Флинн при исполнении

Макдональд Грегори

Как всегда, Грегори Макдональд предлагает читателю неординарного «некрутого» и «человечного» героя. Френсис Ксавьер Флинн хоть и числится инспектором Бостонского полицейского управления, но в своей деятельности руководствуется собственными оригинальными не полицейскими методами. Нетривиальные ходы инспектора Флинна помогают ему безошибочно выйти на след злоумышленников, виновных в совершении ряда зловещих преступлений.

 

Глава 1

Флинн бросил в трубку:

— Передам ему, когда появится.

Коридор на втором этаже был тускло освещен маленькими лампочками у лестницы, ведущей вниз, в холл.

— Это Эдди Д'Эзопо, Френк.

— Вон оно как… — Слух у Флинна был безупречный. Один раз услышав голос, он безошибочно узнавал его потом. — Что-то ты вроде не в себе. Сразу не узнал.

— У нас тут неприятности, — сказал комиссар полиции Бостона.

— Не лично с тобой, надеюсь? Ты как, в порядке?

— Не хотелось бы втягивать тебя во все это, Френк, но просто ума не приложу, что делать… Короче, нужно срочно расследовать одно дельце. У тебя имя, репутация, тебе поверят, что бы ты там ни сказал.

Флинн прислушался: никто из ребятишек вроде бы не проснулся.

— Короче, мы решили вызвать тебя, — со вздохом добавил комиссар.

— А кстати, который теперь час? — Часы Флинна лежали на тумбочке, возле кровати.

— Четверть третьего. И тут у нас случилось нечто непредвиденное.

— Разве когда-нибудь бывало наоборот?

— С твоей стороны требуется особое понимание и деликатность, Френк. Ну и, разумеется, полная конфиденциальность. — Комиссар выдержал паузу. Флинн молчал. — Ты единственный, к кому в данной ситуации можно обратиться… Короче, не хотелось бы вовлекать в это дело людей посторонних. Иначе об этом будут чесать языками на каждом углу.

— Послушайте, комиссар, — сказал инспектор полиции Бостона Френсис Ксавьер Флинн, — у сего разговора имеется предмет, нельзя ли перейти непосредственно к нему?

— Что? Ах, ну да, да.

Флинн редко повышал голос.

— О чем идет речь, дружище?

— Хочу, чтобы ты приехал сюда. Немедленно. Срочно. Машина заправлена?

— Кажется, да.

— Понадобится полный бак. Бумага и ручка под рукой? Тогда записывай, потому как маршрут довольно сложный.

Флинн был бос, ноги у него начали мерзнуть.

— Погоди минутку, — сказал он, — сейчас спущусь и возьму трубку в кухне.

На кафельном кухонном полу ноги стали мерзнуть еще сильней.

— Так, бумага есть, — бросил он в трубку настенного телефона. И перевернул листок, на котором Элсбет составила список покупок на завтра, мельком отметив, что там значится брокколи. — И ручка есть. Куда ехать?

Комиссар медленно начал диктовать. Сперва Флинну следовало ехать по центральной, затем — по боковым автомагистралям, отмеченным соответствующими номерами. Затем — по глухим дорогам, не имеющим таких номеров, где ориентирами на местности служили то шпиль какой-то церковки, то автозаправочная станция, то силосная башня и, наконец, некое место, туманно называемое лесной просекой. Флинн исписал почти всю обратную сторону списка.

— Сдается мне, это несколько выходит за рамки моей юрисдикции, — буркнул он. — И твоей тоже.

— Это клуб «Удочка и ружье», — сказал Эдди Д'Эзопо.

— Это вне юрисдикции города Бостона, — сказал Флинн.

— Да, вне.

— Даже вне юрисдикции штата, — добавил Флинн.

— Да, — согласился комиссар. — И штата тоже.

— Бог ты мой, дружище, тогда я просто вынужден задать вопрос: ты отдаешь себе отчет в своих действиях? К тому же сейчас не лучшее время суток для принятия важных решений.

— Приезжай один. Никому не говори, куда едешь. Даже Элсбет.

— Господи, во что это вы втягиваете меня, а, комиссар?

— У тебя, Френк, имеется опыт по части ведения важных дел. Я бы даже сказал, государственных. Во всяком случае, надеюсь, что он имеется. Просто я хочу сказать, забудем обо всех чинах и званиях. Будем считать, что ты прибыл, ну, скажем, из Вашингтона или из Цюриха. Или еще откуда-то. А там, уже на месте, разберемся, как действовать.

— Но комиссар, я в данный момент занят расследованием дела о наезде со смертельным исходом. Ну, сам знаешь, того велосипедиста, что сбили вчера вечером на Тремонт-стрит.

— Сержант Уилен вполне справится и без тебя, Френк. Он здорово вырос, стал толковым парнем.

— Гроувер… — проворчал Флинн. — Но я лично заинтересован в этом расследовании.

— Будешь давать сержанту Уилену указания по телефону, Френк. Уж что-что, а это ты умеешь, я знаю.

— Указания по телефону? Да этому Гроуверу невозможно втолковать, куда идти из лифта, направо или налево.

— Утром лично позвоню в управление и обо всем договорюсь, обещаю.

— Но в среду я выступаю свидетелем в суде по делу того парня, который начинил камин своего партнера по бизнесу взрывчаткой, от чего у того весь дом едва не рухнул! Тот еще подарок!

— Гроувер, то есть, я хотел сказать, сержант Уилен, может выступить свидетелем вместо тебя. Ведь в конторе у вас должны остаться записи.

— Если позволить выступить в суде Гроуверу, то прокурор окажется за решеткой, судья кончит свои дни в дурдоме, а защитник сбежит в Акапулько.

Флинн не стал упоминать о том, что завтра днем он собирался на концерт, где его детишки должны были исполнять отрывки из произведений Моцарта. Они репетировали свое выступление вот уже недели три.

— Так я буду ждать тебя, Френк. Только никому ни слова о том, куда едешь.

И в трубке послышался щелчок, а затем настала тишина.

Сидевший за кухонным столом Флинн перевернул листок бумаги и решил доставить своим детям радость. Вычеркнул из списка покупок капусту брокколи.

Затем повесил трубку, поставил на плиту чайник, включил газ, поднялся наверх, положил вторую трубку на рычаг и разбудил жену.

И рассказал ей обо всем, что поведал ему комиссар, в том числе и о его предупреждении, чтоб никому ни слова. Пока он одевался, Элсбет переписала для него маршрут на чистый листок бумаги — с тем чтобы список покупок остался при ней. Она не заметила, что он сократился на один пункт.

Спустившись на кухню, она принялась готовить Флинну сандвич с беконом к чаю, он же тем временем позвонил в здание архивного управления, что на Крейджи-Лейн, и спросил лейтенанта-детектива Уолтера (он же Коки) Конкэннона (давно на пенсии), не желает ли тот провести с ним несколько дней за городом.

В ответ на что Коки заявил, что это было бы недурственно. И что он с удовольствием составит компанию ему, Флинну.

 

Глава 2

— Я Флинн, — бросил он в окно автомобиля крупному мужчине с ружьем и карманным фонариком.

Этот человек возник из тумана, вышел из-под неосвещенного навеса, как только фары старенького пикапа Флинна модели «Кантри-Сквайер» выхватили из тьмы высокую металлическую изгородь, отделяющую лесную просеку от дороги.

— И что мы тут с тобой имеем? — спросил Флинна Коки. — Ни девушек с длинными локонами, выбегающих навстречу, ничего.

Охранник знаком попросил Флинна опустить боковое стекло.

А потом посветил в салон фонариком на пяти батарейках — прямо в физиономии сидящим там мужчинам.

— Вы должны были приехать один, — буркнул он.

— Я и есть один, — сказал Флинн. — И со мной друг.

В сероватых предрассветных сумерках на грубой куртке охранника поблескивали капли росы. Над правым бедром куртка заметно оттопыривалась.

Поводив лучом фонарика по салону, охранник спросил:

— Документы имеются?

Флинн достал из бумажника пропуск в публичную библиотеку Уинтропа и протянул его охраннику. Коки протянул карточку социального обеспечения.

Охранник, держа два документа в руке, изучал их пристально и необычайно долго.

— Френсис Ксавьер Флинн… — пробормотал он. На пропуск Флинна упала капля с полей его шляпы. — Так… Уолтер Конкэннон…

— Детектив полиции Бостона Уолтер Конкэннон на пенсии, — сказал Флинн.

— Я должен позвонить в дом.

— Заодно скажите им, чтобы поставили чайник, — заметил Флинн. — Добираться сюда, это вам не сахар, можете поверить.

Охранник развернулся и исчез в сторожевой будке. Там зажегся свет.

Флинн покосился на Коки.

— Тебя они не ждали, старина, — сказал он.

И выключил мотор.

Инспектор Френсис Ксавьер Флинн и детектив-лейтенант Уолтер Конкэннон познакомились на вечеринке, посвященной выходу Коки на пенсию. Правда, пенсионного возраста он еще не достиг. Вечеринку организовали в пятницу вечером, вскоре после выписки Коки из больницы.

Детектив-лейтенант Уолтер Конкэннон зачитывал права арестованному им в гостиной собственного дома махровому мошеннику Саймону Липтону, как вдруг грянул выстрел. Пуля, выпущенная девятилетним сынишкой Саймона Липтона Пити, угодила Уолтеру Конкэннону в позвоночник.

Саймон Липтон был обвинен в мошенничестве и отправлен за решетку. Пити отправили в психиатрическую больницу на предмет обследования, где продержали месяц, а потом выпустили на попечение матери.

И вот, проведя в больнице долгие месяцы, детектив-лейтенант Уолтер Конкэннон выписался с частично парализованной левой стороной тела и вышел в отставку — по непригодности к дальнейшей службе и на половинную пенсию, в связи с неполной выслугой лет.

Департамент полиции избавился от него, как избавляются от ненужной упаковочной тары.

На вечеринке вдруг выяснилось, что Флинна и Коки объединяет общая страсть — к шахматам.

Наутро после вечеринки, когда Флинн трудился в здании архива на Крейджи-Лейн, Коки вдруг вошел к нему в кабинет без стука и лишних слов. В правой руке он держал коробку с шахматами ручной работы.

Пока Флинн безмолвно взирал на него, Коки освободил журнальный столик возле камина, открыл коробку, разложил доску и расставил на ней шахматные фигуры.

И ушел.

Полчаса спустя он вернулся с подносом в правой руке, на котором стояли две кружки с горячим чаем. Поставил одну кружку с той стороны, где находились белые фигуры, вторую — туда, где находились черные. Пододвинул к столику два пропыленных кресла, стоявших в дальнем углу, и уселся в одно. И сделал первый ход — белой пешкой.

Затем откинулся на спинку кресла и взглянул на Флинна, стоявшего спиной к высокому стрельчатому окну.

И улыбнулся — правым уголком рта.

И Флинн тут же понял, что Коки, оставив пустой и неуютный дом, отныне навеки поселился здесь, в напоминавшем надгробье каменном здании архива.

Полицейский участок располагался на первом этаже и занимал половину помещений. Все остальное здание использовалось как хранилище разного рода бумаг и документов полицейского архива — иными словами, было превращено в эдакую бюрократическую мусорную корзину. На втором этаже, в задней части дома, находился кабинет Флинна — простор, архитектурные излишества и стиль, но никакого уюта. Здание располагалось на окраине, в почти незаселенном районе, жильцы окрестных домов разъехались кто куда.

Флинн никогда не спрашивал Коки, действительно ли тот решил переселиться сюда. Он знал, что семьи у Коки нет, одна лишь престарелая кузина, проживающая где-то в Нейхенте. И потом на половину пенсии не очень-то разгуляешься. Флинн знал: теперь он не единственный, кто иногда ночует в кабинете на огромном, длиной в девять футов, кожаном диване. В какое бы время дня или ночи Флинн ни зашел к себе в кабинет, Коки всегда находился там.

Коки отвечал на телефонные звонки, а также печатал на машинке и вел картотеку. Делал он это медленно и с огромными усилиями — так и не выучился толком ни тому ни другому. К тому же у него действовала лишь правая рука. Но он очень старался быть полезным. И вскоре выяснилось, что в том, что касается проведения расследований, Коки настоящий волшебник. На любой, даже чисто риторический вопрос Флинна у Коки находился ответ. Причем выдавал он его тут же, ни на секунду не задумываясь. Платным исследователям понадобились бы на то же самое часы, даже с использованием компьютеров. А уж встречные вопросы, что он задавал, ни одному умнику и в голову бы не пришли. Найдя какую-нибудь зацепку в деле, Коки впивался в нее мертвой хваткой и проявлял неутомимость и рвение, свойственные разве что какой-нибудь гончей, преследующей дичь.

За столиком, придвинутым к камину, из которого всегда отчаянно дуло, было выпито несметное количество кружек чая и сыграно бесчисленное количество шахматных партий.

И вот в три часа ночи, когда подъехал Флинн, Коки уже ждал его на Крейджи-Лейн, стоя у обочины тротуара. Флинн, заметив его еще издали, улыбнулся. Коки никогда не принимал приглашения пообедать вне офиса, не принимал он и приглашений Флинна зайти к нему в дом, поужинать и послушать, как музицируют дети. Он даже не утруждал себя отговорками, просто отвечал: «Нет, спасибо, инспектор». И вот он стоит у обочины в три часа ночи со старым бостонским полицейским рюкзачком, в котором наверняка лежат чистые рубашки, а также — бритва, зубная щетка и прочее. А из-под мышки правой руки торчит коробка с шахматами.

Вместе ехали они в тесном пикапе Флинна по запутанному маршруту, направляясь к клубу «Удочка и ружье». И почти не разговаривали на протяжении всего долгого пути.

Коки не спрашивал, куда и зачем это они отправились среди ночи. Интересно, размышлял Флинн, что вообще думает Коки об этом странном приглашении? И почему так легко принял его?.. Коки же тем временем внимательно следил за ориентирами и дорожными указателями. Он явно наслаждался поездкой — несмотря на туман и мелко сеявшийся дождик.

Свет в будке охранника выключился.

Охранник, по-прежнему с ружьем, торопливо шагал к машине.

Флинн снова опустил боковое стекло.

Охранник вернул ему пропуск в библиотеку, затем протянул Коки карточку соцобеспечения.

— Заезжайте, — сказал он. — Потом прямо вон по той дороге. Мимо не проедете.

И он, обойдя машину спереди, отпер и распахнул высокие ворота.

— Похоже, тебя приняли, Коки, — Флинн поднял стекло и включил мотор. — Во всяком случае, тебе не дали поворот от ворот.

В тусклом свете перед ними разворачивалась покрытая липкой грязью дорога. Местами она ныряла в туман, извивалась и огибала огромные темно-серые валуны и высокие толстые стволы сосен, с вершин которых сыпались капли дождя. Они миновали последний поворот и увидели впереди и чуть левее озеро, плоская гладь которого отливала серебристым мерцанием.

Машина приблизилась к озеру и проехала вдоль береговой линии еще несколько километров.

А затем перед ними, примерно в полукилометре от берега, возникло большое и темное деревянное строение. Центральная его часть была высотой этажа в три, имелись также два продолговатых боковых крыла в два этажа каждое. Над коричнево-зелеными крышами асимметрично торчали серые каминные трубы. Все окошки маленькие, за исключением четырех, в центральной части фасада. Просторная веранда, огибающая всю переднюю часть здания, уставлена креслами-качалками. Между домом и причалом, сбитым из досок, раскинулась лужайка с пожелтевшей травой.

— О господи, — пробормотал Флинн, — тут только спичкой чиркнуть, и такой начнется пожарище.

Справа виднелось нечто вроде неогороженной автомобильной стоянки. Из дюжины машин, запаркованных на ней, два лимузина. Третья — «Роллс-Ройс»-седан. Четвертая — «Порше». Флинн насчитал также три «Мерседеса», два «БМВ» и три «Кадиллака». Судя по номерным знакам, машины были из разных штатов.

— Куда это, черт возьми, нас занесло? — проворчал Флинн. И запарковал свой «Кантри-Сквайер» на почтительном расстоянии от этого сверкающего сталью и хромом стада. — На съезд модных парикмахеров, что ли?..

И он запер машину.

У входа ждал темный «Линкольн-Континенталь» с шофером.

Флинн с Коки подошли к лестнице, ведущей на веранду. В этот момент дверь распахнулась и из нее вышел и направился к «Линкольну» крупный, важного вида мужчина в сером костюме. Он приветствовал их дружелюбным кивком.

Мужчина уселся в автомобиль рядом с водителем и захлопнул дверцу. Коки сказал:

— Губернатор Кэкстон Уилер.

— Правда?

«Линкольн» двинулся вперед, медленно набирая скорость. Шофер вел большую машину осторожно, точно телегу, груженную плохо упакованными яйцами, — дорога была покрыта скользкой и липкой грязью.

Коки заметил:

— Говорят, что Кэкстон Уилер собирается баллотироваться в Белый дом.

Стоя на ступеньках, они провожали глазами машину. Она медленно, словно черепаха, проползла по дороге, описала полукруг и скрылась за поворотом.

— Знаешь, — заметил Флинн, — на такой скорости ему сроду туда не добраться.

 

Глава 3

— Господи, Флинн, наконец-то! — Комиссар Эдди Д'Эзопо стоял в главной гостиной клуба «Удочка и ружье», возле огромного камина, сложенного из крупных каменных плит, в котором ярко пылали поленья. И уставился на Коки Конкэннона, который прошел в дверь вслед за Флинном.

— Ну вот, мы и прибыли, — сказал Флинн.

Д'Эзопо покосился на слугу в белой форменной куртке, который ввел новоприбывших, затем, сверкнув взором, заметил Флинну:

— Никаких «мы» не должно было быть, Френк.

— Желаете кофе, сэр? — спросил слуга Флинна. — А потом я покажу вам вашу комнату.

Флинн достал из нагрудного кармана пакетик с травяным чаем и, взяв его за ниточку, поболтал в воздухе.

— Будем очень признательны, если вы опустите это в горячую воду.

Слуга хмыкнул и взял пакетик. Невысокий, крепкого телосложения мужчина. Бугры мышц так и распирали рукава белой форменной куртки.

Флинн растопырил два пальца.

— Две чашки, будьте любезны. Одна для меня, другая для моего друга, который питает особую слабость к этому не слишком крепкому, но полезному напитку под названием «Ред зингер», особенно на рассвете.

Слуга не унимался:

— Лимон, сахар, сливки?

— Без ничего, — ответил Флинн. — В самом что ни на есть натуральном виде.

— «Ред зингер», надо же, — проворчал комиссар Эдди Д'Эзопо, глядя в камин.

— Меня звать Тейлор, сэр, — сказал слуга. — И если вам или вашему другу понадобится что-либо, ну, чтоб чувствовать себя как дома, прошу вас, только дайте знать. К сожалению, завтрак раньше восьми утра здесь не подают.

— Тейлор, вон оно как… — пробормотал Флинн. — Почему это всех лакеев непременно зовут Тейлорами, а портных — Вандербильтами?.. Разве это не свидетельство прогресса в целом?

Все еще ухмыляясь, Тейлор вышел через маленькую боковую дверцу, расположенную по одну сторону от камина.

— Вот видишь, Коки, — заметил Флинн своему другу, — еще одно свидетельство прогресса налицо. По крайней мере слуга не возражает против твоего присутствия.

По другую сторону от камина находилось нечто вроде бара. Большой стол был уставлен бутылками с лучшими в мире напитками. Находился здесь и поднос с рюмочками, фужерами и бокалами всех калибров, а также серебряное ведерко для льда. Блестящие бока ведерка запотели — это указывало на то, что даже в столь ранний час оно было наполнено кубиками льда.

Флинн оглядывал просторное помещение, плетеные индейские коврики, устилавшие темный, сверкающий лаком паркет, красные кожаные кресла и диваны, массивные столы красного дерева. Стены украшали головы оленя и лося, а также фарфоровые тарелки с изображением форелей и окуней. Флинн довольно потер руки.

— Действительно, прямо как дома… — пробормотал он. — За тем исключением, что у меня в гостиной все головы еще пока что дышат.

И он тяжело опустился в просторное кресло у камина.

— А он что здесь делает… как его там?.. — проворчал Д'Эзопо, не отводя взгляда от горящих поленьев.

Комиссар был почти такой же крупный мужчина, как и Флинн, а стало быть — очень крупный. С той разницей, что голова у Флинна была непропорционально маленькой для столь могучего тела, а у Д'Эзопо имелись тяжелый двойной подбородок и неуклонно растущая плешь на макушке, отчего голова казалась еще крупней. А злоупотребления официальными ленчами и бесчисленными политическими обедами оставили отпечаток на талии. Иными словами, у него под широкой грудью вырос изрядный животик.

Флинн тихо заметил:

— Комиссар, вы должны помнить детектива-лейтенанта Уолтера Конкэннона, не так ли? Он уже несколько лет как на пенсии.

Коки, детектив-лейтенант на пенсии, стоял посреди комнаты и напоминал крошечный островок в открытом и бескрайнем море.

— Ну конечно, — со вздохом ответил комиссар. — Конечно, я его помню! — Он отошел от камина и приблизился к Коки с протянутой для рукопожатия рукой. — Как поживаете, Уолтер?

— Спасибо, хорошо, комиссар.

— Я слышал, вы очень подружились с нашим инспектором Флинном, большим, надо сказать, оригиналом… И что якобы, не моргнув глазом, раскрываете у него все дела, так?

Затем комиссар взглянул на парализованную левую руку Коки и досадливо поморщился, понимая, что допустил бестактность.

— Извините. Просто не привык так рано вставать. И почти не спал ночью.

Коки выдавил кривую улыбку.

— Я не в обиде, комиссар, что мне назначили полпенсии. Естественно, ведь у меня действует только половина тела.

— Зато голова работает дай бог каждому, — вставил Флинн. — Но за это, заметьте, ему не приплачивают ни цента.

Д'Эзопо перевел взгляд с Коки на Флинна.

— Вообще, вынужденный выход Коки на пенсию, — спокойно продолжил Флинн, — лишний раз свидетельствует о том, как мало ценятся мозги в департаменте полиции Бостона.

Переварив этот вполне недвусмысленный выпад, Д'Эзопо сказал Коки:

— Френк должен был приехать один, Уолтер. Должно быть, он меня просто не расслышал.

— Очень даже расслышал, — сказал Флинн, не поднимаясь с кресла. — Я вообще, к глубокому своему сожалению, слышу и замечаю все, даже то, чего не следовало бы. И готов любезно предоставить возможность убедиться в этом. И доказать, что, для чего бы меня сюда ни вызвали, я исполню свой долг куда лучше с посильной помощью детектива-лейтенанта Уолтера Конкэннона. — После секундной паузы Флинн добавил: — На пенсии.

— Ко всему у тебя свой особый личный подход, Френк, — пробормотал Д'Эзопо. — Только и знаешь, что переделывать мир.

— Ясное дело, — кивнул Флинн. — В этом и заключается часть моего неотразимого обаяния, верно? А разве можно рассматривать часть в отрыве от человека в целом? Кстати, то же относится и к появлению здесь моего напарника.

— Знаете что, Уолтер, — заметил Д'Эзопо, обращаясь к Коки. — Я вовсе не упрекаю вас в том, что вы приехали. Вы стали всего лишь невинной жертвой неиссякаемого идеализма Флинна, уверен в этом.

— Здорово сказано! — заметил Флинн. — И самое главное — верно.

Д'Эзопо отвернулся к камину:

— Вот что, Френки… Я вовсе не уверен, что нам с тобой удастся выпутаться из этой заварухи целыми и невредимыми. Это я обещаю. И вне зависимости от того, какими мотивами ты руководствовался, вовсе не уверен, что ты сделал Уолтеру такой уж подарок, взяв его с собой.

— Что, все действительно обстоит так скверно?

В этот момент появился Тейлор с подносом, на котором стояли две чашки чая.

— А тут что, нечто вроде частного клуба? — спросил Флинн.

— Да, — ответил Д'Эзопо.

— Охотников и рыболовов? Людей, преследующих все, что плавает и бегает?

— Охотников и рыболовов, — кивнул Д'Эзопо.

Коки взял чашку без блюдца.

— Ну а какое-нибудь другое название, кроме как клуб «Удочка и ружье», у него имеется? — спросил Флинн.

— Нет. Они называются именно так. Клуб «Удочка и ружье», — ответил Д'Эзопо.

— Что и понятно, такое название особого внимания не привлекает. — Флинн взял чашку с чаем. — И никаких опознавательных знаков, указателей или вывески у дороги… Иными словами, сюда попадает только тот, кто знает. И большая территория?

— Две тысячи акров, — сказал Д'Эзопо.

— Две тысячи акров? — поразился Флинн и откинулся на спинку кресла. — Есть на земле места, которые называются странами, но по площади они меньше этого заповедника! — Он отпил глоток. — Теперь скажи мне… что, эта металлическая изгородь высотой четыре метра и с проводом под током тянется по всему периметру этих самых двух тысяч акров?

— Да, тянется, — кивнул Д'Эзопо.

— И предназначается она для того, чтоб охранять дикого зверя, что находится на этой территории? И не допускать… э-э… чужаков, что могут попробовать пробраться сюда извне?

Находившийся в дальнем конце помещения Тейлор наклонился и начал укладывать журналы на столике в аккуратную стопку. Искоса и пристально он взглянул на Флинна.

— Думаю, и для того, и для другого, — ответил комиссар.

— И много членов насчитывает этот клуб? — осведомился Флинн.

— Не знаю, сколько именно, Френк. А вы знаете? — спросил Д'Эзопо слугу.

— Нет, сэр.

— Лично я членом не являюсь, — сказал Д'Эзопо. — Меня просто пригласили на уик-энд.

Коки опустил пустую чашку на поднос, который Тейлор оставил на столике. Затем, приволакивая левую ногу, принялся бесцельно расхаживать по комнате.

— Коки, — сказал Флинн, — стало быть, ты у нас гость гостя гостя. Очень деликатная ситуация. В связи с чем, я так понимаю, постели нам с тобой придется застилать самим.

Тейлор взял поднос и громко рассмеялся.

— А кстати, наш Коки узнал мужчину, который выходил из дома. Это был губернатор Кэкстон Уилер, — заметил Флинн.

— Вот как? — равнодушно бросил Д'Эзопо.

— Да. И еще Коки говорит, что губернатор вроде бы собирается баллотироваться в президенты.

Д'Эзопо пожал плечами:

— Что ж, все возможно… как ты сам говоришь.

Тейлор вышел из комнаты.

Флинн допил чай.

— Эдди, — сказал он, — зачем меня позвали?

— Несчастный случай, Френк.

— О боже! — воскликнул Флинн. — Человек вот уже тридцать лет в полиции и прибегает к таким эвфемизмам! Говори толком, дружище, кто кого пришил и за что?

Д'Эзопо колебался:

— Ну, скажем, так. Один человек чистил ружье, нечаянно спустил курок и погиб.

Флинн изобразил неподдельное изумление.

— Ружье? Какая нелепая трагическая ошибка! Даже тот, кто сроду не держал в руках ружья, способен определить, заряжено оно или нет.

Д'Эзопо промолчал.

— Кстати о птичках, Эдди, — тихо заметил Флинн. — Проработав в полиции почти тридцать лет, ты вроде бы и сам мог расследовать этот несчастный случай, разве нет? К чему понадобилось вызывать меня?

— Мне не хотелось бы, — уклончиво ответил Д'Эзопо. Затем помолчал, собираясь с мыслями. — Вообще-то верно, Френк. Двадцать семь лет службы в полиции… Но я начинал мальчиком на побегушках. Пришел из армии. Прошел все положенные ступени. Учился на вечернем отделении Северо-Восточного университета, получил степень доктора философии. Все сам… вот так, своими руками и умом. У жены большая семья. По всему городу сплошные родственники. У некоторых из них политические амбиции. Все они люди с безупречной репутацией и мечтают сохранить ее. И им вовсе ни к чему, чтоб я… э-э…

— Чтобы ты себя скомпрометировал или впутался в какое-нибудь грязное дельце, верно? — закончил за него Флинн.

— Просто я знаю фараонов, Френк. Ловкачей разных знаю. И с кое-какими политиками знаком. Несколько раз меня даже приглашали в «Гарвард клуб» и в «Алгонкин клуб»…

— Ну а в такое место, как это, впервые, да?

— Но с этими людьми я просто мало знаком, Френк.

— И это тебя пугает, верно?

— Я ни разу не видел полного досье на тебя, Френк. А сержант Уилен распространяет какие-то дурацкие слухи о неких таинственных собраниях на аэродроме Хэнском и прочих местах, которые ты посещал.

— А-а, Гроувер… — мрачно протянул Флинн. — Будь у него мозги вместо языка без костей, он бы принес людям куда больше пользы.

— И сколько раз я разрешал тебе бросить все дела и отлучиться? Исчезнуть неведомо куда, неведомо зачем и проводить время бог знает с кем? А в отчете всегда значилось, что у тебя или приступ аппендицита, или колит, и я всегда подписывал их. Сколько раз тебе удаляли аппендицит, а, Френк?

— Сейчас пересчитаю шрамы.

— Подозреваю, что все это чистой воды жульничество, большая лажа, иначе не назовешь!

— Эдди, — заметил Флинн, — а речь-то у тебя становится все более цветистой.

— Именно, — сердито сказал комиссар. — Потому как последнее время я только и знаю, что подписывать какие-то подозрительные объяснительные записки, а потом толкать на обедах речи о безупречной репутации людей в синей форме.

Из холла на входе донесся какой-то грохот. Затем мужской голос произнес:

— Никогда не рыбачил при таком великолепном освещении. Полная корзина рыбы, а до завтрака еще целый час! Интересно, может, мы установили своего рода рекорд?

— Сомневаюсь, — ответил другой голос.

Д'Эзопо умолк.

В комнату вошли двое мужчин в костюмах для рыбной ловли и длинных шерстяных носках. Они удивились, увидев посторонних.

Коки перевел настороженный взгляд с них на Флинна.

Лицо одного из рыбаков показалось Флинну знакомым. Он видел его на экране телевизора, снимки этого человека мелькали в газетах.

— Доброе утро, — сказал мужчина.

— Доброе утро, — откликнулся Д'Эзопо.

— Позвонить, что ли, Тейлору? — спросил второй.

Затем пересек комнату, подошел к столу с напитками и налил себе на три пальца виски «Уайлд терки». И одним махом осушил содержимое стакана.

— А они действительно кусачие, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

Второй мужчина надавил на кнопку в стене и тоже подошел к столу. Каждый сделал себе по коктейлю в высоком бокале — виски, лед, тоник.

Из боковой дверцы, что у камина, вынырнул Тейлор.

— Тейлор, — сказал один из рыбаков, — мы оставили сапоги и корзины с рыбой в прихожей. Полные до краев.

— И сапоги, и корзины! — рассмеялся второй.

— Корзины полные, — уточнил первый. — Но старина Хевитт уже не тот, нет.

Тейлор кивком дал понять, что понял распоряжение, затем обратился к комиссару Д'Эзопо:

— Мистер Рутледж слышал, что прибыл мистер Флинн. И хотел бы, чтоб вы оба поднялись к нему, прямо сейчас.

— Хорошо, — Д'Эзопо с несвойственной ему торопливостью двинулся к двери. И оглянулся посмотреть, следует ли за ним Флинн.

Флинн медленно поднялся из удобного глубокого кресла. Подошел к Коки, взял его под левый локоть.

И повел Коки к выходу.

Стоя на широкой деревянной лестнице, ступеньки которой были покрыты темно-зеленой ковровой дорожкой, Д'Эзопо глянул на них сверху вниз.

— К Уолтеру это не относится, Френк. Мы идем вдвоем, ты и я.

— Просто хочу перемолвиться словечком с пенсионером, Эдди. Я на секунду, сейчас догоню.

И Флинн, развернувшись спиной к лестнице, тихо спросил Коки:

— Кто эти двое?

— Один — сенатор Данн Робертс. — Похоже, Коки ничуть не удивлен тем фактом, что Флинн не знает столь важную персону, как сенатор США. Затем он назвал Флинну партийную принадлежность сенатора и штат, который тот представляет.

— А другой? — спросил Флинн.

— Почти уверен, что Уолтер Марш. Только его фотографии не так часто попадаются в газетах.

— Ну а он чем занимается?

— Как чем? Владеет целой кучей газет.

— Так, стало быть, влиятельная персона, да?

— Весьма.

— О, — сказал Флинн, — понимаю… Кажется, все начинаю понимать… — А потом задал Коки еще один вопрос: — А кто такой Рутледж?

— Чарлз Рутледж, — ответил Коки. — И вряд ли найдется какое предприятие, которым он не владеет или по крайней мере не заседает в совете директоров. Коллекционирует предметы искусства. Кроме того, вроде бы через жену финансирует театры.

— Коки, — бросил Флинн, уже поднимаясь по лестнице, — ты у меня на вес золота. Нет, на вес хвостов омаров!

 

Глава 4

— Чарлз Рутледж Второй, — представился мужчина в халате. Произнес он эти слова таким тоном, точно провозглашал некую незыблемую истину типа «Солнце восходит на востоке». Пожимая руку Флинну, он не улыбался. Глаза, казавшиеся странно холодными для карих, заглянули в глаза Флинна всего на секунду, но успели сказать, что ему, Флинну, никогда и ни за что не удивить их обладателя. — Мой помощник, Пол Уэлер.

Второй мужчина, находившийся в комнате, был одет в темную тройку с галстуком и черные туфли. Улыбка, с которой он пожал руку Флинну, была натянутой, точно с трудом выползала из щели почтового ящика. В левой руке он держал кожаную папку.

За окном на улице уже окончательно рассвело, хотя утро выдалось пасмурное. Сумрак, царивший на улице, узенькие оконца — наверное, потому в тесной комнате за номером 23 все еще горел свет. Кресла и диван украшал обивочный материал с крупными и яркими букетами цветов. Через полуоткрытую дверь Флинн увидел в смежной комнате неубранную постель.

— Я позвонил нескольким людям, — сказал Рутледж комиссару Д'Эзопо. — Они согласились с нашим решением и советуют следовать намеченному плану. — Затем, обернувшись к остальным присутствующим, он добавил: — Прошу садиться.

Четверо мужчин расселились в цветастые кресла. Рутледж развернул свое спинкой к окну.

— В традициях клуба «Удочка и ружье» не считаться с титулами и рангами, Флинн, — сказал он.

— Очень демократично, — заметил Флинн.

— Как много успел рассказать вам Д'Эзопо?

— Был молчалив, как чихуахуа, застигнутый снежным бураном.

— Сегодня утром, если не возражаете, я бы хотел побеседовать с вами дважды, — сказал Рутледж. — Сейчас постараюсь объяснить всю деликатность сложившейся ситуации. А затем, когда вы, будем надеяться, проведете предварительное расследование, причем соблюдая строжайшую секретность, встретимся снова. Ну, скажем, около десяти. У вас будет достаточно времени осмотреть тело да к тому же еще вкусно и сытно позавтракать.

— И чье же тело мне предстоит осмотреть, перед тем как насладиться тостами и мармеладом? — спросил Флинн.

— О, завтрак здесь подают куда более обильный, — улыбнулся Рутледж. — А тело принадлежит Дуайту Хаттенбаху… — Рутледж выдержал паузу, ожидая соответствующей реакции от Флинна. — Вам известно, кем он был?

— Уже имею представление о том, какие важные люди здесь собрались, — ответил Флинн. — Полагаю, он был парикмахером, увлекавшимся охотой и рыболовством?

Судя по улыбке, которой одарил его Рутледж, тот был нисколько не удивлен подобным ответом.

— Конгрессмен США Дуайт Хаттенбах, — Рутледж также назвал округ и штат, от которого баллотировался Хаттенбах, и его партийную принадлежность. Ни штат, ни партийная принадлежность не совпадали с теми, к которым имел отношение сенатор США, находившийся в данный момент внизу и попивающий спозаранку виски. — Кстати, — добавил Рутледж, обернувшись к Д'Эзопо, — я уже говорил с его женой, миссис Хаттенбах. Ее имя…

— Карол, — подсказал Уэлер.

— Похоже, она достойно приняла этот тяжкий удар. Как, впрочем, и следовало ожидать. И уже выехала. Сюда, я имею в виду…

— Ясно… — протянул Д'Эзопо.

Флинн заметил, что на лице комиссара выступили мелкие капельки пота. Странно… Ведь даже в плотном твидовом костюме самому Флинну было ничуть не жарко. Скорее даже наоборот…

Тут к нему обратился Рутледж:

— Конгрессмен был убит выстрелом из ружья.

— Был убит, — эхом откликнулся Флинн. — Вижу, вы предпочитаете обходиться без таких эвфемизмов, как «несчастный случай»?

Рутледж развел руками:

— Я же не полицейский, Флинн. И не специалист в подобных вещах. Вам придется отправиться и взглянуть самому. Я попросил Уэлера, он вас отвезет.

Уэлер тут же послушно поднялся из кресла.

Глядя, как вырисовывается на фоне окна силуэт Рутледжа, Флинн заметил:

— Обычно люди первым делом бросаются показывать полицейскому труп. И крайне редко приглашают в дом, угощают чаем и, фигурально выражаясь, зачитывают нам наши права.

— Вы привезли с собой еще одного человека, Флинн…

— Это мой водитель.

— Хотелось бы услышать от вас гарантии, что этот… э-э… водитель будет сохранять конфиденциальность.

— Иными словами, молчать?

— Ситуация весьма деликатная, Флинн, — назидательно произнес Рутледж. — Хаттенбах был молод, у него остались жена, дети. И семья родителей. К тому же он представлял очень важный избирательный округ. Был необыкновенно популярен, пользовался огромным уважением. Короче, молодой человек с блестящим политическим будущим. Самим фактом смерти такого человека пренебречь, как вы понимаете, невозможно. Вы согласны? И не кажется ли вам, что сообщать о его смерти людям следует крайне осторожно, чтоб не разбить их сердца?

За неделю до этого, тоже на рассвете, Флинна вызвали в район новой застройки. Жена заколола мужа ножом. У них было восемь детей. Полураздетые и по большей части босые люди повысыпали из своих квартир, сновали, плакали, верещали, выкрикивали что-то невнятное. И на тротуаре возле дома и на лестничной площадке было полно разбитых сердец.

Через полуоткрытую дверь Флинн увидел на кухне семерых ребятишек. Они сидели в углу, сбившись в кучку, с широко раскрытыми темными глазенками, и напоминали испуганных мышат, угодивших в ловушку. Одна из девочек постарше, толстушка, сидела на кровати в комнате и смотрела мультик по цветному телевизору. Мужчиной, которого убили, жизнь явно пренебрегала. Как, впрочем, и его женой.

Секунду-другую Флинн молча разглядывал силуэт Рутледжа, вырисовывающийся на фоне окна.

Затем, не произнося ни слова, поднялся из кресла.

Уэлер распахнул перед ним дверь в коридор и ждал.

Д'Эзопо вышел из комнаты.

Рутледж, не вставая с кресла, бросил:

— Пол, подождите Флинна внизу, о'кей?

Уэлер кивнул и вышел, притворив за собой дверь.

Рутледж сказал:

— Наверное, Флинн, вы удивились бы, узнав, что я говорил сегодня утром с директором одного безымянного заведения?

— Да.

— Вы правы. Я не говорил. И не собирался утверждать обратного. Подобное решение, как вы понимаете, принять было нелегко.

— Что-то я не пойму, куда вы клоните. Хотите сказать, что могли бы позвонить, если б возникло такое желание?

— Ну, примерно так. Но вот насчет вас пришлось позвонить кое-каким людям. Поскольку именно вас рекомендовал нанять комиссар Д'Эзопо. Не далее как сегодня ночью.

— Нанять? — спросил Флинн. — Что-то я не помню, чтоб нанимался к вам на работу.

— И я имею кое-какое представление о том, кто вы, Флинн…

Флинн с трудом подавил зевок.

— Пытаетесь тем самым сказать мне, что вы тут главнее комиссара полиции Бостона?

— Полагаю, что да. — Рутледж поднялся. — Надеюсь, что и вы поняли: я позвал вас сюда не в игрушки играть. — Он снова пожал руку Флинну с таким видом, точно они о чем-то договорились. — И еще надеюсь, вы ничем не скомпрометируете себя, Флинн. И не проболтаетесь — никому, в том числе и вашему другу Конкэннону. Ладно, идите, потом поговорим еще.

— Копченая селедка… — пробормотал Флинн.

— Простите?

— Я бы не возражал, если б на завтрак подали копченую селедку. А к ней, разумеется, тосты и мармелад.

 

Глава 5

— Идея заключается в том, Флинн, — сказал Уэлер, поворачивая ключ в замке зажигания «Роллс-Ройса», — что вы будете жить в мотеле «Хижина лесоруба», вон там, по ту сторону озера. И вам ничего не стоит познакомиться с местной полицией и предложить им свои услуги. — Он развернулся и выехал на дорогу. — Они будут просто счастливы, если вы подтвердите их догадки.

Флинн не ответил и погрузился в молчание.

Утро по-прежнему было серое, но туман понемногу рассеялся. Клочья его засели лишь в самых глубоких лощинах, тянущихся по обе стороны грязной дороги, что вела к воротам клуба «Удочка и ружье». Кругом, куда ни глянь, лишь сосны, высокие и темные, изредка среди их стволов проблескивали серебристые березки. Когда дорога поднималась в гору, были видны поля, поросшие жухлой травой, побитой ранними октябрьскими морозами.

У ворот машина остановилась. Вооруженный охранник приблизился к «Роллсу» и заглянул в салон — убедиться, что на заднем сиденье нет пассажиров. Затем сверился с блокнотом, где у него были записаны имена двух человек, сидевших на переднем сиденье.

Машина проехала в ворота, и Флинн заметил:

— Странно, что он не полез к нам в карманы. Проверить, не сперли ли мы столовое серебро.

— Он должен знать, кто выехал с территории и кто остался, Флинн.

— Это еще зачем?

Ответа не последовало.

Они выехали на мощеную дорогу и стали спускаться с холма.

— А вы что, водитель Рутледжа? — осведомился Флинн. — Или лакей? А может, секретарь?

Уэлер поправил рукав дорогого пиджака.

— Адвокат. Я выпускник юридического факультета Гарварда, член коллегии адвокатов.

— Про прощения, — коротко бросил Флинн.

— И, разумеется, я не единственный адвокат Рутледжа. Но одно из самых близких доверенных лиц. Разрабатываю с ним план действий, затем довожу его решения до сведения других адвокатов и прочих людей, с которыми он имеет дело.

— Таким образом, если я правильно понимаю, у мистера Рутледжа не возникает проблем в том, что касается юридической стороны этих дел?

— Верно. Потому как перед тем, как сказать что-либо или предпринять какой-то шаг Рутледжу, все прецеденты, законы и документы проверяются. Мной.

— О этот современный мир! — вздохнул Флинн. — Все мы — лишь марионетки, которых дергают за веревочку дошлые адвокаты!

— Примерно так.

— И часто вы сопровождаете его в поездках?

— Как правило, да.

— Вот как? Даже по уик-эндам? На охоту и рыбалку?

Уэлер ответил не сразу:

— Дело в том, Флинн, что в клубе «Удочка и ружье» проводятся разного рода встречи. — Затем, уже менее сдержанно, он добавил: — Ну и потом всегда есть телефон.

— Вы женаты? Семья есть?

По оценке Флинна, Уэлеру было где-то за тридцать.

— Уже нет. Был женат. Имеется квартира, как раз на полпути от дома Рутледжа к офису. Очень удобно. По утрам он заезжает за мной, а вечером довозит до дома.

— Дома… — пробормотал Флинн. — Знаете, как-то заходит один молодой муж к гинекологу и говорит: «Что вы в этом находите, не понимаю!»

— Ни один человек в мире не знает лучше меня организацию дел у Рутледжа. В данное время я даже являюсь его душеприказчиком. Всего его движимого и недвижимого имущества. — Уэлер плавно замедлил ход огромного лимузина. — Он, знаете ли, контролирует крупные компании, Флинн. И все его дела известны мне куда лучше, чем ему самому. — Уэлер пересек желтую разделительную линию и, свернув влево, съехал с дороги на парковочную площадку перед мотелем «Хижина лесоруба». — Настанет день, освободится какая-нибудь интересная вакансия, и я смогу занять любой пост, какой только захочу. А пока что поболтаюсь еще немного при нем. Хотя все его могущество у меня, что называется, в кармане. И все это понимают.

— Ну а если Рутледж допустит какую-нибудь ошибку? — спросил Флинн. — Не будет ли это означать, что всю вину свалят на голову сына вашей матушки по имени Пол?

Уэлер выключил мотор.

— Давайте прежде всего разыщем управляющего мотелем. Его зовут Моррис.

На стоянке было запарковано всего несколько автомобилей. Один из них весь во вмятинах, заляпанный грязью и с надписью «Полиция Беллингема» на борту. Судя по тому, в каком он пребывал состоянии, полицию Беллингема не слишком заботил внешний вид своего транспорта.

С другого конца дороги на парковочную площадку медленно въехал старый «Кадиллак», оборудованный под катафалк. На переднем сиденье Флинн заметил двоих мужчин в темных костюмах и с очень бледными лицами.

Стоя возле машины, Флинн разглядывал «Хижину лесоруба». Странный образчик архитектуры, какой-то обрубок, а не дом. Центральная часть под остроконечной крышей, где располагался офис, выглядела более или менее нормально, но отходящее от нее крыло, где, по всей видимости, разместились номера, казалось непропорционально маленьким. «Хижина» напоминала изможденную старуху, втиснутую в узкое бальное платье.

Входя вслед за Уэлером в приемную, Флинн постучал костяшками пальцев по стене. С тем же успехом он мог постучать по спичечному коробку — дешевая клееная фанера, раскрашенная под сосну, никакой, судя по всему, звукоизоляции.

В приемной было холодней, чем на улице.

— Доброе утро, мистер Уэлер, — сказал мужчина за стойкой. Красное обветренное лицо, одет в плотную шерстяную рубашку.

— Доброе утро, — ответил Уэлер. — Это инспектор полиции Френк Флинн.

Мужчина протянул через прилавок крупную мозолистую руку:

— Рад познакомиться, инспектор. Правда, повод печальный. Карл Моррис, владелец и управляющий «Хижины лесоруба». — Он заглянул в регистрационную книгу, лежавшую рядом. — Ваш номер шестнадцатый, инспектор.

— Понятно. Я человек неприхотливый, согласен на любой.

— А в каком номере жил Хаттенбах? — осведомился Уэлер.

— В другом крыле. В двадцать втором.

Из огромных окон приемной открывался вид на лесистую долину и холмы. Должно быть, грандиозный то был бы вид, подумал Флинн, если б хоть на минуту проглянуло солнце.

Слева и справа открывались двери в боковые части здания. Над одной было выжжено по дереву: «Номера с 11 по 16», над другой — «Номера с 17 по 22».

— А нижнего этажа у вас нет? — спросил Флинн. — Подвала с лестницей, чего-то в этом роде?

— Нет, — ответил Моррис. — Всего один этаж.

— Тогда получается, у вас всего двенадцать номеров, да?

— Да. Совсем маленькая гостиница.

— Должно быть, плата страшно высокая, — буркнул Флинн и передернул плечами. — Да и за отопление наверняка придется отдельно платить. Не уверен, что смогу это себе позволить.

За спиной у Морриса виднелась закрытая дверца. Над ней, тоже выжженная по дереву, красовалась надпись: «Кабинет управляющего». Оттуда глухо доносились голоса беседующих о чем-то двух или трех женщин.

— Смотрите-ка, отец и сын Шо прибыли, — заметил Моррис, глядя в окно. — Вообще, у нас тут все делается страшно медленно. Воскресное утро… Шериф Дженсен дежурит у тела… Я сообщил ему о вашем приезде, инспектор. Ну, намекнул, скажем так… — Моррис ухмыльнулся. — И он вас ждет. И доктор Аллистер тоже ждет, — ухмылка на лице Морриса стала еще шире. — Нашему доку Аллистеру подкидывают тысчонку в год, от властей города, и он у нас вроде коронера, что ли… Кроме него, во всей округе врача не сыщешь. Вообще-то он старый и довольно опытный врач.

— Но не квалифицированный патологоанатом, — сказал Флинн.

— Зато мастер рассылать счета. — Моррис вышел из-за стойки. — Идемте, я вас провожу. Вы останетесь, мистер Уэлер?

— Да.

— Обеденного зала у нас нет. Зато в холле, где камин, подают кофе.

— Спасибо, — Сунув руки в карманы пиджака, чтобы хоть как-то согреться, Уэлер уселся в плетеное кресло.

Не успели Флинн с Моррисом выйти из двери и завернуть за угол, как управляющий, словно ждал и не мог дождаться такой возможности, торопливо сказал:

— Все произошло вчера вечером. Около одиннадцати. Я был в конторе, смотрел по «ящику» новости. И вдруг слышу: выстрел! Вроде бы где-то на улице. Подбежал и вижу — лежит Хаттенбах…

Лежит Хаттенбах.

Они сошли с тропинки на поросшую сорной травой лужайку.

На траве лежал на спине молодой мужчина. Лицо и верхняя половина тела забрызганы кровью. Один глаз открыт. Другой полузакрыт, а на веке виднеется одна-единственная капелька крови.

Чуть поодаль стояли двое мужчин.

Один из них спросил:

— Вы инспектор Флинн?

— Флинн.

И вот в тусклом свете пасмурного октябрьского утра мужчины обменялись рукопожатиями над трупом.

— Альфред Дженсен, шериф полиции Беллингема. Вообще-то, других представителей полиции в Беллингеме, кроме меня, нет. Также являюсь по совместительству главой городского департамента дорожной службы. По большей части руковожу уборкой снега. А это доктор Аллистер. Он занимается рождениями и смертями в нашем округе. И не слишком озабочен, что творится с человеком в промежутке между этими двумя событиями.

У доктора Аллистера был крупный и длинный нос, который он опустил, а затем поднял в знак приветствия.

— Смерть наступила мгновенно, — сказал доктор Аллистер, давая понять, что и ему не чужда терминология судмедэкспертизы. — В результате выстрела из ружья. Что касается времени смерти… Я бы сказал, она наступила вчера, — около одиннадцати вчера.

— А где ружье? — спросил Флинн.

— У меня в машине, — сказал Дженсен. — Очень хорошее ружье. А на нем еще инициалы: «Д. X.». Лежало прямо вот тут, рядышком, где я его и нашел.

И Дженсен указал на траву у ног Хаттенбаха.

— А вот и распорядители из похоронного бюро, — добавил Дженсен. Из-за угла здания вышли двое мужчин, приехавшие на катафалке. Они приближались медленным торжественным шагом. — Знакомьтесь, мистер Шо и сын. Папаша Шо был городским пьяницей, — заметил Дженсен, обращаясь к Флинну. — А теперь пьет сам Шо. И сынок тоже не отстает. Но всеми похоронными делами заправляет именно он. Привет, Фред! — весело произнес Дженсен. — Рад, что вы наконец прибыли.

Шо и сын закивали прыщавыми физиономиями.

— Сейчас инспектор все тут посмотрит, проинспектирует, так сказать, а потом можете забирать покойника. Носилки… или как их там, прихватили?

Шо глядел на грязную землю:

— А как его иначе отсюда унесешь…

Флинн присел на корточки рядом с телом.

Да, похоже, смерть действительно наступила мгновенно. Крови Хаттенбах потерял не так много. Твидовый пиджак и рубашка из тонкой шерсти, распахнутая у ворота, были изодраны в клочья дробью. Вся одежда, в том числе и светлые вельветовые брюки, носки и мокасины намокли от дождя. Волосы тоже были мокрые. Ко лбу прилипла тонкая прядь.

Это был стройный, спортивного телосложения молодой человек не старше тридцати, а может, даже и моложе. «Наверняка увлекался теннисом, гандболом — словом, теми видами спорта, где требовались скорость, хорошая реакция и интеллект, а не просто грубая физическая сила», — подумал Флинн. На левом запястье он заметил часы — дорогие, в тяжелом золотом корпусе. На правом — золотой идентификационный браслет. Дробинка, вылетевшая из ствола, выбила один зуб. Оставшиеся зубы выглядели прекрасно — ровные, белые и здоровые.

Трава вокруг была промыта дождем и сильно истоптана Карлом Моррисом, доктором Аллистером, шерифом Дженсеном, а возможно — кем-то еще.

Флинн приподнял левую руку покойного конгрессмена Хаттенбаха, пощупал и выпустил. С глухим стуком упала она на землю. Что ж, похоже, док Аллистер был недалек от истины, утверждая, что смерть наступила вчера около одиннадцати вечера.

Хрустнув коленными суставами, шериф Дженсен опустился на колени рядом с Флинном.

— Буду страшно признателен услышать мнение эксперта, инспектор. Знаю, вы, полицейские из большого города, успеваете перевидать больше убийств, чем чашечек кофе за всю свою жизнь.

— Я допинги не употребляю, — буркнул Флинн.

Лес начинался у подножия холма, метрах в двухстах от того места, где они сидели на корточках.

Шериф Дженсен смотрел в землю.

— Мужчина был убит из собственного ружья, — медленно произнес он. — Одноствольного ружья. Мы слышали, у него остались жена и дети. Совсем молодой человек… Какой-то конгрессмен с юга, откуда точно, не скажу. Несчастный случай, тут особо и думать нечего. Чистил ружье… и на тебе, — шериф поднял глаза и осмотрел строй деревьев на опушке. — Так у нас принято говорить, особенно когда имеешь дело с самоубийством.

Флинн перенес тяжесть тела на пятки.

Шо и сын подкатывали к месту происшествия металлические носилки на колесиках.

Флинн поднялся:

— Что ж, можно увозить. Я так понимаю, вы сделали несколько снимков места происшествия?

— Да, конечно, сделали! — радостно воскликнул шериф Дженсен. И тоже встал. — Мой сын прибыл сюда, как только стало светать, и щелкнул. У него, знаете ли, такой дурацкий фотоаппарат, типа мыльницы. Ну и после этого первым делом отнес пленку в аптеку, для проявки. Так что получим снимки где-нибудь в среду, четверг.

— Он снимал до того, как вы забрали ружье?

— Да, ясное дело, — с гордостью ответил Дженсен.

— Ну а вы хоть завернули его во что-нибудь, чтоб сохранить отпечатки пальцев?

Физиономия у Дженсена вытянулась.

— Нет. Не завернул. Да и чьи отпечатки там, по-вашему, должны быть? Это его собственное ружье. Его инициалы на стволе. И потом прошлой ночью прошел дождь. Как раз перед тем, как мы здесь появились.

Флинн покосился на Морриса. Тот стоял рядом и улыбался. Глядя на эту улыбку, нетрудно было представить, что он вот-вот откроет рот и заявит нечто вроде: «Прекрасное утро выдалось сегодня, не правда ли?»

— Если вы здесь закончили, инспектор, готов показать вам номер конгрессмена.

— Огромное вам спасибо, инспектор, вы очень помогли! — радостно залепетал шериф Дженсен. — Нам, сельским ребятам, не так часто доводится видеть работу настоящего эксперта. Страшно любезно с вашей стороны, что вы потратили выходные и не побрезговали прибыть сюда, к нам на помощь. Городские полицейские — люди занятые, не так уже часто выдаются у них выходные, верно?

Флинн молча смотрел на него.

— Желательно также, чтоб вы выступили свидетелем по делу, — не унимался шериф. — Уж кто-кто, а тут вы, должно быть, дока! И дело благополучно закроют.

Флинн обернулся к Моррису.

— Скажите, миссис Хаттенбах еще не приехала?

— Нет, кажется, нет. Во всяком случае, ее еще не было, когда мы выходили.

Тут из-за угла строения выскочил и остановился как вкопанный долговязый подросток в охотничьей шапочке. С кожаного ремешка на шее свисал фотоаппарат. В руке он держал блокнот и шариковую ручку.

— Вот и пресса прибыла, — заметил шериф Дженсен. — Привет, Джимми!

Доктор Аллистер устремился к представителю четвертой власти.

Дженсен бросился следом:

— А я думал, ты уехал на уик-энд к бабушке, Джимми. Ей вроде бы за восемьдесят, верно?

— Я вернулся, — ответил паренек. — Пэтти позвонила и сказала, что тут у нас произошло убийство.

Доктор Аллистер затряс клювом и принялся наговаривать Джимми то, о чем должен узнать весь мир. Паренек прилежно строчил в блокнот.

— Покажите мне номер Хаттенбаха, — сказал Флинн. — Даже Белой Королеве удается иной раз с утра натощак поверить в шесть невозможных вещей.

Уэлер молча вывез Флинна на мощеное шоссе. Затем «Роллс-Ройс» свернул на грязную дорогу и, миновав контрольно-пропускной пункт, въехал на территорию клуба «Удочка и ружье», обнесенную высокой металлической изгородью.

Они как раз въезжали на последний перед озером холм, как вдруг со стороны здания донесся рокот моторов и в небе показался вертолет… Летел он низко, едва не задевая кроны деревьев, затем, описав полукруг, развернулся и, набирая скорость, полетел куда-то на юго-восток.

— Боже ж ты мой! — заметил Флинн. — Похоже, что далеко не все попадают сюда через дырку в изгороди. Кое-кто просто пролетает над ней, как нечего делать!

 

Глава 6

— Гроувер… — буркнул в телефонную трубку Флинн. Он набрал номер коммутатора в здании архива на Крейджи-Лейн и вежливо попросил соединить его с сержантом Ричардом Т. Уиленом, но, услышав, что к телефону подошел сам сержант, назвал его просто «Гроувером», той кличкой, с которой никак не мог смириться сам сержант Уилен.

В связи с чем Гроувер не удержался от тяжкого вздоха.

— Да, инспектор? Вы что, сегодня не приедете?

Было уже около одиннадцати утра. В отличие от Гроувера, Флинн редко ходил по воскресеньям на службу.

У входа Уэлера и Флинна встретил Тейлор. Охранник позвонил из своей будки и предупредил об их появлении. Тейлор сообщил, что завтрак ждет Флинна в его комнате.

А затем двинулся к лестнице, ведущей наверх, показать Флинну его комнату. Но вместо того чтоб последовать за ним, Флинн приотворил дверь в главную гостиную и заглянул.

У камина сидел в кресле совершенно голый костлявый старик и читал. В мерцающих отблесках пламени эта странно белая кожа и крупные синие вены на ногах, казалось, были высвечены мертвенным сиянием неоновых ламп.

Стоявший за спиной у Флинна Уэлер еле слышным шепотом произнес:

— Это Венделл Оленд. Он не любит носить одежду.

— А кто он такой, когда ее носит?

— Один из основателей крупной адвокатской фирмы. С доходом в миллион долларов в год.

Возле бара пристроился сенатор Данн Робертс — все еще в костюме для рыбалки и одних носках. При первом же взгляде на него Флинну стало ясно, что Робертс в лоскуты пьян. С тем же успехом этот человек мог сидеть где-нибудь в заплеванной подворотне, в трущобах.

— Похоже, что сенатор пропустил завтрак, — заметил Флинн.

— Ну… не совсем.

На другом конце комнаты сидели за покерным столом четверо. Мужчины играли в карты, серьезно, сосредоточенно. В синеватых отблесках пламени Флинн успел заметить, что игра идет на деньги и что самыми мелкими на столе купюрами были стодолларовые банкноты.

— Понятное дело… Тихое воскресное утро за городом, — пробормотал Флинн.

Войдя в свою комнату, он обнаружил, что на столе его ждет не чашка чая или кофе, а серебряный чайник с кипятком и пакетиком травяного чая, а также половинка грейпфрута и французский тост.

— Очень заботливо с вашей стороны, — сказал Флинн Тейлору. — И как давно вы здесь работаете?

Флинн опустил пакетик с чаем в кипяток.

— С весны.

— А откуда родом?

— Из Нью-Йорка.

— Скучаете, наверное? Уж больно глухие места, словно вымерло все.

Тейлор с готовностью ухмыльнулся:

— С каждой минутой все глуше. И вымирают помаленьку.

Только тут Флинн заметил следы присутствия Коки. На журнальном столике стояла шахматная доска с фигурами.

Белая пешка Коки пошла на е4.

Флин взял черную пешку и тоже пошел — на е5.

— Желаете что-нибудь еще, сэр?

— Лишь сделать пару телефонных звонков. После завтрака.

— Понял, сэр. Сперва наберете семерку, услышите гудок и набирайте нужный вам номер.

И вот Флинн, покончив с завтраком, позвонил Гроуверу.

— Меня тут вызвали по одному делу. — Прозвучало это не слишком убедительно.

— Отправились в одну из этих ваших загадочных поездок, да, Френк?

У Гроувера, несомненно, имелись собственные объяснения таинственным исчезновениям Флинна. Сам Флинн понятия не имел, в чем они заключались, но в одном был уверен твердо: ему недостает достоверности и воображения.

Будучи сам не в состоянии придумать сколько-нибудь убедительное объяснение своим отлучкам, он никогда не осмеливался спросить Гроувера, что тот думает на сей счет.

— Да, отправился в небольшое путешествие, — сказал Флинн. — И да, довольно загадочное.

— Не сомневаюсь.

— Со мной лейтенант Конкэннон.

Флинн услышал в трубке насмешливое фырканье.

— Я, знаете ли, как-то не заметил его отсутствия.

— Вот что, Гроувер, я очень заинтересован в расследовании этого вчерашнего дела о наезде на Тремонт-стрит.

— Похоже, вы в этом одиноки.

— Ты что же, хочешь сказать, что сам не заинтересован? Что на данный момент удалось выяснить?

— Старик ехал на велосипеде, и его сбила машина, двигающаяся по шоссе в южном направлении со скоростью около восьмидесяти в час. Пострадавший скончался на месте. Женщина, свидетель происшествия, не может описать ни машину, ни водителя. Говорит, что страшно перепугалась и запомнила только одно — что машина не остановилась.

— Вообще не остановилась? Даже не сбросила скорость?

— Даже не сбросила скорость. Просто промчалась через перекресток на бешеной скорости.

— Сомневаюсь, чтоб человек мог сбить старика на велосипеде, потом переехать его насмерть и не заметить, что произошло. Сколько человек было в той машине?

Гроувер снова, похоже, начал сверяться с рапортом о происшествии.

— Только водитель. Женщина в этом уверена. «Видела в машине только одну голову», — вот что она сказала.

— Мужчины?

— Да, она так считает, но не слишком уверена. Было темно…

— Странное время суток для подобного происшествия, Гроувер. Очень странное.

— Чего тут странного?

— Большая часть дорожных происшествий происходит совсем поздно, после того, как бары закрываются на ночь, разве не так? И потом, часто ты видел стариков, разъезжающих на велосипедах по городу после наступления темноты?

— Ну вот, снова завели свою шарманку, инспектор! Столкнулись двое каких-то идиотов, один при этом погиб, а вы готовы вытрясти душу из всего департамента полиции. Поставить всех на уши.

На секунду Флинну действительно захотелось поставить на уши Гроувера и как следует его потрясти. Наверняка внутри обнаружилась бы не душа, а полный вакуум.

— Хочешь сказать, Гроувер, — медленно начал он, — что смертью какого-то там велосипедиста вполне можно пренебречь? Что виной всему лишь неосторожность пострадавшего, вызвавшая несчастный случай?

Обычно Флинн не слишком уверенно использовал подобную терминологию, поскольку сам плохо понимал смысл этих мудреных формулировок. Но, говоря с Гроувером, ничуть не стеснялся в такого рода выражениях, потому как знал: Гроувер еще более туманно представляет себе их значение.

— Вы что же, собираетесь расследовать это дело по телефону, инспектор?

— Возможно, что и собираюсь, — буркнул в ответ Флинн. — С твоей посильной помощью.

— Но я приглашен на кулинарный конкурс среди управления полиции. В отель «Ленокс», инспектор. Сперва там состоятся соревнования, затем — грандиозный прием с ленчем.

— Полагаю, Гроувер, тебе прекрасно известно мое трепетное отношение к кулинарному искусству полицейских. И о моей давнишней мечте, чтоб мастерство их не ограничивалось приготовлением одних тако.

— Вам не нравятся тако?!

— Ты составил список всех угнанных вчера автомобилей? Вчера, после восьми пятнадцати вечера?

— Что?.. Нет.

— Но разве это не первое, что следовало бы сделать? — возмутился Флинн. — Разве в течение часа-двух после дорожно-транспортного происшествия люди обычно не начинают звонить и сообщать, что у них угнали машину? Так или нет, я спрашиваю?

— Но инспектор, если вы считаете, что это так уж важно… почему бы вам самому не приехать?

— Перезвоню позже, Гроувер. Надеюсь, что к тому времени ты найдешь машину, числящуюся в розыске, с прилипшими к ней фрагментами старика и его велосипеда.

Затем Флинн позвонил Элсбет и продиктовал ей номер своего телефона в клубе «Удочка и ружье».

Коки вошел в тот момент, когда Флинн наливал себе последнюю чашечку чая и раскуривал трубку.

— Тебя покормили, Коки? Наверняка тебе досталась вся копченая сельдь, да?

— Нет, французский тост, — сказал Коки и подошел к столику с шахматной доской. — Дуайт Хаттенбах. Возраст двадцать девять лет. Состоит в первом браке. Жена, Кэрол, в девичестве Крепш, является дочерью известного адвоката из штата Нью-Йорк. Богат, владеет недвижимостью, участвовал в банковских и политических играх. У Хаттенбахов двое детей: сын Дуайт, которого они называют Айком, и дочь Мэри. Хаттенбахи, как ты, наверное, знаешь, выходцы из очень богатой и известной семьи. Один из дядьев Хаттенбаха служит послом. Сам Хаттенбах закончил школу искусств при Виргинском университете, затем активно занялся политикой, менее активно — бизнесом. Это его первый срок в конгрессе США. И он успел разработать лишь один законопроект, связанный с загрязнением окружающей среды.

— Ты хочешь сказать, такой парень должен был получить юридическое образование?

— Не знаю. Получившие академическое образование законники далеко не всегда становятся первоклассными адвокатами… Играл в теннис за Виргинский университет, был превосходным гандболистом. И еще играл на трубе.

— Так он еще и музыкален? На какой трубе? Классической или в джазе?

— Ему нравилось играть в марширующих оркестрах. Появлялся на разного рода политических мероприятиях со своей трубой и присоединялся к маршу. Четвертого июля он в качестве участника парада обошел несколько городов своего округа. И всю дорогу играл на трубе.

— Просто отличный прием для молодого политика, которому нечего сказать, — проворчал Флинн.

По молчанию Коки он понял, что тот завершил свой отчет.

— Ты у меня просто чудо, Коки. Как удалось тебе выяснить все это?

Коки пожал правым плечом.

— Позвонил Дафни в архив. Она по воскресеньям работает.

— Что ж… — Флинн запыхтел трубкой и выпустил длинную струю дыма. — Скажи-ка, Коки, а не кажется ли тебе странным, что молодой двадцатидевятилетний конгрессмен, приехавший на уик-энд на охоту, первым делом распаковал чемодан, аккуратно развесил все брюки и пиджаки в шкафу, разложил все рубашки, нижнее белье и носки по отдельным ящикам комода, затем вынул лезвие из станка и не заменил новым, аккуратно завинтил крышечку на тюбике с пастой, оставил на письменном столе непочатую бутылку хорошего шотландского виски, а на тумбочке — «Записки федералиста», причем без всяких пометок, и после всего этого вышел в ночь?

Сидевший за шахматной доской Коки обернулся к Флинну правой стороной лица, чтоб тот мог видеть его улыбку.

— Нет, все же это странно, тебе не кажется? — заметил Флинн.

Коки сказал:

— Никак не мог найти здесь коммутатора.

Флинн покосился на телефонный аппарат, стоявший у постели.

— Думается мне, что в доме, где собираются все эти важные шишки, коммутатор просто необходим.

— Согласен, — кивнул Флинн. — А кстати, Коки, ты не знаешь, кто улетел на вертолете?

— Уолтер Марш.

— Будем считать, отправился купить свежую газету. — Флинн надел пиджак. — Думаю, Рутледж уже давно меня дожидается. Надеюсь, на сей раз ему есть что сказать, и он скажет. — Затем, взглянув на Коки, склонившегося над доской, Флинн спросил: — Ну давай, пошевеливайся, ходи!

Коки пошел пешкой на d4.

Флинн съел его пешку.

Коки пошел конем на f3.

— Ага… — Флинн сунул трубку в карман пиджака. — Дашь мне время подумать?

— Сдается мне, инспектор, то будет одна из самых необычных партий.

 

Глава 7

Дверь в комнату за номером 23 отворил на стук Флинна Пол Уэлер, все еще одетый как на выход в Сити.

Номер состоял из двух комнат. В гостиной сидел Чарлз Рутледж. Он обернулся, увидел Флинна и тут же опустил телефонную трубку на рычаг.

— Итак, Флинн… — На этот раз на Рутледже был просторный твидовый пиджак и серые фланелевые слаксы. — Уже почти время ленча…

— Для меня оно еще не наступило, — бросил Флинн. — Только что позавтракал, французским тостом.

— В таком случае сомневаюсь, что вам понравится и ленч. Сами, наверное, знаете, что подают в этих частных клубах.

— Разве?

— Ну, просто я хочу сказать, что поваров нанять очень сложно. Где найдешь хорошего повара, который бы согласился приехать и жить здесь, в глуши. Повара, они как бабочки, их влечет свет и тепло.

Довольный своим сравнением Рутледж улыбнулся Уэлеру, который тут же изобразил одобрительную улыбку.

— Итак, Флинн, место происшествия вы осмотрели?

— Происшествия… — проворчал Флинн. — Я бы сказал, не происшествия. Место, где свершилась грандиозная ошибка.

Рутледж покосился на открытую в коридор дверь и кивнул Уэлеру. Тот подошел и закрыл ее.

— Садитесь, Флинн. И объясните, что вы имеете в виду.

Рутледж снова сидел в кресле спиной к свету. Флинн опустился на цветастый диван.

Уэлер раскрыл папку, лежавшую на коленях, и принялся делать какие-то пометки.

— Вам нужен театральный критик, а не я, — сказал Флинн. — Тот, кто умеет по достоинству оценить декорации, сцену, где разворачивается действие. Сцену, на которой действие казалось бы естественным и достоверным.

Уэлер записал.

Рутледж молча ждал продолжения.

— Даже если б ваш юный конгрессмен был наделен ангельским терпением, он никогда не смог бы столь аккуратно распаковать и разложить свои вещи. Нет, он не из тех. Он из тех, кто, едва забросив вещи в номер, тут же выходит из него. Я с первого взгляда понял, тут действовал настоящий профессионал по части распаковывания вещей, ну типа Тейлора. Он точно так же аккуратно распаковал и разложил мои вещи, пока я любовался делом рук его в «Хижине лесоруба».

— Да, все вещи Хаттенбаха в «Хижине лесоруба» были аккуратно разложены, — подтвердил Уэлер.

— И если местная полиция ничего не заметила, — сказал Флинн, — то уж его жена наверняка заметит, когда приедет за телом.

— Его жена уже здесь, — сказал Рутледж. — И, естественно, она совершенно обезумела от горя. Ее привез какой-то друг семьи. Карл Моррис показал ей ее комнату. Он же распаковывал и вещи Хаттенбаха.

— Гм… — Флинн потер ладонью подбородок и вспомнил, что брился он сегодня слишком рано. — Даже великий режиссер иногда не совсем удачно оформляет сцену действия.

— Место происшествия, Флинн, — заметил Рутледж.

— Какого такого происшествия? — Флинн окинул Рутледжа беглым взглядом. — Его убили, это ясно.

— Да, да, — кивнул Рутледж. — Но как вы догадались?

— Очень просто. В одиннадцать вечера молодой человек берет ружье и выносит чистить его на улицу, в место совершенно не освещенное. Не знаю, когда вчера ночью прошел дождь, но догадываюсь, что около одиннадцати температура на улице не превышала десяти градусов по Цельсию. И вот молодой человек выходит в такой час и такую погоду чистить ружье, и одет при этом лишь в твидовый пиджак и тонкую шерстяную рубашку да еще с расстегнутым воротом. Или вы собираетесь сказать мне, что он в это время суток и одетый подобным образом отправился на охоту, решив поразить всех снайперски меткой стрельбой?..

— Да, его поведение не совсем совпадает с поведением человека, намеренного совершить самоубийство, — вставил Уэлер.

— Никакое поведение не совпадает с намерением совершить самоубийство. — И тут вдруг Флинн улыбнулся во весь рот. — Да и почему этот молодой человек должен совершить самоубийство, когда в номере на тумбочке его ждут «Записки федералиста»?

Уэлер улыбнулся краешками губ и снова записал что-то.

Флинн вздохнул:

— Одна дробинка пробила верхнюю губу и выбила передний зуб. Другая попала в глаз и убила его. О господи боже ты мой… — Флинн снова вздохнул. — Человек, который хочет покончить самоубийством, чтобы сделать выстрел из охотничьего ружья, который бы разнес ему череп, должен иметь руки, как телеграфные столбы, иначе ему просто не спустить курок. Представляете, как все это должно выглядеть? Короче говоря, вашего Дуайта Хаттенбаха убили выстрелом с дальнего расстояния.

Хитро прищурившись, Уэлер заметил:

— Возможно, и не с такого уж дальнего, Флинн…

— И не говорите мне, что вам удалось одурачить этих местных ребят, которых вы решили использовать в качестве свидетелей. Сельский врач, сельский шериф, местный похоронщик-пьянчужка… Просто стыд и позор, что вы вовлекли в свои игры этот народец!

Рутледж шаркнул ногой по ковру.

— Уверен, заработать на жизнь в этой глуши не так просто, — продолжил Флинн. — Уверен также, что добропорядочным гражданам, обитающим здесь, куда ближе благополучие своих семей, нежели судьба некоего молодого богача, явившегося из дальних краев и погибшего в результате попадания дробинки в голову. Я в одном точно уверен: вы заплатили им за хлопоты реальными деньгами, а не страхом и унижением.

Рутледж не сводил с Флинна невозмутимого взгляда.

— Таковы ваши выводы, верно, инспектор?

— Чувствую себя просто школьником, — сказал Флинн, — которого оставили после уроков долбить таблицу умножения. Хаттенбах в себя не стрелял. Более того, судя по состоянию его обуви, он был застрелен в помещении. По всей видимости, в довольно просторном помещении. Его убили здесь, в клубе «Удочка и ружье». И мне не понадобилось много времени, чтобы определить, где именно. Нет, не в главной гостиной внизу, я уже осмотрел это место. У вас имеются и другие просторные помещения, в частности, кладовые, где держат запасные лампы, коврики и оконное стекло. Затем, уже после убийства, его вещи перевезли в номер 22 в «Хижине лесоруба». А тело положили рядом с «Хижиной», на лужайке, причем нимало не озаботясь тем, как оно выглядит. Господи боже, — вздохнул Флинн. — У него даже прядь прилипла ко лбу!.. Не слишком характерно для тех случаев, когда человек стреляет себе в лицо с близкого расстояния.

Теперь Рутледж не спускал невозмутимого взгляда с Уэлера.

Тот сказал:

— Как верно заметил инспектор Флинн, на улице было темно.

Флинн тихо пробормотал:

— Какая, однако, самонадеянность!

— Вот что, Флинн, — сказал Рутледж, — мы пытаемся пощадить чувства его семьи…

— Разве? — сердито рявкнул Флинн. — Но ведь мы вроде бы уже установили, это вовсе не было самоубийством.

— Однако же существуют понятия о долге, даже если речь идет об убийстве!

— Чертовски верное изречение! — воскликнул Флинн. — А люди тем не менее продолжают убивать. И я скажу, как вы понимаете его, это чувство долга! — Флинн подался вперед. — Хаттенбах остановился здесь, в клубе «Удочка и ружье». Хаттенбаха убили. И вы, ребята, действительно не знаете, кто его убил и почему. Но вас это мало волнует. Вас куда больше волнуют другие вещи… Итак, ночь, покойник… Уэлер с Тейлором, возможно, кто-то еще, пока не знаю, вывозят тело с территории клуба и везут в «Хижину лесоруба». А вы отвозите туда же его вещи и раскладываете их в номере с точностью и аккуратностью компьютера. И договариваетесь с Карлом Моррисом, за солидную плату, полагаю, чтоб тот подтвердил: да, Хаттенбах остановился на уик-энд в его мотеле, «Хижина лесоруба». И что он погиб именно там. Затем вы вызываете меня, разыгрываете весь этот спектакль с моей регистрацией в той же «Хижине лесоруба». С какой, спрашивается, целью? Да с тем, чтоб авторитетный инспектор полиции из большого города подтвердил показания шефа департамента дорожной службы Беллингема. Ну а теперь позвольте спросить: чем вы собираетесь расплатиться со мной за это? — Флинн откинулся на спинку дивана. — Ведь самое главное для вас, это сделать вид, что клуб «Удочка и ружье» тут ни при чем.

Рутледж поднялся и прошел в спальню. А затем вернулся, с ружьем.

— Знаете, я в вас не разочаровался, Флинн.

Он сел, переломил ружье, проверил, пусты ли оба ствола, а потом начал их чистить, предварительно достав из шкафа две тряпки и банку со смазкой.

И вдруг рассмеялся:

— Просто не знаю, что бы мы делали, если б вы вернулись из «Хижины лесоруба», поверив — или утверждая, что поверили, — всему этому организованному нами спектаклю. Вот тогда бы у нас действительно возникли проблемы… — Он провел пальцем по смазанной части ствола, явно наслаждаясь этим прикосновением. — Уэлер отведет вас вниз и покажет то место, где был убит Хаттенбах.

— Посреди ночи, знаете ли, — вставил Уэлер, — не так-то просто организовать все должным образом. Чтоб это выглядело как смерть в результате несчастного случая.

— Вы будете удивлены, Флинн, — Рутледж, сощурившись, заглянул сперва в один ствол, потом — в другой, — удивлены, узнав имена людей, которые одобрили наш вчерашний план. Сколь несовершенным он бы вам ни казался.

— Несовершенным и преступным, — заметил Флинн.

— Преступным, — с легким кивком согласился Рутледж. — Да, пожалуй.

— Губернатор Кэкстон Уилер как раз уезжал отсюда, когда мы прибыли, — сказал Флинн. — Совсем рано утром, на рассвете.

— Боже! — усмехнулся Уэлер. — Его водитель, он же телохранитель и лакей, жутко медлительное существо! Его просто невозможно с места сдвинуть. Его прозвали Шустриком, именно из-за этой медлительности.

— Он тоже среди тех, кто помогал перевезти тело? — спросил Флинн.

Уэлер кивнул:

— Да.

— А пару часов назад Уолтер Марш вылетел отсюда на вертолете.

— Да, вылетел, — сказал Рутледж. — У членов нашего клуба, знаете ли, весьма напряженное расписание.

— К слову, о расписании, — сказал Флинн. — Сам не пойму, с чего это я, как дурак, сижу здесь и наблюдаю за тем, как вы чистите ружье!

— Вы проявляете понимание, — тихим и ровным тоном заметил Рутледж.

— Как бы не так! Да меня, человека флегматичного, давно бы хватил удар! К тому же вам прекрасно известно, у меня нет полномочий проводить расследования и аресты в этом штате.

Уэлер кивнул:

— Мы знаем.

— Отец Хаттенбаха — мой старый друг, — сказал Рутледж. — Еще со школьных времен. Это он основал клуб «Удочка и ружье».

— И когда молодой Хаттенбах захотел баллотироваться в конгресс?..

— Да, мы собирались здесь, в клубе, и все время консультировали его. Вообще-то, мы всерьез занялись этим молодым человеком, еще когда он учился в колледже.

— То есть холили и лелеяли его. И готовили к определенной карьере, — сказал Флинн.

— Просто советовали, как лучше воспользоваться той или иной возможностью, — поправил его Рутледж. — Перед Дуайтом открывалось блестящее будущее. — Рутледж проверил, плавно ли спускаются курки. — Возможно, вам, Флинн, в данный момент и кажется, что мы устроили, как вы выразились, дурацкий спектакль, перемещая его тело. Но поверьте, мы глубоко озабочены гибелью Дуайта. — Рутледж с щелчком сложил ружье. — И мы хотим, чтоб убийство было расследовано. Хотим знать, кто это сделал и почему.

Рутледж прислонил ружье к креслу.

Флинн потер лоб ладонью.

— Так вы хотите, чтоб я провел частное расследование…

Рутледж кивнул:

— Вы меня правильно поняли.

— Но как я могу расследовать, если ситуация здесь совершенно не контролируется? Если все следы и улики были уничтожены еще до моего прибытия? Когда потенциальный кандидат в президенты удирает через щелку в изгороди на рассвете? Когда вертолет крупнейшего в Америке газетного магната летает себе, как ни в чем не бывало, между завтраком и ленчем?

— О-о… — протянул Рутледж. — Вот тут действительно существует проблема. Возможно, вы даже правы, выражая недовольство действиями местных властей, называя их самонадеянными, однако… Однако, как вам кажется, может ли этот дорожный инспектор взять ситуацию под контроль?

— Власти штата могут взять ее под контроль, — ответил Флинн. — В том случае, если вы не будете чинить им препятствий.

— Будет ли фигурировать в ходе расследования убийства имя Кэкстона? Станут ли намекать конкурирующие с Уолтером газеты, что он является соучастником убийства?

— Станет ли известно, — подхватил Флинн, — что на свете вообще существует такое место, как клуб «Удочка и ружье»?

Рутледж поднялся, обошел кресло и выглянул из маленького окна.

— Так уж устроена жизнь, Флинн. И с этими… э-э… обстоятельствами придется считаться. Местная полиция не в состоянии провести расследование, вы это прекрасно понимаете. К тому же желательно, чтобы дело было расследовано быстро и качественно. Д'Эзопо рекомендовал вас. И вы должны исполнить свой долг.

— И еще понять, — робко вставил Уэлер, — что члены клуба… э-э… когда у них возникают юридические проблемы, могут позвонить хоть самому министру юстиции и получить дельный совет. А когда возникают проблемы медицинского…

— Я польщен, — перебил его Флинн. — Короче, когда им надобен хлеб, они получают тосты.

— Поэтому они вполне могут привлечь частного сыщика, — беспомощно закончил Уэлер.

— Самое главное здесь у нас — это соблюдать конфиденциальность, — сказал Рутледж, глядя из окна на тысячи обнесенных изгородью акров. — Идея, презираемая современным обществом, но не ставшая от этого хуже.

— Ну а какие еще могут возникнуть проблемы? — спросил Флинн.

— Еще одна проблема… совершенно, на мой взгляд, очевидна, — произнес Рутледж, по-прежнему не отрываясь от окна. — А именно: негодяй, застреливший Дуайта Хаттенбаха, является одним из нас.

— Тоже мне, новость! — фыркнул Флинн. — Ну а когда я поймаю этого мерзавца, что прикажете с ним делать?

Рутледж отвернулся от окна и уставился в пол.

— Там видно будет, — коротко ответил он. Затем откашлялся. — Могу заверить в одном, Флинн, полумерами мы не ограничимся. Мы располагаем огромными ресурсами и возможностями, Флинн. Огромными. И помните, члены клуба «Удочка и ружье» постоянно совещаются друг с другом. И все важные решения принимаются коллегиально.

Флинн вспомнил недавнее ограбление банка в Бостоне. Один из распсиховавшихся грабителей пристрелил другого — ему показалось, что тот действует недостаточно решительно. И вот, помимо ограбления, он был обвинен еще и в предумышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах.

Уэлер сказал:

— Давайте спустимся, и я покажу вам, где был убит Хаттенбах.

— Могу заверить вас, Рутледж, — сказал Флинн, поднимаясь с дивана, — что, когда придет время давать свидетельские показания, ваш частный сыщик, а также сопровождающий его помощник Конкэннон скажут на суде только правду, одну правду и ничего, кроме правды.

— Посмотрим, — бросил Рутледж и, развернувшись спиной к Флинну снова уставился в окно. — Если расследование преступления будет проведено грамотно, возможно, дело до суда и не дойдет.

 

Глава 8

— За нашим столом двое людей, с которыми вы еще незнакомы, — сказал Рутледж в начале ленча. И заговорщицки улыбнулся присутствующим, рассевшимся за массивным круглым столом. — По крайней мере, надеюсь, у вас пока не было причин познакомиться с ними. Но думаю, большинство из вас знакомы с комиссаром полиции Бостона Д'Эзопо.

Эдди Д'Эзопо сидел за столом напротив Рутледжа. На нем был двойной вязки жакет, тяжелое лицо прорезано морщинами, вызванными бессонницей.

— Как вам известно, Д'Эзопо не является членом клуба, но за последний год раза два-три был его гостем. — Рутледж обернулся вправо, туда, где сидел Флинн. — А это, джентльмены, инспектор Френсис Ксавьер Флинн, человек, в род занятий которого лучше особенно не вдаваться. Достаточно сказать, что у него прекрасный послужной список, связанный с расследованием особо сложных и конфиденциальных дел, с которыми он справлялся, не побоюсь этого слова, просто блестяще.

— Может, мне еще по кругу протанцевать? — тихо проворчал Флинн, изобразив по мере сил сдержанную улыбку.

Рутледж повернулся к Коки, который сидел напротив Флинна. Среди всех этих важных, цветущих, ухоженных мужчин он выглядел особенно маленьким и жалким.

— А это детектив-лейтенант полиции Уолтер Конкэннон. Который, насколько мне известно, был несколько преждевременно отправлен на пенсию и покинул бостонскую полицию. Вообще, мы не ожидали увидеть Конкэннона здесь. Но в данных обстоятельствах гость мистера Флинна — это и наш гость.

Коки опустил глаза и смотрел в стоявшую перед ним пока пустую тарелку для рагу. У сервировочного столика, что возле двери, ведущей на кухню, стояли Тейлор и еще один слуга в белой куртке, судя по всему вьетнамец. Они терпеливо ждали, когда закончится официальная часть.

В огромном обеденном зале, стены которого были обшиты деревом, стояло еще несколько круглых столов, чуть поменьше и ненакрытых. Из высоких окон с освинцованными рамами открывался вид на озеро.

— Не предполагал, что нам, членам клуба «Удочка и ружье», когда-нибудь придется принимать сыщиков, — сказал Рутледж. — Но всем известно, какое трагическое событие произошло вчера ночью и какие предварительные шаги были предприняты нами в связи с ним.

— Ага, сбросили тело с холма, фигурально выражаясь, — заметил семидесятилетний Венделл Оленд. Он сидел слева от Флинна, по-прежнему совершенно голый. Нельзя сказать, чтоб Флинну не доводилось обедать с голыми людьми, но обстановка при этом никогда не была столь формальной. — А вообще-то, все правильно.

Рутледж заметил:

— Я обещал Флинну сотрудничество и посильную помощь от всех и каждого присутствующего здесь. И прошлой ночью, джентльмены, мы вроде бы договорились, что хотим знать, что тут в действительности произошло и какие меры следует предпринять в связи с этим.

Шелест летящей юбки, промельк стройных ног в светлых чулках — Флинн с удовольствием отметил появление всех этих милых его сердцу деталей, возникших в боковой дверце, у камина.

Но он тут же понял, что радость его была преждевременной.

Существо, облаченное в этот наряд, оказалось высоким, широкоплечим и явно нуждалось в бритье.

— А, Лодердейл! — приветствовал его Рутледж. — Опять опоздали.

— Это судья Лодердейл, — шепнул Флинну сидевший справа Уэлер. — Любит носить женские платья.

— Не больно-то он умеет их носить, — тихо проворчал Флинн.

Парик на голове мужчины съехал набок на несколько дюймов, блузка перекрутилась по часовой стрелке, юбка тоже сидела криво. А чулки спустились.

— У него тут целый гардероб, — шепнул Уэлер.

— Нет, этот чертов гонг я слышал, — заметил Лодердейл. — Но от него у меня всегда мигрень, — судья произнес «ме-грень». — Вечно пугаюсь, расстраиваюсь…

Лодердейл уселся между Уэлером и Д'Эзопо.

Эдди Д'Эзопо встревоженно взглянул на Флинна из-под кустистых бровей, затем перевел взгляд на Коки.

— Позвольте представить нашим гостям членов клуба, — сказал Рутледж и начал слева от себя: — Клиффорд… Арлингтон, — пропустил Коки, — Бакингем… Эшли… — пропустил Д'Эзопо. — Лодердейл… — пропустил Уэлера и Флинна, — Оленд… — Затем Рутледж уставился на пустующее рядом с ним место. — Я так понимаю, Данн Робертс уже не придет. Наверное, охотится.

— Да дрыхнет он! — сказал Лодердейл.

— Ага, в полной отключке, — подтвердил Эшли. — Пил все утро вместо завтрака. Тем и сыт.

Клиффорд, Арлингтон, Бакингем и Эшли были теми самыми людьми, которые так увлеченно играли в покер, когда Флинн заглянул утром в гостиную. Правда, с тех пор Эшли успел переодеться. И теперь на нем вместо халата была охотничья куртка.

Рутледж кивнул в сторону двери на кухню.

Тейлор и вьетнамец начали обносить гостей рагу.

— А что это у вас туг за гонг? — спросил Уэлера Флинн.

Тишину воскресного полудня нарушил звук гонга.

Он прозвучал всего лишь раз над лесами и полями. Заслышав гонг, Уэлер тут же повел Флинна в столовую.

— О, вся жизнь в округе подчиняется звукам гонга, — ответил Уэлер. — Он сзывает на завтрак, ленч, ужин. Дает сигнал, когда можно отправляться в сауну или бассейн. Это традиция.

— Но где он находится? — спросил Флинн.

— На улице. Над кухонным крыльцом.

— Должно быть, очень большой…

— Чертовски большой, — подтвердил Уэлер. — И звук производит сильный.

Флинн не сразу сообразил, что голый старик, сидящий слева, обращается к нему.

— Я не слишком большой специалист по уголовному праву…

— Всегда готов проконсультировать, — ответил Флинн.

Голый старик аккуратно разложил салфетку на правом бедре. В тарелку ему положили порцию рагу.

— Место преступления осмотрели?

— Оба, — ответил Флинн. — Члены вашего клуба были столь любезны, что предоставили мне выбор.

Венделл Оленд сочувственно покосился на Флинна, которому в этот момент тоже положили рагу.

— Хотелось бы знать, — ворчливым тоном заметил Венделл Оленд, облизывая ложку, — какая это сволочь понаделала дырок в моем совершенно новеньком дождевике. Круглые и маленькие, как от пуль…

Бакингем налил себе пива из бочонка, стоявшего на отдельном столике, у входа в кухню.

Эшли спросил:

— Ну и что же на данный момент удалось выяснить, Флинн?

Обедающих начали обносить корзиной с рогаликами, довольно черствыми на ощупь.

Сидевший рядом с Флинном Оленд разломил свой рогалик и начал катать из хлеба маленькие шарики.

— Дуайта Хаттенбаха убили вчера, около одиннадцати вечера. Здесь, в клубе «Удочка и ружье». В помещении, которое вы называете кладовой. В момент, когда раздался выстрел, убийца находился возле двери, ведущей в задний коридор. Возможно, если дверь была открыта, он прятался за ней. Пока не знаю, как обстояло все в реальности, но, по моим предположениям, Хаттенбах открыл дверь, вошел, не стал затворять ее за собой и не видел своего убийцу до тех пор, пока не отошел от двери на другой конец этой большой и вытянутой в длину комнаты, а потом обернулся. Выстрел произведен из ружья. Продырявлен дробью новый дождевик мистера Оленда, выбиты стекла в двух маленьких окошках, что находятся под самым потолком, повреждены несколько пар лыж, лыжных парок и пальто, висевших на вешалке, на противоположном конце стены.

— В клубе «Удочка и ружье» не принято обращаться друг к другу со словами «мистер», — вставил Рутледж.

— Если б я захотел стать членом клуба, тогда бы охотно подчинялся всем вашим правилам, — парировал Флинн.

Д'Эзопо метнул в его сторону гневный взгляд. Затем поднялся и тоже подошел к бочонку налить себе пива.

— Из какого ружья произведен выстрел? — спросил Арлингтон.

— В кладовой хранятся несколько ружей, — ответил Флинн. — А если точнее, ровно пятнадцать.

— Они в основном предназначены для гостей, — заметил Эшли и попробовал рагу.

Бакингем тоже принялся катать шарики из хлеба.

— Баллистические тесты, существующие по охотничьим ружьям, не слишком совершенны, — сказал Флинн. — К тому же в кладовой хранится самая разнообразная амуниция, винчестеры, рыболовные снасти, лыжи, коньки. И еще — музыкальная шкатулка.

— Вы нашли музыкальную шкатулку? — воскликнул Лодердейл.

— Да. Она играет «Свадебный марш», — ответил Флинн. — Из второго акта оперы Вагнера «Лоэнгрин». Правда, нота «фа» отсутствует.

— Моя музыкальная шкатулка!.. — Лодердейл молитвенно приложил руки к груди. — Он нашел мою музыкальную шкатулку!.. Вот это, я понимаю, детектив!

Возле тарелки Лодердейла лежали остатки рогалика и целая горка хлебных шариков.

— Затем, — продолжил Флинн, — большая часть следов и улик была преступным образом уничтожена. Или изменена, что также не облегчает ситуацию. Тело увезли за десять-двенадцать километров и оставили на лужайке, возле «Хижины лесоруба». И поскольку никто не озаботился сохранить место преступления в его, так сказать, первозданном виде, не вижу смысла уделять его обследованию особое внимание. Личные вещи убитого тоже перевезли в «Хижину». Рядом с ней постарались соорудить нечто вроде фальшивого места преступления и действовали при этом крайне небрежно. А потому улики, обнаруженные там, считаю бесполезными. Владелец мотеля, местная полиция, врач были, по всей видимости, подкуплены, чтобы впоследствии давать ложные показания… — Решив попробовать рагу, Флинн сделал паузу. Как это из телятины можно соорудить столь безвкусное блюдо, просто поразительно!.. — Короче говоря, джентльмены, за какие-то несколько часов было совершено не одно, а сразу несколько преступлений.

— О господи! — простонал Лодердейл. — Как чувствовал, что на этот уик-энд приезжать не стоит! И сын так надеялся, что я приеду на футбол, он как раз сегодня играет! Так нет же, понесло меня сюда!..

— Почему бы не опросить всех присутствующих, где они были и чем занимались вчера в одиннадцать вечера? — спросил Клиффорд.

— Вот слова человека с безупречным алиби, — заметил Флинн.

— Слова человека, который начитался дурацких детективных романов! — сказал Эшли.

— А вот и нет, — огрызнулся Клиффорд. — И то и другое совершенно неверно!

— Хотите сказать, что не читаете детективов? — спросил Эшли. — Может, даже «Дон Кихота» не читали?

— Я ушел к себе в девять тридцать. И без четверти десять уже спал.

Клиффорд был самым молодым из присутствующих. По оценке Флинна — едва за двадцать. Темно-синий свитер очень шел к его большим темным глазам и аккуратно подстриженным черным волосам. Скулы высокие. Кожа гладкая, чистая, даже в октябре тронутая загаром. Шея крепкая, мускулистая, предполагает атлетическое телосложение. Он внимательнее всех остальных сидящих за столом прислушивался к тому, что говорит Флинн.

— И я тоже, и я тоже, — сказал Бакингем. — Я тоже пошел к себе и рано лег спать. Даже выстрела не слышал.

— В отключке был, — вставил Лодердейл.

— Да, — кивнул Бакингем. — Слишком много выпил. Короче, когда отключился, еще и десяти не было.

— Да какой там! Ты еще до шести спекся! — сказал Лодердейл.

— Время тут летит совершенно незаметно, — сказал Рутледж. — И друг за другом здесь никто не следит.

Бакингему было за пятьдесят. Широкое открытое лицо. Обычно такие лица являются гарантией успеха в политике и бизнесе. Подобные лица, заслуженно или незаслуженно, производят на людей впечатление, что владелец его — человек сильный и честный. Флинну казалось, что он где-то видел фотографии Бакингема. Вот только волосы у него оказались пожиже, чем он помнил. Телосложения он был плотного и крепкого — фигура человека, все предки которого играли в футбол за университетские команды. И если он так напился вчера, как утверждает, подумал Флинн, исподтишка изучая его, то никаких признаков этого сегодня не наблюдается.

— А когда мы вчера закончили играть в джин? — спросил Эшли Арлингтона, подавшись вперед, через стол.

— Где-то в десять пятнадцать, десять тридцать. После чего я пошел в холл, к телевизору, посмотреть «Новости».

Лицо Арлингтона тоже казалось отдаленно знакомым. Оно странным образом не сочеталось с кургузой рыхлой фигурой, не было ни толстым, ни дряблым. Брови, неестественно приподнятые на концах, придавали взгляду и всему лицу высокомерно-презрительное выражение. И Флинн тут же заподозрил, что под волосами, где-нибудь за ушами, а также под подбородком, у Арлингтона имеются шрамы, следы косметической операции. Арлингтон выглядел на пятьдесят, но Флинн подозревал, что на самом деле ему не меньше шестидесяти пяти.

— А я ходил проветриться, — сказал Эшли. — Прогуляться вокруг озера.

— Чтоб обойти озеро, требуется не меньше часа, — сказал Флинну Рутледж.

— В темноте? — удивился Флинн.

— Там есть тропинка. А когда вернулся, убийство уже произошло. Мне показалось, я даже слышал выстрел. Впрочем, не уверен. Я, знаете ли, очень рассеян, витаю в облаках, когда гуляю.

Эшли было за сорок. Ни грамма лишнего веса, нормальный, здоровый с виду мужчина. Лицо розовое, но, возможно, это объяснялось не избытком здоровья, а наличием растрескавшихся вен. А белки глаз отливали желтизной, как у страдающих заболеваниями печени. Из всех присутствующих за столом мужчин Эшли был выбрит наиболее тщательно, и прическа у него была самая безукоризненная.

— Небось считал дни, — вставил Лодердейл, — оставшиеся до банкротства?

Эшли метнул в его сторону злобный взгляд. Протянул руку за рогаликом, и Флинн заметил, как она дрожит.

— Вернувшись, — продолжил Эшли, — я нашел всех в кладовой. И там лежал этот бедняга Хаттенбах. А по стенам были разбрызганы его мозги.

— Никакое банкротство Эшли не грозит! — громко объявил Бакингем. — Когда это клуб «Удочка и ружье» позволял своему члену разориться?..

Лодердейл сказал:

— Когда это соответствует нашим целям.

Лодердейлу было пятьдесят с хвостиком. Даже невероятная худоба не могла скрыть, как он широк и крепок в кости и плечах. Из рукавов блузки торчали крупные костистые кулаки. Нет, в мантии судьи Лодердейл наверняка выглядел бы куда импозантнее.

Флинн обернулся к Эшли:

— И кто же находился в кладовой, когда вы пришли?

— Да все. Кроме Бакингема, — Эшли оглядел сидевших за столом мужчин. — Да, все, кроме Бакингема.

— И Тейлор тоже?

Тейлор и официант-вьетнамец были на кухне.

Мужчины утвердительно закивали.

— А как был одет Тейлор? — спросил Флинн.

— В шортах, — без тени колебания выпалил Лодердейл.

— В шортах? Это в трусах, что ли?

— Да нет, просто в шортах. Ну таких дурацких коротеньких штанишках для спорта. И босой. И без рубашки. И еще он был весь в поту.

Клиффорд не сводил с Флинна глаз.

— В одних шортах!

— А где находились вы, судья Лодердейл? — с некоторым оттенком ехидства спросил Флинн.

— Если честно, то в ванной. Отмокал. Положил на глаза полотенце и лежал в ванной. И тут вдруг — бах! — выстрел! Даже полотенце свалилось в воду, так я вздрогнул. Ну и тут же выскочил из ванной, накинул ночную рубашку и шлепанцы и помчался посмотреть, что же случилось.

— Весь насквозь мокрый, — вставил Оленд. — Просто удивительно, как это вы не простудились.

— Насморк уже обеспечен, — сказал Лодердейл и демонстративно зашмыгал носом.

Перегнувшись через стол, Уэлер шепнул Флинну:

— Вы же понимаете, все это — не более чем игра. Вне стен нашего клуба Лодердейл прост и прям, как техасское шоссе. А здесь кривляется, чтобы развлечь мальчиков.

— Только лишь с этой целью? — спросил Флинн.

— А я сидел у огня и читал, — сказал голый Оленд. — А потом, должно быть, задремал. И меня разбудил выстрел. Вы знаете, сколько было хлопот достать такой замечательный дождевик?.. Короче, во время убийства я находился в главной гостиной.

Оленду было глубоко за семьдесят, но из всех присутствующих он держался наиболее раскованно и беспечно. Костлявый старик с изрядно поредевшими волосами, усталыми глазками и круглым дряблым животиком, он, казалось, чувствовал себя абсолютно естественно и свободно, сидя за столом в чем мать родила.

— А вы помните, когда Эшли и Арлингтон вышли из гостиной? — спросил его Флинн.

Оленд на секунду задумался.

— Я вообще не помню, чтоб они там были. Сомневаюсь, чтоб были.

Тогда Флинн спросил Эшли и Арлингтона:

— Вы же говорили, что сидели там и играли в карты, так или нет?

Мужчины закивали:

— Да.

— А вот лично я сомневаюсь, — продолжал твердить свое Оленд.

— Таким образом, остаемся лишь мы с Уэлером, — сказал Рутледж. — Мы сидели у меня в номере примерно до без четверти одиннадцать. Потом он ушел. А я принял душ, улегся в постель, прочел несколько страниц и вдруг слышу выстрел. Посмотрел на часы. Было-начало двенадцатого.

Все дружно обернулись к Уэлеру.

— Я спустился в гостиную, налил себе виски с содовой и вышел с бокалом на веранду.

— В такой холод и без пальто?

— На мне был костюм. Пиджак, под ним жилет. И потом спускаться с веранды я не собирался. Просто хотелось глотнуть свежего воздуха.

— Ну а сенатор Робертс? — спросил Флинн, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Не знаю… — Рутледж оглядел присутствующих. — Кто-нибудь знает, где был сенатор?

Похоже, никто не знал, где был сенатор.

— Как он был одет, когда появился в кладовой?

— В халате и тапочках, — ответил Лодердейл.

— Да, — подтвердил Клиффорд. — Кажется, именно так. И еще в руках у него была книга.

— А где находились вы? — спросил Флинн комиссара Д'Эзопо.

— Когда услышал выстрел? — произнес комиссар с каким-то отсутствующим видом.

— Надеюсь, вы слышали, о чем тут у нас идет речь? — мягко заметил Флинн.

На губах Д'Эзопо возникла глуповатая улыбка. Затем он расхохотался.

— Пытался совершить кражу со взломом! Сломать замок… Я был на кухне, хотел раздобыть чего-нибудь поесть. Но холодильник оказался запертым на замок. И все шкафы и буфеты — тоже.

Все дружно рассмеялись.

— Ну, конечно, заперты! — сказал Арлингтон. — Что ж в этом такого необычного?

Оленд раздраженно добавил:

— В это время суток обычно все заперто.

Д'Эзопо глядел смущенным.

— Но я не знал…

— Этому учат еще в школе, — сказал Бакингем.

— И это очень разумно и вполне обоснованно, — добавил Оленд. — Иначе люди только и будут знать, что сновать по ночам на кухню и хватать там куски. А за все в ответе бедные слуги. — Клиффорд одарил Д'Эзопо дружелюбной улыбкой. Но тот чувствовал себя слишком несчастным, чтобы заметить это.

У Клиффорда рядом с тарелкой выстроилась целая пирамидка хлебных шариков.

— Ну а что губернатор Уилер и Уолтер Марш? — осведомился у Рутледжа Флинн.

— Знаю, что они сидели в кабинете и беседовали о чем-то с глазу на глаз. Когда я пришел в кладовую, оба были уже там. Наверное, прибежали из кабинета.

— Ну а еще кто-нибудь был здесь вчера ночью? — тихо произнес Флинн. — Перелез, допустим, через изгородь на рассвете или влетел в каминную трубу?

— Нет, — ответил Рутледж. — Члены клуба «Удочка и ружье» обладают полной свободой и могут входить и выходить, когда им заблагорассудится. Таким образом получается, что уехали лишь Марш и Уилер. По делу, связанному с их бизнесом. Кстати, я уже успел переговорить с ними по телефону. Предупредил о том, что вы проводите расследование и могут возникнуть вопросы. И мы договорились, что оба эти джентльмена ответят на любой ваш вопрос, в любое время, когда вы только захотите им позвонить. Но если вы считаете, что необходима личная встреча, транспорт будет тут же предоставлен.

— Очень любезно с вашей стороны, — заметил Флинн. — Ну а у вас, джентльмены, имеются какие-либо планы заняться бизнесом, требующие срочного отъезда?

— Эшли останется, — ответил Лодердейл. — До тех пор, пока все проблемы не будут разрешены.

— Посмотрим, что из этого выйдет, — вставил Оленд. — А заодно узнаем, кто изгадил мой новый дождевик.

Ни один из присутствующих за столом не выразил намерения уехать. Равно как и особого желания остаться.

— Итак, — подвел наконец итоги Флинн и улыбнулся через стол Коки, — каждый из вас, джентльмены, утверждает, что прошлой ночью, в самом начале двенадцатого, был один, верно?

— Не вижу в том ничего необычного, — заметил Рутледж. — Час поздний, в это время люди собираются лечь спать.

— К тому же все вы приехали сюда без жен, подружек… короче говоря, без тех, с кем можно разделить постель, правильно я понимаю?

Рутледж пожал плечами:

— Таковы традиции.

— И самое очаровательное, — добавил Флинн, — что ни один из вас вроде бы не собирается обеспечить алиби кому-либо другому.

Клиффорд собрал хлебные шарики в левую руку.

— Остается лишь надеяться, что расследование не слишком затянется, — сказал Рутледж. — А мы будем оказывать вам посильную помощь.

Набрав целую пригоршню хлебных шариков, Клиффорд запустил ими прямо в лицо Оленду.

Вторая пригоршня предназначалась Д'Эзопо.

Комиссар отпрянул, он был растерян и потрясен до глубины души.

Оленд запустил хлебным шариком в Рутледжа.

Сидевший рядом с Флинном Уэлер пригнулся.

Хлебные шарики так и летели над столом в разных направлениях.

Лодердейл привстал и размахнулся, зажав в левой руке целый арсенал.

— С места не вставать! — взвизгнул Эшли.

Лодердейл плюхнулся обратно на сиденье.

Флинн увидел, как сидевший напротив Коки отодвинул стул, стараясь избежать перестрелки.

Один из шариков едва не угодил Флинну в правый глаз, другой задел левое ухо.

— Хлебный бой, — заметил Уэлер. Он пригнулся, над краем стола торчала лишь его голова. — Тоже традиция.

— За каждым ленчем? — спросил Флинн.

— О нет, — ответил Уэлер. — Только когда подают рагу. Те, кто помоложе, стреляют первыми.

И, по-прежнему пригнувшись, Уэлер начал отползать от стола.

— Идемте, Флинн. Думаю, теперь самое время прогуляться.

 

Глава 9

— Все это, должно быть, кажется вам ужасно странным, — заметил Уэлер. Они с Флинном вышли на веранду, затем, спустившись по ступенькам, направились к озеру. — Мне тоже так казалось, в самом начале…

— Как-то мне довелось провести несколько месяцев в Уинчестере, — сказал Флинн.

— Не понял…

— Зато я вас понял.

Флинн медленно вел Уэлера по тропинке вокруг главного здания клуба.

До этого он договорился с Коки, чтоб тот захватил их пальто и ждал возле его, Флинна, машины.

— Клуб «Удочка и ружье» был основан более ста лет тому назад, — сказал Уэлер. — А основали его пятеро друзей, все выпускники Гарварда. Купили все эти акры земли, чтобы охотиться и рыбачить. Чтобы иметь место, где можно укрыться от всего остального мира, от семьи, работы. Спокойно общаться друг с другом и, как я догадываюсь, поддерживать присущий студентам дух бодрости и веселья.

— А это, должно быть, гонг?

Флинн поднялся по ступенькам заднего крыльца.

— Да. Огромный, не правда ли? — сказал Уэлер.

Гонг представлял собой толстый медный цилиндр метров трех в диаметре, подвешенный внутри дубовой рамы. Рядом стоял обтянутый кожей молоток высотой в человеческий рост.

— Его здесь отовсюду слышно, — заметил Уэлер.

— А кто в него бьет?

— Полагаю, что Тейлор.

— Просто удивительно, как это он еще не оглох.

Через запотевшее окошко Флинн заглянул на кухню.

И насчитал там шесть слуг. Все до одного мужчины и все, по-видимому, вьетнамцы.

— И вот, — продолжил свой рассказ Уэлер, когда оба они двинулись дальше, вокруг здания, — время шло и пятеро друзей начали приглашать сюда своих друзей. Потом привозить сыновей, когда те подрастали и выходили из так называемого критического подросткового возраста. Клуб разрастался, расходы на его содержание тоже росли. Полагаю, он приобрел официальный статус клуба в начале столетия.

— И получить членство становилось все сложней?

— Думаю, да.

— И кому же оно доставалось?

— Ну точно не скажу. Тем пятерым основателям, их друзьям, сыновьям.

— Что было тайной для всех остальных, верно?

Уэлер глубоко втянул в грудь холодный воздух, затем выдохнул, с паром.

— Здесь было их убежище. Место, где можно уйти от реальности. От жен и маленьких детишек. От офисов и контор. От обязанностей. От взоров посторонних. Здесь можно было отрастить волосы, пить, кто что хочет и сколько хочет, резаться в карты хоть всю ночь напролет, играть в разные другие дурацкие мальчишеские игры, охотиться, рыбачить. Условно говоря, даже пукать при всех без всякого стеснения.

Они оказались с тыльной стороны дома.

Там находилась круглая площадка с тщательно выровненной и утоптанной землей. В центре — залитый бетоном круг с пересекающимися красными и желтыми полосами. По краям — глубоко врытые в землю фонарные столбы, увенчанные колпаками из толстого стекла.

— Все же удивительно, не правда ли, — заметил Флинн, — до чего эти вертолетные площадки напоминают каббалистические символы?

По одну сторону от площадки было установлено круглое блюдце спутниковой антенны, нацеленное в небо на юго-запад.

— На эту тарелку можно принимать любые сигналы и откуда угодно, — пояснил Уэлер.

Флинн улыбнулся:

— Чудеса современной техники…

Слева виднелась еще одна площадка с тщательно выровненной и утоптанной землей. По всей видимости — стрельбище.

— А здесь, стало быть, место для символических жертвоприношений… — буркнул Флинн. — Убиения глиняных голубок.

— Лично я заметил, — сказал Уэлер, когда они двинулись дальше, — что все эти мужчины, члены клуба и обслуга, приезжают сюда с целью вернуть утраченную молодость. Но подумайте, что удается вернуть? Родительского дома, той среды, что их некогда окружала, уже не существует. К тому же все они выходцы из высшего общества и воспитывались и росли по большей части вне дома. Нет, они пытаются вернуться в ту жизнь, которой жили в частных школах, пансионах, летних лагерях.

— И эти запертые холодильники, — заметил Флинн. — Наверняка у каждого в комнате припрятано по нескольку коробок конфет…

— Бедняга Д'Эзопо, — протянул Уэлер. — Сразу видно, не слишком хорошее воспитание получил. Подумал, что можно среди ночи влезть на кухню и найти там чего-нибудь пожевать… Лично я нахожу все это весьма прискорбным, — продолжил он после паузы. — Ведь для большинства этих людей другого дома просто не существует. И клуб — единственное на свете место, где они могут расслабиться, не ходить застегнутыми на все пуговицы. — Флинн покосился на полосатую рубашку Уэлера, застегнутую на все пуговицы, репсовый галстук и аккуратный костюм-тройку. — Один из членов, — добавил Уэлер, — страшно знаменитый композитор и дирижер. Любимец публики и всего высшего общества. Его знает весь мир. И представляете, приезжает сюда, говорит очень мало, к роялю даже не подходит. Расхаживает по комнатам в грязных сапогах. А каждое утро отправляется в лес с огромным топором и начинает валить деревья. И работает в поте лица от восхода до заката. Причем в этой работе нет ни малейшего смысла, ни системы, ничего. Он даже ветки со ствола не обрубает. Просто валит себе деревья, и все. Уже, наверное, несколько акров вырубил. Ну разве не эксцентричное поведение?

— В каждом из нас сидит какое-то другое существо, — заметил Флинн. — Даже я иногда вою на луну. Да и вы, наверное, тоже.

Уэлер рассмеялся.

— Как-то раз, зайдя к себе в номер, я принялся душить настольную лампу галстуком. А утром проснулся и никак не мог понять, что я делал и зачем. Просто знал, что в те минуты испытывал какое-то странное удовлетворение… — Он снова усмехнулся и добавил: — Правда, это было лишь раз. Недели три тому назад.

— Думается мне, — медленно начал Флинн, — что этот клуб, «Удочка и ружье», при всей своей эксклюзивности и изысканности, являет собой настоящие райские кущи для любителей подзаработать на шантаже.

Уэлер не ответил.

С севера от здания спешил навстречу им кривоногий пожилой мужчина. Лицо обветренное, морщинистое и какое-то странно безжизненное, голова в проплешинах. Руки огромные, грубые. Старые изношенные сапоги заляпаны грязью.

— Приветствую, Хевитт, — сказал Уэлер.

Глаза Хевитта цепко оглядели Флинна с головы до пят. Затем, когда они поравнялись, он отвел взгляд, отвернулся и больше не глядел ни на Уэлера, ни на Флинна.

Лишь коротко кивнул.

— Это Флинн, — сказал Уэлер. — А это Хевитт. Всю жизнь проработал при клубе «Удочка и ружье» проводником и егерем.

Мужчина снова кивнул и зашагал дальше.

— Хевитт немой, — сказал Уэлер.

— Но не глухой?

— Нет, что вы, напротив! Слышит лучше, чем многие. Вообще, большая часть обслуги здесь всегда состояла из немых.

— А теперь, насколько я вижу, из вьетнамцев. Кто-нибудь из них говорит по-английски?

— Некоторые. Но совсем плохо.

— Ага, — кивнул Флинн. — Стало быть, все тихо и спокойно.

— Вы меня поняли.

Флинн откашлялся и заметил:

— Тут проводятся разного рода совещания…

Они вышли к дороге, к парковочной стоянке.

— Да, — тихо сказал Уэлер. — Проводятся.

— И принимаются важные решения?..

Возле пикапа «Кантри-Сквайер» стоял Коки в пальто. Через правую руку у него было перекинуто просторное пальто Флинна.

— Да, — еще тише произнес Уэлер, — принимаются.

— А теперь, — сказал Флинн, надевая пальто, — мы с Коки едем покататься. Хочу познакомиться с вдовой Хаттенбаха, послушать, что за человек был покойный… И если охранник у ворот будет чинить нам препятствия, — добавил он, — я, возможно, отвечу ему на языке, принятом на митингах общества анархистов.

Уэлер опустил ему руку на плечо.

— Но вы ведь вернетесь, Флинн?

— Конечно. — Флинн отпер машину. — Надо же, в конце концов, выяснить, кто продырявил новенький дождевик Оленда.

 

Глава 10

Они вошли в приемную мотеля «Хижина лесоруба» и не обнаружили там ни души.

— Видывал я фермы по выращиванию брокколи, где бизнес, в отличие от этого места, просто процветает, — пробормотал Флинн.

Коки шел следом. Флинн обогнул стойку и без стука распахнул дверь с табличкой «Кабинет управляющего».

— Сюда, Коки, — сказал он. — Вот тут и находится твой коммутатор.

За коммутатором сидели три женщины. Все они дружно подняли головы и уставились на пришельцев. На лицах их отражалось покорное удивление — с тем же выражением смотрят коровы на чужака, вторгшегося на их пастбище.

У панели коммутатора были места для пяти операторов.

Из двери, ведущей в соседнее помещение, вылетел, точно разъяренный бык, Карл Моррис.

— Посторонним сюда нельзя! — рявкнул он.

— Что и понятно, — заметил Флинн. — Все эти средства связи для такого забытого богом и людьми уголка…

— Ах, это вы, Флинн… То есть, простите, инспектор Флинн. А это кто?

— Знакомься, Коки, это Карл Моррис. Управляющий сим процветающим заведением.

По дороге от клуба «Удочка и ружье» Флинн успел сообщить Коки все известные ему факты по делу, а также высказать одну-две догадки.

— Пожалуйста, прошу, заходите, — Моррис провел их в свой маленький кабинет. — Вы должны понять… Чуть раньше сюда заявилась пресса. И я сперва подумал, вы из той же братии. Нет, с вами-то мистер Уэлер говорить разрешил.

— Ага, — кивнул Флинн, обводя взглядом тесную каморку с таким видом, точно то был зеркальный зал во дворце. — Тут-то оно все и происходит… Подписываются соглашения, обсуждаются фасоны и размеры наволочек, нанимаются и увольняются повара по изготовлению салатов. Просто завораживающее зрелище. Фигурально выражаясь, нервный узел, сосредоточение всех рычагов управления этим грандиознейшим из отелей мира!

Моррис затворил за ними дверь.

— Извините, что не могу предложить вам присесть. — К маленькому столу был придвинут единственный в комнате стул. — Не слишком часто принимаю тут гостей.

— А вообще хоть какие-то люди у вас когда-нибудь останавливаются? — спросил Флинн.

Моррис присел на краешек стола.

— Ну, только те, кому просто не можем отказать. То какой-нибудь заблудившийся охотник, то застрявший в машине по дороге коммивояжер.

— И, как я понимаю, останавливаются они ненадолго?

Моррис пожал плечами:

— Видите ли, еды тут у нас не подают. Нет обеденного зала. И бара тоже нет. Даже автомата по производству мороженого не имеется. Ни бассейна, ни сауны, ни горячей воды…

— Словом, не слишком привлекательное и бойкое место, как я вижу.

— Если путешественник очень уж настаивает, оставляем его на ночь, а рано утром провожаем.

— Настаивает?

— Ну да. Каждый вечер мы вывешиваем на дверь табличку: «Свободных мест нет».

— Тогда, очевидно, вы едва сводите концы с концами? Стоит ли того дело?

Моррис хмыкнул:

— Думаю, я смог бы написать книгу «Секреты неуспешного управления».

— Попробовать стоит. Ведь люди, занявшиеся бизнесом, по большей части не очень преуспевают. Они почерпнули бы из вашего опыта немало ценного.

— Что ж, такова моя работа. Для этого меня и наняли.

— Клуб «Удочка и ружье»?

— Именно.

— Получается, что эта картонная коробка, где на самом деле никакого мотеля нет, существует лишь прикрытием для куда более роскошного и таинственного заведения, расположенного чуть дальше, я не ошибаюсь?

— Но члены клуба должны сообщать родным, куда отправляются. Должны оставлять номер телефона. И все люди звонят сюда. И девушки, что сидят там, принимают звонки и называют мотель «Хижина лесоруба».

— И уже потом эти звонки переадресовываются в клуб «Удочка и ружье», верно?

— Да. А когда сюда заявляется кто-нибудь и ищет члена клуба… Ну, знаете, как это бывает… какой-нибудь репортер, адвокат, настырный член семьи, мы говорим, что нужный им человек на прогулке.

— И встреча с такими настырными людьми происходит здесь, в мотеле?

— Точно. Несколько лет назад был такой случай. Один репортеришко разнюхал номер телефона клуба и позвонил туда. И все бы ничего, такое бывало и прежде, но этот репортер страшно заинтересовался клубом — что за заведение, где именно находится, кто его члены… Короче, после этого в «Айбилл» вдруг появляется довольно туманная статья. На тему того, что существует некий клуб, где собираются разные важные персоны, причем не связанные между собой какими-либо общими деловыми интересами, и занимаются охотой и рыбалкой, когда сезон для этих занятий еще не наступил. И совершают разные другие преступления, к примеру, оставляют жен и детей одних дома.

— Ну и, разумеется, другие, более серьезные и престижные, чем «Айбилл», журналы тоже заинтересовались.

— Да, конечно! Прислали сюда целую толпу фотографов и журналистов. И нашли «Хижину лесоруба».

Флинн оглядел сильно провисший фанерный потолок конторы.

— Похоже, это строение заказали и на скорую руку соорудили где-нибудь на фабрике в Нью-Джерси. А потом в целом виде доставили сюда.

— Примерно так. Члены клуба узнали о том шибко любопытном репортере из «Айбилл», а потому особого времени на строительство «Хижины» не было. Нет, канализация и водопровод тут имеются. И электричество провели.

— Поспешишь — людей насмешишь, — заметил Флинн. — А все из-за этого «Мы верим в Бога».

— Но все равно, газетчики нами интересуются. Время от времени посылают людей разнюхать, что тут творится. Ну и тогда клуб «Удочка и ружье» устраивает для них представление. Собирают самых молодых членов клуба, обычно по пятницам и субботам, наряжают в охотничьи костюмы, снабжают лицензиями на отстрел дичи или там рыбалку, и рассаживают в разных местах — в лесу, на просеке, у озера — с упаковками пива. Ну и репортерам скоро надоедает следить за ними, и они отваливают. — Моррис пригладил ладонью редеющие светлые волосы. — Вот так и живем в своем Беллингеме. «Хижина лесоруба», клуб «Удочка и ружье», звучит красиво, верно?

— Ну а вы? — спросил Флинн.

— А что я?.. Родился в местной больнице, — ответил Моррис. — Так и появился на свет.

— Неужели не скучно тратить жизнь на управление пустующим мотелем?

— Я, знаете ли, был преподавателем физики в местной школе. — Моррис сложил руки на коленях и с преувеличенным вниманием рассматривал их. — А потом школьный бюджет урезали. Отцы города Беллингема сочли, что тратиться на образование ребятишек не слишком стоит. Для Беллингема и такие сойдут. Ну и меня уволили. К тому времени я уже обзавелся семьей. Жена, дети. Тоже не больно-то образованные. Ну и что мне оставалось делать? Устроиться лесорубом и валить лес?

— Честные люди так и поступают.

Моррис передернулся, словно ему влепили пощечину.

— А что тут такого нечестного? Да, работаю здесь, и мне платят за содержание пустующего мотеля! Да, я управляю пустым мотелем! Разве это преступление?

— На этой неделе, я так полагаю, вы заработали очень неплохо.

Крупные руки Морриса сжались в кулаки.

— Ничего подобного тут раньше не случалось. — Он встал и обошел стол. На нем, обложкой вверх, лежала раскрытая книга. Бруно Беттлхейм, «Выживание и другие эссе». — Здесь, в лесах, мир совсем иной, инспектор. Члены клуба здесь люди пришлые. И я, честно сказать, знаком с немногими из них. Бог их знает, кто они такие и чем занимаются… Только и вижу, как приезжают и уезжают на лимузинах да прилетают на вертолетах. — Он ткнул пальцем в запертую дверь: — И еще знаю, что им частенько звонят сюда из Белого дома. И из разных других мест, Оттавы, Мехико. Звонят высокие чины из службы безопасности. Разные финансовые воротилы. Сенаторы. Даже из Верховного суда звонят. И что же, я должен сказать всему этому «нет»? — Он уселся на деревянный вращающийся стул. — Когда эти ребята приезжают сюда, они могут делать все, что только захочется! Это ж и ослу понятно! Вроде бы мы все равные в этом мире, инспектор, но только некоторые равнее других. Сами знаете. И наверняка слышали: «Ну а если богам на Олимпе порезвиться охота. Неужто мы, смертные, можем им помешать?»

Флинн молча глядел на этого человека. Он казался слишком крупным, слишком большим для такого тесного кабинетика и маленького стола.

— Ну а если дело дойдет до судебного разбирательства, дружище? Вы что же, будете лгать перед судом?

— Мне обещали, что до этого не дойдет. Мистер Уэлер сказал, что вы, инспектор, не допустите.

— Вот как? Не допущу, значит?

— Весь день сегодня только и делал, что принимал репортеров. Водил показывать «место происшествия». Представлялся деревенским рубахой-парнем, прищелкивал языком и сожалел о столь трагической и нелепой гибели.

— И они скушали?

— Да им всего-то и надо было, что отщелкать несколько кадров, потом свалять какую-нибудь историйку и поскорее убраться восвояси, где светло и тепло. Ясное дело, скушали. Да и с чего бы им было заподозрить подвох? Особенно когда имеешь дело с простым деревенским парнем, таким, как Карл Моррис. И к чему это ему врать, когда речь идет о гибели человека известнейшего, самого Дуайта Хаттенбаха? Ведь и дураку ясно, что между мной и им не могло существовать никакой связи.

— Ну а вдове Дуайта Хаттенбаха вы тоже рассказывали эти лживые байки?

Моррис фыркнул.

— Вы думаете, она хочет знать правду? Так вот, Флинн, знайте, ее привез друг, — Моррис шлепнул широкой ладонью по столешнице. — Мужчина… Нет, образ мыслей и жизни этих людей мне просто недоступен! Не успел я отворить дверь комнаты, где сложены вещи Хаттенбаха, как она тут же развернулась и двинулась прочь. Сомневаюсь, чтоб такая особа знала, какие вещи принадлежат ее мужу, а какие — нет.

— Где она сейчас?

— В комнате 11. Той, что ближе к камину в холле. Сидит и ждет, пока не наделают консервов из ее мужа и не упакуют в ящик. Она даже не захотела смотреть на его тело, представляете?

— Нам надо с ней поговорить, — сказал Флинн.

Карл Моррис поднялся из-за стола.

— И вы еще хотите, чтоб я переживал из-за какого-то избалованного мальчишки, который вчера ночью подавился серебряной ложечкой? Так вот, знайте, мне плевать! Пусть в доме у меня ложки алюминиевые, но с них я кормлю своих ребятишек. Вы считаете, что разговор с ней имеет смысл?

— Да, имеет, — кивнул Флинн. — К сожалению, очень даже имеет. Столько смысла, что даже возведенная вокруг этих акров четырехметровая изгородь уже не покажется столь уж бессмысленным сооружением.

 

Глава 11

Флинн постучал в дверь комнаты номер 11.

— Кто там? — спросил женский голос.

Флинн не ответил.

Через некоторое время дверь приоткрыл небольшого роста мужчина лет за тридцать в пиджаке модного покроя и в слаксах. У него были тоненькие, словно нарисованные карандашом, усики.

— Да?

И он без возражений пропустил Флинна и Коки в комнату.

На одном из пластиковых стульев сидела молодая женщина. Лет под тридцать, в пошитом на заказ дорогом костюме. Сидела, выпрямив спину и положив ногу на ногу. На столике между двумя стульями стояли пустые кофейные чашки.

— Кэрол Хаттенбах? Позвольте представиться, инспектор Флинн. Я из полиции. А это детектив-лейтенант Конкэннон.

— Макс Харви, — сказал мужчина с усиками и подошел ко второму стулу. — Это я привез сюда Кэрол.

— Позвольте выразить вам соболезнования, миссис Хаттенбах.

— Спасибо… Я вынуждена просить вас присесть на кровати. — Руки, лежавшие на коленях, были сжаты в кулаки. — Здесь такой ужасный холод.

— Должен признаться, — гнусаво протянул Макс Харви, — что, когда я говорил с шефом местной полиции Дженсеном, у меня создалось впечатление, что штат у него не столь уж велик. А потому не ожидал увидеть здесь инспектора и детектива-лейтенанта.

— Собираетесь вернуться сегодня же? — спросил Флинн.

Никакого багажа в комнате видно не было.

— Да. Дети… Мы ждем, когда похоронное бюро…

— Понимаю.

— Управляющий поместил нас в эту комнату, чтоб не докучала пресса.

— А кто-нибудь из вас говорил с прессой?

— Я говорил, — ответил Макс. — От имени друга семьи.

— Да и о чем тут говорить? — заметила Кэрол Хаттенбах. Голос у нее был низкий и слегка дрожал. — Трагический несчастный случай на охоте…

Флинн стоял посреди маленькой комнаты, не вынимая рук из карманов пальто.

— Почему бы в таком случае не рассказать мне все, что вы знаете?

— Почему бы вам, инспектор, не рассказать мне все, что вы знаете? — резко парировала Кэрол.

— Кэрол… — начал было Макс.

Флинн выждал секунду-другую. Он ждал от вдовы вопросов, в которых отразилось бы ее презрение ко всему, что она здесь услышала. К тому, что ей показали.

Но миссис Хаттенбах смотрела в стену невидящим взором и молчала.

— Я не о том, — мягко заметил Флинн. — Просто хотелось бы услышать, что за человек был ваш муж. Хотя бы в общих чертах.

— Мой муж? Он мертв, — резко ответила она.

— Часто ли он сюда приезжал? — спросил Флинн.

— Да, часто. В эту дыру. Это сырое холодное болото! Брал свои чертовы ружья и удочки, свитера и болотные сапоги и приезжал сюда. В это… место! «Хижина лесоруба», клуб «Удочка и ружье»! Нет, вы только посмотрите, что за убожество! Здесь даже сандвича негде купить!

— А сами вы здесь в первый раз, да?

— Да. Конечно. И в последний.

— Ваш муж всегда приезжал сюда один?

Она покосилась на Макса, затем вздохнула и отрицательно покачала головой.

— Все нормально, Кэрол.

— Так вы не верите, что ваш муж ездил сюда один, верно, миссис Хаттенбах?

Кэрол Хаттенбах хотела что-то сказать, потом передумала.

— Все в порядке, Кэрол, — повторил Макс Харви. — Инспектор Флинн не из газеты. Он полицейский. И знает, что, если проболтается прессе хоть словом, хотя бы намекнет на то, что ты ему здесь рассказала, ему грозят нешуточные неприятности. Верно, Флинн? Ведь мы скоро уедем, а полиции надо знать. И лучше уж быть с ними честными и откровенными, чтобы потом никаких вопросов уже не возникало… Богом проклятое место.

Флинн снова выждал, не совсем понимая, чем вызван прилив раздражения у миссис Хаттенбах.

Коки присел на постель возле двери.

— Где она? — выпалила миссис Хаттенбах.

— Кто «она»? — спросил Флинн.

— О боже!.. — пробормотала женщина. — Этот мир… он предназначен только для мужчин!.. Управляющий мотелем…

— Карл Моррис, — подсказал Макс Харви.

— Потом этот козел, сельский фараон…

— Шериф Дженсен, — снова вставил Макс.

— А теперь вы двое! И собираетесь сказать мне, что Дуайт вышел среди ночи на улицу чистить ружье и что оно якобы нечаянно разрядилось и снесло ему половину черепа! С каждым может случиться, скажете вы. Особенно с таким, как Дуайт. С жутко самоуверенным типом, беззаботным, словно младенец в памперсах. Что вы, мужчины, сделали с той женщиной, которая с ним была? Просто отослали ее упаковывать вещи среди ночи, да? Просто потому, что Дуайт мужчина, и все вы тоже мужчины, и ого-го! какие молодцы? Мужчина всегда остается мужчиной, у них, у ребят, свои мелкие слабости… А потому стоит ли упоминать о том, что один из них приехал сюда с женщиной? Боже упаси, к чему это! Лучше уж поскорее выпроводить эту дамочку до того, пока не заявилась законная жена, верно?

Флинн обернулся и покосился на Коки. Затем перевел взгляд на Макса Харви и снова взглянул на Кэрол Хаттенбах.

— С чего это вы взяли, что он был с женщиной?

— Да с того, что мой муж всегда был с какой-нибудь женщиной, инспектор… как вас там…

— Фараон, — улыбнулся Флинн. — Он же козел.

— Мой муж был безнадежно развращенным человеком. Сексуально развращенным! Красивый, молодой, богатый! Обладал властью, обаянием, известностью. Не мужчина, а просто секс-символ с журнальной обложки! Ему даже не надо было дуть в свою чертову трубу! И без того в хвост пристраивалась целая толпа женщин.

Макс Харви подался вперед и положил ей руку на плечо. Она сердито отмахнулась.

— Дуайт всегда все делал по-своему. Всерьез считал, что внимание, которым его окружают все эти дамочки, вешающиеся на шею, словом, все радости жизни по праву ниспосланы ему Господом Богом.

Флинну не впервой доводилось сталкиваться с гневом родных, направленным в адрес покойного. Глядя на Кэрол Хаттенбах, он пытался оценить подлинность и глубину этого гнева.

— Почему бы не спросить, что именно тут произошло? И с чего это он вдруг отправился на улицу чистить ружье?

— Потому что в комнате, вернее, в постели, с ним был кто-то еще, — с уверенностью заметил Макс Харви. — И этот человек спал.

— Кто? — спросил Флинн.

— Ах, да будет вам! — всхлипнула Кэрол Хаттенбах. — Хватит валять дурака. Все мы, конечно, делаем время от времени глупости. Но это вовсе не означает, что мы и в самом деле столь уж глупы.

— Но самим-то вам как кажется, с кем он мог быть?

— Это вы мне скажите!

— Просто хотелось бы знать, — спокойно заметил Флинн, — с кем, по вашему мнению, он мог сюда приехать? С каким-то конкретным лицом, да?

— Только не говорите, что он заявился на этот сказочный курорт отведать блюда французской кухни! Ну, разумеется, конкретное лицо! Поскольку место это находится довольно далеко от его избирательного округа.

— Да, но все же, с кем именно? — продолжал настаивать Флинн.

— О боже, но откуда же мне знать! Их у него дюжины! Эта девица-адвокатша из Вашингтона. Потом его кузина Венди. Так и лапают друг друга при первой же возможности… Потом еще дамочка-пилот, ну та, что прилетает из Вайоминга… как ее… Сэнди…

— Уилкомб, — подсказал Макс Харви.

— Потом жена Марка Брэндона, так и липнет к нему на каждом приеме. Дженни Клиффорд…

— Да их у него — что пчел в улье, — прогундосил Макс Харви, затягиваясь длинной тонкой сигаретой.

— Дженни Клиффорд? А вы не знаете случайно, брат у нее есть?

— Кажется, да.

— Ее брата звать Эрнст Клиффорд, — сказал Макс Харви. — Совсем еще молодой человек, не слишком пока преуспел. Работает главным выпускающим в отделе новостей на Ю-би-си.

— Ясно.

Кэрол Хаттенбах сказала:

— Наш-то Дуайт сразу взлетел на самый верх. И метил не куда-нибудь, а в Белый дом. У него все для этого было. Внешность, деньги, друзья, полезные связи на всех уровнях. И все у него получалось так легко и просто, прямо само в руки шло. Он всегда получал, что хотел. Люди просто поражались его везению. Не понимали, как можно столь многого достичь почти без усилий, не надрываясь. Ему всего-то и надо было, что снять телефонную трубку. И, пожалуйста, нате! — Голос ее звенел от гнева. — Уж слишком самоуверен был, вот и допрыгался.

— Ну а вы? — спросил Флинн. — Вы бы тоже поднимались на вершину рука об руку с ним?

— Конечно, — она скрестила стройные ноги. — Слава богу, мне есть чем заняться в этой жизни и о ком заботиться. Дети…

 

Глава 12

— Любовь вовсе не столь слепа, как принято думать. — Сидя в машине на стоянке у «Хижины лесоруба», Флинн взглянул на приборную доску. — Бензин почти на нуле, — добавил он. — Доедем до Беллингема, посмотрим, имеется ли там у них заправка.

Они медленно ехали вниз по склону холма. Коки заметил:

— Не знал, что Эрнст Клиффорд работает в отделе новостей на Ю-би-си.

— И что у него есть сестра, влюбленная в женатого и теперь уже, увы, покойного мужчину. — На небе, в прогалинах между облаками, появилось солнце. Долина и склоны гор слева от них тут же запестрели всеми красками осенней листвы. — Да, думаю, именно отсюда надо любоваться окрестностями. Я же говорил, отдохнуть несколько дней за городом тебе не повредит. А чем плохо? Тишина. Покой. Сухие французские тосты и безвкусная телятина на ленч. А также веселая компания. Трупы, которые перетаскивают с места на место на рассвете. Не соскучишься.

— А Эдвард Бакингем, — сказал Коки, — был губернатором штата, чья граница находится всего в полутора тысячах километров к северо-западу от нас.

— Вот как? То-то мне показалось знакомым его лицо. Видел в газетах.

— Причем избирался два раза подряд, чем исчерпал законные возможности для участия в новых выборах. Теперь, если захочет баллотироваться снова, придется выждать целый срок. Но поговаривают, что он все равно продолжает управлять штатом через своего друга, окружного прокурора, который в настоящее время является губернатором.

— Это хорошо, что хотя бы один из нас внимательно читает газеты… Честно говоря, я не большой любитель. Нахожу, что все эти истерические предсказания о неизбежности конца света, мягко говоря, преувеличены.

— А Филип Арлингтон — банкир, — сказал Коки. — И служит в настоящее время советником по экономике в Белом доме. Кажется, учился этой самой экономике в Йеле или другом подобном месте.

— Что-то он показался слишком кокетлив для банкира, — буркнул Флинн.

— Да, я тоже заметил шрамы. Пластическая хирургия. Причем, уверен, он прошел через несколько операций. Что ж… старость красит далеко не всех, в отличие от меня, Френки… — усмехнулся Коки.

— А Венделл Оленд является одним из главных партнеров в крупной юридической фирме, — сказал Флинн. — С виду совершенно дряхлый старикашка. И слишком уж убивается по поводу испорченного дождевика.

— Что странно, потому как в целом одеждой он пренебрегает. Наверняка держит свои шмотки где-нибудь в шкафу, под замком.

— А Лодердейл — судья, — сказал Флинн. — Причем уверен, абсолютно беспристрастно относится к полу подсудимого. Ему все едино, что тот носит — брюки или юбку.

— Пока еще не выяснил, кто такой этот Эшли. Вроде бы бизнесмен. Любитель ловить рыбку в мутных финансовых водах.

— Возможно, в его активы входит и «Хижина лесоруба». А Уэлер, чтоб ты знал, не какой-нибудь там секретарь или водитель, а адвокат Рутледжа. И три недели назад пытался удушить настольную лампу галстуком. Да, что верно, то верно: все мы жутко противоречивые создания.

Флинн въехал на автозаправку, состоявшую всего из одной колонки.

— Полный бак и самого приличного, что у вас есть, — сказал он заправщику в комбинезоне. — Желательно ванильного, если имеется.

— Ванильное кончилось, — ответил мужчина. — Может, желаете шоколадное или клубничное?

— Черт, — буркнул Флинн, обращаясь к Коки. — Похоже, в этом мире все люди работают не на своем месте.

Вслед за заправщиком он обошел машину.

— Славный выдался денек.

— Бывают и лучше. К примеру, на прошлое Четвертое июля погода была куда как лучше. Ни дождя, ни ветра. И на следующее Четвертое июля тоже будет лучше.

— Дождя не обещают?

— И заправку к тому времени тоже закроют. — На щеке у мужчины виднелось пятно, рак кожи. Интересно, подумал Флинн, знает ли он, что бреет каждое утро.

— И настроение в хорошую погоду получше, верно?

— Да, но только не на Рождество. На Рождество всегда приезжает тетя. Я ее ненавижу.

— Да и заправка, очевидно, закрыта, да?

— Лучше уж была бы открыта. Тогда бы я торчал здесь и меньше видел эту гадину.

Флинн указал на северо-запад, туда, где тянулись холмы и горы.

— Должно быть, красиво там в солнечный день.

— Должно быть. — Мужчина повесил шланг на место.

— А дорога туда есть?

— Наверное.

— Стало быть, сами там никогда не бывали? — Флинн посмотрел на показания счетчика и расплатился.

— Да кто ж меня туда пустит? Там секретный правительственный объект.

— Вот как?

— Да. Все отгорожено. Так всегда было. И на пушечный выстрел не подойти.

— Уверен, какие-нибудь шустрые ребятишки из местных наверняка могут проникнуть. В каждом заборе или изгороди всегда имеется дырка.

— Да вы что! Там даже кусачками проволоку не возьмешь! Все под током. Охранники и собаки за каждым кустом. Наверняка рано или поздно перетравят нас всех какой-нибудь гадостью. Или взорвут к чертовой матери!

— А вам бы того, конечно, не хотелось.

— Отчего? В принципе я не против. Но только не хочу, чтоб тетка меня пережила. Пусть помрет первой. А уж после нее — со всем моим удовольствием!

— Отчего это вы так не любите свою тетю?

— Да оттого, что эта заправка принадлежит ей.

— О… понимаю.

— Одна радость — чтоб заправиться, людям приходится делать крюк миль в восемь, не меньше, чтобы подъехать сюда.

— Что ж тут хорошего?

— Ну как же! Это означает, что я продам им больше бензина.

— А какая вам разница, сколько вы продаете бензина, раз колонка все равно принадлежит тете?

— Обсчитываю ее. Так, помаленьку.

Флинн уселся в машину.

— Знаешь, Коки, я был не прав. Оказывается, миром все же заправляют люди, находящиеся на своем месте.

На обратном пути по правую руку от дороги они вдруг заметили деревенскую таверну. Флинн прочитал вывеску: «Три красотки Беллингема». На парковочной стоянке у входа было полно автомобилей, фургонов, маленьких грузовичков.

— Должно быть, там подают чай, а к нему — пшеничные лепешки, — мечтательно произнес Флинн, сбавив скорость.

— Да это ж просто придорожная закусочная! Постоялый двор или мельница.

— Думаешь? Что ж, тогда нам сам бог велел заглянуть и спросить пшеничные лепешки.

Несмотря на неоновые лампы, мерцавшие под потолком, в помещении «Трех красоток Беллингема» царил полумрак. И глазам Флинна понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к темноте. Этим воскресным утром почти все табуреты у стойки были заняты. Посетители, толпившиеся у бара, все до одного мужчины, пили виски и пиво и обменивались возбужденными возгласами, глядя на экран телевизора, где показывали футбольный матч.

За стойкой работали две женщины. Обе блондинки, в ямочках, приятного телосложения и молодые.

Вдоль одной из стен тянулся ряд кабинок. Там тоже сидели люди, и на каждый столик приходилось минимум по две женщины.

— Давай присядем у бара, — сказал Флинн.

— Вот это да! И дня не прошло, как расстался с женой, а уже пожирает глазами барменш, — заметил Коки.

— Разве можно винить в том человека, наглядевшегося на прелести судьи Лодердейла? — сказал Флинн.

Они нашли два свободных табурета, в самом конце стойки, подальше от телевизора.

— Кто выигрывает? — спросил Флинн у барменши.

— «Джетс». Шесть — ноль.

— «Джетс» выигрывают, — сказал Флинн Коки. — Хочешь на них поставить?

— Я всегда ставил на «Пэтриотс».

— Но с «Джетс» играют вовсе не «Пэтриотс». — На блузке, обтягивающей пышный бюст официантки, было вышито имя: «Алиса».

— Именно поэтому он всегда на них и ставит, — усмехнулся Флинн. — Что будешь пить, Коки?

— «Джеймсонс», — ответил Коки. — С водой. Без льда.

— А вы, сэр?

Флинн призадумался.

— Вообще-то, я только раз в своей жизни выпил. И мне не понравилось.

Алиса расхохоталась, потом вдруг решила, что Флинн вовсе не шутит.

— Так, значит, вам ничего?

— Полагаю, что чая на травах вы тут не держите?

— Какая отрава, что вы, сэр!

— Ничего. Я за него плачу, — сказал Флинн, кивком указав на Коки. — Надеюсь, это компенсирует тот факт, что я занимаю место.

Барменша подала Коки ирландское виски, и Флинн спросил ее:

— А где третья?

— Но вы же заказывали только одну!

— Да нет, я не о том. Третья красотка Беллингема.

— А-а… Дома, с детишками. Готовит обед.

— Так вы сестры, все трое?

— Ага.

— И чего это вас занесло сюда, таких молодых и красивых?

— Папа умер и оставил нам бар. Повезло, верно?

— Еще как повезло!

— Жак Крипер. Хоккеист. Помните его?

— Вроде бы умер совсем молодым.

— Да, можно сказать так. Но для такой игры, как эта, был уже староват. Просто удивительно, как еще дотянул до тридцати восьми. Так вы уверены, что не хотите чего-нибудь выпить, мистер?

— Лучше покурю. Внесу свой вклад в загрязнение среды и организма, — и Флинн принялся набивать трубку. — А что это за заведение такое, клуб «Удочка и ружье»? — Алиса уже собралась было отойти. — Проезжали и заметили у грязной дороги маленький такой указатель.

— Частный клуб, — ответила Алиса.

— А что, туристов туда пускают?

Девушка улыбнулась.

— Даже тебя не пустят, красавчик. — Она принялась мыть стаканы. — Это частное заведение, для очень богатых людей. Всегда было тут.

— И большое?

— Громадное. Занимает тысячи акров.

— Тут один человек сказал, там находится какой-то секретный объект.

— Кто сказал?

— Молодой парень. Работает на автозаправке.

— А, так это вы, должно быть, говорили с Хербом! Да не успел он в первый класс пойти, как его выставили из школы за тупость, так и не закончил. Полный идиот. И несет всякую чушь. Объект, кто ж в такое поверит! Только оттого, что там кругом проволока и охранники? Нет, время от времени кое-кто из местных начинает злиться, когда охота идет плохо. Возмущаться, что их не пускают во владения, где наверняка полно дичи. Грозятся взять их штурмом или поджечь. Ну или еще что-нибудь… Но никогда ничего такого не делают. Все это пустая трепотня.

Коки явно наслаждался своим виски.

— Наверняка клуб обеспечивает местных рабочими местами. За такими владениями требуется уход.

— Сроду не знала ни одного из наших, кто бы там работал. Небось привозят своих слуг из Нью-Йорка. Мы даже не видим никого оттуда. Должно быть, там у них полно разных припасов, свой бар, боулинг и все прочее. Только время от времени через город туда проносятся большие машины, вот и все, что мы видим. — Она выплеснула воду из стакана. — Словно какая черная дыра у нас тут образовалась.

Посетители дружно взревели. Мужчины орали и стучали кулаками по стойке. Перевернулась и упала пивная бутылка. Люди, сидевшие в кабинках, вскочили на ноги.

— «Джетс» заделали им двенадцать, — сказала Алиса.

Деньги переходили из рук в руки — в основном двадцати- и двадцатипятицентовики. Шум постепенно стихал.

— Хоть бы один сквитали. — Алиса неуверенно покосилась на Коки. — Небось охотиться сюда приехали?

— Да, — кивнул Флинн. — Именно. Охотиться.

— Можете поселиться в «Хижине лесоруба». Иногда они тоже называют свой мотель клубом «Удочка и ружье», купаются в чужой славе.

— Видел, проезжали мимо, — сказал Флинн. — И что, приличный мотель?

Алиса засмеялась:

— Ой, нет, что вы! Люди говорят, сущая дыра! Иногда переночует там какой-нибудь загулявший торговец, а с утра уже бежит сюда, опохмеляться. И жалуется, что продрог до костей, такая там всегда холодрыга. Говорят, что вообще не понимают, как можно держать мотель в таком состоянии. Не топят. В окна дует. Ни бара, ни еды, но не успеешь отъехать, как тут же бросаются менять постельное белье. Мистер Карл Моррис, вроде бы ученый человек, преподавал в школе, так вот… он и есть владелец мотеля. Ученый, а не понимает, что бизнес так не делается! Да и построили его всего за неделю. Хотя, наверное, кое-какие деньжата этот Моррис все же зашибает. Как ни проедешь вечером мимо, у них на двери табличка: «Свободных мест нет».

— Алиса! — крикнул какой-то мужчина. — Негоже забывать старых друзей!

— Иду! — ответила она и вытерла руки полотенцем. — Да и учитель был никудышный. Выдал мне аттестат, а я так до сих пор и не знаю, что это такое, третий закон физики.

— Хаотичное движение частиц, — сказал Флинн. — Беспорядок, которому мы должны противостоять.

— Правда?

— Алиса! Твой братец Джо хочет выпить! И я тоже! Ты чего там застряла, а?

Сидя рядом с Коки у дальнего конца стойки, Флинн заметил:

— Ничего не скажешь! Ловко они устроились, черт возьми!

— За деньги все можно купить, — ответил Коки. — Даже уединение.

— Даже молчание и полную секретность, — добавил Флинн. — Улавливаешь разницу?

Коки поставил пустой стакан на стойку.

— Еще хочешь? — спросил Флинн.

Коки отрицательно качнул головой.

— Тогда пора возвращаться. Мне надо позвонить Гроуверу, узнать, что он еще там не выяснил.

Выстрел из ружья прозвучал совсем рядом с машиной.

Машина Флинна как раз проехала в ворота клуба «Удочка и ружье» и свернула влево по узкой дороге.

Флинн затормозил.

— Очень любопытно… Выходить будешь?

Приволакивая левую ногу по опавшей листве, Коки двинулся в лес вслед за Флинном.

— Не стреляйте! — крикнул Флинн. — Тут люди!

И увидел мелькавшую среди деревьев изгородь. Еще несколько шагов — и увидел человека, сидевшего на корточках возле этой изгороди.

На земле лежала молодая самка оленя. Тело вытянуто вдоль изгороди, голова неестественно свернута набок. Судя по тому, как взрыты были земля с листвой, животное бешено брыкалось.

За правым ухом чернело пулевое отверстие.

Хевитт поднял глаза на Флинна. К ляжке оленихи было прислонено ружье.

Глаза у Хевитта были продолговатые и темные.

Из-за спины Флинна показался Коки.

— Что, сломала шею, застряв в изгороди? — спросил Флинн.

Хевитт молча кивнул.

От ворот, зажав ружье под мышкой, к ним спешил охранник.

— Несчастное животное, — пробормотал Флинн. — Совсем еще молоденькая, наверное, весной родилась.

Хевитт встал, сунул ружье стволом вниз за пояс куртки и затянул его потуже.

И отстранил рукой подбежавшего охранника.

Затем, нагнувшись, взял олениху за передние и задние ноги и взвалил на спину.

Выпрямился, широко расставив кривоватые ноги. Голова оленихи безжизненно свисала вниз.

— Там, на дороге, у меня машина, — сказал Флинн. — Совсем рядом.

Но Хевитт с оленихой зашагал прочь от дороги, в глубину леса, точно не слышал.

 

Глава 13

— Мы достаточно долго совещались, — тихо и убедительно произнес Арлингтон, — и пришли к выводу, что это единственное приемлемое решение.

— И вы считаете, я ему подчинюсь? — голос у Эшли звенел от возмущения.

— Нет, — сказал Лодердейл. — Лично я считаю, что ты так и останешься дураком себе на погибель.

Коки уже поднялся наверх.

Флинн хотел воспользоваться случаем и осмотреть здание клуба. Уже подъезжая, он услышал треск выстрелов, доносившихся со стрельбища, что за домом, и решил, что все члены клуба вышли на улицу.

Но, проходя по длинному коридору, ведущему из прихожей к столовой, он вдруг услыхал приглушенные голоса. И остановился на зеленом ковре.

Дверь в комнату была приотворена.

Флинн не видел, кто находился там, но слышал и различал голоса.

Рутледж спросил:

— У вас есть какие-то другие предложения, Эшли? Мы и без того слишком долго ждали.

— Но я обо всем позаботился.

— Ты не озаботился вовремя убраться с дороги, — сказал Лодердейл. — И когда увидел, что дела в компании катятся под откос, точно снежная лавина, даже не счел нужным предупредить. Я вбухал в тебя чертову уйму денег! В конце концов, у меня есть дети, я должен прежде всего заботиться о них! Да я, того гляди, дедом стану!

— Очень сочувствую вашим детям, — ядовито парировал Эшли. — При этом лично мне не слишком понятно, как они могли у вас появиться.

— А чем вас не устраивает такой расклад? — Арлингтон изо всех сил сдерживал раздражение, готовое прорваться в голосе. — Сливаете свою компанию с фирмой Кастора по производству стрелкового оружия…

— Я пытался обсудить с ним этот вариант.

— Причем на условиях, невероятно для тебя выгодных, ты уж поверь, — проворчал Лодердейл. — Будь реалистом.

— Это единственный для вас способ избежать катастрофы, — сказал Арлингтон. — И я далеко не единственный, кто придерживается такого мнения. К тому же у вас существуют контракты по импорту с Вашингтоном, и их тоже надо выполнять.

— Да я на коленях ползал перед этим Кастором! — воскликнул Эшли. — Не желают объединяться, и все тут! Даже обсуждать не желают.

— Захотят, когда мы их заставим, — сказал Рутледж.

— Заставите? — с вызовом произнес Эшли. — Интересно, каким же образом?

— А очень просто. Сделаем один звонок, и все, — ответил Рутледж. — Самое большое их предприятие по производству стрелкового оружия находится теперь в Вайоминге. В тихом уединенном месте, и мы объясним, что, если будут артачиться и дальше, им светят проблемы с поставкой горючего…

— О…

— Что и заставит их сесть за стол переговоров.

Арлингтон рассмеялся.

Уэлер заметил:

— Уверен, они нас правильно поймут. Смекнут, что при отсутствии горючего или при поставке некачественного горючего их завод остановится.

— Я вообще не понимаю, чего мы говорим с этим Эшли! — воскликнул Лодердейл. — Отобрать у него компанию — и дело с концом! И тут же можно начинать переговоры с Кастором.

— Нет, будем справедливы, — сказал Арлингтон. — Ведь это Эшли удалось выбить выгодные кредиты для ряда латиноамериканских партнеров, причем по распоряжению правительства. И именно их неспособность вовремя выплатить долги и перекрыла, фигурально выражаясь, тот денежный ручеек, что шел к нашему Эшли.

— Эшли принял это решение, — возразил Лодердейл. — И должен был получить соответствующие гарантии.

— Да они просто хотят вытолкнуть меня из бизнеса!

— Ты сам выталкиваешь себя из бизнеса.

— Ваша компания принадлежит к числу ведущих в Америке в плане использования природных ресурсов, — сказал Арлингтон. — Кроме того, в целом ряде моих банков размещены ваши ценные бумаги. Слишком много, на мой взгляд…

— Я считаю, что Эшли надо исключить из дела, — сказал Лодердейл.

Тут ударил гонг. Один раз. Глубокий вибрирующий звук, от которого, казалось, содрогнулись стены.

И Флинн не расслышал следующую реплику.

— Сауна готова, — сказал Рутледж. — Время идти в сауну.

— И все равно, настаиваю, Эшли надо убрать! — твердил Лодердейл. — И если даже слияние произойдет, то никакого поста ему давать нечего. Иначе он и новый бизнес тоже развалит.

— Бог мой, Лодердейл! — взорвался Эшли. — Да вы-то что в этом понимаете?

— Я тебе скажу, что я в этом понимаю, — злобно прошипел Лодердейл. — Как привлечь к суду за разные нарушения фирму под названием «Эшли комфорт инкорпорейтед», вот что я понимаю!

Уже выходя из коридора в холл, Флинн услышал протяжный стон Арлингтона:

— О господи боже ты мой!..

 

Глава 14

— И прежде такие видели… — Странно маленькая по контрасту с широкими плечами и грудью голова Флинна склонилась над шахматной доской.

Он поднял черную пешку и сделал ход d5.

Коки съел его пешку.

— Все это, мягко говоря, называется тайным сообществом старых друзей. А грубо говоря, группой заговорщиков и интриганов. — Флинн сделал ход конем на f6. — Группа людей, которые, на первый взгляд никак не связаны общими деловыми интересами, тайно объединяются и начинают не только защищать свои интересы, но и расширять сферы влияния, используя близость к власти. И им на всех вокруг наплевать, они делают только то, что выгодно им.

Коки пошел слоном на b5.

— Шах… Ты вроде бы хотел позвонить сержанту Уилену.

— Даже думать об этом противно.

Флинн сделал ход пешкой на с6. Коки взял ее. В ответ Флинн тоже взял пешку Коки своей, черной.

Коки сделал ход слоном на с4.

Флинн сказал:

— Нет, все же позвонить Гроуверу надо.

Пробил гонг. Даже на втором этаже звук был такой, что Флинн вздрогнул.

— Вроде бы на обед еще рановато, — заметил он.

И подошел к окну. Лужайка между главным зданием и озером была ярко освещена. По ней носились совершенно голые распаренные после сауны мужчины и прыгали в озеро (Клиффорд — вереща на бегу; Бакингем и Арлингтон — смешно подпрыгивая; Лодердейл мчался длинными скачками; Оленд семенил мелкими шажками; Рутледж с Робертсоном вышагивали не спеша и беседовали о чем-то; Эшли еле плелся, перекинув полотенце через плечо; Д'Эзопо, опустив голову, тащился позади). Впервые за все время Флинну показалось, что Оленд с Лодердейлом выглядят естественно.

— Имеется шанс увидеть нашего комиссара в чем мать родила, — стоя у окна, бросил Флинн Коки. — Будет о чем вспомнить, когда придется слушать одну из его длинных послеобеденных речей.

Коки не сдвинулся с места.

— А впрочем, бог с ним, — пробормотал Флинн. — Остается надеяться, что поблизости у них имеется кардиолог.

Он снял телефонную трубку, набрал семерку, затем — нужный ему номер.

И продолжал наблюдать из окна за происходящим на лужайке.

— Гроувер? Ну как прошел ленч?

Стоя по грудь в воде, Бакингем ударил Клиффорда по затылку ребром ладони. По всей видимости, довольно сильно. Клиффорд упал лицом в воду.

— Я бы уже давно домой ушел, если б вы не сказали, что будете звонить. Ладно, минут пять, так уж и быть, уделю.

— Очень благородно с твоей стороны.

— Но ведь сегодня воскресенье!

— А ты пробездельничал среду, четверг и пятницу. Не думай, я все вижу и замечаю.

— Но в среду почти весь день пришлось проторчать в комитете по подготовке к конкурсу!

Находившийся метрах в трех от Бакингема Клиффорд с трудом нащупал дно и встал. Он не обернулся. Просто вышел из озера на берег и побрел к дому.

— А как вы относитесь к ленивым сандвичам, инспектор?

— Сроду не пробовал.

— Шутите, что ли? Это же ленивые сандвичи!

— Ты прекрасно знаешь, Гроувер, я никогда не шучу. И по большей части с трудом понимаю, о чем ты лопочешь.

— Но ленивые сандвичи, кто ж их не знает! Жуткая вкуснятина! Вам бы наверняка понравились.

— Нет.

— Почему нет? Почти всем ребятам из комитета понравились.

— Во-первых, потому, что они ленивые. Во-вторых, потому, что сандвичи. А стало быть, набиты всякой дрянью.

— Почему это обязательно дрянью?

— Ладно, довольно об этом! Что-нибудь важное есть? — спросил Флинн. — Ты выяснил, кто убил того старика на велосипеде? Арестовал кого-нибудь?

Члены клуба не слишком задерживались в воде. Теперь они снова бегали по лужайке.

— Выяснил все, что мог. Покойного звали Хирам Голдберг. Он был ювелиром. Возраст — семьдесят два года. Жена говорит, что каждый день ездил на работу на велосипеде. За исключением суббот, разумеется.

— Но убили-то его как раз в субботу.

— Можете минутку обождать?

— Извини. Вовсе не собирался тебя торопить. — Фонари на лужайке погасли. — Валяй, можешь не спешить.

— В пятницу он ездил на работу, потом шел в синагогу.

— Ну это понятно.

— А в субботу вечером шел из синагоги на работу, забирал оставленный там велосипед и на нем возвращался домой.

— Понятно. Стало быть, вечером. Уже в темноте.

— Потому как на том же велосипеде в понедельник утром ему снова надо было ехать на работу.

— Ясно. А в ту субботу при нем были какие-нибудь камни, драгоценности?

— Даже денег не было. Ни кошелька, ничего. Ни удостоверения личности… Вот почему мы сразу не могли опознать пострадавшего.

— Вон оно как… Понятно.

— Ну и не успели привезти его в Бостонскую городскую больницу, как он скончался. Вообще, как я понимаю, был человек не шибко богатый.

— Ну а что насчет машины, которая его сбила?

Флинн услышал, как Гроувер снова зашуршал бумажками.

— С восьми пятнадцати вечера, то есть в субботу, в Бостоне было зарегистрировано семь случаев угона автомобилей.

— Так много? О боже ты мой! Нет, полиции следует предпринять какие-то решительные меры. Ты, Гроувер, плохо исполняешь свои обязанности.

— Я выполняю!

— Из рук вон плохо, — сказал Флинн. — Всю вышеизложенную информацию можно получить, сделав всего один телефонный звонок. А теперь хотелось бы услышать результаты второго звонка, в автоинспекцию.

Секунду-другую Гроувер зализывал рану. Язвительное замечание Флинна попало в точку.

— Найдены три машины. Одна — в три часа ночи на Лэндсдоун-стрит, с четырнадцатилетними пацанами. Их задержали, потом отпустили на поруки родителям.

— Угон в чистом виде. Дальше.

— Вторую обнаружили у дома одного врача, в Бруклине. Сам врач утверждает, что не знает, как она там оказалась. Просто его жена позвонила в участок в Бруклине сегодня, в девять утра, и попросила убрать от ее дома эту машину.

— Не понял.

— Это был катафалк, инспектор.

— Ага, теперь ясно. Жены врачей, как правило, весьма трепетно относятся к репутации своих мужей.

— Третью нашли патрульные, объезжая Элм-стрит в Саут-Энде. Сегодня, в полдень. Рутинная проверка водительских прав. Машина возвращена владельцу, Уилларду Мэтсону, по адресу 212 Фэарвью, тоже в Саут-Энде.

— А эта машина Мэтсона… находилась далеко от его дома?

Флинн почти физически почувствовал, как завертелись в голове Гроувера шарики и винтики.

— Примерно в миле. Ну, может, в полутора.

— Это наша машина, Гроувер. Это она и есть! Готов побиться об заклад твоей шкурой! А ее осмотрели, прежде чем вернуть владельцу? На предмет обнаружения фрагментов ювелира?

В трубке послышался шелест переворачиваемой страницы.

— Тут не сказано.

— Хочу, чтоб ее осмотрели. Сегодня же! — бросил Флинн.

— Сегодня?

— Хочу, чтоб ты лично осмотрел эту машину сегодня, Гроувер. Подчеркиваю, лично! И если обнаружится что-либо подозрительное, хочу, чтоб ее конфисковали и осмотрели уже более тщательным образом завтра, в отделе судебной медицины.

— Но Френк… — вздохнул Гроувер, — ну почему именно сегодня? Ты же знаешь, предстоит встреча лиги по боулингу…

— Потому что сегодня воскресенье, Гроувер. А авторемонтные мастерские по воскресеньям не работают. А завтра понедельник. И завтра они все работают, ясно?

Снова тяжкий вздох.

— И не пыхти, старина. Иначе щеки будут красные, как свекла.

— Но номер 212 по Фэарвью — это даже не по дороге к дому…

— Я сказал, сегодня, и точка! Утром позвоню.

Флинн вернулся к шахматной доске и сделал ход слоном.

Снова ударил гонг. Флинн пожалел, что не родился глухим.

— А вот теперь, должно быть, на обед. — Флинн уселся напротив Коки. — Но думаю, особенно спешить нам ни к чему.

— Френк?..

— Что-нибудь придумал?

— Этот парень, Пол Уэлер. Он вроде бы не один из них, верно? Он не член клуба «Удочка и ружье»?

Флинн мысленно представил картину: голые мужчины прыгают в холодное озеро. Уэлера среди них не было.

— Пол Уэлер, — сказал Флинн, — это примерно то же самое, что и «Хижина лесоруба». Прикрытие. Фасад. Как это сказала сегодня утром одна из красоток Беллингема? «Купается в лучах чужой славы»…

Коки сделал рокировку.

Флинн задумчиво изучал ситуацию на доске. Затем тоже сделал рокировку.

— Да… — задумчиво протянул он. — Совершенно новая получается игра. И тут перерыв на обед. И как бы ни свежи были их продукты, ручаюсь, обед получится такой же безвкусный. Эх, дураки мы с тобой, Коки! Надо было купить в Беллингеме хотя бы крекеров. Вечно мы с тобой думаем не о том… вот в чем наша проблема, Коки…

 

Глава 15

Коки, прихрамывая, спускался вниз, а Флинн, услышав телефонный звонок, вернулся в комнату. Звонок раздался, когда он уже закрывал за собой дверь.

— «Хижина лесоруба», — бросил он в трубку. — Место встречи элиты.

— Это ты, пап? В доме сущий бедлам, ничего не слышно!

У Флинна не было ни малейших сомнений на тему того, кто звонит. Он знал, только его девятилетний сын Уинни способен сказать «сущий бедлам». По крайней мере, он был уверен, что Уинни — единственный на свете девятилетний мальчик, который может сказать такую вещь.

— Что случилось, Уинни?

— Ну, понимаешь, Рэнди и Тодд считают, что Дженни слишком много времени проводит в ванной.

— В доме две ванные комнаты.

— Да, но они считают, что Дженни стала слишком много о себе воображать.

— У нее есть к тому все основания, — заметил отец хорошенькой тринадцатилетней дочери.

— Да, но они уверены, что она там строит перед зеркалом разные гримасы. Кокетничает, кривляется.

— Но ведь наверняка они этого знать не могут, верно?

— Есть доказательства! Каждый раз, когда она выходит из ванной, напускает на себя такой вид… ну, словно кинозвезда перед публикой. Ну, ты меня понимаешь. Такое выражение, «смотреть — смотри, а трогать не смей!»

— Короче говоря, снисходительное.

— Да, точно. Ну и вот, Рэнди и Тодд решили, что не желают быть больше публикой. И протестуют.

— И в чем же выражается этот протест?

— Они подкатили пианино к ванной и приперли дверь.

Флинн представил себе эту картину. Как двое его сыновей, близнецы, проделывают все это. И не просто проделывают, действуют оперативно и почти бесшумно.

— Ну и?..

— Ну и Дженни теперь не может выйти.

— В ванной есть окно.

— Да, но оно совсем маленькое и высоко. И потом, из него можно запросто сверзиться вниз, на землю. Ну и Дженни начала кричать и плакать. Говорит, что теперь опаздывает из-за этого на плавание. И знаешь, она не врет.

— Дженни никогда не врет.

— Ну, и тогда за дело взялась мама.

— Хорошо.

— Ничего хорошего. Пол оказался слабый…

— О господи, только не это!

— И одна ножка пианино провалилась и застряла. И пианино заклинило. И Дженни не может выйти. Сидит в ванной и плачет. А Рэнди и Тодд ржут. А мама носится по всему дому, то вверх, то вниз, то на чердак, то в подвал, и кричит, что она, должно быть, повредила какие-то там провода или трубы.

— Послушай, Уинни, а откуда у тебя этот телефон?

— Ну как откуда… Был записан в блокноте, на телефонном столике. И я решил позвонить тебе. Чтоб ты придумал какой-нибудь выход. Должен же быть какой-то выход, па. Весь этот бедлам продолжается уже целый час.

— Неужели мальчики не могут приподнять пианино?

— Говорят, что не могут, па. Только делают вид, что стараются, а сами валяют дурака. Кряхтят, пыхтят, закатывают глаза. И ржут всю дорогу.

— Стало быть, Дженни опаздывает на урок плавания. Из-за того, что к двери ванной придвинуто пианино, верно?

— Так какой же выход, па?

— Но, Уинни, выход прост, как апельсин.

— И что надо делать, па?

— Вы втроем, ты, Рэнди и Тодд, должны приподнять передний край пианино…

— Так, понял, па, что дальше?

— А мама пусть сядет за клавиши…

— Да, пап?

— И играет что-нибудь веселенькое. До свиданья, Уинни, пока.

— Пока, пап!

 

Глава 16

— Приятно видеть, что вы еще не одеты к обеду, — сказал Флинн голому Венделлу Оленду.

Члены клуба «Удочка и ружье» угощались аперитивами в главной гостиной.

Оленд взглянул на Флинна с таким видом, как смотрит умудренная опытом старая рыба на муху на крючке.

Коки видно не было.

На одном из кожаных диванов сидел в одиночестве Эрнст Клиффорд и пил пиво. И лениво перелистывал журнал «Кантри джорнэл».

Флинн подсел к нему и небрежным тоном спросил:

— А Бакингем, он что, доводится вам родственником?

Клиффорд покосился на Бакингема. Тот стоял возле бара с бокалом в руке и беседовал с Уэлером.

— Доводится мне дядей.

— Вон оно что…

— Он брат моей матери.

— И вы с ним дружны?

— Конечно! Почему нет?

Пусть Флинн наблюдал за инцидентом с расстояния, из окна, и лужайка была залита неверным мерцающим светом, но удар, который нанес Бакингем Клиффорду ребром ладони по затылку всего час назад, мало походил на проявление братских или дружеских чувств. И то, как побрел потом прочь от озера Клиффорд с низко опущенной головой, тоже не походило на столь уж дружественную реакцию.

Данн Робертс принес Флинну виски с содовой.

— Для разогрева аппетита, Флинн.

— Благодарю, сенатор.

Для человека, который спозаранку отправился на рыбалку, потом пропьянствовал весь завтрак и проспал ленч, сенатор Данн Робертс выглядел на удивление свежим и бодрым.

— Нам с вами еще не удалось побеседовать, Флинн. К вашим услугам, если возникнут какие вопросы.

— Всего один и очень простой. Где вы находились вчера около одиннадцати вечера?

— В постели. Читал. Собирался встать пораньше и пойти рыбачить. Так что улегся где-то в девять тридцать, но не спалось. Вот и взял книгу. Слышал выстрел. Кто-то застрелил Хаттенбаха.

— Какую книгу?

— «Шарль де Голль» Кроузера.

— Вы тоже участвовали в решении убрать тело Хаттенбаха из дома?

Данн Робертс оглядел присутствующих:

— Да.

— А кто еще принимал участие в принятии этого решения?

Все еще оглядывая просторное помещение, Данн Робертс сказал:

— Все те, кто это утверждает.

— Понимаю…

— Еще вопросы есть?

— Нет, пока нет.

Данн Робертс взял пустое ведерко из-под льда и понес его Тейлору, который как раз собирался выйти из гостиной.

Флинн обернулся к Клиффорду:

— У вас, кажется, есть сестра?

— Семья у нас большая. И у меня две сестры.

— И одна из них была влюблена в Дуайта Хаттенбаха…

Открытый на середине «Кантри джорнэл» лежал на коленях у Клиффорда. Он посмотрел Флинну прямо в глаза:

— Догадываюсь, что это Дженни.

— Догадываетесь?

— Дженни видели с ним. Мне говорили, что они посещали вместе разные места. К тому же она вызвалась помочь ему в последней предвыборной кампании.

— Они состояли в интимной связи?

Клиффорд слегка поморщился:

— Возможно.

— Когда Хаттенбах уже был женат?

— Думаю, да.

— А ваша сестра Дженни, она замужем?

— Нет.

— Ну и как же вы относились к тому факту, что ваша сестра состояла в интимной связи с женатым мужчиной, который к тому же доводился вам другом?

— Как? Я вам скажу, как! У меня так и чесались руки разнести этому мерзавцу череп! — Щеки у Клиффорда порозовели. Он покачал головой. — А вообще-то Джен девушка уже взрослая, Флинн… И это ее личное дело.

— Вы не кривите душой?

— Ай, бросьте!

— А Хаттенбах сильно увлекался женщинами?

— Не больше, чем другие.

— Вы хотите сказать, не больше, чем вы?..

— Сейчас вообще такое время, Флинн…

— Вы женаты?

— Нет.

— Вас с Хаттенбахом связывали какие-то особо дружеские отношения?

— Обычные. Просто дружили, и все. Мне он нравился, особенно когда оставлял свою трубу дома. С этой трубой… он был просто ужасен. Но сам, конечно, считал, что играет прекрасно. Я знал его чуть ли не с детства, и Дженни — тоже. И если между ними существовала какая-то привязанность… или там симпатия… что ж, это их дело, не мое.

— А если не существовало?

— Хотите сказать, что если они поссорились? Расстались? Мне об этом ничего не известно. К тому же последние шесть месяцев я провел на Ближнем Востоке, Флинн. И не слишком в курсе того, что творилось тут с Дженни без меня… Пришлось позвонить ей вчера ночью и сообщить о смерти Дуайта.

— И как она это восприняла?

— Она заплакала. Но Дженни всегда была плаксой. Рыдала над каждой сломаной игрушкой.

Флинн понюхал напиток в бокале и отставил его в сторону.

— У меня есть дочь по имени Дженни, — сказал он. — Правда, в данный момент она под арестом.

— Прискорбно слышать.

— И никто и ничто не в силах освободить ее, кроме веселой жизнерадостной музыки.

Подошел Лодердейл с двумя бокалами мартини. Протянул один Флинну.

— Этот человек нашел мою музыкальную шкатулку!

На Лодердейле был уже другой парик, клубнично-розового оттенка, но, как и днем, одетый немного набок. Блекло-розовое платье с пятнами на груди. Похоже, он подложил спереди подушечки, которые должны были изображать бюст. С правого плеча съехала бретелька. Туфли на высоких каблуках казались огромными.

— Вижу, вы успели переодеться к обеду, — заметил Флинн. — Почти.

Он взял у Лодердейла бокал с мартини и поставил на журнальный столик рядом с виски.

— Я вновь обрел музыкальную шкатулку! — воскликнул Лодердейл. — Благодаря вам. Теперь смогу заводить ее за обедом, чтоб все слушали и радовались. Как вы думаете, кто спрятал ее в кладовой?

— Насколько мне известно, среди членов вашего клуба имеется некий знаменитый композитор или дирижер, верно?

— Да, композитор и дирижер. И очень знаменитый! — воскликнул Лодердейл. — А вы, как я погляжу, времени даром не теряете! Гляди, Клиффорд, держи ухо востро! Это очень опасный человек. Очень умен, скоро догадается, что именно ты пристрелил Хаттенбаха.

И Лодердейл заковылял прочь на высоких каблуках.

Д'Эзопо, стоя у бочонка на другом конце комнаты, потягивал из кружки пиво.

— Хотите зацепку? — спросил Флинна Клиффорд.

— Собираетесь сделать чистосердечное признание?

— Слыхали когда-нибудь об «Эшли комфорт инкорпорейтед»?

— Вроде бы изготовляют охотничьи ружья, верно?

Клиффорд кивнул и указал на молодого человека в охотничьей куртке.

— Это и есть наш Эшли. А о фонде Хаттенбаха когда-нибудь слыхали?

— Нет, вроде бы нет.

— Это гуманитарная организация, основанная семьей Хаттенбаха. Успевают раздать миллионы в год на разные благотворительные нужды. Ну и, разумеется, Дуайт состоял в совете директоров. Так вот, этот фонд вложил немало средств в «Эшли комфорт».

— Гуманитарная организация финансировала компанию по производству стрелкового оружия?

— Именно. Пару недель назад фонд Хаттенбаха отозвал из компании Эшли большую часть своих средств. Что пробило в уже тонущем корабле Эшли изрядную брешь. Причем Дуайт не предупредил Эшли о том, что произойдет.

— А вы уверены, что он знал, что произойдет?

— Конечно, знал!

— Так почему же он не сказал Эшли?

— Потому что не считал это существенным. Стоящим внимания. Думал, что Эшли и без того конец. Хотел проучить его. Тут есть над чем подумать. И наш Эшли погиб. Точнее, погибает. — Клиффорд залпом допил пиво. — Не очень-то красиво он поступил, верно? Совсем не в духе клуба «Удочка и ружье».

— Ну а вы? — спросил Флинн. — Много ли вы, Эрнст Клиффорд, вложили средств в «Эшли-комфорт»?

Клиффорд пожал плечами:

— Честно говоря, не знаю. Спросите дядю Бака.

Рутледж в синем блейзере пересек комнату и протянул Флинну виски с содовой.

— Надо хоть кому-то позаботиться о вас, Флинн.

— О, благодарю, у меня уже два бокала, — Флинн кивком указал на столик рядом с диваном.

Рутледж спросил:

— Дома все в порядке, Флинн?

Флинн приподнял в руке бокал.

— Скажите, вы записываете все мои телефонные звонки?

— Ну-ну…

— Считаете, что сыновья смогут приподнять, а потом оттащить пианино без посторонней помощи?

Клиффорд недоуменно переводил взгляд с Рутледжа на Флинна.

— Меры предосторожности никогда не помешают, — заметил Рутледж.

Грянул гонг.

— О господи, — пробормотал Флинн, — хоть бы кто-нибудь предупреждал, когда эта чертова штуковина собирается бить.

— Это и есть предупреждение, Флинн, — Рутледж повернулся к двери, — о том, что настало время обеда.

 

Глава 17

Трам-тара-рам! Трам-тара-рам! Шагаем мы по лесам и лугам! Дружным строем вперед идем! Дойдем до болота, Убьем бегемота И шкуру с него сдерем!

Флинн отодвинул стул от стола и тихо пробормотал:

— Вот вам и птички с рыбками!..

В конце каждого куплета члены клуба «Удочка и ружье» громко стучали пустыми пивными кружками по дубовой столешнице.

Трам-тара-рам! Трам-тара-рам! Привет всем нашим друзьям! Тот, кто не с нами, тот против нас! Мы песни орем! Мы на жен плюем! Живем мы, как боги, сейчас!

Присутствующие расселись за большим круглым столом в том же порядке, что и днем, за ленчем. Оленд — слева от Флинна, Уэлер — справа. Данн Робертс сидел между Олендом и Рутледжем.

А вот Коки не было.

Ни Д'Эзопо, ни Флинн не присоединились, разумеется, к дружному хору. Уэлер улыбался и легонько постукивал кружкой по столу.

Трам-тара-рам! Трам-тара-рам! Конец всем диким лесным зверям! Всю дичь перебьем, Все вино перепьем, Никто не помеха нам!

Откинувшись на спинку стула и сложив руки на коленях, Флинн терпеливо выслушал еще два куплета в исполнении шумного хора, которое не требовало ни слуха, ни голоса и сопровождалось громким стуком пивных кружек о дерево.

Сидевшие напротив через стол Эрнст Клиффорд и Эдвард Бакингем тоже пели, стучали и дико хохотали при этом. Филип Арлингтон исполнял ритуальное действо с невероятной серьезностью и усердием. Томас Эшли пел, словно повинность отбывал. Сидевший правее от Флинна Роберт Лодердейл подпевал тоненьким фальцетом и усиливал звуковой эффект, побрякивая браслетами. Слева от Флинна Венделл Оленд размашисто жестикулировал, словно вел в атаку сотни людей. Данн Робертс сильнее всех колотил по столу кружкой, и на ней, и на столе уже появились вмятины. Чарлз Рутледж пел и стучал с педантичностью прирожденного хормейстера.

И Флинн подумал, что если это представление входит в ежевечерний ритуал, то вчера в это же время среди них сидел Дуайт Хаттенбах — на стуле Флинна или Коки — и вот так же пел и стучал кружкой вместе с остальными. И если повадки и манеры были у каждого свои, чем же, интересно, отличалось пение Хаттенбаха?..

И ничто в этом ритуале, в этом проявлении мальчишеской бравады, не подсказывало, кто же из членов хора изрешетил ему потом дробью голову.

Хаттенбах мертв.

А традиция жива. Традиция продолжается, вне зависимости от того, что произошло.

— Трам-тара-рам! Трам-тара-рам!

Когда наконец все понемногу успокоились и настала относительная тишина, Флинн снова придвинул стул к столу.

Все смотрели на него. Ждали реакции.

Флинн тихо спросил:

— Скажите, а эти… сосуды, эти кружки для пива, можно назвать бокалами?

— Да, — кивнул Арлингтон, — почему бы нет.

— Ну а жестянками их когда-нибудь называют?

Рутледж раздраженно бросил:

— Вполне возможно.

Флинн погрузился в молчание.

— А почему вы спрашиваете? — сказал Робертс.

— Да так, просто интересно, — сказал Флинн. — Просто гадаю на тему, откуда могло произойти слово «о-бо-жест-вление».

Робертс так и покатился со смеху.

Д'Эзопо прикрыл ладонью глаза.

Тейлор с вьетнамцем начали подавать обед, состоящий из отварной рыбы и брокколи. Если и существовало на свете блюдо, которое Флинн ненавидел больше брокколи, так это была именно отварная рыба. И вот, поданные вместе, эти кушания заставили его пожалеть, что он вообще явился к обеду.

А также предположить, что вслед за ними последует и соответствующий десерт — какой-нибудь пудинг из тапиоки.

Еще будучи ребенком, Флинн пришел к твердому выводу, что, если бы жизнь состояла из поедания отварной рыбы, брокколи и пудинга из топиоки, родиться на свет не имело бы смысла.

Лодердейл разглядывал свою музыкальную шкатулку.

— Вы правы, Флинн. «Фа» не хватает.

— Жаль, что нельзя сказать того же о всей этой чертовой штуковине.

Лодердейл поставил шкатулку на стол.

Рутледж спросил:

— А где Конкэннон?

Флинн ответил:

— Должно быть, разнюхал, что будут подавать на стол.

Д'Эзопо прикрыл глаза уже обеими руками.

— Кто-нибудь знает, где Конкэннон? — громко спросил Рутледж.

— Мы оставили его порцию на кухне. В тепле, чтоб не остыла, — сказал Тейлор.

— Может, гонга не слышал? — хихикнул Лодердейл.

Музыка в шкатулке иссякла.

— Говорит, что хочет остаться здесь, — заметил Арлингтон, обращаясь к Клиффорду. — В домике на берегу озера. И жить тут до тех пор, пока не придет час отправиться в последний путь. Говорит, что ехать ему просто некуда. Жена умерла лет десять тому назад от той же болезни. Где-то в Вермонте есть дочь, но она его, очевидно, просто не выносит.

— Ее, бедняжку, можно понять! — бросил Бакингем и рассмеялся.

— А сын отбывает солидный срок в тюрьме, на Гавайях. Залетел по глупости. Кажется, нанесение тяжких телесных…

— Но завтра-то он с нами идет? — осведомился Рутледж. — Что он сказал?

— Сказал, что хочет пойти, — ответил Арлингтон. — Что будет ходить, пока не свалится с ног. Этот Хевитт — крепкий орешек.

— А я его сегодня днем видел, — сказал Оленд. — Мчался вдоль озера с мертвым оленем на плечах. На мой взгляд — человек совершенно здоровый и сильный.

— Завтра все мы собираемся на охоту, Флинн, — сказал Рутледж. — На оленей. Составите компанию?

— Охотно, — ответил Флинн. — Куда все, туда и я.

— Замечательно! — воскликнул Клиффорд. — В кладовой, как вам известно, полно ружей. Но я бы хотел, чтоб после обеда вы взглянули на мой винчестер. У меня…

— Я винчестер брать не собираюсь, — сказал Флинн.

Д'Эзопо поднял на него глаза. На лице Флинна отчетливо читалось отвращение.

— Собираетесь охотиться на оленей без ружья? — удивился Оленд. — Скажите-ка, а вы, случайно, не поклонник стрельбы из лука? Или же намерены поразить оленя стрелами своего разума?

— Вы ведь, кажется, специально разводите оленей здесь, на территории клуба «Удочка и ружье»? — спросил Флинн.

— Да, — кивнул Бакингем. — И рыбы в озере у нас тоже полно.

— И у большинства из вас есть жены, верно?

— Да, — ответил Робертс.

Флинн помолчал, потом буркнул, глядя в тарелку с брокколи и рыбой:

— Тогда не хватит ли всего этого «трам-тара-рам»?..

Интересно, что подают на обед в «Трех красотках Беллингема», подумал он. А потом вспомнил, какие вкусные наваристые супы готовит его жена.

Беседа за столом превратилась в серию монологов. В основном рассказывались разные охотничьи и рыболовные истории, достаточно яркие и занимательные, причем рассказчик выставлялся в самом выгодном свете. Клиффорд отделался довольно скромным повествованием: одному лишь Робертсу достало чувства юмора посмеяться над собой.

Мужчины все чаще стали вставать из-за стола и совершать набеги на бочонок с пивом, голоса звучали все громче, истории рассказывались все более невероятные. Повышенные тона постепенно одерживали верх над достоверностью.

Было ясно, что все присутствующие уже слышали большую часть этих историй и прежде. Лишь Оленд клялся и божился, что слышит их впервые. А потому почти каждый рассказчик доводил свое повествование до конца, несмотря на то что на лицах слушателей явственно отражалась скука.

Когда Лодердейлу надоедало слушать, он включал музыкальную шкатулку, и в комнате снова и снова гремел свадебный марш без ноты «фа».

На десерт подали пудинг из тапиоки.

За кофе Данн Робертс хорошо поставленным и натренированным на митингах голосом вдруг заявил:

— Лично мне хотелось бы знать, удалось ли Д'Эзопо, Флинну и его верному оруженосцу Конкэннону выявить какие-либо новые факты, связанные с убийством Хаттенбаха?

— Мы с комиссаром Д'Эзопо собираемся встретиться после этой разгрузочной трапезы, которая тут называется обедом, — сказал Флинн, — и обсудить кое-какие подробности.

Д'Эзопо поставил кружку на стол.

— Но хоть что-то сказать нам можете? — спросил Робертс.

— Да, кое-что могу, — ответил Флинн. — Следует признать, меня до определенной степени греет тот факт, что Хаттенбаха убил человек не посторонний. Местные жители знают о существовании клуба «Удочка и ружье», знают, что здесь находится довольно необычное заведение. Полагаю, они отрицательно относятся к тому, что приходится так далеко ехать в объезд, что им не разрешается рыбачить и охотиться на территории клуба, что две тысячи акров превосходной земли никак не обрабатываются, что здесь им не светит ни рабочих мест, ничего и никому. Ну разве что за исключением Карла Морриса, который управляет пустующим мотелем, да тех как минимум пяти женщин-операторов, работающих на коммутаторе. Которым, я полагаю, прекрасно платят за то, чтоб держали рот на замке. Те же блага распространяются и на такие столпы местного общества, как шериф полиции, он же начальник дорожной службы, да сельский врач. А также, возможно, и на нескольких других лиц, которые вдруг могут поддаться искушению, то есть выложить правду. Я не в состоянии пока судить о том, сколь глубоко ваше влияние и сильна власть. Столь ли она впечатляюща, как все эти охранники, собаки и изгороди. Но, похоже, вам хватило времени на то, чтоб убедить в этом окружающих. — Флинн выбил пепел из трубки в медную пепельницу.

Арлингтон улыбнулся Рутледжу, Рутледж — Оленду.

В комнате снова зазвучала мелодия «Свадебного марша».

— Не уверен, что вы поняли, о чем это я, — Флинн поднялся, словно давая тем понять, что обед закончен. — Похоже, что ни один из местных жителей, ни один из ваших партнеров или компаньонов вне клуба «Удочка и ружье», ни один из родственников, не являющийся членом этого клуба, не знает вас достаточно хорошо. Настолько хорошо, чтоб попробовать пробить всю эту оборону, проникнуть сюда и убить. А возможно, им просто нет до вас дела…

Уже на выходе из столовой, Флинн услышал тихий голос Клиффорда:

— Трам-тара-рам!

 

Глава 18

— Я должен знать, насколько все это затрагивает твои интересы, — сказал Френсис Ксавьер Флинн комиссару Эдди Д'Эзопо. Они сидели в тесной комнатушке, стены которой были увешаны книжными полками. Здесь находились также письменный стол и несколько стульев. Флинн сидел, Д'Эзопо расхаживал, насколько позволяло пространство. — Ты был прав. Мне тоже все это очень не нравится… В каком-то смысле ты нас всех подставил: себя, Коки и меня. И нас теперь могут обвинить в соучастии в убийстве.

— Перестань, Френк. Мы ж не с улицы сюда явились. Занимаем определенные посты. Мы — полиция.

— Но на этот штат наши полномочия не распространяются.

— Твои распространяются, Френк.

— Ты что это, всерьез?.. Зачем я здесь, вот чего не могу понять.

— Просто тебе уже и раньше доводилось действовать вне пределов моей юрисдикции, Френк. И все сходило с рук.

Флинн помолчал, потом заметил:

— Ну, допустим. Хотя это не совсем так.

Д'Эзопо расправил плечи.

— Я что… Я всего лишь их гость. Пусть даже это и наводит на некоторые подозрения. И потом, я не просил тебя привозить сюда Конкэннона. Я четко и ясно сказал: «Приезжай один!» И ни слова о том, куда едешь! — Д'Эзопо всплеснул руками. — А теперь вдруг выясняется, что тебе названивают сюда детишки, пожаловаться, что один из них слишком долго торчит в ванной!

— Ах! — вздохнул Флинн. — Если бы бедняжка Дженни знала, какой долгий следует проделать путь, чтоб заслужить хотя бы толику уединения в этом огромном и людном мире!

После обеда Флинн обошел все здание клуба в поисках Коки. Но обнаружить его нигде не удалось.

Зато Флинн обнаружил в задней части дома помещение, оснащенное самыми разнообразными средствами связи, в том числе несколькими телефонными аппаратами, несколькими телевизорами и компьютерами. А в подвале нашел прекрасно оборудованный гимнастический зал и сауну.

В коридор, ведущий из главной гостиной в столовую, выходили двери трех небольших комнат, из окон которых открывался вид на погруженное во тьму озеро. Как раз в одной из них и сидели они сейчас с Д'Эзопо. По всей очевидности, комнаты предназначались для чтения и тихих задушевных бесед. В самой просторной из трех, той, что посередине, где ему сегодня удалось подслушать беседу о состоянии дел в «Эшли комфорт инкорпорейтед», стоял кабинетный рояль.

Но Коки там тоже не оказалось.

— Все это прекрасно, Эдди. Однако, повторяю, хотелось бы знать, насколько это затрагивает твои интересы.

Из соседней комнаты донеслись звуки аккордов.

— Ты же для них чужак. Не член клуба. И никогда им не станешь. Ты это понимаешь или нет?

Аккомпанируя себе на рояле, Лодердейл запел старинную романтическую балладу «Остров Капри».

— Вот придурок! — Д'Эзопо хлопнул себя ладонью по шее.

Флинн усмехнулся. Если это одна из типичных «выходок» Лодердейла, как выразился бы Уэлер, то довольно смешная. Достаточно представить, как он сидит сейчас за роялем и поет, отчаянно фальшивя и невпопад колотя по клавишам, в своем клубнично-розовом парике, некоем подобии вечернего туалета и несуразно огромных туфлях на высоких каблуках, которыми жмет на педали. Просто пародия, а не человек. В этой чисто мужской компании Лодердейл, похоже, пародировал все бытующие в мужской среде заезженные представления о наиболее отталкивающих чертах женской половины в целом — от стервозности и неистребимого желания нравиться до идиотского стремления распевать баллады, отобедав отварной рыбой с брокколи. Довольно примитивно в качестве пародии, но тем не менее смешно.

— О боже ты мой! — воскликнул Д'Эзопо.

— Так вот, Эдди, я и говорю: ты для них чужак и чужаком останешься. Кстати, сегодня ночью намерен присоединиться к тебе. Совершим групповой налет на кухню. Уж вместе как-нибудь одолеем их замки!

Сидевший в соседней комнате Лодердейл пытался взять высокую ноту и сорвал голос.

Уже более серьезным тоном Флинн добавил:

— Знаешь, Эдди, лично я сыт всем этим по горло. Ты попросил меня приехать, потом попросил остаться. Я не могу принимать участия в уничтожении улик, подкупе, склонению людей к лжесвидетельству…

— Дело в том, Флинн, что у меня есть ребенок. И он обходится очень дорого…

Флинн промолчал, ожидая продолжения.

— Он родился умственно отсталым, — сказал Д'Эзопо. — Родился с дефектом, от одного названия которого меня просто тошнит. Даже думать тошнит, не говоря уже о том, чтоб произносить вслух.

— Я не знал, — пробормотал Флинн.

— Оно… Видишь ли, мы с женой какое-то время назад решили, что лучше называть нашего ребенка «оно». Ты можешь счесть, что это не слишком красиво, но мы решили, вернее, вынуждены были решить, что, если называть его «оно», это как-то поможет деперсонифицировать… это существо. И не сойти с ума самим…

Флинн вспомнил о своих пятерых здоровых и красивых ребятишках и промолчал.

— Ему нужен постоянный уход, все двадцать четыре часа в сутки, все двенадцать месяцев в году. И стоит это больше, чем мы можем себе позволить, больше, чем может позволить себе любая мать.

— Мне страшно жаль, Эдди.

— Некоторое время назад федеральные власти и власти штата урезали расходы по программам, связанным с уходом за такими детьми. И нам его вернули. И я не в силах обеспечивать ему должный уход. К тому же у меня есть и еще дети, нормальные. О них тоже надо заботиться. И тут вдруг меня приглашают сюда, по чистому совпадению. И я поехал, тут же. Я страшно обрадовался возможности вырваться из всего этого хотя бы на уик-энд. Дом… дом превратился в сущий ад… Ты когда-нибудь слышал о фонде Хаттенбаха?

— Только недавно услышал.

— Так вот, во время моего первого визита сюда Дуайт Хаттенбах упомянул о существовании этого фонда, основанного его семьей. Оказывается, они устроили нечто вроде школы-клиники как раз для таких детей. И в течение десяти дней мой ребенок оказался в этой клинике, где пребывает и сейчас. И знаешь, Френк, у него даже наблюдается кое-какой прогресс. Люди, работающие там, творят просто чудеса!

— Которые обходятся тебе бесплатно.

— Ну, скажем, не совсем бесплатно. Но недорого.

— А как это Хаттенбах узнал о твоем ребенке?

— In vino veritas, — с улыбкой ответил Д'Эзопо. — Вот мы с тобой, к примеру, Френк, никогда не выпивали вместе.

— Не сомневаюсь, что много потерял. А кто именно пригласил тебя в клуб, Эдди? Чьим конкретно гостем ты являешься?

— Эшли.

— Ага… Стрелковое оружие.

— Верно. Закупает оружие и амуницию для разных служб.

Флинн пытался вспомнить.

— Скажи-ка, а мы, бостонская полиция, тоже пользуемся стрелковым оружием и боеприпасами фирмы «Эшли комфорт инкорпорейтед»?

Д'Эзопо пожал плечами.

— Было дело. Однако, упреждая твой следующий вопрос, скажу: теперь мы оружия у «Эшли комфорт инкорпорейтед» уже не закупаем. И да, признаю, Эшли просил меня замолвить словечко. Но меня лично, Эдварда Д'Эзопо, а не комиссара полиции Бостона. Просил посодействовать в плане капиталовложений в его предприятие. И я нашел деньги, опять же по чистой случайности.

Теперь Лодердейл наяривал на рояле «Серебряные нити на фоне золотом». Странно, но Флинну больше не казалось это смешным. Очевидно, пародия, чтоб быть по-настоящему смешной, должна быть несколько отстранена от реальности.

— Ну а какие еще услуги ты оказывал членам клуба «Удочка и ружье», а, Эдди?

— О, да так, мелочи. Ну время от времени устраивал приезд по разряду «VIР», когда кто-то из них приезжал в Бостон и просил об этом. Предоставлял полицейский эскорт с сиреной. Спецохрану, опять же когда просили. Однажды установил у гроба одного покойного почетный караул… По просьбе старой девы, доводящейся теткой кому-то из членов клуба. И, надо сказать, тут возникли осложнения. Мне доложили, что она наготовила шоколадных пирожных с орехами и пичкала ими караульных.

— Сдается мне, — перебил его Флинн, — что у многих членов этого клуба имеются дети и внуки, которые учатся в разных школах и колледжах Бостона и его окрестностей. Скольких из них тебе приходилось отмазывать, а, Эдди?

— Не буду отвечать на этот вопрос, Френки.

— И однако же, готов держать пари, ты принимал от них и разные другие знаки внимания, и…

Пение Лодердейла в соседней комнате внезапно оборвалось. Звуки рояля тоже стихли.

Затем он вновь забренчал по клавишам.

И снова запел фальцетом, и даже успешно преодолел высокую ноту «си». Она походила на ужасный пронзительный визг.

— Этот тип!.. — воскликнул Д'Эзопо. — Лично я не нахожу ничего смешного в том… — Д'Эзопо умолк, не сводя с Флинна глаз. — Но ведь он просто играет… — добавил комиссар.

Визг перешел в хрип и кашель.

Затем еще один последний вскрик — уже нормальным мужским голосом.

— Ведь он играет… — рассеянно повторил Д'Эзопо.

— Думаю, нет, — сказал Флинн.

 

Глава 19

Прежде чем войти в гимнастический зал, Флинн заглянул в замочную скважину.

Тейлор, голый до пояса, в одних шортах, разрабатывал на тренажере брюшной пресс.

Флинн вошел.

Тейлор прекратил упражнение и встал. Мускулы под гладкой кожей так и играли.

— Хотите позаниматься на тренажере, мистер Флинн?

— Вообще-то не самое подходящее время для такого рода интенсивных занятий.

Тейлор пожал плечами.

— В другое не могу себе позволить. Только поздно вечером можно быть уверенным, что никто из членов клуба сюда не зайдет.

Флинн покосился на лестницу рядом со входом в сауну. Дверца, ведущая наверх, на веранду, была приоткрыта.

— И как долго вы занимаетесь?

— Несколько лет, — скромно ответил мускулистый молодой человек.

— Нет, я имею в виду, сегодня.

— А-а… Минут двадцать.

— И совсем, как вижу, не вспотели.

— А чего мне потеть. Я каждый день тренируюсь.

— А почему вон та дверца открыта?

— Свежий воздух, сэр, — даже в полураздетом виде играющий мышцами Тейлор сохранял все манеры и интонации слуги, готового немедленно броситься на помощь. — Что-нибудь не так, мистер Флинн?

— Да. Вас не было в музыкальной комнате.

— В музыкальной комнате?

— Да, той, где стоит кабинетный рояль. Все уже успели побывать там, кроме вас.

— А чего я там не видел? Что случилось?

А случилось следующее. Ворвавшись в комнату, Флинн и Д'Эзопо обнаружили Лодердейла у рояля. Тело его тяжело сползало с табурета, голова покоилась на клавиатуре.

Рядом, склонившись над роялем, стоял Рутледж. В такой позе, точно собирался перевернуть для Лодердейла нотную страницу.

Клубнично-розовый парик свалился. Левая щека упиралась в среднюю октаву. Между зубами торчал багровый язык, похоже, Лодердейл прикусил его, и на нем виднелась полоска крови. Глаза выкатились из орбит — словно он в изумлении вглядывался в нотные знаки и никак не мог разобрать.

А дверь, выходящая на веранду, была распахнута настежь.

— Лодердейла душили, — сказал Флинн.

— Он умер?

— Да, — в голосе Флинна звучала уверенность. — Он мертв.

— Я слышал какой-то шум. — Тейлор со своим тренированным молодым телом являл собой странный контраст рыхлому господину лет за пятьдесят, одетому в вечернее женское платье, что лежал мертвым в нескольких метрах от того места, где они теперь беседовали. По соображениям Флинна, музыкальная комната находилась прямо над гимнастическим залом. — Нет, кажется, я действительно слышал какой-то шум. И решил, он просто дурака валяет. Выкидывает свои дурацкие штучки, что-нибудь в этом роде. А он, оказывается, помирал.

— И зрителей при этом было немного, — вставил Флинн.

Бакингем, возникший в дверях музыкальной комнаты вслед за Флинном и Д'Эзопо, громко причитал:

— О господи!.. О боже ты мой!

На эти крики прибежали Арлингтон, Клиффорд, Эшли, затем — Коки и Оленд. Уэлер и Робертс появились последними.

Флинн поднял глаза от тела Лодердейла, которое внимательно осматривал, и спросил:

— Где Тейлор?

— Наверное, в гимнастическом зале, — ответил Клиффорд.

Тогда Флинн сказал Коки:

— Из помещения всех убрать! И чтоб не смели ничего тут трогать своими грязными ручонками, ясно?

А затем Флинн бросился вниз, в гимнастический зал.

Сверху, из полуотворенной двери, тянуло холодным ночным воздухом, и Тейлора начала бить мелкая дрожь.

— Сколько просидел за решеткой? — спросил его Флинн.

— Откуда вы знаете, что я сидел?

— От верблюда. Так уж устроено нынешнее общество, — ответил Флинн. — Общество собирает с улицы нежелательных ему граждан и отправляет их в тюрьмы, где имеются прекрасно оборудованные гимнастические залы. Что только способствует превращению вышеупомянутых граждан в еще более нежелательные для общества элементы. Ибо где, как не в тюрьме, им сам бог велел доводить себя до физического совершенства, а заодно изучать уголовное право, повышая тем самым уровень криминальной подготовки.

— Только так и можно выжить в тюрьме. Только так можно сбросить напряжение. Только так, доведя себя до изнеможения, можно уснуть. И научиться защищаться.

— Знаю, — кивнул Флинн. — Так сколько?

— Три года. С хвостиком.

— Ну а по какой именно части ты специализировался?

— По женской.

— Разве это преступление? — удивился Флинн. — Знавал я людей, которые заслуживали за это одни благодарности, а не срок.

— В моем случае они назвали это двоеженством.

— И что же в наши дни принято называть двоеженством?

— Ну, короче, меня застукали на том, что я был женат на девяти разных женщинах сразу.

— Девяти! Ничего себе! О господи, дружище, ты и в самом деле в этом смысле уникум. Не можешь отказать даме, да?

— Судья… Судья, который влепил мне срок, назвал это дурной привычкой, от которой следует избавляться.

— Дурной привычкой с далеко идущими последствиями, я бы сказал. Разве матушка не объясняла тебе, что на свете существует такая штука, как развод?

— Ну… это всегда происходило так быстро. И они, эти женщины, всегда так настаивали, чтоб все было по закону. Просто духу не хватало отказать и сознаться, что я уже был женат. Вернее, все еще женат. Короче, не успеешь обзавестись одной семьей и как следует к ней привыкнуть, как тут же — бац! — на горизонте уже маячит другая. И добро пожаловать к алтарю!

— Ну ладно, Тейлор. Так выходит, ты женился девять раз подряд без каких-либо корыстных намерений?

— Ничего я с этого не имел! Ничегошеньки, никакого прибытка! Кроме разве что свадебных подарков. Ну а сколько, спрашивается, кухонных наборов нужно человеку? Лично мне — так вообще ни одного…

— Тейлор…

— Просто мне нравятся свадьбы. Просто жуть до чего все это нравится, прямо с ума схожу. Нравится быть женихом. Все на тебя смотрят. Все тобой любуются. И родственники невесты всегда так радуются, просто счастливы принять в свою семью. А уж до чего я обожаю свадебные приемы! И первую брачную ночь!.. Да кто ж, скажите, этого не любит?

Флинн изучающе смотрел на Тейлора. Да, он прекрасно сложен, чистая оливкового оттенка кожа, живые веселые глаза, темные вьющиеся волосы. Теперь Флинн понимал, что такому молодому человеку, как Тейлор, не составляет особого труда влезть в любую семью, где имеется дочь на выданье.

Фигуркой именно такого жениха украшают обычно свадебный торт.

Тейлор раскраснелся и одновременно мелко дрожал от холода.

— Тюремный психиатр считает, что я гиперсексуален. Но она была…

— Понимаю. Женщина. Уверен, она тебе очень помогла.

— Просто она правильно поставила диагноз.

— Не сомневаюсь.

— Поэтому я и работаю здесь, мистер Флинн. Чтобы держаться подальше от женщин. Проторчал тут уже почти целых девять месяцев и, представляете, ни разу не женился! Даже и близко к этому не подошел.

— Ты просто молодчина, парень! Так держать! И все мы, отцы, имеющие дочерей, будем тебе страшно благодарны.

— Одной жены слишком много, — с несчастным видом пробормотал Тейлор. — А миллиона, выходит, недостаточно.

— По крайней мере, теперь ты знаешь, в чем заключается твоя проблема, — попытался утешить его Флинн.

— Да, гиперсексуален, — Тейлор еще больше покраснел. — Вот и тренируюсь по ночам, как в тюрьме. Помогает, знаете ли, избавиться от…

— Ну а детишек-то успели завести с этими своими девятью женами? — поинтересовался Флинн.

— О да! — радостно ответил Тейлор. — Целую кучу ребятишек! И такие все, знаете ли, славные! И родители жен их просто обожают! Просто счастливы, что у них есть внуки. Есть, знаете ли, о ком заботиться, чего я, к сожалению, как вы понимаете, не могу.

— Да. Вижу, вы зря времени не теряли.

— Не терял. До тех пор, пока не попал сюда, — согласился Тейлор.

— Хотите сказать, вы не бросили ни одну из своих жен?

Тейлор отрицательно помотал головой.

— Как же это можно, жениться на девушке, а потом ее бросить! Особенно если она беременна. Я, знаете ли, от всех этих переживаний даже в весе потерял. Фунтов десять-пятнадцать сбросил.

— Каждый реагирует на стресс по-своему.

— И все мои тести и тещи, все до единого, были страшно милые люди. И детишек моих приняли с радостью. И всех жен обратно тоже приняли. Нет, мне попадались девушки только из прекрасных семей! Ну, правда, под конец дружно набросились на меня и все такое… Это ведь они потащили меня в суд. Но это не по злобе, нет. Просто ревновали, вот и все.

— Ревновали вас, я так понимаю?

— Ну да, — кивнул Тейлор. — Короче говоря, распустили сплетни… Один священник узнал. Вспомнил, что я венчался в той же церкви несколько недель тому назад. Ну и сперва разозлился отец одной невесты, потом и все остальные.

— Что ж, можно понять, чем был вызван их гнев.

— Лично мне кажется, стоило им смекнуть, что я принадлежу не только им, — с философским видом заметил Тейлор, — тут же решили: пусть уж лучше никому не достанется. Вот и упрятали за решетку.

— Частенько доводилось слышать, что талант и дар могут превратиться в тяжкую ношу, — заметил Флинн.

— А за те три года, что я торчал за решеткой, они все успели со мной развестись… И аннулировать браки.

— Скажите, а как звали судью, который приговорил вас… э-э, к холостяцкой жизни?

Тейлор уставился в потолок.

— Лодердейл, — ответил за него Флинн.

— Да. Он, старый козел.

— И именно он, Лодердейл, подобрал вам потом эту лишенную даже проблесков секса работенку, верно?

— Но не в монастырь же мне было идти, сами посудите, мистер Флинн. Хотя и тут, по правде говоря, несладко. А потом та женщина, ну, врач-психиатр из тюрьмы, сказала, что с возрастом это у меня пройдет. Вы как считаете, мистер Флинн?

— Нет, — ответил Флинн. — Этого не произойдет, если держать себя в форме.

 

Глава 20

— А он веселый парень, этот Тейлор, — сказал Флинн Коки, входя в музыкальную комнату. — Какой это дурак придумал, что все мы влачим тихое и унылое существование? И, кстати, где ты был все это время?

— Решил пропустить обед.

— Очень мудро поступил. Я не пропустил, но почти к нему не притронулся.

— Взял бутылочку виски из бара и пошел к озеру, где стоит сараюшка Хевитта. И мы так славно вдвоем пообедали! Свежей жареной рыбой и телячьей отбивной. И еще я притащил тебе целый пакет яблок.

— Мне тоже досталась рыба, только отварная. — Флинн, подбоченясь, оглядывал комнату, где произошло убийство. — И я не предпринял никаких мер, чтобы предотвратить это.

— Он был скверным человеком, Френк. И нездоровым.

— Слышал. Видишь, вот тут, под рубашкой, у него какой-то странный бугорок или опухоль. И кожа немного желтоватая, но это не загар, нет. Думаю, ему следовало бы находиться в больнице. А Тейлор в подвале занят тем, что сжигает энергию, которой хватило бы на девять мужей. — Флинн кивком указал на тело мужчины в дамском вечернем платье со свалившимся на пол париком. — А вот вам и член суда, который поспособствовал тому, чтоб парень оказался за решеткой… Что-нибудь любопытное обнаружил, Коки?

— Задушен обычным шнурком типа бельевой веревки. На конце узелки. Убийца подготовился, но напрягался при этом не слишком. Единственное, что можно с уверенностью сказать: тот, кто задушил его, обладал недюжинной физической силой. Шнур так и врезался в шею. Вполне возможно, что сломаны позвонки.

— Убийца не колебался. Я хочу сказать, он действовал очень решительно и быстро. Бедняга и понять не успел, что с ним происходит, — Флинн опустился на четвереньки у двери, выходящей на веранду.

— Если на веранде и есть что-то интересное, то разве в такой темноте разглядишь…

Голова Флинна склонилась над самым полом.

— И если на деревянном полу сапоги или ботинки могли и не оставить следа, то след от босой и потной ступни остаться вполне мог.

— Думаешь, Оленд?

Флинн поднялся и прикинул на глаз расстояние от порога до блеклого восточного ковра на полу.

— Или же убийца, опасаясь, что его могут застигнуть в комнате с Лодердейлом, специально отворил дверь на веранду. Чтоб сбить с толку. Чтоб мы подумали, что убийца вошел и вышел отсюда. Или же только вышел…

— Мы застали здесь только Рутледжа, — сказал Флинн. — А сами находились в соседней комнате.

— И ты был там и ничего не слышал, Френк?

— Слышал. Слышал лишь, как этот несчастный захрипел. Сперва я подумал, что он просто кривляется, что это — лишь часть послеобеденного представления. А потом отчетливо различил мужской голос и только тут понял, что это никакое не кривляние.

Коки сказал:

— Я отнес яблоки к тебе в комнату. И пошел пешкой на d4.

— Пешкой на d4? Очень интересно… — Флинн щелкнул замком двери, выходящей на веранду. — А что, дверь в коридор тоже запирается?

— Нет.

Некоторое время они молча передвигали фигуры.

— Ладно, неважно, — сказал Флинн. — Давай-ка соберем всех в главной гостиной. Хочу сказать им пару ласковых слов. Они того заслуживают.

 

Глава 21

— Кофе, Флинн? Или же предпочитаете чего-нибудь покрепче? — спросил Рутледж, стоя у столика с напитками и готовый услужить.

— Чашку кипятка, будьте добры, — Флинн выудил из кармана пиджака пакетик травяного чая. — И еще ложечку, если можно.

В главной гостиной уже собрались люди, но было на удивление тихо. Лишь потрескивали дрова в камине.

Д'Эзопо сидел дальше всех от огня, в глубоком кожаном кресле, у стены. Рядом, на подлокотнике, стоял бокал с каким-то крепким на первый взгляд напитком. Комиссар прикурил сигарету, и Флинн заметил, что рука у него дрожит.

Клиффорд сидел на диване, широко расставив ноги и опустив голову, и барабанил пальцами по бумажной салфетке, лежащей у него на коленях. Он явно нервничал, словно атлет перед схваткой. Бакингем, расположившийся на другом конце дивана, глядел куда-то в пространство и задумчиво поглаживал подбородок.

Арлингтон выбрал место за покерным столом. Сидел, скрестив руки на груди с видом игрока, ведущего счет и ожидающего последней раздачи. Окленд занял свое обычное место, у камина, скрестив тощие голые ноги, и смотрел на огонь.

Заложив руки за спину, стоял в дальнем темном углу комнаты Уэлер и изучал висевшую на стене голову лося.

Данн Робертс, сунув руки в карманы пиджака, стоял по другую сторону от камина, возле маленькой дверцы в служебное помещение. Эшли, склонившись над столом с напитками, готовил себе коктейль.

— Спасибо, — сказал Флинн и опустил пакетик в чашку с горячей водой, которую протянул ему Рутледж. И стал помешивать ложечкой. — Не будет ли кто-нибудь столь любезен сбегать за Тейлором?

— Кофе? — предложил Конкэннону Рутледж. — Что-нибудь выпить?

— Кофе. Черный.

Данн Робертс надавил на вделанную в стену кнопку цвета слоновой кости.

— Учитывая то обстоятельство, что прошлый раз Тейлор помогал вам уничтожать улики, — пояснил Флинн.

Рутледж протянул Коки чашку с блюдцем. Коки взял только чашку. Рутледж поставил блюдце обратно на стол.

Флинн выудил ложечкой чайный пакетики положил его вместе с ложечкой на блюдце Коки.

Тейлор вошел в комнату через маленькую дверцу за спиной у Данна Робертса. На нем были черные брюки, белая куртка официанта, белая рубашка и черный галстук. Флинн заметил, как Тейлор тут же начал искать глазами Клиффорда, но тот, по-прежнему не поднимая глаз, смотрел на салфетку на коленях.

Рутледж приготовил себе какой-то не слишком крепкий коктейль.

Флинн отодвинул кресло подальше и чуть в сторону от камина и уселся в него лицом к огню.

Арлингтон сказал:

— Полагаю, вы хотите знать, где находился каждый из нас в тот момент.

— Я не стану задавать вам вопросов, — сказал Флинн. — Всегда был не слишком силен в придворных интригах. Одним это дается, другим — нет. Два человека погибли, были убиты. Вы, джентльмены, виновны в сокрытии преступления, уничтожении улик и доказательств по делу. По всей видимости, один из вас виновен в убийстве. Так не годится. Это ненормальная ситуация. Криминальная, я бы сказал.

Стоя у столика с напитками с бокалом в руке, Рутледж не сводил с Флинна глаз.

Флинн поставил пустую чашку на журнальный столик.

— Я хочу отдать несколько распоряжений.

— Мы исполним любое ваше пожелание, Флинн, — сказал Рутледж.

— Еще бы вам не исполнить. Пожалуй, не стоит напоминать вам о том, что в этой стране никому не дозволено встать над законом. Знаю, есть среди вас люди, придерживающиеся на этот счет другого мнения. Знаю, что имеются среди членов вашего клуба личности, которые и сами представляют закон… в различных его аспектах. Но ведь вы позвали меня сюда именно потому, что я не из вашего круга. Человек посторонний. — Сидя в мягком кожаном кресле и глядя на мерцавшее в камине пламя, Флинн вдруг вспомнил, что почти не спал прошлой ночью. — Одним словом, ни в чем не заинтересованный. Так вот, как незаинтересованный представитель закона должен со всей ответственностью заявить, что то, что вы творили здесь прошлой ночью, абсолютно противозаконно, преступно и опрометчиво с вашей стороны. И сегодня, сейчас, постараюсь научить вас, как следует себя вести.

Коки недоуменно заморгал.

— Скажите, что теперь делать, — вставил Рутледж.

Флинн выпрямился в кресле.

— Прежде всего мы вызовем местную полицию. Вашего шерифа Дженсена в порядке, так сказать, любезности. Мы также немедленно свяжемся с отделом убийств центрального полицейского управления штата, — даже самому Флинну собственный голос казался холодным и отстраненно жестким. — И сообщим им об убийстве судьи Роберта Лодердейла. И до тех пор, пока не прибудут представители закона, ни один из вас из этой комнаты не выйдет. — Коки совсем расслабился и чуть ли не клевал носом, держа на коленях пустую кофейную чашку… — А когда сюда явится шериф Дженсен, я намерен показать ему комнату, где произошло убийство. А также проследить за тем, чтобы он ничего там не трогал… — Собственный голос казался Флинну все более отдаленным, точно он больше не принадлежал ему, а доносился откуда-то издалека, причем сам он, Флинн, отдалялся от него все больше и больше. — Так вот, когда явится Дженсен… — Свет в комнате померк. А треск поленьев в камине становился все громче. — Когда приедет полиция штата…

Из темной глубины комнаты на него надвигались огромные бледные лица.

Лицо Рутледжа кривилось в улыбке.

Флинн с огромным усилием повернул голову — взглянуть на Коки.

Коки крепко спал.

— Уэлер… — пробормотал Флинн.

Уэлер, стоявший в дальнем углу, поднял глаза. И, все еще держа руки за спиной, молча наблюдал за Флинном.

— Мерзавцы… — пробормотал Флинн. — Так вы решили просто дождаться…

 

Глава 22

Огонь все еще горел в камине, но язычки пламени стали меньше, и света и тепла от него исходило тоже меньше. В небольшие оконца с улицы просачивался сероватый свет.

Коки, сидя в кресле, все еще спал. Кофейную чашку с его колен убрали. И чашка с блюдцем Флинна тоже куда-то исчезла с журнального столика.

Вообще все стаканы, бокалы и чашки, находившиеся вечером в комнате, куда-то исчезли.

Флинн посмотрел на часы. Четверть десятого. Утра… Утро, понедельник… клуб «Удочка и ружье»… Лодердейл…

Он резко встал, и его замутило. И тут же страшно закружилась голова. Флинн закрыл глаза.

— Черт… Должно быть, сильный подсунули порошок, раз я вот так, прямо на полуслове, вырубился…

Он сделал несколько глубоких медленных вдохов. Потер виски кончиками пальцев. Выждал минуту.

Затем, еле двигая отяжелевшими ногами, поплелся к двери. Вышел из гостиной, пересек холл, вошел в коридор.

Дверь в музыкальную комнату была распахнута настежь.

Ее заливал сумеречный утренний свет, пробивающийся с веранды. Он показался Флинну каким-то нереальным.

Нет, сама комната выглядела вполне реально. И нормально. Трупа за роялем больше не было. К нему был аккуратно придвинут пустой табурет. На рояле стояла маленькая музыкальная шкатулка Лодердейла…

Через стеклянную дверь Флинн видел лужайку с мертвой пожелтевшей травой и темную плоскую поверхность озера.

Он никак не мог вспомнить, стояла ли на рояле шкатулка вчера, когда они обнаружили тело Лодердейла.

Вернувшись в гостиную, он надавил на кнопку звонка. В здании клуба стояла полная тишина.

Флинн подошел к Коки, потряс его за левое плечо. Потом спохватился и потряс за правое.

Коки открыл глаза. Взгляд их был невидящим.

— Друзья познаются в беде, — сказал Флинн. — Вставай!

Коки оглядел комнату с таким видом, точно видел ее впервые.

Флин заметил:

— Наверняка уже успели избавиться от того, что было Лодердейлом.

Коки с усилием выпрямился в кресле. И сидел, покачиваясь и недоуменно моргая.

— Нас обвели вокруг пальца, друг мой, — сказал ему Флинн. — Ну ничего, не расстраивайся. Вот через несколько минут окончательно проснешься и почувствуешь себя еще хуже.

Через маленькую дверцу в гостиную шагнул Тейлор.

— Доброе утро, — сказал Флинн.

— Доброе, — пробормотал Тейлор.

— Вы тоже принимали участие в этом заговоре с целью усыпить нас?

Тейлор разглядывал свои сильные гладкие руки.

— А куда было деваться, если они велели…

— И какой же, вы думаете, напрашивается вывод? — Голос Флинна эхом отдавался у него в ушах. Ноги едва держали.

— Что-то я не пойму, о чем это вы.

— Где все?

— Ушли на охоту.

— На охоту?

— Ну да. На оленей. Ушли примерно с час назад.

Флинн представил себе картину: охотники, растянувшиеся неровной цепочкой, входят в лес. Все прекрасно одеты, у всех карабины.

Он покачал головой. Голова заболела еще сильней.

— Они же говорили, что собираются на охоту сегодня, — словно оправдываясь, пробормотал Тейлор. — Вот и пошли.

Коки, навалившись грудью на подлокотник, спросил:

— Нас что, усыпили?

Флинн взглянул на ковер. Восточный рисунок кругами расплывался перед глазами. От этих завихрений снова затошнило.

— Где Лодердейл?

— Его убрали, сэр.

— Я понимаю, что убрали! Куда, черт подери? — Флинн приложил ладонь ко лбу. Ответа не последовало. — Понимаю. Ты здесь лицо подневольное. Тебя наняли делать работу. И ты с ней, надо сказать, чертовски хорошо справляешься! Только и знаешь, что переносить мертвецов по ночам с места на место!

— Мистер Рутледж, он предупредил, что вы будете задавать утром вопросы, сэр.

— Догадливый он парень, этот Рутледж.

— И сказал, чтоб я и не пытался на них отвечать. Что если вы что-то узнаете, то он тут же свяжется с местной полицией, и тогда…

— Очень умен этот Рутледж.

— И тогда это только все еще хуже запутает.

— Френк, — сказал Коки, все еще сидя в кресле. — Мне что-то нехорошо, Френк.

— А ты старайся не думать о маринованных огурчиках и хлопьях со сливками.

— Он просил передать, чтоб вы воздержались задавать вопросы до тех пор, пока не встретитесь с другими членами клуба.

— Так сходи за ними! — сказал Флинн.

— Не могу. Я же не знаю, где их искать.

— Так позвони в этот проклятый гонг!

— Не поможет, — сказал Тейлор. — Не то время, чтоб бить в гонг. Они сразу догадаются, что вы их зовете.

При одном воспоминании о звуках, которые производит гонг, Флинна замутило еще больше, чем при мысли о маринованных огурчиках и хлопьях со сливками.

— Они соберутся у «Трам-тара-рама» где-то в двенадцать или около того.

— У «Трам-тара-рама»? Что это за место такое?

— Да домик. Просто охотничий домик. В горах. И я должен отвезти им туда горячее. Выезжаю в «Лендровере» примерно в одиннадцать тридцать. Почему бы вам не поехать со мной?

Флинн взглянул на часы — девять двадцать шесть. Последние десять-одиннадцать минут растянулись, казалось, на несколько часов. Словно он провел весь вечер, слушая Шенберга. Интересно, но утомительно.

У него оставалось два часа, чтоб привести голову и тело в порядок и подготовить их к несомненно утомительной и тряской поездке в «Лендровере» по каменистой горной дороге.

— Сперва принеси нам завтрак, — сказал Флинн.

— О, Френк…

— А все уже позавтракали, — сказал Тейлор. — Когда кто-нибудь пропускает завтрак, ему уже ничего не…

— Мы не члены клуба! — взорвался Флинн. — И нам плевать на все их поганые правила! Если повара уже ушли, приготовишь завтрак сам. Яйца всмятку, тосты, чай.

— О, Френк…

— И куриный бульон!

— Куриный бульон?

— Да, куриный бульон. И если понадобится, будешь сам ловить цыплят с помощью лассо, а потом их ощипывать, ясно?

— Да, сэр.

— Завтрак подашь в мою комнату ровно через пятнадцать минут!

— Да, сэр.

— Френк…

— И принесешь мне сапоги. Размер десятый. И теплую парку.

— Да, сэр.

Флинн слегка пошатнулся.

— И если не исполнишь всего этого, Тейлор, я лично позабочусь о том, чтоб ты до конца своих дней сидел в камере и чтоб тебе все время играли «Свадебный марш». Денно и нощно!

 

Глава 23

Флинн побрился, принял контрастный душ — сперва горячая вода, потом холодная, потом снова горячая, — переоделся в свежее белье и почувствовал себя настолько бодрым, что даже сделал ответный ход слоном на f5.

Без десяти десять Тейлор подал им в комнату завтрак. Полную супницу горячего куриного бульона, яйца всмятку, тосты и чай.

Коки, приволакивая ногу, вошел в комнату. Он тоже побрился. Волосы у него были мокрые. Глаза немного прояснились. Нижняя губа отвисала больше обычного.

— По крайней мере, — сказал Флинн, — у меня нет причин подвергать допросу в связи с этим делом губернатора Кэкстона Уилера и Уолтера Марша. — Он покачал головой. На этот раз обошлось. — Впрочем, как знать, как знать…

Коки взглянул на шахматную доску.

— Та-а-ак… — Флинн довольно потер руки. — Что может быть лучше куриного бульона на завтрак!

— Мне он ни к чему.

Прежде чем притворить за собой дверь, Тейлор сказал:

— Зайду за вами примерно в одиннадцать тридцать, инспектор Флинн.

— Обязательно. — Флинн придвинул стул к столу. — И смотри не забудь сапоги и куртку!

Коки брезгливо и осторожно придвинул к себе тарелку и смотрел на нее, как смотрит котенок на оставленную им лужицу.

— Над нами учинили расправу, Коки. Они расправились с нами! Думаю, главной особенностью правящего класса является их умение… управлять. Они должны управлять, что тут поделаешь. Как рабочий класс должен прежде всего работать…

Коки следил за тем, как Флинн наливает ему в миску куриный бульон.

— Сдается мне, что я не выдержу этой поездки сегодня на джипе, Френк. Мало того, что пил вчера с Хевиттом, так еще этот Рутледж насовал какой-то дряни в кофе.

— Ты останешься здесь. Посидишь, пораскинешь мозгами. А я пойду выслеживать этих охотничков в лесу. — Флинн налил себе бульона. — А что еще остается делать… Мы же не можем вызвать полицию штата и показать, что трупа в наличии не имеется. Ешь бульон!

Стоило Коки только заставить себя попробовать ложку, и он, уже не останавливаясь, выхлебал все до конца.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей и не портить ни себе, ни другу аппетит, Флинн неумолчно болтал за едой:

— Знаешь, вполне возможно, Тейлор тот человек, который нам нужен. Он чужак, он не из этой шайки полудурков. В свое время судья Лодердейл приговорил его к трем годам заключения за четырехкратное двоеженство. А потом устроил парня сюда на эту обезьянью работу. Тоже своего рода наказание за нарушение закона. Мучил его своей музыкальной шкатулкой, доводил этим маршем. Как только такое в голову могло прийти, сделать музыкальную шкатулку орудием пытки?!

— Так выходит, это Тейлор спрятал шкатулку Лодердейла в кладовой?

— Ну вот, мыслительный процесс уже начался! Съешь еще тостик, Коки. Да, очень вероятно, что он. А сегодня утром эта самая шкатулка стояла на рояле. Ты, случайно, не помнишь, вчера вечером она там была?

— А тебе кажется, что была? Что ж, может, ты и прав. Как бы там ни было, есть все основания подозревать именно Тейлора. Поднялся по лестнице из гимнастического зала на веранду босой. Ступал тихо, бесшумно. Прокрался в музыкальную комнату, одним прыжком оказался у Лодердейла за спиной. Руки у него сильные, тренированные. Чуть не оторвал Лодердейлу голову с помощью обыкновенной бельевой веревки. А после быстренько и тихонько ускользнул обратно в гимнастический зал, который находится прямо под музыкальной комнатой. Обе двери, и на веранду, и в музыкальную комнату, были открыты.

Коки не сводил с Флинна глаз. Тот опустошил миску с бульоном и принялся за яйца.

— Но к чему было Тейлору убивать Хаттенбаха?

— Зависть, мой друг. Элементарная зависть. Тейлор рассказал мне, что в тюрьме его обследовал врач-психиатр. Женщина. И она поставила ему диагноз: гиперсексуальность. К вашему сведению, лейтенант Конкэннон, этот наш приятель Тейлор имел одновременно девять жен! Хочешь, верь, хочешь, нет, но ровным счетом девять. И именно из-за этого и работает здесь. Чтоб оградить себя от дальнейших фатальных ошибок того же сорта, чтоб снова не оказаться перед алтарем рука об руку с очередной дамочкой и не твердить: «Согласен, согласен!» И тут возникает Хаттенбах. Привлекательный, молодой, он тоже пользуется успехом у женщин. Они так и слетаются к нему, точно мухи на мед, и он одерживает одну победу за другой. Но Хаттенбаху хватило ума ограничиться только одной женой. Впрочем, не уверен, что это было столь уж мудро с его стороны, выбрать в жены холодную бессердечную женщину, сущую, по правде говоря, стерву. И вот представь, лежит наш обреченный на воздержание Тейлор в холодной каморке для слуг и прислушивается к разговорам господ. И слушает те же разговоры о бесконечных любовных подвигах Хаттенбаха, когда подает к обеду отварную рыбу. Ну, неужели, скажи, у него не возникнет при этом искушения оторвать голову этому ловеласу?

— Да, — с готовностью ответил Коки.

Флинн сделал вид, что не заметил поспешности, с которой последовал ответ.

— Ну а Клиффорд? — спросил после паузы Коки. — Ведь он тоже весьма привлекательный молодой мужчина. Почему бы Тейлору не завидовать и ему тоже?

— Последние полгода Клиффорд отсутствовал. Был на Ближнем Востоке. А Тейлор работает здесь всего девять месяцев. Однако, следуя этой логике, мы должны были бы предупредить Клиффорда, верно? Ты что, яйца не будешь?

— Что-то не очень хочется.

— Ешь, — Флинн отодвинул миску, стоявшую перед Коки, и выложил ему на тарелку пару яиц. — Осознай наконец, чем пожертвовали для тебя курочки! Своим потомством!

— В данный момент меня больше беспокоит мое состояние, — сказал Коки.

— К слову, о Клиффорде. К числу женщин, с коими женатый Хаттенбах делился жаром своих чресел, принадлежит и незамужняя сестра Клиффорда Дженни. Сам он твердит, что сей факт ничуть не оскорбляет его чувств. Но брат есть брат. И все братья — люди разные.

— А что мог иметь Клиффорд против Лодердейла?

— Не знаю. Он, насколько я понимаю, дружил с Эшли и являлся одним из инвесторов, вложивших деньги в «Эшли комфорт инкорпорейтед». Кстати, мне показалось, что Бакингем был недоволен Клиффордом. Наблюдал из окна за одним маленьким инцидентом. К тому же губернатор Бакингем доводится Клиффорду дядей.

— Ничего себе! Не компания, а какой-то клубок змей! — С этими словами Коки брезгливо отодвинул от себя тарелку с яйцами.

— Яйца здесь совершенно ни при чем, Коки. Так что выбрось эти мысли о змеях и прочих ползучих гадах из головы и ешь! Не думай больше о змеях!

Коки поднялся со стула и заковылял к шахматной доске.

— Нет, наиболее вероятный кандидат все же Эшли, — продолжал размышлять вслух Флинн. — Клиффорд утверждает, что Хаттенбах без всякого предупреждения взял да изъял вложенные им средства с банковских счетов фирмы Эшли, причем выбрал для этого самый неподходящий момент. Ну чем не мотив для убийства? К тому же в недрах этого курятника, называемого клубом, разрабатывается реорганизация «Эшли комфорт инкорпорейтед». И Лодердейл очень старался — подозреваю, небезуспешно — выжить Эшли из бизнеса. Тоже мотив для убийства.

— А Уэлер? — спросил Коки. — Он вроде бы человек со стороны. И не член клуба.

— Он человек, который все обо всех знает. Все связи, все ходы и выходы. Он один из главных душеприказчиков Рутледжа. Именно он, как я понимаю, заправляет всей его финансовой и деловой империей. И как знать, в какие игры при этом играет…

Коки двинул по доске какую-то фигуру.

А затем вернулся к столу, сел и заметил:

— Кстати, и Д'Эзопо тоже вроде бы посторонний. Не член.

— А что, тоже мысль! — сказал Флинн и выпил первую чашку чаю. — Вообще, это, конечно, нечто! Представь, комиссар полиции Бостона вдруг оказывается убийцей! Вдруг выясняется, что это он, взяв в сообщники Тейлора, организовал убийство Лодердейла. Еще один чужак… Стоит раскрутить такое дельце, и тебе вряд ли будет когда светить полная пенсия, Коки! О, кстати, вспомнил! Надо позвонить Гроуверу. Узнать, проверил ли он ту машину.

— Доброе утро, Гроувер. Рад, что застал тебя на работе в понедельник утром.

Перед тем как набрать номер, Флинн взглянул на шахматную доску и отметил, что Коки пошел ферзем на el.

Ответом Гроувера было какое-то невнятное хмыканье.

— Ну, как продвигается дело Хирама Голдберга?

— Потратил целую уйму времени. Несколько часов.

— Сочувствую.

— А это означает, что я не получу майку члена лиги!

— Что у тебя, маек, что ли, нет?

— Майки члена лиги — нет, инспектор.

— О, понимаю.

— И сами знаете, как на это смотрит комиссар.

— Последний раз, когда его видел, он был весь в поту и страшно нервничал.

— Что?..

— Так как же посмотрит на это комиссар?

— Я имел в виду комиссара Д'Эзопо.

— Это я понимаю.

— Просто вы его плохо знаете, Френк.

— По всей видимости, действительно не очень хорошо.

— А его от вас просто воротит, как и всех остальных нормальных полицейских. Профессионалов, настоящих сыщиков. Он, как и все, считает вас чокнутым, вот! Прямо так и говорит, этими самыми словами. Сам слышал, на пикнике в День труда.

— Я там не был.

— Ну, ясно, не были. Наверное, вас просто не пригласили, вот и все.

— Наверное.

— Потому что вы — не наш человек, Френк!

— Слава Всевышнему за это.

— Потому что никто никогда не понимает, что это вы такое городите. Мало того, что не понимает, к тому ж еще просто не слышит. Все время бубните себе под нос. А если кто и слышит, так не понимает. Все эти ваши дурацкие шуточки и намеки…

— Гроувер…

— Ну вот, пожалуйста! Почему это вы все время называете меня Гроувером, а? Мое имя — Ричард Томас Уилен. И друзья зовут меня Диком.

— Замечательно. Очень выразительно.

— И вы не поднимались по служебной лестнице, как все остальные нормальные люди! И комиссар никогда бы вас не повысил! Он вообще не желает иметь с вами никаких дел.

— Чем меньше, тем лучше.

Гроувер недоуменно умолк.

— Что значит лучше?

— Знаешь, Гроувер, ты последний на свете человек, с которым охота говорить в тяжелый день, понедельник. К тому же еще с утра.

— Короче, если бы вы знали нашего комиссара лучше, то давно бы поняли, что нет для него ничего важнее, чем братская солидарность всех офицеров полиции!

— Ну, нет. Есть кое что еще поважнее. В данный момент.

— А что? Что именно?

— Стремление выбраться из зыбучих песков.

— Что это вы, черт возьми, городите? — Похоже, Гроувер разозлился уже не на шутку. — Вот всегда вы так, инспектор! Вечно говорите какими-то загадками, чтоб ни один нормальный человек не понял! И лично я не вижу тут ничего смешного!

— Ты лучше расскажи мне о комиссаре… Дик, вроде бы так тебя теперь прикажете назвать?

— Комиссар очень положительно относится к таким вещам, как лига по игре в боулинг. Говорит, это помогает укрепить между полицейскими чувство локтя. Даже один раз сам приехал и играл с нами. Вы-то никогда не приедете!

— Боюсь, что нет, Гроувер. Грохот раздражает. Стоять на дорожке с шаром… это все равно что дирижировать оркестром из грома и молний.

— Чего? О чем это вы, инспектор? Дирижировать громом?

— Именно, Гроувер. Громом и грозой не дирижируют.

— Ну неужели не надоело говорить загадками, черт побери! Да вы тут нас всех с ума сведете, инспектор! Я вам втолковываю о комиссаре, а вы — о каких-то громах и грозах!

— Обычно они формируются во впадинах.

— Чего?..

— В низинах, Гроувер!

— Прощайте, инспектор!

— Нет, погоди, Гроувер. Сперва скажи мне, кто сбил Хирама Голдберга, ехавшего на велосипеде.

Гроувер испустил долгий тяжкий вздох.

— Ну, съездил я на Фэарвью, 212…

— Все-таки съездил?

— В дом Уилларда Мэтсона, владельца той машины, что угнали в субботу вечером. А потом, в воскресенье, нашли неподалеку от дома этого самого Мэтсона.

Гроувер умолк, ожидая реакции. Флинн бросил в трубку:

— Ну и?..

— Ну и прождал несколько часов, потому как этот Мэтсон вернулся домой только в начале десятого. Точнее, в девять двадцать. Они с женой ездили в больницу, навещать ребенка.

— Что с ребенком?

— Не знаю.

— Ты даже не спросил?

— Бог ты мой, ну при чем тут ребенок, инспектор?

— Выясни.

Еще один тяжкий вздох.

— Ну и я осмотрел машину Мэтсона.

— Мэтсон нервничал, как тебе показалось?

— Ну и на крыле и на правом переднем бампере оказались вмятины. И правая передняя фара разбита.

— Дальше!

— И Мэтсон сказал, что, очевидно, эти самые угонщики и повредили автомобиль.

— Стало быть, он признал, что повреждения свежие.

— А чего ему оставалось делать? Мы же могли опросить соседей…

— Верно. Так ты конфисковал у него машину?

— Только этим и занимался до часа пятнадцати сегодняшней ночи, инспектор.

— И все это время находился рядом с машиной?

— И с ней, и с Мэтсоном. Дело в том, что мне пришлось зайти к ним в дом, позвонить.

— Ясно…

— До часу пятнадцати!

— И теперь ее осматривают судмедэксперты?

— Да.

— И пока от них ничего?

— А чего вы хотите, Френк? Ведь сейчас только одиннадцать пятнадцать утра, понедельник.

— А ты случайно не выяснил, были ли они знакомы, этот Мэтсон и Голдберг, а?

— Я выяснил, что Мэтсон — школьный учитель. Преподает в седьмом классе местной средней школы.

— Да, это открытие. Стало быть, ты спросил, чем он зарабатывает на жизнь, верно?

— Он черный.

— Черный школьный учитель. Ювелир-еврей… Полагаю, они могли познакомиться на митинге Дочерей американской революции.

— Нет, не думаю, что они были знакомы.

— Когда будет готов отчет судмедэкспертов?

— Они не сказали.

— Потому что ты не спрашивал.

— У меня вопрос к вам, инспектор.

— Ага… — протянул Флинн. — Наконец-то в тебе проснулась искорка интереса к работе!

— Мне нужен конкретный ответ.

— Так ты всерьез занялся этим расследованием?

— Не расследованием, а исследованием. Как вы относитесь к ведьмочкам с кремом?

— Что?

— К ведьмочкам с кремом. Ну, знаете, такие тонюсенькие сандвичи, которые украшают слоем мороженого. Машины, производящие этот продукт, страшно дороги, но если засадить за это дело несколько офицеров…

— До свиданья, Гроувер.

— Но, инспектор, комиссар Д'Эзопо считает работу кулинарного комитета очень важной. И если вы не хотите сотрудничать с…

— Перезвоню тебе позже, Гроувер. — И Флинн бросил трубку.

Затем выбрал яблоко из пакета, который принес вчера Коки, и подошел к шахматной доске.

— Так-так… — пробормотал он. — Наш Гроувер только и знает, что твердить: «Что?», но ведь и я делаю то же самое. И мы с Гроувером с трудом понимаем друг друга, как это бывает, говорят, с англичанами. Что?

И он пошел королевой на b6.

Коки тут же сделал ответный ход — конем на d2.

— Вижу, ты тут недаром время терял, успел все обдумать.

Тейлор постучал в дверь и вошел. Через руку у него была перекинута охотничья куртка, в другой он держал пару грубых резиновых сапог.

— Вы готовы, сэр?

— Готов ли я трястись по горам на джипе и встретиться с шайкой злодеев, минимум один из которых является убийцей, а все остальные вооружены? — Флинн пошел конем на d7. — Да, готов!

 

Глава 24

— Хорошо спали? — осведомился Рутледж. Он сидел на валуне возле костра, что горел у входа в небольшой квадратной формы домик под названием «Трам-тара-рам».

— Сегодня куда как лучше, спасибо, — ответил Флинн, подходя к нему. — И практически без сновидений.

— Наверняка не прочь выпить кофе. — В руке у Рутледжа была кружка, из нее поднимался пар. На камне, у костра, стоял кофейник.

— Нет уж, благодарствуйте. Только не из ваших рук.

Рутледж рассмеялся.

— Только без обид, ладно?

— Почему это без обид?

По всей видимости, Рутледж недолюбливал людей, которые отказываются принимать извинения.

— Садитесь, Флинн. Да сядьте же вы, наконец, чего боитесь!

Флинн присел на валун рядом с Рутледжем, но подальше от дыма, тянувшегося от костра.

Как ни странно, но голова и желудок перенесли долгую и тряскую горную дорогу до «Трам-тара-рама» лучше, чем он ожидал. И все же в глазах немного двоилось, а в коленях ощущалась слабость.

На протяжении всего пути Тейлор заговорил лишь дважды. Проехав отрезок особенно размытой и грязной дороги, он бросил:

— Когда сижу за рулем этой тачки, всегда почему-то хочется писать.

А уже подъезжая к охотничьему домику, заметил:

— Вот там, рядом с «Трам-тара-рамом», обрыв. С него открывается просто потрясающий вид!

Флинн не ответил.

Притормозив, Тейлор вышел из «Лендровера» и открыл багажник. Там, подогреваемые на электроплитке, стояли металлические судки с крышками.

Затем Тейлор устремился в лес.

На поляне перед домиком не было видно ни души. Очевидно, Рутледж ждал Флинна, догадывался, что тот приедет.

К каменным ступенькам перед входом был прислонен винчестер.

— Надеюсь, вы понимаете, в каком состоянии все мы находились, принимая это решение, — сказал Рутледж.

— О да, еще бы! — воскликнул Флинн. — Банда бойскаутов-переростков шастает по ночам, суетится, пытается обвести вокруг пальца представителя закона. Прячут трупы, уничтожают вещественные доказательства! Ничего себе, милые шуточки!

— Но вы же видели тело. И вещественные доказательства тоже видели.

— Вам известно, что такое судебная медэкспертиза?

— Известно, что результаты этой самой судмедэкспертизы принимают не слишком всерьез при рассмотрении дел, связанных с убийством. Во всяком случае, не настолько всерьез, как обычно думают люди.

Флинн вздохнул. У этого человека на все имелся ответ.

— Что вы сделали с Лодердейлом? Пытались представить все так, словно он сам удушился телефонным шнуром, которых так много в «Хижине лесоруба»?

— Примерно в ста километрах отсюда у одного из членов нашего клуба имеется ферма по разведению лошадей. И не далее как на этой неделе Лодердейл его навещал. И вот вчера он снова отправился к нему, верхом на лошади, и не вернулся. А лошадь пришла. Одна, без седока. А тело Лодердейла обнаружили только сегодня утром.

— В вечернем платье, да?

— Вот это действительно самый скользкий момент, Флинн. Неужели вы думаете, что мы позволим полиции и репортерам видеть судью Роберта Лодердейла, зверски задушенного и в дамском вечернем платье? Нет, этот человек заслуживает лучшей участи. Лодердейл был очень известным и влиятельным представителем закона.

— Закона…

— К тому же он месяц назад во второй раз женился.

— Вот как?

— Если уж быть откровенным до конца, он женился на матери Эрнста Клиффорда.

— Неужто?

— Тайно бежал с ней и все такое. Очень романтично.

— Так вот почему Клиффорд срочно вернулся с Востока?

— Не на свадьбу. Я же сказал, то было тайное бегство двух влюбленных, причем достаточно пожилого возраста. Медовый месяц они провели в Палм-Дезерт.

На фоне темных стволов деревьев, обступивших поляну, замелькали снежинки.

— И Лодердейл, несмотря на склонность выряжаться в дурацкие платья, чтоб позабавить нас, был во всех остальных отношениях вполне нормальным мужчиной. Кстати, от первого брака у него трое детей.

— Не вижу в том ничего забавного.

— Нет, он действительно был иногда страшно забавен. И мы привыкли к его чудачествам. И всегда очень смеялись.

Охотничий домик под названием «Трам-тара-рам» располагался на склоне горы. Лес, окружавший поляну, надежно скрывал его от посторонних глаз.

— Как это, интересно, можно задушить человека, скачущего на лошади, чтоб он потом с нее свалился? — спросил Флинн. — Попробуйте объяснить.

— Шейные позвонки у него оказались сломаны. Мы обо всем позаботились. И благодаря вам уже не совершали ошибок, как тогда, с Хаттенбахом. Уэлер правильно сказал: «Надо было выстрелить в Хаттенбаха еще раз, с близкого расстояния». Тогда бы это больше походило на самоубийство.

— Рад был оказать посильную помощь, — буркнул Флинн. — Так, значит, вы просто свернули шею Лодердейлу, чтоб никто не заметил, что он был задушен?

— Да. Он свалился с лошади, и она на него наступила. И сломала не только шейные позвонки, но и еще несколько костей. Нет, правда, вы уверены, что не хотите кофе?

— Так вы что же, заставили лошадь топтать Лодердейла до тех пор, пока копыто не попадет по шее?

— Примерно так.

— А затем сняли с него вечернее платье и переодели в костюм для верховой езды?

— Примерно так. — Рутледж подлил себе кофе.

— Знаете, вы просто банда хладнокровных изуверов!

— Мы старались ради Лодердейла. Для его же блага.

— И для своего тоже. Чтоб сохранить в неприкосновенности свой драгоценный частный клуб. Чтобы и дальше скрывать, кто есть кто в этом замечательном заведении под названием «Удочка и ружье».

— Мы имеем право защищать свою неприкосновенность и уединение, Флинн.

— Да вы просто шайка оголтелых разбойников!

— Именно, — кивнул Рутледж. — И мы ничем не хуже, чем любая другая закрытая организация. Такая, как, к примеру, «Пи-2». Или русское Политбюро. И, принимая решения, стараемся руководствоваться в первую очередь своими интересами. Разве это не естественно, не логично?

— Вы принимаете решения, затрагивающие интересы всего остального мира, ничуть с ним не считаясь.

— Мы принимаем решения, выгодные для себя и пытаемся наиболее эффективно их осуществить. Скажите, кто поступает иначе?

— Вы накачали меня какими-то таблетками, Рутледж. Но не настолько, чтоб у меня отшибло память. И я прекрасно помню, что, когда вчера вечером вбежал в музыкальную комнату, рядом с телом Лодердейла находились вы.

— Я был в комнате связи. Вышел из нее в коридор и тут услышал странные звуки. И узнал голос Лодердейла. А потом стоны, хрипы. Вот я и поспешил к нему, узнать, что случилось. И когда вошел, он сидел за роялем уже мертвый.

— Ничуть не удивлюсь, узнав, что то было ваших рук дело. И убийство Хаттенбаха — тоже. И вы специально вызвали меня…

— Да, я понимаю, что попадаю под подозрение. Наверняка все мы под подозрением. Кроме разве что Арлингтона.

— Почему это Арлингтона?

— За все те годы, что мы с ним знакомы, я ни разу не видел, чтоб Арлингтон поднял руку хотя бы на одно живое существо. Убить рыбу, застрелить зверя или птицу… нет, никогда. Он выходит вместе с нами на охоту, но никогда не стреляет. Просто бродит по лесу — и все. Не удивлюсь, что он попробует погладить оленя, если тот окажется с ним рядом.

Шел мелкий редкий снег. Флинн слышал, как хлопья с шуршанием падают на сухие листья.

— Скажите, Рутледж, для чего вы меня сюда пригласили?

Рутледж отпил глоток.

— Чтоб провести расследование. Д'Эзопо уверяет, что вы просто гений по этой части. Чтоб выяснить, кто убил Хаттенбаха, а теперь еще и Лодердейла. Мы хотим знать.

— Не уверен, что вы говорите правду.

— А иначе к чему?

— Возможно, вам нужна была какая-то фигура, человек с именем и непременно со стороны, с которым можно было бы поиграть, позабавиться, водя его за нос. Усыпить, к примеру, с тем, чтоб заняться ночью неблаговидными делишками.

Рутледж поднялся и выплеснул остатки кофе на землю.

— Слишком много пью кофе.

— И я заметил, как вы все разнервничались. А это нехороший признак.

Откуда-то из глубины леса донесся крик.

— Еще раз со всей ответственностью могу заверить вас, Флинн. Вчера вечером мы усыпили вас и вашего друга, однако не предприняли ничего такого, предварительно не посоветовавшись с самыми уважаемыми и влиятельными в стране людьми.

— Чтоб вырубить нас… лишить…

Из леса снова послышался громкий крик.

— Чтоб сохранить нашу организацию, — сказал Рутледж.

— Эй, кто-нибудь! — прокричал мужской голос из леса. — Сюда! Давайте сюда! Быстрее!

Флинн встал.

Откуда-то со склона горы донесся сухой треск нескольких ружейных выстрелов подряд.

Флинн с Рутледжем бросились бежать на звук выстрелов.

 

Глава 25

— Это я стрелял, — сказал Клиффорд. — Не был уверен, что вы услышите мои крики.

На опавшей листве лежал лицом вниз человек. Ноги и руки раскинуты, затылок в крови — по всей видимости, ему размозжило череп сильным ударом сзади. На грубой коричневой куртке искрились снежинки. Оранжевая шляпа слетела и валялась в полуметре от головы, у ствола высокого толстого дерева. Рядом с ней под несколько странным углом лежало охотничье ружье.

А невдалеке от тела валялся на земле еще один предмет — толстый короткий сук размером с бейсбольную биту. Идеальное орудие убийства.

— Кто? — спросил Флинн.

— Эшли, — ответил, подбегая, Рутледж.

— Он мертв… — пробормотал Клиффорд. — Я абсолютно уверен, что он мертв.

Флинн присел на корточки рядом с телом Эшли и пощупал пульс. Пульса не было.

Уже поднимаясь, он увидел Бакингема, тот продирался к ним сквозь кустарник. Арлингтон неспешно и осторожно спускался по склону. Тейлор бежал снизу, от подножия холма. За спиной у Флинна, тяжело дышал запыхавшийся от бега Данн Робертс.

— Эшли, Эшли, Эшли… — целый хор голосов глухо твердил это имя, словно в церкви припев к песнопению.

Неспешной походкой к ним по склону горы поднимался Хевитт. Подошел и остановился чуть поодаль от остальных. При виде трупа в карих глазах его не отразилось ровным счетом никаких эмоций. Проводнику-охотнику довелось перевидать за всю свою жизнь немало окровавленных существ, валявшихся вот так, на опавших листьях.

Из-за ствола большого дерева вышел Д'Эзопо. Тусклый равнодушный взгляд. Ему тоже довелось перевидать немало окровавленных тел.

Из леса вышел Уэлер и замер на тропинке. Одет он был в красные вельветовые брюки и кожаную куртку. На шее — шарф.

К группе, окружавшей тело, присоединился еще один мужчина. Флинн не сразу узнал его. Венделл Оленд, полностью одетый. Правда, охотничий костюм был ему несколько великоват. И одетым он выглядел иначе — старше, и одновременно в нем проглядывало что-то детское.

У всех, за исключением Рутледжа и Тейлора, были винчестеры. Флинна окружали восемь стволов, направленных вниз, в землю.

И все эти люди пришли с разных сторон.

— Эшли, Эшли…

— А я как раз шел к костру перекусить, — сказал Клиффорд. — Чуть не наступил на него, черт побери!..

— Вы слышали или видели что-нибудь, когда подходили? — спросил Флинн.

— Видел. Его шляпу. И еще, помню, подумал: «Надо же, кто же ее потерял?»

Флинн заглянул Рутледжу в глаза.

— Он умер не больше часа назад.

Рутледж продолжал смотреть на убитого.

На всех, кроме Хевитта и Арлингтона, были кожаные перчатки. На Хевитте и Арлингтоне — шерстяные. Тейлор держал руки в карманах куртки, перчаток на нем, когда он вел машину, не было.

Все, кроме Клиффорда, Арлингтона и Оленда, держали свои ружья как положено: на сгибе локтя.

У Арлингтона и Оленда винчестеры находились в правой руке. Клиффорд держал свой обеими руками, опустив вниз и поперек ног, обтянутых синими джинсами.

Трудно было сказать сразу, откуда нанесли Эшли удар по затылку — справа или слева. Но удар был очень сильным и пришелся в цель.

Флинн поднялся. Перешагнул через Эшли, стараясь не задеть валявшуюся на земле шляпу, прислонился к толстому стволу дерева.

— Ну а с этим как предполагаете управиться? — спросил он. Мужчины, сбившись в кружок, переводили взгляды с Флинна на тело. Клиффорд вытер нос перчаткой. Лишь Хевитт смотрел куда-то в сторону. К нему вопрос не относился. — Уверен, вы уже пытаетесь что-то придумать.

— Я не виню Флинна, — резко заметил Арлингтон. — Здесь принимались определенные решения, а ситуация в результате только усугублялась. И я начинаю склоняться к мысли, что мы с самого начала допустили ошибку и неверно подошли к проблеме.

Неверно подошли к проблеме… Смысл этой фразы толковать можно было неоднозначно. Допустим, позвонили в офис управляющего и вместо него переговорили с секретарем, который и дал неверные указания.

— Правильно, — эхом откликнулся Клиффорд. — Может, если бы мы сделали все по-другому, в самом начале, когда был убит только Дуайт…

Похоже, что Бакингем, Рутледж и Робертс не слишком одобряли сказанное. А Уэлер, по всему было видно, оставался лишь безмолвным наблюдателем. Д'Эзопо по-прежнему стоял рядом с Флинном и по-прежнему равнодушно взирал на происходящее. Хевитт не спускал глаз с тела. Глаза Тейлора живо перебегали с предмета на предмет. Казалось, он испытывает странное и радостное возбуждение. Флинн даже заметил, как Тейлор поймал на язык снежинку.

— Я был с Олендом, — сказал Арлингтон. — Все утро был только с ним. Вот и все, что могу сказать.

— Нет, не были! — воскликнул Оленд.

Арлингтон залился краской.

— Все утро я был один, — сказал Оленд. — Никого со мной не было. И выстрела я тоже не слышал.

— Никто в него не стрелял, — заметил Клиффорд.

— Что теперь делать? — спросил Робертс.

— Я бы хотел, чтоб мистер Уэлер вернулся в клуб вместе с Тейлором и вызвал полицию, — сказал Флинн. С учетом того, что почти весь багажник «Лендровера» был занят электроплитой с судками, в машине оставалось лишь два свободных места, для водителя и пассажира. — Возможно, подобное предложение покажется вам, джентльмены, излишне радикальным. Но здесь случилось третье убийство подряд, и лично я считаю, что самое время уведомить о том власти. Да, прошлый раз, когда я высказал примерно то же предложение, меня усыпили. Привели в бесчувственное состояние, чтобы я не смог помешать заметать следы. А потому хотел бы предупредить вас…

— Но почему именно Уэлер? — резко спросил Рутледж.

— Потому, что он член адвокатской коллегии и не член клуба, — ответил Флинн.

— Позвонить может и Рутледж, — сказал Арлингтон.

— А почему не Флинн? — спросил Бакингем.

— Если хотите, могу позвонить и я, — сказал Флинн. — Надеюсь, вы уже поняли, что я не собираюсь смотреть на творящиеся здесь безобразия и преступления сквозь пальцы. И если кто-либо из вас, джентльмены, в этом до сих пор сомневается, знайте: ни ваша власть, ни связи, ни известность не производят на меня ни малейшего впечатления. И даже если мне не позволят сделать этот телефонный звонок, знайте: я намерен дать правдивые и исчерпывающие показания, как и положено каждому честному гражданину.

— Вас же призвали сюда на помощь? — с дрожью обиды в голосе произнес Оленд. — Узнать, кто совершил все эти убийства!

— Я не знаю, — ответил Флинн. — А если бы и знал, то сомневаюсь, чтоб поделился с вами своими соображениями.

— Почему нет? — спросил Бакингем.

— Потому что далеко не уверен, что вы распорядитесь этой информацией должным образом. А также в том, что преступник будет наказан. Вы уже доказали, что верить вам нельзя. Даже противно думать о том, как далеко вы можете зайти, джентльмены, охраняя приватность и покой вашего так называемого клуба.

— Мне кажется, Флинн, вы переходите границы… — возмущенно начал Рутледж.

— Я должен был бы подвергнуть всех вас задержанию, — невозмутимо и тихо продолжил Флинн. — Немедленно, сейчас же, если б это было возможно при подобных обстоятельствах. Но вместо этого прошу всех вас удалиться отсюда, соблюдая максимальную осторожность, чтоб не затоптать оставшиеся у тела следы и сохранить улики. Возвращайтесь в клуб. Уэлер поедет туда в «Лендровере» с Тейлором и вызовет полицию. И ко времени, когда вы доберетесь до клуба, туда уже наверняка прибудут представители хотя бы местного закона в лице шерифа Дженсена. А вскоре появятся и представители власти штата. А я, если не возражаете, хотел бы осмотреть место преступления повнимательней, потому как намереваюсь выступить добросовестным свидетелем.

Какое-то время мужчины молча переглядывались. По лицам было видно, что они отчаянно нуждаются в чьем-то квалифицированном совете, помощи, подсказке свыше, что никто из них не желает брать ответственность только на себя. Им нужно было принять некое коллективное решение, прийти, что называется, к консенсусу.

— Он хочет сдать нас, вот что, — сказал экс-губернатор Бакингем.

— Ага, начальнику управления дорожной службы Беллингема, — хихикнул Клиффорд.

— Особого выбора у вас нет, — заметил Флинн. — За какие-то тридцать шесть часов здесь произошло целых три убийства. Кто же следующий? Может, вы, губернатор? Или вы, Клиффорд? А как насчет вас, Рутледж? Уэлер?.. — Флинн плотнее прижался спиной к стволу. — Вы уж извините, ребята, но именно так обстоят дела. И неизбежно наступает время, когда они выходят из-под контроля. И самое время вмешаться взрослым.

— Вы здесь не главный, Флинн. И читать нотации вам не пристало, — сказал вдруг Д'Эзопо и откашлялся.

Флинн удивленно вскинул на него глаза.

— О чем это ты, Эдди? Хочешь сказать, пусть все продолжается в том же духе? Чтобы чуть позже, ну, допустим, часов в шесть, мы обнаружили труп Оленда? А в десять — Арлингтона?

— Ничего этого не случится, если провести серьезное расследование, в чем и заключается задача полицейского. — Д'Эзопо начал отходить от Флинна и вскоре вышел из круга мужчин, обступивших тело убитого. — И ты, Флинн, справишься с этой задачей лучше местной полиции. Просто надо постараться.

И он зашагал вверх по склону, направляясь к домику «Трам-тара-рам».

— Сделаем все, как вы скажете, — заметил после паузы Рутледж.

Кивком приказав Тейлору и Уэлеру следовать за ним, он обогнал Д'Эзопо и тоже зашагал вверх по склону холма.

В полном молчании и все остальные члены клуба последовали за ними по извилистой тропинке, что вела к домику. Арлингтон шел вслед за Олендом.

— Хотите, я останусь? — предложил Клиффорд.

— Не хочу, — ответил Флинн. — Впрочем, можете рассказать мне, какие такие дела творятся у вас в клубе «Удочка и ружье». И как это до сих пор вы не попытались удрать отсюда, хотя бы через каминную трубу?

— О чем это вы, не понимаю!.. — буркнул Клиффорд.

— Да все о том же. Разве не ваш свежеиспеченный отчим свалился вчера ночью с лошади? Разве не он сломал себе шею? Что ж вы не кидаетесь утешать свою матушку, его новую жену, вернее, вдову?

— А-а… — Клиффорд бросил взгляд на Флинна из-под густых бровей. — Дядя Бак сказал, что ни один из нас не уедет отсюда. До тех пор, пока вы не ответите на все вопросы. А что касается матери, так она уже успела похоронить двух мужей… Кроме того, у Лодердейла остались дети от первого брака…

Хевитт разгреб сырую листву у ствола дерева и сел на землю. Привалился спиной к стволу, положил винчестер на колени. И сидел — с таким видом, точно собирался дождаться здесь весенней оттепели.

Флинн спросил Клиффорда:

— Скажите, а вам вообще пришлась по вкусу идея матери выйти замуж за Лодердейла?

— Все в этом мире обстоит гораздо сложней… Это относится и к Дженни, и к моей матери тоже.

— В каком смысле сложней?

— Я хотел сказать, то, что происходит в личной жизни человека, больше никого не касается.

— Стало быть, вам безразлично, что происходит с матерью или сестрой?

— Да нет, я не в том смысле… — Клиффорд опустил глаза и уставился в землю с таким видом, точно подыскивал место, куда бы его вырвало… В каком именно смысле, он так и не объяснил.

— Принц является в замок на боевом коне и наводит там порядок, вы это имели в виду? — спросил Флинн.

Теперь Клиффорд смотрел на распростертое на земле тело Эшли.

— Если честно, Флинн, я думал, что убийца — Эшли. Парень впал в полное отчаяние, просто сходил с ума…

Флинн тоже смотрел на тело.

— Если честно, — эхом откликнулся он, — то я тоже. Более того, и до сих пор еще не уверен, что он не был убийцей.

Флинн осторожно перевернул тело Эшли на бок и бегло осмотрел его спереди.

Хевитт, сидевший у дерева, молча наблюдал за его действиями.

Затем, опустившись на четвереньки, Флинн тщательно переворошил всю опавшую листву вокруг тела. Ни визитки, ни какого-либо другого предмета, указывающего на определенного человека, ему не подвернулось. Любой из подозреваемых мог оказаться на этом месте.

Он все еще обшаривал землю рядом с телом, когда вдруг услышал шаги. Кто-то спускался по склону холма. Флинн встал.

Уэлер. Все еще с винчестером.

— Что вы здесь делаете? — спросил Флинн.

— Подумал, что вам будет это интересно, — запыхавшись, произнес Уэлер и подошел к Флинну. — Рутледж поехал в джипе вместе с Тейлором.

— Опять за свое, — заметил Флинн. — Наверняка помчался советоваться, как выпутаться и на сей раз. Уверен.

— Этих двоих нельзя было отпускать, — сказал Уэлер. — Каждому есть что терять. А все вместе… они теряют буквально все.

После паузы Флинн заметил:

— Должно быть, до сих пор еще действует снотворное… Я все еще словно в полусне.

Он тяжело и неуклюже поднялся на ноги. Стряхнул сор с брюк.

Затем обернулся к Хевитту и сказал:

— Вы не против остаться подежурить здесь? Постараюсь прислать полицию как можно быстрей.

Хевитт кивнул.

— Сколько времени это займет, дойти до здания клуба? — спросил Флинн у Уэлера.

— Часа два с лишком.

Рукой в перчатке Флинн поднял с земли толстый сук, который, по всей видимости, послужил орудием убийства Эшли.

— Только этого мне сейчас и не хватало, топать два часа по горам под мокрым снегом и дождем…

 

Глава 26

Сопровождаемый Уэлером Флинн вошел в клуб «Удочка и ружье» через главный вход. Никого из членов в поле зрения.

— Неужели мы их опередили? — пробормотал Уэлер. — Этого просто быть не может…

Поднявшись по лестнице в мокрой обуви, они столкнулись с вьетнамцем. Тот бесшумно спускался по ковровой дорожке в мягких тапочках.

Зайдя в свою комнату, Флинн положил сук на бюро и снял куртку.

На кровати лежал утренний выпуск местной газеты. На первой странице была напечатана статья о гибели Хаттенбаха. Присев на край кровати, чтоб снять сапоги, Флинн бегло проглядел ее.

«Во время своего пребывания в мотеле „Хижина лесоруба“ в Беллингеме член конгресса США Дуайт Хаттенбах погиб в воскресенье вечером в результате несчастного случая. Конгрессмен чистил свое ружье, и тут неожиданно грянул выстрел…

Случайно приехавший в те же края на уик-энд и остановившийся в том же мотеле инспектор полиции Бостона Ф. К. Флинн, ознакомился с результатами расследования, проведенного силами местной полиции под руководством шерифа Алфреда Дженсена…»

— И ничего не подтвердил, но и не опроверг, — пробурчал Флинн себе под нос. — Нет, иногда умолчание — это просто подлость!

В открытую дверь вошел Коки.

— Уэлер сказал, что обратно тебе пришлось топать пешком.

— Это ты мне подсунул? — спросил Флинн, указывая на газету.

— Да.

— Соучастник, — сказал Флинн. И встал, в одних носках. — Я соучастник заговора молчания! — Какое-то время он задумчиво разглядывал шахматную доску. Коки пошел королем на h1. — Готов побиться об заклад, что внизу, в баре, нет чайника с кипятком, верно?

— Нет. Одно спиртное. Боюсь, что чай и кофе будут подавать только после обеда.

— Эшли убит. Уэлер тебе не говорил?

— Нет.

— Сильный удар в основание черепа. Нанесен сзади, с близкого расстояния. Полагаю, что этим предметом. — Флинн сделал ход ладьей на е8. — Причем, заметь, все сбежались к убитому с разных сторон. Я произнес целую речь, довольно длинную и утомительную. Продолжение той, вчерашней, что начал перед тем, как нас усыпили. Настаивал, чтобы вызвали полицию, грозил, что выступлю свидетелем и расскажу всю правду. Тогда Рутледж перехватил джип и поспешил сюда — как я догадываюсь, с целью немедленно связаться с многочисленными членами клуба, проживающими в разных концах света, и посоветоваться, как избежать вмешательства официальных властей. Ты, кстати, не видел, шериф Дженсен здесь не появлялся?

— Нет.

— А какие-нибудь крепенькие ребятишки, называющие себя представителями власти штата?

— Тоже нет.

— Стало быть, опять они меня перехитрили. А остальные члены клуба вернулись?

— Никого не видел. И не слышал, чтоб кто-нибудь приходил.

— Как самочувствие? — спросил Флинн.

— В порядке. Вздремнул пару часов.

— Нет ничего лучше для проветривания мозгов, чем пешая прогулка по горам, да еще под снегом. Голова становится на удивление ясной, — сказал Флинн.

— Послушай, Френк, неужели еще одно убийство не помогло прояснить ситуацию?

— Надо полагать, — сказал Флинн, — у Эшли были все причины убить Хаттенбаха и Лодердейла. Возможно, он это и сделал. Мало того, у него даже имелись основания покончить жизнь самоубийством. Но он этого не делал. Если человек изловчился покончить с собой, нанеся самому себе удар по голове сзади, у него есть более чем серьезные основания счастливо жить дальше. Потому как такого ожидает огромный успех в цирке.

— Еще бы, — сказал Коки. — Такой даже может выиграть олимпийскую медаль по гимнастике.

— Я сказал Рутледжу, что Эшли на момент, когда мы его нашли, был мертв уже более часа. А потому, перед тем как мы с Рутледжем проболтали добрых полчаса, он вполне мог убить Эшли и затем вернуться к охотничьему домику и ждать меня там. Но весь фокус в том, что с утра сильно похолодало. Температура была ниже нуля, земля замерзла. Эшли вполне могли убить и после моего приезда.

— Вашего, — поправил Коки. — Твоего и Тейлора.

— Да. Сразу же после приезда Тейлор устремился в лес. Чтоб справить нужду, так он сказал. Или полюбоваться видом, говорил и это. И это, заметь, в пасмурный день, когда все небо затянуто тучами и того гляди повалит снег… Так что никого исключать нельзя. Тело обнаружил Клиффорд. Да, кстати, Коки, старина, знаешь, что рассказал мне Рутледж? Оказывается, не далее как месяц назад Лодердейл женился на матери Клиффорда. Успел снюхаться с ней, пока Клиффорд пребывал за границей. Как это тебе нравится, а?

Коки бросил взгляд в окно.

— А снег-то все валит и валит… Наверное, целые сугробы уже в лесу.

— Да нет, не так уж и много. Дежурить у тела я оставил Хевитта. Так что, надеюсь, скоро все прояснится, в том числе и небо.

— А знаешь, я нашел тут кое-что интересное, — сказал Коки. — Огромный сейф. Дверь в него находится в комнате связи. Она была заперта. Я отпер. А там, за ней, обнаружилась еще одна дверь. Совсем небольшая, в рост человека. Она-то и ведет в сейф. И на ней была выбита надпись: «Уинчел, circa1958».

— И ты открыл запертую дверь?

— Да.

— Но дверь в сейф, надеюсь, не открывал?

— Решил подождать тебя. Спросить разрешения.

— Точнее, пригласить в сообщники? И что же, думаешь, открыть эту дверь сейфа возможно?

— Конечно. Я много чему научился, когда работал в отделе по раскрытию грабежей и взломов. Элементарный сейфовый замок старого образца. Детские игрушки.

Флинн окинул Коки долгим пристальным взглядом.

— Боже ты мой, что я слышу! Если б комиссар Д'Эзопо знал об этих твоих талантах! Он бы наверняка вернул тебя на службу на самое хорошее жалованье. Ты бы помогал ему вскрывать по ночам холодильники на кухне.

— Так, может, прямо сейчас этим и займемся?

— Нет уж! — Флинн присел на постель рядом с подушкой. — Нет уж, сообщником я больше быть не собираюсь. Да и местную полицию вызывать вроде бы поздновато. Боюсь, что эти шаловливые ребятишки, члены клуба «Удочка и ружье», снова придумали способ избежать неприятностей. И я собираюсь сделать то же самое. — Он снял телефонную трубку.

В трубке, прижатой к уху, стояла мертвая тишина.

— О господи… — пробормотал Флинн, выждав добрую минуту в надежде, что ответит оператор. — И об этом тоже позаботились. Отрезали нам связь с внешним миром. Коки, прошу, сходи к себе в комнату и проверь, работает ли твой телефон.

Флинн прислушался к молчанию, царившему в трубке. С тем же успехом он мог приложить к уху комнатную туфлю.

Прихрамывая вошел Коки.

— Ну что?

— Ничего. Ни звука.

Флинн опустил трубку на рычаг и потянулся к стоявшим у постели сапогам.

— Надевай пальто, Коки. Едем проветриться.

 

Глава 27

— Кажется, тут стояла еще одна машина. «Кадиллак».

— Чья?

— Понятия не имею.

Не успев дойти до автомобильной стоянки, Коки уже весь дрожал от холода. И Флинн понял почему. Коки слишком редко выходил теперь на прогулки. Привык сидеть в тепле, в здании полицейского участка на Крейджи-Лейн.

— А что это была за машина, которая уехала, а потом приехала? — спросил Флинн.

— «Мерседес».

Снегу выпало сантиметров пять-шесть, и на белой поверхности отчетливо отпечатались следы протекторов. Совсем свежие, они указывали на то, что отсюда совсем недавно и, возможно, даже одновременно отъехали две машины. Одна из них только что вернулась. Следы протекторов тянулись вниз, по склону холма, затем — вдоль берега озера, к главным воротам.

— У моей старушки прекрасный обогреватель, — уверил Флинн Коки, включая мотор древнего «Кантри-Сквайер». Затем пробежал пальцами по ряду кнопок на приборной доске. Заработали дворники, начали счищать снег с ветрового стекла. Холодный ветер обдувал колени и лица. — Потерпи, Коки! Через минуту тебе станет прямо-таки жарко! Как политику, которого приехала ревизовать служба налогового управления.

— Все же интересно, кто уехал, — пробурчал Коки в воротник пальто. — И кто потом вернулся.

Флинн развернулся. Уже начали сгущаться сумерки, и он включил дальний свет. И двинулся по дороге вниз по склону холма, затем — вдоль озера.

— Скажи, Френк, — спросил Коки, — а тебя не удивляет все это разнообразие орудий убийства?

— Если честно, то да.

— Сначала ружье, — задумчиво протянул Коки. — Потом обрывок бельевой веревки. А теперь эта бита.

— Да, различные способы предполагают разный подход, — согласился Флинн.

— Обычно это говорит о том, что убийц было несколько, а не один.

— Может, и так, — кивнул Флинн. — Или же это означает, что один человек пользовался средствами, что оказались под рукой.

— Стало быть, половина членов клуба «Удочка и ружье» намерена перебить вторую половину, так, что ли?

— Не знаю. И зачем? — спросил Флинн. — Существуют на свете традиции, которых лучше не вводить в жизнь.

Машину слегка занесло на повороте на узкой лесной дороге.

— Однако они далеко не все принадлежат к одной партии. К примеру, Данн Робертс…

— Ах, дело совсем не в том. Люди, играющие во власть с таким размахом, могут поддерживать самые разные партии. И им вовсе не столь важно, кто в данный момент пребывает у власти. Главное — имеют ли они влияние. И уж будь уверен, эти имеют.

— Но ведь что-то их разделяет?

— Ты хочешь сказать, разделяет настолько, что может спровоцировать убийства? Ну, возможно, чей-то дедушка оскорбил чью-то бабушку. Возможно, один из них сто лет тому назад, будучи еще школьником, подсунул другому в кровать лягушку.

— А может, это бунт слуг? Ну, допустим, работников кухни. Мы не уделили должного внимания людям, работающим на кухне.

— Вернувшись с Уэлером после этой долгой прогулки по горным тропам, я встретил одного вьетнамца. Мы поднимались по ступеням, а он шел навстречу, вниз.

— К тому же кто-то должен застилать постели. — Коки протянул правую руку и включил обогреватель. Теперь им в лица и ноги дул экваториально жаркий воздух.

— А мне кажется, здесь не обошлось без шантажа, — заметил Флинн и сбросил скорость. Они подъезжали к изгороди. — Самая благодатная почва для шантажа. Они так и напрашиваются на это, все эти важные персоны. Бегают по дому черт знает в чем или вовсе без всего. Пьют, играют в азартные игры, стреляют, ругаются, проводят все эти так называемые совещания, даже не заботясь о том, что их могут подслушать… — Он остановил машину в нескольких метрах от ворот. — Но разрази меня гром, если я понимаю, почему это шантаж должен обернуться убийством трех человек.

— Причем разными способами.

— Да, разными способами.

Ворота, разумеется, были заперты. Следы протекторов виднелись под ними и, извиваясь, уходили в глубину леса.

Флинн надавил на клаксон.

Но охранник не появился.

И света в сторожевой будке видно не было. И дымок из трубы не поднимался.

— Получается, мы тут пленники, что ли… — пробормотал Флинн.

И снова погудел. Но охранника по-прежнему видно не было.

— Похоже, тут действительно никого, — сказал Коки.

— Сиди здесь, — сказал Флинн и вышел из машины.

И двинулся вперед по дорожке, освещенной фарами, отбрасывая непомерно длинную тень на изгородь и снег.

Дверца машины за ним захлопнулась.

Ворота были заперты на три толстые цепи с замками. Одна находилась на уровне головы, вторая — на уровне пояса, третья — внизу, на уровне колен.

— С замками я справлюсь! — крикнул ему вслед Коки. — Только бы дотянуться до них.

Рукой, затянутой в перчатку, Флинн ухватился за одну из цепей и попытался подтянуть замок поближе.

И тут вдруг его словно огрели по затылку.

В следующую секунду он увидел, что сидит на снегу, подогнув правую ногу под левую.

Коки ухватил его за руку.

— Под током, — сказал он. — Вся изгородь под током.

— Вот черт! — Флинн удрученно затряс головой.

Коки продолжал поддерживать его под локоть, и вот Флинн с трудом поднялся на ноги. Затем Коки отошел в сторону и стал разглядывать изгородь.

— Может, машиной протаранить?.. — пробормотал он.

— Только лишний шум, скандал и никакого толку, — сказал Флинн. — К тому же разобьем машину. Чтоб протаранить это сооружение, нужен как минимум танк…

Коки окинул взором всю изгородь.

— И сверху не перебраться.

— Итак, дружище, мы с тобой пленники, — кивнул Флинн. — Следовало бы догадаться раньше, как только услышали, что телефон не работает.

Коки снова дрожал от холода.

— Садись обратно в машину, — сказал Флинн. — Раз уж мы с тобой являемся теперь пленниками клуба «Удочка и ружье», мне хотелось бы выяснить еще кое-что…

Они вернулись к дому, и Флинн выключил фары. Снег отбрасывал сероватое мерцание, и дорога, огибающая дом, была вполне различима.

Объехав дом, Флинн свернул на дорогу, ведущую в лес, ту самую, по которой ехал утром с Тейлором.

Не успел он снова включить фары, как машина въехала в сугроб. Флинн резко вывернул руль, и они снова оказались на дороге.

— Как думаешь, доберемся? — спросил Флинн. — Держу курс на «Трам-тара-рам».

— Конечно! Почему нет? Хотя… можем и замерзнуть в снежном буране. Или погибнуть от выстрела. Или же кто-нибудь задушит веревкой, или размозжит нам головы дубинкой.

— А ты, я гляжу, оптимист.

— Говорят, что люди, умирающие от холода, слышат какую-то небесной красоты музыку.

— Вот как? И ты уже наверняка выбрал мелодию?

— А что бы ты выбрал?

— Наверное, что-нибудь из Чайковского. Разогревает кровь.

— Слишком уж ты практичен, как я погляжу, Флинн.

Машину повело вниз по склону, по скользкой дороге. Флинн снял ногу с акселлератора и переключился на меньшую скорость. Машина выровнялась.

— Улики уничтожаются тут же, не успевает совершиться преступление, — начал Флинн. — Убийцей или убийцами…

— Ну, убийц женского пола, по-моему, можно исключить сразу.

— И я должен отказаться от традиционно присущего мне метода расследования.

— Который заключается в чем?

— В поисках мозгового центра, некой контролирующей ситуацию силы. Только человек, контролирующий данную ситуацию, способен совершить все эти убийства, затем уничтожить все улики, замести следы и так далее и тому подобное. И мотив его действий не поддается на первый взгляд расшифровке. Равно как и последующие действия.

Они продолжали спускаться по склону, и Флинн надавил на тормоза.

— И кто же это, по-твоему?

— Рутледж…

Машина снова вильнула и угодила задним бампером и багажником в канаву. Затем по инерции снова выехала на дорогу.

— Френк…

— Да, Коки?

— Знаешь, все эти твои теории кажутся заслуживающими внимания.

— Вот как?

— Все это очень интересно…

— Спасибо.

— Они проливают свет на происходящее, и все такое…

— Очень любезно с твоей стороны.

— И я уверен, еще несколько логических шагов — и мы придем к правильному выводу.

— Твоя вера в меня просто вдохновляет.

— Но в данный момент было бы лучше, если б ты целиком сосредоточился на езде.

— А мне показалось, ты за рулем.

— Нет, Френк. За рулем ты.

— Ясно…

— И лично я никогда особенно не увлекался Чайковским.

— Тогда Прокофьев?

— Нет. Предпочитаю послушать, как примерно через месяц ребятишки будут распевать рождественские песенки.

— Ты уверен? Вдумайся, что ты такое городишь, дружище?

— Уверен.

— «Колокольчики звенят на санях! Слышишь, он все ближе, этот звон?» Так, что ли? Неужто не надоело?

— Мало того, — добавил Коки, — лично мне кажется, что это Уэлер контролирует Рутледжа.

До охотничьего домика под названием «Трам-тара-рам» они добирались вдвое дольше, чем утром.

Фары выхватили его из тьмы, но Флинн не спешил вылезать из машины. И мотора не выключил.

— Тебе лучше остаться тут, — сказал он Коки, открывая дверцу. — Ведь на тебе простые уличные туфли.

Коки остался в машине.

Флинн пересек лужайку перед домом и свернул в лес, на тропинку, по которой они утром бежали с Рутледжем на звуки выстрелов и крики. Он нашел березовую ветку, и, опираясь на нее и оскальзываясь, стал спускаться по склону холма.

— Хевитт? — окликнул он.

Но, кроме шелеста тихо падающего снега, в лесу не было слышно ни звука.

Снегу намело много, и теперь лес выглядел совсем по-другому.

Флинн был уверен, что нашел то место, где убили Эшли. Вот тут, под этим деревом, лежало его тело. Вот здесь, под другим деревом, сидел Хевитт. А вот здесь валялся сук, похожий на бейсбольную биту.

Но только тела Эшли видно не было.

И Хевитта тоже не было.

И снег ровной белой пеленой затянул все следы.

Ничего. Ровным счетом ничего. Ни одного свидетельства или знака, что здесь произошло убийство.

Лишь над головой тихо потрескивали от мороза ветки.

И лицо Флинна стало мокрым от падающих на него снежинок.

— Так вот, значит, как… — пробормотал Флинн, обращаясь к обступившим его деревьям, как незадолго до того обращался к собравшимся тут людям. — Стало быть, и Хевитт тоже соучастник…

 

Глава 28

— Кого же не хватает?

Коки и Флинн стояли в дверях в главную гостиную клуба «Удочка и ружье».

Огонь в камине ревел. Перед ним, на своем обычном месте, спал в кресле Венделл Оленд — голый и с книгой на коленях. За покерным столом шла бурная и шумная игра, в которой принимали участие: бывший и будущий губернатор Эдвард Бакингем в потрепанном и старом купальном халате, сенатор Данн Робертс в свитере и с сигарой в зубах, комиссар полиции Бостона Эдди Д'Эзопо в черных туфлях и тоже с сигарой, Эрнст Клиффорд в темно-синей футболке и с целой горой выстроившихся перед ним фишек, а также банкир Филип Арлингтон. Несмотря на то что на нем были очки, он близоруко пялился на разбросанные по столу карты. Тейлор разливал по стаканам пиво из бочонка. Пол Уэлер в свежей сорочке, костюме и галстуке сидел чуть поодаль от игроков под торшером и был целиком поглощен чтением книги под названием «Современное планирование на рынке недвижимости».

Клиффорд, Бакингем, Робертс и Тейлор заметили стоявших в дверях Флинна и Коки, но никаких приветствий не последовало.

— Рутледж, — сказал Флинн. — Рутледжа не хватает.

— Но ты вроде бы говорил, что у Рутледжа «Роллс-Ройс», а не «Кадиллак».

— Уэлер довез меня до «Хижины лесоруба» в «Роллсе». Я так понял, что это машина Рутледжа… Ладно, пойдем поищем.

Они поднялись наверх. Дошли до конца коридора, и Флинн постучал в дверь комнаты под номером 23.

Нет ответа.

Флинн постучал снова, погромче.

Снова никто не ответил.

Он подергал за дверную ручку. Дверь оказалась не заперта.

Флинн осторожно толкнул ее кончиками пальцев.

Охотничий нож торчал из груди Рутледжа. С левой ее стороны, немного под острым углом. Он буквально пригвоздил Рутледжа к спинке кресла с цветастой обивкой.

Глаза убитого были закрыты. Руки аккуратно сложены на коленях.

Руки, колени, вся передняя часть шерстяной рубашки были залиты кровью.

— Зачем это им понадобилось удерживать нас здесь? — злобно прошипел Флинн. — Процесс устранения идет своим чередом, гладко и без всяких помех.

Кончиками пальцев он дотронулся до пятна крови на колене Рутледжа.

— Не слишком теплая.

Лампа на столе рядом с креслом была включена.

Натянув перчатку и используя лишь большой и указательный пальцы, Флинн снял телефонную трубку и поднес ее к уху. На линии царила мертвая тишина.

На столе рядом с лампой лежал блокнот. Флинн склонился над ним и, не прикасаясь, прочитал:

«Арлингтон…

in capitol — чересчур

Бакингем/ подставить

2/ Бригадун 100:»

— Погляди, а здесь все же через «е» или «а» написано, в слове «capitol»? — спросил Флинн и отошел в сторону.

Коки посмотрел, потом ответил:

— Что-то не разберу.

— Нет, думаю, все же через «о».

Затем, бегло осмотрев комнату, Флинн заметил:

— На него напали спереди.

— Стало быть, человек, которого он знал.

— Разумеется.

— А на рукоятке ножа могли сохраниться прекрасные отпечатки.

— Если ты заметил, Коки, оба мы с тобой в перчатках.

— И убийца, конечно, тоже был в перчатках.

— Представь: кто-то входит в комнату и на нем перчатки. И это не вызывает у Рутледжа ни тревоги, ни подозрений, ведь на улице снег, верно?

— Думаю, если б убийца оставил на ноже отпечатки, он бы забрал его с собой.

— Да, до сих пор он не сделал ни одной ошибки… Не считая, разумеется, антисоциального аспекта самих преступлений. — Флинн включил свет в спальне. Там все было в порядке. Похоже, комнату совсем недавно убрали. Обернувшись к Коки, он бросил: — И, как видишь, снова новый способ убийства. Заколот ножом.

— Послушай, Френк, помнишь, ты говорил, что встретил на лестнице человека с кухни?

— Да. — Прозвучал гонг. Флинн взглянул на часы. — Наши шаловливые полярные медвежата отправляются в сауну, поправить здоровье.

— Мы должны их остановить. И начать задавать вопросы. Кто, где, когда находился, так или нет?

— Нет. — Флинн выключил свет в спальне. — Думаю, нам лучше воспользоваться возможностью. И, зная, где все они находятся, удовлетворить наконец свое любопытство и заглянуть в этот самый сейф.

Флинн окинул тело Рутледжа долгим пристальным взглядом.

У заколотого в кресле Рутледжа не отражалось на лице ни малейшего удивления.

Коки вышел в коридор первым.

Флинн вынул ключ из замка, затворил дверь и запер ее с внешней стороны.

— Поскольку тела убитых здесь имеют тенденцию исчезать неведомо куда, — заметил он, — стоит попробовать сохранить хотя бы это для себя.

 

Глава 29

— Миллионы!

— Никакие не миллионы.

Флинн не осмелился заглянуть в сауну через маленькое круглое окошко, боялся, что его заметят собравшиеся там мужчины.

Он стоял в гимнастическом зале, не приближаясь к окнам, и пытался определить по голосам, кто же находится сейчас в сауне.

— Хорошо, что нас, ирландцев, Господь Бог наделил таким острым слухом, — пробормотал он себе под нос.

— Чертовски много денег! Однако толку от них, похоже, никакого. — Это был голос Бакингема, он немного невнятно выговаривал слова под воздействием выпитого виски.

— Но договоренность уже достигнута! — Голос Арлингтона, он выговаривал слова отчетливо и резко.

— Да, но договоренность была достигнута вовсе не по этой причине. — Данн Робертс. Голос у него всегда звучал убедительно, что характерно для члена какой-нибудь комиссии или комитета, иными словами — для человека, которому часто доводиться выступать и убеждать.

— Договоренность тем не менее существует и…

— Чтоб в финансовом отношении вы не пострадали, пока будете дергать за струны федеральное правительство. — Бакингем.

— О'кей. Все вроде бы согласны, чтоб Арлингтон занимал пост эдакого, ну, скажем, гуру в вопросах экономики в Вашингтоне. Что принесет пользу клубу в целом и каждому из его членов в отдельности. — Голос Клиффорда — звонкий, молодой, мужественный.

— Возможно… — А это Оленд. И голос у него тихий, старческий и несколько раздраженный.

— И это называется «польза»? — В голосе Уэлера звучали одновременно почтительность и присущая всем законникам резкость.

— Конечно! — Арлингтон.

— Нет. Я имею в виду другую выгоду. Которая может быть зафиксирована на бумаге и станет доказательством того, что Арлингтон, находясь в Вашингтоне, действительно…

— На бумаге! Свидетельство! О нет, только не это! — воскликнул Бакингем.

— Можете быть уверены, мое пребывание в Вашингтоне принесет огромную пользу клубу «Удочка и ружье» и всем его членам.

— Тем более не вижу причин, почему это Арлингтон должен пострадать в финансовом плане. Особенно если учесть, что у него есть друзья. — Оленд.

— Он должен дистанцироваться от банковских доходов. — Клиффорд.

— Публично — да. — Робертс.

— Его личные расходы росли. Его личный доход уменьшался. — Клиффорд.

— И он получил доступ к капиталу клуба «Удочка и ружье». — Оленд.

— Но мы вовсе не ставили целью разрешать ему обогащаться в личном плане до такой степени. — Бакингем.

— Но почему, собственно, нет? Логично было бы предположить, что за эти годы он сколотил бы изрядное состояние, работая в частном секторе. — Оленд.

— Нет. Нельзя же хапать все подряд, делать личные вклады, все доходы забирать только себе. — Бакингем.

— Не уверен, что вы правы. — Оленд.

— А что выиграли от этого члены клуба? — Робертс.

— Око за око. Казалось бы, не так уж и много. Но нельзя все измерять только материальной прибылью. Определенную пользу, причем во многих отношениях, клубу это принесло. Это несомненно. — Оленд.

— Суть в том, дорогой Оленд, что наш друг Арлингтон просто присвоил себе большую часть нашего капитала. — Бакингем.

— Но если нас всех поубивают… — Робертс.

— Ой, не смеши! — Арлингтон.

— Тогда скажи, кто одобряет твои действия? Уж не Рутледж, это определенно. И не Лодердейл… А Хаттенбах, так тот вообще требовал полного отчета и немедленно. — Бакингем.

— Это Эшли на тебя накапал, Арлингтон. — Клиффорд.

— Персональный отчет? Да как вы смеете? — Арлингтон.

— Все же, по-моему, тебе надо как-то объясниться. — Клиффорд.

— А мне прежде всего хотелось бы знать, каково общее мнение о состоянии дел в «Эшли комфорт инкорпорейтед» и что теперь делать с этим предприятием. Теперь, после того как погиб Эшли. — Арлингтон.

— Думаю, теперь устранены все препятствия к осуществлению нашего плана. — Робертс.

— Нет, Арлингтон, не отвиливай. Сам наложил лапы на наши миллионы…

Бакингем продолжал сыпать обвинениями. И Флинн тихо отошел от двери в сауну.

Арлингтон, Бакингем, Клиффорд, Робертс, Уэлер, Оленд — все они были там. Парились в сауне, пока Коки вскрывал дверцу сейфа.

— Молодец! — заметил Флинн, стоя на пороге дверцы, ведущей в сейф.

Коки уже находился внутри, стоял среди разбросанных по полу папок, освещенный тусклым мерцанием свисающей с потолка единственной лампочки.

Сейф был просторный, размером с чулан или кладовую. От пола до потолка высились стеллажи с документами и картотеками. Для Флинна почти не оставалось места.

— Всех пересчитал, по слуху, — сказал Флинн. — Щебечут себе в сауне, точно бройлеры перед варкой, напевают «Домик на лугу». Только голоса достопочтенного комиссара полиции что-то не было слышно. Если он в сауне, с остальными, то набрал в рот воды и скромно помалкивает.

Коки достал из выдвинутого ящика еще одну папку и бросил ее на пол.

— Кстати, это все же была буква «а». Я о той шифровке, что записана в блокноте Рутледжа. Арлингтон слишком глубоко запустил лапы в капитал клуба «Удочка и ружье». И речь шла вовсе не о том, что он слишком много времени проводит в Капитолии или что его надо обезглавить. Вообще, если я правильно понял смысл этой трескотни в птичьем инкубаторе под названием «сауна», речь шла о том, что члены клуба снабдили Арлингтона средствами, которыми он воспользовался, чтобы выстлать перышками свое гнездо во время пребывания в Вашингтоне. В ответ на это он оказывал им различные услуги, пользуясь близостью к правительственным кругам. Но, похоже, Арлингтон, что называется, зарвался, и вот среди членов клуба пошли разговоры: «Подлость», «Предательство!» И самыми главными его ненавистниками были Эшли, Хаттенбах, Лодердейл и Рутледж. А теперь больше других возмущается Бакингем. И потом, разве не Рутледж говорил, что Арлингтон не способен на насилие? Что он якобы готов был погладить оленя, если бы тот подошел поближе?

— Однако похоже, что, несмотря на экономическое образование, искушенность в разного рода финансовых вопросах и то высокое положение, которое он занимает в банковском мире, сам Арлингтон не слишком богат.

— Что, уже начал копать?

— Его отец растратил все семейное состояние и по уши влез в долги, пытаясь построить железную дорогу вдоль Амазонки.

— Амазонка! — усмехнулся Флинн. — Надо же! Да эта река успела поглотить больше золота, чем дала!.. Так что у Арлингтона имелись все возможности убедиться, какие чудеса происходят с деньгами на бумагах.

— Но у него самого никогда не было собственных.

— Если я правильно понял смысл их разговора, Арлингтон недавно приобрел тонны этих бумаг. И, разумеется, облаченный в мантию правительственного чиновника, уверен, что его никто не заставит отчитываться в том публично. Уверен, все эти игры наших мальчиков-переростков, в которые они играют, чтоб выжать как можно больше выгод и привилегий, пользуясь услугами своего нынешнего гуру, имеющего доступ к самым верхам, ни к чему хорошему не приведут. Что ты тут еще раскопал, Коки?

— Все тайны американской политики, бизнеса и жизни семей, что стояли у руля государства за последние сто лет.

— Что? И все это находится в этой каморке?

— Черт, чего тут только нет, Френк! Личные записи и комментарии, сделанные десятками разных людей и затрагивающие интересы всех, кто что-то из себя представляет или представлял.

— Боже ты мой! Но как это все организовано? Кто ведет эти записи?

— Думаю, все они только тем и занимаются, что строчат друг на друга. Этим и объясняется наличие разных почерков. Полагаю, действуют они следующим образом: стоит одному разнюхать что-то про другого, как он тут же садится и записывает, а потом эти бумажки попадают сюда.

— А почему тогда пострадавший не придет сюда и не изымет записи о себе, не уничтожит компрометирующие его документы?

— Не знаю. Наверное, это против правил.

— Да, типа кодекса школьной чести, — сказал Флинн, — Ни один ученик не имеет права прочесть записи, касающиеся его. Непоколебимая внутренняя вера в справедливость данной системы… Как это тебя еще не стошнило, Коки?

— Ты только послушай, — опустившись на колени, Коки правой рукой раскрыл одну из папок. — Это первая, на которую я наткнулся. И просмотрел ее всю, чтобы понять, как работает у них система подбора и хранения документов. Речь идет о человеке, бывшем члене кабинета Тедди Рузвельта. Вот, послушай:

«Считалось, что его сестра Мэри, проживающая на ферме в Нью-Хоуп, страдает туберкулезом. Ее служанка (связалась с нами по Главной Линии) сообщает, что на самом деле то вовсе не туберкулез, а сифилис. Есть все основания полагать, что женщину заразил ее покойный муж, известный тем, что в свое время посеял немало своего дурного семени среди жительниц Нью-Орлеана. Не следует, однако, исключать и другой возможности — а именно, что Мэри передалась эта болезнь от отца, о юных годах и жизни которого во Франции почти ничего не известно. Если она заразилась сифилисом от отца, есть все основания повнимательней присмотреться к нынешнему члену кабинета министров и выяснить, не наблюдается ли и у него симптомов этой опасной, разрушающей мозг болезни».

— Ничего себе! — пробормотал Флинн. — А может, эта несчастная дама просто предпочитала общество коров людям?..

Досье, разумеется, имело продолжение. Пятнадцать лет спустя, уже другой рукой, была сделана следующая запись:

«Чарлз, племянник посла, обратился к нам за рекомендациями для поступления в Гарвард. Вместо них молодому человеку посоветовали подумать о более скромной карьере, к примеру, заняться семейным ранчо в Монтане. Есть все основания полагать, что члены данной семьи обладают дурной наследственностью, что у некоторых из них наблюдались признаки безумия, вызванные сифилисом. Мать Чарлза, Мэри, скончалась на ферме в Нью-Хоуп, причем последние годы никто из знакомых ее не видел».

— Да, хороший урок тем, кто пренебрегает выходами в свет! Нет уж, милые! Надевайте корсеты — и вперед, на прием! Иначе у всех ваших потомков кровь будет считаться порченой.

— Прямо не верится, Френк! Ведь вся каша заварилась из-за сплетни какой-то служанки!

— Ну а более свежие поступления там имеются?

Коки перелистал бумаги в папке и дошел до последней страницы.

«Мэри в возрасте двадцати одного года защитила диссертацию и получила докторскую степень по астрономии в Кембриджском университете, Англия. И была зачислена на должность старшего научного сотрудника в обсерваторию Смитсона, Гарвард».

— Ага! Стало быть, семейка снова пришлась ко двору.

— Но тут больше ничего о ней нет. Да и запись, похоже, сделана уже давно.

— Она ведь женщина…

Коки поднялся и снова подошел к полкам с папками.

— Я как раз копался в досье на Арлингтона, Бакингема, Клиффорда и прочих.

— Только смотри не слишком увлекайся, — заметил Флинн. — Несмотря на крепость традиций, все же с трудом верится, что наши веселые ребята будут после сауны скакать нагишом по снегу и прыгать в ледяную воду.

— Не хочешь к ним присоединиться?

— В данных обстоятельствах вздремнуть часок в теплой комнате, на мой взгляд, более полезное для здоровья упражнение. Я притворю дверцу в сейф и внешнюю дверь тоже прикрою. Чтобы никто ничего не заметил.

— Только смотри не запри меня здесь.

— Почему бы нет? Чем здесь плохо, скажи? Просто роскошные условия. Тепло, светло и целое море увлекательнейшего чтения!

 

Глава 30

В комнате Флинна звонил телефон.

Не веря своим ушам, он с изумлением взирал на него.

Он только что вошел.

И схватил трубку.

— Спасибо, что позвонили!

Из трубки доносилось чье-то тяжелое дыхание, какие-то невнятные всхлипы или рыдания, затем голос, похожий на женский, произнес нечто напоминающее «инспектор Флинн».

— Элсбет? — спросил Флинн. — Это ты?

Нет, не Элсбет. Флинну еще ни разу не доводилось слышать рыданий жены. Но он был уверен: если б она зарыдала, рыдания ее звучали бы совсем по-другому.

— Оператор? Не вешайте трубку!

— Это очень срочно, инспектор Френк Флинн.

— Эй, кто бы вы там ни были, не вешайте трубку, слышите? Это кто, оператор? Это звонят с коммутатора в «Хижине лесоруба»?

— Инспектор Флинн?

— Да, это Флинн, не вешайте трубку.

— Слава богу! Вы должны мне помочь!

— Сделаю все, что в моих силах. Только не вешайте трубку!

— Они приехали и увезли Вилли. В наручниках!

— Вилли… Прискорбно слышать. А кто такой этот Вилли?

— Мой муж. Это инспектор Френк Флинн?

— Да, да, это Френк Флинн. А с кем я говорю, позвольте узнать?

— Стейси Мэтсон. Я знаю вашу жену, Элсбет. Мы с ней работаем в комитете по содействию развитию строительства межрайонных спортивных площадок для молодежи. При мэрии.

Что было правдой. Жена Флинна Элсбет действительно работала в комитете по развитию специальных спортивных программ для подростков. И второе тоже верно: комитет действительно находился под покровительством мэрии. Правда, Флинн не слишком понимал, какой от всего этого толк.

— Стейси Мэтсон?

— Она очень славная женщина, ваша жена.

— Спасибо. Я ей передам.

— И мы с ней несколько раз пили кофе после заседаний комитета, понимаете? И она так смешно рассказывала о своей жизни, о тех тяжелых временах, что довелось пережить в Израиле и даже еще до Израиля, и о том, как вы познакомились. И всегда называла себя при этом беженкой.

Элсбет могла рассмешить кого угодно. Правда, теперь эта женщина, Стейси Мэтсон, не смеялась. Наоборот — она едва сдерживала рыдания.

— Вот как? — Флинн изобразил заинтересованность. — Так значит, вы знаете мою жену…

— Вилли прекрасный учитель, мистер Флинн. Наверное, самый лучший в нашем районе. Да вы любого спросите, кого угодно… хоть учителей в той же школе, хоть ребятишек… и ему отказали даже в адвокате…

Уильям Мэтсон, учитель…

— Ага! — воскликнул Флинн. — Так вы жена Уильяма… нет, Уилларда Мэтсона. И живете в доме на Фэарвью-роуд, вот только я забыл номер…

— 212.

— Хирам Голдберг…

Услышав это имя, женщина на другом конце провода истерически разрыдалась. Флинн тактично выждал, пока она немного не успокоится.

— Мой Вилли…

— Не принимайте близко к сердцу, миссис Мэтсон. И что бы там ни случилось, не вешайте трубку! Так вашего мужа арестовали за наезд, приведший к смертельному исходу, верно? И погиб человек по имени Харим Голдберг.

— Да, арестовали! И увезли в наручниках!

— Ваша машина…

— Билли! Это все из-за Билли!

— Так, значит, за рулем вашей машины сидел кто-то другой?

— Билли выбил стеклянную дверь, что выходит на крыльцо. Носился по дому, как угорелый, поскользнулся на коврике… и выбил головой стекло. — Стейси Мэтсон громко всхлипнула. — Был весь в крови. Столько крови! Шея, плечи, руки…

— Билли ваш сын?

— Он в больнице. Большая потеря крови.

— А сколько ему, миссис Мэтсон?

— Шесть. Всего шесть лет. А Уиллард был в это время на встрече, в церкви. За ним заехал Монтагю и…

— Миссис Мэтсон…

— Вилли сказал полицейским, что это он сидел за рулем. А сам в это время был в церкви.

— О'кей, я…

— Это я вела машину. Билли был рядом, на переднем сиденье. Сидел, укутанный в одеяло. Я схватила первое, что попалось под руку. И кровь, столько крови! Я ехала в больницу, везла Билли в больницу…

Флинн живо представил себе эту ужасную сцену. Женщина, мать, перепуганная до смерти, рыдающая, ослепленная слезами, везет своего истекающего кровью ребенка в больницу. Гонит машину, как сумасшедшая. Села за руль потому, что больше просто некому было. Едет и то и дело поглядывает на свое дитя, что находится рядом, на переднем сиденье. На сына, укутанного в одеяло, которое намокает от крови. На улице уже темно. Вот она приближается к злополучному перекрестку и, конечно же, не видит старика, что, неспешно нажимая на педали, катит в это время на велосипеде. Нет, она не замечает его. Просто проскакивает перекресток и мчится дальше, вперед, торопится доставить истекающего кровью сына в больницу. Возможно, она вообще не заметила, что сбила этого несчастного старика.

В клубе «Удочка и ружье» прозвучал гонг. Тут же на улице зажглись фонари. В их золотистом свете ожили и завихрились за окном Флинна крупные белые снежинки.

— У него был страшный порез на шее, и я подумала… он умирает. Я не помню, чтоб сбила кого-нибудь. Я не знаю… Я не заметила никакого велосипедиста…

— Конечно, миссис Мэтсон. Я уверен, что не заметили, — мягко поддакнул Флинн.

Из окна он видел, как на заснеженную лужайку высыпали голые мужчины. Снег доходил им до щиколоток. Они скакали, бегали и прыгали в озеро. Клиффорд, Бакингем, Арлингтон, Уэлер, Робертс, даже старик Оленд — все были там. Все, кто остался в живых.

— А Вилли сказал полиции, что это он сидел за рулем. Но он был в церкви, мистер Флинн. Господи, почему в тот момент его не оказалось дома! Я вела машину, я старалась доставить Билли в больницу как можно скорей. И никого не сбивала. Вернее, не заметила. Но, должно быть, это все же произошло… Они сказали, что машина…

— Кто проводил арест? — спросил Флинн. — Кто арестовал вашего мужа?

— Полиция. Вчера ночью заявился какой-то сержант. Мы как раз вернулись из больницы и видели, как он разглядывает нашу машину. А потом он вернулся днем и…

— Прошу вас, миссис Мэтсон, ради вашего же блага, постарайтесь взять себя в руки и успокоиться! Сделайте несколько глубоких вдохов, а я пока все объясню. Обещаете?

— Хорошо… Элсбет всегда говорила, что вы очень неохотно относитесь к…

— Погодите, послушайте меня минутку, — Флинн медленно, мягко и спокойно выговаривал фразы. — Закон не так уж плох, как принято о нем думать. И создан он вовсе не для того, чтоб причинить людям зло. В закон надо верить, тогда лучше понимаешь все его нюансы. Возможно, ваша машина действительно сбила Голдберта. Я подчеркиваю, возможно. Сбив велосипедиста, вы не остановились, проехали дальше. Таким образом, налицо классический пример того, что называют отягчающими обстоятельствами. И вы знали, что сбили кого-то, поскольку затем ваш муж отогнал машину примерно на милю от дома и заявил, что ее угнали.

— Он сказал: «Что это такое с машиной?» Ну тогда, в субботу, уже поздно ночью, когда мы вернулись из больницы. А я говорю: «О господи, Уиллард!» А потом вдруг вспомнила, что вроде бы действительно налетела на что-то. Услышала звук удара, а потом машина еще подпрыгнула, словно переехала кого-то. Но, честное слово, я только потом вспомнила! А Уиллард говорит: «Если ты не знаешь, что там произошло…» — Тут женщина снова захлебнулась в рыданиях.

— К закону следует относиться уважительно, миссис Мэтсон. Миссис Голдберг потеряла мужа…

С другого конца провода донесся вой.

— Прекрати, женщина! Перестань сейчас же! Возьми себя в руки! Миссис Голдберг тоже человек. Возможно, она тоже мать… И ее старенький муж ехал себе на велосипеде после наступления темноты. И поступал тем самым не слишком разумно…

— Сержант полиции, что был здесь…

— Неважно, что он вам наговорил. Выбросьте из головы. Еще сколько времени уйдет на все это. Законы, они работают медленно, миссис Мэтсон. И у всех будет время высказаться и понять, как обстояло дело.

— Я пыталась сказать тому сержанту, что это я сидела за рулем. Но… я так плакала, что…

— Теперь от вас требуется только одно: держать себя в руках. Есть кто-нибудь, кто может побыть с вами?

— Сестра. Она приехала и сейчас со мной.

— Вот и прекрасно. Ну а как там Билли?

— Ему сделали несколько переливаний крови. Он едва не погиб. Эти ужасные швы…

— Ну вот, видите, уже заметен какой-то просвет. Рано или поздно я вернусь в Бостон, — Флинн едва сдержался, чтоб не добавить «если вообще вернусь». — И уж тогда, поверьте мне, при всем моем отрицательном отношении к такого рода просьбам, постараюсь сделать все, что смогу. А пока что хотел попросить вас об одном одолжении…

Всхлипы немного стихли.

— Одолжении?

— Да. Здесь у меня что-то телефон барахлит. Я не могу звонить с него, понимаете?

Всхлипы и шмыганье носом.

— Но вы дозвонились, а значит, он работает только односторонне. А потому прошу, позвоните моему помощнику и попросите, чтоб он позвонил мне по этому номеру. Это очень важно, — и Флинн продиктовал ей номер Гроувера полностью, вместе с кодом округа и даже назвал номер своей комнаты. — Успели записать?

— Да.

— Человека, которому вы должны позвонить, звать сержант Гр… то есть Ричард Т. Уилен. Дик Уилен.

— Сержант Уилен? Но это он, это он пришел и арестовал моего мужа!

— Да, да. Знаю. Но это тот самый случай, миссис Мэтсон, когда мухи отдельно, а котлеты отдельно. И это страшно важно, чтоб вы дозвонились сержанту Уилену и попросили его связаться со мной по этому номеру, причем немедленно. Вам ясно?

— Да.

— Если на месте его не окажется, тогда попросите любого, кто подойдет из полиции Бостона, позвонить мне. И срочно.

— Поняла.

— Да, кстати, а где вы раздобыли этот номер?

— Я позвонила Элсбет. Элсбет Флинн. Подошел ваш сынишка, услышал, что я плачу. И тут же посоветовал позвонить вам. И дал этот номер.

Уинни. Да, смекалки ему не занимать.

— Хорошо. Потом, после того как поговорите с сержантом Уиленом, позвоните моей жене и…

— Они уехали.

— Уехали?

— Да. Ведь с Элсбет я не говорила. А ваш сынишка сказал, что она на улице и ждет, когда за ними заедут. Они собрались на какой-то концерт в Ворчестере.

— Ага. Стало быть, до полуночи их не будет. — После паузы Флинн добавил: — Сегодня же вечер в школе.

— Нет, я, конечно, позвоню, но уверена, их уже не застану.

— Да, пожалуйста. А потом попробуйте прилечь и отдохнуть немного.

— Но Уиллард в тюрьме! — В трубке снова послышались рыдания и всхлипы.

— Никто не причинит ему зла, миссис Мэтсон. Просто подержат немного, а потом отпустят. Кстати, вы требовали адвоката?

На улице по лужайке бегали мужчины. Выскакивали из озера, носились босиком по снегу. Размахивая руками, Арлингтон подгонял Оленда к дому.

— Нет, адвоката у нас нет.

— Ничего не бойтесь. Судья установит сумму залога, и его выпустят. А к этому времени я уже, возможно, вернусь и…

— Спасибо вам, инспектор Флинн.

— И не расстраивайтесь так. Сынишка скоро поправится. С мужем тоже все будет в порядке.

— О, я буду молиться…

— А теперь отдохните. Но сперва, пожалуйста, позвоните сержанту Уилену.

— Обязательно, инспектор. Непременно.

Все еще держа трубку в руке, Флинн нажал на рычаг. Затем поднес трубку к уху и прислушался.

Ничего. Мертвая тишина.

Он набрал «0».

В трубке по-прежнему тишина.

Фонари на улице погасли.

Флинн опустил трубку на рычаг.

В дверь тихо постучали.

Флинн, тоже тихо, ответил:

— Входите, комиссар.

 

Глава 31

Комиссар полиции Бостона Эдди Д'Эзопо вошел в комнату Флинна со словами:

— А я тебя искал.

Флинн обошел кровать.

— О… А я решил прогуляться по лесу. А потом немного покатался на санках с горки.

Д'Эзопо выглядел особенно большим, грузным и высоким в этой маленькой комнатенке. Несомненно, что именно эти внушительные размеры, а также почти не покидающая его лицо мальчишеская ухмылка в немалой степени поспособствовали его продвижению по службе.

— Так ты пропустил сауну, а потом — купанье в холодной воде? — спросил Флинн.

— Решил ограничиться меньшим. Просто принял теплый душ в номере.

На кровати лежала охотничья куртка, которую принес Флинну Тейлор. А на бюро — березовый сук, по всей вероятности, послуживший орудием убийства Эшли.

— Френк, нам надо поговорить.

Флинн уселся в кресло перед шахматной доской.

— Присаживайся.

Д'Эзопо тяжело опустился на кровать рядом с курткой.

— Я должен извиниться перед тобой. За те глупости, что наговорил тогда, в лесу. А также за то, черт возьми, что вовлек тебя в эту авантюру, пригласил сюда и…

— Да, ты допустил ошибку, это верно, — проворчал Флинн и нагнулся снять сапоги. — Ты слишком уверовал в мой интеллект и проницательность. Думал, что я заявлюсь сюда среди ночи, а к восходу солнца преступление будет раскрыто…

— Ну не совсем так. Твои интеллектуальные способности всегда приводили меня в восхищение. По крайней мере, я обычно с трудом понимал, что ты там бормочешь.

— Возможно, это свидетельствует об обратном. О моей глупости.

— И потом, ты хорошо разбираешься в такого сорта людях. Просто я хочу сказать, Френк, ты вышел не из грязи. И тебе не доводилось гоняться за разносчиками на тележках, что нелегально торговали в Норт-Энде.

— Ты и в самом деле плохо меня знаешь, Эдди. — Флинн оттолкнул сапоги ногой в носке.

— Ну кое о чем за эти годы все же начал догадываться, Френк. И когда ты появился в полиции Бостона, меня просили не вмешиваться в твои дела и не особенно копаться в твоем прошлом. И знаешь что? Может, я и ошибаюсь, но сдается мне, эта просьба исходила от того же сорта людей, что собрались здесь, в клубе «Удочка и ружье». Или я все же ошибаюсь?.. То звонок из канцелярии Белого дома, то письмо из Верховного суда, то какие-то зашифрованные писульки из одного агентства, другого агентства, Вашингтона, Оттавы, Лондона. Что тут прикажешь думать?

— Действительно, что?

— А потом ты заявляешься сюда и начинаешь третировать этих ребят, оскорблять их и все такое. Нет, я тебя не виню, но…

— О…

— Ты прекрасно понимаешь, почему я позвал тебя сюда. А потом вдруг оказывается, что ты привез с собой этого Конкэннона…

— И за это ты меня осуждаешь?

— А кстати, где он, твой Конкэннон?

— Ищет кое-что. Для меня.

— Ведь все началось с того, что погиб Хаттенбах. И тут все забегали, начали перекраивать улики…

— Вот уж не думал, что ты склонен к эвфемизмам, Эдди.

— И я понял, что только ты можешь разобраться во всем этом. — Руки Д'Эзопо, лежавшие на коленях, казались просто огромными. — Да, я это знал.

Из кармана пиджака Флинн выудил трубку, табак, коробок спичек и принялся чистить и набивать трубку.

— Да, а потом были убиты Лодердейл, и Эшли, и…

— Мне и в голову не приходило, что они могут усыпить тебя, Френк. Посмотрел на Конкэннона и подумал: заснул, бедняга. А потом, когда глаза у тебя стали стеклянными…

— И когда, как ты выражаешься, начали «перекраивать» улики, относившиеся к смерти Лодердейла? И труп переодели в костюм для верховой езды…

— Я тут совершенно ни при чем, Френк. Поверь. Я пошел к себе в комнату и…

— Ты пошел к себе в комнату, комиссар, и позволил этому случиться.

— Послушай, Френк, я с тобой по-честному. Я в таком долгу перед этими парнями, по гроб жизни не расплатиться.

— И это, похоже, тебя сильно беспокоит?

— Куда ты гнешь?

— Это ведь Эшли ввел тебя в клуб «Удочка и ружье», в клуб радости, забав и игр. Эшли погиб. Фонд, основанный семьей Хаттенбаха, взял на себя заботу о твоем больном ребенке. Хаттенбах тоже мертв. Но скажи, пожалуйста, Эдди, что сделал для тебя Лодердейл, в результате чего ты поспособствовал его смерти?

Д'Эзопо, вытаращив глаза, уставился на Флинна.

— Ты что, сдурел?

Флинн продолжал набивать трубку.

— Сдается мне, что большинство людей, замышляющих убийство, думают прежде всего об орудии, каком-то конкретном. Ну, о ружье, ноже, дубинке, веревке и так далее. Но ты у нас полицейский, Эдди, а потому знаком со множеством орудий и способов, с помощью которых можно убить человека. Вряд ли полицейский, обладающий таким огромным опытом, будет ограничиваться каким-то одним видом. Ведь ты на своем веку перевидал немало убитых. Одни были застрелены, другие задушены, третьи заколоты ножом, четвертые насмерть забиты дубинкой. Ну ты меня понял, верно?

Д'Эзопо продолжал удивленно пялиться на него.

— Да, конечно…

Флинн поднес спичку к трубке, затянулся, выпустил клуб дыма.

— И это все, что ты можешь сказать?

— Ты что, Френк, окончательно сбрендил?

— Конечно, такая возможность всегда существует. — Трубка раскурилась и пыхтела уже вовсю. — Интересно все же знать, почему ты нисколько не удивился, когда я употребил эти два слова, «заколоть» и «нож», среди прочих способов и орудий убийства, а?

— Господи, да я вообще не понимаю, о чем ты толкуешь! И надо сказать, никогда не понимал!

Секунду Флинн раздумывал над тем, насколько умен и проницателен должен быть человек, поступивший на службу в полицию и достигший чина комиссара в большом городе. Или же… насколько хорошим актером?..

Д'Эзопо тем временем устроился на кровати поудобнее. Развернулся, слегка откинулся назад и оперся локтем. Но покоя в его взгляде не наблюдалось. Скорее, напротив — он глядел еще настороженней.

— Я одного в толк не возьму, Френк. Вот ты, по моим понятиям, вроде бы должен лучше знать этих ребят, чем я. Считать их почти что своими. А на деле получается, ты относишься к ним куда критичней моего.

— Так это именно потому, что я их знаю.

— Ладно. Они принадлежат к «сливкам», это ясно. И я не из их стада. И, как ты выразился, никогда не стану среди них своим.

— Разница между нами как раз и заключается в том, Эдди, что ты не станешь, а я не хочу стать.

— О чем это ты опять? Компания ребят, любят рыбачить, ходить на охоту, играть в покер и все такое…

— Они купили тебя, Эдди. Всего, с потрохами. И именно поэтому ты и вызвал меня сюда, защитить их покой, уединение, все их чертовы секреты и прочее. Они нейтрализовали тебя, причем до такой степени, что начиная с того вечера в субботу ты перестал действовать как подобает опытному и ответственному офицеру полиции. Да что там говорить, просто добропорядочному гражданину!

— Я же сказал: я у них в долгу.

— Не только. Они тебя запугали.

— Может, и так.

— И просто потому, что вся эта шайка-лейка «большие», по твоим понятиям, люди, ты позволяешь им творить черт знает что!

— Послушай, Френк, ведь комиссаром полиции просто так, ни хрена не смысля в политике, не становятся. — Д'Эзопо поднялся с самым решительным видом, точно собираясь уйти, однако продолжал стоять посреди комнаты, сунув руки в карманы.

— Просто уверен в этом, — сказал Флинн.

— И если ты недостаточно реалистично смотришь на вещи…

— Всегда не прав.

— В чем не прав? Черт подери, Френк, выражайся яснее!

— Под гипнозом элиты…

Д'Эзопо окинул Флинна, сидящего в кресле, испепеляющим взором.

— Может, ты объяснишь, Френк, как прожить в этом мире среди людей, не руководствуясь принципом: «ты мне почешешь спинку, я — тебе»? Буду страшно признателен.

— Конечно, есть и у меня на спине места, куда самому не дотянуться, — согласился Флинн. — Может, ради этого мы и вступаем в брак? — И он снова запыхтел своей трубкой.

— Хватит этого дерьма, Френк! Мне нужны факты! Всего несколько фактов.

— Сними телефонную трубку, Эдди. — Комиссар покосился на телефон, стоявший возле кровати. — Он не работает. Нас отрезали. Мы не можем никуда позвонить. Днем мы пытались выехать с территории клуба «Удочка и ружье». Охранник, что всегда дежурил у ворот, таинственным образом испарился. Ворота заперты на три цепи с замками. И могу добавить из личного опыта… мало того, что заперты, изгородь находится под током высокого напряжения.

— Это неправда! Просто не может быть правдой!

— Ну и что ты думаешь о системе, Эдди, которая полностью нейтрализовала тебя и меня? Короче, чтоб тебе было понятнее, превратила нас в пленников?

— Это что, и в самом деле правда, Френк? Или ты снова говоришь всякими своими заумными головоломками?

— Да ты сними трубку! Мы пленники, Эдди.

Д'Эзопо обошел кровать и снял телефонную трубку.

Флинн взглянул на часы. Гроувер до сих пор не позвонил. Никто из полиции Бостона до сих пор не позвонил. Или же миссис Мэтсон была настолько расстроена, что просто не сдержала обещания? Но раз она сама все же дозвонилась чуть раньше, значит, и другие могут. Или же ее звонок прошел случайно, по какому-то чисто техническому недосмотру?

Д'Эзопо набрал «0», выждал с минуту, постучал по рычагу. Затем медленно, словно нехотя, опустил трубку.

— Я пришел к тебе… — начал он.

— Да? — подбодрил его Флинн.

Не оборачиваясь к нему и глядя в стену, Д'Эзопо сказал:

— Просто думал, что ты продвинешься в расследовании, если отбросишь всю эту муть, все эти предубеждения против этих людей… Станешь более нормально воспринимать клуб «Удочка и ружье» и его членов.

— Жутко неубедительно, Эдди, и ты сам прекрасно это понимаешь. Они хотят держать под контролем весь мир! Тебя, меня. Хотят, чтоб все шло по-ихнему. Довольно глупо и по-детски, тебе не кажется? И уж, разумеется, ты согласишься со мной хотя бы в одном: люди, которым подают на обед отварную рыбу с брокколи и пудинг из тапиоки на десерт, просто не способны управлять миром.

Д'Эзопо обернулся к Флинну.

— Надеюсь, Флинн, ты хотя бы не включил меня в число подозреваемых? Ведь это я вызвал тебя сюда…

— Список подозреваемых становится все короче, Эдди. С каждым часом короче.

Грянул гонг, и в ушах у Флинна зазвенело.

— Выпивка, — сказал Д'Эзопо. — Они созывают на выпивку. Лично я очень даже не прочь выпить. И что я должен сказать этим ребятам?

Дверь в коридор отворилась. Вошел Коки, держа под мышкой правой руки свой полицейский ранец.

— А, детектив-лейтенант Уолтер Конкэннон, — сказал Флинн. — На пенсии.

— Привет, Коки, — пробормотал комиссар. — Так ты идешь со мной, Френк?

— Не сейчас. — Флинн снова опустился в кресло. — Мы с детективом Конкэнноном в отставке разыгрываем очень интересную шахматную партию, — Флинн взглянул на доску, где были расставлены фигуры. — По крайней мере, на шахматной доске у нас имеется свобода маневра, комиссар.

 

Глава 32

— Прости, что так долго, — комиссар вышел из комнаты, и Коки уселся по другую сторону шахматной доски и поставил ранец у ног, — просто завораживающее чтение.

И он пошел ферзем на а5.

— Слава богу, что тебя не застукали.

— Да. Как только понял, что они того гляди вернутся в дом, взял ранец, набил его бумагами и тихонечко поднялся наверх. Пришлось пройти через кухню. Единственный человек, кто меня видел, помимо вьетнамцев, был Хевитт. Как раз зашел на кухню за керосином для своего домика. Уверен, ты обрадуешься, услышав, что на обед сегодня жареная индейка.

— Блюдо из жареной индейки не так просто изгадить, верно?

— Уверен, они стараются изо всех сил.

Флинн сделал ход слоном на b6.

— Или наш уважаемый комиссар полиции просто не в курсе, что Рутледж убит, или же он намеренно строит из себя полного идиота. Я специально перечислил все использованные здесь орудия убийства, как то: ружье, веревка, дубинка и нож, а также соответствующие способы — от огнестрельной раны, удушения, удара по голове, удара ножом. Правда, несколько не в той последовательности. И веришь ли, наш комиссар даже не удосужился поинтересоваться, кого это закололи ножом.

— Тупой, как лиса. — Коки взял пешку и пошел на bЗ.

— Глупый, точно оцелот, — согласился Флинн и сделал ход конем на с8.

— А разве оцелоты глупые?

— Сколько я себя помню, ни разу ни с одним не сталкивался. А вот с лисами — неоднократно. И не могу сказать, что всякий раз при встрече с ними был бы потрясен их интеллектуальными способностями. У многих даже не хватало ума убедительно похвастаться, что они читали Пруста. У меня уже давно создалось впечатление, что тем, кто охотится на лис, тоже особенно похвастаться нечем. Не больно-то велика доблесть завалить животное, которое не отличается умом. С той же уверенностью могу сказать, что самая обыкновенная домашняя кошка хвалится перед своими сородичами, насколько хитрая и умная ей попалась мышь.

Коки взял слона Флинна.

Флинн взял своей ладьей слона Коки.

Коки сказал:

— Не знаю, будет ли тебе это интересно, но двоюродный дедушка Дуайта Хаттенбаха просто обожал развлекать молоденьких четырнадцатилетних девочек. Приглашал их по субботам к себе на чай в особняк на Пятой авеню. Беседовали о кошках и мышках, полагаю.

— Как же именно он их развлекал?

— Заставлял наряжаться в балетные пачки.

— Море удовольствия для девушек!

Коки пошел конем на f4.

— А прадед Данна Робертса бахвалился тем, что произвел на свет двадцать шесть незаконнорожденных ребятишек.

— Ну, некоторым мужчинам в этом смысле вообще нечем похвастаться. — Флинн передвинул свою королеву на а6. — И скольких же из них он упомянул в завещании?

— Четверых. — Слон Коки отправился на b2.

— Видно, у них были хорошие матери. — Флинн пошел конем на d6.

— А матушка Лодердейла пела когда-то в вашингтонской опере. — Коки пошел ферзем на а3. — Сопрано. Это тебя не удивляет?

— Все мы — не более чем пародия на собственных родителей, — философски заметил Флинн и сделал ход слоном на b7.

— Но самое интересное из всего, что удалось выяснить, относится к Арлингтону. Оказывается, он какое-то время был изолирован от общества. Находился в частной психиатрической клинике. Само собой, не в Штатах. В Британской Колумбии.

— Вот это действительно интересно! Как давно?

— Шесть лет тому назад. — Коки пошел конем с с4 на е5. — Его лечили электрошоком.

— Неудивительно, что он так жалеет животных. Во всяком случае, так утверждал Рутледж незадолго до того, как с ним самим расправились столь безжалостным образом. — Ферзь Флина двинулся на е7.

— Это означает, Френк, что какое-то время психическое его состояние не отличалось стабильностью.

— Или же просто кто-то решил, что это так.

— К тому же ему сделали несколько пластических операций, — сказал Коки и сделал ход ладьей на el.

— Самолюбие. Повышенная потребность в самоуважении. — Флинн снял своей королевой пешку Коки. — Вообще-то, теперь он производит впечатление очень жесткого, уверенного в себе человека. Стоило посмотреть, как он вел себя во время игры в покер.

— К тому же он крупная птица в федеральном правительстве, — добавил Коки и съел конем королевскую пешку Флинна.

— И его друзья по клубу «Удочка и ружье», как бы они там ни проклинали его в сауне, в любой момент готовы напустить его на кого угодно, — Флинн переместил ладью на вертикаль «е». — А ты уверен, что эта история о его пребывании в психиатрической лечебнице не выдумка? Ты же сам раньше говорил, члены клуба готовы уверовать даже в самые идиотские россказни какой-то злобной служанки.

— Нет. К досье были подколоты бумаги. Счета из этого самого санатория. И на всех был штамп: «Оплачено полностью».

— Да, веское доказательство. — Прозвучал гонг, сзывавший к обеду. Гул его эхом раскатился по дому, ногами в носках Флинн ощутил, как задрожал пол. — Стало быть, закончили портить индейку. Ну а что-нибудь любопытное касательно отношений между Клиффордом и Бакингемом обнаружить удалось?

Коки снова переставил коня на е5.

— Бакингем доводится братом матери Клиффорда.

— Которая в настоящий момент является вдовой Лодердейла. — Флинн взял слона Коки своим ферзем. — И больше ничего?

— Пока ничего. Похоже, что дядюшка Бак управляет всем семейным капиталом. Ну, если не управляет, то по крайней мере является главным финансовым советником. Вот выиграю эту партию и дочитаю.

— Интересно, кто из членов клуба станет теперь его преемником, по родственной, разумеется, линии?

Коки пошел конем на d7.

— Френк?.. Послушай, а как тебе кажется, между Клиффордом и Тейлором что-то есть?

— Ты имеешь в виду в плане секса?

— Да, именно в этом плане.

— И эта мысль пришла тебе в голову только потому, что оба они молоды и привлекательны внешне?

— Клиффорд никогда не был женат.

— И поступал, по-моему, вполне разумно для молодого начинающего журналиста. Во всяком случае, я неоднократно выслушивал подобные высказывания из уст старых журналистов. — Флинн переставил ладью на d8. — К тому же уж в чем, в чем, а в нежелании вступать в брак молодого Тейлора обвинить никак нельзя. Он продемонстрировал свое неравнодушие к женскому полу, женившись не один, а целых девять раз!

— Но ему просто нравится брачная церемония как таковая.

— С другой стороны, если человек гиперсексуален, как утверждает он, и не только утверждает, но и доказывает на деле, любое живое существо может показаться привлекательней, нежели эти чудовищные тренажеры.

— Просто пытаюсь привязать к этим убийствам не одного человека, а нескольких. Тех людей, между которыми могут существовать некие неординарные отношения, остающиеся пока тайной для других…

Стук в дверь прервал размышления Коки и заставил Флинна заметить:

— Возможно, кто-то явился помочь тебе выиграть партию.

— Возможно, это один из них или все вместе явились прикончить нас.

— В любом случае, Коки, терять тебе нечего… Войдите.

Данн Робертс распахнул дверь. И стоял на пороге, переводя взгляд с Флинна на шахматную доску, потом — с Коки на шахматную доску.

— Звонили на обед. — Кончиком пальца он поболтал кубик льда в бокале с каким-то напитком. — А вы даже не спустились выпить с нами.

— Последний раз выпивка в вашей компании, — протянул Флинн, — оказалась несколько крепковата на наш вкус.

— Я искренне сожалею, Флинн.

Коки сказал:

— Пожевать чего-нибудь все же надо, Френк.

— Тогда спускайся, Коки, я тебя догоню, — притворившись, что тянется через доску к первой диагонали Коки, Флинн незаметно уронил ему на колени ключ от комнаты Рутледжа. — Шах, приятель.

Правая сторона лица Коки искривилась в улыбке.

— Ну ты даешь, Френки! Ничего себе шуточки!..

 

Глава 33

— Итак? — спросил Флинн.

— Итак, что? — откликнулся сенатор Данн Робертс.

Уходя, Коки оставил дверь в коридор открытой.

— Полагаю, вы пришли рассказать мне кое-что, верно?

— Просто хотел убедиться, что вы, ребята, придете к обеду. Не можем же мы допустить, чтоб наши гости умерли с голоду.

— Да, трупы в доме, это, конечно, неприятно, — заметил Флинн. Выудил из-под кровати туфли и начал обуваться.

— Вообще-то, я действительно хотел вам кое-что сказать. — Робертс снова размешал содержимое бокала и облизал палец. — Хотел принести извинения.

— В самом деле? — иронично улыбнулся Флинн.

— Думаю, мы помешали вам нормально работать. Накапали снотворного в чай…

— Послушайте, сенатор, у меня есть работа в Бостоне. Как раз сейчас там расследуется дело о наезде со смертельным исходом. И послезавтра состоятся предварительные слушания в суде. И на работу сюда, в клуб «Удочка и ружье», я никогда не нанимался. И мне не нужны ни ваши услуги, ни оплата за труды от вашей шайки. Короче, здесь есть работа для полиции, наделенной всеми соответствующими полномочиями. И я не собираюсь принимать участия в этом заговоре и мешать полиции проводить нормальное расследование.

Робертс отпил глоток из бокала.

— Вы хотите сказать, что отказываетесь проводить расследование сами?

— В вашем клубе я оказался пленником. Даже не могу позвонить по телефону. — Завязав шнурки, Флинн выпрямился в кресле, покосился на стоявший рядом с кроватью на тумбочке телефон. Что же случилось с миссис Мэтсон? Да, она была в истерике, но не настолько же, чтоб не понять, о чем он ее просил. Почему не позвонил Гроувер?.. — Мы не можем выехать с территории. Ворота заперты, изгородь под током. Неужели вы до сих пор еще не усвоили, что заключенные — не самые лучшие на свете работники?

Робертс покраснел и уставился в бокал.

— Да, какая-то ужасная ерунда получается, — тихо пробормотал он. — Я знал Лодердейла всю свою жизнь. Отец Хаттенбаха звонил мне, чтоб сообщить о рождении сына, Дуайта. Мы с Эшли вместе выиграли турнир по теннису в Экстере, когда были еще подростками.

— Ну а Рутледж?

Робертс выдержал паузу.

— Вообще-то, Рутледж ничем не хуже всех остальных. Просто он… скорее кабинетный человек, если вам понятно, что я имею в виду. Решения, выполнение которых он обеспечивал, принимались всеми нами и…

— И еще некими неизвестными персонами, которым вы звонили, чтоб посоветоваться?

— Да.

— Что вы сделали с телом Эшли?

— О… — Робертс снова глядел в бокал. Неужели наблюдал за таянием льда? — Эшли просто попал в автомобильную аварию. В пятидесяти километрах отсюда, уже за пределами этого штата. Скользкая дорога и все такое…

— И находился он в «Кадиллаке»?

— Да.

— А кто сидел за рулем «Мерседеса»?

Робертс пожал плечами.

— Один из нас.

— Стало быть, вы посадили Эшли в машину, и один из вас повез его к месту так называемой автомобильной аварии. А за «Кадиллаком» следовала вторая машина, «Мерседес». Затем, устроив дорожное происшествие, водитель разбитого «Кадиллака» пересел в «Мерседес», и оба эти человека вернулись сюда.

— Да.

— А потом вы все вместе отправились в сауну, где обсуждали различные вещи, в том числе и бизнес, затем бегали по снегу и купались в ледяной воде. Потом дружно отправились выпить, и вот теперь — обед. Я верно излагаю?

— Да, в целом, да.

— И естественно, за обедом снова будете петь хором, не так ли? Стучать пивными кружками по столу и дружно вопить эту дребедень, «трам-тара-рам» и так далее…

Робертс нервно переступил с ноги на ногу.

— Нет. Сегодня нет.

— Тогда рассказывать анекдоты?

— О'кей. Можете считать нас бандой выродков. Вы не способны понять, насколько укоренились традиции, насколько давно они…

— И вы, разумеется, гарантируете, что народ, на жизнь которого влияют принимаемые здесь решения, ничего не узнает о существовании клуба «Удочка и ружье». Что некий судья, знакомый с неким губернатором, чей племянник, в свою очередь, является неким влиятельным журналистом, знакомым с неким газетным магнатом, который накоротке с потенциальным кандидатом в президенты, сделают свое дело. Все эти люди в долгу друг перед другом, обязаны тем или иным. И все дружно готовы проследить за тем, чтоб некий экономический советник, работающий в федеральном правительстве, не зря просиживал зад в Вашингтоне и туго набивал свой и ваши кошельки.

Глаза Робертса злобно сузились.

— А я смотрю, вы даром времени не теряли. Кое-что все же удалось раскопать.

— Когда человек видит большое серое животное на четырех ногах, с ушами-лопухами, хвостом с одной стороны и хоботом с другой, у него есть все основания полагать, что перед ним слон.

Робертс приподнял бокал:

— Спускайтесь к обеду. Нам надо с вами поговорить.

— А может, послушать меня?

Робертс улыбнулся:

— Может, даже и послушать.

 

Глава 34

— Что-то рука побаливает, — пожаловался Флинну Венделл Оленд. Он сидел за столом, как всегда голый, и разминал вытянутую левую руку, насколько позволяло пространство. — Должно быть, перенапряг мышцу. Плавал или еще что…

— Может, попробовать растирания? — заметил Флинн.

— Может быть.

Войдя в сопровождении Данна Робертса в столовую, Флинн увидел, что все сидят на своих обычных местах. Оленд — слева от Флинна, Уэлер — справа. По левую руку от Оленда находилось место Робертса. По левую руку от последнего — место Рутледжа. Оно пустовало. Место Лодердейла между Уэлером и Д'Эзопо тоже пустовало, как и место Эшли между Д'Эзопо и Бакингемом. Флинн уселся, и Коки многозначительно кивнул ему через стол. Это означало, что он проверил — тело Рутледжа все еще заперто в комнате под номером 23. Арлингтон и Клиффорд сидели по правую руку от Коки.

Флинн откашлялся и заявил:

— Сенатор Робертс сказал, что вы хотели поговорить со мной.

— Сущие пустяки, — заметил Клиффорд. — Обсудить одну-две вещи. Всего-то одну или две.

— А по-моему, так и вообще обсуждать нечего. Все очевидно, — сказал Арлингтон.

— Лично для меня очевидно одно, — перебил его Флинн. — То, что кажется очевидным вам, джентльмены, не оставляет мне никакого выбора. Кроме как позволить вам убивать друг друга и дальше.

— Вся эта ужасная стрельба, убийства… — пробормотал Оленд. — Кто бы мог подумать, что Рутледж… — Тут голос его пресекся. И он с преувеличенным вниманием снова занялся своей рукой.

Тейлор и официант-вьетнамец обносили присутствующих супом.

Все ждали, что Оленд закончит свою мысль, но безрезультатно.

— А кстати, где Рутледж? — спросил Бакингем.

— Должен быть у себя. Работает, — ответил Уэлер. — Хотел освежить в памяти кое-какие цифры. Сегодня ночью предстоит деловой телефонный разговор с Токио.

— Но гонг-то он должен был слышать, — пробормотал Арлингтон.

Флинн сказал:

— Еще бы! Звук этого гонга и мертвеца поднимет, не так ли?

Оленд развернулся и стал наливать себе суп из супницы правой рукой.

— Уверен, он скоро будет здесь, — сказал Уэлер.

Сидевший по другую сторону стола Коки вопросительно уставился на Флинна. Словно ожидал, что тот сейчас объяснит, что произошло с Рутледжем. Но Флинн промолчал.

Бакингем слегка подался вперед:

— Думаю, самое время выложить карты на стол, джентльмены.

— Вы сдаете, дядя Бак.

В тарелку Флинна налили луковый суп.

— Признаюсь, мне никогда не нравился этот Лодердейл, — сказал Бакингем. — Никогда. Признаюсь также, что не слишком обрадовался, получив от сестры телеграмму, уведомляющую о том, что она снюхалась с этим сукиным сыном.

— Думал, он скажет просто с «сучкой», — заметил Робертс.

За столом послышались смешки.

— И Эшли тоже мне не особенно нравился. Вынужден также признать, что совсем недавно вложил весьма внушительную сумму в предприятие «Эшли комфорт», когда этот жулик, Хаттенбах, вдруг вышел из игры, не предупредив никого из нас. Эшли был не лучшим на свете управляющим. Сам же Хаттенбах, по-моему, был просто круглым болваном. Жизнь давала ему больше, чем он заслуживал, а у него не хватало ни ума, ни совести признать это.

— Что, претендуете на роль убийцы, дядя Бак?

— Просто говорю то, что считаю нужным. Я чист. А в этот уик-энд понял одну очень важную вещь. Что человек по чистой случайности, благодаря лишь факту своего рождения, приговорен провести всю жизнь среди людей, не слишком ему симпатичных.

— Спасибо, — сказал Робертс.

— Очень любезно с вашей стороны, — сказал Клиффорд.

— Так это вы их убили? — спросил Арлингтон.

— Нет.

— Тогда все эти биения кулаком в грудь и оскорбления в общий адрес просто беспочвенны и не обязательны.

— Я считаю, это сделал мой племянник.

Все дружно уставились на Клиффорда. Он смеялся.

— Я?

У всех в тарелках был суп. Но ни один человек к нему не притронулся.

— Ты убил Хаттенбаха за то, что он, женатый мужчина, развел шашни с твоей сестрой. Ты убил Лодердейла… потому, что тот был глупым стариканом, женившимся на твоей матери. Ты убил Эшли за то, что он беззастенчиво распоряжался семейными деньгами, и тебе это было известно. Я сам тебе сказал. И знаешь, лично мне кажется, за время своей последней деловой поездки ты сильно переменился, Эрни. Как-то сломался внутренне. Что, в общем-то, можно понять… ведь тебе пришлось нелегко. Такое и прежде случалось. И когда ты стал свидетелем внезапной и нелепой гибели…

— Ясно одно, — перебил его Арлингтон. — Тот, кто убил Лодердейла и Эшли, обладал немалой физической силой. А наш Клиффорд — очень спортивный и сильный парень.

— Сильный или одержимый, — тихо заметил Д'Эзопо.

— Я для своего возраста тоже очень сильный, — сказал Оленд и согнул левую руку в локте. — Страшно сильный. Вот, попробуйте, какие бицепсы. Жилистый… Всю жизнь делал по утрам зарядку, принимал холодный душ…

— Да это Арлингтон! Он же псих! — взвизгнул Клиффорд. — И все мы, черт возьми, это прекрасно знаем! Да он раз сто побывал в психушке!..

— Только раз! — воскликнул Арлингтон. — Всего один раз и много лет назад!

Клиффорд ткнул в него пальцем.

— Да ему уже лоботомию собирались делать!

Суп в тарелке Флинна еще не остыл.

— Когда это было… — протянул Робертс.

— Ладно, хорошо! — взвизгнул Клиффорд. — Вы что же думаете, когда он был в Вашингтоне, на него не давили? Еще как! Причем давление исходило от нас! А как насчет тех сделок с недвижимостью, что он проворачивал в Канаде и сам снимал все сливки? И вы еще говорите, что он не сумасшедший!

— Хватит, надоело! — Арлингтон стукнул кулаком по столу. — Вы все меня знаете. И меня тошнит от этого вашего фиглярства! Сильные крутые ребята, вы и дня не можете обойтись без того, чтоб не убить какое-нибудь несчастное животное! Не прикончить беспомощного оленя, не расставить силки, не вытянуть из воды рыбу, разодрав ей крючком рот! Вы, ребята, и дня не можете прожить, чтоб не обмануть или не запугать кого-нибудь!

— Запугать? — сухо переспросил Бакингем.

— Да, запугать! Меня! Эшли!

Робертс задумчиво протянул:

— Лодердейл был лучшим среди нас охотником. Никогда не выходил без удочки или ружья, ни разу не…

— А Хаттенбах — самым невнимательным, — пробормотал Бакингем.

— А дядя Бак — самым главным хвастуном и задирой!

Все эти взаимные обвинения казались Флинну некой новой игрой, что затевалась за обедом.

К бочонку с пивом никто не подошел.

— Почему бы нам всем наконец не успокоиться? — произнес Робертс рассудительным и умиротворяющим тоном. И улыбнулся через стол сидевшему напротив Д'Эзопо. — Все мы прекрасно знаем друг друга. Действительно, очень хорошо знаем. Но последние несколько дней здесь творится нечто невообразимое. За сто лет существования клуба «Удочка и ружье» такого еще не случалось. Каждые несколько часов кого-то убивают. Попробуем отвлечься от происходящего в данный момент и посмотреть на ситуацию со стороны. И задать себе вопрос: не вторгся ли за последние несколько дней в жизнь клуба некий чужеродный элемент?..

— Да, да, как в химической формуле, — закивал Оленд. — Стоит добавить какой-нибудь новый элемент, и получается совершенно другое вещество.

— Д'Эзопо, — сказал Клиффорд.

— А кто он, собственно, такой, этот Д'Эзопо? — спросил Робертс.

Сидевший на другом конце стола между двумя пустующими стульями Д'Эзопо выглядел каким-то особенно большим, неуклюжим и одиноким.

— Я комиссар полиции города Бостона, — простодушно сказал он. — Полицейский.

— А кто-нибудь вообще знает здесь Д'Эзопо? — спросил Робертс. — Лично я его никогда прежде не видел.

— Он не член, — сказал Арлингтон. — Он гость клуба.

— Чей именно гость? — не унимался Робертс. — И как здесь оказался?

— Я… это… я гость мистера Томаса Эшли. И уже в третий раз приглашен в клуб «Удочка и ружье».

— Просто вернулся в третий раз, чтоб перебить всех нас, — сказал Арлингтон.

— Нет, кто-нибудь из нас все-таки знает, кто он такой, этот Д'Эзопо? — спросил Робертс.

Арлингтон смотрел немигающим взором.

— Все, кто его более или менее знал, убиты…

— Уже одно это о многом говорит, — пробормотал Клиффорд. — И как прикажете жить дальше?

— Именно для этого и создан клуб «Удочка и ружье», — сказал Бакингем. — Чтоб оградить порядочных людей от разных подозрительных типов и…

— Легавых, — закончил за него Клиффорд. — Типов, которые вообразили, что могут совать нос в чужие дела и судить о людях, жизнь которых просто недоступна их пониманию.

— С другой стороны, кто лучше легавых разбирается в убийствах? — спросил Арлингтон. — И кому, как не им, выносить скоропалительные суждения и приговоры?

— Я знаю об убийствах, — встрял Оленд. Только он и Флинн съели суп. — Просто прекрасно разбираюсь в этих делах. Видите ли, стоит только задуматься о собственной смерти… — Тут голос его снова стих.

Клиффорд хихикнул.

— Точно, это Оленд! Оленд перебил всех своих старых друзей, чтоб встретиться с ними в парилке, уже на небесах! В эдаком пантеоне…

Через дверцу, ведущую на кухню, в гостиную заглянул Тейлор. Тарелки с супом еще не опустели, и он исчез.

Бакингем важно кивнул:

— Да, Д'Эзопо действительно новый элемент здесь, у нас. Я бы даже сказал, чужеродный.

— К тому же, — подхватил Робертс, — это он пригласил сюда Флинна. Якобы с целью расследования. А не далее как несколько минут назад сам Флинн признался мне, что никаким расследованием вовсе не занимается.

Клиффорд на полном серьезе спросил:

— Вас что, специально пригласили сюда, чтоб провалить расследование? Это подразумевалось с самого начала?

— Вместо этого он, похоже, собирает материалы, чтоб шантажировать нас, — сказал Робертс. — За то время, что я был у него в комнате, выложил такие подробности… К примеру, он каким-то образом узнал, что Арлингтон находился в лечебнице…

— Боже! — воскликнул Бакингем. — К тому же он знает, что мы здесь измывались над телами погибших и…

— Сколько вы хотите? — без обиняков осведомился Арлингтон у Флинна.

— И еще этот Конкэннон тут крутится, — вставил Клиффорд.

— Нас подставили! — заключил Арлингтон. — Вот что тут происходит. Подставили, загнали в ловушку! Сперва внедрили в клуб Д'Эзопо якобы в качестве гостя, причем без какой-либо проверки, и вот вам результат! Сразу три фараона за столом, самый настоящий заговор…

— И три разных способа убийства, — тихо добавил Клиффорд.

Флинн сказал:

— Гениально. Так, значит, именно для этого меня так настойчиво приглашали спуститься к обеду? Чтоб я сидел и слушал все это?

Д'Эзопо оттолкнул стоявшую перед ним тарелку с супом.

— Если хотите знать, что думает по этому поводу настоящий полицейский, думает один полицейский… — Присутствующие тут же умолкли. — Так вот, все это очень напоминает мне заказное убийство. Убийство, организованное некой третьей стороной. Когда некто решает, кого именно надо убрать, а другой человек приводит приговор в исполнение.

— Вы хотите сказать, как у мафии, что ли? — спросил Клиффорд.

— Ну да, примерно в том же роде… — не слишком уверенно произнес Д'Эзопо. — Лично я вижу двух участников.

Коки с неподдельным интересом уставился на комиссара.

— Думаю, что один из них затаился где-то вдалеке и ведет себя так, что и комар носа не подточит, — продолжил Д'Эзопо. — А второй послушно выполняет его приказания, делает все, что ему говорят, — словом, полностью лоялен.

При слове «лоялен» сперва Клиффорд, затем Арлингтон и все остальные взглянули на Уэлера.

— Ну и какие же могут быть мотивы у мистера Рутледжа? — спросил оскорбленный до глубины души адвокат.

— У тебя-то мотив один, — заметил Робертс. — Деньги и власть. Это совершенно очевидно.

— Боюсь, что вы несколько заблуждаетесь, джентльмены, — сказал Уэлер. — Может, вас и удовлетворяет такой подход к проблеме, но ничего общего с реальностью он не имеет.

— А кстати, Уэлер, где все-таки Рутледж? — тихо и вкрадчиво осведомился Робертс.

— Его даже в сауне не было, — заметил Бакингем. — А он редко пропускает сауну.

Робертс бросил:

— Знаете что, Уэлер, ступайте и приведите сюда Рутледжа.

Молчание за столом служило знаком согласия.

Уэлер вышел.

— Так вы считаете, что я не способен совершить убийство? — Оленд рассеянно потер голую грудь правой рукой и оглядел присутствующих. — Порой человек просто устает от каких-то вещей… От семьи, некоторых людей, хочет жить своей отдельной жизнью…

— Этот Уэлер просто мерзавец, — заметил Клиффорд. — Все время сам по себе. Самоуверен, точно он сам Господь Бог. И уж выгоды своей ни за что не упустит.

— Это уж точно, — согласился Бакингем.

— А в члены клуба его когда-нибудь выдвигали? — спросил Робертс.

— И да и нет, — ответил Бакингем. — Рутледж говорил, что мерзавец имел наглость просить об этом несколько раз.

— И что же? — спросил Робертс.

— Рутледж ему отказал.

— Стало быть, — подхватил Оленд, — мотив у убийцы был социальный, как и в большинстве других случаев.

Клиффорд взглянул через стол на Флинна, глаза его смеялись.

— Слава богу, хоть на время позабыл о своем испорченном дождевике.

Все обернулись — в дверях стоял Уэлер.

— Дверь в комнату Рутледжа заперта. Я стучал, но он не открывает.

Коки покосился на Флинна, ожидая, что тот распорядится достать ключ.

Но Флинн еле заметно покачал головой.

Робертс сказал:

— Тогда выломайте дверь!

Уэлер в нерешительности замер на пороге.

Бакингем, явно взявший на себя роль распорядителя и судьи за столом, решительно отодвинул стул и поднялся. Д'Эзопо тоже встал.

И вот Уэлер, Бакингем и Д'Эзопо вышли из комнаты.

Обращаясь к оставшимся, Клиффорд заметил:

— Дядя Бак просто обожает дразнить меня. Всегда обожал. А на деле цель у него сегодня была одна: снять с себя и с меня совершенно беспочвенные обвинения.

— Понимаю, — сказал Коки.

Робертс спросил Клиффорда:

— А почему ты не пошел помочь им выломать дверь? Мне всегда казалось, что юноша в твоем возрасте только и мечтает об этом.

— Почему ты сам не пошел?

Сверху донесся звук глухого удара по дереву. Затем еще и еще, сильнее и громче. Крепкие же тут двери, подумал Флинн. Затем послышался треск и еще один последний удар — это распахнувшаяся дверь стукнулась о стенку.

Потом несколько секунд царила полная тишина.

А затем — низкий неразборчивый возглас, напоминавший скорее вой.

Все остались сидеть за столом.

Данн Робертс опустил голову.

— Что-то сегодня обед страшно затянулся, — громко заявил Оленд. — Чем, интересно, занимаются эти повара, не понимаю!

Снова настала тишина. Затем Оленд тоном капризного ребенка спросил Флинна:

— Так будут нам подавать обед или нет?

— Это всегда вопрос.

В дверях снова возник Уэлер.

— Рутледж мертв, — он пошатнулся и привалился плечом к дверному косяку. — Убит… Ножом…

Сидевший рядом с Флинном Оленд тихо ахнул и начал подносить правую руку к груди.

И тут же упал головой вперед, прямо в пустую тарелку от супа.

Тарелка треснула.

Костлявые плечи старика безжизненно обвисли.

Флинн пытался подхватить его.

Но Оленд был неподвижен.

Сидевший напротив Арлингтон взвизгнул. И уставился округлившимися от ужаса глазами на пустую разбитую тарелку Оленда.

Затем, словно очнувшись, Арлингтон оттолкнул от себя тарелку — таким резким движением, что суп выплеснулся на скатерть.

— Нас хотели отравить!

Клиффорд поднялся и обошел стол. И с помощью Робертса осторожно опустил Оленда на пол и начал делать ему искусственное дыхание.

— Отравили! — кричал Арлингтон. — Эти чертовы вьетнамцы на кухне! Я так и знал!..

Из двери, ведущей на кухню, вышел Тейлор. В руках у него было большое блюдо с жареной индейкой.

Он увидел, как Клиффорд возится над распростертым на полу и уже синеющим Олендом.

Индейка соскользнула с подноса и покатилась по полу. Из нее вывалилась начинка.

Оттолкнув Уэлера, так и застывшего в дверях, в столовую ворвался Бакингем.

— Что с Олендом? Что случилось?

— Отравили! — взвизгнул Арлингтон. — Он съел суп! Нас всех хотели отравить!..

— Не думаю. Просто сердечный приступ, — сказал Флинн. — Я тоже съел суп.

— О господи!.. — с отвращением пробормотал Уэлер. — Еще один труп, от которого предстоит избавляться.

— Что ж, — Флинн поднялся и бросил салфетку на стол рядом со своей пустой тарелкой. — Обед обеду рознь. Этот явно не удался.

 

Глава 35

— Мне кажется, я все наконец понял, — сказал Коки.

— Ты у меня просто молодец, Коки! Я знал, что рано или поздно ты это дело раскусишь! — Флинн вкатил в комнату тележку на колесиках. — А пока что нам не мешало бы подкрепиться.

На подносе красовались сандвичи с толстыми ломтями жареной индейки, большие чайные чашки и блюдца.

Сидевший возле шахматной доски с папками на коленях Коки спросил:

— Вроде бы когда я последний раз видел эту птицу, она прыгала по полу, точно футбольный мяч, верно?

— Что ничуть не уменьшает ее питательной ценности, — ответил Флинн и остановил тележку возле шахматной доски. — И я не желаю, чтоб ты у меня умер с голоду, — он протянул Коки сандвич. — Знаешь, оказалось, я знаком с одним из тех парней, что работают на кухне. Как-то давным-давно наши пути пересеклись в Афганистане. Правда, тогда он торговал поддельными паспортами.

— Всегда полезно иметь на кухне своего человека, — заметил Коки и с аппетитом вгрызся в сандвич.

— По большей части, просто жизненно необходимо, — Флинн разлил чай по чашкам и тоже взял сандвич. — У меня были случаи убедиться в этом.

Усевшись по другую сторону от шахматной доски, Флинн достал из кармана запечатанный конверт и протянул его Коки.

— А вот тебе и любовная записочка. Тейлор просил передать.

Поставив на столик чашку, Коки распечатал конверт и развернул вложенный в него листок бумаги. Прочитал, улыбнулся и передал его Флинну.

Там было всего лишь несколько слов, коряво выведенных крупным почерком, по всей видимости, каким-то огрызком карандаша.

«КОРКИ ПРИХАДИ КО МНЕ В ДОМ ГДЕТА В 10.30. ВЫПЬИМ. МОЖИШЬ ВЗЯТЬ СВОЯГО ДРУГА ФЛИННА. ХЕВИТТ».

— Очень мило с его стороны, — заметил Флинн и бросил записку поверх папок, что держал на коленях Коки. — Правда, не уверен, что мне так уж хочется выходить на улицу в такую погоду.

— А что там внизу? — осведомился Коки, продолжая жевать бутерброд. — Новых трупов за последние полчаса не появилось?

— Ну мне, во всяком случае, никто об этом не докладывал… Ладно, перейдем к делу. — Флинн пошел ладьей на d8. — Робертсу дали задание срочно доставить тело Оленда домой, пока оно еще окончательно не окоченело. Уложить его в спальне на кровать. По их расчетам, тело должны обнаружить утром. Ну потом, естественно, вызовут врача, и тот подтвердит, что Оленд скончался от обширного инфаркта, мирно и тихо, во сне… Уверен, и на этот раз в некрологе не будет фигурировать название клуба «Удочка и ружье».

Коки взял конем коня Флинна.

— Сенатору Данну Робертсу предстоит пересечь полстраны в снежную ветреную погоду да еще с трупом на заднем сиденье. А что, если его остановят?

— Ну, Венделл Оленд всегда вел себя сдержанно, как и подобает истинному джентльмену. — Флинн съел конем пешку Коки.

— А как они нарядили его для этого путешествия?

— Шляпа, пальто… а поверх… — он был бы счастлив узнать — тот самый новенький дождевик.

— Наверняка и на том свете сокрушается, что в нем дырки от дроби…

— А подо всем этим — пижама, чтоб без лишних хлопот уложить старика в постель, как только прибудут на место.

— Да, черти, все предусмотрели.

— Так, значит, подозреваемый у нас Робертс?

— Да. — Коки отложил недоеденный сандвич. И взял своей ладьей ладью Флинна. — А как они предполагают избавиться от тела Рутледжа?

Флинн снял ладью Коки.

— В это меня не посвятили. Но, думаю, ночью поднимется страшная возня.

— Ночи еще надо дождаться. Чем-то надо заполнить послеобеденное время, верно?

Флинн принялся за второй сандвич.

— Так почему это Робертс у нас главный подозреваемый?

— Внизу, в этом самом сейфе, я нашел нишу. И там хранилось нечто вроде регистрационного журнала. — Действуя только правой рукой, Коки поочередно брал то сандвич, то чашку чая, то шахматную фигуру. — Ну и чуть позже, когда я зашел туда с ранцем, решил просмотреть эту тетрадь на предмет каких-либо новых поступлений. А записи там делались регулярно, и самая последняя была сделана в субботу.

— В тот день, когда начались убийства?

— Да. И касалась она сенатора Данна Робертса. — Коки сделал ход ферзем на d7 и наклонился поднять папку, свалившуюся на пол. — Понятное дело, я ожидал увидеть там очередные сплетни какой-нибудь служанки. Ну типа того, что в прошлом году его сын завалил экзамен по тригонометрии. Что-то в этом роде…

Флинн пошел ферзем на е7.

Коки достал из папки два листа бумаги.

— Но дело оказалось куда серьезнее. — Он протянул один листок Флинну. — Это карточка для голосования Данна Робертса, с датами и прочее. И относится она к тем временам, когда он являлся председателем сенатской комиссии по дерегулированию транспорта. Видишь, всякий раз он голосовал за дерегулирование. — Коки протянул Флинну второй листок бумаги. — А здесь копия банковского счета его жены за последние два года. Через двадцать дней после каждого голосования «за» на счет миссис Робертс поступала весьма внушительная сумма денег.

— Источник?

— Не указан.

— Да, действительно суммы внушительные. Что свидетельствует о том, что наш сенатор Робертс брал взятки. Или же что его жена являлась единственной наследницей большой семьи, члены которой вымирали, как мухи. И что, как ты думаешь, собирались делать наши веселые ребята с этим разоблачительным документом?

Флинн убрал бумаги обратно в папку.

— Они же друг за друга горой, Френк.

— Ровно до того момента, пока тот или иной человек перестает приносить пользу.

— Вся эта система сбора сведений, что находятся в сейфе, работает по одному принципу, Френки. Принципу чести. — Коки передвинул свою ладью на с1. — К примеру, я ввожу некие новые сведения в твое досье. И чтоб уведомить об этом остальных членов клуба, делаю соответствующую запись в регистрационном журнале. И любой может заглянуть в него, кроме…

— Кроме меня, жертвы, возможно, оклеветанной…

— Точно.

— Или же, если я все же заглянул в него, то буду молчать. Не протестовать, не спорить, не пытаться вычеркнуть эти компрометирующие записи. И сделаю вид, что ничего страшного не произошло.

— Сам факт убийства членов клуба для него не столь уж и важен. Моя версия сводится к тому, что сенатор Данн Робертс нарушил клубные правила. В субботу он заглянул в собственное досье и увидел, что на него что-то пришло.

— И, очевидно, тут же догадался, о чем идет речь?

Неловко повернувшись в кресле, Коки взял второй сандвич.

— Но он никак не мог устранить эту компрометирующую запись до тех пор, пока все прочитавшие ее люди не будут устранены тоже. Проще говоря, убиты.

— И вот он начал убивать своих сотоварищей, первым делом тех, кто вел и регистрировал эти записи.

— Да, но при этом позволил почему-то улизнуть Уолтеру Маршу и Кэкстону Уилеру. А ведь они тоже могли прочесть эти материалы.

— Оба уехали очень поспешно. — Коки с удовольствием принялся жевать второй сандвич. — Уиллер на машине на рассвете. Марш улетел на вертолете. Несомненно, Робертс все просчитал и надеется добраться до них позже. Ему гораздо выгодней было остаться здесь и разобраться с остальными на месте, поочередно.

— Учитывая еще и тот факт, что они так дружно помогали избавиться от тел…

Коки пришлось отложить сандвич, чтоб пойти ладьей на cl.

— Но, с другой стороны, Коки, старина, не кажется ли тебе, что единственный оставшийся в живых в клубе «Удочка и ружье» все же будет вынужден как-то объяснить все эти убийства?

— Какие такие убийства? Хаттенбах застрелился сам. Лодердейл свалился с лошади. Эшли погиб в автокатастрофе. Оленд умер дома, у себя в постели… вернее, умрет, как только попадет домой.

Флинн пошел слоном на b6.

— Существует также вероятность, что не присутствующие здесь другие члены клуба уже знают о происходящем. Что их уведомили по телефону, что с ними, может, даже советовались…

— Но, Френк, ведь наверняка мы этого не знаем. А может, это было очередное их вранье с целью нагнать на нас страху.

— Причем повторяли они это так часто, что я уже заподозрил обман. По личному опыту знаю, лживые утверждения повторяются гораздо чаще.

Коки пошел пешкой на h4.

— Уверен, сенатор Данн Робертс будет с пеной у рта доказывать всем и вся, что убийцей является один из вьетнамцев на кухне. И что от него…

— От него надо тихо избавиться…

— И как всегда…

— Сохранить неприкосновенность как членов, так и самого клуба «Удочка и ружье». — Флинн сделал ход королевой на е3. — Блестяще, Коки! Просто великолепно! Отличная работа!

— Не нахожу никакого другого ответа, — Коки пошел ферзем на b7.

Флинн взглянул на наручные часы.

— Если ты прав, если наш убийца действительно Данн Робертс, то в данный момент мы ничего предпринять не можем. Потому как наш сенатор везет по горам и долинам, под снегом и в тумане труп несчастного Оленда. Еще и половины десятого нет. Но если предположение твое верно, он обязательно должен вернуться. — Флинн сделал ход ферзем на с8. — Думаю, ты заметил, Коки, что вечером, во время обеда, они занялись новой игрой. Только и знали, что обливать друг друга грязью.

— Да. Причем заметь, ни один из них не обвинил Данна Робертса.

— А когда дошел черед до самого Данна Робертса, тот поступил очень умно. Свалил все обвинения на нашего комиссара Эдди Д'Эзопо. Еще чаю? Ну и негодяй!..

— И еще, ты заметил, ведь именно Данн Робертс послал Уэлера за Рутледжем. После чего и обнаружилось, что тот мертв.

— А это дает основание полагать, что Данн Робертс знал, что Рутледж мертв. Я думаю, тебе удалось поймать настоящего злодея, Коки, старина.

Коки снял ферзем пешку Флинна.

— Однако, если честно, Коки, твои блестящие и чисто практические выводы вошли в некоторое противоречие с моим вдумчивым и философским подходом, — пробормотал Флинн и взял своей королевой королеву Коки.

— Знаешь, Френк, даже у меня наступают моменты некоего нетерпения, вернее, неприятия твоего философского подхода.

— Все же мне скорее по душе версия, что все эти убийства в клубе «Удочка и ружье» — дело рук постороннего.

— Знаю. Именно поэтому ты и возил меня в Беллингем. Именно поэтому допрашивал Карла Морриса, Кэрол Хаттенбах, заходил в таверну…

— Да, «Три красотки Беллингема». Эти дамочки были бы просто счастливы узнать, как часто я вспоминаю их в этой унылой монашеской обстановке. — Флинн одним глотком допил чай. — Но проблема в том, что элитарные группы редко поддаются атаке извне.

— Ну а здесь кто чужак? Комиссар Д'Эзопо? — Коки снял королеву Флинна своей ладьей. — Пол Уэлер?..

— Да, Уэлер. — Флинн наклонился над шахматной доской. — А теперь Рутледж мертв. И Уэлеру было очень выгодно представить это убийство в том же свете, что и остальные. Как бы в ряду общей цепи убийств. Потому как наш Уэлер заправляет всеми делами Рутледжа и, несомненно, очень выгадывает после его смерти. А поскольку в члены клуба его не приняли, у него нет причин защищать честь, секретность и прочие привилегии этого самого клуба «Удочка и ружье». Полагаю, ему доставило бы немалое удовольствие видеть, как полиция переворошит все это осиное гнездо…

— А Тейлор?

— Я рассмотрел все варианты… Скажи-ка мне, Коки, дружище, ты ведь был в доме у Хевитта. Зачем это ему понадобился керосин?

Коки изумленно взирал на шахматную доску.

Затем с еще большим изумлением уставился на Флинна.

— Электричество у него в домике есть, — пробормотал он. — Электроплита. Свет. Отопление… Я видел, там стоят батареи.

— Просто превосходная была партия. И я удивлен, что выиграл. — Флинн поднялся. — Учитывая, что погода такая скверная, думаю, нам следует отправиться к Хевитту пораньше.

 

Глава 36

— Надеюсь, тебе не стоит напоминать, — под густо падающим снегом голос Флинна звучал еще более глухо, чем обычно, — что Хевитт профессиональный охотник. Да, он немой, но все прекрасно видит и слышит. И знает эти леса лучше, чем ты изучил коридоры архива на Крейджи-Лейн. Да стоит ему выйти из двери своего домика и увидать чей-то силуэт на фоне заснеженного пейзажа, он тут же сумеет отличить живое существо от дерева или камня, каждый из которых знает как облупленный. Любой звук и…

— Знаю, Френк, знаю.

Флинн, пригнувшись, затаился за валуном. Он был уверен, что Коки, даже стоявшего прямо у домика Хевитта, видно не будет. Окошко было освещено.

— Мерзнешь? — спросил Флинн.

— Да нет, ничего. Вот только ноги…

— Жаль, что у нас не было времени подобрать тебе пару хороших теплых сапог. — Флинн настоял, чтобы Коки надел поверх своего еще и пальто Флинна. В результате Коки стал похож на маленького толстого медвежонка. На Флинне была охотничья куртка.

Чтобы не оставлять следов на снегу, они дошли до дома Хевитта от клуба кружным путем. Вышагивая по глубокому снегу, да еще в двух пальто, наполовину парализованный Коки продвигался странными неуклюжими рывками, выставив вперед правое плечо и загребая снег правой ногой.

— Просто мне пришло в голову, — сказал Флинн, — что твоему другу Хевитту зачем-то понадобилось выманить нас из главного здания сразу после десяти.

— И он взял на кухне большую канистру с керосином. — Они уже довольно долго стояли вот так, в лесу, среди деревьев, и пальто Коки и куртка Флинна отяжелели от снега. — Как же это мне раньше в голову не пришло!

— Слава богу, что хоть во время разговора пришло…

— Хевитт был в кладовой, — тихо, невыразительно произнес Коки. — Тут входит Хаттенбах. Веселый, здоровый, избалованный молодой мужчина, тоже охотник. Возможно, он прошел мимо Хевитта, не заметив и не услышав его. И тут Хевитт хватает одно из ружей, что находятся там, заряжает и стреляет в него.

— И действует при этом скорее всего чисто импульсивно. Просто он долгие-долгие годы ждал этого случая.

В черно-белом мире заснеженного леса Флинну вдруг вспомнилась невыразимая грусть в глазах Хевитта, когда тот смотрел на изуродованное тело оленихи, свернувшей шею об изгородь с током. Что означала эта изгородь для Хевитта? Десятилетия дикой, пьяной, бессмысленной охоты, уничтожение рыбы и дичи, находящейся на территории клуба, годы бесконечных и бесплодных усилий восполнить запасы рыбы и дичи, бездумного расхищения лесных богатств.

— А потом Лодердейл… Он сидит в дамском платье за роялем и издает мерзкие визгливые звуки, — продолжил Коки. — И Хевитт, который вообще не способен издать ни единого звука, прокрадывается на веранду, входит и оказывается у него за спиной. А в кармане у Хевитта, возможно чисто случайно, оказывается бечевка, которой он его и душит.

— К тому же он знает, что скоро умрет, — подхватил Флинн. — И терять ему нечего. Но он хочет сказать свое слово. А иного способа сказать, выразить свое отношение, у него просто нет.

— А на охоте неподалеку от домика «Трам-тара-рам» он крадется за Эшли, нападает на него сзади и раскраивает ему череп обломком толстого сука.

— А я оставляю Хевитта сторожить тело Эшли, — усмехнулся Флинн. — Счет не в мою пользу, это явно. Ведь таких, как Хевитт, принято считать солью земли.

— Ты когда-нибудь задумывался, Френк, сколько он выслушал разных мерзостей и глупостей во время всех этих охот и рыбалок? Ведь они знали — Хевитт немой, а потому ничуть не стеснялись в выражениях. Повторить, пересказать кому-то он все равно не мог. Вели всякие важные деловые разговоры. Подлые и мерзкие разговоры!.. Пьяная болтовня. Во время которых становится ясно, что они собой представляют. И не только они, но и все остальные, те, кто правит миром!

Всю дичь перебьем, Все вино перепьем! Никто не помеха нам! —

процитировал Флинн.

— И Хевитт все это слушал. Все. Все эти долгие-долгие годы. Они разрушали мир, который он любил. И вот он входит в комнату Рутледжа с охотничьим ножом…

Свет в домике внезапно погас.

— Хочет, чтоб глаза привыкли к темноте, прежде чем выходить наружу, — пробормотал Флинн. — Хевитт — не городской охотник. Ты, Коки, с такими дела еще не имел. И как только откроется дверь, замри и не смей двигаться.

— Ну уж одной половиной точно не двину, — буркнул в ответ Коки.

В центре стены домика возникло темное пятно. Дверь отворилась.

А вокруг с тихим шелестом продолжал сыпать снег.

Силуэт Хевитта был едва различим на фоне стены.

Но когда он отошел от домика, фигура его на фоне белого снега обрисовалась четче, и сразу стало видно, что под мышкой у него зажато ружье с длинным стволом. А в левой руке — ведерко, типа тех, в которые наливают краску.

— Керосин? — шепнул Флинн.

— Да.

— О'кей, — прошептал Флинн, увидев, что Хевитт двинулся по опушке вдоль грязной размытой дороги. — Теперь за мной, Коки. Только старайся держаться на приличном расстоянии.

— Мне за тобой и без того не поспеть.

— К тому же, Коки, подозреваю, что и сам старина Хевитт не хотел бы, чтобы ты оказался у него на мушке.

И Флинн оставил Коки у валуна.

А сам двинулся следом за Хевиттом, но параллельно ему и на значительном расстоянии, стараясь держаться кустов и деревьев на опушке возле домика. Шагая, он не слишком высоко поднимал ноги, просто проталкивал их через снег. Носки сапог упирались то в камни, то в корни деревьев, но Флинн ни разу не споткнулся и не упал.

Выйдя к дороге, он затаился за деревом и стал ждать. Вот Хевитт появился на дороге, и Флинн так и замер. Хевитт шел по снегу легко и свободно, с той же непринужденностью, с какой вышагивают горожане по тротуару в июне.

Ружье, что было при нем, оказалось дробовиком.

Пройдя мимо Флинна по дороге, Хевитт приблизился к зданию клуба и остановился. Огляделся по сторонам. Очевидно, он все же заметил следы, оставленные Флинном и Коки при пересечении дороги по пути к его домику. «Наверное, сейчас, — подумал Флинн, — Хевитт соображает, сколько снега успело выпасть и насколько они свежие, эти следы».

Какое-то время Хевитт явно колебался. Поглядывал по сторонам, прислушивался.

Потом двинулся дальше.

Флинн решил, что видел и знал достаточно, чтобы преследовать Хевитта уже в открытую, преградить ему путь.

Ночью, в темноте, этот человек направлялся к клубу с дробовиком и ведерком, полным керосина.

— Хевитт! — громко окликнул Флинн.

И побежал по дороге, по следам, оставленным Хевиттом.

Следы сошли с дороги влево, пересекли канаву и потянулись к лесу. Там, среди деревьев, находилась тропинка, ведущая в гору.

На полпути вверх по склону Флинн вдруг споткнулся и упал на четвереньки. Поднял голову и крикнул:

— Хевитт! — Возможно, Хевитт подумал, что он, Флинн, призывает вернуться его в домик.

Поднявшись, Флинн бросился бежать что было сил.

И вскоре оказался на заднем дворе клуба, там, где на лужайку выходила дверь с крыльцом. Света в окнах кухни видно не было.

На крыльце кто-то задел гонг. Совсем легонько, лишь прикоснулся к нему. Но гонг все равно откликнулся глухим гудением.

Человек, притаившийся под ним, выпрямился в полный рост.

Флинн устремился к крыльцу.

Хевитт поливал керосином крыльцо и заднюю стенку дома.

Услышав Флинна, он обернулся и выронил ведро. И схватил дробовик, что стоял прислоненным к гонгу.

И одним прыжком преодолел несколько ступеней, что вели с крыльца вниз. Дробовик он держал наискосок, поперек груди. И походил при этом на гребца в каноэ, который загребает веслом то с одной, то с другой стороны.

Оскальзываясь на снегу, Флинн приподнял левую руку. И громко закричал.

Но левая рука осталась целой и невредимой. И выстрела не последовало. Хевитт ударил его прикладом ружья по голове, чуть выше левого уха.

Падая, Флинн подумал: как, должно быть, будет приятно прикосновение снега к месту, где пульсировала боль.

Но он так и не почувствовал этого прикосновения…

Сначала он услышал треск пламени. Затем — возбужденные возгласы вьетнамцев.

Кто-то поддерживал его за плечо, в сидячем положении. Флинн сидел на снегу, развернувшись лицом в противоположную от дома сторону. На затылке ощущалось прикосновение теплой руки.

Высокие пляшущие языки пламени окрашивали снег вокруг красными и желтыми отсветами.

Рядом из снега торчали тощие босые ноги.

Тонюсенький голос спросил:

— Вы о'кей?

Флин кивнул и тут же пожалел об этом — голову пронзила страшная боль.

— Да. О'кей.

Руки ощупали его шею… Босые ноги пронеслись мимо по снегу, точно две маленькие птички.

По-прежнему не поднимаясь, Флинн огляделся.

Вокруг суетились с полдюжины шустрых и мелких вьетнамцев. Прислуга с кухни. Смуглые обнаженные руки так и мелькали, кожа отливала в свете пожара красно-коричневыми оттенками. Они набирали пригоршни снега и швыряли их в огонь. Пламя лизало стены у крыльца и уже подбиралось к деревянным опорам, поддерживающим крышу. Из-под самой крыши валил дым. Окна кухни были теперь освещены, дверь распахнута настежь. Пламя так и пожирало старое сухое дерево. Вьетнамцы носились по двору, как безумные.

Пока Флинн наблюдал за всем этим, обрушилась одна из сторон дубовой рамы, внутри которой был подвешен гонг. С диким грохотом рухнул на крыльцо огромный металлический цилиндр. И под собственным весом начал сползать вниз, в снег, увлекая за собой все, что осталось от рамы.

Вьетнамцы радостно заверещали.

Вообще, похоже, кухонная прислуга воспринимала пожар как некий праздник. Босоногие, они так и носились и прыгали по снегу, словно в ритуальном танце.

Тут обрушилась крыша крыльца, что только подбавило веселья. Правда, снег, находившийся на ней, немного притушил огонь.

Флинн уперся руками в снег и медленно встал на колени. Еще один болезненный рывок — и вот он уже на ногах. Стоит и слегка пошатывается.

К горлу подкатывала тошнота. Он осторожно ощупал шишку над левым ухом. И продолжал наблюдать, как вьетнамцы борются с огнем. Рама кухонного окошка дымилась. Стекло лопнуло.

Разумеется, Флинн не мог двигаться быстро, спускаясь по склону, по заснеженной тропинке. Он старался дышать глубоко и ровно, но больше всего на свете ему хотелось улечься в глубокий и мягкий снег и не вставать.

Он не слишком четко представлял, что должен теперь делать. Просто перед тем, как получить удар по голове, он преследовал Хевитта, это он помнил. И вот теперь, поднявшись и немного придя в себя, бросился преследовать его снова.

Выйдя на грязную дорогу, он на секунду остановился, пытаясь разобраться в том, что видит. И медленно описал круг посреди дороги.

Следы Хевитта тянулись с правой стороны, ровно и прямо, почти параллельно дороге и немного правее его собственных следов, оставленных, когда он шел от домика к зданию клуба.

Довольно расплывчатый след выходил на дорогу из канавы по другую сторону, описывал на ней широкий круг и, неровный и извилистый, шел по следам Хевитта.

В целом оба эти следа позволяли представить следующую картину: некоего опытного лыжника преследует некое странное и медлительное создание типа осла, впряженного в плуг.

По следу Хевитта шел Коки.

Хевитт убил Хаттенбаха, Лодердейла, Эшли и Рутледжа. Он пытался убить их всех, кроме Коки и Флинна.

У Хевитта дробовик, и он настоящий эксперт по части использования этого оружия. В течение десятилетий он охотился в этих лесах и был настоящим профессионалом.

Флинн пробежал несколько метров по снегу. Страшная пульсирующая боль в висках заставила его перейти на медленный шаг. Скверный признак… А что, если он снова потеряет сознание?.. Однако по мере сил он старался двигаться побыстрей.

Вот следы Хевитта сошли с тропинки, пересекли канаву и исчезли в темном лесу. По правую сторону от дороги. По левую находился его домик.

Хевитт знал, что его преследуют.

Кривые извилистые следы Коки тоже сошли с дороги. Снег в канаве был изрыт. Очевидно, Коки упал, барахтался там, потом ему все же удалось подняться. И его следы тоже исчезали в лесу. По другую сторону от канавы.

Флинн поднял голову, оглядел темнеющие на фоне неба вершины деревьев. На некоторых до сих пор сохранилась листва. Снег выпал необычайно рано для этого времени года. Две тысячи акров деревьев… и Хевитт знал тут каждый квадратный метр.

Храбрый и сильный духом Коки, типичный горожанин, совершенно не знавший леса, преследовал сейчас профессионального охотника Хевитта, приволакивая парализованную ногу. Преследовал ночью, во тьме, в снегу, в лесах, истинным хозяином которых был этот охотник.

Низко опустив голову, Флинн прошел вдоль канавы. Он решил последовать за Коки.

Уже углубившись в лес и чувствуя, как раскалывается голова от боли, а ноги немеют от усталости, Флинн остановился. Он только что поднялся на холм. Впереди простиралось относительно открытое пространство.

На снегу отчетливо выделялись ровные следы Хевитта. Они уходили куда-то вправо.

Их пересекали неровные и глубокие следы Коки. И уходили влево.

В нескольких десятках метров впереди от Флинна высилось мощное дерево с толстым темным стволом. Почти вся листва на нем сохранилась. Целое сооружение, а не дерево, оно так и манило укрыться, спрятаться под широкой раскидистой кроной.

Сбоку от ствола поднимались толчками маленькие клубы пара.

Флинн до рези в глазах всматривался сквозь тьму и снег в это дерево.

Прислонившись спиной к стволу, под ним сидел Коки. Голова низко опущена, дыхание тяжелое, учащенное.

Не успел Флинн двинуться к нему, как Коки произнес:

— Хевитт…

На темном фоне ствола отчетливо выделялось бледное лицо.

— Хевитт!

Флинн решил выждать. Посмотреть, что будет дальше. Если бы Хевитт хотел избавиться от Коки, он бы давно застрелил его.

— Просто не мог за тобой угнаться, — пробормотал Коки, — обращаясь к застывшему в ночи лесу. — Я же калека… Сам знаешь.

Ответом ему был лишь еле слышный шелест снежинок.

Тихим доверительным голосом, точно Хевитт находился где-то совсем рядом, Коки продолжил:

— Я не смог поймать тебя… — Флинн видел, как Коки сокрушенно покачал головой. — Ты стар и болен, ты умираешь, Хевитт. Но ты профессиональный охотник и знаешь эти леса, как свои пять пальцев. И, возможно, знаешь, как выбраться отсюда, перелезть через изгородь… К тому же у тебя ружье… а я, я не могу догнать тебя. Больше просто не в силах гнаться за тобой.

Флинн приложил руку в перчатке к шишке за левым ухом. Он старался дышать как можно глубже и тише.

— Ты погубил целую кучу людей, Хевитт. Прикончил их всех. Молодого Хаттенбаха, старого сумасшедшего Лодердейла и этого психа и жулика Эшли. И надменного Рутледжа… И тебя надо остановить, Хевитт. Мы должны остановить тебя, чтоб ты не натворил больше бед. Просто обязаны. И ты это знаешь.

Затем последовала долгая пауза.

Флинн уже решил было двинуться вперед, но тут Коки заговорил снова:

— Никак не могу схватить тебя, приятель!

Флинн выждал еще секунду.

И вдруг правым уголком глаза уловил какое-то еле заметное движение на противоположной стороне от того места, где сидел Коки. Там что-то двигалось.

Затем из-за деревьев показалась темная фигура. Вышла и направилась к Коки.

Это был Хевитт.

А при нем был дробовик. Но нес он его на сгибе локтя, в положении, из которого невозможно стрелять.

Флинн затаил дыхание. В кронах деревьев тихо посвистывал ветер.

Хевитт шел какой-то неуверенной походкой. Медленно двигался через покрытую снегом лужайку, спина сгорблена, ноги заплетаются. На секунду остановился и глубоко втянул ртом воздух.

И наконец приблизился к сидевшему под деревом Коки.

И протянул ему свой дробовик.

Коки, оттолкнувшись от ствола дерева, с трудом поднялся на ноги и выпрямился. И жестом показал, что брать дробовик не собирается.

— Мне его не донести, — сказал он. — Хватило бы сил самому отсюда выбраться.

И он заковылял по глубокому снегу. А потом вдруг упал.

Хевитт двинулся было следом, но пошатнулся и упал на колени. Положил дробовик рядом, в снег. Прижал к животу обе руки, скорчился.

Коки не оборачивался. Вяло барахтаясь в снегу, он пытался подняться. Он не глядел на Хевитта. Он не видел, что тот тоже упал.

Стоя в тихом, замершем в снежной ночи лесу, Флинн наблюдал за безмолвной борьбой двух мужчин. Каждый боролся со смертью, с непослушным, пораженным недугом телом, преодолевал гордыню и жалость к себе. Они были жертвами обстоятельств, что завели их сюда, жертвами своих болезней, препятствий, что встали на пути, собственных верований, пленниками друг друга. А также пленниками собственных жизней, изуродованных тел и непоколебимых убеждений. И все это завело их сюда, в мрачный и тихий, пахнущий свежевыпавшим снегом лес.

Наконец Коки удалось подняться на ноги. И Хевитт за его спиной тоже встал, держа дробовик под мышкой и болезненно, со свистом, втягивая ртом воздух.

Он подошел к Коки и взял его под руку.

— Не надо, ходить я могу, — сказал Коки. Качнулся вперед и едва не упал снова. — Вот только ботинки насквозь промокли.

Охотник и преследуемый прошли мимо Флинна, затаившегося за деревом. Никто из них не увидел и не услышал его.

Барахтаясь в снегу, они мужественно продвигались вперед, уходя от неминуемого, собрав и сконцентрировав всю свою волю, объединившись в этой борьбе.

 

Глава 37

— Доброе утро, Гроувер. Ты, стало быть, на месте?

Был четверг, начало десятого утра. Голова у Флинна все еще побаливала, а над левым ухом по-прежнему прощупывалась большая шишка. Но он принял на ночь аспирин, проснулся в целом бодрым, принял ванну и упаковал вещи, а потом с удовольствием выпил чаю с тостами, которые без всяких напоминаний принес ему Тейлор.

В окно врывались яркие лучи солнца. Оно сияло на голубом небе, и свежий снег слепил глаза.

И телефон работал.

— На месте, инспектор.

— Скажи-ка, Гроувер, тебе вчера передавали просьбу срочно связаться со мной?

— Да.

— И номер, по которому надо позвонить, тоже передавали?

— Да.

— И ты звонил по нему?

— Нет.

— Ах, нет… Позволь спросить, почему?

— Да потому, что я знаю, от кого исходила эта просьба, инспектор.

— От меня.

— Мне звонила Стейси Мэтсон, миссис Уиллард Мэтсон. Рыдала, как ненормальная, в телефонную трубку и лепетала, что я должен позвонить вам.

— А ты, получается, пренебрег просьбой рыдающей женщины?

— Но мы арестовали ее мужа, инспектор. За наезд со смертельным исходом. За убийство Хирама Голдберга.

— Мне очень важно было, чтоб ты позвонил, Гроувер.

— Да, ясно дело, понимаю… Рыдающая женщина, жена преступника, вдруг звонит вам бог знает куда, туда, где вы находитесь, и рассказывает слезливую байку, чтобы разжалобить. Откуда, интересно, она узнала ваш телефон, а? Лично я его не знаю.

— Просто совпадение, Гроувер. У нее хватило ума позвонить мне домой. Вот ей и передали этот телефон.

— Ага. Тогда, наверное, она очень близкий друг вашей семьи, раз вот так, запросто, может позвонить к вам домой.

— Она знает мою жену. Работает с ней в каком-то комитете. Кажется, по обустройству спортивных площадок, чтоб молодые ребята играли в разные игры, что-то в этом роде.

— И вы сказали этой дамочке Мэтсон, чтобы она связалась со мной?

— Да. Поскольку не мог связаться сам.

— Но я только что арестовал ее мужа, Френк.

— Это здесь ни при чем.

— И вы велели ей сказать мне, чтоб я с вами связался?

— Теперь понимаю, это было не самое мудрое решение, Гроувер, но в подобных обстоятельствах…

— И вы собираетесь сказать мне, что я должен освободить мужа несчастной рыдающей женщины, верно? Но, Френк, он ведь убил человека!

— Помимо всего прочего, я собирался сказать, что ты должен расследовать несчастный случай с ребенком Мэтсонов. И уж после этого освободить ее мужа.

— Ну конечно! Так и знал. Сами пытаетесь провести расследование по телефону, а теперь получается, что я арестовал не того человека! Хватит, надоело мне все это, Френк!

— Миссис Мэтсон была единственной, через кого я мог передать тебе сообщение.

— Как бы не так! Я проверил код номера, который она мне дала. Вы в горах, инспектор. На зимнем курорте. И, конечно, страшно заняты, сидя у камина и играя в эти дурацкие шахматы с Конкэнноном, так или нет, Френк?

— Послушай, Гроувер, раз тебе передают, чтоб ты срочно позвонил мне при любых обстоятельствах…

— А знаете, чем я сейчас занят, Френк? Пишу на вас докладную комиссару, вот чем!

— Пишешь что?..

— Уже не раз писал. Чуть ли не каждую неделю.

— Нет, это я обращался к нему чуть ли не каждую неделю с просьбой о твоем переводе.

— А теперь я пишу комиссару официальную докладную, целое письмо, где подробно объясняется, что и почему, Френк. Лично самому комиссару.

— Ты имеешь в виду Д'Эзопо?

— Ну вот вам, пожалуйста, еще один пример! Вы не имеете права называть вышестоящее начальство по имени или фамилии, Френк. Для вас, инспектор, он комиссар Д'Эзопо.

— Учту твое замечание.

— И вообще, все, что вы делаете, плохо влияет на моральное состояние полиции…

— Точнее, твое моральное состояние.

— Нет, на моральное состояние полиции в целом. К примеру, называете меня Гроувером…

— Но этим я как бы выделяю тебя среди остальных.

— И потом эти ваши внезапные и необъяснимые исчезновения. Нынешнее отсутствие, к примеру. И тот факт, что подобные штучки все время сходят вам с рук. Вот, у меня тут все записано, инспектор. Все даты, ваши объяснения, все. И согласно этим так называемым объяснительным запискам вам уже дважды вырезали аппендицит, Френк.

— Просто сидел на специальной диете. Вот и вырос еще один.

— И вы не пустили меня на встречу лиги по боулингу. И это, заметьте, в воскресенье вечером! Бог ты мой! Меня так хвалили за работу по проведению кулинарных конкурсов, а вам будто все равно! Вы даже не удосужились ответить мне, нравится вам тунец или нет.

— Ладно, ближе к делу, Гроувер. Я имею в виду, делу Мэтсона. Сегодня днем я приеду в город и…

— Торчите себе на курорте и ведете расследование по телефону! Верите всяким глупым россказням плаксивых баб! Нет, с меня хватит! Я все записал, черным по белому, Френк. Вы никудышный полицейский, и я направляю эту докладную комиссару Д'Эзопо. Лично!

— Это ни к чему не приведет, Гроувер.

— Интересно знать, почему?

Флинн решил воздержаться от резкостей и, перед тем как повесить трубку, туманно заметил:

— Да просто потому, что мы с ним знаем то, чего ты пока не знаешь.

 

Глава 38

Флинн вышел из комнаты с чемоданом в руке и увидел, что на лестничной площадке его дожидается Данн Робертс.

— Доброе утро, инспектор Флинн. Как самочувствие?

— Какое может быть самочувствие у человека, которого сперва напичкали какой-то дрянью и усыпили, а на следующий день огрели по голове прикладом от ружья? У человека, которого обманывали, использовали, водили за нос, оскорбляли и сделали пленником?

— Оскорбляли?

— А вы считаете, это не оскорбление, когда на обед тебе подают отварную рыбу с брокколи и пудинг из тапиоки?..

— О…

Дверь в комнату 23 была открыта.

— И какую же причину смерти Чарлза Рутледжа Второго вам удалось изобрести?

— Прочтете в газетах.

— Более чем уверен, что прочту. Пресса наверняка заинтересуется тем фактом, что разные известные личности только и знают, что погибать последнее время от несчастных случаев на этом замечательном курорте.

— Ну, все они были люди активные… Спортсмены, знаете ли…

— Ну а какой план действий разработан относительно Хевитта?

Робертс скрестил руки на груди и привалился к перилам.

— Ваш друг Конкэннон просидел с ним всю ночь.

— Это меня не удивляет.

— И он согласился с нашим планом. Сегодня утром Бакингем и Тейлор отвезут Хевитта в маленькую лечебницу, нечто вроде хосписа, который, естественно, финансируется фондом Хаттенбаха. И уж там природа довершит начатое. До суда он все равно не доживет, Флинн. Так что нет абсолютно никакого смысла приводить в действие машину правосудия.

— Правосудие правосудию рознь, — Флинн шагнул к Робертсу. — А что касается вас, вы освобождаете кресло в сенате.

Робертс изумился:

— Я… что?

— В течение тридцати дней.

— С чего это вы взяли?

— Да с того, что вы уже достаточно наворовали, занимая этот пост. Особенно если учесть, что банковский счет вашей жены изрядно пополнялся всякий раз, когда вы голосовали «за» в комиссии по дерегуляции транспорта, — Флинн отошел на шаг. — Это и послужит мне вознаграждением.

Секунду-другую Робертс пристально всматривался ему в лицо.

— И что же… у вас есть доказательства?

— Разумеется.

Робертс отвернулся. Отошел от перил. Нахмурился, потом заметил:

— А вы, я смотрю, джентльмен, Флинн.

— Да, — кивнул Флинн и стал спускаться по лестнице. — Но не член клуба.

Подняв воротник пальто и щурясь от яркого солнца, комиссар Эдди Д'Эзопо стоял на веранде у главного входа в клуб «Удочка и ружье» и наблюдал за разворачивающейся перед ним сценой.

— Как голова? — спросил он Флинна.

— Чья именно?

На стоянке Хевитт наблюдал за тем, как Тейлор укладывает его вещи в багажник. По другую сторону от машины нетерпеливо расхаживал взад-вперед Бакингем.

Чуть поодаль стоял Коки со своим ранцем.

— Ты в состоянии вести машину? — спросил Д'Эзопо.

— Думаю, да. Тем более что дорога отсюда почти все время идет под уклон. А ты решил продлить свое пребывание в клубе «Удочка и ружье»?

— Нет. Сейчас поднимусь и буду собираться.

— О… А я думал, собираешься совершить очередной налет на холодильник под замком.

Хевитт что-то писал на листке бумаги, который положил на крышу автомобиля.

— Я страшно благодарен тебе, Френк.

— Благодари лучше детектива-лейтенента Уолтера Конкэннона, Эдди. Это он остановил убийцу. И прошлой ночью, Эдди, ты бы сгорел в собственной постели, если бы не детектив-лейтенант Уолтер Конкэннон. На пенсии.

Д'Эзопо кивнул:

— Он больше не на пенсии. К концу недели будет работать на полной ставке, обещаю, Френк.

По склону холма съезжал на лыжах Клиффорд.

— То есть автоматически восстанавливается в должности, — сказал Флинн. — На самом деле, чтоб ты знал, он никогда и не был на пенсии.

— Да, автоматически восстановлен, — кивнул Д'Эзопо.

Хевитт протянул Коки сложенный пополам листок бумаги.

— Что-нибудь еще могу для тебя сделать, Френк?

Флинн на минуту задумался. Он знал, что потом будет проклинать себя за то, что не воспользовался моментом. И не избавил раз и навсегда свою контору и вообще всю свою жизнь от сержанта Ричарда Т. Уилена. Но в эти секунды Флинна обуревало сильнейшее желание как следует наказать Гроувера. Ну, если не наказать, то хотя бы проучить за то, что тот не отзвонил, когда его просили.

— Нет, — ответил Флинн, — думаю, ничего.

Флинн спустился с веранды. Как раз в это время Тейлор вывел машину с автостоянки.

На заднем сиденье рядом с Хевиттом сидел Бакингем.

Коки, стоя поодаль, провожал их взглядом.

Клиффорд подъехал на лыжах к Флинну и остановился.

Они вместе наблюдали за тем, как машина съехала с холма и медленно двинулась по дороге вдоль озера.

Клиффорд сказал:

— Отчего это он так нас всех ненавидел?

Флинн обернулся и взглянул на Клиффорда. Тот стоял на лыжах и держал палки под мышками. Глаза Флинна разом вобрали красивое загорелое лицо, ясные глаза, в которых отражалось голубое небо, тонкие черты, густые черные волосы, широкие плечи, обтянутые дорогим ручной вязки свитером, высокую стройную фигуру, длинные ноги и узкие лыжи. То был молодой человек, значительно продвинувшийся в карьере, достигший больших успехов, чем полагалось по возрасту и опыту. Человек, наделенный властью. Наделенный крепким здоровьем, куда лучше других защищенный от несчастий и болезней. Куда более благополучный и защищенный даже от закона. Человек, которому заранее были гарантированы прекрасное место в этом мире, власть, право голоса и возможность всем этим воспользоваться.

И Флинн сказал:

— Приятной прогулки, Эрнст.

Коки уже сидел на переднем сиденье пикапа «Кантри-Сквайер», на коленях шахматная доска, внизу, у ног, ранец. Флинн занял место за рулем, предварительно уложив чемодан в багажник.

Коки чихнул.

— Через минуту печка будет работать на полную мощность, — сказал Флинн и завел мотор.

— Кажется, все же простудился…

Разворачиваясь, Флинн заметил:

— Может, заскочить в тот бар, «Три красотки Беллингема»? Вольем в тебя добрую порцию виски «Джеймсонс». Вроде бы от простуды помогает.

— Нет, не помогает. — Коки высморкался в платок. — Но общее самочувствие улучшает, это точно.

И он обернулся на огромное здание клуба из темного дерева, когда Флинн съезжал с холма к озеру.

— Все же удивительно, что этот курятник уцелел при пожаре.

— Ах, Коки! Элита, она всегда выпутается из любой ситуации!

По обе стороны от наезженной колеи искрился и сверкал снег. По правую руку блестело под солнцем озеро. Над головами высились кроны и темные ветви деревьев, увенчанные снегом.

— Послушай, а можно узнать, что в той записке, которую сунул тебе Хевитт?

Действуя правой рукой, Коки развернул сложенный вдвое листок бумаги и поднес его к глазам Флинна.

«ГЛУПЫЯ ПРЕДУРКИ ДУМАЯТ ОНИ ПРАВЯТ МИРОМ».

— А ведь так оно и есть, — заметил Флинн. — Действительно, правят.

Ссылки

[1] По-английски «tailor» — портной. (Здесь и далее прим. перев.)

[2] Университет в городе Бостоне, штат Массачусетс.

[3] Название относится к группе индейских племен, говорящих на алгонкинском языке.

[4] Следователь, ведущий дела о скоропостижной или насильственной смерти.

[5] Из «Алисы в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла, глава пятая.

[6] Мексиканский пирожок из кукурузной лепешки с начинкой из фарша, томатов, салатных листьев и сыра.

[7] Сборник 85 политических эссе, содержащих программу в защиту принципов Конституции 1787 года.

[8] Город на севере штата Виргиния, крупнейший центр по выращиванию яблок, где проводятся ежегодные «яблочные» фестивали с метанием яблок.

[9] Надпись на долларовых банкнотах: «In God we trust».

[10] Из романа Дж. Оруэлла «Звероферма».

[11] В Америке самым распространенным и популярным сортом мороженого является ванильный пломбир. Отсюда и синоним — все простое, распространенное, лучшее, называют ванильным.

[12] Булочка с поджаренным говяжьим фаршем и острым соусом.

[13] Истина в вине (лат.).

[14] Шенберг Арнольд (1874–1951), австрийский композитор, представитель музыкального экспрессионизма.

[15] Праздник отмечается в США в первый понедельник сентября.

[16] Общественная организация, объединяющая потомков участников Войны за независимость, основана в 1890 г.

[17] От «Parents-teachers association» — ассоциация родителей и учителей. Добровольная организация, выполняет функции попечительского совета.

[18] Скончался приблизительно в… (лат.)

[19] Высшая мера, смертная казнь (лат).

[20] Снижение государственного вмешательства в бизнес определенных компаний, инициатором этой политики выступил в свое время Дж. Картер.