ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Старушки, торгующей пирожками, в театре, естественно, не было. Обычно она появлялась перед вечерними спектаклями, и Гурову долгое время никто из актеров, оказавшихся в этот час на работе, не мог сказать, где ее искать. Выручила сыщика уборщица тетя Маша, которая, судя по всему, вообще никогда не вылезала из театра.
– Ой, Лев Иванович, что же вы эту молодежь бестолковую расспрашиваете? – затараторила уборщица, услышав, что сыщик ищет торговку. – Они вам и имена своих соседей по лестничной площадке никогда в жизни не назовут. А уж сказать, где старушка живет, которая их кормит, тем более не смогут.
– А вы, значит, знаете, где ее найти? – с легкой улыбкой поинтересовался сыщик.
– А как же? – удивилась вопросу тетя Маша. – Мы с ней почти ровесницы, во время спектаклей, бывает, чаек попиваем да о внуках друг дружке рассказываем. Как же мне не знать, где она живет?! Да я про нее, почитай, все знаю. Даже, как кошку ее зовут, могу вам сказать. Нюрка. Во!
– Ну, допустим, кошка меня не интересует, – снова улыбнулся Гуров. – Вы мне лучше, тетя Маша, ее адресочек назовите. А заодно и скажите, как старушку зовут.
– Тамарой ее зовут. Тамарой Игнатьевной Селивановой. А живет она совсем рядом. В той «хрущевке», которая позади театра стоит. В последнем подъезде, как поднимешься на второй этаж, дверь слева увидишь – там она и живет, – пояснила уборщица.
– Вот как? – удивился Гуров и, поблагодарив тетю Машу, отправился по указанному адресу.
Тамара Игнатьевна Селиванова оказалась женщиной тихой и робкой. Сыщик, привыкший к торговкам, вопящим зычным голосом: «Пирожки горячие, беляши, пирожочки сладенькие» среди базарных рядов, был даже несколько обескуражен. Он дважды переспросил ее имя, прежде чем переступить через порог квартиры.
– Я из милиции, Тамара Игнатьевна, – представился Гуров. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.
– Конечно. Спрашивайте. – Разговаривала Селиванова очень тихо и при этом почти не смотрела на собеседника. – Чаю с пирожками хотите?
– Не откажусь, – улыбнулся сыщик и решил польстить старой женщине: – Я так много хорошего слышал о ваших пирожках, что было бы грех не попробовать их.
– Да, печь пирожки – это почти все, что мне осталось, – вздохнула старушка. – Пройдемте на кухню.
Кухонька у Селивановой оказалась очень маленькой, но опрятной. Гуров с трудом протиснулся в узкую щель между холодильником и стеной и осторожно опустился на скрипнувшую под ним табуретку. А затем с удивлением стал рассматривать целую коллекцию расшитых яркими узорами полотенец, буквально заполонившую все небольшое помещение кухни.
– Это вы тоже сами делали? – поинтересовался сыщик, взяв в руки одно из них.
– Да, – кивнула Селиванова. – Сижу вечерами перед телевизором и вышиваю. Пробовала однажды продать их на базаре, но не смогла там простоять и пяти минут. Люди все такие страшные и злые. К тому же, когда у меня кто-то захотел полотенце купить, мне его вдруг жалко отдавать стало, и я отказалась продавать.
– Необычный вы человек. Будто из другого мира, – удивленно проговорил Гуров. – А скажите, как вы оказались с пирожками в театре?
– Это все Володя Воронцов, – уголками губ улыбнулась старушка. – Мы ведь с ним одно время вместе в Большом театре работали. Он реквизитором, а я балериной была…
Гуров удивленно посмотрел на нее. Ощущение того, что все происшедшее за последние два дня переплетается в один большой и жутко запутанный комок, возникшее у сыщика сразу после получения адреса Селивановой, теперь только усилилось. И Гуров почувствовал себя зрителем, случайно оказавшимся на сцене в самый разгар действия в какой-то странной пьесе сумасшедшего драматурга.
А Селиванова не обращала никакого внимания на удивление сыщика. Она кратко рассказала о том, что в молодости Воронцов ухаживал за ней. Потом, во время одной из репетиций, она получила тяжелую травму и была вынуждена оставить сцену, из-за чего их пути с Воронцовым разошлись. А недавно, на одной из театральных постановок, они случайно встретились, и директор набился к Селивановой в гости. Именно там, где сейчас сидит Гуров, он попробовал ее пирожки и тут же, на кухне, уговорил старушку приходить в театр и продавать их там. Чтобы иметь хоть какую-нибудь прибавку к мизерной пенсии.
– Вот так я и стала настоящей торговкой, – немного с грустью в голосе произнесла старушка. – Но ведь вы не это хотели узнать? Вы ведь пришли сюда из-за убийства Андрюши Левицкого?
– Вы его тоже знали? – поинтересовался сыщик.
– Плохо, – ответила Селиванова. – Но вот его отчима, Вагиза Деметрадзе, знала хорошо. У него какие-то дела с Воронцовым были. И именно из-за этого прохиндея Володя едва не попал под суд.
– Подождите минуточку, – перебил женщину Гуров. – Насколько мне известно, мать Левицкого после смерти мужа во второй раз замуж не выходила.
– Официально – нет, – согласилась Селиванова. – Но несколько месяцев она сожительствовала с Деметрадзе. Пока его не посадили.
– Вот даже как? – усмехнулся сыщик. – Это многое объясняет. Но вы правы! Волнует меня кое-что другое. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, где именно вы были позавчера перед самым началом «Белой гвардии» и не видели ли, как кто-нибудь до приезда Строевой входил в ее гримерку.
– А тут и вспоминать нечего, – так же тихо проговорила старушка. – Перед началом премьеры ко мне подошел Игорь Станиславович Бельцев и попросил отнести к нему в кабинет несколько пирожков. А когда я спустилась вниз, Мария как раз входила к себе.
– А что-нибудь подозрительное вы в тот вечер заметили? – немного разочарованно спросил Гуров. – Может быть, Левицкий вел себя как-то странно? Или кто-нибудь из работников театра уделял ему особое внимание?
– Нет, ничего такого не было, – без колебаний ответила Селиванова. – Ничего необычного.
– Что же, отрицательный результат – тоже результат, – вздохнул сыщик и предпринял последнюю попытку: – А скажите, Тамара Игнатьевна, вы не заметили, кто позавчера между вторым и третьим актом поднимался наверх, на второй этаж?
– Да многие туда ходили, – пожала плечами старушка. – Всех не упомнишь. И Воронцов был, и Левицкий поднимался. Турчинская на второй этаж ходила…
– Ну а в начале третьего акта кто-нибудь поднимался наверх? – перебил Селиванову сыщик. – Или, может быть, вниз спускался?
– Я только Бельцева видела, – пожала плечами старушка. – Он сразу после звонка наверх прошел, пару минут там побыл, а потом, когда я уже домой собралась, вниз спустился.
– А вы уверены, что это было в начале третьего акта, а не в конце антракта? – недоверчиво поинтересовался Гуров.
– Конечно, уверена, – ответила Селиванова. – У меня пока склероза нет.
– Что ж, спасибо за помощь. Мне пора идти! – Гуров поднялся с табуретки и торопливо направился к выходу.
– А пирожки-то так и не попробовал, – почему-то горестно вздохнула старушка, глядя вслед ушедшему сыщику.
Гуров действительно забыл о пирожках. Информация о том, что Бельцев поднимался на второй этаж в начале третьего акта, немного удивила и встревожила его. Сообщенное старушкой не совпадало с тем, что говорил Бельцев. И хотя расхождение было небольшим, все следовало проверить. А для этого необходимо было еще раз поговорить с заместителем директора.
Бельцева в театре не оказалось. После убийства Левицкого и ареста Воронцова он временно принял на себя руководство театром. И хотя в кабинет директора он не перебрался, но услугами секретарши Воронцова уже пользовался. Она и сказала сыщику, что Бельцев уехал на какую-то встречу, связанную с ремонтом театра, и его не будет часов до трех.
Гуров разочарованно покачал головой и спустился вниз. После ареста директора театр гудел, как пчелиный улей. Почти все его работники были внизу и устроили что-то вроде импровизированного митинга, на котором роль оратора исполняла Турчинская, рассказывая честному народу подробности перекрестного допроса. Увидев Гурова, она сначала смутилась, а потом указала на него рукой.
– Да вот Лев Иванович идет, – проговорила она. – Давайте и попросим, чтобы он нам все объяснил.
– Извини, Светлана, но рассказывать сказки не буду, – быстро ответил сыщик, не давая актерам возможности задать ему волнующие их вопросы. – Я на работе, и мне бы сейчас хотелось поговорить с теми из вас, кто был занят на сцене в третьей картине первого акта вашего премьерного спектакля.
По толпе собравшихся пробежал едва слышный ропот, а затем актеры расступились, пропуская вперед молодого черноволосого парня и мужчину лет тридцати. Парень представился Артемом Игнатьевым, а мужчина – Вадимом Денисовым.
– Я играю Николая Турбина, а Вадим – Мышлаевского, – проговорил парень. – Кроме нас и Марии, на сцене в этой картине задействованы еще три человека, но их пока нет. А что вы хотели?
– Поговорить с вами, – ответил Гуров и развернулся. – Пойдемте в гримерную. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Оба актера переглянулись и, пожав плечами, последовали за сыщиком. Ропот толпы, стихнувший во время их краткого диалога, вновь наполнил коридор, но Гуров не обратил на него внимания. Ему было безразлично, что сейчас творится в театре, лишь бы собравшиеся на «митинг» не мешали ему разговаривать.
– Меня интересует боевой револьвер, который вы использовали в этой сцене в последней репетиции, – без предисловий начал Гуров, когда все кое-как устроились в маленькой гримерной. – Кто должен был стрелять из него?
– Я, – пожав плечами, ответил Денисов. – А почему это вам интересно?
– Давайте договоримся, что вопросы буду задавать я, – отрезал сыщик и, выдержав паузу, спросил: – Кому вы отдали оружие после репетиции?
– Как обычно, Воронцову, наверное, – почесав переносицу, ответил актер. – Он все время этот револьвер со сцены забирал.
– Но не в тот день, – встрял в разговор Артем. – Вспомни, Вадим. Директора на генеральной репетиции не было. Да и не доиграли мы тогда. Помнишь, Левицкий с Марией поругался, она со сцены убежала, а потом худрук и Бельцева из помрежей выгнал?
– Стоп! – оборвал его Гуров. – А ну-ка сначала и по порядку.
– Мы репетировали третью картину, – проговорил парень, отчаянно жестикулируя руками. – После того как Мария взяла в руки пистолет, Бельцев остановил ее и попытался объяснить, что она делает неправильно. В их разговор влез Левицкий и на обоих накричал. Мария убежала со сцены, зам пошел жаловаться к директору, а нас отпустили на перерыв.
– И куда делся револьвер? – поинтересовался Гуров.
– Остался лежать на столе, – ответил вместо Артема Денисов. – Теперь я припоминаю. Бельцев, уходя со сцены, напомнил еще нам, чтобы реквизит не забыли.
– И кто забрал с собой оружие? – Сыщик пристально посмотрел на актера.
– Не знаю, – ответил тот. – Я его не трогал. Зачем, если все равно через полчаса мы на сцену вернулись?
– Значит, револьвер некоторое время оставался без присмотра? – поинтересовался Гуров.
– Да нет, – ответил Денисов. – Когда все ушли, в зале еще оставался Левицкий.
– А когда вы возобновили репетицию, револьвер был на месте?
Сыщик по-прежнему не мог понять, кто забрал револьвер с отпечатками пальцев Марии. Не сам же убитый это сделал?! Ерунда какая-то получалась. А Денисов ответил, не задумываясь:
– Нет, к тому времени, как мы вернулись на сцену, весь ход пьесы переиграли и стрелять в зал запретили. Даже револьвер бутафорский кто-то на сцену принес.
– И кто это сделал? – без надежды спросил Гуров.
– Мы не видели, – подтвердил его догадку Денисов, и Артем, соглашаясь, кивнул. – Нас же на сцене не было. Спросите у Парфенова. Это он реквизит выдавал. Должен помнить, кто у него револьвер забирал.
Сыщик поблагодарил актеров и, выпроводив их из гримерной, направился к старому реквизитору. Парфенов оказался на месте. Он по-прежнему сидел за своим обшарпанным столом над толстой тетрадкой, и все выглядело так, будто реквизитор вообще не двигался с места за последние несколько дней. Гуров поздоровался с ним и вошел на склад.
– Слышал я. Лев Иванович, что вы Воронцова арестовали, – после приветствия проговорил старик. – А не поторопились? Владимир Владимирович слишком труслив для убийства.
– А я вижу, вы не так мало знаете о жизни театра, как хотите показать, – усмехнулся Гуров. – Насчет Воронцова мы разберемся. А вы скажите мне, кто у вас получал бутафорский револьвер во время генеральной репетиции.
– Ребята, наверное. Я же говорил, что весь реквизит актерам на руки выдал, – ответил Парфенов и вдруг замер. – Хотя нет! На генеральной репетиции я револьвер кому-то из начальства давал. Подождите, сейчас посмотрю, кому именно.
Старик достал из стола потрепанный журнал и принялся скрюченными пальцами листать измятые и засаленные страницы. Получалось это у него не очень ловко, и Гуров подумал, что артрит разбил Парфенова совсем недавно. Старик просто еще не приспособился жить с этой болезнью!
– Ага, вот! – реквизитор наконец-то нашел нужную ему страницу. – Так-так, сейчас посмотрим… Вот! – Старик повернул журнал к Гурову. – Бельцев и брал револьвер. Вот его роспись.
– Зачем он, интересно, его брал? – задумчиво спросил сам себя Гуров.
– Да известно зачем, – усмехнулся Парфенов. – Его же тогда Левицкий-покойник от режиссуры отстранил. Вот он и взял у меня револьвер, чтобы отдать его ребятам. А тот, который на репетиции использовали, Воронцову сдать. Поменять просто хотел.
– Поменять, говорите, – покачал головой сыщик. – Очень даже может быть!
Гуров хотел еще что-то добавить, но в этот момент зазвонил сотовый телефон у него в кармане. Сыщик, так не любивший носить с собой трубку, поморщился и, достав телефон из кармана, ответил на звонок.
– Лев Иванович, ну наконец-то! – услышал он в трубке голос осведомителя Амбара. – Целый день вас ищу. Срочно приезжайте в пиццерию на Чаплыгина.
– Что за спешка, Костя? – недовольно поинтересовался сыщик. – И с каких это пор ты стал мне приказы отдавать?
– Да я не приказываю, а прошу. – В голосе Бродкина явственно слышался страх, смешанный с мольбой. – Беда у меня, Лев Иванович! И все из-за того дела, которое вы мне поручили. На хрена я, дурак, за него взялся?!
– Ну-ка не гони, – оборвал его стенания сыщик. – Мне сейчас некогда с тобой лясы точить. Говори конкретнее, что случилось. Сам знаешь, если это действительно необходимо, я всегда тебе помогу.
Бродкин явно не хотел разговаривать о своих проблемах по телефону. Да и не в правилах Гурова было вести серьезные разговоры таким вот образом. Но сегодня ситуация была исключительная. У сыщика действительно не было времени на встречу с осведомителем. Информация, полученная от Селивановой и Денисова, могла многое изменить в ходе следствия. И Гурову нужно было немедленно проверить ее. Поэтому на встречу с Амбаром он не поехал, а попрощался с Парфеновым и торопливо прошел в гримерную Марии.
– Разговаривать можешь? – спросил Гуров у Бродкина, когда вошел в гримерную, и, услышав утвердительный ответ, потребовал: – Рассказывай, что у тебя произошло с «Гранитом». В чем проблема?
– Проблема в том, что меня хотят замочить, – плаксивым тоном ответил Амбар. – Погорел я, Лев Иванович! Засветился…
Оказалось, что Бродкин, забыв об осторожности, слишком рьяно принялся выяснять, кто «держит» фирму «Гранит» и что за люди интересуются квартирами в «хрущевке» за театром.
Некоторое время ничего ему узнать не удавалось, а потом он в один момент наткнулся на золотую жилу. Один из приятелей Амбара в подпитии рассказал, что есть среди охранников «Гранита» рецидивист Малетин по кличке Чума, трижды судимый за разбойные нападения. И этот самый Малетин вроде бы приглашал приятеля Амбара вместе с ним заняться «реквизицией квартир» у одиноких стариков.
Бродкин решил проверить это и нашел в «малине» кореша Чумы. Проиграв ему для создания хорошего настроения двести рублей в «треньку», Амбар сказал, что слышал, будто Чума набирает группу, чтобы «бомбить» старушек. И, дескать, он, Бродкин, хочет к нему присоединиться.
– Дурак, – констатировал сыщик, едва услышав такие откровения. – У тебя же профиль другой. Да все блатные знают, что ты никогда на «мокрое» не пойдешь!
– Да я и сам знаю, что дурак. Но мне деньги нужны позарез, да и вам хотел помочь, – шмыгнул носом в трубку Бродкин. – А вот сегодня пришлось из квартиры через черный ход удирать. И то хорошо, что я Чуму с братками в окно случайно увидел. А то бы уже белые тапочки примерял!
– Значит, говоришь, «Гранит» сам оба убийства организовал? – вновь перебил осведомителя сыщик. – Что ж, полезная информация, но пока она мне ни к чему. У меня сейчас других дел по горло…
– Да я знаю! – завопил Амбар, решив, что Гуров собирается лишить его гонорара. – Но у меня информация и относительно театра есть!
– Ну-ка, выкладывай! – приказал сыщик.
– Лев Иванович, а вы мне гонорарчик повысьте. Да и от Чумы спрятаться не помешает! – потребовал Бродкин и, поняв, что не в его теперешнем положении можно выставлять условия, торопливо добавил: – Начальство «Гранита» с директорами театра переговоры вело. О чем, я не знаю, но думаю, ничего хорошего в них не было, если и Чума в этих переговорах участвовал. Просто я слышал, что у «Гранита» какое-то крупное дело с театром может выгореть!
– Вот попали, на ровном месте и мордой об асфальт, – пробормотал Гуров. – В общем, так, Костя. Мне тобой заниматься некогда. Раз уж ты засветился, то дуй в главк и найди там капитана Веселова. Он тебя пока куда-нибудь спрячет, а потом придумаем, как быть дальше.
Отключив связь с Бродкиным, сыщик позвонил Веселову. Он застал Александра в его кабинете и попросил немедленно вызвать из «трюма» Воронцова и узнать у него, каким именно образом револьвер после генеральной репетиции попал к нему в сейф. Капитан обещал позвонить через пару минут. А Гуров, не дожидаясь его, помчался по лестнице наверх, в кабинет Воронцова.
Приемная оказалась запертой, и секретарши, которая совсем недавно сказала сыщику об отъезде Бельцева, на месте не оказалось. Гуров бросился искать ее и нашел в театральном буфете покупающей себе пирожные. Сыщик заставил девушку почти бегом вернуться в приемную и открыть ему кабинет директора. А едва Гуров ступил через порог, как ему позвонил Веселов.
– Лев Иванович, все в порядке, – проговорил капитан, довольный проделанной работой. – Револьвер Воронцову принес Бельцев. Директор точно не помнит, но зам вполне мог и сам положить его в сейф.
– Спасибо, Саша. Жди, я позвоню, – пробормотал сыщик задумчиво и отключил связь.
Подойдя к письменному столу директора, Гуров рывком распахнул ящик стола. Несколько секунд он копался в бумагах, разыскивая нужные ему документы, а когда нашел, быстро пробежал глазами по строчкам.
– Не буду размахивать шашкой, мы еще поборемся, господа, – проговорил он себе под нос и, спрятав нужные документы в карман, торопливо вышел из кабинета.
* * *
Крячко сидел в кафе «Сказка» на Таганской и бездумно смотрел в окно на насквозь промокшую от затяжного дождя улицу. Дождя уже не было, но небо над Москвой было серым и низким от затянувших его туч. Под стать было и настроение у Станислава.
Он слегка пригубил почти остывший кофе и, даже не притронувшись к румяным булочкам, посмотрел на исписанный листок бумаги, что лежал прямо перед ним на столе. Он был испещрен многочисленными адресами и фамилиями, переплетенными между собой в какую-то замысловатую схему. Любому стороннему наблюдателю этот чертеж показался бы совершенной абракадаброй. То же самое казалось и Станиславу.
Еще вчера вечером, взявшись проверять троих проживавших в Москве зэков, осужденных когда-то после блестящей работы Гурова, он в первую очередь взялся выяснить круг их знакомых и друзей, надеясь найти какие-то связи с театром. Поначалу информации было мало. Но затем, едва Крячко принялся раскатывать по столице на своем видавшем виды «Мерседесе», список этих людей настолько раздулся, что это уже не лезло ни в какие ворота.
У одного из подозреваемых только бывших жен оказалось четыре! Причем и с ними со всеми, и с их родственниками он поддерживал дружеские отношения. И Крячко вскоре потерялся в длинном списке имен.
Тогда Станислав решил действовать напролом. То есть просто поехать и побеседовать с бывшими «подопечными» Гурова, которые были сейчас на свободе. Но и тут Крячко ждало разочарование. Направившись по первому же адресу, он не застал хозяина дома. Зато узнал от соседей, что нужный ему человек уже около месяца гостит где-то на Тамбовщине у родственников.
Следующий «подопечный» оказался человеком довольно общительным и, судя по его словам, зла на Гурова не державшим. На вопросы Станислава он отвечал вполне охотно, прогоняя из комнаты, где они беседовали, поочередно каждого из четверых своих малолетних детей.
– Да я и не против, гражданин начальник. Проверяйте! – почти добродушно отвечал он. – Спрашивайте что нужно. Мне скрывать нечего, потому что я давно завязал. Не знаю, в чем вы меня подозреваете, но вы ошибаетесь. Лев Иванович меня один раз и на всю жизнь научил. Навек охоту отбил всякими грязными делишками заниматься. Да и мальцов, опять же случись чего, куда я дену?.. Не-ет! Что бы вы там ни думали, а меня сейчас в криминал и на веревке не затащишь…
Непонятно почему, но Крячко ему верил. То ли глаза у этого мужика были искренними, то ли куча детей была серьезным аргументом… Станислав этого так и не понял. Просто перевел этого подозреваемого в самый конец списка. А вскоре он там и вовсе один остался.
Разговор с третьим подозреваемым, тем самым, что сидел в Бутырках, вышел тяжелым и ничего Станиславу не дал.
Заключенный под стражу подозреваемый, казалось, был готов вцепиться Станиславу в глотку, обвиняя работников милиции во всех собственных бедах. И после пятиминутной матерной тирады зэка, переполненной всевозможными оскорблениями в адрес всего человечества в целом и Крячко в частности, Станислав решил, что с него достаточно. Легонько стукнув болтуна головой об стол, он вызвал конвой и попросил унести заключенного в камеру.
У этого рецидивиста круг знакомых был довольно велик. Состоял он в основном из бывших и нынешних заключенных. И несмотря на это, Крячко вычеркнул зэка из списка. Слишком уж тонко было продумано и выполнено убийство Левицкого, чтобы его могли совершить такие идиоты. И вот сейчас, глядя на листок бумаги, аккуратно разложенный на столике в кафе, Станислав понял, что вернулся к тому, с чего и начинал, – к абсолютному нулю.
Единственной областью для проверок теперь оставалось только расследование двойного убийства жильцов «хрущевки», которое проводил Гуров. И Станиславу эта версия казалась столь же прокольной, как и предыдущие три.
Нет, он, конечно, не отрицал, что преступники, на след которых вышел Гуров в том деле, хотели его устранить. Но не таким же способом! Их действия с самого начала были стандартны и примитивны. Судя по всему, с воображением у членов этой шайки существовали серьезные проблемы. И думать, будто они могли так хитроумно подставить Марию, было, мягко говоря, несколько наивно. И все же иных идей у Крячко не было! И следовало заняться риелторской фирмой «Гранит».
Крячко поднялся из-за стола и, оставив недопитый кофе и нетронутые булочки, вышел из кафе на промозглый ветер, налетевший с Москвы-реки. Подняв воротник кожаной куртки, Станислав поспешил на стоянку, где оставил свой «Мерседес».
Он завел двигатель и поехал в главк. Надо было провести полную проверку «Гранита» по всем доступным каналам – архивам МУРа, отдела по борьбе с экономическими преступлениями, муниципального комитета по жилью, московского областного министерства культуры, налоговой инспекции, и если очень повезет, то и по линии ФСБ.
Запросы во все вышеуказанные службы Крячко послал сразу же, как только приехал в главк. Суть их сводилась только к одному – выявить любые контакты между театром и «Гранитом». Как на уровне личных, так и деловых отношений.
Скорость, с которой в главк приходили ответы, соответствовала категории «очень медленно». Так, по крайней мере, казалось Крячко.
Но когда пришел ответ из муниципального комитета по жилью, полковник был ошарашен. Оказалось, что фирмой «Гранит» была продана квартира Бельцеву. А когда Министерство культуры заявило, что к ним от риелторов поступило предложение по передаче помещения театра в их собственность, Станислав понял, что пора отправляться в «Гранит» и попытаться на месте выяснить, отчего у этой не слишком серьезной конторки такие сногсшибательные интересы в сфере недвижимости. И главное, зачем им здание театра вообще понадобилось?! Не меценатствовать же руководители «Гранита» собирались, в конце концов!
Аккуратно сложив ответы на свои запросы в ящик письменного стола, Крячко вновь облачился в неизменную кожаную куртку и спустился по лестнице вниз.
Всю дорогу до офиса фирмы «Гранит», размещавшегося в Хомутовском тупике, Станислав пытался придумать линию поведения при разговоре с руководителями риелторской конторы. И единственный вопрос, приходящий в голову, был: «Зачем вам понадобился театр?»
В принципе после достойного ответа: «Для коллекции!» – можно было бы поговорить с директором «Гранита» о футболе, Жириновском и девушках, но с таким же успехом можно было попытаться найти убийцу Левицкого, допрашивая австралийских кенгуру в Московском зоопарке…
Крячко настолько углубился в свои мысли, что перед поворотом в Хомутовский тупик едва не проспал знакомую машину. Мимо удивленного Станислава промчался «Пежо» Гурова, за рулем которого сидел какой-то перекормленный кабан.
– Вот тебе раз! – пробормотал Крячко и резко развернул «Мерседес» в обратную сторону, не обращая внимания на гудки машин встречной полосы.
– А вот тебе два! – злобно добавил он, вдавливая до упора педаль газа. – Лови меня, красавица.
Станислав не знал, что произошло с сыщиком, но появление за рулем его машины незнакомого жлоба ничего хорошего не предвещало. Гуров никогда не доверял свой «Пежо» чужакам.
Машина Гурова, ведомая неизвестным, стремительно уходила по Садовой-Черногрязской в сторону Красных Ворот. А затем свернула на Каланчевскую. Тут-то ее и догнал Станислав.
Увидев, что «Пежо» слегка притормозил, готовясь пропустить по встречной полосе «Волгу» и «Фольксваген», Крячко прибавил скорости и помчался навстречу этим двум машинам. Водитель «Волги», ехавшей первой, нажал на клаксон и попытался остановиться. На мокром асфальте тяжелую машину слегка развернуло, и владелец «Фольксвагена» едва избежал столкновения с ней, выскочив на тротуар и разметав по ветру стойку с газетами. А вот Крячко тормозить не стал.
– Прости меня, Лева, но ремонт ты будешь оплачивать сам, – бормотал Станислав и таранил белый «Пежо», выталкивая его с проезжей части и прижимая к домам.
Едва машины замерли на тротуаре, разогнав в стороны перепуганных прохожих, как собравшимся в одно мгновение зевакам открылось новое зрелище. Станислав, выхватив из заплечной кобуры пистолет, бросился к «Пежо», водитель которого тщетно пытался открыть дверцу, прижатую правым крылом «Мерседеса».
– Руки за голову, сука! – заорал Крячко, рукояткой пистолета разбивая боковое стекло. – Руки, я сказал, мудак!
Амбал, ехавший в гуровской машине, увидев перед собой бешеного мужика с пистолетом в руках, решил не рисковать и мгновенно вскинул руки за голову. Он смотрел широко раскрытыми глазами прямо в зрачок пистолетного ствола, и в его взгляде читался испуг, смешанный с ненавистью.
– Где хозяин этой машины? – заорал в лицо жлобу Крячко, одним ловким движением выхватывая у него из кармана пистолет. – Отвечай быстро, урод! Я ведь психованный. Сейчас руку тебе прострелю. Считаю до трех!.. Ну?! Один, два…
* * *
Гуров теперь знал ответ. Более того, он удивленно качал головой и непрестанно ругал себя всю дорогу до «Гранита». Бесспорно, убийство Левицкого было выполнено виртуозно, с целой цепью ложных улик. Но такое положение дел должно было ввести в заблуждение кого угодно, только не его. Сыщик просто обязан был сразу все понять. И не мог себе простить, что копался с этим делом так долго.
Остановив машину прямо у дверей риелторской фирмы, Гуров прошел в маленький вестибюль и потребовал у охранника доложить Большакову о его приходе. Два раза повторять парню не пришлось, и он, подняв трубку, связался с директором. Выслушав ответ, он попросил сыщика подождать, поскольку у шефа совещание.
– Передайте директору, что именно на это совещание я и приехал с докладом. – Гуров с усмешкой посмотрел в водянистые глаза охранника. – Скажите ему, что у меня есть свежая информация о театре.
Парень, удивленно вскинув брови, посмотрел на сыщика, а затем передал его слова Большакову. На этот раз ответа пришлось ждать дольше. И, услышав его, охранник вышел из-за стойки, перегораживающей коридор. Он молча дошел до двери, закрыл ее на замок и сказал Гурову, что проводит его до кабинета директора.
На совещании у Большакова присутствовали только три человека. Он сам, Бельцев и еще какой-то мужчина, незнакомый сыщику. Охранник пропустил Гурова в кабинет и закрыл за ним дверь, оставшись в приемной. А сыщик прошел прямо к столу директора «Гранита».
– Это просто замечательно, Игорь Станиславович, что вы здесь. – Гуров похлопал Бельцева по плечу. Тот брезгливо отстранился. – А то я боялся, что мне вас по всей Москве разыскивать придется.
– А зачем я вам понадобился? – недовольно пробормотал Бельцев.
– Да я, Игорь Станиславович, собственно говоря, за признанием приехал. – Сыщик снова попытался похлопать Бельцева по плечу, но тот с неожиданной прытью вскочил со стула и прижался спиной к стене. Гуров усмехнулся. – Уж больно мне хочется из ваших уст услышать, как вы такую гениальную операцию для устранения неугодных вам людей придумали. Или вы только исполнитель? А идеи подавал он? – Сыщик кивнул в сторону Большакова. – Хотя вряд ли этот тупица мог до чего-нибудь стоящего додуматься.
– Ты, ментяра поганый, выражения выбирай! – зашипел на него директор «Гранита» и повернулся к Бельцеву: – Как он узнал обо всем? Ты же, сука, обещал, что все будет чисто.
– Заткнись! – неожиданно подал голос третий участник совещания. – Он еще ничего сказать не успел, а ты, чмо, уже всех с головой выдал.
– А ты, надо полагать, и есть та «Чума», которая чуть Амбара не доконала. – Гуров презрительно осмотрел мужчину с головы до ног. – Сразу видно – дешевый фраер! Даже с престарелым Амбаром справиться не мог. Хорошая тут у вас компания собралась. Липовый директор, неудавшийся режиссер и тупоголовый убийца. Только такие идиоты, как вы, могли подумать, что дело с театром выгорит.
– А ты, начальник, шустрый оказался. Не зря про тебя сказки по зонам ходят, – усмехнулся Малетин и нажал скрытую кнопку вызова охраны.
– Отгони машину этого дурака подальше и брось где-нибудь на пустыре, – приказал Чума охраннику с белесыми глазами. – Она ему больше не понадобится, а нам с ней связываться не стоит!
– Куда ты гонишь?! – завопил Бельцев. – Может быть, там на улице рота ОМОНа только и ждет, чтобы мы дверь открыли!
– Да нет там никого. Если бы были, то Пашку бы сразу повязали. А этот фраер решил в супермена поиграть, – прищурился Малетин и приказал охраннику: – Делай, что я сказал, и проследи, чтобы секретарша вместе с тобой из конторы вышла.
Гуров с улыбкой смотрел на них, понимая, что действительно погорячился. Как всегда, думая о скорейшем завершении дела, сыщик поехал в логово бандитов один, даже не сообщив никому о том, где будет находиться. Но преступники этого знать не могли!
– А вы не хотите следом за Пашкой отсюда удрать? – решил блефовать Гуров. – Пока еще успеваете. А через пару минут здесь будет половина МУРа вместе со спецгруппой захвата. Думаете, у вас будут хоть какие-нибудь шансы уйти живыми?
– А ты нам вместо пропуска и послужишь. Если успеешь, конечно! – усмехнулся Малетин и полез в кобуру за пистолетом.
Но Гуров оказался проворнее. Натренированные мышцы сработали машинально, и легкая «беретта» сама оказалась в его руке, почти уперевшись стволом в переносицу Чумы.
– А ну-ка положи ручки свои шаловливые на стол, – приказал бандиту сыщик, а затем переместился ему за спину, так, чтобы держать под прицелом всех троих членов банды. – Никому не советую делать резких движений…
Договорить Гуров не успел. Едва только ствол «беретты» оказался направлен в голову Малетину, Большаков нажал под крышкой стола кнопку вызова охраны. Двое бандитов среагировали на вызов мгновенно, в считанные секунды преодолев расстояние от комнаты охраны до кабинета директора «Гранита», и, пинком распахнув дверь, ввалились внутрь, взяв сыщика на прицел.
Сразу же после появления двух охранников Малетин упал на пол как подкошенный. Гуров среагировал на его движение, но на мгновение заколебался, ударить ли бандита ногой или выстрелить в него. А Малетину этого промедления было достаточно, чтобы закатиться под длинный письменный стол, сбивая на ходу легкие стулья.
Словно при замедленной съемке, сыщик увидел, как поднимаются вверх стволы автоматов в руках у охранников. Но прежде чем они успели добраться до уровня его груди, Гуров упал вниз и вправо, одновременно стреляя из «беретты».
Первые три пули ушли левее бандитов. Зато четвертая и пятая ударили дальнего охранника в грудь, развернув его на девяносто градусов. В этот момент он уже нажал на спуск, и сухой треск очереди из «Калашникова» полностью заглушил и без того тихое покашливание «беретты».
Автоматная очередь прошила помещение по диагонали, разбивая стекла и превращая в хлам дорогую оргтехнику. Бельцев успел упасть на пол, а вот Большаков остался сидеть на своем месте, открыв от удивления рот. Ему досталась только одна пуля. Но она попала точно в переносицу, буквально расколов черепную коробку, и отбросила директора к дальней стене. Прежде чем Большаков ударился об нее, он уже был мертв. Как и тот охранник, которому достались два свинцовых подарка из «беретты». Но Гуров не успел выстрелить во второго – в его висок уперлась холодная сталь.
– Положи-ка оружие, начальник, – услышал он чуть хрипловатый голос Малетина прямо у себя над ухом. – Я не верю ни одному твоему слову. И все же иметь такую страховку, как ты, нам с пацанами не помешает.
Гуров медленно разжал пальцы, выпуская «беретту» из рук. Малетин заставил его подняться с пола и приказал своему подельнику, не опускавшему ствол автомата, достать из кармана Большакова ключи от сейфа.
– Быстро забирай деньги, и сматываемся отсюда! – приказал ему Чума. – Мента заберем с собой.
– Эй, а как же я? Как же театр? – завопил Бельцев, поднимаясь с пола. – Вы же обещали…
– Заткнись! – рявкнул на него бандит. – Выпутывайся сам. Теперь в любом случае театр обломился.
Малетин махнул пистолетом в сторону Бельцева, и тот, что-то горестно бормоча себе под нос, поплелся к выходу. Он уже взялся за ручку двери, когда она распахнулась ему навстречу. Бельцев опешил – на него, ухмыляясь, смотрел Станислав Крячко.
– Опять вечеринку без меня начали? – обиженным тоном поинтересовался он и без замаха врезал рукояткой «Макарова» в переносицу бывшего зама. – Лева, ну куда ты все время торопишься?
– На тот свет, – буркнул Гуров.
А следом за ним заорал Малетин, прикрывшись сыщиком, как щитом:
– Бросай оружие на пол! Или я пристрелю его!
Охранник, увидев непонятно откуда взявшегося в запертой конторе мента, застыл посреди комнаты с пачками банкнот в руках. Он настолько сильно выпучил от неожиданности глаза, что они едва не выскочили из орбит.
– Пристрелить хочешь? – удивленно спросил Малетина Крячко, не обращая внимания на застывшего охранника. – Так стреляй! У меня этот идиот уже в печенках сидит. Сам посуди, что мне приходится делать каждый раз, когда его из неприятностей вытаскиваю.
На секунду Чума оторопел. Он никак не ожидал такого поворота дел и не знал, что предпринять. А вот Крячко знал. Не дожидаясь, пока Малетин что-нибудь придумает, Станислав выстрелил сам. Прямо в бедро Гурову.
От неожиданности сыщик в первое мгновение даже не почувствовал боли. А затем завопил, вырвавшись из ослабевшей хватки бандита и припав на раненую ногу:
– Что же ты, козел, творишь!
Но Крячко его не слышал. Он всадил почти всю обойму в Малетина, ставшего после рывка сыщика идеальной мишенью. Прямо хоть дротики «дартс» в него втыкай. Бандит еще не успел обрушиться всей своей массой на Гурова, а Станислав уже держал под прицелом охранника.
– А ну-ка на пол, ублюдок! – И, убедившись, что бандит выполнил его приказ, он повернулся к другу: – Лева, извини за вмешательство. Но мне кажется, что дыра в ноге более уместна, чем в голове. Тебе теперь за спасение придется в церкви десяток свечей поставить! И ящик водки. За мой меткий выстрел.