Мне очень хочется, чтобы вы узнали про случай, который произошёл с Катей Карамелъкиной.

Только не знаю, как об этом рассказать, потому что случай слишком уж странный, слишком уж необычайный, слишком уж удивительный и говорить о нем надобно по-особенному.

Сначала я надумал написать стихотворение и даже нашёл смешную рифму — «Карамелъкина — пустомелькина». Но потомрешил: нет, стихи тут не годятся; дело слишком серьёзное.

Тогда я сказала: напишу-ка пьесу! Да, пьеса тут была бы в самый раз. Одно плохо: смотреть пьесу в театре, где играют артисты, — интересно. А читать пьесу в книге — немножко скучновато.

Ну, что ж, — подумал я. — Если пьеса не подходит, значит, надо написать сказку!

И как только я это подумал, так в ту же секунду сказка сама по себе стала сочиняться.

Стала сочиняться большая сказка. Такая большая, что я даже отсюда — с первой страницы, не вижу, чем дело закончится.

Итак, когда-то давным-давно…

Ах, простите, что я в самом начале останавливаюсь и прерываю сказку.

Дело в том… понимаете ли… надо сказать… Словом, вот что: не сердитесь, пожалуйста, на меня, если я иногда — честное слово, очень редко! — буду лично появляться на страницах этой книги, чтобы высказать свое отношение к здешним делам. Это будет называться «АВТОРСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ». Конечно, было бы приятнее и почётнее назвать это «авторским наступлением». Но знающие люди мне сказали, что автор ни в коем случае не имеет права наступать; потому что автор не солдат, а писатель, у него в руках не автомат, а перо.

Но если в каком-нибудь месте нашей сказки начнётся авторское отступление, то вы должны будете сразу же узнать автора в лицо. А то могут выйти разные неприятности — вы станетеспрашивать: кто это там отступает? Какое он имеет право отступать, когда сказка идёт вперёд? Начнётся неразбериха, путаница, даже крики…

Вот как автор выглядит: среднего роста, седой (он давно уже дедушка); глаза у него обыновенные — иногда грустные, иногдавесёлые. Он любит глупенькие песенки, вроде этой:

Надеюсь, теперь вы сразу же узнаете автора при любом его ОТСТУПЛЕНИИ.

Начинается сказка! Внимание!.. Итак…

 

Глава первая

ШКОЛЬНАЯ ВЕДЬМА

Когда-то, давным-давно, жила-была маленькая фея.

Она, действительно, была очень маленькая — чуть побольше карманного радиоприёмника. Её имя тоже было небольшое, короткое: Кика.

Фея Кика была хорошенькая и весёлая. Она всё время порхала над цветами в нарядном голубом платьице.

Да-да, порхала, как бабочка. Потому что маленькие феи, так же, как и новорождённые младенцы, ходить ещё не умеют. Только младенцы ползают на четвереньках, а феи порхают. У них за спиной есть такие прозрачные крылышки, чтобы легче было перелетать с цветка на цветок.

Шли годы… Может быть, двадцать лет прошло, а, может быть, и двести или пятьсот. Кто их считает, эти годы, когда они идут один за другим. Кика сначала стала взрослой и, как у всех взрослых, крылья у неё отпали. Но зато выросло имя; оно стало длиннее — фею Кику теперь с уважением стали называть Кикимора.

И, наконец, она состарилась и превратилась в ведьму. Да-да! Не удивляйтесь: все старые ведьмы в молодости были прелестными феями. Спросите кого угодно.

Только носить почётное звание «Ведьма»— дело вовсе не такое простое, как кажется. Ведьме многое надо уметь: притворяться, обманывать, внезапно исчезать и появляться там, где тебя не ждут; и вообще, надо уметь ловко делать всякие фокусы…

Некоторые ведьмы считают, что их главная обязанность — пугать людей. Они говорят: «Если не умеешь так напугать человека, чтобы у него со страху глаза на лоб полезли, — то лучше и не называй себя ведьмой».

Представьте себе — Кикимора не любила пугать. Вернее: любила, но не очень. Она ни разу не испугала девочку, маленького мальчика или старенькую бабушку.

Нет, Кикимора была не злая ведьма.

Но любила она пошутить, и до слёз хохотала, когда после её шуток люди рот раскрывали от неожиданности, не понимая, что произошло.

С другой стороны, ей очень нравилось, когда про неё говорили что-нибудь хорошее, например: «Смотрите-ка, старая ведьма, а жить людям не мешает». Да, такое слышать про себя каждому приятно.

Так вот, всё началось с того, что холодным осенним вечером шла однажды по городу преподавательница музыки из нашей школы. Звали её Берта Мольбертовна, а ребята (конечно, между собой) называли её сокращенно и довольно музыкально — Бемоль. Мы с вами иногда тоже будем так её называть, надеюсь, она не обидится на нас за это.

Дул резкий северный ветер, шёл сильный дождь. Прохожие поднимали воротники, кутались в шарфы и потуже натягивали мокрые шляпы.

Вдруг, сквозь шум дождя, Бемоль услышала, как под водосточной трубой кто-то натужно кашляет и тяжело вздыхает: «О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!..» Бемоль остановилась, нагнулась и увидела… — вы, конечно, догадались — совершенно верно: она увидела Кикимору!

Недолго думая, ни о чём не расспрашивая, без всяких разговоров, преподавательница музыки подняла с тротуара маленькую ведьму, сунула её к себе в сумку и принесла в школу.

В учительской в это позднее время уже никого не было. На всякий случай Берта Мольбертовна закрыла дверь на задвижку, потом с трудом отодвинула от стенки старый испорченный телевизор «Изумруд» и посадила Кикимору внутрь его — туда, где торчали пыльные лампы, трансформатор и переплетались разные провода.

— Никому и в голову не придёт, что вы тут живёте, — сказала Бемоль Кикиморе. — Здесь пыльно, тепло и сухо — жильё для вас самое подходящее.

— Спасибо!.. — сказала Кикимора.

И вот в школьной учительской, где во время перемен всегда находилось много педагогов, тихонечко и спокойненько стала себе жить-поживать настоящая ведьма. Ни один человек, кроме Бемоли, про это не знал и даже не догадывался. На испорченный телевизор никто и внимания не обращал.

 

Глава вторая

ПЕРЕЕЗД

Я не знаю, может быть, ведьма тут и ни при чём, но, представьте себе, скоро в нашей школе началось нечто странное: почти все ученики стали получать четвёрки и пятёрки, никто не опаздывал на занятия! Все писали в стенгазету! А в Актовом зале каждую неделю собирался огромный хор, и даже самые безголосые красиво пели «С голубого ручейка начинается река!..»

«Должно быть, вам кто-то колдует!»— с завистью говорили учителя других школ. В нашей школе только любезно улыбались и советовали брать пример. Но никто-никто-никто (разумеется, кроме Бемоли) не слышал, как в поломанном «Изумруде» иногда кто-то шуршит и сладко зевает: «О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!»

Постепенно слухи о том, что наша школа какая-то особенная, удивительная и исключительная, долетели до Москвы. И оттуда прислали телеграмму, чтобы директор школы Иван Иванович срочно прибыл в столицу и на всю страну рассказал по телевидению об учителях, об учениках и, разумеется, об отметках.

Тут, между прочим, произошёл один пустяковый случай.

Перед самым отъездом Иван Иванович зашёл в учительскую и сказал:

— До свиданья! Я уезжаю. Школа временно остается без директора. Надеюсь, что всё здесь будет в порядке.

— А вы не боитесь, что вместо вас кто-нибудь другой станет директором? — пошутила Берта Мольбертовна.

— Я ни-че-го не боюсь! — отважно ответил Иван Иванович, простился со всеми учителями и поехал в Москву выступать по телевидению.

А в старом «Изумруде» что-то скрипнуло и послышалось: «Хе-хе!.. Поживём — увидим!..»

В школе все стали ждать, когда же можно будет посмотреть на Ивана Ивановича в телевизоре. Потому что это ведь большая разница, когда смотришь на директора просто так и когда видишь его на голубом экране.

Высокая, с острым носом учительница физики Эвелина Сидоровна сказала, глядя сквозь круглые очки:

— Надо немедленно починить наш испорченный «Изумруд». Мы должны будем собраться в учительской и сообща смотреть на дорогого Ивана Ивановича!

Учительница французского языка Мария Сулеймановна — низенькая, полная, как пуховая подушка, сказала:

— Совершенно с вами согласна! Я завтра же приведу сюда моего мужа — он прекрасно чинит электрические утюги, и за это я очень его люблю. Может быть, он и телевизор сумеет починить…

Все воскликнули:

— Как это будет хорошо!

Но Берта Мольбертовна произнесла немного испуганно:

— По-моему, с «Изумрудом» не следует торопиться… Мне надо тогда что-то придумать…

— Что придумать? — удивились Эвелина Сидоровна и Мария Сулеймановна.

Бемоль не ответила. В задумчивости она вышла из учительской и вернулась туда поздно вечером, когда в школе никого, кроме тётеньки Чудаковой, не было.

Не зажигая свет в учительской, Бемоль опять закрыла дверь на задвижку и постучала по телевизору:

— Вы меня слышите?.. Я вас спрашиваю, мадам Кикимора!.. Знаю, что у вас болят руки-ноги и стреляет в спине, но мне также известно, что слух у вас превосходный. Не притворяйтесь…

В «Изумруде» раздался шорох, потом кашель — «Кха-кхе-кха!», потом длинный-предлинный вздох «О-хо-хо-хо-хо-хохо-нюшки!», и скрипучий голосок спросил:

— Чего нужно-то?

— Нужно, чтобы вы переехали на другую квартиру. Здесь вам оставаться опасно. Вы слышали, о чём разговаривали сегодня наши учителя?

— Мало ли о чём они тараторят… Всего и не упомнишь…

А мне тут нравится: пыльца, паутинка. Живу не хуже, чем Баба Яга. И если какой-нибудь знакомый чертёнок спросит: «Тётя, где проживаете?», я с гордостью могу ответить: «Мой адрес не дом и не улица — мой адрес родной „Изумруд“!»

— Это всё прекрасно… Но завтра сюда придёт любимый муж Марии Сулеймановны, откроет заднюю стенку телевизора и так испугается!..

— А как он испугается?

— Так, что у него со страху глаза на лоб полезут, и Мария Сулеймановна перестанет его любить.

— Это хорошо. Мы, ведьмы, любим пугать.

— Оставьте ваши фокусы! Людей пугать некрасиво. Словом, собирайтесь-ка поживее, мадам Киккмора. Хватит разговаривать — пора переезжать!

— Нет, ещё не пора. И вообще, мы, ведьмы, не переезжаем, а перелетаем. И — только в полночь, когда старинные часы пробьют двенадцать раз. Это уж такое правило у нас, у нечистой силы…

— Ах, дорогая Кикимора! Какая же вы нечистая сила? Вы просто старенькая фея, — ласково заговорила Бемоль. — И вам не надо перелетать. Посажу я вас в свою сумку да перенесу на новую квартиру.

— А ведь там, должно быть, холодно? Я замёрзну…

— Там тепло.

— А пыльца, паутинка будет? Нечистая сила без этого жить не может, имейте в виду!

— Всё будет, что нужно. Только поехали побыстрее!

— Ну, так и быть… О-хо-хо-хо-хо-хо-хохонюшки! Болят мои белые косточки…

Берта Мольбертовна открыла заднюю стенку телевизора; осторожно, двумя пальцами взяла маленькую, как карманный радиоприёмник, ведьму Кикимору и бережно опустила в свою сумку.

 

Глава третья

АКТОВЫЙ ЗАЛ НОЧЬЮ

Вам никогда не приходилось бывать в школе ночью, когда только дежурная ходит по нижнему коридору, а все классы, все кабинеты погружены в тишину и сон?

Все громкие крики, которые днём наполняли школьный воздух, — спят, распластанные на стенах, чтобы утром проснуться и снова греметь и звенеть до боли в ушах.

В длинных коридорах уснули лозунги, расписания и стенгазеты.

Уснули пыльные пальмы, лимонные деревья и другие непонятные растения в кадках и глиняных горшках.

В кабинетах физики и химии задремали умные приборы.

Тихо свернулись в рулоны географические карты — они видят сны про Африку, про Ледовитый океан и про незаметную речку Ельцовку…

В спортивном зале мягкие толстые маты раскинулись вповалку и сопят рядом с гимнастическим конём: им здорово досталось прошлым днём, и то ли ещё будет завтра!

А в просторном Актовом зале стройными рядами спят деревянные кресла; спит под потолком забытый с Нового года голубой стеклянный шарик; и на широкой сцене, возле тёплой батареи, тревожно спит вдребезги разбитое пианино «Элегия»…

Именно сюда, на сцену, наталкиваясь в темноте на кресла, путаясь в тяжёлом бархатном занавесе, пришла учительница музыки Берта Мольбертовна.

— Ах, когда-то это было вполне хорошее пианино! — сказала она, добравшись до «Элегии». — Каждый, кто умел, играл на нём с удовольствием. А потом его стал колотить с удовольствием каждый, кто не умел. И вот — остался лишь красивый ящик— футляр. А всё, что внутри, — всё, что играло и звучало, — поломано, разорвано, растерзано… Ни один человек теперь не подходит к этому музыкальному инструменту. И вам, мадам Кикимора, тут будет очень спокойно. Молоточки поломаны и почти все струны оборваны, но при большом желании вы всё-таки сможете себе сыграть на оставшихся струнах что-нибудь волшебное, если вам станет скучно.

— Значит, теперь моя квартира будет называться «Элегия»? — спросила Кикимора. — Что ж, тоже красиво. Ладно, я довольна.

— Я буду к вам иногда забегать, — пообещала Бемоль. — А раз в неделю в этом зале собирается большой школьный хор. И вы, не вылезая из пианино, сможете петь потихоньку вместе с нами… Но, вообще, сюда редко кто заглядывает — разве только по праздникам. Актовый зал на замке, а ключ у меня.

— И без ключа отсюда выйду, если захочу. Мы, ведьмы, ни каких замков не признаем.

— Смотрите, мадам Кикимора, далеко не убегайте: сейчас зима, замёрзнете… Спокойной ночи!..

 

Конечно, некоторые капризные читатели теперь могут сморщить носик, вытянуть губы в трубочку и презрительно прогудеть:

— Ерунда какая-то! Придуманы тут всякие глупости! Ведьничего такого на свете не было, нет и никогда не будет. Разве может ведьма жить в «Изумруде»? Разве бывает в учительской сломанный телевизор? Кто его сломал? Эвелина Сидоровна вместе с Марией Сулеймановной? А, может быть, сам директор Иван Иванович перед отъездом в Москву?.. Ерунда какая-то!.. И потом — где видано, чтобы в школьном Актовом зале стояло разбитое пианино? Здесь ведь школа, а не пиратский корабль… Нет, нет, нет! Такого не было и никогда не будет. И как может старенькая ведьма жить в «Элегии»? Кто ей приносит пенсию, кто ей ходит за лекарствами в аптеку?.. Если автор и дальше будет такое выдумывать — мы эту сказку читать не будем!

И, сказав это, некоторые капризные читатели с сожалением посмотрят на автора: «Что же это ты, дедушка? Седой, а простых вещей не понимаешь?».

Что тут сказать?

Нет, компот ту ни к чему.

Конечно, автор виноват, что в его седую голову лезет всякая ерунда. И вполне может быть, что он тут что-то выдумал насчёт телевизора «Изумруд» и насчёт пианино «Элегия». Но за ведьму, дорогие мои читатели, я ручаюсь: вот тут самая чистая правда! С ведьмой Кикиморой я лично встречался и даже говорил ей: «Эх, ты, старушка! Всё шутки шутишь?..» А она отвечала мне по знакомству: «Эх, ты, старый, выдумщик! Всё сказки сочиняешь?..»

Вы, может быть, думаете, что и Кати Карамелъкиной нет в нашем городе?.. Как? Вы не знаете Карамелькину?.. Не может быть! Неужели я до сих пор ничего о ней не рассказал?

Ну, это дело поправимое: в следующей главе милая Катя непременно должна появиться…

Смотрите-ка, вот и она!

 

Глава четвёртая

ВОТ ОНА

— КАТЯ!

Ученица второго «в» была не слишком приятной особой.

Во-первых, училась она кое-как. Пятёрок в её табеле было не слишком много: всё больше попадались троечки, а иногда и двоечка мелькала.

Во-вторых, она была слишком самоуверенная…

В-третьих, ей ничего не стоило что-нибудь сочинить, выдумать или, попросту говоря, соврать. Нельзя сказать, что она была настоящая врунья. Но можно сказать, что в будущем, когда она вырастет и станет взрослой, то из неё получится недурная сочинительница: и, может быть, когда-нибудь вы купите книжку под названием «Сказки Кати Карамелькиной»!..

А в-четвёртых, она была порядочная трусиха. И особенно боялась Ваську Пробкина и его пятнистого дога по имени Арлекин.

А в-пятых, Катя Карамелькина была ужасно любопытна. Её интересовало решительно всё! У кого какой бант на голове? Какие котлеты вчера готовили в соседней школе? Сколько молочных зубов осталось у соседки по парте?

Вы понимаете, что все эти вопросы очень серьёзные. Без них просто невозможно жить. И поэтому Катя с утра до вечера поворачивала во все стороны свой курносый носик: кругленькие её глазки беспрестанно шмыгали вправо и влево, а ушки как будто двигались то вперёд, то назад.

Случилось так, что утром — после той ночи, когда Кикимора переехала на новую квартиру, — Катя Карамелькина нашла неподалёку от учительской раздевалки небольшой ключ. Обыкновенный железный ключ.

Конечно, правильнее всего было бы отдать этот ключ школьной уборщице, или отнести его в учебную часть, или отдать своей учительнице. Но всё это Кате казалось слишком простым — пойти и отдать! Ведь это же не простой предмет — не платок, не кошелёк, а ключ! С какой стати его отдавать? Прежде всего, нужно выяснить, от какой именно двери этот ключ? Что находится за дверью?..

Ах, Кате невероятно повезло! Она вспомнила, что видела этот ключ в руках учительницы музыки и что этим ключом открывают не какую-нибудь скучную кладовку, а главный школьный Актовый зал. Это так любопытно! Это так интересно! Самой, без посторонних, без взрослых потихоньку войти в огромный зал, погулять по сцене и всё там рассмотреть, как следует!

«Пропущу-ка я урок, — подумала Катя. — Один урок! Что такого?»

— У меня болит голова, — соврала Катя. — Можно, Серафима Матвеевна, я схожу к доктору?

— Конечно, Карамелькина, конечно! — разрешила учительница. — И если у тебя температура — немедленно иди домой.

Прозвенел звонок. Все разошлись по классам. Тишина в школьных коридорах.

А Карамелькина спешит не в кабинет врача, а к дверям Актового зала…

Бесшумный поворот ключа, и ученица второго «в» класса нашей школы осторожно входит в зал. Внимание!

Вот именно сейчас начнутся все приключения. Внимание! Смотрите! Катя смело идёт на сцену. Занавес открыт. Катя подходит к разбитому пианино «Элегия».

Осторожно, Катя! Не шуми! Не поднимай крышку!

Но Кате любопытно: можно ли на этом инструменте сыграть знаменитую песенку про Антошку и картошку?.. Она нажимает сломанную клавишу… Раздаётся отвратительный дребезжащий звук, с которого не может начаться ни одна хорошая песенка.

И сразу же за этим ужасным звуком Катя услышала тоненький скрипучий голосочек — как будто кто-то зевнул и сладко потянулся со сна:

— О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!..

Катины глазки заработали во все стороны, а ушки насторожились, как у кошки:

— Там кто? — шёпотом спросила Катя, от любопытства разинув рот.

— А твоё какое дело? — ответили ей.

— Я просто так… интересуюсь…

— А ты кто? — спросил голосочек.

— Я?.. Никто… Я девочка… Карамелькина Екатерина. Второй «в»…

— А-а! Как же! Знаю, знаю: у тебя двоечка по русскому.

— Откуда вы знаете? — Катя ещё шире разинула рот.

— Я, голубка, всех двоечников учитываю. Тебя и Ваську Пробкина из пятого «б». Знаю, знаю…

— Разве у Пробкина тоже двойка?

— А как же! Ему родители собаку подарили — дога по имени Арлекин. Он теперь вместо того, чтобы уроки готовить — все вечера со своим догом по улице бегает. Вот и двоечка!.. Я всё учитываю.

— А зачем учитываете?

— Как — зачем? Двоечники — наша компания.

— Какая ваша компания?

— Обыкновенная — нечистая сила, вот какая!

— Нечистая? — у Кати перехватило дыхание. — Как интерес но! Мне мама читала сказку про нечистую силу — про Бабу Ягу, про Кащея Бессмертного. Там страшно.

— Хе-хе! А чего бояться-то? Свои ребята: Баба Яга, Кащей, черти, лешие, ведьмы, двоечники — ничего особенного. Жить можно. Не трусь!

— Вы, наверное, ведьма? — вежливо поинтересовалась Катя.

— Верно. Молодец, Катька! В русском языке путаешься, а в нечистой силе хорошо разбираешься. Сразу видать — наша девчонка!

— А как вас звать?

— По-разному кличут: кто мадам Кикиморой, кто ласково — Кикочка.

— Можно, я вас буду Кикочкой звать?

— Зови, зови, мне не жалко.

— А можно на вас посмотреть, Кикочка?

— Не испугаешься? Я ведь, говорят, страшненькая.

— Всё равно… Так интересно! Я нечистую силу ещё ни разу не видела.

— Ну, если такая храбрая — открой верхнюю крышку и помоги мне выбраться. Засиделась я тут, в «Элегии»…

Катя боязливо сунула руку под крышку, и тут же кто-то крепко уцепился за её указательный палец.

— Тяни! — раздалась команда. — Вира помалу!

— Что?..

— Вира, говорю, помалу! Это у грузчиков такая команда, когда груз поднимать. Двоечница, ничего не знаешь!

Охая и кряхтя, мадам Кикимора выбралась из пианино. И шустро, как серая мышка, пробежалась по сцене. Заглянула во все углы, понюхала воздух. Потом, приставив ладонь козырьком к глазам, долго смотрела на Катю и с удовольствием проскрипела:

— Кажись, подойдёт! В самый раз, что требуется.

— А что, Кикочка, требуется? — любезно улыбнулась Катя.

— А требуется мне, голубка, похохотать. Скучно жить без смеха. Засиделась я в этих «Изумрудах» да в «Элегиях». Сплю, сплю… Все бока отлежала. Надо поразмяться, порезвиться. Ну и надумала я тут кой-чего…

— Значит…

— Значит, помогать мне будешь в этом деле. Без помощничков тут не обойтись. А помощничек вот он — Катька!

 

Глава пятая

«УСПЕХ ТРАВА»

Не зря старая ведьма прожила на свете пятьсот или шестьсот лет. Она многое повидала. И в людях — в девочках и в мальчиках — разбиралась отлично. Для своего веселья выбрала она не кого-нибудь, а именно Карамелькину. Ей нужна была как раз такая девчонка: чуть ленивая, чуть пронырливая, чуть глупенькая, чуть нахальная.

— Перво-наперво, голубка, никому ни о чём не болтай.

Язык держи за зубами, поняла?

— Поняла, — ответила Катя.

— Вот тебе, девонька, три зёрнышка. Не простые — волшебные. Теперь слушай внимательно и всё сделай, как скажу. В коридоре на втором этаже стоят кадки с разными растениями.

Засунь-ка ты эти зёрнышки в землю рядышком с лимонным деревом. И вырастут у тебя три травинки-былинки — жёлтая, синяя, зелёная. Гляди, не прозевай: растут они быстро. Утром, перед первым уроком посадишь, а к большой перемене как раз можно будет сорвать. Поняла?

— Чего ж тут не понять? Посажу и сорву.

— А что потом будешь делать?

— Не знаю.

— Опять слушай. От жёлтой травинки-былинки станешь ужасно сильной; на весь город прославишься в один миг. Вот смеху-то будет!.. От синей травинки-былинки окажут тебе в этой школе немыслимый почёт и уважение: учителя будут перед тобой, как мыши перед котом, бегать. Ужасно смешно!.. А вот зелёная травинка — это уж без всякого смеха — это тебе награда будет зато, что повеселила меня, старую Кикочку.

— А какая награда? — не растерялась Катя. — Пусть мне будет шапка с помпоном, костюм-олимпийка и сапожки на меху новые!

— Ничего такого тебе от меня не полагается. Шапка, костюм, сапожки — всё это ерунда, мелочь. Износишь и позабудешь. Нет, с этой зелёной травинкой-былинкой ты доброе дело сделаешь. Ведь ты хоть и двоечница, а, всё равно, бегает в тебе капелька золотой крови.

— А нас учили, что кровь всегда бывает красная! — уверенно сказала Катя.

— Правильно учили: красная, точно. Только уж ты поверь мне, голубка, что бывают в крови и золотые капельки. Не первый год живу на земле — всякого навидалась.

— Ну, и как мне с этой травой быть? Что делать с нею. Сушить?

— Ни-ни! Её не высушишь. Её съесть надо.

— Отравиться же можно!

— Не отравишься, не трусь! Когда надо будет — а я подскажу, когда надо, — каждую травинку разжуй как следует и единым духом проглоти. А как проглотишь, сразу же, без промедления, пошли вослед травинке волшебный наговор.

— Чего-чего? — прищурилась Катя. — Какой ещё наговор?..

— Наговор — слова такие волшебные, колдовские:

— Запомнила?

— Ерунда какая-то… Конечно, запомнила… Значит, эти ваши травинки-былинки называются успех-трава?

— По-простому — успех-трава. А по-нашему, ведьминскому: «Герб успехус магикус», вот как!.. Ну, а теперь, девонька, подсади-ка меня в «Элегию» и ступай себе. К доктору беги.

— Зачем мне к доктору? У меня ничего не болит.

— А это я тебе сейчас устрою. Фук-фук-фук!.. Ну, как, заболела головка?

— Ой, как болит!..

— Вот и беги к доктору.

 

Глава шестая

ЛИМОННОЕ ДЕРЕВО

Интересные, необыкновенные случаи бывают в жизни.

Если бы про успех-траву Катя узнала от мамы или от учительницы — она тут же забыла бы про три зёрнышка и вообще не обратила бы на это внимания. Мало ли что велят взрослые. «Всех слушаться — помрёшь со скуки», — частенько говорит сама себе Катя Карамелькина.

Но ведь эти зёрнышки ей дала ведьма! Не мама, не учительница, а сама нечистая сила! Это же гораздо интереснее и важнее. «Маму и учительницу я вижу каждый день, — думала Катя. — А ведьму первый раз в жизни встретила; и то, что она велела, надо непременно сделать».

На другой день Катя раньше всех пришла в школу.

— Ишь, какая старательная! — похвалила ее тётенька Чудакова. — Торопится в школу, хочет поскорее ума-разума набраться. Ай-да девочка! Ай-да Карамелькина.

Тётенька Чудакова каждый день приходит в нашу школу. Её знают все — и ученики, и учителя. И она всех знает — и учителей, и учеников. Здесь когда-то учился её сын, а теперь у тётеньки Чудаковой растёт внук — ему бы тоже в школу надо ходить, да вот беда — болеет мальчишка какой-то странной болезнью. И хотя она не заразная, но с такой болезнью в школу не пойдёшь… Поэтому бабушка сама сидит на уроках, а потом дома пересказывает внуку, чему её научили… Так они и живут: тётенька Чудакова и внук Тёмочка.

В другое время Катя могла бы от гордости ещё выше задрать свой курносый носик — ведь тётенька Чудакова назвала её старательной ученицей. Но теперь ей не до гордости — Кате нужно немедленно — пока в школе почти никого ещё нет — побежать на второй этаж, где в коридоре стоят горшки и кадки с цветами, кактусами и лимонным деревом.

Дерево это росло в толстой деревянной кадке. Катя оглянулась вокруг, убедилась, что никто за ней не наблюдает, вынула из кармана три волшебных зёрнышка и быстренько затолкала их в землю рядом с деревом.

И сразу же почувствовала, как от дерева поплыл прекрасный и сильный запах лимона. А листья дерева — просто чудо! — прямо на глазах посвежели и заблестели, словно кто-то их сию секунду вымыл чистой водой.

— Ах, какой очаровательный аромат! — услышала Катя за своей спиной. — Мне захотелось немедленно выпить чашечку дивного грузинского чая с лимоном!.. Почему-то раньше я никогда не замечала, что эта пыльная зелень так благоухает.

Рядом с Катей возвышалась учительница физики Эвелина Си-доровна. Она прикрыла глаза от наслаждения и ноздри её слегка раздувались.

— Чай с лимоном! Это любимый напиток Жорика Сафьяна. Ты знаешь, девочка, кто такой Жорик Сафьян?

— Не знаю, — недовольно ответила Катя.

— Не может быть! Жорика должны знать все: он чемпион нашего города по поднятию тяжестей. Великий человек!.. А это дерево надо сегодня же перенести в учительскую: всё равно наши ученики в таких тонких ароматах не разбираются. Ну скажи мне, крошка, разве ты разбираешься в тонких ароматах?

— Разбираюсь! — твёрдо заявила Катя.

— Смешно! — Эвелина Сидоровна не улыбнулась. — Маленький глупенький ребёнок, а уже, видишь ли, разбирается в тонких ароматах. Никогда в это не поверю!

Ох, напрасно Эвелина Сидоровна произнесла такие слова! Ох, зря она назвала Карамелькину глупеньким ребёнком!

— Девочка, пойди скажи дежурной уборщице, чтобы это лимонное дерево немедленно перенесли в учительскую. Не завтра, а сегодня же!.. Ах, как оно благоухает! Ах, какой очаровательный аромат!

— Хорошо, — кивнула Катя. — Я скажу… Только мне кажется, что это дерево лучше не трогать с места, потому что на нём завтра вырастут большие лимоны.

— Лимоны? Откуда ты это знаешь?

— А нам про это ещё в детском садике объясняли, — продолжала сочинять Катя, — если лимонное дерево сильно пахнет, значит, на другой день обязательно будут лимоны. Большие и сладкие.

— Ты хотела сказать — кислые?

— Я знаю, что лимоны всегда бывают кислые. А здесь будут сладкие! Мне тётенька одна говорила, — Катя сочиняла с увлечением, — хочешь, чтобы лимоны были сладкие, — не переставляй кадку с места на место… Так я пойду скажу уборщице?

— Что ты! Ни в коем случае! Это же так интересно: сладкие лимоны! Сегодня же спрошу у Жорика Сафьяна: он вырос на юге и наверняка знает про это.

 

Разные волшебные травы бывают на белом свете: «разрыв-трава», «сон-трава», «одолень-трава»… — про них известно каждому грамотному человеку. Во многих книгах про эти травы написано; в кино их иногда показывают.

А вот про «успех-траву» можно прочитать только в одной-единственной книге; и эта книга сейчас лежит перед вами.

Через несколько минут вы узнаете, как эта трава действует, какой волшебной силой обладает. Но предупреждаю заранее: не пытайтесь такую траву выращивать рядом с лимонным деревом, не ищите её в тайге или в поле и, конечно, не спрашивайте про неё в аптеках.

Запомните: «успех-трава» существует на свете. Существует… но только в одной-единственной книге.

«Ах, значит, в жизни её не бывает!» — разочарованно скажет Не Слишком Опытный Читатель.

«А разве книга — это не жизнь? — ответит ему автор. — Небыло бы жизни, не было бы и книги».

«Книга — это выдумка, а не жизнь!» — крикнет Не Слишком Опытный Читатель.

«А разве бывает жизнь без выдумки? — тихо и очень спокойно ответит ему автор. — Жизнь, книга, выдумка, волшебная

трава — это всё правда, это всё существует, это всё перед вами, только следите за всем внимательно. Тирлим-пом-пом! Тирлим-пом-пом!..»

 

Глава седьмая

ТРИ ТРАВИНКИ БЫЛИНКИ

На большой перемене весь класс ушёл в столовую, а Катя — бегом к лимонному дереву.

— Карамелькина, ты куда? — окликнула её учительница Серафима Матвеевна. — Манная каша остынет!

— Мне манную кашу сегодня нельзя — у меня от неё живот вчера распух! — как ни в чём не бывало соврала Катя.

Просто счастье, что возле лимонного дерева никого не было, и никто, кажется, не заметил, как из серой суховатой земли поднялись три нежных тонких ниточки — три травинки-былинки, жёлтая, синяя и зелёная. Лёгкие, воздушные, сияющие, они скручивались пружинками и вздрагивали от Катиного дыхания, когда она из любопытства решила их понюхать.

Катя осторожно сорвала успех-траву, достала из ранца пенал и уложила травинки рядом с цветными карандашами.

«Ой, как интересно! — думала Карамелькина. — Поскорее бы попробовать их на вкус… Может быть, сейчас?.. Нет, подожду, не надо торопиться».

Она спустилась в столовую и всё-таки съела вкусную манную кашу да выпила стакан чуть сладенькой водички под названием «яблочный сок».

Потом она спокойно досидела в классе ещё два урока и почти без ошибки прочитала заданные на дом стихи про берёзку.

Серафима Матвеевна сказала:

— Смотрите-ка, ребята: Карамелькина вчера к доктору ходила и сегодня она ещё не вполне здорова, а стихи прочитала неплохо. Ставлю ей четвёрку!

Ключ от Актового зала до сих пор лежал в Катином кармане.

«А что если сбегать к Кикочке? — подумала Катя. — Рассказать, что успех-трава выросла и лежит в пенале… А зачем рассказывать? Ну, расскажу, а что дальше? Ведьма возьмёт да отнимет травинки. Знаем мы этих старушонок!»

Карамелькина подошла к учительской раздевалке и незаметно швырнула ключ на пол; пусть теперь кто хочет несёт его в учебную часть!

 

Глава восьмая

ШТАНГА

Из школы Катя возвращалась всегда одной и той же дорогой: через школьный стадион, мимо хоккейной коробки, через сквер, через большой двор и — пожалуйста! — родной подъезд.

А на этот раз случилась неожиданная неприятность: в сквере пятиклассник Васька Пробкин прогуливал своего огромного дога — пятнистого Арлекина.

Болынемордый Арлекин неуклюже прыгал по снегу, высоко поднимая тонкие лапы. Ему было холодно: шерсть-то у него коротенькая, совсем негреющая.

Завидев страшного пса, Карамелькина съёжилась: вдруг он бросится на неё и съест? Мало ли что придёт ему в собачью голову?..

Катя осторожно попятилась и — бегом на соседнюю улицу. А на той улице был Дворец Культуры, и пройти мимо Дворца было даже приятно: в больших светлых окнах всегда были выставлены большие портреты знаменитых киноартистов. Катя смотрела на эти портреты и умирала от любопытства: почему у артистов такие красивые наряды? Почему у них такие белые, ровные зубы? Почему они всегда улыбаются?.. И она не могла решить самый важный вопрос: кто же из артистов самый красивый?.. Катя крутила своими любопытными глазками; и, по правде говоря, ей тоже хотелось стать знаменитой, чтобы и её фотография здесь была выставлена.

Однако, на этот раз, вместо артистов в окнах красовались чьи-то незнакомые портреты: здоровенные дядьки в ярких майках, перетянутые белыми поясами. Катя сразу же сообразила, что это спортсмены-силачи. Она и по телевидению как-то видела таких же и понимала, что это люди тоже знаменитые: вон какие у них широкие плечи, крутые шеи и стальные мускулы!

А над входом во Дворец Культуры висел плакат. Катя не торопясь, прочитала: «Соревнования штангистов. Открытый чемпионат города».

Возле стеклянной двери висела небольшая табличка: «Вход свободный».

«Ну, раз вход свободный, — подумала Катя, — зайду, посмотрю поближе на этих силачей, мама на работе, дома меня никто не ждёт».

В гардеробе Катя аккуратно сняла пальто, шапку-ушанку, осталась в школьной форме с белым бантом на голове (он, к сожалению, слегка смялся под шапкой). Она оставила в гардеробе мешочек со сменной обувью, хотела оставить и ранец, но вовремя вспомнила про пенал с успех-травой.

— Можно, я возьму ранец с собой? — спросила Катя у гардеробщицы.

— Можно, детка, можно, — гардеробщица ласково посмотрела и тоже спросила: — У тебя, должно быть, старший братишка выступает на соревнованиях?

— Нет у меня никакого братишки… А разве школьникам нельзя просто так посмотреть? Написано: «Вход свободный»…

— Посмотри, детка, посмотри. Только тебя это нисколько некасается. Ты — девочка, еще маленькая. А там мужики такие тяжести ужасные поднимают — во сне увидишь, испугаешься.

— Не испугаюсь… — небрежно сказала Катя. И по широкой лестнице поднялась в зрительный зал.

Можно подумать, что весь город собрался сегодня здесь, в зале, чтобы посмотреть соревнования сильнейших силачей-штангистов. Все места были заняты, сесть было некуда, и Катя остановилась в боковом проходе, прижавшись к стенке. Отсюда всё было хорошо видно: и сцена, и зал. Катя могла одновременно наблюдать, что происходило на сцене и что делали зрители в зале.

На сцене был сооружён невысокий деревянный помост, и на нём лежала тяжеленная стальная штанга. В глубине сцены загорались цифры, показывавшие, сколько сейчас весит штанга. И если спортсмен поднимал её удачно, вспыхивала яркая надпись: «Вес взят!»

Перед сценой, за длинным столом сидели строгие судьи. Они внимательно следили за тем, чтобы каждый спортсмен поднимал штангу по правилам. Часто судьи советовались о чём-то друг с другом, кивали головами и важно, строго смотрели на участников соревнований.

Штанга лежала себе на помосте, как барыня. Она гордилась собой — ведь без неё не было бы этих соревнований и никто не пришёл бы сегодня днём во Дворец Культуры. На неё были направлены лучи прожекторов. Силачи подходили к ней осторожно, вежливо кланялись ей и, нагнувшись, нежно обхватывали её могучими пальцами. Некоторые поднимали её молча, а некоторые вначале что-то долго шептали ей, а потом с коротким криком вскидывали вверх и держали над головой, на вытянутых руках, пока не загорались буквы: «Вес взят!»

Штанга с грохотом плюхалась на помост. А зрители оглушительно хлопали в ладоши, и кто-то басом кричал по слогам: «Мо-ло-дец!», а кто-то тут же бежал на сцену с цветами.

Силач улыбался, махал зрителям огромной рукой и уходил за кулисы враскачку, как моряк — будто шёл не по твёрдой сцене, а по мокрой качающейся палубе. Силача окружали люди с записными книжками, с фотоаппаратами и кинокамерами. И всем было весело, празднично, как в кино.

 

Глава девятая

АВТОГРАФ

Главный судья объявил в микрофон:

— На помост вызывается чемпион нашего города, мастер спорта Жорик Сафьян!

Ах, какой красавец выбежал из-за кулис! Курчавая голова на широких плечах, могучая грудь, крепкие ноги. Чёрные глаза смотрели уверенно и победительно. Ещё бы! Жорик знал, что он здесь самый сильный, — ещё никто в городе не смог победить его!

Жорик был в ярко-красном трико, и широкий белый пояс сверкал под лучами прожекторов.

В зале оглушительно захлопали, когда Жорик шёл к помосту. В зале хором кричали «Мо-ло-дец!», хотя Жорик ещё и не взглянул на барыню-штангу. Но вот он нагнулся над нею, что-то ей прошептал, присел, широко раздвинул колени и легко кинул штангу себе на грудь.

— Ах, пожалуйста, не уроните её, дорогой Жорик! — раздался в зале тревожный женский крик, и Катя сразу же узнала Эвелину Сидоровну — учительницу физики в старших классах.

От волнения Эвелина Сидоровна вся вытянулась и наклонилась вперёд, словно хотела помочь Жорику…

А он, напрягая все силы, распрямился, поднял штангу над своей курчавой головой и держал её так до тех пор, пока главный судья не зажёг надпись «Вес взят!»

— Новый рекорд! — крикнула раньше всех Эвелина Сидоровна. — Он установил новый рекорд!

И все закричали: «Рекорд!.. Рекорд!..»

Кате тоже захотелось крикнуть «Рекорд!», но в этот момент она услышала совсем рядышком тоненький скрипучий голосок:

— Ну, это ещё не рекорд. Рекорд впереди… О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!..

Катя оглянулась, посмотрела вверх, вниз, но никого не увидела.

Мимо неё, по боковому проходу, бежали на сцену десятки людей. Они толкали друг друга и кричали: «Жорик, автограф! Просим автограф!..»

Катя не знала, что такое автограф, и ничего не могла понять, потому что росточком была ещё невелика, а взрослые дяди и тёти совсем притиснули её к стене, и ей ничего не было видно…

А там, на сцене, замечательный силач Жорик держал в огромной руке перо и быстро писал свою фамилию на разных бумажках, которые протягивали ему восторженные люди. «Сафьян…»,

«Сафьян…», «Сафьян…» — писал Жорик на память людям, чтобы они запомнили эту минуту и его самого — сильного и красивого.

— Девочка! А ты что тут делаешь? — перед Катей возвышалась счастливая Эвелина Сидоровна. — Ты ведь, кажется, наша школьница? Твоя фамилия, кажется, Конфеткина? Ты видела, как он поднял штангу? Нет никого сильнее его!.. Посмотри, Конфет кина, какой автограф оставил мне на память наш чемпион! — и она гордо протянула Кате блокнот, где через всю страницу громадными буквами было нацарапано: «Сафьян» — не правда ли, какая прелесть? Ах, как я обожаю сильных людей!

— Я не Конфеткина, а Карамелькина, — серьёзно сказала Катя. — Я тоже могу оставить вам автограф. И напишу аккуратнее, чем Жорик. Хотите?

— Может быть, ты и штангу сможешь поднять? — засмеялась Эвелина Сидоровна. — Глупенькая девочка, ничего ты не понимаешь!

Ох, напрасно Эвелина Сидоровна опять назвала Катю глупенькой. Не любила Катя, когда её так называли. Она рассердилась и, расталкивая взрослых, побежала к сцене.

Её худенькие ножки быстро топали: топ-топ-топ! Ранец шлёпал по спине: хлоп-хлоп-хлоп! А в ранце постукивал пенал: тум-тум-тум!

И опять неизвестно откуда услышала Карамелькина скрипучий голосок:

— А ну, Катька, покажи-ка им нечистую силушку! Покажи-ка им рекордик!

 

Глава десятая

ЖЁЛТАЯ ТРАВИНКА

— Девочка, ты куда? — закричал главный судья, увидев, что Катя мчится к помосту, где лежала барыня-штанга.

Но замечательный силач Жорик Сафьян подхватил Катю под мышки, подбросил в воздух и засмеялся:

— Какая лёгонькая! Хочешь автограф?

Но Карамелькина прищурилась и вдруг неизвестно почему подмигнула Жорику — словно он сидел рядом с нею в одном классе.

— А можно мне потрогать вашу штангу? — спросила она.

— Почему нельзя, дорогая? Трогай сколько желаешь!

Тут Катя быстренько раскрыла ранец, вынула оттуда пенал, достала жёлтый стебелёк успех-травы, моментально разжевала и проглотила его. Силач Жорик Сафьян смотрел на неё с удивлением, он не понимал, зачем эта незнакомая девочка жуёт какую-то травку.

— Ребёнок проголодался, — сказал он. — Надо отвести ребёнка в буфет.

— Отведите кто-нибудь ребёнка в буфет! — крикнули судьи.

— Не хочу в буфет, — ответила Катя. — Хочу потрогать штангу!

Она спокойно взошла на помост, взялась обеими руками за штангу, присела, как это делал Жорик, и прошептала:

И вдруг легко кинула тяжеленную штангу себе на грудь. Потом медленно, как это делал Жорик, распрямилась, поставила ноги вместе и без всяких усилий подняла штангу над головой.

Все замерли.

Все онемели.

Никто ничего не мог понять. Тишина стояла во Дворце Культуры такая, что слышно было, как поскрипывает помост под Катиными ногами.

— Ну! — крикнула судьям Катя Карамелькина. — Вес взят или ещё не взят?

— Ах, простите, я позабыл… — главный судья покраснел и немедленно зажёг яркую надпись «Вес взят!»

— То-то!.. — сказала Катя и бросила штангу на помост. Штанга громыхнула так, словно с неба свалилась. А Катя спрыгнула с помоста, подхватила свой ранец и зашагала по сцене враскачку, как моряк по мокрой палубе корабля.

Что тут началось! Щёлкали фотоаппараты, жужжали кинокамеры. Зрители бросились на сцену, оттолкнув несчастного Жорика Сафьяна, который смотрел, смотрел и вдруг заплакал…

— Ну, кому автограф? — деловито спросила Катя. — Только поскорее, а то мне от мамы попадёт, если домой опоздаю.

Свою фамилию она сначала писала медленно, аккуратно выводя буковку за буковкой: «К-а-р-а-м-е-л-ь-к-и-н-а»… Но тут же сообразила, что всё это можно делать гораздо быстрее — достаточно написать только одну букву «К»: зрители и так будут довольны, и так запомнят её.

Вокруг Кати шумела толпа.

Но сквозь этот шум Катя отчётливо слышала, как смеялась, как заливалась смехом тётка Кикимора. Уж она-то была особенно довольна!

А на краю сцены учительница физики Эвелина Сидоровна душистым платком утирала крупные слёзы, которые градом катились из чёрных глаз Жорика Сафьяна.

 

Разрешите вас спросить: почему из глаз Жорика Сафьяна катились слёзы? Почему этот сильный человек плакал?.. Все вокруг удивлялись, радовались, хлопали в ладоши, старались получитъ Катин автограф… И только Жорик — сильный, могучий чемпион города так сильно плакал, что даже сам не мог утереть себе слёзы? В чём тут дело? В чём секрет?

А секрета вовсе нет. Всё дело в том, что чемпионом стать не легко и не просто. Чтобы поднять эту тяжеленную барыню-штангу, Жорик должен был каждый день — долго-долго! — упражняться или, как говорят спортсмены, тренироваться. А это ох как нелегко!

Зимой и летом, в любую погоду надо бежать в спортивный клуб. Надо много лет подряд учиться, как поднимать тяжести, надо развивать мускулы, постепенно увеличивать свою силу.

А дома?.. Человеку, если он хочет стать чемпионом, дома тоже нелегко живётся. Нельзя слишком много есть, нельзя много пить воды. На пирожное с кремом и сливочное мороженое можно только смотреть издали. Вовремя надо ложиться спать. Каждое утро надо делать зарядку, потом обливаться ледяной водой…

А Катя Карамелькина зарядку терпеть не может, умываться не любит, пирожные обожает, ложится спать, когда захочет. Никаким спортом не занимается. Штангу увидела впервые в жизни.

Вы только подумайте: трудолюбивый, упорный человек с огромными усилиями установил рекорд, как вдруг прибегает какая-то девчонка с бантом на голове и без всякой подготовки поднимает штангу, которая во много раз тяжелее её самой. Да, это, может быть, сила… но нечистая сила!

Так быть не должно. Так никогда не может быть!

Но ведь это всё Кикимора придумала. Ей, видите ли, захотелось повеселиться, поразмяться, похохотать.

А мы с вами дошли только до середины сказки. Посмотрим, как там дальше дела пойдут?..

Пусть Жорик успокоится: он всё равно «Мо-ло-дец!»

 

Глава одиннадцатая

НИЧЕГО НЕ ВЫШЛО!

Когда Катя Карамелькина пришла домой… Нет-нет, она не пришла — домой её принесли! От самого Дворца Культуры Катю несли на руках. И, знаете, ей это понравилось. Ей даже захотелось, чтобы и в школу можно было бы ездить каждый день на чьих-нибудь руках. И чтобы люди каждый день кричали на всю улицу: «Да здравствует Катя! Ура!»

Кате было весело. Она хотела, чтобы вся школа видела, как она едет на руках. Но, к сожалению, никто из ребят не встретился по дороге…

Только одного мальчишку заметила Катя по пути домой. Он неподвижно стоял возле своих саночек и смотрел издали на Катю. Вдруг мальчишка замахал руками, схватился за голову, словно его ударили, и побежал прочь, оставив на снегу саночки.

Катя весело крикнула ему: «Эй!», но мальчишка не расслышал — он опрометью удирал.

Возле родного подъезда Катю уже поджидала мама. Она держала в руках экстренный выпуск «Вечерней газеты», где было напечатано сообщение о том, что школьница Екатерина Карамель-кина — самая сильная девочка в мире!

Весь этот вечер мама гордилась, ласкала и целовала свою дочку и даже не заметила, что Катя назвала ее «мамка». «Пусть называет, как хочет, — думала мама, — ведь она теперь такая знаменитая».

А на другой день, когда Катя пришла в школу, то увидела на школьном крыльце большой духовой оркестр. Он играл торжественный марш специально для Кати.

Вся школа собралась в Актовом зале. Катя с белым бантом на голове гордо поднялась на сцену, на ту самую сцену, где в углу стояло никому не нужное пианино «Элегия»…

На сцене Катю поджидала учительница французского языка Мария Сулеймановна, маленькая, очень полная, она сильно волновалась и от волнения слишком громко хлопала в ладоши.

— Дети! — воскликнула Мария Сулеймановна. — Наш директор Иван Иванович сейчас находится в Москве, и завтра он появится перед нами на экранах телевизоров. Я предлагаю сегодня же послать ему срочную телеграмму о том, какой невиданный успех пришёл к нашей ученице Карамелькиной. Пусть Иван Иванович расскажет об этом, когда будет выступать. Пусть все узнают, какие сильные девочки учатся в нашей школе. Вы согласны с моим предложением?

Вся школа крикнула: «Согласны!..»

Только учительница музыки Бемоль промолчала. Она о чём-то задумалась, искоса поглядывала на «Элегию» и, кажется, ничего не слышала вокруг.

А Мария Сулеймановна сказала по-французски:

— Регарде! Смотрите, дети!.. У нас здесь, к сожалению, нет штанги. Но я думаю, что Катя сможет и без штанги показать свою могучую силу, если, например, поднимет меня. Я ведь не очень лёгкая…

В зале засмеялись, кто-то даже захлопал. Всем было интересно.

— Ну что, Катя, сможешь ли приподнять меня хоть не много?

— Смогу! — уверенно сказала Катя. — Подумаешь, ничего особенного!

— Силь ву пле, Катрин! Пожалуйста, Катюша!

Катя спокойно подошла к Марии Сулеймановне, обняла её, прошептала:

Успех-трава — Рука-голова — Чудное дело Поехало смело!

И…

Мария Сулеймановна стояла неподвижно и растерянно улыбалась.

Катя изо всех силёнок старалась приподнять её, и ничего не получалось. А ведь вчера всё было так легко.

Катя ещё раз повторила волшебный наговор. Она уже не шептала, а почти кричала, обернувшись к «Элегии»:

Учительница французского языка не шелохнулась. Катя прыгала вокруг неё, подталкивала… Ни с места!

— Я больше не буду! — заплакала Катя.

— Хи-хи!.. — послышалось из разбитого пианино. — Хи-хи-хи! И хотя, кроме Кати, этого хихиканья никто не услышал — в зале тоже начали смеяться. А когда Катя, подбежав к «Элегии», стукнула по крышке кулачком и крикнула: «Ну, что же ты!» — весь зал захохотал. Сначала засмеялся десятый класс, потом девятый… восьмые… а за ними — седьмые, шестые, пятые, четвертые, третьи… хохотал Катин второй «в»… И только первые классы не смеялись: они не понимали, зачем эта девочка с бантом бегает и прыгает вокруг учительницы.

Катя не просто плакала, она рыдала от обиды и унижения. Тогда Берта Мольбертовна — Бемоль — взяла девочку за руку и прошептала ей на ухо:

— Не плачь… Я все поняла…

 

Глава двенадцатая

«ДРОЖАЛКА»

В тот же день во всех городских газетах было напечатано, что произошла ошибка, что девочка подняла штангу чисто случайно, что больше она никогда так делать не будет и что настоящий рекорд установил мастер спорта Жорик Сафьян.

Катя, конечно, огорчилась. Но расстраивалась недолго. Ведь в пенале хранились ещё две травинки: синяя и зелёная. Теперь Катя решила быть осторожнее, чтобы следующий успех был ей по силам. И захотелось ей самой посмеяться над теми, кто весело хохотал над нею в школе. А что?.. Вот захочет Катя и станет директором, и сразу же исключит из школы всех ребят! Захочет — и школьные каникулы будут длиною в целый год! Захочет — и у всех одни пятёрки! Захочет — одни двойки!.. Вот смеху-то будет!.. И никакой силы не требуется. Все испугаются, станут просить: «Ах, не исключайте меня, пожалуйста, а то мне дома попадёт!..»

…Вечером Катя сделала уроки и вышла погулять перед ужином.

В соседнем сквере она опять увидела того маленького одинокого мальчишку, который вчера убежал неизвестно почему. Он неподвижно стоял возле саночек, смотрел на Катю широко раскрытыми глазами и, кажется, снова хотел пуститься наутёк.

— Эй! — крикнула Катя. — Ты что, боишься меня? Мальчишка не отвечал. Он повернулся боком и приготовился удирать, как будто бы к нему приближалась не девочка, а зелёный трёхголовый дракон.

— Не убегай, — улыбнулась Катя как можно ласковее. — Я тебя не укушу.

— Не укусишь?.. — тихо спросил мальчик. — А вдруг ты меня побьёшь?.. Я боюсь. Не подходи близко!

— Зачем же мне тебя бить? Ты дурак?

— Н-не з-знаю… Я не дурак, а всё равно боюсь.

— Просто так боишься?

— Просто так…

— Ты, наверное, трус?

— Ага…

— Давно?

— Что — давно?

— Давно трусишь?

— Ага. Всю жизнь…

— А чего ж ты боишься?

— В-всего: с-собак, кошек, мальчишек, крокодилов…

— Первый раз вижу такого удивительного труса! А как же ты в школу ходишь?

— Н-никак не хожу. В школе с-страшно!

— Страшно? В школе?.. — Катя засмеялась. — Ну вот, ни капельки! Я каждый день хожу в школу, и никто меня там не укусил, не съел. Честное слово!.. И крокодилов там нет… Может быть, ты больной?

— Ага… Бабушка говорит, что это у меня болезнь такая опасная, под названием «дрожалка». Вроде скарлатины, только ещё хуже… Ой, не подходи ко мне, а то убегу!..

— Что же ты здесь один делаешь?

— 3-закаляюсь от страха. Бабушка пошла в магазин, а я тут её жду и закаляюсь…

— Ты весь трясёшься — замёрз, наверное?

— Нет, я же не трясусь, а дрожу — это разница! И не от холода, а от страха. Видишь, скоро темнеть начнёт — и вдруг вылезет в сквер кто-нибудь такой мохнатый, длинный, зубастый… Ой, боюсь!

— Да, тебе лечиться надо. Дрожалка — болезнь тяжёлая.

— Ага… Д-доктор сказал, что от неё вылечиться трудно. Он сказал, что только чудо может помочь. Я ведь даже телевизор смотреть боюсь: там бегемотов показывают и р-разбойников с длинными ножами.

— Тебя как зовут?

— Тема…

— А меня Катя. Знаешь что… — Карамелькина задумалась немного. — Давай, Тема, дружить!

— Д-дру-жить?! Со мной ещё никто не дружил, кроме бабушки. Д-давай… Только близко не подходи…

Но Катя всё-таки сделала осторожно два шага вперёд и постаралась получше рассмотреть Тему. На нём была огромная меховая шапка, от этого мальчик казался совсем крохотным, хотя ростом был даже повыше Кати. Большие круглые глаза всё время моргали, а нижняя губа вздрагивала. Катя спросила:

— Ты кем хочешь быть, когда вырастешь?

— Б-боксёром. Ведь боксёры никого не боятся. А бабушка говорит, что из меня ничего не получится, потому что в школу не хожу… А ты кем хочешь стать?

— Я?.. — Катя прищурилась и старалась говорить как можно равнодушнее. — Я директором школы буду. Завтра.

Нижняя губа у Темы перестала вздрагивать:

— Ты завтра будешь директором школы? Врёшь. Девочек-директоров не бывает. Директор должен быть взрослый: он всё должен замечать, кто балуется, кто опоздал…

— Откуда знаешь? Ты же в школу не ходишь.

— А мне всё бабушка рассказывает. Она каждый день в школе бывает — ей всё известно.

— Тётенька Чудакова, что ли?

— Ага. Она.

— Хорошая тётенька, хвалила меня. Вот завтра стану директором и прикажу, чтобы ей сварили целое ведро вкусного компота.

— Катя, не ври. Разве ты можешь завтра стать директором?

— Могу. Во-первых, наш директор Иван Иванович уехал в Москву. А во-вторых, у меня есть успех-трава.

— Не люблю, когда девчонки врут. Мне от этого страшно становится. Мальчишка может соврать, это ничего, а девочке нельзя!

— Почему девочке нельзя?

— Нельзя и всё!

— Ладно. Попроси свою бабушку Чудакову — пусть завтра вечером отпустит тебя в сквер. И я всё расскажу, как было.

— Честное слово — расскажешь по правде?

— Честное слово — расскажу!

 

Глава тринадцатая

БЕМОЛЬ И ВЕДЬМА

В то самое время, когда Катя разговаривала с Темой, — учительница музыки Бемоль разговаривала с Кикиморой.

— Как же вам не стыдно, мадам Кикимора? — сердилась Берта Мольбертовна. — Вас пожалели — подобрали на улице, определили в хорошую школу, дали квартиру, а вы балуетесь, шутки шутите.

— А нельзя, что ли? Посмеяться каждому хочется, даже ведьме.

— Но зачем же девочку обижать? Вся школа над ней хохотала.

— А ты её не жалей: двоечница она, нечистая сила.

— Ручаюсь, что она исправит свою двойку!

— Когда исправит — тогда и волшебству конец. Все травинки-былинки Катька слопает к тому времени.

— Сколько их, этих ваших травинок?

— Три. Жёлтая и синяя — коротенькие, они для смеху — только на один раз. А зелёная — для серьёзного дела, она — навсегда.

— Ох, не пойму я вас.

— А ведьму никто не понимает.

— Всё равно, если в нашей школе будут происходить чудеса — я всё расскажу директору Ивану Ивановичу, и он выгонит вас!

— Директор сейчас далеко. А завтра здесь будет другой директор — Екатерина Парамоновна, она устроит небольшой шурум-бурум. Хи-хи!

— Что устроит?

— Шурум-бурумчик маленький. Для смеху. Хи-хи-хи! И вдруг Кикимора запела:

Успех-трава — Рука-голова!..

— Глупая песня! — рассердилась Бемоль. — И голос у вас противный, и никакого слуха!

Она захлопнула дверь Актового зала и два раза повернула ключ в замке.

Но для ведьмы замков не существует.

 

Когда-то — это было давным-давно — я учился в школе. Теперь, если мне иногда бывает грустно, если у меня портится настроение, я сразу же начинаю вспоминать свои школьныегоды. Вспоминаю одноклассников — мальчишек и девчонок. Вспоминаю учителей, которые никогда не обращались к ученикам на «ты», а только на «вы». Стоит перед учителем какой-нибудь первоклашка, ковыряет в носу, а седой учитель говорит: «Послушайте, уважаемый Бобров, палец в нос засовывать опасно: вы можете что-нибудь сломать — или палец, или нос».

В то время, когда я был школьником, в стране было много неграмотных взрослых людей. И вот мы — ученики четвёртогокласса — учили пожилых дяденек и тётенек читать да писать. И они очень уважали своих маленьких учителей. Один рабочий сказал мне: «Простите, я не выучил урок — вчера много работы было». А я ему в ответ: «Ай-яй-яй! Придётся вызвать вашего сынаи рассказать о вашем поведении». Глупенький я был тогда, многого не понимал.

Да, школа — это единственное место в мире, где взрослыеи дети занимаются одним общим делом. И это общее дело очень всем нужное, очень интересное, очень серьёзное и, бывает, очень весёлое.

А что если в мире вдруг исчезнут все школы? Что будет, если люди сами перестанут учиться и перестанут учить других? Тогда всё погибнет. Жизнь на земле остановится. Никто не сумеет построить дом, никто не сумеет сшить себе штаны, никто не узнает, что было раньше и что будет потом. Не будет докторов, не будет художников, не будет пастухов, не будет пекарей…

Поэтому — да здравствует школа!

Да здравствуют школьники!

Ура учителям!

 

Глава четырнадцатая

СИНЯЯ ТРАВИНКА

Утром Катя записала в своём «Дневнике наблюдений за природой»: «Ветер — нет. Облака — нет. Мороз — 13 градусов». Как видно, день обещал быть хорошим — солнечным и тихим.

А неприятности начались уже на первом уроке. Во время чистописания Катя неправильно соединила буквы «о» и «м». Потом неверно написала слово с безударной гласной: вместо «писатель» у нее получилось «пусатель». А когда учительница Серафима Матвеевна велела Кате исправить ошибку, то Катя написала «кусатель».

Серафима Матвеевна прочитала это вслух, и все ребята засмеялись.

Тогда Катя бойко встала с места, покрутила своими глазками направо-налево и сказала:

— Не смейте смеяться! Не люблю, когда надо мной смеются!

— Мы не над тобой смеёмся, — ответила Серафима Матвеевна, — а над смешным словом, которое у тебя получилось. Успокойся, пожалуйста.

Но Катя не успокоилась:

— Как хочу, так и пишу. Есть писатели, а есть кусатели. Вы не знаете, а я знаю!

— Карамелькина! — сказала, нахмурившись, Серафима Матвеевна. — Кто здесь кого учит? Ты меня или я тебя? Садись, пожалуйста!

И тут Катя услышала, как под партой кто-то тихо вздохнул:

— О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки!.. Чего же ты, Катька, сидишь, как морковка в огороде? А где твоя синяя травинка-былинка? Кто сегодня директор, а?

Катя села, раскрыла пенал, быстро-быстро, словно кролик, схрумкала синюю травинку и прошептала:

Не успела Карамелькина договорить последнее слово, как Серафима Матвеевна торжественно объявила:

— Дети, встаньте! У нас в классе находится директор школы!.. Екатерина Парамоновна, разрешите продолжать урок?

— Ага! — небрежно кивнула Катя. — Продолжайте! Разрешаю!

Она поправила бант и, заложив руки за спину, гордо вышла из класса.

В школе было тихо: во всех классах шли занятия.

«Ой, что теперь будет? — вдруг испугалась Катя. — Ой, меня могут выгнать из школы… От мамы попадёт… Ой, а вдруг я вправду стала директором?.. И зачем я только съела эту дурацкую траву!..»

Она остановилась перед высокой дверью с надписью: «Директор школы» — Катя еще ни разу в жизни не входила в эту дверь.

А тут дверь сама собой распахнулась, и Катя очутилась в светлом кабинете, где стоял большой письменный стол с телефоном и кресло.

«Ой!..» — подумала Катя, неизвестно почему подпрыгнула и плюхнулась в директорское кресло.

 

Глава пятнадцатая

В УЧИТЕЛЬСКОЙ

Прозвенел звонок на большую перемену, и в учительской собрались преподаватели.

— Слышали новость? — спросила Мария Сулеймановна. — У нас, оказывается, новый директор! Чудеса да и только!

— Да, — сказала Серафима Матвеевна. — Это ученица из моего класса Катя Карамелькина… То есть, я хотела сказать, Екатерина Парамоновна.

— Не может быть! — воскликнула Эвелина Сидоровна. — Разве может маленькая девочка управлять школой? Никогда не поверю.

— Ничего удивительного! — возразила Мария Сулеймановна. — Я слышала, что есть такие дети, которые в два месяца уже ходят, в пять месяцев читают газеты, а в три года заканчивают десятилетку. Надо немедленно дать телеграмму в Москву: пусть Иван Иванович расскажет по телевидению, какого удивительного ребенка воспитала наша школа!

И тут в учительскую вошла Катя.

Учительница физики Эвелина Сидоровна растерялась и торжественно произнесла:

— Добро пожаловать, Екатерина Парамоновна! Я так рада…

— Правда? — кругленькие Катины глазки забегали во все стороны. — А помните, как мы с вами стояли около лимонного дерева и вы сказали, что я маленькая глупенькая девочка?

— Простите, Екатерина Парамоновна, я тогда ошиблась… Зато теперь я всё, всё поняла!

— Что же вы поняли? — Катя с интересом наклонила головку.

— Я поняла, что с детьми надо разговаривать с большим уважением — ведь каждый ребёнок неожиданно может стать директором. И это так прекрасно!

— Ничего прекрасного… — Катя поморщилась и, кажется, вот-вот готова была заплакать. — Директором быть совсем не интересно. И от мамы попадёт… Я не хочу быть директором, Я хочу…

Она не успела сказать, чего хочет, потому что в учительской появился милиционер Степан Степанович Степанов.

— Здравия желаю! — поздоровался он.

— Добрый день, товарищ Степанов, — ответили учителя.

— Здравствуйте, дядя Стёпа, — проговорила Катя немножко испуганно.

— Тут такое дело, товарищи учителя. Ваш ученик из пятого класса Василий Пробкин имеет собаку — большого пёстрого дога. И с этой собакой часто перебегает улицу в неположенном месте: нарушает правила уличного движения. Мне нужно поговорить с директором школы…

— Вот наш директор, — Мария Сулеймановна обернулась к Кате. — Силь ву пле! Пожалуйста!

— Ди-рек-тор?! — милиционер вытаращил глаза. — А где же Иван Иванович?

— Иван Иванович в Москве, а это другой директор.

— Ну, что ж, — сказал дядя Степа. — Милиция ничему не удивляется, для милиции чудес не бывает… Так вот, товарищ директор, вы отвечаете за вашего ученика Василия Пробкина.

— Нет! — сказала Катя. — Я никогда за других не отвечаю. У нас в классе за других отвечать нельзя. Хочешь ответить — подними руку и жди, когда вызовут… А Ваську Пробкина я знаю: он мне подножку позавчера подставил.

— Вот и поговорите с ним: напомните ему правила уличного движения.

— С ним поговоришь, как же! Он ка-ак щёлкнет по затылку — все правила позабудешь… Не хочу я быть директором, вот и всё!

— Кто же вас назначил? — спросил дядя Стёпа.

— Я знаю, кто её назначил! — воскликнула учительница музыки Бемоль и бегом помчалась в Актовый зал.

 

Глава шестнадцатая

КОРОТКИЙ РАЗГОВОР

— Долго это будет продолжаться? — Бемоль с такой силой ударила кулаком по крышке «Элегии», что даже разорванные струны и те задребезжали.

— Кто там? — послышалось из пианино. — Кто мешает мне веселиться и хохотать? Кто беспокоит?

— Это вы, мадам Кикимора, всю школу беспокоите! Как вам не стыдно? Старенькая, а в голове только шурум-бурум.

— Получился шурум-бурумчик?

— Никакого шурум-бурумчика! Только опять довели девочку до слёз.

— Трусиха она. Мне бы с Васькой Пробкиным дело делать: парнишка отчаянный — улицу в любом месте перескакивает.

— Оставьте учеников в покое!

— Что ж, и повеселиться бедной ведьмочке нельзя? Это же ужас как потешно: девчонка-чемпион, девчонка-директор! А все вокруг ахают да охают, думают, что взаправду. А это просто нечистая сила шутки шутит. Хи-хи!..

— А какие ещё шутки будут?

— Больше никаких шуток не ждите. Две травинки-былинки для смеху были, а третья — для дела серьёзного. Две травинки на один раз, а третья навсегда. Я в это дело не вмешиваюсь. Пускай она теперь сама чудо сотворит.

— Когда же это будет?

— Скоро. И уже безо всякого смеху.

 

Посмотрите, как мало страниц осталось до конца книги. Значит, моя сказка скоро завершится.

Вы помните: в Катином пенале есть ещё одна травинка. Зелёная. Ну, а если зелёная, то наверняка самая лучшая. Люди давно уже заметили, что зелёный цвет самый приятный — ласковый и спокойный.

Вот я пишу сейчас, а за моим широким окном зеленеет садик, вдали молча стоит тёмно-зелёный лес и даже облака на небе слегка зеленоватые. Радостно мне видеть всё это. Зелёный цвет — цвет жизни. И я верю, что сказка закончится благополучно, потому что последняя травинка — зелёная.

Конечно, и те другие травинки были не так уж плохи. Жаль, что достались они не тому, кому нужно. Если бы, например, жёлтая травинка досталась силачу Жорику Сафьяну, то он обязательно установил бы новый мировой рекорд в поднятии тяжестей. И это был бы настоящий успех, без фокусов и смеха.

А если бы волшебную синюю травинку съел умный образованный человек, то, без всякого сомнения, он очень быстро стал бы прекрасным директором, или командиром, или знаменитым капитаном… И это, конечно, тоже был бы большой успех.

В нашей сказке успех-трава досталась девочке, которая ещё немногому научилась и которая даже утреннюю зарядку делает кое-как…

Нет, успех во взаправдашней жизни зависит не от волшебной травки. Дело идёт успешно только у того человека, который постоянно и настойчиво занимается этим делом. А просто так — без уменья, без подготовки ничего не достигнешь. И даже в сказке над тобой будут смеяться и хохотать.

А теперь вот что я хочу ещё сказать. Успех бывает не только в делах. Успех бывает и в добрых чувствах — в дружбе, в нежности, в любви. И таким успехом тоже можно гордиться. Я, например, очень горжусь, что со мной дружат хорошие ребята, горжусь, что они иногда читают мои сказки.

 

Глава семнадцатая

КАПЕЛЬКА КРОВИ

«Выброшу я эту последнюю травинку! — решила Катя, когда возвращалась из школы домой. — Зачем она мне? Из-за успех-травы одни неприятности и больше ничего. А завтра в классе меня станут дразнить: „Катька-директор! Катька-директор!..“

Она раскрыла ранец, достала пенал, но тут же подумала о другом:

„Ну, выброшу я эту травинку, будет она зелёная лежать на белом снегу, кто-нибудь заметит, поднимет её, проглотит и у него тоже начнутся неприятности. Нет, не надо выбрасывать, пусть лежит в пенале, места много не занимает“.

И вдруг Катя вспомнила:

„А что Кикочка говорила? Говорила, чтобы я поберегла травинку для какого-то случая… Для какого?.. Для доброго случая — вот для какого!.. И ещё она сказала, что есть у меня капелька золотой крови… Ну, это ведьма соврала — кровь золотой не бывает… А вдруг бывает? Как бы это проверить?..“ Пришла Катя домой и спрашивает:

— Мама, а, правда, что в крови бывают золотые капельки?

— Не знаю, — отвечает мама. — Не слышала об этом. А кто тебе сказал?

— Одна знакомая тётя сказала… в школе.

— Ну, если в школе, значит, правда. В школе врать не станут.

Мама села перед телевизором смотреть интересную передачу про помидоры. А Катя достала мамину шкатулку, где хранились принадлежности для шитья, взяла оттуда острую иголку, крепко зажмурилась и храбро уколола указательный палец на левой руке.

Было больно!.. Но Катя даже не пискнула. Она выдернула иголку из пальца, открыла глаза и внимательно смотрела, как из крохотной дырочки показалась алая кровинка.

„Нет, — сказала сама себе Катя, — это совсем не та капелька, которая мне нужна. А больше пробовать не буду — больно“.

— Мама! Можно, я пойду погуляю перед ужином? — спросила Катя.

— Только не долго, — разрешила мама, не отрываясь от „телевизорных“ помидоров.

 

Глава восемнадцатая

ДЛИННОНОГИЙ АРЛЕКИН

Тема стоял возле своих саночек, испуганно оглядывался вокруг, и губы у него вздрагивали.

— Всё закаляешься? — спросила Катя.

— 3-закаляюсь… — тихо ответил Тема, заикаясь от страха. — Т-только не подходи… Боюсь…

— Дрожалка не проходит?

— Н-нет…

— Тяжёлая болезнь. От неё, наверно, и умереть можно?

— М-можно. Вот, если бы ты была не девочка, а медведь — я умер бы со страху.

— Плохи твои дела.

— А твои? Стала директором? Ты же обещала, что сегодня будешь директором школы.

— Ну и что такого? Побыла я директором немного. И это даже совсем неинтересно. И немножечко… страшно.

— Страшно?.. Может быть, ты от меня заразилась дрожалкой?

— Не знаю… — Катя вздохнула.

— Что вздыхаешь?

— Так…

Ей захотелось что-нибудь соврать, что-нибудь сочинить сказочное: как все её слушались, как она приказывала… Но Катя вспомнила, что Тема не любит, когда девчонки врут.

— Честное слово, — сказала Катя, — я сегодня была немножечко директором… чуть-чуть была. Мне не понравилось.

— Что не понравилось?

— Всё. И высокое кресло, и отвечать за Ваську Пробкина с его собакой, и что взрослые называют меня Екатерина Парамоновна. Меня же зовут просто Катя.

— Ой! — закричал Тема.

— Что с тобой?

— Смотри, смотри!.. Там собака! Большущая!

Верно: в дальнем конце сквера гулял красивый длинноногий дог. А за догом бежал вприпрыжку — ну, конечно, Катя сразу же узнала! — за догом бежал Васька Пробкин, ученик пятого «в» класса.

Васька с его собакой были далеко отсюда, но у Темы началась такая дрожалка, что даже мохнатая шапка свалилась с его головы.

— Не сметь дрожать! — шёпотом приказала Катя. — Не сметь удирать! Ты же мальчик!

Но бедный Тема не думал удирать: со страху у него затряслись ноги, и он плюхнулся на свои саночки.

Катя моментально подняла Тёмину шапку, схватилась за верёвку, привязанную к санкам, и потащила Тему к своему подъезду.

Тема дрожал и, всхлипывая, повторял: «Ой, съест! Ой, съест!..»

— Никто тебя не съест. Нужен ты этому догу! Он не такой уж голодный, чтобы всяких дрожалыциков есть. Слушай меня, Тема: сиди здесь и никуда не убегай. Ни-ку-да!.. А я сейчас!

 

Глава девятнадцатая

ЗЕЛЁНАЯ ТРАВИНКА

Мама всё ещё сидела перед телевизором. Теперь шла передача про огурцы, и мама ахала: «Какие красавцы!..» Она даже не слышала, как дочка, не сняв пальто, ворвалась в комнату, схватила со стола пенал и снова ускакала на улицу.

Уже темнело. Зажигались огни. В домах засветились окна. Снег казался голубым, и по нему сверкали искорки.

Сжав в руке пенал, Катя, задыхаясь, подбежала к Теме. Она чуть не упала — так торопилась, боялась, чтобы Тема не удрал.

Нет, Катя успела!

Больной мальчик всё ещё дрожал…

— Смотри, что я принесла! — крикнула Катя.

— П-пенал… Ну и что?..

— Сейчас… сейчас…

Катя зубами стащила варежку, открыла пенал и вынула оттуда ярко-зелёную травинку.

— Н-ниточка… — пробормотал Тема. — Зачем?

— Бери, это тебе!

— Мне?

— Тебе! Бери же!

— Зачем мне ниточка? Я не девчонка… — кажется, Тема перестал дрожать.

— Ты какой-то глупый. Ничего не понимаешь со страху. Посмотри, это же не ниточка — это травинка. «Успех-трава» называется. Съешь сейчас же!

— Зачем?

— Ешь, тебе говорят!

— А я не отравлюсь? Не умру?.. Бабушка рассказывала, что от зелёной травы дети болеют.

— Ну, кому говорят! — Катя теряла терпение. — Ешь немедленно!

— Значит, ты и вправду была директором… — покорно сказал Тема и осторожно стал жевать ярко-зелёную травинку. — Я незаболею? Я ведь и так больной… Я не умру?..

— Вкусно? — спросила Катя.

— Сладкая…

— Теперь повторяй за мной:

Тема старательно выговаривал за Катей волшебные слова. И вот тут из-под саночек, на которых сидел Тема, раздался скрипучий голосок:

— Умница! Молодец девчонка!

— Кто там? — удивился Тема.

Он вскочил, поднял саночки, осмотрел их со всех сторон и, кажется, не сразу понял, что крепко стоит на ногах и что дрожалка совсем прошла.

А потом присел…

А потом подпрыгнул и расправил плечи.

А потом храбро посмотрел вокруг.

— Ну-ка, где же этот пёс? — спокойно спросил Тема. — Надо с ним познакомиться поближе.

А Катя стояла неподвижно, как заколдованная. Она так волновалась, что даже прикусила острыми зубками нижнюю губу.

— У тебя кровь на губе! — удивился Тема. — Только почему-то не красная, а какая-то золотая…

 

Глава двадцатая

ПОСЛЕДНЯЯ

А Тёмина бабушка в этот вечер чуть не умерла со страху. Обошла три магазина, вернулась в сквер за внуком, а внука нет. Ни внука, ни саночек!..

— Караул! — закричала тётенька Чудакова. — Ребёнка украли! Больного ребёнка утащили! Внук пропал! Помогите! Милиция!

— Милиция всегда на месте! — раздался с высоты спокойный голос. — В чём дело, гражданка бабушка?

Вы, конечно, догадались, что это был милиционер по фамилии Степанов и по имени Степан, из районных великанов самый главный великан.

— Не волнуйтесь, успокойтесь, — сказал товарищ Степанов.

— Как же мне не волноваться? У моего внука опасная болезнь дрожалка — он всего боится. И вдруг исчез — чудеса какие-то…

— Милиция чудесам не верит. Сейчас будем искать вашего больного внука.

Милиционер стал расспрашивать прохожих: не видели ли они больного ребёнка. Прохожие отвечали, что больного не видели, а какая-то девочка и какие-то мальчики с большой собакой побежали в школу.

Было уже поздно. Совсем стемнело.

Но дверь в школу почему-то была открыта. Тётенька Чудакова и милиционер Степан Степанов поднялись в учительскую. А там собрались все преподаватели и уселись вокруг телевизора «Изумруд», который починил любимый муж Марии Сулейма-новны.

— Что случилось, тётенька Чудакова? — спросили учителя. — Вы тоже хотите посмотреть на нашего Ивана Ивановича? Присаживайтесь…

— Не могу присаживаться. У меня воры внука украли.

— Как украли? — заволновались все. — Когда? Не может быть!

— А кто там топает по коридору в такое позднее время? Сейчас в школе детей не должно быть… — удивилась преподавательница физики Эвелина Сидоровна.

Она выглянула в коридор и увидела огромную пёструю собаку. Сразу было видно, что этот пёс впервые в школе, потому что он проскакал мимо учительницы и не поздоровался с нею.

А за собакой бежал незнакомый мальчик, который тоже не поздоровался.

А за незнакомым мальчиком бежал Пробкин из пятого «в».

А за Пробкиным — Карамелькина из второго «в».

— В чём дело? — строго спросила Эвелина Сидоровна.

— Эту собаку зовут Арлекин! — радостно закричала Катя. — Видите, он же не дрожит, не трусит! Он ничего теперь не боится!

— Почему Арлекин должен дрожать и трусить?

— Да не Арлекин! Тема стал храбрым!.. Внук тётеньки Чудаковой больше ничего не боится. Видите: играет с Арлекином и борется с Пробкиным!.. Он выздоровел и будет у нас учиться!

И тут из учительской вышли милиционер и Тёмина бабушка.

— Что я вижу?! — закричала бабушка. — Мой внук играет с огромной собакой. Он не дрожит, он выздоровел! Держите меня, я сейчас упаду в обморок от счастья!

…В далёкой Москве начал выступать по телевидению директор школы Иван Иванович. Но учителя все выбежали в коридор, чтобы радоваться счастью тётеньки Чудаковой.

— Это Катя меня вылечила, — сказал Тема. — Я теперь совсем здоров и завтра же запишусь в секцию бокса. А утром приду в школу вместе с бабушкой.

И он рассказал всё, как было: про зелёную травинку и про волшебные слова.

Когда он кончил рассказывать, милиционер товарищ Степанов сдвинул на лоб свою форменную фуражку и задумчиво произнёс:

— Конечно, милиция чудесам не верит. Но здесь, наверное, и в самом деле случилось чудо.

— Ничего особенного, — сказала Бемоль. — В хорошей школе всякое случается… Хотите, я покажу вам Актовый зал, где мы хором поём песни? Идёмте…

В Актовом зале было тихо. Берта Мольбертовна зажгла свет, и все поднялись на сцену.

Породистый дог по имени Арлекин вдруг почему-то заворчал и подозрительно стал принюхиваться к старому пианино «Элегия».

— Вася, позови собаку! — попросила Бемоль.

— Арлекин, место! — скомандовал Пробкин. — К ноге! Тут в разбитом пианино кто-то протяжно зевнул:

— О-хо-хо-хо-хо-хохонюшки! Арлекин сказал: «Гав!»

Автор пропел: «Тирлим-пом-пом!..» И сказка кончилась.

Юрт-Акбалык — Новосибирск

1988 г