Глава вторая
Стас, после ухода Гурова оставшись в квартире, задумчиво почесал затылок и решил продолжить свое знакомство с девушкой Нонной.
Успокоившись, девушка уже не билась головой о матрас и не кидалась всяческими предметами. Она снова замерла и только пальчиками перебирала розовую простыню.
Стас покурил, посомневался, покосился на патологоанатома и снова присел на край кровати.
– Давайте договоримся раз и навсегда, – терпеливо начал он, готовясь при первом же резком движении этой страстной дамы сразу же вскочить и отойти на безопасное расстояние. – Вы не будете кидаться подушками и всеми остальными штуковинами, какие подвернутся под руку, ладненько? Это было бы пошлым повторением уже однажды пройденного. Метод не сработал, как вы сами видите.
– Какой еще метод? – тихо спросила Нонна, не поднимая глаз и не глядя на Стаса. Надо было понимать, что разглядеть его девушка успела раньше, когда в него целилась.
– Кидательный. Кидательный метод не сработал, – усмехнулся Стас и сел чуть свободнее. – Следовательно, нам остается только одно, Нонночка.
– И что же это? – Нонна бросила быстрый взгляд на Стаса и отвернулась, гордо и независимо шмыгнув носом.
– Поговорить надо, – осторожно произнес Стас таким тоном, словно вместо приличного слова «поговорить», он собирался произнести что-то неприличное.
– Толя умер, – тихо сказала Нонна, повернулась и впервые в упор взглянула на Стаса.
– Это так, – с готовностью, но все еще осторожничая, согласился Стас. – Но ситуацию уже не изменить ни подушками, ни криками. Значит, ее нужно принять такой, какая она есть.
Нонна внимательно посмотрела на Стаса, нагнулась и подняла с пола свою сумочку. Раскрыв ее, она вытрясла на кровать свои мелочи, подобрала зеркальце, платочек и начала поправлять поплывшую на глазах тушь.
Стас бросил взгляд на все остальное, выпавшее из сумочки и лежащее на кровати. Взяв ключи, лежащие отдельной связкой, он спросил:
– Это от чего ключики?
– Вот эти два – от этой квартиры, – нехотя буркнула Нонна, не отвлекаясь от своего занятия. – Можете забрать их себе, они мне больше не понадобятся.
– Квартира эта, значит, не ваша? – уточнил Стас, рассматривая ключи.
– Нет, не моя. – Нонна поправила глаза, подрисовала губы, тяжело вздохнула и только сейчас подумала о том, что больше ей здесь не жить.
От этой мысли стало совсем грустно. Она уже успела привыкнуть и к этой квартире, и к своему режиму: спать, бегать по магазинам, встречать Толю, спать с Толей, потом провожать Толю, смотреть телевизор и уже спать по-настоящему.
– Значит, не ваша, – констатировал Стас.
– Толя так и не купил для меня эту квартиру, и хозяйка наверняка меня выгонит, – вздыхая, объяснила Нонна, – потому что сама платить за квартиру я не смогу.
«Блин! – подумала тут Нонна. – А как же мне теперь жить?»
– Вы думаете о том, что вас, наверное, заподозрят в этом убийстве? – спросил Стас, стараясь пробудить в девушке хоть какие-то мысли о реальности. То, что она начала прихорашиваться, подсказало ему, что Нонна совершенно не понимала сложности и двусмысленности своего положения.
– Что? Как это «меня заподозрят»? – Нонна от неожиданного вопроса уронила зеркальце и вытаращила глаза на Стаса. – Как это «в убийстве»? Он же сам! Он сам! Я сама видела!
– «Он сам» что? Что он сделал сам? – уточнил Стас, усаживаясь глубже и удобнее на кровать. – Он сам налил себе отраву в вино, перед тем как это вино выпить? Интересная информация! Это вы видели своими глазами?
– К-какую еще отраву? – потерянно переспросила Нонна. – Я ничего не знаю…
– Даже так? – Стас едва не рассмеялся. А разве это было не смешно? Убили Ветринова, набилась полная квартира оперативников, экспертов и прочих работников соответствующего ведомства, разговоры идут только об убийстве, а эта неврастеничка до сих пор, оказывается, думала, что «он сам»!
– Ну так я вам сейчас объясню, – сказал Стас.
Сидевший за столом угрюмый патологоанатом бросил на Стаса несколько равнодушных взглядов и снова уткнулся в свою бумажку.
– А дело было так, – нарочито неторопливо начал Стас. – После того как вы запустили охрану, с нею поднялся и врач Анатолия Анатольевича, который и сделал предварительный химанализ. Врачи со «Скорой» не опровергли его, но вызвали наших спецов вместе с нарядом. Пока наши ребята брали показания у вас…
– Ничего они у меня не брали, – возразила Нонна, – никто у меня ничего не брал! Так и знайте!
– Почему это? – Стас нахмурился. Нонна оказалась настолько не от мира сего, что это даже уже и не удивляло. – Почему вы говорите, что у вас никто ничего не брал? – повторил вопрос Стас.
– А потому что я им показаний никаких не дала! – крикнула Нонна. – Буду я еще общаться со всякими… – Она вовремя сообразила, что начала говорить что-то не то, и замолчала.
– Значит, у вас все впереди, девушка, – рассудительно обнадежил ее Стас. – Ваши дружки уже прошли через это. И ничего с ними не произошло. Не похудели. Ну а врачу господина Ветринова придется знакомиться с нами все ближе и ближе.
– Илье? – подскочила Нонна. – Вы говорите про Илью? То есть, я хотела сказать, Илью Григорьевича? А почему?
– А почему он начал проводить химанализ? – вопросом на вопрос ответил Стас. – Кто его просил лезть не в свое дело?
– Это его обязанность! Он врач и должен это делать! – неосторожно и запальчиво высказалась Нонна, но тут же подумала и добавила: – Кажется.
– Кажется! Как сказать и как посмотреть на это! Человек внезапно умер, и причину смерти должен определить не врач из частной лавочки, а специалист, уполномоченный на то государством.
– Вы что, серьезно говорите, что Илью могут посадить в тюрьму? – Нонна так переволновалась из-за судьбы Ржевского, что и не скрывала этого.
Стас отметил этот момент, но решил оставить его на потом. На сладкое, так сказать.
Отношения Ржевского и Нонны могли еще сыграть свою роль в расследовании. Сам факт такого сильного искреннего волнения Нонны уже был интересен, если не сказать больше. Совершенно естественно было предполагать, что где-то рядом с этими отношениями или даже прямо в них мог лежать мотив. Мотив убийства Анатолия Анатольевича Ветринова.
– Вы почему молчите? – Нонна испугалась. Это было заметно и по ее расширенным глазам, и по дрожащему голосу. – Вы хотите посадить Илюшу в тюрьму? Да? В тюрьму? Но за что?!
– Ну, в тюрьму не в тюрьму, а посидеть у нас в следственной камере ему придется, – сокрушенно вздохнув, ответил Стас и развел руками. – Ничего с этим уже поделать нельзя.
Нонна изумленно посмотрела на Стаса.
– Это же нечестно, несправедливо! – воскликнула она.
– Очень даже справедливо, – Стас решил ковать железо, пока горячо. Ему удалось захватить внимание Нонны, вступить с нею в разговор, и теперь он постарался продолжить его, не меняя скорбного выражения своего лица: – Ваш Илья Ржевский должен был знать пределы своих обязанностей. Почему он полез в анализы, которые все равно не смог провести на должном уровне?
– Как это не смог? – возмутилась Нонна. Она так взволновалась, что пересела на кровати ближе к Стасу и даже не заметила этого, хотя раньше очень внимательно соблюдала интервал-дистанцию. – Вы видели, какие у него приборы? У Путина в кремлевской больничке таких нет, я вам точно говорю. Толя очень заботится о своем здоровье…
Нонна замолчала, прерывисто вздохнула и поправилась:
– Заботился. Заботился Толя, но все оказалось бесполезно…
На ее глаза навернулись слезы, она зашмыгала носом.
– Вот это нам и интересно. – Стас уже привычно сделал вид, что не замечает резкого перепада в настроении Нонны. Он хорошо помнил, на какие подвиги она бывает способна, когда начинает биться в истерике, и поэтому очень постарался продолжать говорить в прежнем тоне, то есть мягко, но непреклонно: – Кто же знал, что он такой заботливый? Я про Анатолия Ветринова говорю. Или это знали все?
– Откуда же я знаю, все или не все? – закричала Нонна. – Я же не все! И на работе у него я никогда не была.
– Задачка, однако… – Стас почесал за ухом, потом в затылке.
– Помылся бы ты, заяц, – слабо улыбнулась Нонна.
– Что? Что вы сказали? – Стас даже ошалел на минуту. Он думал, что девушка на пороге нового приступа истерики, а она, оказывается, даже не собиралась в нее впадать.
Патологоанатом меланхолично фыркнул за столом, не поднимая головы.
– Что? Смеешься? – обиделся Стас на отсутствие у того товарищеского к нему отношения. – Твои клиенты с тобой так не шутят? А вот мои шутят, как видишь!
– Это кто? – впервые полюбопытствовала Нонна, показывая на патологоанатома, продолжавшего аккуратно выводить строчки в медицинской карте.
– Врач узкой специализации. Патологоанатом называется, – вежливо объяснил Стас. – Знаете значение этого сложного слова?
– Знаю. А ты… вы кто? – Нонна с запоздавшим подозрением покосилась на ковбойские сапоги и курточку Стаса. – Тоже пат… патологоанатом? Или психиатр? Я – не сумасшедшая!
– А я полковник Крячко, – Стас поклонился, что смотрелось немного комично, потому что он продолжал сидеть на краю кровати. – И я вместе с другим полковником, – продолжил Стас, – занят теперь расследованием убийства твоего Толика. Пардон, Анатолия Анатольевича Ветринова.
– А где тот полковник? – спросила Нонна.
– Доктора повез на разговорчики. Да ты же с ним уже почти познакомилась. Он в тебя подушкой кинул. Уже забыла?
– Помню, – нахмурилась Нонна и отвернулась.
Сделала она это вовремя, потому что в это время послышались шаркающие шаги нескольких человек, и мимо двери в комнату пронесли труп Анатолия Ветринова, завернутый в черный полиэтилен.
Нонна повернулась, взглянула в коридор и задрожала. Стас подсел к ней еще ближе и погладил по спине. Нонна, всхлипывая, прижалась к его плечу. Ткань рубашки на плече Стаса стала влажной от слез и темной от туши.
Патологоанатом негромко кашлянул за столом и что-то пробормотал. Нонна в ответ зарыдала сильнее.
– Ты что-то сказать хочешь? – спросил Стас, оборачиваясь.
– Мы уезжаем, Стас, – сказал патологоанатом. – Тебе ничего не нужно?
– Нет. Пока.
– Пока-то пока, но Лев Иванович оставил в комнате двух кадров, они там что-то типа анонимок друг на друга строчат. Не хочешь пойти посмотреть? Или не нужно мешать?
– Два кадра, говоришь… – задумчиво протянул Стас и осторожно освободился от Нонны.
Она отпрянула к подушкам и зарылась в них лицом.
Стас посмотрел на мокрое пятно на плече, потер его и прикрыл это место курткой.
– Ну что ж, – проговорил он, слезая с кровати, – пойду знакомиться с кадрами. А вы уезжаете прямо сейчас?
– Ну-у, типа, – ответил патологоанатом, укладывая свои бумажки ровной стопочкой и пряча их в папку. – Типа прямо сейчас.
Стас встал, одернул куртку и вышел из комнаты, в дверях оглянувшись на Нонну. Она, волнообразно вздрагивая всем телом, тихо рыдала.
Стас прошелся по коридору и заглянул во вторую комнату.
Лористонов и Бурляев уже закончили свои бумажные дела и, стоя около окна, о чем-то тихо переговаривались.
– Ну что, господа хорошие, насочиняли свои тексты? – Стас подошел к столу и взял с него исписанные разными почерками листки.
– Та-ак, так-так, – он просмотрел первые показания и спросил: – Лористонов, это кто такой? Вот здесь расшифруйте, пожалуйста, свою подпись, – он показал конец одного листка, Лористонов подошел и в скобках поставил расшифровку фамилии.
– Спасибо. А у Бурляева все правильно… Я вас больше не задерживаю, господа, – Стас еще раз просмотрел листки и остался доволен. – Если вы нам еще понадобитесь, то в установленном порядке вас пригласят для разговора или…
– Или? – спросил Лористонов своим тонким голосом. – Или не пригласят?
– Или вызовут, – закончил Стас. – Вызовут! Какое будет принято решение, пока не знаю, разумеется. Не только от меня сие зависит.
– Пригласят, – повторил Лористонов, – или вызовут.
Он задумчиво переглянулся с Бурляевым.
– Вот именно, – согласился Стас и широко улыбнулся. – Других вариантов нет и быть не может.
Он показал руками на дверь, и два босса охраны «Оферта-банка» вышли из квартиры.
Проводив Лористонова и Бурляева и заперев за ними дверь, Стас послушал тишину в квартире, встал и обошел ее всю, заглядывая во все помещения. Когда он вернулся, Нонна уже сидела в кресле, а не на кровати и курила длинную желтую сигарету, вставленную в пластмассовый мундштук.
Стас уселся в кресло напротив.
– Вы хотели меня о чем-то спросить? Спрашивайте. Или мне сначала нужно пригласить адвоката? У меня его и нет, – она слабо улыбнулась и отвела глаза.
– Адвокат нам пока не нужен, – заметил Стас, тоже доставая сигареты из кармана. – Вы даже не задержаны, а я всего лишь пришел к вам в гости.
– В гости? – повторила Нонна и впервые с каким-то любопытством осмотрела Стаса. Стас под этим взглядом переложил ногу на ногу, немного смутился и опустил голову, прикуривая от зажигалки.
– Я ничего против вас не имею, – весьма рассудительно продолжила Нонна, – но в гости к себе все-таки не приглашала.
– Меня пригласили обстоятельства, – нашелся, правда, не очень удачно, Стас. – Можно даже сказать, что пригласил сам Анатолий Анатольевич, потому что без того, что произошло, я бы не заявился к вам, это уж точно.
Нонна встала и тихо спросила:
– Вы чаю хотите?
– Куда ж деваться, – ответил Стас. – Я вижу, вы поняли, что я долго не собираюсь уходить.
– Не поняла, но заподозрила, – ответила Нонна. – Я с милиционерами еще не сталкивалась, но с мужчинами знакома. Чуть-чуть.
– Замечательно! – восхитился Стас.
– Что я знакома с мужчинами?
– Нет, хотя и это, наверное, тоже. Меня давно никто не называл милиционером! Не хотите ли со мною познакомиться? Меня зовут Стас.
* * *
Лев Иванович Гуров подъехал к центральному офису «Оферта-банка» в двенадцать часов.
Он поставил «Пежо» напротив входа, зашел и, обратившись к менеджеру, показал удостоверение и попросил провести себя к управляющему.
– Управляющему? – Менеджер, высокая девушка с короткой стрижкой, удивленно подняла брови и покосилась в сторону.
Гуров почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной, и повернулся.
За ним стоял молодой парень весьма мощной наружности, одетый в темно-синий костюм. Парень держал правую руку на кобуре, висевшей у него под мышкой под пиджаком, второй рукой он явно собирался схватить Гурова за плечо.
– Ваши документы покажите, пожалуйста, – тихонько прорычал парень, внимательно оглядывая Гурова с ног до головы.
Гуров полностью развернулся навстречу этой туповатой, но активной молодой поросли рода человеческого и резко спросил:
– А вы кто?
– Я сотрудник службы безопасности банка, – веско ответил парень.
Было заметно, что его отношение к Гурову начало меняться. Неизвестно, какой сигнал подала менеджер и на какую кнопку нажала, но если первым порывом парня было тащить и не пущать, то после внимательного осмотра Гурова он начал сбавлять пары.
Гуров молча протянул ему свое удостоверение.
– Что вам угодно? – спросил парень, внимательно изучив удостоверение и возвратив его хозяину.
– Мне угодно переговорить с вашим руководством, юноша, – небрежно ответил Гуров. – Еще вопросы есть?
– Пропусти его, Олежка! – раздался высокий мужской голос сзади, и Гуров повернулся.
За стеклянными перегородками, у двери, ведущей во внутренние помещения банка, стоял недавний знакомый Гурова – Дмитрий Олегович Лористонов.
– Прошу вас, господин полковник, – сказал Лористонов, увидевший, что Гуров его заметил и, разумеется, узнал. – Я не ожидал вас так скоро увидеть у нас.
– Я тоже не ожидал, что вы так быстро напишете свои показания. Надеюсь, все изложили подробно? – Гуров нарочно проговорил это громко, и все присутствующие в зале операторы и менеджеры удивленно повернулись к Лористонову.
Лористонов куснул губы и молча кивнул.
Гуров прошел к нему, и Лористонов, посторонившись и придерживая дверь, показал рукой на лестницу, ведущую наверх.
На втором этаже прямо над операционным залом находился большой квадратный холл, в который выходили двери пяти или шести кабинетов.
– Вам нужно направо, – услышал Гуров за своей спиной чуть запыхавшийся высокий голос Лористонова.
Услышав сзади тяжелое срывающееся дыхание начальника охраны, Гуров не замедлил шаг, а, наоборот, даже с некоторым удовольствием пошел еще быстрее.
За высокой дверью, сделанной из красного дерева или из очень удачной подделки под него, располагалась приемная, отделанная весьма дорого, но с излишней помпезностью и, можно сказать, даже с безвкусием.
Над белыми крашеными стенами тяжело нависал потолок, отделанный дубом в стиле эклектического модерна начала двадцатого века. На стенах висели пять или шесть больших картин в широких золоченых рамах. Картины изображали написанные маслом скучные среднерусские пейзажи с претензией, однако, на некий авангардизм: в дополнение к привычным видам на заднем плане каждого пейзажа обязательно таращилась на зрителя какая-нибудь рептилия размером с два «Бурана».
Модная тема, что и говорить.
За тремя столами в приемной сидели женщины с весьма и весьма деловым видом.
Как только дверь отворилась, вся их деловитость слетела. Они, как те самые рептилии на картинах, замерли глазами на Гурове и подоспевшем сзади Лористонове.
– Анна Марковна, – Лористонов нежно обошел Гурова и преувеличенно вежливо, как показалось Гурову, обратился к хозяйке центрального стола. – Этот господин из милиции хочет пройти к Вениамину Петровичу.
Анна Марковна, хозяйка центрального стола и, как видно, самая главная дама в этой приемной, высокомерно и глупо фыркнула, зачем-то отбарабанила не глядя что-то левой рукой по клавишам компьютера и медленно и достойно поднялась с низкого кресла.
Дама оказалась необыкновенно маленького росточка – почти карлица, что не мешало ей держаться с видом гордым и заносчивым.
– Как вас представить? – спросила она, пренебрежительно поглядывая на Гурова.
Голос Анны Марковны был низким контральто, в нем угадывались сила и воля. Если бы эта дама захотела крикнуть на плацу:
– К торжественному маршу, поротно, на одного линейного дистанции и прочее и прочее… – то, наверное, ее услышали бы даже в самой последней шеренге самой последней роты. Услышали бы и вздрогнули.
Гуров расстегнул пальто, неторопливо снял его и повесил на вешалку, стоящую в левом углу приемной. Он нарочно не отвечал на вопрос, и, пока занимался пальто, в приемной висела тишина. Лицо Анны Марковны, когда Гуров к ней повернулся, было цвета спелого граната.
– Я полковник Гуров Лев Иванович из Главного управления уголовного розыска, – медленно произнес Гуров. – Для чего я пришел, тоже нужно объяснять?
Анна Марковна внимательно посмотрела на Гурова и медленно качнула головой.
– Я догадываюсь, господин полковник, – весьма достойно произнесла она. – Это связано с безвременной кончиной нашего уважаемого президента господина Ветринова.
Все присутствующие дамы синхронно шмыгнули носами и потупились. На секунду, не больше. А потом снова с любопытством уставились на Гурова.
– Нам будет не хватать этого замечательного человека, которого мы все очень любили и ценили, – закончила торжественную часть Анна Марковна.
Дама скрылась за дверью, Гуров перевел взгляд на двух оставшихся. Они смело выдержали его взгляд, потом немного подумали и нехотя нагнулись над бумагами. Сыщик обратил внимание, что обе были очень похожи на Анну Марковну, только с поправкой на возраст и рост.
Анна Марковна появилась в приемной быстрее, чем Гуров ожидал. И минуты не прошло. Она вышла из кабинета, не стала закрывать двери и произнесла:
– Вас ожидают, господин полковник.
Подумав, что у этой дамы самый любимый фильм, наверное, про Шерлока Холмса и Берримора, Гуров прошел в кабинет управляющего «Оферта-банка».
Навстречу Гурову вышел, даже скорее не вышел, а выбежал почти вприпрыжку и как-то боком среднего роста лысый и толстый господин в темно-синем костюме-тройке и в красном галстуке.
– Полковник Гуров… – господин улыбнулся, но не радостно, а достаточно грустно, как бы намекая, что горе от потери любимого президента не дает повода на веселье, и крепко пожал руку Гурову. – Я Гранин Вениамин Петрович, управляющий центральным отделением «Оферта-банка». Прошу вас, проходите.
Гранин показал рукой не на свой стол, стоящий на возвышении у дальней стены кабинета, а влево, где около окна, начинающегося почти с самого пола, стоял длинный низкий стол с мягкими полукреслами вокруг.
Последним писком среди административных работников предприятий разных форм собственности стала беседа с посетителями за приставным столиком. Пример Путина оказался заразительным.
Гуров кивнул, пошел туда, куда ему показали. Как только он присел в кресло, в дверях показалась миниатюрная Анна Марковна с подносом в руках. На подносе стояли два заварника, две чашки и три розетки с вареньем и печеньем.
– Вы что предпочитаете к чаю, господин полковник? – почти приветливо поинтересовалась Анна Марковна. – Печенье, крекеры, бисквиты или по-домашнему – варенье?
– Ничего не предпочитаю, спасибо, – сухо сказал Гуров.
А Гранин, наоборот, предпочел все. Он показал жестом Анне Марковне оставить обе тарелочки на столе напротив себя, и та, выполнив указание шефа, вышла.
– На нас обрушилось такое горе, господин полковник, – почти доверительным голосом произнес Гранин, вздохнул раз, потом другой и взял с тарелочки печенье. – Такое горе! Утрата невосполнимая, – доверительно наклонившись вперед, сказал он и начал быстро кушать.
– Меня интересует, что за человек был Анатолий Анатольевич, – немного обескураженно произнес Гуров, глядя на жующего Гранина.
– Великолепный специалист международного уровня! – с полным ртом и оттого немного невнятно сказал Гранин, при этом у него изо рта посыпались крошки прямо в его чашку с чаем. – Вы знаете, господин полковник, сам Геращенко несколько раз звал нашего Анатолия Анатольевича в Центральный Банк своим заместителем, но Анатолий Анатольевич отказывался. Таких, как он, специалистов у нас в государстве немного. По пальцам пересчитать. По пальцам одной руки! Еще в советское время Анатолий Анатольевич стажировался в Италии в «Римском кредите» и ему предлагали контракт с окладом в восемьдесят тысяч долларов в год. Представляете? В советское время! Выдающийся специалист и как человек очень, очень замечательный и выше всех похвал!
Гранин сделал большой глоток чая и снова засунул в рот печенье.
– Вот давайте и поговорим о вашем шефе как о человеке, – предложил Гуров.
– Давайте поговорим, – согласился Гранин, кивая и беря из розетки новое печенье. Проглотив его, он сипловатым голосом попросил: – Спрашивайте. Спрашивайте, о чем хотите, скрывать нам нечего, мы работаем по прозрачным схемам, самыми современными технологиями. – Он взял с тарелочки следующее печенье и начал его грызть.
– Вы, может быть, прекратите жевать, Вениамин Петрович?! – уже раздражаясь, предложил Гуров. – Или это у вас нервное?
– А что такое? – Гранин обиженно заморгал, посмотрел на опустевшую тарелочку и отодвинул ее от себя, но недалеко. – Я не знал, что это вас волнует. Мне просто нравится это печенье. Его продают в соседнем кафе, там хорошие кондитеры… – Голос Гранина становился все тише и тише.
– Я задал вам вопрос о вашем покойном шефе и желаю услышать подробный ответ, – напомнил Гуров. – Итак. Привычки шефа, сильные стороны и слабости. Затем его увлечения. Связи. Связи, идущие из прошлого, и так далее и тому подобное.
– Что за человек был наш президент?.. – повторил Гранин. – Привычки? Он курил! Да, это было. Но выпивал редко! И пил только хорошие, дорогие, – Гранин поднял вверх указательный палец, – дорогие и достойные напитки! Вот какой это был человек.
Посмотрев на розетку, Гранин вздохнул и попросил:
– А нельзя ли задавать мне вопросы в порядке очередности? А то я путаюсь немного, – Гранин улыбнулся и тут же согнал улыбку с лица. – С непривычки путаюсь. И волнуюсь. Мы все тут очень переволновались, и я, и Анна Марковна, и…
– И дочки? – спросил Гуров.
– У нас одна только дочка, – признался Гранин. – Вторая – это племянница.
– Ветринов одобрял такую семейственность?
Гранин заерзал, зачем-то взял чашку в обе руки, потом поставил ее на место.
– А что здесь такого? – робко спросил он. – Надо же кому-то работать! Какая разница? Любой человек чей-то сын и чей-то племянник. Я сам, например, трижды, нет, даже четырежды племянник, если считать и боковые ветви. Что же мне теперь, всех двадцать человек моих ближайших родственников не подпускать к себе на пушечный выстрел? А как же с тезисом, что все люди – братья?
– Логично, – кивнул Гуров. – Но не будем размазывать кашу по тарелке. Вернемся теперь к привычкам. Как вы оцениваете Анатолия Анатольевича в качестве руководителя?
– Да кто же я такой, чтобы оценивать его работу? – искренне удивился Гранин. – Для этого я слишком микроскопичен. Поверьте мне! Обратитесь к собранию наших акционеров, они вам скажут! А я всего лишь наемный работник, один из сотен и сотен! Что я могу сказать? Это был мой начальник, он создал этот банк, и… и он был великий человек!
Гранин поднял глаза к потолку и тихо повторил:
– Был.
* * *
Стас терпеливо кивал, слушал и думал, когда же, наконец, она замолчит. Терпение его заканчивалось. Внезапная разговорчивость Нонны, накрывшая его, как океанская волна жалкую лодчонку, сперва даже озадачила Стаса, затем начала раздражать.
Нонна в лицах рассказала, как они познакомились с Анатолием Анатольевичем, причем Стас так и не почерпнул из рассказа Нонны ничего существенного, кроме того, что Нонна была за рулем машины и машина была большой и красивой.
Выслушав все, что Нонна ему выложила, и дождавшись, когда она уже явно начала повторяться, Стас постучал ладонью по столу.
– Что такое? – встрепенулась Нонна. – Еще чаю? Сейчас, так бы и сказали… Стас.
– Нет, спасибо, теперь я бы хотел поговорить с вами, Нонна, по делу, из-за которого мы с вами и познакомились, – сказал Стас.
Нонна вздохнула и потупила глазки. Потом она еще разок вздохнула и махнула рукой с обреченностью, но при этом и с каким-то затаенным облегчением.
– Ну а что говорить-то? И о чем говорить? – с тоскливой беззаботностью ответила она. – Анатолий-то умер. Это печально, но это, как говорил мой единственный в жизни режиссер, – это реальная данность. И, исходя из этой гребаной данности, я и собираюсь дальше прыгать, то есть жить. Грустно, но за пару дней я соберу свои вещички и пойду, куда глаза глядят, заново устраивать свою жизнь.
Стас усмехнулся.
– Вы чего это смеетесь? – напрягаясь, спросила Нонна. – Я что-то не так сказала? Да! Соберусь и пойду! И я не пропаду в жизни, будьте уверены!
– Это хорошо, что вы не теряете оптимизма, Нонна, – сказал Стас. – Однако поговорить с вами я хотел бы о другом. Вне зависимости от того, как пройдет допрос вашего дорогого доктора…
– Ржевского? Илюши? – перебила Нонна и тут же добавила ни к селу, ни к городу: – Приятный мальчик. Грамотный специалист. Диссертацию пишет. Кандидатскую диссертацию. По микробиологии.
– Ну, наверное, приятный, я не специалист по мальчикам, – снова усмехнулся Стас. – Мне хотелось бы, чтобы вы поняли одно: Анатолий был убит. Моя задача расследовать это дело, и я очень надеюсь на вашу помощь.
– Убит? – повторила Нонна и наморщила свой маленький лобик. – Он же отравился, вы сами так мне сказали. Или кто-то это говорил… Это его шикарное вино оказалось левым, хотя он очень старался выбирать самое лучшее и дорогое, – Нонна покачала головой. – Представляете? Даже в такой дорогой, элитный, я бы сказала, алкоголь добавляют какую-то ботву. Денатурат, блин. – Нонна презрительно сморщилась и задумчиво проговорила: – Вот живешь, живешь и не знаешь, от какой сосиски скопытишься. Что за житуха такая, а?
– Анатолий Анатольевич был убит, – твердо повторил Стас, тоже наморщивая лоб.
Он давно уже понял, что его собеседница оказалась дамой с интеллектом значительно ниже среднего уровня. Открытие это было не из приятных, но и не слишком уж жутким.
Сообразив, что его новая знакомая не Мария Склодовская-Кюри и не Маргарет Тэтчер, Стас тут же утешился соображением, что для молодой симпатичной девушки интеллект – это, наверное, ненужная и обременительная роскошь.
Хотя Стас пока еще допускал и возможность того, что его кружат. Игра на дурочку – вещь не новая в его практике, но это самое надежное оружие умной женщины в бою против мужчины, считающего себя еще умнее.
– Я задам вам несколько вопросов, Нонна, – суховато сказал Стас, внимательно следя за реакцией девушки, – а вы мне постарайтесь ответить максимально подробно и честно. Договорились?
Нонна удивленно взглянула на Стаса и вздохнула:
– А я вам совсем не понравилась, – жалобно протянула она тоном обиженной девочки. – Надо же! Со мной такого еще не бывало. А вы стандартной ориентации мужчина? Или… или нет?
– Что вам известно о вине, которое принес, как вы говорите, лично Анатолий Анатольевич? – задал первый вопрос Стас, покраснев, но постаравшись не обратить внимания на глупость, сказанную Нонной.
– Ну, только то, что он его принес, только это я и знаю, – заносчиво ответила Нонна. – А что я должна еще знать? Я даже его не попробовала, между прочим! У него вообще были какие-то ненастоящие вкусы. Неправильные! Он постоянно приносил разные вина и давал пробовать то это, то то, букеты расхваливал. Вы знаете, что такое букет? Это запах! – крикнула Нонна, вспоминая какие-то свои прошлые счеты с покойником. – Букет – это всего лишь запах, и больше ничего!
Стас молча кивнул. Нонна, не дождавшись реакции на свой выпад, продолжила:
– Мне не очень-то и нравились эти его дорогие вина. Он то кислые принесет, то сладкие. Сам он балдел от всего этого, ну а я… – Нонна замолчала и пожала плечами. – Вино, короче, оно и есть вино. Оно или плохое, или хорошее. А все остальное – ерунда на постном масле, букеты там всякие. Майонез «Букет» я знаю. И от него еще никто не отравился! Еще чаю хотите? – повторила она свое предложение.
– Чуть позже, Нонна, – вежливо ответил Стас. – А вы не знаете, где обычно Анатолий Анатольевич брал свои вина? Это конкретная фирма, магазин или ему привозили из других стран?
– Все три варианта, – улыбнулась Нонна. – Я вот вспомнила, что в прошлом месяце он приволок одну какую-то крутую бутылку, она стоила много денег. Из коллекции какого-то графа или короля, не помню. Чуть ли не из музея ему украли. Такая кислятина-а! – Нонна сморщилась и потрясла головой, показывая, каким невкусным было это вино. – А он пил и нахваливал. И сыр еще вонючий привозил к этому вину. Знаете, есть такой сыр, он еще воняет нестираными мужскими носками? Очень давно не стиранными, – зачем-то уточнила Нонна.
Стас подумал о своих носках, с облегчением вспомнил, что утром надел чистые, и улыбнулся.
– Сыр вам тоже не понравился? – спросил он.
– Не понравился. Я «Российский» люблю.
– Патриотка, значит. Это хорошо, – заметил Стас.
Во входную дверь позвонили два раза. Нонна вздрогнула, привстала и снова опустилась на место. Стас внимательно посмотрел на нее.
– Вы кого-то ждете? – спросил он. – И кто же должен был прийти?
– Я? Жду? – Нонна бросила взгляд на настенные часы. – Никого!.. А, нет, точно! Жду, жду! Я все забыла со всем этим… – она запнулась и пояснила: – Это, наверное, пришла моя сестра. Сейчас уже почти два часа. Обычно Толя в это время уже дома у себя.
– Ну, тогда открывайте, Нонна, если к вам пришли, – сказал Стас, потому что видел – она как-то не очень спешила бежать в коридор.
Опыт тертого оперативника сразу же напомнил Стасу несколько случаев, когда свидетели преступлений вот так же изображали временную потерю памяти и растерянность, а потом происходили всякие досадные неприятности. Вроде выстрела через дверь.
– Открывайте, Нонна, познакомимся с сестренкой, – Стас встал, давая понять, что его слова не только любезность, но и требование оперативника.
– Она давно замужем, – быстро соврала Нонна, понимая интерес Стаса к сестре очень утилитарно. – И они очень хорошо живут с мужем, – эту фразу Нонна уже добавила равнодушным голосом: – Душа в душу живут. Красивая пара.
Стас молча пожал плечами.
Девушка пошла к дверям, Стас – за нею.
Как только Нонна взялась за ручку двери, Стас тихо дотронулся до ее плеча и приложил палец к губам. Затем он вынул пистолет и поднял его стволом вверх.
– Спросите, кто там, – прошептал он.
Нонна, испуганно глядя на пистолет, кашлянула и срывающимся голосом крикнула:
– Кто там? Кто там?!
– Это я, Нонка, – послышался женский голос из-за двери.
– Это ты, Оля? – уточнила Нонна и взглянула на Стаса. Тот одобрительно кивнул.
– Да я, я, а ты не одна, что ли? – Женский голос за дверью проявил явную заинтересованность.
Нонна не ответила, она посмотрела в «глазок», кивнула Стасу и начала отпирать замки. Стас еще подумал, что варианты бывали всякие, и случалось, что за сестренкой стоял и какой-нибудь братишка с автоматом или даже с гранатометом, но это, похоже, был не тот случай. Однако пистолет убирать Стас на всякий случай не стал.
Дверь отворилась, Стас выглянул и увидел за дверью среднего роста женщину, полную, с гладкой прической и на личико, можно сказать, даже престрашненькую.
– Привет, а это кто еще? – пришедшая смело вошла, посмотрела прямо в глаза Стасу, уже успевшему спрятать пистолет, и обратилась к Нонне: – Ну как дела?
Нонна пожала плечами:
– Хреново.
– Не дал, значит? Ты плохо просила! – Гостья свирепо засопела и, подергивая своими коротковатыми ногами, скинула в коридоре туфли. Стас запер входную дверь, чувствуя себя полным Берримором. Чувство это он нашел не самым приятным в своей жизни.
– А это кто же? – увидев, что Стас остался стоять в коридоре и изучающе смотрит на нее, женщина еще раз, уже более внимательно, осмотрела его. – Меня зовут Ольга, – она неожиданно улыбнулась и протянула Стасу руку.
– Полковник милиции Станислав Крячко, – представился Стас. – Вы, Ольга, пройдите, пожалуйста, в комнату. Нам нужно поговорить.
– Ты что такое натворила? – Ольга живенько повернулась к Нонне, и в голосе ее прозвучала настолько искренняя радость, что даже Нонна нахмурилась, а Стас едва не рассмеялся. Сестренка оказалась еще и верной подружкой. Редкое, однако, сочетание.
– Ничего я не натворила! Болтаешь всякие глупости! – коротко бросила Нонна и быстро убежала в кухню.
– Моя сеструха всегда была такой экспансивной… или импульсивной, не знаю даже, как правильно сказать, – Ольга кокетливо повела плечами и заглянула Стасу в глаза. – А вы настоящий полковник? Или нет?
– Самый настоящий, – ответил Стас и показал рукой: – Прошу вас, проходите.
– Да что случилось-то?! – Ольга не спешила, она пошла впереди Стаса медленно, стараясь держать такую скорость, чтобы он почти задевал ее и одновременно мог сверху вниз посмотреть на ее грудь.
Грудь была приблизительно четвертого размера, Стас оценил это с первого же взгляда и с того же взгляда понял, что, помимо груди, у сестренки ничего больше интересного нет.
– Вы мне не ответили, что натворила эта скверная девчонка, – приторно жеманясь, пропела Ольга. – Что бы там ни было, это не со зла, а… от недомыслия, честное слово. Она у нас добрая!
– Вот сейчас мы с вами это и обсудим, – пообещал Стас.
Ольга прошла в комнату, осмотрелась, – было заметно, что бывала она тут не раз и не два, – и уселась в кресло, стоящее около окна.
– Вы из охраны «Оферта-банка»? – спросила Ольга. – Подрабатываете там, да? Я слышала, что теперь модно нанимать милицию для охраны. Да и надежнее, милиционеры служат честно и за небольшие деньги, – зачем-то добавила она, значительно покачивая головой.
– Я из охраны правопорядка, так будет точнее, – пояснил Стас, начиная уже тосковать от переизбытка женского общества, выпавшего ему сегодня. – Я вижу, что вы не знаете о том, что произошло.
– Вы меня пугаете, – Ольга улыбнулась и сложила ладони на груди. – Что-то случилось?
Стас кивнул.
– Случилось, Оля, случилось. Анатолий Анатольевич умер, – сказал Стас и внимательно взглянул на свою собеседницу.
– Умер! – воскликнула Ольга. – Умер? Так, значит… – она замолчала и плотно сжала губы.
– Что вы хотели сказать? – Стас быстро наклонился вперед и внимательно взглянул на Ольгу. – Ну! Я слушаю вас!
Ольга бросила настороженный взгляд на дверь, тоже наклонилась вперед и злобно прошипела:
– Она все-таки добилась своего, сука!
– Кто? Вы о ком говорите? – Стас не захотел поверить в то, что услышал. Ольга показалась ему злобной стервой, и он не склонен был верить ей с первых же обвинений.
– Нонка, кто же еще! – громким шепотом возвестила Ольга.
– Поясните, пожалуйста!
– Только не здесь! – Ольга многозначительно покивала Стасу и шепотом же сказала:
– В любом другом месте, но только не здесь, господин полковник!
Ольга прислушалась, не идет ли Нонна, и вынула из сумочки записную книжку.
– Я дам вам свой домашний телефон. И рабочий тоже дам. Позвоните и… – Тут Ольга улыбнулась, наверное, как ей казалось, многообещающе, и закончила: – Мы встретимся с вами и поговорим. Мне есть что вам рассказать.
Ольга подала Стасу вырванный из записной книжки листок, и только Стас сунул этот листок в карман, как в комнату вошла Нонна с подносом.
– Она уже вам назначила свидание? – равнодушно спросила Нонна у Стаса. – Ольга постоянно пытается закадрить всех моих знакомых мужчин. Но дольше второго свидания ее никто не выдерживает. Не знаю даже, почему так бывает… Дело, наверное, в мужчинах. Причем во всех сразу.
– Вы не обращайте на нее внимания, – мило улыбнулась Ольга Стасу. – Нонночка у нас с детства головкой скорбная. Училась плохо, на троечки, часто болела, менингитом, например, зато девочка была добрая, отзывчивая, наивная. Наверное, потому, что остро ощущала свою ущербность. Вы уж простите ее, Христа ради.
– Все правда, все это чистая правда, – печально вздохнула Нонна. – Я не считаю, что женщине нужно много образованности, для нее главное – быть любимой и желанной. А вот Оленька у нас учится всю жизнь, учится, и ничему научиться так и не может. Поэтому и жизнь личная у нее не складывается. Жалко ее, бедненькую.
Ольга бросила на Нонну свирепый взгляд, на Стаса – очень добрый и покачала головой:
– Совсем рехнулась от горя наша Нонночка. Ну еще бы, теперь ей придется самой думать о будущем. А с ее неполным средним образованием только в уборщицы можно пойти или в смотрительницы вокзальных туалетов. Там неплохо зарабатывают, дорогая, ты знаешь? Правда, у меня знакомых нет в этих кругах, а то бы я посодействовала тебе с трудоустройством.
– Это для тебя пройденный этап? Я про общественный туалет. Ты так много об этом знаешь и говоришь, словно отдала этому делу лучшие годы жизни!
* * *
Лев Иванович Гуров откинулся на спинку кресла и с усмешкой смотрел на раскрасневшегося Гранина.
– Я вам не позволю так со мною разговаривать, господин полковник! – истерически кричал Гранин, и у него изо рта вместе с кусочками печенья брызгали слюни и табачные крошки.
Гранин мял в руке сигареты, вытирал рот и затем обтирал руку о платочек.
– Я сейчас же вызываю своего адвоката и он, и он… – Гранин уже не покраснел, а побагровел… и заткнулся, запутавшись в собственных мыслях и словах.
– И вы думаете, что адвокат вас защитит от моих вопросов? – усмехнулся Гуров. – Мне самому будет интересно посмотреть, как это у него получится. Максимум, что вы сможете получить, так это передышку в полминуты для лучшего осмысливания ответа, но я и сейчас вас не тороплю. Думайте, пожалуйста, и отвечайте. Правильно ли я вас понял, что положение банка настолько катастрофично, что смерть президента явилась для вас подарком судьбы?
– Смерть не может быть подарком! – выкрикнул Гранин. – Передергиваете! Искажаете! И… и… и неправда все это!
– Ну да! – иронично не согласился Гуров. – А как же тогда понимать ваши слова, что, после того как умер Анатолий Анатольевич, все ошибки и неудачи можно будет списать на него, и репутация банка хоть и пострадает, но не настолько обвально. Особенно если… вот тут вы замолчали. Так что же вы хотели сказать?
– Я хотел сказать, что при умелой работе высшего и среднего звеньев нашего менеджмента те неудачи, с которыми столкнулось руководство банка, при удачной конъюнктуре можно будет…
– Да, да, да, – Гуров откровенно рассмеялся и враз посерьезнел. – Вы меня принимаете за слабоумного? Какой еще менеджмент? Вы не это хотели сказать, не это, а что? Ну! Быстрее! Ныряйте, здесь неглубоко.
Гранин наморщил лоб, забегал глазками по потолку и начал разводить руками в разные стороны, словно он внезапно стал глухонемым или, как минимум, потерял дар речи. Не исключено, что именно о таком чуде собеседник сыщика и мечтал в последние двадцать минут разговора.
– Ставлю вопрос по-другому, Вениамин Петрович, – Гуров махнул пальцем, и Гранин, до этого даже не слышавший о том, курит ли или не курит этот въедливый оперативник с такой жесткой хваткой, быстренько пододвинул ближе к нему пачку своих сигарет и щелкнул зажигалкой.
– Не понял, это вы меня проверяете на мздоимство? – нахмурился Гуров, и Гранин взмок под его насмешливым взглядом. – Тест на коррупцию?
– Ну-у… как же… это… от чистого сердца… – забормотал Гранин, испытывая чувство резкого и противного неудобства.
– А оно у вас точно чистое? – вежливо уточнил Гуров и нехорошо рассмеялся.
По крайней мере, так показалось Гранину. И он перепугался еще больше.
– Ну-у… да, в общем-то… – Гранин подумал и попытался уточнить твердо и решительно: – Да, безусловно, чистое. Мне скрывать нечего. А вот вы, господин полковник, почему-то мне не верите… – Гранин для большего эффекта зачем-то даже решил всхлипнуть, но только шмыгнул носом и потупил глазки, якобы переживая великую обиду.
– Ну тогда расскажите мне про акционеров и про изменения, которые неминуемо произойдут после того, как сменится президент банка. Кто, кстати, будет новым боссом? Я слышал, что наилучшие шансы у вас, Вениамин Петрович.
– Вы тоже это слыхали? – оживился Гранин, но тут же испуганно вытаращился на Гурова. – А-а-а… откуда вы это слыхали?
– Только что сам придумал, – усмехнулся Гуров, говоря чистейшую правду и прекрасно при этом понимая, что Гранин ни за что ему не поверит.
Так оно и получилось.
Гранин подозрительно посмотрел на Гурова, покраснел, поерзал и начал заглаживать свою несдержанную реакцию.
– Я, понимаете ли, спросил только из-за того, что очень удивился тому, что услыхал… – промямлил он. – А вы о чем подумали?
– Я подумал, что у вас вполне может оказаться мотив. Мотив для убийства вашего драгоценного президента, – при этих словах Гранин остекленевшими глазами замер на лице Гурова. – Или скажем по-другому, проще. Вам вполне может оказаться выгодной смерть вашего любимого начальника. Ведь вы – один из кандидатов на его должность. И вы только что сами в этом признались.
– Плох тот солдат, который не хочет стать фельдмаршалом. Или маршалом, не помню, как точно, – тихо сказал Гранин. – Я здесь работаю для того, чтобы зарабатывать деньги и делать карьеру. А вы, господин полковник, меня подозреваете черт знает в чем, и я даже не знаю, почему я здесь с вами разговариваю. Наверное, из любопытства.
– Наверное, – согласно кивнул Гуров. – А теперь, когда мы с вами выяснили, что мы оба люди любопытные, продолжим. Ведь вы же, невзирая на мои слова, все равно сидите и разговариваете, так проясните-ка мне в общих чертах положение банка. Подробностей не нужно, я в этом мало что смыслю, да и ни к чему мне все это. Скажите просто, каково положение: хорошее, плохое, стабильное или какое-то еще. И потом отсюда будем плясать. А подробности вашей бухгалтерии будут разбирать эксперты из главка, наши то есть. И не только наши, но, как я подозреваю, ваши тоже. Итак, Вениамин Петрович, каково положение банка?
Гранин пожевал губами, посмотрел в потолок, в пол, повздыхал и наконец решился.
– Положение банка, – пробормотал он, – весьма и весьма хреновое, Лев Иванович.
* * *
Стас, после того как вырвался наконец-то из теплого семейного кружка, облегченно вздохнул пару раз и пошел по лестнице вниз. Он решил не кататься на лифте, а немного прогуляться, чтобы успокоиться и привести в порядок нервы, изрядно потрепанные только что покинутыми дамочками.
Две сестры, обе такие разные и откровенно не любящие друг друга, вконец утомили Стаса своими взаимными глупыми колкостями, подаваемыми под соусом улыбок и ужимок. Стас почему-то захотел пива.
Много пива и прямо сейчас.
Однако рабочий день еще, к сожалению, тянулся, и нужно было продолжить работу и посмотреть, не выловится ли еще что-нибудь в мутной водичке человеческих взаимоотношений.
Стас спустился вниз, сел в свой «Мерседес» и выехал со двора дома, где умер Ветринов.
Он не стал далеко отъезжать от этого дома, а занял позицию почти напротив его торца. Он закурил, посмотрел на свой сотовик и вдруг подумал: а не позвонить ли Гурову?
Покачав телефон в руке и поразмыслив, Стас решил не торопить события. Вполне могло оказаться так, что Гуров сейчас был занят важным разговором и мешать ему не следовало.
Всегда можно было успеть напороться на очередной крик и рык и попасть под руку своему раздражительному начальнику и напарнику.
Через полчаса или чуть больше он увидел, как из знакомого ему подъезда вышла Ольга, прошла с десяток шагов, повернулась к дому и помахала рукой, наверняка в душе желая всяческих благ и удовольствий своей сестре, оставшейся в квартире.
Стас покачал головой, усмехнулся и продолжил наблюдение.
Ольга прошла мимо дома в направлении «Мерседеса» Стаса, но не пошла ни к дороге, ни в сторону метро, а неторопливо, словно о чем-то размышляя, направилась к стоящему у соседнего дома «Москвичу» зеленого цвета.
При приближении Ольги «Москвич» подмигнул ей своими фарами. Стало ясно, что Ольга сюда приехала не одна. Стас зафиксировал в памяти номер машины, подождал, когда Ольга сядет в нее, и завел свой «Мерседес».
«Москвич» выбрался на трассу, и Стас поехал за ним. Ольга со своим спутником ехали в сторону МКАД.
Стас, стараясь держаться за «Москвичом» не впритык, а оставляя между собой и ним одну или две машины, ехал и размышлял о Нонне.
Эта девушка осталась в его памяти не только как подозреваемая или свидетельница вполне возможного убийства, но и еще по какой-то причине.
Стас внимательно прислушался к своим ощущениям и понял: девушка ему понравилась. Это открытие его не обрадовало.
Стас начал мазохистски напоминать себе о том, что Нонна совершенно очевидно глуповата, не отдает отчета, в какую историю вляпалась, да и внешность ее не совсем соответствовала вкусам Стаса, но на каждый довод, приводимый самому себе, Крячко с удивлением чувствовал, что внутри него поднимается что-то упрямое и говорит: «Ну и что!»
– Ну, ты только не влюбись, опер, – пробормотал сам себе Стас, – а то придется просить самоотвод от дела по статье для дураков. Эх, и поорет же Лев свет Иванович! Ну и поорет!
Самое обидное было то, что в этой ситуации Гуров был бы прав даже не на сто пятьдесят процентов, а на все триста пятьдесят.
«Москвич», пробившись сквозь обычные в это время пробки, свернул на Пречистенку и, проехав пять или шесть кварталов, остановился.
Стас тоже затормозил, увидев, что Ольга вышла, помахала рукой своему водителю, и «Москвич», перестроившись, свернул за угол на ближайшем же повороте.
Ольга, поправив на плече сумку, направилась к расположенному рядом китайскому ресторанчику.
Она скрылась внутри, а Стас, не доехав до ресторана несколько десятков метров, остановился.
Крячко не вышел из «Мерседеса», а закурил и стал ждать. Он решил, что если Ольга не выйдет через пятнадцать минут, то он сам пойдет в ресторан и попробует незаметно увидеть, с кем она встретилась. Для чего ему это надо, Стас пока не знал.
Пятнадцать минут прошли. Нужно было принимать решение.
Стас вышел из «Мерседеса», осмотрелся, и подошел к ресторану.
Это место Стасу было незнакомо, расположение помещений внутри ресторана он не знал, и поэтому был велик шанс попасться на глаза Ольге, а этого, разумеется, никак нельзя было допустить.
Потоптавшись еще минут десять, Стас подошел к двери ресторана.
Посмотрев на извивающуюся псевдоиероглифами надпись «Харбин», Стас вошел в ресторанчик и очутился в небольшом холле.
Здесь его встретил охранник самой утрированно китайской внешности, да еще и одетый соответственно. На этом черноволосом узкоглазом парнишке был темно-синий френч, брюки прямого покроя, а на ногах черные ботинки на толстой белой подошве. Охранник, наверное, только что сменился, он стоял и застегивал свою куртку.
– Русский с китайцем – братья навек! – процитировал Стас слова старой советской песни.
– Сталин и Мао слушают нас! – скупо улыбнувшись, ответил охранник строкой из той же песни, словно произнося отзыв на дурацкий пароль. – Чего надо?
– А вы хорошо говорите по-русски для китайца, – заметил Стас, вынимая удостоверение. – Наверное, вы казах?
– Почти, – согласился охранник. – Чем я могу вам помочь? – Он внимательно прочитал удостоверение, и в глазах появилась настороженность.
– Ты нелегал, что ли? – тихо спросил Стас. – Без регистрации и прописки, а может быть, и без паспорта?
– У нас с документами все в порядке, проверяют постоянно, – не совсем уверенно произнес охранник. – А могу я узнать, в чем дело?
– Да запросто, – Стас убрал удостоверение в карман и спросил: – Недавно сюда зашла девушка. Загляни в зал и скажи мне, где она.
Охранник кивнул.
– Ее ожидали во втором кабинете, но сейчас я уточню. Подождите немного.
Он с некоторым замешательством осмотрел ковбойскую курточку Стаса, его высокие сапоги и вышел из холла.
Крячко остался один и осмотрелся.
Холл представлял из себя квадратную комнату, стены которой были обиты темно-красной тканью. Поверх обивки на стенах висели картины из китайской жизни на фоне водопадов и причудливых деревьев. Несколько металлических колокольчиков с иероглифами свисали с потолка и позванивали при каждом движении дверей.
В углах стояли большие, сделанные то ли из фарфора, то ли из картона, но раскрашенные под фарфор, фигуры тигров и драконов.
Стас подумал, что название города Харбина у него ассоциируется только с Китайской Восточной железной дорогой, и еще раз осмотрелся. Изображения паровозов нигде здесь не было.
Охранник вернулся, подошел к Стасу и доверительно сообщил:
– Она в кабинете, как я вам и говорил. Беседует.
– Во втором кабинете? – уточнил Стас.
– Да, как я и сказал. Они заказали трепангов и филе барсука.
– Я рад за них за всех, – поморщился Стас. – А разве нельзя было просто жареных змей заказать? При чем тут барсук?
Охранник пожал плечами.
– Вы шутите? – спросил он.
– Ты мне скажи вот что: с кем она сейчас, как часто здесь бывает и сколько она еще здесь пробудет, по твоему мнению?
– Ваша дама сейчас разговаривает с нашим постоянным клиентом, – охотно доложил охранник. – Кто такой, я не знаю, но человек солидный. Солидных людей я вижу с первого же взгляда. – Охранник выразительно покосился на ковбойский прикид Стаса. Тот тут же заподозрил, что по стандартам этого ресторана он смотрится как человек несолидный.
Стас молча кивнул, решив пока не обострять ситуацию. Мало ли о чем может думать ненастоящий китаец?
– Бывает ваша дама, – охранник почему-то считал своим долгом напирать на слово «ваша», и Стас только усмехался, – у нас нечасто. Наш клиент встречается здесь и с другими людьми. Ну, а сколько они здесь пробудут… – охранник развел руками. – Кто ж их знает! Вдруг сейчас поругаются, и она выбежит с криком: «Подлец, загубил мою молодую жизнь!» И такой вариант возможен.
– А ты шутник, братишка, – одобрил Стас.
– Куда ж деваться, жизнь у меня такая. Веселая.
Охранник замолчал и выжидательно посмотрел на Стаса.
– Откуда можно незаметно посмотреть на мою, – Стас, теперь уже подыгрывая охраннику, выделил слово «мою», – даму и ее кавалера?
Охранник подумал.
– Только из окна кухни, если незаметно. Из двери вы будете заметны, а из окна, наверное, нет.
– Тогда веди, Сусанин, – широко улыбнулся Стас. – Или правильнее было бы сказать Сусанбеков?
– Сусанкулиев.
Охранник поманил Стаса и вышел на улицу. Стас пошел за ним.
Обойдя здание, Крячко с охранником подошли с задней стороны. Здесь, за высокими рядами ящиков, находилась металлическая дверь, служащая служебным выходом ресторана.
– Вот сюда, пожалуйста, – охранник показал на дверь. – Зайдем, потом немного по коридору, и налево будет наша кухня.
– С трепангами, барсуками и прочей херней? – уточнил Стас.
– Если закажут, то и с ней, – скупо улыбнулся охранник.
Он пробрался мимо ящиков и несколько раз в прерывистом ритме нажал кнопку звонка на двери.
Позвонив два раза, потом еще два раза, охранник чуть отошел от двери, оставляя перед ней Стаса.
Руководствуясь больше чутьем и опытом, чем видя реальную опасность, Стас тоже шагнул назад, и тут дверь распахнулась наружу сильнейшим ударом изнутри.
Если бы Стас стоял перед дверью, то этот удар пришелся бы по нему.
– Они всегда так открывают?.. – проговорил Стас и отскочил влево.
Охранник, попытавшись ударить его кулаком по голове, промахнулся, кулак пролетел перед Стасом. Противник потерял равновесие, и Стас, перехватив руку болевым захватом, заскочил ему за спину.
В этот момент из-за двери ресторана выскочили двое, тоже внешним видом то ли китайцы, то ли казахи, вооруженные палками.
– Вот тебе и салям алейкум, – пробормотал Стас и толкнул плененного охранника на нападавших.
Тот с криком попал под первые два удара палок. Стас выскочил из-за ряда ящиков во двор дома и тут увидел еще двоих.
Эти-то уже не были одеты в псевдоопереточную форму одежды.
Вытаскивая из плащей пистолеты, парни подскочили к Стасу, и пока он отвлекся на новую пару, кто-то сзади подобрался к нему, и Крячко, почувствовав жесткий удар по голове, потерял сознание.
* * *
Лев Иванович Гуров медленно вышел из здания «Оферта-банка», вынул из кармана сотовик и набрал номер Стаса. Тот не отзывался. Выругав Крячко за то, что он, как всегда, не вовремя отключает трубу, сыщик кинул телефон обратно в карман и зашагал к своему «Пежо».
Разговор с Граниным убедил Гурова в одном. Положение банка было настолько катастрофичным, что спасти его могло только чудо или счастливое стечение обстоятельств. Смерть президента банка оказалась весьма кстати. По словам Гранина, только твердолобая позиция Ветринова была препятствием к доступу в совет директоров новых людей, которые могли принести с собою мощные кредиты из конкурирующих финансовых структур.
Разумеется, за это пришлось бы расплачиваться пакетом акций банка, в результате чего доля самого Ветринова значительно уменьшилась бы, но зато банк получил бы реальный шанс выбраться из кризиса.
Гуров подъехал к зданию главка, снова набрал номер телефона Стаса и, снова не получив ответа, выругался.
В своем кабинете Гуров уже не медлил, а действовал по обдуманному в дороге плану. Позвонив дежурному по внутреннему СИЗО, он приказал привести к себе задержанного Илью Григорьевича Ржевского.
С этим парнишкой предстоял серьезный разговор. В зависимости от его результатов следовало принимать и следующие решения.
Ржевский выглядел растерянным, удрученным, но не слишком. Он скорее недоумевал, чем был напуган. Это было неплохим знаком. Было похоже, что врачу нечего скрывать.
Гуров жестом предложил Ржевскому присесть, жестом же отпустил конвойного и зашагал по кабинету за спиной Ржевского.
– Ну что, Илья Григорьевич, вы подумали? – спросил Гуров.
– Да я вообще-то всегда этим занимаюсь. Я как-то привык думать, – ответил Ржевский, и Гуров от неожиданности ответа остановился. Настроение у него немного улучшилось.
– Всегда, значит, думаете?
– Ну да, я же говорю, я привык думать. – Ржевский говорил спокойно и достойно. Это не могло не располагать.
– Ну что ж, прекрасно, – заметил Гуров. – Мне иногда очень не хватает умного собеседника.
Он посмотрел на свой сотовик, лежащий на столе, фыркнул и решил пока не звонить Стасу, может быть, тот догадается сам это сделать. Не маленький уже, можно его и не контролировать.
Ржевский промолчал, и Гуров, пощелкав пальцами, вспомнил, что отсутствие Стаса неприятно еще и отсутствием сигарет. Он досадливо крякнул и прошел за свой стол.
Сев в кресло, полковник взглянул на Ржевского.
– Я предлагаю пока просто поговорить, а затем будем вести протокол, все как положено. Вы не против?
Ржевский пожал плечами:
– Да как знаете… Я, в общем-то, не опытный в этих делах…
– Давайте-ка вернемся к самому началу. Скажите мне, зачем Анатолий Анатольевич велел вам иметь с собой все ваши препараты? Он реально боялся отравления?
– Ну да. Я так думаю.
– А почему? Были прецеденты?
Ржевский задумался.
– Вы знаете, господин полковник, – он помялся, соображая, – тут, наверное, дело вот в чем. Каждый думает о большей или меньшей степени вероятности той или иной угрозы для собственной жизни. Если, например, взять меня, то для меня самым вероятным было бы попасть под машину. Я имею в виду дорожно-транспортное происшествие.
– Это еще почему?
– Сейчас объясню.
– Ну-ну, любопытно, – Гуров устроился удобнее.
Ржевский пошел на контакт, и это было явным плюсом. Таких людей Гуров уже неоднократно встречал в своей практике. Как показывал его многолетний опыт, люди типа Ржевского обычно не бывали преступниками, но как раз они-то частенько бывали теми, которыми преступники пользовались. Использовали их втемную, как говорилось на жаргоне. Нужно было разрешить загадку участия или неучастия Ржевского в этом деле и сделать это как можно быстрее.
– Ну так вот. – Ржевский начал объяснять. – Вы понимаете, что меня убивать, в общем-то, не за что. Убивают чаще всего или из-за денег, которых у меня нет, или из-за ревности, а я не женат и с личной жизнью у меня… – Ржевский помялся и закончил: – Все нормально и без напрягов. У меня как-то не получалось знакомиться с девушками, из-за которых меня могли бы убить или хотя бы избить.
Гуров слушал Ржевского и удивлялся. Было похоже, что парень не совсем отдавал себе отчет в происходящем и прежде всего в том, что он, по сути, является одним из основных подозреваемых.
Гуров покивал, соглашаясь.
– Да, я все понимаю. Бывает, что и убьют. Продолжайте, пожалуйста.
– Ну так вот. Если мы все-таки допустим вероятность, что убьют конкретно меня, то вероятность эта мала, потому что меня могут убить, только если спутают с кем-нибудь. А с кем меня можно спутать? Я живу скромно, одеваюсь сами видите как. Предположить, с точки зрения киллера, что я так хитро перекрываюсь и нарочно еду до офиса на метро, чтобы потом разъезжать по городу в машине рядом с толстым охранником, – ну, это уж слишком круто. Единственное, от чего я могу погибнуть, так это только от ошибки водителя. Так получается.
– А к чему вы развили такую речь? – спросил Гуров.
– А к тому, что Анатолий Анатольевич рассуждал приблизительно так же. Вы же спросили, почему он боялся ядов, так я поясняю. Это, по его мнению, была единственная реальная вероятность его убийства. Потому как Анатолий Анатольевич был постоянно в помещениях – или дома, или в банках. Еще он много времени проводил в машине, но его машину охраняют, точнее говоря, охраняли и днем, и ночью. В гараже у него дома есть специальный подъемник. Когда он приезжает, то водитель в его присутствии загоняет машину на подъемник, и она поднимается к потолку, а потом гараж опечатывается в присутствии шефа. Охрана постоянно стоит у дверей.
– Круто, – согласился Гуров, – но одновременно и глупо. Охрану можно подкупить, запугать, да мало ли что. Кроме того, ваш шеф ведь не только садился в машину, но и выходил из нее. А это как раз очень удобная возможность для снайпера.
– Согласен, – кивнул Ржевский. – Но вы так говорите, потому что не видели нашего Ветринова. Это же была целая история – как он выходил из машины. Например, с банком-то все было ясно: он въезжал во внешний двор, а дальше для него был построен еще внутренний двор с крышей, он там и выходил. А вот когда шеф приезжал к Нонне, то сперва из машины выходил охранник и проверял подъезд, потом шефу давалась отмашка, и он почти что выбегал из машины и сразу в подъезд. Вот так.
– Не могу одобрить его поведения, – заметил Гуров. – Он такими финтами просто показывал всем, какой он трус, но степень своей безопасности не увеличивал.
– Не знаю, – Ржевский отклонился к спинке кресла. – Ну, в общем, вот мы и подошли к тому, что я и сказал ранее. Сам Анатолий Анатольевич вычислил, что если его захотят убить, то скорее всего его отравят. Поэтому и взяли на работу меня.
– Как я понимаю, питался ваш шеф с такими же осторожностями, как и… – Гуров замолчал, подыскивая слово, но Ржевский, улыбнувшись, помог ему.
– Так же, как и жил, – сказал он.
– Согласен, – сказал Гуров. – Но все-таки, когда мы выяснили все эти пикантные подробности, ответьте мне, пожалуйста, на вопрос: кого боялся Ветринов? От кого он так перекрывался? Ведь нельзя жить и каждого человека опасаться.
– Он боялся всех, – спокойно ответил Ржевский. – Его любимой темой разговора, я имею в виду после темы покушать, был разговор о том, что все продажны, всех можно купить и перекупить, продать и перепродать.
– Весельчак был Анатолий Анатольевич.
– Да уж.
– Ну а кто стал бы перекупать всех, кого он называл? Кто именно? Ну, например, – Гуров улыбнулся, – его теща, его жена, Нонна… кто конкретно?
– Но только не Нонна, – Ржевский высказал это резко, и Гуров с интересом взглянул на него. Ржевский, встретив взгляд Гурова, покраснел.
– Я хотел сказать, что ей это было бы невыгодно, да и вообще, не такой она человек, чтобы… чтобы убивать… Проще уж заподозрить меня.
– Вот как? А почему?
– Ну, почему… – Ржевский растерялся, подумал и смело закончил: – Ну, потому что, например, я ученый, исследователь и…
– И вам было любопытно посмотреть, как действует один из известных вам ядов? – усмехаясь, закончил Гуров. – Как хорошо вы себя оговорили. Зачем вам это?
– Я просто привел пример! – воскликнул Ржевский.
– А мне не надо просто примеры приводить! – рявкнул Гуров.
Ржевский от неожиданности вжался в спинку кресла и испуганно заморгал.
– Я задал вам конкретный вопрос! Я спросил: кого опасался Ветринов? Кого он подозревал в возможностях подкупить своих людей?
Ржевский, все так же сжавшись, посидел в кресле, подумал и пробормотал:
– Конкурентов.
– Прекрасно, – одобрил Гуров. – До этого мы еще доберемся. Еще кого?
– Жену, – начал перечислять Ржевский, – тещу, но ее особенно Анатолий Анатольевич не опасался, она редко к ним ходит… Ну, кого еще. Наверное, брата, потому что брат – один из его наследников. Детей у Анатолия Анатольевича нет. Не было.
– Хорошо, – вздохнул Гуров. – Как я понял, весь мир хотел смерти Ветринова.
– Да, примерно так.
– А, например, Гранина, своего заместителя, он тоже подозревал?
– Вы знаете, нет, на него только ругался. Дело в том, что Вениамин Петрович – человек, обремененный семьей и родственниками жены, и ему слишком уж не до того, чтобы еще и строить коварные планы. Элементарно не хватает времени человеку, успеть бы разобраться со своими многочисленными бабами.
– Так считал Ветринов?
– Да, так считал Анатолий Анатольевич.
Гуров позвонил, и им принесли кофе.
Ржевский повеселел. Гуров же, найдя в столе Стаса сигареты и снова вспомнив о своем исчезнувшем напарнике, похмыкал, закурил и продолжил беседу:
– Ну, хорошо, тогда давайте разберем случай, произошедший сегодня. Сегодня оказалось, что вы были на месте, но оказались бесполезны. Почему? В чем же тогда состояли ваши обязанности, если яд… – Гуров помедлил и произнес: – Самый обыкновенный цианистый калий, яд очень известный, вдруг оказался в нужном месте в нужное время, а вы остались не у дел.
– Ну, надо же понимать, – Ржевский слегка улыбнулся, но было заметно, что эта линия разговора ему не нравится. – Надо же понимать, что имелось в виду, когда решался вопрос о постоянном присутствии врача. Нельзя предугадать все случаи. Я всегда делал анализы еды, которую приносили в кабинет Анатолию Анатольевичу, но когда, например, он встречался в ресторанах с деловыми партнерами, то я просто ждал в машине внизу. Анатолий Анатольевич ел только то, что ели его партнеры, и ничего больше… Если же после встречи у него были какие-то проблемы, то я быстренько делал анализы и принимал медикаментозные меры. Если считал нужным. Но, между нами говоря… – Ржевский даже покраснел и понизил голос, настолько, похоже, парень стеснялся самого себя и своих простых хитростей. – На самом деле, если я видел, что все нормально, то давал или слабительное, тогда Анатолий Анатольевич очень хвалил меня за работу, или, наоборот, давал успокаивающее, и тогда он… ну, короче, шел спать.
– Успокаивался то есть.
– В какой-то мере, безусловно.
– Что из себя представляет жена, то есть теперь уже вдова Ветринова? – спросил Гуров.
– На мой взгляд, абсолютно неинтересное существо, – ответил Ржевский. – Она очень больной человек. Невроз, я думаю. Отягощенный истерией по причине некорректного поведения мужа.
– Это интересно, – пробормотал Гуров. – А кроме нее и брата, больше родственников у Ветринова нет?
– Мне больше никто неизвестен.
– Что вы можете сказать о брате?
Ржевский помялся и тихо спросил:
– Можно мне сигарету? Я себе не успел купить…
– Да, пожалуйста, – Гуров пододвинул пачку сигарет к Ржевскому, – тем более что они не мои, а полковника Крячко.
– А этот полковник…
– Помните мужчину в короткой курточке и в сапогах, как у д'Артаньяна? Так это он.
– А он… этот полковник… – Ржевский неожиданно покраснел, затем побледнел и замолк. Гуров, прищурившись, взглянул на него.
– Что вы хотели спросить? – Сыщик протянул Ржевскому зажигалку, тоже найденную в ящике стола у Стаса.
– Я… хотел… – повторил Ржевский, прикуривая. – Он, этот ваш полковник, сейчас где? Когда я… когда меня увозили, он оставался у… в квартире.
– Может, до сих пор там еще и торчит, – раздраженно бросил Гуров, – никак не могу ему дозвониться.
Он взял свой телефон со стола и набрал знакомый номер. Подождав и послушав длинные гудки, полковник отложил телефон.
– Или отключился, или не слышит, – резюмировал он. – Но при нашей работе такое бывает.
– Зачем же отключать телефон? – пробормотал Ржевский. – Зачем же его отключать, если он есть?
– Да мало ли, – Гуров внимательно изучал изменение расцветки лица Ржевского и решил не шутить, а ответить почти правду. – Бывает же так, что лежишь в засаде и вдруг звонит телефон. Сами понимаете, зачем это нужно?
– Лежишь, и звонит телефон, – убитым голосом повторил Ржевский и опустил голову.
– Вы хотели мне рассказать о брате вашего шефа, – напомнил ему Гуров, постучав пальцем по столу.
– О брате? – повторил Ржевский. – А что о нем говорить? Обычный… обычный научный работник. Историк, кажется. Или философ. Не помню, в общем, что-то такое…
– Где он работает? В вузе? В каком?
– Александр Анатольевич? Нет, не в вузе. Он вообще-то хозяин маленького магазинчика где-то на проспекте Мира. Но я там не был, я только пересказываю, что слышал.
– А говорите, историк!
– Он историк, кажется, кандидат наук. Если бы у него бизнес шел хорошо, он был бы бизнесменом, а так только постоянно рассказывает о своих неудачах. Конечно, историк!
Гуров рассмеялся. Он не ожидал от Ржевского такого неожиданного юмора.
– Историк, значит, – повторил он. – Это интересно. А чем же торгует его магазин?
– Не помню, кажется, едой.
– Едой?