Теперь ему ничего не оставалось, как смириться с её присутствием, тем более, что и одета теперь она в зиму, вполне надёжно. Добрые люди позаботились от души, в зиму у неё были унты, полная шуба из овчины национального покроя, меховая шапка с длинными ушами и даже рукавички из шкурки ягнёнка, обшитые плотной тканью с вышивкой национального орнамента. Кроме того у неё были, вязанные рейтузы, платье и рубашки.

После завтрака, взяв топор, ножовку и карабин с охотничьим ножом, он отправился за заготовкой для лыж. Оле наказал, чтобы далеко не ходила и занималась, чем ей угодно, Предупредил, что придет не скоро. Поднимаясь по склону к хребту, просматривал встречающиеся ели. Вскоре увидел растущую в гуще ель, с высоко растущими ветвями, ствол по диаметру был вполне подходящим и без сучков на довольно высоком уровне. Хотел, было идти осмотреться по местности, да решил, нужно сначала заготовить чурку, а то после прогулки силёнок станет маловато. Спилил ель по всем правилам валки леса. Сначала топором сделал заруб, с той стороны, куда наметил валить дерево, потом уж стал пилить. Ножовка, хоть и была достаточной длинны и зубы универсальные, но вот для пиления сырой древесины развод оказался маловат. Так что пока спилил, а потом отпилил нужной длинны чурку, намаялся до полного своего неудовольствия. Немного отдохнув, взялся за её транспортировку, тащить пришлось на плече. А она не болела, как говорят, весом пуда три-четыре, так что тащить пришлось с остановками на отдых.

– Вот ведь правильно, что не пошёл шляться, а то ведь, действительно не осилил бы. Ну как бы то ни было, дотащил он её до зимовья уже когда солнышко к горизонту подкатывало. Принёс, сбросил на землю, и так стало легко и радостно оттого, что, первое дело сделано, а это значит, уверенность в себе укрепилась. Снял с чурки кору. Оля шла от ручья:

– Чо так-то долга? Час подогрею обед то я ждала, исть страсть охота.

Пёсик крутится возле них, как бы говоря: «я тоже голоден».

– А что же ты не ела? Зря голодом себя моришь, эдак-то я могу и на сутки, а то и более уйти, так что, ты не жди меня и ешь вовремя.

Умылся и с аппетитом уплёл всё, что Оля подала, она ела и радовалась, очевидно, их примирению. На дворе начало темнеть. Когда Оля прибралась, Вячеслав сказал:

– Значит так Оля, буду тебя учить грамоте и правильно говорить, поняла?

– Поняла, поняла, токо как? Я то со всем моим удовольствием, думате получица?

– Получиться даже обязательно.

И подумал: «Вот, длинными вечерами-то будет, чем полезным заниматься».

Зажёг лампу.

– Садись за стол, для начала будем учить правильно слова говорить. Ты, когда я пришёл, сказала «исть страсть охота», а говорить нужно, есть очень хочется, повтори.

Оля проговорила всё правильно.

– Ну вот, это другое дело, так и запомни.

– А я быстра абучуся, как вы говаритя, я буду слухать и тожать так жать гаварить.

Ещё поучили разные слова, да стали готовиться ко сну.

– Будешь спать у стены, – сказал он.

– Ага, буду. Ну что же теперь нас будет трое.

Что ей снилось не известно, но во сне она несколько раз вскрикивала, утром ходила озабоченная. Вячеслав спросил:

– Что случилось, Оля?

– Тоска, своих вспомнила, сирота теперь, – и беззвучно заплакала. Вячеслав подошёл к ней, хотел пожалеть, но она отстранилась.

– Не чево, я сама, вы на меня не серчайте, я привыкну.

Подумал, про себя: «Нет, девочка, к этому не привыкают, просто со временем житейские дела перевешивают страдания и они уходят на дальний план, но не забываются».

На следующий день Вячеслав снарядился, взял еды и отправился знакомиться с местностью. Пёсик бегал, гонял бурундуков, которых было много, ловил мышей, своим энергичным поведением иногда отвлекал его внимание. Результат этого дня, увидел много белки, в том числе и летяги. Интересно ему было за ними наблюдать, заберётся она повыше на дерево по веточке к самому её концу, подбежит и прыгает. Лапки растопырит, а между них перепонка натянется и летит белка на другое дерево, планирует. Уже ближе к вечеру, Пёсик прибежал из ельника, виляя хвостом и смотря на него, он не мог понять чего это он. А Пёсик, топчется на месте. Спросил:

– Чего ты, нашёл кого, давай покажи, – и руку слегка вытянул.

Пёсик тут же повернулся в сторону, откуда прибежал и осторожно пошёл в ельник. Он последовал за ним, зашли в ельник, Пёсик лёг, ползком немного продвинулся и замер. Он остановился и стал всматриваться в чащу. Вскоре услышал хлопанье крыльев и увидел совсем не далеко, несколько тетёрок. Они сидели не высоко на ветках сосен. Карабин был у него в руках, но стрелять было нельзя, мешали ветки, осторожно, чтобы не шуметь нашёл подходящую позицию, в прицел попали две тетёрки, они седели друг за другом на разных ветках. Положив карабин на ветку сосны, за которой он стоял, прицелился, от волнения выступивший пот стал заливать глаза, он плавно нажал на курок, выстрел, шум крыльев сорвавшихся с веток тетёрок. Обе тетёрки замертво упали, раскинув крылья, Пёсик со всех ног бросился к ним и стал трепать птиц. Подошёл к своим трофеям. Пёсик, потрепав обеих тетёрок, спокойно лежал около них, положив, голову на передние лапы. Подняв птиц, осмотрел места поражения, у одной пробито наискось туловище, у другой перебит позвоночник в области грудки. Подвесил трофей на ягдаш, Пёсик, сидя внимательно наблюдал за его действиями, он погладил и похвалил его. Вернулись в зимовьё уже затемно. Оля, сидела за столом, который был накрыт вафельным полотенцем, ужин ждал его. Когда Оля увидела тетёрок, она не громко вскрикнула:

– Убили, не жалко, птичек-то?

– Оля, это не просто птички, а боровая дичь, которая и существует, для того чтобы охотники её добывали, а хозяйки готовили из неё вкусную еду.

– Ета, я панимаю, – он перебил её. – Давай-ка говори, правильно как учили.

– Ладно, чичас, – ответила она. Чуть помолчала и заговорила с остановками, обдумывая каждое слово, уже правильно. После ужина общипали тетёрок, выпотрошили и опалили на костре. На следующий день, приготовили из одной тетёрки шулюм, другую потушили. Обед был царский. Пёсик, как ему показалось, тоже остался доволен потрохам и косточкам, которые ему достались. За обедом Ольга рассказала, что когда вчера отдыхала в зимовье, на улице было жарко, слышала, как кто-то подходил к зимовью и заглядывал в оконце, перепугалась и долго не решалась выйти. Потом, сначала посмотрела в оконце, приоткрыла дверь, выглянула, но ни кого не было. К ручью спуститься не решилась.

– Почудилось, тебе, наверно, кто же здесь может быть? Людей и близко нет, если медведь, так ты бы сразу поняла, да ему в этих местах и делать-то нечего, для него здесь корма нет, а он сейчас усиленно кормиться.

– Нет, точно кто-то был, тень то я видела, как она в оконце то промелькнула, так уж ни с чем не спутать, точно, кто-то был.

После рассказа Оли, его беспокойство усилилось, то, что он видел в тот вечер, всплыло в памяти с новой силой. В течении дня не покидали его и мысли об увиденном во время походов по ручью. Странное озеро, причудливость каменных скульптур, загадочность постоянного уровня воды в озере, и вообще здешний пейзаж, окружённый «живым» неприступным склоном. Во всём угадывалась какая-то неестественность. А теперь ещё эта загадочная тень. В памяти стали проясняться различные, не привлекавшие раньше внимания, мелкие странности. Неожиданно падающие по близости ветки, то скатившийся камень со склона на тропу, то ветки цеплялись за ноги так, что было невозможно идти и приходилось обходить такие места. Он не страдал суеверием и не верил в приведения, и потому пытался найти объяснения этим явлениям. Вернувшись в зимовьё, Оля стояла на коленях и молилась иконке, которую он приспособил в уголке, напротив стола и двери. Руководствуясь, верь не верь, а подстраховаться ни когда не вредно. А как знать может, она и в правду, оберегала их от каких то бед. Его приход не отвлёк Олю от молитвы, он прошёл и молча сел на лавку у стол, наблюдать, как она умело и усердно молится, невольно подумал: «Хорошо, что она умеет и знает молитвы». Положив руки на стол и опустив на них голову, стал обдумывать дальнейшие, свои дала. Почему-то, вспомнил, про сквозняк, у стены на полатях. «Надо бы проверить, откуда дует, а то зимой придётся плоховато». Оля встала, трижды перекрестилась, и тоже села к столу. Помолчали.

– Давай-ка чайку попьём, – предложил Вячеслав. Чай сварили на костре в котелке, чтобы не коптить чайник. Чай сварили с добавлением листа чёрной смородины, достали туесок с мёдом и с удовольствием пили горячий душистый напиток. После он проверил и уложил в рюкзак всё необходимое для завтрашнего дня, нужно было сходить в противоположное направление, от того, что ходил до этого. Предполагал, что новые места должны быть положе и лес, менее заросший кустарниками. Его предположение оказалось от части верным, те места куда он дошёл к полудню действительно были не только положе, но ещё представляли собой огромную не глубокую седловину, поросшую не густым лесом. Повреждённых и поваленных деревьев мало и поэтому найдя первый лежащий на земле, ещё не сгнивший ствол пихты, он подложив охапку сухого мха, сел отдохнуть и перекусить. Рюкзак поставил около ствола, карабин рядом с собой прислонил к одной из веток. Сидя осматривал окрестность, стояла тишина, напоённым ароматом хвои, воздухом, дышалось легко, и действовал он успокаивающе.

– Отдыхаем? – раздался не громкий голос у него сбоку. Сразу он не понял, что это, подумал, послышалось. Повернув голову, увидел высокого, стройного, уже немолодого человека, мелькнула мысль: «Приведение».

– Хорошее место здесь, не то, что там, – и он кивнул головой, туда, откуда пришёл Вячеслав. От неожиданности он растерялся, не зная, как себя вести. Человек был без оружия, в руке держал отшлифованную палку с небольшой рогаткой на верхнем конце, длинной она доходила ему до плеча. Вячеслав встал.

– Здравствуйте, – поздоровался он. Не ответив, человек низко склонил голову, предложил:

– Давай сядем, – и первым присел на ствол. Парень тоже сел на прежнее место, с любопытством разглядывая его. Профиль его чем-то напоминал Мефистофеля, он повернул голову в его сторону и с чуть улавливаемой иронией сказал:

– Мне и самому не нравиться мой профиль, но что поделать, что имею то моё. Каким ветром тебя занесло в эти места?

– Так ведь и вас тоже, – парировал Вячеслав.

– Э, нет, обо мне потом, да поймёшь всё и сам. Уж не этой ли бурей, что пронеслась над тайгой на днях?

– Вы как в воду смотрели, – сказал Вячеслав.

– В воду не в воду, а как видишь я тебя увидел, вернее… Ладно, в общем, наблюдал я за тобой, непонятно, почему сразу не ушёл отсюда, да видать и не собираешься.

– А от чего это мне уходить-то? Я зимовать здесь буду.

Человек внимательно посмотрел ему в глаза, от этого взгляда холодок пробежал по телу. Слегка выдающийся вперёд лоб с густыми не широкими бровями создавали впечатление козырька над переносицей, слегка выдающиеся скулы на смуглом, вытянутом лице, глубоко посаженные тёмно-карие глаза создавали ощущение того, что он смотрит не на него, а вовнутрь.

– Разреши мне твою руку поглядеть, – попросил он.

Вячеслав подал ему правую руку. Человек, слегка зажал её между своих ладоней, он почувствовал, как тепло волнами проходит через его ладонь, это продолжалось несколько секунд, он не сводил с его лица взгляда и увидел, как оно вытянулось от удивления. Внимательно осмотрев его ладонь, сказал:

– Ты подвергался каким-то сильным воздействиям энергетических аномалий, если можешь, расскажи мне о них. Кстати, кто, ещё с тобой живёт? Знаю, что вас двое и вроде собака с вами, но это уже скорее догадка, если третий не человек, значит собака, в тайге необходима.

О том, что произошло во время грозы, почему-то Вячеслав забыл, и вот теперь вспомнил всё ясно и во всех подробностях рассказал своему собеседнику. На что тот с неподдельным сожалением сказал:

– Жалко, я был в это, время далеко от этих мест, не пришлось видеть, а может быть и помочь кому-то. По всему видать, небывалое произошло бедствие.

После этих его слов, подсознательный страх отступил. Обратившись к нему, Вячеслав сказал:

– В волшебников и колдунов, я не верю, но вижу, вы обладаете способностями и знаниями, позволяющими вам многое видеть и понимать, скажите, что это такое?

– Вижу, ты парнишка, внимательный и наблюдательный, а относительно меня, так история не замысловатая. Кстати, меня величают Никодимом, а тебя?

Вячеслав, назвал своё имя молодой человек.

– Больше десяти лет прошло с тех пор, как я занимался с товарищами альпинизмом, но однажды подвела самонадеянность, и я сорвался со скалы, сильно покалечился, главное разбил голову так, что потерял полностью память. Много времени и сил пришлось потратить врачам и всем моим близким на моё излечение. Когда ещё в госпитале лежал, заметил, что слышу мысли людей, которые рядом со мной. Стоит только мне пристально посмотреть на собеседника, как я, знаю о чём он думает. Сначала не понимал, что происходит. Потом, это стало беспокоить, старался больше уединяться, бывать на природе. Так и привык к одиночеству, тайге. Открыл в себе новые способности, чувствовать различные аномалии в природе и в людях, вот собственно и всё. У тебя же очень сильная отрицательная энергетика, она противостоит различным, вредным воздействиям на тебя и плохо придётся тому, кто причинит тебе какой либо вред или зло. Простой человек был бы обречён бежать от того места, где ты устроился жить, и собираешься зимовать, а тебе и тем, кто с тобой в искренней дружбе жить там будет, даже комфортно, никто из посторонних не побеспокоит, в том числе и зверь. А то, что место ты выбрал очень даже необычное, сомнению не подлежит. Я на него вышел два года тому назад, энергетика во всей этой впадине, вдоль ручья и у озера сильная и отторгающая всё неугодное кому-то там, а вот кому непонятно.

Вячеслав рассказал ему, о странностях, которые им с Олей пришлось наблюдать.

– А ты смелый, не напугался.

– Да нет дело не в этом, у девушки иконка, и Оля усердно молится, да и вообще считаю самое страшное сотворить способен, это человек-злодей. По правде сказать, когда понял, что видел приведение, струхнул, стало жутковато, но решил не сдаваться. Куда же вы теперь? Может переночуете в зимовье, места хватит, – предложил Вячеслав, своему новому знакомому. – Перед дорогой, нелишне перекусить, как говорится, чем бог послал.

Не спеша поели и тронулись к зимовью. Время шло к вечеру. Стало прохладно.

– Ну что ж вижу приглашение искреннее, отдохнуть с комфортом всегда нелишне, а то всё у костра.

В принципе представление о местах будущей охоты Вячеслав получил, можно было и возвращаться. Разговаривая, шли не спеша. К зимовью подошли уже в сумерках.

Песик встретил их веселым лаем. Открылась дверь, и выйдя на улицу видно было, что Оля удивилась тому, что её спутник не один.

– Принимай гостя, Алена. Это Никодим, он переночует у нас. Приготовь там, что на стол, а мы пока спустимся к ручью помыться.

Спускаясь, к ручью Никодим негромким голосом проговорил:

– Странные все же здесь места, необычные. Как далеко ты ходил по ручью вниз?

– Так я, в общем-то, спускался по нему трижды, но первые два раза приходилось возвращаться, то камни осыпались сверху, то огромный сук упал, ну и время неудачное выбирал, уже под вечер. А в третий раз ходил с утра. Там по правую руку то какие-то странные нагромождения камней, да и по форме они необычные. А ручей то кончается недалеко, озерцо небольшое, да вот заметил я за эти дни странности, грозы были, да и вверху проходили дожди. А в озерце вода не прибавляется никогда, на одном уровне стоит.

Никодим остановился, посмотрел в ту сторону, о которой шла речь.

– Да и вообще-то лучше туда не ходить, – сказал он. – Как говорится, от греха подальше. Я когда прошлым летом той стороной ручья по взгорку ходил, это озерцо то тоже видел. Только какое-то оно непонятное действительно. Самое по форме больно уж правильное, круглое. Да и вокруг его как будто кто специально, не то разбросал, не то расставил чудные валуны. Да вон на выступ из скалы камень по форме как яйцо, идол какой что ли. По всему бы и упасть ему, а не падает. Ты то когда ходил, видел его?

– Да эту штуку я видел, тоже думал, как это он стоит? Выступ то тот с наклоном вроде, а он не падает. Хотел я было взять палку, какую, его попробовать опрокинуть, чтобы скатился в озеро, да палки не нашел.

Никодим внимательно посмотрел на своего собеседника, проговорил:

– Не а, паря, ты тут лучше ничего не трогай, да и ходить туда не к чему. Кто ее знает, мож какая зараза когда с космоса сюда падала. А може и еще чего. В общем, нехорошее это место.

Подошли к ручью умылись студеной водой. Оля позвала вечерять. Поднялись к зимовью. Песик лежал у порога, вилял хвостом, чем-то довольный, не иначе, как Ольга его угостила чем-то вкусным. Совсем уже стало темно. Над столом висела летучая мышь, тускло освещая пространство. На столе нарезан кусками хлеб, две миски с похлебкой, третья миска с отваренным мясом, соль на столе, кружки, ну, в общем, все приготовлено. Вячеслав спросил:

– Оль, ты чего это себе ничего не накрыла?

– Да ладно кушайте, я опосля потом сама. Мне это будет сподобнее.

Не спеша поели, долго еще говорили сидя на палатях. Его собеседник сказал, что до его появления здесь уж много лет никто не приходил в это зимовье. Вячеслав сказал ему:

– Оно построено как-то странно. Треть стены с полных бревен, а эта та, что к скале как-то набрана из жердей что ли. Почему так? И печка эта прямо впритык к стене. А так то, удобно здесь. Никодим говорит:

– Я у охотников то интересовался, да про это зимовье никто и не знает, когда, кто построил его тут. Но вижу, ты хорошо здесь все подремонтировал, так что зимовать будет нормально.

Забрались на нары, да и все-таки день был непростой, быстро заснули. Утром проснулся первый Никодим. Стараясь никого не разбудить, он спустился с нар, но оказалось, что Оля уже на ногах. Чего она возилась там, толи мыла, толи стирала, но когда увидела, что Вячеслав с гостем спускаются к ручью. Покушать то уже все готово, так вы недолго, а то остынет.

В этих местах утренний рассвет наступает медленно. Восходы из-за гор не видно и только, когда уж солнышко подымится, тогда лучи его достают до этих мест. Так и это утро не было исключением. Завтракали втроем. Никодим, взяв свой немудреный заплечный мешок попрощался, на прощание внимательно посмотрел на гостеприимного хозяина и сказал:

– Ну чего, зима не шибко суровая будет, думаю, переживешь. Но для тебя она будет не простая. Да, так то оно так. Но на озеро больше не ходи, лучше так будет.

Пожали друг другу руки. Никодим не спеша ушел.

– Оля, – обратился Вячеслав к девушке. – Давай сегодня подготовимся с тобой в дорогу, нужно спустится вниз. Если, что целое осталось из поклажи, забрать надо. Завтра с утра с тобой пойдем.

День прошел без особых напряжений. Наутро они взвалили наплечные мешки и отправились в путь. Идти было непросто, под ногами мох, который скрывал каменистую почву. Корни деревьев пересекали дорогу, приходилось перелазить через поваленные стволы, через густые заросли багульника и папоротника. Уже на исходе дня дошли до облюбованных им мест, где как казалось должны быть зверьки, за которыми он собирался охотиться. Выбрали место поудобнее. Расчистили под костер участок. Он срубил рогулины, в общем, сделал все, что необходимо для готовки пищи на костре. Оля этим временем натаскала сухих сучьев. Пока готовили, наступили сумерки. Перекусили, на ночь чаю попили. И легли спать на лапник, покрытый сверху мхом. Укрылись большой плащ-палаткой. Сон сморил моментально. Утром проснулся первым Вячеслав, подвесил котелок на таган. Из фляги налил воды, поставил варить чай. Когда завтрак был готов, разбудил Ольгу. Она спросонья сразу не поняла, где находится. Перекусили, он Ольге наказал:

– Будь здесь, на месте, никуда далеко не отходи. Вон здесь поищи, может ягоды, какие найдешь, но далеко не уходи, заблудиться можешь.

– Ладноть, я уже к Тайге то привычна. Так уж и не беспокойся, не пропаду я. Какие щас ягоды то могут быть, где здесь костиники быть, ну да ладно погляжу. Че найду, то найду.

Взяв все необходимое с собой, он пошел убирать деревья для приготовления необходимых ловушек. Так как западни да пасти приходилось готовить из сырого тяжелого леса, то изготавливать нужно их было недалеко от места установки. К полудню он только три штуки их сделал. А еще и приметы надо было оставить, чтобы найти, когда снег землю покроет. Перекусив сухомятку и отдохнув прямо на мху минут тридцать, может сорок, продолжил свою работу. Ближе к вечеру у него получилось только пять ловушек. Пора было возвращаться. Уже в сумерках подошел к месту, где они остановились. Оля сидела у костра, обхватив руками колени. Увидев Вячеслава, обрадовалась, вскочила, побежала на встречу.

– Куды ж ты так на долго ушел то?

– А что? Страшно было здесь одной то?

– Да мне что в лесу страшно быват что ли. Страшно, однако, там где люди. А здесь чё, вон деревья, они не обидют.

– Ну, ладно, приготовила ужин, что ли?

– А то. Вота, я веточков насобирала длинных тут, мясо на угольках поджарила. А грибов нашла вон, да и похлебку, сварила.

В котелке действительно булькала вода, и видно было грибы. Похлебка была заправленная перловкой. Оказалась вполне даже съедобной с аромат грибов.

– Какие грибы ты собирала, знаешь?

– А чеж я не знаю, вон лисички.

– Действительно, это душистый, вкусный гриб.

– Да их вона, там, где была то спустилась, всяких разных полно, я их набрала, потом домой посушим вон.

– Домой то куда, – спросил Вячеслав.

– Да в зимовье, однако.

Так у костра, устроившись, поужинали. Да легли спать. В общем, все три дня похожи одни на другой, за три дня поставил в разных местах двенадцать ловушек. Обратно возвращались на четвертый день. С утра встали, да и отправились домой. Когда присели передохнуть, молча жевали сухомятку, мясо с лепешками. Услышали шорох, замерли. И было слышно, как под чьей-то тяжелой поступью похрустывают сухие веточки. Взял ружье, привстал, стал всматриваться в тайгу, ничего не увидел, но очевидно это медведь прошел стороной. Оля-то ничего не заметила, а на его действия с удивлением заметила:

– Чей-то, чего кого увидел что ли.

Объяснил:

– Не увидел, а услышал. Медведь вон рядом прошел, а ты и не услышала.

– А че он мне, надо что ли, пущай идет своей дорого, так и идет, мне то како дело до его. Пущай себе.

По ее словам, широко открытым глазам он понял, что девчушка немного испугалась, услышав это известие. Дорогой, которой проходили, Вячеслав делал зарубки да заломы сучьев, кустов. Так пометил свою дорогу. К зимовью пришли еще засветло. Песик, привязанный у двери к зимовью, лаем и повизгиванием встретил их. За вечерним чаем, смотря на девчонку, спросил:

– Олюшка, как же мы с тобой поступим дальше то, нельзя тебе оставаться на зиму здесь. Давай, однако, пока есть время, я тебя провожу вниз, к людям.

– Не а, тамочи у меня никого нетути. Мене куды, по дворам шастать, я уже лучше тута с тобой, да и тебе пользу кое-какую сделаю. Да че ты говоришь-то, сам то подумай, как ты тут без меня.

«Да действительно», – подумал. «Как же я без нее», – с усмешкой думал. «Это вот надо так случилось. Спасся человек, а в мир уходить не хочет. Решил пустое это, разговоры с ней вести на эту тему, здесь нужно как-то самому продумать, да и принять решение какое».

Легли спать. Оля как обычно у стенки, он с краю.

– Чей то тут? Прямо снизу дует че ли.

– Ну, наверно, с полу там прохладно, дверь закрыли мы, закрыли, а откуда холод тут, – про себя подумал. – А где говоришь, дует, как?

– Ну, вот тута прямо, снизу, по стенке как, вон я руку тут к стенке прижала, а там дует.

Вячеслав положил руку на край нары к стене, почувствовал, действительно тянет прохладой.

– Странно не должно быть это.

Утром, пока Оля готовила завтрак, он полез под нары. Там обнаружил сложенные дрова. Дрова были уложены в две поленецы, дальняя уложена в пол стены. Она заполняла все пространство от пола до нар. Протянув руку, вытащил несколько верхних поленьев и сунул туда руку. Кончиками пальцев почувствовал.

– Действительно там тянет прохладой.

– Идите кушать я уже накрыла на стол, – раздался Олин голос.

Во время завтрака он сказал Оле о том, что обнаружил. Взял малокалиберное ружье, накинул наплечный мешок и с Пёсиком отправились за белкой которой было много в этих местах. Песик бегал от дерева к дереву, и обнаружив белку, громко лаял. Настреляв восемь белок, во второй половине дня вернулись к зимовью. Он снял шкурки с белок, беличьи потрашка достались Пёсику. А тушки сложив кучкой на доске, сказал Оле:

– Давай-ка вот из этих тушек приготовь суп, – она удивилась. – Как вот из белок, кто их ест что ли, разве можно.

– А вот ты свари и тогда узнаешь можно или не можно, а вот беличье мясо нежнее куриного. И суп из него будет отменный.

Оля забрала тушки, а я принялся готовить оправки и натягивать на них беличьи шкурки.

К полудню следующего дня пришли спасатели. Они рассказали, что в городе нашлась двоюродная Олина бабушка и, что она очень хочет, что бы Оля жила у неё, У бабушки есть внучка и, что она тоже ждёт Олю.

Общими усилиями уговорили девочку ехать в город. С неохотой и слезами девочка попрощалась со своим спасителем. Вячеслав с облегченной душой проводил гостей и Олю.

 

По дрова

Ранним, погожим зимним, утром, по зимнику из Онохоя, потянулись полдюжины конных подвод. Лошади, запряжённые в грузовые розвальни иноходью, направлялись к тайге.

В этих местах три года назад пожар загубил много деревьев. За прошедшие годы стволы сосен и лиственниц хорошо просохли. Более чем на дрова этот лес ни на что не годился личинки жука Усача и дятлы окончательно испортили древесину. Въехали в лес и зазвенели пилы, да топоры со звонком, рубили сучья. Слышались весёлые шутки и треск падающих стволов, ломающихся веток. Четверо из мужиков валили двух ручными пилами стволы. Ещё четверо, срубали сучья. Остальные пилили хлысты на брёвна длинной по сажени. К полудню заготовили нужное количество дров. Утоптали снег, развели костёр. Устроились на спиленных чурках и пнях, как кому, стало быть, было удобно. Приступили полдничать. Над костром подвесили большой, чугунный чан, наполнили его чистым снегом, скипятили чай. Ели молча, не спеша, хорошо пережёвывая пищу. По их сосредоточенным лицам можно было подумать, совершается священно действие. В закипевшем чане заварили травяной чай с сушёной смородиной. Напились горячего ароматного напитка, свернули цигарки, закурили. Теперь самое время рассказывать байки да были из жизни.

– Мужики, слыхали? – звонким голосом заговорил Исачёк. Это прозвище прилипло к нему из-за сочка, который он каждый раз при сборе на рыбалку забывал. – Как Степанида Самохина под кровать то пряталась, коды Тимка рыжий, пьяный в дрызг, в вывернутой шубе на четвереньках к ей, в хату заполз?

– Слыхали, кто ужо про то не слыхивал, – улыбаясь отозвался, Федот, сосед Степаниды. – Гришань нука-сь расскажи, как тя угораздило то недотрогу Ниночку то освоить то, а?

Гришанька встрепинулся:

– Чёй то ты напридумывал-то?

Вся рать заготовителей дров устремила свои взоры на Гришаньку. Явно желая услышать подробности этого события.

– Ладно давай, давай говори, да не ври, одно ужо, и так слыхали, было дело, не томи. Настаивал Федот. Ну да ладно, расскажу, только Нинку то не забижайтя, она то, вроде, как не причём, случай такой получился.

– Это значит-то знаете, в соседях мы. Картоха то сварилась хвать, а соли то нету, ну вот пошёл я к Ниночке сольцы одолжить. Захожу значит к ней в избу то, сидит у стола Ниночка пьянющая, пьянющая: «Давай, говорит, выпьем». Я ей: «Да кудыж тебе, будя ужо, и так, лыка не вяжешь». «Наливай», – говорит и крынку двигает, а в ей самогон то из свёклы видать. На столе то четыре стакана, ломти хлеба, квашёная капуста, ну там ещё всякость, видать собутыльницы то ушли. Ну, налил я по стаканам то, она зараз свой-то выпила, я свой тожать опорожнил, знатная была самогоночка. Глядь, а Ниночка-то личиком, то на стол легла да и спит ужо. Ну, чо делать то. Взял её под белы рученьки, препроводил до койки, положил, значит на спину. Собрался, было уходить, однако налил полстакана, выпил, капусткой закусил. Гляжу, а ноги то у неё свеились с койки-то, да как-то неладно в обувке. Не правильно это человека в таком положении оставлять, надоть удобство, значит сделать. Снял с неё обувку, кофту тожать снял, а там и блузку туда же, положил ноги то на койку. Ну, вот теперячи порядок! В голове то, так то хорошо, а вот в теле чёй то не то. Сел, значит, я на скамейку за стол, придвину к себе сковородку с жареной, на сале, картошкой.

– Ты давай ближе к делу, а про енто пропущай, – потребовал один из слушателей.

– Ето ты зазря так то, любо дело надоть по всем деталям, значит пройтить, ну значит то тарелку с кровяной колбасой, ну вобчем всё чо на столе придвинул, налил, выпил, сижу, закусываю, така значит благодать по телу то пошла. Гляжу на Ниночку, лежит она, распросталась на койке то, на ногах чулки. Сижу и думаю не порядок опять же, человек должон спать без чулков и под одеялой. Ну, вот подошёл к койке стал чулки стягивать, а они не снимаются.

– Ну чо дальше то чо, а? – раздался голос того же слушателя.

В ответ Гришанька отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Рассказывая, он вновь переживал случившееся.

– Думаю, надоть их сверху значит снимать то, стал искать этот верх то под рубашкой то, а тама какая то резинка, али ещё чо, ну вот поднимаю подол то рубашки то, да и обомлел на ей то, на Ниночке трусов то нетуть. Тут уж братцы некогды стало быть чулки то снимать. Распоясываюсь, а сам глаз то отвесть от её шуни немогу, волосья то такие реденькие, так, что всюё её видать. Губы то большие, пухлые, так и тянут к себе. Тут вспомнил про дверь, бегом накинул крючёк и к Ниночке, животик то погладил, да рубашонку то задрал до грудей. Девка-то натерпелась видать, соку то желания накопилось, хоть отбавляй, почуяла, как я её ласкаю то, вздрогнула, ножки то раздвинула и застонала. Ну, скажу я вам, такого не приходилось испытывать, как попал в неё и не помню, токо начал, значит, я двигать то, как она тожать на встеч пддавать стала, да всяко разно значит, крутит низом то, ох братцы, как вспомню, дрожь берёт. Она шопчет: «Ванечка, милый, ещё давай сильнее, ну, ещё», сама за шею меня обняла и прижимает к груди-то. Я уж думал, койка то не выдержит, развалится от наших страстей то. Видать в угаре-то меня за мужа свово приняла. Да его то ужо сколь годов то нету. Как ушёл в тайгу на медведя, так и сгинул. Когда приплыли оба почти что в раз, ох как она заметалась, затряслась да застонала, еле удержался на ней. Как вспомню, так охота бегом к ней токо, вот страшно уж больно она кончает, да може про меня и не вдогат ей. При встречах то вида не кажет. Ладно, поживём увидим.

Федот потянул:

– Ууу! Ето однако, мужики, надоть испробыть, а то с такими картинами жить то тяжко.

– Ты вот чо, забудь, осваивай свою, ховронью. А то чо, дык ты меня знаш, я те хряк то зараз размажу по всей твоей харе. Понял?

– Да я чо, я это так, пошутковать. Сам же знаешь от моей Стешки коромыслом по хребту в раз и без угляду…

– Ну, вот так то и лучше. Успокоился Гришаня.

– Давай, мужики трогай, а то лошади то застылись.

Парни взялись за возжи и обоз тронулся, поскрипывая полозьями по накатанному снегу.

 

В кедрач за белкой

Позднее время, трепетное пламя керосиновой лампы и тишина создавали условия для раздумий.

За стенами лесничей сторожки стояла на удивление тёплая и безветренная погода. Золотая осень в своём расцвете.

Вековая тайга, её дремучесть создавали чувство покоя и одновременно легкой тревоги.

Ночь прошла в глубоком сне. Еще было темно, когда Прокофич, ставя самовар проворчал:

– Хватит барствовать то, ужо солнышко засветит.

Обжигающая лицо и руки родниковая вода быстро прогнала сон.

Тимофей Прокофьевич, в народе его звали просто Прокофич, ещё с раннего утра был готов, на своей гнедой, объезжать лесные угодья.

В его хозяйство состояло из пяти лаек и двух козочек, одна из которых доилась, другая ещё молоденькая.

Прокофич подошёл к собакам, те сбились в кучку и стали ластица к нему. Он присел на корточки, лайки успокоились, сели и выжидающе, смотрят на него, он стал, гладить двух из них и что-то, не громко говорить, потрепал их за загривок и встал. Лайки, которых он гладил, побежали к лошади, около неё улеглись в ожидании своего хозяина. Остальные собачки топтались около него, заглядывая ему в глаза, ждали команды.

Прокофич взял за ошейник самую шуструю и сказал Петру, что бы он её позвал, кличка у её «Пушок», Петр, похлопывая себя по ноге позвал лайку, и она стремглав бросился к нему и стал прыгать и ласково тереться о его ноги.

– А эти две, «Коренной» и «Куцая», будут хозяйствовать, значит-то сторожить, пояснил, Прокофич.

Перед отъездом предупредил, что может задержаться дня на два, а то и три.

– В тайге всяко быват, – сказал он на прощание, грузно влез в седло с пенька и не спеша, скрылся в дымке леса.

Шёл ему девятый десяток лет.

Возвращаясь в дом, подумалось: «Не один десяток лет Прокофич лесничествует, последние пять лет, как умерла его жена Пелагея, хозяйствует один, большее время года, он тайга да зверьё. В округе на десятки километров ни единой живой души. И другой жизни он себе не желает».

Поразмышляв о леснике, Пётр взял мелкашку, надел на плечи горбовик, поправил толстый офицерский ремень с охотничьим ножом, перекрестился в угол, где висела старая потемневшая от времени икона, и вышел, из дома.

Не спеша, направился, углубляясь в чащу по направлению кедрача.

Здесь он уже бывал и не раз. Добирался, как правило, верхом. Лошадь, монгольской породы брал в улусе «Тарбай» у бурят. Они охотно давали лошадь и седло, с треногой, не требуя ничего взамен.

В кедраче Петр надеялся на богатую добычу белки.

Год выдался урожайный на таёжные дары, в том числе и пушного зверя. «Однако нужно убедиться созрел ли мех у белки, придётся отстрелять несколько штук выборочно, тогда и, будет понятно, во время ли пришёл сюда», – размышлял на ходу он.

До кедрача пришлось добираться гораздо дольше, чем полагал за три года со времени его последней охоты в этих местах, многое изменилось.

Рододентрон редко попадавшийся в те времена, теперь разросся между вековыми соснами, лиственницами, пихтами и елями так густо, что приходилось с трудом пробираться по его зарослям, иногда даже с помощью ножа. Его жёсткие ветки, переплелись между собой на уровне колен и чуть выше образовали сплошной ковёр, через который было невозможно идти без приложения огромных усилий.

Приходилось останавливаться и высматривать места, где Рододентдрон рос менее густо и из-за этого менять направление движения, а, сменив его через какое то, время останавливаться вновь, что бы сориентироваться. Пушок бежал следом, иногда, неожиданно куда то исчезал и так же неожиданно появлялся.

Когда же начались заросли Рододендрона, пушок исчез на долго, очевидно побежал искать свою дорогу, ведь через Рододендрон ему было бы, точно не пробраться и собака это понимала.

Как только, заросли закончились, через считанные минуты появился Пушок и снова побежал следом.

Всему приходит конец, на смену Рододендрона, пошли заросли Папоротника, трудности для движения он создавал на много меньше, но сырой мох под ногами тоже был не подарок.

Вместо двух часов, на которые рассчитывал Пётр, на дорогу ушло более трёх. Нужна передышка, да и желудок, требовал до заправки.

Желание промышлять белку, а сознание говорило если начать охоту, то не получится с отдыхом и едой. Начав охоту не остановиться до изнеможения сил. На обратный путь сил потребуется не мало, так что нужен привал.

Выбрав удобное место, охотник расстелил плащ накидку, достал из горбовика не мудреную снедь туесок обернутый мхом, с горячим чаем. Трапеза заняла не более получаса. Отрезав вяленого мяса, Пётр позвал Пушка, который мирно лежал поодаль под елью. Лайка быстро подбежала и аккуратно взяла протянутый ей кусок.

– Умные всё же, эти собаки, лайки, – подумал Пётр.

Горбовик надет на плечи, Немецкая, мелкокалиберная винтовка заряжена, теперь всё внимание на поиски белки.

Пётр, глядя на собаку, почесал в затылке, произнёс, не громко:

– Что же делать, так она и будет вертеться около меня? Что, Прокофич дал её мне, что бы я её натаскивал? Ну, что же посмотрим, что получится.

И немного погодя, подумав, как поступить, вытянул руку и скомандовал: «Искать!»

Было похоже, что Пушок, только этого и ждал, он рванул с места, так, что из под задних лап мох полетел.

Охотник сдвинул шапку на лоб, ещё раз почесал затылок, покачал головой и подумал: «Так кто же из нас… Вот так тебе, наука». В это время в лесу раздался звонкий, весёлый лай Пушка. У Петра, запела от радости душа.

Началось, то настоящее о чём мечтал, он быстрым шагом, почти бегом, направился в сторону, откуда раздавался лай.

Белка, зверёк осторожный, быстро передвигается по веткам, перепрыгивает с дерева на дерево. Не опытному охотнику не просто обнаружить беку. В то же время если прислушаться, то становится слышно, как белка шелушит шишки, а скорлупки падая на землю и стукаясь о ветки дерева, издают своеобразный шум, и под самим кедром находится много, как скорлупок, так и очищенных от орехов шишек. Белки в кедраче в это время года много, бить её сложнее, чем в сосняке, ветки у кедра растут намного гуще и беспорядочно, что и затрудняет её выслеживание и выцеливание. У сосен же ветки реже и просветы между ними больше и это облегчает добычу белки.

Но на кедровых орехах белка более упитанная и мех, пушистее и прочнее.

Как бы, то ни было, но охота начата.

Пётр подошёл к дереву, на которое, Пушок опёрся передними лапами и, задрав морду вверх повизгивал, лаял, крутил хвостом и подпрыгивал, всем своим видом показывая, я нашёл её, с подходом Петра он оживился ещё больше.

Кедр был старый и сильно обросший ветвями, особенно в верхней его части, всматриваясь в ветви, увешенные спелыми шишками. Он ни как не мог обнаружить белку, наконец, Петр заметил, почти у самого ствола, пушистый беличий хвост, белка сидела к нему спиной, нужно было увидеть её головку. Обойдя дерево, с другой стороны, белки увидеть не смог из-за хвои и шишек, уж больно много было их, в этом году.

Взяв собачку за ошейник, он перетащил её на другую сторону ствола, и белка тут же перевернулась на сучке, и стала разглядывать происходящее в низу, в основном этого осторожного зверька подводит любопытство, вот и этот случай был не исключением. Охотник быстро вскинул винтовку, прицелился и выстрелил. Падая, белка задела несколько нижних веток и упала, но не успела долететь до земли, пушок перехватил её на лету и, виляя хвостом торжественно, отдал жертву своему хозяину.

Добыв пять белок, наши охотники вернулись в сторожку, где их, ещё на подходе, встретили весёлым лаем, хвостатые сторожа и проводили до самого дома. Собаки затеяли свои игры: бегали, повизгивали, валяли друг друга в осенней листве и наверно, по-своему, по-собачьи обменивались новостями.

Сняв с белок шкурки, тушки Пётр отдал лайкам и те с благодарностью приняли, заслуженное угощение. Съели не спеша, но быстро, потом подходили друг к другу и обнюхивали место трапезы. Не осталось ли чего?

В следующие дни охотник добывал от трёх до десяти белок, в день, уходя каждый раз всё дальше от сторожки. Несколько ночей, из-за дальнего расстояния ночевал в лесу у костра.

Для ночёвки подбирал сухое место защищённое, хотя бы с одной стороны густыми зарослями или у большого камня. У камня всегда теплее ночевать, расположишь поближе к нему. От костра, нагреется не только земля под ним, но и камень, костёр на ночь отодвигается, на безопасное расстояние, а на его место настилается лапник елей да побольше вот и получается отличный ночлег. Костёр устроен по-особому так, чтобы всю ночь горел. На само кострище концами укладываются два, лучше три, не очень сухих ствола деревьев, по толщине такие, чтоб смог дотащить. Вот они всю ночь, горят и греют, а как прогорели, встал, подвинул стволы, сколько надо и снова спи.

Петр отохотился десять дней.

В последний день собрался возвращаться, перед дорогой напился чая. Пушка, угостил тушёнкой. Понимает псина, что домой дорога предстоит, вот и мечется кругами, подбежит к Петру прыг лапами на грудь, норовит лизнуть его в лицо, Пётр то парень высокий вот ему и не достать, хвост вертится и всем своим видом показывает, мол, давай быстрее собирайся.

Вдруг лайка остановилась как вкопанная, голову вытянула, ушами поводит, оскалившись, зарычала, да как прыгнет вперёд и тут же скрылась в чаще. Через минуту в глубине леса раздался её звонкий и воинствующий лай.

Стало понятно, облаивает крупного зверя.

Вот и на тебе, а я-то подумал, глупая ещё.

Пётр стал свистеть и звать собаку к себе.

Оружия на медведя у него не было, да и не охотился на него ни когда, а в одиночку да впервые, занятие это очень опасное.

Вскоре всё, стихло, и довольный своей отвагой Пушок, сидел перед Петром глядя, на него то, левым то правым глазом поворачивая сбоку на бок голову, высунув язык, тяжело дышал и как бы спрашивал ну что?

Охотник погладил собаку, накинул гробовик на плечи и они пошли к сторожке.

Дорогой Пётр вспоминал эпизоды из своей удачной охоты, улыбался и качал головой, удивляясь проворности и чуткости Пушка.

Вспомнил эпизод с медведем, подумал: «Как это я не сообразил, что в кедраче, в это время медведи не редкость».

Сколько времени предстоит им идти до места он не знал, за белкой, шёл постепенно удаляясь всё дальше и дальше, из сторожки последний раз ушёл три дня назад, шёл, конечно, не по прямой, а как Пушок белку выследит туда и шёл. Плюс две ночёвки, так что направление, куда идти не очень было ясно, он интуитивно ориентировался, в тайге, хорошо и поэтому не волновался.

Пушок как прежде то убегал, то появлялся, вот и теперь вернувшись очередной раз то подбегал к охотнику, то отбегал в одну и ту же сторону, явно звал последовать за ним. Что то, он там нашёл, понял человек и не спеша пошёл за собакой. Петр, обратил внимание на то, как она осторожно передвигалась с остановками. Остановится, прислушается и снова вперёд.

Так прошли несколько десятков метров, Пушок остановился в очередной раз, потом прилёг, поводил ушами, оглянулся на охотника, тот тоже присел на корточки, Собака ни с места, смотрит в одном направлении, уши не подвижны, Пётр опустился на колени и стал всматриваться в ельник в том же направлении, куда смотрел Пушок.

Вскоре он увидел на ветке одной из елей глухаря, сидел он к ним спиной, по этому, и подпустил так близко.

Метров пятьдесят будет, а то и меньше.

Осторожно, что бы не выдать себя, выставил прицельную планку, прицеливаясь подумал, если пуля не заденет ветку, не промахнусь, затаил дыхание и осторожно нажал на курок мелкашки.

В тот же момент услышал глухой шлепок, мысль сработала, – есть!

В следующий момент птица растопырив крылья, падала, а лайка неслась к добыче.

Поднимая глухаря, Петр почувствовал радость за себя и благодарность к своему помощнику.

Привязав трофей ремешком горбовику, оба весело и легко пошли, к сторожке.

Пушок больше далеко не убега, определив направление, куда нужно идти, возвращался, какое то, время бежал рядом, потом снова убегал вперёд.

До ночи к сторожке не вышли. Переночевали у костра.

Ночь была безветренная и не холодная.

Проснулся рано, только начинало, светать, раздул костёр.

Наскоро позавтракал, покормил Пушка и в дорогу.

Время было уже к вечеру, когда Пушок убежал вовсе, весёлым лаем охотника встретила вся ватага лаек.

При подходе к избе, на встречу вышел, в накинутом на плечи полушубке Прокофич, он стоял у крыльца и ждал когда вся эта шумная ватага подойдёт к нему. Поздоровались, пожав руки.

– Вижу, не зря время терял, с удачной тя охотой, давай заходи, рассказывай, что да, как? Ух, ты глухака то каова взял, ну да ладно, ладно, – скороговоркой проговорил Прокофич.

За самоваром повечёряли, поговорили про дела охотничьи да житейские.

Пётр рассказал про медведя, посетовав на отсутствие карабина. Прокофич сказал:

– Дык оно дело не хитрое, кедровый орех для медведя не про-сто лакомство, а серьёзная заправка на зиму. Его тута хватат.

Легли спать. Прокофич на русской печи, Петр на полатях.

Утром после завтрака сборы были не долгими.

Шестьдесят шкурок высушенных на чердаке, связал в пучки по десять, уложил в вещмешок и Прокофич повёз Петра на железнодорожную станцию, Путь не близкий. Провожала их вся свора лаек.

Дольше всех за подводой бежал Пушок, когда он остановился, то тявкнул несколько раз, повернулся и не весело побежал вслед за остальными собаками.

 

Минька

Утренние часы остались позади. Солнце давно взошло. Таёжный воздух, насыщенный хвойными ароматами, прогревался его лучами. Дышится приятно и легко. На душе было спокойно. Идти по извилистой узкой тропе, которая постепенно поднималась в гору и становилась менее заметной, не составляло большого труда. Охотник с карабином наперевес, а это был молодой, но опытный охотник местного помещика Интигринова, Прохор. Ещё весной, промышляя на зайцев, заметил признаки появившейся в здешних местах рыси. Теперь он решил выследить её. Если это самка, то у неё должен быть детёныш, а то и два. А уж тогда-то она далеко уйти из этих мест не должна. А если это самец, то он может и уйти в поисках самки. Размышлял Прохор. Тропа потерялась в зарослях низкого кустарника багульника и мха. Идти стало труднее. Всё чаще попадаются поваленные деревья, большей частью уже поросшие мхом. Тайга жила своей обычной не шумной жизнью с присущими только ей звуками. Временами дятел, лесной доктор, отбивал свою дробь. Где-то раздавались звуки трескающихся старых деревьев, пролетали кедровки, нарушая тишину звуком своих крыльев. Прохор шёл между деревьев, стараясь, чтобы ни одна веточка под его ногами не хрустнула. Настало то время, когда осторожность и предельное внимание были его союзниками. Нужно было услышать малейший шорох. Отличить его от звуков бурундука или белки, которые не редко проявляли себя. Бурундук внизу, а белка на верху деревьев. Каждый из зверьков был занят своим важным делом. Рысь-хищник осторожный, и умный. Практически бес шумно передвигается и затаивается на нижних ветках деревьев, переходя от одного к другому по земле. Из поместья Прохор вышел ещё затемно. Теперь же время шло к полудню. Прохор, выбрав место сел на ствол поваленного дерева. Достал из заплечного мешка ломоть домашнего пшеничного хлеба, отрезал мяса, которое мать тушила в русской печи. Достал бутылку молока пучок зелёного лука, соль и с аппетитом принялся, не спеша, трапезничать. Хорошо заправившись и накинув мешок на плечи, продолжил свой путь. По приметам, которые хорошо знал, он определил, что подошёл к подножью хребта. Сюда полакомиться малиной, чёрной смородиной и кедровым орехами частенько приходят хозяева тайги. Медведицы приводят своё потомство. Прохор не раз находил лежбища таких семейств. На медведиц с медвежатами он ни когда не охотился. Иногда ему удавалось наблюдать за их поведением, играми и повадками медвежат. Теперь он шёл медленно, прислушивался к каждому шороху и внимательно наблюдал за всеми движениями, происходящими вокруг. При малейшем подозрении замирал на месте. В один из таких моментов охотник уловил еле слышное попискивание. Прислушавшись, он понял откуда слышен этот жалобный призыв. Сомнения не было, это медвежонок. Значит, поблизости должна быть медведица.

«Пора уносить ноги» – подумал он.

Но любопытство взяло верх. Прохор встал за толстый ствол кедра и стал выжидать.

Однако время шло, а ни каких признаков близкого присутствия крупного зверя не обнаруживалось.

Охотник решил пойти на призыв малыша. Но тут его внимание привлекло еле слышное осторожное движение. В тоже мгновение он увидел пробирающуюся в сторону малыша рысь. Это была крупная матёрая особь. Рысь приготовилась к прыжку. Ещё мгновение и будет поздно. Прохор выстрелил поверх рыси. Та метнулась в сторону и исчезла в зарослях.

Мысль охотника сработала моментально: «Может быть это самка, и возможно её малыши находятся, где-то не далеко».

Перезарядив карабин, он подошёл к месту, откуда не переставая, раздавался призыв медвежонка.

Между корнями в углублении, уперевшись передними лапками в верхнюю кромку сидел, совсем крохотный малыш. Охотник постоял некоторое время, наблюдая за обстановкой вокруг себя. Убедившись в безопасности, взял малютку в руки.

Прохор взял в руки живой комочек размером не более рукавицы. Этот комочек попискивал. Он явно был голоден.

– Нужно напоить его молоком, – подумал охотник.

Сел на ствол лежащего дерева. Достал из мешка бутылку с молоком. Проделал в пробке ножом не большое отверстие и стал кормить мишку.

Малыш, почуяв молоко, стал ещё громче пищать. Прохор старался напоить его молоком. Без соски сделать это было трудно. Но пролив половину, всё же удалось напоить медвежонка. Малыш успокоился, свернулся клубочком и затих.

Нужно было возвращаться.

Прохор аккуратно положил спящий комочек за пазуху. Надел мешок и пошёл домой.

Обратный путь хоть и был легче, но в поместье он пришёл затемно.

Отец, жена и сын были рады новому члену семьи. Отец Прохора был уже стар и редко выходил из избы. Его жизнь прошла в тайге. Свой опыт охотника он передал сыну, который отличался трудолюбием и понятливостью.

Мишка оказался зверем прожорливым и по тому рос быстро. Привязался к людям, особенно к Прохору, при всяком случае старался находиться рядом с ним.

Медведь рос ласковым, любил играть с дворовыми ребятишками.

Помещик, старший Интигрино Алексей Терентьевич при появлении мишки в поместье разрешил держать его. Как подрастёт на цепи, не иначе, чтоб беды какой не случилось.

Медвежонка назвали Миней. Вскоре все его полюбили. Вреда он ни когда, никому не делал. Наоборот веселил своими шалостями ребятню, да и взрослых тоже.

Когда к Интигриновым приезжали гости им показывали Миньку, который радовал всех своими проделками.

Только вот не получалось у него дружбы с соседскими собаками. Не признавали они его своим. При виде Миньки заливались злым лаем. Рвались с цепей, на которые их хозяева посадили с появлением нового таёжного соседа.

Лошади, почуяв медвежий дух, раздували ноздри, пряли ушами, начинали дрожать всем телом. Иная и на дыбы вставала и несла своего хозяина подальше от страшного для неё места.

Год шёл за годом медвежонок рос, матерел, становился менее игривым.

На втором году жизни Миньки, Прохор стал брать его с собой в тайгу. Медведь бежал за ним следом не отставая иногда даже тыкался Прохору в ноги мордой и тогда Прохор ворчал:

– Чё-ж ты, эдакий неловкий-то, не боись не кину я тя.

Когда Прохор останавливался Минька садился рядом и спокойно наблюдал за хозяином.

В тайге он вел себя спокойно и насторожённо, видно таёжное окружение для него было тревожной тайной.

Подрастая, медведь вел себя в тайге всё увереннее. Отходил от Прохора на небольшие расстояния. Обнюхивал окружающие его таёжные предметы. Иногда что-то выкапывал и съедал, а вот от малины было трудно его оторвать. Так постепенно Минька осваивал свою родную стихию.

Прохор надеялся, что подросший медведь однажды останется в тайге. Он даже уходил от него в то время когда тот лакомился ягодами, но Минька догонял его и каждый раз возвращался домой.

Вернувшись, медведь уже не играл с ребятнёй, как прежде, но разрешал им делать с собой всё что угодно. Большую часть времени бродил по двору, лежал вытянув лапы и положив на них голову и о чём то, очевидно по своему, по медвежьи думал о жизни своей.

В один из дней Прохор, как обычно ранним утром вышел на крыльцо и не увидел мишку на своём месте. Не было его и во дворе. «Ушёл», – понял Прохор.

И подумал: «Пожалуй, не воротится, долго не решался остаться в тайге, а теперячи видать преспичело. Ушёл».

Долго ещё горевали домочадцы по пропавшем Миньке. Да и соседи сочувствовали, но собак с привязей спустили. Так-то, спокойнее.

Не один год прошёл, как медведь отбился от людей. Правда, о себе он иногда давал знать. Тогда собаки ночью поднимали сильный лай. Минька наведывался по ночам. «Видать тоскует», – думали люди.

Так шёл год за годом.

Прохор Часто уходил в тайгу с ночевками. Устроившись на ночлег у костра Прохор не редко слышал, по близости шорохи и каким-то пятым чувством ощущал близкое присутствие Миньки. Иногда он всматриваясь в лесную темноту, не громко звал: «Миняня, миня…» В ответ слышал шорох, зверь реагировал на знакомый голос, но не показывался.

Прохора беспокоило, что кто-то из охотников может убить медведя.

Уже ближе к осени Прохор, не спеша шел поодаривающей своими богатствами лесных даров, разных грибов, ягод, орехов, целебных растений и кореньев было в изобилии. Люди семьями и кмпаниями уходили в тайгу за этими дарами, запасаясь на зиму.

Прохор остановился у зарослей черной смородины, ягоды с металлическим отливом огромными кистями висели на кустах в рост человека. Закинув карабин на плечо Прохор стал рвать сочные и ароматные ягоды и горстью отправлять в рот. Неожиданно из-за кустов во весь рост вывалился медведь и ударом лапы сбил его с ног. Падая Прохор увидел, как откуда-то со стороны метнулся огромный медведь, своим телом он сбил с ног напавшего на него, медведя. Что происходило за кустами, Прохор не видел. Однако по свирепым рычаниям и шуму, было понятно, та шла схватка не на жизнь – на смерть.

Прохор встал и ощутил сильную боль в плеч, по которому получил удар. Потрогав его, понял, нужно возвращаться домой.

Подняв карабин, раздвинул кусты и увидел лежащего и дрожащего в пред смертных судорогах, напавшего на него медведя. У обидчика Прохора было порвано горло, он лежал на спине, а вокруг него кругом вырвана растительность до оголенной земли.

– Вот значит то чо ента ведь Минька, значт то спас, – Прохор почувствовал легкую дрожь в теле. – Вота значит он страх то токо час дошол, вот дери его…

Мужики нашли, поверженного медведя и его тушу разделили по избам. Самые хорошие куски мяса достались барскому дому и Прохору, шкуру тоже отдали ему по распоряжению Интигринова.

Всё в поместье ещё долго обсуждали случившееся и хвалили Миньку.

 

Охота

Дождь действительно был не долгим. Затих часа через два.

В траве стояли большие лужи, По тяжелому, и не ровному грунту вода уходила медленно. Ручей, разлился и превратился, в бурлящий поток горной речки. Вода в нем стала грязной и не приветливой.

Вскипятив и напившись чая, охотники взялись за ружья. Разобрали, тщательно прочистили, смазали ружейным маслом и собрали. Проверили ножи. Навели остриё. К выходу в горы было всё готово. Осталось дождаться, как подсохнет.

После дождя день выдался жаркий, луг испарял дождевую воду.

Все же решили не ждать. Оседлали лошадей и отправились уже к знакомым местам. Когда подъехали к распадку камни на солнечной стороне подсохли. Можно было подниматься в горы. Поднялись к намеченному месту. Устроили засады. Обзор позволял просматривать обе стороны пади и луга. Между лесом и скалой.

Неподвижно, сидеть было сложно, затекали ноги, да и спина уставала от напряжения. Сколько, прошло времени, они не знали. Но судя по солнышку, время двигалось к вечеру. Когда Пётр Алексеевич увидел. Как по скальной террасе, не спеша с остановками, высматривая добычу пробирается барс. Расстояние до него было, пожалуй, на пределе дальности прицела. Охотник выставил рамку прицела своего карабина. Опершись о камень, стал выцеливать зверя. Дождавшись когда, тот остановился и замер, вслушиваясь в пространство, Пётр Алексеевич прицелился. Затаив дыхание, мягко спустил курок. Прозвучал сухой выстрел. Прокатившейся, эхом в горах. Жертва упала со скалы и не подвижно распласталась на камнях поросших Иван-чаем.

После выстрела, Пётр Алексеевич некоторое время оставался на месте. Не меняя своего положения. Раздумывал: «Как поступить?» Решил подождать, примерно с час. Чтобы дать успокоиться архарам, если они где-то поблизости.

Ему не терпелось пойти к своему трофею. Однако нужно было ждать, известия от Прохора.

Солнышко пригрело. Приятная дрёма и упоительная тишина, сделали своё дело, Пётр Алексеевич, задремал.

Очнулся он от раската по ущелью ружейного выстрела. Следом за первым прозвучал второй. Стрелял Прохор. Сомнения не было.

Встретились они уже, когда стало темнеть, Прохор принёс шкуру козла, а Пётр Алексеевич шкуру, крупного барса.

Оба устали от тяжелых нош и пути по камням. Однако, Прохор не преминул принести хороший кусок вырезки, которая, заняла всё пространство вещевого мешка. На поясе же у него висела задняя часть хребта с хвостом. Это для супа. Отменной, ароматной и наваристой получится похлёбка. Уж чего-чего, а такого супчика охотники заслужили.

Весёлым лаем и повизгиванием встретили охотников собаки.

Завьючив лошадей, сели в сёдла и не спеша тронулись к своему становищу.

Спешились, распрягли и отпустили пастись лошадей пастись. Собакам достались куски свежего мяса.

Развели костёр. Всё делали молча.

– Петр Лексеич, а как это вы ловко до своего трофея-то добрались? Так, что и не нашумели. Архары-то на подходе были. Когда стреляли то. Дак они, встали и было и в разные стороны. Три козы было. Вожак то ближе был. Однако далеко не ушли. Токо другой тропой на луга направились. Я, боялся, далеко уйдут, потому бил на ходу. Вожака то ранил, он припал на передние ноги, наровит встать. Ну, вторым-то я его успокоил. Не знаю, то ли от жары или ещё чего, только пот пробил, аж рубаха намокла.

– Я, Проша, как увидел этого красавца. Сначала, дивится, стал, как он ловко и грациозно по скалам передвигался. Даже на миг забыл, зачем я тут. Красота, аж стрелять жалко было. Да и уверенность была не большая. Далеко. Прицел поставил, а сомнения не покидают. Ну да бог дал не промазать. А пошёл за ним не сразу. Решил, пойду, а вдруг спугну других зверей, что где-то не далеко от тебя. Видишь, оказался прав.

– Ну, давай ужинать, да спать, завтра собираться в обратный путь.

Дорога домой заняла не меньше времени и прошла без приключений. Кроме одного. Когда вошли в тайгу, то на другие сутки к полудню, заметили, на, сбитой, молнией листвинице дупло. Вокруг его пчёлы летают.

Остановились. Появился соблазн медком, лесным полакомиться. Стали решать, как до него добраться.

Нашли несколько коряжин. Соорудили не мудреную конструкцию из них. Намотал Прохор на руки тряпицы и полез вверх, Пётр Алексеевич, внизу придерживает сооружение. Высота то не большая, сажени две не больше.

Добрался, Прохор до дупла. Пчёлки ведут себя спокойно. Ухватился он внизу дупла за кору. Это значит, что бы подтянуться было половчее. Чувствует, она не прочно держится. Потянул на себя, она и отслоилась большим куском, открыв широкую щель. А там дупло огромное набитое сотами. Висят они, как огромные плоские сосульки, заполненные мёдом. Только вот пчёлы почуяли неладное, и ринулись роем из своего гнезда. Прохор успел ухватить и оторвать несколько больших сосулек сот. Пчёлы, организовав дружную атаку, ринулись защищать своё отечество. Часть их последовала за упавшими сотами. Обнаружив там других врагов своих, набросилась на них всех. Прохор, взревев благим матом, свалился, с сооружения на своего напарника по добыче мёда. Пчёлы без пощадно, не щадя своих жизней, жалили обидчиков. За одно, немало досталось собакам и лошадям., Особо злые жалили даже жерди и всё, что попадало им на пути.

Все спасались бегством. Охотники, когда наконец отбились от пчёл, с трудом узнали друг друга, на столько пострадали их лица. У Прохора глаза заплыли так, что их не было видно. Губы увеличились до такой степени, что перекрыли ноздри. Нос напоминал большую картофелину. Дышать он мог только через широко открытый рот. Пётр Алексеевич хоть и меньше, но тоже изменил свой лик.

Собакам и лошадям тоже, пришлось держать оборону, в основном бегством.

Когда собрались все вместе не вдалеке от места боталий, стали решать, как же быть дальше. Прохор, выполнявший, роль, проводника, вышел из строя, по причине отсутствия возможности видеть дорогу. Второй путник в этом деле ориентировался, слабовато. Мог сбиться с правильного пути.

Прохор Пальцами раздвинул веки и с радостью сообщил:

– А чо, я так то вижу, ладна, дойдём никак. А чо мёд-то взять надобно. Вот, как стемнеет, так и заберём.

Разожгли костёр. Получился вынужденный отдых.

Пока готовились к ночлегу и трапезе. Прохор, вспомнил про мазь от Веранеи. Достал её и оба страдальца, усердно и обильно смазали ей свои «раны».

Мазь оказалась чудодейственной. Уже к вечеру у Прохора появились узенькие щёлочки, и он с любопытством рассматривал пострадавшего барина.

Когда в лес опустились сумерки, Прохор сходил и принёс соты. На этот раз ему пришлось отбиваться от больших лесных муравьев, которые впивались, в его опухшие руки. Муравьи облепили соты со всех, сторон. Составило большого труда избавиться, от новых завоевателей.

Утром встали ещё, затемно. Позавтракали. Попили чая с мёдом. Добытый мёд разложили, по освободившимся туесам. Приготовились в дорогу.

Лес одарял их своими ароматами и сопровождал шорохом верхушек деревьев, которые трепал лёгкий ветерок.

Через некоторое время пути, всадников стала одолевать дрёма. Первым не справился с ней Пётр Алексеевич. Закрывая глаза, позёвывая он качался в седле в разные стороны и в конце концов, склонившись вперёд до самой луки, выпустив повод узды, сладко и глубоко уснул. Лошадь, почувствовав свободу, остановилась и стала щипать травку, которой было в изобилии, так пощипывая, её лошадка постепенно уходила туда, где зелень была сочнее и более гуще. Прохору тоже относительная бодрость давалась с трудом.

Увидев беспокойство, собак он, оглянулся и не обнаружил своего спутника, развернул лошадь, проехал немного назад слез с лошади, скомандовал собакам, искать, прижался спиной к дереву, медленно опустился на землю и так же, как и его спутник крепко уснул. Они не могли знать, что пчёлы, которых они ограбили, вырабатывали редкий мёд, обладающий сильным снотворным действием.

Проспали наши удальцы больше двух часов. Проснулись, удивились. Собаки сторожили лошадей, не дали им уйти. Проснувшихся, путников мучила жажда. Напившись, ключевой воды, из фляг, продолжили свой путь.

Последующие дни не приносили им, каких либо серьёзных приключений.

Несколько раз собаки бегали гонять медведей и всегда возвращаясь, ластились к своим хозяевам, получая лакомые кусочки.

Многодневная езда в сёдлах давала о себе знать, усталость одолевала всё тело.

 

Девичьи страсти

Безмятежная пора детства – воспоминания, которые, чем старше становится человек, тем дальше они уходят и всё реже всплывают в его памяти.

Каждый взрослеет по своему, кто то, не замечая этого, другой же перемены чувствует отчётливо и вступает во взрослую жизнь осознано и уверено.

Светлый майский день весело заглядывал в окно сквозь благоухающее цветение яблонь, своими, бело-розовыми букетами.

Оля проснулась поздно, спалось, как-то беспокойно, часто переворачивалась с боку на бок, видела не понятные тревожные сны, которые не давали ей спать, как обычно спокойно и безмятежно, когда каждое утро для неё было радостью.

Откинув одеяло, она слегка потянулась и встала, подошла к окну, от вида цветущих яблонь как-то сразу стало спокойно и радостно.

В квартире она была одна, все ушли по своим делам. Скинув спальную рубашку, почистила зубы и включила душ, долго нежилась под ласковыми струями воды, которые щедро стекали по её юному телу. Насухо обтеревшись махровым полотенцем она босиком пошла в свою комнату, проходя мимо большого зеркала, посмотрела в него остановилась, и стала рассматривать себя.

Зеркало отражало юное создание во всей её прелести, Оля первый раз рассматривала себя, с интересом обращая внимание на все детали своего облика. Она вдруг поняла, что перед ней стоит красивая девушка, её умеренно длинные ноги, правильной формы тело с нежной, смуглой бархатистой кожей, не большие упругие груди с розовыми сосочками, распущенные, не высохшее ещё волосы спадали с плеч обрамляя личико с румяными щёчками на которых маленькие ямочки дополняли их привлекательность, розовые припухшие губки и голубые глаза со слегка припухшими веками и длинными ресницами, всё это, неожиданно вызвало в ней какое-то, ранее не известное приятное и тревожное чувство. Она легонько провела руками по лицу, шее, остановилась на плечах, как бы раздумывая, стоит ли продолжать. Положив ладошки на груди, слегка их помассировала, и указательными пальцами покрутила сосочки, почувствовала, как внутри, что-то вздрогнуло и приятное тепло наполняет её тело. Какое то, не понятное тревожное чувство наполнило с начало её женскую сущность, после чего медленно поднялось до щёк, которые вспыхнули жаром. Девушка бросилась в свою комнату, упала на кровать, но беспокойство её нарастало всё больше. Она чувствовала, что, там внутри её, между ног, там, где появились нежные волосики, происходит то, чего раньше она никогда не испытывала.

Опустив руку между ног, Оля ощутила тепло своей плоти. Чем плотнее она прижимала свои пальцы, тем сильнее она чувствовала нестерпимое желание получить, то, о чём слышала от подруг и читала в тайне, от родителей в любовных романах. Она стала легонько водить рукой вверх и вниз, нежно скользя пальцем по возбужденному, клитеру. Её движения стали более уверенными и быстрыми, прислушиваясь к захватывающим новым ощущениям, она всё больше познавала себя в новом состоянии. Оля металась по кровати, сгибалась и выпрямлялась, но остановиться не могла. Накопленная в девичьем организме энергия рвалась наружу, огонь страсти достиг своего апогея, огонь прорезал её чрево, Оля резко выпрямилась, зажала руку ногами и со стоном и слезами первый раз пережила оргазм. Пришло успокоение и сон.

 

Каток

Зимние каникулы остались позади, приближался конец января.

В небольшой, но двух этажной деревенской школе в классе на втором этаже шёл очередной урок.

Учительница рассказывала своим ученикам, что на земле четыре времени года, о том, как это происходит о том, что земля вращается вокруг солнца.

На второй парте у окна сидел светловолосый парнишка.

Подперев ладошками свой подбородок, смотрел в окно и мыслями его был, где-то далеко от действительности. Мысли уносили его в далёкие невиданные края, где он строил стеклянные замки и сражался со своими врагами…

Учительница прервала свой рассказ. Замолчала, глядя на мальца, не громко сказала, обращаясь к нему:

– Вячеслав, ну-ка расскажи, о чем я сейчас говорила?

В ответ никакой реакции. Класс притих в ожидании развития дальнейших событий. Ученик, продолжал сидеть не подвижно, и было видно, что он, где-то далеко в своих мыслях от действительности. Весь ушёл в созерцание чего-то не существующего.

Учительница, повысив голос, спросила:

– Вячеслав, ты где?

Она повторила свой вопрос. Ученик откинул крышку парты встал, широко открытыми глазами, часто моргая, смотрел на учительницу, как будто видел её в первый раз, не понимая о чём идёт речь он, сжав губы, молчал. Спокойным голосом учительница сказала:

– Расскажи нам, что ты знаешь о временах года?

Мальчонка, швыркнул носом и опустил глаза, на которых навернулись слёзы. Сочетания слов, времена года, он не знал, возможно, и не слышал о таком. Но вот он услышал подсказку с задней парты: «Зима!», ободрился, не уверенным голосом сказал:

– А, я знаю, это когда зима, – и замолчал.

– Ну а дальше то что? – спросила учительница.

Не уверенным голосом ученик продолжал:

– Ещё бывает осень, – и уже более уверенно. – Лето и весна.

Довольный своим ответом он посмотрел уже высохшими от слезинок глазами на учительницу и на ребят в соседнем ряду. Ребятишки, не громко зашумели, в их газах поблёскивали хитринки в ожидании развязки диалога.

– Расскажи о временах года по порядку, начиная с зимы, – подсказала она.

– Ну, так если зима то потом. – немножко подумав, сказал. – Тогда весна потом лето и опять зима.

Класс уже был на взводе, кое-кто хихикал.

– Нет, поправился он, осень, а потом снова зима.

– Хорошо теперь правильно, расскажи нам, чем отличаются зима, весна, лето и осень друг от друга?

– Друг от друга? – переспросил он, почесал за ухом, и бодрым голосом сказал. – Зима это когда снег идёт, сугробы и на санках можно кататься, а у нашего плотника Прохора нос красный.

Напряжение учеников в классе прорвалось дружным смехом. Учительница не сильно шлёпнула ладошкой по столу и строго сказала:

– Тихо!

Ученики немного угомонились. Уверенным голосом Вячеслав продолжал:

– А весна это когда снег таит, можно кораблики по ручьям пускать и когда Валькина мать грядки под огурцы делает. Ребята в классе хихикали.

– А на полях землю пашут и зерно сеют.

– Теперь про лето расскажи.

– А, лето это когда солнце сильно греет, можно купаться, в кости играть, а в небе жаворонки поют и когда Пашка, старший брат Вальки, Ксюшу – барыню вечером в лес водит, зачем-то, добавил он.

Тут ребята не удержались и рассмеялись так громко, что учительница не могла успокоить их.

– Вячеслав, подойди ко мне! – сказала она громко.

Ученик вышел из-за парты и не спеша, подошёл к ней. В классе только они двое не смеялись, хотя по глазам Татьяны Васильевны было видно, что она не сердится и тоже готова рассмеяться, но сдерживается.

Мальчонка, глядел на неё широко открытыми глазами, явно не понимая, от чего так веселятся его товарищи и зачем нужно идти к столу. Как правило, это не предвещало ничего хорошего, и он не ошибся. Татьяна Васильевна показала на дверь и сказала:

– Иди и закрой дверь с другой стороны.

Печально посмотрев на дверь, он вышел, осторожно закрыл её за собой. Повернулся к ней лицом и замер, в ожидании не зная, что делать дальше.

Вскоре из учительской вышла директор школы. Подошла к стоящему, перед дверью, спросила:

– Ты, что стоишь здесь?

– Не знаю, жду, что делать дальше.

Из-за двери слышался ещё не утихший шум.

Директор аккуратно отодвинула мальчика в сторону и вошла в класс. Там тот час же стало тихо.

Когда она вышла из класса, сказала:

– Дружок, Татьяна Васильевна удалила тебя из класса за плохое поведение. – А чо, я нечего не делал, – ответил ей наказанный. – Ну, да ладно, потом разберёмся, а сейчас иди к окошку и подожди до перемены.

Ученик подошёл к окну и, глядя на зимний пейзаж деревенской улицы, размышлял: «Я отвечал на вопросы всё правильно, как знаю, и за что она меня?»

Сразу, за школьным забором, в котором выломано две доски, находился небольшой каток. Ребята носили воду из колодца и заливали его несколько недель подряд. Из-за угла школы к этому отверстию, протоптана дорожка. Которая, шла к катку. Привязывали коньки к валенкам и веселились, катаясь по льду.

Теперь на улице ни кого не было, только дворовый пёс из соседнего двора сидел у хозяйских ворот.

Мальчик подумал, а что он сторожит ворота или каток. Интересно, если его обуть и привязать коньки, он сможет кататься? В это время из-за угла дома вышли два мужика, оба в полушубках нараспашку. Тот, что поменьше ростом держал в правой руке ушанку, второй в сдвинутом на затылок треухе. Изрядно покачиваясь, они, не спеша и выразительно жестикулируя руками, шли по утоптанному снегу к катку. Когда оба, мужичка вступили на лёд. Между ними, очевидно, возник, какой то, спор. Один, который, был в треухе остановился. Другой же, скользя валенками по льду пытался двигаться. Но приятель, желая остановить его, схватил за рукав полушубка. Мгновение балансируя оба упали навзничь. Стараясь подняться, переворачивались и скользили по льду. Ноги разъезжались в разные стороны. Стоило, кому то из них оторвать руки ото льда, как он тут же падал распластавшись. Наконец, тот что, был без шапки встал на колени. Натянул шапку на голову и помог второму встать на ноги. Вставший, попытался осторожно передвинуться к противоположной стороне катка. Но как только он двинулся, приятель его упал на живот и схватил того за ногу. Взмахнув руками, бедолага, вновь оказался на льду. Повернувшись лицом друг к другу, какое то время в таком положении, они, очевидно, выясняли между собой отношения.

В это время наказанный школьник, наблюдая за действиями двух дяденек, смеялся, подпрыгивал, держась за подоконник, и смеялся он ото всей души, заразительно.

Из двух классов вышли учительницы. Было, заругались, на него. Но любопытство заставило выглянуть их в окна и вскоре сначала не громко, но через некоторое время смеялись вовсю.

На этот шум из классов выбежали дети. Толпясь у окон, увидев представление на катке, теперь уже смеялись все.

Вышедшие, из кабинета директор и завуч, в недоумении смотрели на происходящее в коридоре, на небывалый, дружный смех. Посмотрели друг на друга и тоже, ещё не зная причины такого веселья, рассмеялись. А когда увидели причину, по которой сорваны уроки, присоединились ко всей этой весёлой компании.

Многие держались за животы, несколько мальчишек валялось по полу. Виновник же от этой суматохи держался за живот и сквозь гримасу охал и стонал, ой не могу, ой живот.

Между тем на катке деялось вот что. Мужики, скользя на четвереньках, преодолели больше половины своего пути, В это время из ворот дома вышла баба с коромыслом и двумя вёдрами. Собачонка, сидевшая мирно у ворот, сорвалась с места и кинулась лаять на мужиков. Выбежала на лёд, скользя всеми четырьмя лапами, практически на брюхе подъехала к мужикам. Повизгивая от испуга, безуспешно пыталась выбраться с катка. Баба же увидев представление на льду, бросила вёдра и с коромыслом пошла в атаку на мужиков. Что то, крича им. Услышав её голос, мужики дружно оглянулись и в тот же миг многократно ускорили своё скольжение по льду. Баба же с разгона выбежала на лед. Грозно замахнувшись коромыслом, и со всего маху растянулась на льду припорошенным свежей изморозью.

Прокатившись на животе, она хватила коромысло, немного отставшего, который в ушанке, по спине. Тот всеми четырьмя конечностями заскользил по льду с такой скоростью, что видно не сразу понял, когда оказался за кромкой льда. Баба же работая руками и ногами, догнала и второго и с такой силой оприходовала его коромыслом, что бедняга сначала прогнулся, потом какая то, сила подбросила его вверх, и он одним махом вылетел с катка. Баба долго ещё барахталась, не в состоянии встать на ноги. Добравшись до края катка, села на, снежную бровку и несколько минут рыдала навзрыд, утирая слёзы головным платком. Встала на ноги и пошла к вёдрам, грозя коромыслом убежавшим.

Мужики хромая перебежали на другую сторону улицы. Подошли к колодцу и о чём-то стали спорить. Тот, что повыше ухватил второго за отворот шубы, и было видно, там дело не до шуток. Второй мужик расстегнул шубу, полз к себе в штаны и вытащил на свет божий бутылку с самогоном. Оба обнялись, мир восстановлен.

Долго в поселке, а возможно и по сей день рассказывают об этой веселой истории.

 

Волчья падь

Виктор Грищенко с малолетства отличался самостоятельностью и вольнодумством в тоже время был не многословен и скрытен. Родом с Киевщины где родители вели натуральное хозяйство чем обеспечивали своей не малой семье без бедное существование.

Ещё Виктору и семи лет не было, когда вернулся после тяжёлого ранения с Турецкой войны, старший брат его отца Пётр. Виктор с удовольствием слушал рассказы своего дядьки, особенно ему запали в душу рассказы о смелых и крепких сибиряках о далёких Забайкальских просторах. Дядька мечтал о том что, как только поправится, так сразу подастся туда к своим сослуживцам на великое озеро Байкал.

– Там, – говорил он. – Обоснуюсь и пущу корни своего сибирского рода.

Так во время одного из разговоров с дядькой Витя спросил его:

– Дядь, а что если и мне с тобой туда на Байкал жуть, как охота увидеть медведя. Возьмёшь, а?

– А чё не взять то, только тебе подрасти надо да и вон родители твои согласие на то дать, значит должны.

Долго Пётр шёл на поправку, почти год ушло на то. А пришло время, попрощался с роднёй, да и подался в далёкий путь.

Уж много прошло лет, когда с оказией пришло письмо от дядьки. Он писал:

– Дорогой мой брат Фёдор, все милые моей душе род-ственники тоска об вас разъедает душу, охота повидать всех. Как вы там, все ли здоровы? Теперь обжился, встал на ноги то крепко, Поначалу то, на заготовках леса в артели промышлял, тяжёлый это труд не с моим здоровьем. Пришлось уйти из артели. Да видать бог вознаградил меня за без грешную жизнь, крепко мне подфартило. Об ентом если только при встречи. Теперь то, я лесозаводчик. Баклуши бить не когда. Женился на здешней сибирячке. Дом поставил добротный бегают в нём уж троя, два пацана и дочурка. Ну вот, пожалуй обо всём коротко. Всем крепкого здоровья, обнимаю крепко. Если приедете для нас большое счастье будет. Ну, вот и всё. Витяня, а медведи здесь и в правду есть. Может, свидимся.

Виктору в эту пору шел шестнадцатый год. Он перечитывал письмо несколько раз, Его внимание привлекло одно слово, оно ни как не хотело покидать его голову, и слово это было – подфортило. Мальчику хотелось понять, что имел в виду дядька. В чём был этот фарт? Что, может крупно выиграл? Дак это грех, а он пишет о безгрешной жизни. Женился на богатой, нет, это тоже не подходит. Долго ещё мучился Виктор своими думами, пока однажды решил: «Всё соберусь и в дорогу. Дядька то хилый здоровьем, а своё достиг, чем же я хуже? Решил, буду закалятся и укреплять силу». С этих пор брался за самый тяжелый труд. Всё у него, как говорится, кипело. Парень с каждым днём креп и мужа все радовались таким переменам. Только отец понимал причину таких перемен, тяжёлый груз сознания скорого расставания может быть навсегда, угнетало его.

Однажды сидя на крыльце под навесом, моросил затяжной дождик, покуривая свою трубку, Фёдор позвал сына:

– Сядь-ка, сынок, рядышком.

Когда Виктор сел отец внимательно посмотрел на него, положил свою ладонь сыну на голову слегка прислонил к своей, в это мгновение он почувствовал, как к горлу подкатил незванный ком и глаза его повлажнели, спросил:

– Ну что, Витяня, решил?

Сын ответил не сразу, помолчав, обняв отца за плечи, тихо сказал:

– Решил батя.

В школе с учителем географии изучал, каким путем лучше добираться до далёких не известных мест, загадочного Забайкалья.

Не мало, появилось у Виктора новых знакомых, людей с которыми он встречался на заезжих дворах, на базарах с заезжими купцами, в почтовых присутствиях. По всем расчётам Виктора на дорогу уйдёт около полугода. Но в действительности добирался он до своего дядьки почти год. Приходилось не однократно останавливаться в каком-нибудь селе, чтобы заработать на дорогу.

Не без труда разыскал он своего дядьку Петра. Неожиданный приезд Виктора в семье своего родственника радостью и, в итоге, праздновали его появление два дня.

На третий день Пётр повёз своего племянника показывать своё хозяйство, показать было что. Под большими навесами работали три пилорамы. Строился второй столярный цех. На огромной территории складировались брусья, доски разных размеров, у каждой пилорамы огромные штабеля бревен. Стоял терпкий запах пилёного свежего леса. По всей территорий люди занимались каждый своей работой. На Виктора увиденное произвело огромное впечатление. Неожиданно он вспомнил, не дающее ему покоя слово – подфартило. Он тут же спросил дядьку:

– Дядь Витя, а как это, у тебя получилось то, чивой то тебе подфартило то, а?

– Витяша об этом потом, дома.

Дядька соскакивая с двуколки сказал:

– Пойдем, покажу, как дома рубят да какие станки в столярном цеху работают.

Долго они ходили по хозяйству дядьки, Виктор удивлялся, как его дядя такое наладил. Везде когда они подходили к людям, им кланялись и приветствовали добрыми словами, к дядьке обращались непременно по имени и отчеству, Петр Васильевич. Пётр Васильевич знакомил их со своим племянником:

– Вот, мой племяш, приехал из далёкой Украины.

После отъезда хозяина рабочие долго еще обсуждали, что такое Украина и где она находится.

Дня два Петру было не до разговоров – большие дела требуют много сил и времени. Подошло воскресенье, Петр за завтраком объявил:

– Сразу, как встали из-за стола дружно собираемся на речку, сегодня у нас день пикника. Все обрадовались.

Сборы были не долги, еще в субботу Петр распорядился своему лесничему приготовить всё для поездки на отдых. Заодно наказал лесничему продумать, как племянника приобщить к тайге и охоте, добавил:

– Учти Трофим, парень ни ружья в руках не держал, ни настоящего лес не видал, а зверей, то это только в зверинце. Так что учи его всему и основательно, парень смышлёный.

Лужайка на берегу горной речки, протекающей по таёжным массивам, как будто специально создана для отдыха и наслаждения природными красотами. Лесничий обладал не заурядными способностями организатора. Пока женщины готовили разные блюда, Трофим организовал игры молодёжи.

Пётр с Виктором устроились на берегу с удочками, пообещав компании наловить рыбы на уху. После получасовой без успешной рыбалки, Пётр предложил Виктору:

– Давай-ка со спиннингами пойдём вон туда за перекат, там таймень должон быть.

По дороге к перекату Пётр сказал:

– Витя, ты вот что, про какие дела относительно твоей бурной деятельности пока забудь. Местные условия, обычаи и сама жизнь здесь серьёзно отличаются от западной. Я два года осваивал туташнею жизнь. Так, что настрой себя не спешить, я и Трофим, он мастер многих дел научим тебя всему, что должно сделать тебя настоящим сибиряком. Вот тогда я тебе расскажу про тот самый фарт. Ну, как договорились?

– Что у меня есть выбор? Да и то дядь, ты прав, здесь все не так, как там, всё новое для меня. Даже то, что я увидел за эти дни, даёт мне понять, что не так-то всё просто. Так что, слушаюсь и учусь новой жизни.

Они оба засмеялись, и у обоих стало как то светлее на душе.

Молодость и крепкий организм Виктора давали ему возможность быстро вживаться в новых условиях.

Новая жизнь пришлась молодому человеку по душе.

Трофиму понравился, этот энергичный и толковый парнишка, и он с удовольствием передавал ему свой богатый опыт таёжного охотника и следопыта.

К концу лета Виктор, довольно свободно ориентировался в тайге, освоил мастерство охотника, без проблем при любых погодных условиях жил и охотился в тайге.

Быстро пролетело короткое, жаркое лето. Август, пора урожая таёжных даров резко сменился сентябрьскими, ночными заморозками.

Ранняя зима пришла неожиданным обильным снегопадом в первых днях сентября.

Для Виктора такие резкие перемены природы были неожиданностью и вызывали у него не только удивление, но и некоторые трудности к их восприятию.

Зимняя тайга вызывала у молодого человека удивление своей не похожестью с летней и восторг зимними красотами вековой забайкальской тайги.

С приходом зимы для молодого охотника открылись новые, в отличие от летних, не известные ему условия жизни в необъятных таёжных просторах.

Трофим потомственный охотник посвятивший свою жизнь родному, для него Забайкалью, крепко привязался к Виктору. Трофиму за свои пятьдесят с лишним лет не удалось обзавестись семьёй. Виктор стал для бывалого сибиряка, привыкшего большей частью к одиночеству и спартанскому образу жизни, самым близким человеком. С появлением Виктора Трофим обрел новый смысл своего существования и отцовскую ответственность за судьбу юноши.

Освоив особенности выживания в зимней тайге, Виктор уверенно промышлял различного зверя. На камусовых лыжах уходил в далёкие не знакомые места. Ночёвки в снежном лесу, в трескучие морозы у костра были обычным явлением.

Пётр видя, перемены в своём племяннике всё больше убеждался, что уже этой весной можно посвятить парня в свою тайну.

Уйдя из артели, Пётр занялся охотой. Случай свел его с Трофимом, не многословным коренным сибиряком охотником, который принял в его жизни участие, определившее дальнейшую, его судьбу.

Летом Пётр добывал различного зверя на мясо и шкуры, которые продавал. Зима это время, которое приносило ему наибольшие доходы за счет добычи пушнины.

Среди местных жителей ходили страшные легенды о Ведьменом болоте и волчьей пади, которые находились в нескольких километрах на северо-восточном направлении от поселения.

Так случилось, в один из последних зимних дней, Пётр вышел на охоту за зайцами. Когда проходил по молодому березняку, вблизи от ведьменного болота, услышал громкий скулёж с подвыванием. Охотник понял: «Видать собака попала в полынью, жалко погибнет». Петр срубил тонкую, но длинную берёзку и пошел на голос животного. Выйдя к болоту увидел, барахтающегося в полынье волка. Подойдя ближе, понял, в беду попала волчица. Быстро смастерив петлю на палке, подполз как можно ближе, к полынье накинул петлю волчице на голову и не без труда вытащил её на лёд. Хотел пристрелить зверя, да увидел, это волчица, кормящая. Быстро сбросил с неё петлю, а та сразу и встать то не смогла.

– Ладно, живи расти своё потомство, я за ним осенью приду.

Осенью, когда ночные заморозки становились всё сильнее, Пётр отправился в волчью ладь, как он полагал там найдёт выводок подросших волчат с хорошими шкурами. Однако не нашел ни каких признаков присутствия в пади волков.

Разочарование было велико. Сколько месяцев ждал и нате вам! Обнаружил овраг, густо заросший багульником с вытекающим ручьём. Пошел вверх по ручью, пройдя несколько десятков метров, присел у ручья перекурить. Нагнулся к воде зачерпнуть кружкой водицы, рука сама возьми, да зачерпни со дна грунт то. Из кружки вылил содержимое себе на ладонь, опустил её в воду поток, медленно смыл муть то, а на ладони, то какие-то желтенькие крупицы. Петра охватил сначала жар, а затем озноб. Они хоть и маленькие и всего то, три крупинки, но это золото. Сомнений не осталось, когда попробовал на зуб. Ещё долго сидел он, глядя на ручей, просто смотрел не о чём не думая. Его как бы отключило.

Полное понимание случившегося пришло уже дома. Растерянность не понимание, что делать при сознании о богатстве которое его ждёт.

В посёлке давно привыкли к частым и долгим походам Петра на охоту. И теперь ни кто не обратил внимания перемены в его жизни. Вскоре пришедшая зима не дала ему заняться прииском. Петр продолжал охотиться и за зиму оформил куплю на охотничьи угодья в которые попала и волчья падь. Теперь он был хозяином большого таёжной территории, Золото промышлял сам не хотел в этом вопросе ни кому доверяться. Об волчьей пади распространял разные страшные небылицы. Да люди с давних лет опасались ходить в те места. Брал золота столько, сколько нужно было для дела, привлекая постороннего внимания и не вызывая зависти. Все знали, лесозавод создал трудом и упорством, и людям дал работу, за то все были ему благодарны.

Накануне весны Пётр рассказал Виктору о своём фарте. Виктор заметил:

– Ну, дядь, ты и осторожный, такое дело почитай чуть ли на глазах у всех, а ни кто и не догадывается.

– Так то, оно спокойнее всем Витя. Вот значит, люди и тебя знают, теперь, как хорошего, удачного охотника. Пришло время тебе становиться надо на ноги. Будешь по мере надобности золото брать для создания своего дела, а дело нужно выбрать, чтобы и людям польза от него была.

– Да, дядь, я это понял, глядя на вас, оно тогда и жизнь в радость всем и на пользу тебе почёт и уважение. А когда вокруг то, мир и порядок, то и жить хорошо.

– Ну, вот и ладно понимаешь всё правильно. Оно ведь большая беда, когда такой фарт попадает скоредному, алчному человеку, ему чем больше богатства тем хочет ещё больше, людей не жалеет всё гребет под себя и тогда грехи его, все одно к разрухе и горю приведут. Это Витяня, такое моё понимание в жизни. Как снег сойдёт, пойдем на прииск, знакомиться и учиться будешь, как управляться там.

Весна пришла неожиданно рано. Похоже, было, будто природа куда-то торопится, боится опоздать. Зима накопила много снега по всей тайге. И паводковые воды натворили много бед, своими потоками переполнив реки, затопив низины и долины, а с ними и пахотные земли и многие поселки.

Крепко досталось и лесозаводу. Не смотря на принятые меры по защите цехов и складских участков от их затоплений, повреждений отдельных штабелей лесоматериалов избежать не удалось.

Добыча золота, дело оказалось не из лёгких. Чтоб не привлекать излишнего внимания лошадьми не пользовались, ходили пешком по тайге, да так чтобы не протоптать тропу. Пётр, ещё зимой ездил в горд, и там в библиотеке, изучал старательское дело по добыче золота.

Раньше Пётр мыл золото деревянным лотком, изнурительное это дело. При таком способе добычи требовалось много времени и усилий. Хоть и была богатой золотоносная россыпь, Волчьей пади, но приходилось переваливать огромное количество породы.

Теперь же по рисункам, сделанным Петром с книжек в библиотеке, смастерил деревянный станок для промывки золота. У себя в мастерской, вместе с Виктором сделал этот станок. По частям переправили к месту установки, где и собрали его. Установили так, чтобы вода ручья текла по желобу через станок самотеком. Эта конструкция во много раз увеличила добычу.

Уже к середине лета у Виктора было достаточно капитала для создания собственного дела. Да только вмешался, как это бывает, вмешался случай.

В очередной раз Пётр с Виктором, в сопровождении двух лаек шли по тайге к прииску, как услышали лай собак, где то позади пройденного пути. Петр точно определял голосу собак на кого они лают. Прислушавшись, понял, лайки встретили человека, и очевидно не чужого, лаяли не злобно.

– Витя, ты иди к месту, а я подожду здесь, посмотрю, кто это и куда идёт.

Вскоре Пётр увидел идущего, он сразу узнал Ивана, с которым когда то работал в бригаде лесорубов. Было видно Иван идёт по их следу. Пётр подумал: «Этот мужик не из простых, ушлый и наблюдательный, видать заподозрил нас в какой то тайне и решил выследить».

Пётр вышел из-за дерева и окликнул:

– Иван, далёко ли направился-то!

Человек остановился, оглянулся.

– Дак я это вот тут значит… – заговорил Иван от неожиданности встречи, не зная, что сказать.

– Ты Ваня не крути, я же вижу, по нашему следу идёшь. Зачем, а?

Иван молчал.

Пётр держал в руках ружьё, у Ивана ружьё висело на плече. Пётр подошел в плотную и повторил свой вопрос. Неожиданно Иван быстро сел на ствол поваленной сосны, снял шапку и вытер пот. Пётр продолжал стоять, ждал ответа.

Иван поднял глаза, посмотрел на Петра, сказал:

– Дак, Петя, я давно понял, неспроста ты так быстро поднялся, на охоте такого не бывает. Ну вот, я то, из шкуры вылезаю, а никак не подымусь, а годы то на месте не стоят, Петя. Семь, сам знаешь какая, детей вырастить да выучить надобно. Вот так-то. Прикинул я, про твои то дела да, и решил узнать твою тайну, да и с тобой в компанию войти, хоть бы работником. Знаю, если возьмешь, поможешь, кто с тобой рядом у всех ладно в жизни. Вот значит такие дела то. Иван неожиданно встал на колени, перекрестился. Пётр быстро ухватил Ивана за плечи, стал поднимать его. Ваня ты это брось не надо так то, передо мной никто на коленях не стоял и ты не моги так-то.

Иван встал, в глазах его поблёскивали слезинки.

– Петя ты прости меня, что следить за тобой стал, я плохого ни как тебе не желал.

– Ладно, Ваня, мы же с тобой сколько лет-то, считай в дружбе та, что эдак то не надо. Просьба к тебе не следи за нами. Будешь следить, других привлечёшь, а это будет ни к чему, Люди то разные и есть среди них плохие. – Не, Петя, вот тебе крест больше глупо не стану поступать.

– Ты, Ваня, зайди ко мне домой в воскресенье, подумаем, что можно и как лучше сделать.

Петр протянул Ивану руку и сказал:

– Иди Ваня домой с богом. Бог поможет нам!

 

Грибное чудо

Первые уроки грибника. И давно же это было, однако память сохранила, те годы детства, когда пришлось впервые войти в мир лесов и их даров. Забайкалье страна особая, при байкальские горные просторы и нескончаемая, древняя тайга в изобилии дарящая людям свои богатства. Приближение осени пора таёжных урожаев. Я жил в деревне Онохой, дядя Боря заведовал опытно-селекционной станцией, а его жена тётя Нина огромной пасекой Бабушка, мама Тёти Нины и моей мамы управлялась по дому и с домашним скотом. Ещё с вечера, дядя Боря сказал:

– Завтра едим за грибами, встанем рано, так, что Вечка тебе пора ложиться спать.

Утром встали, за окном было ещё темно. Пока позавтракали и погрузились на телегу, расцвело. Прямо у тайги жила в юрте семья бурят, мужчины этой семьи занимались скотоводством и охотой. Дядя Боря часто ходил с ними на охоту. Теперь же нам было где оставить, на время похода в тайгу лошадь. Взяв, корзинки и горбовики пошли в тайгу. Мне, она тогда представилась огромными деревьями, таинственностью своего пространства и какой-то особой тишиной. Неуёмное любопытство нового для меня мира, мира разнообразия растительности и разных зверьков. В кустах между деревьями шныряли шустрые бурундучки в полосатых шубках, на соснах и редких кедрах шулушили шишки белки, изредка с дерева на дерево пролетали белки летяги. Привлечь меня к поиску грибов ни как не удавалось. На коре огромных стволах лиственниц свисали светло серые, окаменевшие подтёки смолы, в народе их называли сетляками. Эти светляки были отменной, природной ароматной жвачкой. Но эти светляки находились слишком высоко, и мне не удавалось их достать. Не далеко от меня находилась только бабушка. Ни какие её уговоры помочь ей искать грибы не давали результата. Когда я в очередной раз пытался сучком сбить светляк, бабушка громко позвала меня:

– Вечик, иди скорее посмотри, что это.

Я побежал к ней, а она стояла и что-то разгибала во мху. Подбегая к ней, увидел почти у самых её ног что-то желтое как вороночки прижавшиеся друг к другу, бабушка говорит:

– Видишь, опять ни чего нашла.

Кричу:

– Баба Муся, да ты чё, вот же ты прямо стоишь на лисичках! Како ты молодец нашел такую большую семью лисичек.

– Тут на целый туесок замариновать хватит. Давай срезай.

Почему-то мне доставило удовольствие срезать и класть грибы в корзинку.

– Баба Муся там на листвинеце светляки, а я не могу их сбить, помоги, а.

Бабушка говорит:

– Ладно, достанем твои светляки обязательно, но давай сначала корзинку наполним грибами.

– Ну ладно, – согласился я.

Но вот ни как у меня не получалось искать эти грибы. Вскоре бабушка опять позвала. Говорит:

– Ну-ка посмотри что это?

Оказалось просто кусок прелой деревяшки и опять почти у самых ног бабушки увидел большой лохматый груздь, срезал, а рядом ещё и ещё, уложив грибы в корзинку, захотелось найти ещё. Когда вернулись наши с полными корзинками и горбовиками у нас с бабушкой были полные две корзинки. Дядя Боря насбивал больше десятка светляков, чему я был очень рад, теперь, когда вернёмся, мне будет чем похвастаться перед пацанами.

Повседневность и обыденность городской жизни обостряет чувство жажды общения с природой. Особенно это чувство обостряется с приближением осени. Всё чаще вспоминаются удачные эпизоды грибных охот и в памяти восстанавливаются картинки удивительных, неожиданных сюрпризов, которые дарила природа. Один такой подарок лесного царства запомнился особенно. Начало осени, не густой рукотворный лес сравнительно молодой и растущий ровными рядами различных деревьев и кустарников. Часто встречаются заросли шиповника, раскидистые Боярышники с грузными кистями спелых ягод, по окраине ласа огромные заросли доспевающего Тёрна.

Вот уже, более полутора часов, ищу свою гребную добычу, но кроме нескольких, не свежих сыроежек, ни чего не попадается. Усталость и разочарование ни как не придают уверенности в успехе. Подкрадывается мысль, переключится на ягоды. Решаю присесть перекусить, выбрал удобный бугорок с низкой густой травой, присел, оглянулся по сторонам. А это что такое белеет за кустами, не понял. На высоте около метра и горизонтально полосой. Встал. А когда приблизился, так от восторга застыл на месте, но это только на мгновение. На стволах поваленных деревьев, меня ждало огромное семейство Вешенок, срезать эти грибы, молодые, упругие и плотно растущие ушастики было огромным блаженством. Разве это не настоящая грибная охота? Куда только делась усталость? Две корзинки отменных лесных красавцев, устроились на мотороллере, с песней и домой.

Загорелся я как то желанием иметь свой катер. А коли хочется, значит за дело. Много узнал об малом судостроении из специальной литературы, но главным «путеводителем» в этом вопросе был журнал «Катера и яхты», создал свой проект туристического катера и в течение года построил. Получилось то, что нужно, Вот на этом катере, однажды с семьёй, с женой и сыном отправились в очередной раз в плавание по реке Волге. Привлёк наше внимание большой песчаный остров, посередине реки. Ну, а раз привлёк внимание, мы к нему и причалили. Катер этот имел «привычку» с хода выбрасываться на берег на одну треть своей длинны так, что в причаливании нуды не было. Дело в то, что на нём установлена полно поворотная колонка, и повернув её на 180 градусов, катер сам съезжал, с берега. Команда: «Всем на берега! Быстро ставим палатку. У каждого свои дела». Я отправился изучать остров. Не знаю почему, но понесли меня ноги в другой конец острова, там оказался, через маленькую протоку другой остров. И показался мне этот остров, чем то, странным. Перебрался я на него без труда, протока глубиной была по щиколотку. Только он был совершенно плоским с редким лесом и совершенно не засоренным, очевидно паводки всё с него смывали. «Ну, и что здесь интересного, разве только то, что по непонятной причине вся земля была покрыта пожухлыми листьями», – подумал я. Собирался у же делать ноги в обратном направлении, как обратил внимание на множество бугорков в листовом покрывале, палочкой сбросил листья с одного бугорка, а там гриб, светло желтая круглая шляпка, пластинчатый. Что это за гриб не знал, но оставлять найденный трофей, ну, ни как не смог, и по тому усердно набил полностью, снятую с себя рубашку. Пока собирал грибы щедро кормил комариную рать. Вернулся к семье искусанным, но счастливым. Вернувшись домой, в Чардым у соседей спросил, что за грибы я набрал, а соседка говорит:

– Ты давай-ка их мне, через дней десяток узнаешь, что это такое.

Прошло время, соседка приносит трёх литровую банку этих самых, но уже солёных грибов. Ну, скажу я вам, такими грибами только закусывать. Сами знаете, что.

Воскресное утро, Собираемся всей семьёй ехать за грибами. Неожиданно раздаётся звонок. Открываю дверь. Ранним гостем оказался друг, сослуживец Вадим, живёт он этажом выше, здороваемя. Вадим, видя наши сборы спрашивает:

– Куда это вы собираетесь?

Узнав причину сборов, говорит:

– А я хотел корзинку попросить у тебя, мы тоже едим за грибами.

В этот момент заходит его тесть, мой тёска, полковник в отставке, прошел всю Отечественную и Японскую войны, энергичный, мастеровой мужик. Поздоровавшись:

– Вадим, мы нашли сетки, уже все в машине, пошли.

Узнав, что мы тоже собираемся за грибами, чуток помолчал и сказал:

– Ладно, поехали с нами, покажу свой таинственный лес. Этот лес ни разу без грибов не оставил, в основном белый гриб и поддубовики. А вы на чём ехать собрались?

Отвечаю:

– Как всегда на мотороллере, он у нас, как рабочая лошадка.

Вячеслав Николаевич предложил ехать на его москвиче, но обсудив этот вариант, пришли к выводу, что будет тесно. Мы поехали на Вятке. Вроде мотороллер маленький, только едим втроём сынишка Саша между мной и женой, за её спиной привязаны две корзинки, а на переднем крыле расположился рюкзак В таком снаряжении выехали уже не в первый раз. Следуя за «Москвичём» выехали из города и по грунтовой дороге до Татищево. Лес находился километрах в пяти за этим посёлком. Свернув вправо, ехали вдоль ещё не старого леса состоявшего из дубняка. Деревья росли не густо, и складывалось впечатление, что за ним кто-то ухаживал. Выбрав удобное место, остановились. Разгрузили транспорт, разобрали корзинки, и разошлись в разные стороны. Воздух, наполненный лесным ароматом придал бодрости. Первые пройденные метры не вызывали уверенности в успехе, трава сплошным ковром покрывала землю хоть и не высокая, но довольно густая. Отломив сухой сук и вооружившись им прощупывать те места где хотелось найти заветный гриб. И вот он светло коричневый толстячек уютно устроился в траве, срезал. Первый трофей оказался не совсем здоровым ножку подпортили насекомые, но срезав её под шляпку всё было чисто. Вскоре разобравшись, в каких местах нужно искать поддубовичков, дело наладилось. Не скажу что прямо сплошняком, но каждый найденный трофей радовал и возникало желание найти следующий и еще и еще. Солнце стояло в зените, когда все корзинки были наполнены. Отдохнули, чайку попили и домой.

На следующий год наши друзья поехать за грибами не смогли. Снарядившись, своей троицей отправились в этот самый лес. На этот раз поехали в субботу во второй половине дня, с ночевой. В те годы суббота была рабочей. Доехали без приключений. Выбрали в лесу место у старого кострища. Поставили палатку. Саша принёс сучьев, установил таган и разжег костер Зоя и Саша стали готовить ужин. Я решил пройти осмотреть окрест. Удалившись вглубь леса, вышел к поляне. Мне эта поляна показалась, какой то, не обычной, остановившись, я увидел, под лучами еще высоко стоявшего, уставшего солнца, заливавшего своим светом огромную поляну с изумрудной травой с редкими белыми и синими цветами и посередине огромным развесистым кустом увешенным, поспевающими гроздями ягод боярышника. Всё это завораживало. Мелькнула мысль: «Нужно позвать своих». Как вдруг обратил внимание на тёмные куски разбросанные по всей поляне. Подумалось: «Ну… коровы, загадили такую красоту». Направился к боярышнику, и когда приблизился к одной из кучек, остановился, не веря своим глазам, гриб, огромный с тарелку, коричневый гриб с блестящей гладкой шляпкой, какой там шляпкой, настоящей шляпой. Присел, подумал: «Красавец, только наверняка гнилой». Потрогал центр шляпы пальцем, плотная, тугая, с трудом срезал, очень низкий и ножом было трудно подобраться, чтобы не повредить края шляпки. И какая же радость, гриб целёхонький. Бегом от гриба к грибу, складывать то не куда. Снял рубашку, уложил срезанные, а вон еще три. Подошёл к следующему, а с ним, рядком меньше каждый другого три братца. С трудом донёс свою добычу к палатке. Все были в восторге. А следующий день до полудня набрали две корзинки, в основном поддубовики, но не мало, попалось и белого гриба. Дома, когда жарили, грибной аромат заполнил не толь всю квартиру, но и благоухал на лесничной площадки подъезда. Законсервированных и сушеных грибов, хватило на всю зиму. Близким и друзей гостинцами порадовали.

Вторая половина лета едим с женой за лекарственными травами. На сороковом километре сворачиваем влево на грунтовку, собственно это направление, проложенное по пашне. Примерно через километр предстоит преодолеть крутой подъём в гору. Теперь мы едем на копейке, с приобретением машины наши возможности путешествовать резко возросли. При подъезде к подъёму увидели растущие по обочине дороги шампиньоны. Оставить их без внимания не хватило сил. Остановились, стали собирать, а они как будто специально для нас выросли все свеженькие, такие красавцы. Набрали большую корзину. Решаю ехать в объезд горы, это несколько дольше, с грибами преодолеть этот подъём становится ещё проблематичней. Объезжая гору выехали на дорогу, идущую через огромный луг, что это за белые шарики кругом? Все грибы собрать было не под силу. Сбирали, пока были силы. Дома рассказали соседям кто-то из них, потом благодарили за удачную поездку.

Весна. В посадках ещё не везде сошёл снег, а в прошлогодней, пожухлой траве, то тут, то там торчат сморчки и строчки. Строчки, своими конусными коричневатого цвета шляпками попадаются по одному, а то совершенно неожиданно целым рядками. Сморчки же попадались гораздо реже и всё по одному. Собирать эти грибы, это, пожалуй, настоящая экзотика. А вот, когда на дворе стаял далеко не весь снег, угощать гостей, свежими, жареными грибами, удовольствие особое.

Лето выдалось на радость урожайным. Ехали по грунтовой дороге через поля с поспевающей пшеницей, кукурузой, за кукурузой раскинулось ярко желтое поле подсолнуха. Дальше дорога на подъём через луг с редко встречающимися кустарниками Придорожной смородиной увешенной кистями не дозрелых ягод. В стороне от дороги, раскидистые кусты боярышника, богато украшенного гроздьями поспевающих плодов. Подъезжая к лесу, встречаем заросли с еще зелеными плодами торна. Редкий разно лиственный лес постепенно сменяется березовой рощей. Поднявшись на небольшую возвышенность, выезжаем к большой поляне с редко растущими берёзками. Останавливаемся, и сразу видим, сплошные заросли лесной малины, обычно её называют земляникой. Приходится ползать на коленках обирая ягоды, с густо растущих плодоносов. Мы предполагали обнаружить много земляники, но чтобы столько! Уже через полтора, два часа тара предназначенная для ягод была заполнена. Перекусили, чуток отдохнули и поехали домой. Проезжая мимо березой рощи решили поискать подберезовичков, благо время не поджимало. Грибов, которых ожидали, не обнаружили, но зато свинушки размером один к одному, как калиброванные, такие упругие молоденькие росли семьями и рядочками, срезать, неожиданно обнаруженное это чудо природы, было большим азартным удовольствием. Наполнили две корзинки и ещё обнаруженный в багажнике не большой мешок. Домой приехали, довольные и усталые.

Вот и в очередной раз пришла осень. Не помню, как начался разговор, на работе между сотрудниками о грибах, только многие сожалели, что поехать хочется коллективом, да не на чем. Я пообещал, договорится с начальником транспортного отдела о выделении нам автобуса. При разговоре с этим самым начальником присутствовал водитель автобуса, который изъявил желание поехать за грибами. Осталось теперь уговорить главного бухгалтера. Разговор с ним получился не простой. Главный бухгалтер, Артем Владимирович, увидев поданное мной заявление, прореагировал в обычной своей манере, проворчав: «Этого того. Опять ты придумал, этого того». В общем, поговорили с ним о природе о грибах и подл конец он спросил:

– Моих бухгалтеров возьмёшь?

Ну разве можно было отказать. В восемь часов подъехал я к месту встречи, а там девять работников бухгалтерии и только двое наших. В общем, получилось так, как получилось. Поехали в сторону Пензы. Дорогой выяснилось, что ни кто не знает, куда нужно ехать, в какой лес. Я обратил внимание на дубраву, примерно в километре от дороги. Свернули, По бездорожью подъехали к лесу, выгрузились и сразу разошлись. Войдя в лес, я сначала не понял, что это, всё пространство, было покрыто грибами. Первое, что пришло на ум: «Так хороший гриб расти не может». Нагнулся, срезал гриб. Мама моя, да это настоящий опенок, этот гриб я знал хорошо. Стал было собирать, как увидел ещё одно чудо, опята плотной короной окружили основания, почти всех деревьев. Срезать приходилось, воткнув нож в такую корону и проводя его вокруг ствола дерева, после чего собирая охапками складывать в корзины. Как не уговаривал и как не объяснял всем, что это самый настоящий опенок, мне не верили. Артём Владимирович набрал маленький мешочек. На пробу. Походив по лесу, грибники стали подтягиваться к автобусу. К этому времени я набрал три мешка опят.

На следующий год поехал с женой на ниве в этот лес, но, увы, не смог его найти. Жена говорит:

– Вон налево, кажется осиновый лес, давай посмотрим, может подосиники там есть. Свернул. Подъехали к редкому, но большому по площади осиновому лесу. Жена сразу пошла вглубь леса, я же стал возиться в багажнике. Слышу, Зоя кричит:

– Иди скорее, посмотри что тут.

Взяв корзинку, поспешил на её призыв. Действительно зрелище, скажу я вам не просто удивительное, но и веселое. Редкий лес был как будто раскрашен яркими красными шляпками подосиников. Ровные по размеру их красные шляпки на высоких ножках виднелись, на сколько видели глаза. Набрали большую корзину. В отличном настроении возвращались домой.

Года два в лес не выезжали, не до этого было, строили дом на купленном, в Чардыме участке с видом на Волгу. Хлопот было выше крыши. Строительный материал в те времена не покупали, а доставали. Знакомства, блат, взятки. Иначе было не приобрести нужный для стройки материал.

И вот выбрались. Поехали с Зоей за лекарственными травами, прежние ссоры закончились. Проезжая мимо большого оврага, мне, ни с того ни с чего захотелось посмотреть нет ли там каких грибов. Глубина оврага не меньше пятнадцати метров и склон достаточно крутой поросший большей частью дубовыми деревьями. Спускаясь по склону, увидели, что он усеян белыми шариками. Сначала подумалось, что это шампиньоны, но они в таких условиях не растут. Оказалось это молоденькие, нежненькие зонтики. На дне оврага было немало уже распустившихся зонтиков. Откровенно, было жалко срезать эти шарики, но азарт грибника победил. Вскоре две корзинки были наполнены грибами.

Эх! И вкуснота жареные в сметане эти беленькие шарики.

Как-то подвозил по пути, в Чардым односельчанина, который рассказал мне, о сосновых посадках, в которых полно маслят. Нашёл я эти посадки километрах в тридцати от Чардыма. Это были сосенки полтора, два метра высотой посаженные рядами, с разнотравьем между ними. Маслята стали попадаться как то не охотно, редко и большей частью тронутые червоточинами. Но потом, где то через пол часа сначала одиночные, такие крепкие, под самыми соснами, а потом рядками и целыми семьями, рядом с сосёнками в траве. Какое это удовольствие увидеть светло коричневые блестящие шляпки. Срезанный грибок чистенький снизу светло-желтенький с толстенькой ножкой. А когда попадается около большого гриба, плотная семейка молоденьких грибочков с мокрой скользкой шляпкой. Эти моменты запоминаются навсегда. Однако большее удовлетворение получаешь в поисках рыжиков. Этот красивый, вкусный и к тому же лечебный гриб может найти не каждый грибник. Дело в том, что в своём большинстве рыжик прячется под покровом листопада, под слоем старой хвои. Нужен натренированный, как говорится, глаз, что бы увидеть чуть приподнятый покров под деревьями. При срезании рыжик выделяет капли розового сока. Рыжик, рыжик, сколько радости ты доставляешь, когда находишься. Какая это закуска при правильной засолке ей нет равной. А рыжик жареный, чувствуете этот неповторимый, аромат? А пирожки с рыжиком, вы ели, что-либо вкуснее? Попрошествии многих лет, теперь, когда силы уже не те и за рулем находиться не позволяет зрение, воспоминания о походах за грибами в те далёкие годы радуют и молодят душу.

 

Всё началось с перрона

Поезд Экспресс Москва Пекин, стоял у вокзала Новосибирска. Молодой человек, купив газету на вокзале, вернулся в вагон в проходе ни кого не было. Это был спальный вагон, билет ему пришлось покупать в СВ, из за того что других мест на этот поезд не было. Открыв окно, он стал наблюдать за происходящим на перроне. Пассажиры и провожающие прощались у вагонов, кто-то покупал в торговых палатках, люди подходили и отходили. Вот девушка отошла с покупками и направилась к поезду. Василий, так назовём молодого человека, отвел взгляд от девушки, и тут же почувствовал волнение. Молнией мелькнуло в памяти её сан движение рук, поворот головы и манера походки. Василий взглядом пытался найти её, но в это время проезжала сцепка электрокары с грузом, которая закрыла, происходящее за ней, а когда сцепка проехала, то девушки не было. Появившееся беспокойство в душе молодого человека усилилось, Василий, слегка потёр лоб и подумал: «Не понятно, я не разглядел её толком и не видел лица, почему я так волнуюсь». Вскоре поезд тронулся, набирая скорость колеса стали отсчитывать стыки рельсов. Закрыв окно, Василий зашёл в своё купе. Купе было довольно просторное кроме спального места и столика стояло кресло. В боковой стенке, дверь в умывальную с туалетом и душем. Сидя в кресле, он развернул газету, стал просматривать её, но мысли о незнакомке не давали сосредоточиться: «Что за наваждение, со мной такого ни когда не было. Если она едет в этом поезде, я обязательно её встречу». Он снова стал просматривать газету. Ближе к вечеру Василий почувствовал голод, решил идти в вагон-ресторан, который был через один такой же СВ. Войдя в вагон ресторан с сожалением подумал: «Нужно было ещё подождать». Все столики были заняты. Посмотрев в конец ресторана, он увидел, как там встает из-за столика, его незнакомка. Василий было рванулся за ней, но в это время несколько пассажиров встав из за столов пошли ему на встречу, и его маневр сорвался. Когда проход между столиками освободился, в противоположном конце ресторана появились новые посетители. Он поспешил занять место, за освободившемся столиком. Ожидая свой заказ, подумал: «И всё же, я теперь знаю, она едет в этом поезде, это раз, во-вторых я знаю, что едет она в каком то, вагоне по ту сторону ресторана, а это уже увеличивает мои возможности встретить её». Принесли его заказ, потерев руки, Василий с аппетитом поужинал. Рассчитавшись за ужин, решил пройтись по вагонам в хвост состава. Пройдя купейные вагоны, где в проходах не было ни кого. Дальше пошли плацкартные, жизнь в этих вагонах была доступна взору. Дойдя до конца состава, подумал: «Остаётся надежда встретить её на обратном пути. Интересно, а если действительно встречу её, что говорить то и вообще, как себя вести. Сказать ей: «Здравствуйте, давайте познакомимся». Нет, это не годится». Его размышления прервала проводница одного из вагонов, остановив вопросом:

– Молодой человек, что вы ищите, вы из какого вагона?

Василий сказал:

– Ищу знакомого, а еду в СВ в седьмом вагоне.

Проводница извинилась, что задержала его. Вернувшись в своё купе он, умылся, лёг спать, мысли о незнакомке долго не давали уснуть. Утреннее солнце щедро освещело купе через не зашторенное окно. Василий встал, бодро сделал несколько гимнастических упражнений. После холодного душа привел себя в порядок и вышел из купе. Посмотрел на часы, подумал: «Пора, пожалуй, пойти позавтракать, хотя было бы не плохо пробежаться, но увы». Он направился в ресторан. Дорогой решил, занять два места за столиком в задней части ресторана, и когда зайдёт она, предложить ей место рядом с собой. Войдя в ресторан, увидел, все столики заняты. Проел в заднюю часть ресторана, убедился, что незнакомки там нет. Заметив, что за столами в своём большинство сидят мужчины, решил: «Понятное дело женщины прейдут позже, пока не причешут свои перышки, в ресторане не появятся». Так рассуждал он в ожидании освободившегося столика. Вот за третьим столиком, справа освободились два места. Василий сел на крайний стул. Пока официантка убирала со стола, он следил за дверью, выходили одни пассажиры, другие входили. За столиками постоянно менялись посетители. В проходе в ожидании свободных мест стояло несколько человек. Вот, она вошла в ресторан. Окинув помещение взглядом, девушка чуть заметно улыбнулась. Как только она приблизилась к его столику, Василий галантно предложил ей место рядом с собой. Молодые люди обменялись утренним приветствием. Девушка сев на стул, и повернувшись, в пол оборота к молодому человеку сказала:

– Большое спасибо, а вы находчивы. Я вас видела на вокзале в Новосибирске и смотревшим из окна вагона на перрон.

– А у вас оказывается зоркие глаза и завидная наблюдательность.

– Спасибо за комплемент, однако, как я понимаю, искали встречи со мной?

– Да, вы правы, это так, но я надеюсь, это вас не обижает.

– Конечно, нет, если по правде интригует, со мной подобного приключения не случалось.

Подошла официантка, приняла заказы.

– Моё имя Василий…

– А вас в детстве не Васяткой звали? – перебила его девушка. – Моего двоюродного брата так дома называли.

– Однако нет, в детстве, да и сейчас дедушка с бабушкой называют меня Василёк.

– Красивый полевой цветок, а меня с детства все называют Алёной, а вообще-то моё имя Оля.

Официантка принесла завтраки. И молодые люди принялись за еду. Василий думал: «Интересное развитие событий, совершенно случайно увидел, причем мимолётом эту девушку, а такое состояние, как будто это близкий мне человек, что это, не-ужели это, та самая любовь с первого взгляда. Меня восхищает её манеры поведения её движения, такие удивительно плавные не торопливые, что-то от движений балерин, а может быть она и в самом деле балерина. Может быть, мне это всё кажется, и я преувеличиваю, да нет, этот мягкий негромкий, но внятный голос, он журчит, как ручеёк по камушкам. Все эти мысли ерунда, я счастлив!» Алёна, не спеша кушала, и осторожно наблюдала за Василием. Мысли девушки путались, пытаясь понять с кем её свела судьба. «Интересное всё-таки дело, сколько знакомых парней, а ни кто из них не вызывает такого интереса, главное чувство близкого человека. Ох, Алёнка, смотри не влюбись». И в этот момент её сердечко забилось сильнее. «Ну вот, кажется, сама себя сглазила. Нет, этот крепкий, и по всему чувствуется умный парень достойный, как бы сказала бабушка, кавалер. А что, Алёнушка, может быть, и в самом деле это твоя судьба». Она посмотрела на парня, неожиданно для себя спросила:

– Василёк, а у вас есть любимая девушка?

Василий, помедлил с ответом. Сказал:

– Знаете Алёна, я думаю, что больше, пожалуй, да чем нет.

– Это как, не понятно, ведь любовь или есть, или её нет, я так понимаю.

– Наверно, вы правы, только я думаю, она, как плод, как скажем, яблоко должна созреть. Вы согласны?

– Но ведь бывает стремительная, молниеносная любовь, от которой влюбленные теряют голову.

– Нет, Алёна это не любовь, это страсть, и в большинстве случаев, которая заканчивается маленькой, а то и серьёзной трагедией.

– А что есть опыт?

– Скорее это анализ известных историй.

Подошла официантка, молодые люди рассчитались за ужин. В это время поезд замедлил движение и остановился. Василий, предложил, выйти из вагона и погулять по перрону. Алёна не без удовольствия, согласилась. Несколько минут назад она подумала: «Неужели мы сейчас разойдёмся по своим вагонам, я не хочу». И тут же подумала: «Вот тебе и раз, это, что-то новенькое, уж с тобой не случилось что-то? Не стоит ли остыть. Ну да ладно, я сильная, а дорожная интрижка так это в первый раз. Ты уже не девочка, а самостоятельный человечек».

Василий первый сошел на перрон, подал руку Алене, оперевшись на руку парня, она легко спрыгнула со ступеньки. Почувствовав сильную мужскую руку, девушка прошептала: «Впечатляет». Проводница предупредила их:

– Далеко не ходите, поезд стоит всего пять минут.

Они шли вдоль состава, молча. Оба переживали новые чув-ства, которые заполняли их сущности. Подойдя к ступенькам, Василий, аккуратно взял Алёну за локоть, перешагивая ступеньку, девушка легонько прижала руку парня к своему боку. Этот неожиданный контакт у молодых людей отозвался лёгким волнением. Алёна не громко сказала, спасибо, приятно почувствовать сильную мужскую руку.

– Алёна, а знаете, о чём я сей час подумал?

– Интересно, о чём же?

– А вот смотрите, живут два человека в разных городах, у каждого своя жизнь. И эти двое не подозревают о существовании на этом свете друг о друге…

– Что, в общем-то, вполне естественно, – перебила его Алёна.

– Ну, да конечно. Жизнь, их, этих двух, как бы течет у каждого в своём русле, в окружение каждого много различных людей, приятелей, друзей, различных знакомых, да и не знакомых людей, а любимого человека нет.

– Я уверена в том, что просто обоим им не встретились те самые, которые заполнят их сердца любовью.

– Алёна, а вы, любили кого ни будь?

– Конечно! Маму, сестрёнку, папу, бабушку, в общем, всех своих родных.

– Это не честно.

В это время объявили об отправлении поезда. Молодым людям пришлось запрыгнуть, чуть ли не на ходу в первый попавшийся вагон. Василий пропустил вперед себя девушку из тамбура в вагон. Уступая ей дорогу, подумал: «А как правильно, кто должен по вагону идти первым, мужчина или женщина? Однако, всё же мужчина».

При подходе к двери в конце вагона, он сказал:

– Алёна, подождите, пропустите меня вперёд.

Алёна остановилась, повернувшись боком, Василий так же боком стал проходить вперед. Когда молодые люди оказались, в непосредственной близости, лицом к лицу, оба почувствовали одновременно неловкость и чего-то приятно тревожного. Василий, прошептал: «Извините». И чувствуя прилив тепла к лицу, поспешил открыть дверь, вышел в тамбур и пропустил Алёну. Пока они дошли до вагона, в котором ехала девушка молодые люди много раз оказывались в непосредственной близости друг к другу, и это доставляло обоим удовольствие. До мягкого вагона, в котором ехала Алёна, они прошли пять вагонов.

– Вот в этом купе я еду, купе номер семь.

Дверь в купе была открыта, за столиком сидела еще не старая женщина, и что-то писала. Молодые люди отошли в сторонку, остановились у открытого окна. За окном проносились различные пейзажи. Стоя рядом, они тихонько, о чем то разговаривали. Увлечённые разговором, чуть не опоздали на обед. Расставаясь, договорились встретиться вечером в ресторане. Алёна по дороге из ресторана думала: «Я с Василием разговаривала о чём угодно, о природе, искусстве, литературе, о разных пустяках и почему-то не спросила в каком городе он живёт и чем занимается, интересно, почему так. Ну, да ладно время впереди ещё достаточно».

Василий, придя в купе, почитал газету. Свернув её, держал в руке и, глядя в окно думал, похоже, судьба не случайно свела меня с этой чудесной Алёнушкой. Надо ведь, ни где-нибудь, а в поезде, а точнее на перроне Новосибирска. Нет сомнений, такого я ещё в жизни не испытывал. Значит это любовь, и я не должен её потерять, да, а вот спросить в каком городе она живёт, почему то не догадался. Ну, ничего время ещё есть. Он прилёг. Долго не мог заснуть, да и сон его был не долгим. Проснулся Василий с лёгким чувством тревоги. Встал, освежился прохладным душем, оделся, посмотрел на часы, до ужина оставалось более двух часов. Подумал: «В таком купе, конечно, ехать комфортно, но скучновато. А может предложить Аёне перебраться ко мне? Тесно не будет, мне придётся использовать верхнее спальное мест. Да нет, это плохая идея. Всё должно оставаться, как есть. Время идти ужинать». Василий вошёл в ресторан, как и договаривались за час до его закрытия. Несколько столиков были свободны, Молодой человек прошёл во вторую половину ресторана, сел за столик, за которым познакомился с Алёной. Взяв меню, стал просматривать его. Время шло, а девушки не было. Василий стал волноваться: «Что могло случиться, уж не отстала ли она на какой-нибудь, из остановок?» Прошло двадцать минут, как он в ресторане. Решил: «Жду ещё пять минут и пойду узнать, что случилось». Открылась дверь, спеша вошла Алёна. Быстро подойдя к столику, села на стул. Извинилась за опоздание. Рассказала:

– Пришла проводница и сказала, что меня просит подойти начальник поезда, получена какая то телеграмма. Оказалось, папа просит меня сойти в Иркутске, он там занимается строительством новой железной дороги. Он срочно уезжает в длительную командировку в Калининград. Ни каких подробностей. Так что, послезавтра я сойду в Иркутске.

Василий предложил поужинать, а то время подходит к закрытию ресторана. Официантка, извинившись, сказала, чая нет, кончился кипяток. На что Василий сказал:

– Ничего страшного попьём в купе.

Рассчитавшись за ужин, молодые люди пошли к выходу. Купив в буфете пирожное Василий, предложил пойти к нему. Войдя в вагон, в котором ехал Василий, он, заказал два стакана чая с лимоном, спохватившись, спросил у Алёны, какой чай она хочет, девушка ответила:

– Да, правильно, с лимоном.

Они вошли в купе, Алёна сказала:

– Однако! Шикарно, но наверно сё же одному скучновато.

– Да уж, вы правы, только к счастью я не один.

– Так с вами ещё кто-то едет?

– Здесь-то, в купе я один, а вот еду с прелестной девушкой, которую зовут Алёнушкой.

Подошла проводница с чаем. Поставив стаканы и блюдечко с сахаром и ложечками на стол, пожелала молодым людям приятного аппетита. Василий поблагодарил её. Алёна села в кресло, которое ей пододвинул Василий, спросила:

– Кто же вы господин инкогнито? Для большого начальника, пожалуй, молоды, хотя как знать, а может быть вы… ладно не буду гадать, сознавайтесь.

Василий засмеялся, и сквозь смех проговорил:

– Давайте пить чай, а то остынет.

Чай оказался очень горячим, и чаепитие растянулось. Девушка настаивала:

– Вот что Василёк сознавайтесь, кто вы.

– В этом, нет ни какого секрета, я работаю в одной производственной фирме исполнительным директором, вот, что касается этого купе, то я оказался перед выбором ехать в этом вагоне, или опоздать на работу на сутки. Просто других билетов на этот поезд не был. Но я считаю это судьба.

Пока они разговаривали чай, тем временем остывал.

– Может быть, нам обоим повезло?

– Что-то, мне подсказывает, что у нас будут ещё открытия. Алёна, я всё ни как не спрошу, в каком городе вы живете?

– За Иркутском, следующий город Улан-Удэ, мой родной город.

– Это просто чудесно, не зря меня, всё время сверлила мысль, о том, что я, где то вас видел. Улан-Удэ и мой родной город, я там родился, учился и вырос. Это же чудесно. Вы не находите, что наша встреча кем-то предначертана.

– Не знаю, но всё же в этом что-то есть, не думаю, что мистика, но что-то необычное случилось.

– Как бы то ни было, но это событие нужно отметить, к сожалению, кроме чая у нас ни чего нет.

– Это исполнить ни когда не поздно, Василёк. На какой улице вы живёте?

– Куйбышева тринадцать, сколько себя помню столько там и живу.

– Так, я тоже живу на Куйбышева, в доме двадцать один.

– Я учился в школе номер один, на Багдарина.

– А я на Смолина в четвертой школе. В этой школе я проучилась с первого до десятого класса, потом училась в Иркутском Геологическом.

– Так вы геолог?

– Так уж получилось, пошла по стопам родителей, они у меня оба геологи, мама родила меня в тайге, на берегу реки Лена. Так что, я ребенок природы.

Молодые люди, увлекшись разговором о различных историях своих жизней, не заметили, как время, которое не умет ждать, перевалило за полночь. Василий проводил девушку до её вагона, Возвращаясь, думал: «Мало того, что жизнь полна неизвестностей, так она ещё преподносит не мало, сюрпризов. Надо же, живём в одном городе, а встретились в поезде». Прощаясь, Алёна сказала, что завтракать не придёт, хочет выспаться. Договорились встретиться в ресторане. Молодой человек на завтрак тоже проспал. На одной из коротких остановок Василий, купил полевые цветы ромашки и васильки, свежие, крупные ромашки нежно голубые васильки выглядели очень привлекательно. Придя к себе в купе, он соединил васильки с ромашками. В ресторане Василий, договорился с официанткой, что когда он подаст ей условленный сигнал, она принесёт букет и шампанское. Пройдя в зал, он увидел Алёну, она поприветствовала Василия рукой, и они оба направились к освободившемуся столику. Сев за столик молодые люди обменялись впечатлениями наступившего дня. Василий достал носовой платок и переложил его в другой карман. Лена, так звали официантку, включила магнтофон, зазвучал марш Мендильсона, и она на подносе понесла букет и шампанское с фужерами. Присутствующая публика обратила свои взоры на происходящее. Лена поставила на стол цветы и фужеры. Открыла, с лёгким хлопком шаманское, наполнила фужеры и что то, не громко сказала молодым людям. Подняв бокал, Василий встал и предложил Алёне выпить на брудершафт. Девушка смущенная происходящим, встала взяв бокал, её щечки порозовели, она смотрела на Василия широко открытыми глазами, как бы спрашивая, что это? Василий сказал:

– Алёна, предлагаю выпить на брудершафт, предлагаю свою дружбу на всю нашу жизнь.

– На всю жизнь друзья, ответила она.

Молодые люди скрестили руки с фужерами, отпили бодрящего напитка и соединили свои губы в поцелуи. В ресторане раздались громкие аплодисменты. Лена принесла заказанный обед и передала поздравления от работников вагона ресторана. О случившемся, уже в этот же день знали все пассажиры поезда. По приезде домой многие рассказывали об помолвке, не редко преувеличивая событие. Дело доходило до анекдотичности. Одна девушка, рассказывая об услышанном, об этом случае, от какого то, рассказала своим друзьям, что в ресторане поезда, была шикарная свадьба, и поздравлять молодых приходил сам Мендельсон. Покончив с обедом Василий предложил пойти к нему и там провести остаток дня. Алёна согласилась. Вставая из за стола, поддержал девушку за локоть. Алёна почувствовала лёгкое опьянение, а прикосновение руки Василия пробудило в ней волнение. Мелькнула мысль: «Девочка, в это чувство, идущее, от куда то из нутрии, не слишком ли тебя взволновало? И, вообще, от выпитого кружится голова». Мысленно она пропела: «Ах как приятно кружится голова». Поколебавшись некоторое время, сказала:

– Василёк, извини, но я пойду к себе, хочу прилечь, ты не обижайся. Ведь я алкоголь плохо переношу.

Алеся чувствовала, если он станет настаивать на том, что бы пойти к нему, то она не устоит. Её чувства, чувства влюблённой, девушки не знавшей еще мужчины жаждали ласки, ласки любимого и желанного человека, сознание же удерживало от возможной близости. Как человек, выросший в интеллигентной семье и воспитанной в сознании собственного достоинства, она не могла легко пойти, на почти святое для неё. Так просто в поезде по пути домой. И уже более твёрдо сказала:

– Нет, Василёк, пойду, отдохну, не обижайся, так надо. Я не долго, ты тоже отдохни и поставь цветы в воду.

Она протянула букет. Взяв цветы, молодой человек проговорил:

– Да конечно Алёнушка, раз нужно отдыхай, я тебя провожу.

– Нет, не нужно иди к себе, а то будем долго расставаться, улыбнулась она.

– Ну, хорошо как хочешь, хорошего тебе отдыха.

Молодые люди разошлись по своим купе. Дорогой Василий, думал: «Конечно, Алёнушка умница, во время погасила, как я понимаю обоюдную страсть. У меня в купе, наверняка мы бы не сдержались, слишком велик был накал. Черт возьми, нужно вести себя сдержано. Я чувствую этот человек мне не просто дорог, она нужна мне». В купе на столе стояла вазочка для цветов. Василий налил в неё воды и поставил букет в вазочку. Пока он всё это делал, его не покидали мысли о девушке. «Алёна удивительно обаятельна, нежна, внимательна и в то же время прямолинейна и откровенна, её манеры поведения скромны и в тоже время привлекательны. Странно, что у неё до сих пор нет, ну хотя бы кавалера, странно, а кто сказал что нет, наверняка есть, да ещё не один, а вот любимый, я уверен, появился только теперь».

Так размышляя, он уснул лежа на диване. Проснулся Василий от стука в дверь. Вскочив, открыл её. Алёна, входя в купе, с нарочитым упрёком сказала:

– Ах, ты, засоня, проспал всё на свете.

– А что случилось на этом свете, пока кто-то спал? – парировал он. – Алёнушка, проходи, садись, я быстренько освежусь, и мы будем пить чай. Не возражаешь?

Не дождавшись ответа, скрылся за туалетной дверью. Умывшись, через пару минут он вернулся.

– Алёна, предлагаю чай с лимоном, у меня есть вкусные конфеты.

– А я принесла пирожное «Наполеон», так что гуляем.

Василий заказал чай. Пока пили чай, Василий рассказывал о себе. Алёна узнала о своём визави, что он окончил Московский университет, работает на авиационном заводе и в настоящее время пишет кандидатскую. В свою очередь выяснилось, что они учились в школах, хоть и одного города, но в разное время. Оказалось, Василий старше девушки почти на шесть лет. Алёна внимательно посмотрела на своего визави, подумала: «И совсем не видно, что он старше на столько, а собственно это и хорошо когда муж старше…» И тут же: «Эй, девочка, а кто тебе сказал, что он собирается на тебе жениться». Василий этим временем, что-то искал в своём портфеле. «А может быть у него есть, слушай да мало ли, что у него могло быть, важно, то будет». Василий достал небольшой альбом.

– Вот смотри, здесь коротко, но обо всём моём.

Перелистывая альбом, показывал девушке фотографии своих родителей, сестры, родственников и друзей. Молодые люди сидели на диване, плотно соприкасаясь друг к другу. Василий ощущал тепло любимой, старался, как можно сильнее физически прочувствовать их близость. Алёна всё больше ловила себя на мысли, что внимание уделено не столько словам Василия, сколько его близости, его мужской силе, которую она ощущала всей своей сущностью. Девушка понимала, что этому человеку она не сможет противостоять, её припухлые, розовые губы жаждали поцелуя, крепкого, жаркого в котором она была готова утонуть. Неожиданно всплыл образ отца, завтра утром она с ним встретится. Наступило легкое осознание своего состояния. Алёна не громко сказала:

– Василёк хочется чая.

Они встали. Василий, обнял девушку за плечи, стараясь не прижиматься к ней, и нежно поцеловал в губы, взял стаканы и вышел. Алёна прижала ладони к горячим щекам. Её губы пылали жаром и вся её сущность, как бы растворялась в нежной истоме. Она зашла в туалет. Василий принес чай и в это же время вышла девушка. Оба, немного смутились.

– Чай очень горячий, чуть не обжегся.

И они, почему то засмеялись. Напряжение прошло и молодым людям стало весело. Василий посмотрел на часы.

– Ого, скоро время ужина закончится, или не пойдём на ужин?

– Думаю, хотя бы лёгкий ужин необходим.

В ресторане большая часть столов была свободна. Поужинав, пошли в купе к Алёне. Сидя против друг друга за столиком разговаривали, о чём? Так это знают только влюблённые. Расстались уже когда луна была в зените. Перед расстованием Алёна, попросила Василия:

– Василёк, ты можешь мой чемодан сдать в камеру хранения, в Улан-Удэ.

– Конечно, смогу, но зачем в камеру хранения, я отвезу его к тебе домой, это не составит мне труда, а даже наоборот.

На этом и порешили. Утром следующего дня в десять часов поезд прибывал на станцию города Иркутск. Позавтракав в разное время, молодые люди встретились в купе у Алёны. На перроне вокзала Алёну встретил отец. Обнявшись с отцом, Алёна познакомила его со своим другом. Василий проводил их до машины. Попрощался и вернулся в свой вагон. К вечеру поезд прибыл на станцию столицы БАССР. На такси Василий отвёз чемодан домой Алёны. Домашние не мало, по началу, удивились появлению молодого человека с чемоданом Алёны. После рассказа Василия о вынужденной остановке девушки в Иркутске, поблагодарили попутчика Алёны и пригласили заходить в гости. После ухода молодого человека Галина Васильевна, мать Алённы, заметила:

– Какой приятный молодой человек, – подумав, добавила. – Похоже, пришло время.

Младшая дочь, Настя, спросила:

– О чем, это ты мама? Думаешь это Алёнкин жених, да.

Мать промолчала. По приезде в родной город, у каждого из молодых людей жизнь продолжилась привычным темпом. Серьёзным дополнением в ней стало их отношения. Большую часть свободного времени они проводили вместе. Их отношения с каждым днем становились более определеннее, не оставалось ни каких сомнений – они созданы друг для друга. Родственники с обеих сторон подружились и всё чащ, между ними возникали разговоры о женитьбе молодых. Настя, студентка третьего курса педагогического института, всё больше ощущала чувство ревности. Она, сначала не понимала причину своего внутреннего протеста, когда видела сестру с Василием вместе. В те моменты, когда случалось ей общаться с Василием в отсутствие сестры, она кокетничала и старалась, понравится Василию. Поведение Насти ему были понятны и от того беспокоили его. В присутствии какого-либо Настя, вела себя обычно и ни коим образом, не проявляла своего отношения к Василию. Однако в её юной головке постоянно возникали различные планы, как разлучить свою сестру с тем, кого, как она была уверена, должен принадлежать ей. Василий чувствовал, что Настя, что то задумывает, ему было хорошо видно, как эта девочка разыгрывает саму невинность в чьем либо присутствии и её поведение, когда они бывают одни. Василий хотел урезонить это юное создание, но не знал, как это сделать тактично. Ужу ближе у осени приехал из-за рубежной стажировки младший брат Василия, Виктор. Это был еще юный, крепко вставший «на ноги», спортивный молодой человек, блондин с тёмно-голубыми глазами. Наверно не было женского сердца, которое не вздрогнуло при встрече с этим красивым, высоким спортивным юношей. Конечно же, все члены семьи Алёны полюбили брата Василия. Сам же Василий был рад перемене в отношении Насти к нему. Настя с первой встречи с Виктором «упала в пропасть любви» и это для неё самой было неожиданностью. С Виктором она была сдержана, не кокетничала и в тоже время не скрывала своего расположения к нему. Настя понимала, что полюбила этого красавца, но в тоже время в её юном сердечке поселился, не понятный ей страх. Вся не долгая жизнь этого молодого человека проходила на примерах самых близких ему людей и старшего брата. А это примеры добра, честности, трудолюбия и достижения поставленных целей. Спорт был его спутником с детских лет. С начала его знакомства с Настей, он не предавал особого значения этому.

Однажды Настя предложила Виктору:

– Виктор, а что вы делаете вечером в четверг? Дело в том, что моя подруга Рая неожиданно заболела, и её положили в больницу, а мне не с кем идти в ТЮЗ, вы не составите мне компанию, – при этом девушка смутилась и её щечки порозовели.

– Что у меня в четверг? – отозвался молодой человек, он несколько секунд подумал. – Да, я с удовольствием принимаю ваше приглашение. Только, я в неловком оказываюсь положении относительно билетов.

– А вы вон о чём, так это премия в институтской викторине, так, что ни каких проблем нет. Ну, что договорились?

– Конечно, до встречи у ТЮЗа в четверг, – Настя протянула ему билеты. – Встречать должен молодой человек, а девушка может и опоздать.

И она не громко рассмеялась. Развеселился и Виктор, взял билеты.

– До встречи!

Молодые люди разошлись, каждый по своим делам. При очередной встрече с Василием, Алена, сказала ему, что на следующей неделе уезжает с экспедицией. Это короткая срочная экспедиция связана с интересной историей. И она рассказала ему:

– Дело в том, что в одном из таёжных районов, кто-то из охотников, нашёл камень зеленого цвета, который ему понравился. Принес его домой, отполировал, и он, как украшение лежал у него на тумбочке. Кто-то подсказал ему, что это нефрит, и он стоит не малых денег, вот этот охотник и привёз его в город для продажи, предложил одному ювелиру, тот купил этот камушек. Наделал ювелир, различных украшений и продавал их на барахолке. Однажды наш геолог увидел эти поделки из нефрита и поинтересовался, откуда, мол, нефрит. Ювелир и рассказал, про этого охотника. Позже нашли этого человека, да только место, где нашёл камень, не помнит. Говорит по тайге ходит много, разве запомнишь всё, а камень, так увидел, когда перекурить присел. Примерный район то, мы вроде, как вычислили, вот теперь пойдём искать, может и повезёт. А если нет, то на следующий год пойдём.

– Да действительно интересно, неужели больше ни кто не пытался найти это место? Что то не верится мне, что охотник этот. Не запомнил, где нашёл нефрит. Ведь таёжные охотники хорошо ориентируются в тайге. Так, то оно так только как его проверишь и нефрит больше не появлялся.

Несколько дней пролетели быстро. Партия геологов уехала, как и было принято без провожающих. Более сотни километров тряслись на машине ГАЗ 66, до скотоводческого улуса. Загрузились на лошадей и продолжили путь по тайге. До намеченного участка добирались двое с лишним суток. Остаток третьих суток ушёл на устройство лагеря. Пастушок, который поехал с геологами сопровождать лошадей, угнал их на пастбище. Ближе к вечеру, начальник партии Владимир Александрович, распределил на следующий день обязанности каждого. Развернув карту, которая была разбита по квадратам, определил по каким квадратам, какая пара будет работать. Алесе предстояло первый день провести в лагере и его окрест. Поужинав разошлись по палаткам. Всего было поставлено четыре полатки, три двух местные и четвертая большего размера с привезённым снаряжением, продовольствием и местом для работы по результатам исследований. Алёна, долго не могла уснуть, мыслями всё еще была со своим любимым. Проснулись ранним утром, солнце только показалось из-за горизонта. Две группы геологов по два человека разошлись по заданным квадратам тайги. Алёна взяла свой рюкзак и пошла по близ лежащей территории. Вскоре её внимание привлек не большой провал обнаживший срез каменистой породы. Когда она подошла к этому срезу, то заметила проблески слюды. Достав геологическую кирку, в нескольких местах сбила верхний слой породы, не обнаружив ни чего интересного пошла вдоль провала. Через несколько десятков метров он кончился. Она пошла дальше внимательно осматривая каменистые обнажения. Неожиданно вышла к обрыву, осмотревшись, поняла это довольно протяженный провал. Подумала: «Интересно, когда он образовался, возможно, во время сильного землетрясения. Нужно найти место, где можно спуститься». Она подошла к краю обрыва, заглянула вниз, подумала: «Глубоко, метров пятнадцать не меньше». И вдруг почувствовала, как почва уходит из-под ног. Девушка падала вместе с обрушившимся большим участком обрыва. Машинально она постаралась ухватиться за что-нибудь. Она не успела толком понять, что произошло, как почувствовала удар по голове, в тот же миг Алёна потеряла сознание. Ближе к вечеру в лагерь вернулись мужчины. Владимир Александрович принял от геологов отчёты. Результаты у всех были нулевые. Прошло, какое то, время когда начальник партии забеспокоился отсутствием Алёны. Все разошлись в разные стороны кричали, искали до полного темна, Утром возобновили поиск. Алёна, очнулась, почувствовала боль в голове. Попыталась пошевельнутся боль резко усилилась. В тоже время она поняла, что её, что то, держит. Девушка аккуратно стала поочередно двигать руками и ногами, поняла, её со всех сторон прижимают ветви и что кроме головы она нигде не испытывает боли. Это Обстоятельство её несколько успокоило.

– Не понимаю, что произошло, как я тут очутилась. Ладно, нужно встать и осмотреться, тогда пойму, что сом ной.

Алёна превозмогая головную боль, стараясь сильно не напрягаться, выбралась из под веток молодых елей. Присев на поваленный ствол, осмотрелась, поняла, что случилось, но не понимала, как она очутилась здесь в лесу. Потихоньку выбралась из завала, осмотрелась и поняла, идти можно только в одну сторону огромного оврага, Вторая сторона была завалена давно упавшими деревьями. Подобрав обломок сучка, опираясь на него, двинулась по заросшему кустарником и редкими деревьями, оврагу. Головная боль не позволяла идти быстро. Не покидала мысль: «Как я оказалась здесь, на краю обрыва, то, что я упала в овраг, понятно, но как я попала на край оврага?» Мучаясь этим вопросом, медленно уходила всё дальше от лагеря. Мучила жажда. Когда начало темнеть она пристроилась между толстыми корнями огромной сосны. Прижимаясь спиной к стволу, обнаружила рюкзак, удивилась: «Откуда он взялся и почему не чувствовала его до сих пор». В рюкзаке была фляжка с водой, галеты и другие нужные вещи. Уже во второй половине дня мужчины вышли к оврагу, а когда обнаружили обвал, предположили, что Алёна могла быть здесь. Спустились вниз и вскоре нашли кирку, которая принадлежала девушке. Алёна дошла до ручья, который промыл в обрыве крутой овраг. Решив, что лучше и быстрее выбраться из провала по этому оврагу, она пошла вверх по ручью. По обочинам ручья идти было не возможно из-за их крутизны. Выбравшись из оврага Алёна решила, что нужно идти на солнце. Она не понимала, что так не определит своего маршрута. Неизвестно куда, её завело солнце, но то, что она ушла в противоположном направлении от лагеря и от ищущих ее людей. На третий день поиска девушки, начальник партии сообщил по рации о случившемся. Из города были направлены спасатели. В тайгу, искать девушку пошли местные охотники. Тем временем, не отдавая отчёта своим действиям, Алёна, с утра, превозмогая головную боль, шла, всё больше углубляясь таёжные в дебри. Давно закончилось всё, что можно было съесть, не было только не достатка в воде, ручьёв и родников в тайге хватает. Голод истощал силы девушки. Ягоды, кедровые орехи, изредка попадавшиеся, да поджаренные на костре грибы, хоть и поддерживали организм, но не давали полноценных сил. Таёжная атмосфера быстро истощает силы и требуется калорийная пища. Во время очередного привала, Алёна увидела большую змею. Охота была недолгой, прижав голову змеи палкой к земле, ножом отрубила её. Поджарив, нанизав на палочку, кусочки змеиного шашлыка, поужинала. Утром съела оставшиеся кусочки змеиного блюда, пошла дальше. Головную боль удавалось уменьшать холодными компрессами смачивая полотенце в родниках. Алёна удивлялась тишине: «Надо же, как тихо, ни единого звука». Но однажды на её глазах, в десятке метров от неё упало без единого звука подгнившее дерево, она похолодела от сознания, что оглохла, что так тихо, из-за того, что она, просто ни чего не слышит. Схватившись руками, за голову сидела в этой поз некоторое время. Потом встала, выпрямилась и громко сказала:

– Это ничего, это временно, всё пройдёт и заживёт.

Так она брела по тайге еще день и второй и следующие сутки за сутками, счёт, которым потеряла. Спасатели и все, кто искал девушку, с каждым днем расширяли зону поиска. По окончании месяца поиска было принято решение о прекращении поисковых операций.

Дома, в семье Алёны не было дня, чтобы о её судьбе, не говорили. Галина Васильевна не подавала вида своих переживаний, но все видели, как она сдала за этот месяц. Василий редкий день, когда не приходил в эту семью, обадривая, тем, что он уверен, что Алёна найдётся, что просто обстоятельства сложились так. Сам же он готовился отправиться на её поиск. Алёна в один из очередных дней, своих скитаний вышла на хорошо натоптанную тропу. Девушка обрадовалась, тому, что эта тропа выведет её к людям. Напрягая последние силы старалась идти, как можно быстрее. Присев на ствол поваленного дерева, попила воды, отдохнула несколько минут и снова поспешила вперед. Каково же былое разочарование, когда она поняла, что эта тропа была звериной и вела она к водопою. Алёна вышла к пологому берегу горной реки, шума которой не слышала. Далеко от берега раскинулся песчаный полуостров. Девушка пошла по-этому песку к воде бурной горной реки, в этом месте русло реки делало крутой поворот, огибая отмель. Алёна подошла к самой воде, было видно, как река несла свои воды, бурлила, перекатывала волной на волну, билась о каменный противоположный берег, и при этом стояла полная тишина. Моральная стойкость Девушки иссякала с каждой минутой. Алёна зашла в воду, почувствовала холод и силу потока, в голове молнией мелькнула мысль: «Вот где конец всем мучениям. Перед газами мгновенно промелькнули родные лица. Василёк, прости! Я люблю тебя, очень, очень». Она повела взглядом прощаясь с окружающим её миром. Повернув голову в верх по течению увидела какое-то строение. Замерев, всмотрелась, убедилась, это действительно, там за поворотом реки, стена из бревен. Силы оставили и она упала на песок. Придя в себя, снова всмотрелась в то, что приняла за стену и убедилась что это действительно стена. А значит, за ней должны быть люди. И для неё не имело значения, какие и что это за люди. Быстрее к ним. Голова раскалывается от боли. Она, поспешила по лесу на встречу не известности. Спотыкаясь, напрягая последние силы, измученный, истощенный человек, потерявший надежду на спасение, рвался к последней надежде на спасение. На подходе к не известному ей строению, измученное сердечко девушки не выдержало и она упала на влажный мох, потеряв сознание. Сколько времени она пролежала не известно. Когда очнулась, солнце стояло в зените. Всё её тело дрожало, дышать было трудно, руки холодные и бесчувственные, шум в ушах и головная боль. Алёна попыталась встать, но обессилевшему организму не хватило на это сил. С большим трудом она села и прижалась к берёзе. Её руки безжизненно лежали на коленях, сознание лихорадочно возникал один и тот же вопрос: «Что делать, кричать, ни голоса ни сил». Девушка безразличным взглядом посмотрела вокруг себя. Рядом с берёзой рос большой куст. Это был шиповник с ещё не доспелыми ягодами. Алёна попыталась сорвать ягоды, но онемевшие руки не могли этого сделать. Какое-то время она растирала рука об руку, делала различные движения. Наконец в пальцах появилась чувствительность. Срывая ягоды, она медленно разжевывала твёрдые и кислые плоды. Солнце скрылось за верхушками деревьев. Девушка стала ощущать тепло в руках и ногах и это её несколько взбодрило. Она, опираясь на березу, довольно легко встала, но головокружение и слабость в теле давали о себе знать. Алёна отстегнула рюкзак и сбросила его. Решив: «Он мне теперь не нужен, а без него легче». Опираясь на палку, она медленно пошла к изгороди. Приближаясь к стене, увидела, это более двух метров в высоту, стена из, стоящих, очевидно вкопанных в землю бревен, стоящих плотно друг к другу. В верхней части брёвна имели остроконечное завершение. Девушка подумала: «Что, это, крепость?» Пошла вдоль стены по направлению к реке. Завернув за угол, увидела ворота. Её сердце забилось с такой силой, что она остановилась и прижала руку к груди. Успокоившись, подошла к воротам, палкой стала стучать, пыталась кричать:

– Откройте! Пустите, помогите!

Но в ответ тишина, не считая шума реки, которого она не слышала. В изнеможении девушка опустилась на землю. Обратила внимание, что вокруг всё заросло высокой и густой травой, на отсутствие каких либо признаков присутствия человека. Оглядывая окрест, задала себе вопрос: «Что это за заросли ярко красных ягод? Да это же земляника». Радость, наполнила её сердце. Первый раз за много суток она, так искренне радовалась. Огромными кистями земляника покрывала прибрежный луг с редкими молодыми берёзками. Алёна, лёжа на животе горстями собирала, живительные ягоды и ела их, ощущая аромат и изумительный их вкус. В какой то момент, в её желудке почувствовалась не сильная, но не продолжительная боль, она спохватилась: «Боже, что я делаю, ведь столько дне голода, нельзя так много сразу». Переместившись на траву где не было земляники, легла на спину. Солнце, ушедшее далеко от зенита грело своим приятным теплом. Алёна нарвала травы, подложила пучок её под голову, стала оценивать сложившуюся ситуацию. «Значит, я, как бы дошла до места где, по предположению должно быть моё спасение, но где, оказалось, ни кого нет. Это очевидно. Моя задача попасть в эту «крепость», где, так или иначе, гораздо лучше, чем просто в тайге. И так, через этот забор мне не перелезть, ворота заперты из нутрии, что вообще то, странно. Что-либо соорудить, для преодоления, этой стены у меня нет, и не будет. Был бы топор». Алёна подошла к воротам, обнаружив щель между створками. Подумала: «Если там задвижка, то её можно отодвинуть, ну скажем ножом. Ну вот, а нож то в рюкзаке придётся идти за ним». Съев еще несколько пригоршней земляники, пошла за рюкзаком. Вернувшись, снова подкрепилась ароматными ягодами. Проводя ножом в щели ворот, не обнаружила ни какого запора. Девушка стала пытаться открыть створку ворот и поняла, ворота просто сильно осели и заросли травой, а у меня сил нет. С помощью палок ей удалось сдвинуть одну из воротин и в образовавшующуюся щель она протиснулась, вовнутрь двора. Потраченные усилия на ворота обессилили девушку, она тут же опустилась на траву, и прижавшись спиной к створке ворот оглядывала внутренность двора. Напротив, ворот в глубине двора довольно большой пяти стенный дом, слева дом поменьше, за ними строения без окон, справа друг за другом еще несколько разных по размеру построек, за ними на привзгорке деревянная с резными элементами отделки не большая церковь. Алёна смотрела и решала, куда идти, в каком из этих домов можно найти что либо из съестного. Решила, пойду туда, где на крыше большая труба. Дверь в дом была закрыта на щеколду. Войдя, внутрь, первое, что бросилось в глаза, всё помещение захламлено, на огромном столе навалено не мытой посудой, весь пол в щепках и мусоре на лавках какие-то тряпки по углам паутина. У двери стояла метла, этой метлой Алёна убрала паутину с потолка, в центре помещения. Осмотревшись, поняла, это пекарня, сразу засосало под ложечкой. Голод проявил себя с новой силой. Осмотрев помещение не нашла ни чего съедобного. Присела на лавку. Вспомнила, в сенях стоят по обе стороны лари. Открыв крышку одного из ларей, увидела в отсеках просо в другом гречка и в третьем мука, здесь же лежал деревянный совок. Всё было пересохшее и не очищеным от шелухи, мука слежалась. Во втором ларе Алёна обнаружила несколько, превратившихся в твёрдые сухари буханок хлеба. Взяв одну буханку, попыталась откусить, она оказалась как камень. Она подумала: «Нужна вода, но во дворе я колодца не видела». Войдя снова в помещение, увидела странное сооружение с барабаном и деревянным ведром, которое стояло на круглой крышке. Так ведь это колодец догадалась она. Отодвинув ведро, сняла крышку, это действительно был колодец. Сразу под крышкой, на деревянных шпильках привязаны три ремня, потянув один из них, подняла туес литра на три. Туес был очень холодный. Отвязав его, перенесла на стол, открыть удалось только с помощью ножа. В туесе оказалась масса розового цвета, аромат подсказал, это было облепиховое масло. Оставив туес на столе. С большим трудом достала из колодца воды, колодец оказался очень глубоким. С полки на стене взяла деревянную миску положила туда буханку и налила воды. Пока намокал хлеб, достала из колодца ещё два таких же туеса. В одном оказался мёд, а в третьем масляничная жидкость, после стало понятно, это было масло кедровых орехов. Позже Алёна повсюду обнаруживала разложенные и развешенные пучки трав и кореньев, каких то, растении. Буханка не хотела размокать. У русской печи и под ней лежало несколько поленьев дров. Растопив печь, и налив воды в чугунок поставила его в печь. Взяла, лежавший у печи топор, разрубила буханку на куски, положила их в чугунок. Собрала со стола крошки, размяла их скалкой, налила туда орехового масла, и найденной ложкой съела эту кашу. Боялась, что желудок плохо прореагирует на это блюдо, но всё обошлось. Содержимое чугунка закипело. Вынув чугунок из печи, поставила его на стол. «Пока остывает, посмотрю, что там за дом». Пока шла к дому промелькнула мысль: «А ведь теперь, я хозяйка этой крепости. А значит нужно со всем, находящимся здесь, хорошенько ознакомиться и освоится с новым образом жизни». У девушки на глазах навернулись слёзы. «Ведь я человек совсем из другой жизни, и в этой, практически ни чего не знаю». Пока шла, обратила внимание на примятую траву от пекарни к дому. На подходе к крыльцу испугалась, от неожиданно пробежавшей кошки. Подошла к дому, поднялась по крыльцу, двери закрыта, но не заперта. Зашла в сени, прямо, дверь в дом справа, еще дверь. Открыв дверь, вошла в помещение. В центре, круглый, старинный стол и вокруг него стулья у противоположной стены камин и два кресла. Остальное убранство, икона, картины на стенах, всё это говорило культуре хозяев. В противоположных стенах двери вели, одна в спальню с двумя аккуратно застеленными кроватями, с туалетным столиком. За другой дверью находился рабочий кабинет, с письменным столом, книжным шкафом и креслом. Во всех комнатах большие окна и всюду подсвечники и канделябры. В одном из углов икона на полочке и висячей лампадкой. Повсюду паутина развесила свои кружева. Найдя веник, Алёна смела паутину. Сняла покрывала с кроватей, вышла на улицу, вытрясла их. К удивлению девушки при осмотре комода оказалось несколько комплектов льняного постельного белья и огромный выбор женского белья… «Очевидно для гостей», – почему-то подумала она. Присев на кровать легла. Уже через несколько минут девушка спала глубоким сном. Ей что то, снилось, временами она вздрагивала и из её уст вырывался тихий стон. Проснувшись, Алёна не сразу поняла, где находится. Вышла на улицу, солнце подходило к своему зениту. Стоя на крыльце, она старалась понять, сколько же проспала. Решила: «Ладно, спала столько, сколько нужно было, вот есть хочется страсть, как». Вспомнив о чугунке, обрадовалась и быстренько направилась в пекарню. Дрова в печи прогорели, и угли погасли. Вид Чугунка на столе и трёх туесов, приподняли настроение девушки. Выложив часть содержимого чугунка в миску, добавила, мёда, который пришлось скоблить ножом, села за стол и с аппетитом съела хлебную кашу, показавшейся ей самой вкусной едой на свете. Вскипятив воду, насыпала в неё, смесь листьев смородины, земляники и еще каких-то трав приготовила чай, напившись ароматного напитка с мёдом, почувствовала себя бодрой. Выйдя на улицу, решила, нужно, что то, сделать с воротами, что бы открывались. Поняв причину, по которой створка ворот не открывалась, решила нужно срубить траву и мелкий кустарник, которые и не давали открыть ворота. Найдя лопату, стала срубать всё, что мешало открыванию створки ворот. Хоть эта работа далась ей нелегко, но всё таки дело сделано, створка открывается и закрывается. Теперь закрыв её можно запереть на задвижку. Обходя пекарню, увидела баню, пристроенную вплотную с пекарней. Алёна, как сумела, натопила баню, поняв, что воду по желобу в бочку и чан наливают из колодца, что в пекарне, всё сделала, как надо. Раздевшись в предбаннике, замочила свою одежду в шайке и вошла в жарко натопленную парилку. В светской жизни ей не раз приходилось, с подругами бывать в парной, так, что опыт был. Проведя руками от шеи по груди и ребрам, до лобка почувствовала насколько похудела. Мелькнула мысль: «Вот уж, не дай бог, чтобы Василёк увидел меня такой». И вслух произнесла:

– Ничего, любимый, теперь всё будет хорошо.

Девушка с удовольствием мылась и парилась в очередной раз, парясь березовым веником, вспомнила, про речку. Разогретая жаром парной, Алёна побежала к речке, с разбега окунулась в обжигающий холодный поток горной реки. Возвращаясь в баню, подумала: «Сколь не предсказуема жизнь состоящая из мгновении и неожиданностей».

Войдя в баню села на скамейку, посмотрела на самовар стоявший на столе, и вдруг, уронив голову на руки лежавшие на столе разревелась навзрыд. Всё её тело дрожало. Девушка захлебывалась от рыдания и ни как не могла остановиться. Её сердечко бешено билось, теряя силы, Алёна впала в забытье. Очнувшись, ощутила сильное беспокойство, не объяснимую внутреннюю тревогу. Предчувствие чего-то не известного. Решила: «Ладно, своё бельё постираю позже». Пошла в дом, в спальне в шкафу было достаточно женской одежды.

Широко масштабные поисковые действия продолжались длительное время Поиск пропавшей девушки, осуществляли постоянно расширяя зону возможного нахождения Алёны. Ни кто не мог предположить, что девушка могла уйти далеко за пределы поисковой территории, за сотни километров. Проходя по два – три километра в час она уходила на двадцать пять тридцать километров глубь тайги. За две с лишним недели Алёна ушла более чем на триста километров от расположения геологической партии. Она шла на север, не подозревая, что нужно было идти в противоположном направлении, и тогда она сама вышла бы, к людям. Но, на то он и существует этот самый не предсказуемый случай. Родные и друзья не верили, не хотели верить в её гибель. Василий со своим братом изучали карту тайги, поддерживали постоянную связь с геологами. Мать Алёны обращалась к экстрасенсам, колдуньям и провидцам. Ни кто из них не подтверждал гибели дочери. Не редко кто-то из этой братии утверждал, что девушка жива, что она страдает и переносит тяжести пребывания в тайге. Однажды Василий, пошёл с Галиной Васильевной, к ясновидящей. Уже не молодая женщина долго, что то комбинировала с различными своими атрибутами, перекладывал с места на место, фотографии Алёны и в итоге сказала:

– Среди погибших её нет, жива она и теперь находится хоть и одна, но ей ни чего не угрожает. Только место где она сейчас, далеко и предназначено для неё, – заключила ворожея.

Василий спросил:

– Что значит, предназначено для неё?

– Больше я ни чего не могу вам объяснить. Я больше ни чего не вижу и не слышу, кроме того о чём сказала.

С этих пор молодой человек с большим рвением стал изучать все возможные варианты поиска. Неоднократно Василий встречался с сослуживцами Алёны, обсуждали, как определить район тайги, куда она могла уйти. Было ясно, что ушла она, не ориентируясь на местности и очевидно в состоянии стресса. Владимир Александрович предположил: «Велика вероятность, что при падении она могла получить травму головы и действовать, вообще не имея представления о своём положении». Всеобщее решение было – нужно искать. Время неумолимо летело по законам земли. Пришла осень, а за ней зима. Возросли волнения, как Алёна переживёт зиму?

На второй день своего пребывания на новом месте, после завтрака решила сходить в церковь. Направляясь из пекарни, увидела примятую траву по направлению к церкви, подумала: «Неверно, опять кошки». Подходя к церкви, появилось не объяснимое волнение. Преодолев несколько ступенек, Алёна осторожно открыла дверь. Внутри был полумрак. Присмотревшись, она увидела горевшую свечку перед иконой, и посередине, кто то лежал на широкой скамье. Девушка быстро закрыла дверь и сбежала с крыльца. Остановилась и машинально несколько раз перекрестилась, прошептав: «Чур меня, чур». Остановившись, подумала: «Что это было?» Горела свечка, это точно, значит её кто то зажёг, а это значит там живой человек. И это он ходил по траве. Очевидно, он серьёзно болен и не может, или ему тяжело передвигаться. Ему нужна моя помощь. Алёна вернулась, преодолевая страх переступила порог, привыкла к полумраку, разглядела – на широкой скамье лежал, прикрытый чем то, меховым человек. Прислушавшись, она разобрала слова какой то, молитвы. И вдруг поняла, что слышит, слух вернулся. Радость наполнила её сознание и сердце. Девушка подошла к лежащему. Это был мужчина, седой с едой же бородой, его глаза были открыты. Он проговорил:

– Мой ангел, наконец-то, ты пришёл, услышал мои молитвы. Я отмолил все свои грехи, забери мою душу…

Алёна перебила его:

– Я не ангел, но возможно бог послал меня, что бы мы помогли друг другу.

– Если ты не ангел, то кто и откуда?

– Моё имя Алёна, я заблудилась в тайге и случайно вышла сюда. Человек молчал.

Было, видно как он тяжело дышал и часто моргал. Алёна спросила:

– Чем я могу вам помочь, может быть лучше перебраться в дом?

Больной ответил не сразу.

– Милый мой ангел, я не могу передвигаться, очень слаб. Есть, то, что может меня помочь, это снадобья которые находятся на пассике.

– Расскажите мне, где эта пассика, я схожу и принесу что нужно.

– Для начала сделай мне чай с набором разных трав, они находятся…

– Да, я знаю, я видела их. Только как готовить не знаю.

Человек, рассказал девушке, как приготовить напиток.

– Сейчас приготовлю и принесу, думаю о самовар еще не остыл, я с медом сделаю, но вам нужно что-то обязательно поесть.

– Свари гречки, она на печи в мешочке.

Алёна побежала в пекарню. Приготовив, налила в кружку напитка из трав, положила меда и отнесла больному. Помогла больному сесть, отдала напиток. Взяв кружку, больной сказал:

– Вы действительно Ангел, так быстро могут только ангелы.

Отпив пару глотков, он сказал такой вкусный я еще ни когда не пил, теперь я верю во всё хорошее. Он снова сделал несколько глотков, хотел что-то сказать, но девушка не дала ему это сделать, проговорив:

– Вы пейте, а я кашу сваю и тогда поговорим.

И она побежала готовить кашу. Найдя гречку, рассыпала нужное количество на столе. Растопила печь. Перебрала крупу и поставила в печь. Гречневую кашу она любила и умела её готовить. Каша получилась, что надо рассыпчатая, ароматная, сдобрила её ореховым маслом и в деревянной миске с деревянной ложкой принесла больному. Взяв миску и вкусив этой каши больной, вдруг замер, и Алёна увидела, по его щекам текли слёзы. Алёна поддержала миску, проговорив:

– Нужно есть пока горячая. Когда с кашей было покончено, больной представился я Пётр Игнатьевич Шаболин, по случаю судьбы оказавшийся отшельником. От роду мне семьдесят три года, – голос его был не громким, прерывистым и с одышкой.

– Пётр Игнатьевич, вам лучше, сейчас лечь и отдохнуть, – обратилась к нему Алёна, по позже я принесу чай, а сейчас поспите.

Когда девушка принесла чай с сухарями и земляникой, Пётр Игнатьевич встретил её словами:

– Мой ангел, ангел вернувший меня к жизни.

Пока больной пил чай, Алёна вынесла его постель на улицу, вытресла и разложила на траве. Вернувшись, сказала:

– Вам лучше бы перебраться в дом.

– Не получиться, мой ангел, я совершенно не в силах это сделать.

– Но так тоже нельзя, здесь мало света и воздух тяжелый. Вам обязательно нужно от сюда перебраться.

– Мой Ангел, чтобы вернуть мне хоть немного сил, нужны снадобья которые на пассике, ямного раз пытался туда добраться, но дальше ворот сил не хватало. Я давно смирился со своим положением и молил господа, что бы он скорее забрал меня. Но вот видишь, бог прислал мне тебя, моего ангела спасителя, – его голос задрожал и человек замолчал.

– Расскажите где пассика, я отдохну и схожу туда, принесу, что нужно.

– Да тебе, я вижу самой не легко, вид то у тебя не совсем здоровый.

– Я упала в овраг и сильно ударилась головой, болит, очень.

– Голубушка ты моя, да тебе нужно лежать, необходим полный покой. Боже мой, а я не в силах чем-либо тебе помочь.

– Если я буду лежать, то нам уже ни кто не поможет. Я стараюсь не нагружаться сильно, нужна еда, а лёжа ни чего не сделаешь. Я считаю, нужно поставить вас на ноги, тогда и я смогу лечится.

– Действительно, другого выхода нет.

И Петр Игнатьевич рассказал, как пройти к пассике и где и что нужно взять и принести. На следующий день, позавтракав, Алёна пошла на пассику. Дорога к ней проходила по лесу в сторону от реки. Было видно, что, по прорубленной просеке шла наезженная дорога, теперь зарастающая травой. Идти пришлось меньше версты. Девушка вышла к обширному лугу, покрытому разнотравьем. Сразу налево начинались построй-ки, это были коровники, конюшня, другие хозяйственные строения. Дальше вдоль леса еще постройка и за ней больше десятка ульев. Алёна остановилась, обозревая перед ней пространство. К своему удивлению увидела пасущихся, вдалеке лошадей и несколько в стороне коз. Да здесь целая ферма, это же надо! В домике у пассике она нашла всё, о чем ей говорил Пётр Игнатьевич. В угловом шкафчике стояли бутылочки, маленькие и побольше туесочки. На каждом предмете было написано наименование содержимого и дата. Найдя маточкино молочко, пергу и еще несколько пчелиных продуктов, Алёна взяла тёмную бутылку с настойкой женьшеня и туесок с корнями этого растения. Уложив всё в рюкзак, приподняла его, он был достаточно тяжелым. Подумала: «Нужно что-то выложить и прийти еще раз». Но решила этого не делать. Около домика стояла скамейка, Алёна села на неё, огромное пространство между лесом и крутыми скалами с другой стороны были огорожены изгородью из жердей. Надев рюкзак на плечи, она пошла. Рюкзак для неё оказался слишком тяжелым. Дойдя до лесной дороги, остановилась, сняла ношу и села на пенёк. В голове стучали, как будто молотки и боль раскалывала её. Достав полотенце, смочила его водой из фляжки и стянула им голову, легла на траву. Земля была тёплой. Дождавшись, когда голове станет легче, продолжила путь. Она дошла до пекарни, а это теперь был главный жизненно важный центр в её и того, кто ждал её в церкви. Превозмогая боль и усталость Алёна, пошла в церковь. Спустившись с крыльца девушка увидела у бани Петра Игнатьевича, он сидел с закрытыми глазами на траве прижавшись к стене спиной. Девушка села на ступеньку бани.

– Пётр Игнатьевич, как вы… как вы сюда, вы же…

Алёна медленно повалилась на бок, теряя сознание прошептала: «Я сейчас…» Пётр Игнатьевич открыл глаза, увидев девушку, поспешил на четвереньках к ней, повторяя: «Я сейчас мой ангелочек я сейчас…» Приблизившись, не имея ни сил ни каких либо других возможностей помочь ни ей, ни себе в отчаяние гладил девушку по руке и плакал. Уже когда сумерки опустились на землю, Алёна очнулась. Какое-то время она не могла понять, что случилось. Сильно болела голова. Пётр Игнатьевич почувствовал движение девушки, поспешил помочь ей сесть. К этому времени он взобрался на крыльцо бани.

– Очень голова болит? Мой ангелочек.

Алёна тихо проговорила:

– Да, очень, тошнит.

Пётр Игнатьевич сказал:

– Нам нужно расположиться в бане, я смогу здесь приготавливать нужные снадобья. Не нужно будет много ходить. Обоим нужно больше покоя. Вот с едой не совсем, получается хорошо.

Оба молчали. Каждый думал, что и как лучше сделать. Алёна с трудом проговорила:

– Лучше в пекарне там всё. Нужно только самим добраться.

Она медленно встала и, сдавливая голову руками, поплелась к пекарне. Войдя в помещение, девушка легла на лавку у стены, голова раскалывалась. Подумала: «Так еще плохо не было». Она встала, туго обмотала голову полотенцем, намочила его холодной водой, легла на лавку и снова впала в забытье. Уже ночью Петру Игнатьевичу удалось забраться в пекарню. Прямо на полу он уснул. Проснулся первым. С трудом забравшись на скамью, достал из рюкзака его содержимое. Посетовал, что нет возможности находиться на пасеке, можно было бы маточкино молочко принимать с большой пользой. Он стал готовить лечебные снадобья. Многие дни наполненные мучениями и страданиями двух, страдающих тяжелыми недугами, людей, мед-ленно приносили постепенное выздоровление. Пётр Игнатьевич, как только смог передвигаться с помощью костылей, оседлал двух лошадей. Взяв всё необходимое, он с Алёной поехали к горячим сероводородным источникам. Две недели лечения грязями и водой принесли свои, целительные результаты. К этому времени осень всё настойчивее вступала в свои права. Алёна с каждым днём всё больше вживалась в новые жизненные обстоятельства. Прежде всего, поставила целью, восстановить здоровье, окрепнуть и освоить правила новой жизни. Пётр Игнатьевич, оправившись от своих хворей, сутра до вечера занимался хозяйством. По-отцовски, он старался создать, возможно, благоприятные условия для реабилитации Алёны. Поняв, что вероятнее всего ей придётся зимовать здесь, Алёна решила, готовиться к зиме. Главный вопрос, который её больше всего волновал, это то, что она не могла вспомнить, как попала в тайгу, что с ней произошло. И какие могут быть последствия от болезни головы. Она, за прожитое здесь время освоила всё хозяйство. Пугала не известность предстоящей зимы. Правда успокаивало то, что вопрос дров не стоял, вдоль ограждения за пекарней и домом огромные поленницы заготовленных дров. Отец несколько раз брал Алёну с собой на охоту, учил поведению в тайге. Она была не плохой ученицей, хорошо стреляла из разных ружей. Обнаружив ружья, девушка, пристреляла их и была готова к охоте на таёжную дичь. Не однократно она слышала, как к воде приходили разные звери. А однажды, собирая землянику, запасая её на зиму, услышав потрескивания ломающихся сучков, спряталась за воротами, закрыв их, увидела медведя. Непрошеный, гость принялся лакомиться земляникой и не ушел пока не истоптал всю поляну. С этого дна Алёна стала более осторожной. Пётр Игнатьевич чувствовал беспокойство девушки. Они вечерами рассказывали друг другу о своих судьбах. Пётр Игнатьевич поведал о судьбах своей, и своих близких. Алёна узнала, как после революции его род подвергался гонению и репрессиям. Многих из старших арестовали, и о них судьбах ничего не было известно. Сам он избежал ареста, только благодаря своевременным переездам, с места на место. В конечном итоге с семьёй оказался Иркутске. Но и здесь долго спокойно жить Советы не дали. Один из приятелей, во время предупредил, о том, что в ЧЕКа пришла бумага об аресте его и всей семьи. И тогда приняли решение уйти в тайгу до лучших времен. Закупили всё, что было необходимо для организации полно ценных условий жизни. Получился серьёзный обоз со скотиной и хозяйственным скарбом. Знакомый и надёжный охотник, следопыт проводил нас к этому месту. По тайге двигались медленно и трудно. Дорога до этих мест заняла почти две недели. Несколько лет обживались. С нами были конюх, Прохор со женой Ниной и сыном Дементием, кухарка Агафья с мужем Иваном и семейный доктор с дочерью Елен. Мой отец Игнатий Андреевич, со знанием дела управлял становлением и ведением всем хозяйством. Моя матушка, Серафима Степановна освоила уход за скотиной и ульями, ей помогала Нина. У всех были, свои обязанности брат Андрей с Прохором, занимались охотой и поделками нужными для нашего быта. Старшая сестра, Настя и младшая Соня следили за чистотой в помещениях. В период строительства все были заняты и на стройках, всего, что теперь есть.

Алёна, поняв, что она обречена здесь зимовать и зная, что зима будет долгой и суровой, хозяйка таёжной «крепости» всё дневное время уделяла подготовке к ней, усердно помогая Петру Игнатьевичу. Алёна восстановила своё здоровье и даже, благодаря различным работам окрепла физически.

За церковью несколько могилок с деревянными крестами, на каждом вырезано имя и даты рождения и захоронения почившего. Пётр Игнатьевич, с прискорбием рассказывал Алёне о прискорбных днях его жизни. Крестясь на образа, он рассказывал, как после восемнадцати лет благополучной жизни стали умирать от малярии, и какой то, лихорадка родные и близкие люди. Так и в этот вечер Пётр Игнатьевич рассказывал о тяжелой болезни старшей дочери, которая ушла из жизни, в весенний солнечный день. Алёна с сочувствием слушала его рассказ. Она ясно представила весенний день, о котором шла речь, как вдруг, ясно вспомнила лагерь геологов, всех кто был в команде. В её голове всплывали одна за другой картины того времени она вспомнила всё, что с ней произошло. Пётр Игнатьевич внимательно выслушал Алёну, слушая, он вместе с девушкой искренне переживал её историю. Весь следующий день они оба находились под впечатлением рассказов Алёны. Пётр Игнатьевич, занимаясь делами по хозяйству обдумывал рассказанное Алёной. Он понимал, что что-то существенно изменилось и в этой связи нужно продумать дальнейшее. Алёна с утра, вспоминая случившееся с ней вчера, находилась в тревожном состоянии, она отчётливо понимала, как переживают её исчезновение родные и близкие. «Что делать, ну нужно же что-то делать». В её душе поселилось смятение и тревога. Во время обеда Пётр Игнатьевич не проронил ни единого слова, Алёна была сосредоточена на своих воспоминаниях. Ели молча, не глядя друг на друга. После обеда Пётр Игнатьевич вышел из пекарни, сел на ступеньку крыльца, оглядывая округ, о чём-то, задумался. Алёна убрала со стола и вышла на крыльцо.

– Присядь Алёнушка, поговорим.

Девушка села рядом с ним. Некоторое время молчали оба.

– Значит так, начал Петр Игнатьевич, теперь мы знаем кто ты и где твой дом, а это значит тебе нужно, как можно быстрее вернуться к родным.

– Да я хоть сейчас готова бежать домой, глее он и потом скоро зима. А ты считай так, во-первых первый снег еще не выпал, до зимнего снега не меньше двух, а то и трёх недель. Так что, выходит пятнадцать дней есть с гарантией, а пути не более десяти дней.

– И что же вы предлагаете?

– А то, что немедленно собираемся. Седлаем лошадей и в дорогу.

– Оё да я сейчас, я быстро соберусь, она обняла своего спасителя и разрыдалась, слёзы радости и надежды текли ручьями. Весь оставшийся день до позднего вечера собирали всё, что может понадобиться, в долгой дороге.

Выехали рано утром. Было сыро и холодно. Путники хорошо подготовились к длительному пути по таёжным дебрям. На восьмые сутки они выехали из леса на степные просторы. Был полдень, держался лёгкий морозец. Проехав несколько верст, увидели большую деревню. Душа девушки пела, радость наполняла её сознание. Деревня оказалась бурятским улусом, животноводческим колхозом имени СССР. Подъехав к правлению встретились с председателем колхоза. Оказалось здесь историю пропавшей девушки геолога знают. Председатель созвонился с управлением геологоразведки, сообщил приятную новость. Владимир Андреевич поспешил сообщить о скором приезде Алёны родным. Много людей города ждали встречи Алёной, но это уже совсем другая история.

 

Васятка

Уж пятый год подходил к концу, как Васвятка обрёл семью. Из памяти мальчика постепенно исчезали, теперь уже далёкие годы без домной жизни. Семья деревенского кузнеца Еримея, приняла мальчонка, потерявшего родителей во время нашествия войск Речи Посполитой. Жила семья, Еримей его жена Агата и дочка Дуняша в небольшом доме. Местадля кровати мальчику не было. Спали ребятишки на одной широкой кровати валетом. Со строительством дом у Еримея как то не ладилось, время же шло, неумолимо. Мальчику шёл четырнадцатый год. Он стал не заменимым помощником Еримею. Дуняшае исполнилось тринадцать лет. Она справлялась с домашним хозяйством на ровне с матерью. Семья кузнеца жила в трудах, дружбе и любви. Бывали в их жизни, как и у всех, разные случаи и перемены. Этот год выдался как никогда жаркий. Деревенские ребятишки гурьбой бегали днём на речку купались да загорали чуть ли не до самого заката. Дуня без Васятки развлекаться ни куда не ходила. В этот жаркий день Еримей отпустил своего помощника пораньше, напутствуя: «Иди с Дуняшей купаться на речку, не опаздывайте вечерять то, маманька не любит, когда опаздываете». Когда ребята побежали на речку, им на встречу шла громкоголосая, веселая гурьба деревенских ребятишек. Встречные обменялись весёлыми шутками. Берег встретил нашу парочку мягким, горячим песком. Не большой пляж с обеих сторон огораживал густой кустарник. Скинув одежду за кустарником ребята, сначала Дуняша, а за ней Васятка с разбега плюхнулись в воду на некотором расстоянии друг от друга. Поступали, так как договорились заранее. Глубина саженей на три, от берега увеличивалась постепенно и доходила ребятам до плеч. Дальше глубина резко увеличивалась. Васятка старался научиться плавать, Дуняша плескалась и подпрыгивала падая то на спину то на живот, Ребята резвились, радовались прелести природы и лаке воды. В очередной раз, оглянувшись в сторону Дуняши он не увидел её, но в следующий момент из воды показались её руки иголова, она отчаянно молотила руками по воде выплёвывая воду, вырвался крик: «Тан!» Но она сново скрылась под водой. Василий что было сил спешил к ней на помощ. Ему казалось, что вода держит его. В очередной раз, когда появились руки девочки он сумел схватить их и потянул на себя и тут же обнаружил что под ногами нет опоры. Подтолкнув Дуню в верх сам погрузился в воду, но тут же его ноги коснулись дна оттолкнувшись от него и оказавшись на поверхности изо всех сил заработал ногами и одной рукой, левой он обхватил Дуняшу. Наконец он встал, вода была ему по грудь, обхватив девушку обеими руками, выбежал на берег. Положил девушку на траву, растерянно посмотрел на не подвижное тело. Сверлила одна мысль, что делать? Вспомнил, кто-то рассказывал, что нужно надавливать на грудь что бы вышла из лёгких вода и тут же подумал нужно перевернуть, и действительно это помогло Дуня закашляла, изо рта вылилось немного воды. Перевернув девушку на спину, попытался руками надавить ей на грудь, но его смущало прикосновение рук к бугоркам её груди. Он и не подозревал об их существовании. Он набрал полные лёгкие воздуха и склонился ко рту девушки. Как только его губы коснулись губ Дуняши, она открыла глаза и часто закашляла. Василий стоял на коленях. Их взгляды встретились, в них отразился испуг. Губы Дуняши слегка искривились в улыбке, она прошептала: «Спасибо милый. Васятка». Окинул взглядом девушку, на мгновение, задержав его на лобке, быстро встал и опрометью бросился в воду стараясь унять, неожиданно возникшую страсть, ему было стыдно, что Дуняш видела его возбуждённый член. Дуня тем временем подошла к воде и присела на колени. Негромко сказала:

– Васенька, если бы не ты, если бы.

Из её глаз потекли слёзы, она пыталась, что то сказать, но так и не смогла. Глубоко вздохнув и кулачком утерев слёзы позвала своего спасителя:

– Васенька, поди сюда хочу обнять и поцеловать тебя. Чево теперячи то ужо друг дружку сполна видели.

Василий, успокоив свою страсть медленно приближаясь к берегу.

– Дуняша сестричка не должно эдак то, я-то чево помог тебе да и только то, всякий так же бы. А чё видеть то конечно оно, не знаю я как сказать то однако позабыть ето надоть, так-то будя лучше. Ты иди сарафан то одевай да и я одежу надену. Пора, наши-то ждут.

Дорогой договорились о случившемся ни кому не говорить. С этих пор у каждого, что то, в душе изменилось. Агата заметила перемену в детях, от любящей матери ни чего не утаится. Как то мужчины ездили на ярмарку продать кое какие кованные изделия, закупить железа, да и другого товара. Домой то вернулись на пятые сутки уж за полночь. Умылись с дороги, да и легли спать. Полнолунье, ночь светлая, луна светит прямо в окно. Василий переоделся в ночную рубаху, глядь, а Дуняша раскинулась на кровати лежит на спине рубаха то задралась аж до пупка правая нога согнута и коленкой на стенку упирается. Оторопел, маленько парень, аккуратно прикрыл девушку простынёй. Лёг. Сон то не идёт. Со спины осторожно повернулся на левый бок, мысль сверлит: «Как успокоить этот мужской дар природы?» И только хотел перевернуться на живот, как Дуняша придвинулась к нему вплотную, как только член коснулся лобка девушки, сердце парня, заколотилось с такой силой, дышать стало трудно. Молодыми людьми овладела не преодолимая страсть, разум отключился. У Василия мелькнула мысль: «Нужно отвернуться!» Но в этот момент, нежная ручка Дуняши осторожно прижала его член к своей плоти в это же, мгновение оба испытали, в своих органах резкий огонь такой силы, что испугались. Немного успокоившись, заняли свои места и вскоре уснули. Утром Василий встал позже всех. Умылся колодезной водой. Агата крикнула в открытую дверь:

– Дуняша, подай Васятке на стол!

Пока та подавала, Василий сидя за столом не поднимал глаз. Дуняша вела себя, так как будто ни чего и не было.