Дипло

Зебара быстро вел Лунзи по лабиринту улочек, окружавших университетский городок. Несмотря на возраст и несомненные потери физических кондиций, он все еще оставался в прекрасной форме. Их провожали удивленными взглядами. Лунзи не знала, кто был причиной этих взглядов — она или Зебара. Она уже успела запыхаться, когда «тяжеловес» остановился перед домом, ничем не отличавшимся от других.

— Дворец Жири, — объявил он. — Здесь лучшее рагу чооли во всем городе, публика отличается свободой взглядов, а довольно шумный оркестр составлен из не совсем плохих музыкантов. Вам должно понравиться.

Лунзи очень надеялась на это. Рагу чооли, согласно общему рецепту во всей Федерации, готовилось без мяса, но Лунзи никак не могла привыкнуть ко вкусу странных специй, которые добавляли к богатым крахмалом овощам.

Внутри никто не обратил на них внимания. «Обладающая свободой взглядов публика» была занята едой и разговорами. Хотя и здесь слегка попахивало мясом, Лунзи не увидела ни одного мясного блюда. «Не совсем плохие музыканты» возмещали недостаток умения избытком энтузиазма, заглушая голоса своих инструментов воплями восторга или злости. Лунзи не могла сказать, какими именно, но в общем все это создавало вполне эффектный звуковой фон. Они заняли один из кабинетов и заказали рагу чооли с зелеными орехами.

— Вам необходимо кое-что узнать, — начал разговор Зебара, когда принесли рагу и Лунзи попробовала первый кусочек.

— Я слышала, что вы возглавляете местную Службу Внешней Безопасности, — тихо сказала она.

Зебара выглядел удивленным.

— Где вы могли это услышать? Ладно, не имеет значения. Это правда, но известная далеко не всем. — Он вздохнул. — Я понимаю, тем труднее вам…

— Что — труднее?

— Доверять мне. — Его взгляд небрежно окинул комнату, но Лунзи ни за что не поверила бы, что это случайность. — Вам трудно, и я не упрекаю вас, но мы должны работать вместе, иначе будет совсем худо.

— А разве ваши связи с уроженцами легких планет не привлекают к вам внимание?

Лунзи позволила себе немного сарказма. Интересно, насколько наивной он считает ее?

— Разумеется. Но это не имеет значения.

Он съел несколько ложек рагу, пока она пыталась понять подтекст этого заявления. Оно могло означать только то, что политики знают об этом и одобряют. Когда он поднял глаза, Лунзи кивнула.

— Хорошо, что вы поняли. Ваше участие в медицинской команде тоже привлекает внимание, если, конечно, у вас есть свои тайные цели. — Он оставил эту тему, против чего Лунзи не возражала. Какие бы цели она ни преследовала, сейчас важнее всего было выяснить, что имеет в виду Зебара. Она съела еще кусочек: это рагу было намного лучше, чем то, что готовили в столовой исследовательского комплекса. — Я лично просматривал ваш список, — продолжал он. — Одна из задач нашего департамента — проверять списки подобных делегаций, выявляя возможные источники неприятностей. Ничего особенного, это делается на многих планетах. Увидев ваше имя, я не сразу поверил, но когда выяснилось, что это именно вы, вот тут-то и заварилась каша…

— Каша?

— Мои… работодатели… Они захотели, чтобы я встретился с вами, восстановил нашу дружбу и даже больше, чем дружбу, если это возможно. И воспользовался вашей помощью для получения жизненно важной информации.

— Но ваши работодатели… Это же губернатор, не так ли? — Хотя Лунзи читала о здешней обстановке, она не смогла бы с уверенностью сказать, кто является главной политической силой на этой планете.

— Не совсем. Но губернатор знает о них, и это одна из проблем. Я поручился, что вы, несмотря на то, что с вами случилось, относитесь, ну, например, к пиратству, как любой другой гражданин Федерации.

Его речь стала похожа на приглушенное рычание, так что Лунзи с трудом разбирала слова. «Не совсем плохие музыканты» тем временем отвлеклись на глоток какой-то жидкости янтарного цвета в высоких стеклянных бокалах. Лунзи понадеялась, что эта жидкость подействует смягчающе не только на их мозги, но и на музыку тоже.

— Мои взгляды не изменились, — подтвердила она, слегка выделив слово «мои».

— Хорошо. Это именно то, на что они рассчитывали и на что, правда по-своему, надеялся я. — Он сделал большой глоток из своего бокала.

— Вы полагаете, — Лунзи говорила очень медленно, тщательно подбирая слова, — что ваша цель и цели ваших работодателей нуждаются в моей точке зрения даже в том случае, если они несколько различны?

— Можно сказать и так, — улыбнулся Зебара, слегка приподнимая бокал.

«А как сказать это по-другому и что это «другое» будет значить?» — подумала Лунзи. Она отхлебнула из своего бокала, убедилась, что там именно вода, которую она заказывала, затем сказала:

— Хорошо, но что все это значит?

— Боюсь, что здесь об этом мы не сможем поговорить. Я расскажу все, что могу, и мы назначим следующую встречу. — Лунзи нахмурилась, он кивнул в ответ. — Это более чем необходимо, Лунзи, не стоит загадывать слишком далеко. За нами наблюдают. Я настолько в этом уверен, что считаю необходимым продолжить наши дружеские отношения.

— Насколько дружеские? — Вопрос вырвался раньше, чем она сообразила, что именно говорит. Об этом стоило бы спросить позже… или не спрашивать вообще.

Зебара рассмеялся, но смех этот прозвучал немного натянуто.

— Вы помните, какими они были. Возможно, вы помните это даже лучше меня, ведь вы мирно проспали большую часть прошедших лет.

Лунзи почувствовала, что краснеет. Что ж, наблюдатели посчитают это выражением истинных эмоций.

— Вы! Я действительно думаю, что не забыла вас, ничего, ни малейшей мелочи…

Теперь покраснел Зебара. Она посчитала, что это удовлетворит наблюдателя, но настоящее значение ее слов вряд ли дойдет до противника.

А Зебара проговорил, словно читая ее мысли:

— Не беспокойтесь! На этом этапе они пока еще позволяют мне заметить наблюдение. Мы в полной безопасности до тех пор, пока не нарушаем их планы.

«Так их планы или ваши планы?» — подумала Лунзи. Ей хотелось доверять этому человеку: она доверяла тому Зебаре, которого знала раньше. Но сейчас перед ней был новый Зебара: старый человек с полуприкрытыми глазами, имеющий внуков, которых нужно спасти, глава Службы Внешней Безопасности. Так может ли она доверять ему и насколько?

Зебара накрыл ее руку своей, его пальцы побарабанили по ее ладони, и Лунзи поняла, что он пытается передать что-то точечным кодом. Но ведь камера может зафиксировать и эти движения? Но тут его ноготь начертил знак, обозначающий знамя ФОП, а затем — буквы ее имени. Лунзи улыбнулась, пожав его руку и надеясь, что поняла все правильно.

Следующий рабочий день прошел вполне нормально. Что бы Биас ни думал о ее встречах с Зебарой, он молчал и не задавал больше провокационных вопросов. Лунзи вернулась к себе слегка обеспокоенная тем, что Зебара практически ничего не объяснил ей. Но на ее коммуникаторе уже горела лампочка приема. Вчера она дала Зебаре свой номер и потому не удивилась, услышав его голос.

— Вы говорили, что хотели бы послушать нашу музыку, — начал он. — Сегодня вечером играют поэму Зимлаха. Вы пойдете?

— Форма одежды официальная?

— Не настолько официальная, как на приеме во дворце, но…

Лунзи была уверена, что он втайне посмеивается над ее интересом к одежде. Они договорились встретиться через час.

Перед представлением они пообедали в первоклассном ресторане. Большинство посетителей в добавление к самой причудливой одежде сверкали драгоценностями. Лунзи чувствовала себя немного подавленно в своем простом темно-зеленом платье и медном ожерелье с эмалью, которое она носила почти не снимая. Зебара облачился в черную, незнакомую Лунзи форму. Она не знала, был ли этот цвет официальным для Службы Внешней Безопасности или предназначался для того, чтобы пугать инопланетников. В этой форме он казался прямой противоположностью Сассинак. Она представила себе Сассинак в ее обычной белой одежде, с румянцем возбуждения на лице, который ей так шел. Зебара же возвышался рядом подобно черной скале, тяжелый и мрачный, и вдруг он улыбнулся:

— Лунзи, почему вы так странно смотрите на меня?

— Я думала о своей прапраправнучке, — несколько уклончиво и одновременно гордо отозвалась Лунзи. — Вы же говорили, что у вас тоже есть внуки? Разве они не напоминают о себе в самый неподходящий момент и весьма навязчиво? Но вряд ли вы прогоняете их, когда бы они ни появились.

— Это правда, — кивнул он с печальной улыбкой. — А так как мои внуки находятся не так уж далеко от меня, они могут являться не только в мыслях. Маленький Пог, самый младший, однажды удрал от матери в моем… учреждении. Проскочил мимо секретаря прямо в конференц-зал, чем вызвал раздражение помощника губернатора и руководителей нескольких департаментов. Он ухватил меня за ногу и громко заревел, потому что сирены тревоги напугали его. Он поднял такой шум, что охрана решила, что кто-то ранен. — Зебара от души рассмеялся. — Пока я отцеплял его от своей ноги, разыскивал его мать и объяснял охране, что не было никакой особенно изощренной попытки убийства с применением робота или карлика, никто не смог вернуться к обсуждаемым вопросам. А хуже всего было то, что мне пришлось выслушать пространную лекцию помощника губернатора о том, какая дисциплинированная у него семья. Я тогда не стал говорить, что его старшего сына вот-вот арестуют за подготовку мятежа. Вы, конечно, понимаете, что это был прежний помощник губернатора, а не тот, которого вы видели на приеме.

Рассказ о работе отнюдь не успокоил Лунзи. Тот, кто способен знать о предстоящем аресте чьего-то сына и не сообщить об этом отцу, сможет легко ее обмануть. Она заставила себя вспомнить его чувства, относящиеся к его детям и внукам. В этом вопросе он вполне способен понять ее.

— А что было дальше с… Погом, так его зовут?

— Да, это сокращение от полного имени Поглин. Семейное имя родственников его матери. Я попросил проявить снисхождение к нему, он был сильно напуган всей той тревогой и последовавшим за ней хаосом, но его мать чувствовала свою вину за его выходку и пообещала парнишке хорошую трепку дома. Я надеюсь, что это было сказано только в угоду мне. Она… слишком много значения придает табели о рангах.

В том, что Зебара не очень любит свою невестку, не было ничего необычного. Лунзи подумала, не было ли это сказано специально для нее?

— А вы навещали вашу семью после холодного сна? — спросил Зебара.

Лунзи покачала головой и осторожно попробовала стоявший перед ней дымящийся суп. Он оказался совсем неплохим, необычным был лишь его бледно-оранжевый цвет и обилие специй.

— Моя прапраправнучка Сассинак помогла мне добраться до Штаба Сектора. Она сирота и сама никогда не видела никого из своих родственников.

— Ого! Разве это не странно? Почему они не забрали ее? — Он снова прикрыл глаза, словно пряча свои мысли.

Лунзи была уверена, что Зебара знает о ней и ее семье, включая Сассинак, значительно больше, чем показывает.

— Они ничего не знали.

И Лунзи быстро пересказала ему то немногое, что узнала от Сассинак, добавив свое собственное мнение о том, почему ее поиски не увенчались успехом.

— Она боялась, что ее не примут. Флот заменил ей семью. Во Флоте служил и один из моих внуков, Дугал. В семье его считали чужаком. Даже если он приезжал на родную планету, он старался останавливаться где-нибудь еще.

— Вы представите ее?

— Я думала об этом. Ведь прошло больше сорока лет. Я даже не знаю, кто из них жив и где находится, но это будет не так уж сложно узнать. Но она может и не захотеть встречаться с родней, даже с моей помощью. Я ведь до сих пор не знаю, чья она дочь, — у меня не хватило времени выяснить это. — Взглянув на его лицо, Лунзи рассмеялась. — Зебара, вы все это время были со своей семьей, для вас это важнее всего. Но я дважды теряла свою семью на продолжительный срок. Как только я смогу, я постараюсь восстановить связь, но сейчас для меня важнее мое финансовое положение.

— Похоже, ваша прапраправнучка морила вас голодом!

— Не забывайте, что она служит во Флоте и должна выполнять приказы. А я не имею к Флоту никакого отношения.

Впрочем, Лунзи и сама не смогла бы точно определить свой статус. Коромель в свое время завербовал ее, но неизвестно, официально или нет. Мастер медитации явно каким-то образом был связан с Флотом, но был ли он его агентом — тоже неизвестно. Тем не менее Сассинак отправила ее на Льяку как своего офицера.

— Я не голодала, но с тех пор, как покинула Льяку, я не получала денег. Они уверяют, что деньги придут, просто кому-то не хочется платить мне за сорок лет холодного сна… Я же прошу только плату за время бодрствования, но… — Она пожала плечами. — Бюрократы чертовы.

— Трудности случаются со всеми. — Зебара улыбался, но Лунзи не могла понять, почему он так упорно стоит на своем.

Они закончили ужин и отправились на концерт. Должность Зебары предоставила им великолепные места, вежливость билетера и полную тишину вокруг. Лунзи заглянула в программку. Ей никогда не приходилось слышать о Зимлахе и его (или ее?) поэме. На обложке программки красовались два мускулистых «тяжеловеса», поднимающие над головой космический корабль. Лунзи понятия не имела, была ли это сцена из поэмы или эмблема Академии Музыки, и решила выяснить это у своего спутника.

— Расскажите мне о поэме.

— Вы, конечно, ничего не слышали о Зимлахе, композиторе, писавшем это произведение целых двенадцать лет, работавшем с циклом стихов Рудрика. Стихи были написаны во время первой Долгой Зимы на Дипло. Рудрик умер от голода, как и сорок тысяч первых колонистов. Цикл называется «Горькая Судьба» и посвящен испытанию наших сил, обеспечивающих наше богатство. Вряд ли вам понравится либретто, но музыка просто необыкновенная. — Он полуобнял ее, и Лунзи едва не вскочила. — Кроме того, она достаточно громкая, чтобы мы могли спокойно поговорить.

— Это не слишком грубо?

— Да, наверное, — тихо шепнул он. — Но в поэме есть части, которые почти каждого возьмут за живое.

Поэма Зимлаха началась низким стоном струн и деревянных духовых в сопровождении ритмичных ударов какого-то незнакомого Лунзи инструмента: словно кто-то бил молотом по тяжелой цепи. Тихим шепотом она попросила Зебару объяснить, и он подсказал, что это имитация звуков колющегося льда. Зимлах сам придумал этот инструмент, когда писал музыку.

После увертюры на сцене появился огромный хор. Лунзи часто говорила себе, что у жителей тяжелых миров есть творческие способности, но никогда особо не верила в это. Она никогда не видела их произведений искусства, не слышала их музыки. Но теперь, слушая звучные голоса, наполняющие зал, она понимала, какой пристрастной была. У нее не было слов, чтобы выразить свое восхищение.

Ей не понравилась сцена с участием «эксплуататоров» с легких планет. Огромные «тяжеловесы», пытавшиеся изобразить маленьких, хрупких людей, выглядели очень комично. Лунзи вспомнила запись оперы со старой Земли, где огромная женщина с двойным подбородком пела арию нимфы.

Но какие голоса! А она-то считала, что их музыка должна быть тяжелой и немелодичной.

— Это прекрасно, — шепнула она Зебаре в перерыве между сценами.

— Вы удивлены. — В его голосе не было вопроса. Придвинувшись ближе, он добавил: — Не беспокойтесь, я был уверен, что вы удивитесь, и даже больше.

Гимнасты тем временем изображали объединение коммерческих консорциумов, высадивших плохо подготовленных колонистов на планете, где случались, хотя и редко, «тройные зимы». Музыка гонгов сопровождала хладнокровное взвешивание доходов и потерь — весы, на одной чаше которых находились «золотые» слитки, а на другой — тела погибших. Вокруг них кружились танцоры, заставляя чаши весов подниматься и опускаться.

Высокая гравитация не позволяла выполнять парящие прыжки классического балета, но невысокие подскоки использовались великолепно. Зато легкая жизнь богачей в космосе выглядела просто нелепо. Лунзи никогда не видела, чтобы на космическом корабле кто-нибудь возлежал в фонтане, а рядом с ним стоял коленопреклоненный «тяжеловес» с подносом фруктов. Но все недостатки скрашивала великолепная музыка и прекрасные голоса.

Те фрагменты, которые, как обещал Зебара, «любого возьмут за живое», изображали колонистов во время Долгой Зимы. Они боролись с депрессией с помощью песен и любви. Или похоти — Лунзи не была уверена, что именно имелось в виду. Возможно, этого не знали и сами колонисты, но, по крайней мере, они хотели выжить и иметь наследников.

Дуэт следовал за дуэтом, они объединялись в квартет, повторяющий «любовь к жизни, которая согревает сердце». Затем шла ария, исполняемая глубоким, звучным сопрано, трепещущим от отчаяния, медленно взмывающим на недосягаемую, невозможную высоту, через три октавы, к кристально чистому завершению, подчеркнутому взмахом массивного кулака, угрожающего кровожадным эксплуататорам с их кораблями.

Финалом служил хор мужчин-колонистов, выбравших смерть от голода, чтобы их жены и дети смогли выжить, с солистом-тенором, чей голос почти сравнялся высотой с сопрано.

Лунзи почувствовала, как по ее щекам текут слезы.

Голоса постепенно затихли. Музыка и струящийся со сцены густой аромат могли привести в возбуждение кого угодно. Лунзи склонила голову на плечо Зебаре.

— Добрая девочка, — пробормотал он.

Шорох вокруг говорил о том, что остальные тоже изменили позы. Лунзи вдруг обнаружила, что спинки кресел откидываются полностью, а подлокотник между их креслами опустился. Музыка то нарастала, то затухала, свет померк. Похоже, приглашение посетить оперу Зимлаха означало не только наслаждение музыкой…

Думая о том, как бы уклониться от столь явно сделанного предложения, Лунзи вспомнила о декомпрессионном костюме и прыснула.

— Что случилось? — поинтересовался Зебара, обнимая ее.

— Да вспомнила про один недостаток жителей легких миров, о котором забыли ваши режиссеры. — Лунзи изо всех сил старалась сдержать смех. — Часть нашей одежды, очень неудобная в такие моменты.

Зебара рассмеялся:

— Милая Лунзи, я вовсе не хотел принуждать вас. Вы еще достаточно молоды, чтобы забеременеть. Вам ни к чему мой ребенок, а мне — ответственность за него и за вас. Но, по всеобщему убеждению, нам с вами следует шептать друг другу ласковую чепуху. И кому придет в голову, что это не только чепуха?

Это было не самое подходящее место для выяснения, есть ли у Службы Внешней Безопасности Дипло приборы, способные зарегистрировать не только их шепот, но и бурчание в животе. Если нет, то не стоит и беспокоиться, а если есть, то об этом лучше знать Зебаре.

— И как долго это будет продолжаться?

— Некоторое время. Не беспокойтесь, мы получим предупреждение. Это будет сцена с погребением и решение вопроса о том, стоит ли есть тела погибших. Давайте проведем это время с пользой. Мне необходимо знать, что вы хотите выяснить и чье задание выполняете?

Лунзи не сразу смогла ответить. Чтобы кто-нибудь, даже «тяжеловес», так спокойно говорил о каннибализме? Еще одна причина не доверять ему. Язык Зебары коснулся ее уха, привлекая внимание.

— Лунзи, вы думаете, я поверю в то, что ваш приезд сюда — всего лишь попытка избавиться от страха перед уроженцами тяжелых миров? Инцидент на Ирете не мог забыться так легко. И вряд ли вас так уж заботит влияние холодного сна на наш организм, значит, должна быть другая причина. Ваша или чья-то еще, но чтобы обеспечить вашу безопасность, я должен это знать.

— Вы говорили мне, что ваше правительство хочет использовать нашу старую дружбу. Почему вы хотите, чтобы я первой раскрыла карты? — Это прозвучало неубедительно, но трудно было придумать что-нибудь лучшее, помня о каннибализме.

— Я хочу, чтобы мои внуки жили! Я хочу, чтобы у них было достаточно еды, возможность путешествовать, учиться и работать там, где они захотят. Вы хотите того же для своих потомков, в этом мы равны. Но если вспыхнет война между нашими народами, всего этого не будет ни у тех, ни у других, неужели вы не понимаете?

Лунзи кивнула:

— Все это так, но до тех пор, пока вы связаны с пиратами, все останется по-прежнему.

— И еще долго будем связаны, если не появится другой выход. Лунзи, я хочу, чтобы вы стали нашим защитником, нашим делегатом в Совете. Вы пострадали от таких, как мы, но в то же время вы понимаете, что мы можем быть другими. Я хотел бы, чтобы вы сказали: «Дайте надежду жителям тяжелых миров! Позвольте им появляться на планетах с нормальной гравитацией, хотя бы на тех, где они могут жить. Пустите их на планеты класса Иреты, и тогда им не придется их красть!» Но вас послали собрать доказательства того, как мы опасны.

— Не все вы.

Лунзи заметила смутное движение неподалеку и прижалась к Зебаре. Возможно, кому-то захотелось в туалет, а может быть — подслушать их разговор.

— Вы так не похожи друг на друга. Те пациенты, которых я видела здесь, совсем не такие, как те, кто угрожал мне. — Она почувствовала, как напряглось его тело, — Зебара тоже заметил соглядатая.

— Милая Лунзи. — Его слова завершились поцелуем, странным поцелуем, какой мог подарить своей внучке любящий дед. Затем он вздохнул, потянулся, словно у него слегка затекли мышцы, и снова провел рукой по ее волосам. — Пожалуйста, скажите мне, кто послал вас?

Она решила, что лучше рассказать все, что он, если его люди времени зря не теряли, мог и сам узнать из сообщений Флота.

— Сассинак. Ей было необходимо узнать, действительно ли губернатор Дипло замешан в высадке на Ирете. Так думал Крусс, капитан того корабля, текам удалось это выяснить. Она считает, что Флот имеет право вызвать губернатора в суд, ведь скоро начнется слушание дела Танегли.

— Черт! Мы так и думали. Но как вы, врач, можете выяснить это?

— А я рассказывала Сассинак о вас. Она сказала, что я должна попытаться.

На самом деле все было не совсем так, но если Зебара решит, что ее впутали в это дело против воли, он будет относиться к ней с большей симпатией.

— Понятно. Ваша прапраправнучка, будучи профессионалом, не сочла нужным посчитаться с вашими чувствами и желаниями. Не очень-то она чуткая, ваша Сассинак.

— Нет-нет, она очень чуткая, — быстро возразила Лунзи, — только… только для нее прежде всего — долг.

— Что весьма похвально для офицера Флота, но не для той, кто обязан вам своим появлением на свет — можно было бы повести себя и попочтительнее.

— Все это действительно не просто, — согласилась Лунзи. — Но она старше меня — по количеству реально прожитых лет, и для нее небезопасно считать старшей меня. Для меня — тоже. — Она почувствовала неудобную складку под ногой. — Но именно поэтому я здесь.

— А я уполномочен предоставить вам сведения, которые вы ищете, и просить вас вывезти контрабандой еще больше. Но вместо этого вы получите коммерческую информацию огромной ценности. Вас обвинят в промышленном шпионаже и отпустят лишь тогда, когда вы уже не сможете свидетельствовать против Танегли. Так что ваши записанные показания будут не так уж и эффективны, да если еще и Кай с Вариан не появятся на суде…

— Почему?

— Они продлили контракт с ИОК? Не так уж трудно отправить специальный корабль, чтобы привезти их на сессию суда, и ненамного сложнее, конечно, для тех, у кого есть такая возможность, сделать так, чтобы они опоздали. Или не прилетели вовсе.

Лунзи содрогнулась. Как предупредить Кая и Вариан? Почему она не подумала об этом раньше? Она была уверена, что им, как гражданским специалистам, позволят остаться на Ирете и исполнять свои новые обязанности. Она должна была хотя бы поинтересоваться…

— В этом заинтересованы не только жители тяжелых миров, — прошептал Зебара, словно услышав ее мысли. — Вы знаете, что есть и другие?

Лунзи кивнула.

Любая торговая организация будет иметь куда больше прибыли, если контроль за ее действиями отсутствует. И среди людей, и среди инопланетников. Лунзи никогда не слышала об идеальном обществе, в котором нет ни преступников, ни преступлений. Разве что ссли: ведя сидячий образ жизни, как могут они хоть кому-то причинить вред?

— Сетти! — пробормотал Зебара. — Они используют нас, делая вид, что сочувствуют нашей судьбе, судьбе подвергнутых генетическим изменениям. И презирают нас.

Она снова кивнула, пытаясь осмыслить сказанное. Сетти ненавидели людей из Федерации. Они казались более чужими, чем вефты или рикси. Они уничтожили одну планету вефтов и утверждали, что сделали это случайно, не зная о том, что планета заселена. И еще теки…

— Все это похоже на треугольник, — продолжал Зебара, слишком усердно гладя ее волосы — кто-то снова прошел мимо. — Наш губернатор работает на синдикат Пралюгана уже больше двадцати лет, получая за это деньги, акции и посты для своих родственников. Синдикат осуществляет поддержку его внешней разведки, экономическую поддержку и даже — личную армию. Поставлял экипажи на незаконно вооруженные корабли — для борьбы с Флотом. Ваша Сассинак представляет для нас огромную проблему. Она слишком хорошо ладит со своими офицерами из тяжелых миров, настолько хорошо, что некоторые наши юноши начали мечтать о Флоте. И это еще не все. А сколько кораблей она уничтожила?! У сетти есть свои причины ненавидеть ее, хотя мы до сих пор не знаем, какие именно. Им нужна часть захваченных нами планет, в первую очередь те, на которых не могут жить люди. Они вложили свои деньги в синдикат, а синдикат часть из них передал нам.

Слишком много информации для одного раза.

— Что вы хотите от меня? — спросила Лунзи.

— Чтобы вы предоставили Совету факты, а не те наполовину фальсифицированные данные, которые надеялись получить. Вы должны улететь раньше вашей исследовательской команды, словно убегая с полученной информацией. Если вы не сделаете этого, будет ясно, что мне не удалось вас убедить. Но вы можете бежать даже раньше, чем они ожидают. Тогда я заявлю, что вы обманули меня.

Эти слова не сулили ничего хорошего. Никто из уроженцев легких миров не сможет незаметно покинуть планету. За ней наверняка следят, и если она попытается сделать что-то не то, они потребуют, чтобы Зебара был наказан. А если станет известной ее настоящая цель, это погубит их обоих. Она попыталась объяснить это Зебаре, очень быстро и тихо.

Нет, он и не думал, что она полетит под своим настоящим именем, так, как это делают все пассажиры. Он имел в виду какой-то другой, менее очевидный способ. Варианты, словно в кино, проходили перед ее глазами. В грузовом отсеке? Но инфрасканеры найдут ее очень быстро. Или… Она окаменела. Откинулась назад, пытаясь рассмотреть выражение лица «тяжеловеса» в темноте зала.

— Только не холодный сон! — Она постаралась, чтобы слова не прозвучали слишком резко.

— Простите.

— Нет, — повторила она тихо, но жестко, показывая, что не станет даже разговаривать об этом.

В этот неподходящий момент мягкая, страстная музыка стихла, наполнив зал тишиной, прерываемой только шорохом одежды. Удар барабана, медленный, неумолимый, возвестил о страшном событии. Спинка ее кресла поднялась, подлокотник вернулся на место. Прозвучал второй удар, тяжелый, пронизанный печалью. Печальные ноты духовых вторили ударам барабана. На сцене, в свете юпитеров, лежали живые и умирающие. Жертва была напрасной, они все должны умереть. Детский голос, пронзающий, словно игла, просил есть. Лунзи вздрогнула. Отвечающий ему альт был полон скорби.

Неужели все было именно так? Не могло быть! Однако жесткая рука сидевшего рядом человека утверждала, что это было. Он верил в это, как и в то, что будущее может оказаться столь же суровым. Лунзи судорожно боролась с тошнотой. Если они действительно покажут каннибализм… Но они не сделали этого. Хор печальных женщин и голодных детей. Кто-то предлагает, остальные протестуют, и все это, как часто бывает в операх, чуть дольше, чем требуется, чтобы убедить зрителей в их искренности.

Одна за другой женщины поддавались ужасу, когда трясущаяся рука ребенка указала на косматое, неуклюжее животное, которое на сцене изображал одетый в шкуру робот. Эти животные были исконными обитателями местной тундры. Но вот женщина, которая предлагала пропустить через синтезатор мясо мертвых, набросилась на животное и убила его, хотя и пострадала от его шести рогов. Тогда выжившие поняли, что они должны убивать животных.

Лишь одна из них защищала запреты Федерации и уговаривала соплеменников не делать этого. Она препятствовала отправке сообщений и покончила с собой, объяснив, что ни она, ни ее нерожденный ребенок не будут есть мясо существ, которые могут быть разумными.

«Никто из моего рода не прольет крови чувствующих существ, которые дороги мне…»

Внезапно Лунзи поняла, что все это действие произвело на нее куда большее впечатление, чем она ожидала. Произошла ли трагедия на самом деле или нет, она вызывала уважение и сожаление. И многое объясняла в жителях тяжелых миров. Человек, который вырос, видя такое, слушая эту музыку, действительно мог поверить, что жители легких миров бросили сорок тысяч человек умирать от холода и голода лишь потому, что спасти их было непросто и что это спасение сильно уменьшало их доход от освоения Дипло. Такой человек просто не сможет доверять жителям легких миров и будет презирать их гастрономические причуды.

«А смогла бы я есть мясо, даже пропущенное через синтезатор?» — спросила себя Лунзи. Она вспомнила свою беременность и те времена, когда Фиона была толстощекой малышкой. Нет, она ни за что не позволила бы, чтобы ее дочь голодала.

В финале эксплуататоры вернулись в теплое время года убедить колонистов отказаться от увеличения рождаемости и варварской привычки есть мясо. Об этом пропела своим детям и внукам седая женщина, и казалось, что ее арию, со всеми этими звенящими фразами и стремительными переходами звука, не смог бы исполнить ни один человек. Колонисты отказались подчиниться их требованиям, правилам и законам, требуя справедливости.

Эксплуататоры стали размахивать оружием, и тогда колонисты с презрением подняли их над головой — Лунзи впервые увидела таких маленьких «тяжеловесов» — и подбрасывали до тех пор, пока те не затряслись от страха. Тогда двое колонистов схватили их космический корабль вместе с экипажем и вышвырнули в космос. По крайней мере, зрителям так казалось. Лунзи была уверена, что какой-то хитрый механизм просто убрал его со сцены.

Упал занавес, и вспыхнул свет. Зебара обернулся к ней.

— Ну, что вы теперь думаете о Зимлахе? — Его грубый палец коснулся ее щеки. — Вы плакали.

— Конечно. — Голос Лунзи все еще был резким от бушевавших в ней эмоций и даже ей самой показался брюзгливым. — Если все это правда… — Она покачала головой. — Это было великолепно и в то же время ужасно, и слезы — просто надлежащая реакция. — То, что она хотела сказать, было равносильно бунту или вовсе лишено смысла. — Какие голоса! И подумать только, я никогда об этом ничего не слышала. Почему такая потрясающая вещь не известна никому?

— Нам казалось, что другим это неинтересно.

— Музыка есть музыка.

— А политика — только политика. Пойдемте, если хотите, я познакомлю вас с Этрид, одной из тех, кто вызвала ваши слезы.

Разве она могла ответить «нет»?

Авторитет Зебары позволил им легко попасть за кулисы. В быту голос Этрид был не менее приятным, чем на сцене. Лунзи не слишком часто встречалась с актерами и совсем не ожидала такого приема: Этрид холодно улыбалась и благодарила ее за комплименты, ясно давая понять, чего они стоят в устах представительницы легких миров. Но как она мурлыкала с Зебарой, прихорашиваясь у него на глазах! Лунзи почувствовала внезапный и абсолютно необоснованный укол ревности. Улыбка Этрид стала еще шире.

— Не обращайте внимания, Лунзи. У него так много друзей!

Она указала на свое ожерелье, которое прямо-таки восхитило Лунзи. Зебара быстро обнял певицу на прощанье и вышел из комнаты вместе со своей спутницей. Когда они отошли достаточно далеко, он прогудел, наклонившись к ней:

— Она именно такая, какая есть, но я не знаю ни одной женщины, с которой провел бы ночь охотнее, чем с ней. Однако ей не слишком нравится видеть меня с другой, тем более если это женщина из легкого мира.

— Тем более после такой роли, — отозвалась Лунзи, пытаясь справиться с ревностью и рассуждать разумно. Сейчас ей вовсе не хотелось в постель к Зебаре, если у нее вообще было когда-то подобное желание. Ревность в подобной ситуации была по меньшей мере странной.

— И я не покупал ей то ожерелье, — продолжал Зебара. — Это был сын предыдущего помощника губернатора, тот, о котором я говорил.

— Все в порядке.

Лунзи предпочла бы закрыть эту тему. Она напомнила себе, что ее не интересует, что делает Зебара с певицей и кто покупает ей драгоценности или что сделал сын помощника губернатора. Значение имело только ее задание, его цель и поиск возможности избежать еще одной порции холодного сна.