Килашандра откинулась от терминала в своей комнате и заметила, что дисплей времени показывает раннее утро. Она устала, даже глаза жгло, и очень проголодалась. Но у нее была вся информация, какую она могла получить из банков Гильдии, и которая могла сузить поиск заявки Киборгена. Она занесла программу в свою личную запись и быстро подошла к блоку питания, чтобы заказать горячий суп. Хотя сведения были записаны, она не могла не думать о своем плане и обо всех препятствиях на пути к его осуществлению.

Киборген умер. Его заявка, где бы она ни находилась, теперь свободна, в соответствии с параграфами о заявках, об их получении и отметках, наказаниях за захват чужих заявок и тому подобное. Но сначала надо отыскать эту заявку. Как сказал Интор, это первая проблема. Хоть Килашандра имела некоторые соображения как ее разрешить, но она не имела саней, чтобы съездить на место и посмотреть, и не было резца, чтобы вырезать кристалл из «открытого» слоя. В своих рассуждениях она пришла к выводу, что Киборген разрабатывал свой участок по меньшей мере сорок лет. Сравнительный анализ показал, что двенадцать резок черного кристалла были сделаны из одного слоя, причем последний раз был сделан примерно девять лет назад. Вторая проблема, как утверждал Интор — запомнить.

Недавно, отдыхая от скучных занятий, Килашандра спросила Консеру, как певцы находят свой участок после долгого отсутствия, если их память так ненадежна.

— О, — легко ответила Консера, — я никогда не забываю сказать своим саням, чтобы они следили за ориентирами. В санях записан отпечаток моего голоса, так что это безопасно. — Она замялась, как обычно глядя мимо Килашандры, что было ее привычкой. — Правда, штормы иной раз изменяют ориентиры, так что разумнее записать контуры уровней, впадин и возвышенностей, они не так сильно изменяются от ветра. Кроме того, если режешь данный слой несколько раз, он резонирует. Так что, если запомнить хотя бы общее направление, найти точное место намного легче.

Килашандра доела суп и устало вытянулась на постели. Ее не удовлетворяла собранная информация. Следовало бы сузить поиск более старых заявочных отметок в географическом районе, высчитанном по высшей скорости старых саней Киборгена, со времени появления штормового предупреждения и зарегистрированной скорости штормового ветра.

Ее мучило одно: рекордер, записывающее устройство, саней Киборгена. Она видела, что сани были размонтированы, но не должны ли были техники спасти запись для информации, которая может понадобиться? Она не знала, может ли кто-нибудь разрушить голосовой код. Вообще-то, в правилах не говорилось, что Гильдия имеет законное право на подобные действия: по Правилам ФП, это страшное нарушение личных тайн, но Хартия особо не отрицала такого права за Гильдией в случае смерти ее члена.

Трег говорил, что личные записи неприкосновенны. Темнота и абсолютная тишина спальни успокоили ее сомнения. Гильдия могла проявить и действительно проявила некоторую безжалостность. Но обход предписаний и попранные законы вполне соответствуют человеческому становлению. Когда Гильдия запрещает, она так же защищает, иначе проклятая планета была бы оставлена споре и кристаллу на растерзание.

Килашандра проснулась утром от настойчивого жужжания терминала. Ей сообщили, что ее резец готов, что она должна взять его и явиться в учебную комнату 47. Слабая от недостатка сна, Килашандра быстро приняла душ и съела высокопротеиновый завтрак. Она поглядывала на консоль, как бы надеясь, что последняя ночная информация снова появится сама собой.

Компьютеры имеют дело с фактами, а у нее было одно преимущество, которое нельзя рассчитать: чувствительность к черному кристаллу. К черному кристаллу Киборгена. Компьютеры не дают добровольной информации, но у Килашандры не было сомнений, что с известием о смерти Киборгена станет широко известно об освободившейся заявке на разработки, сулящие баснословные кредиты.

Из того шторма вернулось тридцать девять певцов, а сколько их вернулось из отпуска и тоже займется поисками? Она понимала, что с одной стороны у нее хорошие шансы найти участок, но с другой — маловероятны. Получение резца она сочла добрым знаком.

Она ждала лифта, когда услышала свое имя, произнесенное невероятно громко.

— Килашандра! Я теперь поправился. Я тоже певец!

Она ошеломленно повернулась и увидела спешащего к ней Рембола.

— Рембол! — Она ответила ему восторженным поцелуем, со стыдом осознав, что за последние несколько дней ни разу не подумала о нем.

— Я слышал, что ты удовлетворительно прошла переход, но тебя никто не видел! Ну, как ты? — Рембол отстранил Килашандру от себя и внимательно осмотрел ее лицо и фигуру. — Мне казалось в бреду, что ты приходила ко мне.

— Я пришла бы, и не одна, — ответила она искренне и интуитивно дипломатично, — но мне сказали, что я мешаю твоему выздоровлению. Кто еще прошел?

Лицо Рембола опечалилось.

— Каригана не прошла. Шиллаун оглох и получил назначение на исследовательскую станцию. Мистра, Бартон, Джезри прошли. Всего двадцать девять. Сили, космонавт, получил лишь частичную адаптацию, но сохранил все свои пять чувств, так, что будет пилотировать челноки. Не думаю, что ему это не понравится.

— А Шиллаун обижен?

Килашандра сознавала, что голос ее резок, и лицо Рембола помрачнело, пока она не обняла его. Ему надо научиться не слишком беспокоиться о других.

— Я думал, Шиллаун будет более счастливым, занимаясь исследованиями, чем резкой. А Сили уже был пилотом, так что он ничего не потерял. Антона сказала мне, что Каригана не смогла бы покориться споре. — Рембол нахмурился, и Килашандра выпустила его.

— Она всегда и всем возмущалась, Рембол. Но теперь все позади. И ты устроился на этаже певцов, — она увидела обруч на его руке и показала свой. — Куда ты сейчас?

— Подгонять резец, — сказал он, и его глаза блеснули энтузиазмом.

— Тогда пошли вместе. Я иду получать свой.

— Они как раз вошли в лифт. Рембол изумленно повернулся к Килашандре.

— Получать?

— Тебе сказали, сколько времени ты болел? — спросила она, чтобы выиграть время. Глаза Рембола выразили удивление, а затем растерянность. — Ну, а мне повезло. У меня был, как сказала Антона, Милки-переход, так что меня выкинули из больницы очень быстро, чтобы я там не мешала, и послали на занятия от греха подальше. Ну, вот, мы и пришли. Не обращай внимания на манеры техника: он злится, что его отрывают от рыбалки.

Они пошли в офис и застали там Джезри, Мистру и еще двоих.

— Килашандра! Прошла?

Килашандре показалось, что Джезри неприятно удивлена ее появлением. Девушка похудела и потеряла свою привлекательность.

— Тихо вы там! — сказал Рыбак, и его голос оборвал попытки Килашандры ответить. В руке его был явно новенький резец.

— Вы, Килашандра, — он поманил ее к прилавку, в то время как другие отступили назад.

Килашандра чувствовала себя неуютно от пристальных взглядов, когда принимала инструмент, но тут же забыла смущение от трепетной мысли, что стала на шаг ближе к Хрустальным Рядам. У нее перехватило дыхание, когда увидела свое имя, выгравированное на пластиковом футляре, что покрывал инфразвуковое лезвие.

— После каждой поездки приносите его обратно для технического обслуживания, слышите? Иначе не моя вина, если он не станет правильно резать. Понятно?

Килашандра хотела поблагодарить его, но он уже повернулся к другим и поманил Бартона. С резцом в руке Килашандра посмотрела на Джезри и увидела возмущение в ее глазах, боль и удивление. Рембол тоже смотрел на нее с укоризной.

— Антона вышвырнула меня из больницы, — сказала она больше Ремболу, чем остальным, хотя они все, казалось, обвиняли ее, — поэтому Гильдия поставила меня на работу.

Высоко подняв голову, она холодно улыбнулась всем и вышла из офиса.

Шагая по коридорам к лифтам, Килашандра почему-то злилась на себя, на свое поведение и на Гильдию, поставившую ее в особое положение. Она вспомнила о таких же сценах в музыкальном Центре, когда она получила роль или инструментальное соло благодаря неустанной практике, и знала, что ее товарки невзлюбили ее. Но тогда это зависело от нее, от ее стараний, теперь же она ничего не делала сама, чтобы опередить своих товарищей-рекрутов: сейчас она была виновата в том, что ей чуточку повезло, а в музыкальном Центре — в том, что напряженно работала. Что же делать?

— Следи за своим резцом! — злобный голос прервал ее неудержимую жалость к себе, и кто-то сильно толкнул ее в сторону. — Я сказал — следи за ним!

Человек быстро попятился, потому что Килашандра инстинктивно подняла резец в ответ на такую грубость. Ее смятение усиливалось мыслью, что она была неосторожна и действовала глупо.

Но выговор не улучшил ее настроение.

— Он же не включен.

— Он чертовски опасен и не включенный! Вы что, не умеете правильно обращаться с инструментом?

Высокий мужчина, смотревший на нее, был спутником Бореллы в челноке.

— Тогда жалуйтесь Борелле! Она инструктировала нас!

— Борелла? — Певец хмуро и растерянно смотрел на Килашандру. — При чем тут Борелла?

— Я была из ее «улова». Это ваше собственное выражение.

Его хмурость усилилась, когда он увидел обруч на ее руке.

— Только что получила свой резец, милочка? — теперь он снисходительно улыбнулся. — Ладно, теперь я буду с вами потактичнее. — Он ядовито ухмыльнулся, слегка поклонился и зашагал дальше.

Килашандра смотрела певцу вслед, снова чувствуя странный магнетизм, исходящий от него. Она злилась на него, но ее злость частично прошла от его неуверенности и желания произвести сильное впечатление. Может, и Каррик был таким же? Тогда она была слишком зеленой, чтобы понять это.

Она вошла в лифт. Встреча с певцом немного отрезвила ее. Теперь она знала, кто они. Как бы там ни было, она хрустальная певица, больше певица, чем все остальные из ее класса, благодаря физической аномалии и временному фактору. Именно этого ей и не прощали.

Когда она вошла в комнату 47, ее ожидал еще один сюрприз: там был Трег. Он сидел за столом, сложив руки на груди, и терпеливо ждал ее.

— Я не опоздала? — спросила она и увидела на столе пенопластовое наполнение коробки. — Ох, как интересно!

— Прокисший кристалл, — сказал он и протянул руку к ее резцу.

Она неохотно отдала резец, поскольку он был получен еще совсем недавно. Трег осмотрел каждую часть прибора и особенно тщательно проверил лезвие. Он подвинулся к Килашандре, возвратил ей резец и наблюдал, как она берет его за захваты. Он проверил положение ее руки и кивнул.

— Вы знакомы с управлением? — спросил он, хотя конечно знал, что Рыбак все объяснил ей. — А с процессом настройки?

Она кивнула. Он бросил коробку на пластиковый стол так небрежно, что у Килашандры захватило дух, и улыбнулся.

— Большой кристалл. Прислали с какой-то ближайшей системы, которая не считает нужным нанимать настройщиков. Он научит вас, как обращаться с оружием, которое вы носите.

На одну страшную минуту Килашандра подумала, что Трег был свидетелем ее встречи с певцом. Она посмотрела на прибор, который и в самом деле мог быть оружием.

Трег достал из коробки пять октаэдров розового хрусталя. Взяв такой же, как у Интора, молоточек, он простучал кристаллы по очереди. Третий был испорчен.

— Так вот, все пять должны быть настроены гармонично. Я советую вам петь им полную ноту ниже этого, — он постучал по невинному кристаллу — и срезать у него верх до тех пор, пока он не зазвенит совсем чисто под резцом. — Он вставил большой кристалл в соответствующий зажим. — Когда он запоет, как надо, вы срежете другие.

— Почему он испортился?

— Изъян в кронштейне. С розовым кварцем это часто случается.

— Доминанту или минор?

— Минор предпочтительнее.

Он кивнул. И она включила резец, вспомнив, как уберечь тело от энергии, которая могла бы пройти через рукоятку. Трег постучал молоточком по большому кристаллу, и Килашандра запела минорную ноту, поворачивая большим пальцем настройку, пока звук резца не совпал с высотой ее звука.

Кристалл закричал, когда она приложила к нему резец. Она собрала весь свой самоконтроль, чтобы не отвести резец обратно.

— Режьте спокойно, — скомандовал Трег, и его резкий окрик укрепил ее.

Розовый кристалл продолжал кричать, и его крик переходил в более чистый тон, пока резец выполнял свою хирургическую операцию. Трег сделал ей знак выключить резец и постучал по кристаллу, нота была чистой ля минор. Он ударил следующий кристалл: ля мажор.

— Идите к соль минор, — сказал он, укрепляя второй октаэдр.

Килашандра с усилием стерла эхо мажорной ноты в мозгу. Включив резец и поставив настройку на соль минор, она приготовилась к крику кристалла. Крик не был таким странным, но розовый, казалось, сопротивлялся смене ноты, когда Килашандра провела по нему лезвием. Трег простучал соль минор, одобрительно кивнул и поставил в зажим третий кристалл.

Закончив резать пятый, Килашандра чувствовала себя опустошенной и, как ни странно, ликующей. Она в самом деле резала кристалл! Она прислонилась к столу и следила, как Трег упаковывал кристаллы и делал соответствующие отметки на коробке. Затем он потянулся за второй коробкой. У него тоже кронштейн был поставлен неправильно, и Трег опустил несколько нелестных замечаний по адресу техников, которые никак не могут понять, что верная установка удлиняет жизнь кристалла.

— Если бы никто не делал таких ошибок, как же могли бы учиться начинающие, вроде меня? — спросила Килашандра. — Ведь вы не дадите нам свежий кристалл из Рядов?

— Эти хрустальные октаэдры были относительно новыми. Они еще не должны были нуждаться в настройке. Я возражаю против любой формы небрежности.

Килашандра так и думала и решила не давать ему повода жаловаться на нее.

Она резала содержимое девяти боксов, двенадцать групп голубого, желтого и розового кристаллов. Она надеялась, что хоть в одной коробке окажется черный, и когда в последней распакованной коробке оказались два голубых додекаэдра, один с вертикальной трещиной, она спросила, приходится ли когда-нибудь заново резать черный.

— За время моей службы ни разу не приходилось, — ответил Трег, с интересом взглянув на нее, — частично потому, что сегменты далеко отстоят друг от друга, а частично потому, что их установка управляется техниками безупречной тренировки и стандарта. Черный никогда не страдает от ржавого кронштейна или плохого обращения: он слишком дорого стоит. — Он поставил поврежденный голубой в зажим треснутой стороной вверх. — Это потребует несколько иного обращения с лезвием. Если вы срежете поврежденную часть целиком, вы уничтожите симметричность формы. Значит, весь кристалл придется переделывать в уменьшенный додекаэдр. Обычно он идет от мажора к минору, от минора к мажору вниз по гамме. На этот раз вы должны спуститься по крайней мере до шестой, чтобы добиться чистой ноты. Поскольку голубые встречаются почти так же часто, как и розовые, ошибка не представит большой потери. Начинайте.

Килашандра чувствовала себя неподготовленной для такого упражнения, но намек Трега, что она может ошибиться безнаказанно, укрепил ее решимость. Она услышала шестую ноту в момент, когда стукнула по голубому, поставила резец и срезала. Без колебания она сделала еще два реза, прислушиваясь к изменению высоты, тона кристалла. И только выключив резец, она осознала, что закончила резку. Она с вызовом посмотрела на Трега. Тот спокойно поставил в зажим второй кристалл, постучал по нему и по обрезанному. Они звучали в унисон друг с другом.

— Этого достаточно на сегодня, Трег.

Неожиданно услышав за собой голос, Килашандра повернулась и снова подняла резец в автоматической защите, как раз когда Ланжеки закончил фразу. Едва заметно двигая губами, он смотрел на повернутое к нему лезвие. Килашандра тут же опустила резец и потупилась, смущенная и раздосадованная своей реакцией и страшно усталая.

— А я слышал, что Фьюерта — миролюбивая планета, — сказал Ланжеки. — Но резку вы провели хорошо, Килашандра Ри.

— Значит ли это, что я скоро могу ехать в Ряды?

Она услышала, как Трег фыркнул, но Ланжеки не последовал примеру своего главного помощника. Его карие глаза пристально смотрели на Килашандру. Встретив этот оценивающий взгляд, она удивилась, почему Ланжеки не певец, ведь он намного выше Каррика, Бореллы, любого певца, которого она видела.

— Достаточно скоро, чтобы не рисковать многообещающей карьерой. Достаточно скоро. Практика прошла превосходно. Это упражнение, — Ланжеки указал на боксы с настроенными кристаллами, — только одно из нескольких, с которыми вам придется справится и где вы должны отличиться, прежде чем бросите вызов Рядам.

Он исчез так быстро, что Килашандра подумала, был ли он здесь. Однако его короткий визит явно состоялся, судя по эффекту, который он произвел на нее и на Трега.

Помощник гильдмастера смотрел на нее с явным интересом.

— Примите лучевую ванну, когда вернетесь в свою квартиру, — сказал он. — Сегодня после обеда у вас практика на санях-тренажерах. — И он отвернулся, отпуская ее.

Расписание продолжалось до следующего выходного дня, хотя Килашандре хотелось, чтобы занятия поменялись местами — сани-тренажер с утра, когда рефлексы свежие, а резка вечером, чтобы потом сразу отправиться спать. Но, конечно, были причины для этого, казалось бы, нерационального расписания. Поскольку ей обязательно придется лететь в санях после резки, надо научиться справляться с притупленными реакциями.

Вязкая жидкость лучевой ванны, ее нежное давление на усталое тело, ее вращение, похожее на слабый массаж, в самом деле освежало после интенсивной дрожи утренней резки. Она проверила по компьютеру и обнаружила, что ей заплатили за утреннюю работу по ставке настройщика. Но вычли за послеобеденный инструктаж полетного офицера.

После шести дней такой изматывающей работы Килашандра мечтала о дне отдыха. С Белого Моря надвигалось низкое давление, так что выходной день мог быть дождливым. Она начала понимать интерес жителей Беллибрана к метеосводкам, поощряемая многократными ежедневными вопросами Трега насчет погодных условий.

С самого начала полетный инструктор также требовал сообразительности в предсказании погоды. Его настойчивость имела больше смысла, чем у Трега, потому что большая часть тренировки на тренажерах состояла в том, чтобы справляться с бурями различной силы и свирепости. Она начала замечать тональные различия в предупреждающих приборах, которыми был оснащен даже тренажер. Звук говорил ей так же ясно, как метеодисплей, о силе и границе ветра, а полетная практика тренировала ее на выживание.

Про себя Килашандра решила, что предупреждения очень сильно мешают работе: после того, как они ударят, зазвенят и зажужжат, мозг перестает воспринимать шум. Только задевающий нервы, последний из серии оберегающих приборов, нельзя игнорировать.

Тем временем ее исполнение развивалось от обычной до превосходной автоматической реакции, пока она облетала все секторы Беллибрана, землю, море и арктические льды. Она научилась определять за несколько секунд до появления на дисплее основные воздушные и морские течения в любом месте планеты.

За время практики она научилась доверять своей машине. Сани были очень маневренные, способные к вертикальному взлету и посадке и специально приспособлены к необычным условиям Беллибрана.

Остальных членов класса 895 Килашандра видела только мельком. Рембол приветливо махал ей с далекого расстояния. Один раз она увидела бегущую по ангару Джезри, но не заговорила с ней, не зная, не улучшилось ли настроение девушки после их последней встречи. Хотя теперь Джезри, наверное, более сговорчива, поскольку она и другие проходят полную тренировку.

Килашандра первая увидела Бартона, когда забрела в общий холл этажа певцов. Это случилось вечером, когда полные члены Гильдии отдыхали. Несмотря на низкое давление, штормов не предвиделось, а Пассовер, это зловещее соединение трех лун, вызывающее жесточайшие штормы, ожидался через девять недель. Бартон не видел Килашандру со своего места, а другие сидели в дальнем конце гостиной. Усиливающееся зрение имело свои выгоды: она могла первой увидеть и раньше рассчитать обстановку.

Она заказала стакан ярранского пива для себя и кувшин для группы. Правда, ей самой было неприятно, что она вроде бы подкупает их, но предложение, сделанное от души, вряд ли встретит отказ. Тем более — ярранское пиво.

Бартон увидел ее, когда она была уже в двадцати метрах. Он немного удивился, поманил ее пальцем и заговорил с кем-то, скрытым за высокой спинкой кресла. Восклицание — и возник Рембол, встречая Килашандру широкой улыбкой. Чувство облегчения, охватившее ее, заставило качнуться кувшин в руке.

— Не проливай зря доброе ярранское, — мягко заметил он, забирая у нее кувшин. — Не все еще собрались. Кое-кто в лучевой ванне. Шиллауна отправили в Северный континент, где проводится большая часть чистых исследований. Представь, Килашандра, он больше не заикается!

— Ну да?

— Антона сказала, что симбионт, видимо, исправил его нёбо и лексику.

А Рембол-то приветлив, подумала Килашандра, усаживаясь в широкое кресло. Джезри встретила ее появление натянутой улыбкой, Мистра кивнула, Сили и двое других мужчин, имена которых Килашандра не знала, поздоровались. Все выглядели усталыми.

— Что ж, я, по правде сказать, не очень огорчена, что Шиллаун не стал певцом, потому что он наверняка не пропадет в качестве исследователя, — сказала Килашандра, поднимая стакан в круговом тосте за него.

— Значит, ты еще не резала кристалл? — скрипучим голосом спросила Джезри, указывая на обруч на запястье Килашандры, который стал виден, когда она подняла руку.

— Я? Нет, черт побери! — возмущение и разочарование в ее голосе заставило Рембола захохотать.

— Я же говорил тебе, что она не могла на столько обогнать нас. Она всего лишь получила резец в тот день, когда мы ее встретили.

Килашандра откровенно порадовалась обручу, понимая теперь, что это ее «визитка», как на этаже певцов, так и в дружбе.

— Кроме того, Джезри, — резко сказала она, — я еще не одну неделю буду настраивать кристалл и имитировать полеты, прежде чем мне позволят сунуть нос в карту Рядов. А затем начнутся штормы Пассовера!

— Ах, да! — лицо Джезри осветилось, улыбка стала более искренней. — Значит, нас всех свяжет шторм!

Килашандра почувствовала перемену в атмосфере и решила закрепить ее.

— Может, я чуточку опередила вас в тренировке — вы, кстати, знаете, что поранившиеся певцы учат нас только за премию? Хорошо. Так вот, как только вы попадете в руки этих покалеченных резчиков, тогда узнаете, что значит «устать»! Утром резка, потом имитация полетов, а в промежутке зубрежка: правила, параграфы, заявки… — Слушатели застонали. — Ага, вижу, что вы тоже зубрите.

— А еще какие радости нас ждут? — спросил Рембол, и его глаза заискрились почти злобным удовольствием.

Она рассказала наиболее интересное из настройки кристаллов. Она рассказывала подробно, но не совсем, поскольку не упомянула о лестных словах Ланжеки, о своей чувствительности к черному кристаллу и о быстром прогрессе, которого она, кажется, достигла в резке трудных форм. Килашандра заметила, что быть скромной — требует усилий, потому что она никогда не придерживалась такта в музыкальном Центре. Но с этими людьми она проведет всю жизнь, она и так уже почти потеряла их дружбу по не зависящим от нее обстоятельств, так что рисковать не стоило.

Достаточное количество пива и другого бодрящего зелья оживило вечер. Килашандра обнаружила, что готова возобновить с Ремболом старые отношения, и большая часть напряжения последних недель растаяла в веселом и ни к чему не обязывающем разговоре.

В момент полнейшего расслабления Килашандра была на волосок от того, чтобы рассказать Ремболу о черном кристалле Киборгена, но удержалась и позднее объяснила себе свое умолчание желанием не перегружать друга ненужными деталями.

На следующей неделе она намекнула Консере, что лучше она присоединится к своему классу, чем будет ее задерживать.

— Вы меня не задерживаете, — ответила Консера, глядя мимо Килашандры и сердито надув губы. — Эти ребята считают для себя недостойным заниматься со старой певицей. К тому же, я приняла вас из любезности и предпочла бы заниматься с группой. А теперь давайте перейдем к заявкам и контрзаявкам.

— Я знаю эти параграфы вдоль и поперек, с начала и с конца, — сказала Килашандра.

— Тогда начнем с середины.

Поскольку Килашандра действительно знала все о заявках и контрзаявках, чем очень гордилась, она могла мысленно заняться своей самой главной проблемой: как получить сани, как привлечь внимание Ланжеки и получить разрешение резать кристалл. До чудовищных штормов Пассовера оставалось всего девять недель, так что ей надо спешить. Розыски в банке информации насчет послепассоверских проблем показали, что пройдет несколько недель, прежде чем новому певцу позволят охотиться за заявкой. В Рядах станет опаснее, чем когда-либо, из-за разрушений Пассовера. Киборгенская заявка может так измениться, что чувствительность Килашандры к черному кристаллу ничего не даст. Мах-штормы могут существенно разрушить ранее видные хрустальные слои, вызвать глубокие трещины и тем сделать слой бесполезным. Ей надо отправляться как можно скорее.

За последние две недели Ланжеки завел привычку появляться неожиданно, словно он телепортировался. Обычно это случалось, когда она настраивала кристалл под надзором Трега. Однажды он сел в кресло наблюдателя в сани-тренажер, в то время как она «летала» особо опасным курсом. Его присутствие, вместо того, чтобы нервировать, заставило ее великолепно выполнить полет. Ланжеки часто бродил вечерами по общей гостиной, иногда останавливаясь перекинуться словами с той или иной группой, с сортировщиками и техниками. А теперь, когда она так желала его внезапной материализации, Ланжеки словно в воду канул.

На четвертый день она как бы случайно спросила Консеру, не встречала ли она гильдмастера, и получила ответ, что об этом лучше спросить Трега. Но Трега было не так-то легко спрашивать или разговорить, ибо он думал только о работе. Собрав всю уверенность, Килашандра решилась только на шестой день к нему обратиться. Трег дал ей обрезать конуса: накануне она запорола три и очень надеялась в этот утренний урок избежать брака. Сделав рез, она оглядывалась. На четвертый раз Трег нахмурился.

— Вы очень невнимательны. Почему? Что вас отвлекает?

— Я все время боюсь, что появится гильдмастер. Он, знаете ли, появляется, когда я меньше всего ожидаю этого.

— Он на Шанкиле. Следите за своей работой, — коротко ответил Трег.

Так она и сделала, но с меньшим энтузиазмом, чем обычно и радовалась, что завтра выходной. Она почти что решила провести этот вечер и завтрашний день с Ремболом: почти — потому, что ее стремление поехать в Ряды Рембол не мог бы разделить. Трег отпустил ее после изнурительной работы: выражение его бесстрастного лица ничего ей не говорило, научилась ли она правильно резать конуса, хотя по боли во всех мышцах рук она чувствовала, что приобрела некоторый опыт.

Перед послеобеденной летной практикой она захотела принять лучевую ванну, но вместо того позвонила Ремболу: его компания могла оказаться хорошим болеутоляющим для ее сильнейшего разочарования. Ожидая его ответа, она быстро приняла душ, а потом ходила по комнате и удивлялась, куда, к дьяволу, запропастился Рембол. Ее обеденное время почти закончилось, а она еще не ела. Она быстро заказала по блоку питания белковую еду и глотала горячий суп, добавив обожженные губы к списку своих огорчений, а затем спустилась в ангар.

Теперь не только Килашандра пользовалась учебными санями, поэтому она не опоздала. Она знала, что полет занимает только час, но этот час, проведенный на яростном ветру, да к тому же ночью, держал ее в противоестественной настороженности, казался бесконечным, заставляя ее пожалеть, что она приняла бесполезный душ вместо лучевой ванны. Она была довольна, что избежала нескольких «аварий» и без задержки вышла из саней. Она нахально помахала полетному, сидевшему в будке над санями, и прошла мимо следующей практикантки, Джезри.

— Он чокнутый, — сказала Джезри. — Позавчера он три раза «убил» меня.

— Убил, или спас?

— Жаргончик Гильдии, не так ли? — мрачно ответила Джезри.

Килашандра наблюдала, как девушка вошла в сани, и задумалась. Ее еще ни разу не «убивали». Не пойти ли в комнату с дисплеями, последить за «полетом» Джезри? В комнате никого не было, Килашандра следила, как Джезри «взлетает» и почувствовала, что кто-то стоит в дверях. Она повернулась и увидела гильдмастера.

— Как я понял, вы искали меня, — сказал он.

— Вы же на Шанкиле! Трег сказал мне утром.

— Был. А теперь я здесь. Вы уже закончили свои послеобеденные упражнения?

— По-моему, они скоро прикончат меня.

Он посторонился, показывая, чтобы она прошла перед ним.

— Суровость тренировки может показаться чрезмерной, но реальный мах-шторм куда более жесток, чем мы можем имитировать, — сказал он, поворачивая влево, и коснулся ее локтя, указывая дорогу. — Мы готовим вас к самому худшему, что может случиться. Мах-шторм не даст вам второго шанса, и мы стараемся, чтобы у вас был хотя бы один.

— Я по горло сыта этими распоряжениями.

— А вы запомните их. — Его тон был исключительно сух.

Килашандра думала, что лифт остановится на этаже певцов, но он неожиданно пошел вверх, и она от усталости покачнулась. Ланжеки поддержал ее за локоть.

— Следующий северный шторм — это Пассовер? — спросила она, чтобы начать разговор, потому что прикосновение Ланжеки вызвало странный трепет в ее руке. Его появление в комнате дисплеев и так уже взволновало ее. Она искоса украдкой взглянула на него, но его лицо было повернуто в профиль. Губы были расслаблены, а выражение лица не давало никакого намека на его мысли.

— Да, через восемь недель ваш первый Пассовер.

Лифт остановился, панели раздвинулись. Она вошла с Ланжеки в маленький холл. Он повернул вправо, и открылась третья дверь. Большая комната явно служила кабинетом. Стены были покрыты комплексной системой компьютеров. Центр комнаты занимали несколько удобных кресел перед девятью экранами, передающими метеосхемы с планетных погодных устройств и с трех лунных.

— Да, через восемь недель, — сказала Килашандра, глубоко вздохнув, — и если я не выберусь в Ряды за это время, судя по всему, пройдет еще много недель…

Смех Ланжеки перебил ее.

— Сядьте. — Он указал на стоящие рядом кресла.

Пораженная тем, что мастер Седьмой Гильдии смеется, и рассерженная, что не способна проронить ни слова, Килашандра неуклюже плюхнулась в указанное кресло. Ее самоуверенность исчезла. Она услышала знакомое звяканье стаканов и подняла глаза. Ланжеки протягивал один ей.

— Я тоже люблю ярранское пиво. Я родом с той планеты и очень благодарен скартинцу, что он напомнил мне о пиве.

Чтобы не выдать своего смущения, Килашандра сделала большой глоток пива. Ланжеки знал очень многое о классе 895.

— Да, мы должны послать вас в Ряды. Если кто и может отыскать заявку Киборгена, то это, скорей всего, вы.

Она непонимающе уставилась на него. Стакан выскользнул из ее пальцев, и она была благодарна Ланжеки, что он отвернулся от нее, пока поднимал стакан и ставил его на стол.

— Самонадеянность в певце, может быть, и добродетель, Килашандра Ри, но не позволяйте ей овладеть вами до конца. Остальные, между прочим, далеко не глупы и могут сделать такие же выводы, — намекнул он.

— Я и не позволяю. Поэтому я и хочу попасть в Ряды как можно скорее. — Она вдруг нахмурилась. — А вы откуда знаете? Никто не следил за мной в тот вечер. Только вы и Интор знали, что я реагировала на кристаллы Киборгена.

Он долгим взглядом посмотрел на нее: она решила, что это жалость, опустила глаза и сжала пальцы в кулак. Ей хотелось ударить его, или резко вскочить, или вообще позволить себе выкинуть какой-нибудь фортель, чтобы избавиться от обуревавшего ее унижения.

Ланжеки устроился напротив нее и стал разгибать ее пальцы по одному.

— Вы играли на фортепьяно и на лютне, верно? — сказал он, легко ощупывая кончиками пальцев крепкие мускулы ее руки, недостаток перемычек между пальцами, гибкие суставы и загрубевшие кончики. Если бы он не был гильдмастером, Килашандра наслаждалась бы этой полулаской.

Она пробормотала «да», так как не могла молчать, как рыба. Она вздохнула с облегчением, когда он откинулся в кресле и медленно допил свое пиво.

— Никто не следил за вами. И только Интор и я знали о вашей чувствительности к черному кристаллу Киборгена. Мало кто оценивает значение Милки-перехода и видит только одно, что вам каким-то образом удалось избежать дискомфорта, которому они все подвергались.

— Поэтому Антона и пожелала мне удачи.

Ланжеки улыбнулся и кивнул.

— Выходит, это и дало мне возможность так легко определить черный кристалл? И, значит, у Киборгена тоже был Милки?

— Совершенно верно.

— Но, тем не менее, это не спасло ему жизнь?

— На этот раз — нет, — сказал он тихо и включил дисплей, где появился хронологический список. Имя Киборгена значилось в первой трети. — Как я говорил вам, симбионт тоже старится, и это ограничивает его помощь старому и изношенному телу.

Выходит, Киборгену было двести лет? Он не выглядел таким старым! — воскликнула пораженная Килашандра. Она лишь мельком видела лицо пострадавшего певца, но никогда бы не дала ему столько лет. И внезапно осознала, что это сообщение расстроило ее меньше, чем невозможность ехать в Ряды.

— К счастью, человек нашей профессии не замечает течения времени до тех пор, пока какое-нибудь событие не покажет ему, почем фунт лиха.

— У вас был Милки-переход, — выпалила она свою догадку как нечто бесспорное.

Он утвердительно кивнул.

— Но вы не можете петь кристаллу?

— Могу.

— Тогда почему… — она обвела рукой кабинет.

— Гильдмастеры выбираются рано и тщательно обучаются всем аспектам работы.

— Киборген был… но он был певцом. И вы тоже… Не имеете ли вы в виду… — Она вскочила. — Я хочу быть…

Вы бредите.

— Нет, это вы бредите, — ответил Ланжеки с легкой улыбкой и жестом пригласил ее сесть снова. — Успокойтесь. Единственная цель моей личной беседы с вами — заверить вас, что вы отправитесь в Ряды, как только я найду вам пастуха.

— Как… пастуха?

Вообще-то Килашандра довольно быстро соображала и без затруднений воспринимала неожиданность, но странный интерес Ланжеки к ней и то, что он знал о ее намерениях, которые она держала при себе, смутили ее.

— Вот как? Консера не упоминала об этой стороне тренировки? Да, Килашандра Ри, пастух, опытный певец, который позволит вам сопровождать его к рабочему месту, по всей вероятности, к самой малоценной из его заявок, и покажет вам на практике то, что до сих пор было теорией.

— Я по уши набита теорией.

— Чем больше, тем лучше, вы знаете, моя дорогая, потому что теория должна стать рефлексом: от этого может зависеть ваша жизнь. Удачливый хрустальный певец должен переступить через необходимость ради сознательного выполнения своего дела.

— У меня эйдетическая память. Я могу перечислить…

— Если бы вы ее не имели, вас не было бы здесь, — сказал Ланжеки и его тон напомнил Килашандре ранг ее собеседника и важность данного дела. — Столько раз за последние несколько недель Консера говорила вам, что эйдетическая память обычно соединяется с широкодиапазонным слухом? И как часто искажение этой памяти является одним из наиболее опасных аспектов хрустального пения? Чувствительность перегружается, как вам известно, это слишком часто случается в Рядах. Меня не касается ваша способность к запоминанию, меня интересует, насколько вы можете пострадать от его искажения памяти. Для предупреждения искажения вы подвергаетесь и будете подвергаться долгой тренировке. Я также жизненно заинтересован в рекруте, который сделал Милки-переход, настраивает кристаллы настолько хорошо, что даже Трег не находит ошибок, управляет санями так разумно, что полетный офицер задает ему курс, которым сам бы не рискнул лететь, особу, у которой хватает ума попытаться обвести вокруг пальца такого старого ловкача по сокрытию заявки, как Киборген.

Комплименты Ланжеки, хоть и выданные, как сухой факт, смутили Килашандру более, чем остальные сегодняшние события. Она сосредоточилась на том, что Ланжеки действительно хочет, чтобы она поехала за заявкой Киборгена.

— Значит, вы знаете, где я буду искать?

Ланжеки улыбнулся и отхлебнул пива.

— Сдается мне, что вы уже спланировали и отработали вероятную программу. Почему бы вам не повторить информацию, которую вы собрали?

— Откуда вы знаете, чем я занималась? Я думала, что мой личный голосовой код неприкосновенен.

— Так оно и есть. — Сардоническая улыбка появилась на его губах. — Но вы пользовались сведениями о погоде и о характеристике саней, и время, которое вы недавно потратили на такую программу, было зафиксировано. Обычно никто не следит за тем, что делают рекруты и только что поправившиеся певцы: однако если некая особа не только чувствительна к черному кристаллу, но берет скиммер, чтобы шаг за шагом проследить аварию саней, которые везли черный кристалл, наблюдение за ней и проверка ее действий вполне оправданы. Вы не согласны? Дорогая моя девочка, вы очень медленно пьете. Допивайте ваш стакан и пишите вашу программу насчет Киборгена. — Он встал и указал ей, чтобы она села к большому компьютеру. — А я закажу еще пивка и что-нибудь пожевать.

Килашандра быстро пересела и повторила закодированную голосом программу. Если она еще сомневалась, то упрек Ланжеки успокоил ее. Конечно, он хочет получить побольше черного кристалла с киборгенского участка, и если она предлагает Гильдии лучший шанс восстановить потерянное, он будет поддерживать ее во всем.

— Вы знали Киборгена? — спросила она, но тут же подумала, что глупо спрашивать об этом гильдмастера.

— Так же как и всех здесь.

— Часть моей теории заключается в том, — быстро сказала Килашандра, набирая параметры, записанные ею, скорости штормового ветра, на линии аварии Киборгена, — что Киборген летал по прямой.

Ланжеки поставил на выступ консоли стакан пива и поднос с дымящимся блюдом. Снисходительно улыбнулся.

— Ни в коем случае: даже собственная безопасность значила для Киборгена меньше, чем защита его участка.

— Если от него этого и ждали, разве не мог он, находясь в отчаянной ситуации, хоть один раз выбрать прямой курс?

Ланжеки задумался.

— Не забудьте, он вылетел в последнюю минуту, судя по его прибытию, — добавила Килашандра. — Сани работали нормально: медицинский рапорт констатировал, что Киборген страдал от перегрузки чувств. Но, вылетая, он должен был знать из метеосводок, что шторм будет недолгим. И он должен был понимать, что все остальные певцы уже покинули Ряды, так что, прямым ли путем он полетит или нет, за ним никто не будет наблюдать. И он девять лет не работал на этой заявке. Это весьма существенно.

— Не так уже для того, кто пел столько времени. — Ланжеки многозначительно постучал по лбу и посмотрел на дисплей, где ее параметры накладывались на карту района. — Другие ищут западнее предполагаемого вами места.

— Другие? — У Килашандры пересохло во рту.

— Это ценный участок, моя дорогая Килашандра, и я, разумеется, разрешил поиск и остальным. Но вы не слишком огорчайтесь, — добавил он и легко положил руку на ее плечо, — они никогда не пели черному.

— Значит, чувствительность к нему дает мне преимущество?

— В вашем случае, вполне вероятно. Вы были первой особой, коснувшейся кристалла, после того как Киборген вырезал его. Возможно, это настроит вас на пласт. Возможно, я подчеркиваю, но чем черт не шутит. Многое из того, что мы вроде бы должны знать о резке кристалла, таится в параноидных мозгах певцов. Они обороняются против обнаружения их «кладов» и от этого сходят с ума. Но когда-нибудь мы узнаем, как защищать певцов от них самих.

Он остановился позади нее и положил ей руки на плечи. Это прикосновение отвлекло Килашандру, хотя она вообразила, что он хочет в чем-то убедиться или ищет поддержки, потому что следующие его слова были пессимистичны.

— Хуже всего то, моя дорогая Килашандра, что вы совершенный новичок в деле обнаружения и резки кристалла.

Где… — он ткнул пальцем в красный треугольник на карте, — должен пройти ваш предполагаемый полет к его участку?

— Здесь! — Килашандра без колебаний показала на точку, равно отстоящую от северной вершины треугольника и обозначенных саней.

Ланжеки слегка сжал ее плечи, потом резко выпустил их и двинулся по толстому ковру, заложив руки за спину. Он поднял голову, как будто пустой потолок мог дать ему ключ к загадке умирающего хрустального певца.

— Часть Милки-перехода — это родство с погодой.

Спора всегда знает о шторме, хотя его хозяин-человек часто больше доверяет приборам, чем инстинкту. Киборген был стар, он уже не верил ничему, включая свои сани. Он был склонен больше верить родству, чем предупреждающим приборам. — Мягкое выражение лица Ланжеки словно предостерегало Килашандру против такого неведения. — Как я уже говорил вам, симбионт теряет свои способности, когда его хозяин стареет. В вашу программу не вошло то обстоятельство, что Киборген страшно хотел уехать с планеты на время Пассовера, а кредитов у него на это не хватало. Резка черных кристаллов любого размера поправила бы его дело. Даже тех осколков было бы достаточно. По-моему, он, очищая их, обнаружил, что может сделать идеальную резку. Но он игнорировал предупреждения как саней, так и своего симбионта, и закончил резку. И потерял время. — Он снова остановился позади Килашандры, положил обе руки на ее плечи и слегка наклонился к ней, вглядываясь в дисплей. — Я думаю, вы ближе к определению места, чем другие, Килашандра Ри. — Он хохотнул вибрирующим смехом, и звук, казалось, через его пальцы проник в ее плечи. — Ваша свежая точка зрения, еще не испорченная временем, потраченным на то, чтобы перехитрить всех, в том числе и себя. Это уже не так мало. — Он отпустил ее плечи, хотя она вовсе не желала этого, и продолжал совсем другим тоном: — Вас заинтересовал в Гильдии Каррик?

— Нет. — Она повернулась и заметила весьма любопытное и непонятное движение губ Ланжеки. Его лицо и глаза ничего не выражали, но он явно ждал от нее уточнения. — Он сказал мне, что последнее, чего я могу хотеть, это стать хрустальной певицей. Не он один предупреждал меня против этого шага.

Ланжеки вопросительно поднял брови.

— Все, кого я знала на Фьюерте, были против того, чтобы я уехала с хрустальным певцом, несмотря на то, что он спас множество жизней. — Она говорила об этом с горечью, с большей горечью, чем предполагала. Она знала, что если бы маэстро Вальди не вмешался, она и Каррик уехали бы с Фьюерты, и Каррик был бы теперь здоров. Но стала бы она певицей?

— Несмотря на все, что болтают о хрустальных певцах, Килашандра, мы такие же люди, как и все, — с оттенком печали промолвил Ланжеки.

Она посмотрела на него, не понимая, что он имеет в виду: что Каррик спас много жизней, или что он предупреждал ее против пения кристаллам.

Ланжеки подошел к компьютеру и пробежал пальцами по клавишам. Внезапно треугольник, в котором Килашандра надеялась искать, появился на самом большом дисплее.

— Да, тут полным-полно совершенно не маркированных мест.

При увеличении Килашандра ясно рассмотрела пятна на выступах. Это были места заявок.

— Вы можете обыскать целое ущелье, но все-таки пропустить запасы внутри слоя, — сказал Ланжеки, — или, чего доброго, столкнуться с подлинным хозяином заявки. — Он убрал увеличение, и обозначенный район начал медленно уменьшаться, пока не занял своего настоящего места в морщинах камня, окружавшего нишу. — В понедельник вы отправитесь. Моксун не хочет. Он всегда против. Но он хочет уехать с планеты, и недавняя его резка плюс премия за пастырство дадут ему эту возможность. Килашандра, вы слышите?

— Да. Я поеду в понедельник. Моксун не хочет, но за премию…

— Килашандра, вы найдете черный кристалл!

Глаза Ланжеки вспыхнули необычным огнем, словно подкрепляя его слова и силу его убеждения, что Килашандра Ри — агент, которым он может командовать.

— Только если мне чертовски повезет, — засмеялась она, постепенно восстанавливая внутреннее равновесие.

Глаза Ланжеки не отрывались от нее. Он вспомнила старинную историческую драму: мужчина гипнотизировал девушку, бездарь в музыкальном смысле, чтобы она победила в сложнейшем вокальном выступлении. Имя мужчины она не могла вспомнить, но подумала о Ланжеки: Мастер одной из самых престижных Гильдий во всей службе Федерации Планет… гипнотизирует ее, чтобы она нашла черный, чертовски драгоценный черный хрусталь… Нет, это смешно. Только она не сказала бы этого Ланжеки, особенно когда он смотрит на нее таким взглядом, который не вызывает ничего, кроме смущения.

И вдруг он захохотал, да так, что согнулся в пароксизме смеха. Он упал в кресло, запрокинул голову и продолжал смеяться.

Смех его был удивительно заразительным, и она тоже засмеялась тому, что сам гильдмастер так уронил свое достоинство в присутствии ученицы.

— Килашандра, — сказал он, перестав, наконец, хохотать, — я должен извиниться, но выражение вашего лица… Я поставил под угрозу репутацию всей Гильдии? Я очень давно не смеялся.

Тоскливая нотка в его последних словах задела Килашандру за живое.

— У нас на Фьюерте привыкли говорить, что я была бы хорошей комической певицей, если бы не помешалась на ведущих ролях.

— Не нахожу в вас ничего смешного, Килашандра, — сказал он. Глаза его блеснули, и он протянул руку.

— А какое находите? Драматическое?

— Неожиданное.

Он взял ее руку, которую она машинально протянула, погладил большим пальцем ладонь, повернул и поцеловал.

У нее перехватило дыхание от ощущения, которое прошло от ладони к кончикам сосков. Она хотела отнять руку, но увидела на его губах нежную улыбку, когда он поднял голову. Ланжеки старался не показать своих истинных чувств, но рот выдавал его.

Его прикосновение, когда он притягивал девушку к себе, было мягким, умелым и непреодолимым. Он положил ее к себе на колени, головой на сгиб своей руки, снова поднес ее руку к губам и она закрыла глаза от наслаждения нежным поцелуем. Он выпустил ее руку, и она ощутила, как он гладит ее волосы и наматывает локон на палец. Затем он дотронулся до ее груди, легко и умело.

— Килашандра? — тихим шепотом спросил он.

— Ланжеки!

Его рот прижался к ее губам так ласково, что она даже не сразу поняла, что ее целуют. И так было со всем остальным в ее первом опыте с гильдмастером, любящим и чувствующим каждое ее ответное движение.

С ним Килашандра напрочь позабыла о предыдущих любовных опытах…