Апрель, 2009 год, Киев.

Ещё один поворот ключа – и я дома. Захлопнула за собой дверь, бросила сумку на пол и стала разуваться. Сняв ботинки, я вяло выпрямилась и остановилась у зеркала, задержав взгляд на своём отражении.

Я только что прилетела из Греции, где мы с Алексеем провели вместе неделю. Казалось, я должна бы выглядеть отдохнувшей и счастливой. Однако всё было совсем не так. Моё лицо не светилось от радости, оно было мрачным и грустным, а глаза готов были в любую секунду налиться слезами. Эти отношения разрушали меня. Они беспощадно истощали меня и угнетали. Рядом с ним мне было тяжело дышать: я задыхалась от равнодушия, которым он меня окружил. Он не давал мне ничего настоящего и не мог дать. Я увядала в его руках, словно сорванный цветок, обречённый умереть, так и не познав всей нежности весеннего солнца.

Однако, несмотря на эту жгучую боль внутри меня, я всё равно покорно следовала за ним, доставляя себе ещё больше страданий, но, вместе с тем, не переставала молить небо, чтобы оно дало мне силы остановиться. А боль моя с каждой новой встречей всё росла и усиливалась.

В таком состоянии я пребывала последние пару месяцев, и это не могло не отразиться на моей работе. Все заметили, что я стала другой и прежде ярко горящий в моих глазах огонёк померк, а вскоре и совсем потух. И хотя я пыталась справляться со своими обязанностями на полную силу, мысленно я постоянно находилась где-то в других мирах. И только мне одной было известно, где и рядом с кем я нахожусь…

Я отправилась в ванную комнату, умылась, надеясь, что это поможет мне хоть как-то взбодриться, и прошла в гостиную. Мне очень хотелось поскорее подойти к инструменту. Я знала, что ничто другое не облегчит так мою боль, как общение с роялем. Войдя в комнату, я последовала прямо к нему, открыла крышку и присела на краешек стула. Однако следующие несколько минут я так и продолжала сидеть, задумчиво глядя на чёрно-белые клавиши и не решаясь что-нибудь сыграть.

Внезапно в моей голове завертелись строчки стихов. Я тотчас же взяла блокнот с ручкой и стала их записывать:

Белый снег ложится на мосты.

На стекле застывшие цветы

Расцвели букетом орхидей,

Разбудив печаль в душе моей.

Все мечты и мысли лишь о нём.

Я бегу сквозь зной холодным днём.

Без него мне радость не мила,

Без него я словно не жива…

Первый куплет сложился. Я прочла записанное и стала его осмысливать, поднеся ручку к губам по старой дурной привычке: "За окном весна, а я пишу о зиме… Видно на душе у меня одна только зима…" Я вздохнула и взялась за второй куплет:

Разорву все фразы на слова,

Разнесёт по свету их молва.

Всё равно тоску мне не унять,

Всё равно его я буду звать.

Тает дрожь на кончиках ресниц,

В дневнике пять вырванных страниц–

Все о нём и о моей любви…

Ангел мой, храни его, храни!..

Я пока ещё не задумывалась, хорошо или плохо было то, что я написала. И по большому счёту, мне было всё равно: это был просто крик моей души… Припев тоже выскользнул из-под моего пера очень быстро и легко. В нём было главное слово, содержащее всю правду обо мне и том, что я в действительности чувствую к Алексею – слово, которое я даже боялась произнести вслух до сегодняшнего дня, ведь оно озвучивало истину, в которую я всё ещё отказывалась верить: люблю... Впоследствии именно так я назову свою новую песню.

Только его одного люблю,

Взгляд его нежный тайком ловлю,

И за него небеса молю,

Только его одного люблю…

После того, как два куплета и припев были написаны, я, наконец, стала играть, ведь теперь очередь была за музыкой. Долго сочинять не пришлось. Мелодия словно сама родилась в моём сознании, и не прошло и двадцати минут, как я уже записывала её на нотном листе. Моя новая песня была написана на одном дыхании. "Хоть какая-то польза от этих страданий…" – думала я, снова и снова наигрывая моё вымученное признание.

На следующий день я позвонила Клинковскому и попросила его прийти в студию, чтобы я смогла показать ему то, что сочинила. Мы договорились встретиться в одиннадцать. Я пришла приблизительно за двадцать минут до прихода Стаса, так как собиралась сперва наиграть песню звукорежиссёру, чтобы он мог настроить звучание инструмента и голоса. Войдя в студию, я встретила там свою бэк-вокалистку Сабину. Она сидела в комнате для отдыха и листала журналы. Я не ожидала её здесь увидеть, ведь обычно она приходит в студию тогда, когда у меня идёт запись, поэтому немного удивилась.

– О, привет, Сабина! Ты какими судьбами?

– Привет! Я… Мне Стас позвонил и велел прийти. Он сказал, что нужно перепеть какой-то дубль.

– А… понятно.

– Читаешь о жизни звёзд? – подошла я к ней и улыбнулась. И вдруг я увидела у неё в руках журнал со статьёй о Дёмине, натыканной дюжиной фотографий, в том числе и с ярко накрашенными девицами – улыбка вмиг исчезла с моего лица.

– Он не просто звезда, он мужчина-мечта… – вздохнула Сабина. – Как бы я хотела быть на месте этих девушек! Ты ведь, слышала об Алексее Дёмине?

– Слышала… – сухо ответила я. – Но на твоём месте я бы не завидовала этим вульгарно разрисованным особам женского пола.

– Ну что ты! Ты только посмотри, какой он красавец! – закатила глаза Сабина. – У него такой таинственный и завораживающий взгляд… а тело – как у Аполлона! Он безумно сексуален!

– Ничего особенного! – взглянув для приличия на фото, буркнула я. – А девушки – вообще ужас! Пустоголовые куклы на одну ночь… Неужели ты хотела бы быть одной из них? "Пустоголовые куклы на одну ночь?.. – тем временем издевался надо мной внутренний голос. – Ну и ну! Кто бы говорил!"

– Да! Я согласна и на одну ночь! Ради такого мужчины я бы на всё пошла! – заявила моя доблестная коллега, пожирая глазами журнал.

– Так нельзя! У тебя должна быть гордость! – поучительно произнесла я, в этот самый момент, слушая иронически громкий смех своего подсознания, которое продолжало меня безжалостно терзать: "Ха! Ха! Ха! Сейчас упаду в обморок! А твоя-то собственная гордость где? Уснула, что ли?"

– Представляешь, он отпраздновал свой день рождения на шикарной вилле на одном из пляжей Майами в кругу друзей и… – начала читать Сабина.

– Прекрати! – прервала я её, едва справляясь со злостью, вскипающей во мне, словно кипяток. – Мне это неинтересно! Извини, но я должна идти.

– Ну ладно… – растерянно произнесла девушка, не понимая, какая муха меня укусила. – Тогда, пока...

Сабина явно не ожидала от меня такой реакции. Но задумываться над причинами моего поведения она не стала, так как была занята куда более важным делом – озерцанием снимков Дёмина.

Я же направилась к звукорежиссёру, в рабочую зону студии. Пока я туда шла, в голове у меня назойливо продолжали звучать слова бэк-вокалистки: "Вилла… девушки… пляж… день рождения…" "Ну, Дёмин погоди! Ты, и словом не обмолвился о дне рождения! Предпочёл этих раскрашенных девиц! Конечно, куда мне? Я не достойна такой высокой чести! Я ведь тебе нужна только для сексуальных утех?! Надеюсь, что праздник удался, и ты отлично повеселился со своими силиконовыми подругами!" – возмущалась я. Внутри меня бушевала настоящая буря! Мне казалось, что сейчас я разнесу всё вокруг себя в пух и прах! "Я ему тут песни посвящаю, а он там с бабами развлекается!"

Как бы сильно я не злилась, мне срочно нужно было успокоиться и собраться, ведь скоро должен был прийти Клинковский. Не знаю, каким образом, но мне всё же, удалось взять себя в руки. Хотя, признаюсь, к этому потребовалось приложить немало усилий.

Что же касается песни, то Клинковскому она очень понравилась и он решил сразу же отдать её в работу. После прослушивания мы немного поговорили, обсудили стиль и инструментальную насыщенность музыкального сопровождения, выпили по чашке чая и распрощались. Я спешила на репетицию к своим музыкантам.

Чтобы попасть к выходу, я должна была снова пройти через комнату отдыха. Сабины там уже не было. А на столике среди десятка других валялся всё тот же журнал со статьёй о Дёмине, открытый как раз на этом развороте. Я бросила на его фото сердитый взгляд и быстрым шагом направилась к двери. В этот момент из студии доносился только что записанный звукорежиссёром мой голос, чувственно поющий заветное: "Люблю…"