В тот вечер они встретили Амоса Барлоу в десять часов, когда он возвращался к себе домой в Риверхед. К тому времени Кареллу уже отвезли в больницу, где дежуривший врач обработал его раны и, игнорируя протесты, потребовал, чтобы он остался на ночь.

Казалось, присутствие полицейских удивило Барлоу. Никто из сопровождающих его офицеров не объяснил, почему детективы восемьдесят седьмого участка хотели его допросить. Он послушно последовал за двумя полицейскими, очевидно, полагая, что прояснились какие-то детали дела его брата.

Коттон Хейз встретил его в большой дежурной комнате и провел через коридор в маленькую, для допросов, где уже сидел Мейер и Клинг, пили кофе. Они предложили кофе и Барлоу, но тот отказался.

– Может быть, предпочитаете чай? – спросил Хейз.

Барлоу наблюдал за всеми тремя, ожидая, что кто-нибудь из них скажет что-то важное, но они умышленно не желали нарушать привычный ритуал: болтали о погоде, перекидывались шутками, но в основном сосредоточенно поглощали свой напиток. Хейз закончил пить чай раньше, чем его коллеги кофе. Он поставил чашку, взял пакетик чая с блюдца, не торопясь, положил его обратно и только тогда спросил:

– Где вы были весь вечер, мистер Барлоу?

– А вы пытались связаться со мной?

– Да, – Хейз приятно улыбнулся. – Вы говорили инспекторам Мейеру и Карелле, что обычно уже в шесть бываете дома, но сегодня вы, кажется, немного задержались?

– Да, – проронил Барлоу.

– Мы и на работу к вам тоже звонили, – вставил Мейер, – «Андерсен и Леб», не так ли? Майфер, 891.

– Да, конечно.

– Уборщица ответила на наш звонок. Сказала, что все уже ушли.

– Да, я ушел около половины шестого.

– И куда же вы пошли? – поинтересовался Клинг.

– У меня было свидание.

– С кем?

– С молодой девушкой по имени Марта Тэмид.

– Ее адрес?

– Эрли-стрит, 1211. В Риверхеде. Неподалеку от площади Герберта Александра.

– Когда вы с ней встретились, мистер Барлоу?

– Около шести. А почему вы спрашиваете?

– Вы ездили на машине?

– Да.

– У вас с вождением все в порядке? – спросил Клинг. – Я заметил, что вы пользуетесь тростью.

– Я вожу машину.

Барлоу подобрал свою трость и посмотрел на нее так, будто впервые видел. Он улыбнулся.

– Нога мне не помеха. Во всяком случае, когда я за рулем.

– Можно взглянуть на вашу трость, сэр? – попросил Хейз.

Барлоу протянул ему трость.

– Хорошая, – заметил Хейз.

– Да, очень.

– И тяжелая.

– Да.

– Мистер Барлоу, а вечером вы пошли домой? – поинтересовался Мейер.

– Да.

– Когда это было?

– В десять часов. Ваши патрульные были там. Они могут подтвердить.

Внезапно до Барлоу что-то дошло.

– Простите, а почему вы, собственно, об этом спрашиваете?

– Скажите, а до десяти часов вы не заходили домой? – перебил его Мейер.

– Нет.

– Ну, например, в шесть тридцать? – уточнил Клинг.

– Нет. До десяти меня дома не было. Я встретился с Мартой сразу же после работы.

– И что вы делали? Обедали? Или, может быть, ходили в кино?

– Обедали.

– Ив кино не ходили?

– Нет. Мы отправились прямо к ней после обеда.

– А где вы обедали, мистер Барлоу?

– В японском ресторане, в Айсоле, что-то вроде «Тамайуки», так, кажется, называется. Марта выбрала это место.

– И вы давно знаете эту Марту Тэмид?

– Нет, недавно.

– И после обеда отправились к ней на квартиру. Верно?

– Верно.

– В каком часу?

– Что-то около восьми, восьми тридцати.

– А ушли от нее?

– Приблизительно в девять тридцать.

– И вы пробыли у нее около часа. Верно, мистер Барлоу?

– Да, что-то около того.

– А потом отправились прямо домой?

– Совершенно верно.

– И вы ни разу не заходили к себе домой за весь этот вечер? Ну, например, что-то проверить, посмотреть, не оставили ли включенным газ...

– Вы, наверное, шутите, – с чувством возмущения спросил Барлоу, обращаясь к Клингу. – Вы же знаете, как погиб мой брат. Если вас забавляет говорить в газе...

– Простите, – поспешил извиниться Клинг, – я не хотел...

– Я не заезжал домой, – заявил Барлоу. – Я вообще не понимаю, о чем вы говорите. Если не верите мне, позвоните Марте и спросите. Она ответит на все ваши вопросы. А вообще-то, что произошло? Кого-то еще убили?

– Нет, мистер Барлоу.

– Тогда что же?

– У мисс Тэмид есть телефон? – спросил Мейер.

– Да.

– Не могли бы вы нам его дать? – спросил Хейз.

* * *

Мисс Тэмид жила в Риверхеде, в пяти кварталах от небольшой, покрытой зеленой травой площади Герберта Александра, в самом центре которой стояла статуя генерала Александра на коне: открытая всем ветрам его крепкая челюсть, грубая красота, проницательный взгляд, устремленный вдаль. Хейз проехал мимо памятника, затем свернул на Эрли-стрит, улицу с односторонним движением, следя за номерами домов, подъехал к дому 1211. Была уже почти полночь, но они позвонили мисс Тэмид с участка, и она сказала, что еще не легла и будет рада ответить на все интересующие их вопросы. Барлоу было сказано, что он свободен, но Хейз незаметно кивнул Клингу, и тот последовал за Барлоу. А сам Хейз прицепил кобуру и поехал в Риверхед.

Мисс Тэмид жила в многоквартирном шестиэтажном доме, расположенном в конце улицы. По телефону она назвала Хейзу номер квартиры 6"С". У входа в вестибюль он нажал кнопку и ждал ответного звонка, который раздался почти сразу же. Он повернул ручку двери, вошел в маленький вестибюль и прошел к лифту. Кругом царила тишина. Казалось, все здание спало в этот час. Он поднялся на шестой этаж, нашел квартиру 6"С" в центре коридора и позвонил один раз коротким звонком, но дверь тут же открылась.

Марта Тэмид была очень маленькой девушкой, похожей на египтянку, исполнительницу танца живота. Хейз пожалел, что он не частный детектив, тогда бы мисс Тэмид встретила его в чем-нибудь изящном и соблазнительном. А так она была в блузке и брюках, но и этот наряд очень ей шел, подчеркивая волнующие формы ее маленькой фигуры.

– Мисс Тэмид? – спросил он.

– Да, а вы детектив Хейз?

– Да.

– Входите, пожалуйста, я вас ждала.

– Простите, что беспокою вас так поздно, но нам необходимо проверить некоторые факты как можно быстрее.

– Ничего страшного. Я смотрела телевизор. Грету Гарбо. Она так хороша. А вам нравится?

– Да.

Марта Тэмид закрыла за Хейзом дверь и провела его в свою гостиную. Телевизор был включен, показывали старый фильм с Гретой Гарбо в постановке Джона Гилберта. Мисс Гарбо аппетитно жевала гроздь винограда.

– Она очень красива, – заметила Марта и выключила телевизор.

В комнате внезапно стало очень тихо.

– Я вас слушаю, – сказала Марта и улыбнулась. Улыбка у нее была открытой, озаряла все ее лицо и замирала в темно-карих лучистых глазах. У нее были распущенные по плечам длинные темные волосы, в уголке рта – маленькая красивая родинка, смуглый цвет лица. Во всем ее облике было что-то задорное: в улыбке, пленительных карих глазах, повороте головы, даже в родинке. В ее лице, взгляде, в соблазнительной фигуре – во всем ее облике было что-то манящее, вызывающее, и он не удержался и спросил:

– Простите, вы не танцовщица? Не исполняете танец живота?

Марта рассмеялась и сказала:

– Нет, я секретарша. А что, похожа?

Хейз улыбнулся.

– Мне так показалось.

– Но вы даже мой живот не видели, – она все еще смеялась, чуть приподняв и немного выгнув одну бровь, а в голосе совершенно определенно послышался вызов, будто она произнесла: «Но вы даже не видели моего живота... еще».

Хейз откашлялся:

– Где вы работаете, мисс Тэмид?

– В компании «Андерсен и Леб».

– Вы там и встретились с Амосом Барлоу?

– Да.

– И вы давно его знаете?

– Я совсем недавно работаю в фирме.

– Я пытаюсь определить ваш акцент, – заметил Хейз, улыбаясь.

– Смесь, – объяснила она. – Я родилась в Турции, затем родители переехали в Париж, а оттуда в Вену. В Америке я всего лишь шесть месяцев.

– Понятно. Когда же вы начали работать в «Андерсен и Леб»?

– В прошлом месяце. Я сначала занималась в школе. Училась печатать на машинке и стенографировать. Научилась и теперь работаю секретаршей.

– Вы здесь живете с родителями, мисс Тэмид?

– Нет. Мне уже двадцать три. Достаточно взрослая, чтобы жить самостоятельно и делать, что хочется. Правда?

– Несомненно, – подтвердил Хейз.

– Вы очень крупный мужчина. Вы не комплексуете в моем присутствии? – поинтересовалась она.

– Да что вы! С чего бы это?

– Ну, оттого, что я такая маленькая.

Опять ее лицо озарила вызывающая улыбка, и она добавила:

– Хотя я не вся такая...

Хейз кивнул, не реагируя на ее вызов.

– Так... Тогда вы и встретились с Барлоу? Ну, когда начали работать в «Андерсен и Леб» в прошлом месяце?

– Да, – подтвердила Марта. – Не хотите выпить?

– Нет, спасибо. Нам не разрешают на работе.

– Жаль, – проронила она.

– Да!

Она выжидательно улыбнулась.

– Вы сегодня виделись с Барлоу! – спросил он.

– Да.

– Когда?

– Что-то около шести. А что, у него неприятности?

– Да нет, просто обыкновенная проверка. А когда вы ушли с работы?

– В пять.

– А он не раньше пяти тридцати, верно?

– Не знаю. Он ведь все еще был там, когда я уходила. А приехал около шести.

– И куда вы потом поехали?

– В ресторан, в центре.

– Зачем же вы сначала заехали домой? Вы ведь могли пойти обедать прямо с работы?

– Мне нужно было переодеться. Разве нет?

– Конечно, – подтвердил Хейз и улыбнулся.

– Я часто переодеваюсь, – пояснила Марта. – На работе я была в костюме, затем на свидание одела платье, а когда Амос ушел, одела блузку и брюки, потому что я обычно поздно ложусь спать.

– Понятно.

Он ждал, что она скажет: «Не возражаете, если я переоденусь теперь во что-нибудь более удобное?» Но она не сказала, и он знал, что не скажет, потому что кто он в конце концов такой – всего лишь городской детектив, а не частный сыщик!

– И когда вы вернулись домой из ресторана?

– В восемь тридцать или в девять. Что-то около того.

– А мистер Барлоу когда ушел?

– Около девяти тридцати или сорока пяти.

Марта помолчала и вдруг, как бы решившись, спросила:

– Вы находите меня малопривлекательной?

– Что? – не понял Хейз.

– Ну, моя внешность. Вам не нравится?

– Почему?

– Ну, я имею в виду, что я недостаточно красива?

– Ну что вы? Нет, конечно, нет! Вы очень красивы.

– Я думаю, Амос Барлоу считает иначе.

– Почему вы так говорите?

– Потому что он очень спешил уйти от меня.

– Откуда вы знаете?

– Я ему предложила выпить, а он отказался. Я пригласила его танцевать, он тоже отказался.

Она задумалась и, помедлив, сказала:

– Я иногда не понимаю американских мужчин.

– Видите ли, они разные, – философски изрек Хейз.

– А вы любите танцевать?

– Очень.

– Жаль, уже поздно, – усмехнулась Марта. – Жильцы внизу будут жаловаться, а то бы мы с вами потанцевали!

– Наверняка будут, – подтвердил Хейз.

Марта глубоко и тяжело вздохнула.

– Наверняка я ему не понравилась.

– Может быть, вы не в его вкусе. А с другими девушками из вашей фирмы он тоже встречается?

– Не знаю. Он очень тихий.

Она смущенно затрясла головой.

– Нет, я просто прихожу в отчаяние из-за него.

– Ну что ж. На самом деле мы хотели узнать, был он с вами или нет с шести до девяти тридцати, – пояснил Хейз. – Надо полагать, что был.

– Да как вам сказать. Он был у меня, но был ли он действительно со мной, это еще вопрос. – Она пожала плечами и грустно произнесла: – Американские мужчины!

– Большое вам спасибо за помощь, – произнес Хейз, поднимаясь. – Я, пожалуй, пойду. Уже очень поздно.

– Никогда не поздно, – сказала Марта загадочно. И так обожгла его взглядом, что он чуть не растаял.

Он в замешательстве постоял минуту, затем решительно направился к двери.

– Спокойной ночи, мисс Тэмид, – сказал он. – Большое вам спасибо.

– Американские мужчины! – Марта усмехнулась и закрыла за ним дверь.

* * *

НАБЛЮДЕНИЕ ЗА АМОСОМ БАРЛОУ

Детектив третьего класса

Бертрам Клинг

12 апреля

Проследовал за Барлоу с участка до его дома в Риверхеде, прибыл в 11.08 вечера. Барлоу поставил машину, «Форд 1959», в гараж, находящийся в глубине двора, вошел в дом с черного хода через кухню. Свет в кухне горел приблизительно пятнадцать минут. В 11.25 зажегся свет на втором этаже, он выглянул на улицу, закрыл занавеску. В 11.35 свет наверху погас. Оставался на посту до 12.30 ночи, считал, что Барлоу уже спит. Позвонил на участок шестьдесят четыре, что в Риверхеде, был сменен на посту патрульным полицейским Давидом Шварцем.

13 апреля

Сменил Шварца в шесть утра. Занял пост на углу улицы Вагнера и Четырнадцатой, за живой изгородью углового дома. До 7.30 дом Барлоу не подавал никаких признаков жизни. В 7.30 Барлоу вышел с черного хода, прошел в гараж, вывел машину. Последовал за ним к ресторану неподалеку от Пайк-авеню, под названием «Легкий семейный завтрак». Поставил машину напротив, наблюдал за Барлоу через лобовое стекло. Он сидел за столом один, неторопливо завтракал, покинул ресторан в 8.22, поехал по Риверхеду, через Эдисон Ривер-Парквей, куда он попал с Кэннон-роуд и авеню, затем выехал на шоссе вдоль реки Харб, доехал до перекрестка с Док-стрит. На Лэндез Энд свернул с шоссе на запад к Мейфер-авеню, поставил машину на открытую стоянку на углу Мейфер, 891. Не имея возможности продолжать наблюдения внутри помещения, проверил, нет ли в здании другого выхода.

Убедившись в его отсутствии, расположился в холле, рядом с лифтом. Отошел в 10.15 выпить кофе, но мог продолжать наблюдение за лифтом из кафе в холле. Барлоу спустился вниз в 12.34 дня. Я последовал за ним к ресторану под названием «У Фанни» на Пикет-стрит, где он обедал один, а затем минут пятнадцать гулял по маленькому парку рядом со зданием Уголовного Суда на улице Макколи, я все время следовал за ним. Затем он снова вернулся на работу в 1.25 дня, а я занял пост в холле. Барлоу появился из лифта в 5.10 дня, купил вечернюю газету в табачном киоске, прошел к стоянке, вывел машину, поехал сразу же по шоссе вдоль реки Харб, затем по шоссе Эдисон свернул на Кэннон-роуд и оттуда к дому. Поставил машину в гараж, зашел в дом и весь вечер никуда не выходил. В 6.50 вечера я ушел ужинать, меня сменил Годли с шестьдесят четвертого участка, округ Риверхед. Опять занял наблюдательный пост в 7.45, а в полночь меня снова сменил Годли.

14 апреля

Барлоу провел этот день точно так, как и предыдущий. В его поведении нет ничего необычного. Его привычки кажутся раз и навсегда укоренившимися. Образ жизни спокойный. Очень сомневаюсь, что он имеет какое-либо отношение к избиению Кареллы.

15 апреля

Субботнее утро. Прибыл к дому раньше обычного, в 5.30 утра, так как думал, что в субботу распорядок дня Барлоу может оказаться необычным. Запасся на завтрак кофе со сдобными булочками, которые привез с собой в машине. Опять остановился за живой изгородью, на углу улиц Вагнера и Четырнадцатой. Долго ждал. Очевидно, по субботам Барлоу поздно встает – не выходил из дома до 12.00. К этому времени я абсолютно проголодался. Надеялся, что он где-нибудь остановится пообедать, но этого не произошло. Он опять свернул на Кэннон-роуд и поехал в северном направлении. В какое-то мгновение он пристроился в хвост другого ряда и я потерял его из виду. Нашел через несколько кварталов, когда он поворачивал на восток под развязкой на Мартин-авеню. Следовал за ним в этом направлении пять кварталов. Он остановился у цветочного магазина братьев Константинос (на Мартин-авеню, 3451), вышел с небольшим венком, проехал на восток еще десять кварталов, подъехал к воротам кладбища Седаркрест, поставил машину на стоянку, вошел в помещение, пробыл там несколько минут, а затем направился на кладбище с венком в руках. Я последовал за ним по тропинке мимо могильных плит. Он остановился у одной из них, долго стоял там, опустив голову, глядя на плиту. Потом опустился на колени и положил венок на могилу, сложил руки и на коленях молился почти полчаса. Встал, смахнул рукой слезы и пошел к машине. Остановился пообедать на Кэннон-роуд (столовая «Эстакада», Кэннон-роуд, 867), оттуда вернулся домой по Доувер Плейнз-авеню. Позвонил в шестьдесят четвертый участок, попросил патрульного Глисона сменить меня на обед. Когда я снова вернулся к дому в 2.35 дня, не было ни Глисона, ни Барлоу. Ворота гаража были открыты. Барлоу вернулся в 3.17. Глисон подъехал несколько минут спустя, на «седане» без номеров. Рассказал, что Барлоу ездил по магазинам за покупками; заезжал в бакалею, за мясом, в магазин скобяных товаров и т.д. Я поблагодарил Глисона и снова стал вести наблюдение. Не знаю, что он там делает в свои выходные дни, но совершенно очевидно, что он никуда не ходит по субботам. Он никуда больше не выходил, в одиннадцать часов вечера погасли все огни в доме. Я слонялся вокруг до утра, а затем позвонил в шестьдесят четвертый участок и попросил сменить меня.

16 апреля

Я долго спал, затем позвонил Карелле, чтобы выяснить, где похоронен Томми Барлоу. Получил подтверждение, что на кладбище Седаркрест. Сменил Годли на посту в 12.15 дня. Он сообщил, что Барлоу не выходил все утро. В 1.30 Барлоу вышел из дома в широких брюках и свитере, в руках трость. Прошел в гараж, вышел оттуда с газонокосилкой, включил ее, подстриг лужайку перед домом, потом поставил ее обратно в гараж, опять вернулся в дом. В три часа дня к дому Барлоу подъехала маленькая двухместная машина «шевроле» красного цвета. Молодая девушка лет двадцати с длинными черными волосами вышла из нее, прошла по главной дорожке к двери, позвонила. Я знал, что Барлоу дома, так как он никуда не выходил после того, как подстриг лужайку. Но девушка стояла на ступеньках дома, звонила, а он не открывал. В конце концов она вернулась к машине, сердито хлопнула дверью и уехала. Сразу же позвонил Хейзу, чтобы узнать, как выглядит Марта Тэмид. Определенно, это она. Попросил смену с шестьдесят четвертого участка. Подъехал к дому мисс Тэмид неподалеку от площади. У обочины увидел красный «шевроле». Разговаривал с ней, но она все отрицала, заявив, что никуда не выходила, весь день была дома и что уж, конечно, к Барлоу не ездила. Предложила мне выпить, но я отказался. Она спросила меня, не нахожу ли я, что она похожа на египтянку, исполнительницу танца живота. Вопрос мне показался странным. Но я сказал, что да, теперь, когда она упомянула об этом, я подумал, что она действительно похожа на египетскую танцовщицу. Она производит впечатление очень агрессивной, но и очень женственной. Не могу понять, почему она скрывает свой визит к Барлоу.

Опять вернулся на пост в 6.12, после обеда. Патрульный сообщил, что Барлоу не выходил. Мне пришло в голову, что он мог уйти из дома пешком, прокравшись через черный ход, оставив машину в гараже. Я позвонил в дом из аптеки, находящейся в двух кварталах от него. Когда Барлоу ответил, положил трубку. Снова вернулся на пост. Свет зажегся в 6.45, погас в одиннадцать часов ночи.

Я уехал в два часа ночи. Шварц сменил меня. Он поинтересовался, почему мы прицепились к этому парню. Жаль, что не мог ему ничего ответить.

17 апреля

Утро. Понедельник.

Барлоу встал и уехал в 7.30 утра. Обычный повседневный распорядок: завтрак, офис, обед, дом, свет гаснет, сон. Сейчас 1.30 ночи. Я уехал в час, позвонил в шестьдесят четвертый участок сменщику. Прибыл Глисон, который тоже хотел знать, почему мы следим за Барлоу.

Прошу разрешения прекратить наблюдение.

Детектив третьего класса Бертрам Клинг.

* * *

Ясным солнечным утром восемнадцатого апреля, во вторник, температура воздуха была шестьдесят три градуса по Фаренгейту, преобладающие западные ветры дули со скоростью две мили в час. Детектив Стив Карелла вышел из своего дома в Риверхеде и пошел пешком к виадуку, находящемуся на расстоянии пяти кварталов. На него напали двенадцатого того же месяца, но время, как говорит старинная арабская пословица, лечит раны. Нельзя сказать, что он легко перенес избиение. Только ненормальный может к этому отнестись легко. Это прежде всего обидно! Не очень-то приятно, когда кто-то бьет тебя по голове и телу палкой или тростью, или бейсбольной битой. Не очень-то приятно, когда тебя волокут в больницу, где молодые врачи спокойно вглядываются в твое тело, залитое кровью лицо, спокойно промывают раны, спокойно обрабатывают их, будто это какое-то ерундовое кровотечение, а ты всего лишь страница учебника по медицине, элементарный случай, какой проходят на первом курсе медицинского института, им подавай что-нибудь посерьезнее, вроде прободной язвы двенадцатиперстной кишки.

А еще того хуже вернуться домой и предстать перед женой с перевязанной бинтами головой и залепленным лейкопластырем. Твоя жена глухонемая и не умеет кричать, но крик застывает в ее глазах, и тебе изо всех сил хочется стереть этот крик с ее лица, хочется, чтобы на тебя не нападал какой-то вонючий негодяй, не избивал тебя до потери сознания, прежде чем ты успел вытащить револьвер. Ты уже думаешь о том, что скажешь детям утром. Ты не хочешь, чтобы они стали переживать из-за того, что их отец – полицейский; тебе не хочется, чтобы у них развился тревожный невроз еще с пеленок.

Но время лечит все раны. Эти арабы знают, как правильно выразиться. И Карелла вспомнил еще одну старую пословицу, сирийскую, в которой утверждалось, что «время ранит все пятки». Он не знал, кто напал на него на подъездной дороге дома Барлоу, но у него было все основания верить, что полицейские – это верные защитники людей, стойкие хранители невинных, решительные спасатели, занятые поисками пропавших, это оплот свободы, цитадель правды и общественного порядка. Сыщики 87-го участка, несомненно, когда-нибудь поймают негодяя, который признается во всех совершенных им за последние десять лет преступлениях и который мимоходом вспомнит, что ему довелось двенадцатого апреля избить полицейского по имени Карелла. Так что Стив был согласен ждать своего часа, уверенный, что справедливость на его стороне и что преступление мстит за себя, и Все об этом знают.

Время – что река.

В то прекрасное апрельское утро время обрушилось на него, как проливной дождь. Но Карелла еще не подозревал об этом. Он шел на работу по дороге, ведущей к железнодорожной станции, думал о делах и не имел ни малейшего представления о том, что время готово вновь открыть старые едва затянувшиеся раны и нанести новые удары по голове и телу. Кому придет на ум ожидать такое в прекрасное апрельское утро!

Когда он поднимался по ступенькам виадука, на него напали. Сначала ударили сзади, по затылку, он отлетел вперед и, споткнувшись, ухватился за ступени. Падая, он почувствовал, что теряет сознание от внезапного шока, и успел только подумать: «Бог ты мой, средь белого дня!» Человек с палкой, тростью или бейсбольной битой, или с черт чем еще там, решил ударить Кареллу ногой, потому что человека удобнее всего пнуть, когда он ползает на четвереньках, хватаясь за ступеньки и пытаясь удержаться на них. И он разбил ему лицо, открылись недавние раны, кровь ручьем потекла по щекам, залила шею, чистую парадную рубашку. Женщина, которая спустилась по ступеням, истошно закричала, с воплями бросилась назад, к разменной кассе, где служащий пытался успокоить ее и выяснить, что случилось. А в это время человек с палкой или тростью, или бейсбольной битой продолжал избивать Кареллу, нанося ему удар за ударом по голове, по шее, не давая ему опомниться, и, казалось, делал все, чтобы убить его. Карелла слышал крики женщины, грохот приближающихся шагов и мужской голос: «Прекратите! Вы слышите, прекратите!» Но сильнее всего он ощущал слепящие молнии сокрушительных ударов повсюду, где доставала его эта проклятая палка и чувствовал головокружение. И все это время пытался вытащить из кобуры револьвер и никак не мог дотянуться до него рукой. Все время он нащупывал патронташ, пытался ухватиться за рукоятку револьвера и только было добрался до его ложа из орехового дерева, как нападавший опять ударил его по переносице. «Ну, еще раз так ударь, негодяй, и ты убьешь меня. Ударь еще раз по переносице, и я мертвым рухну прямо здесь, тебе под ноги», – пронеслось в его мозгу.

И тут он высвободил револьвер, сильно ударил тыльной стороной руки с револьвером. Он цеплялся одной рукой за ступени, чтобы не свалиться, и ткнул второй вслепую в то, что темной массой навалилось на него сзади. Револьвер уперся во что-то, и он почувствовал, что чудом попал в тело, и услышал, что кто-то застонал от боли. Он мгновенно развернулся спиной к ступеням, сам инстинктивно, весь сжавшись, как пружина, высвободил ноги и встал, упершись ступнями в диафрагму человека и оттолкнул его. Тот перевернулся и покатился вниз по ступеням. И все это время Карелле страшно хотелось спустить курок, до смерти хотелось убить этого дерьмового сукина сына, такого эксперта по части избиения полицейских. Он поднялся. Мужчина скатился со ступеней до самого низа, полз на коленях. Карелла прицелился в него и сказал:

– Стой или буду стрелять!

А сам подумал: «Валяй, беги. Беги и я пристрелю тебя!»

Но тот не побежал. Сел там, где был, в самом низу лестницы. А женщина наверху все еще продолжала кричать, а железнодорожный служащий все спрашивал:

– У вас все в порядке? Все в порядке?

Карелла спустился по лестнице, схватил мужчину за подбородок, приставил к его груди дуло пистолета, поднял голову и заглянул в лицо. Он раньше никогда в жизни его не видел.